Директор Арк (гет)

Рейвен Брэнвен выдернула свой клинок из горла Грифона, с мрачным удовлетворением проследив за тем, как туша поверженного монстра рухнула вниз со стены. Это было очередное доказательство ее силы и мастерства. Ленивым взмахом она стряхнула с лезвия кровь и обвела округу взглядом, подыскивая себе достаточно могучего противника.

Честно говоря, Рейвен бесстрашно бросалась в любую схватку по вполне определенной причине. Но сейчас она не успела сбежать и сцепиться с каким-нибудь Гриммом, поскольку эта самая причина ее все-таки настигла.

— Руби и Янг живы?

— Да.

— Они в безопасности?

— Да.

— А Руби и Янг-...

— Тайянг! — взревела Рейвен. — Если ты еще раз меня о них спросишь, то я возьму самый большой и шипастый страпон, который только отыщется в Вейле, а затем воссоздам нашу брачную ночь, но с некоторыми нюансами! Несколько недель ходить ты точно не сможешь!

— Да что с тобой не так? Я просто волнуюсь о девочках, одна из которых, между прочим, является твоей дочерью.

— И мне об этом отлично известно. В конце концов, именно я ее и рожала.

Тайянг нахмурился.

— Я был там. И помогал тебе.

— Ты держал меня за руку, трясся от ужаса и запинающимся голосом говорил дышать.

— Эй! Это было страшно...

— И бояться стоило не тебе, а мне, из которой появлялся на свет новый маленький человечек, — проворчала Рейвен, прекрасно помня, как в тот момент мечтала порубить на куски какого-нибудь Гримма, лишь бы больше не испытывать подобные ощущения. — Чего ты вообще ко мне пристал, Тайянг? Я думала, что между нами всё по обоюдному согласию закончилось.

— Что-то не припоминаю никакого "обоюдного согласия". Ты просто взяла и сбежала от меня.

Если честно, то какой-либо существенной разницы Рейвен здесь не видела. Сильные не договаривались со слабыми, а потому ее побег являлся доказательством того, что она сама могла за себя решать, не слушая всяких слабаков вроде Тайянга.

О силе Янг данный факт абсолютно ничего не говорил, поскольку та была еще слишком маленькой, но если бы Рейвен осталась с ней нянчиться, то к нынешнему моменту вряд ли бы обладала хоть какой-то силой.

Кроме того, Янг вовсе не выросла слабой, иначе бы ей не доверили задание, от которого зависела судьба всего Ремнанта. В их племени всегда рождались только самые сильные воины, и даже чужое воспитание не могло данный факт изменить.

Тайянг наверняка бы попытался возразить, что Янг стала бы гораздо сильнее с любовью и заботой матери, но вряд ли это было правдой. Она росла и взрослела несмотря на их отсутствие. Именно подобные условия сделали Янг сильной, независимой и самодостаточной.

Рейвен нечасто кем-либо гордилась, но в данном случае испытывала именно такие чувства. Ее дочь обрела свою собственную силу, абсолютно ни на кого при этом не полагаясь.

Только так и следовало поступать.

— Если Янг окажется в опасности, то я открою к ней портал, — произнесла Рейвен. — А поскольку она скорее сама умрет, чем даст пострадать дочери Саммер, то можешь даже не сомневаться в том, что они обе живы и здоровы. А теперь отвали. У меня есть куда более важные дела, чем потакание твоей тупости.

— Правда?.. — удивленно переспросил Тайянг. — И какие же?

Рейвен поморщилась.

Вейл находился в осаде, Салем лично руководила действиями огромной орды Гриммов, а судьба всего мира зависла на волоске, решаясь на кончиках клинков сильных мужчин и женщин. Важные дела обязаны были существовать, в отличие от таких вот ежедневных перерывов. Но вместо сражения ровно в полдень Салем садилась пить чай с тем, кто заменил Озпина, а Гриммы то лениво шатались неподалеку, то не особо охотно лезли на стены, как будто выполняя давным-давно надоевшую рутину.

"Что за хрень тут творится? Когда ты, Джинн, говорила об отсутствии надежды победить Салем, то почему-то забыла упомянуть, что она превращается в бесполезную капризную девчонку, стоит только угостить ее мороженым и выдать стопку дисков с комедиями".

