Оружейник Хаоса (гет)

Малфой смотрел на Дамблдора, не отводя глаз.

— Но я же зашел настолько далеко, так? — медленно проговорил он. — Они думали, я умру, пытаясь, но я здесь…, и вы в моей власти…, здесь я с палочкой в руке…, вы в моей милости…

— Нет, Драко, — тихо произнес Дамблдор. — Это моя милость, не твоя, и сейчас это имеет значение.

Откуда-то снизу раздаются крики, грохот боевых заклятий и рушащихся стен… а я стою, скованный «Петрификусом» и для безопасности укрытый мантией-невидимкой, и слушаю, как Драко Малфой набирается сил и злости, чтобы убить Дамблдора. Получается у него, надо сказать, очень плохо. Можно сказать, вообще не получается. Если уж у меня в Министерстве не получилось устроить Белле «Круцио», хотя я и очень этого хотел, то такими вот дрожащими руками наколдовать «Аваду»? Ню-ню… Долго же они тут стоять будут!

Я слышу шаги. Похоже, кто-то поднимается по лестнице. Подмога? Вот только кому?

— Северус, пожалуйста… — просит Дамблдор. «Северус»? Черт! Под "Петрификусом" даже головы не повернуть. Неужели Снейп здесь? Проклятый «Принц-Полукровка», чтоб ему!

Учитель зелий так же колеблется. Наверное, даже ему трудно убить беспомощного старика. Я не вижу его, но чувствую, как он поднимает палочку, и опускает ее, не произнеся ни слова. Пауза затягивается.

Пока Снейп обдумывал слова Дамблдора, на площадку ворвалось новое действующее лицо. Век бы ее не видеть.

— Так. С грязнокровкой разобрались, как она только выжила после проклятья Долохова?! — НЕТ!!! Гермиона! Но заклятье все еще сковывает меня, не давая даже шелохнуться. — Чего вы тут застыли, …, трусы …, разъ…и вас на…? Бомбарда Максима!

Проклятье ударило в середину наблюдательной площадки Астрономической башни. Долорес Амбридж, оказывается, просто жалкая неумеха! То, как ударила Беллатрикс, не просто разбило несколько камней. Нет. Вся верхушка башни вспыхнула чудовищным взрывом. Я еще успел увидеть, как один из каменных осколков, порожденных этим взрывом, разбивает голову Дамблдора, а другой влетает в живот Беллатрикс, оставляя огромную рану. Казалось бы, с такой раной она должна вопить от боли… Но лицо Беллы расплывается в улыбке нереального счастья.

Заклинание Дамбдлора, обездвижившее меня, рухнуло, и я попытался схватиться за палочку. Сам не знаю, что я собирался сделать: то ли призвать метлу, то ли попытаться добить эту тварь и отомстить за всех, кого она убила… Но застоявшиеся мышцы подвели меня. Удара о камни я даже не почувствовал, успев только заметить, как порхают надо мной многотонные глыбы. Все-таки, при всем своем безумии, Беллатрикс была очень сильной волшебницей. Была. И я тоже — был. Тьма.

Я открыл глаза. Стоп. Я. Открыл. Глаза. Да не может этого быть! Не может быть, потому что не может быть никогда. Или это — ад, в который я попал за все мои прегрешения?

— Не совсем ад, но и не сказать, чтобы ты сильно ошибся. — С некоторым трудом поворачиваю голову, и понимаю, что лежу… на чем-то. А рядом со мной стоит крылатая тень с косой в руках.

— Ты — Смерть? — в моей голове раздается тихий смех.

— Что ты! Я — не смерть, я еще только учусь. — Мир повернулся вокруг меня, и я вдруг понял, что это она — лежит, а я вишу вниз головой. Еще оборот. И теперь уже я стою, пошатываясь, и прислоняясь к стене, а она сидит у моих ног. Еще оборот. И еще… — Как видишь, я пока что даже собственный домен как следует не контролирую, где уж на что-то более серьезное замахиваться. Давай руку.

Я был настолько ошеломлен всем произошедшим, что без вопросов протянул руку и коснулся тени. «Коснулся тени»? Как-то странно это звучит… хотя, то, что я могу думать и чего-то там касаться после того, как слетел с двадцатиметровой башни и был размазан огромным булыжником, само по себе настолько странно, что по сравнению с этим все остальное — сущие мелочи.

Мир скользнул вокруг, изменяясь в своем движении. Приступ мгновенной тошноты, как при использовании порт-ключа, чуть было не заставил меня расстаться с тем, чем мы с Дамблдором поужинали, прежде чем спуститься к пещере с поддельным хоркруксом. А когда я смог взять себя в руки, то понял, что нахожусь в огромной библиотеке. Зеленые лампы уютным светом освещали письменные столы. А по сторонам и вверх уходили бесконечные шкафы с бесчисленными книгами. Гермионе бы тут понравилось.

Гермионе… Я сел и схватился за голову. Она… она погибла. Убита этой тварью… Ненавижу! Увы, в первую очередь ненавидеть я должен себя. Ведь это была моя идея — устроить дозор по школе. «Проследить за Малфоем и Снейпом». Может быть, останься она в спальне девочек — она бы выжила?

— Что с тобой? — Тень, как я и подумал, оказалась недалеко.

— Я… вспомнил о подруге. Она… она, наверное, погибла. По крайней мере Белла так сказала…

— Держись, — ответила мне Тень. — Надежда — это путеводный свет, которые дарует нам Владыка изменчивых ветров, — после этого она прошептала еще несколько слов себе под нос. Или… Нет, наверное, все же мне почудилось. Ведь не могла же она сказать «лживый дар Коварного бога»?

— Надежда? — горько усмехнулся я. — Какая может быть надежда? Белла — не тот человек, который станет хвастаться тем, чего не сделала.

— Какая надежда? — повторила мои слова Тень. — К примеру, ты — мертв. Однако задачу «встретиться и поговорить с тобой» я не назвала бы не только «невозможной», но и даже «сколько-нибудь сложной».

— Значит… значит, я смогу еще встретиться с ней? А как же другие… Рон? Невилл? Джинни?

— Все зависит от тебя. — В тени не видно лица, но я почему-то знаю, что Тень усмехнулась. — Но сначала — смотри!

Шкафы раздвинулись, и передо мной загорелся огромный экран. И на нем я увидел…

Малфой выходит из Исчезательного шкафа, стоящего в Выручай-комнате. Следом за ним выходит Белла. Потом — Антонин Долохов. Потом… Пожиратели все прибывают и прибывают.

Вот Малфой резко открывает двери Выручай-комнаты, и бросает вверх какой-то черный порошок. Чернильная тьма застилает коридор, но я почему-то продолжаю видеть происходящее. И вижу, хотя и не хочу этого, как Рон отступает за угол, и только там начинает «пытаться» развеять тьму, старательно изображая неспособность наколдовать простейший «Люмос». Вижу, как Джинни бросается в бой. Девочка вслепую рассыпает «Ступефаи», ухитряется даже задеть кого-то из Пожирателей, но лишается палочки, и ее, несмотря на визг и сопротивление, уволакивает в Исчезательный шкаф незнакомый Пожиратель. На крик Джинни вперед бросается Невилл… но падает, сраженный Авадой.

Я смотрел, и, казалось, что экран все больше и больше вбирает меня в себя, как будто я снова нырнул в Омут памяти. Я уже не совсем различал где я: в мире посмертия, вместе с крылатой Тенью, или в коридоре Хогвартса, где под прикрытием облака Тьмы ("Перуанский порошок мгновенной Тьмы" — шепчет голос в моей голове) идут Пожиратели.

Я схватился за голову. Ведь это я виноват во всем этом. Ну как я мог подумать, что те потешные салочки, которые Пожиратели устроили в Отделе Тайн — это все, на что они способны?!

Пожиратели разделяются, проходя мимо замершего Рона. Вот часть из них, выйдя из-под прикрытия мгновенной тьмы, столкнулась с бойцами Ордена Феникса, среди которых я с ужасом увидел и Гермиону. К сожалению, я вижу и то, что Пожирателей просто намного больше, и они продолжают прибывать. Бой получился яростный, но недолгий. Орден Феникса оттеснили. При этом Гермиона осталась лежать на камнях, сраженная заклятьем… кажется это был Эйвери. Ну да… Белла же не сказала, что «я убила грязнокровку», а «с ней разобрались»…

Малфой кинулся наверх, чтобы принять участие в уже известных мне событиях. Белла же, опустилась на колено рядом с Гермионой. Она подняла голову девочки за волосы, вгляделась в остекленевшие глаза… А потом уронила ее и огляделась. Возле ворот, до сих пор удерживаемых Орденом Феникса — кипела схватка. И, кажется, расклад сил там был не в пользу Пожирателей. К Ордену прибыло подкрепление, и все больше и больше фигур в черных мантиях валились на камни школьного двора.

Белла выругалась, подхватила юбку и рванулась по лестнице вслед за Малфоем… И вскоре после этого Астрономическая башня взорвалась. Крохотными точками на фоне падающего шпиля пролетели несколько тел, среди которых я заметил и свое. Летучей мышью упорхнул Снейп. Этот предатель и тут сумел выкрутиться. Даже и не знал, что он способен летать без метлы! И как только ему взрывом ничего не повредило?! Ну, хотя бы Белла своего «подвига» точно не пережила: я увидел как нас вместе накрыло обломком падающего шпиля.

После взрыва Пожиратели принялись стремительно отступать тем же путем, которым и пришли. И вскоре школа вновь оказалась под контролем Ордена Феникса… Вот только убитых уже было не вернуть.

Видения продолжались. И Орден Феникса, и Пожиратели Смерти в бою за Хогвартс понесли большие потери. Вот только Пожиратели, в отличие от Ордена, сохранили лидера и командную структуру, так что набирать пополнение им было намного легче. К тому же, с уходом Снейпа Орден потерял своего главного и единственного шпиона в стане врага, тогда как среди фениксовцев нашлось несколько предателей, включая уже знакомого мне Флетчера. Глядя, как мелкий человечишка извивается перед Люциусом Малфоем, мне хотелось вскочить в экран и пришибить его, но… к сожалению, это все уже произошло.

Министерство пало, и над страной навис режим Волдеморта. Статус крови как основная характеристика человека. Жестокие наказания, применяемые ко всем неугодным. Пытки и изнасилования. Убийства и Поцелуи дементора… За членами Ордена Феникса охотились… но почему-то не слишком старательно. Видимо, остатки организации Дамблдора посчитали не опасными, но сторонники Света продолжали борьбу, собирая вокруг себя отчаявшихся и ненавидящих. Постепенно страна раскалывалась все больше и больше. Вознесенные новой властью гонялись за «нежелательными лицами» и погибали от рук мстителей. Магглам, признаться, доставалось от обеих сторон: даже воины Света в своей праведной мести редко обращали внимание на то, сколько простых людей погибнет в их схватках с Пожирателями.

А потом была решающая битва. Пожирателей было больше. Они были сильнее. Они знали все планы противника… Но ярость людей, доведенных до отчаяния правлением Волдеморта компенсировала любые преимущества. Я увидел, как один за другим падают Пожиратели. Как Молли, мирная домохозяйка Молли, отправляет на тот свет одного за другим троих… и падает, сраженная заклятьем Джинни. Девочка идет по полю боя, рассыпая боевые проклятья, и ее пустые глаза намекают на то, что она под Империо. Вот падает Фред, так и не сумевший поднять палочку на сестру. Вот и Джордж отправляется вслед за братом. Конец неумолимому продвижению положил Рон, и Сектумсемпра прервала путь младшей из Уизли.

Яростная битва, в которой не просили и не давали пощады, кипела практически всю ночь и весь день. Драконы и кентавры, тритоны и великаны… и даже домовые эльфы Хогвартса, не говоря уже о людях, оборотнях и вампирах — все бросались друг на друга в жестокой, неутолимой ненависти. Кровь лилась рекой. И вот, когда казалось, что дела защитников Света уже совсем плохи, на поле появился Дамблдор. Как же так? Ведь я сам видел, как ему снесло голову? Но… Директор поднял палочку, и нестерпимое сияние залило весь экран. Я отвернулся, чтобы проморгаться от висящих перед глазами разноцветных пятен.

— В тот день Свет одержал решительную победу. Одним заклятьем бывший директор Хогвартса уничтожил всех, в ком было хотя бы пятно Тьмы. Во всем мире, — прозвучал в моей голове голос Тени.

— Свет победил? Так это же хорошо? — почему-то у меня получился вопрос.

— Хорошо, — согласилась Тень со странным сарказмом… и я вновь смог видеть, теперь уже не через непроглядную Тьму, а через сияющий, слепящий Свет.

Я увидел, как клинки нестерпимого сияния пробивают Люпина. Как корчится, сгорая, Тонкс, как исчезает их сын… Домовики, служившие в домах, принадлежавших Пожирателям, люди, казалось бы, вовсе не затронутые войной, в том числе — и живущие на другой стороне планеты… Череда сплошных смертей заставила меня схватиться за голову. Как же так? За что?!

— «Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?» — процитировала кого-то Тень. — Но и это еще не все, — после небольшой паузы снова зазвучал ее голос.

Очищенный от всей Тьмы мир недолго купался в свете. Звезды замерцали, смещаясь со своих мест и формируя образ чудовищного Меча. Ненадолго. Очень ненадолго ужасный клинок завис над планетой, а потом рухнул вниз.

— Что это?! — в ужасе спросил я, глядя на «лакуну», участок истинного небытия в ткани пространства.

— Это — «Звездный». Меч равновесия. Он уничтожает миры, в которых равновесие потеряно, чтобы эта зараза не распространялась на другие миры.

— Ты говорила, что есть еще надежда? — удивился я. Какая «надежда» может быть после такого?

— Есть, — усмехнулась Тень. — Я могу вернуть тебя вспять по реке Времени. Ты снова окажешься собой-двенадцатилетним, но будешь смутно помнить все, что сейчас видел…

— Двенадцатилетним? То есть… — казалось, что больше удивляться уже нельзя… но именно что казалось.

— Да. Ты снова окажешься в вагоне Хогвартс-экспресса, везущего тебя на встречу с василиском.

— Но ведь, зная, что это — Джинни, я смогу отобрать у нее дневник, и никакой «встречи с василиском» не будет? — спросил я.

— Увы, — ответила Тень. — Совсем чисто перенести тебя я не смогу. Что-то да изменится. И дневник окажется в других руках. Но вот в чьих — я предсказать не могу.

— Но… что же сможет сделать двенадцатилетний мальчишка перед лицом такой катастрофы? — уныло спросил я.

— Кое-что сможешь. Я… Увы, я не могу пойти с тобой. Не могу сама убить тех, кого надо убить, чтобы предотвратить то, что ты видел. Но зато я смогу научить тебя кое-чему…

— Чему же? — я поднял голову, надеясь, что то, чему сможет меня научить Тень, будет достаточно могущественным заклятьем, чтобы повернуть ход событий.

— Прикоснись ко мне левой рукой и произнеси… — десяток слов, произнесенных тенью, впечатался в мое сознание. Повторить их было несложно, благо, на трансфигурации и не такую муть приходилось заучивать. И я повторил.

Волна странного удовольствия прокатилась по всему моему телу. Мне захотелось кричать от невозможной радости. А в левой руке, которой я только что касался Тени, оказался изящный длинный кинжал с загнутой вперед крестовиной.

— Не кинжал. Дага. — поправил меня голос в голове. — Но форма не важна. Важно то, что такое оружие очень трудно остановить. По крайней мере, в твоем мире способных на это заклятий просто нет. И повреждения, которые ты им нанесешь, ударят не столько по телу, сколько по душе.

— Я… — я на мгновение запнулся. — Ты научишь меня драться и убивать?

— Нет, — жестко ответила Тень.

— Нет? — удивился я.

— А откуда я знаю, каким оружием станет твоя Пара?

— Пара?

— Именно, — согласилась Тень, возвращаясь в свой изначальный образ. — Там, куда ты вернешься, ты должен найти девочку, которая согласится и сможет стать твоей Парой, и теми словами, которые ты, надеюсь, запомнил, ты предложишь ей Договор Оружейника. И только вдвоем вы сможете прийти ко мне, и тогда я смогу обучать вас дальше. А до тех пор неподходящие навыки работы с ненужным тебе оружием могут даже помешать.

— Пара… наверное это — Джинни! — обрадовался я.

— Может быть — да, а может и нет. Ищи. Пробуй.

— Но… как нам вернуться сюда? И… как тебя зовут? — растерянно спросил я, поняв, что за все это время я так и не удосужился поинтересоваться именем собеседницы, так и называя ее Тенью.

— На самом деле это практически один вопрос. Чтобы вернуться сюда, скажи: «Именем Черного камня Иного мира зову леди Аметист». — Тень присела в кокетливом книксене. — «Аметист», как ты, надеюсь, догадался — это я.

Я оказался прямо на платформе 9 3/4. Стоп. Но ведь в прошлый раз все было не так... Напрягаюсь и "вспоминаю". Вот я толкаю тележку к проходу, уверенный, что сейчас окажусь на нужной платформе. Удар. Стенка почему-то отказывается меня пропускать. Но ведь я все еще волшебник?! Не мог же я превратиться в маггла за каникулы?! А поезд скоро уже уйдет: Уизли долго собирались, и мы должны были появиться на платформе прямо перед отходом поезда! Мне нужно туда. Очень нужно!

— Гарри! — Рон пытается меня остановить, но это у него получается не лучше, чем если бы он попытался остановить Хогвартс-экспресс.

— Мальчик! — работник станции спешит к нам, очевидно, решив, что я тут балуюсь.

Я налегаю на тележку... и внезапно оказываюсь в платформе. Похоже, со мной вновь случилось то же самое, как и в том случае, когда я убегал от Дадли и его компании, и оказался на крыше. Кажется... в моей голове начали всплывать смутные воспоминания о будущем, которого я надеюсь избежать... кажется, маги называют это "спонтанной аппарацией".

— Гарри, что с тобой? Откуда ты взялся?! — ко мне подлетела миссис Уизли. — И где Рон?

— Рон! — всполошился я. — Он не может пройти через колонну! Проход закрылся сразу за Фредом, и я ударился об стену...

— Ох! — Молли кинулась обратно к маггловской части вокзала, и, точно так же как и я несколькими минутами ранее — отлетела назад, ударившись об стену. — Ронникинс! Я же...

Артур поступил более разумно. Он достал палочку, и попытался что-то наколдовать. Безрезультатно.

Пользуясь тем, что рыжее семейство почти в полном составе отвлеклось на представление, устроенное их матерью, я подошел к их младшей сестре.

— Джинни, ты не находила среди своих учебников черной тетрадки с надписью "Дневник Т.М. Риддла"?

— Находила, — смущенно кивнула мне девочка.

— Дай мне ее, пожалуйста, — попросил я.

— Сейчас... — Джинни полезла в свою тележку. — Сейчас... она точно должна быть где-то тут... Нету... — девочка расстроенно посмотрела на меня. — Но ведь она точно была... Я же ее видела! Где же она?!

— Успокойся, — поднял я руки, успокаивая рыжика. Вот и случилось то, о чем говорила Тень Аметист. Тетрадка была, но исчезла... Хм... — Главное — если снова увидишь ее — ни в коем случае не касайся этой проклятой тетради. Ее тебе подбросили, и тот, кто это сделал — тебе явно не друг.

— Ты так думаешь? — удивилась Джинни. — Почему?!

Я уже собирался ответить, но в этот момент красный паровоз окутался паром и засвистел. Все поспешили к вагонам. Я же решил, что момент вполне подходящий, и сложил пальцы в намертво затверженном жесте и про себя произнес десять слов, не имеющих смысла и значения ни на одном из людских языков.

От слов, память о которых оказалась давно утрачена, содрогнулись земля и небеса, и застыли Стражи далекого замка на серой скале над вечно бушующим морем. Они мало чего боялись в этом мире, но сейчас они ощутили, как воля смертного воззвала к оружию, способному прервать даже призрачную вечность их существования.

Я встряхнул головой, сбрасывая транс, в который случайно погрузился. Это же надо было придумать: чтобы что-то оказалось способно напугать дементоров? Бред же!

Признаться, я ожидал, что Джинни дернется, и вернется ко мне... но девочка исчезла в вагоне, даже не заметив Зова. Жаль. Но, в конце концов, главное — предотвратить удар Звездного, а там...

Я оглянулся. Толпа школьников текла мимо меня в вагоны. И ни одна из девочек даже не оглянулась на Зов. Что ж... Возможно — я еще просто слишком слаб...

— Вокруг тебя слишком много мозгошмыгов, — раздался рядом флегматичный голос. Оглянувшись, я безо всякого удивления увидел рядом Луну. — И они же говорят мне, что Зов твой услышан. Скоро ты встретишь свою судьбу.

— Эй, не слушай ее, — крикнул мне проходящий мимо смутно знакомый парень с Рейвенкло. — Она — Лунати... ох!

Парень переломился в пояснице и посмотрел на меня сквозь слезы глазами, наполненными болью. Все-таки, хотя леди Аметист и отказалась учить меня пользоваться оружием, но некоторое время тренировала меня в безоружной схватке, сказав, что "это в любом случае даст необходимую базу". Так что удар у меня получился что надо. Резкий, быстрый, с волной от пятки левой ноги и до сжатых в кулак пальцев правой руки, да еще и выплеском Силы. И прилетел прямо в живот хаму.

— Ой! Что это с ним? — удивилась Луна.

— Он упал, — спокойно ответил я, воткнув в пострадавшего немигающий взгляд.

— Да я... — начал с трудом разгибающийся мальчишка, но я оборвал его.

— А если будет громко выступать, то окажется еще, что в падении налетел глазом на угол чемодана... Раза два-три. Громкоголосые дураки — они такие неловкие...

Рейвенкловец, подтвердив репутацию факультета умников, едва разогнувшись, быстро свалил куда-то в туман.

— Пойдем, Луна, а то найти место в купе может быть довольно сложно...

— А откуда ты знаешь, как меня зовут? — поинтересовалась Лавгуд, спокойно двигаясь за мной. Я заметался. Привык же, что мы с Луной знакомы, вот и назвал ее по имени... А ведь в этой реальности мы действительно встретились в первый раз!

— Ну... тебя же этот удод назвал...

— Он назвал меня Лунатичкой, и то не договорил, — встряхнула девочка светлыми волосами. — Впрочем, нарглы сообщили мне, что не стоит задавать вопросы, на которые все равно не получу ответа, чтобы не услышать лжи.

Я с облегчением выдохнул. Это надо же так проколоться! В будущем надо быть более внимательным и осторожным! Хорошо еще, что это — Луна, а не кто-то другой. Она может если не понять, то принять непонятное. Проколись я так перед Гермионой...

И, разумеется, стоило мне подумать о Гермионе, как я тут же на нее практически налетел. Поскольку мы с Луной пропустили мимо себя почти всю волну, то коридор был практически пуст, и Гермиона с потерянным видом стояла посередине прохода.

— Гарри! — обрадовалась девочка, увидев меня. — А я вас жду... а вас с Роном нет и нет... А поезд уже скоро отправляется... А еще... недавно мне показалось, что ты меня позвал... но ведь тебя рядом не было?! Как такое может быть?! Наверное, мне показалось...

Ну вот... Луна, как впрочем, и почти всегда, опять оказалась права.

— Тебе НЕ показалось, — ответил я. — Впрочем, это не тот разговор, который стоит вести посреди коридора. Ты не заняла место в купе?

— Заняла... — растерянно ответила Гермиона. — И тебе и Рону...

Я вспомнил замечательную идею рыжего: лететь в Хогвартс на машине родителей вместо того, чтобы дождаться их возвращения, и пожал плечами:

— Отлично. Если подойдет Рон — потеснимся. Луна, идем с нами.

Гермиона удивленно посмотрела на меня.

— Но... разве вы не должны были приехать вместе с Роном?

— Должны были, — пожал плечами я. — И даже приехали. Но он не смог пройти барьер, отделяющий волшебную часть вокзала от маггловской, — не то, чтобы я совсем не беспокоился о друге... но показать это беспокойство и напугать девочку казалось мне недостойным. Тем более, что все, что мог я уже сделал: сообщил о проблемах Рона старшим Уизли. — Я уже рассказал об этом Молли, так что, скорее всего, его скоро найдут.

— Веселый ветерок понимает крылья нарглов к небесам, — вмешалась в наш разговор Луна, и я схватился за голову. Неужели Рон снова додумался до идеи полета? Хотя... о чем это я? Это же Рон! Да и рвануться вперед через барьер, оставив детей без присмотра — тоже... не слишком умное решение. Хотя... Мне вспомнилась моя первая поездка в Хогвартс... Тогда Молли почему-то пропустила вперед всех детей, и только потом — прошла сама. И так же делала все следующие годы. Так что... Хотя, нет. Наверное, она просто забылась именно в этом году, а все следующие — просто помнила, что вышло из-за ее торопливости. И не надо городить сложные теории...

— ...аешь? — спросила у меня Гермиона.

— Что? — вздрогнул я. — Прости, Гермиона, я отвлекся... Повтори еще раз.

— Ты что, понимаешь, что она говорит? — Гермиона кивнула на Луну.

— Увы, похоже, что да... Хотя надеюсь на то, что ошибся, — вздохнул я.

— Надеешься ошибиться? — Удивилась Гермиона.

Я огляделся. Оказалось, что в задумчивости о странностях поведения Уизли я не только прошел с девочками до купе, но даже ухитрился закинуть их и свой чемоданы на багажную полку.

— Вот именно, — подтвердил я версию Гермионы. — Надеюсь. Потому что если я НЕ ошибся, то Рон, вместо того, чтобы дождаться родителей, и отправиться дальше с ними, угнал "Форд" своего отца, и сейчас летит где-то рядом с Хогвартс-экспрессом... И, может быть... — тут я запнулся, и обратился к Луне. — А лунопухи Рона ВИДЕЛИ, или...

— Его все видели, — пожала плечами Луна.

— Ну вот... у него еще и заклинание невидимости не работает. Так что летающий автомобиль видела половина Лондона.

— Надо... надо же что-то делать! — заволновалась Гермиона.

— Что? — спросил я. — Вот представь: подойду я сейчас к Перси и скажу ему, что микозюбри рассказали, как лунопухи видели Рона, улетающего на крыльях нарглов. И что он мне скажет в ответ?

— А ты лихо обращаешься с тварями Незримого мира, — Луна заинтересованно посмотрела на меня. — Но, возможно, стоит не беспокоиться о том, с кем не случиться ничего страшного, а поспешить с решением собственных проблем?

— Ты права, — согласился я. — Гермиона Джин Грейнджер, — обратился я к удивленной столь официозным и пафосным началом девочке, — я предлагаю тебе заключить Договор.

Перед моим внутренним взором на мгновение мелькнул образ слабо изогнутой сабли с удобной пластиковой рукоятью, надежной резной гардой и клинком, на котором почти незаметны гравированные знаки...

Не принять Договор, на Зов которого отозвалась... Нет, Тень по имени Аметист упоминала, что бывают и такие герои... Но такое, и то в крайне редких случаях, случается тогда, когда Зовущий вызывает бешеную ненависть. В нашем же случае, слава Жаждущим богам... (ох и нахватался я от Тени... теперь такого бы при Дамблдоре не ляпнуть — не поймет) ненависти и близко не наблюдалось. Ведь, как ни крути, но Гермиона все эти годы, которые я надеюсь сделать Не-Будущим, была моим лучшим другом. Да и в этом отражении реальности она уже была моим другом, хотя и немного меньше года. Так что девочка спокойно протянула руку, коснулась моих пальцев и произнесла:

— Я принимаю Договор.

— Свидетельствую! — спокойно, и как-то нехарактерно жестко сказала Луна.

— Но ты мне подробно объяснишь, на что это я сейчас подписалась! — медовые глаза требовательно взглянули на меня... и в моей груди защемило сердце. В памяти снова всплыли эти глаза... погасшие... мертвые. И ненависть поднялась откуда-то из глубин темной волной. Я отомщу! И те, кто виновен в том страшном будущем — получат по заслугам... если только ценой за мою месть не будет удар Звездного.

— Гарри! Что с тобой?! — встревожилась Гермиона. — Ты... Мне вдруг показалось, что ты изнутри налился какой-то темной, страшной силой...

— Гермиона... — выдохнул я, касаясь непослушных каштановых волос, и это простое действие почему-то наполнило меня теплом и радостью, — я все объясню тебе, и даже покажу... В ночь на Хеллоуин, когда размываются границы яви, и навь колеблет устои мира. Раньше... боюсь, что слова мои будут не более осмысленны, чем повествование о брачных повадках морщерогих кизляков.

Разумеется, Луна немедленно оживилась.

— Морщерогие кизляки? Мой папа неопровержимо доказал, что они спариваются исключительно под полной луной, и меняют партнеров не менее, чем два раза за ночь... Правда, он так ни одного и не увидел...

— Я тоже ни одного не видел, — огорчил я Луну. — И Договор я заключаю в первый раз, и очень смутно представляю себе, как описать его суть и последствия... А дорога к той, что сможет рассказать обо всем — откроется только в ночь на Хеллоуин.

— Но как можно заключать договор, сути и смысла которых не представляешь? Там же наверняка еще и мелким шрифтом какие-то условия прописаны... Что же нам теперь делать?! — заметалась Гермиона. А я уже и позабыл, какая она была правильная...

— Можно, — пожал плечами я. — Альтернатива больно уж... нерадостная.

Требовательно заглядывающая мне в глаза Гермиона отшатнулась. Похоже, она успела заметить в моем взгляде — стремительный полет Звездного, его ужасную, чудовищную красоту. То, чего не должно повториться.

— Хорошо, — пожала Гермиона плечами. — Я подожду. Но помни — ты мне сильно должен. Я не хочу вслепую вляпаться в то, из-за чего нас могут убить, — тут она улыбнулась, — или, хуже того — исключить!

— Тебе не кажется, что у тебя по-прежнему проблемы с расстановкой приоритетов? — рассмеялся я.

— Пф! — заявила Гермиона, и гордо отвернулась... Правда, когда она повернулась обратно, стало видно, что девочка просто хохочет.

Я задумался. Надо было очень точно сформулировать следующую просьбу.

— Луна, — с некоторым сомнением начал я. — Вот ты говоришь о нарглах...

— Ну да, — весело встряхнула светлой прической Лавгуд.

— Представляешь, я еще до сих пор ни одного не видел... Но мне очень хочется на них посмотреть... исследовать поведение в естественной среде, реакцию на различные стимулы... — Ну да, ну да... Расквашенный нос некоторых очень стимулирует. А для девочек, которых вроде бы бить нельзя — припасены некоторые заклятья, созданные в прошлом будущем близнецами и Гермионой...

— Ой, ты совсем как папа говоришь! — восхитилась Луна.

— Стараюсь... — скромно шаркнув ножкой, я посмотрел на будущую рейвенкловку. — Так вот... я хотел бы... если увидишь признаки присутствия нарглов... ну, там, обувь будет пропадать, или еще что... скажи мне, ладно?

— Обязательно, — пожала плечами Луна, а Гермиона посмотрела на нас крайне удивленно.

Я пожал плечами. Как раз это-то можно было бы объяснить... Но не в присутствии же самой Луны?

Разумеется, путешествие в Хогвартс-экспрессе, раз уж оно состоялось, не могло обойтись без Малфоя. Он и заявился примерно посередине пути, когда нам удалось-таки втянуть Гермиону в обсуждение повадок мерцающих микозюбрей. Луна так подробно их описала, что мне захотелось спросить у Тени, нельзя ли найти где-нибудь в глубинах варпа столь полезных существ. Так что когда от двери вагона донеслось:

— Ба! Да тут Поттер и его грязнокровка! А где же Уизел?!

По старой памяти я уже хотел было начать ругаться, и, может быть, даже бросаться заклятьями... Но, повернувшись, я увидел перед собой не давнего врага, попортившего мне немало нервов, а ребенка. Крайне неуверенного в себе, признаться — несколько трусоватого, и стремящегося это компенсировать важным и гордым видом.

— Малфой! Думай, что и как говоришь, когда обращаешься к Основательнице и Главе рода! — Драко задохнулся.

— Да ты... Да я... Да как ты смеешь! Я же...

— Правильно, Малфой, — кивнул я. — Обязательно обратись к отцу, и поинтересуйся, как возникали Древнейшие и Благороднейшие рода. Думаю, ты узнаешь немало интересного.

Малфой некоторое время стоял перед нами, демонстрируя наследственные способности Блэков к метаморфизму. Правда прическа его цвета не меняла, зато лицо волнами переходило от мертвенно-бледного к багрово-алому и обратно два-три раза в минуту. Рот Драко открывался и закрывался, но ни звука не вылетало оттуда. В конце концов, Малфой, так и не найдя, что сказать, грохнул прозрачной дверью купе, и улетучился куда-то вдаль по коридору. Признаться, я забеспокоился: не выскочит ли он таким темпом из задней двери последнего вагона? Впрочем, его свита была при нем, так что шансы на то, что Малфоя остановят вовремя были весьма и весьма неплохие.

— Гарри! — возмущенно обратилась ко мне Гермиона. — Что ты ему ляпнул?

— Правду, — усмехнулся я. — По крайней мере, то, что считаю правдой. Ведь не взялись же основатели Древнейших и Благороднейших — ниоткуда? А значит — у них были родители. А поскольку они были первыми в роду, то, скорее всего, родители магами не были. Следовательно, основатели родов — кто?

— Магглорожденные... — ошеломленно выдохнула Гермиона.

— Вот именно, — усмехнулся я.

— Гарри не совсем прав, — флегматично влезла Луна. — Некоторые рода откололись от более древних в силу политических причин, другие — основаны... ммм...

— Незаконнорожденными? — помог сформулировать я, видя, как Луна старается подобрать приличный синоним к словам "непризнанные ублюдки".

— Ну... да.

— И такое может быть, — пожал плечами я. — Но первые-то рода должны были откуда-то взяться? Происхождением напрямую от питекантропов не каждый будет гордиться...

И дискуссия немедленно свернула в сторону обсуждения того "кто такие питекантропы и где их искать". Кажется, в следующем номере "Придиры" ожидается любопытная статья.

Рон не появился на Распределении. Я волновался и дергался, утешая себя двумя соображениями: во-первых, в прошлый раз все получилось... ну, почти нормально, а во-вторых, Луна сказала, что с ним ничего не случится, а она частенько бывает права. Вот только... Судьба дневника показывает, что «было так», увы, уже не аргумент. На сколько достаточно было бы промахнуться, чтобы удар Дракучей ивы пришелся прямо в кабину? Да и Луна, в конце концов — просто человек, и может ошибаться, пусть я такого за ней и не наблюдал.

— Лавгуд, Луна, — вызвала белобрысую Макгонагалл.

— Лунатичка... — шелестом пролетело по Большому Залу, и я злобно посмотрел на учеников, пытаясь найти источник этого шепота.

Луна просидела под шляпой довольно долго. Они со Шляпой о чем-то спорили слишком тихо, чтобы могла расслышать хотя бы Макгонагалл.

Пока Шляпа не решалась отправить-таки рейвенкловку на Рейвенкло, я бросил взгляд на стол преподавателей. Локхарт не вызвал никаких эмоций. Разве что буду знать, что к нему обращаться — бесполезно. Может быть, тогда и обвала на будет, и я не окажусь один против василиска! Разве что анонимку на него накатать — глядишь, пока расследуют, нам нового преподавателя назначат. Вряд ли Люпина, хотя и хотелось бы, но пока Блэк не сбежал...

Блэк! Словно молния пронзила мои мысли, высветив всю мою глупость и эгоизм. Ведь крыса — у Рона, и крестного можно освободить, не дожидаясь его побега! Рон, только вернись... И Хвоста, смотри, не потеряй!

Мой взгляд скользнул дальше. Флитвик, Синистра, Трелони... А потом я вздрогнул и отвел взгляд. В блеске очков-половинок мне почудилось страшное сияние Звездного и его смертоносный полет.

— Гарри, что... — начала Гермиона. Но в этот момент Шляпа возгласила свой вердикт:

— Гриффиндор!

ЧТО?! Может быть, я пропустил распределение Луны и кого-то еще успели позвать, пока я отключился, рассматривая преподавателей? Но нет: встряхнув светлыми волосами, Луна весело подпрыгивая направилась к нашему столу, усевшись там, где было предусмотрительно оставлено место для Рона.

— Луна?! — выразить всю полноту своего удивления у меня не получалось. — Я... я думал, что ты попадешь на Рейвенкло!

— Ага! — весело взмахнула редисочными сережками Лавгуд. — И Шляпа тоже так думала. Мне пришлось пообещать, что я натравлю на нее злокусачих жгучехвостов. И только тогда она согласилась, что я достаточно безумна, чтобы учиться на Гриффиндоре.

— Что?! БЕЗУМНА?! — возмутился сидевший с другой стороны от Гермионы Дин. — Да ты знаешь, что Гриффиндор — лучший факультет...

— И меч, сложенный из ярчайших звезд — уже занесен, и только ученик Золотого грифона* сможет остановить его полет. А еще Гарри просил меня показать ему нарглов, и мне удобнее будет это сделать, если я буду учиться с ним на одном факультете.

/*Прим автора: «золотой грифон» — le griffon d'or (фр.)*/

Я улыбнулся. Слишком уж контрастен был переход от всеведающей Пророчицы к девочке, просящей защиты и помощи, пусть и таким вот, своеобразным образом.

— Спасибо, Луна, — кивнул я. — Если ты найдешь гнездо нарглов — обязательно покажи мне. Мы его внимательно исследуем.

И я прошелся тяжелым взглядом по соученикам. Как ни странно, зябко поежились даже безбашенные близнецы.

Наконец, Шляпа распределила «Джиневру Уизли», разумеется, на «Гриффиндор». Я пригляделся к сестре Рона, стараясь увидеть в этом ребенке ту девушку, с которой целовался в последний год своей прошлой жизни. Но увы, мог увидеть только одержимую куклу, идущую по полю боя, сражая бойцов Ордена Феникса, не смеющих поднять на нее палочку.

— Гарри? — встревоженно потянула меня за рукав Гермиона.

Как ни странно, но вот ее «возвращение в детство» далось мне довольно легко. Я видел перед собой двенадцатилетнюю девочку... но это была все та же самая Гермиона, которая летела со мной на Клювокрыле, выручать Сириуса, и которая не отвернулась от меня на четвертом курсе из-за этой истории с Турниром... и которая была тяжело ранена по моей глупости в Отделе Тайн! И то, что она погибла, пытаясь прикрыть мою спину, когда Пожиратели Смерти штурмовали Хогвартс — только наполняло меня решимостью добиться, чтобы новая жизнь была для нее лучше прежней. Хотя бы — найти чертов дневник, и не допустить чтобы Гермиона несколько недель провалялась в Больничном крыле, окаменевшая под взглядом Ужаса Слизерина!

Макгонагалл унесла шляпу и спокойно уселась за стол преподавателей. Странно. Рону уже время прилететь. Я же помню: Снейп сказал нам тогда, что «вы всех преподавателей поставили на уши». А тут все сидят, и никто не почешется оттого, что Рон не явился в школу. Или... или это не «мы» поставили школу на уши, а «я»? Мальчик-который-Выжил? Прочие же могут невозбранно пропадать, попадаться троллю, разбиваться на квиддиче, окаменевать при встрече с василиском, погибать от авады Темного лорда — никому и дела до них нет?!

К сожалению, у меня не было фактов, способных опровергнуть эту гипотезу. Разве что... Невилл? Которого мадам Трюк лично отвела в Больничное крыло... бросив остальных первокурсников с метлами и без присмотра ломать себе шеи как заблагорассудится.

Краем глаза я заметил, что Джинни внимательно смотрит на меня. Я столь же внимательно посмотрел на нее. Девочка пискнула и спряталась за Перси.

— Гарри! Не пугай первокурсников! — строго высказала мне Гермиона. — Тем более, что, кажется, это сестренка Рона.

— Ага, — кивнул я. — Джинни. Ты же с ней встречалась, когда мы ходили по Косой аллее.

— Точно, — улыбнулась Гермиона. — Но она почему-то все время пряталась. Она — странная. Хотя...

Тут Гермиона посмотрела на Луну. Вот уж точно. Луна задает новый эталон странности. По сравнению с ней отчаянно стесняющаяся непонятно чего девочка — выглядит абсолютно нормально.

— У нее забавные мозгошмыги, — улыбнулась та, о ком мы заговорили. — Они так и вьются вокруг нее... пытаются переродиться в лунопухов, но у них почему-то не получается.

— Маленькая еще, — прокомментировал я слова Луны, вызвав новый удивленный взгляд Гермионы.

— Кажется, ты Луну неплохо понимаешь, — заинтересовалась подруга. — Может, переводить будешь? Хотя бы только мне.

— Луна хочет сказать, что Джинни почему-то решила, что влюблена... но на самом деле — еще слишком маленькая для такого, вот и получается у нее... не очень.

— И в кого же она думает, что влюблена? — живо заинтересовалась Гермиона.

— М-м-м... — замялся я, не зная, как сказать правду, но при этом не показаться обуянным манией величия.

— В него, — ткнула в меня пальчиком Луна.

В это время в Зале появился Рон, волокущий за спиной огромный сундук. Ну правильно: ведь домовые эльфы забирают багаж только из поезда.

Вместо того, чтобы потихоньку просочиться к столу, друг заорал от самого входа:

— Гарри! Дружище! Ты куда пропал?!

В ответ за столом преподавателей поднялась Макгонагалл.

— Мистер Уизли. Мистер Поттер как раз на месте. А вот почему Вы столь задержались? И как добрались до школы?!

Хеллоуин. Самайн. Завершение «светлого» периода, и начало «темного». Дни, когда навь раскачивает устои яви, когда грань между материумом и варпом наиболее слаба, подточенная верой людей.

В прошлой жизни в этот день Том-из-дневника впервые взял власть над Джинни и заставил ее напасть на кошку Филча. Есть у меня подозрение, что и сегодня та или тот, кому достался проклятый дневник — вытворит нечто подобное. И по-хорошему, в такой день стоило бы тихо и спокойно отсидеться там, где меня видело бы наибольшее число людей, обеспечив себе крепкое алиби.

Но увы. Именно сегодня можно прорваться в обиталище леди Аметист простеньким ритуалом, не возводя гекатомбы. Так что я увел Гермиону «на празднование Смертенин Почти Безголового Ника», но вместо того, чтобы «веселиться» с привидениями, мы ускользнули от Рона и спрятались в неприметной нише, которую я нашел на шестом курсе, в поисках места, где можно было бы спокойно целоваться с Джинни, не привлекая к себе внимания преподавателей, равно как и школьных сплетниц. Слишком уж много народа тогда знало про Выручай-комнату, чтобы ее можно было рассматривать как надежное убежище. Ну а сейчас путь из подземелий Хогвартса на седьмой этаж был слишком длинным, чтобы надеяться пройти его, ни с кем не встретившись, пусть даже большая часть преподавателей и учеников пирует сейчас в Большом зале.

— И зачем мы пришли сюда? Да еще без Рона? — удивилась Гермиона.

Признаться, мне и самому было неуютно. Все-таки большую часть прошлой жизни Рон был рядом со мной… ну, если не считать проклятого четвертого курса и Турнира Трех волшебников… Однако, Аметист сказала однозначно: войдя в ее домен, Рон Уизли не вернется уже никогда и никуда. Для него шаг в варп — будет шагом к смерти.

— Пожалуйста, Гермиона. Поверь мне. Так надо, — это все, что я мог сказать.

— Хорошо, — неожиданно девочка улыбнулась. — Я верила тебе весь прошлый год, и не вижу причин отказываться от этого сейчас.

Может, это и было «слишком взрослыми» словами, но для Гермионы, умницы Гермионы — это было вполне нормальной речью.

Она протянула мне руку, и взялся за нее. Песнь серебряного ветра тайны, загадок и сомнений открыла нам Врата Нереальности. И мы шагнули вперед. Тонкая нить дороги разматывалась у нас под ногами, ведя через кошмары нави, через злые видения Хаоса, через серые чертоги Вечной леди.

Огненная боль пронзила мой шрам. Чужой голос взвыл в моей голове. Но я отстранялся и от боли и от неслышимого вопля. Аметист предупреждала, что так оно и будет… Но сейчас я отчетливо понял и то, чего она не сказала: если я поддамся этому голосу, если не сумею преодолеть боль, если сдамся, отступлю и отступлюсь — путеводная нить у нас под ногами оборвется, и Гермиона не сможет вернуться в реальный мир. И потому я не мог, не имел права сдаться! Я привел ее сюда, и я же — выведу.

Чужой голос выл в моей голове, и боль волнами пульсировала, как будто кто-то пытался вырваться из шрама. И внезапно я осознал, что этот «кто-то» — мертв. И сейчас внимание Вечной леди и ужас бесконечной смерти доставались ему, лишь легким эхом боли докатываясь до меня. Неужели это то, что скрывал от меня Дамблдор? Неужели я — крестраж Того-кого-нельзя-называть?

Шаг. Еще шаг. Чудовищно огромные пространства Нереальности сошлись для меня клином на тонкой нити тропы, которую почему-то хотелось назвать «черной». Хотя какой-какой, а вот именно черной-то она и не была: все цвета в самых странных и непредставимых сочетаниях бежали по поверхности дороги…

Внезапно боль исчезла, и от облегчения я чуть было не оступился, что привело бы меня к бесконечному падению в никуда.

— Спасибо, — услышал я тихий шепот, — с меня — услуга.

И я чуть второй раз не рухнул, поняв, кто заговорил со мной.

— Должен ли я вернуть мантию? — спросил я.

— Зачем? — в голосе моей собеседницы послышалась легкая насмешка. — Подарки — не возвращают. Я подарила ее твоему предку, и ты ей владеешь по праву. Владей и пользуйся. С умом. А теперь — поспеши. Девочка волнуется.

Я оглянулся. Конечно, лицо Гермионы было бледнее обычного, но…

— Да не эта, — рассыпался серебристым смехом голос невидимой собеседницы. — А та, что ждет вас. Ждет и волнуется.

— Девочка? — удивился я.

— Ну, тебе она может казаться мудрой и могущественной. Но для меня разница между вами практически незаметна. Так что — девочка. И поторопись.

Пренебрегать таким советом не следовало, и я ускорил продвижение.

Внезапно путеводная нить исчезла. Волна ужаса затопила мой разум прежде, чем я сообразил, что это всего лишь означает, что мы пришли.

— Я смотрю, ты все-таки нашел пару? — встретила нас хозяйка. — И даже… Вот это дела!

Аметист явно была удивлена, хотя, признаться, я и не понял: чему она удивляется. Ведь когда я в прошлое свое посещение этого места упомянул Джинни, то хозяйка была явно преисполнена скепсиса. А больше у меня друзей и не было.

Я огляделся. Сегодня домен Тени выглядел совершенно иначе, чем в прошлый раз. Небеса над нами полыхали всем оттенками темной лазури. Через все небо, от одного горизонта до другого золотым росчерком проходила узкая полоса. Мы стояли у подножий гигантской иглы, буквально пронзавшей облака. Астрономическая башня Хогвартса, с которой я навернулся тогда — показалась бы ничтожной рядом с этой громадиной. А тут эта башня была не одна. Чуть подальше возвышались даже более высокие шпили. Я даже задумался, не возвышаются ли некоторые из них над атмосферой планеты?

— Ты не хочешь представить мне свою спутницу? — с улыбкой спросила хозяйка этого гостеприимного места.

— Конечно, — я не сомневался, что она и так это знает, но приветствие требовало некоторого ритуала. — Леди Аметист, я рад представить Вам Гермиону Джин Грейнджер, мою лучшую подругу. Именно она ответила на Зов…

— …и сейчас мучается от неутоленного любопытства, — снова улыбнулась Тень. Видимо, Гермиона ей чем-то очень понравилась. — Полагаю, тебя порадует тот факт, что когда мы закончим с необходимыми ритуалами, я дам тебе пропуск в мою библиотеку.

— Ох… — схватился я за голову. Квест «извлечение Гермионы из библиотеки» — обещал быть воистину эпическим. А ведь я должен не только привести девочку сюда, но и вернуть ее в реальность! И желательно не через несколько веков.

— Хм… — улыбнулась Аметист, показав, что понимает суть проблемы, — должна сказать, что некоторые книги оттуда я позволю унести с собой, так что не стоит пытаться прочитать их все за один раз. К тому же, я сильно подозреваю, что это не последнее твое посещение этого места.

— Хорошо, — пискнула Гермиона, и снова спряталась за моей спиной.

— А теперь — встаньте в пентаграмму, — жестко произнесла леди Аметист. — Думаю, там вы получите ответы на некоторые из своих вопросов.

На камне у нас под ногами серебряным огнем проявился сложный колдовской рисунок, в котором был отмечены места для троих. Следуя наитию, я занял одно из них, хотя почему я выбрал именно его — объяснить у меня и не получилось бы. Гермиона пожала плечами и встала в одно из оставшихся свободными. Уж из каких соображений она выбирала — я не понял, но выбор она сделала вполне уверенно. Признаться, я думал, что леди Аметист займет оставшееся свободным место, но она, покачав головой, вышла за ограничивающий пентаграмму внешний круг и запела.

Откуда-то я точно знал, что надо делать, и протянул руку Гермионе прямо над засветившимися линиями узора. Как только ее теплая ладошка коснулась моей, я понял, что все, пережитое мной ранее в общении с девушками — было не более чем ничтожной подделкой. И «влажный» поцелуй с Чжоу, и даже то, чему мы предавались с Джинни… Все это сразу стало чем-то мелким и незначительным. Сейчас, просто касаясь протянутой руки, я ощутил не только соприкосновение тел, но и касание душ. Я знал, что сейчас перед Гермионой легла вся моя странная, далеко не всегда счастливая жизнь от вспышки зеленого света в холодном смехе — через падение с Астрономической башни, и до шага в пентаграмму. Я чувствовал в ее молчании не осуждение, но теплую и уверенную поддержку и понимание. Навстречу же мне устремился поток памяти, рассказывающий грустную историю «странной» девочки. Родители боялись ее «необычных» способностей, не намного меньше, чем Дурсли. Просто если тетя и ее семья пытались «выбить» из меня «странности», то родители Гермионы застроили ее почти до полной правильности. «Делай так». «Ты не права». «Соблюдай правила». «Перечитай еще раз — в книге написано не так!» «Ты не должна…». Все во имя сокрытия способностей дочери. Да, наверное, они действительно считали, что делают все на пользу ей самой. Во всяком случае, отголосок мысли… а может — услышанного, но не запомненного целиком разговора, намекал на то, что родители Гермионы все время боялись, что спецслужбы заберут у них дочь и будут «исследовать»… Неудивительно, что с таким подходом Гермионе было крайне трудно найти не то, что друзей, но и просто хороших знакомых. Неудивительно, что она так болезненно отреагировала на слова Рона о том, что «она заучка и с ней никто не дружит». Слишком уж они были близки к правде. Признаться, если бы Ронни был тут — ему было бы очень трудно избежать целительного удара в морду. Но Рона не было с нами. И я просто бросил девочке поток эмоций, в котором была твердая уверенность в том, что я всегда помогу и поддержу ее всем, чем смогу. Что для меня она всегда была и будет близким человеком. И безмолвный ответ позволил мне понять, что мое предложение было понято и принято. Не открывая глаз, я понял, что в моей руке уже лежит не тоненькая девичья рука, но рукоять сабли.

У меня было мало опыта работы с холодным оружием (за исключением кухонного ножа… ну и ножа для нарезки ингредиентов для зелий). Но сейчас я понимал, что небольшой изгиб клинка позволяет и рубить и колоть, изящная гарда надежно защищала руку, а выемки в рукояти мягко охватывают пальцы, подсказывая правильный хват. Неизвестный мне то ли пластик, то ли камень под рукой был странно теплым и шершавым. И мне откуда-то было известно, что он не выскользнет из руки и не станет скользким от крови. Она была само совершенство. Я, не открывая глаз, залюбовался ей. И только одна мысль портила мне настроение: как же я смогу отдать ее Рону? Ведь…

— Ну и не отдавай! — усмехнулась Гермиона. Но… она еще маленькая… Не… — Увидим, — по холодному металлу скользнула улыбка, показывающая, что Гермиона считала мое состояние.

Внезапно я ощутил необходимость вытянуть вперед и другую руку… Но зачем? Ведь там же никого не было! Не…

Мою левую руку охватила мягкая и гибкая, но невероятно прочная ременная петля кистеня-гасила, прозванного так потому, «что жизнь человеческую гасит, как свечку», оружия коварного, почти неотразимого… но в неумелых руках опасного не только для врагов, но и для друзей, а так же и для самого того, кто взял его в руки. И очередной поток понимания обрушился на меня. Луна Атропос* Лавгуд. Если способностей Гермионы боялись родители-магглы, то способности Луны пугали магов, вынуждая ее прятать их от самой себя за маской не слишком умной странной блондинки, лунатички, над которой можно безнаказанно и жестоко пошутить… Ведь мать ее мертва и некому обучить юную Гончую Смерти.

/*Прим. автора: Атропос — Мойра, обрезающая нить, которой пришло время окончиться. Да, это небольшой привет в сторону «Рыцарей фей»*/

— Вы ведь примете маленькую Луну? — спросила она у нас Гермионой.

Камин — величайшее изобретение человечества! Какое-то там «колесо» и в подметки ему не годится. По крайней мере, тогда, когда хочется уютно устроиться в тепле возле живого огня. Еще одним фактором моего хорошего настроения является то, что с двух сторон ко мне прижимаются девочки. Луна слева и Гермиона справа. Возможно, для ребенка моего возраста это и не должно быть таким уж плюсом… но я-то помню, как мучительно медленно осознавал «для чего нужны девочки», и терять это знание — не собираюсь. Пусть и отчетливо понимаю, что какие бы то ни было радости жизни сверх «посидеть, тесно прижавшись на одном диванчике у камина» будут нам доступны еще не скоро.

Несколько раздражает разве что сверлящий взгляд Джинни. Кажется, рыжик осталась очень недовольна моим сближением с Луной и Гермионой. И ее расстроенное выражение лица немного царапает меня воспоминанием о прошлых отношениях. Да и в видениях того, что, надеюсь, уже никогда не будет нашим будущим, она отчаянно пыталась сражаться… пусть у нее и не очень хорошо получилось. Но, по крайней мере, я постараюсь, чтобы жизнь Джинни оказалась лучше, чем в прошлый раз. Чтобы не было в этой жизни ни одержимости Темным лордом, ни магического истощения на грани смерти при его попытке возродиться, ни плена у Пожирателей Смерти и убийства родных и друзей под империусом… Правда, это означает, что в ее жизни не должно быть Гарри Поттера, поскольку я и есть ходячая неприятность!

— Гарри! — радостный Уизли ворвался в гостиную с улыбкой до ушей.

Кажется, Рон все-таки решил «простить» меня за отсутствие в полете на «Фордике». А то все прошедшее время он активно на меня дулся и старался не разговаривать. Ну, за исключением тех случаев, когда без этого совсем уж нельзя было обойтись. В общем — повторялась ситуация четвертого курса прошлой жизни. Возможно, всего этого и можно было избежать… но, с одной стороны, наказание, наложенное деканом, сильно осложнило общение Рона с товарищами по факультету, в чем он почему-то обвинил меня. А с другой стороны, я тоже не уверен, что так уж спешу прощать лучшего друга за потерю питомца. Да, Питер куда-то пропал в феерическом приземлении Фордика, и до сих пор не нашелся. Так что возможности вытащить крестного из Азкабана у меня пока что не было. Да и перспектива возвращения к Дурслям и новой встречи с тетушкой Мардж — стала угрожающе реальной.

— Гарри, Гермиона! — Рон подчеркнуто игнорировал Луну, чем никак не добавлял желания возобновить отношения. — Давайте сделаем эссе по зельям на послезавтра? Ну, чтобы после не заморачиваться! — Хм… а вот это что-то новое. Интересно: кто ему подсказал такой заход? Вот только боюсь…

— Рон, отстань. Не видишь — мы отдыхаем!

А вот теперь Рон чуть было не шлепнулся на задницу. Потому как сказал это отнюдь не я. От Гермионы такого как-то не ожидали. Но, тем не менее, факт был налицо. Гермиона, благодаря нашей связи, очень хорошо понимала, что я сейчас чувствую, и что сейчас делать то, что можно безболезненно отложить — будет несколько… несвоевременно. Правда, сейчас я уже несколько втянулся. А в первые дни боль изменений, охватывающая меня после ночной тренировки, была столь сильна, что приходилось обращаться к мадам Помфри за обезболивающим. Школьный колдомедик никак не могла понять причины этих болей, поэтому периодически устраивала мне обследования… с нулевым результатом. Хотя она и констатировала рост мышечной массы, а так же гибкости и подвижности суставов и эластичности связок. Но это я знал, что такое происходит из-за того, что тело подстраивается под измененную душу. Я прикрыл глаза, вспоминая первую тренировку у Мастера…

* * *

Леди Аметист с иронией смотрела на нас троих, меня и двух девочек, вернувших себе человеческое обличие. Я же и вовсе стоял оглушенный исходом ритуала.

— Луна, откуда ты вообще тут взялась?! — с некоторым трудом проворачивая скрипящие мозги, сформулировал я.

— Шла за вами, — весело улыбнулась Луна. — Когда ты призвал светогрызов, чтобы открыть себе путь из реальности, мне стало любопытно. И я пошла за тобой. К тому же я ведь тоже слышала твой Зов, помнишь? Гермиона, ты не возражаешь?

— Нет, — покачала головой Гермиона. — С тобой… как-то… правильно.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Аметист. — Теперь, когда оружие определено, мы начнем тренировки Оружейника.

— Но, подождите, — удивилась Гермиона. — Ведь «оружейник», — это тот, кто делает оружие, а не тот, кто им пользуется?

— Правильно, — новая улыбка. — И когда Гарри как следует овладеет оружием… — подозреваю, что я покраснел. По крайней мере, щеки начало печь изнутри. Девочки, впрочем, не поняли намека… или успешно сделали вид, что не поняли. — …тогда найдем ему учителя, который покажет, как делать Оружие для его последователей. А пока что…

Аметист хлопнула в ладоши, и картина вокруг нас изменилась. Исчезли огромные башни, подпирающие неземные небеса. Теперь мы стояли на дне огромного оврага, или… даже это было больше похоже на дно пересохшей реки. Впрочем, пересохла она довольно давно. По крайней мере, люди успели построить тут… Не знаю, для чего должны были служить эти руины с круглыми окнами, но они были тут, и это явно было рукотворное сооружение.

Гермиона прислушалась.

— Мы где-то на окраине города? — спросила она. — Машины шумят…

— Мы все еще в моем домене, — улыбнулась Аметист. — Но если ты хочешь узнать, откуда я взяла декорацию… То нет, это не окраина города. Это самый его центр.

Я с некоторым недоумением осмотрел заросли камыша, и пустырь, на котором уже упомянутые руины были единственным признаком цивилизации… С центром города картина ассоциаций не вызывала.

— Мастер, — позвала Аметист. — Я выполнила Ваше условие.

— Хм…

Высокий человек возник рядом с нами. С одной стороны у него на поясе висела сабля, чем-то похожая на Гермиону в форме оружия, а с другой — кистень, правда не такой, как Луна, а более тяжелый, с деревянной рукоятью и массивным шипастым шаром. Он внимательно присмотрелся к нашей троице. Хмыкнул еще раз. Обошел вокруг.

— Парнишка слабоват… но это ничего, поправим. Да и девушек нашел замечательных. Подойдет.

— Для чего я подойду? — заинтересовался я.

— Для того, чтобы я тренировал тебя и твоих подруг, — отозвался мужчина.

— Мастер был великим воином при жизни, и согласился задержаться и не уходить на новое перерождение по моей просьбе, — объяснила Аметист. — Я пообещала ему, что найду учеников, соответствующих его требованиям.

— И они действительно подходят, — усмехнулся Мастер. — Правда, по самой нижней планке, но подходят.

Потом начался ад. Стоило нам лечь спать, как мы возникали в домене Аметист, возле все тех же руин, и Мастер брал нас в оборот. Многочасовые тренировки. Изучение базовых движений и доведение их до бессознательного использования. Девочкам пришлось ничуть не лучше. Мастер заставлял их вновь и вновь то становиться оружием, то вновь обращаться людьми. Если же мне давали уроки, не требующие присутствия Луны и Гермионы — ими занималась Аметист, но чему она их учила, девочки рассказывать наотрез отказались, объяснив, что я это узнаю, когда придет время и не раньше.

А по утрам я старался сдержать вопль боли. И я до сих пор не уверен: то, что со мной происходило… это была нормальная реакция мышц и связок на тренировки, или же все-таки мутация под действием варпа? Потом как для обычных, даже очень интенсивных тренировок, результат был получен как-то очень уж быстро. Я стал сильнее, быстрее, выносливее… но платить за это пришлось болью. К тому же я покинул сборную Гриффиндора по квиддичу. Просто несколько тренировок подряд я не смог не только поймать снитч, но и вообще показать сколько-нибудь приемлемый уровень летных навыков. Все-таки даже магическое обезболивающее имеет свои побочные действия… Ну да ладно. Это тогда, в прошлой жизни я мог позволить себе развлечение… Сейчас же я готовлюсь к войне. И квиддич в этом никак не поможет. Том Реддл вряд ли будет впечатлен тем, как мастерски я ловлю снитч. А вот если удастся поймать на клинок Гармионы Аваду — это может и произвести некоторое впечатление. Мастер говорил как-то, что такое — вполне возможно.

* * *

Мастер… Мысли снова свернули на сегодняшнюю тренировку. Мне впервые удалось нащупать некоторую слабость в доселе неуязвимой обороне учителя. Удар Луны был призван не столько выбить колено, но несколько отвлечь внимание учителя. А после удар по клинку его сабли, и вот уже лезвие Гермионы ложиться на его плечо в опасной близости от шеи.

— Хм… — сказал Мастер, аккуратно, двумя пальцами, отстраняя Гермиону. — И что это было?

— Я… я победил?! — неверяще произнес я.

— Победил? Вот как? — покачал головой Мастер. — Что ж. На сегодня — можете быть свободны. Мне надо много думать…

— Короста! — вопль Рона вырвал меня из сладкого утреннего сна. — Коросточка! Милая! Ты вернулась! Вернулась!!!

— Петрификус тоталус!

Раз уж Питер вернулся — глупо было бы не попробовать освободить крестного. Но швыряться заклятьями в Питтегрю, когда рядом находится Рон — не лучшая идея. Пока мы будем кататься в абсолютно детской свалке — крыса удерет. А значит, надо сперва убрать Рона, но так, чтобы Питер ничего не заподозрил.

— Рон, ну нафига так орать в такую рань! — я демонстративно обхожу Рона против часовой стрелки, останавливаясь там, где зажатая в обездвиженной руке крыса не может меня увидеть. — Ну, вернулся твой питомец — так покорми его и посади в клетку. Ты же всех парней перебудил, да, наверное, и девчонок, тоже. За исключением, разве что, Гермионы.

— Почему: «за исключением Гермионы»? — невольно подыгрывает мне Симус.

— Потому что… Фините! — освобождаю я Рона, чтобы не переломать ему руку, когда небольшая крыса превратиться в его руках в небольшого, но все-таки человека. Правда, удивленный Рон медленно осмысливает ситуацию. Все-таки блиц никогда не был стихией младшего из старших братьев Джинни. Так что, можно рассчитывать, что повернется он не сразу… да и крысу пока что удержит. — Потому что она… Хоморфус чарм!

А вот у Питера реакция просто отменная. Поняв, что уклониться от заклинания у него не выйдет, он сделал все, чтобы минимизировать ущерб. Как только рука Рона, под обрушившейся на нее тяжестью, разжалась, Питер еще в воздухе успел вывернуться, выхватил торчащую из кармана рыжего палочку, а другой рукой схватил мальчишку за горло. Причем, в отличие от некоторых особо альтернативно умных, упирающих палочку в горло или в щеку пленника, этот держал оружие правильно: чуть на отлете, в положении, с которого начинаются жесты любого из Непростительных. Короткие и очень быстрые жесты.

— Стой, Поттер! Только дернись, и я прикончу твоего дружка! — Аваду, конечно, произносить слишком долго, и Питер не будет так экспериментировать… Но вот в нашем возрасте даже несколько секунд круциатуса может дать необратимый эффект! Да и секо в горло — не слишком полезно для здоровья! — Положи палочку! Немедленно! И вы все! Палочки — на пол! Быстро!

— Куда ее положить? — «наивно» спрашиваю я, рассчитывая на некоторое тщеславие, свойственное мелким душонкам, которым не повезло заполучить хоть чуть-чуть власти. И расчет немедленно оправдывается.

— На пол, я сказал! Прямо к ногам рыжего! И не думай напасть! Я все равно успею прикончить рыжую дрянь! Как давно я хотел это сделать! Перебить всю проклятую семейку предателей крови, поиметь мелкую девку, а потом — посадить ее на кол! Как они меня все достали! Ну, Поттер! Что стоишь! Считаю до трех… Раз!

С покорным видом делаю шаг вперед. Второй. Наклоняюсь, кладу палочку. Ну! Вот теперь я безоружен и совершенно не опасен! И взгляд Петтигрю перескакивает на наших соседей… Точнее — на Дина Томаса, единственного, у кого в это раннее утро оказалась в руках палочка.

— А ты чего сто… О-о-о!!!

Да, когда Луна врезается в колено, выбивая коленную чашечку — это больно. Очень больно. И тут уже совершенно не до магии. По себе знаю. А ведь у Мастера еще и кистень потяжелее, и шар — шипастый. Но Питеру хватило и Луны. Второй удар обрушивается на толстые, короткие пальцы Питера, ломая их… и палочку Рона, которая пережила-таки феерическое приземление прямо в Дракучую Иву. Но, видимо, таков ее Путь — сломаться именно в этом году. Луна немедленно исчезает у меня из левой руки, чтобы проснуться в комнате девочек-первокурсниц. Я же хватаю свою палочку, и

— Петрификус тоталус! — парализую оглушенного болью, безоружного и беспомощного Питера.

— Ко… Короста?! — Рон все еще в шоке.

— Не «Короста», — качаю головой я. — «Питер». Питер Петтигрю, герой Волшебной Британии, кавалер Ордена Мерлина первой степени, пожертвовавший жизнью, чтобы остановить предателя Сириуса Блэка!

— Но… как же… почему… Он же…

Звуки разной степени недоуменности издают все мои соседи по комнате.

— Однако, как видим, — я указал палочкой на задравшийся и в таком виде окаменевший рукав, под которым виднелась рука с Темной Меткой, — официальная версия «слегка» недостоверна. Во-первых, Питер — жив, и, во-вторых — носит на руке забавную татушку, намекающую, что его лучший друг Блэк просидел в Азкабане одиннадцать лет за предательство моей семьи, которую предал кто-то совсем другой!

Я усмехнулся, глядя на застывшего Петтигрю. Нога его замерла в однозначно анатомически неправильном положении. Да и рук была далеко не в порядке. А поскольку петрификус не являлся обезболивающим заклинанием, то можно было предположить, что ощущения, которые испытывает сейчас предатель — вполне сравнимы с круциатусом.

— Гарри! — раздалось от входа.

Луна и Гермиона ворвались в нашу спальню прямо как были — в пижамах. Подбежав ко мне, они просто повисли у меня на шее, обе. И только жестокие и беспощадные тренировки Мастера позволили мне устоять на ногах.

— Поттер! — изумился Рон. — Грейнджер! Лавгуд! Что это вы…

— Не твое дело, Рон, — покачал я головой. — Совсем не твое.

И когда это я успел стать таким жестоким?

* * *

На следующую тренировку после той, на которой мне удалось прорваться через защиту Мастера, учитель явился безоружным. Я тяжело вздохнул. Значит — опять «отработка базовых движений, без которой не будет мастерства». И ошибся.

— Вот что, ученик, — улыбка мастера мне не понравилась. Совсем не понравилась. — Раз уж уж ты настолько хорош, что можешь победить меня — я придумал для тебя совершенно особую тренировку. — Я облился холодным потом. Судя по лицам Луны и Гермионы — им тоже было нехорошо. — Все элементарно просто. Твой противник — уже там, — показал Мастер на знакомые руины. — Ваша задача: войти внутрь, сразиться… и выйти. Все ясно?

Мы кивнули. Задача выглядела не слишком сложной, а значит — в ней явно был подвох! Но вот где он?

Мы двигались по полуразрушенным коридорам, до предела напрягая все доступные чувства. Что-то живое ощущалось наверху, там, где, как я знал, располагался довольно большой зал, в который и выходили те самые круглые окна. Неужели враг настолько силен, что даже не дает себе труда скрываться и пренебрегает правом первого удара? Или нас пытаются обмануть?!

Как ни странно, но по дороге на нас никто не напал. Когда же мы вышли в зал, посредине его, на покрытом битым кирпичом полу стояла девочка, если и старше нас, то ненамного. Легкий кожаный доспех ее был окрашен в черное. Из-под него видны были широкие рукава какой-то черной рубахи. Черная коса была откинута за спину,

Черная дева в поле плясала

Черные косы ей пали на плечи

Черная дева чего-то шептала

И были темны безумные речи! — прошептал я.

Кисти девочки, затянутые в черные перчатки с обрезанными пальцами, сжимали рукоять тяжелого полуторного меча.

— Ты — мой противник? — изумился я.

— Да, — улыбнулась девочка радостно. — Сегодня я — твой противник!

Я сделал шаг вперед, привычным движением подхватывая Луну и Гермиону в их боевой форме.

— Тогда — начнем!

Ну что сказать об этой схватке? Девочка была откровенно слаба. Ей не хватало всего: техники, силы, скорости, выносливости… Уже через несколько секунд схватки слишком тяжелый для тонких рук меч уже ходил ходуном, оставляя в ее обороне широкие дыры… А еще через полдюжины ударов — клинок зазвенел по полу.

— Ну вот и все, — усмехнулся я. — Задание выполнено! Я — победил!

— Победил, — согласилась девочка, подходя поближе.

И внезапно сверкнувший в ее руке кинжал вошел мне в живот по самую рукоять.

— Мистер Поттер! — декан разъяренной фурией ворвалась в нашу спальню. — Что тут… Ох!

— «Это»… — усмехнулся я, — …скорее не «что», а «кто». Питер Петтигрю, кавалер ордена Мерлина первой степени… посмертно, — повторил я для Макгонагалл то, что уже рассказывал ребятам. — И тот факт, что он лежит здесь, живой, да еще и с любопытной татуировкой — несколько… интригует, не правда ли?

Девочки отошли мне за спину, не то прячась, не то готовясь обратиться Оружием.

— Да, это Петтигрю, — согласилась Макгонагалл. — Но… откуда Вам это известно, мистер Поттер?

— Во сне приснилось, — ответил я, и ведь даже не солгал. Смерть — это же всего лишь сон, не так ли? — Тень по имени Аметист рассказала мне, что в Азкабане сидит мой крестный, которого обвинили в предательстве моих родителей на основаниях столь веских, что их не решились предъявить даже заведомо предвзятому суду. И еще она обратила мое внимание на некую крысу, что живет в семействе Уизли уже одиннадцать лет, несмотря на то, что обычный срок жизни этих грызунов не превышает четырех лет.

— И Вы решили поверить… сну? — удивилась Макгонагалл.

— Я решил проверить полученную во сне информацию, — покачал головой я. — Если бы это все было неправдой — ничего плохого с Роном от минутки под Петрификусом не случилось бы. Невилл в конце прошлого года пролежал намного дольше…

— И что Вы сделали? — глаза декана сверкнули любопытством.

Я рассказал все, что случилось, избегая только объяснять, каким образом нога и пальцы Петтигрю были повреждены. Сказал только «мне очень захотелось, чтобы ему было больно, и чтобы он не смог причинить вреда никому», что, в общем-то, было правдой. Не всей.

— И заклятье принудительного превращения анимага — Вы тоже во сне выучили? — заинтересовалась Макгонагалл.

— Во сне, — снова сказал я чистую правду. Говорить правду вообще легко и приятно.

Декан неодобрительно посмотрела на меня. Кажется, она мне не поверила… Почему бы? Ведь я честно сказал ей правду… Не всю. Но абсолютная Истина есть привилегия Начавшего Начало, не так ли? И познание ее требует бесконечного времени…

Дамблдор появился спустя очень небольшой промежуток времени. Осмотрев композицию «Дети и Питтегрю» в спальне мальчиков Гриффиндора, он покачал головой.

— Гарри, мальчик мой, доверять видениям, являющимся к нам во сне — очень опасно, — сказал он, выслушав наш с деканом рассказ. — Прежде, чем бросаться проверять их — стоило бы посоветоваться со старшими.

— Мне не поверили, когда я рассказывал «старшим и мудрым» о том, как со мной обращаются Дурсли. Мне не поверили, когда я сказал, что один из преподавателей пытается украсть Философский камень (пусть я ошибся в личности вора, но сам факт?). Интересно, если я скажу, что Гилдерой Локхарт не совершил ни одного из подвигов, за которые получал награды, ну, кроме разве что «лучшей улыбки года» — Вы поверите? Или хотя бы попытаетесь проверить? Или как всегда?

— Гарри! — вскинулась Макгонагалл, но Дамблдор прервал ее.

— Это серьезное заявление, Гарри. Ведь подвиги — реально совершены. Если их совершил не Локхарт, то почему настоящие герои не обвинили его в самозванстве?

— Обливиэйт, — пожал плечами я. — И проверить это проще простого: попросите у профессора Снейпа, — Рон в изумлении расширил глаза, — три капли известного зелья и задайте преподавателю ЗоТИ нужные вопросы. Думается, результат Вас не слишком удивит.

— Гарри, как ты мо… — начала Макгонагалл, но снова была прервана.

— Подожди, Минерва, — очки-половинки блеснули. — В одном Гарри прав: если мы хотим, чтобы дети нам доверяли, надо и нам если не верить тому, что они говорят, то хотя бы проверять. Тем более, что это действительно несложно. Так что доставь Питера в аврорат, и пусть там зафиксируют как факт его задержания, так и то, что его разоблачил Гарри: постановление о награде для «сообщивших сведения о скрывающихся сторонниках Волдеморта», — ученики, да и Макгонагалл, вздрогнули, — так и не было отменено. Его перестали применять, поскольку не находилось желающих его получить, но отменять не стали. И Гарри однозначно может претендовать на тысячу галеонов по праву.

Рон посмотрел на меня с какой-то надеждой… Наверное, он считал, что я должен поделиться с ним… но у меня была лучшая идея. В конце концов, даже за то небольшое время, которое Судьба отвела «Ужастикам Умников Уизли», они принесли мне приличный доход. Да и семейству Уизли лучшей подмогой будет постоянный источник дохода, чем одноразовая сумма, даже и в полтысячи галеонов. А вот утверждать, что Рон так уж помог в поимке Петтигрю… нда… Слишком много свидетелей, чтобы на такой лжи меня не поймали. А значит — не стоит и пытаться.

Между тем Дамблдор, заметив, что я отвлекся, замолчал и подождал, пока я вернулся из своих мыслей. Увидев, что я снова с ними, директор спросил меня:

— Гарри, ты ничего не хочешь добавить к своему рассказу?

Я покачал головой.

— Пока нет. Посмотрим, насколько истинны видения в отношении Локхарта. Если они окажутся правдивы — я попробую поверить Вам чуть больше… и мы вместе проверим еще один сон. А если сны — всего лишь ложь… то и проверять будет нечего.

Рон посмотрел на меня со злобой, заставившей вспомнить о Турнире Трех волшебников… Но в этот момент меня от него закрыла Гермиона.

— Директор Дамблдор, по-моему, Гарри воспользовался беспалочковой магией, чтобы спасти Рона из рук этого… Петтигрю… а такая магия нам еще не по возрасту и не по умениям. Посмотрите: он какой-то бледный. Возможно, ему стоит посетить Больничное крыло?

Дамблдор посмотрел на меня. Вид у меня действительно был… хм… Но отнюдь не из-за беспалочкового заклятья: призыв что Гермионы, что Луны я уже отработал, и расход Силы на это действие был вполне умеренный. А вот воспоминание о воткнутом по самую рукоять кинжале… Это было больно, несмотря даже на то, что в реальности никакой раны не было.

— Вы правы, мисс Грейнджер. Мистер Поттер действительно выглядит… не очень хорошо. Не будете ли так любезны Вы, мисс Грейнджер, и… мисс Лавгуд? — Дамблдор удивленно поднял бровь, увидев подпирающую меня Луну, — Да, мисс Лавгуд. Проводите, пожалуйста, мистера Поттера к мадам Помфри. О том, чтобы завтрак вам доставили прямо туда — я распоряжусь.

Когда я, опираясь на прижавшихся ко мне девочек, я вышел из башни Гриффиндор, вслед мне смотрели пораженные до полного офигевания соученики. Хотя отнюдь не все взгляды лучились добротой… но, кажется, и репутации Нового Темного лорда я пока что не заработал. Ну да какие наши годы? Если я не смогу справиться с дневником, то слава Наследника Слизерина меня не минует.

Убедившись, что за нами никто не последовал, Гермиона коснулась меня там, куда ударил клинок последней моей противницы.

— Больно, Гарри?

— От Мастера доставалось и сильнее… — попытался я успокоить и ее и Луну… Кажется, не слишком успешно. — Но это было несколько… неожиданно. И обидно.

Лежу. Дышу. Звезды над головой, хотя и тусклые, из-за отсветов большого города, но такие красивые! И шевелиться совсем не хочется… не только из-за того, что с двух сторон ко мне прижимаются красивые девочки: маленькие мы еще, чтобы на такое реагировать, хотя разумом я и помню поцелуи с Джинни… Но потому, что шевелиться попросту больно. Я в очередной раз провалил задание Мастера, и из развалин меня вынесли Гермиона и Луна в «условно мертвом» состоянии. И то «условно» — только лишь потому, что мы и так в Великом океане, Мире мертвых, и умереть здесь окончательно — это надо обладать той еще удачей, и нарваться на того, кто действительно умеет «убивать навсегда». «Не бойтесь убивающих тело…» — вот и не боимся. Но все равно: больно-то как!!!

В этот раз меня гоняли трое высоких мужчин, на глаз — лет за тридцать, с ростовыми щитами, чем-то похожими не то на римские скутумы-переростки, не то на снятые с петель двери, и короткими мечами. Они действовали весьма слаженно, оставляя передо мной стену щитов, старались загнать в угол, где их преимущество в броне и массе стало бы решающим. Однако мне удавалось избегать столь неприятной ситуации, а скорость и подвижность постепенно делали свое дело. И вот один из них допустил ошибку: закрываясь от колющего удара в лицо — он слишком высоко дернул свой щит, и получил удар Луны чуть прямо по поножи. Металлическая гирька промяла защиту и заставила бойца с криком упасть на колено. Кость голени как минимум треснула. Закрывшись щитом, он стал почти неуязвим… но теперь моя победа стала лишь вопросом времени. Двое товарищей не могли оставить его одного: лишенный маневра и флангового прикрытия, страдающий от боли щитоносец стал бы легкой добычей. А время идет. Щиты легче не становятся. И напряжение заставит их рано или поздно совершать новые ошибки. Я же могу держать удобную мне дистанцию, угрожать атакой, не давая расслабиться…

И тут в бой вмешалась еще одна участница. Девочка, пожалуй, даже чуть помладше Луны, едва удерживающая в двух руках короткий, но все равно слишком тяжелый для нее меч. Я лишь отмахнулся от нее, в последний момент повернув Гермиону плашмя… зря, как выяснилось. У нее, в придачу к выбитому мной клинку нашелся пистолет…

— Опять облажались, — усмехнулся Мастер, подходя к нам.

— Опять, — вздохнул я, стараясь не шевелиться. Когда я поймал-таки пулю в грудь, добивали меня ногами.

— Ну, с тобой все понятно. Думаю, в чем ты накосячил — осознаешь и сам, не так ли?

— Оглушить надо было качественнее… — вздохнул я.

— Или убивать, не глядя на пол и возраст: взялся за оружие в бою — значит, уже не ребенок, — жестко сказал Мастер. — Но это тебе будем еще объяснять и объяснять. А вот вы… — он посмотрел на девочек. — Живое оружие существует отнюдь не только затем, чтобы болтаться в руках бойца. Почему вы ему ничем не помогаете?

— Как это «они мне ничем не помогают»? — возмутился я. — Да если бы не они…

— Она, — Мастер ткнул пальцем в Луну, — вполне могла заметить, как твоя противница достает оружие, и предупредить. Кистень был как раз в той стороне. Но вместо этого она смотрела туда же, куда и ты — и пропустила опасность.

— Ой, — потупилась Луна. — Прости, Гарри… я слишком быстро двигаюсь, и у меня начинает кружиться голова — поэтому я и стараюсь смотреть куда-то в одну точку…

— И теряешь весь радиус обзора, — усмехнулся Мастер. — А ведь кистень — это не сабля, которая большую часть времени находится между бойцом и его противником. Ты движешься вокруг Гарри, и должна быть его «глазами на затылке» и не только. Так что тебе надо тренироваться и тренироваться… Через «не могу», борясь с тошнотой… А еще — вы обе не куколки какие-нибудь разряженные. Вы — колдуньи! И можете помогать Гарри, не только удлиняя его руки.

— Но ведь когда я — сабля, у меня нет палочки! — возмутилась Гермиона. — И у Луны, когда она — кистень…

— А разве когда Гарри призывает вас — он выписывает сложные фигуры своей ковырялкой? Или бормочет что-то неудобьсказуемое на мертвых языках? Нет. Он просто зовет — и вы приходите. И это — магия… Или, к примеру… промять металлическую поножу и сломать защищаемую ей ногу, просто ударив легким кистенем — просто невозможно. Не хватит силы удара. Но у вас с Луной это получилось. И «голой физики» здесь не так уж и много.

— Ой, — сказала Гермиона. — Гарри… пожалуйста… призови меня как оружие. Сможешь?

С некоторым трудом я поднялся с выгоревшей травы, и Гермиона оказалась в моей руке. Секунда, и Луна, как и Невилл когда-то, вытягивается и застывает. Петрификус? Молча и без палочки? В тринадцать лет?

Я отпускаю Гермиону, и девочка, исчезнув из моей руки, появляется неподалеку. Она смотрит на меня, на Луну, опять на меня…

— Фините!

Луна, поднявшись, удивленно посмотрела на нас.

— Петрификус? — спросила она

— Прости, Гарри! — Гермиона смотрит на меня с глубоким раскаянием. — Получается, что я могла… Могла парализовать эту су… — Она прикрыла рот ладошкой, не завершив ругательства.

— Герми! — я схватил девочку за плечи, даже не заметив, что сократил ее имя, чего она никогда не любила. Впрочем, сама Гермиона тоже этого не заметила. Она уткнулась мне в плечо и зарыдала. Я гладил ее по голове и шептал. — Герми… успокойся! Ты ни в чем не виновата. Откуда ты могла знать, что это возможно, если никто тебе об этом не сказал?

— Я… — всхлипнула Гермиона, — …я все равно должна была догадаться! Ведь говорила сама, что «логика для волшебников — пустой звук!» И сама так же попалась! Я… прости… прости…

Именно сейчас, удерживая в руках содрогающееся от рыданий тело девочки, я окончательно понял и осознал то, о чем раньше только мимолетно задумывался: дырку от бублика Рону, а не ее. Не отдам! Ни за что не отдам! Моя!

И только утонув в еще поблескивающих слезами карих глазах, я понял, что Гермиона сейчас отчетливо понимает меня. Слышит все то, что я вряд ли когда-либо осмелюсь произнести вслух. Слышит. Понимает. И не возражает.

— Не отдавай, — улыбнулась она сквозь слезы. — Ни за что не отдавай! Ни меня, ни Луну. Мы же ее не отпустим, правда? — Герми на секунду выскользнула из моих объятий, признаться, я даже не понял, каким образом, и притянула к нам ту, о ком говорила. — Она — наша! Мы с тобой ее первые поймали!

Луна замерла в кругу наших с Гермионой рук. Она некоторое время переводила взгляд с меня на Гермиону и обратно, а потом — тоже расплакалась. Впервые за две жизни я видел ее без грустно-веселой, доброй и чуть ироничной маски. Видел Луну такой, какая она есть. И мне захотелось взвыть и дать себе оплеуху. Я научившись понимать ее иносказания, гордился тем, что понимаю саму Луну. Не понимал. Совсем не понимал. И даже связь бойца и оружия — не сделала это псевдопонимание — настоящим. И только сейчас, обнимая сразу двух девочек, я начал чувствовать… нет, не то, что понял, но хотя бы осознал — где проходят границы моих знаний… и, соответственно — где их можно и нужно расширить.

— Не отдадим, — согласился я с Гермионой. — Наша.

Над горами Северной Шотландии медленно разгорался рассвет. Ветер, овевающий наблюдательную площадку на вершине Астрономической башни, был прохладным, чтобы не сказать более. Но я не обращал внимания на его температуру, выискивая в потоках воздуха всполохи цвета. Гермиона лежала у меня на коленях, лаская ладонь шершавым прикосновением. Вокруг другой руки обвилась Луна, бдительно наблюдающая за окрестностями. Мы приходили в себя, отдыхая после медленного танца с тенями, и нам было хорошо втроем.

Лазурная струя ветра коснулась моих глаз, навевая видения Прошедшего-в-Будущем, показывая отражения того, что уже случилось в Десяти тысячах Зеркал. Я-мы смотрим и видим…

По мерцающему, смутному, ежесекундно меняющемуся коридору неторопливо и гордо идет кошка. Она знает, что никто не посмеет ее обидеть, хотя хотели бы многие. Но злопамятный сквиб может обеспечить нешуточные неприятности даже декану, так что с миссис Норрис предпочитают не связываться, и она об этом знает.

Внезапно кошка настораживается, замирает, поводя ушами, и опрометью бросается бежать. По коридору разносится жесткий смешок, как будто несколько человек усмехаются одновременно, и их голоса накладываются, смешиваются друг с другом, резонируют, не давая опознать смеющегося.

— Удрала, паршивка! — Не сразу я осознал, что слова произнесены на серпентарго. Но, поняв это, понял и то, что Луна с Гермионой понимают сказанное так же, как если бы владели языком змей сами. — Ну, да ничего… еще попадется…

Смутно-неопределенная фигура, на ученической форме которой невозможно разглядеть знаки Дома, шагает в коридор, и за ним (или за ней — понять это невозможно) скользит чудовищно огромный змей.

— Хоз-с-с-я-и-нн… — произносит василиск, — … тут раз-с-с-лито… чующ-щ-щ-ее. Надо уходить!

— Надо, — соглашается «хозяин». — Долго удерживать эту дуру я не смогу… пока — не смогу. Возвращайся к себе и жди. Я еще приду к тебе.

— Все-таки «она», — сказал я подругам. — Уже легче. Парней можно отбросить.

— Гарри… — шепчет Гермиона, и я понимаю, что меня в лучшем случае — не поняли. Кажется девочки — в шоке. — …это с этой… тварью ты схватился… тогда, в прошлом будущем?!

— Да, — согласился я. — И именно он тебя чуть было не убил. Так что, если услышите такое шипение… надеюсь, вы его сможете и без меня распознать, — бегите оттуда. Бегите быстро и не оглядываясь. Василиск убивает взглядом, и я не уверен, что новая одержимая Томом сможет сдержать его жажду крови, как это делала Джинни.

— Надо найти эту… куклу, прежде, чем она кого-нибудь убьет! — возмутилась Гермиона. — Я не хочу, чтобы наш Гарри дрался с этой… махиной.

— А я не хочу, чтобы наш, — Луна голосом подчеркнула притяжательное местоимение, — Гарри взял в руки меч Гриффиндора. Кто знает, какой она окажется? Чтобы успокоить гарриных лунопухов — нас с тобой вполне хватит, и лишние нам не нужны.

— Не нужны, — смущенно, но в тоже время твердо заявила Гермиона.

— Хорошие мои… — прошептал я, и сперва коснулся губами холодной стали Гермионы, а потом — теплого кожаного ремешка Луны. Девочки немедленно приняли человеческую форму, и отскочили от меня. Розовый румянец играл на их щечках, придавая девочкам совершенно особенное очарование.

— Холодно как! — сказала Гермиона, не особенно скрывая желание поменять тему разговора. — Гарри! Как ты это терпишь! Пошли отсюда!

Я пожал плечами. В данный момент меня больше занимали разноцветные ветра варпа, чем физическое перемещение потоков воздуха. Алый Акши* играл в салки с коричневым Гуром. И хотя для зелени Гирана было еще рано, серый Улгу одобрительно посматривал на нас. А пурпурный Шаиш и вовсе никогда не оставлял меня с… с тех самых пор…

/*Прим. автора: о разноцветных ветрах варпа и их символике и значении — см. [url=http://coollib.net/b/225447/read]«Либер Хаотика. Тзинч»[/url] */

Пока я размышлял о варпе и его изменчивых ветрах, девочки просто утащили меня с площадки башни. Внутри было намного теплее. Осень еще не уступила права зиме, и до времени, когда в коридорах замка придется кутаться в теплые одежды — было еще далеко. Так что девочки быстро отогрелись, тем более что, преодолев смущение, они прижались друг к дружке и ко мне. Хвала Владыке Изменчивых ветров, что в это время его воля не принесла в Астрономическую башню никого еще. Иначе сплетни о нашей связи разошлись бы самые разнообразные. Впрочем, популярностью башня пользовалась в вечерние и предночные часы, когда сюда забредали парочки. Утром же, как правило, башня была пуста, чем мы и воспользовались.

— Завтрак скоро… — произнес голос разума нашей компании, то есть Гермиона Грейнджер. — Уже можно идти в Большой зал, — впрочем, отделяться от нас, чтобы реализовать это разумное предложение Гермиона отнюдь не поторопилась.

Увы, но она была совершенно права. Так что нам все-таки пришлось отделиться друг от друга и двинуться вниз по винтовой лестнице.

Большой зал встретил нас немногочисленными сонными лицами. Впрочем, уже спустя небольшое время, в зале стали собираться и личности, менее склонные к раннему подъему.

Позавтракав, мы с девочками отнюдь не спешили покидать зал. Скоро должна была поступить утренняя почта, и мы ждали свежих газет. Наверняка в них что-нибудь да написали о поимке Питтегрю и новом процессе над Блэком.

Полет сов бесшумен, так что о том, что мои рассуждения недалеки от истины, возвестили удары газетной бумаги по столу. Некоторые, не успевшие закончить завтрак, заполучили свежую прессу прямо в тарелки, чем были почему-то не рады.

Я развернул «Ежедневный пророк». На первой полосе было помещено интервью министра Фаджа относительно сущности реформы налогообложения оборота потенциально опасных алхимических ингредиентов, таких, как шкура бумсланга. Колдография показывала, как Корнелиус Фадж на фоне золотого фонтана в атриуме Министерства гордо смотрит на журналиста и величественным жестом поясняет какое-то особенно тонкое место в принятых постановлениях. Признаться, в налогообложении я не разбираюсь от слова «совсем», но словосочетание «шкура бумсланга» меня по понятным причинам заинтересовало. И я попытался прочитать передовицу. Признаться, если исключить славословия журналиста в адрес мудрости и дальновидности министра, понял я немногим больше, чем если бы статья была написана на китайском языке. Разве что буквы знакомые.

— Гарри! — встревоженно дернула меня Гермиона. — Смотри!

Она развернула газету последней страницей ко мне, и ткнула пальцем в заметку, обведенную черной рамкой. Я вчитался… и чуть не выпустил газету из рук. Некролог гласил:

«Вчера в камере временного содержания Министерства скончался Сириус Орион Блэк, переведенный туда для повторного разбирательства его дела в связи со вновь выяснившимися обстоятельствами».

Завтрак завершился неожиданно. К нам, застывшим в шоке над газетой, подошел Дамблдор.

— Гарри, должен сказать, что сегодня тебе не придется посещать занятия.

— Почему? — удивился я.

— Тебе придется выступить перед судом Визенгамота… — я напрягся. Воспоминание о прошлом «выступлении перед Визенгамотом» не грело меня никоим образом. — …как свидетелю, только как свидетелю, — поспешил успокоить меня директор. — Только, пожалуйста, если тебя не будут спрашивать впрямую — не упоминай о своих столь… правдивых и сбывающихся снах.

— Почему? — заинтересовалась Гермиона.

— Потому что в такое мало кто поверит, а многим из наших противников это даст возможность обвинить Гарри в…

— Невменяемости? — закруглила паузу моя подруга.

— В лжесвидетельстве, — возразил директор. — Скажут, что Гарри дает ложные показания под присягой, чтобы кого-то выгородить.

— Пусть дадут веритасерум и убедятся, что я говорю правду, — в запальчивости воскликнул я.

— Не думаю, — покачал головой Дамблдор, — что именно тебе стоит прибегать к ТАКОМУ методу доказательства своей правоты. Ведь речь пойдет о Волдеморте, и ты под действием зелья, вряд ли сможешь сдержаться и не рассказать о прошлом его появлении в школе. А там… Обвинение в убийстве преподавателя, разбирательство… В общем, в лучшем случае, в следующем году тебе придется снова учиться на втором курсе.

— Хорошо, — нехотя согласился я, — если прямой вопрос не будет задан — я не стану упоминать сновидения. Но разве те, кто слушают сейчас наш разговор…

Я оглянулся и с удивлением увидел, что нас отсекает от остального зала мутная стена цилиндрической формы. Увидев мое ошеломленное лицо, Дамблдор улыбнулся.

— Насколько я понял, ты склонен доверять мисс Грейнджер и мисс Лавгуд даже те тайны, которые так старательно скрываешь от школьной администрации, — пламя летающей свечи бликов отразилось в его очках. — А остальные просто ничего не слышат… и не смогут понять, даже если умеют читать по губам: Сфера конфиденциальности искажает изображение.

— Почему «сфера», когда «цилиндр»? — заинтересовалась Гермиона.

— Традиция, — пожал плечами Дамблдор. — Логически объяснить нельзя. Только запомнить.

— Господин директор, — начал я, — а на суде будут рассматривать убийство Сириуса?

— Убийство? — удивленно поднял бровь Дамблдор.

— Не будете же Вы меня уверять, что то, что Сириус умер прямо на пороге освобождения — случайность?

— Не буду, — посмотрев мне в глаза Дамблдор сгорбился, и как будто даже постарел.

Я же чуть не взвыл, осознав мысль, от которой до сих пор успешно прятался: кто бы не дал Сириусу яд, не бросил заклятье или не приказал сделать первое или второе, но убил его я. Убил своей глупой выходкой, не подумав о том, что раз Сириус столько лет просидел невиновным — то это кому-то нужно. Иначе его в самом начале допросили бы с веритасерумом и во всем разобрались! Но кто-то, облеченный властью или имеющий соответствующее влияние этого не хотел…

— Гарри, — прервал мои мысли Дамблдор, — если хочешь, я могу дать Непреложный обет в том, что не имею никакого отношения к смерти Сириуса Блэка.

— Не убивали сами, не приказывали убить и никому не намекали на желательность такого исхода? — вскинулся я, и охнул. — Но как…

— Ты слишком громко подумал об этом, — грустно усмехнулся Дамблдор. — И, хотя я и пытался закрыться — мне это не удалось, как не получится, заткнув уши, не услышать того, о чем орут с помощью Соноруса.

Я вздрогнул, сообразив, о чем еще я мог «слишком громко подумать»… и мое сознание немедленно утонуло в переливах цвета Изменчивых ветров.

— Неплохая защита, — сказал Дамблдор, продемонстрировав, что продолжает читать меня. — Но, на всякий случай, возьми в библиотеке книгу профессора Снейпа «Туман, стены и зеркала» — там можно многое узнать о сознании и его защите. А насчет твоей формулировки… Увы, но я могу быть уверен только в том, что не убивал и не приказывал. В том, что никто из тех, с кем я говорил, не принял ничего из сказанного мной за намек на желательность случившегося — я поручиться не могу. Люди иногда понимают сказанное ну очень странно. И если уж ты, Гарри, решил, что Сириуса посадил я — то кто-то в Министерстве, где я обсуждал сложившуюся ситуацию вполне мог решить, что когда я говорю «Блэк должен прибыть в суд», то имею в виду «Он не должен там оказаться ни при каких обстоятельствах».

— А Вы не сажали? — решил уточнить я.

— Ситуация казалась слишком очевидной… — начал Дамблдор, но я перебил его.

— Слишком очевидной, чтобы допросить схваченного шпиона? Слишком очевидной, чтобы попытаться выяснить, какие задания давал ему Тот-кого…. Волдеморт? Слишком очевидной, чтобы попытаться узнать: нет ли других предателей?

— Увы, — пожал плечами директор. — Тогда как раз закончилась война. А переход от войны к миру — это всегда гора головной боли. К тому же тогда я был еще не Верховным чародеем Визенгамота, а всего лишь одним из рядовых членов, и присутствовал далеко не на всех заседаниях. Так что, узнав, что Блэка отправили в Азкабан — я был уверен, что все необходимые процедуры были проведены в полном соответствии с законом. А вот когда мне доверили пост Верховного чародея… Да, я должен был проверить, но увы, просто не подумал об этом.

— Значит, мне в любой ситуации придется учитывать о том, что Вы можете «не подумать» о чем-то, что может спасти Рона, меня, Луну, Гермиону…

— Увы, — вздохнул Дамблдор. — Я понимаю, почему ты пришел к таким выводам. И, признаю, что сам виноват в сложившейся ситуации… И что бы я сейчас не сказал — это вряд ли убедит тебя. Опровергнуть твои выводы может только будущее…

Я вспомнил будущее, о котором заговорил директор. Вспомнил Тедди и Люпина, стираемых из реальности потоками Света, вспомнил удар Звездного… И решительно уставился в пол. Не хватало еще, чтобы директор прочел и эти мысли.

А с другой стороны… Я обвинял Дамблдора, а сам-то… Ведь, как ни крути, а смерть Сириуса — это мой косяк, даже если убил не Дамблдор. Ведь мог же дождаться побега, а потому уже вылезать со своим разоблачением — тогда добраться до Сириуса было бы сложнее… Но увидел крысу — «от радости в зобу дыханье сперло»*, и пошел каркать направо и налево! Вот и докаркался. Так какое же я имею право обвинять?!

/*Прим. автора: Гарри вспоминает не басню Крылова, но более известное в Британии произведение Эзопа с тем же названием*/

Мой приступ самообвинений был прерван тем, что девочки подошли ко мне и крепко обняли. Их тепло и поддержка удержали меня от истерики.

— Господин директор, — начал я, — а нельзя ли…

— Увы, нет, — понял меня с полуслова Дамблдор. — Заседание будет закрытое. Туда даже журналистов не пустят, не говоря уже о посторонних зрителях. К тому же мисс Грейнджер сможет поделиться с тобой конспектом сегодняшних лекций и заданиями.

Я вздохнул. Жаль, конечно… Но ничего не поделаешь. Зато я обернулся к девочкам и в свою очередь обнял их обеих. И в этот самый момент отходящий директор снял Сферу конфиденциальности…

Визенгамот собрался отнюдь не в том подземном зале, где в будущем рассматривали дело о незаконном колдовстве несовершеннолетнего. Мраморный, ярко освещенный зал буквально подавлял своим величием. Кресла витенов*, обитые роскошной красной замшей, амфитеатром поднимались от центрального возвышения для выступающего к стенам. Балкончик для посетителей, походивший по периметру зала, был пуст в связи с закрытым характером сегодняшнего заседания.

/*Прим. автора: витен — участник витенагемота, «собрания мудрецов», которое в свое время возложило корону Англии на голову Кнута Великого. Я предполагаю, что Визенгамот магического мира — прямой наследник того собрания*/

Дамблдор проводил меня к скамье для приглашенных участвовать в заседании свидетелей и экспертов, и удалился на свое место в первом ряду.

Зал постепенно заполнялся. Видимо, сегодняшняя повестка вызвала интерес, так что витенов собралось существенно больше, чем когда-то судили меня. Впрочем, может быть что сыграло свою роль и то, что заседание не было внезапно и без предупреждения перенесено, и все, кто желал участвовать — успели добраться.

Как подросток, «впервые оказавшийся в столь высоком собрании», я сидел, извернувшись на скамье, и откровенно пялился на собирающихся заседателей. А потому от моего внимания не ускользнул момент, когда в зале появились светлые головы Люциуса и Драко Малфоев. А девочек не пустили… Впрочем, что в магическом обществе некоторые равнее других — не новость.

Драко устроился рядом со мной, гордо делая вид, что на скамье он сидит один и никакого меня рядом не наблюдается. Признаться, это меня слегка удивило. Чтобы Малфой — и не стал цепляться и оскорблять? Когда вернемся в Хогвартс — надо будет поинтересоваться у Хагрида, как там здоровье Норберта? А то мне что-то тревожно…

— Сегодня мы собрались, чтобы разобрать дело столь чудовищное, что оно угрожает самым основам принятой нами системы правосудия! — начала вступительную речь Амелия Боунс, сверкнув моноклем. Собрание тихо зашелестело, причем прослеживались как возмущенные, так и одобрительные нотки.

Примерно пятнадцать минут глава ДМП рассказывала присутствующим о том, как она «за все хорошее против всего плохого», при этом почти не касаясь сути дела. Но вот вступительная часть подошла к концу, и начался конструктив.

— Мистер Поттер! — шелест в зале усилился.

Я встал за кафедру и приготовился отвечать на вопросы. Крутиться пришлось как ужу на сковородке, чтобы, не сказав ни слова прямой лжи — не раскрывать источников информации. Потому как тут Дамблдор прав. Если рассказать как есть — признают если не злонамеренным патологическим лгуном, так сумасшедшим (причем одно другого не исключает). Знаем. Проходили уже. Снова наступать на эти грабли — неохота.

Закончились мои показания отбытием Петтигрю в компании Макгонагалл в Министерство. К счастью, уточнять степень повреждений, нанесенных Питеру, и их «уместность и обоснованность», равно как и придираться к возможному «превышению необходимой самообороны» — никто не стал.

Потом Амелия Боунс сообщила собранию, что не существует протокола заседания Визенгамота, которое осудило бы Сириуса Ориона Блэка законным образом, и вызвала в качестве свидетеля по делу Блэка Питера Питтегрю. В зале собрания ему влили веритасерум, и допросили, выяснив, что Питер был Пожирателем Смерти с октября 1979 года. Что он был назначен Хранителем Тайны Поттеров. Что он выдал Тайну Тому-кого-нельзя-Называть. И что он присутствовал, когда Волдеморт пришел убивать моих родителей и в панике бежал оттуда, забрав палочку Волдеморта. Правда, своей вины в убийстве двенадцати магглов Питтегрю не признал, сказав, что заклятьями кидались они оба, и кто именно влепил бомбарду в газовую трубу — он сказать не может.

— Таким образом, — поднялась со своего места Амелия Боунс, — следует признать, что Сириус Орион Блэк невиновен по большинству предъявленных ему обвинений. Что же до гибели двенадцати магглов, то следует признать, что оба участвовавших в перестрелке применяли опасные заклятья «сознавая возможность наступления последствий, но пренебрегая ими». Таким образом, и Блэк, и Петтигрю оба виновны в убийстве и нарушении Статута Секретности. Следовательно, я рекомендую суду признать эти факты, и назначить Сириусу Блэку наказание в виде десяти лет лишения свободы с содержанием в замке Азкабан. Поскольку в рамках досудебного разбирательства обвиняемый уже находился в заключении дольше этого срока — он должен быть освобожден в зале суда, а ему, или же его наследникам — выплачена компенсация за год, незаконно проведенный в Азкабане. Вину же и наказание Питера Питтегрю следует рассмотреть на отдельном заседании Визенгамота, приобщив к материалам дела протокол показаний мистера Поттера на сегодняшнем заседании, чтобы не отрывать мальчика от учебы.

Возражений ни у кого н нашлось. И только после голосования поднялся министр Фадж.

— Господа. Я рад, что сегодня исправлена чудовищная ошибка, допущенная прошлой администрацией. Однако в связи с присуждением мистеру Блэку компенсации — возникает вопрос о том, кому ее следует выплачивать. Сириус Орион Блэк умер, не оставив наследников…

Двери зала заседаний открылись, и на пороге оказался гоблин. При замолкшем зале он прошествовал к кафедре. Если бы Фадж был достаточно сильным волшебником, чтобы сдвинуть взглядом хотя бы песчинку — от гоблина осталась бы разве что горка праха. Встав за кафедру, гоблин заявил:

— Я Нагнок, поверенный и управляющий счетами древнейшего и благороднейшего дома Блэк, свидетельствую и готов подтвердить Непреложным обетом, что достал этот документ, зарегистрированный в «Списке имущества, доверенного на хранение банку Гринготтс древнейшим и благороднейшим домом Блэк» как «Завещание Сириуса Ориона Блэка» из семейного сейфа Блэков и доставил в это собрание, не повредив печатей.

Обет ему пришлось принести, так как желающие усомниться в его слове — нашлись немедленно. Судя по взгляду, который гоблин бросил на неверующих — появляться в Гринготтсе им в ближайшее время не стоило. Условия любых договоров с гоблинами для них будут не менее, чем «кабальными». Тем не менее, оспорить подлинность завещания не удалось, как этого не хотелось рисковым ребятам.

Завещание вскрыли и зачитали. Оказалось, что за исключением небольших сумм «Ремусу Люпину и Питеру Питтегрю» свое «движимое и недвижимое имущество» Сириус завещал «Джеймсу и Лилии Поттерам», а если они умрут раньше него — «их сыну Гарольду».

Незнакомый витен вскочил со своего места, как подброшенный пружиной.

— Гарри Поттер — не является кровным родственником Блэкам, Поттеры — не входят в число «Двадцати воьсми священных», а Сириус Блэк — был выжжен с гобелена. Нам следует признать завещание — ничтожным, а дом Блэк — пресекшимся, и выморочное имущество…

— Помолчите, Трэверс, — со своего места поднялся Малфой. — Ваш род не насчитывает и двухсот лет, а Вы — плохо разбираетесь в законах и традициях, применимых в данном случае и не должны выступать по этому вопросу, — Трэверс буквально упал в кресло, а Малфой, между тем, продолжал, — Вальпурга Блэк, будучи женщиной, не могла быть главой рода при живом наследнике — мужчине. Так гласит Салический закон. Следовательно, выжигание Сириуса Ориона Блэка с семейного гобелена — всего лишь ее частное мнение, а не решение Дома. «Справочник чистокровных волшебников» — не является юридическим документом, и отсутствие в нем упоминания Поттеров — всего лишь свидетельство личных разногласий тогдашнего Главы Дома Поттер с Кантакерусом Ноттом. Так же кровное родство мистера Гарольда, внука Дореи Поттер (в девичестве — Блэк) с домом Блэк — несомненно, — Трэверс покрылся пятнами. Малфой старательно втаптывал его в грязь. — Таким образом я, как глава Дома Малфой, рад первым приветствовать нового главу Дома Блэк.

И Малфой-старший склонил свою породистую голову.

Признаться, я с радостью полюбовался бы на совершенно неаристократически отпавшую челюсть Драко… если бы сам находился в хотя бы чуть лучшем состоянии. Что это такое вообще происходит?! МАЛФОЙ помогает МНЕ?! Тут впору уже не у Хагрида здоровьем Норберта интересоваться, а через Рона осведомляться у Чарли Уизли — не провалился ли весь их питомник целиком в тартарары к Темным Магистрам!!!

— Отец! — взвыл Драко, когда они оказались на площадке для аппарирования Малфой-мэнора. — Почему ты так поступил? Мы ведь могли объединить два Дома, стать сильнейшими и богатейшими… А ты все это отдал! И кому?! Поттеру! Этому…

Белобрысый мальчишка резко замолчал, натолкнувшись на холодный взгляд отца.

— Драко, сын мой. Ты ведешь себя, как и подобает настоящему гриффиндорцу, — Драко застыл, в ужасе и изумлении глядя на главу Дома Малфой. — Ты уверен, что Шляпа не ошиблась, отправив тебя на Слизерин? Может быть, мне стоит обратиться к Дамблдору с просьбой провести перераспределение? Думаю, в ТАКОЙ просьбе директор школы мне не откажет!

— … — Драко мог только хлопать глазами и в ужасе отрицательно дергать головой.

— Хорошо, — кивнул скорее сам себе, чем сыну, Люциус. — Я вижу, что ты меня понял. Тогда я постараюсь тебе объяснить, почему я все-таки поступил именно так, а не иначе. Ведь ты — мой сын и наследник. Когда-нибудь Дом Малфой перейдет к тебе, и ты должен знать, как не попадаться в ловушки, вроде той, которой мы избежали, даже если приманку туда положили очень жирную.

— Ловушки? — удивился Драко, шагая к по мраморной колоннаде ко входу в родной дом. Сегодня он обратил внимание, насколько эта колоннада похожа на коридор, ведущий к главному залу заседаний Визенгамота. Вряд ли это было случайностью…

— Именно, — кивнул ему отец. — Но начнем с меньшего. Запомни, сын. Наше общество устроено так, что всегда полезно располагать репутацией хранителя традиций и устоев. Да, радикалы могут поднять волну… но любой шторм рано или поздно утихает, и власть снова оказывается в руках хранителей. А уж хранят они старые традиции, или новые, вынырнувшие из кровавой пены прошедшего шторма — уже дело случая, и надо быть готовым к любому из этих вариантов

— Да, но… — начал было Драко, но был перебит отцом.

— Второе, — с нажимом произнес Люциус. — Тебе, как наследнику, и, в будущем — главе Благородного Дома следует отучаться думать как последнему магглу — о часах и минутах, и начинать думать о поколениях и десятках лет. Прими мы ту подачку, которую руками идиота Трэверса нам попыталось впихнуть Министерство — и рано или поздно кто-нибудь попытается объявить пресекшимся Дом Малфой, чтобы получить «выморочное имущество». А уж к чему прицепиться — найдут, можешь мне поверить. Нет уж! Такие щели следует затыкать сразу же, даже несмотря на упущенные выгоды. Министерство захотело получить прецедент вмешательства в наследование? Чтобы чиновники-в-лучшем-случае-полукровки решали, кто достоин наследовать, а кто нет?! Бронепоезда нужно давить, пока они еще чайники!

Люциус усмехнулся. В свое время его отец, Абраксас Малфой, будучи только наследником, отправился в Южную Африку, привлеченный известиями о найденных там алмазах*. Обратно в Англию он вернулся с настоящими сокровищами, как материальными, немало поправившими несколько пошатнувшееся финансовое положение Дома, так и нематериальными: драгоценными знаниями.

/*Прим. автора: и я бы не был уверен, что в Англо-Бурской войне Абраксас Малфой участвовал на стороне Соединенного Королевства. По крайней мере, привезенная им поговорка намекает на обратное. Ведь бронепоезда для охраны своих коммуникаций использовали именно английские войска*/

— Но разве титул и богатство Блэков не стоят… — начал было Драко, но снова был перебит.

— А вот теперь — о титулах, и, особенно — богатстве. Допусти я, чтобы Дом Блэк был объявлен пресекшимся — и большая часть имущества осела бы в казне Министерства. Нам достались бы жалкие крохи, которые, к тому же, ушли бы на борьбу за этот самый титул, да еще и не хватило бы.

— На борьбу? — удивился Драко. — Ведь мама же…

За разговором отец и сын дошли до гостиной, где с удобством расположились возле камина. Домовик в белоснежной наволочке с вышитым золотой нитью гербом дома Малфой, подал Люциусу бокал вина умопомрачительной выдержки и такой же стоимости, а его наследнику — сок. С его исчезновением разговор был продолжен.

