Школа в деревне Гадюкино (джен)

Первого сентя…буэээ! — простите, сто лет со школы прошло, но до сих пор не могу это слово выговорить! — выпало на воскресенье. Стёб, скажете? Конечно, стёб! Но стебался в данном случае календарь, ему можно. Многие дети даже отказывались просыпаться утром, потому что выходной и вообще. Но родители, бабушки, дедушки, тётки, дядьки, братья, сёстры и соседки всё-таки растолкали их, нацепили им на головы уродские банты (только девчонкам. Одному пацану сгоряча тоже нацепили, но он этот бант засунул в гнездо для антенны в телевизоре, и с тех пор вся семья была лишена новостей, ток-шоу и субботнего концерта попсы), сунули в руки веники из цветов и пинками вытолкали за дверь получать знания.

А Гадюкино было здоровенной деревней, вполне современной, с автобусом, аптекой и отделением **банка. Перед первым сентя… буэээ автобус выкрасили жёлтой краской, написали на нём кривыми буквами «Дети» и пустили его вокруг деревни собирать детей. Но он был старый, ржавый и тут же сломался: у него полетел ремень, потёк радиатор, сдох генератор, лопнули колёса и отвалился дворник. А ещё ось треснула пополам. Водила вылез, почесал репу и сказал:

— &*^%$#$%&^ в &^%$% на $#^&%$&*! — и позвонил в автосервис. Через час к нему подъехали на жигулёнке-копейке два ремонтника с ключом на 22, и они все втроём стали ковыряться в сломанном автобусе. Ремонтники добирались так долго, потому что по пути их жигулёнок тоже сломался, и пришлось его чинить. Беседу троих специалистов, сопровождавшую ремонт автобуса, нельзя здесь передать по этическим соображениям.

Короче, дети пошли в школу пешком. Ну, им было не привыкать, потому что автобус ломался каждый день.

Сёстры-близняшки Стешка и Нюшка топали в школу, держа букеты цветами вверх, и болтали.

— Мама говорит, что букет нужно нести цветами вниз, — сказала Стешка.

Нюшка перевернула букет и ответила:

— А ведь так и правда легче!

— А вот так совсем легко, — хихикнула Стешка и поволокла букет по песку. Пыль поднялась столбом, и сёстры радостно загоготали. Нюшка тоже опустила свой букет, и таким образом, таща цветы по пыли (и заодно покрываясь пылью с ног до головы), они благополучно дошли до квадратного, противного, кирпичного и трёхэтажного здания с надписью «Добро пожаловать!»

Вокруг здания толпилась толпа. Стешка и Нюшка нашли свою классную руководительницу Серпалитонию Сигизмундовну и, радостно лыбясь, дружно вручили ей свои ухрюканные букеты с громким воплем:

— ЗДРАААСЬТЕ!

Серпалитония Сигизмундовна, не поглядев, взяла цветы — точнее, то, что от них осталось — и машинально ответила:

— Хоть кол на голове теши! — эта фраза была записана у неё в башке по умолчанию и включалась при виде детей. Но, опомнившись, училка добавила: — Здравствуйте! Спасибо, девочки! Идите на линейку!

— А вы идите на… — шепотом сказала Нюшка, так, что её слышала только сестрица, и они обе заржали.

Хихикая и переглядываясь, вредные девчонки пошли в школьный двор, где учеников выстраивали буквой «п» — ой, нет, не строчной, а заглавной буквой, потому что детей было много. Вот так: «П». А училка подумала: «Вот как детишки меня любят — цветы подарили! Даже несмотря на то, что я на них каждый день ору». И понюхала розы.

Но розы почему-то были серыми. И их было одна, а остальные отвалились. И вообще от букета так несло пылью, что Серпалитония Сигизмундовна зашлась чихом. Она чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала, чихала и чихала, пока не приехал врач и не всадил ей укол от аллергии. Серпалитония Сигизмундовна тут же сладко зевнула, клюнула носом и сказала:

— Начинайте линейку без меня, — и ушла в учительскую.

— Одна готова, — тихо сказала Стешка, и сёстры хлопнулись ладонями.

Линейку начали без Серпалитонии. Когда учеников расставили ровными рядами, к микрофону вышел директор Нефёд Потапович и произнёс речь. Но микрофон был сломанный, как и всё в деревне Гадюкино, поэтому никто ни одного слова не разобрал. Хулиган Антипка из седьмого «Ц» подошёл и сказал:

— Нефёд Потапович, вот хороший микрофон. — И протянул ему обычный с виду микрофончик, примерно как для караоке. Над этим микрофончиком они с другом Фектистом трудились целую неделю.

Директор взял микрофон, школьный звукоинженер Нафаня из восьмого «Ь» что-то переткнул на усилителе, и вся школа услышала:

— Дорогие учащиеся 1,5-ной Гадюкинской средней школы! Я рад приветствовать вас в новом учебном году…

Теперь слышно было хорошо. Но маленькая штучечка, которую пацаны встроили в микрофон, так искажала голос, что вся школа начала истерически ржать. Вместо нормального мужского голоса из динамиков раздавалось тоненькое анимешное пищанье! Нефёд Потапович увидел, как все ржут, посмотрел на микрофон и постепенно замолчал, поняв, что что-то не то. «Может быть, эти двоечники испортили микрофон?» — закралась в его умную голову тяжёлая и неповоротливая мысль. Чтобы проверить свою догадку, директор снова начал говорить в микрофон:

— Что за безобразие! Я вас оставлю на второй год!

Но прозвучало это так комично, что все — и дети, и учителя, и глазеющие мимокрокодилы покатились со смеху, уже не скрываясь. Директор понял, что его карьера здесь закончена, отшвырнул микрофон и бегом удрал из школы. Навсегда.

— Второй готов, — шепнула Нюшка Стешке, и они опять хлопнулись ладонями.

Чтобы спасти положение, на середину площади вышла учительница русского языка и литературы Скарапея Горыновна и начала на всех орать. Это была самая злостная училка в школе, её боялись все без исключения, потому что она так орала, что тряслись окрестные холмы. Даже местная полиция иногда приглашала её на допросы — орать на преступников. Преступники сразу раскалывались.

Так что микрофон Скарапее был не нужен, она и без него нормально орала.

— Ах вы… — начала она, но тут все ученики переглянулись, вытащили из карманов полиэтиленовые пакетики, обычные такие пакетики для еды, надули их воздухом, закрутили и…

Неужели вы думаете, что гадюкинские дети могли прийти в школу первого сентя…буэээ без подготовки? Да они ещё накануне по интернету сговорились, чем вооружиться, даже голосовалку в соцсети устроили. Большинство проголосовало за пакетики. И, как только на площадь вышла тяжёлая артиллерия — Скарапея Горыновна — детишки перешли к воплощению коварного плана.

БАБАХ! БУМС! ДРЖЬ!

Грохот стоял оглушительный. Ведь пакетиков-то они взяли с собой много! Учителя орали, ругались, а дети, нарушив строй, стали бегать по площади и весело галдеть, да ещё снимали весь этот бардак на видео. Лопнутыми пакетиками они махали, как помпонами.

Оставшиеся учителя поняли, что сегодняшний День Знаний испорчен, и перенесли его на второе сентября. А этот день остался в истории как День Глупости.

Примечания:

В понедельник, чуть не плача, все школьники деревни Гадюкино попёрлись в школу. Учёбу они ненавидели, школу тоже, поэтому вместо праздничного настроения на их лицах было выражение, от которого мухи дохли на лету. Вчера, конечно, детишки здорово повеселились, сорвав линейку и прогнав директора, но Второе сентября было неумолимо. В школу тащиться всё-таки пришлось.

Ученики шли со всех сторон к центру деревни, потому что школа располагалась именно там. А сама деревня была круглая как блин. Автобус починили, но при пробном заезде у него отвалилось проржавевшее дно и вылетели стёкла, поэтому его погрузили на трактор и отвезли на эстакаду — снова чинить. Так что все шли опять пешком.

Один двоечник был убеждён, что учебники — отстой, поэтому принципиально носил их в помойном ведре. На ведре было написано неприличное слово. Но в прошлом году двоечника отругали, и он замазал слово и написал его же по-английски. Английского в школе никто не знал, даже учительница, которая этот язык преподавала, поэтому всё было в порядке: все шли на учёбу с рюкзаками, а двоечник — с помойным ведром. Так он выражал своё отношение к школе.

Но те, кто ходил с обычными рюкзаками, относились к ней не лучше! Идя в неё, они обсуждали, какую бы сегодня сделать гадость.

— Хорошо бы под школой вырыть подкоп, чтобы она провалилась, — предложил один третьеклассник.

— Долго, — ответил ему бездельник из восьмого класса, который в школу ходил только для того, чтобы хулиганить и получать двойки. — Лучше разукрасить её всю двойками. Ядовито-зелёными. Из баллончиков.

— Я получше придумала, — сказала Стешка из первой главы. — Нужно на входном плакате исправить «добро» на «тухло».

— Лезть высоко, — возразила ей сестрица Нюшка. — А так идея хорошая.

— Ладно, на месте придумаем, — сказал восьмиклассник, и они все, хором вздохнув, продолжили свой путь к знаниям. Сегодня все шли без букетов, потому что все цветы закончились вчера.

Стешка и Нюшка учились в пятом классе. Но иногда они отмачивали такие номера, что им завидовали даже старшеклассники. Стоя в строю на праздничной линейке, они вели себя подозрительно тихо, и если бы новый директор (которого уже откуда-то прислали в школу) был подальновиднее, то установил бы за ними наблюдение. Но новый директор гадюкинской школы ещё не нюхал пороху. Он преспокойно бубнил торжественную речь и не замечал, как в обе стороны от Стешки и Нюшки по ровным рядам детей волной идёт перешёптывание: школьники шептали что-то на ухо рядом стоящим и велели передать дальше.

Возле школы стоял канцелярский киоск, в котором сидела тётя Мотя, лузгала семечки и продавала на переменах тетрадки и ручки. Это было удобно — можно было каждый день забывать и ручку, и тетрадку. У некоторых не очень дисциплинированных учеников к началу лета скапливались сотни ручек и штабеля тетрадок. Так вот в этот праздничный день, в понедельник 2 сентября, сразу после линейки к киоску ломанулись все ученики.

Тётя Мотя обрадовалась, думая, что сейчас продаст весь товар, но у неё спрашивали только карандаши, причём не какие-нибудь, а гранёные. Простые гранёные карандаши. Когда закончились заточенные, тётя Мотя стала предлагать точилки, но дети отказывались, говоря: «Не, нам только карандаши нужны!» «Но они же незаточенные, вы не сможете ими рисовать!» — возражала тётя Мотя. «А мы и не собираемся!» — посмеиваясь, отвечали дети. В то утро из киоска смели все гранёные карандаши.

И ведь никто не обратил на это внимания!

И вот прозвенел первый звонок. Все классы расселись по партам, и перед каждой доской учительница сказала:

— Здравствуйте, дети! Начинаем урок!

И вдруг что-то загудело. Вся школа жужжала, тряслась и вибрировала так громко, что учителей не было слышно. От шума проснулась Серпалитония Сигизмундовна, которая после укола от аллергии благополучно продрыхла в учительской целые сутки. Она не заметила, что сентября уже второе, а не первое, думая, что покемарила всего двадцать минут. Вскочив из кресла и поправив причёску, она глянула на часы и выбежала из учительской.

Тем временем учительницы в классах пытались переорать странный гул и вопрошали:

— Что это гудит?

— А это ремонтные работы в подвале! — отвечали дети сквозь шум. — Там какая-то техника работает.

Учительницы пытались вести урок молча, с помощью доски и мела, но без объяснений дети ничего не понимали и просто хлопали глазами с глупым видом. А жужжанье не утихало.

Тогда учительницы вышли из кабинетов в коридор и стали обсуждать и совещаться, что делать и кто виноват. К ним присоединилась Серпалитония, и они, крича во всю глотку, совещались минут сорок, пока не догадались снарядить экспедицию в подвал. Но в подвале никакой работающей техники не обнаружилось, и загадка приобрела мистический оттенок. Одна из учительниц даже перекрестилась.

А тут и звонок прозвенел. И — о чудо! с началом перемены гул мгновенно прекратился. Из классов вылетели радостные и галдящие ученики и стали гоняться друг за другом по коридорам, и всему учительскому составу только и оставалось, что орать на них: «Не бегайте! В школе шевелиться запрещено!»

А через десять минут начался второй урок. И если первый по плану должен был состоять из обычных разговоров про жизнь, то вторым уроком у всех было что-то обычное: русский язык, математика или вообще химия. Учительницы вошли в классы, сказали: «Здравствуйте, дети! Садитесь!» — и дети сели. Но, едва прозвучало: «Начнём урок», как школа снова загудела.

Началась паника (только среди учителей. Дети были спокойны и довольны). Вызвали полицию, спасателей, пожарников, экстрасенсов, экзорциста и Ван Хельсинга. Всех учеников срочно эвакуировали во двор. В процессе эвакуации гул стихал. Когда детей не осталось в классах, воцарилась тишина.

Это было странно. Спасатели раздали учительницам валерьянку и уехали. Пожарники пожали плечами и поехали тушить сарай в соседней деревне, который поджёг по пьяни местный алкаш. Экстрасенсы помахали руками, посмотрели в шар и сказали, что что-то такое чувствуют, после чего пошли пешком на природу качать ауру. Экзорцист изгнал из школы дьявола, выписал чек и тоже ушёл, а Ван Хельсинг что-то долго и эмоционально втолковывал учительницам, покручивая пальцем у виска, но его никто не понял, потому что он говорил по-иностранному. Тогда Ван Хельсинг плюнул и улетел.

Время близилось к полудню.

— Четыре урока сорвали, осталось два, — сказала Нюшка Стешке, загибая пальцы. И тут всех снова погнали в школу, сказав, что опасность миновала. Прозвенел звонок.

— Откройте учебники на странице… — начала учительница, но тут опять раздался гул! Школа жужжала и дребезжала, как кофемолка, и детей отпустили бы домой, если бы новый директор не догадался позвать Скарапею Горыновну, которая сегодня была выходная.

Скарапея пришла, мельком заглянула в пару гудящих кабинетов и ка-ак заорёт на всю школу:

— А ну сейчас же все сдали гранёные карандаши!

Слышно было на всех трёх этажах, а в библиотеке даже треснуло стекло. Гул прекратился, дети на секунду оцепенели, а потом испугались и побежали сдавать карандаши.

(Которые они до этого катали ногой по полу туда-сюда. Не благодарите).

После того случая в деревне Гадюкино запретили гранёные карандаши. Но дети написали про этот случай в соцсетях, хвастаясь своим подвигом, и другие дети в разных городах начали массово скупать гранёные карандаши и срывать уроки. Пришлось издавать новый закон, разрешающий производить только круглые карандаши.

Делать пакости стало труднее. Стешка и Нюшка включили фантазию на полную. Казалось, что у них из ушей идёт дым. Но ничего не придумывалось. И тогда троечник Макар по кличке Макароныч взял ситуацию в свои руки. Правда, он был не настолько наглый, чтобы распространять свои хулиганские дела на всю школу, и ограничивался одним классом — своим. А учился (то есть, не учился, потому что в этой школе ни один человек учёбой не занимался, все только дурью мучились) он в седьмом «Ы» классе.

Макароныч украл у папаши из гаража и принёс в школу литровый пузырь какого-то суперпрочного клея и теперь думал, куда бы вылить. Стул учительницы показался ему наилучшим местом. Троечник вылил на жёсткий деревянный стул полпузырька, а потом, чтобы сиденье не выделялось, тряпкой размазал остатки по спинке и ножкам. Стул заблестел, как новенький. За манипуляциями одноклассника, затаив дыхание, следили все.

Для полноты картины тряпку и мел Макароныч тоже приклеил к доске. А потом приклеил к столу классный журнал. И ручку. И коробочку с кнопками. И футляр для очков, который вчера забыла химичка. После проделанных работ в пузырьке осталась примерно ложка клея, и Макароныч вылил её в замочную скважину на двери кабинета, а затем с чувством исполненного долга кинул стеклянный пузырёк в форточку и сел за парту. А тут и звонок прозвенел.

Вошла физичка и сказала:

— Садитесь!

— Сесть всегда успеем, — откликнулся с задней парты второгодник Мордоворотов, и весь класс заржал.

— Мордоворотов, к доске! — велела училка и поставила сумку на стол. — Ну, наконец-то новый стул выдали, — одобрительно сказала она, оценив творение Макароныча. — А то старый весь облупленный был. — И села.

Класс притих, и только Мордоворотов с грохотом начал послушно выбираться из-за парты и, загребая ногами, потопал к доске. Знания его равнялись нулю, и вся надежда была только на клей. Мордоворотов думал, что приклеенная училка начнёт шуметь и забудет о нём. Но плохо он знал физичку!

— Отвечай, что такое инерция, — начала она допрос.

— Инерция… Ну… Это… Эээ… — начал тянуть резину второгодник.

— Не учил! — торжествующе воскликнула физичка и открыла журнал, чтобы влепить Мордоворотову двойку.

Точнее, попыталась открыть. Безуспешно, потому что пара капелек клея попала на журнал сбоку и намертво склеила все страницы. Физичка нахмурила брови (а они у неё были как у Снейпа) и придвинула… попыталась придвинуть к себе журнал, но он словно прирос к столу. Семиклассники робко заржали.

— Прекратить хохот! — крикнула училка и попыталась взять ручку, чтобы постучать по столу — все учителя почему-то думают, что дети этого боятся — но ручка тоже прилипла. — Что происходит?

— Разве вы не слышали? Вчера вышел указ, что Землю переводят на новые законы физики, — серьёзно сказал двоечник Харлампий. — По телику объявили, что сегодня до двенадцати все предметы будут неподъёмными, и велели детям являться в школу без портфелей.

— Что за чушь! — заорала училка. — И вообще встань, когда разговариваешь с учителем!

— Не могу, — развёл руками Харлампий. — Гравитация усилилась в сто раз. Пока не закончат, никто из нас встать не сможет.

— Прекрати нести околесину, — сказала физичка, но уже как-то неуверенно, и попыталась встать. Не тут-то было!

— Вот видите, — опять развёл руками Харлампий. — Теперь сидеть и ждать, пока они там всё настроят.

— Законы физики незыблемы! — возмущённо сказала физичка и протёрла очки. — И вообще, как же тогда Мордоворотов встал и вышел? — она уже верила в версию Харлампия, просто не хотела расставаться с привычной картиной мира.

— Ну, так он у нас известный силач, — подал голос ещё один двоечник, по фамилии Нервотрёпкин. — Он даже всю школу может сдвинуть с места, если постарается.

— А что? И могу, — пробубнил у доски Мордоворотов. Он был готов поддержать любой разговор, лишь бы его дальше не спрашивали.

Таким образом детишки компостировали физичке мозги ещё сорок минут. К концу урока она смотрела на мир другими глазами. «Поступлю на заочное на химию и переквалифицируюсь, — планировала она свою дальнейшую жизнь. — В химии, по крайней мере, всё неизменно». Но вот прозвенел звонок, и все дети радостно вскочили.

Училка тоже попыталась вскочить и только тут поняла, что её кинули. И тщетно она орала:

— Стоять! Ни с места! На второй год оставлю! Без родителей в школу не приходить!

Ученики прыгали, галдели и радостно обсуждали, как ловко они её провели. Но, сунувшись в дверь, поняли, что открыть не получится.

— Айда через окно на пристройку, — предложил Харлампий. — А с неё по пожарной лестнице слезем.

И седьмой класс, ржа и улюлюкая, вылез через окно, оставив вопящую училку в одиночестве. Возвращаться в школу они в этот день не собирались, полагая, что одного урока с них достаточно, поэтому взяли с собой рюкзаки. Училка ругала их и грозила колонией, но они продолжали удирать. Через полминуты в кабинете не осталось ни одного ученика.

Внезапно в дверь постучали чем-то стеклянным.

— Откройте немедленно! — раздался разъярённый голос завхоза. — Из вашего кабинета час назад кто-то кинул стеклянную банку! И она попала в цистерну с квасом! И весь квас провонял клеем! И теперь продавец пишет на нашу школу жалобу в администрацию! А этой банкой он чуть не расшиб мне башку! Я собираюсь предъявить её как вещественное доказательство!

Физичка так и не поняла, что будет вещественным доказательством: банка или башка завхоза. Она оттолкнулась от стола и кое-как встала вместе со стулом, доковыляла до двери и толкнула её, но дверь не подавалась…

…О том, как физичку освобождала команда спасателей и как они красиво высаживали дверь, был снят двухсерийный блокбастер. Но, к сожалению, фильм не был выпущен в прокат из-за обилия местных идиоматических выражений. Говорят, его можно скачать на торрентах.

Учебный год вошёл в обычную колею. Учителя пытались вдолбить в глупые головы учеников ненужную информацию, а ученики, как могли, этому противостояли.

— Ну чо, — сказал двоечник Агафон из шестого «а» класса упомянутому ранее Макаронычу из седьмого «Ы». — Придумал какую-нибудь пакость? А то у нас сегодня геометрия, а я теорему не выучил.

— Я вчера придумал, целый литр клея извёл, — отмахнулся Макароныч. — И мне опять «неуд» за поведение влепили. Теперь пусть другие работают!

— Эх ты, друг называется, — проворчал Агафон и сел на подоконник думать сам.

А на всех подоконниках, надо сказать, завуч Перепетуя Прокопьевна поставила горшки с вонючей геранью. Стоило к такой герани прикоснуться, как она начинала вонять. Разумеется, вся герань имеет такое свойство, но в Гадюкино росла особенно вонючая.

И двоечник, чиркнув спиной о листву, спровоцировал распространение геранного запаха по всему классу. Другие ученики начали кривить рожи и обзывать Агафона всякими некультурными словами, и быть бы ему битому, если бы не троечница Манефа Упырёва с задней парты. У неё папаша был бизнесмен, зарабатывал кучу денег, и Манефе каждый день давали с собой целый ящик разных вкусностей.

Манефа была не жадная и со всеми делилась.

— А мне мамка сегодня дала с собой мандаринов и фиников! — похвасталась она и, пока уроки не начались, поставила на стол здоровенный картонный ящик.

Шестиклассники забыли про герань и Агафона и налетели на угощение. Запах цитрусовых мигом забил вонь от герани. Через пять минут по всему классу валялись мандариновые шкурки и финиковые косточки. И тут Агафона осенила идея.

— Ребя, — сказал он. — Кожура пусть валяется, а косточки запихивайте в цветочные горшки. И финиковые, и мандариновые. Они все прорастут, и герань сдохнет.

Идея понравилась, и скоро все геранные горшки были щедро утыканы косточками. (Зёрна упали на благодатную почву, но об этом в одной из следующих глав). Прозвенел звонок, дети, ковыряясь в зубах и чавкая, разошлись по своим местам, и вошла математичка.

— Чем это тут несёт на весь класс? — подозрительно принюхалась она и поскользнулась на кожуре от мандарина. От падения её спасли низкие каблуки и хорошая реакция — училка знала, куда шла, и была готова к различным поворотам судьбы. — Ах вы балбесы, опять насвинячили, сейчас всех убирать заставлю! — разбушевалась она.

А деткам только того и нужно было! Они дружно вскочили и начали делать вид, что собирают шкурки, но всё время снова их роняли, стукались друг о друга, толпились в очереди к урне, и процесс грозил затянуться на годы.

Через полчаса училка поняла, что что-то не то.

— Хватит убирать! Садитесь! — крикнула она. Детки тут же побросали шкурки на пол и с грохотом расселись по партам, довольные донельзя. — Спросить вас уже не успею, поэтому начнём проходить новую тему.

Агафон расплылся в улыбке — дельце выгорело! А училка объявила:

— Сейчас я начерчу на доске треугольник. И вы чертите такой же в тетрадях.

Зашелестели тетради и загремели падающие на пол пеналы, циркули, линейки, точилки, ластики, ручки, телефоны, планшеты и карандаши. Карандаши после Дня Знаний были только круглые, поэтому раскатились по всему классу. Послышались вопросы:

— Аграфена Поликарповна, у меня карандаш укатился!

— Можно за карандашом встать?

— А мой под батарейку закатился…

— Собирайте быстро свои карандаши и чертите уже треугольник! — заорала выведенная из себя математичка и взялась за мел.

Но мел не сдвинулся с места. Аграфена Поликарповна подёргала его, но он не сковыривался. Дело в том, что кабинет был тот же самый, в каком накануне проходил достопамятный урок физики. Стул, а заодно и стол, безнадёжно испорченный приклеенным журналом, ручкой, кнопками и очками, заменили, а про мел и тряпку забыли. Не до того было. Вот математичка и столкнулась с отдалёнными последствиями выходки Макароныча. И сразу всё поняла.

— Упырёва, сбегай за мелом! — велела учительница, не бросая попыток отлепить насквозь пропитавшийся клеем белый кусочек, превратившийся в камушек.

— Сейчас, Аграфена Поликарповна! — радостно вскричала Манефа и пулей вылетела за дверь. (Вернулась она к четвёртому уроку, вдоволь набегавшись по улицам Гадюкино и налопавшись чипсов).

Через три минуты, не дождавшись Упырёвой, училка отправила за мелом Агафона. Через пять минут, не дождавшись Агафона, отправила за мелом Пафнутия. Через десять минут, не дождавшись Пафнутия, отправила Сысоя.

А там и урок кончился! Короче, новую теорему так и не прошли. Математичка не могла этого оставить просто так и пошла к завучу жаловаться на шестой «А». Перепетуя Прокопьевна внимательно выслушала Аграфену Поликарповну, покивала и со словами: «Это всё из-за интернета и видеоигр!» вписала в графике мероприятий внеочередную уборку территории, а уборщиками в наказание назначила шестой «А».

Но так случилось, что она случайно ткнула на клавиатуре английскую букву «А». И убирать со двора бумажки погнали ни в чём не повинный шестой «Ф»! (Ну, ни в чём не повинный — это, конечно, мягко сказано, потому что все детки в гадюкинской школе каждый день что-нибудь откалывали. Поэтому шестой «Ф» даже не удивился, что им назначили штрафные работы, и покорно попёрся убирать бумажки).

А вторым уроком была литература, и на этот раз Агафону оторваться не удалось, ибо вела её сама Скарапея Горыновна. При её виде все впадали в транс, выпучивали глаза и начинали мелко дрожать, и дрожали до конца урока. По этой дрожи можно было определить, в каком кабинете сейчас сидит Скарапея, даже если она не орала.

Все ученики в Гадюкино были двоечниками и троечниками, а ещё злостными прогульщиками, раздолбаями и нарушителями дисциплины, поэтому уроки Скарапеи являлись для них страшным испытанием. Но однажды детки смогли оторваться даже на Скарапее… Читайте об этом в следующей главе. Не переключайтесь!

В восьмом «Ж» классе шёл урок русского языка. Поскольку все ученики были раздолбаями и двоечниками (некоторые иногда получали тройки, и таких посылали на олимпиады), помимо программы их заставляли читать букварь и повторять правила грамматики для первого класса. Но даже с этим они плохо справлялись. А вела русский сама Скарапея Горыновна.

Первые десять минут каждого урока она просто орала, сотрясая школу. Потом пила воду — на столе специально для этой цели стоял графин со стаканом — и на 20 децибел тише вела занятия. Воду она пила для восстановления сил после ора.

Но 5 сентября Скарапея была ещё полна энергии, учебный год только начинался, и поэтому она орала не десять, а пятнадцать минут. Даже, кажется, шестнадцать. Когда она выкрикнула финальное: «Хоть кол на голове теши!» — с потолка упал кусок штукатурки и попал за шиворот троечнику Пентюхову. В воцарившейся тишине было слышно лишь, как дрожат перепуганные ученики да пыхтит Пентюхов, вынимающий из-за шкирки кусок штукатурки.

Скарапея налила себе полный стакан воды и залпом выпила. Неформал, злостный прогульщик и сын самогонщицы Федул Тьфукин внимательно следил за ней с задней парты. Примерно на середине стакана Скарапея Горыновна на секунду зависла, перевела дух, скосила глаза на графин и медленно допила. Затем, подумав, налила второй стакан, пригубила и сказала:

— Пентюхов, к доске… Ик!

Пентюхов встал, уронил всё, что было на парте, и с обречённым видом пошёл к доске, загребая ногами.

— Отвечай урок, — гнусаво велела училка и отпила ещё полстакана.

— А чо задавали? — спросил Пентюхов, хлопая глазами.

— Да откудова я знаю, что вам задавали, — заплетающимся языком проговорила Скарапея. — Сказано — отвечай, значит, отвечай!

— Ой, мороз, мороз, не морозь меня, — сказал Пентюхов, а весь класс подхватил:

— Не морозь меня, моего коня!

Песню исполнили с блеском, причём больше всех старалась училка. Ещё бы: у неё был такой голосина, что она сразу выбилась в солисты. К концу урока графин опустел. Было спето много песен: и народных, и попсовых, и тюремных, и даже одна на английском. Правда, английского никто не знал, и все повторяли слова как попугаи.

Тьфукин записал концерт на видео и кинул на ютуб.

К вечеру ролик набрал 1234567890 просмотров. В Гадюкино приехали репортёры, режиссёры и продюсеры. Они все гонялись за Скарпеей и умоляли её записать диск, а Скарапея, которая к тому времени уже протрезвела, смекнула, что дело пахнет капустой, то бишь зелёными, и согласилась. На здоровенном блестящем гелендвагене её увезли в Москву разгонять тоску, а весь кортеж состоял из 100 машин и двух бибикалок с мигалками.

В школе наступило раздолье. Для учеников. А для учителей началось такое, что хоть святых выноси. Оно и раньше мало походило на рай, но раньше в любую минуту можно было сходить за Скарапеей, и детки становились шёлковыми. Теперь же управы на них не было.

Вот, к примеру, шёл урок алгебры.

— Пустобрёхов, запиши на доске: икс, игрек. А теперь добавь третье неизвестное, — велела училка, постукивая для устрашения ручкой по столу.

— Какое? — спрашивал тупой Пустобрёхов.

— Обозначь его любой буквой.

И Пустобрёхов писал огромными буквами: икс, игрек, «и» краткое… А остальные двоечники, хулиганы и раздолбаи ржали в голосину и записывали на видео.

Или на уроке труда учитель объяснял, что гвозди нужно забивать молотком, а шурупы закручивать отвёрткой. Но ученики всё равно забивали гвозди отвёрткой, а шурупы закручивали молотком.

А шестиклассники на уроке музыки подключили баян к ноутбуку, а через ноутбук к усилителю, а через усилитель к колонкам. Колонки выставили в коридор, замаскировали картонными ящиками и написали: «макулатура». И стали ждать звонка. И он прозвенел.

— Что это у вас тут провода повсюду торчат? — спросил учитель пения, чуть не полетев через кабель.

— Это электрики оставили, они лампочки ремонтируют, — ответили детки.

— Понятно. Садитесь. Сегодня повторим песню «Вместе весело шагать», — сказал учитель, нацепил баян и заиграл.

И на всю школу раздались жуткие реликтовые звуки, потому что детишки пропустили звук через ядрёный фильтр. Что тут началось! От резонанса полопались все лампочки. Уборщица удрала с воплями: «Изыди, нечистый! Чур меня!» В столовке прокисло молоко. Половина учительниц при первом же звуке упали в обморок, и их классы мигом сбежали, а те учительницы, что были покрепче, подумали, что в коридоре кого-то режут, и вызвали охрану, полицию и интерпол. И Человека-Паука до кучи.

А учитель пения сказал:

— Странно, наверно, у меня баян сломался. Пойду отнесу в ремонт, — и вышел. Детки вытащили штекер из ноутбука, и за учителем потянулся чёрный провод.

В коридоре творилось ужасное столпотворение: учительницы, школьники, охрана, полиция, интерпол, Человек-Паук и застрявшая на выходе уборщица шумели хором, и ничего невозможно было разобрать.

— Да говорю же вам, тут нечистый! Вот он! — заорала уборщица, показывая на учителя пения. — Видите, какой у него длинный чёрный хвост? Чур меня, чур меня!

Толпа мрачно посмотрела на него. Тот прикинул свои шансы и, бросив баян, убежал в учительскую. И тут поверх всего раздался знакомый громогласный ор:

— А ну все замолчали!

Стало тихо. И на пороге возникла — как вы думаете, кто? Скарапея Горыновна собственной персоной! На ней было концертное платье из блестяшек, туфли-шпильки и целая груда бриллиантов. Она сверкала как сварка, и у многих заболели глаза.

— Я вернулась! — объявила Скарапея. — Поняла, что не могу без своей любимой профессии и своих любимых учеников! А ну, ррразошлись быстро по кабинетам, бездельники! А кто не имеет отношения к учёбе — пошли вон отсюдова!!!

Охрана мигом убралась в каптёрку, а полицию, интерпол и Человека-Паука как ветром сдуло. А детишки так испугались вернувшейся Скарапеи, что телепортировались в свои кабинеты прямо с места. И снова стала в школе тишь да благодать.

В пятницу — а это было как раз то время, когда Горыновна уехала в Москву и деток ничто не сдерживало — Стешка сказала Нюшке:

— Что-то скучно. Надо сегодня что-нибудь отмочить.

— Давай отмочим маты в спортзале, — предложила Нюшка, и они загоготали.

Когда строили гадюкинскую школу, то размахнулись по полной: сделали даже душевую возле спортзала, чтобы было чем гордиться. Но поскольку в Гадюкино всё было или сломанное, или в вечном ремонте, то эта душевая никогда не работала. Работал в ней только водопровод в виде шарового крана и ржавой фаянсовой раковины (треснутой, естественно), и дети постоянно бегали туда пить, отпрашиваясь с уроков физкультуры.

Но сегодня водопровод пригодился подрастающему поколению для другой цели. Чтобы не таскать воду вручную, сёстры протянули на большой перемене в спортзал шланг, протащили его под скамейками, делая вид, что занимаются уборкой, и закинули на стопку матов. И пустили воду. Была как раз большая перемена.

За двадцать минут натекло прилично, но вся вода никуда не делась — она впиталась в маты. Перед уроком сёстры выключили воду, отсоединили шланг, и никто ничего не заметил. А чтобы никто не заметил, сёстрам помогал весь пятый «Ё»: кто стоял на стрёме, кто отвлекал учителей и уборщиц, а кто снимал на видео для истории.

И вот прозвенел звонок! У пятого «Ё» началась физкультура, детишки, как и положено, построились в ряд, и физрук Прокоп Африканыч зычно гаркнул на весь зал:

— Смирррна!

И заставил всех немножко побегать. А потом велел разложить по залу маты и делать упражнения на растяжку. И тут-то и началось самое веселье.

— Прокоп Африканыч, а они тяжёлые!

— Всегда лёгкие были, а сегодня тяжёлые стали? — не поверил физрук. — Они ж из поролона!

— А вы знаете, что поролон со временем разлагается и превращается в жидкость? — поправив очки, сказал умник Поганкин. В прошлом году он получил аж четвёрку — неслыханный в гадюкинской школе прецедент — и с тех пор считался гением.

— Не пори чушь, маты новые! — заорал физрук, ухватился за верхний мат в стопке и дёрнул его.

Мат не сдвинулся с места, зато руки у Африканыча стали мокрыми. Он с удивлением воззрился на свои ладони, вытаращив глаза и разинув рот.

— Вот видите, — сказала Стешка, и они с Нюшкой тихонько хлопнулись ладонями.

У физрука порушилась картина мира. Маты завезли в августе, аккурат перед началом занятий, и они внешне выглядели как совершенно новенькие. Однако сегодня, шестого сентября, они были тяжёлые и омерзительно мокрые. «Вот жулики, старьё подсунули, — подумал физрук и беззвучно выругался (но дети хорошо видели его артикуляцию). — Завтра же скажу завхозу, чтоб больше ничего у этих гадов не покупал».

— Ладно, обойдёмся без растяжки, — сказал физрук. — Начинаем спортивные игры. — И до конца урока пятый «Ё» с визгом и воплями радостно бегал в догонялки.

И на сегодня все физкультуры пришлось превратить в догонялки, потому что без матов серьёзные занятия не получались. И завтра. И в понедельник. И во вторник. А в среду маты затухли и начали так вонять, что их кое-как выкинули с помощью старшеклассников и три дня спортзал проветривали.

Но это было потом, а сегодня день продолжался. Фантазия у Стешки и Нюшки не унималась, и они сквозь школьный шум и гам обсуждали на перемене, что бы ещё сделать полезного.

— С водой нормально получилось, — хихикнула Стешка.

— Ага, — согласилась Нюшка.

— Что там следующим уроком? Биология? Там вроде как учебный фильм приготовили. Давай его подменим!

— Отличная идея! — и сёстры, весело гогоча, направились в кабинет биологии.

Фильм рассказывал о строении растительных клеток, был в меру занудный и спокойненько лежал на флешке, воткнутой в классный комп. Компы в Гадюкино были старые, страшненькие и с памятью CD-RAM. Сёстры думали-думали, чего б такого на эту флешку закинуть, и закинули клип какой-то кошмарной рок-группы, в которой солист не пел, а орал во всю глотку, а барабаны там долбили в темпе 180 ударов в минуту, и все участники строили зверские рожи. Учебный фильм Стешка и Нюшка выкинули.

Ну и, ясное дело, начался урок. Уроки всегда когда-нибудь начинаются. В класс вошла биологичка и после дежурного приветствия начала бубнить:

— Все мы знаем, как важен растительный мир. Без растений у нас не было бы растительной пищи, древесины… Чего ещё у нас не было бы? Трындюхин!

— Курева, — ответил Трындюхин. Разумеется, куревом он не занимался, потому что это гадость, а сказал просто для смеху.

— Фу, какое безобразие. Курение вредно! Утюгов, чего ещё мы были бы лишены без растений?

— Червивки, — мечтательно протянул Утюгов, глядя куда-то влево и вверх. От родителей он слышал, что червивкой называют самое плохое, самое противное, самое кислое вино из червивых яблок, которое пьют одни забулдыги. Саму червивку Утюгов никогда не видел.

— Не класс, а сборище будущих уголовников! С вами невозможно заниматься, — простонала училка. — Переходим к изучению новой темы. Растения состоят из клеток.

— Как тетради, — крикнула с места Нюшка.

— Как загоны для тигров, — крикнула Стешка.

— Прекратите выкрикивать с места! Итак, дети, сегодня вы познакомитесь со строением растительной клетки. Из учебного фильма вы узнаете, что такое ядро, вакуоли и митохондрии, — училка врубила «фильм» и повернула монитор к детям.

И на весь класс раздались звуки тяжёлого металла! Дети радостно запрыгали, а училка завопила, схватила мышку и стала искать на экране кнопку «выкл». Но от потрясения она забыла, что монитор повёрнут к ней затылком, и три минуты тщетно возила мышкой по всему столу в надежде, что на чёрном пластике появится курсор. Но он не появлялся.

Когда клип закончился, детки попросили поставить на повтор, и тут до биологички дошло, что у неё неправильная точка зрения. Повернув монитор к себе передом, а к лесу, то есть, к классу, задом, она выключила комп, дёрнула флешку и начала орать.

Но по сравнению с Горыновной орала она так себе, и её никто не боялся. Кроме длинного фильма, она к уроку ничего не подготовила, тему почитать забыла (она когда-то сама вышла из стен этой же школы, поэтому к работе относилась не лучше, чем её ученики к учёбе), и решила орать до самой перемены. Так они и провели время: училка орала, а детки смотрели в телефоны и развлекались.

То есть, в телефоны смотрели не все. Коварные Стешка и Нюшка о чём-то деловито разговаривали, время от времени злорадно улыбаясь. Страшно подумать, что ещё могло зародиться в их дурных головах, но об этом в следующей главе.

За неделю гадюкинские дети так зас…винячили школу и территорию вокруг неё, что учителя объявили субботник. Но не с утра, а после уроков, потому что суббота была тоже учебным днём. На субботнике планировалось собирать бумажки, выдирать с клумбы засохшие цветы, белить фундамент извёсткой, мыть стены внутри и поливать герань на окнах.

Но пока солнце светило высоко, и шли уроки. У десятого «Р» был урок истории, а историчкой работала уже известная нам по первой главе Серпалитония Сигизмундовна. Но сегодня она почему-то не пришла. Десятиклассники, ясное дело, обрадовались и по такому случаю послали гонца за мороженым, скинувшись на целый ящик.

Пока гонец покупает мороженое, автор считает своим долгом пояснить, почему не пришла Серпалитония. Секрет в том, что она, проспав в учительской с первого сентября по второе, совершенно этого не заметила и всю неделю во всех документах ставила не то число. Проснувшись в субботу, она была уверена, что сегодня пятница, а в пятницу она была выходная. И Серпалитония принялась стирать пододеяльники, смотреть сериалы и ругаться с соседкой.

Тем временем гонец принёс ящик мороженого, и минут десять весь десятый «р» чавкал и облизывал пальцы. Растаянное мороженое капало на столы, стулья и пол. Один двоечник даже на доске написал мороженым. Что написал — история умалчивает.

Но вот оно закончилось. Подростки надели освободившийся ящик на бюст какого-то знаменитого учёного и стали думать, как с пользой провести оставшуюся половину урока. Но ничего не придумали, и в поисках вдохновения пошли на улицу.

— Смотрите, ребзя! — двоечник Анимехин пальцем показал на горбатый запорожец, припаркованный у школьного сада. — Это же нашего директора запорожец!

— Давайте унесём его куда-нибудь и скажем, что машину угнали, — предложил другой двоечник, Заразин.

