Директор Арк (гет)

Жон совсем не удивился, когда Салем покинула ряды монстров и приблизилась к нему. Ей нечего и некого было бояться, а учитывая отсутствие сомнений в своем превосходстве над любым противником, она просто не могла отказать себе в удовольствии утолить собственное любопытство.

"Ну, либо Салем тоже тянет время в надежде на то, что мы сумеем отыскать какой-нибудь способ ее уничтожить".

Жон до сих пор не был уверен в правильности своего вывода. Он, конечно, звучал вполне логично, но основывался на предположении о том, что мышление Салем мало чем отличалось от человеческого.

Точно так же многие хозяева полагали, что домашние кошки любили их за еду и ласку, понятия не имея, как питомцы воспринимали людей на самом деле. Возможно, они для котов являлись всего лишь рабами, а может быть, те и вовсе не задумывались ни о чем подобном, считая, что просто жили в утопическом кошачьем обществе, где слуги, хорошие условия и отсутствие необходимости трудиться оказались положены им по праву рождения.

Впрочем, не стоило исключать и вариант, при котором питомцы видели самих себя танцорами в некой музыкальной смертельной королевской битве в гигантском доме для престарелых. Но подобная идея выглядела настолько нелепо, что Жон поспешил ее от себя отогнать. Ему вообще не стоило отвлекаться на посторонние размышления в ситуации, когда он сидел на стуле напротив миллиона Гриммов, и из потенциальных средств защиты в руках была только вторая часть "Психотерапии для душевнобольных преступников".

Жон всё же решил сделать ставку на то, что его предположение окажется верным. Запертый в бессмертном теле человек, глядя на стареющий и разрушающийся вокруг него мир, волей-неволей начнет желать смерти. И к счастью, разум Салем по большей части оставался именно человеческим.

Но да, Жон предпочел бы работать с чем-нибудь более существенным, чем собственные теории. Как говорил Николас: "Очень уж часто смелые предположения заканчиваются чьим-нибудь положением в гроб". В данном конкретном случае малейшая ошибка не оставила бы от него даже тела, которое можно было бы похоронить.

Жон поправил воротник, нацепив на лицо выражение крайнего ужаса, которое окружающие почему-то упорно принимали за непоколебимое спокойствие и невозмутимость. Салем остановилась в десятке футов от стола, немного склонив голову набок и вопросительно на него уставившись.

— Жон из рода Арков?

— Просто Жон Арк. Или в древности было принято обращаться именно так?

— Ты имеешь в виду "из рода"? — уточнила Салем. — Тогда да, "из рода", "из дома". Если происхождение оказывалось сложно проследить, то добавляли "из города" или "из поселения". Так что в твоем случае это "Жон из дома Арков", "Жон из Вейла", "Жон из Бикона"... прошу прощения, "Жон из Академии 'Озпин — отстой' ". Ну, или "Жон из Ансела".

Он ощутил, как по виску скатилась капля пота.

— Не припоминаю, чтобы говорил тебе, откуда я родом.

— Ты не говорил, но Синдер говорила. Что за девчонка, — улыбнулась Салем. — Утверждала, что проводила некие "исследования", но как по мне, это была уже какая-то одержимость. Я даже о погоде ничего не могла сказать, чтобы она не начала винить во всём тебя или подозревать наличие чересчур сложной схемы. Какое же впечатление ты должен был на нее произвести, если Синдер не сомневалась даже в том, что дожди так или иначе способствовали исполнению твоих планов?

Жон нервно рассмеялся.

— Ага. А ты, получается, Салем из...

— Меня слишком долго называли "Салем из Одинокой башни", — ответила она, протянув руку к ближайшей чашке. — Не возражаешь?

— Бери. И садись, кстати, — произнес Жон, указав на кресло, которое встречалось в любом фильме, где имелась сцена в кабинете психотерапевта.

Честно говоря, он не знал, для чего конкретно подобная мебель предназначалась, поскольку его студенты расслабляться на этом самом кресле категорически отказывались. С другой стороны, на нем очень удобно было спать. Возможно, в том-то и заключался весь смысл — размеренно говорить, пока клиент не уснет, а потом выставить ему счет за каждый час его сна. Гениальная идея.

— Я подумал, что нам ничего не мешает немного пообщаться.

— Хм-м... — пробормотала Салем, пережевывая пирожок с клубничной начинкой.

Жон надеялся на то, что достать сладости в Землях Гриммов было для нее довольно затруднительно.

— Неплохо, — наконец сказала она. — Слегка перебрали с сахарной пудрой, на мой взгляд, но вполне приемлемо. Не слишком-то и отличается от моих собственных.

— Ты умеешь готовить?..

