Школа в деревне Гадюкино (джен)

Однажды завуч Перепетуя Прокопьевна вспомнила, какие классные были в советские времена уроки домоводства, на которых девочек учили готовить и рукодельничать, и решила усовершенствовать урок технологии. Поделив все классы на мальчиков и девочек, она объявила, что мальчики отныне будут строить деревянные табуретки, а девочки — варить макароны и вышивать крестиком. Услышав последнее, Стешка и Нюшка истерически загоготали, а все остальные девчонки молча закатили глаза.

И вот наступил урок технологии у пятого «Ё». Пацанов согнали в мастерскую, а девочкам велели сидеть в классе и ждать новую училку, которую специально для домоводства школа выписала из Москвы.

В мастерской сразу пошло не по плану. Учитель помнил, как детки отмерили семьдесят семь раз и построили гигантскую табуретку за школьным двором, на которую с тех пор каждый день приземлялись вертолёты, мешающие своим гудением учебному процессу, и объявил, что сегодня тема урока — черенки для тяпок. Показал, как вытачивать на станке ровные палки, выдал материал и пошёл к завхозу обсуждать закупки древесины. Оставшиеся без надзора мальчишки быстро выточили себе по катане и устроили самурайские бои. В мастерской было тесно, и они вышли во двор. Остальные ученики, увидев соревнования по кендо, припали к окнам, и никакие учительницы не могли их отодрать. Все уроки были сорваны.

Кроме урока домоводства у девочек пятого «Ё»: к ним как раз пришла выписанная из столицы новая училка. Похоже, она и впрямь любила рукоделие: её длинное и пышное платье состояло из нескольких слоёв тонких кружев, на плечах лежала вязаная шаль, к причёске была приколота вязаная шляпка-таблетка с вязаным пером, а в ушах торчали вязаные серьги. Бусы у училки тоже были вязаные. И сумка тоже. И сапоги. Чтобы связать всё это, нормальному человеку потребовалась бы не одна жизнь. Да что там — нормальный человек свихнулся бы в попытках связать такую груду кружев. Но нормального человека никто бы не послал преподавать домоводство в Гадюкино!

— Здравствуете, девочки! — приветствовала их кружевная дама. — Меня зовут Ифигения Павсикакьевна, я буду вести у вас домоводство. Каждая девочка должна уметь вязать крючком. Покажите мне крючки, которые вы принесли на занятие!

Стешка со скучающим видом предъявила огромный рыболовный крючок с блесной, на который можно было поймать двухметровую щуку. Нюшка с не менее скучающим видом вынула из рюкзака ржавый железный крюк для электрических столбов и грохнула на парту. Училка выудила из сумочки пенсне в вязаной оправе, поднесла его к глазам, потом к крючкам, потом опять к глазам… и опрокинулась в обморок.

— Что с оводами делать? — накинулись на Стешку и Нюшку остальные девчонки, заблаговременно наковырявшие между рам полосатых оводов-крючков. Насекомые оттаяли и нетерпеливо жужжали в спичечных коробках. — Получается, что они не пригодились? Мы зря готовились к уроку, что ли?

— Можно запустить в учительскую — предложила Стешка.

— Не пропадать же добру, — поддакнула ей Нюшка и затянула покрепче бандану на своей непрошибаемой голове.

И девчонки собрались уже уйти гулять, но тут Ифигения Павсикакьевна вскочила и, стуча крючком номер три с половиной по столу, восстановила в классе порядок.

— Вы не дети! Вы орда первобытных людей!

Девчонки переглянулись и пожали плечами: для чего училке понадобилось доказывать очевидное? А училка немножко поорала, перевела дух и объявила:

— Раз вы не подготовились к уроку, вязание пока отложим. Займёмся сегодня шитьём. Есть ли у вас с собой иголки?

— Конечно, — ответила за всех Нюшка и высоко подняла иглу от шприца, которой обычно прикалывала к парте бумажку с планами хулиганств, чтобы не забыть чего-то важного. Иголка была здоровенная, от двадцатки.