Нет, Рейвен прекрасно понимала, что они спрашивали именно о способе победить Салем, а вовсе не о том, как ее остановить. Но существо, всё предназначение которого сводилось к помощи человечеству, могло бы и не придираться к формулировке. В конце концов, Джинн являлась Духом Знания и потому была обязана понимать, что конкретно Рейвен имела в виду.

— Я сосредотачиваюсь на моей связи с Янг, — солгала она. — А ты меня отвлекаешь, создавая опасность того, что я не успею вовремя отреагировать на угрозу для ее жизни и открыть портал. Это куда более важное дело, чем твой идиотизм.

— А мне кажется, что ты просто боишься проиграть в нашем маленьком споре.

Рейвен расхохоталась.

— Проиграть? Тебе? Я убила уже сто шестьдесят Гриммов. А каким количеством можешь похвастаться ты, Тайянг? Двадцатью? Сорока?

Он упер руки в бока и натянул на лицо ту самодовольную ухмылку, за которую после их первой ночи Рейвен грозила его убить.

— Четырьмястами двенадцатью.

— Вранье.

— Нет, не вранье, а подтвержденные убийства, — покачал головой Тайянг.

— И как же ты сумел нечто подобное провернуть? — поинтересовалась Рейвен. — Это попросту невозможно.

— Ха! Давай скажем так: я ни в коем случае не заплатил солдатам из артиллерийского расчета Атласа, чтобы они подсчитывали уничтоженных их снарядами Гриммов, записывая тех на мой счет.

Тайянг сложил пальцы пистолетом, направил их в сторону орды и добавил:

— Бум.

— Жульничество!

— Да? А мне казалось, что таким образом свои поражения пытаются оправдать лишь слабаки.

Рейвен прикусила язык.

Ничто не било по самолюбию сильнее, чем повернутые против тебя твои же собственные слова.

— Л-ладно. Но я еще даже не начала применять силы девы Весны. Четыре сотни? Какое жалкое число! Раньше я давала тебе фору, используя только меч, но теперь это точно изменится!

— Чего ты там бормочешь? Извини, не слышу тебя с высоты моего пьедестала победителя. Приходи поговорить потом, когда будешь не настолько слабой неудачницей, — ухмыльнулся Тайянг.

Впрочем, уже через секунду он снова нахмурился.

— Янг с Руби-...

— С ними всё в полном порядке! — рявкнула Рейвен.

— Да ладно тебе, я просто спросил...

— Иди приставай к кому-нибудь другому, Тайянг, — сердито буркнула Рейвен. — К Сиенне, например. Я слышала, что она питает слабость к хлыстам и эгоистичным нытикам с проблемами в отношениях. Разве что цвет волос у тебя не совсем в ее вкусе. Ей вроде бы нравятся рыжие.

— Какая же ты все-таки дрянь, Рейвен.

— "Редкая драгоценность", ты хотел сказать, — покачала она головой, пройдя мимо Тайянга. — А теперь извини, но мне нужно убить четыре сотни Гриммов, пока у одного чудовища не начался очередной сеанс психотерапии. Такому слабаку, как ты, проигрывать я не собираюсь.

— То же самое ты говорила насчет свиданий со мной, секса и свадьбы. Но это не изменит самого главного: в итоге тебя, как и обычно, ждет только поражение.

— На этот раз я точно не проиграю.

* * *

— Оскар, ты не возражаешь, если я немного поговорю с Озпином?

Тот посмотрел на Жона, после чего улыбнулся и кивнул, а затем уселся на стул и закрыл глаза. Когда они вновь открылись, то в них сквозило неестественное для подростка спокойствие.

— Жон, — произнес Озпин. — Ты что-то хотел спросить? Насчет Салем, полагаю? Тебе скоро опять с ней встречаться, но ты так до сих пор и не сказал мне, о чем вы говорили в ее шатре...

— И не скажу, поскольку обещал, что всё услышанное мной останется в тайне, — покачал головой Жон.

— Хм... — пробормотал Озпин, который явно желал услышать совсем другой ответ, но был готов довольствоваться и этим. — Ладно, спрашивай.

— У тебя когда-нибудь появлялся соблазн собрать Реликвии вместе, призвать Богов и позволить им всё закончить?

— Нет.

Жон удивленно моргнул.

— Нет? Просто нет?

— Просто нет, — кивнул Озпин. — И если тебя беспокоит, что подобный соблазн возникнет у Салем, то не стоит переживать. Они испоганили нам жизни, так что я не собираюсь доставлять им удовольствие, призывая обратно на Ремнант. Что же касается Салем, то она в десятки раз злопамятнее меня. Даже безумие и полный распад личности для нас предпочтительнее, чем новая встреча с Богами.