— Думаю, все, кто живут в одиночестве, рано или поздно учатся готовить.

"Ну да, вряд ли в Землях Гриммов существует доставка еды из ресторанов".

Жон еще раз жестом предложил Салем сесть и проследил за тем, как она опустилась в кресло и аккуратно придержала подол платья, не дав тому задраться или помяться.

— Довольно удобно. Хотя странно полулежать во время разговора с кем-либо. Не очень вежливо.

Похоже, Салем тоже понятия не имела о предназначении такого рода кресел, что было просто замечательно. Жона не покидало ощущение, что если бы она об этом знала, то догадалась бы о его дальнейших намерениях, посмеялась бы над ним и отправила бы обратно в Вейл при помощи Гриммо-пульты.

— Да еще и во время осады, — продолжила Салем. — Мне всегда было интересно, о чем Озма разговаривал с вражескими командирами.

— И часто такое случалось?

— Постоянно. Особенно перед сдачей или — гораздо реже — обреченной обороной до самого конца. Никогда не понимала этих людей. Неужели до них не доходило, что Озма просто не стал бы нападать, если бы на все сто процентов не был уверен в собственной победе? Глупая трата людских жизней.

"А сама-то ты прямо сейчас что делаешь?!"

Впрочем, вслух Жон ничего говорить не стал, поскольку первое правило психотерапии... Хотя кого он обманывал? Не были ему известны никакие правила. У него и образования соответствующего не имелось.

Но исходя из своего опыта общения со студентами, Жон понимал, что попытка что-либо возразить приведет лишь к прекращению диалога. Ну, либо к тому, что собеседник замкнется и уже не столь охотно пойдет на контакт. В конце концов, люди приходили к нему за помощью, а вовсе не для того, чтобы слушать критику в свой адрес, пусть даже удержаться от нее иногда бывало крайне сложно.

Салем его помощь или советы, разумеется, не требовались. По крайней мере, она сама считала именно так. Но даже если Жон и мог ей что-либо посоветовать, то ему следовало для начала разобраться в проблеме, а не оскорблять ее в первые же пять минут диалога. Проще говоря, нужно было дать ей расслабиться, и прошлое в качестве темы общения казалось ему гораздо безопаснее настоящего или будущего.

— Озпин в разговорах крайне редко затрагивает те времена...

— Называй его Озмой. У меня нет желания вспоминать, под каким именем он известен среди нынешнего поколения: Освальд, Озимид, Осборн, Озпин, Оскар... Иногда начинает казаться, что проклятье как раз по критерию схожести имён и выбирает для него новое тело.

— Ладно, пусть будет Озма. О своем прошлом он стал говорить с нами лишь совсем недавно. Я знаю, что Озма был рыцарем, но вот о том, что он еще и войсками командовал, даже не подозревал.

— Большинство рыцарей имело собственные отряды. Само это звание подразумевает благородное происхождение и обычно наличие земельных владений, которые рыцарь обязан защищать. Как и живущих на его землях людей, к слову. Чтобы соответствовать подобным требованиям, необходимо уметь сражаться, а также обладать качественными доспехами и хорошим скакуном, дабы не сложить голову раньше времени, — пояснила Салем. — Через пару поколений после формулирования основных принципов вся человеческая культура крутилась вокруг рыцарства, причем с весьма избирательным подходом к вопросам галантности. Но в большинстве своем они были жирными, ленивыми и невероятно жадными ублюдками, предпочитая просто платить менестрелям за то, чтобы те пели им хвалебные оды. Собственно, именно так и появился миф о рыцарстве.

— Озма тоже был жирным, ленивым и жадным ублюдком? — поинтересовался Жон.

— Нет, конечно! — рассмеялась Салем. — Озма от них, само собой, отличался. Он был молод, добр, подтянут и к тому же вырос на историях о рыцарях. С чего бы еще ему потребовалось искать башню с заточенной в нее девой?

— Вот, кстати, очень хороший вопрос... Если все знали, что ты сидела в этой башне, то почему никто не помог оттуда выбраться? И зачем тебя туда вообще заточили?

Чем больше Жон обдумывал их с Озмой историю, тем меньше находил в ней логики.

Если отец посадил в башню свою дочь, то зачем? И почему никто ему в этом не помешал? Или просто не знали? Ну, в том смысле, что про Салем. Смотрели на одинокую башню где-нибудь на окраине их государства и думали: "Наверное, там кто-то сидит".

— Дело заключалось в наследстве, — сказала она. — У правителей очень часто имеется больше одного ребенка. Королевство моего отца должен был унаследовать брат, а мне хотели оставить герцогство.

— Но твой брат не согласился?

