Сумерки богов (джен)

Корделия потянулась за видеофоном.

Пальцы уже коснулись гладкого, невесомого прямоугольника, уже легли на вспыхнувшие сенсоры, возвращая дремлющее устройство к жизни, уже запустили в наносхемах суетливый обмен импульсами и сигналами… В сознании уже оформилась в синтаксические формы первая фраза…

Корделия отдернула руку. Нет, она дала себе слово — она позвонит ему завтра. Сделает паузу. Ослабит хватку. Она должна позволить ему почувствовать свою собственную, глубинную волю. Должна позволить ему вздохнуть. Иначе… Иначе он так ничему и не научится. Всегда будет ждать подсказки, помощи, инструкции. Всегда будет оглядываться. А если и примет решение, то выберет то, что попроще, легче, без судьбоносной дерзости, всегда с оглядкой и страхом. Чтобы не ошибиться, не превратиться в неудачника. Не нарваться на осуждение и укоризну. Не разочаровать.

Зависимость воздействует на душу так же пагубно, как и власть. Разлагает и разрушает. Страдание превращается в незаменимый атрибут, в безупречное оправдание и даже в предмет гордости, лишиться которого означает лишиться значимости. Пребывающий в этой деформирующей скорлупке человек привыкает к ней, срастается с ней настолько, что извлечение из этой формы превращается в настоящую муку, в пытку преображения и роста. Корделия не хотела, чтобы по истечении времени Мартина постигла та же участь: он закоснеет в скорлупе удобства и теплой зависимости, а затем, с кровью и слезами, будет из нее выбираться.

Конечно, нельзя было даже сравнивать его прежнее подневольное положение в качестве подопытного экземпляра с его нынешним, привилегированным. Ситуация поменялась на зеркальную. Выглядело так, будто бы господствующее положение занимает как раз он, Мартин, а Корделия, как пресловутая рыбка из сказки, у него на посылках. Но это именно что так только выглядело. Казалось.

Корделия слишком хорошо знала, что это не так, что никакая она не «рыбка», а скорее та привередливая старуха, пожелавшая слишком много. Потому что не он в ней нуждался, а она в нем. Это он был для нее бескорыстным добрым волшебником, исполняющим желания, это он был дарованным судьбой чудом, философским камнем, эликсиром молодости и бессмертия, а вовсе не она. Она тоже понемногу волшебничала, исполняла желания, но самые примитивные, насущные, мало что значащие.

Да, она спасла ему жизнь. Да, она возилась с ним, каждую минуту рискуя свалиться с вырванным горлом. Она входила к нему в медотсек, а затем в комнату под крышей, подобно дрессировщику в клетку с раненым тигром. И да, да, она тайно надеялась, что он ее убьет. Одно движение тонких, точеных пальцев, и она упадет, счастливая и бездыханная.

Она никому в этом не признавалась. Сама от себя скрывала однажды просочившуюся из подсознания истину. Она устала гоняться за смертью по Галактике, устала ждать от нее милостей, и потому пригласила ее в свой дом как гостью, заманила едва ли не обманом. Она сделала это, потому что все еще не оставляла надежды вернуться на погибающий «Посейдон», заглянуть в тот темный, нависающий бездонным зрачком иллюминатор и обрести наконец покой, раствориться. Потому что она устала, ей надоело играть в жизнь, притворяться.

Но смерть и на этот раз ее обманула, не поддалась на уговоры. Да и не смерть это была. Подделка.

Под личиной смерти, в маске безупречного оружия к ней пришла жизнь, та самая, некогда пожранная космосом, искалеченная и окровавленная. Эта жизнь явилась, запутавшись в силках ее эгоизма и самоотрицания, чтобы заполнить все пустоты и обратить хижину отчаяния в обитель радости. Чтобы воплотить невозможное, чтобы воскресить и вознаградить. Она, после пятнадцати лет прозябания, получила все, в чем считала себя обделенной. Она стала царицей. И теперь прилагала все усилия, чтобы не пожелать стать «владычицею морской». То есть, присвоить себе Мартина раз и навсегда. Обеспечить себя гарантией счастья и смысла. Потому и отослала «рыбку» в море, чтобы избежать соблазна, дала ей вольную. Пусть «рыбка» приплывет сама, когда захочет, без сетей и без обязательств. По собственной воле. В результате добровольного, сознательного выбора. А она будет ждать. Она всегда будет ждать.

Мартин еще не понимает, что происходит. Вообразил невесть что. Думает, что он ей больше не нужен… Надоел.

