Пятое июля так и осталось бы самым обычным днем для Гермионы Джин Грэйнджер. Начало летних каникул, легкий дождик с утра и прогулка с семилетней кузиной ‒ вот и все, что осталось бы в памяти. Однако пятое июля по праву заняло место одного из самых необычных дней в жизни одиннадцатилетней Гермионы.
Около пяти часов вечера она вышла из автобуса недалеко от своего дома в Ивере, пригороде Лондона, всего в паре миль на восток по Ивер-Лейн. Остатки утреннего дождя уже совсем высохли, и небо радовало чистотой и безоблачностью. Вокруг жались друг к другу похожие как близнецы домики в два этажа, с гаражами и зелеными лужайками под окнами. Кое-где на подоконниках посапывали упитанные кошки, их усатые мордочки выражали крайнее удовольствие от вечерней дозы тепла.
Машин было мало. Из-за поворота доносились голоса детей от детской площадки. Гермиона не спеша шла к небольшому коттеджу Грэйнджеров под красной черепичной крышей и чувствовала себя по-настоящему дома, в привычной, знакомой обстановке. Здесь каждый куст, каждая ямка на тротуаре, каждое лицо, способное высунуться из окна, навевали ей воспоминания.
Дверь в их дом была оставлена приоткрытой. Интересно почему? Обычно мама этого не допускала. Гермиона удивилась, но не забеспокоилась. В ее мире редко случались неожиданные события. Если, конечно, не считать моментов, когда билась посуда «на счастье», падали люди или происходило что-то еще в этом роде. Обычно это бывало, когда Гермиона находилась рядом, и ею владели сильные чувства. Но подобным мелочам не стоило придавать значения, верно? По крайней мере, Грэйнджеры этого обычно не делали.
‒ Мама, я дома! ‒ крикнула Гермиона. Мамины туфли притулились у галошницы в прихожей. Значит, Джин Грэйнджер сегодня пришла вовремя, что, кстати, случалось с ней не часто.
‒ Иди в гостиную, дорогая, к тебе кое-кто приехал, ‒ голос мамы звучал напряженно, но Гермиона этого не заметила.
Интересно, кто это мог неожиданно нагрянуть? Бабушка? Однако в небольшой, но уютной гостиной с большим окном, камином, книжными полками и стенами, увешанными фотографиями членов семьи, рядом с миссис Грэйнджер оказалась совершенно незнакомая женщина. И, стоит сказать, очень необычная. Первое, что бросалось в глаза, ее одежда: нечто похожее на тяжелый красный халат и колпак того же цвета. Незнакомка была лет сорока, с очень живыми карими глазами и длинными черными волосами, которые выглядели не слишком ухоженными. Сидела она прямо, с достоинством. Весь ее облик говорил о строгости и уверенности в себе.
‒ Добрый день, меня зовут Септима Вектор, я профессор нумерологии в Школе Чародейства и Волшебства «Хогвартс», ‒ произнесла женщина глубоким грудным голосом.
Гермиона чуть покачнулась. Она так и не отошла от двери. Происходящее казалось ей настолько странным, что голова отказывалась изобретать разумное объяснение.
‒ К-кто вы? ‒ с запинкой переспросила она, ее взгляд метался от профессора Вектор к маме и обратно.
‒ Я понимаю, вам сложно сразу понять и осознать, но все очень просто, ‒ спокойно продолжала гостья. Создавалось впечатление, словно она каждый день заходила к людям без приглашения и к тому же в странной одежде. ‒ Вы, Гермиона Джин Грэйнджер, приняты в Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс на первый курс, и можете приступить к занятиям со второго сентября. Обычно о приеме в школу будущих учеников уведомляют письмом, но, так как вы ничего не знаете о мире магии, я здесь, чтобы ввести вас в курс дела и помочь купить все необходимое для обучения.
‒ Вы хотите сказать, что я волшебница? ‒ уточнила Гермиона. В этот момент она прикидывала, что более вероятно: солнечный удар или отравление, что из этого могло вызвать столь яркую и стойкую галлюцинацию. Пока склонялась ко второму варианту.
‒ Именно это я и хочу сказать, ‒ профессор Вектор сохраняла поразительное спокойствие.
‒ Мам, это розыгрыш? ‒ Гермиона повернулась к миссис Грэйнджер в надежде, что ее всегда практичная и твердо стоящая ногами на земле мать объяснит ей, в чем дело.
‒ Похоже, нет. Профессор Вектор объяснила мне, что некоторые... необычные происшествия, связаны как раз с твоими волшебными способностями. Ты не умела их контролировать, поэтому что-то билось, взрывалось, падало...
‒ Да, это так, ‒ подтвердила гостья. ‒ Это абсолютно нормальные проявления неконтролируемой магии у волшебников, которых еще никто не учил. В Хогвартсе вас научат этим управлять и творить настоящее волшебство.
‒ Но ведь магии не существует! ‒ Гермиона хваталась за соломинку реальности.
Профессор Вектор улыбнулась. И, хотя даже улыбка у нее получалась строгой, это немного разрядило обстановку. Гостья достала из внутреннего кармана «халата» тонкую палочку в несколько дюймов длиной и направила ее на пульт от телевизора на журнальном столике перед ней.
‒ Венгардиум Левиоса, ‒ произнесла непонятные слова профессор Вектор. Пульт плавно взмыл над столиком. Повинуясь движениям палочки, он облетел гостиную по кругу и приземлился точно на то же место, где лежал до этого.
‒ Ух ты! ‒ вырвалось у Гермионы. Миссис Грэйнджер лишь невольно охнула.
‒ Это довольно простая магия, программа первого года, ‒ пояснила профессор Вектор. ‒ Пройдя полный курс обучения, вы сможете совершить намного больше.
‒ А где школа находится? ‒ Гермиона почувствовала любопытство. Она всегда отличалась особой любовью к чему-то новому, даже большей, чем свойственно обычно ребятам ее возраста. Стремление разобраться и научиться распирало грудь. Гермиона села рядом с матерью, в душе пылала надежда, что ей покажут и расскажут побольше. Профессор Вектор смотрела чуть насмешливо. Смущение чуть окрасило щеки Гермионы румянцем, поэтому она опустила взгляд и попыталась разгладить складку на платье. И все же долго оставлять таинственную гостью вне поля зрения было тяжело. Горящий восхищением и любопытством взгляд снова поднялся на женщину в красном «халате» и колпаке. А та, тем временем, отвечала на заданный вопрос:
‒ В Шотландии, точнее вам мало кто скажет. Особыми чарами она скрыта от глаз маглов, то есть людей, не имеющих волшебной силы. Чтобы попасть в школу, все студенты садятся в десять часов утра на платформе 9 3⁄4 вокзала Кингс-Кросс на поезд Хогвартс-экспресс. Он к вечеру доезжает до станции Хогсмид, откуда студенты отправляются в школу: первокурсники ‒ на лодках через озеро, а остальные ‒ на каретах в объезд. Далее следует церемония распределения по факультетам, всего их четыре, и торжественный ужин. Потом все отправляются спать, а с утра второго сентября начинаются занятия.
‒ Но на вокзале Кингс-Кросс нет платформы 9 3⁄4, ‒ неуверенно проговорила Джин Грэйнджер.
‒ А что за факультеты? Там разные направления? ‒ Гермиону распирало от желания узнать как можно больше. То, что вопрос прозвучал одновременно с маминым, ее не остановило.
‒ Такая платформа есть. Но она скрыта от глаз неволшебников также, как и школа. Чтобы на нее попасть, надо пройти сквозь разделяющую калонну между платформами 9 и 10. Это могут сделать все, кто знает об этом. Поэтому вы сможете проводить дочь, ‒ профессор Вектор сделала короткую паузу, после чего повернулась к Гермионе. ‒ Факультеты Гриффиндор, Когтевран, Пуффендуй и Слизерин. Программа у них совершенно одинаковая, но на каждом факультете требуются определенные качества характера, согласно им и происходит отбор, ‒ пояснила профессор Вектор. ‒ А теперь я бы хотела сказать о более насущном. Чтобы отправиться в Хогвартс, вам нужны школьная форма, учебники, некоторые принадлежности вроде котла и весов, и, конечно, волшебная палочка.
‒ И все это можно купить в Лондоне? ‒ не поверила миссис Грэйнджер.
‒ Можно, если знать, где искать. Разумеется, я помогу вам с этим. Давайте договоримся, что в субботу в десять часов я прибуду снова и отправлюсь вместе с вами за покупками. Но вам понадобятся деньги, их придется обменять на магическую валюту. Если у вас нет денег, школа готова предоставить вам учебные принадлежности, правда, не новые, но вполне пригодные.
‒ Нет-нет, деньги у нас есть! ‒ тут же заверила гостью миссис Грэйнджер. ‒ Мы все купим новое и будем очень благодарны вам за помощь.
‒ Ах да, чуть не забыла! Ваше письмо! ‒ профессор Вектр извлекла из складок странного одеяния желтоватый конверт и протянула его Гермионе. Бумага оказалась очень плотной на ощупь. На конверте зелеными чернилами было написано:
«Мисс Г. Грэйнджер, графство Букингемшир, город Ивер, улица Верхняя, дом пять, западная спальня на втором этаже»
Точность определения порожала. Гермиона разорвала конверт. Строки зеленых чернил говорили о том, что она зачислена в Хогвартс. Но разве это может быть правдой?
‒ Тогда до субботы, ‒ профессор Вектор поднялась и направилась прочь. Гермиона с матерью проводили ее до дверей. Глаза у них все еще были огромными от удивления. У самого выхода волшебница снова улыбнулась им и... просто растворилась в воздухе.
‒ Ты тоже это видела? ‒ спросила миссис Грэйнджер у дочери.
‒ Д-да, но я ничего не понимаю, ‒ призналась Гермиона. ‒ И мне интересно, как мы все это расскажем папе?
Миссис Грэйнджер только головой покачала. Задача предстояла не из легких, потому что мистер Грэйнджер был самым скептичным из всех скептиков Ивера, а может быть, и Лондона.
* * *
В субботу 6 июля Септима Вектор снова появилась у дверей дома Грэйнджеров. Она возникла словно из ниоткуда, все в том же красном «халате» и колпаке, и уверенно направилась к дверям. Гермиона видела это из окна своей комнаты на втором этаже.
Открыл ей мистер Грэйнджер. Вчера он решил, что у его жены и дочки коллективные галлюцинации. То, что они говорили одно и то же, его ничуть не убедило, как и наличие письма, написанного зелеными чернилами на пергаменте, как миссис Грэйнджер определила материал. Гермионе было страшно стыдно перед профессором Вектор за то, что отец в очередной раз будет проверять правдивость ее слов. Но ничего не поделать.
Миссис Грэйнджер наблюдала за разговором мужа и преподавательницы волшебного Хогвартса из кухни, а Гермиона ‒ со второго этажа, перевесившись через перила лестницы. Разговор в гостиной слышно было плохо, но по интонациям не составило труда понять: профессор Вектор сохраняет профессиональное спокойствие, а мистер Грэйнджер с трудом подбирает слова и тушуется под строгим прямым взглядом. Наконец, он вышел в коридор и посмотрел на жену. Миссис Грэйнджер старательно натирала и без того чистые чашки, словно ее вовсе не интересовала гостья и ее разговор с мистером Грэйнджером.
‒ Мы едем в Лондон, ‒ объявил он, и сразу стало ясно, что профессор Вектор одержала полную победу.
Гермиона даже в ладоши захлопала от радости. Она давно собралась, искренне болея за успех своей будущей преподавательницы в убеждении отца. Спустя пятнадцать минут вся семья Грэйнджеров выдвинулась из дома на машине.
‒ Мы должны оказаться на Оксфорд-стрит, поедем туда вашим способом, как скажете, а дальше я вас проведу, ‒ объявила профессор Вектор.
Было видно, что в машине ей неуютно. Конечно, зачем пользоваться автомобилем, если можешь растворяться в воздухе? Но волшебница переносила трудности магловского способа передвижения с завидным достоинством. Она ничего не говорила, просто смотрела в окно. Ее выражение лица начисто отбивало желание задавать ей вопросы. У Гермионы крутилось на языке множество неразрешенных тайн, но она сдерживалась, чтобы не рассердить профессора Вектор. Вдруг та разочаруется в будущей студентке и решит, что она слишком глупа для Хогвартса?
Ехали долго. Другие машины и светофоры словно сговорились, чтобы задержать Грэйнджеров. Гермиона от нетерпения подпрыгивала на заднем сидении машины, но не жаловалась. Ей и так несказанно повезло оказаться колдуньей, теперь можно и немножко подождать.
Недалеко от Оксфорд-стрит мистер Грэйнджер припарковал машину. Дальше пошли пешком. Профессор Вектор на удивление хорошо ориентировалась, чем вызвала невысказанное уважение отца Гермионы, который давно разуверился в способности женщины дойти из пункта А в пункт В и не заблудиться.
Вокруг сияли витрины самых обычных магазинов и кафе. Там продавали сувениры, там дамские сумочки, здесь меню зазывало на самые вкусные в мире пирожные. Но нигде не было видно ничего похожего на место, где можно купить волшебную палочку или учебники по волшебству.
«Может, это все-таки розыгрыш?» ‒ подумала Гермиона, когда они миновали станцию подземки Оксфорд-циркумстанс.
Профессор Вектор, однако, бодро шагала дальше. Она даже ни разу не обернулась, чтобы проверить, следуют за ней Грэйнджеры или нет. Наконец, ее высокая фигура остановилась перед одним из самых неприметных заведений Оксфорд-стрит. «Бар Дырявый Котел» ‒ гласила вывеска над входом. Своей невзрачностью место совершенно не соответствовало фешенебельному центру Лондона. Волшебница толкнула дверь и вошла. За ней последовала Гермиона с родителями.
Внутри было шумно, людно и дымно. В остальном же самый обычный паб: стойка, высокие кружки и бутылки с напитками, столики. Посетители в большинстве своем оделись похожим образом, что и профессор Вектор, в странные «халаты» разных цветов и степеней заношенности и колпаки. Они разговаривали, смеялись, пили и совершенно не обращали внимания на вошедших.
Провожатая Грэйнджеров задерживаться не стала. Вслед за ней Гермиона оказалась во внутреннем дворике бара, совершенно пустом. Профессор Вектор достала волшебную палочку и трижды постучала по кирпичу в стене над мусорной урной. Камень задрожал, потом задергался, в середине у него появилась маленькая дырочка, которая начала расти. Через секунду перед ними образовалась внушительных размеров арка.
‒ Добро пожаловать в Косой переулок! ‒ объявила волшебница. Ее рука сделала приглашающий жест.
Грэйнджеры прошли сквозь арку, которая тут же за ними вновь стала кирпичной стеной. И совершенно чуждый для них мир предстал перед глазами.
Гермиона завертела головой, как мельница лопастями. Вокруг было что-то совершенно невообразимое. Ближайшим к ней оказался магазин «Котлы. Все размеры. Медь, бронза, олово, серебро. Самопомешивающиеся и разборные». В стороне ухали совы. В другом месте из окна лавки выглядывали побеги какого-то неизвестного Гермионе растения, хищные на вид. И всюду сновало множество народу. Все эти люди занимались своими делами и не находили в обстановке ничего необычного.
‒ Сначала в банк, обменять деньги, а потом сможете купить все, что потребуется, ‒ объяснила профессор Вектор и повела их вдоль всевозможных лавок и магазинов. У Гермионы голова шла кругом от такого обилия совершенно необычных предметов, хотелось осмотреть сразу все, зайти в каждую дверь, но приходилось быстро идти следом за родителями и профессором Вектор, чтоб не потеряться.
Банк оказался в самом конце Косого переулка. Это было белоснежное здание, возвышавшееся над всеми магазинчиками магической торговой улицы. Мраморные колонны делали его по-настоящему величественным, словно королевский дворец среди крестьянских домиков. У медных дверей стояло странное существо в алой с золотом униформе. Оно предупредительно открыло медные створки, пропуская посетителей внутрь. Теперь они оказались перед вторыми, серебряными дверями, на которых было выгравировано:
Входи, незнакомец, но не забудь,
Что у жадности грешная суть,
Кто не любит работать, но любит брать,
Дорого платит ‒ и это надо знать.
Если пришел за чужим ты сюда,
Отсюда тебе не уйти никогда.
Дальше Гермиона со спутниками оказалась в мраморном холле, большом, как ангар для самолета. За конторками сидело множество таких же странных существ. Они довольно сильно отличались от людей, хотя явно были разумными. Низенькие, чуть выше пояса одиннадцатилетней девочки, с большими треугольными ушами, отставленными от головы, сморщенными личиками, очень длинными ступнями и пальцами. Кто-то из них считал деньги, к удивлению Гермионы золотые, кто-то взвешивал монеты, кто-то заполнял бланки.
Профессор Вектор подвела своих подопечных к одному из прилавков, который отличался явно преувеличенной высотой. Наверно, это восполняло комплекс неполноценности коротышек рядом с людьми. Из-за своих конторок они смотрели на клиентов сверху вниз, причем довольно недоброжелательно.
‒ Нам нужно обменять деньги, ‒ сказала профессор Вектор.
Странное существо смерило Грэйнджеров презрительным взглядом.
‒ Фунты? ‒ проскрежетало оно.