— Разумеется — на борьбу, — Люциус пригубил вино и довольно кивнул головой. — Слишком многие, истекая слюной, мечтают о богатствах, накопленных Домом Блэк за его длинную историю. А число кровных родственников Дома, можешь мне поверить, мало чем отличается от общего числа чистокровных волшебников, причем не только на Островах, но и на Континенте. Драка была бы страшная. И чтобы вырвать хоть что-то, а главное — не дать усилиться нашим врагам, пришлось бы еще и залезть в непомерные долги, причем такие, которые не выплатить золотом, сколько его не навали.

Люциус снова отхлебнул вина и довольно зажмурился. Его сын судорожно сжимал в руке бокал с соком, из которого до сих пор не сделал ни одного глотка. Обида за отвергнутую дружбу до сих пор жгла младшего Малфоя, толкая временами на не самые продуманные поступки.

— Но ведь теперь все достанется этому…. — Драко, судорожно сглотнув, проглотил несколько слов, которые при отце произносить явно не стоило.

— Именно, — милостиво кивнул Люциус. — И если бы Дом Блэк падал в какие-нибудь другие руки — мне пришлось бы вступить в борьбу, невзирая ни на какие издержки. Но юный Поттер подвернулся удивительно вовремя. Я смог избежать схватки, продемонстрировал некоторую… лояльность Дамблдору, лишил Министерство козыря, который в будущем мог оказаться очень важным… и отнюдь не отказался от борьбы за Дом Блэк!

— Как это?! — вскрикнул Драко. Сложившаяся было картина мира, снова рассыпалась в его сознании.

— Я всего лишь отложил ее основной этап до тех пор, пока юный герой, Мальчик-который-Выжил, не будет убит вернувшимся Темным Лордом. А к тому времени число претендентов на титул и богатства Блэков — уменьшится, скажем так, по естественным причинам.

Драко в несколько глотков выпил сок. Его глаза горели огнем искреннего восхищения. Его отец, как и всегда, оказался самым хитрым, коварным и дальновидным!

— И еще… — неторопливо произнес Люциус, отставляя бокал с вином. — Должен тебе сказать, что тебе придется в дальнейшем проявлять подобающее уважение к главе Древнего и Благородного Дома, как бы ты к нему не относился, и какое бы будущее его не ожидало. Милосердие всегда одержит победу!* А пока — собирайся, сын. Тебе пора возвращаться в Хогвартс.

/*Прим. автора: Sanctimonia vincet semper. ПоттерВики утверждает, что именно эта фраза — девиз Дома Малфой*/

Поздняя осень в Шотландии, как, впрочем, и в южной Англии — время довольно грустное. Листья с деревьев уже облетели, но снега еще нет, и хмурое, серое небо тяжело нависает над самыми вершинами окрестных гор. Сидеть на холодной и мокрой земле не слишком приятно, так что Гермионе пришлось найти в библиотеке несколько соответствующих ситуации заклинаний, благо были они в общедоступной части библиотеки, и не пришлось светить разрешение на доступ в Запретную секцию, подписанное профессором Локхартом. Преподаватель ЗоТИ был так рад, что у него попросил автограф сам Мальчик-который-Выжил, что даже не посмотрел: на чем именно он расписывается. Конечно, когда Локарта выгонят, а то и арестуют — его разрешение превратиться в простую бумажку, но все, что нам надо было в Запретной секции — мы уже нашли, а если потребуется что-то еще — придется что-нибудь придумывать…

А вот заклинания для обустройства места для осеннего пикника мы все трое уже выучили и отработали, так что ни мокрая земля, ни мелкий, противный дождь не мешали нашей небольшой компании. Я сижу на пожухлой траве на берегу Черного озера. Луна обнимает меня со спины, и, положив голову мне на плечо, любуется на обнаженную Гермиону, лежащую у меня на коленях. По ее совершенным формам я неторопливо провожу мягкой замшей смоченной оружейным маслом.

На самом деле занятие это не особенно осмысленное. В моих руках что Луна, что Гермиона появляются в настолько идеальном состоянии, что у Луны даже пропал старый шрам от полученной когда-то давно травмы, а у Гермионы — исчез шов от операции. Но Гермиона вычитала, что за оружием необходимо ухаживать, и потребовала, чтобы я уделял им свое внимание. Я, конечно же, был совершенно не против. Благо, многие чистокровные волшебники имеют коллекции холодного оружия, доставшиеся им от благородных предков, и заказать нужные предметы совиной почтой труда не составило. Услуга доставки присутствовала во многих магазинах Косого, и даже Лютного переулков, но пользовались ею немногие. Волшебники предпочитали переместиться тем или иным способом и совершать покупки, выбирая нужные им вещи лично, а не по каталогу. Но, с учетом того, что в своих перемещениях я был, скажем так, несколько ограничен, подобная доставка стала для меня настоящим спасением. И каталоги множества лавок прочно заняли свое место в моем сундуке.

Необходимость тратить около часа в день на уход за девочками совершенно не напрягала. Тем более, что когда я занимаюсь одной из девочек, вторая — старательно обнимает меня, наблюдая за священнодействием. И пусть на что-то большее мне еще долго не приходится рассчитывать, но получать удовольствие мне это никоим образом не мешает.

— …и тогда, — продолжил я рассказывать о случившемся вчера, — Дамблдор переместил меня ко входу в Гринготтс. Представляете, его даже не пустили в кабинет Нагнока! Сказали, что он не является моим опекуном, а маггла туда и вовсе не пустят, так что делами рода Блэк придется заниматься мне лично. Кажется, директору это не понравилось. Честно говоря, я мало что понял в том, что рассказывал мне Нагнок… но если я не понимал, что именно мне суют на подпись — то не подписывал. Так что, Гермиона, — обратился я к сабле, аккуратно проводя замшевой тряпочкой по клинку, — тебе с Луной еще придется помогать мне разбираться в документах. Нагнок обещал прислать мне те, которые можно пересылать совиной почтой… а с теми, которые нельзя — придется поработать летом. Поможете?

— А нас пустят? — заинтересовалась Луна. — Если даже Дамблдора не пустили?

— А я вас уже записал как моих советников, — улыбнулся я в ответ, убирая замшу в специальный чехол. — Так что пустят.

Гермиона исчезла у меня с колен, появившись рядом. Девочка оправила немного задравшуюся мантию, и уселась рядом с нами.

— Поможем, конечно. Только надо будет сходить…

— …в библиотеку! — в два голоса перебили ее мы и дружно рассмеялись.

— …к леди Аметист, — закончила свою фразу Гермиона, деланно надувшись. Впрочем, установившаяся между нами связь подсказывала мне, что на самом деле Гермиона ничуть не обижается.

— А еще… — продолжил я свой рассказ, — Нагнок рассказал мне, что представитель Министерства намекал ему, чтобы завещание Сириуса «заиграли». Я спросил у него: почему он в таком случае поступил так, как поступил? Сначала он что-то говорил о чести, о достоинстве… но потом, видя, что я не очень ему верю, усмехнулся, и сказал, что «Министерство сегодня одно, а завтра другое. А вот те, кто обратился к Гринготтсу с иной просьбой — могут ЗАТАИТЬ и ПРИПОМНИТЬ даже через тысячу лет». Я думаю, что это была леди Аметист.

— Ты точно процитировал Нагнока? — встревоженно поинтересовалась Луна.

— … — я задумался, вспоминая. — Вроде точно, а что?

— Легкомыслы подсказывают мне, что «те» и «могут» — это множественное число. А «леди Аметист» — единственное…

Мы дружно задумались. В принципе, это было не первым намеком на то, что леди действует отнюдь не в одиночку, и ее круг общения отнюдь не замыкается на мертвых душах, которым нет хода в реальный мир. Впрочем, непосредственно сейчас это ничего не меняло.

Я сделал жест рукой, показывая, что теперь настала очередь Луны принимать ежедневные процедуры, но девочка покачала головой, не спеша превращаться. Я вопросительно поднял бровь.

— Малфой! — произнесла Луна одними губами.

Я оглянулся. И правда — к нам от Хогвартса двигался Драко Малфой в сопровождении своих неизменных «телохранителей». И как только Луна его заметила? Ведь они шли так, что были у нас практически за спиной! Впрочем, после взбучки от Мастера Луна старалась научиться замечать все, что видит хотя бы краем глаза, и расширять поле зрения, насколько это только возможно.

Я проверил палочку, закрепленную со внутренней стороны мантии специальными чарами и стал припоминать некоторые приемы из тех, которым меня учили на занятиях во владениях леди Аметист.

— Лорд Блэк, — Малфой остановился, немного не доходя до нас. Кребб и Гойл довольно аутентично делали вид, что их изготовили без единого гвоздя, одним топором, — отношения наших Домов всегда были дружественными, о чем свидетельствует и брак моей матери, урожденной Блэк. Наша же недостойная ссора омрачает этот давний союз. Я хотел бы предложить оставить в прошлом наши размолвки, вызванные моей обидой за отвергнутую Вами дружбу, и продолжить отношения с чистого листа.

Хороший ход. Малфой аккуратно обвинял меня в нашей вражде, и если я сейчас соглашусь с его предложением — окажусь должен. А если не соглашусь — стану инициатором нового витка противостояния. Впрочем… есть у меня и ответ на такой случай. Я поднялся.

— Если Вы оставите манеру отпускать унизительные замечания в адрес близких и дорогих мне людей, — вернул я подачу, напомнив, что именно Малфой при нашей первой встрече сформировал мое мнение о нем, обругав Хагрида, — то я не вижу причин продолжать вражду.

По заледеневшему на мгновение лицу Малфоя, я понял, что удар достиг цели. Впрочем, на его действия это не повлияло. Он решительно протянул мне руку, и я пожал ее.

— Помнится, при нашей прошлой встрече Вы обещали рассказать мне, что некоторые семьи волшебников лучше других, и о том, почему они лучше, — сказал я «демонстративно стирая» год «общения». — К сожалению, тогда у нас не получилось. Возможно, еще можно исправить это упущение?

Не так давно Гермиону очень обидели и возмутили слова леди Аметист, что «не обо всем можно узнать из книг». Впрочем, леди немедленно представила доказательства того, что о многих важных вещах в книгах просто не пишут. И отношения между богатыми и влиятельными семьями волшебного мира, увы, в список таких «умалчиваемых» вещей однозначно входили. Так что упускать возможность узнать об этом из осведомленного, хотя и заведомо пристрастного источника — не стоило.

Гермиона двумя взмахами палочки расширила нашу «площадку для пикника», и Драко устроился рядом с нами. Его сквайры заняли место у него за спиной. Девочки зеркально отразили их положение, изобразив картинку «лорд со свитой». При этом я четко ощутил их веселье.

— Полагаю, — начал Драко, при этом из его речи куда-то делись растянутые гласные, к которым я, признаться, уже привык, — что начать стоит с дома Блэк, Древнейшего и Благороднейшего…

Разговор с Драко получился… интересным. Не начни леди Аметист давать нам, всем троим, уроки «размышлений», как она выразилась, я бы и половины просто не понял. Вот что бы я подумал раньше, услышав, что «на приеме у Гампов разразился скандал из-за того, что глава дома Гринграсс положил вилку зубцами в сторону главы Дома Нотт»? Покрутил бы пальцем у виска, и подумал «ну и придурки эти аристократы!» А вот сейчас я сам — аристократ и глава Древнейшего и Благороднейшего дома. И приходится разбираться. Направление символического оружия в сторону главы иного Дома — фактически объявление о конфликте. Использована вилка, а не нож — конфликт частный и дипломатический, без желания переводить в область кровной мести. Возможно — отказ в помолвке? Не уверен. Но как предположение — имеет право на жизнь. А из списка присутствующих на приеме и описания их реакции — вполне можно вычислить предполагаемых союзников и противников того или иного Дома.

Слегка оглянувшись, я обратил внимание на пустой взгляд Гермионы. Значит — она в трансе и запоминает все. Дословно. Это хорошо! Кто знает, сколько таких вот намеков мы могли бы и не заметить. А теперь — она запишет, мы все втроем проанализируем… и принесем результаты анализа леди Аметист — может, еще чего-нибудь подскажет? Ведь наверняка мы не все поняли, что услышали.

— Гарри! — Рон появился внезапно.

Позор мне! Нет, понятно, что Гермиона, погруженная в транс, не заметила приближение рыжих, но почему Джинни с братом я не заметил, пока они не подошли в упор?

— Прости, Гарри, — шепнула мне Луна. — Но Малфой так интересно рассказывал… Он даже натолкнул меня на мысль, где именно искать морщерого кизляка и как его выманивать!

Нда… С одной стороны, то, что не один я облажался — должно было бы меня успокоить. Но с другой… Луна… она и так «девочка-не-здесь»*, и я не должен полагаться на то, что она заметит опасность! Не должен.

/*Прим. автора: привет тебе, «Танцующая на воде», жаль, что ты замерзла…*/

— Гарри! — повторил Рон. — Что этот белобрысый…

Малфой посмотрел на меня, вопросительно подняв бровь. Я вздохнул.

— Рон, пожалуйста… Мы с наследником Малфоем договорились, что он не будет оскорблять моих друзей, а я не буду продолжать вражду с ним. Но если ТЫ будешь оскорблять его — мне трудно будет требовать от него исполнения наших договоренностей в отношении тебя. Это будет… не по-гриффиндорски.

— Гарри, — покачал головой Рон, — ты прямо как чистокровный засранец заговорил. «Наследник Малфой», «требовать исполнения договоренностей»…

Я пожал плечами. Я еще не настолько хорош, чтобы мгновенно и без усилия переключаться с «политик-мода» на «общение с друзьями». Тем более, что девочки отнюдь не поспешили сменить конфигурацию, продолжая изображать из себя «послушную свиту гордого лорда».

— Почему это лорд Блэк, глава Древнейшего и Благороднейшего дома, не должен говорить так, как это полагается волшебнику его положения? — поинтересовался Малфой куда-то в пространство, старательно не глядя на Рона. Ни одно слово из произнесенных им нельзя было однозначно определить как «оскорбление», но вот все вместе, да еще в сочетании со взглядом, направленным как бы сквозь рыжего… В общем, неудивительно, что Рона затрясло от ярости.

— Рон, — я попытался придержать готового взорваться друга. — Его отец сильно помог мне тогда, когда мог не только не помочь, но сильно навредить, получив от этого немалую выгоду… — лицо Малфоя на мгновение дрогнуло. Только на мгновение. Но я это запомню. Кажется, с выступлением старшего Малфоя все не так просто…

— Так ты… — захлебнулся возмущением Рон. — …ты просто из-за денег…

— Братик… — Джинни выглянула из-за брата, залилась краской и снова спряталась, — …а почему с Гарри сразу две девочки? Разве так можно?

Свечение лица Джинни окутало фигуру Рона ярко-алым ореолом на фоне темнеющего неба… Хотя, наверное, это мне показалось. Ведь такого просто не может быть…

— А почему бы и нет? — Гермиона шагнула чуть вперед, уничтожая дистанцию между мной и собой, обняла меня сзади за пояс, и положила голову мне на плечо. — Если нас все устраивает?

— С серебряными лунопухами так приятно играться, — подтвердила Луна, обнимая меня с другой стороны. — Втроем.

Глаза Малфоя горели восхищением и жгучей завистью. Кажется, у девочек первого и второго курсов Слизерина, давно уже нацеливавшихся на Серебряного принца, и, особенно — у Панси, завтра будет нелегкий день… А может быть, этот нелегкий день будет предварен еще и нелегким вечером. В свите Малфоя явно только что появились две-три дополнительные вакансии, и за их заполнение в серебряно-зеленом серпентарии начнется настоящая схватка.

Джинни пискнула, и умчалась куда-то по направлению к замку. Рон остался стоять, открывая и закрывая рот. Вот в тех взглядах, которые бросал на меня друг (увы, но похоже — бывший), радости и восхищения не было. От слова «совсем».

Хогвартс залихорадило. Не сказать, чтобы очень уж сильно, но заметно. Началось все с того, что Драко начал почти откровенно клеиться к сестрам Гринграсс при полном попустительстве Панси. То, что последовало за этим — напомнило мне демонстрацию леди Аметист, когда она кинула пылинку в перенасыщенный раствор соли. То, что представлялось однородным раствором — почти мгновенно рассыпалось на отдельные кристаллы — парочки, а то и более сложные формации. Впрочем, в отличие от соли, получившиеся «кристаллы» отнюдь не желали смирно оставаться в получившейся конфигурации. Взрывы котлов на зельях, раньше бывшие почти исключительной прерогативой Гриффиндора, стали греметь и на слизеринской половине, а несчастные случаи на уроках чар и вовсе стали скорее правилом, чем исключением. И пусть большинство парней-слизеринцев по малолетству плохо себе представляли, «что делать с девочками», но захапать себе гарем побольше — стало предметом гордости и основанием требовать себе более высокого места в негласной иерархии. Впрочем, большинство групп вскоре распадалось в ссорах, что только увеличивало количество уже упомянутых взрывов и несчастных случаев. Снейп хватался за голову, и шипел себе под нос ругательства.

Но брожением Слизерина дело не закончилось. Опоздавшие к «разделу мира» слизеринцы начали поглядывать на девочек других Домов, вызывая цепную реакцию…

Впрочем, на девочек происходящее подействовало ничуть не в меньшей степени. Началось все, как я и предполагал, с дикой конкуренции за вакансии в свите Малфоя, во всем блеске слизеринского интеллекта: то есть с подставами, жалобами преподавателям, полученными от родителей, а так же добытыми и вовсе нелегальным путем зельями и артефактами, и прочими интригами. Потом, убедившись, что расширять свою свиту далее хитрый Малфой не намерен, девочки оглянулись вокруг в поисках других достойных кандидатур, не оставляя, впрочем, междоусобицы. Близнецы озолотились поставляя расходники для слизеринской междоусобицы, но, когда процесс выплеснулся за пределы Зеленого дома — кисло стало даже им. По крайней мере, когда Эвелина Олмстроуд*, полукровка и дальняя родственница Бёрков, одержимая идеей собрать себе гарем из парней, обиделась на то, что рыжие не желают ради нее отвлечься от ухаживаний за Анжелиной Джонсон, и где-то раздобыла антидот к Феликс Фелициас… В общем, парням сильно не повезло.

/*Прим. автора: слизеринка. Персонаж неканонический*/

Досталось и мне с Луной и Гермионой. Слишком много нашлось желающих вклиниться в нашу небольшую уютную компанию, и скромняшка-Джинни, вспыхивающая красным и прячущаяся при моем приближении, тут была отнюдь не в числе первых. Я уже даже начинал с ностальгией вспоминать о прошлом будущем, когда к этому времени меня уже начинали считать новым Темным лордом, и сторонились все подряд.

Несколько раз меня охватывала сильная страсть, желание приблизить к себе ту или иную девочку… Но Луна и Гермиона бдили, и держали под рукой заказанные антидоты к любовным зельям. Но все равно пришлось выпросить у леди Аметист заклятье, позволяющее определять магические добавки к пище и напиткам, и отработать его до полного автоматизма. Заклятье оказалось крайне простым, и даже не требовало для своего применения палочки. Всего лишь капля вечно и бесцельно растрачиваемой силы Хаоса — и она сразу вступала в борьбу с любой упорядоченной магической структурой, какой и является заклинание и даже зелье. Заклятье получилось простое, и удивительно надежное. Проблема этой проверки, увы, была очевидна: она обнаруживала действительно любые наложенные на еду заклятья, включая те, которыми пользовались домовики, чтобы улучшить вкус пищи. Так что увы, от самых вкусных блюд нам пришлось отказаться вящего опаса ради. Впрочем, желающих попасть хотя бы и в гарем, но чтобы к Мальчику-который-Выжил, а еще лучше — заграбастать знаменитость себе наши демонстративные действия нифига не останавливали.

Видимо, все это брожение вспугнуло Тома-из-дневника, и он затаился. По крайней мере, нападения на Колина так и не последовало, да и миссис Норрис бегала по коридорам школы, выискивая нарушителей для Филча, а не лежала окаменевшей в Больничном крыле. Я уже собирался напроситься на прием к директору, когда он сам, второй раз за все время моего пребывания в Хогвартсе, появился в башне Грифииндора.

— Гарри, — начал он приветственно сверкнув очками, но взгляд, брошенный директором из-под этих самых очков на прижавшихся ко мне девочек почему-то показался мне неодобрительным, — информация из твоих снов получила полное подтверждение. Гилдерой Локхарт уволен из школы и арестован за незаконную обливиацию, подлог и мошенничество, — сред фанаток обладателя «самой лучшей улыбки года по версии «Ведьмополитена» пронесся тяжкий вздох. — Теперь ты можешь поверить, что я отнесусь к твоим видениям с должной степенью доверия?

— Могу, — согласился я. — Только… Джинни, — обратился я к сестренке Рона, удивительно аутентично изображавшей предмет мебели, — опиши, пожалуйста, господину директору тетрадку, которая у тебя была, но пропала.

— Я… у меня… — залепетала Джинни. Рон злобно сверкнул глазами в мою сторону. Болван! Я же твою сестру спасаю!

— Мисс Уизли, — покачал головой Дамблдор, — если у Вас что-то пропало — надо поставить в известность преподавателей, а не оставлять это дело на произвол судьбы. Опишите, пожалуйста, пропавшую тетрадку.

— Ну… это… тетрадка была довольно тонкая*, в плотной обложке… Сзади на обложке написано: «Дневник Т.М. Риддла». А больше в ней ничего не написано. Но она пропала. Гарри уже спрашивал у меня о ней…

/*Прим. автора: в фильме показан довольно толстый том, но в книге сказано, что Малфой подсунул ее между учебников Джинни и она осталась незамеченной. Так что, думаю, толстой эта тетрадь быть не может*/

Я кивнул, подбадривая девочку, а директор тяжело вздохнул.

— Мисс Уизли. Надеюсь, Вы ничего не писали в этом «дневнике»?

— Ничего! — Джинни замотала головой, отчего ее рыжие волосы образовали своеобразный нимб. — Я совсем-совсем ничего туда не писала. Я только собиралась начать вести дневник, когда приеду в школу… а она пропала!

— Дети, — директор обвел собравшихся в гостиной гриффиндорцев тяжелым взглядом, — если вы увидите эту тетрадку — сразу отнесите ее мне! Даже тот, кто украл ее у Джинни — не будет наказан, если принесет ее…

— Ее мог никто не красть, — пожал плечами я. Дамблдор вопросительно посмотрел на меня.

— Артефакт обладает собственной волей… — правда и только правда. Не вся. Ведь не рассказывать же мне о волнах варпа и перемещениях во времени, искажающих ткань реальности? А если кто подумает, что эти мои слова связаны с предыдущими — то я в этом не виноват.

— Артефакт? — рассмеялась Лаванда. — Тетрадь — артефакт?

— И очень опасный, — сказал я под утвердительный кивок директора.

— Чем же он так опасен?! — продолжила хихикать Лаванда. — Наверное кусает обложкой за пальцы?

Я покачал головой и взмахнул палочкой. В воздухе повисла надпись «Том Марвало Риддл». Это заклятье я вспомнил одним из первых, когда леди Аметист начала тренировать нас на вытаскивание информации из памяти.

— Лорд Волдеморт, есть мое прошлое, настоящее и будущее… — возглашал я это мысленно, но глядя при этом в глаза Дамблдора. Директор вздрогнул. Видимо, картинка того, как молодой Риддл машет палочкой в Тайной комнате — вспомнилась достаточно отчетливо.

Еще взмах палочкой. Под потрясенными взглядами гриффиндорцев буквы надписи перестраивались в правильный порядок.

— Гарри, — тяжело нахмурившись, обратился ко мне Дамблдор, — а в твоих видениях ты не разглядел нынешнего владельца артефакта?

— Нет, — покачал я головой. — Если бы разглядел — сказал бы Вам, как рассказал о Гилдерое. Но именно на этом моменте видения стали смутны и неясны. Я понял только, что это девочка, но даже сказать, к какому Дому она относится… увы.

— Девочка? — заинтересовался Дамблдор. — Ты уверен?

— Истинный хозяин дневника сказал василиску, что не может «долго контролировать эту дуру», — пожал плечами я. — так что, если он не солгал — то девочка. Но к чему бы он врал василиску?

При слове «дура» Лаванда Браун дернулась. Дамблдор, политик и педагог с огромным стажем, сделал вид, что этого движения то ли не заметил, то ли не понял его значения. Сколько лапши! Сколько лапши! Вот уйдет Дамблдор — я ее смотаю с ушей, толкну налево по демпинговым ценам и удвою количество золота в сейфе родителей. Нет, хотелось бы, конечно, не торопиться, не демпинговать, и продать по настоящей цене… Но увы, лапша — товар скоропортящийся. Протухнет быстро.

— Да, — рука Дамблдора легла на его длинную белую бороду, — если Том считал, что находится наедине с василиском — то мог и дать намек на пол хранителя дневника…

— И свое к ней отношение, — дополнил я.

«А еще он называл тебя червяком! Желтым земляным червяком! И говорил, что ты ешь лягушек!» — этого я не произнес, хотя и подумал. Но, кажется, Лаванде хватило и сказанного. По крайней мере, есть надежда, что сегодня-завтра она в дневник писать ничего не будет…а там у нас по расписанию — зелья. Не одним же слизеринцам котлы взрывать?

— Гарри, — обратил на себя мое внимание Дамблдор, — в связи с продемонстрированным тобой талантом, с тобой хотела бы поговорить преподавательница Предсказаний, профессор Трелони.

— Я совершенно не против, — почему бы и нет? Особенно — если девочки послушают. А еще лучше — при народе… — Куда и когда подойти?

— О, не стоит беспокоиться, — по-доброму улыбнулся Дамблдор. — Я попрошу ее подойти сюда прямо сейчас… Разумеется, если у тебя нет никаких других планов? — он вопросительно посмотрел на меня.

Вообще-то, планы у меня были. Но поскольку заключались они в основном в том, чтобы погулять с девочками, то представить их в качестве оправдания нежелания встречаться с профессором — было бы не слишком мудро.

— Ничего такого, чего нельзя было бы передвинуть, — вздохнул я.

— Тогда я приглашаю профессора Трелони в башню Гриффиндора! — провозгласил директор.

Легкий, на грани слышимости, хлопок возвестил о том, что домовик, услышавший приказ, отправился исполнять порученное.

Трелони появилась через десять минут, которые мы провели в обсуждении программы Защиты от Темных Искусств. В частности, меня очень волновало определение этих самых «темных искусств». Ведь можно было сказать, что, связавшись с демнессой из варпа и прилекши внимание Вечной Леди — я сам стал темным магом и все глубже погружаюсь в трясину тьмы и зла… К моему удивлению, выяснилось, что понятие «темные искусства» определяются не столько физическим, сколько юридическим образом. То есть, заклятье, зелье или же существо могут быть как «темными» так и «не темными» в зависимости от того, какую позицию по этому вопросу занимает в данный момент министерство и Визенгамот. В частности, во время войны даже Три Непростительных рассматриваются как допустимые к применению. И Краучу-старшему пришлось не столько пробивать «исключение для авроров», сколько выбить из Визенгамота решение, объявляющее Волдеморта — врагом, а происходящие события — войной. В такой ситуации аврорат автоматом получал разрешение применять Непростительные, причем не только для самообороны, но и для «добычи информации, способной спасти множество жизней». Да и прославившая Дамблдора дуэль с Гриндевальдом — велась отнюдь не на экспеллармусах и ступефаях.

Трелони постучала в портрет Полной Дамы как раз тогда, когда Гермиона с горящими глазами, вытрясала подробности дуэли из главного и единственного доступного свидетеля. К сожалению, возможности проверить правдивость показаний у нас не было, а из рассказанного директором — рисовалась прямо-таки эпическая картина, достойная комиссара Каина*.

/*Прим. автора: серию Сэнди Митчелла о комиссаре Каине — очень рекомендую*/

Дамблдор вздохнул с явным облегчением, и взмахом руки открыл проход. Сибилла Трелони, профессор Предсказаний Хогвартса ничуть не изменилась с того времени, как я видел ее в последний раз, разве что стала немного моложе.

Я пригляделся. Лазурный ветер варпа, игривый и непостоянный Азир действительно сопутствовал предсказательнице. Впрочем, это и так было понятно по воспоминанию о том, как она уже не предскажет побег Питера. Хотя… кто знает? Нет Судьбы! Поскольку мне об этом рассказывала подданная Архитектора Судеб — приходится признать, что она знает, о чем говорит.

— Гарри Поттер! — замогильным голосом начала Трелони. Впрочем, мне сразу стало ясно, что ни в каком трансе она не находится. И даже если бы я не ощущал присутствия разноцветных ветров — для понимания достаточно было вспомнить, как она говорила, что «Темный лорд одинок и покинут…» — Знаки вещают тебе великую судьбу! И говорят о больших способностях, которыми ты обладаешь, и которые мог бы развить… Тебе следует записаться на курс Прорицаний, иначе ты можешь упустить собственную Судьбу!

Я усмехнулся и притянул к себе Гермиону. Луна же подошла сама и обняла нас. Вся эта композиция должна была показать, что свою-то судьбу я ни в коем случаю не упущу… раз уж поймал. Дамблдор неодобрительно покачал головой. А несколько взглядов девочек из толпы гриффиндорцев по своему воздействию были вполне сравнимы если не с авадой, то с круциатисом. По крайней мере, желания причинять боль в них было столько, что произнеси они нужное слово — и заклятье имело все шансы сработать.

— Гарри, — улыбнулся Дамблдор, — возможно, тебе стоит продемонстрировать свои способности профессору Трелони?

— Разумеется, — ответил я, закутываясь в сияющий, искристый туман, что носит имя Азир. Благо, Луна была рядом, и Азир никогда не отказывался поиграть с ней. Впрочем, золотой Чамон, привнесенный в нашу компанию Гермионой, не пытаясь вытеснить лазурь, отюндь не собирался сдавать своих позиций. — Профессор Трелони, — начал я вещать, — в 95-м, а может быть и в 96-м году, зимой, или ранней весной, Вас уволят с поста преподавателя Предсказаний, а на ваше место возьмут существо с шестью конечностями… или семью… Профессор Дамблдор, хвост — считать за конечность, или нет?

Сибилла Трелони злобно зыркнула на меня через огромные очки.

— Видения будущего всегда трудны для понимания. Директор Дамблдор, Вы знаете, я редко ошибаюсь, но в данном случае я ошиблась. У мальчика нет никаких способностей к Предсказаниям.

Двое мальчишек сидели на подоконнике в коридоре Хогвартса, настороженно поглядывая по сторонам.

— Драко, — спросил темноволосый, убедившись, что коридор пуст, — а почему ты не стал собирать вокруг себя больше девочек? Вон, Забини к себе стянул почти всех слизеринок…

— На два дня, Тео, на два дня, — усмехнулся его собеседник. — А потом — огреб от всего гарема разом, да так, что до сих пор к нему ни одна девочка не подходит. И это если не считать того, что почти неделю пролежал в Больничном крыле. Я и то временами сильно жалею, что пошел на поводу у гордости… Как же, у меня, да не будет больше, чем у Поттера?! Вот и стал ухлестывать за обеими сестренками Гринграсс разом.

— Так вроде у тебя все и получилось? — удивился темноволосый. — Вы почти и не ссоритесь, не то что остальные.

— «Почти», — фыркнул Драко. — Это вот Поттер — хитрый. Подобрал себе подружек так, что они друг друга чуть ли не так же, как его самого любят, вот и наслаждается… Хотя мог бы и побольше гарем набрать. Под него бы любая легла… — мальчишки переглянулись, как будто были посвящены в какую-то высшую тайну, недоступную «обычной мелюзге». Правда, не сказать, чтобы они действительно знали что-то… но, по крайней мере, они догадывались, что тайна — есть, и что хождением под ручку отношения с девочками отнюдь не исчерпываются. — Хотя его от других Лавгуд и Грейнджер охраняют. Недавно Ромильда Вейн к ним прибиться попыталась, так ее так обшипели с головы до ног, что она до сих пор по коридорам ходит, вздрагивая, и за угол не заворачивает, а сначала осторожно заглядывает.

— А ты? — удивился младший Нотт.

— А я вращаюсь, как колесо «Ночного рыцаря». Это на людях они — милые и добрые. А стоит отойти... То «почему ты сестренку без внимания оставил?», то «почему ты ей уделяешь внимание, а меня совсем забыл?»… А уж если еще и Панси завяжется с ними ссориться… Или выяснять начнут, кто в будущем станет женой, а кто — любовницей… Хоть вовсе из Хогвартса беги. Раз семь-восемь в день приходится напоминать себе, что я — Малфой, а Малфои не отказываются от того, что заполучили!

— А ты кому-то из своих под юбку уже залез? — поинтересовался Нотт.

— Нет, — покачал головой Малфой, — а ты?

Рука Теодора Нотта дернулась к лицу. Синяк ему свели быстро… что, впрочем, не сделало процесс его получения более приятным.

— Нет, — покачал головой он, — зато Дейвис очень обрадовалась, что от меня эта хаффлпаффка Олкотт сбежала, и обещала показать, если до экзаменов никого еще себе не найду.

— Что показать? — заинтересовался Малфой.

— Ну то… что под юбкой…, — покраснел Нотт. — Правда, пришлось пообещать, что буду только смотреть, но не трогать.

— А я со своими только целовался… — вздохнул белобрысый, — правда со всеми тремя. И у Дафны — застежку нащупал… ну… на спине. А Панси обнял… ниже пояса. И они даже не заметили этого*! А еще…

/*Прим. автора: я бы не был уверен в том, что «не заметили»… хотя, кто знает?*/

— Тихо! — насторожился Нотт. — Идут!

Вскоре в коридоре раздались голоса трех девочек, а через некоторое время и сами они показались из-за поворота. Трейси Дейвис, Дафна Гринграсс и Панси Паркинсон шли по коридору, тихо щебеча между собой, причем розовая окраска лиц намекала на то, что темы общения девочек если и отличались от мальчишечьих, то разве что, так сказать, зеркально. То есть, обсуждали мальчишек и отношения с ними.

— Ой, Дракусик! — Панси метнулась вперед, и схватила Малфоя за правую руку. — Спасибо, что подождал нас! Этот гной буботюнеров так тяжело отмывается!

— Было нетрудно, — улыбнулся Драко, левой рукой которого немедленно завладела Дафна. — Ну, что, пойдем встречать Асти? У них сейчас трансфигурация как раз должна заканчиваться… Нотт, Дейвис…

Дождавшись ответного кивка, группки разошлись в разные стороны.

* * *

— Что же мне делать?! — Сивилла Трелони металась по кабинету директора. — Он соврал! Он точно соврал! Этого просто не может быть!

— Оставь, Сивилла, — махнул рукой Дамблдор. — Ты не хуже меня чувствуешь, что пророчество — истинное! И пытаясь ему не верить, или же сопротивляться — сделаешь только хуже! Лазурный ветер, что заглядывает за грань будущего — коснулся Гарри. И это плохо. Очень плохо. Мальчик может узнать кое-что из того, чего знать не должен…

— А я? — взвилась Сивилла. — Как же я? Вы же знаете, директор… мои способности… они… — преподавательница Предсказаний запиналась через слово и хлюпала носом. — Меня ведь даже гадалкой на рынок не возьмут!

— Тише, девочка, тише, — Дамблдор поднялся из своего кресла и обнял Сивиллу, поглаживая ее по голове. — Могу пообещать, что из Хогвартса тебя никто не выгонит, и ты сможешь жить здесь, даже если лишишься поста преподавателя. Да и с деньгами что-нибудь придумаю. Прогонять тебя никто не собирается. Твои способности хоть и нестабильны, но — велики. И отказываться от тебя я совершенно не собираюсь.

Трелони еще раз хлюпнула носом, постепенно успокаиваясь. Дамблдор продолжал гладить ее по голове, запуская пальцы в шелковистые светло-русые волосы.

— А что… — всхлипнула предсказательница еще раз, — …с Гарри? Его надо … учить?

— Ни в коем случае, — покачал головой Дамблдор. — Мне только Поттера-обученного-Оракула не хватает. Если он узнает о Плане и своем месте в нем… Нет. Ты правильно сказала мальчику, что у него «нет способностей». А видения его… придется найти какое-нибудь объяснение, но это, к счастью, терпит. Будем надеяться, что девочки отвлекут его от размышлений о проблемах мироздания! Есть у вас такое свойство…

Очки Дамблдора весело взблеснули. Трелони чуть-чуть откачнулась, а потом прижалась к директору, несмело клюнула его в губы, и быстро-быстро выбежала из кабинета.

— Эх, дети, — вздохнул Дамблдор, глядя на горгулью, которая неторопливо становилась на свое место, намекая директору, что убегающую — неплохо было бы и догнать. — Все-то у вас проблемы, трагедии… любовь! Причем, обязательно, Великая и никак иначе… А старому Альбусу теперь бегай, ищи кентравра-преподавателя…

Зелья шли как обычно. Под ехидные комментарии Снейпа, бульканье воды, кипящей в котлах, и тихие перешептывания школьников.

Я неторопливо помешивал варево в котле, в которое Гермиона периодически добавляла ингредиенты, должным образом ей обработанные. Иногда я вспоминал некоторые заметки на полях учебника Принца-Полукровки, и подсказывал Гермионе, как улучшить или упростить ее работу. К сожалению, получалось это нечасто, все-таки, тот учебник был за шестой курс, и приспособить те заметки к приготовлению зелья второго курса было тем еще занятием… Но, все-таки, иногда — получалось.

Параллельно со всем этим я размышлял о поведении Снейпа и его мотивах. Да, директор говорил, что Снейп защищает меня из-за Долга Жизни перед моим отцом, из-за того, что Джеймс Поттер навеки оскорбил Снейпа, когда спас ему жизнь… Вот только что-то мешало мне принять эту простую версию*. Возможно — это была синева Азира, поскольку для золотой логики Чамона просто не хватало оснований…

/*Прим. автора: этот Гарри просто не дожил до просмотра воспоминаний Снейпа, где показан разговор с Дамблдором, из которого следует, что Волдеморта Снейп просил только за Лили, но не за Джеймса, что версию о принуждении Долгом рушит на корню. Вот и приходится вытаскивать из кустов маленький скромный рояль*/

К счастью, мои планы на это занятие требовали обращать внимание на подсказки цветных ветров, иначе я просто никогда не успел бы…

— Вингардиум левиоса!

Брошенный дрожащей рукой Лонгботтома комок слизи повисает в воздухе, не коснувшись бурлящей поверхности воды.

— Поттер! — реакция Снейпа молниеносна. — Что Вы делаете?

— Мешаю своему товарищу… — на мгновение все взгляды в аудитории скрестились на мне, — …взорвать котел и окатить меня и окружающих неизвестным науке составом. Ведь еще на первом уроке в прошлом году Вы сказали, что это входит в мои обязанности.

Профессор Снейп задохнулся, но страсть к зельям взяла верх прежде, чем он смог что-то сказать. Так что вместо подробного описания моих умственных и физических достоинств, преподаватель подошел к котлу Невилла, и что-то пробормотал, направив на него палочку.

— Эванеско! — подвел Снейп итог своим исследованиям и размышлениям, выхватив из воздуха все еще висящий над котлом комок. — Поттер… два балла с Гриффиндора за невыносимую наглость. Лонгботтом. Двадцать баллов с Гриффиндора и тролль за урок. К следующему занятию — эссе не менее чем на три фута о свойствах слизи жгучеслизня светящегося в многокомпонентных составах. Грейнджер. Кто Вам сказал, что дремоносный боб можно не нарезать, а давить плоской стороной ножа?

— Я… — Гермиона заметалась. — Я прочитала… Где-то… Уже не помню…

— Не лгите, мисс Грейнджер, — жестко заявил Снейп. — Вы не могли об этом нигде прочитать.

— Это я ей посоветовал! — вклиниваюсь в разговор.

— А, Поттер… Наш новый Оракул, заткнувший за пояс даже Сивилл Трелони. Мне Вы ничего не предскажете?

— Беллатрикс Лестрейндж, — Невилл, собирающий свои вещи, вздрогнул при звуках этого имени, — обрушит на Вас Астрономическую башню…

— И когда же произойдет это… знаменательное событие? — с хищной ухмылкой поинтересовался Снейп.

— В конце того учебного года, когда Вы займете столь привлекающую Вас должность преподавателя ЗоТИ, — отчеканил я.

Зельевар немного помолчал, а потом произнес то, чего я вовсе не ожидал от него услышать.

— Поттер. Грейнджер. Не отвлекайтесь. Как ни странно, но у вас еще есть шанс приготовить что-то… немного отличающееся от того мусора, который мне обычно сдают.

Урок продолжался. Невилл, тихо всхлипывая, выбрался из-за стола, за которым он сидел с Роном, и вышел из класса. Рон так и остался сидеть, потому как ему покидать класс никто не разрешал, но и делать ему после уничтожения заготовки для зажигательного боеприпаса — было нечего.

Две слизеринки в соседнем ряду напряженно наблюдали за тем, как в котле, с которым работали Парвати и Лаванда, медленно растворяется заботливо нанесенный на его стенки прозрачно-бесцветный порошок. Впрочем, я тоже поглядывал в ту же сторону, отмечая, как белый Хиш, всегда сопровождающий приготовление целебных зелий, медленно вытесняется алым Акши, порождающим на границах контакта с синим Азиром широкие пурпурные полосы Шаиш. Все-таки конкуренция девочек за внимание Эрни Макмиллана принимала порой… странные и опасные для окружающих формы. Особую прелесть ситуации придавало то, что сам Эрни смотрел только в сторону Ханны Эббот, и никакого внимания на все эти телодвижения не обращал.

— Ложись! — крикнул я, беспалочковым толчком выбрасывая Парвати из особенно широкой полосы пурпура.

После этого я нырнул под стол, увлекая за собой Гермиону. Краем глаза я еще успел заметить, как последовавший моему примеру Малфой утащил за собой и Панси и Дафну.

— Бум!

Пол класса вздрогнул.

— А-а-а!!!

Вылезая из-под стола, я бросился в сторону вопящей Лаванды, отмечая при этом, что там, где несколько мгновений назад стояла Парвати, хлестнувшая струя перегретого зелья прожгла пол насквозь.

Мне захотелось сесть и схватиться за голову. План добычи дневника оказался чересчур опасен. Все-таки Шаиш — есть Шаиш. Это тебе не почти безобидный Гур. А если бы не успел оттолкнуть Парвати?!

— Грейнджер! — грозно произнес подошедший Снейп, — сопроводите мисс Браун, — зельевар внимательно посмотрел на застывшую Парвати, до сих пор в ужасе рассматривающую каменный пол, пробитый на том месте, где она только что стояла, — и мисс Патил к мадам Помфри. Поттер, — переключился он на меня, внимательно осмотрев наш с Гермионой котел, в котором зелью оставалось только немного настояться, — погасите огонь, отнесите котел на мой стол для проверки, и можете быть свободны.

Все-таки, несмотря на крайнюю, как выяснилось в процессе реализации, рискованность, мой план все-таки сработал.

В принципе, в плане стояло «покинув класс зелий, догнать Гермиону и пострадавших». Но, когда я вышел в коридор — мне захотелось немного похулиганить, благо, день был солнечный, и все необходимое лежало прямо передо мной.

— Вот тень от моей сабли, — произнес я чуть искаженные слова Владыки Тьмы, и провалился в тень оконного переплета, лежащую на каменном полу.

Тонкая черная нить легла мне под ноги. Вдалеке танцевала девочка, на вид — чуть помладше Луны. Ее розовые волосы кружились вокруг нее, когда она взмахивала широкими рукавами своего одеяния. Красные перья обрамляли ее силуэт, падая с багровой земли в темно-алые небеса. Я поклонился танцующей, и она, не прерывая танца, весело сверкнула кроваво-красными глазами.

Следующий шаг оказался очень тяжел. Как будто что-то впереди отталкивало меня. Нить Черной тропы заметалась в разные стороны, утратив цель, к которой она прежде стремилась. Но я продолжал желать изменения своего состояния, которое тут, среди теней и видений, было и положением в пространстве. Тропа прекратила метания, и я снова пошел вперед, через вихрь ударов, волны плещущей крови, и тела, распадающиеся в прах при моем приближении. Темная нить надежно хранила меня, и на белоснежной одежде не появилось даже крошечного пятна. Тьма, что вела меня вперед, взвихрилась у меня из-под ног, и одним ударом пробила моей душой ткань реальности.

Гермиона, увидев отвисшую челюсть и испуганные глаза Парвати, оглянулась, и увидела, как я поднимаюсь из ее тени.

— Гарри! — она кинулась мне на шею, не дождавшись даже, чтобы я полностью выпрямился. Как мы не рухнули в этот момент — знает разве что сюзерен леди Аметист, но я все-таки устоял на ногах и удержал Гермиону. — Гарри… у тебя получилось! Но вот какого ты… — девочка проглотила ругательство «не приличествующее благовоспитанной юной леди». — Почему ты меня заранее не предупредил?

— Да я и сам не знал «заранее», — улыбнулся я, прижимая ее к себе. — Вдруг понял, что все получится — и рванул.

Гермиона неодобрительно покачала головой и чуть отстранилась.

— А тебе идет, знаешь ли…

Я опустил взгляд, выругался про себя, и, чуть отстранив Гермиону, взмахом руки избавился от пафосного снежно-белого мундира с золотыми украшениями, превратив его обратно в школьную мантию.

— Чт… что это? — заикаясь, произнесла Парвати.

— Это не «что», а «кто», — Гермиона улыбнулась так счастливо, что в коридоре стало немного светлее. — Это — мой Гарри, врукопашную одолевающий троллей, взглядом останавливающий церберов… — я вспомнил, как мы с криком выпрыгивали из запретного коридора… что-то тогда цербер нифига не остановился… — и изгоняющий Темных лордов легким движением руки!

— Гермиона, — я покачал головой, — так ты меня вконец захвалишь, и я возгоржусь!

— Тебя обязательно нужно хвалить, — не согласилась девочка, — а то в твоей светлой, хотя и темной голове зарождаются всякие бредовые мысли. Вроде «я не достоин сразу двух таких замечательных девочек», или, еще того хлеще: «я должен отпустить их и дать самим выбрать свою Судьбу, а не тащить за собой». Бред, по-моему, но почему-то очень цепкий и никак тебя не отпустит.

Продолжать разговор на эту тему я был не готов, и потому огляделся в поисках Лаванды.

— А где… — попытался я спросить о ней, не обнаружив пострадавшей поблизости.

— Мы ее уже отвели к мадам Помфри, и идем обратно, — улыбнулся Гермиона.

Варп! Я бы их пешком, наверное, догнал намного быстрее!

— А…

— Вот, — подняла Гермиона сумку Лаванды. — Я взялась отнести ее в нашу комнату. Все равно в Больничном крыле учебники ей не понадобятся.

Гермиона поставила сумку на подоконник и зарылась в нее.

— Так… это — не то… не то… опять не то… где же… А! Вот оно!

Она вынырнула из глубин сумки, сжимая в руке тонкую черную тетрадь, которую я опознал с первого взгляда: очень уж она врезалась мне в память.

— Гермиона! — вскрикнула Парвати. — Что ты делаешь! Это же дневник Лаванды! Его нельзя читать! Это личное…

— Это НЕ «Дневник Лаванды Браун», — покачал головой я.

— А чей же еще? — возмущенно вскинулась Парвати.

Я развернул «пустую» тетрадь и показал надпись на обложке, заодно прочитав ее вслух.

— «Дневник Тома Риддла».

— Тома… Риддла? — запинаясь, переспросила Парвати. — Тот самый?!

— Именно тот самый, — ответил я. — И сейчас мы попробуем спасти от него твою подругу.

— Как?! — заинтересовалась Парвати.

— Сейчас покажу…

Я обхлопал карманы мантии… но так и не нашел специально припасенного куска мела. Зато на поясе обнаружился кинжал в красивых ножнах, с рукоятью, украшенной мерцающим черным камнем. Повинуясь какому-то наитию, я стал чертить задуманную пентаграмму кинжалом… и с удивлением убедился, что получалось это значительно легче, чем если бы у меня оставался мел. Полированная сталь клинка резала камень пола как масло, оставляя за собой отчетливую, идеально ровную линию, не отклоняющуюся от положенного ей пути даже на стыках каменных плит.

Закончив, я поднялся на ноги. Гермиона, покачав головой, уверенно забрала у меня кинжал и поправила несколько символов, добавляя крошечные, оставшиеся незамеченными мной на чертеже из книги, черточки. Возражать я даже не пытался, поскольку просто чувствовал, что она все делает правильно.

Я снова опустился на колено и положил дневник в один из узлов рисунка. Волна варпа попыталась перенести тетрадь в безопасное для нее место… но узор держал крепко.

— Тебе, Вечная леди! — возгласил я. — Жертвую искренне, не в расчете на вознаграждение, но в знак веры и искреннего уважения!

Тяжелый, уже знакомый взгляд из ниоткуда придавил меня к полу. На мгновение перед глазами мелькнула картина того, как Лаванда с криком выгибается на кровати в Больничном крыле, и как мадам Помфри бросается к ней, на бегу произнося диагностическое заклятье… Видение погасло. Связь была разорвана.

— Лучшая награда — служить тому, кто не забывает о наградах, — прозвучал в моих мыслях иронический голос, от которого хотелось спрятаться под кровать, как в детстве, и дрожать там, в тщетной надежде, что тебя не найдут. — Впрочем, мой отдарок ты уже получил. Надеюсь, он не раз тебе еще пригодиться.

Поднимаясь на ноги, я пошатнулся. Сил не было даже на то, чтобы стоять прямо. Я дрожащими руками достал из ножен кинжал. По крайней мере, теперь стало понятно, почему он не исчез, как прочие финтифлюшки, украшавшие «парадный мундир». Черный камень в рукояти сверкнул особенно ярко, и кинжал исчез у меня из рук… появившись в руках Гермионы. А потом пропал и от нее… И нам сразу стало ясно, что в этот миг он появился у Луны. А потом небольшая тяжесть снова оттянула мой пояс.

Я попытался шагнуть, но меня повело и я снова схватился за стену.

— Гарри! — кинулась ко мне Гермиона. — Тебя надо отвести к мадам Помфри!

— Нет, — покачал головой я. — Помогите мне добраться до Дамблдора. Пожалуйста…

В кабинет Дамблдора я вошел, хоть и слегка пошатываясь, но уже немного оклемавшись. По крайней мере, муть перед глазами развеялась, да и взгляд Вечной Леди перестал давить на меня из-за Грани. Правда, плечо девочки, на которое опирался по дороге, я отпускать отнюдь не собирался. Все-таки пол под ногами еще немного штормило, и опасность вписаться в стенку была отнюдь не иллюзорная.

— Мистер Поттер, мисс Грейнджер… — добро удивился Дамблдор, когда горгулья пропустила нас к нему. — Что привело вас ко мне?

— Вот, — я выложил на стол директора то, что еще недавно было крестражем Волдеморта.

— Хм… — Дамблдор сверкнул очками-половинками. — Это то, о чем я думаю?

-Не знаю, о чем точно Вы сейчас думаете, — я не смог удержаться от шутки, впрочем, понятой директором совершенно правильно, — но если Вы думаете о дневнике Тома Риддла, то да — это он.

— Хм.. — повторил Дамблдор, доставая палочку.

Мне захотелось зажмуриться. Слишком уж хорошо я помню, как сияла она в этих руках, стирая с лица Земли все, неугодное Свету, убивая Ремуса, Тедди и его мать, уничтожая тысячи, десятки и сотни тысяч людей*, даже не знавших о конфликте Дамблдора с Волдемортом…

/*Прим. автора: правильнее — «миллиарды», но Гарри старается о таком не задумываться*/

— Это он, — я не спрашивал. После слов Вечной Леди и ее подарка мне не нужны были другие подтверждения.

— Он, — ответил Дамблдор. — От него и сейчас веет черной магией, как будто Том заклинал его только лишь вчера… Какие же силы пустил в ход этот талантливый мальчик, если до сих пор…

Старшая палочка полыхнула особенно ярко. Директор сощурился, посмотрел на тетрадь, а потом — на меня.

— Гарри, мальчик мой, ты ничего с ней не делал?

— Я принес ее в жертву Вечной Леди чтобы она никого больше не захватила, и чтобы Т-… — я запнулся. Наверное, не стоит называть Реддла Темным лордом, — Тот-кого-не-называют не смог возродиться.

— Гарри, не следует бояться называть Волдеморта по имени, — покачал головой Дамблдор. — Страх перед именем легко превращается в страх перед его носителем.

— Я и не боюсь, — пожал плечами я. — «Том Реддл». Видите? Просто я боюсь, что если я буду называть имя — меня поймут немногие. А прозвища… Что одно, что другое — разница невелика. Могу хоть «Темным лордом» называть — что от этого изменится?

— Ничего, — вздохнул директор. — Значит, говоришь, «принес в жертву смерти»? И что тьма потребовала от тебя в обмен на уничтожение вра… этого артефакта?

— Вот, — я выложил на стол кинжал. — Вечная Леди решила, что я оказал ей услугу, и одарила вот этим.

— Так… — Дамблдор попытался взять кинжал в руки, но он мигнул, и оказался в ножнах у меня на поясе. — Кажется, смерть не хочет, чтобы этот кинжал оказался в чьих-либо руках, кроме твоих… И не мне, старому и усталому магу спорить с тьмой… Но будь осторожен. Дары Смерти редко бывают без подвоха. Так что…

Директор задумался, и я поспешил вставить цитату:

— «Используй это с умом»? Как мантию?

— Да, Гарри, — кивнул директор. — Как мантию. Только еще осторожнее. В конце концов, мантией — трудно убить.

— Мантией можно задушить, на ней можно повесить, сломав шейные позвонки, а еще — под ней можно подкрасться и воткнуть в спину это… — показал я на кинжал.

— Вот видишь, Гарри, — тяжело вздохнул Дамблдор, — Тьма уже проникает в твое сознание, подсказывая такие способы использования своих даров, которые были бы угодны ей. Думаю, что Том начинал так же. Тьма посулила ему силу, возможность справедливо и праведно отомстить своим обидчикам, возможно — даже спасти кого-нибудь… Но ты сам видел, во что он превратился, приняв ее отравленные дары!

Я задумался. А ведь и правда… уверен ли я, что то, что я видел в домене Тени — истина? Может быть, мной манипулируют, чтобы противопоставить Дамблдору?

Гермиона коснулась моей руки, и момент слабости был преодолен. Даже если я прав, если мной просто играют… Если есть хоть небольшой шанс, что впереди — действительно убийственное сияние Звездного — я обязан сделать все, чтобы предотвратить его. Да и смерть Гермионы на «лживые видения» не спишешь. Беллатрикс сказала мне об этом еще когда я был жив. И я не допущу повторения!

— Гарри? — ворвался в мои мысли голос Дамблдора.

— Простите… я задумался.

— Не поделишься со старым магом своими размышлениями? — очки участливо блеснули.

— О том, что будет, если уничтожить всю тьму в мире… Весь страх, все отчаяние, боль, ненависть…

— Это будет замечательный мир, где люди любят друг друга и не причиняют вреда, где смерть — всего лишь врата в следующее большое приключение, и боль потери не потревожит сердца близких. Какая прекрасная мечта!

Я внимательно посмотрел на директора. Даже если леди Аметист и манипулирует мной, в главном — она права.

— А что же будет с теми же оборотнями? — спросил я. — Я недавно читал учебник ЗоТИ за следующий год… Там говорилось, что многие из оборотней — не виноваты в своем состоянии… Но все они — темные существа, и если уничтожить всю тьму — будут уничтожены и они… даже те из них, кто ни в чем не виноват!

— Гарри, — директор поднялся со своего места, — теперь я вижу, что ты не так похож на Тома, как я боялся. Почаще задумывайся о таких вещах — и, может быть, ты сумеешь удержаться от падения во Тьму! А пока что, увы… обязанности директора школы не позволяют мне уделять вам с мисс Грейнджер столько внимания, сколько мне хотелось бы. Да и у вас скоро следующее занятие. Ты позволишь мне оставить эту… тетрадку? Возможно, я смогу извлечь что-то ценное из ее изучения…

— Конечно, берите, — согласился я. В конце концов, это — не моя вещь, и лучше будет, если сам Дамблдор объяснится с Лавандой по поводу исчезновения ее дневника. — Только, пожалуйста, объясните Лаванде, куда девался ее дневник.

— Так эта вещь была у мисс Браун? — удивление директора было слегка наиграно, и если бы я не думал о чем-то таком — то и не заметил бы этого. — А почему ты… — в паузу так и просилось слово «украл», но Дамблдор в конце концов употребил другое, — …взял ее сам, а не сказал мне? Ведь я думал, что ты чуть больше мне доверяешь, и можешь поделиться своими видениями?

— Так что — видения, — покачал головой я. — А логика и рассуждения — совсем другое дело. А вдруг я рассуждал правильно и правдоподобно, но, исходя из ложных посылок — ошибался? Обвинять одноклассницу, что она принесла в школу темный артефакт? И, может быть, совершенно напрасно? Ведь даже если бы мои подозрения были убедительно развеяны — все равно нашлись бы те, кто решили, что «дыма без огня не бывает», — я вспомнил, как на втором курсе прошлой жизни все решили, что я — Наследник Слизерина… и четвертый курс с «обманщиком и жуликом, Вонючкой Поттером», и пятый, «мальчик сошел с ума на почве жажды славы и известности»… — Вот потому-то я и постарался забрать дневник тихонько… Если бы это была просто черная тетрадь — я так же тихо вернул бы ее обратно… и, в самом худшем случае, пострадал бы только я, от обвинений со стороны Лаванды. Но, надеюсь, я смог бы ее успокоить… Как-нибудь.

Пол под креслом, где устроились мы с Гермионой, плавно перекатывался с волны на волну. Но когда я попытался встать — качнуло особенно сильно, и я чуть было не вписался в клетку Фоукса.

— Ох, Гарри, — встревожился Дамлдор, — похоже я совершенно зря сказал, что вам следует идти на занятия. Мисс Грейнджер, проводите, пожалуйста, Вашего друга в Больничное крыло, к мадам Помфри!

И опять у нас не получилось. Нет, всех врагов в этих многократнопроклятых мордредовых руинах мы все-таки вынесли… Но вот полученные раны доканали меня прежде, чем девочки дотащили мою безвольную тушку до выхода. Незачет.

Я со вздохом сел на выгоревшей траве. Забеги в эти руины уже стали какой-то на редкость банальной частью моей жизни. Включая и подлые ловушки с «безоружными» и «беспомощными» детьми. Впрочем, всю подлость этой ловушки мы с девочками прочувствовали в тот момент, когда очередной встретившийся в лабиринте ребенок (по виду — ученик младшей школы), действительно оказался беспомощным и безоружным. По крайней мере, никакого оружия на теле мы так и не нашли, хотя искали очень старательно. Собственно, это и было причиной того, что ту попытку мы провалили прямо-таки феерически. А точнее — мы все втроем ударились в такую истерику, что следующей волне атакующих не составило труда перебить всех нас. А потом леди Аметист мучала меня видениями того, чем могло бы стать эта «тупая истерика», как она выразилась, для девочек, если бы Мастеру не пришло в голову выставить максимально для него возможный уровень гуманизма атакующих, выразившийся в том, что нас убивали одним ударом каждого. Не знаю, о чем леди говорила с Луной и Гермионой, но в следующий раз проверять, было или нет оружие у очередного «случайно попавшего в лабиринт» человека — я не стал. И девочкам не позволил, удержав их в руках как оружие.

— Это ведь и было главной целью этих «тренировок»? — произнес я, обращаясь к пышущим нестерпимым жаром небесам*.

/*Прим. автора: на самом деле где-то +25°С, но для британца из Британии в начале июня…*/

— Ты это о чем, Гарри? — ответила мне тень, поднимающаяся с раскаленных солнцем камней.

— Вы с Учителем стараетесь исказить меня, Гермиону и Луну так, чтобы мы и в реальном мире также убили человека, который, может быть, просто оказался в плохое время в плохом месте, и прошли мимо, не оглядываясь?

— Не «главной», — хоть леди Аметист и отрицательно покачала головой, но я обратил внимание, что отрицать наличие такого пункта в списке целей она не стала. — Главную цель Вам еще предстоит понять. И когда поймете — Вы легко выполните это задание.

Я вздохнул. Понять демонессу временами было очень трудно.

А проснулись мы в разгаре подготовки к экзаменам. Гермиона еще рассказывала мне, как удивлялись ее соседки по комнате тому, что она не вскакивает с утра пораньше, в надежде еще что-нибудь повторить, а спит почти до самого завтрака.

— Испортили мы Гермиону, — улыбнулся я Луне, высунувшейся из спальни девочек первого курса.

— Искажение — Хаоса суть! — важно ответила она, и, не выдержав «серьезного» тона, прыснула. — Игры со злыми серебряными попрыгайчиками так утомительны…

Луна не удержалась от зевка, спровоцировав заодно и Гермиону. В легких «домашних» мантиях девочки смотрелись так мило, что я с трудом удержался от порыва затискать их прямо тут, в гостиной, где уже собралось довольно много учеников. Впрочем, для Луны эта толпа была практически пустым местом, так что и сдерживать себя она не стала.

— Ты что делаешь? — возмутилась Гермиона.

— Показываю Гарри, как тебя надо тискать, — невозмутимо ответила та, даже не думая останавливаться. — А то он тоже хочет, но почему-то стесняется. Наверное, не знает, как это правильно делать… вот я ему и показываю!

Порозовевшая Гермиона выглядела так, что я действительно чуть было не присоединился к Луне. Поняв это, Гермиона вывернулась из рук подруги и что-то зашептала ей на ухо. Теперь легкая краска разлилась уже по лицу Луны. Признаться, до этого дня я в принципе не верил, что такое возможно. Меня охватили нехорошие предчувствия, но тут Гермиона успокаивающе покачала головой.

— Мы с Луной идем переодеваться к завтраку, — улыбнулась она, — Надеюсь, мистер Гарольд… — под настроение она использовала именно такую, предельно вычурную форму моего имени… а когда злилась — называла меня «Генри», — Вы не заставите двух девушек себя дожидаться?

Несколько нервно помотав головой, я кинулся переодеваться в школьную форму. Ведь экзамен начнется сразу после завтрака.

Мы, второй курс, сегодня сдавали Астрономию. Небесное движение Сатурна и его влияние на зелья, чары и трансфигурацию — попадались мне и в прошлой жизни, так что единственной проблемой для меня оказалось дождаться, пока Посвященная Гермеса (отличное имя для адепта Владыки Изменчивых ветров), расскажет о том, как перемещается по небесам Священной Терры отражение ее покровителя. А уж рассказать ей ой как было что. Аврора… то есть, профессор Синистра явно утомилась ее слушать, и с некоторым трудом, но все-таки сумела перекрыть поток знаний, объяснив, что на «Превосходно» Гермиона уже рассказала, так что больше, в общем-то, стараться незачем. Гермиона немного обиженно замолчала. В принципе, до нее уже пытались донести эту концепцию… но почему-то я сильно сомневаюсь в том, что профессор Синистра преуспела там, где уже отступились такие монстры, как профессор Макгонагалл, и даже профессор Снейп.

А вот Луне пришлось хуже. Первый курс сдавал трансфигурацию.Луна вышла от профессора Макгонагалл с каким-то совершенно для нее не характерным потерянным видом.

— Как? — встревоженно поинтересовалась Гермиона у нашей подруги.

— Удовлетворительно, — ответила Луна, не поднимая головы.

Постепенно, под градом уточняющих и наводящих вопросов, Луна рассказала нам историю, от которой я схватился за голову.

На экзамене Луне досталось одно из тех заклинаний, которые ученики обычно крайне не любят за полную их практическую бесполезность. Вот где на практике может пригодиться умение окрасить алхимически чистую воду в разные цвета, если даже следовое символическое присутствие в воде соли или же железа — делает ее недоступной к такого рода трансфигурации?

Я понял смысл подобных упражнений только тогда, когда сам стал преподавать для Армии Дамблдора. Объяснить даже пятикурсникам, не говоря уже о младших, как выполняется «Ступефай» — у меня не получалось. В отчаянии от своих попыток пробить головой эту стену непонимания, я попытался разбить объяснение на простейшие болки, которые можно было бы отрабатывать по отдельности… и с легким удивлением, плавно переходящим в тяжелый мозговой ступор, осознал, что эти блоки являются основной частью уже изученных и отработанных нами на младших курсах заклинаний. Осталось только их свести вместе в правильной последовательности. После этого дело пошло на лад. И объяснения вида «а теперь двигаешь палочкой так, как будто хочешь заставить танцевать ананас» оказались намного более понятными, чем попытки в словах описать траекторию движения руки и палочки.

Вот и заклинания перекраски воды позволяли отработать формулы окраски, присутствующие потом во многих заклинаниях трансфигурации. При этом отсутствие дополнений, направленных на преодоление сопротивления материала, делало заклинания удобнейшим дидактическим материалом, так и лишало их какой бы то ни было практической применимости.

И вот Макгонагалл, желая проверить, насколько дети внимательно ее слушали, подсунула некоторым вместо «алхимически чистой воды», воду, в которую капнула собственной крови, внося туда сразу и соль, и железо. Правильным ответом на практический вопрос в таком случае становилось «я не могу произвести требуемое преобразование, поскольку исходный материал не соответствует требованиям». Это гарантировало хорошую отметку, даже если после замены воды заклинание оказывалось произнесено с ошибками. А вот попытки окрасить такую воду, мало того, что не давали результата, так еще и гарантировали как минимум «Слабо», даже при хороших остальных ответах.

И вот Луна, получив от Макгонагалл «заряженную» воду, взмахнула палочкой. Декан Гриффиндора прикрыла глаза ладонью, обдумывая, какие дополнительные вопросы можно задать ученице своего Дома, чтобы вытащить ее хотя бы на «Удовлетворительно». Однако, убрав ладонь от глаз, она с удивлением обнаружила, что вода приобрела требуемый в условиях задания лазурный оттенок. Со вздохом, она поставила-таки то самое «Удовлетворительно», которое уже приготовилась было натягивать, и потребовала, чтобы Луна немедленно отправлялась в больничное крыло, к мадам Помфри.

— Вот зачем мне идти к мадам Помфри? — недоумевала Луна. Насколько я понял, причиной ее плохого настроения являлось именно это, а не сниженная оценка за совершение невозможного. — Я же хорошо себя чувствую!

— Вот это-то и странно, — протянул я.

В принципе, такой трюк можно было произвести… наверное. Просто тупо продавив Силой сопротивление крови. Но после такого одиннадцатилетняя девочка должна была упасть, где стояла. Луна же довольно весело прыгала, хотя и с грустным от неминуемой встречи с колдомедиком, лицом, и бледнеть, падать и терять сознание явно не собиралась.

— Как ты это сделала? — удивился я.

— Очень просто, — растеряно улыбнулась Луна, явно не понимая, как такой простой трюк никому не пришел в голову. — Там же в колбе была вода и кровь. Я изменила воду, а кровь — не затронула!

Я представил себе сложность процесса, и схватился за голову…

Вот и закончился учебный год. Признаться, экзамены порядком ухудшили мои отношения с Рональдом Уизли, и без того не слишком хорошие после заключения Черноозерского мира с Малфоем. И, стоит честно себе в этом признаться, виноват в сложившейся ситуации я сам. Увлекшись тренировками и уроками Тени, а так же сдачей экзаменов, мы с Гермионой как-то подзабыли, что Рон крайне нуждается в направляющих животворящих подзатыльниках. Естественно, лишенный подобного стимула, Рон равномерно распределил свое время, оставшееся после занятий в классе, между шахматами, едой, сном и бездельем. Так что с третьего раза ему с большим трудом натянули «Удовлетворительно» Макгонагалл и Флитвик. Этого хватило для того, чтобы быть переведенным на следующий курс, но Рон на нас сильно обиделся.

Джинни также, замечая нашу небольшую компанию, обливала нас волнами тоски и зависти. Но подойти она так и не решилась, а позвать… Временами, вспоминая о том, что нас связывало в прошлой жизни, я порывался это сделать… Но при взгляде на Гермиону и Луну этот порыв улетучивался. Я и так рисковал испортить жизнь двум девочкам, сделать эту жизнь короткой и очень нелегкой и опасной. Куда мне еще третью? Да и сами Луна и Гермиона не слишком горели желанием расширять наш круг. Я упорно делал вид, что не замечаю, как они отгоняли претенденток на дополнение к «моему гарему», но из этого не следует, что я всей этой возни действительно не видел, и не понимаю, почему это та же Ромильда так от меня шарахается.

— Предатель! — бросил мне Рон, волоча мимо тяжелый сундук.

— Сам дурак! — синхронно ответили ему Луна и Гермиона.

— Мозгошмыгов надо укрощать самому, а не ждать, что это сделает кто-то другой! — развернуто высказалась Луна.

Рон зыркнул на нее, но развивать дискуссию не стал и удалился, ворча «про себя», но так, чтобы было слышно:

— Еще и с девчонками водится!

Я вздохнул. Все-таки, в прошлой жизни Рон был одним из немногих моих друзей. И видеть, как его исказил всплеск Хаоса, перенесший меня в прошлое — было больно.

— Пойдем, Гарри, — Гермиона погладила меня по руке. — Надо идти.

— Как бы ни были приятны лунопухи, — поддержала подругу Луна, — но дорога ждет нас!

Я посмотрел на нее, и слегка улыбнулся. Все-таки, хотя бы один положительный результат у моего отказа смириться с собственной смертью был. Ни один наргл так и не осмелился высунуть свой нос из гнезда, или где они там обитают. Так что Луна ходила в нормальной обуви, и выглядела намного веселее, чем в прошлый раз.

В поезде мы втроем устроились в одном купе. В принципе, у нас был широкий выбор аж из двух вариантов. Можно было ехать «как обычно» собирая все дорожные приключения и общаясь с каждым, кто захотел бы пообщаться с нами. Или можно было закрыть дверь запирающим заклятьем, да не обычным «Коллопортусом», а чем-нибудь повеселее, навешать на нее в несколько слоев отводы глаз, владение которым было бы несколько неожиданно для ученика, только что закончившего второй курс, но вполне нормально для того, кто уже сдал СОВы и отучился на шестом курсе, да еще добавить сверху какую-нибудь хитровыдуманную заморочь, из тех, которым нас научила леди Аметист. Гриффиндорская гордость диктовала первый вариант, но вот длительное общение с Тенью, что звалась леди Аметист, подталкивало ко второму. Я внимательно посмотрел на девочек, на коридор, в котором туда-сюда пробегали радующиеся надвигающимся каникулам ученики, и, махнув рукой на гордость, принялся заодно размахивать и палочкой.

— Ого! — улыбнулась Гермиона. — Научишь.

Вопросом это не было. Я вздохнул.

— Боюсь, что уже в новом учебном году… Сама знаешь: «Разумное ограничение колдовства несовершеннолетних»…

Мы оба уныло вздохнули. Не, некая разумная идея в этом «разумном ограничении», увы, присутствовала. В школе мадам Помфри присутствовала постоянно, и столь же постоянно была готова нейтрализовать плоды творчества юных подопечных. На каникулах же, дома, мы оказывались за пределами ее недреманного взора. И, вспоминая результаты неутомимых трудов тех же Фреда и Джорджа — приходилось признать, что для здоровья этом может оказаться не полезно. Но все-таки как же обидно, что на каникулах мы оказываемся не только лишены тренировок, но и совершенно беззащитны…

— Но… — задумалась Луна. — Мы же возникаем в домене леди Аметист не голыми? Так может быть, можно попробовать приснить себе себя еще и с палочкой? Тогда бы и потренировались!

Мы с Гермионой переглянулись, я треснул себя по лбу, а Гермиона — постучала по деревянному столику, в затем по собственной голове, внимательно вслушиваясь в звук. После этого мы переглянулись… и затискали Луну.

— Как страшно жить! — флегматично произнесла Луна, даже не пытаясь выбраться из наших объятий.

Мимо купе потерянно прошла Джинни. Она внимательно вглядывалась во все двери, но наложенные мной заклятья помешали ей не только заглянуть к нам, но и просто обнаружить саму дверь в наше купе, и она прошла мимо. После туда-сюда несколько раз пробежал Рон. Он явно кого-то разыскивал. Мне даже стало интересно: кого именно он искал… Но этот интерес был не настолько силен, чтобы я отвлекся от общения с Луной и Гермионой.

На платформе нас встретил Ксенофилус Лавгуд. Я улыбнулся, здороваясь с ним. Его помощь, которую он мне еще не оказывал на моем пятом курсе — была бесценна.

— Привет, тыквочка! — радостно приветствовал он Луну. — А с кем это ты обнимаешься?

— Это Гарри, — представила меня Луна. — Он храбрый и добрый. А это — она кивнула на Гермиону, — Гермиона. Она добрая и умная!

— А вот это было обидно, — буркнул я. — Получается, я — дурак?

— Нет, — покачала головой Луна. — Но ум — не главное твое достоинство.

Посмотрев на Ксено, я стиснул Луну в объятиях. Впрочем, кажется, он не возражал.

— Гарри, Гермиона, это — мой папа Ксено… Ой, от есть Ксенофилиус Лавгуд!

— Я рад, что моя маленькая елочка нашла себе друзей! — весело улыбнулся грустный седой мужчина.

— Пап… — Луна внимательно осмотрела отца. — Ты не мог бы наложить на меня и себя заклинание…

— Какое? — заинтересовался тот.

— Ну… — Луна задумалась. — Такое, чтобы не привлекать внимание маггловских мозгошмыгов, если вы выйдем на ту часть вокзала.

— Маленькая земляничка хочет посмотреть на магглов там, где они живут?

— Нет, — покачала головой Луна. — Просто получится нечестно. Тебе я показала и Гарри, и Гермиону. А Гермиона своим родителям покажет только Гарри.

— Хорошо, — согласился Ксенофилус.

Он взмахнул палочкой, и теперь перед нами стояли отец и дочь, одетые вполне прилично, хотя и немного старомодно. Я обнял двух девочек за талии, а они меня. К сожалению, идти таким образом у нас бы не получилось: для перемещения чемоданов нужны были свободные руки. Но несколько секунд мы просто позировали перед отцом Луны. Признаться, я был немного удивлен тем, что Ксенофилус наблюдал за нами скорее одобрительно. Все-таки предположить, что отец может согласиться с тем, чтобы его дочь делила парня с другой — было бы с моей стороны несколько… самонадеянно. Но, тем не менее, не заметно было, чтобы он как-то возражал против наших отношений. Хотя, может быть, он просто списал это на «детские игры», и неприятности с его стороны еще последуют?

Родители Гермионы встретили нас у самого выхода с платформы 9 3/4.

— Привет, мама, папа! — радостно улыбнулась Гермиона. — Это — Гарри, я о нем вам писала! А это — Луна. Она моя лучшая подруга!

— Это хорошо, — улыбнулся отец Гермионы, посмотрев на нашу небольшую компанию. — А то, получая твои письма в прошлом году, я, признаться, усомнился в том, что в вашей школе вообще есть девочки… Ну, кроме тебя. Кстати, — вопросительно посмотрел он на нас, — помнится, ты упоминала еще одного своего друга… Кажется, его зовут Рон?

— Я… потом вам расскажу, — погрустнела Гермиона. Все-таки, дружба с Роном была важна и для нее, и разрыв не прошел бесследно. — А пока, я хотела вам показать…

Она схватила меня за голову и поцеловала. Причем это был не детский клевок в щечку, а настоящий поцелуй в губы! Пусть еще робкий и неумелый. Я вспомнил, как в первый раз целовался с Чжоу… Тогда у меня получилось намного хуже.

— Не слишком ли рано? — поинтересовалась мама Гермионы, не делая, впрочем, более ничего, чтобы прервать наш поцелуй.

— Не-а, — светло и радостно улыбнулась Гермиона, отрываясь от меня. И этим тут же воспользовалась Луна, завладевшая моими губами.

— О! — произнес папа Гермионы.

— Ага… — согласилась Гермиона. — Она — и в самом деле моя лучшая подруга. И она очень похожа на меня, хотя так сразу это и не увидишь. И даже парень нам нравится один и тот же. Кстати, Гарри, Луна, если вы ненадолго оторветесь друг от друга, то узнаете, что моего папу зову Дэн, а маму — Эмма!

— Очень приятно, — одновременно с Луной сказали мы.

— Боюсь, такой брак в мэрии не зарегистрируют, — решил пошутить Дэн. — А в церкви — тем более.

— В маггловской мэрии, наверное, нет, — Гермиона задумалась. — Хотя… если порыться в сводах старых законов, которые забыты, но не отменены… Например — в Шотландии… что-нибудь о союзах кланов…

Родители Гермионы замерли соляными столпами.

Дом, милый дом… Сколько же мы не виделись и нафига ж мы встретились? По столь привычному и уютному дому на Прайвет-драйв 4, в Литти Уигинге я ни разу не тосковал. А уж по его обитателям — и подавно. Нет, после того, как Дадли чуть было не пообщался с дементорами — он стал вполне себе сносен, но до тех пор — еще чуть больше двух лет…

Впрочем, есть идея, как привести дорогих и любимых родственников в более-менее договороспособное состояние. Конечно, если она провалится — будет… не слишком хорошо. Хотя… С другой стороны… Если будет совсем плохо — всегда можно сбежать на Гриммо, 12. Благо, адрес не стерся у меня из памяти, значит — я смогу найти дом. А по завещанию Сириуса он теперь принадлежит мне, и я могу там жить. Правда, то, что Дамблдор как то даже не заикнулся о такой возможности — говорит, увы, не в его пользу…

— Эй ты, урод… — Дадли даже хотел продолжать, но мне как-то не хотелось его выслушивать. Поэтому я спокойно прошел мимо него, как мимо пустого места. — Ах, ты… А-а-а!!!

Размахнувшись кулаком, Дадли допустил ошибку. И Луна, на миг показавшись в моей левой руке, тут же разъяснила ему всю глубину допущенной оплошности. Правда, Мастер не назвал бы этот удал даже «шелчком», разве что «эротическим поглаживанием», но для Дадли большего и не требовалось. Особенно, учитывая тот факт, что я ударил ему в живот.

— Ублюдок! — дядя Вернон кидается ко мне, явно не желая ничего хорошего. Мне как-то живо вспомнилось, кто предложил тете Петунье огреть меня сковородкой в первый раз, так что рука не дрогнула. — А-а-а!!!

Крик дяди прозвучал на пару октав ниже, зато гораздо громче, чем у Дадли. Правда, стоит учесть, что отец, в отличие от сына, получил удар не в живот, а в бедро, и в падении изрядно пропахал носом садовую дорожку, заботливо выложенную бутовым камнем. Но когда он поднял лицо, оно было искажено неприкрытым торжеством.

— Ты — колдовал! Ты точно колдовал! Теперь тебя выгонят из этой твоей уродской школы! — закричал он, даже не пытаясь подняться.

— Вы где-то видите спешащую сюда сову? — криво усмехнулся я.

Дядя оглянулся. Когда он вновь посмотрел на меня, его торжество слегка приугасло.

— Просто она…

— …не прилетит, — продолжил я начатую было фразу. — Весь этот год я внутри себя совершенствовался и духовно рос над собой. И теперь мне не надо применять палочку, чтобы расправиться с теми, кто смеет оскорблять меня… — Было тяжело держаться, произнося эти слова. Ведь на самом деле я — не такой! Но, глядя на то, как дядя корчится, пытаясь подняться, я вспоминал, как стоял надо мной Том Риддл в Тайной комнате, и старался изобразить его как можно правдоподобнее.

— Я буду жаловаться! — взвыл дядя.

— Кому? — заинтересованно спросил я. — Если Вы расскажете, что Вас, такого большого и сильного, избил двенадцатилетний щуплый мальчишка — Вас отправят в сумасшедший дом. Для начала — на обследование. А пока будут обследовать — начнут разбираться, а с чего это с Вами такое случилось. И выяснится, что племянника Вы держали в чулане под лестницей, часто оставляли без еды, всячески оскорбляли… Это могло оставаться незамеченным, пока вы не привлекали к себе внимания. Но если с вами будет работать квалифицированный следователь — он раскопает многое из того, что вы не хотели бы увидеть напечатанным в газетах. И, кроме всего прочего, у вас спросят: «а куда это вы направили учиться вашего племянника?». И отсутствие документов о приеме в школу вам будет объяснить ну очень нелегко…

Пока я проговаривал все это, до меня дошло, что все это и впрямь было крайне маловероятно само по себе. Чтобы приличные британские домохозяйки упустили возможность настучать на одну из своего круга по такому серьезному поводу, как исчезновение воспитывавшегося у нее племянника? Чтобы никто не замечал, как этот самый племянник временами пропадает на несколько дней, а то и недель? Чтобы никто в упор не видел те обноски, в которых он ходил до появления в его жизни Хагрида, и разбитых и склеенных скотчем очков? И так — все десять лет? Кто-то должен был очень сильно позаботится об этом. И, учитывая, что Темные Силы все это время просто не знали, где я живу — то кандидатов на роль этого «кого-то» остается, мягко говоря, не слишком много.

— Я пожалуюсь таким же уродам, как ты! — прохрипел Вернон.

— Вперед, — я махнул рукой. — В «Дырявый котел» и другие места пересечения мира волшебников и мира магглов ты можешь пройти только в сопровождении волшебника… то есть — моем. И если ты думаешь, что я стану тебе с этим помогать — то ты еще глупее, чем я думал. Но, даже если ты каким-то чудом найдешь волшебника, которому сможешь пожаловаться — слушать тебя никто не будет! Для большинства волшебников ты — не более, чем говорящее животное, — я вспомнил слова Артура Уизли «Магглы, настоящие магглы» — и с трудом удержался от того, чтобы скривиться. В моих словах, увы, было гораздо меньше лжи, чем мне хотелось бы признать. — В сущности, наверное, это в чем-то даже справедливо. Ты считаешь таких, как я — уродами, подобные мне считают тебя животным. Все честно.

Дядя отползал в сторону. В его глазах ужас мешался с ненавистью. Мне хотелось уйти в ванную, и тереть-тереть-тереть лицо, пока не смоется эта проклятая маска темного лорда! Но, поступи я так, и все, чего я достиг — окажется разрушено.

— Что… Чего ты хочешь? — спросила тетя, только что вышедшая на крыльцо.

— Вот, это уже деловой разговор, — усмехнулся я. — Все просто. Я проживу у вас три… — я задумался, вспоминая слова Дамблдора, — нет, пожалуй, даже две недели. А в конце этого периода вы выставите мне счет, который я передам своему поверенному. И если он посчитает, что в своей жадности вы не перешли пределы мыслимого — счет будет оплачен. Только учтите, — я усмехнулся, постаравшись снова скопировать Тома, — моего поверенного сложно назвать человеком с широким кругозором и богатым воображением, — «да и вообще человеком», но этого я произносить не стал. — Так что пределы того, о чем он может помыслить — далеки от необъятных. Учитывайте это.

Петунья судорожно кивнула, и я прошел мимо нее, волоча за собой тяжелый сундук.

В своей комнате первым делом я наложил на дверь ту самую заморочь, что надежно скрывала дверь нашего купе от разыскивающих нас волшебников. Если уж Рон и Джинни не смогли найти, то магглы, далекие от всего этого, тем более не найдут двери в комнату, даже точно зная, где она находится.

Разложив свои вещи, я рухнул на кровать, и она жалобно скрипнула. Внезапно мою руку как будто повело в сторону. Пальцы сжались, словно охватывая невидимую рукоять… Хотя, почему это — невидимую? Вот же она!

— Гермиона? — потрясенно произнес я, глядя, как оружие легко возвращает себе облик девочки.

— Ага, — кивнуло головой мое чудо. — Ты же обещал, что будешь ухаживать за мной и Луной каждый день! Вот и ухаживай!

Аккуратно проведя ритуал ухода за оружием, я позвал Луну. Она немедленно отозвалась, и радостно сообщила, что совершенно свободна и может немедленно прибыть для прохождения необходимых процедур. Ну, про необходимость данных процедур я уже девочкам говорил, но если им нравится — то почему бы и нет?

Получив свою порцию ухода и ласки, Луна исчезла. А вот Гермиона почему-то осталась сидеть у меня на кровати, сосредоточенно глядя прямо перед собой. Я вопросительно посмотрел на нее.

— Достали, — твердо ответила Гермиона на мой взгляд, а потом, со вздохом начала рассказ о том, почему сбежала из родного дома, не выдержав в нем даже и дня.

Родители Гермионы по-своему любили дочь. Вот только представления о том, что для этой самой дочери лучше — имели твердые и незыблемые. И связаться с мальчишкой, одетым буквально в обноски, да еще и делить его с другой девочкой — в эти представления о «лучшем для дочери» — никак не помещалось. Вот и получилось, что сразу по приезде домой родители начали промывать Гермионе мозги на тему того, что «он тебе не пара», «как можно делить своего парня с другой девочкой?» и «что скажут тетя Милли и дядя Уилфред?» В результате родители ожидаемо добились того, что дочь психанула и сбежала.

Перед моими глазами мелькнул эпизод вероятного будущего.

— Мама! Папа! Ну как вы не понимаете! Это не просто «выходки обнаглевших хулиганов». Это — война! Настоящая война. И вы под ударом просто потому, что вы — мои родители! Вам надо уехать!

— Какая война, дочка? Ты о чем? — удивился Дэн Грейнджер.

— Если бы действительно случилось что-то подобное, то об этом наверняка бы написали, — согласилась с супругом Эмма. — Если не в «Таймс», то, по крайней мере, в этом вашем «Ежедневном пророке».

— В «Пороке…» — взрослая Гермиона презрительно скривилась, — возрождение Того-кого-не-называют год замалчивали. Целый год, представляете?! Но я не хочу однажды, получив «Пророк», увидеть в нем колдографию нашего дома с Темной меткой над ним!

— Этого никогда не случится, — покачал головой Дэн. — Мы ж не в где-то в Африке живем. И даже не в дикой России, где банды этих… как их… «russkaya mafia» делят наследство СССР. Вокруг — Англия. Старая добрая Англия. Здесь просто не может произойти ничего подобного.

— Не может?! — возмутилась Гермиона. — Родителей Невилла запытали до безумия. Врачи отчаялись вернуть им разум, представляете? И случилось это не в «дикой папуасии», а у нас, в «старой доброй Англии»!

— Дочка, успокойся, — тепло и ласково улыбнулась Эмма. Видно было, что спор идет не первый день, аргументы уже повторены не один раз, и ни одна сторона не собирается уступать. — Мы никуда не уедем. По крайней мере — не уедем без тебя.

— Да, — согласился Дэн. — Если хочешь уехать — собирай вещи, и мы уедем. Все вместе. Но если ты останешься — то останемся и мы. В конце концов, это просто стыдно — испугаться настолько, чтобы бросить в опасности свою дочь!

Гермиона-из-видения тяжело вздыхает.

— Значит, вас тут удерживаю только я? Что ж. Тогда… — она поднимает палочку. — Обливиэйт! Обливиэйт!

Гермиона-из-будущего закрывает лицо руками, тяжело переживая содеянное, и видение медленно тает, становясь всего лишь одним из вариантов возможного будущего.

— Да, — вздохнула маленькая Гермиона, сидевшая возле меня, и также застигнутая возможно лживым видением варпа. — Очень похоже на правду. Я бы сказала, что так и будет… если бы не то, как выглядела «я». Я такой точно никогда не буду!

Я улыбнулся, обнимая девочку.

— Я не знаю, успокоит тебя то, что я сейчас скажу, или встревожит… но там, в будущем, ты была именно такой.

Я постарался получше вспомнить, как она танцевала на Рождественском балу на нашем четвертом курсе, и толкнул это воспоминание Гермионе.

— Ой! — сказала она, чуть было не рухнув прямо на меня. — Я и правда могу стать такой?

— Не только «можешь», — улыбнулся я, — но и обязательно «станешь». Ты еще будешь настоящей красавицей. И я не понимаю, где были мои глаза, когда я упустил тебя…

Гермиона что-то неразборчиво мурлыкнула, и прижалась ко мне. А потом, задумалась.

— А кто это был… Ну, тот, с которым я танцевала?

— Виктор Крам, ученик Дурмстранга, ловец сборной Болгарии, Чемпион Турнира Трех Волшебников! — честно ответил я.

— Хм… — задумалась Гермиона. — А с Роном я уже была в то время?

— Нет, — покачал я головой, — но он все равно приревновал. Да и я, если честно, тоже. Просто тогда я этого не понял.

— А когда — понял? — заинтересовалась Гермиона.

— В Хогвартс-экспрессе, — улыбнулся я. — Когда ты согласилась принять Договор. Я иногда бываю ну очень… тугодумным. Можно?

Посчитав ошеломленно-непонимающее молчание Гермионы положительным ответом, я улегся на кровати, положил голову ей на колени и посмотрел на нее снизу вверх. На мгновение девочка замерла, а потом запустила свои тонкие пальчики в мою шевелюру. И отсутствие возражений точно было положительным ответом.

— А что будет в следующем году? — спросила она.

— Не знаю, — вздохнул я. — Должен был сбежать Сириус. Тогда школу охраняли бы дементоры… А ты попыталась записаться на все дополнительные предметы сразу, и, чтобы ты успевала на все занятия — тебе выдали хроноворот…

— Что выдали? — не поняла Гермиона.

— Хроноворот, — повторил я. — Это такая штука, которая позволяет вернуться назад во времени. Только с самим собой встречаться нельзя. И ты ходила на все занятия… Не делай так, пожалуйста!

— Почему? — не поняла Гермиона.

Я вспомнил, какой уставшей и измотанной она выглядела к концу года, и толкнул ей это воспоминание. Все-таки связь бойца и оружия позволяло понимать друг друга гораздо лучше, чем это обычно бывает.

— К тому же, с предсказаний ты и так ушла с самого начала… Поссорилась с Трелони. А на маггловедении тебе делать просто нечего. Только успеваемость портить.

— Почему это?! — возмутилась Гермиона.

— Потому что, к примеру, насколько я знаю, ты так и не смогла ответить на экзамене, что «магглы, в своей неутолимой ненависти к волшебникам, до сих пор стараются создать уродливые и карикатурные подобия достижений магов, такие как «самолеты» и «автомобили». А министерская программа требовала именно этого. Вот и получилось, что «Выше ожидаемого» тебе как-то натянули…

— «Выше ожидаемого»? — охнула Гермиона. — «Натянули»?

— Именно, — кивнул я. — Слишком уж сильно отличается современная жизнь магглов от представлений о ней Министерства.

Гермиона тихо-тихо произнесла несколько слов, которых доброй и воспитанной девочке знать, вообще-то не полагается.

— А остальные предметы? — спросила она.

— А без этих двух — расписание вполне возможно составить так, чтобы уроки не пересекались. Но еще стоит подумать: так ли нам нужны УЗМС? Вести его будет Хагрид. А он, хотя знает о разных волшебных зверях много, но вот рассказать о них…

— Я подумаю, — вздохнула Гермиона, погладив меня по лбу.

— Подумай, — согласился я. — И не забывай: занятия леди Аметист из нашего расписания никто не убирал.

Домой Гермиона вернулась уже после заката. Признаться, я не слишком понимал, как у нее получилось вернуться не туда, где она в последний раз превращалась из оружия в человека, а туда, откуда я ее позвал… Но Хаос и «рациональное мышление» временами существуют в непересекающихся планах бытия. Так что и мне и Гермионе пока что было достаточно того, что это можно сделать, а уж как это получается — можно будет разобраться и потом.

Признаться, я уже собирался ложиться спать, когда услышал голос:

— И где это Вы, юная леди, изволили пребывать?

— У друга, — ответила… Гермиона? Я что, слышу то, что происходит вокруг нее?

— У какого это? — возмущенно спросила Эмма. — Уж не у того ли оборванца, с которым ты целовалась на вокзале, а потом спокойно смотрела, как он же целует другую девочку?

— Ага, — каким-то образом, не видя происходящего, я знал, что Гермиона кивнула.

— Это такому вас учат в этой вашей школе? Целоваться с мальчиками и не слушать родителей? — возмутилась Эмма.

— Сейчас я бы и с Луной поцеловалась, — пробурчала Гермиона, — взасос, — и продолжила уже громче: — А еще я узнала, что правила устанавливают те, кто сильнее, для собственной выгоды, и соблюдают только пока эта выгода существует. Что далеко не все учителя достойны уважения. Что в книгах, случается, пишут неправду, а многие важные вещи — там просто не найти. Это сильно помогло моему «ускоренному развитию и взрослению», так вы с папой, кажется, говорили?

— Что же ты говоришь? — вскрикнула Эмма. — Как можно не уважать учителя?! Они же…

— Можно, — перебила Гермиона. — К примеру, у нас в прошедшем году был один такой… обманом пролезший в учителя, только для того, чтобы заставить всех учеников купить по полному комплекту своих книг.

— Это ты о Гилдерое Локхарте? — ахнула Эмма. — Но ты же сама говорила…

— Говорила, — согласилась Гермиона. — Но потом меня натыкали носом в то, что совершить все, описанное в его книгах один человек не мог. Просто не мог. В принципе. А еще позже выяснилось, что он просто выслушивал рассказы настоящих героев, а потом — стирал им память, и рассказывал все так, как будто это совершил он. И все верили ему, потому как не может же в книгах быть написана неправда?

— Ох…

Постепенно среди темноты моих закрытых глаз стала проступать картина того, как ошеломленная Эмма Грейнджер прижимает руки к щекам. А еще я почувствовал, что Гермиона с трудом удерживается от того, чтобы сорваться в самую настоящую истерику. Никогда до этого правильная девочка Гермиона не смела разговаривать с родителями в таком тоне. Я постарался представить, как в моей руке появляется рукоять сабли, а потом — как я нежно поглаживаю холодный металл лезвия и прикасаюсь к нем губами. В ответ издалека до меня долетела волна благодарности.

— А одежда Гарри, — продолжала наступать Гермиона, — это не признак его бедности, а всего лишь знак того, что его опекуны не исполняют свои обязанности надлежащим образом, вот!

— Но почему он не обратится в соответствующие службы? Тогда опекунов накажут, а его…

— Отдадут в приют? — ехидно спросила Гермиона. — Думаешь, там будет лучше?

— Не знаю, — покачала головой мама Гермионы. — Но вряд ли родственники, которые заставляют его одеваться так, как мы видели на вокзале — относятся к нему с любовью.

Я вздохнул. Это было сказано еще очень мягко.

— Мам… — как будто что-то вспомнив, произнесла Гермиона, — а ведь клиника, в которой вы с папой работаете — она ваша? Собственная?

— Да, — нахмурилась Эмма. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто Гарри попросил меня помочь ему… — Эмма «понимающе» хмыкнула, — …разобраться с его наследством. А я в бухгалтерии ни ухом, ни рылом. Луна — она хоть на голой интуиции помочь может. А я — вообще никак. Ну какой из меня советник? Так поможете мне разобраться? Хотя бы по минимуму?

— С наследством? — удивилась Эмма. — Ты думаешь, оно достаточно велико, чтобы в нем потребовалось «разбираться»?

— Из тех документов, что Гарри принес из банка, видно, что в его сейфе сейчас — около двадцати тысяч галеонов. И это — нераспределенная прибыль и резерв наличности «на всякий случай».

— Двадцать тысяч галеонов? — переспросила Эмма. — Это же… сто тысяч фунтов стерлингов?

— Если она сейчас начнет рассказывать, какой ты хороший, и как надо с тобой дружить, — обратилась Гермиона уже ко мне так, чтобы мама ее не услышала, — я опять сбегу. Пустишь переночевать?

— Подстилку какую-нибудь захвати, ладно? — улыбнулся я. — А то мне жестко на полу спать будет. А кровать мою ты видела: на ней мы вдвоем не поместимся при всем желании…

— Обязательно, — отозвалась Гермиона. — Даже матрас уволоку со своей кровати…

— Знаешь, дочка… — задумчиво произнесла Эмма, — Я не знаю, что тебе посоветовать. С одной стороны, похоже, он действительно обеспечен… Но сможет ли он обеспечить твое будущее? Тут ведь важны даже не столько деньги, сколько связи…

— Будущее? — Гермиона позволила себе горько усмехнуться, вспоминая, как она впервые превратилась в оружие, и сумела выхватить у меня видение вероятоного будущего, возможно лживое видение варпа. — Боюсь, что без Гарри у меня просто нет будущего. Никакого.

— Он тебе угрожал? — встревожилась Эмма.

— Нет, что ты! — гневно взглянула на маму Гермиона. — Есть те, кто угрожает нам. Всем. И без Гарри или Луны…

— Дернул же нас с папой черт отпустить тебя в эту проклятую школу! — в сердцах не сдерживая эмоций высказалась Эмма.

— И тогда удар обрушился бы на нас совершенно неожиданно, — криво усмехнулась Гермиона. — Опасность существует независимо от того, знаем мы о ней, или нет. Так-то, хотя бы я знаю об опасности, и нашла тех, кто поможет с ней справиться. Или… точнее — меня нашли. К тому же, боюсь, что варианта «не отпустить» у вас с папой не было. Не так, так эдак вас бы убедили… Вплоть до того, что вы вообще могли забыть, что у вас когда-то была дочь. В «Истории Хогвартса», той, которая настоящая, а не «отредактированная для общего пользования», такие случаи упоминаются.

— Как это? — встрепенулась Эмма. — Мы же не в Средневековье живем, чтобы просто так похищать ребенка просто потому, что его отказались отпустить в школу?

— Ну… — Гермиона задумчиво почесала подбородок. — Семнадцатый век — это уже не Средневековье. Хотя… Дуэльный кодекс, обломки феодальной пирамиды, чистокровные Дома… Британия — вообще консервативна. А долгоживущие маги — консервативны даже не вдвойне. Я же рассказывала, что в школе мы до сих пор пишем перьями! Хорошо еще, что в замке канализацию удосужились провести. Вполне современную.

Эмма Грейнджер посмотрела за окно, потом — на часы, и всплеснула руками.

— Так, Геримиона! Мы что-то совсем заболтались. Время-то сколько! Быстро в кровать. Я… Я подумаю о том, что ты рассказала. А насчет бухгалтерии. Пусть наймет специалиста. Всяко будет лучше, чем девчонка-ровестница.

— Но мам… — начала было Гермиона.

— Спать, я сказала!

И мы пошли спать. А уже утром мне приснился сон.

Небольшая речушка текла по оврагу. Легкий ветерок шевелил листья кустов, складывающихся в живую изгородь. Над обрывом, обняв свои колени, и глядя в сторону медленно розовеющего востока, сидела Луна Лавгуд.

— Привет, — сказал я, подошел, уселся рядом и обнял девочку. — Рано ты встала.

— Привет, — улыбнулась мне Луна. — А ты еще спишь.

— Сплю, — согласился я. — И вижу хороший сон.

— Хороший, — Луна мурлыкнула и потерлась носом мне о грудь.

— Надо же! — возмутилась появившаяся неподалеку Гермиона. — Они тут обнимаются, а меня никто даже позвать не соизволил!

— Так ты же еще спишь, — улыбнулся ей я.

— Сплю, — согласилась она. — И вижу хороший сон. Который станет еще лучше, когда меня обнимет один недогадливый парень.

Она уселась рядом с нами, свесив ноги с обрыва, и я немедленно ее обнял.

— Луна, — заинтересовалась Гермиона, — вот мы с Гарри спим. А ты почему не спишь?

— В такое время, прямо перед восходом, когда молчат все Силы, и Тьмы, и Рассвета, и только светлеющее небо смотрит на тебя, на воде танцуют серебряные чародуйки. Посмотрите сами.

Я пригляделся. По воде и в самом деле скользили тени, которые не могли быть тенями кустов или же деревьев. Вот одна из скользящих теней взблеснула серебром. Другая. Тени действительно танцевали.

— А почему «чародуйки»? — заинтересовалась Гермиона.

— Не знаю, — встряхнула волосами и весело улыбнулась Луна. — Как-то к слову пришлось, когда увидела их в первый раз.

— Красиво, — прошептала Гермиона. — Луна, ты же еще нам приснишься вот так?

— Конечно, — кивнула Луна. — Вы только не просыпайтесь слишком рано.

Мы с Гермионой переглянулись и кивнули друг другу. Этой ночью мы точно поболтаем подольше… или книгу почитаем. Или еще чем займемся. Зато утром — поспим подольше.

— Луна! — Джинни выскочила непонятно откуда, прервав наш созерцательный транс. — Уф, — она хлопнулась на берег рядом с Луной, но, что характерно, с другой стороны от нас с Гермионой. С нами Джинни не поздоровалась. — Наконец-то я тебя застала!

— Привет, Джинни, — кивнула Луна, не делая попыток подняться, или убрать мою руку со своего плеча. Впрочем, Джинни, похоже, нас просто не видела. — Зачем ты меня искала?

— Я… — Джинни задумалась. — Я хотела спросить тебя… О Гарри.

Я постарался вчувствоваться так, как нам показывала леди Аметист. То, что чувствовала Джинни, произнося мое имя мало было похоже на чувство девушки к парню. Скорее — на чувство квиддичного фаната к любимой команде. Да и глаза у рыжей блестели как-то подозрительно. С точно таким же блеском в глазах Рон разглагольствовал о «Пушках Педдл».

— Он хороший… — мечтательно посмотрела Луна, повернув голову ко мне. — И теплый.

Джинни покраснела в тон волосам. Боюсь, что и я в этот момент был ничуть не бледнее… но руки с плеча Луны не убрал. В конце концов, это все мне просто снится… Так чего я смущаюсь?

— А еще… — продолжила Луна, — он сильный. При нем меня никто не обзывает и не обижает… — Джинни потупилась. Уж не она ли обижала нашу Луну? — …как Рон, — твердо закончила единственная наблюдаемая блондинка.

Ну что, Рон… Я оглянулся на Гермиону, и увидел в ее глазах отражение Рона, произносящего «Она заучка и у нее нет друзей». Прости, друг. Но ты — попал!

Рональд Уизли спал и ему снился сон. Сон был красивый, цветной, и даже цветущие незнакомые деревья издавали пронзительный щемящий аромат. Легкий ветерок, почему-то переливающийся розовым и алым, закружил Рона в вихре поднятых с дороги розовых лепестков*.

/*Прим. автора: опадающие лепестки сакуры — символ быстротечности и мимолетности красоты, жизни и вообще всего хорошего. А откуда значение японских символов знает ученик учеников Повелителя Ничего и его Снежной королевы — пусть останется маленькой тайной*/

Рон шагал по садовой дорожке, оглядываясь по сторонам. Все вокруг было незнакомо и непонятно. Перспектива играла в странные игры, временами заставляя юного волшебника до боли в глазах вглядываться в смутные, мелькающие по сторонам тени. Строения, временами выступающие между деревьев, и снова скрывающиеся в сером тумане, казались Рону чем-то невозможным, неправильным. Но вот в чем эта неправильность состоит — он осознать не успевал.

Подняв голову, Рон вздрогнул. Над ним, среди лазурной голубизны небес, по вьющейся в вихре розовых лепестков каменной дорожке, шагал он сам, не замечая ни того, что идет вверх ногами, ни белой совы, парящей над самым его плечом. Рон покрутил головой, пытаясь обнаружить проклятую птицу возле себя, не нашел, и плюнул на камень у себя под ногами.

— И тут Поттер, — пробормотал он, и двинулся дальше, потому как больше в этом странном сне делать было, в сущности, нечего.

Тропинка привела Рона к двум лестницам. Одна из них вела вверх, а другая — вниз. Рон постоял, подумал, решил, что спускаться вниз — намного легче, чем карабкаться вверх по крутой и узкой лестнице, и ступил на широкую ступеньку слева.

Деревья вокруг куда-то пропали, хотя розовые лепестки все так же кружились хороводом вокруг. Не сразу, но все-таки Рон осознал, что почему-то лезет вверх, причем ступеньки становятся все круче и круче. И как так получилось — было совершенно непонятно. Рон оглянулся, оценивая возможность вернуться назад… но лестница, по которой он только что прошел стеной поднималась у него за спиной, и лезть по ней обратно, рискуя свалиться — не хотелось.

Подняв голову, чтобы рассмотреть пройденный путь, Рон обратил внимание, что каменная тропа в небесах куда-то исчезла, зато вместо нее в небесной лазури пролегла широкая черная трещина, и в ней, как будто застряв, торчала сабля. Все вокруг за пределами лестницы тонуло в сером тумане.

Лестница оборвалась внезапно. Рон посмотрел вниз и не увидел ничего: дно того, что он посчитал оврагом, скрывалось в неизвестно откуда взявшемся тумане. Рон опустился на корточки и взглянул на стену обрыва. Ее не было. Внизу, под дорожкой, стоял головой вниз головой Гэлвин Гаджен. Ловец «Пушек Педдл» посмотрел на Рон, высовывающегося из-под лестницы, на которой он стоял, и, грустно и беспомощно, как на плакате, улыбнувшись, произнес:

— Знаешь, «Пушки Педдл» — настоящий отстой!

— НЕТ! А-а-а!!!

С криком Рон проснулся в своей комнате в Норе и долго лежал на кровати, стараясь забыть кошмарный сон и с ужасом понимая, что просто не сможет этого сделать.

Вытерев мокрый лоб мокрой простыней, Рон вздохнул, и отправился вниз, к своей маме, просить у нее зелье Сна-без-сновидений. Кошмары мучали его уже не первую ночь.

Между тем сон, в противоположность обычным снам, развеивающимся, когда видящий его просыпается, продолжался. Трещина, расколовшая небеса, расширилась, и сабля выпала из нее, еще в полете перетекая в облик девочки в черной ученической мантии. Она плавно спланировала к тому, кто еще только что выглядел как ловец Пушек Педдл.

— Ну, у тебя и фантазия, Гарри, — произнесла белая сова, также принимая свой исходный облик. — Рон подпрыгнул, как встрепанный.

— Точно, — согласилась с Луной Гермиона. — По крайней мере, когда мы показали, как Джинни принимает награду как лучшая ученица школы, а Макгонагалл еще и выговаривает ему, что он «не только рассорился с Мальчиком-который-выжил, но и совершенно перестал учиться, поэтому твою палочку сломают, а тебя выгонят как неуспевающего», — орал он гораздо тише.

Я пожал плечами. В конце концов, это не девочек Рон доставал почти на протяжении целого года рассказами о «Пушках Педдл», так что ничего удивительного нет в том, что не они придумали этот кошмар из пяти слов. Я огляделся вокруг, внимательно рассматривая окружающее пространство, напоминающее не то тетраскейп сарути*, не то литографии Эшера*. Лепесток сакуры, медленно вращаясь в воздухе, лег мне на руку.

/*Прим. автора: см. Дэн Абнетт «Ордо ксенос»*/

/*Прим. автора: см. Мауриц Корнелис Эшер*/

— Гермиона, Луна, а зачем было все это? — я повел рукой, показывая, что имею в виду весь окружающий нас геометрический абсурд. — Ведь, когда мы показывали Рону Джинни и Макгонагалл — обошлись как-то и без этого?

— Это потому, — улыбнулась Гермиона, — что и Джинни и Макгонагалл мы с Луной неплохо знаем, и могли вообразить их так, чтобы Рон не заметил подвоха. А вот ловца «Пушек Педдл» никто из нас не знает. А вот Рон, как фанат команды, знает хорошо. Так что без всего этого кошмара, — Гермиона, чье логичное сознание с трудом выдерживало вид лестницы, ведущей вверх и вниз одновременно, содрогнулась, — он бы сразу заметил нестыковки.

— Но мы, — подхватила речь Гермионы Луна, — закружили его мозгошмыгов в, как ты, Гермиона, это называла? Ах, да… В «неэвклидовой геометрии». Запутали в сером тумане Улгу и предательской синеве Азира. В результате Рон сам потерял четкие представления о границах возможного и невозможного. И, когда ты, Гарри, показал ему несколько характерных черт Гэлвина, которые запомнил с плаката, который видел, будучи в гостях у Уизли, Рон сам довообразил все недостающее, и сам убедил себя в том, что тот, кого он видит — и есть Гэлвин Гаджен.

— В общем, мы молодцы! — улыбнулся я девочкам.

— Ага, — в один голос согласились они.

Огненно-алый Акши, ветер страсти, тоже присоединился к нам в своем одобрении. Он поднял нас и понес над равнинами невозможного мира, под треснутыми небесами.

Девочки радостно визжали, когда ветер задирал подолы их мантий, или бросал их мне в руки. Впрочем, в последнем случае, они не упускали возможности впиться в мои губы поцелуем, и снова упархивали от меня, вынуждая гоняться за ними в огненных потоках ветра, заливаясь счастливым смехом.

Так мы играли и танцевали с серой Улгу, алым Акши, лазурным Азиром. И даже золотой Хамон окрашивал абсурд окружающего хаоса цветами нечеловеческой логики.

Я поймал пролетающую мимо Гермиону за талию, и прижал к себе. Впрочем, вместо того, чтобы вырваться, как делала это раньше, девочка наоборот, обхватила меня руками и ногами, как большую мягкую игрушку, и прижалась ко мне.

— Я тоже так хочу! — радостно прокричала Луна, не обращая ни малейшего внимания на то, что висит вниз головой, и мантия ее собралась в складки значительно выше пояса*.

/*Прим. автора: вопрос о том, было ли что надето под мантией — оставляю на волю воображения читателей*/

— Почему бы и нет? — Гермиона цапнула Луну за ногу и притянула к нам.

Такой вот визжащей и радостно барахтающейся кучей, мы рухнули на мягкую траву… и я проснулся. Впрочем, этот факт никак не помешал тому, что невидимые руки растрепали мою и так пребывающую в беспорядке прическу, а губы обожгли два быстрых поцелуя.

Поход на Гриммо был запланирован нами незадолго до конца обозначенного мной срока проживания у любимых родственников. Так, чтобы если окажется, что вариант «перебраться в дом Блэков» по какой-то причине невыполним или нежелателен, то оставалось бы еще время найти другой.

Разумеется, ни о какой встрече на Косой аллее не могло быть и речи. К сожалению, широкая известность Мальчика-который-Выжил практически гарантировала, что за нами потащится хвост. Так что встретились мы возле входа в Гайд-парк. Две девочки и мальчик совершенно обычного, ничем не выделяющегося вида не привлекли к себе никакого внимания. Разве что Луна могла бы выделиться своим отсутствующим видом. Но в сравнении с той толпой фриков, странных личностей и полных неадекватов, что периодически заполняла Гайд-парк, Луна смотрелась вполне себе нормально.

Весело переговариваясь, мы набились в машину, которую вел папа Гермионы, и поехали на площадь Гриммо. Дэн Грейнджер очень хотел пройти с нами, но, как я и опасался, даже получив от меня записку с адресом, он ток и не сумел увидеть нужный дом. Так что в цитадель темных магов мы зашли втроем.

— Представьтесь, пожалуйста.

Как ни странно, портрет Вальпурги Блэк встретил нас не воплями и истерикой, а вполне адекватно.

— Генри Джеймс Поттер, — именно так представиться мне посоветовал Ксенофилус. — По завещанию Вашего сына наследую дом…

— Анрио? — улыбнулся портрет. — Хорошо. Признаться, никогда не понимала этой новомодной манеры называться до смерти детскими именами. И то, что молодое поколение это осознает — не может не радовать. Представьте тогда и сопровождающих Вас юных леди.

Я склонил голову.

— Гермиона Грейнджер, магглорожденная, — при этом слове Вальпурга чуть скривилась, но промолчала, — и Луна Лавгуд.

— Чистокровная супруга и магглорожденная любовница… неплохо для главы Дома. Не наилучший выбор, конечно, но вполне, вполне…

— Почему это «не наилучший»? — обиделась Гермиона.

— А… — грустно улыбнулся портрет. — Вам, видимо, просто не рассказали. Что ж. Кричер! — домовик появился с хлопком и, что-то пробурчав в нашу сторону, стал ожидать распоряжений своей госпожи. — Подай стулья главе Дома и его подругам.

