Эта тайна (гет)

— Я не узнаю вас, мисс Грейнджер, — строго сказала МакГонагалл, попросив Гермиону задержаться после урока.

Это был первый раз за все пять лет, когда Гермиона не справилась с заданием от слова совсем, но спустить такое лучшей ученице курса МакГонагалл не могла. Конечно, одним движением почтовую марку не превратить в то, что на ней изображено. Но даже мистер Малфой смог на первом занятии трансфигурировать крошечный квадратик бумаги в птицу, отдаленно напоминавшую колибри. Тем временем мисс Грейнджер в лучших традициях Финнигана лишь уничтожила несколько образцов…

Дурной знак, как сказала бы Сибилла.

Гермиона давно виделась Минерве своеобразным козырем в кармане. Именно эта маглорожденная девочка обеспечивала львиную долю баллов для Гриффиндора, что компенсировало старания всех Уизли вместе взятых. Из-за мисс Грейнджер три года назад МакГонагалл в пух и прах разругалась со Снейпом, который даже Помфри в учительскую приволок, лишь бы не выдавать Грейнджер хроноворот. Якобы такие нагрузки не под силу тринадцатилетней девочке! Но МакГонагалл-то было ясно: заботой о здоровье гриффиндорской ученицы там и не пахло. Снейпа разбирала зависть, у него-то таких звезд на факультете не имелось. Его остолопы едва тянули программу.

Но сегодня Малфой частично справился с уроком, а мисс Грейнджер — нет… И это было уже вторым звоночком. Первым послужило то, что Слизнорт не пригласил Гермиону в свой клуб. В душе МакГонагалл не сомневалась, что Гораций захочет заполучить эту девочку в свой клуб талантливых и одаренных, но бывший декан Слизерина, видимо, счел ее данные весьма посредственными. Это резануло по самолюбию МакГонагалл, она еще до начала года успела похвастаться лучшей ученицей курса, а тут такой конфуз. И всю вину за это МакГонагалл возложила на Гермиону.

Видимо, девочка перестала стараться…

Впрочем, Минерва, как и другие, обратила внимание на взвинченное состояние, в котором пребывала Гермиона последнее время. О причинах профессор трансфигурации, конечно, догадывалась. Мисс Грейнджер постоянно грызлась с Поттером и Уизли. И все чаще их ссоры выходили за рамки приличий. Последний раз они начали орать друг на друга прямо у нее на глазах. Конечно, Поттер нес глупости о том, что мистер Малфой проклял мисс Белл, но и реакция мисс Грейнджер была неадекватно агрессивной. И накинулась на друзей она аккурат после фразы мисс Уизли о том, что Гарри говорит правду, и Гермиона, как его друг, должна бы поддержать его, а не защищать Малфоя…

А ведь Джиневра Уизли когда-то казалась Миневре вполне разумной девочкой. Воистину, любовь отупляет.

Честно говоря, поведение Поттера и мисс Уизли раздражало уже и саму Минерву. Вернее, больше всего МакГонагалл бесило то, как на этот школьный роман реагировал Снейп. Он назойливо с первых дней сентября пилил ее за непристойное поведение гриффиндорцев при каждой встрече, то и дело предлагая ужесточить правила поведения учащихся Хогвартса до такой абсурдной степени, что позавидовала бы покойная Амбридж. Лишь в присутствии Синистры Снейп вел себя сносно и не донимал Минерву, так что МакГонагалл даже начала испытывать некоторую симпатию к этой героической женщине, пусть и со столь сомнительным вкусом на мужчин. Заметив эту закономерность, Минерва стала избегать Северуса, если поблизости не виднелось Авроры, так как слушать в очередной раз об аморальном поведении Поттера ей было уже поперек горла. А согласиться с тем, что подростки перегибают палку, ей не позволяла гордость.

Но тут проблемы посыпались со стороны мисс Грейнджер, которая вела себя, кажется, не менее агрессивно и неадекватно, что и стало сказываться на успеваемости. Очевидно, девочка ревновала и, может быть, даже сама была влюблена в Поттера. Но если платоническое увлечение мудрым, уважаемым преподавателем Минерва еще могла понять, то как можно забросить учебу из-за шестнадцатилетнего подростка, МакГонагалл не представляла!

Вмешиваться в дела, касающиеся низменных аспектов человеческого поведения, Минерва не любила, предпочитая считать всех учеников вплоть до седьмого курса — бесполыми детьми, которым об этом и думать еще не положено (А значит, и говорить на такие темы ей с ее подопечными не нужно!). Но сейчас на кону стояла репутация родного факультета. Поэтому пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию.

— Я начинаю всерьез волноваться, как бы то, что я в свое время посоветовала вам на экзамене по Защите, не случилось на самом деле, мисс Грейнджер, — многозначительным тоном сказала Минерва и поджала губы, выдерживая паузу.

— Что? — ахнула Гермиона, стремительно краснея.

Значит, фраза возымела нужный эффект.

Эх, если уж на то пошло, Минерва никогда не одобряла внесение темы боггартов в экзаменационную программу.

Но раз уж так сложилось…

Это был последний этап полосы препятствий, которую придумал для экзамена Люпин в тот год, когда он работал в Хогвартсе. Все остальные испытания Гермиона прошла без труда, но, пробравшись в темное дупло, она встретилась с тем, что неожиданно оказалось сильнее ее. На занятии по ЗОТИ, когда профессор Люпин показывал заклинание Ридикулус, до Гермионы не дошла очередь, поэтому девочка не знала наверняка, какую форму примет боггарт.

