О вреде взрослости в отдельно взятой жизни (гет)

Обычно Гермиона лучше держала себя в руках. Но, во-первых, нервы еще с войны ни к черту, во-вторых, Гарри не отзывался на ее Патронус... Одно из двух — либо ее лучший на свете друг мертв, либо даже ради ее прекрасных глаз не был согласен работать в воскресенье. Поттер был вольной птицей, и заставить его было невозможно.

Это у Гермионы был устав и должностная инструкция.

Пускай первое она частенько игнорировала, вторым пользовалась, только когда распекала подчиненных или замыливала глаза министру. Пускай Кингсли не был тем, кого дурить было легко. Но Шелкбот понимал, что "мозг золотого трио" уже семь лет трудится на благо общества почти без выходных. Да и уже три года как госпожа Главный Аврор редко выходила "в поле".

Достойными самоличной встречи с ней считались только недобитки Риддла, но их уже оставалось немного. Единицы смогли пережить битву, еще меньше — сбежать и выживать в постоянной охоте за их головами.

Дело в том, что труп, ради которого ее дернули, подвергся воздействию темного проклятия, а единственным специалистом по такой жути, которому мадам Главный Аврор верила, был Гарри-мать-его-за-ногу-Поттер... За годы Гарри растерял весь альтруизм и теперь с места не сдвинется без самой веской на то причины. Ее не убивали — значит, причина недостаточно веская, чтобы просрать выходной. Тем более он всего лишь консультант.

— Дин, сворачиваем лавочку, — приказала она, ловя пальцами тяжелые дождевые капли. Старый дом в лесной глуши и покореженный труп все же действовали на ее стальные нервы. Гермиона хотела курить, причем мучительно — но она бросала уже третий месяц, и сорваться сейчас было бы глупо. Тем более оттого, что обожаемый Гарри включил режим игнора.

— Отчеты завтра. Все равно мистеру Роули уже без разницы.

Уж плакать о подохшем Пожирателе смерти она не собиралась. Как и гонять дольше необходимого своих ребят в поисках свидетелей, которых в этих дебрях нет. Не белок же опрашивать под протокол? Она отоспится, а потом поймает того, кто прикончил осторожного лиса Роули. Ублюдок долбаные семь лет ускользал от их сетей. Гермиона даже была уверена, что экс-Пожирателя в стране нет. Так зачем клейменый вернулся? Роули ведь точно знал, что поимка его в Англии — лишь дело времени.

Значит, риск, на который он пошел, того стоил.

И это рождало множество нехороших предположений в ее голове. Такие, как Роули, проигравшие, были опасны тем, что им нечего было терять. Кто-то его убил — и это была не она. Значит, нужно узнать почему — да еще так жутко. Мертвое лицо посинело и выражало крайнюю степень муки. Не самая приятная картина на сон грядущий, но Гермиона к такому уже привыкла.

— Поужинаем? — предложил вроде как беззаботно ее заместитель. Гермиона передернула плечами. Дин Томас был хорошим парнем, надежным, добрым, и он видел ее всякой, но все это не значило, что она будет портить ему жизнь. Гермиона не заводила романов на работе и не встречалась ни с кем больше трех раз. Брак, семья — в конечном итоге все это не для нее, как показало время.

Она все еще воевала.

— Прости, Дин, меня ждет Гарри.

Томас спокойно кивнул.

О них с Поттером много лет ходили слухи, что там не только дружба... Однако Дин знал, что эти двое любят друг друга по-настоящему, без прикрас и сомнений, как брат и сестра. Поэтому ревновать не было смысла. Да и права на ревность Томас не имел. Гермиона — его шеф и женщина, отвергающая любые попытки поухаживать. Несгибаемая Грейнджер, казалось, вообще не имела чувств, однако она бывала другой — Дин видел Гермиону иногда такой. Жаль, что не с ним и не для него.

Дом на Гриммо, 12, встретил ее привычной тишиной и безмолвным поклоном Кричера.

Эльф проводил ее на второй этаж. Лорд Поттер-Блэк обнаружился на привычном месте — в своей лаборатории.

— Ай, за что?!

Обиде, задрожавшей в колдовских изумрудных глазах, поверил бы кто угодно. Только не Гермиона, знавшая сего героического поганца бóльшую часть жизни. Гарри читал, удобно развалившись на диване, и таскал то виноград, то очищенные дольки мандаринов с золотого блюда. Яснее ясного, что внештатный консультант Главного Аврора никуда тащиться не собирался. Ему и здесь было удобно.

— Больше не будешь игнорировать мои Патронусы.

— На труп Роули я в прозекторской прекрасно полюбуюсь, — огрызнулся Мальчик-который-выжил. — Все равно тебе нужно мое заключение, и только после того, как твои болваны не смогут определить, что его убило. Может, в этот раз кадры Аврората оправдают мои надежды.

— Он еще и язвит, — печально заключила мисс Грейнджер, падая в кресло. — Спасибо, Кричер, — это уже старому брюзге за горячее какао.

— С кем поведешься, от того и наберешься, мадам Главный Аврор.

— Что читаешь?

Гермиона сейчас не была настроена на пикировку. Тем более огрызаться Гарри научился с дивной язвительностью. Да и не злилась она на него на самом деле. Никогда не умела и сейчас не получалось. После Победы, выжившие, искалеченные, они вцепились в друг друга еще крепче и не отпускали. Поэтому выстояли. Только Гарри оказался умнее — выбрал покой и науку. Кто бы мог подумать о таком раньше? Поттер пишет монографии и диссертации, собирает научные премии, а книжный червь Грейнджер строит Аврорат, играет в политику и сражается.

Жизнь чертовски непредсказуемая штука.

Гарри смог превратить мрачный особняк в уютное место. И она ночевала на Гриммо почти так же часто, как у себя в Уэльсе.

— Скоро Самайн...

— Отметим у меня. Костер, вино и мясо, — тут же предложила она, грея руки о чашку. — Гарри, не говори, что ты задумал какую-то дичь.

— Маленький обряд. Почти забытый.

Щенячий поттеровский взгляд — это запретное оружие... Гермиона, вместо того чтобы сразу взорваться и надавать этой образине по ушам, выдохнула и сосчитала до пяти. Гарри бывал непробиваемо упрям. Именно с его подачи они отмечали все праздники Колеса Года. Нет, Гермиона признавала эффект — магия текла свободней, чувствовала она себя лучше и живей. Но все равно "маленький обряд" мог быть чем угодно, зная Гарри. А привычка его оберегать стала ее частью давным-давно.

— Дашь почитать описание? И для чего этот маленький обряд?

— Помогает отыскать судьбу. Единственную или единственного. Знаю, — он поднял руки и сжал ее ладони. — Ты скажешь, что человек сам определяет свою судьбу. Но я почему-то хочу попробовать. Интуиция говорит, что ничего плохого не будет.

— У твой интуиции весьма странное определение "плохого"...

Гермиона ворчала больше для порядка. Перебралась на диван, который Поттер тут же расширил магией, скинула ботинки и улеглась рядом. На теплое и сильное плечо. Пусть она готова потакать другу. И, если понадобится, вытаскивать снова из неприятностей. Без присмотра "обряд" для Поттера точно обернется катастрофой. Соскребать останки друга Гермиона морально не готова.

Тем более кто будет терпеть ее взрывной, авторитарный характер?

Кому она будет плакаться в плечо? Без Гарри она точно не выживет. Это Гермиона знала точно. Нельзя жить с половиной души.

Гарри невербальным заклинанием призвал плед и укрыл упрямицу после того, как вытащил шпильки из медных кудрей, оставив волосы рассыпаться по подушке свободно. Он притушил свет, зная, что спать будет здесь. У Гермионы часто бывали кошмары, и иногда она засыпала только под зельями. Но рядом с ним всегда или почти всегда спала спокойно.

Он целый день провел в постели — дрых после ночи работы над одним любопытным артефактом.

Поэтому спать не будет, только почитает, оберегая ее сон.

И стальная дева, сокрушающая бюрократию и преступность, могла устать.

Гермиона была целым миром для него, единственным другом, точкой опоры. Гарри часто закипал, видя, как она устает на работе. Ненавидел себя за то, что не пошел за ней... Только вот следуя чужим ожиданиям, счастливым не станешь. Мальчик-который-всех-спас устал быть несчастным, и ему осточертело быть щитом для мира. Поэтому даже ради Гермионы Аврорат был не для него.

Гарри больше никогда не хотел воевать.

Трагедия в том, что кто-то должен был сражаться. Вот и получилось, что он ударился в науку, в книжную тишь. А она, его бесценная Гермиона, стала стражем закона.

В саду их уже ждали плетеные кресла с пледами, факелы, воткнутые в землю, и накрытый стол. Костер Гарри собирался сложить и разжечь лично, причем без магии, по старинке. Гермиона привычно опаздывала. Когда она работала, пунктуальность мисс Грейнджер в личных встречах оставляла желать лучшего. А работала подруга практически всегда.

Без электрического освещения, под огромным и ясным этой ночью звездным небом ему казалось, что он провалился на пару сотен лет назад. Хорошо... Свобода, тишина и биение магии, особенно ощутимое сейчас.

Осталось дождаться подругу, иначе с Гарри станется заявиться в министерство лично и утащить Гермиону с собой. Даже на плече, если понадобится. "Глухари" и подковерные игры будут всегда, пусть Гермиона и отказывалась сдаваться. И все же ей тоже нужно было отдыхать. Ему было больно смотреть, как она себя загоняет.

— Прости, — поцелуй в щеку.

Бледная, под глазами недельные мешки под слоем макияжа. Гарри не стал утруждать себя словами. Усадил Гермиону в кресло, освободил ее ноги от туфель и укутал в два пледа. Скоро от разгоревшегося костра и магии ночи Самайна им не будет холодно. Но пока пусть посидит тихо и передохнет. Он не собирался спрашивать, по какому поводу Гермиона так себя загнала. Позже, когда ей станет лучше, а он перестанет злиться.

Ссориться совсем не хотелось.

Он хоть и не столь вспыльчив, как лучшая подруга, однако насчет ее тругодолизма они ссорились постоянно. Гарри не хотел портить вечер, тем более зная наперед, что на его аргументы мисс Всезнайка озвучит сотню своих. Идиотом в конечном итоге будет выглядеть он. С Гермионой так всегда, это часть ее особого очарования.

С костром он возился долгие десять минут, упрямо не прибегая к магии. Гермиона воздержалась от комментариев и попыток помощи. Пила вино и листала книжку с обрядом. Очевидно, слишком устала, чтобы командовать теперь. Конечно же, это было тревожным звоночком. Гарри знал, что всеми правдами и неправдами постарается уговорить ее на отпуск.

В конце концов, поступит нецивилизованно: сонное зелье — и вот они уже где-нибудь на островах. А колотушки и проклятия от Гермионы он как-нибудь переживет. Не хватало еще, чтобы она свалилась без сил или загремела в Мунго с истощением. То-то Сметвик будет рад видеть свою постоянную, прости Мерлин, и самую строптивую пациентку за всю его многолетнюю практику. Раз она себя не бережет совсем, то его святая обязанность — позаботиться.

— Ты так гневно сопишь, что я отсюда слышу, — фыркнула Гермиона, когда костер наконец разгорелся.

— Солнце мое, поругаемся потом, а сейчас ешь и грейся, — приказал Поттер, устраиваясь напротив и наливая себе терпкое вино. Гермиона абсолютно точно ненавидела сокращение своего имени и всякие сладкие прозвища. Карие глаза сузились, но, видимо, отбивные интересовали мисс Грейнджер все же больше, чем немедленная расправа над распоясавшимся другом. Поэтому акт казни она отложила на потом.

— Кричер слишком хорошо готовит, чтобы я была готова тебя убить.

— Вот спасибо... — Гарри правдоподобно разыграл возмущение и подвинул к ней тарелку с салатом. — Что случилось?

— Разборки по поводу бюджета на будущий год, еще до начала его составления, — легко отмахнулась Гермиона, и правда не желавшая обсуждать сегодня войнушку с бюрократией. Тем более что из битвы она вышла гордой победительницей. От костра шел неровный жар, и холод осенней ночи отступал. Им повезло, что нет дождя. Гермиона старалась думать о всякой ерунде — ведь по поводу "маленького обряда" у нее все еще были опасения, и они только нарастали.

Хотя, скорее всего, ничего не произойдет, и можно будет посмеяться над любителем экспериментов.

Сомнительно, что во всем мире найдется мужчина, способный выносить ее график, характер и наклонности.

Когда она озвучила свою последнюю мысль, Гарри разразился длинной тирадой на латыни — пижон! Что-то там о любви, преодолевающей все, и о важности найти свою вторую половину. И после этого, спрашивается, кто из них двоих безнадежный романтик? Пускай его экспрессивная попытка защититься ее лишь повеселила. Зная ее настолько хорошо, мистер Поттер мог спокойно пропускать мимо ушей восемьдесят процентов провокаций. Но нет, "истина лишь в споре рождается"...

В чем-то они оба гриффиндорцы, причем безнадежные.

— Пару капель в огонь я, в принципе, пожертвовать согласна, но обойдемся без варварства вроде кинжала.

Ее глаза смеялись, да и в теплом голосе звенел все тот же смех... Гарри выдохнул — ожила, наконец. Беспокойство за жизнь Гермионы за все эти годы стало частью его самого. Предполагалось, что дослужившись до своего высокого поста, она станет поосторожней. Только для Гермионы должность ничего не меняла. Она сделала правосудие смыслом жизни. Словно этим возвращала долги всем, кто умер на войне.

Говорить о бесполезности вендетты с ней, кстати, было бесполезно.

Хрупкая ладонь легко легла в его руку. Маленький надрез заклятьем — и теперь его очередь. После пары капель крови оранжевое пламя взвилось синим и снова загорелось ровно. Они прочли наговор, словно стих. О тропах, нитях и любви — торжественно и хором. Гермиона от того, как уплотнилась магия вокруг — как штормовое море — слегка напряглась. На лице было так и написано: "Во что ты снова меня втянул, Поттер?"

Секунда-другая, и костер стал просто костром, сдвоенная магическая сила схлынула.

— Я ведь говорила, что ничего... Где тут огневиски? — Гермиона плюхнулась в свое кресло и потянулась за стаканом, уверенная, что все, "приключение" их миновало. — Гарри, ты разочаро...

Договорить мисс Грейнджер не смогла. Внезапно все потемнело, и ее куда-то потащило, словно в трубу. Крик, мат и попытка в окружающей кромешной "заднице" найти Поттера. Гермиона уцепилась, кажется, за его плечо, когда сумасшедшая центрифуга сменилась чувством недолгого полета. Их долбануло о землю, выбивая весь воздух из легких.

Гарри некоторое время лежал амебой и считал звезды — только сам не мог понять какие. Те, что кружились вокруг головы от такого сильного удара? Пусть Гермиона, когда придет в себя, перед попыткой удушения заявит, что мозга у него нет, поэтому нечему так кружиться и вертеться. Или те, что наверху, складывающиеся в совсем незнакомый рисунок? Звезды были удивительно яркими и близкими.

— Гарри Джеймс Поттер, я тебя таки убью.

Диагностическое заклинание вышло на раз. Сначала этот болван, начитавшийся старинных книг и верящий в любовь — на их голову. Потом на себя. Тряхнуло их неслабо, конечно, но кости целы. Все остальное тоже. Просто ушиб. Гермиона встала, печально оглядывая свои содранные ладони и какое-то поле вокруг.

— Где мы?

— Надеюсь, в Англии.

— Вот сейчас совсем не смешно, Гарри.

Чары, указывающие местоположение, словно с ума сошли. Карта, которую наколдовала Гермиона, схлопнулась. Плохо. Заклинание разработали невыразимцы, и оно точно показывает место, где ты оказался. Одно из двух — либо она ошиблась в чарах, либо этот мир — совсем не их мир. Гермиона осознавала веселенькие перспективы под пение сверчков.

— Нужно найти жилье и людей. — Гарри залечил царапины на ее руках. — Указуй.

Палочка повернулась куда-то на юг. Только вот интересно, сколько им топать? И как долго лучшая подруга будет злиться? Саднящая пятая точка, на которую приземлился Гарри, подсказывала, что идти еще прилично, а дуться Гермиона будет еще дольше. И все-таки отчего-то мистеру Поттеру хотелось верить в лучшее.

Обряд сработал — значит, здесь, неизвестно где, есть те, кого они могут полюбить. Только радовать сим фактом Гермиону он не спешил. Не совсем ведь самоубийца. А если отбросить занудство, то это как в старые добрые-недобрые времена — они вдвоем, а впереди приключение, неизвестность. Гермионе будет полезно отвлечься от линчевания подчиненных, а ему от работы.

— Гарри, я вижу, как ты улыбаешься... Давай, пожалуйста, осторожней все же. Мы непонятно где, и местные могут быть совсем не дружелюбны.

Гермиона помрачнела. Почему в их команде разумная зануда всегда она?

Бильбо уже не знал, за что хвататься, когда снова раздался стук в дверь... Будто ему было мало толпы гномов-грубиянов и волшебника, который затеял всю эту нелепицу. И, в довесок ко всему, почтенный хоббит был сильно раздосадован. Что было необычным для всегда сохраняющего оптимизм сына Белладонны Тук. Однако тут не было большой вины Бильбо — гномы опустошили его кладовую, поцарапали крайне ценный сундук и вытирали грязные руки кружевными салфетками из приданого матушки.

Любой, даже самый благовоспитанный хоббит, от такого пришел бы в гнев.

А еще они его не слушали совсем. Будто он, Бильбо Бэггинс, хозяин норы, в которой толпа гномов так нагло хозяйничала, — всего лишь букашка, не достойная внимания. Бильбо даже до мага добраться не мог. Гэндальф Серый раз за разом ускользал от хоббита и его закономерных вопросов.

Неудивительно, что он закипал и у него руки просто опускались. Бильбо прежде никогда не случалось влипать в такие истории, больше подходящие сумасбродам из сумасбродов Тукам или каким-то Брендибакам — к несчастью, все они были родственниками Бильбо. Правда, знаменитый нрав Туков пока никак не проявил себя и не помог ему справиться с нашествием саранчи в кованых сапогах.

Так что неудивительно, что к дверям собственной норки Бильбо подходил с твердым намерением отправить стучавшего восвояси.

Какими бы ни были гостеприимными жители Шира, с него гостей на сегодня довольно!

Но это были не гномы...

Свет из прихожей упал на фигуры стоящих в двери и осветил их достаточно четко и ярко. Бильбо редко видел верзил, особенно в Хоббитоне. Молодая девушка с золотисто-медовыми волосами, собранными в удивительно шедшую ей прическу. И черноволосый парень с самыми ярким глазами, какие когда-либо доводилось видеть мистеру Бэггинсу. Бильбо сравнил бы их цвет с весенней зеленью, омытой рассветной росой.

Очевидно, они устали, а еще были так же удивлены, увидев его, как и он сам.

Неизвестные переглянулись в недоумении. О хоббитах в большом мире знали мало — и слава Валар. Не хватало нашествия невежд-верзил в их уютный мир. Но из-за этого хоббитов часто принимали за детей. Бильбо не испытывал никакого желания объясняться. По правде говоря, он чувствовал себя ужасно уставшим. Однако эти двое пока не сделали ему ничего плохого, и закрыть перед их носом двери — до такого сын Банго не опустился бы. Даже если они часть той невыносимой компании, что разносит его дом.

— Простите, мы заблудились... И так уж вышло, что в вашем доме есть волшебник, — Гарри заговорил первым, отойдя чуточку от шока.

Гарри и Гермиона уже поняли, что они не в Англии, и даже не в своем мире. Осталось понять, где именно они очутились и как вернуться обратно. Идя по живописным улочкам под взглядами невысоких существ, которые явно не были детьми — Гарри лично видел одного такого "ребенка", раскуривавшего трубку у себя на крыльце, — они ощутили необъяснимо сильную магическую мощь, древнюю и светлую. Ничего не оставалось, как довериться своим ощущением и идти к этой силе, надеясь, что маг, волшебник, ведьма или кто бы там ни был могут им помочь. Или хотя бы объяснить, где они оказались.

Гарри их приключение уже не казалось таким веселым. Если бы все его детство и юность не были прыжками из пасти дракона в другую пасть, он мог бы и испугаться. А так — Гермиона с ним, магия работает, и даже лучше, чем дома. Значит, ничего критического, выберутся. Только впредь он будет более осторожен с желаниями.

Гермиона его не упрекала, только цеплялась за его ладонь. Как тогда, в войну... У них обоих были причины доверять только друг другу.

— Добрый вечер. У меня гостит Гэндальф Серый, он самый настоящий волшебник. Проходите, — засуетился Бильбо, освобождая проход внутрь норы. — Меня зовут Бильбо Бэггинс.

— Гарри Поттер.

— Гермиона Грейнджер, — представилась до этого молчавшая девушка.

Голос у нее оказался удивительно мелодичным, но Бильбо поразился стали, которая в нем звучала. Хоббит очень надеялся, что не пожалеет, что впустил неизвестно кого в свой дом — снова. Но они тут же произвели на мистера Бэггинса приятное впечатление: увидев, что их грязная обувь пачкает пол, назвавшийся Гарри махнул рукой — и грязь исчезла. В том числе и та, что натоптали и нанесли гномы. Сердце Бильбо почти растаяло, ведь он представлял, как будет убирать этот несусветный бардак один-одинешенек.

— Спасибо, что впустили нас, мистер Бэггинс.

— Можно просто Бильбо... Понимаете, Гэндальф у меня не один, есть еще и гномы...

От внимания магов не ускользнуло, как добрый хозяин поморщился, упомянув "гномов". Гарри проглотил дурацкий вопрос, о каких именно — "садовых, что ли?", — идет речь. И действительно, из другой комнаты появился высокий старец в серой хламиде. От него и исходила та мощь, которую они оба так отчетливо ощутили. Если присмотреться внимательно, то образ седобородого старика совсем не вязался с глазами — синими, искристыми и полными теплого света.

И не только Гарри и Гермиона почувствовали магию, но и старик посмотрел на них очень внимательно, будто в души заглянул.

— Гэндальф Серый, а вы?

— Гарри Поттер, сэр.

— Гермиона Грейнджер, мы волшебники, но не такие, как вы, — Гермиона нервно передернула плечами, что тут же заметил хозяин дома — вернее, норы. В общем, Бильбо подошел ближе и стал рядом, словно защищая ее. — Сэр, мы случайно попали в ваш мир...

Она готова была пуститься в долгие объяснения, что было не совсем удобно — из той же комнаты появились диковатые на вид, массивные и точно вооруженные личности. Гарри напрягся, и в его ладони появилась палочка. Он не любил толпы, тем более тех, кто говорили на гортанном, тяжеловесном языке и враждебно на них смотрели.

— Я верю вам. Такая сила не могла родиться в Средиземье. Расскажите мне все... Балин, до прихода Торина я поговорю с нашими гостями.

Гэндальф Серый обратился к самому спокойному на вид полностью седому гному в богатых одеждах. Единственному, кто не выказывал враждебности открыто, а просто изучал их умными глазами. Гарри улыбнулся Бильбо и, прикрывая собой подругу, пошел вслед за магом. Пока названные гномами мало походили на безобидных садовых. А он так остро реагирует на угрозы. Оставалось надеяться, что некто в обличье смертного старика им поможет убраться домой подобру-поздорову.

Его, владельца Даров Смерти, было не обмануть дряхлой плотью.

Гарри прекрасно видел, что судьба старца другая, и он незыблем и вечен, сродни той материи, из которой соткан этот мир.

Вопросов становилось все больше, а ответов пока не было.

Гэндальф провел их в гостиную. Гарри закрыл двери и повесил мощную заглушку — во-первых, он не хотел, чтобы их подслушали, во-вторых, пусть волшебник увидит, как они колдуют. Поттер здорово сомневался, что магия Средиземья похожа на ту, которую используют они.

— Расскажите мне все. То, как вы творите магию, — очень необычно.

Серый маг вызывал доверие одним своим присутствием... Уже одно это настораживало ту часть мисс Грейнджер, что была склонна к паранойе. А еще в нем было множество несоответствий, которые царапали глаза. Просто у нее было недостаточно времени для анализа. Но выбора у них с Гарри не было, да и Гермиона чувствовала, что другу здешний маг скорее нравится. А чутью Поттера стоило верить.

Поэтому говорила она коротко и честно. Все детали злополучного вечера, полное описание обряда — благо идеальная память Гермиону не подводила. Она очень хотела домой. Только вряд ли все будет так просто. И это уже заранее навевало тоску.

— Очевидно, ваш обряд сработал. А плохая новость заключается в том, что я не знаю, как отправить вас обратно.

— Вы не знаете?

Гарри был чуточку груб в своем явном скептицизме, за что получил острым локотком подруги по ребрам.

— Да, не знаю, Гарри, но это не значит, что я не смогу помочь... попытаться, по крайней мере. Вам обоим нужно к эльфам в Ривенделл.

— Как далеко этот Ривенделл от Шира?

— Достаточно далеко, и наш мир не так добр. Поэтому я предлагаю вам обоим помощь.

Серый маг не врал и говорил убедительно. Только Гермиона была уверена, что он что-то недоговаривает. Подозрительность не раз спасала ее. И верить людям она разучилась как-то очень быстро. Однако какой у них иной выход?

— Какого рода помощь?

— Для вашей юности вы чрезвычайно подозрительны. Я вижу шрамы на ваших сердцах... Отряд, в котором я состою, идет в ту сторону, мы проводим вас. Я расскажу вам об Арде.

— Что мы вам за это будем должны? И сомнительно, что ваши спутники будут так же добры, как вы, мистер Гэндальф.

— Я не беру плату за помощь. — Гэндальф рассердился, но так же быстро смягчился.

Пусть эти двое чужаков выглядели почти как дети, но их дорога не была легка. Майяр видел много боли и ран. Видел, что испытания, через которые прошли эти дети, были страшны, но он видел и другое — что боль не сломила их. Что души магов из другого мира светлы. На пороге наползающей Тьмы каждый свет заслуживает помощи. Его послали оберегать Средиземье, однако могли ли Великие предвидеть появление столь необычной пары? Нет.

Это замысел того, кто создал все сущее. И во имя Эру он присмотрит за ними.

— А что до спутников, они согласятся с моими доводами.

Когда гномы начали ломиться в гостиную, возвещая, что пришел какой-то Дубощит, Гэндальф ушел, ободряюще улыбнувшись гостям. Гермионе было даже неинтересно, кого там принесло... Она прижалась к Гарри, общаясь молча — мысленно. Им нужно было что-то решить. И успокоиться. Соприкосновение с разумом, полным любви к тебе, — благодатный дар, когда ты смущен и зол.

"Мы ведь пойдем за волшебником?"

"Другого выхода, похоже, нет. Гарри, мы ничего не знаем об этом мире, и нам еще повезло очутиться здесь, возле этого мага".

— Я принес вам подкрепиться. Вино, сыр, немного хлеба... Все, что удалось спасти.

Мистер Бэггинс смотрел на странную человеческую парочку, да еще из другого мира, да еще оказавшуюся магами. Такого точно в Шире еще не бывало. Он собрал все, что не слопали гномы, чтобы исполнить свой долг гостеприимного хозяина — это во-первых. А во-вторых — чтобы сбежать от адского шума, который делали гномы на пустом месте. В его уютной гостиной почему-то было тихо. Магия, наверное. Бильбо был просто рад дать своим бедным ушам передышку, а еще утолить любопытство.

— Спасибо, Бильбо.

Гарри ему улыбнулся. Усадил подругу обратно в кресло и наколдовал себе еще одно, оставив третье для хозяина дома.

— Спрашивай, — разрешил Поттер с улыбкой, переглянувшись с подругой. Хоббит все-таки был ужасающе забавным — вежливый и так явно терзающийся любопытством, которому не давал прорваться. Пока он был самым приятным из того, что они увидели в Средиземье.

Если опустить то, что предводитель компании повел себя, как отъявленная и очень грубая скотина... то его глубокий, густой голос Гермиона назвала бы красивым. Только она давно не восторженная девочка, чтобы приходить в восторг от синеглазых и черноволосых мудаков... Пусть мудак был целым гномьим королем. Гермиона не была его подданной, и вообще по убеждениям она была республиканкой, а не монархисткой. Но если ее величество Елизавету II она все-таки уважала как самого долгоправящего монарха Британии, то к здешнему королю никакого почтения не было и в помине.

Она ненавидела, когда на нее орали. И тем более принижали только потому, что она родилась женщиной. Последнее не лезло ни в какие ворота. Несмотря на то, что прогресс и феминизм по Средиземью явно еще не шагнул.

— Я отказываюсь брать ответственность за жизнь девицы и сносить весь трудный путь ее капризы...

На этом моменте Гарри Джеймс Поттер, который знал ее лучше всех, мысленно закопал и насыпал аккуратненький такой холмик над сказавшим это Дубощитом. Может, мистер гномий король привык, что здешние дамы трепетали при нем. Но такого точно нельзя было сказать о Гермионе. Которая вот просто терпеть такого обращения не могла. И была достаточно взбешенной, когда ее так явно презирали лишь за пол.

Гарри дернул мистера хоббита в сторону. Бильбо был приятным собеседником, он уже любезно выделил им с Гермионой комнаты. Поттер собирался спать рядом с подругой, не оставляя ее одну с гномами — ему такого паранойя не позволит. Тем более два самых молодых на вид и шустрых не внушали никакого доверия. Добрый хоббит не заслужил, чтобы его снесло тайфуном, который вот прямо сейчас обрушится на коронованную, но дурную голову. Гарри из дружеских чувств всего лишь убрал Бильбо в безопасное место — рядом собой.

— Гэндальф, Пустошь не место для девок.

— Ну почему же, мистер Дубощит? — опасно мягко произнесла Гермиона, у которой с самой первой минуты знакомства все это в печенках сидело. "Всем этим" она именовала отвратительные манеры короля. Вот и сейчас этот гном обсуждает ее так, будто она не стоит в метре от него. — Да, я к вам обращаюсь, мистер самодовольная задница!

Кажется, кто-то охнул, двое шустрых (блондин и тот смазливый, без бородки) рванули к дяде, чтобы удержать его... Гэндальф отчетливо выругался. Балин начал молиться Махалу. Лишь Гарри остался спокоен: гриффиндорка один раз — гриффиндорка навсегда. Его мало тревожило, что король заскрипел зубами, грозя своротить свою мужественную челюсть набок.

Лучше полюбоваться, как горят глаза подруги, ставшие уже не цвета чая, а темными, почти черными от гнева. Как она, тоненькая, спокойно стоит и смотрит, как на нее надвигается хищными движениями взбешенный Дубощит. Гарри, вытащивший палочку, все равно ставил на Гермиону. Каким бы опасным, судя по повадкам, воином ни был его величество, он, к своему счастью, никогда не сталкивался с Гермионой Грейнджер в ярости.

— Гарри...

Бильбо дернулся было закрыть собой девушку — уж больно страшным было лицо у гнома. Да и у хоббита сердце заходилось — настолько хрупкой она выглядела против Торина, которого мистер Беггинс опасался совершенно оправданно. Его спокойная жизнь превращалась в Йванна знает что... Но Бильбо был достаточно отважен, чтобы не стоять молча, когда грозит опасность женщине. Только почему веселый и, видно, так любящий девушку Гарри его удерживает?

Он что, совсем не тревожится за Гермиону? Бильбо видел, с какой заботой зеленоглазый маг относился к своей спутнице. Нежности там был целый океан. Да и впечатления труса Гарри не производил. За их не слишком длинную беседу мистер Беггинс успел сделать выводы о своих самых неожиданных и, что греха таить, самых приятных гостях, которые отнеслись к нему очень уважительно — в отличие от славного предводителя компании, который был ядовит, насмешлив и просто бестактен.

— Я бы боялся за гнома на вашем месте. — Гарри сжал плечо нового друга, не давая тому сделать глупость.

Гермиона не стала ждать, что там с ней хотел сделать разозленный мужчина. Сейчас король напоминал разъяренного медведя гризли. Она увернулась от его рук и подставила подножку, опрокидывая Дубощита. Грохот стоял такой, словно в Хогвартсе упали доспехи. Значит, ее решение не бить и не отбивать руки об эту царственную тушу было правильным. Она совсем не элегантно села сверху, и кончик ее волшебной палочки уткнулся агрессору в шею.

— Ни с места, господа, — прозвучал наигранно-веселый голос Гарри. Свет свечей потускнел, и повеяло холодом, даже изморозь поползла.

Вполне достаточно, чтобы притормозить самых ретивых спасителей достоинства королевской особы. Убивать его Гермиона не собиралась. Проучить — очень даже да! Ни один кретин на свете, каким бы героем он ни был, не может оскорблять ее и тех женщин, которые сражались со злом. Дубощит о ней ничего не знал и сделал неверные выводы. Пусть расхлебывает.

— Я могла бы отрезать вам голову или проклясть так, что вы бы следующие сутки рыгали слизняками.

Гермиона наклонилась к уху гнома. Золотистые в свете свечей и темные, как крыло ворона, волосы переплелись на пару секунд. Затем она стремительно отстранилась, но и не думала вставать. Гном был теплым и удобным, на нем хорошо сиделось. Особенно осознавая, как унижен этот упрямый ублюдок. Гермиона даже ощутила смутное подобие веселья... Все-таки она законченная наркоманка адреналиновая.

— Но ничего из этого не сделаю. Не потому, что мне вас жаль, мистер Дубощит... А просто потому, что я не добиваю проигравших.

Гном дернулся, пришлось надавить на горло палочкой.

— Вы ничего обо мне не знаете, но мне ваша защита без надобности, ваше величество. Мы идем с вами ровно до необходимого нам момента и заботимся о себе сами.

Гарри подал ей руку и легко потянул, помогая встать более изящно. Судя по тому, как блестели поттеровские бесстыжие глазенки, представление ее лучшему другу пришлось ой как по душе. Гарри стал изрядным троллем и обожал развлекаться за чужой счет. А тут она, вечно сохраняющая спокойствие, так разозлилась. Редкое зрелище.

— Ты была прекрасна, грозная амазонка.

Поттер склонился над маленькой ручкой, целуя прохладные пальцы.

Конфликту не дал разгореться Гэндальф, увел Дубощита и заболтал его. Их же с Гарри утащил за собой Бильбо, приговаривая что-то о необходимости застелить постели и приготовить ванну. Видимо, хоббит не хотел побоища в своей норе. Гермиона его понимала. И уже раскаивалась в своем резком и мстительном порыве. С каких пор ее чужие слова так задевают? Разумней было проигнорировать этого гордеца, а не опускаться до его уровня.

Гарри улегся на матрасе прямо под дверью, уступив ей увеличенную чарами кровать.

— Он тебе никогда этого не забудет.

— Умеешь ты обнадежить, Гарри. Но не страшно — наши дороги разойдутся, и мы больше никогда не увидимся.

Гермиона сидела, прислонившись к двум подушкам, которые ей выделил Бильбо. Слегка влажные волосы длинной волной струились по груди. Гарри потратил десять минут, расчесывая эту красоту. Даже сделал массаж головы, подлиза. Им утром нужно было купить лошадей. Гермиону беспокоила мысль о своих навыках верховой езды — Клювик и фестралы, вот и все навыки. Нужно будет как-то приспособиться.

— Как думаешь, Бильбо пойдет с ними?

Гарри слушал чужое пение с щемящей тоской. Боль об утерянном доме он мог понять... Как и трагедию гномов, пусть они и показали себя не с лучшей стороны. Но участь бродяг, гибель родных и потеря королевства — все это ожесточило сердца. Плохими гномы не были. Просто они не доверяли людям. А они с Гермионой были вдвойне подозрительны. Мало кто обладал мудростью Гэндальфа Серого и его добротой, чтобы разглядеть в двух чужаках, явившихся из ниоткуда на секретную встречу, что-то большее, чем шпионов.

— С одной стороны, ему и здесь уютно, — Гермиона потянулась, словно кошка. — Но с другой — ты сам видел, его волнует дорога за горизонт. Он напоминает пуффендуйцев, однако я бы поставила на жилку гриффиндорца.

— Да, она всегда побеждает, — Гарри разделил с ней ностальгическую улыбку, теплую, как солнечный луч. — Спи, воительница. Люблю тебя.

Поттер проснулся на час раньше подруги, едва серый рассвет начал заниматься над этим живописным краем. Гэндальф обещал свести его с человеком, у которого можно будет купить лошадей. Зависеть хоть в чем-то от милости оскорбленного Торина после вчерашнего для них было бы глупо. А пешком за пони они не поспеют. Как Гарри вчера понял из оговорок тех же гномов, так называемое Дикоземье неприветливо и весьма опасно.

Поэтому, как бы ни ненавидела Гермиона перспективу верховой поездки, им все же придется это сделать.

Гарри оделся быстро и тихо, все же навыки он не растерял с войны. Укрыл Гермиону — сбросила-таки одеяло почти на пол. Сжалась в комочек и сопит. На дверь он повесил мощные чары. Подруга с легкостью снимет, зная его секреты, а вот чужаки не пройдут сквозь барьер. Можно быть спокойным, что Гермиону никто во сне не прирежет.

Пусть гномы не производили впечатления мерзавцев, а от гневливого предводителя и вовсе веяло благородством, однако доверие — такая глупость, которую совершаешь ровно один раз. Гарри не доверил бы безопасность Гермионы никому, кроме себя самого. Вот и принял меры предосторожности.

— Доброе утро, Гэндальф.

Гарри смачно зевнул, почти вывихнув челюсть, но через пару секунд вспомнил о хороших манерах.

Привычка таскать на шее зачарованный кровной магией почти бездонный мешочек из драконьей кожи себя окупала. Поттер сомневался, что в Шире и вообще в Средиземье в ходу галлеоны или фунты. Но галлеоны оставались золотом, поэтому проблем быть не должно. Тем более Серый маг мог заболтать кого угодно, это было сразу видно.

— Обойдемся без завтрака, нужно многое купить.

Поттер согласно кивнул. Предполагалось, что они выйдут рано утром, как только солнце поднимается, чтобы рассеять сумерки. Сомнительно, что гномы их будут ждать. Еще нужно добудиться несокрушимую мисс Грейнджер, организм которой, видимо, здесь решил наверстать тотальный недосып в Англии. Гарри шагал за Гэндальфом и не думал о трудностях и опасностях, которые ждали их впереди. Он стал чуточку самоуверен.

Да и вообще, Шир был так прекрасен, что Поттер просто впитывал в себя все то, что видели его глаза.

Если соединить мягкое свечение изумрудов, прохладу серебра и добавить зеленый турмалин, то выйдет примерно похоже на Шир. Такой артефакт будет дарить покой разуму и сердцу. Никаких острых линий или массивности. Легкое ажурное плетение серебра, почти паутинка, но очень прочная. Простой браслет или браслет с нисходящими вниз цепочками, присоединенными к кольцам?

Давно Гарри не ощущал такого чистого вдохновения и жажды творить.

На указательный палец изумруд, серебро в форме листика или травяной былинки. На безымянный — турмалин, а на серебре сделать ягодный узор.

Ему остро не хватало возможности вернуться в свою мастерскую и начать работать.

Гермиона очень надеялось, что ей это приснилось... Ночь Самайна, обряд и перенос в другой мир. Но открыв глаза и увидев незнакомый потолок и комнату, она была вынуждена признать, что все правда, а не сон. Гарри не было рядом. Сперва она встревожилась: Поттер без присмотра — это катастрофа почти всегда. Не то чтобы Гарри искал неприятности на свою "дважды обласканную Авадой" голову, но они сами его находили.

Потом Гермиона вспомнила, что им нужны лошади. И Гарри пошел их покупать. Кошмар...

Немужественное желание притвориться спящей или лучше мертвой мисс Грейнджер проигнорировала. Пора было вставать и привести себя в божеский вид. Наколдованное зеркало, против обыкновенного, отразило не Медузу горгону с хроническим недосыпом. Волосы лежали красивой волной — все Гарри, его терпение и зачарованный гребень. Артефакт, специально созданный для ее гривы, который Поттер таскал с собой. И синяки, как у панды, почти исчезли. Она словно посвежела.

И все равно улыбка вышла кислой. Гермиона еще помнила, что кое с кем сильно не поладила. Сомнительно, что тот несдержанный тип за одну ночь забыл произошедшее. Однако гриффиндорцы не пасуют перед трудностями.

— Акцио, сумочка.

Знаменитая, благодаря писанине стервы Скитер и многочисленным интервью самой Гермионы, сумочка. Верная подруга.

К счастью, Гермиона так и не избавилась от привычки таскать запас всего в зачарованном пространстве. Более того, свою ошибку с продуктами в скитаниях в тот страшный год Гермиона учла. Быть может, если бы она... Хотя... чушь! Рон сделал свой выбор, они свой. Винить себя, что не смогла обеспечить Уизли трехразовое питание, такое же вкусное, как у Молли, было глупо. Просто Гермиона выбрала Гарри. Всегда выбирала. А их бывший уже друг выбрал собственный комфорт.

Гермиона давно отпустила боль своей первой и самой неразумной влюбленности.

Когда она разворачивала темно-синий свитер, ей на руки упал кожаный несессер — подарок Гарри. Серебряные заколки для волос. Два дракона, две веточки папоротника и, наконец, просто в форме колец с оттиском клевера — на удачу. Крепко-накрепко удерживают волосы и не дерут их. С такими заколками прическа и торнадо переживет.

А почему бы и нет?

Гарри точно будет приятно увидеть их на ней. В министерство она их не надевала — не слишком такое украшение вязалось с тщательно выпестованным образом железной Грейнджер. А здесь все равно, что о ней подумают. Об имидже думать нет причин. Свое белое пальто Гермиона заменила на обычный черный плащ.

Под дверями ее поджидал весьма симпатичный сюрприз. Точнее, аж два сюрприза.

— Фили...

— ...и Кили.

— К вашим...

— ...услугам.

Гермиона едва совладала с собой — два красивых мальчика, живых и ярких... Но это не они. Несмотря на привычку, как у Фреда и Джорджа, заканчивать за друг другом фразы, несмотря на то, что они вели себя очень похоже... Близнецы Уизли точно так же любили становиться с двух сторон, окружать собой человека, не давая шанса сбежать. Да, больно... Но она достаточно сильная, чтобы совладать с этой горечью и не переносить страшную память на этих двух мальчишек.

— Гермиона Грейнджер, к вашим, коль не шутите.

Либо ей чудится спросонья, либо эти два очаровательных шалопая стараются ее обаять. Жаль только, мисс Грейнджер — безнадежно старый и циничный динозавр для таких фокусов. Даже раздражения нет, только умиление. Особенно оттого, как старается подмигивать обоими глазами Кили — скоро судорогу заработает от усилий. Второй, Фили, видимо, уже понял, что она не купится на их трюки.

— Мы восхищены тем...

— ...что вы сделали с дядей. Не обижайтесь, Торина иногда заносит.

Дядя, значит, отметила для себя Гермиона. А дети не так просты — королевского рода. С чувством юмора, в отличие от родственника, у них все в порядке, тоже немаловажный факт. Кажется, не все из компании гномов будут ее ненавидеть за тот "маленький взрыв", о котором Гермиона сожалела ровно до тех пор, пока в коридоре не столкнулась с его величеством, который смерил ее все тем же высокомерным-убийственным взглядом. И куда более пристально посмотрел на племянников.

Кажется, предводитель гномов уверился, что она еще и коварная соблазнительница.

Эта характеристика — в довесок к "бесполезному багажу" и "бабе", как ее назвал татуированный страхолюдный гном. Прелестно!

— Кили, Фили, проверьте оружие.

Короткий, но емкий приказ. Гермиона вытащила свои ладони из тисков сильных огрубевших пальцев и улыбнулась мальчикам напоследок, без всякой задней или похабной мысли, на что получила очередной хмуро-зверски-пренебрежительно-недовольный взгляд от царственного гнома. Мерлин, какие мы нежные все-таки... Она прошла на кухню. Кладовая Бильбо точно пуста, после вчерашнего.

Ее кулинарные способности по-прежнему не на высоте.

Но овсяная каша, готовые кексы, которые нужно лишь запечь, ей по силам. И кофе... Гарри заслужил за труды.

На кухне уже суетился впечатляющих округлостей гном. Огненно-рыжий и юркий, несмотря на то, что фигура стремилась к идеальным пропорциям шара. Гермиона, к своему стыду, не помнила его имени. Только сейчас, при свете дня, она отметила, что этот гном отличается добродушным нравом, похоже. Он подвинулся, стоило ей положить на стол припасы для готовки. Только она не собиралась занимать плиту. Лучше уж зачарованный огонь в банке — сподручней и привычней. Так меньше шансов, что она все сожжет.

— Вкусно пахнет, — одобрил гном. — Я Бомбур, леди.

— Очень приятно. Гермиона, — она перестала мешать кашу, словно на уроке зельеварения. — Ваша яичница вкуснее. Давайте так — я вам кексы, а вы мне пару этих замечательных яиц?

Гермиона магией призвала из сумочки вторую упаковку с кексами. Потому что одной явно на всю компанию не хватило бы.

Обмен они провернули быстро и с замечательной ловкостью. Видимо, не она одна опасалась прихода его хмурого величества, который, накрыв их, устроил бы примерный разнос. Свой и Гарри обед она накрыла чарами и поставила в шкафчик. Гномы были бесцеремонны и прожорливы — не лучшие качества для безопасного хранения еды.

— Принцесса, я вернулся...

Она потерла виски. Одна из самых мерзких привычек лучшего друга — называть ее так. Причем отлично зная, как эта кличка ее бесит. Принцессой Гермиона никогда не была, да и не мечтала стать. Под взглядами нескольких гномов ей пришлось идти к дверям — похоже, они всерьез восприняли слова этого великовозрастного оболтуса и обсуждали, настоящая она принцесса или нет. К ее образу добавлялось по паре сплетен разом за каждый час нового дня.

Хорошо, что добрый малый Бильбо еще спал, утомленный всеми потрясениями вчерашнего вечера и ночи.

— Гарри Джеймс...

Ей не дали договорить и громко чмокнули в нос, сдерживая руки и не давая стукнуть явно счастливого Поттера по голове.

Сейчас, когда солнце подсвечивает ее волосы, они кажутся не темным золотом, а скорее светлым медом — сладким, липовым. Серебряные украшения удивительно подчеркивают ее красоту, делают сродни его миру... Пусть она чужачка. Опасная и мнящая себя способной стать наравне с мужчиной, воином. Торин злился, конечно. Но разбивать уверенность человеческой девочки не собирался. Дорога сделает это за него.

Изящные ручки, тонкие запястья — она явно никогда не знала никакой тяжелой работы.

Он не должен столько думать о неприятном довеске к своему отряду. Даже если присутствие этой наглой женщины сулит одни неприятности. Пусть Гэндальф вчера пенял ему за вспыльчивость и — Махал, подумать только! — за жестокость. Невозможно! Люди слабы телом и слабы духом. Несмотря на то, что Таркун уверял, что два мага будут не лишними в их походе, Торин не собирался включать их в круг доверенных лиц.

Даже если Серый маг прав и эти двое человеческих детей не подосланы кем-то и их невероятная история о другом мире — правда... то все равно род Дурина им ничем не обязан. Людям лучше быть среди себе подобных.

Слишком стары ненависть и недоверие между народами, слишком много пролито крови — гномьей крови, — чтобы он был снисходительным. Важна только цель. Девица в военном походе — быть беде. Тем более такая легкомысленная — ночует с одним, улыбается другим и строит глазки всем. Не хватало еще разлада. Оба его племянника достаточно молоды и дурны, чтобы увидеть гниль за красивым личиком.

Это сейчас на нее приятно посмотреть. Пусть даже на ней штаны — девица точно не знает, что такое стыд, — которые только подчеркивают достоинства волшебницы. Правда в том, что, столкнувшись со смертельной опасностью, девчонка стремительно станет обузой, которую придется защищать. И кто-то из его братьев, подданных, друзей погибнет. Торин такого не хотел. Поэтому думал прежде всего головой.

И согласился только под давлением Гэндальфа.

Тем более недалеко от проклятой эльфийской долины эта парочка покинет их ряды.

— Гермиона, это...

— Знать не хочу, какое ты ей имя придумал, — отрезала Гермиона, с опаской смотря на лошадь. — Лошадь, просто лошадь. Гарри, я опозорюсь.

— Я, наверное, тоже. Гермиона, серьезно, ты не можешь быть хороша во всем. Ты и так великолепна, позволь себе маленький недостаток.

Поттер показал пальцами, насколько крошечный. Но, судя по мрачному взгляду Гермионы из разряда а-ля-аврор-на-допросе, его попытки быть психотерапевтом не особенно ее впечатлили. Видимо, воспоминание о собственном фиаско с метлой на первом курсе было слишком сильно. Гермиона умела бывать непередаваемо-устрашающе-идеальной, однако слабости свои демонстрировать она ненавидела.

Тем более ей, кажется, не все равно, что подумает тот же Дубощит...

На этом моменте Гарри задумался — с каких пор ей, холодной, словно Артемида Охотница, не плевать на мнение мужчины?

Пусть он и король, и грубиян, и парень с тяжелым нравом, и целой серией бронебойных тараканов.

Уже много лет Гермиона любила только его и подпускала к себе близко только его. Все романы мисс Грейнджер отличались той же степенью эмоциональной близости, что связь пенька и табуретки. Если не сказать хуже... Гарри не мнил себя слишком прозорливым, нет. Увы, он всего лишь любил ее всем сердцем. Именно поэтому он должен проследить, чтобы некий королек не разбил сердце Гермионы. Иначе придется вынуть аналогичный орган из груди Дубощита — и не сказать, что Гарри, в случае, если король сделает ей больно, сия процедура не доставит удовольствия.

Он был сугубо мирным парнем вот уже десятилетие. Но на крутом нраве этот факт не сказывался.

— Пора выезжать...

Серый маг водрузил на голову потрепанную, как их жизнь, шляпу. Неизвестно откуда появился посох. Гарри как отличный артефактор точно знал, что посох — не просто палка. Было бы интересно подержать оружие почти божества, которое зачем-то обрядилось в смертную плоть, как в маскарадный костюм. Хотя... им с Гермионой какое дело до секретов и резонов здешнего волшебника? Понять того, кто сам — память этого мира, не тривиальная задача. А Поттер давно не мнил себя умным и уж тем более мудрым. По ребусам у них всегда была Гермиона. Правда, подруга предпочитала пока хранить молчание. Уж очень нейтральное, даже подчеркнуто нейтральное для знающего ее лучше всех Гарри. Поэтому изображать из себя всего такого доверчивого парня ему приходилось тщательно. Благо нелегкий прошлый опыт подсказывал верные ходы.

