Обретшие будущее (гет)

«Я Гарри. Гарри Поттер. Я волшебник. У меня есть семья, есть школа, есть любимая. В это лето у нас помолвка»

В памяти всплыло предостережение портрета, чьего имени он уже не помнил: «Выброс магии такой силы разрушает магический резерв, и маг становится сквибом, а то и погибает, если на нем нет амулета от огня. Кому-то может повезти — кратковременная потеря памяти и впрямь небольшая цена по сравнению со смертью».

Гарри пятился к холму в высокой траве. Кладбище обратилось в полыхающее поле, горели даже камни, плавились склепы, каменные плиты и кресты. Крики горящих заживо людей отдавались эхом в ушах, а он бежал, судорожно нащупывая бумажку и ручку, которые на всякий случай носил в кармане. Кажется, ему повезло, и сила заклятия оставила ему жизнь, только…

Он не помнил, о чем хотел подумать. Мысли превращались в вязкий кисель.

«Я Гарри! Гарри Поттер! Мою любимую зовут… Летом помолвка!»

Адрес, скорее написать адрес и бежать подальше отсюда! Беспалочковая магия не работала, а при попытке использовать ее или щит в грудь словно вонзились тысячи игл. Вопя от боли, Гарри повалился на колени в траве. Вот и бумажка… Что он хотел написать?

«Я Гарри Поттер! У меня есть… любимая. У нас помолвка этим летом!»

Руки тряслись, когда он прерывисто и косо чертил какие-то каракули. Адрес? Мордред, он не помнил, не помнил адреса в Лондоне!

Вот! Нужно написать «Лондон»!

Его магии больше нет. Он встал с колен, пошатываясь, и побежал дальше, огибая холм, на котором стоял старый темный особняк. В памяти всплывали какие-то несущественные вещи, мысли — и так же стремительно мешались меж собой, пропадали. За его спиной раздался вопль страшной ярости — и он помнил только то, что ему нужно держаться подальше от этого человека!

Он добежал до указателя на дороге, который утверждал, что до Грейт-Хенглтона пять миль, и без сил повалился на землю.

«Я… Гарри… У меня есть любимая. У нас помолвка…»

* * *

Все уроки были отменены, экзамены отложены. В следующие два дня родители кое-кого из учеников поспешили забрать их из Хогвартса: близнецы Патил покинули школу на следующий после смерти Дамблдора день, еще до завтрака; Захарию Смита увез из замка его надменный отец. С другой стороны, Симус Финниган напрочь отказался уехать с матерью домой, они долго и громко переругивались в вестибюле и в конце концов решили, что она останется в школе до похорон. Найти в Хогсмиде свободную постель ей оказалось трудновато — Симус сказал, что в деревню съезжаются волшебники и волшебницы, пожелавшие проститься с Дамблдором.

Не смотря на отмену школьных занятий продолжились те, которые вели Драко и Гарри, и студенты, проникшиеся атмосферой всеобщего траура, занимались вдвойне яростней. Сама Выручай-комната шла им навстречу, и с каждым разом модели Пожирателей Смерти становились все более похожи на реальных врагов. Даже слизеринцы из тех, кто вместе с Алистером Дейном принял сторону Поттера, стали впитывать в себя знания боевых чар как губки. Это была благодарность Драко Малфою, который продолжал вести столь необходимые занятия, за его силу духа.

Это была благодарность Гарри Поттеру, который сумел за четыре года сплотить два факультета, изжить вражду между ними и научить если не дружить, то пока сотрудничать во имя достижения общей цели. Это была благодарность близкому другу, однокурснику и сильному мальчику, который не жалел сил, чтобы научить ребят сражаться, даже когда у него самого их не было. Человеку, который погиб от руки Волан-де-Морта.

Попечительский Совет не стал закрывать школу по многочисленным просьбам волшебников и волшебниц, а на пост директора Хогвартса была ожидаемо назначена Минерва МакГонагалл. Крепость духа и внутренняя сила позволили ей навести порядок в школе и подготовить ее к приезду многочисленных гостей. Люди приезжали со всего света, желая проститься с великим волшебником и Мальчиком-Который-Выжил. Похороны были назначены на тридцатое июня — последний день пребывания школьников в школе, — и в этот день на искусственно возведенном в центре озера островке хоронили два гроба.

Один был пуст.

