О вреде взрослости в отдельно взятой жизни (гет)

— Сейчас речь идет не о вражде Древнейших дней...

— И тем не менее сын Орофера ни за что не позволит ему помочь, более того, он даже не признает, что ему нужна помощь.

В глубоком голосе леди Галадриэль чувствовалась едва уловимая усталость. Словно, говоря об упрямце из синдар, она смотрела сквозь неимоверную бездну веков и видела предвестники других, уже свершившихся трагедий. Совет затягивался, и ночь уже минула, а они все еще спорили. Конечно, в этом была заслуга Митрандира... Саруман уж с очень большой недоверчивостью воспринимал все слова собрата по ордену. Так, как будто среди них было место заговорам или интригам.

— Хватит об этом, лучше расскажи о смертных детях-магах подробней.

Прекрасная, как утро мира... Последняя из владык нолдор в Средиземье и Хранительница Нэньи тревожилась. Коронованная Сиянием не предвидела их приход. И почти не могла прочесть ни девушку, ни юношу. Что было странным и вдвойне подозрительным. Мудрая Галадриэль, читавшая с одинаковой легкостью в сердцах смертных и бессмертных, не смогла увидеть намерений чужаков из иного мира.

Много Эпох минуло с тех пор, когда эльдар еще не знали терзаний и подозрений.

Владычица Лориэна умело прятала свою тревогу под маской ласковой невозмутимости. Хотя муж ее дочери подозревал что-то такое. Но Элронду были неведомы ее терзания. К нему, в ком течет кровь Лютиэн, Эру был более милосерден, сын Эльвиг и Эарендиля не знал беспощадной горечи предвидения, которым столь полно был наделен ее старший, ее любимый брат... Финдэ — привычно отбилось вечной болью в сердце.

Артанис хотела править краем — там, за Морем, это сбылось, хотела стать сильной и мудрой — стала. Желала славы и почета не как принцесса дома Финвэ, а сама по себе — случилось. Только ей, почитаемой Белой Владычице, ничего из этого давно не приносило радости. В великой Галадриэль, мудрой и сильной, отражении и продолжательнице дела Мелиан не осталось ни следа той отважной девочки, что шла сквозь Льды.

Теперь она понимает истинный страшный смысл проклятия Намо.

И почти смирилась.

Именно "почти" — все еще прежде всего нолдиэ, именно потому она сражается за мир. Борется еще более отчаянно, уже видя, как время народа эльфов ушло безвозвратно. Но тот, кто убил ее брата — выпил его силу, голос, оборвал жизнь светлейшего из государей, — не будет править Средиземьем. Сколько бы неудач ни преследовало Галадриэль, она не даст прислужнику Моргота восторжествовать.

Важно понять, как два магически одаренных ребенка смогут сместить чашу весов в битве, которая длится не одну Эпоху.

Интересно, в Пустоте и Тьме Он, проклятый и лишенный плоти, догадывается, кто стоял за всеми поражениями? Кто играл королями и великими героями, как пешками, ковал союзы, раз за разом отбивая удары... Знает ли Гортхаур, кто его извечный противник? Или Пес Моргота мнит ее до сих пор бесполезной девой? Осколком былого величия нолдор? Той, что пряталась сначала за мечами и копьями братьев, кузенов и за поясом Мелиан?

Взбешенная Галадриэль старается загнать этот странный интерес поглубже. Тем лучше, что Саурон мнит себя единственным, кто помнит все — и падение своего Господина в том числе. Только вот безрассудная Нарвен мечтает спросить Темного Властелина прямо. За смерть Финрода тысячи лет в положении духа — малая кара. За дочь, которую искалечили орки. Счет бесконечен.

А старая вражда неизлечима.

Так было и так будет, пока мир не изменится безвозвратно...

* * *

Какая необходимость на рассвете после бессонной ночи искать пещеру троллей, Гермиона откровенно не понимала.

Однако она была одна среди самых придурочных на свете существ — мужчин. Поэтому взывать к здравому смыслу даже не собиралась. Собрала палатку, выпила кофе и раздумывала над тем, чтобы в этот раз обойтись без пытки — поездки верхом. Полетит за отрядом излюбленным способом ударных групп Гриндевальда и Пожирателей. Демаскировка, конечно, но ей уже плевать.

Бильбо вернулся с мечом, подходящим ему по росту. Осталось объяснить хоббиту, какой стороной тыкать врага. Гномы закапывали золото. А маг и ее самый "любимый" гном тоже вооружились. Мисс Грейнджер морально была готова увидеть лучшего друга в каком-то ржавом доспехе допотопных времен и с тяжелой железкой наперевес. Пускай Гарри был обычно практичен, но в этот раз собрание тестостерона на один квадратный метр пространства и сдвоенная доза идиотизма в воздухе могла и на него повлиять.

Слава доброму волшебнику Мерлину, Поттер вышел из вонючей пещеры, всего лишь ссыпая самоцветы в мешочек.