Вдруг ее страх примет форму гигантской змеи или какого-то жуткого животного. Как сделать змею смешной? А что, если больше всего она боится боли? Единственное, что точно знала Гермиона, так это то, что она не боялась стоматологов. Но от этого не становилось легче… Все-таки, когда знаешь, чего ожидать, проще сконцентрироваться на том, как сделать воплощение своего страха комичным. Так она рассуждала в кромешной тьме, когда вдруг услышала голоса ее друзей — Гарри и Рона. Она облегченно выдохнула. Торчать в одиночестве перед непонятно каким чудовищем было жутко.

— Гарри? Рон? — радостно позвала она и, забыв обо всем, шагнула вперед. — Что вы здесь делаете? Я думала тут…

— Да отстань ты! — послышался голос Рона. — Вечно ты за нами таскаешься, как прилипала!

— Не обращай на нее внимания. Она дура, да еще и страшная, — сказал Гарри.

— Конечно, дура. Она же разговаривать по-человечески не умеет. Только огрызается или заученные фразы из книжек повторяет, чтобы казаться умнее всех, — рассмеялся голос Рона. — А сама втихаря писаниной Локонса зачитывается.

— Так она же в него втрескалась на втором курсе. Ты помнишь? — весело заявил голос Гарри. — Вот умора-то была. Еще все эссе сердечками изрисовала!

— А сама еще до Лаванды докапывалась за то, что у нее около кровати стопка любовных романов! — издевательски добавил голос Рона.

— Ага! Хотя сама втихаря только подобную лабуду и воображает! Точь-в-точь как у Локонса в его опусах.

Голоса говорили все быстрее, отчего страдала реалистичность диалога, но Гермиона, стоя в оцепенении, уже ничего не могла поделать.

— Правильно профессор Снейп называет ее невыносимой заучкой. Такая она и есть! И никто с ней никогда дружить не будет!

— И любить ее никто не будет!

— Ха! А что она о Люпине прямо на уроках воображала! Как она изобретет зелье, которое сделает из него нормального волшебника, преподнесет ему варево в дар, а он в нее за это влюбится и, прямо не отходя от кассы, ее…

— Замолчи! — не выдержала Гермиона, уже догадавшись, что с ней разговаривает боггарт, хотя о том, что боггарты способны имитировать речь, она в учебниках никогда не читала. Наверное, она и вправду дура. Гарри и Рон ведь не могут знать ее мысли! Никак не могут! — Ридикулус! — вскрикнула Гермиона, но ничего не произошло. — Ридикулус! Ридикулус! — в истерике вопила Гермиона.

— Надо говорить «Вингардиум ЛевиОса, а не левиосААА!» — передразнивал ее голос Рона, пока голос Гарри продолжал выдавать интимные подробности ее мыслей.

И Гермиона от бессилия заплакала.

Но тут дупло озарило вспышкой света, бесформенный и странный боггарт кубарем закатился в ящик, который тут же захлопнулся. Огоньки юркнули по стенам удивительно вместительного дупла и подожгли несколько факелов, освещая небольшое помещение. Гермиона от неожиданности даже перестала плакать и вытерла рукавом слезы.

— Все в порядке, мисс Грейнджер. Боггарта тут больше нет, — немного дрожащим голосом сказала профессор МакГонагалл. — Вам нужна помощь?

Всхлипывая, Гермиона покачала головой.

— Вы были тут с самого начала, мэм? — едва слышно спросила девочка.

Минерва замялась. Она бы и сама предпочла не слышать подробностей, которые выдал боггарт Гермионы, но лгать, даже во благо, декан Гриффиндора не любила. Тем более, девочке в четырнадцать лет не полагается о таком думать! Да еще и с участием учителей! Хорошо хоть девица это явно понимает.

Но ситуация, конечно, вышла очень неловкая.

Впрочем, откровения боггарта неожиданно напомнили Минерве терзания собственной юности. Правда, ее мечты были куда скромнее. В возрасте этой девочки ее грезы, кажется, заканчивались целомудренным поцелуем после торжественного обмена кольцами с ее обожаемым, бесподобным профессором трансфигурации Альбусом Дамблдором.

—Я… не знаю, как… я не смогла… — шмыгнув носом, сказала Гермиона.

— Не все могут справиться с боггартами, так бывает. Кто-то из преподавателей должен был присмотреть здесь именно на такой случай, — очень недовольно сказала МакГонагалл.

Гермиона раздраженный тон своего декана, естественно, заметила и, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд во второй раз за три года в Хогвартсе. Это смутило Минерву, которая уже собиралась прочитать мисс Грейнджер лекцию о том, что стоит себе воображать, а что нет.

— Вот что мы сделаем, мисс Грейнджер, — сказала через какое-то время МакГонагалл. — Сейчас вы возьмете себя в руки, перестанете плакать, выберетесь наружу и на все вопросы ответите, что увидели здесь меня…

— Вас? — переспросила ничего не понимающая Гермиона.

— Да, меня. И якобы я сказала, что вы завалили все экзамены. Эту же версию я запишу в экзаменационном протоколе.

— Но, но… так же нечестно, — всхлипывала Гермиона. — И я не хочу называть вас боггартом, профессор…

— О, за это не переживайте, мисс Грейнджер. Я — не профессор Снейп, чтобы обижаться на подобное, — снисходительно улыбнулась МакГонагалл, вспоминая то, что произошло на уроке Люпина с Невиллом.

— Вы только не подумайте! Я никогда на самом деле не…— торопливо проговорила Гермиона, чувствуя себя навсегда опозоренной.

— Я не сомневаюсь, мисс Грейнджер, — неожиданно мягко перебила ее МакГонагалл, видя, что Гермиона совсем покраснела. — Я знаю, что вы воспитанная, прилежная ученица. И я горжусь тем, что вы попали на мой факультет, мисс Грейнджер, даже несмотря на то, что здесь произошло.