— Мы сейчас, мистер Гэндальф, — ответила Гермиона за них обоих и вернулась в нору.

В руке подруги оказалась темная, загнутая, как коготь, палочка — укрощенная и покоренная стальной волей. Беллатрикс, наверное, вертелась в гробу — или где остался ее прах — юлой, зная, что ее палочка принадлежит магглокровке. Гермиона могла заказать другую, но оставила эту — как вечное напоминание о победе, что далась ей неимоверной болью.

Она тихо ходила по комнатам, чарами исправляя все разрушения, оставленные толпой гномов, убирая грязь и возвращая салфеткам, над которыми вчера столь сильно сокрушался мистер Беггинс, прежний белоснежный цвет и безупречную форму. Даже если Бильбо решит остаться дома и жить дальше в мире и покое, то за его гостеприимство они должны как-то отблагодарить его.

Если хоббит отвергнет предложение мага и гномов — на взгляд Гарри, было бы совсем не плохо. Наоборот, ведь мир — жесток. И в каждой "сказке" страницы написаны кровью и слезами. Так пусть Бильбо из Шира — по-настоящему добрый, без тьмы внутри, никогда не узнает, что за границами его мирной родины. Сны невинности — это не трусость, просто не всем они отпущены надолго. Гарри много лет жил с демонами и не хотел, чтобы "приключение" лишило славного Беггинса покоя, принеся горечь и боль на долгие годы.

— Ты снова завис.

На лицо легла тонкая теплая ладошка Гермионы — во взгляде подруги беспокойство... Поттер, болван! Именно так сказал бы покойный Снейп — и ведь был бы прав, невыносимый гад, — даже из могилы. Ни к чему ее пугать. Раз уж снова по собственной же дурости затащил Гермиону в приключение. Не хватало, чтобы лучшая подруга тревожилась из-за его недопредвидения.

— Все хорошо. — Он поцеловал середину ее ладони. — Правда хорошо.

Устоять перед мягким скепсисом в самых умных на свете глазах Гарри смог только отчетливым усилием воли. Любить — это значит беречь. Гермиона — все, что у него есть. Ни больше ни меньше. Мальчишка-сирота, герой пророчества (чтоб ему!) и пешка победной войны любил своего единственного друга, ту, что всегда была рядом; он питал к ней чувство сродни одержимости. И горе тому, кто попробует отобрать у него Гермиону. Просто потому, что добрый парень Гарри тут же уснет, а проснется чудовище.

В нем много лет видели символ перемен, символ надежды и победы над мраком... Но все забыли — убив чудовище, забираешь от него что-то с собой. Они со стариной Томом так долго были единым целым, что знаменитый Мальчик-который-выжил взял от Темного Лорда многое. Необходимости это демонстрировать не было.

Кстати, о наших баранах, то есть Лордах, что Светлых, что Темных...

— Серый маг... Он похож на Альбуса...

Гермиона хмыкнула и уложила голову ему на плечо — обнимая крепко-крепко, как бы безмолвно говоря: "Любого, кто попытается нас использовать снова, — ждет страшная участь". Гарри невольно расслабился, но перебирать схожие черты между своим прежним учителем и Гэндальфом не перестал.

— Та же вера, что есть только белый и черный цвет. Даже благостность и готовность жертвовать жизнями — чужими, — весьма практично уточнила мисс Грейнджер.

Гарри молодец: кто бы заподозрил его — улыбчивого, веселого со всеми, а с волшебником еще и доверчивого, как котенок, — в таких мыслях?

Только вот незадача — манипулировать собой они уже никому не позволят. Наелись этого дерьма в свое время столько, что до сих пор тошнит. Дело не в том, насколько прав Гэндальф, дело в том, что пешками им обоим уже не быть. И чужие войны Гарри давно побоку. А еще нужно домой — Министерство к черту завалится, и болваны в алых мантиях берега забудут. Без ока грозной начальницы.

— Но ведь ты никогда не можешь стоять в стороне, когда слабого убивают.

— Как будто ты сможешь?

— Гарри, спасти всех нельзя, нас двоих на такой подвиг не хватит.

Нежно убрать взъерошенные пряди, коснуться поблекшего шрама, осознавая, что равнодушными — то есть нейтральными, — и он, и она умеют быть лишь до определенного момента. Гриффиндор — это не факультет, а диагноз.

Гномы ставили кто "за", кто "против", что "крольчонок" вернется... Гермионе хотелось очень невоспитанно огрызнуться. Сказать, например, что не каждый бы терпел толпу посторонних хамов, разрушение и тотальное разграбление в своем доме. Не каждый бы впустил в свой дом чужих в час ночной. Но все это, похоже, не было важным. Похоже, у расы гномов совсем иные представления о гостеприимстве. Да и, наверное, о том, каким должен быть достойный муж. Мягкий мистер Беггинс в эти гномьи каноны не вписывался.

Бороться с зашоренным сознанием — дело тяжкое и бесполезное. Мисс Грейнджер это еще дома, по чистокровным ублюдкам, поняла.

Лошадь вела себя пока смирно и не доставляла Гермионе проблем, кроме очевидных неудобств неумехи-наездницы. Зато Гарри, чертов читер Поттер, сидел в седле с такой непринужденностью, словно в нем и родился. Гермиона же болталась, как мешок с картошкой. Они ехали позади всех. Гермиона не стремилась в голову отряда — там были Серый маг и Торин — в основном из-за последнего.

Очевидным было и то, что гномы были народом недоверчивым. И они с Гарри были признаны обузой, которую отряду навязал Таркун.

Не доверяй тому, у кого много имен...

Так гласила одна древняя поговорка из ее мира. У назвавшегося Гэндальфом имен было более чем достаточно. А еще — если Гарри надеялся, что она забудет его "транс" в норе, то Мальчик-который-выжил сильно ошибается. Может, ее "душа слишком суха" для прозрения грядущего. Однако таким внезапным озарениям мистера Поттера лучше верить, ведь они, к сожалению, никогда не приходили просто так.

Увидев бежавшего к ним хоббита, она наконец улыбнулась. Почему-то стало легче и светлее на душе.

Бильбо протестовал насчет самой идеи усадить себя на пони. Но принцы ему с этим помогли, заставив Гермиону уже в открытую засмеяться. Однако выходка гнома в ушанке, бросившего Бильбо грязную тряпку вместо платка, уничтожила всю беззаботность.

— Инсендио. Держи, Бильбо.

Гермиона подъехала к растерянному хоббиту, который стал еще меньше, еще нелепей на своем пони. В руку полурослика лег белоснежный платок с двумя переплетенными буквами "ГГ". Андромеда Тонкс надарила им с Гарри таких вот вещиц на годы вперед. А для хоббита забытый носовой платок был катастрофой. Так пусть приободрится в начале пути. По крайней мере, два друга у него уже есть.

— Не отказывайся, Бильбо, она редко дает кому-то свой платок, даже если в маленькой бисерной сумочке сотня таких. Жадина...

— Гарри Джеймс Поттер, стоило бы тебя поколотить.

— Но пока ты верхом, мне бояться нечего.

Гермиона демонстративно махнула палочкой, напоминая, что ударить его рукой она не может, но отрастить ослиные уши — вполне. И почему она до сих пор дружит с этим невыносимым типом? Поттер как раз рассказывал заинтересованным слушателям о ее крайней педантичности, почитай занудности. Гермиона же сомневалась в своем здравом уме — один-единственный друг, и тот настоящий тролль.

Хорошо, что после сердитого приказа Дубощита пришлось ехать дальше.

Мисс Грейнджер снова затосковала: сколько еще за весь путь будет этих неодобрительных взглядов и пробирающего до глубины души злобного голоса? Почему-то на Гарри, который и затеял этот балаган, синеглазый гном так не смотрел. Так чем же ее скромная персона не угодила лично королю? Спросить прямо?

От очередной сумасбродной выходки Гермиону спасла задурившая лошадь, начавшая жевать одуванчики у обочины, вместо того чтобы ступать дальше за остальными. Если это ее лучший друг имел в виду под отпуском, то в гробу Гермиона видала такое времяпрепровождение.

О том, какой катастрофичный шум, паника и ужас поднимутся дома, когда обнаружат пропажу целого Мальчика-который-выжил и мадам Главного Аврора, ей совсем думать не хотелось. Магическое общество свято верило в то, что написано в газетах. Могущих думать своей головой были единицы. Оставалось верить, что Кингсли справится с последствиями их исчезновения.

И на руины своего мира они с Гарри не вернутся.

Гермиона, как всегда, была оптимистична.

Ты родился и вырос среди зеленых холмов и быстрых ручьев Шира, но дом остался позади, а впереди целый мир...

Если Хоббитон был воплощением земного рая — тихого, спокойного, полного какой-то особенной радости, то есть края, которые противоположны Ширу до крайности. Мисс Грейнджер знала, что мир состоит из контрастов, правда, не желала испытывать их на своей шкуре. Поэтому надеялась, что их дальнейший путь будет таким же идиллическим, как сейчас.

— Дальше не поедем, — объявил маг, когда Гермиона уже возненавидела седло, лошадь и все вокруг почти до применения Непростительного. Место для ночевки было выбрано отлично — возвышенность, а с другой стороны — камни, закрывающие их лагерь от посторонних глаз. Гарри — благослови его Мерлин, Моргана и фея Нимвэ — помог ей спешиться. Пока Гермиона растирала ноги, переживая целый спектр болезненных ощущений, Поттер потопал устанавливать защиту.

Причем "ее малыш" достаточно вырос, чтобы учитывать все факторы, в том числе и гномов, если те захотят отлучиться по нужде.

Гермиона встала и открыла свою сумочку. Решение не вытаскивать оттуда палатку после войны теперь казалось ей просто гениальным. На сомнительных лежанках — одеяло на траву, как гномы, — она спать не будет. Душ, бадьян и нормальная постель. Тем более палатка стала куда комфортабельней после их странствий по Англии. Гарри приложил руку.

Она собиралась пригласить гномов и мага — места хватит. И, конечно же, Бильбо...

Быть доброй бывает полезно, иногда приятно, однако нужно хоть немного сгладить напряжение, которое царило в компании. Им еще долго ехать вместе. И Гермиона не собиралась быть камнем преткновения вечно. К тому же она не так горда, как один царственный козел, и может сделать шаг навстречу.

Гномы отказались лезть в "заколдованную хренотень", несмотря на мягкие, безупречно вежливые увещевания Гермионы, что палатка абсолютно безопасна. Нет, в этот раз подруга не высказала Королю-под-Горой той самой захваченной драконом все, что думала о его непробиваемом упрямстве и обидном недоверии. Просто сдержалась — и Гарри видел, каких усилий ей это стоило.

Пожалуй, Дубощит будет вторым, кто удостоился, кроме Хорька-Малфоя, хука правой от мисс Грейнджер.

Причем по тем же причинам — бесил ее до потери пульса и соображения.

Насчет чар ему тоже высказал Торин, недоверчивый, словно... гном. Гарри наконец подобрал верное слово, подходящее под здешние условия как нельзя лучше. Серый маг утверждал, что народ кхазд верит только своим и долго помнит обиды. Людей все семь гномьих кланов одинаково не жаловали. Еще немного — и Мальчик-который-выжил будет так же "не жаловать" гномов. Гарри ненавидел слепые предрассудки, помня, какой крови они стоили, и теперь сталкивался с ходячими сборниками этих самых предрассудков. Пусть и не все были столь безнадежны, как Дубощит.

Гарри был благодарен магу, который последовательно рассказывал им с Гермионой о Средиземье. Делал это Гэндальф невероятно интересно. И стоило признать, сказочный край мало отличался от их мира, знавшего две разрушительные войны. Та же ненависть и та же алчность.

Говорил Серый маг и об эльфах, гномах и эйдан — так здесь называли расу людей. О распрях, кровавых до жути, и о дружбе, которую не сломило ни время, ни предательство. Счастлив тот, кто имеет настоящего друга... Рука Поттера легла на медовые пряди подруги. Гермиона дремала у него на коленях, зачарованная пением сверчков, треском костра и звездами, слишком уставшая, чтобы воевать с кем-то. Она просто искала покоя и привычно пришла к нему.

— Я не верю в пророчества и в Рок, мистер Гэндальф, каждый кузнец своей судьбы, — тихо возразил Поттер.

Пересказ событий Древнейших дней что-то будил в нем. Например, Гарри отчего-то был уверен, что не стал бы поступать "разумно". Зло не победить философией. И если его не уничтожить, то оно поглотит тебя. Поэтому путь компромиссов не для него. В этом он был солидарен с восставшими против воли своих богов эльдар. Только идея лить невинную кровь было ему противна. Поэтому резню даже во имя великой цели Поттер не одобрял. Хотя ярость Феанора и нолдор мог понять. Безрассудны, отважны и никогда не думают о последствиях. Кого-то они Гарри напоминали...

Быть может, самого себя?

Нет, точно себя. Отрицать глупо и зазорно.

— Одно пророчество стоило мне жизни родителей, лишило детства и опалило юность огнем. Так что вам меня не переубедить, несмотря на всю вашу мудрость.

Они беседовали уже около часа, и даже гномы слушали внимательно. Его величество Торин делал вид, что спит — ага, сидя. О мистере Беггинсе и говорить не приходилось. Он был очень начитан для обычного хоббита, а еще знал о них с Гермионой больше остальных. Гарри бывал упрям, это знали все. Слова Серого мага, его попытки внушить мысль о предопределенности некоторых событий только ожесточали его. Какую бы цель ни преследовал старик с глазами, вместившими в себя тысячелетия, он не искал новых распрей.

— О чем ты говоришь, Гарри?

— Бильбо, это долгая и не самая веселая история, тем более нас ждет дорога с рассветом.

Гарри легко ушел от ответа, хотя видел — даже гномам интересно. Однако сочувствия к своей нелегкой судьбе он не искал. Пора было взять мисс засоню на руки и уложить в постельку. Иначе она так и продолжит спать у него на коленях до утра. Спина и шея Гермионы ей за такое варварство спасибо не скажут. Хорошо, что несмотря на свой конфликт с Дубощитом, остальных она как угрозу не воспринимала. Или же его присутствия оказалось довольно, чтобы Гермиону отрубило.

Он очень не хотел, чтобы подругу снова мучили кошмары.

Поттер как раз думал, как аккуратно встать, чтобы не потревожить ее покой, когда раздался просто душераздирающий вопль, заглушивший даже храп уснувшего под исторический ликбез от Гэндальфа рыжего гнома... Глоина, кажется? Бильбо вздрогнул. Гарри, у которого нервы были покрепче, остался на месте, взглядом спрашивая у мага — что за хрень? И насколько оно опасно? Просто потому, что так противно мог орать какой-нибудь местный фазан или другое животное. Или все-таки ему нужно усилить защиту? Пускай гномы все равно по приказу своего предводителя собирались дежурить посменно всю ночь.

Торин не верил ни Гарри, ни в надежность его чар. Поттер принципиально не обижался, он еще со времен Грюма уважал здоровую паранойю. Не хотят отоспаться, ну и флаг им в руки. Однако, если в окрестностях бродит что-то потенциально опасное, он все же предпочтет об этом узнать сразу.

— Что это? — спросил Бильбо с нескрываемым испугом.

— Орки, — ответил Фили.

— Убийцы, — добавил Кили.

Дальше братцы принялись весьма профессионально стращать обитателя мирного Шира, доводя его до трясучки. Очевидно, сие занятие и ужас на бледном лице Бильбо казались гномьим принцам забавными. У Гарри чесались ладони дать по золотой и каштановой макушке. Видно, мало их пороли в детстве. И все же эти двое парадоксально рождали тепло в груди. Фред и Джор... Не думать об этом сейчас!

— Вам кажется это смешным?! — взорвался Торин Дубощит, разом обрывая все веселье детей своей сестры. И, прооравшись на тут же притихших парней, ушел к обрыву.

— Когда дракон захватил Одинокую Гору, король Трор попытался отвоевать древнее королевство гномов Морию...

Степенный, очень мягкий голос Балина, сына Фундина, рисовал перед ними ужасающую картину истребления, в котором чуть не канул в прошлое весь род Дурина Бессмертного, но также старый гном говорил о беспримерной отваге молодого наследника трона. Становилось понятно, почему Торин стал таким. Пережитое оставило на нем неизгладимый отпечаток, и Гарри теперь было легче понять Дубощита. Трудно презирать того, кто пережил столько всего — разорение королевства, смерть брата, отца и деда, вдовство любимой сестры... Угасание на глазах великого некогда народа и весь груз ответственности у тебя на плечах.

Не станешь скалой — будешь раздроблен в пыль.

Гермиона тоже уже не спала. Просто смотрела на одиноко стоявшего Дубощита.

Гарри бы поставил на кон Старшую палочку, что в карих глазах мелькали слезинки. Она его жалела. Впрочем, с привычной для себя разумностью никак не собиралась показывать эту жалость, которую такой упрямец, как Король-под-Горой, назовет не иначе как оскорбительной. Его Гермионе слишком хорошо было известно, как отравляет разум чужое сожаление. Коварна бывает жалость, и не всегда стоит идти путем сожаления. Если бы спросили Мальчика-который-выжил, то он совсем некорректно сказал бы, куда ее надо засунуть.

Мисс Грейнджер просто встала и протянула ему руку, помогая подняться. Пора было ложиться спать.

И просто отлично, что Бильбо Беггнинс не отказался разделить с ними палатку. Иначе они остались бы только вдвоем в тех же "стенах", и это напоминало бы о времени, когда отчаянья в них обоих было больше, чем умирающей надежды. Враг мертв, но Том искалечил ребенка Пророчества почти до неузнаваемости.

— Ты могла бы подойти к нему, — предложил Поттер почти шутливо.

Гермиона, до этого деловито разбиравшая прическу, замерла, словно Ступенфай словила. Снова издевается? В зеленых глазах океан нежности, а под ним тревога. Нет, на этот раз Гарри серьезен и переживает за нее. Сказать, что она взрослая девочка и в няньке не нуждается? Однако что это изменит? Абсолютно ничего. Любить и от этого беспокоиться он не перестанет.

— Нет, не могла. Я ему не друг и не родич.

Взмах палочки — и четыре расписные ширмы отгородили ее от посторонних глаз. Поттера Гермиона не стеснялась — вот еще... Но Бильбо Беггинс был воспитан более консервативно, не стоило его смущать. Да, иногда на нее накатывало странное, что уж скрывать, желание — побыть приличной девочкой. Правда, сие помешательство длилось недолго. Амплуа стальной стервы Гермионе теперь точно ближе.

— Но он тебя привлекает.

Гермиона улеглась и закатила глаза. Мерлина ради, ее лучший друг нашел время для работы Купидоном! Может, обозначить сразу, куда за попытку сводничества она засунет ему лук и стрелы? Гермиона призвала из сумки книгу — недочитанный томик о портальной магии. Если хваленые бессмертные и мудрейшие из живущих создания им не помогут, то выбираться, как всегда, придется самим. Поэтому она предпочитала быть готовой к такому исходу — весьма вероятному, к слову, уже сейчас.

— Гарри, давай закроем эту тему. И позови, если тебе совсем не спится, Бильбо. Иначе ему завтра будет трудно отправиться в дорогу.

Мисс Грейнджер предпочитала быть честной — с собой, по крайней мере. Да, Торин — невыносимый гордец, грубиян и вообще скотина — но он ее чем-то влек к себе. Только это ничегошеньки не значило. Она давно не подросток, не умеющий сдерживать свои порывы. Гермиона не хотела проблем в придачу к тем, что у них есть уже сейчас. А с таким, как этот царственный осел, их не оберешься. Сомнительно, что, так презирая Гермиону, Дубощит считает ее привлекательной. Да и на предложение одноразового секса без обязательств он бы отреагировал интересно... С его-то замашками.

Гермионе эта головная боль ради мимолетного удовольствия ни к чему.

Кроме того, его величество и так считает ее распутной девицей... Предложив то, что она не собиралась ни в коем случае предлагать, Гермиона бы укрепила короля-без-королевства в его мнении. Она могла считать Торина привлекательным в физическом плане, но пренебрежительно-ненавидящего отношения к ней привлекательная внешность не искупала. Она слишком себя ценила, чтобы бегать за очевидным мудаком с замашками тирана.

Гарри понять тоже можно — чувствует себя виноватым. Частично верит в ту чушь с поиском половинок, раз этот трижды дурацкий обряд сработал. Вообще, побуждения Поттера были прозрачны и понятны, как стекло. Только Гермиона предпочитала быть реалисткой.

Мечтать и видеть мир прекрасным — это удел Гарри, не ее...

Уже сквозь сон она слышала, как друг забрал у нее книгу, укрыл и притушил свет. А также тихий голос Бильбо Беггинса. Против обычного, сегодня ее сон не был падением в темную бездну. Гермиона словно плыла среди звездного моря сквозь завесу искристого тумана. А впереди был виден берег с алмазным песком и белые корабли, похожие на прекрасных лебедей. В ее сне звучала музыка.

Никаких кошмаров о войне или не отягощенного печатью интеллекта лица мадам Лестрейндж. Хороший сон.

Гермиона чуть улыбалась, уже не чувствуя, как педантичный друг наложил целительские чары на ее пострадавшие бедра. Поцеловал в лоб — и только после этого ушел спать, убежденный, что она в порядке и мирно уснула. Ведь вина — это то, что мы всегда несем с собой. А Гарри Поттер винил себя за то, что пришлось пережить ей — всегда.

С утра им очень не повезло.

Прекрасная солнечная погода превратилась в "потоп", по меткому выражению одного из гномов. Гермиона наколдовала на себя, Поттера, Бильбо и тех гномов, которые не были против, те самые чары, что на очки ловца в тот злополучный матч на третьем курсе. Желающих не мокнуть оказалось преступно мало, естественно. Подозрительные и твердокаменные упрямцы, — думала Гермиона с неким оттенком даже уважения.

— Он тоже великий маг или он вроде вас?

Мистер Беггинс был просто неподражаемо прекрасен. Гермиона прыснула в кулак. Глаза Гарри смеялись в открытую. Хотя лекцию Гэндальфа о других магах и вообще ордене он слушал внимательно. Эта взрослая привычка Поттера мотать на ус любую полезную информацию ее до сих пор умиляла. Она помнила, насколько трудно раньше было заставить друга заниматься чем-то полезным, кроме квиддича. Будь этот треклятый квиддич трижды неладен.

Хоббит даже не понял, что сказал, пока Серый маг недовольно не хмыкнул. А остальные не попытались сделать вид, что им не весело.

— Гарри, а как ты стал волшебником?

Видя, что расспросами от Гэндальфа ничего более не добиться, а любопытство не утолено, мистер Беггинс выбрал более легкую цель. Вообще-то ехать в сумрачном молчании, которое исходило от Торина, хоббит не хотел. Волшебник и волшебница были самыми приятными людьми, каких Бильбо знал. Пусть не так уж много верзил до встречи с ними он вообще видел. В частности, обитатель комфортабельной норы был очень благодарен магам за уютную постель. Перспектива спать на голой земле не слишком-то нравилась Бильбо, если откровенно.

Зато удобства с виду маленькой палатки он оценил. Как и завтрак на троих, который они с Гермионой приготовили.

— Родился, Бильбо, это же очевидно.

В голосе пришедшего из другого мира мага звенела улыбка. Ясная и прохладная, сродни этому дождю.

— В нашем с Гарри мире не все волшебники. И если ты родился с даром, то в одиннадцать лет самая настоящая сова принесет тебе приглашение в лучшую школу магии Хогвартс.

Гарри перехватил нить рассказа у Гермионы. Он говорил о замке, за который они сражались и который до сих пор любили, как родной дом. О факультетах и великих Основателях. О старой ворчливой Шляпе и зачарованном потолке в Большом зале, о Выручай-комнате и, конечно же — Гермиона закатила глаза, — о квиддиче. Гномы и те во главе со своим несносным предводителем слушали внимательно. У ее почти всегда скромного друга был настоящий дар вести за собой людей.

Лидерами не рождаются, это было глубокое убеждение мисс Грейнджер — ими становятся.

Ее Гарри стал таким благодаря противостоянию, длившемуся целых семнадцать лет с перерывами. Риддл (чтоб ему ни дна ни покрышки) в своем маниакальном желании убить Мальчика-который-выжил превратил Гарри в самого сильного человека из всех, кого она знала. О себе Гермиона честно могла сказать другое — чертова сука Беллатрикс ее почти сломала, а потом уже сама мисс Грейнджер по собственному почину превратилась в чудовище. Злобную, мстительную фурию, хранящую оплаченный кровью мир.

Теперь она от этого груза отдыхала.

Спешивание вечером было все таким же мучительным. Гермиона уверилась, что ездить так, чтобы не отбить себе задницу, позвоночник и все остальное, она не научится. Но жаловаться ей пресловутое гриффиндорское упрямство не позволяло. Как и просить об остановке. Не хватало, чтобы некий синеглазый гном оказался прав насчет женских "капризов"... Вот Гермиона и терпела. Мысленно, конечно, матеря седло, лошадь и Короля-под-Горой за компанию.

Палатку они пока не ставили. Гермиона просто лежала — выпрямив ноги с наслаждением. Ждала ужина. Гарри, благослови и сбереги его Мерлин, видя ее состояние, взялся готовить сам. Причем на костре. Еще со времен их квеста "собери семь кусков Неназываемого" героический Герой неплохо наловчился. Ну, по крайней мере, запах от сосисок шел умопомрачительный. Гномы тоже заинтересовались.

И да, из-за места их сегодняшней стоянки Серый маг и Дубощит поругались.

Гэндальф ушел "подумать"... Иначе бы прибил некоего упрямого гномьего короля. Уж больно характерно махал Серый маг своим непростым посохом — нарочно метя в королевский и очень упрямый лоб.

Гермиона, конечно же, не понимала, что с самой обычной поляной не так. Даже лично сходила в так насторожившие мага развалины. Бывший дом фермера и правда выглядел ужасно. Однако ничего жуткого там не завелось. Просто еще одно брошенное жилье. Да и Гарри, всегда четко ощущающий смерть, в доме ничего такого не почувствовал. С фермером и его семьей могло случиться все что угодно. Но, как бы это все ни было печально, Гермиона морально не была готова никуда ехать.

Поэтому, что для нее нетипично, в споре мага и гнома она была на стороне последнего.

Целый день в седле, и — как низко она готова пасть. Поддержать Дубощита...

Пока старший родственник очень "продуктивно", чего уж скрывать, злился на Гэндальфа в частности и всех остальных волшебников в целом, к ней подсели Фили и Кили... Что уж там таить, просто очаровательные мальчишки. Один пообаятельней, зато другой поумней. Для природного баланса шкодливость была распределена в них равными долями. За это мисс Грейнджер готова была поручиться.

Ее вообще-то забавляли попытки гномьих принцев произвести на нее впечатление. Хотя странно было, что они не видят, насколько она старше. Почему-то они считают, что они с Гарри одного с ними возраста, а то и младше. Однако над заморочками гномьего восприятия их с Поттером возраста можно было подумать и позже.

— Гермиона, а как вы познакомились с Гарри? — начал Фили, не дав сморозить уже было открывшему рот брату глупость. Некоторое время назад принцы получили дозволения называть их обоих по именам. Пожалуй, с этими двумя веселыми лоботрясами были самые лучшие и не напряженные отношения. Бильбо, впрочем, шел отдельной статьей. Гермиона, склонная к гиперопеке, приглядывала за мистером Беггинсом почти так же пристально, как за своей привычной головной болью — зеленоглазой и бессовестной напрочь.

Но тут нужно было винить вовремя вылезшие слизеринские гены и тотальную усталость от спасения всех не спасенных.

Вообще, Гермиона не могла винить лучшего друга в эгоизме. Скорее благословляла это новое в Поттере качество. Иначе на наивном Герое ездили бы все кому не лень, а таких энтузиастов было половина Британии. С переменами в Гарри желающие его использовать очень быстро осознали, что за попытку такого фокуса можно и костей потом не собрать полный комплект. Сама мисс Грейнджер действовала с такими умниками иначе. Брала за жабры — и ходили они потом по струнке, пока были полезны мадам Главному Аврору.

— Я пошла искать жабу.

Гарри вытер руки полотенцем и присел возле нее, целуя куда-то в макушку. Можно было легко ощутить, как он улыбается. Очень спокойная, прохладная магия Гарри не разливалась вокруг, как море в штиль, нет, словно пузырьки шампанского взрывались в ней. Не это ли зовется ощущением счастья?

— Жабу. Маленькая, целая копна кудрявых волос и всезнайство прилагалось. Но подружились мы позже...

— О нет, Гарри Джеймс... — попробовала не очень убедительно возмутиться она. Ведь дурацкую историю с троллем слушать Гермиона не желала.

Они все трое могли легко погибнуть там. Если бы Гарри не оказался таким безрассудным, чтобы засунуть собственную волшебную палочку монстру в ноздрю, и если бы Рону не повезло выполнить заклинание правильно. Если бы не Гарри и его доброта — ее, одинокую заучку, не стал бы никто искать. Гермиона знала, что в этом случае точно умерла бы. Справиться с троллем правильный книжный червь, ни разу не попадавший до этого в серьезную передрягу, точно не смог бы.

— Она умчалась в слезах... Это было гадко. Мне весь ужин кусок в горло не лез, а потом тролль — и я вспомнил, что Гермиона ничегошеньки не знает об опасности.

Замок, украшенный летучими мышами, тыквами, скелетами и свечами, свою вселенскую обиду — все это Гермиона помнила. Как и то теплое чувство к своим спасителям. Первым друзьям. Только с одним эти узы, как оказалось, навсегда, второй... Рон — это Рон. Она не слишком-то ладила с ним. Да и характера Уизли всегда явственно не хватало. Получилось как получилось.

— Кили, Фили, хватит бездельничать, идите сторожить пони!

Кто бы сомневался, что Дубощит не даст им пообщаться без своего гнева и полного отсутствия хороших манер! Принцам пришлось подчиниться, хотя им больше всего на свете хотелось дослушать историю мага. Пускай не очень верилось, что ребенок, даже волшебник, мог завалить взрослого тролля. Звучало все это для них как пьяная трактирная байка. Но в противовес этому оба молодых гнома чувствовали, что волшебник Гарри не лжет.

Гермиона и Гарри вообще не врали.

Это заметили все члены отряда, и даже их упрямый до невозможности дядя должен был признать, что люди честны. Словно скверна Бауглира не коснулась их душ. А ведь оно так и было, когда Эйдан опутывал своими сетями Отец Лжи, предков магов из другого мира среди них не было. Пускай этот чужой и такой интересный для Кили и Фили мир тоже не был идеальным.

— Так вы подружились над трупом тролля?

— Да, Бильбо, можно и так сказать. Но хватит разговоров, пора ужинать.

Хоббит тут же кинулся помогать Гарри с тарелками и кружками. Гермиона же осталась на месте, старательно игнорируя тяжелый взгляд. Весело, конечно — нашелся в другом мире гном, которого она раздражала так же, как во времена детства профессора Снейпа. Хотелось поднять взгляд и ответить на вызов Торина... И все же, чем дольше они были в пути — тем больше Гермиона уставала от этого противостояния. Ей, пожалуй, уже ничего не нужно было от Короля-под-Горой, только бы он оставил ее в покое. Гермиона даже доказывать ему что-то перехотела. Слишком уж много чести!

Бильбо взялся отнести дежурившим около пони Фили и Кили еду. Золото, а не хоббит.

Гермиона настроилась доставать палатку и устанавливать. Исключительно сидя и исключительно магией.

Когда бледные принцы с квадратными глазами примчались обратно, Гермиона, чем дольше слушала она рассказ этих затейников, тем больше злилась. Отправить полностью беззащитного Беггинса к огромным монстрам, проморгать пони, а здесь... Черт с ними! Но хоббит... Чем эти двое, спрашивается, думали?

Гномы настроились толпой бежать и спасать своего Взломщика. Причем его козлистость заорал, чтобы маги сидели на месте. По Дубощиту премия Дарвина плакала горячими слезами — оставить основную ударную силу в лагере и пойти "воевать" троллей самому. Естественно, слушать его никто не собирался. Они только дали отбежать гномам, топающим как целое стадо слонов, немного вперед.

Гарри разминался, и она тоже.

— Сомневаюсь, что эти тролли — привычные нам, из нашего мира. Поэтому, Гермиона, проверять, что их берет, мы не будем.

— Согласна. Авада в лоб — и нет проблем.

Чары невидимости на себя и Гарри. Поттер впереди, она прикрывает, идут уступом, контролируя разные сектора. Как раз поспели к драматической развязке. Гномы чуть побиты, но живы. Зато отвратительные на вид твари угрожают разорвать Бильбо, и по команде своего короля гномы опускают оружие. Все-таки Дубощит — не законченная скотина. Жертвовать хоббитом не стал.

Ждать, что там сделают с гномами тролли, они не стали. Взмах палочки Гарри — и в соседних кустах напротив раздался шум, а потом рев — помесь гудка паровоза и сирены гражданской обороны. Троллей и тех проняло, замерли нелепыми статуями.

Две яркие изумрудно-зеленые вспышки — и ядовитый свет Убивающего проклятия залил поляну полностью.

Гарри выдернул хоббита из лап тролля наверх. Подвесил тем самым заклинанием Принца Полукровки за ногу — от греха подальше. В третьего тролля, самого щуплого на вид, полетела знаменитая режущая связка Героя, дополненная Бомбардой. Мисс Грейнджер произнесла в голове веское "блядь" и прикрыла себя, другого экспериментатора и частично гномов от разлетевшейся кровищи, кишков, плоти и костей. Те, до кого не дотянулся ее щит, стояли такие "красивые", что ее проблеваться потянуло, несмотря на луженый желудок.

— Ой...

— Гарри Джеймс Поттер! — и подзатыльник, который она выписала ему с удовольствием.

— Я должен был проверить, насколько наша магия действует на здешних монстров.

— Твоя тяга к познанию нового приносит только разрушения. И, Гарри, убирать весь внутренний мир щуплого с господ гномов будешь сам. Экскуро тебе в помощь.

Она его отчитывала уже без злости, скорее так, для порядка, и совсем не замечала немой паузы на поляне. Все так же равнодушно она спустила Бильбо на чистое место и сразу же пошла проверять его на предмет повреждений. А тем временем Гарри Поттер, которого перестал сверлить грозный карий взор, наконец посмотрел на Дубощита, которому это "красочное" предупреждение как раз и предназначалось.

Гарри был еще тем интриганом с приставкой минус. Провернуть все так, чтобы Гермиона не поняла, было нетривиальной задачей. Тролли подвернулись удивительно вовремя. Не считая смертельной опасности для их хоббита. И все же Король-под-Горой должен увидеть, на что они способны и насколько далеко он готов зайти, защищая ее.

Дубощиту стоило поумерить пыл давно.

Просто Гарри не мог свести все к банальному мордобою. Подруга бы не оценила. Вот и пришлось изобретать замысловатый путь, чтобы донести свое мнение аж до целого короля. Гарри почесал макушку, по которой прилетело маленькой, но тяжелой рукой. Поморщился — воняло зверски. Заклятье Головного пузыря — и вперед, приводить толпу гномов в порядок. Бильбо, кажись, стошнило, и Поттер был почти готов признать, что перестарался.

Но только самую чуточку...

— Сейчас речь идет не о вражде Древнейших дней...

— И тем не менее сын Орофера ни за что не позволит ему помочь, более того, он даже не признает, что ему нужна помощь.

В глубоком голосе леди Галадриэль чувствовалась едва уловимая усталость. Словно, говоря об упрямце из синдар, она смотрела сквозь неимоверную бездну веков и видела предвестники других, уже свершившихся трагедий. Совет затягивался, и ночь уже минула, а они все еще спорили. Конечно, в этом была заслуга Митрандира... Саруман уж с очень большой недоверчивостью воспринимал все слова собрата по ордену. Так, как будто среди них было место заговорам или интригам.

— Хватит об этом, лучше расскажи о смертных детях-магах подробней.

Прекрасная, как утро мира... Последняя из владык нолдор в Средиземье и Хранительница Нэньи тревожилась. Коронованная Сиянием не предвидела их приход. И почти не могла прочесть ни девушку, ни юношу. Что было странным и вдвойне подозрительным. Мудрая Галадриэль, читавшая с одинаковой легкостью в сердцах смертных и бессмертных, не смогла увидеть намерений чужаков из иного мира.

Много Эпох минуло с тех пор, когда эльдар еще не знали терзаний и подозрений.

Владычица Лориэна умело прятала свою тревогу под маской ласковой невозмутимости. Хотя муж ее дочери подозревал что-то такое. Но Элронду были неведомы ее терзания. К нему, в ком течет кровь Лютиэн, Эру был более милосерден, сын Эльвиг и Эарендиля не знал беспощадной горечи предвидения, которым столь полно был наделен ее старший, ее любимый брат... Финдэ — привычно отбилось вечной болью в сердце.

Артанис хотела править краем — там, за Морем, это сбылось, хотела стать сильной и мудрой — стала. Желала славы и почета не как принцесса дома Финвэ, а сама по себе — случилось. Только ей, почитаемой Белой Владычице, ничего из этого давно не приносило радости. В великой Галадриэль, мудрой и сильной, отражении и продолжательнице дела Мелиан не осталось ни следа той отважной девочки, что шла сквозь Льды.

Теперь она понимает истинный страшный смысл проклятия Намо.

И почти смирилась.

Именно "почти" — все еще прежде всего нолдиэ, именно потому она сражается за мир. Борется еще более отчаянно, уже видя, как время народа эльфов ушло безвозвратно. Но тот, кто убил ее брата — выпил его силу, голос, оборвал жизнь светлейшего из государей, — не будет править Средиземьем. Сколько бы неудач ни преследовало Галадриэль, она не даст прислужнику Моргота восторжествовать.

Важно понять, как два магически одаренных ребенка смогут сместить чашу весов в битве, которая длится не одну Эпоху.

Интересно, в Пустоте и Тьме Он, проклятый и лишенный плоти, догадывается, кто стоял за всеми поражениями? Кто играл королями и великими героями, как пешками, ковал союзы, раз за разом отбивая удары... Знает ли Гортхаур, кто его извечный противник? Или Пес Моргота мнит ее до сих пор бесполезной девой? Осколком былого величия нолдор? Той, что пряталась сначала за мечами и копьями братьев, кузенов и за поясом Мелиан?

Взбешенная Галадриэль старается загнать этот странный интерес поглубже. Тем лучше, что Саурон мнит себя единственным, кто помнит все — и падение своего Господина в том числе. Только вот безрассудная Нарвен мечтает спросить Темного Властелина прямо. За смерть Финрода тысячи лет в положении духа — малая кара. За дочь, которую искалечили орки. Счет бесконечен.

А старая вражда неизлечима.

Так было и так будет, пока мир не изменится безвозвратно...

* * *

Какая необходимость на рассвете после бессонной ночи искать пещеру троллей, Гермиона откровенно не понимала.

Однако она была одна среди самых придурочных на свете существ — мужчин. Поэтому взывать к здравому смыслу даже не собиралась. Собрала палатку, выпила кофе и раздумывала над тем, чтобы в этот раз обойтись без пытки — поездки верхом. Полетит за отрядом излюбленным способом ударных групп Гриндевальда и Пожирателей. Демаскировка, конечно, но ей уже плевать.

Бильбо вернулся с мечом, подходящим ему по росту. Осталось объяснить хоббиту, какой стороной тыкать врага. Гномы закапывали золото. А маг и ее самый "любимый" гном тоже вооружились. Мисс Грейнджер морально была готова увидеть лучшего друга в каком-то ржавом доспехе допотопных времен и с тяжелой железкой наперевес. Пускай Гарри был обычно практичен, но в этот раз собрание тестостерона на один квадратный метр пространства и сдвоенная доза идиотизма в воздухе могла и на него повлиять.

Слава доброму волшебнику Мерлину, Поттер вышел из вонючей пещеры, всего лишь ссыпая самоцветы в мешочек.

Видимо, именно эти камни чем-то приглянулись артефактору не из последних и коллекционеру диковинок. Он ей обязательно расскажет чем. Большинство ювелирных шедевров Поттера с крайне интересными свойствами создавались только для того, чтобы быть подаренными ей.

Когда на поляну к ним выскочила кроличья упряжка, управляемая непонятно кем в коричневой хламиде, Гермиона за палочку не схватилась. От вопящего о "пожаре и смертоубийстве" шло то же ощущение скрытой силы, что и от Серого мага. И Радагаст Бурый искал именно собрата по ордену. Маги отошли побеседовать приватно. Гермиона не стала подслушивать, и вовсе не из-за врожденного благородства истинной дочери Годрика.

Просто потому, что — ради Мордреда и его подштанников! — Гарри Поттер полез к огромным кроликам. Которые, скажем так, могли и голову отхватить... Ей, конечно, раз в пару месяцев самолично хотелось прикопать этого героического остолопа под ближайшим пеньком. Однако это не значило, что она доверяет явно мутировавшей живности постороннего мага. Даже если ее лучший друг в полном восторге от кролей и копирует воркующие интонации Хагрида так, как будто всегда таким ушибленным был.

— Бильбо, осторожней... Кили, стой!

Одного за плечо, второго взмахом палочки — пусть лучше лоб потирает, ушибленный о магическую преграду, чем потом она будет магией пришивать ему пальцы. Мисс Грейнджер внезапно стало тоскливо. Несмотря на то, что Гарри чесал то одного, то другого кроля и все они ластились к Поттеру, как к маме родной. Идеальная, конечно, картина, но, опять же, почему разум сохранять вечно должна она?

Самый большой потерся мордой о щеку Поттера и повалил победителя Темного Лорда на спину.

Гермиона потерла переносицу, уже предчувствуя, как этот зеленоглазый паршивец с глазами побитого котенка будет выпрашивать себе "хотя бы одного" у мага, выглядевшего как русский леший. Как ни странно, полегчало ей, только когда она представила, как эльф древнейшего и благороднейшего рода Блэк будет уживаться с новой прихотью хозяина на Гриммо. Повезло, что остальные гномы спокойно ждали конца разговора двух магов и к кроликам не лезли.

— Он всегда таким был? — спросила Гермиона рядом стоящего Фили, который явно был поумней своего братца — старший как-никак.

— Всегда, и еще хуже, — златовласый наследник Подгорного престола улыбнулся до ушей. — Один раз брат притащил в дом щенка варга. Матушка едва сознание не потеряла, обнаружив его под постелью дуралея.

— Варг — это кто?

Услышать ответ на свой вопрос Гермиона не успела — отвлеклась. Радагаст передал Гэндальфу какой-то предмет в тряпице, и она поежилась: холод, тьма и смерть — вот что он нес в себе. Потом она услышала вой.

— Это что, волк? Здесь водятся волки? — вопрос Бильбо прозвучал на диво наивно.

Она, чужачка здесь, и то поняла, что это никакой не волк. Тварь, которая прыгнула сверху, точно не относилась к волкам. Гарри перекатом ушел от опасности, а она только и успела дернуть на себя хоббита, выставляя палочку. Тварь зарубил Дубощит, а того, что метил гному в спину, подстрелил Кили и добил одним мощным ударом Двалин. Воняло псиной и кровью. Бильбо вновь побледнел. Гарри рукой показал, сжав три раза пять пальцев, что это не все гости на сегодня. Успел кинуть поисковую сеть.

— Орки?

— Кому ты рассказал об этом походе? — Гэндальф надвигался на Торина, словно снежная буря, седой и гневный.

— Никому!

— Кому ты рассказал?

— Никому, клянусь! Во имя Дурина, что происходит?

— Это, конечно, все очень занимательно, но совсем скоро остальные твари будут здесь, — вклинился Гарри. — Их много. И похоже, нам пора сматывать удочки.

Конечно, уехать без приключений не удалось — чертовы пони сбежали. Никто из "великих" воителей и опытных путешественников не додумался обезопасить их единственный транспорт. Бурый маг вызвался увести от отряда погоню. Выглядело, конечно, как чистое самоубийство, но Гермиона ставила на кроликов. Особенно когда Поттер тайком наложил на полозья мага чары устойчивости и скольжения, а еще хитрый щит — от стрел и физических атак старика убережет.

О многоголосом вое и беге сквозь кусты она предпочитала не вспоминать сейчас в безопасности.

Все это до отвращения, до мерзкого чувства дежавю напоминало, как их с Гарри преследовали во время поиска крестражей. На бегу Гарри предлагал остановиться и перебить погоню, а не петлять, словно зайцы, но Серый маг был непреклонен, словно вел отряд в нужное ему место. И даже на равнине, где можно было выстроиться коробочкой, а они бы с Гарри прикрыли гномов щитами, потому что отряд все равно заметят, Гэндальф тащил их вперед.

Что было почти безумием.

Так они и оказались в Имладрисе — скрытой долине, последнем Домашнем приюте от Моря... У эльфов.

Более прекрасного места Гермиона никогда не видела. Трудно было бы отыскать что-то такое же светлое и совершенное во всем. У девушки, которая вышла их встречать, темные косы спускались почти до колен, перевитые серебряными нитями. Глаза — как вечерние сумерки, а сама она словно свет в белых простых одеждах. Возвышенное создание с древностью в искристых глазах — Арвен, дочь Эрлонда, ничем не напоминала эльфов их мира.

Да и кощунством было бы сравнивать тех и других.

Гномы, конечно же, сразу продемонстрировали свои чудные манеры. Гермиона сильно удивилась, когда их не выперли восвояси к оркам, а пригласили отужинать. Весь покой, который ей подарила чудная девушка, испарился, стоило Дубощиту в одном из воздушных коридоров схватить ее за руку.

— Кроме вас двоих, никто не знал о походе.

— То есть ты обвиняешь меня и Гарри? Чисто теоретически никто из семи гномьих кланов, с которыми ты говорил, не могли проболтаться?

Как назло, они остались одни. Ее лучший, между прочим, друг ушел за Арвен, то и дело вызывая ее мелодичный, словно трель соловья, смех. Гермиона сама видела, как возвышенная красавица, величественная, словно и не из плоти и крови, а из мрамора, замерла, смущенная, — стоило ей посмотреть в зеленые глаза чужака. Мгновение эти двое смотрели только друг на друга, не замечая толпы гномов с топорами, эльфов верхом и отца самой леди, от которого ничего не укрылось.

А Гермионе сейчас было совсем не до гномьей подозрительности.

Переодеться и отдохнуть. А потом спросить друга, не хочет ли он ей что-нибудь рассказать?

— Торин, я едва на ногах держусь, и будь добр, отпусти руку, мне больно. Иначе предупреждаю, король ты или не король — весь остаток дня простоишь каменной статуей самого себя.

Запястье тут же отпустили железные тиски. Гермиона тряхнула головой и пошла за вернувшимся за ней эльфом-проводником. На прекрасном лице юноши или старца — Мордред их разберет — было написано возмущение. Похоже, эльф видел их с Торином "милую" беседу и собирался вмешаться. Только она не собиралась усугублять конфликт с эльфами, и вообще, даже злиться на царственного козла была не в силах. Ну его к Мордреду!

Устала...

Чтобы там ни думали гостеприимные хозяева потаенной долины, она вовсе не дева в беде. И Дубощита привести в чувство вполне способна сама. Только отчего-то сейчас Гермионе плевать, что там он себе уже успел придумать. Их пути расходятся. Отряд пойдет дальше, а они с Гарри останутся в Имнадрисе, ища способ вернуться домой.

Так зачем ей теперь тратить на кретина силы? Которых и так не густо.

Как говорится — "было очень неприятно познакомиться, ваше величество, надеюсь, больше не встретимся, и скучать не буду".

Гермионе о многом нужно было подумать. Например, почему совершенные создания с острыми ушами иногда видятся ей почти что тенями себя самих. В долине и воздух другой. Да и время не течет, будто замерло, остановив извечный бег. Странные чары... Которые тем не менее не противоречат и не вредят миру. Она чувствует себя странно. И вопросов у нее много.

А еще лорд Элронд обещал показать ей библиотеку, по праву считавшуюся богатейшей в Средиземье.

Это все более интересно и занимательно, чем надоевшая паранойя некоего гнома.

* * *

Дракон умеет ждать...

Последний из Великих Змеев Севера, тот, кто древней времен, само пламя, сама яростная свобода, спал на злате и камнях. Спал и видел сны о временах, что давно ушли и забыты. Его покой давненько не тревожили. На самом деле не осталось глупцов, готовых бросить вызов крылатому ужасу в Средиземье. Смауг — завоеватель, победитель, и Гора принадлежит ему по праву — древнейшему праву сильнейшего.

Гномы, верные лишь золоту, обреченные, все равно бы пали. Таков итог любого из царств, дракон лишь ускорил этот процесс.

В беспредельной сини, которую Дракон рассекал могучими крыльями, появилась чуждая искорка. Магия? Да, Смауг узнавал ее вкус и запах. Кто-то пробрался в его сон, кто-то, кого он хотел увидеть, но не мог. Искру прятал полог эльфийских чар. Интересно, однако не стоит того, чтобы проснуться.

Смауг Золотой не ищет новых знакомств. Просто потому, что эльфы давно превратились едва ли не в чопорные статуи самих себя, люди просто ничтожны, а гномы жадны и не видят ничего дальше блеска монет. Нет ничего, что могло бы его заинтересовать.

Так было и так будет, пока мир не изменится безвозвратно...

Она была слишком рациональна, чтобы придавать значение странному сну...

Даже если в нем был дракон с океаном раскаленного древнего злата вместо глаз, коварный и переменчивый. И все же Гермиона была ведьмой достаточно давно, чтобы не забывать о таких реалистичных снах. Только трактовка тайных знаков никогда не давалась ей хорошо. Да, мисс Грейнджер была встревожена — именно поэтому решила пропустить ужин и пойти туда, где с юности всегда искала ответы, — в библиотеку.

Повадки книжного червя — это навсегда. Особенно когда ответов совсем нет, а вопросов более чем достаточно. Ей хотелось отдать должное радушному приему эльфов — в нем не было ни капли фальши. В красоте Имлдариса легко было забыться, здесь даже воздух пьянил, несмотря на то, что всюду царила златая осень, неестественно яркая.

