О вреде взрослости в отдельно взятой жизни (гет)

Рассвет был хмурым — сизо-синие тучи на фоне гор, которые в слабых лучах солнца казались почти черными.

Кого угодно бы проняло от величественной и одновременно суровой природы. Гермиона некоторое время стояла, грея пальцы о кружку с чаем. Ей нормально спалось, однако и проснулась она рано, чему была рада — среди галдящих гномов, шалопаев-принцев и обеспокоенного хоббита ей как-то совсем мало времени оставалось на себя любимую. Глупая жалоба для той, которую Шляпа отправила на Гриффиндор. Ведь гриффиндорцы ненавидят одиночество?

Ну, тут бабушка надвое сказала. Гермиона терпеть не могла треп ни о чем (спасибо бестолковым соседкам по общей спальне), а еще мисс Грейнджер теперь всегда много думала — о разном и всяком. Например, о том, что они с Гарри вновь вляпались. До чего же ностальгически звучит, если бы не поганость ситуации в целом.

Доверчивости в ней осталось — и чайной ложки не наскребешь.

Гарри добрее и, если без врак самой себе, честнее...

Наверное, сказывался отрыв от привычного мира, дел и власти, которую она так сильно ценила. Право слово, Гермиона вовсе не претендовала на святость, поэтому своим положением и всеми возможностями наслаждалась. Побывав в роли грязи под ногами, потом жертвы — кто бы не обрадовался чудным перспективам и креслу Министра магии в обозримом будущем? Она уже не хотела спасти мир. Просто изменить его, насколько это вообще возможно.

Год за годом заботы заслоняли ей все. Интриги, законопроекты, войны с остатками оппозиции и желающими подсидеть мадам Главного Аврора. Гермиона всегда была загружена по горло. И не успевала поразмыслить, что же упускает за этими крысиными бегами. Средиземье — такое сказочное, такое давящее и прекрасное — стало отрезвляющей пощечиной. Даже толстая броня цинизма спадала временами.

А еще вдруг она ощутила себя уставшей от взятого добровольно груза старухой. Променявшей все настоящее на яркую мишуру. Что Гермиона хотела доказать и кому? В конечном итоге тот, кто ее любил по-настоящему, на звания и регалии никогда не оглядывался. Ее жизнь там, в Англии, теперь казалась неприятно пустой.

И она снова ощутила себя мошкой, которой играют в неприятную игру... Это резко прогнало чувство практически всемогущества кукловода — кем Гермиона так долго была и кем себя мнила. Наверное, Гарри понял ее терзания. Он всегда прекрасно умел ее понимать, а еще прощать.

— Погода точно испортится.

На руке ныл шрам. Вечный привет от бешеной суки.

— А? Доброе утро, Гермиона.

Бильбо ей неуверенно улыбнулся и так же тоскливо посмотрел на дорогу. Хоббит провертелся в своей уютной постели всю ночь. Какой бы ни была уютной волшебная палатка, мистер Бегггинс невольно скучал по дому. И все меньше хотел лезть выше. Ему почему-то казалось, что причина болезни леди волшебницы — в этих проклятущих горах, через которые шла их дорога в пасть дракону.

— Тебя что-то тревожит?

— Гэндальф нас оставил, Торин никого слышать не желает... И, Гермиона, ты нас вчера сильно напугала, — тихо перечислил хоббит. А еще он слышал разговор лорда Элронда и Гэндальфа... Разумеется, случайно — Бильбо был слишком хорошо воспитан, чтобы позорить себя, подслушивая чужие беседы. И от того, о чем шла речь, ему стало совсем неуютно. Беггинс был почти уверен, что их цель — Одинокая Гора — ничего, кроме новых неприятностей, им не принесет. Ну, это не считая дракона, с которым непонятно как нужно было сладить.

Бильбо волновал их категоричный, неуживчивый и упрямый лидер.

Вот чем думал Гэндальф, таща гнома с наследственным безумием в крови туда, где это безумие может проснуться? Это все было выше понимания хоббита. Торин и так был не особо приятным парнем. Но что же он может сделать, потеряв разум, с ними со всеми? И с собой? Стремление вернуть свой дом Бильбо понимал всей душой, однако стоило заговорить о сокровищах — гномы неуловимо менялись. Он, может, не был великим воином, однако и глупцом тоже. Уж жадность после своих кузенов Саквилль-Бегинсов мог различить прекрасно.

— Со мной все будет хорошо. Но ведь это еще не все?

— О чем шепчетесь?

Гарри потянулся, поставил кружку с кофе на "воздух" и обнял Гермиону, отрывая от камней и кружа. Мистер Поттер вообще пребывал в прекрасном настроении в противовес хмурой с утра подруге. Мальчик-который-выжил, несмотря на все новообретенные таланты, тараканы и знания, предпочитал действовать по-простому — "проблемы следует решать по мере их поступления". Иначе свихнуться можно. Логика, удачливость и весь нелегкий жизненный опыт подсказывали Гарри, что крестраж они и так найдут. Сам в руки приплывет.

И тогда с пиявки Аннатара он спросит от и до.

— Доброе утро, Гарри. Погода испортится, о том и ведем речь. Представляешь, какими неприятностями нам это грозит, когда мы поднимемся выше?

Разумеется, он понял, что Гермиона что-то недоговаривает, но давить не стал. Не сейчас, когда из палатки выходили уже собранные в дорогу гномы. Кажется, искренне довольные тем, что им предстоит забраться повыше. Вот уж где от чужих странностей челюсть сводит. Торин, разумеется, настаивал на том, что нужно торопиться. Гарри просто из вредности допил-таки свой кофе и только потом свернул заклятием палатку.