— Так вы не думаете обо мне плохо? — с удивлением и затаенной надеждой по-детски прямо спросила ученица.

— Нет, мисс Грейнджер, — серьезно ответила МакГонагалл. — Не буду скрывать, что вы неприятно удивили меня, и первым моим порывом было серьезно с вами все это обсудить, но потом я поняла, что вы ведь и так все понимаете. Вы боитесь, что ваши друзья отвернутся от вас, если узнают то, что, как вы и сами понимаете, подлежит серьезному осуждению. Но главное то, что ваш боггарт — это страх остаться одной, потерять тех, кто вам по-настоящему дорог, мисс Грейнджер. Боггарта не обманешь. Просто задумайтесь о том, что здесь вы услышали все это голосами Поттера и Уизли, а не… профессора Люпина, — и, печально вздохнув, Минерва ненарочно буквально процитировала то, что ей однажды сказал Альбус. — Не корите себя излишне, но постарайтесь дисциплинировать собственные фантазии. Всех нас прельщают мечты о невозможном. Никто не думает о том, чего действительно хочет в подобных безумных фантазиях, потому что люди боятся спугнуть удачу. Ведь если представить, как все будет, этого, скорее всего, не произойдет. Не так ли? — и Минерва улыбнулась. Возвращайтесь к вашим друзьям, мисс Грейнджер.

И Гермиона послушалась ее, солгав о том, чем стал боггарт в дупле. Больше к этому эпизоду они не возвращались, за что Гермиона была несказанно благодарна профессору МакГонагалл. Поэтому сейчас упоминание о том дне ранило вдвойне.

— Я догадываюсь, что с вами происходит, мисс Грейнджер, — продолжала Минерва. — И не буду скрывать, я поражена. Мне казалось, вы всегда понимали, что учеба важнее этих глупостей! Ничто не должно мешать самому главному — подготовке к ЖАБА.

— Я ведь всего один раз не справилась с заданием на вашем уроке! Я не провалю экзамены! — как можно увереннее начала Гермиона. — Мне не удалось это колдовство потому, что я…

Но МакГонагалл не стала слушать. Ее мало интересовали оправдания, да и разбираться в личных проблемах учеников ей не хотелось. Но это не помешало ей прозрачно намекнуть на то, что заниматься мисс Грейнджер мешает именно ревность. От накатившей досады и злости на своего декана Гермиона так растерялась, что даже не смогла оправдаться. А ведь она не справилась с заданием совсем не потому, что Гарри днем на школьном дворе переносил Джинни на руках через лужи. Как это было глупо! До слез глупо! Есть же магия… зачем так напрягаться?! Джинни можно было левитировать, лужу осушить, перенести, трансфигурировать настил — да миллион вариантов! Но он зачем-то таскал ее на руках!

Из класса трансфигурации Гермиона вышла сама не своя и почем зря напустилась на поджидавших ее друзей. Гарри, узнав, что МакГонагалл порекомендовала ей пересмотреть расписание в пользу сокращения нагрузки (это была полуправда, МакГонагалл пригрозила, что, возможно, так придется сделать) тоже предложил сделать паузу в их дополнительных занятиях по учебнику зелий. Но в ответ Гермиона снова взорвалась. Пустяки, в сравнении с тем, сколько она взвалила на себя на третьем курсе.

Гарри неимоверно устал от этих ссор, но, в отличие от Рона, он держал себя в руках.

— Погоди, но ведь ты действительно не справилась с заданием, — заметил Гарри.

Гермиона закатила глаза.

— Ладно, я скажу тебе. На самом деле я даже не пыталась выполнять инструкции профессора МакГонагалл… — и Гермиона пояснила, что аналогичную тему, причем даже с почтовыми марками, она нашла в учебнике по зельям, и там поля двух страниц были расписаны различными вариантами. Но, увы, ни один из них не подошел. Судя по всему, с трансфигурацией у прошлого владельца учебника было не так хорошо, как с чарами и зельями. Гарри это позабавило, его ужасно интересовал таинственный автор записей, и то, что с каким-то предметом у него дела шли неважно, словно приближало к ним этого человека. Ребята вместе посмеялись над тем, что, пожалуй, заметки по поводу трансфигурации стоит лучше пропускать.

На душе у Гермионы стало тепло и хорошо.

И дело было не в том, что в глубине души она скучала по занятиям с профессором Снейпом.

И не в том, что только в это время рядом с Гарри не было Джинни, и все было как раньше…

Или и в том и другом сразу…

Но тут к ним подошел Рон, напомнив Гарри, что он обещал полетать с ним после занятий, и Гермиона, помрачнев, отпустила ребят. Ее ждали домашние задания, отложить которые она не могла, даже зная, что там, на поле для квиддича, наверняка уже торчит Джинни…

* * *

Гарри видел: с Гермионой что-то происходит. Слишком уж она изменилась за последнее время. Но если поначалу накатывало на нее в основном в присутствии Джинни, то теперь она цеплялась к Гарри и Рону и когда они втроем торчали в пустых классах, изучая потрепанный учебник по зельям.

Рон реагировал каждый раз очень бурно, еще долго дуясь и за глаза понося Гермиону. Гарри и сам устал от этого донельзя, но в другой раз она вела себя обычно и была даже грустна, если не сказать, что подавлена, и ему хотелось ее утешить. В отличие от Рона, Гарри никогда не отличался злопамятностью. Гермиона была рядом с ним пять лет! И это были лучшие пять лет его жизни. Рону такого не понять, он не знал, что такое одиночество, и не дорожил их дружбой так, как Гарри. В общем-то, Гермиона и Рон были для Гарри всем. Особенно остро он почувствовал это на четвертом курсе, когда Рон не разговаривал с ним почти два месяца. Поэтому терпеть выходки Гермионы ему было несколько проще. Тем более, некоторую закономерность перепадов ее настроения он все-таки углядел, и это выбило его из колеи.