Гермиона остановилась у одного из арочных окон — посмотреть на сверкающие водопады вдали. Кто бы ни вырвал долину из течения обычного мира, он сделал это с превосходным искусством. Ожившая, до странности хрупкая память пред ликом неизбежности — вот чем здесь все было. Ей хотелось просто любоваться, не замечая прохладный, налетающий с игривостью котенка ветерок. Стоять так долго-долго, обняв себя за плечи. Просто потому, что покой годами был Гермионе чужд. Ей никогда не удавалось оставить вечную войну за порогом. Она несла ее в себе, куда бы ни пошла.

Но здесь было действительно спокойно. Даже несмотря на то, что разум прекрасно понимал иллюзорность всего вокруг.

— Я рад, что вам нравится мой дом, леди.

Лорд Элронд уж точно не хотел ее пугать и был достаточно любезен, чтобы она услышала его шаги до того, как раздался мягкий, но сильный голос. Ей на плечи с простой естественностью упала накидка венценосного эльфа, а сам он стал рядом. В отличие от всех, кого ей довелось видеть, его облик не был режуще-юным в сравнении с настоящим возрастом. Он не был таким застывшим в идеальности, как все его собратья.

Да, в нем чувствовался опыт, груз памяти, и все это отражалось во взгляде. Однако Гермиона чувствовала с древним эльфом странное сродство. Маг? Или что-то другое, более простое делало их похожим? Вот еще одна загадка. Которых пруд пруди в обрамлении великолепия природы.

— Спасибо, владыка.

Запах незнакомых ей трав и ощущение тепла чужого тела. Все же атлас и обнаженные плечи в этом платье никак не грели вечером.

— Вам придется задержаться. Мы ищем способ вам помочь.

— Мы — это?..

В синих, словно море, глазах Элронда был лишь теплый свет. Он с честью выдержал проницательный взор человеческой девушки. Давно ли кто-то из эйдан мог смотреть на него так? Прав был Митрандир — в этих детях другого мира столько силы и жизни. Чего давно не скажешь о них — обреченных и обрученных с самого Пробуждения с Искаженным миром. Трагедия в том, что его народ любит эти земли вопреки Зову Моря.

Прекрасная Галадриэль видела глубже и дальше любого из них и называла это проклятьем гордыни. Все же мать его жены редко выбирала двойные смыслы, зато легко испытывала сердца и души. Пожалуй, полуэльф не против был увидеть, как режущая древнейшая синь, видевшая свет Древ, натолкнется на непроницаемость цвета янтаря под солнечными лучами. В человеческой девушке чувствовалась та воля, которая ставила эйдан вровень с Перворожденными, а то и выше.

В глазах его отца, до сих пор несущего тот свет, что был до Солнца и Луны, была та же сила, та же воля.

В планах Митрандира эта девушка была концом для Последнего из рода Драконов, так же как его отец поверг Анкалагона Черного, величайшего из крылатых драконов Моргота. Только вот мудрый Серый маг не учел одного — не тот характер у леди, чтобы ее можно было использовать вслепую. И все планы Белого Совета, на которых так настаивал Гэндальф, могут оказаться в итоге ничем.

— Белый Совет. Саруман Мудрый, глава ордена истари, Владычица Лориэна, чья мудрость не сравнима ни с чем. Знакомый вам Гэндальф и я.

— Весьма почтенная компания.

Почему-то казалось, что данный конкретный эльф совсем не чопорный и ее иронию оценит. Запах раздавленной рябины в морозный полдень смутно различила она, укутываясь в мягкую ткань поплотней. Молчание между ними было пока очень уютным. Она редко выносила незнакомцев так близко от себя, но от эльфа не исходило угрозы. Скорее Гермиона грелась возле него, как у очага.

— Может, покажете мне библиотеку?

Ведь целью ее прогулки была именно библиотека. А кто, как не хозяин Ривинделла, покажет ей лучше храм знания?

Да ей просто хотелось пообщаться с тем, чьим гостеприимством они с Гарри будут пользоваться неизвестно сколько. Оставалось надеяться, что деятельную натуру ее друга эти ажурные стены выдержат. О том, как Блэк-холл страдал от гениальных — действительно гениальных! — идей хозяина, Гермиона предпочитала не вспоминать.

Эльф ей предложил руку. И заподозрить эльфийского владыку в чем-то большем, нежели хорошие воспитание, было нельзя.

Вообще-то за случайную в своей естественности встречу мисс Грейнджер благодарила магию. Потому что побеседовать с владыкой Ривенделла ей было нужно. И не только о планах их возвращения домой. Если уж на то пошло, мистер Поттер-Блэк оказался подлым дезертиром. То есть не пошел с ней чахнуть и вдыхать книжную пыль. Сбежал на ужин с гномами, зная, что там будет та самая эльфийка, прекрасная, как сумерки у тихой реки.

Гермиону сие тревожило. Ведь таким глуповато-восторженным она давно Гарри не видела. Пусть она была достаточно тактична, чтобы не лезть в личную жизнь друга напрямую. Однако по-тихому — это же совсем другое дело. Несмотря на очень взрослое понимание, что Гарри давно не тот светлый до оскомины мальчик, которым пользовались все кому не лень, перестать беспокоиться она не могла. Это ведь и значит — любить всем сердцем?

Комната была огромная и утопала в мягком свете светильников на стенах. Она на пару секунд вдохнула в себя тот самый запах — книг. Впервые за долгие годы Гермиона подумала, что, быть может, ошиблась с выбором жизненного пути. Но делать было нечего. По крайней мере, пока она в Средиземье, ничего не изменить. Как всякая гриффиндорка, мисс Грейнджер была "немножко" максималисткой, а еще очень категоричной в суждениях. Быть может, теперь, между поисками пути домой, ей стоит подумать о другом?

Например, об отставке и о чем-то новом, чем бы она действительно хотела заниматься.

— Думаю, вам лучше начать с книг по истории Арды.

— Или с алфавита.

Она едва не схватилась за голову, осознавая масштаб собственной беспечной тупости. Как читать, если не знаешь ни одного языка? Есть, конечно, заклинания-переводчики, однако кто сказал, что они сработают? Гермиона поняла, что забылась в своих "возвышенных" частично бесполезных размышлениях и не подумала об элементарном.

— Попробуйте прочесть.

Настойчивый, сейчас просто завораживающий голос эльфа подтолкнул ее к столику, к открытой белоснежной странице. Это руны, быстро поняла Гермиона, скользя взглядом по красивейшей иллюстрации двух деревьев. Одно было золотым, другое сияло серебром. От каждой ветви и листика, прорисованных так, что они казались живыми, исходило сияние.

— Древа Валинора, созданные Валиэ Йаванной и Ниэнной взамен уничтоженных Мелькором Светильников...

Она читала легко и естественно, словно это был родной английский.

— Этот язык уже не один век почти не звучит на этих берегах. Квэнья и вы так легко его прочли...

— К чему вы ведете, владыка Эрлонд?

У бесстрашной мисс Грейнджер нехорошо закололо за грудиной. Никакое умение не дается нам просто так. Нормальным было бы то, что она не смогла бы понять смысл чужих рун. Пришлось бы с нуля изучать наверняка сложный язык. Эльфы, как ни погляди, вообще не фанаты простоты. Однако понимание одного из древнейших языков этого мира роднило его с Гермионой куда глубже, чем она могла представить. Но все это не отменяло того факта, что она отчаянно хотела домой.

Словно каждый день здесь, в Средиземье, менял в ней что-то такое, что по возвращении Гермиона перестанет быть прежней. Боязнь перемен естественна. А еще все ее стоическое мужество куда-то подевалось. Она ненавидела бродить в темноте, ничего не понимая. Но еще больше не любила быть игрушкой в руках судьбы.

— Если к тому, что Арда теперь мой дом и дороги назад нет, то поверьте, я сделаю все, чтобы ее отыскать. А если понадобится — проложить.

— Дитя, в твоем упорстве никто не сомневается...

Вместо голоса Элронда прозвучал другой, глубокий и сильный, словно шепот волн. Ступившая в комнату женщина разила бестрепетной ясной красотой, безжалостной, как удар меча. А еще тени шарахались от света, что венчал ее высокое чело, словно венец. Волосы сияли то чистейшим златом, то серебром. Синие — куда там морским глубинам — глаза смотрели на Гермиону с пониманием, пожалуй, усталым.

Только эта женщина в белом платье, бессмертная настолько, что вечность в ней резала глаза, читала душу Гермионы так легко, как сама мисс Грейнджер открытую до этого книгу. У нее ушло семь ударов сердца, чтобы успокоиться и сомкнуть щиты на разуме заново. Несмотря на ощущение похожести с Белой ведьмой — так ее про себя окрестила Гермиона — гулять по своей памяти она никому не собиралась дозволять.

— Гермиона, позвольте представить вам леди Галадриэль, Владычицу Лориэна.

Всего на пару секунд ей стало жаль эльфа, который точно устроил их встречу... Гарри наверняка ощутил ее панику и теперь мчался сюда, злой, как сотня хвосторог. Друг сколько угодно мог строить очаровательные глазки эльфийским девицам, но ее он любил по-настоящему. Поэтому скоро эти двери, выглядевшие такими надежными, вынесут с одного удара. По-иному Мальчик-который-выжил не умел входить.

А еще на тонком изящном пальце эльфийской колдуньи сияло белым светом кольцо — словно бледная звезда.

Гермиона его видела. Артефакт усиливал могущество древней владелицы и изменял течение времени, объясняя, почему эльфийская долина так необычна. Значит, лорд Элронд — владелец такого же непростого украшения. На один из своих вопросов Гермиона нашла ответ. Осталось убедить Поттера, что ее здесь "сильно не обижали". Иначе за целость всего этого великолепия никто не поручится. Гарри бывал радикальным в своих решениях.

Тайные двери, скрытые на карте руны, сокровище и злобный ящер...

Гарри был в восторге, который, если честно, сам себе внятно объяснить не мог. Ну, так, чтобы без притворства и лжи самому себе. Он был большую часть жизни нетерпелив. После некоторых событий своей жизни — еще и азартен. А стоя под лучами луны, ловя белый свет сквозь водопады в ладонь, мистер Поттер признался, что ему этого ощущения искренне не хватало.

Вот и сейчас, решив пойти на ужин, а потом — увлеченный Гэндальфом за компанию, он стоял на пороге большого приключения.

Абсурд, конечно — совать голову дракону в пасть добровольно. Проблема была в другом — как вернуть их домой, "мудрые" не знали. И только собирались искать ответ. Непонятно было, как надолго этот поиск затянется. Пускай перспектива провести несколько месяцев в прекрасной долине в компании девушки, которая сама как звезда, не казалась Гарри ужасной. Но Бильбо пойдет дальше с гномами. Прямо к логову дракона, как Взломщик. Гриффиндорцы ведь друзей не бросают?

Гарри себя знал и отлично понимал, что мирное, монотонное существование — не для него. Раз они по его вине — этого Мальчик-который-выжил забывать не собирался — оказались в Средиземье, так почему бы не увидеть этот мир своими глазами? Дома он почти загибался от тоски и завышенных ожиданий к собственной персоне. Хотелось чего-то этакого... Конечно, не квеста на выживание с Темным Лордом, однако жить, как обыватель, Гарри совершенно не мог.

Теперь перед ним огромный мир. Мир, где он может быть кем угодно, где его история не стала легендой. Он человек без прошлого, но с будущим. Это ощущение пьянило... Забыться было так легко. Без каких-либо усилий и горечи.

Но все это "прекрасное" натыкалось на простое понимание, что без Гермионы ему никуда. Как ни была сильна жажда приключений, как ни сияли глаза Вечерней Звезды эльфийского народа — дева эльдар была красива, спору нет, отрицать это стал бы только глупец — однако любит по-настоящему он другую. Бросать ее здесь одну — разгребать последствия его же глупости — он уж точно не собирается.

Лился эль, который гномы непонятно как раздобыли вместо сладких вин, что подавались к столу лорда Эрлонда за ужином.

Удалось отговорить подгорных воинов не ломать мебель ради костра. Гарри просто наколдовал огонь. Было приятно шутить над конфузом Кили, принявшего эльфа за эльфийку. Смех, байки, которые травили прочие гномы. Разговор с Бильбо о красотах долины. Хоббиту в Имладрисе явно нравилось больше, чем посреди Дикоземья. И кто бы стал за это осуждать жителя цветущего Шира? Уж точно не Гарри. Он расслабился, уверенный, что в хранимом магией краю эльдар безопасно.

А Гермиона отдыхает после долгого пути у себя. Или читает в постели. Все равно туда, где Дубощит, она добровольно не пойдет. Не захочет портить всем прочим вечер враждой. Поговорить с ней он сможет и завтра. Не переться же на ночь в ее комнату? Правда, раньше Поттера это никогда не останавливало. И все же он был достаточно взрослым, чтобы соблюдать правила чужого дома, где их так гостеприимно приняли.

Бомбур таки сломал стул, на котором сидел.

Гарри потер свой знаменитый шрам и произнес "Репаро"... Хотя от хохота гномов дрогнули деревья в саду, когда толстяк полетел вниз.

Признаться, что его настигла ностальгия, было не трудно. Гарри будто в гостиной Гриффиндора очутился в лучшие времена. Например, когда они праздновали победу в очередном матче по квиддичу. Шума, разрушений и шуток столько же. А также треск пламени, песни и ощущение радостного возбуждения, от которого покалывает кончики пальцев. Как давно он таким не был? Или, скорее, как давно не позволял себе быть?

Бильбо ушел прогуляться, исчез и Торин. А волшебник пересел к самому тихому в компании — Ори. Гарри вежливо попросил блокнот молодого гнома. Записи он прочесть не мог. Но вот рисунки оценить — вполне. В том числе несколько своих портретов и портретов Гермионы. Тихоня Ори оказался не промах — достоверно изобразил момент "падения" Короля-под-Горой — там, еще в Шире, когда Дубощит разозлил его подругу. Гарри очень сомневался, что Торин хотел бы, чтобы сей эпизод вошел в летопись похода.

Но что написано пером... В историю фиаско гордого наследника подгорного трона точно войдет.

Гарри, до этого смотрящий на костер, подскочил, словно его в левую ягодицу пчела ужалила. Его за секунду окатило паникой и испугом Гермионы. Тут же все схлынуло — она закрылась намертво. Но ему уже было не до праздника. Он не стал тратить время на обход гномов и спуск по ступенькам. Разбежался, перепрыгнул через сидящего на полу Фили, и через перила оказался сразу в саду. Чары обеспечили мягкое приземление, а также показали, где в лабиринте комнат искать ее.

Стальная воля задавила на корню панику в мозгу. Истерящий, он ничем Гермионе не поможет. Пока Гарри бежал через сад, освещенный бело-голубыми фонарями — словно упавшими с неба сюда, на землю, маленькими звездочками — он задавался вопросом: что или кто мог ее так напугать? Гермиона не теряла контроля и не боялась. Это почти аксиома.

Винить себя за то, что беспечно оставил ее одну, он будет тоже позже.

Гарри натолкнулся на стайку эльфийских дев, похожих на трепетных бабочек, почти с разбегу. Они, в разноцветных летящих одеждах, расступились перед ним, словно створки раковины, открывая жемчужину. Темноволосую красавицу, которая ему улыбнулась.

— Простите, Арвен, спешу...

Девушка хотела задать ему вопрос, очевидно встревоженная его всклокоченным видом. Но Мальчику-который-победил было не до галантных разговоров. Даже если Вечерняя Ззвезда, окруженная своей щебечущей свитой, и искала встречи с ним, Гермиона была важней всего. Поэтому к черту... Гарри затормозил, а через секунду воспарил в дымном столбе. По воздуху таки быстрей и надежней. Неловко будет, если он в запале затопчет невинных.

Дверь, которая была между ним и Гермионой, он культурно испарил, вместо того чтобы вынести ее внутрь.

Лорд Элронд самую чуточку встревожен, остальное — хрен поймешь по идеальным лицам бессмертных созданий. Старшая палочка в руке напомнила, что все очень "смертны" в определенных обстоятельствах. И Мальчик-который-выжил почти дозрел создать эти самые обстоятельства. Эльф в комнате Гермионы, и с ним красивая эльфийка, ничуть не напуганная его внезапным вторжением. Глаза — осколки летнего неба — ударили в лоб, вызвав секундный ступор, но это быстро прошло.

Гарри даже флешбек не словил — до безумных красных гляделок Тома этим очам было далеко. Он вообще смотрел только на Гермиону. На первый взгляд цела. Ни царапинки. Только тотально зла... Уж он-то научился различать наверняка.

— Гермиона?

Сначала услышать ее объяснения, а потом уже делать выводы. Хотя ему категорически не нравилось, что она здесь одна, а эльфов двое. Засадой попахивало или чем похуже. Кроме того — ого, какой интересный артефакт. Создавший его был не тривиален, а скорее гениален. Кольцо хотелось подержать. Хотя Гарри мог поручиться, что белые ажурные лепестки цветка, скрывающего адамант, порежут покусившемуся пальцы в кровь. Правда, ему не впервой ладить со "строптивыми" предметами.

— Мы просто беседовали.

Она едва ли сделала паузу, прежде чем произнести "беседовали" — оговорка по Фрейду... Гарри это еще раз не понравилось. Но насколько он знал, давить бесполезно. Что, конечно, не помешает ему выяснить, какого тухлого василиска здесь произошло? От просто бесед ты, моя драгоценная, не паникуешь. Эту мысль, написанную большими буквами на его лице, Гермиона различила и фыркнула, выражая свое отношение. Спокойно, Гарри.

Не стоит ссориться сейчас. Тем более когда тебя изучают, словно муху на игле.

В их до хрена сложных взаимоотношениях со строптивой мисс Грейнджер они разберутся один на один, позже.

— От "беседы" я бы не словил от тебя такой приход.

Обманчивая мягкость тона — скорее для двух эльдар, но не для нее. Той, что всегда его с легкостью читала. Гарри подошел и осторожно взял ладони Гермионы в свои руки. Снял чужую накидку и набросил на обнаженные плечи собственный свитер. Так-то лучше. На застывших рядом древних существ он намеренно не обращал внимания. Пусть думают, что могут рыпнуться, что он беспечен, а еще доверчив. Хотя ни того ни другого с ним давненько не случалось.

Но каким сияющая в полутьме леди и хозяин Ривинделла видят его? Наверняка глупым, как дитя. Для них он ужасающе молод. Поэтому не угроза. Не та весовая категория. Обычно такие заблуждения обходятся дорого тем, кто мнит о себе много. Гарри совсем не кровожаден. Он, можно сказать, пацифист. Когда дело не касается немногих людей, которых Поттер любит.

— Так что случилось?

Это уже к эльфам, раз она молчит, разрываясь между облегчением от того, что он рядом, и раздражением, что вмешался. Гермиона такая Гермиона. И как можно ее не любить? Гарри все еще удерживает тонкие ладошки, как точку опоры и предохранитель от своих порывов одновременно. Сейчас незнакомая эльфийка уже не кажется ему ошеломительно прекрасной и не пытается влезть в голову.

Гарри резко спокоен. Волнения нет.

Есть понимание — они вместе, значит, все будет хорошо. Нет ничего, что нельзя было бы исправить.

— Леди Галадриэль считает, что вы не просто так попали в Средиземье.

— В вашем приходе, дети другого мира, видна высшая воля.

— Интересная гипотеза. — Гарри определенно понимает, отчего сдержанная мисс Грейнджер так полыхнула.

Ведь вмешательство "высшей воли" предполагает миссию, которую они с Гермионой просто обязаны выполнить. Хотят они того или нет. Право выбора изначально не заложено в параметры. Мальчику-который-выжил все это что-то напоминает — до боли. И желания показать средний палец на очередные великие планы. Какая-то его часть злорадно хохочет то ли голосом Альбуса, то ли Тома — не разберешь.

Гномы с полным отсутствием манер, грубияны, недоверчивые драчуны Гарри нравятся больше, чем изысканные статуи — вечные и давно забывшие, видимо, что такое просто жить. Без планов и интриг. Он всегда ненавидел эти игры. Глядите-ка, мир другой, но дерьмо все то же. Очарование Ривинделла в его глазах только что потускнело безвозвратно.

Он хорошую эпитафию для эльфов придумал: "Так мудры и светлы, что забыли вкус жизни"...

Быть может, он не имел права судить так категорично. Он не видел, что видели они — древние, как сама память. Все же одно Гарри понимал точно — если таким делает бессмертие, то он лично очень рад, что смертен. Смотреть на мир с усталым превосходством. Он слишком хорошо помнил, на что способны такие — мнящие себя выше и лучше всех остальных. И эта память в нем не способствовала никакому доверию между ними.

— Только, видимо, концепция свободы воли вам совсем чужда? — Мальчик-который-выжил склонил голову к левому плечу. — Я уже говорил, что ненавижу пророчества. Гермиона, мы уходим.

Быть может, он спешил, не думал вообще и в целом поступал как гриффиндорец. Правда, все в Гарри говорило, что так будет правильно: и разум, и сердце находились в таком редком согласии. Поттер был уверен, что под его "мы уходим" она поймет все правильно. Не только из библиотеки, а вообще из Имладриса. Потому что в гробу Герой видал такую помощь. У себя дома от таких вот помогателей с трудом отбился.

Может, он и Шрамоголовый, но в третий раз на те же грабли — это не гриффиндорский идиотизм, это нечто вообще невообразимое.

Эльфы оказались все-таки благоразумными существами — никто им препятствовать не стал. И он, несмотря на свою злость, заметил, что Гермиона двигается медленно, словно истощена. Тащить ее за руку по ночным коридорам? Ну уж нет. Пусть она не терпит показывать слабость, но за это она его простит. Гарри подхватил подругу на руки и пошел к их комнатам.

— Не думаю, что в Средиземье библиотеки и знания есть только у эльфов... Мы уходим с гномами.

— Там Гэндальф, — тихо возразила она ему куда-то в шею и тут же нашла другой аргумент, противоречивший первому: — И Бильбо.

— Присмотрим за другом, посмотрим на великое королевство гномов, дракона и библиотеку Эребора. Балин говорил, что она сравнима с эльфийскими. Предки Торина не только копили золото, но и собирали знания.

Он поставил ее на ноги около дверей, задаваясь вопросом: это так на Гермиону присутствие эльфов повлияло? Или влияние конкретной древней ведьмы? В любом случае задерживаться смысла нет. Гномы планируют уйти до рассвета. Гарри даст ей укрепляющего и посторожит, пока кое-кто упрямый будет спать. Пару часов сна, отличное зелье — и Гермионе станет получше. Никакие красоты не стоят ее испуга. Вообще ничего на свете не стоит.

Мальчик-который-победил — больше не беспомощный мальчишка, поэтому делать больно любимым не позволит. Война ожесточает, просто в мирное время твои демоны спят. Гермиона позволила снять туфли и укрыть себя. Даже зелье приняла с благодарной улыбкой. Молча. Хотя Гарри ждал лекции в ее обычном стиле. Все же он был резок, опрометчив и совсем не учтив.

— А что, если нам суждено было здесь оказаться?

— Значит, мы в любом случае сделаем то, что должны. — Поттер сел на постель и коснулся рукой ее щеки. — Гермиона, поспи, пожалуйста. Ловушки никакой нет, и мы по-прежнему делаем, что хотим. Я не дам тебя в обиду... Ауч!

— Скорее я за тобой присмотрю.

Она погладила ушибленную руку, по которой стукнула. Повертелась, переворачиваясь на бок, и провалилась в сон. Смысл истязать себя, если глаза просто закрываются? Гарри здесь — значит, она может быть какой угодно — слабой, уставшей, даже плаксой. Для него все это значения не имело. Героический герой всегда за всеми ярлыками четко видел ее настоящую.

Бильбо испытал просто колоссальное облегчение, когда понял, что Гермиона и Гарри идут дальше с ними.

Сам хоббит совсем мало ладил с Торином и многими гномами. Его считали то бесполезным, то обузой. Очень жаль, что у Бильбо ни за что не получится повторить то, что леди Гермиона сделала с Торином Дубощитом в его норе, в тот первый вечер. Мистер Беггинс ужасно скучал по дому, уюту и тишине. А еще думал, что дальнейшая дорога будет трудней, сложней и хуже, чем все, что они пережили до Скрытой долины. В общем, хоббит не питал оптимистичных иллюзий.

Да и совсем не понимал радости гномов от того, что они все покидают Ривенделл. Их приняли как нельзя лучше. Лорд Элронд и вовсе был добр без меры. После того страха, что Бильбо уже натерпелся, Имладрис казался ему чудесной, благословенной землей, которую трудно оставлять.

Впрочем, Бильбо дал слово помочь гномам и собирался его держать сколько хватит сил.

Право, намного легче стало, когда на тропе показались маги. Беггинс успел накрепко привязаться к обоим волшебникам. Он очень уважал Гарри, а леди Гермионой и вовсе восхищался. Таких женщин он не встречал. Наверное, даже в далеких краях, среди людей, что там жили, таких женщин, как Гермиона, не бывало. Бильбо льстило, что волшебники из всей компании отличали его. Непонятно, почему они выбрали себе в друзья плохо справляющегося с опасностями и тяготами пути хоббита.

Нет, снисходительности по отношению к себе Бильбо от них вовсе не видел. Волшебники относились к нему как к равному.

Весь долгий путь в обществе все более мрачнеющего Торина представлялся Беггинсу еще тем кошмаром. Тем более Гэндальф, втянувший его, почтенного хоббита, в это безумие, Ривенделл с ними не покидал. Серый маг обещал догнать компанию позже. Бильбо было даже страшно думать, насколько могло затянуться это расплывчатое "позже"... И в какие неприятности они успеют влипнуть за это время.

Удивительным было то, что Балин протянул волшебникам два экземпляра контракта, аналогичного тому, который подписал Беггинс. Значит, и Гарри, и Гермиона становились полноправными членами отряда со всеми обязательствами перед Королем-под-Горой. Бильбо был уверен, что подписание договора было условием Торина. Даже такой несусветный упрямец понял, что с двумя волшебниками у них больше шансов не только отвоевать Одинокую Гору, но и просто выжить.

Гарри хотел подписать договор сразу, не читая. Но получил жалящим проклятьем по рукам от Гермионы и предоставил ей изучение бумаг.

За его очаровательную доверчивость ему попеняют позже... Гарри был в этом уверен. А пока подруга занята священным делом крючкотворства, неплохо бы поговорить со славным предводителем компании. Пусть их планы с Торином внезапно сошлись с берущей за душу точностью. И все же это не значило, что Мальчик-который-выжил стал таким уж большим другом царственному гному. Скорее, Гарри хорошо осознавал, что король собирается их использовать.

Вот почему Дубощит так внезапно сменил гнев на милость и был рад принять чужаков-магов в свою компанию. Быстрая, эффективная и самую чуточку эффектная (Поттер погладил себя по голове, ибо чья работа эта эффектность? Его. Кто молодец? Он молодец!) расправа над троллями доказала гному, что они с Гермионой вовсе не балласт. Может, Дубощит и был изрядным гордецом, однако идиотом не был.

Поэтому он не питал иллюзий, сколько у кучки гномов шансов против дракона. Хоронить племянников, которых Торин сильно любил, как и умирать самому, королю не хотелось. Во всяком случае, не за просто так. Не отвоевав трон предков. Гарри же как бы случайно упомянул о своем "рандеву" с венгерской хвосторогой на четвертом курсе, без хвастовства описав все детали общения с разъяренной драконицей. В общем, у Короля-под-Горой, чью пресловутую Гору как раз занял дракон, шансов устоять не было.

Зато у Поттера было время подумать, пока Гермиона сладко спала.

Все же он бывал импульсивен. К счастью, за годы Гарри успел поднатореть в искусстве анализа. Дело было в том, что, вроде бы ломая планы Белого Совета насчет них с Гермионой, он одновременно попадал в ловушку предопределенности. Арда была рождена из Песни Айнур, как его успели просветить. Причем "просвещал" не кто иной, как посланник этих самых Владык Запада. Вечный дух, заключенный в смертную плоть. Не сказать, чтобы собеседник хоть сколько-нибудь Гарри понравился. Но это значения не имело. Саруман Белый был хитер, и его сердце точило властолюбие. Роль, которую отвели ему Валар, явно не устраивала Мудрого.

Несмотря на то, что все думали, будто Гарри только и делает, что строит глазки эльфийским девицам, сложная беседа у него все-таки состоялась. Глава Белого Совета нашел его сам. Песня сотворения, Рок и предрешенность всего. Искажение... Все это рождало не самые радужные мысли. Как и войнушка с "великим Злом", которая длится не одну тысячу лет с переменным успехом.

Мудрый "дедушка" с алчным взглядом предпочел бы, чтобы гномы сгинули.

Ведь этот поход, который Гэндальф затеял без одобрения коллег по клубу — борцунов с Тьмой, — мог нарушить равновесие сил. Другими словами — всколыхнуть обманчиво тихое болото. Об этом, конечно, у Мальчика-который-выжил было свое мнение, противоположное доводам Сарумана. Нарыв рано или поздно вскроется, обманчивый мир никогда не бывает долгим. И чем дольше тянешь, тем хуже будут последствия. Альбус ведь тоже долго сохранял "стабильность", а потом за нее умирали дети. В войне, которая их вообще не должна была коснуться.

Если убрать из речи главы ордена истари обманчивую доброту и оставить угрозы и факты, то приход их с Гермионой в Арду вряд ли был предрешен в Песне Айнур. Значит, они пришли по воле, более великой и значимой...

Леди Галадриэль и Элронд, напротив, искренне желали успеха гномам, желая обезопасить Восток Средиземья на многие годы вперед. Вот такое вот замечательное противоречие среди единомышленников. То, что волшебники уходят с Торином, было лучшим выходом с точки зрения венценосных эльфов. Они наверняка успели оценить, насколько он и Гермиона не способны бросить товарищей на погибель.

— Как ты, Бильбо?

Гарри наконец закончил рассуждать и размышлять об интриганах, интригах и высоких материях. Хоббит выглядел грустным, было ясно, что Беггинс крепится изо всех сил. Ему явно не хотелось никуда уходить. Тем более что впереди, почти задевая собой небо, над всем вокруг нависали пики Мглистых гор. От острых вершин веяло чем-то зловещим.

— Рад вас обоих видеть...

Что там собирался сказать почтенный хоббит, они просто не услышали за ревом Дубощита...

— Ради Махала, женщина, хватит препираться! Балин, подписывайте контракт, мы и так непростительно долго стоим на одном месте.

— Вычеркнутые пункты остаются вычеркнутыми, мистер Балин, и мы с Гарри подпишем, — ровным тоном сказала Гермиона. Уж слишком жизнерадостно, словно и не слышала рева Короля-под-Горой. Даже не посмотрела в его сторону. Зато седобородый гном смотрел на волшебницу из другого мира с большим уважением. Не часто встретишь такую дотошную предусмотрительность среди молодежи. Леди была весьма настойчива, и спорить с ней было одно удовольствие. Балин сын Фундина с удовольствием продолжил бы сей поединок умов. Но его король прав — задерживаться опасно.

Гарри, опять не глядя, подмахнул бумагу, уверенный, что теперь каждая буква проверена мисс Грейнджер.

Гермиона встала со своего камня, воспользовавшись галантно поданными руками принцев. Но Фили и Кили не отпустили ее ладони, а повели Гермиону вперед, рассказывая что-то с увлечением, явно достойным лучшего применения. Поттер был готов поклясться, что у Короля-под-Горой дернулся-таки глаз. Сам он только улыбнулся.

Он не спешил забирать поклажу у Бильбо. Хоббиту пора понять, что он сам, своими силами может больше, чем думает. Ни к чему унижать Беггинса такой помощью.

Чудесный Ривенделл уже почти скрылся из виду, когда Гарри обернулся на сторожевые башни и крыши, окна и беседки. Он будет помнить неповторимую красоту этого края... Будет помнить, как сердце на пару секунд сбилось с ровного ритма, стоило ему увидеть Арвен Вечернюю Звезду — но это всего лишь сон. Причем сон не для него.

Любить — так королеву?

Это не его песня, давно уже нет... Как и эльфийская дева — не его судьба, несмотря на всю его приязнь и восхищение.

Если не считать, что впереди ждали горы, то все определенно было великолепно...

Ну, кроме пункта об отсутствии похорон и многого другого. Однако Гермиона исправила в контракте с Торином Дубощитом все, что могла. А могла она гораздо больше, если бы ей на это дали время. Дубощит почему-то ожидал, что эльфы попытаются остановить компанию самоубийц. Гермиона же была уверена, что из эльфийской долины эти самые прекрасные перворожденные им белыми платочками вслед махали.

Да, она была совсем нерационально зла и ничегошеньки с этим поделать не могла.

Гарри мог пребывать в счастливом заблуждении, что они переиграли двух древних эльфов, одна из которых древнее истории. Сама мисс Грейнджер настолько самонадеянной не была. Зато была более чем уверена, что гнев Поттера и его страх за нее элементарно использовали. Стоило немного подумать — и выводы напрашивались сами собой. А значит, они сейчас делали ровно то, чего от них хотели венценосные интриганы. Понимание сего факта ей радужного настроения не добавляло.

Как и четкое понимание, что их приход в Арду не был случайным.

Она отлично понимала: великие цели обычно требуют таких же жертв. Поэтому поводов быть склочной сукой у Гермионы было более чем достаточно. А еще они с Гарри так и не смогли поговорить нормально, занятые сборами, спорами и постоянно подгоняющим всех Дубощитом. Последним особенно... Гермиона очень сомневалась, что Король-под-Горой рад видеть ее вновь. Однако их силы перевешивали отвращение и недоверие одного конкретного гнома.

Чем ближе были Мглистые горы, тем меньше Гермиона хотела идти этой дорогой.

Десятки троп вели к колоссальным громадинам гор впереди. Но эти тропы были обманчивы и опасны. Обрывы, осыпи и камнепад. Это только первый день пути. Пронзительный холодный ветер и гулкое эхо. Гермиона с радостью принимала помощь Фили и Кили. Она не боялась высоты, но чем выше они поднимались, тем неуверенней она себя чувствовала. Пускай это были не настоящие горы, а лишь предгорья.

Настоящие трудности и опасности впереди.

— Этот край опасен, моя леди. Орки, гоблины и еще Махал ведает какие твари — они кишат в горах. Века прошли с тех пор, когда Мглистые принадлежали нашему народу.

Тихая беседа с Глоином разбавляла уныние пути. Хорошо бы, если бы Гарри был рядом... Но он страховал Бильбо, ошалевшего от попадания в серую осень сразу из пронизанного золотым солнечным светом Ривенделла. Хоббита не стоило винить. Сама она чувствовала себя чуточку потерянной. Сразу было видно, что этот край дик и немилосерден.

Балин говорил о Мории, величайшем из гномьих королевств Средиземья — потерянном и оскверненном.

Выходило так, будто каждый труд обречен на забвение, гибель и увядание. Словно то Зло, о котором они с Гарри абстрактно судили, неотступно разрушает все построенное теми, кто не хочет ему покоряться. Столько крови из века в век... И все равно надежда живет. Ее спутники — пример этой надежды, безрассудной на самом деле, но сильной. Только хватит ли ее? Гермиона всегда смотрела на мир трезво. В ее памяти надежды разбивались на раз и хорошо, что не убивали.

Хотя, о чем она думает?

Очередной камень выскользнул из-под ботинка, и ее поймал Фили... Ногу на секунду прострелило болью.

— Цела?

— Да, все хорошо.

Их четверка — Балин и братья-принцы — остановились, пока она топала левой ногой, проверяя, больно или нет. Так получилось, что они замыкали тыл отряда. Гермиона бросала назад заклинание, которое уничтожало их след. Еще свежа была память о варгах и уродливых тварях на них. Уродцы уж очень хотели до них добраться, и лучше не оставлять им подсказок. Она потерла глаза. Дурная усталость с каждым пройденным метром словно усиливалась стократно. И, видимо, она разучилась держать лицо, раз это так заметно.

Балин и принцы беспокоились за нее. Именно поэтому шли все время рядом. А сын Фундина еще и отвлекал.

— Гермиона?

Вот и Гарри... Взял в ладони ее лицо. По телу прошлась волна освежающей чужой магии. Видимо, словам ее больше не верит. Предпочитает проверять сам. Значит, выглядит она действительно не ахти. Но какого черта? С каких пор Гермиона позволяет себе расклеиваться? У них не увеселительная прогулка, а настоящая боевая миссия. Мысленно Гермиона отвесила себе хорошего такого пинка.

— Немного болит голова, вот и все.

В зеленых глазах неверие — Мальчик-который-выжил его и не прячет.

Из тебя что-то тянет силу... — мысленно прозвучал его злой голос. — Я чувствую это. Гермиона, вспоминай любую странность.

Странностей было предостаточно. Но она послушно напрягает память, силясь вспомнить что-то действительно необычное. И ничего — пустота... Одно утешает — щиты на разуме целы. Значит, в ее голове никто не копался. Отряд давно встал, и все смотрят на них. Кто с беспокойством, кто с досадой... Однако Гарри это совсем не волнует.

Он ждет ответа. Не торопит, не давит. Дает ей подумать. В конечном итоге она умней всех, кого Поттер когда-либо знал. То, что ей плохо, наталкивает его на крайне нехорошие мысли. Все началось в Ривинделле, но эльфам было ни к чему вредить ей. Значит, есть кто-то или что-то еще. А еще демон вины в нем поднимает голову. Ведь Гарри не уследил.

В чужом мире они оба расслабились, успокоенные тем, что их здесь никто не знает. Нет слепого поклонения, и нет такой же ненависти.

Происходящее с Гермионой было похоже на то, что они уже переживали... Но как? Крестражей в Арде не было. И тем более этой дряни не было рядом с ними. Гарри был уверен, что настолько отвратительную магию он бы ощутил сразу. Такой горький, травмирующий, ужасный опыт не пропьешь, как ни старайся. И почему только ей становится плохо? Слава Мерлину, гномы не встревали и не торопили их.

— Сон... Мне снился дракон, Гарри... — продолжила она уже мысленно.

Просто потому, что гномам и их королю не стоит слышать, что волшебница видит дракона во сне. С уровнем паранойи а-ля Дубощит ее быстро запишут во враги. Разобщенности перед лицом зловещих гор им только не хватало. Так что пусть правду знает только тот, кому Гермиона доверяет безусловно.

— Как давно?

— Еще в Ривинделле.

Обвинения в том, что она до сих пор молчала, Мальчик-который-выжил предпочел придержать. Потому что сам бывал хорош. Считая кошмары с Томом на пятом курсе, да и все остальное. Гермиона, как всегда, решила поберечь его "хрупкую" нервную систему и справиться самостоятельно. О том, насколько он плох как друг, Поттер поразмышляет позже как-нибудь на досуге. Сейчас важнее определить, причастен ли дракон во сне к ее состоянию.

— Торин, нам нужен привал. Я бы не спорил — только время потеряешь.

Диагностику не сделаешь на ходу, под ветром, который быстро становился просто ледяным. Пора вспомнить свой второй профиль, кроме артефакторики, а именно — темную магию.

— Мы будем ждать вас чуть выше. Вижу относительно ровную площадку.

Гарри взял ее за руку. Короткий полет лучше, чем подъем по ненадежной тропе. Пока гномы поднимутся, он установит палатку и защиту. Если и правда из нее выкачивают магию, то он в силах запечатать этот канал и оттяпать вору все пальцы разом. Было бы намного проще, если бы ритуальный зал Блэк-холла был в прямой доступности. Но о такой удаче остается только мечтать. Поэтому Гарри был намерен действовать по старинке — грубой силой и точным расчетом.

Кроме того, у него имелся козырь.

Поттер подмигнул обеспокоенному хоббиту и воспарил столбом белого дыма, утягивая за собой Гермиону.

Палатка тремя скупыми взмахами палочки была установлена. Гермиона без слов вошла внутрь — поразительная покладистость. Он занялся защитой в общем и невеселыми мыслями в частности. Что-то веселое приключение в мире, где они просто Гарри и Гермиона, напоминало очередной пиздец, на которые так щедры были их молодые годы. Гарри уже десять раз назвал себя тупым ослом за то, что вообще затеял тот самый ритуал.

Скучно ему жилось, видите ли. Зато теперь весело — ухохочешься.

Все-таки был прав Снейп — он целиком и полностью безмозглый гриффиндорский идиот.

— Нам нужно время.

Гномы ежились, проходя сквозь защиту, ощутимую как плотный слой колючей воды. К нежеланным гостям его охранные чары не будут таким "нежными", по определению. Гарри, конечно, был еще тем мастером коммуникации. Но многие гномы ему нравились, а еще некоторые из них переживали за Гермиону так, что не скрывали этого. Поэтому сперва он решил объясниться. Ведь, скорее всего, они ни черта не понимали. Обычно такое "непонимание", вовремя не проговоренное, рождало кучу проблем впоследствии.

— Гермиона приболела, — все-таки подбор нейтральных определений и ложь в лицо — совсем не его трава. — Идти дальше с ней в таком состоянии слишком опасно и для нее, и для нас всех. Мы постараемся все исправить и утром, надеюсь, сможем выдвигаться.

— Насколько все плохо?

Это уже Бильбо протолкнулся сквозь принцев, застывших с напряженными лицами, и проскользнул между Бофуром и Бомбуром.

— Бильбо, мне нужно время, чтобы это определить. Мы раньше сталкивались с чем-то подобным дома, и я уверен, что смогу помочь.

Нагружать отряд всеми сложностями такой магии и собственными до хренища ответвленными терзаниями по поводу использования Воскрешающего камня Гарри не собирался. Если к его Гермионе действительно кто-то прицепился, то коварный дар Госпожи укажет, найдет паразита, а затем выжрет его до дна. Кадм Певерелл никогда не использовал все грани камня, которым владел. Гарри же теперь не слишком брезглив и не так глуп, чтобы ограничивать себя — когда дело идет о действительно важных вещах.

Сила на то и сила... Лишь тот, кто ей владеет, решает, для какой цели ее применить.

Поэтому он давно не боится быть похожим на Тома. Темный Лорд был безумцем с разорванной душой. Гением, конечно, но искалечившим самого себя до неузнаваемости. Гарри же никогда не стремился к власти. Он в огромной степени ненавидел свою славу. Они не похожи и никогда не будут похожи. Том жаждал владеть Дарами Смерти, Гарри же обречен на них и обручен с ними вечными узами.

Стоило ей прилечь — уже в безопасности, без угрозы, сверзиться с тропы и таки исполнить мечту половины Пожирателей смерти, сломав тонкую шею, как голова у Гермионы закружилось сильнее. Впору присвоить себе почетное звание тупой курицы. Ибо как она со своей всегдашней паранойей не заметила? Или, как всегда, привыкшая беспокоиться о тысячах других вещей, на себя махнула рукой?

Так уж вышло, что любой из представленных ответов на вопросы выше мисс Грейнджер категорически не нравился.

Право слово, руководя едва ли не самым многочисленным подразделением Министерства Магии и выступая как серый кардинал, она могла быть поосторожней. Где, спрашивается, ее циничная практичность? Вот подохнуть посреди эпичного похода в планы Гермионы совсем не входило. И как же хорошо, что она не одна... Есть тот, кто заметит, что с ней что-то сильно "не так", потому что знает ее лучше всех на свете.

Потолок палатки в очередной резко сместился, и Гермиона выдохнула сквозь нос.

Такими темпами ее скоро стошнит. Отвыкла она уже стоически переносить болезни. Пускай сия "болезнь" точно имела магическую природу. Если перестать хоть на секунду думать, то она провалится сквозь толщу времени в тот год, когда стылого отчаянья было больше, чем надежды. Та же палатка, то же ощущение слабости, и мысли, от которых в петлю полезешь. В общем, флешбек до дрожи достоверный. Только маленькая переменная — Гермиона сейчас не таскает на шее медальон с куском души первостатейного психопата — в миру аж целого Лорда Тьмы.

Гарри как-то признался, что, если бы она ушла, он бы сломался. Просто сдался и позволил Реддлу себя убить. Показательно, что Герой сказал это на трезвую голову и года через три после победы. Она тогда собиралась на рождественский прием в Министерство, Поттер же — в Альпы, на лыжах кататься со своей временной подружкой под номером семь. Давать себе труд запоминать имена пассий Мальчика-который-выжил Гермиона к тому времени давно перестала. Тогда они надолго застыли в объятиях. Позже она, конечно, назвала его идиотом — только за одну мысль, что Гарри допускает, будто она способна его бросить.

Тогда Гермиона станцевала вальс с министром, поулыбалась репортерам и сбежала к лучшему другу. Показательно, что Гарри обнаружился в живописном шале один — девица, с которой он собирался отмечать праздник, будто испарилась. Гермиона только обрадовалась, что не придется выпихивать ее самостоятельно. Они тогда чудесно провели время.

Но почему все это вспоминается сейчас?

Да, плохо.

Но уж помирать мисс Грейнджер никак не собирается.

На холодный лоб легла горячая рука Гарри, и волна магии затопила все ее тело. Гермиона моргнула раз, второй, и — аллилуйя! — она видит все нормально, без карусели. Мальчик-который-выжил сидит рядом, с тем самым сумраком в глазах, где изумруд — больше не мягкая зелень лугов, нет, только режущий блеск, беспощадный, как у равнодушного драгоценного камня — не живой. Этот сумрак ей хорошо знаком...

Ее Гарри редко смотрит так. На нее — вообще никогда... Но те, кто удостаиваются подобного взгляда, — их даже жалеть не нужно.

Когда ей казалось, что надлом в нем, любимом и таком близком, словно у них одно сердце на двоих, зажил, Гермиона, что было для нее нетипично, долго тешилась этой иллюзией. До крика, который сорвет горло, до агонии в каждой мышце хотелось верить, что ее Гарри не сломлен. Он заслужил покой и навсегда уснувших демонов. Гермиона в их паре готова хоть тысячу лет быть чудовищем, лишь бы его это не коснулось. Мальчик-который-победил не должен нести на себе такой отравляющий груз.

Она, такая прозорливая, так поверила в эту надежду, просто потому, что кто, как не Гарри, смог бы отпустить? Он всегда был сильнее всех их, вместе взятых. Эта спокойная сила дремала в нем и вела за собой, когда требовалось. Как водится, иллюзия разбилась резко. Герой был таким же калекой, как и мадам Главный Аврор.

На выжженном адским пламенем поле не растут цветы...

— Гермиона, то, что я предлагаю, тебе, скорее всего, не понравится.

Виноватый-виноватый общий вид, но твердая — куда там горной тверди — решимость. Мисс Грейнджер, которой стало лучше, начало речи героического Героя очень даже "пришлось по душе" — именно так, в жирных кавычках. Еще и отодвинуться пробует. Гермиона первым делом зафиксировала Поттера. Бегать за ним по шатру она точно не сможет. Пусть тот, кто к ней присосался, подавится магией Гарри, от которой ей сейчас так полегчало.

В том, что Гарри начнет изображать маятник самобичевания, сомневаться не приходилось.

Как будто любой его вариант может ее напугать или оттолкнуть. "Вот же балбес", — подумала Гермиона с неизменной лаской. Гарри она верит больше чем полностью. Жизнь бы ему доверила в любой момент, и доверит. Если те узы, что есть между ними, ничего не стоят — значит, мир еще худшее место, чем могло казаться ей, видевшей все человеческие пороки разом, причем каждый день в режиме шоу-нонстоп.

— Вместе, помнишь?

Разубеждать его многословно или с помощью аргументов она не стала. Проще обратиться к эмоциям, к общей любви, что делала узы между ними такими несокрушимыми. Как же хорошо быть чудовищем, которое так сильно любят. Гарри знал о ней все... В том числе то, что Гермиона, гриффиндорка до мозга костей — честно эксплуатирует методы дражайшего Альбуса, так покалечившего их всех своей великой игрой. И после этого знания Гарри от нее не отвернулся. Просто принял эту отвратную сторону без капли осуждения или презрения.

На чужое мнение ей давно совершенно параллельно, но это не касалось мнения Поттера.

— Воскрешающий камень. И тебе лучше выпить снотворное, чтобы не видеть...

— Тебя таким? Вот еще. Гарри, ты льстишь себе, полагая, что я еще способна тебя бояться. Давай покончим с этим побыстрей, мне что-то опять плохо.

Наконец заметил, что ее снова штормит... Отложил фиал со снотворным в сторону. Видимо, не хочет спорить, когда ее грозит вывернуть всем богатым внутренним миром ему на ботинки. Гермиона цеплялась за эти незначительные мысли, за то, как все звуки исчезли — стоило перстню с камнем проявиться на руке друга. Благословенная тишина и прохлада. А потом койки под ее спиной не оказалось, и Гарри — сволочь — отпустил ее руку. Гермиона с матом полетела куда-то вниз.

Пыльным мешком шмякнулась о камень и, приподняв голову, столкнулась с фигурой в черном балахоне.

На бледной, постной и до сюра идеальной физиономии контрастом выделялись два кошачьих зрачка, вытянутых и темных, словно провалы в саму Тьму, в окружении моря огня, кипучего и злого. Ну, привет тебе, паразит. Страха не было. Уж больно этот некто, щуплый в своем балахоне, не стиранном Мерлин знает сколько веков, напоминал эльфа, которому местный Творец всего сущего недодал стати, роста и красоты. Не залюбуешься — на красавцев из Ривинделла этот совсем не походил. Скорее на бледную моль с рахитом и малокровием в анамнезе.

Существо отупело на нее пялилось, а потом нехорошо прищурилось.

Взбешенно так... Словно ее мысли прочел. Гермиона села и кивнула ему — пожалуйста, читай. Там еще про витаминки и пользу прогулок на солнце для убогого — много всего было. Оно двинулось на нее с вполне однозначным желанием расправы, написанном на лице. Гермиона даже шевелиться не стала — лень, да и в пень все это... Сейчас мелкому глазастику и без ее прямого участия так отвесят люлей, что имя свое забудет.

Из ниоткуда, точнее, из-под текучего серебра мантии-невидимки появилась рука и профессионально взяла агрессора за горло в удушающий. Смуглая сильная ладонь смотрелась на тоненьком горлышке до ужаса гротескно. Только Повелителя это все не останавливало. Гарри был по-настоящему зол.