— Нет, как раз у него никаких возражений не было. В отличие от его новой жены — жуткой ведьмы.

Жон на мгновение задумался, глядя в свой блокнот.

— "Ведьма" в прямом или переносном смысле? — наконец спросил он.

— В обоих. Тогда была эпоха магии.

— Ага, — кивнул Жон, записав пару строчек. — Понятно. И эта ведьма заточила тебя в башню?

— Сначала вышла замуж за моего брата, потом отравила его и сказала всем, что я от горя сама себя там заперла. Магия башни удерживала меня в живых — думаю, ей на всякий случай требовалось доказательство того, что я еще не умерла. Даже не знаю, как Озма меня отыскал...

— Ты у него так и не спросила?! — удивленно уставился на нее Жон.

Салем явно смутилась.

— Я десять лет в ней просидела! Извини, конечно, но к первому человеку, забравшемуся на мой балкон, у меня имелись совсем другие вопросы. Кроме того, слезы радости ничуть не способствовали внятной речи.

— Д-да, прошу прощения. Итак, Озма тебя спас, верно?

— Через некоторое время. Мне многому требовалось научиться, и к тому же я не могла покинуть башню так, чтобы ведьма об этом не узнала. Все действия пришлось тщательно спланировать, а затем подождать, пока Озма не соберет друзей из числа рыцарей. Ну, и еще тех, кто оказался по каким-то загадочным причинам лишен должностей и владений "моим братом". Вместе мы завоевали королевство, свергли ведьму и сделали королевой меня. Разумеется, Озма тут же стал моим королем, а в остальном, как говорится: "И жили они долго и счастливо".

— Хм. Чувствую, интересных историй у вас в дальнейшем хватало, — пробормотал Жон.

Салем усмехнулась.

— Спасибо. Они не такие уж и интересные, но давай считать, что это был комплимент. В чем, к слову, заключается смысл сегодняшней встречи? В том, чтобы я рассказывала тебе байки о далеком прошлом?

Жон вздрогнул.

Ему казалось, что записи в блокноте он делал достаточно незаметно. Потом их можно будет дать посмотреть Барту и нескольким профессиональным психологам, так что полагаться в столь важных вопросах исключительно на собственную память совершенно не хотелось.

— Д-да, — мгновенно взяв себя в руки, поспешил солгать Жон. — Я подумал, что было бы неплохо записать твою историю. Если уж ты решила захватить Вейл, то всем наверняка захочется узнать о твоем прошлом... Ну, до того, как их переработают на... эм... компост.

— Хм. Странно, — пробормотала Салем.

По виску Жона скатилась очередная капля пота. Честно говоря, он сейчас чувствовал себя еще хуже, чем Янг и Блейк, застигнутые в тот момент, когда они копались в его ящике с нижним бельем.

— Впрочем, мои представления о человеческой культуре серьезно устарели. Возможно, сейчас всё изменилось...

— Еще как. Теперь в большом почете истории о сильных женщинах.

Салем слегка приподняла бровь.

— И что же в рассказе о моем спасении из башни показывает меня сильной женщиной?

— Эм... Последующий захват страны и война против всего человечества, которую ты вела будучи, по сути, матерью-одиночкой...

— Хм. Наверное, так и есть. Ладно. Думаю, я заберу копию книги из руин твоего дома и помещу на почетное место в моей башне. Спрашивай. И передай, пожалуйста, еще один пирожок. К слову, какие-нибудь напитки тут имеются? А то я испытываю некоторую жажду.

— У меня есть чай.

— Хвала небесам. Терпеть не могу кофе.

* * *

 

— О чем они говорят? — спросил Джеймс Айронвуд.

Смотревшая в бинокль Глинда не выдержала:

— Я-то откуда знаю? Умения читать мысли у меня нет и никогда не было!

— Марроу!

— Сэр! — отозвался вставший на одно колено рядом с Глиндой фавн из подчиненных Джеймса, тоже наблюдавший за происходящим в бинокль. — Она говорит о своем первом муже — некоем "Озме". Он, кажется... Нет, погодите, она смеется. Он спрашивает об их видении? Свидании! Спрашивает о свидании. Теперь объясняет, что такое "свидание". Мне кажется, что...

Глинда закатила глаза, ничуть не удивившись тому, что у Джеймса нашелся умеющий читать по губам подчиненный. В конце концов, от идеи с микрофоном им пришлось отказаться из-за опасения, что Салем заметит прослушивающее устройство. Тут оставалось лишь довериться Жону.

— Мне это совсем не нравится, — проворчал Джеймс. — Слишком отчаянный гамбит...

— Не стоит беспокоиться. Даже если ничего не выйдет, то мы хотя бы получим дополнительное время на отдых.

