Пари (гет)

Корабль весь день шёл на север, не меняя курса. Эмма ещё пару раз фехтовала с Джонсом (упрямство и терпение), читала новые книги: сначала ту, что дал пират (о фехтовании, ну и предсказуем же ты), потом купленную в Райле (она оказалась весьма интересной, хотя и какой-то через чур запутанной), а после — «Тысячу и одну ночь» вместе с юнгой. И весь день девушка гадала, что ждёт их впереди. К сожалению, Киллиан в своих объяснениях был очень туманен, другие почему-то просто отмалчивались, и в мысли Лебедя уже заронило свои споры смутное беспокойство.

За ужином команда вместо того, чтобы привычно галдеть на все голоса, была молчалива, угрюма и до противного серьёзна. Эмма чувствовала себя не в своей тарелке, всё более и более неуютно и скованно. После еды ребята стали точить ножи и шпаги. Очень плохой знак. На расспросы никто, даже Робертс, не отвечал, поэтому принцесса просто молчала, а потом и вовсе поддалась всеобщему безумию, занявшись своим оружием. Что их ждёт?

Закат в этот день выдался какой-то нехороший, королевна, забравшись на смотровую мачту вместе с мистером Андерсоном, неотрывно поглядывала на запад, где солнце будто тонуло в огромной луже крови. Температура воздуха ощутимо понизилась, с севера дул промозглый ветер. Эмма решила спуститься вниз за плащом, чтобы не замёрзнуть.

На палубе она увидела Генри, сосредоточенно тренирующегося в обращении со шпагой и, надо сказать, была удивлена его умениям: мальчишка был ловок, проворен, в его неожиданных выпадах, уклонах и сосредоточенности, какую редко встретишь у двенадцатилетнего подростка, явно чувствовалась школа Киллиана Джонса. Девушка сбежала по лестнице вниз (паренёк её будто и вовсе не заметил), взяла плащ с перчатками и снова вернулась на смотровой пост. Вместе с ночью на море медленно спускался туман.

— Как и тогда… — глухо пробормотал седой пират.

Странный день. Задавать вопросы явно было бесполезно. Она просто молча смотрела в мутную даль. Ночной туман был липким, вязким, полностью закрывающим обзор. Вскоре корабль оказался полностью в его власти. «Как же жутко…» — зубы у Эммы застучали. Не было слышно ничего, кроме скрипа мачт, и даже плеск волн за кормой доносился как будто издалека, почти неслышно. Все поглощал туман: цвет, звук, запах... да, даже морской солью здесь и не пахнет. Всё, без остатка, за липкой завесой. Свон зябко поёжилась: атмосфера была напряжённая, пугающая и угнетающая: даже звёзды куда-то сгинули, будто их и не было вовсе пять минут назад. Сколько уже времени так прошло?! Кажется, оно тоже перестало существовать, отошло на второй план, уступив место клубящемуся туману. Темно, ничего не видно, а вдруг корабль наткнётся на подводную скалу?! Но никто не зажигает фонарей. Только скрип мачт да мокрое прикосновение щупалец тумана к лицу — это сводит её с ума. «О боги, боги, да что же тут происходит?!»

Это было жутко, по-настоящему жутко. Такое ощущение, будто всё происходит не наяву, а в каком-то страшном сне, даже тело своё чувствовать перестаёшь. Никто не двигался: Андерсон застыл, как изваяние, Генри со шпагой куда-то запропастился, даже Крюка нет на капитанском мостике. Хочется бежать, очертя голову, да всё равно, куда, хоть по воде, — лишь бы подальше от этого места. Тихонько завыв, златовласая осела на пол, прильнув спиной к мачте, прижала к себе колени и закрыла лицо руками.

