Университет языков (гет)

— Ниа, вставай!

— Ещё немного... Сегодня же выходной, можно поспать...

— Вынужден тебя огорчить, но сегодня понедельник.

— Понедельник? — она резко села на кровати. — Сколько сейчас времени?

— Времени достаточно, если ты сейчас встанешь.

— Поняла, встаю...

Сунула ноги в тапочки, набросила халат и поплелась в ванную. Когда же, наконец, Новый год? Выспаться хочется и... Новый год... Она ведь ещё не сказала...

— Сол, нам тут недавно пришли приглашения, — начала Ниа, садясь за стол.

— Приглашения? От кого?

— От президента Нафта.

— И куда же он нас приглашает? — на губах скользнула чуть надменная улыбка.

— На концерт Сонара Ферри. Двадцать девятого декабря. Байри тоже там выступает, поэтому я подумала... Мы ведь всё равно собирались съездить к Мэту на праздники.

— Но я не планировал встречать Новый год в Албалии, — бросил Солус. — И что это он так расщедрился?

Щедрость Олеума Нафта объяснялась просто. Каждое приглашение давало право взять с собой ещё одного человека. И Ниа знала, кого она должна взять.

— Не знаю, но Сонар Ферри очень красиво играет. Я по телевизору видела. Байри тоже... Я понимаю, ты сердишься на Албалию...

— Если ты попросишь, я готов помириться с целым миром… — рассеянно произнёс Солус.

Иногда он говорит что-то с рассеянным видом, и у него появляется такой взгляд, будто он смотрит сквозь неё.

Ниа обняла его за плечи.

— Пожалуйста...

— Хорошо, но двадцать девятое — рабочий день, вряд ли Доминик нас отпустит.

Об этом она не подумала.

— Ну, я не знаю. А вдруг отпустит?

— Ладно, посмотрим... Доедай завтрак, и пошли на занятия.

Три пары с Халди, а потом Байюлу нашёл её в коридоре и сказал, что заместитель ректора срочно собирает всех преподавателей в зале заседаний. Что опять случилось?

Заняв своё место, она вопросительно посмотрела на Солуса, но тот только пожал плечами в ответ. Значит, он тоже не знает.

Вошёл заместитель ректора, опёрся руками о стол и сказал:

— Сегодня ночью умер ректор.

На большинстве лиц почти ничего не отразилось, никто не знал ректора лично, а известие о смерти незнакомого человека редко причиняет боль. Только у тех, кто был уже очень стар, в глазах промелькнул страх.

— От чего он умер? — спросил пожилой преподаватель.

— Сердце. Ректора нашли в его кабинете. Врачи пытались ему помочь, но, увы, безуспешно. Он был третьим ректором университета, и первым, кто умер в его стенах. Похороны состоятся в среду. Тогда же будет назначен новый ректор, — в свете, отбрасываемом красной мантией, казалось, что его лицо горит. — Пока все свободны, — он бросил короткий торжествующий взгляд на Ниа, и она поняла, кто станет следующим ректором.

* * *

Утром в среду бушевала страшная метель, но с восходом солнца перестала. На главной аллее собралась целая толпа. Всем было интересно посмотреть, что из себя представляет третий ректор Университета языков, пусть даже и после смерти. Ниа с Солусом стояли в стороне.

— Да, плюнь ты на них! — сказала Рейчел, глядя на побледневшую девушку. — Если люди идиоты, им уже не поможешь!

— Я видел! А он даже не старый! — к ним подбежал Игни.

— Ну, а я что тебе говорила? — Рейчел выразительно посмотрела на подругу.

— Я в порядке. Просто неприятно, — пробормотала Ниа.

— А что такое? — удивился Игни.

— Слушай, иди уже отсюда! — шикнула на него Рейчел. — И вообще, здесь преподаватели стоят!

— Подумаешь! — обиженно буркнул юноша.

По дороге на кладбище толпа значительно поредела, а около могилы осталось стоять всего несколько человек.

Доминик подошёл к гробу и начал свою речь.

— Он был третьим ректором Университета языков. Во многих религиях мира «три» — великое число. Время, в которое он жил, было сложным. Государства, медленно оправлявшиеся от ужасных последствий Четвёртой войны, начинали новую борьбу за власть. Сначала Алголия, — короткий взгляд на Солуса, — потом Албалия. Университет выдержал всё и сумел сохранить независимость — во многом благодаря своему руководителю. Мы нечасто видели его в стенах университета, но он заботился о благе каждого ученика и преподавателя. Доказательством этого является то, что умер он здесь, где находилось его сердце.

— Доминик сегодня в ударе, — прошептала Рейчел на ухо Ниа. — Наверное, всю ночь сочинял!

— Он был строгим, но справедливым. Основой его политики было чёткое соблюдение Правил университета, созданных более ста лет назад. И мы, те, кто будут жить и работать здесь после него, должны свято чтить эту традицию.

— Он про свою политику нам рассказывает, — снова прокомментировала девушка.

— Другие могут делать с правилами, что хотят. Но мы учим соблюдать законы всех языков, на которых говорит мир! Нельзя допускать ошибок, ошибки должны наказываться.

— А это про нас, подружка. Солуса-то оставят, а вот нам, похоже, придётся искать другую работу.

— Посмотрим, — тихо произнёс Солус.