‒ Да, ‒ миссис Грэйнджер положила ему на конторку несколько купюр. Их внимательно изучили на свет, обнюхали, и только после этого были выданы несколько монет, золотых и серебряных.
‒ Кто это? ‒ спросила Гермиона шепотом у профессора Вектор, пока мама считала деньги.
‒ Гоблины, они хозяева банка, и потише, они очень обидчивы.
Гоблин за конторкой покосился на них, но ничего не сказал. Скоро они уже смогли выйти из холодного величественного банка к солнечному свету. Гермиона взяла у мамы золотую монетку и внимательно ее рассмотрела. По краю, наряду со странными символами, видимо, обозначавшими валюту, были выгравированы слова «unumgalleon». Неужели волшебники пользуются латынью? В середине монетки был изображен дракон. На обратной стороне, на месте слов «unumgalleon» красовалось название банка «Gringotts», а вместо дракона — голова волшебника с длинной бородой и в колпаке.
‒ Что это? ‒ повернулась Гермиона к профессору Вектор.
‒ Это золотой галлеон — самая крупная монета в мире магов, ‒ пояснила преподавательница. ‒ В одном галлеоне — семнадцать серебряных сиклей, а в одном сикле — двадцать девять медных кнатов.
Гермиона отдала маме галлеон. Теперь ее интересовали монетки поменьше. На обеих присутствовали надписи на латыни. В качестве легенды было представлено изображение странного зверька с львиной головой, двумя коротенькими подогнутыми лапами и хвостом, загнутым в форме спирали. На медном кнате красовался благородный олень.
‒ Теперь я вас оставлю, улица одна, не заблудитесь, список необходимого у вас приложен к письму. Всего хорошего. До встречи в Хогвартсе, мисс Грэйнджер. ‒ И профессор Вектор растворилась в воздухе.
А дальше началось самое интересное. Весь день Гермиона с родителями ходили по всевозможным магазинам. Они покупали самые необычные предметы, которые им когда-либо доводилось покупать.
Спустя какое-то время выяснилось, что странные «халаты», в которых ходили волшебники, не халаты, а мантии. Грэйнджеры купили три таких черных одеяния в качестве школьной формы в магазине у мадам Малкин.
Большего всего времени Гермиона провела в книжном магазине «Флориш и Блоттс». Она облазила все полки. Учебники нашлись быстро, но и другие книги без сомнения заслуживали внимания. Там было столько всего интересного! Просто на любой вкус! И книги увесистые, с плотными желтоватыми страницами, в кожаных переплетах, и запах от них исходил абсолютно специфический, ни на что не похожий.
Гермионе очень не хотелось ударить в грязь лицом в новой школе. Конечно, там будет множество ребят, выросших в семьях волшебников, и необходимо восполнить хотя бы часть тех знаний, которые другие студенты впитали с молоком матерей.
В итоге из «Флориш и Блоттс» Грэйнджеры вышли нагруженные, помимо пакетов со школьной формой, еще и кучей книг. А дальше были котел, медные весы, набор стеклянных флаконов и телескоп. Осталось последнее — волшебная палочка.
За ней Гермиона с родителями прошли в магазин, который уже видели по пути в банк. «Олливандер» — гласила вывеска. Внутри лавки было тихо, так, словно все звуки отрезала закрывшаяся дверь. Пахло пылью и деревом. Магазин полнился полками с тоненькими коробочками, и их представилось взгляду такое количество, что просто дух захватывало.
‒ Добрый день! ‒ из-за стеллажей появился высокий худой старик, похожий на кузнечика. ‒ Волшебную палочку?
Грэйнджеры дружно закивали. Гермионе стало неуютно под проницательным взглядом голубых глаз мистера Олливандера.
‒ Маглы? Ну, ничего страшного, сейчас разберемся.
Продавец вышел из-за прилавка. Измерительная лента в его тонких руках подергивалась словно живая змея. Он подошел к Гермионе, его глаза пробежали по ней с критическим осмотром. А потом началось измерение. Ему нужно было все: длина руки, расстояние от запястья до локтя, между расставленными большим и указательным пальцами, рост, даже окружность головы. Спустя минуту волшебник ушел к полкам со своим необычным товаром, длинные пальцы задумчиво потирали подбородок, а измерения лента продолжала сама, словно бы без контроля хозяина. Вернулся мистер Олливандер с тремя узкими продолговатыми коробочками в руках. Когда измерения закончились, лента сама убралась на прилавок и свернулась в тугой моток.
‒ Внутри каждой палочки находится магическая субстанция, которая позволяет вам осуществлять волшебство. Субстанция заключается в определенные породы дерева разной длины и упругости. Все палочки уникальны, и достичь по-настоящему выдающихся результатов вы сможете только со своей. Конечно, можно подчинить себе чужую палочку, но она никогда не будет так послушна, как собственная. Палочка и волшебник словно заключают магический контракт, становятся партнерами, ‒ наставительно произнес Олливандер. Он подал Гермионе волшебную палочку с трепетом. ‒ Попробуйте, клен и перо феникса, семь дюймов. Взмахните ею.
Мистер Грэйнджер в это время внимательно смотрел в окно, для его скептицизма происходящее уже перевалило за отметку «слишком». Его жена, наоборот, внимательно рассматривала полки. Может быть, в глубине души, она жалела, что сама не родилась с волшебным даром. Чувствуя себя неуютно под внимательным взглядом Олливандера, Гермиона взмахнула волшебной палочкой. Из нее посыпались искры, которые слегка подпалили коротенькую бородку колдуна.
‒ Ой! Простите!
‒ Ничего-ничего, все в порядке! ‒ мастер похлопал себя по бороде с совершенно довольным видом и забрал у Гермионы волшебную палочку. ‒ Попробуйте эту, боярышник, волос единорога, десять дюймов.
На этот раз пришлось приложить всю возможную осторожность, но опасения оказались напрасны. Палочка неожиданно потеплела в руке. Гермиону окружило прекрасным серебристым сиянием, словно укутало в кокон.
‒ Ох, ‒ вырвался восторженный возглас у мистера Олливандера. ‒ Я такого никогда в своей жизни не видел. Это очень редкое явление.
‒ А что оно означает? ‒ голос Гермионы звучал испуганно. Вдруг сейчас ей скажут, что она все-таки не волшебница?
‒ Это не ваша палочка, мисс, но ее будущий хозяин будет вас защищать на протяжении долгого времени добровольно и даже с радостью. Я читал о таком, это случалось раньше, пусть и не на моих глазах. Прежние мастера указывали, что такое бывает, когда жена берет палочку мужа при очень крепком и благоприятном союзе.
‒ Оу, ‒ теперь пришел черед Гермионы удивляться. Она, конечно, мечтала о прекрасном принце из сказки, как все девочки в детстве, но чтобы увидеть его вещь, пусть будущую, и получить такое подтверждение их будущей связи... Этого никто не мог предположить.
‒ Виноград, 103⁄4 дюйма, жила дракона, попробуйте ее, ‒ как ни в чем ни бывало продолжал Олливандер.
Гермиона взмахнула. Из кончика палочки высыпался сноп золотых искр. Они окружили будущую волшебницу, вокруг разлился приятный теплый свет.
‒ Браво! Это как раз то, что нужно!
Грэйнджеры расплатились и вышли из магазина. А Гермиона никак не могла выпустить палочку из рук, она как будто прибавляла сил и уверенности. «Я волшебница!» ‒ звенело в голове, и от этого сердце пело. Но мысль о той чужой палочке из боярышника все-таки засела в мозгу и заставляла возвращаться к ней снова и снова. Где-то ходит человек, который будет ее защищать. А вдруг им вовсе не суждено встретиться?
стретиться?
Остаток лета для Гермионы прошел за чтением учебников и купленных книг. В первую очередь «Истории Хогвартса». Этого тома не было в списке обязательной литературы, но надо же знать, куда едешь, верно? Гермиона всегда любила читать, и у стоматологов-Грэйнджеров была целая библиотека. Поэтому теперь страницы шуршали пергаментом, черные буквы сплетались в слова, и слова открывали для Гермионы новый мир — мир магии.
Она даже попробовала колдовать. Получилось не сразу, поначалу пришло разочарование. Вдруг в Хогвартсе ошиблись? Вдруг она не волшебница? Но оказалось, что ситуация ровно та же, что и с таблицей умножения. Сначала кажется, что это невозможно выучить, потом следуют упорные усилия, дальше начинает получаться, а в конце кажется, что уже никогда ее не забудешь. Так и с магией. Сначала не выходило совсем, потом заклинания поддавались через раз, а после упорных тренировок эффект достигался легко и просто.
Как-то вечером, недели за полторы до отъезда, миссис Грэйнджер мыла посуду после ужина. Гермиона вытирала ее досуха. Но одна чашка выскользнула из рук, по полу разлетелись осколки.
‒ Эх, жалко, папина любимая, ‒ вздохнула миссис Грэйнджер. Она кивнула дочери на щетку. Но Гермиона схватила со стола волшебную палочку, с которой теперь никогда не расставалась.
‒ Репаро! ‒ осколки сами собой собрались, и вот уже в руках целая чашка. Гермиона подняла глаза на мать. Она ждала радости и восторга. Но миссис Грэйнджер лишь натянуто улыбнулась. В глазах промелькнуло чувство, которого Гермиона тогда еще не поняла. Но колдовать при родителях она больше не пыталась.
А совсем скоро пришло время отправляться в школу. Накануне сон совсем не шел. Голова лопалась от мыслей. Как-то будет в Хогвартсе? Какие одноклассники у нее будут? На какой факультет она попадет? И много других вопросов.
На вокзал они поехали на машине заранее. Никто из Грэйнджеров так до конца и не понял, как попасть на платформу.
‒ Профессор Вектор сказала, что нужно пройти сквозь барьер, ‒ вспоминала еще за ужином Гермиона.
‒ Не говори ерунды, никто не умеет проходить сквозь стены, ‒ покачал головой мистер Грэйнджер.
И в этом сложном вопросе им предстояло разобраться на месте.
Гермиона не раз видела здание вокзала Кингс-Кросс, оно даже казалось ей красивым. Кружевной ангар из металлических перекрытий и стекла, полный людей и длинных, извивающихся поездов. Солнечные лучи разбивались во множестве стекол полукруглой крыши, и солнечные зайчики веселой ватагой скакали по перронам.
Грэйнджеры старательно оглядывались по сторонам, чтобы высмотреть в толпе других школьников и их родителей. Кто-то же должен знать, как попасть на платформу?
У Гермионы глаза были на мокром месте от тревоги. А что если они не найдут поезд? Что если она не попадет в Хогвартс? Такой интересный и заманчивый мир, такой яркий в Косом переулке чудился ей теперь зыбким и далеким, почти нереальным. Словно мечта утекала сквозь пальцы.
И тут, когда отчаяние уже почти захлестнуло, Гермиона увидела солидную пожилую леди с пухлым внуком. Мальчик примерно ее возраста толкал перед собой тележку с тяжелым чемоданом. Необычное ощущалось в них подсознанием. Гермиона не могла бы сказать, почему обратила внимание именно на них, но чутье ее не подвело. Дама с внуком остановились у разделительного барьера между платформами 9 и 10. Оба они начали оглядываться. Гермиона бегом бросилась к ним.
‒ Простите, пожалуйста… ‒ язык прилип к гортани, а вдруг эта женщина ничего не знает? Может, они просто кого-то ждут? Очень не хотелось выставить себя дурой.
‒ Хогвартс? ‒ одними губами спросила пожилая леди.
Облегчение накатило волной, Гермиона энергично закивала.
‒ Надо просто пройти сквозь барьер. Не рассуждать и не бояться. У тебя обязательно получится!
Добрая леди взяла внука за руку. Они быстро шагнули прямо в стену и исчезли. Гермиона зажмурилась. И ведь профессор Вектор говорила о чем-то подобном. Сердце бешено стучало от волнения. Гермиона поманила родителей и, стараясь не бояться, шагнула прямо в барьер…
* * *
«Так, все будет хорошо! Я смогу! Это теперь мой мир и стоит к нему привыкнуть! И я смогу, смогу!» ‒ уверяла себя Гермиона Грэйнджер. Она стояла в туалете Хогвартс-экспресса и на ней уже была надета черная школьная мантия. Магловские джинсы и футболка вряд ли уместны в волшебном поезде и лучше не выделяться. Но из зеркала смотрели огромные от испуга карие глаза.
Родители помахали ей с перрона, а теперь остались позади. Тогда, рядом с ними, Гермиона была полна воодушевления и радости от предстоящей поездки. А теперь, когда важное событие, наконец, свершилось, страх настолько парализовывал, что хотелось спрыгнуть с поезда и побежать домой со всех ног. «Я справлюсь! Я справлюсь!»
Гермиона вышла из туалета. Вдоль всего вагона тянулся длинный коридор. На полу длинная ковровая дорожка, чьи узоры постоянно меняли очертания. Даже в этом уже чувствовалось волшебство. За длинной галереей окон проплывала Англия. «Хогвартс-экспресс» красной змеей полз между изумрудными холмами, засеянными полями и маленькими деревеньками, обитатели которых его явно не видели, к далекой Шотландии.
В коридоре почти никого не было. Из-за дверей доносился мерный гул голосов едущих в школу студентов. Некоторые перебегали из купе в купе, видимо, им не терпелось со всеми поделиться летними новостями.
Когда Гермиона снова вошла в небольшое купе, где заняла место, полноватый круглолицый мальчик, бабушка которого показала Гермионе проход через барьер, озирался по сторонам с паническим ужасом в глазах.
‒ Что случилось? ‒ надо взять ситуацию в свои руки, чтобы сразу показать: она не тихоня из семьи маглов.
‒ Моя жаба, ‒ чуть не плакал мальчик, ‒ я, кажется, снова ее потерял!
‒ Так, давай все здесь осмотрим!
Гермиона долго лазила под сиденьями, обитыми клетчатой тканью, отыскивая склизкое земноводное, которое на самом деле не горела желанием найти, так как лягушек, а тем более жаб, она если и не боялась, то не испытывала к ним особой симпатии. Когда отрицать, что Тревор (так звали беглого питомца) и правда пропал, стало невозможно, в голову пришла новая идея.
‒ Надо пройти по соседним купе и спросить, может, кто видел жабу, ‒ предложила Гермиона.
Никто из их попутчиков не горел желанием ходить по чужим купе в поисках сбежавшей лягушки. Во-первых, это столкновение со старшими студентами, а мало ли что им в голову взбредет; во-вторых, кто-нибудь ненароком может решить, будто это их жаба...
‒ Хорошо, тогда только я тебе помогу, это будет дольше, но все равно небезнадежно! ‒ решила Гермиона.
Мальчика, как выяснилось, звали Невилл Долгопупс. Связаться с ним было не лучшей затеей: неужели так сложно было уследить за собственной жабой, у него же их не сотня!
Однако выбора не оставалось, отступать Гермиона не собиралась, и потому храбро направилась в соседнее слева купе.
‒ Никто не видел жабу? Невилл ее потерял, а я помогаю ему ее найти, ‒ с места в галоп начала она, но голос ее постепенно затихал, так как на лицах ребят примерно ее возраста возникали нахальненькие улыбочки.
В этом купе сидели трое мальчиков и одна девочка очень неприятной наружности, чем-то напоминающей мопса. Почему-то взгляд сразу упал на одного пассажира: бледного, с тонкими чертами лица и прилизанными светлыми волосами, его водянисто-серые глаза быстро пробежали по Гермионе, словно он ее оценивал. Она вспыхнула, голос сразу пропал. Непонятно, почему ее внимание привлек именно этот ученик, и почему щеки вдруг порозовели, а глаза сами собой опустились в пол.
‒ Жаба? Нет, не видели, ‒ довольно вежливо произнес бледный мальчик, специально растягивая слова, в голосе слышались усталость и скука. ‒ Я ‒ Драко Малфой.
‒ А я ‒ Гермиона Грэйнджер, ‒ несмотря на недружелюбную обстановку, лучше представиться в ответ. Этот мальчик вглядывался в ее лицо, словно ожидал какой-то реакции, а, когда Гермиона просто назвала свое имя, его губы скривились в презрительной ухмылке.
‒ Ты из семьи маглов, верно?
‒ Да, и что с того? ‒ худшие опасения, что быть маглорожденной — не лучшая рекомендация в магическом мире, оправдались.
‒ Да чего ты от нее хочешь? Просто грязнокровка! Таким как она здесь не место! ‒ визгливо вставила лепту девочка, похожая на мопса.
‒ Да она ничего же не знает! Ей скажи: «Дамблдор» — и никакой реакции! ‒ поддакнул соседке один из мальчиков. Это был крепыш, подстриженный под полубокс. Голос у него звучал черезчур высоко для столь крупного тела. В глазах его не проскользнула и тень интеллекта.
‒ Неправда, реакция будет, Дамблдор — величайший волшебник нашего времени и директор Хогвартса, ‒ зачем-то начала демонстрировать свои знания Гермиона, хотя чувствовала, что это лишнее. В глазах закипали слезы. А в голове не возникало ни одной идеи, как исправить ситуацию.
