Эта тайна (гет)

— Послушай, а кто у тебя патронус? Я тогда не смогла рассмотреть, — как бы между делом спросила Аврора, бесцеремонно опустившись ему на колени, пока Снейп пил кофе в ее комнатах. Летом, когда занятия уже окончились, а время отпусков еще не наступило, завтрак можно было и пропустить, что Снейп иногда и делал. А вопрос о форме его патронуса волновал ее с той самой ночи.

— Разобралась бы со своим зрением и знала бы, — поддел Северус, приобняв Аврору одной рукой.

— Магия бессильна над проблемами с глазами, — пояснила она.— Так кто это был? Я видела четвероногое животное. Только не говори, что это козел!

— Козел у Аберфорта из Кабаньей головы, — продолжал уходить от темы Снейп.

Говорить об этом не хотелось, хотя он понимал, что Аврора, конечно, не отстанет.

Она подавила смешок, Северус тоже улыбнулся, и они все-таки синхронно рассмеялись, так как Аберфорт действительно и внешне походил и как личность слыл тем еще козлом.

— Я раньше боялась, что ты просто не можешь его вызвать, — уже без шуток продолжила женщина. — Так кто это был?

Снейп внимательно посмотрел ей в глаза. Северус не мог представить, что однажды сможет спокойно говорить об этом с другим человеком, но после нескольких месяцев жесткой ругани с регулярными упоминанием имени его первой любви, почему-то стало легче. Каким-то удивительным образом эти ссоры сняли табу с того, о чем прежде даже думать было больно.

— Ну скажи… — попросила она.

Северус очертил указательным пальцем контуры ее скул. Аврора была женщиной проницательной. Она, конечно, догадается, что к чему, она ведь и так все поняла. Да и лгать ей не хотелось. Снейп по-прежнему доверял ей.

И он признался.

— Лань.

Аврора широко распахнула от изумления глаза.

— Шутишь!

— Нет. И на этом давай закроем тему.

Она послушно уткнулась носом ему в шею и задумалась, а Снейп крепко прижал ее к себе и стал ласково гладить ее по спине, пытаясь без слов показать, что и она значит для него очень много. Северуса и самого тяготило то, что Аврора знала теперь о другой его любви, но избавить ее от этого он не мог, как и соврать, что та другая уже ничего не значит. Наверное, стоило признаться и о том, что за вина лежала на душе, но это было уже выше его сил. И Снейп был благодарен, что она больше не задает вопросов. Но тут Аврора выпрямилась и посмотрела на него так, словно видела первый раз в жизни.

— Какая же я была идиотка! Я раньше грешным делом предполагала, что у тебя паук или змея, или грифон… словом, кто-то опасный и агрессивный. И я еще наивно считала, будто знаю тебя! Как я могла так ошибаться? Ты ведь действительно — лань!

Снейп поморщился. Чепуха какая.

— Аврора, прекрати.

Слушать эти глупости было странно. Северус всегда считал Аврору умной женщиной, а тут она несла откровенный бред. Лань означала совсем другое.

— Почему? — спросила она так ласково, что он не смог больше ворчать. — Ты когда-нибудь видел оленей? Ты хоть представляешь себе, что это за животные?

Снейп молчал. В зоопарке в раннем детстве может и видел, но либо не помнил, либо не придал значения. А в лесу у Хогвартса водилось больше магических тварей, чем обыкновенных.

— А я видела! В заповеднике на континенте… Там люди кормят диких оленей с рук, потому что они доверяют им как дети… И ты ведь такой же, если закрыть глаза на то, как настырно ты пытаешься от себя всех отпугнуть… Ты именно такой… — она не стала пояснять вслух, что подсмотрев то воспоминание, прекрасно поняла, почему при общении с другими людьми Снейп так отчаянно защищался, даже когда опасности не было. Ему проще было превентивно плюнуть ядом, лишь бы другой человек не смог приблизиться и ранить. Как долго он боялся поверить, что нравится ей? А поверив, оставил пароли от своих комнат, положил перед ней стопку личной корреспонденции и открыл доступ к своему счету… И, в общем-то, ничего не просил взамен. Аврора вспомнила, как неожиданно трогательно он поначалу смущался ее дерзости в постели. Потом, как прятал метку, и ее осенило, что тогда он боялся быть отвергнутым женщиной куда больше, чем она быть убитой любовником-Пожирателем Смерти. — Нет, ты же действительно лань! Причем, именно лань, а не олень! Ведь если задуматься, то ты же совершенно не агрессивный человек. Ты же никогда первый на рожон не полезешь… — Аврора продолжала воодушевленно говорить, перебирая в мыслях воспоминания, и Снейп смотрел на нее с теплотой. Самое удивительное, что в ее словах даже была какая-то логика, но все это разбивалось о правду, которую Северус знал, но не мог ей сказать.

— Ладно, лань — так лань, заключил он, так как спорить было бесполезно. — У меня сейчас кое-какие дела в Лондоне. Я вернусь, наверное, только после обеда.