— Поэтому сегодня, над телом этого человека, я хочу призвать всех: и наших преподавателей, и наших студентов — никогда не забывать того, чему мы учим и чему учимся!

Он отступил назад, наклонив голову.

Солус отошёл в сторону, чтобы не мешать рабочим, несущим крышку гроба.

— Странно... — пробормотал он.

— Что странно? — спросила Ниа.

— Ректор... Он напомнил мне... У нас на факультете висел портрет Макса Людера.

Ниа выглянула из-за его плеча и вдруг дёрнулась вперёд. С возвышения, где они стояли, было хорошо видно бледное худое лицо, нос с горбинкой, тёмные с проседью волосы аккуратно уложены на белой подушке. Этого не может быть!

- Вы живёте уже сто пятьдесят лет?

— Примерно, признаться, я давно перестал отмечать свой день рождения.

— Этого же не может быть!

— Разве у каждого народа не хранятся предания о том, кто живёт дольше других?

— Бог? Вы считаете себя Богом?

— А что, я не похож на него?

— Не может быть... — прошептала Ниа.

— Конечно, не может, — сказал Солус. — Макс Людер был деканом физико-математического факультета ещё до Четвёртой войны. Просто лицо очень похоже.

Ниа медленно подошла к гробу. Даже смерть не стёрла эту улыбку, полную торжества и отчаяния. Она наклонилась и поправила выбившуюся седую прядь.

Подошли рабочие и закрыли крышку, раздался стук молотков. Гроб опустили в яму, рядом с могилой профессора Сатабиша, засыпали мёрзлой землёй, и люди медленно потянулись с холма.

— Рейчел, забери Рои и Халди, — сказал Солус, заметив, что Ниа продолжает потерянно стоять около могилы ректора.

— А вы?

— Мы скоро придём.

Солус подошёл к Ниа и положил руки ей на плечи.

— Он напомнил мне одного человека... — тихо проговорила Ниа.

Она смотрела на две могилы перед собой, потом сказала:

— Давай сходим к Эридану?

Небольшую плиту почти замело. Солус наклонился и смахнул снег с высеченных букв, Ниа сняла варежку и коснулась рукой камня. Некоторое время оба о чём-то молча разговаривали с умершим, потом медленно спустились с холма.

Когда они вернулись в университет, все уже собрались в зале заседаний. Рейчел напряжённо смотрела перед собой. Она переживала только за близких людей, поэтому похороны ректора не произвели на неё сильного впечатления. Сейчас главным было, останутся ли они с Ниа в университете. Рейчел, с детства привыкшей сбегать от родителей и проводить время в гаражах или на площадках, это чувство казалось особенно странным. Она только недавно по-настоящему поняла, насколько важным стало для неё это место.

— Согласно правилам, — начал Доминик, — ректор Университета назначается предыдущим ректором из числа тех, кто работает в Университете, или же выбирается человек со стороны. Выбор оглашается в день и час, установленный предыдущим ректором. Это время почти пришло…

В двери постучали, и Байюлу вручил Доминику доставленный почтальоном письмо.

— До настоящего времени ректорами становились люди, не преподававшие здесь, — Доминик открыл конверт.

— Мы поняли, теперь будет по-другому! — пробормотала Рейчел, глядя на него исподлобья.

— Напомню, в случае, если выбранный человек не желает принять этот пост, его занимает заместитель ректора, — он улыбнулся тонкой улыбкой.

— Ну, вы-то желаете, — прошипела она.

— Итак, думаю, все готовы услышать имя нового ректора, — Доминик взглянул в лист, который держал в руках. Там было только имя, печать и короткий постскриптум внизу: «Хотел бы я увидеть сейчас твоё лицо».

Лицо его посерело, он положил листок на стол и сказал:

— Солус Альгеди.

Солус удивлённо поднял голову. Он продумывал разные способы, как оставить Ниа и Рейчел в университете, но такого предположить не мог.

— Класс! — громко произнесла Рейчел. Она поднялась и подошла к Солусу. — Поздравляю!

— Сядьте, профессор Рубер! — крикнул ей Доминик.

Девушка вернулась на своё место.

— Да, заместитель ректора.

— Профессор Альгеди, ваш ответ? — он повернулся к Солусу.

— Я никогда не хотел стать ректором, — медленно произнёс Солус, — и сейчас у меня были совсем другие планы, — он быстро посмотрел на Ниа. — .Но, кажется, другого выхода нет... поэтому... Я согласен.

— В таком случае... Тогда... — Доминик отошёл, освобождая место во главе стола.

— Не надо, — остановил его Солус. — Сегодня не самое подходящее время для подобных церемоний. Если это всё, что вы хотели нам сказать, то, думаю, мы закончим.

— Да, это всё. Осталось передать вам ключи и печати.

— Хорошо, — Солус поднялся и подошёл к Доминику.

Рейчел хлопнула подругу по плечу и побежала рассказывать Нубесу, Векси и Игни потрясающую новость.

Ниа вышла в коридор и остановилась у лестницы.

— Радуешься, да? — произнёс за спиной высокий ломкий голос.

Ниа медленно повернулась к Ливоре.