Ошарашенный Кричер подал стулья, на которых мы смогли-таки уместиться в коридоре.

— Так вот, — грустно посмотрела на нас Вальпурга. — Нас, магов, просто мало. И вообще — мало, а уж на Островах… И опасность вырождения всегда нависает над нами Дамокловым мечом.

— Но ведь тогда вам наоборот, надо приветствовать вливание свежей крови! — разгорячилась Гермиона.

— Надо, — кивнула Вальпурга. — Только вот истинные Обретенные — так же редки, как золотые песчинки в Темзе.

— Они там встречаются, — буркнул я.

— Встречаются, — согласилась Вальпурга. — Но, все-таки, в громадном большинстве на берегах — простой песок, ни с какого бока не золотой. Так и среди магглорожденных громадное большинство — грязнокровки. Потомки сквибов, изгнанников, людей, по каким-то другим причинам покинувших магический мир… Так вот, о чем это я… Если, например, при браке Анрио с Луной я могу оценить их степень родства, опасности, угрожающие их детям, а также посоветовать способы снизить этот риск, то в случае с тобой я не знаю ничего. Совсем ничего. Поэтому Вы, милочка, хорошо будете смотреться в качестве…

Гермиона тяжело вздохнула:

— Говорите уж прямо: наложницы.

— Хорошо, что ты понимаешь, — кивнула Вальпурга.

— Неправильно, — улыбнулась Луна, поднимаясь со своего стула, обходя меня и обнимая Гермиону. — Женой будет она, а я… мне официальный статус не нужен, так что согласна и на «любовницу».

— Но почему? — магглорожденная Гермиона Герйнджер и чистокровная Вальпурга Блэк произнесли это практически в один голос.

— Это же элементарно! — светло и радостно улыбнулась Луна. — Ты — под правую руку, а я — под левую. Тут выбор вариантов не слишком широк.

— Я… — Вальпурга пришла в себя первой. По крайней мере, достаточно пришла в себя, чтобы заговорить. — Я не уверена, что правильно поняла, но… Покажите мне это! Покажите!

Я пожал плечами, встал со стула, и девочки оказались в моих руках. Клинок Гермионы взблеснул в тусклом свете волшебных свечей. Луна, как, впрочем, и обычно, вежливостью предпочла не заморачиваться, настороженно покачивая цепью из стороны в сторону.

— Мерлин и Моргана! Чтоб Мордред… — потом в ее речи зазвучали смутно знакомые еще по прошлой жизни, когда Гермиона гоняла меня читать разные справочники, имена кельтских божеств плодородия, и их наиболее известные в народе Атрибуты. Правда интонации звучали скорее восхищенные. — Ну это же надо! Оружейник! Настоящий Оружейник! Да еще и обоерукий! Кричер!!!

— Да, госпожа? — на зеленой мордочке Кричера было написано настоящее удивление. По сравнению с его обычным брезгливым негодованием, это было существенным прогрессом.

— Приведи Дом в порядок и открой дорогу к Источнику. Сегодня у Дома праздник. Дом приветствует Главу. Достойного!

— Госпожа… — неверяще посмотрел на портрет Кричер.

— Анрио, — Вальпурга! Встала!!! И поклонилась!!! — Дом Блэк приветствует Вас и Ваших невест. Да приведете Вы Дом к процветанию, и да будут Ветра Перемен добры к нам всем.

Услышав это, Кричер сник, и только молча поклонился. Мне, видевшему, как старый домовик охаивал Сириуса, видеть Кричера таким было, мягко говоря, очень странно.

— Господин? — обратился он ко мне.

— Приведи дом в состояние, пригодное для жилья. В течение двух ближайших дней должна быть подготовлена столовая, комната мне и по комнате для девочек, — Гермиона и Луна кивнули. — Остальное — как сможешь, но не затягивай.

— Господин собирается жить в доме Блэков? — оживился Кричер.

— Да, — твердо ответил я.

Как ни странно, но дом ощущался совершенно иначе, чем в прошлой жизни. Комнаты не стали ни на йоту светлее, все та же пыль и паутина, головы домовых эльфов над каминной полкой, от которых Гермиона с визгом шарахнулась… Но все равно сейчас я чувствовал себя здесь гораздо уютнее, чем тогда.

— Кричер! — позвала Гермиона, и старый домовик явился перед ней немедленно. Немедленно! Да он Сириуса заставлял себя по три-четыре раза звать!

— Что угодно госпоже невесте Главы Дома?

— Что это такое? — Гермиона указала на головы над камином.

— Это старые слуги Дома. Когда они уже не могли более служить хозяевам, им отрубили головы и установили там.

— Какой ужас! — вскрикнула Гермиона. Кажется, она-то, боюсь, в отличие от меня, научилась четко разделять то, что происходит в домене леди Аметист, и здесь, в реальности. — Их надо…

— Это высокая честь! — вступился за покойных домовиков Кричер. — Когда-нибудь и голова Кричера займет подобающее ей место… Если поганые грязнокровки и их приспешники не собьют Главу с истинного пути, как это случилось с глупым Сириусом, разбившим сердце матери… И тогда новые поколения Дома смогут смотреть на камин, и вспоминать, что у Дома был верный Кричер, который служил им.

— То есть, ты считаешь, что это — такой памятник? — удивилась Гермиона.

— Кричер не «считает», Кричер знает, что это — памятник поколениям домовых эльфов, служивших Дому Блэк, пока он, по вине негодного хозяина Сириуса не пришел в упадок.

Признаться, мне было тяжело слушать как домовик поносит крестного… Но я точно знал, что заставить Кричера отказаться от этого так и не удалось.

Мы неторопливо осматривали дом, старательно огибая те места, про которые Кричер говорил, что они «слишком опасны». А потом мы разошлись по комнатам, которые указал нам Кричер, чтобы решить, что в них надо изменить, чтобы нам было приятно в них жить. И, когда я рассматривал комнату Сириуса, пытаясь понять: приятно ли мне будет в комнате гриффиндорских цветов, или такая гамма успела мне надоесть, ко мне тихо подошла Луна.

— Идем, — шепнула она, и я пошел за ней, зная, что даже самые глупые и нелогичные ее слова и поступки имеют тенденцию оказываться как бы не истиной в последней инстанции.

Возле коридора, где висел портрет Вальпурги, Луна остановилась и остановила меня. Мы прислушались.

— … почти любые проблемы, которые глупые магглы называют «биологическими» или «медицинскими», можно предотвратить. Существуют разные ритуалы. Важно только вовремя опознать проблему и приступить к ее решению, что, кстати, гораздо сложнее в случае магглорожденного. Как я уже говорила, проблемы совместимости чистокровных линий давно изучены, ритуалы подобраны. Гораздо хуже, когда проблемы потомков — результат пересечения проклятий предков…

— И ничего нельзя сделать? — грустно вздохнув, спросила Гермиона.

— Если бы Вы, милочка, не были мечом Анрио, мечом Дома, я бы сказала, что «нет, такого способа не существует», — судя по голосу Вальпурги, она усмехнулась.

— Но? — поинтересовалась Гермиона.

— Но в Вашем случае, я, пожалуй, освежу свою память, и вспомню, что гоблины Гринготтса проводят ритуалы определения кровного родства, давно уже признанные Министерством Темными, и запрещенными для волшебников, на что гоблины ожидаемо наплевали, поскольку такие полномочия для Министерства не прописаны в договоре волшебников с гоблинами, и чтобы вписать их в договор понадобится не менее, чем новая война. Конечно, результат такого ритуала скорее всего не будет официально признан кем бы то ни было, кроме самих гоблинов. Но ведь нам и не надо никакого признания, не так ли?

— Но зачем им эти ритуалы? — удивилась Гермиона.

— Чтобы найти новых хозяев для сейфов тех родов, которые считаются пресекшимися. Такое время от времени случается, — а вот теперь портрет однозначно улыбалась. — Только стоит такой ритуал… недешево

— То есть, они берут деньги за то, чтобы получить возможность вернуть часть денег в оборот и получать с них прибыль? — заинтересовалась Гермиона.

— Это рулетка, и хорошо еще, что не «русская», — ответила Вальпурга. — Может быть, испытуемый окажется родичем тех Домов, которые и сейчас вполне здравствуют? Или попадется истинный Обретенный? Или окажется наследником родов, что, угасая, промотали достояние предков? А одни только компоненты, затрачиваемые на ритуал, стоят ох как немало…

— Плевать! — заявил я, выходя из-за поворота, и вызывая придушенный писк Гермионы. — Вот — «сокровище Дома», — сказал я, обнимая подругу. — И вот — «сокровище Дома», — другой рукой я обхватил Луну. — А золото — это только золото.

— Очень правильный подход к делу, — согласилась со мной Вальпурга.

Появление в Косом переулке Гарри Поттера в парадном мундире наследника Дома Блэк и с саблей на боку особенного ажиотажа не вызвало. Да, некоторые роняли челюсти, застывали столбами, сталкивались друг с другом… Но по сравнению с тем, что творилось в баре «Дырявый котел», когда мы с Хагридом впервые туда зашли, то что было сейчас — можно было бы назвать «полным игнорированием». К тому же столь… живо реагировали только те, кто совершенно не следил за политикой, и ничего не знал о том заседании Визенгамота, на котором Малфой так старательно облил грязью Трэверса. Те же, кто знали о произошедшем, провожали меня скорее снисходительно-насмешливыми взглядами. «Дорвался мальчишка до игрушек», — явственно читалось в них.

Усмехнувшись, я поправил рукоять Гермионы. Когда-то она сказалась мне «просто пластиковой»… С тех пор прошел всего лишь год, но я уже не путал обычную пластмассу мон-кей с эльдарским психопластиком, постепенно подстраивающимся под мою руку. Да и на клинке, который раньше казался мне лишенным каких бы то ни было украшений, я постепенно начал различать литанию из «Книги Лоргара»*, посвященную Владыке Изменчивых ветров. Правда, увидеть, а тем более — прочитать эти чеканные строки могут немногие.

/*Прим. автора: какое-то время я думал, что это строки из «Книги Магнуса», но Алый король литаниями не заморачивается*/

Признаться, наш выход из дома несколько задержался. Гермиона никак не хотела отправляться со мной обнаженной. Пришлось искать ей подобающее случаю одеяние. И поиски затянулись отнюдь не из-за того, что в доме Блэк не нашлось ничего подходящего. Наоборот: нашлось слишком много. В результате мне пришлось час вертеться перед зеркалом, примеряя различные ножны, чтобы Гермиона вместе с Луной смогли определить: какие из них лучше всего сочетаются с цветом моих глаз. Правда, результат впечатлил даже портрет Вальпурги. Мне удалось-таки настоять на своем варианте, так что теперь ножны Гермионы прямо-таки светились черными нитями проклятья, угрожающего любому, кто посмеет попробовать достать ее из ножен без моего ясного и недвусмысленно выраженного дозволения.

Вид Гринготтса заставил меня улыбнуться. Раньше белое здание с перекошенными колоннами меня, как минимум, удивляло. Но с недавних пор леди Аметист, кроме уроков фехтования и колдовства, начала проводить с нами и так называемые «общеобразовательные экскурсии». И, если сравнивать с многокилометровыми, прозрачно-фиолетовыми башнями колдунов и Золотым кольцом К’Сала, неторопливым хаосом Палаты Лестниц, нечеловеческой логикой и геометрией строений сарути в их тетраскейпах, Гринготтс казался простым и понятным.

— Приветствую Вас, юный господин Блэк, — поклонился мне гоблин-привратник, заставив нескольких посетителей шарахнуться в стороны*. Гоблин слегка оскалил клыки, улыбаясь собственной шутке.

/*Прим. автора: слово «master» в английском языке неоднозначно. В частности, оно может применяться в качестве обращения к мальчику или подростку из хорошей семьи. Но вот в сочетании «Black master» (черный мастер) оно приобретает некое особенное очарование*/

— Да не застынет Холодное Железо в вашей крови, — вежливо поздоровался я. Признаться, мне его шутка тоже показалась вполне удачной и уместной. — И да будут Ветра перемен добры к нам, и обойдет нас стороной взгляд их Владыки.

Вот теперь гоблин посмотрел на меня заинтересованно.

— Вас ожидают, — поклонился он не формально, но искренне. — Пройдемте.

— Гарри, а тебе идет! — перехватила меня Сьюзен Боунс.

— Спасибо, — улыбнулся я. — Сьюзен, Ханна, — кивнул я девочкам, — мадам Боунс, — главе департамента Магического правопорядка я поклонился немного ниже.

— Мистер Поттер, — улыбнулась мне в ответ Амелия. — Я вижу, Вы уже спешите пользоваться привилегиями наследника Дома Блэк?

— Если привилегии есть — то почему бы их и не использовать? — согласился я.

— Но не слишком ли опасны эти ножны? — Амелия Боунс нахмурилась, присмотревшись к одежде Гермионы.

— Зато Гермионе они нравятся, — ответил я.

— «Гермионе»? — удивилась Сьюзен.

— Ей, — кивнул я, поглаживая пальцами рукоять

— А Грейнджер знает, что ты называешь ее именем свою саблю?

— Знает, — кивнул я. — И ни разу не возразила.

Рукоять игриво взблеснула под моими пальцами. Гермионе разговор явно понравился.

— Юный мастер, — поторопил меня гоблин, — Вас ждут.

— Извините, — склонил я голову, — меня ждут. Сьюзен, Ханна, мадам Боунс…

— До свидания, Гарри, — кивнула мне Амелия Боунс.

Спуск занял довольно много времени. Ритуальный зал находился ниже, чем самые глубокие из сейфов. По сути, сейчас мы находились, как рассказывала леди Аметист, всего-навсего одним уровнем выше жилых ярусов.

Пол зала, составленный из плотно подогнанных плит мрамора, пестрел многочисленными линиями и символами, сделанными в виде дорожек в камне. Среди них сейчас выделялись те, которые были подготовлены для предстоящего ритуала. Их залили светящейся краской, и в полутьме зала они сияли, производя сильное впечатление.

Коснувшись рукояти Гермионы, я призвал Азир, потому что моих знаний было откровенно мало, чтобы использовать их в качестве основы для логики. Лазурь и серебро сверкнули передо мной тайной вероятного прошлого. Сверкающий пурпур свернулся плащом за моей спиной. Успокоившись, я поклонился Старейшинам норда гоблинов, явившимся, чтобы засвидетельствовать результаты проводимого ритуала.

— Юная леди может принять более удобный облик, — проскрипел седой гоблин. — Вам с молодым мастером ничего не угрожает. Чужих здесь нет.

— А мне и так неплохо, — улыбнулась Гермиона, перетекая из сабли в девочку.

— Я догадываюсь, — ухмыльнулся Старейшина, чуть-чуть показав клыки. — Но у сабли тяжеловато взять каплю крови.

Гермиона протянула руку над полыхающей фигурой. Все необходимые клятвы уже были принесены, причем нас с Гермионой в процессе переговоров и подбора точных формулировок помогала леди Вальпурга. А уж за гоблинов можно было и вовсе не беспокоится: они своего не упустят.

Старейшина слегка коснулся ритуальным ножом нежной кожи Гермионы и перенес каплю ее крови в центр узора. Семеро молодых гоблинов на лучах колдовской звезды затянули литанию. Повеяло холодом. Веселый Азир радостно играл с волосами Гермионы, заставляя гоблинов время от времени бросать на нее заинтересованные взгляды. Я усмехнулся, и притянул ее к себе, обняв за плечо. Гермиона поежилась, и прижалась ко мне.

Вот литания закончилась, и молодые гоблины замолчали, опускаясь без сил прямо на пол там, где стояли. Проводивший ритуал Старейшина взмахнул ножом, которым брал кровь Гермионы, как будто что-то разрезая, и из ниоткуда на светящиеся линии спорхнул лист пергамента. Старейшина поднял его и передал мне. Я принял его с поклоном и развернул. Текста было немного. Я внимательно прочитал его, улыбнулся, и протянул Старейшине, чье имя мне знать не полагалось. Он тоже внимательно вчитался в темно-синие буквы, и подозвал более молодого гоблина, весь ритуал простоявшего в стороне. Тот выпрямился, и с суровым лицом начал сыпать какими-то параграфами, пунктами и статьями.

— Стоп-стоп-стоп, — улыбнулся я, поднимая руки ладонями вперед. — Мы с моей драгоценной невестой еще слишком молоды, чтобы разбираться. Поэтому, пожалуйста, переведите сказанное на английский.

Старейшина усмехнулся, открывая клыки почти полностью.

— Уважаемый юрист банка хочет сказать, что оспорить результаты проведенного ритуала вы не сможете.

— Вот так вот лучше, — улыбнулся я, не выпуская Плеча Гермионы. — Но почему Вы решили, что у меня возникнет такое желание?

— Молодые волшебники, — пояснил Старейшина, — обычно огорчаются, узнав, что у них, после всех понесенных трат, не появится влиятельных родственников, или же сейфов, забитых золотом и древними артефактами.

— Есть у меня и сейфы, и артефакты, — усмехнулся я. — И некоторые из них — даже древние. А проведенный ритуал подтвердил и то, что у меня есть настоящее сокровище. Так что никаких претензий я к банку не имею… но и платить дополнительное вознаграждение — не собираюсь… — усмехнулся я, показывая этим, что ДО вмешательства юриста таковое намерение у меня было.

— Приятно видеть, — теперь уже Старейшина улыбался искренне, — что даже среди молодого поколения волшебников еще встречаются те, кто ценит истинные сокровища, пусть даже и в ущерб золоту.

Молодой гоблин, с трудом поднявшийся с пола, пошатываясь, проводил нас на площадку, с которой нас по договору мог бы забрать Кричер. И всю дорогу мы с Гермионой, обнявшись, читали и перечитывали короткую надпись на пергаменте:

«Гермиона Джин Грейнджер. Невеста Генри Джеймса Поттера, главы дома Поттер, главы дома Блэк. Сестра Луны Атропос Лавгуд. Истинно Обретенная».

Утром я проснулся, совершенно не чувствуя левой руки. Впрочем, затекшая рука и неприятные ощущения, неизбежные при восстановлении кровообращения — небольшая плата за право любоваться картиной, вызвавшей у меня приступ неконтролируемого умиления. Гермиона спала, тихо посапывая носиком мне куда-то в район подмышки, и обхватив меня руками и ногами как большую мягкую игрушку. По золотистой пижамке, найденной специально для Гермионы в запасниках Дома Блэк Кричером, прыгали и кувыркались белые котята. Вот один из котят, тот, что прыгал по плечу девочки, смешно наморщил носик, и наклонил голову, требуя, чтобы его почесали за ушком. Разумеется, оставить без внимание такое требование я никак не мог, и погладил котенка. А то, что при этом я погладил еще и плечо Гермионы… Ну, это было приятным бонусом*.

/*А вот тут воображение читателей я вынужден ограничить. Дети просто спали вместе. Только спали и ничего больше. Маленькие они еще. */

— Гарри? — открыла глаза Гермиона.

— Я тебя разбудил? Прости, Солнышко…

— Ничего, — помотала она головой. — И так уже пора вставать… А то в доме такая библиотека, а я — сплю, как последняя клуша!

Я покачал головой. Изменить Гермиону оказался бессилен даже Всеизменяющийся!

— Погоди, непоседа, — улыбнулся я. — Дай я тебя расчешу хоть…

Признаться, я даже немного удивился, когда вместо того, чтобы недовольно сморщиться от того, что ее задерживают в стремлении к знаниям, Гермиона благодарно улыбнулась, и повернулась ко мне спиной, показывая, что согласна с моим предложением. Я протянул руку, и расческа сама прыгнула в нее. Проводя ей по мягким каштановым волосам, я только что не мурлыкал от счастья. Именно о таких утрах я мечтал, сидя в чулане под лестницей, и ожидая привычного утреннего грохота — появления Дадли с его воплем «просыпайся, Поттер!» В Хогвартсе с этим было полегче… Но даже там, просыпаясь под храп Рона, я ощущал, что мне чего-то не хватает. И только теперь, в доме, принадлежавшем многим поколениям черных колдунов, я ощутил тот покой и уют, которого так искал.

— Вот теперь я верю, — сказал я, распутывая особенно непокорную прядку, — что попал не просто в мир волшебников, а в настоящий волшебный мир.

— Это почему это? — настороженно спросила Гермиона, стараясь не двигать головой, чтобы не мешать мне.

— Потому что ты — настоящее чудо! — я не удержался от того, чтобы просто погладить ее по голове.

— А Луна? — заинтересованно спросила Гермиона.

— А Луна — прелесть! — не растерялся я.

— М-р-р-р… — согласилась со мной Гермиона.

И тут раздался хлопок, возвестивший появление Кричера.

— Неизвестная Дому сова доставила послание для молодого мастера, — проскрипел он. — Проклятий и порталов в нем нет. Но письмо подписано Предателем крови. Вы желаете его получить? Или сразу в камин?

— Информация — есть информация, — вздохнул я, догадываясь, что под «предателем крови» Кричер подразумевал кого-то из Уизли… Впрочем, угадать имя также сложности не составляло. — Если ты уверен в безопасности послания — давай его сюда.

— Иная информация бывает опаснее Авады, — проскрипел Кричер.

— На уровне Круцио, а то и Империо, — вздохнул я. — Но все равно, если не заклято — давай сюда.

Кричер протянул мне помятый обрывок пергамента. Я развернул его, и с некоторым трудом разбирая роновы каракули, прочитал:

«Привет, дружище!»

— Хорошо начал, — прокомментировал я для читавшей послание через мое плечо Гермионы. — Как будто и не ссорились.

Впрочем, вспомнив, что было после первого испытания Турнира, я вздохнул. Ведь прокатило же!

— Дальше читай, — поторопила меня Гермиона. — Там — гораздо интереснее.

«Ловко ты раздул свою тетушку!»

— ЧТО?! — я почувствовал, что, если посмотрю на себя в зеркало, то увижу глаза «на пол лица», не меньше. Неужели история повторяется? Но кто тогда так поступил с тетей Марджори?

«Мы думали забрать тебя и спрятать от Министерства, но ты уже успел сбежать и ловко спрятаться. Надеюсь, что ты нам доверяешь? Тогда пришли со Стрелкой сообщение о том, где ты сейчас, мы заберем тебя!»

— Еще чего? — возмутилась Гермиона. — Может, ему еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?

— Ты чего так на него злишься? — удивился я. — Вроде бы…

— Знаешь, Гарри, — улыбнулась Гермиона, — я ведь помню некоторые «не свои» воспоминания. Признаться, я не во все поверила сразу. Но вот то, что Рон вполне может посчитать тебя предателем и обманщиком только за то, что ты не тянешь его за собой к славе, известности и богатству — мы вполне убедились в конце прошлого учебного года… А еще — именно он обижал нашу Луну, и назвал ее «Лунатичкой» Лавгуд…

— …и червяком. Желтым земляным червяком, — пробурчал я, вспомнив книгу, в которую Гермиона буквально натыкала меня носом, сказав, что не прочитать такое — значит быть бескультурным неучем.

— И говорил, что она ест лягушек, — улыбнулась Гермиона, узнав цитату. — Впрочем, это, скорее, ко мне относится. Я-то во Францию ездила с родителями. И ела там лягушек.

— Кстати, — остановился в своих упражнениях в остроумии я. — А почему ты на этот раз не поехала с родителями, а решила погостить у меня? Ведь мы же пробовали — Луну я могу позвать аж с Байкала, где они с Ксенофилусом очередного морщерогого кизляка пытаются поймать…

— Чего я там, во Франции, не видела? — скривилась Гермиона. — А тут — и библиотека, и госпожа Вальпурга, и… — она сбилась и покраснела, так что греющее мое самолюбие «и ты» я произнес за нее… мысленно, чтобы не смущать девочку еще сильнее. Вместо этого, я крепко-крепко обнял ее.

— И что мы теперь будем делать? — спросила Гермиона, когда мы вернулись к реальности.

— Прежде всего — составим запрос к Министерству: ищет ли меня кто-нибудь и за что? — нахмурился я. — И если ищут — будем думать, как доказать, что я тетушку Марджори в этом году в глаза не видел.

— Давай, — согласилась Гермиона, и мы уселись составлять послание в отдел по контролю волшебных тварей… то есть — несовершеннолетних волшебников.

«Уважаемая Мефальда Хелпкирк, сегодня, из частного источника, мне стало известно, что у министерства Магии и сектора борьбы с неправомерным использованием магии имеются ко мне вопросы. И что, якобы, меня «ищут», потому как я «скрываюсь». Должен официально заявить, что это — не так, и я ни от кого не скрываюсь, и всегда готов ответить на любые возникшие вопросы и обвинения. Для этого достаточно было направить мне сову с официальным извещением, как Вы это делали в прошлом году. Так же должен заявить, что вот уже больше недели я не проживаю в доме 4 по Прайвет-драйв в Литтл-Уигинге, так что любые инциденты с неправомерным использованием магии, произошедшие по этому адресу, — не имеют ко мне отношения.

С глубоким уважением к Вам и Вашему нелегкому труду

Генри Джеймс Поттер, известный также как Гарри Поттер и Мальчик-который-Выжил»

Хедвиг обернулась туда-обратно менее чем за полчаса, и, вернулась с посланием на официальном бланке.

«Уважаемый Генри Джеймс Поттер. Можете посылать Ваш «источник» к такой-то матери. Это не источник, а дезинформатор.

Действительно, вчера, в 16.00, в доме 4 на Прайвет-драйв в Литтл-Уигинге произошел инцидент с неправомерным использованием магии. Но, прибывшая по сигналу команда чистильщиков, обыскивая дом, наткнулась на выставленный Вам семьей Дурслей счет за две недели проживания, закончившиеся более чем за неделю до произошедшего, с отметкой Гринготтса об оплате счета в маггловской валюте. Опрос свидетелей, включая сквиба Арабеллу Фигг, установил, что Вы действительно сменили место пребывания, и не присутствовали в доме, когда там неправомерно была применена магия, и, следовательно, инцидент никак не может быть вменен Вам в вину. Так что команда чистильщиков последовала стандартному в таких случаях протоколу: последствия неправомерного применения магии были устранены, память пострадавшей и свидетелей — стерта.

Тем не менее, министерство магии и департамент магического порядка выражают Вам свою благодарность за Ваше неравнодушие и желание облегчить, как Вы правильно выразились, «нелегкий труд».

С уважением, Мефальда Хелпкирк».

— Интересно, кто бы это мог раздуть тетушку Марджори? — вслух подумал я.

Мы с Гермионой посмотрели друг на друга, и почти синхронно выдохнули:

— Добби!

Тут же раздался хлопок.

— Гарри Поттер! Сэр! Добби нашел Вас…

— И как он меня находит? — вздохнул я, посмотрев на Гермиону.

— Не знаю, — ответила она. — Но можно спросить у тети Вальпурги.

Да, после того, как я показал портрету Вальпурги Гермиону в виде сабли — она уже сильно смягчилась, и перестала называть ее грязнокровкой. Бумага от Гринготтса, обозначившая Гермиону как мою невесту и Истинно Обретенную — и вовсе успокоила Вальпургу. А уж когда я позвал из далекой Сибири Луну, и мы втроем искупались в Источнике Дома, и Источник не только не спалил никого из нас в прах, но даже выразил свою благосклонность, добавив в наши глаза трещины глубокого матово-черного цвета, Вальпурга умилилась, и велела называть ее «тетушкой».

— Спросим, — согласилась Гермиона. — Но, сначала нужно спросить у него, — она кивнула на Добби, — что он тут делает?

— Ну? — посмотрел на домовика и я.

— Гарри Поттеру, сэру, грозит опасность! Большая опасность! — запричитал Добби. — Гарри Поттеру, сэру, не следует ехать в Хогвартс!

— Что за опасность? — твердо (надеюсь), спросил я.

— Добби не может… Добби не смеет сказать…

— Говори! — уже откровенно жестко приказал я. В конце концов, как бы я не симпатизировал Добби, но и предупреждение от Министерства, и несостоявшийся в этой реальности полет на «Фордике» Уизил, и чуть было не убивший меня блаждер — все это его работа. И допускать, чтобы очередная его попытка меня спасти — повредила Гермионе или Луне я не собирался.

— Человек-крыса убежал из крепости-на-море! И увел оттуда злую-злую кошку! — прошептал Добби. — И злой хозяин знает об этом…

— Злой хозяин? — заинтересовалась Гермиона.

Я покачал головой. Заставлять Добби признаваться, что он служит Дому Малфой показалось мне неправильным. Равно, как и говорить при нем, что я это знаю.

— Я услышал тебя, Добби.

— Гарри Поттер, сэр не поедет в Хогвартс? — обрадовался Добби.

— Я буду думать об этом, — усмехнулся я. — А пока что… скажи мне, Добби, это ты раздул тетю Марджори?

— Плохая женщина говорила плохие слова про Гарри Поттера, сэра…

— И ты ее надул, — спокойно произнесла Гермиона.

— Да, — повесил уши Добби.

— Ты понимаешь, что этим ты причинил Анрио вред? — подняла бровь Гермиона. — Если бы Министерство…

— Если бы Министерство сломало палочку Гарри Поттера, сэра, то ему не пришлось бы ехать в Хогвартс! — выдало это ушастое чудо.

— Ах ты… — Мою руку повело, и клинок Гермионы сверкнул там, где только что была шея Добби. — Сбежал, падла!

— Гермиона, — улыбнулся я, не выпуская зачарованный эфес из руки, — воспитанные девочки таких слов знать не должны!

— А я сейчас не «воспитанная девочка», а сабля, — парировала она. — Оружие. А этого уродца, который тебя чуть не убил, и старался сделать так, чтобы твою палочку сломали, память — стерли, а самого — изгнали из волшебного мира, я еще подловлю!

Я усмехнулся. Все-таки, я, хоть и ушел из команды, но перед первым матчем Гриффиндор-Слизерин, попросил Флитвика проверить мячи, обосновав это «очередным сном». И, разумеется, настроенный на меня бладжер — попался. После этого маленький профессор навертел на сундук с мячами такую защиту, что удивленно присвистнула даже леди Аметист.

— Хорошо-хорошо, подловишь, — я успокаивающе погладил теплый эфес. — Но сейчас — превращайся обратно и пойдем к тете Вальпурге. Мне очень интересно…

Видимо, Гермионе тоже было очень интересно, потому как она немедленно превратилась, и мы пошли в портрету тети Вальпурги, продолжая, впрочем, держаться за руки.

— Тетя Вальпурга… — я кратко описал ситуацию, имевшую место в этом мире. — Вот так. Пожалуйста, объясните, почему Добби ведет себя… так?

— Кричер! — позвала Вальпурга. — Опиши мне этого домовика…

Кричер заговорил. Н-да. Если бы он начал говорить по-китайски, я вряд ли понял бы намного меньше.

Когда Кричер замолчал, Вальпурга вздохнула.

— Понятно, — произнесла она. — Что ж, дети… Даже не знаю, что тут сказать. Повезло вам… или же нет. Дело в том, что этот Добби — один из трех домовиков, перешедших дому Малфой в качестве приданного при свадьбе моей племянницы, Нарси. Но, судя по всему, ее отец, Сигнус Третий, оказался то ли недостаточно умел, то ли слишком жаден. В результате Добби оказался связан с новой семьей, не утратив связи с Домом Блэк. И, когда Люциус, как верный слуга своего господина, начал предпринимать действия, направленные против несовершеннолетнего воспитанника Дома Блэк, а сын мой, судя по всему, принял тебя как крестника по полному ритуалу, и со смертью родителей, ты автоматически вошел в Дом, Добби просто… сошел с ума. Он пытается защитить тебя так, как может… в соответствии со своими искаженными понятиями, в своем искаженном мире.

Я вздохнул. С одной стороны, Добби действительно старался помочь. Но с другой… Ведь тот «заряженный» бладжер ударил бы по трибуне со зрителями. А рядом со мной сидели и Луна и Гермиона…

— Можно что-нибудь… для него сделать? — тихо спросил я.

— Или с ним сделать? — твердо подхватила Гермиона. — Я как-то не хочу постоянно дергаться в ожидании того, что очередная попытка «спасения» закончится для Гарри плохо.

— Мне… — вздохнула Вальпурга. — Мне нужно подумать.

Потрепанная черная кошка, волокущая в зубах обвисшую крысу, запрыгнула в лодку, в которой отправлялись на материк авроры, чья смена в Азкабане закончилась. У отплывающих это вызвало взрыв смеха.

— Что, Черная, решила все-таки отдохнуть от этого приморского курорта? — спросил старший смены.

— Еще и подарочек семье тащит! — рассмеялся один из авроров.

— Конечно, тащит, — поддержал его другой. — Как это — к семье и без подарка?

Ни само появление животного, ни его поведение не вызвало у стражей никаких подозрений. Крысы, наводнявшие Каер Азкабан, были давней проблемой. И, чтобы хоть как-то держать их в рамках, на остров периодически привозили бродячих ничейных кошек. И столь же периодически бродяжья, свободолюбивая натура маленьких хищниц выражалась в том, что с острова они удирали. Так или иначе. Им не препятствовали. Гораздо проще набрать по подворотням других, чем пытаться запереть в тюрьме столь пронырливых «узников». Так что авроры перешучиваясь, и периодически поглаживая кошку, неотвратимо приближались к берегу. Никто ведь даже предположить не мог, что Неистовая Беллатрикс, вернейшая слуга Темного лорда и ужас его врагов, будет превращаться во что-то меньшее, чем пантера.

В сущности, Трикси могла покинуть Азкабан практически в любой момент. Но после исчезновения, и, возможно, гибели ее Лорда, после того, как она убедилась, что авроры и члены Ордена Феникса не знают о том, что случилось, жизнь потеряла для Трикси всякий смысл. И не было никакой разницы между пребыванием «здесь» и «где-то еще». К тому же, здесь, в Азкабане, она могла если не видеть мужа и деверя, то, по меньшей мере — слышать их крики, когда дементоры выходили в коридоры для очередного патруля. Эти вопли, наполненные ужасом и отчаянием, позволяли хоть как-то смириться с продолжением своего бессмысленного существования. Дементоры же Неистовой не сильно мешали. Ее светлые и добрые воспоминания были таковы, что порождения неизвестной бездны, проплывая мимо камеры Трикси, огибали ее по широкой дуге, чтобы даже случайно не вкусить коктейля из ее эмоций.

Все изменилось, когда в соседнюю камеру, на место увезенного кузена, швырнули эту крысу. Рассказ Питера вдохнул жизнь в темное пламя, являвшееся сутью и сущностью Неистовой. Поттер уже в таком возрасте сумел не просто одолеть взрослого волшебника, а сделал его практически «в одни ворота», даже не заметив сопротивления? Тогда, может быть, он действительно сумел одолеть Лорда, а не был только бессмысленной наживкой в ловушке белобородой сволочи? Что ж. Тогда… Победитель получает все. Она, Трикси, проверит претендента на титул нового Темного Лорда, и если он окажется достоин — она преклонит перед ним колени, и станет ужасом и погибелью для его врагов, кто бы этими врагами ни был.

К тому же, смерть кузена нельзя было оставить неотомщенной. Нет, сама Трикси ненавидела Сириуса. Ненавидела горячо и искренно. Ненавидела за то, что, влипнул в сети Белого паука, за то, что оттолкнул брата, причинил боль матери, которая продолжала принимать Трикси даже тогда, когда от нее отвернулись остальные Блэки, поняв, что именно сотворил с ней муж, которому они сами ее и отдали ради заключения и сохранения союза. Но когда она услышала, что Сириуса убили, причем убили не в бою, а подло и трусливо, на самом пороге процесса, который мог стать для него билетом на свободу, Трикси поняла, что просто не сможет оставить этого без достойного возмездия.

Где искать Поттера? Как проверять его на «достойность»? Как искать убийц кузена? Все эти вопросы мало волновали Трикси. Она твердо знала, что если достаточно упорно перебирать кошачьими лапками, ответы рано или поздно найдутся. Надо лишь не сдаваться.

В принципе, в середине лета разжигать камин не требовалось, даже учитывая «паскудную английскую погоду». Но, раз уж я все равно решил потренироваться — то промозглая сырость внутри и водяная пыль, пытающаяся превратиться то ли в дождь, то ли в туман, снаружи — были вполне подходящим предлогом.

Гермиона же устроилась рядом со мной, по обыкновению, с головой зарывшись в огромный том по волшебной геральдике. Время от времени она устанавливала закладку, и отходила к огромному, во всю стену, гобелену с генеалогическим древом Дома Блэк, и что-то сверяла с ним.

Я же медитировал на огонь, стараясь извлечь из его переменчивой, хаотической сущности «огненные камни», которые можно было бы использовать для стабилизации долго действующих заклинаний, вроде заклинания обогрева. Не то, чтобы мне не нравилось то заклинание, которое поддерживал в доме Кричер — у Дурслей бывало и гораздо хуже, но мало ли где я могу оказаться? И если сам я еще как-нибудь потерплю, то вот для девочек я должен создать наилучшие возможные условия.

Как и предупреждала леди Аметист, в материуме проделать этот фокус оказалось намного труднее, чем в варпе. Так что вместо россыпи чудесных кристаллов правильной формы, в моей руке оказалось всего лишь несколько кривых, тускло мерцающих обломков.

— Анрио! — раздался с висящего на стене пейзажа голос тети Вальпурги, — я впечатлена! В таком возрасте — и такое владение беспалочковой магией… Замечательный результат!

Я вздохнул.

— Тетя Вальпурга, Вы это позорище называете «замечательным результатом»? — Вальпурга удивленно замерла. — Если бы я предполагал, что Вы будете смотреть на мои дилетантские потуги — то ни за что не стал бы так позориться!

— «Дилетантские потуги»? — подняла бровь Вальпурга. — «Позорище»?

— Конечно, — твердо кивнул я. — Ну вот сами посмотрите, — я поднес получившиеся у меня осколки к раме пейзажа, с которого на меня смотрела Вальпурга, — разве это можно назвать «результатом»? Да легкое касание варпа развеет эти, с позволения сказать, «кристаллы» в пыль!

— Хм… — задумалась Валпурга. — Кричер! Принеси диадему Огненной Тьмы.

Домовик повиновался, и я увидел истинно произведение искусства… если рассматривать его обычными глазами. Неведомый мастер искусно компенсировал неправильную форму огненных камней, заставив каждый из них играть свою, только ему присущую роль в общем ансамбле.

Вот только при взгляде на магический облик диадемы картина была далеко не столь благостной.

— Носящий эту штуковину — обретет власть над огнем. И немалую власть, — задумчиво покрутил я диадему в руках. — Но расплатится за мгновение могущества — дикой головной болью, и резкими эмоциональными скачками непредсказуемого направления, от страшной ярости до… — я покраснел и настороженно оглянулся на Гермиону, но та в этот момент сосредоточенно рассматривала гобелен, и, кажется, совершенно не обращала внимания на окружающее, — …ну… до…

— Не красней, — усмехнулась Вальпурга. — Я поняла. Ты прав. Именно так все и случалось… Только обычно было не «от… до…», а все вместе и сразу. Те, кто решались надеть диадему — такое творили…

— Неудивительно, — пожал плечами я. — Акаши неуютно в столь… несовершенном и нестабильном сосуде. Он рвется наружу, обрушиваясь на все окружающее всей своей страстью. И, чтобы поддержать свое существование, диадема тянет Силу из всех источников, ближайшим из которых оказывается…

— …ее носитель, — вздохнула Вальпурга. — А боль от потери части жизненной силы — усиливает эмоции и смещает их в темную часть спектра…

— Именно, — согласился я.

— Как думаешь, что-нибудь с этим можно сделать? — улыбнулась мать Сириуса.

— Немногое, — пожал плечами я. — Изменить камни или заменить их — не выйдет. Для первого надо быть Предвестником Перемен, для второго — Мастером-ювелиром. Ни тем, ни тем я не являюсь. А вот чуть-чуть изменить заклятье, поменяв привязку и подпитку… пожалуй, да. Смогу.

— Попробуй, — предложила Вальпурга. Теперь уже удивленно поднять бровь пришлось мне. — Сам понимаешь, — улыбнулась она, — что данный артефакт представляет собой скорее… эстетическую, чем практическую ценность. Так что, даже если и сломаешь — беда невелика.

— Хорошо, — согласился я, и стал водить над диадемой пальцем, проговаривая про себя специально для таких случаев придуманную мантру, позволяющую структурировать собственное сознание и работать с низшими проявлениями варпа, не опасаясь утратить себя… то есть — почти не опасаясь. Говорят, что эту мантру, называемую Низшим Исчислением придумал чуть ли не сам Алый Король, и как бы не в качестве детской игрушки. Хотя, конечно, версия более чем сомнительная. Вроде бы Магнус Король-Чародей, педагогикой особенно не утруждался… Но, кто знает?

Заклятье плавилось и изменялось под моей рукой, обретая все новые и новые оттенки смысла и символические связи… и теряя старые.

— Поттеры, — вздохнула Вальпурга, когда я поднял голову, показывая, что закончил. — Артефакторика, как и полеты, у вас в крови.

— При чем тут «кровь»? — «не понял» я. — Гермиона, подойди, пожалуйста. Посмотри, я не сильно накосячил?

— В доме Слона змею лучше передвинуть в тень орла, — покачала головой Гермиона.

Я вздохнул и стал перепроверять.

— Так… шесть — несчастье, вечер — семь… Да, ты права. Поправишь?

В принципе, сейчас, когда ошибка, которая снизила бы эффективность артефакта на два процента, была выявлена, исправить ее я мог бы и сам. Но сейчас я хвастался своими достижениями не в артефакторике. Соввершенно не в артефакторике. И, судя по понимающей усмешке Вальпурги, она это отлично поняла.

— Тетя Вальпурга, — спросила Гермиона. Закончив вносить правки, — а что это за выжженные пятна на гобелене?

— Сириус… — вздохнула Вальпурга, — он попался в лапы Дамблдору… Если бы был жив Регулус… Прости, Анрио, но тебе тогда было бы не видать наследства Блэков, и, тем более, Источника нашего Дома. Но Сириус пережил брата, а, когда он остался единственным представителем фамилии, акт выжигания его с гобелена утратил всякое значение. Не допустить его до наследования стало невозможно.

— А второе выжженое имя? — не оставила своего любопытства Гермиона.

— Это Андромеда Тонкс, — родовое имя Вальпурга произнесла грустно, и, вопреки моим ожиданиям, без какой бы то ни было ненависти. — В девичестве — Блэк. Моя племянница. Когда она всерьез увлеклась этим парнем, Тедом… Я выжгла ее имя с гобелена, и добилась, чтобы Сигнус официально объявил о том, что она лишена наследства и изгнана из семьи. Признаться, я надеялась, что этот Тонкс окажется всего лишь охотником за приданым. Увы. Не оказался. Похоже, что они с Медой в самом деле любят друг друга.

— Но тогда… — Гермиона задумалась. — Почему бы не вернуть их в семью? Думаю, Гарри не затруднится выделить Андромеде приданное?

— Не затруднюсь, — усмехнулся я. В свое время, увидев суммы, которыми оперировал поверенный только рода Поттер, я, мягко говоря, «слегка прифигел». А прибавка состояния Блэков заставила и вовсе почувствовать себя настоящим богачом. В общем, если мы сумеем пережить войну и предотвратить катастрофу, связанную с ударом Звездного, то уж обеспечить девочкам достойный уровень жизни я сумею.

— Не надо! — вскрикнула Вальпурга.

— Почему? — удивились мы с Гермионой практически в один голос.

— Помните, я рассказывала вам о том, как редки Обретенные? — мы дружно кивнули. — Я рада, что ошиблась в отношении тебя, девочка, — вздохнула Вальпурга. — Но уж Тед Тонкс Обретенным точно не был. В нем отчетливо видна кровь Пруэттов…

— Но ведь он же не рыжий? — удивилась Гермиона.

— Увы, рыжина — далеко не единственный генетический маркер Пруэттов, — покачала головой Вальпурга. — Кстати, тебе, Гермиона, еще придется выучить наизусть хотя бы основные маркеры облика и Силы хотя бы основных родов, несовместимых с Блэками и Поттерами. Если, разумеется, ты не желаешь проблем своим детям.

Гермиона демонстративно вздохнула. Но уж я-то знаю, что перспектива зубрить что-то наизусть — может скорее обрадовать, чем напугать мою Гермиону!

— Еще и с Лавгудами, — прошептала она.

— И с Лавгудами, — согласилась Вальпурга. — Но тут я тебе помочь ничем не смогу. Эту информацию тебе придется добывать у Ксенофилуса самой.

— Добуду, — кивнула Гермиона. — Но как это связано…

— С Медой? — вздохнула Вальпурга. — Прямо и непосредственно. Родовые проклятья Блэков и Пруэттов склонны пересекаться самым неприятным образом. Я, признаться, удивлена, как им удалось родить здоровую дочь, волшебницу, да еще и метаморфа к тому же. Видимо, действительно любовь может преодолеть многое. Но шансов на появление второго ребенка у них нет. А некоторые проклятья имеют пакостную привычку распространяться по Древу* не только вверх, но и вниз. Так что, если вернуть их в семью… Риск слишком велик.

/*Прим. автора: разумеется, имеется в виду генеалогическое древо. Внизу — предки и Основатель, вверху — потомки*/

— И ничего нельзя сделать? — грустно спросила Гермиона.

— Боюсь, что нет, — покачала головой Вальпурга. — Впрочем, мне доводилось слышать, что смерть снимает любые проклятья. Но вот экспериментировать, тем более — не племяшке, мне что-то не хочется.

Выслушав эту фразу, я глубоко задумался. Вечная леди? Тут надо много думать. Очень много.

В очередной раз заснув, я оказался в настоящем кошмаре. Висящие в воздухе острова, лестницы, не опирающиеся ни на что, двери, не ведущие никуда… Я потряс головой, и оглянулся на своих девочек. Но те стояли в таком же ошеломлении.

— Переструктурирую домен, — улыбнулась Аметист, выходя из двери, за проемом которой виднелась разве что бесконечная пустота. — А то, когда я впервые была в домене Мориона, он, оказывается, упростил и стабилизировал свое сознание почти до человеческого уровня, а я и подумала, что так оно и должно быть. Вот, теперь приходится перестраивать.

— Здорово! — восхитилась Луна, любуясь проплывавшим у нас над головой островком, на котором горел небольшой костерок, и цвело вишневое дерево. Лепестки с дерева, медленно кружась, летели к костру, презрительно игнорируя тот мелкий факт, что летят они, вообще-то, вверх. — Это… так и останется?

— Ага, — весело кивнула Аметист, и мне живо вспомнились слова Вечной леди, что «она еще совсем девчонка». Сейчас в это хотелось верить.

— Кошмар! — выразила и мое мнение Гермиона.

— Пол всегда пол, мосты и лестницы всегда мосты и лестницы, а двери всегда двери, — пожала плечами леди Аметист*. — И двери всегда ведут туда, куда мне надо. Или мне надо туда, куда они ведут. Кстати, тут стоять не слишком удобно. Идите за мной.

/*Прим. автора: а как Аметист прочитала «Танцующую на воде», не только не изданную, но даже еще и не законченную — пусть останется маленькой тайной варпа*/

И она прыгнула прямо с края обрыва. Я переглянулся с девочками, обнял их, и мы дружно шагнули следом за леди Аметист. Черный камень обрыва поплыл вверх. Луна радостно завизжала. Гермиона вцепилась в меня так, что стало больно. Я посмотрел вниз. Внизу не было ничего. Только вспыхивающая синим и пурпурным искра неслась где-то впереди, там, куда мы падали. Мне стало страшно, и я поднял взгляд на девочек, просто чтобы не смотреть вниз.

Луна, как оказалась смотрела на меня. Так что, заметив мой, подозреваю, отнюдь не «исполненный храбрости» взгляд, она просто приникла к моим губам своими. Стыдно-то как! Не просто перепугался до такой степени, что с трудом сохранил штаны сухими, но и позволил, чтобы девочки это заметили! А ну, соберись, убожество!

— Гермиона, — Луна оторвалась от моих губ, и улыбнулась сестре, — если тебе страшно — поцелуй Гарри. Честное слово, мне вот стало гораздо легче!

Гермиона с некоторым сомнением посмотрела на Луну, на меня… А потом — последовала ее совету. Стало легче. По крайней мере — мне. Интересно, Луна действительно не заметила, как я напуган? Или решила подбодрить меня таким вот оригинальным способом? В любом случае — спасибо ей за это.

Так по очереди целуя то Луну, то Гермиону, я вполне успешно боролся с приступами ужаса. Настолько успешно, что даже не заметил, что наш полет уже закончился.

— Ты посмотри на них! Я думала, они визжать от ужаса будут… А они — целуются!

Я оторвался от губ Луны и посмотрел на леди Аметист. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, а за ее спиной возвышалась темная тень. Одна рука тени, настолько черная, что мне сперва показалось, что это перчатка, лежала на плече Аметист, а вторая — лежала чуть ниже ее шеи, так, что сдвинься эта рука еще чуть-чуть ниже, и она оказалась бы в вырезе черного платья.

— Не отвлекайся, — в голосе Тени-за-спиной-Аметист отчетливо ощущалась улыбка. — Проведем занятия, отпустим учеников — я и тебя расцелую. А если захочешь — то и не только.

Я посмотрел на Гермиону. Та слегка порозовела. Подозреваю, что это означает, что я полыхаю красным, как запрещающий сигнал светофора. А вот Луна смотрела на все это спокойно и заинтересованно. Наверное, она просто не представляет себе, что означает это «и не только». Хотя… Это же Луна. Она у нас такая Луна… Она может и представлять.

— Рассаживайтесь, — Аметист кивнула на появившиеся из ниоткуда кресла. — Вы спрашивали о проклятьях. Признаться, я сама не очень разбираюсь в теме, так что позвала того, кто разбирается. Так что, прошу любить и жаловать, — она погладила руку, лежащую у нее практически в декольте. — Мой учитель, сюзерен и возлюбленный, ксенос Морион.

Мы попытались представиться, но Морион покачал головой.

— Не стоит представляться. Я вас всех знаю, и неоднократно наблюдал за вашими занятиями. И, признаться, я рад тому, что вы добрались до тех областей, в которых леди Аметист потребовалась моя помощь.

Оглянувшись на Луну, я заметил, что она чем-то удивлена. Я попытался спросить у нее об этом, но каким-то даже не шестым, а, наверное, семнадцатым чувством понял, что она считает этот вопрос крайне несвоевременным.

— Итак, — произнес Морион, и щелчком пальцев вызвал на стол шар из какого-то черного камня. Прозрачным данный шар был только по краям. — Прежде всего надо определиться с основами. Как вы считаете, что есть «предвидение», «пророчество» и «проклятие»?

— Предвидение, это когда предвидишь будущее… — произнесла Гермиона. — Когда рассказываешь всем о том, что предвидел — это пророчество. Ну а проклятие… — она задумалась, это… это проклятие!

Гермиона вздохнула, и как-то беспомощно оглянулась на нас с Луной. К сожалению, мы ей помочь ничем не могли, так как были полностью согласны с ее формулировкой.

— Ну что ж… — произнес Морион, — ...в целом, понятно.

— Я ошибаюсь? — как-то обреченно спросила Гермиона.

— Не ошибается тот, кто не делает ничего, да и это может быть ошибкой, — в голосе Мориона послышалась отчетливая усмешка. — Но в приведенных Вами определениях… скажем так, формально они правильные, а по сути — сильно уводят в сторону от правды. Поясню.

Он отшагнул назад, выпустив леди Аметист, и она, немало нас удивив, переместилась поближе к нам, похоже, она тоже собиралась слушать лекцию.

— Предвидение, как Вы, — Морион слегка склонил голову в сторону Гермионы, — только что сказали, это «когда предвидишь будущее». Вот только предвидеть будущее более, чем на несколько секунд — невозможно. — Я с трудом удержался от восклицания. Ведь я сам был, да и остаюсь ключевой фигурой пророчества. Нифига себе «невозможно»! — То есть, существенных факторов и вариантов событий становится столько, что мозги вскипают даже у сущностей, уровень интеллекта которых заставляет меня тихонько подвывать в бессильной зависти. А если еще попытаться учесть квантовые эффекты… — он посмотрел на наши лица, на которых было отчетливо написано полное непонимание, и пояснил: — это когда факт наблюдения за поведением системы — существенно меняет это самое поведение, — и продолжил: — а также тот момент, что наблюдатель является частью наблюдаемой системы, да еще не пассивным объектом, а вполне себе активным субъектом… В общем, как я уже сказал, предвидение возможно на срок одна-две секунды. Дальше — лучше даже и не пытаться.

— Но зачем это нужно? — удивился я.

— Странно, что спрашиваешь именно ты, — улыбнулась Аметист. — Тебе ли не знать, что в бою секунда — это бездна времени?

Я подумал и кивнул. Она была абсолютно права. И способность предвидеть действия противника хотя бы на секунду — это огромное, может быть, даже решающее преимущество.

— Так вот, — продолжил Морион. — Предвидеть больше, чем на секунду — невозможно. Но очень хочется. «Устроены так люди». И, кстати, не только люди. И, чтобы не плавить мозг в попытках объять необъятное, задачу упрощают. Просто разбивают лишние зеркала.

Вот теперь с недоумением на Мориона посмотрели мы все, кроме леди Аметист.

— Позже я свожу вас в Зеркальный лабиринт, или Лабиринт Десяти тысяч будущих, и там покажу, как можно разбивать или поворачивать зеркала. А пока что поясню, что имелось в виду, что пророк отсекает все ненужные варианты, с той или иной степени четкости фиксируя обозримое количество вариантов, да и то, только для ключевых событий, и сбрасывает в небытие те варианты, которые к этим предсказанным моментам не ведут.

Я вспомнил пророчество, стоившее жизни моим родителям, и понял, что оно построено именно по этому принципу: «предсказано» ключевое событие, а варианты, которые приведут к нему — оставлены без внимания.

— Разумеется, удержать именно нужное видение будущего — это тоже огромный расход сил. Поэтому пророчества обычно оглашается. И тогда каждый, кто услышал и поверил в пророчество — будет удерживать его от распада. А уж если пророчество услышали, и, опять-таки, поверили, маги уровня Дамблдора или Волдеморта — его исполнение становится практически неизбежным.

Я вздохнул.

— Значит, все зря? И мне придется снова и снова…

— Во-первых, ты можешь спокойно считать, что то пророчество уже исполнилось. Ведь в нем сказано, что близится тот, кто сможет «изгнать» Темного лорда, а отнюдь не «убить» или же «уничтожить». Ты его уже изгонял, и даже несколько раз. Во-вторых, как я уже говорил, пророчество может исполнится разными способами, и даже если ключевые момент держать такие монстры, как Дамблдор и Реддли — всегда остается возможность проскользнуть между этими ключевыми моментами. И, в третьих, есть способы отвергнуть неугодное пророчество. Но рассказывать о них — бессмысленно. Их мы будем отрабатывать на практике.

— А проклятие? — поинтересовалась Луна. — На проклятия сбегаются такие забавные шуршунчики…

— Проклятие — это негативное пророчество. Не более. Но и не менее.

Встреча с главой Дома Малфой меня немного… напрягала. Очень уж отчетливо я помнил наши предыдущие столкновения… Правда, когда я рассказал о них леди Аметист, она показательно натыкала меня носом в тот факт, что сильные и опытные маги, безуспешно гонявшие по замкнутому пространству кучку подростков — это, вообще говоря, абсурд. Когда же мы стали разбирать ход боя «пошагово», я схватился за голову. Леди Аметист буквально тыкала пальцем в места, где Пожиратели смерти просто обязаны были убивать одного из тех, кого я так глупо и неосмотрительно позвал за собой, но отводили палочки буквально в последний момент. Да и ранение Гермионы, было, в сущности, результатом того, что она споткнулась, и заклятье Долохова, которое должно было пройти мимо — попало-таки в нее. Правда, обвинять во всем Рона, на помощь к которому как раз и кинулась Гермиона, у меня не получается… Хотя и очень хочется. Ведь должен же быть виноват ну хоть кто-то кроме меня?

— Успокойся, — Гермиона погладила меня по руке. — Что было — то прошло.

Все-таки, установившиеся между нами связи сильно облегчают понимание… и очень приятны.

— Мистер Поттер? — подошел к нам Люциус Малфой.

Мы с Гермионой поднялись, и я поклонился.

— Глава Малфой, позвольте представить Вам Гермиону Грейнджер, Истинно Обретенную.

— Приветствую Вас, мисс Грейнджер. Вижу, что наследник Поттер уже успел установить с Вами связи? — не зря же мы сделали связывающие нас Узы почти видимыми. Правда, кажется, Люциус немного ошибся в природе этой связи… но именно, что «немного», так что не в наших интересах развеивать его заблуждение.

— Да, — улыбнулась Гермиона. — Так, без сомнения, удобнее, чем терпеть домогательства тех, кто узнал бы, что я — именно Истинно Обретенная.

— А я, как наследник Дома, не могу упустить такое сокровище, как Гермиона…

— Понимаю и одобряю столь… ответственное отношение к нуждам Дома, оказавшегося в столь… тяжелой ситуации, — улыбался Малфой одними губами.

— Впрочем, — вздохнул я, — я позвал Вас не для того, чтобы заявить о нахождении Обретенной, и о том, что я ее первым поймал… — я обнял Гермиону за талию, а она, улыбнувшись, положила мне голову на плечо.

— Я вас внимательно слушаю, — теперь Люциус был предельно серьезен.

— Разбираясь в доставшемся мне наследстве, я выяснил одну не слишком приятную как для меня, как представителя Дома Блэк, так, боюсь, и для Дома Малфой, вещь. В дневнике Сигнуса Блэка я нашел запись о том, что, передавая Вам одного из домовиков, относительно которых существовала договоренность между ним и Абраксасом Малфоем, он не был вполне искреннен. Вследствие этого, связь домовика с Домом Блэк не была разорвана, хотя установилась и связь с Домом Малфой.

Разумеется, зная, что, и даже, приблизительно, где нужно искать, найти информацию не представляло труда. Впрочем, если бы подобных записей не существовало, имея образцы почерка Сигнуса и помощь тети Вальпурги, этот недостаток мироздания можно было бы легко исправить. К счастью, столь радикальных мер не потребовалось.

— Вот оно что! — Люциус потер подбородок. — Добби, так?

Я кивнул.

— Понятно теперь, почему он такой… странный.

— Боюсь, — начал я, — что подобная ситуация чревата многими… неприятными неожиданностями. Причем — для обоих наших Домов. И нам надо разрешить ее, по возможности — с минимальными потерями для наших Домов.

— Согласен, — вздохнул Люциус. — Что Вы предлагаете?

— В записях Сигнуса сказано только о самом факте сохранения связи с Домом Блэк, но не о том, какими способами Сигнус это обеспечил. А без этого, боюсь…

— … да, в такой ситуации разорвать его связь с Блэками — не получится… Но, все-таки, что Вы можете предложить в обмен на домовика?

Гермиона стала доставать из своей сумочки и выставлять на столик семь фигурок танцовщиц. В принципе, это были очень неплохие амулеты, сильно облегчающие работу с собственным сознанием. Но отдавать Люциусу что-то более темное мне сильно не хотелось. Дабы не увидеть это «что-то» использованным против меня, или, что еще хуже, против моих девочек.

— Вот, господин Малфой. Из источников в Доме, мне стало известно, что, выходя замуж, леди Нарцисса очень хотела забрать с собой этот комплект в качестве приданного, но глава Дома, Орион Блэк, этого не дозволил. Однако, сейчас я считаю возможным изменить это.

— Вальпурга посоветовала? — спросил глава дома Малфой, и я кивнул. — Что ж. Добби!

Домовик с хлопком появился перед нами. Он бросил на Люциуса преданный взгляд потом заметил меня и Гермиону, и его уши просто повисли.

— Добби пришел… — промямлил домовик.

— Добби, я возвращаю тебя в Дом Блэк. Клянусь магией, что делаю это, не оставляя себе никаких путей влияния на данного домовика.

Люциус Малфой поднял палочку, и зажег люмос, показывая, что магия еще при нем. На самом деле такая вот «клятва в произвольной форме» не имела особенной силы, и могла быть легко обойдена. Но сейчас Азир овевал меня, и я просто видел, что Люциус действительно сделал то, что сказал.

— Благодарю, — сказал я, сдвигая в его сторону статуэтки.

Убирая статуэтки, глава дома Малфой улыбнулся, заметив что-то за нашими спинами. Разумеется, оглядываться было бы… невежливо. Как, впрочем, ипризывать Луну, чтобы закинуть ее через плечо.

— Гарри, — улыбнулся Люциус, — полагаю, ты можешь звать меня просто Люциус. Ведь теперь, когда ты стал наследником Дома Блэк мы оказываемся достаточно близкими родственниками.

Оттуда, куда смотрел Малфой, пришла волна негодования, окрашенная в столь характерные тона, что у меня не осталось никаких сомнений в том, кто именно приближается к нам. Однако, этикет не допускал иного ответа, кроме…

— Конечно, дядя Люциус. Только… Пожалуйста, зовите меня Анрио. Так меня назвала тетя Вальпурга, и это понравилось Гермионе.

— Хорошо… Анрио, — вот теперь его улыбка отражалась и в глазах… Вот только Азир намекал, что, несмотря на это, она все равно осталась неискренной. — Тогда, если у тебя нет ко мне других дел…

— До свидания, дядя Люциус.

— Буду рад встретиться вновь. Арнио. Гермиона.

И глава дома Малфой с хлопком аппарировал.

— Добби, — обратился я к домовику. — Отправляйся… — я задумался. Кто знает, насколько послужит пропуском произнесенный мной адрес… Но все равно я предпочту не экспериментировать. — …туда, где мы в последний раз встретились, и помогай Кричеру, пока не поступят иные распоряжения. И… — тормознул я Добби, уже поднимавшего руку для щелчка, после которого он бы исчез отсюда. — …не надо больше спасать меня без моей на то просьбы. Ясно?

— Гарри Поттер, сэр… — ошеломленно произнес Добби и с хлопком исчез.

— Гарри, как ты можешь? — раздался ожидаемый рев раненого мамонтопотама.

— Здравствуй, Рон, Молли, Артур, — повернулся я к семье Уизли. — А где Джинни? — при этом имени Гермиона все-таки слегка поморщилась, но, поскольку я не выпустил ее плеча, то и высказывать мне что бы то ни было о том, что было и прошло она не стала. — Надеюсь, у нее все хорошо?

— Здравствуй Гарри. Гермиона, — Артур по-доброму мне улыбнулся. А вот взгляд Молли мне как-то не понравился. В особенности мне не понравилось то, что он был направлен на Гермиону. — Благодарю за заботу, но с Джинни все в порядке. Просто она с Луной и ее папой сейчас пошли в магазин «Империя сов». Луна попросила ей помочь с выбором.

Я улыбнулся. Луна — умничка. Судя по настроению Гермионы, встреча с Джинни была бы сейчас не совсем уместна. Конечно, позже этого не избежать, но к тому времени я надеюсь успокоить Гермиону, и убедить, что прошлое прошло, и возвращать его, добавляя еще одну «штатную единицу» в нашу маленькую компанию я не намерен. В конце концов, у меня же нет третьей руки?

Я покачал головой. Все-таки, за время, пока мы жили в доме Блэков с портретом и домовиком, в Гермионе развились однозначные собственнические чувства, которых почти не было раньше. Хорошо еще, что ее отношение к Луне не изменилось. Иначе проблемы могли бы быть у всех троих.

— Анрио, — шепнула мне Гермиона, похоже, поняв, о чем я думаю, — ну как ты мог подумать, что я буду ревновать к Луне? Это же наша Луна!

— Гарри! Гарри!!! — оказывается, меня уже некоторое время пытаются дозваться.

— Да, Молли? — повернул я голову. Терять из виду Гермиону не хотелось, так бы на нее и любовался… Но разговаривать, повернувшись к человеку затылком как-то невежливо.

— Почему ты предложил этому… этому…

— Люциусу? — подсказал я, через Узы чувствуя, как Гермиона пытается сдержать смех.

— Да! — выкрикнула Молли, привлекая к нам других посетителей. — Этому Малфою… Почему ты предложил ему называть себя «Анрио»? Ведь «Гарри» — это имя, данное тебе родителями?

Я пожал плечами.

— Увы, но о родителях я практически ничего не помню, а то, что помню, увы, хотел бы забыть… — в моей памяти снова зазвучал крик «Нет! Только не Гарри!», холодный смех, и зеленая вспышка смертельного заклятья. — Зато имя «Гарри» напоминает мне о годах, прожитых вместе с ненавидящими меня родственниками, веселую игру «Охота на Гарри», и многое другое.

Не то, чтобы все перечисленное мной действительно играло хоть какую-то роль… На самом деле решение было принято, когда Гермиона сказала, что ей нравится, как звучит «Анрио». Но не рассказывать же об этом Молли?

— Но, Гарри… — начала было Молли.

— Анрио, если Вам не трудно. И… прошу меня извинить, но у меня назначена встреча, на которую мне не хотелось бы опаздывать, — на самом деле, позвать Луну я могу всегда и везде… но говорить об этом я не собирался. — До свидания.

— До свидания, — подхватила Гермиона.

Расплатились мы еще перед приходом Люциуса. Так что из кафе Флориана Фортескью мы выскочили со скоростью, максимально возможной для двух подростков, старательно делающих вид, что никуда не торопятся.

В Хогвартс-экспресс мы вошли втроем. Семейства Уизли, верного своей привычке собираться до самого последнего момента, на вокзале еще не было, так что встречи с ними удалось избежать, что, памятуя о завершении прошлого года, не могло не радовать. Нет, с Роном еще придется объясняться… но именно сейчас я был на редкость благодушно настроен, и любые неприятности хотелось отложить куда-нибудь на потом.

Поскольку мы прибыли достаточно рано, купе еще были практически пусты. Но я все равно шел мимо стеклянных дверей, высматривая того, кто точно должен был ехать этим поездом… если Изменчивые ветра не изменили этого.

— Гарри, вот он, — Луна несколько невежливо ткнула пальцем в «спящего» Ремуса Люпина. — Серебяные пухопрыги сообщили мне, что он тут!

Мы загрузились в купе. Все-таки в преддверии появления дементоров лучше было занять стратегическую позицию возле преподавателя, способного вызвать патронус.

Ремус старательно делал вид, что спит, пока мы с Луной и Гермионой обсуждали вопрос дополнительных предметов. Отговорить Гермиону от авантюры с записью сразу на все необязательные курсы удалось лишь с большим трудом, и, в основном, тыкая пальцем в и так повышенную нагрузку из-за занятий у Аметист. Но все это было до нашего отъезда в Хогвартс. Сейчас же мы играли на публику, пусть оная публика и притворялась спящей и вовсе не интересующейся нашими планами.

— А я думаю, что надо взять Прорицания, — уверенно заявила Гермиона, которая выбросила этот предмет из своего списка одним из первых. — Представляешь… «Рассеять туман над будущим»! Это же замечательно! Будешь точно знать, что делать или чего избегать!

— Вот еще, — ответила Луна. — Тайны Прорицаний преподаются не для того, чтобы использовать их столь вульгарным образом! Подстилать соломку, зная, где упадешь — это так… утилитарно-пошло! К тому же открытый третий глаз мешает обычному зрению… Тебя будут считать «не от мира сего»…

— …сказала Девочка-не-здесь, — перебила ее Гермиона. — А куда ты собираешься идти?

В принципе, мы уже все решили. Курс предвидения и прорицания нам и так будет вести настоящий, обученный Оракул, и эти навыки будут слишком уж отличаться от того, что преподает Трелони. Маггловедение… Гермиона уже брала его в прошлый раз, и я просто воспроизвел ей ее же мнение об этом предмете и рассказал о тех неочевидных трудностях, с которыми она встретилась. И о том, как чуть было в первый раз в своей жизни не завалила экзамен, подробно рассказав экзаменационной комиссии СОВ о преимуществах и недостатках одежды из синтетических волокон. Представления комиссии оказались совершенно иными, так что пришлось использовать призывающее заклинание, и тыкать пальцем в ношеный, но все еще вполне прилично выглядевший пуховичок. Но то пуховичок — предмет, который можно призвать и ткнуть пальцем. А ну как попадется билет с вопросами об электростанциях? Угольную ТЭЦ в Хогвартс тащить? Или плотину ГЭС? Ну а от УЗМС мы с Гермионой решили отказаться в надежде, что Малфой в мое отсутствие не сумеет подавить инстинкт самосохранения, и Клювокрыла просто не придется спасать. Так что, методом исключения, остались руны и нумерология. Я в прошлый раз их не изучал, так что «будем не знать вместе».

Придя, правда, на совершенно других, демонстрационных, основаниях к этому выводу, мы достали из чемодана Гермионы книги, и уселись читать.

Сделали мы это вовремя, так как почти сразу в купе нарисовался Рон Уизли в компании Дина Томаса. Позади них виднелась горящая восторгом физиономия Колина Криви. Кажется, Рон собирался еще раз провернуть со мной прежний трюк «Возвращение дже… то есть, Рональда». В прошлый раз, после первого испытания Турнира, это у него получилось. Но сейчас то ли я стал старше и скептичнее, то ли общение с адептами Изменяющего пути изменило меня, а, может быть, на меня давила ревность к еще не случившемуся, но вновь допускать сближение с Роном как-то не хотелось.

— И вообще, я ненавижу тыквенный пирог! — сказал Рон Дину, видимо, продолжая разговор. — И моя мама его ненавидит. А вот в Хогвартсе…

Пока мой бывший лучший друг затормозил на пороге купе, Луна, оценив мой взгляд, поднялась со своего места, и устроилась у меня на коленях. А Гермиона придвинулась поближе, и положила голову ко мне на плечо, намекая, что ее неплохо бы и обнять, что я и сделал.

Рон застыл на пороге. Кажется, он надеялся, что я сразу кинусь к нему с радостными уверениями в дружбе… Конечно, в прошлый раз он подошел сам, но сейчас ссора была гораздо менее серьезной, и, к тому же, Рон, похоже, до сих пор считал себя правой стороной.

— Колин, Рон, Дин, — кивнул я вошедшим.

— Уизли, что застыл на пороге, — за спинами гриффиндорцев возник Малфой. — Пропусти… — и после небольшой паузы добавил, — пожалуйста, — вызвав массовое падение челюстей.

— Малфой, — кивнул я пробирающемуся мимо окаменевшего в смеси ярости и удивления Рона наследнику Дома Малфой.

Следом за Малфоем просочились сестры Гринграсс и Панси Паркинсон. Так что, когда они уселись напротив нас, сидячих мест в купе больше не осталось, и мужскую часть своей свиты Драко благосклонным кивком отправил дальше по коридору.

— Вот значит как?! — возмутился Рон, обретший, наконец, дар речи. — Я значит… а ты… а он… а они… — претензии Рона как-то не спешили обретать сколько-нибудь внятную форму.

— Кто первый встал — того и тапки, — радостно улыбнулся Драко, правой рукой обнимая Асторию, а левой — Панси. До Дафны Малфой уже не дотянулся, но она не стала высказывать претензий, достав из сумочки маникюрный наборчик и демонстративно отрешившись от действительности.

Я удивленно поднял бровь. Ожидать от сына одного из богатейших людей в Магической Британии знания таких вот… босяцких поговорок было сложно.

— Он много читал этим летом, — флегматично прокомментировала происходящее Дафна Гринграсс, не отрываясь от своих замечательных ноготков.

— Я всегда много читаю, — деланно обиделся Малфой. — Просто этим летом мне в руки попалась очень уж любопытная книга. Этот Доджсон — очень… необычный волшебник. Не чистокровный и вряд ли сильный… но необычный. Очень необычный.

— Он и среди магглов известен, — Гермиона оторвалась от изучаемой книги.

— Знаю, — кивнул Драко. — Шесть арестов за нарушение Статута Секретности и распространение сведений, составляющих тайну магического сообщества среди магглов. Говорят, его русские отстояли, почему он потом и ездил к ним. А так…

— Русские вообще к Статуту относятся… наплевательски, — пожала плечами Гермиона, переворачивая страницу. — Нет, теоретически — соблюдают, но на практике…

Рон, так и не сдвинувшийся с места, переводил взгляд с Гермионы на меня, с меня — на Драко, потом — на сидевших у нас на коленях девочек. Его лицо уже было почти одного цвета с волосами…

— Кстати, Гермиона, а что это ты читаешь? — спросил я девочку, заглядывая ей через плечо.

— Окстись, еретик*! — ответила мне Гермиона, и я заработал шутливый удар тяжелым томиком.

/*Прим. автора: в английском тексте изучаемой Гермионой книги этих слов, насколько я знаю, нет. Но, надеюсь, что читатели простят автору эту небольшую вольность*/

Вообще-то главной проблемой маскировочных заклятий является то, что для создания надежной структуры требуется ее силовое наполнение. Но заклятье большой силы — заметно само по себе. А маг высокого уровня, имея доступ к заклинанию и некоторый запас времени — его взломает. О чем и свидетельствуют в массе своей пустые захоронения древнеегипетских фараонов, защищенные «надежнейшими охранными заклинаниями». Так что с некоторых пор создатели маскирующих заклинаний перешли к методу «обманки», когда ясно видимое заклинание скрывает под собой что-то… не вполне дозволенное, но и не способное навлечь серьезные неприятности. Чаще всего в такой «маскировке маскировки» прятали какой-то объект «adult only»*. А уже в фоновом свечении этого прикрывающего заклинания прячется что-то важное.

/*Прим. автора: «только для взрослых», аналог маркировки «NC-17». Так что, думаю, Гарри и Гермиона, столкнувшиеся с «Воровством, развратом и Луной Лавгуд», нашли в спальне парней Гриффиндора далеко не все, что там было спрятано*/

Так что Гермиона в настоящий момент держала в руках именно такую книгу-перевертыш. Конечно, вряд ли в ее охранных чарах был слой с книгой «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники», но вот конкретно сейчас она держала в руках томик «не показывать парням». По крайней мере, такой вывод я сделал из мельком замеченной картинки.

Хрясь! Каким чудом стеклянная дверь выдержала удар, с которым ее захлопнул Рон Уизли — ведают разве что те волшебники, которые заклинали Хогвартс-экспресс. Впрочем, думаю, что раз поезд до сих пор цел и не разобран на мелкие фрагменты буйным волшебным молодняком — значит, заклинали его на совесть.

Проводив взглядом удаляющихся Уизли с Томасом, Луна весело улыбнулась, посмотрела на меня и спросила:

— Эй, Гарри, а чем мы будем заниматься этим вечером, после пира?

— Тем же, чем и всегда, Луна, — ответил я, — тем же, чем и всегда…

И «спящий» преподаватель подпрыгнул на месте, услышав завершение фразы. Кажется, он воспринял это на полном серьезе, ведь до того, как эта фраза прозвучит в первый раз, остается еще чуть больше двух лет.

Ехали мы довольно-таки долго, так что девочки успели несколько раз поменяться на моих коленях… и даже время от времени давали мне отдохнуть и размять ноги, что, признаться, было более чем своевременно. Но вот остановка поезда в темноте, не доезжая до платформы Хогсмит, была ожидаемой в целом, однако, признаться, за разговором мы о ней как-то позабыли. Впрочем… «мы» тут, наверное, излишне. Это мой и только мой косяк и нечего его переваливать на девочек.

Так вот… к тому моменту, когда поезд довольно резко замедлился, у меня на коленях сидела Гермиона, а Луна устроилась рядом и болтала с Дафной Гринграсс об особенностях стайного поведения феррумпентов.

— Что случилось? — заволновалась Гермиона.

— Кажется, кто-то сел в поезд, — ответила Дафна.

Разумеется, ни к какому машинисту, уточнять, «что случилось» я никого не отпустил, хотя Панси и прошлась ехидно по «повышенной осторожности» некоторых гриффиндорцев. В ответ я заметил, что «гриффиндор головного мозга» и «неизлечимая тяга к суициду» — это разные диагнозы, при всей их несомненной схожести.

Панси уже собиралась осведомиться, с чего я это я решил, что «сходить спросить у машиниста «что случилось» — есть «неизлечимая тяга к самоубийству», но слова сами собой замерзли у нее во рту. Причем «замерзли» как бы не в буквальном смысле: в купе ожидаемо и резко похолодало.

Люпин продолжал делать вид, что беспробудно спит. Так что мы с Гермионой встали лицом к дверям, спрятав Луну за собой: кистень плохо подходил для схватки с Невоплощенным, Тем-чего-нет.

Темная фигура остановилась напротив прозрачной двери купе. Лязгнул замок. Тварь, укрытая драным плащом, потянулась к Герми…

Багровый свет мгновенно залил всю вселенную. Его отсветы падали на сжатые в моей руке тонкие пальчики, складываясь в символы, забытые уже в те времена, когда Древние отступали по всей галактике под безжалостным натиском живого металла некронтир. Наша связь с Гермионой и Луной рывком вознеслась на новый уровень, и в моей руке готова была проявиться смерть, способная убить смерть, несмотря на все ее бессмертие, оружие Вечной леди, опасное даже для нее самой («иначе это было бы неинтересно» — хмыкнул в нашем объединенном разуме удивительно знакомый голос). Осталось только изречь Ее Волю.

— Удел мирный… — признаться, я не понимал, что именно говорю. Когда леди Аметист научила нас этим словам, она сказала, что это по-русски, но вот русского языка, увы, никто из нас не знал тогда, да и сейчас наши знания не достаточны для того, чтобы перевести эти четыре слова… Вроде бы там что-то про феодальное владение, радость и избранность в мире… Но все равно непонятно, почему Воля Вечной леди выражается именно так.

В узком вагонном коридоре у дементора было два пути: либо вернуться назад, откуда пришел, либо проскочить наше купе и бежать дальше. Оба пути были достаточно длинны и мы должны были успеть закончить Изречение… Но, увы, Невоплощенный Пожиратель душ, как и положено трусливой твари тьмы, нашел третий путь: он вышел из вагона прямо через стенку, оставив на полу свой плащ.

— Ого, ребята! — Луна проскочила у меня под рукой и подняла трофей, — не знаю, как там насчет «мира», а Магическую Британию вы можете начать захватывать хоть сегодня.

— С чего такие выводы? — поинтересовался Малфой, чей изысканно-зеленоватый цвет лица удивительно гармонировал с факультетским значком и галстуком.

— Дементоры — шарахаются, — взмахнула светлыми волосами Луна. — Темного лорда в жертву принесли… Что еще надо? Разве что министра обвинить в соучастии в кариозном заговоре и отправить в Азкабан…

Гермиона еще не вполне пришла в себя, так что я буквально оттащил ее с собой, усадил себе на колени и стал успокаивающе поглаживать по спине. Луна уселась рядом. И только теперь я ей ответил:

— Знаешь, передумал я насчет «мира», да и Острова мне, в общем-то, ни к чему: и места у меня столько нет, да и облом мне…

Гермиона, уже докопавшаяся в библиотеке леди Аметист до Евангелия от Митьков, прыснула мне в мантию.

— Вот, возьмите! — «проснувшийся» Люпин протягивал нам плитку шоколада. — После столкновения с дементорами лучше всего помогает шоколад.

Я уже собирался было взять сладость и поблагодарить оборотня, когда Гермиона провела рукой над плиткой, прошептав слова наговора.

— Нет, простите, — сказала она, извлекая откуда-то из глубин собственной мантии плитку горького шоколада самого что ни на есть маггловского происхождения. — Мы предпочитаем еду без колдовских добавок. Анрио, будешь?

Разумеется, выбора у меня особо не было.

— Конечно, дорогая…

Я попытался поднять левую руку, до сих пор лежавшую у девочки на коленках, но Гермиона игриво шлепнула меня по кисти, разломила шоколадку, и поднесла кусочек к моим губам. Решив, что уточнить у нее причины недоверия к Люпину можно будет и позже, я потянулся вперед и аккуратно взял кусочек горького шоколада из ее руки.

— А мне? А мне? — Луна аж запрыгала, сидя на своем месте, и, разумеется, получила свою долю горько-сладкого счастья.

— Здесь у вас все нормально? — в купе заглянула староста Рейвенкло. — Помощь никому не нужна? Или, там, чистящее заклинание?

Малфой, представив, что обращается за помощью по столь… деликатному поводу, поперхнулся.

Разумеется, такое событие, как возвращение в Хогвартс — не могло обойтись совсем без приключений. Гермиона сразу умчалась в библиотеку, в надежде перехватить там третий том «Замудреннейших заговоров», который присутствовал в библиотеке в единственном экземпляре, и ходил по рукам с такой силой, что выцарапать его в прошлом году у Гермионы так и не получилось. Я же задержался, разговаривая со всему «поклонниками», многих из которых век бы не видал, и догоняя убежавшую вперед Луну, увидел, как какой-то старшекурсник наступает на девочку, размахивая руками и что-то ей втолковывая. Белобрысая отступала, заполошно оглядываясь по сторонам. Но вот она увидела меня и улыбнулась, прекратив отступать. Что ж. Леди Аметист учила нас не только дрыгоножествам и рукомашествам. Она сумела втолковать нам первое правило волшебника злого и черного: «Хотите ходить по моей крыше? Предъявите когти!».

Для некоторых простейших действий мне уже не нужна палочка, так что парня просто смело в сторону.

— Ну и какого Порядка? — поинтересовался я у Луны.

Ведь она могла в любой момент позвать меня… или просто переместиться в специальный зажим для кистеня у меня на поясе.

— Гарри… Кормак тут такие интересные вещи говорит… — отозвалась Луна. — Давай его убьем? Вот прям щаз?

— Очень хочешь? — уточнил я.

— Очень, — отозвалась девочка.

— Зачем? — удивился я. До сих пор подобные желания вызывали у Гончей Смерти разве что те, кто позаботился о том, чтобы она не получила должного обучения… то есть, те, кто убил ее мать.

— Данный… — Луна на мгновение запнулась, — …экземпляр манией величия не страдает, но наслаждается. Мне это… неприятно.

— Веская причина, — согласился я.

— Все равно моя семья вынудит Ксенофилуса подписать брачный договор! — вскинулся Маклагген.

Любопытно. Когда надо было защищать Луну от нападок разных… нарглов и мозгошмыгов — как-то никого поблизости не наблюдалось аж до самого пятого курса, когда я с ней познакомился в прошлой жизни. А вот забрать себе ухоженную и интересную девчонку — так тут же налетели… Стервятники.

— Даже если твоя родня действительно способна на такую глупость (воля Ксенофилиуса Лавгуда — как сталь, согнешь — получишь разгибающейся металлической полосой… если отскочить не успеешь)… — судя по радостной улыбке — моя метафора очень порадовала Луну. — …то и эта проблема имеет несколько вариантов решения, ни один из которых ни тебя лично, ни твою родню — не порадует.

— Да ты… — Кормак задохнулся. — Да я…

— Папочке пожалуешься? — процитировал я младшего Малфоя. Кстати, сам Драко как раз проходил мимо, и, услышав это, странно скривился.

— Думаешь, самый крутой, да?! — вызверился Маклагген и полез было за палочкой. М-да… Это на дистанции «рукой дотянусь»… Волшебник… Он что, серьезно думает, что успеет хоть что-нибудь наколдовать?!

Прежде, чем Кормак сумел выпутать свой агрегат из одеяний, я просто поднял левую руку и влепил ему щелбан в лоб, чуть-чуть, просто самую капельку, усилив удар всплеском Хаоса. Глаза шотландца закатились, и он осел у стены, прямо там, где стоял. Я же, подхватив Луну под руку, удалился с места происшествия.

На входе в Большой зал случилось следующее событие, совершенно перепахавшее мои представления о реальности как таковой и своем месте в ней. Нет, то, что Рон подошел к Гермионе и заговорил с ней после того, чем закончился прошлый учебный год, было само по себе удивительно. Но вот то, что шумный взрыв в другом конце зала отвлек девочку, а в этот момент в ее бокале с тыквенным соком растворилась крошечная крупинка, после чего индикатор неприятностей, старательно прививаемый нам всем Мастером, истошно заверещал, указуя на Гермиону как на «подвергающуюся опасности» — было гораздо-гораздо хуже. Но ведь ничего такого не было в прошлой жизни! Ведь точно не было!

— Н-да? — отреагировала моя, без сомнений, худшая половина, взращиваемая тенью, что зовется леди Аметист. — А ты проверял все¸ что ешь и пьешь сам? И все, что ест и пьет Гермиона?

В общем-то, выяснять, имеем мы дело с очередной шуткой от близнецов, или, на что настойчиво намекала тщательно лелеемая паранойя, с чем-то более серьезным — мне как-то не хотелось. Так что я скользнул с Изменчивыми ветрами, и выхватил бокал, из которого Гермиона, кажется, и не собиралась пить.

— Поттер, ты это чего? — возмутился Рон. И уже сама форма высказывания многое мне сказала. Раньше я всегда был «Гарри». И изменение обращения на фамилию — говорит о многом.

— Ничего, — покачал я головой. — Джинни, подойди, пожалуйста! — Младшая сестренка Рона с готовностью подбежала к нам. — Выпьешь? — я протянул ей бокал Гермионы, и приготовился в случае отказа надавить суггестией. Но этого не потребовалось. Девочка злобно сверкнула глазами в старшего брата, и уверенно взяла бокал. Любопытно. Это она настолько уверена в зельеварческих талантах того, кто творил вброшенную туда гадость? Или настолько не согласна с братьями, что просто умышленно подставляется? Вариант «не видела, как Ронникинс подбрасывает «подарочек» — отбросим, как нереалистичный. Тогда бы Джинни не стала брать бокал с такой готовностью, и, как минимум, поинтересовалась бы: с чего такое угощение?

Впрочем, совершить акт самопожертвования у Джинни все равно не получилось. Рон резким движением выбил у нее гермионин кубок.

— Ты что творишь, Поттер? — вызверился он на меня.

— Нет, вы только посмотрите, — ухмыльнулся я. — Сам подбросил моей девушке какую-то гадость, а теперь меня же и обвиняет в том, что я не дал Гермионе эту гадость выпить?

— Это была просто шутка близнецов, — краем глаза я заметил, как скривился один из братьев Рона. Кажется, это был Фред. — Просто шутка! — Рон сорвался на крик.

Я уже подбирал эпитеты и синонимы, чтобы подробно рассказать уже очевидно бывшему другу, что думаю о таких шутках, когда меня перебили.

— Тогда — почему ты не дал мне выпить? — спокойно и жестко поинтересовалась Джинни. — Если это — шутка, то и посмеялись бы вместе. Близнецов, конечно, временами заносит… но не слишком часто, и меру они почти всегда знают.

— … — пока Рон открывал и закрывал рот, в попытках сообразить: что ответить сестре, к нему подошло подкрепление.

— Мистер Поттер, — очки-половинки добро, по-отечески взблеснули, — извольте объяснить, каким образом Вы переместились от входа в зал к столу Гриффиндора?

— Аппарировал, — безмятежно ответил «наивный мальчик, даже не ведающий о том, что в Хогвартсе невозможно аппарировать». — Со мной уже такое случалось. И тогда, когда банда Дадлика гоняла меня, чтобы избить, и в прошлом году, когда эльф закрыл проход на платформу 9 3/4…

— Но над платформой развернут антиаппарационный щит, — Дамблдор уже не выглядел таким добрым дедушкой… «Тьфу-тьфу, сгинь пропади» — подумал я, сообразив, как именно в своих мыслях поименовал Дамблдора. — Ты не мог туда аппарировать.

— Однако — аппарировал, — пожал плечами я. — И это многие видели. Те же Уизли, к примеру.

— Я — не видел! — вмешался Рон.

— Ты в это время отцовскую машину крал, — ответил я.

— И тем не менее, — вновь вмешался Дамблдор, — следует выяснить, как ты сделал то, что сделать невозможно!

— Выясняйте, — пожал я плечами. — Я очень захотел оказаться там, где моей девушке добавили в питье неведомую гадость — и я там оказался.

— «Сила, неведомая Темному лорду…» — пробормотал под нос Великий Белый и отошел к своем трону.

— Мистер Поттер, — произнес Дамблдор по завершении обеда, — пройдите, пожалуйста, в мой кабинет. Остальные — свободны.

Вздохнув, я кивнул девочкам, чтобы они не забывали, что в случае проблем — могут спрятаться у меня на поясе, и двинулся за директором к занимаемой им башенке. Горгулья, не дожидаясь каких-либо паролей, уступила нам дорогу, и, поднявшись по движущейся лестнице, мы оказались в директорском кабинете. Дамблдор устроился в своем кресле и указал мне на кресло для посетителей.

— Мистер Поттер, — обратился он ко мне, — я хотел бы уточнить, что вы имели в виду, говоря о «разных способах решения проблемы помолвки мисс Лавгуд»?

— Заметьте, «навязанной помолвки», — уточнил я. — Не Вы ли, профессор, рассказывали мне о силе Любви?

— И все же, — покачал головой Дамблдор, — Вам следует знать, что договор о помолвке обычно составляется и скрепляется клятвами так, что разорвать его может только смерть одной из сторон.

Признаться, ситуация с Роном занимала большую часть моего внимания, так что сознание мое было не вполне ясным. Только этим я могу объяснить то, что выдал Дамблдору «правду, только правду и ничего кроме правды»:

— Именно это я и имел в виду. В нашем волшебном мире умереть можно очень разными чудесными способами, отнюдь не сводящимися к такому примитиву, как «Авада кедавра».

Следующие полчаса были посвящены лекции директора о «величайшем деянии зла», и вообще «за все хорошее против всего плохого». Видимо, я продолжал находиться в глубоком неадеквате, так как через тридцать одну минуту двадцать две секунды прервал Дамблдора.

— Директор Дамблдор, Вы хорошо осознаете, что проповедуете ненасилие — убийце?

Дамблдор задохнулся.

— Гарри, о чем ты говоришь?! — с трудом втягивая в себя чересчур твердый воздух, спросил он.

— Ну как же? — удивился я. — Я же — Мальчик-который-Выжил, герой Магической Британии, и единственный подвиг, за который я столь известен — именно убийство Того-кого-нельзя-называть! Он был убит, а в живых остался я — значит, я и есть убийца.

— А, — с облегчением выдохнул Дамблдор. — Про это можешь не вспоминать. Ты тогда еще был слишком мал, чтобы действительно желать смерти Волдеморта. Так что, случившееся тогда — это, скорее, «несчастный случай», чем «убийство».

— Хорошо, — кивнул я. — А как тогда быть с Квиреллом? Вот его-то я точно хотел убить. И убил. Я так страстно желал его смерти… Он кричал и пытался вырваться, а я держал его… и он горел… Я… — непонятно каким чудом мне удалось удержаться и не сказать «пять лет», — …видел кошмары об этом.

— Гарри, мальчик мой, — Дамблдор сразу же перешел с формального обращения первой части разговора на гораздо более теплый «личный» тон. — Тебе не стоит бороться с этим в одиночку. Обратись за помощью к мадам Помфри — она подберет тебе зелья, необходимые для того, чтобы успокоиться. Что же до твоего «убийства»… — Дамблдор покачал головой. — Не бери в голову. Квирелла убил не ты, а Волдеморт. Покидая и так уже слишком ослабленное и подверженное проклятью крови единорога тело, он забрал слишком много жизненных сил. Так что оставшегося Квиреллу просто не хватило для жизни.

— Нет, директор, — покачал головой я. — Я хотел убить и убил. И то, что в процессе убийства принимал участие не только я — дела не меняет.

— Ох, Гарри, — улыбнулся Дамблдор. — Иногда, когда я слушаю тебя, мне кажется, что тебе не тринадцать, а, по меньшей мере, двадцать лет — так взросло ты рассуждаешь. Но, все-таки, в данном случае ты ошибаешься и берешь на себя лишнее. Квирелла убил Волдеморт. Поверь уж старому волшебнику. И, кстати, не забудь зайти к мадам Помфри, за зельями.

— Хорошо, директор, — вздохнул я. Спор был явно бесперспективен.

— Но, все-таки, наверное, не стоит угрожать детям смертью только из-за того, что их привлекают красивые девочки, — твердо сказал мне Дамблдор.

У меня перед глазами на мгновение потемнело. И я, понимая, что делаю однозначную глупость, повторил фразу, слышанную мной однажды от старшей Тени — Мориона:

— Тот, кто хочет забрать у меня больше, чем жизнь — должен быть готов расплатиться больше, чем душой, — я встал из кресла и двинулся к выходу. — Так что, — я оглянулся на все еще сидевшего в прострации Дамблдора, — предупредите «детей». Чтобы не рисковали… душами.

Уже покидая кабинет, я расслышал шепот Дамблдора, мне — явно не предназначенный.

— Вот тебе и «пары веритасерума». Услышал правду. Легче тебе стало, старый дурак?

Я пролетел мимо горгульи, выскочив из кабинета, как пробка из бутылки, и рванул к башне Гриффиндора. Еще не хватает сейчас встретить кого-нибудь и высказать ему какую-нибудь правду.

К моему счастью, в общей гостиной сейчас были только Луна и Гермиона. Они, видимо, первыми разобрали свои вещи и спустились из спален девочек. Сейчас они сидели у камина и что-то тихо обсуждали, склонившись над учебником чар за второй курс.

Пробегая мимо них, я услышал заданный кем-то из девочек вопрос:

— Что с тобой?

— Веритасерум, — шепотом ответил я.

— Сонус обис! — взмахнула палочкой Гермиона, и негромкое потрескивание огня в камине, пропало. Меня окутала полная тишина.

Благодарно кивнув девочкам, я поднялся в спальню. В принципе, наверное, следовало разобрать вещи… Но давать возможность парням додуматься, что вопросы можно задавать не только устно, но и письменно, мне как-то не хотелось. Так что я быстро разделся, рухнул в кровать, и привычным заклятьем установил «ночной полог», не дающий особо храпящим обитателям спальни мешать остальным.

Разумеется, закрыв глаза, я открыл их перед Тенью, что зовется леди Аметист.

— Ты хотел меня о чем-то спросить? — уточнила леди Аметист, оторвавшись от чтения огромного тома в черной кожаной обложке, украшенного серебрянными символами.

— Да, — кивнул я, благо, звуковой барьер в домене леди не действовал.

— Спрашивай, — кивнула она.

— Рон… — начал я смущенно. — Его можно… сделать… — я судорожно пытался подобдрать слова, поскольку совершенно ниоткуда взялась уверенность, что, сказав «сделать его таким, каким он был в моей прошлой жизни» — получу ответ «Он и так такой же. Просто раньше ты этого не замечал».

— Нет, — покачала головой Аметист, не дожидаясь, пока я точно сформулирую то, что хочу сказать. — Зелья, чары и даже артефакты тут не помогут. В столь… тяжелом случае помочь может только настоящий, полноценный Лабиринт духа. А ты, увы, ни разу не Узумаки.

Подозреваю, к немалому сожалению Ронникинса, напиток из бокала Гермионы выплеснулся не весь, так что девочки, злобно поглядывая на младшего из старших братьев Джинни, аккуратно собрали остатки жидкости, и, под не менее злобными взглядами упомянутого братца, отдали мадам Пофри, которая, естественно, присутствовала в зале. Но та сказала, что сходу ответить им не может, и на анализ ей понадобится несколько часов, так что результат будет только завтра после уроков. Так что по завершении занятий, мы с Гермионой двинулись к Больничному крылу. У второго курса Гриффиндора было сегодня на урок больше, да к тому же, последним — стояла Гербология, так что Джинни согласилась с тем, что о результатах анализа ей расскажем мы в Большом зале.

В ожидании, пока мадам Помфри закончит разбираться с составом напитка, которым собирались попотчевать Гермиону, и который чуть было не выпила Джинни, я погрузился в воспоминания о прошедшем лете. Разумеется, без визита тетушки Мардж оно обойтись не могло, и не обошлось. И прошел он практически по тому же сценарию, исключая, разве что, тот факт, что Злыдень, в отличие от людей, хорошо ощущавший ауру Шаиш, неотступно сопровождавшего меня в этой жизни, старался держаться как можно подальше. Впрочем, сама тетушка этого, себе на беду, не заметила.

— …от дурной суки — дурные щенки! — твердо закончила она, даже не замечая в своей тупости, как отодвинулась от нее тетя Петунья, и побледнел дядя Вернон. Дадлик же и вовсе поспешил скрыться из комнаты. На всякий случай.

Оскорбление, даже повторенное, остается оскорблением. Перед глазами замелькали остановленные картинки прошлого будущего. Вскинутая рука. Тетушка Мардж, нахмуренная, как будто собирающаяся бросить еще что-то. Она же, плавно взлетающая к потолку… Остановив мельтешение картинок того, что уже не случится, я молча поднял в сторону тетушки руку, сложенную в общепризнанный неприличный жест, и пошел к дверям.

— Вернись, мальчишка… — как-то неуверенно буркнул мне в спину Вернон. — Вернись и извинись, а то… — Вернон замолчал, потому как я оглянулся и воткнул в него свой взгляд. Подозреваю, что уже не игривый Азир, но пурпурный Шаиш начал просачиваться через меня из Имматериума в реальность, так что дядюшка резко замолчал и отшатнулся.

— Если я вернусь — будут жертвы и разрушения, — бросил я остающимся. — Счет за две недели проживания отправьте по почте. Адрес — в моей комнате на столе.

Закончив небольшой спич, заставивший и так бледного дядюшку аж посереть, я хлопнул дверью и вышел в ночь. Хедвиг, которую я выпустил полетать еще днем, опустилась передо мной и заинтересованно посмотрела на меня. Я оглянулся. В знакомых до боли кустах вспыхнули два звериных глаза, и на мгновение мне показалось, что вот-вот оттуда выйдет так хорошо знакомый большой черный пес, пусть даже измотанный и исхудавший. Но нет. Сириуса убили, и он никогда больше не встретится на моем пути… разве что я не справлюсь со своей задачей и мне дадут еще один шанс… но лучше бы до такого не доводить. Потому как это снова будет означать погасшие медовые глаза. И, как бы не был мне дорог крестный, такую цену за его возможное возвращение я платить не хочу.

Из кустов же выскользнула небольшая серая кошка. Впрочем, ночью все кошки — серы, так что у меня нет уверенности, что днем она не окажется какого-нибудь другого цвета. Но вот сомнений в том, что это именно кошка, а не кот, у меня почему-то не было.

— Голодная? — спросил я.

Взгляд маленькой ночной хищницы стал несколько странным, но отказываться от ломтика бекона, который я прихватил со стола — она не стала. Я же поднял и уронил свою палочку. «Ночной рыцарь», как это, собственно и случается почти всегда, прибыл практически молниеносно. Залезая в автобус, я чуть было не брякнул Стену хорошо знакомый мне адрес в Кроули… но вовремя остановился, поймав себя за язык. Поздно уже, да и приводить министерских работников к дому Гермионы мне почему-то не хотелось.

Следующей мыслью была Тура, дом Лавгудов. Увы, но и к ним, при всей их эксцентричности, заваливаться в полдвенадцатого ночи — тоже будет не слишком правильно. Так что оставалось только одно:

— Дырявый котел.

Там и с министром побеседовать можно… и свалить в случае чего — нетрудно.

Уже сейчас, размышляя над этими воспоминаниями, я обратил внимание на то, что мысль отправиться в Нору — даже не мелькнула в моей голове. Конечно, с Роном мы в конце прошлого года общались не слишком хорошо… Однако тогда еще не было ни Плетения кошмаров, ни неясного состава в кубке Гермионы. Но в сторону Норы меня даже не потянуло.

— Мистер Поттер, — вернул меня в реальность голос мадам Помфри… ну и тычек локтем под ребра от Гермионы, — Вы были совершенно правы, когда забрали этот… — колдомедик запнулась, похоже, только чтобы не произнести слов, которые, по ее мнению, похоже, лучше бы охарактеризовали эту субстанцию, но не годились для произнесения при детях, — …этот напиток у мисс Грейнджер. Но вот предлагать его мисс Уизли… Это было очень опрометчиво с Вашей стороны, — мадам Помфри неодобрительно покачала головой.

— Ничего бы с ней не стало, — буркнул я. — Побегала бы за братцем денек-другой и успокоилась…

Мадам Помфри вздохнула.

— Вот так и совершают самые страшные ошибки: поддавшись «очевидности».

Признаюсь, меня неслабо встряхнуло.

— Что там было? — спросил я, прикидывая, как буду убивать бывшего «лучшего друга». Признаться, мысль об «изысканной силе жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая чувства…», и вполне могут довести до летального исхода, но не сразу, а несколько погодя — показалась мне интересной. А рецептики можно у леди Аметист спросить…

— Мягкий приворот, тут Вы оказались правы, — снова вздохнула мадам Помфри. — Вот только доза была… практически взрослая. Боюсь, мисс Грейнджер, у Вас сразу бы выработалась зависимость. А вот для девочки еще на год младше… Сумасшествие и место в палате «для неизлечимых», рядом… ох, этого я не должна была говорить! Мисс Уизли…

Я оглянулся. Джинни и в самом деле подошла к нам сзади, и теперь стояла столбом, прижав руки к щеками и только тихо-тихо бормотала:

— Мама… она не… Она не могла… Нет!

Мадам Помфри взмахнула палочкой, и Джинни мягко взмыла в воздух.

— Я дам девочке успокоительное, и она останется в Больничном крыле как минимум до завтра. Так и передайте Вашему декану.

Скандал по поводу приворотного зелья получился знатный. Дамблдор долго пытался уговорить меня не обращаться к Визенгамоту по поводу «детской шалости». Но я раз за разом указывал на то, что Молли Уизли пренебрегла не только законом и порядочностью, но и элементарной безопасностью, доверив опасное зелье глупому ребенку, который не сумел им правильно воспользоваться (и кто знает, кто еще мог пострадать он неуклюжести и невежества Рональда Уизли?) Так что адвокат Смитсон, которого рекомендовала мне бабушка Невилла, примчавшаяся в Хогвартс, как только получила от Невилла сову с описанием произошедшего, разнес позицию Молли, которая взялась сама себя защищать в суде… В Норе был произведен обыск, опасные ингредиенты и готовые зелья нелегального характера (в основном — приворотные) были изъяты, а сама Молли получила предупреждение, что если подобное повторится — они с Артуром лишаться родительских прав, а их дети перейдут на казенное попечение. Тем более, что обследование младших Уизли как раз и показало, что Джинни уже довольно длительное время травят слабым приворотом…

Я очень сочувствовал девочке, оказавшейся в такой непростой ситуации, но помочь, увы, ничем не мог. Я и так едва мог выкроить время на общение с Луной и Гермионой, посвящая основной массив этого ценного ресурса тренировкам. Раз уж Питер был разоблачен, можно было рассчитывать на относительно спокойный год, за который мне необходимо стать сильнее. Ведь в следующем году будет Турнир Трех волшебников. И что-то подсказывает мне, что отсутствие Питера Петтигрю никак не помешает Темному лорду захватить Берту Джоркинс и выпытать из нее знание о судьбе Барти.

Честно говоря, я подумывал о том, чтобы сдать семейку Краучей, и даже посоветовался со Смитсоном… Но тот убедил меня, что анонимный донос был бы подходящим основанием для того, что схватили и допросили какого-нибудь побродяжку из тех, что скрываются в Лютном. Донос же на Бартемиуса Крауча отправится в корзину для бумаг, не будучи даже прочитан. А выступать в открытую… Нет, спасибо. «Прошлого» пятого курса мне хватило с головой, и повторения как-то не хотелось. Да и девочки меня в этом решении поддержали. Так что оставалось только ждать и готовиться.

Сама Джинни загремела на некоторое время в Мунго, где ее поили очищающими… Но вернулась она с сожалениями целителей о том, что к ним обратились чересчур поздно, и наступившие изменения в мышлении оказались необратимы. Оставалось только надеяться, что эффект зелий будет перебит какой-нибудь сильной эмоцией.

Реакция остального семейства Уизли на произошедшее оказалась… неоднозначной. Как ни странно, но близнецы приняли мою выходку как должное, и даже поблагодарили за участие в судьбе Джинни. Пусть теперь я и не мог принять ее навязанных извне чувств, но девочке очень сочувствовал, и старался помочь. В частности — оплатил консультацию с лучшим специалистом по отравлению приворотными. Увы, но его вердикт ничем не отличался от того, что говорили его коллеги. Тем не менее, этого оказалось достаточно, чтобы Фред и Джордж подошли ко мне со словами благодарности.

Персиваль Уизли с родителями рассорился. Мне показалось, что злость старосты школы была вызвана не допущенной несправедливостью, и даже не тем, что пострадала его сестра, а исключительно тем фактом, что старшие Уизли пренебрегли указаниями министерства магии, занимавшего в сознании Персиваля место, которое у других людей отводится для веры в бога. Ну а Рон… его реакция казалась до предела очевидной, так что я старался держаться от него подальше, и все время ожидал подвоха. Впрочем, до темного лорда Рональду Уизли слегка далековато, так что я пребывал в относительном спокойствии, сохраняя, тем не менее, постоянную бдительность, согласно заветам Аластора Грозного глаза Грюма.

Хеллоуин начался довольно спокойно. Хотя дементоры и продолжали нести недреманную стражу, надеясь перехватить Беллатрикс Лестрейндж, которую уже один раз упустили, но держались они от школы поодаль, не приближаясь к стенам замка, и даже опушке Запретного леса. Так что вполне можно было немного погулять. И, когда девочки отправили меня «походить», пока они ищут в библиотеке некую важную только для девочек информацию, я отправился к Черному озеру.

Свежий ветер разгонял по озеру небольшую волну, в которой качались желтые и красные листья. Уникальный озерный кракен уже залег на дно в спячку, так что его щупальца не мелькали над поверхностью. Зато под волнистой гладью мелькали время от времени тени тритонов. Обычно они старались держаться на глубине, но сейчас, поздней осенью, поднимались к поверхности и вершили свои, непонятные жителям надводного мира, ритуалы.

Я сидел на берегу, подложив под себя специально заклятую ткань, которой разжился еще в Косом переулке, после отъезда из дома родственников, и ждал, когда девочки соизволят прийти. Признаться, перед глазами у меня стояла картинка того, как они сядут с обеих сторон от меня, и прижмутся… Пусть мы еще были маловаты, но все равно объятия были очень приятны. Особенно для «морального недокормыша», каковым я, собственно, и являлся. Причем, поддерживали меня в этом состоянии, похоже, намеренно. Но теперь, когда я распробовал, как оно может быть иначе — я не собираюсь жертвовать собой ради абстрактного «магического мира». А ради благополучия моих девочек — я постараюсь пожертвовать кем-нибудь другим.

Да, я сглупил и замечтался, посчитал Хогвартс безопасной территорией, нарушив основную заповедь Грозного глаза. Так что «экспеллармус», прилетевший из кустов стал для меня неприятным сюрпризом.

Из кустов вышли Симус Финнеган, Захария Смит, Эрни Макмиллан, Терри Бут и Рональд Уизли — полукровки и чистокровные из тех, кто позже вошли в Армию Дамблдора. Или, тогда они только формально объявили о своей лояльности, а в отряд Дамблдора вошли раньше? Гораздо раньше?

Смит задумчиво крутил в руке мою палочку. Видимо, он и был автором заклятья. Эрни держался позади, и на лице его было выражение, говорящее о том, что всем происходящим он недоволен и рад был бы оказаться подальше отсюда. Зато Рон аж светился.

— С чего это столько агрессии? — я криво ухмыльнулся. Вызывать девочек, чтобы отобрать палочку, показалось мне несвоевременным. Но я все равно чувствовал их тепло и поддержку.

— Поттер, ты… — начал свою инвективу Рон.

Честно говоря, я ождал услышать что-то весьма эмоциональное и малоприличное о тех неприятностях, которые доставил семейству Уизли, о попавшей в Мунго Джинни, да хотя бы и о брошенной квиддичной команде. Но вместо этого Рон высказывался о том, что у меня есть из того, что сам Рон хочет так, что аж кушать не может.

— … и все у тебя есть: и деньги, и слава… И все это ты совершенно не ценишь! Деньги тратишь на какие-то глупые книжки, от славы отказываешься… ну да ничего, когда все пойдет, наконец, как надо, мама снова обработает Джинни, и мы сможем всем этим правильно распорядиться…

Смит скривился, а Макмиллан за спинами остальных выполнил классический, прямо-таки эталонный фейспалм и вздохнул, как бы говоря: «вот видите, с какими идиотами приходится иметь дело?!»

Я пожал плечами и спросил:

— И что же вы собираетесь сделать, чтобы «все пошло, как надо»?

Несколько удивило меня то, что ответил на Рон, а Захария.

— Сейчас дождемся взрослого, который почистит тебе память, а потом — объясним этим девкам, что национальный герой — не для грязнокровок и полубезумных девиц. Твоя судьба выверена и просчитана. В ней нет места глупым увлечениям. Слишком дорого нам всем придется за твои глупости платить…

Варп всколыхнуло. Алая ярость Акши и пророческая синева Азир остались где-то там, за невидимой прочим стеной, в которой холодная золотая логика переплеталась с пурпурной необходимостью.

— Ты говоришь: «глупости»? Ты говоришь: «Судьба»? — прошипел я, едва не срываясь на парселтанг. — Ты не знаешь, что говоришь! Вингардиум левиоса!

Вокруг моей левой руки обвивается Луна. Только она способна одним заклятьем контролировать сразу несколько разных объектов. И только она способна с великолепным презрением игнорировать тот факт, что левиоса, вообще-то, не должна действовать на людей.

Пятеро мальчишек плавно взлетают в воздух и летят, судорожно пытаясь что-нибудь наколдовать. Разумеется, ничего у них не выходит: слишком уж медленно они собирались с мыслями. Так что удар холодной воды выбивает дух и заставляет вместо поисков подходящего заклятья, задуматься совсем о других вещах.

Конечно, конец октября — это не середина февраля… Но и жаборослей ни у кого из них нет. Так что проклятья, конечно, раздаются… но совершенно не те, которые смогли бы всколыхнуть силы мира.

Гермиона взмахивает моей рукой, и низко-низко над водой несутся лучи добра и справедливости, сыплющиеся с клинка, вынуждая говорливых нырнуть и не отсвечивать.

Почему-то мне вспомнилась одна игрушка, с которой мне довелось поиграть у леди Аметист, которая послужила причиной первой и единственной ссоры Гермионы и Луны (Луна, прикрывшись невидимостью, пробиралась через висящую над городом луну, а Гермионе срочно понадобился расчет какого-то заковыристого ритуала). Так что, глядя на круги, разбегающиеся по воде, я провозгласил, добавив в голос капельку бесцельно расточаемой силы варпа, чтобы меня было слышно и под водой:

— Дышите водами его славы, и путь будет чист!

— Мой сын! Он изуродован! Даже целители в Мунго не берутся что-либо сделать!

Вопли Молли Уизли просто оглушали, так что, чтобы поберечь свои уши, я постарался отключиться, уйдя в воспоминания о разговоре с Ремусом Люпином, нашим новым преподавателем ЗоТИ.

После урока с боггартом, на котором мне с большим трудом удалось скрыть от боггарта два своих главных страха, и вместо летящего меча из ярких звезд, или мертвых, погасших глаз Гермионы, школьники и преподаватель увидели дементора, который после заклятья ридикулус грохнулся на колени и стал умолять меня вернуть ему плащ, потому как без плаща ему холодно и стыдно, Люпин почему-то решил, что меня надо срочно научить патронусу. Для этого он вызвал меня к себе после занятий.

* * *

— Гарри, — обратился ко мне друг родителей, который так и не появился в моей жизни иначе, чем по указке Дамблдора, — раз уж ты так реагируешь на дементоров, наверное, мне следует научить тебя заклинанию, которое поможет тебе защититься от них.

— Какому? — заинтересовался я.

— Смотри, — профессор Люпин взмахнул палочкой, произнеся: — Экспекто патронум! — и перед ним появилась серебряная вспышка.