* * *

Глотая слезы, Гермиона бежала по темной улице респектабельного района Лондона. Она не верила, что все это происходило с ней. Скорее это походило на кошмарный сон. Она вспоминала, как мама вытряхнула ее сумку, вывалив на пол гостиной бесчисленное количество ее личных вещей и снова захотелось кричать от беспомощности. Наркотики! Как мама могла только подумать, что Гермиона связалась с наркотиками?! А доказать, что сложенные в пакетике с зиплок замком высушенные листья лунной златоглазки она сама собирала, чтобы попробовать сварить обезболивающее зелье для Гарри, чтобы шрам не так болел, Гермиона никак не могла. Почему-то имя Гарри только сильнее заводило родителей.

Почувствовав колющую боль в боку, она остановилась и наклонилась, пытаясь отдышаться, но из-за накатывающих рыданий успокоиться не выходило. Как так вышло, что за какой-то год родители стали ей как чужие? Как они могли перестать доверять ей? Как им в голову могло прийти то, что они ей наговорили?

И Гермиона плакала от обиды, несправедливости и от жалости к себе, этого ведь никто не видел.

— Вы в порядке, мисс? — спросил ее кто-то.

Гермиона подняла голову и увидела перед собой магловского полицейского на вид немногим старше двадцати. Шмыгнув носом, она кивнула.

— Может быть, вам необходима помощь, мисс? — спросил сотрудник правопорядка, косясь на деревянную палочку в руках девушки. — Вы волшебница? — попытался пошутить молодой человек.

Гермиона, смахнув слезы, тоже посмотрела на свою палочку. Выглядело все это, конечно, глупо. Колдовать-то нельзя, зачем она только вытащила ее?

Впервые в жизни мисс Грейнджер не представляла, что ей теперь делать. Отличницы ведь не сбегают из дома…

— Вас проводить домой, мисс? — не унимался полицейский. Парень был довольно молодой и простой. — Вы можете мне ответить?

Но ей не хотелось ничего говорить. Лучше уж притвориться глухонемой, раз ее все равно никто не понимает. Гермиона снова посмотрела на палочку, испытывая невероятно сильное желание проклясть полицейского и будь что будет! Ничего подобного она никогда прежде не испытывала. Кажется, она начинала понимать, что чувствовал Гарри, когда сбегал из дома и колдовал в каникулы, несмотря на запреты.

Нет, домой ей никак нельзя, иначе она никогда не увидит больше ни Гарри, ни Рона.

Она не поняла, как это вышло, но рука с волшебной палочкой будто сама поднялась на вежливого полицейского. Молодой человек улыбнулся, не видя в этом действии никакой угрозы. Но в то же мгновение из-за поворота молниеносно вырулил высоченный двухэтажный автобус. С подножки спрыгнула девушка в короткой бордовой юбке и ярко-салатовом шарфике в полоску и махнула палочкой в сторону магла.

— Привет! Вот уж не ожидала, что ты такое выкинешь! — крикнула волшебница.

Гермиона даже не сразу признала Тонкс, с серыми тусклыми волосами мышиного цвета ее было не узнать. — Давай, залезай, подвезу до дома!

— Туда я не вернусь, — твердо сказала Гермиона. — А ты не можешь отвести меня в Нору?

Тонкс помолчала, обдумывая ситуацию. А магл-полицейский так и стоял в прострации на тротуаре.

— Сомневаюсь, если честно. Тебе ведь еще нет семнадцати… по уму нужно разрешение родителей… А что случилось? Залезай, расскажешь. Стэн, отвези нас в какое-нибудь кафе, а?

Гермиона улыбнулась. Чем ей нравилась Тонкс, так это тем, что она всегда была готова посмотреть на ситуацию с другой стороны.

— Они не хотят отпускать меня в Хогвартс, — призналась через четверть часа Гермиона, держа в руке питу, набитую нашинкованными овощами и жирным копченым мясом. Единственным кафе, работающим в их районе в такой час, оказалась небольшая дюнерная-закусочная, где ночами торчали арабские эмигранты.

— Ты им что ли про Министерство ляпнула? — буднично спросила Тонкс, смачно откусывая от своей порции. Несмотря на заметно потускневший вид, аппетит у нее остался прекрасный. И судя по тому, каким тоном Тонкс задала вопрос, своим родителям она тоже рассказывала далеко не все.

— Нет, ты что! Я не знаю, с чего они так решили. Сначала мы вообще не говорили про Хогвартс. Мы же ездили втроем на неделю в Грецию. Ну… там раскопки, исторические развалины и пляжи… — попыталась было объяснить Гермиона, так как привыкла, что волшебники мало что знали о мире маглов.

— Ясно, скукота! — резюмировала Тонкс.

Гермиона хотела было осудить ее — раскопки это же интересно. Особенно здание библиотеки, от которого сохранились три колонны с фасада… — но не стала.

Увы, Нимфадора была права. Гермионе было там невыносимо скучно, хотя прежде, в детстве, она любила путешествовать с родителями, правда, пляжный отдых они не очень-то жаловали. Но сейчас мир без магии казался ей невероятно блеклым и бессмысленным.