Такая новость вызвала немалое чувство облегчения.

Когда Жон вчера вечером засыпал в своей кровати, пока Нео использовала его в качестве подушки, то ему в голову невольно закралась мысль о том, что кошмарные перспективы вполне могли подтолкнуть Салем к крайним мерам. Какие бы цели ни преследовали Боги своим "уроком", ее они наверняка убьют — то есть сделают именно то, чего она так страстно желала. А на судьбу Ремнанта Салем давным-давно было наплевать.

Поскольку Реликвия Разрушения вскоре, вероятно, окажется в Вейле, рисковать Жону совсем не хотелось.

— На этот счет волноваться не нужно, — повторил Озпин. — Ты — первый, кто попытался взглянуть на Салем не как на чудовище. Даже я практически позабыл, что она когда-то была моей женой. Мне сложно вспоминать о тех временах, но могу заверить, что при всех ее недостатках Салем всегда оставалась разумной и вменяемой — даже после купания в луже Тьмы.

— Ты жалеешь о том, что вы сейчас не вместе?

— В каком-то смысле. Мне бы хотелось, чтобы мы вообще не расставались, а также чтобы наши дети были живы. Но я понимаю, что к прошлому вернуться невозможно, и не собираюсь даже пробовать это сделать. Мы разошлись. Наша любовь осталась в прошедших тысячелетиях. Думаю, пытаться воскресить ее сейчас совершенно бессмысленно.

Пожалуй, нечто подобное узнавали на собственном опыте дети разведенных родителей — не имело ни малейшего смысла тянуть друг к другу людей, чья любовь уже угасла.

— А снова влюбиться вы еще способны?

— Это что, предложение? — уточнил Озпин и рассмеялся, когда Жон резко побледнел. — Не надо так пугаться, я просто пошутил. Итак, способны ли мы влюбиться? Скорее да, чем нет. Лично я не пытался заводить серьезные отношения, но думаю, лишь потому, что был занят противостоянием с Салем. Если война закончится, то всё вполне может измениться. Мое состояние... создает определенные сложности. Мне приходится делить разум с кем-то еще. У нее подобных проблем нет — только беспокойство о том, что новый муж довольно быстро умрет от старости.

Он замолчал, задумчиво посмотрел на Жона и все-таки спросил:

— В этом и заключается твой план? Связать Салем браком?

Такая мысль действительно приходила Жону в голову, хотя о том, насколько она была хорошей, он судить не мог. Но если вдруг дойдет до чего-то подобного, то мужем Салем станет точно не его отец. Пожалуй, лучше всего на данную роль подходил Айронвуд. Вот уж кого ему было совсем не жалко.

— Я пытаюсь придумать такой вариант, при котором Салем будет счастлива, если, конечно, откажется от своих планов по уничтожению человечества. И похоже, об идее свести вас вместе мне стоит позабыть.

— Похоже, что так...

* * *

На этот раз Гриммы начали отступать, не дожидаясь условленного срока. Охотники и Охотницы привычно сменялись отдохнувшими коллегами, а команды инженеров Атласа спокойно ремонтировали пострадавшее оборудование.

Студенты Бикона всё так же занимались эвакуацией раненых, доставкой боеприпасов и поиском прорвавшихся на улицы Вейла Гриммов, когда городские ворота открылись, и директор Жон Арк в очередной раз в одиночку отправился на встречу с лидером врагов.

Люди к такому уже давным-давно привыкли. Пусть вопросов у них скопилось немало, но подобные поступки уже никого не шокировали. Даже Лиза Лавендер перестала их записывать на камеру, уделяя гораздо больше внимания битвам.

"Каждый день, который мы продержались, приближает момент, когда Салем станет скучно".

Жон просто не мог поверить в то, как именно выглядело условие их победы: замучить противника скукой до такого состояния, чтобы он сам сдался. Пожалуй, нечто подобное могло сработать только с Салем...

Он немного подождал, держа в одной руке фляжку с кофе, а в другой — блокнот. Сегодня наступил черед Салем приносить еду, хотя Жон понятия не имел, откуда она ее вообще брала.

Гриммы угрожающе поглядывали на него, но что-либо предпринимать совсем не спешили. Салем их полностью контролировала, пусть даже изменить кровожадную суть была не способна.