Волна Света окатила меня, вызывая радостное тепло… но я сразу же вспомнил, что говорила мне по этому поводу леди Аметист, и постарался отстраниться от этого ощущения, оставить его вовне, не допустить в глубины своего сознания и своей личности.

— Попробуй повторить, — предложил мне Люпин. — Это заклятье относится к сложнейшим, но я верю, что ты справишься!

— Экспекто патронум!

Я постарался смазать жест, да и с воспоминанием не особенно усердствовал, так что вместо Сохатого у меня получилась разве что реденькая струйка света, способная разве что привлечь внимание дементора, но никак не защитить от него. Но и это чуть было не заставило Ремуса опуститься на задницу.

— С первого раза! Гарри, ты — гений! Патронус с первого раза… Практически ни у кого это не получается.

— Я читал об этом заклинании, — я пожал плечами. — Правда, как раз его стоило бы отнести к запретным, а не те заклинания магии крови, которые запретили применять целителям… и которые могут защитить от порождений имматериума ничуть не хуже.

— Запретным? — ошеломленно уставился на меня оборотень. — Гарри! Что ты говоришь?! Разве ты не чувствуешь… — профессор Люпин запнулся, стараясь выразить охватившие его чувства.

— Чувствую, — ответил я. — И то, что я чувствую очень похоже… — теперь запнулся я, поняв, что упоминать свои ощущения при попавшем в Беллу Круциатисе (хотя она и смогла сбить мне концентрацию и избавиться от действия этого проклятья, но позже мне объяснили, что охватившая меня эйфория как раз и говорила о том, что заклятье подействовало), да и о подзднейших, совместных с Гермионой и Луной тренировках в наложении и избавлении от Империо — будет как-то несвоевременно. — …похоже на то, как описывают ощущения применявших Непростительные заклятья.

— Чем «похоже»? — неверяще посмотрел на меня Люпин.

— Эйфория, — твердо ответил я. — Она провоцирует применять заклятье снова и снова. В случае Непростительных — убивать, пытать, подчинять… Что угодно, лишь бы снова ощутить это удовольствие…

— А при чем тут патронус? — удивился Люпин.

— При том же самом. Точно также, как и непростительные, он вливается в личную силу мага, провоцирует Дар на то, чтобы создавать ситуации, в которых его придется применять снова и снова… Защищать, спасать…

— Но что в этом плохого? — не понял профессор, воспитанный в представлении о том, что свет — это всегда хорошо, и именно из-за этого не способный найти общего языка со своим волком.

— В лучшем случае — получим героя с «Синдромом спасения людей», который однажды просто погибнет в одной из авантюр, навязанных ему искаженным Даром, — я задумался о том, стоит ли продолжать… но профессор не оставил мне выбора, задав вопрос.

— А в худшем?

— Профессор Люпин, — уточнил я, — Вы знакомы с маггловской литературой?

— Немного, — оборотень потупился. Вообще, как я осознал с некоторым весьма запоздалым удивлением, среди борцов за всеобщее равенство и права магглов было очень мало тех, кто хоть немного разбирался бы в жизни этих самых магглов. Так что ответ Люпина меня сильно порадовал.

— В таком случае, возможно, Вы узнаете цитату и сумеете ее продолжить: «О, как надежно я защитил бы их всех…», — я посмотрел на профессора, на чьем лице отражался шок. Похоже, продолжение он знал.

— «…превратив их всех в своих рабов», — эти книги Люпин действительно читал.

* * *

— О чем задумался? — толкнула меня Гермиона.

Я вернулся к действительности, благо, Молли все-таки сорвала голос, и теперь только шепотом могла продолжать повествовать о несчастьях младшего из ее сыновей и о подлом, коварном Поттере. Ронникинс, как самый тугодумный из всей компании, не успел вовремя нырнуть, и заработал шрам через весь лоб, который не поддавался никаким способам исцеления, ни от мадам Помфри, ни в святом Мунго. Правда, остальные — вполне себе нырнули и отделались разве что длительным курсом Бодроперцового зелья. Ведь Гермиона выбрала самый медленно распространяющийся вариант заклятья, используемый исключительно как демонстрационный. Так что с Захарией Смитом мы еще далеко не закончили.

— О Свете, — спокойно ответил я, понижая голос так, чтобы расслышали только сидящие рядом со мной девочки. — и о Тьме. С больших букв. Сколько уже их было, этих попыток избыть Тьму… Белый Халак, Нинтарк, Поля Темной крови, Комплементация Человечества… Убийства, пытки, предательства во имя Торжества Света… И результат всегда один и тот же.

— Горы трупов и реки крови, — шепнула Гермиона. — Ты прав. Мы же вместе слушали эту лекцию. Скажи лучше: как ты думаешь — почему так и не появился тот «взрослый волшебник», который должен был поправить тебе память и заставить забыть об отношениях с нами?

— Может быть потому, что этого «взрослого» никогда и не было? — ответил я вопросом на вопрос.

— Но Смит верил в то, о чем говорил, — вмешалась Луна. — Его мозгошмыги были отчетливо видны.

— Тебе ли, Луна, не знать, — отозвался я, — что не все, во что твердо верят, является истиной?

— Но… зачем все это? — задумчиво прошептала Гермиона. — Ведь симптомы отравления зельем болтливости — не узнать довольно трудно… Зачем кому-то травить этого дебила, — девочка зыркнула в сторону Ронникинса, сидевшего за столом Гриффиндора с повязкой на лбу и кривящегося, когда очередные высказывания Молли унижали его всяческое достоинство. — И кто мог это сделать?

— Я… — Луна запнулась, при этом лице ее стало каким-то совсем неземным. — Лунопухи подсказывают, что ответ на последний вопрос мы скоро узнаем. Он сам придет и расскажет…

— Как решил открыть глаза Мальчика-который-Выжил на его якобы лучшего друга? — получив небольшую зацепку, разум Гермионы отработал практически молниеносно. Мне пришлось пару минут вдумываться в разговор девочек, чтобы все-таки согласно кивнуть.

— Уизли ушел в отбой, а национальному герою все еще нужен лучший друг, который сможет мягко и ненавязчиво контролировать его поведение… — тихо-тихо, так чтобы только Луна и Гермиона меня слышали, стал рассуждать я.

— …становящееся нестерпимо независимым, — закончила за меня Гермиона.

В Большой зал мы входили торжественно. Гарри нес меня на руках, а Луна танцевала вокруг, рассыпая веера огненных брызг с рукавов своей мантии, по такому случаю украшенной рисунком, способным заставить среднего некроманта удавиться от зависти. (Луна попросила меня припомнить и показать ей несколько рекламных плакатов разных рок-групп, а потом скомбинировала из моих воспоминаний нечто действительно чудовищное, да еще и анимировала это нечто своей силой. В общем, Кровавый барон, встретив добрую девочку Луну, шарахнулся прямо в стену).

Под сердитым взглядом Гарри двери Большого зала открылись так поспешно, как будто Хагрид отвесил им пинка со всего размаха. И мы не менее торжественно прошествовали между столами. При этом Луна, выполнив очередное невероятное па, взмахнула рукой, и сноп огненных брызг ударил в точности над головой успевшего рухнуть под стол Захарии Смита.

— Кучно пошла… — в некотором оцепенении произнес Макмиллан, сидевший слева от жертвы.

— В аккурат между нами… — отозвался Финч-Флетчли, располагавшийся справа от Смита.

— ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ?!! — высунулся из-под стола Смит, демонстрируя, впрочем, готовность при первом же движении Луны нырнуть обратно.

— Ты же сам говорил, — светло и ласково улыбнулась Луна, — что судьбы наши уже известны и их не изменить. Вот не написано тебе на роду погибнуть сегодня — ты и уклонился. А было бы написано — не успел бы.

— Его судьба, — ткнул Захария в Гарри, — не наши!

— Общий у смертных Арей, — все также флегматично отозвалась Луна.

— Так пророчество не про нас, а про него! — снова ткнул пальцем Смит.

— Пророчество? — улыбка все еще не покидала губ Луны, хотя из ее глаз она уже исчезла, и смотрела наша блондинка на Смита теперь уже холодно и недобро… Впрочем, тот, похоже, этого особо не замечал. — А хочешь — тебе напророчу? Будешь и ты — Избранным?

— НЕТ!!! — закричал Захария.

— Поздно, прокомпостировали, — улыбка Луны уже откровенно превратилась в кривую ухмылку, а сама девочка провалилась в пророческий транс Гончей Смерти. — Исчислен. Взвешен. Разделен!

После этого Луна крутнулась на одном месте, потом — еще раз, едва не закидывая ножку себе за голову, и мы пошли дальше. И только директор Дамблдор со своего трона за учительским столом с грустной улыбкой смотрел на мальчишку, чей срок и удел был уже выверен. Уж директор-то мог опознать истинное пророчество, которое обязательно исполнится!

Луна продолжала крутиться в танце, расстилая перед нами огненный ковер, по которому шагал Гарри со мной на руках. По рядам учеников, собравшихся к обеду, бежали шепотки, главным образом, сводившиеся к банальному «Во дают!» Впрочем, были и гораздо менее приязненные. И слова «шлюхи» и «твари», тоже можно было расслышать в этом шелесте. Впрочем, Гарри шагал вперед, не обращая внимания на злопыхателей. Да и мне, признаться, подобное шипение скорее льстило.

Конечно, для той Гермионы Грейнджер, что была раньше, подобное «внимание» было бы весьма болезненно. Вспомнить только «она заучка и у нее нет друзей», выбившее меня из строя на целый день, что и привело к встрече с троллем… Но с тех пор прошли как бы не эпохи. Тренировки «во сне» иногда тянулись нереально долго. В тех декорациях, которые создавала для нас леди Аметист, Солнце всегда стояло на одной и той же высоте, так что точно определить прошедшее время было затруднительно. Но вот по субъективному ощущению времени… Иногда нас как бы не годами прогоняли через далеко не однозначные моральные ситуации и заставляли принимать решение в условиях, когда хорошего решения просто не было. И это вместе с тренировками тела и магии. В общем, чтобы задеть меня таких чахленьких оскорбленьиц было совершенно недостаточно.

Мы вышли в пространство между столами учеников и столом преподавателей. Гарри остановился, и, не отпуская меня с рук, четко совершил поворот «кругом». Луна прошлась вокруг нас, и опустилась у его ног.

— Гарри, мальчик мой, — поднялся Дамблдор, — что ты…

— Я хотел бы обратиться ко всем обитателям Хогвартса, живым, неживущим и мертвым, — Гарри не повышал голоса, но слышно его было во всем зале. — Надеюсь, тем, кто сейчас не присутствует в Большом зале — передадут. Так вот. Я поддерживаю определенные… отношения, — пауза была допущена умышленно, чтобы натолкнуть пустые головы на неверное толкование, — с этими двумя девушками. И тот, кто посмеет вмешаться в эти отношения, или же причинить им вред — станет врагом Дома Блэк. Древнейшего и благороднейшего. Я сказал.

Зал молчал. Все смотрели даже не на нас, а на Дамблдора. И он заговорил.

— Гарри, почему ты говоришь о Доме Блэк, а не о роде Поттер?

— По завещанию крестного я принял Дом Блэк и был им принят, — я вздрогнула, вспомнив ритуал, проведенный нами на алтаре-Источнике Дома. Хотя, вопреки ехидничавшей Луне, лишаться девственности на этом холодном камне нам и не пришлось, но все равно было тяжело, и временами больно. Но в итоге, мертвые Дома Блэк и его Сила приняли нас троих как Главу Дома и его невест, как продолжателей и наследников его Дела. — Так что теперь, будучи Главой Дома, я могу говорить от его имени. У рода же Поттер нет собственного Источника, так что Главой рода я стану только после семнадцатилетия. Тогда я и совершу объявление от имени рода.

— Гарри — Гарри, — покачал головой Дамблдор. — Магия этого Дома — темная и недобрая. Ты подвергаешь опасности собственную душу.

— Выбирай, что ты решил, — зазвенели в Большом зале чеканные строки,

— Жить без сердца, иль души?

— Выбирай же, поспеши

— То, что должно.

Произнося это, Гарри отвернулся от Дамблдора и вновь смотрел на зал. И взгляд этот был холоден и недобр.

— К тому же, — холодно улыбнулся он, пусть Дамблдор и не мог этого видеть, — среди секретов, что веками копил Черный Дом, вполне может найтись и «сила, неведомая темному лорду».

При этих словах я, заглядывая через плечо Гарри на Дамблдора, заметила, что директор вздрогнул. Он посмотрел на Снейпа, но зельевар лишь пожал плечами. Показывая, что не понимает, как пророчество стало известно Гарри. И директор передернулся еще раз. Кажется, он решил, что крестраж активировался, и вот-вот завладеет Гарри. В принципе, по нашим расчетам выходило, что подобный исход устраивает директора, так что вмешиваться он не будет. Ведь, судя по рассказам Гарри и анализу Аметист, все годы, как уже прожитые Гарри, так и отрезанные обломками шпиля Астрономической башни, Дамблдор только и делал, что подстраивал встречи Гарри с Волдемортом, но при этом ничего не делал, чтобы склонить победу в сторону Гарри. Так что в строке «и один из них умрет от руки другого», Дамблдора, похоже, устраивал любой вариант… если не сказать, что гибель Гарри воспринималась как некий «основной вариант», а то, что Том все никак не мог справиться с Гарри — как некие «отклонения», неприятные, но просчитанные. Так что на «военном совете в варпе» было принято решение, что этюд с активировавшимся крестражем будет, пожалуй, наиболее безопасен. Главное только не дать Дамблдору решить, что «уже все», и Гарри больше нет, а остался только Темный лорд. Вот тогда он может выйти на поле сам, и… Удар Звездного, по словам Луны, все еще виднелся в нашем будущем, хотя и перестал уже быть наиболее вероятным исходом.

— Но почему ты держишь на руках грязнокровку, а чистокровная — сидит у твоих ног? — упустила хороший случай промолчать Панси Паркинсон.

Вот теперь дернулся Гарри. И мне пришлось погладить его по щеке, удерживая от падения в боевой транс. В конце концов, для меня это слово давно не задевало, а значит, и оскорблением не являлось. Ответила же этой… альтернативно умной девице с неизлечимой тягой к суициду, Луна.

— Потому что, — встряхнула она белокурой прической, — когда мы закончим со всеми необходимыми ритуалами, описанными в Кодексе Дома, она, — Луна коснулась моей ноги, — будет старшей женой, а я — младшей.

— Почему?! — взвыла Панси волком-оборотнем в полнолуние.

— Потому что мы так решили, и Источник Дома с нами согласился, — ответила я. — А больше это никого не касается. Гарри, я голодна!

И мы двинулись к столу Гриффиндора. Обедать.

Разумеется, выступление Поттера и компании не могло остаться без последствий. Так что мы все дружно посмотрели на директора, в ожидании, что наказание он назначит сам. В конце концов, именно директор является старшим начальником в этой школе.

— Пять баллов с Гриффиндора за колдовство вне классной комнаты, — вздохнув, прореагировал Дамблдор.

Признаться, я не поверил своим ушам. Хотя временами директор и совершал странные поступки, вроде подкидывания Гриффиндору немерянной кучи баллов в конце первого курса, практически без объяснений, что вызвало резкий всплеск неприязни к ало-золотым со стороны остальных трех Домов, но «в среднем» Дамблдор убеждал нас, что к его бывшему Дому следует относиться построже, поскольку «их храбрость часто выливается в безбашенные выходки». Они еще частенько спорили с Минервой по этому поводу, но Макгонагалл, хотя и посопротивлявшись для вида, всегда в итоге соглашалось с единственно правильным директорским мнением.

А тут… За такое феерическое выступление — и всего лишь пять баллов? Хотя… именно во столько в свое время оценили жизнь заучки Грейнджер… Так что ничего удивительного, что и угрозу жизни Захарии Смита оценили ровно во столько же.

Помона Спраут, чьего ученика только что чуть было не окатили огнем, попыталась возмутиться. Но Дамблдор покачал головой и сказал:

— Я все объясню на собрании после обеда. Присутствие деканов — обязательно.

Последнего он мог бы и не говорить. Всем нам были крайне интересны причины директорского благодушия в ответ на столь неприкрытое хамство.

Я посмотрел в сторону стола Гриффиндора, где Грейнджер, сидя на коленях у Поттера, кормила его с руки отварной бараниной, а Лавгуд, устроившись рядом положила голову ему на плечо. Лицо мое исказилось приступом сильнейшей зависти. Если бы я был достаточно смел, чтобы в таком вот возрасте просто утащить Эванс на руках к своему столу и объявить всем, что «я поддерживаю с ней отношения и убью любого, кто попытается вмешаться». Если бы… но тогда Шляпа отправила бы меня на Гриффиндор, и ничего этого не понадобилось бы…

— Северус, — привлек мое внимание Дамблдор, — не стоит так злиться на мальчика. Он ведь так похож на своего отца!

Ха! Этот маразматик до сих пор верит, что подобные подначки могут раскачать эмоциональное состояние окклюмента? Но если я перестану демонстрировать, что ведусь на них — директор может и придумать что-нибудь более действенное. Так что…

— Да, очень похож, — злобно высказываюсь я, не скрывая своего отвращения. А то, что оно направлено, главным образом на самого себя — об этом и знать никому не нужно. — …такой же наглый, высокомерный, и…

Признаться, что еще сказать, я не знал… Но мне и не понадобилось. Меня перебили сразу Дамблдор и Макгонагалл, и в два голоса начали объяснять, в чем именно я не прав. Мне же только и оставалось, что удерживать на лице подобающую гримасу.

На самом деле, сейчас я если и ненавижу Джеймса, то разве что за то, что этот олень не уберег Лили. Он забрал у меня самое дорогое, что у меня вообще было — и бросил в грязь… Ведь, когда я примчался в разгромленный дом в Годриковой лощине, то обнаружил, что палочка Джеймса валалась в соседней комнате. То есть, он, прячась от Темного лорда, даже не держал палочку постоянно при себе. Я уж вовсе молчу о том, что он отдал мантию-невидимку, Дар Смерти, Дамблдору, не подготовил ни одного порт-ключа… Да, в конце концов, просто не увез жену и ребенка куда-нибудь к черту на рога. Олень. Как есть олень. Мозгов — вообще нет, только рога — чтобы бодаться. Мозгами в их компании был Ремус Люпин… и как раз его-то они и оттолкнули при известии о возникшей угрозе.

Я сознательно распалял в себе эмоции, выдергивая на поверхность самые скверные воспоминания. Все-таки, Дамблдор — легилемент не из последних, хотя обратная сторона этого искусства — окклюменция, ему никогда не давалась*, что он всегда старательно скрывал.

/*Прим. автора: конечно, от одиннадцатилетнего Риддла Великий человек Дамблдор сумел защититься. А вот на пятом курсе Гарри он весь год мальчишку избегал, по его собственным словам, в страхе перед тем, что Темный лорд через Гарри сумеет добраться и до сознания Великого Белого*/

Закончив с обедом, мы прошли в кабинет директора. Горгулья на входе аж отскочила перед «безмятежно спокойным» Дамблдором, такой спектр эмоций он излучал в пространство, несмотря на великолепное владение лицом.

— Помона, Северус, Филиус, Минерва, — устроившись в кресле, Дамблдор обвел нас взглядом. — Я не хотел этого говорить, поскольку мои догадки были лишь догадками, смутными и неясными. Но сегодня… Боюсь, что скрывать дальше эту тайну нет никакой возможности.

— Продолжайте, директор, — холодно произнесла Спраут. Все-таки, за своих учеников она, в отличие от Флитвика и Макгонагалл, переживает и очень сильно.

— Завещав крестнику Дом Блэк, — продолжил директор, — Сириус оказал Гарри очень дурную услугу. Видимо, после контакта с Тьмой этого Дома в сознании Гарри пробудился крестраж Волдеморта. И сейчас они ведут борьбу, которая может закончиться тем, что Волдеморт захватит тело Гарри и возродится в нем.

— Что же нам делать, директор? — охнула Макгонагалл.

— Боюсь, мы можем только наблюдать за Гарри… и готовится всеми силами противостоять Волдеморту, если он все-таки одержит верх, — жестко ответил директор. — И предупредите учеников, чтобы не пытались влезть между Гарри, Гермионой и Луной. Это может плохо кончится. Все-таки, сейчас в основном те чувства, которые дарят Гарри эти две девочки, удерживают его от падения во Тьму. Минерва, особенно — предупреди Уизли. Их очередная выходка, вроде прошлой, может закончиться очень плохо. И прежде всего — для них самих.

— Это что же, — возмутилась Минерва, — нам смотреть, как Поттер… — она запнулась. Все-таки, дочь шотландского пастора, несмотря на замужество и вдовство, в некоторых вещах так и осталась старой девой. — …наплевав на мораль, валяет сразу двух учениц, и ничего не делать по этому поводу?

— Вы ошибаетесь, Минерва, — мимо отпрыгнувшей горгульи в кабинет директора прошла Поппи Помфри. — Девочки так и остались девочками. Во всех смыслах. Можешь не сомневаться, я проверила.

— Но ведь парень может и… — а вот тут покрасневшая до свекольного цвета Макгонагалл не смогла продолжить. Видимо, мысль об «отношениях» иных, нежели по «прямому предназначению» представлялась ей настолько нестерпимо стыдной, что произнести такое — она так и не смогла.

Поппи покачала головой.

— Неужели ты думаешь, что я унизила двух учениц публичным осмотром? Я смотрела по ауре. А в ней такие отношения отражаются как бы не сильнее, чем обычные. Так что я могу сказать точно: хотя дети и провели ритуал связи, который с юридической точки зрения соответствует помолвке, но с медицинской точки зрения — переживают самую середину конфетно-букетного периода и торопиться не спешат. Хотя я и не сомневаюсь, что к следующим этапам они перейдут, еще не выпустившись из школы. Особенно — если как-нибудь разузнают о предположениях господина директора… Тогда они могут и поспешить. Поскольку «неизвестно, будет ли у нас это самое «позже».

— И поэтому, я прошу вас не говорить детям о моих предположениях, которые еще могут оказаться ложными, — вздохнул Дамблдор. — Пусть у детей будет детство.

— Директор, — я демонстративно скривился. — неужели нет никакого способа…

— Такого способа нет, — твердо ответил Дамблдор. — Я бы знал о таком. Нам остается только ждать и надеяться, что Гарри сумеет справиться с Волдемортом, как уже сделал это несколько раз…

Ну, ты может, и не знаешь, а я, пожалуй, поищу. Не зря же я давал обещание позаботиться о Гарри, и не столько тебе, сколько Лили, хотя она и была уже мертва. Так что после окончания педсовета, я немедленно отправился к Малфоям. Их бибилиотека в области темных искусств если какой-то и уступала, то разве что той, которую собрали у себя Блэки. И если у Малфоев я не найду того, чего мне нужно, я напрошусь в гости к Потте… нет, пожалуй, — Блэку. Как ни странно, хотя именно Блэк был инициатором большинства эпизодов травли, называть так сына Лили мне почему-то легче.

Люциус без вопросов допустил меня в свою библиотеку. Впрочем, это не первый раз, когда я заявляюсь к Малфоям на ночь глядя, и зарываюсь в книги, за которые, будь они найдены при рейдах министерства, Люциусу грозило бы несколько лет Азкабана, и «был под империо, ничего не помню» у него бы не прокатило. В конце концов, школьники-недоучки временами, выясняя у кого толще палочки и длиннее родословная, выдают такие заковыристые проклятья, что без обращения к этим самым гримуарам, написанным кровью на человеческой коже, и не разберешься. Кстати, Поппи была у Малфоев не менее частой гостьей.

Устроившись у небольшого столика, я раскрыл огромный фолиант, перенес летающую свечу так, чтобы она давала наилучший свет, и… погрузился в воспоминания.

* * *

— Мой лорд, — обратился я к тому, кого тогда еще искренне считал мудрым предводителем, — у меня все получилось. Старый маразматик согласился взять меня на должность учителя Зелий, вместо Слагхорна.

— Хорошо, — медленно кивнул Лорд, поигрывая с головой змеи, которая приползла на его зов из корзинки возле камина. — Посмотри мне в глаза.

Как всегда при легилеменции, перед моим внутренним взором начали всплывать события, которые желал увидеть моими глазами лорд Волдеморт, предводители консервативной партии и ревнитель традиций.

— Так-так-так… — пробормотал он, когда видения закончились на том, что Дамблдор поставил визу «Не возражаю» на моем заявлении о приеме на работу. — Значит, пророчество… Интересно, кто собирается рожать «в конце седьмого месяца»… Надо будет озадачить Руквуда.

Разумеется, ни в какой Хогсмит меня никто не отпустил. Вместо этого профессор Снейп влепил мне отработку на все время, которое остальные ученики наслаждались походом в эту деревеньку. Потом он посмотрел на Гермиону, демонстративно тянущую в котел то, чего там никак не должно быть… и распространил отработку еще и на нее с Луной.

Рона это порадовало просто несказанно. Кривясь все еще не до конца зажившим шрамом, убрать который не смогли даже в св. Мунго, он громко распространялся о «много о себе возомнивших заучках, которые даже не могут остаться без отработки на выходные». Мысль о том, что сам он не схлопотал отработку по причинам, весьма далеким от успеваемости, несмотря даже на вполне заслуженный «Тролль» за урок, так и не заглянула в рыжую голову. Впрочем, вопли эти мало заинтересовали как меня, так и девочек. Тем более, что сам я в прошлой жизни в Хогсмит уже находился до тошноты, а Луна и Гермиона еще побывают, благо Гермионе родители разрешение подписали без вопросов, а Луне — отец подпишет в следующем году.

— Пришли, наконец, — поприветствовал нас профессор зельеварения, когда мы втроем вошли в его кабинет. — Что ж. Мне на этой неделе нужно приготовить редкое и сложное зелье, так что некоторая помощь будет вовсе не лишней.

Воспоминания о несвершившемся подсказывали мне, что «сложное и редкое зелье» — это то самое, аконитовое, для Ремуса Люпина. Вот только списка ингредиентов, или же порядок приготовления этого зелья я выяснить так и не удосужился… Может, и зря.

Признаться, я не доверяю Северусу Снейпу. В конце концов, именно он стоял тогда на вершине Астрономической башни, рядом с младшим Малфоем. Но, если уж я стараюсь поддерживать более-менее ровные отношения с Драко, то уж нападки Снейпа перетерпеть — сам варп велел.

Я улыбнулся последней мысли, и сжал руки Гермионы и Луны. Пока не возрожден Темный лорд — Северус Снейп — мой союзник.

— Идемте, — мрачно буркнул зельевар, накидывая капюшон черной мантии.

Из замка мы вышли, не встретив какого бы то ни было противодействия.

— Но… — задумалась на очередном шаге Гермиона, осознав, что мы идем к Запретному лесу. — Там же дементоры?

— Идите за мной, — бросил зельевар через плечо. — И не отставайте. Я владею заклятьем, отпугивающим этих тварей.

Гермиона вздохнула. Вообще-то она имела в виду совсем не это. Просто демонстрировать при Снейпе ее возможности в качестве оружия против дементоров нам как-то не хотелось… Но не спорить же с преподавателем? В крайнем случае — вырубим, и расскажем, что ему этот кошмар привиделся под действием дементоров.

— Здесь, — буркнул Снейп, приведя нас на ничем особенным не выделяющуюся полянку в лесу, и запустив патронуса-лань охранять ее. — Смотрите внимательно, второй раз показывать не буду, — бросил он, подходя к невысокому дереву на краю поляны. — Это — алихоция, именуемая также «гиеновым деревом». Называют его так потому, что прием даже нескольких листьев заставит человека дико хохотать, причем голос его будет схож с воплями гиены. Дерево это завезли к нам из Африки во времена Великих географических открытий, и оно у нас прижилось. Видимо, магическая среда у нас для него благоприятна. Будьте осторожны, срывая листья, и не вздумайте их жевать. Все понятно?

— Да, профессор, — кивнули мы, и начали сбор листьев.

Заняло это у нас не так уж много времени. Буквально через десять минут профессор Снейп оъявил «отбой». Мы подошли к нему, и он показал нам мешок, где листьев было существенно больше, чем мы набрали даже втроем.

— Запомните, — бросил профессор, — если спросят — мы собрали именно столько листьев. Понятно?

Мы кивнули. Что уж тут непонятного. Поскольку в свое «мы» профессор аккуратно включил и себя, в таком ответе даже не было лжи, и мы могли повторить его под действием веритасерума.

— Теперь я должен рассказать вам кое-что о прошедшем не так давно педсовете…

И профессор зельеварения снискал мое непреходящее уважение, первым из всех преподавателей школы Хогвартс рассказав мне о вещах, которые касаются меня напрямую.

— … так что, — завершил свой рассказ Снейп, — независимо от того, что по этому поводу думает директор Дамблдор, я считаю необходимым провести ритуал проверки на присутствие посторонней сущности. И, в зависимости от его результатов, искать способ избавить Гарри… — тут он запнулся, но все-таки не стал произносить ненавистную ему фамилию, — …от этой самой лишней сущности.

Зельевар смотрел на нас, ожидая то ли возражений, то ли сразу бегства под крылышко к Дамблдору. Я переглянулся с девочками и твердо кивнул.

— Я…

— Мы, — твердо влезла Гермиона, и Луна также придвинулась ко мне, показывая, что в этом солидарна с подругой.

— Мы согласны, — не стал я спорить с девочками. — Что нужно для ритуала?

В конце концов, леди Аметист неоднократно предупреждала, что странствия через варп — дело небезопасное, даже во сне. И риск зацепить какую-нибудь лишнюю сущность — отнюдь не иллюзорен. Так что, хотя я и уверен, что Вечная леди уже забрала себе крестраж-из-шрама, но лишняя проверка — не помешает.

— У меня все уже подготовлено, — обрадованно нахмурился Снейп. — Станьте сюда…

Он указал на один из фокусов проявившейся прямо на земле колдовской фигуры. В другом фокусе вспыхнули и погасли несколько незнакомых мне символов, среди которых я успел заметить только знак Вечной леди… и символ Хаоса. Но начертаний там было существенно больше. Третью точку схождения потоков Силы занял сам Снейп. Девочкам зельевар собирался уже приказать выйти за пределы фигуры, но я решил продемонстрировать ему доверие в ответ на доверие, и призвал свое оружие. Да и нелишним это будет, если вдруг придется схватиться с какой-нибудь пожаловавшей на сладкое пламя сильных душ сущностью варпа.

Удивленный зельевар покачал головой, и затянул литанию. Знаки вспыхивали и гасли. Поток Силы все нарастал. Мы стояли посреди настоящего фонтана огня.

Но вот все успокоилось, и среди знаков отобранных зельеваром, осталось гореть лишь несколько.

— Так… — задумчиво протянул Снейп. — Как ни странно но, похоже наш Великий — облажался. Посторонних духов на тебе, Гарри, нет. Если, конечно, не считать связей с мисс Грейнджер и мисс Лавгуд…

— Не ошибся, — покачал головой я, отпуская девочек. — Но, думаю, директор уже рассказал о том, как я принес в жертву Вечной леди дневник-крестраж?

— Рассказал, — кивнул Снейп. — И был очень недоволен твоим обращением к темным силам.

— Свой шрам я пожертвовал Леди еще раньше.

Потрепанная черная кошка с белым пятном на голове пребывала в глубоком шоке. Нет, что, что зельевар допустил, чтобы его тайный ритуал подсмотрели и подслушали — было понятно, и где-то даже объяснимо. Любые чары, выявляющие врагов, или же анимагов — сами по себе заметны издалека, а Снейп, похоже, сделал ставку на скрытность. Даже большая часть немалой силы, ухнутой зельеваром в ритуал, ушла на то, чтобы обеспечить скрытность его проведения. Но вот то, что говорилось перед ритуалом… как, впрочем, и его результаты — повергли Трикси в уже упомянутый глубокий шок.

С одной стороны, Трикси давно знала, что Темный лорд сотворил себе крестражи. Знала, и глубоко не одобряла этого, так как, будучи урожденной Блэк, неплохо разбиралась в этом разделе магии, и знала или догадывалась о множестве неприятных последствий для того, кто решиться пойти по этому пути. Но, с другой стороны, именно это знание говорило ей и о том, что крестраж — объект хорошо защищенный и трудноуничтожимый. И то, что этот невзрачный паренек уже сумел уничтожить… то есть — «принести в жертву Вечной леди» целых два, один из которых был связан с его собственными телом и сознанием… Кажется, достоинства нового претендента на титул Темного лорда ни в какой проверке не нуждаются. Но… на всякий случай… Кошка улыбнулась, не меняя обличия, что выглядело несколько странно. Пожалуй, он произведет последнюю, решающую проверку. Она доставит парнишке еще один крестраж, тот, что хранится в сейфе Лейстренджей. И если парень не хвастается, если он сумеет уничтожить и этот предмет… Решение будет принято окончательно.

Впрочем, шансы на «беспочвенное хвастовство» были минимальны. Трикси, как признанный темный маг, и, чуть менее признанный, но все-таки знаток злого колдовства Хаоса, поняла из результатов ритуала больше, чем даже Снейп, чье звание Мастера Тьмы хоть и было заслуженно, но все-таки не подпиралось знаниями, накопленными темным семейством за многие века. Благоволение Темной леди и каких-то могущественных сущностей варпа темный вспышкой пламени Удуна отразились в ауре мальчишки при начале ритуала. Это сулило Трикси шикарное пополнение ее коллекции радующих душу воспоминаний… Тех самых, от которых в ужасе шарахались дементоры.

А еще паренек оказался Оружейником. Все старые и, как следствие, темные семьи всегда стремились заполучить в свои ряды Оружейников — магов, способных превращать людей в живое оружие. Этому оружию приписывали совершенно фантастические свойства, вроде способности швыряться заклятьями, не отвлекая хозяина, поглощать чужие заклинания и убивать чуть ли не прикосновением. Что из этого набора баек и небылиц было правдой — Трикси не знала. Слишком уж давно последний из Оружейников покинул этот мир, сбежав от диктата старших семейства Прюэтт. Но вот сейчас она своими глазами видела превращение двух девочек в саблю и кистень. Опять-таки, полукровке Снейпу из рода Принц никто не рассказывал о том, какие изуверские опыты проводили старый семейства даже над собственными детьми, не говоря уж о чужих, похищенных или же купленных у родителей, в попытках вернуть талант Оружейников. Так что он просто не понял, какую именно редкость и ценность ему повезло наблюдать. Даже жалко, что такой неграненный алмаз достался семейству Поттеров, давно и прочно подмятых Дамблдором. Впрочем, судя по истории, рассказанной Снейпом, и, главное, по реакции на нее самого Оружейника и его оружия, Дамбдлор потерял в их глазах изрядную часть своего сияющего нимба…

С такими мыслями Трикси выбежала из-под антиапарационного щита Хогвартса, и, задействовав украденную в Лютном переулке палочку, аппарировала прямо в Гринготтс. То есть, вообще говоря, аппарировать прямо в банк — нельзя… но если твои личные средства, участвующие в операциях банка, составляют порядка полупроцента от этих самых операций — многие правила меняются… или же поддаются перемене. Вот и у Трикси была в банке собственная площадка для аппарации, куда немедленно поспешил поверенный рода Лестрейндж.

— Приветствую, Гхаррактарк, — бросила Трикси подбежавшему гоблину.

Вообще говоря, обычно волшебники использовали не нестоящие имена гоблинов, а их перевод на человеческие языки. Но горло Трикси было изменено, как и у ее предков на многие поколения назад, так, чтобы иметь возможность произносить звуки темного наречия… что тоже шло в копилку фактов, обеспечивающих ей радушный прием в банке и серьезные отступления от общепринятых правил. Расплачиваться за это приходилось, тоже временами отступая от общепринятых правил жизни в обществе, а то и законов государства… но не сказать, чтобы Трикси это так уж серьезно тяготило.

— Вы желаете посетить свой сейф? — спросил хранитель богатств семейства Лестрейндж.

— Желаю, — величественно кивнула Трикси.

Поездка вышла короткой. Это новичков, или же личностей, не относимых банком к «дружественным» катать в тележке могли для полного поплохения. К услугам Трикси и подобных ей были Краткие пути, сокращавшие расстояния под землей также, как Лесные тропы вели давно покинувших этот мир эльдар.

Капелька крови на запор, и вот уже Трикси прошла в сейф ее (о чем она всегда вспоминала с искренней ненавистью) семьи. Огромные груды золота были свалены самого входа, чтобы отвлечь внимание возможного грабителя от других, истинных сокровищ.

Трикси расшвыряла десяток золотых, искусно кованных и богато изукрашенных чаш, на которых гордо красовалось изображение барсука. Из одной из этих чаш Хельга Хаффлпафф, как гласят семейные легенды, действительно когда-то пила. Но сейчас Трикси нужна была другая чаша. Невзрачная глиняная поделка, лишенная каких бы то ни было украшений. Подлинная чаша, заклятая одной из Основательниц Хогвартса. Бесценный артефакт, за который убивали и умирали. Сокровище сокровеной силы лорда Волдеморта. Трикси подняла ее и убрала в безразмерную сумку, которую она забрала из сейфа еще в прошлое посещение.

Прежде, чем выйти из сейфа, Трикси в очередной раз подошла к хранилищу трофеев семейства Лестрейндж… и в очередной раз убедилась, что краденная палочка подчиняется ей лучше, чем любая из имеющихся в хранилище. После этого женщина подошла к статуэтке, изображающей крысу, в ужасе скрывающую мордочку.

— А ты постой тут, Питер, — улыбнулась она так светло и радостно, что какой-нибудь оборотень мог при виде этой доброй улыбки испытать приступ медвежьей болезни даже в полнолуние. — Подожди. Может быть, в следующий раз…

Как выяснилось несколько позже, переполох начался после обеда*. Правда, мы втроем начала этого действа под общим название «визит лисы в курятник» как-то не заметили. Просто потому, что вместо того, чтобы сразу после еды отправиться в башню Гриффиндора — двинулись в один из заброшенных классов потренироваться в использовании вполне себе школьных заклинаний. От того, чтобы тренировать таким образом заклинания, а тем более — ритуалы НЕ школьные, леди Аметист нас отговорила еще в самом начале. Портреты, привидения, способные наблюдать за учениками прямо из стены, домовики… да просто какая-нибудь хитро наколдованная заморочь — и часть наших тайн станет известна директору. Ну его нафиг… И самого директора — тоже.

/*Прим. автора: думаю, читатели помнят, что «обед» — это dinner, т.е. «прием пищи около 20:00»*/

Так что отрабатывали мы уже навязший в зубах «экспеллармус», и еще немного нам не по возрасту «ступефай»*, когда в класс влетел Перси.

/*Прим. автора: по канону, ступефай на занятиях Ад осваивали пятикурсники… и даже у Гермионы он получился отнюдь не сходу*/

— Вы! — заорал он, но замолк, задохнувшись от быстрого бега. — Вы что здесь делаете?

— Занимаемся, — пожала плечами Гермиона, развеивая манекен, в который она только что отправила серебристую молнию разоружающего проклятья. — А что? До отбоя еще есть время.

— Время-то есть, — выдохнул Перси, тяжело приваливаясь к стене. — Но, вообще-то, я предполагал найти ваши трупы.

— Почему это? — дружно удивились мы.

— Беллатрикс Лейстрендж в замке!!! Всех учеников собирают в Большом зале.

Мы поспешили в Большой зал, куда действительно набились все ученики всех курсов. Учитывая, что даже обед регулярно кто-нибудь, да прогуливал, такая толпа собирается здесь только раз в году: в день прибытия с каникул. Даже в день отъезда — не так, кто-то обязательно обретается в больничном крыле…

Правда, как и в прошлой жизни, столы из зала убрали, а в дальнем углу лежит куча спальников. Видимо, ожидается общая ночевка прямо тут.

Интересно… Если Сириус в прошлый раз поперся в Хогвартс за Питером… то что здесь понадобилось Бесноватой Лестрейндж?

— Мистер Поттер, мисс Грейнджер, мисс Лавгуд… — грозно подошла к нашей компании декан Макгонагалл, — …позвольте узнать, чем это вы занимались?

— В свободное время, — начала цитировать Устав Школы Гермиона, — ученики могут отрабатывать учебный материал и заниматься самостоятельно.

— Имеют, — кивнула МакКошка. — И какой же материал вы отрабатывали?

— Экспеллиармус, — ответил я.

— Фи, — пробурчал Рон, неведомо как образовавшийся неподалеку, — глупое детское заклятье…

— Экспеллиармус! — синхронно выдали мы втроем, и Ронникинс улетел спиной в стену, а его палочка образовалась в руках у Луны.

— Что вы творите! — выкрикнула Макгонагалл, попытавшаяся прикрыть Рона щитом протего… и не преуспевшая: все-таки били мы с трех разных направлений. — По пять балов с каждого!

— Обрати внимания, Герми, — бросил я. — Синяк на спине Ронникинса оценили ровно так же, как и твою жизнь!

— Я помню, — кивнула Гермиона.

— Правда что ли? — удивилась Луна. Она-то при этом эпичном событии не присутствовала. Еще в школу не поступила. В «самое безопасное место Британии».

— Правда, — кивнул я. — По пять баллов каждому за спасение жизни магглорожденной.

— Школу-то из-за «какой-то грязнокровки», — буркнула Гермиона, — не закроют. Я же не полукровка Миртл*, и, тем более, не чистокровные Уизли.

/*Прим. автора: в тексте канона упомянуто, что «скоро приедут родители погибшей девочки». Магглы в Хогвартс попасть не могут даже к окаменевшей дочери. Значит, как минимум кто-то из них — волшебник… или даже оба. Ведь по Роулинг термин «чистокровный» относится к тем волшебным семьям, у кого нет магглов не менее, чем в трех поколениях.*/

— Просто праздник всеобщего равенства какой-то, — продолжил ехидничать я, пользуясь тем, что Макгонагалл пока что стоит в шоке. — Если уж преподаватели так относятся к своим подопечным, то чего уж требовать от детей? Удивительно ли, что «грязнокровка» — одно из самых распространенных оскорблений, за которое даже не наказывают?

— Что вы такое говорите? — вспыхнула Макгонагалл.

— Что из сказанного — не правда? — заинтересовался я.

Вот за что ценю МакКошку — это за способность увидеть и признать правду… если сунуть ей эту самую правду под нос. Снейп в аналогичной ситуации разнес бы нас по кочкам и снял кучу баллов, наплевав на то, правдивы наши слова, или же нет.

— Идите… — прохрипела она в полуобморочном состоянии. — Мне… мне надо подумать…

Наказания, впрочем, она не сняла. Да мы и не рассчитывали: вне классных комнат мы действительно колдовали.

Отойдя от нас, Макгонагалл двинулась к директору. Что-то они там между собой обсудили, но никаких видимых последствий для нас этот демарш не имел.

В принципе, вся наша выходка ставила перед собой две цели: обозначить, что, как минимум, борьба за душу «Мальчика-который-Выжил» еще идет, и Темный лорд пока что далек от решительной победы (с чего бы ему заботиться о магглорожденных?). И вторая — проверить: разница между декларируемой и реальной политикой — это результат намеренных действий, или же тоннельного видения, когда Высокие и Великие просто не замечают «незначительных мелочей».

Пока же мы выдернули из оставшейся кучи три спальника, и удалились в тот угол, где кучковались ученики дома Золотого грифона.

— Предатели… — пробурчал приковылявший Рон.

Поскольку отделался он и в самом деле всего лишь синяком, к мадам Помфри его не отправили… Думаю, он предпочел бы более серьезные повреждения, из-за которых вызвали бы колдомедика, которая и залечила бы их почти мгновенно.

— Зато, — улыбнулась Луна, — теперь мыслепухи уверены, то «детское заклинание» не остановить даже декану… Надо только правильно его кинуть!

— Гады! — буркнул Рон, но его уже никто не слушал.

Мы подтащили спальники друг к другу, и стали присматриваться к тому, как устраивались остальные. Большей частью, девочки кучковались с девочками, мальчики — с мальчиками. Но несколько парочек, презрев это негласное деление, устроились поближе друг к другу.

Мы переглянулись, и в несколько взмахов палочек, сделали из трех спальников один большой, куда и залезли под изумленными взглядами присутствующих.

Как выяснилось впоследствии, ужасная Лестрейндж продефилировала чуть ли не через весь Хогвартс. Она вежливо раскланялась с Кровавым бароном, почти до второй смерти напугала Почти безголового Ника, кивнула Серой даме и Толстому монаху… Половина привидений и чуть ли не все портреты, мимо которых она прошла — кинулись извещать преподавателей и директора… чем сделали только хуже. Судя по всему, Беллатрикс Лестрейндж ориентировалась в Хогвартсе существенно лучше, чем большинство учителей. Так что когда ее кинулись ловить в подземелье — она была в башне Рейвенкло. Когда ее искали возле входа в гостиную Хаффлпаффа — она зверски напугала Полную даму на входе в общежитие Гриффиндора, угостив ту таким кошмарным заклятьем, что Полная дама до сих пор пряталась в каком-то портрете где-то в глубине Хогвартса, куда ни преподаватели, ни, тем более, ученики, давно уже не заходили, и решительно отказывалась выйти к людям. После этого Лестрейндж исчезла, и больше ее никто не видел. Но все сходились к заключению, что появилась она в Хогвартсе не просто так. И большинство тех, кто вообще осмелились заговорить на эту тему, пришли к выводу, что искала она именно героя Магической Британии, Мальчика-который-Выжил. Чтобы убить, разумеется. И только героизм Полной Дамы, так и не пропустившей врага в общежитие Гриффиндора спас Магическую Британию от… тут версии расходились, но общим для всех версий было блистательное игнорирование того мелкого факта, что Гарри Поттера в гостиной в частности и общежитии Гриффиндора вообще — не было.

Правда, узнал я все это значительно позже. Тогда, когда уже не только поднялся после сна, но и помог девушкам расчесаться. Признаюсь, спать в одном спальнике с двумя девочками — оказалось тепло и приятно. Так что, в отличие от прочих учеников, изрядно замерзших после ночевки в тонких спальниках в продуваемом Большом зале, мы вылезли довольные и выспавшиеся… Ну, некоторую роль в этом сыграли и кое-какие чары, которые подсказала нам леди Аметист, как будто знала будущее… Впрочем, учитывая, что ей наверняка подсказывал Морион — «как будто» можно и опустить.

Я расчесал девочек, после чего мы исчезли из Большого зала для проведения обязательных утренних процедур. Астрономическая башня, оружейное масло, мягкая бархотка и много-много чар, обеспечивающих конфиденциальность. Так что того, как я танцевал с двумя девочками сразу — не видел никто… по крайней мере, насколько я могу быть в этом уверен в условиях присутствия в школе Великого мага. Впрочем, некоторая надежда на то, что сигналки на основе жуткого и запрещенного колдовства варпа оказались Великому Белому не по зубам — у меня имеется. А остальные… в лучшем случае — против чересчур любопытных сверстников.

— Поттер, Грейнджер, Лавгуд!!! — первый нас, опять-таки, обнаружил Перси.

— Уизли? — поднял бровь я.

— Быстрее! Идем в общежитие! — не обратил внимание Персиваль на мою гримасу.

— Зачем? — удивилась Луна. — Неужели Нарглы что-то украли?

— Какие еще нарглы? — схватился за голову старший из присутствующих в школе Уизли. — Хотя… Может, и украли. Не знаю.

— Как это? — удивился я, чувствуя за спиной поддержку не понимающих девочек.

— Идите за мной, — бросил Перси, и двинулся в сторону башни Гриффиндора.

Я переглянулся с Луной и Гермионой, мы пожали плечами, и пошли за ним.

Храбрые гриффиндорцы клубились перед входом в общежитие, которое уже закрывала не пустая рама из-под портрета Полной дамы, но храбро гарцующий на пони сэр Кадоган. И то, что гарцевал он, сидя лицом к хвосту — рыцарю-магу, одному из конфидентов Артура Пендрагона ничуть не мешало. Школьники были очень возбуждены, и во всю обсуждали различные версии проникновения Беллы Лестрейндж в Хогвартс.

— Пароль! — грозно вопросил сэр Кадоган, отчаянно стараясь не упасть с гарцующего пони.

— Презренный трус, — тяжело вздохнув, ответил пробившийся через толпу Перси.

Грозный преволшебнейший сэр что-то пробормотал себе под нос о презренных трусах, а равно и тех, кто позволяет так себя называть, но портрет открылся, пропуская возбужденных гриффиндорцев в общежитие.

— Так! — прокричал Перси. — Слушаем меня! Кто-то, по всей видимости, Лестнейндж или ее сообщник, обыскивал спальни учеников. Сейчас вы все внимательно осмотрите свои вещи, и сообщите мне — что у вас пропало. Всем ясно?

Не удосужившись даже ответить Перси, Луна и Гермиона умчались вверх по лестнице, ведущей в спальню девочек. Признаться, я немного опасался того, что Беллатрикс все еще прячется в одной из спален, раз уж ее так до сих пор и не нашли. И успокаивало меня только осознание того, что я могу в любой момент призвать моих девочек к себе в руки.

Спальни учеников выглядели так, будто по ним прошелся ураган. Или, по крайней мере, кто-то, что-то усиленно разыскивающий, но не способный найти. Вещи были варварски извлечены из сундуков и разбросаны грудами. На стене углем были нарисованы два круга, черный и белый, и семиконечная звезда с лучами разной длины.

— Знак Блэков! — выдохнул кто-то из толпы, собравшейся у входа в нашу спальню.

— Не бойтесь! — выкрикнул Перси. — Учителя проверили: это просто знак. На нем нет чар! Разберите свои вещи и скажите: чего не хватает!

Разбор вещей быстро перешел в разборки: среди сваленных в кучу вещей находились предметы, давненько уже потерянные их владельцами и неведомыми путями оказавшиеся в грудах вещей совершенно других учеников. Обвиненные в воровстве отпирались, утверждая, что вещи им подбросили, и сделала это не иначе как сама Лестрейндж.

Отдельной статуей над грудой вещей, сваленных у его кровати, растерянно стоял Невилл Лонгботтом, грустно заявивший, что не помнит, какие вещи у него были, а какие нет. Впрочем, он такой был не один, так что во всеобщей неразберихе определить что именно пропало не представлялось возможным.

Вещи Гермионы оказались на месте. Неизменная обитательница библиотеки, обладающая весьма упорядоченным сознанием, определила это весьма быстро. Луна же прямо-таки по-детски радовалась нахождению давно куда-то завалявшегося мешочка с заготовками под бусы в виде двадцати четырех абрикосовых косточек.

Убедившись, что у девочек все в порядке, я начал разбирать груду вещей, сваленных у моей кровати. Как ни странно, мантия-невидимка оказалась на месте. По всей видимости, самая ценная из моих вещей — не заинтересовала Беллу. Отложив их в сторону, я углубился в изучение своих вещей и очень скоро обнаружил среди сваленной в груду одежды невзрачную глиняную чашку. Она не выглядела чем-то особенным… но при виде этого предмета кинжал, подаренный Вечной леди, сам собой шевельнулся в ножнах.

Багровым маревом окутан горизонт

Трава испачкана в запекшейся крови…

Мурлыкая себе под нос песенку, я аккуратно раскатывал по стене гостиной Гриффиндора чистый лист бумаги формата А1. Гермиона и Луна аккуратно держали лист за уголки, чтобы его не перекосило.

— Эй, Поттер, ты что делаешь? — возмутился мой бывший лучший друг.

Морозный день, дым рвется в небеса

И флаг врага к чертям растоптан вместе с ним…

Отвечать я, разумеется, не собираюсь. И вообще, после инцидента в Большом зале Рон у нас троих оказался в глухом игноре. Даже если что-то требовалось ему сказать, мы демонстративно передавали ему это «что-то» через Джинни. Ронникинс, конечно, пытался в ответ игнорировать нас… Но вот Джинни рушила этот план ко всем Темным магистрам. Попытка проигнорировать собственную сестру была мигом пресечена близнецами, которые устроили младшему братцу веселую жизнь. Так что Ронни бесился, постоянно пытался обратиться ко мне, или кому-то из девушек… но ничего не мог сделать.

— И, все-таки, что это такое? — заинтересовался подошедший Невилл. За его спиной ненавязчиво маячила Джинни. Ну что ж. Им я как раз могу и ответить.

— Картина.

— Картина? — удивился Невилл. — Это — не похоже на картину!

— Похоже, — не согласился я. — Более того, это она и есть. Надо только над ней немного поколдовать…

Мы втроем отошли немного, чтобы убедиться, что будущая картина висит ровно. Потом Луна достала палочку, и принялась наносить найденные Гермионой в библиотеке Блэков чары, призванные сделать картину одним целым со стеной. Собственно, это были те самые чары, которыми крепится к стене портрет Вальпурги, и которые Гермиона нашла по ее подсказке. Когда Луна закончит — картину нельзя будет отодрать от стены. И даже более того — если снести этот участок стены и построить новый — картина все равно проявится. И так будет продолжаться до тех пор, пока стена остается стеной.

— Любопытно, — заинтересовалась Анджелина, подходя к нам. — Что за чары? Мы таких, вроде не проходили. Поделитесь?

Поскольку Луна, как и полагается, колдовала невербально, опознать чары, а тем более — влет научиться им было невозможно. Я вспомнил подсмотренное мной воспоминание Снейпа… А ведь если он сам создал заклятье «Левикорпус», и использовал его только невербально, то становится понятной его обида и ругательство в адрес мамы. Если он решил, что мама предала его, выдав секрет его заклятья его же врагам… И то, что после такого он нашел в себе силы хотя бы попробовать извиниться — говорит сильно в его пользу. Но, я хочу надеяться, что если бы это действительно мама выдала заклинание папе и его компании — она бы нашла в себе силы простить еще-не-профессора Снейпа. Так что будем считать, что это крыса-Петтигрю во всем виноват. Он же мог проникнуть в гостиную Слизерина и подсмотреть учебник Принца-полукровки… А даже если это и не так — я не хочу об этом знать.

— Увы, — покачал головой я. — Это секрет дома Блэк, и я не вправе его раскрывать.

— Чертов аристократишка, — пробормотал Дин, вволю накупавшийся в тот день в Черном озере.

— Сам дурак, — ответила Томасу Джонсон и повернулась обратно ко мне. — А если обмен?

— Вполне возможно, — ответил я на правах Главы. — Но о конкретных подробностях — договаривайся с Гермионой. Она теперь моя Хранительница Архивов.

— Не знаю, кто справился бы с этой работой лучше, — улыбнулась Анжелина.

— Вот и я не знаю, — согласился я.

— А все-таки, что это за картина? — продолжил интересоваться Невилл, отставив в сторону свою непрохродящую робость. Для него это было небольшим подвигом, так что я улыбнулся и взмахнул палочкой.

Защитный слой, который мы втроем нанесли как из опасения повредить картину, так и из желания, чтобы ее никто не увидел, медленно исчез. И открылись черные штрихи на белом фоне, складывающиеся в картину: над морскими волнами летел небольшой парусник. У штурвала его никого не было. И не думаю, что многие из присутствующих магов осведомлены о существовании такого полезного устройства, как автопилот. А вот на носовой части палубы стояли, обнявшись две девушки, которых, несмотря на их повзрослевший вид, узнали подавляющее большинство присутствующих. Зато Невилл первым ахнул, прочитав надпись на борту судна. Яхта называлась «Борец за свободу, товарищ Тревор».

Выйдя из ступора, Невилл рассмеялся, и погладил своего свободолюбивого жаба.

— И вправду, «борец за свободу», — произнес он, вспомнив многочисленные побеги своего земноводного друга.

Бурное обсуждение картины продолжалось еще некоторое время. Особенную критику чистокровных магов вызвало то, что картина была неподвижной. Девушки на ней не шевелились, не махали присутствующим, и вообще никак не показывали, что осознают присутствие зрителей, погруженные в свои объятия. Я переглядывался с Луной и Гермионой, и страшным усилием удерживал улыбку, так и норовившую вылезти на наши лица. У картины был небольшой секрет, который мы не собирались раскрывать кому попало. И только когда все улеглись, и в гостиной у горящего камина остались только мы втроем, я произвел тест аварийного выхода из Хогвартса.

Я прикоснулся к картине. Контакт установился практически сразу. Со стены повеяло прохладным, соленым морским ветром. Картина налилась цветом. Застывшие черно-белые волны стали цветными, и щедро плеснули в нас морской водой. Девушки на открывшемся Козыре Рока задвигались и с удивлением посмотрели на меня, стоявшего в обнимку с Гермионой.

— Хм… — произнесла Гермиона-с-Козыря. — Пайский фанфик, если я правильно понимаю?

— Не-а, — улыбнулся я, поглаживая висящий на поясе кистень. — Лунная Гармония.

Утром в гостиную Гриффиндора явилась представительная делегация в составе декана нашего Дома, Минервы Макгонагалл, декана Орлов, Филиуса Флитвика, декана Змей Северуса Снейпа и лично директора школы Альбуса Дамблдора. Декан Барсуков, Помона Спраут не появилась. Как я узнал позже, она заявила, что «не является мастером чар, и не собирается разбираться в выходках безбашенных гриффиндорцев, оставляя это тем, кому больше нечего делать. А у нее, Помоны, и своих дел полно: навоз в теплицах не разбросан, мандрагоры не пересажены…»

— Мистер Поттер, — строго обратилась ко мне наш декан, — будьте любезны, немедленно выдать контрзаклинание к тому, что Вы применили для приклеивания этого…

— Этой картины, — вмешался Дамблдор.

— Да. Этой картины к стене!

— Не могу, — покачал головой я.

— Я не спрашиваю Вас… — начала было МакКошка, но ее прервал Дамблдор.

— Минерва, мальчик не сказал, что «не хочет», но «не может». Мистер Поттер, потрудитесь пояснить…

— Все очень просто, — улыбнулся я. — К этому заклинанию не существует контрзаклятий. Оно необратимо, как Авада Кедавра. Попытка отодрать картину от стены немногим более осмысленна, чем попытка оживить мертвого. Заметьте, я сказал не «поднять», а «оживить», «полноценно вернуть к жизни».

— Поднять? — сверкнул очками-половинками Дамблдор. — Откуда ты узнал…

— Я мог бы сказать, — улыбнулся я, — что представления магглов о волшебной жизни, хотя и весьма причудливы, но несут в себе и крупицы истины… И это даже не было бы ложью. Но, надо сказать, что библиотека Дома Блэк, главой которого я в настоящее время являюсь, содержит весьма интересные тома. И некромантия среди разделов библиотеки — чуть ли не самый безобидный.

— Мистер Поттер, — взвилась Макгонагалл, — Вам следует сдать всю подобную литературу. Ее хранение…

— …является привилегией глав древних родов согласно постановлению Визенгамота от 18 ноября 1735 года, принятого сразу после эдиктов о запрете использования темной магии в общественных местах, — немедленно ответил я ссылкой на закон, найденный, разумеется, Гермионой.

— Но… — начала было декан, однако была прервана директором.

— Увы, мальчик прав, — разумеется, Дамблдор знал об этом постановлении. Поскольку именно он вот уже много лет тратил немалые силы и средства на то, чтобы это постановление отменить. Но даже на волне патриотически— (если не патологически-) светлого подъема после падения Темного лорда в ноябре 1981 года номер не прошел. И «клика замшелых консерваторов» во главе с Абраксасом Малфоем затею успешно похоронила. — Однако, Гарри, — директор сверкнул очками-половинками, — ты понимаешь, что подобные книги могут быть опасны?

— Конечно, — кивнул я. — И к большей части библиотеки я избегаю даже приближаться. Беру только то, что разрешает взять бабушка Вальпурга.

— Ха! — выпендрился Рон. — Глава Дома, глава Дома… А все у «бабушки» разрешения спрашиваешь!

Я покачал головой. Конечно, можно было проигнорировать, как делал и раньше… но зачем нарываться на лекцию Дамблдора о дружбе и взаимопомощи?

— «Иметь право» и «пользоваться правом» — очень разные вещи. Вот ты, Ронникинс, — рыжий скривился, — имеешь полное право пойти сейчас и прыгнуть головой вниз с Астрономической башни. Но воспользуешься этим правом, разве что если хочешь к имени брата добавить дворянскую приставку*.

/*Прим. автора: разумеется, здесь имеется в виду звонкий титул де Билл. Правда, поскольку разговор идет по-английски, Гарри использует другую игру слов, намекая на Ron (сокращение от Рональд) — moron (дебил, идиот), так что на самом деле прозвучало «…если ты хочешь к СВОЕМУ имени добавить две буквы*/

— Стоп-стоп… — тормознул разгорячившегося, и начавшего что-то говорить Рона директор. — Сейчас не время для ссор. Гарри, — обернулся он уже ко мне. — Темная магия — опасна. Она исподволь меняет душу того, кто обращается к ней.

Я только молча кивнул. Уж этот-то эффект я заметил… после того, как леди Аметист натыкала меня в него носом. Но… Наверное, я тоже попал в ловушку активного добра… Но, по крайней мере, я помню, что то, что творю — может оказаться злом. Надеюсь, что помню…

— … Поттер! — кажется, ко мне обращаются… Что-то я слишком ушел в свои мысли.

— Да, госпожа декан? — МакКошку передернуло. Так официально я к ней еще не обращался.

— Вы должны немедленно передать нам заклятье, которым Вы закрепили эту… эту…

— Картину? — уточнил я.

— Да! — выдохнула Макгонагалл.

В принципе, я мог бы и выдать: в прошлый раз Сириус раздавал это заклятье всем подряд, в надежде, что кто-нибудь сумеет, наконец-таки, оторвать от стены портрет Вальпурги… Не вышло ни у кого, включая Дамблдора. Так что, даже по минимуму, года два-три у нас этот запасной выход будет… а там — атака Пожирателей, Астрономическая башня… если не сумеем выкрутиться. Однако…

— Не получится, — пожал плечами я. — принимая Дом, — я специально не стал уточнять, что имею в виду отнюдь не строение на площади Гриммо, — я дал клятву не разбазаривать семейное достояние. Так что…

— Обмен? — скривившись, предложила Макгонагалл. Я прикинул так и эдак… не получалось. Взмахнул палочкой…

— Администрация школы обязана обучать учеников, — выдал я результаты своих осознаний. — Так что магия Дома не примет обмена. А зачем ее снимать? Вроде, картина вполне приличная?

— Вот именно, — кивнула Макгонагалл. — Но, если мы разрешим ее оставить — появятся и неприличные!

— Можете меня наказать. За колдовство вне классной комнаты. Пронос картины в школу и то, что я ее повесил на стену — в число запретных действий не входят.

— Пять баллов с факультета Гриффиндр, — сжав зубы пробормотала Макгонагалл. — И неделя отработок!

Дамблдор одобрительно сверкнул очками-половинками. Кажется, он решил выменять или вытребовать заклятье вечного приклеивания с Анжелины, когда она поменяется со мной. Меня это вполне устраивает: как уже было сказано выше, шанс на то, что разберется меньше, чем за два-три года — невелик. Все-таки, не думаю, что директор упрется в эту проблему и будет ее вспахивать как трактор. Не настолько это важный вопрос, особенно в свете предстоящих событий.

— Любопытно-любопытно… — профессор Флитвик наколдовал себе Истинное зрение и стал рассматривать картину.

Смотрите-смотрите, профессор. Тонкие, бледные линии неактивного Козыря полностью исчезли на фоне куда более яркого приклеивающего заклятья, предусмотрительно созданного таким образом, чтобы в истинном зрении была видна только сплошная засветка. Все-таки «Блэк» и «параноик» долгие века считались синонимами. Это только на Орионе с Вальпургой семейная традиция дала сбой, и они упустили воспитание наследника, за что мы все теперь и расплачиваемся.

— Ох, Минерва-Минерва… — Дамблдор, проходя мимо стола в своем кабинете, покачал головой. — Что же ты так сорвалась? Нет, я, конечно, понимаю твою ненависть к темным искусствам и всем, кто их практикует… Но сейчас твое выступление было отнюдь не на пользу делу Света.

— Но, — Минерва подняла взгляд, который она до этого упирала в пол под ногами, — Вы же говорили, что самая большая опасность темных искусств — в том, что они меняют, искажают и разрушают душу человека…

— В случае с Гарри — не успеют, — покачал головой Дамблдор. — На разрушение моральных запретов уходит много времени, а его-то у бедного мальчика и нет. Я же говорил вам о крестраже в Гарри. Он раз за разом будет сталкиваться с Волдемортом. Может быть — будет даже побеждать. Но его противник может себе позволить множество поражений. А для Гарри первая же ошибка — станет последней. Жаль, конечно. И очень плохо, что за все эти годы я так и не смог найти способа безопасно извлечь крестраж из ребенка…*

/*Прим. автора: в словах «то, что Дамблдор не практикует черные искусства — не значит, что он в них не разбирается» ключевым все-таки является «не практикует». Т.е. его представления о темной магии вообще и возможностях сущностей, сравнимых с Вечной леди — несколько теоретические*/

— Но что же нам теперь делать? — грустно спросила Минерва.

— Нам? — вздохнул Дамблдор. — Нам следует попытаться восстановить доверие Гарри. То доверие, которое я сумел завоевать на его первом курсе, и которое, увы, по собственной вине, практически утратил на втором.

— По собственной вине? — удивилась Макгонагалл. — Но Вы же сделали все, что хотел от Вас этот… этот…

— Увы, — покачал головой Дамблдор. — Вот не был бы мне нужен этот идиот Джонсон в департаменте магического правопорядка — давно бы сдал его Гарри и посмотрел, что получится. Должно быть, это было бы что-то интересное…

— Джонсон… Думаете? — ахнула Минерва.

— Не «думаю», — покачал головой Дамблдор. — Знаю. Я совершенно точно знаю, что именно он приказал убить Сириуса Блэка.

— Но зачем? — глаза Макгонагалл приобрели форму идеального круга.

— Решил, придурок, что раз я засадил Блэка — то очень не хочу, чтобы он вышел, — покачал головой Дамблдор. — Сказочный …, — следующее слово директор пробормотал ну очень неразборчиво. — И как его только из больницы выпустили?

— Вы засадили Блэка? — переспросила Макгонагалл.

— Увы, я, — вздохнул директор. — Сама подумай: неужели я, половину долгой жизни проведший в Визенгамоте, не знаю, что нельзя свидетельствовать с чужих слов и почему это запрещено? Неужели я, проведший Орден Феникса через одну из самых тяжелых гражданских войн на территории Британских островов, не знаю, что захваченного предателя необходимо допросить не потому, что сомневаешься в его виновности, а именно потому, что он — захваченный предатель? Да, в конце концов, неужели я, какой-никакой, но все-таки маг, кем-то даже почитаемый за великого, мог не понять, чью кровь мне подсунули, когда я проводил ритуал Доверия?

— Но… зачем? — удивилась Минерва.

— Чтобы Гарри стал символом Света, невинным ребенком, погибшим ради того, чтобы освободить нас от Темного лорда, сакральной жертвой… а не очередным претендентом на этот титул. А останься Сириус на свободе — я в тот момент не видел никакой возможности запретить ему оформить опеку над Гарри… И, сама знаешь репутацию этого Дома — как бы мы не утверждали, что Сириус перешел на правильную сторону, тень его семьи пала бы и на Гарри…

— Но тогда почему Вы назвали Джонсона придурком? — Макгонагалл преодолела момент слабости и сомнений, и теперь готова была лично прибить Блэка… если, разумеется, этого требуют постоянные интересы Дела Света.

— Потому что он придурок и есть, — пожал плечами Дамблдор. — Это ТОГДА не было никакой возможности отказать Сириусу в опеке. А сейчас… «Бедный Сириус, много лет ни за что, по судебной ошибке проведший в Азкабане — эмоционально нестабилен, даже если вообще вменяем. Следует выплатить ему компенсацию от министерства, и направить на обследование, а возможно — и лечение». И лечение это продлилось бы ровно столько, сколько нам нужно и ни минутой меньше. А этот урод… Вот почему я не проследил за доставкой Сириуса в суд? Старый дурак…

— А как же девочки? — встрепенулась Макгонагалл. — Гарри же не только сам погружается в темные, запретные знания Дома Блэк, но и девочек за собой тянет!

— Да, девочек жалко, — кивнул Дамблдор. — Но, после смерти Гарри мы найдем способ отвратить их от Тьмы… вплоть до обливиэйта «чтобы помочь им справиться с горем», а если стерто окажется более чем одно травмирующее воспоминание — так медику и легилементу, проводящему эту операцию, будет виднее. Ну… или найдется способ направить их жажду мести в правильном направлении. План не должен зацикливаться на единственной последовательности, но допускать несколько вариантов решения. Конечно, жаль, что не удалось свести мисс Грейнджер и Рона. Семья Уизли верна делу Света, и Истинно Обретенная — стала бы им хорошей платой за верность… ну и магглорожденной при поддержке большой семьи, к тому же — обретшей серьезное влияние после победы Света, было бы во многом легче. Жаль. Но теперь уже не выйдет. Выходку Рона стереть можно… но он разную фигню творит регулярно. Слишком много пришлось бы стирать. Фактически — вообще убирать воспоминания о нем. Нет, этот вариант мне не нравится. Так что, Минерва, пока наблюдайте за этим трио… И постарайтесь с ними не конфликтовать.

Трикси в образе кошки удобно устроилась в развилке крупного дерева неподалеку от берега Черного озера. Отсюда открывался хороший вид на школьников, выходивших погулять из ворот замка, в то время как саму кошку заметить было достаточно трудно. Кроме того, Трикси, как серьезный боевик, не обошла вниманием такую важную часть магии, как маскирующие чары. Так что и постоянно действующие следящие чары Хогвартса*, и даже специализированные поисковые чары, вроде «Хоменум ревелио» не смогли бы обнаружить в кошке, сидящей на дереве что-то странное. Не говоря уже о том, что ритуалы очищения и отречения от отторгнутой плоти Трикси провела сразу же после побега, сделав бесполезными любые способы поиска по оставшейся в руках ее пленителей крови.

/*Прим. автора: я предполагаю, что Мародерам все-таки слабо было бы создать всеобъемлющую систему слежки «с ноля» и они просто зацепились к уже существующей*/

Школьники покидали пределы замка небольшими кучками, а временами — и парочками. Благо, погода не по-осеннему радовала, и не слишком яркое солнце играло на желтых и красных листьях Запретного леса. Беллатрикс ждала… Ждала — и дождалась.

Гарри Поттер покинул замок, как и ожидалось, в компании тех двух девчонок, которых он на глазах у предателя Снейпа… и, не зная того — беглянки Беллатрикс, превращал в оружие. Живое оружие, недосягаемую мечту многих чистокровных Домов, как Древнейших и Благороднейших, так и не очень.

Дети шли, взявшись за руки, и болтали о всяких пустяках, причем мальчик был посередине, а девочки не проявляли ревности. Конечно, может быть, они еще просто слишком маленькие, и не осознают всех нюансов ситуации… Но что-то подсказывало Трикси, что принять такое объяснение наблюдаемым явлениям будет ошибкой. И что дети совершенно точно знают, что творят. По крайней мере, эпатировать публику у них уже сейчас получается неплохо: взгляды их сопровождают… неоднозначные.

Но самое главное, Трикси отчетливо чувствовала присутствие собственной метки, крохотного и слабенького заклятья, не ощутимого ни для кого, кроме носителей крови Блэков не менее, чем во втором поколении. Правда, ходили слухи, что полный ритуал принятия в род, проведенный на алтарном камне Дома, мог дать принятому способность ощущать черные метки*… Но Дом Блэк редко принимал людей со стороны… а возможность Дара Восприятия блэкнота — и вовсе проходила по разряду неподтвержденных слухов. Даже у полукровок Дома и незаконнорожденных детей подобный Дар встречался крайне редко.

/*Прим. автора: в отличие от Dark Mark — Черной Метки Волдеморта, метки Дома Блэк — Black Note, воспринимаются не как зрительный образ, а как некое звучание, нота*/

— Поет! — заявила блондинка, проходя мимо засидки Трикси.

— Точно поет? — усомнился Гарри.

— Зуб даю! — отозвалась блондинка, в чьей внешности Трикси без труда разглядела маркеры Дома Лавгуд.

— Чей? — флегматично поинтересовалась шатенка, производившая впечатление полностью погруженной в свои размышления. Вот ее маркеры Трикси никак не могла разобрать. Но чтобы грязнокровка могла превратиться в Оружие? Шутите! Такого просто не может быть, потому что не может быть никогда! Наверное, просто за годы пребывания в Каэр Азкабан Трикси подзабыла некоторые малоизвестные маркеры Крови…

— Шестого Уизли! — на реплику Лавгуд двое ее компаньонов зашлись хохотом. Кажется, с этими видными последователями Дамблдора у троицы какие-то разногласия.

— Про что хоть поет? — поинтересовался Гарри.

— Про что-то по ту сторону сна, — отозвалась блондинка, насторожив Трикси. Да нет, не может быть. Точно не может. Чтобы радикально-светлая Лавгуд ощутила присутствие блэкнота… Это уже не шутка. Это какое-то издевательство.

— Послушаем… а потом — уничтожим, — принял решение Поттер. — У меня дар Вечной леди уже не то, чтобы «шевелится», скорее — зудит в ножнах.

Дети прошли мимо, и Трикси прыгнула с такой удобной ветки, чтобы последовать за ними. Но тут случилось что-то странное. Время шло, а Трикси все летела и летела мимо ствола дерева, не в силах пошевельнуть даже усом. Казалось, что окружающий воздух застыл киселем, через который медленно-медленно плыла черная кошка с приметной белой прядью над ухом. А потом время вдруг закончилось, и Трикси осознала, что лежит на поляне где-то довольно далеко от того места, где спрыгнула с ветки, и ее прижимает к земле острое лезвие сабли, в которую превращается шатенка.

— Кто ты? — спросил Поттер. — И зачем следишь за нами?

— Гарри, — блондинка обняла парня сзади за плечи и шептала ему на ухо, впрочем, достаточно громко для того, чтобы острый кошачий слух не испытывал затруднений. — Она не может тебе ответить. Она же кошка. Вот была бы змея…

«Еще и змееуст?!» — Трикси была ошеломлена.

— Превращайся, — жестко произнес Поттер. — Но даже не пробуй дергаться. Мы с Гермионой все равно успеем убить тебя.

Гермиона? Прежде, чем идти «на дело», Трикси покрутилась по Хогсмиту, когда туда отпустили школьников, и послушать, о чем они говорят. И имя «поганой грязнокровки, посмевшей учиться лучше, чем наследники Благородных Домов» упоминалось довольно-таки часто. Правда, говорящие такое — старательно оглядывались, как будто опасаясь увидеть кого-то за спиной… И сейчас, глядя на ребенка, угрожающего ей саблей, Трикси не могла сказать, что не понимает этих перестраховщиков. Жажда Крови от парня исходила нешуточная. Но… грязнокровка — и Оружие?! Шаблон Трикси крякнул очередной раз, и с тихим печальным звоном распался на части. Слишком много ударов он сегодня получил, чтобы имелись шансы сохранить его хотя бы в относительной целости.

Трикси сменила обличье. При этом острие Гермионы уперлось ей в меключичную впадину. И Трикси, прошедшая через множество боев, глядя в глаза мальчишки, отчетливо осознала: «Убьет. И рука не дрогнет».

— Беллатрикс Лестрейндж, — холодно произнес Поттер, при этом его Жажда крови резко, рывком, возросла, отчего у Трикси чуть было не подогнулись колени.

Впрочем, в том, что мальчишка опознал ее — Трикси не увидела ничего удивительного. Листовки с объявлением награды за «опасную террористку ИРА*» кружили даже среди магглов. А уж о ее приметах — и вовсе вещали из каждого утюга.

/*Прим. автора: ИРА — ирландская республиканская армия, террористическая группировка, воюющая за освобождение Северной Ирландии. В нашем мире прекратила вооруженную борьбу в 1997*/

— Зачем ты здесь, Палач Темного лорда? — спросил Гарри. Рука его при этом не дрожала, и сабля в ней продолжала оставаться смертельной угрозой. Не то, чтобы это хоть что-то значило для Трикси. Смерти она не боялась уже очень давно. С тех самых пор, как осознала, что значит для нее брак с Родольфусом Лестрейнджем. Тогда же она прокляла своего дядю, Ориона Блэка, который, собственно и организовал эту свадьбу. Сбежав же из Каэр Азкабан, Трикси была просто счастлива, узнав, что тот не дожил и до 60.

— Хочу увидеть, как ты уничтожишь часть души прежнего Темного лорда… или же не сможешь сделать этого, — ответила Трикси на вопрос Поттера.

— Уничтожу крестраж прежнего Темного лорда, и стану новым? — в свете всего уже известного Трикси, осведомленность мальчишки в столь специфичной области не тянуло даже на легкое удивление.

— …и объявишь о претензиях на этот титул, — поправила мальчика Трикси, выдохнув с облегчением. Все-таки, кое-чего мальчишка не знал. Перспектива, что малыш действительно знает все, что ему нужно — не радовала. Ибо зачем она, Трикси, такому?

— Хорошо, — внезапно кивнул Поттер, и Трикси застыла, скованная мощным петрификусом.

Петрификус? Невербально? Без палочки?! Не будь она уже скована заклятьем, Трикси точно застыла бы в шоке, осознав, что петрификус на нее наложила Гермиона Грейнджер.

Поттер же, между тем, отошел чуть в сторону, но так, чтобы Трикси могла видеть, что он делает, достал из сумки хорошо знакомую чашу, и установил ее на земле. Грейнджер вернула себе облик девочки, и присоединилась к Лавгуд, наблюдающей за действом из-за плеча Оружейника.

Поттер достал откуда-то кинжал с черным лезвием, от ощущения Силы которого Трикси задрожала, несмотря даже на петрификус — так ей стало холодно.

— Тебе, Вечная! — возгласил Поттер и слегка царапнул чашу кончиком кинжала.

Этого оказалось достаточно. Чаша осыпалась серым прахом. Прикрепленный к ней осколок души рухнул в Серые пределы. Блэкнот, ранее неумолчно звучавший в сознании Трикси — замолчал…

Глаза Беллатрикс на мгновение вспыхнули… восхищением? Кажется, зрелище жертвоприношения филактерия пришлось ей по вкусу. Но все равно странно… Именно Беллатрикс Лестрейндж всегда была верной, даже фанатичной последовательницей Темного лорда, бестрепетно пытавшей и убивавшей не только по его указке, но и вообще любого, в ком заподозрит хотя бы недостаточно восхищающихся ее лидером. Почему же теперь та, что в прошлой жизни убила и Сириуса, и… и меня — предала Темного лорда? Что изменилось? Или дело в том, что она не была освобождена из Азкабана Волдемортом, а каким-то образом освободилась сама? Но не значит ли это, что она и в этой и в прошлой моей жизни могла точно также покинуть тюрьму, но раньше не делала этого по каким-то своим соображениям?

— Почему ты ушла из Азкабана? — задал я тревожащий меня вопрос… а точнее — вопрос, который может прояснить решение проблемы, действительно меня беспокоящей.

— Сириус был моим врагом, — произнесла Беллатрикс. — Но он был и моим братом. Если бы мы сошлись в бою — я убила бы его. Но, раз уж его убил кто-то другой — я обязана мстить.

— Его точно «убили»? — уточнил я. — По официальной версии… — я даже не стал договаривать, отчетливо сознавая, что «официальная версия» — в лучшем случае, чушь.

— Точно, — кивнула Беллатрикс. — Авроры, охраняющие тех, кого осудили на пожизненное — похвастались… точнее — нам объяснили, что «даже если какому-нибудь ублюдку вздумается пересматривать решения Министерства и Визенгамота, до свободы все вы всё равно не доживете…

Мир окрашивался красным. Как ни странно, но ощущение холодного спокойствия Гермионы в руке, осознание того, что я — «вооружен и очень опасен» позволило не сорваться в уничтожающий боевой транс.

— Значит… «пересматривать решения Министерства и Визенгамота»… — прошипел я, чудом не сорвавшись на серпентарго. — Что ты хочешь от меня, Беллатрикс Лестрейндж, в девичестве Блэк? — что-то подсказало мне, что использовать правильное обращение: «миссис Родольфус Лестрейндж» — будет плохой идеей.

— Глава Дома Блэк, Древнейшего и Благороднейшего, — Беллатрикс опустилась на колени, чего, насколько я знаю, она не делала даже перед Темным лордом*, — я прошу вернуть меня в Дом.

/*Прим. автора: даже если в каноне это не так — текст сильно АУ-шный и ООС-ный, и автору хочется, чтобы так было*/

Я задумался. Возвращение в Дом… то есть — разрыв договора с Домом Лестрейндж… К тому же, Беллатрикс придется подчиниться главе Дома, то есть — мне. Конечно, подчинение это не абсолютно — вспомнить только сестру Беллатрикс, Андромеду, но существенно лучше, чем есть сейчас: враг потеряет сильную фигуру, а я — получу, пусть даже применять ее против убийцы родителей и будет несколько опрометчиво… Но даже и так, уроки леди Аметист наглядно показали мне, что есть множество вещей, которыми я не хочу заниматься сам, и еще меньше хочу вешать эту грязь на девочек. А во врагах у меня не только Темный лорд, но и Светлые силы, с их манией всеобщей позитивной реморализации, выражающейся в уничтожении всех, кто не укладывается в рамки «хорошего по их представлениям». А уж против Дамблдора-то Беллатрикс выступит, не испытывая внутренних противоречий.

— Почему ты хочешь развода? — решился уточнить я, не столько у Беллатрикс, сколько у течений варпа. И, положив руку на волну черных волос, немедленно получил ответ.

Договор, скрепленный браком, продвигал отец Сириуса, Орион Блэк. Что должен был получить от этого договора Дом Блэк — Беллатрикс так и не узнала, но, полагаю, либо политическую поддержку в каком-то из проектов Ориона, возможно — провалившемся, либо знания или артефакты, которые до сих пор пылятся в доме на Гриммо… либо же просто Орион действовал в соответствии со своими евгеническими представлениями о правильном. В любом случае, договор был составлен и заключен в самой, что ни на есть архаически-патриархальной традиции, отдавая жену буквально в собственность мужу. Как выяснилось вскоре после свадьбы, это было не слишком хорошим ходом. Если Темный лорд, в своих поисках бессмертия, проводил ритуалы над собой, то его верный последователь Родольфус предпочитал более… безопасные способы поисков, предоставляя право участия в найденных либо же разработанных им ритуалах жене. Разумеется, столь «разумный и осторожный» исследователь не мог не воспользоваться властью, предоставленному ему брачными клятвами: а именно, он запретил жене разглашать ход и результаты исследований кому бы то ни было. А суть и сущность проводимых над Беллой ритуалов была такова, что позже, когда Темный лорд постепенно стал сходить с ума под действием множественного ритуала Вечной ночи, и начал общаться со своими последователями при помощи живительных круциатисов, Беллатрикс буквально испытывала оргазм за оргазмом, наблюдая, как муженек корчится под ударами заклятья боли. Сама же Беллатрикс переносила боль на редкость равнодушно, что и не удивительно после поисков бессмертия. В сущности, именно это, а отнюдь не неправильно исполненное заклятье, и помешало мне запытать Беллу тогда, в Министерстве.

— Я, Анрио, глава дома Блэк, — клинок Гермионы лег на плечо склонившейся Беллатрикс, — признаю, что договор не был должным образом соблюден Домом Лестрейндж. Родольфус Лестрейндж нарушил обязательства беречь свою жену, не дал жизнь ребенку… а потому — клятвы брачные — мертвы и разорваны. Договор — аннулирован. Я, как глава Дома, возвращаю Беллатрикс в Дом Блэк. Я объявляю канли. Отныне Дом Лестрейндж — враждебен древнейшему и благороднейшему Дому Блэк. Не может быть мира между нами. И да будет так.

— Глава? — в темных глазах Беллатрикс плескалась радость и стыло неверие. Объявленная кровная месть означала, что, стоит Родольфусу покинуть Азкабан — как их встреча с Беллой и «воспоминания о днях минувших» — станут неизбежны.

Девочкам не пришлось объяснять, почему я объявил войну: пение разноцветных ветров варпа они слышали ничуть не хуже меня. Но вот кое-что пояснить, пожалуй, стоит:

— Беллатрикс Лестрейндж, — мерно начал произносить я. — Чистокровная волшебница. Профессионал в боевой магии, что уступает в мастерстве разве что самому Тёмному Лорду. Склонна к безумию, очень жестока и коварна, великолепный тактик и стратег*, — Белла склонила голову, признавая правильность характеристики. — Твоя сила и твоя гордость нужны Дому Блэк.

/*Прим. автора: характеристика Трикси — цельнотянутая с Поттервики: https://clck.ru/FStdr */

Признаться, я ожидал, что на этом Беллатрикс поднимется на ноги, принимая на себя права и обязанности рядового члена Дома, но вместо этого она заговорила, не вставая с колен.

— Я, Беллатрикс Блэк, возвращаясь под сень Древнейшего и Благороднейшего Дома, присягаю и клянусь в верности Дому и его главе. Да будет так.

Может, эти слова и не были правильным ритуалом Непреложного обета, но варп всколыхнулся, показывая, что слова эти произнесены со всей искренностью, и обрели Силу.

И превратившаяся из сабли в девочку Гермиона, и подшагнувшая Луна ответили в один голос:

— Услышано и засвидетельствовано!

Наше возвращение в Хогвартс с черной кошкой на руках почему-то вызвало странный ажиотаж. Первым нас встретил преподаватель ЗоТИ Ремус Люпин.

— Мисс Грейнджер, — строго спросил он, — Что это у Вас?

— Кошка, — спокойно ответила Гермиона. — Ученикам разрешается приносить в школу кошек.

— И откуда Вы ее взяли? — Люпин, похоже, решил пропустить момент, что «питомца следует брать с собой с самого начала», как бесперспективный. Даже в письме сказано «можете привезти», но сроки не оговариваются.

— Встретила на прогулке, — ответила чистую правду Гермиона. — Она показалась мне такой несчастной, и я решила взять ее себе.

Не вступая в дальнейшие прения, Люпин взмахнул палочкой, формируя чары выявления анимагов… По глазам резанула знакомая уже по прошлой жизни сине-голубая вспышка… Н-да… Вот так и выясняешь разницу между крысой-самоучкой и профессиональной ведьмой, одной из лучших в команде Темного лорда. Впрочем, когда мы еще обсуждали, где будет жить Трикси, она объяснила нам, что чары выявления анимагов известны вот уже более пятисот лет… и способы противодействия им — если и меньше, то не намного. Так что выявить анимага в Трикси, конечно, можно… но для этого нужен серьезный ритуал, с дорогими расходниками, суровыми требованиями по времени и условиям проведения, а также силе, и знаниям проводящего ритуал мага. В общем, на коленке в полевых условиях такое не соорудишь. Собственно, сложность выявления анимагов, а отнюдь не какие-то трудности с освоением и являются основой того, что анимагов так мало: сведения о том, как научиться анимагии старательно прячут. И не будь один из Мародеров Блэком, имеющим доступ к библиотеке и знаниям Дома — шиш бы «трем лучшим друзьям», а не анимагия. В библиотеке Хогвартса, даже в запретной ее части, ничего подобного нет. А на тех, кто хочет научиться анимагии «официальным образом» налагают до нелепого жесткие ограничения. Так что та же Макгонагалл в своей кошачьей форме только и может, что шпионить за магглами, да мышей гонять в свое удовольствие. Каждому сколько-нибудь серьезному волшебнику, за которым она могла бы захотеть проследить — известно описание ее кошачьего облика. Да и аурная метка, выставляемая в процессе официального обучения — скрытности отнюдь не способствует.

Признаться, когда я услышал все это — мне стало любопытно, где и как научилась анимагии Рита Скитер. Впрочем, учитывая ее родовое имя*, у нее тоже вполне может быть доступ к неким семейным секретам. Прочим же приходится довольствоваться обрывками общедоступных знаний, из которых и формируется образ анимага, легко выявляемого простейшим заклинанием…

/*Прим. автора: Skeeter — москит*/

После очевидной неудачи, Ремус Люпин еще долго махал палочкой, пытаясь выявить одержимость темными сущностями, подчинение заклятьями, зельями, ритуалами… Разумеется, он не нашел ничего. Впрочем, подозреваю, что по окончании Хогвартса Люпин больше ни у кого ничему не учился. Так что его уровень достаточен, чтобы обучать школьников элементарным навыкам обращения с мелкой нечистью и нежитью, но вот для чего-то более серьезного… Недаром леди Аметист показывала мне несколько вариантов будущего, в которых он не мог защитить ни себя, ни Нимфадору… Кстати, если это предсказание начнет подтверждаться (а оно уже начинает) — имеет смысл пообщаться с девочками на тему «как бы отвратить младшую Тонкс от влюбленности в оборотня». Все-таки, хоть бабушка Вальпурга и отговорила меня от идеи вернуть Нимфадору и ее мать в Дом — но по крови они — Блэки, и я в определённой мере чувствую ответственность за них.

Как Люпин не старался найти основания для того, чтобы не пустить в Хогвартс «дикую тварь из дикого леса» — это у него не удалось. Так что в гостиную Гриффиндора Гермиона вошла, держа кошку на руках и почесывая ее за ухом. Трикси расслабилась и громко мурчала. Уж не знаю — из соображений конспирации, или ей действительно нравилось? А может — и то и другое?

Когда мы вошли в школу, девочкам пришлось сделать шаг вперед, и я шел сзади. При этом мой взгляд почти непроизвольно опустился… ну, туда, где спина — уже даже не совсем спина. Как объяснял Мастер, когда мы с ним остались наедине в то время, как девочек забрала Аметист, для парня в общей сумме под двадцать реакция — более чем нормальная. Но меня все равно смущает то, что я не могу оторвать взгляд, и так хочу прикоснуться… но и боюсь. Боюсь и реакции девочек, и чего-то более… неясного и глубоко личного. Что-то изменится, если я дам волю своим желаниям. А тут еще начались сны. Ну… те самые сны. В прошлой жизни они мне тоже снились, но не отчетливо и без каких бы то ни было подробностей. И даже когда я уже встречался с Джинни — она никогда не была героиней этих снов. Сейчас же, стоило закончиться тренировке, и, вместо полного беспамятства, как бывало раньше, я видел девочек… своих девочек. Луну и Гермиону. Но… Как я смею видеть их… так вот?! А ведь во сне я не только смотрю… Я еще и прикасаюсь… Как же все это смущает… Но я ни за что не хотел бы отказаться от этих снов.

— Ой, кто это?! — заинтересовалась Лаванда.

В принципе, разнообразные питомцы обитали в любом из общежитий всех четырех Домов во множестве, и не вызывали ажиотажа. Но… Гермиона? Предыдущие два года она проявляла очень мало симпатий к «братьям нашим меньшим», и ссорилась с Роном из-за его крысы, которая оказалась совсем не крысой. Так что известие, что «Грейнджер притащила кошку» — облетело Хогвартс прежде, чем мы добрались от входа в школу до портрета Полной дамы. И в гостиной нас уже ожидал самоназначенный комитет по встрече.

— Это? — улыбнулась Гермиона. — Это — Трикси. Ну, я ее так назвала.

— А почему? — ахнула Кэти Белл во втором ряду встречающих. Первые, то есть — сестры Патил, Браун и Анжелина Джонсон были поглощены процессом тисканья кошки. Трикси стоически все это переносила.

— Вот, смотрите, — Гермиона достала листовку «Разыскивается живой или мертвой», и показала всем присутствующим. — Разве не похожа? Даже белое пятнышко как раз там, где у Лестрейндж… — что стоило Трикси не дернуться в этот момент — я не знаю. Но она справилась.

— Пхе, — скривилась Джонсон. — Зачем обижаешь такую славную кошечку? Ведь Беллатрикс Лестрейндж — ужасная темная ведьма!

— А что страшного? — влез в беседу я. — Ну ведьма. Ну темная. Белые… то есть те, которые по-настоящему белые — страшнее.

— Это с чего это? — троица охотниц Гриффиндора, известная своим радикально-светлым мировоззрением, заметным даже на общем фоне Дома Гриффиндора развернулись ко мне.

— Знаете, что нужно, чтобы быть белым? — спросил я у охотниц.

— Умение сочувствовать… вроде, — припомнили охотницы.

— Вот именно. Эмпатия. Умение ощущать чужую боль, как свою, — кивнул я. — И попробуйте представить, что чувствует такой вот белый, попав, скажем, в Святого Мунго? Я уж молчу про поле битвы. Все время ощущать чужую боль… а боли так хочется избежать… Вот и получается, что, в отличие от темных, рвущихся к постижимым и временами — достижимым целям, вроде власти, богатства, бессмертия, светлые — стремятся создать идеальный мир без боли, вернуться в Эдемский сад. Вот только такие попытки, если они особенно удачны, встречают опровержение со стороны ангела с мечом огненным…

Я собрался уже было продолжать проповедь, когда Полная дама отодвинулась, и в гостиную Гриффиндора вошла МагКошка, чего не случалось с момента моего поступления в эту школу.

— Мисс Грейнджер, — твердо сказала декан, — я хотела бы удостовериться…

— Это — не миссис Лейстрендж, — ответила Гермиона. И, в сущности, правду сказала: после возвращения в Дом Трикси никакая не Лестрейндж, а вовсе даже Блэк. — Клянусь в этом своей магией. Люмос. Нокс!

Вспыхнувший и погасший шарик света удостоверили, что магию Гермиона отнюдь не потеряла. А уж какие выводы сделают те, кто слышали клятву девочки — уже как-то и не наше дело.

Во сне я стоял на широкой равнине. Сабля и кистень в моих руках неторопливо покачивались, контролируя окружающее, в готовности немедленно нанести удар любой угрозе. Позади меня, насколько хватало взгляда, простиралась цветущая равнина. Весенняя степь, покрытая ковром изумрудно-зеленой травы, расцвеченным пестрыми узорами цветов. Впереди же, за текущей под обрывом медленной равнинной рекой, простиралась настоящая зона бедствия. Серый пепел простирался, насколько только хватало взгляда, и волнами пробегали непонятные искажения.

— Ведьмина плешь! — ахнула у меня за спиной Трикси.

— Ага, — согласился я.

— Но… такая огромная! Ни разу даже не слышала о таком чудовище, — я не стал оглядываться, но закинутая на плечо Луна транслировала мне картину того, как бесстрашная Трикси отступила на шаг назад.

— Карантинный феномен, — пояснил я, любуясь переливами истонченной присутствием потусторонней твари преграды, отделяющий мир живых от Эмпириев.

— Это как? — удивилась Трикси.

— В нашем мире таких не встречается, — начал я воспроизводить лекцию, услышанную от леди Аметист. — Но тут варп слишком близок к поверхности. Так что властям приходится держать на службе целые отряды черных магов — чистильщиков. А когда они не справляются, приходится принимать решение, что попытки справиться с тварью из-за Грани обойдутся слишком дорого. Тогда объявляют Карантин. Доступ к твари запрещают, чтобы не подкармливать ее. Вот это и называют Карантинный феномен.

— Ох, распронихрена ж себе, — высказалась Трикси. — И мы должны вот это — пересечь?

— Ага, — кивнул я. — Тренировка такая. Проблема тут даже не в том, чтобы пройти: даст Логрус, минуем без проблем. Главное — провести тебя. Ты все еще не хочешь превратиться в кошку? Так будет проще.

Я улыбнулся, вспоминая Изменчивый путь. Формально считается, что Огненный путь, воплощение Порядка присутствует в реальности не только в двух экземплярах, но еще и нескольких десятках отражений, так или иначе являющихся его истинными копиями. А вот воплощение Хаоса, Логрус, Изменчивый путь — единичен… На самом же Логрус присутствует в отражении глаз любого, кто проходил его. Так что, чтобы ступить на Изменчивый путь — нет необходимости совершать опасное путешествие ко Дворам Хаоса и договариваться тем или иным способом с теми, кто там обитает. Достаточно поймать взгляд одного из адептов Хаоса… и вот уже Черная дорога разворачивается под ногами как так и надо. С молниями Логруса и прочими появлениями вещей из ниоткуда и исчезновениями в никуда — пока было хуже, но мы с девочками работаем над этим.

Трикси недоверчиво и с опаской посмотрела на вырастающую у меня под ногами черную, поблескивающую металлом, траву, а стремительно темнеющие небеса, в которых появилась пока еще бледная и призрачная, но, несомненно — полная Луна, наливающаяся из бледно-белого торжествующим золотом.

Я убрал Гермиону в ножны, а Луну прикрепил к специальному креплению на поясе, и оглянулся на Трикси.

— Превратишься? Так будет легче нам всем.

— Если можно… — Трикси запнулась и задумалась. — Да. Я хотела бы попробовать пройти как человек. Если, разумеется, это не слишком помешает главе Дома.

— Не слишком, — вздохнул я. — Хотя упражнение и будет усложнено. Впрочем, думаю, леди Аметист на это и рассчитывала. Идем. Постарайся идти если не «след в след, то, хотя бы не слишком отклоняясь от моего пути.

— Хорошо, — кивнула Трикси.

И я шагнул вперед. Черная дорога вытянулась вперед, указывая мне направление, и я зашагал по ней. Дойдя до воды, я спокойно пошлепал вперед, спиной ощущая недоверчивый взгляд Трикси. Но вера нововозвращенной Блэк в главу Дома была тверда, и она последовала за мной. Мутная вода обтекала нас со всех сторон, но при этом — не мешала дышать. И мы с Трикси шагали по плотному песчаному дну так, как будто нас окружала не вода, но воздух. Черная дорога поддерживала мою жизнь, а я удерживал на Дороге Трикси. Это было нелегко. Потоки варпа, между которыми я скользил, не обрушивая на себя их мощи, пытались забрать себе жизни той, что я вел по Дороге. Темные тени плясали между восставшими из небытия железными деревьями странной для не покидавшего плотной реальности человека формой. Перспектива в поле зрения искажалась, и представлялась злой насмешкой над постулатами Эвклида. Причинность танцевала вальс со всеми законами сохранения по очереди.

Когда мы вышли из воды на другой стороне, Ведьмина плешь бросилась на нас, пытаясь впитать и поглотить огонек наших жизней, впитать его и вплести в собственное потустороннее существование. Но Черная дорога несла нас, как будто мы продолжали идти по дну реки. Текучая вода намертво отрезала нас от смертоносного порождения Того-что-За-Гранью нерушимой верой множества людей в то, что «нежити не пройти через текучую воду». Триски источала любопытство, но молчала, опасаясь нарушить мою концентрацию.

— Можешь спрашивать, — бросил я ей. — Само твое присутствие отвлекает больше, чем любой разговор.

— Где мы? — обдумав ситуацию, Трикси задала наиболее волновавший ее вопрос.

— На полигоне, — отозвался я. — А вот «где находится полигон» — я не отвечу. Просто не знаю. Наиболее вероятный ответ — «в воображении леди Аметист». Но вполне возможно, что она действительно забросила нас в иной мир. Или же создала копию какого-то участка этого мира в своем домене. Я иногда ломаю голову над этой загадкой. Интересная философская абстракция, в достаточной степени не имеющая реального применения, чтобы о ней было приятно поразмышлять на досуге.

Луна перехватила чересчур агрессивный поток варпа, позволяя Гермионе провести Трикси между тусклыми огоньками. Летучие мыши плясали между тенями деревьев, которых нет здесь, и никогда не будет… или же только «не было»? Призрачная кошка вытянулась в хищном прыжке, и полет одной из летучих мышей закончился в ее пасти. Мы шагали между призрачными ратями рогатых всадников на пегих конях, и они не видели нас, хотя и встревоженно оглядывались, когда их коней задевала Трикси. Призрачные кошки появлялись и исчезали. Они-то точно видели и меня с девочками и Трикси, но не стремились напасть. Может быть — потому, что видели Знак Внимания леди Аметист… а может — просто чувствуя некое родство с нами. В общем, все шло, как и должно было идти.

На другой стороне Ведьмина плешь упиралась в горное ущелье. На скалы потусторонний феномен не поднимался — там нечего было поглощать. Только голый камень. А вот стена, перекрывавшая ущелье… Она сдерживала Плешь… весьма и весьма условно. А точнее — пока сдерживала. Но по стене уже разбегались трещины, а значит — выдержит она очень и очень недолго.

У меня возникла идея. Лезвием Гермионы я порезал себе руку, и, напевая под нос литанию, которой нас научила леди Аметист, пошел по кругу. Конечно, полноценный Черный круг я образовать не сумею. Для этого нужна хотя бы одна жертва, а лучше — полноценное оружейное проклятье, жертв на пять-семь. Но вот на какое-то время Дорогу я тут зафиксирую. Хаос столкнется с нежитью и какое-то время оба будут эффективно нейтрализованы. Когда же круг был закончен, прилетевшее от Гермионы «эпиксеи» закрыло рану. Нежить, чуяла живую кровь и волновалась за пределами Дороги, но бросаться не торопилась. Пространство текло водой, и по-прежнему защищало нас.

Трикси смотрела на мои манипуляции с недоумением, но вопросов, несмотря на мое разрешение — не задавала. Признаться, я порадовался этому. В отличие от «простого» путешествия по Черной дороге, построение Круга, пусть даже и неполноценного, требовало концентрации, и изрядного количества силы, даже учитывая, что последней со мной делились девочки.

С Плеши мы выбрались еще часа через два, перейдя реку, хоть и меньшую, чем та, с которой начиналось наше путешествие, но все равно непреодолимую для потустороннего феномена.

Когда лагерь был установлен, Трикси улеглась и закрыла глаза. В чем-то ситуация иронично повторяла случай с Люпином. Взрослая делала вид, что спит, а мы — делали вид, что верим.

— Как вам младшая сестренка? — спросил я девочек, принявших человеческий облик еще на этапе разбития лагеря.

Гермиона дернулась, но быстро сообразила, что, говоря «младшая», я имею в виду не возраст, а иерархию Дома. Луна же, наш штатный эмпат, безмятежно улыбнулась.

— Мозгошмыги у нее — бронированы, вооружены и особо опасны, — так же тихо, но так, чтобы не остаться не услышанной «спящей» ответила мне Луна. — Такое впечатление, что окклюментные щиты она держит затем, чтобы они наружу не выбрались.

От лежащей у костра Трикси полыхнуло довольством, заметным даже мне, несмотря на то, что сенсорику я развиваю по остаточному принципу, больше надеясь в этом хитром деле на девочек. Кажется, Беллатрикс понравилась такая оценка ее мыслительной деятельности.

— Мне нравится, — решительно сделала вывод Гермиона.

Я переглянулся с девочками, и мы закрыли глаза, чтобы через некоторое время проснуться в Хогвартсе.

Поход через Плеш преследовал не только тренировочные, но и диагностические цели. И когда Аметист показала нам развертку результатов, а главное — объяснила, что именно мы перед собой видим, оставалось только схватиться за головы. Часть души Трикси была не просто «повреждена», или «расколота» — скорее уместны были слова «необратимо уничтожена». И для того, чтобы хоть как-то поддерживать свое существование, ей надо было либо находиться в весьма специфической среде (и те, кто бросили ее в Каэр Азкабан — невольно оказали Беллатрикс-тогда-еще-Лестрейндж невольную, но весьма действенную услугу), либо же — регулярно кого-нибудь убивать, желательно — кого-нибудь разумного. Эффект был, в сущности, такой же, как если бы Ритуал Вечной ночи поставили на паузу: Трикси находилась в состоянии, которое можно было бы описать как «нечто среднее между живым человеком и личем».

Пришлось нам, всей компанией, углубиться в вопросы целительства, более того — в самый сложный раздел этой и без того непростой области: целительство душ.

Вообще, медицину нам уже преподавали. И тут разница между нами выявилась просто огромная.

У меня вообще все было очень плохо. Привычки боевика «взять силы побольше, да вдарить посильнее» — помогали в освоении многих областей магии… но, увы, отнюдь не в целительстве. Мой максимум, как выяснилось — «вкривь и вкось затянуть раны, чтобы пациент не врезал дуба прямо на месте, и дотянул до оказания ему более квалифицированной помощи». У Гермионы все было гораздо лучше. И к тонким манипуляциям она оказалась хорошо приспособлена, и необходимую информацию запоминала легко и непринужденно, и даже пользоваться ей она умела… Но вот там, где требовалось в условиях ограниченного времени и сильного морального давления принять оптимальное решение — Гермиона частенько пасовала: колебалась, сбивалась на шаблонные схемы… В общем, если бы нас тренировали не на специально подготовленных куклах, а на настоящих пациентах — ее кладбище было бы хоть и поменьше моего, но не намного. А так… «никто еще не слышал о героически погибшем экипаже тренажера». А вот Луна была вне конкуренции. Часто она не могла объяснить: почему она сделала именно то, что сделала. Но делала правильно.

Вообще, Луну, с ее «созданиями незримого мира», и прочими закидонами, мы с Гермионой воспринимали как некую «Кузинатру, Дарующую смысл», трансцедентную сущность вне логики обыденного мира. Если бы все, или, хотя бы, значительная часть волшебников были подобны Луне — принцип «логика для волшебников — пустой звук» — стал бы простой и понятной констатацией факта. Действительно — пустой звук. Важны только воля и интуиция. Но ведь подобных Луне можно буквально пересчитать по пальцам, да как бы и не одной руки. А вот отрицанием логики страдают почти все, хотя по сути своей — не более, чем магглы с палочкой. В одной из книг, подсунутых мне Гермионой, я встретил интересную фразу: «самурай без меча подобен самураю с мечом, только без меча». И в приложении к Луне это абсолютно правильно: она и без палочки останется волшебницей. А вот если отнять палочку у подавляющего большинства тех, кто осмеливался над ней смеяться — на выходе получим натурального маггла.

Я встряхнул головой, сбрасывая пелену абстрактных размышлений, частенько накрывающую меня, пока я любуюсь тем, как Луна в очередной раз колдует над имитатором души в попытках найти способ хоть как-то помочь Трикси. Гермиона сидит неподалеку. У нее на коленях толстенный том, из которого она в очередной раз выкопала вариант действий, показавшийся девочками любопытным. Гермиона — отличный сборщик информации и аналитик. В наших тренировочных выходах мы с Луной не раз убеждались: если дать Гермионе два-три часа — она придумает план, как при помощи отвертки, зубочистки и сорокавольтовой лампочки разобраться со стаей демонов. Но вот воплотить его Гермиона не способна: слишком часто реальность отклоняется от плана, и ей нужен кто-то, кто способен быстро импровизировать. В бою это я. А вот в таких ситуациях импровизация лежит на плечах Луны.

Имитатор под руками Луны задергался. Его аура вспыхнула, последовательно пройдя цвета побежалости, а потом — полыхнула ослепительно-белым и погасла. Осколки же разрушенного имитатора, очень близко повторяющего те повреждения, что получила Трикси, провалились обратно в варп, откуда его и извлекла леди Аметист.

— Не получилось? — вздохнула Трикси, до сих пор затаив дыхание наблюдавшая за очередным смелым экспериментом девочек.

— Ага, — кивнула Луна. — Твои волосы точно не подходят. Гарри… — ага, значит, несмотря на неудачу, луна отнюдь не отчаялась, — …нужны десять волос из хвоста фестрала, прах трех дементоров и два…

— Три, — поправила Гермиона, переворачивая страницу.

— …три литра ихора.

Я с улыбкой кивнул. До рассвета в Хогвартсе у нас еще оставалось, по моим прикидкам, три-четыре дня, так что собрать все необходимое для девочек я успею. Конечно, шанс на то, что очередная их идея разом решит все проблемы душевного здравия бывшей Лестрейндж, ныне снова Блэк — невелики, скорее — они незначительно отличаются от ноля. Но побочные эффекты от некоторых экспериментов уже позволили залечить некоторые (хотя и наименьшие) из травм Трикси. А там… Не выйдет в этот раз — будем пытаться снова и снова…

До рассвета в Хогвартсе оставалось еще часа три, когда Луна отодвинула фиал с очередным неудобноописуемым варевом, которое только благодаря шаловливым ручкам Луны еще не рвануло, разнеся всю эту субреальность.

— Все! Отдыхаем!

— Но… — начала было Гермиона, уже выписывавшая в своем гримуаре рецепт зелья еще более жуткого, способного напугать какого-нибудь из богов Хаоса… правда из тех, что послабее. У тех, кто посильнее данный состав вполне мог вызвать чувство умиления и ностальгические воспоминания… что вполне может оказаться смертоноснее страха и агрессии низших.

— Никаких «но», — твердо сказала Луна выливая содержимое фиала в пространственный провал, ведущий, если я не ошибаюсь, куда-то на Некромунду, а может и на Калибан: какой бы гадости она не сварила, там хуже уже не станет. — Мы зациклились. Последние четыре варианта мало отличались друг от друга… и четвертый получился как бы не хуже первого. Надо дать отдохнуть мыслежарикам…

— Зациклились, — вздохнула Гермиона. — Но это не повод…

— Надо отдохнуть, — вмешался я, — дать…

— …дать мыслекрылам свободно парить, не сковывая их наргловой эссенцией, — вмешалась Луна. — И вообще, мне хочется пошалить…

Когда Луне хочется шалить… это пугает. Но и интригует.

Луна подпрыгнула, окуталась алым Акши… который, на мгновение остановив свой вечный бег, сформировал вокруг тела девочки иллюзию огненного платья. И. если присмотреться, можно было легко убедить себя, что между яростным пламенем страсти и нежной светлой кожей — ничего больше нет. Белобрысая закружилась вокруг меня, дразня и играя. А через мгновение их стало двое: видимо, стиль одежды, продемонстрированный Луной, понравился Гермионе, и теперь она плясала рядом, одетая ничуть не более, чем ее подруга.

Надо сказать, что ко мне уже вернулся возраст, когда мальчики интересуются девочками не только с целью дернуть за косичку, или еще как продемонстрировать собственную крутость. К тому же, здесь, в варпе, реакции псевдотела больше зависели от состояния духа… А мой дух хорошо помнил, каково оно — целовать девочку. Так что реакция получилась сразу же. И, чтобы хоть немного скрыть конфуз, я призвал из ближних нереальностей мелкую тварь, которую и сковал своей волей в виде латного доспеха. И в таком вот виде мы вытормозились из варпа прямо в коридоре Хогвартса. Защита от демонического вмешательства, естественно, попыталась нас тормознуть… но, поскольку в последний раз обновляли ее, дай Мерлин, при директоре Блэке*, у нее это не получилось. Как не получилось и дать точное указание на место «прорыва Инферно».

/*Прим. автора: имеется в виду Финеас Найджелус, разумеется*/

Зато вот парочка семикурсников, целовавшихся у поворота к Астрономической башне, и, по всей видимости, собиравшихся разойтись по своим общежитиями, шарахнулись с визгом. Причем рейвенкловец, на голову выше своей слизеринской подружки, визжал как бы не громче нее.

Впрочем, в те дни, когда я был обычным школьником, учеником Хогвартса — визжал бы если и тише этой парочки, то, разве что из-за нехватки физических сил.

Я призвал очередную мелкую тварь, и ее глазами посмотрел на нас со стороны. Массивная фигура в доспехах, переливающихся от темного индиго до радостной лазури, несла на себе несимметрично расположенную восьмиконечную звезду с пламенеющим оком в условном логическом центре (за отсутствием центра геометрического — лучи были разной длины). Правда, цвет доспехов был виден лишь там, где на них падали отсветы алого Акши, золотого Чамона и ослепительно-белого Хиша. В тени же они, как и положено, выглядели непроглядно-черными, исполненными тайны Улгу и разрушительного великолепия всебесцветного Кхар. Изогнутый посох-хека сиял в левой руке воина, окутанный молниями варпа, угрожающими всему живому. Две прекрасные девы: огненно-алая и бело-золотая, кружились вокруг броненосного воина, то приближаясь к нему чтобы высветить все новые и новые подробности тяжелой брони, то удалялись от него, оставляя видимой лишь серебряную Звезду Хаоса сиять во мраке.

