Всегда (гет)

Святочный Бал неумолимо приближался, но у Драко совершенно не было праздничного настроения. Все вокруг репетировали танцы, носились с нарядами, а на него накатывала апатия. Они с Гермионой отдалялись друг от друга все дальше, и не предвиделось никакой надежды на примирение.

Интересно, а она пойдет на бал? Малфою безумно хотелось пригласить ее, провести с ней вечер, потанцевать. Но этого никто бы не понял, да и слизеринцы быстро бы донесли такую новость его отцу. Ох, чтоб тогда началось! Да и не только в этом дело. Гермиона сама его оттолкнула, дала понять, что им больше не по пути. Так стоит ли навязываться?

Драко понимал, что должен пригласить Пэнси. Ведь она как-никак его девушка. Только делать этого совершенно не хотелось. Паркинсон была повсюду, ее неуемная энергия откровенно раздражала. Раньше с Пэнси было легко и весело, но теперь ее постоянное присутствие превратилось в пытку. Драко даже не льстила ее доступность. Он прекрасно видел, как засматриваются на Пэнси Кребб и Нотт, в то время как она смотрит только на него. И все равно это ничуть не трогало. Малфой с радостью отдал бы Паркинсон кому-нибудь, чтобы чаще оставаться одному, чтобы не прятать за показной радостью подступающую меланхолию.

И все-таки нужно было пригласить Пэнси на бал. Чистая формальность, конечно, она точно согласится, но надо.

‒ Пэнси, ‒ позвал он ее, когда они вместе писали сочинения по трансфигурации. Драко предпочел бы делать это один и не слышать бесконечных комментариев Паркинсон, но раз уж она здесь…

‒ Да? ‒ тут же оторвалось от пергамента его персональное наказание.

‒ Ты пойдешь со мной на бал?

‒ А ты этого правда хочешь? ‒ Драко услышал в голосе надежду. При всей своей назойливости Пэнси действительно хотела ему понравиться, хотела доставлять ему радость. Не ее вина, что это не в ее власти.

‒ Ну, ты ж вроде моя девушка, значит, и на бал я должен идти с тобой, ‒ безразлично пожал плечами Малфой. Он не собирался беречь чувства Пэнси, ему ее навязали, так что она не может претендовать на его чуткость.

‒ Я пойду с тобой.

Пэнси паникла и притихла. Ей больно от такого пренебрежения, но Драко все равно. Чувства других людей его всегда мало интересовали, если это, конечно, не мама и не Гермиона.

* * *

Снег валил хлопьями, укутывая Хогвартс пушистым одеялом. Вместе с Гарри и Роном Гермиона выходила с завтрака из Большого Зала.

‒ Эта ваша еда слишком тьяжолая. Моя красивая мантия будет мне мала! ‒ недовольно произнесла Флер Делакур. Рон спрятался за спиной Гарри, чтобы она его не заметила.

‒ Бедняжка! Какой ужас! ‒ иронично посочувствовала Гермиона. Настроение у нее сегодня было не из лучших. ‒ И чего себе воображает!

‒ Гермиона, а с кем ты идешь на бал? ‒ Рону так хотелось знать. Он спрашивал ее по несколько раз в день, стараясь застать врасплох, вдруг проговорится. Но девушка была тверда, как кремень. Она хотела наказать их за невнимание и сделать сюрприз, придя с Виктором Крамом, поэтому молчала как рыба.

‒ Не скажу, потому что ты станешь смеяться.

‒ Ты, Уизли, наверное, совсем того? ‒ послышался из-за спины знакомый голос. Гермиона повернулась и увидела приближающегося к ним Малфоя. В его глазах тоже горело любопытство: с кем же она идет? ‒ Думаешь, кто-нибудь пригласит на бал эту грязнокровку, да еще с лошадиными зубами?

Сердце застучало быстрее, кровь прилила к лицу. «Из ревности! Он говорит это из обиды и ревности!» ‒ твердила себе Гермиона, но в груди поднимался тихий и обжигающий жар злости. Хотелось сделать ему больно в ответ. Не он один способен страдать, она тоже человек, тоже чувствует!