Малфой фыркнул. Его, видимо, позабавили «шутки» его товарищей. Это стало последней каплей, и Гермиона пулей вылетела из купе. Она подошла к окну поезда, подрагивающее стекло охладило лоб. Слезы не текли, но в горле стоял ком. Все-таки где-то в уголке ее сердца таилась крохотная надежда, что дискриминации в магическом мире нет, но теперь все стало понятно. И сил уйти подальше от купе, из которого доносился смех, конечно, над ней, просто не было. И зачем Гермиона только согласилась на эту авантюру? Школа! Как же! Здесь она всем чужая, и друзей нет! За что этим людям ее любить? Они дети волшебников, а, значит, лучше ее во всем.
‒ Эй, прости, я не хотел тебя обидеть, ‒ Гермиона резко обернулась. Рядом с ней стоял тот самый бледный мальчик из купе.
‒ Ничего, ‒ улыбка получилась вымученной, а на глазах снова выступили слезы.
‒ Мы грубо обошлись с тобой, но обещаю, этого больше не повторится, ‒ мальчик почему-то перестал растягивать слова и говорил совершенно нормально, даже голос показался Гермионе приятным.
‒ Правда?
Малфой просто улыбнулся ей. У него было красивое лицо, очень тонкое, словно вырезанное опытным скульптором. Зализанные назад волосы казались неестественно светлыми и лежали очень аккуратно, волосок к волоску. Улыбка разом преобразила его. Он как будто перестал изображать взрослого и высокомерного человека, и выражение лица сразу стало искренним, мальчишеским и не злым. Но, главное, серые глаза засияли, словно свежевыпавший снег на солнце. В них было столько всего и сразу... Ничего не стоило залюбоваться ими и забыть на пару мгновений о времени. Ведь нечасто встречаешь настолько красивые и выразительные глаза, тем более у одиннадцатилетнего мальчика.
‒ Ты, правда, из семьи маглов? Я раньше не общался с... маглорожденными волшебниками, ‒ начал вслух рассуждать новый знакомый.
‒ А это плохо? Быть маглорожденной волшебницей? ‒ уточнила Гермиона, хотя сама уже догадалась об ответе.
‒ Да нет, не плохо, ‒ уклончиво повел плечами Малфой, его прекрасные глаза отразили задумчивость и смущение одновременно, он лукавил, это читалось на его лице. Гермиона не знала, зачем ему это, но была благодарна за неумелое подобие поддержки. ‒ Таких много, и они неплохо устраиваются.
‒ В каком смысле устраиваются?
‒ Ну, учатся в школе, потом находят работу. В Министерстве Магии много маглорожденных, в спорте, в производстве магических предметов... У нас равноправие. Маглорожденный волшебник вполне может стать Министром Магии.
‒ Я еще не очень понимаю, как устроено управление, ‒ призналась Гермиона. ‒ Министр Магии глава всех волшебников?
‒ Да, всех волшебников в Англии. Он всем руководит, издает законы, следит за правосудием. Но он тоже подчиняется правилам. Если будет брать на себя слишком много, то его сместят. ‒ По голосу Гермиона поняла, что Малфой не очень доволен необходимостью объяснять элементарные вещи. ‒ Среди моих предков были Министры Магии, ‒ неожиданно добавил он.
‒ Правда? Это, наверное, очень почетно. Твоя семья уважаема, раз к ней принадлежали такие высокопоставленные люди, ‒ откуда все это взялось — сложно сказать. Скорее всего, сыграло роль детское увлечение Гермионы историей, особенно средневековой рыцарской культурой. Поэтому понятие благородных семей не было для нее пустым звуком.
Малфою ее слова неожиданно очень понравились. Он весь надулся от гордости и засиял, как начищенный грош.
‒ Да, это так и есть. Малфои — древний аристократический род. Я так и понял, что ты из семьи маглов ‒ не узнала фамилию.
‒ Я пока совсем немного знаю и не успела встретить ее, но обязательно почитаю о Малфоях, чтобы знать такой древний род и не попасть впросак, ‒ горячо пообещала Гермиона.
Собеседнику ее слова явно польстили еще больше. Но в этот момент из-за двери купе, где сидели друзья светловолосого мальчика, раздался веселый смех и шум возни.
‒ Ладно, я пойду, увидимся... Гермиона, ‒ Малфой слегка запнулся на ее имени, как будто не сразу вспомнил его. Ему явно хотелось присоединиться к прежней компании.
‒ Увидимся, Драко, ‒ кивнула Гермиона и пошла дальше вдоль вагона. А собеседник ее вернулся к себе, вид у него был крайне довольный.
Гермионе же оставалось только вернуться к поискам жабы. Она заходила в каждое купе и спрашивала. Народ сидел очень разный: кто-то уже в форме, кто-то в разномастной магловской одежде, кто-то с едой, кто-то с журналами, где-то шли оживленные разговоры, где-то дремали. Вокруг было столько разных голосов и лиц, что голова быстро пошла кругом. В некоторых купе Гермиону принимали очень дружелюбно, расспрашивали, в некоторых же отвечали односложно. Но такого холодного приема, как у товарищей Малфоя, она больше нигде не встретила.
Гермиона быстро отметила, что студенты делятся по цвету галстуков. В тех купе, где преобладали красные с золотым, было шумнее всего. Там, где царили желтый и черный, столы ломились от сладостей. У синих с бронзовым наблюдалось больше всего книг и журналов. А вот из купе с зелено-серебряными галстуками сразу хотелось выйти, там встречали холодными, презрительными лицами и цедили ответ сквозь зубы. Ну и были, конечно, смешанные компании, они обычно и выглядели своеобразно. Но таких оказалось меньшинство.
Когда Гермиона вышла из очередного купе, где расположилась группа пятикурсников в желто-черных галстуках, в коридоре ее ждал Невилл.
‒ Это безнадежно, ‒ грустно произнес он. ‒ Ее никто не видел.
Гермиона, не отвечая ему, толкнула дверь в соседнее купе. У окна сидели два мальчика: один с ярко-рыжими волосами, другой с черными и в круглых треснутых очках...
‒ Никто не видел жабу? Невилл ее потерял, а я помогаю ему ее отыскать. ‒ Гермиона сделала паузу, оглядывая мальчиков без галстуков. ‒ Так вы ее видели или нет?
‒ Он здесь уже был, и мы ему сказали, что не видели, ‒ ответил рыжий веснушчатый мальчик. Он сидел, подняв волшебную палочку, а на коленях у него дремала толстая апатичная крыса. Это и привлекло внимание Гермионы так, что она даже толком не расслышала ответа.
‒ О, ты показываешь чудеса? Давай, мы тоже посмотрим.
Она села на свободное сидение в купе. Ее глаза жадно воззрились на рыжего. Магия вызывала смешанное чувство щенячьего восторга и благоговейного трепета. И Гермиону уже не интересовало, вошел ли Невилл следом за ней.
‒ Э-э-э... Ну ладно.
Похоже, мальчику не очень хотелось колдовать при зрителях, но Гермиона в порыве воодушевления решила не обращать на это внимания.
‒ Жирная глупая крыса, перекрасься ты в желтый цвет и стань такой же, как масло, как яркий солнечный свет. ‒ Он помахал палочкой, но ничего не произошло.
Гермиона скептически посмотрела на крысу. Это заклинание было совершенно не похоже на те, какие она видела в учебниках. Там все было более коротким, часто с использованием латыни. Может, этот мальчик просто так шутит?
‒ Ты уверен, что это правильное заклинание? Что-то оно не действует, ты не заметил? А я тут взяла из книг несколько простых заклинаний, чтобы немного попрактиковаться, ‒ и все получилось. В моей семье нет волшебников, я была так ужасно удивлена, когда получила письмо из Хогвартса, ‒ и я имею в виду, приятно удивлена, ведь это лучшая школа волшебства в мире. И конечно, я уже выучила наизусть все наши учебники ‒ надеюсь, что этого будет достаточно для того, чтобы учиться лучше всех. Да, кстати, меня зовут Гермиона Грэйнджер, а вас?
Тирада закончилась. Гермиона истратила весь свой пыл. Ей неожиданно захотелось выговориться, потому что перед ней сидели такие же первокурсники, как она сама, и недружелюбия они не проявляли.
‒ Я — Рон Уизли, ‒ пробормотал рыжеволосый мальчик.
‒ Гарри Поттер — представился тот, кто в очках.
Гермиона выдохнула. Вот это имя она точно знала.
‒ Ты действительно Гарри Поттер? Можешь не сомневаться, я все о тебе знаю. Я купила несколько книг, которых не было в списке, просто для дополнительного чтения, и твое имя упоминается и в «Современной истории магии», и в «Развитии и упадке Темных искусств», и в «Величайших событиях волшебного мира в двадцатом веке».
‒ Да? ‒ Гарри Поттер был удивлен. Или Гермионе показалось? Неужели он этого не знал? Как можно было не поискать упоминаний собственного имени? Ведь необходимо же разобраться, что с тобой произошло, тем более, когда над этим ломает головы вся магическая Британия!
‒ Господи, неужели ты не знал? Если бы я была на твоем месте, я бы прочитала о себе все, что можно найти в книгах. Да, вы не знаете, на какой факультет попадете? Я уже кое-что разузнала и хочется верить, что я буду в Гриффиндоре. ‒ Гермиона вспомнила веселые шумные компании гриффиндорцев в красно-золотых галстуках. Вот бы влиться в их коллектив! ‒ Похоже, это лучший вариант. Я слышала, что сам Дамблдор когда-то учился на этом факультете. Кстати, думаю, что попасть в Когтевран тоже было бы неплохо... Ладно, мы пойдем искать жабу Невилла. А вы двое лучше переоденьтесь, я думаю, мы уже скоро приедем.
Невилл все еще топтался в дверях, и Гермиона забрала его с собой. Слишком много она наболтала. И сколько раз говорила себе держать рот на замке? А теперь ее сочтут болтушкой. А это же совсем несолидно!
Гермиона с Невиллом дошли до самого носа поезда. Тревор так и не нашелся, поэтому Долгопупс совсем скис. Жалеть его не хотелось. В голове состава Гермиона заглянула в кабину машиниста.
‒ Добрый день. Скажите, пожалуйста, мы скоро приедем на станцию Хогсмид? ‒ спросила она. Ей хотелось показать себя очень вежливой.
‒ Часа через два с половиной, ‒ улыбнулся ей помощник машиниста, обладатель шикарных моржовых усов.
После этого Гермиона с Невиллом пошли по вагону назад, к себе. И тут одна из дверей распахнулась. Оттуда пулей вылетели два рослых парня, которые сидели в купе у Малфоя, а затем и он сам собственной персоной. Щеки у него покрылись красными пятнами, а в глазах застыли злость и испуг одновременно. Это делало их не менее красивыми, но немного другими, словно разом потемневшими. Гермионе показалось, что Драко ее не узнал, но что-либо сказать она бы все равно не успела, мальчики быстро скрылись в следующем вагоне.
В купе, откуда выскочил Малфой с компанией, она снова увидела Рона Уизли и Гарри Поттера. Мир просто упорно толкал ее навстречу этой парочке! Невилл же остался в коридоре.
‒ Что тут у вас происходит? ‒ спросила Гермиона. Сладости разбросаны, Рон застыл посреди купе и держит крысу за хвост.
‒ Думаю, она потеряла сознание, ‒ произнес Рон, обращаясь к Гарри. Гермиону он оставил без внимания. ‒ Нет... Не могу поверить! Представляешь, она снова уснула, ‒ добавил он крайне удивленно.
Гермиона понимала, что лучше уйти, и, собственно, так и собиралась поступить, но следующие слова обоих мальчиков заставили ее остаться и слушать.
‒ Ты раньше встречался с Малфоем? ‒ спросил Рон.
‒ Да. Я видел его, когда покупал мантию в магазине мадам Малкин в Косом переулке. Он хвастался, что мама выбирает ему волшебную палочку и возмущался, что первокурсникам нельзя иметь свои метлы. И еще он обругал Хагрида, школьного лесничего, который мне помогал.
Гермиона поняла, что Драко произвел на Гарри Поттера крайне отрицательное впечатление, что весьма ее удивило. Почему-то ей он вовсе не показался противным! Наоборот, ухоженный вежливый мальчик... Пусть и со странной манерой говорить и, видимо, заскоком на почве чистокровности.
‒ Я слышал о его семейке. Они одни из первых перешли обратно на нашу сторону, когда Ты-Знаешь-Кто исчез. Они сказали, что он их околдовал. А мой отец в это не верит. Он сказал, что отцу Малфоя не нужно было даже повода для того, чтобы перейти на Темную сторону.
Гермиона стояла ошеломленная. Кто прав? Ее собственное чутье подсказывало, что все не так просто и нельзя составлять мнение о человеке исходя из поведения его отца, тем более в тот момент, когда мистер Малфой служил Тому-Кого-Нельзя-Называть или его заставляли служить, сам Драко еще даже не родился. Но, с другой стороны, Рон явно принадлежал волшебному миру, он с молоком матери впитал все правила и убеждения колдунов, она же совсем ничего тут не знала! Но тогда получается, что стоит довериться его мнению и даже не смотреть в сторону бледного мальчика. Сразу вспомнились выразительные серые глаза Малфоя. Гермиона решила, что понаблюдает сама и определит, кто прав. Если Рон, то они с Драко всего лишь поговорили и ничего страшного в этом быть не может, а если все-таки ее женская интуиция, то она может обрести интересное знакомство.
‒ Мы можем чем-то помочь? ‒ вывел ее из задумчивости Рон.
Гермиона сама на себя рассердилась: надо же было уйти в себя на пороге чужого купе!
‒ Вы лучше поторопитесь, иначе не успеете переодеться. Я только что была в кабине машиниста и разговаривала с ним. Он сказал, что мы уже почти приехали. А вы тут что, дрались? Хороши, нечего сказать. Еще не доехали до школы, а уже попали в неприятную историю!
‒ Это Короста дралась, а не мы. — Рон сердито посмотрел на Гермиону. — Может быть, ты выйдешь и дашь нам переодеться?
— Разумеется. Я вообще-то зашла к вам просто потому, что во всех вагонах жуткая суета, все ведут себя как маленькие дети и носятся по коридорам. — Она лишь хмыкнула, желание скрыть неуверенность было сильным, но у нее вряд ли вышло. — А у тебя, между прочим, грязь на носу, ты знаешь?
И Гермиона быстро ретировалась из купе. На душе скреблись кошки. У нее никогда не было много друзей, точнее сказать, их почти не было. Среди маглов не любят «ботаников», к каковым ее причисляли. Гермиона так надеялась, что в новой школе все изменится! Но надежда рушилась. Она совершенно не могла разобраться, кто есть кто, да и особо желающих с ней подружиться тоже не нашлось.
Невилл ушел, и Гермиона медленно двигалась к своему купе, пытаясь восстановить воодушевление от поездки в Хогвартс, владевшее ею утром. «Все будет хорошо! Я готова! Я справлюсь!» ‒ повторяла она себе как мантру.
‒ Эй, ты чего такая сосредоточенная? ‒ Гермиона даже подпрыгнула от удивления. На нее смотрел молодой человек, явно старшекурсник, высокий и худой как жердь. У него были тонкие черты лица, острый носик и быстрые голубые глаза, которые, казалось, подмечали все вокруг. А венчала это корона огненно-рыжих кудрей.
‒ Я... не знаю... ‒ Гермиона просто таращилась на незнакомца.
‒ Я Перси Уизли, староста Гриффиндора. А ты первокурсница?
‒ Да, ‒ Гермиону не тянуло разговаривать, но голубые глаза Перси смотрели с подкупающей искренностью.
‒ Страшно ехать в Хогвартс?
‒ Да, ‒ честно призналась она, и тут же выпалила: ‒ Я маглорожденная.
‒ А! Небось уже наткнулась на поборников чистоты крови?
Гермиона опустила глаза в пол и грустно кивнула.
‒ Ты ко всему привыкнешь. Раз пришло письмо из Хогвартса, значит, в твоей крови есть магия, а это главное. Ведь совершенно неважно, кто твои родители, куда важнее — кто ты. А ты волшебница, одна из нас. Поэтому имеешь полное право здесь быть и учиться в школе наравне с другими.
‒ Наверное, ты прав, ‒ у Гермионы просто от сердца отлегло. Слова Перси попали как раз в точку.
‒ Хочешь чаю? ‒ предложил староста Гриффиндора.
Это было так неожиданно и приятно, что голова уже кивала, когда мозг еще не сообразил, что происходит.
‒ Отлично, тогда идем.
Перси повел Гермиону по коридору поезда совсем в противоположную сторону. Она же в этот момент размышляла над тем, что тот невежливый Рон тоже носил фамилию Уизли.
‒ А там твой брат? ‒ пришлось обернуться, чтоб указать на купе, от которого они успели уже порядком удалиться.
‒ Наверное, ‒ лишь пожал острыми плечами Перси. ‒ У меня здесь три брата едет, причем двое из них имеют привычку быстро передвигаться, возможно, один как раз в том купе. Вообще, у меня пять братьев и сестра, но Билл и Чарли уже закончили Хогвартс, а Джинни только в следующем году будет одиннадцать.
‒ Как интересно! ‒ восхищенно выдохнула Гермиона. ‒ Такая большая семья!
‒ Ну да, нас много, но это бывает весело на самом деле.