— Ты получила всё, что хотела? Можешь праздновать! Но даже если твой Солус стал ректором, даже если весь мир будет тебя обожать, знай, что я всегда буду тебя ненавидеть! Слышишь, я всегда буду ненавидеть тебя! — крикнула она и убежала.

Ниа перегнулась через перила. Она знала, слишком хорошо знала: есть те, кому мы не можем помочь.

Чьи-то руки осторожно подняли её. Ниа спрятала лицо в его мантии.

* * *

Солус сидел на кухне и рассеянно смотрел на остывающий кофе.

— Господин ректор, — подойдя к нему, с улыбкой произнесла Ниа, — у меня к вам большая просьба. Не могли бы вы отпустить профессора Альгеди и профессора Вирго на несколько дней раньше? Скоро двадцать девятое и...

— Дайте подумать, — тоже с улыбкой сказал Солус, сажая её к себе на колени. — Профессора Альгеди я, пожалуй, отпущу. Пусть едет, куда хочет... А вот профессору Вирго придётся остаться, — добавил он, обнимая девушку.

— Нет, я серьёзно. Ведь скоро... — начала Ниа.

— А если серьёзно... — и у него снова появился такой странный взгляд. — Знаешь, иногда я бываю резким и... Просто... даже если человек понял что-то очень важное, ему трудно сразу измениться.

— Это ты сейчас о чём? — не поняла Ниа.

— Я?.. Я о том, что... Кофе остыл и... нам пора на занятия.

— А концерт? Мы поедем на концерт?

— Поедем, — он поцеловал её в щёку и поставил на пол. — Но сначала пойдём на занятия.

— Спасибо! — обрадовалась Ниа. — Я подумала, мы ведь можем взять ещё кого-нибудь... Давай я возьму Рои, а ты Халди?

— Вряд ли он захочет поехать в Албалию.

— В Албалию — нет, но он хочет послушать Байри. И я сказала, что есть албалийский музыкант, который очень красиво играет.

— Хорошо.

— Я хотела пригласить доктора Залюбера и доктора Интари, но у них, наверное, очень много работы.

Отто и Интари каждый в своей лаборатории пытались создать вещество, аналогичное тому, которое было получено из идисов, но пока безуспешно.

— Рейчел тоже поедет. Мэт достанет ей билеты.

— Куда уж без Рейчел, — улыбнулся он.

Они спустились на четвёртый этаж. В коридоре перед аудиторией разговаривали Игни, Нубес и Векси.

— А что мне делать с моими учениками? — вспомнил Солус.

— Может, возьмём их тоже с собой? Мэт и им билеты достанет.

— Ну, конечно! Очень им захочется ехать на Новый год в Албалию!

— Албалия? — услышал Игни. — Мы поедем в Албалию? Вот это круто!

Солус сердито посмотрел на него: «А ты-то чего там не видел?»

— В Новый год там очень красиво. Я видеть по телевизору. Много-много огоньки! — восхищённо протянула Векси.

— Идите все в класс, — строго сказал им Солус и повернулся к Ниа. — Но они поедут с Рейчел! Я в свою машину возьму только детей!

— А меня?

Блики в тёмных глазах задрожали... Внутри вдруг стало очень тепло, и снова появилось это чувство. Впервые Солус ощутил его, когда они ездили с Халди в Сайф. Он боялся его, потому что за долгие годы привык к одиночеству. Одиночество было его законом. Но теперь… теперь все эти люди стали для него семьёй.

* * *

— Халди, садись в машину! — поторопила Ниа мальчика, всё выбиравшего между ненавистью к Албалии и желанием снова услышать, как Байри создаёт из нот дом. — А тебе, Хаски, придётся остаться.

«Я тоже хочу слушать музыку!» — тявкнул пёс.

— Я знаю, знаю, но Байри приедет к нам на каникулы и сыграет что-нибудь специально для тебя.

— Ага, собачий вальс, — хохотнул Игни.

— Вообще-то его обычно исполняют на фортепиано, — заметил Солус.

— Клави о тебе позаботится, — продолжала уговаривать собаку Ниа, — у неё много вкусной еды. И потом, мы же ненадолго уезжаем. Мы вернёмся и будем играть с тобой в снежки.

«Ну, ладно, — проворчал Хаски. — А про снежки я запомнил!»

— Ну, всё, кажется, можно ехать. Рейчел, ты готова? — спросил Солус.

— Готова!

— А почему она? — обиделся Игни. — Я думал, я буду машину вести!

— Ты — багаж! — отрезала Рейчел.

— Нет, подождите, я не согласен...

— Быстро все сели! — прикрикнул Солус.

— А машину я всё равно вожу лучше, чем она, — шепнул Игни, садясь на заднее сиденье рядом с Векси.

Они ехали по шоссе, мимо деревьев, усыпанных ледяными кристаллами, переливающимися в свете фар.

— Сегодня очень красиво, — сказала Рои.

— Да, как будто в сказке, — улыбнулась Ниа. — Один раз мы с бабушкой гуляли по аллее, и там все ветви у деревьев были покрыты льдом. Похоже на стеклянную трубочку, а в ней веточка. И ягоды рябины словно стеклянные.

Халди вопросительно посмотрел на девочку, он ещё не очень хорошо понимал по-албалийски.

Рои знаками объяснила то, что сказала Ниа.

