Всегда (гет)

Прося Драко шпионить за Инспекционной дружиной Амбридж изнутри, Гермиона подвергала его опасности быть раскрытым и попасть в большие неприятности, но одновременно она защищала то, что считала очень важным. Отряд Дамблдора стал местом своеобразного единения студентов разных факультетов. Их всех объединяло только чувство надвигающейся опасности. Школьники понимали, что грядет война, в которой можно положиться только на себя и своих друзей, к которой надо быть готовым. В голове у каждого крутилось столько целей и планов, что погибнуть так рано оказалось бы просто кощунством. И раз школе не давали их учить, то они готовы были научиться сами.

Для Гермионы это стало чем-то вроде вдохновляющего пинка. Погруженная в учебу и свои счастливые отношения с Малфоем, она многого не замечала, а теперь она в один миг увидела насколько взрослыми стали ее товарищи, как много тех, в ком уже проснулась гражданская ответственность, и как важно для них доверять друг другу.

И было по-настоящему больно, что Драко не может в этом участвовать. Гермионе открывался мир, в который Малфой не мог последовать за ней. Условности мешали ему присоединиться к ее друзьям, а Грейнджер все больше проникалась патриотическими настроями поддержки Дамблдора и борьбой со злом, и это уводило ее все дальше от Драко.

Он жаловался, что они редко видятся, но для Гермионы и ее еще подростковых, максималистских принципов и черно-белого восприятия сложно было объединить верность Отряду Дамблдора и любвь. Необходимость выбора разрывала ее сердце напополам.

Как-то после очередного собрания Гермиона осталась в гостиной Гриффиндора, наколдовав себе чашку чая. Она не хотела спать, в голове роилось слишком много мыслей, но ни одну из них Грейнджер не могла поймать, чтобы как следует рассмотреть. Гарри и Рон ушли в спальню, поэтому Гермиона сначала удивилась, когда к ней кто-то подсел, но, повернувшись, увидела Джинни.

‒ Я заметила, что ты еще не легла, ‒ подруга склонила голову и заправила за ухо рыжие волосы. ‒ Все в порядке?

‒ Да, ‒ кивнула Гермиона и сделала глоток чая, чтобы не смотреть в глаза Джинни, но потом все-таки решилась рассказать. ‒ Я думаю о предстоящей войне, Отряде Дамблдора и Драко…

‒ Помнишь, мы говорили об этом в поезде? Тебе придется выбирать рано или поздно.

‒ Да, я понимаю, ‒ голос Гермионы сорвался от эмоций. ‒ Я все понимаю, и Драко понимает. Но мы любим друг друга и ничего не можем с этим поделать.

«Пока нам ничего не мешает быть вместе, а когда свершится то, чего мы боимся, обещаю, я не позову тебя с собой во тьму, это моя судьба и моя плата, но не твоя», — всплыли в памяти слова Малфоя, сказанные им на узкой лестнице в момент примирения. Драко отчетливо понимает, что их ждет, но тоже не может разорвать их отношения сейчас.

‒ Все зашло слишком далеко, я просто не могу уйти. Понимаешь, бросить его, это как без наркоза оторвать кусок собственного сердца и растоптать, а потом посыпать солью рану.

‒ Ох! ‒ Джинни крепко обняла Гермиону, которая так и сидела с чашкой остывшего чая в руках. Что тут можно было сказать?

‒ Ты не думай, я на стороне Гарри и Дамблдора, это не подлежит ни малейшему сомнению! Но просто эта вера в правильность наших идеалов причиняет мне больше боли, чем вам, которым не приходится разрываться.

‒ Потом будет только хуже…

В этой ситуации не было утешения. Гермиона не видела еще войны, но прекрасно понимала, что отсидеться в стороне не сможет. Если ее друзья пойдут сражаться, она пойдет с ними. Но образ Драко стоял у нее перед глазами и ранил душу, словно осколки стекла.