Погода словно смеялась над ними, щедро проливая солнечные лучи на неизбалованную теплом Шотландию. По окрестностям замка гуляли теплые ветры, разносили ароматы цветов и бурно цветущей зелени, а небо впервые за долгое время стало совершенно ясным. В такие дни было просто невозможно сидеть в душном, непрогретом замке, и те, кто приехал в Хогвартс, гуляли, предаваясь скорбным мыслям вне замка.

Утро перед похоронами вышло седьмым днем после смерти Дамблдора, и в Хогвартсе был завтрак. Уроки были отменены, экзамены забыты, как и правила поведения, даже в Слизерине, и Драко покинул своих сокурсников и друзей, чтобы в одиночку прогуляться в это утро.

Теплый свет солнца ласкал его лицо, а ветер трепал всегда идеально уложенные волосы. У озера за ночь были рядами расставлены сотни белых стульев. Посередине ряды разделял проход, а перед самым первым возвышался мраморный стол. День выдался самый что ни на есть прекрасный, летний.

Как и тот памятный вечер, когда на арену перед трибунами прямо из воздуха вывалилось тело Дамблдора…

Крики ужаса и плач разнеслись по трибунам не сразу, сначала даже заиграл победный гимн. Люди не поняли, что случилось, а когда первые зрители добежали до тела, тогда и начался кошмар. Драко, сидевший в обличье Седрика в палатке мадам Помфри, резко поднял голову и подскочил, готовясь узнать о худшем, но медсестра его усадила на койку, а ее место занял Снейп.

— Сэр…

— Мистер Диггори где? — прошипел Снейп, задернув ткани шатра.

— Вот он, — Драко махнул рукой на вазу, и та рухнула наземь, в полете обратившись в обездвиженное тело. Впопыхах решив, что на тряпки никто не обратит внимания, Драко просто сорвал с себя хафлпаффские цвета и рванулся к выходу из палатки. — Что там, сэр?.. — он похолодел. — Поттер…

— Нет, — Снейп вытащил его из палатки, но повел в другую сторону. — Дамблдор…

В просвете меж людьми Драко увидел только серую мантию и руку директора — его тут же от него заслонили. Сбитый с толку, он позволил себя увести, но с лестницы к ним сбежала Лили без кровинки в лице.

— А где Гарри?.. — пролепетала она, с мольбой заглядывая в их лица.

Со дня пропажи сына Лили не сказала ни слова. Смерть не настигла ее тринадцать лет назад, но вдоволь отыгралась сейчас, забрав самое дорогое — ребенка. Теперь ее прекрасное лицо было скрыто темной вуалью, а глаза — нескончаемой болью. И только Руди, не до конца понявший суть постигшего их семью горя, удерживал ее на плаву.

Будучи не в себе от горя, прознавшая о «переписке» Гарри и Волан-де-Морта Лили написала ему несколько строк, и они не были отправлены лишь потому, что Сириус вовремя перехватил сову. Слова этого короткого письма были известны всем близким и друзьям их семьи — их как будто каленым железом выжгли в сердцах. В память о бескрайнем горе матери.

Свет моего сердца погас. В тот день, когда вы отобрали у меня Джеймса, покойного моего мужа, я погрузилась во тьму. Когда я чуть было не захлебнулась в кровавых водах, мой маленький сын взял меня за руку. Он вытащил меня из ямы, наполненной болью и скорбью. Рядом с ним я нашла покой. Только вот вы… Вы его у меня отобрали. Если бы он жил, если бы остался со мной, могла бы снова настать весна. В горах зацвели бы цветы, запели бы птицы! Запах роз… Запах роз окутал бы все вокруг, а не запах крови.

Только вам удалось обратить тепло в стужу. Ваша зима только началась. Она сметет со своего пути каждого — и приведет к заслуженной судьбе.

Вальпурга вернулась в дом на площади Гриммо, и весть о гибели Гарри, пришедшая через слухи от Аластора, подкосила ее здоровье.

Последние слова Поттера об Аврорате очень глубоко запали ему в душу. Ведь по сути он был прав. Аластор пришел слишком поздно, когда от элиты Ближнего Круга на кладбище остались лишь тлеющие тела. Поттер все-таки использовал заклятие Гнева Солнца и спас его отца лишь тем, что вовремя дал ему амулет, зачарованный его рукой. Кто-то успел аппарировать с места чудовищного взрыва, а Люциус нет — он спасся. И снова благодаря Поттеру.