‒ Профессор Грюм, доброе утро! ‒ Гермиона обернулась и помахала рукой, хотя никакого учителя там не было. Она знала, что это удар ниже пояса, помнила, как тяжело ему было, помнила его слезы, и все равно сказала, чтобы напомнить, что она тоже умеет мстить.

Малфой побледнел и прыжком развернулся. Но Грюм еще доедал жаркое за профессорским столом.

‒ Что, хорек, испугался? ‒ друзья двинулись вверх по мраморной лестнице, но Гермиона успела заметить то мгновение, когда лицо Драко перекосило. Ему было больно, больно от того, что она с ним так поступает. Он ее не простил, и теперь не простит! «Я сама отказалась от этого и должна привыкнуть. Ему следует понять, что я больше не на его стороне, и никогда не буду», ‒ убеждала она себя, но сердце щемило чувством вины, а в душу вползало раскаяние. Зачем она это сказала? Он имеет право обижаться на нее сейчас, так зачем сделала еще больнее? Зачем напомнила о том, что он так хотел забыть? Гермиона сама не понимала этой жестокости. В груди снова вспыхнуло чувство ревности, появившееся там еще два дня назад, когда она своими глазами видела Драко, целующегося с Пэнси Паркинсон в коридоре. Он ее не видел, но они так обнимались... Гермиона не могла объяснить этой ревности даже себе, ведь это именно то, чего она хотела, разве нет?

После этой шутки Драко совсем перестал замечать Гермиону. Если раньше она порой ловила на себе его взгляды, в которых читалось все, от обиды до тоски, то теперь она сливалась для него со стенами. Зато Пэнси Паркинсон была, кажется, на седьмом небе от счастья. Она так и порхала вокруг Малфоя.

Только теперь, перед балом, Гермиона начала ловить слухи о Драко. Оказывается, многие девчонки сохли по нему, находили его необыкновенно привлекательным. Еще бы! Аристократ красавец, с благородными манерами… Грейнджер никогда не приходило в голову, что ее друг может стать покорителем сердец, однако же он уверенно занимал этот пьедестал.

А Гермиону жгла ревность. Он говорил ей о любви, предлагал всего себя целиком! Она сама отказалась, и почему же теперь так больно и обидно? Ведь выбор сделан верный, в этом нет сомнений. И все же душа сжимается всякий раз, когда видит Драко, идущего за руку с Паркинсон. И за что ей только такие муки?

И бал все приближался. И Гермионе теперь как никогда хотелось блеснуть. Ее всегда волновала учеба, а на собственную внешность времени почти не оставалось. Да и не было у нее никогда потребности кого-то очаровывать. Вот только теперь впервые в жизни хотелось напомнить всем, что она девушка, что она тоже красива. И пусть Рон увидит, что она может нравиться. А главное, пусть Драко вспомнит ту, о любви к которой так быстро забыл.

Гермиона и сама не понимала, откуда в ней взялось столько жестокости, почему она не может дать Малфою забыть ее и жить счастливо, почему нет сил его отпустить. Ведь он сделал так, как она его просила… А сердце медленно разваливалось на куски.

Незадолго до бала совы принесли посылку от мамы. Миссис Грейнджер прислала платье, сережки, подвеску, шпильки для волос. Все это было таким красивым, просто завораживающим. Гермиона долго рассматривала вещи, примиряла и крутилась перед зеркалом. И где только пряталась в ней девушка до этого момента?

Мама знала, что подойдет дочери, у нее всегда был хороший вкус. Теперь она всех поразит! Честно говоря, поражать хотелось Драко, а не всех, но остальных за компанию.

Вспомнились его слова, пусть и сказанные в сердцах: «Думаешь, кто-нибудь пригласит на бал эту грязнокровку, да еще с лошадиными зубами?» Лошадиные зубы? У нее теперь ровные зубы благодаря мадам Помфри! А на балу она затмит всех, и пусть Драко увидит, что с любыми зубами она легко затмит Паркинсон! Да та ей в подметки не годится!

Но все это, конечно, было выходкой неуверенной души, которая просто хотела любви, но сама же ее боялась.