Вскоре монстры расступились, открывая вид на белый шатер, из которого появилась их хозяйка в своем неизменном длинном черном платье. На ней никак не сказались ни дополнительный ящик вина, спущенный вчера вечером со стены, ни недостаток сна, ни ужасающие перспективы, которые сулило будущее. Либо Салем отлично умела всё это скрывать, либо ее регенеративные способности прятали подобные признаки от чужих глаз.

"Те самые признаки, которые существуют лишь для того, чтобы предупредить нас о наличии некой проблемы. Избавление от них вовсе не помогает исправить то, что их вызвало".

— Салем, — поприветствовал ее Жон. — Как ты себя чувствуешь?

— Довольно неплохо, — ответила она. — Твой... нездоровый совет насчет вина помог. Я напилась, умудрилась заснуть и отлично выспалась, впервые за многие сотни лет проснувшись бодрой и отдохнувшей.

"Эх, если бы алкогольная интоксикация со всеми так работала..."

— У меня было время подумать, — продолжила Салем. — Настолько, насколько это вообще возможно при опьянении.

— И к какому решению ты пришла? — уточнил Жон.

— Я ни в коем случае не собираюсь позволять Озме жить у меня в голове, — сказала Салем. — И к тому же есть... определенные вещи, которые человечество способно мне предложить. Вполне материальные вещи. Но когда ты живешь так же долго, как и я, любые мелочи становятся важными.

Жон почувствовал, как в нем с новой силой вспыхнула надежда.

— Получается, что ты снимешь осаду с Вейла?

Салем слегка прищурилась.

— Этого я не говорила.

— Но-...

— Я сказала только то, что в существовании человечества имеются свои плюсы. Именно человечества, а не всех людей. Некоторым я позволю жить. Что же касается их числа, то... оно пока не определено. Ты желаешь, чтобы я пощадила всех, но зачем мне это? Назови хоть одну причину, по которой я должна оставить их в живых.

"Потому что убийство — это плохо? Потому что их уничтожение бессмысленно и не логично?!"

Подобные аргументы могли бы сработать в споре с человеком или фавном, выросшим в обществе с вполне определенными моральными ценностями. К сожалению, Салем в данную категорию не входила. Насколько Жон знал, во времена до наложения на нее проклятья люди особым человеколюбием не отличались.

"Но Озпин сказал, что она всегда была разумной и вменяемой. Что с Салем можно так или иначе договориться... А он ее знает лучше всех".

— Существует... кажется, в экономике он называется "эффектом масштаба". Чем больше людей в обществе, тем выше шансы на то, что кто-нибудь из них создаст хороший фильм, книгу или картину. Меньшее количество означает падение качества сразу всего: еды, развлечений, электроники и даже пива. О сокращении числа потенциальных носителей Озмы упоминать не буду.

— Полагаю, половины человечества для этого более чем хватит. А я, пожалуй, не откажу себе в удовольствии уничтожить Королевство Вейл — страну, которую Озма называет своим домом.

— Но так ты вдвое сократишь свои собственные шансы на поиск подходящего конкретно тебе будущего!

Салем слегка приподняла бровь.

— И что это вообще должно означать? — поинтересовалась она.

— Давай на секунду представим себе мир, где мы пришли к соглашению, а война между тобой и Озмой закончилась, — пояснил Жон, тут же поспешив добавить: — Чисто гипотетически.

Салем закрыла открытый было для возражений рот.

— В этом новом мире ты можешь найти развлечения, которые сделают вечную жизнь чуть более приятной. Ведь нет абсолютно никакого смысла сидеть в одиночестве в своей башне, верно?

— Ты предлагаешь мне жить среди людей?

— Да. Тайна твоего существования имела смысл во время вашего с Озмой противостояния. Если война тебя больше не интересует, то и скрываться не нужно. Развлекайся, путешествуй, получай новый опыт, знакомься с различными людьми, выбирай увлечения по вкусу, ищи интересные цели... Возможно, по пути тебе встретятся те, кого ты назовешь своими друзьями. Ну, или чем-то большим.

Жон постарался сделать так, чтобы его намек не слишком сильно выбивался из общего ряда, но понятия не имел, насколько в этом преуспел.

— Думаю, в твоей идее имеется некое рациональное зерно... Но в чем конкретно, по-твоему, заключается проблема, если я попробую поступить по-другому?