Перси толкнул перед Гермионой дверь купе. Там сидели только старшекурсники. У окна удобно устроилась голубоглазая блондинка с подвижной мимикой, она постоянно меняла выражение лица от счастливейшей улыбки до крайнего расстройства. Напротив нее сидел плотный парень с добродушным лицом и уплетал огромное на вид печение с большим аппетитом. Компанию завершала худенькая и маленькая девочка с двумя русыми косичками и в круглых очках.
‒ Это кто у нас тут? ‒ тут же заинтересовалась блондинка. Ноги она закинула на сидение, и Гермиона чуть не споткнулась о ее туфли.
‒ Наткнулся на грустную первокурсницу в коридоре, решил напоить чаем, ‒ сообщил Перси.
‒ О, какой ты молодец! ‒ восторженно воскликнула девушка. Она спустила ноги с сидения и призывно похлопала Гермионе по освободившемуся месту. ‒ Я Пенелопа Кристалл — староста Когтеврана.
На столике была тут же наколдована аккуратная чашечка с розочками, полная горячего ароматного чая. И часть сладостей, купленных, скорее всего, в тележке, Пенелопа широким жестом передвинула подальше от полноватого мальчика поближе к Гермионе.
‒ Угощайся!
Атмосфера в купе царила веселая. Старшекурсники что-то обсуждали и шутили. Перси активно рисовался перед Пенелопой, что не замечал только их товарищ, занятый едой. При этом, как ни странно, Уизли произвел на Гермиону очень положительное впечатление серьезного вдумчивого человека с большими познаниями. Пенелопа же ей не понравилась совсем. Она изображала из себя наседку, обращаясь с Гермионой как с малым ребенком, как будто ей пять, а не почти двенадцать.
Вспомнился Малфой. Его попытка говорить о равноправии в волшебном мире. Но с ним не было так тепло и спокойно, как в этом купе. Рядом со старостами не приходилось притворяться, можно снова почувствовать себя маленькой девочкой, о которой обязательно позаботятся.
Мысли текли вяло, хотя Гермиона все же поставила в голове еще один «плюсик» за Гриффиндор благодаря Перси. Уходить от старших совсем не хотелось, хоть большинство их разговоров было непонятно, а внимания на Гермиону особенно не обращали. Здесь чувствовалась дружелюбная атмосфера, и страх потихоньку отступал...
А за окнами поезда тем временем темнело. Приближался Хогвартс...
Драко Малфой был абсолютно уверен, что именно с этого момента и начинается настоящая жизнь. Он едет в Хогвартс! С кем бы он ни сталкивался за предыдущие одиннадцать лет, все говорили о школе с благоговением. Даже отец! Именно в Хогвартсе закладывались партнерские отношения, зарождались семьи… Да по сути все важное и ценное уходило корнями в школьные годы всех знакомых ему взрослых волшебников. Отец и его друзья могли ругать преподавателей, высмеивать маглолюба Дамблдора, критиковать глупые правила, но раз за разом возвращались воспоминаниями именно к этой поре своей жизни.
Поэтому с самого утра у Драко было предчувствие чего-то важного и стоящего. Словно он — путешественник и вот-вот совершит самое главное открытие в своей жизни.
Конечно, предыдущие одиннадцать лет его жизни тоже не представлялись совершенно бесполезными. За них Драко выучил две очень важные вещи. Во-первых, он — Малфой, чистокровный маг из старинного рода. А значит, лучше большинства тех, с кем он встретится в жизни. Так говорил отец. Ему должно доставаться только лучшее, он должен быть первым во всем. Потому что Малфой. А во-вторых, Драко научился летать на метле. Полеты получались у него лучше, чем у многих его товарищей, и это заставляло верить в правдивость отцовских слов. Малфои всегда первые, Малфои лучше других. И верить в это хотелось, даже при желании теперь решать все самому, без оглядки на отца.
Когда поезд отъехал от платформы, Драко ощутил прилив свободы и вдохновения. Он больше не дома, мама и домовые эльфы не могут больше следить за ним. Впереди Хогватс. Начало настоящей жизни, свободной и самостоятельной. Теперь только Драко будет решать, что ему делать, когда и как. И пусть в купе вместе с ним сидели Винсент Крэбб, Грегори Гойл и Пэнси Паркинсон, те же самые ребята, с которыми он играл с пеленок, которые были детьми деловых партнеров его отца. Скоро Драко сможет сам выбирать себе компанию.
Возможно, именно эти мысли заставили его выскочить из купе за Гермионой Грэйнджер. Жалость к кому-то, особенно маглорожденному, никогда не признавалась отцом достойной чертой характера. Собственный порыв смутил Драко. Первое же самостоятельное решение не было одобрено окружением. Стремление к самостоятельности и страх попасть впросак, потерять положение боролись в душе Драко, когда Пэнси вернулась из туалета.
‒ Знаете, все коридоры гудят. В поезде едет Гарри Поттер. Тот самый! Ну, вы понимаете, ‒ заявила она, усаживаясь на свое место.
‒ А это может быть? Ему уже может быть одиннадцать? ‒ нахмурился Крэбб. Он пытался сосчитать.
‒ Да, как раз и должно быть, ‒ Драко сложил даты гораздо быстрее. К тому же помнил разговор дома.
Отец и Патрик Нотт обсуждали, что Гарри Поттер должен появиться в Хогвартсе в этом году. Десять лет Дамблдор его прятал, но теперь победитель Темного Лорда вернется на свое законное место и, возможно, это будет означать новый этап… Драко тогда не понял ничего ни о «законном месте», ни о «новом этапе», но запомнил. Отец и мистер Нотт чего-то ждут от Гарри Поттера.
‒ Пойдем, ‒ кивнул Драко товарищам. ‒ Надо бы подружиться с этим Гарри Поттером. Конечно, он предпочтет подходящую для себя компанию.
Отец будет им гордиться, в первый же школьный день Драко заведет очень выгодное знакомство. Гарри Поттер — Мальчик-Который-Выжил и Драко-Малфой — наследник старинного магического рода. Вместе они заткнут за пояс даже старшекурсников.
Пэнси с ними не пошла. Сказала, что какой-то мальчишка ей не интересен. Поэтому они пошли втроем.
Драко толкнул дверь в купе. Там сидел худой мальчишка с черными непослушными волосами, в мешковатой одежде среди кучи сладостей. Рядом с ним сидел рыжий веснушчатый парень. Все начиналось не по плану. Драко-то ожидал, что Поттер едет один и будет рад их обществу. Но не Малфою отступать!
‒ Это правда? По всему поезду говорят, что в этом купе едет Гарри Поттер. Значит, это ты, верно?
Драко помнил его. Они виделись в магазине мадам Малкин. И надо же было упустить такую возможность! Отцу об этом лучше не знать.
‒ Верно, ‒ как и тогда немногословный Поттер просто кивнул.
‒ Это Крэбб, а это Гойл, ‒ Драко старался говорить как можно более небрежно. Поттер должен был заметить ЕГО и стать ЕГО другом. ‒ А я Малфой, Драко Малфой.
Рыжий закашлялся так, словно сдерживает смех. Драко обернулся на него, ему хотелось полить этого грубияна презрением, как это всегда делал отец.
‒ Мое имя тебе кажется смешным, не так ли? Даже не буду спрашивать, как тебя зовут. Мой отец рассказал мне, что если видишь рыжего и веснушчатого мальчишку, значит, он из семьи Уизли. Семьи, в которой больше детей, чем могут себе позволить их родители.
После этой тирады Драко решил, что с рыжего достаточно и снова переключился на Поттера. Тот был куда более ценен и интересен.
‒ Ты скоро узнаешь, Поттер, что в нашем мире есть несколько династий волшебников, которые куда круче всех остальных. Тебе ни к чему дружить с теми, кто этого не достоин. Я помогу тебе во всем разобраться, ‒ Драко протянул руку для пожатия. Он был уверен, что все сделал правильно. Только дурак может отказаться от такого заманчивого предложения, если сам всю жизнь провел среди маглов.
Поттер руку проигнорировал. И это было фиаско. Драко сразу пожалел, что притащил с собой Крэбба и Гойла, теперь они — свидетели его позора. Малфоя отвергли!
‒ Спасибо, но я думаю, что сам могу понять, кто чего достоин, — холодно заметил Поттер. Этим он только усугубил положение. Драко почувствовал, что краснеет. Такого унижения он не испытывал никогда в жизни. Нужно было срочно спасать положение.
— На твоем месте я был бы поосторожнее, Поттер, — медленно произнес он. — Если ты не будешь повежливее, то закончишь, как твои родители. Они, как и ты, не знали, что для них хорошо, а что плохо. Если ты будешь общаться с отребьем вроде Уизли и этого Хагрида, тебе же будет хуже.
Драко оставалось лишь надеяться, что удар будет достаточно болезненным. Поттер и грубиян-Уизли одновременно поднялись со своих мест. Они явно не оценили стараний Малфоя.
— Повтори, что ты сказал, — потребовал Уизли.
— О, вы собираетесь с нами драться, не так ли? ‒ Драко старался, чтобы презрение сочилось из его слов. Надо показать Крэббу и Гойлу, что Поттер ничего не стоит, и он, Драко, намного круче его.
— Да, если ты немедленно отсюда не уберешься, — заявил Поттер, хотя его с Уизли шансы против Крэбба и Гойла были невелики. Если они, конечно, будут драться. Винсент и Грегори вполне могли и сбежать.
— О, мы вовсе не собираемся уходить, правда, ребята? — усмехнулся Драко, поворачиваясь к своим спутникам. Он старался намекнуть им, что сила на их стороне и нужно сохранить лицо. Восторга на лицах Крэбба и Гойла не отразилось, поэтому пришлось задействовать другой аргумент. — А к тому же мы проголодались, а у вас тут куча еды.
Гойл потянулся к лежавшим на одном из сидений «шоколадным лягушкам». Драко подумал было, что все-таки победил. Как вдруг Уизли прыгнул на Грегори, но, прежде чем ему удалось коснуться Гойла, тот издал ужасающий крик. На руке Грегори повисла старая облезлая крыса, впившаяся ему в палец маленькими, острыми зубами. Крэбб и Драко попятились назад, а Гойл размахивал рукой, пытаясь стряхнуть крысу и завывая от боли. И как только крыса наконец разжала зубы и отлетела в сторону, ударившись о закрытое окно, все трое поспешили ретироваться.
Драко вовсе не хотелось, чтобы в таком виде их кто-нибудь застал. Миссия по налаживанию контакта с Поттером с треском провалилась.
* * *
«Мы подъезжаем к Хогвартсу через пять минут, ‒ разнесся по вагонам громкий голос машиниста. ‒ Пожалуйста, оставьте ваш багаж в поезде, его доставят в школу отдельно».
Драко Малфой поднялся. Вслед за ним, как по команде, встали Крэбб и Гойл. Они сидели все в том же купе, вместе с Пэнси Паркинсон, подругой детства. Ее отец был старым другом мистера Малфоя, поэтому дети росли рядом. Драко любил Пэнси за то, что интеллектом она выгодно отличалась от Крэбба и Гойла, да и характер имела боевой, не леди, а девочка-пацанка. Эх, сколько же воспоминаний! И лазание по деревьям в парках отцовских имений, и воровство вкусностей с кухонь, и пугание павлинов миссис Малфой, и дерганье за хвост кошку миссис Паркинсон... Теперь, в Хогвартсе, дружба, конечно, не кончится. Если Крэбб и Гойл нужны для внушительности, то Пэнси — для души. Может, если бы она пошла с ними к Поттеру, катастрофы можно было бы избежать.
Есть еще Теодор Нотт, тоже друг детства, но тот всегда был слишком умным и слишком серьезным для шалостей. Хотя Драко любил его за нестандартное мышление. Нотта с ними в купе не было. Он всегда отличался независимостью и умением то появляться, то исчезать, без каких бы то ни было объяснений. На платформе в Лондоне он стоял рядом, а потом куда-то испарился.
На улице стало заметно холоднее, чем утром. На маленькой платформе Хогсмида не было освещения, поэтому сразу бросилась в глаза огромная лампа в руках местного слуги Хагрида. Отец говорил Драко, что в школе его держат из жалости. Малфой повязал на шею шерстяной шарф. «И кто придумал эту дурацкую традицию: первокурсники должны плыть на лодках! В такую погоду могли бы придумать быстрое перемещающее заклинание, чтобы раз ‒ и сразу в тепле!» ‒ думал он, медленно пробираясь вместе с Крэббом и Гойлом вслед за верзилой-лесничим. — «И как ему только доверяют первокурсников? Он, судя по виду, и съесть может!» ‒ мысли ползли лениво. От утреннего воодушевления не осталось и следа.
И куда подевалась Пэнси? Наверно, познакомилась с кем-нибудь из девчонок и решила изобразить тихую и воспитанную? Ну, это Паркинсон умеет, притвориться ангелочком — в ее стиле. Вот только долго не протянет, обязательно ляпнет скабрезную шуточку или поставит подножку фифе на каблуках.
И все-таки холодно. И ветер сырой. Даже теплая мантия и шерстяной шарф, связанный мамой, не спасали Драко от пронизывающего ветра. Сейчас бы завернуться в плед у теплого камина с большой чашкой чая с молоком. Отличный вечер для настоящего англичанина.
‒ Еще несколько секунд и вы увидите Хогвартс! ‒ пробасил Хагрид, не оборачиваясь. Драко тысячи раз видел его на картинках в «Ежедневном пророке» и в книгах. Еще больше слышал о нем от родителей и ребят, уже там побывавших. Однако от вида, открывшегося ему через пару секунд, все равно захватило дух. Прямо у них под ногами лежало огромное зеркало Черного озера, его спокойные неподвижные воды отражали мириады звезд, рассыпанных по небу. На скале на том берегу возвышался величественный замок с башенками и бойницами, большинство его окон светились. Малфою вдруг захотелось поделиться впечатлением, это была действительно неподдельная красота, древняя, дышащая величием и могуществом, но рядом стояли только Крэбб и Гойл с совершенно пустыми глазами, их не интересовало ничего, кроме предстоящего ужина. Чуть ниже по склону Малфой увидел копну каштановых волос Гермионы Грэйнджер. Ему пришло в голову, что именно она бы его поняла, даже не Пэнси, которой чуждо чувство прекрасного, и не Тед, которого ничем не удивишь, а она, с ее огромными восторженными карими глазами, но девочка что-то рассказывала круглолицему увальню, для него, видимо, и искала жабу. Грэйнджер почему-то привлекла его внимание. Отец бы не одобрил этого, но Драко решил, что в школе должен все решать сам, без отца.
‒ По четыре человека в одну лодку, не больше, ‒ скомандовал Хагрид.
Малфою пришла в голову мысль: хорошо бы четвертой в их лодке была Гермиона, но она села вместе со своим круглолицым, Поттером и Уизли. К Драко, Крэббу и Гойлу посадили какого-то мальчика, который за все время плавания так и не назвал своего имени, а Малфой не стал спрашивать. Пэнси он увидел чуть в стороне, рядом с Дафной Гринграсс и неожиданно возникшим Теодором. Дафну они все, конечно, знали, но ее отец не жаловал Малфоев за их прошлое, а мистер Малфой тихо презирал Гринграсса, считая его подлизой. Однако знакомы они были, как и все чистокровные семьи в Англии. Дафна ‒ противоположность Пэнси, этакая маленькая леди, влюбленная в платьица и заколки для волос, следящая за собой и боящаяся посадить пятнышко на свой наряд. Драко считал ее слишком скучной, а потому недостойной внимания. Однако Пэнси всегда неосознанно тянулась к ней, как будто находила в ней шарм, незнакомый Малфою.
‒ Пригнитесь! ‒ крикнул Хагрид, когда они подплыли к утесу на другой стороне озера.
Небольшая флотилия примерно из восьми лодок с первокурсниками и одной большой с Хагридом вошла в полутемный сырой грот. Сверху свисали острые когти сталактитов, а шелест воды о гравий напоминал шепот привидений.
‒ Эй, ты! ‒ крикнул Хагрид, когда закончил осмотр лодок. ‒ Это твоя жаба?
‒ Ой, Тревор! ‒ вперед выскочил увалень, для которого Гермиона искала жабу. Он радостно схватил жабу и прижал ее к себе. Драко передернуло. Коллектив подростков не любит слабаков, этому парню тяжело придется.
Гермиона стояла уже в стороне и разговаривала с какой-то девочкой. Ее кудри еще сильнее растрепались на ветру, и это делало ее необыкновенно живой, не такой, как подвижная и смешливая Пэнси, и не такой, как идеально одетая и причесанная Дафна. Драко отвернулся. С какой стати эта девочка все время попадается ему на глаза?
Хагрид провел их по шуршащей гальке к небольшой двери, проделанной прямо в камне. Первокурсники держались тесной, активно перешептывающейся группкой. Драко посмотрел на Винсента Крэбба, стоящего чуть ли не вплотную к нему. На лице старого товарища не отражалось абсолютно никакого интереса к происходящему. А тем временем Гермиона продолжала что-то вещать своей соседке.
‒ Все здесь? Эй, ты не потерял еще жабу? ‒ крикнул Хагрид. Ему ответил нестройный хор. Этот шелест мог означать только, что все на месте. Увалень промолчал. Лесничий поднял здоровенную ручищу и трижды стукнул в дверь.