— А в школе учитель химии показывал нам, как выращивают кристаллы меди, — вспомнила девушка. — Они голубоватого цвета. Очень красивые.

— Мой отец тоже... делал такие кристаллы, — тихо проговорил Солус.

Некоторое время они ехали молча.

— Расскажи, пожалуйста, про Макса Людера, — вдруг попросила Ниа.

— Это великий учёный. Он занимался разными науками: математикой, физикой, химией, биологией, психологией. И в развитие каждой внёс свой вклад. Больше всего его интересовали математика и программирование. Он преподавал их в нашем университете.

— Он из Алголии? Имя и фамилия, кажется, не алгольские.

— Нет, Макс Людер многие годы жил и работал в Алголии, но сам он из Лесатии.

— Как доктор Залюбер! Его предки тоже из Лесатии.

— Да, он говорил мне... Когда началась Четвёртая война, Людер находился в командировке. Там он узнал, что его родина уничтожена. Сам Людер не пострадал. Не пострадала и его семья — жена и дочь. Но потом у них обнаружили эту болезнь... Через год они умерли. Дочери ещё не исполнилось шестнадцати... После их смерти Людер несколько лет проработал в университете, а потом покинул Алголию.

— Понятно... — механически произнесла Ниа.

— Мы уже подъехали к границе, достань, пожалуйста, пропуск.

Ниа долго искала в своей сумке документы, сложенные в единственном внутреннем кармане. Когда машина остановилась, она протянула пропуски Солусу, и тот показал их работникам пограничной службы Албалии.

Халди нервно заёрзал на сиденье.

— Всё в порядке, можете проезжать! — сказал человек в форме.

Машина поехала уже по албалийской дороге. Халди уставился в окно напряжённым тяжёлым взглядом. Ниа прислонилась к окну и, закрыв глаза, стала читать про себя старую лабрийскую молитву.

* * *

В Альнаире их ждал дорогой отель. Президент Нафта побеспокоился и об этом. Схватившись за Солуса, Ниа осторожно шагала по мраморному полу, в котором отражались огни огромных хрустальных люстр. Мимо пролетел Игни, решивший использовать начищенный пол в качестве катка. Конечно, он поскользнулся и упал. К нему подбежала Векси.

— Это дворец? — шёпотом спросил у Рои Халди.

— Наверное, — пожала плечами девочка.

Уладив формальности, Солус отправил всех по своим номерам, а сам поднялся с Ниа в их комнату.

На окнах тяжёлые шторы, расшитые золотыми нитями, стены завешены гобеленами, мебель из красного дерева.

— И даже после этого я не позволю ему купить университет, — пробормотал Солус.

— Тебе надо отдохнуть, — сказала Ниа, — дорога была длинной.

Она размотала шарф, сняла с него пальто и пиджак.

— Я не устал.

— Пожалуйста.

— Хорошо, — вздохнул Солус.

Ниа тихонько разобрала их сумку: повесила в шкаф вещи, положила косметические принадлежности в ванную, напоминающую размерами зал для танцев, — и заглянула в спальню.

Солус лежал на кровати и смотрел на потолок, пальцы рассеянно играли на покрывале какую-то мелодию. Ниа опустилась на ковёр и коснулась губами его руки.

— Можно, я буду тебя целовать, а ты будешь просто лежать и отдыхать? — спросила она и снова поцеловала тонкую голубую жилку на руке.

— И как ты думаешь, долго я смогу просто лежать и отдыхать? — улыбнулся Солус, поворачиваясь к ней.

* * *

В дни, оставшиеся до концерта, Рейчел заставила женскую половину компании обойти все магазины. Даже Кайли удалось один раз вытащить, а костюм для бабушки Тутеллы выбирали общими усилиями. Ниа хотела надеть что-нибудь попроще, но подруга заставила её купить золотисто-кремовое платье с рукавами из тонкой полупрозрачной золотой сеточки и пушистой юбкой чуть ниже колена. Да ещё обшитые кружевом туфли.

— Если ты не купишь, то я куплю и подарю тебе. И тогда тебе всё равно придётся это надеть, иначе я обижусь, — было сказано ей. Пришлось подчиниться.

Но на этом Рейчел не успокоилась. Перед концертом она притащила в отель сестрёнок-парикмахерш, подружек Кайли, и заявила:

— Мы никуда не пойдём, пока нам не сделают суперпричёски.

Сестрёнки сделали из прямых волос Векси много блестящих колечек, покрасили Рейчел в ещё более яркий красный цвет и закололи пряди лилией из блестящих серебринок.

— А для вашей сестры мы нашли вот такие кремовые лилии, — они достали цветы сплетённые из металлической проволоки и обтянутые тонким нейлоном.

— Рейчел! — Ниа умоляюще посмотрела на подругу.

— Терпи! А я пошла одеваться.

Для себя Рейчел выбрала довольно неожиданный наряд — строгое тёмное платье.

— Ну, как? — показалась она подруге.

— Ты... Ты просто красавица! — восхищённо прошептала Ниа. — Тебе так идёт!

— Немного непривычно... Я никогда так не одевалась, — Рейчел покрутилась перед зеркалом, оглядывая себя.

— Очень красиво!

«Надеюсь, ему бы тоже понравилось...»

Ниа опустила голову, она поняла, о ком думает Рейчел.