Когда в последний раз они говорили по видеофону, вид у него был обескураженный. Держался он отстраненно, с затаенной обидой, хотя работа на радиотелескопе ему нравилась. Это было заметно. Он гордился собой как азартный, увлеченный мальчишка. Он чувствовал уверенность, силу. Он больше не был чьей-то вещью, чьей-то игрушкой. Он был личностью, человеком… Он мог выбирать, мог решать, мог действовать без приказа. Ему это было уже не нужно. И она ему тоже не нужна.

Корделия закрыла глаза. Ничего, ничего, она справится. Она и не с таким справлялась. А если ей немного повезет, то ей будет куда приложить свои силы.

Она выключила видеофон и отложила его в сторону. Будет даже лучше, если она отдаст его на хранение самому профессору и заберет, когда ее выпишут.

Накануне отъезда на Асцеллу она все обговорила с Конрадом и Фицроем. На какое-то время, примерно на месяц, если не возникнет осложнений, она прервет все связи с внешним миром. Это была не прихоть, а требование профессора Гриффита, в чьей маленькой клинике ей предстояло провести некоторое время. Он настоял, чтобы она оставила все дела. Ей нужен покой и полное сосредоточение. На случай самых чрезвычайных ситуаций, которые Конрад, а вместе с ним и топ-менеджеры холдинга, не смогут разрешить без ее вмешательства, профессор предоставил в их распоряжение собственный номер.

Свой гаджет Корделия оставила при себе, но входящие сигналы были заблокированы искином клиники. Ее планшет, уже по ее просьбе, был отрезан от инфранета. О пище для ума и развлечениях Корделия позаботилась перед отлетом — загрузила как непрочитанные, так и любимые книги, некогда забытые и пропущенные из-за недостатка времени фильмы, а также музыку.

Кроме медиабиблиотеки там хранилась запароленная папка с голоснимками Мартина. Эту коллекцию для нее собрала «Жанет» еще на Геральдике. Снимков, которые Корделия сделала сама, с ведения самого киборга, было не больше десятка. Хотя Мартину нравилось позировать, Корделия себя сдерживала, будто голоснимки были еще одним средством захватить его в бессрочное пользование. Потом она жалела о своей сдержанности, пока не обнаружила, что домовой искин, очень своеобразно истолковав приказ «приглядывать за новеньким», составил очень подробную голографическую летопись жизни своего «поднадзорного», и Корделия не могла удержаться от соблазна, чтобы не нарезать из этой хроники роликов.

Действие их происходило по большей части перед домом, на кухне или в ее рабочем кабинете, потому что все прочие видеокамеры в доме были деактивированы. Корделия отключила их сразу же, как привезла Мартина. В исследовательском центре он оставался под наблюдением круглосуточно, поэтому, невзирая на опасность, Корделия попыталась хотя бы частично избавить его от «Большого Брата». Полностью сделать этого она не могла, поскольку искин ее геральдийского дома был на базовом уровне запрограммирован на контроль за всем происходящим в близлежащем пространстве. Поэтому отключить эту опцию означало превратить дом в холодное и темное строение, открытое всем ветрам. Но частично это удалось.

В избранной им комнате Мартин был избавлен от наблюдения. Там его никто не укладывал на лабораторное стекло и не задвигал под прицел сканера. Там он впервые принадлежал самому себе. Позже внимание «Жанет» ему уже скорее льстило, чем пугало. Зловредный искин, памятуя о первых неделях «холодности» своего предмета, теперь мстила тем, что отслеживала и протоколировала все промахи и неудачи «обожаемого» киборга. Когда он что-то неправильно понимал, делал что-то запретное или пугался неизведанного, «Жанет» пускала в ход все свои подслушивающие и подглядывающие способности.

Подлинной жемчужиной коллекции был момент вкусового знакомства Мартина с плодами дикого corylus geraldikana, растущего вокруг дома. Корделия настоятельно советовала ему этого не делать. Да кто ж ее будет слушать, какого-то человека с его урезанными возможностями! Он же киборг! Сильный, быстрый, зоркий. Разумеется, он этот дикий орех попробовал. На вкус орех неплох, в случае необходимости вполне может служить средством пополнить человеческие энергоресурсы, а для птиц и грызунов является настоящим лакомством, но только если окончательно созреет. Пока же степень готовности к потреблению не достигнута, внутри скрывается не смертельный, но весьма неприятный сюрприз — косточка при нажатии выбрасывает что-то вроде крошечной торпеды, которая заливает язык и глотку жидкостью с омерзительным вкусом. Таким образом растение защищается от преждевременного разграбления. Вот созрею — тогда ешьте! А пока — ни-ни.