Той ночью ей приснился сон…

Гермиона стоит во дворе Хогвартса, рука чувствует приятную гладкость волшебной палочки. Рядом с собой Грейнджер ощущает присутствие Гарри, Рона, Джинни, Невилла, Дина и других участников Отряда Дамблдора. Но она не смотрит на них, потому что перед ней стоит Драко, и он безоружен.

‒ Убей его! ‒ шепчет Рон ей в ухо. И голос его полон ненависти. ‒ Убей его, он враг!

‒ Убей, Гермиона! Ты же обещала, что ты на нашей стороне! ‒ вторит брату Джинни.

‒ Убей, так будет правильно, ‒ настаивает Гарри.

‒ НЕЕЕЕТ!!! ‒ кричит Гермиона, раздирая горло.

С этим криком она и проснулась.

‒ Ты чего орешь, как оглашенная? ‒ пробурчала Лаванда Браун со своей кровати, накрывая голову подушкой.

‒ Прости, плохой сон, ‒ тяжело дыша, отозвалась Гермиона.

Самое жуткое в этом ночном кошмаре было то, что он вполне мог стать явью.

Драко заметил, что Гермиона стала более замкнутой и отстраненной, но она не хотела обсуждать с ним свои тревоги. В конце концов, он ничего не сможет изменить, только расстроится вместе с ней. К тому же Гермиона почти не сомневалась, что он и сам об этом думает, может, даже не меньше ее, просто гораздо лучше умеет скрывать свое истинное настроение.

Когда Гарри рассказал на собрании Отряда Дамблдора о Патронусе, Грейнджер поняла, что не сможет. Это было ей не по зубам. Патронус требовал настоящих положительных эмоций, живых и ярких, невыдуманных, а у нее на сердце лежал камень. Как она ни старалась, но ничего не выходило. Даже в теплой комнате полной друзей из палочки вырывалась лишь легкая, чуть заметная дымка. Но этого было мало. К тому же Гермиона привыкла всегда и во всем быть первой, ей вовсе не хотелось признавать поражение.

‒ Не расстраивайся, Гермиона, у тебя обязательно получится, ‒ попытался подбодрить ее Гарри, когда они вместе шли с собрания Отряда.

‒ Спасибо, Гарри. Я просто никак не могу подобрать достаточно сильное счастливое воспоминание, наверное, в этом вся проблема.

‒ Знаешь, не обязательно брать что-то реальное, фантазия, в которую ты веришь всей душой, тоже может сработать, ‒ подсказал Гарри, но Гермионе показалось, что это все равно не то.

Она много думала над тем, где найти силы. На занятиях пыталась загнать свои тревоги поглубже, искусственно создать радость, но магия ей не верила. Этого не хватало. Но однажды, уже в самом конце занятия, незадолго до Пасхи, Гермиона почувствовала, что больше не хочет притворятся. Бесплотные попытки утомили ее и на то, чтобы прятать мысли о Малфое поглубже, просто не осталось сил. И тогда она дала им волю. Вспомнила их жаркие поцелуи, его руки на своей коже, его «люблю», его кулон, который она теперь носила, не снимая. Гермиона нащупала его рукой под рубашкой и сжала маленький камешек.

‒ Экспекто Патронум! ‒ произнесла Грейнджер, вкладывая в заклинание не столько радостные воспоминания, сколько всю силу своей любви, которая давала ей счастье и тревоги разом.

И в этот момент из кончика ее волшебной палочки вырвалась выдра, вырвалась и поскакала по Выручай-комнате.

‒ Смотрите, у Гермионы получилось! ‒ радостно воскликнул Гарри и выпустил своего оленя на встречу ее выдре.

Грейнджер улыбалась. Ее самая большая радость и самая большая боль слились воедино, но их силы все равно хватило, чтобы создать телесного патронуса, по крайней мере вне боя. Хотя сомнений в том, что скоро придется опробовать заклинание в сражении, не оставалось.