За дверьми их ждала профессор МакГонагалл, высокая, черноволосая, в изумрудно-зеленых одеждах. Лицо ее было строгим, но Драко это не пугало. Она ‒ декан Гриффиндора, а он собирался в Слизерин, так что пересекаться они будут только на занятиях. К тому же отец не раз говорил ему, что в чистой крови есть способности к волшебству, и ему будет проще, чем другим студентам. В это заверение мистера Малфоя хотелось верить, хотя мама при этих словах всегда только снисходительно улыбалась.
Профессор МакГонагалл провела их через огромный холл в маленькую комнату возле Большого зала и произнесла вступительное слово. Его Малфой почти не слушал, он осматривал лица студентов рядом с ним, пытаясь понять, кто из них чистокровный волшебник и из какой семьи, а кто маглорожденный. Если слушать маму, то это совершенно неважно, а если отца, то круг общения надо выбирать по чистоте крови. Драко хотелось самому понаблюдать и составить собственное мнение.
Неожиданно его слуха достиг чуть высоковатый голос Гермионы Грэйнджер. Она довольно громко рассуждала о том, какие заклинания она уже успела выучить и какие из них могут ей понадобиться при распределении по факультетам.
«Она не знает про Распределяющую шляпу! ‒ усмехнулся Малфой про себя. ‒ Какие же глупости иногда говорят новички!» В тот момент не хотелось вспоминать, что он и сам тут первый раз, на общих правах.
В комнате стоял легкий гул многих голосов, который резко перерос в общий истошный вопль. Драко даже не сразу понял, в чем дело: через противоположную от двери стену в зал просачивались привидения. Они обсуждали Пивза, школьного полтергейста. Ну, зачем так орать? Как будто ни разу не видели призраков! Это ведь совершенно обычное явление.
Привидений прогнал голос вернувшейся в комнату профессора МакГонагалл. Она велела выстроиться в шеренгу и вывела первокурсников в Большой зал, где за столами уже сидели старшие студенты. В первые мгновения глаза даже пришлось сощурить, их резал яркий свет сотен заколдованных свечей, парящих в воздухе.
Драко поднял голову, чтобы полюбоваться заколдованным потолком, о котором так много слышал. Сверху на него смотрели те же звезды, что он видел на улице, с озера. Даже не просто звезды, а неизмеримая темная бездна, уходящая к далеким галактикам. Потолок Большого Зала казался глубже и безграничнее, чем настоящее небо. Но на то и магия, даже волшебство природы она может сделать чудеснее в тысячи раз.
Первокурсников выстроили в линию перед столом преподавателей, стоящим перпендикулярно четырем факультетским. Драко сразу выделил лицо профессора Снейпа, своего крестного. Когда-то он был хорошим другом его отца, после падения Темного Лорда долго не появлялся в имении, но потом все вернулось на круги своя. Конечно, дядя Северус отличался мрачностью и неразговорчивостью, но Драко любил его за ум и умение сразу уловить главное. Снейп всегда старался быть внимательным к маленьким детским проблемам, что выгодно отличало его от холодного и важного мистера Малфоя.
В центре стола восседал профессор Дамблдор. Его Драко видел только на портретах, но никогда лично. За директором Хогвартса давно и прочно закрепилась репутация слишком демократичного мага, именно поэтому его не жаловали древние чистокровные рода, а он их в свою очередь.
Профессор МакГонагалл тем временем вынесла на всеобщее обозрение трехногий табурет и затертую остроконечную шляпу, всю в заплатках. Драко помнил, как отец рассказывал ему про эту шляпу, она принадлежала когда-то Годрику Гриффиндору, то есть теперь ей было уже около десяти веков! Основатели Хогвартса заколдовали шляпу, и она признавалась одним из сильнейших и чудеснейших артефактов в мире.
Шляпа шевельнулась, а потом в ней появилась дыра, напоминающая рот, и она запела. Даже на Драко, который знал, чего ожидать, это произвело впечатление. Он внимательно слушал песню о четырех факультетах. Шляпа каждый год придумывает что-нибудь новое. «Какая же сила была в магии основателей, что она подарила не только умение заглядывать в души учеников, но и настоящий интеллект, независимый от разума создателя?» ‒ подумал Малфой.
Как только песня закончилась, весь зал единодушно зааплодировал. Шляпа поклонилась всем четырем столам. Рот ее исчез, она замолчала и замерла. Профессор МакГонагалл с гордым видом развернула длинный свиток пергамента. Казалось, что на нем может уместиться намного больше имен, чем перед ней стояло первокурсников.
‒ Когда я назову ваше имя, вы наденете Шляпу и сядете на табурет, ‒ произнесла заместитель директора. ‒ Начнем. Аббот, Ханна!
Девочка с белыми косичками и порозовевшим то ли от смущения, то ли от испуга лицом, спотыкаясь, вышла из шеренги, подошла к табурету, взяла Шляпу и села. Шляпа, судя по всему, была большого размера, потому что, оказавшись на голове Ханны, закрыла не только лоб, но даже ее глаза. А через мгновение...
‒ Пуффендуй! ‒ громко крикнула шляпа.
Крайний правый стол разразился аплодисментами. Ханна поспешила занять там свое место. Толстый Проповедник, привидение Пуффендуя, приветливо ей помахал.
Дальше были Сьюзен Боунс, тоже отправленная в Пуффендуй, Терри Бут и Мэнди Броклхерст, зачисленные в Когтевран, Лаванда Браун, отправленная за стол Гриффиндора. Первой слизеринкой стала Милисента Булстроуд, к своему удивлению, Малфой ее не знал. Все чистокровные волшебники в Англии были знакомы между собой, а грязнокровок на Слизерин не зачисляли. «Может, она не жила в Англии? Или ее воспитывали в приюте?» ‒ удивленно подумал Драко.
После Милисенты вызвали Джастина Финч-Флетчли и отправили в Пуффендуй. Малфой начинал скучать. Церемония длилась слишком долго, а все студенты, отправляемые не в Слизерин, не представляли для него никакого интереса. И тут...
‒ Гермиона Грэйнджер!
Она чуть ли не бегом рванулась к табурету и быстро надела Шляпу на голову. Видимо, ей не терпелось получить распределение.
«В Слизерин, пожалуйста, в Слизерин!» ‒ эта мысль пришла сама собой. Драко сам не знал, кому он молится, да и зачем хочет распределения маглорожденной девочки на факультет, куда берут только чистокровных. Однако идея сформировалась. Он хотел, чтобы Гермиона Грэйнджер с вороньим гнездом на голове стала его одногруппницей, его подругой.
‒ Гриффиндор! ‒ провозгласила Шляпа.
И сердце как-то неприятно оборвалось. Весь зал и даже великолепный волшебный потолок перестали казаться такими потрясающими. Драко привык получать желаемое, а тут его обидели без права на обжалование.
А Гермиона тем временем бодро зашагала к столу своего факультета, крайнему левому. Там ее уже ждал с рукопожатием старший из рыжих Уизли. Она гордо устроилась рядом с ним, и они о чем-то заговорили. А Драко почувствовал себя неожиданно одиноко посреди Большого Зала рядом с Крэббом и Гойлом.
Вызвали Невилла Долгопупса, того самого увальня, для которого Гермиона искала жабу. Он споткнулся и упал, даже не дойдя до табурета. Малфой хмыкнул. Странных товарищей подобрала себе эта Грэйнджер. Отношение Драко к ней за этот вечер менялось чуть ли не каждую минуту, теперь он почти ее ненавидел.
Невилл напялил Шляпу и водрузил тяжелое, неказистое тело на табурет. Сортировщица серьезно задумалась. А потом неожиданно выкрикнула:
‒ Гриффиндор!
После этого мнение Малфоя о красно-золотом факультете упало даже ниже плинтуса. Храбрецы? Благородные? И берут таких как Долгопупс? Неувязочка, товарищи, неувязочка!
К тому же, встав с табурета, Невилл побежал к своему столу, забыв снять Шляпу. Зал разразился хохотом. «Комику» пришлось бежать обратно и отдавать артефакт Мораг МакДугал. Ее распределили в Когтевран.
И, наконец, прозвучало...
‒ Малфой, Драко!
Сердце ускорило темп, хотя волноваться было не о чем. Даже никакой интриги не возникало: поколения семьи Малфоев учились на Слизерине, и его не могут отправить никуда больше.
Драко вышел из шеренги и важно прошествовал к табурету. Он не должен показать, что волнуется.
«Хочешь в Гриффиндор? ‒ спросила Шляпа, когда Малфой ее надел. ‒ Следом за Грэйнджер?» Драко стало страшно, ладони вспотели. Его не поймут дома! Да и не приживется он на Гриффиндоре! «Нет», ‒ мысленно ответил он, стараясь быть уверенным в ответе.
‒ Слизерин! ‒ выкрикнула Шляпа, ничего больше ему не сказав.
Драко снял ее и передал чудной на вид девочке, чуть позже отправившейся в Когтевран. Малфой прошел ко второму справа столу под громкие аплодисменты Слизерина и сел между Крэббом и Гойлом, ранее отобранными на тот же факультет. Взгляд невольно зацепился за кудрявую макушку Грэйнджер. Девочка все еще увлеченно болтала с рыжим Уизли. Драко отвернулся, рассерженный то ли на нее, то ли на себя, то ли на обоих сразу.
‒ Мы все вместе, как и думали, ‒ радостно заявила сидящая напротив него рядом с Дафной Гринграсс Пэнси Паркинсон. ‒ Разве не чудесно?
‒ Чудесно! ‒ и Драко выжал из себя улыбку. И чего это он киснет? Для этого совершенно нет поводов! В конце концов, Шляпа предложила ему пойти в Гриффиндор, тогда сейчас он мог бы сидеть рядом с Грэйнджер. Но ведь это чудовищная глупость! Все его друзья здесь, и его место тоже на Слизерине.
В этот момент распределение закончилось. Блейз Забини, которого Драко не знал, как и Милисенту Булстроуд, присоединился к Слизерину. Профессор МакГонагалл унесла табурет и Шляпу, со своего места поднялся Альбус Дамблдор, с очень длинной серебряной бородой.
‒ Добро пожаловать! ‒ произнес он. ‒ Добро пожаловать в Хогвартс! Прежде чем мы начнем наш банкет, я хотел бы сказать несколько слов. Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо!
Ученики переглянулись. Более странной речи и представить себе было сложно. Однако у Драко возникло стойкое ощущение, что эти слова относятся к нему, просто он не понимает смысла этого диковинного послания. Но рассуждать долго на этот счет было некогда, на столах появилась еда.
Драко достаточно опустошил тележку со сладостями в поезде, но теперь почувствовал голод и сразу накинулся на угощение. Путешествие по Черному озеру и длинная церемония распределения порядком разожгли его аппетит.
‒ Итак, наши первокурсники, новая надежда Слизерина... ‒ рядом с Малфоем неожиданно очутилось крупное приведение с выпученными глазами и вытянутым костлявым лицом, его одежда была запачкана серебряной кровью.
Драко сразу понял, что это Кровавый Барон, привидение подземелий Слизерина. Его побаивались все другие призраки и даже Пивз. Слизеринцы гордились грозностью своего покровителя, но при этом сами испытывали перед ним некий трепет.
‒ Уже шесть лет подряд Слизерин выигрывает кубок соревнования между факультетами, надеюсь, вы нас не подведете!
‒ Почему вы весь в крови? ‒ бестактно влезла Пэнси Паркинсон. Драко лишь поморщился, не стоило задавать подобный вопрос самому зловещему привидению школы.
‒ Чем дальше, тем меньше манер у молодежи, ‒ недовольно проскрежетал барон. ‒ Кто вас учил правилам приличия, милочка? Я, между прочим, старше вас на тысячу лет! Имейте уважение!
И Кровавый Барон отвернулся к Джемме Фарли, старосте факультета. Малфой немного выдохнул. Общество Кровавого Барона не располагало к спокойному ужину. Зато теперь можно было подналечь на еду, не забыв бросить недовольный взгляд на Пэнси. Та в ответ только состроила ему шаловливую гримаску.
Первокурсники ели молча, все устали, да и большое количество новых впечатлений не располагало к беседам. Хотелось хорошенько все обдумать, переварить. Все-таки Хогвартс производил неизгладимое впечатление даже на тех, кто заранее готовился к его величию.
После основных блюд появилось сладкое, и у студентов словно нашлись дополнительные желудки, чтобы запихать туда еще еды, хотя после ростбифов и картошки, казалось, что невозможно проглотить больше ни кусочка.
Когда все превратились в раздувшиеся животы на ножках, еда окончательно исчезла со столов. Дамблдор снова поднялся. «Опять несколько бессвязных слов?» ‒ подумал Драко. Но речь директора оказалась простой и понятной, чисто организационной. Нельзя ходить в лес, нельзя колдовать на переменах, нельзя ходить в правую часть коридора на третьем этаже — все ясно и даже скучно.
‒ А теперь, прежде чем пойти спать, давайте споем школьный гимн! ‒ прокричал директор. Он взмахнул волшебной палочкой, и с ее конца сорвалась золотая лента. Она зависла над столами, а затем распалась на слова песни. ‒ Каждый поет на свой любимый мотив. Итак, начали!
И начался настоящий хаос! Все пели по-разному, перебивали и сбивали друг друга. Шум стоял невероятный. Наконец, все допели, и только близнецы Уизли (кто же еще это может быть с ярко-рыжими головами?) продолжали тянуть гимн ‒ медленно и торжественно, словно похоронный марш. Дамблдор начал им дирижировать. А когда они наконец допели, именно он хлопал громче всех.
‒ О, музыка! ‒ воскликнул директор, вытирая глаза. ‒ Ее волшебство затмевает то, чем мы занимаемся здесь. А теперь спать. Рысью ‒ марш!
Первокурсники зашагали к выходу вслед за старостой Слизерина, Джеммой Фарли. По рассказам Драко прекрасно знал, что гостиная Слизерина находится в подземельях, рядом с Черным озером, однако руководство Джеммы оказалось как нельзя кстати. Малфой понял, что легко заплутал бы в извилистых коридорах подвального этажа, если б они не шли все вместе. Да, ориентироваться в Хогвартсе будет куда сложнее, чем в родовом имении Малфоев.
Джемма завела первокурсников в тупик и остановилась перед голой стеной. Некоторые ученики удивленно переглянулись.
‒ Вечная слава, ‒ произнесла староста, и стена отъехала в сторону.
Взору первокурсников открылось узкое длинное подземелье из дикого камня. С потолка свисали зеленоватые лампы, окованные в серебро. Камин украшала искусная тонкая резьба. Повсюду стояли группки из глубоких зеленых кресел и пуфиков вокруг столов. На стенах висели старинные гобелены, изображающие подвиги известных слизеринцев в средние века, и возвышались тяжеловесные буфеты из черного дерева. Уютно и в то же время торжественно — вот как можно было охарактеризовать гостиную Слизерина.
‒ Спальни девочек налево, спальни мальчиков направо, ‒ объяснила Джемма. ‒ Спокойной ночи. ‒ И она покинула гостиную, чтобы присоединиться к возвращающимся с пира друзьям.
‒ Странно, что она не научила нас согревающему заклинанию сразу же, здесь прохладно, ‒ произнесла черноволосая пухленькая девочка с мягкими чертами лица.
‒ Да, действительно странно, ‒ ответил Малфой. Первокурсники стояли кучкой посреди гостиной, и никто не спешил уходить.
‒ Давайте познакомимся, ‒ предложил высокий для своего возраста, долговязый мальчик со смуглой кожей и жесткими черными волосами. Он прошел вперед и плюхнулся в одно из мягких кресел. Его однокурсники тут же последовали примеру и расположились вокруг одного из круглых столов на ножках в форме изогнутых змей, поближе к камину.
‒ Меня зовут Блейз Забини, ‒ представился все тот же смуглый мальчик.
‒ Почему я тебя не знаю? Ты нечистокровный? ‒ тут же спросил Драко, и голос его прозвучал довольно холодно. Он не заметил, как при этих словах девочка, вспомнившая про согревающее заклинание, сильнее вжалась в кресло.
‒ Чистокровный, не волнуйся, ‒ глаза Блейза недобро блеснули. ‒ Мой отец итальянец, и я долго жил в Италии. Но мать решила, что в Хогвартсе образование лучше, она англичанка.
‒ Да, в Хогвартсе лучшее магическое образование в Европе, твоя мать совершенно права, ‒ подтвердил Теодор Нотт. Этот худой мальчик со светло-русыми волосами сидел, нахохлившись, на пуфике и обводил однокурсников сердитым взглядом, как будто в каждом искал подвоха. Интересно, где он был за ужином? ‒ Я Теодор Нотт, ‒ он вспомнил, что надо представиться.
Блейз повернулся и в упор посмотрел на Малфоя, он сразу взял на себя роль главного, но Драко это не понравилось. У него возникало стойкое ощущение того, что Блейз скользкая личность со множеством тайн.
‒ Я Драко Малфой, а это ‒ Винсент Крэбб и Грегори Гойл, ‒ произнес он, стараясь сразу очертить зону влияния. Он бы назвал еще Теда и Пэнси, но Нотт уже представился, а Паркинсон могла заартачиться и выкинуть какую-нибудь глупость.