Когда «Жанет» тайком продемонстрировала Корделии момент дегустации ореха и ее последствий, Корделии пришлось спрятаться в ванной и даже включать душ, чтобы заглушить хохот. Мартин прыгал по поляне, как щенок, принявший за косточку стручок кайенского перца. С одной стороны, Корделии было его даже жаль. А с другой… Его же предупреждали. Его очень настоятельно предупреждали! И ведь ни в чем не признался, паршивец.

Корделия отыскала ролик под названием «Орех» и в тысячный раз его просмотрела. Остановила воспроизведение, чтобы полюбоваться лицом Мартина в тот момент, когда косточка извергла содержимое. Искренняя детская обида! За что?

Она погладила пальцами дисплей.

Был еще момент, когда Мартин залез на дерево за геральдийской белкой, чтобы познакомиться с ее детенышами, и не учел дух коллективизма этих отчаянных зверьков. Когда Мартин добрался до беличьего гнезда и попытался в него заглянуть, на любопытного чужака, отчаянно вереща и щелкая, набросились все соседи беличьего семейства. Мартин слетел с дерева, как с ледяной горки, а белки гнались за ним и безжалостно кусали. Корделия его спрашивала о происхождении царапин и ранок, но Мартин буркнул, что просто упал. И она верила, пока «Жанет», опять же тайком, не показала ей запись. И таких эпизодов было немало. Корделия составила себе из них целый сериал, перекинула на планшет, а исходники приказала «Жанет» заархивировать и надежно спрятать в запароленные папки.

Корделия медленно, в который раз, пролистала свою геральдийскую коллекцию. Вполне вероятно, что у нее в скором времени ничего кроме этой коллекции не останется.

Окна ее небольшой светлой палаты выходили в парк, окружавший небольшую клинику. Пациентов было немного, и они старались друг с другом не встречаться. Некоторых она видела издалека и даже кое-кого узнала. Но не подала вида. В конце концов, она здесь тоже почти инкогнито, под именем Коры Эскотт.

Преследований папарацци Корделия не опасалась. Несколько лет назад она преподала хороший урок не в меру любознательным журналистам и таблоидам, которые скупали их материалы. Корделия сделала публичное заявление, в котором обратилась с просьбой ко всем средствам массовой информации не касаться в своих статьях, репортажах, ток-шоу, расследованиях и интервью ее частной жизни. Все, что связано с ее профессиональной деятельностью, открыто для репортеров и интервьюеров. А вот заглядывать к ней в спальню — нежелательно. Тем более что ничего интересного в этой спальне уже много лет не происходит. Если к ее просьбе не прислушаются, то она воспользуется законом о неприкосновенности частной жизни и будет преследовать нарушителей через суд. Ее адвокаты из «Майерс, Голдберг и Ко» уже землю роют когтями от нетерпения.

Все равно нашлись такие, кто счел ее предупреждение рекламным трюком. Будто бы она играет на извечном «запретный плод сладок». Или они до сих пор верили, что женское «нет» это на самом деле «да, но позже». Цену себе набивает.

И горько об этом пожалели. Все нарушители получили судебные иски и чудовищные штрафы. Авшуры получили долгожданное развлечение и вцепились в ответчиков как бешеные хакуры. Часть попавших под суд онлайн-таблоидов разорилась, часть Корделия скупила за бесценок, часть сумела удержаться на плаву. Но урок был усвоен. Приходившие к ней за интервью журналисты знали — ни одного вопроса о частной жизни. И ни слова в печать без согласия главы холдинга.

Конечно, кое-какая мелочь просачивалась. Кто-то снял ее на видеофон, когда она летела на «Queen Mary» с Мартином, кто-то с Геральдики продал нечеткие снимки ее загородного дома, кто-то узнал ее в отеле «Король Лир» на Шии-Раа. Но все это расползалось на уровне слухов и сплетен по блогам и домашним страницам, авторы которых были предельно осторожны.

Высказывались догадки и относительно Мартина. Но с тех пор, как Кира Гибульская начала свою деятельность, о разумных киборгах говорили на всех каналах, и на этом фоне Мартин был всего лишь одним из них, что Корделию вполне устраивало. Она даже не возражала, когда ей приписывали сексуальную связь с этим разумным киборгом. С точки зрения обывателя вполне логично. Такая женщина, как она, жесткая, властная, независимая, неспособна выстраивать отношения с мужчиной-человеком, и потому вынуждена заменить этого мужчину киборгом. Киборг, пусть даже разумный, всегда будет слушаться хозяйку.

Сплетничали, правда, осторожно, с оглядкой, но с незатухающим энтузиазмом. Даже проживающая на Аркадии мать Корделии, Катрин Эскотт, прислала ей вкрадчивое предупреждение. Корделия прочитала, усмехнулась и отправила письмо в корзину. Ей было все равно, какой статус приписывают Мартину. Эта привязанность была ее достоянием, и она не собиралась этим достоянием с кем-то делиться. Пусть думают что угодно. Пусть строят предположения и догадки. До истины все равно никому не добраться, да и не понять им ее, эту истину.

