Короткие истории о некоторых обитателях Вестероса (сборник драбблов) (гет)

По заявке Rehk: Арья|Дейенерис. «Иногда приходится отступаться от самых незыблемых правил».

* * *

— Ты похожа на Рейнис, — говорит Арья хмуро.

— Я от ее крови, — тихо отвечает Дейнерис.

Арья прячет острый подбородок в коленках и не отзывается. Она окунает босую ногу в лужу и шевелит сильными пальцами в воде — ей кажется, что они похожи на маленьких светлых рыбок.

Легкая рука, как птичка, вспархивает ей на плечо. Арья легко, как вода, уходит от прикосновения.

— Послушай...

Арья не хочет слушать. Она смотрит, как солнце разбивается на мельчайшие, острые осколки на поверхности лужицы, течет, поблескивая, сквозь пальцы, как жидкие стеклышки.

— Рейнис была дурой, — произносит она глухо.

— Тебе, конечно, нравится Висенья? — уверенно спрашивает королева.

Арья слышит в голосе Дейнерис улыбку и, как ужаленная, оборачивается — никто не смеет над ней насмехаться, никто, никогда! Но Дейнерис Таргариен не улыбается. Напротив, на лице застыло неестественно-жалкое, почти испуганное выражение, будто ворон крылом задел. Разве Арья обидела ее?

— Да, мне нравится Висенья, — чуть более резко, чем хотела бы, говорит Арья. — Она была настоящей королевой, она спасла Эйгона-Завоевателя от смерти! Она совсем не такая, как эта глупая Рейнис, которая только и могла петь свои глупые песенки. А Висенья готова была жизнь за него отдать, — горячо восклицает она.

Что-то неуловимо меняется.

В уголках рта Дейнерис прячется улыбка, которую она, видимо, старается удержать, — и Арья злится. Неужели так трудно управлять своим лицом? Даже сама Арья научилась. Эта Дейнерис же ничего не умеет. Она такая же бесполезная, как дура-Рейнис. Но ее все любят. Почему?!

— Это нечестно, — продолжает она все более сердито. Голос жалко взлетает вверх и падает вниз, как раненая птичка. Ведь любил Эйгон все равно не сильную, умную, верную Висенью, готовую с мечом в руках защитить его — даже ценой собственной жизни.

И Арья не понимает, почему. Но страшное чувство несправедливости захлестывает ее с головой, когда она представляет суровую королеву с несчастными глазами. Только почему у той в руке вместо меча маленькая Игла?

С легким плеском она вытаскивает замерзшую ступню из лужи и по-кошачьи отряхивает ее, с удовольствием глядя, как Дейнерис отскакивает от холодных брызг.

— Висенья любила Эйгона, — затем говорит та, помолчав. — Но больше как брата, нежели мужа, — она делает упор на слове «брат» и отчего-то внимательно смотрит на Арью.

Та вскакивает на ноги. Хоть голос королевы ровен, ей чудится непонятное оскорбление в словах Дейнерис.

Арье хочется вцепиться ей в шею и загрызть насмерть, она ненавидит ее. Но Арья принуждает себя застыть на месте и заставляет лицо принять спокойное выражение: как волны на лужице от брошенного в нее камня стихают — так исчезает и гнев.

Только вот горечь в голосе она удержать не может, хотя и не понимает, почему ей так скверно, так душно думать и говорить об Эйгоне и его сестрах. Особенно о старшей сестре — почему за нее так обидно?

Очень трудно облечь это чувство в слова, хотя Арья знает несколько языков. Но она пытается. Отчего-то ей хочется, чтобы Дейнерис поняла — и одновременно ей тошно от этого, потому что она сама не понимает. Не хочет понимать.

— Рядом с Эйгоном и Рейнис Висенье нет места? — говорит Арья горько.

Ей кажется, что рот ее в мгновение ока наполнился кислолистом, и на губах вот-вот запузырится кровавая слюна.

Почему, почему, почему?!

— Таковы правила, верно? — беспомощно спрашивает она, мокрая и странно несчастная — и эта обида ей самой совсем непонятна.

Какое ей дело до давно мертвых королей — и королевы Висеньи?

Дейнерис смотрит на нее неотрывно — такая же красивая, как Рейнис. Какое ей дело до Арьи?

Фиолетовые глаза до краев наполнены пустотой, как бездонное ночное небо, которое вот-вот перевернется — и проглотит без остатка, как холодная пропасть.

— Иногда приходится отступаться от самых незыблемых правил, — говорит Дейнерис осторожно. — Через три века настала очередь Рейнис уплатить долг.

Арья не понимает, почему, но ее душа птицей взлетает вверх. На ней огненными письменами расчерчивает небо дракон. Вереница прекрасных и гордых — несбывшихся, никогда не живших — королей проплывает перед ее глазами.