Идею встретили радостным гоготом и тут же принялись воплощать. Запорожец никакой сигнализации не имел, поэтому не позвал на помощь. Весил он немного, и сплочённый коллектив без труда поднял его в воздух. Мальчишки несли, а девчонки маскировали процессию, сгрудившись вокруг.

— Куды ташшить-то? — пыхтя спросил главный силач класса Шкафов.

— А вон туды, за помойку! — предложила двоечница Отвёрткина.

Действительно, лучшего места для директорского запорожца нельзя было и придумать. Водрузив чудо автопрома на кучу бумажек прямо за помойными ящиками, подростки отряхнули руки и пошли обратно в кабинет, обсуждая своё достижение.

В эту субботу другие классы тоже остались без уроков истории. Разумеется, каждый из них старался употребить освободившееся время так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы.

Шестой «Ю» высыпал приготовленную для побелки извёстку в огромный бак с водой, что стоял возле клумбы для полива, и весь урок, затаив дыхание, наблюдал процесс кипения.

Восьмой «Ш» купил на рынке три кило пастилы и на перемене разложил её по всем кабинетам вместо мела. А мел сожрали.

Двоечники из пятого «У» украли в мастерской пузырёк мовиля и забрызгали весь пол на втором этаже. В результате провоняла вся школа сверху донизу, а мовиль растащился башмаками и на другие этажи.

Седьмой «З» нарядился чертями и напугал уборщицу.

И вот наконец-то время уроков закончилось, и начался субботник. Директор собрал всех во дворе на линейку, объяснил, какую важную роль в жизни человека играет чистота, распределил дела и собрался уехать домой. Но не тут-то было!

— Где моя машина? — побледнев, спросил он.

— А её угнали, — с невинной рожей сказал Заразин.

Директор заорал и стал бегать вокруг школы в поисках машины. К нему присоединились все учителя, ученики и уборщица.

— Вот здесь она стояла, вот! Отсюда её угнали! — вопил директор.

— Надо посмотреть по следам, в какую сторону угнали, — сказала Горыновна. Она частенько бывала в полиции — помогала допрашивать преступников, и имела кое-какой опыт расследований.

А в Гадюкино, надо вам сказать, асфальт начинают класть только в декабре, когда идёт мокрый снег, и кладут тонюсеньким слоем, чтобы сэкономить, поэтому за год весь асфальт растрескивается в труху. И все следы хорошо видны. Учителя, ученики и уборщица подошли, посмотрели и убедились, что следов нет.

— Это нечистый её унёс! — завизжала уборщица и, крестясь, удрала.

Позвонили в полицию. Полиция приехала и начала собирать сведения. Поскольку угон горбатого запорожца — неслыханный прецедент, то собирала она их два часа: записала телефоны свидетелей, включая детишек всех классов, сфоткала территорию, собрала образцы грунта, заставила директора сделать копию документов на машину и велела явиться. И уехала.

Время, отведённое на субботник, вышло, и детишек отпустили, чтобы не нарушать закон. Детишки радостно поскакали домой, а директор с горя вынул из кармана четвертинку водки и выпил из горла, раз уж всё равно за руль сегодня не садиться. Поискал, куда бы выбросить бутылку, но не нашёл, потому что вокруг школы ни одной урны не было.

И тогда директор, чтобы не засорять и без того засорённую территорию, пошёл относить бутылку на мусорницу. Он шёл мимо непонятного школьного сада, в котором вместо плодовых деревьев росла одна крушина, и гадал, найдут машину или не найдут. И вдруг почуял за мусорными баками родной запах 76-го бензина.

Отбросив презренную бутылку, директор обежал баки вокруг и увидел на груде бумажек свой горбатый запор, ржавый, сто раз перекрашенный и рябой.

— Ура! — завопил он и от радости исполнил на помойке дикарский танец (он же не знал, что несколько паршивцев снимают его на телефоны из кустов), после чего залез в машину и зигзагами поехал в полицию являться, а заодно сказать им, что машина нашлась. По дороге его тормознули ГАИшники, проверили на пьянку и отобрали права.

— Да провались это ваше Гадюкино! — раздражённо сказал директор и пешком ушёл в соседнюю деревню. (Но там его не приняли на работу в школу, потому что посмотрели в интернете тот ролик, где он плясал на помойке рядом с запорожцем. И ему пришлось устраиваться грузчиком на базе).

Так гадюкинские детки избавились от второго директора.

Как мы с вами помним, Серпалитония Сигизмундовна в самом начале учебного года (и этой паршивой повести) проспала аж сутки и съехала по календарю на одно число назад. Так что в воскресенье, когда все нормальные люди сидели дома, Серпалитония, праведно веря, что сегодня рабочая суббота, припёрлась в школу.

Уже на подходе к храму знаний она почувствовала, что что-то не так. Улицы были пустынны: двоечники и троечники не топали в школу, прыгая по лужам, а учительский состав не ехал на тачках, обгоняя друг друга и нарушая правила. Гадюкино словно вымерло. (Ну да — все дети традиционно дрыхли до двенадцати, а взрослые опохмелились с утреца и снова завалились спать. Выходной же, ёлы-палы).

«Наверное, я опоздала, — подумала Серпалитония. — Какой позор». Она торопливо взбежала по ступенькам парадного входа и дёрнула дверь, но напрасно. Подёргала ещё, посильнее — с тем же результатом.

«Наверное, этот вход закрыли на ремонт», — подумала училка и поспешила к другому входу. Но второй вход оказался ещё более закрытым, чем первый: замок там сломался, и двери забили досками.

«Что за чертовщина? — подумала Серпалитония. — Может быть, это проделки детей? Ну, я им задам!» И отправилась искать школьного сторожа Михеича, чтобы взять ключ. На рабочем месте, то есть в сторожке, сторожа не оказалось, и училка пошла к нему домой.

А Михеич как раз решил в это воскресенье выгнать самогон. Установил агрегат, зажёг газ, пустил воду и поглядывал в предвкушении. Накапала уже почти целая трёхлитровая банка.

Но вдруг в дверь забарабанили, и раздался возмущённый крик Серпалитонии:

— Откройте немедленно! Я напишу на вас жалобу!

Училка имела в виду, что в рабочее время нужно сидеть на работе — ведь она же считала, что сегодня суббота — но сторож решил, что речь о самогоне, и с перепугу так подскочил, что опрокинул только что выгнанную банку. Самогонная лужа растеклась по всему полу, вытекла под дверью на крыльцо и заляпала туфли Серпалитонии.

— Дайте мне ключ от школы! — продолжала наступление она, и под её натиском сторож открыл дверь. — И учтите, я доложу о вашем поведении директору!

И прежде чем обалдевший Михеич сообразил, что старый директор уже удрал, а нового пока не назначили, разъярённая Серпалитония схватила ключ и ушла, оставляя цепочку самогонных следов.

Училка вернулась к школе, открыла дверь и вошла. Было подозрительно тихо. «Наверно, все на уроке, — подумала она. — У седьмого «е» как раз история. Наверно, заждались меня», — и она поспешила на третий этаж.

В школе было как-то пустынно. Серпалитония открыла свой кабинет, но вместо жаждущих знаний семиклассников увидела пустые парты.

— Странно, — сказала себе она, и её голос прокатился по школе гулким эхом.

Меж тем за окном сгустились тучи. Осенний ветер, завывая на чердаке, будто звал куда-то в неизведанную тёмную даль, откуда нет возврата. Серпалитония в панике стала открывать кабинеты один за другим (не то чтобы их не запирали, просто все замки в дверях были сломаны), но нигде не было ни души.

А надо сказать, что вчера вечером, в субботу, которую она считала пятницей, Серпалитония смотрела на ночь ужастик, в котором все люди на земле пропали, зато появились разные монстры. И вот эта вся конефузия, которая сейчас сложилась в опустевшей школе, мучительно ей что-то напоминала.

— Пойду-ка я, наверное, домой, — не очень уверенно пробормотала училка и мелкими шажками направилась к лестнице.

Но тут снизу, со второго этажа, раздался жуткий тоскливый вой, какой могло испустить лишь инопланетное создание. Училка встала столбом.

— Они уже здесь, — прошептала она, — и путь назад отрезан!

А теперь надобно сказать ещё кое-что. Двоечницы и хулиганки Стешка и Нюшка с самого утра болтались без дела, и каким-то зигзагом судьбы их занесло в школьный сад. Увидев из-за кустов, как историчка бегает вокруг школы в поисках входа, они смекнули, что над этим можно хорошо повеселиться, и притаились.

Историчка побегала ещё немножко, добыла ключи и ворвалась в школу. Следы её были почему-то мокрые. Сёстры переглянулись и пошли за ней, а чтобы она не услышала их шагов, приняли меры: заскочили в каптёрку с инвентарём и нацепили на ноги толстые рабочие рукавицы.

Вволю понаблюдав из-за угла, как мается Серпалитония, сёстры решили усилить эффект. Они поканались на «камень-ножницы-бумага», кому выть первому, и выпало Стешке. Та прокашлялась и взвыла нечеловеческим голосом, стоя на лестничной клетке. Для вдохновения ей пришлось вспомнить все лагерные страшилки. Училкины шаги тут же прекратились, и сёстры беззвучно прыснули со смеху.

И вдруг снизу на лестнице раздались ещё одни шаги — тяжёлые, словно шёл бегемот, и шаркающие. Шаги сопровождались сопением, пыхтением и нечленораздельными хриплыми фразами. Девчонки струхнули, посмотрели вниз и завизжали: по лестнице поднимался настоящий монстр!

Он был огромный, косматый и покрытый лохмотьями. Его волосатые ручищи были как грабли, выпученные глаза из-под кустистых бровей напоминали глаза вурдалака, а длинные жёлтые зубы торчали из раззявленного рта, как кинжалы.

— Это вампир! — с ужасом сказала Стешка. — Бежим наверх!

— Бесполезно, он умеет летать! — ответила Нюшка и снова завизжала.

А вампир уже поднимался на третий этаж. До него оставалось три метра… И вдруг сверху раздался грозный крик Серпалитонии:

— Онисим Авдеич, как вам не стыдно! Даже в школу припёрлись! Чему молодое поколение учите?

— Дык выходной же, воскресенье. Чоб не выпить? — сказал вампир и сморкнулся на стену. — А пришёл на запах, тут самогоном пахнет…

Стешка и Нюшка поняли, что это никакой не вампир, а всего лишь местный пьянчужка Авдеич в поисках опохмела, которого они с перепугу не узнали. Они скорчили ему рожи — сложные, с использованием пальцев — скинули с ног перчатки и удрали. А училка, сообразив, что выходной всё равно пропал, два часа отрывалась, читая пьянчужке нотации о вреде алкоголя. Говорят, она его так допекла, что он бросил пить и устроился на нормальную работу.

Гадюкинские первоклассники принесли в школу орехи. Вчера в воскресенье первые классы водили на экскурсию в лес, и дети весь день собирали вокруг деревни фундук и лещину, и набрали столько, что хоть День Орехов устраивай. Столько орехов даже представить себе невозможно. Все корзины, вёдра, тазы и мешки в домах были заполнены орехами.

И вот они насыпали себе полные рюкзаки орехов (вынув предварительно учебники, чтоб не мешали), пришли в школу и начали эти орехи бить. Кто чем бил: кто навесным замком от методкабинета, кто динамиком от классного компа, кто блоком питания, кто зарядником от училкиного телефона, кто микроскопом, кто планшетом, кто старой нокией, кто бюстом какого-то Нобелевского лауреата.

Второклассники и третьеклассники услышали грохот и пошли выяснять ситуацию, и им тоже отсыпали орехов. В результате весь первый этаж содрогался от долбежа и был усыпан скорлупками. Как вы правильно догадались, дети кидали мусор на пол и не заморачивались уборкой.

Когда прозвенел звонок, никто на первом этаже его не услышал, потому что битьё орехов перекрывало все остальные звуки. К детям пришли учительницы и стали стучать ручками по столу, но дети этого даже не заметили, продолжая сосредоточенно бить орехи. Первый урок так и прошёл: училки орали, требуя порядка, а дети стояли к ним задом и били орехи. И не подумайте, что они делали это молча! Дети вообще молчать не умеют, так что они вдобавок к орехобою ещё и галдели.

О том, что началась перемена, училки узнали только по часам, потому что звонка слышно не было. Они начали выходить из классов, и им в подмётки воткнулись скорлупки. Училки кое-как выбрались в коридор и стали выколупывать скорлупки из обуви, и успели в учительскую как раз перед звонком на второй урок. Так что пожаловаться завучу (за отсутствием директора) не успели: надо было спешить обратно.

Второй урок прошёл примерно так же, как первый, только скорлупок было больше.

А в это время на красной BMWухе в школу ехал новый директор, которого назначило министерство. Он был относительно молод, самоуверен и непуган. Из кассетной магнитолы раздавалась молодёжная попса, в багажнике весело гремели запчасти, по-дурному гудел мотор в отсутствии глушителя, отвалившегося неделю назад, и директор был настроен радостно и оптимистично. Он чувствовал себя крутым. Ну и что, что машине больше лет, чем ему самому — зато престижная иномарка!

Плохо он знал гадюкинских деточек…

На подъезде к школе к обычным звукам машины прибавился какой-то новый стук, и директор, прислушавшись, притормозил. Но звук был не из мотора, а снаружи, причём вроде как из школы. «Странно», — подумал директор и припарковал фырчащую BMWуху под окнами школы. Следующие десять минут он захлопывал сломанные двери и запирал их ключиком вручную, чтобы иномарку не угнали, а потом пошёл на своё новое рабочее место.

Чем выше он поднимался по парадному крыльцу, тем громче был грохот. Войдя в здание, директор поозирался, разглядывая художества на стенах, намазанные маркером и процарапанные гвоздём, взглянул на потолок, испещрённый присохшими спичками, посмотрел на пол, усыпанный налипшими жвачками, и вынул из портфеля наушники для стрельбы. Эти наушники он всегда возил с собой, потому что частенько ездил в гости к своей тётке, а она была горластая и скандальная.

Нацепив наушники, новый дир почувствовал себя увереннее и устремился на второй этаж, в свой кабинет. Осваиваться. Поскольку шли уроки, никого нигде не было. Только уборщица на втором этаже мыла коридор. Увидев нового директора в наушниках, она заорала, перекрывая орехобой и пробивая защиту:

— Куда прёшь! Всё затоптал, окаянный! — и огрела его по спине шваброй.

Инстинкты сработали быстрее, чем соображаловка, и директор прошмыгнул в кабинет с табличкой «Директор». Захлопнув за собой дверь, задумался: «А, собственно, кто тут главный — я или эта ведьма?» Но идти выяснять отношения с уборщицей было несолидно, и директор занялся документами.

Документов было много. Точнее, их было гораздо больше, чем много, но мы здесь выражаемся в рамках цензуры. Просидев над бумагами до конца урока, он кое-что понял про эту школу, но отступать было поздно. Он снял наушники, чтобы не выглядеть рэпером, и пошёл в учительскую знакомиться с коллективом. На второй этаж орехобой не очень долетал, и даже можно было разговаривать, если орать погромче. Вот учителя и разговаривали, обсуждая сегодняшнюю проделку первоклассников. И тут вошёл директор.

— Здравствуйте, коллеги! Меня зовут Порфирий Никодимович. Я новый директор, — объявил он и широко улыбнулся.

На него уставился весь педсостав, и после секундной паузы бедняга пожалел, что согласился на это назначение. Не то десять, не то тридцать учительниц с визгом и пеной у рта накинулись на него, требуя навести порядок. Да ещё и предъяву выдвинули, что он распустил детей. Перепуганный директор пулей вылетел из учительской и побежал наводить порядок.

Вбежав в первый попавшийся первый класс, он сразу понял, что стучать по столу ручкой бесполезно. Вместо этого он поднял стол и ка-ак треснет им об пол! И детки услышали. И повернулись к нему передом.

А директор треснул столом ещё раз для закрепления эффекта и сказал:

— Я новый директор! А ну прекратили бить орехи! И чтоб через пять минут в классе не было ни одной скорлупки!

Дети подумали, что в следующий раз он обрушит стол им на головы, и бросились убирать мусор. Директор остался доволен и пошёл в следующий класс, где проделал то же самое. И так со всеми классами. За какую-то несчастную перемену была убрана вся скорлупа и восстановлена дисциплина, и директора зауважали. Молоденькие учительницы написали ему свои телефоны, а уборщица даже извинилась.

Школьная жизнь вошла в привычное русло, у первоклашек начался урок, и директор написал письмо в министерство: «Спасибо, что отправили меня в эту замечательную школу! Здесь прекрасный коллектив и дисциплинированные, послушные ученики!»

А вечером, когда уроки закончились, директор, насвистывая песенку и покручивая на пальце ключи, сбежал по лестнице и хотел уехать домой, но, подойдя к своей машине, вместо неё увидел трёхметровую гору ореховой шелухи.

А вы думали, куда детки так быстро всё убрали?

Пятому классу училка велела нарисовать настенный календарь на первую четверть. Завтра ожидалась проверка из области, и Серпалитония Сигизмундовна хотела, чтобы всё было чин-чинарём. После того как она продрыхла сутки и целую неделю путала числа, календари приобрели для неё особую ценность.

— Может, закажем в типографии и не будем тратить время? — предложила одна девочка.

— Ах вы лентяи! — возмутилась учительница. — Вот мы в вашем возрасте книги от руки переписывали. Потому что был книжный дефицит.

— Но тогда, может, сверстать на компе и распечатать на принтере? — спросил один мальчик.

— Нет! — отрезала училка. — Творческое задание должно быть выполнено руками! Скиньтесь на ватман, принесите фломастеры, перья, тушь, линейку, кисточки, краски, кульман и карандаши. Нет, карандаши не надо, — добавила она, вспомнив, как детки отметили начало учебного года. — И чтобы в работе принимали участие всем коллективом! А не как в прошлый раз: один рисует, а все вокруг стоят. И не забудьте красочные осенние листья нарисовать по краям!

Пятиклассники хором вздохнули, отчего на стене покачнулся портрет Пушкина, и стали скидываться мелочью на ватман. А двоечник Змеюкин не смог скинуться, потому что у него была карточка.

И вот после уроков весь класс остался делать календарь. Они расчертили ватман на графы и стали писать название: каждый по буквочке по очереди. Канались по одной из программок, выдающих рандомные числа. А поскольку вкусы у всех были разные, то и буквы рисовали разные по форме, размеру и цвету.

Когда дошла очередь до Стешки — а ей выпало рисовать вторую букву «а» в слове «календарь» — она взяла ядовито зелёный маркер и, подумав, что две одинаковых буквы в одном слове будет многовато, нарисовала огромную букву «у». И обвела её чёрным. В результате вместо календаря получился календурь.

Слово «четверть» тоже показалось детям скучным, и они решили написать «четвертинку». В конечном итоге заголовок выглядел так: «Календурь на четвертинку первача». Оглядев плод своего труда, пятиклассники остались довольны и перешли к дням недели. Перед детишками встала серьёзная задача: как испоганить каждое слово?

— А давайте им окончания переставим, — предложила Нюшка. — Мужской и женский род местами поменяем!

Идею встретили с восторгом и тут же воплотили. Отредактированная неделя выглядела так: понедельница, вторница, средник, чертвержка, пятник, субот, единственный вых. Месяцам тоже досталось: сентябрь превратился в слюнтябрь, октябрь в котябрь, ноябрь в нотыбрь, а декабрю повезло — его в первой четверти не было даже частично.

— А листья-то! — хлопнул себя по лбу троечник Нюхов. — Листья забыли! Дайте-ка мне зелёный фломастер… Нет, не тёмно-зелёный, а вон тот, посветлее…

И он быстренько набросал по краям календаря незатейливые красивые листочки, чем-то похожие на виноградные, но помельче и остренькие, по пять или семь лучей от каждого черешка. Оставалось вписать числа, но детям было лень, и они вместо чисел влепили в клетки свои отпечатки пальцев. А Нюхов влепил отпечаток носа.

— Вот теперь хорошо, — сказала Нюшка.

— Слишком чисто, — проворчала Стешка. — Кляксу бы.

— Эт мы щас! — подскочили два двоечника, взяли баночки с тушью и потрясли над календурём. На нем образовались живописнейшие кляксы черного и синего цвета.

— Вот теперь нормально, — похвалила Стешка. — Надо бы ещё чем-нибудь ароматизировать.

— У меня есть с собой банка шпрот! — крикнул один пацан.

— Пойдёт, — сказала Стешка. — Самое оно.

* * *

И вот приехала проверка: две тётеньки и один дяденька. Они были очень важными и серьёзными, ходили по всем классам и проверяли. А начать решили с пятого класса. Серпалитония очень хотела, чтобы её класс признали лучшим, и скакала зайцем перед проверкой.

— А ещё мы творческие занятия проводим! — ворковала она. — Вчера вот всем классом делали настенный календарь, — и пригласила их в кабинет.

Проверка вошла, принюхалась и переглянулась. А Серпалитония, построив детей по струнке, велела поприветствовать гостей. Дети проорали хором: «ЗДРАААААА!»

— Садитесь, — сказала училка. — А сейчас… — и вдруг увидела на стене кадендарь. Точнее, календурь. И потеряла дар речи.

Но самое ужасное, что проверка тоже увидела календурь. Он висел на самом видном месте рядом с доской, и не заметить его было невозможно. Дети каждую буковку и каждый зелёный листочек постарались нарисовать покрупнее, чтобы бросалось в глаза издалека.

— Креативненько, — сказал наконец дяденька из проверки. — В лучших традициях современного искусства.

— По какой программе вы их обучаете? — поинтересовалась первая тётенька.

Серпалитония попыталась ответить, но у неё все слова застряли в горле.

— Мы и не ожидали увидеть в глубинке такой прогресс, — сказала вторая тётенька, и неясно было, с ехидством это сказано или с восхищением. В классе раздались приглушённые смешки.

— Это не я! — прорезался голос у Серпалитонии. — Это они сами! Я дала им задание сделать календарь, и они наворочали вот это. — И она переключилась на детей: — Я вам всем неуд поставлю в четверти!

Детей эта угроза не впечатлила, потому что выше неуда они отродясь ничего не получали. Гораздо интереснее им было наблюдать за проверкой. А проверка, похоже, впала в прибабах: все трое охали, ахали, смотрели на календурь так и этак и даже фоткали его, о чём-то тихо шушукаясь.

— Пожалуйста, не обращайте внимания! — возопила Серпалитония. — Я сейчас уберу эту гадость! — и она попыталась снять календарь со стены, но не тут-то было: дети приклеили его намертво.

— Кстати, чем это во… пахнет? — спросила первая тётенька и изящно зажала нос двумя пальцами.

— Идёмте в учительскую! — воскликнула Серпалитония, почуяв, что пахнет жареным, подхватила тётеньку под руку и увлекла к выходу.

Проверка, подозрительно косясь на детей, вышла за ними. Из коридора до детишек донесся возмущённый голос, усиленный гулким эхом:

— Э, милочка, да это от вас несёт! У вас же все руки в селёдке! Ай, вы испортили мой новый костюм…

А освободившиеся пятиклассники до конца урока бегали, прыгали, фоткались на фоне календуря и громко галдели!

Математичка Аграфена Поликарповна решила, что седьмому «Ы» слишком хорошо живётся, и устроила контрольную по алгебре. Что там было в заданиях, приводить здесь не имеет смысла, потому что среднестатистический читатель этого произведения навряд ли понимает в алгебре. А семиклассники понимали в ней ещё меньше, чем среднестатистический читатель. Телефоны у них на время контрольной отбирали, так что со шпаргалками тоже были сложности.

И стали они думать, как бы контрольную сорвать. Гранёных карандашей у них уже не было, хлопать полиэтиленовыми пакетами все боялись, потому что математичка сразу вызвала бы Горыновну. Намазать класс мовилем тоже не помогло бы, потому что Аграфена выливала на себя тонну лака для волос «Прелесть» и духов «Красная Москва», и ей любой запах был нипочём, и нюхать пришлось бы только самим ученикам. Так ничего и не придумав, потерпевшие обратились за содействием к остальным классам. Товарищи обещали помочь.

И вот началась контрольная. Училка поорала для престижу, раздала задания и стала ходить вдоль рядов, следя, чтоб никто не списывал. Но списывать друг у друга семиклассники не могли, так как все были одинаковыми двоечниками, телефоны у них отобрали, а искусство производства бумажных шпаргалок утратилось на предыдущем поколении, поэтому все просто сидели, грызли ручки и вращали глазами.

И вдруг в дверь постучали.

— Кто там? — строго спросила Аграфена.

— Меня Нунехия Прокловна прислала, у нас мел кончился! — жалобным голосом проныл троечник Фектист.

— Держи, — математичка вручила ему кусок мела и назидательно прибавила: — Мела хватало бы надолго, если бы вы его не ели!

— Спасибо! — просиял Фектист, схватил мел и удалился.

Но не успела Аграфена Поликарповна посмотреть на учеников, как постучали опять.

— Кто на этот раз? — спросила она ещё более строго.

— Меня Перепетуя Прокопьевна прислала, у нас тряпки нет, с доски нечем стирать! — пропищала противным голосом Нюшка.

— Готовить класс к занятиям — обязанности дежурного! — сказала Аграфена, но тряпку выдала.Но не успела она повернуться к ученикам, как в дверь снова постучали.

— Да что вас всех как прорвало сегодня! — заорала Аграфена. — Кто там?

— Меня Евграф Евграфыч прислал, у нас указки нет! — прогундел двоечник Заразин из десятого класса.

Аграфена выдала ему указку и начала поворачиваться к ученикам, но тут в дверь снова постучали.

— Что за безобразие? — крикнула она.

— Меня Серпалитония Сигизмундовна прислала, у нас линейки нет!

— Зачем на русском языке линейка?

— Слова подчёркивать…

И так далее! За всю контрольную Аграфена так и не смогла посмотреть на своих учеников: каждые десять секунд кто-то стучался в дверь и выпрашивал какую-нибудь фигню. А седьмой «ы» спокойно вытащил учебники и списал все решения.

Прозвенел звонок с урока, семиклассники сдали работы и ускакали в коридор, оставив училку в лёгком недоумении. Она окинула листки беглым взглядом и увидела, что все задачи решены правильно. Перед ней встала дилемма: признать работы списанными и повторить контрошу, или поставить всем пять.

Аграфена Поликарповна шла по коридору в учительскую с невидящим взглядом. Дети даже подумали, что она что-то не то съела. А она усиленно размышляла над принятием решения. Эти размышления пагубно отразились на её трудоспособности.

На следующем уроке она по рассеянности вместо циферок писала буковки и поставила одному двоечнику в дневник букву «д». Хорошо, что этот урок был шестой и последний. Но и по дороге домой она не прекращала размышлять, и даже пару раз наткнулась на столбы. Увидев это, Серпалитония Сигизмундовна, которая тоже возвращалась с работы пешком, спросила:

— Что это с вами, милочка? Вам нездоровится?

— Благодарю, вашими молитвами всё в порядке. Но сегодня у меня целый класс написал контрольную на «пять».

Серпалитония охнула и полезла за корвалолом.

Новость быстро облетела всё Гадюкино. Созвали педсовет. Вызвали независимых экспертов. Устроили экспертизу. Кое-кто из учителей высказал мнение, что местные детки только прикидываются двоечниками, а на самом деле все как один вундеркинды. Листки с выполненной контрольной ходили по рукам, их отсканировали и выложили в интернет как пример добросовестного отношения к учёбе, и седьмой «Ы» стал знаменитостями.

Их ставили в пример всем остальным детям, про них сняли передачу на телевидении и уйму роликов в интернете. Семиклассники давали интервью и зарабатывали на рекламе. В Гадюкино установили красочный мотивирующий баннер: «Мы смогли, и вы смогёте!» с фотографией всего класса. Местный поэт-самородок написал поэму: «Учитесь, как седьмой «Ы»!»

Аграфену наградили медалью как лучшую математичку года. На церемонии награждения она прослезилась и пламенно воскликнула:

— Я знала, что мои труды не зря!

Гадюкино прославилось. Со всей области туристы приезжали фотографироваться на фоне седьмого «Ы», а директору школы администрация даже выдала новый школьный автобус. Для школы наступил золотой век.

Который продолжался ровно до следующей контрольной по алгебре, которую седьмой «Ы» дружно написал на два.

И процесс покатился в обратную сторону: выкинули мотивирующий баннер, отобрали медаль у Аграфены, опровергли все ролики в интернете, сделали разгромную телевизионную передачу по следам предыдущей и велели вернуть автобус. А поэт-самородок кинулся переделывать свою хвалебную поэму в ругательную: «Не учитесь, как седьмой «Ы»!»

Учителя весьма огорчились, а семиклассники, наоборот, обрадовались: после скандала у них просмотры возросли в десять раз, и за рекламу стали платить ещё больше.

Ужов из восьмого «Ъ» не выучил географию и залез в шкаф, чтобы учитель его не спросил. И ключ с собой прихватил, и заперся изнутри. Шкаф стоял за партами у задней стены, и в старом гнилом ДВП было насверлено много дырочек, чтобы прячущиеся могли дышать. Правда, пыль там никто никогда не вытирал.

А в Гадюкино каждый четверг идёт дождь, ну и 12 сентября тоже было пасмурно, темно и мрачно. Да ещё и ветер завывал, и вообще атмосфера была хоррорная. Географ Евграф Евграфыч пришёл в класс, поставил на стол глобус и начал урок. Просмотрев журнал, нашёл фамилию Ужова и стал искать оригинал, но не нашёл.

— Где Ужов?

— Он не пришёл! Заболел! Уехал! Они всей семьёй картошку копают! Он сегодня с сестрёнкой сидит! Его в город повезли зубы лечить! — посыпались объяснения, но учитель хлопнул по столу ладонью и строго сказал:

— Не врите. Я видел его сегодня в школе. Куда он делся?

И тут из шкафа послышался чих.

— Всё ясно, — сказал географ. — А ну, вылезай и иди к доске!

В ответ раздалась тишина.

— Думаешь, я тебя не вытащу? — грозно сказал географ и двинулся к шкафу. Зрители затаили дыхание.

Географ подёргал дверную ручку, но шкаф был заперт.

— Хорошо, — процедил географ таким голосом, что все поняли: дело плохо. — Сидите, а я схожу за вторым ключом. А чтобы вы чего не натворили, за вами присмотрит Евпраксия Ипатьевна, у неё как раз свободный час, — и он позвонил молоденькой англичанке. А потом погрозил классу кулаком и вышел.

Через пять секунд с сумкой, полной тетрадей, вошла Евпраксия Ипатьевна. Она постучала по столу ручкой, разложила тетради своих пятиклассников и стала проверять. Тут за окном тучи ещё сильнее сгустились, а ветер завыл совсем по-осеннему и постучал в окно ветками старой липы.

И тут из шкафа раздался тяжёлый, с присвистом, вздох.

— Что это за звук? — спросила Евпраксия. — Бензинов, это ты вздыхаешь?

— Неа, — испуганно помотал головой Бензинов с задней парты.

— Свинорезов, ты?

— Я не вздыхал! — громким шёпотом ответил Свинорезов и покосился на старый шкаф.

— А кто же тогда вздыхал? — чуть дрогнувшим голосом спросила Евпраксия. — И почему вы все смотрите на этот шкаф?

Ветер ещё раз съездил ветками по стеклу, и она опасливо оглянулась.

— А это Варфоломей-неупокойник, — тихо ответил за всех школьный звукоинженер-самоучка Нафаня, сделав круглые глаза. — Давно, когда тут ещё не школа была, а пивнушка, его в драке зарубили. А труп замуровали в стене. Вот в этой, — и Нафаня пальцем показал на заднюю стенку класса. — Ну и с тех пор он и является. То вздыхает, то цепями гремит… Он же каторжник был.

И Нафаня незаметно включил на планшете, который лежал у него на коленях, звон велосипедной цепи, пропущенный через реверберацию. А из шкафа, как нарочно, снова раздался вздох, ещё ужаснее предыдущего. Евпраксия выпучила глаза, попятилась к двери и пулей вылетела из кабинета. Восьмиклассники заржали и стали играть в карты прямо на учительском столе. А играли на тетрадки пятиклашек, забытые несчастной училкой. Выигравший писал в тетрадке оценки и замечания красной ручкой.

Долго ли, коротко ли, но географ Евграф Евграфыч, облазив все нычки в учительской, нашёл запасной ключ от шкафа и вернулся. Картёжников сдуло со стола вместе с тетрадями, и географ быстро и безболезненно извлёк привидение из шкафа, а по извлечении заставил отвечать домашнее задание. Привидение мялось с ноги на ногу, скребло затылок, смотрело вверх, невнятно что-то мычало и в конечном итоге схлопотало двойку.

И никому бы этот урок не запомнился, если бы не англичанка. Здорово напуганная потусторонними силами, она чуть не сбежала из школы навсегда, но сторож Михеич перехватил её на выходе, пригласил к себе в сторожку, угостил самогоном и убедил, что привидений в школе нет. Уж он-то точно знал бы, если бы что-то подобное здесь водилось. А раз он не знает, то оно и не водится.

Железная логика Михеича убедила англичанку, и она, воспрянув духом, вернулась за тетрадками. Успела аккурат к концу урока, за минуту до звонка.

— Евграф Евграфыч, я тут у вас тетрадки забыла, — просунулась она в кабинет.

Восьмиклассники собрали по всему классу её тетрадки, и Ужов с поклоном вручил англичанке увесистую стопочку. Училка немного удивилась, увидев в классе нового персонажа, но после Михеичева угощения мысли её текли медленно, и она, взяв тетрадки, вернулась в учительскую.

У Евпраксии имелось несколько свободных минут, которые она решила пустить на проверку тетрадок, но, открыв одну тетрадку, потом другую, потом третью, она увидела там проставленные оценки и пометки красной ручкой.

«Наверно, я уже проверила их, — подумала училка. — Что-то с памятью моей стало. То целого восьмиклассника на уроке не заметила, то проверенные тетрадки собралась по новой проверять. Надо взять выходной!»

И она, сняв задачу с процессора, сходила в пятый класс и раздала тетрадки. А после с чувством исполненного долга пошла в одиннадцатый «Х» вдалбливать в великовозрастные глупые головы английский алфавит, который одиннадцатиклассники до сих пор не осилили выучить.

* * *

А пятый класс раскрыл свои тетради по английскому и раскрыл рты от удивления. И немудрено! Вместо нормальных и всем привычных двоек и троек под работами красовались пятёрки, шестёрки, семёрки и восьмёрки — при пятибалльной, между прочим, системе. (Перед учебным годом педсовет рассматривал и другие системы оценок, но предыдущий директор умел считать только до пяти, поэтому решили оставить пятибалльную).

И это ещё не всё! Кроме оценок, в тетрадях красовались пометки, советы и указания, да такие, что детишки читали их вслух и с хохотом, и даже устроили конкурс, у кого в тетради надпись лучше.

— Слушайте, чего Евпраксия мне написала! — крикнула Нюшка. — «Не приходить в школу без родителей! И с родителями тоже не приходить! Нафиг вообще школу!»

— А у меня ещё лучше написано, — похвасталась Стешка. — «Поздравляем, вы выиграли первый приз — ведро тараканов! Явитесь за ними в учительскую на второй перемене!»

— Это что, — хихикнул троечник Нюхов. — Вот у меня надпись самая крутая. «Нюхов, экспертиза признала, что ты инопланетянин, поэтому явись завтра в 12.00 к кабинету директора с чемоданом. Тебя будет ждать летающая тарелка».

Каждую фразу встречали дружным хохотом, надписи фоткали и выкладывали в интернет, и у пятого класса существенно повысился рейтинг. Правда, эти фотки тут же тёрла цензура (здесь приведено далеко не всё). А свои тетрадки дети за неделю так раскрутили, что продали их какому-то коллекционеру за бешеные деньги. И всё проели.

В гадюкинской школе и по обычным-то дням учителям приходилось не очень, а уж когда выпадало 13-е, пятница — они вообще боялись ходить на работу. И поэтому 13 сентября педсовет решил объявить днём уборки территории. Решение назрело давно: субботник дети сорвали, а бумажек и прочего хлама вокруг школы накопилось за две недели столько, что без лопаты не пройдёшь. Школа определённо нуждалась в субботнике.

Ну, а поскольку субботник пришёлся на пятницу, то его назвали пятником. (Кто бы сомневался). Накануне ученикам объявили, что 13-го занятия отменяются, и велели всем прийти в рабочей одежде, с рабочими перчатками и рабочими мешками для мусора. Распределили, кто принесёт грабли, кто — лопату, кто — побелку с кисточкой. Бензинов вызвался принести канистру горючего и спички, чтобы потом весь мусор поджечь, но ему не разрешили.

Школьники обрадовались, что занятий не будет, и подготовились к субботнику, то есть, пятнику, по полной программе. Они выбрали мешки из тонкого полиэтилена, чтобы ими легко можно было хлопать. Кроме трудового инвентаря детки взяли с собой попкорн, сухарики, бутылочки с лимонадом, орешки, семечки и банку сгущёнки. (Сгущёнку они есть не собирались. Они собирались обмазать ею всю школу изнутри, полагая, что одной банки для этого вполне хватит).

День начался с торжественной линейки, на которой все грызли сухарики, орешки и семечки, запивали их лимонадом и кидали мусор под ноги. После линейки мусора стало в пять раз больше, чем было до.

И вот началась собственно уборка. Учителя поделили школьников между собой и начали ими руководить. Для начала всем миром откопали из-под ореховой шелухи машину нового директора, который продержался в школе почти целую неделю. Но оказалось, что держало его тут не чувство долга, а машина. Увидев её откопанной, дир сказал: «Спасибо, приятно было пообщаться», — сел в свою тачку и уехал навсегда. Учительницы махали ему вслед платочками и причитали: «На кого ж ты нас покинул?» А дети устроили прощальный салют, хлопая мешками.

Потом стали собирать бумажки, и это затянулось до полудня. На помойке собранные бумажки не умещались, мешки с мусором скатывались вниз, КАМАЗ-самосвал едва успевал отвозить горы бумажек на Великую Помойную Кучу в живописных окрестностях города, и учителя, плюнув на это дело, велели школьникам сгребать сухую траву и закапывать в яму. Туда же сгребли всю ореховую шелуху.

Но яму сначала надо было вырыть! Этим занялись старшеклассники. Они рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли, рыли и рыли. Яма становилась всё глубже. Свинорезов и Ужов наделали ступенек, чтобы можно было выносить песок.

— Хватит! — кричала Серпалитония Сигизмундовна. — Достаточно! Не ройте больше!

— Не, яма пока маленькая, — отвечал по телефону Бензинов откуда-то из центра Земли. — Мы ещё пороем.

И так бы они и рыли, если бы вдруг на крыше Гадюкинской школы не приземлился полицейский вертолёт.

— Немедленно прекратите рытьё! — в мегафон приказал какой-то толстый генерал. — На вашу школу поступила жалоба из Австралии, что вы продырявили им материк! А он у них и так маленький.

Только тогда старшеклассники перестали рыть и вылезли из ямы. Учителя отругали их и пообещали генералу, что больше такого не повторится. В яму сгребли весь мусор, засыпали, и порядок был восстановлен. Генерал убедился, что Австралии больше ничто не угрожает, сел в вертолёт и улетел.

Но полёт получился совсем коротким — от крыши до спортивной площадки, потому что мотор стал гудеть как-то не так и в салоне завоняло горючим. Приземлившись в аварийном порядке, экипаж вылез и стал разбирать вертолёт на запчасти, чтобы выяснить, в чём неполадка. Вся школа с любопытством наблюдала за процессом.

Когда весь вертолёт был разобран до последнего винтика, генерал поднял открученную выхлопную трубу и увидел, что из неё торчит свёкла. Он начал орать, требуя выдать виновного, но все школьники молчали с глупым видом и хлопали глазами. А два двоечника, которые под шумок только что слезли с крыши по пожарной лестнице, многозначительно переглянулись и злорадно хихикнули.

Весь оставшийся день ушёл на сборку вертолёта. Тут-то деткам и пригодился попкорн. Они стеной окружили невольных гостей школы и чавкали, а ещё давали «умные» советы, комментировали и снимали на видео. Генерал орал, что снимать запрещено, потому что информация секретная, но внезапно выяснилось, что над школой давно висит дрон, посланный каналом новостей, и транслирует всё на телевидение. Так что Гадюкино опять прославилось.

Наконец ремонтные работы были завершены, и вертолёт улетел. На нём извёсткой было намазано: «Гадюкено рулит!» (Дома генерал взял карту, очертил на ней Гадюкино красным фломастером и написал: «Опасная зона»).

А после пятника усталые учителя отпустили детей домой, и Серпалитония Сигизмундовна предложила:

— Давайте в учительской чайку попьём!

Идея всем понравилась, и педсостав пошёл на второй этаж. Пока Серпалитония открывала кабинет, учителя, притомившись, прислонились к стенам. Детям-то они не разрешали прислоняться, потому что прислонение считалось нарушением дисциплины, но сейчас детей поблизости не было, и педагоги не боялись подать дурной пример.

— Заходите, открыла! — сказала Сигизмундовна.

И тут оказалось, что они все прилипли, потому что стены были намазаны сгущёнкой. Как известно, одна банка сгущёнки способна уляпать неограниченную поверхность. Это единственное вещество, нарушающее закон о сохранении вещества.

По субботам в Гадюкинской школе, как мы уже знаем, дети учились. Кроме младших классов. На педсоветах учителя строили планы, как бы и воскресенье тоже сделать учебным днём, но пока не придумали.