Что же ему теперь, с девушками нельзя встречаться? Она же из-за этого так расстраивается! Или нет? Дело не в нем, а в Роне? Ей-то он все равно не нравится. Джинни не раз шутила, что Гермиона запала на Рона, вот и внимание так привлекает. И Рон в это поверил.

Все это было обидно и несправедливо, и Гарри чувствовал себя в некотором роде виноватым. И когда Гермиона сидела как в воду опущенная, он пытался ее приободрить.

А еще доставала Джинни. Со своей стороны она не упускала возможности подметить идиотское поведение Гермионы. И пусть в ее словах и была изрядная доля правды, Гарри не хотелось обсуждать с ней это.

Единственной настоящей отдушиной стали для него тайные посещения Выручай-комнаты, куда Гарри, конечно же, первым делом затащил Рона. Девчонок он решил в это пока не посвящать. Гермиона, наверняка, была бы против — опасно! А Джинни бы только мешала, отвлекая Гарри поцелуями, что лишь усложнило бы поставленную задачу. Разбираться с устройством магловского мотоцикла оказалось и так довольно сложно. У него буквально вскипал мозг, но, в отличие от Рона, почти сразу отказавшегося прилагать умственные усилия, Гарри не сдавался.

В какой-то момент Рон предложил забить и попробовать наложить левитационные чары — это же проще! К тому же ездить у Гарри выходило, хотя пару раз он и завалился. Да и шум эта штуковина издавала чудовищный. Словом, с магией все было бы легче и приятнее. Но Гарри помнил слова Сириуса: прежде чем заставить мотоцикл взлететь, ты должен досконально изучить его. Он не был уверен, что это действительно необходимо, но следовал завету покойного крестного, пока Рон, вольготно сидя на мягком диване, рассуждал о квиддиче.

— Слушай, а чем ты занимался до Хогвартса? — неожиданно спросил Гарри, отложив мудреный мануал. Пожалуй, намерение досконально разобраться в устройстве мотоцикла было самонадеянным. Ему было очень интересно, но за пять лет в Хогвартсе голова совершенно отвыкла от подобных вещей. — Я ходил в магловскую школу, а что делают дети волшебников? Ведь где-то же нужно научиться… ну там… читать и писать, и вообще…

— Ну, наверное, в богатых семьях приглашают на дом учителей, — пожал плечами Рон. — Хотя, если судить по таким дубинам как Крэбб с Гойлом, очень вряд ли. Меня мама учила. Это же на самом деле не так уж и сложно. Читать и писать… А так я в основном торчал дома…

Гарри в очередной раз стало завидно. Он бы и сам предпочел торчать до одиннадцати лет в доме мистера Уизли, а не ходить в ту школу, где над ним только ленивый не смеялся. И, видимо, эти мысли очень четко отпечатались у Гарри на лице, потому что Рон аж заерзал на своем диване.

— Но на самом деле ничего классного в этом нет. Колдовать-то не учат. Так… по дому помогать, за братьями таскаться. Мама же всем применять магию дома запрещала. Только и смотри, как они с отцом палочками машут. Прикинь, до одиннадцати лет ты только глазеешь, как это делают другие, а сам ничего не можешь!

С такой стороны Гарри на быт в волшебных семьях никогда не смотрел. Впрочем, с того момента, как он с неимоверным трудом стал разбираться с мотоциклом, его взгляд на волшебников и обучение в Хогвартсе несколько изменился. Недаром тот же мистер Уизли впадал в неописуемый восторг от всего магловского, но не мог разобраться даже в самых элементарных приборах — ему, взрослому человеку, подобно маленькому ребенку казалось, что при втыкании вилки в розетку происходит некое магловское подобие колдовства. Он даже штепсели именно поэтому и коллекционировал, как он однажды признался Гарри. А ведь мистер Уизли был далеко не дурак, просто он отвык (или никогда не умел) думать и учиться как обычные люди. Все они здесь в Хогвартсе лишь зубрили формулы. Никто даже не задумывался, почему то или иное заклинание звучит именно так. Почему палочкой надо делать именно такой жест.

Тем временем, изучая инструкцию к мотоциклу, Гарри разбирался в системе, которая была логична и закономерна. Наверное, так же можно было подходить и к магии. Но их этому не учили… Поэтому второй вещью, которая все больше увлекала Гарри, стал потрепанный учебник по зельям.

Он даже не на шутку забросил учебу — слишком раздражал его подход практически всех преподавателей к объяснению материала, хотя раньше об этом Гарри никогда не задумывался. Толково и осмысленно занятия вела только профессор Спраут, но копаться в земле ему банально не нравилось. МакГонагалл, как и Флитвик, предлагали зубрить формулы, но они хотя бы не гнушались исправлять ошибки и, если нужно, своими руками показывать правильные жесты. Снейп на занятиях только и делал, что измывался над учениками, постоянно унижая их с Невиллом — слушать его было просто невозможно. Словно издевательства над избранными гриффиндорцами были основной задачей курса ЗОТИ в этом году.

Это было невыносимо.

В то же время Гарри бросалось в глаза, что волшебник, делавший записи на полях старой книги по зельеварению, мыслил несколько иначе. Не так, как все они. Он докапывался до основ, анализировал, искал закономерности и экспериментировал, исходя из логических выводов. Иными словами, он подходил к вопросам скорее как маглорожденный, потому что именно так учат в магловских школах… И Гарри, сам того не заметив, начал восхищаться этим незнакомым ему волшебником, что в свою очередь вызывало у Гермионы какую-то странную реакцию — она улыбалась. А так как Гарри уже привык к тому, что от нее только и жди едкую колкость, он настораживался.