— Та-что-Жаждет, Госпожа Сломленных душ одобряет ваше стремление к совершенству и наслаждениям, смертные, — прогрохотал я, буквально ощущая, как ужас этих двоих смывает усталость, восстанавливает силы и улучшает настроение. Это было опасно, но не продолжить я уже не мог. — Старайтесь больше, и узрите стены Дворца Принца Тьмы!

Тяжелыми, грохочущими шагами (которых, впрочем, не услышал никто, кроме запуганной нами парочки), я удалился в сиянии моих драгоценных девочек. Впрочем, я не отпустил призванную мной тварь, так что, даже не оборачиваясь, увидел, как Гермиона и Луна, обернувшись к замершим старшекурсникам, синхронно показали им языки и оттянули нижнее веко.

А потом мы свернули за угол, оставили в стороне Облики и Атрибуты, и с ветрами варпа переместились к туалету Плаксы Миртл. Там нас, киснущих от смеха, и нашел декан Дома Змеи, Северус Снейп.

— Так… — протянул он, театральным жестом раскрывая дверь. — Поттер. Грейнджер. Лавгуд. После отбоя. В женском туалете. И что это вы тут делали?

— Мы проводили ритуал, который мог бы дать намек на то, где искать другие… предметы, вроде того дневника, — ответил я, четко ощущая, что слышит нас сейчас не только Мастер Зелий.

— И каковы результаты? — презрительно усмехнувшись, спросил Снейп. Но я-то, через Луну чувствовал, насколько он в самом деле заинтересован. Так что я начал быстро прикидывать. Является ли крестражем змея — неизвестно. Может еще и не является. Выдавать Дамблдору диадему или, тем более — кольцо, — несвоевременно. Значит, остается только…

— Ключ к могуществу и бессмертию Темного лорда… — боевой транс похож на пророческий, да и серебряная тьма Улгу, переливающаяся лазурью Азира — не дадут определить обман, — …скрыт в сердце Цитадели Тьмы. Ой… — отбросив транс «наивный мальчик» тут же поинтересовался: — …я что-то сказал?

Разумеется, Гермиона не затруднилась процитировать мне меня. Снейп же стоял, привалившись к стене, и о чем-то сосредоточенно размышлял.

— Поттер! — мастер зелий наконец-то решил поделиться результатами своих размышлений. — В Вашем случае «гриффиндор головного мозга» — это не ругательство, а диагноз! Ну куда Вы лезете со своим невежеством в области, где даже такие Великие маги, как Дамблдор — чувствуют себя неуютно? Минус двадцать баллов… — Снейп сделал паузу, внимательно посмотрев на нас, и явно ожидая возражений. — С каждого! И быстро спать!

Как ни странно, поспать нам удалось. И даже не пришлось отправляться на очередную внеочередную тренировку к леди Аметист. Видимо, ее миньоны наблюдали за нашей бурной деятельностью, так что нам дали отдохнуть. А вот наутро началось…

— Мистер Поттер! — обратилась к нам Маконгалл, стремительным шагом подойдя от стола преподавателей. — Сразу после завтрака Вас ждет директор. Он сегодня особенно любит мармеладные тянучки.

Я про себя вздохнул, стараясь не выдавать охвативший меня испанский стыд*. Все-таки, иногда в своем стремлении демонстрировать старческое слабоумие директор сильно перебарщивает.

/*Прим. автора: в Англии это называется точно так же: Spanish shame*/

Разумеется, пренебречь приглашением директора было бы глупо. Так что, закончив завтрак, я выдвинулся к директорской башенке.

— Анрио, — обратился ко мне Дамблдор, когда я устроился в кресле для посетителей, — …тебе ведь, кажется, больше нравится такое звучание твоего имени? Не так ли?

— Именно так, директор Дамблдор, — согласился я. — С «Гарри» у меня связаны несколько… не самых лучших воспоминаний.

— Например? — поднял бровь Дамблдор.

— «Только не Гарри!» — тут же привел пример я. — Согласитесь, вспоминать смерть мамы каждый раз, когда к тебе обращаются…

— Хм… — директор звякнул колокольчиками в бороде. — Серьезное основание. Пожалуй, я возьму на себя труд обновить твои данные в официальных документах.

Я молча кивнул. Манипуляция, как и полагается хорошей манипуляции, оставалась эффективна, даже когда о ней становится известно манипулируемому. Так и тут мое отношение к директору несколько улучшилось. Хотя убийственный, слепящий Свет, сметающий всякую тьму, и смертоносный полет Звездного все еще маячат в нашем будущем…

— Но я, собственно, не об этом, — Дамблдор откинулся в кресле, и мне на мгновение почудилась в его руках трубка с длинным чубуком и колечки дыма, поднимающиеся к потолку, превращаясь в полете в серые эльфийские корабли. — Я хотел бы поговорить о том ритуале, который вы с девочками провели, чтобы узнать, где скрываются остальные… якоря Волдеморта.

Я настороженно посмотрел на директора. Вся выгода, полученная Дамблдором от согласия на исправление имени — была уничтожена одним словом. Передо мной вновь, как в яви встало воспоминание: «Не следует бояться имени…» А то, что для существа, сколько-нибудь серьезно погрузившегося в темную магию, нет ничего трудного в том, чтобы почувствовать, услышать, узнать: кто и где произнес имя, которое это существо считает своим — про это старый и мудрый Великий Маг очень старательно «забыл». Нет, понятно, что самому Великому Белому такое поведение ничем не грозит: Том как бегал от него, так и будет бегать. Но вот мальчишка, который треплет имя, на которое наложено Табу, по поводу и без повода… Не удивительно, что Тома просто-таки зациклило на мне… Ведь по глупости и доверчивости, я старательно следовал советам «старшего друга». Куда конь с копытом — туда и рак с клешней, да?

Видимо, Дамблдор — хороший не только легилемент, но и эмпат. Перемену в моем настроении он уловил мгновенно. Но, похоже, понять, чем она вызвана — не смог. Все-таки вращаемая вихрем стена праха Вечности — слишком опасна. А допускать Дамблдора в Лабиринт, наполненный обманчивым серебром Улгу и предательской синевой Азир — я не собирался. В конце концов, Прах Вечности можно без усилий выдать за подарок Вечной Леди… и это будет почти правда. С определенной точки зрения. Ведь без ее Воли и разрешения, хотя бы и неявного, я не смог бы встретить в Ее владениях Леди Аметист, которая и научила меня этим приемам защиты сознания, не так ли?

Тем не менее, выслушав описание «проведенного» ритуала, Дамблдор поохав, что мы решились проводить непроверенное и сомнительное магическое действо без присутствия старших и мудрых, согласился с тем, что к темной магии он отношения не имеет, и вполне безопасен, а его результаты — весьма значимы. И, разумеется, основываясь на этом, попросил провести его в дом на Гриммо, гнездо Блэков, которое вполне можно было назвать «Цитаделью Тьмы». Но, увы. Пришлось объяснять, что Дом закрыт на «Барьер Крови». («Проклятые темные маги» — пробормотал Дамблдор так, что если бы не легкое дуновение Азира — я бы его не услышал… Ну, а услышав — не стал распространяться, что барьер устанавливал я лично, вместе со своими девочками, благо, расходные материалы для данного ритуала закоулки Ист-Энда поставляли в избытке, а когда понадобился особый материал — оказалось достаточно заглянуть в Лютный и выставить там иллюзию напуганной заблудившейся магглорожденной девочки: добровольцы для участия в смертельно опасном магическом эксперименте сбежались аж толпой, на любой вкус и цвет). Таким образом, несовершеннолетний Глава Дома может провести в Дом только тех, с кем крайне близко связан: ближайших родственников (Дамблдор почти незаметно поморщился, видимо, представив, как уговаривает меня провести на Гриммо Дурслей… и что я ему скажу в ответ) или невест. Вот стану совершеннолетним — тогда да, тогда смогу провести кого угодно…

На мгновение даже по моей, весьма несовершенной, в отличие от Луны, эмпатии, как кипятком плеснуло радостным озарением. Кажется, Дамблдор что-то придумал, но делиться, разумеется, посчитал излишним. Так что директор быстренько свернул разговор, отправив меня в общежитие Гриффиндора.

В коридоре, недалеко от башни нашего Дома, я увидел замечательную картину: Гермиона, приперев к стенке, расспрашивала незнакомого домовика. Как ни странно, но данный экземпляр домового эльфа был совершенно непохож на Добби, Винки, или, скажем, Кричера. Несмотря на то, что в своем стремлении к знаниям Гермиона вполне способна напугать даже дракона, домовик ухитрялся держаться с немалым достоинством, что-то объясняя моей девушке.

Я окутался серым туманом Улгу, и подошел поближе. Если бы Гермиона не была столь увлечена разговором, такая маскировка не спасла бы меня от обнаружения: я, Гермиона и Луна можем чувствовать, где находится любой из нас с точностью, достаточной для варп-прыжка. Но увы. Гермиона увлеклась настолько, что упустила из виду, что разговаривает не в защищенном чем только можно и нельзя доме на Гриммо, а коридоре Хогвартса. Грюма на нее нет… Хотя… Пока что — нет. В следующем году — познакомимся. И даже если это будет Крауч, все равно основные понятия о ПОСТОЯННОЙ БДИТЕЛЬНОСТИ он вбивает весьма надежно.

— …золото за стеклянные бусы, — выхватил я продолжение рассказа домовика. — По законам своего времени, они были в своем праве. Но назовете ли Вы их — «хорошими людьми»?

— Нет, конечно, — помотала головой Гермиона. — Но я не вижу связи…

Домовик изящно вклинился в паузу.

— Связь — прямая. Мы, домовики, можем получать плату. Ничто не мешает нам делать этого. Но… Служение — за Силу и Дом для жизни, это — честная сделка. Требовать же за это еще и деньги… Это — мошенничество. И те, кто так поступают — не могут рассчитывать на уважение в нашем обществе! Да и, на самом деле, если подумать… Ну, вот зачем мне — мертвое золото?

— Купить хорошей еды?

Вместо ответа домовик щелкнул пальцами, и перед Гермионой, прямо в воздухе повис поднос, на котором было сервировано совершенно незнакомое мне блюдо. На мгновение мне показалось, что домовик нарушил «исключение из законов Гэмпа», но я тут же сообразил, что он не создавал блюдо, а перенес его оттуда, где оно есть. И «если данный гриф появился тут, то какой-то гриф, не обязательно данный, исчез на Кавказе, или где там они обитают».

— Мы — не люди, мисс Грейнджер. Человеческие потребности: еда, одежда, как защита от холода или же для подтверждения статуса… Все это нам просто не нужно. Нам нужен Дом, нужна семья, которая живет в этом Доме, и нужна Сила. Впрочем, последней нужно не так уж много. Взрослый волшебник, сотворяя чары, выбрасывает в пространство столько Силы, что хватит на несколько домовиков.

— А если… — начал я, сбрасывая маскировку. Гермиона вздрогнула, и я неодобрительно покачал головой, — …дом — покинут, а домовика, скажем, удерживает последний приказ уже мертвого хозяина и портрет хозяйки?

— Это… — незнакомый домовик запнулся. — Это очень плохо. Боль. Жажда. Домовик будет медленно умирать…

— …и сходить с ума от боли и голода? — уточнил я.

— Да. Вы знаете такого?!

Я кивнул.

— В наследство от крестного я получил Дом, в котором долгое время никто не жил, и домовика… Он показался мне… не вполне адекватным.

— Это понятно, — вздохнул домовик. — Сколько лет в доме никого не было? Больше трех?

— Около десяти, — поправил я.

— И домовик выжил…

Пока мой собеседник размышлял о чем-то, Гермиона решила, что пора бы нас представить друг другу.

— Гарри, это — Октавиан, восьмой Глава общины домовых эльфов Хогвартса! Мы встретились на кухне, и я решила уточнить… кое-что о домовых эльфах. Октавиан, это — Гарри Поттер…

— …колдун своих искусств, носитель Знания и Силы, утраченных волшебниками этого мира, — улыбнулся Октавиан. — Рад приветствовать.

— Октавиан, — обратился я к домовику. — Есть что-то, что я могу сделать для своего домового эльфа? Как-то вознаградить его за годы верности и служения, смягчить страдания?

— Можете, господин, — поклон домовика заставил бы Люциуса Малфоя побледнеть от зависти. И простыня, в которую он завернулся, ничуть не мешала ему выглядеть по-королевски. Да, в сущности, он и был королем — королем своего маленького королевства… — Нужно провести важный ритуал, знания о котором, похоже, утрачены волшебниками.

Год катился к концу. Дементоры все так же сторожили Хогвартс, в надежде поймать неуловимую Беллатрикс Лестрейндж. Поскольку внутрь Хогвартса их не пускали, а сама Трикси находилась именно что «внутри» — шанс поймать ее у порождений Гниющего сада был даже не «околонулевой», а «строго равен нулю». Однако, к стенам замка они подлетали довольно-таки близко, а их аура накрывала многие классы. Соответственно, те, кто занимались в таких классах, испытывали основной эффект присутствия тварей: «как будто вся радость ушла из мира». Соответственно, детям, лишенным радости, становилось грустно и скучно… А «скучающая Луна» — это хорошее описание для стихийного бедствия. Особенно, в случае, когда ей своими проектами удавалось заинтересовать Гермиону.

Так, например, после одного из таких уроков, в Хогвартсе появилась блуждающая комната. На ее двери из благословенного керамита был выгравирован символ Той-что-Жаждет и надпись рунами Высокого готика: «Оставь одежду, всяк сюда входящий!» То, что во всем Хогвартсе Высокий готик могут прочитать примерно три человека — девочками было блистательно проигнорировано. Ну а тот, кто все-таки мог преодолеть сопротивление двери, «немного» усиленной злым колдовством варпа, подвергался раздевающему заклинанию на основе телепорта: его одежда оказывалась в Выручай-комнате, а дверь, ведущая обратно — просто исчезала. Учитывая, что перемещению с ветрами варпа в школе были обучены все те же три человека, а «обычные» волшебные методы перемещения в замке были надежно блокированы еще Основателями, у попавшегося в ловушку не было других вариантов, как пафосно превозмогать устроенный девочками лабиринт, периодически попадая в объективы разбросанных там и тут колдокамер. Признаться, лабиринт был заведомо не слишком сложный, и совершенно не опасный, а в финале, перед самым выходом, попавшемуся, в качестве компенсации моральных страданий, прямо в руки падал фиал со светящейся кровью нерожденной твари. Когда оный приз попал в руки Снейпу (Мастер зелий относительно легко открыл дверь, рассчитанную разве что на то, чтобы отсеять первый и второй курсы, а вот с «непредусмотренным выходом» позже обломался и мастер чар Флитвик. Дамблдор… заходить не стал) — тот минут пять простоял столбом, медленно осознавая: что именно он держит. Осознав же, Снейп галопом (иллюзией одежды он, в отличие от последователей, окутался еще перед тем, как начать преодоление лабиринта) рванул в свою лабораторию, и там пропал: уроки зелий пришлось отменять аж на неделю — оттащить Снейпа от котлов не получилось даже у Дамблдора, а потом зельевар еще два дня ударно отсыпался, просто упав на месте, рядом с рядком зелий, имеющих разные свойства. Ну а после того, как Снейп (Снейп!!!) наделил баллами нескольких гриффиндорцев, по своей безбашенности полезших в «раздевалку» и доставивших мастеру зелий заветные фиалы, паломничество к Темным богам приобрело характер пандемии. Правда, старательная и правильная Гермиона настояла-таки, чтобы дверь в комнату появлялась только в то время, когда уроков не было… Но вот искали ее совершенно в любое время, поэтому регулярно пополняемая Снейпом копилка красно-золотых, не менее регулярно опустошалась остальными преподавателями, ловившими учеников на прогулах. Прочие факультеты тоже стремились снискать расположение грозного декана серебряно-зеленого Дома… Но все-таки, именно Гриффиндор с заметным отрывом лидировал как в получении баллов за доставленные ингредиенты, так и в потере баллов за сам процесс поиска.

Разумеется, подобная «шалость» никак не могла пройти мимо внимания школьной администрации. Флитвик, как мастер чар, регулярно обнаруживал вход в раздевающую комнату, и старательно пытался распутать наложенные на нее заклятия. Увы, полученное им образование, равно как и огромный опыт, скорее мешали ему, чем помогали: для зачарования комнаты была задействована совершенно неклассическая система чар, да еще и запитанная напрямую от варпа. Ну и тот мелкий факт, что после очередного набега от Флитвика девочки старательно меняли зачарование — задачи мастера чар отнюдь не облегчал. Впрочем, есть у меня смутное подозрение, что Флитвик скорее игрался, чем реально старался «разрушить злое колдовство Хаоса». Вот бездействие Дамблдора смотрелось куда более странно. Но, тем не менее, факт имел место быть: Дамблдор бездействовал. Точно так же, как и когда по Хогвартсу ползал василиск, и когда вместо его хорошего друга ЗоТИ преподавал меченый Пожиратель Смерти… В общем, бездействие Дамблдора было плохим знаком, и пророческий Азир никак не давал мне ответа на вопрос о причинах такого поведения Великого Светлого.

Впрочем, несмотря на эту, и несколько шалостей более мелкого калибра, время неторопливо, но неостановимо шло. И приближались экзамены. Разумеется это были не СОВы, а всего лишь переводные экзамены за третий курс. Да и, в отсутствии в моем окружении Рона и при более внимательном отношении к Гермионе, учился я намного лучше, чем в прошлом варианте. Так что к экзаменам я относился несколько… не сказать «наплевательски», но вполне спокойно. Также, похоже, учеба у леди Аметист также благотворно повлияла и на Гермиону. Она не дергалась, пытаясь раз за разом повторять уже изученное в страхе чего-то забыть. Наши занятия с сущностями Хаоса дали нам вполне оправданную уверенность в нашей памяти, и доступ к источникам информации, недоступной прочим. И, хотя Гермиона и посчитала нечестным использовать методы оперативного прогнозирования, преподанные нам ксеносом Морионом, для выяснения того, какие именно билеты нам попадутся, но вот знания вихрей Азира — девочка уже искренне считала своими. Так что опасаться результатов теоретического экзамена — не стоит. И мы старательно отрабатывали практические навыки…

— Франгере дигитис*! — Я, завершив жест, указал на подвешенное на стене изображение гридилоу. Грязно-розовый луч ударил в картинку и безвредно рассеялся, поскольку у мишени не было пальцев как таковых. — Тьфу! Бесполезное заклинание.

/*Прим. автора: frangere digitis (лат) — «сломай пальцы»*/

— Как это — бесполезное?! — возмутился Перси Уизли, заглянувший в класс, где мы с девочками приобрели привычку заниматься, отрабатывая заклинания. После обеда* это было разрешено… по крайней мере — до отбоя. — Да вы что, не читали учебник…

/*Прим. автора: понимаю, что уже достал… но, как и во всех моих текстах по Гарри Поттеру, «обед» — это dinner, т.е. прием пищи в 8-9 вечера*/

— Читали, — ответил я прямо в лицо закипающему, как чайник, Уизли. — И читали внимательно, видимо, в отличие от тебя. Там сказано, что «гриндилоу обитают стаями по нескольку десятков особей», — я отчетливо вспомнил, в каком виде добралась до берег Флер, попытавшаяся применить это заклинание против стайки гриндилоу… и, надо сказать, не очень-то и большой стайки. — Так что пока крутишь палочкой, пытаясь изобразить эдакий жест… — я провернул палочку в строгом соответствии с наставлением из учебника, — …и переломаешь пальцы одной твари — десяток ее собратьев до тебя точно доберутся! Так что, если в качестве дидактического материала данное заклинание и удобно, но вот в реальной обстановке…

— Да ты… — Перси посмотрел на девочек, всем своим видом выражавших согласие со мной. — Да вы…* Немедленно за мной!

/*Прим. автора: в английском языке, на котором идет диалог, формы единственного и множественного числа местоимения you совпадают. Так что Перси произнес «You… you…», во втором случае выразив множественное число взглядом и мимикой.*/

Пожав плечами и переглянувшись, мы двинулись за старостой. До отбоя оставалось еще около получаса, так что вернуться в гостиную Гриффиндора мы еще успеем… наверное. По крайней мере, Азир не намекал мне о грядущих неприятностях.

Как оказалось, Перси привел нас к помещениям, в которых квартировал преподаватель ЗоТИ. Школьный друг отца, основной мозг Мародеров, в этот раз как-то не спешил восстановить знакомство и отношения с сыном друга. А я и не навязывался. Так что сцены с принесенным зельем мне наблюдать не довелось. Но вот работу по оборотням и их отличию как от волков, так и от людей, Снейп замещавший живое наглядное пособие по данной теме, успешно задал. Впрочем, задание это было не менее успешно отменено, и школьники поспешили воспользоваться возможностью его не выполнять. А потому, в большинстве своем, остались в неведении об особенностях того, как представитель темных сил обучает их тому, как с оными темными силами бороться. Меньшинство же включало в себя обеих моих подруг, просто потому, что Гермиона успела выполнить полученное задание до его отмены, а Луна — с интересом и немалым удовольствием прочитала объемное сочинение на тему «Оборотни: как их опознавать и как с ними бороться».

— Итак, — Люпин поднял взгляд от стола, на котором лежали какие-то бумаги. — Что привело вас сюда?

Несколько остывший за время героического «перехода Уизли через Хогвартс» Перси кратко, и, надо признать, довольно-таки объективно изложил суть нашего «производственного конфликта».

Люпин пожал плечами.

— Гарри прав.

— Что?! — задохнулся сэр Персиваль.

— Изучаемое вами заклинание — действительно не слишком эффективно, — однозначно сформулировал преподаватель ЗоТИ. — Но, к сожалению, в соответствии с указаниями министерства магии, я должен обучать вас именно ему. Просто потому, что практически все более-менее эффективные альтернативы с большой степенью вероятности повлекут смерть вашего противника. А подобный подход не одобряется министерством, как негуманный.

— Но… — пробормотал Перси. — А ступефай?

— Будучи примененным к воднодышащим существам, ступефай с вероятностью около 90% вызывает спазм определенных мышц, паралич дыхательной системы и смерть. Заклинания группы «петрификус» — угнетают нервную систему до опасного состояния, и так далее.

Перси сам задохнулся и пошел пятнами, как будто сам являлся гриндилоу, к которому применили ступефай. У меня же сформировался вопрос:

— Это, получается, что, по мнению министерства, быстрое и почти безболезненное убийство — менее гуманно, чем «искалечить и бросить умирать»? Так?

На этот вопрос Люпин предпочел не отвечать, но, в данном случае молчание свидетельствовало о моей правоте не хуже любых слов.

Это был воскресный день и я не лазил по карманам… То есть, я вообще не имею такой привычки, хотя иногда, голодая по капризу левой пятки Дурслей — был в шаге от того, чтобы таковой обзавестись. К некоторому сожалению, фразу леди Аметист «если тебя незаслуженно обидели — вернись и заслужи» я услышал уже после того, как она, по крайней мере частично утратила свою актуальность в отношении Дурслей. А весь остальной Литл Уигинг, уверенный, что «Гарри Поттер — вор и хулиган, отданный в колледж святого Брутуса для трудновоспитуемых подростков» — редко занимает в моих мыслях достаточно места, чтобы всерьез обдумывать таковое триумфальное возвращение. Так, игра ума…

Да и день был, надо сказать, не совсем, чтобы «воскресный». Четверг. 23 июня. Утро. И нам предстоит экзамен по ЗоТИ.

— Итак, — Ремус люпин расхаживал перед строем третьего курса, готовящимся сдавать практическую часть экзамена по ЗоТИ.

Надо сказать, выглядел старый друг моих родителей несколько… потрепанно. Да это и не удивительно. Ведь где-то там, за горизонтом, неторопливо ползла вверх полная Луна, расшатывая грани реальности. Впрочем, другие астрономические моменты были не менее благоприятны: Звезда-Тиран поднималась в зенит над льдисто-прозрачными башнями К’Сала, грозя бесчисленными бедствиями, а ледяная Анафема, напротив, скрылась за Пылающей гробницей. Кошачья же Колыбель обрела очередное мультистабильное состояние, и готовилась обрушить на окружающие Вопящий вихрь миры очередную волну завоевателей, которые, хоть и полягут полностью в очередной раз, но и силы Империума неплохо потреплют.

— …практическая часть экзамена, — н-да, несколько отключился от реальности и прослушал часть выступления Люпина. Впрочем, девочки сигналят, что ничего интересного я на самом деле не пропустил. И Гермиона, стоящая рядом со мной, и Луна, расположившаяся среди зрителей, так и не смогли отфильтровать из потока слов чего-либо, напоминающего информацию. Сплошная пропаганда за все хорошее против всего плохого. Ну а теперь, надеюсь, начнется конструктив. — …полоса препятствий. О том, кто вас там ждет — говорить не буду. Скажу только, что всех этих существ вы уже проходили. Ваша задача — опознать угрозу и эффективно ее нейтрализовать… или же избежать. Зачет не на время, но пойдете по одному, а значит — чем дольше каждый из вас будет возиться, тем позже все мы пойдем отдыхать. Все ясно?

Строй, если, конечно, так можно назвать нашу могучую кучку, нестройно выдохнул нечто, в чем при большом желании можно было уловить согласие и выражение понимания.

— Аббот, Ханна! Вперед!

Хаффлпаффка осторожно шагнула за завесу, которая отделяла нашу компанию от полосы препятствий. Разумеется, позволять нам подсматривать и готовиться — никто не собирался. Но все равно все старательно прислушивались, надеясь по звукам составить хоть какое-то представление о том, что нас ожидает. Чуть ли не единственным исключением была Гермиона: моя девушка в минуту разобралась, что то, что мы все слышим — не более, чем иллюзия, которой оперирует Макгонагалл, которую Люпин пригласил ассистировать на экзамене. Я же… Транс легко было спутать с попыткой услышать что-то на грани слышимости. И, похоже, Ремус Люпин совершил эту ошибку.

Между тем, я, окутавшись невидимым для прочих, синим сиянием Азир, просматривал варианты будущего. И некоторые из них мне активно не нравились. Настолько, что я потихоньку стал ослаблять Завесу, что отделала мир смертных от бесконечной войны Вечных, приоткрывая слабое место в этой завесе, которым являюсь я сам. Вероятное прошлое десятками бессмысленных путей раскрылось мне, позволяя исказить то, чего еще нет. Ведь «искажение — Хаоса суть»?

Заметив мои манипуляции, стремительным домкратом примчалась Луна. С ее, мягко говоря, необычным взглядом на мир, проблемы начали поддаваться. И вот уже все пешки заняли подобающие места для начала небольшой партии…

— Грейнджер, Гермиона! — любимая нырнула за завесу.

Я напрягся, положив руку на бедро, и был готов в любой момент выдернуть девочку, если вдруг окажется, что мы с Луной где-то напахали.

Между тем дементоры медленно перемещались вокруг Хогвартса. Один из них наткнулся на акромантула, на дереве дожидающегося добычи. Вообще-то, дементорам не было дела до животных, но вот обратное было верно далеко не всегда. Акромантулы мыслили несколько не на той же волне, что и прочие разумные, так что на ментальное воздействие порождений Гниющего сада элементу роевого разума было плевать. Перед посланником Гнезда стояла четкая задача: добыть Гнезду мяса. А про такие извращения, как «страх», или там «отчаяние» восьминогий ничего не знал, и знать не желал.

Тем не менее, у дементора в этой борьбе были и свои козыри. Его мертвую плоть двигали не мумифицировавшиеся мышцы, а злое колдовство варпа, поэтому тварь была гораздо сильнее, чем выглядела. Тем не менее, в некоторых вариантах возможного настоящего, из-за неудачно попавшейся острой ветки дементор быстро погибал. Но сейчас, благодаря моему вмешательству, он уверенно держался… И, тем не менее, исход схватки был вполне предсказуем: в отличие от монадного разума дементора, рой просто не понимал такого извращения, как «поединок». Так что к месту схватки уже подтягивались сотни пауков. От мелких (где-то с ладонь Хагрида), до тварей, что были бы тому же Хагриду где-то по колено.

Пока продолжалась эта титаническая борьба, Гермиона успела практически полностью пройти полосу. Оставалось последнее препятствие. Дерево со сквозным дуплом. Гермиона шагнула туда, и… От темной плоти дерева отделилась смутная, но все более отчетливая фигура. Гермиона, по моей просьбе, позволила мне смотреть ее глазами, так что я легко опознал в формирующейся фигуре — себя. Глаза «мои» были пусты и безжизненны. В правой руке была рукоять сабли с коротким обломком клинка, а левую ладонь охватывал обрывок кожаного ремня. На секунду посмотрев вниз, формирующийся Ужас Магов* отбросил поломанное оружие и поднял руку. Шторм Силы, что зарождался в его левой руке был бы вполне настоящим.

/*Прим. автора: что такое «Ужас магов» и на что он способен — см. Макс Фрай «Темные вассалы Гленке Тавала»*/

— Ридикулюс! — к счастью, Гермиона, при моей поддержке, сумела совладать с собой, и активировала заклятье. Смех в данном случае был бы более адекватным оружием, чем ненависть.

Брошенное оружие — исчезло. Волосы слетающего с нарезки темного колдуна стремительно рыжели. И вот перед нами уже стоял Рон Уизли собственной персоной. А за его спиной возникла, сверкая совершенно неземной улыбкой беспечная Луна.

— Величайшее и тайное дзюцу…

— Чпок!

— Жаль, что пока что нельзя проделать то же самое с оригиналом, — вздохнула Луна.

Ужас магов отступил и скрылся за гранью реальности, как всегда — не признавая поражения и обещая когда-нибудь вернуться. Оставшийся же боггарт буквально взлетел в воздух, сначала на мгновение обретая материальность, а потом — рассыпаясь от нашего соединенного хохота.

От места, где за ходом экзамена пряталась МагКошка, пахнуло сперва беспокойством, а потом — недоумением. Очевидно, что летящий, держащийся за задницу и рассыпающийся на лету черным дымом Рон Уизли не остался не замечен.

Луна отпустила сформированную куклу, и сознанием скользнула обратно, в кучку зрителей. Я же ободрил Гермионую ментальным аналогом поцелуя и крепких объятий, и тоже вернулся в собственное тело, продолжая наблюдать за выбранным участком Запретного леса.

Тушку проигравшего дементора уже уволокли в сторону Гнезда. Но к месту его гибели стекались все новые и новые Стражи Азкабана. И вскоре их соединенная аура перекрыла воздействие криво или же неумело наложенного подчиняющего заклятья, и орда тварей ринулась к Хогвартсу, дабы утолить вечно терзающий их голод свежими и яркими эмоциями, а потом — и душами учеников.

— Поттер, Гарри! — выкрикнул Люпин.

Я шагнул вперед. В принципе, ничего такого уж страшного на экзамене не наблюдалось… Но с моей удачей и интригами Дамблдора могло выйти что угодно. Поэтому я припомнил завет Аластора Грозного глаза Грюма насчет «Постоянной бдительности» и тренировки леди Аметист, и окутался прозрачной пророческой синевой Азира «просто так, на всякий случай». Люпин, явно заметивший мои параноидальные приготовления, одобрительно кивнул. Холод порождений Гниющего сада даже с помощью лазурного ветра и злого колдовства варпа едва чувствовался. Все шло правильно. А ведь если бы не наше с Луной вмешательство, этот клубок тварей вполне мог накатить на Хогвартс уже тогда, когда полосу препятствий проходила бы Гермиона… да еще и зацепил бы по дороге Хогсмит. Мы изменили это. Но некоторые события изменению уже не поддавались. Такова цена за почти случайно, в приступе злости произнесенное Истинное Пророчество. Один из принимающих участие в этом экзамене уже был мертв, хотя и пока что не знал об этом. Путей, которые позволили бы ему выкрутиться, мы так и не нашли. Впрочем, злить Гончую Смерти — всегда было… замысловатым, и отнюдь не самым безболезненным методом самоубийства.

Шаг за завесу привел меня к началу полосы. Первые препятствия были в точности теми же, которые проходила Гермиона: стенка, через которую надо перебраться, небольшой лабиринт-змейка… В общем — чисто физические заграждения, признанные несколько успокоить и расслабить экзаменующегося. Но вот, пройдя по бревну, я прыгнул в то, что, по всей видимости должно было быть «грязевой ямой». Тьма немедленно накрыла весь полигон. И лишь крошечный огонек чуть в стороне от того направления, куда я стоял лицом, манил к себе, обещая выход и избавление.

Я улыбнулся. Ловушка была… очевидной, но по-своему — честной. Блуждающие огоньки мы проходили. Однако, вместо рекомендованных Министерством (и описанных профессором Люпином) средств борьбы, я предпочел воспользоваться более удобным методом, подходящим не «в общем», а конкретно к данной ситуации.

— Люмос солем!

Наколдованную тьму просто сдуло. К счастью, по каким-то причинам преподаватели, подготавливая полосу, не воспользовались перуанским порошком мгновенной тьмы. Ее убрать было бы сложнее: пришлось бы добавить в заклятье каплю бессмысленно расточаемой силы Хиш, светлого ветра, и это могло бы заставить Дамблдора задуматься: действительно ли его жертвенную пешку одолевает Темный лорд? В том, что исход предсказанного противостояния «победа Тома» Дамблдора вполне устраивает — мы с Гермионой и Луной уже убедились. А вот вопрос о том, понравится ли ему обратное — был более чем дискуссионным. И если Гермиона, с ее логикой, все-таки сомневалась в правильности полученных выводов, то у Луны ни малейших сомнений не возникало. И ее ответ был «не понравится», хотя обосновать его достаточным образом она и не смогла.

Из отвлеченных размышлений меня вывело легкое дуновение игривого Азира. Ветер познания донес до меня обрывок разговора преподавателей, наблюдающих за экзаменом.

— Придется снизить балл. Жаль, — вздохнул Люпин.

— Почему? — удивилась Макгонагалл. — Препятствие мальчик прошел, тут уже нет никаких сомнений.

И вправду — блуждающий огонек исчез в сиянии солнечного летнего дня. Так что прошлепать по неглубокой грязи труда не составило.

— Но он же не использовал рекомендованных министерством и предписанных программой заклинаний! — аргументировал свою позицию оборотень.

— И что? — пожала плечами наш декан. — В поставленной Вами задаче не было упоминания о том, какие заклинания следует применять. Только «опознать угрозу и эффективно ее нейтрализовать». Признаться, я не совсем уверена в правильном опознании… Но уж нейтрализовал опасность Гарри совершенно однозначно «эффективно». В конце концов, «темные искусства бесчисленны и разнообразны». Так что всегда есть шанс встретиться с опасностью, для которой не существует «рекомендованного министерством противозаклятья». И в таком случае продемонстрированное мистером Поттером умение импровизировать, применяя заклинания более общего действия — может оказаться гораздо более эффективно, чем знание множества рекомендованных заклинаний.

На этом моменте я, признаться, отвлекся от небезынтересного диалога, и распространил между девочками свое… недоумение.

— Не удивляйся, Гарри, — отозвалась Луна. — Волк — он и есть волк. Существо стайное. Следует за вожаком, куда бы вожак не пошел…

— Пока Акелла не промахнется, — вклинилась со своим комментарием Гермиона.

— Пока вожак силен… или, хотя бы выглядит таковым, — согласилась Луна. — Ну а Макгонагалл, она…

— Кошка, — мысленно улыбнулась Гермиона. — Бродит, где вздумается, гуляет сама по себе. Вспомни, Гарри, как она пыталась убрать из под наших ног дорогу к Философскому камню? У нее не получилось, но надо признать — она старалась.

Обдумав сказанное Гермионой, я согласился: случившееся можно было интерпретировать именно так.

— Но почему тогда… — начал было я, и замолчал. Появившаяся у меня мысль мне не понравилась, однако, ее, пусть и не произнесенную мной, тут же подхватила Луна.

— Она все-таки — кошка, и не собирается рисковать ни одной из своих девяти жизней ради чужих детей. Но вот если зажмут уже ее — полагаю, допустившие такую глупость удивятся тому, насколько острые у престарелой кошки когти.

Азир принес легкий запах железа и соли, намекая на природу следующего испытания, и я отпустил его ненадолго, но все таки. Красные шапки… Признаться, меня всегда удивляло: почему их так мало в окрестностях Хогвартса? В конце концов, в бурные и темные времена шотландской истории замок не раз пытались взять и осадой, и приступом, и предательством. И кровь щедро лилась и на поляны Запретного леса, и на камень стен, и даже на полированные полы коридоров замка. Да и противоречия между учениками, да и преподавателями, лишь относительно недавно перестали решаться «по воле Силы и Магии» — то есть, судебным поединком… а то и вовсе простецкой рукопашной безо всяких правил. Но, то ли Основатели что-то предприняли по этому поводу, то ли директора регулярно чистили окрестности… но любителей окрасить свои головные уборы человеческой кровью вокруг всегда было немного, и потому «справиться с ними может и первокурсник», как сказал однажды профессор Снейп, замещая Люпина, когда занятие приходилось слишком близко к полнолунию.

Место чуть отлетевшего в сторону Азира занял алый Акши. Впрочем, он постепенно затенялся черным Дхаром, переходя из чистой страсти в сторону духа Охоты. Я повел головой из стороны в сторону, пытаясь почувствовать присутствие добычи. Впрочем, добыча не спешила проявлять себя. Красные шапки обладали развитым инстинктом самосохранения, и отлично почувствовали присутствие высшего на этой территории хищника, готового охотиться на каждого, кто осмелиться высунуться. Вот они и не высовывались. Потому как красить свои красные шапки своей же кровью в их обычаи не входило.

Ведомый почти проникшим в реальность Духом Охоты, я зашагал через канавы, в которых меня, предположительно, должны были встретить Красные шапки. Признаться, я не уверен, но думаю, что если бы я наколдовал зеркало, то увидел бы лыбу от уха до уха, и горящие безумным азартом Хаоса глаза. Впрочем, приготовления не понадобились. Красные шапки так и не осмелились показаться из своих укрывищ. Так что, мурлыкая под нос «но ты меня, приятель, извини — я пленных не беру!», я просто прошел очередное препятствие.

Разумеется, присутствие Духа Охоты не укрылось ни от игриво-любопытной кошки, ни от почти задавленного мерзкой отравой волка. Но обсуждать наблюдаемое они не стали, позволяя мне спокойно идти по полосе к своей цели.

Надо сказать, что гриндилоу, плававшие у дна бассейна, ставшего очередным препятствием, не хуже Красных шапок осознавали свое настоящее место в пищевой цепочке. Так что они забились в водоросли, откуда, предположительно, должны были нападать, и благоразумно не показывались.

А вот боггарт подобным благоразумием не отличался. Низшая нежить вообще не славится умением осознавать реальность. Так что на подходе к дуплу, через которое лежала дорога к выходу с полосы, меня встретил новый боггарт, размещенный там экзаменатором взамен погибшего в неравной схватке с хохотом Гермионы и Луны. Обличье он выбрал практически неотличимое от того, в котором его предшественник пугал Гермиону. Только если ее пугало безумие Хаоса в глазах не-меня, то меня доводило до дрожи ужаса сломанное оружие, символизирующее смерть моих девушек. Игриво-жестокая Страсть темнела и выцветала, заменяясь темным Разрушением.

— Сдохни! — прохрипел я, вытягивая левую руку ладонью вперед. — Сдохни, я сказал!

И Копье Хаоса сорвалось с моей руки, устремляясь к цели…

Как выяснилось еще когда экзамен проходила Гермиона, полоса была свернута практически в кольцо. Так что финиш находился буквально в двух шагах от старта. Но замаскированно чарами это было достаточно хорошо, чтобы ожидающие своей очереди на старт — не осознавали присутствия неподалеку уже финишировавших, и наоборот. Так что мы с Гермионой могли достаточно спокойно ожидать следующего такта Великой музыки пророчества, зная, что сможем охватить своим влиянием всех, кроме того, кто уже обречен… и тех, кого потащит за собой Гончая Смерти из Дома Лавгуд. Так что мы вполне могли посвятить некоторое время праздной болтовне ниочем.

— …и все-таки, единственная реально необходимая форма — это Нимиан, — мы уже довольно давно спорили с Гермионой по поводу фильма и книг, не существовавших (еще?) в нашем мире.

— А как же то, что у нее нет сильных сторон? — сформулировала возражение Гермиона. — Разве победу не следует искать в своих преимуществах?

— В своих — следует, — вроде бы согласился я. — Но вот преимущества стиля, оружия, экипировки — они могут быть «своими», а могут и не быть, — это нам рассказывал Мастер, так что спорить Гермиона не стала. — Зато недостатки всего перечисленного — это всегда «твоя уязвимость». Так что лучше выбрать форму, не имеющую явных сильных мест — сильные места может создать боец, выбирая оружие, место боя, тактику и многое другое, но не имеющую и слабостей, которые было бы трудно скомпенсировать.

— Но ведь сильный боец, — сформулировала возражение Гермиона, оглядываясь на уже прошедших полосу товарищей, которые слушали нас со слегка остекленевшими взглядами, не понимая, о чем мы говорим, — сумеет нивелировать уязвимости…

— Мастер — да, — согласился я. — Мастер Макаши граф Дуку — сумеет отразить множество выстрелов. Мейс Винду, мастер Джуйо и Ваапада — сможет удерживать эмоции под контролем. Мастер Атару или Джем Со — сможет сражаться часами… Но то — мастера. Те, кто потратил годы и десятилетия на совершенствование излюбленной формы. Но массовое обучение не должно предполагать, что у обучаемого будет время и возможность совершенствоваться до такой степени. Не говоря уже о том, что мастер Нимиана — ничем не будет уступать мастерам других форм. Да и эти самые «другие мастера», по мере роста своих навыков — все в большей степени включали в «свою» форму приемы и философию других форм — то есть, в итоге приходили к Нимиану, даже продолжая называть «свою» форму как исходную…

— Ничего не понимаю, — почесал голову Дин. — Вы это о чем?

— Если я скажу, что одним из мастеров Джем Со был Дарт Вейдер — это поможет? — ехидно усмехнулся я.

Дин почесал голову, а потом принялся радостно напевать Имперский марш. Те из уже прошедших полосу ребят, кто не появлялись в маггловском мире, посмотрели на него с удивлением.

Между тем, Гермиона, отследив очередной, пока что не слишком успешный рывок стаи дементоров, предпочла продолжить дискуссию.

— Но ведь на арене Петранаки большинство погибших — были носителями именно что идей Нимиана. Разве это не говорит…

Я покачал головой.

— Проблемы арены Петранаки — далеки от какого бы то ни было фехтования. И будь присутствовавшие там джедаи мастерами хоть Шиен, хоть Соресу, да хотя бы и Ваапада — результат бы не изменился. Как там высказывался Наполеон про противостояние стада баранов, возглавляемого львом и прайда львов под командованием барана?

— Н-да… — вздохнула Гермиона. — Все-таки точка зрения оружия, и того, кто его держит в руках — сильно различаются.

Я усмехнулся. Подозреваю, что, случись нам реально побывать на просторах Небесной Реки, и окажись я в числе одаренных, Гермиона настаивала бы на изучении Соресу. И не могу сказать, что не понимаю ее: в конце концов, когда игра идет не до определенного числа касаний, а сразу — насмерть, важным становится не проиграть каждую из схваток, поскольку любая из проигранных — может оказаться последней.

Между тем время для спокойных и отвлеченных размышлений стремительно подходило к концу. Последний слой защиты, который мог бы морочить дементоров неопределенно долгое время, не противостоя их соединенной мощи напрямую, а путая их среди лесных тропинок, пал, открытый изнутри. И это заставило меня задуматься о том, как они попали на стадион в прошлый раз?

К счастью, наша с Луной работа принесла плоды. Время «происшествия» оказалось подогнано очень точно. Захария Смит как раз барахтался в облаке наколдованной тьмы, поведшись на призрачную и обманчивую надежду, даваемую светом блуждающего огонька. Это вызвало разочарованную гримасу Макгонагалл. Впрочем, Смит был не первым и не последним, кто не справился с испытанием. Так что Люпин уже собирался выдернуть облажавшегося ученика Левикорпусом, и отметить в своем журнале потерю приличного в данном случае количества баллов, когда от опушки леса рванулась волна мерзкого холода, присущего тварям Гниющего сада.

— Бегите! — прокричал Люпин.

Макгонагалл отправила вперед сразу трех светящихся кошек. А вот патронус Люпина, тускло светящийся щит, мог бы отогнать разве что одного дементора, да и то — только от самого Люпина.

Ученики в панике рванулись к стенах замка в надежде укрыться за ними. И я точно знал, что добегут не все.

Первой жертвой стал Смит. Завороженный блуждающим огоньком, заплутавший в призванной Тьме, он то ли не услышал, не то не понял приказа преподавателей, и стал первым, кого схватил один из кошмаров Каэр Азкабан. Даже отдаленный крик агонии вырываемой из тела души ударил по нервам. Одна из кошек Макгонагалл попыталась прорваться на помощь погибающему ученику, но ее отогнали. Все-таки, когда дементоры собираются в такую стаю, одолеть их не просто. Я вспомнил прошлый раз… Наверное, мне повезло в том, что все, кого мне приходилось защищать — были рядом со мной. Паникующие же ученики разбежались широко. С одной стороны — так они хотя бы не образовали толпу и не мешали друг другу. Но, с другой стороны — и защищать пришлось довольно-таки большое пространство. У кошек-патронусов не получалось соединиться. Втроем они могли бы отогнать всю толпу тварей. Но, после прорыва защиты, дементоры не стали удерживаться вместе, а широко разлетелись, преследуя каждый свою добычу.

Взгляд из-за Грани скользнул по мне. Лишь на миг мне показалось, что на мое плечо опустилась рука, полыхающая темным пламенем и обжигающая раскаленным льдом. Что ж. Вечная леди уже несколько раз помогла мне. И теперь мне следовало исполнить Ее Волю.

Дар Смерти в темных ножнах сам собой материализовался у меня на поясе, и его рукоять удобно легла мне в руку.

— Удел мирный — радость Избранных, — произнес я, указуя кинжалом в сторону ближайшего из дементоров. Пришло его время встретиться с Хозяйкой Серых пределов. Всадник Последней Луны на вороном коне приветственно вскинул железную меру, и черные волки взвыли у стремени, откованого из Холодного железа. Алые знамена петлерукого князя взвились над горами, угрожая мерзости окончательным уничтожением. Погибающий дементор выл, и похищенные им души вырывались из его тьмы, возвращаясь к Колесу Чакравартина.

Дементоры, осознав присутствие Вечной, и особенно — собственную смертность, кинулись бежать. Их уже не интересовала возможность захватить чужие души — только шанс сохранить при себе свои.

Пылающий холод Той Стороны медленно проникал в меня. Я поднес к лицу левую руку, и увидел, что кожа ее стала мраморно-белой. Окинув взглядом поле… наверное, все-таки боя, я просчитал, что если захватить троих из тех, кто не сумел укрыться в замке, я смогу создать заклятье, которое уничтожит десятки, если не сотни дементоров прежде, чем они успеют удалиться на достаточное расстояние, и вернет в круг Возрождения бесчисленные души. Цена была признана приемлемой, и я вытянул руку вперед. Палочка была не нужна. Три огонька, окрашенные в цвета паники, отделились от основного потока… Призрачная кошка попыталась помешать деянию, явно направленному на наибольшее Благо… и я отбросил ее, просто пожелав, и немного удивился тому, что не стал и ее использовать, усиливая заклятье…

— Нет! — услышал я два знакомых голоса. — Не сейчас! Только не сейчас…

И Вечная леди поступила так, как обычно и поступает, услышав подобную просьбу. Она улыбнулась и отступила, оставив лишь напоминание о том, что однажды, только однажды в каждой жизни, она поступит-таки по-своему. На смену голосу высокой травы с Той Стороны пришла тьма…

Разумеется, такой эпизод, как смерть ученика — не может остаться незамеченным. Вообще, в Хогвартсе смертных случаев было до удивления мало, учитывая наличие толпы нестабильных подростков (и это я еще себе сильно польстил), неадекватных преподавателей и Запретного леска под боком. По сути, как мне удалось выяснить, изрядная часть тайны этой необъяснимой живучести учеников — кроется в заклятьях, заложенных еще Основателями в самые камни Хогвартса, в камни, спрятанные глубоко в подземельях, камни, которых рука смертных не касалась с тех самых пор, когда они были уложены в основание строящегося замка. И заклятья эти работают до сих пор, и работают хорошо: в замке практически невозможно умереть «по естественным причинам». Убить — можно. Даже случайно, как показывает история Плаксы Миртл. А вот умереть — нет. Зачем так было сделано — мне не понять, но именно так разграничили ситуации четверо Основателей. Обычный взрыв котла, по ошибке, или из шалости — обожжет, может быть, даже искалечит, но убить — не убьет. Но вот если подбросить «лишний» ингредиент, желая смерти соседа — результат может и получиться. Или, скажем, рухнув с метлы на высоте ярдов двадцать — получишь болезненные переломы «чтобы помнил», а вот если с метлы сбросят — шанс разбиться насмерть отнюдь не иллюзорный. Так что Квирреморт отнюдь не зря старался. Возможность у него была.

— Анрио! — мои размышления прервал голос Гермионы, донесшийся до меня через завесу Тьмы, отрезавшую меня от мира.

Я предпринял усилие. Тьма двигалась вокруг меня. Но это не имело значения. Ничто не имело значения. Только звавший меня голос, и усилие, предпринимаемое, чтобы не застыть в вечном покое Абсолютного Порядка и Милосердия, предлагаемого Тьмой. Серебро Хаоса пело в моей крови даже здесь, где крови, равно как и прочего тела, по сути не было. И рвался вперед, туда, куда меня звала Она.

Тьма расступалась, пропуская меня. Вообще, Она — милосердна, и многое прощает своим адептам… И именно поэтому среди них так много полных неадекватов, уверяющих, что «Тьма их вынуждает». Фигня. Вынуждает их только собственное безумие и потакание собственным желаниям. Тьма же дает силу для их исполнения, и укрывает от погони, если уж нарвались на более сильного противника. Такова уж ее природа.

Тьма стала наливаться прозрачной синевой справа алой страстью слева. Смешиваясь, цвета образовали пурпур. Смерть-и-Возрождение. Шаиш открыл мне Путь и я шагнул на него.

Пришел в себя я в ставшем уже практически родным Больничном крыле. Дышать мне было… тяжеловато, поскольку на моей груди мирно посапывала замечательная головка с чуть вьющимися каштановыми волосами. А вот левую руку отлежала уже головка белокурая. Как мы все вместе поместились на узкой больничной койке — понятно не было, но подниматься, чтобы это выяснить, я не спешил, приняв объяснение «это — магия, Гарри».

Поскольку за окном, видимым с моего положения, было темно, а состояние мое описывалось скорее терминами, которые не стоит употреблять в приличном обществе, я некоторое время помедитировал, запуская восстановление, и погрузился в сон, признаться — не вполне приличного свойства. Впрочем, когда одетая в одни белые шелковые ленты Луна сбилась с очередного шага в своем крышесносящем танце и закричала: «Гермиона, он вернулся!», я сообразил, что мои сны — отнюдь не обязательно только мои. Легкий ветерок Той Стороны все еще охлаждал мои щеки, иначе, боюсь, об них можно было бы прикурить.

Впрочем, надо сказать, девочки не только не стали ругать меня за подобное, но даже и не стали выдумывать себе иную одежду, прильнув ко мне с двух сторон.

А утро началось с ожидаемого скандала. Как ни странно, но начала его не мадам Помфри. Как раз школьный колдомедик, зайдя ко мне утром, и обнаружив в моей постели сразу двух девочек, только хитро подмигнула мне. Впрочем, учитывая, что в отличие от сна, в реальности мы все были одеты, подозревать нас в чем-то более неподобающем, чем сон в одной кровати — не приходилось. А вот Молли Уизли, за какой-то нерожденной тварью припершаяся в больничное крыло — такой же лояльности отнюдь не проявила. Вопль, который она издала был вполне сравним с боевыми криками некоторых из слабейших демонов варпа. Впрочем, для человека, никогда не соприкасавшегося с варпом иначе, чем через посредство волшебной палочки, даже это было вполне себе достижением.

Через некоторое время громкость и интенсивность криков снизилась, и уже можно было разобрать, что подлинный глава семейства Уизли обвиняет меня в том, что я опоил девочек приворотными зельями, и что меня нужно осудить, отправить в Азкабан, и, главное — оштрафовать, почему-то — в пользу семьи Уизли, которую я оклеветал и опорочил, а сам…

Подошедшая на крики мадам Помфри заявила, что проводила полную диагностику детей не далее, как вчера вечером, когда их доставили в бессознательном состоянии, и никакого воздействия зелий не было обнаружено. Впрочем, добилась она только того, что миссис Уизли включила в свои обвинения и ее, заявляя об укрывательстве, сговоре, и «вообще они тут все заодно!»

Мадам Пофри посмотрела не нее неприязненно, и предложила успокаивающее зелье и обратиться в Мунго по поводу расшатанных нервов. Надо сказать, это наша колдомедик поиздевалась. Цены на подобные услуги в Мунго высоковаты даже для меня. Если палочку можно купить меньше чем за десяток галеонов, а наборы подержанной одежды и не менее подержанных учебников на четверых детей — и вообще меньше, чем за галеон, то цена на «лечение невроза» в Мунго стартует с двухсот галеонов, и имеет явную тенденцию к возрастанию в ходе лечения. По крайней мере, так жаловался Малфой, когда нам довелось пообщаться после «Черноозерского мира».

Между тем, на арене цирка появились новые действующие лица. А именно — Верховный чародей Визенгамота, министра магии и глава Департамента магического правопорядка в сопровождении группы официальных лиц.

— … — миссис Уизли тут же разразилась потоком обвинений, требуя действий от правоохранителей и исполнительной власти. Причем она снова включила обвинения в укрывательстве и преступном сговоре в отношении мадам Помфри.

Зря это она. Колдомедики — настоящая каста, и кастовое самосознание у них на высоте. Конечно, даже средний маг способен справиться с большинством проблем со здоровьем своими силами: самопальными зельями и заклинаниями. Но не со всеми, далеко не со всеми. И рассчитывать, что большой семье не придется обращаться в Мунго, особенно — учитывая, что формальный глава семьи бездумно подчинен ордену Феникса, великий магистр которого славен именно «бережным» отношениям к своим людям… В общем, недальновидно себя ведет миссис Уизли. Недальновидно.

— Мальчик мой, а что ты скажешь по этому поводу? — обратился ко мне Дамблдор.

В процессе вышеописанного скандала я сел на кровати. Но девочки отнюдь не стали смущенно разбегаться. Напротив, они уютно устроились с обеих сторон от меня, обнимая и поддерживая, и бросали ну очень недовольные взгляды на миссис Уизли. И только воспоминание о том, как пришлось потрудиться, чтобы предыдущее пророчество не захватило своей тенью слишком уж многих, позволило миссис Уизли избежать полноценного проклятья.

— Мадам Боунс, — обратился я к главе ДМП. — Я хотел бы подать заявление о клевете, оскорблении и ущербе деловой репутации…

— Да какая там у тебя репутация, ты, малолетний… — и тут, наконец-таки, в миссис Уизли прилетело давно ожидаемое «силенцио».

— Аврор Робартс, — жестко произнесла мадам Боунс. — Когда мы закончим с следственными действиями по текущему делу, Вы опросите свидетелей и потерпевшего согласно заявлению Анрио Поттера, — любопытно. Значит, Дамблдор действительно дал ход официальному переименованию. Это хорошо. — Мне представляется, что, по меньшей мере, обвинения в «оскорблении» выглядят вполне обоснованными. Однако, следует руководстоваться не моим, возможно — предвзятым, мнением, а служебными инструкциями. Так что делайте все по закону. Также, для расследования обвинений в клевете, Вам следует сопроводить мисс Грейнджер и мисс Лавгуд в госпиталь имени святого Мунго, — признаться, я в первый раз слышал, чтобы главную больницу МагБритании называли так официально. Обычно все говорят просто «Мунго», — для проведения экспертизы.

— Амелия, — попытался вмешаться Дамблдор. — Возможно, не следует подходить столь… формально? Ну поссорились, наговорили друг другу лишнего…

— Нет, Альбус, — покачала головой глава ДМП. — Боюсь, у нас имеется не просто «бытовая ссора». Как глава Департамента, я не могу игнорировать заявления сразу двух граждан Магической Британии. Тем более, что при любом раскладе, мы имеем либо отравление и покушение на изнасилование, либо — оговор, клевету и оскорбления. Дело надлежит расследовать и дать ему ход в законном порядке.

Доселе принудительно молчавшая Молли выхватила палочку. Скорее всего, она намеревалась снять с себя «силенцио» невербальной «финитой», но увы… И закон и прецеденты судебной системы трактовали такую ситуацию однозначно: как нападение на сотрудника правоохранительных органов при исполнении. Так что сразу несколько «ступефаев» надолго отправили многодетную мать в страну розовых пони.

После того, как из помещения Больничного крыла удалили главную возмутительницу спокойствия, Дамблдор безмолвным жестом призвал откуда-то свое кресло и устроился в нем. Остальным пришлось располагаться на менее удобных стульях, доставленных хогвартскими эльфами, а авроров — так и вовсе отправили «собирать доказательства по делу и опрашивать свидетелей».

Прежде, чем начать разговор, директор Хогвартса приосанился. Казалось, из-за его спины льются лучи Света Ясновзорного и Немилосердного. И, что самое худшее — я не мог прикрыться Тьмой. Слишком уж свежи были воспоминания о холодной, нечеловеческой логике, которой был подчинен Там, За Гранью. Логике, чуждой любых страстей, лишенной любых эмоций. Голой целесообразностью в достижении Цели… Воистину — «нет эмоций, есть покой!» Кажется, когда создатели Звездных Войн придумывали стороны Силы — они что-то перепутали.

Чтобы отстраниться от пронзающего Света, я изложил девочкам свои рассуждения. Поскольку кассету с фильмом мы смотрели летом у Грейнджеров все вместе, то Луна сразу поняла о чем я. А уж про Гермиону и вовсе смешно было бы упоминать. Она все поняла как бы не быстрее, чем я закончил говорить.

— А знаешь… — задумчиво протянула Гермиона, в то время, как серебристое сияние Белой Луны отгородило нас от остальных присутствующих в Больничном крыле, — …ты можешь быть неправ. Кодексы… Они очень правильно составлены. Я ведь тоже ощутила… то, что ты почувствовал на Той Стороне. И тем, кто утонул в ледяном покое Тьмы — нужна причина, чтобы изменять свое состояние, чтобы двигаться. Нужна…

— Страсть, что дает силу? — с улыбкой вмешалась Луна.

— Именно, — согласилась Гермиона. — А вот тем, кто периодически теряет всяческие берега в попытках «принести наибольшее благо наибольшему числу людей» — нужен покой, чтобы остановиться, обдумать свои действия…

— …и, возможно, смириться с тем, что помочь всем — они не смогут. Совсем, — дополнила Луна. — Ведь даже если кому-то не смогу помочь…

— «Смерти нет, есть Сила» — мысленно попросив прощения у Вечной леди, я процитировал строчку кодекса.

— Вот-вот, — кивнула Луна.

— Да… — я машинально потер рукой шрам, к которому уже не цеплялся осколок чужой души. — В там виде все это обретает некоторый смысл. Но все равно… получается, что что-то пошло очень не так…

— Скорее всего, — пожала плечами Гермиона, — кто-то из светлых, прогуляв занятия по важности самоконтроля, решил, что «избыть Тьму» — будет шагом к Всеобщему Благу. Результат получился… немного предсказуем. Несколько тысячелетий войны, по итогам которых правильных одаренных Тьмы — не стало. А те, что были Светлыми, от страха пасть на Темную сторону — пали, сами не заметив этого.

— «Страх — на темную сторону ведет», — процитировала Йоду Луна. — А правда… без привязанностей, без эмоций, только цель… Нежить ведь получается?

— А другая сторона, — продолжил я рассуждения, — в сражениях полностью утратила цель. Сказано же в Кодексе: «Через победу — цепи мои разорваны!» А ситхи вместо того, чтобы сделать следующий шаг — шагали от победы к победе до тех пор, пока не побеждали сами себя. Собирали все больше силы и могущества, все больше власти…

— …все больше цепей, которые им следовало разбить? — продолжила цепочку выводов Гермиона.

— И поэтому понадобился Бейн! — сообразила Луна. — Джедаи пали, отказавшись от сути в пользу Слова. Перекос на Темную сторону стал страшен… и ситхари привнес равновесие — уничтожив Темный орден, оставив только двоих: «одного — чтобы стремиться к могуществу и другого — чтобы им обладать»… Одного — что застыл на краю, и другого — чтобы подтолкнуть остановившегося к следующему Шагу?!

— Да, — кивнул я. — Флоты, армии, государства… Все это на выбранном пути было… лишним. И Бейн отказался от этого. Правда, «наследники» линии Бейна не поняли его мудрости, вновь набирая силу, участвуя в политике… Но Правило Двух работало с железной неумолимостью. Ученики освобождали Учителей, исполняя не волю давно мертвого ситха, но Кодекс. И Великая Сила освобождала их.

— Но ситхи стали такими, какими должны быть Посвященные Тьмы: спокойными, терпеливыми, коварными… — Гермиона улыбнулась. — Еще бы не стать, если на нетерепеливых, лишенных покоя и самоконтроля — обрушивалась вся мощь «Светлого» ордена. Естественный отбор! Зато светлые… все сильнее и сильнее отрицали собственную суть, все глубже и глубже погружались во Тьму, уверенные, что идут в Свете…

— И ситхари — снова вернул равновесие в Силу… Ой… — Луна вздрогнула. — А что это мы тут болтаем… а все…

Мы удивленно оглянулись. Барьер, что отгораживал нас от остальных собравшихся в Больничном крыле, потихоньку истончался. И через него стал потихоньку пробиваться голос мадам Помфри.

— …сильно пострадали. Им сейчас необходимо побыть в обществе тех, кому они доверяют — то есть, друг друга, поболтать ни о чем, расслабиться. А не подвергаться допросу с применением условно разрешенных заклятий. И я им такую возможность дала. А если ты, Альбус, еще раз посмеешь активировать свою ауру в присутствии ментально нестабильных учеников — в следующее появление, что у меня, что в Мунго — получишь в качестве медицинского предписания трехлитровую клизму. Из скипидара. Чтобы мозги прочистило!

— Но нам необходимо… — начал было Фадж.

— Поте’рпите! — жестко прервала его мадам Помфри. — Дети сейчас под воздействием терапевтического заклинания, и неспособны отвечать на ваши вопросы.

— Но мне показалось… — зеленый котелок возмущенно качнулся.

— Вам показалось! — уверенно ответила колдомедик. — Дети — неадекватны. Они подверглись сначала воздействию дементоров, потом — того, с помощью чего они сумели отбиться… что бы это ни было. Это серьезно им повредило. Они могут путать реальность с бредовыми видениями… или же находиться под воздействием того, что уничтожило дементора. Однозначно я диагностировала ПТСР* и поражение Тьмой высокого уровня.

/*Прим. автора: ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство*/

— Но тогда — почему Вы допустили в палату миссис Уизли? — поинтересовалась мадам Боунс.

— Признаюсь, — вздохнула колдомедик, — я поступила не вполне этично. Не будучи уверенной в стабильности мальчика, я специально пропустила ту, которая с максимальной вероятностью выведет его из себя. Чтобы он мог канализировать свой гнев и разрядить его на подходящем объекте.

— Полагаю, Гарри показал себя с хорошей стороны, и смог справиться… — начал было Дамблдор, но колдомедик перебила его.

— Нет! Все очень плохо! Гарри не «справился». Он практически не испытывал гнева. Только цель — и средства ее достижения! Так, к Вашему сведению, и выглядит поражение Тьмой практически запредельного уровня. Его надо вытаскивать! И именно поэтому я заперла его и девочек, что тоже пострадали, хотя и меньше, в целительном заклинании, которое будет мягко напитывать их Силой и направлять к откровенности. Поговорят друг с другом на какие-нибудь отвлеченные темы, поссорятся, а может — и…

— Да как Вы можете… — вспылил было Фадж.

— Могу! — отрезала мадам Помфри. — Данное заклинание не относится к запретным. А то, что ход исцеления может не укладываться в Ваши пуританские взгляды, министр, не делает данное заклинание «темным»!

— Боюсь, — вздохнула мадам Боунс, — нам придется отложить опрос свидетелей…

— Свидетелей?! — вклинился Фадж.

— Именно — «свидетелей» — отрубила глава ДМП. — Уничтожение монстра высшей категории опасности — не содержит состава преступления. А к гибели мальчика, как показали все остальные свидетели этого… происшествия, Гарри и его подруги — не имеют никакого отношения! Так что, как бы Вам того не хотелось, но обвинить их не в чем! И опрашивать мы их можем только как свидетелей, но никак не в качестве обвиняемых!

Ломай хребты им свирепым туром!

Груз Луны врезается в шею пытающегося пробежать мимо нас врага, и сокрушает ему сразу несколько позвонков. Вообще-то, Луна в своей оружейной форме не выглядит достаточно тяжелой, чтобы вот так перебить хребет, полностью проигнорировав сопротивление кольчужной бармицы… Но магия умеет много гитик. Так что изменять свою массу, начисто игнорируя любые законы сохранения, Луна научилась уже давно. И мне случалось пробивать ее ударом гранитный блок.

Напейся крови во славу Тюра!

Взмах клинка Гермионы взрезает грудь набегающего врага. И полету адамантового лезвия ничуть не мешает тяжелая кираса.

Твой взор горящий пылает сталью

Огненное проклятье обрушивается сразу на троих врагов, стоящих достаточно близко друг к другу, знаменуя окончание этой короткой схватки.

И рядом слава с отвагой встали!

Диагноз мадам Помфри был однозначен: поражение сознания Тьмой. И чтобы избавиться от потусторонних холода и рациональности нам требовалось испытать сильные эмоции. А поскольку для эмоций, относящихся к домену Сияющего принца, Лоеша Змея — мы еще недостаточно взрослые, пришлось искать исцеление в Медной Цитадели.

Хорошо, что в варпе можно найти что угодно. И Владыка Вечной войны никогда не отказывает тем, кто ищет себе врагов. Плохо то, что для «безупречного героя, что всех поведет за собой» — нужны не только «мерзкие враги», подлежащие безусловному истреблению, но и «беспомощные жертвы», чтобы мерзость врага и необходимость в его истреблении были очевидны. Так что к тому моменту, как мы оказались на этой перегороженной упавшим деревом лесной дороге, небольшой кортеж уже был остановлен, охрана — перебита, и разбойники развлекались, пытая пленников и насилуя пленниц. Самое оно, чтобы обрушить на наши слишком остывшие во Тьме головы алую ярость Акши.

Первые враги умерли прежде, чем вообще поняли, что на дороге они больше не одни. Гермиона чисто сняла голову шкафообразного мужика со спущенными штанами, уже примеривавшегося к кричащей девушке, руки которой удерживали два ублюдка размером поменьше.

Шаг вперед, и одному из тех, кто «всего лишь держал», Луна прилетает прямо в переносицу, вбивая обломки кости в уязвимый мозг.

Где-то на пятом трупе, рухнувшем на дорогу, разбойнички сообразили, что их, собственно, убивают.

Разумеется, ни о какой «честной схватке» речи не шло. Мы пришли «убивать, на куски разрывать и купаться в крови». Без чести, без совести, без пощады. Ярость захлестывала нас. Страсть стала Силой.

Но вот, наконец, врагов просто не осталось. Остались трупы… и жертвы. Та девушка, мимо которой мы прошли первой, билась в истерике, не в силах подняться. Голова с искаженным похотью лицом, смотрела на нее широко раскрытыми глазами, так и не сумевшими увидеть убивающее его оружие.

Я сбросил с клинка Гермиона чужую кровь, и убрал ее в истекающие светом проклятья ножны. В те времена, когда Астрономическая башня еще не обрушилась на меня, я, наверное, упал бы на колени, и избавился от съеденного, опустошая желудок. А, скорее всего, не дожил бы до этого момента. Но уроки Мастера не прошли даром. Если бы Дамблдор увидел нас в этот момент, он, наверное, сказал бы, что наши души не просто «расколоты», они «распались». В пыль, в прах, в каленый пепел. Но из этого пепла мы втроем, как фениксы, поднялись сильнее, чем были.

Я запустил сканирующее заклятье, проверяя местность на наличие врагов. Вполне ожидаемо, что выжившие практически не испытывали ко мне благодарности. Страх, отчаяние, ненависть…

— Ты… — завопила девица, пытающаяся удержать остатки некогда богатого, но сейчас — разваливающегося платья. — Почему ты так поздно?! Я скажу отцу, чтобы тебе ничего не заплатили, наемник! Надо было поспешить!

Я прошел мимо нее, не обращая внимания на то, что разорванный лиф уже не мог удержать.

— Луна? — спросил я, указывая на тело, лежащее неподалеку. Грудь голой девушки, на раскинутых в стороны ногах которой алела отметка сорванной печати, практически не двигалась. Но нефритовое дуновение Гирана подсказывало мне, что она еще жива.

Луна скользнула вперед, меняя форму. Из нас троих у нее лучше всего было с медицинскими чарами. Девочка опустилась на колени рядом с умирающей, и воззвала к силе, сосредотачиваясь для лечения. Я же стоял над ней, положив руку на рукоять Гермионы.

— Эй! Ты что там делаешь?! — снова завопила та, что начала этот односторонний разговор. — Какого твоя девка занимается этой простолюдинкой, когда у меня все болит?

Признаться, я слушал ее только потому, что ее визгливый голос немного отвлекал меня от хрипов умирающих. Но вот отвечать ей… я считал излишним. Медленно поворачиваясь на одном месте, я сканировал округу, ожидая новый признаков внимания Хозяина Медной цитадели.

— Ах ты… — голос девицы, так и не соизволившей представиться, сорвался на визг, когда она рванулась к Луне, демонстрируя, что никаких действительно серьезных повреждений у нее нет. Признаться, я мог бы перехватить ее рывок, но не счел нужным. Луна и в человеческой форме сильна и опасна ничуть не менее, чем в виде кистеня.

Впрочем, в данном случае это не потребовалась. Свою волю решила проявить Гермиона. Видимо, спич про «простолюдинку», которой не следует помогать, пока у дворянки не залечены царапины, как-то пересекся с памятными оскорблениями «грязнокровки». Так что Гермиона сама вылетела из ножен и плоской стороной клинка прошлась по округлым ягодицам.

— Ты!!! Как ты смеешь! Тебя казнят за такую наглость!!!

Я ухмыльнулся, и впервые ответил.

— Если бы я хоть на секунду поверил твоему визгу — ты бы уже лежала тут, вместе с остальными. И все выжившие подтвердили бы, что тебя убили до моего прихода.

Как ни странно, но видимо в этот момент к ней резко вернулись разум и способность понимать намеки. По крайней мере, намек на то, что «а кто не захочет в это поверить — до прихода подмоги не доживет» — она поняла,

— Я все, — Луна поднялась от исцеляемой. — Что смогла — сделала. По меньшей мере — она выживет. И… и не получит… — Луна запнулась, — …последствий.

Я молча кивнул, признавая авторитет и навыки Луны в тонком деле целительства. Раз она сказала, что больше сделать нельзя — значит нельзя. Впрочем, усилившееся дуновение Гирана говорило мне, что серьезных проблем со здоровьем у пострадавшей не осталось, и она скоро придет в себя.

— А с этой что? — Луна хищно улыбнулась. По всей видимости, как бы не была она увлечена своей работой, пассажи девицы не прошли мимо ее внимания. — Будем лечить? Или пусть живет?

— Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается! — ответил я хорошо известной истиной полевой медицины. — Сколько? — уточнил я у Луны. Курсы боевого предвидения прошли мы все втроем… но на горизонте больше минуты Луна и тут делала нас с Гермионой, как стоячих. И если я мог только смутно почувствовать приближение кого-то испуганного и злого, то Луна наверняка сможет сказать и кто приближается, и зачем, и когда здесь будет.

— Пять минут, — кивнула Луна. — Потом можем уходить.

Она вновь обернулась оружием, намекая, что ее неплохо бы и почистить.

Я улыбнулся тому факту, что могу улыбаться, а не только просчитывать «оптимальное решение». Страсть, дающая силу, вырвала нас из опасной зоны. «Ситхари принес равновесие в Силу».

Из небытия варпа я извлек походный набор для ухода за оружием, и принялся отчищать Луну от искажающих ее прекрасный облик потеков крови. Когда же эта часть работы была выполнена, я обнажил Гермиону, и продолжил уже с ней.

Я как раз заканчивал ухаживать за Гермионой, когда стук копыт несущихся галопом лошадей стал слышен даже тем, кто не обладал усиленными варпом чувствами. Снова убрав Гермиону в ножны, а Луну — подвесив к поясу, я поднялся на ноги и провалился в собственную тень.

— Добрый мальчик, — услышал я, покидая залитую кровь поляну, — в живых оставил. А мог бы и…

* * *

Повторное обследование мадам Помфри дало обнадеживающий результат. Нам, всем троим удалось более-менее справиться с последствиями принятых решений. Тьма отступила, как всегда — не признавая поражения, готовая вновь предложить помощь и поддержку. А происшествие на неизвестной дороге неизвестного мира так и осталось ничего не решающим эпизодом. Кто и куда там ехал, попавшись в руки перебитым нами разбойникам — ведомо разве что Архитектору Судеб. Хотя и не буду зарекаться, что не вернусь туда…

В Мунго нас так и не отправили. Вместо этого госпиталь святого Мунго в лице его лучших представителей прибыл к нам. Обследование затянулось надолго. Видимо, медики все никак не могла поверить, что мы смогли-таки справиться с «глубоким поражением сознания эманациями Тьмы» без посторонней помощи. Но, вдоволь намахавшись палочками, и заставив нас постоять и полежать в десятке оперативно развертываемых колдовских рисунков, колдомедики признали-таки, что им не мерещится. Ну, а заодно и проверили нас на воздействие разного рода галюциногенных и подчиняющих составов, к каковым относятся и любовные зелья.

С моими недостаточными познаниями в медицине я быстро потерялся в мешанине цветовых вспышек, мелькающих линий и возникающих в воздухе надписей. Однако, Луна, решившая в большей степени специализироваться в этом направлении, понимала явно больше. Она, закусив нижнюю губу, что выглядело необыкновенно мило, вглядывалась в результаты диагностики, и иногда что-то переспрашивала у окруживших нас колдомедиков. Иногда даже я кое-что понимал. Однаком большая часть общения была понятна мне не более, чем если бы диалог шел на китайском или японском языке. Даже, подозреваю, что в последнем случае я мог бы понять больше, обратившись к провидческому трансу Азир. Сейчас же мне просто не хватало знаний. Мое дело просто — «бить морда», оперативно корректировать сложные и многоходовые планы, подготовленные Гермионой, чтобы они не разваливались от собственной тяжести, ну и, может быть, спешно подлатать, не дав врезать дуба на месте тем, до кого не дойдут руки у девочек. Может быть, когда-нибудь я и вернусь к этой части образования, закрыв дыру в собственных знаниях, но пока… Как любит говорить леди Аметист «никто не в силах впихнуть невпихуемое». И нам приходится прибегать к некоторой специализации ради общего выживания.

Надо сказать, на колдомедиков Луна произвела некоторое впечатление. По крайней мере, ранее отмахивавшиеся от нее, как от досадной помехи, целители, начали прислушиваться к ее вопросам, давать пояснения, а потом — и согласились с некоторыми ее предложениями.

Признав нас достаточно адекватными для общения с людьми, мадам Помфри простилась с коллегами и впустила в выделенную нам палату Амелию Боунс и пару авроров. Один из них, невысокий сероглазый человек с жесткими волосами, встал у дверей, демонстрируя готовность препятствовать побегу допрашиваемых. Что-то в его внешности показалось мне знакомым… но вспомнить его я так и не смог. Возможно — мы встречались в «иной жизни». Другая же, невысокая (по плечо низкому товарищу), уселась на больничную койку, и, достав из-под мантии планшет*, приготовилась записывать.

/*Прим. автора: в данном случае имеется в виду офицерский планшет, а не планшетный компьютер*/

— Под протокол, — глава ДМП кивнула помощнице. — Допрос свидетелей, — аврор у двери поморщился, но протестовать не стал, — по делу о происшествии, повлекшем гибель несовершеннолетнего Захарии Смита.

Помощница мадам Боунс старательно записывала. И только стремительно потемневшие, а потом — снова вернувшие начальный цвет кончики волос намекнули мне: кто именно сейчас находится в нашей палате.

— Итак, я хотела бы знать, что произошло на экзамене по защите от Темных искусств?

Переглянувшись, мы решили возложить должность докладчика на Гермиону. Из нас троих именно у нее всегда лучше всего получалось сформулировать в словах описание того, что мы видели, слышали или же чувствовали. И Гермиона не подвела. Лаконично, возможно, даже несколько суховато, но весьма подробно описала она все, что наблюдала, или же могла наблюдать ученица третьего курса. Ни слова лжи или же искажения истины. Правда и только правда. Не вся. Но ведь Абсолютная Истина — есть привилегия Начавшего Начало, не так ли?

Выслушивая показания Гермионы, Амелия Боунс время от времени поглядывала на собственные руки. Я обратил внимание, что камень в ее перстне — александрит, меняющий цвета, время от времени чуть-чуть менял оттенки, когда Гермиона скользила по узкой грани между «не упоминанием несущественных деталей» и «ложью умолчанием», опасно приближаясь к последней. Мне стало ясно, что глава ДМП носит артефакт, позволяющий определять ложь. Ну что ж. Я обратил внимание Гермионы на свои рассуждения, и она стала формулировать свой рассказ еще осторожнее. Лжи в ее показаниях просто не было. А вот мне надо будет задуматься, и максимально точно сформулировать свои показания.

— … Гарри упал в обморок, и мы с Луной, убедившись, что дементоры удалились, понесли его в Больничное крыло. Собственно, на этом все.

— Хорошо, — мадам Боунс кивнула. — У вас есть, что добавить?

Разумеется, «что добавить» у Луны было. Но вот разобраться во взаимоотношениях лунопухов, нарглов, черных летунов и визгосветиков неподготовленному человеку было весьма нелегко. Что уж говорить об артефакте, который может только определить: верит ли человек тому, что говорит. Луна же, как мы неоднократно убеждались на уроках леди Аметист, всегда верит тому, что говорит, даже когда точно знает, что она — лжет. Как ни странно, но мадам Боунс ни разу не прервала показания, лишь иногда направляя их уточняющими вопросами, когда Луну начинало совсем уж заносить куда-то не в ту степь. Более того, несмотря на явные сомнения морщившегося помощника у двери, глава ДМП махнула рукой стажеру, выполнявшей роль стенографистки, показывая, что показания мисс Лавгуд необходимо запротоколировать так же, как и чуть ранее — показания мисс Грейнджер.

— Хорошо, — повторила мадам Боунс. — Мистер Поттер, у Вас есть, что добавить?

Разумеется, у меня было что добавить.

— Должен сказать, что, как признанный наследник Древнейшего и Благороднейшего Дома Блэк, я располагаю доступом к библиотеке Дома, в которой, согласно решению Визенгамота в деле «Корона против Малфоя» от 17 декабря 1792 года, могут хранится сведения о ритуалах, признанных Министерством Магии Великобритании темными... -

Мадам Боунс кивнула, а вот аврор, охраняющий вход — поморщился. Мракоборцы борются с этим постановлением, «допускающим распространение мрака» дольше, чем Дамблдор. И, в отличие от Великого Белого у них даже есть успехи: удалось протащить постановление Визенгамота о выводе из-под действия упомянутого прецедента некоторых книг и артефактов… Собственно, тогда, летом после первого курса, Малфой-старший и заметался потому, что у него чуть было не обнаружили предметы именно из этого списка. Но компромисс, позволивший аврорату сделать это, заключался в том, что изменения и дополнения в этот список внести, конечно, можно… но не меньше, чем голосами двух третей полного состава Визенгамота. И с тех пор, как этот список был принят — в него добавили только два предмета: филактерии любого вида и «кинжал Черного Одеона», описание которого занимало пять футов пергамента. Разумеется, у меня на Гриммо хранится кое-что из этого списка, но книги, о которых я сейчас веду речь, хоть и «запрещены к хранению и распространению обывателями», но в распоряжении глав Домов находиться могут и должны.

Перечислив несколько «условно разрешенных» гримуаров, я пояснил, что, из них получил сведения о том, как Воззвать к Той Стороне, и обратить на себя внимание Вечной леди, и рассказал, как применил полученные знания к накатывающейся волне дементоров. В сущности, это не было ложью: перечисленные мной книги я действительно читал, и узнал из них много нового.

— И зачем же Вам понадобилось такое сложное и опасное колдовство, мистер Поттер? — поинтересовалась глава ДМП.

— Понимаете… — я сделал паузу, не столько для того, чтобы правильно сформулировать последующее высказывание, сколько для того, чтобы создать у слушающих впечатление таковой необходимости. На самом же деле все уже было сформулировано. — …перед началом второго курса мне довелось пережить… не самые приятные события, — правда и только правда. Собственную смерть ведь сложно назвать «приятным событием», не так ли? А уж если она предварялась смертью любимой…

— Мы расспросили братьев Уизли об обстоятельствах, при которых Вы покинули своих опекунов тем летом, — вклинилась мадам Боунс. Отлично! Реализовался один из лучших просчитанных вариантов. Теперь заговорить о происшествии с домовиком будет легче. Вообще, не понимаю, почему «прошлый я»* не воспользовался знакомством с той же Сью, чтобы подчистить свое дело от очевидного косяка правоохранительной системы?

/*Прим. автора: да, Анрио начал разделять свои воспоминания на те, что принадлежат Анрио Поттеру, и те, которые помнит Гарри Поттер. Так ему легче смириться с произошедшим, да и в собственных мыслях так различать события, происходившие до и после падения Астрономической башни — тоже удобнее*/

Я кивнул, позволяя мадам Боунс утвердиться в собственной догадке. А то, что этот кивок относился не к выводам главы ДМП, а к подтверждению самого факта: «да, я услышал, что Вы допросили Уизли» — ложью не являлся. Хотя уже где-то на грани… Что и показал смутный оттенок красного, проявившийся в зеленой глубине заклятого камня. Однако мадам Боунс то ли действительно не обратила на это внимания, то ли не посчитала нужным это делать.

— …так вот… — я возобновил прерванный было рассказ. — Тогда ко мне стали приходить видения возможного будущего. Разные. Разрозненные, не всегда связанные, временами — принадлежащие разным линиям будущего… — я и сейчас пока «тот еще оракул», а уж на начальных стадиях обучения этому мастерству изрядным успехом считается отличить: где реальные события, а где — видения, что еще не произошли. — Но практически во всех вариантах мне приходилось сталкиваться с трудноуничтожимыми предметами из «категорически запрещенных к хранению», не говоря уже об использовании. Вот я и озаботился средствами, которые помогут мне преодолеть практически любую мыслимую защиту и уничтожить неуничтожимое.

— И что же за предметы вы наблюдали? — заинтересовалась мадам Боунс, а вот аврор у двери скривился, видимо, выражая свое отношение к «бредовым видениям здорового на всю голову мальчишки, страстно желающего выпендриться и привлечь к себе внимание».

— Номер пять в списке «особо запрещенного», — под этим номером после очередного пополнения списка, отсортированного по степени угрозы, шли «крестражи и филактерии». Первые же четыре были отведены под предметы, грозящие если не планетарной, то, по меньшей мере, континентальной катастрофой. К счастью, эти четыре предмета спрятаны достаточно хорошо, чтобы за века поисков их никто так и не нашел. Да и полезность их несколько… сомнительна. Так что ищут их разве что совсем фанатики и неудовлетворенные мстители.

— Вот как… — задумчиво протянула мадам Боунс. — А в Ваших видениях Вы узнали, чьи это были филактерии?

— Да, — я кивнул. — Томаса Марвало Риддла, сына маггла и волшебницы, недостаточно сильной для получения приглашения в Хогвартс — Меропы Гонт. Правда, позже он стал известен под именем, которое получил, переставив буквы имени, данного при рождении. Позвольте мне показать…

Дождавшись разрешения главы ДМП, я обнажил палочку, и взмахнул ей. Огненные буквы «Том Марвало Риддл» возникли перед нами, а потом, повинуясь еще одному взмаху, перестроились в новый порядок.

— Я — лорд Волдеморт… — потрясенно прочитала мадам Боунс. — Сын маггла и практически сквиба?

— Да, — снова кивнул я.

— Любопытно, — протянула мадам Боунс. — Очень любопытно. Но Вы говорили о «предметах». То есть, он эту мерзость сотворил в количестве больше одного?

— Я наблюдал как минимум шесть, — ну да, в своих видениях я в зеркала не смотрелся, так что — шесть. — Но следует заметить, что видения — смутны и неясны. Так что стоит предполагать, что, сколько бы крестражей мы не уничтожили — есть еще как минимум один.

— То есть, Вы, мистер Поттер, полагаете, что Тот-кого-нельзя-называть — непобедим? — скривилась глава ДМП.

— Я этого не говорил, — поспешил откреститься я. — Правда, те способы, которые я смог придумать для такой ситуации… Их к «светлым», «добрым», или, хотя бы «разрешенным» — никак не отнести.

— Вот как… — мадам Боунс посмотрела на меня с любопытством. — И какие же способы Вы можете предложить? Не стесняйтесь и не бойтесь — в конце концов, это только теоретические рассуждения, игра ума… За такое не наказывают.

Я кивнул.

— Я тут случайно узнал, что случилось с родителями моего друга и одноклассника Лонгботтома… И это навело меня на мысль. Возможно, стоит дать ему возродиться, а потом — подловить в физическом теле, и… Круциатис до распада сознания, обливиэйтом на всю мощь заполировать — и пусть его сторонники воскрешают получившийся овощ до полного удовлетворения.

— Радикально, — кивнула глава ДМП, посмотрев на подобравшихся ко мне со спины девочек. Но, если она рассчитывала на реакцию неприятия — глава ДМП ошиблась. Тренировки у леди Аметист не предполагали сохранения иллюзии собственной белости и пушистости. Так что меня в четыре руки обняли, демонстрируя согласие с высказанной идеей и полную поддержку. — Но не могу не признать — способ… вполне может оказаться рабочим. Но, судя по всему, Вы не ограничились одним вариантом?

— Не ограничился, — согласился я. — Второй способ… Знаете, есть у крестража сильная сторона… которая является его же неустранимой слабостью. Закон контагеона. Именно он позволяет крестражу быть тем, чем он является. Связь между частями души, остающимися единым целым — не дает уйти за Грань… Но если заполучить хоть один из крестражей, думаю, можно будет провести ритуал, который повлияет на всю систему… Но вот сам этот ритуал я представляю разве что в самых общих чертах… И то, что я о нем знаю — намекает, что светлым такой ритуал не будет.

— Я пробью поручение Отделу Тайн таковой ритуал разработать… — кивнула мадам Боунс. — А может, он у них и так есть… Только вот…

— Руквуд? — спросил я.

— Да, — вздохнула мадам Боунс. — Видимо, твои видения менее смутны, чем ты хочешь показать, раз ты знаешь эту фамилию… — тут можно было бы отговориться, что «изучал прессу того периода, еще когда узнал о Блэке». Но пройтись пришлось бы по настолько тонкой грани, что малейшая ошибка в формулировке — и перстень на руке мадам Боунс выдал бы мою ложь. Так что я просто покачал головой. В конце концов, «смутность» видений — критерий субъективный и неформализируемый. — Но ты прав. Если в Отделе Тайн, несмотря на все обеты, принимаемые невыразимцами, нашелся один предатель — могут быть и другие. Мне надо как следует подумать: кому я смогу доверять в столь… сложном и опасном деле. Что ж. Допрос — окончен. Я запечатываю протокол допроса Анрио Поттера, Гермионы Грейнджер и Луны Лавгуд грифом «Особо секретно» и Печатью тайны. Стажер?

Девушка, закончившая оформление протокола, передала его мадам Боунс, которая, взмахом палочки создала еще два копии, и передала мне и девочкам. Мы внимательно прочитали, и подписались под утверждением, что «с наших слов записано верно». Глава ДМП достала Большую Круглую Печать («не вырубишь топором» — прозвучал шепот варпа в моей голове), и приложила к каждой копии, после чего текст исчез с пергамента, оставив только официальную шапку и гриф секретности. После чего пергаменты были аккуратно свернуты и помещены в тубус, аж светившийся от наложенных на него заклинаний.

— У вас есть еще ко мне вопросы? — формально обратилась к нам мадам Боунс, и несколько даже удивилась, где услышала ответ «Да».

— Вот, — я протянул главе ДМП результаты обследования. — Обследовав Гермиону и Луну, мадам Помфри и ее коллеги из госпиталя святого Мунго пришли к выводу, что на девочек не воздействовали какими-либо подчиняющими зельями.

— Хорошо, — кивнула мадам Боунс. — Я передам эти документы команде следователей, занимающейся как обвинениями миссис Уизли в отношении Вас, так и Вашими в отношении нее.

Разумеется, то, что медицинские светила из Мунго пришли к выводу, что с нами все в порядке — не означало, что мадам Помфри немедленно выпустила нас из своих владений. Нет. Нас еще придержали в Больничном крыле по причине «эмоциональной нестабильности» и «возможности рецидивов».

В принципе, я ее даже понимаю. Регулярно заглядывающие в Больничное крыло авроры, страстно желающие выманить у нас признание ну хоть в чем-нибудь, вызывали желание если не обратиться к Губительным Силам, то, по меньшей мере — помянуть широко известные в народе Атрибуты божеств плодородия.

— Чего они вообще хотят? — взвыла Гермиона. — Я не понимаю. Даже если удастся доказать, что Луна произнесла пророчество злонамеренно — существует несколько прецедентных решений Визенгамота о том, что пророчества, даже причинившие вред, даже приведшие к гибели мага — неподсудны! Так какого… эти… — она явственно проглотила несколько… определений, подобающих доставшим нас личностям, — все лезут и лезут?

— Низколетные пухлошмыги, — Луна сделала жест, как будто выхватывает что-то из воздуха, — намекают мне, что глава ДМП — должность весьма… привлекательная для личностей, которым блеск золота застилает глаза. И если эти… авроры, — вот у Луны пауза была почти незаметна. Но все-таки она была. И вмещала определения не менее экспрессивные, чем у Гермионы, разве что опирались они не на богов, а на мелких обитателей варпа, общим скопом называемых демонами, — докажут, что мы виновны хоть в чем-нибудь… — то они смогут… нет, разумеется, не «сбросить Амелию», но хоть чуть-чуть запятнать ее репутацию. А там…

— Курочка по зернышку клюет — весь двор в помете, — вздохнув, процитировал я, заставив Гермиону смущенно потупиться. То, что после всех наших тренировок она все еще способна смущаться таким вот человеческим мелочам — несказанно меня порадовал.

— А Дамблдор? — поинтересовалась Гермиона, отойдя от смущения, что, впрочем, произошло достаточно быстро. — Разве он не может прекратить это… паломничество?

— Может, — кивнул я. — Так же, как мог выявить и как минимум — уволить Квирелла, — …мог проверить всех, не присутствовавших на праздничном пиру на Хеллоуин прошлого 92-го, или, хотя бы, обратить внимание на то, что Джинни нездоровиться, и прогнать через проверку в Больничном крыле, мог сам спасти Сириуса, а не отправлять двоих детей в лес к слуге Темного лорда, оборотню и дементорам, мог лично проследить за тем, как Люпин пьет свое лекарство (раз в месяц — невелика нагрузка, раз уж принял на работу оборотня), мог обратить внимание на странности «старого друга» в 94-95 учебном году, мог… Да многое он мог, но не сделал.

— Но зачем это ему? — спросила было Гермиона, и сама же начала отвечать. — Возможно — Дамблдору не понравилось, как глава ДМП ведет следствие по делу о смерти прошлого главы Дома Блэк? Или — ему не нравится, как она последовательно обрушивает версии, которые позволили бы обвинить нас в смерти Захарии больше, чем мы действительно виновны…

— …и нам нет нужды бежать к Великому Белому за помощью и защитой? — вклинилась Луна.

Так что по итогам обсуждения, образ Великого Белого, и так внушавший больше опасений, чем тех щенячьих радости и доверия, которые помнит прошлый я, стал откровенно угрожающим.

Отпустили нас в день отъезда. После очередного осмотра мадам Помфри признала, что не наблюдает никаких признаков эмоциональной нестабильности, что мы — готовы для общения с неподготовленными людьми, и не угрожаем Хогвартсу, или же Хогвартс-экспрессу событием класса «Вымирание». Так она сама сказала. Причем про Лондон, или же мелкие городки-спутники — ничего сказано не было…

Тем не менее, «на всякий случай», мадам Помфри выдала нам одноразовый артефакт, который позволяет запереться в купе, и не допустить в него «дурных детенышей, начисто лишенных инстинкта самосохранения» (это — цитата из ее речи).

Вопреки предположениям мадам Помфри, школьники некоторые зачатки инстинкта самосохранения продемонстрировали. По крайней мере, когда девочки выходили из купе «по надобности» — с их пути шарахались даже старосты. А уж желающих войти в пропускающую только нас дверь — и вовсе не нашлось. Так что, по прибытии на вокзал Кингс Кросс, мы деактивировали так и не пригодившийся артефакт (он распался серой пылью) и вышли на платформу девять и три четверти.

Ксенофилус Лавгуд встретил нас почти сразу, как мы спустили чемоданы девочек на платформу. Я обратил внимание на кулон, которого раньше не замечал… Вспомнив мультфильмы, что показывала нам леди Аметист, позволяя расслабиться и отдохнуть, я спросил отца Луны:

— А почему у Вас знак — неправильный?

Как ни странно, ответил мне не отец, а дочь.

— Мама тоже ворчала. Но ничего лучшего она не нашла. Этот — хоть и неправильно сделан, зато — правильными руками. Так мама говорила.

— Неправильно сделан? — удивился Ксенофилус. Видимо, при нем Пандора Лавгуд такие мысли не высказывала.

— Круг должен охватывать треугольник, а не быть вписанным в него, — развеяла недоумение отца Луна. — Тогда линия станет символом единственности, либо первенства, а кулон — правильным талисманом первосвященника одного из ликов Владыки Вечной войны.

— Видимо, тот, кто его делал — щедро лил кровь, раз даже «неправильно сделанный» — привлек внимание… — я не стал произносить слова «Гончей Смерти», не зная — в курсе ли Ксенофилус таких подробностей о своей жене, или же Пандора скрывала от него особенности своего происхождения.

— Пандора много знала о… Вечной войне, — вздохнул Ксенофилус. — Жаль, что я так и не смог принести в ее душу покой… Видимо, война так и не отпустила и меня самого…

Я пригляделся. Луна, как и обычно, оказалась права. Амулет пел в тон звучанию кузниц Кольца Погибели. А вот информация о «войне, так и не отпустившей Ксенофилуса» — была интересной. Официально он родился в 1961 году, во Второй Мировой — не участвовал, да и в Первом восстании Волдеморта — тоже. Так что же за война не отпускает седого волшебника? И не окажется ли он существенно старше, чем принято считать?

Ксенофилус активировал порт-ключ, и Лавгуды отбыли. Следующими отправились Грейнджеры, наградив меня на прощание поцелуем Гермионы. Когда же на меня стала надвигаться туша карликового кита, я прикрылся отводом глаз и позволил волне варпа забрать меня с вокзала.

Дом Блэк встретил меня радостным скрипением Кикимера, завершавшего последние приготовления к встрече хозяина, длительное время не присутствовавшего в доме. Признаться, готовил старый домовик весьма вкусно, не ограничиваясь традициями английской кухни, так что я с удовольствием отдал бы должно его искусству. Но увы. Следовало подготовиться к встрече гостей.

Блэки — древнее и темное семейство, врагами располагавшее в любом количестве и на любой вкус. Так что защита их гнездовья была на, прямо скажем, несколько параноидальном уровне. Кажется, что сам дом — неприступная крепость. Но увы. Чтобы крепость была действительно неприступной — ей необходимы защитники. Без защитников даже самые крепкие стены и самые надежные заклятья — ничего не значат. Хорошо еще, что Блэки догадались распространить информацию о том, что все самые ценные вещи и самые богатые трофеи, не говоря уже о «просто деньгах» — хранятся не в доме, а в сейфе Гринготтса. И это помогло избежать нашествия взломщиков проклятий, воров и мародеров. Так что то, что в моей прошлой жизни, перед последним отправлением в Хогвартс, украл Наземникус — воистину крошки с барского стола.

Я спустился в ритуальный зал. Алтарный камень ждал моего появления. Ждали предки, замершие на грани Эмпириев. Ждал Дом Блэк.

Раньше я не был готов принять на себя ответственность за защиту и сохранение Дома — просто не знало, как провести необходимый для этого ритуал, а Сириус почему-то не счел нужным его провести, хотя он-то как раз мог представить меня предкам и попросить их о помощи. Так что этим занимался Кричер. Но, не будучи магом — он мог не много, а скованный разрешением Сириуса на пребывание в этих стенах Ордена Феникса, увы — подтвержденного мной, и вовсе почти ничего. Однако это было «тогда». Сейчас так не будет. В своем доме я буду принимать тех, кого «хочу» принимать, а не тех, кого «должен хотеть» принять. Да и возвращение в семью Трикси — оказалось правильным шагом. Даже несмотря на обширную библиотеку Блэков — в ней не присутствовало множества важных и нужных сведений, которые передавали «из рук в руки». Наверноге, нам могла бы подсказать Вальпурга… И я позже спрошу у нее — почему она этого не сделала. Хотя ответ я и так приблизительно представляю. Видимо, она посчитала, что проведение этого ритуала скорее увеличит опасность, чем уменьшит ее. Но сейчас, перед грозящим не только мне Турниром — следовало уточнить позиции и обозначить намерения.

Окропив собственной кровью алтарный камень, я встал у Ночи на краю. Обращаться к Вечной леди, или же Жаждущим богам было… несвоевременно. Но вот течения варпа и шелест Изменчивых ветров были мне сейчас скорее даже полезны. Я протянул руку. Кровь звала кровь. Кровь пела о крови. Блэки прошлых времен смотрели на меня, оценивая… Они уже знали меня, уже видели нас с девочками, и даже признали достойным. Но сейчас они старались понять: не поторопился ли я, требуя ключи от защиты Дома. В семнадцать лет это не было бы проблемой. И я просто протянул бы руку и взял Ключи, без особых сложностей. Но сейчас, пока я не пересек границу, пока с точки зрения предков я был всего лишь ребенком… Да, в одиннадцать лет я уже был признан как «кое-что соображающий», почему детей и отправляют в этом возрасте в Хогвартс, признавая, что они уже могут хранить тайны и достояние Дома. Но сейчас я заявлял право на большее… К счастью, возможность того, что наследник останется без помощи и поддержки старших — признавалась существующей, хотя и крайне нежелательной. И те, кто ушел за Грань — могли решить, даровать ли мне Право. Мгновение длилось и длилось.

Трикси, уехавшая с Гермионой, рассказывала нам об этом ритуале. Именно его она провела, покинув Азкабан. Правда, у нее не было под рукой ни Дома, ни алтаря… Но зато она раз за разом проходила ритуалы еще ребенком, она была плоть от плоти и кровь от крови Дома. И предки пришли ей на помощь. Не отказали они и мне. Когда пурпурный Шаиш, смерть-и-возрождение, отступил, давая место серебристой Улгу, в моих руках был браслет с сияющим камнем странной, немыслимой формы, и прозрачный, почти сферический кристалл.

— Сияющий трапецоэдр, Окно-и-Ключ, — прошептал я, разглядывая реликвию Блэков, полученную в незапамятные времена.

Сфера же могла показать одно заклинание, которым на меня воздействуют, позволяя не только заметить его самому, но и предъявить кому-то еще. И сейчас сфера заливалась алым, показывая любому, кто хоть чуть-чуть в этом разбирался, что меня ищут по крови.

На выходе из ритуального зала меня ждал Кричер.

— Злой колдун ищет Наследника, — проскрипел он. — И уже почти нашел. Злой колдун стоит у дверей…

Сияющий трапецоэдр мигнул… Я прикоснулся к нему. Дом признал мое право, и защита, уже почти пробитая, перестроилась, уводя разрушенные участки туда, где их было не найти, где они могут восстановиться, особенно — если об этом позаботится Кричер.

Я прошел ко входу и открыл дверь. Опасаться не приходилось. Одно только то, что дверь открыта — не означало, что она открыта любому. Войти мог только тот, кому я дам на это разрешение.

— Гарри, — вздохнул Дамблдор. — Ох, Анрио, надеюсь, ты простишь забывчивого старика?

Я кивнул. Разумеется, злиться на Дамблдора из-за такой мелочи я не собирался. Но и прощать все странные «ошибки» допущенные им, те, которые привели к смерти Гермионы — я не собираюсь. На этом фоне даже мой собственный эпический полет с Астрономической башни — всего лишь мелкая неприятность.

Конечно, можно сказать, что я ведь простил Беллатрикс, которая, собственно, Гермиону и убила, но… Эта Трикси еще этого не совершала. А вот план Дамблдора не только «разработан», но уже начал осуществляться.

— Я слушаю Вас, директор.

Дамблдор попытался войти… что у него, разумеется, не получилось. Окно-и-Ключ не пропустили его. Директор посмотрел на Фоукса, сидевшего у него на плече… Но тот не пошевелил и крылом. Для феникса пространства за порогом просто не существовало.

— Анрио, неужели ты не впустишь меня? — вздохнул Дамблдор. — Боюсь, темы, на которые я хотел бы с тобой пообщаться… Они не слишком удобны для обсуждения на улице.

— Переговорщик от Хогвартса, директор Дамблдор допущен в дом на время проведения переговоров, — четко обозначил я статус приглашаемого.

— Неужели это необходимо? — грустно спросил Дамблдор, пересекая порог. В статусе переговорщика он мог только говорить. Попытка воздействовать зельями или заклятьями на кого-то внутри дома привела бы к лишению статуса и выдворению за пределы защиты.

— Как несовершеннолетний — я не могу большего. Мы ведь уже говорили, — вздохнул я. — К тому же, здоровая паранойя — залог здоровья параноика. Вдруг это не Вы, директор, а кто-то под оборотным? Или же Вы находитесь под воздействием Непростительного заклятья?

Дамблдор кивнул.

— В следующем учебном году ЗоТИ у вас будет вести Аластор Грозный глаз Грюм, — произнес он, отпивая чай из поданной Кричером чашки, — я боялся, что вы не сможете найти с ним общего языка. Но, похоже, я ошибался.

— Увы, — вздохнул я. — Проживание с моими… родственниками прививает определенный… — я сделал паузу, подбирая наиболее приличную формулировку, — стиль мышления. Каковой был серьезно усугублен событиями прошлых лет обучения в Хогвартсе. Думаю, если следующий год пройдет спокойно — это позволит мне справиться с проблемами.

Наверное, прежний я не заметил бы чуть-чуть скользнувшего в сторону взгляда. Или, может быть, я просто знаю, что будет — а потому вижу и то, чего нет?

— Вот о родственниках я и пришел с тобой поговорить, — Дамблдор сделал следующий глоток. — Боюсь, я вынужден настаивать, чтобы ты вернулся к ним.

— Почему? — поинтересовался я.

— Помнишь, когда я приходил к тебе после столкновения с Квиреллом, мы говорили о защите, наложенной на тебя Лили?

— Помню, конечно, — кивнул я, хотя, признаться, воспоминания были весьма и весьма смутными. Все-таки давно дело было, и для меня времени прошло как бы не в два раза больше, чем для всех прочих.

— Так вот… — директор запнулся, видимо — подбирая слова. — Пока ты живешь в доме своих кровных родственников — защита эта обновляется. И поэтому ты должен…

Я не сдержался и перебил Дамблдора.

— А как эта защита, собственно, работает?

— Боюсь, что тебе, Анрио, еще рановато интересоваться такими вещами, как механизмы работы Магии Крови…

— Нет, я не о том, — покачал я головой. — Я пытаюсь понять, что, собственно, дает мне эта самая «кровная защита». Очевидно, что она распространяется за пределы собственно дома — иначе она была бы совершенно бесполезной. Даже когда я еще жил у Дурслей — я же не сидел в доме все время? — Дамблдор кивнул, хотя видно было, что слова «когда я жил в Дурслей» в прошедшем времени — ему не понравились. — Может, она мешает Тому найти меня? Нет! Потому что тогда Квиррелл просто не пришел бы ни на один урок ЗоТИ у Гриффиндора. Она не дает Тому воздействовать на меня заклинаниями? Тоже — нет. Когда он сидел в затылке Квиррелла — он вполне успешно применял ко мне легилеменцию. Да и с метлы он меня чуть было не стряхнул. То есть — в сухом остатке она защищает меня только от физического контакта. Рассчитывать на нее в противостоянии с магом?!

— Гарри, — вздохнул Дамблдор. — Но ведь кроме Волдеморта, есть еще и его Пожиратели, отнюдь не все из которых попали в Азкабан — многие откупились от правосудия!

Тут мне очень захотелось вставить «за которое, как известно, отвечает Верховный Судья — то есть, Верховный чародей Визенгамота». Но это вывело бы противостояние на совершенно ненужный мне уровень эскалации. Поэтому я сказал совсем другое.

— Добби, — ткань реальности шевельнулась, но труды Кричера дали о себе знать, и появиться в доме Блэков у Добби не получилось, — домовик семьи Малфой, не только нашел меня, но и проник в дом, обеспечив мне дисциплинарную запись в личном деле. Если бы я был хоть сколько-нибудь нужен и интересен последователям Тома — кто мешал точно также отправить домовика с приказом похитить меня и доставить? И, простите, но моя мама была пусть и талантливой, но недавно выпустившейся школьницей. Вряд ли она владела знаниями в области защитных заклинаний на уровне, хоть сколько-нибудь сравнимом с тем, который обеспечили многовековые усилия известных параноиков из Дома Блэк! Ведь даже Вы — величайший маг столетия, так и не смогли попасть в мой дом без приглашения? Даже при помощи феникса?

— Но пока ты считаешь своим домом… — начал было Дамблдор.

Я хлопнул в ладоши.

— Сказанное трижды — да станет истинной! Это — мой дом. Это — мой дом. Это — мой дом!

И стало так.

Разумеется, сразу Дамблдор не ушел. Но, как ни странно, и агитировать за возвращение к Дурслям перестал. Все-таки, как великий маг он не мог не почувствовать, что реальность изменилась и приняла волю наследника Блэка. А прямо лгать Дамблдор не станет. Он может недоговорить, может запутать вторыми-третьими смыслами, может сделать так, чтобы «истина, о которой говорит он — не была той истиной, о которой думаешь ты». Все это он может, умеет, практикует. Но вот врать впрямую, грубо и легко разоблачаемо — нет. Настолько глупо он не попадется.

Более того, помахав знакомой узловатой палочкой, Дамблдор создал какую-то умопомрачительную конструкцию, о которой Дом мне сообщил только, что она не несет угрозы и не влияет на мое мышление. При этом мне пришлось довольно-таки демонстративно сдерживать защиту, намекнув, что если заклятье выйдет за пределы познающего — избежать удаления "предателя, попытавшегося прикрыться статусом переговорщика" уже не удастся. По итогам же этого действа, директор пожал плечами, и сказал, что несколько даже удивлен, и даже не предполагал такой возможности… но защита перестроилась на этот дом. Видимо, моего родства с Блэками оказалось достаточно. И что он, директор, даже не предполагал такой возможности, поскольку такие подробности темных заклятий магии крови если где и описаны, то в фолиантах, записанных кровью на пергаменте из человеческой кожи, которые прятали по тайным библиотекам даже в то время, когда магию крови изучали школьники в Хогвартсе. А уж сейчас, после запрета — они если и не уничтожены, то спрятаны так, что найти не может даже аврорат. Ведь, хотя хранение таких томов и не составляет преступления, но заставляет подозревать в применении содержащихся в этих томах знаний, а это уже… вплоть до поцелуя дементора.

После этого Дамблдор поинтересовался, не будет ли мне скучно одному в пустом и довольно-таки страшном доме… Видимо, при малейшем намеке на скуку он предложил бы мне, чтобы сюда приехали Уизли, «присматривать за сиротой». Но я твердо ответил, что собираюсь сделать все летние задания, что займет меня на ближайший месяц чуть более, чем полностью, и скучать будет некогда. А потом — вернутся Гермиона и Луна, и я их приглашу в гости, и скучно мне уж точно не будет.

Дамблдор что-то побурчал себе под нос, а потом стал прощаться. Уже уходя он попросил меня все-таки соблюдать меры безопасности и пореже появляться вне защищенного дома.

Признаться, мне даже на мгновение стало интересно: рассчитывает ли он, что я действительно поступлю так, как он советует… или же совет дан именно для того, чтобы из мальчишеской бравады и подросткового максимализма я наплевал и пошел искать себе приключений? Впрочем, в последнем случае он обломается. Приключений мне и так выше крыши хватает.

Разумеется, никакой месяц Гермиона ждать не стала, и появилась в доме на Гриммо на следующей день после того, как Луна признала вероятность нового появления Дамблдора «допустимо низкой». Впрочем, если бы он и появился — у Гермионы была железная отмазка. Из-за каких-то бюрократических препон (которые, по чести говоря, никто особо и не рвался преодолевать) семейству Грейнджер не удалось получить разрешение на вывоз за границу «британской короткошерстной кошки черного окраса, кличка — Трикси». Так что Гермиона принесла мне переноску с ней, чтобы я «присмотрел за ее питомцем».

Золотистые глаза кошки, мерцавшие в сумраке переноски, увеличились в два раза, когда Трикси услышала, как портрет Вальпурги по полному церемониалу приветствует магглорожденную гостью. Впрочем, в себя Трикси пришла быстро, сообразив, что мы уже показали портрету бывшей хозяйки дома свои способности, и не могли ее этим не впечатлить.

Гермиона открыла переноску, и Трикси, гордо ступая, вышла из нее. Не прекращая движения, она перетекла из кошачьего облика в человеческий, что для анимагов — показатель серьезного мастерства. Все-таки большинству приходится хоть на мгновение, да замереть на месте, чтобы поменять форму. Просто потому, что для этого действия нужна серьезная концентрация, которую сложно совместить с движением. И чем короче это мгновение неподвижности — тем выше уровень владения этой магией. Трикси же продемонстрировала высший класс.

Вальпурга замерла в изумлении. Видимо, Трикси успешно скрывала свои навыки и от нее тоже.

— Беллатрикс… Лестрейндж? — спросил портрет.

Раньше это вызвало бы неминуемую вспышку гнева. Сейчас же Трикси лишь улыбнулась.

— Беллатрикс Блэк, тетушка. Глава Дома рассмотрел мое прошение и… — она оглянулась на меня, и я продолжил:

— …признал, что брачный договор не был должным образом соблюден семьей Лестрейндж, а потому — должен быть расторгнут. Более того, я объявил кровную месть Дому Лестрейндж за то, как они обращались с доверенным им сокровищем Дома Блэк.

— Достойно, — кивнула Вальпурга. — Я поговорю с Орионом относительно условий договора и проверки его исполнения… — улыбка Вальпурги была такого свойства, что мне стало жаль незнакомый мне портрет. Немного жаль. Совсем немного. И для этого разговора мне следует знать: какие именно действия твоего бывшего мужа глава Древнейшего и Благороднейшего Дома Блэк посчитал достойными объявления канли?