— Люди в растерянности, Глинда. Как мы собираемся объяснять происходящее Охотникам на стенах? Да и Лиза Лавендер если еще самостоятельно не сняла встречу с Салем, то получит запись от кого-нибудь из зевак, и вскоре информация попадет в Атлас. Возможно, Арк и является мастером выкручивания из различных ситуаций, но из данной конкретной я для него абсолютно никакого выхода не вижу.

— Если Жону удастся его задумка, то всё это не будет иметь ни малейшего значения.

Джеймс фыркнул.

— Ты же, надеюсь, говоришь это не всерьез?

— А почему нет? Он уже помог множеству студентов: мисс Никос, мисс Роуз, мисс Белладонне...

— Ерунда.

— Проблемы мисс Белладонны — это совсем не ерунда! — горячо возразила Глинда. — В ее голове тараканов больше, чем пьяных людей во время празднования нового года. Если Жон смог разобраться в том переплетении противоречивых решений и подросткового упрямства, то и с бессмертной ведьмой, испытывающей нездоровую тягу к завоеванию мира, как-нибудь справится.

— Твои суждения насчет него необъективны. Если он спал с тобой, то это еще не значит, что-...

— Моя личная жизнь или ее отсутствие тебя, Джеймс, волновать не должна. И вера в него рождена профессиональными достижениями Жона, а вовсе не тем, чего он сумел добиться в моей постели, — ответила Глинда, холодно посмотрев на него сквозь очки.

Марроу медленно отполз подальше от нее.

— Если еще раз посмеешь об этом упомянуть, то я наглядно продемонстрирую, насколько "необъективными" могут быть мои поступки и суждения, скинув тебя со стены.

Джеймс закрыл глаза и заставил себя произнести:

— Прошу прощения. Просто мне очень трудно поверить в то, что подобный план может сработать...

Глинде тоже было трудно.

Но она всё равно верила.

* * *

 

— А потом он вернулся, лежа на лошади, потому что сидеть на заднице, которую достал клыками кабан, просто не мог! — продолжила свой рассказ Салем, периодически прерываясь на хихиканье. — Сэр Рей в таком виде и протащил его прямо через центр города — словно мешок с потрохами. Я ему еще долго эту историю припоминала.

Жон расхохотался, опершись руками на стол, и Салем вскоре последовала его примеру. Стоявшая там чашка начала опасно раскачиваться.

— Он нам ни о чем подобном никогда не говорил, — вытирая из глаз слезы, пробормотал Жон. — Наверное, стоит напомнить.

— Еще как стоит. А то вечно повторяет: "Я сделал множество ошибок", но никогда не уточняет, что как минимум половина из них является невероятнейшим идиотизмом вроде похода голым в полночь на кухню для небольшого перекуса. Озма постоянно забывал, что замковая кухня использовалась в любое время суток.

— Он что, правда ходил туда голым? — удивленно переспросил Жон.

— Да, причем неоднократно. Мне даже пришлось успокаивать одну из кухарок и заверять ее в том, что вовсе не подозреваю в попытке соблазнить моего мужа. Стражники, которые притаскивали его обратно в нашу комнату, обычно предпочитали молчать.

— У меня складывается такое впечатление, что он вел себя как полный идиот.

— Ну, характер у него был не самым простым, — кивнула Салем. — Не проходило и дня, чтобы-...

Ее прервал сигнал свитка Жона. Тот взглянул на экран и отложил его в сторону.

— Всего лишь напоминание, — пояснил он.

— Напоминание о чем? — спросила Салем.

— О том, что твоя атака должна возобновиться через два часа, — ответил Жон. — Скоро перемирие закончится.

Салем выглядела шокированной.

— Но как?.. Разве штурм не запланирован на вечер?..

Она подняла взгляд, удивленно уставившись на начавшее клониться к закату солнце.

— Мы разговариваем уже четыре часа, — напомнил Жон.

— П-правда?.. Я и не заметила...

В голосе Салем слышалась странная смесь из смущения и разочарования. Забавно, но смех придавал ей куда больше человечности, чем привычное холодное выражение лица.

— Ну что же, это был приятный разговор, который позволил скоротать время, — произнесла она.

Жон убрал блокнот в карман.

— Можем продолжить его завтра, если пожелаешь.

Ее глаза на мгновение сверкнули.

— Откладывать атаку я не стану.

— Знаю. Мы оба согласились с тем, что битва пойдет своим чередом, и ничего менять не собираемся. Но как ты сама упоминала, Озма постоянно встречался с вражескими командирами. Ничто не мешает нам поступить точно так же и продолжить нашу беседу. И еще я принесу побольше пирожков.

Салем нахмурилась.