Впрочем, дело было не только в этом. События минувшего учебного года, кажется, только начинали укладываться в голове, хотя то, что в Министерстве Магии она могла погибнуть, Гермиона по-прежнему не осознавала. Смерть Сириуса она тоже не видела, а при том, что они и до этого общались не много, по-настоящему горевать о нем не выходило. Тем не менее, все это не отменяло того, что пятый учебный год закончился сильным стрессом. Но пока она оставалась в Хогвартсе и обсуждала произошедшее с Роном и молчаливым Гарри, ей было комфортно, потому что фактически она все еще оставалась в гуще событий.

Дома Гермиона неожиданно оказалась наедине с собой. Внезапная поездка на магловский курорт не помогала забыться, а скорее наоборот, подчеркнула несоответствие того, что творилось на душе, с тем, что происходило вокруг.

Наверное, родители хотели как лучше, только с чего они вдруг потащили ее в июле, в самую жару на море, купив горящие путевки. Прежде им такое в голову не приходило. Не говоря уже о том, что она, кажется, оказалась единственной почти семнадцатилетней девушкой, которая торчала тут с родителями.

С другой стороны, мать и отец были Гермионе как никогда нужны. Ей хотелось поговорить, рассказать о том, что тревожило, но она не могла подобрать слов. А беспокоило ее многое. Например, то, что до окончания Хогвартса оставалось два года, но, столкнувшись с выбором профессии, она впала в ступор. Как ни странно, но ближе всего ей показалось самая малопрестижная работа по связям с маглами. Для этого не требовалось всех тех высоких оценок, за которые она так переживала. Да и высшее зельеварение, на которое она теперь боялась идти, тоже не нужно. Но то-то смеху будет: лучшая ученица курса пошла туда, где нужен минимальный проходной балл. Мальчишкам сказать о своих сомнениях она тогда постеснялась, а они вопросов и не задавали. Даже не поинтересовались, что она выбрала… К тому же, ее ведь всегда учили добиваться лучшего. Поэтому при разговоре с деканом она указала на сферу обеспечения магического правопорядка (профессия магического юриста показалась ей довольно редкой, престижной и высокооплачиваемой), впрочем, целительство она тоже рассматривала… Деканша тогда удивленно вскинула брови: магическая медицина, мол, никак не пересекается с карьерой в министерстве, но предложила в таком случае оставить пока все предметы, что Гермиона и сделала. Ведь по сути Гермиона просто не знала, что выбрать, потому что свою жизнь хотелось посвятить чему-то по-настоящему стоящему, но таких вариантов она пока не видела.

Ее беспокоило то, что на душе после полугода вздыханий по очередному любимому учителю остался настолько тяжелый осадок. Поэтому она старалась об этом не думать, заталкивая эти мысли подальше. Так ведь проще, все равно поговорить-то не с кем. Мать все равно не поймет и разочаруется, а расстраивать родителей ей не хотелось. Гермионе нравилось, что мать с отцом гордятся ей и считают идеальной дочкой. Вернее, как выяснилось, считали… Хватит того, что о ее ужасном поведении знал профессор Дамблдор, только он говорил тогда о чем-то светлом и прекрасном, а у нее на сердце лежали совершенно другие чувства.

Но об этом пока не надо! Впереди оставались еще два месяца лета, в течение которых она точно не встретится с профессором Снейпом, а в сентябре надо просто отказаться от высших зелий. От одной мысли о том, что ей придется еще хоть раз посмотреть профессору Снейпу в глаза, становилось не по себе и хотелось провалиться под землю.

А может он уволится?

Нет, лучше делать вид, что ничего и не было!

И все же поговорить с кем-то взрослым, кому можно довериться, было необходимо. Конечно, в идеале этот кто-то должен понимать реалии магического мира и не падать в обморок при упоминании убийственных заклятий. Но такого человека рядом не было. Поэтому, сидя в светлой гостиной съемных апартаментов с видом на Эгейское море, она все-таки попробовала поделиться с матерью о своих приключениях в Министерстве Магии. Мягко и осторожно, опуская важные детали, стараясь не сболтнуть лишнего.

Миссис Грейнджер кивала и поддакивала, но телевизор выключать не стала. И чем дольше Гермиона говорила, тем бессмысленнее ей казался этот монолог. Ее попросту не слушали. И в конце концов она замолчала…

Родители все больше раздражали, беседуя между собой о какой-то несущественной ерунде, бытовых проблемах, обсуждая качество уборки в номере и цены на местные фрукты. Гермионы рядом будто и не было…

А по возвращению в Лондон родители огорошили дочку планами на переезд в штаты. Причем новость эту они преподнесли как уже принятое решение. Якобы там с бизнесом попроще, а она сможет продолжить обучаться в магловской школе или, если хочет, там же есть тоже «что-то вроде этого твоего Хогвартса», она же сама им рассказывала.

Подсознательно Гермиона давно боялась этого и в глубине души ожидала, что так однажды и будет.