Поэтому мелкий недоэльф сейчас скреб ногами по полу, подымая тучи пыли, силясь прервать удушение.

Гермиона встала — так обзор лучше. Какая-то полуразрушенная крепость и мрачный лес вдали — прелестно...

Раздался хруст. Сломан нос — определила она, не поворачивая головы. Барельеф на стене, чудом сохранившийся, был интересней, чем озверевший Гарри Поттер и его жертва. Башня — и на вершине Око без глазниц, и жалкие фигурки внизу, поклоняющиеся глазу. Камень их что, к культистам местным привел? Антураж как раз соответствует. Мальчик-который-выжил, видимо, сейчас непочтительно пинает какого-нибудь главного жреца.

Вот только мир, который она сейчас лицезреет, иллюзорен.

Тело Гермионы лежит себе в палатке спокойно. Здесь, на этой стороне, только дух. Культист тоже не обременен плотью, и единственный, кто материален по-настоящему и этим попирает все законы — это Гарри. Владелец Даров Смерти еще и не то может. Одно радует — змееглазому и правда больно. Удары, наполненные таким яростным гневом — дух или не дух ты, — все равно настоящие.

— Стоять.

Лежать — меланхолично дополнила мисс Грейнджер. Ее обидчик пытался отползти от Поттера, однако когда от Избранного можно было уйти? Гермиона дошла до величественного трона в углу и уселась на него. Пора наводить порядок. Клиент доведен до кондиции, пришел черед допроса. Добрый и злой коп — бессмертная классика. Только в этом случае ей в кои-то веки придется играть доброго копа.

— Ну, и кто ты? И почему лез ко мне в голову?

На тщедушную спину опустилась нога Поттера, грозя раздавить лежащего, как таракана.

Глаза недоэльфа обещали им самую мучительную смерть, при этом кровь из носа, булькая, заливала рот. Гермиона предпочитала не задумываться, откуда взялась кровь — вроде призрак же. Но у Даров Смерти в любом из миров свои законы. Он пытался что-то сказать — наверное, или проклясть их, или позвать на помощь. В любом случае ни она, ни озадаченный Гарри его тяжелого горлового языка вовсе не понимали. И вот что теперь делать?

Не лезть же к нему в голову?

Там мозговые паразиты — при таком обиталище и внешнем виде — должны быть забористыми. Легилименция же — не та область магии, в которой они оба могли похвастаться хорошими или хотя бы приемлемыми навыками. Тонкие науки прямым, как палки, гриффиндорским темпераментам вовсе не давались. Снейпа под рукой у них нет. Да и позорно в их возрасте полагаться на навыки своего бывшего профессора.

— Я Аннатар...

Наконец это нечто с рыжими волосами заговорило на языке, который они с Гермионой понимали. Гарри с некоторых пор рыжих не очень жаловал. Особенно с такой хитрой мордой — то есть рожей. Если не отвлекаться на мисс Грейнджер, с комфортом расположившуюся на весьма пафосном троне, то у них все если не прекрасно, то как минимум не плохо. По крайней мере, Мальчик-который-выжил уже не так беспросветно зол, как в начале.

Пускай, стоило присмотреться к этому — и становилось понятно, что он — или оно — такое...

Уродливое обличье страшной магии, погубившей столько жизней дома, в Англии. Проклятье, которое так долго связывало его с Томом.

Милосердие? Вот еще! Ищите другого дурака. Чтобы оторванный кусок души слился с хозяином? Чтобы эта тень, прячущаяся за блеклой попыткой изобразить красоту, стала чем-то большим? Гарри давно не альтруист. А еще "это" когда-то было неделимым, целым вечным духом. Неимоверным по своей силе и природе созданием. Оно старше и древней материи мира, в который их с Гермионой занесло. Только вот теперь вечный дух — осколок себя прежнего, причем осколок оскверненный.

Не Поттеру судить о мере чьей-то испорченности. Он сам давно не светлый мальчик... Просто — то, что противоестественно, не существует долго. Худшим, наверное, было то, что "это" мнило себя живым, цельным. Не крестражем, а чем-то большим. И все равно тягу к хозяину трудно было не разглядеть.

Многие знания — многие печали? Госпожа безжалостна, и она же милосердней всех.

— Я не хотел навредить госпоже.

Врет...

Гарри для порядка съездил ногой в тяжелом ботинке по ребрам. Так себе способ будить совесть — однако дар демагогии в нем умер, не рождаясь. Героический Герой — человек действия, и долгие речи не про него. Пусть ложь этой твари Гермиону, кажется, забавляет. В любом случае уничтожить Аннатара — раз "оно" дало себе имя — можно будет, только найдя предмет, в который огненный дух заключил часть себя.

Если этот стал таким обмудком, тогда каков тот, "больший", связанный с этим неразрывными узами?

От перспективы встретить второго Редлла колет лоб. Совсем не знаменитый шрам — просто голова болеть начинает. Если их притащило сюда, чтобы они избавили и этот мир от расколотого, то хер вам на рыло. Гарри ассенизатором работать за просто так не нанимался. На него уже свалили дерьмо целой страны — до сих пор полупсих после пережитого.

— Мне нужно вернуться к Майрону. Нас... меня украли.

Гермиона, судя по потяжелевшему взгляду, оговорочку "по Фрейду" тоже заметила.

— Давай правду. И кто такой Майрон?

Давить голой силой ему не привыкать. Тем более, пока они мило беседовали, из углов начали наползать тени. Он и вправду надеялся их пленить? После того, как его отделали, как Тузик грелку? Гарри покачал головой и на всякий случай обошел чаморошного. Вполне удобно он посидит на подлокотнике трона — вон какой он широкий. И Гермиона под рукой. Жаль, что все это веселое блядство нельзя закончить прямо здесь и сейчас. Но пока цел предмет, цело и его лгущее содержимое.

Историю, как они (он, оно?) — в общем, как Майрон пытался облагодетельствовать человечество в целом и Средиземье в частности, Гарри слушает вполуха — левого, слишком занятый тем, что накручивает золотисто-медовую гладкую прядь себе на палец. Для выслушивания сказок есть Гермиона. Тем более он почти видит, как быстро-быстро крутятся шестеренки в ее умной голове.

Естественно "часть силы той, что вечно хочет блага..." В общем, облажались, причем до геноцида и затопления целого острова.

— Бунт против богов в качестве попытки добыть бессмертие? Отпущенное в этом мире еще с начала времен только эльфам. Ну что же, отличный план, Аннатар.

И идиот опознал бы сарказм. Улыбка Гермионы стала откровенно хищной.

Оно попыталось отползти... Наверное, не часто бессмертное как бы создание таскали за острые уши. А Гермиона именно это, скорее всего, и собиралась сделать — без шуток причем. Только развалины пошли трещинами, и отовсюду хлынул огонь и Мрак. Если огонь легко потух, стоило Гарри вскинуть вверх руку с Даром Смерти, то Мрак потащил их за собой в бешеной круговерти. Только на секунду они увидели черный обсидиан огромного зала, где на возвышении опять же стоял трон, на этот раз простой, без излишеств. И усталого мужчину с лицом, жестоким в своем немыслимом совершенстве.

Он кивнул им, салютуя золотым кубком в обожженной до черноты деснице.

Еще рано, дети другого мира, это ведь всегда была только моя игра.

Чего только величественное видение со статью всех королей не ожидало, так это того, что Гермиона, у которой, видимо, почили последние целые нервные клетки, метнет в него ботинок. С правой ноги, на котором удачно развязалась шнуровка. Снаряд летел прямо в цель. Однако как бы Гарри ни брала гордость за подругу, он решил что однозначно пора сматывать удочки. Сила камня прорвала полотно чужой почти несокрушимой воли — и вот они вновь в палатке.

— Пиздец... Гарри Джеймс...

— Знаю, я скотина, и жалею, что втянул нас во все это. Как себя чувствуешь сейчас?

— Здоровой и злой.

Гермиона вместо попытки придушить Гарри по-тихому — и да, он ее за этот порыв нисколечко не осудил бы — обняла его, перелезая с постели к нему на колени. При этом мисс Грейнджер вдумчиво материлась — поминая то фееричную удачу последнего из Поттеров, то собственную безмозглость. Отдельных матерных почестей были удостоены мадам Лейстрендж и Дамблдор — эти двое непонятно почему.

— Здесь есть крестраж.

Нет, он, конечно, не хотел радовать ее такой новостью с ходу, после пережитого только что. Однако Гарри подозревал — промолчи он, чтобы Гермиона успокоилась, пришла в себя, — тогда его точно убьют. Мисс Грейнджер не Том, у нее все шансы есть.

— Аннатар?

Нос покраснел, она сопит и руками стискивает его свитер так сильно, что почти рвет. Но в сообразительности ей по-прежнему не откажешь.

— Он скотина или оно?

— Так вот зачем мы здесь. Два патентованных охотника на куски чужой души. Элронд прав, для нас Средиземье — не случайность.

Гарри скромно умолчал, что хотел всего лишь найти вторую половинку, а не ввязываться в поиск неизвестно чего неизвестно где. С другой стороны, ему ли не знать, насколько опасны те, кто раскалывает душу? Насколько безумны. И как это отражается на мире. А у них уже есть здесь друзья. Он и Гермиона действительно могут уничтожить эту дрянь с относительно малыми потерями.

— Дракон, спящий на гномьем золоте в захваченной Горе, теперь малая проблема? Все как всегда.

Она уверенно встает, легко отмахиваясь от его рук на талии. Идет к умывальнику — умыться и подумать. Поттер не настаивает на "обнимашках" — в конечном итоге он не дитя малое. И до сих пор виноват в попадании в Средиземье. С Аннатаром все как раз понятно. Даже слишком. Но вот тот, второй... Который не дал им закончить дело. Как он смог вырвать их оттуда? Камень своего признанного хозяина никогда не подводил.

— Бильбо? Входи, Гермиона уже в порядке.

Хоббит с явным облегчением улыбается, сдерживая порыв обнять мисс Грейнджер, которая уже почти спокойна и думает.

У всякой магии есть цена. Гибели фактически бессмертного существа хватит, чтобы открыть проход в совсем иной мир? Гарри остро не хватает библиотеки Блэк-холла, бурчания Кричера и возможности вот прямо сейчас сделать расчеты. В одном он не сомневается — Гермиону его несколько живодерская идея с жертвой не оттолкнет. Ее за сегодня все так задолбало, что Гарри не сильно удивится, если она сама будет жечь крестраж. Причем вырубив самого Гарри, чтобы не путался под ногами.

— Бильбо, а Гэндальф нас еще не догнал? У меня к нему вопросы есть. И позови, пожалуйста, господ гномов. Думаю, хватит им мерзнуть. Все равно мы никуда не тронемся.

— Думаешь, если он утопил целый остров, то его все еще помнят?

— Серый маг так точно. Гэндальф же столько говорил о великом Зле. Хотя второй неприятный тип впечатлил меня больше.

Глаза в глаза... Оба думают об одном и том же. Кто он? И насколько сможет им помешать?

Рассвет был хмурым — сизо-синие тучи на фоне гор, которые в слабых лучах солнца казались почти черными.

Кого угодно бы проняло от величественной и одновременно суровой природы. Гермиона некоторое время стояла, грея пальцы о кружку с чаем. Ей нормально спалось, однако и проснулась она рано, чему была рада — среди галдящих гномов, шалопаев-принцев и обеспокоенного хоббита ей как-то совсем мало времени оставалось на себя любимую. Глупая жалоба для той, которую Шляпа отправила на Гриффиндор. Ведь гриффиндорцы ненавидят одиночество?

Ну, тут бабушка надвое сказала. Гермиона терпеть не могла треп ни о чем (спасибо бестолковым соседкам по общей спальне), а еще мисс Грейнджер теперь всегда много думала — о разном и всяком. Например, о том, что они с Гарри вновь вляпались. До чего же ностальгически звучит, если бы не поганость ситуации в целом.

Доверчивости в ней осталось — и чайной ложки не наскребешь.

Гарри добрее и, если без врак самой себе, честнее...

Наверное, сказывался отрыв от привычного мира, дел и власти, которую она так сильно ценила. Право слово, Гермиона вовсе не претендовала на святость, поэтому своим положением и всеми возможностями наслаждалась. Побывав в роли грязи под ногами, потом жертвы — кто бы не обрадовался чудным перспективам и креслу Министра магии в обозримом будущем? Она уже не хотела спасти мир. Просто изменить его, насколько это вообще возможно.

Год за годом заботы заслоняли ей все. Интриги, законопроекты, войны с остатками оппозиции и желающими подсидеть мадам Главного Аврора. Гермиона всегда была загружена по горло. И не успевала поразмыслить, что же упускает за этими крысиными бегами. Средиземье — такое сказочное, такое давящее и прекрасное — стало отрезвляющей пощечиной. Даже толстая броня цинизма спадала временами.

А еще вдруг она ощутила себя уставшей от взятого добровольно груза старухой. Променявшей все настоящее на яркую мишуру. Что Гермиона хотела доказать и кому? В конечном итоге тот, кто ее любил по-настоящему, на звания и регалии никогда не оглядывался. Ее жизнь там, в Англии, теперь казалась неприятно пустой.

И она снова ощутила себя мошкой, которой играют в неприятную игру... Это резко прогнало чувство практически всемогущества кукловода — кем Гермиона так долго была и кем себя мнила. Наверное, Гарри понял ее терзания. Он всегда прекрасно умел ее понимать, а еще прощать.

— Погода точно испортится.

На руке ныл шрам. Вечный привет от бешеной суки.

— А? Доброе утро, Гермиона.

Бильбо ей неуверенно улыбнулся и так же тоскливо посмотрел на дорогу. Хоббит провертелся в своей уютной постели всю ночь. Какой бы ни была уютной волшебная палатка, мистер Бегггинс невольно скучал по дому. И все меньше хотел лезть выше. Ему почему-то казалось, что причина болезни леди волшебницы — в этих проклятущих горах, через которые шла их дорога в пасть дракону.

— Тебя что-то тревожит?

— Гэндальф нас оставил, Торин никого слышать не желает... И, Гермиона, ты нас вчера сильно напугала, — тихо перечислил хоббит. А еще он слышал разговор лорда Элронда и Гэндальфа... Разумеется, случайно — Бильбо был слишком хорошо воспитан, чтобы позорить себя, подслушивая чужие беседы. И от того, о чем шла речь, ему стало совсем неуютно. Беггинс был почти уверен, что их цель — Одинокая Гора — ничего, кроме новых неприятностей, им не принесет. Ну, это не считая дракона, с которым непонятно как нужно было сладить.

Бильбо волновал их категоричный, неуживчивый и упрямый лидер.

Вот чем думал Гэндальф, таща гнома с наследственным безумием в крови туда, где это безумие может проснуться? Это все было выше понимания хоббита. Торин и так был не особо приятным парнем. Но что же он может сделать, потеряв разум, с ними со всеми? И с собой? Стремление вернуть свой дом Бильбо понимал всей душой, однако стоило заговорить о сокровищах — гномы неуловимо менялись. Он, может, не был великим воином, однако и глупцом тоже. Уж жадность после своих кузенов Саквилль-Бегинсов мог различить прекрасно.

— Со мной все будет хорошо. Но ведь это еще не все?

— О чем шепчетесь?

Гарри потянулся, поставил кружку с кофе на "воздух" и обнял Гермиону, отрывая от камней и кружа. Мистер Поттер вообще пребывал в прекрасном настроении в противовес хмурой с утра подруге. Мальчик-который-выжил, несмотря на все новообретенные таланты, тараканы и знания, предпочитал действовать по-простому — "проблемы следует решать по мере их поступления". Иначе свихнуться можно. Логика, удачливость и весь нелегкий жизненный опыт подсказывали Гарри, что крестраж они и так найдут. Сам в руки приплывет.

И тогда с пиявки Аннатара он спросит от и до.

— Доброе утро, Гарри. Погода испортится, о том и ведем речь. Представляешь, какими неприятностями нам это грозит, когда мы поднимемся выше?

Разумеется, он понял, что Гермиона что-то недоговаривает, но давить не стал. Не сейчас, когда из палатки выходили уже собранные в дорогу гномы. Кажется, искренне довольные тем, что им предстоит забраться повыше. Вот уж где от чужих странностей челюсть сводит. Торин, разумеется, настаивал на том, что нужно торопиться. Гарри просто из вредности допил-таки свой кофе и только потом свернул заклятием палатку.

Чем выше они поднимались, тем холоднее становилось, ветер крепчал, а сумеречное утро так и не думало становиться ясным днем. После мили по камням, напоминающим острые зубы, и начавшейся мелкой мороси и Поттер потерял часть своего оптимизма. Впрочем, он и не заикался, что непогоду лучше переждать. Дубощит за такое сказал бы ему много чего "хорошего". Начинать ссору не стоило. Тем более и остальные гномы не готовы были к новой задержке.

Поэтому он держался рядом с Гермионой и с хоббитом под руку.

Мистер Балин утверждал, что гномы чувствуют камень, и горы — их истинный дом. Так пусть же доказывают это на практике. Поттер больше никого страховать не собирался, чуточку злясь на самого себя за то, что забросил тренировки — теперь держать ровный темп ему удавалось с трудом. Магия магией, а о физической форме забывать не стоит. Это Гарри еще со времен скитаний понял. Когда они были добычей — и добычей, совсем мало подготовленной.

Когда полило и камень будто содрогнулся от удара грома и молний, сверкнувших в темной бездне, в которую обратилось небо, Гермиона вскинула руку, и сорвавшийся с карниза выше град камней отлетел куда-то вниз от ее щита. Гарри кивнул ей на Беггинса, ставшего за секунды белее тени.

Бильбо весьма четко представил, что было бы с его головой, прилети такой "камешек" по ней.

— Торин!

Гарри пробрался к Дубощиту с трудом, почти поскальзываясь на камнях, которые за пару минут превратились в скользкий каток.

— Нужно укрытие!

В голубых глазах гнома тлело то самое неистребимое упрямство. Ветер, хлеставший ливень и грохот камней — а Дубощит стоял, словно одна из этих скал, уверенно и прочно. Совершенно точно собираясь тащить отряд выше в такую грозу. Очередная вспышка молнии осветила какое-то движение впереди — будто гора, настоящая темная громадина, двинулась. Гарри присмотрелся — нет, показалось. Скорее всего, от искривления света от вспышки, бьющей в сумраке, где непонятно, как отличить небо и землю.

— Мы идем дальше, волшебник.

— Да, блядь, куда?

Мальчик-который-выжил ругался редко, но метко.

— Торин, нас просто смоет вниз. Тропа сужается, сам видишь! Балин, скажи ему...

Договорить Гарри просто не успел, хотя был уверен, что мудрый гном как-нибудь переупрямит его величество. Из темноты за секунды вылетел огромный кусок горной породы. Летел он не в них, а выше. Но от волны камнепада, напоминающего прилив, это их не спасло. Голубое сияние сдвоенного щита и вспышки пламени, когда камни отскакивали. Они с Гермионой удерживали стекающую вниз реку горной породы.

Он оглянулся и увидел, как Бильбо вцепился в ее пояс, другой рукой приникнув к трещине. Хоббит страховал Гермиону.

— Нет, это не простая гроза, это грозная битва.

Слова Балина отрезвили его. Один из самых больших кусков камня плюхнулся прямиком на щит, продавливая его своим весом и грозя раздавить Бофура и Оина. Хорошо, что большую часть жизни они работали в связке. Гермиона отпустила щит и метнула точную Бомбарду — разбивая валун в мелкую крошку, пока Гарри удерживал защиту. Похоже, убраться вовремя они не успевали.

— Глядите.

— Будь я проклят...

Они все смотрели в одно место — туда, где скала оживала и оборачивалась гигантом из камня. В том, что какие-то там легенды не врали, не было никакой радости. Они оказались среди разборок тех, кто раздавит их и даже не заметит. Тропа начала осыпаться прямо под ногами. Гермиона много лет утверждала, что не боится высоты. Но даже он, гордый обладатель врожденного идиотизма игрока в квиддич, чувствовал себя очень неуютно.

Только вот худшее было впереди. Неустойчивый камень дрогнул, и их разделило.

Трещина все разрасталась. Оказалось, что скала — вовсе не мертвый камень. Гермиона осталась на другой стороне, а он здесь. Под оглушительный рев каменного гиганта. Это нечто получило по башке от своего же собрата и начало падать обратно, прижавшись... ногой, ходулей, лапой? Конечностью, в общем, к нормальной скале. Им удалось перебежать.

— Держитесь!

Гермиона, Бильбо, Фили и все остальные остались прямо посреди драки гигантов, с явной перспективой погибнуть через пару секунд. Если он ничего не сделает.

— Бомбарда Максима!

В свое заклинание бывший Избранный вложил всю мощь магии, весь испуг и всю злость. Неудивительно, что сражение затихло. Ведь у одного из сражающихся не хватало рук, башки и всего туловища — только ноги, словно колоссальные каменные столпы, остались стоять на том месте, где великана настигло заклинание Поттера. В глазах резко потемнело... Гарри выплюнул попавшую в рот дождевую воду и повторил тот же фокус со вторым "драчуном".

Третий был повержен без всякого его участия — камень, брошенный другим гигантом, снес ему башку.

Это было последним, что видел Гарри, прежде чем вырубиться от перенапряжения.

Теплые руки на висках, сухость просто пустынная во рту, и невозможность открыть глаза. Но ему тепло, сухо и не холодно. Гарри ткнулся носом в ладонь, поворачивая голову, которая сейчас и правда была чугунной. Запах мятного масла — Гермиона, ее крем для рук. К его губам приставили флакон, и через какофонию в голове он расслышал: "Пей!", сказанное ее голосом.

Впору рыдать от облегчения — кажись, он жив, и она тоже.

Но сил никаких не было. Давно Мальчик-который-не-сдох так не выкладывался: за короткий промежуток — почти по нулям.

"Что же ты делаешь, дурачок?!"

Это и много другого, не столь цензурного, Гермионе хотелось прокричать Поттеру... Увы, она этого не могла — их разделяли потоки дождя, расстояние и неустойчивая горная порода. Причем неустойчивая в прямом смысле — чертов гигант будто отплясывал сиртаки и одновременно бился в параличе. Она была в шаге от падения в темную бездну, как и все, кто был рядом.

Камень, за который приходилось цепляться, раздирал перчатки и нежную кожу ладоней в кровь. Гермионе даже на чертовом драконе не было так отчаянно страшно, как сейчас. Их должно было вмять в обычную горную породу и размазать по ней же тонким неаппетитным слоем. Ведь "их" великан получил мощный нокаут. До того, как ее отчаянный лучший друг разобрался с двумя остальными.

Сколько же магии нужно вложить в одно заклятие, чтобы оно снесло и оплавило гору? И какой будет отдача от такой безрассудной выходки?

В общем, за мгновение до собственной гибели она занималась привычным делом — переживала за геройского Героя. Каким-то чудом они выжили. Колено гиганта протаранило выемку в горе, и участь быть раздавленными им больше не грозила. Она стукнулась грудной клеткой, кажется, судя по пульсирующей острой боли, и вусмерть ободрала оба колена. Но жива — что уже чудо.

У этого чуда было вполне конкретное имя — Гарри.

— Бильбо...

Где хоббит? Пока она переворачивалась на спину, некий король в кои-то веки оказался очень вовремя и в нужном месте, и вытащил уже было сорвавшегося Беггинса наверх, чего Гермиона сделать не успела — в глазах темнело, и неслабо. Сотрясение? Хотя, судя по переплету, в который она снова угодила, трясти там нечего. Поэтому не стоит обольщаться и разлеживаться. На принцессу в беде Гермиона точно не тянула.

На мокрую, окровавленную и наверняка синюю от испуга и холода мышь — точно. Да и, скажем так, выбор рыцарей ее не впечатлял.

Целительные чары сперва на бедовую башку, потом на ушибленную грудину и колени. Жизнь почти сразу наладилась. Она перестала быть сплошным куском агонии, и зрение вернулось.

— Я думал, мы потеряли Бильбо, — в голосе мистера Балина звучало немалое облегчение.

— Он потерянный с тех пор, как покинул дом, — категорично, грубо и веско отрезал Дубощит.

Стоило увидеть муку на лице хоббита — и все ее робкие планы восхититься и поблагодарить его королевскую козлистость пошли прахом. Ну вот как можно быть настолько мудилой? Совершить героический поступок, рискнуть ради товарища и одновременно через секунду опустить спасенного ниже плинтуса, макнуть в грязь с головой. Дубощит что, знал почившего Снейпа? И не только знал, но и брал уроки у профессора? Уж больно манера похожа.

Желание высказать Королю-под-Горой все хорошее пришлось отложить.

Гермиона бросилась к Гарри — бледный как умертвие, но дышит, и пульс ровный. Согреть, осмотреть и напоить зельями. Слова о пещере стали манной небесной, не иначе. Ведь гроза и не думала униматься. Переться дальше после всего пережитого буквально вот только что не стал даже Торин.

— Я сама. Спасибо, Фили и Кили.

Нет уж, тащить его с угрозой поранить она не позволит. Магия... Гарри плывет за ней по воздуху на носилках. А с Бильбо Гермиона правда собирается поговорить чуть позже. Ее трясет, и ей просто необходимо убедиться, что Поттер будет в порядке. Случись с ним что, мисс Грейнджер за себя не поручится. В сущности, Гермионе тогда будет нечего терять. На что способна женщина, да еще и ведьма, в отчаянии — говорить не приходится.

Слава доброму заступнику Мерлину, с Гарри почти все хорошо, не считая неслабого такого истощения. И пары ушибов. Ничего из того, что она не могла бы исправить.

Палатку вытаскивать не было смысла, а вот два спальных мешка — да. За стенами убежища грохотал гром, так что уши закладывало. Временами не склонной к клаустрофобии и излишнему драматизму Гермионе казалось, что сами стены пещеры дрожат в такт с небесным гневом. Она была настолько добра, что высушила гномов. В основном из-за принцев и Балина... Иначе бы Торин лег спать в мокрой шубе и всем остальном.

Ужасные слова, которые тот сказал Беггинсу, она забывать не собиралась. Как и то, что Бильбо был единственным, кто держал ее, когда они отражали камнепад, грозивший погрести их всех заживо. Хоббиту точно было ужасно страшно, но Бильбо одной рукой вцепился в нее, а другой — в скалу, готовый упасть вместе с ней и не отпускать.

Если это не настоящая отвага, то что?

Готовность принести себя в жертву ради других — это прекрасно в ограниченных масштабах. Гермиона знала много лет одного такого самоотверженного идиота. Только вот Гарри этот период перерос. Тяжело, с болью, но перерос. К нему таки пришло осознание, что он никому и ничем не обязан. Бильбо же отчаянно желал доказать, что он на что-то способен, что для него есть место в отряде. И как тот, кто смеет называть себя лидером, этого не видел?

Сейчас, когда она баюкала Поттера, поговорить с хоббитом было невозможно. Гермиона предпочла бы большую приватность при этом разговоре. А высказывать Дубощиту все нелестное, что она думала, тоже не ко времени. Она уснула полусидя, прислонившись спиной к скале, сжимая запястье Гарри там, где бился пульс.

— Куда это ты собрался?

Голос Бофура прервал ее краткий и усталый сон. Бильбо у входа в пещеру с вещами и палкой. Яснее ясного, что уходить собирается. Голова Гарри отдавила ей ноги — он все еще спал. Гермиона, смахнув пару черных прядей, потрогала его лоб — всего лишь теплый. Она облегченно вздохнула и переложила Поттера на собственный спальный мешок. Пусть спит, а ей нужно поговорить с мистером Беггинсом. Вот прямо срочно.

Потому что идти одному в ночь и грозу было безумием, на которое умный вообще-то Бильбо точно бы не решился — если не какой-то совершенно жестокий моральный прессинг Торина Дубощита.

Пока Гермиона пробиралась между спящими и храпящими гномами, Бофур, садовая голова, успел пожелать Беггинсу "удачи". То бишь собирался его отпустить. Гермиона закипела, как чайник, и замерла, потому что один точно не спал. Переглядки — весьма яростные — с Торином ее задержали еще на пару секунд. Точнее, она пыталась пробить дыру в этой дубовой коронованной башке, чтобы таки добраться до королевской совести. Если она вообще там есть.

— В добрый путь.

Куда?!

Меч хоббита светился синим, словно предупреждая. Подштанники Мордреда и иже с ними!

Гермиона только успела дернуться за палочкой, а Торин едва привстал, как послышался шум. И песок стремительной змейкой начал проваливаться куда-то вниз. А потом "надежная" каменная плита просто ускользнула из-под ее ног. И они полетели-покатились вопящим комом куда-то вниз. Гермиона еще и материлась. Потому что затормозить магией не получалось.

Падение вышло жестким, у нее хрустнуло запястье и пара пальцев. Пока она пыталась проморгаться от слез, сверху упал кто-то ну очень тяжелый, напрочь перекрывая дыхание. Гермиона была в те мгновения уверена, что и умрет вот так, раздавленная тушей гнома.

— Гоблины!

Мисс Грейнджер почти ожидала увидеть прищуренный взгляд из-под пенсне и целую толпу в отглаженных сюртуках. Они ведь провалились к привычным ей гоблинам? То, что подземелья Гринготтса тянутся так далеко, не было бы столь шокирующим, как целая толпа галдящих смрадных и страшных тварей, совсем не похожих на важных клерков Гринготтса.

Прежде чем они успели дернуться, на них навалились. Кусая, царапая и избивая.

Гермиона снова получила по голове. Да сколько же можно?! Гарри где, чертов Поттер? Которого она самолично спеленала в спальный мешок? Встать и оглядеться было нереально. Чьи-то когтистые пальцы вцепились в ее волосы, грозя снять скальп. Но заколка-дракон юркой змейкой скользнула со своего места и вцепилась в палец схватившего ее, перегрызая его с ожесточением. Высокий вопль гоблина и бурая жижа, залившая ей волосы и лицо.

Воняет-то как...

Их потащили вперед.

Ее — спасибочки! — подняли на обе ноги, и Гермиона наконец различила синий с золотыми снитчами куль с Избранным.

Похоже, несмотря на дикую какофонию, Гарри спал. Если бы была возможность, она бы пробила себе лицо фейспалмом. Однако целых четыре твари повисло у нее на руках. О том, чтобы достать палочку и раскидать всю эту отвратную шоблу, и думать нечего было.

По ушам ударило ритмичное скрежетание и грохот. Мисс Грейнджер сперва даже не осознала, что это — музыка. Гоблины рокеры? Ну, не хиппи же, судя по уровню агрессивности. От этого всего ощущение, что Гермиона провалилась в какую-то сущую параллельную кроличью нору, усиливалось. Гоблины из ее мира их с Гарри недолюбливали — мягко говоря. Особенно когда им не удалось содрать деньги на восстановление после погрома, что учинил отпущенный на волю дракон.

Тут вмешалась общественность, возмущенная наглостью зеленошкурых, и Кингсли — пришивший независимым банкирам пособничество Лорду. Большинство операций Пожирателей, что в первую, что во вторую войну проходили через Гринготтс. Да еще они хранили крестраж. В общем, жаждущим возмещения убытков пришлось отступить.

Да и помнили банкиры, какую резню Том Реддл учинил им в одиночку.

Некто толстючий, весь в прыщах и гнойниках, в короне и со скипетром оказался главным. Он явно балдел от этой "музыки" и тряс головой, словно уплывший от ЛСД в страну розовых пони подросток из ее мира. Несмотря на угрожающие содержание "песни", гоблин с зобом под подбородком даже в ноты попадал. На "Кавер-Гарден" местная звезда не тянула, конечно.

Но какой выбор, собственно, был у нее и гномов?

Гарри, которого она, кстати, уложила на настил, продолжал дрыхнуть, совершенно наплевав на "пение" и на ситуацию в целом.

— Под Гоблин-град!

Бэк-вокал у толстого и, судя по обвисшей груди, выкормившего не одну сотню страшненьких детишек был поставлен масштабно. Все гоблины в огромной пещере — с выступов, переходов, настилов — подпели главному. Когда гоблин закрутился на месте, словно балерина, даже привстав на носочки, Гермиона уткнулась носом в чью-то шубу. Ее сейчас жестко стошнит или она засмеется, тем самым обратив на себя внимание всех.

Чего, конечно, мисс Грейнджер не хотелось бы.

И так взгляды ее костлявых и остроносых тюремщиков были недвусмысленно плотоядными.

В плен она с самого Малфой-менора не попадала. В тот раз — Круцио и покорябанная почти до кости рука. Что в этот раз? Попытаются сожрать и трахнуть? Снова тошнит. От жеста бьющего воздух кулака и общего неземного удовольствия на одутловатой физиономии Гермиону снова передернуло. Дерьмо! Когда это она стала такой впечатлительной?

Да еще и гномы явно пытаются ее спрятать за своими широкими спинами.

— Навязчивая, не правда ли? Это песня моего собственного сочинения.

Насчет издевательства Гермиона была полностью согласна. Пускай к любому творчеству стоило относиться с долей уважения.

— Кто это осмелился прийти в мои владения с оружием? — гоблин, пуча глаза, задал явно риторический вопрос под звон оружия, бросаемого наземь. — Шпионы? Воры? Убийцы?

— Гномы, ваше злопыхательство, и баба...

Гермиону вытолкали, вытащили вперед и бросили прямо под сине-серые ноги Злопыхательства — что было стратегической ошибкой приспешников. Его Злопыхательство давно из-за своего пуза своих ног не видел и ее разглядеть не мог. Руки ей неосмотрительно отпустили. Снова ошибка. А когда ошибок накапливается критическая масса, следует взрыв.

— Баба?

— Во-первых, никогда не называйте женщину бабой, неуважаемые.

Она встала, все еще пошатываясь. Темное древо палочки, казалось, горело предвкушением той бойни, которую Гермиона вполне могла устроить. Ее уронили, на нее упал Торин, ей чуть не выдрали все волосы, залило прическу, опять же кровью, что уже подсохла, ее били и лапали. А еще назвали "бабой"... Причин была целая тьма.

Мисс Грейнджер была в ярости и остро желала сжечь все здесь дотла.

Спасти друзей и не разбудить Поттера. Он, конечно, Избранный и дитя Пророчества, но хоть раз злобствовать и крушить она может в одиночку? Без Гарри, единственного, кто еще верит, что она хрустальная. Остальные четко видят суть и не оберегают монстра.

— Во-вторых, музыка ничего так, у себя дома слышала и похуже. В-третьих, или вы нас сейчас же отпускаете, или я буду недовольна.

Верховный гоблин захохотал, как припадочный. Ему вторили твари поменьше.

Ну что же, она их предупредила, и долг гриффиндорки, которая не бьет в спину, выполнен. Ответственность за последствия с нее сняты. С чего же начать? А пожалуй, с импровизации. Вертящий жест палочкой — и гоблинов по краям платформы смело вниз, как сухие листья порывом ветра.

— Секо, — нежно произнесла она, указывая на колени, удерживающие эту заплывшую жиром коронованную тушу. — Если кто дернется, следующей покатится его башка, — усиленный Сонорусом, ее голос лязгнул металлом. — Кого стоим и чего ждем? Подбираем оружие.

Последнее уже адресовалось гномам. Посох гоблина переломился, не выдержав его же веса, платформа дрогнула, когда он упал на колени перед тоненькой фигуркой, от которой веяло властью и спокойной силой. Чаша весов вновь качнулась, и история пошла по чуть другому пути.

Он, конечно, мог поспать. Но — чтобы пещера, целая толпень уродцев и уже знакомые гномы... Такого с Мальчиком-который-выжил еще не случалось. Истощение хорошо долбануло по организму, раз он все веселье пропустил. Вставать и вообще выпутываться из спального мешка Поттер не спешил. Ему и так было пока неплохо.

Отличный ракурс, чтобы любоваться разгневанной Гермионой, которая разошлась не на шутку. Нет, за последние годы толкания речей перед безобразной толпой за ней не наблюдалось. Обычно она оставалась прагматичной до сухости. Исходя из принципа — нечего метать бисер перед свиньями. Все равно не оценят. Значит, этот пузатый и самый уродливый ее сильно взбесил.

Можно было, конечно, обозначить свое присутствие, но зачем путаться у подруги под ногами? Судя по тому, как серая туша трясется от ужаса, она достаточно нагнала его. Так пусть развлекается. Гарри не был особо прозорливым, однако быстро научился понимать, когда мисс Грейнджер, великой и ужасной, нужно спустить пар. В такие моменты даже он, годами ходивший в любимчиках, тот, на кого в обычных обстоятельствах не поднималась маленькая ручка, начинал вести себя тише и скромней.

Приснопамятные желтые птички были одним из самых страшных кошмаров бывшего друга Рона не просто так.

Гермиону все достало... Сбой в собственном графике, чудное попадание в чужой мир, один гордец гном и пафосные эльфы. Пророчества и болтающийся где-то во Тьме крестраж. Постоянные попытки их убить, горы и дорога к еще одной Горе. Поттер ее даже понимал. Именно поэтому собирался быть тихим и не мешать.

Выбраться из спальника и укрыться под мантией-невидимкой.

Не из вредности, не из-за шила пониже спины.

Просто он внимательный и пересчитал гномов — от скуки, скорее. Гномов полный комплект, но не хватало одного хоббита — что плохо, очень плохо. Местечко, где он очнулся, точно не было добрым. Правда, несмотря на зверские рожи низкорослых уродцев, Мальчик-который-выжил не спешил хоронить раньше времени жителя живописного Шира. Бильбо сообразительный и наверняка где-то спрятался. Понимая, что его только зашибут, а помощи друзьям не будет никакой.

Ведь пока мисс Грейеджер не добралась до палочки, вся компания была в положении пленных.

Гарри просто собирался найти хоббита. И очень надеялся, что живым... Бильбо не заслужил умереть так рано, да еще и от рук такой мерзости. Но не Поттеру ли знать, что многие умершие своей смерти не заслуживали? Бывали исключения — Том, Беллатрикс и остальная часть меченой шайки. Вот по кому плакать и скорбеть он был совершенно не способен.

Шаткие переходы внушали уважение — уродцы разделяли, судя по стилю строительства, философию камикадзе. Хорошо, что равновесие он держать не разучился и высоты, несмотря на пережитый ужас в горах совсем недавно, все равно не боялся. Гарри был ловким и быстрым, а в детстве и юности еще и очень юрким. Лорд убедился в этих фактах об Избранном, когда не мог попасть в Гарри. Теперь он, конечно, нарастил на тощих мослах мясца и тренировался не так часто.

Однако, несмотря на всю шаткость мостиков, препятствий больше не было.

Либо жившие в горах твари были настолько уверены в собственной безопасности, что не выставляли стражу, либо совсем тупы. Оба варианта, на взгляд Мальчика-который-выжил, ничего так. Плоды излишней самоуверенности обычно горьки, а идиоты не живут долго. Особенно если занимаются похищением злых ведьм. Его Гермиона сейчас как раз такой и была — злой.

— Указуй.

Палочка показывала направо и вниз. Все время вниз. Далеко же Бильбо забрался. О том, что хоббит просто мог упасть и разбиться, Гарри не думал, просто не думал. Он все равно отыщет друга, что бы там ни было. Беггинс заслужил, чтобы за ним возвращались. Поисковые чары из-за толщи горной породы не работали нормально. Хотя, видит Мерлин, Поттер пробовал все известные ему комбинации.

И таки натолкнулся на движение.

Правда, разглядев посох и кончик знакомой потрепанной серой шляпы, он понял, что целеустремленно чешет в ту сторону, откуда ушел, — сам Гарри, а вовсе не хоббит. Гэндальф спешит, не жалея ног и суставов.

Обнаруживать себя и здороваться он не стал. Смысл? С магом прекрасно объяснится Гермиона, а у него сейчас на всю эту вежливость и чужую тревогу просто времени нет. Поэтому Гарри просто пропустил Гэндальфа мимо, желая дедуле счастливо преодолеть все те шаткие конструкции, по которым он сам прыгал, как обезьянка.

Поттер спустился на два уровня ниже, почти готовый морально убрать мантию и просто полететь. Ибо так быстрей и безопасней, чем вся эта сомнительна акробатика, которой он занимался до сих пор. Гарри замер — боль, боль и страх... По нему шибануло отзвуком чужих эмоций, настолько концентрированных, что на коже появились мурашки. А еще ненависть — такая сильная, что сбивала с ног.

Тогда, в прошлом, смотря на рассвет над разрушенным Битвой замком, он принял судьбоносное решение. Не бежать от Даров Смерти, хозяином которых стал по праву, оплаченному кровью в том числе. Все равно они бы его нашли. Гарри мог возненавидеть эти узы между ним и легендарными артефактами, за которыми тянулся страшный шлейф, но это и его наследие. Война научила его быть менее наивным.

И он принял судьбу без ропота и гнева, пускай тогда он разве что опустошение чувствовал.

Неумение проходить мимо чужой беды его точно когда-нибудь погубит. Но это будет не сегодня.

Гарри улыбнулся и спрыгнул вниз, левитируя до входа в боковой туннель. Крутить лебедку, чтобы спустить лестницу, как, очевидно, в лаз забирались уродцы, он не собирался. Долго и непрактично. Ему еще Бильбо искать и спасать.

Первое, что ощутил героический герой, была вонь, которую, мягко говоря, не спутаешь ни с чем. В неверном свете двух факелов он различил решетки, клетки и потеки бурого — такие старые, что успели кое-где пропитать камень. Темница... и пыточная. Знакомый гнев, окрашенный черным с алым, прокатился по венам. Гарри ненавидел сейчас.

— Люмос.

Белый свет поплыл за ним, палочку он не опускал и уже не прятался. Смысл? Он все равно вернется назад и устроит уродцам примерный геноцид за то, что видит здесь. Он не судья, он, наверное, просто палач. Существа, способные так мучить других, ничего больше не заслуживают. А у него туго с всепрощением.

В закутке была камера, от которой шло ощущение жизни. Упрямой жизни.

Маленькое скрюченное тельце в лохмотьях сжалось на полу. Спутанные черные волосы, слишком длинные для парня.

Решетка открылась тем самым заклинанием, которое Гермиона применила, чтобы спасти их от Филча, попав прямиком в пасть к Пушку. Даже эта светлая, теплая память не могла унять в нем сейчас жажду крови. Диагностирующие — жива, что удивительно, и даже в сознании. Только не шевелится. Смирилась? Или думает, что пришли мучители? В горле запершило.

Гермиона не знала, за что хвататься сначала — за сердце или все-таки за голову?

Она не уследила за Поттером. Куль с чертовым Избранным лежал-лежал себе спокойно, секунда — и испарился в никуда. Еще и Бильбо не было. От этого у мисс Грейнджер, условно говоря, слетела последняя резьба. Хоббит не был тем, кто сможет отбиться от пары-тройки тварей. Непонятно было, где именно отряд потерял Беггинса и откуда начинать поиски.

Гермиона очень злой фурией налетела на Дубощита, который отвечал за членов отряда как лидер. Если он смеет себя так называть, пора бы соответствовать. Гоблин оказался забыт. Все-таки к Торину ее претензии были сильнее и более эмоционально окрашены. Толстую рок-звезду взял под контроль Двалин — за что ему спасибо.

— Это все ты! Блядские маракасы, Дубощит, неужели нельзя быть меньшей сволочью?

Безусловно, резко, совсем не почтительно и даже чуточку визгливо.

Словом, то, к чему его величество совсем не привык. Но ничего, останавливаться Гермиона просто не собиралась.

— Очень храбро сваливать свой страх, свои комплексы на хоббита, который настоящей опасности и не видел до сих пор.

Она набрала в грудь побольше воздуха для очередного вопля. Хотя тишина стояла просто гробовая... Она сама себе напоминала маленького встрепанного воробушка, который налетал на коршуна. Уж больно взгляд у его козлистости был характерный. Только ее этим разве можно напугать? После ночей в страхе в палатке? После пыток в Малфой-меноре и битвы? Нужно что-то посильнее, чем королек в ярости.

Тем более когда Гермиона как раз намерена устроить революцию — с гильотиной и прочими прелестями.

— Думайте, что говорите, леди, я не боюсь...

— Значит, или лжец, или глупец. Какой вариант вам больше нравится, ваше величество?

Она с деланным смирением склонила голову к плечу. Прижала изящный пальчик к губам и посмотрела на Короля-под-Горой, словно тот был куском мяса на прилавке. Уж изливать презрение и ледяное превосходство напоказ Гермиона научилась превосходно. Учителей было более чем достаточно. Просто гномы ее видели разной, но не такой. Не было необходимости.

Мисс Грейнджер выдохнула — она не истеричка... Просто перечислит все косяки этому ослу без короны и трона внятно и медленно. С головой у сына, внука и правнука короля совсем туго. Иначе его поступки не объяснишь.

— Вы, мистер Дубощит, отвратительно воспитаны, злы и горды. Хотя нет, это не гордость, а как раз гордыня. Ваши заблуждения ведут вас за собой, словно козла на веревке. И вы, ваше величество, совершенно не способны видеть дальше вашего собственного носа. Ни шагу вперед. Вас, Гэндальф, это тоже касается.

На сжатые кулаки и ярость Дубощита она могла бы смотреть вечно. Однако времени, к сожалению, было не так много.

— Вы наняли Бильбо и заранее обрекли его этим. Мы оба знаем, что, несмотря на все уверения многоуважаемого Серого мага, хоббит такому существу, как дракон, на один зуб. Наивно полагать, что среди тысяч тонн золота и драгоценностей Бильбо сможет найти нужный вам камень и не разбудит при этом ящера.

Гермиона махнула палочкой, и из тьмы и огней факелов соткалась, как живая, хвосторога. Та самая... от которой ее Гарри удирал на метле. А она сходила с ума от страха и ужаса на трибунах, молясь богам и магии, чтобы удача не покинула последнего из Поттеров. Ведь спасать Избранного никто и не думал. Видимо, для борьбы с Лордом у Альбуса был запасной — если этого сожрет и поджарит хвосторога.

Она вспомнила добряка Невилла и хмыкнула.

Как же она ненавидела интриганов.

— Драконы спят чутко, а еще у них невероятно тонкий нюх и слух. Как только вы войдете в Гору, ваш Смауг Ужасный поймет, что у него гости. Вы делали все, чтобы обесценить Бильбо, весь поход, не привязаться к хоббиту самому и не позволить членам отряда его полюбить. Ведь зачем скорбеть о том, кто назначен жертвой? Ведь так?.. Иначе ваши племянники, добрые мальчишки, могли ослушаться и сделать глупость — побежать спасать Бильбо. Что вашему величеству, конечно же, не нужно.

Гермиона взяла драматичную паузу и посмотрела на Кили и Фили, сожалея, что сейчас крошит на куски в их головах образ безупречного героя-дяди, который заменил им отца. Но от иллюзий детства лучше очнуться пораньше. Это она знала по опыту — в основном травмоопасному. Никто не идеален. А уж короли — тем более. Власть развращает, особенно абсолютная власть... Общеизвестная и очень верная истина, не несущая двойного смысла.

— Но я почти понимаю — чего стоит жизнь жителя Шира в сравнении с домом, наследием предков и золотом? Правда?

— Ты!

— Я... — Гермиона нежно улыбнулась. — Мы уходим и договорим позже. Нам еще надо Гарри найти, и Бильбо тоже.

Гермиона уже не бесилась, нет, она просто повернулась к взбешенному гному спиной, демонстрируя полное презрение. Попытки придушить она не боялась — щит отбросит Дубощита раньше, чем он коснется ее шеи. Теперь нужно было придумать, как выбираться и не скатиться в массовое убийство. План был составлен почти мгновенно.

Она пристально и очень хищно посмотрела на молчавшего в тряпочку короля гоблинов.

Пока его собратьев держал страх перед ее магией и то, что их монарх в плену. Но гоблины агрессивны и тупы. Значит, любая власть держится в таком обществе на насилии — самом примитивном. Правит самый мерзкий, хитрый и сильный. Наверняка толстяк просто задавил конкурентов массой — причем буквально. Правда, как скоро до уродцев дойдет, что табуретка короля свободна, нужно лишь напасть на бывших пленников и позволить им убить эту тушу?

Гермиона не хотела это проверять на практике.

Поэтому нужно было не резать ему ноги. Левитировать кого-то с такой степенью ожирения она замучается и выдохнется раньше, чем они до выхода доберутся. Поэтому одни чары, чтобы облегчить вес шарообразного "красавчика", вторые — чтобы катить его перед собой. Еще и тараном послужит.

— Гэндальф, сможете прикрыть нас от стрел и вывести?

Маг кивнул.

Гермиона махнула палочкой, и король покатился, вереща, как самый уродливый младенец. На узком мостике верховный гоблин затих, заикал и, кажется, судя по усилившейся вони — укакался. Пока их никто не преследовал — наверное, офигели. Зато Гермиона прекрасно чувствовала, что милый Гарри жив и здоров и почему-то зол, как не пойми кто. Их связь не давала ей бросить отряд к черту.

Нужно вывести гномов, а уж потом возвращаться за Мальчиком-который-выжил и хоббитом.

Ее "шарик" вновь заверещал, когда в них полетели стрелы и на веревках вниз посыпались гоблины.

Кажется, король пытался приказать своим поданным спасти его... Но физически ничего не успевал произнести в той центрифуге, которую Гермиона ему так любезно организовала. Как-то незаметно Кили и Фили вырвались вперед и стали по обе стороны от нее, прикрывая. Наверное, это было радостью — понять, что не все гномы такие, как козел в короне. Пусть Торин, как только они окажутся в безопасности, все сведет к драке или поединку — если назвать красиво. Она, собственно, уже не против.

Гермиона не жалела о своей несдержанности ни капли.

Торин Дубощит долго напрашивался на взбучку. И если думал, что все, на что она способна, — это повалить на пол, как в норе, то он глубоко заблуждался в своей оценке. Гермиона была способна на гораздо худшие поступки. Просто свою жестокость она берегла для врагов. Никогда не обижала друзей. И не собиралась смотреть, как это делает кто-то другой. Что бы гном о себе ни мнил, он не центр мироздания.

И этого мудака она находила привлекательным?

Было почти стыдно и очень противно от себя самой.