Он смог вернуться только на следующий день и принес неутешительные вести — Темный Лорд выжил. Не зря столько времени он провел в странствиях, изучая самую древнюю и темную магию. Поттер смог его удивить, но от него самого не осталось и следа. Однако едва Волан-де-Морт увидел, что случилось с его нерасторопными подданными, чуть не устроил повторный взрыв. Пламя, по словам Люциуса, накрыло большую часть кладбища и леса, оплавило даже камни и сожгло дотла деревья.

Только вот Поттер…

Аластор даже останков его не нашел, потому гроб его был пуст. Откат магии, настигший его, оказался слишком сильным — и забрал его жизнь. За сильную магию всегда приходится платить.

У кромки Запретного Леса Драко остановился, заметив, что не он один решил прогулять завтрак. Из-под завесы пышных зеленых ветвей на него смотрела Джинни.

Черный цвет очень не шел яркой Джинни, но все эти дни она ходила блеклой тенью, и даже привидения казались ярче нее. Ни братья, ни мать, ни Флер не смогли ее утешить: она часами сидела в комнате ребят и держала в руках его вещи, не отвечая на зов и сочувствия. Ее горе было не соизмеримо с горем Лили: оно просто было другим. Драко мог ее понять, он и увел от нее Гермиону. В таком состоянии, знал он, лучше быть наедине с самим собой. Молча он отступил и ушел, оставив ее.

Сам он крепился, потому что от его настроения зависела бодрость духа их общих с Поттером учеников. Слизерин разделился окончательно. Одни были на стороне Гарри Поттера, другие пошли по стопам родителей.

Прозвонил колокол, и двери замка распахнулись. Направляясь к передним рядам, мимо прошел Корнелиус Фадж — лицо жалкое, в руках его обычный зеленый котелок; следом Драко увидел Риту Скитер и с отвращением отметил, что ее пальцы с красными ногтями привычно сжимают блокнот; а затем на глаза ему попалась Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с черным бархатным бантиком на отливающих сталью кудряшках.

Драко остался в стороне. Он предпочитал следить за всем со стороны.

Проститься с Дамблдором и Поттером приходили люди самые необычайные — старые и молодые, кто в сильно поношенном, кто в щегольском платье. Большинства их Драко не знал, но были среди них и знакомые, в том числе члены Ордена Феникса: Кингсли Бруствер, Грозный Глаз Грюм, Тонкс, чьи волосы чудесным образом превратились в ярко-розовые, Римус Люпин (он и она держались, кажется, за руки), мистер и миссис Уизли, Билл, Флер, а сразу за ними Фред и Джордж. Здесь были и мадам Максим, занявшая сразу два с половиной стула, и Том, владелец «Дырявого котла», и соседка Гарри, сквиб Арабелла Фигг, и волосатый басист из волшебной группы «Ведуньи», и водитель автобуса «Ночной рыцарь» Эрни Прэнг, и мадам Малкин, торгующая в Косом переулке мантиями, и еще люди, которых Драко знал только в лицо — брат Дамблдора из «Кабаньей головы» и волшебница, возившая по «Хогвартс-экспрессу» тележку с закусками. Присутствовали и замковые привидения, едва различимые в ярком солнечном свете, увидеть их можно было, лишь когда они шевелились, нереально мерцая в сверкающем воздухе.

— Почему ты не идешь? — сзади подошла Гермиона. Ее глаза были красные, волосы укрощал черный ободок. Она положила руку ему на локоть и повела к стульям. Драко позволил ей себя вести.

— А то… прощание это… — сбивчиво ответил он, ища мысль. — Не хочу. Тогда придется принять и то, что Поттера нет. И мне самому остается до смерти пара шагов.

— Нужно принять и жить дальше, — Гермиона испустила невеселый смешок. — Хотя я не представляю, что мы дальше будем делать, куда идти.

Драко почувствовал, как его лицо скривилось в той же горькой усмешке. Он тоже этого не знал. По жизни его поводырем был Поттер, и Драко ни разу не представлял себе день, когда его не станет. У них не было разработано планов на такую ситуацию. Поттер сильно подпортил дело своей смертью.