— Как думаешь, кто этот Принц-полукровка? — задумчиво спросил Гарри, когда они закончили с практикой очередного заклинания. Рон в этот день предпочел дополнительную тренировку на метле.

— Эм… ну, очевидно, что он учился в Хогвартсе, как и мы, — замялась Гермиона. Ей ужасно хотелось рассказать все Гарри.

То, что ему жутко нравилось изучать эту книгу, и даже заниматься зельями, было для нее своеобразным подтверждением ее правоты. Происходило именно то, о чем она весь прошлый год и мечтала. Они с Гарри занимались под незримым руководством профессора Снейпа, и Гарри это нравилось!

Да ему бы и профессор Снейп понравился, если бы только он мог попытаться послушать его без предвзятого отношения. Он ведь приходил в восторг от заклинаний таинственного Принца-полукровки. Кстати, Гермиона так и не разобралась, почему учебник был подписан так странно. Это была рука профессора Снейпа, но почему Принц? Она планировала порыться в библиотеке, но количество домашних заданий росло как снежный ком, и ей банально не хватало времени. Но звучало, конечно, красиво! И каким бы парадоксальным это не казалось, но положительное отношение Гарри к автору заметок на полях учебника несколько оживили угасшие чувства Гермионы к профессору Снейпу. Конечно, она не собиралась больше никогда приближаться к нему ближе, чем на сотню ярдов, но некоторая симпатия снова стала смягчать и приукрашивать образ теперь уже профессора Защиты от Темных Искусств. Впрочем, когда Люпин не маячил перед глазами, нагло улыбаясь, как это было в штабе Ордена Феникса, то и о нем Гермиона вспоминала с теплотой.

Но тут Гарри резко вернул Гермиону с небес, неожиданно задав очень странный вопрос.

— Как ты думаешь, не мог этот учебник принадлежать моей матери?

— Что? — Гермиона аж закашлялась.

— Ну… Слизнорт ведь говорил, что у нее был талант к зельям… и она же была маглорожденная… — но объяснить свою теорию о том, что маглорожденные в целом учатся лучше чистокровных волшебников, которые до одиннадцати лет балбесничают и не владеют логикой, Гарри не успел.

Гермиона заливисто рассмеялась.

Гарри стало невыносимо неприятно. Словно все обиды (которых к тому моменту накопилось уже немало) разом опустились на грудь, мешая вздохнуть.

— Что в этом смешного?

— Ну… — протянула Гермиона, все еще как-то неприятно улыбаясь. — Это было бы очень забавно, но нет. Я в этом очень сомневаюсь, — и Гарри показалось, что она снова вот-вот рассмеется.

— Я не знаю, что ты нашла смешного в том, что я… — Гарри резко встал, с трудом подбирая слова. Хотелось тупо выругаться. Как же она может смеяться над ним из-за этого?! Что с ней происходит? И он сказал все прямо, вернее, попытался сказать, но договорить все равно не хватило сил. — У тебя есть родители, и ты просто не понимаешь, каково…

— Гарри… — прошептала Гермиона. Улыбка испарилась с ее лица. Она поняла, как сильно ранила его. — Извини…

— Ладно, ты права, это было глупое предположение. Наверное, мне и самому нужно отдохнуть от всего этого, — каким-то не своим голосом проговорил Гарри, поднимая с пола свою сумку.

— Извини, не уходи… Гарри…

— Нет, с меня хватит.

Гермиона вздрогнула от звука захлопнувшейся двери. Ее накрыло осознанием того, как сильно и незаслуженно она обидела Гарри. Как же это вышло? Она ведь не хотела! О чем она только думала?! Конечно, то, что он сирота — это его самая больная точка. Нельзя было так говорить, она ведь знала…

Гермиона быстро затолкала учебники в сумку и бросилась следом, но в коридоре Гарри уже не было. Она выкрикнула еще раз его имя, но никто не отозвался. Его не было ни во дворе, ни в Большом зале, ни в гриффиндорской гостиной. Пуста была и спальня мальчиков.

Главное, найти его… найти и объясниться. Сказать, что она неосознанно делает ему больно. Хочет задеть, чтобы он понял: ей тоже больно! Они столько лет были рядом, бок о бок, что ей казалось: так будет всегда. А теперь, когда у него появилась девушка, она оказалась лишней. И от этого ей бесконечно плохо. Гарри словно предал их дружбу. Хотя, конечно, дело не в дружбе, и ничего он не предавал, но чувствует-то она именно это.

И Гарри поймет, они ведь всегда понимали друг друга и никогда не отворачивались друг от друга.

Гермиона так и повторяла про себя все это, пока чуть не споткнулась, увидев его. Гарри сидел с Джинни на коленях на подоконнике пустого коридора. Рядом стоял Рон, он весело рассказывал им что-то, очень эмоционально жестикулируя. Джинни смеялась, одной рукой обнимая Гарри за шею.

Желание мириться молниеносно сменилось стремлением сделать всем им очень, очень больно.

— Рон? — позвала Гермиона.

Все обернулись, и Гермиона заставила себя подойти ближе.

— Я искала тебя, Рон… Мне нужно сказать тебе кое-что, — сказала Гермиона, а Рон только непонимающе таращился на нее. Пришлось едва ли не театрально пояснить: — Пройдемся?

— Э… А что случилось-то?

— Не тупи! — Джинни, чуть отстранившись от Гарри, ощутимо пнула брата в плечо и сунула в руки его сумку. — Давай, иди! Это твой шанс, Рональд!