Так глупо на привлекательную обертку мисс Грейнджер не покупалась давно. Впору и правда списать все на шок от перемещения в другой мир. Но не дурой себя же звать, с недотрахом в анамнезе? Ну, если Гермиона еще немного поволнуется, то и не так себя назовет. Не говоря уже о тех словах, которые достанутся от нее Гарри Поттеру. Героический герой сильно проштрафился, когда ушел, не предупредив.

Она тоже хороша! Как можно было не заметить отсутствие в куче гномов Бильбо? Если бы он был среди них — прятал бы ее уже Беггинс, прикрывая собой от гоблинов. Так же, как держал над обрывом. Редкое сердце, золотое в своей доброте и преданности тем, кого Беггинс назвал друзьями.

Целительные чары были подобны мощной волне тепла.

Девушка — теперь, когда он убрал волосы от лица, это ясно — открывает глаза. В них тотальное недоумение и постепенно нарастающая паника. Гарри знает этот взгляд — как у загнанного зверька. Он только сейчас под лохмотьями видит тонкую ногу — железное кольцо и цепь, прикованная к стене. Суки! Злость никуда не делась. И он почти уверен, что по коридорам этого мерзкого места гуляет самый настоящий хлад.

— Тише, я — друг...

— Пить...

Наколдовать чашку — почему-то выходит расписной фарфор, такой, как на Гриммо — и воду. Дать ей в руку, не пытаться поить. Раз может сидеть, то и пить сможет самостоятельно. Поттер вообще отходит, чтобы не нависать над незнакомкой. Она перепугана и дезориентирована, а еще у нее пока не так уж много причин ему верить. Пусть даже он человек и никак не похож на уродцев, что держали ее в клетке.

Только у всех пленников проблемы с доверием. И глупо спрашивать почему... Единственный, кто на его памяти пережил многомесячный плен без проблем, без депрессии в дальнейшем, — это Полумна. Но она всегда была особенной. Настолько особенной, что старина Том после одного раза к ней в голову больше не заглядывал. Для такого, как он, неповторимый свет, исходящий от Полумны, наверняка был невыносим, как и то, что особенная девочка видела всегда.

Это не привычный падле Реддлу винегрет в шрамоголовой башке Избранного.

— Меня зовут Гарри, и я выведу нас отсюда. Как тебя зовут?

Долить еще воды, даже зная, что так сразу пить много нельзя. Но ее глаза — там столько всего при виде просто воды... Он берет тонкую грязную ладошку в свою руку и теперь просто делится магией. Она должна быть в силах идти. Слабый отклик волшебства Гарри ощутил в пленнице, едва коснулся ее в первый раз. Она не была магом, но какую-то частицу магии несла в себе. Правда, он, далекий от реалий этого мира, не мог понять, что это за дар. Напрочь забывая, что не все есть дар, бывают и проклятия...

Весьма типично для нетерпеливого и склонного к поспешным выводам гриффиндорца. Только Гарри, даже если бы распознал правду сразу, все равно не оставил бы ее в темнице. Для него, пришедшего из другого мира, разницы не было никакой. А еще — людей стоит судить исключительно по поступкам. Тогда точно не ошибешься.

— Я... Ива... Как ты это делаешь?

— Лечу тебя? Ива, приятно познакомиться. Я волшебник.

В коридоре какой-то шум — и он, не оборачиваясь, просто посылает волну пламени. Сине-голубого, игривого и смертоносного. Огонь тут же принимает форму большой кошки и сжигает незваных гостей. Настигая, словно хищник, всех троих. Железки, которыми гоблины отмахивались от волшебного пламени, бесполезны. Эхо трех смертей сейчас ему приятно.

— Давай встанем и пойдем? Только крепко держись за меня.

Он мог бы ее нести, но для боя нужна хотя бы одна рука. Рисковать Гарри не может, помереть здесь в его планы не входит — частично из-за того, что мисс Грейнджер вытащит его с того света, хотя бы для того, чтобы убить самолично.

Гарри не собирается возвращаться тем же путем, каким пришел. Все равно он не знает, как от той платформы пройти к выходу. Да и Гермиона, наверное, закончила "воспитывать" гоблинов и сейчас банально выводит гномов наружу, попутно устроив избиение тварей. Даже имея в заложниках ту толстую тушу, они не смогли бы уйти спокойно. Если Гарри хоть что-то соображает в людях и тварях.

Сомнительно, что главный пользовался всеобщей любовью до такой степени, что гоблины дали бы уйти своей добыче.

Поэтому они сперва найдут Беггинса, а уж потом покинут осточертевшие горы и пещеры.

Гарри помогает девушке встать, убеждается, что она более или менее держится на ногах, а потом скептически смотрит на ее босые ноги. Пещера не отличалась ровным покрытием и вообще чистотой. Не хватало, чтобы Ива поранила ноги и тем самым задержала их. И без того сомнительно, что они смогут идти достаточно быстро. Поттер вспоминает подходящее заклятие — которыми они с Гермионой пользовались на отдыхе в Австралии, когда была опасность наступить на морского ежа. А плавать в тапочках — то еще удовольствие.

— Вот теперь ты не ранишь ноги. Ива, я ищу друга, поэтому мы уйдем не сразу, но уйдем, как только его найдем.

Испуг, почти ужас... Но молчит, не возражает ему.

— Бояться не стоит, они не тронут тебя больше, даю слово. Я сильный маг, и мне хватит силы, чтобы убить каждого гоблина в этой пещере.

— Хорошо... Только не оставляй меня. Если твоего друга поймали — могли увести на нижние уровни, там еще пыточные.

Сомнительная догадка. Их всех притащили пред отекшие очи того главного уродца, а хоббита зачем-то отдельно? Но он все равно указывает палочкой вниз. Осталось понять, насколько глубоко вниз. Первого часового Гарри убил гуманно — отрезанная голова полетела куда-то далеко. Гоблин их даже не услышал, потому что по пещере гуляло весьма громкое вопящее эхо, из чего Гарри сделал вывод, что отряд выбирается отсюда.

Их связь с Гермионой показывала, что она цела и зла. Непонятно только, на ситуацию в целом или на него — за то, что сбежал, не предупредив. В свое оправдание Мальчик-который-выжил может только сказать, что не подумал. Его классическое оправдание, которое войдет в анналы истории и анекдоты. В последние — наверняка.

— Нам еще ниже. Ива, тебе нужно обнять меня и позволить мне сделать то же с тобой. Можно? Мы полетим...

Темно-карие, почти черные глаза девушки стали вдруг большими и испуганными. Поттер отвесил себе подзатыльник. Здесь же маги не летают. И она наверняка думает, что он чокнулся, либо "полетим" для Ивы означает — вниз головой, туда, в бездну, к корням гор. Без возможности затормозить. Нет, он категорически не научится сначала думать, а потом говорить. Язык твой — враг твой. Это про Мальчика-который-победил.

— Я могу летать. Это не страшно и не больно, вот смотри.

Обратиться дымом и перелететь сначала выше, откуда они спустились сюда, а потом ниже, обратно к девушке.

— Веришь мне?

Вместо ответа она обняла его и прижалась крепко-крепко — так, что почти душила. Гарри с досадой поморщился: "Мы в ответе за тех, кого приручили". Сколько же в нем цинизма, оказывается. Просто он отвык от девичей трепетности и не привык тратить время на объяснения. Гермиона всегда понимала его с полуслова и никогда так явно не боялась. Страх Гермиона всегда сдерживала в сильно сжатом кулаке. А еще она ему верила без всяких демонстраций. Однако, пусть он и бурчит мысленно... но не жалеет, что спас пленницу, ни секунды.

Для той, которая переживала издевательства неизвестно сколько времени, Ива держится поразительно хорошо.

Это он, черствая скотина, привык, что женщины в его окружении бесстрашны и за попытку себя защитить спасибо не скажут. Ведьмы, одним словом — сами кого угодно защитят и проклянут так, что костей не соберешь. Но не все такие, как мисс Грейнджер — чистейшая твердость алмаза и воля, прочная как сталь. Не всех лучший друг протащил за собой через семь кругов пекла и войну.

Полет вниз не требует большого искусства даже с двойной нагрузкой. Затормозить только нужно вовремя. И сразу же палочка после короткого "указуй" дернула куда-то влево, за камень. Гарри четко увидел следы волочения и кровавую дорожку. Хоть бы это была не кровь Бильбо, ради Мерлина... Он не хочет терять еще одного друга.

— Нам туда.

Ива снова стала сзади и вцепилась в его свитер.

Гарри рисовал палочкой сложный узор в четком ритме — хитрая поисковая сеть, в которую он вложил просто до хрена сырой силы. Какими бы ни были противными и неестественно плотными камни Мглистых гор — если Бильбо Беггинс близко, то чары его обнаружат. Поттер, кстати, взял пару камешков себе на память, чтобы позже разобрать, ради каких причиндалов Мордреда просто камень с виду так плохо пропускает магию. Словно он может сопротивляться.

Хотя... после сюрприза в виде каменных гигантов, которые оказались не легендами и чуть не прикончили их всех, — его удивление выглядит комично. Может, великаны, устроившие разборки в грозу, — это еще малый секрет, так сказать, цветочки. А с ягодками они не сталкивались пока — повезло в кои-то веки.

Спуск вышел уж очень экстренным. На одном из тонких переходов их зажали слева и справа. И верховного гоблина проткнули сразу с двух сторон — Гэндальф Гламдрингом спереди и кто-то из неблагодарных подданных сзади. Гермиона аж целых шесть ран насчитала... В общем, ее ценный заложник так бессмысленно сдох, и пришлось идти по плану "Б".

То есть убить всех, кто мешал пробраться к выходу.

Гномы перерезали глотки, скидывали гоблинов вниз, кололи и били. Она же просто колдовала, сшибая и переламывая десяток за раз. Но мостик сначала накренился так, что даже верещащие твари заткнулись, а потом и вовсе треснул пополам, увлекая их всех вниз. На Гермиону за эту длинную ночь кто только не падал. В этот раз медлить и тупить она не стала — обратилась дымом и полетела. Гномы крепкие, падение переживут, а вот она — не факт.

— Могло быть и хуже...

Гермиона не успела остановить сказавшего это, пока непуганый оптимист не накликал своими словами это самое "хуже"...

Тем более Дубощит после их незаконченного разговора точно будет падать на нее — причем прицельно. Туша дохлого короля-гоблина упала на гномов, капитально их придавив. А сверху летела целая толпа, жаждущая крови, судя по перекошенным мордам и ставшим еще более воинственными воплям. Гэндальф — сразу видно, что предусмотрительный маг — выбрался из-под завала до того, как прилетело сверху. Он же помогал ей вытаскивать всех остальных.

— Нас спасет только солнечный свет.

Гермиона могла его наколдовать... Но удерживать столько света и такой яркости, при этом оставаясь открытой? Чтобы кто-то из умирающих гоблинов метнул в нее железку? Она уже не настолько гриффиндорка. Поэтому все они рванули наружу. К тому же она задыхалась от беспокойства. Чертов Избранный так и не появился. Не было и Бильбо. Серый маг их всех пересчитал и таки обнаружил пропажу аж двух голов.

— Гарри ушел искать хоббита. Мистер Гэндальф, орать сейчас просто нет смысла. Я жду еще минут десять-пятнадцать и возвращаюсь за ними. Одна, — безжалостно обрубила она надежды двух принцев, которым точно было рано умирать и которые, пусть были старше ее годами, но не имели того опыта, что она. Они были юношами замечательными, что уж там скрывать, и должны были жить. А Гарри Джеймс Поттер всегда был ее головной болью. Еще Гермиона совершенно точно чувствовала, что Мальчик-который-выжил жив и цел. Просто, видимо, поиски хоббита затягивались, что наталкивало на совсем уж нехорошие мысли о судьбе Бильбо.

— Как можно было потерять хоббита?

Гэндальф едва не рвал на себе волосы и продолжал выговаривать Торину... Дубощит же мрачно смотрел на нее так, как будто в мыслях голову отрывал. Гермиона, которая уселась на ближайший камень отдышаться, только улыбнулась ему. Той самой улыбочкой, которую берегла для допрашиваемых. Нет, она не забыла их незаконченного разговора. И мнения своего не поменяла. Более того, готова была его подтвердить. После того, как найдет Поттера и всыплет ему по первое число.

Гарри напрочь забыл, что ей давно не пятнадцать, и пугать так — последнее на свете дело.

Если, конечно, он не хочет от нее избавиться...

Королю-под-Горой многое хотелось сказать методично пилившему ему мозг и совесть Таркну, но Торин молчал. Свежа еще была память о бешеной вспышке гнева колдуньи из другого мира. Как она смела обвинять его, потомка Дурина, в таком бесчестье? Как смела позорить перед племянниками и товарищами? Словно могла читать его мысли. Будто действительно верила, что он, Торин, на такое способен — заслониться слабым.

Добыть трон, пролив кровь товарища.

Что она в нем видела? Бездушное чудовище?

И почему слова этой ведьмы его так задевают? Она никто. Пришедшая из чужого мира. Дурно воспитанная, невозможная, наглая, неудержимая... Ни капли уважения он от нее не видел с самого первого дня знакомства — ни как воин, ни как предводитель, ни как мужчина. Женщина по всем законам всех народов должна знать свое место. Эта явно не знала. Позволяла себе вольности и провоцировала его раз за разом.

Была уверена, что не только ровня мужчине, а даже лучше. Умней во всем. Сколько гордыни и испорченности за милым личиком.

— Ждите здесь.

Гермиона встала и крепче сжала палочку, доставшуюся ей от невменяемой, но очень живучей суки. Пора последовать дурному примеру почившей не в мире Беллатрикс — побегать за Избранным, а каждого, кто будет мешать, прикладывать Непростительным от всей широты души.

— Гермиона, не нужно никуда идти, я здесь!

Она кинулась к Бильбо — цел и здоров! Обняла, путая от радости ругань и приветствия и не замечая, как облегченно выдохнули остальные. Пиджак хоббита был потрепан, в кудряшках застряла паутина, но взгляд сияющий. Словно выбрался победителем из охренеть какой передряги. Гермиона хотела его расспросить, а потом все-таки вернуться. Один пришел сам, но второй не спешит оказать и без того истощенной нервной системе мисс Грейнджер такую услугу. В мистере Беггинсе что-то переменилось, только она не могла понять что.

Зацепиться за смутное ощущение и сосредоточиться на нем.

Она видит знакомый дымный столб. Во всем Средиземье перемещаться умеют так только два существа — собственно она и невыносимый негодяй Поттер, который совсем не щадит ее, за что сейчас будет зверски бит. Гермиона — вот уж сомнительное достижение — даже на его козлистость на некоторое время перестает злиться. Вообще выбрасывает Дубощита из головы.

— Гарри!

Остальная крайне эмоциональная тирада замирает на губах, потому что с ним девушка...

Выглядевшая как жертва многомесячных издевательств. Тут не нужно быть мистером Шерлоком Холмсом, чтобы сложить два и два и понять, что именно произошло. Мальчик-который-выжил пошел искать потерянного хоббита и нашел другую пленницу мелких уродливых и злобных тварей. Разумеется, Гарри не мог пройти мимо и вытащил девочку из отвратительных лап. Чем, скорее всего, процентов этак на сто, спас ей жизнь.

— Цел. Гермиона, это Ива, я нашел ее в одной из темниц той пещеры. Провал в которую твой друг бесславно проспал.

Он ссаживает свою находку на камень и обнимает ту, которую очень рад видеть. Несмотря на то, что рискует получить по шее чуть позже. Героический герой видит, что она волновалась. По этим сжатым кулачкам, дрожи губ и общей напряженной позе. От скованности заучки Грейнджер во взрослой Гермионе ничего не осталось. Теперь она двигается как львица — с полным осознанием своей силы и великолепия.

— Бильбо, друг мой! Рад, что ты жив. Мы тебя так и не нашли... Зато встретили кое-кого другого, и он был странным даже для того места. Напомнил мне давнего... скажем так, знакомого.

Гермиона напрягается.

Потому что, несмотря на деланно беззаботный тон, Гарри так и не научился играть словами. Она хочет спросить прямо — кого они видели? И чем тот напомнил Поттеру давно мертвого Темного Лорда? Такие встречи не бывают просто так. Но он ее не отпускает — все так же стоит, положив голову ей на макушку, поглаживая по плечам. Словно она снова для него точка опоры. Последнее, что не дает сорваться.

За всем этим Избранный видит слишком уж изучающий взгляд Серого мага, направленный на Иву, и то, что она снова напугана.

Он отпускает ту, которую готов держать в своих руках как минимум вечность, и идет к спасенной. "Мы в ответе за тех, кого приручили" — ведь так? А он обещал о ней позаботиться. Насколько Поттер помнит, гномы не слишком добры к чужакам. Особенно один конкретный. А измученная девочка — это не мисс Грейнджер, на месте обломавшая Торину Дубощиту часть его бодливых рогов.

Гарри добрее ее. Чище сердцем.

Истина в том, что он не ожесточился, не стал циником и не научился смотреть на людей, как на ресурс. Поэтому ему и не было места в политике и в Министерстве. Чтобы сохранить эту доброту, эту мягкую ласку в нем, она сознательно сказала когда-то на предложение Кингсли "да". Оставив Гарри шанс выбрать впервые в жизни то, чем он действительно хочет заниматься. И Мальчик-который-победил нашел себя.

От этого легко и отрадно. Он могущественный волшебник с уникальными навыками. Способный видеть и создавать красоту. Магию, заключенную в металле и камнях. А еще он по-прежнему просто не способен пройти мимо того, кто действительно нуждается в помощи. Именно поэтому Ива пойдет с ними... Что бы там Дубощит ни возражал. Или пусть разбирается с драконом сам — без них и без хоббита.

Гермиона на это даже посмотрит.

Знакомый, блядь, рык и вой...

Варги!

— Ну вот, из огня...

— Да сразу в полымя.

— Ну на фиг...

Гномы собирались бежать, Гэндальф собирался возглавить этот славный драп-марш. А ей категорически надоело убегать. Пора превратить охотников в добычу. Иначе покоя им не видать. И однажды побег может не удаться, и кто-то пострадает, если не погибнет. Гермиона двигаться никуда не собиралась. Даже была слегка возмущена — гномы не раз видели, на что они с Гарри способны. Так какого Мордредова сына весь этот бред с попыткой побега?

Причем, если дать себе труд хотя бы секунду подумать, то попыткой неудачной.

Орки на волках-переростках, а они пешие, уставшие после дневного перехода по Мглистым горам и ночных рандеву с гоблинами. И находка Гарри точно далеко не убежит. Мальчик-который-выжил ее подлатал, конечно, как смог, но все равно этому ребенку нужен долгий отдых. И какой смысл пытаться? Не проще ли встретить тварей здесь, и здесь же их похоронить?

— Поттер, я безнадежно устала. И мне нравится этот камень, — Гермиона влезла на свое бывшее сиденье. — Я прикрою, а ты покончишь со всеми этими злобными уродцами разом.

Гарри с совершенно серьезным видом отдал честь и за руку переместил спасенную им за спину мисс Грейнджер. Самое надежное место, вообще-то. Особенно когда Гермиона в таком настроении. Его, между прочим, совесть мучила — часть эпика в пещере Мальчик-который-выжил "честно" проспал, когда подруга дралась, нервничала и беспокоилась о его сохранности. Так, как будто он после войны с Томом не превзошел по живучести среднестатистического таракана.

Кроме того, она права. Далеко им не убежать.

Да и от проблем лучше избавляться сразу, чем тащить за собой на протяжении многих лиг... Они уже упустили шанс у Ривинделла. Теперь — почему бы и нет? Если песики и их наездники так стремятся к ним, скачут со всех лап и визжат что-то грозное. Гарри не спешил испугаться — ага, аж тапки от усердия терял. Гномы и рванувший со всех ног Серый маг остановились метров через пятьдесят. Поняли — что-то не то и кого-то не хватает.

Наткнувшись на препятствие из двух человек, орки притормозили. Третьей не было видно — Ивета оказалась особой сообразительной и спряталась за булыжником, на котором стояла Гермиона, меланхолично глядя перед собой. Средиземье, гномы и путешествие порядочно потрепали внешне непробиваемую мадам Главного Аврора. Таким отдыхом она наверняка уже была сыта по горло.

Огромный белый орк-альбинос — спешите видеть! — выехал вперед.

Мальчик-об-которого-убился-Темный-Лорд оценил стиль — волк под задницей со злобной рожей был белым. Судя по пафосу во всю ширь шрамированной морды (Гарри фальшиво понадеялся, что в их последнюю встречу выходил к Тому с менее придурочной физиономией), этот белый и был главным. Он посмотрел сначала на гномов — и жутко оскалился, как будто увидел смертельного врага. И только потом обратил внимание на них с Гермионой.

Причем на Гермионе он чуть дольше задержал свои гляделки, которые Гарри хотел уже вырвать и скормить ему же... Потому что на нее никто не смеет так смотреть.

Естественно, взгляд страшной твари на мисс Грейнджер никакого впечатления не произвел. Она приподняла будто прорисованную бровь и принялась колдовать невербально. Кажется, ирония, которая прямо-таки повисла в воздухе, взбесила белого. Потому что его "лошадка" оскалилась.

И осталась без головы. Брызнула кровь — и белый покатился вместе с тушей дохлого волка.

Стрелу сжег щит Гермионы, и Гарри просто указал палочкой вперед. Всех тварей залила волна холода и зеленый свет.

И пепла от них не осталось, травы и деревья умерли, и камни почернели. Таков гнев того, на ком покров Госпожи...

— Этого взять живым?

Гарри был послушным напарником, поэтому уточнил. Белый урод, нужно отдать ему должное, не испугался гибели всех своих подручных за секунды. Ревел что-то на непонятном горловом языке — они с Гермионой подобный уже слышали от того рыжего недоэльфа. Значит, этот орк — его почитатель? Хотя хватит тупить — во время вдумчивого допроса разберутся. И с языком, и с тем, какого хрена белому нужно от их славной компании.

Тем более — железка вместо руки... Класс. Только к чему она крепится и как орк еще не загнулся? Она же ржавая вся, и точно не из медицинского сплава. Там должно быть отторжение тканей в полный рост. Гангрена как минимум. У беломордого, раз он не подох, не просто конское здоровье, а что-то запредельное. Узнать бы, как работает этот организм и кто его создал с такой потрясающей способностью к выживанию.

— Можешь не дергаться, эти путы никому не порвать. Эй, беломордый, ты вообще наш язык понимаешь?

— Ты взял Азога Осквернителя! — проорал куда-то в ухо, оглушая напрочь, Торин Дубощит. Такой радостный, будто его Гору уже вернули, а дракон сдох. Судя по ликованию среди гномов, этот белый — Азог? — был врагом их короля. И врагом шибко ненавистным. Причем орк — упорное же создание! — полз к ним по земле, как гусеница. Гусеница, с пеной у рта изрыгающая ругательства и угрозы наконец на понятном всем языке.

— Вы знакомы?

— Мисс Гермиона, это он у врат Мории обезглавил Трора и вел полчища орков, — ответил Балин, в глазах которого стояли слезы. — Вы сделали для рода Дурина и всех семи кланов невероятное. Благослови вас обоих Махал и Йванна.

— Убийца твоего деда?

— Да, в бою с ним я получил свое прозвище. Спасибо, Гарри, у тебя сердце истинного воина. Пусть мне горько, что не я пленил его. Но месть за мой род, за народ кхазд сегодня свершится. При Азанулбизаре мы понесли страшные, до сих пор не восполнимые потери. Там пали мой брат и муж моей сестры, оставив Дис вдовой, а Кили и Фили сиротами.

— Мы не поем песен о той страшной сече, ибо есть только скорбь. — Двалин сначала плюнул в сторону орка, а потом склонил голову перед магами. — Я ваш должник. Как и каждый гном, который не забыл о чести и мести.

— Сперва мы его допросим. — Гермиона удержала Фили за плечо, просто положив на него тонкую ладонь. — Ваши чувства я понимаю. Думать, что враг мертв, а он оказался жив...

Знание, что Лейстрендж мертва, Лорд мертв и большинство принявших метку тоже мертвы, радовало ее каждый день. Хотя это чувство было бóльшим, чем чистая радость — чувство удовлетворенной мести. И пусть это недостойно гриффиндорки... Некоторые приоритеты Гермиона давно пересмотрела. Например, терзания по поводу смерти врага отправлялись на свалку.

— Потом делайте с ним что хотите, — закончил за нее Поттер.

Гарри вообще-то помнил концепцию о всеобщей силе любви в целом и всепрощении в частности — от одного седобородого мудреца. Поэтому на Гэндальфа Серого поглядывал с подозрением, ожидая дивной метаморфозы и лекции о том, что пытать пленных нехорошо. А еще лучше — отпустить орка на все четыре стороны. Альбус слишком крепко влез Избранному в голову, чтобы он мог избавиться от стереотипного мышления.

Но, кажется, "добро" в Средиземье было с кулаками и неким подобием здравого смысла.

То бишь Азога маг спасать не собирался, как, очевидно, и мешать пыткам... Потому что бледный орк им вряд ли что-то добровольно расскажет. Поскольку все происходящее было не для детских глаз, Гарри поперся устанавливать палатку и охранные чары подальше. Там побудут Ива и мистер Беггинс. Хоббиту тоже лучше ничего из дальнейшего не лицезреть. А девушке к тому же не помешает душ, еда и отдых на настоящей постели.

Вот Бильбо за ней и присмотрит. Он ведь в палатке освоился так же хорошо, как у себя в норе.

— Странное создание. — Гермиона стукнула палочкой себя по ладони, но думать ей это не помогло. — Будто неправильное и изломанное изначально.

Она отошла чуть дальше, чтобы радостные гномы ее не затоптали от избытка чувств. И оказалась рядом с Серым магом. Ей было трудно понять, что в мощной и злобной скотине настораживает. Ну, за исключением того, что орк хотел их всех убить. Дубощита ненавидел — тут страшилище даже можно было понять.

— Искаженное создание, Гермиона.

В серых глазах истари стояла какая-то тоска и застарелая боль. Совсем не свойственная ему, смотревшему на мир с добротой.

— На заре времен зло пытками, надругательствами и темной волшбой создало из эльфов таких вот, противоестественных в своей бесконечной злобе тварей. Орки более всего ненавидят эльдар за тот свет, что те несут в себе.

— У зла есть имя?

— Я не буду его произносить в этом месте. Мглистые горы есть порождения той Тени. Они еще хранят его силу.

Осторожность мисс Грейнджер вообще-то уважала, но не любила и вопросы без ответов.

Бильбо деликатно удалился, когда объяснил Иве, как именно работает душ. Ему еще нужно было приготовить поесть, и нечего смущать девушку. Гарри попросил за ней присмотреть, и хоббит с радостью согласился. Мистер Беггинс не горел желанием наблюдать за тем, что произойдет на поляне с тем самым орком — отвратительным, страшным, наверняка злым, но все еще живым.

Пускай путешествие, так не похожее на все, что Бильбо знал "до", и избавило его от части иллюзий.

Мир был вовсе не так приветлив и безопасен, как родной Шир... Пожалуй, он не жалел о том, что отважился на этот путь. В высшей степени безрассудный и даже скандальный поступок для хоббита из почтенного семейства. Только Бильбо на какую-то — оказалось, очень весомую — часть Тук. Теперь иллюзий в нем стало поменьше. Да и вообще, мистер Беггинс на многие вещи уже смотрел совершено по-иному.

Да и друзья... Самые настоящие, за которыми в любое пекло не страшно, у него появились.

Бильбо уже был счастлив этим ощущением неодиночества. А ведь избавиться от него после смерти родителей никак не получалось. Казалось, так будет всегда. Улыбки и шуточки двух шалопаев, теплый свет взгляда Гарри. Спокойная уверенность Гермионы и ее изящная язвительность, бьющая всегда в цель. Легенды, рассказанные Балином у костра, и песни Бофура себе под нос. Все это — дружба настоящая.

И он не так уж бесполезен. Пусть слова Торина ужалили его в самое сердце. Впрочем, Бильбо был отчего-то уверен, что Королю-под-Горой за них преизрядно досталось. Отважная и красивая Гермиона вообще его не боялась, зато прекрасно ставила на место, чего никто больше не решался делать. По мнению хоббита, Дубощиту как раз такого обращения не хватало, уж больно заносчивым гномом был предводитель компании.

Бильбо быстро умылся над маленьким умывальником, радуясь, что ужасное падение в пещеру и еще одно после того обошлись ему так дешево — всего лишь грязными волосами, лицом и одеждой, а не ранами, переломами и гибелью. Бильбо собой по праву гордился — он совсем не воин (как справедливо замечал Торин), и все равно смог выбраться. Причем спастись в одиночку, потеряв друзей, — только благодаря собственной смекалке и еще одной вещице...

Он ведь раньше и представить не мог, что сможет думать так быстро, бегать так тихо и принимать верные решения, полагаясь только на инстинкт. Может, это Гэндальф в нем разглядел, когда сделал участником похода к Одинокой Горе? Нужно спросить. Пусть маг и увидел в обычном хоббите что-то важное, однако верили в него только Гарри и Гермиона. Бильбо это ценил.

Теперь, найдя у корней Мглистых гор настоящее волшебство — такое же полезное, каким обладали его друзья, мистер Беггинс верил, что ему по плечу войти в логово дракона. И перспектива воровства у огромного огнедыщащего смертоносного ящера уже не казалась Бильбо чистым самоубийством. У него ведь есть козырь в рукаве, преимущество. Он сможет сделать то, что должен, — найти Аркенстон и выполнить свой контракт с Дубощитом, как самый настоящий Взломщик.

Дракон не сможет его увидеть, а значит, не выпотрошит, не сожжет живьем.

Бильбо припомнил пункты контракта, которые его так ужаснули в норе, что довели до обморока, и проказливо улыбнулся собственному отражению. Его предок, славный Бычий Рев, смог убить предводителя хобблинов — значит, и потомок способен на что-то значимое, о чем можно будет поведать будущим поколениям.

Уже помешивая кашу — девочка голодала, неразумно кормить ее чем-то тяжелым — Беггинс задумался о том, что хорошо бы написать книгу. Рассказать о невероятном приключении, участником которого он стал. О красотах и опасностях, что он лицезрел. Придумать красивое название... Вернувшись в Шир, он точно так сделает. Расскажет о гномах, эльфах и волшебниках. Всех троих, которых имел честь знать близко.

— Садись, пожалуйста, а еще лучше приляг.

Хоббит улыбнулся максимально мягко, той улыбкой, что дома берег для детишек. Озорных, любопытных хоббитят, которые забредали к холостяку за конфетами и сказками. Детский смех отвлекал и наполнял жизнью пустую и тихую нору. Бильбо только рад был привечать малышей у себя, развлекая и уча их по мере сил тому, что вычитал в книгах.

В спасенной Гарри девушке — если смыть грязь темницы — оказалась стать и красота.

Несмотря на прелесть исхудавшего личика и испуг, хоббит мог бы поручиться, что девушка не так проста. В ней чувствовалась порода. Она явно была не крестьянкой и даже не горожанкой. И как только оказалась в лапах у гоблинов? Но лезть в душу столько пережившей и только что чудом спасенной было бы свинством высшего пошиба. Бильбо не кузина Лобелия — он свое любопытство и неуместные вопросы поглубже затолкал, не собираясь тревожить и досаждать.

Скорее собираясь позаботиться по мере сил.

Страшно даже вообразить, что вынесла эта девушка в лапах темных тварей. Ива аккуратно присела в кресло — темно-зеленое с кое-где потертым сукном, но очень уютное. Бильбо засыпал там пару раз, читая книги, которые давала ему Гермиона. Ну, вот и хорошо. А что молчит — так боится наверняка.

— Сейчас сделаю тебе чай, а кашу придется чуточку подождать.

— Спасибо... Бильбо...

— Поешь и спи. В шатре полностью безопасно. Я не одну ночь за долгую дорогу в нем провел.

Хоббит попытался ободрить ее, возясь с заварником и стараясь вот совсем не думать о том, что происходит снаружи. Ужасов он за эти сутки повидал более чем достаточно. И тем более не собирался сожалеть об орке, что бы там гномы с ним ни творили. Попади они в лапы этой белой морды, их бы наверняка не пожалели. Так что Азог получал за все смерти от своих рук и за всю боль, что причинил, — по заслугам.

— А куда вы идете?

— К Одинокой Горе...

Бильбо ответил быстрей, чем успел сообразить, что это могло быть секретом. Хотя какой уж тут секрет... Девочку посреди дикой пустоши никто не бросит. Даже ворчливый, как медведь, разбуженный до срока во время зимней спячки, Торин не настолько бесчестен и жесток. Оставить Иву здесь значило обречь ее на смерть от голода и холода или от рук созданий Тьмы. Не зря эти земли пусты и не заселены.

Поэтому тайны он не выдал.

— Старик в серой хламиде — кто он?

— Это Гэндальф Серый, он маг.

Беггинс задумался, почему интерес Ивы вызвал именно старец, когда она видела дюжину весьма колоритных гномов, большинство которых — уж пусть простят его друзья — скорее напоминают разбойников с большой дороги, и не только манерами. Бильбо снял кастрюлю с кашей с огня и положил в глубокую тарелку для девушки один ковшик — больше сразу нельзя. На тумбочке еще стояли какие-то колдовские зелья, но их Гарри приказал выпить только после еды.

— Не бойся, тебе вреда никто не причинит. Гарри тебя спас, и он не позволит. А он такой волшебник, что его лучше не злить понапрасну.

Она наконец отпила чая. Бильбо щедро полил кашу медом и сам сел есть. От нервов и постоянной беготни он пару фунтов уже скинул. Такими темпами к возвращению в Шир он ничем нормального хоббита напоминать не будет. Девушка ела аккуратно, неторопливо. Только хлеб крошила тонкими, почти прозрачными пальцами. Вообще весь ее облик вызывал у каждого жителя Шира совершенно нормальное желание — откормить и позаботиться.

После еды Иву начало клонить в сон, и Бильбо пришлось помочь ей добраться до постели. Отдельный уголок у стены, загражденный ширмой с цветущим вишневым садом. Как раз, чтобы добраться до койки, новенькой придется пройти мимо Гермионы и Гарри. Нелишняя предосторожность — Кили и Фили, несмотря на взрослый возраст, зачатки такта так себе и не отрастили. А девушку не стоило тревожить по пустякам — таким, как любопытство этих двух оболтусов с шилом пониже спины.

— Вот, Гарри сказал — нужно выпить...

Покорно проглотила, позволила себя укрыть, только в руку вцепилась, словно боялась оставаться одной.

— Пожалуйста, мистер Бильбо, не уходите.

— Конечно, я посижу с тобой, пока ты не уснешь. Давай расскажу о своих родных краях? Просто слушай мой голос...

Быстрые ручьи, могучий древний лес, зелень Шира и его плодородные сады. А еще море... Белые корабли от Серых Гаваней, которые уносят эльдар навсегда в Заокраинный Запад. Бильбо говорил и об этом, и о своих соседях. О шумных праздниках — например, дне середины Лета, когда он впервые перебрал эля. Вспомнил шумных многочисленных и бестолковых Туков и скандальных Саквиль-Беггинсов.

Описание кузины Лобелии вышло до того красочным, что начавшая задремывать девушка улыбнулась.

Здесь в уголке горела зачарованная свеча, и за мгновение до того, как Ива уснула, хоббиту показалось, что на белое личико наползла тень, будто маска. Бильбо моргнул и призвал Варду — целая ночь без сна, переход через горы и гоблины — вот и видит то, чего нет. Лицо как лицо, расслабленное, и даже чуть порозовело.

Рука против воли потянулась к карману и натолкнулась на прохладу и гладкость Кольца.

Беггинс успокоился. Нет, он ничего не скажет... Ему привиделось — совершенно точно. Девочке не повезло, а тут еще он со своими нелепыми подозрениями. Нечего будить сомнения в друзьях там, где их быть не может. Да и в чем можно подозревать этого измученного ребенка? Бильбо качнул головой и поправил одеяло, вставая.

Орк поливал их всех бранью на том же сломай-себе-язык наречии...

Гэндальф, который понимал каждое слово, морщился на особо длинных перлах. Гномы же решали, как именно будут пытать пленника — и смертельного врага по совместительству. Мнения разделились. Не слишком трепетная Гермиона поражалась разнообразию жестоких вариаций. Следовало бы допросить и пришить на месте, не мараясь в крови и кишках.

Опускаться до уровня зверя, и зверя безумного — это совсем не по ней. Не то чтобы она была способна на жалость по отношению к тому, кто их всех собирался убить. Из такой жалости ничего хорошего в большинстве случаев не выходило. И такая жалость дальше перетекала в большие проблемы.

Поттер же... Гарри, как всегда, оказался в партии нестандартных.

То бишь сами пытки его интересовали мало. Точнее, никак. А вот анатомия и устройство такой живучей явно не человеческой особи — очень. Хренов магозоолог — или как это назвать? В общем, пока гномы ругались, в бледного орка летело одно диагностирующее заклинание за другим. Поттер, сидя неподалеку, изучал тело в разных разрезах и черкал что-то в своем блокноте с увлечением, достойным лучшего применения.

Оставалось проконтролировать, чтобы он в качестве эксперимента не попытался дома что-то такое вывести или, спаси их всех Годрик, создать. Тормоза у ее лучшего друга были своеобразными — вроде и не отсутствовали полностью, но Гарри в упор не умел ими пользоваться. Гермиона и не пыталась оттащить его от "объекта" научного интереса. Бесполезно.

Да и смысл? Но останки орка в свою сумочку — даже под чарами стазиса и аккуратно упакованными — она поместить не позволит.

— Может, хватит?

Крики действовали ей на нервы. Если сами не могут договориться, то она им поможет.

— Эй, ты говорить будешь по-плохому или по-хорошему?

— Орк, я бы выбрал по-хорошему...

Поттер вставил ценное замечание со своего места и быстренько вернулся к своим записям, делая вид, что он тут ни при чем и вообще молчал — причем молчал в тряпочку. Гермиона ровно три секунды полюбовалась невинностью на всю морду лица Мальчика-который выжил и выдохнула. Пора признать — это чудище, вылупившееся из стеснительного мальчика Гарри, никак не перевоспитать. Да и таким он ей тоже нравился.

У самой характер паскудный дальше некуда... И только Поттер терпит ее с удовольствием и заявляет, что любит, — мазохист несчастный.

Бледный орк попытался в нее плюнуть. Прямо вспомнились милые времена с допросами выживших сторонников Лорда. В нее тогда тоже пытались плеваться. Ностальгия — страшный зверь. Мисс Грейнджер нисколько не наслаждалась жестокостью, и вообще была за цивилизованный подход. К счастью, в Средиземье еще до принципов гуманизма не дошли. По крайней мере, такие, как этот Азог, — точно.

— Гермиона, может, не нужно?

Это Двалин, который рукой придержал своего короля с очередным "твое место на кухне, женщина". Гном, больше похожий на медведя, был смертоносным воином. А еще обладал почти звериными инстинктами, говорившими ему, что как бы безобидно она ни выглядела, она все равно опасна. Опасней всего, с чем сын Фундина сталкивался до встречи с магами из другого мира. А его жизнь не назовешь мирной и спокойной. Двалин участвовал в стольких смертельных стычках, что сам затруднялся подсчитать, скольких убил. И не всегда это были создания Врага.

— Даже если вы нарежете ремней из его спины, вырвете все клыки и выжжете глаза — он все равно ничего не скажет.

Гермиона отвела взгляд от того, кто казался ей противоестественным, и посмотрела на гномов. Иногда она уставала поражаться недалекости — чужой. Они верили, что пыткой можно было сломить создание, чья жизнь уже произошла от муки. Того, для кого боль стала обыденностью существования. Орк вытерпел и худшее, чем то, что гномы могли бы сделать с ним. Нет... Физическое насилие ожесточило бы тварь и заставило молчать до конца, хотя бы из ненависти.

Она ведь тоже умела ненавидеть. А еще знала, каково это — молчать из одного упорства на грани смерти.

— Он вытерпел огромное количество боли, взять хотя бы отрезанную лапу. Но то, что я с ним сделаю, — это другое.

Разум — это чертог, который каждый заполняет по своей воле. Правда, не в этом случае. Гэндальф упорно не хотел говорить, отделываясь лишь общими фразами, однако анализировать и отделять важное она умела всегда. Это ее дар — стараться думать, несмотря на все эмоции.

Все рожденные были свободны. Орки же созданы — и от этого обречены быть лишь тенью чужого замысла. Тенью уродливой и злобной. Такой, что должна была стереть этот свободный мир дотла. Не случилось... Зло ведь часто проигрывает. Однако Гермиона не спешила делать окончательный вывод. Все же ее суждение было пока однобоким. Каким бы добряком ни был Серый маг, он говорил за себя и тех, кто его послал в эти земли. Для полноты картины стоит хотя бы попытаться выслушать другую сторону.

Ту, что была в этом мире от начала начал, и ту, что так яростно презирал вечный дух, прятавший свою суть под смертной плотью.

Отрицать можно было без конца, а верить в свою правоту — о нет, в силе веры Гермиона Гэндальфу не отказывала. Но сама не была фанатичкой никогда. Истина в том, что тот мир, который Серый маг так рвется спасти, будет вечно нести в себе отпечаток зла. Должно быть, это больно для такого, как Серый маг, — понимать это, ощущать, жить с этим. Не ее печаль. Она просто хочет понять.

— Гарри, если что — вытащишь меня.

Любому разуму свойственно защищаться от вторжения извне. Тут же ей даже заклинание вслух не нужно было произносить. Защиты как таковой у орка не было. А в голове хаос и багровые реки ненависти. Будь она менее закаленной — такое было бы трудно перенести, пускай Гермиона и не собиралась задерживаться в голове орка надолго. Да и копать слишком глубоко. Ее интересовали последние воспоминания.

Ведь бледный орк сидел под каким-то "пнем" все эти годы, с тех пор как Дубощит его искалечил, а тут вылез внезапно.

Ей нужно было знать, кто приказал орку начать охоту на гномов. Кто направлял Азога по пути мести.

И она увидела.

Ступала по камням разрушенной крепости вслед за орком. Мимо таких же пригибающихся при виде вожака тварей — выше. Пейзаж был, кстати, до боли знакомым. Аннатар? Расколотый, с которым они уже сталкивались. Черная клякса ее нисколько не впечатлила. Занятная попытка обрести форму — жалкая, вообще-то, для того, кто понимает, насколько такое существование ущербно. Конечно, опасности от рыжего недоэльфа это не умаляло.

Однако на Темного Властелина мрак без формы, прячущийся в развалинах, не тянул. Да и мотивы Расколотого были целиком знакомы — власть и месть. Видимо, прошлого проигрыша "красавец" не вынес. Ну ничего, после того, как они найдут крестраж, собирать Аннатару будет нечего.

— Его послал Аннатар.

Она потерла глаза и обозрела чудную картину — бледный орк в отключке. Видимо, попытка сопротивления, которую Гермиона не ощутила, доконала это безобразное во всех смыслах создание. Гномы ждут результата. И Гэндальф — почему-то злой и пытающийся к ней подойти.

— Гарри?

— Кажется, ментальная магия относится тут к запретным наукам. Ты нарушила какой-то запрет.

Серый маг не опирался на посох, как делал это всегда. Отчасти оттого, что и правда уставал, отчасти — чтобы поддерживать образ старца. Нет, он направил навершие на Поттера. Мальчик-который-выжил тоже вытащил палочку, уравнивая шансы, так сказать. Правда, слава Мерлину, все далеко не зашло. Ну, до той стадии, когда Гарри начал бы отбиваться всерьез и они лишились бы истари. Поттер, может, и не такой агрессивный, как она сама — с ее-то работой в целом и характером в частности, но атаковать себя безнаказанно он бы никому не позволил.

— Гэндальф, может, сперва объяснимся?

На улыбку перепуганному Фили ей хватило сил. Гермиона ухватилась за руку Поттера, вставая на ноги.

— Я выяснила, кто начал охоту за отрядом, и орк, если вы за него так переживаете, скоро очухается. То есть вполне пригоден к пыткам просто ради пыток. Что я сделала не так?

Вот честное слово, их мудрый проводник хрен-знает-куда нашел время дурить и строить из себя высокоморальную личность. Мисс Грейнджер больше нравился прежний подход Гэндальфа — все ради победы добра. Неважно, что придется сделать и на какие жертвы пойти. Пусть под маской любви ко всему живому. От такого ждешь попытки подставить неудобных, но не атаки в лоб — вихря изначальной силы, до краев наполненной гневом. Словно, покопавшись в голове врага, она святотатство совершила, а не облегчила им всем жизнь.

— Мало того, что вы, леди, нарушили вековой запрет... Никто из смертных не мог преодолеть барьер чужого разума сквозь аванир⁽¹⁾, но ты сделала это, подобно тому как делал это Моргот. Ты, Гарри, привел к нам, сам того не ведая, одну из проклятых...

Проклятые или благословенные — лично Мальчик-который-победил не видел большой разницы. И там, и там была пресловутая судьба или Рок. Действие судьбы он уже испытал на себе. Получилось не особо приятно. Однако Серый маг наконец перестал прятать эмоции и имя загадочного Врага, о котором столь много говорил намеками, но никогда прямо. Точно как Том и его кличка... которую столь долго опасались произносить.

Страх — одна из граней того, сколько они понесли потерь в Битве за Хогвартс. Ведь многие тысячи волшебников просто не пришли. Как в первую Магическую, предоставив другим умирать за них. Взвалили все на плечи детей и мальчишки, который стал частью Пророчества еще в животе у матери. Ярость? Нет, Гарри отпустил свой гнев. Не сразу, просто понял, что люди таковы — большинству лишь бы крепко спалось и было все спокойно. Лично их не трогают — и нет проблем, можно творить любой ужас, особенно если прикрываешься идеологией.

С презрением он даже не пытался бороться.

— У меня дома искусство легилименции хоть и редкое, но вовсе не запретное.

Гермиона чуточку слукавила — за насильственное проникновение в разум невиновного человека без полномочий и ордера Визенгамота светил Азкабан. Однако она была одной из немногих, у кого есть разрешение и полномочия на такое. Здесь же, в чужом мире, законы Магической Англии и вовсе пустой звук. А цена чистоплюйства и благородного поведения с врагом неоправданно высока. Ему ли не знать?

Может, в Средиземье ломать чужой разум умел только этот великий павший Враг, но их магия другая. Серый странник давно должен был это понять, осознать и принять. Поэтому такой бурной реакции на почти обыденное действие Поттер не ожидал. Гермиона делала то, что и всегда, — спасала и защищала.

А он, слишком занятый присмотром за ней, не сразу почувствовал неладное от Серого мага.

И если бы не вскрик Кили, то погасить магическую волну Гарри мог и не успеть. Узнавать же на собственной шкуре, собирался ли их вырубить один из первостихий этого мира или что похуже сделать — было нежелательно. Пускай он прецедент уже усвоил — Гэндальф без колебаний ударил в спину, только увидев то, что его насторожило.

Ударил тех, кого пытался учить и звал друзьями.

Сколько раз он сам и Гермиона спасали весь отряд? Считать замучаешься. Они вели себя честно, соблюдая договор между ними и гномами. Благодарность, дружба, долгие беседы с самим Серым магом — все это легко было стерто и отметено в сторону... Изумляться чужой способности "предавать" Гарри уже не мог. Ничего нового, в общем-то. Его скорее интересовало другое — что имел в виду Гэндальф, когда говорил об Иве?

— Что с девочкой не так?

— Ее кровь, рождение — все не так. Она по происхождению — одна из Аст Ахэ. Ее предки добровольно присягнули Баугиру, и эта присяга — часть нее, до самого конца времен.

— Ребенок за родителей не отвечает, а уж за предков — тем более, это нецивилизованно.

Гермиона распалилась. Готова толкнуть речь... Пускай они оба знали, что законы Магии жестоки в своей естественности и что есть клятвы, которые дольше, чем навсегда. Он нашел ее руку и сжал — теплая, совершенно крохотная, но сильная. Как она сама. Между ними ведь тоже клятва из тех, что навсегда. Только Мальчик-который-выжил не собирался осуждать спасенную из темницы, даже не попытавшись поговорить, спросить. Ему самому слишком часто выносили приговор, не потрудившись выслушать или услышать.

— Не похоже, что гоблины бережно обращались с той, что служит вашему злу. Гэндальф, я не хочу с вами драться, поэтому давайте успокоимся.

Срок мага еще не пришел, и Поттер совсем не был настроен его приближать. Прирезать бы наконец орка без затей и долгих плясок — и убираться отсюда. Ему эти горы принесли достаточно неприятных сюрпризов, чтобы задерживаться здесь, снова рискуя нарваться.

— Как мы можем вам доверять? Доверять ей?

"Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой"... Гарри уж утомился выбирать выражения. Торин, как всегда, "вовремя" и с пафосом на благородной физиономии. Хотя его побуждения — истинные, те, что не напоказ — видны любому, кто думать умеет. Гермиона Королю-под-Горой не безразлична. Он не раз ловил на подруге долгие взгляды Дубощита — разумеется, тогда, когда сама мисс Грейнджер этого заметить не могла. Торину, вопреки всему, она нравилась, более того — он ее желал...

Только спесь, убеждения и гордыня мешали гному сказать самому себе правду.

Каждый раз этот король без королевства срывался на нее, словно мальчик, дергающий девочку, которая ему нравится, за косички. Только в их играх ставки были повыше. И Гермиона не терпела идиотов — пусть вначале он ей даже понравился. Правда, после всего произошедшего Дубощиту светило разве что пешее эротическое.

Его умница ценит себя достаточно, чтобы не снисходить к придурку, который даже не способен честно признаться в чувствах.

— Как и раньше, Торин, молча.

Гарри редко говорил так — с бесконечной усталостью. Гермиона отвечать гному не стала и даже не посмотрела на него. Просто сжала ладонь Гарри чуть крепче, переплетая пальцы. Ей тоже не улыбалось доказывать, что она не верблюд. Пусть Серый маг уже успокоился и, кажется, даже осознал последствия своей тотальной несдержанности.

— Ты нас спасала, и я это признаю...

— Торин.

— Не в этот раз, Балин. Лучше высказать все, как есть, сейчас, — узабад поднял ладонь, призывая своего верного советника к молчанию. — Память гномов крепка, как алмаз. Великая война с Лихом Севера уничтожила Белегост и Ногрод, Морию поглотила та же тьма, так говорится в наших песнях. — Торин положил десницу на рукоять Оркриста. — Теперь же член моего отряда использует злую магию, пусть и на отродье вроде Азога. Откуда мне знать, что она не сделает то же с любым из нас?