И вот в субботу 14 сентября прозвенел противный звонок (он был украден с завода и поэтому дребезжал особенно громко), и ученики потащились в ненавистные кабинеты.

У шестого «А» первым уроком была биология. Проходили низших животных. А двоечник Пафнутий летом ездил в город и, вместо того, чтобы покупать учебные принадлежности, купил в магазине приколов резиновую змею. Змея была совсем как настоящая, с пружинкой внутри, и он её уже несколько раз апробировал на девчонках — даже чуть не оглох на одно ухо.

И вот теперь пришло время практического применения этой змеи. А биологию вела не кто-нибудь, а завуч Перепетуя Прокопьевна. Химию она тоже вела, но про химию в другой раз. Так вот пришла она на урок, поорала на всех для порядку и вызвала к доске двоечника Агафона.

А Агафон сидел рядом с Пафнутием. «Слышь, дай змею напрокат», — попросил он друга, и Пафнутий, конечно, не стал жадничать. Агафон сунул змею в рукав и вышел к доске.

— Отвечай урок! — потребовала училка. — Что ты можешь сказать о беспозвоночных?

— Ну, беспозвоночные — это те, кто приходит в гости, не позвонив, — ответил Агафон. — Сидишь, никого не ждёшь — а они припёрлись. Как будто позвонить трудно. Вот поэтому их называют беспозвоночными.

Класс заржал.

— И это всё, что ты знаешь по теме? — строго спросила Перепетуя и уже нацелилась поставить ему двойку в журнал, но тут Агафон затараторил:

— Не, я ещё много знаю! Я даже принёс наглядное пособие. Вчера поймал в канаве специально для урока! — и вытащил змею. Он крутанул её за хвост двумя пальцами, и змея заизвивалась как живая. А Агафон вдобавок ещё и зашипел по-змеиному, чтобы усилить впечатление.

Завуч Перепетуя Прокопьевна завизжала и телепортировалась в коридор. Её каблуки с железными набойками застучали по направлению к кабинету директора. С перепугу училка забыла, что директора в школе опять нет.

А дети стали прыгать по классу и праздновать победу. Они передавали змею из рук в руки, фоткались с ней, изображая дичайший испуг и перекашивая свои физиономии, а второгодник Сысой даже сделал репортаж для классного блога про то, как в школу приползла змея и объявили эвакуацию. Врал, конечно — никакой эвакуации не было…

Пока этот ролик не посмотрели местные спасатели.

Первый урок ещё не кончился, когда школу окружили спасательные машины. Завыла сирена, из динамиков раздался пугающий голос, призывающий сохранять спокойствие (ага, ага!), к школьным окнам приставили телескопические лестницы, и спасатели в скафандрах, напоминающих космические, полезли вызволять детей из оккупированной змеёй школы.

Дети из других классов обрадовались и, как могли, способствовали толчее. Они быстро смекнули, что тут на самом деле происходит, и взахлёб рассказывали, какая змея огромная и как она везде ползает. За пять минут свидетельства очевидцев обросли жуткими подробностями.

В школу залез один бедовый репортёр и, бегая по коридорам, на ходу брал у всех интервью, а детки не скупились на эмоциональные комментарии. В результате на одном из центральных каналов вышли горячие новости. Репортёр с выпученными глазами орал в микрофон:

— Наша съёмочная группа ведёт репортаж из центра событий! Целый выводок десятиметровых змей захватил школу в деревне Гадюкино! По непроверенным данным, змеи сбежали с научной станции, где учёные скрещивали кобру с анакондой. Так что полученные экземпляры не только обладают гигантскими размерами, но и смертельно ядовиты!

— Па-астаранись! — крикнул дюжий спасатель, вынося на руках бесчувственную англичанку, которая упала в обморок сразу же, как услышала слово «змея», и отпихнул репортёра в сторону.

Тот пропахал носом, но ему было не впервой. Он резво вскочил, схватил микрофон и радостно завопил, показывая большим пальцем через плечо на англичанку:

— Есть первые пострадавшие!!! Возможно, это уже трупы! Время рекламы, оставайтесь на нашем канале!

Дети были счастливы. Они не были так счастливы с тех самых пор, как сорвали уроки гранёными карандашами, но сегодня было даже лучше. Педсовет посовещался и вызвал в школу индийского факира. Факир уселся в рекреации на коврике из гвоздей, вынул дудочку и принялся дудеть в ожидании, когда змеи со всей школы сползутся к нему. На его фоне ученики фоткались в ожидании спасения.

А репортёр продолжал бегать и орать:

— Только что один из шестиклассников сообщил нам, что видел змею в полметра диаметром! Она проползла по первому этажу и скрылась в спортзале! Туда отправился особый отряд змееловов, вооружённых специальными усыпляющими дротиками! Мы будем держать вас в курсе событий! Не переключайтесь!

Учителя с криками бегали по школе, дети с удовольствием эвакуировались по спасательным лестницам. Продажи попкорна в пришкольном киоске семикратно возросли, и киоскерша заказала новую партию. Репортёр с другого телеканала, желая насолить конкуренту, свернул в учительской раздевалке жгутом чьё-то кожаное пальто и велел оператору снимать.

— Наконец-то живое свидетельство чудовищных опытов по скрещиванию змей! — захлёбываясь, вопил он в микрофон. — Посмотрите, какие страшные и толстые змеи поселились в гадюкинской школе!

— Да это же моё новое пальто! — ахнула Серпалитония Сигизмундовна. — Я ж его теперь не отстираю! — и ринулась в учительскую, но два спасателя схватили её под руки и эвакуировали через окно. Она при этом визжала и брыкалась.

Тут к школе подъехала команда третьего телеканала, потом четвёртого, пятого и десятого, и от репортёров стало не протолкнуться. Полиция тоже подъехала. И экстрасенсы. Две молодые учительницы хотели даже за Гарри Поттером послать, но не успели: Скарапея Горыновна, которая до этой минуты проверяла тетрадки в своём кабинете и не обращала внимания на внешние раздражители, услышала ключевое слово «змея» и подумала, что её дразнят. Придя в ярость, она распахнула дверь кабинета и ка-ак заорёт на всю школу:

— Это кто это тут змея?

Все испугались и заткнулись. А Пафнутий дрожащей рукой вынул из кармана резиновую змейку и сказал:

— Это я в магазине приколов купил. И принёс на биологию. Я больше не буду…

Спасатели, полиция и экстрасенсы хором спросили:

— Значит, настоящих змей нет? И весь переполох из-за игрушки?

— Э-э… — протянула завуч. — Кажется, да.

— В таком случае, вот вашей школе счёт за ложный вызов, — сказал главный спасатель, выписал чек и эвакуировался. За ним эвакуировались остальные, включая факира.

Кроме репортёров. Те перевели дух и запустили всю шарманку по-новой, разоблачая сенсацию. Их еле выгнали.

А уроков в тот день так и не получилось!

Скарапея Горыновна, не допив утренний кофе, тревожно глянула на часы и подумала: «Не опоздать бы мне на работу! Первый урок сегодня вести у пятого класса, а с ними надо держать ухо востро». И она, взяв сумку с тетрадками, решительно направилась в школу.

На улицах было спокойно и тихо. Солнце подозрительно светило. Дети шагали на занятия парами, взявшись за руки, и все были в аккуратной школьной форме. На девочках были форменные платьица с белыми воротничками и белые банты, а на мальчиках строгие костюмы с галстуками. Никто не пинал пустые бутылки, не рассказывал неприличные анекдоты и не прыгал по лужам, и Скарапее стало не по себе.

А ещё детки, завидев её, вежливо здоровались. И никто не корчил ей вслед рожи — она специально несколько раз оглянулась, чтобы проверить. Подходя к зданию школы, она чуть не перекрестилась, хотя и была неверующей: нигде не валялось ни одной бумажки, ни одной бутылки из-под лимонада, и на самой школе не было написано ни одной пакости. А школьники вежливо уступали ей дорогу. Какой-то двоечник даже открыл перед ней дверь и сказал, шаркнув ножкой:

— Проходите, Скарапея Горыновна!

Скарапею взяла оторопь. «Комиссия, что ли, какая приехала?» — подумала она, но никаких следов комиссии в школе не было. В то же время по коридорам никто не бегал, на полу не было жвачек, стены ничем не были вымазаны. Никто не орал, не катался в драке по углам и не стрелял из ручек по лампочкам. Скарапея вошла в кабинет к пятиклассникам, и они, не дожидаясь звонка, чинно встали возле парт.

— Здравствуйте, дети, — сказала Скарапея и поставила на стол сумку. Она даже забыла, что перед уроком надо для приличия поорать.

— ЗДРАААА! — хором ответили пятиклассники. И тут прозвенел звонок.

— Садитесь. Начнём занятия.

Дети тихо сели, и никто не выкрикнул: «Сесть всегда успеем!». Скарапея нащупала в сумке пузырёк корвалола и подумала, что скоро он ей понадобится, если так пойдёт дальше. Она раскрыла журнал и не обнаружила в нём ни одного дохлого паука.

— К доске пойдёт… — она выбрала жертву. — Утюгов!

Утюгов встал и вышел к доске, не уронив на пол ничего. Он был в костюме, при галстуке и аккуратно причёсан.

— Просклоняй существительное «школа».

Утюгов взял мел и каллиграфическим почерком написал: школа, школы, к школе, школу, школой, о школе.

— Придумай и запиши предложение с этим словом! — усложнила задачу Скарапея.

«Мы все очень любим нашу родную школу!» — написал Утюгов без единой ошибки.

Скарапея хлебнула воды из графина. Там оказалась действительно вода — чистая и прозрачная, только что из фильтра.

— Как проверить написание безударной гласной в слове? — в лоб спросила она Утюгова, но он даже не смутился.

— Чтобы не ошибиться в написании безударной гласной в корне, нужно изменить слово или подобрать однокоренное слово, в котором проверяемая гласная была бы под ударением, — без запинки отчеканил он.

— Садись, пять, — вынуждена была сказать Скарапея и хлебнула корвалола. Утюгов положил ей на стол свой дневник и сел на место.

Становилось жарко. Скарапея спрашивала то одного ученика, то другого, и все отвечали правильно. Стоило задать вопрос всему классу, как над партами поднимался лес рук. Особенно старались Стешка и Нюшка: все письменные задания у них были сделаны безупречно чисто, да и на устных они ни разу не ошиблись. На головах сестёр красовались огромные банты вместо обычных бандан с черепами, и это смотрелось жутко.

Никто не ныл: «Можно выйти?» Никто не дулся в игры. Никто даже не смотрел в окно — все сидели, сложив руки на партах, и внимательно слушали каждое училкино слово.

У Скарапеи Горыновны в голове лихорадочно вертелись возможные объяснения происходящего. «Может, произошёл апокалипсис, и я давно нахожусь на том свете? — думала она, ставя в журнал очередную пятёрку. — Или эти чертенята пытаются усыпить мою бдительность, а сами устроили что-то совсем ужасное?» Она представила, что должны были отмочить гадюкинские детки, раз ведут себя так послушно, и её затрясло.

А урок закончился. Услышав звонок, дети не шелохнулись и всё так же смирно сидели за партами, ожидая разрешения встать. Скарапея собрала тетрадки, раздала вчерашние и разрешила идти на перемену. Только после этого дети вышли в коридор — тихо и спокойно, не прыгая через головы друг друга с дикими воплями и не обзываясь. Остались только дежурные — Нюхов и Трындюхин, которые тут же принялись мыть доску и поливать герань на окнах. Скарапея на негнущихся ногах вышла в коридор.

Доковыляв до учительской, она рухнула в кресло и спросила у улыбающихся коллег:

— А в чём дело? — удивилась завуч Перепетуя Прокопьевна. — Дети как дети.

— Но они шёлковые! — в ужасе крикнула Скарапея. — На них даже не за что орать!

— Но в нашей школе они всегда такие. Ведь правда, коллеги? — сказал географ Евграф Евграфыч.

— Конечно! Наши ученики всегда были примером для всей страны! — наперебой заговорили учителя, чем вогнали Скарапею в ещё больший ужас.

— Но разве не они сорвали первый учебный день, катая по полу гранёные карандаши? — вскричала она. — Разве не они обмазали всю школу сгущёнкой? Разве не из нашей школы директора вылетают пулей, продержавшись одну неделю?

— Да что вы такое говорите, Скарапея Горыновна, — укоризненно сказала физичка Нунехия Прокловна.

— У вас, наверно, температура, — покачала головой историчка Серпалитония Сигизмундовна.

— Шли бы вы лучше домой, а мы тут как-нибудь сами управимся, — произнёс дворник Михеич и хищно облизнулся, щёлкнув зубами.

— Позвольте, а вы-то что в учительской делаете? — нахмурилась Скарапея.

— Да закусить пришёл, — ответил дворник и разинул пасть, полную крокодильих зубов. У других учителей тоже внезапно выросли зубы и когти, а зрачки в глазах стали вертикальными, и молоденькая англичанка предложила Скарапее:

— Присоединяйтесь, коллега! Сейчас как раз начинается урок. Как вам четвероклассники? Мелкие, правда, но вполне съедобные. А я отправлюсь в шестой класс, там много вкусной дичи.

И тут Скарапея заметила, что у них у всех торчат за спинами перепончатые крылья. Оглянулась — и увидела точно такие же за своей спиной. Похлопала крыльями, взлетела над полом — понравилось. Скарапея вылетела в коридор и дала круг по рекреации…

И проснулась. Часы на стене показывали 12 дня.

— Эк я заспалась! — пробормотала Скарапея и потёрла глаза. — На работу же опоздала, теперь объяснительную писать.

И тут она вспомнила, что сегодня воскресенье, и на работу ходить не надо. «Тьфу, приснится же такое», — подумала Горыновна и пошла пить утренний кофе.

Утром в понедельник всем гадюкинским детям пришла в головы одна и та же мысль: «Понедельник — день-бездельник. Значит, в школу можно не ходить». И они не пошли.

Все.

Кто встал и отправился гонять на велосипеде, кто остался в кровати досматривать сны, кто засел за видеоигры — бездельничали, кому как нравилось. Учебники и тетрадки уж точно никто не открывал.

Но учителям-то такая мысль в голову прийти не могла! Они были взрослые и дисциплинированные, поэтому явились в школу к половине восьмого утра как штык, поругали в учительской современную молодёжь и после звонка разошлись по кабинетам — вести уроки.

Но тихо и таинственно было в школе, лишь одинокий кусок штукатурки, не удержавшись на потолке, гулко упал вниз, и звук от его падения эхом прокатился по пустынным коридорам. Ничьи вопли не оглашали окрестность, и ничьи драные кроссовки не растаскивали грязь по полу. Тишь и запустение царили там.

Учителя, войдя в классы, обнаружили там никого. Сначала они подумали, что дети просто опоздали. Потом подумали, что сами перепутали день, и на самом деле сегодня выходной. А в третий раз думать не стали, просто вышли все в коридор. И хором поняли, что детей нет.

Новый директор, которого прислало министерство, походил по школе, пооткрывал двери в классы и спросил:

— А где дети-то?

— Не знаем, — ответили учителя и на всякий случай вышли на улицу: посмотреть, не прячутся ли дети во дворе.

Но во дворе было тихо и пусто. Никто не играл в футбол бутылками и не распевал дразнилки про учителей. Тогда весь педсостав во главе с новым диром пошёл в школьный сад, но и там было тихо и спокойно. Они обошли ещё раз всю школу, слазили в подвал и на крышу, но тщетно: нигде не было ни одного ребёнка, даже самого завалящего.

— Делать нечего, — сказал директор. — Надо звонить в полицию. — И вытащил старый телефон-раскладушку. С антенной. — Алло! Полиция? Это директор школы. У нас пропали дети. Все!

А в это время Стешка, Нюшка и ещё пятеро из их класса слонялись по магазинам всей толпой и троллили продавщиц: всё пересматривали, перетыкивали, перенюхивали, но ничего не покупали. Пройдя так по десяти магазинам, они зашли в одиннадцатый. И проделали там то же самое. И вышли.

И зашли в двенадцатый. И там им повезло — они увидели на прилавке пластмассовых насекомых: мух и тараканов. Магазин был рыбацкий, и эти насекомые продавались как наживка. Дети впали в неописуемый восторг и скупили всю партию, оставив гадюкинских рыбаков без наживки. Выходя из магазина, они весело переглянулись. И им сразу же захотелось в школу — ведь их карманы были под завязку набиты самой отборной гадостью! На этом мы их временно оставим.

Восьмой «Ь» тоже времени не терял. Они, в отличие от малолеток, закупили более полезные вещи — баллончики для граффити. Пока, правда, не придумали, что и где нарисовать, и просто слонялись по улицам.

Ещё по улицам слонялись по одиннадцать классов на каждую букву алфавита, и это не могло остаться незамеченным. Ведь детишки не просто ходили — они же ещё старались везде отмочить какую-нибудь пакость. На рынке тырили конфеты и удирали, в набитых битком маленьких магазинчиках визжали: «Мыыышь!» — а на дверях всех без исключения заведений переворачивали табличку «открыто-закрыто» закрытой стороной вверх, чтобы клиенты шли мимо.

Ну и разумеется, подобными хулиганскими действиями они вывели из себя всё Гадюкино. Посыпались звонки в полицию с требованием приструнить распоясавшихся подростков. Полиция не знала, куда деваться: то ли ехать в школу на поиски пропавших детей, то ли идти в центр и отлавливать безнадзорную мелочь, которой что-то вдруг стало подозрительно много.

И неизвестно, чем бы это кончилось, если бы один мудрый полицейский не догадался сопоставить эти два факта. Собрав собрание, он глубокомысленно изрёк:

— А что, если пропавшие школьники и шатающиеся по Гадюкино бездельники — это одни и те же дети?

Такой гениальной мысли ещё никогда не звучало в полицейских стенах, и коллеги дружно ему зааплодировали. А потом позвонили в школу и сказали директору:

— Ваши лоботрясы разбрелись по всей деревне и мешают серьёзным людям работать. Ваши ученики — вы с ними и разбирайтесь. А нам некогда, нам надо преступников ловить.

— Дети нашлись, — объявил директор. — Шатаются по деревне. И наша задача — загнать их обратно в школу.

— Ура! Вперёд! — закричала учительская братия и с флагом помчалась ловить учеников. В качестве флага использовали сиреневый в клеточку шарфик завуча Перепетуи Прокопьевны.

Гадюкино было большое — ему даже одно время пытались присвоить статус «село городского типа», но чего-то там не хватило, и присвоили статус «деревня сельского типа». В документах постоянно была путаница: «оно» Гадюкино или «она». Так вот, чтобы обойти всё (всю) Гадюкино, учителям пришлось потратить аж четыре часа.

Они прочесали каждый магазин, каждую столовку и каждую парикмахерскую. Не заходили только в зубной кабинет, потому что и так знали, что дети туда не сунутся. И рейд дал результаты! Почти все бездельники были найдены, отруганы и водворены в стены родной школы. И, хотя времени было уже порядочно, учителя объявили, что сегодня в наказание за прогул уроки будут до пяти вечера. И велели всем сесть за парты.

Но только начался урок, как во всех кабинетах одновременно раздался визг. Это визжали учительницы, напуганные обилием мух и тараканов, ползущих, как им показалось, изо всех щелей.

— Я знаю, что происходит! — завопил восьмиклассник Нафаня в школьный микрофон. — Это нашествие насекомых! И они всех съедят, если не принять меры! Но у нашего восьмого «Ь» есть средство от насекомых, и сейчас мы спасём любимую школу от этой напасти!

И восьмиклассники ринулись по кабинетам с баллончиками, поливая всё краской: и стены, и парты, и учителей. С перепугу те поверили, что это действительно дихлофос, и долго потом хвалили доблестный восьмой «Ь» за спасение школы. На радостях всех отпустили.

А школа так и осталась расписанной под хохлому.

Шли дни. И даже недели. В Гадюкино наступил октябрь. Во всём остальном мире он тоже наступил, но нас это не волнует, мы же про Гадюкино пишем. Так вот.

Долго ли, коротко ли, но сменилось в известной школе ещё два директора. По разным причинам: кому барсетку с документами монтажной пеной залили, кому в машину пауков и тараканов напустили — в Гадюкино ведь всякое бывает. На данный момент директором работала одна старорежимная тётенька, которая вот уже три дня пыталась ввести обязательную школьную форму.

(Пауза для проржаться).

Звали её Матрёна Эмпидокловна. Она была дамой решительной и взялась за дело круто. Начала с того, что договорилась с местной рыночной продавщицей Мусей о поставке 100500 комплектов школьной формы для мальчиков и девочек. Муся обрадовалась крупной сделке и пригнала из Москвы пятнадцать фур с формой.

Вторым шагом директрисы было массовое родительское собрание, на котором она известила мам и пап, что без формы никого в школу не пустит. И не просто известила, а торжественно поклялась. Родители испугались, что детки останутся дома, и тут же скупили всю партию. Муся купила остров на Канарах и навсегда улетела из Гадюкино на личном самолёте.

А вот третий шаг директрисы предполагал, что все ученики быстро наденут форму и явятся в ней в школу, но что-то пошло не так. Утром-то их родители вытолкали из домов в форме, а вот к дверям школы они явились в джинсах, заклёпках, банданах, гавайских рубахах, косухах и прочем непотребстве. Где переоделись — неведомо. То ли в кустах, то ли в сарае, но в форме не было ни одного.

А Матрёна Эмпидокловна, естественно, не могла нарушить собственную клятву, поэтому утро в гадюкинской школе началось своеобразно: к порогу стекались толпы учеников, одетых как бомжи, а в дверях стояла директриса с расставленными руками и кричала:

— Не пушшу! Марш отсюда! Переодевайтесь в школьную форму!

Первое приказание — «марш отсюда» — детишки исполняли радостно и охотно, а вот со вторым вышла накладочка. Форму носить никто не хотел — это раз. Многие, кто постарше, уже толкнули её в соседней деревне, а деньги проели — это два. Ну и, как известно, возвращаться плохая примета — это три. Поэтому дети, спроваженные вон, обратно в тот день не вернулись.

Гадюкинские детки, пущенные на самотёк — страшная сила.

Шофёр, упомянутый в первой главе, наконец-то починил школьный автобус и скорее поехал в школу по принципу «лучше поздно, чем никогда». Но, проехав по улице Кривой три метра, упёрся капотом в высоченную стену. Она перегораживала всю дорогу и казалась бетонной.

— $^%& #$ &^%$, — сказал шофёр и стал разворачивать автобус обратно, чтобы добраться до школы в объезд.

Но в процессе разворота он впечатался задом автобуса в телеграфный столб, и автобус снова сломался. Шофёр вылез, плюнул и со зла двинул ногой по стене. И на него тут же обрушилась куча пустых коробок! Он не знал, что стена не бетонная, а картонная: дети выпросили во всех магазинах пустые коробки и построили из них стену. Шофёр стряхнул с себя картонки и разразился такой бранью, перед которой его обычные реплики казались цитатами из букваря.

А где-то на продуктовом рынке, в большом-пребольшом павильоне, все без исключения продавцы и покупатели ползали под прилавками и искали цыплёнка, который невесть каким образом здесь оказался и оглушительно пищал. Причём самого цыплёнка никто не видел, зато все слышали его писк. И таки нашли! Но не цыплёнка, а старый телефончик, привязанный за нитку, который кто-то таскал по всему рынку туда-сюда. Из динамика раздавался рингтон в виде цыплячьего писка. Все дружно рассмеялись и успокоились. (Кроме продавцов конфет. Конфеты исчезли, пока торговый персонал искал цыплёнка).

В это же самое время на обувном рынке были доведены до истерики пятнадцать продавщиц подростковой обуви: к каждой прицепилось по 30 малолетних клиентов, и все по очереди перемерили все кроссовки, но ни один ничего не купил.

В Гадюкино было несколько штук аптек, так вот в них во всех за час скупили всю партию гематогена, аскорбинок и зачем-то резиновых жгутов. (Впрочем, скоро стало понятно, зачем жгуты. Ими просто стреляли об стену).

На улице Колдырной к дороге прилипли три машины, потому что асфальт был усыпан жвачками.

На стене главного гадюкинского банка кто-то нарисовал двухметрового Микки-Мауса.

В маникюрном салоне кто-то рассыпал пластмассовых пауков. Пока разобрались, что пауки пластмассовые — салон потерял всю клиентуру. Зато соседняя аптека озолотилась на корвалоле.

В парикмахерской кто-то поменял наклейки на пузырьках с лаком для волос и монтажной пеной.

И много ещё чего загадочного произошло в тот день. И неизвестно, сколько произошло бы ещё, но другие учителя, которые знали своих воспитанников гораздо дольше, чем новенькая директриса, тоже вышли на порог, где она скучала в ожидании детишек, одетых в форму, и начали её обрабатывать:

— Матрёна Эмпидокловна, форма — оно, конечно, хорошо. Вот только детки к ней не привыкли, их надо постепенно приучать, понемножку. А сразу-то они напугаются. Они ж у нас тут деревенские, пугливые… Вот взяли и разбежались. Глядишь, чего наворочают с перепугу. Может, разрешить им пока форму-то не полностью носить, а? А то учебный процесс остановится.

Матрёна поворочала мозгами, почитала смски от продавцов, парикмахерш и аптекарш и нехотя согласилась. И радостные учителя опять побежали ловить учеников по всему Гадюкину. Вот только время было позднее, и уроков в тот день опять не получилось. Однако детки отвоевали своё право оставаться бесформенными!

С тех пор, как Манефа Упырёва угостила весь класс финиками и мандаринами, прошло полтора месяца. Даже чуть больше. А надобно вам сказать, что в тот день весть об этом, как и запах мандаринов, разнеслась по всей школе, и другие классы тоже захотели мандаринов и фиников. Ну, Манефе было не жалко — она позвонила папе-бизнесмену, и он пригнал фуру, гружёную фруктами, в школьный двор. И всё было быстро съедено. А косточки, как вы понимаете, воткнуты в горшки с геранью. И забыты.

Несколько недель в школе шли такие усиленные занятия, что на подоконники никто не обращал внимания: ученикам было наплевать, что там растёт в горшках, а учителя смотрели то на класс, то на доску, то на монитор учебного компа. Дежурные же молча поливали цветы раз в неделю и не парились.

И вот однажды на уроке истории в восьмом «Ж» Серпалитония Сигизмундовна велела всем открыть учебники и, пока класс шелестел страницами, подумала: «Что-то как-то темно. Занавески, что ли, закрыты?» — и бросила небрежный взгляд на окна. И оторопела. Из горшков, где когда-то ютилась герань, торчало, пёрло и во все стороны свисало густое зелёное нечто.

Оно выглядело как сплошная стена зарослей из фильма ужасов про хищные растения, разве что не шевелилось. Училка помотала головой и протёрла глаза, но оно не исчезло. «Не может же быть, чтобы такое выросло на школьном подоконнике. Значит, у меня галлюци какие-то нации!» — перепугалась она и пулей вылетела из класса. Дети начали громко орать и бегать по партам в догонялки. Урок закончился без неё.

В учительской стоял гул. Училка обсуждала заросли с другими училками, и выяснилось, что на подоконники никто никогда не смотрел. Некогда было, смотрели только на доску да на задние парты: как там двоечники поживают, не построили ли бомбу из пакета. А на передние парты и на подоконники ни одна училка внимания не обращала. Да, в последнее время в классах действительно стало темнее, но все думали, что это из-за осени и плохой погоды.

— Вы не поверите, Перепетуя Прокопьевна, но там настоящий тропический лес! — голосила училка. — Сплошная стена финиковых и мандариновых листьев! Только обезьян не хватает.

— Уж чего-чего, а обезьян тут как раз в избытке, — проворчала завуч и пошла смотреть подоконники. Остальные училки толпой устремились за ней. Последним шёл географ Евграф Евграфыч с глобусом.

А тем временем заросли уже зацвели. Увидев на подоконниках цветущий лес, училки переполошились и помчались проверять другие классы, но везде было то же самое. Прозвенел звонок не то на урок, не то на перемену, но в суматохе его не заметили.

Будучи не в силах ничего сделать, училки — и географ — прибежали к директорше и наперебой начали рассказывать о ботанической атаке. Та, естественно, не поверила и тоже пошла смотреть.

А заросли к тому времени дали плоды. С зелёных ветвей свисали апельсины и финики, и дети с вожделением смотрели на них в ожидании, когда те созреют.

— Чёрт знает что такое, — вынесла вердикт Матрёна Эмпилокловна и велела начинать занятия. В любой непонятной ситуации она всегда начинала занятия, и обычно это её спасало.

Но сегодня что-то пошло не так. Училки разошлись по кабинетам, включили свет и попытались начать уроки, но фрукты к тому времени созрели, и дети громко чавкали, хлюпали и кидались кожурой, вместо чтоб учиться, и ничто в мире не могло их отвлечь. А зёрна втыкали в горшки.

Уроки были сорваны. И тогда директорша позвонила спасателям, пожарным, экстрасенсам, могучим рейнджерам, Бэтмену и Человеку-пауку, чтобы они вытащили из школы горшки с зарослями. Те приехали, распаковали лестницы, сетки, магические шары, гадальные карты, антигравитационное устройство и прочий инвентарь, но оказалось, что нужны только ножницы — садовые. А как раз ножниц-то никто и не прихватил!

И тогда доблестная компания в полном составе повалила в скобяной магазин, а чтобы они не заблудились, ученики пошли их проводить. Все. Школа опустела. Училки в состоянии зависания сидели в пустых классах и смотрели на объедки и огрызки, валяющиеся тут и там. Все фрукты были сожраны. Детки не оставили любимым учителям ни финика, ни мандаринчика, зато кожурой разило так, что у всего педсостава началась аллергия. Уборщица ходила с веником и голосила, поминая нечистого. Директорша качала в интернете рецепт варенья из мандариновых шкурок, чтобы добро не пропадало.

Наконец вернулись спасатели, пожарные, экстрасенсы, могучие рейнджеры, Бэтмен и Человек-паук. У каждого были в руке садовые ножницы, которыми они все радостно щёлкали, но сопровождающие куда-то делись. Проще говоря, не вернулись на уроки. (Или вы думали, что они вернутся?)

Впрочем, пожарные сразу уехали, потому что в соседней деревне опять загорелся тот же сарай, который они недавно тушили. Да им, собственно, и делать тут было нечего, без них справились. К пяти вечера кущи были обстрижены, корни — выкорчеваны, а треснувшие горшки выкинуты. Из шкурок Матрёна сварила цистерну варенья, и его с тех пор каждый день подавали в школьной столовке к чаю.

Хуже всех пришлось уборщице: она выгребала, выгребала, да так и не выгребла, поэтому на следующий день назначили средник, чтобы заставить детей самих убирать плоды своего злонравия. Лучше бы, конечно, звучало «субботник» или «воскресник», но назавтра была среда.

А на подоконники снова поставили герань в горшках.

Как мы уже знаем, вчера дети опять устроили в школе свинарник, и сегодняшний день был отведён для уборки. Детей об этом предупредили, позвонили по телефону, объявили во всех соцсетях, отправили с почты каждому телеграмму и послали к каждому сову с письмом — но втуне. Все ученики сделали вид, что ничего не знают, и пришли без инвентаря и в парадной одежде. Они думали, что директорша отправит их переодеваться и за лопатами, и они опять уйдут и не вернутся, но плохо они знали Матрёну Эмпидокловну.

— Сами виноваты! — гаркнула она на утренней линейке. — Будете убирать хлам в том, в чём явились. А лопаты сейчас найдём, и веники с совками тоже. Чай, не на Луне.

И начала распределять задания, какой класс где будет трудиться. Сначала каждому классу полагалось убрать свой кабинет, а потом — кусок ухрюканной территории. С кабинетами детки под присмотром училок кое-как справились, где взаправду помыв, где размазав грязь, а вот с территорией вышла накладочка.

Дело в том, что между отведёнными под уборку участками не было чётких границ, нарисованных хотя бы мелом. Ни в здании школы, ни снаружи. Директорша просто сказала, что под окнами учительской двор будут убирать седьмые классы, а мыть полы на втором этаже — восьмые, и остальные задания в таком же духе.

И возникло сразу две проблемы: во-первых, не было границ, а во-вторых, и седьмых, и восьмых, и других классов было много, и каждый класс считал, что его задание прекрасно выполнят остальные параллельные, и бил баклуши.

Били они эти баклуши в гадюкинском стиле: грызли чипсы и кидали пакетики на землю. Так что к концу уборочного времени мусора на отведённых участках было по колено, а кое-где и по пояс. Когда Матрёна пришла проверять, чисто ли убрано, то чуть не упала в обморок. Вид бумажечного моря, слегка шуршащего под ветром, лишил её дара речи, и она даже не смогла заорать.

А детки, увидев, что директорша молчит, решили, что она довольна результатом, и потопали восвояси. Но плохо они знали Матрёну Эмпидокловну. Очнувшись от ступора, она заорала:

— Михеич, закрой ворота!

Сторож быстро сообразил, в чём дело, и успел захлопнуть и запереть ворота школьного забора до того, как к ним подошла толпа юных трудяг. Матрёна в гробовом молчании приблизилась к калитке, взяла самый большой мусорный мешок и объявила:

— Сегодня выход платный! Цена — десять пакетиков от чипсов.

Детишки переглянулись. По толпе прокатился восхищённый гул. Послышались отдельные реплики: «Ну, Матрёна, ну, молоток!» — и припёртые к стенке ученики стали собирать и считать пакетики. К калитке выстроилась очередь. Директорша смекнула, что дело на мази, и провозгласила:

— Кто соберёт сто пакетиков, того завтра не буду спрашивать!

Кто бы мог подумать, что такое простое решение очистит территорию школы от бумажек за какие-то пять минут? Все дети кинулись собирать хлам с удесятерённой скоростью. За него дрались. Когда закончились чипсовые пакетики, над школьным двором стали раздаваться ноющие голоса:

— А конфетные бумажки принимаются? А баклажки? А пробки от баклажек? А спичечные коробки? А сколько баклажек равняются сотне пакетиков?

Пришлось Матрёне Эмпидокловне призвать на помощь математичку Аграфену Поликарповну, чтобы срочно разработать хламовалютную систему. Другие учителя стояли в сторонке и только головами качали от восторга. Не успел педсостав и глазом моргнуть, как вся пришкольная территория была чиста, как в последний день летних каникул, словно и не в Гадюкино находилась. Во дворе не было ни бумажек, ни баклажек, ни детей. Работнички честно расплатились за выход и отправились по домам.

— Ай да Матрёна Эмпидокловна! — изумлялись педагоги. — Это же надо — на наших лоботрясов нашла управу!

И написали коллективное письмо в Москву, чтобы Матрёне дали премию. И устроили после уроков праздничное чаепитие с печеньками.

А дети подумали, что ежели новая директорша так любит бумажки и баклажки, что готова ради этого хлама никого не спрашивать на уроках, то надо собрать мусор со всего Гадюкина и принести в школу. Чем они до глубокого вечера и занимались. Все мусорные мешки в хозяйственных магазинах были раскуплены.

На следующее утро население Гадюкина продрало глаза и не узнало родную деревню: такой чистой она была только один раз, да и то не в реале, а на отфотошопленной фотографии — когда написали заметку в областной газете, что в Гадюкино, мол, провели электричество. Ни окурка, ни раздавленной зажигалки, ни пивной банки не валялось на улицах. Даже подворотни сияли чистотой.

Обычные люди обрадовались и пошли на работу. А вот учителям стало не по себе — с чего бы это вдруг везде так чисто? — но на работу они тоже пошли, потому что не могли же они туда не пойти.

…Школу они увидели издалека. Вернее, не школу, а штабеля мусорных мешков, её окружающие. Вокруг стояли довольные детки и фоткались. Они были уверены, что теперь не только Матрёна, но и остальные учителя никогда не будут спрашивать их на уроках. Да и уроков, скорее всего, тоже не будет, ибо прохода к школе доблестные уборщики не оставили. Наоборот, постарались навалить возле крыльца побольше мешков.

Но плохо они знали Матрёну Эмпидокловну. Сходу оценив обстановку, она достала мобильник и позвонила какому-то важному дядьке из райцентра. Говорила она с ним гордо и заносчиво, как с двоечником:

— Да! Мне надоело, что вокруг школы нарушаются гигиенические нормы! И я организовала уборку! Мои ученики сделали вашу работу за вас! Вам должно быть стыдно! Поэтому будьте любезны обеспечить вывоз мусора, а в оплату нашего труда пришлите новый школьный автобус! Считаю до трёх…

Через три секунды к школе пригнали погрузчик, десять КАМАЗов и ярко-жёлтый автобус с надписью «Дети». Но это уже совсем другая история…

Как мы помним, в предыдущей главе директорша завоевала для учеников гадюкинской школы новый автобус. Все очень обрадовались этому обстоятельству, а особенно обрадовались восьмиклассники Бензинов и Тьфукин. Они так сильно обрадовались, что притащили в школу две банки краски — синюю и жёлтую, и две кисточки, и, удрав с урока, исправили на жёлтом автобусе синюю букву «Д» на «Й». Теперь на нём было написано «Йети».

— Порядок, — сказал Бензинов и вытер синие пальцы о школьную стену, оставив пятерню. А Тьфукин плюнул.

И вот классная руководительница пятого «Ё» Серпалитония Сигизмундовна организовала для своего класса поездку в музей. А чтобы не усложнять себе задачу, музей она выбрала самый простенький — краеведческий, и не где-нибудь, а в соседней деревне Колдырёво, чтобы далеко не мотаться.

Пятиклассников загнали в новый жёлтый автобус, и он поехал за три километра в колдырёвский музей. А все, кто видел автобус с подозрительной надписью, серьёзно задумывались. Мысль в голову приходила всем одна и та же: куда и зачем везут столько йети, и где их вообще взяли?

Пока автобус ехал, слухи о том, что в Гадюкине обнаружены йети, достигли столицы, и расторопные корреспонденты потусторонних передач устремились ему наперерез. До Колдырёво автобус так и не доехал, ему преградила дорогу толпа журналистов с видеокамерами. Первая часть сенсации уже шла в эфире, и население прильнуло к экранам.

Серпалитония вылезла и начала объяснять, что это не йети, а дети, просто какой-то хулиган переделал букву. И пока журналисты на коленке готовили разгромное разоблачение сенсации, гадюкинские детки выскочили из автобуса, и журналисты убедились, что это всё-таки йети. Самые настоящие. Сенсация облетела весь мир и продержалась неделю, потом заглохла.

В следующий раз автобус повёз десятиклассников на футбол. А десятиклассники нарядились в костюмы снежных людей, и едва вылезли из автобуса, как охранники и полиция тут же затолкали их обратно. И на матч не пустили.

В третий раз автобус с надписью «Йети» использовался по своему прямому назначению: ехал утром вокруг деревни и собирал школьников. Как известно, в гадюкинской школе было по тридцать с лишним каждых классов, и как вся эта толпа уместилась в одном автобусе, осталось загадкой, но они там уместились, потому что очень хотели приобщиться к цивилизации и ездить на уроки, как и все нормальные дети, в жёлтом автобусе.

Автобус раздулся и, фырча выхлопными газами, медленно катился к школе, а прохожие качали головами и говорили: «Йети поехали». Директорша Матрёна Эмпидокловна с гордостью выглядывала из окна учительской: вот, мол, какой автобус я выхлопотала для любимой школы!

Плод её трудов подкатился как раз к началу уроков, но пока 10890 учеников из него вылезли, уроки закончились. И гадюкинские детки, хихикая, полезли обратно. Автобус снова раздулся и поехал развозить их по домам. Учебный день был сорван.

И так повторялось ежедневно, пока автобус не сломался. В Гадюкино всё быстро ломается. Когда это случилось, учителя вздохнули с облегчением, радуясь, что теперь дети снова начнут ходить в школу пешком, как в доавтобусную эру. Но плохо они знали гадюкинских деток!

Ученики привыкли, что их возят, и пешком ходить не хотели ни в какую. Учебный процесс оказался под угрозой. Учителя писали школьникам эсэмэски, звонили их родителям, отправляли бумажные письма с совами — всё тщетно.

А в это время шофёр первого сломанного автобуса пил пиво с шофёром второго сломанного автобуса, и пришла им в головы гениальная мысль: сделать из двух сломанных автобусов один! И починить его. Не допив пиво, они побежали в мастерскую воплощать свою задумку.

Утро следующего дня началось с того, что по гадюкинским улицам проехал жутко длинный канареечный автобус с надписью «Йети». Дверей в нём было десять штук, и ещё запасная сзади. И люк в потолке. Родители мигом растолкали своих дрыхнущих деток, сунули им в руки рюкзаки и выпихнули на улицу.

Детки, ничего не поняв, залезли в автобус. А когда он подъехал к школе, то все двери сразу открылись, и ученики вылезли за полминуты. Делать было нечего, и они поплелись на уроки.

Обоим шоферам директорша выдала премию. А букву исправить забыли, и на автобусе так и осталась надпись «Йети». Впрочем, она вполне соответствовала содержимому.

Стешке и Нюшке из пятого «Ё» надоело ходить в школу. Но родители всё равно каждое утро выталкивали их из дома, и сёстры стали думать, как устроить карантин.

— Давай всех подговорим вымазаться зелёнкой, как будто эпидемия ветрянки, — предложила Стешка.

— А что? Годнота! — согласилась Нюшка, и они тут же начали обзванивать товарищей.

Через час какая-то тётенька зашла в аптеку купить зелёнку, но аптекарша развела руками. Зелёнка закончилась. Школьники скупили всю зелёнку и вымазались с головы до ног. Кому не хватило зелёнки, рисовали на себе зелёными фломастерами.