Трикси, склонив голову перед хранительницей дома, рассказала ту же историю, что и мне. Правда, тогда я слышал скорее голоса варпа, чем голос самой Трикси, а потому оценки происходящего и субъективное восприятие его со стороны самой Трикси оказались несколько смещены. Но, в целом, картина не сильно изменилась. Разве что сама Блэк принимала на себя часть ответственности, считая, что, не выступив вовремя против главы семьи, не отказавшись приносить клятвы — приняла и часть вины за последовавшее. Я с этим был решительно не согласен, считая, что, раз уж договор был составлен так, как составлен, и девушку практически отдали в рабство — то и следить за исполнением его должен был тот, кто его заключил. Не говоря уже о том, что само заключение такого договора — вполне достаточно для того, чтобы подписавшего его — выжечь с гобелена и объявить «не рождавшимся». На данный момент это может повредить Нарциссе Малфой… Но я проверю и договор, и его исполнение Малфоями. И если оно хоть сколько-нибудь похоже на то, как его исполняли Лестрейнджи… Что ж. Один или два Дома объявить врагами — разница невелика. Если же Люциус, несмотря на мою к нему неприязнь, все-таки остался человеком… Что ж. Придется посоветоваться с Вальпургой. Думаю, она подскажет мне что-нибудь интересное и небесполезное в сложившейся ситуации. Потому как терпеть среди предков того, кто буквально торгует своей кровью — я не собираюсь.

— Надо подумать… — протянула Вальпурга. — Но вот с решениями Главы Дома, — заглавные буквы портрет старательно подчеркнула, — я полностью согласна. Насчет же Печати предателя крови для Ориона… Надо будет подумать, обсудить вопрос с родичами… а потом — предложу решение Главе. Есть сложности как юридического, так и, скажем так, ритуального характера.

— А что такое вообще из себя представляет эта печать? — заинтересовался я. Уизли так называли, но вот объяснение Рона «это потому что мы хорошо относимся к магглам» — меня давно уже не удовлетворяло. Даже если не вспоминать родственника-сквиба, о котором «стараются не упоминать» — версия все равно сомнительная. В конце концов, «магглолюбца» Дамблдора никто так не называет? Телохранителя маггловского премьер-министра Шеклбота — тоже. Даже и Андромеду, хоть и изгнали из семьи, но «предательницей крови» — не называют. А вот Уизли — да.

-Ох, — тяжело вздохнула Вальпурга. — Все забываю, что из-за одного… маразматика ты не получил подобающего воспитания и образования. Так что временами — просто не знаешь элементарных и общеизвестных вещей, о которых не говорят, «потому что все и так знают». Хотя, надо сказать, в большинстве случаев ты ведешь себя так, как и подобает Главе Дома, — внутренне я поблагодарил леди Аметист. Ведь она не только вернула меня к жизни, но и дала знания и опыт общения, которых я был лишен в прошлой линии реальности. — Так вот… Печать Предателя крови — налагается Главой Дома за деяния, нарушающие всяческие границы. К примеру, та же Молли Прюэтт была подвергнута наложению Печати, когда при помощи зелий добилась расторжения помолвки Артура Уизли с Арабеллой Розье, впоследствии — миссис Элмер Нотт. Глава семьи Прюэтт, получив проклятье от Розье, и общее непонимание своих и дочери действий, признал ее Предательницей крови.

— Но разве так делают? Ведь… — Я вспомнил фирменные конфеты «от Ромильды», которых еще не было, но которые отнюдь не привели к какому либо осуждению воспользовавшейся зельем девушки.

— Зелье зелью — рознь, — покачала головой Вальпурга. — Какие-то приведут к осуждению того, кто ими воспользовался, за другие — погрозят пальчиком, а некоторые и вовсе воспримут как шутку, возможно — неудачную. Но Молли использовала для своего зелья некоторые ингредиенты, которых не должно было быть. Кое-что из запретного. Уже в то время ходили слухи, что Темный лорд не отдавал приказа убить Фабиана и Гидеона Прюэтов, и что это сделал кто-то, кому не понравилось, что в распоряжении семейства Прюэт есть ингредиенты, использованные Молли. Вот их и стали выбивать, пользуясь тем, что шло Восстание Темного лорда, и подобные вещи приписывали ему, не проводя хотя бы минимального расследования. Так что вопрос тут даже не в зелье, которым Молли привлекла Артура, и даже не в сорванной помолвке и нарушенных обязательствах… Молли собственную семью подставила под удар — и за это получила Печать. Ну и Артур заодно с ней. История и с его стороны была… не очень красивой, и привела к тому, что семья Уизли лишилась побочной ветви, старший наследник — пропал, а младший брат Артура — стал сквибом.

— А можно — подробнее? — заинтересовалась Гермиона.

— Боюсь, что нет, — покачала головой Вальпурга. — Понимаете… тогда это все было на уровне слухов и общеизвестных сплетен, а подробностями я тогда не интересовалась, и, соответственно — не знаю сейчас.

— То есть — вполне может быть, что и не так все было? — вывод Гермионы был неопровержим.

— Вполне может, — согласилась Вальпурга. — Достоверные факты в этой истории — разрыв помолвки с Розье и наличие Печати Предателя крови и у Молли, и у Артура. Ну, и то, что они поженились — тоже факт. Остальное — домыслы, догадки, слухи…

— А что, собственно, эта печать делает? — спросил я.

— Ничего, — ответила Вальпурга, едва не заставив нас с Гермионой пробить челюстями пол. — Она просто есть. И видна любому более-менее квалифицированному магу. А дальше… С носителем Печати мало кто хочет иметь серьезные дела — если уж он собственную семью, родную кровь предал, то кто даст гарантию, что он не поступит также с посторонним? Вот и получается, что, как Дамблдор не старался, продвинуть Артура получилось только в начальники никому особо не интересного отдела с мизерной зарплатой и единственным подчиненным. Думаю, даже если Темный лорд придет к власти — Артур так и останется начальником отдела. Потому как на его место очереди желающих отнюдь не наблюдается. Молли… Как я уже говорила, она уже в школе была неплохим зельеваром… Могла бы даже стать Мастером — квалификация у нее соответствовала. Но в Гильдии ее откровенно прокатили. И ни одна аптека или лавка не берет ее зелья на реализацию. Даже те, что расположены в Лютном и имеют… соответствующую репутацию. Вот и сидит домохозяйкой. А вот у их детей, хотя их и называют «семейкой Предателей Крови» — Печати нет. Но репутация и у них все равно та еще. Вот Чарльз и уехал от Британии подальше, а Уильям — смог найти работу у гоблинов, и тоже большую часть года обретается где-то в жарких странах, куда квалифицированного взломщика проклятий калачом не заманишь, и занимается довольно-таки опасной и не слишком приятной работой.

— Понятно… — вздохнула Гермиона. — Боюсь, что мне пора…

Не давая ей закончить, я протянул руку, и взял из воздуха свою саблю.

— За оружием следует ухаживать, — напомнил я наши договоренности, не желая отпускать девочку слишком быстро. К тому же ветра варпа намекали мне, что никаких проблем у Гермионы из-за моей выходки не будет. Конечно, Луна смогла бы рассказать подробнее… Но Луну я позову позже. Ведь за ней тоже следует поухаживать…

Лаская обнаженную Гермиону прикосновениями оружейной смазки, я чистил никогда не загрязняющийся клинок. Девушка млела под моими руками, наслаждаясь происходящим.

— Эй, а я? — возникли в моем разуме слова кистеня, по своей воле очутившегося у меня на поясе.

— И ты, конечно же, — улыбнулся я, заканчивая с Гермионой, и переходя к обслуживанию Луны. Гермиона же приняла свой второй облик, и прижалась к моей спине, положив голову мне на плечо и наблюдая, как я ухаживаю за ее подругой.

Когда я закончил с процедурой ухода за оружием и отпустил девочек, ко мне в комнату, предварительно постучавшись, зашла Трикси.

— Глава, — произнесла она, опускаясь на колено и прижимая правую руку к сердцу, — я прошу уточнить отношение Дома к конфликту Темного лорда и Дамблдора…

— Встань с колен и устройся поудобнее. Вопрос не так прост, чтобы его быстро изложить. Дамблдор… — вздохнул я. — Светлый. Местами даже добрый. Вот только есть несколько небольших проблем… И то, что его планы моего выживания не предполагают — наименьшая из них.

— А наибольшая? — заинтересовалась Трикси.

— Наибольшая… — я скривился. — Слышала такое название: «Звездный»?

— Что?! — судя по восковой бледности, залившей щеки бесстрашной чародейки, она это название слышала.

— Ага. Вижу — знакомое имя, — я усмехнулся. — И его удар маячит в нашем будущем… Хотя и не так сильно, как тогда, когда ты убила меня в прошлый раз…

Трикси дернулась было, чтобы отрицать, что когда-либо убивала меня. Но потом искра понимания мелькнула в ее глазах.

— Revertere… — начала она, и я продолжил:

— …tempore*. Ты права. Во владениях той, кто подхватил меня на Той Стороне, время — лишь довольно-таки абстрактное понятие. И ход его подчинен хозяйке, как и пространство, и тысячи разных объектов… — я улыбнулся, вспоминая серию мультфильмов, которые мы смотрели все вместе, пережидая очередную эпоху слабости. Хотя, кто знает? Может — в каком-то из бесчисленных миров это — самая что ни на есть документальная историческая хроника?

/*Прим. автора: revertere tempore (лат) — поворот (возврат) времени. Пользовался Гугл-переводчиком, так что если читатели подскажут правильную грамматическую форму — буду благодарен*/

С некоторым трудом я удержался от того, чтобы ткнуть Трикси в лоб двумя пальцами и произнести что-то вроде «…глупая младшая сестричка»… Сдержаться помогло, главным образом, осознание того факта, что в этих словах будет слишком мала доля шутки.

Некоторое время мы сидели друг напротив друга. Я дал Трикси время на осознание сказанного. Но вот она, наконец, пришла в себя.

— Глобально, — прокомментировала она суть проблемы. — А что насчет Темного лорда?

— Тут проблемы калибром поменьше, — отозвался я. — Всего лишь уничтожение Островов* совместным термоядерным ударом кузенов* и русских. Возрождение Инквизиции «в силах тяжких». Новая охота на ведьм по всему миру. В общем… если постараться — шансы выжить есть. Но как-то не хочется проверять: каковы они, эти шансы?

/*Прим. автора: разумеется, имеются в виду Британские Острова.*/

/*Прим. автора: Анрио имеет в виду США*/

— Не хочется, — согласилась Трикси. — И что делать будем?

— В идеале — отойти в сторону, и посмотреть, как две самые большие проблемы решат друг друга. Но увы… Все-таки Дамблдор — намного опытнее и как политик, и как маг. Пока что у него гораздо лучше получается отступить в сторону, и любоваться очередным моим столкновением с недоличем. Поэтому мне и нужна помощь «жестокой и коварной ведьмы, великолепного тактика и стратега».

Трикси кивнула.

— Буду думать…

Глава 65. Каникулы

Каникулы… «Время Пса»… Только присутствие девочек не давало мне скатиться в депрессию воспоминаний об альфе Большого Пса — Сириусе… Сириусе Орионе Блэке Третьем…

Увы, первый месяц они лишь изредка появлялись в моем доме, требуя ласки и ухода, подобающего оружию Дома, Древнейшего и Благороднейшего. Разумеется, без проблем этот месяц не мог обойтись, и не обошелся. Если Ксенофилус Лавгуд, маг в Мерлин знает каком поколении, спокойно воспринимал периодические исчезновения дочери прямо из палатки экспедиции, в поисках морщерогого кизляка бороздящей норвежские фьерды, то вот про родителей Гермионы такого не скажешь. Отдыхающая у родственников во Франции семья Грейнджер старалась контролировать перемещения дочери, так что приходилось идти на различные уловки, чтобы моя Гермиона могла оказаться в нашем доме. После нескольких эпизодов, приводивших к ссорам Гермионы с родителями, мы пришли к оптимальному алгоритму, до сих пор не дававшему сбоев. Гермиона отправлялась «гулять по окрестностям». Я же сплетал полноценную Грезу, и накладывал ее на отрезок реальности, который соответствовал месту прогулки. Так что те, кто хотя бы теоретически мог быть опрошен родителями Гермионы, ответили бы, что «недавно видели» девочку, что она «вот-вот, только что отошла». А заодно, когда родители Гермионы начинали слишком уж активно тревожить ткань Грезы — это означало, что ей пора возвращаться.

Когда Трикси впервые увидела это, она буквально рухнула на пол, и только в ошеломлении покачала головой…

— Если бы Темный лорд мог бы так… Никакая война была бы просто не нужна!

Я пожал плечами. Все-таки, то, что я делаю — лишь небольшой сдвиг в восприятии магглов. Не думаю, что на волшебника, хоть сколько-нибудь умеющего работать с собственным сознанием, этот прием окажет даже то мизерное воздействие, какого я смог добиться. Потратив некоторое время на формулировку, я изложил это Трикси.

— Ты не понимаешь, — всплеснула она руками. — То, что ты делаешь… Это… Это — ступенька. Дотянуться через Канал массовым воздействием… пусть и слабеньким, пусть и на магглов… Я читала о таком, но, признаться, считала байками.

Я потянулся через варп, и извлек из библиотеки леди Аметист шесть книг о похождениях «естественного врага» такого как я — инквизиторов Грегора Эйзенхорна и Гидеона Рейвенора. Книги, тяжело стукнув, легли на журнальный столик. Разумеется, первой этим приемом овладела Гермиона… а потом у нас с Луной просто не было иного выбора, кроме как тоже освоить такой вот способ работы с тканью реальности.

— Инквизитор Рейвенор был, или же будет, способен «надеть» человека и полностью контролировать его движения даже с орбиты. Это гораздо существеннее, чем небольшой сдвиг восприятия группы магглов. А ведь Рейвенор — не «альфа», и даже не «бета» — «высокая дельта, на пиках — до низкой гаммы»…

— Серьезно? — удивилась Трикси. — Понятно, тогда откуда у тебя такой комплекс неполноценности. Конечно, если сравниваешь себя с титанами — немудрено счесть себя — карликом. Но, как я уже сказала, владей Темный лорд такой силой, которую ты считаешь «ничтожной» — война бы просто не понадобилась. Шаг там, сдвиг здесь, чуть-чуть измененное восприятие политика, чуть-чуть дрогнувшая рука работника, чуть-чуть сбитые координаты для аппарации или порт-ключа…

— Греза, — я пожал плечами. — Хотя она и может стать кошмаром, но в основе ее всегда лежит надежда. Тому, кто слишком близко подошел к Гниющему саду и стал объектом его манипуляции — Греза недоступна. Пастырь обреченных дает другие силы… Но вот Грезы, Отражения… — это не для его Чемпионов.

С тех пор я стал заниматься с Трикси. Как ни странно, но слова леди Аметист «третий раз объяснил, сам все понял…» — оказались если не пророческими, то близкими к тому. Объясняя Трикси приемы манипуляции Грезой, способы защиты своего сознания от распада в бесчисленных Отражениях, подчинения себе мелких… даже не «хищников» — «падальщиков варпа» и распространения через них воздействия сначала на ткань Имматериума, а потом — и на более плотные слои реальности, я и сам стал разбираться в этих материях лучше.

Постепенно к этим занятиям стали присоединяться и девочки… а сами занятия из лекций стали превращаться в некое подобие «мозгового штурма», в котором выдвигались, разбирались, и, в большинстве своем — отбрасывались разные идеи. Однако даже отброшенные идеи увеличивали наше понимание мира. И все новые и новые литании во славу Познающего покрывали стены цитадели Дома Тьмы.

Вальпурга, любовавшаяся нашими изысканиями с портрета, подкидывала в, и так неплохо горевший огонек обсуждения, все новые и новые дровишки, и испытывала при этом такое эстетическое удовольствие, что временами я всерьез опасался привлечь внимание если не самого Темного принца, то, по меньшей мере, кого-то из его Высших.

Между тем, выяснилось, что прошлую жизнь я уже помню довольно-таки смутно. Нет, ключевые точки по-прежнему мне известны… И то, если не считать, что на них могли повлиять уже предпринятые мной действия. Но вот мелочи, частности и подробности…

Да и то, что я все-таки помню… Трикси сказала, что Петтигрю, под заклятьем стазиса находится в ее сейфе в Гринготтсе. Вот и гадай теперь: кто сдал Темному лорду Берту Джоркинс, и сдал ли кто-нибудь? Сумел Барти Крауч-младший вырваться из-под заклятья подвластия своего отца, или нет? Готовятся ли власти магического мира к проведению Турнира Трех волшебников, или данная традиция так и останется «каниувшей в Лету»?

Так что, как бы мне не хотелось провести конец лета, не вылезая из дома на Гриммо, но, увы, боюсь, мое присутствие на финале Чемпионата мира по квиддичу становится если и не целиком обязательным, то близко к этому. Ведь только там я могу получить ответы на свои вопросы… или, хотя бы намеки на них.

Поскольку отношения с семейством Уизли несколько охладились, билеты пришлось добывать самому. Впрочем, насколько остыли отношения с Уизли — настолько же улучшились отношения с банком Гринготтс. Разумеется, даже упоминание тех, кто мог бы «затаить и припомнить» — не позволило бы мне получить билеты бесплатно. Но я и не пытался. А вот чтобы купить билеты по приемлемой цене — никого упоминать не пришлось. Гоблины и сами отлично все помнили, и на мой запрос выдали несколько вполне приличных предложений. В том числе — и в памятную по прошлой жизни министерскую ложу.

Поскольку вопрос о глубине и характере изменений, случившихся с потоком событий, был одним из важнейших для меня — я решился повторить прошлый путь. Правда, первые изменения были изначально очевидны. Я не ждал действий Артура Уизли, а сам купил четыре билета.

Сначала я решил занести билет и приглашение Гермионе. В том, что она может проявиться рядом со мной — мы уже неоднократно убедились. Но вот смогу ли я переместиться к ней? Мне стало любопытно, и я потянулся… если, конечно, этот процесс можно так назвать, к своему оружию. Сам процесс… Мне проще процитировать учителей дзен, о которых рассказывала леди Аметист: «не полагайтесь на слова и знаки». Любое описание перемещения через варп на сияющий маяк Гермионы будет лишено всякого смысла, потому что линейная последовательность символов все равно какого языка не приспособлена для того, чтобы передать изменение состояния в нескольких пересекающихся и переплетающихся потоках времени… Но в целом, перемещение было не тяжелее, чем любое другое путешествие в Эмпириях. Тем более, что размышлял я достаточно далеко от враждебных доменов…

Вытормозился я из варпа прямо на заднем дворе дома семейства Грейнджер, куда Гермиона предусмотрительно вышла, чтобы не вызывать вопросов в связи с моим неожиданным появлением. Щелчком пальца я сбросил с плеча алое перо, и взмахом руки избавился от пафосного бело-золотого мундира, снова проявившегося реальности. Лазурные линии сигилла неторопливо гасли на черных ножнах.

Я обнажил Гермиону… и она немедленно кинулась мне на шею. Наши губы соприкоснулись… и на некоторое время я снова выпал из реальности, на зависть любому перемещению в варпе.

— Так-так… — оторвал нас друг от друга смутно знакомый голос. — И что же это тут у нас?

— Не «что», а «кто», — отозвалась Гермиона, не выпуская меня из своих объятий. — Тут у нас Гарри, чернокнижник, колдун и оружейник Хаоса… и мой парень!

Некоторое время ушло на спор отца и дочери. Я хоть и перестал одеваться так, как делал это в прошлой жизни, но все равно моя одежда — скорее гимн функциональности, чем красоте. Так что тот, кто не может слышать песнь Изменчивых ветров — сочтет ее скорее «непривлекательной», если не сказать больше. Особенно — сейчас, когда я не скрываю иллюзией, либо же школьной мантией некоторые особенности… К примеру — углы, под которыми сходятся швы. Невозможные, немыслимые, отрицающие самое понятие эвклидовой геометрии, вызывающие тошноту у того, кто на них смотрит… Впрочем, и вышивка, славящая Архитектора судеб — тоже вряд ли вызывала приязнь у человека.

Разумеется, Гермиона и Луна не только согласились, что подобная одежда мне подходит, но и всячески помогали с ее построением. Так что уж их-то неодобрения я не боялся. Все же прочие могли отправиться в произвольном направлении и заняться там… да чем захотят — тем пусть и занимаются.

Признаться, я думал сделать исключение из «всех» для семей моих девочек… Но Луна сказала, что ее папе мой наряд скорее понравится, а Гермиона… После ее высказывания, я вспомнил события «до Астрономической башни», и осознал, что тот факт, что девочка, обучающаяся в школе-интернате, еще и летние каникулы предпочитает проводить где угодно, только не дома — отнюдь не говорит в пользу семьи этой девочки.

— …и ты больше не вернешься в эту уродскую школу! — когда мистер Грейнджер закончил свою фразу, она неприятно напомнила мне о Дурслях.

Гермиона собиралась было высказаться в ответ, но я покачал головой. Гермиона быстренько превратилась в саблю, ответив на мой Зов, и спряталась в ножнах, с любопытством из них выглядывая. Мистер Грейнджер явно не был осведомлен о таких особенностях своей дочери, поэтому потерял ее из виду.

Я позволил Изменчивым ветрам перенести меня, и возник за спиной у мистера Грейнджера.

— И как Вы собираетесь это реализовать? Технически?

— Я… — мистер Грейнджер на секунду сбился, осознав, что ничто не мешает мне точно также исчезнуть со двора их дома, и появиться… где-нибудь. — Я заявлю в полицию!

— И что же Вы заявите? Что к Вам дом пришел волшебник, превратил Вашу дочь в саблю и исчез с ней? — я усмехнулся. — Знаете, я, конечно, не хожу на «Предсказания», но в этой ситуации будущее настолько очевидно, что школьных знаний и не требуется: Вас отправят в психушку, а силы полиции будут обыскивать Ваш дом и всю округу в поисках тела Вашей дочери, которую Вы, очевидно, убили в помрачении рассудка!

— … — видимо, все-таки, способность осмысливать ситуацию еще не была задавлена в мистере Грейнджере жаждой утвердить собственное превосходство. Так что он промолчал, поняв, что описываемый мной вариант будущего весьма и весьма вероятен.

— Второй вариант: Вы просто заявите, что Гермиона ушла из дома и не вернулась. В этом случае сумасшедшим Вас не посчитают. Но и следствие будет идти обычным порядком: трое суток на «ожидание возвращения», потом — примерно неделю на безуспешные поиски, потом — обращение к лицам, имеющим Право Знать… К тому времени я уже проведу ритуал Покровительства, и любые заклятья покажут, что Гермиона — член моей семьи, а не вашей, и вас, как «магглов, ставших свидетелями волшебства» обеспечат наилучшими и весьма качественными услугами министерских работников — обливиаторов.

— Кого? — не понял мистер Грейнджер.

Пояснять взялась Гермиона, приняв человеческий облик, но не высовываясь из-за моего плеча.

— Стирателей памяти, папа. Придет такой, палочкой помашет — и ты, и мама даже не вспомните, что у вас была дочь. А поскольку по заявке главы Дома Блэк, Древнейшего и Благороднейшего, абы кого не пошлют — работать будут качественно, со всем старанием. Почистят и память, включая всех, кто хотя бы теоретически мог меня видеть, и документы… Все это случится не сразу, хорошая работа требует времени… Но через где-то полгода никаких следов существования некой Гермионы Грейнджер в мире магглов — не останется. Ёж, конечно, птица гордая: не пнешь — не полетит, но именно Гарри направляющие и вдохновляющие пинки вполне способен обеспечить.

— И, думаете, правительство такое допустит? — возмутился мистер Грейнджер.

— Правительство? — усмехнулся я. — Еще и порадуется. Вы всерьез думаете, что те, кто реально принимает решения — готовы отказаться от лекарств, способных исцелить практически любое заболевание? От стимуляторов, позволяющих, прошу прощения за мой французский, «порадовать» «подругу» раз семь-восемь за ночь? От прочих способов решить многие проблемы не «как», а в буквальном смысле этого слова — «по волшебству»?

— Чего ты хочешь? — мрачно спросил мистер Грейнджер, осознав перспективы.

— Не так, чтобы много, — я улыбнулся, вытащив из-за спины пискнувшую Гермиону. — Есть третий вариант, который вполне может устроить нас всех. Вы не возражаете против того, чтобы я ухаживал за Гермионой и не вызываете неприязненного (и неприятного) внимание Министерства к себе и своей семье, поскольку не мешаете ей посещать Хогвартс.

— И все? — несколько удивился мистер Грейнджер.

— Что бы еще мне могло понадобиться? — я обнял девушку, прижимая ее к себе. — Ваши деньги, ваш дом, ваша практика? Зачем бы мне все это? Вот — сокровище Дома! И я не намерен терять его.

— «А золото — всего лишь золото», — процитировала Гермиона, не пытаясь, впрочем, выбраться из моих объятий.

— Ну, а бумага — тем более! — усмехнулся я.

В сравнении с отцом, разговор с матерью Гермионы оказался легче для меня… Но вот Гермионе материнское «да делайте, что хотите!» далось как бы не тяжелее, чем попытки отца разорвать наши отношения. Так что пришлось утаскивать девушку в особняк на Гриммо, и там отпаивать… всем, что попалось под руку, или, точнее — тем, что под эту самую руку подсовывал Кричер. Впрочем, надо сказать, дело он свое знал. Так что ни «дрянной бормотухи», ни «высококлассного спиртного, способного своим ценником отправить в обморок какого-нибудь сторонника экономии», нам не досталось. Только качественные напитки, способные успокоить, заставить расслабиться, облегчить адаптацию… Впрочем, качество напитка вполне можно перешибить количеством. Так что утро у нас с Гермионой началось с похмелья. Правда, Гермиона продемонстрировала хитрость, вполне достойную Дома Изумрудного мага. Поскольку у сабли нет головы в частности, и нервной системы, отравленной метаболитами алкоголя, вообще — то и болеть у нее ничего не может. Так что проснулся я в обнимку с холодным оружием. Впрочем, приложив холодный клинок ко лбу, я испытал некоторое облегчение, а потом Кричер доставил противопохмельное зелье, которое вполне успешно справилось со всеми симптомами отравления алкоголем.

— Это что… — произнесла Гермиона, мрачно разглядывая пустой фиал из под антипохмельного, — …мы с тобой вчера того…

— Нет, — ответил я, обнимая девушку. — До «того» дело не дошло. Хотя и жаль, конечно…

В моих мыслях всплыли обнимашки, поцелуи, и мои руки, расположенные явно ниже того, что еще можно было бы, даже с некоторой натяжкой, назвать «талией». Несмотря на некоторое количество алкогольного тумана, помнил я все это совершенно отчетливо.

— Пошляк! — фыркнула Гермиона. Впрочем, отстраниться, или еще как выразить свое возмущение (вплоть до пощечины, к которой я мысленно готовился), она не удосужилась. — Но ты прав. Жаль. Хотя… — она задумалась. — Это было бы нечестно.

— Нечестно? — удивился я.

— По отношению к Луне. Ты не должен так явно выделять одну из нас! — щеки Гермионы при этом отчетливо пылали… Но при этом весь вид ее выражал стальную волю и непреклонную решимость.

Я долго раздумывал над тем, брать ли девочек с собой на финал Чемпионата мира по квиддичу. Однако шансов их переспорить у меня не было изначально. Так что пришлось улаживать дела с их семьями… Не то, чтобы это было трудно. Конечно, мистер Грейнджер поворчал на нас… но, памятуя о прошлом разговоре, решительно протестовать не стал. Видимо, демонстрация того, что дочь он удержать все равно не сможет, оказалась достаточно наглядной.

Следующей точкой моего небольшого путешествия была Тура — родовое поместье Лавгудов, выделенное им в лен еще Генрихом Вторым. Построенное в те времена сооружение было классической «башней колдуна», удобной для обороны, но не для жилья. Впрочем, учитывая, что во времена, когда ее возвели, по стране одна за другой катились волны междоусобиц — подобное было совершенно не удивительно.

Поколение за поколением главы Дома Лавгуд оставались придворными магами британских королей. Туру штурмовали войска Жоффруа Плантагенета, Ричарда Львиное Сердце, Джона Безземельного… А уж сколько ратей разбились об этот непримечательный домишко во времена Войны Роз…

Стены башни были крепки, маги — отважны, поход обходился в несколько телег чистого серебра… Когда же разбитое войско возвращалось обратно, короли раз за разом подтверждали права Лавгудов обращаться к королю без запроса, входить в пиршественный зал без оповещения и ковыряться в носу в присутствии Его Величества.

Закончилась эта славная история после гибели Ричарда Третьего Плантагенета на Бостуортском поле. Орифилус Лавгуд, вместо того, чтобы прибыть ко двору Генриха Седьмого с требованием признать его права придворного мага, объявил, что «не собирается служить ублюдку и негодяю», после чего Тура «отринула врагов» и исчезла из людской истории. Ну а при принятии Статута Секретности и сама башня, и деяния ее хозяев были аккуратно подчищены со страниц писаной истории магглов, а в истории волшебного мира отныне Лавгуды выделялись скорее эксцентрическими выходками, чем военными подвигами.

Впрочем, надо сказать, что некий Орильенус Лавгуд, пилотируя Супермарин Спитфайр, сбил четыре самолета противника прежде, чем был сбит над Ламаншем и пропал без вести. Был ли он убит, или сумел-таки аппарировать из падающего самолета… Как бы то ни было, в Англии он больше не появлялся.

Когда мы с Гермионой вытормозились из варпа, Луна рисовала в садике у стен башни. Луна, вечно висящая над домом Лавгудов, своим бледным ликом освещала лицо художницы. И плевать ей было на то, что над остальным графством Девон был яркий солнечный летний день.

Стараясь не привлекать внимания девочки, мы заглянули ей через плечо, оценивая работу. Не знаю, как Гермионе, а мне прежде всего бросилось в глаза темное ночное небо, подсвеченное откуда-то сверху гнилостным зеленоватым сиянием. Возможно, кто-то и счел бы такое освещение неестественным, но мои память и воображение легко дорисовали сверху, над границей холста, сияющую на полнеба Темную Метку. С переднего плана улетал куда-то в глубину человек в очень характерном одеянии. Палочка, переломленная примерно пополам, падала из его руки на землю. А пронзительно белую маску-череп пересекала от правого виска к левой нижней челюсти трещина в форме наклоненной руны Соулу. Толпа за спиной поверженного мага сливалась в единую черную массу, которую не могли разделить на отдельные фигуры даже смазанные белые пятна масок. Лишь одна из этих фигур выделялась из общей массы, поскольку была подсвечена разгорающейся на конце ее палочки зеленой звездой убийственного проклятья.

— Будь осторожен, Анрио, — произнесла Луна, не отрываясь от выписывания небольшого темного пятна, закрывающего звезды в левом верхнем углу картины. — Судьба колеблется на краю. Рукоять меча холодеет в застывших руках.

Я молча кивнул. Суть и смысл пророчества были очевидны. Своей сутью и сущностью я потянулся к картине, прислушиваясь к безнадежному шепоту скованной беспощадной волей доброй девочки нерожденной твари.

— …ты никогда не сможешь… обречен… твой враг слишком силен…

Я рассмеялся и ответил.

— Восемь лучей в нас вселяют Надежду! Да погибнут отвергшие Слово невежды!

Тварь резко заткнулась и ушла вглубь пространства картины. Попытка сковать пророчеством колдуна варпа — не для мелкого хищника, едва осознающего свое существование!

В отличие от семейства Грейнджер, переговоры с Ксенифилусом Лавгудом доставили некоторое удовольствие. Главной проблемой на этот раз было то, что, желая сделать дочери сюрприз, Ксено уже купил билеты на финал. Недорогие, если сравнивать их с теми, на которые потратился я, но серьезно напрягшие небольшой бюджет не такого уж успешного семейного предприятия — журнала Придира с его несколько странной бизнес-моделью.

Я предложил Ксено одним билетом воспользоваться самому, а второй — перепродать по двойной цене, чтобы и на финал самому попасть, и полностью окупить расходы. Но тот помялся, посмотрел на меня, на Луну, снова на меня, и смущенно потупился.

— Ура! — Луна запрыгала на одной ножке. — Серебряные лунопухи говорят мне, что у нас будет новая мама!

— Луна, — Ксено попытался строго посмотреть на дочь… Впрочем, надо сказать, что получилось у него не слишком хорошо.

— Да брось, пап! — Луна махнула рукой. — Я совершенно не против. И мама… Она никогда не ревновала к Милли…

Ксено вздрогнул, и потер ладонью затылок, куда, по всей видимости, в свое время от «не ревнующей» жены прилетело то ли скалкой, то ли каким-то бодряще-проясняющим мозги заклинанием.

— Совсем не ревновала! — Луна осветила жизнерадостной улыбкой всю прилегающую территорию. — А депульсо на скалку… — надо же! Угадал! — …это она так… Для порядку!

Доверив мне свою дочь, Ксенофилус отправился то ли собираться, то ли — уговаривать свою пассию на небольшую авантюру. Вот интересно, почему же, когда я познакомился с Луной в прошлый раз, ее отец оставался один? Неужели с этой Милли что-то случилось в промежутке между поездкой на финал по квиддичу и началом пятого курса? Будем надеяться, что если и так, то сейчас я уже изменил достаточно, чтобы злая судьба ее миновала.

До финала оставалась еще неделя. И мы, втроем обосновавшись на Гриммо, вместе с Трикси усердно готовились к походу как к настоящей войсковой операции. Зайдя в гости к Ксено, мы вдоволь пошатались по округе, заодно познакомившись с Миллисент Альбиргани, англичанкой испанского происхождения, а заодно — составили кроки местности, и потом долго раздумывали о том, как совместить с ними видения Луны и мои воспоминания о прошлом будущем.

В итоге — план был составлен, и мы принялись его воплощать. Периодически мы втроем отбывали в Нерельность, создавая себе доспехи из скованных в более-менее постоянной форме мелких тварей варпа. Так что теперь они уже готовы были в любой момент откликнуться на призыв. Также, рядом с доспехами грудами лежали свитки с нанесенными на них сигиллами младших демонов хаоса — знаками заключенного договора. Да, разумеется, связать договором нерожденную тварь — сложно… Но можно. В особенности — тогда, когда недрогнувшей рукой держишь ее за всякие… нежные места так, чтобы шевельнуться не могла. Естественно, такой подход сильно ограничивал меня в выборе контрактников и их силе, но играть в «поймай фраг» с варпом — никогда не было особенно безопасным занятием. Так что «лучше меньше, да лучше».

Разумеется, стартовали мы не рано-рано утром… Наверное, можно было раздобыть и такие билеты. Но я предпочел взять билет подешевле, зато без необходимости вставать затемно и пилить, куда демоны понесут… А мы встали, как белые люди, прибыли на место расположения порт-ключа к одиннадцати часам, и переправились к стадиону. Место нам выделили вполне приличное, палатку я купил вместительную и удобную…

Признаться, я не ожидал этого, но, несмотря на все отличия от оригинальной версии, некоторые события произошли если не в точности «как тогда», то вполне себе «в рамках допустимых отклонений». Я имею в виду, что, подходя к точке старта, наша небольшая компания обнаружила там Амоса Диггори и его сына Седрика. Мне, признаться, стало любопытно, каким образом оно так получилось, и почему Амос на этот раз взял более дешевые (и более ранние) билеты. Не считать же за адекватную версию предположение о том, что Амос решил выпендриться конкретно перед «Мальчиком-который-и-так-далее…»? Но, тем не менее, выпутавшись из небольшой кучи малы, которую образовали в точке финиша сам Амос, Седрик и несколько незнакомых магов, министерский сотрудник начал в голос рассуждать о том, как замечательно летает его сын. При этом он с гордостью посматривал в мою сторону, и в его речи так и напрашивалось продолжение «…в отличие от некоторых, которые даже в школьную команду попасть неспособны». Сам Седрик с такой же гордостью посматривал на Гермиону. Признаться, мне были до фонаря эти танцы с бубном. Но вот Гермиону они взбесили.

— Знаете, — вздохнула она, искоса поглядывая на токующих и распушающих хвосты во взаимных похвалах павлинов, — профессиональный спорт, даже если он всего лишь уровня школьной команды, отнимает так много сил и времени… Мне всегда было жаль игроков факультетских команд… Им так часто приходится пользоваться негласными договоренностями между деканами…

Так же, как и сами отец и сын Диггори, Гермиона аккуратно оставила «за кадром» то, что Седрик из всех дополнительных предметов взял только два самых простых, тех, на которых можно было плести, что попало, не особо заботясь о правдоподобии: прорицание и маггловедение. И что даже при этих условиях, Помона Спраут буквально за уши тащила своего ловца и старосту, вовсю пользуясь тем, что имеет определенное влияние на всех деканов. Нет, надо сказать, что магические способности Седрика были более чем серьезные. Так что выбор Кубка был вполне обоснован. Но вот тонкости применения этих способностей и глубоких знаний ему ощутимо не хватало. Впрочем, вспоминая выступления Флер Делакур и Виктора Крама — у них ситуация была ничуть не лучше. Сила есть — ума не надо. Самый что ни на есть орочий подход. «Бери больше, кидай дальше — пока летит, отдыхай вволю!» И даже применение Крамом Непростительного картины, в сущности, не меняют. Страшилка обывателей, ужасные Непростительные заклятья, в сущности, не требуют для своего применения искусства. Только силу и способность испытывать нужный спектр эмоций, целиком им отдаваться. Потому-то, если вдуматься, то же Круцио на самом деле для добычи информации практически неприменимо. Слишком легко погрузиться в почти наркотический кайф, и вместо нужного знания — получить на руки бессмысленное тело, у которого уже ничего не узнаешь. Что, собственно, и произошло с Лонгботтомами, за что Трикси до сих пор испытывает пожирающий стыд, поскольку подобный результат — вопиющий непрофессионализм и ее полный провал как специалиста. И попытки утешить «правую руку Темного лорда», что по сути, это не она все делала, и что шансов противостоять брачным клятвам в сочетании с империо у нее считай что и не было… Эти попытки оказались безрезультатны. Тем более, что она все это и так прекрасно знала…

Палатку поставить было несложно. Наши «сонные тренировки» включали в себя и выживание во всяких условиях, которое только могло создать богатое, и, надо признать, несколько нездоровое воображение леди Аметист. Так что разбить лагерь на «планете, терраформированной по классу ноль» — не составило труда. Хотя по привычке, мы оградились так, как будто устраивались на ночевку на Пылающей Гробнице. К счастью, это включало и маскировку класса «Нет тут ничего интересного». Иначе, боюсь, мы наоборот, привлекли бы к себе немалое внимание… Очень уж отличается злое колдовство варпа от академической школы магии, преподаваемой в Хогвартсе. Но с привычками, вбитыми (иногда — буквально) до безусловного рефлекса бороться трудно… и не слишком нужно. Как показала практика, ничего лишнего нам не преподали… А все, чему научили — понадобилось.

Закончив обустройство, мы решили прогуляться по лагерю болельщиков. Как, собственно и ожидалось, собравшиеся приняли предписание «не колдовать и не отличаться от магглов» — скорее как некое благопожелание, не обязательное к исполнению. В сущности, их нетрудно понять. Для людей, стоящих в тени сооружения, которое не может держаться никак иначе, кроме как сильномогучим колдовством, вопреки старине Ньютону, рекомендации «не отличаться от магглов» выглядят не иначе, как насмешкой.

Разумеется, «более дешевые билеты» не предполагали расположения в министерской ложе. Однако, наши места были там, откуда оная ложа хорошо просматривалась. Меня прежде всего интересовало присутствие в оной ложе семейства Уизли. Потому как в одном Малфой точно был прав: на покупку билетов в министерскую ложу Уизли вряд ли собрали бы достаточно денег, даже продав Нору. И, если рыжие «вышли в тираж» — их появление именно там практически невероятно. Но нет. Вот и рыжие макушки. Всем составом. Даже отсутствовавшая в прошлый раз глава семьи удостоила своим посещением «гульбища и игрища». И всем составом они дружно высматривали кого-то на трибунах. Интересно, кого бы это? В любом случае, нас им не найти: «отвод глаз» заставляет кого угодно воспринимать меня и девочек, как нечто тривиальное, имеющее право тут находиться и ни в коем случае недостойное внимания. Это не невидимость в полном смысле этого слова, которая была бы крайне неудобна в толпе, но по сути — ее функциональный аналог. Конечно, если бы кто-то из нас начал вести себя нехарактерно и умышленно обращать на себя внимание, к примеру — махать руками и орать: «эй, Рон, мы тут!» — отвод глаз спал бы. Но, разумеется, ни я, ни Луна, ни Гермиона подобными глупостями заниматься не собирались.

Признаться, перед состязанием я хотел пойти в Гринготтс, и сделать ставку на известный мне результат, тем более, что коэффициенты на него были просто заоблачные. Но Луна, странно посмотрев на меня, сообщила, что «крылья раздавленных бабочек поднимают бурю». Для мага эти слова представлялись полной бессмыслицей. Но для меня, поддавшегося влиянию Гермионы, и ознакомившегося с основами маггловской культуры «иносказание» Луны таковым по сути и не являлись, и что такое «бабочка Бредбери» я отлично знал. А потому решил не рисковать, поставив лишь небольшую сумму на победу Ирландии. Так, чуть-чуть пощекотать нервы.

Ну что сказать? Луна, как и обычно, оказалась права. Чуть-чуть лучше сработали загонщики сборной Ирландии, чуть-чуть расслабился и не уследил за ситуацией на поле Крам… В итоге бладжер, в прошлый раз сломавший нос Виктору, но не помешавший поймать снитч, выбил его из игры настолько, что даже отвлеченный горящей метлой судья не смог этого проигнорировать. Свисток был дан… Но удар был настолько силен, что толком оправиться Крам так и не смог. В результате матч тянулся несколько дольше, чем «в прошлый раз», и Линч, ловец ирландской сборной все-таки добрался до снитча при счете 220:30 в пользу Ирландии. Признаться, я посчитал это хорошим знаком: значит, теперь и другой важнейший приз Краму не достанется. Я оглянулся на Гермиону, расплывшуюся в счастливой улыбке, и обнял ее. Признаться, что могло вызвать эту радость, я понял не сразу, а только после слов Луны о «враждебных лунопухах, отраженных алым щитом». Неужели она опасалась моей реакции на вейл? Нас ведь учили противостоять ментальным воздействиям. Так чем вейлы лучше довольно-таки опасных нерожденных тварей, на которых нас тренировала леди Аметист?

А вот другая реперная точка, к сожалению, повторилась: дрожащая от страха домовушка, которую некому было поддержать и успокоить (или разозлить, неуважительно высказавшись о хозяине) — сидела на самом краешке пустого кресла, видимо, предназначенного для Барти Крауча-старшего… и, очевидно, занятого Барти Краучем-младшим под мантией-невидимкой.

Матч закончился, и зрители начали расходиться. Разумеется, мы не стали кидаться в толпу, и спокойно дождались, пока основная масса зрителей рассосется по своим палаткам, праздновать победу, или заливать горечь поражения: зависит от того, кто на что ставил. По домам никто особо не торопился. Все-таки магический мир не мог предоставить своему населению адекватных развлечений, так что такое событие, как Финал Чемпионата мира по квиддичу хотелось затянуть чуть подольше.

Спускаясь по лестнице, мы совершенно случайно пересеклись с пробирающейся куда-то домовушкой. Вообще-то, домовушка, идущая пешком вместо того, чтобы мгновенно переместиться, куда надо — уже зрелище нетривиальное. Однако, могущественные маги настолько пренебрежительно относились к малым сим, что подозрительное зрелище никого (кроме нас) не заинтересовало.

Я аккуратно прицелился туда, где перемещался накрытый мантией-невидимкой Барти Крауч-младший, и выпустил мельчайшую каплю бессмысленно расточаемой мощи Хаоса. Злое колдовство варпа начало свою разрушительную работу. Однако капля силы, выпущенная мной, была слишком мала, чтобы дать сколько-нибудь быстрый результат. Так что, полагаю, старший Крауч не заметит ничего подозрительного, пока не станет слишком поздно. Да и потом… Обратиться к специалисту, способному излечить поражение Хаосом, для беглеца из Азкабана… Ну, это такая себе идея. Тут не то что с политической карьерой можно распрощаться, но и самому в тот же Азкабан загреметь легко. Да и для самого Барти-младшего такой исход станет, пожалуй, милосердием. Все-таки смерть физического тела — ничто по сравнению с гибелью души, поглощенной дементором. «…не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить». Вот и не боимся!

Я переглянулся с девочками, и они молча кивнули мне, соглашаясь с моим решением.

На лестнице домовушка (и сопровождаемый ей Барти-младший) угодили в толпу Уизли, шумно спускавшихся из министерской ложи. Вначале Винки пришлось оттаскивать своего подопечного с дороги главы семейства, першей вперед с неудержимостью боевой баржи «Дух мщения». Рядом с Молли шагала ее единственная дочь, погруженная в какие-то свои мысли, и не обращающая никакого внимания на окружающих. Старшие сыновья следовали за матерью, кого-то напряженно высматривая в толпе. Интересно, уж не нас ли? Близнецы сосредоточенно общались между собой, не обращая никакого внимания на Рона, что, размахивая руками, делился впечатлениями о матче… с окружающим пространством, поскольку желающих выслушать его поблизости не наблюдалось. Двигался Рон по непредсказуемой траектории. Так что ничего удивительно не было в том, что Винки не успела убрать своего подопечного с его дороги. Рон и Барти столкнулись, и палочка, торчавшая из заднего кармана рыжего, куда-то пропала. Рон же, не обратив внимания на потерю, начал жаловаться на то, что столкнулся с чем-то невидимым. Ему посоветовали смотреть, куда и идет, и тогда препятствия на дороге будут вполне видимы.

Я молча пожал плечами: внутренние отношения в «большой и дружной семье Уизли» всегда были… любопытными. Достаточно вспомнить, что ни один из братьев Джинни так и не обратил внимания на состояние девочки, буквально поглощаемой темным артефактом. Впрочем, надо сказать, что школьная администрация поступила точно также. Но и после того курса… Тогда я не обратил внимания, но сомневаюсь, что поездка в Египет без наблюдения медиков — адекватная реабилитация после одержимости недоличем!

— И где этот Поттер?! — продолжил бухтеть Рон. — Нам же сказали, что он должен быть сегодня здесь со своими девками!

Оп-па! А вот это уже любопытно. И про «девок» — в особенности. О том, что мы сегодня собирались прийти на финал — знали только мы…

— И тот, кто продал тебе билеты, — шепнула Гермиона, особенно не скрываясь, что пасется в верхних слоях моих мыслей.

Мне оставалось только кивнуть. В самом деле, продавал билеты мне самый что ни на есть человек. Так что если к мелкому чиновнику министерства магии подошел сам Верховный Чародей Визенгамота и спросил: «а не покупал ли Гарри Поттер билеты на Финал Чемпионата мира?», то понятно, что у продавца не было оснований не ответить. Да и если начальник отдела по надзору за незаконным применением маггловских артефактов по дружбе спросит о том же… Сомневаюсь, что упомянутый мелкий чиновник хотя бы вспомнит о таком понятии, как «конфиденциальность». Ну, а то, что я вящего опаса ради, по совету Луны махнулся билетами с более крупной компанией волшебников, которым хотелось сидеть в одной ложе, но которые не смогли купить подходящий набор билетов — это уже и вовсе непредсказуемо. Вот нас и не нашли.

Честно говоря, возникала у меня идея сразу после матча рвануть домой, на Гриммо. Но Луна, покачав головой, сказала, что имеет смысл остаться. И мы остались.

Из своей строго охраняемой палатки мы с интересом наблюдали за семейством Уизли, обшаривающим лагерь болельщиков. И вот тут уже стало действительно любопытно. Ведь мы могли просто уйти. Но почему-то рыжие были уверены, что мы где-то рядом. И вот это уже списать на то ли чрезмерно наивного, то ли слишком златолюбивого чиновника из отдела магических игр и спорта — уже не получалось.

— Нас как-то отслеживают! — сказал я, посмотрев на девочек.

— Похоже, что ты прав, — согласилась Гермиона.

Луна же, что-то напевая себе под нос, вычерчивала в воздухе какие-то странные узоры. Мне стало любопытно: уж не ритуал ли призыва морщерогих кизляков она составляет на чистой интуиции? Причин не задать этот вопрос вслух я не увидел, и сразу же так и поступил.

— Нет, — покачала белобрысой головой Луна. — Всего лишь мохноглазого пухошерста. Чтобы он увидел: кто за нами следит?

Нерожденная тварь, выбитая волей непреклонной девочки из привычного состояния несуществования, осмотрелась и провыла:

— Здесь розлито… чующее! Грань не пересечена… — а дальше пошел сущий бред, прислушиваться к которому у меня не было ни малейшего желания.

— Луна, переведи, пожалуйста! — попросила Гермиона.

— Наложенное заклинание определяет, — начала преобразовывать Луна исходящий поток информации нерожденной твари в нечто, хотя бы условно доступное человеку. Да, частенько, ее саму приходилось переводить в лунявского на английский, или еще какой человеческий язык… Но мы с Гермионой к ней уже приспособились, и более-менее понимаем, — пересек ли некий Гарри Поттер обозначенную границу. Причем границей назначена поверхность некоего двенадцатимерного объема…

— Ого! — удивился я. — То есть, даже если мы уйдем отсюда через варп…

— …скорее всего, заклинание наш уход отметит, — согласилась с моими выводами Луна.

Между тем уже Гермиона стала рисовать в воздухе конструкцию из весьма специфических символов, вполне сравнимую с полным изображением Древа Сефирот, а не той урезанной проекцией на плоскость, которую используют в каббале. Хотя мы и не относились к Навис Нобилите*, но некоторые основы варп-навигации нам леди Аметист преподала. Так что я с увлечением присоединился к Гермионе в ее попытках просчитать маршрут в обход сторожевого заклинания. Пока что мохноглазый пухошерст, которого Луна и не подумала отпускать, решительно отвергал все предлагаемые нами варианты. Но мы не сдавались! Не то, чтобы это нам было зачем-нибудь надо… Но ведь интересно же! Да и сделать пакость желающему нас подловить — хотелось.

/*Прим. автора: Навис Нобилите — древняя организация, старше самого. Империума на несколько тысяч лет. В ней состоят уникальные мутанты, известные как навигаторы, которые обладают уникальной способностью прокладывать курс космического корабля сквозь Варп.*/

— Пст! — Луна высунулась из-под защиты прямо на пути потерянно бредущей Джинни. — Иди сюда!

Джинни подняла голову, увидела Луну и машинально сделала два шага к ней. Луна отпустила приподнятую защиту. Полагаю, для того, кто наблюдал бы за Джинни, это выглядело бы как внезапное исчезновение девочки… Проблема, однако, была в том, что никто за Джинни не наблюдал. Искателям Поттера было гораздо интереснее найти, где я прячусь, чем присматривать за дочерью и сестрой.

— Привет, Джинни! — я щелчком пальцев погасил ту конструкцию из математических и оккультных символов, которую мы с Гермионой навертели.

Надо сказать, что даже проекция на три измерения получившейся у нас НЕХ могла заставить плакать кровавыми слезами неподготовленного мага. А уж ее полное великолепие… Ну его, от греха подальше. Потом дообсуждаем. Тем более, что я ее не «разрушил», а только «погасил».

— Привет, Луна, Гермиона… Ой. Гарри! — пискнула Джинни. — А мы тебя ищем!

— Привет, Джинни! — улыбнулся я. — Вот и хотелось бы узнать: а зачем вы меня ищите?

— Ну… — Джинни смутилась. — Папа собирался забрать тебя в Нору…

— «Забрать»? — Я возмутился. — Я что, чемодан, чтобы меня забирать?!

— … — Джинни залилась краской, и ее взгляд стал судорожно искать что-то на полу нашей палатки. — Дамблдор сказал, что тебе скучно в каком-то доме где-то в Лондоне… И мама решила…

Я на некоторое время отвлекся, поскольку мне в голову пришла новая идея решения нашей с Гермионой задачи. А когда я вновь стал воспринимать разговор, то он шел уже о парнях.

— …не уверена, — пролепетала Джинни, — но Невилл… Он какой-то слабый. Говорят, что он — почти сквиб!

Я вспомнил занятия Армии Дамблдора (вспомнив уроки русского, я твердо решил, что если придется повторять историю, наша группа будет называться «Героические Экстерминаторы Луны Лавгуд»*). Вспомнил Невилла в Отделе тайн, а также некоторые видения неслучившегося, и вмешался в разговор.

/*Прим. автора: Heroic Exterminators of Luna Lovegood — HELL (ад)*/

— Невилл? Почти сквиб? Джинни, ты не знаешь, что несешь! Ему бы чуть уверенности в себе, понимания, что над ним не посмеются… Он же Бен-Невис* с корнями из земли вырвет, вершиной вниз вобьет и скажет, что так оно всегда и было. Дури, причем — в обоих смыслах, у него хватит!

/*Прим. автора: Бен-Невис — высочайшая вершина Британских островов*/

Джинни задумалась. Потом она подняла взгляд, и увидела мечущихся во все стороны перед нашей палаткой старших Уизли.

— Ой! — вскрикнула она. — Меня же мама с папой потеряли!

— Похоже на то, — кивнул я. — Луна, приоткрой защиту так, чтобы Джинни могла выйти.

То, что сотворила Луна, конечно, можно было бы назвать «открытием защиты»… Примерно как Ёрмунганда — «змейкой», а Иггдрасиль — «деревцом». Наша блондинка совместила сразу несколько вероятностей, в которых защита «была», «не была» и «могла бы быть», и создала для Джинни путь, которым рыжая смогла пройти, а вот кто-то снаружи… Попытавшийся — заплутает в лабиринте Десяти тысяч зеркал, сгинет среди вероятностей, потеряется между «было» и «не было». Я показал девочке большой палец, направленный к потолку нашей «палатки». Несмотря на то, что войти никто не попытался, «здоровая паранойя — залог здоровья параноика». Так что работа Луны мне более чем понравилась.

Между тем Уизли еще некоторое время крутились вокруг того места, где нашли свою дочь. Ну-ну. Удачи. Был бы с ними Дамблдор — стоило бы опасаться. Ведь ошибиться в оценке возможностей Великого мага можно только в сторону недооценки. Но, к счастью, ни Артур, ни Молли, ни даже Билл Уизли Великими магами не являлись.

Билл сдался первым. Видимо, в силу своего профессионального опыта он понимал и ограничения своих возможностей. Артур с женой побились еще некоторое время под скептическим взглядом собственного сына. Но в итоге все-таки рыжее семейство ушло ни с чем. И мы с Гермионой вернулись к своей учебно-развлекательной задаче. Решила ее, надо сказать, Луна. Вместо хитрых построений высшей магии она просто предложила использовать метод «ёж — птица гордая». А именно — выловить в ближнем варпе тварь посильнее, но в пределах наших возможностей, и, наделив вдохновляющим и жизнеутверждающим пинком, отправить куда подальше, чтобы она пробила собой брешь в следящих чарах. А потом — воспользоваться проделанной дырой в сети чар и самим свалить куда подальше прежде, чем ловчую структуру восстановят. Расчеты и видения давали больше 70% на успешную реализацию плана, и еще 28 — на то, что сможем сбросить следящих, удирая в варпе. Мы с Гермионой наделили Луну парой поцелуев, и признали задачу — решенной. Проверять реализацию на практике не было никакого желания, равно как и необходимости, поскольку роль подопытных ёжиков для нас скоро сыграют «развлекающиеся» Псы и разбегающиеся от них обыватели.

Звезды уже начали появляться на потемневших небесах, а празднество победителей и заливание горе побежденными становились все разгульнее, когда между палаток началось ожидаемое шевеление. Толпа «людей в черном» маршировала между палаток, собирая все больше и больше сторонников. Волшебники громко ржали, указывая на четыре корчащихся в небе фигурки. Вопли становились все громче и все неприличнее. Уже начала возникать идея спустить «глупых магглов» вниз и как следует позабавиться с теми из них, кто женского полу. А некоторые выкрикивали и идеи в стиле «мальчик, девочка — какая в попу разница?»

Я мимоходом понадеялся, что добрый Барти-младший даст своим предполагаемым товарищам время осуществить эти предложения, и скосил взгляд туда, где в глубине нашей палатки спали спокойным сном мистер Робертс со своим семейством. Мы еще прошлой ночью аккуратно подменили их продуктами изысканий Луны в области прикладной демонологии. А когда магглов найдут — отсутствие у них малоприятных воспоминаний спишут на неаккуратную работу министерских обливиаторов.

— Ну, с ногами такого размера это немудрено, — шпионское заклинание, навешенное на Джинни, донесло до нас знакомый голос.

Я треснул себя по лбу. До меня, как до жирафа, дошло, что если Драко — здесь, то в той толпе «развлекающихся» как минимум нет Люциуса.

Я изложил свои мысли девочкам.

— Да, пожалуй, ты прав, — согласилась Гермиона. — Оставлять сына одного, самому отправляясь на такое вот, — она кивнула в стороны толпы, где полыхнуло зеленым, — «развлечение» было бы на редкость глупо. Там сейчас… — Гермиона пожевала губу, подбирая подходящее слово, а я залюбовался ей, — очень много всяких… — очередная заминка, в которую так и просились те самые слова, с которыми капелланы что Серых рыцарей, что Несущих Слово любят обращаться к высшим силам, — не умных людей, которые бьют заклинаниями на любое шевеление. А в темноте конкретного подростка можно и не опознать…

— …особенно если залил глаза по самые брови, — продолжил я ее мысль. — И вообще, я начинаю сомневаться, что там сейчас реально есть хоть один Пожиратель, — на меня посмотрели вопросительно, но я кивнул туда, где бесновалась толпа «благонамеренных и министерствобоязненных обывателей». Что интересно, зеленые вспышки авад их нифига не отпугивали.

Перед толпой с хлопками аппарации начали появляться волшебники. Цвет мантий в сгустившихся сумерках было не разглядеть, но, судя по тому, что с их палочек заклятья полетели в сторону толпы, это были служащие аврората. Прибытие правоохранителей «веселящихся» тоже не испугало. Они отвечали заклятьями, и, временами — небезуспешно. Учитывая же, что их было многократно больше, странным выглядело то, что редкую цепочку авроров не смяли сразу же. И это хорошо согласовалось с моими предположениями о том, что ветеранов прошлой войны в толпе нет.

Одинокая звездочка взлетела в темном небе, и с хлопком развернулась в огромное изображение черепа, изо рта которого выползала змея. В моей памяти надолго останется картина улетающей спиной вперед темной фигуры в расколотой маске, и зеленая молния Авады, оборвавшая путь одного из авроров. Предсказание Луны — исполнилось.

На следующий день после финала Чемпионата мира по квиддичу, Ежедневный пророк разразился обширной статьей, клеймившей проклятых чернокнижников и темных магов, призвавших кошмарных демонов, чтобы помешать благонамеренным гражданам отдыхать, веселиться и праздновать убедительную победу Ирландии в Чемпионате мира. В качестве несомненного доказательства темности упомянутых магов приводилась Темная метка, которую видели все болельщики, не успевшие разбежаться. О семье Робертсонов, чей облик, собственно, упомянутые демоны приняли, не было сказано ни слова. Равно как и о природе «развлечений и празднования».

— Ух ты! Я прямо горжусь собой! — радостно улыбнулась «пособница Темного лорда», «убийца многих видных представителей законопослушной общественности», Гермиона Грейнджер. — Так… Что тут у нас еще… Ага! «Следователи департамента магического правопорядка уверенно встали на след грязнокровок из так называемой «русской мафии».

— Что «уверенно» — это хорошо, — отозвалась Луна, запихивая в свой сундук еще одну пачку «Придиры», которую мы собирались распространить в Хогвартсе. — Главное теперь, чтобы они этот след не потеряли… Не потеряют ведь? — обратилась она к пустому пространству за сундуком. — Ага… Значит, «вцепились, как бульдоги»? Это тем более хорошо.

Мы с Гермионой переглянулись, и улыбнулись друг другу. Все-таки, как ни крути, но Гончая Смерти видит многое среди теней будущего. И если она посчитала, что следователи ДМП не сойдут с избранного ими самими ложного следа — то так оно и есть.

Неделя после финала прошла в блаженном ничегонеделании. Леди Аметист заявила, что отдых есть важная часть тренировочного процесса, и потребовала от нас как следует отоспаться, отменив ночные тренировки. Памятных мне по прежней версии реальности снов с Волдемортом — тоже не было, что и не удивительно, поскольку во мне не было его частицы. Зато, как и в прошлый раз, Рита Скитер прохаживалась по Артуру, заявившему, что «пострадавших не было», при том, что зеленые вспышки авад видели все присутствующие. Также упоминалось и имя Берты Джокинс, бесследно пропавшей несмотря на все усилия министерства, направленные на ее нахождение. И это намекало, что события идут примерно в том же русле, несмотря на отсутствие одного из главных действующих лиц: Трикси проверяла, так что можно быть уверенным — Питер Питтегрю все также стоит в виде статуэтки крысы в бывшем хранилище Лестрейнджей, которое гоблины конфисковали в пользу Трикси по итогам бракоразводного процесса «по праву магии». Впрочем, подозреваю, что пресловутая «воля магии» имела для гоблинов существенно меньшее значение, чем воспоминание о тех, кто может «затаить и припомнить», хотя я, конечно, не напоминал им об этом. Разумеется, информировать министерство о "мелких технических деталях хранения средств» никто не стал.

Сборы в Хогвартс заняли у нас немного времени, так что последний вечер каникул мы посвятили игре в зе’нарри* на троих. Никто из нас не был мастером этой сложной игры, но это не мешало нам получать удовольствие.

/*Прим. автора: см. «Город и ветер» Анастасии Парфеновой*/

Признаться, мы немного… заигрались. Так что в Хогвартс-экспресс мы грузились в несколько… подторможенном состоянии. Впрочем, это ни на что особенно не повлияло. Благодаря Трикси и ее упертости, а также тому, что собрали вещи заранее, приехали мы достаточно рано, чтобы занять пустое купе. А дальше… Мы просто спокойное ехали, прижавшись друг к другу, и спали.

Проснувшись, мы обнаружили присутствие в купе Джинни и братьев Криви. С сморщился, предвидя «дополнительные тренировки на постоянную бдительность», которые нам устроит леди Аметист за такой косяк. Возможность утаить что-либо от нее я как-то даже не предполагал. Зато из разговоров моего фан-клуба удалось убедиться, что и события, связанные с нападением на дом Аластора Грозного глаза Грюма имели место точно так же, как и в прошлый раз. Так что следует ожидать, что Барти будет преподавать под видом Аластора. Сколько сможет, разумеется, поскольку возможность того, что его избавят от капли яда варпа, представлялась мне несколько… маловероятной.

— …а в Дурмстранге грязнокровок не подпускают даже на пушечный выстрел…

Вместо Драко, скромно молчавшего в стороне, на этот раз выпендрился другой слизеринец, что недвусмысленно намекало, что это «Ж-ж-ж» — не просто так, и что если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно.

Высовываться и разъяснять, что «грянокровок» вычистили и перестали принимать в Дурмстранг только после распада Советского Союза, и что изучаемые там темные искусства стали считаться темными только после прихода к власти нынешнего Верховного Чародея Визенгамота, а до того — считались вполне себе обычными образовательными предметами, и изучались в том числе и в Хогвартсе — я не стал. Болгария в очередной раз сделала поворот оверштаг, перекинувшись на сторону того, кого посчитали сильными… Что ж. Это их проблемы. Думаю, они скоро убедятся, что Рим предателям не платит.

— …а еще там был Крам. Я видел его так близко, что мог бы дотянуться рукой! — Теперь перед дверьми нашего купе распинался Рон. — А еще папа принимал участие в… ну… — Ронникинс заблеял, силясь подобрать слова. — Он этих Пожирателей…

— О! — Луна высунулась из купе. — Так значит, это твой папа — «страшный темный маг-демонолог»?

— ЧТО?! — Рон замер на месте.

— Ну, вот, в газете пишут, что «после Финала Чемпионата мира невинным и благонамеренным гражданам помешал развлекаться и праздновать победу злой темный маг, призвавший демонов». И ты говоришь, что твой папа помешал «Пожирателям» развлекаться после Финала Чемпионата мира. Значит твой папа — и есть злой маг, связанный с русской мафией, разве не так?

— Да как ты смеешь… — Рон захлебнулся то ли воздухом, то ли слюной.

— Смею что? — с улыбкой заинтересовалась Луна. — Читать газету? Слушать твои вопли которые разносятся на полвагона? Или сопоставлять первое со вторым?

— Да ты… — Рон выхватил палочку, но что он хотел сотворить — мы так и не узнали. Петрификус Тоталум от подошедшей по коридору вагона Джинни был быстрее.

— Гарри. Гермиона. Луна, — рыжая грустно улыбнулась. — Я приношу свои извинения. Но я уже как-то привыкла к тому, что у меня шесть братьев. Да и родители нас время от времени пересчитывают. Полагаю, им будет досадно обнаружить, что у них снова только шесть детей.

Луна отошла внутрь купе, и мы с Гермионой последовали за ней.

— Такое ощущение, что разум Джинни несколько… — Гермиона запнулась, подбирая слово, — … очистился.

— Полагаю, что за это стоит вознести хвалу деве, чье имя — благородный пурпур, — произнесла Луна.

Полагаю, что все, кто слышал эти слова, были приведены в заблуждение относительно ясности сознания Белой девы. Так что до самого Хогсмита нас более не тревожили.

Мы вышли на перрон. Восточный ветер обжег губы холодным поцелуем. Мы устроились в карете, запряженной фестралами. За Запретным лесом завыла стая, гнавшая добычу. Вороний грай раздался с небес. Луна еще не могла взойти*… но ее узкий серпик плыл, отражаясь в водах Черного озера.

/*Прим. автора: 1 сентября 1994 года, Восход Луны в 01:17, а закат в 17:51. Так что где-то около 20:00 Луны на небе еще не было*/

— Хорошие приметы, — улыбнулась мне Темная дева. И я, рассмеявшись, прижал девочек к себе.

— Полагаю, — усмехнулся я, — Красная дева нам не нужна. Пусть ее и прояснило.

— Аж вызвездило! — кивнула Луна.

Звезды ли составились по приколу в какой-то неприличный рисунок, или еще какая причина, но встречал нас, как и в прошлый раз, Пивз с запасом водяных бомб.

Конечно, мокрее мы бы уже не стали, но настроение мое было… В общем, я поднял руку в жесте, которым необходимо демонстрировать Кольцо Власти* и начал произносить формулу Изгнания. Пивз впечатлился настолько, что уронил одну из своих бомб себе же на штаны. Эффект получился… изумительный.

/*Прим. автора: «Но запомни накрепко: Кольцо Власти всяким там бездельникам следует предъявлять, сжав руку в кулак и подняв окольцованный палец. И только так». «Межмировая таможня»*/

— Впечатлен до мокрых штанов, — негромко, но и не стесняясь того, что ее кто-то услышит, произнесла Гермиона, — весьма нефигуральным образом.

Мы дружно рассмеялись.

— Мистер Поттер! — по лестнице сбегала декан Макгонагалл. — Что Вы себе позволяете7!

— Изгоняю зловредную некрофауну, — отозвался я. — Увы, но начальный жест, из серии, сопровождающей формулу Универсального Изгнания, именно таков. Когда это беспалочковое заклинание создавали, этот жест еще не считался неприличным. Конечно, Роман Ойра-Ойра, или, скажем, Кристобаль Хозевич Хунта и вовсе ликвидировал бы всю эту кунсткамеру универсальным движением брови… Но мне да такого далеко. Приходится так, с полной формулой.

— Какой еще Ойра-Ойра?! — возмущенно вскинулась Макгонагалл. — Что за неприличное заклинание?! Откуда ты его вообще взял?

— Вот, — Я достал из своей расширенной сумочки, которую мне соорудила Гермиона, томик «Ежегодный сборник трудов Научно-исследовательского института Чародейства и Волшебства». — Говорят, у них там сам Мерлин возглавляет отдел Предсказаний и Пророчеств, представляете?

А о том, что это все — в ином пласте реальности, пожалуй, умолчим. Я лично на Соловках не бывал, может и в нашей реальности НИИЧАВО где-то да есть.

— Что это? — недоуменно подняла бровь наш декан, перелистывая страницы. Капли дождя скатывались с зачарованной бумаги, не оставляя следов на собрании неДревней мудрости. — И на каком это языке?

— Сборник трудов русских магов, — ответил я. — И написан он, естественно, на русском. Представляете, я все прошлые и эти каникулы учил язык, чтобы прочитать попавший мне в руки сборник. Но тут столько всего интересного… В основном — в области совмещения волшебства и маггловских технологий… Правда, у меня совсем мало получается… Наверное, потому, что я плохо разбираюсь в вариационном исчислении и Теории Хаоса.

— Теория Хаоса?! — возмутилась Макгонагалл. — Этой мерзости не место в Хогвартсе!

Она захлопнула книгу, и убрала ее себе за спину, демонстрируя, что не собирается мне ее возвращать. Ну и не надо. У меня еще есть. И вообще, то, что я ей отдал — отраженная копия экземпляра, спокойно лежащего в библиотеке леди Аметист. А значит, я в любой момент могу создать себе новое отражение, как его у меня не отбирай.

Макгонагалл величественно махнула рукой, приказывая нам идти… куда обычно, а сама двинулась к озеру: встречать плывущих на лодках первокурсников.

Ну а мы… Что делать? Нас послали — мы и пошли.

Дамблдор перелистал книгу еще раз, и со вздохом отложил ее.

— Боюсь, Минерва, книгу придется вернуть.

— Но… — декан Гриффиндора задохнулась от возмущения. — …темные заклятья — детям?

— Нет здесь темных заклятий, — блеснул очками директор Хогвартса. — Как председателю Международной конфедерации магов, мне в свое время выделили языковой амулет, позволяющий понимать все основные языки стран, входящих в Конфедерацию. Да и русский мне в свое время довелось изучать. Просто чтобы понимать, как мыслят мои основные оппоненты. Так что могу сказать тебе точно: темных заклинаний здесь нет. Хотя подход к магии очень уж… нестандартный. Но интересный. Очень интересный. Надо будет попросить у мальчика разрешение сделать копию, а потом — перевести. Библиотеке Хогвартса этот труд пригодится.

— Но… — Макгонагалл запнулась. — А как же теория Хаоса?

— Боюсь, мальчик над тобой беззлобно пошутил, — по-доброму улыбнулся Дамблдор. — Теория Хаоса не имеет никакого отношения к злому волшебству варпа. Это чисто маггловский термин, которым они обозначают раздел своей науки, говорящий о том, в каких пределах можно предсказать будущее системы, если известные ее начальное состояние и действующие на нее силы.

— Предсказать? Магглы? — у Макгонагалл случился разрыв шаблона.

— Да, — кивнул Дамблдор. — Они как-то вычисляют будущее. Но в некоторых ситуациях линии судьбы начинают сливаться в сплошное пятно, не давая различить их. И тогда в ход идет именно Теория Хаоса, позволяющая предсказать хоть что-то.

— Как все странно… — Макгонагалл попыталась осмыслить полученную информацию. Видно было, что у нее это получалось с некоторым трудом. — Но, если в этой книге есть что-то… полезное, то почему ее нет в библиотеке Хогвартса?

— Я пытался организовать получение таких вот ежегодных вестников, — вздохнул Дамблдор. — Но ты не хуже меня знаешь, сколько денег выделяет Попечительский Совет. А на обмен… Работы, публикуемые в таких сборниках, у нас относятся к уровню родовых секретов. И делиться ими тоже никто не собирается. В особенности, «чтобы получить какие-то примитивные труды этих русских варваров». Это я цитирую, сама понимаешь. Ладно, — Дамблдор вздохнул. — В общем, отдавай книгу Гарри, и иди забирай наших новых учеников. Полагаю, призраки уже обеспечили им подходящее душевное состояние, чтобы Шляпа могла их распределить. А то детишки еще чего-нибудь утворят…

Еще идя к Большому залу, я отметил, что призраки Хогвартса стали не то, чтобы откровенно избегать меня, но относиться настороженно и по возможности держаться подальше. Видимо, сила варпа, как и предупреждала леди Аметист, начала постепенно просачиваться через меня в мир. Возможно, скоро вокруг меня снова начнутся спонтанные чудеса. И мне сильно повезет, если удастся списать их на возобновление детских выбросов — явление для ученика Хогвартса нечастое, но все-таки встречающееся.

Традиционная церемония Распределения отличалась от обычной тем, что Дамблдор, вопреки обыкновению, не сидел за столом на своем троноподобном кресле с самого начала, а подошел уже после нас. Ну, а отсутствие учителя ЗоТИ — сложно было назвать «чем-то необычным». Разве что опоздание даже в самый первый день — не самый лучший подход. Но Барти либо готовит эффектное появление при свете молнии… Либо уже начал чувствовать мой маленький сюрприз. Хотя, пожалуй, для сюрприза — рановато.

Я попытался восстановить в памяти события прошлого четвертого курса. Как ни странно, но восторженный почитатель не существующего Мальчика-Который-Выжил (героя исключительно литературного), Колин Криви не поспешил сообщить мне исключительно важную новость о появлении в замке его брата Денниса. Немного интересно, чем я там озадачил преданного фаната? Но искать среди растоптанных бабочек конкретную, увы, представляется мне занятием малопродуктивным.

Дамблдор вошел в Большой зал вместе с Макгонагалл. Непривычно-тяжелым взглядом он оглядел зал, сидящих за столами учеников и столпившихся у входа в зал еще не распределенных первогодок.

— Начнем, — кивнул он.

Минерва, как и многие годы до этого, вынесла на середину трехногий табурет и потрепанную Шляпу. Шляпа же повторила свою прошлую песню дословно. Значит, волны изменений до нее еще не докатились.

Но вот Распределение прошло также, как и в прошлый раз… Если, конечно, я не запамятовал какие-то мелкие детали. И, так же, как и в прошлый раз Кэвин Уитби занял свое место за столом Хаффлпаффа.

После объявления Дамблдора на столах появилась еда, и мы уже собрались приступить к еде, когда подобравшийся поближе Николас де Мимси-Порпингтон тяжело вздохнул. Все-таки даже незаконченный экзорцизм обладал определенной силой, так что для привидения было тяжеловато находиться близко. Хотя и не невозможно.

— Вам повезло, что банкет поздно вечером, знаете ли… — произнес он почти неслышно. Я лишь каплю бессмысленно расточаемой силы Хаоса вложил в несформировавшееся заклинание, удерживая его от разрушения против воли Повелителя Распада. И оно удержалось. Почти Безголового Ника отбросило на два шага. Рон посмотрел на меня, на Гермиону, сосредоточенно накладывающую себе ломтик тыквенного пирога, и решил поинтересоваться сам:

— Почему? Что случилось?

Почти Безголовый Ник рассказал историю кухонного переполоха, старательно не забыв помянуть домовых эльфов. Разумеется, после долгого общения с Кричером, Гермиона не стала выступать в защиту «униженных и оскорбленных». Зато этим занялся почему-то, Рон Уизли. Он развыступался о «рабском труде», о «недостойном отношении» и прочем. В прошлый раз нечто очень похожее говорила Гермиона, что наводит на мысли о том, что это «ж-ж-ж» — не просто так. А зачем кому-то жужжать, если ты — не шмель?

Я даже могу предположить, как это было сделано. Великий Белый мог легко и просто зайти в гости к семье своих давних последователей, и заговорить на всякие отвлеченные застольные темы. Вроде нелегкого положения домовых эльфов… Разумеется, старшие семьи, в которой домовиков не было вот уже несколько поколений не преминули выдать нужду за добродетель, и высказаться о том, что не желают пользоваться плодами принуждения. Ну а сейчас носитель Единственно Верной Истины спешил поделиться сакральным знанием с окружающими. Хуже было с пониманием того, «зачем» это было сделано. Возможно — внести раскол в наше трио, оттолкнув от нас накачанную передовыми идеями свободы, равенства и братства магглорожденную? Или просто что-то проверить?

Увы, не зная о целях проводимой операции, сложно было понять, достигнут ли успех, как этой операции противодействовать, и надо ли? Вести себя подобно акуле, бросающейся на все, что шевелится, кидаться противодействовать, потому что противник «что-то» делает — значит стать предсказуемым и уязвимым. А оттуда уже недалеко и до того, чтобы начать играть на руку противнику в полной уверенности, что борешься с его коварными замыслами. Так что я отсигналил девочкам «не встревать», и мы не без некоторого удовольствия понаблюдали за разгорающейся за столом Гриффиндора склокой, в которой с одной стороны принимали участие Рон Уизли, Дин Томас и Симус Финниган, а с другой — Лаванда Браун, Парвати Патил и подоспевшая сестре на выручку из-за стола Рейвенкло Падма.

Кстати, что любопытно, Рон, несмотря на все декларируемое неприятие рабского труда, поглощал любые его плоды, до которых мог дотянуться, не отрываясь от дискуссии. Разумеется, спор, в котором единственным аргументом обеих сторон была лишь уверенность в собственной правоте, не мог не закончиться тем, что стороны разошлись, ни в чем другу друга не убедив, и в состоянии сильнейшего взаимного неудовольствия.

Дамблдор поднялся со своего трона, объявив о завершении обеда, и начал было рассказывать о причинах того, почему в этом году не будет традиционного квиддичного турнира… Внезапно все летающие свечи на мгновение погасли, вызвав удивленные крики. И в тот же час молния осветила весь замок. Несколько секунд все сидели в шоке, когда раскат грома скрыл в себе скрип открываемой двери Большого зала. Когда же свечи вновь загорелись, на пороге стоял человек, опирающийся на длинный посох, и закутанный в тяжелый черный плащ.

Облик Крауча-младшего был надежно скрыт оборотным зельем, магический фон эффективно забивался артефактами, которыми отставной аврор увешивался еще до эпизода с мусорными баками. Подозреваю, что и память Аластора доступна Пожирателю смерти «в оперативном режиме» благодаря одному темному и кровавому ритуалу, разумеется — запрещенному Министерством… но кто бы на это стал обращать внимание? Однако, как говорил один Аскет: «Тебе не скрыть от меня свою душу!» И капля Хаоса, что уверенно, хотя и неторопливо разрушала его магию, тело и разум — сразу дала мне понять, что прошлый сценарий не изменился. И вместо аврора перед нами — Пожиратель смерти.

Правда, вот в то, что Дамблдор не различил подмены — я не верю просто категорически. Просто потому, что это означало бы, что за тысячу лет существования Хогвартса, ни один из его директоров не был сравним в своих возможностях с четверкой учеников. А Карта мародеров однозначно показывала вместо Аластора Грюма — Барти Крауча. Тогда я не разобрался в том, что вижу… Но это я. Не слишком прилежный ученик. А директор — учеником отнюдь не является. И уж в защитных и наблюдательных системах школы должен разбираться получше моего отца с его товарищами.

Дамблдор представил нового преподавателя ЗоТИ, уже подпавшего под проклятье Волдеморта. Мне на минуту стало любопытно: помнил ли Том о своем проклятии, и осознанно ли он подставил своего самого верного последователя? Впрочем, на самом деле это не играет большой роли.

— …тысяча галеонов и вечная слава! — выдохнул Фред.

Я поднял руку.

— Да, Гарри? — удивленно посмотрел на меня Дамблдор.

— Господин директор, не будете ли Вы столь любезны, чтобы назвать имя победителя того Турнира, который состоялся за два цикла до прекращения этой традиции?

Дамблдор покачал головой.

— Боюсь, что я сейчас не вспомню, не обращаясь к справочникам…

— Странная какая-то «вечная слава» — усмехнулся я в сторону Фреда. — И трех веков не прошло, а имя победителя не помнит даже директор школы, которую он представлял!

— Так то три века! — возмутился Джордж. — Это очень долго!

Я покачал головой. Общение с существами и сущностями, способными «и через тысячу лет затаить и припомнить» — несколько сместили мое восприятие времени.

— Да и тысяча галеонов… Средний работник министерства столько заработает за год. Стоит ли такая перспектива того, чтобы умереть? Или, еще хуже — покалечиться, и стать обузой для собственной семьи?

Честно говоря, я сомневаюсь в том, что мне удастся отговорить близнецов от заведомо провальной попытки. Но вот продемонстрировать нежелание участвовать — я посчитал правильным.

Так что некоторые разброд и шатание я во мнения учеников привнес. Скорее всего, это даже сыграет мне в минус, когда мое имя вылетит из Кубка… Но вот когда маятник общественного мнения пойдет обратно, и люди признают, что меня подставили — сегодняшняя выхода поможет мне. Так сказали Видящая Луна и Аналитик Гермиона, разбираясь в видениях вероятного будущего. Я не стал влезать в их дискуссию. Мой удел — боевое предвидение. Немедленная реакция на опасность. И вот тут я в скорости и способности быстро разобраться в ограниченном числе вариантов легко превосходил девочек. Но вот когда горизонт предвидения отодвигался, а нити судьбы складывались в опасную паутину, зато было время, чтобы в этой паутине разобраться — девочки делали меня, как стоячего. Особенно — если работали на пару.

Обсуждение Турнира, его правил и «несправедливости отбора» заняло еще некоторое время. Но в итоге нас все-таки отправили спать. И я спал, и видел сон…

* * *

— Люциус, мой скользкий друг, — произнесший эти слова остановился перед зеркалом… И там отразился отнюдь не уродливый младенец, не способный даже к самостоятельному передвижению, но мальчик на грани превращения в подростка, в котором легко можно было узнать Тома Риддла, такого, каким он был, когда за ним в приют пришел Дамблдор. — …значит, Поттер ухаживает за Грейнджер?

— Боюсь, что и за Лавгуд тоже, — отозвался Малфой-старший.

— Вот как? — Том отвернулся от зеркала, и прошелся мимо книжной полки. — Лунная Гармония? Любопытно. Очень любопытно. А про уничтожение Чудовища Слизерина что-нибудь слышно?

— Нет, Господин… — Люциус и так не блистал яркими красками, но сейчас — и вовсе был бледен. Аж до легкой прозелени.

— Хорошо, — Том кивнул. — Что же до дневника… Круцио!

Люциус не успел закричать, когда Волдеморт снял воздействие.

— Надеюсь, это научит тебя не ловить рыбу на золотую блесну, когда никакой улов не окупит стоимости потерянной наживки!

— Да, Господин! — Малфой кивнул, но видно было, что на ногах он стоит с трудом.

— Хорошо, — кивнул Волдеморт. — Я рад тому, что у меня такие понятливые соратники.

— Господин… — Том повернул голову туда, откуда раздался голос. Признаться, отцов Кребба и Гойла я никогда особенно не различал… Да и их самих — тоже не особо. Слишком уж они были вместе. — Возможно, нам стоит как-то захватить этих девчонок — и тогда…

— Даже не думайте! — прервал говорящего Волдеморт. — Провалитесь в тартарары, ко всем Темным Магистрам. А если вам не повезет, и вы девочек хотя бы заденете — на Той Стороне вас еще и встретят! Значит так. Мы меняем тактику. Пребывание за чертой смерти сильно прочистило мне мозги, и я осознал, что все это время мы действовали на руку Дамблдору. Не понимаете? — он окинул взглядом собравшихся, и я постарался запомнить всех присутствующих. Маски они по какой-то причине не надели. — В прошлую войну пресеклись многие чистокровные семьи. От Блэков остался один Сириус… Что?

Темный лорд повернулся в сторону поднявшего руку Люциуса.

— Сириус — мертв, мой лорд…

— Хм… Шавка блохастая — мертва? — голос Темного лорда был задумчив и выглядел он скорее… заинтересованным и любопытным, чем радостным или же разгневанным. В прошлом за змеиной морде таких выражений не наблюдалось. — Любопытно, любопытно. Наследовал ему, конечно же, Поттер?

— Да, мой лорд. Тревэрс попытался что-то высказать о выморочном имуществе. Боюсь, что мне пришлось заткнуть его, — Люциус содрогнулся, похоже — приготовившись в новой порции круциатиса. Но вместо этого Темный лорд расплылся в довольной улыбке.

— Это ты правильно сделал. Никак нельзя допускать вмешательства министерства в наследование Древнейшего и Благороднейшего дома. Эти шавки и так взяли слишком много власти. А ведь когда-то были всего лишь вспомогательным органом, помогавшим Благородным Домам осуществлять то, до чего у их членов не доходли руки… Что еще можешь сказать о Блэках?

— Беллатрикс вернулась в Дом Блэк, — произнес Люциус, несколько успокоившись. — Зато Лестрейнджи словили такой откат, что…

— …не выжили. Значит, Дом Лестрейндж — прерван, — вздохнул Том. — Кто-нибудь связывался с Беллой?

— Нет, мой лорд, — покачал головой Люциус. — Я пытался это сделать, но по старым каналам она не отвечает. Видимо, ушла слишком глубоко на дно и не доверяет мне, что и не удивительно. К тому же, ее мог вернуть в род только Поттер, а значит…

— Понятно, — кивнул Темный лорд. — И, пожалуй, твоей вины тут нет. Слишком интенсивные поиски привлекли бы к тебе… ненужное внимание. Полагаю, доступа к сейфам Дома Лестрейндж ни у кого из вас нет? И если Белла вернулась в Дом Блэк при помощи его нынешнего главы… Боюсь, что доверенное ей — надежно потеряно… Н-да… раньше думать надо было. Но, пока это не слишком важно. По крайней мере — пока. Главное — не дать повода для новой войны. Мы не можем себе позволить терять чистую кровь! Люциус, прими мою благодарность. Кроме ошибочного решения с дневником, на которое тебя изящно подтолкнули, остальные решения — были верны. Вы, мои верные последователи, затаились, набирали силу и влияние. И теперь мы можем себе позволить не начинать новой войны…

* * *

Фигуры сна замерли. Остававшаяся незамеченной в углу комнаты сабля перетекла в облик Гермионы.

— Интересно… — она обошла замершего на полушаге Тома, находящегося в положении, исключающем даже мысль о каком-либо равновесии. — Очень интересно.

Белая птица моей судьбы опустилась на мое плечо, превращаясь в Луну.

— Это он? — ткнула она в Тома.

— Он, — кивнул я. — Если я правильно понял то, что мне хотят показать — Вечная леди изящно пошутила. Заполучив в свои руки часть души Тома, она провела эквивалентный обмен…

— Не только лишь все могут понять шутки Великой, — Луна процитировала известного в будущем спортсмена, политика и ритора. — Мало кто может.

— Как думаешь, — подняла голову Гермиона, разглядывавшая что-то под ногами Малфоя, — зачем тебе показали то, что показали?

Я пожал плечами. Вывод был очевиден.

— Чтобы я с криком проснулся, и кинулся к Дамблдору — рассказывать свой кошмар. Более чем уверен, что никого из участников этой сцены, кроме самого Люциуса — уже нет не только в Малфой-мэноре, но и близко. Крэбб и Гойл старшие — спокойно спят в своих кроватях. Доказательств у нас нет. Зато наличие связи будет однозначно доказано. А моя репутация…

— Нет, — покачала головой Гермиона. — Такой хоккей нам не нужен! Так что чего мы делать не будем — уже понятно. А вот что — будем?

Я поймал девочек, даже не попытавшихся уклониться, и притянул к себе, впиваясь в сладкие губы сначала одной, затем — второй.

— Что будем, что будем… Спать ляжем. Раз уж на тренировку не зовут!

На тренировку нас действительно не позвали. Так что остаток ночи мы провели за банальным сном… Ну а то, что сон этот был чуть-чуть, самую малость, крошечную капельку общим… Ну так сновидцев в Хогвартсе нет, иначе нас давно бы разоблачили.

Утро было ясное и солнечное. Так что меня разбудил солнечный лучик, пробравшийся через тяжелые багрово-алые шторы. Девочкам в этом смысле легче: их окна выходят на юг, так что солнце добирается до них только к середине дня (по крайней мере, так мне сказала Гермиона).

Под недоуменным взглядами соседей по комнате я провел короткую разминку. Раз уж ночной тренировки не было — мышцы настоятельно этого требовали. После этого я поднялся на Астрономическую башню для проведения необходимых ритуалов технического обслуживания. Я пел литанию Нового Механикум и полировал никогда не тускнеющее лезвие. А после — смачивал оружейным маслом ремень кистеня-гасила. И, поскольку Духи машин были ко мне благосклонны — по завершении сего мистического действа, я получил два самых настоящих поцелуя.

Еще не войдя в Большой зал, мы услышали возмущенный голос шестого Уизли:

— Ну вот кто так делает?! Первый день занятий — пятница!

— Мистер Уизли, — раздался холодный голос Снейпа, — если Вам не нравится существующий календарь — следовало бы высказать претензии тому, кто его ввел — Его святейшеству Григорию XIII. Правда, для этого Вам придется обратиться к темному и запретному искусству некромантии…

— Снейп! — каркающий голос псевдоГрюма, подозреваю, заставил содрогнуться не одного ученика из тех, кто сейчас присутствовали в Большом зале. — Ты чему детей учишь, пожирательская твоя душа?!

Некоторое время преподаватели яростно перегавкивались. А потом Минерва Макгонагалл наложила заглушающие чары, и дискуссия продолжилась уже вне досягаемости учеников.

После завтрака мы все двинулись на зелья. Признаться, после того, как Рон Уизли с псевдоГрюмом накрутили Снейпа — от зелий я не ожидал ничего хорошего. Но, надо сказать, в итоге все прошло более-менее нормально. Нет, профессор Снейп какое-то время сосредоточенно сопел у меня над плечом, наблюдая за тем, как я закладываю ингредиенты, временами — отклоняясь от рецептов, как представленного в учебнике, так и записанного на доске, в пользу подсказок Азира, лазурного ветра провидения и интуиции. Как ни странно, профессор при этом не высказывался о «баранах, неспособных правильно последовать простейшей инструкции», но даже как-то одобрительно хмыкнул, когда я выловил половинку шляпки черного пыльника, которая не растворилась в изумрудно-прозрачной жидкости.

Естественно, совсем без происшествий такой урок, как зельеварение, обойтись не мог. И не обошелся. Когда я осторожно капал в свой котел пылающую слизь саламандры, у меня за спиной раздалось знакомое тревожное шипение. Моя рука дернулась, и вслед за шестой каплей полетела седьмая. Я с трудом успел подставить под лишнюю каплю небольшой кусок боевого щита, заставив ее упасть не в котел, а на стол, где она прожгла небольшую дырку. Впрочем, сдетонируй неготовое зелье — дыра была бы намного хуже.

— Поттер! Минус два балла за порчу школьного имущества! Продолжайте. У Вас еще есть шанс сдать что-то лучшее, чем та бурда, которую мне обычно представляют. Лонгботтом! — увы, ожидаемо. Неуверенность Невилла и его страх перед Снейпом так никуда и не делись. В результате чего рядом с парнишкой, когда он варит зелья — было откровенно опасно находиться. — Тролль за урок. Вон отсюда. И на следующее занятие представите три фута эссе о свойствах огнесодержащих субстанций в зельях второго порядка. А вечером приходите на отработку!

А вечером Гермионе пришлось учить расстроенного Невилла очищающему заклинанию. Получалось… не очень. Палочка слушалась Невилла из рук вон плохо. Думаю, даже простая палка без какой-либо сердцевины слушалась бы нашего специалиста по волшебной растительности гораздо лучше.

— Вот! — Луна рассмеялась, и извлекла откуда-то из-под мантии (а на самом деле — из небытия) палочку, чем-то похожую на ту, которой пользовался отец Невилла. — Попробуй этой!

Невилл посмущался, но все-таки взял предложенное, и, сотворив заклятье — сделал первые шаги к овладению злым колдовством варпа. Ведь палочка, предложенная ему Луной, была чистой иллюзией, не содержащей и грамма косной материи. Так что, используя ее, Невилл постепенно овладеет психическими силами на подобающем его среднему эпсилон* уровне.

/*Прим. автора: Гидеон Рейвенор с его «чудовищной психической силой» — «высокая дельта, на пиках до низкой гаммы», так что эпсилон — весьма и весьма прилично*/

— У меня получилось! — обрадовался Невилл. — И правда. Намного легче колдуется! — тут его улыбка погасла, и он протянул «палочку» обратно Луне. Та покачала головой.

— Не надо, Невилл. У меня еще есть, — она показала свою обычную палочку. — А ты пока колдуй этой!

— Н-но… — запнулся Невилл.

— Не возьму! — твердо ответила Луна и убрала руки за спину. — Будем считать, что это мой тебе подарок!

С новой несуществующей палочкой Невиллу однозначно стало удаваться гораздо больше. Конечно, лучше было бы сделать для него полноценный даэдрический жезл, сковав нерожденную тварь в подходящем облике. Если вбить необходимые требования в саму сущность низшего порождения варпа — такая палочка будет еще и помогать плести заклятья, а не только «максимально не мешать», как делает это иллюзорная палочка Луны. Но, увы, такие вещи имеют слишком уж характерный внешний облик, который не скрыть никакой иллюзией. Да и аурой обладают… соответствующей. «Темным артефактом» признают «на счет раз». Так что придется Невиллу походить с иллюзией палочки. А там посмотрим: делать ли для него материальный инструмент колдовства, или же раскрыть небольшой секрет, и пусть учится быть Высоким, если не Высшим магом, настоящим колдуном Хаоса.

На следующий день на трансфигурации Невилл удивил, похоже, даже сам себя, идеально выполнив задание, и заработав пять баллов от Макгонагалл.

— Молодец, Невилл, — подошел я к нему после урока.

— Н-но… Всего пять баллов… — Невилл, вспыхнув на мгновение метеором, снова уходил в депрессию и неуверенность.

— Целых пять баллов! — Гермиона возникла возле нас немедленно. — Это ровно столько же, сколько дали Гарри и Рону за спасение моей жизни, представляешь?!

— За спасение жизни? Пять баллов? — удивился Невилл. Видимо, подробности той истории с троллем изрядно подзабылись.

— Ага, — кивнула Гермиона. — Правда, тогда Рону и Гарри выдали по пять баллов, так что всего получилось десять. Но и ты заработал эти пять баллов один. Так что — можешь гордиться.

Невилл посмотрел на нас как-то странно. Но улыбка Луны из-за моего плеча задавала несколько иной стандарт «странности», так что можно было сказать, что все в порядке. И мы пошли на первое в этом году занятие по Защите от Темных искусств.

Уж не знаю, как так получилось: дело ли в растоптанных мной стаях бабочек Бредбери, или новый Том вздрючил псевдоГрюма, или же просто у профессора было плохое настроение… Однако в класс он вошел по всем правилам штурмового перемещения. То есть — первым в помещение влетело боевое проклятье, и только потом вошел профессор. Правда¸ надо сказать, Барти учел, что противостоять ему будут в большинстве своем не опытные и злые черные маги, а ученики школы. Так что проклятье было из числа нелетальных, да еще и ослабленных. И вспышка не выжгла сетчатку, а всего-навсего на несколько секунд ослепила тех, кто смотрел на доску. Да и хлопок — оглушил и дезориентировал, но не вызвал непроизвольного расслабления мышц, как это частенько делает настоящая свето-шумовая граната, неплохо имитирующая действие «Гремящего солнца».

Однако боевое предвидение — отличный козырь в таких ситуациях. Так что мы успели поставить анизотропные щиты. И пока вспышка света и звуковой удар еще летели, преодолевая несчитанные световые годы двух сантиметров защиты, в щиты Барти Крауча младшего влетели два парализующих заклятья «петрификус тоталум» Разумеется, они не прошли. Для того, чтобы пробить щиты матерого боевика нужны совершенно другие заклинания. Но мы с Гермионой не стали запускать что-то более серьезное. Просто обозначили свою готовность продолжать. Разумеется, этого не понадобилось.

— Неплохо, неплохо, — каркающе рассмеялся псевдоГрюм, поднимая палочку двумя пальцами. На самом деле такое положение, хоть и выглядело безобидно, позволило бы ему бросить с минимальным интервалом сразу несколько проклятий. Но Азир не подавал сигналов тревоги, так что мы оставались наготове, но не атаковали. — Поттер и Грейнджер? Меня предупреждали о вас. Ну, хоть кто-то среди этих маменькиных сынков и дочек знает, что такое… — он сделал небольшую паузу, набрал в легкие воздух и заорал — ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!!!

Барти кинул на класс чары, помогающие восстановлению слуха. Признаться, меня немного удивили такие возможности у сторонника Темного лорда и черного мага… Но, если вдуматься, то присутствие медицинских знаний у боевика — вполне логично, на чьей бы стороне этот боевик не выступал.

ПсевдоГрюм дождался, пока придут в себя остальные наши одноклассники, блистательно проигнорировав ворчание учеников о том, что они «этого терпеть не будут», «пожалуются маме, папе, тетушке…»

— Итак. Кто скажет: каким заклинанием я вас атаковал?

Гермиона подняла руку.

— Мисс Грейнджер. Прошу.

— Судя по внешним эффектам, это было «Проклятье Гремящего Солнца». Скорее всего — с модификатором «минима». Создано невербально.

— Минима?! — возмутился Рон. — Да как такое вообще может быть?! Это… это… — рыжий задохнулся от возмущения.

— Минима, — подтвердила Гермиона. — При нормальном исполнении чар все, кто не предпринял специальных мер к своей защите, были бы ослеплены минимум на минуту, а потом еще несколько часов наблюдали бы веселые солнечные зайчики. Также, все, кто не защищен, потеряли бы слух на несколько часов. Не говоря уже о том, что многие из присутствующих не смогли бы проконтролировать свои мышцы…

— Отлично, мисс Грейнджер, — кивнул псевдоГрюм. — Два балла Гриффиндору. А теперь следующий вопрос: являются ли примененные мной чары — темными?

— Да! — решительно ответила Гермиона. — Темная магия — это символизм и намерение. Так что даже «люмос», хотя и создает свет, но применяемый для того, чтобы причинить вред человеку — становится темным заклинанием.

В классе послышались смешки над такой очевидной глупостью. Но Барти резким хлопком прекратил насмешки.

— Единственно правильный ответ! Встречается на удивление редко. Но его следует запомнить. «Темная магия — это символизм и намерения!» Именно это делает ее настолько опасной. Она вполне может маскироваться под «нейтральную», или даже «светлую», но если применяется для того, чтобы причинить вред человеку, либо же подчинить его волю — это темная магия!

— А как же «обливиэйт»? — поинтересовалась Панси.

— Особенно — «обливиэйт», — отрезал псевдоГрюм. — Да-да. Министерство вовсю пользуется услугами темных магов, и само их готовит. Что получается, если упустить над таким контроль — вы, я полагаю, все знаете… — ученики недоуменно запереглядывались. — Локхарт! Он бесконтрольно стирал память людям, нанес огромный ущерб. И пользовался только этим заклинанием. Запомните: темные маги могут быть необходимы. Но они должны быть под жестким контролем.

— Даже Вы? — поинтересовался я.

— Особенно — я и мне подобные! — неожиданно жестко отрезал Барти. — Поскольку сами себя мы редко можем полноценно контролировать. Темная магия манит простотой решения проблем. Когда у тебя в руках молоток — все вокруг кажется похожим на гвозди… Впрочем, этические проблемы темной магии оставим пока что. Это тема не для краткого обзора, но для полноценного занятия. А пока что… Кто мне может назвать и хотя бы кратко охарактеризовать самые известные, откровенно темные заклинания? Мисс Грейнджер?

— Империо, круцио и авада кедавра, — четко, как по учебнику начала отвечать Гермиона. — В настоящее время — «непростительные заклинания», символ ужаса темной магии. Во времена Основателей считались необходимой частью школьной программы. Предназначались для тренировки работы с большими объемами силы, и контроля своего эмоционального состояния.

— Вот как? — поднял бровь псевдоГрюм. На его искалеченном лице это смотрелось… ужасно. — Обоснуйте.

Гермиона улыбнулась.

— Кошмарная и ужасная троица непростительных заклятий не допускает невербального исполнения. Что уже заставляет исключить их из списка боевых. Круцио — предполагалось как пыточное… Но при допросе слишком легко свести допрашиваемого с ума, не достигнув требуемого результата. Веритасерум в сочетании с легилеменцией при правильном применении — гораздо эффективнее. Империо… Кратковременное наложение вызывает резкие изменения в поведении, хотя бы из-за испытываемой жертвой эйфории. При длительном же воздействии вырабатывается иммунитет, в результате чего жертва выходит из-под контроля… как правило — в самый неподходящий для колдующего момент. Ну и «ужас»… — это слово Гермиона произнесла так, что явственные кавычки были бы заметны даже Рону Уизли… Хотя, нет. Это я загнул. Рон, как и обычно, ничего не понял, — …современных волшебников. Авада кедавра. Невозможность невербального исполнения, как я уже сказала ранее, сразу исключает ее из числа боевых…

— Но ведь от нее невозможно защититься! — выкрикнул Рон.

— Невозможно? — влез в «беседу» уже я. — Ты уверен?!

— Хвастаешься, Поттер?! — фыркнул Рон.

— Нисколько, — усмехнулся я. — Есть множество способов защититься даже для обыкновенного волшебника. Достаточно не дать попасть в себя лучом. А для этого… Можно уклоняться, можно — поставить между собой и противником материальную преграду. Можно, в конце концов, выбить палочку противника прежде, чем он договорит слова заклятья. Много что можно. Главное — не впасть от трусости в ступор, обмочив штанишки, а действовать, и сохранять… — мы с Гермионой переглянулись, и грянули хором: — ПОСТОЯННУЮ БДИТЕЛЬНОСТЬ!!!

Встреча гостей Хогвартса отличалась от того, что я помнил о прошлой версии этих событий разве что моим их восприятием. В самом деле, после того, как посетил К’Сал, видел его Золотое кольцо, где меньшие из собираемых на верфях кораблей были побольше замка Хогвартс, а крупнейшие — могли одним бортом активировать Священный Протокол… тот самый, который никогда не применяют к демоническим мирам, чтобы не подавать их обитателям хороших идей, летающая карета и всплывающие из-под воды руины парусника смотрятся как-то… скромно. Даже если учесть, что руины парусника — это аналог «Новой Надежды», предвещающей беду, всем, кто видит ее задраенные люки и тускло мерцающие багровые огни. Тем не менее, фактическое содержание церемонии торжественной встречи осталось тем же, что и в прошлом цикле.

Не отличалось и время от объявленного начала подачи заявок до торжественного изъявления Воли Огня. Шушуканье, хихиканье, самовосхваления и попытки обойти возрастную черту со стороны тех, кто под требования по возрасту не подходил. Так что и результат остался тем же самым…

— Анрио Поттер?! — слабовато Дамблдор играет удивление. Слабовато. Станиславский сказал бы: «Не верю!»

Я улыбнулся про себя. Первое отличие от прошлого уже проявилось Разумеется, я подписывал работы новым именем. И именно оно вылетело из Кубка.

Я оглянулся на Луну, потом — взглянул на Гермиону, и получил от них одобряющие кивки.

Профессор Дамблдор за профессорским столом выпрямился и кивнул профессору МакГонагалл.

— Анрио Поттер, — сказал он, — подойдите, пожалуйста, сюда.

Я двинулся через зал, как и в прошлый раз уже начавший выказывать мне недоверие и презрение.

Я отворил дверь и очутился в небольшой комнате. На стенах портреты волшебниц и колдунов, напротив красивый камин, в котором, постреливая, пылает огонь. Лица на портретах повернулись ко мне. Сморщенная, как печеное яблоко, ведьма выскочила из рамы, впрыгнула в соседнюю к волшебнику с моржовыми усами и что-то зашептала ему на ухо. Тот бросил на меня удивленный взгляд, но потом стал делать вид, что это ему ну вот вообще не интересно. Ведьма удвоила свои усилия, которые маг, чем-то похожий на дядю Вернона старательно игнорировал. Я полюбовался этой маленькой драмой, а потом перевел взгляд на других участников уже скорее комедии. Правда, в жанре черного юмора.

Виктор Крам, Седрик Диггори и Флер Делакур стояли у камина. Когда-то я считал, что на фоне яркого пламени их темные силуэты выглядели до странности внушительно. Разумеется, с тех пор многое изменилось. Крам, ссутулившись и о чем-то сосредоточенно думая, притулился к каминной полке. Пусть он только попробует пригласить Гермиону на бал. Полагаю, я сумею придумать что-то… подобающее такой ситуации… и обуявшей меня драконье жадности — одной из важнейших демонических добродетелей. Седрик заложил руки за спину и глядел на огонь. О драконах будешь догадываться сам. Глядишь и выживешь… Флер Делакур, откинув назад волну белокурых волос, повернулась ко мне.

— В чем дело? — спросила она. — Надо вернуться в зал?

— О нет, — покачал я головой. — Я просто постою тут, пока напахавшие то ли с условиями участия, то ли с возрастной чертой, разберутся, в чем именно они напахали и исправят ошибку.

Позади меня послышался дробный стук шагов, и в комнату вбежал Людо Бэгмен.

— Невероятно! — воскликнул он, попытавшись схватить меня за руку. Разумеется, Людо промахнулся. — Необычайное происшествие! Джентльмены... леди, — обратился он к чемпионам, попытавшись протащить меня к камину, но потом с удивлением посмотрел на собственную пустую руку. — Позвольте представить вам, как бы удивительно ни звучало, четвертого чемпиона, участника Турнира!

Дальнейшее в точности повторило то, что было в прошлый раз, вплоть до обвинений в нарушении правил и вопроса о том, не просил ли я кого-то из старших бросить свое имя в кубок.

— Вы хотите сказать, что это сработало бы? — демонстративно удивился я.

Скандал продолжился, пока со своей репликой не выступил уже взятый под контроль Крауч-старший:

— Мы должны строго следовать правилам. А в них написано черным по белому: тот, чье имя выпало из Кубка, обязан безоговорочно участвовать в турнире.

— Боюсь, господин Крауч, Вы ошибаетесь, — влез я в разговор «взрослых и кем-то даже уважаемых».

— Я не ошибаюсь! — величественно возвестил тот.

— И, тем не менее, — усмехнулся я. — В нашем мире существует такая замечательная вещь, как магическое опекунство. Опекун имеет право на многое в отношении опекаемого. Имеет право лишить доступа к деньгам, забрав ключ от сейфа опекаемого и передав его третьим, совершенно посторонним людям... — Дамблдор поморщился, хотя в этот раз ключ и не оказался у Молли Уизли, но вот Хагриду он мой ключ однозначно давал. — …имеет право вынуждать опекаемого жить с ненавидящими его людьми, на многое, в общем, имеет право опекун. Но. Поскольку я, как подопечный, признаюсь Магией и Государством в качестве недееспособного — то и по моим обязательствам отвечает тоже опекун. Вы думаете, требование совершеннолетия участников возникло из каких-то там соображений «милосердия»? Ждите! Просто на Турнире 1732 года Альтаир Блэк был избран Чемпионом. А когда он отказался участвовать — его опекун и дядя Кафф Блэк лишился магии, и чуть было не лишился жизни. Впрочем, надо сказать, когда через три дня Альтаир достиг совершеннолетия — он вызвал на дуэль уже сквиба Каффа, и, как сам написал в своем дневнике, «исправил эту ошибку мироздания».

— Ты врешь! — выдохнул Крауч-старший, а его сын в облике Грюма чуть не сел мимо стула.

— Кричер! — позвал я служителя Дома Блэк, и тот немедленно появился с легким хлопком.

— Глава? — вопросительно посмотрел он на меня.

— Копию дневника Альтаира Блэка, которую я просил доставить мне 2 ноября — принеси, пожалуйста.

Хлопок, потом еще один — и перед судьями на столе лежит толстая тетрадь в массивном кожаном переплете.

— Копия? — посмотрел на меня Кауч-младший.

— Разумеется, — кивнул я. — Оригинал никогда не покидал и не покинет Дом. Даже Глава Дома не имеет права вынести его. Разумеется, в этой копии нет изысканий Альтаира Блэка и их результатов, составляющих Тайну Дома, но только его личные воспоминания, в которых если когда-то и были какие-то горячие секреты, то давно остыли. Как например, история происхождения младшей семьи Макнейр: пикантно, скандально, изложено с присущим Альтаиру блековским* юмором, а оттого — довольно интересно к прочтению… Но все действующие лица той истории давно умерли, а потому сама история представляет собой разве что литературный интерес…

/*Прим. автора: игра слов. В данном случае black humor можно понять и как «юмор Блэка», и как «черный юмор»*/

Странно блеснувшие глаза Макгонагалл намекнули мне, что леди Аметист, как всегда, не ошиблась, и интерес, представляемый воспоминаниями Альтаира — далеко не только литературный, но и весьма злободневный. Но в данном случае меня это слабо интересовало, так что если декан попросит у меня еще одну копию дневника, я ей таковую, разумеется, дам.

— И ты рискнешь магией и жизнью на основе ложных записей древнего мальчишки? — возмутился Бэгмен.

Те, кто был «в теме» посмотрели на него так, как он того и заслуживал. Я же взял на себя труд ответить.

— Разумеется, я перепроверил по другим источникам. Все совпадает.

— И ты готов таким образом поступить со своим опекуном? — удивился Крауч-младший.

— Хоть узнаю, кто это такой, — отозвался я.

— Хватит врать! Мальчишка! Ты хочешь сказать, что не знаешь, кто твой опекун?! — взвился Каркаров.

— Не знаю, — дурашливо улыбнулся я. — На этот день о моем опекуне мне известно только, что он снял из моего сейфа 200 галеонов, не предоставив каких-либо документов о том, куда и на что они пошли, и попытался заключить от моего имени помолвку с девушкой, которая меня не устраивает по соображениям политическим, экономическим, ритуальным и даже личным.

— И чем же тебя не устроила Джинни… — вздохнул Дамблдор, вызвав на себя возмущенно-недоуменный взгляд Макгонагалл.

— Тем, что я уже связан и поддерживаю отношения с двумя девушками, и третья мне совершенно не нужна. Что и было закреплено кровавым ритуалом…

— То есть, ты признаешься в том, что… — начал было Крауч, но я перебил его.

— …что присутствовал в Гринготтсе при проведении ритуала, разрешенного гоблинам, поскольку запрет не был прописан в прошлых договорах, а чтобы его внести в новые — потребуется не менее, чем новая Гоблинская война? Признаюсь.

Крауч замолчал. Права и привилегии Гринготтса давно стояли поперек горла Светлой стороне. Но поскольку многие проводимые гоблинами ритуалы нужны были немалому числу волшебников, причем отнюдь не только чистокровных — вопрос о том, чтобы принудить гоблинов принять новые ограничения на их магию даже не поднимался. Да и сами гоблины, распоряжающиеся золотом волшебного мира Британии, пусть и пределах, оговоренных старыми договорами, крепко держали волшебников если не за горло, то за некоторые другие нежные места своей зеленой мозолистой рукой.

— Директор… — возмущенно начала МакГонагалл…

— Да верну я ему эти двести галеонов, которые потратил на изыскания, связанные со… — Дамблдор задумался, а потом сформулировал: — со смертью профессора Квирелла.

— Упс… — произнес я. — Тогда не надо возвращать. Согласен, что эти изыскания действительно имеют отношение к моей безопасности. Но, надеюсь, Вы предоставите мне их результаты.

— Как только ты будешь к этом готов, — снова вздохнул Дамблдор.

— Хорошо, — кивнул я. Вообще-то можно было побороться… Но поскольку результаты этих исследований я и так неплохо себе представлял, отвлекаться от основной цели ради выигрыша изолированной пешки на фланге не имело смысла.

— Что ты хочешь за то, чтобы все-таки принять участие в Турнире и не выставлять министерство и Визенгамот в неприглядном виде? — а также не подставлять его Верховного чародея под Кару Магии, но об этом промолчим — этот момент всем, кроме Людо был и так очевиден.