— Ну, если ты уничтожишь половину человечества, то лишишься половины мест, которые в ином случае могла бы посетить. Ты потеряешь Вейл со всей его культурой, историческими памятниками, ночной жизнью и всем прочим. Полагаю, сейчас это кажется не такой уж и большой ценой, учитывая наличие второй половины, но в условиях вечного существования данный факт будет означать только то, что скука наступит в два раза быстрее.

— Я знакома с математикой, — проворчала Салем.

Несмотря на сердитый тон, выглядела она сейчас не слишком уверенной в собственной позиции.

— Но я посвятила жизнь уничтожению Озмы и всего того, что он создал. Если отступлю сейчас, то все предыдущие столетия окажутся прожиты напрасно. Пожалуй, даже тысячелетия. Все лишения и боль не будут значить абсолютно ничего. Они просто потеряют всякий смысл.

— Сомневаюсь, что это действительно так, — покачал головой Жон. — Бессмысленно только то, что в итоге не приведет тебя к счастью. Если кто-то посвятит жизнь поиску любви и пройдет через шесть разводов, то они всё равно будут не напрасны, когда он наконец обретет счастье в седьмом браке. И если кто-то желает провести жизнь за компьютерными играми, то в этом нет абсолютно ничего плохого, пока они приносят ему удовольствие. Твоя боль окажется бессмысленной только в одном случае — если она станет толкать тебя в мрачное и одинокое будущее, где кроме нее ничего больше и не останется.

— И откуда ты это знаешь? — поинтересовалась Салем.

— А я и не знаю, — честно признался Жон. — Никто не знает. Но шансы испытать мое предположение на практике есть лишь у тебя. Попробуй.

— Что?..

— Попробуй проверить мою идею. Время для тебя абсолютно ничего не значит — важны только последствия. Ничто не мешает испытать новые подходы к решению старых проблем. Ты тысячи лет жила в состоянии войны с Озмой. Как насчет тысячелетия мира? Вдруг это окажется гораздо веселее.

Салем рассмеялась.

— Ты просто хочешь, чтобы я вас пощадила.

— Разумеется, хочу, — улыбнулся Жон. — Но это вовсе не означает, что моя идея плоха. К тому же ты всегда можешь вернуться к уничтожению человечества, если она не сработает, а вот сделать наоборот уже не получится. Салем, после твоей победы никаких других вариантов больше не останется, а потому тебе стоит на все сто процентов убедиться в том, что ты желаешь именно этого. Моя идея позволяет в любой момент передумать, твоя — нет.

— Тысяча лет — это слишком долго. Я дам не больше сотни.

Через сотню лет Салем точно перестанет быть его проблемой, хотя Жон все-таки надеялся на большее. В конце концов, вряд ли она умудрится не найти что-нибудь получше той пародии на жизнь, которую вела сейчас. Сотня лет постепенно превратится в две, затем в три, десять и так далее. Возможно, даже в вечность. Впрочем, им для победы хватит и снятия осады с Вейла.

— Думаю, столетия окажется вполне достаточно, чтобы доказать тебе, что жизнь может быть весьма интересной, Салем. Обещаю, ты об этом не пожалеешь.

— Тебе не стоит давать таких обещаний, Жон из рода Арков, но я его всё же приму. Это будет не мир. Вынесенный вам смертный приговор останется в силе, но и ты, и твои сородичи получите отсрочку, а возможно, и помилование, если я сочту подобный образ жизни приятным, — сказала Салем, через столик протянув ему ладонь. — Мы договорились?

Жон ответил на ее рукопожатие.

— Мы дого-....

Город сотряс взрыв.

Жон моментально вскочил на ноги, и Салем последовала его примеру.

Со стороны Бикона поднимался черный столб дыма.

Секундой позже его озарила вспышка второго взрыва.

— Что ты сделала?! — спросил Жон. — Что это?!

— Ничего я не сделала, — ответила ему Салем. — Мы оба согласились на перемирие. Я поручилась собственной честью. Все Гриммы отведены от стен Вейла.

Прозвучал сигнал свитка, и Жон автоматически потянулся к карману. Вот только звонили не ему. Салем достала свое собственное устройство, положила черный матовый свиток на белый столик и включила связь. На экране появилось загорелое потрепанное лицо с сердитым выражением.

— Хазел, — произнесла Салем, с подозрением уставившись на него. — Что это значит? Где ты вообще находишься?

— Там, где следует быть вам, — проворчал он. — В Биконе. И я здесь практически закончил.

— Немедленно возвращайся обратно!

— Нет, моя Королева.