Аргументы о том, что Хогвартс значит для нее слишком много ни мать, ни отец не воспринимали. Они просто все решили за нее, даже не спросив. Они ведь родители, им виднее. Гермиона, привыкшая к тому, что мать всегда давала ей право на принятие решений, не могла поначалу найти слов. Так несправедливо с ней еще никогда не поступали. Ей, мол, нет и семнадцати, «знаешь еще сколько в жизни будет мальчиков»…

— Охренеть, — выкатила глаза Тонкс, слушая Гермиону. — Охренеть! Они же у тебя вроде хорошо относились к Гарри и Рону?

Гермиона отогнала муху от дюнера. Плакать она давно перестала, теперь ее разбирала злость и обида.

— Я тоже так думала.

Гермиона даже попыталась напомнить родителям, кто такой Гарри, и сколько они вместе прошли. Приключения первого курса она по детской наивности родителям еще рассказывала. Но тут отец, поначалу не принимавший особого участия в разговоре, оторвался от чтения газеты и заявил, что навел справки о Поттере, и не одобряет дружбу с этим сомнительным молодым человеком с преступными наклонностями. Гермиона окончательно потеряла дар речи, а мистер Грейнджер продолжил, что выяснил адрес парня и съездил побеседовать с его родственниками. Петуния Дурсль произвела на отца Гермионы довольно приятное впечатление.«Хорошая, респектабельная семья, на которую свалилась опека за сложным ребенком». А учитывая, что часть историй, рассказанных Миссис Дурсль по фактам совпала с тем, что мистер Грейнджер слышал от дочки, сомнений не осталось. И то, что в этом году с Гермионой произошло в Министерстве, несомненно является дурным влиянием этого парня и его сомнительного дружка.

— Вот, значит, как? Что же вы каждый раз так расшаркивались с мистером и миссис Уизли при встрече? — выпалила Гермиона. Ее поражало лицемерие собственных родителей.

— Это элементарные нормы вежливости, — серьезно сказала мать. — Неужели ты думала, что отцу понравятся люди, которые едва ли не пальцем тыкают «Вы маглы?! Настоящие маглы!»

Гермиона была потрясена, она не ожидала, что родители запомнили ту встречу в таких деталях.

— Между прочим, мистер и миссис Уизли как раз очень хорошо относятся к маглам!

— Ты теперь тоже нас так называешь? — прицепилась к ней мать.

— Ну… в этом нет ничего такого, — оправдывалась Гермиона. — Просто волшебники…

— Конечно, мы теперь для тебя не указ! Ты же волшебница! — заводилась мать.

— При чем тут это?! Глупости! — Гермиона тоже начала не на шутку злиться. — Мистер Уизли ничем не лучше и не хуже вас! Вот, что я имела в виду…

— Ты можешь себе представить, чтобы отец с кем-то подрался в публичном месте?

Мистер Грейнджер, кивая, фыркнул.

— Милая, — продолжила миссис Грейнджер. — Я понимаю, что тебе нравится этот Поттер, хулиганы часто нравятся хорошим девушкам, но поверь мне, это не единственный мальчик на свете… Есть мальчики куда лучше!

ЧТО? — вспылила уже в конец заведенная Гермиона. — Да вы понятия не имеете, какие мальчики… кхм… мне нравятся! Гарри мне просто друг!

— Думаешь, мы с отцом ничего не понимаем?

— Не понимаете! — вспылила в отчаяньи Гермиона. — Может мне только взрослые мужчины нравятся, а вы и понятия не имеете, потому что ничего обо мне на самом деле не знаете!

Ей хотелось больно уколоть родителей и сказать то, что ее в глубине души беспокоило. Но в итоге от этих слов стало гадко, будто она окончательно обесценила собственные переживания, будто они и вправду ничего не стоили. В довершение всего миссис Грейнджер так красноречиво переглянулась с мужем, что Гермионе захотелось заплакать.

— А тебе действительно только взрослые мужчины нравятся? — спросила Тонкс, с интересом слушая рассказ Гермионы.

— Нет, — сказала Гермиона, смекнув, что сболтнула лишнего. — Если честно, мне, кажется, вообще никто не нравится. Лучше заниматься учебой, — и отчасти эти слова тоже были правдой, потому что Гермиона и сама не понимала, что творится у нее на сердце.

— Моя мать описалась бы от счастья, если бы такое от меня услышала, — Тонкс оглянулась на арабов за высоким столиком у витрины.

Гермиона с недоверием посмотрела на Нимфадору. Так неуважительно о своих родителях она не могла отозваться даже сейчас. Это немного отрезвило. Все же не стоило так откровенничать с Тонкс, с людьми вообще надо поосторожнее.

— Слушай, а как ты узнала, что я сбежала из дома? — перевела тему Гермиона, тем более, ее действительно это волновало.

— Меня Дамблдор прислал, — как ни в чем не бывало буркнула Тонкс.

— Что? — обалдела Гермиона. — За мной следят? Как за Гарри прошлым летом?

— Ну привет! Я думала ты догадалась, что на всех маглорожденных теперь слежка. Не оставят же вас без присмотра после того, что случилось в Министерстве! — Тонкс снова покосилась на арабов и незаметно достала из кармана магловский проездной на наземный транспорт. — Ого! Похоже, ты сегодня ночуешь у меня, не возражаешь?

— Эээ… я не уверена, что это правильно. Все-таки надо предупредить родителей, — замялась Гермиона.