И вот прозвенел звонок. Учительницы вошли в классы и увидели зелёных детей, которые для пущей убедительности ещё и делали вид, что чешутся. Пока разбирались и обсуждали ситуацию с врачами, перепуганная директриса объявила карантин на две недели. Стешка и Нюшка хлопнулись ладонями и пошли праздновать победу.

И тут бы история и завершилась, если бы детям из младших классов не понравилось на себе рисовать. Они решили не ограничиваться зелёнкой и разукрасили себя всеми фломастерами, даже физиономии, и стали похожи не просто на дикарей племени Мумбо-Юмбо, а скорее на инопланетян.

Разумеется, никто не соблюдал положенный при ветрянке постельный режим. Разрисованные дети ходили по всему Гадюкину, покупали мороженое, бегали по улицам и неизбежно сталкивались с учителями. И учителя поняли, что кого-то здесь надули.

Директриса быстро свернула карантин, и малолетних жуликов вернули за парты. Но тяга к художественной росписи была неистребима. Вынув из рюкзаков маркеры и фломастеры, дети принялись расписывать парты, стулья, стены двери, окна и совершенно не слушали учителей.

— Стрюкакеев, прекрати рисовать! — орала училка второго класса «Ю» Перепетуя Викентьевна, но Стрюкакеев продолжал старательно вырисовывать маркером на оконном стекле человека-паука. Художественным талантом он не обладал, поэтому чел-паук получился жирным и кривомордым.

— Сейчас же откройте тетради и списывайте текст из учебника! — орала Перепетуя, бегая по классу, но мелкие двоечники не обращали на неё внимания.

Три девчонки вооружились масляными мелками и начали рисовать на стенах анимешные пучеглазые мордочки, и весь класс разделился на две враждующие армии: сторонников аниме и фанатов американских мультиков.

В это время сразу в десяти первых классах стены покрывались разноцветными кругами. Одна утончённая училка, которая терпеть не могла расцветку в горох, с нервическим припадком убежала в учительскую. Дети обрадовались и стали рисовать горох на оконном стекле и на доске.

В это время две-три сотни двоечников постарше, которые отпросились с урока волшебной фразой «Можно выйти?» и слонялись вокруг школы, кидая бумажки, увидели на первом этаже раскрашенные окна и подумали: «А чего это мы не рисуем?» — и поспешили обратно на урок. На уроке они достали все карандаши, маркеры и фломастеры, какие нашлись у них в рюкзаках, и принялись за дело.

За два часа школа стала похожа на татуированного дикаря племени Мумбо-Юмбо. В первом «Ц» детишки разрисовали даже учительницу, которая слишком увлеклась проверкой тетрадок и не заметила, что на её светло-голубом костюме рисуют маркерами чертей.

А Тьфукин и Бензинов вытащили банки с краской — которой они исправляли на автобусе надпись — и на уроке разрисовали в коридоре полы. Краска была масляная, сохла медленно, и когда урок закончился и толпы учеников выскочили в коридор, весь пол в школе стал усеян следами. Уборщица схватилась за голову и заголосила, что детей попутал нечистый.

Позавидовав на Тьфукина и Бензинова, другие старшеклассники тут же сбегали домой за краской и кисточками и стали разрисовывать школу снаружи, потому что внутри свободного места уже не осталось. Как назло, в тот день Скарапея Горыновна была выходная, а директриса поехала в город сдавать отчёты, так что на деток управы не нашлось.

Учителя, сторож и завхоз тщетно орали на молодое поколение. Растущая смена только нагло гыгыкала в ответ и продолжала размазывать по школе краску. Разрисовав стены на два метра снизу, двоечники встали друг другу на плечи и начали рисовать второй ярус каракулей.

Условия для творчества были трудные, поэтому фантазия юных художников не выходила за пределы кругов, квадратов и треугольников. Иногда получались рожи. Некоторые рожи были похожи.

— Эти лоботрясы опять сорвали уроки! — кричали училки, бегая вокруг размалёванной школы и звоня по телефонам друг другу. — Они расписали храм знаний под хохлому!

А детишки так увлеклись, что пропустили окончание учебного дня. Они рисовали, рисовали и рисовали, пока не стемнело. А когда стемнело, достали фонарики и продолжили рисовать. А несчастные училки и прочие школьные работники были вынуждены за ними следить, хотя давно мечтали пойти домой, чтобы сварить себе кофе и наконец-то отдохнуть от этой чёртовой школы в деревне Гадюкино.

И только когда у всех на телефонах и фонариках сели батарейки, ученики с довольным видом вытерли грязные пятерни о школу и не спеша потопали к воротам на выход. За ними поплелись уставшие учителя, подсчитывая, во сколько обойдётся ремонт.

А младшеклассников родители потом отмывали четыре дня, но так полностью и не отмыли. Говорят, с тех пор и пошла мода на татухи.

Как мы помним, директор Матрёна Эмпидокловна ездила в город по делам — сдавать отчёты. И там, в городе, увидела, как должна выглядеть современная школа, и была потрясена. Оказывается, урок труда во всём мире, кроме Гадюкина, теперь называется «технология», учебная программа совсем другая, а доски не деревянные, а электронные. И много чего другого претерпело изменения за последние двадцать лет.

Матрёна устыдилась и решила как можно скорее осовременить гадюкинскую школу, но едва она, окрылённая идеями, явилась туда на следующий день, как тут же забыла обо всём, что видела в городе. И немудрено! Вся школа и снаружи, и изнутри была разрисована самым дурацким образом. Особенно безобразно смотрелись полы с синими и жёлтыми отпечатками башмаков.

Потеряв ненадолго самообладание, директриса запричитала, как обокраденная на рынке деревенская баба, и срочно собрала в учительской собрание по поводу ремонта. Ученики обрадовались: ещё бы, весь первый урок выпал! И пошли шататься по окрестностям.

— Нужно срочно делать ремонт! — провозласила Матрёна Эмпидокловна и хлопнула ладонью по столу. Тот треснул.

— Но ведь его только что делали, — робко заметила химичка, — учебный год только начался…

— Но школа уже похожа на хлев! Что скажет комиссия? Нас объявят новаторами и закроют! Нужно провести ремонт вне очереди!

Учителя посовещались. Спорить было трудно: Матрёна говорила правду. И решили, что деньги на краску и прочее надо собрать с родителей малолетних художников, а для работ вызвать ремонтную бригаду. Физичка высказала мысль, что хорошо бы заставить красить самих детишек, но директорша возразила.

— Не прокатит! — сказала она. — Я побывала в городе и узнала, что теперь это называется эксплуатация детского труда. Так что ремонт будут делать рабочие, а наши лоботрясы будут собирать вокруг школы бумажки.

— Но позвольте, право, — вылез географ Евграф Евграфыч, — а не является ли сбор бумажек также эксплуатацией?

— Хз, — сказала директорша, — но если не заставлять их собирать бумажки, то через неделю школа превратится во второй Эверест.

И вот каждому ребёнку велели сообщить родителям, что нужно скинуться на приведение школы в божеский вид. Денег, естественно, ниоткуда не появилось, потому что детям было плевать на школу. О сборе денег они добросовестно сообщили, но выданную наличку оставили себе: кто проел, кто промотал на разную ерунду, так что до школьной кассы не дошло ни копейки. К тому же детишки гордились своей мазнёй на стенах и хотели, чтобы она продержалась подольше.

Тогда упрямая Матрёна заехала с другого краю: созвала массовое родительское собрание после дождя в четверг. Но пришла только одна бабка. Денег она не принесла, зато официально затребовала материальной помощи для своих троих внуков-двоечников, которые, видите ли, плохо успевают, потому что у них нет гироскутеров.

Матрёну и это не остановило, и она велела всем классручкам не выпускать учеников из класса, пока каждый не позвонит домой и не скажет маме или папе, что родную школу надо апгрейдить, и для этого нужно несколько тысяч рублей. С носа. Она же не знала, что деньги на ремонт уже выданы, ха-ха!

Планы у Матрёны были грандиозные: в городе она насмотрелась на электронные доски, проекторы и три дэ принтеры, и ей не терпелось внедрить эти восхитительные новинки в родном Гадюкине. Три дэ принтер она, подумав, сочла излишним, так как понимала, что дети тут же начнут печатать на нём пистолеты, но интерактивная доска, всякие компьютерные штуки и нормальный водопровод завладели её воображением. Да и ещё кое-что по мелочам не мешало бы подлатать.

Ей так и мерещились краны, которые не протекают, трубы, которые не ржавые, лампочки, которые горят, форточки, которые не хлобыстают, стулья, на которых можно сидеть, столы, за которыми можно работать, потолки, с которых не сыпется штукатурка, и ученики, которые способны запомнить хоть что-то из школьной программы. Последний пункт, ясное дело, был невыполнимым, но насчёт остальных Матрёна горела бодростью и оптимизмом.

И вот после четвёртого урока, едва прозвенел звонок (а он в гадюкинской школе был на редкость противным), все училки встали у двери со шваброй наперевес и гаркнули:

— Никто домой не уходит! Все остаёмся! Быстро звоним родителям и объявляем сбор денег на ремонт! Звоним по одному, я лично проверю!

Детки выстроились в очередь и начали звонить, зная, что в накладе не останутся. Те, кто в первый раз брал деньги у мамы, теперь звонили папе, и наоборот. Дедушкам, бабушкам, дядям и тётям тоже звонили. Отзвонившиеся радостно прошмыгивали мимо училки и вприпрыжку скакали домой за новой порцией бабла, наплевав на учёбу. Им понравилось, и они готовы были провернуть это дело ещё несколько раз — насколько хватит родственников.

Прошло три дня. Размечтавшаяся Матрёна заметила, что денег в школу никто не несёт, и забеспокоилась.

— Где деньги-то? — спросила она с утра в учительской. — Вы всем родителям сообщили о сборе на ремонт?

— Сообщить-то сообщили, — вздохнула англичанка и начала краситься.

— Вот только раскошеливаться никто не собирается, — сказала физичка.

— Это почему это?

— Не хотят, — ответила физичка и достала журнал, чтобы наметить себе жертвы на сегодня. — Жадный нынче родитель пошёл.

— Полагаю, дело обстоит ещё хуже, — загадочно произнёс географ Евграф Евграфыч. — Эти малолетние стяжатели вполне могли получить от родителей означенные суммы и прикарманить…

— Да быть такого не может! — зашикали на него училки. — Как вы могли такое подумать? Чтобы невинные ангельские существа пошли на такой чудовищный обман? Да это уму непостижимо! Им бы и в голову не пришло. Оставьте это, оставьте!

Однако денег не было, и Матрёна глубоко задумалась. А на следующий день объявила сбор не денег, а бумажек, которых со времени прошлой уборки опять накопилось будь любезен, и применила уже апробированный способ: кто принёс сто бумажек, того обещала не спрашивать.

Собранные бумажки она сдала в макулатуру, и вырученных денег хватило и на ремонт, и на новые трубы, и на интерактивные доски. Вывозили бумажки десятью КАМАЗами. Школьный завхоз втихаря даже начал разрабатывать систему самоокупаемости школы за счёт хлама. А чтобы дети во время ремонта не путались под ногами, Матрёна объявила каникулы.

Пока в школе делали ремонт, дети бездельничали. Как мы помним, ремонт совпал с осенними каникулами. А поскольку в Гадюкине на время каникул никаких мероприятий для детей не организовали, то горланящие, галдящие и гогочущие ученики слонялись по всей деревне.

— Давайте сегодня пойдём в парикмахерскую, — предложила Нюшка всему пятому «Ё».

— Зачем? — удивилась Стешка. — Чтобы нас обстригли?

— Не просто обстригли, а как-нибудь по-навороченному. Чтобы мы выглядели как рок-звёзды.

— А чо, погнали, — гоготнули одноклассники, и все с топотом помчались в парикмахерскую, обгоняя степенно идущих тётенек.

Это был первый день каникул, и все учительницы, вдохнув ветер свободы, решили пойти в парикмахерскую, чтобы закрасить седину и сделать химию. Но дети успели раньше! И когда толпа учительниц появилась в парикмахерской, то увидела столь же многочисленную толпу детей.

— Это что это? — спросила математичка, опешив.

— В порядке живой очереди! — крикнула парикмахерша.

— Ну, детишек-то быстро постригут, — сказала физичка. — Их-то небось под ноль да под кружок. Подождём! — и все учительницы уселись на облупленные диванчики для посетителей и начали сплетничать.

Однако время шло, а постригли только Стешку и Нюшку. Когда сёстры вышли, другие дети восторженно ахнули, а учительницы, наоборот, замолчали. Новые причёски девчонок были чем угодно, только не кружком, и уж тем более не нолём. Уложенные гелем мелированные патлы одной и торчащие во все стороны дреды другой произвели фурор по обе стороны баррикад.

— Чтобы не смели являться в школу с этим кошмаром на головах! — очнувшись от ступора, гаркнула Скарапея Горыновна.

— А под банданами всё равно не видно, — хмыкнула Стешка, и они с Нюшкой потопали на выход, напевая что-то панковское.

— И нам так же! — загалдели остальные пятиклассники и ломанулись в кресла. Даже небольшая драка приключилась. Все хотели выглядеть как звёзды.

Долго и томительно тянулись часы ожидания. День клонился к закату. Смеркалось. Темнело. К тому времени, как на голове у последнего пятиклассника была построена крутейшая прича, рабочий день закончился. Все учительницы так и не дождались очереди.

— Ну, ничего. Завтра придём, — решили они и разошлись по домам.

— Надо шестой «Ж» подговорить, — меж тем высказывала соображение Нюшка в кругу компании. — Чтоб они завтра пораньше встали и успели в парикмахерскую до училок. А мы ещё куда-нибудь пойдём.

И они, громко гогоча, отправились гулять по гадюкинским улицам. Было уже темно, но ещё не поздно, поэтому родители пока не начали загонять их по домам. Так вот. Слонялись, значит, пятиклассники по всей деревне, и стоило им куда-нибудь заявиться всей толпой со своими дикарскими причами, как все начинали орать, возмущаться, падать в обморок и фотографировать их на телефоны.

Заявились в магазин «Хлебобулочные изделия» — тётка-продавщица перекрестилась и начала изгонять их книгой учёта. Подумала, что бандиты пришли.

Заявились в зеленную лавку — две тётки-продавщицы перекрестились и начали изгонять их чесноком. Подумали, что вампиры пришли.

Заявились в кафе «Мороженое» — главная мороженщица упала в обморок, а её помощница, молодая девчонка, обрадовалась, сфоткалась с ними и, пока начальство лежало в обмороке, раздала всем по мороженке. Бесплатно.

А потом родители начали звонить пятиклассникам и загонять их по домам.

— Куда завтра пойдём? — спросил умник Поганкин.

— Не знаю. На месте решим, — ответила Стешка. — Сбор в девять утра у сломанного грузовика.

— Ра-а-ано! — заныли одноклассники.

— Ладно, тогда в десять, — смилостивилась Стешка, и весь класс радостно зашумел. И потопал по домам.

И началось самое интересное. Когда родители увидели на пороге вместо своих чад каких-то не то дикарей, не то рок-звёзд восьмидесятых, то сначала не узнали их. А когда узнали, то с причитаниями потащили кого в ванную, кого просто под кран — смывать гель, цветную тушь и прочие цацки. Но привести в приличный вид удалось не всех деток — мелирование и дреды не смывались.

На следующий день пятый «Ё» в полном составе собрался у сломанного грузовика. Не сразу, конечно, потому что в Гадюкине все грузовики были сломанные, плюс ещё три штуки ломались каждый день — но детишки, к счастью, имели телефоны, и к полудню вся шайка, рассевшись на ржавой кабине и покосившемся кузове, держала совет.

От вчерашнего налёта на парикмахерскую остались одни воспоминания: во время вечерней головомойки мамы смыли всё, что можно смыть, а наутро при свете дня состригли всё, что делало детей похожими на чертей. Только Стешке удалось отвоевать свои дреды.

— Что там слышно от шестого «Ж»? — деловито спросила она, эффектно встряхнув ими.

— Успели в парикмахерскую раньше училок, — ответил Трындюхин. — Оккупировали. Училки опять уйдут некрашеные и без химии.

И весь пятый «Ё» злорадно захохотал.

— А мы-то куда пойдём? — спросила Нюшка. — Может, в музей?

Надобно вам сказать, что в Гадюкине, как и в любом уважающем себя крупном населённом пункте, был местный краеведческий музей, переделанный из старинного зернохранилища. Зерно там всё равно хранилось плохо, и его решили продать в другие области, а из хранилища сделали музей. Натащили туда всякого барахла, поставили бирки с надписями: «Это ступа», «Это прялка», «Это первая нокия» — а смотреть за всем этим посадили тётку Секлетею — единственную деревенскую бабу, которая говорила не «куды», а «куда». Для полноты картины повесили на стены старинные фотографии, и музей стал как настоящий. Можно было гордиться.

— Отличная идея! — зашумели детишечки и вприпрыжку поскакали в музей. Тем более что он был бесплатный, в отличие от парикмахерской.

Увидев пятый «Ё», тётка Секлетея перекрестилась.

— Здра-асьте, Секлетея Сысоевна! — хором поздоровались детки и изо всех сил начали вытирать ноги о тряпочку на пороге музея. Вытирали так яростно, что разодрали её в клочья, и от тряпочки ничего не осталось.

— Это куда ж вы все?

— На экскурсию! — хором ответили детки.

— А почему без учительницы?

— А она в парикмахерскую пошла, — хихикнув, ответили пятиклассники и рассыпались по музею. Они хватали всё, что запрещено хватать, и сидели на доисторических скамейках, на которых нельзя сидеть, а тётка Секлетея едва успевала за ними бегать и наводить порядок.

— Гля, ребзя, ступа! — сказал Утюгов и загоготал. — Бабке Анисье как раз подошла бы — летать. — И весь класс дружно грохнул. А Утюгов по складам прочитал надпись: — «С помощью таких примитивных устройств дореволюционные крестьяне измельчали зерно».

— Слу-ушай, а у меня идея! — сказала Стешка. — У этой бабки в сарае лежит электрическая зернодробилка, чтобы комбикорм делать. Давайте ступу из музея умыкнём и отнесём в сарай к бабке Анисье, а сюда зернодробилку поставим?

— Супер! — запрыгали одноклассники и стали распределять роли: кто отвлекает смотрительницу, кто крадёт ступу, а кто крадёт зернодробилку. Умника Поганкина единогласно отрядили задавать Секлетее вопросы. Тот уже и сам был не рад, что когда-то единственный во всей школе получил четвёрку и прославился как умник, но делать было нечего: не подводить же коллектив! И Поганкин, сделав строгое лицо, громко спросил:

— Секлетея Сысоевна, а почему фотка первого в деревне сарая не цветная, а чёрно-белая?

Секлетея обрадовалась, что дети прекратили безобразничать, и принялась объяснять Поганкину и десятку ребят из массовки, что цветная фотография появилась только в шестидесятые годы.

— Но ведь сарай построили в восьмидесятом! Здесь так и написано, — возразил Поганкин, отдуваясь за всех, пока двоечник Змеюкин и троечник Нюхов с пыхтеньем вытаскивали через чёрный ход ступу.

— А у нас в Гадюкине всё происходит на двадцать лет позже, чем в остальном мире, — объяснила смотрительница. — Вот, например, ваша школа. У всех давно электронные интерактивные доски, а у вас до сих пор мел.

— Это точно! — загалдели детки из массовки, чьей задачей было помогать умнику отвлекать Секлетею. — А ещё у нас мониторы у школьных компов с лучевыми трубками! А ещё учительницы носят нитяные носки под босоножки! А у физички — моторола с круглым синим экраном!

Перечислив все школьные анахронизмы, дети начали рассказывать случаи на уроках, не давая Секлетее и рта раскрыть. А когда рассказали все реальные случаи, стали придумывать на ходу. Тем временем двоечники Выпендрюхин и Глупындров отвлекали бабку Анисью, имитируя кошачье мяуканье за забором, а Нюхов и Змеюкин производили в сарае замену техники.

Если кто не в курсе, деревенские дворы часто бывают не огорожены, или огорожены чисто символически деревянными слегами, под которыми легко пролезть. Вот хулиганы-пятиклассники и пролезли! Поставили в сарае ступу и написали на тетрадном листе: «Вот лучшая зернодробилка!» — а бабкин агрегат унесли в музей. Там как раз у их друзей закончилась фантазия, и срочно нужно было что-то делать.

— Ну, а потом мы слезли с потолка и вернули инопланетянам антигравитационное устройство, — бубнил Поганкин, — и Серпалитония Сигизмундовна поставила нам всем пятёрки…

— Пятёрки? — у смотрительницы очки вылезли на лоб.

— Да-а, — заливал умник Поганкин, отчаянно поглядывая на служебный выход, откуда пора бы уже было появиться остальной компании. И она появилась! Подмигнув Поганкину, детишки тихо поставили электрическую зернодробилку на полку с надписью «Ступа» и присоединились к компании.

— Ну, ладно, спасибо за экскурсию, нам пора, — вежливо сказала Стешка, и весь пятый «Ё» как ветром сдуло. А смотрительница пошла в загашник пить кофе с валерьянкой. Она так ничего и не заметила.

А через полчаса в Гадюкино приехала делегация из Москвы — какие-то важные иностранные гости, которым захотелось посмотреть жизнь в глубинке. И экскурсовод повёл их в музей.

— О, у них тут даже в деревне есть музей, как это прекрасно! — с акцентом говорили гости и всё фоткали: и бывший амбар, и прялку, и нокию, и Секлетею.

Смотрительница обрадовалась, что музей стал таким посещаемым, и позвонила в газету. Через пять секунд налетели журналисты и стали фоткать иностранных гостей для репортажа. И вот все прошли во второй зал, где только что поработали пятиклассники.

— Смотрите, уважаемые гости: вот чугунок, вот таганок, вот древние лапти, а вот устройство, с помощью которого дореволюционные крестьяне измельчали зерно… — и тётка Секлетея, не глядя, привычным жестом указала на полку, где раньше стояла ступа, а теперь красовалась новенькая зернодробилка. Иностранные гости и журналисты вылупились со странным выражением лица, а смотрительница продолжала: — Процесс был долгим и трудоёмким.

— А чего ж тут трудоёмкого-то? — удивился один журналист. — За пять минут можно мешок прокрутить. У нас в сарае такая же стоит… Э, погодите-ка, а это она и есть! Я сейчас позвоню матушке…

Но он не успел набрать номер: бабка Анисья позвонила ему сама.

— Проша, сынок, нас обокрали! Захожу в сарай, а тут вместо рушилки какая-то деревяшка стоить!

Пока разбирались, тётка Секлетея под шумок вытолкала иностранных гостей на свежий воздух, а те знай восхищались:

— Надо же, какое прогрессивное это ваше Гадюкино. Это же надо — в девятнадцатом веке, и электрическая зернодробилка!

— О, да, наша деревня всегда была впереди планеты всей! — кивала Секлетея. Она-то сразу смекнула, чьих рук дело. У неё у самой внук в той же школе учился — но только не в пятом классе, а в третьем.

Так бы никто и не узнал о подмене, но журналисты на всю область раструбили. И гадюкинские детки опять прославились.

На третий день каникул в парикмахерской дежурил восьмой «Ы», а пятый «Ё» и шестой «Ж» решили нагрянуть в кинотеатр на дневной сеанс. Кинотеатр в Гадюкине располагался в Доме культуры, который также назывался сельским клубом. Заведение осталось с советских времён и с тех пор ничуть не изменилось: там была бильярдная, кабинет для детского творчества и актовый зал, где проводили утренники и показывали кино. Киномехаником работал Онисим Авдеич, который навсегда излечился от алкоголизма в восьмой главе. А билеты продавала завклубом Домна Дормидонтовна.

Вот этот-то кинозал и оккупировали детишки. Набившись в него под завязку, они решили, что их мало, и позвонили четвёртому «Г», седьмому «З» и оставшимся тридцати двум пятым классам. Когда все собрались, механик выключил свет и хотел начать киносеанс, но тут стены треснули.

— Караул! Авдеич, беги за спасателями! — завопила Домна Дормидонтовна и хотела открыть окна, чтобы сделать вентиляцию, но не смогла протолкнуться. — Открывайте окна сами, я не пролезу! — велела она деткам. Те с радостью открыли окна и стали кататься на форточках. Форточки отвалились. — Что вы сидите? — продолжала паниковать завклубом. — Эвакуируйтеся, здание же треснуло!

— А мы его сейчас отремонтируем, — ответила Стешка и, вынув изо рта жвачку, воткнула её в одну из трещин. То же самое сделали все дети, и треснутый клуб стал похож на свинарник.

— Люди, а на жвачки можно лепить картинки! — догадался Змеюкин и налепил на стену календарик с покемоном.

— Эвакуируйтеся быстро! — причитала завклубом, бегая вокруг дырявого здания и подпирая стены поленьями, но дети не собирались выходить. Они шумели и деловито, со знанием дела разносили клуб.

Два двоечника придумали просовывать в трещины куски деревянной дранки, которую брали тут же из штукатурки, и вешали на эти куски пакетики от орехов. Хорошо, что этого не видел киномеханик, а то бы он снова запил.

Три двоечника по образовавшимся в стене вмятинам залезли на потолок и выкрутили лампочки, а на потолке нарисовали рожу. Десять двоечников содрали простыню, на которой демонстрировались фильмы, поделили её на кусочки и нарядились привидениями. Одному не хватило, потому что в простыне было ровно девять одинаковых кусков, и он начал бегать за девятью косплейщиками, чтобы отобрать у кого-нибудь из них привиденческий костюм, и шум поднялся просто неимоверный.

Тем временем Авдеич не зевал — позвал на помощь всех, кого можно, и к клубу подъехали спасатели, могучие рейнджеры, супермен и человек-паук. Заглянув в окна, они увидели девять белых фигур и завопили:

— Ааа! Там привидения! Да ещё и девять — магическое число! Мы сами не справимся, — и срочно вызвали охотников за привидениями. До кучи.

Когда подъехали охотники за привидениями, девяти простыненосцам уже надоело дурачиться, и они скинули белые тряпки в угол. Но потом передумали и намотали их на манекен из комнаты творчества — он там стоял, чтобы дети учились шить одежду, но теперь стал похож на мумию.

— Получилось неплохо, — оценила Нюшка. — Давайте все заорём и сделаем вид, что испугались мумии?

Идея понравилась, и детишки, вопя во всю ивановскую, полезли из окон и дверей. Они лезли таким мощным потоком, что их даже спасать не успевали.

— Там мумия! Настоящая! — кричали они и сшибали на своём пути спасателей, могучих рейнджеров, охотников за привидениями, супермена и человека-паука.

Школьников было так много, что они вылезали из клуба целый час, и лишь когда вылезли все, приехавшие смогли спокойно заняться охотой на мумию. Они разделились на группы, оцепили помещение и до вечера пытались вызвать мумию на разговор, но она упорно молчала. Тогда самый смелый из спасателей решился проникнуть внутрь здания и с автоматом в руке подкрался к мумии.

— Я взял её на мушку! — прошептал он по рации. — Подтягивайтесь, а то она такая большая, что я один не слажу.

Ещё бы: на манекен было намотано девять кусков толстой бязи каждый размером в четыре квадратных метра! Спасатели, могучие рейнджеры, охотники за привидениями, супермен и человек-паук осторожно вошли в здание, держа наготове оружие, и окружили мумию.

— Сдавайтесь! Вы окружены! — пропищали хором Чип и Дейл.

Но мумия не шелохнулась. Тогда Человек-паук протянул к ней руку и осторожно потыкал пальцем. Бумс! И она опрокинулась. И все увидели, что это манекен с тряпками. Что тут началось!

— Вы заплатите за ложный вызов! — орали охотники за привидениями.

— Как я мог так опозориться! — хватался за голову супермен.

— Над нами будут ржать даже на других планетах! — сокрушались могучие рейнджеры.

— А вы никому не рассказывайте, — посоветовал Авдеич.

Они посовещались и согласились. И поклялись друг другу страшной клятвой, что будут молчать. А Авдеичу и Домне отдали весь свой гонорар за это дело, чтобы те никому не разболтали. Гонорара хватило как раз на ремонт клуба.

А детишки уже разрабатывали план на следующий день каникул — ведь всем известно, что отдыхать нужно активно!

Осенью в Гадюкине темнело рано. На четвёртый день каникул все дети проспали до двух, поэтому, когда продрали глаза и кое-как позавтракали, уже начало темнеть. «Это хорошо», — подумали дети (все сразу) и стали созваниваться.

Но только не подумайте, что в этот день все учительницы наконец-то сходили спокойно в парикмахерскую и сделали причёски. Да чёрта с два! Три девятых класса — «Х», «У» и ещё один, не помню, какой именно — дежурили там с самого утра, застолбив очередь до окончания рабочего дня, так что у училок по-прежнему на головах была причёска «воронье гнездо».

Так вот, несколько классов, в том числе пятый «Ё» во главе со Стешкой и Нюшкой, собравшись на тёмной улице деревни Гадюкино, шуршали пакетиками от сухарей и думали, куда бы пойти. Но ничего не придумали, потому что в парикмахерской, музее и кино они уже были, а больше в Гадюкине ничего не было. То есть, был ещё, конечно, зубной кабинет, но туда никому не хотелось.

И посему решили шататься по улицам. Но шататься просто так — скучно, и Нюшка предложила гениальную идею:

— А давайте играть в скотный двор!

— Это как? Что делать-то? — посыпались вопросы.

— Распределим роли, кто за какое животное будет орать, и всем стадом пройдёмся по деревне.

— Супер! — от восхищения у школьников аж захватило дух, и они тут же стали выбирать себе роли по способностям. Кто-то умел гавкать, кто-то мяукать, кто-то бе-бекать, как баран, а тех, кто ничего не умел, назначили коровами — чтобы мычать, особых талантов не нужно. Сами сёстры взяли на себя свиные обязанности, потому что на уроках пения научились виртуозно хрюкать.

Нашлись самородки, умеющие кукарекать, квохтать и крякать. Змеюкин умел орать по-индюшиному, а Утюгов — гоготать по-гусиному. Ещё пятеро могли ржать, трое — иа-иакать по-ослиному. Манефа Упырёва заявила, что свиньи не только хрюкают, но и визжат, и её поддержали ещё тринадцать девчонок. Один двоечник пообещал, что будет орать за динозавра, а ещё один — за Чужого. В общем, штат был набран. Мирных гадюкинцев, готовящихся ко сну, ждал сюрприз.

— Где начнём? — деловито спросил Утюгов.

— А прям тут, — ответила Стешка и дала отмашку: — Три-четыре, начинай!

И детки загалдели, заорали, завопили, завизжали, загоготали, зареготали, завыли, загавкали, замычали, заскворчали, заквохтали, закукарекали, захрюкали, замяукали, закрякали, заквакали и, конечно, заржали — потому что всё это было очень смешно. По крайней мере, для них самих.

Настоящим животным, особенно собакам, идея очень понравилась, и со дворов раздался лай, вой, мычанье, квохтанье, ржанье и хрюканье. Стали открываться окна, из которых высовывались удивлённые люди, крутящие головами.

Гадюкинские детки, вдохновлённые успехом, загалдели, заорали, завопили, завизжали, загоготали, зареготали, завыли, загавкали, замычали, заскворчали, заквохтали, закукарекали, захрюкали, замяукали, закрякали, заквакали и заржали ещё громче. Они не стояли на месте, а шли довольно шустро, чтобы успеть до ночи обойти всю деревню.

Каждый школьник отнёсся к своей роли серьёзно и ответственно. Идущие по улицам детки не только галдели, орали, вопили, визжали, гоготали, реготали, выли, гавкали, мычали, скворчали, квохтали, кукарекали, хрюкали, мяукали, крякали, квакали и ржали, но и изо всех сил топали. Поскольку детишек было много, топанье получилось отменным и прекрасно дополняло звуки скотного двора. Можете себе представить этот концерт?

— Что творится? Кто кричит? Почему шум? — раздавались вопросы из открытых окон.

Когда толпа шумящих детишек проходила мимо хлебного магазина, там внутри начался переполох.

— Марсиане напали! — завопил кто-то. — Завтра хлеб будет по тыще рублей! Мне двадцать буханок!

— А мне тридцать!

— А мне на все! И соль тоже!

В полминуты весь товар в магазине был раскуплен. Стойку тоже кто-то уволок, и стеллажи. На следующий день продавщице с директором пришлось покупать новую мебель для магазина.

А детки, ничуть не устав, уже подошли к кафе «Мороженое», но от их топота и грохота в кафе сломались все холодильники, и продавщица, запричитав, была вынуждена раздать всё мороженое бесплатно, чтобы оно не пропало. Ради такого случая детки временно прекратили галдеть, орать, вопить, визжать, гоготать, реготать, выть, гавкать, мычать, скворчать, квохтать, кукарекать, хрюкать, мяукать, крякать, квакать и ржать, и всё Гадюкино было обязано мороженщице десятиминутной передышкой.

Но всё хорошее когда-нибудь кончается, и мороженое тоже кончилось. И детки, подкрепившись, с новыми силами пошли дальше, но сначала поменяли роли, чтобы у каждого была возможность поорать за любое животное. Громко было по-прежнему, но теперь они не галдели, орали, вопили, визжали, гоготали, реготали, выли, гавкали, мычали, скворчали, квохтали, кукарекали, хрюкали, мяукали, крякали, квакали и ржали, а мычали, кукарекали, квакали, галдели, орали, ржали, хрюкали, гоготали, выли, гавкали, мяукали, скворчали, квохтали, реготали, крякали, вопили и визжали.

Это был форменный ужас! Они ходили по всему Гадюкину, чтобы каждый гадюкинец мог насладиться их талантом. Но никому почему-то не нравилось. Все мирные жители схватили телефоны и начали названивать друг другу и в полицию.

В полиции дежурил участковый по прозвищу Пахомыч. Телефон там был древний, советский, дисковый, и от 1000 с лишним звонков он треснул. Пахомыч обмотал его скотчем и сделал единственное, что можно было в такой ситуации сделать: позвонил Матрёне Эмпидокловне, а потом — чтоб наверняка — ещё и Скарапее Горыновне.

Человек он был старый, умудрённый опытом, в полиции начал служить ещё тогда, когда она называлась милицией, и знал: если в деревне Гадюкино случилось что-то с оттенком потустороннего, значит, тут замешаны школьники. А поскольку местных школьников полиция побаивалась, то вся надежда была на директрису и училку русского языка.

Обе на тот момент сидели последними в очереди в парикмахерскую и обсуждали учебную программу. Другие учительницы ещё в полпятого махнули рукой и ушли по домам, а эти две остались, как самые упёртые. И не зря! Их терпение было вознаграждено: смена сегодня попалась на редкость оперативная, и всем девятиклассникам очень быстро сделали модные причесоны. Осталась только одна двоечница, которой внезапно понадобились африканские косички.

И вот наконец последняя косичка была заплетена, счастливая девятиклассница щедро расплатилась маминой карточкой и вышла в фойе, гордо тряхнув новой причей, и обе учительницы, не веря своему счастью, встали с диванчиков и издали радостный возглас, но тут у обеих зазвонили телефоны.

— Алло? — рявкнули обе в трубки, недовольные, что их отвлекают

в такой важный момент.

— Идите быстро на улицу и унимайте своих охламонов! — крикнул Пахомыч по селекторной связи. — Иначе они разнесут всё Гадюкино.

Пахомыча обе учительницы знали — он периодически звал их на помощь для ведения допросов. И конечно, они не могли проигнорировать требование полиции. Схватив сумки и сквозь зубы ругаясь, они выскочили на улицу.

— Проходите, кто следующий? — сказала парикмахерша, но Скарапея и Матрёна уже мчались во весь опор по направлению к шуму и гаму — унимать адептов скотного двора. — Фи, странные какие-то, — пожала плечами она. — Весь день отсидели, а когда подошла очередь — ушли. Не понимаю. Фи.

Детишки меж тем старались от души. Они обошли уже почти всё Гадюкино, и из-за них позакрывались все магазины. Когда они подходили к водокачке, в той от сотрясения воздуха образовались щели, и начался потоп. Дети рассудили, что теперь можно изображать и морских животных, и к уже имеющимся звукам добавились крики чаек и сивучей. Но в пылу представления никто не заметил, что к ним вплотную подобрались две самые опасные училки.

— Заходи с флангу, — шепнула Матрёна Скарапее, — на счёт «два» начинаем. Раз-два!

И они хором с двух сторон закричали во всю ивановскую, перекрывая скотный двор:

— А ну перестаньте сейчас же! Как вам не стыдно! А ещё школьники! Прекратите немедленно этот балаган! Думаете, что раз каникулы — то вам всё можно? А вот мы вам «неуд» за поведение в четверти поставим! Всем! Бессовестные! Родителей позорят! А ну-ка мигом все по домам! И завтра чтоб ничего подобного не устраивали! Ишь!

Детишки так перепугались, что мигом закрыли рты и галопом побежали по домам. В деревне Гадюкино воцарился порядок. Ну, если не считать потопа и пары-тройки разваленных магазинов.

Если вы думаете, что все «подвиги» в гадюкинской школе совершались только пятиклассниками и прочими мелкими, то вы ошибаетесь! На пятый день каникул отличились как раз старшие классы — с восьмых по одиннадцатые. Им внезапно понадобилась дискотека, да не какая-нибудь, а супер. Они сшили между собой три простыни и написали масляной краской: «Супердискотека», пригвоздили этот плакат на забор и стали готовиться.

Девчонки пошли краситься, а мальчишки начали таскать на площадь колонки, динамики, усилители и прочее железо. Никто им помещение не выдал, поэтому супердискотеку решили проводить на свежем воздухе, благо осень выдалась поздняя. А больше всего свежего воздуха было на площади — так в Гадюкине назывался незастроенный квадрат сто на сто метров перед магазином «Универвсё». Туда-то старшеклассники и приволокли музыкальную аппаратуру.

Готовиться начали засветло, чтобы успеть к стемнению. Случайный прохожий, идущий из одного кабака в другой, удивлённо спросил:

— А чойта вы тут делаете, а?

Вместо ответа восьмиклассник Свинорезов показал ему пальцем на плакат. Прохожий прислонился спиной к колонке и начал по слогам читать:

— С… су… перди… скот… ек… А! Супердискотека! Ишь, как распустилась молодёжь нынешняя, — и вразвалочку пошёл дальше.

И вот наконец стемнело. Девчонки накрасились и пришли. И супердискотека началась!

— БУМ, — раздалось из всех динамиков. — БУМ. БУМ.

А надо вам сказать, что динамиков было штук сто. Ну или семьдесят, всё равно неслабо. И уши заложило не только у гадюкинцев, но и у жителей окрестных деревень в радиусе сорока километров.

Вначале все подумали, что это военные устроили учения. Но потом вспомнили, что полигона в здешних краях нет, и решили, что это нападение инопланетян. Но, посмотрев на небо, не увидели ни одной летающей тарелки.

— А, так это, вестимо, школьники опять озоруют, — сказали мирные жители и легли спать.

Но уснуть никто не смог, потому что от звуковых колебаний кровати подпрыгивали. «Чёрте что», — подумала бабка Анисья и потянулась к сотовому телефону, чтобы вызвать участкового, но и тумбочка, и телефон на ней упрыгали от неё в дальний угол. Бабка пустилась в погоню. Полчаса она бегала по трясущейся избе за прыгающей вокруг стола тумбочкой, потом плюнула и пошла в участок пешком.

А школьники на площади самозабвенно плясали. Песни были похожи одна на другую, как горошины, и состояли из двух звуков: ужасающе низкого баса, на который накладывался барабан-бочка, и тонюсенького писка певицы где-то высоко в эмпиреях.

— Экий у вас дурной скус, — пробурдела бабка Анисья, чей путь в участок лежал мимо злополучной площади. — Мы в вашем возрасте слушали песни Дунаевского на стихи Лебедева-Кумача.

Конечно, музыка грохотала, но ушастый звукоинженер-самоучка Нафаня услышал бабку и тут же вырубил «бум-бум». Мигом сдёрнув из интернета песню Дунаевского на стихи Лебедева-Кумача, он объявил в микрофон:

— По заявкам трудящихся передаём лучший хит всех времён и народов!

И из всех динамиков грянуло: «Журчат ручьи, кричат грачи, весна идет — весне дорогу!» В сочетании с холодным октябрьским ветром, нависшими облаками и последними облетающими листьями это звучало феерично. Бабка благополучно пересекла супердискотеку, пройдя прямо по эпицентру, и Нафаня снова врубил «бум-бум». Но троих хулиганов пришлось потом приводить в чувство: они не выдержали звуков советской эстрады и упали в обморок. К счастью, драм-бас подействовал на них целительно, и вскоре они опять отплясывали в общей компании.

В магазинах прыгали товары на полках и деньги в жестяных мисках. В парикмахерской (где сегодня дежурили седьмые классы «о» и «х») прыгали ножницы и фены. В музее прыгала возвращённая на место ступа. В посудной лавке прыгал декоративный фарфоровый слон. Прыгало всё и везде, поэтому все организации, кроме кабаков, были вынуждены объявить короткий рабочий день и закрыться. А кабаки не закрылись, потому что их владельцы к вечеру успели надегустироваться своей продукции и ничего не замечали, а посетителям вообще было до лампочки.

Грохот супердискотеки бесил подавляющее большинство населения, но никто не смог позвонить в полицию, так как телефоны прыгали, и в итоге все последовали примеру бабки Анисьи — пошли в участок сами.

