Всегда (гет)

Возвращение в свое время навалилось звуками и делами. Гермионе, как Министру Магии надо было отправить Дельфи в Азкабан, назначить судебное слушанье. Она поручила друзьям разбираться с возвращением Альбуса и Скорпиуса в Хогвартс, а сама занялась бюрократией.

‒ Вы как всегда заняты работой! Прощайте, миссис Грэйнджер-Уизли, ‒ сухо попрощался с ней Драко Малфой, прежде чем отправиться в поместье вместе с сыном. Гермиона лишь успела кивнуть и заглянуть в серые глаза бывшего любовника. Ей показалось, что их подернула тонкая корочка льда, как лужи во дворе после ночного заморозка.

Рон предлагал помощь, но Гермиона не приняла ее. Министерская работа закрутила и позволила не думать ни об ужасе на лице Дельфи, ни о зеленых вспышках и крике Лили Поттер, ни о льдинках в глазах Драко. Гермиона занималась с людьми и документами весь тот чертов день, не давая себе выдохнуть.

Только к вечеру она осознала себя в собственном кабинете за столом. Зачарованное окно демонстрировало ночной вид на Монблан. На темной лакированной столешнице разбросаны поломанные перья и пергаменты. У стены громоздиться высокая неаккуратная стопка книг, не помешающихся в шкаф.

‒ Вы домой, министр? ‒ в дверь заглянула гладкая головка секретарши Этель.

‒ Нет, я еще поработаю, ‒ Гермиона и сама не знала, почему хочет посидеть еще. Все срочные дела сделаны, а день был трудным.

‒ Вам чего-нибудь принести?

‒ Чаю. И можешь быть свободна.

Уже через минуту перед Гермионой стояла аккуратная чашечка эрл грея. Она помешивала в ней сливки маленькой десертной ложечкой, вдыхала успокаивающий горьковатый аромат и погружалась во все треволнения прошедшего дня.

Дельфи поймана, в сердце должно бы быть удовлетворение. Они справились, в очередной раз спасли магический мир. Но Гермиона не чувствовала покоя. Сегодня Гарри мог погибнуть, все они могли, по правде говоря. И в любой момент могут. Жизнь Гермионы и ее друзей сотни раз висела на волоске, но вот сейчас ее это почему-то потрясло. В школьные годы так легко верилось, что все закончится хорошо, найдется выход. Магия казалась сказкой, в которой добро победит.

И вот сегодня Гермиона отчетливо увидело, что добро не победит, потому что его не существует, как и зла. О том, что у каждого своя правда, она думала и раньше, когда пыталась понять Драко. Но теперь это впервые казалось неважным. Нет правильной стороны, на которой все хороши, и неправильной, за которую надо прощать. Есть просто конечная жизнь и череда выборов. В войну Драко сражался на стороне Волан-де-Морта, а по факту за своих родителей, потом он действовал за себя, а сегодня — на их стороне. И каждый из этих выборов мог быть правильным или неправильным.

И в итоге важной оказывалась не эта преславутая правильность, а то, что какой-то из выборов, может и самый незначительный, станет последним. И соответственно, не даст другим совершить еще череду новых выборов. Астория Гринграсс-Малфой умерла, Седрик Диггори умер, множество других людей умерли, не успев совершить какой-то важный выбор. Чтобы она делала, если бы под зеленый луч Дельфи сегодня попал Драко? Что делал бы Малфой, если б — попал в Гермиону?

В ушах стояли крики родителей Гарри, а перед глазами — мученическое выражение на его собственном лице. У него не было выбора узнать Лили и Джеймса, а у них не было выбора стать опорой для растущего сына и гордиться им.

Гермиона оставила остывший чай на столе, схватила палочку и шагнула в камин. Она боялась передумать.

* * *

Драко Малфой не хотел отпускать сына в Хогвартс. Слишком много всего случилось, чтобы снова отпускать его от себя. Если Скорп еще раз исчезнет, Драко просто не переживет.