— Давай не пойдем туда? — Драко остановил ее за руку и повел вдоль кромки леса к озеру, откуда не было видно гробов, скорбного народа и островка для погребения. — Знаешь, что он мне сказал перед тем, как уйти?

Гермиона перевела на него печальный взгляд.

— Усомнился в Аврорате. Сказал, что Грюм опоздает. Сказал, когда все закончится, Грюму останется только соскребать останки с земли. Это я много полагался на других, но не он: Поттер знал, что нельзя доверять никому, кроме себя, и иметь дополнительно с десяток планов помимо плана «А».

— Что ж, — Гермиона сглотнула ком в горле. — Видимо, другого выбора у него больше не было.

— И змея осталась цела, — Драко зло усмехнулся, яростно пиная камешки с тропы. — В жертву за этот крестраж было отдано две жизни, а он остался недосягаем.

— Но в одном крестраже мы можем быть уверены…

Гермиона прижала ладонь к руке и отвернулась, когда поняла, что сказала, но кому-то нужно было высказать это вслух. Драко ей был благодарен. Лично он и подумать об этом нормально не мог — сразу хотелось ударить самого себя.

Убежать от реальности они не могли, поэтому просто остановились у берега озера вдали от всех и смотрели на приготовления к последнему прощанию.

Наконец, все люди расселись. Драко думал о том, на самом ли деле все эти серьезные шишки во главе с министром Фаджем сожалеют о смерти Дамблдора. Поттера? Но тут заиграла музыка, странная, неземная, и Драко, забыв о своих мрачных мыслях, подался вперед, чтобы увидеть этот хор.

— Вон там, — шепнула Гермиона.

И тогда он увидел их: в нескольких дюймах под поверхностью чистой, зеленоватой, просвеченной солнцем воды хор водяного народа, жутко похожего на инферналов, пел на странном, неведомом ему языке. Мертвенно-бледные лица певцов были подернуты рябью, вокруг плавали лиловые волосы. От музыки у Драко волосы встали дыбом, однако неприятной она не была. Музыка ясно говорила об утрате и горе. И, глядя в нездешние лица певцов, Драко понимал, что уж они-то, по крайней мере, горюют.

Маленький человечек с клочковатыми волосами и в простой черной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Дамблдора. Что он говорит, Драко и Гермиона расслышать не могли. Лишь отдельные слова долетали до их берега. «Благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «величие души»… — все это мало что значило. К Дамблдору, которого знал Драко, слова эти почти никакого отношения не имели. И тем более к Поттеру.

Преданность. Смелость. Верность своему дело до конца и бескрайняя широта души, в которой хватило добра и справедливости даже для него, когда-то злейшего врага. Вот так Драко мог сказать о потерянном друге.

В первом ряду рядом с министром он вдруг увидел незамеченных ранее Сириуса и Лили. Ее всегда можно было узнать по ярко-рыжим волосам, но сегодня они были закрыты черной вуалью. Сириус осунулся и смотрел вниз на свои руки. Руди, Вальпурги и Эвелин с ними не было.

Человечек в черном наконец-то умолк и вернулся на свой стул. Гермиона прижалась к нему, и Драко неловко ее обнял, высматривая что-то. Он ожидал, что кто-то еще встанет у двух гробов, кто-то еще, быть может, министр произнесет речь, но нет, никто не двинулся с места.

Раздались испуганные крики — целая туча стрел взвилась в воздух, но все они упали на землю, не долетев до толпы. То было, понял Драко, последнее прощание кентавров: повернувшись к волшебникам спинами, они уже уходили в древесную прохладу. И подобно им, водяной народ тоже медленно опустился в зеленоватую воду и скрылся из глаз.

Люди начали медленно подниматься со стульев и проходить к гробам, чтобы коснуться их и что-то сказать на прощание. В глазах слабо защипало, и Драко отвернулся от гробов к лесу. Гермиона отступила от него, и у него на рубашке остались две мокрые полосы.

— Что мы будем делать дальше?

Драко медленно поднял руку, собираясь коснуться ее шелковых волос и бархатной кожи, но передумал.

— Продолжать бороться.

Гермиона отвела глаза и утерла уголки глаз руками.

— Гарри говорил со мной… по поводу тебя и твоих чувств. Берег меня в твое отсутствие, так хотел, чтобы у нас все получилось.