— Не в моих привычках делать больно друзьям, ваше величество.

Гермиона все же попыталась. С болезненной нежностью посмотрела на юных принцев. Глазами пересчитала других гномов — прощаясь. Гарри всегда признавал, что она умнее его. Одна из граней очарования Гермионы Грейнджер — невыносимо быстрый ум... Если он понял, что их "попросят" из отряда, то она осознала это намного раньше. Осознала и приняла.

— Я требую клятву. Верить словам человека — не в правилах гномов. Тем более что Таркун, который мудрее всех нас, так разгневался на тебя.

— Дубощит, опять же, — Гермиона закатила глаза, — мы пришли к тому, с чего начали: я не твоя поданная и ничем не обязана. Уж поверь, клятвы ты от меня не получишь.

— Тогда отныне контракт с вами разорван. Какой бы ценной ни была ваша помощь, нам отныне не по пути.

— Это слово короля или обиженного мужчины?

О, она умела бывать едкой и бить прямо в цель... Торин едва сдержал себя, с прямой до деревянности спиной повернувшись к Азогу. Видимо, смотреть на смертельного врага ему сейчас было проще, чем на них. На его же шанс вернуть Гору без смертей друзей. Только выбор ему все же был дан. Гном сам сделал его. Гарри вот давно не был альтруистом непуганым — то бишь не собирался отговаривать Дубощита от его выбора выгнать их.

— Надеюсь, вы довольны собой, Гэндальф.

Гермиона легонько погладила Гарри по костяшкам пальцев и пошла к замершим гномам — прощаться... Оставив ему поединок взглядов с магом, разом утратившим все могущество, запал и задор. В отличие от синих глаз Гэндальфа, в глазах Гарри не было тоски. Да, будет жаль распрощаться с гномами. Но они все-таки еще встретятся. Поттер был просто уверен, что судьба их снова сведет в нужный момент.

Теперь надо забрать Иву и оповестить Бильбо, который не был свидетелем драмы.

Гарри настраивался на попытку убедить хоббита идти с ними. Не дурить... Не рисковать собой дальше без шанса на успех. Ведь Дубощит отправит его совсем не фигурально, а натурально, прямиком — дракону в пасть. Его и Гермионы больше не будет рядом, и Беггинс будет вынужден полагаться только на себя и свои силы. К сожалению, веры остальным гномам нет. Они славные ребята, но против своего короля не пойдут.

К закату маленькая внешне палатка, скрытая мощной магией, осталась на месте. В ней было всего три человека. Спящая черноволосая девушка и двое, сидящие на одном диване, обнявшись. В глазах Гермионы блестели слезинки, которым она упрямо не позволяла пролиться, сжимая ладони своего друга.

— Надеюсь, мудрый их всех не сгубит.

Гномы, волшебник и хоббит улетели на огромных орлах. Величественные и очень умные птицы появились по зову Серого мага, унося компанию за сотни лиг от тех, кто не пойдет дальше с ними. Бильбо, несмотря на все просьбы, сделал свой выбор. И это тревожило их. Храбрый хоббит, глупый хоббит... Они ведь тоже такими были когда-то.

— Я дала Бильбо пару советов. Что дальше?

— Подождем, пока Ива проснется, поговорим с ней — это во-первых. Во-вторых, мы знаем, что черная клякса и Аннатар — одно. Осталось отыскать крестраж. Как всегда, подсказок — ноль без палочки. Но нам ведь не впервой?

1) Нежелание

Вернуться к тексту

Бильбо решительно не понимал, что происходит.

Гарри ворвался в палатку, подобно осенней буре, когда грохочет гром и ветер с ног сбивает. Глаза волшебника казались омертвевшими. Не было тех веселых искорок, которые Бильбо привык всегда наблюдать. Гарри был на редкость несерьезен по контрасту с всегда серьезной леди Гермионой. Словно забавлялся всем, через что они прошли, и опасностями в том числе.

Правда, хоббит знал, что это лишь видимость. Просто потому, что за легкомысленного в своем смехе глупца не цеплялась бы такая умная девушка, как Гермиона. А она всегда шла к нему — за поддержкой, за советом или просто чтобы Гарри парой слов унял ее расстройство. Как умел только он один. Дружба ли это?

Или только дружба и больше ничего? Этим вопросом Бильбо из Шира предпочитал не задаваться. Они его друзья, и оба умны — значит, разберутся сами. Пускай сам хоббит был уверен, что между Гарри и Гермионой давно нет границ, которые накладывает дружба — просто они еще не поняли этого, не осознали. Упрямо продолжали дружить, несмотря на то, что их чувства были чем-то большим, нежели дружеские.

Бильбо не считал себя достаточно разумным, чтобы учить жизни кого-либо. Зато он был тактичен.

— Друг мой, что случилось?

Он засуетился, оглядываясь на ширму, за которой спала пленница гоблинских пещер. В горле нехорошо запершило. Дурное предчувствие. Отец вечно смеялся, когда матушка полагалась на такую ерунду и глупость. Обычно Банго Беггинс за свою шуточки получал от супруги полотенцем по макушке и замолкал. Ведь Белладонна, в девичестве Тук, верила своей интуиции и недолго сносила смешки любимого мужа. Мирились они, правда, быстро и без помощи маленького тогда Бильбо. Он думал, так будет всегда.

Не получилось...

Тут парой ударов скрученным полотенцем явно не обойдешься.

Что случилось, пока он тут сторожил девушку и готовил ужин на всех?

— Бильбо, мы с Гермионой не пойдем дальше с вами.

По сжатым кулакам и общему напряжению стало сразу же ясно, что Гарри не шутит. Бильбо, достойный во всех отношениях хоббит — теперь, правда, с навсегда подмоченной репутацией — едва не сел мимо стула, настолько его поразила эта новость. Но как же так? Произошло что-то ужасное, раз маги решили оставить компанию... Или это было вовсе не их решение? Торин опять что-то сказал? Бильбо перебирал в голове варианты, готовился разубеждать их. Нельзя теперь отделяться.

Особенно здесь, в краях диких, неприветливых.

Пусть они очень сильны — он никогда не видел такой силы — но все же о Средиземье и Гарри, и Гермиона знают мало. Бросить их — это просто жестокость. Бильбо собирался высказать все, что он об этом думает, и Гэнадльфу, и Торину Дубощиту. Довольно он молчал. Как полноправный член отряда, он тоже имеет право голоса и молчать больше не будет. Вот совсем не будет...

— Это Торин?

— Скорее Гэнадльф.

Когда Гарри рассказал в красках, в чем дело, то Беггинс схватился за голову. Из-за орка — паршивой тварюки, которая гнала их, как зайцев, и, попадись они ему, зажарил бы на вертеле... Что было запретного в том, что Гермиона узнала, кто приказал Азогу их поубивать, Бильбо совсем не понимал. Это заморочки волшебников. Сам он был за здравый смысл в чистом виде. Этот смысл как раз говорил, что леди права и опять их всех спасает.

Серый маг же сглупил просто чудовищно.

Кто готовится атаковать друга, не разобравшись? Из-за сущей безделицы. Такое поведение впору юнцу, а не волшебнику, видевшему не одну сотню зим. Хоббит хотел сказать старому магу, заварившему всю эту кашу и втянувшего его в авантюру, много всего. Например, не сам ли Гэндальф настаивал, чтобы волшебники из другого мира шли дальше с ними? И как теперь без сил Гарри, который уже сражался с драконом, и сил Гермионы они справятся с монстром, что спит на золоте?

Строчки о потрошении и испепелении живо предстали в его разуме, ну вот совсем не внушая оптимизма.

— Торин правда потребовал, чтобы она поклялась?

К мысленному портрету Дубощита хоббит дорисовал еще и рога — спесивец, не видящий дальше своего носа. Может, он наивен и ничего не знает о "настоящей" жизни за пределами Шира... Хотя разве мирный труд, праздники и обычное течение жизни чем-то хуже приключений? Бильбо только сейчас об этом задумался. Может, если он выживет и вернется домой наконец, то на страницах своей будущей книги даст ответ на этот вопрос?

— У тебя на лице написано: "Ой, дурак!". Причем крупными буквами.

Гарри наконец перестал быть напряженным и потянулся к чаю, который Бильбо поставил перед ним.

— Что же дальше?

— Об этом я с тобой и хотел поговорить. Бильбо, тебе вовсе не обязательно продолжать путь вместе с гномами. Дубощит такой персонаж, что благодарности не дождешься, а вот попасть под горячую руку легко. Оставайся с нами.

Хоббит встал и прошелся от обеденного стола к креслу несколько раз... Гарри не мешал ему думать, пил свой чай и таскал поджаренные хлебцы с тарелки. Давить на Беггинса было бессмысленным занятием — за хорошими манерами скрывался твердый характер. Жаль, что пока лишь он и Гермиона это разглядели в нем. Вот правда, хоббиту было бы лучше закончить этот поход здесь.

Торин не имеет привычки контролировать свой гнев, а Бильбо не из тех, кто будет выполнять приказы идиота вечно.

— Я не могу их бросить... Гарри, компании нужен Взломщик, без меня — никак. Дракон знает запах гномов, а мой..

— Чушь собачья, — очень невежливо перебил его Поттер. — Бильбо, пойми, как только вы подойдете к Одинокой Горе — если эта тварь жива, то дракону уже будет известно, что у него гости. Ты готов умереть за чужое золото?

— Нет, не за золото. Они хотят вернуть свой дом.

Твердый взгляд Беггинса говорил, что уговаривать дальше просто бесполезно. Никакой Бильбо не пуффендуец, а скорее гриффиндорец... Знал Поттер одного такого же спокойного и вежливого парня — правда, тот перечил Змеемордому и прославился как усекновитель ползучих гадов. А если Невилл для себя что-то решил, споры бесполезны — все равно сделает по-своему. И хоббит как раз такой — мягкая сила, не видная никому до критических обстоятельств.

— Ну, как дела у вас? Там орка рубят на мелкие части.

Гермиона закрыла за собой полог палатки, и крик, вопль, хрип затихли, как отрезало. Значит, попрощались... Глаза чуть красные, но в целом держится. Хотя он был уверен, что шансы на успех гномов для нее еще более сомнительны теперь, чем для него. А значит, прощание могло быть навсегда. Гермиона успела привязаться к некоторым из отряда очень сильно.

— Бильбо, они скоро придут за тобой, и тебе нужно будет решить.

Мягкий тон, непритворно ласковый — мисс Грейнджер умела и так. Пусть и поняла, что хоббит хочет идти дальше.

— Уже решил, Гермиона.

Бильбо улыбнулся и пожал обеими руками нежную ладошку, протянутую ему. Будет нелегко, он и не сомневался. Только туковская кровь совсем не давала отступить. Он был уверен, что должен идти дальше... Стоило только задуматься о том, чтобы остаться, — и тут же эти мысли исчезали бесследно. Бильбо ведь обещал гномам и Гэндальфу, подписал контракт. Ему просто нужно было идти с отрядом — эта уверенность была твердокаменной, пусть и появилась из ниоткуда.

Гарри и Гермиона вышли его проводить. Поттер прощался с гномами... А он слушал, что ему говорит волшебница, и старался запомнить как можно больше. О драконах и их слабых местах. О том, что гномам лучше не входить внутрь Горы, когда они найдут вход в день Дурина. И ему самому лучше не задерживаться там. Еще его плечи оттягивал рюкзак — теперь такой же чудесный, как сумочка самой волшебницы из другого мира. Продукты, спальные мешки, веревки и многое другое.

Гермиона сгрузила туда половину своих запасов, особенно тщательно наказав беречь деревянную шкатулку с зельями — быть может, их последний шанс исцелиться от ран и ожогов. Бильбо собирался крепко-накрепко выучить составленную для него и записанную аккуратным почерком инструкцию.

— Береги себя.

Хоббит не боялся сейчас высоты и не восторгался величественными орлами, прилетевшими по слову Гэндальфа. Он смотрел на две маленькие фигурки на земле, надеясь, что они увидятся еще раз. Невыносимо тянуло коснуться рукой прохладной гладкости волшебного колечка, однако ему все еще нужно было держаться, чтобы ветром не снесло. Так что увериться в том, что он поступил не бездумно, а мудро, не получалось.

— Отлично ведь получилось? Ты и твой друг проводили, обеспечили им безопасный путь до Горы, где спит мой сын...

Этот голос — прекрасный, безжалостный, насмешливый. В мягких переливах был яд. А тьма вокруг сияла, как тысячи и десятки тысяч звезд. Белые, голубые, желтые, красные огоньки сложились в картину — раскрывший огромные крылья дракон. Золотой, как солнечный свет, и алый, как потоки крови. Горделивый, смертоносный и грациозный. Он летел и летел.

— Все-таки Ауле создал своих коротышек такими же твердолобыми болванами, каким был всегда сам.

Гермиона огляделась, не понимая, где она, и вообще — как?

Она ведь засыпала в палатке. Уставшая, в какой-то мере разочарованная. Но точно в безопасности. А теперь ни рук, ни ног не чувствует. Словно парит в невесомости. А еще все существо пронизывают теплые, но всесокрушающие ветра чужой силы. И больно так, будто то, чем она была всегда, сейчас подвергается изменению. С нее будто слой за слоем сдирают кожу. Не спеша... Миллиметр за миллиметром, неумолимо, но последовательно.

И там, где грудь, — агония. Ее магия — тугой огненный клубок — пульсирует, жжет, словно не была с ней всегда с первого вдоха.

— Притащить вас в Арду — как раз в духе отца.

Отец... Безмерный гнев и такой же безмерный стыд. Любовь изначальная к тому, кто дал тебе жизнь, и презрение к себе же за нее. Бунт, вызов и обреченность с самого начала. Не я этого хотел, а ты... Сияющий в черноте голубой искрящийся поток, закручивающийся и баюкающий на своих волнах новорожденный мир. Идеальный, совершенный, отражение Замысла в полной мере. И тут же он — треснувший от начала начал, истончающий сам себя.

Она не понимает.

Слишком много мыслей, образов, чувств. Ни вдоха, ни собственной мысли — все чужое, и она тонет в этом чужом.

Не способная ни думать, ни бороться, почти безумная.

Я проиграл, отец, как и было предрешено... Арде — твоим детям — гореть. Вместе с моим искажением, но сей огонь не будет очистительным. Пламя Арнора погаснет задолго до предрешенного мига. Ведь ты, именно ты, давший всему начало, выбрал смертных его хранителями. Но я изменил их, и теперь их сердца — не тот сосуд, в котором огонь будет гореть...

— Больно?

Почти участие — и пытка прекратилась на миг. Гермиона дернулась — проснуться, только проснуться.

— Ты ведь хотела узнать меня, дочь другого мира. А ведь за знание нужно платить, и боль — не самая страшная цена. Сколько еще твой рассудок выдержит?

Ее собеседник — невидимый палач — спрашивал, но ответа у Гермионы не было. Она знала только, что слышит лишь половину того, что он хочет ей сказать, вторую просто не различая, не понимая. Но вот видения, мысли — словно подслушанные, этого Он ей показывать не хотел. Откуда-то Гермиона была уверена, что если перетерпит, выдержит, то выберется отсюда целой и живой. Если дрогнет — то безумие ей обеспечено.

— У тебя пылкий ум. Однако одной смертной и ее не совсем смертного возлюбленного недостаточно, чтобы я изменил планы.

Она полетела куда-то вниз, ударяясь спиной о прохладную, даже ледяную поверхность, смотря на потолок и серебряные колонны, что терялись в высоте. Ее рука. Гермиона с трудом поднесла пальцы к глазам, пытаясь осознанно ими пошевелить — указательный, большой, безымянный. Словно заново осознавая себя в собственном же теле. Потом рукав — белая полупрозрачная материя, летящий крой — она не носила такого никогда.

— Я старомоден и предпочитаю моду ушедших эпох. Она менее вычурная и нелепая. Что же ты? Вставай. Или леди подать руку?

— Кто ты?

Совладать с голосом было той еще задачей, но она сумела. С момента, когда она увидела мертвое тело Гарри на руках у Хагрида, ей не было так ужасно страшно и одиноко. Гермиона села, наткнувшись взглядом на свое отражение в черном зеркале пола, на знакомый уже трон и почти отвратительное в своем совершенстве создание на нем. Уже знакомое — это от него их вытащил Гарри, и в него же полетел ее ботинок.

— Я отвратительный? — он засмеялся. — В своей идеальности? Поверь, смертная, ты еще сиятельных и благих лиц моих собратьев по несчастью не видела. Постное и добродетельное совершенство, освещенное благостным светом. Мой братец Манвэ, фальшивый король Арды, у тебя вообще изжогу бы вызвал. Он мой близнец.

В его смехе ни веселья, ни горечи не было, только злость. Кипучий гнев.

— Занятный разум. В отличие от пустоголовой Соловушки, у тебя есть способность сомневаться. Я Мелькор.

— То самое зло?

— Самоназначенный враг всего сущего. Правда, я либеральное зло, так у вас говорят? Поэтому можем договориться.

— О чем это?

— Например, о вашем возвращении домой. Услуга за услугу.

Отказываться с ходу, вещая какую-то пафосную и грозную дичь, Гермиона была не настроена. Она и думала с трудом и очень осторожно. Для него ее щитов на разуме будто не существовало. А еще — если она умрет здесь, то Гарри ее просто убьет. Нет, без сомнения, сначала убьет местное зло, и только потом ее — за то, что посмела умереть. Прежде чем хамить — чего уж там скрывать, ей этого хотелось нестерпимо, за то, что Он ей устроил, — нужно выслушать, чего этот... бог? Первостихия? — чего он от нее хочет. Это разумно и даст лишние минуты.

— Ты ведь заперт.

— Участь всех проигравших. Видишь ли, убить они меня не могут. Да и когда это обитатели Таникветиль пачкали руки лично? Поэтому я узник до последнего дня Арды.

— И тебя это не устраивает?

— В точку. И никаких воплей ужаса. И проповедей...

Он поморщился, как от зубной боли, — очень человеческий жест. Гермиона наконец увидела шрамы — словно следы когтей — на лице. И в мгновение Мелькор перестал быть просто величественным ужасающим истуканом. Несовершенство свойственно ведь только смертным, но никак не богам.

— Можешь смотреть... Видишь ли, я единственный, кто познал удовольствия и страдания, из Айнур. Уподобился возлюбленным созданиям Отца в этом. Иначе как править? По скучному образцу родственников? Оставаясь в заоблачной дали, не почувствовав вкуса спетого нами мира, не ощутив боли и радостей...

Складывалось впечатление, что ему здесь остро на хватало собеседников. Вот Он и говорил о том, что приходило в голову, отслеживая ее мысли.

— Быть неизменным, когда мир меняется. Быть великим и не живым...

— Я понимаю.

— Да, может быть, ты не глупа. Я хочу разбить свои оковы. Вы мне — свободу, и взамен я верну вас домой.

На этот раз обожженные руки были спрятаны в перчатки, и от короткого жеста Гермиону подняло вверх, прямо к ступеням трона.

— Угрозы — пустой звук. Просто осознай, волшебница, Арда все равно обречена, раньше или позже я буду свободен. Только сейчас еще можно спасти несовершенный замысел, но через пару эпох останется доломать то, чем "мудро" правят Валар. Ты ведь любишь, так во имя этой любви — помоги.

Гермиона увидела спокойно спящего Гарри. Одеяло где-то на полу, грудная клетка спокойно вздымается, и блокнот выглядывает из-под подушки. А рядом Ива с ножом. Стоит над ним, словно лунатик. Только кричать и рваться бесполезно. Один лишний вздох — и она ударит. Гермиона застывает, уже не дыша, когда девушка подносит нож к своей шее.

— В прошлый раз, когда я собирался прикончить любимого девушки, меня усыпили и обокрали. Она перережет себе горло и отравит его ядом. Рыцари Аст Ахэ, преданные мне по собственной воле, присягнувшие и кровью своей. Удачное долгосрочное вложение — они были великими воинами, каждый. Она, их потомок, несет столько искаженной силы.

Он прочел ужас в ее глазах, мольбу и согласие.

— Гермиона, я ведь помог осознать, что ты всегда только его и любила, называя это дружбой. Он не умрет, но изменится, станет моим сыном. Как тот, кого идут убивать гномы... Я стольких потерял и заслужил компенсацию.

— Я сделаю! Сделаю! Не трогай его, умоляю, молю...

— Клянись, посланница Эру Илуватара, быть вечно верной мне одному.

Немеющими губами она произнесла клятву, не изобретая красивых слов. Надрезая запястье черным осколком, найденным у трона... Владыки.

Гарри проснулся от странного ощущения взгляда в упор.

Он давно не видел кошмаров по ночам. После того, как Том окончательно умер и связь между ними исчезла, Поттер спал хорошо — некоторая компенсация за путешествия в голову маньяка-убийцы, который хочет тебя прикончить. Гарри на паранойю не жаловался. Он вообще оказался из разряда непрошибаемых. Тех, кто смог жить без помощи мозгоправов дальше.

Над ним стояла Ива. Видимо, проснулась, испугалась, пошла его искать и теперь стеснялась будить. Все нормально... Купол чар по-прежнему был прочным, и вокруг было тихо. Наверное, девушку разбудил кошмар. После того, что ей довелось пережить у гоблинов, неудивительно, что спать нормально она не может.

Гарри собирался позвать ее, но тут в руке бывшей пленницы что-то блеснуло, когда свет свечи упал на левую сторону. Нож.

Мальчик-который-выжил потому-то и выжил, что соображал на редкость быстро в смертельно опасных ситуациях. Он перекатился и наставил на Иву палочку. Но атаковать, даже вырубать не спешил — несчастная была похожа на лунатика. Держала в руке нож, не шевелилась и смотрела в никуда. Глаза стеклянные.

Только где Гермиона?

Внутри скрутился душный ком чистого ужаса. Она ведь не могла, не успела ей навредить?

Ширма возле кровати Гермионы схлопнулась от взмаха его палочки — постель оказалась просто пуста. Ни следов борьбы, ни крови. В палатке ее нет. Наверняка Гермионе не спалось после размолвки с гномами, и она вышла на воздух — подышать, подумать и остыть. Хорошо... Дальше защитных чар она бы не ушла. Мисс Грейнджер не была любительницей приключений без необходимости. Даже отлично, что ее сейчас нет в палатке.

— Ива, — попробовал позвать Поттер.

Реакции было ноль. И он бросил не оглушающие — они у него мощными выходили всегда. Нет, парализующие — пусть лучше пока побудет статуей самой себя, чем навредит им или себе самой. Ива упала на постель, словно срезанный колосок. Он встал, растирая ногу, — занемела не вовремя, блядские подштанники Мерлина. Поиск вторых половинок, чтоб его — вечное шило пониже спины! — все больше превращался в битву за жизнь.

Впрочем, этого и следовало ожидать, у него ведь всегда все не как у нормальных людей.

— Экспекто Патронум! Гермиона, ты мне нужна. В палатке ЧП.

Поттер надиктовывал сообщение и совсем не смотрел на свою же постель, уверенный, что Ива уже ничего не сделает — и как же он ошибался! Есть особое ощущение от присутствия Госпожи — для него это холод иномирный, чуждый и колоссально равнодушный. Для того, чей час пробил, — это обещание покоя. Вот и Гарри ощутил все разом.

Ива сидела на его постели и улыбалась ему — перекошенной улыбкой, словно у нее инсульт.

Время замерло, и он сам стал мухой в янтарной капле. Девушка, которую Гарри спас совсем недавно, все с той же жуткой улыбкой поднесла нож к горлу и резко "вжикнула" от уха до уха. Мальчик-который-выжил не помнил, как оказался рядом, зажимая рану, пачкая руки, грудь, лицо в крови, что текла и текла, пытаясь применить исцеляющие чары и совсем не обращая внимания на то, что кровь умирающей жжет кожу.

Гарри словно в черную дыру провалился, видя испуг и неверие в глазах убившей себя Ивы.

Он очнулся, когда стало понятно, что все кончено. На правое плечо легла полупрозрачная ладонь, отрезвляя, напоминая, что мертвых не вернуть, как бы ему этого ни хотелось. А Ивы уже не было. Было только тело, нуждающееся в погребении. Неслышной поступью Госпожа ушла — так же незаметно, как и приходила.

Поттер посмотрел на свои руки, на всего себя, залитого чужой кровью, — помнится, даже в Битве он так не уделывался. А сейчас будто из кровавой купели вышел. Гермиона... ее не было. Где она? Должна была уже прибежать. За этой нормальной, беспокойной мыслью пришла боль. Такая острая, что он закричал.

Все дело в крови.

Гарри сам на себя направил палочку, пытаясь смыть кровь мощным потоком воды. Когда его укусил тысячелетний Василиск, так больно не было... тогда просто от руки и выше все онемело. Сейчас же его словно жгли углями и каленым железом. В крови Ивы был яд?

— Акцио, аптечка.

Там был безоар.

Ладонь с палочкой выкрутила судорога, и Гарри упал, затылком ударившись о стул и прикусив себе язык. Глаза заволокла темень, как будто он ослеп. Боль все нарастала, изо всех углов и щелей слышалось шипение. Не змеиное, другое. Его, кажется, стошнило — к привкусу крови во рту добавился вкус желчи. Он пытался нащупать палочку, найти безоар. Пока его тело не выгнуло дугой, кажется ломая кости все разом.

Гарри мог поклясться, что слышит, как они хрустят и трескаются.

Вместо крика о помощи, имени Гермионы — он продолжал ее отчаянно звать между судорогами агонии, понимая, что она должна прийти и помочь, — у него вырывался только рык. Он запутался в палатке и чем-то острым ее порвал, круша мебель и не осознавая, что что-то не так, неправильно — он такой большой, а все вокруг такое маленькое.

Он рычал без слов, без смысла, моля о прекращении боли, а она все нарастала и нарастала.

Ударом хвоста с острыми белыми пиками-шипами на конце он разбил пару сосен, еще несколько раскрошил лапами. На спине лопнула кожа, выпуская изумрудно-зеленые крылья, и его рев спугнул всех птиц в нескольких лигах вокруг. На разгромленной поляне среди раздробленных валунов лежал, распластав крылья, зеленый дракон. Гребни и шипы на голове складывались в стилизованную корону, а три молочно-белые чешуйки надо лбом светились, как драгоценные камни.

Часть блестящей чешуи, цветом от мягкой зелени весенних трав до глубоко-малахитового, еще была затянута мутно-розовой пленкой. Словно дракон только что выбрался из кокона и теперь отдыхал перед последним рывком. Бока вздымались быстро и неровно. Он дышал с трудом, и каждый такой вздох опалял траву вокруг. Ведь воздух из ноздрей был очень горячим.

Первым, что Гарри ощутил, был запах — земля, сырость снегов там, в высоте на шапках гор, и запах хвои. Аромат прошедшего внизу стада оленей и вонь крови человеческой. Он распахнул глаза — в них была та же мятежная зелень, только теперь его зрачки были вертикальными и мир выглядел по-другому. Все цвета были яркими до предела.

Ему хотелось пить.

Мысли ворочались в голове каменными глыбами. Гарри знал — что-то с ним не так, но осознать, что именно, не мог. Все мысли были о воде.

Дракон принюхался и учуял воду. Он неуклюже, пошатываясь, встал, разрывая окончательно поблекшую пленку, и попытался сделать первый шаг. Запнулся передними лапами и мордой, носом пропахал борозду в земле. Что-то тяжелое на спине, чего раньше не было, мешало ему идти. Он инстинктивно сложил это неудобное, и дело пошло лучше.

Чтобы добрести до ручья, у него ушло ужасно много времени. Он еще пару раз падал, ломал лапами деревья и бился о камни хвостом. Однако пить хотелось все сильнее, так что к воде дракон просто припал — окончательно забывая, кто он и где он. Важным было только утолить жажду. Первую жажду в новом облике.

Он пил и пил, фыркая и пуская пузыри. Подымая ил и песок носом, когда наклонялся слишком глубоко. Язык различал в воде частицы серебра — выше в горах была маленькая жила. Это хорошо... Но почему? Подумать дракон не успел. Когда жажда была утолена, он захотел есть.

Охота, добыча, мясо...

Так было и будет теперь для него.

И все же до конца поддаться инстинкту ему что-то не давало. Дракон озадаченно посмотрел на свое отражение в быстрой глади воды, когда муть песка сошла. Он увидел одновременно и чуть вытянутую морду с рядом острейших клыков — стоило приоткрыть пасть. И человеческое лицо. Только глаза одни и те же.

Это неправильно. Нет, правильно... Он человек, и его зовут Гарри Поттер. Быть драконом как раз для него неправильно. Как он стал таким?

"Есть... добыча! — рык в одной голове на двоих. — Магия.... Я маг. Гермиона... Найти ее. Вернуться к палатке. Охота".

Какофония, что рвала разум надвое, продолжалась. И Поттер не нашел ничего лучше, чем поступить в привычном для себя стиле — долбануть головой два или три раза о ближайший осколок скалы.

Боль второму не понравилась, и он замолк, забивая общие мысли только скулением, не мешая думать и управлять этим телом. Хотя думал он и выстраивал ассоциации, логические цепочки с трудом.

"Палатка... Ива. Труп. Она меня отравила. И где Гермиона? Запаха ее нет. Найти волшебную палочку, стать человеком... Жрать!"

Гарри снова повторил процедуру — так, что звезды перед глазами заплясали, а от камня откололся изрядный кусок. "Будешь мешать мне — будет боль!" Снова то же скуление, но уже тише. Под аккомпанемент взвывшего на высокой ноте желудка.

Он выдохнул, едва не подпалив землю у себя же под ногами.

Значит, все-таки придется сперва жрать. Потом думать и искать Гермиону.

Тот, второй, обрадовался...

Он — или они — влипли?

Бильбо не нравилась идея проникать в чужие владения, словно лазутчики, да еще врать тому, кто их приютит...

Гэндальф, конечно же, назвал все это красивыми, достойными словами. Обосновал, что гостеприимный хозяин может оказаться совсем не таков, если ввалиться к нему всей толпой. Только хоббиту все равно это все не нравилось. И он все еще громко злился на Серого мага. Бильбо категорически не желал понять мотивов мудрого волшебника. Молчать о том, как неправильно было бросить Гарри и Гермиону, он тоже не стал.

Мерзко они поступили. Пусть сам он права голоса не имел. Да, он уже успел снова выслушать от славного Торина Дубощита, что его дело — молчать в тряпочку. Его величество зря надеялся, что гнев жителя мирного Шира скоро утихнет. В Бильбо в полный голос говорила кровь сумасбродов Туков... то бишь совсем не приличной родни матушки, еще тех повес и балагуров.

Он был мирным хоббитом, только на несправедливость, да еще такую вопиющую, глаза закрывать не хотел. Маги из другого мира не раз делом, а не словом доказывали, что им можно верить.

И вот теперь еще один этап путешествия они снова начинают с "хитростей" — пустых, как головушка кузена Трена. Мозгов там никогда не водилось, но плутом этот наполовину Тук наполовину Бредибок был отменным. Нужно ли говорить, что Бильбо не хотел во всем этом участвовать? Конечно, хоббит ничего не знал о великой Зеленой Пуще, которую им предстояло пересечь, потому что обойти было никак нельзя. Но ведь можно было спросить прямо.

Пусть Гэндальф и уверял, что мистер Беорн не в ладу с гномами, Бильбо очень хотел в последнее время посмотреть — кто с ними "в ладу"?

Сам он, несмотря на всю свою отходчивость, пыхтел, как перекипающий чайник, и был вежлив, как кузина Лобелия, когда ей на ногу наступили. То есть зонтиком по голове никого еще не бил, но огрызался на каждое слово и даже взгляд. И плевать с самого высокого дуба Шира на неодобрение в лучистых глазах Гэндальфа и грозные взгляды Торина. Этот гном — не его король.

Разумеется, из этой затеи с проникновением ничего путного не вышло.

Фили или Кили — хотя, скорее, оба — не утерпели и решили пробраться в дом пораньше. Скучно было им сидеть. Беорн их выловил, и тут Бильбо пришлось включать весь свой такт и дипломатичность, чтобы избежать крупной ссоры. Жаль, конечно, что в одиночку. Гномы вежливыми быть просто не умели, особенно эти два бедокура. Нет, в очаровании молодым наследникам трона своего осла-дядюшки не откажешь, но чувство такта отсутствовало напрочь.

И как только великан их не выставил вон?

Наверное, доброта взяла вверх. А также сообщение о смерти верховного гоблина... За Азога хозяин вообще закатил пир, только Бильбо кусок в горло не лез — что для нормального хоббита ни в какие ворота. Волновался он. Желудок сводило тем самым дурным предчувствием. Словно и Гарри, и Гермиона сейчас в беде.

— Фили?

Он курил, сидя на крылечке. У Беорна оказался запас отменного табачка.

Гном подошел почти бесшумно и совсем не выглядел веселым. Спустился и сел рядом, глядя, как солнце медленно катится вниз. Сейчас улыбчивый парень казался старше. Фили тяготили невеселые мысли, и Бильбо был готов поручиться, что думают они об одном и том же. Только наследник Торина прятал все это при собратьях, чтобы не тревожить брата. Фили не мог противоречить своему королю открыто — не то воспитание. С него как со старшего и будущего правителя спрос был больше и строже.

А поговорить с дядей один на один у Фили никак не получалось — Торин просто бегал от племянников, как заяц.

— Они ведь могут за себя постоять.

Златовласый гном не утверждал, словно был не уверен, а скорее спрашивал. Себя в первую очередь, свою совесть, а Бильбо уже потом. Может, по меркам гномов Фили был взрослым, но сейчас хоббиту он казался подростком, который тяготится ошибками взрослых и берет на себя чужую вину и ношу. Торин — скотина, права была Гермиона.

— Нам только остается надеяться и верить в них.

— Ты злишься на дядю или на нас всех?

Под смешинками у внука Траина прятался довольно острый ум, способный отделять главное от шелухи. Беггинсу очень хотелось верить, что из Фили получится мудрый король, без спеси и вечного недоверия ко всем, кто не гном. Бильбо вообще увлекался историей и знал, что старые распри в новых временах не приносили ничего хорошего ни одному из народов. Может, пора всем — гномам и эльфам, людям и хоббитам, и всем остальным — научиться жить чуть иначе?

Он обязательно добавит сегодняшние размышления отдельной главой в свою книгу.

— На твоего дядю, конечно. Он главный, и мы не можем ему возражать.

— Бильбо, ты только это и делаешь все время.

Смешинку они разделили на двоих, как до этого легко делили тревогу. Вот оно, общее для всех светлых народов — чувства.

— Почему вас так тревожит переход через эльфийский лес?

— Потому что, мой дорогой Бильбо, эти эльфы не такие, как их сородичи с Запада. Они отличаются от гостеприимного и мудрого лорда Элронда.

Балин вышел с кружкой эля. Как всегда, старый гном был спокоен, словно гладь озера в безветренный день. Его спокойный печальный голос увел воображение хоббита в тот роковой день, когда Смауг Ужасный прилетел к Эребору. И тогда лесные эльфы забыли о союзе и просто оставили гномов умирать... Тогда же родилась ненависть, такая глубокая, что только бесконечная бездна Мории с ней сравнится.

— Трандуил попытается нас задержать или помешать. Нам лучше не попадаться на глаза его подданным и идти, словно тени.

Тут хоббит мысленно застонал. Тихо? Гномы просто не понимают значение этого слова. А это значит, они снова влипнут в неприятности, только на этот раз помощи не будет. Придется разбираться без магии Гарри и Гермионы. Бильбо совсем не горел желанием ссориться с эльфами или воевать с ними, хотя не верил что удастся пройти незамеченными сквозь их лес. И почему только он видит очевидное?

Нужно поговорить с Гэндальфом — пусть образумит Торина. Ибо начинать резню эльфов, не имея численного перевеса, — так себе затея.

Беггинс почему-то не сомневался, что Дубощит из всех решений выберет то, что приведет к мести и, следовательно, к войне. Он впервые задумался — а что будет, когда гномы вернут свое королевство? Не развяжет ли Король-под-Горой первым делом войну? Бильбо потер лицо. Что-то он стал думать о Торине совсем плохо. Да, этот гном еще та заноза, но не безумец же?

Понимает, что малой кровью не обойдется, и весь его народ может тогда сгинуть. Как и племянники, которых Торин любит.

— Когда вы вернете дом и Торин станет полноправным королем... Войны с Лихолесьем не будет же?

Лучше спросить, чем терзаться ужасными предположениями и догадками — как показал нелегкий опыт общения с гномами, так проще. И то, что советник короля отвел взгляд, не спеша отвечать, — не обнадежило Бильбо. Героическая сказка о возвращении дома изгнанникам только что рассыпалась в его голове. Хоббит обозвал себя ослом. Конечно, это не страницы его любимых книг — где есть зло и добро.

В жизни, как оказалось, все сложней.

И страшней...

— Балин?

— Не думаю, что Торин затеет войну. Нам нужно восстановить Эребор прежде всего. Собрать кланы и вернуть королевству былую славу и могущество. Не тревожься об этом, Бильбо... Торин может вести себя вздорно, но он будет отличным государем. Мой воспитанник не положит жизни гномов в напрасной войне.

Искренняя вера Балина немного приглушила тревогу внутри. И все равно рука потянулась к знакомой прохладе волшебного колечка. Мистеру Беггинсу как никогда нужна была уверенность, что он сделал правильный выбор. Что не совершил ошибку, уйдя с гномами. А кольцо давало ему эту веру в себя и в друзей. Что бы там ни было, он должен идти дальше. Он ведь обещал.

— Фили, Балин, Бильбо! Наш хозяин просит всех войти в дом.

На крыльце появился Кили, недоумевающий, почему они сидят здесь так долго и что затеяли — без него. И что такого интересного может быть в напряженном молчании? Кили сначала сунулся к брату — пусть расскажет все. Но ответа не получил и решил спросить у хоббита, который будто оброс колючками, но на него не злился — только на дядю и волшебника, что было понятно.

Впервые младший сын Дис не одобрял решения гнома, который его вырастил, заменил отца, был ближайшим кровным родичем и королем.

Реветь было поздно... Ломать руки и проклинать — тоже.

Злость — такая, что она все три Непростительных сколдовала бы на отлично, — рвала сердце и разум. Гермиона просто сидела на траве, бездумно смотрела в небо и старалась не развалиться. Вернее, не сделать глупость. Очередную. Ей ведь тот обрыв таким соблазнительным казался — дойти до него и просто сделать шаг. Однако ее проблему это уже не решит.

В жизни и смерти... отныне и навеки она себе не принадлежит.

Ее, скажем так... работодатель — материться Гермиона считала бесполезным, пусть разум пух от красочных сравнений и эпитафий, которыми она хотела Его припечатать — хотела, но не смела... Гриффиндорская отвага — это хорошо. Правда, всегда нужно думать, а потом делать. В общем, ее новый хозяин постарался на славу. И ей даже в петлю от него не убежать. Не то чтобы Гермиона сильно хотела умирать.

Просто ситуация была, мягко говоря, безвыходная. Из разряда — пиздец тотальный.

Она могла бы гордо заявить, что бывало и хуже. Но в том-то и дело, что хуже у нее не бывало. Несмотря на все приключения в юности и в зрелости. На этот раз ей повезло вляпаться так, что выхода для себя Гермиона просто не видела. Казалось, стоит ей двинуться — и она либо в припадке слез забьется, либо будет орать, пока горло не сядет. Именно поэтому она сидела на месте и пыталась думать. Не смотрела на свежий порез на руке — напоминание, так сказать, о данной клятве.

Будто Гермиона могла забыть о том, что произошло. И как банально попалась на уловку. Как погубила не только себя, но и Гарри... Тут любые мысли заканчивались, и начиналась агония. Куда там пыткам покойной Беллы. Она, всегда такая умная, не разгадала банальную до очевидности ловушку. Отдала всю себя с потрохами в вечную кабалу и не спасла того, кого должна была спасти. Звание самой большой неудачницы ей отныне как раз впору.

Он ее вернул.

Мелькор жаждал мести. Отмщения за свой проигрыш и реванша.

Последнего боя только на своих условиях. И Гермиона должна будет отныне ему помогать. Хочет она того или нет.

Только оковы, которыми его сковали, не так легко разрушить. Вся ее магия до последней крупицы не способна на такое. Потрясти весь мир до самых основ — и лишь тогда Стены Ночи рухнут. И Владыка (ненавижу, ненавижу, ненавижу!) будет свободен. Именно поэтому она снова в Средиземье. Он был чертовым садистом, жутким и лживым ублюдком, но не дураком. Смысл держать пешку около своего трона? Чтобы только помучить?

О, будьте спокойны, Мелькор ее уже сломал. Так, как никому и не снилось. Буквально разломил надвое — тем, что сделал с Гарри.

Гермиона не стала себя оправдывать. Потому что оправданий ей не было... Да, Мелькор был богом и доводил ее до невменяемого состояния специально. Терзал разум, выжигал магию и делал больно ради боли. Чтобы только Гермиона не могла думать. Руководствовалась только звериным инстинктом и страхом. Оба этих источника "непомерной мудрости" велели ей, измученной, избегать новой пытки.

Затравленный пережитым ужасом зверек, которым она, такая своевольная и гордая, стала вмиг, не дал ей потребовать главного — гарантий. Перед тем, как клясться в вечной верности, Гермиона ничего у него не попросила. Не потребовала не трогать того, кто ей дороже всего. И формально руки божественного мудака были чисты, как первый снег, легший на грязь.

И винить она могла только себя.

Если бы ее смерть на что-то влияла, она бы умерла.

Гермиону не страх перед смертью останавливал и не ужас перед хозяином. Нет... скорее понимание, что она может себя убить — и ничего не поменяется. Только Гарри останется совсем один. С неизвестной природы проклятием в крови. Очешуительная перспектива, не так ли? Поэтому она держалась.

Сидела себе, смотрела на травку, солнце — и ждала.

Мелькор был так любезен, что вернул ее прямиком к палатке. Так что на абсолютный погром она уже полюбовалась. Как и на труп Ивы. Девчонку ненавидеть Гермиона не могла. По сути, бедный ребенок был всего лишь инструментом в чужих руках. И шанса противостоять своей крови у Ивы не было. Правда, от попытки убийства того, кто ей это приказал, Гермиону удерживал не страх перед наказанием, а скорее понимание бесперспективности данной затеи.

Как убить бога?

Или как превратить его вечность в такой ад, чтобы сам захотел сдохнуть?

Как раз такие мысли ее терзали. И пусть Он все слышит, ведь она теперь только марионетка на ниточках. Однако не думать Гермиона себя заставить не могла. Похоже, Владыка не ждал от нее этого. Скорее наслаждался ее бессильной яростью. Как раз о Его приказе размышлять она не хотела. У нее тут истерика и ступор в полный рост. Поэтому хозяин и его великие планы перетопчутся. Хотя бы до тех пор, пока она не увидит Гарри.

Это было самым важным. Ее последняя точка опоры.

Налетал прохладный ветер, развевал роскошное платье — подарок для покойницы от Владыки. А что? Если мыслить трезво, то она при любом раскладе обречена. Для Гермионы не оставалось вариантов с "долго и счастливо". Она была реалисткой, поэтому не трусила смотреть фактам в лицо. Просто погибнуть можно очень по-разному. Гермиона собиралась разменять свою жизнь на что-то весомое.

И дороги домой для нее отныне нет. Даже если Мелькор выполнит свое обещание — что уже звучит как насмешка. Она не вернется по собственному выбору. Притащить Его за собой в свой мир? Добровольно подарить новую "игрушку" обиженному папой сыну? Чтобы ее Землю постигла невеселая участь Арды? Да никогда.

Отныне ее задача — вытащить Гарри из этого дерьма и сказать ему "прощай".

Но так, чтобы он ничего не понял. В последнюю секунду... Чтобы Мальчик-который-победил не попытался спасти ее, ту, которую, в общем-то, смысла спасать нет. Пусть Гарри не простит ей, зато он будет жить. А для Гермионы это важнейший критерий. Такой, что все остальное — чушь собачья.

Приоритеты она для себя определила. Гермиона сжала виски. Вот так всегда — составила план, пусть невыполнимый, неполный и весьма расплывчатый, но все равно легче. Дышать банально легче и думать.

Рычание заставило ее подпрыгнуть и растерять всю благостность просветленной и — сука! — обреченной.

Птицы взлетели испуганной стайкой, и пара деревьев в отдалении сначала зашатались, а потом их кроны пропали из зоны видимости. Кто-то очень большой ломился к ней через лес с целеустремленностью носорога. Впору бы испугаться. Нормальная бы испугалась наверняка. Гермиона же просто ждала и старалась не реветь слишком громко.

Он не должен видеть, насколько она в отчаянии и разбита. Гарри она нужна в привычном амплуа — разума, стойкого оловянного солдатика, на которого он всегда мог положиться. Ведь они всегда действительно были одни. И теперь тоже могут полагаться только друг на друга. Если Гермиона хочет его вытащить — не время раскисать.

К ней, сломав еще пару деревьев, выпал настоящий дракон с выражением ошарашенной радости на всю морду. Он был словно живой изумруд — столько зелени было в его чешуе. От него веяло жаром и магией... О, эти глаза она узнает в любом облике. И вопросительный рык, перешедший в какое-то курлыканье напополам с урчанием. Видимо, чтобы не напугать ее.

Гарри — это был он — предусмотрительно держался подальше. Уселся и даже хвостом обмотался, показывая, что точно не способен прыгнуть и напасть. Крупное тело подрагивало, по мощным лапам пробегали короткие судороги, и когти делали четкие борозды в земле. Он хотел к ней, но не смел.

— Гарри, я знаю, что это ты. И не боюсь.

Гермиона натянуто улыбнулась и сделала первый шаг, протянув руку к морде паникующего дракона. И правда, в глазах-изумрудах металась та самая отчаянная паника, под влиянием которой Избранный выкидывал свои самые отчаянные фокусы, от которых потом так плющило его противников. Только сейчас им этого не нужно было.

Это зеленоглазое и теперь крылатое несчастье шарахнулось от нее и зажало себе пасть двумя передними лапами. Причем с такой силой, что высекло искры из собственной чешуи когтями. Гермиона готова была поручиться, что еще немного — и Поттер долбанется головой о землю — с тем же намерением, что и пресловутый страус.

Мягко говоря, странная реакция...

Почуял фальшь в ней? Или боится ей навредить?

Значит, в этой форме Гарри себя не до конца контролирует или не до конца осознает. Будь он полностью собой, он бы ей никогда вреда не причинил. Гермиона закусила губу. Плохо. И подсказок Владыка не дал. Оставив последствия своего "дара" ей как сюрприз. Теперь нужно думать быстро. Причем так, чтобы Герой не подумал от нее сбежать — естественно, руководствуясь лишь желанием защитить.

— Гарри Джеймс Поттер, попробуешь улететь сейчас — я тебе хвост вырву, когда догоню.

Дракон фыркнул, обдав ее струей горячего воздуха. Ну тут же сжал челюсти снова.

— Гарри, ты не можешь сам стать человеком? Верно я понимаю?

Он кивнул и расправил крылья для лучшей балансировки. Солнце, просвечивая сквозь них, вычертило сотни вен под кожей, где билась кровь. Гермиона отстраненно кивнула — вот и первое уязвимое место дракона обнаружено. С этим нужно было что-то делать. Каждому аборигену не объяснишь, что этот конкретный изящный дракон, похожий на статуэтку из зеленой яшмы и малахита — не "такой"... Людей вообще не жрет и гуманист местами.

Когда не убивает Темных Лордов и не стремится к познанию.

— Ты себя контролируешь?

Поттер отнял одну лапу от пасти и нарисовал в воздухе загадочную фигуру — что-то похожее на средний палец или кукиш. Значит, не полностью. Вот почему он такой напряженный. Действительно боится навредить.

— Гарри, давай попробуем легилименцию? Но для этого ты должен опустить голову на уровень моих глаз.

— Мфр...

И рычание означало категорическое "нет". Поттер повернулся и явственно собрался ползти куда-то в лес. Предсказуемо, впрочем.

Сам умру, но всех спасу.

Только героический Герой забыл один простой факт — на нее сей подход никогда не действовал. Им необходимо было поговорить, это был вопрос выживания — буквально. Так что пора было заканчивать играть деликатное создание. Раньше эту ипостась собственной личности Гермиона называла "староста в гневе", теперь же именовала без прикрас — фурия не в настроении, уставшая от всеобщего идиотизма.

Бывали разные ситуации — ужасные, абсурдные, нелепые... Но драконом он ещё ни разу не становился. Даже Том, при всей подлючести маниакальной натуры, не додумался проклясть его так. Он привык, что девяносто девять процентов шишек сыплются как раз на него. Кто крайний? Поттер, разумеется. Обратная сторона легендарной удачливости.

Только один человек видел в нем Гарри. Того самого тощего очкарика из поезда, где они познакомились. В теплых, искристых и умных глазах Гермионы он всегда видел только себя. Причем себя настоящего. Прежде всего живого человека — никогда образ, вылепленный молвой. Она была константой его мира.

Не умеющая лгать, строгая прежде всего к себе, честная и сильная.

Но даже для превосходной во всех отношениях совсем не испугаться его преображения было уж слишком. Отмахнуться от того факта, что он — огнедышащая скотина весом в тонну и себя не совсем контролирует. Страх — это не для истинных выпускников Годрика и не для той, которая шагнула навстречу Василиску, имея лишь карманное зеркальце в качестве защиты. Однако здесь другое — он просто не мог причинить вред Гермионе. Поэтому лучшим выходом было бы уйти.

Правда, характера, упертого, как неизвестно что, Гарри в своем благородном порыве не оценил. Гермиона не боялась, не собиралась уходить и была явно и решительно настроена его спасти. Самое время вновь побиться башкой о ближайшую сосну — как будто он их мало сломал за это время.

Она вцепилась руками в его хвост и повисла на нем...

Гарри исполнил "лапа-лицо" и подышал, считая пролетающих ворон. Грейнджер, что с тобой не так? Я, весь такой благородный, спасаю тебя, а ты все портишь. Говорить он не мог, только ворчать, чем, как оказалось, с успехом пользовался, заглушая внутри трусливый голосок с робким "люди, еда..." — будто они не сожрали двух оленей. Поттера сейчас посторонние люди мало волновали, а вот одна конкретная женщина — очень даже.