Я на мгновение задумался. Конечно, можно было упереться всеми лапами… Но тогда придется противостоять безумному личу в одиночестве. Да и устроить мне и девочкам в промежутке до первого испытания очень веселую и разнообразную жизнь Верховный Чародей Визенгамота и Председатель Международной конфедерации магов — очень даже может. Так что лучше следовать уже продуманному плану, а Дамблдор… Лучше я ему потом расскажу «видение» о том, где обретается Воскрешающий камень.

— Эмансипацию, — подсказал я очевидный выход. — По полному ритуалу с признанием Министерством. Тогда, как для совершеннолетнего, обязательства перед Кубком — станут моими обязательствами, и я приму участие в Турнире с полным на то правом. А то, что я оказался Четвертым Чемпионом… Скажем, глупый мальчишка, — я дурашливо поклонился, — позабыл вписать название школы. Вот Кубок и не понял, что моя заявка относится к Хогвартсу, а посчитал меня единственным претендентом от некоей «другой» школы, название которой ему не сообщили.

— Но тогда, — вмешалась до сих пор молчавшая директор Олимпия Максим, — и выступать ты будешь не от Хогвартса, а от этой «неназванной школы».

— Конечно, — согласился я. — Хотя мне, безусловно, льстит, что Вы считаете меня, только начавшего обучение на четвертом курсе — достойным и опасным соперником своим выпускникам.

Мадам Максим скривилась. Разумеется, она так не считала. Но после скандала вначале, когда она с Каркаровым возмущалась мошенничеством Хогвартса, заграбаставшего себе сразу двух Чемпионов, сказать об этом было бы… неблагоразумно.

— Шармбатон согласен с таким решением, и рекомендует приять его, — вздохнув, произнесла Олимпия.

— Дурмстранг не возражает, — выплюнул Каркаров.

На мгновение мне захотелось попросить Крауча-старшего зачитать пункт 6 раздела 3 Кодекса Правил Турнира, где сказано, что, представляющиеся кубку в качестве судей — берут на себя обязательство судить честно и беспристрастно, с чем, по моему убеждению, и была связана смерть Каркарова в прошлый раз (вот делать нечего было Тому, как за одним предателем по всему миру гоняться). Но потом — махнул рукой. В конце концов, если взрослый человек, маг, имея дело с древним и опасным артефактом, не взял на себя труд ознакомиться с объемом принятых на себя обязательств — это инкурабельно*.

/*Прим. автора: «инкурабельно» — неизлечимо (мед.)*/

— Хогвартс, разумеется, тоже согласен, — вздохнул Дамблдор. — Ну и, как Верховный Чародей Визенгамота, пожалуй, я тоже выскажусь за такое решение. Барти?

В принципе, голос Крауча-старшего уже ничего не решал, но поскольку Краучу-младшему было край как нужно мое участие — то он проголосовал «за». Так что Людо, что бы он там себе не думал, выступать «против» не стал. И, кстати, насчет Бэгмена…

— А еще, — я встал и вызвал на себя целый шквал недовольных взглядов, — если кому-то в пустую голову придет мысль использовать «для большей драматичности» учеников и гостей Хогвартса в качестве реквизита — клянусь, я сначала оторву тупую, битую бладжерами башку, а только потом начну выполнять условия испытания.

— Га… — начал было Дамблдор, универсальным движением брови осадивший начавшего было возмущаться Людо, но вовремя поправился. — Анрио, у тебя снова видения?

— Да, — твердо кивнул я. — Я увидел привязанных на дне Черного озера Гермиону, Чжоу Чанг, — Седрик сжал кулаки и что-то прошипел сквозь зубы. — Маленькую девочку с серебристыми волосами, очень похожую на мадмуазель Делакур…

Флер вскочила и сначала что-то быстро произнесла по-французски, а потом, обратилась к тем, кто французского не разумеет:

— Если это быть так, я есть присоединяться к мсье Анрио в его благородный подвиг. Настолько пустая голова плечи не место!*

/*Прим. автора: не лингвист, если кто-то из читателей возьмет на себя труд придать правдоподобие французскому акценту Флер — буду благодарен*/

— Дальше видения становятся смутны и недостоверны, — вздохнул я. — Ну вот что бы на дне делать Рональду Уизли? Разве что его засунули туда как самого большого фаната Виктора?

Виктор пробормотал себе под нос что-то ругательное… Но недовольно зыркнул, как ни странно, отнюдь не в мою сторону. Людо поежился.

— Анрио, — вздохнул Дамблдор. — Разумеется, мы постараемся уменьшить опасность этого Турнира. И, естественно, никто не будет использовать детей в качестве приза…

Вот и отлично! Глядишь — обойдемся без купания Гермионы. Ведь в прошлый раз я разобрался с яйцом раньше всех, сразу после объявления Рождественского бала… И не решился пригласить ее, поняв, что именно партнеров Чемпионов используют как «то, чего больше всего будет не хватать». Кто ж знал, что она примет приглашение Виктора, и все равно окажется на дне?! Ну и, заодно, залегендируем знание будущего, чтобы никто не удивлялся: откуда это я знаю про драконов?

Проведение всех магических и юридических ритуалов, связанных с эмансипацией подростка, заняло некоторое время. Так что когда я вышел из комнатки судейства в Большой зал — уже близился отбой.

Естественно, девочки, наплевав на попытки отправить их в общежитие Дома Гриффиндор, ждали меня в зале.

-?? — молчаливый вопрос легко читался в их глазах. Какие они у меня все-таки красивые!

Я обнял девочек и потихоньку принялся напевать:

— Слово Огня, слово Огня — сказано! Воля твоя, воля твоя — связана!

Луна улыбнулась выходящему псевдоГрюму, и чуть громче напела другой припев:

— В зубы огня листья-слова брошены! Воля твоя словно трава — скошена!

Я посмотрел на брата. Брат посмотрел на меня. Происходило что-то непонятное. Конечно, то, что нас обсмеяли при попытке пройти возрастную черту — это не слишком приятно, но ожидаемо и даже почти не обидно. Но вот то, как Поттер стал Чемпионом — это вообще непонятно. Ну, где это видано, чтобы «магия признала совершеннолетним, а потому черта просто пропустила его?» А уж «Глупый мальчишка просто не написал название школы, а потому Кубок принял его как единственного Чемпиона неназванной школы, и, соответственно, выбрал его. Но не думайте повторять его «подвиг» — к следующему Турниру мы поменяем настройки Кубка, и заявки, не содержащие названия одной из трех участвующих школ, будут просто отвергнуты» — так и вообще. Это кем надо быть, чтобы прохлопать такой косяк?!

Мы с братом еще раз переглянулись. Надо попробовать подслушать Поттера, когда он будет общаться со своими девчонками. Глядишь — и сможем узнать хоть что-нибудь более серьезное, чем «официальная информация», которая к тому, что происходит на самом деле, частенько имеет мало отношения. А уж инсайдерская информация — это важно. Особенно — для начинающих букмекеров. Глядишь, и сумеем вернуть деньги, потерянные на этом уроде — Людо, расплатившемся с нами лепрекорнским золотом.

Тварь! Хоть и ушибленный бладжерами, а когда не надо — соображает. Хорошо еще мы додумались не ставить все наши сбережения. В конце концов, нашей ставкой было не «выиграет Ирландия, но снитч поймает Крам»… Вот на это не жалко было бы и все поставить, но… Не получилось. Просто рука не поднялась поставить на уже вроде бы оговоренный и согласованный вариант, ограничившись простым «победа Ирландии».

— Доставай… — начал Фордж, и мне не составило труда понять, о чем он думает, и подхватить фразу:

— …уши-подслуши?

Карта Мародеров позволила довольно-таки быстро найти Гарри и его «боевой гарем», как стали шутить некоторые после их феерического выступления в прошлом году. Впрочем, те, кто осмелился-таки храбро скрутить фиги по этому поводу — вынуть руки из карманов так и не решились. Все-таки подпасть под Пророчество Безумной Девочки, как показал пример Захарии — не то, что нужно для долгой и здоровой жизни. Да и Гарри… то есть — Анрио, если его разозлить, вполне может дойти до стадии «лечу запор взглядом». Жажда крови при этом от него расходится такая, что Снейпа на два шага отбросило! На этом фоне Гермилапочка выглядит тихой, мирной и почти пушистой… Но уж мы-то знаем, что если ее разозлить — ее фантазия в создании составных ядов не знает никаких пределов. Как мы не стереглись, переходя в режим максимальной паранойи, но после той шутки с превращением Гермионы в девочку-кошку, похожую на тех, которых рисуют в доставшихся нам по случаю от папы японских комиксах, нам пришлось провести целый день в общении с «белым другом». Причем позже Гермиона сказала, что самым сложным и узким местом в ее плане было «уговорить Анрио не срываться самому, а позволить заняться местью ей». И получилось это у нее только по той причине, что Анрио ее обновленный облик понравился. Так что в качестве виры с нас стребовали рецепт этого шуточного зелья. И мы дружно считаем, что очень легко отделались.

Мы тогда еще спросили Гермиону, как ей удалось обойти все наши предосторожности… А она — возьми да и расскажи о способах доставки в наши организмы полутора десятков по отдельности безобидных ингредиентов, об их химическом и символическом взаимодействии как между собой, так и с упомянутыми организмами… В общем, схема была настолько избыточна, что мы с братом поплыли еще на восемнадцатом шаге Пути-к-Победе, как этот кошмар назвала Гермиона. Правда, чуть позже она призналась, что схему она сознательно переусложняла именно из соображений «потренироваться». Так что если кто ее серьезно обидит — такой дурью она пользоваться не будет, а возьмет Путь попроще, да понадежнее… Ну и в качестве «победы» будет рассматривать не неприятное, но, в сущности, безобидное сидение на горшке, а что-нибудь более… существенное. А еще она из ниоткуда взяла стопку листов, на которых Путь-к-Победе был расписан во всем своем великолепии. Мы с братцем Форджем целую неделю посвящали все более-менее свободное (или, хотя бы — поддающееся освобождению) время попыткам разобраться в нагромождении вроде бы случайных действий, вроде как «когда тень от Дракучей ивы коснется желтого камня, толкнуть случайно подвернувшегося под руку рейвенкловца, чтобы он сделал хотя бы один шаг в сторону…». Но, в итоге, вроде бы поняли если не «все», то, как минимум, несколько достаточно интересных вещей, чтобы Монтегю, в очередной раз развонявшийся из отверстия в верхнем конце пищевода в сторону нашей Джинни — отправился в больничное крыло на неделю, и никто нас с этим замечательным событием не связал. Хотя и пытались многие, и в первую очередь — сам Монтегю и его декан. Но ничего не получилось. Алиби у нас было железное: сам Снейп, у которого мы дружно чистили котлы в то самое время, когда, по расчетам мадам Помфри, слизеринец получил дозу зелья. А то, что на самом деле он получил зелье в дезактивированном состоянии, активировавшимся «по условию»… Ну, о том, что такое могут наворотить школьники — никто даже не подумал, а кто подумал — того подняли на смех.

Мы потихоньку подобрались к тому классу, в котором собрались Арнио с его девочками, и еще более потихоньку провели туда наконечники нашего изобретения — ушей-подслушей, и приготовились слушать…

Первым, что нам удалось подслушать, были звуки страстных поцелуев, намекавшие, что злые шутки про «боевой гарем» содержат несколько меньшую долю шутки, чем хотелось бы шутникам. Но потом, то ли у целующихся закончился воздух, то ли еще почему, но они перешли к вербальному общению…

— И, все-таки, Анрио, — заговорила Гермиона, — почему тебе так легко поверили? Раз уж готовы был объявить ложью воспоминания Альтаира… а потом такое резкое изменение?

— Перемены в воле Повелителя Перемен! — вот вообще не понял о чем это он. — Но, так и быть, как Посланник Изначальной Истины, я открою вам эту маленькую и частную истину…

— Пафос прикрути, — фыркнула Гермиона. — А то посчитаем, что ты — Один-из-Тысячи…

— Рубрикатор или чернокнижник? — опять не понимаю: о чем это они. Я переглянулся с братцем Форджем, и увидел в его глазах такое же непонимание.

— Черные крылья, летящие с лазурным ветром, принесли тебе Книгу, — а вот это уже Луна… Но сегодня она говорит если и менее понятно, чем Гарри-и-Гермиона, то ненамного. — Так что Чернокнижник, однозначно.

— Уже хорошо, — разумеется, мы не могли видеть… но мне почему-то показалось, что тут Анрио усмехнулся. — А «почему мне поверил Дамблдор»… Он уже несколько раз натыкался на ситуации, когда я знал то, чего знать не мог. Полагаю, он решил не проверять: лгу ли я, рискуя при этом собственными магией и жизнью, или действительно видел, чем обернется мое решение отказаться от исполнения контракта.

— Но все-таки… — протянула Гермиона. — Хоть я и помогала тебе с поиском прецедентов, но все равно даже сама поверить не могу. Как вообще существует институт опекунства, если подопечный так легко может вогнать опекуна в невыплачиваемые долги и подставить под наказание Магии? Ни один сколько-нибудь разумный человек не примет на себя такой риск!

Последовала небольшая пауза, в которой мне почти вживую привиделось, как Анрио пожимает плечами.

— Не так уж много существует способов, которыми подопечный может принять на себя серьезные обязательства без согласия на то опекуна. К примеру, если бы я до всех этих ритуалов, которыми Министерство признало меня совершеннолетним, подписал договор, или какое-нибудь распоряжение для банка об управлении моими счетами — без визы Дамблдора… — упс! Неужели Дамблдор — действительно опекун Поттера? Об этом слухи начали распространяться… но большей частью в разряде «ты послушай, какую еще фигню мне тут ляпнули». — …он так и остался бы простой бумажкой, даже с точки зрения юриспруденции, и уж подавно — не наложил бы никаких магических обязательств. То же и с обещаниями, не подтвержденными ну очень специфическими ритуалами, либо обращением к сущностям варпа, что малолетке, как правило — не по силам и не по уму… Если, конечно, несовершеннолетний сам не стал объектом интереса и манипуляции с Той Стороны.

— Интереса И манипуляции? — заинтересовалась Грейнджер, подчеркнув голосом союз «и».

— Разумеется, — видимо, Анрио кивнул. — Для тех, кто на Той Стороне, — интересно, что это такое: «Та Сторона»? Не зря же Анрио подчеркивает голосом заглавные буквы? — … «интерес», «помощь», даже «сочувствие» — понятия, слитные с «манипуляцией» до неразличимости. Не зря же тех, что на Той Стороне именуют демонами, даже если родились они людьми? Обижаться на это — бессмысленно. Не учитывать — самоубийство.

— Анрио, — вмешался в разговор голосок Луны, — серебряные лунопухи намекают мне, что есть еще один способ…

— Непреложный Обет, — произнес Поттер. — Да. Это тот самый случай, когда опекун может нарваться. И именно поэтому попытка связать несовершеннолетнего Обетом — строго карается.

Упс! А ведь мы…

— Помнится, близнецы рассказывали, что они пытались уболтать Рона именно на Обет! — прозвучал встревоженный голос Грейнджер.

— Да, — спокойно ответил Поттер. — И, если ты помнишь, судя по их рассказу, Артур среагировал на это… Даже в ситуации, когда братцы чуть не убили друг друга, пробуя экспериментальное зелье — реакции Артура была гораздо более… благодушной. Так что, думаю, Артур почувствовал угрозу для собственной за… — Анрио запнулся, и продолжил уже другими словами, заставив девочек хихикнуть, — своего вместилища интуиции.

Мы с братцем Форджем переглянулись. Ситуация и в самом деле была… Мы ведь не обратили внимания, но папа тогда действительно всыпал нам так, как не всыпал даже после того, как мы месяц провели в Мунго после ошибки в зелье на втором курсе. Так что предположение Поттера следует проверить. И через полчаса в сторону Норы умчалась школьная сова с посланием, описывающим ситуацию и выводы Поттера…

Ответ пришел уже после обеда с усталой, измотанной Стрелкой.

«Дорогие сыновья. Я должен принести вам свои извинения. Тогда я действительно испугался и отреагировал несколько более резко, чем мог и должен был. Но, надо сказать, что напугала меня отнюдь не угроза собственному, как изящно выразился Гарри, «вместилищу интуиции». Проблема в том, что нельзя было предсказать заранее, на кого обрушился бы Гнев Магии, когда Рон нарушил бы условия Обета…»

Я посмотрел на братца Форджа, и тот кивнул. Нас не удивило слово «когда», использованное папой там, где, возможно, стоило бы написать «если». Видимо, вероятность того, что Ронникинс сдержит слово — папой даже не рассматривалась. Все-таки отец неплохо нас всех знает.

Мы вернулись к чтению.

«…на меня, или на Молли. А, несмотря на всю сложность характера вашей мамы — я ее люблю. И мысль, что она пострадает из-за моих ошибок в воспитании сыновей, привела меня… в неадекватное состояние, за что я и прошу у вас прощения. Но в целом, Анрио Поттер все высказал правильно. Будьте осторожны с Непреложным Обетом, и вдвойне, втройне, кратно осторожны с Той Стороной. Ее обитатели опасны и коварны. Не следует стремиться к общению с ними, а если оно инициировано Оттуда — надо прекратить его, как только это станет возможно. Множество магов, считавших себя самыми умными, лишились всего, вплоть до души, надеясь обмануть демона!»

Я посмотрел на брата. Брат посмотрел на меня…

— Знаешь, мой чуть менее красивый брат… Мое «вместилище интуиции» намекает…

Я усмехнулся.

— Мой чуть менее умный брат, мое «вместилище» даже не намекает, а прямо-таки в голос орет, что об ушах-подслушах Поттер и его гарем если не знают…

— …то точно догадываются! — закончили мы хором.

Но вот как Поттер сумел прорваться в Чемпионы — так и осталось непонятным…

* * *

По итогам объявления Чемпионов Дамблдор созвал внеочередное собрание преподавателей.

— Итак, — он блеснул очками-половинами на нас, — должен сказать, что для разрешения некоего… конфликта интересов, — как он… округло изложил-то! Как будто не на Гриффиндоре учился, а на Слизерине, — министерству магии и Визенгамоту Магической Британии пришлось признать Гарри… то есть, простите, Анрио Поттера совершеннолетним и дееспособным, — Минерва скривилась. — И он считается участвующим в Турнире от некоей «неназванной» школы, с чем согласились мы все. Однако, несмотря на это, он остается учеником Хогвартса. И персонал школы не может допустить, чтобы возникло хотя бы подозрение в том, что мы подыгрываем своему…

— Альбус! — взъярилась Помона. — По-моему, мы уже выяснили, что мальчик не бросал своего имени в Кубок! Он, что бы не сказало наше му… дрое Министерство и с…уровый Визенгамот, все равно остается ребенком, на три года младше своих соперников! И в таких условиях требовать, чтобы мы не помогали ему… Это несправедливо!

Упомянуть о том, что помогая Поттеру — она будет играть фактически против своего барсучонка, никто не решился. Тихая и добрая Помона Спраут, как ни крути, была истинной главой Дома Хаффлпафф и наследницей его Основательницы — Хельги Хаффлапафф, светлой целительницы, от чьей латной перчатки частенько вылетали «лишние» зубы у славного воина Годрика Гриффиндора. Правда, потом она же эти зубы и выращивала… Но это было потом. Так что, выяснять, последует ли Помона примеру Хельги — никто не хотел. В конце концов, Перчатки Хельги, не в пример ее же Чаше, бережно сохраненные деканами Хаффлпаффа — артефакт магический. В Мунго выбитые зубы могут и не восстановить…

— А он правда не кидал? — робко спросила Аврора.

— Точно не кидал, — прокаркал Грюм. Что-то в том, как он себя держал меня насторожило… Что-то было знакомое… но вот это «знакомое» почему-то заставляло меня вспомнить отнюдь не покалеченного отставного аврора… — Однозначно. Наверное, кто-то оглушил Кубок мощным конфунусом. И этот кто-то добра мальчишке точно не желает! Его хотят убить!

— Кому это нужно… — фыркнула Роланда*

/*Прим. автора: имеется в виду Роланда Трюк, тренер по полетам и судья межфакультетских соревнований по квиддичу*/

— И тем не менее… — начал было директор, но был перебит.

— Дамблдор!.. — мокрой кошкой зашипела Макгонагалл, становясь на сторону Помоны.

— Стойте, стойте! — директор вскинул пустые руки раскрытыми ладонями в сторону взъярившихся женщин. — Надо сказать, что сегодня Га… Анрио продемонстрировал очень… знакомый стиль поведения. Шантаж. Давление. Манипуляции законами. Том…

— Темный лорд, — вмешался я, — никогда не умел действовать в таком стиле, — на меня посмотрели с удивлением. — Если бы он умел ТАК — ему бы не было нужды во всех этих… — я поморщился, загоняя в глубины памяти не вовремя всплывшие воспоминания, — … «рейдах» и прочих силовых акциях. Продемонстрированные способности к предвидению — далеко за пределами способностей, увы, боюсь, что не «последнего», а именно что «крайнего» Темного лорда. Увы, в некоторых областях прошлый Темный лорд был ближе к базовым ценностям Дома Годрика. «Ого-го! И на стенку». Гарри, — как бы не выпендривался Дамблдор, а я буду называть мальчика тем именем, которое дала ему Лили, — в этом смысле ближе к Дому Салазара. Да и способность получать информацию у Поттера — что надо. Так что, Помона, я не уверен, что мы сможем хоть чем-то ему помочь, даже нарушив распоряжения директора… Зато мы можем, — я сделал ударение на этом слове, — несколько увеличить его доверие к администрации школы, явно подорванное. И… директор, — я посмотрел на Альбуса, — пожалуйста, урезоньте Людо. Если видение Гарри сбудется, боюсь, что оторванной головой Бэгмена мы не отделаемся!

Реакция школы на мое избрание была... ожидаемой. Так что, когда мы вошли в Большой зал, Перегрин Деррик, загонщик команды Слизерина, закричал:

— Эй, Поттер, смотри! — и щелкнул таким знакомым мне по прошлой жизни значком.

Я перевел взгляд на Малфоя, стоящего неподалеку, и, признаться с некоторым удивлением увидел на его лице гримасу вида "и вот с такими идиотами приходится иметь дело", что вызвало к жизни мысль, что и в прошлый раз с этими значками все было не так однозначно.

К счастью, в отличие от прошлого раза, я не оказался застигнут оскорблением врасплох и успел подготовиться. Так что я сорвал с руки белую замшевую перчатку и кинул в лицо Деррику. Пока она летела, я перестал поддерживать иллюзию, так что финишировала не мягкая ткань, уязвляющая скорее гордость, нежели тело, но тварь варпа, скованная в форме латной рукавицы из несуществующего в этом мире черного материала с тревожно светящимися янтарными и багровыми прожилками. В общем, перчатка вполне подошла бы для доспеха какого-нибудь Очень Черного Властелина*.

/*Прим. автора: «Черный Властелин» на английском — Black Lord, что тоже можно понять… неоднозначно*/

Деррика снесло с лавки. Он рухнул на пол и какое-то время не подавал признаков жизни, чему немало способствовало зачарование на основе элемента молнии, наложенное на перчатку.

Я предложил Гермионе руку, и она спокойно пристроилась ко мне. Для вящего унижения противника, девочка, не снижая голоса, спросила у меня:

— Анрио, разве ты не собирался бросить ему вызов?

Я презрительно фыркнул так, как будто долгие годы брал уроки этого дела у самого Снейпа (что, в общем-то, недалеко от истины).

— Вот еще! Делать мне, наследнику Блэк, больше нечего, как всякую чернь голоногую вызывать! Невместно это! Пусть полежит в холодке, подумает над своим поведением!

— Гарри… — от учительского стола неотвратимо надвигался Дамблдор. — Как ты можешь…

Я удивленно поднял бровь.

— Я всего лишь выразил неудовольствие имевшим место оскорблением, на которое, очевидно, администрация школы не сочла нужным обратить внимание… И, чтобы не нарушать правила школы, я не бросил ни одного заклятья — только перчатку.

— Да Мерлин с ней, с этой перчаткой, — вздохнул Дамблдор, впрочем, ему пришлось тут же поправиться. — Хотя, насилие, конечно, не метод! Но дело не в том. Главное — в твоих словах. Ты действительно считаешь соучеников — «голоногой чернью»?

Я пожал плечами.

— В этой школе многие, кто про себя, а кто и вслух, мечтают о возвращении «старых времен», которых никогда не было. О превращении нашего и так «сословного» общества окончательно в «кастовое». Но при этом данные мечтатели забывают, что даже среди 28 «священных», — я старательно выделил голосом это слово, чтобы не заметить кавычки смог бы разве что Рон Уизли, тоже, кстати, представитель одного из 28 родов, — мало кто может сравниться не то, что с Блэками, водившими дружины саксов в набеги на Камелот еще при прадеде короля Артура, но хотя бы с Поттерами, чей род известен со времен придворного алхимика Вильгельма Ублюдка*. Прочие же пусть привыкают к столь желаемой для них реальности, каковая настанет, если Темный лорд победит: опускаться на колени за два шага перед Высшим, целовать подол его мантии, получать порку на конюшне, а в случае особо выдающихся достижений — порции живительного круциатиса. Для стимуляции мыслительного процесса. Ведь никто не усомнится, что, придя к власти, Темный лорд немедленно отменит «глупое цветовое разделение единой магии» и ограничения на ее использование (по крайней мере — для себя самого)?

/*Прим. автора: копаться в вероятностном прошлом генеалогического древа Поттеров, которое периодически меняется — мне откровенно лень и недосуг. Так что Хьюго Поттер, придворный алхимик Вильгельма Завоевателя — это АУ и полный неканон. Вот хочется мне, чтобы он был. И все*/

— Ты осквернил кровь Блэков, связавшись с… — говоривший запнулся, и, судя по всему, решил, что риск того не стоит, несмотря даже на то, что из толпы он постарался не высовываться, — …магглорожденной!

— Гермиона Грейнджер, — громыхнул я, добавив в голос частицу бессмысленно расточаемой Силы Хаоса, — признана моими предками и Источником Дома в качестве моей невесты и носительницы чистой крови. А значит — так оно и есть. По крайней мере, пока не найдется иди… — под взглядом Гермионы я заменил ругательство на аналогичное по смыслу, но приличное слово, — …смельчак, который бросит вызов не только мне, но и всему Дому Блэк, живым и мертвым, чтобы доказать обратное! И, могу сказать, что у такового будут ну очень увлекательные жизнь, смерть и посмертие.

Некоторое время утренний скандал еще продлился… Но в итоге мы пришли к компромиссу: я не швыряюсь элементами демонического доспеха, а администрация школы не игнорирует оскорбления в мой и девочек адрес, наказывая оскорбивших снятием подобающего количества баллов и добавлением не менее подобающего количества отработок.

Разумеется, без относительно негативных последствий не могло обойтись. И не обошлось. В определенной степени повторялась история прошлого второго и четвертого курса вместе. Особенно радовал Рон. Он носился по всем трем неслизеринским Домам, и каждому, кто желал его слушать, сообщал, что «Гарри Поттер окончательно сошел с ума, ведет себя как чистокровный засранец, и вообще продался Темному Лорду». Его даже слушали. И далеко не все — с целью «поржать». Так что слухи о «Новом Темном лорде и его Темных леди» по школе, а также среди ее гостей распространялись ну очень странные. Настолько странные, что даже попытки просчитать ритуал инициации Темных леди (Белтайн, или Самайн, ночь полнолуния, алтарный камень Стоунхенджа, присутствие стаи оборотней и как минимум одного дракона — обязательно) выглядели практически логичными и разумными.

— И что ты обо всем этом думаешь? — поинтересовалась Гермиона, не забыв проследить, чтобы наш разговор был услышан несколькими доморощенными ритуалистами-любителями.

— Определенный полет возвышенного безумия во всем этом прослеживается, — усмехнулся я. — Если бы, конечно, процесс возвышения княгини демонов имел бы хоть какую-то привязку к человеческому восприятию времени и движению звезд по небу окраинной планеты вблизи желтого карлика в отдаленном рукаве Галактики, а не к противостоянию Пылающей гробнице и Анафемы в свете Звезды-Тирана*.

/*Прим. автора: упомянутые объекты находятся в Вопящем вихре, варп-шторме, сравнимом с Оком Ужаса. Вархаммер 40к*/

— Лазурные Лунопухи ударами огненного копья, — встряла в разговор Луна, заставляя мозги слушателей свернуться в трубочку, — чертят темные руны на поверхности полыхающей каменной равнины, чтобы оседлавший крикуна, сковавший его своей волей, смог прочесть подсказки Темных богов…

Мы с Гермионой дружно рассмеялись, оставив слушателей в полной уверенности, что зловещие колдуны замышляют что-то воистину кошмарное.

А ночью остатки разорванной связи принесли нам новое сновидение.

* * *

Темный лорд изволили смеяться. Хотя, пожалуй, нет. Неверный эмоциональный посыл. Темный лорд ржал. Смех его, как было сказано в одном древнекитайском трактате, «сотрясал Небо и Землю».

Отсмеявшись, он осмотрел собравшихся последователей.

— Значит, «пороть на конюшне, а при особых достижениях — даровать порцию живительного круциатиса, для стимуляции мыслительного процесса»?! Это хорошо. Очень хорошо. Но, пожалуй, пороть на конюшне все-таки не будем. Не наш это метод. Чересчур маггловский. Люциус, мой скользкий друг, ты как-то говорил, что содержишь в своем поместье гиппогрифов?

— Да, мой лорд, — склонился белоголовый.

— Хорошо. Значит, процесс будем проводить именно там. Для придания должного уровня пафоса и символизма. Как там старшая из мелких Блэк сказала? «Темная магия — это символизм и намерение»? Тем более, два кандидата на участие в процессе у меня уже есть… Эйвери. Макнейр, — двое названных сняли маски и поклонились. — Какого Мордреда вы, два дебила, делали в отделе регистрации магглорожденных нашего мерлиноспасаемого Министерства?!

— Хотели узнать адрес этих… как их там… Грейнджеров, — с полной уверенностью в собственной правоте высказался министерский палач, — и притащить их к Вам…

— Н-да… — покачал головой Том. — Это реально «особый случай» и «выдающееся достижение». Запомните! В моих приказах содержится только то, что в них содержится. Если же кто, имея усердие не по разуму, примет содержащиеся в них категорические запреты за завуалированные пожелания, то… — Темный лорд вздохнул, демонстрируя печаль по необходимости вразумить заблуждающихся, — …Круцио!

Если большинство пользователей темной магии могли поразить одним непростительным заклинанием только одну цель, то Темный лорд был не таков. Смазанный фокус позволил ему накрыть одним кастом обоих, вызвавших его неудовольствие. А вложенная в удар, точно контролируемая мощь не позволила усомниться в полноте испытываемых наказанными ощущений.

— Ну как, — присев на корточки, Том поднял головы, все еще соединенные с содрогающимися телами, и посмотрел им в глаза, — ощутили «стимуляцию мыслительного процесса»? Если я сказал «руки прочь от девчонки» — значит, руки прочь! И это, конечно, включает ее родителей. Эх, жаль, нет с нами Беллы. Думаю, она объяснила бы более доходчиво.

Присутствующие вздрогнули. Судя по всему, добраться до «наглой грязнокровки» хотели многие… Но эти двое успели выпендриться первыми — и первыми подставились под жесткую и изрядно неласковую карающую руку Тома.

* * *

Сон прервался. То есть он остановился для нас. Где-то там, в центральной усадьбе некогда обширного манора, после принятия Статута Секретности, сократившегося до приличных размеров парка, Темный лорд, наверное, продолжал общаться со своими особо доверенными последователями. Но нам это уже не показывали.

— Н-да, — произнесла Гермиона перетекая из оружейной формы в человеческую. — Вовремя мы убедили маму и папу продать практику, и широкими зигзагами, через США уехать на Маврикий. Пусть поищут… в Нью-Йорке. Там людей много, искать можно долго…

Ага. «Убедили». До стирания памяти о дочери, хоть это и обсуждалось, дело не дошло. Но вот суггестия от псайкера ранга «эпсилон» если чем и отличается от применения «империо» — то очень и очень несильно.

— А папе я отпишусь, чтобы пореже выходил из Ладьи, — вздохнула Луна. — Оттуда его и сам Мерлин враз не выцарапает…

— Главное же, — я тяжело вздохнул, — стоит помнить, что то, что нам показывают — это именно «нам показывают». То есть к истине демонстрируемое может иметь отношение довольно-таки косвенное…

Хоть в этот раз я и забросил квиддич, так что подаренный мне МагКошкой Нимбус так и остался цел и невредим, но незадолго до отъезда в школу Луне взбрело в голову, что мне нужна новая метла. Объяснить это логически она не смогла… Но наша Луна — она такая Луна… Так что проще сделать так, как она говорит, чем потом разгребать последствия. Однако, как выяснилось, покупка «Огненной стрелы»* — процесс нифига не простой и не быстрый. В отличие от тех же «Нимбусов», «Огненные стрелы» творят поштучно и исключительно под заказ. Так что, хоть мы и заказали «Огненную стрелу» для меня в августе — пришла она лишь через пару дней после скандала с назначением четырех Чемпионов в Турнире ТРЕХ волшебников.

/*Прим. автора: метла, подаренная Гарри Сириусом Блэком в оригинале называлась «Firebolt» — «Огненная стрела». «Молнией» ее назвали в переводе*/

В отличие от «Нимбуса», которому хватило шести птиц, «Огненную стрелу» тащили сразу восемь сов. И, конечно же, появились они прямо перед началом завтрака.

Первым возле меня оказался, как ни странно, Малфой.

— Это — метла, — категорично заявил он. — Ты решил вернуться в квиддич?

— Да Архитектор Судеб упаси, — отшатнулся я. — Вот делать мне больше нечего. Просто на каникулах мы с девочками смотались в Мунго, в отдел поражений души…

— Поттер — псих! — выкрикнул кто-то… кажется — Рон, но это я потом у Луны уточню. Она, кажется, в ту сторону смотрела.

— А ваши, — я посмотрел приблизительно в ту сторону, откуда донесся выкрик, — родители вас после завершения прошлого учебного года к целителям не сводили? Зря, зря. При все уважении к мадам Помфри, — я поклонился школьной целительнице, — она не является специалистом в области поражений души контактом с темными сущностями, — мадам Помфри спокойно и даже согласно кивнула. А вот гости Хогвартса, впервые услышавшие, что в «самой безопасной школе» дети оказались подвержены «поражению темными сущностями» — выглядели, как бы это сказать помягче… ошарашенными. Да и директор не был доволен тем, как раскрываются его… если не «тайны», то, по меньшей мере, «не совсем удачные действия». — Так что мы посетили госпиталь, и у нас диагностировали не то, чтобы опасные, но неприятные поражения. Нам прописали специальную диету, курс зелий, которые мы до сих пор продолжаем пить, а также — рекомендовали найти себе приятное, успокаивающее и расслабляющее хобби. Ну там, спокойно летать на метле, вышивать крестиком, бегать трусцой… Вот мы и решили: у Луны своя метла есть, Гермионе я отдал свой Нимбус, она говорит, что ей на нем удобнее и спокойнее летается, а мне — купили новую «Огненную стрелу».

Увы, но по ходу моей речи среди учеников отчетливо выявилось разделение по статусу крови. Если большинство магглорожденных и полукровок смотрели на меня удивленно и недоверчиво, то чистокровные, в большинстве своем, согласно кивали. Видимо, забег по св. Мунго был массовым.

Я развернул «Огненную стрелу», избавившись от упаковки. Кленовое древко, березовые прутья, оковка из неведомого металла, испещренная знаками… Все говорило с тщательном изготовлении, высоком качестве и престижности данного приспособления для полетов. Впрочем, учитывая то, что леди Аметист научила нас летать с Изменчивыми ветрами, метла мне нужна была именно «за ради понтов». И свою роль «Огненная стрела» однозначно выполняла.

Выйдя в середину зала, где не было никого из учеников или же преподавателей, я щелкнул пальцами, разворачивая давно подготовленный и неоднократно проверенный ритуальный рисунок. Сила струилась по постепенно загоравшимся линиям, расположенным в пространстве, мерность которого была однозначно больше трех. Вот только увидеть это можно было, только стоя внутри рисунка.

Макгонагалл дернулась, видимо, чтобы прервать ритуал темной магии, но была остановлена Дамблдором. Великий Белый отчетливо понимал, какова может быть цена прерванного ритуала. А в том, что ритуал уже начался, настоящий маг, в отличие от магглов с палочками, каковых, в большинстве своем и выпускал Хогвартс, даже не усомнился.

Я начал воззвание. Чеканные строки ючителле ложились одна за другой, разрывая Завесу, и складываясь в Зов. И на него — ответили. Сущность, к которой я взывал, была относительно светлой. Так что мне не требовалось ни гекатомбы жертв, ни ритуальные пытки… Только кривая, косая и перекособоченная история моей жизни и смерти, что сейчас разворачивалась перед взглядом Той-что-Дарует-Смысл. Впрочем, эта относительная светлость, не помешает оскорбленной сущности уничтожить меня, если она посчитает повод для Призыва слишком незначительным, или же плату — недостаточной. Впрочем, риск тут был не слишком высок. Дарующая смысл — входит в свиту Вечной леди, и присутствующие в моей ауре знаки благоволения Высшей обеспечивают мне некий запас прочности перед ее свитой.

Призвав себе в левую руку подарок Леди, я проколол себе палец, и кровью мазнул по древку.

— Сим нарекаю тебя «Молнией»*, — произнес я по-английски.

/*Прим. автора: а вот здесь уже «Lightning»*/

От наблюдающей за ходом ритуала сущности пришло ощущение, сходное с одобрительным кивком. И Дарующая смысл, приняв плату и подтвердив наречение своим согласием, удалилась.

Однако ритуал не был завершен еще даже близко. Осталась прореха в Завесе, отделяющей материальный мир от имматериума. Молчала Великая Арфа Ночи. И гул необоримо могущественных волн Хаоса уже скоро достигнет владений смертных. Надо было поторопиться с завершением.

К счастью, ритуал был несложен. Властители одного закрытого пространства, подобные вещи считают «первой инициацией» — действием, отличающим «совсем ребенка» от «ребенка, получившего некоторые права», и проводят в одиннадцать лет. Хотя, надо сказать, к «людям» те властители относятся весьма и весьма условно.

Оставшимся у меня в руке подарком Вечной, я пронзил, распуская, четыре ключевых точки узора. Вместо этого своей волей, выраженной в новых чеканных строках на языке Власти, я создал восемь новых, чтобы залатать прореху.

Я оглянулся. За исключением моих девочек, большинство присутствующих в зале выглядели… бледновато. Люди не слышат Арфу Ночи. Но когда она умолкает… Страх охватывает тех, кто остался без ее защиты.

Последняя строка звучит в воздухе. Последние капли Силы вливаются в восьмой узел. Сейчас, как ни странно, наступает один из самых опасных моментов ритуала. Если я что-то сделал неправильно, где-то ошибся, то, закрыв Завесу, сам — окажусь на Той стороне, где уже собираются, привлеченные запахом смертных душ хищники варпа.

— Та-ти се-мин ка!

Тяжкое слово рухнуло. Узловые точки полыхнули черным пламенем. Линии узора стремительно выгорали, отдавая заложенную в них силу. И открытый ритуалом разлом оказался закрыт.

— Ну вот и все… — выдохнул я, беря метлу в руки.

— Анрио, — ко мне стремительно приближался Дамблдор. — Что это такое было? И кого и зачем ты призвал? Кому жертвовал свою кровь?

— Начну с конца, — кривовато улыбнулся я. Честно говоря, стоять прямо для меня представлялось несколько… сложной задачей. Но девочки поддерживали меня, передавая свою силу. — Кровь я никому не жертвовал. Это был скорее вариант на тему «братания» или «введения в род».

— Зачем? — нахмурился директор.

— Я помню, как на первом курсе меня попытались убить, стряхнув с метлы. С Молнией этот номер не пройдет! Она сама защитится от такого рода заклятий. И будет верна мне. -

Ученики Дурмстранга и Шармбатона запереглядывались. Попытка убийства ученика в школе — событие неординарное. И то, что Дамблдор не стал оспаривать мои слова — подтвердило их истинность. — Дальше. «Кого я призвал»… Простите, мне сейчас не хочется воспроизводить имя этой сущности на ючителле, языке древней Власти — она еще слишком близко, ее внимание еще разлито… Может услышать, — ученики Дурмстранга — вздрогнули. Уж они-то хорошо представляют себе, каковы могут быть последствия внимания подобной сущности вне ритуала. — А на английский имя этой относительно светлой сущности (насколько сущность варпа вообще может быть «светлой) можно перевести как «Дарующая Смысл».

— «Светлой»? — удивился Дамблдор.

— Конечно. Вы же сами видели: мне не потребовались ни гекатомбы кровавых жертв, ни ритуальные пытки, ни прочие атрибуты темной магии. Значит — призванная сущность относительно светлая. Ну, а то, что мне пришлось заплатить за ее помощь… Такова жизнь. Бери все, что хочешь — но плати за это.

Директору явно не нравилось, что наш разговор происходит при таком стечении народа… Но он однозначно понимал, что прекратить его — значит вызвать к нему еще больший интерес. А уж если запретить мне рассказывать, да еще под Обет… Копать будут, пока все не выкопают, да еще и такими сплетнями разукрасят, что Рита Скитер от зависти побледнеет.

— И чем же ты заплатил этой «светлой», — светлость призванной Дамблдор выделил однозначным сарказмом, — сущности?

— «Когда смотришь в Бездну — Бездна смотрит в тебя», — процитировал я. Впрочем, сомневаюсь, что кто-либо, кроме учеников Дурмстранга, и. естественно — Гермионы, опознал цитату. — Вот и Дарующая Смысл утолила свое любопытство, увидев всю мою жизнь. Бр-р-р… — вздрогнул я. — Неприятное ощущение.

— Почему? — заинтересовался директор.

— Дарующая смысл исполнила свое предназначение, — ответил я. — Она даровала смысл тому, что казалось мне бессмысленным. Я понял причину того, почему родственники относились ко мне так, как относились, — директор дернулся было, чтобы попросить меня замолчать, но сдержал себя явственно видимым усилием воли. — Я увидел, как семейство, и так на тот момент не слишком благополучное, тратило последние сбережения, когда к его порогу положили полуторогодовалого ребенка, без каких-либо документов, не слишком, надо сказать, здорового. Да и ноябрьская ночь на том самом крыльце здоровья ребенку отнюдь не добавила. Так что беготня по врачам и общение с бюрократией съели много нервов и денег. Когда же несчастное пирожное, которое Дурсли смогли купить только одно, и отдали, естественно, родному сыну, а отнюдь не племяннику, взорвалось кузену Дадли прямо в лицо… Долго искать виновного не пришлось. А наказанный ребенок скомпоновал из немногих известных ему звуков слово «дура» в адрес наказавшей его тетушки. Вот только ребенок был волшебником. Слово в его устах уже тогда имело власть. И тетушка действительно стала чуть глупее. Колесо завертелось. Чем глупее и агрессивнее становились родичи — тем чаще они меня наказывали. И тем чаще я произносил ругательства, делавшие их глупее и агрессивнее. Конечно, проклятья ребенка… они должны были бы быстро распадаться. Но это получались не простые сглазы, а «проклятья родной крови» — особо зловредные и цеплючие. Да еще и подновлялись регулярно. Результат был… немного предсказуем, — я постарался не зыркнуть в сторону Дамблдора. В том, что Великий Светлый мог просчитать такую последовательность событий в том или ином варианте — сомнений у меня не было.

— И что ты теперь собираешься делать? — заинтересовался директор.

— Подберу подходящий момент, просчитаю и проведу ритуалы «Отречения» и «Изгнания из Дома», — Дамблдор чуть не сел мимо стула, так что я решил пояснить. — Дурслям потеря того, чего у них не было — не повредит. Зато мои детские глупости, перестав быть «проклятиями родной крови» — постепенно развеются. Вот и будем жить спокойно и «нормально», — я слегка скривился, произнеся фетиш семейства Дурсль. — Подальше друг от друга.

— Но ведь твои родичи не виноваты. За что их наказывать? — демонстративно удивился Дамблдор.

— «Не виноваты»… — вздохнул я. — Это очень относительно. Если бы они подарили потерявшему родителей ребенку хоть немного тепла — его детские и незначительные обидки не налились бы силой, и не смогли бы превратиться в слабые и неоформленные, но полноценные проклятья. Так что разделение семьи видится мне оптимальным решением.

— Но ведь сестра твоей матери, судя по всему — сквиб. Если не у нее с Верноном, то у Дадли еще может родиться ребенок, способный к волшебству…

— Да упасет его или ее Архитектор судеб от такой судьбы. Расти магу в семействе Дурслей… Обречь невинного ребенка на такую судьбу — деяние, достойное Темного лорда, или, по крайней мере — претендента на титул. Не знаю уж, как насчет величия, но ужасное — однозначно. Так что я буду простым и гуманным.

— Дамбльдёр, — поднялась со своего места мадам Максим. — Ваш учьеник… Это есть… В таком возрасте — такие съилы и знанъя…. Теперь я есть понимать выбор Кубка. Я укажу Флёр, чтобы она не быть чересчур самоуверенна.

— Хогвартс нарочно выставил на Турнир Чернокнижника! — возмутился Каркаров. — Это… это…

— Это ест радость! — выкрикнул со своего места Крам. — Я есть бояться, что надо будет делать скидку на молодость и слабость соперника… Но с таким набором Чемпионов мы сможем показать нашу силу и наше противостояние будет захватывающе и интересно для тех, кто смотреть! И позволит узнать нечто новое нам, участвующим!

Я поклонился Виктору. Правда, это простое действие чуть было не заставило меня рухнуть на пол. Сместившаяся с лазурным ветром Гермиона успела подхватить меня. Сознание мутилось. Волны варпа катились через меня, внося малозаметные перемены, что в воле Повелителя перемен. Я отпустил древко Молнии, на котором уже начали выгорать символы, славящие Владыку Изменчивых ветров. К счастью, я не успел создать их в достаточной степени, чтобы один взгляд на метлу заставил бы слезиться глаза смотрящего. Но вот кусок пола прямо подо мной однозначно придется заменять. Долго рассматривать прозрачный пурпурный камень тому, кто не имеет серьезных навыков в злом колдовстве варпа — теперь не рекомендуется.

Подбежавшая мадам Помфри с ходу грохнула в меня комплексом диагностирующих заклинаний, а потом — стабилизирующими и сглаживающими, пытаясь взять под контроль хлещущую через меня Силу. И это ей, в общем-то, удалось. По крайней мере, сознание мое расчистилось достаточно, чтобы я смог самостоятельно дойти до Больничного крыла. Тем более, что еще не все запланированное было завершено.

Гермиона и Луна устроились на выделенной мне койке. Согласно непререкаемому мнению мадам Помфри, мне сейчас требовалось общение и положительные эмоции, что могли обеспечить девочки. А вот способных обеспечить эмоции отрицательные авроров, прибывших в школу по чьему-то вызову, мадам Помфри не пустила, аргументируя это тем, что не желает видеть на месте школы провал в Хаос, или какой вечно-туманный город, где вместо снега падает пепел. Так что процесс общения с органами правопорядка в частности и министерством магии вообще взял на себя Дамблдор. И Верховный Чародей Визенгамота легко доказал, что мое деяние, хоть и имеет некоторые признаки преступного действия «призыв злобной сущности», все-таки таковым не является. В частности потому, что для призыва действительно злобной сущности требуются жертвы, чего в данном случае не наблюдается. Также не является проведенный ритуал и запретным ритуалом магии крови, потому как использованная кровь в нем применялась аналогично разрешенному для Главы Дома ритуалу принятия в род. Впрочем, подозреваю, что основным аргументом Дамблдора было то, что попытка обвинить совершеннолетнего главу Дома Блэк в черной магии, она примерно аналогична обвинению рыбы в том, что она умеет плавать и дышать под водой. Так что предполагаемый процесс ударит скорее по обвинителям, чем по обвиняемому, который наверняка извлечет из глубин архивов Дома Блэк все необходимые разрешения, заверенные Министерством, Визенгамотом, чертом-в-ступе, и лично Несущим Свет.

— И все-таки, Гарри, — вздохнув, устроилась рядом с нами школьная колдомедик, — зачем было это… представление? Ведь ты наверняка мог провести этот обряд так, чтобы о нем вообще не узнали. Или, по крайней мере — узнали тогда, когда искать хоть какие-то следы того, кто его проводил — было бы уже непоправимо поздно.

— Мог, — согласился я, прижимая к себе пискнувшую Луну. — Но знаете, «хорошо защищается тот, кто защищается там, где не нападают», — процитировал я широко известного полководца и теоретика военного дела. — И теперь все знают, что имеют дело с Чернокнижником, а значит, мне не надо особо отвлекаться на защиту сознания (ну, кроме обычных и необременительных предосторожностей). Потому что какие именно я заключил договора — толком никто не знает и знать не будет. А вот о том, что я знаю о такой возможности, так что при попытке проникнуть ко мне — можно нарваться на Розовый ужас, Черного крикуна, или даже того, кто легко может устроить «Кошмар на улице Вязов», только без улицы и без вязов — информация разойдется широко…

Я внимательно посмотрел на мадам Помфри, и она кивнула, показав, что понимает, откуда именно должна распространиться эта информация.

Разумеется, рассказывать о других целях проведенной операции, вроде того, чтобы ненавязчиво засветить некоторые директорские манипуляции, а также убедить Дамблдора, что борьба за душу Гарри Поттера как минимум — еще идет, я не стал. Не зачем об этом говорить человеку, нанятому на текущую должность директором Дамблдором. Вот просто незачем.

/*Прим. автора: на всякий случай, уточню: «Черную воду» Романа Артемьева я читал и очень впечатлен*/

Надо сказать, что еще в самом начале года скромный пухлик Невилл Лонгботтом начал потихоньку ухаживать за Ханной Эббот. Получалось это у него… не то, чтобы «хорошо», но потихоньку-полегоньку он начал завоевывать сердце понравившейся девочки. Так что после прибытия гостей из Дурмстранга и Шармбатона это стало заметно. И кто-то из «доброжелателей» поспешил уведомить о происходящем благородное семейство Лонгботтом. Реакция последовала не то, чтобы «незамедлительно», но довольно-таки оперативно. Мадам Августа Лонгботтом прислала грустное письмо, в котором извещала, что предпочла бы видеть своего внука истинным гриффиндорцем, и чтобы он набирался храбрости от подруги из своего Дома. Судя по упертому выражению лица Невилли, письмо это надлежащего эффекта не возымело. Следующим прибыл вопиллер от тетушки Энид и дядюшки Элджи. Надо сказать, что, пока красный конверт вопил что-то на тему глупости, слабости и общей негероичности Невилла — тот менялся в лице, играл желваками, краснел, но почтительно слушал наставления старших. Но стоило в речи прозвучать имени Ханны — Невилл вскинул руку безо всякой палочки, и красный конверт сгорел синим пламенем, развеявшись на бродящем по Большому залу сквознячке невесомым пеплом.

— Так его, Невилл! — поддержал я товарища.

— В пыль! В прах! В каленый пепел! — вскинула руку Луна.

Надо сказать, что Невилл сильно переживал выходку своих родственников… Но Ханна быстро и эффективно успокоила своего парня, устроившись у него на коленях и расцеловав при всем большом зале. Видимо наш дурной пример оказался заразителен.

Ответ запорожских казаков турецкому султану сочиняли всем Гриффиндором, большей частью Хаффлпаффа, да и некоторые орлы и змеи тоже присоединились. На мой взгляд получилось неплохое описание маршрута Священная Терра — Шанриата*.

/*Прим. автора: Шанриата (Незабытая) — бывшая столица звездной империи Эльдар, центр Ока Ужаса, место рождения Той-что-Жаждет. Описана в книге «Аврелиан» Аарона Демски-Боудена как место, где Лоргар заключил с Темной Четверкой договор, послуживший началом восстания, несправедливо именуемого Ересью Хоруса*/

Красный пергамент, специально заклятый и предназначенный для создания вопиллеров, добытый у близнецов под офигевшими взглядами школьной администрации, нанесение на него описанного маршрута выдержал, хотя и несколько обуглился по краям. И со школьной совой отправился в дальний путь через практически всю Шотландию и половину Англии, к адресату.

Надо сказать, что далось это решение Невиллу нелегко. Он целый день бродил, как привидение, вздрагивая от каждого шороха, и успокаиваясь только в объятиях подружки. Так что к вечеру мы буквально силком затащили его в Больничное крыло, к мадам Помфри. Школьная целительница, лично присутствовавшая на завтраке, выразила Невиллу свое одобрение, и выделила из школьных запасов соответствующую ситуации дозу зелья Сна-без-сновидений. Так что переночевал Невилл относительно спокойно. А утром семейная сова Лонгботтомов доставила Невиллу письмо от его бабушки. По прочтении послания Невилл просто остолбенел. Я невежливо заглянул ему через плечо, и прочитал три коротких слова, из которых, все послание, собственно, и состояло: «Горжусь тобой, внук!»

А на следующий день состоялось заседание судейской коллегии. Подготовка к наблюдению за этим немаловажным событием заняла некоторое время. Облегчалась эта подготовка тем, что провести это заседание решили не в кабинете директора Хогвартса, а в той самой комнаткой за Большим залом. Хотя Дамблдор и предлагал свой кабинет, но Каркаров и Максим резко воспротивились. Дескать, «у Хогвартса и так все преимущества, и собрание судейской коллегии в кабинете его директора служил бы символическим признанием…» Честно говоря, вслушиваться, а тем более — вдумываться в запутанные и, частенько, противоречивые аргументы, мне было лень и недосуг. Так что запомнил я только вывод: «кабинет Дамблдора — неподходящее место для судейской коллегии». И это было хорошо. Подслушивать, а тем более — наблюдать в директорской башенке… ну его нафиг, такие приключения. Но вот в Большом зале и примыкающих помещениях — картинка выглядела совершенно другой. В конце концов, шпионаж, саботаж и диверсии всегда были традиционными мерами в соревновании, «призванном обеспечить дружбу и взаимопомощь конкурирующих школ». Так что не стали и мы уклоняться от соблюдения традиции.

Про драконов на коллегии не говорили ничего. Разве что упомянули, что «четвертый заказ отправлен, и поставщики не видят проблем в его исполнении». Зато суть и оформление второго испытания вызвали определенные споры, и чуть ли не скандал.

— Неужели вы все действительно пойдете на поводу у глупого мальчишки? — Людо раздраженно бегал по комнате, размахивая руками. — Вы только представьте! Это же будет накал! Драйв! Зрелище!

— Конечно, — кивнул Снейп, зашедший в комнату, чтобы доставить Дамблдору очередные жалобы на выходки близнецов, — кол с Вашей оторванной головой — несомненно, добавит зрелищности испытанию. Но вот то, что установлен он будет посреди руин Хогвартса — меня не устраивает просто категорически. В конце концов, я здесь живу... По крайней мере — большую часть года.

— Вы серьезно полагаете, что этот ваш Поттер… — вскинулся Бэгмен.

— В старые времена, — усмехнулся Снейп, — за продемонстрированный призыв ему сразу, без разговоров присвоили бы звание «подмастерье демонологии».

— И что?! — фыркнул Бэгмен. На него посмотрели с полагающейся «избраннику богов», то есть — юродивому, жалостью. Прокомментировать взялся директор Каркаров, в чьей школе демонологию все еще изучают.

— Мистер Бэгмен, — бросил он, скривившись, — демонология, она, подобно маггловскому Кольту, уравнивает. Только уравнивает она не магглов, а волшебников. Конечно, какая-то разница по силам остается, но то, что «один волшебник сильнее другого в сто раз» означает лишь то, что деяние, на которое сильнейший потратит две секунды времени на щелчок пальцами, слабейший исполнит, проведя ритуал, который займет у него больше трех минут. Согласитесь, что тому, кому оторвали голову — будет уже все равно, готовились к этому процессу две секунды, или же двести?

— Демонология? — взвился было Людо, но сразу угас.

— Департамент обеспечения магического правопорядка не усмотрел в действиях Поттера состава преступления, — веско произнес Крауч-старший.

— Я же, со своей стороны, должен сказать, — потряс козлиной бородкой Каркаров, — что вызвать такую вот, условно светлую сущность, а потом — отослать ее, не оставив следов в материальном бытии, гораздо сложнее, чем на эмоциях вырвать из небытия демона и приказать ему: «Фас!», ткнув в сторону обидчика. Как там… «Страсть дает мне Силу», кажется… Профессор Дамблдор, — кивнул он директору Хогвартса, — помнится, в Ваше время в Хогвартсе еще изучали темную магию, и такие ее аспекты, как призыв сущностей с Той Стороны — тоже, не так ли?

— Действительно так, — звякнул бубенцами в бороде Дамблдор. Уж в его-то аттестате напротив строки «Демонология» было проставлено «Выше ожидаемого»: осквернять свою белоснежную душу практическим общением с потусторонним Дамблдор не желал уже тогда. Но вот теорию — знал на зубок. Так что присутствующие еще какое-то время поспорили, но пришли-таки к выводу, что «заложниками» во втором испытании, раз уж его суть не изменить, будут артефакты, добытые в первом. Бэгмен некоторое время поворчал на предмет того, что отправлять на дно озера ценные вещи — как-то нехорошо… На что ему напомнили, что он, Людо, собирался отправить на это самое дно ценности куда большие — юных волшебниц и волшебника, на чем дискуссия, собственно, и завершилась.

После этого были подняты некоторые интересные всем присутствующим, но, увы, не мне, организационные и финансовые вопросы, после чего присутствующие сочти правильным разойтись.

Время собрания коллегии судей было подобрано так, чтобы началось оно в тот момент, когда по сигналу «Отбой» наступило темное время суток. Так что я, отпустив шпионившего для меня малого духа разума, вытянулся в постели и заснул. И я спал и видел сон.

Во сне я видел, как Гермиона, в легком летнем платье, поджав ножки, сидит в центре трех сфер, созданных сияющим золотым узором. Светы вращались вокруг не менее чем шести взаимно ортогональных осей. В ключевых точках узора плавали серебристые кристаллы моих воспоминаний, а возле левой руки Гермионы плавали без какой-либо опоры восемь книг в дорогих, подарочных переплетах. Впрочем, один из этих переплетов носил на себе следы воздействия боевых проклятий еще до того, как шестая книга попала в цепкие лапки Гермилапочки. И то, что книга все еще цела — говорит скорее о мощи наложенных на нее охранных заклятий, чем о желаниях ее владелиц.

Конструкция, в которой сейчас плавала Гермиона, была в чем-то даже удобнее Омута Памяти. Но вот создана она может быть только здесь: на грани Грезы и внутреннего мира, или же собственного домена создающего. Так что использовать ее для показа воспоминания малознакомому магу, или же магглу — не получится.

Я некоторое время полюбовался на свою возлюбленную, с закрытыми глазам сосредоточенно размышлявшую над какой-то задачей, и повернулся в ту сторону, где сидела вторая девушка, о которой я грезил.

Надо сказать, что присутствие Луны переводило сон в разряд откровенных, чтобы не сказать «эротических», поскольку придумывать себе какую бы то ни было одежду Луна не посчитала необходимым. Тяжко вздохнув про себя, я закутал Луну в легкую ткань из серебристо-серого тумана Углу. Не то, чтобы мне не нравилось созерцать ее естественную красоту, но, как говорил один широко известный в узких кругах исследователь неестественного и сверхъестественного: «я не должен выделять одну из них». И если Гермиона висит передо мной одетая, то любоваться на обнаженную Луну… несвоевременно.

Луна, явно прочитав мои мысли (что в пространстве, скорее ментальном, нежели физическом, да еще и общем для нас троих не составляло сложности), улыбнулась и протянула мне экземпляр «Пророка». Он был получен утром, но по разным причина, так и не был пока прочитан. Но, судя по некоторым признакам, именно он было ответственен за то, что Дамблдор принимал столь мало участия в работе судейской коллегии, и вообще весь день был, скажем так мягко, «не в настроении».

Передовица «Ежедневного пророка» привлекала взгляд крупным заголовком: «Темный лорд Альбус Дамблдор?»

Автором статьи, ожидаемо, была Рита Скитер. Надо сказать, что исследовала вопрос она весьма глубоко. И, не пример некоторым иным ее публикациям, выводы Рита сделала весьма основательные.

Примерно половину текста статьи занимал анализ сравнения нескольких дуэльных кодексов, бывших в ходу во времена Второй мировой войны среди магов. Большую часть оставшегося текста занимали протоколы допросов свидетелей знаменитой дуэли: темных магов Анненербэ, опубликованные в ходе закрытой части Нюрнбергского процесса.

Практически все опрошенные описывали низвержение Гриндевальда одинаково: щиты бункера, где они укрывались, уже практически ни на что не надеясь, рушились под ударами русских волхвов один за другим, когда прямо в бункере появился Дамблдор, бросил вызов, получил ответ, и, буквально в два взмаха палочки, обезоружив старого друга — уволок его неведомо куда. Взбешенные русские требовали вернуть добычу, но Дамблдор, разводя руками, утверждал, что он заключил Гриндевальда в его бывшей твердыне — Нурменгарде, и извлечь его оттуда не представляется возможным. Конфликт дошел до того, что русские громогласно объявили, что не будут участвовать в работе Международной Конфедерации магов до тех пор, пока им не выдадут Гриндевальда, что послужило причиной множества дипломатических инцидентов, вплоть до того, что пару раз русские едва не взяли Нурменгард приступом. Однако пока что Магическая Норвегия, отдав себя под покровительство Магической Британии, всего лишь лишилась островов Грумант, который русские обязались привести к «международно признанному особому статусу»… правильно — когда им выдадут Гриндевальда. С тех пор любые магические экспедиции, пытающиеся посетить эти холодные острова — мягко заворачивались, а то и вовсе — бесследно пропадали.

Совершив этот экскурс в историю, Рита вернулась к дуэли. Из анализа дуэльных кодексов и показаний свидетелей, она делала, на мой взгляд — весьма обоснованный вывод о том, что условия дуэли оговорены не были. А, следовательно, дуэль велась по древним правилам: «победитель получает все», и, таким образом, победитель — Альбус Дамблдор — получил и титул Темного лорда, признаваемый за Гриндевальдом всеми заинтересованными сторонами.

Дочитав это произведение политического жанра, в котором Рита старательно потрудилась над светлым образом Альбуса Дамблдора, вовсю задействую незаменимые инструменты любого политика… да-да, те самые: большое ведро с отходами и широкую кисть, я отложил образ газеты. При чтении через варп были отчетливо видны натяжки, допущения и сомнительные логические переходы, к которым прибегала Рита. Однако, даже такому неучу в юриспруденции, как я (без понимания принципов составления договоров и используемых при этом уловок демонологу не обойтись… но вот разбираться в каше законов, подзаконных актов и многообразных прецедентов, заменяющих нормальное законодательство в Британии… упаси Архитектор Судеб), было очевидно, что притянуть Риту за клевету или, хотя бы, диффамацию — не удастся. Все факты она брала из самых что ни на есть открытых источников, и воспроизводила со скрупулезной точностью. А вот рассуждения и бесценное личное мнение журналистки… Мнение — оно и есть мнение. Неподсудно.

Какое-то время, если конечно, это понятие вообще применимо к нашему текущему состоянию, мы с Луной играли в зе-нарри. Разумеется, игроки мы с ней те еще, и наша партия никогда не будет выставлена под стеклом в качестве произведения искусства… Но поиграть все равно интересно. До моего поражения оставалось буквально пара ходов, когда Гермиона вышла из транса. По ее щеке скатилась слеза, и Гермиона выдала сложносоставную фразу, едва не переформировавшию наше общее ментальное пространство. Но, вдвоем с Луной мы удержали. Да и Гермиона, когда осознала, что происходит — присоединилась. Правда, доска при этом растворилась в небытии. И, поскольку я этого точно не делал — остается не так уж много версий. Луна предпочла прервать партию, чтобы не унижать меня поражением. Славная она у нас…

— Итак, что случилось, что ты так отреагировала? До каких осознаний ты дошла в своем трансе? — поинтересовался я.

— Тенающие богоровы открыли нашей Гермионе глаза на то, чего она, может быть и не хотела бы видеть, — это, разумеется, Луна. И, боюсь, она опять возвещает очередную Предвечную Истину, пряча ее за облаком непонятных простым смертным слов.

— Да, — а вот Гермиона на этот раз Луну поняла с ходу. — Ты права. Та-кем-я-надеюсь-уже-не-стану может иметь только одно оправдание: надеюсь, что если бы она сдала кровь в Мунго, или же гоблинам, то получила бы результат: «в Ваших зельях крови не обнаружено». Чтобы я отказывалась даже прочитать чью-то мудрость? Я — и отвергаю подозрения и тревоги лучшего друга? Я обвиняю кого-то (не говоря уже о тебе, Гарри) в мошенничестве только на том основании, что он сделал что-то лучше меня? Я и РОН?!

Гермиона попыталась вырваться и куда-то убежать. Разумеется, у нее ничего не получилось.

Когда она немного успокоилась и затихла в моих объятиях, я начал перечислять:

— Доверие, снижение критического восприятия, ревность, навязанные чувства. Прости, что в прошлый раз я не понял, что с тобой происходит. Я был зациклен на собственных неприятностях, и не уследил за происходящим с тобой!

— Твои проблемы уже тогда были достаточно велики, чтобы за ними не заметить даже Тауэр! — попыталась утешить меня Гермиона, но я только покачал головой. — Ладно. Всего этого — не было, — она отбросила обожженную и пробитую в нескольких местах книгу. — Будем исправлять ошибки неслучившегося будущего и вероятного прошлого!

— С чего начнем? — улыбнулся я. Все-таки боевое предвидение было моей сильной стороной в нашей компании. Так что предвидеть ответ Гермионы было нетрудно.

— С наименьшей из моих ошибок: с Гражданской ассоциации… и так далее.

— ?? — я заинтересованно посмотрел на нее.

— Неправильно поставленная цель потянула за собой совершенно неверные средства, противоречащие основной идее, — вздохнула Гермиона. — Целью Ассоциации, которую явно надо будет назвать как-нибудь иначе, будет проведение через Визенгамот закона о праве домового эльфа потребовать себе одежду.

Я поднял бровь.

— Думаешь, кто-то из домовиков этим правом воспользуется?

— Единицы, — пожала плечами Гермиона, — если вообще кто-нибудь. Но важно не это. При наличии права уйти из семьи — продолжение служения будет не «рабством», а «свободным выбором». Это не им нужно. Это нужно нам, волшебникам!

Признаться, это не казалось мне чем-то важным. Но вот амбиции, ведущие к вершине… Ой, да что я там несу! Я поддержал бы Гермиону, даже возьмись она восстанавливать Гражданскую Ассоциацию… в полностью прежнем виде. И стал бы носить значок и вязать с ней шапочки. Просто потому, что это — Гермиона. И если что-то не вредит ей, но позволяет чувствовать себя лучше… Почему бы и нет?

Не в пример прошлому разу, попытки травли, затеянные после объявления лишнего Чемпиона, затихли быстро. Видимо, утверждение профессора Снейпа о необходимости восстановления «почти подорванного доверия» — упали на плодородную почву. Так что попытки травить «незаконного Чемпиона», в отличие от прошлого раза, встречали опровержение со стороны школьной администрации в виде адекватного дисциплинарного воздействия. Хаффлпафф все-таки изрядно просел по баллам, но, получив накачку от декана — успокоился и затих, хотя, судя по некоторым признакам, полностью так и не смирился. Слизерин тоже бушевал… не слишком активно. И не только потому, что его стальной плитой толщиной сантиметров десять трамбовал Снейп. Все-таки, Дом Изумрудного мага получал в свои стены личностей, не обделенных определенной долей хитрости… Хотя она и не всегда сочеталась с развитым интеллектом. Рейвенкло что-то размышлял внутри себя, и наружу результаты размышлений выплескивались как бы не меньше, чем у Слизерина. Просто потому, что ребята там учились частенько необщительные, склонные теряться в собственных мыслях. Впрочем, вспоминая травлю Луны, можно сказать, что временами коллективный разум орлов захлестывают волны умопомрачения, одной из которых в прошлый раз накрыло и меня. Гриффиндор же… Ну… Это — Гриффиндор. Точка брожения у краснознаменных, счастливых тем, что у них нашелся собственный Чемпион, была всего одна: Рон Уизли. Он ворчал, бурчал, бухтел и высказывался разнообразными иными способами, возмущенный, главным образом потому, что никто его особенно не слушал, включая и его собственных братьев и сестру.

Что интересно, ситуацию с подготовкой к первому туру это несколько даже затрудняло. Если в прошлый раз мы с Гермионой легко могли потеряться где-то в глубинах замка, и отрабатывать заклинания до посинения, и никто на поведение «обманщика» особого внимания не обращал, то теперь меня активно старались втянуть в светскую жизнь… Вечеринки, посиделки, общие игры… Признаться, в прошлый раз я и не замечал, насколько активно живет мой собственный Дом. Да и сам я общался с Роном, Гермионой и, в несколько меньшей степени — квиддичной командой Дома. И ситуация эта не менялась вне зависимости от качелей, на которых летала репутация Мальчика-который-Выжил. Сейчас же, в отсутствие рыжего, во многом игравшего роль «таможни», не дающей добро на доступ к Герою Волшебного мира, этим поспешили воспользоваться многие. Если в прошлом году это было не так заметно, то теперь, после скандальной процедуры выбора Чемпионов Турнира — стало видно невооруженным взглядом.

Между тем за дальним концом стола Рон возмущенно рассказывал всем, желающим послушать, о «мошеннике, мерзком предателе, разрушившем святые узы дружбы и всячески нехорошем человеке — Гарри Поттере». Наслаждались устным народным творчеством не то, чтобы многие, но несколько человек там было. В основном — участники февральского заплыва. Они со злобой и страхом зыркали в мою сторону, и старались что-то добавить к инвективам, изрекаемым Роном.

Мне захотелось кое-что проверить, и я, не пошевелив рукой, и уж тем более — не доставая палочку, создал иллюзию довольно крупного мохнолапого паука, подбирающегося к тарелке Рона. Младший из братьев Уизли не глядя смахнул мою иллюзию рукой, заставив меня серьезно задуматься. Что-то незаметно, чтобы пауки были «самым большим страхом Рона»… Интересно, они стали таковым после общения с Арагогом и его потомством? Или… Конечно, подозревать третьекурсника Рона в сильномогучем колдовстве, способном обмануть боггарта — не приходится. Но… Там ведь не только Рон был. А вот уже Люпин вполне мог. Не говоря уже о том, что присутствие за стеной самого Дамблдора — отнюдь не исключено. Показали мне, что «мальчик, не побоявшийся пойти с тобой в логово акромантулов, на самом деле ужасно боится пауков» — я и повелся. Ведь это тоже было одной из причин простить Рона после прошлого первого задания…

Мысль об акромантулах потянула за собой и образ Хагрида. И вот он неприятно высветился в совсем не радужных тонах… Конечно, по отдельности все, что он вытворил — можно посчитать случайностью… Случайно забыл объяснить, как пройти на платформу, случайно не подумал, разделяя вверенных ему первокурсников, случайно подарил мне флейту, направляя на свидание к Темному лорду, случайно отправил к акромантулам… Любопытно: Рона кто-нибудь страховал? Или его заранее списали в «неизбежные потери»? Продолжила ряд «случайностей» отправка 13-летнего пацана в полет не гиппогрифе без какой-либо страховки. Да и спешно выведенные как раз к Турниру соплохвосты… Не многовато ли случайностей? Конечно, совпадения бывают, но… Вот именно: «но». «Надейся на лучшее, но готовься к худшему». Будем исходить из предположения, что Хагрид мне — совсем не друг.

Размышляя об отличиях множественного прошлого от вероятного настоящего, я, под руку с Гермионой, шел по коридору школы на занятия к Грюмокраучу. Одним из важных отличий мне представлялось то, что занятий по «преодолению империуса» почему-то не было проведено. Даже любопытно: почему?

«Воспоминания о будущем» навели и на еще одну мысль: о ситуации, что еще, возможно, нас всем предстоит. «Процедура взвешивания палочек». И напрягло меня даже не предстоящее интервью, а ситуация с попаданием в Гермиону заклинания «Дантиссимус». Надо сказать, что после уроков леди Аметист, Гермиона и сама сможет справиться с последствиями такого рода заклинания. Но вот ответ на такой ход нужно продумать заранее. Просто чтобы «заклинателю» жизнь малиной не казалась.

А вообще… Мне стыдно. Еще тогда следовало сообразить, что если девочке не дают исправить сильно смущающий ее дефект внешности, который может быть исправлен в течение нескольких секунд — то можно сообразить, что дела у нее в семье… Не очень? Да и то, что, даже проводя девять месяцев в школе-интернате, Гермиона даже и каникулы стремилась проводить где угодно, только не в родном доме с семьей — тоже… намекает. Но ведь не сообразил! Хорошо еще, что теперь…

Я вздрогнул, сообразив, что чуть было не подумал «хорошо, что теперь у меня есть свой дом» — ведь это фактически означало, что я радуюсь смерти Сириуса…

Уловившая перепады моего настроения Гермиона взяла меня за руку, посылая волну тепла и поддержки. Я сжал ее тонкие пальчики, позволив себе предаться тому, что леди Аметист называет «демоническими добродетелями»: Гордыне и Жадности. Мне даже захотелось повернуться к моей девушке, обнять ее, скользнуть руками туда, куда, наверное, не стоит… Удержался я с некоторым трудом. Особенно, когда уловил от Гермионы сложный эмоциональный конструкт, который смог расшифровать как «Вообще-то не возражаю, но сейчас не время и не место». Пришлось жестко брать под контроль реакции тела, чтобы не продемонстрировать окружающим, чего я сейчас хочу… И хорошо еще, что ученические мантии позволяют скрыть уже начавшуюся реакцию. Но вот покраснели мы с Гермионой вместе.

Между тем впереди послышались голоса. Опять Шестой Уизли с Малфоем ругаются. Вот не могут они без этого. Надо сказать, что, в отличие от прошлого раза, Малфой стал находить лучшие подколки… Или просто я стал их иначе воспринимать?

— НУ Ж НЕТ, ПАРЕНЬ!!!

Вспышка белого света чуть было не заставила меня моргнуть, но… Это точно был не Малфой: палочка в его руке указывала в пол. Так что колдовал точно не он.

— Фините! — наше с Гермионой заклинание сдвоенным ударом возвращает Малфою человеческий облик.

— Вы что делаете?! — возмутился Крауч-младший. — Он атаковал вашего друга в спину!

— Друга?! — скривился я. — Вы как скажете! А вот, не имея возможности добраться до тех, кто избежал Азкабана, отыгрываться на детях — низко!

Заклинание Грюма я принял на даэдрическую перчатку. «Устойчивость к магии», на которую был заклят этот экземпляр, сработала, так что в белого (а может — и черного) хорька я не превратился.

— Профессор Грюм! — непонятно откуда выскочила Макгонагалл. Книг у нее на этот раз не было. — Мы никогда не используем трансфигурацию как наказание! Даже если студент провинился — Вы можете снять баллы, или же назначить отработки. Но не превращать непонятно во что!

— Баллы, говорите, — фыркнул Грюм. — Что ж… Гриффиндору — пять баллов. За постоянную бдительность.

Грюм повернулся спиной, и двинулся к кабинету. Признаться, меня так и подмывало проверить на постоянную бдительность его самого… И, если бы не Макгонагалл, так и стоявшая тут же — я бы, наверное, не совладал с искушением.

Урок прошел как обычно. Описание очередной пакости, которой один волшебник при желании может устроить другому, а потом — заклинания, которые могут помочь с оной пакостью справиться. Видно было, что Крауч реально «в теме», и честно делится накопленным опытом. Так что скучно не было. А по завершении урока…

— Поттер! — окликнул меня Грюмокрауч на выходе из кабинета. — Ты уже знаешь суть первого испытания?!

Я фыркнул.

— Ночью я спал… и мне снился сон. Так что — знаю.

— Используй свои сильные стороны!

Я фыркнул еще раз. Летать наперегонки с драконом мне как-то не хотелось…

.

* * *

Втроем мы шли к месту, указанному как пророческими видениями, так и расчетом Пути-к-Победе. Даже в три палочки нам еле-еле удавалось удерживать в фокусе левитационного заклятья перемещаемый объект. Проблема была даже не в его массе, которая была, конечно, велика, но… «Веса нет», так что, наверное, справились бы и вдвоем. Но вот чтобы не позволить уничтожить тонкую электронику внутренней структуры объекта заклятьями, окружающими Хогвартс (да-да, удалось выяснить, что технологические объекты не работают вблизи Хогвартса не из-за «несовместимости магии и технологии»: само присутствие перемещаемого объекта являлось живым отрицанием этого тезиса, а из-за специально наложенных заклятий), пришлось активировать защиту. К счастью, добытый предмет был рассчитан на противодействие в том числе и колдовским атакам… Но вот перемещать его с помощью заклятий при активированной защите — это из разряда «достать левой ногой правое ухо». Но мы как-то справлялись… Однако, для этого пришлось полностью сфокусироваться на поставленной задаче, и не отвлекаться на окружающую действительность.

Директор Дурмстрага стремительно пересек квиддичное поле.

— Что это такое?! — возмущенно спросил Каркаров, тыкая пальцем в сторону перемещаемой нами конструкции, окутанной мерцающими вспышками защиты.

— Это? — переспросил я. — Спарка непосредственной обороны «Возмездие» с легкого крейсера класса «Неистребимый», именуемого в Империуме не иначе как «Нечестивым». Оборудована собственным источником питания и независимым генератором поля Геллера, что позволяет использовать ее даже в Хогвартсе.

— И что же вы... — Каркаров запнулся, — ...здесь делаете с этой штуковиной? — понятно было, что слова «спарка непосредственной обороны» ему ничего не говорят. Но вот на колдовские знаки, украшавшие всю внешнюю поверхность малой башни, Каркаров старался не смотреть. Возможно, некоторые из знаков были директору школы, в которой преподавали темные искусства, были знакомы. А может, они, а также нелогичная и бессмысленная архитектура, заставляли слезиться его глаза.

— Разве не очевидно? — удивился я. — Мы несем «Возмездие». Во имя Луны, — я кивнул в сторону белобрысой.

Тяжелый удар сотряс Хогвартс. Луна, сотрясаемая приступами хохота, села на попку, и не смогла сохранить концентрацию, необходимую для левитационного заклятия. А вдвоем мы эту махину, естественно, не удержали.

.

* * *

Я вышел на поле. Хвосторога сидела над гнездом, злобно посматривая по сторонам. Время от времени драконица выдыхала длинный язык пламени.

Трибуны зашумели. Видимо, многие из зрителей хотели увидеть, как дракон прикончит «мерзкого предателя», «поганого полукровку», «убийцу Лорда», и так далее, в зависимости от политических пристрастий ожидающего.

Я смотрел на хвосторогу. Хвосторога смотрела на меня. Пауза затягивалась. С трибун уже понеслись оскорбительные выкрики. Я усмехнулся и щелкнул пальцами. Пространственная складка схлопнулась, и взорам почтеннейшей, многонеуважаемой публики предстала принесенная нами и заботливо установленная малая бронебашня в самом что ни на есть готическом стиле, изукрашенная в меру фантазии ее создателей.

Я коснулся ладонью руны опознания на входной диафрагме (будь спарка установлена, как ей и положено, на крейсере, к ней вел бы специальный коридор под внешней броней). Руна полыхнула священной лазурью, признавая меня как имеющего право. С легким шелестом диафрагма раскрылась, и я скользнул в кресло оператора-наводчика.

Крейсера класса «Неистребимый» строились на верфях Золотого Кольца колдунами-фабрикаторами К'Сала для колдунов. Поэтому никаких управляющих устройств в ложементе стрелка предусмотрено не было, а роль прицельной аппаратуры исполняла нерожденная тварь, скованная и подчиненная.

Я положил руки на неподвижно вплавленные в ложемент рукояти, соединяя свой разум с тем, что заменяло нервную систему нерожденной твари.

Блоки стволов сошли с транспортных стопоров и провернулись. Сама же башня двинулась влево-вправо, проверяя работу механизмов. Легкая эйфория, охватившая меня, указала на полную исправность спарки и ее готовность к бою.

По меркам даже орбитальных сражений дистанция была «щаз рукой достану». Да и цепь, приковавшая хвосторогу к гнезду, не давала ей ни какого шанса.

Корпуса даже гражданских челноков делались настолько прочными, что сбить их не только из ручного оружия, но и орудиями легкой бронетехники — задача далеко не тривиальная. «Возмездие» же было рассчитано на то, чтобы пробивать пустотные щиты и разрушать броню «Громовых птиц» и дропподов космодесанта. Так что предполагать, что драконья чешуя сможет послужить защитой — было бы запредельным пессимизмом. Но, на всякий случай, я активировал пустотные щиты.

Я поймал хвосторогу в прицельную марку, и отдал приказ на открытие огня. Демон завизжал от радости, отправляя в живую мишень болты нечестивой энергии варпа. Несколько секунд, и от грозного хищника неба остались только разбросанные в довольно-таки большом радиусе куски мяса...

Как говорится, убить дракона — просто... А вот теперь попробуй докажи, что имел право его убить...

.

* * *

Я сел в кровати и потянулся. Хороший сон. Очень хороший. И ведь я даже знаю, где эту самую «спарку непосредственной обороны» достать… И даже догадываюсь, как ее протащить так, чтобы никто не понял, что правило «только палочка» было нагло нарушено. Проблема только в том, что расплатиться за нее я не смогу: нет у меня столько душ…

Проведя необходимый утренний ритуал приведения себя в порядок, я спустился в гостиную Гриффиндора. Луна и Гермиона уже ждали меня там, устроившись напротив козырного запасного выхода из Хогвартса.

Рассказывать сон девочкам, разумеется, не было никакой необходимости, поскольку они в нем участвовали.

Я плюхнулся на диванчик рядом с ними и уставился на игру языков пламени в камине. Под моим взглядом эти языки постепенно приобретали синий окрас. И в них, среди небесной лазури начали мелькать линии, способные заставить расплавленную сталь выглядеть черной. Нити пламени, способного испепелить саму ткань реальности, сжечь и расплести нити судеб…

— Не надо, Анри…

Немного придя в себя, я обнаружил, что Луна сидит у меня на коленях, а Гермиона прижимается ко мне сбоку.

— Не надо… — повторила Луна. — Не жалей о том, чего не получить. У тебя же есть свой план. Крылья Танцующей-в-Небеса уже готовы поддержать тебя в бою.

— И первые шаги на Пути к Победе уже сделаны, — вклинилась Гермина.

Я улыбнулся. Огонь в камине вернул себе естественный цвет, избавившись от искажения, которое «Хаоса суть», и из него пропали огненные молнии, опасные даже сейчас, когда они — не более, чем смутные видения…

Разумеется, Грюмокрауч не мог не поинтересоваться ходом подготовки главного действующего лица к первому этапу Туринра. Точнее — ему было кровь из носу необходимо узнать, насколько требуется подыгрывать мне, чтобы я не оказался слишком далеко от первого места, и разрыв между мной и первыми входящими в лабиринт не оказался чересчур велик.

— Поттер! — громыхнул он, вынырнув из-за поворота… и резко падая на каменный пол замка, чтобы пропустить над собой вспышку невербального экспеллармуса. — Неплохо, — неохотно одобрил Пожиратель Смерти, отыгрывающий многоопытного аврора. — Кто попроще, вроде Малфоя, — старшего или младшего, Крауч решил не уточнять, — мог бы попасться. Но вот даже в первом испытании детские фокусы тебе точно не помогут. У тебя есть план?

— Есть ли у меня план? — переспросил я. — Есть ли у меня план? У меня всегда есть план!

— Отсыплешь? — усмехнулся Крауч.

А я взял, да отсыпал.

В ходе занятий в варпе нам с Гермионой и Луной доводилось добираться до некоторых очень странных мест. И в одном из них, одном из тех, что мы посещали, пожалуй, почаще прочих, мне и перепали десяток доз серенького порошка. Наркотиком его назвать, пожалуй, нельзя. Судя по словам продавца, которому в тот момент солгать было затруднительно, привыкания он не вызывает. Зато вот сознание он расширяет до такой степени, что неподготовленный легилемент, заглянувший в такой разум — серьезно рискует. Вот я и взял себе и девочкам немного. В качестве «оружия последнего шанса». Наряду с некоторыми другими Веществами, включая такие, которые позволят мне сбросить с орбиты и порвать в клочья ударный крейсер Космических волков. Выживание после такого подвига не предполагается. Но если вопрос станет в том, умрут ли мои девочки… или же я захвачу врагов с собой к вратам Лабиринта — выбор вряд ли будет слишком уж сложен.

Ну а меньшими, не настолько радикальными средствами можно и поделиться. Глядишь, одним противником меньше будет… А может — и не одним. Все-таки к восприятию реальности, расширенной Губительными силами, привыкать следует понемногу. А если сразу закинуться полной дозой — отбыть в Эмпирии несложно.

— Хм… — произнес Крауч, взмахнув палочкой над угощением. — Хм… — повторил он еще раз, и принялся колдовать уже серьезно. — Серьезно? — он посмотрел на меня, на ампулу с серым порошком, потом — снова на меня. — А Праха Вечности у тебя в такой же ампулке не найдется?

— Вы еще про Тени Владык спросите, — отозвался я. — Я бы посмотрел на того идиота, который Вам ответит.

— Иногда отказ отвечать неплохо заменяет сам ответ, — криво усмехнулся имитацией искалеченного лица Крауч. — По крайней мере, ты понял, о чем я. А это не часто встречается даже среди выпускников Академии Аврората. Не говоря уже о недоучившихся школьниках. Но, все-таки, столь сильнодействующие средства — это, наверное, уже перебор. Постарайся подобрать что-то посередине. Не столь тривиальное, как экспеллармус, но и не Прах Вечности…

— Пусть организаторы не экономят на щитах, — фыркнул я. — Раз уж недоучившегося мальчишке выпихивают против дракона — этому самому мальчишке будет недосуг задумываться о безопасности тех, кто приперся посмотреть на новые гладиаторские игрища.

— Что ж, — кивнул головой Крауч-младший. — Полагаю, мы поняли позиции друг друга. Не скажу, что во всем согласен с тобой… Но точка зрения аврора, старого бойца, сидящего на трибуне, и мальчишки, стоящего напротив сильного врага, — слова «дракон» Каруч не произнес, — будут очевидно разными. Однако помни: среди зрителей будут и те, кого ты вряд ли захочешь потерять. И, да… Раз уж ты мне отсыпал дозу, отдавать ее я не буду. Пыхну, пожалуй, на досуге. Эффект должен быть… любопытный.

Учитель ЗоТИ двинулся дальше по коридору. Когда же он отошел достаточно далеко, кистень, ласкавший мою левую руку, обрел новую форму. Что любопытно, «глупую маггловскую поделку» Крауч демонстративно «не замечал»… но при этом держался так, чтобы достать до него было бы максимально неудобно.

Луна подпрыгнула и крутнулась на одной ножке. При этом подол ее мантии взлетел достаточно, чтобы стала заметна приверженность девочки к традиционному стилю ношения волшебной одежды. И осознание этого вызвало стремительный отлив крови от моей верхней головы.

Еще раз подпрыгнув, Луна повисла у меня на шее и подарила сладкий-сладкий поцелуй. Я мял мантию у нее на спине… и там, где назвать то, чего я касался «спиной» — уже не получалось. И вспоминал старую шутку про «но под одеждой-то они — голые!»* Тем более, что Луна уже показала мне, что в данной шутке доля собственно шутки — очень уж невелика.

/*Прим. автора: в оригинальной истории данная фраза была использована в качестве аргумента в пользу того, чтобы не пускать мужчин в Смольный институт благородных девиц… Но, полагаю, в чопорной Британии лица с мозговым аппаратом военно-полевого, облегченного образца тоже встречались*/

— Что это вы тут делаете?! — староста Гриффиндора, Джеффри Хайес*

/*Прим. автора: кто были предшественниками Гермионы и Рона на постах старост Гриффиндора в 94-95 учебных годах — неизвестно. Поэтому старосту Гриффиндора, что был после Перси Уизли — пришлось придумывать*/

— Разве не видно? — поинтересовался подошедший с другой стороны староста Слизерина Альберт Барнс* — Они целуются и обнимаются. Вроде, зрение плохое у Поттера, а не у тебя?

/*Прим. автора: предшественник Драко Малфоя тоже не известен. Альберт введен произволом автора*/

— Но… — гриффиндорец запнулся. С одной стороны он должен защищать своих от «мерзкого слизеринца». А с другой — привычный миропорядок был нарушаем столь нагло, что оставить это без внимания было решительно невозможно. — Это же… «непристойное поведение».

— И что? — фыркнул Альберт. — Вроде ты и не магглорожденный?! Если традиций и смысла существования Хогвартса не знаешь — так хоть Устав почитай. Вроде, для старост это обязательно!

— Ты о чем? — опешил Джеффри.

— Хогвартс изначально создавался не столько для обучения, сколько для того, чтобы юные маги могли познакомиться друг с другом, — пояснил Альберт. — Познакомиться… и найти себе пару. Потому-то Хогвартс изначально принимал магглорожденных. А вот для чистокровных и полукровок обучение в Хогвартсе — не право, но привилегия!* Так что чистокровные наследники благородных семейств могли найти себе пару, не связанную кровным родством, и избежать вырождения рода. К сожалению позже представители магических родов не проявляли должной… ответственности. Так что большинство тех, кто поступает в Хогвартс как «магглорожденные» — на самом деле «грязнокровки» — плоды кровосмешения и супружеских измен. Ведь это так легко: поиметь понравившуюся магглу, закружив ее конфундусом, а то и империо, а потом — стереть память… А то, что потом собственный потомок может пересечься с родной сестрой… Это будет уже потом…

/*Прим. автора: вспомним хотя бы Меропу Гонт, приглашения в Хогвартс не получившую*/

— Но… — запнулся Джеффри, — Слизерин же…

— Салазар Слизерин, Изумрудный маг, требовал проверки чистоты крови поступающих в Хогвартс именно для того, чтобы отсеять грязнокровок, которым вполне хватило бы минимального обучения, но пропустить истинно магглорожденных, Обретенных! А Гриффиндор воспротивился этому предложению и довел дело до дуэли потому, что опасался, чтобы Хельга не узнала, сколько среди поступающих в Хогвартс «магглорожденных» было бастардов самого Годрика. Хаффлпаф, она была добрая… Но вломить по рогам, да так, чтоб с копыт — за ней бы точно не заржавело!

Я не стал влезать с сообщением, что Гермиона — именно что Обретенная. Начинать новую Троянскую войну не было никакого желания.

— Так что, — улыбнулся слизеринец, — если детишки милуются, не нарушая комендантский час — они в своем праве. Не говоря уже о Чемпионе Турнира, для которого «завтра» может просто не быть.

На этой ехидной ноте слизеринец свалил… А гриффиндорец, стоя в глубокой задумчивости, не отреагировал на то, что и мы тоже покинули место инцидента, и двинулись туда, куда, собственно, и направлялись: к владениям мадам Пинс. Квест «добудь Гермиону из библиотеки» вступал в решающую фазу.

К счастью, в сложившейся ситуации данный квест был тривиален. Еще до того, как мы подошли к Храму Знаний, верную служительницу Познающего выперла оттуда хранительница данного храма — мадам Пинс. Мотивировала она это тем, что закрывает библиотеку, чтобы пойти смотреть первый этап Турнира Трех волшебников.

Выбегающую из дверей библиотеки Гермиону я поймал и расцеловал. В процессе обнимашек я нащупал на спине Гермионы застежку, неопровержимо свидетельствующую о том, что традиций в ношении мантии Гермиона, в отличие от Луны, не придерживалась.

После меня Гермиону подхватила Луна, в точности повторив мои действия под одобрительным взглядом мадам Пинс, показавшей мне большой палец, оттопыренный вверх. И мы двинулись к месту проведения первого этапа.

Место проведения первого задания Турнира встретило нас разгорающимся скандалом. Игорь Каркаров в голос требовал обыскать меня, дабе предотвратить нарушение правила «только палочка». Присутствие Рона, который старательно подслушивал наш с Краучем-младшим разговор, на что мы не менее старательно не обратили внимания, доказывало, что пока мы с Луной ходили за Гермионой — рыжий успел добежать до того единственного представителя судейской коллегии, который мог бы воспринять его рассказ всерьез.

ПсевдоГрюм в ответ предложил обыскать всех Чемпионов, чтобы не создавать дискриминации. При этом он так масляно сверкнул глазами в сторону представительницы французской школы, что на дыбы встала Олимпия Максим. Она так яростно отрицала необходимость обыска ее Чемпионки, что это вызвало подозрения у остальных. Так что судейская коллегия постановила применить ко всем Чемпионам заклятье, выявляющее опасные и запрещенные компоненты зелий и ритуалов.

Разумеется, у меня не нашли ничего. Ведь кистень, распихавший по карманам всю более-менее серьезную алхимию, спокойно пребывал на поясе у Гермионы. А у меня не было ничего. Вот совсем ничего опасного или же запрещенного. Зато на Флёр заклинание среагировало. И это вызвало продолжение скандала. Судьи с полчаса, на радость публике, перебирали возможные варианты… Каркаров уже дошел до того, что предложил одну из привезенных школой Дурмстранг девушек для проведения обыска, когда Дамблдор, проверив палочку преподавателя ЗоТИ, который, собственно и производил проверку, выяснил, что «старый параноик Грюм» настроил уровень проверки по обыкновению параноидально. И заклинание среагировало на «черномагический компонент запрещенных ритуалов»: кровь вейлы. То, что оный ингредиент находился в сосудах упомянутой вейлы, заклятью было безразлично.

— Как он еще гораздо более широко используемый черномагический ингредиент: «человеческую кровь», не обнаружил, — пробурчал Крам, на что ему объяснили, что кровь вейлы все-таки более магически активна. Так что шанс ее обнаружить, не получив отклика от крови человека — вполне есть, что, собственно, и продемонстрировал профессор Грюм.

Теперь, когда все формальности были разрешены, можно было приступать, собственно, к первому заданию Турнира.

В том, какой из драконов достанется мне — я даже не сомневался. Чемпионы выбирали будущего соперника из мешка в том же порядке, в котором вылетали из Кубка их имена. А уж на ощупь отличить неимоверно колючую хвосторогу от остальных драконов было не слишком сложно. И никто из старших Чемпионов не оказался настолько принципиален, чтобы отказаться от такого преимущества. Так что хвосторога ожидаемо досталась именно мне.

Первым на арену вызвали Седрика. В этот раз я не стал предупреждать его. Однако по виду капитана команды Хаффлпаффа было понятно, что внезапной новостью его не ошарашили. В принципе и понятно. Ввоз в страну трех, а потом — и еще одного дракона никак не мог пройти мимо отдела регулирования магических популяций и контроля над ними. Так что Амос, а следовательно — и Седрик узнал о сути первого — задания как бы не раньше гостей Хогвартса (меня не считаем, поскольку я знал о задании раньше, чем сказали о Турнире). Подозреваю, что и в прошлый раз все было точно также. Просто Седрик, дипломатичный, как и многие ученики Хельги, предпочел изобразить преувеличенную благодарность, чтобы поиметь возможность влияния на соперника нев силовом варианте, а «по дружбе». Тогда это сработало. Правда, сработав, этот ход привел Седрика к смерти.

Палатку Чемпионов постарались максимально изолировать от арены, чтобы детишки не подглядывали друг за другом, и зрелище не превратилось в повторение одного и того же удавшегося трюка. Однако, на трибуне пока что еще сидели Гермиона и Луна, так что о происходящем я узнавал в режиме реального времени.

Как и в прошлый раз, Седрик решил отвлечь дракона собакой, трансфигурированой из камня. Но что-то пошло не так. Наверное, в этот раз привезли какую-то другую драконессу. Более старую и опытную. Или драконологи допустили какую-то ошибку… Или, может, сказалась какая-то из растоптанных мной бабочек Бредбери. Но драконесса не отвлеклась на собаку, а только сделала вид, что отвлеклась. Так что, когда Седрик подошел за яйцом, его чуть было не встретил огненный залп в упор. Драконологи успели отдернуть подопечную, так что в кучку праха первый Чемпион не превратился. Но то воющее нечто, которое оттащили к палатке целительницы, взять золотое яйцо было в принципе не способно.

Ход испытания приостановили. И лишь через полчаса, когда объявили, что Седрик — выжил, хотя и потерял право зваться «красавчиком» из-за страшных ожогов, которые даже лучшие целители, вызванные из Мунго в помощь школьной колдомедику, не смогут убрать, соревнование было продолжено.

Следующей вызвали Флёр. Вот тут набор случайностей сыграл в другую сторону. Похоже, что драконесса, ставшая противником француженки, плохо спала ночью, и. соответственно, не выспалась. Так что на ментальные чары, к которым кровь вейлы дает сильную предрасположенность, подействовали даже с некоторым избытком. Драконица отрубилась так, что разбудить ее, чтобы увести с арены, смогли далеко не сразу. Сама же вейла, без единой царапинки, танцующим шагом покинула арену, вскинув над головой золотое яйцо.

Выступление Крама вызвало среди зрителей более чем неоднозначную реакцию. Он вышел, держа в руках миниатюрное подобие своего соперника. Повозившись пару минут с чем-то, что вызвало негативную реакцию Дамблдора, трансфигурировал из камня зловещего вида кинжал и пробил грудь маленького дракончика. Кровь полилась на землю, где, как выяснилось, Виктор расчертил опорные линий колдовской схемы. Эти линии засветились зеленым, гнилостным светом. И большой дракон, взвыв, рухнул на землю. По всей видимости, для создания маленького дракончика использовалась какая-то частица большого… и Крам сумел обратить связь и наложить на большого дракона какое-то темномагическое проклятье, которое защита дракона не смогла отразить, поскольку проклятье и стало частью этой самой защиты. Подождав, пока драконесса затихла, Крам спокойно подошел, и в глубокой тишине, сопровождавшей его выступление после того, как стих рев дракона, забрал свою добычу.

Бегман, зашедший в палатку, был какого-то нездорового, бледно-зеленого цвета.

— Мистер Поттер, — произнес он, нервно дергая руками, — остальные Чемпионы справились со своим заданием. Теперь — Ваша очередь.

Я пожал плечами, и двинулся к выходу из палатки. Туда, где меня ждала венгерская хвосторога…

Выйдя на арену, я окинул взглядом собравшихся зрителей. Девочки уже успели сдернуть с трибун, так что вполне можно было их призывать. Вообще-то я очень не хотел брать их с собой… Но что ответить на вопрос: «какое же мы оружие, если ты не берешь нас в бой?» быстрого ответа я не нашел. А потом было уже поздно. С меня уже стряхнули обещание. Эх… Похоже, принадлежность моя к славно когорте подкаблучников — неоспорима. Впрочем… Я воспроизвел перед внутренним взором облик моих девочек… Под такой каблучок не грех и попасть.

Тяжкое слово рухнуло во влажном и прохладном воздухе, заставив замереть один последние листья, опадающие на землю с ветвей Запретного леса. «Мир замирает, пока звучат Слова Силы» — так, кажется, говорили маги дал’рокты — «проклятые Светом Вестники Тьмы».

Густой серый туман рухнул на поле. Я сделал шаг. Из тумана выступили каменные дома, выстроенные по маггловской моде прошлого, а то как бы и не позапрошлого века. Взвыли сирены машин скорой помощи. Где-то вдали шевельнулась огромная человекоподобная фигура в массивном шлеме, встречаться с которой не было никакого желания.

Я сделал еще шаг. Туман развеялся, и вместо беспечного школьника Гарри на оставшийся черным песок, занесенный к Хогвартсу как бы не прямиком из долины Ургала, шагнул Наследник Блэк. В мундире и при всех регалиях, включая саблю и кистень. «Хоть сейчас на большую дорогу» — как ехидничал Снейп, в свое время явно переобщавшийся с Долоховым.

Я полюбовался отпавшей челюстью Людо, застывшим взглядом Дамблдора, злостью в глазах Каркарова… Грюмокрауч отсалютовал мне трубкой, и выдохнул колечко дыма. Ой, думается мне, не табак он там курит! Тем более, что доселе я ни Грюма, ни младшего Крауча не видел курящим.

Я взмахнул палочкой. Зрители решили, что я отсалютовал то ли им, то ли судейской коллегии. Но на самом деле я поздоровался с теми, с кем общался все эти недели, готовясь к первому испытанию. И духи Запретного леса ответили мне, исполняя обещанное.

Нет, на самом деле, я мог бы проделать запланированное и под ясным небом. Но зачем демонстрировать совершенно посторонним людям свои возможности? «Война — это путь обмана. Если ты слаб — притворяйся сильным. Если силен — притворяйся слабым». Или, в более европейском варианте: «умеешь считать до десяти — остановись на восьми».

Еще когда Седрик собирался вступить на арену, небо уже начала закрывать обширная, темная туча. Я вспомнил прочитанную книгу, и решил, что на знаменитую Завесу Тьмы она похожа.

Светло-серые хлопья, неторопливо кружа, летели с небес. Я поймал одну такую «снежинку» и растер пальцами. На подушечках пальцев осталось черное пятно.

— Пепел, — вздохнул я.

Все-таки, наверное, не следовало засиживаться за переданным Тенью Леди фильмом. А то наворожу еще что-нибудь эдакого… Как бы все зрители, вместе с судейской коллегией не провалились в тартарары ко всем Темным магистрам. Ведь, в конце концов, «город опаснее его обитателей». И «ничто еще не кончилось!»

Так что стоит, наверное, поторопиться. Пусть Луна и верещит, неслышно для прочих, настаивая на том, что ей необходимо изучить места обитания морщерогих кизляков. И это еще хорошо, что Гермиона не знает, что рядом с начальной школой Мидвич расположена библиотека отделения Мискатоникского университета, в которой до сих пор лежит одна из немногих рукописных копий «Безмолвных культов» фон Юнтца.

— А я все слышу! — блеснула мне сабля черным камнем в рукояти, где его никогда не было. — Добудешь мне… экземплярчик. Или как-нибудь сходим в библиотеку. Все вместе.

— Лучше я тебя в Запутанную библиотеку свожу, — фыркнул я, совершенно не желая вновь появляться в Туманном… а тем более — в Темном городе.

Под офигевающими взглядами судей и зрителей, я протянул руку и погладил нечто, иным прочим не видимое, отдавая последнюю выплату по договору.

Конечно, местные духи были лишены подпитки и веры темного народца, перебитого еще воинами Брана МакМорна во времена, когда в южной части острова господствовали римляне. Но здесь, вблизи Источника, на котором Основатели построили Хогвартс, они все еще весьма могущественны. А долгие века, в течение которых высокомерные маги-варвары даже не пытались поговорить с истинными Хозяевами этих земель — сделали их очень охочими до общения… хотя и не вполне адекватными. Так что цена на услуги темных духов реально оказалась далеко не так высока, как я опасался. Правда, и подшутили они, собрав не просто туман, но настоящий Туман, воплощение самой концепции Улгу…

Девушка, на глаз — примерно одного возраста с Гермионой, странно посмотрела на меня. Ее бледная кожа, черные губы, густые тени под глазами — казались неуклюже нанесенным макияжем. Но я откуда-то знал, что это не так.

Дверь гостиничного номера 602 закрылась, отрезая слой истины, созданный лживыми богами варпа. Я кивнул, соглашаясь с решением хозяйки туманного города и серого пепла.

Хвосторога, на которую извивы реальности практически не оказали действия, в отличие от зрителей и судей, наклонила голову, рассматривая нас.

Я поднял палочку и произнес:

— Акцио Молния!

Людо Бегман хитро и понимающе улыбнулся. Дамблдор хмуро покачал головой. Крауч-младший выдул столь хитрую конструкцию, что в переплетении дымных колец можно было увидеть серокрылый корабль квенья, стремящихся к Заокраинному Западу…

Все они, мудрые и знающие, решили, что разгадали мой план… Хрен там плавал! Да утонул.

Молния ответила на призыв. Сияющим, ослепительным клинком рухнула она с ледяных небес, вспоров хмарь пепельного тумана.

Поток Силы, имевшей лишь небольшое отношение к чисто физическому явлению, летел через мою ауру, не касаясь тела, наливаясь злой силой варпа, дверь в который мне помогли приоткрыть с Той Стороны, напитываясь мощью древнего проклятья, хранящего ножны моей Гермионы, сменил направление и ударил...

Сопротивление дракона чарам — велико. Велико, но не бесконечно. Оглушенная и отброшенная в сторону, хвосторога мотала головой.

— За что, человек?! — взвыла она, отчетливо сознавая, что я ее понимаю. — Что тебе надо?

— Отдай мне то яйцо, в котором нет твоего дитя! — жестко потребовал я.

Разговор с драконом — это в большей степени ментальная дисциплина. Так что услышать и понять нас могли очень немногие... В частности — Дамблдор и Снейп. Для остальных происходящее было вообще необъяснимо. И не думаю, что кто-то возьмет объяснения на себя. По крайней мере, я этого точно делать не буду.

Хвосторога опустила морду к гнезду, обнюхала яйца, и когтем выкатила золотое ко мне.

— Благодарю, Крылатая, — поклонился я и, забрав приз, двинулся к выходу с площадки.

— Ф-фух... — выдохнул я, когда установленные драконологами щиты сомкнулись за моей спиной. — Называется "взял дракона на голый понт"...

Девочки, вернув себе человеческий облик, выскочили из-за палатки и повисли на мне.

— Ничего себе "голый понт" — выдохнул подбежавший старшекурсник-гриффиндорец. — Такая мощь...

— Моща, конечно, — скривился я. — Но вот повторить такой удар мне теперь еще с год не светит...

— Умеешь считать до десяти... — фыркнула на нашей внутренней связи Гермиона.

— Вот и незачем им знать, что к третьему испытанию я точно полностью восстановлюсь.

— Вислоухим крысодраконам будет небольшой сюрприз к третьему испытанию, — светло улыбнулась добрая девочка Луна, не проронив вслух ни слова.

Меня позвали на церемонию выставления оценок. В прошлый раз судьи делали это сразу после выступления. Но сейчас, видимо, из-за ранения Седрика, а может еще по какой причине, решили оценивать всех скопом.

— Оценки Седрика Диггори! — объявил Людо.

Судьи некоторое время размышляли, время от времени ныряя в омут памяти, чтобы проверить какие-то свои мысли. Но в итоге, Седрик получил две двойки (как ни странно — их выставили Крауч-старший, видимо, заряженным собственным сыном топить всех, кто не я, и сам Людо, видимо, по той же причине), тройку (Каркаров, несколько удивленный тем, что поставил не самый низкий балл) и две четверки. Хотя бы половину возможных баллов не дал никто. И это, пожалуй, хорошо. Чем меньше баллов заработает Седрик на первых заданиях — тем больше у него шансов пережить этот Турнир, его главное, самое опасное и единственно важное третье испытание.

Следующей оценивали Флер Делакур.

Мадам Максим ожидаемо поставила десятку. Надо сказать, что в этом испытании я болел именно за француженку. Шансов прилично выступить во втором испытании, в Испытании Воды у создания Огня и Ветра — практически нет. Так что пусть бы порадовалась победе в первом задании. Тем более, что выступила она действительно классно: зрелищно, эффектно, но при этом — не причинив значимого вреда дракону, и не получив травм.

— Не жалеешь, что в этот раз ей не спалили юбку? Сегодня, в отличие от прошлого раза, ты мог бы полюбоваться этим зрелищем! — шепнула мне на ухо Гермиона.

— Зачем мне ножки какой-то посторонней девчонки, когда у меня есть вы? — я твердо решил не понимать. И не понял.

— Фр-р-р… — довольной кошкой фыркнула Гермиона, напомнив мне тот месяц, когда я любовался Герминэко. — Я тебе покажу… — пообещала она… Или поехидничала? Тут я и вправду не понял.

— Мы покажем, — прошептала в другое ухо Луна. И вот уж она-то — точно серьезно. — У твоих лунопухов слишком мало хороших воспоминаний. Бедненькие голодают. Их надо подкормить!

— Обязательно подкормим, — пообещала и Гермиона.

И я чуть было не рухнул на месте, отключившись от реальности в паутине видений обещанного будущего.

В себя я пришел под громогласные инвективы Дамблдора о неприменении черной магии и о том, как следует быть за все хорошее против всего плохого. Это здорово напомнило мне шутку леди Аметист, которую, по ее словам, показал ей кто-то из учителей ее учителей. И я стал потихоньку напевать:

О! Шикарный суп наварили!

О! Великий суп наварили!

Поскольку я и не рассчитывал на чье-либо понимание, недоуменные взгляды окружающих меня скорее порадовали, чем смутили. А уж как на меня посмотрел явно понимающий слова, но не их смысл в данной ситуации, Крам!!! И я с некоторым трудом удержался от создания иллюзии золотой Ультимы, воспаряющей из небытия за спиной Дамблдора*.

/*Прим. автора: в оригинальном гимне Ультрамара звучит

Agitatis Ultramarini!

Dominitis Ultramarini!

что переводится как

Поднимайтесь Ультрамарины!

Побеждаете Ультрамарины!

Но да, звучит это до изумления похоже на то, что напевает Гарри по-русски*/

Зато девочки меня поняли и подхватили (тоже по-русски):

Ешь суп, горячий суп!

Ешь суп, горячий суп!

Обняв девочек, взывающих к Губительным силам*, я с трудом справился с приступом эйфории, сравнимым разве что с тем, какой испытываешь при применении Непростительных. Причем, как я подозреваю, что-то сравнимое можно ощутить, практикуя круциатис не в пустоту, и не на специально трансфигурированный манекен (как с нами отрабатывала эти заклинания Трикси), а на живого человека.

/*Прим автора: опять-таки, в том же гимне после славословий Ультрамаринам звучит предостережение:

Chaos Innumeratis!

Chaos vobis apportatis!

(Хаос неисчислим!

Хаос к вам идет!)

Кто хочет послушать, вот оригинальный гимн:

https://www.youtube.com/watch?v=Mv4jx2H44mQ

а вот — переделка:

https://www.youtube.com/watch?v=j_rQPC87tXA */

Тем не менее, речь Дамблдора — подошла к завершению. И оказалось, что таким вот образом наш директор мотивировал выставление Виктору оценки «три». Остальные английские судьи последовали за своим предводителем. А вот мадам Максим, поднявшись со своего места, потребовала представить предводителя команды драконологов.

Чарли Уизли, появившись пред светлыми ликами судейской коллегии, подтвердил, что, хотя заклятье Крама и относилось к магии крови, запрещенной к применению на человеческих существах, тем не менее, в отношении драконов — легальна. Более того, Виктор не нанес своему дракону критического урона, и самка китайского огненного шара восстановится в течение ближайших месяца-двух. А вот некоторые яйца, на которые рухнула потерявшая контроль над собой туша — были раздавлены. Ну, что сказать, опять не повезло… Хотя вряд ли кто это поймет, кроме меня. К тому же, в прошлый раз мечущаяся от боли китайский огненный шар раздавила «все» яйца, а не только «некоторые». Так что выставленные мадам Максим «восемь» и «десять» от Каркарова — вопросов не вызвали.

Оставалось только разобрать выступление некоего Гарри Поттера. Что интересно, для оценки выступления остальных никому из судей не потребовалось ничего спрашивать у самих Чемпионов. Но, то ли выступление мадам Максим подало Дамблдору идею, то ли он изначально так собирался поступить, однако «пред ясны очи» меня вызвали.

— Гарри, мальчик мой, — обратился ко мне Дамблдор. Я внутренне поморщился, но идти на прямую конфронтацию по незначительному поводу посчитал излишним. — расскажи нам, что за заклинание ты применил?

— Нет, — твердо ответил я.

— Нет? — удивился Дамблдор.