‒ Но я должен поехать в школу! Все учатся в школе, ‒ запротестовал мальчик против отцовского решения.

‒ Не все. Ты вполне можешь учиться дома. Я найду тебе учителей.

Скорп опешил, замер и побледнел. Видно, он никогда серьезно не думал об обучении дома.

‒ Но папа, ты не можешь так поступить со мной… Не можешь запереть дома…

Драко словно ударили под дых. Вот значит, как Скорпиус все это воспринимает? Запереть?

‒ Я не хочу учиться дома. Я хочу в школу. Хочу к Альбусу…

И Драко сдулся. Конечно, он не может насильно удерживать сына рядом с собой. Сделать подростка своим врагом? Разрушить отношения, сложившиеся между ними? У Драко не было никого кроме сына и разрушить хрупкое взаимопонимание между ними он просто не мог.

‒ Тогда ты поедешь в школу, ‒ потускневшим голосом произнес Малфой-старший. Скорп охнул и бросился через гостиную и обнял отца. Теперь это было настоящее объятие, а не то, неуклюжее, при встрече в Годриковой впадине.

Уже вечером Драко отправил сына в школу через камин директорского кабинета, а сам вернулся в огромный и пустой дом. Сейчас он казался ему еще более мрачным, чем обычно. Интересно, какого это, когда в поместье живет огромная семья? Много детей? Когда все любят друг друга, все счастливы? Драко никогда здесь такого не видел. Но может ему повезет увидеть здесь в будущем семью Скорпа?

Уже в темноте он уселся в огромной неуютной гостиной у камина с бутылкой огневиски. Но не пил, понимал, что если начнет ‒ не остановиться. Эта тенденция пугала его, хотя казалась все более заманчивой.

‒ Драко! ‒ он резко обернулся. Из камина к нему вышла чуть запыленная сажей Гермиона Грэйнджер.

‒ Какой сюрприз! ‒ он меньше всего ждал ее появления. ‒ Чем обязан такой чести?

И она расстерялась, видно, сама не знала, зачем пришла. Малфой качнул головой в сторону ближайшего кресла. Гермиона села на краешек, как на насест, напряглась.

‒ Я проводил сына в Хогвартс, ‒ прервал Драко молчание, так и не дождавшись этого от гостьи. ‒ Предлагал ему остаться дома, но он наотрез отказался. Рвется к Альбусу. А я теперь тут, снова один…

‒ Тебе одиноко после смерти Астории? ‒ подала голос Гермиона. Звучал он хрипло.

Малфой пожал плечами. Он не стал говорить, что ему одиноко всю жизнь, и это чувство умели развеивать только мама в детстве, до того как сломалась, сама Грэйнджер и их сын.

‒ Я сама не знаю, зачем пришла. Закончила дела с отправкой Дельфи в Азкабан и началом судебного расследования, сидела в кабинете и думала о выборе. Что любой наш выбор может стать последним. И тогда делать будет уже нечего.

‒ Ты подумала, что мы все могли погибнуть сегодня?

‒ Да. Хотя, конечно, это и раньше могло случиться сотни раз. Но до этого момента я не чувствовала это так остро. Вот мы могли погибнуть там от заклинания Дельфи или Волан-де-Морта… А я так и не сказала тебе, как приятно было работать с тобой на одной стороне.

Гермиона опустила глаза, словно ничего не было в мире интереснее ее ногтей. А Малфой сидел и смотрел. Годы не сделали ее ни на йоту менее привлекательной для него. И ее присутствие словно разгоняло мрак и одиночество поместья.

‒ Мне тоже было приятно быть на одной стороне. Снова быть друзьями… ‒ Драко выдохнул это, не отрывая глаз. Гермиона вскинула голову, все кудрявые непослушные волосы были аккуратно подобраны и заколоты.

Драко поддался порыву. Он вскочил со своего места, опустился на колени перед креслом Гермионы и осторожно вытянул заколку из пучка. Все такие же буйные как и в детстве локоны рассыпались по плечам, распространяя запах яблочного шампуня и корицы.