— Хотел, я знаю, — Драко кивнул и повел рукой в сторону озера, предлагая прогуляться. — Только это должен быть твой выбор. Хочешь ты этого или нет… А свой я уже сделал.

Не так давно в конце мая Гарри поговорил с ним о Гермионе и вставил мозги на место. Напомнил, что каждый человек должен иметь свободу выбора, и чрезмерное давление может вызвать обратный эффект — отторжение, уже непоправимое. Тогда Драко и задумался над своими действиями, а затем… просто перестал преследовать Гермиону. Он умел ждать. И кажется, в очередной раз Поттер оказался прав. Только его самого его правота не смогла спасти.

* * *

В это время в другом конце Англии по автотрассе ехал небольшой старенький Форд. Его хозяин не очень вежливо обгонял медленные машинки, нажимая со всей силы на педаль газа и подвергая себя опасности столкновения со встречными машинами, но ругавшиеся водители не знали одного: у него в салоне задыхалась дочь.

Молодая девушка хрипло хватала воздух ртом, вздрагивая всем телом, но ни открытые окна, ни расстегнутая куртка не помогали. Крепко сжимая руками ручку двери, она смотрела куда-то сквозь крышу, и взгляд голубых глаз как будто видел что-то недосягаемое взору обычных людей. Воздуха не хватало.

— Пандора, дочка… — отец за рулем заплакал от бессилия, пытаясь как-то ей помочь.

Они выехали на встречное шоссе, но он не замечал этого, забыв о руле и о педалях в попытках облегчить дочери дыхание. Машина поехала по инерции вперед — прямо навстречу несущемуся на них грузовику.

Девушка заметила опасность первая, но приступ астмы уже проходил. Она резко подалась вперед и повернула руль влево. Машина ушла на положенную ей левую сторону, и грузовик проехал мимо, гневно им сигналя.

Отец снова взялся за руль, отвернувшись от дочери. В густую седоватую щетину стекали слезы, которые он попытался утереть.

— Будь прокляты твои особые способности, — запнувшись, в сердцах бросил он. — Из-за них я теряю дочь, черт их подери!

Придя в себя, Пандора с укором на него взглянула. Она не стала ничего говорить, потому что знала, как он страдал после смерти матери. Вскоре он останется совсем один… Нет, лучше не думать об этом.

С облегчением она вдохнула полной грудью и расслабленно опустилась на спинку сидения.

— Я стольким людям помогла, отец, — тихо проговорила Пандора, украдкой утирая собственные слезы. — Лечила у детей болезни, помогла найти женщине сына, спасла отравившегося ягодами лесника. Это не напрасно дано мне, не зря.

— Не зря, — с горечью сказал мистер Блэр. — Только тебе самой твой дар нисколько не поможет. Поторопимся, может, успеем в лондонскую больницу до вечера.

— У нас совсем нет денег, — шепнула дочь. — Мистер Томсон сказал уже, что форма моей болезни не изучена и капризна. Врачи отказались от меня…

— Они и так за обследования забрали много денег, — жестко ответил мистер Блэр. — Теперь они обязаны подарить жизнь моей дочери.

О, она хотела жить! Больше всего на свете Пандора любила смотреть, как над золотым полем бушует гроза. По правую сторону дороги как раз простиралось поле, и над ним собирались темные тучи. Красиво… Никогда не знаешь, которое из действий станет последним в жизни — и она любовалась надвигавшейся грозой так, будто в последний раз, с благодарной улыбкой жизни, которая позволила ей увидеть гнев природы.

Когда послышался первый раскат грома, Пандора опустила глаза и глянула на свои руки. Они дарили жизнь и здоровье многим несчастным — и видимо, отдавали за это ее жизненные силы. Она дарила добро людям ценой собственных жизненных сил. А астма была откатом. Расплатой за пользование даром, который она когда-то побоялась развить.

Ей не было жаль. Пусть каждый из этих спасенных детей станет ей живым памятником — так думала юная Пандора, глотая слезы.

Дорога плавно огибала холмы, и машина на огромной скорости преодолевала повороты. Пандора задумчиво смотрела на мелькающие за окном столбы, грозу, и вдруг машина стремительно промчалась мимо какого-то человека, что шел по обочине дороги.

Пандора вздрогнула и оглянулась.

— Отец, останови машину, пожалуйста!

— Только не это, — проворчал Ричард Блэр.