Салем потребовалось сделать глубокий вдох, прежде чем вернуть себе дар речи.

— Что это значит? Ты осмелился меня предать?!

— Это вы меня предали! — крикнул Хазел. — Обещали даровать месть — убить Озпина и разрушить Академию Охотников, которая стоила моей сестре жизни, но так ничего и не сделали!

— Озпин мертв, Хазел, — возразила Салем. — А что касается Озмы, то ты и сам отлично знаешь, что окончательно уничтожить его невозможно. Собираешься вечно охотиться на малолетних носителей? Может быть, опустишься до того, что перебьешь всех мальчишек на планете? Твое желание неосуществимо.

— Осуществимо, — совершенно безумно улыбнулся ей Хазел, поднеся к камере свитка предмет, в котором Жон с Салем тут же опознали Реликвию Знания. — Еще как осуществимо. Есть парочка тех, кто способен избавиться от него раз и навсегда.

— Тебя они тоже убьют, — заметил Жон. — Боги будут судить человечество, глядя на Салем, и уничтожат вообще всех, включая тебя!

— Мне всё равно, Охотник. Озпин убил мою сестру, и если для его уничтожения понадобится разрушить мир, то я так и поступлю. Две Реликвии уже находятся у меня в руках, — сказал Хазел, продемонстрировав им корону. — Я закончу то, что вы не захотели довести до конца, "моя Королева".

Титул Салем он произнес с явной издевкой.

— Ни вы, ни Бикон, ни орды Гриммов меня не остановят, — добавил Хазел.

— А зачем тогда понадобилось терять время, лишаться элемента неожиданности и звонить мне? — поинтересовалась Салем. — Или все мои подручные действительно настолько тупы и бесполезны, как мне всегда казалось?

— Хочу дать вам шанс. Убейте Жона Арка, и тогда я вернусь назад, принесу Реликвии и заплачу за предательство собственной жизнью. Вам нужно всего лишь прикончить его.

Смерть Жона будет означать продолжение войны. Без него никто больше не станет пытаться договориться о мире между Салем и Озпином. Все решат, что она предала доверие Жона, устроила взрывы в Биконе и хладнокровно убила его во время этой самой встречи. Глубже копать кто-либо вряд ли захочет.

Он сдвинул ногу таким образом, чтобы в случае необходимости мгновенно перейти к крайне поспешному отступлению. Если Салем боялась Богов хотя бы в половину так же, как и Озпин, то подобные меры предосторожности лишними точно не окажутся.

— Кто я, по-твоему, такая, Хазел? — спросила она.

Тот явно замялся.

— Не совсем понимаю, о чем вы говорите...

— Кто я конкретно для тебя? Королева? Чудовище? Богиня, как любит кричать Тириан? Ну, кто?

— Вы — Королева Гриммов, — несколько неуверенно произнес Хазел. — И та, кто, как мне казалось, способна понять мою точку зрения. Вы, как и я, лишились из-за него семьи. Вами, как и мной, всегда двигала месть.

— Понимаю, — кивнула Салем. — Но видишь ли ты меня слабым, жалким и ничтожным существом, Хазел? Боюсь ли я, по-твоему, мужчин, женщин или монстров?

— Нет...

— Вот именно, — сказала она, расправив плечи и уставившись красными глазами в экран свитка. Черные вены на лице вздулись, отчетливо выделяясь на пергаментно-бледной коже, а голос прогремел: — Я — Королева Салем! Я правила этими землями еще до того, как на Ремнанте появились фавны! Я подняла восстание против Богов, когда они находились на пике своего могущества! Я вела в бой против них армии, будучи обычной смертной женщиной! Всё это происходило за тысячи лет до того, как тот сперматозоид, который стал тобой, покинул яйца твоего отца!

Она опрокинула столик, сбросив свиток в грязь, что, впрочем, вряд ли помешало Хазелу продолжать слышать ее слова.

— Я никого не боюсь! Ни людей, ни Богов, ни тем более тебя! Не будет с тобой никаких соглашений!

— Тогда Ремнант прекратит свое существование, — вздохнул Хазел.

— С удовольствием посмотрю на твои попытки это сделать, — рассмеялась Салем. — Ты даже одну Реликвию не сумел добыть, когда находился у меня на службе и обладал поддержкой орды Гриммов. Не верю я в то, что мой бесполезный подручный умудрится собрать все четыре.

Она с размаху опустила каблук на свиток, тем самым поставив точку в их разговоре.