— Чего ты пытаешься этим добиться? — спросила она.

— Ничего, — пожав плечами, нагло солгал Жон. — Ты ведь не сомневаешься в своей победе, верно?

— Да.

— Значит, наша встреча, скажем, от полудня до двух часов абсолютно ничего не изменит. Два часа — не такая уж и большая плата за приятную беседу с пирожками, правильно?

— Я потеряю время.

Жон улыбнулся.

— А время — это как раз тот ресурс, в котором, как мне кажется, ни малейшего недостатка ты не испытываешь.

— Недостатка я не испытываю в идиотизме подчиненных, — без какого-либо намека на шутку ответила Салем. — Но в чем-то ты прав. Хорошо, встретимся завтра в полдень.

Уголки ее губ слегка приподнялись, немного смягчив суровое выражение лица.

— Разговор действительно был неплох, — добавила она, пригвоздив Жона к стулу неожиданно жестким взглядом. — Но если ты решил, что сможешь подружиться со мной и убедить остановить вторжение, то лучше сразу выкинь подобные идеи из головы.

— И в мыслях не было. Итак, до завтра? Кстати, мне нужно будет снова размахивать флагом? Или ты сама в назначенное время отведешь Гриммов от стены, чтобы я мог выйти за ворота?

— Второе, — сказала Салем, поднявшись с кресла и потянувшись. — До завтра, Жон из рода Арков. И постарайся не погибнуть нынешней ночью, потому что мне очень давно не попадались приятные собеседники.

* * *

 

— Ну? — в один голос спросили Айронвуд, Глинда, Озпин, Барт и Николас.

Жон уселся за свой рабочий стол и положил перед собой блокнот. Впрочем, заставлять всех читать его неразборчивые каракули он, разумеется, не собирался, так что просто озвучил выводы:

— Салем испытывает одиночество и клиническую депрессию.

— Т-ты это понял по одной-единственной встрече?! — изумленно выдохнул Айронвуд.

— Нет. Я это понял по тому, что она не умолкала ни на секунду, как только удалось наладить общение. Мне пришлось просто сидеть и слушать о том, как протекали первые пять лет ее семейной жизни с Озпином. Салем даже счет времени потеряла.

Присутствующие задумались.

— А почему ты считаешь, что у нее депрессия? — наконец нарушила молчание Глинда.

— Все мысли Салем крутятся вокруг прошлого, — ответил ей Жон, внимательно глядя на Озпина. Ну, или на Оскара, но управлял его телом сейчас именно Озпин. — Только об этом она и говорила. О том, как была счастлива. О том, насколько хорошо они жили. Нет, прямо Салем ничего подобного не упоминала, но понять по тону оказалось совсем не сложно.

— Ностальгия — очень мощный наркотик, — произнес Барт. — И чем сильнее боль мы испытываем, тем чаще к этому наркотику прибегаем.

— А что насчет тех, кто находится рядом с ней? — поинтересовалась Глинда. — Не может же она быть одинокой в их присутствии, верно?

— Речь идет о Синдер, Тириане, Хазеле и Воттсе, — напомнил Жон. — Или хочешь сказать, что в подобной компании легко можно избежать одиночества и депрессии?

Глинда удивленно моргнула.

— Ну, справедливое замечание.

— Но даже если не переходить на оскорбления в их адрес, у всех подчиненных Салем имелись собственные интересы, — продолжил Жон. — Синдер желала получить могущество, Воттс тоже чего-то хотел... Возможно, славы. Хазелу требуется месть, а Тириан просто безумен и поклоняется Салем. Сама по себе она никого из них не интересует, так что легко могу представить ее беспросветное одиночество. Как только настороженность прошла, Салем вообще не умолкала, словно я являлся первым ее собеседником за тысячу лет.

Вполне возможно, так оно и было. Вряд ли ей с настолько примечательной внешностью удалось бы появиться в человеческом обществе, а бесконечная война с Озпином предотвращала любые контакты между ними.

Сомнительно, чтобы подобная жизнь приносила ей удовольствие. Даже если бы Салем искренне хотела уничтожить человечество, удовлетворение она бы получила только после выполненной работы. А когда результата не видно тысячелетиями, невольно начнешь оглядываться на куда более счастливые времена, желая вернуть их или просто всё глубже и глубже погружаясь в воспоминания.

— Наверное, именно поэтому она и вела себя настолько пассивно, — пробормотал Жон. — Потерялась в воспоминаниях и годами не находила в себе сил ни на что другое, не говоря уже о войне с человечеством. Бывали такие промежутки времени, чтобы вообще ничего не происходило?