— Осторожно! — подскочила к ней парикмахерша. — Подбородок повыше, ещё чуть-чуть... Хорошо!

Они ещё час копались в её волосах, потом Рейчел помогла надеть платье, сунула в руку маленькую золотистую сумочку-мешочек и повернула к зеркалу.

— Смотри! И кто из нас красавица?

Отражающаяся в зеркале девушка была чем-то похожа на Ниа: невысокая, даже на каблуках, худенькая, тот же пыльно-серый цвет волос, глаз и всё-таки... В самих глазах уже что-то другое.

— Вот бы Эридан обрадовался! Ты, наверное, сейчас совсем как его сестра!.. Ты не обижаешься, что я это сказала? — Рейчел быстро посмотрела на подругу.

— Нет, — медленно произнесла Ниа. — Если бы не Сорора, моя жизнь никогда бы не стала такой, как сейчас.

— Хорошо! — облегчённо вздохнула Рейчел. — А теперь пора порадовать ещё одного человека, — она мягко вытолкнула Ниа в комнату, где ждал их Солус.

Он сидел в кресле и просматривал какие-то документы.

— Извини, это оказалось ужасно долго, — протянула Ниа, качая сумку-мешочек. — Когда волосы короткие, гораздо проще... Это всё Рейчел придумала! — она с опаской взглянула на Солуса.

А тот, забыв о своих документах, в изумлении смотрел на Ниа.

— Ты похожа на героиню из сказки, которую я читал в детстве, — произнёс он, наконец.

— А что это за героиня? Она хорошая? — забеспокоилась она.

— Ну, вообще-то это кукла, — немного смутившись, сказал Солус. — кукла с мятным сердцем. Я её себе именно так представлял.

— У той куклы были льняные волосы, — улыбнулась Ниа.

— Ты ведь брала у меня тогда книгу… — вспомнил Солус, и в его взгляде снова появилось странная рассеянность. Казалось, теперь она напомнила ему кого-то другого.

В комнату заглянула Рейчел.

— Нам пора, а то Игни порвёт на себе смокинг.

— Да, заставить его надеть более классическую одежду оказалось сложнее, чем я предполагал, — сказал Солус, вставая.

* * *

Они поехали по украшенному гирляндами городу.

— Я говорить... много-много огоньки... красиво! — восхищалась Векси.

— «Я говорить»! — передразнил её Игни. — Не «я говорить», а «я говорила»! Не «много огоньки», а «много огоньков»!

— Эй, ты, самый умный! — крикнула Рейчел. — Давай я Мэта позову, и он будет твои ошибки исправлять! Тоже мне — знаток албалийского!

— Профессор, вот вас, как ни одень, а всё равно на лицо неисправимая грубость характера.

— На себя посмотри!

— Да, в этом мы с вами похожи — не поспоришь.

— Слава богу, мы приехали, а то я бы тебя придушила! Тем более на мне перчатки, не придётся даже отпечатки стирать, — усмехнулась она. — Всё! Выкатывайся из моей машины.

— Почему «выкатывайся»? Тут ещё Нубес и Векси. Не «выкатывайся», а «выкатывайтесь», множественное число!

— Ты меня ещё поучи! — грозно произнесла Рейчел. — Нубес с Векси — выходят, а ты — выкатываешься!

— Выкатился! — радостно крикнул Игни, выпрыгнув на снег.

— Детский сад, — проворчала Рейчел. — И я туда же...

— Ох, какой большой здание! — выдохнула Векси.

Концертный зал был одним из недавно воплощённых архитектурных проектов. Снаружи он представлял собой неправильной формы трапецию, всю покрытую плитами из мерцающего чёрного стекла.

— Да, впечатляюще, — согласился Игни.

Внутри оно оказалось не менее впечатляющим. Зеркала во всю стену, огромные витражи, мозаичный потолок, широкая лестница, застеленная красной ковровой дорожкой.

— Мы прямо как звёзды кино, — довольно улыбнулась Рейчел Мэту.

Ниа тихо шла рядом с Солусом и с беспокойством смотрела на Рои. Девочка что-то рассказывала Халди. Спокойная, улыбающаяся.

До начала концерта оставалось около часа, все разбрелись по залам. Ниа присела на стоящий в углу диванчик.

— Тебе здесь не нравится? — спросил Солус.

— Нравится, конечно. Просто я больше люблю маленькие города, а здесь... всё такое огромное. И потом...

Что «потом», Солус спросить не успел, потому что к ним подошёл Олеум Нафта в сопровождении своего нового начальника службы безопасности.

— А я везде вас ищу, — произнёс он с немного напряжённой улыбкой. — Профессор Вирго, профессор Альгеди. Наверное, я должен называть вас теперь «господин ректор»? Профессор Рубер сообщила мне радостную новость, примите мои поздравления.

— Благодарю. Прежнего обращения вполне достаточно... вне стен университета, — с холодной вежливостью ответил Солус.

— Я это запомню, — он слегка наклонил голову. — А теперь, если позволите, я ненадолго украду вашу спутницу?

Солус нахмурился.

— Я скоро вернусь, — сказала Ниа и пошла за президентом.

— Где девочка? — тихо спросил Олеум.

— Она с Байри. Мальчик-скрипач. Я вам говорила.

— Да, помню. Найдите её и приведите сюда, — он показал на одну из комнат.