— Прошу тебя. Вдруг ему требуется наша помощь…

Дочь так умоляюще глядела на него своими голубыми глазами, что он не мог не подчиниться капризу. Машина поскребла дном по камням и остановилась на поросшей травой обочине.

Прямо напротив в сотне футов от машины висел указатель поворота на Грейт-Хенглтон, до которого было пятнадцать миль. Других населенных пунктов в округе не было, но мистер Блэр не доверял всяким проходимцам с тех пор, как его добрая жена помогла одному такому. Подлец втерся в доверие и убил женщину, согласившуюся довезти его до больницы, а машину со всеми вещами и деньгами семьи на лечение дочери угнал. К несчастью старого отца, дочь унаследовала наивную доброту от матери.

— Пандора, дочка, подожди! — он подорвался на месте и успел схватит за руку дочь, которая уже выходила из машины. — Оборванец какой-то!.. Ну, прошу тебя! Тебе с каждым часом все хуже, мы должны попытать счастья еще раз… Вдруг доктор Томсон нашел вариант лечения…

— Отец, — Пандора светло улыбнулась и в этот миг стала казаться ему какой-то потусторонней. — В этой жизни мы так мало помогаем нуждающимся, потому что сами ими являемся. Возможно, мне предстоит в скором времени покинуть тебя и присоединиться к маме. Я хочу сделать доброе дело для этого юноши.

Отец вздохнул и с тяжелым сердцем достал из-под сидения биту. Если мальчишка попытается напасть на его драгоценную дочь и ограбить, он на нем живого места не оставит!

— Дочь, — окликнул он девушку негромко, оглядевшись. — Только без фокусов. Держи себя в руках.

Держась рукой за горло, Пандора улыбнулась и пошла вдоль дороги к устало бредущему парню, а мистер Блэр поспешил за ней.

— Здравствуй, — Пандора остановилась перед ним и поразилась тому, какой у юноши замученный взгляд. — Тебе нужна помощь?

Он выглядел лет на пятнадцать-шестнадцать. Его одежда была грязной, кое-где порванной, а на лице виднелись белые полосы от засохшего пота, стекавшего по пыльному лицу. В кожу въедалась пыль, а еще он щурил глаза, словно плохо видел. Одно веко оцарапано, но кровь спеклась и рана затянулась — страшно подумать, сколько инфекции туда попало с дорожной пылью. Под грязной челкой виднелась странная отметина в виде молнии.

— Мы можем отвезти тебя в ближайшую больницу или до дома, если он недалеко, — продолжила уверенно предлагать помощь Пандора, коснувшись его локтя. — Откуда ты?

— Пандора, дочка! — мистер Блэр подбежал к ним, не очень старательно пряча биту за спиной.

— Я… — парень прохрипел и зашелся тяжелым грудным кашлем. — Не помню. Ничего не помню.

Придержав его, добрая Пандора сделала большие глаза отцу, и тот неохотно направился к машине, чтобы подогнать ее. «Доброта, мать ее», — досадливо ругал лучшие качества своей дочери мистер Блэр, постоянно оборачиваясь на них.

— Как твое имя? — попыталась дознаться Пандора и медленно повела его навстречу машине. — Хоть что-то помнишь? Что последнее?

— Я помню… что-то. — На миг мутные зеленые глаза прояснились. — Я Гарри. У меня есть суженая. У нас должна быть помолвка.

— Приятно познакомиться, Гарри, — обрадовалась девушка и перехватила его поудобнее. — А мое имя — Пандора. Пандора Эмберли Блэр. А это мой отец Ричард Блэр.

— Спасибо за твою доброту, — Гарри вновь откашлялся. — Но не нужно машины.

— Правда? — подозрительно уточнил подъехавший к ним мистер Блэр через раскрытое окно.

— Я не помню, куда мне нужно.

Но Пандора настойчиво усадила его на диван заднего сидения и из багажника достала бутылку чистой воды. Парень с благодарностью принял воду и умылся. Мистер Блэр сел на месте водителя и разглядывал его в зеркало заднего вида, нервно стуча пальцами по рулю. Цепкий взгляд его приметил бумажку, торчавшую из нагрудного кармана.

— Что это? — с невольным любопытством кивнул он на рубашку.