— Да, — тяжело вздохнул Озпин. — Иногда наступали довольно странные года. Изредка даже десятилетия. Салем затихала и не делала совсем ничего. Я думал, что она строила планы, но... сейчас мне очевидно, что это было не так. Такие периоды вовсе не оканчивались каким-нибудь неожиданным ходом с ее стороны — просто в боевых действиях наступал перерыв. Полагаю, так и выглядят симптомы депрессии, да? Полное отсутствие желания что-либо делать?

— Один из симптомов. Далеко не у всех и не всегда имеется их полный набор, — пояснил Жон, на секунду задумавшись, прежде чем спросить: — Ты сам-то когда-нибудь впадал в депрессию?

— Что?..

— Я вовсе не пытаюсь подвергнуть тебя психоанализу. Мне нужно выяснить, встроили ли Боги в свое проклятье какую-нибудь защиту, которая сделает мою теорию совершенно бессмысленной.

— Хм-м, — задумчиво протянул Озпин, облизав губы. — Нет, никакой защиты в меня не встроили. И да... временами очень хотелось сдаться. Пожалуйста, не надо делать из этого какие-либо выводы. Просто в моей жизни бывали триумфы и провалы — как и у любого человека, прожившего достаточно долго. На каждое десятилетие счастья обычно приходится пара десятков лет печали, когда друзья стареют и умирают.

— У тебя хотя бы имеются друзья, — заметила Глинда. — И сколько бы боли они ни приносили, это всё равно гораздо лучше, чем их полное отсутствие.

— Да, наверное, так и есть. Годы счастья и воспоминаний стоят той боли, которую я испытываю от факта их смерти. Сотни раз повторялось одно и то же. Потому я и обращаюсь к памяти о них в те моменты, когда...

Он внезапно замолчал, после чего шепотом добавил:

— Ой...

В его голосе прозвучала такая неуверенность, что Жон счел необходимым положить ладонь ему на плечо.

— Теперь я, кажется, понял, о чем ты говоришь, — произнес Озпин. — Я понял, почему Салем с ностальгией вспоминает о нашей с ней совместной жизни, пусть даже сейчас мы являемся врагами...

Наступила тишина, которую никто из присутствующих не спешил нарушать.

С одной стороны, им сложно было посочувствовать той, кто намеревалась разрушить их дома и лишить жизни. С другой же, злость на Салем вряд ли могла помочь выполнить поставленную перед ними задачу.

— Звучит вполне правдоподобно, — наконец произнес Айронвуд. — Но что нам теперь с этим делать? Я дипломированным психологом вовсе не являюсь, хотя и знаю, что депрессия не зря считается весьма распространенной проблемой. Вылечить ее достаточно сложно, а соответствующие медикаменты, как мне кажется, вряд ли подействуют на Салем.

— Жон продолжит проводить консультации, — сказал Озпин, причем с таким нажимом, словно опасался услышать в ответ отказ.

Жон просто кивнул, тем самым заставив его выдохнуть с облегчением.

— Я тоже помогу, если это будет в моих силах, — добавил Озпин. — Я... Несмотря на то, что мы разошлись и долгое время враждовали, я ее вовсе не ненавижу и был бы рад увидеть Салем счастливой...

Где-то на фоне раздалась стрельба и прогремели взрывы, сигнализируя о том, что Гриммы пошли в атаку, а артиллерия Атласа приступила к их истреблению.

— У меня есть вопрос насчет того, насколько это справедливо по отношению к другим людям, — подал голос Николас. — Я ничего не имею против помощи нуждающимся, но не тем, кто является нашими врагами. Ее действия многих лишили родных и близких. Разве нам не стоит сосредоточиться на помощи именно им? Иначе мы поступаем не слишком-то и честно с теми, у кого есть серьезные причины для ненависти к ней.

Озпин собрался было сказать что-то резкое, но Жон опередил его, встав между ним и Николасом.

— Дело тут вовсе не в справедливости, — произнес он. — Люди упускают один очень важный момент — Салем бессмертна. И я, и, уверен, Озпин, предпочли бы ее убить, но такого варианта попросту не существует. У нас остается выбор между попыткой психологической помощи ей, наплевав на чувства тех, кто Салем ненавидит, и бездействием, которое выльется в долгую осаду с многочисленными жертвами.

В конце концов, никакого другого выхода из сложившейся ситуации никто так и не придумал...

* * *

 

Руби стояла у подножия зловещей башни, чувствуя себя грязной, потной, усталой и вонючей. Ее юбка оказалась порвана в трех местах, да и настроение было не особо радужным, учитывая долгие часы сражений с Гриммами, марша по пересеченной местности и просто выживания, сопровождаемого бесконечной критикой со стороны Синдер.

Но вот они наконец пришли к месту их назначения...