— Эм… ну ладно… — Рон посмотрел на подмигивающую сестру и, неуклюже взяв в охапку свои вещи, двинулся к Гермионе, которая демонстративно по-хозяйски взяла его руку и, переплетая их пальцы, увела его прочь.

Это казалось ей гротескно комичным и немного противным. Словно у Рона нет своего мнения. Ему сказали иди, и он пошел. И, похоже, даже доволен. Покладистый и послушный.

Но дороги назад не было. Раз Гарри встречается с Джинни, она всем назло начнет встречаться с Роном. Точно так же. На виду у всех.

Рон тем временем недоумевал, что теперь делать… Ну, Гермиона ему, в принципе, всегда нравилась, и выходит, что Джинни права. Иначе зачем она так странно сжимает его руку и куда-то тащит.

Волнуется, наверное.

А если, насмотревшись на Джинни и Гарри, она тоже так хочет? Рон-то хотел, но, видимо, не настолько, чтобы предпринимать хоть какие-то действия.

Стремно как-то.

И потом, ведь надо было определиться с девушкой?! А из тех, о ком он думал, можно было исключить, пожалуй, только астрономичку. И то, Рон сомневался, что смог бы устоять, если бы она сама вдруг проявила инициативу. К тому же близнецы говорили, что для начала с опытной девушкой лучше…

Рон покосился на Гермиону, не представляя, с кем она уже целовалась, кроме как с Гарри у озера. Наверное, ни с кем. Она же только с книжками сидит. Ее такое и не интересует… Рону стало за себя немного стыдно. В этот момент Гермиона еще и обернулась к нему и как-то неестественно улыбнулась. Рон почувствовал, что уже весь вспотел. Наверное, она ждет, что он признается ей в любви.

В принципе, можно. Но как? Главу о том, как правильно объясняться с девушками, в книге, подаренной близнецами, Рон, естественно, пропустил, а сейчас она могла бы пригодиться. Девчонки же любят, когда им всю эту муру на уши вешают.

Гермиона остановилась и снова посмотрела на Рона.

Что если просто сказать ей: «Ты мне нравишься, Гермиона»? Или лучше: «Гермиона, ты мне нравишься!» А она такая: «Что? Не говори глупости!» или еще хуже «Не говори с набитым ртом!». По крайней мере, эти фразы Рон слышал от Гермионы едва ли не чаще всего. Хотя Флер отреагировала на его приглашение на бал примерно так же…

Рон почувствовал, как ноги похолодели.

Лучше уж сразу убежать, чем еще раз пережить такое.

— Ну что? — все-таки спросила Гермиона, так и не дождавшись какой-либо видимой реакции от Рона (потому что всю дорогу он шел с абсолютно одинаковым идиотским выражением лица). — Пойдем куда-нибудь, где никого нет?

Рон сглотнул, Гермиона это заметила и едва сдержала гадкий комментарий.

— Ну чего молчишь? Или ты не хочешь?

— Я думаю, куда пойти, — честно ответил Рон.

Тут Гермиона закатила глаза, и это несколько простимулировало его умственную деятельность. Он вспомнил, куда таскаются на свидания все старшекурсники. Конечно! Надо отвести ее на Астрономическую башню! Лишь бы там не было занято!

— Ладно, пошли, — и он повел ее к лестницам.

Гермиона не противилась, но ей не было все равно. Гермионе было откровенно неприятно, но именно этого она и хотела. Казалось, что если так противно ей самой, то и Гарри чувствует то же.

Так ему и надо!

Возможно, в этом и не было логики, но соображать выходило у нее сейчас откровенно плохо. Мысли путались от переполнявших эмоций. Рон вел ее куда-то наверх, но она даже не задумывалась, куда именно они направляются. В уме Гермиона представляла себе, как вечером Рон в деталях расскажет Гарри о том, что делал вечером. И Гарри осознает, что он потерял!

Ради такого она была готова целоваться с Роном хоть до посинения! К счастью для Рона, преодолев подъем на самую высокую башню замка, Гермиона все-таки немного остыла. Да и вид со смотровой открылся действительно фантастический. Красота ночного пейзажа пробирала до глубины души, и от этого почему-то стало особенно одиноко.

Гермиона подошла к низкому парапету и почувствовала, как к глазам подкатывают слезы. Ей больше не хотелось никому мстить, но было так плохо, что тянуло плакать. Рон ей не нужен. Да и куда он денется? С ним вон как просто. Взяла за руку, стерпела тупой вопрос, и он уже тут и на все согласный, только намекни. Наверное, за таких идеально выходить замуж, но к этому Гермиона как-то не стремилась. Ее манили приключения и знания, хотелось бороться за что-то светлое и прекрасное, чтобы в жизни была цель и смысл, и любовь, которая все преодолевает, и за которую не страшно умереть… Адское сочетание на самом деле. Но Гарри ведь был такой же!

Гермиона даже улыбнулась, смахнув слезы.

Рон, наблюдавший за ней, принял эту улыбку за долгожданный знак и решился действовать.

Была не была!

Он наклонился, неловко обнял ее и попытался поцеловать. Глаза он закрыть не догадался. Гермиона тоже смотрела на него, хлопая длинными ресницами, то ли отвечая на поцелуй, то ли нет. А потом она закрыла глаза, и он попытался засунуть ей язык в рот, но тут она вдруг оттолкнула.

— Ты чего? — опешил Рон.

— Прости, — прошептала Гермиона. — Я не хочу… я передумала…

— Чего? — обалдел Рон. Скажи она что-то другое, он бы засмущался и сам убежал, но это было перебором. Интуиция всегда ему подсказывала, что Гермиона рассматривает его как запасной вариант, и вот оно подтверждение. Рон все понял, и теперь уже и ему стало жутко обидно. — То есть, это был спектакль для Гарри?