— Не переживай, с ними Рем как раз сейчас разбирается.

— Профессор Люпин у меня дома? — воскликнула Гермиона. Этого еще не хватало!

— Ну а то! Не просто же так ты сбежала, — с этими словами Тонкс поднялась с места, но Гермиона схватила ее за рукав.

— Это он сказал, чтобы я у тебя сегодня ночевала? С моими родителями что-то не так?

— Нет, ты что! — несколько дергано ответила Тонкс, так как Рем, оставив сообщение на проездном, предупредил ее именно об этом. — Просто вы же вот так поругались нехорошо! Он с ними пока побеседует… успокоит их, пошли!

* * *

— Честно говоря, я не могу сказать, что обнаружил какие-то следы. Я бы сказал, скорее наоборот: все свидетельствует о том, что никого магического вмешательства не было, — заключил Ремус Люпин, отчитываясь спустя пару часов лично Альбусу Дамблдору.

Наверное, если бы Люпин не провел в прошлом году полдня в компании очень приветливых родителей некогда его любимой ученицы, он бы вообще не заподозрил ничего странного. Поведение Грейнджеров было объяснимо и логично. Любящие родители просто не хотели отпускать дочь в мир, который стоял на грани войны, хотя о войне этой они практически ничего не знали. Умная девочка Гермиона мало во что посвящала родителей.

И все же сомнение подтачивало Ремуса. Слишком уж изменилось за год отношение этой приятной, доброжелательной пары маглов к волшебникам. Интуиция шептала, что дело не чисто. Магия всегда оставляет следы, а стены домов годами хранят их. Но у Грейнджеров было чисто, словно там никогда и не жила волшебница, у которой в детстве случались спонтанные выбросы. Именно это и сбивало с толка.

— С другой стороны, это их право. Быть может, стоит прислушаться к их желанию? — с сомнением сказал Ремус.

Дамблдор с тяжестью на сердце посмотрел в лицо бывшего ученика, которому он когда-то очень благоволил, выделяя его из всего потока. Что произошло в семье Грейнджеров директор Хогвартса сразу понял, с этим он разберется завтра. Радовало хотя бы то, что Северус боролся со своей постыдной слабостью к ученице и пытался отослать девчонку подальше, но такие методы, конечно же, недопустимы. Со Снейпом все-таки придется поговорить начистоту, напомнив, что жить ему нужно ради исполнения долга перед Лили Эванс, а не ради вот этих глупостей.

— Если вы хотите, я могу доставить девочку домой. За ней пока присматривает Тонкс.

На часах было уже больше полуночи.

Альбус посмотрел в такие теплые и бесконечно печальные глаза Ремуса. До полнолуния оставалось больше недели и тень волка была еще неразличима в его взгляде.

Дамблдор мягко улыбнулся. Его всегда восхищало и вдохновляло то, как Ремус относился к своему недугу, хотя отчасти подобное отрицание он внушил ему сам. Он прекрасно помнил Ремуса худеньким, скромным и красивым десятилетним мальчиком, за которого просил не по возрасту рано поседевший Лайелл Люпин. Конечно, это было чистое безумие: ребенок-оборотень в школе, Альбус это отлично понимал! Но родительская любовь ведь не знает преград.

Впрочем, любовь вообще не знает преград.

Конечно, Дамблдор не смог отказать, хотя принимать оборотней в школы было запрещено законом.

Дамблдор видел, как нестерпимо тяжело мальчик переносил унижение отца, он еще не вполне осознавал, что значит для него самого быть оборотнем, но уже ненавидел себя за то, что приходилось делать отцу. Лучше бы меня, такого урода, не было на свете, думал мальчик. Этого Альбус вынести уже не смог и попросил разрешения побеседовать наедине с ребенком.

В кармане мантии удачно нашлась восхитительна магловская горькая шоколадная плитка. Дети ведь любят конфеты, да и Дамблдор, как никто другой, знал целительную силу сладкого.

И мальчика приняли в Хогвартс.

Альбус следил за ним издалека, невольно опекая обреченного на страдания молодого человека. Директор помогал ему и даже замял один неприятный случай, когда мальчик-оборотень чуть не убил однокурсника, но Ремус ведь бы не виноват! Дамблдор не сомневался в этом, так как частенько, особенно на первых курсах приглашал его к себе в кабинет для ободрительных бесед о силе света в душе человека. Альбус считал эти разговоры такими же целительными, как и шоколад, который пришелся мальчику очень по вкусу. Ну а Дамблдор имел удовольствие перед каждым полнолунием видеть в глазах этого ребенка пленительную тень волка.

Но сейчас Дамблдору нужно было отправить некогда своего любимца на тяжелое испытание. Ремусу предстояло встретиться со своими страхами и, притворившись настоящим волком, влиться в стаю оборотней ради общего дела. Альбус знал, что Люпин не откажет, и не только потому, что обязан Дамблдору кругом и всюду, но и так как оборотень искренне любил директора, который дал ему шанс найти свое место в мире волшебников.

И все равно на душе скребли кошки.