‒ Пэнси Паркинсон, ‒ тут же вылезла она и протянула Забини руку, а тот ее пожал, с интересом вглядываясь в девочку. Драко кинул на нее недовольный взгляд. Она признает Забини лидером? Нет, надо будет сделать ей промывку мозгов. Пэнси все-таки его подруга!
‒ Дафна Гринграсс, ‒ и светловолосая красавица кокетливо улыбнулась Блейзу. Драко вскипел. Он не любил Дафну, которая все время выпендривалась, но она тоже была его, а не Блейза. Этот чужак приехал из Италии и прибирает к рукам его, Малфоя, факультет, на что не имеет никакого права!
‒ А ты? ‒ Забини обратился к пухленькой темненькой девочке, которая испуганно переводила глаза с одного лица на другое. Казалось, ей страшно в этой незнакомой обстановке, среди важничающих однокурсников.
‒ Милисента Булстроуд, ‒ тихо ответила та и постаралась слиться с тенью.
‒ Так много маглорожденных приняли в этом году, просто кошмар какой-то! ‒ заявила Пэнси. Она уселась в кресле поудобнее, подогнув ноги под себя.
‒ Зато Поттер, ‒ глубокомысленно вставил задумчивый Теодор.
‒ А чем тебе так понравился Поттер? ‒ едко вставил Драко. Сразу вспомнилось, чем закончилось их знакомство в поезде, а стыд ‒ не лучший товарищ.
‒ Ну, известная личность. Интересно посмотреть, как он поведет себя теперь, вырвавшись от маглов. Или ты не помнишь, что наши говорят?
Драко, разумеется, помнил. В среде чистокровных волшебников летом было брожение из-за поступления Гарри Поттера в Хогвартс. Рождались мысли, что он может стать новым Темным Лордом и что в таком случае его нужно поддержать. Посмотрев сегодня в глаза знаменитости, Малфой сильно усомнился в такой версии. Но обсуждать это при всех не хотелось, поэтому он просто кивнул. Блейз посмотрел на обоих с интересом, что еще больше убедило Драко в необходимости быть осторожнее.
‒ А эта Грэйнджер? Она же просто повсюду была, во все купе заходила и потом всем на глаза попадалась. Она же вообще не молчит, вещает и вещает, как ходячий учебник! — продолжила Пэнси, у которой словесный поток вообще редко прекращался.
‒ А что у нее на голове, вы видели? Она же с расческой совершенно не знакома! ‒ вставила свою лепту Дафна Гринграсс.
Малфой молчал. Его Гермиона не раздражала, ее прическа, наоборот, казалась забавной. Но разве можно сказать о своей симпатии к ней в гостиной Слизерина? Нет, это немыслимо! Да и если дойдет до отца, то ему не поздоровится!
В это время начали возвращаться старшекурсники, группками, переговариваясь и смеясь. У них накопилось много тем за лето, чтобы обсудить.
‒ Хватит сидеть, надо идти спать! Завтра уже занятия! ‒ командным тоном произнес Драко, стараясь вернуть себе лидерские позиции.
‒ Да, ты прав, ‒ неожиданно легко согласился Блейз и сладко потянулся. ‒ Пора по кроватям.
Ребята, как по команде, встали и разошлись в разные стороны.
Спальня мальчиков-первокурсников справа была небольшой, но уютной. Старинные кровати под шелковыми зелеными пологами так и манили. А в противоположной от двери стене располагалось окно, закрытое толстым стеклом. За ним плескалась черная вода. Драко знал, что иногда слизеринцы сквозь такие окна видят гигантского кальмара и других подводных обитателей Черного Озера.
Чемоданы уже доставили, они ждали своих хозяев под кроватями. Малфой был рад наконец-то переодеться в пижаму и залезть под толстое одеяло, расшитое серебряными нитями. День выдался длинным и полным впечатлений, пора бы ему уже закончиться. Однако, засыпая, Драко мысленно спорил с Пэнси и Дафной о Гермионе Грэйнджер. Она просто любознательная, вот и все. И волосы у нее красивые и, наверное, мягкие...
Учебный год начался сразу, без подготовки и времени на раскачку. Драко пришлось быстро включаться в незнакомый ритм школьной жизни. Ранние подъемы, четкие графики и домашние задания. Он к этому совершенно не привык. Тяжесть адаптации немного скрашивали частые посылки из дома, которые приносил филин Гораций. Мама знала, что любит Драко, и старалась угодить. Малфой угощил всех за столом, чтобы добиться внимания, но это не срабатывало.
Зато нашлось время исследовать сам Хогвартс. Не зря говорят, что школа магии — само воплощенное волшебство. Драко казалось, что замок постоянно меняется. Все сто сорок две лестницы двигались и утром вели уже не туда, куда вечером. Это сбивало с толку и затрудняло ориентацию в и без того запутанных коридорах Хогвартса. Дополнялось все это множеством тайных проходов, без знания которых часто нельзя было добраться до места назначения.
Ориентироваться в древних переходах — целое искусство, которое приходилось осваивать на ходу и быстро, так как все занятия проходили в разных кабинетах, карты ученикам никто не дал, а опаздывать строго запрещалось. Драко чувствовал, что ничем не отличается от других первокурсников, которые как совята, с распахнутыми от удивления и непонимания глазами, носились взад и вперед в поисках нужной комнаты и постоянно терялись. Портреты не помогали, так как считали ниже своего достоинства уделять детям внимание. Старшекурсники часто специально отправляли не туда, ради шутки. Иногда проводниками служили приведения, которые выказывали куда больше интереса к жизни школьников, чем обитатели портретов. Однако чаще всего ученики оказывались перед нужной дверью чисто случайно, а потом снова не могли ее найти.
Интересно погулять и по территории Хогвартса. Сентябрь радовал теплом и ясным небом, поэтому в свободное время можно было насладиться множеством уютных двориков. Стены замка, а также беседок, во многих местах заросли густым зеленым плющом, который придавал атмосфере таинственности.
К западу от школы раскинулся Запретный лес, для школьников он представлял бесконечную плотную стену деревьев, среди которых даже днем царил полумрак. О лесе рассказывали много ужасов, но даже он добавлял местности особый флер таинственности.
Нашлось место и разветвленной сети стеклянных теплиц с множеством самых диковинных растений. Там проходили уроки травологии. Первый из них был у первокурсников Слизерина во вторник вместе с пуффендуйцами. Невысокая толстенькая профессор Стебль для начала провела новичкам экскурсию по своим владениям. Чего у нее только не росло, и за семь лет ребятам предстояло с этим познакомиться.
Другие уроки были не менее интересными. Самым первым в жизни Драко стал урок заклинаний. Крохотный профессор Флитвик подкладывал книги себе на стул, чтобы казаться выше. Он пискляво говорил о технике безопасности, об основах применения магии. При этом он активно жестикулировал и часто менял интонации. Все это было весьма комично, но, когда Пэнси не выдержала и хихикнула, профессор Флитвик взмахнул волшебной палочкой, и у нее выросли рога, как у оленя. Паркинсон завизжала от ужаса.
‒ Имейте уважение, юная леди, я заслуженный волшебник, и пусть мой рост вас не смущает, искусство владения волшебной палочкой его компенсирует.
После этого он убрал рога, но урок плотно впечатался в головы. Профессора Флитвика уважали, хотя все-таки не боялись.
Урок трансфигурации начался с того, что профессор МакГонагалллл продемонстрировала свои способности анимага, встретив учеников в виде серо-полосатой кошки с кругами вокруг глаз, словно от очков. Затем она приняла свой обычный вид и приступила к уроку. Трансфигурация оказалась очень сложной. Может быть в чистой крови и были заложены определенные способности, но Драко этого не чувствовал. У него ничего не получалось, а суровый декан Гриффиндора лишь хмурила брови.
Уроки защиты от темных искусств напоминали клоунаду. Профессор Квирелл боялся своего предмета, а еще собственной тени и посторонних звуков. Весь его кабинет пропах чесноком, которым он надеялся защититься от вампиров. На голове профессор носил тюрбан, от которого исходил странный неприятный запах. Ученики откровенно потешались над преподавателем, а он лишь нервно хихикал.
Каждый четверг по ночам школьники приникали к телескопам на Астрономической башне и изучали звездное небо. Это стало одним из любимых уроков Драко, хотя в нем, по сути, не было ничего волшебного. Но далекие созвездия завораживали и притягивали своей таинственностью.
Еще школьникам преподавалась история магии. Единственный предмет, который вел призрак. Профессор Бинс умер глубоким стариком и на урок пришел уже без тела. Он говорил монотонно, ученики зевали. Это были самые скучные уроки в программе.
В пятницу у Слизерина стояло сразу два занятия по зельям, причем сдвоенные с Гриффиндором. Драко это обстоятельство очень порадовало. Всю неделю он ловил себя на том, что ищет глазами Гермиону Грэйнджер. Она попадалась ему в Большом зале и иногда в коридорах. Но у него совершенно не было времени с ней поговорить, а, как ни странно, хотелось. Драко сам не мог понять, что привлекает его в этой девочке из магловской семьи с вороньим гнездом на голове и задатками зубрилы. Малфой был не в силах назвать в ней что-то такое, что должно бы нравиться, однако все в сумме возбуждало к ней интерес. Ему хотелось узнать Гермиону поближе.
Тем более что отношения с одногруппниками развивались совсем не так гладко, как ему бы хотелось. Крэбб и Гойл ходили за ним хвостом, но они не отличались умом, а потому казались скучными. Тед засел в библиотеке. Этого и следовало ожидать при его тяге к знаниям. Остальные общались с Малфоем, но в них чувствовалась какая-то неискренность, как будто они знали его семью и устраивали задел на будущее. Драко видел, что дружбу с ним считают полезной, но не более. Зато Блейз чувствовал себя прекрасно. Он завоевал любовь и расположение всех однокурсников и даже завел дружбу с некоторыми старшекурсниками Слизерина и первокурсниками других факультетов. Его любили. В Забини были легкость общения и обаяние, которых не хватало Драко. К нему тянулись. Даже самовлюбленная Дафна Гринграсс не вела себя с ним высокомерно. Даже Пэнси Паркинсон старалась проявить себя перед ним с лучшей стороны, а не как невоспитанная хулиганка, которой она на самом деле являлась. Все это бесило Драко. Он хотел того, что так легко получал Блейз, но у него не выходило при всех стараниях. Может поэтому его так тянуло к Гермионе Грэйнджер, глаза которой светились искренностью? Оттого Драко с нетерпением ждал зельеварения.
Утром в пятницу Малфой не спеша намазывал булочку маслом. День обещал быть чудесным, солнечным. Следовало бы успеть погреться на солнышке перед неумолимо надвигающейся осенью с ее дождями.
‒ У нас сдвоенное зельеварение с гриффиндорцами, ‒ задумчиво заметила Милисента Булстроуд.
‒ Гриффиндорцы всегда выпендриваются, ‒ вставил какой-то третьекурсник, сидевший чуть в стороне.
Малфой ничего не сказал, но сразу вспомнил копну каштановых волос Гермионы Грэйнджер. Сегодня у них будет общий урок. Можно внимательно понаблюдать за ней и сделать выводы...
Естественно, с профессором Снейпом, своим деканом, слизеринцы уже успели познакомиться, так что на урок в его кабинет в подземельях шли спокойно и уверенно. Им успели рассказать, что главный зельевар Хогвартса всегда и во всем поддерживает учеников своего факультета. Да и сами они убедились, что декан к ним вполне благосклонен.
Драко уселся на первую парту рядом с Винсентом Крэббом. Гермиона устроилась на другой первой парте, одна. Малфой невольно отметил и Гарри Поттера, который выбрал место в самом конце ряда вместе с рыжим Роном Уизли.
Как и профессор Флитвик, профессор Снейп начал знакомство с классом с того, что открыл журнал и начал читать фамилии. Естественно, он заинтересовался больше гриффиндорцами, так как со своими новичками уже успел познакомиться.
‒ О да, ‒ негромко произнес профессор Снейп, дойдя до фамилии «Поттер». ‒ Гарри Поттер. Наша новая знаменитость.
Драко, а за ним, конечно, Крэбб и Гойл, захихикали. Видимо, декан был согласен с мнением самого Малфоя, который искренне считал, что слава досталась этому мальчику незаслуженно, ведь лично он ничего не сделал, чтобы остановить Темного Лорда, просто что-то пошло не так. К тому же неожиданная живучесть ребенка сломала устоявшийся мир Малфоя-старшего, ему пришлось долго изворачиваться, чтобы выпутаться из грязного прошлого Пожирателя Смерти.
Драко услышал тихое, неодобрительное «хм», и, повернувшись, встретился глазами с Блейзом Забини. Выпендрежник, судя по виду, был крайне недоволен смехом Малфоя и его товарищей, более того, он, казалось, не одобрял и реакцию профессора Снейпа. И чего только этот полу-итальянец о себе думает! Драко помнил идею о том, что Гарри Поттер может стать новым Темным Лордом, но категорически в это не верил вслед за отцом.
‒ Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку, ‒ начал декан Слизерина, обведя класс внимательным взглядом. ‒ Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки. Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая чувства... Я могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Но все это только при условии, что вы хоть чем-то отличаетесь от того стада болванов, которое обычно приходит на мои уроки.
Речь профессора Снейпа оказалась очень проникновенной. У Драко руки зачесались от желания скорее приступить к этой необыкновенной магической дисциплине. Несмотря на это, он отметил, что Гермиона Грэйнджер нетерпеливо заерзала на стуле. Неужели она чувствует то же самое, что и он?
‒ Поттер! ‒ неожиданно произнес профессор Снейп. ‒ Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?
Малфой удивился. С чего бы это экзаменовать «золотого мальчика» до начала занятия? К тому же сам Драко не знал ответа на этот вопрос, зато рука Гермионы взметнулась в воздух. Она явно знала и это тоже. Малфой невольно почувствовал гордость за нее. Умная девочка, хоть и маглорожденная.
‒ Я не знаю, сэр, ‒ ответил Гарри Поттер. На лице профессора Снейпа появилось презрительное выражение, Драко разделял его, хотя сам был не более осведомлен, чем мерзкий Поттер.
‒ Так, так... Очевидно, известность — это далеко не все. Но давайте попробуем еще раз, Поттер. Если я попрошу вас принести безоаровый камень, где вы будете его искать?
Гермиона продолжала тянуть руку, с трудом удерживаясь от того, чтобы не вскочить с места. Драко это нравилось.
‒ Я не знаю, сэр.
‒ Похоже, вам и в голову не пришло почитать учебники, прежде чем приехать в школу, так, Поттер?
Малфой постарался не показать своего удивления. Разве кто-нибудь читал учебники перед школой? Хотя не знать, что такое безоаровый камень — это уж совсем глупо, про него все знают.
‒ Хорошо, Поттер, а в чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?
Гермиона даже встала со стула, продолжая тянуть руку вверх. «Этот Поттер — полный тупица», — подумал Малфой. И тем временем приветливо улыбнулся Грэйнджер, которая, однако, этого не заметила, сосредоточенно не отводя глаз от профессора Снейпа.
‒ Я не знаю, ‒ тихо ответил Поттер. ‒ Но мне кажется, что Гермиона это точно знает, почему бы вам не спросить ее?
Малфой не смог сдержать смеха. Его подхватили остальные слизеринцы, да и некоторые гриффиндорцы тоже, но менее уверено.
‒ Сядьте! ‒ рявкнул профессор Снейп, на мгновение повернувшись к Гермионе. ‒ А вы, Поттер, запомните: из корня асфоделя и полыни приготавливают усыпляющее зелье, настолько сильное, что его называют напитком живой смерти. Безоар — это камень, который извлекают из желудка козы и который является противоядием от большинства ядов. А волчья отрава и клобук монаха — это одно и то же растение, так же известное как аконит. Поняли? Так, все записывайте то, что я сказал.
Все схватились за перья и зашуршали. Даже слизеринцы, надеющиеся на лояльность собственного декана. Профессор Снейп казался очень рассерженным.
‒ А за ваш наглый ответ, Поттер, я записываю штрафное очко на счет Гриффиндора.
После этого профессор Снейп задал задание приготовить простейшее зелье для лечения фурункулов. Впервые за всю неделю Драко испытывал настоящее блаженство, учитель раскритиковал всех, кроме него. «Отец был прав, чистая кровь дает многое!» ‒ думал он, когда Снейп позвал весь класс полюбоваться на то, как Малфой варит рогатых слизняков. В этот момент Невилл Долгопупс, тот самый круглолицый мальчик, который потерял жабу в поезде, умудрился растопить котел своего соседа по парте. Зелье капало на пол, прожигая дырки в ботинках. Малфой быстро вскочил на парту, обувь у него была дорогая и терять ее по милости какого-то олуха не хотелось. Вину за зелье Долгопупса Снейп свалил на Поттера, что даже Драко показалось перегибом.
Час спустя, выйдя из подземелий, Малфой решил подышать свежим воздухом, так как погода стояла чудесная, а до обеда еще оставалось время. Он велел Крэббу и Гойлу отнести его учебники в спальню, а сам подставил лицо солнечным лучам. Изумрудно-зеленая лужайка полого спускалась к озеру. Неожиданно для себя Драко обратил внимание, что Гермиона идет чуть в стороне от него в полном одиночестве.
‒ Привет, ‒ поздоровался он.