— Нет! — возмутилась Гермиона. Тем более, «нет» было отчасти правдой. Она же действительно решила встречаться с Роном. Она не лгала! Другие же могут встречаться с парнями, в которых не влюблены? Значит, и она сможет! Джинни ведь сохла по Гарри, пока обжималась с Дином по углам. Значит, это не проблема. Но стоило Рону прикоснуться губами к ее губам, ей стало гадко. Гермиона еще острее почувствовала то, что на его месте должен быть другой парень, и замену она не примет, не переваривает физически, не может. Ей противно. Она закрыла глаза, попытавшись представить Гарри, но от этого стало только хуже. — Извини, Рон. Я не хотела обидеть тебя. Так просто вышло…

Но Рон не понимал. Кажется, впервые за пять лет она видела приятеля в таком взвинченном состоянии.

Надо же, оказывается, и у него есть гордость и самоуважение…

Гермиона понимала, что задела теперь и его. Она извинялась и пыталась объяснить, что дружба — это же лучше. Но Рон только сильнее заводился, повышая голос. Он даже припомнил ей то, что она теми же словами отшила Гарри на четвертом курсе, и он не понимает, какого дракла Гарри ее с тех пор терпит. Это же издевательство какое-то! Да что она о себе думает!

Рон был не прав, но Гермиона видела, что ему больно, а переубедить его она не могла. Он ругался, требуя объяснений, она оправдывалась, пока в какой-то момент ее терпение не лопнуло — надоело его перекрикивать. И Гермиона, выхватив палочку, выкрикнула «Обливиэйт!». Конечно, она умела делать это и невербально, и без палочки, но Рон так вопил, что ей на уровне каких-то глубинных инстинктов показалось важным перекричать его.

Иначе заклинание не сработает.

Но… оно сработало.

Рон замер, глядя перед собой расфокусированным взглядом.

— Уходи, Рон! Просто уходи и забудь все, что здесь было — с отчаяньем проговорила Гермиона и заплакала навзрыд, закрыв лицо руками.

Она не слышала, как Рон исчез, но он наверняка послушался — она ведь уже делала подобное. А может, ей и не хотелось, чтобы он уходил, потому что было очень стыдно. В любом случае, Гермиона так и стояла на ветру, заливаясь слезами, пока ясно не почувствовала, что на нее кто-то смотрит.

Она обернулась и рвано глотнула ртом прохладный осенний воздух. У входа на смотровую стоял профессор Снейп. От его тяжелого пронзительного взгляда стало совсем не по себе.

Как он тут только оказался? Он проследил за ними, что ли?

«Боже… это же Астрономическая башня…» — догадалась наконец Гермиона. — «Он, наверное, шел к профессору Синистре, она же его любовница… а тут они с Роном в голос ругались…»

Снейп закашлялся от неожиданности.

Мерлин всемогущий, есть ли в этом замке хоть одна крыса, которая не была бы в курсе его отношений с Авророй?!

— Простите, профессор Снейп, — быстро выговорила Гермиона и рванула к выходу. Если она не ошибалась, то до отбоя оставалось еще какое-то время, так что снять баллы с нее за это он не мог. А Обливиэйт он мог и не заметить!

— Ни с места! — скомандовал Снейп, взмахом руки преграждая ей путь. Полы черной мантии взметнулись. — Вы можете уйти, мисс Грейнджер, но в этом случае я буду вынужден предать огласке то, что вы сделали, и, уверяю вас, последствия вам не понравятся, — и он скривил губы в неприятной улыбке, видя, что ученица остановилась. — Правильно, мисс Грейнджер. Снятые баллы за нахождение после отбоя вне факультетской гостиной смешное наказание, по сравнение с тем, что полагается за наложение незаконного заклятия забвения на несовершеннолетнего. Вам ведь уже семнадцать, мисс Грейнджер, не так ли? — и Снейп мерзко усмехнулся. — А Рональду Уизли, насколько я знаю, еще нет.

Снейп, конечно, не собирался распространяться об этом проступке Грейнджер. Но будь ей шестнадцать, он бы лично поволок девчонку к Дамблдору, попутно вызывая блюстителей магического правопорядка. Ничего серьезного ей бы не сделали, но школу порекомендовали бы сменить.

Идеально бы вышло!

Но теперь подобное могло перечеркнуть всю ее будущую карьеру, а этого Снейп не хотел.

Тем не менее, припугнуть зарвавшуюся гриффиндорку стоило. Мерлин… какой же насмешкой судьбы ему казалось то, что Гермиону распределили на факультет МакГонагалл. Сидела бы она у Флитвика, или еще лучше у Спраут… проблем было бы меньше. Нет же. Спуталась с Поттером, вот и результат.

Верить в то, что Грейнджер ревела из-за сына Джеймса, Снейпу не хотелось, но такова была реальность. Девчонка творила Мерлин знает что и, очевидно, объяснять ей, насколько опасны, глупы и неосмотрительны ее действия, было бессмысленно.

Снейп задумался, изучая Гермиону взглядом.

Нет, бесполезно. Не послушает.

А разве сам он кого-то слушал? Ему в этом возрасте на все было плевать, и на свою жизнь в первую очередь.

Поэтому, помолчав, он строго спросил:

— Что именно вы стерли в памяти Уизли?

Гермиона вздрогнула.

 — То, что здесь было… — рассказывать в деталях ей было ужасно стыдно.

— А как вы оказались здесь? Почему Уизли привел вас сюда? У каждого действия есть мотивы. Желание подняться с вами на Астрономическую башню с определенными намерениями появилось у этого болвана куда раньше. Теперь же вы просто стерли последствия, не найдя их причины. Вы осознаете, что нарушаете закон, а не школьные правила? И нарушаете грубо, оставляя очевидные улики! Ни для кого не составит труда вычислить вас, если обратить внимание на ненормальное состояние Уизли, — отчитывал ее Снейп.