"И это даже не башня, а самый огромный средний палец в мире, показанный всем и сразу".

Большинство подобных строений не стояло само по себе и несло некие дополнительные функции, как башни маяков или того же Бикона. Даже в сказочных замках они соединялись со стенами и прочими защитными сооружениями. Но здесь она, похоже, была возведена по принципу: "Какое хорошее место. Давайте воткнем сюда здоровенную башню".

Руби пнула попавшийся под ногу камешек, чувствуя себя маленькой и ничтожной на фоне этой громадины.

Синдер неторопливо опустилась вниз.

— Остальные уже внутри, — произнесла она. — Твоя очередь.

Руби нервно поежилась, но все-таки подошла к Синдер со спины и ухватилась за нее.

Когда та предложила идею по способу проникновения в башню, никто в восторг не пришел. Вряд ли кому-либо могла понравиться необходимость взмыть в небеса, держась только за Синдер Фолл. После короткого спора они всё же согласились на следующую очередность: первой отправлялась Блейк, за ней Синдер поднимала наверх Янг (да и то лишь потому, что Янг не умела вовремя заткнуться), затем шла Вайсс, и замыкала группу Руби.

— Не урони меня.

— А ты поменьше дергайся, и тогда не уроню. Для меня во всём этом тоже никакого удовольствия нет.

Синдер начала быстро подниматься вверх, направляя вниз и в стороны струи ледяного воздуха. Руби вцепилась в нее и закрыла глаза, чтобы не видеть проносившуюся мимо черную каменную кладку. Высота ее не пугала, но только тогда, когда под ногами существовала надежная опора, или полетом управляла она сама.

Синдер резко изменила направление движения, приземлившись на балкон. Руби тут же отцепилась от нее, упав на колени и упершись руками в пол. Заметив через дверной проем комнату, в которой о чем-то разговаривали Вайсс, Янг и Блейк, она поспешила туда, чтобы убедиться в том, что с ними ничего не случилось. К слову, комната оказалась чьей-то спальней, и они сейчас беззастенчиво изучали одну из стен.

— Сегодня можно переночевать здесь, — произнесла тоже вошедшая внутрь Синдер. — Знаю, что сложно отдыхать, когда мы подошли настолько близко к цели нашего путешествия, но поиски Реликвии могут затянуться на пару дней. Стоит немного поспать и завтра с утра-...

— Чья это комната? — внезапно спросила Вайсс.

— Моя, — ответила ей Синдер. — А что?

Вайсс продолжила изучать стену.

— Нет, ничего...

Ага, здесь не было абсолютно ничего особенного, кроме вот этой самой стены, заполненной вырезками из газетных статей, посвященных Жону Арку. На сотнях различных фотографий он улыбался, смеялся, серьезно смотрел в объектив или задумчиво глядел вдаль. Некоторые снимки были прикреплены к стене кусочками скотча, другие — булавками. В самом центре располагалась мишень для дартса опять же с его фотографией, а несколько в стороне находились соединенные ниточками кусочки газет.

Часть статей оказалась посвящена бою с мечом и щитом, неподалеку висели листочки бумаги со схематичным изображением семейного символа Жона, и от них отходили линии к многочисленным знакам вопроса с пометкой, что он мог черпать свою силу с луны.

— "С луны"? — переспросила Янг. — А разве не так назывался тот дерьмовый мультфильм из Мистраля о парне с луны, который вечно носил смокинг?

— Это не "дерьмовый мультфильм", а классика, — рассеяно возразила ей Блейк.

— Как скажешь... Итак, что мы сейчас перед собой видим? Алтарь? Место поклонения?

Синдер густо покраснела и встала напротив них, разведя руки в стороны в тщетной попытке закрыть собой стену.

— Нечего тут смотреть! И если хотите знать, то это был всего лишь способ понять моего врага!

— Ага. И его лунную силу... Хрк!

— Вон! Выметайтесь! — крикнула Синдер, толкнув Янг в сторону двери. — На этаже нет Гриммов, так что никакая опасность вам здесь не грозит. Занимайте остальные комнаты, делите их между собой как хотите, но держитесь подальше от моей! Можете даже душем воспользоваться. Да-да, тем самым, который с горячей водой!

Янг внезапно заметила кое-что крайне интересное.

— Это подушка с изображением Жона Арка?!

— НЕТ! — завопила Синдер, покраснев еще сильнее. — Это... тренировочное чучело! Да, именно оно!

— А больше похоже на подушку... — пробормотала Янг.

— Вон! Иди отсюда! Выметайся!

Синдер пинками выгнала Янг, вытолкала Вайсс и позволила Руби с Блейк самим выбежать в коридор.

