Школа в деревне Гадюкино (джен)

Учебный год вошёл в обычную колею. Учителя пытались вдолбить в глупые головы учеников ненужную информацию, а ученики, как могли, этому противостояли.

— Ну чо, — сказал двоечник Агафон из шестого «а» класса упомянутому ранее Макаронычу из седьмого «Ы». — Придумал какую-нибудь пакость? А то у нас сегодня геометрия, а я теорему не выучил.

— Я вчера придумал, целый литр клея извёл, — отмахнулся Макароныч. — И мне опять «неуд» за поведение влепили. Теперь пусть другие работают!

— Эх ты, друг называется, — проворчал Агафон и сел на подоконник думать сам.

А на всех подоконниках, надо сказать, завуч Перепетуя Прокопьевна поставила горшки с вонючей геранью. Стоило к такой герани прикоснуться, как она начинала вонять. Разумеется, вся герань имеет такое свойство, но в Гадюкино росла особенно вонючая.

И двоечник, чиркнув спиной о листву, спровоцировал распространение геранного запаха по всему классу. Другие ученики начали кривить рожи и обзывать Агафона всякими некультурными словами, и быть бы ему битому, если бы не троечница Манефа Упырёва с задней парты. У неё папаша был бизнесмен, зарабатывал кучу денег, и Манефе каждый день давали с собой целый ящик разных вкусностей.

Манефа была не жадная и со всеми делилась.

— А мне мамка сегодня дала с собой мандаринов и фиников! — похвасталась она и, пока уроки не начались, поставила на стол здоровенный картонный ящик.

Шестиклассники забыли про герань и Агафона и налетели на угощение. Запах цитрусовых мигом забил вонь от герани. Через пять минут по всему классу валялись мандариновые шкурки и финиковые косточки. И тут Агафона осенила идея.

— Ребя, — сказал он. — Кожура пусть валяется, а косточки запихивайте в цветочные горшки. И финиковые, и мандариновые. Они все прорастут, и герань сдохнет.

Идея понравилась, и скоро все геранные горшки были щедро утыканы косточками. (Зёрна упали на благодатную почву, но об этом в одной из следующих глав). Прозвенел звонок, дети, ковыряясь в зубах и чавкая, разошлись по своим местам, и вошла математичка.

— Чем это тут несёт на весь класс? — подозрительно принюхалась она и поскользнулась на кожуре от мандарина. От падения её спасли низкие каблуки и хорошая реакция — училка знала, куда шла, и была готова к различным поворотам судьбы. — Ах вы балбесы, опять насвинячили, сейчас всех убирать заставлю! — разбушевалась она.

А деткам только того и нужно было! Они дружно вскочили и начали делать вид, что собирают шкурки, но всё время снова их роняли, стукались друг о друга, толпились в очереди к урне, и процесс грозил затянуться на годы.

Через полчаса училка поняла, что что-то не то.

— Хватит убирать! Садитесь! — крикнула она. Детки тут же побросали шкурки на пол и с грохотом расселись по партам, довольные донельзя. — Спросить вас уже не успею, поэтому начнём проходить новую тему.

Агафон расплылся в улыбке — дельце выгорело! А училка объявила:

— Сейчас я начерчу на доске треугольник. И вы чертите такой же в тетрадях.

Зашелестели тетради и загремели падающие на пол пеналы, циркули, линейки, точилки, ластики, ручки, телефоны, планшеты и карандаши. Карандаши после Дня Знаний были только круглые, поэтому раскатились по всему классу. Послышались вопросы:

— Аграфена Поликарповна, у меня карандаш укатился!

— Можно за карандашом встать?

— А мой под батарейку закатился…

— Собирайте быстро свои карандаши и чертите уже треугольник! — заорала выведенная из себя математичка и взялась за мел.

Но мел не сдвинулся с места. Аграфена Поликарповна подёргала его, но он не сковыривался. Дело в том, что кабинет был тот же самый, в каком накануне проходил достопамятный урок физики. Стул, а заодно и стол, безнадёжно испорченный приклеенным журналом, ручкой, кнопками и очками, заменили, а про мел и тряпку забыли. Не до того было. Вот математичка и столкнулась с отдалёнными последствиями выходки Макароныча. И сразу всё поняла.

— Упырёва, сбегай за мелом! — велела учительница, не бросая попыток отлепить насквозь пропитавшийся клеем белый кусочек, превратившийся в камушек.

— Сейчас, Аграфена Поликарповна! — радостно вскричала Манефа и пулей вылетела за дверь. (Вернулась она к четвёртому уроку, вдоволь набегавшись по улицам Гадюкино и налопавшись чипсов).

Через три минуты, не дождавшись Упырёвой, училка отправила за мелом Агафона. Через пять минут, не дождавшись Агафона, отправила за мелом Пафнутия. Через десять минут, не дождавшись Пафнутия, отправила Сысоя.

А там и урок кончился! Короче, новую теорему так и не прошли. Математичка не могла этого оставить просто так и пошла к завучу жаловаться на шестой «А». Перепетуя Прокопьевна внимательно выслушала Аграфену Поликарповну, покивала и со словами: «Это всё из-за интернета и видеоигр!» вписала в графике мероприятий внеочередную уборку территории, а уборщиками в наказание назначила шестой «А».

Но так случилось, что она случайно ткнула на клавиатуре английскую букву «А». И убирать со двора бумажки погнали ни в чём не повинный шестой «Ф»! (Ну, ни в чём не повинный — это, конечно, мягко сказано, потому что все детки в гадюкинской школе каждый день что-нибудь откалывали. Поэтому шестой «Ф» даже не удивился, что им назначили штрафные работы, и покорно попёрся убирать бумажки).

А вторым уроком была литература, и на этот раз Агафону оторваться не удалось, ибо вела её сама Скарапея Горыновна. При её виде все впадали в транс, выпучивали глаза и начинали мелко дрожать, и дрожали до конца урока. По этой дрожи можно было определить, в каком кабинете сейчас сидит Скарапея, даже если она не орала.

Все ученики в Гадюкино были двоечниками и троечниками, а ещё злостными прогульщиками, раздолбаями и нарушителями дисциплины, поэтому уроки Скарапеи являлись для них страшным испытанием. Но однажды детки смогли оторваться даже на Скарапее… Читайте об этом в следующей главе. Не переключайтесь!