Видимо, именно эти камни чем-то приглянулись артефактору не из последних и коллекционеру диковинок. Он ей обязательно расскажет чем. Большинство ювелирных шедевров Поттера с крайне интересными свойствами создавались только для того, чтобы быть подаренными ей.

Когда на поляну к ним выскочила кроличья упряжка, управляемая непонятно кем в коричневой хламиде, Гермиона за палочку не схватилась. От вопящего о "пожаре и смертоубийстве" шло то же ощущение скрытой силы, что и от Серого мага. И Радагаст Бурый искал именно собрата по ордену. Маги отошли побеседовать приватно. Гермиона не стала подслушивать, и вовсе не из-за врожденного благородства истинной дочери Годрика.

Просто потому, что — ради Мордреда и его подштанников! — Гарри Поттер полез к огромным кроликам. Которые, скажем так, могли и голову отхватить... Ей, конечно, раз в пару месяцев самолично хотелось прикопать этого героического остолопа под ближайшим пеньком. Однако это не значило, что она доверяет явно мутировавшей живности постороннего мага. Даже если ее лучший друг в полном восторге от кролей и копирует воркующие интонации Хагрида так, как будто всегда таким ушибленным был.

— Бильбо, осторожней... Кили, стой!

Одного за плечо, второго взмахом палочки — пусть лучше лоб потирает, ушибленный о магическую преграду, чем потом она будет магией пришивать ему пальцы. Мисс Грейнджер внезапно стало тоскливо. Несмотря на то, что Гарри чесал то одного, то другого кроля и все они ластились к Поттеру, как к маме родной. Идеальная, конечно, картина, но, опять же, почему разум сохранять вечно должна она?

Самый большой потерся мордой о щеку Поттера и повалил победителя Темного Лорда на спину.

Гермиона потерла переносицу, уже предчувствуя, как этот зеленоглазый паршивец с глазами побитого котенка будет выпрашивать себе "хотя бы одного" у мага, выглядевшего как русский леший. Как ни странно, полегчало ей, только когда она представила, как эльф древнейшего и благороднейшего рода Блэк будет уживаться с новой прихотью хозяина на Гриммо. Повезло, что остальные гномы спокойно ждали конца разговора двух магов и к кроликам не лезли.

— Он всегда таким был? — спросила Гермиона рядом стоящего Фили, который явно был поумней своего братца — старший как-никак.

— Всегда, и еще хуже, — златовласый наследник Подгорного престола улыбнулся до ушей. — Один раз брат притащил в дом щенка варга. Матушка едва сознание не потеряла, обнаружив его под постелью дуралея.

— Варг — это кто?

Услышать ответ на свой вопрос Гермиона не успела — отвлеклась. Радагаст передал Гэндальфу какой-то предмет в тряпице, и она поежилась: холод, тьма и смерть — вот что он нес в себе. Потом она услышала вой.

— Это что, волк? Здесь водятся волки? — вопрос Бильбо прозвучал на диво наивно.

Она, чужачка здесь, и то поняла, что это никакой не волк. Тварь, которая прыгнула сверху, точно не относилась к волкам. Гарри перекатом ушел от опасности, а она только и успела дернуть на себя хоббита, выставляя палочку. Тварь зарубил Дубощит, а того, что метил гному в спину, подстрелил Кили и добил одним мощным ударом Двалин. Воняло псиной и кровью. Бильбо вновь побледнел. Гарри рукой показал, сжав три раза пять пальцев, что это не все гости на сегодня. Успел кинуть поисковую сеть.

— Орки?

— Кому ты рассказал об этом походе? — Гэндальф надвигался на Торина, словно снежная буря, седой и гневный.

— Никому!

— Кому ты рассказал?

— Никому, клянусь! Во имя Дурина, что происходит?

— Это, конечно, все очень занимательно, но совсем скоро остальные твари будут здесь, — вклинился Гарри. — Их много. И похоже, нам пора сматывать удочки.

Конечно, уехать без приключений не удалось — чертовы пони сбежали. Никто из "великих" воителей и опытных путешественников не додумался обезопасить их единственный транспорт. Бурый маг вызвался увести от отряда погоню. Выглядело, конечно, как чистое самоубийство, но Гермиона ставила на кроликов. Особенно когда Поттер тайком наложил на полозья мага чары устойчивости и скольжения, а еще хитрый щит — от стрел и физических атак старика убережет.

О многоголосом вое и беге сквозь кусты она предпочитала не вспоминать сейчас в безопасности.

Все это до отвращения, до мерзкого чувства дежавю напоминало, как их с Гарри преследовали во время поиска крестражей. На бегу Гарри предлагал остановиться и перебить погоню, а не петлять, словно зайцы, но Серый маг был непреклонен, словно вел отряд в нужное ему место. И даже на равнине, где можно было выстроиться коробочкой, а они бы с Гарри прикрыли гномов щитами, потому что отряд все равно заметят, Гэндальф тащил их вперед.