‒ Что ты делаешь? ‒ Грэйнджер опешила.

‒ Пользуюсь моментом, ‒ Драко продолжал улыбаться.

Несколько минут они просто смотрели друг на друга. Драко медленно перебирал пальцами завитки волос. Какое было бы счастье, если бы она всегда была рядом с ним. Но Скорпиус не примет в ней матери… Да и у Гермионы еще двое детей с Роном.

‒ Странная штука жизнь. Мы были вместе полтора счастливых года в школе, почти совсем дети. А потом лишь пару раз урвали у жизни короткие мгновения. И все равно то, что я чувствую с тобой, это самое чистое и самое настоящее, что было со мной в жизни, ‒ проговорил Драко. ‒ Никогда я не переставал тебя любить. Словно это моя судьба, часть меня.

‒ И меня, ‒ эхом отозвалась Гермиона. ‒ Как много лет прошло. Я ведь боялась, что ты совсем меня забыл. Каждое первое сентября искала тебя глазами на вокзале.

‒ Как же я мог тебя забыть? ‒ Драко даже рассмеялся. Его сердце рвалось к ней почти всю его жизнь. С одиннадцати лет. Он любил ее самой невозможной любовью. Забыть! Это как забыть самого себя!

‒ Что мы сделали не так? Почему судьба не дала нам этого счастья? ‒ Гермиона лишь тихо всхлипнула.

‒ Что ты, милая! Мы узнали друг друга, мы любим друг друга! Это уже большее счастье, чем есть у многих.

Гермиона сползла с кресла на пол к Драко и обняла его, а потом поцеловала, сама, первая. И он ответил ей с жаром, какого уже и не предполагал в себе. И в ней, в любви всей его жизни расстворилось все его одиночество. Словно для покоя души не хватало только ее.

В камине потрескивал огонь, за окном ватные тучи протирали небо до чистоты. А на дубовом полу и шерстяном ковре в гостиной поместья любили друг друга мужчина и женщина. Нет, это не была самая страстная ночь в их жизни. Того любовного огня, который накрыл их обоих в Софии, им уже никогда не повторить. Тогда они были молоды и полны надежд. Но теперь, разочарованные и повзрослевшие, они способны были на большую нежность. Теперь они не выпивали друг друга до дна, а берегли, словно хрупкие хрустальные сосуды.

Но с первыми лучами рассвета волшебство единения расстаяло как туман.

‒ Ты не можешь остаться здесь, у тебя есть обязательства перед детьми, ‒ слова вырывались из горла Драко, словно царапая его.

‒ Скорпиус похож на меня, ты замечал?

‒ Конечно! Я постоянно ищу в нем тебя. И вижу. Это придает сил. Но он считает матерью Асторию.

‒ Мы не будем травмировать его правдой. Так всем будет лучше.

‒ Да. И у тебя есть Роза, и Хьюго, и муж, и Министерство…

Гермионе хотелось отправить в ад все кроме Розы и Хьюго. Пусть бы весь магический мир катился к соплохвостам. Должно же ей достаться что-то свое…

‒ Ты должна идти, а то все решат, что тебя похитили.

‒ Можно я вернусь когда-нибудь? ‒ они словно поменялиь ролями. Теперь Драко готов был быть мудрым и жертвовать их чувствами ради других. А Гермиона хотела просто любить.

‒ Даже если я скажу «нет», когда ты вернешься — выгнать не сумею, ‒ отшутился он с горечью. ‒ Мы все уже решили, когда родился Скорпиус.

‒ Да, ‒ ответила Гермиона. Но Драко не видел в ней той уверенности, что раньше. И это рушило его уверенность. А может дети переживут? И плевать на всех? Они оба не бедные люди. Уехать в путешествие по миру, пока все не утихнет. Только вдвоем. Урвать у жизни последние годы счастья. Ведь волшебники долго не стареют.

Но Гермиона не знала, что у него на уме. Она уже шагнула к камину. Мгновение и зеленое пламя летучего пороха испепелило надежду на новое начало.