Страшно. Ей мерещится, или она слышит чьи-то голоса, женские приглушённые голоса? Взгляд у соседа был пустой, стеклянный, интересно, он тоже это слышит? Непохоже, уши чем-то заткнуты (она присмотрелась), да, заткнуты, а правые рука и нога привязаны к мачте... «Русалки!!!» — вдруг осенило Эмму. Те, что своими чарующими голосами заманивают моряков в пучину морскую. Вот почему никого нет: все заперлись в каютах и заткнули уши, остался лишь вперёдсмотрящий (у Андерсона, несмотря на возраст, орлиный глаз) и женщина, которая их чарам неподвластна. «Ну конечно!» — она даже слегка усмехнулась, теперь, когда ну хоть что-то из всего этого абсурда стало понятно и логически объяснимо, девушка приободрилась. Она решила спуститься вниз, чтобы размять ноги и, может, посмотреть на русалок... хотя нет, она, конечно для них неприкосновенна, но рисковать не стоит: нет ничего опаснее, чем женщины-утопленницы, чьи души неволятся в туманных водах. Да, что-то припоминается, какая-то сказка, а скорей ужастик про сирен да про потопленные корабли.

Эмма скользнула вниз по мачте (в перчатках это делать совсем не больно) и в ужасе застыла, широко распахнув глаза. Не все успели заткнуть уши.

— Чёрт побери, Крюк!!!

И как он, матёрый морской волк, мог допустить такую глупую, нелепую оплошность?! Раздавал указания команде, лично проверял, все ли заперты и в какой-то момент случайно оступился, или поскользнулся, или наткнулся на что-то в этой белой пелене, и одна затычка выпала. Мужчина стоял у борта и завороженно, с пугающей своей отстранённостью улыбкой, смотрел на воду, а оттуда... рыбьи глаза, широкий рот с иглами-зубами, полупрозрачный силуэт, зелёные пакли волос и протянутые к моряку руки... Русалка пела, пела на непонятном живому человеку языке, и голос её был эхом Загробного Мира, в который она приглашала войти любого, кто услышит эту песню.

На бегу Свон подобрала валяющуюся на палубе восковую затычку и бросилась к Джонсу, изо всех сил стараясь удержать его, да куда там! Капитан склонился над водой в безумном стремлении скорее оказаться в объятиях сирены. Говорят, завороженный видит их прекрасными, легкими, воздушными морскими существами, дружелюбными и невероятно притягательными… Девушка же видела ужас, вынырнувший из моря, таким, каким он был на самом деле.

— Киллиан, очнись, ты слышишь?! Прошу, умоляю, остановись!!! — не выдержала и зарыдала девушка, цепляясь за человека в чёрном плаще, желая либо спасти его, либо... разделить его участь.

Что-то в нём на секунду изменилось, он попытался оглянуться, откинуться назад, будто сквозь пение сирены мог смог услышать живые нотки голоса той, что стояла рядом. И этой секунды между тем миром и этим хватило девушке, чтобы заткнуть капитану второе ухо. Придя в себя, Киллиан рванулся в сторону, и русалка выпустила его, тут же, злобно и совсем не так мелодично шипя, вцепившись когтистой костлявой рукой в Эмму. Девушка была не в силах даже завизжать, неотрывно глядя в эти глаза, глаза мертвеца, рыбьи, затуманенные. Русалка тянула её в воду, а у Свон уже совсем не осталось сил противиться...

Но спор между двумя женщинами призван решать сильный пол: вероятно, Эмма прельстила моряка больше, чем рыбья морда, и он неожиданно закончил этот ужас, резко полоснув тварь по морде. Завизжав (у златовласой заложило уши) от боли и досады, сирена с громким всплеском отправилась туда, откуда пришла, а полностью обессиленная Эмма, снова обхватив руками пирата, покатившись вместе с ним по палубе, оказалась в итоге на Джонсе, который больно стукнулся головой, но, к счастью, остался в живых.

— Ч-черти…. — поморщился он и закусил губу, — Лебедь, да ты очень вовремя... как же я так...

— Потому что ты идиот, Киллиан!!! — снова заплакала от переизбытка чувств Эмма, уткнувшись носом ему в грудь. Пират не слышал (за бортом было ещё много «певчих птичек», вынимать затычки сейчас было бы самым опрометчивым поступком), но смысл сказанного понял прекрасно, улыбнулся и погладил здоровой рукой растрёпанные золотые волосы.

— Спасибо... что бы я без тебя делал, — второй рукой он прижал спасительницу к себе, — ну же, не плачь, всё позади.

Серые глаза посмотрели на него с какой-то печальной иронией: она знала, что это только начало. Туман на несколько мгновений поднял свою завесу, и взгляд девушки остановился на едва различимом вдали силуэте скалистого острова.