О вреде взрослости в отдельно взятой жизни (гет)

Бывали разные ситуации — ужасные, абсурдные, нелепые... Но драконом он ещё ни разу не становился. Даже Том, при всей подлючести маниакальной натуры, не додумался проклясть его так. Он привык, что девяносто девять процентов шишек сыплются как раз на него. Кто крайний? Поттер, разумеется. Обратная сторона легендарной удачливости.

Только один человек видел в нем Гарри. Того самого тощего очкарика из поезда, где они познакомились. В теплых, искристых и умных глазах Гермионы он всегда видел только себя. Причем себя настоящего. Прежде всего живого человека — никогда образ, вылепленный молвой. Она была константой его мира.

Не умеющая лгать, строгая прежде всего к себе, честная и сильная.

Но даже для превосходной во всех отношениях совсем не испугаться его преображения было уж слишком. Отмахнуться от того факта, что он — огнедышащая скотина весом в тонну и себя не совсем контролирует. Страх — это не для истинных выпускников Годрика и не для той, которая шагнула навстречу Василиску, имея лишь карманное зеркальце в качестве защиты. Однако здесь другое — он просто не мог причинить вред Гермионе. Поэтому лучшим выходом было бы уйти.

Правда, характера, упертого, как неизвестно что, Гарри в своем благородном порыве не оценил. Гермиона не боялась, не собиралась уходить и была явно и решительно настроена его спасти. Самое время вновь побиться башкой о ближайшую сосну — как будто он их мало сломал за это время.

Она вцепилась руками в его хвост и повисла на нем...

Гарри исполнил "лапа-лицо" и подышал, считая пролетающих ворон. Грейнджер, что с тобой не так? Я, весь такой благородный, спасаю тебя, а ты все портишь. Говорить он не мог, только ворчать, чем, как оказалось, с успехом пользовался, заглушая внутри трусливый голосок с робким "люди, еда..." — будто они не сожрали двух оленей. Поттера сейчас посторонние люди мало волновали, а вот одна конкретная женщина — очень даже.

Повисла, как блоха, у него на пятой конечности. И, зная Гермиону, фиг ее стряхнешь.

"За попытку ее сожрать или навредить я откушу нам лапу или хвост".

Он сказал это тому, второму. Причем с твердокаменной серьезностью. Гарри бы так и сделал, если что.

— Поговорим?

Гермиона тряхнула головой и обошла его. Полезла на камень, чтобы прибавить в себе роста. Он только сейчас заметил, что одета она как-то не так. И пахнет странно. Она плакала? Гарри передумывал уползать в изгнание. Нет уж, он сперва выяснит все. Например, где она все это время была? И кто посмел ее обидеть? Если быть честным полностью, то без Гермионы черта с два он справится со всем этим. Идей, что делать дальше, не было никаких. Словно они вернулись в старые недобрые времена, когда мозг в их легендарной троице был только у Гермионы.

А ведь он самонадеянно полагал, что научился думать самостоятельно. Как будто тот ритуал и его последствия наглядно не доказали обратного. Каким дебилом нужно было быть, чтобы устроить такое? В данный момент Гарри не хотел искать никакой второй половинки. Он до паники хотел стать нормальным, собой...

И как-то сомнительно, что найдется девица, готовая полюбить дракона. Местные — какие-то хлипкие до ужаса.

Да Мерлина ради!

Можно уже признаться: ему никто, кроме мисс Грейнджер, не нужен абсолютно.

— Давай, наклоняйся.

Он фыркает — тон у Гермионы такой, будто она непослушного пятилетку уговаривает принять гадкое лекарство. Легилименция Гермионы — легкий ветерок, не шторм. Она и нежничает, и осторожничает. Поттер в который раз величает себя дубиной. Потому что, занятый своими переживаниями, забыл, что ей тоже страшно. Еще бы — знакомый, родной человек оброс чешуей за одну ночь.

— Ты пробовал перекинуться обратно? По принципу анимагии?

— Да.

— Я не считаю тебя глупей всех на свете.

Уже строго в ответ на его мысли... Он и правда два часа дышал, пытаясь поймать то ускользающее ощущение на грани человека и зверя. Так собой становятся анимаги. Заработал только головную боль и расстройство. Медитировать невозможно, когда в твоей, оказывается, тесной голове есть еще кто-то. Вечно ноющий, голодный и кровожадный. А еще ты напуган и переживаешь за подругу.

— Нужно похоронить Иву.

— Она сделала это не по своей воле.

Гермиона показывает ему все, что с ней происходило. Четко, без какой-либо эмоциональной окраски. Будто это все не с ней. Опять стараясь сберечь его чувства от понимания, что же он натворил. Если бы не его шило в заднице, то ничего этого не было бы. И вечного рабства для нее.