— Хорошо, — вздохнула Ниа.

Рои действительно была в гримёрной у Байри. Ниа попросила девочку пойти с ней.

— Там тебя ждёт один человек, — сказала она, остановившись около одной из комнат.

Девочка вопросительно посмотрела на Ниа.

Ниа покачала головой:

— Нет, я не могу пойти с тобой.

Рои толкнула дверь и вошла.

В комнате стоял мужчина средних лет. Дорогой смокинг ещё больше подчёркивал странную асимметрию его лица, даже глаза — один в обрамлении тёмных ресниц, другой — как у пупсов, которых продают в газетных киосках, — казалось, выражали совершенно разные чувства. Удивление, боль, радость, страх.

— Здравствуй, — сказал мужчина.

— Здравствуйте, — Рои приложила руку к груди и наклонила голову.

— Я не понимаю твоего языка, поэтому пиши, пожалуйста, здесь, — он протянул ей блокнот и ручку.

— Здравствуйте, — написала Рои.

— Ты знаешь, кто я? — спросил он.

— Олеум Нафта.

И нарисовала в воздухе прямоугольник и две антенки.

Он кивком указал на бумагу.

— Я видела вас по телевизору, — написала девочка.

— Тебя зовут Рои, да?

Она кивнула.

— Рои, ты знаешь, кто твои родители?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Хочешь, я расскажу тебе о них?

Рои замерла, а потом кивнула.

— Твою мать звали Верна Унди. Она жила в Плейоне, это маленький городок в Садальбари. Ты знаешь, где находится Садальбари?

Рои пыталась вспомнить страницу из атласа, но потом покачала головой.

Олеум взял блокнот и быстро нарисовал карту.

— Примерно вот здесь. Твоя мама была доброй и красивой. Когда ты родилась, она назвала тебя Лаэти. На садальбарийском это означает «радость». Рои — это ненастоящее твоё имя.

— Где моя мама? — написала Рои.

— Она умерла. Она хотела для тебя лучшей жизни, чем способна была дать, поэтому оставила тебя другим людям.

— Вы мой отец?

— Да, — произнося это, он так и не смог посмотреть ей в глаза. — Я не знал, где ты. Я думал, ты умерла. И только несколько недель назад... Послушай...

— Почему умерла моя мама?

— Она сама решила умереть. В конце жизни она много пила, все деньги, которые я давал, она тратила на вино... Тебе сложно сейчас это понять.

— Я попробую.

— Хорошо. В то время я был членом парламента. Человек, который был тогда президентом Албалии, проводил политику, которая угрожала благу страны, а я хотел, чтобы моя родина была сильной и процветающей! Для этого мне нужно было самому стать президентом. Но кандидат в президенты не должен иметь женщин и детей из таких стран, как Садальбари. Если бы об этом узнали, я никогда не стал бы президентом и не помог бы своему государству... Я не оставил твою маму! Я дал ей денег, я обещал приезжать к ней. Если бы она подождала… Если бы она подождала, ничего этого не случилось.

Рои тихо сидела на стуле, положив руки на колени.

— Я понимаю, тебе жаль её. Поверь, мне тоже! И ещё больше, чем тебе, ведь я помню её! Но, Лаэти, я... я тоже люблю тебя. И я хочу, чтобы ты была со мной. Я дам тебе всё, что у меня есть. Твоё детство было тяжёлым, я сам знаю, что такое жизнь в бедной семье. Но теперь всё изменится, я всё изменю! Я очень хочу, чтобы ты была счастлива... Лаэти?

Рои тихо сидела на стуле.

— Наверное, тебе нужно время, чтобы осмыслить всё это. Мы ещё поговорим. Скоро начнётся концерт. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

Девочка смотрела на свои руки.

— Ну, тогда потом. А сейчас иди.

Рои встала и пошла к двери. Олеум Нафта проводил её своими странными глазами, в которых остались теперь боль, страх. И ещё стыд.

Девочка потерянно стояла в коридоре, пока к ней не подбежала Ниа. Проходящие мимо люди восхищённо разглядывали убранство здания. «Вот это да! Как ты думаешь, сколько стоит такая громада?» — спросил кто-то.

Рои сжала руку Ниа. Теперь она знала, сколько стоило всё это. Жизнь её мамы. Это неправда, что она не помнила свою маму. Да, она не смогла бы показать на карте Садальбари и никаких воспоминаний о времени, проведённом там, у неё не осталось. Но маму она помнила все одиннадцать лет своей жизни. В её воображении мама была высокой и красивой, с длинными волнистыми волосами. Она умела шить удивительные платья и ещё, наверное, любила танцевать. Когда мама танцевала, всё замирало — кружились только длинные волнистые волосы и шёлковая юбка-солнышко. Почему-то ей казалось, что у мамы непременно должна быть юбка-солнышко... Сегодня эта придуманная мама умерла. Вместо неё появилась бледная измученная женщина, разрывающаяся между детской кроваткой и бутылкой.

Раздался звонок.

Люди потянулись в зал. Они тоже пошли.

Их четыре места были на первом ряду. Через несколько кресел сидел Олеум Нафта. Халди смотрел на него ненавидящим взглядом. Поднялся занавес и на сцену вышел Сонар Ферри. Халди забыл о президенте и изумлённо уставился на музыканта. Сказав несколько слов, он поднял смычок.