Участковый Пахомыч тем временем радовался, что никто не зовёт его разнимать пьяные драки и расследовать кражу банок из подвала, и решил вздремнуть. На грохот ему было плевать, он в стенах своего заведения и не такого наслушался. Но стоило ему прикорнуть на диванчике, как в двери и окна участка замолотили кулаками и сапогами.

— Сохранять спокойствие! — рефлекторно крикнул Пахомыч, проснулся и вышел к народу. — Чего такое?

— Школьники дискотеку устроили! — закричали наперебой гадюкинцы во главе с бабкой Анисьей.

— И чо? — зевнул Пахомыч.

— Дык громко же! Земля трясётся. Даже во время тунгусского метеорита такого не было, я точно помню! — возмущалась Анисья.

— Ну так ваши же дети. Подите и загоните их домой.

Гадюкинцы переглянулись. Такой расклад не приходил им в голову. Но тут слово опять взяла бабка Анисья:

— А они нас не услышат! — гневно заорала она. — Они мощность врубили на сто пятьдесят децибел, да басы ниже ста герц. Кто ж такое переорёт?

— Да-да-да! — встрял дед Онуфрий. — Имеет быть нарушение! Вы участковый — вот и разбирайтесь.

— Ладно, щас разберусь, — ответил Пахомыч и с кряхтеньем пошёл звонить электрику.

Но телефон прыгал, и участковый попал не к электрику, а в водоканал.

— Немедленно отключите! — вот всё, что сумел расслышать начальник водоканала. Ну, а поскольку он был человеком законопослушным и уважал полицию, то немедленно сел на свой старенький мотоцикл и лично поехал к водокачке, которую только что починили после вчерашнего. Перекрыв воду во всём Гадюкине, начальник водоканала со спокойной душой поехал домой, где надел наушники для стрельбы и завалился спать.

Школьники на площади продолжали отплясывать. Они включили цветомузыку и дискотечный шар и отрывались на всю катушку. Участковый Пахомыч, видя, что электричество всё ещё есть, снова взял телефон и стал названивать электрику. Но телефон прыгал, и он попал в газовую службу.

— Почему до сих пор не отключили? — ругался участковый на бедного, ничего не понимающего дежурного. — Приказываю отключить!

Дежурный сидел не в Гадюкине, а в районном центре, поэтому у него телефон почти не прыгал. Мигом связавшись с начальством и доложив о приказе из полиции, дежурный направил в Гадюкино машину. Через десять минут газ в Гадюкине перекрыли.

Участковый Пахомыч, видя (и слыша), что электричество до сих пор есть, в полнейшем возмущении снова стал названивать электрику. Но телефон прыгал, и он попал на почту. А именно — на телеграф.

— Отключить немедленно! — рявкнул полицейский.

— Сию минуту! — ответил дежурный и побежал отключать интернет. Больше там отключать было нечего.

Буквально за полчаса Гадюкино осталось без газа, воды и интернета. А школьники продолжали отплясывать. Пахомыч же, вконец рассвирепев, запер участок на ключ и поехал на ржавой копейке в электросеть, чтобы разобраться лично. Когда он проезжал мимо площади, в копейке треснуло ветровое стекло и фары.

— Откройте, полиция! — крикнул участковый, лупя кулаком в двери двухэтажного дома с надписью «окосеть» — буквы "Электр" отвалились ещё в прошлом веке, а детишки подписали в начале «ок». Открыли два ничего не подозревающих электрика. — Почему не реагируете на приказы? Почему до сих пор не отрубили ток? А вот я вас оштрафую! — бушевал Пахомыч.

— Э, не надо штрафовать, ща всё буит, — сказали электрики и побежали выполнять приказ.

Через минуту Гадюкино резко погрузилось во мрак и звенящую тишину. Старшеклассники обиженно загудели и поплелись по домам. Многие из них волокли динамики и другие железки. Супердискотека закончилась.

И только на следующий день жители начали разбираться, почему в Гадюкине, как в Рио-де-Жанейро, нет ни света, ни воды, ни газа, ни интернета. Пахомыч просматривал расшифровки собственных телефонных звонков и чесал репу. Но это всё были скучные взрослые дела, к детишкам отношения не имеющие.

Шестой день каникул у школьников начался, как и предыдущий, в два часа — надо же было им отоспаться после супердискотеки. К тому времени в Гадюкине починили свет, газ, интернет и электричество, так что детишки ничего не заметили.

А поскольку все школьники проспали, то учительницы с самого утра радостно побежали в парикмахерскую. Но там их ждал облом и надпись: «Выходной».

Детишки же, продрав глаза, стали совещаться в интернете, чему бы посвятить сегодняшний день, чтобы и он не пропал зря. Высказывались разные предложения:

— совершить рейд по магазинам и скупить все кнопки, а потом воткнуть их во что-нибудь — но так и не придумали, во что, и идею отложили до лучших времен;

— украсть столярный клей и закипятить его, чтобы вся деревня нюхала, но идею забраковали, потому что нюхать пришлось бы и самим тоже;

— купить в рыболовном магазине пластмассовых мух и накидать их в тарелки в столовке. Но столовка в Гадюкине была только одна, да и та на три столика, поэтому идею тщательно записали и запланировали на один из учебных дней — в школе столовка была огромная;

— украсть извёстку и разрисовать дороги авторской креативной разметкой, но эту идею тоже отклонили большинством голосов из-за трудоёмкости;

— пойти в лес собирать грибы.

Последнюю идею все нашли шикарной и быстренько собрались для коллективного похода в лес. А чтобы собирать грибы было веселей, взяли с собой побольше еды и волейбольный мяч. И пошли.

В сборе были все 363 класса, поэтому компания грибников получилась неслабая. Лес располагался сразу за деревней Гадюкино, но по пути детишки решили сыграть в мяч, поэтому дорога заняла у них не пять минут, а два часа. Наигравшись, они обратили внимание на хмурое октябрьское небо, и Тьфукин заметил:

— Темнеть начинает.

И вся орда с топотом и гоготом помчалась к лесу, чтобы успеть до наступления темноты. Через две минуты, оказавшись на опушке, школьники решили перекусить и устроили пикник, чтобы не тащить еду обратно. Еды взяли много, и пока всё съели, стемнело окончательно.

Гадюкинские детки были не настолько отбитые, чтобы тащиться в лес в темноте, поэтому, от души забросав опушку пакетиками и баклажками, они пошли обратно.

— А как же грибы? — уныло протянула первоклассница Дуняша Звуковухина.

— Грибы придётся делать самим, — ответила Стешка. — Ножки из бутылок, шляпки из тазов.

— А скреплять чем? — спросил Свинорезов.

— Суперклеем. Магаз ещё не закрылся же.

— Точно! — поддержала сестру Нюшка. — обмотаем их мокрой туалетной бумагой и шляпки обсыпем расворимым кофем.

— Не кОфем, а кофЁм, — поправил её умник Поганкин, и вся школа отправилась в хозяйственный магазин за клеем и туалетной бумагой. Бутылки покупать не стали — их и так полно валялось на дороге, а тазы решили украсть из дворов.

…Когда из магазина «Хозтовары» вышел последний школьник, там что-то грохнуло. Это упала стремянка, от которой открутили все гайки. Потом раздалось бульканье — это потекло из бутылей жидкое мыло, на которое упала стремянка. Потом раздался мат — это заругался продавец, поскользнувшийся на жидком мыле. Но детишки этого уже не слышали — они вприпрыжку бежали к единственной в деревне скамейке, чтобы воплотить свою задумку в жизнь.

В продуктовый решили всей ордой не идти, а отрядили туда умника Поганкина. Тот купил огромный пакет растворимого кофе, а на оставшиеся деньги — теннисные шарики.

— Шарики-то зачем? — удивились товарищи.

— Завтра скажу, — ответил Поганкин.

— А завтра, между прочим, Хэллоуин, — напомнила Стешка.

— Вот и я о чём, — многозначительно сказал Поганкин и подмигнул, пряча за спиной гигантский мешок с теннисными шариками.

— Не отвлекайтесь, давайте грибы красить, — подстегнула всех Нюшка.

Через час у них были грибы высотой в полметра, неотличимые от настоящих боровиков. И с этими грибами детишки важно прошествовали по всем улицам деревни Гадюкино. И все, кто это видел, разевал рот и ахал:

— Это где ж вы таких грибов набрали?

— Да вокруг деревни. Их там полно! — отвечали детишки на серьёзных щах.

— Ой, я завтра пойду за грибами!

— И я пойду!

— А я прям с утра и на весь день! — восклицали деревенские жители, горящими от зависти глазами глядя на трофеи школьников.

— Да нам не жалко, мы поделимся! — отвечали детишки и сгрузили все грибы на главную гадюкинскую площадь перед магазином. Ночью пошёл дождь, туалетная бумага и клей размокли, и грибы рассыпались, и перед магазином образовалась куча мусора. Но этим в Гадюкине никого не удивишь!

Примечания:

Пардон, что долго не было проды. Понимаю, что не сезон сейчас такое выкладывать, но не держать же в черновике до осени:)

На следующий день всё взрослое население деревни Гадюкино в семь утра ушло в лес за грибами, взяв самые большие корзины. Многие уехали на машинах, чтобы складывать гигантские грибы в багажник, а бабка Фёкла взяла с собой огородную тачку. Кроме корзин грибники взяли пакеты, распихав их по карманам, а так как экспедиция планировалась на целый день, то все запаслись провиантом.

Детишки тоже встали пораньше — часов в двенадцать, и принялись хозяйничать в опустевшей деревне. Так случилось, что последний, седьмой день осенних каникул совпал с Хэллоуином, и работы у деток было невпроворот.

Первым делом школьники собрали конференцию в местной гадюкинской соцсети, админом которой был сын самогонщицы Тьфукин, и разработали план. Вторым делом разделили этот план на пункты. Третьим делом съели всё, что нашли в холодильниках, чтобы весь день быть сильными и бодрыми. Четвёртым делом встретились все на главной гадюкинской площади и распределили обязанности.

Для лучшего воплощения хэллоуинского плана они разделились на отряды, а чтобы не запутаться, решили, что отряды будут соответствовать классам. Каждый класс получил задание: седьмой «Ы» резал пополам теннисные шарики, восьмой «У» проделывал в половинках дырочки, а третий «Ч» рисовал черным маркером вокруг дырочек зрачки. Десятые классы занялись проволочной оправой.

К двум часам все юные гадюкинцы были снабжены очками-пугалками. Как такие очки выглядят, вы легко можете себе представить, дав волю воображению. К примеру, вы выходите в сумерках из лесу, а вам навстречу идёт существо, у которого на месте глаз половинки теннисного шарика с нарисованными зрачками. Такими банальностями, как рога и хвосты, дети не стали заморачиваться, прекрасно понимая, что и без оных атрибутов хороши.

Собственно, ничего, кроме очков, они сделать не успели, потому что из лесу начали возвращаться разочарованные взрослые с пустыми корзинами. За полдня детишки страшно соскучились по родителям и, конечно, кинулись к ним обниматься — прямо к лесу побежали всей оравой. Но очки-пугалки снять забыли, так что на опушке глазам старших гадюкинцев предстала эпическая картина: к ним мчалась толпа радостно орущих пучеглазых существ.

— Кто это такие? — спросила бабка Фёкла деда Герасима.

— Кажись, инопланетяне, — ответил дед, чеша репу. — Наверно, опять прилетели. А может, бесы.

— Не. У бесов есть рога и хвосты, а у этих нету.

— Чтой-то вон тот на моего внучка похож, — прищурился дед и протёр очки.

— А вон тот на моего! — показала бабка.

— Да это ж наши дети. Что вы, как будто в первый раз, — хихикнула самогонщица Тьфукина и крикнула толпе детей: — Признавайтесь, бездельники, где вчера грибы взяли?

— Сами сделали! — гордо ответила Нюшка. — Из бутылок!

Произошла историческая встреча двух поколений, вошедшая в хронику, и всё Гадюкино пошло обратно в деревню. Но пока дети бегали встречать предков, в Гадюкино прилетели настоящие инопланетяне. Так что когда всё население торжественно вошло в деревню, оно увидело на площади перед магазином здоровенную летающую тарелку. В смысле, стоящую прямо на площади перед магазином.

Вокруг тарелки ходили инопланетяне. Они были серебристые, пучеглазые и страшномордые. Они держали в крючковатых руколапах гаечные ключи на 22 и затягивали болты на своей тарелке. Один, самый длинный, черпал из колодца бабки Фёклы воду и вёдрами заливал в топливный бак.

— Батюшки светы! — ахнули хором все бабки и тётки. — Опять Землю завоёвывать прилетели.

— А вы как думали? — загоготали инопланетяне и начали завоёвывать Землю, но тут вперёд вышли гадюкинские школьники в очках-пугалках. Просто вышли, ничего даже отмачивать не начали — хотели поближе рассмотреть инопланетян.

Но те, увидев толпу существ в пучеглазых очках, завопили дурными голосами, подпрыгнули и, спотыкаясь друг об друга, полезли в свою летающую тарелку.

— Эта планета уже завоёвана! — послышались инопланетные крики в недоступном человеку диапазоне. — Спасайся кто может!

Не прошло и минуты, как тарелка загудела, затряслась и рванула вверх. Из-за слишком резкого старта от неё отвалился глушитель, и дед Герасим потом приспособил его к своей копейке.

— Ну вот, теперь и по домам можно, — сказала бабка Фёкла. — Наверняка наши детишки и внуки приготовили что-нибудь покушать, пока мы по лесу ходили, грибы собирали.

И над деревней раздалось унылое многоголосое «ыыыыыыыыыы»… Хорошо, что старшие гадюкинцы сообразили утром взять с собой побольше еды. Как известно, если дети куда-нибудь идут с едой, то они её там съедают, а если взрослые — то всегда приносят обратно, поэтому на обед в тот день у всех был походный паёк, побывавший в лесу.

За обедом родители рассказывали детям, как бродили в поисках огромных грибов, а дети рассказывали родителям, как вчера эти самые грибы делали, и обед затянулся дотемна. А когда наступило темно, все дети как по команде быстренько оделись потеплее и выскочили из дома. Собрались они, как всегда, в кузове сломанного грузовика, и стали держать совет.

— Что-то жидковато для Хэллоуина, — сказала Нюшка. — Ну подумаешь, инопланетяне. Как прилетели, так и улетели. Надо что-нибудь нормальное отколоть. Чтобы не стыдно было перед соседней деревней.

— Эт точно, — согласилась с сестрой Стешка. — В Мухоловкино небось Годзиллу или Чужого вызвали.

— Айда проверим? — предложил Тьфукин, сын самогонщицы.

— Да погнали, — пожала плечами Нюшка.

И все 363 класса с песнями потопали в соседнее Мухоловкино. Распугали в лесу всю живность. На подходе к деревне дети перестали галдеть, чтобы не распугать и людей тоже, и в образовавшейся тишине услышали коротенький визг из деревни. Так обычно визжала Нюшка, когда Трындюхин вынимал из кармана горсть пластмассовых тараканов.

— Движуха, — с завистью сказал умник Поганкин, и толпа прибавила скорости.

363 класса окружили маленькую деревеньку и, глядя из кустов, замерли. Картина им представилась экстраординарная: в свете фонаря по площадке вокруг колодца бегали пятеро детей, а за ними гонялся самый настоящий скелет! Только вместо черепа у него была хэллоуинская тыква со свечкой внутри.

— Стр-раш-шно, — стуча зубами, сказала Манефа Упырёва.

— Ага, — шёпотом ответил Тьфукин.

— То, что надо, — подтвердила Стешка. — Надо выпросить его у них на часок.

— Вон тот в ушанке вроде как заводила, — догадалась Нюшка, — пойду с ним переговорю.

И потопала к колодцу. Отозвала того мальчика в сторону, пошушукалась с ним о чём-то и вернулась.

— Ну как, дадут? — обступили её ребята.

— Дадут, — кивнула Нюшка. — Но только на полчаса, плюс дорога. Он им самим нужен. Если б не Хэллоуин, то не дали бы.

— Хватит и получаса! — обрадовалась Стешка и оглушительно свистнула с применением пальцев.

Скелет тут же подпрыгнул и, забыв о пятёрке мухоловкинских детей, побежал к огромной толпе гадюкинских. Юные гадюкинцы победно завопили и помчались по лесной дороге домой, подсвечивая себе путь сотовыми телефонами. Скелет семимильными шагами гнался следом.

Мухоловкинцы махали ему платочками и с завистью поглядывали на мобильники гадюкинцев.

— Ничего, когда мы вырастем, у нас тоже будут такие же, — сказал Митя. — Через двадцать лет они будут у всех.

— А может, и раньше, — добавила Катя. — Ребят, как вы думаете, ОН насовсем ушёл?

— Нет, конечно! — успокоил её Петя. — Гадюкинские Хэллоуин отметят и вернут. Я с Нюшкой договорился.

— А вдруг не вернут? — спросила маленькая Таня. — Кого мы тогда бояться будем?

— Придётся придумывать что-нибудь, — ответил Витя. — И нам опять никто не поверит.

— Эх, жаль, у нас даже фотоаппаратов приличных нет, а то мы бы ЕГО сфоткали, — вздохнул Митя.

— Гадюкинские рассказывают, что через десять лет у всех будут цветные фотики, а еще через десять фоткать можно будет на телефоны, — мечтательно протянула Катя.

— Точно! — подхватил Витя. — А ещё через десять лет телефоны станут как компьютеры, и на них можно будет даже кино снимать!

— И в школу можно будет не ходить, а учиться на расстоянии, — ввернул Петя.

— Эх, угораздило нас родиться на тридцать лет раньше, чем нужно, — подытожил Митя. — Ну что, пойдёмте хоть чаю пока выпьем с тыквенным пирогом.

И вся пятёрка направилась к его дому.

А гадюкинская толпа с визгом улепётывала от высоченного тыквоголового скелета. Дети боялись изо всех сил, предвкушая, как им будут завидовать городские школьники, когда увидят бегающий скелет в интернете. Время от времени кто-нибудь останавливался и снимал гонку на видео, но выложить в сеть смогли, только когда отбежали от Мухоловкино на порядочное расстояние, потому что в девяностом году в глухой деревне не было ни сотовой вышки, ни интернета, да и видео тогда заливать было некуда.

Так они всей оравой и вбежали в Гадюкино. Земля под ними тряслась. Когда посуда в домах зазвенела, взрослые гадюкинцы сказали:

— Опять наши детки что-то затеяли, пора домой загонять, — и стали звать деток по домам.

— Как мы можем пойти по домам, если за нами гонится ОН?! — визжали в ответ детки, нарезая всё новые и новые круги по деревне.

Увидев скелет с тыквой вместо башки, взрослые заохали, перекрестились, быстренько оделись, тоже выскочили на улицу и присоединились к нарезанию кругов. Впереди бежали дети, в середине — скелет, а позади — взрослые.

Бегали они ровно полчаса, а потом на Нюшкином телефоне зазудел таймер. Она остановилась, свистнула, и остальные дети тоже остановились.

— Всё, вали обратно, — сказала Нюшка, подошла к скелету сзади и дала ему пинка.

И скелет шустро потопал в сторону Мухоловкино. А гадюкинцы — и мелкие, и большие — потопали по домам. Хэллоуин удался!

Пока детки праведно трудились на каникулах, директор Матрёна Эмпидокловна наводила в здании марафет. После ремонта школа сияла как новенькая, даром что была построена до нашей эры. Матрёна прочитала в интернете, что сейчас в школах не обычные доски, а интерактивные, и решила, что гадюкинской школе пора осовремениться. И поехал завхоз на фуре в Москву покупать интерактивные доски. Это всё было примерно в середине осенних каникул.

По дороге он остановился возле придорожной забегаловки и напился с торговцем древесиной. К сожалению, гадюкинский шофёр при этом не присутствовал — решил часок поспать. А школьный завхоз и торговец древесиной сначала поболтали за жизнь, потом пообсуждали спортивные новости и разговорились о работе.

— За досками аж в Москву послали, — пожаловался завхоз. — Как будто в Гадюкине досок нету.

— А я как раз доски везу на продажу! — обрадовался бизнесмен. — Слушай, забирай всю фуру, и тебе и мне выгодней получится. Я всё равно собирался обратно ехать порожняком.

— Отличная идея! — просиял завхоз.

— По рукам?

— По рукам!

Толком не протрезвев, они выбежали из забегаловки под визг хозяйки: «А платить кто будет, Пушкин?!» и, скинув куртки, принялись с уханьем и кряканьем перетаскивать сосновые доски из одной фуры в другую. Пока шофёр спал, перетащили все. Завхоз расплатился, они пожелали друг другу удачи, разбудили шоферов и поехали к ближайшей развязке — разворачивать фуры.

Завхоз был так доволен собой, что от радости начал петь. Шофёр в целях выживания включил тюремный шансон, и так они доехали до самой гадюкинской школы. Поскольку все старшеклассники были на каникулах, завхозу с шофёром пришлось разгружать вдвоём. Когда они вытаскивали из фуры последнюю доску, на горизонте появилась директриса.

— Это что ты мне приволок? — напустилась она на завхоза.

— Доски, чего же ещё? — удивился тот и отёр со лба трудовой пот. — Нетёсаные, правда… Зато по дешёвке. Быстро я обернулся?

— Ты придурок! — заорала Матрёна Эмпидокловна. — Я тебе что написала: интерактивные электронные доски! Чтоб их к компьютеру подключать! Куда мне теперь девать эту гору древесины?

— Дык детишки на уроке труда смастерят что-нибудь… — смущённо промямлил завхоз. Его пыл заметно поубавился. — Что, совсем не подходят?

— Тьфу на тебя, — сказала Матрёна. — Теперь в школах не труд, а технология, болван ты отсталый. Отдавай разницу, и чтоб я тебя больше не видела.

Отобрала у бурдящего завхоза оставшиеся деньги, которые он хотел заныкать, отвесила ему пинка и поехала в Москву сама. До конца каникул оставалось три дня.

И вот наступил первый учебный день второй четверти. Все 363 кабинета были оснащены интерактивными досками. Уставшие за время каникул дети — ещё бы, они же трудились каждый день не покладая рук! — сидели на уроке смирно, словно и не гадюкинские. А училки объясняли им, как пользоваться интерактивной доской. А дети записывали на видео, как они объясняют, и выкладывали в интернет.

— Мордоворотов! Прекрати писать мелом на электронной доске! — надрывалась химичка.

— Я ж это, я чего? Я ничего, я так просто, — оправдывался Мордоворотов и тёр экран мокрой ухрюканной тряпкой. Потоки воды лились Ниагарой…

— Дети, сегодня мы будем проходить геологическую карту. Сейчас я вам её покажу, — степенно вещал географ Евграф Евграфыч, сидя за ноутбуком.

— А мы уже её к доске прикнопили! — хором похвастались сёстры Стешка и Нюшка, и гордо потрясли коробочкой кнопок. Географ обернулся и увидел на проткнутой электронной доске бумажную карту.

А Федул Тьфукин из восьмого «Ж» доску вообще покрасил. В шкафу осталось полбанки масляной краски после ремонта, и на перемене Тьфукин вымазал её на доску. Как он объяснил математичке — чтобы блестело.

К концу второго урока все электронные доски были угроблены. Осталась только одна, которую местный самородок Нафаня переделал в музыкальный центр. Он прикрутил к ней усилитель и динамики, а на экран пустил разноцветный калейдоскоп. Одноклассники были в восторге и превратили урок в дискотеку. Матрёна бегала по всей школе, орала, хваталась за голову — но ничего не помогало. Остальные учителя делали то же самое.

Чтобы хоть как-то спасти ситуацию, Матрёна объявила всеобщий урок технологии и согнала всех школьников в мастерскую. А возле мастерской как раз лежали те самые сосновые доски, которые привёз завхоз.

— Семь раз отмерь, один раз отрежь, — сказал трудовик Еремей Павсикакиевич. — Поняли? Приступайте.

И 363 класса принялись за дело! Чтобы не оплошать, они полезли искать видеомануал на тему «как построить табуретку», но вместо нормальных роликов им попался тот самый выпуск «Ералаша». Идея всем понравилась, и в мастерской зажужжали лобзики, дрели и шуруповёрты. Мальчишки пилили, девчонки шкурили наждаком. А потом наоборот, чтобы не было гендерного неравенства.

Трудовик тем временем курил в углу и гонял в телефоне червяка. Он видел краем глаза, что дети заняты, слышал гул инструментов и думал, что всё в порядке. А когда прозвенел звонок, привычно объявил:

— Урок окончен. Сдайте инструменты.

Детки послушно сдали и направились к выходу. Еремею Павсикаиевичу показалось странным, что они загадочно переглядываются и перемигиваются, и он на всякий случай нашарил в кармане фляжку с самогоном. Он работал в гадюкинской школе давно и знал, когда ждать сюрпризов от подрастающего поколения. А ждать их следовало ВСЕГДА.

Когда трудовик вышел из мастерской вслед за учениками, то увидел, что весь школьный двор занят исполинской табуреткой. Она воняла свежим лаком и уходила сиденьем в небеса. Между её западной и южной ножками пролетал самолёт, а северную ножку окутывали облака. К восточной ножке была приделана лестница из стальных скоб, которую дети сделали, разломав школьный забор.

«Это что такое?!» — хотел спросить трудовик, но потерял дар речи. А дети обсуждали табуретку.

— Классная получилась. На века!

— Ага. Будем туда с уроков удирать.

— Можно её туристам сдавать за деньги.

— Что там в интернете-то говорят про нашу табуретку?

— Ролик набрал миллиард просмотров. Рекламу предлагают.

— Отлично! Будем все с этой табуретки кормиться. Нафига нам уроки.

— Точно!

Слава о Большой Гадюкинской Табуретке облетела весь мир, школьникам начала капать денежка, и они стали учиться ещё хуже. Но учителя не сдавались.

Во все классы хоть однажды приходит новенький. Не избежал этой участи и шестой «А». Классная руководительница, математичка Аграфена Поликарповна, очень переживала, что новенького будут обижать — ведь в Гадюкино детки ещё те, поэтому велела ему сесть за последнюю парту, чтобы он всегда был перед глазами. Как известно, учительницы видят задние парты лучше, чем передние.

— Это Ферапонт Пиявкин, — представила она новенького. — Он переехал в Гадюкино из Наплюйска и будет учиться в нашей школе. Упырёва, подвинься, он будет сидеть с тобой. Начинаем урок.

Пиявкин, который ничего особенного собой внешне не представлял — пацан как пацан, в драных джинсах, косухе и бандане, на ногах кроссы с фонариками — прошмыгал к задней парте и сел рядом с Манефой Упырёвой. Кнопку, заботливо подложенную Манефой, он привычным жестом смахнул на пол. Одноклы, увидев это, переглянулись. В их глазах читалось: «Наш человек!»

Тем временем училка раскрыла журнал — бумажный, потому что электронный ученики постоянно взламывали и ставили сами себе пятёрки — и сказала:

— Начинаю опрос. Кто хочет исправить двойку и выйти к доске?

— Я! — гаркнул Пиявкин и поднял руку.

— Но ты же не получил ещё ни одной двойки, — удивилась учительница.

— А я прямо сейчас это и сделаю, — ответил он и протопал вперёд.

— Прекрасно. Пиши на доске задание: три плюс три. Решай!

Новенький взял тряпку и начал сдуру тереть доску. Учительница считала двойки в журнале и думала, что он решает, а он тёр. Тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, тёр, а остальные хихикали. Аграфена Поликарповна не обращала на это внимания, потому что в Гадюкино дети всегда хихикали, даже на уроках — кроме уроков Скарапеи Горыновны, конечно.

— Пиявкин! Решил? — спросила математичка, не оборачиваясь.

— Даааа! — громко ответил Пиявкин.

— И сколько у тебя получилось?

— Одна.

— Что одна?

— Дыра в доске.

Аграфена Поликарповна посмотрела на доску, и очки сползли ей на нос. В середине доски красовалась дыра. Пиявкин с довольным видом продемонстрировал кусок крупного наждака, закамуфлированный в тряпку.

— Единица! — завопила учительница.

— Я же говорю, одна, — просиял Пиявкин и потопал за дневником. Диоды на его подмётках выплясывали что-то дискотечное.

На перемене все познакомились с новеньким. Ученики шестого «А» рассказали ему вкратце о гадюкинской школе и её вековых традициях, а он, в свою очередь, подарил всем по петарде и рассказал байку из своей прежней школы — наплюйской — про привидение, которое пряталось за доской и исправляло в журнале двойки на пятёрки, но не ручкой и не чернилами, а чем-то подозрительно-красным. Для этого оно покупало вишнёвый сок. Если случайно получалась клякса, то все думали, что произошло убийство, и учительница вызывала полицию. Всех выгоняли на улицу, школу оцепляли, полиция брала капли сока на анализ и начинала вести расследование. Потом, конечно, выяснялось, что это всего лишь сок, но уроки-то были уже сорваны!

— Хорошее привидение, — с уважением сказал двоечник Пафнутий Флешкин.

— Ещё бы! — задрал нос Пиявкин. — Оно нам каждую неделю устраивало лишний вых. А теперь я уехал, и оно больше не будет так делать.

— У нас тоже школьное привидение есть, — похвастался двоечник Сысой Оптоволоконников. — Варфоломей Неупокойник. В журнал не лазит — просто появляется и воет.

— Тоже неплохо, — похвалил Пиявкин. — А что у вас ещё хорошего есть?

— Столовка. Там можно макаронами стрелять и компотом брызгаться, — сказала двоечница Маремьяна. — А ещё у нас почти каждую неделю субботник, потому что мы бумажки кидаем и стены сгущёнкой мажем.

— Так надо сначала стены сгущёнкой намазать, а потом бумажки налепить! — воскликнул Пиявкин, осенённый свежей идеей.

Одноклы поддержали его гениальную мысль восторженными криками. Действительно, никому ещё не приходило в голову объединить эти два полезных и нужных действия! Сказано — сделано. До конца перемены оставалось ещё целых десять минут, и весь шестой «А» рванул к киоску за сгущёнкой. По пути они делились своими планами с другими классами, и те присоединялись.

В мгновение ока из всех окрестных киосков была сметена сгущёнка, а бумажек у гадюкинских деток и так хватало. Когда прозвенел звонок и учителя вышли из учительской, то их глазам предстал футуристический дизайн: все стены школы были изнутри покрыты скомканными бумажками!

— Что за безобразие? — спросила директриса Матрёна Эмпидокловна.

— Не иначе как опять детишки что-то учудили, — проворчала завуч Перепетуя Прокопьевна.

— Придётся опять субботник устраивать, — вздохнула англичанка Евпраксия Ипатьевна.

— Тогда уж средник, сегодня же среда, — уточнил географ Евграф Евграфыч.

— А до субботы они снова что-нибудь наворочают, — сказала математичка Аграфена Поликарповна.

— Щас я им устрою! — взревела русичка Скарапея Горыновна, но в этот момент на первом этаже скрипучие двери школы открылись, и раздались чьи-то начальственные шаги.

— Уж не комиссия ли это? — заволновалась физичка Нунехия Прокловна, и все с тревогой посмотрели на лестничную площадку, откуда раздавались уже не только шаги, но и голоса. Комиссия сейчас была бы очень некстати.

Но это была именно она! Гадюкинскую школу проверяли в сто раз чаще, чем другие (сами понимаете, почему), и сегодня её навестила проверка в лице очень важного лысого дяденьки и двух не менее важных, хотя и не лысых, тётенек. У одной тётеньки на очках была цепочка, что делало её (тётеньку) ещё более важной.

— Здравствуйте! Как мы вам рады! Проходите, пожалуйста! — рассыпалась в восторгах Матрёна, а другие учителя ей вторили.

— Здравствуйте. А что это у вас на стенах такое? — спросил дяденька из комиссии и показал пальцем на скомканные бумажки.

Здесь нужно отвлечься и сообщить, что все детки наблюдали за происходящим по смартфонам через скрытую камеру, которую прицепил к люстре Пиявкин, и ухохатывались — тихо, чтоб не спугнуть комиссию. Благодаря современной технике им даже не нужно было торчать под дверью, чтобы насладиться моментом.

— А это последнее слово дизайна, — нашлась Скарапея Горыновна. — Сейчас все школы так отделывают!

— Что-то в этом есть, — сказала тётенька с цепочкой, изучая налепленные бумажки сквозь очки. — Креативно. Смелое решение.

— Очень смелое, — поджав губы, процедила вторая тётенька. — Что это? Цемент? Гипсокартон?

— Кевлар! — сказал физрук Прокоп Африканыч. — Школа должна быть прочной и непробиваемой.

— Похвально, похвально, — протянул дяденька из комиссии… и вдруг ковырнул дизайн пальцем. И понял, что это грязная бумажка.

Что тут началось! Проверочные тётеньки закатывали глаза и обзывали школу свинарником, а дяденька грозил накатать жалобу наверх, в ещё более важную комиссию. Матрёна Эмпидокловна суетилась и пыталась на ходу придумать бумажкам разумное объяснение, что это типа так и надо, но у неё плохо получалось.

— Это не школа, а гадюшник! — вопила тётенька с цепочкой, не подозревая, как близка к истине.

Кончилось тем, что комиссия неодобрительно покачала головами и уехала, не проверив ничего дальше стен. Если бы вы знали, как все учителя, а особенно директриса, этому радовались! На радостях даже не стали заставлять детей отмывать стены.

А на следующий день бумажки присохли, и их пришлось отдирать уже стамеской. И в результате школу опять закрыли на ремонт. Ох и веселились детишки! Рейтинг Пиявкина возрос до небес.

Примечания:

Статус "завершён" поставлен с единственной целью: уменьшить количество драбблятников, мозолящих автору глаза. Прода обязательно будет, в черновике уже висят несколько глав:)

Однажды историчке Серпалитонии Сигизмундовне взбрело в голову провести урок-реконструкцию — чтобы всё по-древнему, как раньше в школах проводились уроки: никаких гелевых ручек, только перья и чернила. Чтобы девочки в коричневых неудобных платьях и белых фартучках, а мальчики в синих костюмчиках. Что поделаешь — ностальгия у неё взыграла по советским временам! Проводить эксперимент она решила на вверенном ей классе — она все педагогические эксперименты проводила на нём. На её беду, это был пятый «Ё».

Серпалитонии хотелось, чтобы всё получилось чин чинарём: и школьная форма, и пионерские галстучки, и значки, и перья, и чернила, и портреты советские на стене, и знамя в углу, но организовать удалось только чернила.

Дело было так: за неделю до назначенного дня училка объявила всему классу, что будет урок-реконструкция, и велела подготовиться: форму-галстучки сшить, значки из маминой шкатулки вытащить, чернила-перья закупить в художественной лавке. Но дети, услышав слово «чернила», загадочно переглянулись, а всё остальное не услышали. Серпалитония почувствовала подвох и на всякий случай повторила всё ещё раз, и опять дети встрепенулись на слове «чернила».

Что-то во всём этом было не так. Серпалитония поделилась своими планами и наблюдениями в учительской: так, мол, и так, велела принести чернила, а у них какой-то нездоровый интерес проявляется.

— Чернила? Пятый «Ё»? Да вы рисковый человек, Серпалитония Сигизмундовна, — покачала головой физичка.

— На вашем месте я бы провела более раннюю реконструкцию: что-нибудь по средним векам, — посоветовала русичка. — Вы инквизицию уже проходили?

— Да, чернила — это слишком опасно, — поддержал коллег географ. — Тем более в сочетании с пятым «Ё». В школе только что закончился третий ремонт с начала учебного года. Я бы не стала с чернилами связываться, — сказала химичка.

Но историчка была непреклонна. Ей страсть как хотелось увидеть белые фартучки, красные галстучки, синие костюмчики с книжкой на рукаве, платья цвета навоза и выражение слепой покорности на детских лицах. Она так давно этого не видела!

И вот настал день реконструкции. Ни формы, ни галстуков, ни выражения слепой покорности у детей не было, зато были чернила! По двадцать баночек на каждого! А двоечник Выпендрюхин раздобыл где-то промышленную банку на 5 литров и нёс её с такой гордостью, что едва не лопался.

Более всего училку смутило то, что у каждого, кроме пакета с чернильницами, был пузырёк из-под перекиси. Пустой. Школьная примета гласила, что любая ёмкость в руках гадюкинского школьника — к ремонту, и такие ёмкости надлежало сразу же отбирать. Но историчка отбросила глупые суеверия и не стала тратить время на отъём пузырьков, тем более что звонок уже прозвенел. Звонок в гадюкинской школе был как на заводе: громкий, мерзкий и противный — как раз такой, чтобы перекрыть галдёж детей. Дети расселись по местам, но галдеть не перестали.

— Начинаем урок! — прокричала учительница и изо всех сил постучала ручкой по столу. Ручка сломалась, она взяла другую и снова постучала. Но другая ручка тоже сломалась, и Серпалитония взяла третью. Сломав шесть ручек, она кое-как утихомирила класс и объявила: — Сегодняшний урок — необычный. Это будет урок — реконструкция советского периода. В те времена все школьники носили форму… — она мечтательно зажмурилась. — Если бы вы не были такими нерадивыми, то пришли бы сегодня в форме и в полной мере почувствовали бы себя советскими пионерами. В те времена у детей не было разноцветных ручек и фломастеров. Все писали исключительно чернилами! И сегодня у вас будет возможность узнать, каково это было. Доставайте чернила.

Ученики радостно загомонили. Раздалось стуканье стеклянных чернильниц друг о друга, а потом — бульканье чернил, наливаемых в пузырьки. На некоторые пузырьки был накручен пульверизатор. Всё это было более чем подозрительно.

— Открывайте тетради. Берите перья и пишите чернилами: «В советские годы…»

— Серпалитония Сигизмундовна, а у нас нет перьев! — раздался голос с места — не то Стешкин, не то Нюшкин.

— Как это нет перьев? — возмутилась учительница. — А как же вы будете писать чернилами?!

— А мы ими и не будем писать, — ответил двоечник Змеюкин.

— А что же вы ими будете де… — начала училка, но не договорила. По команде троечника Нюхова в потолок ударило тридцать фиолетовых струй.

Историчка заорала не своим голосом:

— Прекратите! Немедленно положите пузырьки мне на стол!

И послушные ученики всей толпой бросились к её столу, но шпарить из пузырьков при этом не перестали. Учительница попятилась и с боевым кличем: «Все к директору!» — выбежала из класса, но было поздно: её ослепительно-белая блузка покрылась огромными кляксами. На чёрной юбке не было видно, а на белой блузке было.

Освободившийся пятый «Ё» выскочил вслед за ней в коридор и поднял такой шум, что из других классов тоже вышли учительницы. Пятиклассники прыгали, топали, хлопали, вопили, галдели и орали, щедро поливая стены чернилами, и учительницы тут же покрылись кляксами.

— Все к директору! — закричали они. — Без родителей не приходить! — и убежали в учительскую.

Из всех кабинетов выскочили дети, привлечённые шумом. Пятый «Ё» поделился с ними чернильными пузырьками, и в школе началась чернильная фантасмагория. Дети поливали ярко-фиолетовой жидкостью стены, потолок и друг друга. Окна в рекреации тоже полили, и в школе стало как на киностудии, когда снимают фантастический фильм про другую планету.

А в это время над Гадюкиным пролетало НЛО. Уставшие инопланетяне никак не могли подыскать себе место для отдыха — везде было слишком светло и слишком много жёлтых оттенков, а они любили полумрак и всё фиолетовое. И вдруг штурман увидел школу с фиолетовыми окнами.

— Смотрите, друзья! — воскликнул он, указав щупальцем на храм знаний. — Эта очаровательная постройка словно создана для нас!

— О, а вот и открытый люк! — поддержал его капитан, указывая правым ухом на окно, которое открыла Матрёна Эмпидокловна, чтобы выбросить отобранные пузырьки. — Летим же туда! — и корабль спланировал в окно, слегка поцарапав рамы.

Когда в рекреации приземлилась летающая тарелка, все учительницы хотели сначала упасть в обморок. Но потом передумали, схватили телефоны и принялись названивать полиции, пожарным, спасателям, супермену, Гарри Поттеру и Человеку-пауку, чтобы те спасли детей.

Но дети в спасении не нуждались: они фотографировались с вылезшими из НЛО инопланетянами, обменивались с ними адресами в соцсетях и менялись флешками. Инопланетяне приняли их за своих, потому что рожицы у всех учеников были фиолетовые. Гостям из космоса очень понравилась фиолетовая школа, и они изъявили желание в ней учиться, о чём и заявили директрисе.

— Инопланетян мне только не хватало! — заохала Матрёна.

— Да вы подождите впадать в панику, — посоветовала ей Скарапея Горыновна. — Когда школу отмоют, они сами потеряют к ней интерес и улетят обратно в космос.

— Да кто ж её отмоет-то? — страдала директриса.

— А они, — сказала Скарапея, показывая на влезающих в окна полицейских, пожарников, спасателей, супермена, Гарри Поттера и Человека-паука.

Матрёна обрадовалась и с помощью уборщицы бабы Фёклы мигом снабдила полицейских, пожарников, спасателей, супермена, Гарри Поттера и Человека-паука вёдрами и тряпками. Гарри Поттеру даже всучила стиральный порошок.

До самого вечера команда суперов отмывала гадюкинскую школу. Дети, естественно, не стали ждать и удрали домой, а по дороге всех пугали своими фиолетовыми физиономиями. Дома родители их потом долго отмывали, и чернила вошли в анналы истории наравне с зелёнкой. А инопланетяне, увидев чистую и скучную школу, потеряли к ней интерес и улетели в космос.