‒ О, привет! Поздравляю, кстати, у тебя получилось отличное зелье, ‒ она дружелюбно улыбнулась ему, и Драко расплылся в ответной улыбке.
‒ Ты молодец, знала ответы на все вопросы профессора Снейпа, ‒ тоже похвалил ее Драко. Гермиона смутилась.
Они опустились на траву на берегу озера, лица повернулись к последним лучам уходящего тепла.
‒ Можно у тебя кое-что спросить? ‒ вдруг неожиданно серьезно заговорила Грэйнджер.
‒ Ты ведь уже спрашиваешь, ‒ заметил Драко.
‒ Просто я слышала... Уизли говорил, еще в поезде... Он сказал, что твои родители были связаны с Волан-де-Мортом...
‒ Тсс, ‒ умиротворение как рукой сняло, даже день показался не таким приятным от этих слов. ‒ Не произноси этого имени! Его никто не произносит! Нельзя!
‒ Почему? ‒ удивилась Гермиона.
‒ Он, конечно, исчез, но его имя по-прежнему приносит беду, ‒ вздохнул Драко, чувствуя, что даже идиотам Крэббу и Гойлу не пришлось бы этого объяснять.
‒ Так Уизли соврал?
‒ Нет, и не спрашивай меня об этом, это как минимум невежливо, ‒ сердце Драко сжалось, неужели отец не всех убедил, что действовал под заклятием «Империус»? Ему на мгновение стало страшно. Он поднялся и пошел к замку. Падение Темного Лорда поставило под удар все планы отца. Более-менее исправить положение удалось с огромным трудом, и не без помощи связей Блэков, которые пришлось поднять маме. Отец очень не любит вспоминать, что его задницу спасали родственники жены.
‒ Драко, прости, я не хотела тебя обидеть! Я не знала! ‒ Гермиона быстро догнала его.
‒ Забудь, ‒ вздохнул Малфой, выноватый взгляд карих глаз обезоруживал. ‒ Все хорошо! Просто на обед пора.
В Большой зал они пошли вместе, болтая об уроках и домашних заданиях. Драко ловил себя на том, что ему интересно с ней, куда интереснее, чем с Пэнси Паркинсон или Тедом Ноттом, и уж тем более, чем с Крэббом и Гойлом... Наверное, мама была права. Чистокровные и маглорожденные ничем не отличаются, кроме генеалогического древа.
В Большом Зале Драко плюхнулся на свое место между Винсентом и Тедом, напротив Паркинсон.
‒ Слышал, со вторника начинаются полеты на метлах? ‒ сразу спросила Пэнси.
‒ Нет, но это хорошая новость! ‒ обрадовался Малфой. Настроение немного поднялось. В детстве он не раз летал на метле. Самая первая, еще детская, у него появилась в трехлетнем возрасте, но летала она совсем низко, так что Драко скоро стал загребать ногами по траве. Последние годы он летал на настоящей, взрослой метле, но только в пределах поместья и не выше крыши имения, чтоб его не увидели маглы. Малфой обожал чувство легкости и свободы, которые дарили ему полеты. Да и квиддич... Куда без него. Они с Крэббом, Гойлом и Пэнси не раз устраивали небольшие матчи два на два. Тед обычно выступал арбитром, он так и не стал фанатом метел.
‒ Было бы еще лучше, если б с нами не занимались гриффиндорцы, ‒ вставила лепту Дафна. Драко в этот момент от души накладывал рагу себе на тарелку. В отличие от Гринграсс его эта новость порадовала. Есть шанс увидеться с Гермионой и покрасоваться перед ней своим мастерством. Разве не прекрасная перспектива?
Остаток дня все только и делали, что обсуждали предстоящие полеты.
‒ Может, партию? ‒ предложил Малфою Блейз, когда увидел, что тот обыграл Грегори Гойла, что было совсем не сложно.
‒ Садись, ‒ милостиво разрешил Драко, внутренне радуясь шансу утереть нос выскочке. Играть его учил отец, причем не только честно. Поэтому Драко был искренне уверен, что никто не сможет с ним сравниться.
Блейз быстро принес собственный набор. Ведь в волшебных шахматах фигурки движутся, могут не слушаться игрока или подсказывать ему. Поэтому часто выигрыш зависит именно от взаимопонимания с непосредственными участниками партии.
К огромному удивлению Драко Забини оказался достойным противником. Играть с ним было очень трудно. Малфою приходилось подолгу раздумывать над каждым новым ходом, чтобы не потерять репутацию непобедимого шахматиста (пока его мог обыграть только отец).
Вокруг стола собралась довольно приличная группа зрителей. Причем не только первокурсников. Многие старшие школьники одобрительно хмыкали, видя, как старательно все продумывают Драко и Блейз, из каких сложных ситуаций выпутываются.
И все-таки Малфой выиграл. Это далось ему с большим трудом, но он справился. Отец мог бы им гордиться.
‒ Ты, наверно, мухлевал, ‒ неожиданно зло заявила Дафна Гринграсс, которая всю неделю хвостом ходила за Забини. ‒ Знаю я, как ты играешь.
Это было обидно. Особенно учитывая тот факт, что в этот раз Драко играл абсолютно честно. Для него — дело чести победить Блейза, который занял место, положенное ему, Малфою.
‒ Не надо, Дафна, нужно уметь проигрывать, ‒ неожиданно произнес полу-итальянец и протянул Драко руку. Удивление не смогло не отразиться на лице. Рукопожатие состоялось, и Забини ушел, следом за ним последовала Дафна. А Малфой все сидел и удивленно думал о том, как показал себя Блейз. Смог бы сам Драко признать честный проигрыш и протянуть руку победителю? Что-то подсказывало, что вряд ли. Теперь он не мог относиться к Блейзу с тем же презрением, что раньше, Забини показал себя достойным противником, и с этим нельзя было не считаться.
На следующий день Драко пришлось вспомнить о горе домашнего задания. Маячила неприятная перспектива идти в библиотеку и заниматься целый день. Нельзя же ударить в грязь лицом и получить плохую отметку. Отец этого точно не одобрит. Малфои всегда учились на отлично.
В коридоре, ведущем во владения мадам Пинс, Драко встретил Гермиону Грэйнджер.
‒ Привет. Ты идешь в библиотеку? ‒ она не смогла скрыть удивления.
‒ Привет, а почему я не должен туда идти? Сомневаешься, что умею читать?
‒ Нет, просто не видела тебя там раньше...
‒ МакГонагалл задала огромное домашнее задание по трансфигурации, ‒ со вздохом объяснил Драко. ‒ Просто так, без пары часов в библиотеке, я его не сделаю...
Они вошли и бросили сумки у одного стола. Не сговариваясь, заниматься решили вместе.
‒ А что это ты такая расстроенная сегодня? ‒ спросил Малфой, водя пальцем по корешкам книг на полке.
Гермиона бросила взгляд на тяжелые тучи за окном, предвещавшие дождь.
‒ Во вторник полеты... ‒ неуверенно начала она.
Малфой обернулся и внимательно посмотрел на нее. Он сразу догадался, в чем дело. Первым порывом было посмеяться над ней, так бы он поступил с любым другим человеком из семьи маглов, не умеющим летать, но Гермиона была особым случаем...
‒ Боишься? ‒ он подошел к девочке и посмотрел на «Историю квиддича» в ее руках. ‒ Не стоит, я уверен, у тебя прекрасно получится! ‒ Малфой улыбнулся.
Губы Гермионы сложились в ответную улыбку, но глаза остались встревоженными.
‒ А ты летал уже?
‒ Конечно, ‒ Драко рассмеялся. ‒ Глупый вопрос. Я с детства на метле. Отец говорит, что если меня не возьмут в сборную факультета, это будет огромной ошибкой и, знаешь, я с ним согласен.
И Малфой начал расписывать свой полет на метле, когда он с трудом и необыкновенной ловкостью ускользнул от магловского вертолета. Гермиона кивала и, похоже, была в полном восторге от ловкости и храбрости Драко. Он даже заметил восхищенный блеск в ее живых карих глазах, что ему, конечно, польстило. Малфой и не догадывался, что ничуть не уступал в хвастливости и любви к квиддичу мальчишкам из Гриффиндора. Под его нескончаемый водопад слов, Гермиона успела изучить домашнее задание Слизерина и найти ему несколько весьма полезных статей на эту тему.
‒ Ты меня хоть слушаешь? ‒ вдруг остановился Малфой.
‒ Конечно, «а глаза у него были размером с яблоки, когда он увидел хвост метлы в лобовом стекле», ‒ повторила его последние слова Гермиона. ‒ Смотри, тебе для этого задания нужно прочитать вот это, здесь подробно и понятно, а потом написать ответ на основе вот этого, чтобы использовать более сложную, а значит выигрышную, терминологию.
‒ Гермиона, ты чудо! ‒ восхитился Малфой. ‒ А можно почаще так? Я буду тебе что-нибудь рассказывать, а ты находить мне материал для домашнего задания?
‒ А свое я когда буду делать? ‒ польщенно улыбнулась Гермиона.
«Историю квиддича» с советами для начинающих летать Грэйнджер с собой все же взяла, чем заслужила от Малфоя только насмешливый взгляд. Неужели она думает, что теория ей сильно поможет?
Вторник пришел достаточно быстро на радость большинства слизеринцев, в том числе Драко, у которого просто руки чесались продемонстрировать свое мастерство.
Проходя утром мимо стола Гриффиндора вместе с Винсентом и Грегори, Драко увидел покрасневшую напоминалку в руках Долгопупса. Не посмеяться над этим увальнем было просто невозможно, поэтому Малфой без особого труда выхватил шар у него из рук. Поттер и его верный Уизли тут же вскочили со своих мест, видимо, решив защищать своего непутевого однокурсника.
И тут, словно из ниоткуда, между ними материализовалась профессор МакГонагалллл.
‒ Что здесь происходит? ‒ строго спросила она.
‒ Малфой отнял у меня напоминалку, профессор, ‒ объяснил Невилл.
Вот ябеда! Разве можно быть таким не самостоятельным!
‒ Я просто хотел посмотреть, профессор, ‒ стараясь, чтобы голос звучал совершенно невинно, произнес Драко и специально уронил напоминалку на стол перед Невиллом. Махнув Крэббу и Гойлу, он пошел прочь, чувствуя на себе неодобрительный взгляд Гермионы Грэйнджер. И чего такого произошло? Разве нельзя просто пошутить, тем более Долгопупс сам на это напрашивается.
К половине четвертого слизеринцы подтянулись к площадке для полетов. Чистое небо, легкий ветерок и ясное солнце ‒ идеальная погода для полетов на метле. Пэнси так и приплясывала от предвкушения. Она всегда умела и любила летать. Дафна Гринграсс, которая к воздушному спорту не испытывала никакой любви, жалась к Блейзу. Забини периодически бросал ей и нелюдимой Милисенте Булстоуд успокаивающие фразы. Драко не одобрял возню Блейза с девчоночьими страхами, он сам уже успел забыть, как поддерживал испуганную Гермиону Грэйнджер.
Появились гриффиндорцы. Стайкой черных мантий они сбежали по склону холма к площадке. Драко отметил, как опасливо Поттер косится на два ряда школьных метел. Ну конечно, он же вырос у маглов, значит, тоже не умеет летать. Вот это будет потеха!
Наконец появилась преподавательница полетов, мадам Трюк. У нее были короткие седые волосы и желтые глаза, как у ястреба.
‒ Ну и чего же вы ждете? ‒ рявкнула она. ‒ Каждый встает напротив метлы ‒ давайте, пошевеливайтесь.
Драко подошел к ближайшей метле. Она была старая, потертая, на древке даже остались следы ученических ногтей. Фу! И на таком убожестве придется летать!
‒ Вытяните правую руку над метлой! ‒ скомандовала мадам Трюк, встав перед строем. ‒ И скажите: «Вверх!».
‒ ВВЕРХ! ‒ крикнуло двадцать голосов.
Метла послушно прыгнула в руку Драко. Он осторожно погладил древко большим пальцем и сел на летающий транспорт верхом. Магл, наверно, сравнил бы это с ощущением от езды на велосипеде, так же привычно, такое же чувство, что никогда не разучишься.
Малфой отметил, что метла Гермионы Грэйнджер просто покатилась по земле. «Увереннее надо! Четче!» — хотел крикнуть ей Драко, но не стал, чтоб не вызывать лишних вопросов.
Мадам Трюк пошла вдоль шеренги, проверяя, кто как сидит. Неожиданно она остановилась перед Малфоем.
‒ Вы неправильно держите метлу, мальчик мой, ‒ заявила мадам Трюк.
Драко даже задохнулся от возмущения. Такое унижение!
‒ Но я летаю не первый год! ‒ горячо возразил ей Малфой.
‒ Значит, все это время вы летали, неправильно держа метлу, ‒ парировала мадам Трюк. ‒ На моих уроках вы будете держать ее правильно, ради техники безопасности.
Малфой решил не спорить. Все равно будет летать так, как ему удобно. И никакая школьная матрона, которая сама не отрывает ног от земли, не имеет право диктовать ему это.
‒ А теперь, когда я дуну в свой свисток, вы с силой оттолкнетесь от земли, ‒ произнесла мадам Трюк. ‒ Крепко держите метлу, старайтесь, чтобы она была в ровном положении, поднимитесь на метр-полтора, а затем спускайтесь ‒ для этого надо слегка наклониться вперед. Итак, по моему свистку ‒ три, два...
В этот момент Долгопупс рванулся вверх, видимо, не рассчитав своих сил.
‒ Вернись, мальчик! ‒ крикнула мадам Трюк.
А Невилл продолжал подниматься вверх, как пробка, вылетевшая из бутылки. Лицо у него было испуганное. Слабак! Элементарного сделать не может! И тут идиот-Долгопупс разжал руки и полетел вниз. Его метла еще некоторое время поднималась вверх, а потом полетела в сторону Запретного леса. А сам Невилл с неприятным хрустящим звуком упал на траву.
Мадам Трюк склонилась над ним. Ее лицо было белее снега.
‒ Сломанное запястье, ‒ пробормотала она. Когда преподавательница распрямилась, лицо ее выражало явное облегчение. ‒ Вставай, мальчик! Вставай. С тобой все в порядке. ‒ Она повернулась к остальным ученикам. ‒ Сейчас я отведу его в больничное крыло, а вы ждите меня и ничего не делайте. Метлы оставьте на земле. Тот, кто в мое отсутствие дотронется до метлы, вылетит из Хогвартса быстрее, чем успеет сказать слово «квиддич». Пошли, мой дорогой.
Мадам Трюк приобняла заплаканного Невилла и повела его к замку. Долгопупс сильно хромал.
‒ Вы видели его физиономию? Вот неуклюжий ‒ настоящий мешок! ‒ рассмеялся Драко, когда преподаватель и ее незадачливый ученик отошли на приличное расстояние. Малфой все еще волновался, как отзовется замечание мадам Трюк о том, что он неверно сидит на метле. Нужно было разрядить обстановку и отвлечь мысли остальных.
Слизеринцы его поддержали дружным гоготом.
‒ Заткнись, Малфой, ‒ встряла какая-то девчонка с Гриффиндора.
‒ Ооо, ты заступаешься за этого придурка Долгопупса? Никогда не думала, что тебе нравятся такие толстые плаксивые мальчишки! ‒ Пэнси всегда умела осадить. Драко был ей благодарен за вмешательство. Все-таки они друзья детства и не только Блейз заслуживает ее внимания.
И тут в траве на солнце что-то блеснуло.
‒ Смотрите! ‒ Драко кинулся туда. В руке у него оказался стеклянный шар, который он видел у Долгопупса за завтраком. ‒ Это та самая дурацкая штука, которую прислала ему его бабка!
‒ Отдай ее мне, Малфой! ‒ Драко даже не сразу расслышал слова Гарри Поттера. Медленно он повернулся к нему и усмехнулся. Неужели представился шанс помериться силами с самим Поттером? Доказать, что знаменитость и яйца выеденного не стоит, в отличие от него, Малфоя. Да и тут столько неумеющих летать… и свои, слышавшие, что он неверно держит метлу. Надо восстанавливать репутацию. Идея оформилась в голове почти мгновенно.
‒ Я думаю, я положу ее куда-нибудь, чтобы Долгопупс потом достал ее оттуда, ‒ например, на дерево.
‒ Дай сюда! ‒ заорал Поттер. Но Драко его не слушал. В крови закипал адреналин. О да, именно этого он ждал так долго! Малфой схватил метлу и взмыл в воздух, так легко и привычно. И никакая мадам Трюк не смеет говорить ему, что он неверно держит метлу! Он всем покажет, на что он способен!
‒ А ты отбери ее у меня, Поттер! ‒ Драко понимал, что несчастный магловоспитанный мальчишка не сможет преследовать его в воздухе. Победа! Как же приятно утереть нос Поттеру!
Но золотой мальчик схватил метлу.
‒ Нет! Мадам Трюк запретила нам это делать: из-за тебя у Гриффиндора будут неприятности! ‒ выкрикнула Гермиона Грэйнджер. Но Поттер ее не слушал, не слушал и Малфой. Сейчас дело было совсем не в маглорожденной девчонке, которая чем-то зацепила. Мужские разборки куда важнее ее кудахтанья. Драко даже порадовался, что Поттер решил за ним последовать, ведь так он сможет отомстить за унижение в поезде.