Ни Рои, ни её отец, погружённые в себя, ни Халди, плохо знавший албалийский, не расслышали сказанного Сонаром Ферри, но все они поняли, о чём говорили звуки скрипки. Это была мелодия о мечтах, живущих рядом с людьми. Рядом со слабым живёт мечта о силе, рядом с бедным — мечта о богатстве, рядом с бездомным живёт сотканный из воздуха замок. Рядом с сиротой — держащие за руку родители, рядом с одиноким — все, кто когда-то был с ним, рядом с умирающим — жизнь, которую он мог бы прожить. Все эти мечты реальны, порой они становятся реальнее, чем сами люди... И скрипка в руках музыканта оплакивала эти мечты и этих людей. Тех, кто никогда не встретился со своей мечтой, и тех, кто встретился.

Халди, наклонившись вперёд, пристально смотрел на Сонара Ферри.

Нет, это не просто мелодия о мечтах — это мелодия о горьких мечтах. И горечь мечты тем сильнее, чем больше цветов ты сломал, пока шёл к ней. Ведь каждый цветок — это может быть чья-то мечта, чья-то жизнь.

Скрипка замолчала, несколько минут стояла тишина, а потом всё заполнили аплодисменты.

Старый музыкант играл и играл, а потом взял микрофон и сказал:

— Сейчас на эту сцену выйдет мой ученик Байри Нэрви из Форамении. Чтобы поступить в школу в Албалии, ему пришлось выучить албалийский язык. И для меня большая честь, что сегодня в этом зале присутствуют ректор, преподаватели и студенты Университета языков. Байри исполнит композицию, которую написал сам. Она называется «Мавэн адарина». В переводе с языка Аин это означает «Сон птицы».

Сонар Ферри скрылся за кулисы, а на сцену вышел Байри. Он немного испуганно смотрел на огромный зал, потом потянулся к микрофону.

— Я написал «Сон птицы» для Рои Викту, она тоже сейчас здесь. Но сегодня я хотел бы исполнить эту мелодию в память о тех людях, которых сейчас нет с нами.

И его скрипка заплакала голосом немой девочки.

Потом снова играл Сонар Ферри, но Олеум Нафта уже не слушал его. Глазами, в которых расплывались буквы, он читал несколько коротких предложений в блокноте, написанных аккуратным, но ещё детским почерком.

Здравствуйте.

Олеум Нафта.

Я видела вас по телевизору.

Где моя мама?

Вы мой отец?

Почему умерла моя мама?

Я попробую.

Последнюю композицию перед антрактом Сонар Ферри исполнил вместе с Байри. Две скрипки рассказывали историю встречи юности и зрелости, ученика и учителя, желания учиться и учить. Их звучание становилось то выше, то ниже, и казалось, словно ученик и учитель меняются местами. Будучи зрелым в одном, учитель оказывался совсем юным в другом, а ученик вдруг открывал в себе способность не только учиться, но и учить.

Старый музыкант и маленький скрипач поклонились, и опустился тяжёлый занавес. Начался антракт. Рои ушла за кулисы к Байри, Рейчел отправилась в буфет, Солуса забрали какие-то знакомые из алгольского посольства.

Ниа есть не хотелось. Она тихо сидела в кресле, разглядывая свою сумочку. Интересно, эти блёстки вручную пришивают или на машинке? Наверное, всё-таки на машинке, если бы вручную, сумочка стоила бы...

— Извините... Извините, пожалуйста! — к ней подошёл мужчина средних лет в смокинге. Его лицо показалось Ниа знакомым.

— Это вы? Та девушка-переводчица? В автобусе... Я хотел сказать вам спасибо. Если бы не вы... Здесь мои жена и дочь, — он подтолкнул вперёд невысокую женщину и девочку лет четырёх с большим розовым бантом на голове, — они тоже хотели поблагодарить вас.

— Спасибо вам большое! — проговорила женщина почти со слезами.

Девочка посмотрела на маму и повторила:

— Спасибо вам большое!

— Не за что... Я совсем не... — пробормотала Ниа, комкая золотой мешочек.

— Нет, если бы не вы... — и тут мужчина замолчал, заметив сидящего в соседнем кресле Халди. Некоторое время он поражённо смотрел на него, а потом перевёл взгляд на Ниа.

— Познакомьтесь, это мой ученик, его зовут Халди, — сказала Ниа, взяв мальчика за руку.

— Очень приятно... — растерянно произнёс мужчина.

— Очень приятно! — радостно крикнула девочка, которой, видимо, понравилось повторять за родителями слова.

— Не будем вам мешать. Ещё раз спасибо. Я так хотел увидеть вас, чтобы сказать… Извините... — мужчина взял за руку жену и дочь и пошёл на свой ряд.

— Он узнал меня! Он расскажет! — испуганно прошептал Халди.

— Не расскажет, — тихо проговорила Ниа.

Тут напротив их ряда остановился администратор концертного зала. Увидев девушку, он подошёл к ней.

— Прошу прощения, вы Ниа Вирго?

— Да, это я.

— Вас спрашивает один человек.

Халди испуганно посмотрел на Ниа.

— Не волнуйся, я скоро приду, — сказала она, вставая.