— Нет, я не собираюсь раскрывать тайны своих заклятий в присутствии противников по Турниру и их тренеров, — я кивнул головой в сторону Каркарова и мадам Максим.

Услышав это, Виктор одобрительно кивнул. Подозреваю, что если бы его спросили о технических моментах проклятья, которому он подверг Китайский огненный шар — он тоже послал бы спрашивающих далеко и надолго.

Впрочем, Флер тоже не поспешила выразить осуждение «маленькому мальчику» хотя бы недовольным выражением лица. Вместо этого она одобрительно мне кивнула, соглашаясь, что требовать от мага выдать его Аркану и само по себе — неприлично, а уж в ходе Турнира — так и тем более. Седрик на объявлении оценок по понятным причинам не присутствовал, так что его отношение к моему маленькому восстанию осталось тайной.

— Мелкий измамник* наверняка использовал что-то запрещенное! — возмутился Каркаров.

/*Прим. автора: «измамник» (болг.) — изгой, мошенник, самозванец*/

— Уж не Вам об этом говорить, — фыркнул «представитель службы безопасности Турнира», Аластор Псевдогрюм. — Ваш подопечный использовал однозначную Тьму. Тогда как наш парнишка скорее воспользовался чем-то стихийным.

Опять-таки, Крам согласно кивнул, присоединяясь к мнению Крауча-младшего.

— Надо еще разобраться… — начал было Каркаров, но был перебит собственным подопечным.

— Не в чем тут разбираться, — фыркнул Виктор. — Мальчишка нашел что-то мощное, изучил и воспользовался — вот и молодец! Тем более, не Вы ли мне говорили, что парнишка унаследовал Дом Блэк? Так что Вас удивляет в том, что он как следует порылся в своем наследстве, чтобы выжить в этом Турнире? Давайте, выставляйте оценки, и отпускайте нас на обед. Искам да ям!*

/*Прим. автора: «искам да ям» (болг.) — «жрать хочу». Т.е. перевести можно и мягче, «я хочу есть», но в сочетании с интонацией, использованной Виктором, другого перевода не получается*/

— Виктор! — возмутился Каркаров.

— Есть хочу! — повторил Крам, уже по-английски, и смягчив свои слова, но не интонацию. — А не слушать как вы тут переливаете из пустого в порожнее. И так понятно, что мальчишка нас сделал. Зафиксируйте это — и давайте пойдем обедать!

Между тем Дамблдор поднял серебряную цифру «шесть», недовольно покачав головой. Следующим был Людо с «десяткой». Крауч-старший дал «восемь». И улыбнувшаяся Олимпия максим с ним согласилась. Теперь уже мнение Каркарова ничего не решало. Но он все равно выставил «три», чем ухудшил разве что собственное положение. Да и авторитет его в глазах подопечных (причем — не только Крама) изрядно просел.

На этом комиссия прекратила дозволенные речи, и учеников действительно отпустили пообедать. Ну, а раз отпустили — то мы и пошли. Есть действительно хотелось.

После первого задания мы все втроем решили расслабиться. Тем более, что призыв молнии, поразившей драконессу даже сквозь все ее сопротивление магии, произвел все-таки некоторое впечатление даже на гостей Хогвартса. А уж местные обитатели, и, в особенности — Рон Уизли, заполучивший в прошлом году славу «шрамолобого», но почему-то не сильно этим обрадованный, а также друзья и знакомые попавшегося дементорам Захарии, и подавно старательно обходили меня и моих девочек по широкой дуге.

Так, дурачась, развлекаясь, и ускользая от общего внимания, чтобы всласть нацеловаться, мы весело проводили время. И я очень старательно не думал о подступающей проблеме…

И нет, второе задание этой самой «проблемой» не являлось. Главной и единственной проблемой, которая мучила меня после первого задания, было: кого из девочек пригласить на Рождественский бал? И как сделать это так, чтобы другая — не обиделась?

Надо сказать, что заметившие мое состояние девочки мне почти не помогали. Точнее — они очень старались помочь, но…

— Гарри, о чем ты думаешь? Луну на бал одну не пустят, а я могу и одна пройти! — настаивала Гермиона.

— Вот именно, — качала головой Луна. — Я — третьекурсница, мне на этот бал можно вообще не ходить! А не пригласишь Гермиону сам — ее пригласит Крам. И будет международный скандал, когда ты его пришибешь!

Разумеется, о том, чтобы последовать этим взаимоисключающим советам не могло быть и речи. Так что пришлось идти на поклон к леди Вальбурге. Благо, как глава Дома я имею право обосновать свое отсутствие в школе «делами Дома». Раньше, до начала проклятого Турнира, Дамблдор мог не позволить мне этого, мотивируя несовершеннолетием. Но сейчас я уже признан в качестве дееспособного Главы не только министерством, но и Волей Магии, не отвергнувшей подношения, принесенные ей в ходе ритуалов инициации, закрепляющих за мной права совершеннолетнего.

Разумеется, в запасниках Темного дома нашелся темный ритуал и на такой случай. Потому как главой Дома, поддерживающим отношения более чем с одной девушкой я был не только не первым, но даже и не в первом десятке. Судя по подлинному генеалогическому древу (а не тому, которое демонстрировали посетителям на стене) — гаремы в той или иной форме заводили двое из каждых трех глав Дома Блэк, что были «Всегда чисты!» Причем, что интересно, при главах Дома, хранивших верность единственной подруге — Дом, как правило, переживал упадок. Так что Вальбурга сказала, что, когда мы подошли к ее портрету втроем — она испытала приступ оптимизма в отношении судьбы Дома.

— А почему мы прячем этот гобелен? — спросила Гермиона. Использованное местоимение, показавшее, что девочка уже не отделяет себя от Дома Блэк, вызвало одобрительную улыбку на лице пожилой женщины.

— Пока я была жива — Дом принимал гостей, — пояснила Вальбурга. — И незачем всяким Трэвесам, Шеклботам и прочим худородным знать: куда именно девалась сестра их пра-пра-прадедушки, или где (и с кем) она провела большую часть жизнь. Не то, что бы скандала кто-то боялся… Но — зачем?

Список «худородных» в понимании Вальбурги — впечатлял. Интересно, а кто из современных «28 Священных» для нее не является «худородным»?

Пока я размышлял об этом, Луна успела задать тот самый вопрос, о формулировке которого я задумывался.

— Лавгуды, конечно, — без тени сомнения ответила Вальбурга. — Вы прослеживаетесь со времен Альбигойских войн, и каким-то образом всегда умели найти истинно магглорожденных, чтобы не скатиться в вырождение. Малфои, хоть местами и пунктирно — прослеживаются со времен Вильгельма Бастарда. Я бы назвала еще один Дом… — леди Блэк подняла глаза вверх, туда, где на втором этаже сейчас располагалась Трикси в своем кошачьем облике. Не то, чтобы кто-то боялся скандала, но — зачем портить женщине настроение, если вдруг услышит? — Но он — прервался.

— А Гонты? — уточнил я.

— Выродились в хлам! — припечатала Вальбурга. — Собственно, мне потому и пришлось выходить за троюродного брата, что все остальные варианты — были бы мезальянсом. Вы, ребята, даже не представляете, какие ритуалы пришлось проводить, чтобы наши с Орионом дети родились нормальными… и не оказались сквибами! И лучше вам этого не представлять. Жаль только — не помогло!

— Нынешний Гонт, хоть и полукровка, но — силен, — прокомментировал я слова Вальбурги. — И претендует на возвращение Наследия Слизеринов.

— Время чистой крови — уходит, — вздохнула изображенная на портрете. — Наступает время полукровок и недоучек. Ведь с точки зрения настоящего мага, даже полукровка Дамблдор — недоучка! Он мог бы воспользоваться наследием своей семьи… Но предпочел обучаться в публичных школах. Оттолкнул знания, что были накоплены предками. И постарался отвратить от него других. Увы, среди этих «других» оказался и мой сын… И ведь как просто… Никаких зелий, заклятий… Их бы мы с Орионом обнаружили. Слова и только слова. Мы слишком поздно поняли, что происходит. Слишком поздно. «Родители заставляют тебя заниматься на каникулах? Это не потому, что они хотят тебе добра, а потому что они — темные маги, что стараются превратить тебя в свое подобие…» Потихоньку, полегоньку… крупинка за крупинкой. Мы осознали происходящее, когда стена, отделившая нас от сына, была уже слишком прочна. И ничего нельзя было изменить. Сириус, гордый, как любой настоящий Блэк… Он нас уже просто не слышал… Ведь мы — «окостеневшие в своем невежестве консерваторы, цепляющиеся за неоправданные привилегии», которым надо «отойти в сторону и дать дорогу молодым»…

Портрет Вальбурги не один раз рассказывал нам эту горькую историю. Но каждый раз мы выслушивали ее, как в первый.

Так что некоторое время пришлось провести, утешая и успокаивая портрет. Ценными союзниками просто так не разбрасываются, и время, потраченное на ее приведение в нормальное состояние — не является «потраченным впустую». Да и просто по-человечески жалко, пусть она — и всего лишь портрет, отпечаток памяти и сознания мертвого человека.

Поговорив с Вальбургой и успокоив ее, мы отправились в ритуальный зал. Там все уже было подготовлено. Кровь твари, найденная в запасниках Дома, пролилась на алтарный камень. Зазвучали катрены. И видения вероятного настоящего обрушились на меня.

На этот раз Темная сторона была удивительно щедра. Вот только суть и смысл дарованных мне видений… Я — занимаюсь любовью с Гермионой? Беременной Гермионой? Почему-то мне хочется считать это одним из отражений вероятностей будущего… Но вот когда в узнаваемую гостиную дома на Гриммо, где мы этим занимаемся, заходит Джинни с розовой ленточкой на шее… которая является ее единственной одеждой, и становится на четвереньки, а Кричер расставляет на ее спине холодные закуски, — я понимаю, что это — бред, и что такого не может быть, потому что не может быть никогда. А уж смутное и неясное видение того, как я жестоко насилую Луну…

Уже вырываясь из бредовых видений, я заметил, как тот, кто мог бы быть мной — салютует мне калебасом над которым вьется парок крепко заваренного мате.

Прорвавшись через лживые видения темных богов, я шагнул на прозрачную сапфирную поверхность, что никак не может быть землей. Откуда-то я знаю, что это — место, в которое пришелся один из последних ударов войны между давно погибшими городами. Война эта закончилась столь давно, что и имена сражавшихся давно стерлись со страниц истории. Но вот отметины последних ударов — остались до сих пор. Незаживающие раны в ткани реальности. Места, где боги встречаются и беседуют с людьми.

Встряхнув головой, чтобы освободиться от последствий «беседы», я поправил на поясе саблю и кистень, и двинулся к тому, кто ждал меня здесь.

Торг с демоном шел в области понятий и образов, практически не поддающихся переводу в однозначную последовательность линейных символов. И если бы не походы в варп, не тренировки с леди Аметист, не общение с сущностями более мелкого калибра, но сходной природы, что проникали в материум через естественные бреши в защите мира — боюсь, я оказался бы должен больше, чем у меня когда либо могло оказаться. Ну а так… Одна душа в обмен на «куклу» — тварь варпа, не имеющую даже намека на разум и сознание, — это немного. Тем более, что враги у меня еще далеко не закончились. Да и месть тем, кто лишил Луну ее матери — все еще остается в списке «необходимого».

Я зафиксировал переданную мне нерожденную тварь в форме браслета из черного металла с оранжево-алыми прожилками, и провалился через границу реальностей прежде, чем администрация ближайшего поселения вышлет свои полицейские силы на поиск незаконного (то есть — не заплатившего налоги) чернокнижника. И меня охватили новые видения, о которых я промолчу, «дабы не омрачать дневной свет».

В себя я пришел нескоро. Когда мелькание видений остановилось, я ощутил себя сидящим возле камина в гостиной дома на Гриммо. Мой затылок утопал в мягком тепле, а обнимающие меня руки Гермионы — дарили поддержку. Луна протянула мне сосуд из тыквы с горячим матэ. Я с трудом не отдернул руку, и посмотрел ей в лицо, опасаясь увидеть страх, презрение, ненависть. Ведь то, что с Луной делали в темных видениях… это было ужасно. А самое страшное то — что это делал в том числе и я сам!

— А мне понравилось! — улыбнулась Луна. — Только… В первый раз — будь понежнее, ладно? Ну, а потом можно и что-то такое устроить!

Я чуть не подавился обжигающим напитком. Особенно — когда услышал рассудительный голос Гермионы.

— «Там» не-мы были старше. Наверное, нам еще рано. Но… Согласна. Идея «заняться чем-нибудь интеллектуальным», — даже не поворачивая головы, я знал, что Гермиона в этот момент смотрит на Луну, — кажется мне привлекательной уже сейчас!

— Да, — кивнула младшая из нас. — Пока что — рано. Но время придет. Только…

— Рыжая нам не нужна! — твердо заявили они в один голос. И мне оставалось только согласиться.

— Не нужна.

И Луна устроилась у моих ног, положив голову мне на колени.

Немного придя в себя, мы занялись тем, зачем, собственно, и пришли в цитадель Дома Тьмы. А именно — настройкой второй формы для нерожденной твари. Дело было долгое и трудное. Я формировал Облик и старался воплотить в реальности Атрибуты. А девочки, кружась возле получившегося конструкта, подсказывали, что мне сделать для того, чтобы он не был слишком уж похож на меня.

Как ни странно, управлять сразу двумя телами, получать и обрабатывать двойной поток информации — было не слишком трудно. Труднее было привыкнуть к тому, что один из потоков порождался демоническим набором органов чувств. Так что, даже смотря на один и тот же объект — видели и воспринимали мы далеко не одно и то же. А уж чего только стоило добиться, чтобы непроизвольные движения этого тела не указывали на меня, но и при этом — не казались чересчур женственными, наводя на подсознательные мысли о голубизне данной «личности» — это вообще ни в сказке сказать, ни гонораром оплатить! Но мы справились. Так что когда высочайший одобрямс был получен как от Вальбурги, так и от Трикси, мы все отправились в Косой Переулок. Одежда, в которой Мортон появился на людях, была подобающего вида и фасона для человека, который более полувека не видел людей, предаваясь сложным магическим практикам, требующим длительного уединения. (Да, в запасниках Дома Блэк нашлось и такое… а в подобающий вид пришлось приводить заклятьями). Так что появление Мортона в Косом переулке, да еще в сопровождении главы Дома Блэк при всех регалиях и двух девушек произвело определенный фурор. Под нашим чутким руководством Мортон отправился к мадам Малкин, где приобрел комплект готового платья, в которое и переоделся в примерочной ателье, «чтобы не пугать народ», а также — заказал парадный костюм.

Дождавшись завершения переодевания мы всей компанией отправились в Гринготтс. Там Мортон Шварцгольм, специалист в области прорицаний и некоторых узкоспециальных областей борьбы с темными искусствами, официально прервал длительное отшельничество в лесу Дин. В частности — он «возобновил» аренду личного сейфа (за то, чтобы сейф значился именно что «возобновленным» — гоблины взяли отдельную плату) и внес туда десять тысяч галеонов наличными (а то, что при этом глава Блэк забрал из семейного сейфа двенадцать тысяч — и вовсе никого волновать не должно), и обзавелся чековой книжкой уважаемого банка.

После этого мы отправились в Министерство магии, где благородному магу, имеющему солидный счет в банке, и, к тому же, располагающему поручительством главы древнейшего и благороднейшего Дома Блэк, разумеется, никто не стал чинить препятствий в покупке билета-приглашения на Святочный бал в Хогвартсе. Более того, посочувствовав человеку, чей дом был разрушен во время бомбардировки Ковентри, после чего он, собственно, и удалился в отшельничество, Мортону помогли как восстановить все необходимые документы, так и порекомендовали несколько достойных вариантов покупки недвижимости, включая небольшой домик на окраине Хогсмита. Сквайр Шварцгольм сказал, что непременно посмотрит предложенные варианты и выберет себе дом по душе.

Закончив с получением доказательств собственного существования в Плане Бюрократии*, Мортон, все также сопровождаемый нами, отправился обратно к гоблинам. Несмотря на министерские рекомендации, он предпочел осуществить покупку при помощи банка Гринготтс, который, за долю малую, сделал вид, что не замечает того, что покупка сквайром Шварцгольмом дома на окраине деревеньки Каттералл в графстве Ланкашир была оплачена со счетов Дома Блэк.

/*Прим. автора: в данном случае слово «план» употребляется в том же значении, что и в словосочетании «План Баатор»: плоскость существования, отдельная от материальной вселенной*/

Завершив таким образом дела, Мортон Шварцгольм приступил к тому, для чего, собственно, и был создан. Он, в присутствии многочисленных посетителей банка, обратился к леди Гермионе Грейнджер с просьбой сопровождать его на Святочном балу в Хогвартсе.

На почтенного мага, откровенно клеящего малолетку, посмотрели несколько косо. Но протестовать никто не решился. Многочисленные посетители, коим в данный момент вспала нужда посетить Гринготтс, посчитали, что это — не их дело, с чем вся наша компания была, в сущности, согласна.

После этого Гермиона спросила у теперь уже несомненно существующего мага, какие у того планы на ближайшее время. И я, голосом своей марионетки, ответил:

— После длительного отшельничества меня несколько… утомляет присутствие большого количества людей, будь то маги, или же магглы. Так что я, наверное, удалюсь в купленный дом, буду с помощью эльфа там обустраиваться и морально готовиться к походу на бал. Глава Блэк, как мы и договаривались, уроки я буду давать по субботам. Удобное для Вас время уточните, пожалуйста, совой.

Убедившись, что все, кому надо, услышали все, что было нужно, сквайр Шварцгольм воспользовался порт-ключом, любезно предоставленным нам гоблинами в дом, где его уже ждал Кричер. Мы же покинули Косой переулок, и, неторопливо прогуливаясь, двинулись к площади Гриммо. Там нас встретил Кричер, доставивший из дома в Каттералле приметный черный браслет, каковой и отправился в хранилище, зачарованное «на всякий случай». А на мне с визгом повисли две девочки.

— У нас получилось! — прокричали они мне в оба уха.

— Получилось, — кивнул я. — Будем надеяться, что и в Хогвартсе никто ничего не заподозрит.

— Разве что этого твоего Мортона заподозрят в неподобающих намерениях в отношении малолетней меня, — улыбнулась Гермиона.

— Среброперые нюхлозавры пройдут мимо почтенного отшельника, — согласилась Луна.

И мы всей командой отправились через камин в Хогсмит. Настало время возвращаться в школу.

В Хогвартс мы вернулись так, как и положено вежливым, воспитанным людям, мы не возникли нагло прямо на лавке за столом Гриффиндора в Большом зале, не ввалились нагло через стену и не ворвались в открытое окно в образе кирпича, запущенного из катапульты. Хотя после уроков леди Аметист кое-что из этого списка стало нам доступно. Нет, мы спокойно вышли из общественного камина в Хогсмите и смешались с прогуливающимися по селению учениками, и уже оттуда добрались до школы на карете, запряженной фестралами. Драконокони, ускользающие от реальности за вратами Серых пределов, радостно приветствовали тех, кто способен шагнуть за Грань. Особенно радостно им было встретить Луну, которая только что не мурчала, поглаживая их бесшерстную кожу, способную, несмотря на видимые кондиции, принять на себя удар хорошим двуручным мечом. Оторвать Луну от экзотических представителей фауны было ненамного легче, чем Гермиону — от новой, еще не прочитанной книги. Но мы все-таки справились, и, устроившись в карете, отправились в школу.

— Вы видели, как они на меня смотрели? Видели? — радостная Луна аж подпрыгивала на сидении. — Злопушистые мыслержавчики их совсем закружили! Совсем-совсем!

— Совсем закружили, — согласилась Гермиона. — Особенно, учитывая, что фестралов почти никто из них не видит, а прочитать Бестиарий — мало кто удосуживается, даже на Рейвенкло. Слишком уж занудно-морализаторское чтиво…

Я удивленно поднял бровь. Чтобы Гермиона так критично отозвалась о книге? Впрочем, все мы меняемся…

В школе нас встретил директор Дамблдор.

— Ну, что, Га… — директор остановился и поправился, — Анрио, ты разобрался с «делами Дома»?

— Да, директор, — кивнул я. — Хотя пришлось потратить на это практически весь выходной, оно того стоило.

— Не поделишься, что это были за важные дела? — спросил Дамблдор. — Или это секрет?

— О, никакого секрета, — улыбнулся я. Сейчас нашей легенде предстоит серьезное испытание. Надеюсь, она ее пройдет! — Старый друг семьи Блэк завершил отшельничество, длившееся с 1940-го года. И он письмом попросил помочь ему «войти в ритм современной жизни» и помочь советом. Арктурус Блэк Третий попросил меня, как главу Дома, не отказывать в просьбе, хотя мы и сознавали, что столь… молодые проводники в мир современной жизни магического сообщества вряд ли будут настолько полезны, как этого, возможно, желал бы сквайр Мортон.

— Мортон? — Дамблдор вопросительно посмотрел на меня, предлагая назвать фамилию.

— Мортон Шварцгольм, специалист в области прорицаний и некоторых узкоспециальных областей борьбы с темными искусствами, — процитировал я запись, которую мы организовали в архивах Министерства магии.

— Специалист по борьбе с темными силами? — задумчиво произнес Дамблдор. — Любопытно. Анрио, ты не мог бы уточнить у него: не захочет ли уважаемый мистер Шварцгольм занять вакансию преподавателя ЗоТИ? А то Аластор согласился только на один год, и вряд ли захочет продлить контракт.

— Я, конечно, спрошу, — не стал я отказывать в столь… незначительной просьбе. — Но, боюсь, мистер Мортон вряд ли будет заинтересован в этой вакансии, даже не учитывая слухи о проклятии на должности. Во-первых, его дом в Ковентри был разрушен, а все хранившиеся там документы — утрачены. Так что хотя часть из них и удалось восстановить, но, боюсь, документы об образовании — утрачены безвозвратно. К тому же мистер Мортон… — я замялся и за мной подхватила Гермиона.

— Господин Шварцгольм… Как бы это помягче выразится… Он и до своего отшельничества не был особенно социально активен. В Японии его назвали бы «хиккикомори», или просто «хикки». А своими хобби он занимался исключительно в собственных интересах, и подтверждением своих знаний и навыков — не озаботился. Так что, боюсь, кроме сгоревшего диплома небольшой частной школы в Дрездене, откуда он бежал в Британию, поскольку его отец в попытках разобраться в тайнах Каббалы, вступил в иудейскую общину Дрездена — у него нет какого бы то ни было подтверждения специальных знаний.

Ага. А синагога Земпера в Дрездене была разрушена в Хрустальную ночь*, а ее архивы достались гестапо и… правильно — сгорели при налете на Дрезден. Как, впрочем, и упомянутая школа со всеми ее бумагами.

/*Прим. автора: Хруста́льная ночь, или Ночь разби́тых витри́н (нем. Novemberpogrome 1938, (Reichs-)Kristallnacht), — еврейский погром (серия скоординированных атак) по всей нацистской Германии, в части Австрии и в Судетской области 9-10 ноября 1938 года, осуществлённый военизированными отрядами СА и гражданскими лицами. Полиция самоустранилась от препятствования этим событиям. В результате нападений многие улицы были покрыты осколками витрин принадлежавших евреям магазинов, зданий и синагог.*/

— О, это не беда, — улыбнулся Дамблдор. — У Хагрида нет и такого. Но, тем не менее, он — вполне себе преподает!

Я покачал головой.

— Но первое возражение — остается. Мистеру Мортону трудновато общаться с большим количеством людей. Впрочем, я передам ему Ваше предложение, и пусть он сам решает: принять его, или нет.

— Хорошо, — радостно взблестнул очками-половинками Добрый Дедушка… или — один из его агентов? — И еще… Я рад, что тяжелое детство у родственников не отвратило тебя от идеи бескорыстной помощи людям.

Я пожал плечами.

— Мне жаль Вас разочаровывать, директор Дамблдор, но в обмен на день, потраченный мной на нужды господина Шварцгольма, он согласился потратить один вечер на мои нужды, — Дамблдор вопросительно посмотрел на меня, и я продолжил. — Он купил билет на Рождественский бал и пригласил Гермиону быть его спутницей.

— Мисс Грейнджер? — удивленно обратился к Гермионе Дамблдор. — Я не ожидал, что Вы согласитесь на Рождественском балу танцевать со столь… пожилым волшебником.

Теперь очередь пожимать плечами настала для Гермионы.

— Чтобы танцевать с Анрио, мне не обязательно являться на бал в качестве его спутницы. Достаточно прийти с человеком, которого не будет раздражать то, что я с ним танцую и вообще — провожу много времени… и к которому не будет ревновать Анрио. Мистер Шварцгольм обоим условиям удовлетворяет. Так что я с радостью приняла его приглашение. И теперь имею все основания отказывать любым другим претендентам, желающим быть моим спутником.

— А без этого Вы не могли обойтись? — удивился Дамблдор.

— Могла, — фыркнула Гермиона. — Но пришлось бы отказывать каждому, кто посчитал бы «я же лучше предыдущего претендента» в отдельности. Сейчас же мне достаточно сказать, что «я уже приглашена».

— Но все-таки… мистеру Шварцгольму пришлось тратить деньги на покупку билета… — заметил Дамблдор.

Я не стал отвечать в стиле «время главы Дома стоит дорого». Вместо меня в разговор влезла Луна.

— Мистер Мортон хотел проверить, как он будет реагировать на большое скопление нарглов. Среди крылоравных носовертов ему пришлось несладко, но терпимо. И он хотел узнать, может ли он посещать гнездилища нарглов более серьезного уровня…

— И мы решили, — перехватила инициативу Гермиона, — что Рождественский бал для этого подходит лучше всего: с одной стороны — будет много народа. А с другой — мало кому будет интересен конкретный сквайр Шварцгольм. Да и покинуть бал он сможет в любой момент, ничем не оскорбив свою спутницу, то есть — меня. Об этом мы уже договорились.

— Хм… — Дамблдор провел рукой по бороде. — Вижу, вы хорошо подготовились.

— Мы старались! — ответили мы все втроем.

Откуда мы узнали о бале, несмотря на отсутствие официального объявления, Дамблдор спрашивать не стал. Видимо, и сам вполне просчитал ответ «мне приснилось!»

Воскресенье мы провели, распределив время между библиотекой, Астрономической башней (днем она была пустынна: видимо, посещение этого места в разрешенное время представлялось парочкам не таким романтичным…) и опушкой Запретного леса, где Луна выловила очередной образчик фауны, подходящий для уроков неестествознания. Радостно тиская зверушку вида «во сне увидишь — не проснешься», Луна несколько демонстративно не обращала внимания на то, что, обнимая ее сзади, я позволил своим рука скользнуть с талии девочки вниз, на ее бедра. Конечно, плотная теплая мантия не обеспечивала полноты ощущений… Но мне все равно понравилось. И даже очень понравилось. Любовавшаяся на все это Гермиона решительно подошла ко мне сзади и прижалась… И, надо сказать, там было чем прижаться. Не чрезмерно, но вполне себе гармонично и соразмерно, чтобы ощущаться даже через теплую одежду. Так что вечером пришлось принимать холодный душ… Да и сны были… впечатляющие. И в них меня сопровождало веселое хихиканье Луны и одобрительное молчание Гермионы.

А в понедельник случился тот самый урок трансфигурации. Речь Макгонагалл в точности повторила то, что я помню «с прошлого раза». Разве что с Роном мы на игрушечных палочках производства близнецов не фехтовали, а потому — замечания не получили. Но в остальном — все то же самое. Объявление о том, что бал состоится, указание сроков, а также требование «наводить мосты с учениками иных школ» и предложение «соблюдать правила, предписанные учащимся Хогвартса».

Я постарался сдержать фырканье, вспомнив рассказ Альберта Барнса об истинном предназначении школы и содержащихся в ее Уставе «правил, предписанных учащимся Хогвартса». Интересно, а сама Макгонагалл эти правила читала? Судя по всему, она больше привыкла эти правила устанавливать… Особенно — вспоминая наказание за прогулку после отбоя в виде прогулки после отбоя в Запретный лес. И вообще, после общения с леди Аметист, ее возлюбленным, и Мастером, так и не соизволившим назвать нам свое имя — персонал Хогвартса как-то не кажется мне идеалом компетентности.

Вполне ожидаемо, на выходе меня тормознули.

— Мистер Поттер, Чемпионы и их партнеры…

— …открывают бал танцем? — подхватил я высказывание профессора.

— Именно. Я рада, что Ваши способности к предвиденью развиваются. Может, Вы еще назовете и танец? — как ни странно, но Макгонагалл не разгневалась оттого, что ее перебили.

— Не настолько хорош, — покаялся я. — Есть варианты: вальс, менуэт, полонез?

В прошлый раз это был вальс. Так что я мог бы тыкнуть в него. Но зачем? К тому же, Гермиона подсунула мне книгу по бальному этикету. Так что о предвидении сейчас речи вообще не шло. И, судя по всему, Макгонагалл этот нюанс уловила.

— Вальс, — твердо ответила она.

— Это хорошо, — вздохнул я. — Полагаю, менуэт, или хотя бы полонез оказались бы чересчур сложны для меня.

— Полагаю, — улыбнулась Макгонагалл, — что эти танцы оказались бы чересчур сложны для подавляющего большинства учащихся. Исключая разве что гостей из Шармбатона, где танцы входят в учебную программу. Думаю, с выбором партнера у Вас проблем не будет?

— Луна уже знает, что я приглашу ее, — ответил я. — Но сейчас, после официального объявления о бале, я, с Вашего позволения, поспешу, чтобы пригасить ее официально.

— Мисс Лавгуд, вот как… — задумчиво произнесла Макгонагалл. Интересно: Дамблдор действительно не известил ее о предпринятых нами мерах? — Что ж. Вы свободны, мистер Поттер.

Поскольку меня задержала Макгонагалл, а вот профессор Флитвик третий курс Гриффиндора отпустил вовремя, Луну мы с Гермионой встретили уже в гостиной алого Дома. Впрочем, девочки с нашего курса тоже успели добежать раньше нас с Гермионой, и сейчас тихо рассказывали потрясающую новость по секрету всему свету.

Луна сидела вдалеке от камина, погрузившись в изучение труда «Монструм»*, неизвестными (тут я покрутил руками и внутренне потупился) путями попавшего в ее ручки, лишь немногим менее цепкие, чем у Гермионы. (Последнее означает, что сама Гермиона с этим капитальным трудом уже ознакомилась).

/*Прим. автора: как думаете, что за книгу читает Луна? Намекну: там есть подзаголовок, который Анрио по воле автора опустил*/

Я склонился перед Луной. Не то, чтобы я исполнил этот поклон идеально… или, хотя бы — правильно. Подозреваю, что настоящий иллитири, из этикета которых я заимствовал это движение, счел бы подобное неуклюжее кривляние даже не «поводом», но «причиной» для кровной мести. Но, полагаю, что Луна сумела расшифровать мой поклон как «обращение к младшей матроне благородного дома, не враждебного, союзного, с перспективой на укрепление союза». Впрочем, среди дроу сам факт того, что я, мужчина, посмел заявить старшинство над женщиной — был бы несмываемым оскорблением и основанием даже не для дуэли, но для объявления войны. Полноценный казус белли. К счастью, Луна это так не воспринимает.

— Мисс Лавгуд, — перешел я к вербальной части сообщения, — надеюсь, Вы окажете мне честь быть моей спутницей на Рождественском балу, — ни порядок слов*, ни интонация вопросительного знака не предполагали. — Каков будет Ваш положительный ответ?

/*Прим. автора: в английском языке, на котором идет разговор, вопросительное предложение отличается от повествовательного не только интонацией, но и порядком слов*/

— Хам! — донеслось из угла, где скучковались старшие девушки.

— Да его даже Лунатичка с таким наездом пошлет! — фыркнула другая. Я постарался запомнить голос. «Лунатичку» я, пожалуй, еще припомню.

Луна поднялась из кресла. Она совершила не менее сложное и вычурное движение, с гораздо большим изяществом обозначив насмешку в адрес зрителей всего этого цирка «принадлежащих к близкому Дому, не враждебных, временно союзных, не дружественных», и еще десяток оттенков смысла, сводящихся, по сути, к «не убивай дуру прямо сейчас».

Гостиная замерла в ожидании того, как наглый хам Гарри Поттер получит-таки по морде. А вот хрен вам всем!

— Мой положительный ответ будет таков: разумеется, я согласна и буду рада Вашему сопровождению на Святочном балу, — и снова движение, означающее беззлобную насмешку и… признание старшинства «матроны более высокого Дома, старшей и опытной». Признание старшинства мужчины для женщины в этикете иллитири — не предполагалось. Точнее… наверное, его можно выразить, но разве что в виде ритуального самоубийства.

Мы с Гермионой — прыснули, вызвав повальное недоумение. С этикетом дроу присутствующие знакомы не были и смысла шутки — не поняли.

В следующие несколько дней Хогвартс охватил настоящий хаос. Гипотезы о том, кто с кем пойдет, а также «совершенно достоверные сведения» о том, кто кого уже пригласил, или же собирается пригласить — разносились по факультетам быстрее сквозняков, к Рождеству задувших из всех щелей. При этом совершенно незамеченным остался тот факт, что Анни Бёртон* отравилась парами неправильно сваренного зелья, отправилась в Больничное крыло и бал однозначно пропустит. И я тут совершенно не при чем. А то, что вероятность такого события была меньше одной сотой процента… Ну, так вероятность же — не ноль? Разумеется, Макгонагалл заподозрила проделки близнецов… Но их прикрыл Снейп, разобрав совершенную ошибку и наглядно разъяснив, что даже «рыжий кошмар» не следует винить в криворучии и пустой голове пострадавшей. Как ни странно, баллов он при этом не снял и отработок не назначил, ограничившись «троллем» за урок. Видимо, посчитал, что пропуск бала — само по себе достаточное наказание.

/*Прим. автора: учащаяся Гриффиндора, на текущий момент — 6 курс. Персонаж неканонический*/

Разумеется, Рон Уизли повторил свой подвиг с подкатом к Флер Делакур. Результат был немного предсказуем. Впрочем, не менее предсказуемо было и то, что в итоге Шестой Уизли еще больше озлобился на некоего Поттера и чуть менее некую Грейнджер, виня шрам через весь лоб в своем неуспехе у девушек. Ну… В чем-то он может быть и прав. Поскольку попытки пригласить сначала Парвати, а потом и Падму Патил — тоже успехом не увенчались. Хотя… может быть, это потому, что на этот раз, в отличие от прошлого, он не был «лучшим другом Избранного»?

Джинни некоторое время смотрела на меня тоскующими глазами больной антилопы… Но потом — спохватилась, и быстренько окрутила Невилла, оставшегося без партнерши, поскольку Ханне пришлось уехать по делам семьи, о которых она предпочла не распространяться, и пойти с Невиллом на Рождественский бал хаффлпаффка не смогла.

Хагрид ходил довольный, источая запах неописуемых в приличных словах благовоний. Из этого можно было сделать вывод, что мадам Максим согласилась принять его приглашение.

Виктор Крам ухватил себе в спутницы одни из француженок, и также источал довольство. Седрик, как и в прошлый раз, ухватил Чжоу Чанг, и ходил, поглядывая на всех свысока. Судя по некоторым признакам в аурах, дело шло к тому, что перед, или, самое позднее — сразу после бала парочка расстанется с невинностью. Слишком уж активно кружились вокруг них алый Акаши и пурпурный Шаиш, знаменующий не только конец старого, но и начало нового. Хм… Если в водовороте ветров около Седрика и Чжоу появится еще и зеленый Гур — я, пожалуй, рискну намекнуть Чемпиону Хогвартса, что контрацептивные заклятья следует подбирать понадежнее, и не забывать ими пользоваться. А вот несчастного Роджера Девиса стоило бы пожалеть. Шарм полноценной вейлы скрутил ему мозги буквально в трубочку, и он таскался за Флер, как собачка на поводке. Вздох облегчения со стороны девушек делегации Шармбатона, раздавшийся в Большом зале после того, как Флер приняла-таки приглашение Роджера, чуть было не сдул золотые тарелки со столов.

Прочие же пары сходились и расходились в водовороте скандалов и вихре интриг, периодически выплескивающихся брызгами в Больничное крыло.

И вот, наконец, все приготовления были завершены, и Большой зал распахнул двери для всех, кто собирался принять участие в Рождественском балу Турнира Трех Волшебников (а точнее — Трех Волшебников и одной Волшебницы).

Поскольку заведомо ясно было, что в торжественном марше-представлении меня с Луной поставят в первые ряды, среди других Чемпионов школ, а меня с Гермионой — среди «прочих гостей», на совете племени было решено поначалу ничем не выделяться. И достаточно обычные, хотя и красивые платья, равно как практически совершенно обычные парадные костюмы Гарри Поттера и Мортона Шварцгольма, стоящих в толпе у входа в Большой зал — ничем не выделяли нас среди пестрой толпы. Как и в прошлый раз, Макгонагалл разогнала слишком уж желающих попасть внутрь от дверей, и построила нас, Чемпионов, в колонну по два.

Торжественное прохождение Чемпионов, как и в прошлый раз, завершилось у преподавательского стола, где для нас уже были выделены места. Взгляды, от ехидно-сочувствующих до злобно-завистливых, сопровождали нас с Луной всю дорогу.

Как и в прошлый раз, моим соседом оказался Персиваль Уизли, гордо рассказывающий о сделанной карьере, и о том, что он «по специальной договоренности» временно подменяет приболевшего Крауча-старшего. Задранный к небесам нос мешал родному брату Шестого разглядеть очевидное: на замещение поста, пусть и временно освобожденного «заболевшим» начальником — отнюдь не выстроилась длинная очередь претендентов, готовых драться, интриговать, размахивать деньгами и компроматом… Настолько «не выстроилась», что данную почетную обязанность спихнули на новичка, только что начавшего работать в Министерстве. Полагаю, что тому же Биллу, или даже близнецам все было бы совершенно очевидно. Но Перси… Пожалуй, из всех, носивших фамилию Уизли, именно он духовно был ближе всего к Рональду.

Гостей, купивших министерские билеты, было не так уж и много. Человек пятьсот, не больше. И, поскольку Большой зал был действительно большим и предполагал существенно большее количество как учащихся и преподавателей, так и гостей, дополнительно расширять его чарами не пришлось.

В небесах, отражаемых иллюзией на потолке, холодно и тревожно мерцали звезды. Я непроизвольно поискал в небесах черный провал Еретикус Тенебра, или же ледяное сияние Анафемы, и с некоторым облегчением — не нашел.

Кружить Луну в вальсе на паркете Большого зала было также легко и приятно, как и на вершине одной из самых низких пурпурно-прозрачных башен Саргаба. Надо иметь в виду, что «самая низкая из башен Саргаба» все-таки возвышается на десяток морских миль над поверхностью планеты. И дышать там, равно как и не испытывать холода, можно лишь колдовством хозяина башни — Тигра Теней. Опять-таки, не стоит думать, что малая высота башни — признак слабости или неумелости ее строителя и владельца. Скорее это — неприличный жест в сторону прочих хозяев города со стороны пришельца издалека. И как бы Могучие и Великие не пытались внушить пришельцу «понимание его истинного места» — это им не удалось. Пожалуй, стоит принять это в качестве хорошего примера. Образца того, к чему стоит стремиться!

Странное ощущение, подозрительно похожее на подсказку боевого предвидения, подтолкнуло меня к необходимости сместиться оттуда, где мы с Луной в данный момент находились, куда-нибудь в другое место. И, разумеется, я сначала последовал подсказке, а потом уже начал выяснять ее причины.

Оказалось, что к вальсу присоединились и остальные желающие. И сейчас многочисленные пары спешно расходились. У кого-то это получалось элегантным кружением, а кому-то приходилось в панике убегать, таща за собой партнера или партнершу. Потому как попасть под ноги счастливо прыгающим Хагриду и мадам Максим, полностью погруженным в свои ощущения и не замечающим ничего вокруг, это… ну… такая себе идея. Наглядное воплощение поговорки про носорога, который не слишком хорошо видит… но при его весе и броне — это явно не его проблема.

Мелодия подходила к завершению, и я постарался рассчитать все так, чтобы к ее концу обе мои пары оказались поблизости друг от друга. Но даже этого оказалось недостаточно.

— Господин, — обратился к Шварцгольму смутно знакомый старшекурсник. На его парадной мантии не было цветов Дома, но, кажется, я видел его в цветах Рейвенкло, — позвольте пригласить Вашу даму на следующий танец?

Разумеется, ответ мог быть только один.

— Нет.

— Нет? — удивился старшекурсник. По меркам бального этикета поведение Шварцгольма выглядело натуральным хамством… Ну, так для того его и сделали «диким отшельником из дикого леса», что ходит, где вздумается, гуляет сам по себе, а этикет, если какой и знал — то давно забыл. Хотя соображения удобства создания липовой личности тут тоже присутствовали. Так что «одним камнем — двух зайцев».

— Леди ангажирована на весь вечер, — счел нужным пояснить «сквайр Мортон», наблюдая за приближением Анрио Поттера с его спутницей.

— Гермиона? — подошел я к своей девушке.

— Конечно, Анрио, — улыбнулась она, изящным движением раскланялась со сквайром Мортоном, и буквально впихнула в его руки Луну.

— ?! — возмущенно воззрился на сквайра Шварцгольма рейвенкловец.

— Как я уже сказал, — улыбнулся я ему, — леди ангажирована на весь вечер. Анрио Поттером. Я лишь взялся, в ответ на предоставленную им услугу, присмотреть за его девушками, избавив их от нежелательных и ненужных приглашений. Надеюсь, — я отметил периферическим зрением крупного жука, которого просто не могло быть зимой на севере Шотландии, но который, тем не менее, удобно устроился на завитке какого-то архитектурного излишества, название которого я не посчитал нужным выяснять, — что мои возраст и статус надежно уберегут девушек от облыжных обвинений в ветрености и недопустимо легком поведении. Хотя, должен сказать, что танцуя с ними, я получаю массу положительных впечатлений. Но это — только танцы, не так ли, мисс Луна? — завершил я свой спич, протягивая руку девочке.

— Конечно, сквайр Мортон, — Луна изобразила книксен, и вложила свою руку в мою. И мы двинулись ближе к центру зала, оставив на прежнем месте как ошеломленного старшекурсника, так и потирающую лапки в предвкушении сенсации Риту.

— Ну как, — спросил я Гермиону, когда снова заиграла музыка, и пары двинулись в следующем туре вальса, — тебе понравилось танцевать со сквайром Мортоном?

— Конечно, — весело кивнула она мне. — Не меньше, чем с тобой.

— Но и не больше, я надеюсь? — изобразил я некоторую обиду.

— Ну… — Гермиона сделала вид, что задумалась, при этом глаза ее ехидно взблеснули, — сквайр Шварцгольм — выше, сложен мощнее, и может себе позволить вести меня более жестко…

— Пф… — изобразил я одного широко известного мстителя.

Гермиона весело рассмеялась, и на очередном шаге прижалась ко мне поближе, напомнив, почему какое-то время вальс считался неприличным танцем.

Следующий танец был объявлен как «быстрый», и мы всей компанией решили отдохнуть. Не то, чтобы хоть кто-то из нас серьезно устал: напитка мышц силой варпа имеет свои преимущества. Но вот, как я сильно подозреваю, если то, что сейчас будет происходить в Большом зале и можно будет назвать «пляской», то разве что помянув почтенное имя святого Витта.

Розарий снаружи, специально подготовленный для Рождественского бала, был очень красив. Но вот выйти в него у нас не получилось. На самом пороге нас нагнала незнакомая женщина.

— Мистер Поттер! Здравствуйте. Я — Гейл Митчелл, представляю «Ежедневный пророк»… — ага, подумалось мне, а Рита тут, значит, просто так. Дурью мается. — Хотелось бы узнать Ваше мнение…

— Без комментариев! — дружно ответили мы.

На самом деле было понятно, что интервью — не избежать. Но… надо же поторговаться? Может, что интересное удастся выбить. И не обязательно деньгами.

— Мистер Поттер, — укоризненно протянула репортер, — неужели мне обязательно обращаться к директору школы, чтобы он…

Она сделала паузу, в которую я не преминул вклиниться.

— Поскольку «давать» или же «не давать» интервью — вопрос, относящийся к частной жизни, а не к обязанностям школьника, то обращайтесь уж лучше сразу к Верховному Чародею Визенгамота. Вот если он издаст судебное предписание…

— Хм… — репортер непроизвольно улыбнулась, оценив шутку. — Давайте все-таки не доводить дело до крайностей… Что Вы хотите за то, чтобы пообщаться со мной и позволить рассказать о Вас читателям «Ежедневного пророка»?

— По сути, только одного, — ответил я под хоровое молчаливое одобрение девушек. — Чтобы мои ответы Вы напечатали не в вольном пересказе, а в виде цитат. Пусть и с Вашими комментариями для лучшего понимания читателями более широкого контекста и всей ситуации в целом.

— Отлично! — полыхнули серые глаза Гейл, а ее строгая парадная мантия каким-то волшебством стала выглядеть… не такой уж и строгой, что вызвало раздраженное шипение моих девочек… Правда, репортерща его не услышала, поскольку оно так и осталось на ментальном плане.

— Сделка? — спросил я, протягивая руку.

Радостная физиономия Гейл схожим волшебством стала выглядеть… не столь радостной. Сила, которая сейчас чуть-чуть искажала пространство вокруг моей руки, гарантировала: скажи она «да» и пожми мне руку — простое слово обернется Тяжким и свяжет не сильно хуже Непреложного обета. О том, что «глупый мальчишка» знаком с такими методами заверения сделок — репортер, похоже, не подозревала. И, да. Если бы я оставался несовершеннолетним — жест был бы бесполезен. Сделка требовала бы заверения со стороны опекуна, а без его ведома слова оставались бы просто словами. Но я-то уже получил эмансипацию по полному ритуалу. И, стало быть — имею право заключать сделки, призывая Свидетеля.

— Сделка! — помявшись, все-таки согласилась Гейл.

— Услышано и засвидетельствовано, — голос, раздавшийся в наших сознаниях, не колыхнул и грана косной материи… Но сделка была скреплена. — Анрио Поттер дает интервью репортеру Гейл Митчелл. Гейл Митчелл публикует интервью в виде неискаженных цитат из речи Анрио Поттера, сопровождая их своими комментариями. Если у Гейл Митчелл не будет возможности опубликовать интервью в таком виде — ничего опубликовано не будет. Ссылки на высказывания Анрио Поттера, произнесенные в ходе данного интервью, без цитирования самого высказывания, а также искажения цитат — недопустимы! Публикация интервью третьими лицами с нарушением условий договора будет признано нарушением со стороны Гейл Митчелл, если она не предупредит того, кому передаст текст о заключенном договоре и его последствиях, либо же — со стороны публикующего, если он будет своевременно предупрежден.

А вот это — то, почему таким механизмом совершения сделок пользуются редко. Сущность, что свидетельствует заключение сделки, имеет право исправлять условия договора по своему усмотрению, если считает их несправедливыми или неточными. И я заведомо предполагал такую правку, не настаивая на отсутствии искажений при цитировании моих высказываний.

— Умный, блин… — прошептала про себя репортерша.

Я улыбнулся. Иногда находились считающие себя самыми умными, и готовые ради максимизации прибыли вызвать на свою голову неудовольствие Свидетеля, а то и его гнев. Судьба таковых умников была достаточно печальна, чтобы действительно умные люди предпочитали исполнять заключенные таким образом договоры максимально точно, соблюдая не только букву соглашения, но и его дух.

— Итак, — вздохнула Гейл. — Начнем. Первый вопрос: что Вы думаете о текущем Турнире?

— О Турнире Трех волшебников и одной волшебницы? — уточнил я, вызвав заинтересованную улыбку у репортерши. — Своевременное мероприятие. В связи с событиями на Континенте, необходимость крепить международное сотрудничество — возрастает, как никогда!

— Событиями на Континенте? — заинтересовалась Гейл.

— Незадолго до моего поступления в Хогвартс был распущен Советский Союз. Боюсь, что русские посчитают это началом новой феодальной раздробленности. Магическая Русь ныне, как это было и перед нашествием монголов, расположена на территории нескольких маггловских государств. Полагаю, рано или поздно Войны Объединения будут неизбежны.

— Удивительно видеть интерес к политике в столь… юном волшебнике, — покачала головой Гейл. — Но… давай пока оставим в стороне международную политику, особенно — маггловскую.

— У русских «где заканчивается Беня и начинается полиция», в смысле — где заканчивается политика маггловская и начинается волшебная — всегда было сложно. Статут Секретности там соблюдается в лучшем случае… фрагментарно, — прокомментировал я. — Но, Вы правы. Не будем о международной политике. Боюсь, зрительская масса начнет скучать. Следующий вопрос.

— Хорошо, — кивнула Гейл. — О причинах и своевременности Туринира Вы высказались. А что Вы скажете о его проведении?

— О проведении… — задумчиво произнес я. — В проведении Турнира была допущена одна важная ошибка… если, конечно, это была ошибка… впрочем, этот вопрос — в ведении Департамента Магического Правопорядка, и не мне его комментировать.

— Ошибка? — Гейл вопросительно подняла бровь, контрастно темную на фоне ее светлой прически.

— При организации подачи заявок на участие в Турнире, организаторы положились исключительно на возрастную черту, не обеспечив хотя бы минимального дежурства у Кубка. И это позволило неизвестному, или же неизвестным организовать отвратительную провокацию, направленную против величайшего светлого волшебника этого столетия — Альбуса Дамблдора, — сформулировал я, вызвав неподдельное веселье в канале нашей с девочками ментальной связи.

— Вот как? — удивилась репортер. — Против Альбуса Дамблдора? Не против Гарри Поттера?

— Ну что Вы, — грустно улыбнулся я. — Ну, кто я такой, на фоне Альбуса Вульфрика Брайана Дамблдора, директора Хогвартса, Верховного Чародея Визенгамота, председателя Международной Конфедерации Магов? Достаточно было мне не сообразить, что происходит, и, как я первоначально и собирался — отказаться от участия… Скорее всего, Великий маг справился бы с атакой со стороны артефакта, созданного кем-то из титанов еще до Ледникового периода. Но это исключило бы его участие в активной политике как минимум на полгода! И кто знает, какие законы сумели бы провести тайные последователи Геллерта Гриндевальда за время его нетрудоспособности?

— Хм… — покачала головой Гейл, услышав начало всеобъемлющей Теории Заговора, которую я готов был перед ней развернуть. — Пожалуй, это тоже стоит оставить в стороне. Но, возвращаясь к технической стороне упомянутой провокации… Как Вы думаете, как она могла быть осуществлена? Как в руки злоумышленника мог попасть пергамент с Вашим именем, написанным Вашей рукой?

Настала моя очередь качать головой.

— Весьма просто. Каждый день я подписываю от трех до восьми работ. Правила школы не предписывают ни уничтожения этих работ, ни хранения с какими бы то ни было мерами по обеспечению их секретности. Так что для того, кто пробрался в Хогвартс, минуя бдительность персонала вообще и директора в частности — вряд ли составило большое затруднение добыть одну из таких работ и отрезать от нее участок пергамента с моим именем, написанным, прошу заметить, мной собственноручно! К счастью, мудрое министерство и компетентная судейская коллегия, — в канале послышался новый взрыв хохота. Но на лицах девушек по-прежнему отражалось только вежливое внимание. Все-таки окклюменция — один из важнейших магических навыков! — …вовремя сообразили, что именно происходит. И оградили великого мага, национальное достояние Магической Британии от возможных ошибок недоучившегося школьника, обеспечив мне эмансипацию. Теперь я отвечаю только за себя, что, конечно, намного облегчило мою ношу!

Еще какое-то время мы разговаривали, прогуливаясь по розарию.

— Как Вы оцениваете деятельность судейской коллегии? — спросила Гейл, подгадав вопрос как раз к тому моменту, когда мы проходили мимо споривших о чем-то Снейпа и Каркарова.

— Как я могу ее оценивать, если при представлении Кубку в качестве судьи, человек заключает Контракт, ничуть не менее обязывающий, чем Контракт участника турнира? — отозвался я. — Разумеется, комиссия — справедлива и объективна. Ведь нарушение Контракта чревато реакцией Кубка, а она, как я уже говорил Вам ранее, может быть опасна даже для Великого мага, каковых в составе комиссии — ровно один.

Директор Дурмстранга аж посерел, услышав, что я говорю. Разумеется, сразу он не поверит. Но, полагаю, так или иначе он разберется, что сказанное мной есть истина. Вот только, полагаю, сделать — ничего не сможет. Нарушение Контракта уже зафиксировано. Разве что он сможет не усугублять свое положение пристрастностью на втором этапе. Может, и отделается всего лишь превращением в сквиба, а не гибелью, как в прошлый раз… Я как-то не думаю, что у Реддла, увлеченно готовящего свое триумфальное возвращение, нашлись время и возможности, чтобы параллельно искать в очередной раз сбежавшего и затаившегося отступника.

Еще несколько вопросов привели нашу прогулку к закономерному финалу у дверей Большого зала.

— И, наконец, последний вопрос, — четко подгадав момент, обратилась ко мне Гейл, — и я больше не буду мешать вашему отдыху. Ходят слухи, что Ваши способности к прорицанию — весьма высоки. Вы можете подтвердить или опровергнуть их?

— Подтверждаю, — кивнул я.

— Тогда… — с нескрываемым скептицизмом произнесла Гейл, — Вы можете что-нибудь предсказать?

— Это потребует некоторой подготовки и помощи девочек, — вздохнул я, «тоскливо» посмотрев в сторону Большого зала. — У Вас есть еще минутка?

— Разумеется, — кивнула репортер. — Я подожду. Готовьтесь.

Девочки, ранее шедшие на шаг позади меня, встали рядом. И мы отбросили отслуживший свое слой истины. Это вызвало удивленный и испуганный вздох в зале со стороны практически всех, кто это видел.

— Темный лорд, — начал я свое «Пророчество», — восстанет более ужасным и могущественным, чем был прежде, — ну еще бы! Судя по виденному мной — он сумел вернуть здравый рассудок. А «думать» — это большая сила. Ну а уж «думать прежде, чем делаешь» — вообще адский чит. — И не решено еще: падет он вновь, или же возвысится превыше прежнего. Марс, — я кивнул на алую точку в иллюзии неба, — очень яркий сегодня.

Внутренне я рассмеялся, глядя на побелевшее от ужаса лицо репортерши, и не менее белые лица школьников и гостей бала в зале. Слева от меня стояла Луна. Ее «вполне обычное» платье превратилось в серебряное с черным узором. И тому, кто достаточно внимателен — было бы очевидно, что нанесен этот асимметричный узор не линиями, но вязью письмен, славящих Изменчивые ветра и их Владыку. В светлой прическе Луны проявилась темная прядь. Справа же от меня стояла Гермиона. Ее платье стало черным с серебряным узором. И узор этот не был симметричен, и не дополнял до симметричного узор не платье Луны… Но смотрелись вместе они очень гармонично. И, разумеется, каштановая прическа была затемнена до практически черной, а слева в ней видна была всем желающим белая прядь. Ну и посередине — я. Парадная мантия куда-то делась. Вместо нее был тонкий свитер, то ли черный с белыми изломанными полосами, то ли белый — с черными. Застывшее «в пророческом трансе» лицо освещалось безумной усмешкой. Поскольку соответствующее произведение еще не появилось в нашем мире, я не стал доводить косплей до абсурда, высветляя прическу и избавляясь от очков… Но, полагаю, эффект Ускорителя и так был неплохой.

— Полагаю, на этом все? — обратился я к так и не пришедшей в себя репортеру. А потом, не дожидаясь ответа, кивнул «Видуньям», зная, что в тишине замершего зала буду услышан: — Маэстро! Урежьте марш!

Директор школы магии и чародейства Хогвартс тяжело смотрел на происходящее в Большом зале. А творилось там… нехорошее. Вопреки заявленной программе, по команде Гарри (да… стоило бы перестроиться, но привычки в его возрасте уже трудно поддаются переменам) и оркестр не заиграл, и даже не грянул, и даже не хватил, а именно что урезал какой-то невероятный марш.

Девочки переглянулись за спиной Гарри, и щелкнули пальцами. Простецкий наряд мальчика мигнул и изменился, наводя на мысль, что одеяния и прически ребят — все-таки иллюзия, а не что-то реальное. Теперь Поттер двигался через замерший в изумлении, а отчасти — даже и ужасе, зал в роскошном белом мундире. Черные обшлага рукавов с золотой отделкой, черный пояс и черная рубашка — лишь подчеркивали белизну ткани и яркий блеск золотых украшений.

Прохождение гордого лорда со свитой — впечатляло. Но даже безумие, отражавшееся в глазах мальчика — не давало возможности к слову «лорд» добавить эпитет «Темный».

— Что же, все-таки, с тобой происходит, Гарри? — прошептал Дамблдор.

Ведь почти три с половиной года назад в Хогвартс приехал совсем не такой ребенок. Светлый. Открытый. Прозрачный. Идеальный Мессия Света.

Увы, как и положено Мессии — он был обречен. И поэтому директор решил всеми силами дать Гарри возможность провести хотя бы кроху детства так, как и должно ребенку… Но при этом нельзя было упустить из вида общего Плана, предсказанной Судьбы. У Мессии не должно быть привязанностей, способных отвратить его от исполнения своего Долга. И именно поэтому одним из ключевых элементов Плана стал Рон Уизли. Ленивый. Завистливый. Не слишком умный. Казалось бы, он совсем не тянул в спутники Героя. Но все эти качества оборачивались достоинствами, когда речь идет о Поттере… Конечно, если прямым текстом поставить ему задание — не провалит, так выдаст. Но ведь ему и задание ставить не надо. Достаточно заглянуть в гости, вслух порассуждать о Мальчике-который-Выжил, его репутации, и о том, что неплохо бы поддержать сироту… И вот уже Рон старательно отпихивает от своего билета в светлое будущее всех кто мог бы сравнится с ним, Рональдом Великолепным, именно потому, что внутренне Рон отлично сознает свою ничтожность.

Дамблдор снова вздохнул, наблюдая «проход лорда со свитой». Конечно, если спросить Гарри: «почему это мисс Грейнджер столь удивительно похожа на недоброй памяти Беллатрикс Лестрейндж?» он, честно глядя прямо в глаза, и нимало не смущаясь тем, что слушающий знает, что он — врет, ответит, что, «конечно, это получилось совершенно случайно: мы просто подбирали платье и прическу в тон одеянию Луны».

Ну, да ладно. Шутка, конечно, получилась не особенно добрая. И несколько гостей Хогвартса получили повреждения, в бегстве ударившись о стены и колонны, когда их взгляд был зафиксирован на страшной угрозе — «неистовой Белле». А двое даже весьма лихо нырнули в окна. Щучкой. Но, все-таки, это, пожалуй, шутка. У близнецов случаются и позлее эскапады. Так что и разговаривать тут с детьми не о чем. Разве что в рабочем порядке намекнуть, что стоит быть добрее… И то — теми же близнецами в глаза ткнут… Так что — не стоит. И Минерве надо будет сказать, чтобы не обращала внимания. Дети, в конце концов… Хотят пошалить и поиграть.

Но вот сам факт такой злой шутки говорит о том, что что-то в воспитании мальчика директор упустил. Слишком уж положился на Тома… Ведь, казалось бы, в противостоянии «ребенок, только начинающий учиться в школе против могущественного темного мага, проведшего кошмарный ритуал Вечной ночи, да еще и несколько раз» исход очевиден. Но как-то так получилось, что раз за разом, вопреки всякой вероятности, и усердным трудам самого Дамблдора, обеспечивающего встречу героям Пророчества так, чтобы никто не помешал — Поттер снова и снова выживает. Так недолго и в самом деле в Избранность уверовать…

К сожалению, помочь Тому больше, чем «не замечая» его действий — нельзя. Ни с политической точки зрения, ни, что гораздо хуже — с ритуальной. И если так называемых «политиков» Магической Британии еще можно обмануть, убедить, надавить авторитетом… То вот Ту, что Даровала… С ней ничего такое не прокатит. В принципе. А потому — никак нельзя ни убить нынешнего хозяина Мантии самом, ни даже допустить, чтобы его убили в присутствии самого Белого мага. Даже Старшая палочка, что, по легендам, служит победителю — подчиняется… но как-то неохотно. А уж мантия… В его руках она всегда оставалась просто мантией-невидимкой. Хорошей. Качественной. Не теряющей своих свойств вот уже несколько веков, переходя из рук в руки от одного поколения Поттеров к другому… Но он-то, Дамблдор знает, какой она должна быть. Хорошо еще, что удалось нашить на нее рунные знаки шерстью нунды, и настроить на них как собственные очки, так и глаз Аластора, что ныне служит самозванцу. Это позволяет хоть как-то контролировать мальчишку. К сожалению, в руках истинного хозяина, потомка Одаренного — она вполне способна показать свою истинную мощь. Укрыть даже от взгляда самой Смерти!

Конечно, если прямая линия наследования пресечется, можно будет попробовать собрать все артефакты, и подчинить их. Вот только… Моими предшественниками по Золотому Кругу однозначно установлено: нельзя допустить хоть какой-то причастности к гибели истинного хозяина. По крайней мере, когда речь идет о мантии. Мы пытались, и неоднократно. Удалось лишь выяснить, что хозяином Мантии не может стать убийца предыдущего хозяина. Нельзя ни приказать, ни хотя бы намекнуть на желательность смерти предыдущего Хозяина. Нельзя не подать помощи попавшему в опасную ситуацию — иначе Мантия не признает тебя.

Естественно, в отличие от бесчисленных глупцов, директор не считал, что, собрав все три Дара Смерти, можно стать повелителем Смерти. Ха! Подчинить столь могущественную сущность при помощи ей же созданных артефактов может рассчитывать только полный недоумок!

Но вот собранные воедино, три Дара Смерти вполне могли послужить источником Силы, достаточным, чтобы запитать начальные стадии Лунного Причастия, ритуала, описание которого Золотой круг еще в позапрошлом веке нашел в Свитках Учителей Белого Халака, найденных в развалинах Дурджаи, столицы древнего царства Камарупа в Бенгалии, когда волшебники Золотого круга, еще не скованные Статутом секретности, появились в Индии с Ост-Индской компанией. Позже, когда в 1692 году Статут полностью вступил в действие, Золотому кругу пришлось покинуть правление компании, но не земли древних государств Индостана и Тибета. Расшифровка текстов древних Учителей потребовала много сил и времени. Но сейчас у Круга есть полное и подробное описание ритуала, что охватит весь мир, позволит избыть Тьму, уничтожить всех темных волшебников и тварей! Добро и счастье охватят весь мир! Это то, к чему Золотой круг стремился изначально. То, чему отдавались их силы, состояния, временами — весьма немалые, время, и, часто — жизни. Великая цель, ради достижения которой не жалко ничего!

Правда, даже гибели и уничтожения даже столь мощных артефактов, как Дары самой Смерти — не хватит для лунного причастия. Нужна будет гекатомба. И Дамблдор старательно готовил таковую. К сожалению, одного только уничтожения темных магов — не достаточно для Причастия. Нужны будут светлые души, отданные в борьбе за Правое дело. Что ж. Светлые души войдут в Небесные врата. Темные, погибшие ради великой цели — получат шанс на Спасение. И только им, тем, кто готовит великое и ужасное заклятье — никогда не войти в Небесные врата. Ледяные глубины Коцита станут их пристанищем на весь остаток Вечности. Все они знали об этом. И никто не считал такую цену слишком высокой.

Дамблдор вынырнул из своих размышлений, и вернулся взглядом к трем школьникам, рядом с которыми довольно странно смотрелся взрослый маг. Директор и его союзники постарались найти все, что возможно, об этом волшебнике, внезапно всплывшем из небытия. Найти удалось на удивление мало. Впрочем, это ни о чем не говорило. Волшебники вообще славятся эксцентричностью, чтобы не сказать «сходят с ума каждый на свой манер». Так что ничего удивительного в мизантропе, и ранее не любившем общаться с людьми, а позже, после кошмара Ковентри, после бомбардировок Лондона — удалившемся в отшельничество, Дамблдор не видел. Конечно, неплохо было бы получить доступ к результатам столь… фанатичных изысканий. Но пока что таких способов не просматривалось. Приглашение в гости сквайр Шварцгольм ожидаемо проигнорировал. А на балу он разговаривать о делах решительно отказался. Естественно, словам о том, что сквайр расплатился с «лордом Блэком» (Этот титул Дамблдор внутренне не мог произнести без смешка… но внешне его Светлый Лик оставался непоколебим. Лорд Блэк — недоучившийся школьник! Это надо же! Все-таки братья в Круге хорошо поработали. И даже если Гарри сумеет убедить портреты предков в том, что он — достоин, портрет — есть портрет. Многому он не научит. Иначе основатели не отдали бы портреты бывших директоров в подчинение директору нынешнему. Нет. Этот кошмарный Дом — пал и не поднимется более), только приглашением мисс Грейнджер на бал. Конечно, он чему-то научил Гарри… Чему-то, что смогло заинтересовать мальчишку. И хотелось бы выяснить — чему именно. Знания, особенно — знания, добытые на Темной стороне (а куда еще могли привести бегущего от войны молодого мужчину страх и отчаяние?) могут быть опасны. Но сейчас важнее не разрушить то доверие со стороны Избранного, которое еще осталось. Ведь не нашел же этот Мортон ключи к Шести Дверям, описание ступеней Лестницы, росток Гниющего сада или же, упаси Свет, путеводную нить через Лабиринт? Ведь он же не мог, правда? А с меньшим Злом Дамблдор как-нибудь, да справится!

Дамблдор, под звуки удивительно развязанного марша, вернулся от размышлений о текущей ситуации, к воспоминаниям о ее истоках.

После каникул между первым и вторым курсами Поттер как-то сумел встретиться и подружиться с Луной Лавгуд. И это было второй (после допущения в их компанию Грейнджер) ошибкой Рона. Талант Видящей. Неплохие задатки ментального мага. Наследственность Гончей Смерти — все это делает девочку крайне опасной. К счастью, надлежащего обучения она не получила. И столь мощные таланты пошатнули стабильность ее разума. Так что истории о танцах голышом при Луне, неясных словесах, увлеченности несуществующими зверушками, которой Ксено только потакал — все это сделали девочку буквально парией. Неудивительно, что Гарри, испытавший на каникулах очередной удар судьбы, но сохранивший способность сопереживать — стал для Луны Близким другом. Чертов Добби. Не мог он правильно зачаровать барьер. Так, чтобы Поттер через него не прошел… или, хотя бы — прошел вместе с Роном… Но, что случилось — то случилось. И шестой Уизли не смог помешать знакомству. А Джинни каким-то образом потеряла доверенный ей крестраж… Правда, тогда отклонения еще казались малыми… Крестраж все равно действовал, выпуская василиска, что оставляло надежду на встречу с Гарри. Но вот Рон все дальше и дальше откалывался от Гарри с его девочками. Жаль, что тогда Дамблдор посчитал происходящее «мелочью». Позабыл о кузнице, в которой не хватило всего-то одного гвоздя! Но Малфой тогда развил бурную деятельность, угрожая политическим моментам, критичным для Плана. Приходилось активно участвовать в политической жизни… А тут еще и русские активизировались, создавая проблемы в Международной конфедерации магов, пытаясь сохранить свой неестественный, варварский, безбожный Союз. Удержать их от нарушения Статута удалось, но… серьезно заниматься школой не было ни времени, ни сил. Пришлось многое оставить на Минерву. А она, не зная Плана — просто не заметила некоторых важных моментов… Жалко, конечно, но ни одного из полноправных членов Круга не удалось провести ни в преподаватели Хогвартса, ни в Попечительский Совет.

И вот результат: Драко Малфой сумел примириться с тем, кому должен быть главным врагом и раздражателем. Рон Уизли полностью оттерт в сторону, и даже более того — ухитрился стать врагом Избранного, вызывая смуту и раскол в стройных рядах Гриффиндора. Луна Лавгуд демонстрирует характерные особенности Гончей Смерти, да еще, похоже, и поднатаскала Гарри в навыках предвидения, которых у него не должно было быть. Дамблдор попытался надавить на Маклаггенов, чтобы разрушить эту порочную связь Избранного и малолетней провидицы, связь, грозящую Хогвартсу и Магической Британии неминуемой бедой… Но после того, что случилось на экзамене по ЗоТИ, после того, как Захария Смит, пытавшийся, по поручению директора, разрушить отношения этого непредвиденного трио, запутался в паутине Темного Пророчества и погиб… Маклаггены резко сдали назад. Так что вынудить их организовать помолвку с дочерью Лавгуда — не получилось. Представления Гарри о допустимых методах решения мелких и частных проблем — оказались слишком уж темными. Подобное — недопустимо для действий, направленных на столь эгоистичные интересы в ущерб общему благу! Но, с другой стороны, в преддверии войны… Пожалуй, для предводителя Света, если Гарри, конечно, ухитрится дожить до начала боевых действий, готовность столь бескомпромиссно действовать, не взирая на вред, который ребенок причиняет своей душе — может оказаться полезной, и увеличит потери, а значит — усилит гекатомбу, необходимую для поддержания ритуала! Но все равно… Жаль. Очень жаль того светлого и доброго ребенка, каким Гарри должен был стать по всем прогнозам…

Но остается только порадоваться тому, что в свое время сумел устроить на должность преподавательницы Предсказаний стихийного и неконтролируемого пророка — Сивиллу Трелони, которая вполне может выдать истинное Пророчество, да и провидит по мелочи очень и очень многое, но вот научить — в принципе никого ничему не может, потому как сама не понимает, что и как делает. Не хватало еще иметь дело в школе с многочисленными предсказателями, способными в порыве вдохновения раскрыть прекрасные, но грозящие бедой многим эгоистичным устремлениям. А уж если бы такой предсказатель оказался на Слизерине… Впрочем, директор сильно подозревал, что со стороны «темных» ему помогали, преодолевая сопротивление нейтралов, по примерно сходным соображениям.

Хотя — нет! Дамблдор чуть было не схватился за голову, осознав важный момент. Предполагать такое он мог до того, как получил сообщение Северуса о мотивах Тома. Теперь же, после того, как узнал, что на самом деле ведет Темного лорда… Объяснение уже не выдерживает никакой критики. Так кто же помог пропихнуть Трелони?

Запутавшись в рассуждениях о мотивах темных (а ведь проникая в их мысли — проникаешься Тьмой, так что делать такое надлежало крайне осторожно), Дамблдор на мгновение позволил себе отвлечься, и полюбоваться тем, как дети танцуют. Попавшаяся в поле зрения Луна, активно кружащаяся в танце с Гарри, навела мысли Белого на заботливо донесенный до него рассказ о предсказании Лавгуд, сделанном сразу после ее поступлении на Гриффиндор, поступлении неожиданном, выламывающимся из логики, разрушающем сразу несколько мелких, но выгодных Делу Света предсказаний… «Меч, сложенный из ярчайших звезд — уже занесен…» «Нет» — отмахнулся директор от пришедшей в голову мысли. — «Этого просто не может быть. Наверняка это просто злая Тьма морочит разум начинающей провидицы ложными видениями». И, успокоив себя таким рассуждением, Дамблдор продолжил наблюдать за балом и размышлять о политических аспектах своих чудесных планов.

После бала по Хогвартсу разлетелись многочисленные слухи. Один из них чуть было не стал причиной локальной катастрофы. Когда небольшая черная кошечка, уютно мурлыкавшая на коленях Гермионы, услышала, как Лаванда рассказывает, что «Тот-кого-Нельзя-Называть», обучаясь в Хогвартсе, закрутил роман с Августой-еще-не-Лонгботтом, так что Невилл — внук Темного лорда, и, соответственно, Наследник Слизерина, ее челюсть пробила хрупкую ткань реальности и устремилась к нижним планам бытия, чуть было не вызвав прорыв Темных сил. К счастью, одна из представительниц оных Темных сил, Гермиона, не желая увеличения конкуренции, быстренько заткнула развивающийся прорыв еще более темным беспалочковым невербальным заклятьем.

— А это ничего, что Лорд выпустился из Хогвартса года за два ДО того, как в него поступила Августа? — протелепатировала нам Трикси. Уж возвращенная в Дом мисс Блэк в свое время постаралась как можно больше узнать о предмете своей девичьей влюбленности.

— Какое отношение мелкие детали реальности имеют к хорошей сплетне? — внутренне пожал я плечами. — Впрочем…

— Лаванда, — произнес я уже вслух, — тебе же дневник назвал истинное Имя-что-не-называют?

— Назвал, — немного испуганно кивнула Лаванда. — А что?

— Пойдем, — позвал я ее. — Покажу тебе кое-что интересное!

Разумеется, одна Браун со мной не пошла. Ее взялась поддержать Парвати Патил, а по дороге прихватили и ее сестру — Падму. Так что к шкафу с наградами, известному любому учащемуся в Хогвартсе (Проучиться в «самой безопасной школе» и ни разу не попасть на отработки к Филчу? «Фантастика — на другом этаже») мы подошли «могучей кучкой».

— Вот! — ткнул я пальцем. — «1943 год. Староста Дома Слизерина Т.М. Риддл».

— Ох! — отшатнулась Лаванда. Я же продолжил рассуждения.

— Итак, в 43 Риддл — уже староста. То есть, он как минимум на пятом курсе. И, стало быть, выпустился не позже 45. А Августа Лонгботтом, вместе с Минервой Макгонагалл поступили в 1947.

— Что это вы тут обсуждаете? — из-за угла вывернула сама упомянутая.

— Я доказываю, — улыбнулся я строгой даме, — что слухи о том, что Вы, то ли одна, то ли вместе с Августой Лонгботтом крутили роман с Волдемортом во время обучения в Хогвартсе… — ну, тут я «немножко приукрасил» действительность, но побледневшие при произнесении «запретного имени» девочки не обратили на это внимания. — …действительности не соответствуют и соответствовать не могут.

— Вы совершенно правы, мистер Поттер, — твердо ответила Макгонагал, только вот побледневшие щеки продемонстрировали, что поднятая тема ее сильно задевает. — Я никаких «романов» в школе не «крутила». Ни «одна», ни, тем более — «вместе с Августой». Еще вопросы?

Я аккуратно, как подобает примерному ученику, поднял руку, намекая, что вопрос у меня есть.

— Да, мистер Поттер? — насторожилась Макгонагалл.

— Я хотел бы уточнить: какие такие «особые заслуги» имеет лорд Волдеморт, — опять волна бледных лиц, — имеет перед Хогвартсом, что его кубок не только был установлен на полке наград, но и до сих пор не убран отсюда?

— Где? — удивилась Макгонагалл.

— Вот, — я ткнул пальцев в кубок Риддла.

Декан внимательно присмотрелась к кубку, покраснела, потом — побледнела, очевидно, вспомнив, как я показывал происхождение анаграммы, и твердо сказала:

— Боюсь, мистер Поттер, я не могу сейчас Вам дать однозначный ответ. Я должна уточнить у директора Дамблдора. Возможно, его просто никто не подумал убрать… А вот о заслугах ученика Тома Риддла… В любом случае мне следует поднять информацию из архива Хогвартса. И тогда я Вам отвечу. И… — декан запнулась. — Мистер Поттер, извините за задержку… Возвращаю Вам Вашу книгу. Она действительно оказалась очень интересной. Если у Вас найдутся другие выпуски «Сборника трудов…» — Вы не затруднитесь дать мне их почитать? Там очень… интересные идеи в области трансфигурации…

— Я могу пожертвовать Хогвартсу подборку «Ежегодного сборника трудов Научно-исследовательского института Чародейства и Волшебства» за 1946-91 года. Более ранние — редкость неимоверная. Они печатались малым тиражом и разошлись по библиотекам. Хотя… Можно обратиться к архиву НИИЧАВО, там опять лифт пустили, так что можно добраться аж до 76 этажа… Мне вот, по моему запросу, прислали оттуда копию статьи из сборника за 1944 год «Особенности упокоения высшей нежити с примерами из практики». Интереснейшее чтение, да и практика у русских колдунов в противостоянии с некромантами Анненербе была обширнейшая… там среди авторов сам Кощей Бессмертный отметился. Его, насколько я понял, временно выпускали из «бесконечного предварительного заключения, пока ведется бесконечное следствие по делу о бесконечных его преступлениях». Только вот на ночь, да и перед обедом сей научный труд лучше не читать. Психика целее будет.

— Хм… — Макгонагалл задумалась над ответом, и в итоге сформулировала: — Хогвартс будет Вам очень благодарен. Только вот… Пожалуйста, не распространяйте эту статью среди учащихся. Как Вы правильно заметили: «психика целее будет».

А на следующий день Хогвартс охватила новая лавина слухов. И среди них история о том, что «Гарри Поттер ухаживает за Минервой Макгонагалл и обещал ей в качестве выкупа за невесту Черную книгу из библиотеки Ивана Грозного («Стартовая цена — миллиард. Торг уместен»)» выглядела чуть ли не самой пристойной и вменяемой.

Все эти события не сильно затронули меня и девочек главным образом потому, что мы ждали выхода статьи Гейл Митчелл. Ждали и дождались.

Прибыл номер «Ежедневного порока» как и обычно, к завтраку.

Развернув газету, я улыбнулся своей колдографии под заголовком передовицы через всю полосу: «Гарри Поттер заявляет: «Организаторы Турнира допустили ошибку!»

Статья в целом была… адекватной. Чувствовалась нехватка опыта Гейл в тонком и сложном деле человекомарательства. Но в целом читать про «грустного ребенка с жестоким комплексом неполноценности» было интересно. Гейл весьма пунктуально исполнила условия сделки. Цитаты были приведены «от и до», без каких бы то ни было искажений. Их даже нельзя было назвать «вырванными из контекста». Но вот общее впечатление создавалось… «Обреченный трагический герой» — это в лучшем случае. А в худшем…

— В следующей статье «подросток, страдающий от комплекса неполноценности» превратится в «нестабильного закомплексованного подростка», — прокомментировала Гермиона. — И это уже не нарушит условия сделки. Еще позже, когда исходная статья будет надежно забыта, можно будет аккуратно дополнить сообщение о «нестабильности» — сомнениями в здравости рассудка… А там уже и до «опасного сумасшедшего, обуреваемого странными идеями» недалеко.

— Угу, — подтвердила эти выводы Луна. — Злоязыким чернолобам придется много потрудиться… Но путь для них уже открыт.

— Надеюсь, что бундящая ши цу поможет мне справиться с этой проблемой, — улыбнулся я.

— Бундящая шица! — поправила меня Луна.

— Так я и сказал: «бундящая ши цу», — повторил я, удерживая улыбку.

— А! — осознала прикол Луна. — Нет, кота Гиаса у нее нет. Но… если посмотреть под правильным углом… — Луна задумалась. — Ол хайль Квартус! — возгласила она под недоуменными взглядами окружающих. — Это будет полезно нам, и интересно для читателей.

— Ол хайль Квартус! — согласилась с ней Гермиона. — Возможно, это убедит сомневающихся и неверующих в том, что бундящая ши цу действительно существует!

— Человек есть мера всех вещей, существующих — что они существуют, не существующих — что они не существуют! — прокомментировал я разговор девочек цитатой из древнего мудреца. Ведь, как известно, «Хороший мудрец — мертвый мудрец, а великий мудрец — давно мертвый мудрец». Процитированный мной мудрец был великим.

— Вот мы и отмерим. И взвесим! — светло и радостно, какой-то неземной улыбкой улыбнулась Луна. Правда, сидящие поблизости храбрые гриффиндорцы — побледнели. Видимо, хорошо помнят: к чему привело прошлое высказывание Луны о взвешивании…

— Мисс Лавгуд, — грозно произнес подошедший Снейп. — Потрудитесь не экспериментировать с пророчествами в школе! Хотя Вам и удалось избежать наказания в прошлый раз — это не может продолжаться вечно!

— Ой… — Луна изобразила внезапное озарение. Талантливо изобразила. Я даже почти поверил. — Конечно, я не собиралась прясть, а тем более — обрывать Нить Судьбы ни для кого из присутствующих…

— А для кого — собирались? — не повелся преподаватель зелий.

— Для тех, кто слышал Слово, но не понял и не принял его… Их путь определен тем, кто они есть… — светлый лик Луны производил сильное впечатление. — Наверное, это можно назвать «Судьбой».

— Нет судьбы, — вмешался я.

— Да, — согласилась Луна. — Еще нет. Слова пока что не произнесены даже в мыслях. Шанс еще есть…

Первым уроком в этот день была История магии. Как всегда, большая часть присутствующих спала. Мы же с Гермионой играли в воображаемые мячики, тренируя концентрацию, способность к предвидению и даже, отчасти, беспалочковый телекинез.

— Чем это вы занимаетесь? — заинтересовалась Парвати. — Я же вижу признаки какой-то трансовой техники… Мне папа показывал, как определить… ой!

Это я запустил в нее воображаемый мячик, перехваченный с траектории, по которой его запустила Гермиона.

— Нечестно! — возмутилась Гермиона. — Воображаемые мячики не должны отращивать лапки и крылышки, сходить с траектории и кусаться!

— Это не просто «лапки»! — возмутился в ответ я. — Это — Высшие Лапки!

— Это у тебя — Высшие Лапки! А у мячика их быть не должно! — отозвалась Гермиона.

— Стойте, стойте! — замахала руками Парвати, на что профессор Бинс, нудящий очередную лекцию, в точности повторяющую одобренный министерством учебник от тысяча восемьсот лохматого года, привычно не обратил внимания. — Вы хотите сказать, что меня только что укусил… — оно потерла укушенное место, чуть было не спровоцировав Гермиону на то, чтобы прикрыть мне глаза. Очень уж у Парвати укушенные верхние округлости стали… округлыми. — …воображаемый мячик?

— Ага! — мы с Гермионой синхронно кивнули, радостно улыбаясь.

— Научите меня! Научите! Научите! — чуть только не запрыгала ало-золотая близняшка.

— Чему научить? — удивилась Гермиона.

— Понимаете… — потупилась Парвати, — на каникулах нас отводят в храм Многоликой, и там обучают… разному. Но у меня не получается! Как бы я не старалась «отрешиться от страстей, затмевающих истинное зрение», «взглянуть на пламя истинного существования, не опираясь на слова и знаки» — у меня все равно не выходит! У Падме — получается, а у меня — нет! А если вы меня научите… Если мой воображаемый мячик укусит сестренку за попу… Я им всем докажу! … — Парвати задохнулась, чуть было не продемонстрировав нам яростную форму своей тезки*.

/*Прим автора: Парвати в индуизме благая испостась шакти Шивы. Ее же яростная ипостась — Дурга (Кали)*/

— Так… — я сделал паузу. — Стоп-стоп-стоп. Ты сейчас серьезно? Ты думаешь, что мы с Гермионой сумеем обучить тебя премудростям твоего храма лучше, чем мудрые старцы, которые всяких юнглингов натаскивают дольше, чем мы с ней живем на свете вместе? — о том, что это утверждение вполне может оказаться верным даже с учетом искажения времени в варпе — я упоминать не стал.

— … — Парвати молча кивнула, и изобразила настолько аутентичные глазки кота из Шрека, что отказать не было никаких сил.

— Хорошо, — вздохнул я, переглянувшись с Гермионой. — Но учти: думаю, твои учителя наших методик не одобрят!

— Пусть не одобряют, — махнула рукой Парвати. — Главное — чтобы сработало!

— Ладно, — хищно улыбнулась Гермиона. — Тогда запоминай, и повторяй про себя как мантру: «Покой — ложь! …»

Разумеется, за один урок мы не смогли многому научить Парвати. И даже когда на большой перемене к нам присоединилась Луна — дело, хоть и сдвинулось с места, но не сильно. Однако некоторые подвижки у гриффиндорской части семейства Патил явно наблюдались. Это индианку сильно радовало. И обучение продолжалось. Так что уже на обеде* Парвати смогла частично осуществить свою давнюю мечту, ущипнув сестру за попку форсгрипом. Конечно, это не был еще заказанный «воображаемый мячик», но и такой результат вызвал у Парвати настоящий фейерверк положительных эмоций.

Падме, ощутив «стороннее воздействие», взвизгнула, ухватилась за пострадавшее место, и стала оглядываться в поисках святотатца, покусившегося на святое! Обнаружить такового ей не удалось (радостная Парвати спряталась за нас с Гермионой, да еще и Луной прикрылась). Поэтому по лицу получил Маклагген, оказавшийся из парней ближе всех.

Надо сказать, что я рассчитывал на то, что этим ближайшим будет Колин, и младшеклассника Падма бить не будет… Но старший Криви со своей камерой продемонстрировал просто фантастическую везучесть, и, когда Парвати уже сконцентрировалась, вошла в транс и начала разгонять в себе соответствующие эмоции так что отменить ничего уже было нельзя — смотался на другой конец зала, запечатлеть для потомков разговор Джинни Уизли и Ханны Эббот. Судя по довольному лицу Луны, к этой фантастической везучести кто-то приложил свои шаловливые ручки…

/*Прим. автора: в очередной раз напоминаю: «обед» — это после восьми вечера*/

— Долго… — вздохнула Парвати, убедившись, что концентрироваться и разгоняться ей пришлось больше десяти секунд, за которые, собственно, Криви и смог смотаться.

— Практикуйся, — пожала плечами Гермиона. — Чем чаще выполняешь это упражнение — тем оно будет легче и быстрее получаться.

— Понимаю я, — Парвати махнула рукой. — Но хочется-то все. И сразу. И чтобы в совершенстве… Но ты права. Буду практиковаться…

Судя по странному взгляду, практиковаться Парвати собиралась на своих учителях. Наивная! Пока она не улучшит свое владение этим приемом так, чтобы мы, даже уловив враждебное намерение боевым предвидением, ничего не успели сделать — фиг ей, а не ущипнуть кого-то из нас за задницу форсгрипом! И хотя такой воспитательный прием, как живительные Молнии Силы будет сейчас чересчур демаскирующим, думаю, что Луна с Гермионой найдут, как прояснить мозги неразумной аппрентис.

Между тем Джинни продолжала общаться с Ханной, накрывшись заглушающим заклинанием, и отгоняя пытающихся подслушать злобными взглядами. Невилл попытался подойти к общающимся, но был остановлен Сьюзен Боунс, заявившей, что «девочкам нужно поговорить о своем, о девичьем», что решения этого совета будут доведены до Невилла «своевременно или несколько позже», и что без девушки он в любом случае не останется. Судя по странным взглядам, которых Невилл не замечал, у милашки Сью, лучшей подружки Ханны, имелся в этом деле какой-то свой интерес.

Джинни продолжала излагать Ханне свою позицию, периодически тыкая пальцем в меня с Гермионой и Луной. Ханна принять предлагаемое с ходу готова не была, но и также с ходу отрицать — не решалась. К тому же, видно было невооруженным глазом, что ее сопротивление постепенно ослабевает.

Вот Джинни в очередной раз ткнула пальцем в Невилла, меня, Гермиону, Луну, Ханну, а потом — и Сьюзен, буквально потащила Невилла к его девушке. Блондинка и рыжая подошли к Невиллу с двух сторон и звучно чмокнули его в обе щеки. Потом тот же маневр был повторен со Сьюзен. После чего все четверо, окрашенные в разные оттенки от нежно-розового до гриффиндорского багряно-алого выбежали из Большого зала, видимо для того, чтобы продолжить обсуждение каких-то крайне насущных проблем.

— И что это тут у вас такое творится?

Не то, чтобы вопрос стал неожиданностью: Гейл Митчелл мы отслеживали от самого пересечения границ защиты Хогвартса. Но вот не продемонстрировать этого, изобразив тревожное вздрагивание, нам удалось. Отвечать на заданный вопрос мы дружно предоставили Гермионе:

— Мы наблюдаем за формированием нового боевого гарема!

/*Прим. автора: курсивом выделено то, что слышат только Гарри, Луна и Гермиона*/

Очередная статья, живописующая развратные отношения в Хогвартсе вышла через два дня после того, как Невилл сумел-таки объясниться с претендующими на место возле него девочками. Рита очень постаралась, преобразуя нейтральную и чисто информационную заметку Гейл в подлинный шедевр, щедро разбавляя достоверную информацию собственными домыслами и тем, что «разумеется, все известно». При этом надо отметить, что факты от прочего текста она разграничивала просто с уникальным умением. Так что подать на нее в суд за клевету — никак не получилось бы… Но и отделить факты от домыслов, даже наблюдая за происходящим с минимальной дистанции и располагая помощью натурального аналитического отдела, подпираемого талантливой пророчицей — было весьма и весьма нелегко. А уж обычные сограждане, не располагающие такими возможностями по обработке информации…

Скажу только, что «тетушку Энид» и «дядюшку Элджи» пришлось посылать в дальний поход трижды. Почему трижды? Так идти не хотели. И после посылания от нас с Гермионой — возвращались. Но с волей Гончей Смерти — не больно-то поспоришь. Скажет: «Иди лесом!» — пойдешь. Лесом. И родственничкам наследника Лонгботтома еще повезло, что Луна не стала утруждать себя конкретным описанием того, чем им заниматься в далеком путешествии.

Так что спать мы укладывались в неплохом настроении.

А вот пробуждение… если его можно так назвать, не задалось. Разумеется, у леди Аметист мы читали и смотрели много всего… Так что, наблюдая, как здоровенный вооруженный амбал тянет лапы к невысокой девочке, которая из-за капюшона и наушников его даже не замечает, я, по примеру одного героя понравившейся мне книги, вел отсчет: «до пиздеца осталось пять, четыре …»

Видимо, с плавностью и точностью отсчета у меня не задалось. Потому как тело, завывая и выплевывая матерные ругательства, пролетело мимо меня уже на счет «три».

Когда на маленькую девочку кинулись вчетвером, я посчитал это несколько неспортивным. Так что тот амбал, что пробегал слишком близко от меня — получил кистенем в колено и покинул дорогу приключений, столь к нему неласковую. И пусть возблагодарит своих богов-близнецов за то, что я стоял так, чтобы мне удобнее было ударить с левой. В противном случае пришлось бы ему переходить на протез… если бы, конечно, не помер от кровопотери. А так… Глядишь, и ногу ему сумеют сохранить… Если повезет. Если сильно повезет, и успеют доставить к по-настоящему хорошему врачу. Все-таки, Луна, как и Гермиона — юные волшебницы. То есть — волшебные существа. И раны, нанесенные ими, исцелению поддаются с большим трудом.

— Дзинь! — трость, скользнувшая по клинку Гермионы, мелодичным звоном подтвердила свою металлическую природу.

Вообще-то, бьет рыжий сильно. Подставь я Гермиону под прямой удар… Как минимум — не удержал бы блок. Но Мастер, бывало, вламывал и посильнее. Так что способы отражать такие удары у меня наработаны.

— Бамс! — скользнув по Гермионе, трость ударяет в асфальт. А неплохой кратер у него получился…

— Петрификус тоталум! — вслух этого не прозвучало… Но наша внутренняя связь дает возможность воспринимать и невербальные заклинания.

К сожалению, паралич не прошел. Видимо, Аура защищает носителя от таких вот простейших заклинаний.

— Инакрцеро! — теперь вступила Гермиона. Веревка захлестнула плечи рыжего… и была мгновенно порвана.

— Силен! — выдохнули девочки в нашем общем ментальном пространстве.

— Силен, — согласился я. — Это же Роман мать его Торчвик. Лучше проверьте: нет ли тут неподалеку его напарницы!

Конечно, в каноне Нео здесь вроде бы не было. Да и в фанфиках она скорее грабит другие точки, пользуясь тем, что Роман оттянул на себя внимание органов правопорядка и опытную охотницу. Но… «Постоянная бдительность!»

— Фините инкантатем! — отмена заклинаний, как мы уже давно убедились, действует не только на заклинания классической римско-каббалистической школы, но и на многие другие виды мистических воздействий, включая псайкану. Не подвела она нас и на этот раз. Иллюзия осыпалась с хрупким стеклянным звоном, и мне пришлось встречать Гермионой удар зонтика, одновременно отмахиваясь от Романа Луной, чтобы не дать ему подобраться на дистанцию удара.

— Бах! — сказала Кресент Роуз, снайперская коса «маленькой девочки в красном капюшончике», отбросив Романа в одну сторону, а свою хозяйку — в другую.

Надо сказать, что там, откуда улетела Руби, отброшенная отдачей, мелькнул зонтик. Все-таки, Неополитан — быстрая!

Аура Романа, судя по моим ощущениям, просела на границу зеленой и желтой зон. И рыжий вор предпочел отступить, прикрывая отход выстрелом из трости-гранатомета.

Признаться, в первый момент я было решил, что Торчвик долбанул ОФЗ*. Но, как выяснилось мгновением позже, это все-таки была дымовушка. Качественная такая дымовушка. Забила 90% всех сенсорных возможностей. И только Изменчивые ветра потихоньку напевали мне о том, где находится рыжий вор, и что он делает.

/*Прим. автора: ОФЗ — «осколочно-фугасно-зажигательный снаряд»*/

— Вот он! — выкрикнула Капюшончик, указывая на рыжего, поднимающегося по пожарной лестнице. Его сообщница уже сумела восстановить сбитый Луной инвиз, и сейчас наблюдала за нами из недалекой подворотни.

Девочка в красном, имени которой я еще «не знаю», рванулась вперед… Но наткнулась на мою руку, выставленную поперек курса ее движения.

— Но он же уйдет! — возмутилась Руби.

— Он уже ушел, — покачал я головой. — Его встречает сообщник, которого даже взрослый опытный охотник не заломает… Не говоря уже о нас. Пусть ими занимается Добрая Ведьма. Мы ей только помешаем.

— Но… — начала было Руби.

Я покачал головой.

— Только помешаем. Ей придется отвлекаться на нашу защиту. А вот забраться вон на тот дом… — я указал на строение неподалеку, — и понаблюдать — может оказаться полезным.

Так что битву огня и льда мы наблюдали если не с «безопасного удаления», то, по меньшей мере — не находясь в эпицентре драки.

— Бах! — на этот раз Руби вогнала свою косу в крепкую поверхность под ногами. Так что отдачей ее не унесло. Но отбросило, прорезав попутно крышу — изрядно.

— Авада кедавра! — ни Гермионе, ни Луне никогда не нравился момент с гибелью Пирры от рук Синдер Фолл. Так что я постарался, как мог, чтобы предотвратить его и тем доставить удовольствие моим девочкам.

Увы, пешка Черной королевы, как показала практика, обладала неплохой интуицией. И от смертельного проклятья — успела увернуться. Так что зеленый луч улетел куда-то внутрь буллхеда*. Там что-то грохнуло, и в раскрытую дверь повалил дым.

/*Прим. автора: «буллхед» (бычья голова) — летательный аппарат с вертикальным взлетом и посадкой, широко используемый в Ремнанте (мире RWBY)*/

Я активировал дезиллюминационные чары. А Луна — прикрыла невидимостью Руби. Так что, осторожно высунувшаяся из грузовой двери буллхеда Синдер нас не увидела, и обрушила очередной огненный удар на Глинду Гудвитч. Та оказалась вынуждена перейти от атаки к обороне, и прекратила удерживать на месте буллхед. Тот рванул от нас на всей возможной скорости.

Вот нет у нас еще достаточно сил, чтобы долбить авадами как из пулемета. Так что в сторону удирающего буллхеда полетело редукто. К несчастью, было уже далековато. Так что чего-нибудь сколько-нибудь важного я не зацепил, и только покорежил обшивку.

— Так, молодые люди. А ну-ка, убирайте свое Проявление, и покажитесь!

Видимо, дезиллюминационные чары работают на Ремнанте не так надежно, как у нас… Или же Глинда (а возможно — и остальные более-менее сильные Охотники) ориентируется не только по зрению. Но в любом случае, не снимать заклятье — было бы невежливо и бесполезно.

Так что нас отвели в полицейский участок, где и посадили в уединенное помещение, по всей видимости — предназначенное для задержания Охотников.

— Жаль, что отобрали мою Кресчент… — потупившись, произнесла Руби. — Я могла бы вас с ней познакомить… Познакомиться с новым оружием… Это почти как познакомиться с новыми людьми… только лучше.

— Девочки… — на этот раз я говорил вслух. — …вы слышали? Руби хочет с вами познакомиться. Вы же не против?

Луна с Гермионой тут же откликнулись на мой призыв.

— Конечно же мы только за! — заявила Гермиона.

Недавно она научилась формировать эдакий полупрозрачный фантом: это искусство на стыке работы со светом и суггестии. Искажение параметров света создает зрительный образ, а суггестия — обеспечивает возможность общаться.

— Взмахи фиолетовых крыл светлоликих ноченосцев предвещали нашу встречу! — н-да… Переводить с лунявого на человеческий — та еще задача. Правда… не в данном случае. Да… и хорошие навыки Луна перенимает если не «мгновенно», то где-то недалеко от этого.

— Ой! — сказала Руби. — А вы — кто?

— Я — Гермиона Джин Грейнджер, — представилась Гермиона. — Его, — кивнула она в мою сторону, — сабля.

— А я — Луна Атропос Лавгуд, — хорошо еще, что в этом мире никогда не было Мойр… Так что второе имя Луны не вызовет ненужных (хотя местами и правильных) ассоциаций. — Его, — такой же кивок в мою сторону, — кистень.

Взгляд Руби заметался с одной полупрозрачной девочки на другую. Но вот произнести хоть что-то она смогла не сразу.

— Вы… вы можете говорить? — наконец выдавила она из себя.

— Можем, — синхронно кивнули Луна и Гермиона.

— А вот моя Кресент так не умеет… — вздохнула Руби.

— Пока не умеет, — ответил я, сделав ударение на слово «пока». — Ты ведь регулярно проводишь для нее ритуал технического обслуживания?

Я улыбнулся про себя, вспомнив, как Тигр Теней устроил для нас экскурсию… В общем, с тех пор, находя в разных отражениях Интернета утверждения, что «слова и ритуалах технического обслуживания — есть проявление невежества техножрецов» вызывали у меня саркастическую усмешку. Те, кто так говорят — не осознают, что в мире, где варп близок к поверхности и демоны ходят среди людей, слова о «духах машин» вполне могут быть не «религиозным мракобесием» а вполне себе «реальностью, данной нам в ощущениях». В общем, три основы Империума Человечества — это ересь (поскольку написанная Лоргаром Аврелианом «Лектициум Дивинитатус», легшая в основу Империал Кредо, учения Эккелзеархии, по отношению к Священным Имперским Истинам и есть ересь), мутации (астропатов, навигаторов и астартес ни одна охранная система Темной Эры Технологий за людей не считает) и колдовство (Астра Телепатика, Навис Нобилите, и тот же библиариум, возрождение которого сделало практически все псевдолояльные Ордена Космодеаснта личными врагами Императора). В общем, подозреваю, что Лоргар десять тысяч лет не покидал Темплум Инфицио главным образом потому, что все это время никак не мог проржаться в осознании иронии ситуации.

— Конечно, — вырвал меня из размышлений голос Руби. Что интересно — пока она решила, что ей сказать, и говорить ли что-либо вообще — я успел выстроить довольно-таки длинную логическую конструкцию. Все-таки стесняшка она просто очаровательная! И не надо, девочки, фыркать и ревновать: вы не хуже меня чувствуете, что это — чисто эстетическое восприятие, а не размышления о расширении нашей компании. Да и забирать Руби — значит обрушить канон этого мира! — Я… — Руби опять запнулась, на этот раз вызвав зашкаливание мимимиметра у Луны… Да и у Гермионы тоже, хотя та и старалась сдержаться. — Я каждый день… с Кресент…

— Тогда, проводя ритуал — не забывай проговаривать Литанию Духа Машины! — я извлек из варпа и передал девочке запись техножрецов Марса, записанную в те времена, когда на Марс еще не явился Анафема, а потому — общую для лояльных и темных механикум, способных подбодрить Духа Машины как санкционированной технологии, так и полноценный еретех.

— Только помни, — улыбнулась Гермиона, — прежде, чем браться за ритуал технического обслуживания оружия — следует провести техническое обслуживание себя. Грань между Духом Машины и Нерожденной тварью — очень тонка… Она практически не существует! Так что, если поешь литанию, испытывая негативные эмоции к себе — рискуешь вместо верного друга и помощника получить одержимое оружие, которое станет твоим врагом.

— Кого зовешь — тот и придет, — флегматично заявила Луна, вращая палочку в левой руке.

— Так. Молодые люди… — в нашу беседу ворвался голос Глинды Гудвитч. Все-таки чем-то она на МагКошку похожа… Вот только, обучая подростков весьма и весьма опасной профессии — Глинда намного более внимательна к тем, за кого считает себя ответственной. И сейчас волны варпа пели мне о том, что ее злость — в большей мере диктуется страхом за то, что несовершеннолетние влезли в схватку, которая могла для них закончится очень и очень плохо.

К сожалению, Руби, хоть и обладает сходной с нами чувствительностью к песне варпа (иначе первое же использование ее Проявления привело бы к тому, что девочка бы в буквальном смысле слова «убилась ап стену»), но, увы, у нее совершенно недостаточно опыта для интерпретации того, что она чувствует. Так что она побледнела и постаралась сжаться. Я выдвинулся вперед. Девочки же погасили свое присутствие, зато в большей степени совместили свои сознания с моим. Так что теперь мы будем спорить с Глиндой втроем.

— Как вы можете объяснить то, что ввязались в бой с опасным преступником? — Глинда давила Аурой, авторитетом, вообще всем, чем могла давить, заставив руби в буквальном смысле слова спрятаться за нас.

— Когда на тебя замахиваются саблей — уже несколько поздно размышлять о том, имеешь ли ты право защищаться, не так ли? — холодная логика, страсть и провидение вероятного будущего… У Цербера — три головы!

— Как вы вообще оказались в такой ситуации… — начала было Глинда, но я ответил прежде, чем она сумела-таки полностью сформулировать вопрос.

— Просто зашли в магазинчик по своим делам, — я смотрел прямо в глаза Глинде. К счастью, навыками легилемента она не обладает, так что такой трюк не слишком опасен. — Я присматривался к воздушному праху, а Руби — смотрела журналы, когда вломились эти громилы. И их мало интересовало, хотим ли мы драться с ними.

— Вам следовало предоставить взрослым решение данной проблемы… — все-таки похожа она на МагКошку. Похожа.

— Мы так и поступили, — ответил я. — Как только противник отступил и прекратил представлять опасность — мы тоже вышли из боя, не стали его преследовать и предоставили взрослым возможность решить возникшую проблему… — продолжение «и за то, как упомянутые взрослые эту проблему решили — мы никакой ответственности не несем» — я проглотил и не стал озвучивать по настоянию Гермионы.

— … — Глинда только собралась что-то нам высказать, но в этот момент дверь камеры предварительного задержания открылась, и вошел директор Озпин. В одной руке он нес кружку, от которой исходил явственный аромат кофе, а в другой — поднос с печеньками.

— Не стоит, Глинда, — оборвал директор не начавшуюся речь.

Вообще говоря, несмотря на кардинальные отличия во внешности и манере поведения, довериться директору школы, пусть и школы боевых магов, мне трудно. Признаю, что следовать на поводу у своей боли и слабости — может стать критической уязвимостью… Но пока что я ничего не могу с этим поделать.

— Ничего, — я ощутил, как меня поцеловали в щеки с двух сторон сразу. — Признание существования проблемы — первый шаг к ее решению. А для остального у тебя есть мы!

— Но… — как обычно, мыслеречь обгоняет обычный диалог, и сильно. Так что Глинда Гудвитч только начала что-то говорить.

— Дети повели себя правильно, — вздохнул Озпин. — Сражались, пока было необходимо сражаться. И отступили, когда стало допустимо отступить. Нам не в чем и незачем их обвинять. Хороший уровень тактического мышления, — кивнул мне директор Маяка. — Но я хотел бы поговорить с вами о другом. Насколько я понимаю, до возраста поступления в Маяк вам остается еще два года, не так ли?

— Да, — пискнула из-за моей спину Руби.

— Да, — согласился я. Пусть время в варпе — величина более чем неопределенная, но ощущаю я себя на четырнадцать лет. А значит — мне именно столько!

— Но все-таки я, Озпин, директор школы охотников «Маяк», оценив ваш боевой потенциал, предлагаю вам поступить ко мне раньше обычного срока!

У Руби явно «в зобу дыханье сперло», но ветерок, поднявшийся от ее кивков, овевал мою спину. Я же покачал головой.

— Боюсь, есть две проблемы…

— Какие же? — заинтересовано посмотрел на меня Озпин.

— Во-первых, судя по времени, которое понадобилось Вам, чтобы прийти сюда, я могу сделать вывод, что Вы прошерстили архивы в поисках столь заметной личности, как я, — директор Маяка, по совместительство — глава Совета Вейла и много кто еще, что только усиливало мое к нему недоверие, молча кивнул. — А значит, Вы уже убедились, что меня официально не существует. Я не рождался на территории Вейла, никаким образом не пересекал его границ. Также я могу сказать, хотя и не думаю, что вы мне поверите, что я не вступал в контакт ни с одной из незаконных организаций, которые могли бы обеспечить мое появление здесь.

— Мне нет необходимости «верить», или же «не верить», — вздохнул Озпин. — Я «знаю» что ты действительно не замешан ни в чем сколько-нибудь незаконном.

Мне оставалось только внутренне покачать головой. Самоуверенность Великого мага — почти всегда его самое слабое место.

— Тем не менее, это — не проблема, — улыбнулся Озпин. — Я, как глава Совета Вейла обеспечу тебе все необходимые документы.

Глинда возмущенно посмотрела на Озпина, но промолчала, только увеличивая сходство с МагКошкой. Впрочем, в отличие от Дамблдора, Озпин решил пояснить свои действия.

— Думаю, Глинда, ты согласишься, что за странным и, возможно, подозрительным подростком легче будет организовать наблюдение на территории школы, чем если он сейчас выйдет отсюда и затеряется в городе? А задерживать его и дальше у нас нет никаких оснований!

Гермиона выразила недоумение. И я озвучил его.

— А разве «незаконное пересечение границы» не является таким основанием?

Озпин улыбнулся.

— Ни в коей мере. Вейл всегда принимал всех, кто ищет убежище. В нашем законодательстве просто нет такого преступления, или хотя бы правонарушения, как «незаконное пересечение границы». Но вообще, сам факт того, что ты об этом спрашиваешь — говорит о том, что ты прибыл из какого-то очень странного места. Разве где-то есть города, в которые человека могут не пустить, оставив его на растерзание гримм? Ну, чтобы «пересечение границы» стало «незаконным»?

Я развел руки и улыбнулся. Наверное, мир, в котором нет гримм — должен казаться обитателю Ремнанта очень странным местом.

— А вторая проблема? — вернулся к исходной теме директор Озпин.

— Вторая… Насколько я понимаю, условием поступления в Маяк является открытая Аура?

— Конечно! — ответила Глинда.

— Боюсь, я этому условию не соответствую.

— И при этом — сражаешься вполне себе на уровне очень талантливой ученицы подготовительной школы охотников… — вздохнул Озпин. — Боюсь, что это только увеличивает мое желание видеть тебя в Маяке. А Аура… ее можно и открыть!

— Буду только рад, — вздохнул я, осознавая возможную причину моего появления здесь. — Только… боюсь, что открытие Ауры может спровоцировать прекращение моего «неограниченного учебного путешествия». Так что, прежде, чем мы попытаемся это сделать, позвольте, я произнесу небольшое пророчество.

— Слушаю… — внезапно посерьезнел Озпин, утратив любое внешнее сходство с Дамблдором.

— Маяк погаснет, когда хозяин Небес отвернется от его света, а Повелитель Металла утратит власть над своим войском. Волна чудовищ захлестнет город, и лишь взгляд серебряных глаз станет спасением…

— Благодарю, — кивнул Озпин. — И постараюсь предотвратить столь… серьезные последствия.

Я молча кивнул.

— А теперь попробуем открыть Ауру…

Признаться, пока директор Озпин читал мантру, я не столько вслушивался в его слова, сколько следил за переливами Сил. А если конкретный текст мне все-таки понадобится… Полагаю, ментальные практики помогут мне вытащить нужное воспоминание… или девочки помогут.

Как бы то ни было, но мои ожидания оправдались. В момент открытия Ауры заклятье, привязывавшее нас к этому миру — распалось. И нас выбросило в варп. Уже исчезая из реальности, я успел бросить тем, кто меня еще мог слышать (надеюсь, таковые там нашлись):

— Передавайте привет Носящей Черный Бантик!

— И не дайте убить Железную девочку! — влезла Луна.

Гермиона тоже попыталась что-то сказать, но завеса реальности уже закрылась за нами.

Я устал. Устал не физически, но морально. Подготовка ко второму туру днем и непрерывное обучение ночью сделали свое черное дело. Так что леди Аметист, пронаблюдав мое состояние и наложив несколько диагностических заклятий, взмахнула рукой, и я оказался в спальне мальчиков четвертого курса Дома Гриффиндор.

Поднявшись с кровати, я вообразил на себе парадный мундир наследника древнейшего и благороднейшего Дома Блэк. Разумеется, воплотить в реальность плод моего воображения было несколько сложнее, чем просто вообразить… Но я — упертый, я — смог. Благо, открытая Аура позволяет мне не заботиться о температурном режиме.

Покинуть основное строение замка особой сложности не представляло. Азир пел мне, где по замку шатается Снейп, где — бродит Филч, а где — кошка Филча. Демонстрировал мне лазурный ветер и нити сторожевых заклятий, рассчитанных на недоучившихся школьников, которым методы тайного проникновения и скрытного перемещения просто не читали, а отнюдь не на колдунов Хаоса, обучавшихся у князей (и княгинь) демонов Лабиринта. Впрочем, надо сказать, что голоса варпа шепчут в моей голове, что сейчас система охраны выставлена в «минимальный дежурный» режим, и пройти по замку, чьи оборонительные системы подняты в режим «Осада» — было бы намного труднее. Впрочем, надо сказать, мне и так кое-где приходилось кутаться в серебристый туман Улгу, чтобы просочиться там, где было разлито чующее. Так что не сказать, чтобы охранная система замка была в плохом состоянии. Просто — «на экономическом ходу».

Выйдя во двор замка на мост, я влез на ограждение и шагнул в воздушную пропасть. Разноцветные изменчивые ветра подхватили меня и понесли с собой. Кровавая мелодия Маравильи коснулась моего сознания. И я кинулся в танец ветров, скользя с ними над землей.

Признаться, я немного не ожидал этого, но девочки присоединились ко мне. Видимо, им тоже нужна была разрядка, отдых не тела, но разума, действие, не связанное с какой бы то ни было целью, хобби в чистом виде.

Девочки не стали ни воплощаться в человеческом облике, ни создавать фантомы своего присутствия. Но я все равно чувствовал их объятия, ощущал их радость… И мы кружились с Изменчивыми ветрами.

Нефритовая Жизнь Гиран взрывалась янтарной радостью Охоты Гур. Алая страсть Акши, переплетаясь с серебряной тенью Тайны Улгу — обращалась императорским пурпуром Смерти-и-Возрождения. Четкие грани логики Чамон скрывались в лазурной дымке провидения Азир. И даже всебесцветный Дхар лишь расчищал место для все новых и новых движений танца.

Мы танцевали, отпуская на волю страх борьбы с заведомо сильнейшими противниками, напряжение интриг, боль натруженных мышц и, главное — отчаяние, самую страшную иллюзию разума.

Признаться, я даже не думал, что во мне накопилось столько… всякого. Того, от чего избавляла нас музыка Темного принца.

Золотые пески Пляжа приближались и удалялись… Но амбиции и яростная жажда перемен вновь и вновь заставляли меня сделать шаг… не в поисках совершенства и идеала, но в желании узнать — что там, за следующим оборотом Колеса Времени, в извивах узора, что оно выплетает в бесчисленных зеркалах Несуществующего.