— Вы не будете никому говорить о том, что здесь увидели. Даже думать об этом не смейте. А если кое-кто вдруг узнает то, о чем ему знать совсем не следует, то клянусь, что сделаю из вас четыре ледяные скульптуры!

Затем дверь в комнату Синдер захлопнулась.

Янг откашлялась, но сказать ничего не успела, поскольку остальные совместными усилиями оттащили ее прочь. Вряд ли им сейчас стоило злить Синдер еще больше.

— Итак, — произнесла Вайсс. — Мы на месте. Наконец-то. Как бы мне ни претило соглашаться с Синдер, но она права в том, что нам необходимо отдохнуть и восстановить силы, прежде чем приступать к поискам. Да и от горячей ванны я, пожалуй, совсем не откажусь.

Оглянувшись на таблички с именами, прикрепленные к дверям, Вайсс добавила:

— Похоже, тут проживают доверенные подручные Салем.

— "Синдер", "Хазел", "Воттс" и "Тириан", — вслух прочитала Блейк. — Думаю, Руби с Янг вполне могут переночевать в одной комнате.

— Не возражаю, — пожала плечами последняя. — Итак... Как вы думаете, кто из подручных Салем наименее безумен?

— Я беру себе комнату Воттса, — поспешила заявить Вайсс, открыв нужную дверь и тут же поморщившись. — Портрет в полный рост над кроватью... Невероятно пошло, но думаю, я это как-нибудь переживу.

— Только представь себе: просыпаешься ночью, а на тебя смотрит Артур Воттс, — пробормотала Блейк.

Вайсс громко выругалась, а затем ринулась внутрь, сорвала со стены портрет и выкинула его в коридор.

— Вот, проблема решена, — буркнула она, захлопнув дверь.

— Хазел! — моментально сориентировавшись, крикнула Блейк.

— Не Тири-... Вот дерьмо, — сердито проворчала Янг.

— Сама виновата, — ухмыльнулась Блейк, открыв нужную дверь и выдохнув с облегчением.

Если не считать царапин на стенах, как будто кто-то тренировался с мечом прямо в помещении, разбросанных вокруг принадлежностей для ухода за оружием, чересчур больших кровати и шкафа, а также набора зловещих шприцов непонятно с чем, обстановка выглядела совершенно нормально. Ну, разве что немного протереть пыль явно бы не помешало.

— Отлично. Полагаю, именно мне и досталась комната наименее безумного из подручных Салем.

Положив рюкзак рядом с кроватью, Блейк проверила окна, убедившись в том, что они были закрыты, поискала за шторами спрятавшихся там Гриммов и только затем принялась вытряхивать из постельного белья пыль.

Да, кровать была не самой лучшей из тех, на которых ей доводилось спать, но всё же оставалась именно кроватью, а после долгого похода по Землям Гриммов Блейк оказалась рада и этому. Душ она решила отложить до утра, забравшись под одеяло и счастливо вздохнув.

Всего через двадцать минут дверь тихо приоткрылась, и в комнату вошли две фигуры, забравшись под одеяло по обе стороны от нее. Блейк снова вздохнула, но уже не настолько счастливо, как раньше, а потом еще и раздражено дернула ухом, поскольку в темноте отлично видела.

— Мне стоит узнавать, что вас сюда привело?

— Нет, не стоит, — ответила ей Янг. — Но мы будем спать именно здесь.

— Почему? У вас есть своя собственная комната.

— Н-не у нас — у него... — жалобно проскулила Руби, вцепившись в Блейк. — Там пинцет. И фотографии. И волосы. А еще ногти. Целая банка ногтей, Блейк! И они даже не его, а Салем! Н-но он их собирает! И сортирует! И оценивает! Фу! Фу-фу-фу! Не отпускай меня, Блейк!

Та сердито уставилась в потолок.

Ее первая спокойная ночь в постели оказалась омрачена прижавшимися с двух сторон Янг и Руби, не дававших даже повернуться набок. К тому же волосы первой постоянно лезли в нос, вторая что-то тихо бормотала во сне, и от обеих шел такой жар, словно Блейк обхватила руками печку.

Наверное, она бы тоже поддалась усталости и постаралась уснуть, если бы ее не использовали в качестве плюшевого мишки, а нос всё время не чесался бы из-за гривы Янг. В итоге Блейк просто сдалась, в очередной раз раздраженно вздохнув и продолжив сердито изучать потолок.

— М-м-м, Жон... — сонно пробормотала Руби, вцепившись в ее плечо. — Ты такой мягкий и вкусный. Прямо как печенье. Не против, если я тебя укушу? Мням!

С другой стороны начала храпеть Янг.

Громко храпеть...