Что было почти безумием.

Так они и оказались в Имладрисе — скрытой долине, последнем Домашнем приюте от Моря... У эльфов.

Более прекрасного места Гермиона никогда не видела. Трудно было бы отыскать что-то такое же светлое и совершенное во всем. У девушки, которая вышла их встречать, темные косы спускались почти до колен, перевитые серебряными нитями. Глаза — как вечерние сумерки, а сама она словно свет в белых простых одеждах. Возвышенное создание с древностью в искристых глазах — Арвен, дочь Эрлонда, ничем не напоминала эльфов их мира.

Да и кощунством было бы сравнивать тех и других.

Гномы, конечно же, сразу продемонстрировали свои чудные манеры. Гермиона сильно удивилась, когда их не выперли восвояси к оркам, а пригласили отужинать. Весь покой, который ей подарила чудная девушка, испарился, стоило Дубощиту в одном из воздушных коридоров схватить ее за руку.

— Кроме вас двоих, никто не знал о походе.

— То есть ты обвиняешь меня и Гарри? Чисто теоретически никто из семи гномьих кланов, с которыми ты говорил, не могли проболтаться?

Как назло, они остались одни. Ее лучший, между прочим, друг ушел за Арвен, то и дело вызывая ее мелодичный, словно трель соловья, смех. Гермиона сама видела, как возвышенная красавица, величественная, словно и не из плоти и крови, а из мрамора, замерла, смущенная, — стоило ей посмотреть в зеленые глаза чужака. Мгновение эти двое смотрели только друг на друга, не замечая толпы гномов с топорами, эльфов верхом и отца самой леди, от которого ничего не укрылось.

А Гермионе сейчас было совсем не до гномьей подозрительности.

Переодеться и отдохнуть. А потом спросить друга, не хочет ли он ей что-нибудь рассказать?

— Торин, я едва на ногах держусь, и будь добр, отпусти руку, мне больно. Иначе предупреждаю, король ты или не король — весь остаток дня простоишь каменной статуей самого себя.

Запястье тут же отпустили железные тиски. Гермиона тряхнула головой и пошла за вернувшимся за ней эльфом-проводником. На прекрасном лице юноши или старца — Мордред их разберет — было написано возмущение. Похоже, эльф видел их с Торином "милую" беседу и собирался вмешаться. Только она не собиралась усугублять конфликт с эльфами, и вообще, даже злиться на царственного козла была не в силах. Ну его к Мордреду!

Устала...

Чтобы там ни думали гостеприимные хозяева потаенной долины, она вовсе не дева в беде. И Дубощита привести в чувство вполне способна сама. Только отчего-то сейчас Гермионе плевать, что там он себе уже успел придумать. Их пути расходятся. Отряд пойдет дальше, а они с Гарри останутся в Имнадрисе, ища способ вернуться домой.

Так зачем ей теперь тратить на кретина силы? Которых и так не густо.

Как говорится — "было очень неприятно познакомиться, ваше величество, надеюсь, больше не встретимся, и скучать не буду".

Гермионе о многом нужно было подумать. Например, почему совершенные создания с острыми ушами иногда видятся ей почти что тенями себя самих. В долине и воздух другой. Да и время не течет, будто замерло, остановив извечный бег. Странные чары... Которые тем не менее не противоречат и не вредят миру. Она чувствует себя странно. И вопросов у нее много.

А еще лорд Элронд обещал показать ей библиотеку, по праву считавшуюся богатейшей в Средиземье.

Это все более интересно и занимательно, чем надоевшая паранойя некоего гнома.

* * *

Дракон умеет ждать...

Последний из Великих Змеев Севера, тот, кто древней времен, само пламя, сама яростная свобода, спал на злате и камнях. Спал и видел сны о временах, что давно ушли и забыты. Его покой давненько не тревожили. На самом деле не осталось глупцов, готовых бросить вызов крылатому ужасу в Средиземье. Смауг — завоеватель, победитель, и Гора принадлежит ему по праву — древнейшему праву сильнейшего.

Гномы, верные лишь золоту, обреченные, все равно бы пали. Таков итог любого из царств, дракон лишь ускорил этот процесс.

В беспредельной сини, которую Дракон рассекал могучими крыльями, появилась чуждая искорка. Магия? Да, Смауг узнавал ее вкус и запах. Кто-то пробрался в его сон, кто-то, кого он хотел увидеть, но не мог. Искру прятал полог эльфийских чар. Интересно, однако не стоит того, чтобы проснуться.

Смауг Золотой не ищет новых знакомств. Просто потому, что эльфы давно превратились едва ли не в чопорные статуи самих себя, люди просто ничтожны, а гномы жадны и не видят ничего дальше блеска монет. Нет ничего, что могло бы его заинтересовать.

Так было и так будет, пока мир не изменится безвозвратно...