— Благодарю тебя, я переговорю с Минервой, как лучше поступить с Грейнджерами и разберусь с этим, — Альбус улыбнулся. — А сейчас есть еще кое-что нам нужно обсудить и боюсь, я попрошу об услуге, которая может показаться тебе непомерно тяжелой…

Кроме того Дамблдор попросил Люпина прежде чем отправится на поиски других оборотней, проводить в Нору Гермиону Грейнджер и проведать Гарри. Мальчик переживал потерю крестного, ему необходима поддержка, а сам Альбус сейчас слишком занят — после таинственной гибели Амбридж в Волшебном лесу аврорат душил директора всевозможными проверками, да и кентавры ушли в чащу, боясь расправы.

* * *

Гермиону не сильно порадовала новость о том, что аппарировать ее к Норе будет не кто иной, как Люпин, но на этот раз бывший профессор ЗОТИ был молчалив и как-то непривычно хмур. А еще Гермиона заметила, что он боялся посмотреть Тонкс в глаза. Что-то между ними произошло, это Гермиона сразу поняла, но поговорить в доме Андромеды и Теда Тонксов девушкам не удалось. А утром Люпин уже ждал у калитки.

Идя по тропинке, ведущей к саду вокруг дома Рона, Гермиона машинально отвечала на вежливые вопросы Люпина об учебе. Ей хотелось скорее увидеть друзей, она вдруг поняла, что ужасно соскучилась и по Гарри, и по Рону за эти две недели. Она первая проскользнула в такой родной и заросший сад и ахнула, замерев на месте, так что в нее чуть не врезался шедший следом Люпин.

Прямо на ее глазах, стоя под раскидистым вековым дубом, Гарри Поттер от души целовался с Джинни Уизли. Сестра Рона льнула к нему, обхватив руками за шею и встав на цыпочки, а он одной рукой держал девушку за поясницу, а другой сминал горящие в лучах утреннего солнца ослепительно рыжие волосы. Они целовались бесконечно долго, не замечая никого вокруг. А Гермиона чувствовала, как земля медленно уходит из-под ног. Она не понимала, почему смотреть на это было до крайности неприятно, непонятно откуда взявшаяся жгучая ревность волной поднималась от сердца. Казалось, что ничего обиднее и горше она в жизни не видела.

Это казалось предательством, ударом, ножом в спину. Чем угодно, но не милым поцелуем ее лучшего друга и подруги.

Джинни первая заметила гостей, немного покраснев, оторвалась от Гарри и бросилась приветствовать Гермиону и профессора Люпина. Несмотря на то, как приветливо она обняла школьную подругу, было видно, что Джинни сильно нервничала. Гарри тоже смущенно улыбнулся и кивнул. Вид у него, несмотря на все, был сильно подавленный. Ремус выразил свои соболезнования, но Гермиона словно и не слышала, о чем он говорил с Люпином. Единственное, что она смогла из себя выдавить, был вопрос «А где Рон?» Рон где-то на заднем дворе пытался отвоевать у гномов грядку с огурцами.

— Понятно, пойду его найду… мне надо у него кое-что узнать… — и не своей походкой, готовая от обиды либо разреветься, либо кого-нибудь проклясть, она быстро пошла прочь.

Люпин тоже не стал мешать сыну лучшего друга проводить время с девушкой и отправился в дом поприветствовать Молли.

— Мне кажется или…? — спросил Ремус у миссис Уизли, поглядывая в окно на лужайку, где веселилась молодежь.

— Нет, не кажется, — посетовала Молли, ловко расправляясь с пирожками. — И я сильно переживаю за происходящее, потому что знаю, чем заканчиваются подобные вещи… — тут миссис Уизли очень выразительно посмотрела на Ремуса, от чего тот поежился.

— Они еще дети, Молли… К тому же Гарри сильно переживает смерть Сириуса. Он может летать на метле и улыбаться, но его глаза не обманывают. Я видел, он очень тоскует.

— Я знаю, и моя дочь изо всех сил пытается его утешить, — Молли не выдержала и тоже глянула в окно. — Ты не пойми меня неправильно! У меня тоже сердце обрывается за бедного мальчика! Но я знаю, слишком хорошо помню, что чувствуют дети в пятнадцать лет. Гарри, он… да я сама люблю его как сына, но что такое для него моя дочь? Знаешь, я была бы счастлива, если бы когда они подросли у них все случилось по-настоящему… — тут сковородка с блинчиками предательски зашипела, и Молли отвлеклась на готовку. В Джинни она видела себя, а для Молли в любви никогда не существовало границ и запретов, будь то мнение родителей или общественная мораль. Собственно и своего первенца она родила через пять месяцев после скромного, спешного бракосочетания… — К тому же, как я понимаю, Гарри падок на хорошеньких девушек… Он же тот самый мальчик…

— Мне кажется, ты не вполне права, — очень мягко проговорил Люпин. — Мне кажется, в плане отношений с девушкой, он будет, как его отец. А Джеймс вел себя с Лили крайне порядочно.

— Да, они были удивительной парой… — вздохнула Молли. — Жаль, я довольно мало общалась с ними из-за того, что… ты знаешь, я ведь все время с детьми. Я даже на свадьбе у них была в положении…

— Свадьба? У кого свадьба, мам? — спросила влетевшая на кухню запыхавшаяся Джинни. Следом за ней вошел Гарри.