Увидев ТАКУЮ иголку, Павсикакьевна снова рухнула в обморок. Но опять ненадолго: девчонки не успели даже сдать карты для игры в дурака, как училка поднялась, отряхнула от пыли свои кружева и принялась орать, аккомпанируя себе крючком номер три с половиной. Поорав, успокоилась и объявила:

— Раз вы неспособны к рукоделию, займёмся кулинарией.

Она вынула из вязаной сумочки сковородку, складной таганок, газовую горелку, маргарин, полсотни яиц в пакете и соль. Соль была в спичечном коробке — точно таком же, как коробки с оводами-крючками. При виде этого коробка по классу прошла тихая волна восторга.

— Сейчас я научу вас жарить яичницу! — сказала училка и включила горелку. — Сначала кладём на разогретую сковороду маргарин… — Зашипело, потянуло горелым. — Потом разбиваем яйцо…

— Ай, Ифигения Павсикакьевна, что это там такое у доски?! — не своим голосом завопила Стешка, выпучив глаза и показывая пальцем. Другие девчонки тоже изобразили живейший ужас.

Ифигения крутанулась на 180 градусов, взметая кружевами ветер, и девчонки подменили коробок.

— Где? Что? — удивилась училка. — Ничего такого не вижу.

— Там на стене неприличное слово нацарапано! — страшным шёпотом сообщила Стешка, и это была правда.

— Я скажу вашему директору, что вы испортили стену, и он заставит вас её красить, — сказала Ифигения и вновь достала кружевное пенсне, чтобы выяснить, какое именно слово нацарапано. Удовлетворив любопытство, спрятала пенсне и вернулась к педагогической деятельности. — А теперь продолжаем урок. Яичницу нужно посолить… — и она открыла коробок.

Тем временем самурайские бои на школьном дворе перешли в догонялки. Снега было совсем немного, но на снежки хватило, и пацаны из пятого «Ё» с энергичными воплями кидали друг в дружку снежными шариками. Иногда снежком прилетало в окно, и пара стёкол уже разбилась. «Вот черти», — скорбно вздохнул завхоз и позвонил стекольщику. Стекольщик был самым богатым человеком в Гадюкино, держал целый штат работников и подумывал о том, чтобы открыть собственный стекольный завод.

А в учительской сидели и пили чай с крендельками завуч Перепетуя Прокопьевна и химичка Пульхерия Фроловна. У них был свободный урок.

— Что-то в пятом «Ё» тихо, — тревожно заметила химичка.

— Подозрительно, — покачала головой завуч.

— Вы говорили, у них там новая учительница?

— Новая. Первое занятие у неё сегодня.

— И сразу пятый «Ё»! — заохала химичка. — Вы бы ей хоть сначала восьмой «Ц» или четвёртый «У» подсунули. А то первый день работы у человека — и сразу пятый «Ё». Негуманно.

— Да она вроде хорошо справляется. Вон как тихо!

— Наверно, нашла подход. Вот что значит — из Москвы!

В этот момент на всю школу раздался такой дикий визг, что они обе пролили на себя чай и чуть не подавились крендельками. Из коридора донёсся гулкий стук каблуков, и через несколько секунд в учительскую ворвалась заляпанная жиром и сырыми яйцами Ифигения, а за ней, весело жужжа, летел рой оводов.

— Это не дети, а нечисть из преисподней! — завопила учительница домоводства, отмахиваясь от голодных насекомых опустевшей кружевной сумкой.

— Помилуйте, Ифигения Павсикакьевна, да мы ж тут каждый день так, — удивилась завуч и прихлопнула на щеке овода. — Чайку хотите?

— Я хочу сбежать из этой сатанинской школы! — бушевала учительница домоводства. — Карету мне, карету!

А пятиклассницы, оставшиеся без надзора, схватили мешок яиц и побежали на подмогу к товарищам, у которых как раз закончились снаряды. До конца урока оставалось ещё десять минут, и пятому «Ё» этого хватило, чтобы разукрасить питательным белком всю школу. Так прошёл первый (и последний) урок домоводства.