Сквозь боль, которая выжигает все внутри, и ярость пробивается другое чувство — обожание. Тот, второй в его голове, всем своим существом тянется к фигуре на черном троне. Словно мерзавец для него — и мать, и отец, и живой бог. Гарри справляется с подавлением порыва второго легко. Даже удара о камень башкой не нужно. Он не может любой своей частью беззаветно любить того бессмертного ублюдка, который сделал с Гермионой такое.

Окей, гугл, как убить бессмертного и бога?

— Думать об этом лучше, когда я не слышу. Ведь у нас с Ним связь. Гарри, нам нужно к Одинокой Горе.

— Зачем?

Логики он что-то в упор не улавливает. Зато легко читает решимость и на ее лице, и в мыслях. Гермиона что-то придумала. Сложила невозможное с логичным только для нее — и, кажись, нашла выход. Что бы он без нее делал? И сейчас, и тогда? Подох бы еще на этапе квеста с Томом. Это не самокритичность и уж тем более не самобичевание — просто голый факт. Ненавидеть себя за сделанное Гарри собирается позже. Его презрение к самому себе, в котором легко можно утонуть, им сейчас не помощник.

Вот будут они в безопасности — тогда...

— Там дракон.

Это проносится в его мыслях с оттенком той самой очевидности.

— У него тоже связь с Мелькором. Интересно посмотреть, насколько сильная...

И он может знать, как проклятому приглушить ее. Эту мысль он додумывает за Гермиону, которая теперь даже мыслить свободно не может. Для нее это хуже, чем смерть. Она ведь всегда полагалась на разум. Блистая им, как алмазом чистейшей воды. Побеждая благодаря ему.

— И он такой же, как я. Значит, может подсказать, как стать человеком.

Прохладная ладошка ложится между его ноздрей. Он, забывшись, опускает голову почти вплотную к ней. Гарри прикрывает глаза, горящие, словно светильники из кипучего пламени. Просто на пару мгновений. Он слышит стук ее сердца, ток крови и запах. Ему нужно осознать, что она рядом и он не один, пусть полноценно помогать Гермиона не сможет. Гарри собирается совершить невозможное — и неважно, какой ценой.

Вернуть ей свободу. Даже если это значит — сразиться с заточённым божеством. Этот Мелькор очень ошибся, думая, что сможет ее использовать, и его тоже. У Гарри с некоторых пор с манипуляторами и Темными лордами разговор короткий и однозначный. Он найдет способ. В конечном итоге у всех есть слабые места.

— Как мы туда доберемся? На трансгрессию я сейчас не способен. И нам нужно быть там раньше, чем туда дойдут гномы. Труп дракона нам не поможет.

— Полетим, конечно же. Ты всегда летал так, будто был рожден в небе. Теперь у тебя есть крылья, Гарри... А я на драконе уже летала. Только надеюсь, ты будешь со мной аккуратней.

Они сжигают остатки палатки — ведь использовать ее теперь невозможно. Гермиона находит свою сумочку целой. То, что по ней дракон потоптался, — так, мелочи жизни. Гарри лапами вырывает глубокую яму, и весь низ они устилают сначала еловыми ветками, потом тканью — нашелся темно-синий отрез — и цветами. Гермиона опускает в яму тело Ивы — девочки, которую он спас, но не смог сберечь. Кровь смыта. Она лежит среди белых лепестков, будто спит.

— Я не знаю, как принято у ее народа... Если рассказы Гэндальфа правда, то тебя ждет дорога к Творцу — да будет светлой она.

Гарри прикатывает камень, как раз такой, чтобы закрыть весь холмик свежей могилы. Есть опасение, что темная падаль с тех самых Гор может ее разрыть. Гермиона палочкой высекает имя и дату. Пригодилась привычка Бильбо Беггинса следить за цифрами.

— Вечная трансфигурация по плечу только исключительно одаренным магам.... Но я попробую.

Взмах палочкой, выверенный, будто на занятии у профессора Макгонагал — и булыжник превращается в надгробие — спящая девушка на каменном ложе. Вес остался тем же. Дракон сможет поднять, но не человек и не гоблины. Ивовые ветви оплели низ ложа и венцом легли на волосы девы, чертами лица точь-в-точь какой была Ива.

Они не умеют скорбеть нормально, мстить — да, но оплакивать — нет.

Гермиона переодевается в удобную одежду, а он в режиме нон-стоп учиться летать. То бишь топает к тому самому обрыву, откуда волшебника, гномов и хоббита забрали гигантские орлы, и прыгает с него. Хотя мисс Грейнджер настаивала на чем-то более безопасном и менее радикальном. И он ей даже пообещал, скрестив когти.

Гарри себя знает: Поттер птица гордая, не пнешь под зад — не полетит. Учиться он умеет, когда вопрос стоит о жизни и смерти. Как раз тогда его тушка и мозг демонстрируют невиданный прогресс, причем одновременно. А если потихоньку и осторожно, то торчать им здесь еще неделю — это неприемлемо.