Так закончился первый и последний в гадюкинской школе урок-реконструкция.

Осень постепенно переходила в зиму, иногда даже сыпался снег. И вот однажды на большой перемене все вышли погулять во двор по свежему снежку, а на снежке следы. Начинаются прямо от стены и кончаются в середине клумбы. И никакого научного объяснения!

— Стр-рашно, — сказала Стешка из пятого «Ё». Она, конечно, ничего не боялась, просто делала вид, чтобы остальным стало страшно по-настоящему.

— Ага, — зловещим шёпотом поддержала сестру Нюшка. — Наверно, тут привидение ходит. Давайте не затаптывать эти следы. И сфоткать надо. И в газету позвонить.

— А что вы там рассказывали про Варфоломея-неупокойника? — спросил новенький из шестого «А» по фамилии Пиявкин. — Колитесь!

— Да есть тут такой, — вполголоса ответил второгодник Мордоворотов из седьмого «Ы». — Иногда является.

Все задумались. Погода была мрачная: низко нависли тёмные тучи, дул холодный северный ветер. Это очень подходило к необъяснимым следам.

— Надо училок позвать, — предложила Манефа Упырёва.

— Точно! — подпрыгнул Бензинов. — Особенно англичанку: она чуть что в обморок хлопается.

— Надо позвать! — согласились с ними остальные и послали гонца — третьеклассника Болторезова.

Неизвестно, что наплёл в учительской Болторезов, но через пять минут все учителя выбежали из школы с выпученными глазами. Ученики расступились, открывая им доступ к сенсации. Увидев следы привидения, учительницы, какие покрепче, заохали, а какие послабее — упали в обморок. Потом, правда, встали — снег был слишком холодный.

— Это что это такое в моей школе творится? — возмутилась Матрёна Эмпидокловна. — Никогда никаких привидений тут не было, и вот опять!

— Нечистый! — заголосила уборщица баба Фёкла, перекрестилась и убежала.

— Научного объяснения этому нет, — сказал географ Евграф Евграфыч, и все согласно кивнули.

А тут как раз газета подъехала на ржавом бобике. Из бобика выскочили три журналиста, оператор и шофёр. Толпа учителей и учеников расступилась, и журналисты принялись щёлкать камерами.

Сфоткав странные следы 200 раз, они спрятали камеры и начали опрос населения. Оператор нацелил камеру на самую молодую и симпатичную училку — англичанку, а вёрткий журналист прицепился к ней с вопросами:

— Когда вы впервые увидели этот феномен?

— Час назад, — дрожащим голосом пролепетала напуганная англичанка.

— Что вы можете рассказать о природе этого явления?

— Ничего, — шмыгнула носом она. На ветру было довольно холодно, а шапку она впопыхах забыла.

— Какие у вас версии?

— Это было привидение! — сказала англичанка и полезла за носовым платком. Оператор извернулся с камерой так, чтобы крупным планом снять, как она сморкается, но не удержался и упал. На объектив попал снег, оператор заругался, и русичка Скарапея Горыновна пинками погнала его с территории детского учреждения. Интервью закончилось.

Всё это время дети хихикали и переглядывались. Они были счастливы, что уроки опять сорваны. Но съёмочная группа залезла в бобик и уехала, и директриса, с опаской оглянувшись на следы, объявила:

— Все в классы! Учебный день не закончился.

Дети поплелись в классы. На их лицах читалась мысль: «Надо что-то делать».

Пиявкин шёл, пырясь в телефон. На сайте по видеомонтажу он нашёл коллекцию звуков для фильма ужасов и тут же, пока не дошли до кабинетов, кинул всем ссылку.

…Они шли и качали, шли и качали…

И вот начались уроки. Тьма за окнами сгустилась, тучи стали ещё ниже, а ветер ещё севернее.

— Хау дую ду? — стуча зубами, приветствовала восьмой «П» англичанка.

— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! — раздался в ответ замогильный вой. Так выть могло только привидение, и англичанка, бросив журнал, убежала в учительскую.

В десятом «Р» был урок алгебры.

— Откройте учебники, — велела математичка.

В ответ раздалось зловещее лязганье цепей, сопровождаемое тяжким оханьем. Так могло лязгать и охать только привидение, и математичка, побледнев, схватилась за телефон. В учительскую она не побежала, но у неё хватило решимости устроить селекторную связь со всем педсоставом.

И выяснилось, что во всех классах при попытке начать уроки раздаются такие жуткие звуки, что не поверить в привидение просто невозможно!

— Я слышала, они весь день про какого-то Варфоломея-неупокойника рассказывают, — шёпотом пожаловалась в чат физичка.

— Так это, наверно, он и есть! — просипела с этажерки химичка. В её классе шипели тридцать змей, и она не желала рисковать, оставаясь на полу.

— Так что же нам делать-то? — спросила историчка. В её классе ревел динозавр.

— Прекращаем на сегодня уроки, — приняла решение директриса. — Авось до завтра успокоится этот неупокойник. Отпускайте детей по домам.

— УРА-А-А-А! — завопили дети, которые всё слышали (Тьфукин взломал учительский чат), схватили рюкзаки и гурьбой понеслись на улицу. За ними двинулись недовольные учителя.

Когда школа была закрыта на замок и никого во дворе не осталось, Пиявкин вернулся с полпути, вытащил из мешка для сменной обуви дедовы валенки, обул их поверх кроссовок и, пятясь задом, дошёл до стены по свежему чистому снегу. А потом медленно, наступая след в след, вышел обратно, после чего аккуратно засыпал снегом последние пять шагов. И с чистой совестью пошёл домой.

Однажды в девятом «Ц» случилась контроша по химии. Случилась она внезапно, почти без предупреждения — к ней начали готовиться всего за две недели. Училка объявила, что во время контрольной нельзя будет пользоваться шпаргалками и прочими сотовыми телефонами, и девятиклассники ходили как в воду опущенные.

Но на беду учительницы, по внеклассному чтению в это же самое время проходили «Смок Беллью» Джека Лондона, главу «Яичный переполох». И двоечнику Пучеглазову пришла в голову гениальная идея совместить противное с вредным, то бишь литературу с химией. Когда он придумал свою идею, то даже не смог сразу рассказать её товарищам, потому что двадцать беспрерывно минут ржал.

— Что ты ржёшь? — недовольно спросила двоечница Ядовиткина. — Колись, чего придумал.

— А давайте… гыгыгы… принесём тухлые яйца на контрошу? — проржавшись, сказал Пучеглазов. — Помните, мы сероводород проходили? Вот и скажем, что провели опыт.

— Класс! — зашумели все.

Из урока по сероводороду они запомнили только то, что он пахнет тухлятиной. Теперь настало время применять полученные знания. Кто там говорил, что пройденное в школе никогда не пригодится в жизни?

В тот же день, за пару недель до контроши, каждый ученик девятого «Ц» украл из холодильника десяток яиц и положил на батарейку, чтобы они тухли хорошо и с комфортом. Мысль о предстоящей контроше с применением полученных знаний скрашивала им унылую учёбу целых четырнадцать дней.

И вот наступил урочный час, точнее, урочные сорок пять минут. Урок обещал быть не томным. Подготовились к нему заранее, аж на перемене: как только из класса вышла предыдущая училка, девятиклассники с мечтательным выражением на лицах вытащили приготовленные яйца и стали разбивать их об стены и столы.

Делать это приходилось аккуратно, у самого пола, чтобы тухлояичные разводы не бросались в глаза. Скорлупки собрали в большой пакет и спрятали в шкафу — применения для них пока не придумали, но это был вопрос времени. Все понимали, что такое ценное добро не должно пропадать. А чтобы скорлупки не нашла уборщица, пакет положили в верхнее отделение.

— Пауканов, ты бы хоть завязал мешок-то, — сказала Ядовиткина. — Просыплется.

— Так сойдёт, — ответил рослый Пауканов, запихивая открытый мешок повыше и закрывая дверцу.

К тому времени, как прозвенел звонок, класс был напоён чарующим ароматом. Ученики девятого «Ц» мужественно терпели, зажимая носы. Они понимали, что тухлые яйца — единственный способ сорвать контрошу. Вошла химичка Пульхерия Фроловна и по инерции сказала:

— Здравствуйте, садитесь, начинаем контрольную, — и повела носом. — Что здесь произошло?

— Мы готовились к контрольной, опыты проводили, — с невинной рожей ответил двоечник Пауканов, которого выбрали парламентёром. — Чтобы хорошо решить контрольную.

— Какие ещё опыты? — начала закипать химичка. Она вытащила из ридикюля батистовый носовой платок с кружевами и приставила к носу.

— Из вот этого урока, — Пауканов открыл страницу на сероводороде.

— Кто вам разрешил? Что за инициатива — проводить опыты без учителя?

— Но ведь получилось же! — хлопал глазами Пауканов. — Выделился первосортный сероводород. Мы даже формулу выучили: аш два эс.

— Я вас сейчас задам аш два эс! — заорала училка. — Здесь же невозможно находиться! Как я буду проводить контрольную?!

— Ну, тут не так уж и воняет… — поддержала Пауканова Ядовиткина. — Мы уже и листочки для контрольной приготовили.

— Откройте сейчас же окно! Здесь нечем дышать! — крикнула училка.

Пучеглазов кинулся исполнять приказание. В класс ворвался свежий ветер со скоростью 17 километров в секунду, и контрольные листочки, как белые голуби, взвились к потолку и улетели в окно, весело шелестя. Ученики радостно помахали им руками. Одновременно с улётом листочков в классе понизилась температура.

— Закройте сейчас же окно! — крикнула Пульхерия Фроловна. — Класс достаточно проветрился после вашего опыта, можно начинать контрольную. Доставайте новые листочки и пишите…

Но едва Пучеглазов закрыл окно, как тухлые яйца снова взялись за работу. Через полминуты дышать стало опять нечем.

— Откройте окно! — потребовала химичка, и услужливый Пучеглазов тут же вскочил и открыл створку. В класс ворвался порыв ветра, и всё повторилось — с той разницей, что на этот раз порыв был сильней, и со стены сдуло плакат «О вреде чтения лёжа». Пауканов поднял порвавшийся плакат и прицепил обратно к стене оставшуюся часть. Теперь плакат назывался «О вреде чтения».

Весь урок Пульхерия Фроловна честно пыталась начать контрошу, а исполнительный Пучеглазов то открывал, то закрывал окно. За пять минут до звонка училка не выдержала и в полнейшем раздражении убежала в учительскую, обозвав учеников уголовниками.

— Ур-ра-а! — завопили уголовники, открыли окно и пустились в пляс на столах. Каждый из них извёл сегодня по толстой тетрадке, но чего не сделаешь ради спасения от контроши!

К концу урока весь школьный двор был усеян белыми листочками в клеточку. «Ура, снег пошёл!» — подумал физрук и записал на завтра занятия по лыжам.

Но всё тайное становится явным. В самый разгар перемены в класс ворвались: директриса, уборщица, завуч и завхоз, возглавляемые пострадавшей химичкой.

— Чем это тут несёт? — грозно спросила директриса Матрёна Эмпидокловна девятиклассников, спрыгивающих со столов.

— Серо, — ответил Пауканов, — водородом. Ашдваэсом.

— Каким ещё ашдваэсом? — взревела Матрёна и ринулась по рядам искать источник. — Что вы тут припрятали? Небось в шкаф что-нибудь положили? — и, ничего не подозревая, рванула верхнюю дверцу шкафа…

* * *

До глубокой ночи Матрёна Эмпидокловна сидела в интернете, регистрируясь во всяких тик-токах и требуя удалить клип с обсыпанной скорлупой училкой.

Дело шло к зиме, и поэтому физрук Прокоп Африканыч, увидев, что всё вокруг школы белое, не удивился. «Ну-с, завтра будем кататься на лыжах!» — подумал он и внёс изменения в учебный план. Упрекнуть физрука было не в чем, ведь тетрадные листки, которых накидали девятиклассники, издалека ничуть не отличались от снега. Африканыч обожал зимние виды спорта и довольно потирал руки: наконец-то зима, наконец-то лыжи!

И вот наступил урок физкультуры. Жертвами лыже-бумажного эксперимента пал четвёртый «Ф». Четвероклассники, услышав от физрука, что сейчас будет катание на лыжах, заверещали от счастья: они-то знали, какая сейчас погода! С утра как раз случилось потепление до плюс тринадцати, пригревало солнышко, все пришли в лёгких куртках и без шапок. Но физрук-то прогноз погоды не слушал — он привык доверять своим глазам. «По телевизору одно враньё!» — была его любимая поговорка.

И вот шеренга детей с лыжами стояла на белом школьном дворе перед физруком.

— Первый!

— Второй!

— Третий! — пересчитывались дети, скрывая ехидные улыбочки. Им не терпелось пробежаться на лыжах по тетрадным листам. Когда расчёт окончился, Прокоп Африканыч велел всем надеть лыжи и ездить вокруг школы.

И они поехали! Картина была эпичная: тридцать четвероклассников шкрябали лыжами по клумбе, взметая кучи белых листочков, и пели походный марш на мотив песни мушкетёров:

— Мы едем-едем-едем,

На лыжах по песку!

Быстрее всех на свете,

А может быть, ку-ку!

Из окон высунулись другие ученики и с удовольствием им подпевали. Физрук чувствовал, что что-то не так, но что именно, понять не мог. В толстой лыжной форме ему стало жарковато, и он снял шапку. «Как бы снег не растаял, — подумал Прокоп Африканыч, — погоды-то нынче тёплые стоят».

Но снег и не думал таять, ведь был тот снег бумажный. Дети весело хлопали лыжами по земле и галдели, как умеют галдеть только дети до шестого класса — громко и ни о чём. На странную процессию удивлённо смотрели прохожие, которым выпала судьба ходить за хлебом мимо школы.

И вдруг налетел ветер. Да такой сильный, что сдул все листочки на соседние огороды, и школьный двор стал серым, как ему и полагалось быть при температуре плюс тринадцать. И учитель физкультуры внезапно почувствовал себя… эээ… дураком.

— Все в спортзал! — крикнул он. — Прекратите портить лыжи, снимайте их скорее!

— А урок не кончился! — крикнул в ответ двоечник Закорючкин. — Мы еще норму не проехали!

И четвёртый «Ф» под предводительством Закорючкина выехал за ворота. Тщетно физрук свистел в свисток и призывал их к порядку — они ушлёпали на лыжах куда-то в сторону рынка, не переставая галдеть и хохотать.

«Придётся идти за Матрёной, — подумал физрук. — Может быть, даже бежать», — добавил он мысленно, видя, с какой скоростью улепётывают сухопутные лыжники.

А четвероклассники дошлёпали до рынка, рассказали там всем, что у них по программе лыжи, и плевать, какая погода, от программы отступать нельзя, — накупили конфет-шоколадок-мармеладок и пошлёпали обратно. А Закорючкин купил огромный пакет кукурузных палочек и прицепил его себе за плечи. Издалека казалось, что он тащит немыслимую тяжесть.

— Ишь, как наших деток угнетають! — возмутилась бабка Хаврония и позвонила в полицию. А для верности — ещё и в газету.

И когда орущая и чавкающая процессия дошлёпала на лыжах до школы, их там поджидала толпа журналистов и полицейских.

— Правда ли, что в вашей школе царят средневековые порядки и практикуется угнетение учащихся? — спросила въедливая журналистка, сунув микрофон наугад в четвёртый «Ф».

— Ага! — радостно проорали дети хором. Многие при этом хлопнули жвачками.

— Их на лыжах по асфальту гоняють! — крикнула бабка Хаврония, увязавшаяся за школьниками с самого рынка. — И заставляють носить огромные мешки! — и она ткнула пальцем в Закорючкина. Тот как раз снял мешок с палочками и развязывал его.

— Позвольте, но это же обычные кукурузные палочки! — возразила Матрёна Эмпидокловна. Это была ошибка.

— Ты на кого пасть разеваешь?! — взвилась Хаврония, заслуженная базарная баба. — Ят-те щас поору на старших! Ишь, порядки в своей школе установили, что дитёв угнетають! Да я вам щас задам по первое число!

— А ну пошла вон с территории школы! — завопила в ответ Матрёна, переходя на общий язык. Она тоже была не лыком шита. — Припёрлась тут, тень бросает на мою школу! Зачем газетчиков притащила?

— Да я т-те щас патлы повыдираю! — завопила бабка и встала в боевую стойку. Матрёна выставила блок локтями.

— Ну, нам тут делать нечего, — зевнула полиция и уехала.

Зато журналисты были счастливы как никогда в жизни. Они расставляли штативы, накручивали на камеры фильтры, совали микрофон то одной, то другой орущей бабе, и репортаж впоследствии побил все рекорды по просмотрам, обогнав даже блогершу Мотю Паукову из Наплюйска, которая рассказывала о своём хомячке и умела играть на расчёске.

А дети? Да они давно сбежали, побросав рюкзаки. И четвёртый «Ф», и все остальные классы. Погода-то была отличная — грех в такой день сидеть за партой!

На следующий день, как это обычно бывает поздней осенью, ноябрь неожиданно перешёл в декабрь. После внезапного потепления наступило внезапное похолодание: лужи покрылись льдом — все, кроме бензиновой перед автосервисом, а градусники на окнах, словно сговорившись, стали показывать минус шесть (а самые заядлые — и минус семь).

Вместо дождя из туч посыпался снег. Физрук, любивший лыжный спорт, увидел поутру, что всё Гадюкино белое, но не поверил. Скептически хмыкнув, он сказал:

— Знаю, это девятиклашки бумажек накидали. Я теперь учёный, на туфту не куплюсь! — и пришёл на работу в сандалиях.

На работе он первым делом объявил, что физкультура будет проводиться в спортзале. Услышав это, Стешка и Нюшка загадочно улыбнулись. Любого учителя от такой улыбки бросило бы в дрожь! Чтобы прояснить ситуацию, автор вынужден заняться флешбэком.

* * *

Накануне вечером. Конец учебного дня.

Стешка и Нюшка сидели на подоконнике в классе и лениво считали полученные за сегодня двойки. В сумме получалось не то семь, не то восемь. Всё-таки восемь, если считать обещанную, но не поставленную русичкой.

— Завтра физкультура, — сказала Нюшка.

— А помнишь, как четвероклашки по бумажкам на лыжах круги нарезали? — и обе сестры долго и весело хохотали, предаваясь воспоминаниям.

— Жаль, не у нас тогда физра была, — мечтательно вздохнула Нюшка.

— Ну, у нас тоже было много интересного. Помнишь, как мы маты водой залили? — спросила Стешка.

— Ага! — заржала Нюшка. — Повторим?

— Повторим! — и сёстры хлопнулись ладонями.

Им понадобилось всего несколько минут, чтобы протянуть два шланга от кранов — горячего и холодного — в спортзал, расположенный в подвальном этаже. Пустив воду, они немножко понаслаждались видом стекающей по ступеням речушки, послушали её успокаивающее журчание и пошли домой. На выходе из школы заглянули в каптёрку уборщицы и хором сказали:

— До свиданья, баба Фёкла! Спортзал можно не мыть, мы уже вымыли. Мы сегодня дежурные!

— Ай, молодцы! — похвалила их баба Фёкла и тоже пошла домой.

А в спортзале потихоньку образовывался водоём…

* * *

— Прокоп Африканыч, снег выпал! — закричал хором пятый «Ё», услышав звонок. — На лыжах кататься будем?

— Никаких лыж! — грозно ответил физрук. — Хватит с меня вчерашнего. Все марш в спортзал! Будем играть в баскетбол.

Дети, предупреждённые с вечера Стешкой и Нюшкой, взяли под мышки надувные матрасы, круги, небольшие лодочки с пластиковыми вёслами — и с весёлым визгом помчались в спортзал.

Физрук ничего не понял, но гаркнуть им вслед не успел, так быстро они убежали. С баскетбольным мячом в одной руке и с журналом в другой он шел за ними с важным видом и предвкушал нормальный урок физкультуры. Наивный!

Но чем ближе он подходил по узкому коридорчику к лестнице в спортзал, тем более странные звуки доносились до его ушей. Вместо гулкого топанья и стука мячей физрук явственно услышал плеск, хлопанье вёсел о воду и девчачий визг, который способны испустить только обрызганные водой девчонки. Это было очень подозрительно, но физрук не замедлил шагу, и на его суровом лице по-прежнему читалось твёрдое намерение заняться баскетболом.

— Стройсь! На первый-второй рассчитайсь! — крикнул он, бодро соскакивая по каменным ступенькам, и свистнул в свисток для пущей важности. И тут увидел, во что превратился спортзал. И где стоял, там и сел — а стоял он по щиколотку в воде на пятой сверху ступеньке.

— Первый! — гаркнула Стешка.

— Второй! — гаркнула Нюшка.

Спортзал был похож на курортное озеро. Дети плавали на матрасах, ныряли, раскачивались на кольцах и прыгали с них как с тарзанки. И при этом, естественно, визжали.

— А чего это мы одни плаваем? Давайте ребятам позвоним! — предложил Трындюхин, и идею поддержали радостным шумом.

Нашли два или три неутопленных телефона и позвонили в другие классы. Через минуту школа затряслась. «Наводнение, а теперь еще и землетрясение», — подумал физрук и собрался уже начать эвакуацию подопечных, но в этот момент мимо него с топотом промчалось несколько классов. Прокоп Африканыч едва успел прыгнуть на бетонный выступ у стены.

— Что за безобразие! — закричал он во всю глотку. — Кто вам разрешил нарушать дисциплину! Все, кроме пятого «Ё», немедленно покиньте спортзал, иначе я вам поставлю неуд по поведению за год! Пятый «Ё», а вы сейчас же вылезайте из воды и марш в раздевалку! Не знаю, что случилось со спортзалом, но плавать я вам запрещаю! Потому что тут не бассейн! Сейчас позвоню спасателям, и они откачают воду, а вы быстро вылезайте и переодевайтесь в сухое! А то сопли заработаете, и ваши родители будут на меня бочку катить!

Вы думаете, его кто-нибудь слышал? В новоявленный бассейн с визгом запрыгивали всё новые и новые классы, от первого до одиннадцатого. Хорошо, что двенадцатого в гадюкинской школе пока не сделали, а то всем не хватило бы места в воде.

Физрук орал сорок минут, но на фоне общей буйной радости его голос был подобен комариному писку. Тогда Прокоп догадался сбегать за Скарапеей Горыновной.

— А НУ ВСЕ БЫСТРО ВЫЛЕЗЛИ ИЗ ВОДЫ! — заорала Скарапея, перекрывая гвалт, и воцарилась тишина.

Гадюкинские школьники, все поголовно начитавшиеся Гарри Поттера, не стали тратить время на вылезание и со страху аппарировали по домам. Школа в одну секунду опустела. А тут и спасатели подъехали.

И до конца рабочего дня вместе с физруком спасательная команда откачивала воду из бассейна, то бишь спортзала, и выжимала мокрые маты, ругаясь матом. Ведь дети же не слышали!

Однажды завуч Перепетуя Прокопьевна вспомнила, какие классные были в советские времена уроки домоводства, на которых девочек учили готовить и рукодельничать, и решила усовершенствовать урок технологии. Поделив все классы на мальчиков и девочек, она объявила, что мальчики отныне будут строить деревянные табуретки, а девочки — варить макароны и вышивать крестиком. Услышав последнее, Стешка и Нюшка истерически загоготали, а все остальные девчонки молча закатили глаза.

И вот наступил урок технологии у пятого «Ё». Пацанов согнали в мастерскую, а девочкам велели сидеть в классе и ждать новую училку, которую специально для домоводства школа выписала из Москвы.

В мастерской сразу пошло не по плану. Учитель помнил, как детки отмерили семьдесят семь раз и построили гигантскую табуретку за школьным двором, на которую с тех пор каждый день приземлялись вертолёты, мешающие своим гудением учебному процессу, и объявил, что сегодня тема урока — черенки для тяпок. Показал, как вытачивать на станке ровные палки, выдал материал и пошёл к завхозу обсуждать закупки древесины. Оставшиеся без надзора мальчишки быстро выточили себе по катане и устроили самурайские бои. В мастерской было тесно, и они вышли во двор. Остальные ученики, увидев соревнования по кендо, припали к окнам, и никакие учительницы не могли их отодрать. Все уроки были сорваны.

Кроме урока домоводства у девочек пятого «Ё»: к ним как раз пришла выписанная из столицы новая училка. Похоже, она и впрямь любила рукоделие: её длинное и пышное платье состояло из нескольких слоёв тонких кружев, на плечах лежала вязаная шаль, к причёске была приколота вязаная шляпка-таблетка с вязаным пером, а в ушах торчали вязаные серьги. Бусы у училки тоже были вязаные. И сумка тоже. И сапоги. Чтобы связать всё это, нормальному человеку потребовалась бы не одна жизнь. Да что там — нормальный человек свихнулся бы в попытках связать такую груду кружев. Но нормального человека никто бы не послал преподавать домоводство в Гадюкино!

— Здравствуете, девочки! — приветствовала их кружевная дама. — Меня зовут Ифигения Павсикакьевна, я буду вести у вас домоводство. Каждая девочка должна уметь вязать крючком. Покажите мне крючки, которые вы принесли на занятие!

Стешка со скучающим видом предъявила огромный рыболовный крючок с блесной, на который можно было поймать двухметровую щуку. Нюшка с не менее скучающим видом вынула из рюкзака ржавый железный крюк для электрических столбов и грохнула на парту. Училка выудила из сумочки пенсне в вязаной оправе, поднесла его к глазам, потом к крючкам, потом опять к глазам… и опрокинулась в обморок.

— Что с оводами делать? — накинулись на Стешку и Нюшку остальные девчонки, заблаговременно наковырявшие между рам полосатых оводов-крючков. Насекомые оттаяли и нетерпеливо жужжали в спичечных коробках. — Получается, что они не пригодились? Мы зря готовились к уроку, что ли?

— Можно запустить в учительскую — предложила Стешка.

— Не пропадать же добру, — поддакнула ей Нюшка и затянула покрепче бандану на своей непрошибаемой голове.

И девчонки собрались уже уйти гулять, но тут Ифигения Павсикакьевна вскочила и, стуча крючком номер три с половиной по столу, восстановила в классе порядок.

— Вы не дети! Вы орда первобытных людей!

Девчонки переглянулись и пожали плечами: для чего училке понадобилось доказывать очевидное? А училка немножко поорала, перевела дух и объявила:

— Раз вы не подготовились к уроку, вязание пока отложим. Займёмся сегодня шитьём. Есть ли у вас с собой иголки?

— Конечно, — ответила за всех Нюшка и высоко подняла иглу от шприца, которой обычно прикалывала к парте бумажку с планами хулиганств, чтобы не забыть чего-то важного. Иголка была здоровенная, от двадцатки.

Увидев ТАКУЮ иголку, Павсикакьевна снова рухнула в обморок. Но опять ненадолго: девчонки не успели даже сдать карты для игры в дурака, как училка поднялась, отряхнула от пыли свои кружева и принялась орать, аккомпанируя себе крючком номер три с половиной. Поорав, успокоилась и объявила:

— Раз вы неспособны к рукоделию, займёмся кулинарией.

Она вынула из вязаной сумочки сковородку, складной таганок, газовую горелку, маргарин, полсотни яиц в пакете и соль. Соль была в спичечном коробке — точно таком же, как коробки с оводами-крючками. При виде этого коробка по классу прошла тихая волна восторга.

— Сейчас я научу вас жарить яичницу! — сказала училка и включила горелку. — Сначала кладём на разогретую сковороду маргарин… — Зашипело, потянуло горелым. — Потом разбиваем яйцо…

— Ай, Ифигения Павсикакьевна, что это там такое у доски?! — не своим голосом завопила Стешка, выпучив глаза и показывая пальцем. Другие девчонки тоже изобразили живейший ужас.

Ифигения крутанулась на 180 градусов, взметая кружевами ветер, и девчонки подменили коробок.

— Где? Что? — удивилась училка. — Ничего такого не вижу.

— Там на стене неприличное слово нацарапано! — страшным шёпотом сообщила Стешка, и это была правда.

— Я скажу вашему директору, что вы испортили стену, и он заставит вас её красить, — сказала Ифигения и вновь достала кружевное пенсне, чтобы выяснить, какое именно слово нацарапано. Удовлетворив любопытство, спрятала пенсне и вернулась к педагогической деятельности. — А теперь продолжаем урок. Яичницу нужно посолить… — и она открыла коробок.

Тем временем самурайские бои на школьном дворе перешли в догонялки. Снега было совсем немного, но на снежки хватило, и пацаны из пятого «Ё» с энергичными воплями кидали друг в дружку снежными шариками. Иногда снежком прилетало в окно, и пара стёкол уже разбилась. «Вот черти», — скорбно вздохнул завхоз и позвонил стекольщику. Стекольщик был самым богатым человеком в Гадюкино, держал целый штат работников и подумывал о том, чтобы открыть собственный стекольный завод.

А в учительской сидели и пили чай с крендельками завуч Перепетуя Прокопьевна и химичка Пульхерия Фроловна. У них был свободный урок.

— Что-то в пятом «Ё» тихо, — тревожно заметила химичка.

— Подозрительно, — покачала головой завуч.

— Вы говорили, у них там новая учительница?

— Новая. Первое занятие у неё сегодня.

— И сразу пятый «Ё»! — заохала химичка. — Вы бы ей хоть сначала восьмой «Ц» или четвёртый «У» подсунули. А то первый день работы у человека — и сразу пятый «Ё». Негуманно.

— Да она вроде хорошо справляется. Вон как тихо!

— Наверно, нашла подход. Вот что значит — из Москвы!

В этот момент на всю школу раздался такой дикий визг, что они обе пролили на себя чай и чуть не подавились крендельками. Из коридора донёсся гулкий стук каблуков, и через несколько секунд в учительскую ворвалась заляпанная жиром и сырыми яйцами Ифигения, а за ней, весело жужжа, летел рой оводов.

— Это не дети, а нечисть из преисподней! — завопила учительница домоводства, отмахиваясь от голодных насекомых опустевшей кружевной сумкой.

— Помилуйте, Ифигения Павсикакьевна, да мы ж тут каждый день так, — удивилась завуч и прихлопнула на щеке овода. — Чайку хотите?

— Я хочу сбежать из этой сатанинской школы! — бушевала учительница домоводства. — Карету мне, карету!

А пятиклассницы, оставшиеся без надзора, схватили мешок яиц и побежали на подмогу к товарищам, у которых как раз закончились снаряды. До конца урока оставалось ещё десять минут, и пятому «Ё» этого хватило, чтобы разукрасить питательным белком всю школу. Так прошёл первый (и последний) урок домоводства.

Школьный призрак Варфоломей-неупокойник сидел в чуланчике за кабинетом биологии, смотрел в запылённое окошко и поджаривал себе бутерброды с колбасой и сыром. С недавних пор у него появилась новенькая газовая горелка и чугунная сковорода, и он очень этим гордился. Не у каждого привидения есть настоящая кухонная утварь!

Продукты он воровал в учительской. Дело в том, что все пути к школе лежали мимо продуктовых магазинов, ларьков и рынков, и ни одна учительница, естественно, не могла пройти мимо, ничего не купив. Да и время экономилось: не надо было ходить в магазин после работы. В учительской стояли кресла, а возле них — большие кошёлки с колбасой, сыром, маслом, макаронами, картошкой и прочим, даже шоколадки иногда попадались, так что Варфоломей жил припеваючи. Разумеется, исчезновение продуктов не оставалось незамеченным, но учительницы думали друг на друга, и репутация Варфоломея оставалась чистой.

Быть застуканным неупокойник не боялся — вход в чулан биологического кабинета охранял двухметровый скелет. Иногда они вместе выпивали. Иногда скелет приглашали на урок биологии в качестве пособия, и тогда Варфоломей выпивал один. Напившись, он начинал подвывать и ухать во время урока, а скелет в знак солидарности шевелился. Учительница падала в обморок или удирала в директорский кабинет жаловаться, а дети скакали от радости на партах. Ни один урок биологии с участием скелета нормально не завершился.

И вот однажды тёмным ноябрьским днём перед уроком биологии девчонки из седьмого «Х» затеяли в том самом кабинете спиритизм. Написали на парте маркером буквы, положили блюдце и уселись вокруг. Мальчишки скептически хмыкали, но тоже наблюдали за процессом.

— Вызываю дух Кинг Конга! — заунывно пропела Мавра Двутапкина.

Внезапно школа начала содрогаться.

— Идёт! — прошептала Марфа Кроссовкина.

И точно: на пороге появилась Скарапея Горыновна.

— Прекратите заниматься бесовщиной! — закричала она.

Блюдце испугалось, вырвалось из-под пальцев девчонок и стало ездыкать кругами, пока не свалилось и не разбилось.

— Ну вот, — разочарованно протянул весь класс. — Теперь не узнаем, что нам хотел сказать Кинг Конг.

— Кинг Конг обезьяна, он не умеет разговаривать! — крикнула Скарапея. — А бесовские практики в нашей школе запрещены! Готовьтесь к уроку, — и утопала в учительскую.

— А как же контрольные и экзамены? — задал ей в спину вопрос двоечник Фуфлогонов, но Скарапея, к его счастью, не услышала.

Десять минут поражённые школьники обсуждали тот факт, что древняя раритетная учительница знакома с таким понятием, как Кинг Конг, а потом прозвенел звонок.

— Блин, никого так и не вызвали, — с досадой сказала Двутапкина.

— Можно на уроке попробовать, — предложил Фуфлогонов. — Под партой.

— Дело говоришь, — согласилась Кроссовкина и вручила ему маркер. — Лезь, пиши на полу буквы.

Тупой Фуфлогонов скрючился под партой и так и написал: «Буквы». Это было второе в жизни слово, которое он написал без ошибок. Первое было написано на заборе и не может быть здесь приведено.

Вошла химичка Пульхерия Фроловна, которая кроме химии вела ещё и биологию, и с порога объявила:

— Начинаем проверку домашнего задания! Фуфлогонов, к доске!

Фуфлогонов начал вылезать из-под парты. Делал он это так: сначала стукнулся макушкой об эту парту изнутри и шёпотом выразил свои соображения по этому поводу, потом задел локтем коленку сидящей рядом Той-Терьеровой и получил пинка, потом попытался повернуться в другую сторону и задел другим локтем стоящий под партой собственный рюкзак и свалил его, и из рюкзака высыпалось всё.

Если вы думаете, что у Фуфлогонова в рюкзаке были школьные принадлежности, то вы ошибаетесь. С грохотом по всему классу покатились подшипники, теннисные шарики, консервные банки с рыболовными червями, отвёртки, зажигалки в виде патронов и старомодный кулер, который Фуфлогонов собирался обменять на планку памяти. Один червяк вылез из банки, подполз к учительнице и начал извивательными движениями взбираться по её сапогу. Химичка Пульхерия Фроловна завопила и затрясла ногой, но червяк вцепился намертво.

— Снимите с меня кто-нибудь эту гадость! — крикнула она, и тут дверь чулана, носящего гордое имя «лаборатория», отворилась. Раздался костяной стук. К химичке-биологичке подбежал двухметровый скелет, присел на корточки у её ног, двумя пальцами отцепил червяка и, погромыхивая костями, убежал обратно в чулан. Учительница вздохнула с облегчением. Она очень боялась червяков.

— Итак, Фуфлогонов, что такое митохондрии? — продолжила она допрос наконец-то вылезшего из-под парты хозяина червяка.

— Э-э-э… — с умным видом протянул Фуфлогонов, но тут до училки наконец дошло, КТО её спас, и она, выронив указку, с воплями побежала в учительскую. Фуфлогонов вздохнул с облегчением.

Девчонки, чтобы не терять времени, снова занялись спиритизмом, но теперь у них вместо блюдца был пенал.

— Кинг Конга вызывать бессмысленно, — сказала Двутапкина. — Его же на самом деле не бывает. Надо вызывать кого-нибудь реального.

— Может, нашего местного вызовем? — предложила Кроссовкина. — Варфоломея-неупокойника, например.

— Точно! — с восторгом воскликнули все, и девчонки принялись водить пеналом по парте.

— Вызываем Варфоломея-неупокойника! — замогильным голосом провыла Двутапкина, но тут вернулась училка в сопровождении завуча Перепетуи Прокопьевны, и спиритизм пришлось свернуть.

— Да всё здесь нормально, нет никаких скелетов, — убедительно сказала завуч, покрутив головой. — Вам просто показалось, Пульхерия Фроловна.

— Да уж я и сама теперь вижу, что показалось. И правда, нет скелетов.

— Да и откуда им тут взяться-то, Пульхерия Фроловна?

— Ну, в лаборатории есть один — пластиковый.

— А пластиковый скелет бегать не может, вы же сами понимаете.

— Действительно, не может, — успокоилась Пульхерия. — Стало быть, показалось.

— Ну, я тогда пойду, — сказала завуч, погрозила на всякий случай классу пальцем и ушла.

А химичка-биологичка поправила причёску, одёрнула кофту, села за стол и снова взялась за Фуфлогонова.

— Итак, Фуфлогонов, ты мне до сих пор не ответил, что такое митохондрии!

— Митохондрии — это… — начал Фуфлогонов, надеясь, что ему снова поможет нечистая сила, и не прогадал.

— У-у-у-у-у-у!!! — раздалось за стеной пропущенное через ревербератор вытьё, и по классу пролетела полупрозрачная фигура в серых лохмотьях и с цепями. Цепи звякали. — Я явился! — провыл Варфоломей, летая кругами под потолком. — Пошто вызывали, греховодники?

Ученики обомлели от восторга — они всегда мечтали увидеть школьного призрака. Но у учительницы было другое мнение. Она снова завопила и убежала в учительскую. Оставшись без надзора, семиклассники обступили Варфоломея со всех сторон и начали задавать ему всякие важные вопросы.

— А ты летать долго учился?

— А тебе цепи не мешают?

— Можно с тобой сфотаться?

— Слушай, а давай ты на всех уроках будешь летать по классу!

— Повой ещё немножко, я запишу для математички…

Они дёргали неупокойника за лохмотья, фоткались вместе с ним для инстаграма, записывали на диктофон его вой и лязг цепей, угощали его чипсами и даже подарили телефон. Но счастье их было недолгим.

На этот раз Пульхерия вернулась не с завучем, а с директором. Ученики надеялись, что они при виде Варфоломея они обе упадут в обморок, но Матрёна была сделана из другого теста.

— А ну марш в чулан! — заорала она на бедного призрака, и тот серой тенью шмыгнул в лабораторию. Матрёна Эмпидокловна твёрдым шагом последовала за ним. — Кто тут ещё шарится?

Скелет задрожал, и по всему классу пронёсся стук костей.

— Чтобы я больше никогда не видела потусторонних выходок! — крикнула Матрёна, а осмелевшая Пульхерия тоже просунула голову в чулан и добавила:

— Да-да-да!

— Мы больше не будем, — прошелестели Варфоломей и скелет.

— А горелка у вас откуда? И сковородка? Да это же вещи Ифигении Павсикакьевны! Значит, вы не только хулиганы, но ещё и воры? А вот я вам на школьной линейке проработку устрою!

— Мы больше не будем…

Матрёна конфисковала горелку и сковороду, поорала ещё немножко на нарушителей и на прощанье громко сказала:

— В нашей школе потусторонние явления запрещены! — и ушла, пообещав Пульхерии, что и скелет, и призрак отныне будут вести себя тише воды ниже травы. И это была правда — с этой минуты призрак вообще не подавал признаков жизни, а скелет просто стоял в углу, как нормальное учебное пособие. Только иногда по ночам они тихо шушукались, но это редко. Мистика в школе закончилась.

А биологичка снова вернулась к уроку. Но добиться от Фуфлогонова, что такое митохондрии, она так и не смогла: едва она подкатила к нему с этим вопросом в третий раз, как прозвенел звонок, и урок закончился.

* * *

А поздно вечером, когда стемнело, возле школы раздались тяжеленные шаги. С каждым шагом школа сотрясалась, и стёкла в ней звенели.

— Что это? — сдавленным шёпотом спросил Варфоломей.

— Не знаю, — еле слышно ответил ему скелет, но выглянуть в окно и посмотреть боялся. Ведь Матрёна Эмпидокловна не велела ему шевелиться!

В окно заглянул тёмный глаз размером с парту, обрамлённый шерстью. Скелет и призрак притворились, что их нет. Кто-то огромный попыхтел с сожалением, потоптался и ушёл. Это приходил дух Кинг Конга — хотел сказать, что он не выдуманный, а настоящий. Но опоздал, потому что дорога была слишком долгой. Если бы кто-то увидел вокруг школы гигантские следы, то была бы сенсация. Но в ночь пошёл снег, и всё замело.

Новый Год в Гадюкине праздновали с размахом: начинали в конце ноября, а заканчивали где-то в мае. Но если взрослые праздновали скучно: ели, да пили, да телевизор смотрели, то дети каждый раз старались что-нибудь отмочить. Да такое, чтоб вошло в историю.

Утренник директорша назначила на 28-е декабря, чтобы потом было время убрать весь хлам до Нового Года. Это был её первый Новый Год в гадюкинской школе, и она жестоко просчиталась.

Где-то за неделю ДО все учительницы раздали детям стишки для чтения с выражением на табуретке, а также задания: кто будет гирлянду клеить, кто снежинки резать, а кто делать кривого снеговика из клея, ниток и надувных шариков. Стишки были противные, и дети половину из них выбросили, а половину переделали на свой лад. Они всегда так поступали со стишками, которые задавали выучить наизусть. Вместо снежинок нарезали колбасы, а вместо кривого снеговика построили Кинг Конга на колёсах. Кинг Конг получился меньше оригинала, но мордастый. И много чего ещё сделали детишки, чтобы утренник получился на ура.