— Можно? — Пандора взяла бумажку и по слогам из-за кучи каракуль прочитала одно слово. — Лондон. Значит, тебе нужно в Лондон? — мистер Блэр тотчас проклял свой болтливый язык.

— Наверное… — Гарри встал и взял бумажку в руки. — Но зачем мне туда?

— Мы сами туда едем, в больницу, — радостно сообщила девушка. — Поехали с нами, Гарри!

— Спасибо, — растерянно произнес парень и сел в машину.

Еще четверть часа он молчал, вчитываясь в единственное слово-зацепку и морщась — пытался что-то вспомнить. Глядя на него, мистер Блэр немного остыл. Кто знает, может, юноша действительно попал в беду? Однажды в юности Ричард Блэр сильно пострадал, упав со второго этажа на газон. О, он прекрасно знал симптомы потери памяти!

— У вас что-нибудь болит? — уже мягче спросил он, и парень вздрогнул. Нервный какой-то.

— Нет, сэр, спасибо.

— Вы сказали, у вас есть суженая. Хм-м… По-моему, в столь юном возрасте — а я не ошибусь, если предположу, что вам лет пятнадцать! — помолвки до сих пор справляют только на севере. Шотландцы — странный народ.

— Я не шотландец, — уверенно сказал юноша. — Я точно это знаю.

— Откуда? — полюбопытствовала Пандора, обернувшись с переднего сидения.

— На мне нет юбки.

— Ха-ха!

Девушка рассмеялась заливистым смехом, как переливами ручья, но он вдруг сменился на хриплые вдохи. Она схватилась за грудь, в глаза вернулось прежнее отсутствующее выражение, а вдохи стали короткими и прерывистыми.

— Пандора!

— Что с ней? — Гарри подался вперед.

— Уйди, — рыкнул мистер Блэр.

Машина резко остановилась на обочине. Когда мужчины выскочили и подбежали к ее двери, девушка начала по-настоящему задыхаться, а ее глаза закатывались.

Дрожащими руками отец расстегнул легкую куртку, стремясь придать дочери воздуха, но это не помогло.

— Пандора! — в отчаянии мистер Блэр вытащил ее из машины и положил на полевую траву.

Парень между тем куда-то пропал, и краем сознания Ричард презрительно плюнул ему в лицо. Но вот прошла еще одна страшная минута — и он вынырнул из густой травы с охапкой какой-то зелени в руках.

— Вот! — он бросил рядом с Пандорой траву и стремительно растер в ладонях пучок, запахший пряно и резко. — Это поможет!

Проложенная к губам трава пустила сок. Одна за другой судороги начали спадать, и грудь девушки вздрагивала все реже. Гарри заметил, что все это время она сжимала в кулаке комья земли, а теперь пальцы расслабились, и первый свободный вдох стал им наградой за старания.

— Пандора… — мистер Блэр прижал к груди дочь и заплакал, как только умеют мужчины — скупо, но всегда искренне. — Ты..! — он схватил правую руку парня и сильно затряс ее. — Ты спас мою дочь…

— Что с ней? — серьезно спросил Гарри, набирая в руки чистой травы.

— Астма, — печально ответила Пандора, гладившая отца по спине. — С одиннадцати лет проявилась, и с каждым годом все тяжелее.

— Возьми, — Гарри дал ей пучок растертой травы. — Периодически вдыхай, и приступы будут уходить. Это медвежий лук, известное растение, помимо помощи с астмой используется в…

Он замолчал и поморщился, коснувшись рукой груди — там его терзала тупая боль. Мистер Блэр решительно переглянулся с дочерью, и они сели в машину. Ричард сам проводил парня на заднее сидение. Он чувствовал огромную благодарность и теперь не мог оставить его на обочине.

От медвежьего лука по салону Форда сразу разнесся резкий запах. Вдыхая его, Пандора с облегчением упала на спинку своего кресла, но интерес к молодому парню возрос вдвое. Тот сидел на заднем сидении и снова морщился, а в руках его трепетал от легкого сквозняка лист бумажки с единственным указанием — Лондон.

— Так ты совсем ничего не помнишь? — с сочувствием спросила она его.