Повисла, как блоха, у него на пятой конечности. И, зная Гермиону, фиг ее стряхнешь.

"За попытку ее сожрать или навредить я откушу нам лапу или хвост".

Он сказал это тому, второму. Причем с твердокаменной серьезностью. Гарри бы так и сделал, если что.

— Поговорим?

Гермиона тряхнула головой и обошла его. Полезла на камень, чтобы прибавить в себе роста. Он только сейчас заметил, что одета она как-то не так. И пахнет странно. Она плакала? Гарри передумывал уползать в изгнание. Нет уж, он сперва выяснит все. Например, где она все это время была? И кто посмел ее обидеть? Если быть честным полностью, то без Гермионы черта с два он справится со всем этим. Идей, что делать дальше, не было никаких. Словно они вернулись в старые недобрые времена, когда мозг в их легендарной троице был только у Гермионы.

А ведь он самонадеянно полагал, что научился думать самостоятельно. Как будто тот ритуал и его последствия наглядно не доказали обратного. Каким дебилом нужно было быть, чтобы устроить такое? В данный момент Гарри не хотел искать никакой второй половинки. Он до паники хотел стать нормальным, собой...

И как-то сомнительно, что найдется девица, готовая полюбить дракона. Местные — какие-то хлипкие до ужаса.

Да Мерлина ради!

Можно уже признаться: ему никто, кроме мисс Грейнджер, не нужен абсолютно.

— Давай, наклоняйся.

Он фыркает — тон у Гермионы такой, будто она непослушного пятилетку уговаривает принять гадкое лекарство. Легилименция Гермионы — легкий ветерок, не шторм. Она и нежничает, и осторожничает. Поттер в который раз величает себя дубиной. Потому что, занятый своими переживаниями, забыл, что ей тоже страшно. Еще бы — знакомый, родной человек оброс чешуей за одну ночь.

— Ты пробовал перекинуться обратно? По принципу анимагии?

— Да.

— Я не считаю тебя глупей всех на свете.

Уже строго в ответ на его мысли... Он и правда два часа дышал, пытаясь поймать то ускользающее ощущение на грани человека и зверя. Так собой становятся анимаги. Заработал только головную боль и расстройство. Медитировать невозможно, когда в твоей, оказывается, тесной голове есть еще кто-то. Вечно ноющий, голодный и кровожадный. А еще ты напуган и переживаешь за подругу.

— Нужно похоронить Иву.

— Она сделала это не по своей воле.

Гермиона показывает ему все, что с ней происходило. Четко, без какой-либо эмоциональной окраски. Будто это все не с ней. Опять стараясь сберечь его чувства от понимания, что же он натворил. Если бы не его шило в заднице, то ничего этого не было бы. И вечного рабства для нее.

Сквозь боль, которая выжигает все внутри, и ярость пробивается другое чувство — обожание. Тот, второй в его голове, всем своим существом тянется к фигуре на черном троне. Словно мерзавец для него — и мать, и отец, и живой бог. Гарри справляется с подавлением порыва второго легко. Даже удара о камень башкой не нужно. Он не может любой своей частью беззаветно любить того бессмертного ублюдка, который сделал с Гермионой такое.

Окей, гугл, как убить бессмертного и бога?

— Думать об этом лучше, когда я не слышу. Ведь у нас с Ним связь. Гарри, нам нужно к Одинокой Горе.

— Зачем?

Логики он что-то в упор не улавливает. Зато легко читает решимость и на ее лице, и в мыслях. Гермиона что-то придумала. Сложила невозможное с логичным только для нее — и, кажись, нашла выход. Что бы он без нее делал? И сейчас, и тогда? Подох бы еще на этапе квеста с Томом. Это не самокритичность и уж тем более не самобичевание — просто голый факт. Ненавидеть себя за сделанное Гарри собирается позже. Его презрение к самому себе, в котором легко можно утонуть, им сейчас не помощник.

Вот будут они в безопасности — тогда...

— Там дракон.

Это проносится в его мыслях с оттенком той самой очевидности.

— У него тоже связь с Мелькором. Интересно посмотреть, насколько сильная...

И он может знать, как проклятому приглушить ее. Эту мысль он додумывает за Гермиону, которая теперь даже мыслить свободно не может. Для нее это хуже, чем смерть. Она ведь всегда полагалась на разум. Блистая им, как алмазом чистейшей воды. Побеждая благодаря ему.

— И он такой же, как я. Значит, может подсказать, как стать человеком.

Прохладная ладошка ложится между его ноздрей. Он, забывшись, опускает голову почти вплотную к ней. Гарри прикрывает глаза, горящие, словно светильники из кипучего пламени. Просто на пару мгновений. Он слышит стук ее сердца, ток крови и запах. Ему нужно осознать, что она рядом и он не один, пусть полноценно помогать Гермиона не сможет. Гарри собирается совершить невозможное — и неважно, какой ценой.

Вернуть ей свободу. Даже если это значит — сразиться с заточённым божеством. Этот Мелькор очень ошибся, думая, что сможет ее использовать, и его тоже. У Гарри с некоторых пор с манипуляторами и Темными лордами разговор короткий и однозначный. Он найдет способ. В конечном итоге у всех есть слабые места.

— Как мы туда доберемся? На трансгрессию я сейчас не способен. И нам нужно быть там раньше, чем туда дойдут гномы. Труп дракона нам не поможет.

— Полетим, конечно же. Ты всегда летал так, будто был рожден в небе. Теперь у тебя есть крылья, Гарри... А я на драконе уже летала. Только надеюсь, ты будешь со мной аккуратней.

Они сжигают остатки палатки — ведь использовать ее теперь невозможно. Гермиона находит свою сумочку целой. То, что по ней дракон потоптался, — так, мелочи жизни. Гарри лапами вырывает глубокую яму, и весь низ они устилают сначала еловыми ветками, потом тканью — нашелся темно-синий отрез — и цветами. Гермиона опускает в яму тело Ивы — девочки, которую он спас, но не смог сберечь. Кровь смыта. Она лежит среди белых лепестков, будто спит.

— Я не знаю, как принято у ее народа... Если рассказы Гэндальфа правда, то тебя ждет дорога к Творцу — да будет светлой она.

Гарри прикатывает камень, как раз такой, чтобы закрыть весь холмик свежей могилы. Есть опасение, что темная падаль с тех самых Гор может ее разрыть. Гермиона палочкой высекает имя и дату. Пригодилась привычка Бильбо Беггинса следить за цифрами.

— Вечная трансфигурация по плечу только исключительно одаренным магам.... Но я попробую.

Взмах палочкой, выверенный, будто на занятии у профессора Макгонагал — и булыжник превращается в надгробие — спящая девушка на каменном ложе. Вес остался тем же. Дракон сможет поднять, но не человек и не гоблины. Ивовые ветви оплели низ ложа и венцом легли на волосы девы, чертами лица точь-в-точь какой была Ива.

Они не умеют скорбеть нормально, мстить — да, но оплакивать — нет.

Гермиона переодевается в удобную одежду, а он в режиме нон-стоп учиться летать. То бишь топает к тому самому обрыву, откуда волшебника, гномов и хоббита забрали гигантские орлы, и прыгает с него. Хотя мисс Грейнджер настаивала на чем-то более безопасном и менее радикальном. И он ей даже пообещал, скрестив когти.

Гарри себя знает: Поттер птица гордая, не пнешь под зад — не полетит. Учиться он умеет, когда вопрос стоит о жизни и смерти. Как раз тогда его тушка и мозг демонстрируют невиданный прогресс, причем одновременно. А если потихоньку и осторожно, то торчать им здесь еще неделю — это неприемлемо.

Бильбо знал, что у его спутников гномов весьма средние представления о хороших манерах... Но погодите-ка — пока с ними были Гарри и леди Гермиона, все было в рамках разумного. За эти пару дней он положительно понял, от какой бездны безнадежной и лихой тупости его оберегали одним своим присутствием маги из другого мира. Сам Бильбо отчаялся вдолбить в головы гномов хоть каплю здравого смысла. Они все слушались Торина, а Дубощит — свою гордыню.

И чем дольше хоббит об этой невеселой закономерности думал, тем яснее представлял, как гордыня Дубощита их всех погубит.

Гэндальф нисколько не помогал. Серый маг вообще все эти дни, пока они жили под гостеприимным кровом Беорна, казался отрешенным. Гэндальфа что-то, очевидно, терзало, и своими думами он, естественно, делиться не спешил. В том, что эти "думы" были тяжелыми, было легко убедиться. Какая-то часть Бильбо верила, что маг терзается тем, как поступил по отношению к друзьям. О том, как судил сгоряча — и на самом деле не мудро.

Правда, Беггинс не отрицал, что всегда был несколько наивен в своем представлении о мире.

Именно поэтому Бильбо спорил с Торином в одиночку.

Беорн знал очень много и мог рассказать. На самом деле презирая всякое притворство и ненавидя ложь. Беггинс умел слушать и был вежлив — заметный плюс при толпе грубиянов, пускай в доме здешнего хозяина гномы вели себя почти примерно... Так вот, Беорн о Лихолесье ему столько всего рассказал... Одним словом, Бильбо делалось дурно от воображаемых перспектив их тайного прохода через отравленный неведомой заразой лес. Да не просто лес, а эльфийский лес.

Пускай не у каждого повернется язык назвать эльфийским лесом то темное и затхлое место, гиблое место, которое описывал великан. Если рассказ Беорна ничуть не приукрашен, то все плохо. Хоббит не хотел столкнуться с той заразой, от которой страдала некогда Вечнозеленая пуща. А еще меньше он желал неприятностей с вспыльчивыми бессмертными созданиями, чей Лес погибал. Вряд ли при таком раскладе они не будут подозрительны и злы.

Недоверие к чужакам — это нормально.

В том же Шире никто не верил пришлым, особенно верзилам. Бильбо же местами был очень Туком и судить хотел по поступкам. Однако его величество Торин хотел пройти Лихолесье тайно. Словно гномы были тенями без плоти и отвратительной привычки шуметь, как во время драки на празднике Середины Лета. В прошлый раз мальчишка Брэндибак затеял такую свару, что одна палатка повалилась, а вторая загорелась. И это в милом сердцу и мирном Шире, где зла долго не держали.

Не считая кузины Лобелии — вот кого нужно было натравить на Дубощита. Эта грымза живо бы привила Королю-под-Горой подобие хороших манер... Да, хоббиты тоже бывают мстительными. Бильбо решил: если переживет это путешествие и они вернут Одинокую Гору, то на коронацию короля пригласит во всех смыслах дорогую родственницу. По-прежнему незамужнюю.

Но сейчас не об этом.

Мечтать, как Лобелия Саквиль-Беггинс выест Торину Дубощиту мозг изящной серебряной ложечкой — а иных в чайном сервизе кузины не водилось — конечно, хорошо. Однако Бильбо все-таки настаивал на своем — пройти незамеченными им не удастся. И с эльфами хорошо бы договориться. Как бы ни хорохорились гномы, но от мыслей о Лесе вдали им тоже не по себе.

Чтобы дело не закончилось скандалом или того пуще — резней, лучше обсудить все сразу. Нужно ли говорить, что Торин даже слышать об этом не хотел? Как будто невместно одному королю поговорить с другим. И как будто, верни Дубощит свою Гору, эльфы, его едва ли не ближайшие соседи, исчезнут.

Быть может, раньше Бильбо о таком не задумывался. О том, что нужно решить, что делать с эльфами, если их поймают... Но теперь хоббит об этом думал. Он не зря столько времени беседовал с Гермионой, которая была так умна и никогда не скупилась на советы. Она же его надоумила, что всегда нужен запасной план — да хотя бы его набросок — на непредвиденный случай.

— Я дам вам припасов и воды столько, сколько сможете унести...

Новость о том, что пони придется отпустить, мало кому пришлась по душе.

Благодаря магии Гермионы, унести они могли много, очень много. Котомка Бильбо была теперь зачарована. Если там даже воду пить опасно, то ее дар становился час от часу только ценней. Гномы точили оружие, поправляли одежду, переплетали бороды. Подсчетом продуктов были заняты Бомбур (по понятным причинам), Балин как самый ответственный и Бильбо — которому добряк Беорн набивал сумку отдельно.

Гномам сколько ни дай — им все мало. Поэтому эти тайные запасы хоббит планировал приберечь до того часа, когда они действительно понадобятся.

Кстати, его величество нынче не был зол, просто задумчив. Курил свою трубку на крыльце и смотрел не в сторону Леса, где обитал его заклятый враг, не туда, где была родина, а туда, откуда их принесли Великие Орлы. Бильбо не спешил подходить к Дубощиту, как сделал бы с любым или почти любым другим гномом из отряда, чтобы дружеской беседой развеять тоску... Торин слишком ясно и часто давал понять, что дружба хоббита ему ни к чему.

С Беорном они прощались недолго. Бильбо пообещал на обратном пути погостить и горячо благодарил здоровяка за все. Дорога к Лесу была удивительно спокойной. Быть может, дело в том, что их охранял огромный медведь? Бильбо вдыхал запах трав и полевых цветов и понимал: скоро настанет час увядания природы. Времени у них не так много.

Тот лес, который они видели из дома Беорна, — он темной стеной возвышался вдали — теперь был близко. Только, казалось, никто не решался войти под его сень. Бильбо таких лесов еще не видал. Даже Фангорн, о котором в Шире ходило столько зловещих легенд, ему такого страха не внушал. Казалось, даже игривый ветер застывал и не проникал за границу деревьев.

Они спешились и разобрали поклажу, привычно переругиваясь.

Только Гэндальф оставил себе коня, хотя должен был его отпустить, так же как они своих пони. Серый маг первым вошел в Лес — и вылетел из него за несколько мгновений, как пробка из бутылки сидра... Гэндальф выглядел одновременно и сильно встревоженным, и решительным. Бильбо мысленно ругнулся. И последнему ослу ясно, что дело плохо. Раз маг такой.

— Оставь мою лошадь, она мне нужна.

— Ты что, бросаешь нас?

Этот вопрос хоббит задал скорее от безнадеги, чем от любопытства. Кажется, ворох проблем в Лихолесье с уходом единственного, к кому их славный предводитель прислушивался, только что вырос. Прочувствованная речь мага о том, что он изменился, почти никак не повлияла на Бильбо. Да, "он не тот хоббит, что уходил из Шира"... Он стал взрослей, понял, что может не бояться, а когда боится — действовать вопреки страху. А еще он растерял всю наивность где-то у отрогов Мглистых гор, когда они оставили друзей.

Бильбо мог добавить еще, что он просто постоянно злится. Стал ворчлив, как те же Саквиль-Беггинсы, а по скандальности скоро кузину Лобелию перещеголяет. По крайней мере, с Дубощитом и магом. Однако указание не сходить с тропы — единственный совет Гэндальфа — он запомнил накрепко. Теперь они остались без проводника. Надо сказать, гномий энтузиазм и самоуверенность значительно поутихли.

— Бильбо, думаешь, этот тот Лес, в котором как раз водятся чудовища?

Голос Кили гулко разнесся в застывшем, тяжелом воздухе. Хоббит шел между принцем частично оттого, что с ним можно было говорить о Гарри и Гермионе, частично — чтобы проследить за ним. Дядя так злился на Беггинса, что мог удумать его "потерять"... Ни Фили, ни Кили не хотели больше терзаться виной. Все же потерю Гермионы и Гарри они, молодое поколение, переносили тяжелее остальных.

— Не знаю, мой принц. Но дышать здесь трудновато, и деревья... Их словно мучили, а потом бросили застывшими так.

Бильбо смотрел на голые ветви и тьму, что клубилась впереди, несмотря на то, что на дворе день. Лихолесье с лихвой оправдывало свое название и дурную славу. Совсем не похоже на эльфийский лес. Или на Имладрис, где свет сиял так ярко, воздух был сладостен, а тишину разрезали звонкие трели птиц и шум водопадов, мелодичный, будто музыка. Этот лес хоббиту решительно не нравился.

— Держись нас.

Это уже Фили.

— А вы меня.

"На Кили и Фили можно положиться, Бильбо, но будь осторожен с Торином... Его характер все хуже, и есть у меня подозрение, что чем ближе вы будете к Горе и к золоту, тем одержимее станет Король-под-Горой", — с этими словами Гермиона его обняла и отпустила. Теперь ее предостережение будило в нем не самые обнадеживающие мысли — но одновременно придавало бодрости. Она права — у него среди гномов все еще есть друзья. Как бы ни дулся и ни злился Его Самодовольное Величество.

Ради братьев, Балина, Бофура, Нори, Дори и остальных хоббит собирался идти дальше.

Мир за пределами логова его не интересовал совсем...

Только ударенные Светом в самое темечко глупцы полагали, что ему, Последнему из некогда Великих драконов, интересны их мелкие дрязги и местечковые интриги. Нет, битв на своем веку названный Смаугом еще на заре Эпох дракон повидал достаточно. И не искал новых. Ему давно было не за что и не за кого сражаться.

Был только отвоеванный дом. Логово, где упоительно сладко звучала песнь злата. Где он мог в покое спать, думать и ждать, когда мир изменится... Вот и все.

Правда, все это не отменяло того, что дракон не верил, что его оставят в покое. Он силой взял Одинокую Гору, однако мудрым на сей факт плевать. Смерть кучки коротышек — небольшая потеря для Запада. Тем более в глазах Валар гномы пребывают в гораздо лучшем месте — в Золотых Палатах Махала. А вот то, что он, Дракон Моргота, еще жив, не может их не тревожить.

Даже если бы он не разорил царство спесивых бородачей и городишко людей, даже если бы заполз подыхать в нору на краю света — все равно ему не дали бы умереть по собственному выбору. Смауг фыркает, выпуская голубоватое пламя из ноздрей. Светлые всегда были до ужаса настойчивыми. Взять тех же не совсем "светлых" нолдор — четыреста лет колотились своими армиями в двери Владыки... Пока почти все не умерли.

Вспоминать о поражениях врагов приятно.

Он свиреп, кровожаден и коварен. Смауг из принципа ничего из этих пороков не отрицал, ведь он был наделен ими в полной мере. Ему как не было места в Замысле, так и нет. Покаяние не принесет ему покоя. Месть не утолит скорби. Ведь он все же скорбит. Гнев тлеет в могучей груди раскаленным углем. Не дает уснуть окончательно, забыться в грезах. Смауг поэтому еще и жив — потому что гневается.

Однако Владыка дал ему разум не для безумия.

Поэтому он не стремится лететь на Запад, сжигать благословенные города ушастых в их беспечальном крае, полном благодати и лживого ханжества собратьев его Господина. Смауг и не сомневается, что праведные зануды доконают эльфов самостоятельно. И когда земная ось дрогнет, треснет, и Стены Ночи рухнут — отстаивать Свет будет некому.

Не ваниар с их песенками. Курам на смех просто.

Он бы на это даже посмотрел... И еще посмотрит, когда этот остывший скучный и серый мир сгорит в огне Последней Битвы. На это все надежды и упования Последнего Дракона. А пока — только скука, ведь не осталось в Сирых Землях тех, кто мог с ним потягаться на равных. Лишь те, кто мог бы бросить вызов без всякой надежды на победу.

Но где эти храбрецы? Они не смели. Так было, так будет и впредь.

Смауг был гордецом. И не без оснований. Его гордыня не была пустой забавой, как у эльфийских князьков или никчемных от смертности людских королей. Драконы были совершенным воплощением замысла Величайшего Мыслителя. Им дóлжно было изменить мир по Его воле. Не случилось. Братья погибли, Владыка пал, и Смауг остался один. Правда, это не значит, что для свершений Змеев Севера не прейдет тот самый час.

Рок неумолим, и его поступь обрушит белые дворцы, и гордые башни Таниквэтиль упадут в пропасть безвременья, как и те, кто построил их. Так рек им Владыка... Его обещания святы и... лживы. Обманчивы. Он действительно и воистину был Отцом всякой Лжи.

Его будит голос.

Женский...

В его Горе дева? Смауг от удивления и недоумения даже не движется некоторое время. Только слушает... Внутри колышется пламя в каком-то странном непонимании. Неужели они всерьез полагают, что за шесть десятков лет такой, как он, сдох? Или мужчины в Средиземье настолько обмельчали, что в драконоборцы посылают даму? Злорадство кажется неправдоподобным.

Ему лень вылазить и вообще топать куда-то из сокровищницы.

Да и зачем? Она придет сама. Все воры идут к сокровищам. Кроме того, дракон чует запах. Тот, который уже не чаял услышать. Для него и ему подобных никогда не было эстель... Надежда — лишь мираж, за который умирают. Поэтому он просто не может ощущать запах дракона. Очень молодого дракона. Такого, который вылупился из яйца всего пару суток назад и еще совсем несмышленыш.

Смауг терпелив и осторожен.

Кое-чему поражение его научило — например, не спешить.

Человеческая женщина и дракон? Звучит абсурдно и невозможно. Хотя бы потому, что новорожденный не слишком разумен, и для него первые пару лет все — еда. Вернее, еда — "все", что не может дать ему сдачи и уберечь себя от его пасти. Девушка была бы сожрана в мгновение ока, а не болтала бы.

Он прислушивается и рычит. Так его логово еще не хаяли... Ну да, пыльно, ну, костей полно. Так мяса уже нет, и запах падали выветрился. Смауг вообще-то — дракон, а не благородная эльфийская девица, чтобы красоту наводить. Он слышит цокот когтей по мрамору пола. Шелест чешуек и стук слишком сильного для смертности сердца.

Магия? Или странный обман всех его органов чувств?

Пожалуй, Смауг впервые за неизвестно сколько времени одновременно встревожен не на шутку, зол и почти испуган. Потому что уже смирился, что никого не осталось. Что он действительно Последний... Без Владыки ни один дракон не мог родиться нигде. И яиц не осталось. Воинство Валар тщательно зачистило развалины крепости Тьмы. Хоть на что-то идиоты из свиты Ормэ сгодились.

Кроме того, что расфигачили половину мира, а потом его затопили, чтобы скрыть тот геноцид, который они устроили, борясь со Злом.

Он — ало-золотая погибель, его крылья ураган, его пламя пожарище, которого этот мир еще не познал. Ведь те шрамы, оставленные самим Смаугом и его братьями, скрыли синие воды морские. Ни к чему живущим в Эдорэ помнить, на что была способна Тьма, так и в несокрушимости Света можно усомниться.

Золото стекает с его чешуи целыми реками.

Смауг спокойно ждет. Незваные гости наверняка слышат этот перезвон. Он встал и расправил крылья, и сама Гора дрогнула. Он не мертв и не спит. Это будет интересно... Посмотреть, хватит ли неизвестным отваги войти дракону в пасть.

Первой входит смертная. У нее престранный запах. Однако Смауг на нее почти не смотрит. Так, задерживает пламенеющее море раскаленного золота на мгновение. Нет... Его интересует тот, кто стоит в огромной арке прохода, полускрытый тенью. Невозможно ошибиться, и ни одна иллюзия до сих пор не могла обмануть взор дракона.

Действительно, малыш еще.

Чешуя совсем не прочная, изящный, мелкий, и пламя толком выдыхать не умеет. Да и телом своим владеет отвратительно.

Однако это все пустое, потому что внутри неподвижный Смауг, бесстрастный, гигантский, у ног которого златой океан, воет в агонии. От боли и радости... Невероятное, невозможное, немыслимое — все вместе многократно ожило и стало реальностью. Он смотрит на живого дракона.

Умирать от тоски и исцелиться мгновенно. Смауг оглушен, и даже пламя в нем притухло. Разорванные узы больше не кровоточат, впервые за века он чувствует сродство. Крики братьев больше не терзают, не мучают разум. Тишина и робкий зов изумрудного, который ощущает то же самое и этим сбит с толку.

— Приветствую вас в моей Горе. Тебя, брат, и тебя, дева-эйдан.

Где его манеры?

Смауг большей частью презирал людей, за редкими, но очень меткими исключениями. Правда, он не настолько туп, чтобы судить всех по одной мерке. Эта смертная пришла к нему с драконом и заслужила уважение хотя бы этим фактом. Он ничего не знает о них. Поэтому будет вежлив и предупредителен. Они пришли сюда по великой нужде — иначе никак. Если ты дракон, то тебе нет нигде убежища. Везде смерть.

Прежде чем изумрудный научится себя защищать, пройдет не одна Луна... Столько сам он не проживет. Только в Одинокой Горе безопасно. Нет людей, эльфов и всех остальных. Под остальными Смауг имеет в виду и рыжего предателя Саурона. Пес Господина был тем, кто их предал и обрек на смерть. Теперь он понимает, для чего выжил, для чего был отослан Владыкой.

Для чего был отравлен ложью...

Бесконечная горечь ушла. Он ожил. И будет жить, чтобы изумрудный смог вырасти.

Гермиона не сказала бы, что научилась вновь трепетать перед ликами великих, мудрых и сильных...

Да и вообще, после того, что Мелькор с ней сделал, доля нездорового похуизма как бы все мысленные пределы разом превысила. Она по праву и сама могла зваться сильной. Именно поэтому, даже потеряв свободу, не разваливалась, а шла дальше. Рациональная ее часть пользы в пустых сожалениях не видела. Та часть, где бились эмоции, — там тревога за Поттера перевешивала все остальное.

Она, можно сказать, привычно отодвинула нерешаемые проблемы и занялась теми, с которыми реально было совладать. Гермиона подозревала, что и в обращении в дракона им Мелькор подгадил. И вот какое диво-дивное — не ошиблась. Мало того, что Гарри теперь делил одну голову на двоих, так еще и оказался очень юным. Ребенком-драконом, но никак не взрослой особью.

Он был уязвим.

А в Средиземье с драконами разговор был короткий и кровавый. Смауг все ее измышления, которые были выше, подтвердил. Скупо и язвительно пояснив, почему он сам — Последний... Несмотря на отсутствие красок в описании трагедии — в том, что это была самая настоящая трагедия, сомневаться не приходилось, Гермионе было достаточно лишь посмотреть в глаза дракона. Другого дракона, не Гарри.

В безбрежном огненно-золотом море выл тот же убивающий ветер, что и в ней — после Битвы. Так безмолвно могут плакать только те, кто чудом выжили, но большей частью души погибли. О том, была ли в разрушителе гномьего царства душа, она даже дискутировать не собиралась. Потому что знала, что была. Просто ни на что не похожая из виденного ни в этом, ни в своем родном мире.

Смауг был великолепным чудом. Созданием, сотканным из противоречий, где свирепость соседствовала с изощренным умом, а тонкий вкус с жаждой крови. Мисс Грейнджер не собиралась судить. Глупо осуждать того единственного, кто знает, как им помочь. Еще глупее — строить из себя святошу, когда на горле удавка чужой воли.

Владыка ее пока не трогал... Но сколько продлится такая свобода?

— Он способный птенчик.

Последний до недавнего времени из Великих Змеев Севера называл Гарри только так — "птенчик", чем злил Поттера. И выводил того, второго в его голове, то на рычание, то на скуление. Насколько Гермиона понимала, животная часть очень остро реагировала на любые эмоции особи много себя старше, стремясь заслужить похвалу Смауга и одновременно его боясь. Причем с обоими этими крайностями Гарри кое-как управлялся.

Ведь привычный метод управлять болью Смауг Золотой запретил.

Они договорились об убежище для них, о защите интересов и об обучении для Поттера. Только из всего этого вытекало то, что Смауг хотел от птенца послушания. И первым требованием было — перестать мучить дракона внутри себя. Раз человеческий маг обрел такой великий дар, почти убив при этом сознание дракона-младенца. По крайней мере, сам Смауг так и обозначил наличие второго у Гарии в голове.

— Леди Гермиона, всегда побеждает сильнейшая личность. Владыка каждому из нас дал разум, дал душу...

Тут голос лежащего Змея перешел на шипение, переплетенное с горькой иронией. С морды Смауга сейчас можно было рисовать само воплощение сарказма и какой-то отчаянной злобы.

— Ваш Гарри оказался очень силен, раз стер ее почти на нет и занял главенствующие место в теле. Не думаю, чтобы Владыка планировал такое изначально.

Гермиона не спешила отвечать. За эти пару часов она успела понять, что Последний Дракон весьма ценит разумность, а еще больше — знает цену словам. Поэтому не видит ничего плохого в раздумьях, какими бы долгими они ни были. Но это лишь в беседе — учит он совсем по-другому... Она посмотрела на Гарри и вздохнула. Помочь ему сейчас она не может. Да и Смауг не допустит этого. В его логичном понимании особь, которая сама себя не может укротить, не выживет.

И уж тем более обречен погибнуть тот, кому требуется помощь.

Очень категоричная драконья философия.

Смауг начал обучение Гарри с контроля над телом, заявив, что, научившись чувствовать каждую чешуйку, он обретет и тишину в голове. Пусть ссорится, идет на компромисс со вторым, но пока они не станут единым, учить перекидываться в человека бесполезно. И гибельно. Сознание может надорваться еще больше, чем сейчас.

— А со мной? Что планировал Владыка?

Несмотря на преклонение перед Морготом, долю иронии в словах Смауга не заметить было невозможно.

Гермиона обернулась, когда золото вновь зазвенело, а изумрудный дракон съехал с этой горки с самым мученическим выражением на морде. Хотя это еще не попытки Гарри плавать в металле, как это умел Смауг. Для Поттера в этой крылатой ипостаси все завершалось отшибленной о металл мордой, когда он пробовал нырнуть ласточкой. Смауг долго плевался, что даже младенец должен чувствовать музыку злата... Поттер, естественно, огрызался.

— Вот этого я не могу сказать, леди. Замыслы Владыки непостижимы.

Она ухватилась за колонну, когда ало-золотой дракон ударил лапой, поднимая настоящее цунами из металла и драгоценных камней. Поттеру снова достанется... Не критично. Но Смауг его поваляет, как мама кошка — своего котенка. Причем котенка самого упрямого, шкодливого и бестолкового из всего выводка.

Гермиона уже почти отвернулась — и замерла — Смауг не смог ухватить Поттера... Только кончик зеленого хвоста мелькнул, а сам дракон нырнул и поплыл в толще сокровищ так же естественно, как рыба в воде. Не заорать от радости она смогла с трудом. В пещере была просто великолепная акустика. И у Гермионы от постоянного звона монет, рыка, грохота, топота болела голова.

Сейчас закричит, Гарри обязательно среагирует — и весь прогресс насмарку.

Огромный чешуйчатый наставник ей за это спасибо не скажет. Даже поняв, что с Поттером в комплекте идет она, Смауг остался все так же вежлив и устрашающе галантен. Ей указали на комнаты, в которых уж точно не было истлевших останков. Причем самопровозглашенный Король-под-Горой отдельно отметил, что он дракон и об уборке как-то не задумывался. Потому что даже не думал, что будет принимать гостей.

Совсем не тонкую шпильку насчет своих рассуждений Гермиона оценила. Не учла вначале остроты слуха...

Да и была поражена тем могильником, который увидела, — остатками города и следами огня. Шесть десятилетий прошло с нападения Дракона, но раны земля так и не залечила. Наглядно показывая, каким страшным созданием был крылатый змей.

Смауг не оправдывался за то, что сделал. За все эти смерти... За скелеты в детской одежде, за раздавленных и сожженных. Ему было все равно. Существовало в его голове только право сильного. Сильный в оправданиях не нуждается, как и в суде молвы. Спорить с единственным, пожалуй, союзником? Гермиона еще помнила, как Гэндальф Серый отреагировал на магию разума... А что они сделают с драконом, к тому же таким, который пока очень уязвим? Представить страшно.

Однако это не означало, что она верила Змею Севера без гарантий. Он поклялся перед Гарри, а она свидетельствовала и скрепила эту клятву. Ведь ее смертной плоти напор разделенной крови дракона не выдержать. Как и сам Гарри клялся быть внимательным учеником и не покидать Гору, пока не закончит обучение. Смауг очень не хотел, чтобы его убили.

Вот это возвращало ее мысли к гномам. Теперь Торину в Одинокую Гору ни за что было нельзя. Такой, как Дубощит, моментально решит прикончить Гарри, и Смауга тоже — правда, тут с минимальными шансами на успех. Гермиона все еще не хотела, чтобы гномы умирали в огне дракона.

Но она осознавала, что Торин ее не послушает ни за что и никогда. Значит, по-хорошему с ним не выйдет.

Черти бы взяли Дубощита и его упрямство, которое родилось на свет раньше, чем он сам.

— Я, кажется, понял, что ты мне говорил.

Интонации, как у ее Гарри, но тембр голоса другой. Громогласный, словно отзвук самой стихии в небесах.

— Гермиона? Нет, не спускайся. Я сам.

В золоте можно было напороться на острые железки. Мечи, изукрашенные так, что они становились произведением искусства, только от этого остроты своих лезвий не теряли. Гарри снова нырнул и вынырнул у лестницы, на широких перилах которой она спокойно сидела. Голова дракона очень осторожно потерлась о ее протянутую ладонь. А все остальное тело вытянулось так, будто этот контакт — трение нежной кожи ее ладони и чешуек — для Гарри весь мир.

— У нас пара минут. Потом Смауг придумает новое изуверское упражнение за то, что я его одурачил, ускользнув. Плавать в золоте очень приятно.

Гарри говорил отрывисто, чуть невпопад — слишком много эмоций. Он срывался на рык и шипение. Но это был разговор без легилименции. Говорить — первое, чему он хотел научиться. И Смауг Золотой научил ему этому.

Хочешь мира — готовься к войне...

Гермиона не считала эту истину такой уж непреложной. Она вообще не хотела воевать. Отвоевала свое — и пережитого ей было более чем достаточно. Но одно дело — она сама, совсем другое — Гарри Поттер. Тут у нее вообще все принципы в сторону сдвигались. Все-таки Мелькор не оставил ей так уж много простора для маневра. Как и шанса просить помощи у его извечных противников.

Пусть Смауг, с которым они много говорили обо всем откровенно, презирал Валар и весь светлый Запад. От такого категоричного, желчного и убежденного в своей правоте существа трудно было ожидать иного. Но даже Дракон Моргота не отрицал силы, которая там лежала... Другое дело, что для светлых никогда не существовало полутонов. И все, что не вписывалось в их расчудесную картину мира, подлежало уничтожению.

Для общего блага.

Где-то Гермиона такое уже слышала.

Доверить им свою жизнь или жизнь Поттера? Пфф... Она не настолько наивна. По Гэндальфу Серому она примерно могла уже представить, какой будет реакция. Гермиона не хотела затевать войну. Правда, выбора ей, как водится, особо не оставили. Гермиона и так и этак прокручивала ситуацию у себя в голове. Пока Гарри постигал нелегкую науку бытия дракона, она только и делала, что думала. Искала приемлемый выход.

Не потому, что боялась запачкать руки кровью. Крови Гермиона не боялась. Если бы это было необходимо, она бы и на убийство пошла. Лицемерное чистоплюйство было не по ней. А вот делать необходимое — как раз да. Именно поэтому Гермиона выбрала Аврорат. И уже в довесок — политику.

Воспоминания о доме будили в ней непередаваемую горечь, которую мисс Грейнджер заталкивала поглубже. От ее тоски уж точно лучше никому не станет. Пусть там, дома, она бы никогда так глупо не попала в ловушку, и игра велась бы по ее правилам. По крайней мере, Гермионе никто не запрещал так думать. Вместе с тем гнева на Гарри не было... Пусть он, его безрассудство, его вечная жажда приключений и втянули их во все это.

Он просто не знал, чем обернется ритуал, а значит, не был виновен.

Когда любишь по-настоящему, так легко прощать.

— Расскажи мне о Лихолесье.

Поттер спал. Он вообще или занимался, или охотился, или спал. Причем вырубался изумрудный дракон за секунды, и пушкой его было не добудиться. Поэтому говорить со Смаугом можно было без опаски. Гарри их не подслушает, развесив любопытные уши не вовремя. Гермионе ведь совсем не нужно было, чтобы Поттер отвлекался от жизненно важного для него обучения и переживал за нее.

Когда они летели к Одинокой Горе, она имела возможность оценить лесное царство.

И этот дремучий, темный лес мало походил на то, что она видела в Имладрисе. И на то, что невольно ассоциировалось у Гермионы с народом эльдар. В таком лесу, полном сумрака, впору жить чудовищам. Но никак не созданиям, чья суть от начала начал — свет. Какие же они, эльфы Лихолесья? Гермионе нужны ответы. А источник знаний в Эреборе всего один — и тот пристрастный циник.

— Древняя пуща. Мрачная, неприветливая и полная опасностей. Но ты ведь не об этом спрашиваешь, дева-волшебница?

В голосах драконов заключены особенные чары. Способные заворожить, увести за собой. Подавить даже самую сильную волю. Гермиона осознает опасность, но все равно слушает. Вслед за словами Великого Змея Севера, чуточку напевными, она видит тот самый лес. Таким, как и описал его дракон.

— Из века в век зло точит саму душу леса. Эльфы сражаются, однако победить им не суждено. Если ничего не изменится, то та часть леса, которую они контролируют, будет сокращаться все больше. Той каплей, что изменит положение чаши весов, может стать приход третьей силы.

Не нужно быть особо прозорливой, чтобы понять, кого Смауг Золотой имел в виду.

— Кто ими правит?

Гермиона не забивала себе голову спасением эльфийского Леса. Ей бы себя и Поттера спасти.

— Владыка Трандуил. Холеный самодовольный мерзавец... Правда, этот эльф не брезгует договариваться. Даже если весь остальной мир сгорит, а Лихолесье, его царство, будет стоять — сына Орофера это вполне устроит.

Описание этого эльфа ей показалось относительно вменяемым. Гермиона умела вести дела с ублюдками — издержки профессии и простой необходимости. Путь отряда Торина Дубощита по-любому проходил через Лихолесье. Обойти лес они не смогут по самой банальной причине — времени не хватит. Из этого всего могла получиться очень интересная комбинация.

Она не хотела вредить гномам и уж тем более убивать. Несмотря на все отвращение к Королю-Под-Горой, остальные члены отряда были ей дороги. Перво-наперво — самый замечательный на свете хоббит Бильбо Беггинс, принцы и Балин. Бофур, и Нори, и Ори... Они были друзьями. А Гермиона до сих пор оставалась гриффиндоркой, то есть первой не била никогда и уж тем более в спину.

Сомнительно, что Дубощит сможет провести гномов сквозь лес незаметно для его ушастых воинственных обитателей.

О способности гномов быть неприметными... Одним словом... мда, если не матерно. Однако сей факт Гермионе как раз на руку. Сомнительно, что Торин переступит через свою трижды невыносимую гордыню и помирится с Владыкой Трандуилом. У короля Лихолесья достаточно причин не желать отряду гномов успеха. Первая из них лежит рядом с ней. Древний эльф вряд ли верит, что гномы способны убить такого, как Смауг, а вот разбудить, взбесить — это другое дело.

Любому правителю такая угроза, как злобный дракон, свалившийся с неба, придется не по вкусу.

Здесь Гермионе и предстояло отыскать с конкретным эльфом общность интересов. Ничего криминального... Стража Владыки всего лишь должна поймать гномов и посадить их под замок. Не пустить в Гору, где уже два дракона. И один очень уязвим.

Все это отдавало коварством — правда, какой у нее был иной выход?

Дубощит точно попытается прикончить Гарри, и никакие объяснения не помогут. Гермиона видела, что один дракон сделал с его страной и народом. Такое не забыть и не простить... Сами гномы при ней часто повторяли, что у их народа память твердая, как алмаз. Оставить жить другого дракона? Великодушие — добродетель королей, конечно, но не до такой же степени. Гермиона все-таки была реалисткой. В сказки с хэппи-эндом она давно потеряла веру.

— Насколько хорошо защищен дворец лесных эльфов?

В бесконечных светозарных — только этот свет был отсветом пламени — глазах блеснуло удовлетворение. Будто Гермиона для древнего дракона была такой же ученицей, как крылатый собрат. И она только что задала "учителю" очень правильный вопрос.

— Не чета крепостям нолдор Древних Дней. В библиотеке Трора были планы. Гномы строили по заказу Трандуила водопровод, и хитрый старик не забыл поинтересоваться защитными сооружениями соседа.

Эльфы со свойственным бессмертным созданиям снобизмом не очень жаловали перемены. Так что столетние планы дворца вполне могли ей пригодиться. Да и сам Смауг кое-что ей поведал. Ящеру дела не было до ушастых с луками, однако это ровно до тех пор, пока эльфы сидели в своем лесу — тихо и смирно.

Змей посоветовал ей на тайную встречу с эльфийским Владыкой захватить бухло... Если так можно было назвать кувшин с редчайшим вином. И вот тот ларец из сокровищницы — в качестве последнего аргумента. Камни, что сами — звездный свет — как водится в Средиземье, стали причиной распри между гномами и эльфами. Такое уже бывало. И помнящий разграбление Дориата Трандуил просто стоял и смотрел со своей армией, как спесивые некогда гномы гибнут.

Вот эта часть истории доставляла Смаугу едва ли не самое большое удовольствие.

За их короткое, но такое насыщенное знакомство Гермиона поняла, что дракон не таил ни злодеяний, ни преступлений, ни свершений. Ему был безразличен чужой суд. И Смауг называл другого самодовольным? Когда сам болел той же болячкой, причем получая от этого сплошное удовольствие.

Он легко отдал часть сокровищ — пусть ничтожно малую- чтобы помочь ей. Все ради того, чтобы уберечь Гарри. Нет, дракон не прочь был бы прикончить Торина и всех остальных. Кровожадности натуры щедрый жест Змея не умалял. Просто страх за изумрудного оказался сильнее всего остального в его черствой душе.

И Гермиона это запомнила. Она ведь умела быть благодарной.

Гарри до сих пор считал, что они поступили неразумно. Им нельзя было разделяться, никак нельзя. Особенно сейчас, когда оба настолько уязвимы… Но у Гермионы, как всегда, в запасе оказались доводы, которые он при всем желании никак не мог опровергнуть. Сколько бы он ни пытался спорить и придумать что-то другое. Да, Поттер отчаянно не хотел ее отпускать от себя. Особенно после того, что произошло с ними.

Однако гномы не должны были войти в Эребор.

Приход отряда Дубощита означал бойню и смерть.

Скорее всего, смерть самих же подгорных жителей. Мальчик-который-выжил-и-теперь-изменился не мог осуждать кхазд за дикую ярость и неистовую ненависть к драконам. Гарри ведь сам видел, что некогда процветающее царство стало склепом и братской могилой. И все потому, что пришел дракон. Дракон, у которого он учился теперь.

Объяснить что-то прежним друзьям не получится. В возможность договориться тоже не верилось совсем. Он все-таки не настолько дурак. И теперь еще и дракон, а значит, заклятый враг для гномов. Какие тут беседы и речи? Скорее попытка продырявить его шкуру сразу.

Гарри жить хотел — прежде всего — и собирался защищаться всерьез. Что автоматически означало, что кто-то, скорее всего гномы, умрет. Ужасный исход? Спору нет. Именно этот вариант развития событий так отчаянно хотела предотвратить Гермиона. Уходя в тот самый страшный Лес, над которым они пролетали. К эльфийскому королю, которого даже Смауг Золотой полууважительно-полупрезрительно называл хитрым мерзавцем.

И как Поттер должен был ее отпустить одну?

Причем и сам прекрасно осознавая, что пойти за Гермионой не сможет. Во-первых, потому что нужно продолжать обучение, во-вторых, он все еще застрял в туше дракона. Гарри старался, но человеком обратиться не получалось. Смауг призывал к терпению… Правда, хитрому ящеру было легко говорить. Не он же выпускал из вида самое драгоценное на свете существо.

Гарри осознавал, что Змею (почему-то о Смауге выходило отзываться только так, уважительно и с большой буквы, пусть Поттер и сам теперь змей) выгоден уход Гермионы. Легче влиять на потерянного и одинокого ученика к своей пользе. Давить, используя трепет животной половины внутри Избранного перед более сильным и старшим сородичем. Смауг им клялся, но клятвы никогда не бывали абсолютной панацеей.

Просто если даже мисс Грейнджер и виделась дракону главной помехой в его обучении, то Золотого ждет не очень приятный сюрприз. Поскольку Мальчик-который-выжил тоже сам по себе не фунт изюма с сахаром. Главное, вредить смертельно Смауг ему не может, а уж нервы учителям Поттер умел трепать превосходно. Так что Змей совсем скоро начнет скучать по Гермионе столь же сильно, как и сам Гарри.

Да и в своем коварстве раскается. Ведь это Золотой натолкнул ее на “светлую” мысль, что гномов нужно задержать любой ценой. Гермиона видела интригу, просто на этот раз планы Смауга совпали с ее собственными мыслями — как удачно.

В одном Гарри походил сейчас на самого настоящего дракона: при мысли о расставании с ней он начинал плеваться не только ядом, но и огнем.

Тяжелую лапу — причем не метафорически, а как раз полностью физически — своего наставника Поттер ощутил с первого дня. У Смауга Золотого было точное представление того, каким должен быть дракон. И Гарри пока этим высоким критериям соответствовал очень слабо, если не сказать хуже… За десятилетия одиночества склочный Змей успел соскучиться по общению, как ни странно бы это звучало. И был таким деятельным, что у Поттера холка в прямом смысле горела.

Правда, дать себя перековать ради чужих идеалов так просто Избранный сбывшегося Пророчества не собирался. Увольте…

Мудрыми наставлениями и наставниками он был сыт по горло. Нравился себе таким, каким был. А уж перед чужими авторитетами Гарри склоняться не собирался, тем более слепо. Пускай Золотой согласился им помочь в более чем отчаянном положении. За это ему, конечно, спасибо, и вообще тот пряник с вон той несуществующей полки. Но все это не отменяло того, что Поттер собирался научиться выживать и сражаться как дракон. Сохраняя при этом свою человеческую часть неприкосновеной.

Тут со Смаугом у них и находились все разногласия в корне.

Змей ждал от “птенчика” совсем иного…

Трижды дурацкое прозвище.

Однако ожидания Золотого — это только его проблемы, тут Гарри принципиально не собирался из шкуры вон лезть. Если его что и завораживало, так это ощущение того, каким мир стал в этой шкуре. Гарри был мастером, в каждое свое изделие он вкладывал если не душу, то частицу себя. Он умел ценить красоту сотворенного разумом и руками. В этом он и гномы удивительно сходились во мнениях.

И все же дракон видит по-другому…

Смауг — убийца, и разрушительно тоже видел. Более того — он чувствовал, это могло шокировать. Если бы Поттер давным-давно не разучился смотреть только сквозь узкую призму белого и черного на все в мире.

Создатель драконов, тот кого Мальчик-который-победил всерьез рассчитывал прикончить (как именно, это вопрос другого порядка), был скотиной воистину гениальной. Иначе зачем он так проклял тех, кому в Его же замыслах отводилась роль палачей мира? Тех, кому в темном учении было суждено сжечь все, расчищая путь для грандиозных планов творения своего создателя и Господина.

Золотой вел пропаганду.

Осторожно, выверенно и почти незаметно.

Не езди ему столько по ушам с юности, Гарри мог заметить не сразу.

Ящер потерял все, кроме жизни, после поражения Моргота… Более того: забился в щель и дрожал над этой жизнью. Боялся, что воинство Запада вспомнит о последнем из Великих Змеев Севера — этого не случилось. Смаугу остались его жизнь и позор, одиночество и горечь. Он, созданный как венец побед Мелькора, упал в такую бездну, что, несмотря на все свое коварство, живучесть и ненависть, едва собрал себя.

Гарри в какой-то мере понимал дракона. Пусть это и не значило, что Поттер подписывался служить пешкой в замечательном плане мести. Пусть ему остро, практически до изжоги не нравились эти самые силы Запада.

Нет, он собирался по возвращении Гермионы в Одинокую Гору встретить ее объятиями, как человек. Поэтому учиться и еще раз учиться. Разбить иллюзии Золотого они с Гермионой всегда успеют. Пускай и трудно не привязаться к этому крылатому обольстительному лицемеру.

Смауг не учил его летать.

На первый взгляд, странно, почему нет? Это ведь первейшая необходимость для дракона. То, как они долетели до Одинокой, Гарри предпочитал не вспоминать; словом, то еще путешествие было. Собственная неуклюжая даже в воздухе туша — это не то, что верная Молния.

Золотой твердил, что он глуп и сам себя ограничивает.

— Пойми, бестолочь, полет каждому из нас дан от рождения. Тебе, Изумрудный, стоит только отпустить себя… Тратить время на то, что ты уже умеешь, у нас нет возможности. Я должен научить тебя сражаться, ибо без этого не выжить.

В ало-золотых глазах не горит такая привычная насмешка над всем и вся, в том числе над собой. Нет, Смауг Ужасный серьезен… Словно предчувствует, что этого времени у них и правда практически нет. Древний дракон не обольщался. Владыки, да исполнится воля его, больше с ними нет. Зато есть Валар и их гнилая поросль. Они окутали Эдоре своими сетями и высасывали силы. Убивали во имя благой цели все, что могло бросить им вызов и затмить в конце концов Валинор.

Они, тысячекратно ненавистные, не дадут роду драконов возродиться.

Не после того, как такой великой ценой уничтожили почти всех. Поэтому сам Смауг уже почти что мертвец. Но замыслы Господина всегда было трудно прочесть. Быть может, этот мальчишка, которого он так усердно учит, станет началом возрождения... Но для этого Изумрудный должен выжить.

Смауг просто обязан успеть передать ему знание, правильное знание.

Он не врал, напрямую клятва этого не допустила. Да и не нужна была грубая ложь, плести тонкую паутину Змею удавалось всегда куда как лучше. Изумрудный — глупое человеческое имя. Смауг наедине с собой произносить его не собирался — уже попался. Просто пока этого не осознает.

Если с высоты птичьего полета достославный эльфийский лес казался просто угрюмым и зловещим, то при ближайшем расмотрении мисс Грейнджер добавила другие слова — больной и уродливый. И воздух под густыми кронами был словно из склепа…

От такого места, даже если тебе туда обязательно и очень нужно, все равно не ждешь ничего хорошего. Она отнюдь не была склонна к панике, но не была столь наивной, чтобы не доверять своим инстинктам. Путешествие через этот, простите Мерлин, лес грозило ей не одним “приключением”. Это Гермиона знала четко. Задержка была совсем некстати.