— Мы говорили о родителях Гарри, милая, — ответила Молли, ставя на стол блюдо с тонкими горячими блинчиками. — Садитесь! Гарри, поешь! Ты такой худой…

Гарри на автомате сел, пронзительно глядя на миссис Уизли, и та улыбнулась ему, догадавшись, о чем он хочет услышать.

— Они поженились в декабре. В середине декабря… Ешь, милый… — женщина заботливо положила перед ним тарелку, на которую левитировала блинчик, смазанный вишневым вареньем. — Я прекрасно помню тот день! Тогда впервые за зиму шел пушистый снег. Было сказочно красиво, но твоя мать мечтала о весенней свадьбе…

— И тогда Джеймс наколдовал вокруг шатра весну, — подхватил Ремус, а Гарри слушал их не в состоянии проглотить и куска.

— В жизни не видела ничего более прекрасного! Лили в простом белом платье с завышенной талией стояла у входа в свадебный шатер, и у ее ног из земли появились зеленые ростки. Природа вокруг нее просыпалась, словно Лили была богиней весны.

И пушистые снежинки ложились прямо на нежные зеленые листики, которые распускались на глазах. А потом зацвели огромные белые лилии… — Молли вспоминала все новые детали, рассказывая о платьях маленьких детей, которых на той свадьбе, как понял Гарри, было множество, описывала традиционные свадебные игры и прочую дребедень, которая интересовала Гарри куда меньше, чем отношения его родителей. Зато Джинни, ненарочно придвинувшись к парню ближе, зачарованно слушала рассказ об идеальном бракосочетании двух волшебников. — Я еще помню, какой у них был замечательный свадебный торт. Кажется, Сириус хотел украсить его фигурками двух оленей, у них ведь были парные патронусы. Но Ремус зачем-то отговорил его от этой затеи…

В этот момент Джинни сжала руку Гарри под столом. Миссис Уизли тоже поняла, что, кажется, сболтнула лишнего.

— Прости, дорогой…

— Нет, нет! — бойко ответил Гарри. — Продолжайте, пожалуйста… — Гарри хотелось, чтобы о Сириусе говорили. То, что все в Норе делали вид, будто ничего не произошло, переносить было куда тяжелее.

— Вместо этого, я предложил Сириусу найти для Джеймса и Лили двух гиппогрифов, — улыбнулся Люпин. — Это, знаешь ли, та еще задача…, но Сириусу идея понравилось.

— И он нашел их? — восхитилась Джинни, которой все это казалось красочным репортажем из Ведьмополитена.

— Да… двух белоснежных гиппогрифов… — и Молли продолжила рассказ, снова вдаваясь в детали. — А потом они с Джеймсом поклялись друг другу в вечной любви и загадали умереть в один день! — Тут миссис Уизли все-таки расплакалась, и Ремус, настороженно поглядывая на ребят, подошел приобнять хозяйку дома.

— А как вышло, что у родителей Гарри оказались одинаковые патронусы? — неожиданно спросила Джинни, которая давно переживала из-за того, что у нее лошадь. Патронус в форме лошади был чем-то похож на лань, но смотрелся рядом с оленем комично, словно она сама была недостаточно хороша.

— Они не были одинаковыми, милая — пояснила Молли. — У Джеймса был олень, а у Лили — лань. Они были идеальной парой…

И Молли продолжила, а Ремус отошел назад к окну и повернулся к остальным спиной. Он не терпел ложь, хотя всю жизнь ему так или иначе приходилось лгать. А сейчас Молли по незнанию лгала Гарри, но ему нужно было молчать, потому что это правильно. Пусть в памяти Гарри Джеймс и Лили навсегда останутся такими. Тем более, что правда, которую знал теперь похоже только он, ничего в сущности не меняла. Джеймс и Лили ведь и были прекрасной парой. И никто не любил мать Гарри так, как ее любил Джеймс.

Так что, какая теперь разница?

Он и сам узнал правду совершенно случайно во время пересдачи ЗОТИ на седьмом курсе. По несчастливой случайности экзамен выпал на утро после полнолуния, что Ремус тогда из-за отсутствия ликантропного зелья переносил довольно тяжело. В принципе, он мог сдавать защиту и со всеми, но Дамблдор уговорил экзаменационную комиссию сделать исключение. Тем более студентов, пропустивших по болезни экзамен, оказалось двое.

Лили натянуто улыбнулась Рему, но он тогда списал это на свой потрепанный вид. Она ведь была уже в курсе его заболевания, а в такие минуты Ремус и вправду чувствовал себя будто заразным. Но на самом деле Лили смущалась другого. И чего именно, Люпин понял, когда экзаменатор попросил ее вызвать телесный патронус. Серебристая грациозная кошка пробежалась по воздуху прямо над длинным столом экзаменаторов, а Лили испуганно оглянулась на Люпина. Комиссия пришла в восторг, приболевшая ученица им, конечно же, очень понравилась — Лили ведь нравилась всем.