Чем выше они поднимались, тем холоднее становилось, ветер крепчал, а сумеречное утро так и не думало становиться ясным днем. После мили по камням, напоминающим острые зубы, и начавшейся мелкой мороси и Поттер потерял часть своего оптимизма. Впрочем, он и не заикался, что непогоду лучше переждать. Дубощит за такое сказал бы ему много чего "хорошего". Начинать ссору не стоило. Тем более и остальные гномы не готовы были к новой задержке.

Поэтому он держался рядом с Гермионой и с хоббитом под руку.

Мистер Балин утверждал, что гномы чувствуют камень, и горы — их истинный дом. Так пусть же доказывают это на практике. Поттер больше никого страховать не собирался, чуточку злясь на самого себя за то, что забросил тренировки — теперь держать ровный темп ему удавалось с трудом. Магия магией, а о физической форме забывать не стоит. Это Гарри еще со времен скитаний понял. Когда они были добычей — и добычей, совсем мало подготовленной.

Когда полило и камень будто содрогнулся от удара грома и молний, сверкнувших в темной бездне, в которую обратилось небо, Гермиона вскинула руку, и сорвавшийся с карниза выше град камней отлетел куда-то вниз от ее щита. Гарри кивнул ей на Беггинса, ставшего за секунды белее тени.

Бильбо весьма четко представил, что было бы с его головой, прилети такой "камешек" по ней.

— Торин!

Гарри пробрался к Дубощиту с трудом, почти поскальзываясь на камнях, которые за пару минут превратились в скользкий каток.

— Нужно укрытие!

В голубых глазах гнома тлело то самое неистребимое упрямство. Ветер, хлеставший ливень и грохот камней — а Дубощит стоял, словно одна из этих скал, уверенно и прочно. Совершенно точно собираясь тащить отряд выше в такую грозу. Очередная вспышка молнии осветила какое-то движение впереди — будто гора, настоящая темная громадина, двинулась. Гарри присмотрелся — нет, показалось. Скорее всего, от искривления света от вспышки, бьющей в сумраке, где непонятно, как отличить небо и землю.

— Мы идем дальше, волшебник.

— Да, блядь, куда?

Мальчик-который-выжил ругался редко, но метко.

— Торин, нас просто смоет вниз. Тропа сужается, сам видишь! Балин, скажи ему...

Договорить Гарри просто не успел, хотя был уверен, что мудрый гном как-нибудь переупрямит его величество. Из темноты за секунды вылетел огромный кусок горной породы. Летел он не в них, а выше. Но от волны камнепада, напоминающего прилив, это их не спасло. Голубое сияние сдвоенного щита и вспышки пламени, когда камни отскакивали. Они с Гермионой удерживали стекающую вниз реку горной породы.

Он оглянулся и увидел, как Бильбо вцепился в ее пояс, другой рукой приникнув к трещине. Хоббит страховал Гермиону.

— Нет, это не простая гроза, это грозная битва.

Слова Балина отрезвили его. Один из самых больших кусков камня плюхнулся прямиком на щит, продавливая его своим весом и грозя раздавить Бофура и Оина. Хорошо, что большую часть жизни они работали в связке. Гермиона отпустила щит и метнула точную Бомбарду — разбивая валун в мелкую крошку, пока Гарри удерживал защиту. Похоже, убраться вовремя они не успевали.

— Глядите.

— Будь я проклят...

Они все смотрели в одно место — туда, где скала оживала и оборачивалась гигантом из камня. В том, что какие-то там легенды не врали, не было никакой радости. Они оказались среди разборок тех, кто раздавит их и даже не заметит. Тропа начала осыпаться прямо под ногами. Гермиона много лет утверждала, что не боится высоты. Но даже он, гордый обладатель врожденного идиотизма игрока в квиддич, чувствовал себя очень неуютно.

Только вот худшее было впереди. Неустойчивый камень дрогнул, и их разделило.

Трещина все разрасталась. Оказалось, что скала — вовсе не мертвый камень. Гермиона осталась на другой стороне, а он здесь. Под оглушительный рев каменного гиганта. Это нечто получило по башке от своего же собрата и начало падать обратно, прижавшись... ногой, ходулей, лапой? Конечностью, в общем, к нормальной скале. Им удалось перебежать.

— Держитесь!

Гермиона, Бильбо, Фили и все остальные остались прямо посреди драки гигантов, с явной перспективой погибнуть через пару секунд. Если он ничего не сделает.

— Бомбарда Максима!

В свое заклинание бывший Избранный вложил всю мощь магии, весь испуг и всю злость. Неудивительно, что сражение затихло. Ведь у одного из сражающихся не хватало рук, башки и всего туловища — только ноги, словно колоссальные каменные столпы, остались стоять на том месте, где великана настигло заклинание Поттера. В глазах резко потемнело... Гарри выплюнул попавшую в рот дождевую воду и повторил тот же фокус со вторым "драчуном".

Третий был повержен без всякого его участия — камень, брошенный другим гигантом, снес ему башку.

Это было последним, что видел Гарри, прежде чем вырубиться от перенапряжения.

Теплые руки на висках, сухость просто пустынная во рту, и невозможность открыть глаза. Но ему тепло, сухо и не холодно. Гарри ткнулся носом в ладонь, поворачивая голову, которая сейчас и правда была чугунной. Запах мятного масла — Гермиона, ее крем для рук. К его губам приставили флакон, и через какофонию в голове он расслышал: "Пей!", сказанное ее голосом.

Впору рыдать от облегчения — кажись, он жив, и она тоже.

Но сил никаких не было. Давно Мальчик-который-не-сдох так не выкладывался: за короткий промежуток — почти по нулям.