Она не чувствовала себя такой уж уверенной, какой хотела казаться для Гарри.

Прежде всего потому что сама себе теперь не принадлежала. Пусть господин пока молчал и не озвучивал своих приказов. Да и оставлять Поттера и Смауга наедине надолго было бы опрометчивым решением.

Дракон им не лгал… Но считать, что древний Змей правдив — глупость несусветная. К несчастью пока Смауг был их единственным союзником. Гермиона очень хотела это изменить. Поэтому и стремилась увидеть властителя здешнего края. Увидеть так, чтобы их маленький коварный заговор не стал достоянием общественности. Все же гадить ближнему своему лучше в тайне. И да, мисс Грейнджер прекрасно осознавала, что делает. Гермиона понимала, что подкладывает Торину Дубощиту офигеть какую свинью. Правда, особых угрызений совести у нее не было. Все лучше, чем если гномы вместе с этим гордецом полягут все в Горе. Или того хуже, ей лично придется их всех убить.

Вот это как раз было кошмаром.

Гермиона пауков не боялась. Акрамантулы опять же… Возле родной альмаматер.

Однако приходилось признать, что симпатии к плотоядным тварям она не испытывала совсем. Даже под чарами невидимости был риск задеть паутину и сообщить деловито копошившимся паукам-переросткам о своем присутвии. А этого не хотелось мягко говоря. Судя по коконам, на количество добычи арахниды не жаловались.

Если пауки были домашними зверюшками Его Величества, то ум и совесть распавшегося золотого трио боялась представить, что это за личность. Пусть более вероятным был другой вариант, и он изобличал слабость эльфов. Ведь если их владыка не был любителем гиганстких пауков, то очевидно не мог избавить от их нашествия свои владения. На этом тоже можно было сыграть. Гермиона себе сделала зарубку в памяти.

Несмотря ни на что переговоры у них могут выйти очень вооруженные.

К дворцу Гермиона добралась в крайне сумрачном и задерганном состоянии. Не лес, а сплошной бурелом. Укрепления с точки зрения фортификационной науки она оценить не могла. Ибо ничерта в этом не понимала. А вот прочную и коварную вязь чар, что были везде, вполне. Тут работал на редкость скурпулезный мастер со склонностью к паранойе к тому же.

Эльфийские врата были изящны, невесомы и просто резали глаза своей неправдопобностью, как и узкий мостик к ним. Казалось створки легко разбить, но не тут то было… Для светлейших созданий здешние эльфы были коварными сукиными детьми. Гермиона была докой по защитной магии, и эта напоминала серебристую очень липучую и ядовитую паутину.

Она не стала ничего взламывать. К чему такие сложности? Какой бы интересной не казалась задача, тратить так время не осмотрительно. Гермиона просто прошла вслед за стражей. Потрепанной и со всеми следами боя на лице. Эти остроухие сейчас в горячке после схватки ничем не напоминали возвышенных и светлых созданий, что она лицезрела в Имладрисе. Нет, эти эльфы были более живыми и земными, и от того Гермионе нравились куда больше.

Дворец ей тоже понравился.

Хотя обиталище лесного народа находилось в толще земли.

Факелы, от которых шел флер магии, коридоры и переходы едва уловимо кольнула игла ностальгии. Ведь похоже и одновременно не похоже на Хогвартс… Ту же таинственную магию она ощущала в стенах замка. Ощущала, пока там не пролилась кровь. Да, Гермиона была среди защитников в тот роковой день, но все равно в ней что-то умерло, и как ни печально, но Хогвартс перестал быть для нее домом. И еще гаже было то, что новый дом занятая работой Гермиона так и не нашла.

Холенный? Да. Самодовольный? Определенно это так. Мерзавец стопроцентный.

Не зря же владыка Трандуил Гермионе напомнил Люциуса Малфоя под гримом. Первой эмоцией было офигевание. Грациозно попивающий винишко из украшенного драгоценными камнями кубка высоченный субьект был кошмарно похож на Пожирателя Смерти. Однако эта схожесть была лишь иллюзией. Такой величественной скуки, пресыщенной на лице лорда Малфоя ей лицезреть не довелось. А в глазах бессмертного были не только тысячилетия и лед, но и цинизм. Что как ни странно Гермиону успокоило.

С циниками она могла говорить на одном языке.

— Я вижу тебя, хватит прятаться в тенях.

Голос у короля оказался невероятно глубоким и мурашками прошелся по ее коже. Лаская. Впору было покраснеть, только благородная и невинная дева в ней умерла не рождаясь. Поэтому Гермиона лишь сняла чары появляясь из пустоты перед давящим взором. Который она выдержала.

Венценосный эльф хмыкнул себе под нос и оставил бокал.

— В мои владения не так просто проникнуть, а шпионов ждет лишь смерть. Кто ты? И зачем потревожила мой покой, смертная?

Пафосом разило за милю.

Правда, не ей менять здешние правила игры. Тем более в этой патоке мисс Грейнджер научилась виртуозно топить оппонента. Сперва она села. Проигнорировав приподнятую бровь. Кажис его величество был шокирован ее манерами… Это не так страшно. Ведь Гермиона еще в первый день их приключения побила короля, только гномьего. С этим же королём она оптимистично надеялась поладить без рукоприкладства.

— Ваше Величество, у меня к вам деловое предложение. Хотите вернуть Звездные камни?

Кажется от ее прямоты и напора эльф опешил. Какие же они все нервные и хрупкие эти царственные особы… Гермиона со вздохом налила себе выпить — разговор или если угодно торг обещал быть длинным.

Эльф не убрал и сотой доли надменности из взгляда. Умело пряча изумление… А еще он чувствовал в ней магию. Гермионе бессмертный напоминал прекрасную птицу, а именно павлина. Только серебристо-белого с кроваво-алым на когтяг и хищном клюве. Легко было обмануться в блестящей воистину разящей красоте эльфа. Только Гермиону она не трогала совершененно. 

В голове набатом билось лишь одно имя. 

Что ей до всех остальных? Да давно ничего. Только рядом с Гарри она не сводила саму себя до функции. Была живой и настоящей. 

— На Смауга Золотого ты мало похожа, смертная. Значит, ты лишь голос? 

— Скорее посланица. 

Вино оказалось превосходным, и Гермиона смаковала насыщенный букет маленькими глоточками. Хотя ей только налакаться не хватало, да еще в такой компании. За мантией и камзлом скрывалось тренированное и роскошное, это уж наверняка, тело воина… Пожалуй, хватит. Она отставила кубок в сторону с вопросом к самой себе, куда это ее несет? 

— И что дракон хочет взамен, посланница? 

Это слово венценносный эльф выделил интонацией, да так, чтобы ошибиться было невозможно. Гермиона пожала плечами, ее таким детским фокусом не пронять. Тем более уважаемый владыка, кажись, был раздосадован тем фактом, что не может влезть в ее голову. Отсюда все остальное. 

— Маленькую услугу. Торин, сын Трайна, внук Трора вам, ваше величество, тоже ведь не друг? 

Она сама невинность. Точно так просто обычно такие невинные заканчивают свои дни на виселице или на костре. Можно было ничего не добавлять больше — ведь эльф тут же сделал стойку усышав о Короле-под-Горой. Крылья породистого носа затрепетали, и вообще его эльфийское величество только копытом не бил, как застоявшийся жеребец. Даже сияние пафосности, с которым Трандуил нес себя миру, померкло и уступило место практичности. Гермиона мысленно потерла руки — они договорятся. 

— Значит, все-таки наследственная дурь возобладала, и этот безумец надеется вернуть трон.

Трандуил не спрашивал, нет, он размышлял в слух. И кажется был не против, чтобы гномы к Горе не дошли. Гермиона просто поставила себя на место эльфа — рассерженный дракон, разбуженный после 60 лет спокойствия, так себе сосед. А уж личные антипатии эльфа можно оставить за скобками. 

— С каких пор драконы водятся с людьми?

Мурашки поползли по спине, ведь взгляд эльфийского короля стал не просто острым, нет, он был режущим. Ее защита почти дрогнула… Трандуил словно искал в ней что-то одному ему ведомое, и кажется, нашел. Потому что внезапно успокоился. Препаировать Гермиону взглядом перестали. Будто у эльфа уже был ответ на вопрос, что же она такое. И этот вывод успокоил его. 

— Да или нет, владыка? 

Вступать в полемику и обьяснять их сложные взаимотношения со Смаугом Ужасным Гермиона уж точно не имела желания. Зато уже думала, как будет выбираться. Этот эльф явно высокоморальностью и иными отрыжками совести не страдает. Поэтому задерживаться во дворце в качестве пленницы в планы Гермионы совсем не входило.

Торин был падлой… коронованной упрямой сволочью.

Тихий, вообще-то не склонный к агрессии до встречи с гномами и незлобивый хоббит ругал гнома и не так. Пока, правда, делал это Бильбо молча. Переход через проклятый лес обернулся, как и предвидел Беорн, давший им приют, — чистым, концентрированным кошмаром. Так что ругательства, которые употребляла леди Гермиона, рвались на ум и язык сами по себе.

Тем более Дубощит никого снова не желал слушать, таща их неведомо куда. Почему неведомо куда? Да потому, что с тропы они сбились. После часов поисков и попыток снова вернуться к единственному относительно безопасному переходу Бильбо казалось, что они погибли. Бильбо боролся только из туковского упрямства.

Хоббит не впадал в черное отчаяние… Он просто в себе замкнулся.

Сам воздух — недвижимый, затхлый, как в склепе, казалось, навевал ему плохие, злые мысли. Усиливал голод, жажду и общую монотонную усталось. Даже сон здесь не приносил отдыха. Бильбо часто себя спрашивал, какого он поперся с гномами? Ради чего, собственно, покинул вполне благополучную комфортную жизнь? Нет, он ценил друзей. Однако приключение ему давно поперек горла встало.

После изгнания магов началась полоса неудач.

Он думал, судьба мстила им за то, как они поступили с друзьями, даже он…

Судьба от Эру, Рок от Черного Врага мира — так говорили старики в Шире. Конечно, темный лес — лучшее место, чтобы вспоминать древние сказания. Века проходили, а в памяти поколений и через Эпохи тысячи лет жил душный ужас перед той Тьмой, тем Врагом с Севера, имя которого произнести мало кто осмеливался. Даже если оно сохранилось и в эльфийской памяти, и на страницах рукописей прочих народов.

Их компанию явно преследовал тот Рок… Пускай хоббит несколько раз слышал разговоры, что неприятности начались с изгнания двух магов. Правда, говоривший вкладывал в свои слова совсем не ту истину, что чистый сердцем житель Шира. Бильбо видел их вину. А Двалин открыто и честно заявлял, что чужаки прокляли их напоследок. Вот и сыплются на них несчастья как из рога изобилия.

Гномы твердолобы, подозрительны ко всем, кто не кхазд.

Только теперь Бильбо понимал настоящее значение этой общеизвестной истины. Он ни секунды не верил, что Гермиона или Гарри желали им зла. Несмотря на то, как они расстались. Нет, Гермиона еще и позаботилась о них. Благодаря ее зельям никто не умер. Удалось разбудить уснувшего после падения в зачарованную реку… Припасами из зачарованной волшебницей сумки они питались, пока они не закончились. Именно поэтому смогли оторваться, отбиться от мерзких, огромных и очень кровожадных пауков.

Хоббит тогда использовал волшебное колечко. Бильбо внес опустошение в ряды тварей. Ножичек не ножичек, но темные отродья эльфийской стали не переносили. Тогда он дал имя своему мечу — Жало теперь было испытано в битве с чудовищами. И он понял, что теперь уже может назвать свой меч по праву.

Припасы заканчивались, выносливые гномы выглядели уже откровенно изможденными. Но Торин, чем хуже было, тем более становился одержимым — любой целью дойти до Горы… Неважно, что они еле передвигаются.

Поэтому выскочивших из кустов мрачных и вооруженных до зубов эльфов хоббит готов был расцеловать. Правда, дивные мордашки отражали какую-ту воинственную дикость, и ему лучше было спрятаться. Коротышка, лезущий в объятия, мог напороться на сталь вместо горячего отклика. Да и друзьям все равно нужен козырь, которым станет его невидимость.

Гномов эльфы сноровисто повязали, выдавая немалый опыт в этом деле.

Хоббит философски вздохнул: какой Лес — такие и эльфы. Могли, судя по грубости, и стрелами натыкать, что те игольные подушечки бабушки Тук. Пока кроме обыска и веревок с гномами ничего критического не случилось. Кили еще и глазки строил высокой рыжеволосой и лучезарной, как заря, деве в зеленом доспехе. За что получил тычок от сереброволосого с золотом лучника. Статного и с до ужаса холодными голубыми глазами.

За топотом огрызающихся и ругающихся на кхуздухе гномов его тихих шагов слышно не было. И то хлеб… Идти им было далеко, да еще по таким буреломам, что окрепшие за месяцы кочевой жизни ноги Бильбо отказывались сделать лишний шаг. Но чувство долга толкало вперед. Он нужен Кили, Фили, Балину, Бофуру и остальным.

От природы мягкое сердце ожесточалось. Житель мирного Шира этого не замечал. Отчасти это объяснялось тем, что хоббит видел во время совсем не легкой дороги. Было еще кое-что — идеальное золотое притягательное кольцо весом во все царства Средиземья. Зло, в нем заключенное, меняло несущего его. Очень медленно, но тень уже легла на чистое сердце Бильбо Беггинса.

Та тень, от которой и свет Благословенного Края не избавит. Тень, которую он пронесет через десятилетия — от смертного берега до алмазных песков… Все это будет позже.

Пока Бильбо мечтал о передышке.

И думал, как будет вытаскивать бедовую компанию из темниц.

Возможность поесть украденной на кухне еды и напиться была для Бильбо здоровским бонусом. Так что пока Торин лаялся с величественным эльфийским королем, хоббит жевал пышку, стянутую совсем недавно. И оттого восхитительно теплую. Под вкус сдобы ссора воспринималась даже забавно… Тем более эти двое были, если отбросить различия в росте, очень похожи.

Эльфийский Владыка потерял всю свою напыщенность, выведенный Дубощитом, и орал не хуже гнома. Торин, кстати, очень царственно слал монарха соседней страны в его же собственный Лес пауков считать.

Великим мира сего, как всегда, не было дело до маленького, а сейчас еще и невидимого жителя Шира. Разумный, несмотря на авантюру, в которую встрял, мистер Беггинс считал это настоящим счастьем.

Торина оттащили в темницу — м-м-м вкушно… Закономерный итог “беседы”.

Лесной Владыка планировал держать гномов в плену до того момента, пока Дубощит не одумается и не согласится на его милостивое предложение. То есть если смотреть на вещи реалистично, то сидеть гномам в темнице до конькиного заговения. Бильбо вытер рот — платок был давно потерян… По меркам Шира и особенно родни из Саквилль-Беггинсов, совсем растерял манеры. Не сказать чтобы он сожалел об этом.

Пока хоббит не рвался в бой. Если его поймают, то сидеть в плену им до смерти. Нужно осмотреться и придумать действительно хороший план. Что-то подсказывало Бильбо, что шанс на побег у них всего один.

На глаза друзьям он попадаться не собирался, во всяком случае пока. Опасался не сдержаться и наговорить Торину всякого. Неприятного… Нельзя так с тем, кто за решёткой, а значит беспомощен. Хотя и очень хочется. Это злобное в какой-то степени желание высказать Дубощиту наболевшее Бильбо за собой признавал. Слишком часто на протяжении похода его мнение не учитывали или просто игнорировали.

Бильбо был уверен, что после всего пережитого заслужил право быть услышанным.

Гермиона даже испугаться толком не успела, когда оказалась в знакомом нигде пред ликом Черного Врага Мира.

С некоторыми нолдорскими сказаниями ее ознакомил Смауг, и она даже успела почти возлюбить упрямцев, в которых воли и стали было больше, чем пресловутого света. Если такое вообще можно было сказать о эльфах. Но, как показал владыка Трандуил, эльфы тоже очень разными бывают. И с некоторыми приятно иметь дело — деловой подход и ничего личного. Если бы ее еще не утаскивало в неведомые ебеня к вечному, но не покоренному узнику.

На этот раз Мелькор — или все же Хозяин? — не стал выворачивать ей мозг наружу. Она просто лежала на прохладном полу и думала. Тишину — такую ненавязчивую, мирную — ничто не нарушало. Как будто у нее все время мира впереди есть. Такое вот непривычное гостеприимство от этого невозможного существа несколько бесило, а больше пугало. Гермиона была девушкой здравомыслящей, ну, большую часть времени, и тогда, когда дело не касалось Гарри Поттера... Она прекрасно понимала, что призвана не просто так.

Ей дали краткий миг свободы, передышку.

Теперь пришло время платить по счетам. То бишь произошло ровно то, чего она так боялась все это время. И все же мисс Грейнджер панику загнала поглубже. Сейчас она ей не помощник, и никогда им не была. Нужно думать. Например, о том, все ли она успела? Обезопасить Гарри казалось ей самым важным. Потому что, наверное, эти мгновения — ее отправная точка в небытие.

— Зачем же так мрачно, милая?

Это "милая" — насмешливое, ласковое, снисходительное, отвратительно сексистское, пусть в Арде и нет такого понятия, — ей хочется затолкать обратно в глотку некогда Первому среди Равных. Гермиона ненавидит снисходительное отношение. Пусть бог, а она его раба. Только вся ее натура неожиданно ярко бунтует. И это вместо того, чтобы логично успокоиться и начать строить планы, как прожить чуть дольше.

— Убивать тебя в мои планы не входит. Может, все-таки встанешь?

Терпеливо.

Плохой-плохой знак...

Из нередких оговорок Последнего Дракона было ясно, каков на самом деле нрав Черного Властелина. И тут ласки нужно было бояться больше, чем гнева. Если охарактеризовать кратко, то это будет чертовски непредсказуемое и неумолимое всемогущее существо, одаренное альтернативной логикой. И, исходя из этой самой альтернативной, мать ее, логики, Гермионе иррационально хочется перечить. Тем самым совершая самоубийство.

— Приветствую, Мелькор.

Какая-то часть примерной, еще не до конца убитой девочки решила все-таки поздороваться. А что? Хамить в лицо своему господину Гермиона не собиралась, пока есть силы терпеть, держать свой норов в узде. Хватит того, что мысленно она ему как раз таки хамит. А мысли Темный Вала читает словно открытую книгу.

Она на него не смотрела. Противоестественная, завершенная, невозможно идеальная красота была ей невыносима. Еще один вид пытки. Потому глаза Гермионы скользили по идеально пустому залу, где не за что зацепиться — белый и черный цвет в вечном противостоянии начал. Можно было оценить метафору или скорее прямое указание на борьбу... Но она не в настроении, мягко говоря. И все же о колоннах и цвете зала думать явно безопаснее, чем обо всем остальном, за что ее могли в качестве наказания вывернуть наизнанку.

— Не рада меня видеть? Это пустое... Как там твой драгоценный друг, уже освоился с моим даром?

На этом месте ей, право слово, было очень трудно не скрипеть зубами слишком явно. Мелькор ее специально провоцировал, обрушивал и без того шаткое равновесие, и Гермиона это понимала. Именно поэтому сдерживалась. Ведь за Гарри ей всегда было больнее, чем за себя. Даже если он втянул их в это "приключение", то все равно такого дерьма не заслужил.

Жаль только, мир редко спрашивает нас, прежде чем отсыпать полную чашу того самого.

— Молчание — не лучшая тактика со мной, милая. Я ведь вижу тебя насквозь.

— Чего ты хочешь? — устало спросила мисс Грейнджер. Она волновалась за Поттера, которого оставила наедине с коварным Змеем. Может, Темному Властелину некуда спешить в его вечной темнице, но ей-то есть куда, конечно, покуда она жива. Поэтому лучше сразу перейти к сути. Пусть моральный садизм, похоже, был любимой формой беседы Вала, он бы не дернул ее просто так. Как бы она ни ненавидела это существо и свои рабские цепи, Гермиона все же понимала, что Он бы не призвал бы ее только ради издевательств.

— Верно. Настала пора поговорить о том, что ты, или вернее вы, можете для меня сделать. Выбора, смертная пташка, у тебя все равно нет.

— Приказывай, о Мелькор Величайший.

За такой очевидный сарказм, который хоть резать можно, ей ничего от него не было. Черный Враг Мира только улыбнулся ослепительно. Блядь... Емко и по аврорской классике практически. Ну как ее может буквально корежить от чего-то настолько прекрасного и идеального? Ощущение от улыбки, затмившей свет солнца на миг, — будто по глазам наждачкой провели. Она ведь любит красивое!

Пусть характер этого "красивого" преуменьшением и настоящей лаской будет просто сказать, что сволочной.

— Я хочу свою свободу.

— При всем уважении...

Которого, к слову, Гермиона не чувствовала ни грамма, но это так, пустяки в сравнении с задачей, которую ставил перед ними этот безумный бог. Двум смертным магам не обрушить нерушимое до определенного срока. О том, что будет, когда придет последний час Арды, никто доподлинно не знает. Но ведь это знание ей и не нужно — есть проблемы поважней конца света. Стены Ночи будут держать его до Последней Битвы — таков приговор Сил Мира. Им с Гарри, насколько бы они ни были удачливыми, не переломить волю целого семейства богов. Богов, которые спели этот чертов мир.

— У вас пока нет такой силы, я знаю.

Мелькор кивнул.

— Я не настолько наивен, моя дорогая. Братья и сестры заперли меня здесь надежно. Однако не учли, что моя частица осталась в каждой песчинке Арды. Я стоял у истока Музыки, я вошел в новорожденный мир, и я был в нем очень-очень долго — этого не изменить, как бы того ни хотелось моим эрубоязненным родственникам.

Тут не рожденное, но пробужденное божество очень по-человечески поморщилось от зубной боли.

— Все равно не понимаю, как это поможет нам.

— Ты даже не пытаешься понять, упрямая девочка, и это меня огорчает.

Опять же, желание послать матом божественную сущность стало таким, что губы онемели от усилий. Гермиона выдохнула: хватит! — приказала она самой себе. Ты, моя дорогая (прилипло все-таки), сама себе вредишь. Нужно просто слушать, думать и ругаться будешь потом. Пусть говорит, что хочет, и тогда, может, отпустит ее. Молчание в данном случае не просто злато, а жизнь — буквально.

— Убейте абсолютно бессмертное существо. Не равное мне... Но извечный дух, спевший огонь в Песни Сотворения, достаточно силен, чтобы его гибель при правильном расчете разнесла мою темницу. Именно гибель, не развоплощение — к такому Гортхауру не привыкать.

Секунда — и перед ее глазами стоит та самая бледная немочь — рыжая... И выглядящая воплощенным Мелькором в более презентабельном виде. Только глаза те же и физиономия такая же притворно сладкая. Б-р-р.

— Кто он и кем он был тебе?

— Для вас — неудавшийся претендент на трон Черного Властелина. Саурон всегда умел с треском и блеском провалиться. Несомненный талант. Поэтому и не прижился у болвана Аулэ и, по официальной версии, был совращен мной. Интересно, Намо в своем бесконечном занудстве понимает, какой смысл можно вложить в слово "совратить"?

Гермиона закатила глаза. Да они это уже проходили. Темный Вала может изгаляться, оскорблять и обзывать своих же сородичей без конца и края... Ее не покидало ощущение, что они с Гарри очутились прямиком посреди самой обычной семейной склоки. То, что все участники древнее этого мира и вообще-то боги, осложняло дело. То бишь вражда и правда не имела конца и края. Им бы к семейному психологу всем сходить, глядишь, и разобрались бы без сгоревшей дотла Арды.

В очистительный огонь мисс Грейнджер давно не верила.

Разрушение даже ради самой великой цели никогда не несет в себе благо. Тем более если есть только лозунги без четкого понимания, что делать дальше.

— Немощь был твоим учеником?

— Для атани, пусть и мага, ты удивительно беспардонна. Да, Саурон после того, как предал меня и проиграл, сам поиздержался. Силенки у самозваного претендента на мой трон уже не те. Но я бы не советовал недооценивать.

— Как нам его убить?

— Твой друг справится. Пусть забудет свой страх, и дар Смерти ему хорошо послужит.

Очухалась Гермиона на той же поляне, так и не успев спросить, где искать этого будущего смертника. И вообще, нужен ли какой-то обряд или достаточно прикончить его? Кажется, облегчать ей жизнь Мелькор не собирался. Значит, ему не так уж хотелось на волю. Зато она очень хотела к Гарри. Прах их побери, они вместе все обдумают.

Да у нее выбора как такового не было. Но Гермиона не очень хотела быть причиной гибели этого мира. Здесь жили те, кто успел стать ей дорог, а еще тысячи гномов, людей и эльфов, совершенно ей незнакомых. Однако это не причина обрекать саму жизнь на неизбежную смерть. Ведь если Стены Ночи рухнут, тут же грянет Последняя Битва — в истинности этого пророчества все уверены.

Хотя, может, поискать лазейку?

Она просто обязана быть.

Кили был совсем не рад очутиться в плену, когда до родного дома было почти рукой подать.

Правда, в их планы по освобождению Одинокой совсем не входило застрять в Лихолесье на веки вечные. А то и дольше, учитывая нрав здешнего ушастого королька и то, как дядя Торин с ним поговорил — ей-ей, вопли с верхних уровней сюда, в темницы, долетали. Младший принц все же не спешил унывать. И вовсе не от природной бестолковости: у него просто такой жизнерадостный нрав был с рождения.

Молодой гном беспокоился о пропавшем хоббите. Бильбо, несмотря на все злобствование опять же дядюшки, многому научился с того момента, когда они покинули гостеприимный Шир. И обузой мистер Беггинс давно не был. Бильбо вообще здорово отличался от того малость стеснительного и пришибленного малого, которого они впервые повстречали в тот вечер в норе. Хоббит покинул дом, чтобы помочь им, изгнанникам, и от этого намерения, несмотря на все трудности, не отступал.

За это его следовало как минимум уважать. Мало кто покинет привычное житье-бытье ради кучки чужаков, да еще и гномов.

Беггинс умел быть незаметным, а уж здравого смысла, как неоднократно замечал Балин, в нем на весь отряд хватит... Нет, он не должен был пропасть. Но все равно Кили грызла тревога. Больно этот эльфийский лес был мерзким. Таким, что даже их, закаленных воинов, сломил. Он, конечно, горд, как всякий потомок Дурина Бессмертного, но очевидного отрицать не собирался. Им пришлось солоно.

Эльфы, кривя благородные морды, дали воды, еды и обработали раны. С последним было трудно: не все были рады помощи остроухих тюремщиков. Лично Кили, если бы его царапины промывала та высокая рыжеволосая красавица, был бы только рад. Там такие глаза... Два огромных изумруда, полные света и тепла. Несмотря на то, что красавица-эльфийка имела вид воинственный и неприступный, все равно Кили чуял в ней доброту.

И был не прочь познакомиться поближе. Но кто ж ему даст?

Подгорный принц застыл у самой решетки, надеясь увидеть лучезарную, как летняя заря, деву-воина. Кили даже немалая разница в росте и летах не смущала. Да что там, его положение пленника не очень-то смущало и то, что зазноба бессмертна — класть он на это хотел... Лишь бы хоть одним глазком увидеть чарующее создание и поговорить бы так, чтобы тот мерзкий блондин не сопел за спиной, как злобная тварь из укопища.

К блондину у Кили был отдельный счет. Наследник трона Эребора как-то не привык получать по физиономии и не отвечать.

Он вертел в руках камень, что дала матушка, чтобы хоть как-то скоротать время. Слушал, как шумит водопад, и думал. Несмотря на общую шалопаистость и шило пониже спины, вопреки всеобщему убеждению, второй сын принцессы Дис дураком не был. Просто веселиться проще, а за планирование отвечает старший брат как умник. Фили вообще ответственный — местами. Кили понимал, что дела у них плохи.

Если не выберутся из темницы, то залов предков им не видать как своих ушей. Одна надежда была на Бильбо. Но что может сделать пусть хитрый, как куница, и отважный полуросклик против бдительной и до зубов вооруженной эльфийской стражи? Очень мало или почти ничего.

Дядя, если все сорвется вот так, может и не выдержать. Торин с детства был не только ближайшим и любимым родичем, заменившим отца, но и легендарным героем, тем, на кого маленький Кили хотел равняться. Однако он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: и сильные ломаются. Дядя не тот, кто пойдет на уступку врагу, а Трандуила он ненавидел всей душой. Значит, надежды на компромисс нет. И если не случится чудо, они могут и сгинуть здесь.

— Камень у тебя в руках — что это?

Паскудная, в общем-то, обстановка темницы посветлела как-то разом с ее приходом. Нет решетки и чистая, но камера Кили милей не стала. Просто он залюбовался девушкой, и на некоторое время все тяжелые мысли стали неважными. Он, правда, старался говорить спокойнее, но нес какую-то чушь, больше любуясь бликами факелов в ее огненных волосах, тем, как свет играет на чудесном лице. Слушал ее голос и был словно во сне.

Слава Махалу, им не мешали!

У членов отряда хватило такта сделать вид, что ничего такого не происходит и это не племянник главного ненавистника эльфов Средиземья любезничает с остроухой. Или же те, кто могли видеть его камеру, просто беззастенчиво дрыхли, вымотанные бесконечной дорогой через темный проклятый лес. Кили было все равно, главное — им не мешали.

Для гнома стало сюрпризом, насколько легко говорить с Тауриэль.

Он от начала времен сын гор и тверди земной легко понимал Дочь Леса, и она его так же.

Они говорили о луне, звездах, странствиях и даже об эльфийских празднествах. Кили ни чуточки не было скучно. Он хотел узнать все что можно о ее жизни. А еще больше мечтал испарить решетку между ними, взять руку Тауриэль в свою. Мысли о том, как на его увлечение посмотрит Торин, юную бедовую голову не посещали. Ему сейчас и на мнение дяди было глубоко все равно.

Тауриэль задержалась у его камеры надолго. С ней часы промелькнули, как минуты. Усталость отступила, как не бывало. Кили только и мог, что с нетерпением ждать новой встречи с девой. Он был слишком возбужден, чтобы спать, лежал и грезил. Она обещала навестить его завтра. Теперь плен гному не казался концом света. Кили был преступно рад тому, что отряд пленили эльфы. Иначе кто бы поручился, встретились ли бы они когда-то.

Даже мысли, насколько эти чувства обречены, не отравляли радости принцу.

Кили предпочитал не смотреть так далеко. И что с того, что у нее вечность, а у него еще пара сотен лет? Это лучше, чем ничего. Пустота... И Тауриэль, пусть ему удалось ее рассмешить, это не значит, что эльфийская дева видит в нем достойного себя мужчину. Кили как раз с этим мириться не собирался. Он упрямый, гордый потомок Дурина Бессмертного и уж сумеет добиться своего.

Для кого-то первая любовь — это золотая греза все длящегося детства. Легкая, и даже боль разочарования не так остра, когда чувство уходит: остается память. Принц Кили же, вопреки известной легкомысленности нрава, был, как никогда в жизни, серьезен. Пусть до конца не понимал перелома в себе, что вызывали очи перворожденной. Его чувство не было хрупким, как крылья мотылька... Скорее твердым и непоколебимым, как земная твердь.

Махал дал своим детям сердце, способное любить без остатка, но не отпустил чувства меры как в любви, так и в ненависти. Тут уж Рок, общий для всех рожденных в Арде, поставит точку.

Он клялся научить, клялся не лгать и не вредить... Наивные взрослые дети.

Да, клялся обучить изумрудного, но клятва не уточняла, чему и в каком порядке. Клялся не лгать, но не клялся не молчать. А вредить собственности Господина и такому же крылатому просто не было необходимости. Великий Змей, напротив, собирался сделать все для их безопасности и для того, чтобы они преуспели. Во славу Владыки и по его слову.

Воля Господина неизбежно меняет тех, с кем соприкасается.... Однако для осознания, принятия перемены требуется время. Научиться быть благодарным Мелькору за данный шанс сразу удается единицам. Поэтому девушку и изумрудного трудно винить за глупую попытку сопротивления.

Смауг не собирался им ничего доказывать — бесполезно. Сами поймут и осознают. Лишь прожить должны для этого достаточно долго. Именно поэтому они оказались в Одинокой — единственном безопасном для них месте в Средиземье. Что это, если не промысел и желание Владыки? И он сам выжил не потому, что трус и сбежал тогда, во время Войны Гнева. А потому, что таков был замысел Создателя драконов. Смауг нужен здесь, в этих все больше сереющих землях, чтобы сберечь, направить тех, кто все изменит.

И час перемен близок.

Неважно, какую цену ему самому придется заплатить.

— Еще раз.

Он терпелив, пусть птенец часто бестолков до ужаса. Вместо того, чтобы отдаться инстинкту — единственно правильному и верному, — сопротивляется, паршивец такой. Пытается делать, двигаться и думать как человек. Хотя изумрудный глупыш — создание куда более совершенное, чем жалкие атани были когда-либо. Смауг наблюдает. Только кончик хвоста нервно подергивается, выдавая беспокойное состояние древнего ящера.

Смауг не учитель. Как оказывается, мнить себя мудрым и терпеть чужую бестолковость — две разные вещи. Господин был велик, обучая и дрессируя своих крылатых детей. В нем же нет и сотой доли того величия и понимания. Вот и сейчас хочется вцепиться изумрудному в крыло зубами. Правда, опыт подсказывает ему, что страх и боль тут не помогут. Птенец необычайно упрям, а еще в нем та воля, которая не ломается. Насилие с ним — путь в никуда.

Гарри учится — или мучится — с контролем огненного дыхания.

Гермиона до сих пор не вернулась, и сей факт не добавляет ему хорошего настроение и способности к концентрации. Несмотря на всю настойчивость Смауга, Поттер не хочет учиться быть драконом, пускай прекрасно осознает преимущества того, чтобы владеть всеми силами этого облика. Но он прежде всего хочет снова стать человеком. Змей очень заблуждается, если думает, что Гарри не замечает, чему он прежде всего его учит.

Гарри знает свои слабости — он не мыслитель, а человек действия. Да, Смауг Золотой должен его учить и не должен лгать. Правда, не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что Змей хитрит. И что-то идет не так. Они учатся и тренируются практически до изнеможения. Словно Смауга кто-то кнутом в спину подгоняет, а он, в свою очередь, только челюстями и когтями так же гонит вперед Гарри.

Спасибо Альбусу: попытки манипуляции он чует за милю. Просто сейчас поздно и невыгодно дергаться. Есть, конечно, простой вариант — спросить Смауга, какого черта тот делает. Однако Мальчик-который-выжил предпочтет качать права в присутствии подруги. Во-вторых, Золотой, конечно, не солжет — клятва этого не позволит... Но кто сказал, что названный им ответ не будет одним из нескольких?

Умение правильно задавать вопросы никогда не было коньком Гарри. Именно поэтому он сидит на бронированной попе ровно и ждет ту, которая это умеет. И любого своей логикой наизнанку вывернет.

Недовольный рык и такое же полыхание золотых раскалённых глаз обрывают его размышления.

Тонкая струйка огня из пасти зеленого дракона обретает плотность и интенсивность. Металл, на который она направлена, раскаляется медленно, но верно. Это третья прочная гномья заготовка, которую портит Гарри. Две первые просто лопнули от резких перепадов температур. Смауг ведь учит его не запекать гномов и прочих разумных в броне. Это, по словам Змея, любой огнеплюй сможет, даже та мелочь, которую к драконом не отнесешь, что расплодилась на Серых пустошах. Нет, Смауг учит его работе с металлом, четкому пониманию, что огонь внутри него не только разрушает и сжигает, но и обращает спрятанные в земных недрах богатства во что-то новое. Кровожадный разрушитель царств учит Гарри созидать. Он бы ущипнул себя, будь у него нормальные руки. Были лапы, и приходилось пробовать снова и снова, пока ворчливый коварный учитель не будет доволен результатом.

Иногда шипящие интонации недовольного Смауга будили в нем воспоминания о другом ядовитом гаде. Скудоумию поттеровской черепной коробки Снейп, нынче покойный, и Змей поражались в одних и тех же эталонно ехидных словах. Прям ностальгия. Аттракцион "почувствуй себя идиотом"!

— Хорошо, — констатирует Смауг с ленивым удовлетворением. Красный, медленно остывающий кусок металла отражается в его глазах алой точкой. Жутковато... Но не в сравнении с кроваво-красными гляделками Лорда, пусть земля ему будет колом — осиновым. Запугивать Гарри было бесполезно, да и Смауг не пытался. Именно своей персоной... А вот намекнуть в пространство, как здесь заканчивают драконы и все, кто служит злу, — это случалось постоянно.

Осознание опасности для своей шкуры, а также угроза Гермионе заставляли его шевелиться как нельзя лучше.

Нужно отдать должное Золотому: с мотивацией, не чета профессорам Хогвартса, злоязыкий гад отлично справлялся.

— А теперь еще раз сначала. Не только дуй и контролируй пламя, но старайся чувствовать металл. Как он реагирует, как меняется его структура... Это в твоей природе, изумрудный, ничего сложного, следовательно.

Ответить Смаугу, где он видел эту природу и мудрость самого Змея иже с ним, Гарри не успел... Хотя и собирался. Он услышал хлопок и биение сердца. Гору наполнил едва уловимый запах, который он бы назвал родным. Зеленая хищная морда оскалилась в такой улыбке, что незадачливого рыцаря хватил бы инфаркт. Дальше Поттер не слушал. Обогнув более крупную особь — по колонам и стенам, цепляясь когтями за скальную породу, — он побежал к выходу из Горы. Там Гермиона вернулась.

Она выглядела уставшей, но целая, живая. И бросилась к нему, как только он появился. Гарри затормозил, используя распахнутые крылья и когти — высекая искры и оставляя длинные полосы. Подхватить на руки, закружить, как делал всегда после разлуки, теперь невозможно. Он наклонил голову к ней, и хрупкие руки обвились вокруг нее. Он замер, опасаясь оцарапать чешуей и ранить острыми шипами.

— Прости, быстрее не получилось.

— Что случилось?

Их мысли соединились, как море и река. Тоска и напряжение с него тут же схлынули. Пусть Гарри слышал, как сзади надвигается Смауг, сотрясая древние залы поступью и волоча за собой хвост. То ли правда лень идти быстрее, то ли что-то крупное сдохло, и Змей расщедрился им на минуты наедине.

— Гномы задержатся в Лесу. Владыка Трандуил оказался именно такой сволочью, как его описал Смауг. Мы продуктивно пообщались и поняли друг друга.

— Но случилось что-то еще.

Гарри весь встопорщился. Мышцы напряглись, как перед смертельным прыжком. От Гермионы тянуло каким-то злым весельем и обреченностью. Это от той, что не умела сдаваться. Тащила весь поход за крестражами, если по-честному, на себе. И он, и Рон были еще теми детективами. Да и вообще заранее были обречены без нее на гибель.

— Я видела Мелькора. Он сказал, чего хочет от меня, вернее от нас.

Новый тяжелый вздох рвет ему сердце. Поттер, конечно, с взрослением набрался цинизма и вообще стал еще тем пофигистом. Однако Гермионы это общее для всех остальных состояние никогда не касалось. Она была и есть особенная. Разжала руки, опустила их по швам и отошла от него... Плохо! Отвратительный знак.

— И чего именно?

Гарри засунул своей звериное рычание поглубже. Он не животное... Да и кроме того, и ежу понятно, что желание поработителя Гермионы ему понравиться не может. Так что не стоит все еще больше усугублять глупыми вспышками ярости. В кои-то веки, когда они в жопе, думать за двоих будет не только Гермиона, но и он сам. Ставки слишком высоки для юношеского максимализма.

— Чтобы мы убили бога.

— Какого именно? Или можно выбрать любого? — пожал крыльями Поттер, чувствуя присутствие замершего в тени арки Смауга.

— Гарри.

Это уже со знакомым укором. Попытка рассмешить, конечно, не засчитана, но зато она перестала напоминать сжатую пружину. Он смиренно сложил крылья и улегся, показывая, что заткнулся и слушает внимательно. Примерный мальчик... дракон.

— Саурон... Вот кто цель и будущая жертва. Та самая бледная немочь из моего недосна. Убьем его, и Стены Ночи рухнут. Мелькор хочет вернуть свободу. О дальнейших планах он не сообщил.

Гарри кивнул и опять склонил голову к ней. Соскучился... Предполагаемое убийство не очень его встревожило. Зато Гермионина оговорка о дальнейших планах — да. Моргот мог ей ничего не сказать — это не обязательно. Гермиона умеет делать выводы и без слов. И может сделать глупость. Ведь вырвавшись на свободу, Темный Властелин точно попробует восстановить свою империю и отомстить заключившим его в темницу родственникам. Это если не считать мутного пророчества о том, что освобождение Мелькора и есть начало конца света.

Гермиона предпочтет погибнуть, но спасти мир.

Он когда-то принес сам такую жертву... Пустая трата времени, откровенно говоря. Его задача — не допустить ее самоотверженности, черт с ним. Мир как-то перетопчется. Например, те самые родственники вообще-то боги, слезут со своих тронов и попытаются защитить создание рук своих. Если нет, то всегда находится камень, о который разрушитель спотыкается. Если все-таки не найдется, то, значит, миру пора кирдыкнуться.

Звучит жутко эгоистично, но он таков и есть. Добрый паренек Гарри мертв.

Гермиона смотрела на Смауга, Смауг на Гермиону...

Сам же он просто отполз в сторону: наслаждаться, злорадствовать и немного грустить — самую малость. Человеком стать не удавалось. И старый склочный Ящер убеждал, что по-прежнему жизненно важно научиться быть драконом. Успехи, опять же, у Гарри были сомнительные, на взгляд Смауга. Так что быть бронированной скотиной ему еще долго. Если любимая во всех смыслах Гермиона не найдет способ повлиять на самопровозглашенного Короля-под-Горой.

Морготу как раз нужен он — человек. Точнее, та проклятая сила, которой Поттер вовсе не желал. Вряд ли даже Альбус, поставивший, как спектакль, падение очередного Темного Лорда, мог предположить, что он не только выживет, но и обретет все полноту власти над дарами Госпожи.

Попереживать над глубиной моральной бездны, в которую придется упасть, чтобы спасти Гермиону, убив бога, он успеет как-нибудь потом. Война научила Гарри одному: моральные терзания бесполезны — ты всего лишь делаешь то, что можешь, чтобы выжить самому и выжили бы друзья. Тот, кто не способен переступить через себя или принципы, это не столь важно, — труп. А он жить хотел всегда.

Да и став убийцей в одиннадцать лет... Привет тебе, трус, ничтожество и жертва Лорда, профессор Квирелл.

Дамболдор ему — мальчишке, очнувшемуся в лазарете, — не дал задуматься, что он фактически убил одержимого профессора. Пусть защищаясь, пусть невольно, пусть процесс своей гибели Квиррелл, впустив в себя дух Лорда, начал сам... Но факта убийства это все не отменяет. Просто отлично, что детская психика очень пластична, а директор всегда умел подобрать правильные слова. Маленький мальчик даже не задумался, что именно он сделал, и не сломался.

Внутри сломается он гораздо позже.

Убийство есть раскол души, да, милейший профессор Дамболдор?

Гарри прикинул, и выходило, что, не считая неоднократное убиение Лорда и его кусков о его шрамоголовую тушку, он также по совокупности душу мог на двадцать кусков расколоть. Война — штука такая ужасная, где человечность быстро становится оксюмороном. Чтобы выжить, он убивал. Один Экспелиармус от темной магии, которой без разбора пользовались господа Пожиратели, не спасет.

— Если память мне не изменяет, обязательства перед нами закреплены клятвой? Так почему саботируем обучение?

Гермиона забросила пробный камень. Смауг прикрыл глаза и выдохнул на нее струю горячего воздуха, которая разбилась о щит. Гермиона демонстративно пожала плечами. Вреда причинить он не мог, но она немножко параноик. Так что осторожность прежде всего.

— Леди, в чем, по-вашему, выражается мой саботаж?

От этого мягкого, рокочущего на согласных тона у Поттера все чешуйки дыбом встали. И эта реакция очень наглядно показала, что кое-чему его Смауг научил. Потому что Гарри в первую очередь подумал не о магии, как раньше, а о том, как закроет Гермиону крылом и куда именно вцепится многоуважаемому учителю, чтобы задержать, если что. Горло, даже повиснув и стиснув челюсти, он более старшему и массивному дракону не перегрызет. Смауг стряхнет его, как слон моську... Но вот ослепить с помощью когтей, как более юркий, маневренный и быстрый, он сможет.

Смауг, конечно, ничего такого не сделал.

Но вот Поттер вздохнул тяжко. Его реакция ему самому показала, насколько он одраконился.

— Я понимаю, что расплывчатость формулировок в клятве насчет обучения дала тебе простор для маневра. Но совесть все-таки нужно иметь, Смауг... Если ты думаешь, что мы не замечаем, что ты не спешишь учить Гарри оборачиваться человеком, то заблуждаешься.

— Он должен научиться выживать и сражаться как дракон.

— Это я уже слышала.

Гермиона театрально потерла висок.

— С чего ты решил, что, стоит Гарри снова стать собой, мы тут же покинем безопасную гору? Нам спешить некуда. О многомудрый дракон, ответь, не с опасением ли нашего побега от тебя связана твоя странная метода научить всему, кроме самого необходимого?

Смауг заскрипел зубами, долбанул хвостом по золотой горе, сбивая монеты и устраивая золотое цунами. В горящих древним неистовым золотом глазах забродили страшные тени. Гермиона смотрела на все это со скепсисом. То ли отбоялась свое — что с их жизнью вполне возможно, то ли внешние эффекты в никуда о клятве — все помнили — были мало способны ее впечатлить. Гарри лично старался не ржать и не плеваться от этого искрами пламени, которые легко вылетали из его открытой пасти.

Золотой только что оценил ее сарказм и умение очевидными вопросами отоптать все больные мозоли разом.

Вон как кипит, сердешный.

— Веселишься, Изумрудный? — зашипел целым клубком гадюк коварный Змей Севера. Чем подогрел поттеровское схожее с гиеньим веселье. За несколько дней, пока Гермиону носило по делам, у него была только постоянная муштра и садюга наставник, так что он имеет право спустить пар. Гарри спокойно кивнул и обвил лапами хвост, чтобы им умильно не вилять. Смауг, опять же, требовал доверять звериной натуре, но крайности не одобрял. У драконов был свой сложный этикет, и такие слабости, как урчание, виляние хвостом и прочие проявления эмоций, считались позорной несдержанностью.

Невозможной для истинного дракона.

Он тогда весьма ехидно промокомментировал после обширнейшей лекции Смауга, что понятно, почему они войну проиграли — настолько пинали в своем Ангбанде балду, раз заморочились созданием неписаных правил для драконов, и на военную кампанию времени не осталось. Разозленный Смауг, конечно, за подобную дерзость устроил ему тест на выживание и увертливость, после которого крылья отваливались. Но оно того однозначно стоило.

Одно обстоятельство прошло красной нитью — Великому Дракону больше не было скучно с ними двоими. Он, давно наплевавший, забывший мир за пределами Горы, постепенно оживал. Вон сколько чистых эмоций разом. Когда тут предаваться тоске о былом и каменеть?

— Хорошо. Мне достался не самый старательный ученик, и ты это должна понимать...

Смауг резко успокоился и теперь иронично косился на надувшегося, как хомяк, Поттера.

— Он действительно должен привыкнуть, срастись с первой ипостасью, чтобы не подохнуть в попытке перекинуться в человека. Ты, такая умная, не понимаешь одного или, вернее, не можешь этого принять до сих пор — для вас ничто не будет как раньше. Ты, Гермиона, отмечена дланью Господина навеки теперь, а он, этот крылатый бестолковец, теперь всегда прежде всего — дракон, а потом человек.

— Не говори никогда, не попробовав прежде... — буркнула Гермиона, оглянувшись на него в поисках поддержки. Все-таки Золотой знал, куда именно бить, чтобы внутри зазвенело от обрыва всех струн разом. У древнего Змея была странная философия, даже по здешним меркам. Гарри теперь немного разбирался: он узнал гномов во время похода с ними, познакомился с замечательным хоббитом, были эльфы, правда недолго, и Гэндальф Серый — уникальный экземпляр по любым меркам. Смауг не отрицал эстель — надежду, о которой столько говорил Серый Странник. Не отрицал ее силы, но презирал, считая ядом.

Ядом, который наиболее полно от начала дней Арды проявился в Пришедших Следом — атани, людях.

Дракон мрачно предрекал, что именно эстель сгубит род людской — не козни Зла и не Битва-что-грядет-в-конце.

Сам же Поттер долго жил только надеждой увидеть мир, в котором не будет Тома Риддла; победить, если не выжить. Получилось. И не сказать, что он обманулся. Однако со Смаугом он не спорил: у всех свои мерила блага и зла. И кому, как не Гермионе, понимать все это? Она ведь была и надеждой, и путеводным маяком для отчаявшегося в какой-то момент Мальчика-который-выжил.

— Твоего Господину необходима сила Гарри. Он сможет ее применить только как человек... Меня ты предпочитаешь не слышать, Смауг, но как насчет воли Владыки? Спорить, полагаю, бессмысленно: ты услышал меня и Его.

— Можешь и дальше тешить себя иллюзиями о свободе. Правда, все мы чьи-то рабы, смертная.

Мятежное, полное огня море взгляда остановилось на замершем Поттере. Смауг хмыкнул: у девчонки нрав дракона, пусть она настырна до чрезвычайности. Изумрудный же никак не бурное пламя, скорее ровная, как зеркало, гладь вод над бездной невообразимой глубины. И этого в нем уже не переделать. Может, время таких, как он — из огня и бесконечной жажды, — ушло? Теперь Мелькор видит новое поколение драконов таким? Обманчиво человечным и еще более опасным, ведь тонкая кромка воды из покоя скрывает кое-что похуже вложенного в него звериного начала и жажды сокровищ.

Не ему судить. Их время и Рок рассудят, как всегда, поставив точку даже в истории проклятых.

— Будет больно, очень больно, Изумрудный... Такой боли, поверь, ты еще не испытывал. Но мы будем пытаться, пока ты не станешь человеком. Вы попросили — я научу. Только не нужно винить меня за муки впереди. За все нужно платить, птенчик.