Люпин не стал бы никому рассказывать об этом и без ее просьбы. В конце концов, он как никто другой понимал, что у всех есть свои болезненные тайны. Сам-то он тоже скрывал, что его патронус принимал форму волка, но Ремусу казалось, что телесная форма защитника выдает его с головой. А почему Лили говорила всем, что у нее лань, он не представлял. Грешным делом Люпин даже подумал, что Эванс не хотела иметь такой же патронус, как у их декана, хотя ведь МакГонагалл хорошо к ней относилась… Мало ли, что у девушек в голове…

Но после экзамена Лили сама все объяснила.

Ей было тринадцать, когда она по глупости ляпнула, что у нее лань. Это была детская невинная ложь, ошибка, ну, с кем не бывает… Просто понравилось, как это звучит. Так красиво, если патронус — лань… Она подумала, что будет, как принцесса… и понеслось, хотя тогда ей это заклинание вообще не давалось. Лили не знала, что патронус слишком сложное заклинание для тринадцати лет, и что когда она расскажет об этом подружке с Гриффиндора, та разболтает всем вокруг. А отрицать ей было уже неудобно. В какой-то момент она и сама начала в это верить, пока на седьмом курсе из кончика палочки не вырвалась кошка… Но тогда уже завертелись отношения с Джеймсом, а Сириус любил подчеркивать, что Оленю полагается Лань…

Рем тогда изумился, ведь именно Сириус принес Джеймсу новость, что видел как Эванс у озера запускала патронус, и у нее была лань! До этого момента Поттер на Лили особого внимания и не обращал, а тогда загорелся… Впрочем, Блэк никогда дальше своего носа не видел.

Лили была не виновата. Просто так сложилось. Все ошибаются и иногда лгут.

Позже, забеременев, она сильно изменилась и перестала обращать внимание на такую ерунду. Тогда-то Ремус и понял, что Джеймс давно был в курсе, но поддерживал иллюзию ради любимой женщины. Был ли в курсе Хвост, Люпин не знал, а Сириус так и оставался слеп.

И хоть в истории не было ничего зазорного, все равно слушать, как Гарри лгут, Люпину было не приятно.

— Мы еще все в положении как раз были… Я ждала Рональда, Алиса — Невилла… — продолжила миссис Уизли, которая вернулась к рассказу о свадьбе родителей Гарри. — А под конец Джеймс поднял Лили на руки, поцеловал и пообещал, что отныне и навсегда, каждое утро ее будут будить только его нежные поцелуи…

* * *

Снейп проснулся очень рано абсолютно одетым в постели Авроры, разве что без мантии и на том спасибо. Она еще спала, закинув ногу поверх скомканного одеяла.

Вернулся он накануне из Малфой Мэнора довольно поздно, но Аврора, конечно же, ждала, не ложилась. И, видимо, пока она торчала в душе (лечь, не приняв ванную, она не могла), он не выдержал и вырубился от усталости, день выдался тяжелым, спать хотелось невыносимо. Теперь же, глядя на полуобнаженную женщину, желания возникали иные.

Не спуская взгляда со спящей любовницы, Северус неторопливо выпутался из одежды, небрежно скинув ее на пол и, придвинувшись ближе, заскользил рукой по обнаженной спине вниз. Аврора поморщилась и отвернулась, но он продолжал, теперь еще и щекоча носом ее шею.

— Который час? — сонно намекнула она на то, что будить ее вот так — это свинство. Тем более, что летом Снейп практиковал подобное довольно часто. Что у него были за странные биоритмы, она не понимала, но когда случалось, отмахивалась, выторговывая себе еще несколько часов сна. Но на этот раз он не отступал, продолжая нагло блуждать рукой теперь уже по ее груди. Однако прикосновения скорее нервировали, она попыталась остановить его, но вместо того чтоб отступить, Снейп поймал ее руку, потянул к себе и бесстыдно положил ладонь на свой пах. Аврора и в полусонном состоянии сразу же уцепилась за возбужденный член.

— Сволочь… — простонала Аврора, но руку не убирала, так и продолжая гладить его кончиками пальцев. Причем в этом не было стремления доставить Северусу удовольствие, Авроре просто нравилось трогать его там руками, губами, языком… И Снейп это знал, поэтому только усмехнулся и продолжил целовать ее в шею, поднимаясь к уху. — Тебе вообще плевать на мои желания, да?

— Твои желания я знаю слишком хорошо, — прошептал он. — Я могу долго и терпеливо заводить тебя, пока ты не дозреешь, но гораздо быстрее ты справишься с этим сама, если начнешь делать то, что любишь.

Аврора повернулась и гневно посмотрела Снейпу в глаза, чуть сжав в руке его член и надавив подушечкой большого пальца на головку, так что пульсация крови отдалась в ее ладони. Северус прекрасно знал, что никакие его ласки не возбуждают ее так, как то, что она делает с его телом сама, и именно это он ей и предлагал.

— Ты не лань, ты — змей.

Но Снейп только скривил губы. Удивительным образом его не задело то, что она упомянула лань. Хотя возможно дело было в том, что сейчас ему было не до самокопаний.