Серпалитония Сигизмундовна вздумала ставить новогоднюю сценку с шестым «П», но шестиклассники заныли, что у них нет времени и учиться, и репетировать, и директриса скрепя сердце и скрипя зубами освободила их до Нового года от учёбы. Другие шестые классы завопили, что это дискриминация, и тоже потребовали освобождения.

— Это по какому такому праву? — грозно спросила Матрёна Эмпидокловна.

— А мы, может, дублёрами будем! Вдруг они все заболеют и не придут на утренник — кто тогда будет играть сценку?

Матрёна ещё раз заскрипела зубами и освободила все шестые классы. Тридцать три шестых класса устроили буйную Пляску Радости и проломили пол в рекреации на втором этаже. Матрёна вызвала ремонтную бригаду.

Тем временем пятые классы написали петицию об отмене занятий для всех классов, начиная с пятых, ввиду подготовки к утреннику, репетиций и вырезания снежинок.

— Это что же тогда начнётся, если последнюю в четверти неделю отменить? — возмутилась Матрёна, но пятиклашки стояли стеной, размахивали плакатами «далой учобу» и скандировали хором кто во что горазд. Заводилами были, конечно, Стешка и Нюшка.

Матрёна плюнула и дала добро, понимая, что если не дать добро, то добром это не кончится, и пятиклассники с визгом начали прыгать, скакать и летать на швабрах, изображая Гарри Поттера. Совершенно случайно они посшибали все плафоны и устроили короткое замыкание. Матрёна вызвала электриков.

Когда старшие классы узнали, что пятиклашки выбили для них семь лишних выходных, то решили отметить это дискотекой. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, они тут же выбрали какое-то модное радио и врубили его одновременно на всех смартфонах и плясали три часа на верхних этажах, пока смартфоны не разрядились. Напрасно учительницы кричали, пытаясь переорать радио:

— Сейчас же прекратите! Хоть кол на голове теши! — детишки и в ус не дули. Они плясали так, что школа тряслась, а когда разрядились гаджеты, стали петь сами. Вместо барабанов использовали трубы отопления. Мордоворотов и Змеюкин выдали потрясающую партию ударных, но, к сожалению, перестарались, и трубы лопнули, и в рекреацию хлынула горячая вода.

— Апокалипсис! — кинула клич Отвёрткина, и все кинулись играть в «Метро — 2033». Матрёна вызвала слесарей.

Тем временем на первый этаж просочились слухи, что все старшие классы освобождены от учёбы, а младшие — нет.

— Давайте реветь! — азартно предложила первоклассница Хавроша Перегрызова, и вся мелочь с первого по четвёртый классы устроила ревака. Да такого, что изо всей школы вылетели стёкла.

— Да заткнитесь вы, ради бога! — взвыла директорша, перебирая в телефоне номера стекольщиков. — Освобожу я вас от учёбы, освобожу, только не орите.

— Ура-а-а-а!!! — ещё громче завопили младшеклассники, и школа треснула. Пришлось Матрёне вызывать ещё и строителей.

Серпалитония Сигизмундовна и другие учительницы, ответственные за новогодний концерт, схватились за головы. По всей школе ходили рабочие в спецовках, покрытых благородной трудовой грязью, стучали молотками, сверлили дрелями, пилили болгаркой, варили сварочным аппаратом и ругались словами рейтинга 18+. Чтобы дети не услышали последнего пункта и не научились дурному, педсовет принял решение временно выставить учащихся из стен школы.

— Но стишки чтоб выучили! — велели училки, грозя пальцами. — И сценки для концерта чтоб дома отработали!

— Ага!!! — хором пообещали детишки и вприпрыжку помчались кататься с горки. Горки в Гадюкине не было, но они её тут же построили из снега. Недалеко от школы, чтобы видно было, как рабочие впахивают.

Катались допоздна, все извозились в снегу и пришли домой усталые, но довольные. День прошёл не зря. А после ужина устроили онлайн-конференцию, чтобы как следует обсудить новогодний концерт. Ведь нельзя же упускать такой шанс оторваться!

Все сценарии, выбранные учительницами, были скучные, поучительные и нормальные. И если бы дети репетировали под руководством учительниц, то получилось бы унылое душное тухло. Разумеется, гадюкинские дети не могли такого потерпеть, поэтому взялись за постановку самостоятельно. Костюмы тоже делали самостоятельно — из барахла, найденного на чердаках и в сараях. Бабка Манефы Упырёвой хранила в восемнадцати сундуках тонны советских занавесок, постельных комплектов, полотенец и плюшевых покрывал на случай конца света и никому не разрешала прикасаться к этому запасу.

Дети, посовещавшись между собой, пришли к выводу, что конец света уже наступил, и Манефа тайком опустошила сундуки. Разных тканей хватило с лихвой на всю школу. Конечно, десятилетия лежания в нафталине не прошли бесследно для ретро-тряпок — что-то сожрала моль, что-то истлело само — но многое сохранилось в относительно приличном виде. И детки занялись культурной деятельностью…

— Здравствуйте, дети! Начинаем новогодний утренник! — умильно-слащавым голосом просюсюкала в микрофон англичанка, которую назначили ведущей.

И приготовилась прочитать длинную вступительную речь о пользе учебного процесса, но в этот момент двоечник Змеюкин включил за кулисами вентилятор, а Стешка и Нюшка приставили к пропеллеру длинную надувную змею толщиной в локоть. Целых три дня сёстры шили её на маминой машинке из шёлковых занавесок времён Брежнева. Когда-то эти занавески предназначались для средней школы — мрачные, болотно-серые и унылые, самого противного цвета, чтобы не отвлекать детей от учебного процесса, и вот наконец-то спустя полвека дождались. Ну а что, действительно попали в школу! Правда, немножко в другом качестве…

Змея получилась страшная, пучеглазая и наверняка ядовитая — Нюшка сшила из белой бязи настоящие ядовитые зубы. Они торчали из розовой гадючьей пасти очень хищно, а между ними болтался раздвоенный язык. С одной стороны у змеи была голова, а с другой ничего — пустота. И когда в эту пустоту подул вентиляторный ветер, лёгкая змея надулась, вытянулась в сторону ведущей и начала извиваться, как живая.

Это мы описываем так долго, а на самом деле всё заняло две секунды. Школьники, стоящие в актовом зале (сидеть было негде), встретили змею восторженным «Вау!» Англичанка оглянулась на ветер и увидела, что к ней по воздуху тянется гигантская ядовитая змеища.

— Сейчас же уберите анаконду из школы! Я отказываюсь работать в этом гадючнике! — заверещала она и убежала писать заяву об увольнении. Школа осталась без английского языка. Впрочем, его и так никто не знал дальше «Хау дую юю дую ду».

— Что за безобразие? Кто срывает новогодний утренник? — прогромыхала Скарапея Горыновна, но тут змея заговорила Стешкиным голосом.

— Всем здрасьте, дверь покрасьте! Я ваша новая учительница, меня зовут Анаконда Ужовна, я буду у вас преподавать все предметы одновременно. С этой минуты уроки отменяются, а перемены увеличиваются до сорока пяти минут. А сейчас я приглашаю на сцену нового ведущего.

Анаконде шумно захлопали. Змеюкин выключил вентилятор, и новая преподавательница всех предметов сдулась. Нюшка втащила ее за кулисы. И вдруг из динамиков раздался замогильный голос, похожий на голос двоечника Мордоворотова, пропущенный через Изотоп Ирис:

— Приветик, школота. Я буду вести у вас этот внутренник, то бишь пудренник, то бишь, тьфутренник. А не видите вы меня, потому что я невидимый. Я призрак одного графа, не помню какого, а пригласил меня сюда Варфоломей-неупокойник. Начинаем пинцет! То есть, тьфу, концерт.

— Что за безобразие? — возмутилась математичка. — Сейчас должна быть сценка «Здравствуй, школа!»

— А она и будет, — ответил призрак и загоготал. — Только название мы немножко поменяли. Сценка теперь называется «Школа, катись!»

Местный звукоинженер-самородок врубил тяжёлый рок, и из-за кулис выбежали три чёрта. Они немножко попрыгали, покривлялись и убежали, а потом музыку вырубили, и вышли мальчик с девочкой в парадной школьной форме. В руках они несли картонный домик с надписью «школа». У девочки были белые банты и коричневое платье с белым фартучком, а мальчик был в синем костюме с белой рубашкой и галстучком. При виде этих ангелочков три учительницы прослезились от умиления.

— Что бы нам с ней сделать? — задумчиво спросила девочка, взвешивая картонку на руках.

— Намазать дёгтем и вывалять в перьях, — предложил мальчик. — Дёшево и со вкусом.

— Где мы перья возьмём? Придётся валять в холлофайбере, а это не то, — возразила девочка. — Лучше воткнуть в неё тысячу заколдованных булавок и предать какому-нибудь проклятью.

— Девятнадцатый век, — фыркнул мальчик. — Надо с ней сделать современную гадость, высокотехнологичную. Например, подговорить всех ребят из нашего класса и направить на неё излучение тридцати работающих телефонов. Авось да скопытится. От этого даже кукурузные зёрна превращаются в попкорн.

— А может, не будем усложнять задачу? — сказала девочка и поправила бантики. — Просто накидаем в неё всякого мусора и бросим в лужу. А то много чести.

— Так-то неплохая идея, но сейчас зима, луж нету, — вздохнул мальчик. — Можно ещё её под кошачий лоток приспособить…

— Протечёт, она насквозь прогнившая.

— Ни на что не годится, зараза, — проворчал мальчик и погрозил «школе» кулаком.

И тут директорша опомнилась.

— Дети, как вы можете такое говорить про свою родную школу? — заохала она с места (учительский состав сидел на стульях у стеночки). — Ведь школа — это храм знаний! Она готовит вас к будущему! Ей вы обязаны всему, что знаете!

— Лично я всему, что знаю, обязана интернету, — ответила девочка.

— Интернет — это помойка! — хором крикнули все учительницы. У них эта фраза выкрикивалась рефлекторно, если кто-то произносил слово «интернет».

— Точно! — подпрыгнул мальчик. — Выкинем школу на помойку!

— Отличная идея! — воскликнула девочка, и они хлопнулись ладонями.

Потом подняли коробку повыше и прошли по сцене три круга, весело и громко повторяя:

— На по-мой-ку! На по-мой-ку! На по-мой-ку!

А все ученики хохотали и ритмично хлопали, и тоже повторяли:

— На по-мой-ку! На по-мой-ку! На по-мой-ку!

Ангелочки в парадной форме ушли за кулисы, но их трижды вызывали на «бис».

— Какое безобразие! — шёпотом сказала химичка физичке, и они осуждающе покачали головами.

— Что, заценили драматургию местного розлива? — спросил призрак. — Я знал, что вам вкатит. А сейчас будет ещё интереснее. Притащите кто-нибудь табуретку, — и он зловеще заржал.

— Что они задумали? — ужаснулась русичка и полезла за телефоном: вызывать спасателей, пожарных, черепашек-ниндзя и человека-паука.

Но оказалось, что табуретка нужна для мирных целей. Её поставили на середину сцены, подтащили микрофон на стойке, и призрак объявил глумливым голосом:

— Стишки!

Первым вышел десятиклассник Ведров. Он был с двумя пустыми вёдрами. Взгромоздясь с ними на табуретку, он картинно выставил ногу, откашлялся и прочитал плод труда бессонных ночей всей гадюкинской школы:

— Наступает Новый год,

А у нас на ёлке

Вместо шариков висят

Неуды и двойки!

Стишок сорвал бурные овации. Ведров раскланялся и ушёл. Зачем он был с вёдрами, так никто и не понял. Наверно, юные режиссёры ещё не читали Чехова и не знали, что если на сцене появилось ружьё, то оно должно выстрелить. А на табуретку уже лез второй верзила — Гигабайтов из одиннадцатого «Ы». Перед прочтением стишка он сморкнулся, плюнул и поковырялся в ухе.

— Стих о новогоднем подарке, — объявил он и добавил: — С выражением. — Потоптался на табуретке, вспоминая текст, вытер нос рукавом и продекламировал:

— В этот праздничный денёк

Получили мы паёк,

Но его мы не съедим,

Все конфеты продадим!

Этот стишок тоже приняли с восторгом и долго рукоплескали. Половина учительниц уже лежала в обмороках. А на сцену вышли Стешка и Нюшка, за штанины стащили верзилу с табуретки и залезли туда сами. Табуретка была маленькая, поэтому они умещались только на одной ноге: Нюшка на левой, Стешка на правой.

— Я люблю учиться в школе!

— Белены объелась, что ли?

— Я люблю сидеть за партой!

— Ты чего, продула в карты?

— Я б уроки век учила!

— Шансов нет. Неизлечимо!

— Школа — это хорошо!

— Кто-то разума лишён…

— Как люблю я сочиненья!

— Ну а я люблю варенье!

— Математику люблю!

— Ну а я с неё свалю!

И так далее и тому подобное. Каждое двустишие ученики встречали овациями, а учителя — фейспалмами. Когда же наконец сёстры рассказали всё, что сочинили, в концерт вмешалась директриса.

— Что вы тут устроили? Не утренник, а балаган. Где Дед-Мороз? Где Снегурочка? Где «ёлочка, зажгись?»

— Сейчас зажжётся, — пообещала Стешка и ухмыльнулась. Весь педсостав побледнел. А дети уже тащили что-то из-за кулис…

(продолжение следует)

Если вы думаете, что гадюкинские дети восприняли буквально слова «ёлочка, зажгись» и тупо устроили пожар, то вы ошибаетесь. Они были хоть и двоечники, но не дураки. Под словом «зажигать» они понимали то, что понимает под ним вся молодёжь, а именно — плясать без удержу, поэтому специально подготовились: прикрутили к ёлке сложную систему тросов на лебёдках. А чтобы тросы никто не заметил, замаскировали их мишурой. Но сначала нужно было позвать Дед-Мороза и Снегурочку.

Ничего не подозревающие учительницы — те, которые чудом ещё не упали в обморок — смотрели на сцену с любопытством, смешанным со страхом. После того, как дети несколько раз развалили всю школу, вызвали Кинг Конга, прокопали всю планету насквозь, спровоцировали нашествие инопланетян и вышли в четвёртое измерение, от них можно было ждать чего угодно.

И вот невидимый ведущий приступил к вызову символов Нового года. Начал со Снегурочки.

— Снегурочка… — замогильным голосом протянул он. — Вызываю тебя…

— Вызываем… — подхватили дети.

— Яви-и-ись! — завывал призрак графа. — Призыва-а-а-аем тебя!

Сзади раздались гулкие мерные удары, словно шёл кто-то костяной. Все оглянулись и ахнули: в актовый зал вдвигалась на ходулях двоечница Отвёрткина, загримированная под Эмили из мультика «Труп невесты». На ней было длинное белое платье с истлевшим подолом, сшитое из бязи времён советского палеолита, а руки в длиннопалых перчатках а ля Фредди Крюгер так и сучили в воздухе, норовя кого-нибудь схватить. Точнее, сучила только одна рука, а в другой у Эмили Отвёрткиной был черенок от граблей, чтобы не полететь с ходуль. Навершием черенка служил череп, любезно предоставленный учебным скелетом (тот легко обходился без головы). При виде такой Снегурочки даже самые крепкие училки упали в обморок.

— Она явилась! — радостно взвыл ведущий. — Теперь осталось вызвать Деда Мороза… — дух откашлялся и с английским акцентом завыл: — Dead Morose!

(Пояснение для тех, кто учил в школе английский: «Dead Morose» переводится как «Угрюмый мертвец». Те, кто учил немецкий или французский, могут пропустить это пояснение — они и так знают перевод, потому что английский учили не в школе.)

— Dead Morose! — заунывно повторили дети, и восставшие из обморока училки осуждающе покачали головами. Но сделать ничего не успели, так как в зал вошёл Дед Мороз, и они снова упали в обморок. И было от чего!

Потому что это был не Дед Мороз, а Кинг Конг в костюме Деда Мороза! Вместо посоха он держал вилы (украденные из школьной подсобки и для красоты обмотанные дождиком), а вместо мешка с подарками волок низкую широкую тележку с овощной базы. Мешок лежал на этой тележке и был просто гигантский.

— Здрасьте, детишечки, — прорычал Дед Конг голосом двоечника Пассатижникова из одиннадцатого «Ц». — Как говорится, наше вам с кисточкой. Что это за колючка у вас тут стоит? Ёлка, что ли? А почему она не горит?

Учительский состав набрал воздуха, чтобы закричать: «Спички детям не игрушка!!!» — но Кинг Мороз их опередил. Он стукнул вилами по полу, оставив на память четыре дырки, и гаркнул:

— Ёлочка, зажги!

Загремел тяжёлый рок, специально обученные десяти- и одиннадцатиклассники потянули за тросы, ёлка затряслась как в лихорадке, закачалась и пустилась в пляс. Хорошо, что древние стеклянные игрушки давно разбились и ёлка была украшена современными, небьющимися — на ветках удержались только особо цепкие шары, а большинство не выдержало тряски и посыпалось на пол. Упавшие шары старались побыстрее укатиться от греха подальше: сначала сгрудились в углу, потом гуськом вдоль стенки перекатились к выходу и под шумок слиняли. Больше их никто не видел.

Ёлка попрыгала-попрыгала и успокоилась — осталась висеть, тихонько покачиваясь. Рок временно выключили.

— А теперь — подарки! — сказал волосатый Dead Morose и развязал тесёмку на мешке. — Налетай!

Школьников не нужно было просить дважды. Они с шумом и гамом атаковали мешок и мигом расхватали всё, что там было. А были там чипсы, орешки и хлопушки. Ни одного сладкого продукта! Ни одного полезного подарка! Одна вредная шелупень и опасные для ушей гаджеты.

Сначала дети расправились с чипсами. Потом с орешками. Но только они собрались перейти к использованию хлопушек, как Дед Конг крикнул:

— А как же наша ёлочка? Она же осталась лысая! Шары-то свалили! (Он не уточнил, в именительном падеже шары или в винительном.) Давайте-ка украсим её по-новой, — и налепил на ёлку пакетик от чипсов.

Идея понравилась всем ученикам, и они с хохотом стали цеплять на ёлку мусор. Пакетики легко лепились на смолу, и скоро ёлка ничем не отличалась от мусорного ведра. К этому моменту учительницы очухались, встали и начали наводить порядок. Сквозь шорох пакетиков начали раздаваться грозные реплики:

— Это что ещё такое?

— Что за безобразие?

— Как вам не стыдно?

— Во что вы превратили мероприятие?!

— Вы все бессовестные!

— Ну-ка сейчас же прекращайте этот бедлам!

— Сейчас же поставьте ёлку на место!

— А ну, быстро собрали все пакетики и отнесли в мусорку!

— Ишь какие!

Но Кинг Мороз не растерялся.

— А теперь — праздничный салют! — объявил он. — Пли!!!

И дети взяли хлопушки… В актовом зале начался такой грохот, что учительницы не выдержали. Они выбегали, зажав уши, и клятвенно обещали, что без родителей никого в школу не пустят, да кто их слышал? Канонада длилась минут двадцать — на хлопушки скидывались всей школой в течение года, аж с прошлого января.

А когда в зале ни осталось ни одной хлопушки и ни одной училки, невидимый ведущий поржал голосом Фантомаса и объявил:

— Начинаем новогоднюю… скотеку! Ёлочка зажгла — и вы все тоже зажигайте!

И грянул клубняк!

Во сколько закончился новогодний утренник, не знает никто. Во всяком случае, было уже темно. А может, не уже, а ещё темно. Вдоволь наплясавшиеся дети распилили ёлку на деревянные кружочки, налепили их на стены гипсовой штукатуркой и ушли по домам. Оставшиеся шары в панике раскатились.

Утром все учителя, как умные, явились на работу, чтобы спланировать постканикульную деятельность, но подойти к школе ближе чем на двадцать метров не смогли — она была по второй этаж засыпана бумажками, пакетиками, палочками от мороженого, фантиками от конфет, шелухой от семечек, конфетти от хлопушек, баклажками от минералки, скорлупками от орехов, фольгой от шоколадок, шнурками от кроссовок, отлетевшими пуговицами, выдранными и скомканными листами из учебников (зачем таскать с собой в портфеле то, что уже прошли в первом полугодии?), колпачками от ручек, сломанными карандашами, пробками от баклажек от минералки, свалявшейся ёлочной мишурой, DVD-дисками, бумажными носовыми платочками, этикетками от баклажек от минералки, устаревшими планками памяти, сломанными гаджетами, исписанными тетрадками в клеточку, жёваной бумагой для рогаток, упаковочными коробками от баклажек от минералки, исписанными тетрадками в линеечку и ещё много какими наименованиями мусора. На уровне окон учительской, на почётном верхнем месте кучи валялась стопка классных журналов.

— Там же мой журнал! — взвизгнула физичка.

— И мой! — крикнула химичка.

— Без паники, — сказала директриса. — Они же у вас есть в цифровом виде? Вот и распечатаете снова, — и достала мобильник, чтобы вызвать спасателей, пожарных, черепашек-ниндзя, Супермена, Гарри Поттера и Человека-паука. Но вчера во время утренника дети свернули сотовую вышку, и звонок накрылся медным тазом (а может, худой кошёлкой. История не сохранила точных данных).

Матрёна Эмпидокловна посмотрела на юг, где стояла башня и портила собой пейзаж, и увидела только обломок.

— &$¢%£, — сказала директриса, пользуясь тем, что детей рядом нет и можно свободно выражать свои чувства.

А дети дрыхли! Они любили дрыхнуть до одиннадцати, а иногда и до двенадцати. Даже учебные дни не всегда были им помехой.

А где-то на тихой улочке, оглядываясь по сторонам, катились вереницей блестящие разноцветные шары, сбежавшие со школьной ёлки.

А тракторист дядя Евсей, ругаясь спросонья, пытался попасть левой ногой в левую штанину, а правой в правую, потому что его разбудили в законный выходной и попросили отгрести от школы мусор грейдером.

А школьный призрак Варфоломей-неупокойник трясся в шкафу, напуганный вчерашним представлением. Он поверил, что Снегурочка Эмили настоящая, и теперь ждал, когда она за ним явится.

А уборщица, которая не смогла приступить к своим обязанностям по техническим причинам, голосила во всю Ивановскую и крестилась, требуя для школы экзорциста.

А школьный завхоз, толком не проспавшись, искал в загашнике 800 баллончиков монтажной пены, припасённых на случай ремонта — ведь ремонты, как известно, случались в гадюкинской школе чаще, чем контрольные. Но так и не нашёл. «Странно», — подумал завхоз и поскрёб щетину.

А ремонтная бригада спешно восстанавливала сотовую вышку с помощью подъёмного крана, груды материалов, тридцати рабочих и одного бригадира. «Сколько живу, впервые вижу, чтоб вышку ломали, — думал бригадир. — Не иначе НЛО ночью прилетало».

— А мне какое дело, есть у вас мусороуборочные автомобили или нет? Пришлите в Гадюкино десять машин немедленно, или я нажалуюсь областному руководству! — орала в телефон Матрёна Эмпидокловна, глядя, как старенький гадюкинский трактор тщетно пытается разгрести последствия новогоднего утренника.

Матрёну боялись все, поэтому через полчаса возле школы было десять грузовиков, четыре грейдера и один экскаватор. На разгребательные работы ушёл весь день. Когда к школе стало можно подойти, часы показыали 11 вечера. К директрисе подошёл усталый завхоз и спросил:

— А вы мою монтажную пену не видели? 800 пузырьков как корова языком слизнула.

— Спиши, — буркнула Матрёна.

Все умаялись и решили в школу сегодня не заходить, а планёрку перенести на завтра. Было это 29 декабря.

На следующий день, 30-го, все учителя пришли на планёрку. Завуч открыла школу, вытерла ноги о тряпочку, вошла, завизжала и вылетела как ошпаренная.

— Что там опять такое? — с нехорошим предчувствием спросила физичка.

— А вы сами посмотрите! — ответила перепуганная завуч.

Физичка пожала плечами, пфыкнула, вошла в школу, завопила и выскочила как ошпаренная.

— Вы что, издеваетесь обе? — возмутилась химичка, поправила шапку, вошла, заорала и вылетела как ошпаренная.

— Дамы, позвольте, я войду, — сказал географ Евграф Евграфыч, сдвинул брови, вошёл в школу, заругался на чём свет стоит и выбежал как ошпаренный.

И так все по очереди, пока не дошло до Скарапеи Горыновны и Матрёны Эмпидокловны. Они переглянулись, встали плечом к плечу и шагнули в школу вместе.

Некоторое время было тихо. Потом раздался противный скрип, примерно как пеноппастом возят по стеклу, затем — звук чего-то неохотно трескающегося и слова Скарапеи:

— Это черти, а не дети! Ну надо же до такого додуматься? Заходите уже, что на пороге толпитесь…

Педсостав осторожно зашёл в школу и замер, хлопая глазами. Весь коридор, вся рекреация, вообще всё школьное пространство заполняли абстрактные жёлтые скульптуры. Их формы были ужасны, а морды ещё ужасней. Это были какие-то мутанты! Они сидели на подоконниках, свисали со стен, лежали на полу в позе трупов. Некоторые умудрялись корчить рожи. У многих были клыки, рога и щупальца. Один показывал кукиш.

— Нечистый! — завопила уборщица и убежала.

— Всю пену извели, гангстеры, — с чувством процедила Матрёна. — Это ж сколько времени отдирать придётся?! Ладно, потом разберёмся, идёмте в учительскую.

И они пошли в учительскую, ворча про распоясавшуюся молодёжь и надеясь наконец-то провести нормальную планёрку… Наивные!

Учительская находилась на втором этаже. Второй этаж был большой — такой же огромный, как первый, но гадюкинские дети никогда не останавливались перед трудностями! Если на первом этаже они ограничились сотней-другой произведений искусства, то на втором засучили рукава и запенили его весь сплошняком. Конечно, тех несчастных восьмисот завхозовых пузырьков для этого не хватило бы, но дети раскопали и вторую его заначку, о которой он никому не рассказывал. Теперь желающий попасть в учительскую должен был сначала прорубить себе туннель. К счастью, пена была мягкая и легко резалась ножом.

Как вы догадываетесь, путь на третий и остальные этажи пролегал через второй, стало быть, осложнился вход не только в учительскую, но и в библиотеку, методический кабинет и множество других важных объектов. Что сказали педагоги, когда это всё поняли, мы здесь приводить не будем, а то нашу книжку запретят и вы не узнаете, что вытворяли гадюкинские детки на зимних каникулах!

Весь день первого января гадюкинские детки отсыпались после празднования Нового года (они ж не только на школьном утреннике его отмечали, но и дома с родителями!) и встали только второго числа. А надо вам сказать, что первого круглые сутки шёл обильный снег. Шёл он только над деревней Гадюкино, и выпало его так много, что Гадюкино со стороны выглядело как большая круглая снежная гора.

Все дома были засыпаны снегом по самое не могу. Хорошо, что были новогодние каникулы и все взрослые спали — отсыпались за год, иначе бы они упали в обморок, увидев, во что превратилась их родная деревня.

Школьникам, однако, такой расклад даже понравился.

— Айда рыть туннели! — кинула клич Нюшка в местной гадюкинской соцсети, и вся школьная братия откликнулась свежими селфи с лопатами.

Дети скачали себе на мобильники компас, оделись, вооружились лопатами и начали рыть систему туннелей. Поскольку свои действия они чётко скоординировали, то довольно скоро встретились в точке У. Почему «У»? Да потому что у магазина. Самого магазина видно не было, как и остальных зданий — всё Гадюкино скрывалось под толстым слоем снега. Но детей в Гадюкино было много, энергии у них было немерено, поэтому они за пару часов прорыли во всей деревне новую инфраструктуру.

Собравшись в точке «У», дети отряхнулись от снега, окинули взором белый купол, возвышающийся над ними, и вдруг Мордоворотов предложил:

— А давайте три дэ рыть!

Идею встретили с одобрением, и ещё через одну пару часов Гадюкинская снежная гора испещрилась туннелями по всем трём осям. Но детям этого показалось мало, и после небольшого обеденного перерыва они прокопали выход наверх. Вылезли на верхушку горы и, пища от восторга, стали делать фотки. Вот это был вид! В горе было несколько километров, и вся планета с неё казалась малюсенькой.

Собственно, ничего больше дети и не планировали: пофоткать, пофоткаться, повозиться в снегу и топать домой. Но снежную гору из космоса заметили инопланетяне и срочно полетели выяснять, что это такое.

И только детишки собрались по домам, как на вершину горы приземлилось НЛО.

— Опять прилетели, — констатировала Стешка и сфоткала тарелку.

— Как думаешь, это те, что в прошлый раз прилетали, или новые? — спросила Нюшка и сфоткалась на фоне тарелки сама.

— Похоже, новые. У тех тарелка ржавая была, а у этих блестит.

Открылся люк, и вылезли инопланетяне: синие, зелёные, фиолетовые и жёлтые, с восемью руками, тремя ногами и пятью ушами, да ещё с антеннами на головах. Дети и их сфоткали, потому что фоткали вообще всё. А инопланетяне огляделись, поковыряли снег, тоже сфоткали детей и вытолкали вперёд главного — жёлтого и самого большого.

— Добрый день, — с кассиопейским акцентом сказал он. — Мы летели мимо вашей планеты и вдруг заметили эту снежную гору. Вот и остановились узнать, не случилось ли чего.

— Зима случилась, — объяснила Нюшка. — У нас тут, в Гадюкино, летом идут дожди, а зимой снега. Вон сколько навалило.

— Если снег нужен, берите, нам не жалко, — добавила Стешка.

— Оу, наш корабль работает как раз на снегу! — запрыгали от счастья инопланетяне. Недолго думая, они начали взглядом резать снег на кубометры и телепортировать в бензобак. Гора уменьшалась на глазах.

— Чёрт тебя за язык тянул, — буркнул Мордоворотов Стешке. — Столько трудов насмарку.

— А завтра всё равно бы всё растаяло, — сказала она и ткнула ему в нос телефон с прогнозом погоды. — Скажи спасибо, что я сбагрила им этот снег, а то всё Гадюкино потонуло бы.

Дети помахали инопланетянам платочками, пожелали счастливо добраться до Кассиопеи и спустились вниз — грызть шоколад с орехами и залипать в интернете. Инопланетяне быстро забрали снег и улетели, и взрослые гадюкинцы, проснувшись поутру третьего января, так и не узнали, какой опасности подвергались.

Тем временем Шкафов выложил в сеть фотографии инопланетян и, чтобы два раза не вставать, фотографии скульптур из монтажной пены. Манефа Упырёва поставила лайк и дополнила пост сообщением: «Вот какие артефакты оставила в Гадюкинской средней школе внеземная цивилизация! Говорят, что это представители инопланетного разума, находящиеся в анабиозе. Со всей страны в Гадюкино спешат исследователи, чтобы вернуть их к жизни и совершить первый в истории контакт».

Жмякнула кнопку «отправить» и забыла. И не вспомнила бы, если бы через час ей не позвонил Утюгов:

— Слышь, Упырёва, ты видала, что возле нашей школы творится? Это из-за тебя-а!

— Ух ты! — восхитилась Упырёва, глянув в интернет.

Другие школьники тоже следили за событиями — кто онлайн, а кто пешком пришёл посмотреть. И было на что! К гадюкинской школе понаехали криптозоологи, журналисты, исследователи непознанного, учёные и экстрасенсы со всей планеты. На гигантской зашкольной табуретке базировалось пять вертолётов, а на крыше школы ещё с десяток.

Стешка и Нюшка прикинулись мимокрокодилами и внедрились в толпу. Выяснилось, что уборщица насмерть стояла у дверей школы и прятала за спиной ключ, пока два хитрых криптозоолога не скинулись и не дали ей взятку в размере цены крыла самолёта. Перекрестившись, уборщица зыркнула по сторонам, спрятала деньги в сапог, сунула ключ в карман бородатому криптозоологу и поспешно скрылась в неизвестном направлении подальше от этого рассадника нечистой силы. Если бы школьники знали, что с этого дня им придётся мыть полы самим, они бы её выследили. А так её больше никто не видел.

И вот Стешка и Нюшка в компании исследователей вошли под сень родной школы. Впервые в жизни им было не противно туда заходить.

Разумеется, пенно-монтажные скульптуры никуда не делись. За пять дней их немножко распёрло, и от этого они стали ещё безобразнее. Исследователи заохали и кинулись фотографировать жёлтые артефакты, а один учёный воздел палец вверх и провозгласил:

— Я знал, что мы не одиноки во вселенной!

Нюшка прыснула в кулак, Стешка ухмыльнулась. Они-то знали об этом давно, просто никому не рассказывали! А исследователи спустили фотки в интернет, и по миру разлетелась сенсация. С десяток коммерческих писателей срочно купили себе поролоновые подушки и сели писать книги о Гадюкинском Посещении. Телевизионщики с канала «Первый Сдвинутый» бросились делать передачу «Гадюкино — центр галактики». Ведущий ток-шоу «А ну-ка подеритесь» пообещал заплатить круглую сумму любому, кто согласится выступить очевидцем.

И в самом разгаре сенсации у одного экстрасенса биолокационная рамка упёрлась в непроходимую эктоплазму. Было это на лестничной клетке, где начинался второй этаж.

— Здесь аномальная зона! — завопил экстрасенс и от волнения начал левитировать. — Они запечатали пространство, оставив там сокровища своей цивилизации! — и, стукнувшись макушкой о потолок, плюхнулся вниз.

Исследователи схватили видеокамеры и ринулись к запечатанному пространству с удвоенным энтузиазмом. И в этот момент к школе подошли учительницы, отдохнувшие после главного праздника в году и собиравшиеся наконец-то спланировать второе полугодие. Вникнув в суть происходящего, они переглянулись.

— Эти люди думают, что здесь имеет место феномен, — шепнула математичка Матрёне Эмпидокловне. — Нужно открыть им глаза и сказать, что это обычная монтажная пена.

— Нет уж, — так же шёпотом ответила ей Матрёна. — Пусть сначала всё отсюда выгребут. Глядишь, ещё и заплатят нам за артефакты.

Так и случилось! Весь день исследователи с горящими глазами вывозили из школы застывшие тела инопланетян в анабиозе и бруски жёлтой эктоплазмы со второго этажа, а Матрёна стояла у выхода и собирала дань: по тысяче рублей за экспонат. «Продешевила», — было написано на её лице.

А в прогнозе погоды, как всегда, наврали, и никакого потепления не случилось. Так что снежная гора вполне могла простоять ещё недельку-другую, но тогда инопланетянам не хватило бы горючего до Кассиопеи.

Зима в Гадюкине шла своим чередом. Каникулы кончились, и дети снова пошли в школу. Чтобы не учиться, они ещё дважды довели её до аварийного состояния, и за чередой ремонтов незаметно пролетел январь. А пока он летел, дети предавались зимним забавам: снеговиков лепили да с горки катались.

И однажды умнику Поганкину пришла в голову гениальная мысль объединить эти два проекта.

— Давайте построим снеговика, который одновременно будет горкой! — предложил он. — Спереди типа снеговик, а сзади типа горка.

— Типа пойдёт, — кивнула Стешка. — Тащите все сюда лопаты и вёдра.

Строительство началось. 10890 учеников вооружились лопатами и сгребли снег со всей деревни на площадь перед магазином. Получилась гора основанием с эту самую площадь и высотой чуть больше пожарной вышки. Не усложняя себе задачу скульптурными элементами, школьники по мере увеличения снеговиковой стороны рисовали на ней баллончиками три круга и в самом верхнем — рожу. Вместо носа вмуровали двухметровый кусок канализационной трубы, вместо рта воткнули радиатор от развалившегося Москвича-407 (получилось как зубы), а вместо глаз воткнули два здоровенных катафота. Снеговик получился очень красивый.

Ну а позади конструкции сделали горку. Со ступеньками, как полагается. Чтобы с горки можно было безопасно кататься, дети залепили снегом одну улочку, ведущую с площади на огород бабы Дуни. И начали кататься.

Катались сплошным потоком. Чтобы оборот был быстрее, дети вылепили вторую лестницу, и теперь можно было взбираться с обеих сторон от спускательной поверхности горы. Съехав и пролетев по инерции полкилометра, дети бегом возвращались обратно и лезли наверх. У всех, кто их видел, рябило в глазах. Баба Дуня время от времени выходила на порог и голосила:

— Энто вы чаво удумали, окаянные? Вон с мово огороду! Эй вы! Я вас! — после чего с чувством исполненного долга возвращалась домой.

Гора получилась такая длинная и высокая, что её увидели космонавты из космоса. Засняв необычное явление, они передали видео на Землю. На Земле видео обработали и передали обратно в космос. В космосе видео ещё раз обработали и снова передали на Землю. На Земле видео опять обработали и показали в передаче «Непонятное непознанное».

— Но все эти ваши летающие шары и снежные люди — полная ерунда по сравнению с гадюкинским феноменом. Вот где восьмое чудо света! — рассказывали говорящие головы.

Потом шёл кусок видео, которое телевизионщики, в свою очередь, тоже обработали, и стукнутый мешком диктор вещал под музыку «Этниколор»:

— Неизвестная науке непонятная пирамида возникла внезапно, за пару часов. Возможно, её не строили на Земле, а сразу привезли готовую. Пирамида покрыта роем упорядоченно движущихся элементов неизвестной природы. Посмотрите на этот нескончаемый замкнутый круг! Никто не знает, что это такое. С высоты хорошо видно, что частицы движутся вниз одним потоком, а вверх — двумя.

Но это ещё не всё! Главная загадка кроется с другой стороны пирамиды, на южном склоне которой наши специалисты распознали гигантское изображение снеговика. Какие инопланетные существа оставили нам в наследство этот наскальный образ? Загадочный снеговик улыбается. Что означает его зубастая улыбка? Почему его красные вампирские глаза отражают свет? Возможно, скоро мы получим ответы на эти вопросы.

После этого в кадре появлялась странного вида женщина с дикой причёской и выпученными глазами. Похлопав ресницами и повертев пальцами, она начинала рассказывать:

— Учёные считают, что это сезонная миграция песчанок, поклоняющихся древнему божеству в форме снеговика. По какой-то причине миграция зациклилась во времени и пространстве. Согласно теории древневосточного мудреца Тьфун Чиха, такое возможно в годы, когда магнитные полюса Земли блуждают по поверхности и стукаются друг о друга…

— Порадуйте свои ноздри новыми бумажными платочками «Нюх-нюх-нюх!» — вопила реклама, и по экрану прыгали ноздри на ножках.

— Съели гавбургер? Не останавливайтесь на достигнутом! Съешьте ещё три!!! — призывал небритый мужик с пивным брюхом и противно чавкал с экрана.

— Теперь я знаю, что такое счастье! Это огуречный кефир с перцем! — пищала размалёванная девица и строила такую рожу, что всем, кто это видел, хотелось запустить в телевизор ботинком.

Рекламный блок заканчивался, и на экране появлялся исследователь аномального, на две трети состоящий из волос.

— А я считаю ошибочной песчанковую версию, — говорил он откуда-то из-под бороды. — Исходя из законов физики и химии, это скорее могут быть отрицательно и положительно заряженные частицы, которые по каким-то причинам сильно увеличились в размерах, а образ, принятый некоторыми учёными за снеговика, на самом деле природное образование, образованное электромагнитным полем в образе кругов. Таким образом, образ снеговика не что иное, как образец движения частиц…

— Чтобы прояснить природу неопознанного явления, названного Гадюкинской Горой, туда отправились лучшие умы человечества, но их не пустили, — бубнил стукнутый мешком, а на экране опять вертелось то самое видео, которое к середине передачи ещё раз обработали. — Японский учёный Никомуки Никудаки изобрёл специальную машину для исследования гадюкинской аномалии, но никому её не показывает…

— Внимание! В эфире региональные новости! Мы прерываем передачу специальным выпуском. Только что из надёжных источников стало известно, что Институт Земных Уникальных Чрезвычайных Исследований отвалил восемь с половиной миллиардов рублей на изучение Гадюкинской Горы. Деньги только что перечислены в гадюкинскую гостиницу. Сами исследователи едут в гадюкинскую деревню на машине. Они решили подстраховаться и не везти с собой наличку. В Государственной Гадюкинской Гостинице оба номера приготовлены для комфортного размещения учёных, — тараторила дикторша, двигая глазками вправо-влево и делая вид, что смотрит не на шпаргалку, а на зрителей.

А потом продолжалась передача, и так весь день. После «Непонятного непознанного» началось «Странное запутанное», за ним — «Загадочные тайны». Передачи шли одна за другой, специальные выпуски новостей выходили всё чаще. Над Гадюкиным летали вертолёты — следили, чтобы учёные хорошо доехали и комфортно набились в два номера. И они-таки доехали, и набились, и притопали в кабинет директора гостиницы за деньгами, но на этом этапе что-то пошло не так.

— Где наши деньги? — спросили учёные.

— Какие деньги?! — удивилась директорша.

— Какие нам институт перечислил! Восемь с половиной миллиардов.

— Наверно, в пути задержались, — пожала плечами директорша. — Вы пока так начинайте исследовать, а как деньги придут, я вам позвоню.

Учёные вздохнули, постояли на пороге, почесали репы и ушли. А тут внезапно оттепель началась, гора потекла, и дети пошли создавать другие научные загадки. Гадюкинский феномен потерял свою феноменальность как раз в тот момент, когда к остаткам горы подошли учёные со всякими сложными приборами.