— Вы хотите сказать, что мне надо было… — не верила ушам Гермиона.

— Вы же по собственной инициативе читали издание по ментальным искусствам? Что же вы ничего не уяснили? Или если не заставлять вас переписывать текст, вы не способны ничего понять и запомнить? — издевательски спросил Снейп. — Перечитайте главы о применении легилименции при удалении памяти. Вы должны понимать, откуда произрастает мысль, послужившая толчком для события, которое вы решили удалить. Но, в любом случае, Обливиэйт — не панацея от личных проблем. Однако это вы, видимо, должны прочувствовать на собственном опыте. А теперь, марш в спальню, мисс Грейнджер. И чтоб я вас здесь больше не видел!

Назначать ей отработки Снейп от греха подальше не решился. Ему и так не понравилось, как расширились глаза Гермионы при слове «спальня». Благо, уточнять в чью, она не стала и помчалась прочь.

Наказание, а не девчонка.

В гриффиндорской гостиной было полно народу, только Гарри, Рон и Джинни отсутствовали… Какое-то время Гермиона просидела у тлеющего камина. Ее никто не трогал, но звуки голосов и смеха так раздражали, что вскоре она не выдержала и все-таки ушла в спальню.

Опустив полог над кроватью, Гермиона попыталась отвлечься и перечитать свое эссе по нумерологии. Это всегда ее успокаивало, и сейчас это было просто необходимо. Гермиона запуталась и не понимала, что чувствует.

Ничего. Завтра она обязательно помирится с Гарри. Рон ничего не вспомнит. Все будет хорошо.

Она отложила пергамент и повернулась на бок, потому что думать ей хотелось о другом.

Рон… почему же целоваться с ним оказалось так неприятно? Ей ведь в какой-то мере он нравится! Веселый, хороший парень, но от прикосновения его языка стало гадко. Она поморщилась. Ей было противно от Рона, от себя, от всего, что происходило с начала учебного года. Ей было стыдно за то, как она себя ведет. И главное, Гермиона не понимала, что подталкивало ее на все эти поступки. Целоваться с Роном и стереть ему об этом память! Кажется, гаже выходки не придумать… А профессор Снейп даже не отчитал ее… видимо, ему было противно даже говорить о таком.

Тут она вспомнила о Малфое. Боже, боже… а ведь он тоже целовался с языком, но тогда противно почему-то не было.

Гермиона закрыла лицо руками.

Ей был омерзителен Малфой, она не уважала его, и не считала кандидатом в «принцы» ни при каких условиях. Даже будь Малфой последним парнем на земле, она предпочла бы встречаться с домовым эльфом. Но целоваться с ним было нормально, отторжения не было.

А потом она вспомнила, как целовалась с Гарри. Это были невинные, почти детские поцелуи, о чем сейчас она даже жалела. Гарри мог бы вести себя посмелее… память моментально подменила картинку… и вот уже Гарри был на месте Рона… их поцелуй долог, и она вплетает пальцы в его непослушные волосы, как это делала Джинни летом у костра… Детали путались. Что-то она видела, невольно подглядывая за друзьями, что-то помнила по магловским фильмам, что-то додумала сама… Но на этот раз ей не хотелось воображать героически-трагические объяснения в любви на грани жизни и смерти. Все это было излишним. Ей просто хотелось целоваться с Гарри, чтобы он обнимал ее и прижимал к себе так, как прижимал Джинни тогда, под деревом в Норе… чтобы она лежала на спине, а он бы прижимал ее к кровати, и они продолжали целоваться…

Низ живота тянуло, что-то сжималось внутри, отдавая болезненным удовольствием от воображаемых сцен, но Гермиона не прикасалась к себе руками. Она никогда этого не делала, теряясь в пленительных ощущениях, которые давали одни только фантазии. Этого и так было предостаточно!

А потом она сказала себе стоп.

Она не будет мечтать и думать так о Гарри. Никогда! Иначе это не сбудется, а ей хотелось, чтобы с ним все было по-настоящему.

Гермиона перевернулась на другой бок, но томительные ощущения не уходили. Она могла запретить себе думать о Гарри, но не могла перестать чувствовать это. Эти ощущения были слишком прекрасны и желанны, волнительны и сладки. Они словно провоцировали ее. И вот в воображении появились уже знакомые, проработанные картинки: кабинет ЗОТИ и лежащий на полу изможденный профессор Люпин, такой, каким она видела его в течение своего третьего курса. Он с трудом приподнимается и жадно глотает из рук кубок с целебным зельем, а после, обретя силы, признается ей в любви, подтверждая свои слова поцелуем…

Когда фантазия дошла до логического конца, а думать об этом по второму кругу было неинтересно, перед глазами Гермионы возник едва живой изрядно измученный Пожирателями Смерти профессор Снейп. Она долго приводила его в чувство, раздевая, чтобы обработать ужасные раны антисептическим раствором. Каждое ее прикосновение к обнаженной трагически бледной коже отдавалось ему болью. Красивые, рельефные мышцы напрягались… тут Гермиона догадывалась, что на самом деле профессор Снейп ее давно любит и хочет, но благородство истинного героя никогда не позволит ему признаться в этом…

Звук хлопнувшей двери отвлек Гермиону.

Джинни… она наконец вернулась в спальню.

Кровать скрипнула… сестра Рона не просто легла, а словно упала на матрас. Очень осторожно, боясь выдать себя, Гермиона приподняла полог и посмотрела в щелку. Джинни, не раздеваясь, лежала на кровати и, закрыв глаза, счастливо улыбалась.