Корделия отложила планшет, подошла к зеркалу, оглядела себя и через стеклянную дверь вышла в парк.

Как хорошо, что здесь все боятся друг друга. Ее тоже кто-то узнал, и за этим узнаванием последовал холодок отчуждения. Все-таки Корделия Трастамара, несмотря на все ее принципы, глава медиахолдинга, повелительница тех сил, которые как возносят к вершине популярности, так и низвергают в пропасть остракизма. В любой момент может вызвать на Асцеллу свою мобильную бригаду и устроить скандальную пресс-конференцию только потому, что ей не понравился брошенный в ее сторону взгляд.

Делать этого Корделия не собиралась, но страх, что она внушала, был ей на руку. Никто из узнавших ее не попытается объявить об этом публично, не поделится на съемках рейтингового ток-шоу своими соображениями относительно ее пребывания в этой клинике и не выдаст в прямом эфире порцию скандальных откровений. Потому что прагматичная и безжалостная Корделия Трастамара ответит им той же монетой, да еще и компромата нароет. Это она умеет. Молчит, молчит, вводит противника в заблуждение своим долготерпением, своей аристократической невозмутимостью, а потом как… ответит. Вот как было с этим беднягой Бозгурдом.

Корделия грустно улыбнулась, заметив в конце аллеи торопливо мелькнувшую тень. Всем есть что скрывать. И богатым, и знаменитым. Чтобы не смущать застенчивых пациентов, она свернула в сторону коттеджей для обслуживающего персонала.

Платили в клинике хорошо, условия работы и проживания соответствовали самым высоким притязаниям. Ближайший коттедж походил на бунгало где-то на престижном курорте. Окна нижнего этажа были открыты. Слышались голоса. Кто-то свободный от дежурства смотрел новости. Корделия ускорила шаги, чтобы миновать жилую зону, но уловила знакомое имя — «Саган»… Радиотелескоп, названный в честь астрофизика Карла Сагана.

Корделия остановилась. Почему его упоминают в новостях? Это не ее канал, она слышит это по манере подачи материала в эфир. Слишком надрывно, с истеричными нотками. Ее новостные ведущие так не работают. От них требуется спокойная объективность, даже отстраненность от событий, чтобы избежать преждевременных суждений. А тут…

Корделия прислушалась. Внутренний голос требовал, чтобы она бежала оттуда, чтобы заткнула уши, чтобы пренебрежительно отмахнулась и объявила новостную подборку чистым фейком. Потому что она слишком хорошо знает всю эту журналистскую кухню, знает, как это делается и как монтируется в погоне за рейтингами, и поданный в эфир материал, прежде чем принять его к сведению, должен быть поделен на шестнадцать.

Но Корделия не могла сдвинуться с места. Имя астрофизика ее околдовало.

— По непроверенным данным строящийся на орбите Новой Москвы квантовый радиотелескоп «Саган» подвергся нападению и получил повреждения. По показаниям очевидцев группа террористов прибыла на грузовом судне и совершила попытку захвата станции. Атака была отбита службой безопасности. Однако захватить нападавших не удалось. В результате стрельбы произошла разгерметизация грузовых отсеков. Есть раненые. Несколько сотрудников числятся пропавшими без вести. В частности руководитель группы техников Ласло Ковач заявил о пропаже одного из своих стажеров…

Время остановилось. Круг замкнулся. Она вернулась на «Посейдон».

…Разгерметизация нижних уровней. Критическое повреждение корпуса. Отказ гравикомпенсаторов.

…Лестница. Где лестница? Она перебирала по ступенькам руками, цеплялась и висла. Топот и вой. Какой-то страшный, ползущий изнутри вой… Сгусток предсмертного отчаяния. Черный провал лестницы. Жерло, уводящее в ад. Рядом с ней всхлип. Чуть позади хриплый, придушенный кашель. Она, замершая над провалом, она, обезумевшая… Она уже не человек, у нее нет разума, она сброшена до животной протоплазмы. И вдруг — тишина.

Огромная полусфера орбитальной станции медленно тонет в черной, ненасытной утробе космоса. Эта станция разваливается, истекает кислородной кровью, тянет за собой воздушный послед… Корделия поднимает голову и видит над собой черный глаз в крапинах подмигивающих звезд. Над ней иллюминатор, тот самый, круглый, с прозрачным веком воздушного пузыря… Корделия заглядывает в этот бездонный зрачок и тонет в нем. Растворяется. Навсегда.