— Позвольте, коллеги, но это же обыкновенная снежная куча! — воскликнул руководитель.

— И на ней нет никаких движущихся частиц! — добавил старший научный сотрудник.

— И из-за этого мы сюда ехали? — возмутился просто научный сотрудник, ни старший и не младший.

— Безобразие! — крикнула Зиночка. Она была младшим научным сотрудником.

— Нужно поскорее забрать деньги и уезжать, — решил руководитель, и вся группа двинулась обратно.

— Где деньги? — спросили они в гостинице. — Мы уезжаем!

— Ещё не пришли, — ответила директорша. — Вы уезжайте, а я потом вам пришлю.

Учёные вздохнули, постояли на пороге, почесали репы и уехали.

Деньги им так никто и не прислал.

А в Гадюкино на берегу речки Гадючки вырос роскошный туристический комплекс.

Первое апреля в гадюкинской школе было тем днём, когда страшно выходить на улицу. Первоапрельский прикол дети начинали готовить уже со второго апреля предыдущего года, поэтому приколы у них получались на ура.

В прошлом году они натянули посередине коридора перед учительской занавеску в цвет стен, а учителям сказали, что школа уменьшилась. И все учителя поверили, что учительской и директорского кабинета больше нет. А без учительской проводить занятия невозможно, поэтому детей отпустили по домам до тех пор, пока школа снова не увеличится. Если бы не уборщица, которая случайно проткнула эту занавеску шваброй, их бы так и не загнали обратно учиться.

В позапрошлом году они записали в классный журнал Кинг Конга, и когда он пришёл на урок, то все учительницы упали в обморок.

В позапозапрошлом году они натёрли классные доски мылом, лампочки — чернилами, учительские стулья — мазутом, а ручки и карандаши — чесноком. В результате училки не смогли написать на досках ни одного слова, извозюкали свои юбки, не смогли грызть ручки и подумали, что в школе короткое замыкание, потому что свет был синим.

В позапозапозапрошлом году они переписали за Толстого «Войну и мир», распечатали и подсунули учительнице литературы. Она подумала, что это настоящая книга, и начала читать им вслух. Пока сообразила, что что-то не то, её уже записали на видео и выложили в интернет. После того случая гадюкинским детям поступила куча заказов на эту книгу: многим старшеклассникам новая версия понравилась больше.

В позапозапозапозапрошлом году они навбивали в школьные стены гвоздей, натянули через весь коридор ядовито-оранжевых шнурков по разным направлениям и сказали, что это лазерные лучи. И училки весь день изворачивались, чтобы пролезть между этих шнурков и не задеть.

В позапозапозапозапозапрошлом году они поменяли в кабинетах таблички, а на саму школу повесили табличку: «Распродажа! Вся бытовая техника по два рубля!» И весь день директор, завхоз, уборщица и библиотекарша путали кабинеты друг друга, а школу осаждали желающие купить холодильник за два рубля.

В позапозапозапозапозапозапрошлом году детишки замазали стёкла извёсткой, а учителям сказали, что внезапно ударили сильные морозы, и их отпустили домой, потому что в сильные морозы занятия не разрешались.

В позапозапозапозапозапозапозапрошлом году школьники надули несколько тысяч надувных шаров и плотно забили ими всю школу (шары покупали в течение года), и учителям, чтобы пробить себе путь в кабинеты, пришлось эти шары протыкать и слушать лопанье.

В позапозапозапозапозапозапозапозапрошлом году они принесли из подвалов каждый по свёкле и завалили вход в учительскую. И училки, которые были хозяйственными тётками, не любящими, чтобы добро пропадало, весь день эту свёклу мыли, чистили, тёрли и закатывали в банки. Прямо в коридоре.

В позапозапозапозапозапозапозапозапозапрошлом году гадюкинские детки обмотались фольгой, и их приняли за инопланетян. По чистому совпадению в тот же день в Гадюкино прилетели настоящие инопланетяне, но после шуточки гадюкинских деток им никто не поверил, и межпланетный контакт был сорван.

Так что можете себе представить, с какими чувствами гадюкинский педсостав ждал первого апреля в этом году. Учитывая то, как многозначительно переглядывались и перемигивались детишки накануне, учителей трясла кондрашка ещё с вечера.

И вот в Гадюкино наступило первое апреля. С семи утра над деревней стоял тихий лязг — это училки стучали зубами. Больше всего им хотелось, чтобы детки по своему обыкновению прогуляли учёбу, но не для того все 10890 учеников целый год готовились.

Был тот редкий случай, когда училки не хотели идти в школу, а дети хотели. Причём училки влипли гораздо хуже: если детям в школу не хотелось — то они и не шли, а училки шли по-любому.

Уже за километр от школы они почуяли неладное. Никто не бил стёкла, не горланил дразнилки, не хлопал бумажными пакетами. Училки опасливо шли, поглядывая себе под ноги, и удивлялись, какая сегодня дорога непривычно серая. Как правило, в это время суток асфальта не было видно из-под цветных пакетиков от чипсов.

На подходе к школе училки перекрестились: парадный вход был ничем не заляпан, а плакат «Добро пожаловать!» не переделан в «бро, дай пожрать!» Это было очень подозрительно. Училки даже поканались по линейке, кому первым входить. Канались, канались, а линейка всё не кончалась. Потом оказалось, что это рулетка на пять метров, но они всё-таки доканались. Выпало математичке.

В общем, они все в конце концов вошли — деваться-то некуда, детей учить-то надо! А когда вошли и не увидели на стене карикатуры на директрису, то им стало совсем не по себе.

— Ну, ни пуха нам ни пера, — сказала химичка, и все её услышали, потому что в школе никто не галдел. Училки переглянулись и разошлись по кабинетам.

А в кабинетах они увидели смирно сидящих детей в школьной форме. У девочек были бантики, у мальчиков галстучки. При виде своей училки каждый класс встал и приветствовал её стройным: «Здравствуйте!»

— Здравствуйте, садитесь, начинаем урок, — чуть не заикаясь, отвечала каждая.

А дальше началось что-то невообразимое. Училки спрашивали — дети отвечали. Правильно. На пять. У доски и с места, письменно и устно. Без бумажных самолётиков и плевков жвачками. Доски были ничем не намазаны, из шкафов никто не выл, по потолку никто не бегал, а главное — дети!!! Они выглядели как нормальные ученики, можно даже сказать — как отличники.

— Откусилова, сколько будет дважды два? — спрашивала училка у первоклассницы, которая почти не виднелась из-под двух огромных бантов.

— Четыре! — отвечала Откусилова. Не пять, не три, девяносто девять сотых и девять в периоде, а ЧЕТЫРЕ!!!

— Чем выделяются вводные слова? — спрашивала русичка, и весь пятый «Ё» во главе со Стешкой и Нюшкой хором отвечал:

— Запятыми! — не маркером, не двойным кликом, а ЗАПЯТЫМИ!!!

— Куда впадает Волга? — спрашивал географ Евграф Евграфыч (который явился в школу на три часа раньше, чтобы ликвидировать первоапрельские инсталляции, но ничего не обнаружил и все три часа сидел в кабинете, повторяя свой предмет), и ему отвечали:

— В Каспийское море! — не в прострацию, не в восторг, а в КАСПИЙСКОЕ МОРЕ!!!

Никто из учителей не выдержал больше пяти минут. Кроме Скарапеи Горыновны — она выдержала шесть. Вид нормальных гадюкинских детей так обескуражил педагогов, что они с перепугу объявили, что сегодня занятия отменяются.

И дети, радостно вопя и сшибая всё на своём пути, помчались по домам. Финт ушами удался!

В гадюкинской школе за всю её историю произошло много интересных событий.

Двоечник Гвоздодёров из восьмого «Ж» однажды украл у папаши перфоратор и многократно просверлил школу насквозь, а ремонтники потом, чертыхаясь, искали по всему зданию эти дырки, чтобы залепить.

Двоечница Бутылкина из одиннадцатого «Ч» как-то зимой надоумила одноклассников разукрасить снег вокруг школы в зелёный с цветочками, и учителя подумали, что наступило лето, и отпустили всех на каникулы. Потом, правда, сообразили, что что-то не то, и загнали детей обратно в школу, но Бутылкина на целую неделю стала знаменитостью.

Троечник Флешкин из десятого «Ъ» однажды напихал в замочные скважины жвачку, и ни один кабинет не могли открыть. Пришлось менять замки. А пока меняли, школьники играли в догонялки.

Но если вы думаете, что отличались только старшеклассники, то вы ошибаетесь! Однажды первоклассники устроили такое, что об этом помнили много лет спустя.

В первом «Э» был урок технологии. По программе требовалось слепить зайчика, и учительница велела принести пластилин. Дети решили не мелочиться и скупили весь пластилин в магазинах. Каждый принёс по десять пачек. А чтобы рюкзаки были не слишком тяжёлые, выкинули из них учебники.

Перед уроком труда как раз выдалась большая перемена, времени было вагон, и двоечник Открутилов слепил из своих десяти пачек огромного паука, а для красоты обмазал его чёрным пластилином. «Неплохо», — подумал Открутилов, любуясь делом рук своих, и прилепил паука на стену.

Тут как раз вернулись из столовки другие дети. При виде паука девчонки оглушительно завизжали, а мальчишки восхищенно загалдели.

— Где взял? — спросил Открутилова Полторашкин.

— Слепил, — гордо сказал тот.

— Мы тоже хотим! — завопили другие первоклассники и кинулись лепить пауков.

С этой задачей они отлично справились, и когда прозвенел звонок, весь кабинет был украшен здоровенными чёрными пауками. Пауки сидели и стояли на столах, на стенах, на потолке и на полу, а самый большой и самый страшный восседал на учительском столе. На этого паука ушло двадцать пачек пластилина.

— Давайте выйдем из класса и сделаем вид, что боимся, — предложила троечница Тяпкина. — Тогда училка подумает, что пауки настоящие. Только, чур, не ухмыляться!

— Точно! — согласились первоклассники и выбежали за дверь.

Тут как раз подошла учительница.

— Это что это вы тут делаете? — спросила она.

— Боимся, — ответили дети и в доказательство постучали зубами.

— Что вы ещё выдумываете? А ну быстро все в класс, будем лепить зайчиков!

— Не-е. Там пауки…

— Какие ещё пауки?

— Чёр-рные…

— Глупо в вашем возрасте бояться насекомых. Вы уже большие!

— Они тоже большие…

— После урока скажу уборщице, чтобы побрызгала дихлофосом. А сейчас начинаем лепить зайчиков, — сказала учительница и твёрдым шагом вошла в кабинет. И тут же с визгом вылетела оттуда, как ошпаренная.

— Нашествие гигантских пауков! — кричала она в телефон. — Надо эвакуировать всю школу! И вызвать спасателей! Они могут быть ядовитые!

Дети радостно заулыбались: им очень хотелось посмотреть ядовитых спасателей. А училка подняла всю школу на уши, и через пять минут всех детей стали выгонять на улицу. Но это было сложно: каждый хотел сфоткать на память гигантских пауков.

— Десятый «А»! Шестой «П»! Восьмой «У»! Второй «Х»! Немедленно покиньте помещение, здесь опасно! — кричали учительницы, а дети им отвечали:

— Сейчас! Только селфи с паучком сделаем…

Когда наконец всех учеников вытолкали из школы, фото и видео гигантских пауков уже разлетелось по всему интернету. Умник Поганкин анимировал изображение в специальной программе, и пауки зашевелились. Дети пришли в восторг, а взрослые в ужас. В школу направили десять спасательных бригад и двадцать отборных дезинсекторов от фирмы «Клопомор», но областное телевидение и репортёры из районной газеты успели чуть раньше.

— Вот что натворили химические выбросы местного пивзавода! — шумела газета. — Всё Гадюкино заполонили пауки-мутанты!

— Вот к чему привело глобальное потепление! — вопило телевидение. — Растаяли древние гадюкинские ледники, и наружу выползли древние гадюкинские пауки!

Но громче всех орал древний гадюкинский блогер — был там один бодрый дед, который нашёл на смартфоне видеокамеру и теперь поучал всех в интернете, как надо жить. Так вот он считал, что в появлении пауков виноваты видеоигры.

Подоспевшие спасатели и дезинсекторы выгнали журналистов из школы, но сенсация уже облетела мир. Дети, давно разбежавшиеся по домам, с удовольствием смотрели свою школу в новостях.

Первым делом доблестная фирма «Клопомор» полила пауков отравой. Пауки не шевелились.

— Подохли, — объявил бригадир и велел собирать паучьи трупы в мешки.

Но едва дезинсекторы прикоснулись к паукам, как намертво к ним прилипли. Пластилин и сам по себе штука липучая, а вместе с отравой вообще превратился в клей. Клопоморы завопили, заругались, и спасатели начали их спасать. К концу действа и те, и другие с ног до головы уляпались пластилином, и стены тоже уляпали, а линолеум на полу пришлось потом менять.

В итоге день прошёл отлично. Единственное, о чём жалели первоклассники, это о пауках. Но на следующем уроки технологии по программе был пошив мягкой игрушки, и дети заранее запаслись обрезками искусственного чёрного меха, круглыми блестящими пуговицами и толстой проволокой для каркаса. Ведь и ежу понятно, что меховые пауки гораздо прочнее пластилиновых!

Второму «Х» долго не давали покоя лавры первого «Ж», налепившего из пластилина огромных пауков. Второклассники строили планы, совещались, ломали головы, чем порадовать любимую учительницу (а заодно и всю школу), и вот однажды двоечник Сморчучкин придумал гениальную идею. Он залез на парту, сделал страшные глаза и громко прошептал:

— А что, если обмотать надувной мяч мокрой туалетной бумагой, высушить и подвесить на лампочку? Над учительским столом, например. Все подумают, что это осиное гнездо, и начнётся веселуха.

Секунду стояла тишина, а потом второклассники неистово завопили, завизжали, захохотали, запрыгали и начали качать Сморчучкина. Тот самодовольно ухмылялся. Идея была настолько шикарная, что могла войти в анналы гадюкинской истории. Весь второй «Ж» понимал, что бумажное осиное гнездо гораздо круче пластилиновых пауков. Когда оно появится в мировых новостях, даже старшеклассники обзавидуются. Да что там обзавидуются — у них от зависти на ушах вырастет зелёная шерсть! И второклассники целеустремлённо убежали с урока в магазин игрушек за мячом.

Мяч они выбрали пляжный, полосатый и самый большой. То, что он был полосатый, не сыграло в их затее ровно никакой роли, потому что вскоре его залепили мокрой туалетной бумагой, и полосок не стало видно от слова совсем. А вот то, что мяч был большой, сыграло роль, да ещё какую! Он был не просто большой — он был огромный! Полметра в диаметре, и ни сантиметром меньше.

Надували его всем классом по очереди. Но только не подумайте, что гадюкинские дети пренебрегли правилами гигиены! Как бы не так! Школьники в Гадюкине были не дураки, даром что учились на двойки. Двоечник Модемов притащил в школу велосипедный насос, и весь второй «Ж» выстроился в очередь, чтобы качнуть хоть по разу. Каждый хотел принять участие в общем деле.

Накачивали его на переменах и к концу учебного дня накачали, а чтобы спрятать от глаз учительницы, положили в угол и закидали бумажками. После уроков троечница Казючкина объявила учительнице, что они будут готовиться к контрольной, и Анисья Фектистовна разрешила им остаться на часок. А большего детям и не требовалось!

Из-под парт мигом появились заранее приготовленные тазик, трёхлитруха воды и, конечно же, серые рулончики. По совету хитроумного Сморчучкина в тазик с водой вылили пузырёк клея, чтобы бумага схватилась намертво.

И закипела работа! Если бы дети с таким же рвением готовили домашние задания, то через неделю стали бы круглыми отличниками и пошли бы на золотую медаль. Чётко распределив обязанности — одни разматывали, другие мочили, третьи обматывали — они за двадцать минут превратили мяч в полное подобие осиного гнезда. Полюбовавшись делом рук своих, дети с ним сфоткались и, поставив парты друг на друга, привязали шпагатом «гнездо» к лампочке над учительским столом.

Смотрелось мощно. Дети широко улыбнулись друг другу и поскорее выбежали из класса, пока не пришла училка и не увидела произведение искусства раньше времени. Активистка Казючкина заперла дверь на ключ и отнесла его в учительскую Анисье Фектистовне, доложив, что к контрольной все готовы. Училка обрадовалась и отпустила деток по домам.

На следующее утро первым уроком было чтение. Второй «Ж», как водится, орал и галдел так, что стёкла звенели. Другие классы, впрочем, вели себя точно так же. Учительница, закалённая годами работы в гадюкинской школе, твёрдым шагом шла к своим ненаглядным второклассникам. На её голове поверх причёски красовались наушники для стрельбы — такие по совету Скарапеи Горыновны купили все учительницы начальных классов. Войдя в кабинет, Анисья Фектистовна водрузила на стол сумку с тетрадями и начала стучать по нему ручкой, призывая детей к порядку.

Она стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, стучала, но у детей никак не получалось заткнуться.

Тогда училка прокашлялась и заорала:

— Второй хэ! Начинаем урок!

И дети притихли. Училка сняла наушники, раскрыла журнал, и вдруг ей показалось, что что-то не так. Она не поняла, что именно, и продолжила листать журнал, испещрённый двойками, но ощущение, что что-то не так, стало ещё отчётливее. Анисья Фектистовна прислушалась и поняла, что дискомфорт ей доставляет странный жужжащий звук, раздающийся отовсюду.

— Второй хэ! — крикнула она. — Я требую тишины в классе. Прекратите шуметь.

— А мы не шумим, — ответил двоечник Сморчучкин.

— А что же это тогда за звук? — спросила учительница и нашла наконец в журнале фамилию Сморчучкина.

— Наверно, это осы жужжат, — ответила троечница Казючкина.

— Какие ещё осы? — фыркнула Анисья. — Не выдумывайте чепухи. К доске пойдёт… — она выдержала зловещую паузу, — Сморчучкин!

Сморчучкин встал, помялся немножко и сказал:

— Анисья Фектистовна, я боюсь выходить. Они ж кусаются.

— Кто?!

— Осы…

В этот момент жужжание усилилось — потому что все ученики второго «Х» прибавили громкости на мобильниках. А звук осиного жужжания они скачали ещё вчера, но училка-то об этом не знала!

— Откуда в кабинете осы? — возмущённо крикнула Анисья. — Вы мне зубы не заговаривайте! Сморчучкин, прекрати ломаться и иди к доске!

Сморчучкин вздохнул, но пошёл не вперёд к доске, а назад к двери. И другие ученики тоже встали и пошли назад к двери. Включённые мобильники они оставили в партах, в сумках со сменной обувью, так что на жужжании их уход не отразился.

— Куда это вы собрались? — повысила голос училка. — А ну верррррррррнитесь! — и для пущей убедительности хлопнула рукой по столу.

Но дети замотали головами и быстренько улизнули в коридор.

— Какие неслухи! С таких-то лет! — горестно воскликнула Анисья и возвела очи к небу.

И увидела висящее над ней огромное осиное гнездо.

— А-а-а-а-а-а-а-а! — завопила она и пулей вылетела вслед за своими воспитанниками. — Матрёна Эмпидокловна! — крикнула она в телефон. — Опять надо всех эвакуировать! В школе осиное гнездо!!!

Второклассники тихонько хихикали в кулаки. Скоро весть разлетелась по всей школе, и всех детей начали выгонять на улицу. Те были только рады, но сначала каждый норовил сфоткаться с гнездом, и эвакуация превратилась чёрт знает во что. Когда подъехали спасатели и дезинсекторы, им не сразу удалось протолкаться в опасный кабинет.

Телевизионщики опять успели первыми и начали онлайн-трансляцию на весь интернет.

— Храбрые дезинсекторы только что вступили в гадюкинскую школу, облепленную осиными гнёздами! — орала на камеру горластая журналистка с хвостом на голове. — Жужжанье ос-мутантов раздаётся по всей округе!

— Отойди, тётка, — пробурчал мужик в скафандре и включил специальный пылесос-пшикалку. К осиному гудению прибавилось гудение техники. — Щас они все полетят! — угрожающе пробубнил он из-под шлема, и журналистка отбежала на безопасное расстояние.

Гнездо поливали отравой три часа, но ни одна оса так и не вылетела. Тогда за дело взялись спасатели: они сшибли гнездо палкой и всемером начали его дубасить топорами. Мяч не выдержал такого обращения и лопнул.

И все увидели, из чего состоит осиное гнездо.

И весь интернет громко заржал.

А громче всех ржал второй «Х», который сидел в кузове старого КАМАЗа и по планшету Казючкиной смотрел, как команда спасателей лупит по надувному мячу.

Лупили они от души, так что вместе с мячом лопнули также учительский стол и классный журнал — этот вообще рассыпался по листику, и пришлось заводить новый. А листики из старого дети потом растащили и сделали из них лягушек-оригами. Это было лучшее применение для классного журнала во всей истории мирового образования.

Однажды на уроке физики десятый «Ч» скачал машину времени и удрал с урока, всей толпой улетев в прошлое. Так сложилось, что все изобретения фантастов тоже осовременились и из разряда железок перешли в разряд программ — машина времени в том числе. Чтобы побывать в другом времени, достаточно было скачать эту машину и установить себе на телефон — по крайней мере, так уверял программист, создавший эту программу. А гадюкинские детки ему поверили и скачали. Кто же знал, что она окажется рабочей! (Вообще-то он готовил её к первому апреля, чтобы подшутить над друзьями, но был перфекционистом и сделал всё слишком хорошо.)

Физичка, увидев, как все ученики одновременно растаяли в воздухе, заголосила и побежала жаловаться директору. А десятиклассники, гогоча, материализовались в ледниковом периоде и начали фоткать мамонтов. Но потом двоечник Тыков окоротил своих товарищей:

— Э, харэ батарейки жечь. А то сядут, и останемся навсегда в древности. Нам же ещё возвращаться!

— Дело говоришь, — согласились одноклассники и выключили телефоны.

— Тем более что всё равно тут сотовая связь барахлит, — добавил двоечник Керосинов.

— Говорят, в триасовом периоде она ещё хуже была, — заметила троечница Оптоволоконникова, и весь класс направился вперёд.

Вокруг росли огромные секвойи, а между ними бродили ископаемые животные. Саблезубых тигров школьники отпугивали фразами из учебника обществоведения, а мамонтов гладили за хобот и угощали крекерами.

Вдруг из кустов выбежала толпа неандертальцев в шкурах и перьях. Они возвращались с охоты — каждый нёс снизку добытых диких кур. Увидев гадюкинских школьников, неандертальцы сразу признали в них своих людей и громко приветствовали. Неандертальского языка гадюкинцы не знали, но это не помешало двум народам понять друг друга — жестов и междометий оказалось достаточно. А когда этого не хватало, в ход шли рожи.

— Айда к нам в стойбище, — пригласил главарь племени, и юные гадюкинцы, конечно же, не отказались. По пути на них напал птеродактиль, случайно уцелевший с эпохи динозавров, но его отогнали громкими воплями. Десятиклассники с удовольствием помогали: уж что-что, а вопить они умели! Используя математические формулы вместо ругательств, они быстро справились с задачей. Когда не надо, гадюкинские школьники легко вспоминали формулы и правила.

— Смотрите, тыртыр летит! — вдруг крикнул один неандерталец, и все остальные забегали и зашумели.

— Что такое тыртыр? — спросила Оптоволокнникова.

— Это такая летучая скотина, — объяснил ей главарь и для понятности помахал руками. — Опасная. Клюв — во!

— Не проходили мы на истории никакого тыртыра, — пожал плечами Керосинов.

— Наверняка проходили, просто мы в тот день удрали с урока, — сказал Тыков, и весь класс согласился с его версией.

Неандертальцы тем временем продолжали бегать и вопить. Через пару минут раздалось громкое «тыр-тыр-тыр», небо потемнело, и над ними пролетела длинная оранжевая птица с крокодильим хвостом и пятью крыльями. Клюв у неё действительно был «во».

Птичка полетала кругами и с грохотом приземлилась. Неандертальцы и десятиклассники замерли. И тут вперёд вышел двоечник Вайфаев, и вынул из кармана пистолет для страйкбола, и забубухал в птичку сразу двадцать шариков, и покрылась она синими, белыми, зелёными, фиолетовыми и розовыми кляксами.

Откуда ни возьмись из-за кустов и камней повылезли разные животные и стали над птичкой ржать. Они хихикали, гыгыкали, улюлюкали и гоготали. Они показывали на неё пальцами (у кого были), когтями, лапами и копытами. Они брякались на спину и дрыгали задними лапами от смеха.

От такого позора тыртыр прекратил тыртыркать, взмахнул всеми своими пятью крыльями и улетел. Больше его никто не видел, и следов в истории о нём не сохранилось. Детишки не прогуляли урок истории, на котором проходили тыртыра — такого урока попросту не было.

Неандертальцы и гадюкинцы, тоже поржав над уляпанным тыртыром, воздали хвалу Вайфаеву и продолжили путь в стойбище. И наконец-то дотопали. Оно состояло из шатров и небольшой площадки для ритуальных плясок и прочих мероприятий. Пока неандертальцев, обвешанных гроздьями диких кур, встречали жёны, гадюкинцы знакомились с местными подростками. Одеты и те и другие были примерно одинаково, поэтому разногласий из-за шмоток не возникло, язык тоже был почти общий, и вскоре большая гадюкинско-неандертальская тусовка разводила на площадке костёр и готовила шашлыки из дикой курятины. Взрослые обедали в шатрах, потому что им было скучно заниматься шашлыками, да и некогда.

После шашлыков подростки тут же устроили дискотеку — местная группа «Неандерталлика» играла на свистелках, трещотках, стучалках и бренчалках неплохой хард-рок. Но взрослые, как всегда, всё испортили. На самой крутой песне из шатра выскочил главарь и завопил, что делу время, а потехе час, и этот час уже прошёл, так что молодёжи пора идти на уроки. Учитель ждёт, и все опоздавшие получат прутом.

И всех подростков, не разбирая, загнали в шатёр с надписью «Школа». Надпись была сделана на неандертальском языке, но гадюкинцы и так догадались, что за слово там написано. Слово, которое они считали настолько неприличным, что даже не писали его на заборах.

— Ып! — грозно гаркнул учитель — косматый первобытный человек в козлиных шкурах и с совершенно дикими глазами. Дети встали по струнке — все, включая гадюкинцев. Очень уж тон у тутошнего педагога был убедительный. — Бу! — рыкнул он чуть тише, и ученики сели. Прямо на утрамбованный пол, потому что с мебелью здесь было туго.

Учитель прошёлся перед классом туда-сюда, сверля детей взглядом.

— Сейчас двойку влепит, — шепнул Керосинов Оптоволоконниковой. Учитель заметил болтовню на уроке и с криком:

— Аргх! — треснул кулаком по камню, что служил учительским столом. Камень раскололся надвое. Керосинов заткнулся и сел в позу первоклассника.

«И здесь то же самое», — подумал Тыков и переглянулся со своими. Те поняли, кивнули и вытащили телефоны.

— Р-р-р-р! — зарычал препод и скрючил пальцы, как когти, и все, даже гости из 21 века, поняли, что тема сегодняшнего урока — саблезубые тигры.

И в этот момент половина класса растаяла в воздухе. Последнее, что услышали гадюкинцы в ледниковом периоде, был восхищённый гул толпы неандертальских подростков, которым наверняка тоже хотелось свалить из школы.

Вернулись они в то же самое место, из которого удрали — в кабинет физики. Но уроки к тому времени уже кончились, и школа закрылась, так что десятому «Ч» пришлось вылезать из неё через окно. Но им это было не впервой!

Третий «Ф» долго не мог придумать, как переплюнуть первачков с их пауками и вторачков с их осиным гнездом. Предлагалось… А, чего только не предлагалось. Наверно, вы сами уже прекрасно догадываетесь, что могли предложить гадюкинские детки. Лучше мы от этих упоминаний воздержимся, а то вдруг кто-нибудь захочет воплотить идеи гениальных третьеклассников.

Так вот был в третьем «Ф» юный спец по компьютерным играм. Все уроки напролёт он не учился, а играл на телефоне и весьма в этом преуспел. Фамилия его была Бэкапов. Он долг слушал совещание одноклассников, а потом хихикнул и сказал:

— Слушайте, одноклы. Вы, конечно, все здорово придумали, но идею Чертополохова нельзя провернуть, потому что цемент тяжёлый и мы столько не принесём. А так было бы, конечно, здорово залепить её насквозь цементом.

Все вздохнули.

— Идею Выскочкиной тоже нельзя провернуть, — продолжал Бэкапов, — потому что селёдка денег стоит, да и нам самим тоже придётся нюхать. А так было бы неплохо устелить весь пол в школе тухлой селёдкой.

Все опять вздохнули.

— Идею Штукатуркина мы также воплотить не можем, потому что у нас нет универсального растворителя. А так было бы, конечно, супер — все пришли утром на занятия, а вместо школы большая лужа.

Все вздохнули в третий раз.

— Идея Брандмашкина мне, откровенно говоря, понравилась, но и она невыполнима. Посудите сами, коллеги, где мы найдём столько ниток, чтобы изобразить паутину? К этому готовиться нужно заранее. Если начнём скупать серые нитки сейчас, то к будущему году можно будет превратить школу в логово гигантских пауков. Пауками нарядимся сами. А сейчас надо сделать что-то легковыполнимое и бюджетное.

— У тебя есть идея? — с надеждой спросили его одноклы.

— Конечно! — с гордостью ответил Бэкапов. — Иначе бы я не стал брать на себя роль руководителя. Вот смотрите. Есть школа. Есть мы. Есть интернет. Если мы запустим в интернет видеоролик про нашу школу, по которой бегает трёхметровый таракан, то все поверят.

— Ух ты! Класс! Круто! — раздались возгласы. — Но где мы возьмём такого большого таракана, да ещё такого, чтобы бегал? Его же делать надо.

— Не надо, — авторитетно возразил Бэкапов. — Неважно, есть таракан или нет — главное, объявить всем, что он есть. И все поверят. Я его сляпаю в три дэ рисовалке и наложу на видеозапись школы. Ваша задача будет удирать от воображаемого таракана и погромче орать на камеру.

— Ух ты! Ура! Обалдеть! — зашумели третьеклассники и побежали в коридор убегать от таракана.

Оператором был Бэкапов. Другие дети, увидев вопящий и убегающий от кого-то третий «Ф», удивились и спросили, в чём дело.

— Это игра такая, — пояснил Штукатуркин. — Бывает в догонялки, а это в убегалки. Кто быстрее убежит, тот и выиграл.

— А от кого убегать-то?

— Да не всё вам равно? Главное, орать погромче.

И другие классы присоединились к массовке. Бэкапов отснял потрясающий материал, вечером смонтировал его и прикрутил к видео огромного таракана с длинными усами. А наутро, когда начались уроки, запустил ролик в интернет.

— Здравствуйте, дети, садитесь, начинаем контрольную по… — начала учительница математики в пятом «Я», но не договорила. В дверь вломилась встрёпанная англичанка и закричала:

— Вы новости смотрели? По нашей школе бегает гигантский таракан! Его ищут по всему зданию, уроки отменены!

Математичка упала в обморок, дети запрыгали и завопили от радости, а потом схватили телефоны и включили новостной канал.

— Тем временем в Гадюкинской средней школе опять происшествие. На этот раз в ней обнаружено гигантское насекомое рода blattella germanica, в просторечии именуемое тараканом. В здании уже работают спасатели, дезинсекторы, дрессировщики и криптозоологи, — тарахтела репортёрша. — Пока спасатели спасают детей, а криптозоологи, дрессировщики и дезинсекторы ловят таракана, один из ведущих специалистов в области криптоэнтомологии согласился дать нам интервью.

На экране появился косматый дядька в старомодном прикиде и с усами как у таракана. В руке он держал брыкающуюся саранчу. Увидев саранчу, репортёрша завизжала нотой «фа» второй октавы, бросила микрофон и убежала. Энтомолог развёл руками, положил саранчу в карман и тоже ушёл. Репортаж не получился.

— Ставь рекламу, придурок! — раздалось за кадром. — Уснул, что ли?

Детишки заржали и переключили на другой канал. Там было примерно то же самое, но без саранчи. По всем каналам шёл эпический ролик Бэкапова, прерываемый говорящими головами. Выступали учёные, писатели-фантасты, экстрасенсы и специалисты по тараканам. Какой-то предприимчивый блогер даже основал новую науку — тараканологию — и открыл запись на платные курсы.

Одна тётка в студии передачи «Непознанные непонятности» размахивала книжкой Чуковского «Тараканище» и кричала:

— Это было пророчество!

Один дядька в студии передачи «Насекомые — друзья человека» ходил туда-сюда и вещал:

— Этот несчастный таракан пытается найти дорогу к людям, а вы его гоняете. Необходимо пересмотреть свои взгляды на тараканов и протянуть ему лапку помощи.

Во всех кабинетах дети с удовольствием смотрели развернувшееся шоу и тыкали в экран пальцами с возгласом: «Вот я!» На экране они дружной толпой удирали от трёхметрового насекомого. Таракан действительно получился на ура: большой, коричневый, жирный. Он бегал по всей школе, задевая усами за стены и ворочая круглыми глазищами.

В третьем «Ф» был, можно сказать, праздник. Бэкапова качали и носили на руках.

— Это теперь, пока твоего таракана не поймают, уроков не будет? — спросила Выскочкина.

— Вот именно! — торжествующе ответил Бэкапов. — А поскольку его не найдут никогда — значит, и уроков не будет никогда.

— Ура! — завопили третьеклассники и пустились в пляс в ожидании, когда их начнут эвакуировать. Спасатели как раз приставили лестницу под окно.

Но вдруг они лестницу убрали, сложили, засунули обратно в машину и уехали. Дети переглянулись и, не сговариваясь, опять полезли смотреть новости. По всем каналам показывали, как храбрые спасатели связывают скотчем огромного таракана, а тот вяло шевелит лапками и дёргает усами.

— Чтобы обезвредить насекомое, его пришлось временно усыпить, — тарахтела репортёрша. — Сейчас его погрузят на волокушу и отвезут в Центр Исследований Аномальных Насекомых И Деревьев. Школа спасена, и в ближайшие пять минут в ней возобновятся уроки.

У всех гадюкинских учеников одновременно отвисли челюсти.

— Но как же так? — с отчаянием спросила Выскочкина. — Его же не было, как же его поймали?

— Тем же способом, что я запустил его в школу, — вздохнул Бэкапов. — Им просто надоело ловить, и они нашли спеца, который нарисил этого таракана по моему шаблону. И теперь весь мир считает, что таракан был. И что они его поймали. И через пять минут нас опять усадят за парты.

— Э-э-эх… — тяжко вздохнул весь класс, отчего в окне хлопнула форточка.

— Атас, училка идёт! — крикнул Чертополохов, и все расселись по местам. И всё стало как раньше. Но только до следующей проделки!

После подвигов первого «Ж», второго «Х» и третьего «Ф» четвёртый «Ы» задумался.

— Может, нарисуем на стене провал в другое измерение? — предложил двоечник Прогрызов.

— Первый же стукнувшийся поймёт, что это нарисовано, и расскажет остальным, — сказала двоечница Флудилкина. — Не прокатит.

— Тогда, может быть, налепим из холлофайбера и клея гусей и расставим их по коридору? — предложила Шуруповёртова.

— И что толку? Возни много, а выхлоп нулевой, — возразил Скорлупаев. — Надо отмочить что-нибудь такое, чтоб вообще. Чтоб ого-го.

— А давайте космический корабль построим! — крикнул Прогрызов.

— Из чего?

Дети задумались. Строить корабль было действительно не из чего. Вдруг двоечника Планшетова осенило:

— Люди, а давайте…

И как назло именно в эту секунду в класс вошла училка.

— Садитесь. Начинаем урок!

Целых сорок пять минут дети делали вид, что учатся, а на самом деле строили друг другу рожи, играли в телефоны и плевались бумажками. А когда урок кончился, Планшетов всё позабыл.

Пришлось снова думать.

— Давайте старые диваны расторсучим, пружины себе на пятки прикрутим и будем прыгать по дорогам! — предложила Флудилкина.

Дети задумались и представили себе себя, прыгающих по дорогам на пружинах. Выглядело прикольно, но неправдоподобно.

— А давайте притащим с помойки старые компы с памятью CD RAM и жёстким диском на три гига, поставим их в классе, а училке скажем, что их прислали из Москвы и что это новый стандарт образования! — предложил Диодов, и его идея понравилась народу больше предыдущей. Но увы, она тоже провалилась, потому что старые компы неделю назад уехали на Великую Городскую Помойку, а тащиться за ними туда было далековато.

— Так мы ничего не придумаем, — сказал Скорлупаев, который был у четвёртого «Ы» заводилой. — Я знаю, где можно почерпнуть вдохновение. Пойдёмте после уроков на…

Но в этот момент в класс вошла училка и объявила контрошу, и бедным детям опять пришлось целых сорок пять минут делать вид, что они занимаются делом. На самом деле они подсматривали решения в интернете, а сами резались в игры онлайн.

После контроши заводила Скорлупаев забыл, куда хотел повести весь класс, и они пошли просто мотаться по улице, пиная бутылки. О том, что до конца учебного дня ещё два урока, дети тоже забыли.

Они шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и вот наконец пришли к излюбленному месту всех гадюкинских школьников: старому грузовику без колёс, вросшему в землю.

Весь четвёртый «Ы» залез в кузов, достал из карманов и рюкзаков чипсы, сухарики и газировку, и начался Совет.

— Итак, на повестке дня вопрос: что отмочить, — чавкая сухариками, провозгласил Скорлупаев. — Вносите предложения.

— Взять из сарая мётлы и нарядиться Гарри Поттерами, — внёс предложение Открывалкин. — А если учителя начнут ругаться, скажем, что мы попаданцы.

— Не поверят, — махнул рукой Скорлупаев. — Они не читали и не смотрели. Дальше?

— Украсть ведро краски и покрасить площадь.

— Прийти в школу в домашних тапках.

— Надеть на самокат шкуру козла. Плюшевую, новогоднюю.

Предложений было внесено много, но все они не дотягивали до уровня «ого-го». И вдруг среди множества посредственных идей прозвучала одна стоящая: позвонить пятому «Ё» и спросить совета у них, как у более опытных.

— Точно! — закричал Скорлупаев и позвонил Стешке.

Не прошло и четверти часа, как пятый «Ё» во главе со Стешкой и Нюшкой притопал к старому грузовику на помощь товарищам.

— Здорово, народ! — крикнула Нюшка.

— Ещё не все чипсы сгрызли? — спросила Стешка и запрыгнула в грузовик. Остальные пятиклассники последовали за ней. В кузове стало тесно, и часть детей перелезла на растущие рядом берёзы. Им было не привыкать: по деревьям гадюкинские дети лазили так хорошо, что к ним привозили обезьян из городского зоопарка на обучение.

— Мы тут думали, думали, что отмочить, но так и не придумали, — пожаловался Скорлупаев. — Пришлось вас вызывать.

— Правильное решение, — одобрила Стешка. — Может, надуем шары и забьём ими школу?

— Бы-ыло! — хором завопили оба класса.

— Тогда, может, обмотаемся туалетной бумагой и устроим нашествие мумий? — предложила Нюшка.

— Тоже было! — завопили все.

— А ведь классно мы тогда покуролесили, — расплылась в ехидной улыбке Стешка.

— Ещё бы! — захохотали дети. — А как мы в парикмахерскую ходили, помните? Ха-ха-ха!

— А как мы Кинг-Конга вызвали, а? Ха-ха-ха!

— А как мы карандашами гранёными по полу гремели! Помните, какая потеха была? Ха-ха-ха!

Дети целый час вспоминали свои проделки и хохотали.

— Эх, обидно будет, если это всё забудется, — вздохнул Скорлупаев. — Надо бы записать, что ли. Для будущих поколений, — предложил Прогрызов.

— Пфе, вот ещё, писаниной заниматься, — фыркнула Стешка. — Я на уроках-то отродясь не писала, а тут добровольно писать — нет уж, спасибки.

— А писать и не надо, давайте на диктофон наговорим, — сказала Нюшка. — Оно само в буквы преобразуется. Получится даже грамотнее, чем если бы мы писали вручную.

— Окей, наговорим, а дальше-то что? — спросил Планшетов. — Куда это всё девать-то?

— Э-э-э… Дай подумать, — наморщила лоб Стешка. — А давайте-ка какому-нибудь писателю всю эту лабуду отправим, и пусть напишет про нас книгу.

— А что? — подхватила Шуруповёртова. — Отличная идея! Только писатели — они же все важные, известные. Ещё нос задерёт и не захочет про нас писать.

— А мы не очень известного найдём, — сказала Нюшка. — Чтобы не задирал нос. Ведь это же круто — книга про нашу Гадюкинскую школу.

— Класс! — запрыгали дети, и грузовик затрясся. — А картинки к этой книге сами нарисуем.

— Ага! — обрадовался Прогрызов. — На тетрадных листах в клеточку. Но тогда надо и другим классам сказать, чтобы и они тоже надиктовали про свои проделки. Чтобы у писателя было достаточно материала.

— Обязательно, — кивнула Стешка. — Коллекция проделок должна быть полной. Ну что, погнали?

— Погнали! — завопили оба класса.

И они погнали по домам — звонить товарищам по школе, рисовать картинки и составлять коллекцию проделок для отправки писателю.

И у них это получилось!