Гарри покачал головой. На самом деле ей не понять, какой стоит в голове туман и насколько зыбка та легкая память, которая у него была. Он помнил, как очнулся на обочине дороги у вывески «Грейт-Хенглтон 5 миль». В голове настойчиво держалась мысль, которую он до сих пор повторял про себя как волшебное заклинание. Он — Гарри, у него есть невеста. У них этим летом должна быть помолвка. Что ж, значит его должны искать. Осознание того, что он не один в этом мире, заставляло его идти вперед и вперед по автотрассе «Грейт-Хенглтон — Лондон», но эта мысль была его единственной поддержкой.

Было лето, и вокруг были леса, поля и холмистая местность. Из мелкой речушки, что протекала поодаль дороги, он напился, а подкрепился земляникой, которая пышным диким цветом росла у леса. Но до Лондона было двести семьдесят миль, и легкие знания математики, всплывшие в мыслях, подсказали, что сам он доберется до столицы минимум через месяц. Никто не останавливался — всем казался подозрительным парень, бредущий вдоль дороги, тем более по обрывкам газет на попавшейся мусорной свалке Гарри узнал, что в этой части страны сейчас орудует шайка бандитов, возможно, не одна. При встрече с ними умирали люди, но необычным было то, что следов насилия на телах не было найдено. Они просто умирали…

Пандора и ее отец стали подарком судьбы, и пучок медвежьего лука был мелочью, которой он мог отблагодарить их. Тем более, в критические моменты воспоминания сами появлялись, подсказывали, что делать, затем бесследно исчезая.

— С одиннадцати лет? — Гарри глянул на девушку, которой было не больше двадцати. — Неужели за столько лет не нашлось лечения?

— Ха, — невесело фыркнул мистер Блэр, снижая скорость на повороте. Дорога петляла меж холмами. — В газетах пишут, английская медицина продвинутая… Черта с два! Мы с дочерью немало хлебнули горя, обследуя ее в этих «продвинутых» клиниках. Хотя знаешь, цены там и впрямь продвинутые, европейские.

— Отец продал дом, чтобы вылечить меня, — Пандора глядела на него серьезно, видно было, как ей горько от того, что болезнь причинила семье столько горя. — Этот Форд остался нашим единственным богатством. Живем мы в Аргайле на западе Шотландии. Снимаем у богатых хозяев блок, у них и работаем.

— Как же так?

— У нас был дом, — довольно резко ответил мистер Блэр. Злость его, однако, предназначалась вовсе не Гарри. — А деньги в наших больницах тянут так, что без единой рубашки оставить могут.

— С чего же все началось? — нахмурился Гарри. — Астма обычно или с раннего детства, или уже никогда.

Отец с дочерью переглянулись.

— Не будем об этом, — печально улыбнулась Пандора и отвернулась. — Постарайся вспомнить что-нибудь, Гарри. Мы довезем тебя до Лондона.

И затихла.

Так как было лето, в машине было жарко, и она приоткрыла окно.

Ее длинные волосы с золотистым отливом развевались на ветру, а она задумчиво смотрела в окно на проплывающие мимо летние пейзажи. Она была красивая. Кожа бледная, фарфоровая, как у настоящей аристократки; маленький аккуратный нос в профиль, а еще огромные голубые глаза в обрамлении черных ресниц. Волосы блестели и пышными волнами раскинулись по подголовнику кресла. Такой печали Гарри в жизни не видел, пусть даже его память подводит его.

Ее смертельным врагом была астма. Кажется, она побеждала Пандору.

Ее отец когда-то был человеком статным и красивым, очень веселым, чему свидетельствовали характерные морщинки вокруг глаз. Но сейчас глаза были потухшими, на плечах словно мешок камней висел, а в волосах пробилась ранняя седина. Они оба были худы, их Форд видал лучшие дни — явно короткий рассказ о бедности не шутка. Да и шутить в такой серьезной жизненной ситуации вряд ли язык повернется.

Изо всех сил Гарри хотел им помочь, но, увы, не знал как. У него не было денег, крова, чтобы предложить им пожить у него; даже память его давала сбои. Огромная благодарность к добрым людям теплилась внутри, вот только у нее не было шансов обратиться в здоровье и благополучие, которых он хотел изо всех сил им пожелать. Он же не волшебник. Что он может?

В пальцах сама собой смялась бумажка с каракулями поверх четкой надписи «Лондон», и Гарри откинулся на спинку сидения, чувствуя тупую, но слабеющую боль в груди. За окном зарядил ливень, и вдали над полем сверкнула гроза.

Буря приближалась.