— Я провожу вас.

Администратор вышел из зала, пересёк коридор и остановился около небольшого кабинета.

— Прошу, — сказал он, открывая дверь.

— Спасибо, — вежливо ответила Ниа и шагнула внутрь.

Там за столом, опустив голову на руки, сидел человек. Услышав звук шагов, он поднял голову. Это был президент Сепер.

— Вы? — Ниа подалась вперёд, не веря своим глазам. — Это вы?

— Ниа Вирго? — усталым, вымученным голосом произнёс Абдэре Сепер.

— Да, но... как? Как... Вы здесь?

— Пожалуйста, сядьте. Мне нужно поговорить с вами.

Ниа поражённо смотрела на президента.

— Пожалуйста, сядьте, — повторил он.

Ниа села.

— Ваш бывший ученик, Вэленди Нэрэр, сказал, чтобы я обратился к вам, — с трудом начал Абдэре Сепер. — Он сказал, может быть, вы сумеете помочь. У вас был мужчина, который тяжело болел... Я спросил у работников зала. Вы приехали с мужчиной. Это он? Он не умер?

— Да, он не умер, — холодно произнесла Ниа.

— Значит, вы нашли лекарство? — он подался вперёд, в покрасневших глазах зажегся тусклый огонь.

— Один доктор из Ситулии нашёл лекарство...

— Из Ситулии? Вы знаете его? Вы знаете, где он? Как найти его?

— Знаю.

— Скажите мне! — он почти лёг грудью на стол.

Ниа медленно отстранилась.

— Пожалуйста! Я прошу не для себя! Мой сын! Мой сын болен! Врачи сказали, ему осталось меньше года. Пожалуйста, моему сыну только четыре! Он ни в чём не виноват! Помогите мне спасти его! Чтобы приехать сюда, я снял барьер! Пусть народ Лабрии осуждает меня. Наверное, я плохой президент. Я отказался от политики, которую обещал проводить, я пошёл против собственных решений. Но я должен спасти своего сына!

— Ваша политика, ваши решения... — глухо произнесла Ниа. — А вы знаете, что для приготовления лекарства нужны идисы?

— Идисы?

— Да, идисы!.. Мы смогли спасти только двоих, двоих! А знаете, сколько людей умерло за этот месяц? Знаете, сколько их умирает каждый день?

— Нет... это не...

— Правда! Это правда!

— Но... но вы...

— Я дам вам адрес клиники в Порриме, это небольшой город в Ситулии. Доктора зовут Отто Залюбер. Вы договоритесь с ним о поставках идисов, и он приготовит лекарство, — Ниа достала из сумочки записную книжку, карандаш и быстро начала писать. Абдэре Сепер застывшим взглядом следил за её рукой. — Это адрес. А это отдадите доктору Залюберу, — она написала несколько предложений на другом листке.

— На каком языке говорит доктор?

— На албалийском, ситулийском... наверное, ещё на каких-то языках, я не знаю.

— Я не говорю по-албалийски, — пробормотал Абдэре Сепер, показывая старый лабрийско-албалийский разговорник.

— В клинике работают юноша и девушка из Матара, они знают лабрийский, они переведут.

— Хорошо.

Ниа закончила писать и сложила оба листка пополам.

— Я отдам вам их в любом случае, — сказала она, посмотрев на президента, — но я прошу, отпустите профессора Веспера, Тихэ Каллида, Ленни Клеменс и двоих юношей из Матара — Элафоса и Тэроса.

— Конечно! — торопливо произнёс Абдэре Сепер.

— Надеюсь, вы спасёте своего сына, — Ниа протянула ему листки.

— Спасибо... — Абдэре Сепер спрятал их в нагрудный карман, поднялся и, оглядываясь, пошёл к двери. Он так и не смог ей сказать, что месяц назад Элафос скончался в своей камере.

Ниа механически положила блокнот с карандашом обратно в сумочку. Она собиралась вернуться в зал, но, сделав несколько шагов, почувствовала, как у неё дрожат колени. Она прислонилась к стене и медленно опустилась на пол... Даже подумать страшно... А если бы президент Сепер сделал такой же выбор, как когда-то президент Нафта?

Дверь открылась, и на пороге появился Солус. Обведя взглядом комнату, он вдруг заметил сидящую на полу девушку.

— Что с тобой? — он опустился на колени рядом с ней.

— Ничего, ничего... — она обняла его за шею.

— Ниа... — Солус отстранился и посмотрел на её бледное лицо.

— Просто немного душно.

— Держись за меня, — он помог ей подняться и подвёл к окну.

— Спасибо... Теперь всё хорошо... всё хорошо…

Солус посмотрел на горящие в прозрачном зимнем воздухе огни ночного города. Сколько он видел таких городов и таких огней. Но сегодня вдруг подумал, что каждый огонёк — это чья-то жизнь, счастливая или печальная, но всегда удивительно хрупкая, связанная тонкими серебристыми нитями с другими огоньками-жизнями.

Он осторожно поправил лилию в серых волосах. Вот эта девочка, наверное, таких городов не видела, поэтому смотрит заворожённо, а в глазах дрожат разноцветные блики.

— Красиво, — она коснулась рукой стекла. — Похоже на… Я в детстве читала книжку. Там была картинка. Море, полное светлячков.