Однако, к огромному удивлению Малфоя, летел Поттер неплохо. Как такое может быть? Ведь он никогда не летал! Или летал? Может то, что «звезда» не знал ничего о волшебном мире и жил у маглов, просто красивая легенда? Ложь?
А Поттер тем временем завис в воздухе перед Драко.
‒ Дай сюда! Или я собью тебя с метлы! ‒ самоуверенно крикнул он. Но Малфоя не так-то просто взять на слабо. То, что этот очкарик все-таки умеет летать, не отнимает способностей к этому у Драко.
‒ Да ну? ‒ он постарался спросить это как можно более издевательски. Поттер рванулся на него, Драко ели успел уклониться. Идиот! Даже скорость не умеет рассчитывать!
‒ Что, Малфой, заскучал? Ты сейчас один, Крэбба и Гойла рядом нет, и никто тебе не поможет!
Да как он смеет?! Этот мерзкий Поттер. Он бил по больному, но Драко никогда бы никому в этом не признался, даже себе.
‒ Тогда поймай, если сможешь! ‒ в гневе выкрикнул Малфой и швырнул напоминалку вверх, в небо, а сам рванулся к земле. Приземлившись рядом с Пэнси, он успел увидеть, как Поттер заканчивает почти отвесное пике, хватает шар в полуметре над землей и мягко скатывается с метлы. У Драко просто отвисла челюсть, такого он еще не видел. И этот Поттер не умеет летать?!
‒ ГАРРИ ПОТТЕР! ‒ к ним бежала профессор МакГонагалл. Сердце Драко ушло в пятки. Только сейчас он вспомнил про запрет мадам Трюк и о том, что тоже поднимался в воздух. Но пока претензии, видимо, были только к Поттеру.
‒ Никогда... никогда за все время, что я работаю в Хогвартсе...
Преподаватель осеклась, словно ей не хватило воздуха, но очки ее грозно поблескивали на солнце.
‒ Как вы могли... Вы чуть не сломали себе шею...
‒ Это не его вина, профессор...
‒ Я вас не спрашивала, мисс Патил...
‒ Но Малфой...
‒ Достаточно, мистер Уизли. Поттер, идите за мной, немедленно.
Драко ликовал, про него не вспомнили, а этого зазнавшегося Поттера теперь отчислят! Идеальный день!
Мальчик-который-выжил вслед за профессором МакГонагалл скрылся в замке. Малфой с восторгом провожал их глазами. И тут...
‒ Зачем ты это сделал? Зачем провоцировал его? ‒ набросилась на него Гермиона Грэйнджер. ‒ Чего тебе эта напоминалка далась?
Малфой хотел было начать оправдываться, гнев плескался в глазах его новоявленной подруги. Но совсем близко стоял Блейз Забини. Он просто не мог ударить в грязь лицом перед ним.
‒ Не шуми, Гермиона, ‒ Драко постарался, чтобы голос звучал как можно более холодно и бесстрастно. Гермиона замерла, карие глаза удивленно вытаращились на Малфоя. ‒ Я не пай-мальчик, если ты еще не поняла, и слушать твои нотации, как этот увалень, не намерен.
Гермиона сделала шаг назад. В на лице застыл испуг. Это не нравилось Малфою, но иначе просто нельзя. Авторитет дороже, тем более, что его положение и так висит на волоске.
Гермиона Грэйнджер отошла и встала в стороне от остальных. Драко это было неприятно. У него самого трудно складывались отношения с одногруппниками, видимо, у нее те же проблемы. Но нельзя давать слабину! Она не имеет права отчитывать его при всех! Он должен был показать, на что способен, и то, что влетит только Поттеру — приятный бонус.
Мадам Трюк вернулась одна совсем скоро.
‒ А где Поттер? ‒ удивленно спросила она.
‒ Его забрала профессор МакГонагалл, ‒ ответила ей та же девочка с Гриффиндора, которая пыталась его защищать вместе с Уизли. Патил, кажется.
‒ Ну ладно, тогда продолжим.
Ученики поднялись в воздух. Потом спустились, затем снова поднялись и описали круг. Малфой старался приглядывать за Грэйнджер, но держаться в стороне. К концу занятия она держалась более уверенно, что не могло не радовать.
Почти сразу после полетов был ужин. Драко зашел в спальню, чтобы переодеться в чистое и расчесать растрепанные ветром волосы, и пошел в Большой Зал вместе с Крэббом и Гойлом. За столом Слизерина было тихо. Первокурсники устали и разговаривали мало. Но хоть никто не сделал Драко замечание по поводу того, как он сидит на метле или о напоминалке. Настроение у Малфоя было приподнятое, ведь теперь Поттера отчислят. Только ссора с Грэйнджер оставила неприятный осадок.
После еды он решил пройти мимо стола Гриффиндора. Просто грех не поглумиться напоследок.
‒ Последний школьный ужин, Поттер? ‒ с издевкой спросил Драко, поравнявшись с золотым мальчиком и его верным рыжим псом. К сожалению, совсем рядом сидела и Гермиона Грэйнджер, а она подначек явно не одобрит. Вот только останавливаться Драко уже не собирался. ‒ Уезжаешь обратно к маглам? Во сколько у тебя поезд?
‒ Смотрю, на земле ты стал куда смелее, особенно, когда рядом два твоих маленьких друга, ‒ холодно парировал Поттер. В горле поднялось бешенство. Да как он смеет считать Малфоя трусом? Это просто недопустимо!
‒ Я в любой момент могу разобраться с тобой один на один, ‒ ответил он, стараясь не выдать своего гнева. ‒ Сегодня вечером, если хочешь. Дуэль волшебников. Никаких кулаков ‒ только волшебные палочки. Что с тобой, Поттер? А, конечно, ты же никогда не слышал о дуэлях волшебников.
‒ Он слышал, ‒ влез Уизли, вставая перед Драко. ‒ Я буду его секундантом, а кого возьмешь ты?
Малфой бросил взгляд на своих спутников. Какая, в сущности, разница? Являться на магическую дуэль он не собирался, не дурак же. Сдаст этих остолопов Снейпу, и их точно исключат, обоих.
‒ Крэбба. Полночь вас устраивает? Тогда в полночь ждем вас в комнате, где хранятся награды, ‒ она всегда открыта.
И Малфой пошел дальше. Теперь осталось только сходить к Снейпу в кабинет и рассказать о планах неразлучной парочки. Пусть и домой едут вместе, он просто оказывает Поттеру услугу.
На лестнице его догнала Гермиона Грэйнджер, которая, конечно, слышала весь разговор о дуэли.
‒ Постой! Зачем ты это делаешь? Зачем подставляешь и их, и себя? ‒ ее щеки раскраснелись от быстрого бега по лестнице, а глаза горели.
‒ Кто тебе сказал, что у тебя есть право меня воспитывать? ‒ сейчас рядом не было Блейза, но Драко самого зацепила ее манера совать свой нос, куда не просят. ‒ Это мое дело, что я делаю и как. Твоего совета, кажется, не спрашивали.
‒ Почему сегодня ты кажешься мне таким противным? ‒ всегда добрые карие глаза Гермионы непривычно метали молнии. И Драко неожиданно стало не по себе от этого взгляда. Как будто в лице девочки перед ним материализовалась его совесть. Или мама… Вот кого она напоминала ему своей добротой и прямолинейностью! Вот почему так его заинтересовала! Только Нарцисса Малфой всегда помнила о манерах и чувстве собственного достоинства. Гермионе тоже придется этому научиться, если она хочет в приличное общество.
А она тем временем убегала от Драко вверх по лестнице. Ее волосы грозно раскачивались в такт ходьбе. Захотелось побежать следом и исправить ситуацию, чтобы ее карие глаза снова мягко засияли. Но неуместный порыв был подавлен на корню.
Малфой развернулся и ушел. Сердце колотилось как бешенное от пережитых эмоций. Он пронесся через гостиную Слизерина, оставив там Креба и Гойла, и поднялся в спальню. Ему не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать
Драко Малфой мерил шагами комнату и сожалел о каждом сказанном грубом слове. И зачем он так с Гермионой? Она ничего плохого не сделала, просто просила его не нарываться, неужели нельзя было просто объяснить ей, что иначе лицо не сохранишь... И зачем эта глупая девчонка наскочила на него неожиданно, да еще при Крэббе и Гойле? Неужели она не понимает, что при них он лидер, который должен быть жестким, язвительным, иначе его сочтут тряпкой, что при них он не мог быть полностью откровенен с ней?
Драко не хотел оставлять Поттера безнаказанным за его слова, просто не мог. Надо было просто подставить его под наказание. Малфой умылся холодной водой, чтобы охладить разгоряченное лицо, и отправился в кабинет к своему декану.
Хогвартс подарил Гермионе Грэйнджер целую лавину впечатлений. Новые уроки, новые люди... Да и сам замок был насквозь пропитан магией. Портреты двигались и говорили, лестницы несколько раз в день меняли направление, а по коридорам беззвучно скользили жемчужно-прозрачные привидения. Хогвартс приоткрывался, словно шкатулка, полная чудес. Каждый день в замке сулил новое открытие, восхитительную встречу с миром волшебства. И Гермиона пила эту атмосферу до капли.
Еще в поезде она отчаянно мечтала о том, чтобы стать своей, влиться в среду детей из волшебных семей. Теперь же стало абсолютно ясно, что это невозможно сделать быстро. Грэйнджер ждал целый новый мир, непонятный и неизведанный, скрывающий бесконечное множество тайн и загадок, которые так хотелось разрешить.
Уроки радовали Гермиону. Она прочитала все учебники еще дома и теперь могла не ударить в грязь лицом перед преподавателями и однокурсниками. Профессора хвалили, задания доставляли истинное удовольствие. Грудь жгло желание стать лучшей, и удача сопутствовала.
Единственное, что бесконечно расстраивало Гермиону, это отсутствие друзей. Нет, в магловской школе она тоже никогда не была популярна, но там у нее были любящие родители и пара верных товарищей. Здесь Грэйнджер осталась одна. Она не вписалась в свой класс, не сумела подружиться. Соседки по спальне для девочек — Парвати Патил и Лаванда Браун ‒ уже с первого дня учебы стали неразлучны. А Гермиона, как ни старалась, не могла сблизиться с ними. Парвати и Лаванда обсуждали модные платья и косметику, молодежные магические группы и сплетни Гриффиндора. Гермиону это не интересовало. Мальчишки тоже не горели желанием с ней общаться. Наиболее дружелюбным оказался добродушный Невилл Долгопупс, но он был стеснительным и закрытым, поэтому предпочитал сидеть один.
Единственным другом Гермионы оказался Драко Малфой. Несмотря на нелестную характеристику Уизли, Грэйнджер ему симпатизировала. В нем было что-то благородное, аристократическое, чего явно не хватало остальным. К тому же Драко не старался побыстрее от нее сбежать, а наоборот, радовался возможности поболтать. И он отличался умом. Никто из одногруппников Гермионы не мог похвастаться такими же знаниями. Это импонировало.
Однако Малфой мог вести себя и подло по отношению к гриффиндорцам. Один случай с напоминалкой Невилла чего стоит! Гермионе хотелось бы урезонить его, но Драко не позволял. Он сразу становился холодным и отчужденным, даже пугал ее.
Теперь же не осталось и такого друга. Слишком поздно на ум пришла мамина присказка: «Мужчину не переделаешь, надо или смириться, или удалиться». Гермиона начала перевоспитывать Драко на лестнице, и он ушел, обиделся. Да и верно, с какой стати ему к ней прислушиваться, если они знакомы всего вторую неделю? Грэйнджер жалела, что полезла со своими наставлениями, но боялась идти мириться.
А тем временем идея Малфоя с дуэлью волшебников привела к интересным последствиям, в том числе и для самой Гермионы, которую это вроде бы не должно было касаться...
Весь вечер, решая задачки по трансфигурации, Гермиона слышала перешептывание Поттера и Уизли, они явно готовились к дуэли.
Разумеется, еще в Большом зале, только услышав о затевающемся мероприятии, Грэйнджер попробовала их урезонить. «Я случайно услышала, о чем вы тут говорили с Малфоем, и хочу тебе сказать, что ты не имеешь права бродить ночью по школе. Если тебя поймают, Гриффиндор получит штрафные очки, а тебя обязательно поймают. И если хочешь знать, то, что ты собираешься сделать, наплевав на факультет, ‒ чистой воды эгоизм», ‒ сказала Гермиона Гарри и Рону, но они весьма грубо ее одернули. А после этого еще и попытка отговорить Малфоя провалилась. Не оставалось сомнений, что Драко не подставит Слизерин, а просто сдаст своих горе-противников профессору Снейпу или Филчу. Ох уж эти мальчишки! Как можно быть такими безответственными! Так легко нарушать школьные правила! Ведь их могут исключить! Или их это совсем не волнует?
Гермиона не призналась бы и себе, но бесил ее вовсе не эгоизм Поттера с Уизли, а то, что плюя на всех, они были вместе, и их принимали, а вот ее, со всеми попытками быть хорошей, правильной, помогать факультету и далее по списку, сторонились. И логики в этом Гермиона не находила.
Когда в гостиной было уже совсем мало народу, а задачки по трансфигурации подходили к концу, пришел Перси Уизли. Судя по горящим глазам он гулял с Пенелопой Кристалл. И тут Гермиону осенило: надо все рассказать ему! Перси — староста и брат Рона, он может повлиять, может запретить им идти! Может быть тогда и Драко не попадется, если все же выйдет из спальни ночью.
Гермиона вскочила и кинулась к Перси.
‒ О, привет! — старший из школьных Уизли увидел ее раньше, чем она успела открыть рот. ‒ Ты Гермиона, верно? Как твои дела? Как первые учебные недели?
Хотела ответить, что все хорошо и начать жаловаться на мальчишек, открыла рот… И издала лишь жалкое хлюпанье. На глаза навернулись слезы. Ведь никто кроме родителей за две недели не интересовался, как у нее дела, даже Драко! А теперь нет и Драко… Она совсем, совсем одна, никому не нужна… Из левого глаза скатилась одинокая слезинка.
‒ Ну что ты? ‒ Перси плюхнулся в рядом стоящее кресло, теперь его лицо было на одном уровне с Гермиониным. ‒ Кто тебя обидел?
Она лишь помотала головой. Крепкие руки старосты обняли ее. От него пахло улицей, но и чем-то теплым, очень домашним. Потом она узнает, что это «фирменный» запах семьи Уизли, но пока это были только добрые объятия Перси. Гермиона уткнулась ему в плечо и разревелась как маленькая.
‒ Ну-ну, успокойся! Хочешь, снимем баллы с тех, кто тебя обижает? ‒ Гермиона в ответ только помотала головой, возя влажным носом по мантии Перси.
‒ Никто здесь не хочет дружить со мной, ‒ наконец смогла она выговорить.
‒ А ты сама? Ты хочешь с ними дружить?
Гермиона только энергично закивала.
‒ Тогда постарайся их понять, поддержать их темы разговора. Все наладится, вот увидишь. Гриффиндорцы всегда очень дружные, мы же не Слизерин какой-нибудь! Просто еще рано, вы все привыкаете к новой обстановке… Скоро будете не разлей вода всем курсом ходить!
‒ Правда? ‒ это подействовало успокаивающе. Слезы иссякли. Гермиона достала из кармана мантии носовой платок и начала приводить себя в порядок.
‒ Конечно, правда, ‒ веснушчатое лицо Перси расплылось в теплой улыбке.
‒ Прости, что я тут разревелась, как маленькая.
‒ Да ничего, всем нужно порой выпустить пар. Ты приходи, если станет грустно или если обидит кто. Я всегда помогу!
Перси похлопал ее по плечу и ушел. И Гермиона так и не рассказала ему о том, что мальчишки собрались на дуэль. «Я сама их остановлю! Дождусь ночи и не дам им уйти из гостиной!» ‒ решила она и пошла умываться.
С половины одиннадцатого в пижаме и мягком розовом халате Гермиона сидела в кресле в гостиной и ждала. Народ постепенно разошелся по спальням, камин догорал. Она чувствовала, что начинает клевать носом и периодически щипала себя за руку, чтоб не уснуть.
В половине двенадцатого на лестнице, ведущей к спальням мальчиков, раздались шаги. Поттер и Уизли все-таки решили нарушить правила.
‒ Не могу поверить, что ты все-таки собираешься это сделать, Гарри, ‒ Гермиона обратилась именно к Поттеру, считая его более разумным. Одновременно с этим для пущего эффекта она зажгла лампу.
‒ Ты? ‒ яростно прошептал Уизли, словно специально создавая контраст со старшим братом. ‒ Иди спать!
‒ Я чуть не рассказала обо всем твоему брату Перси, ‒ отрезала Гермиона, решив не упоминать, что сделать это ей помешали собственные слезы. ‒ Он староста, он бы положил этому конец. Но я все же промолчала.
‒ Пошли, ‒ совсем неожиданно, Поттер совершенно ее проигнорировал и обратился к Рону. Он отодвинул портрет Полной Дамы и направился прочь из гостиной Гриффиндора. Гермиона чуть не задохнулась от возмущения. Она бросилась следом за мальчишками и задержала их в коридоре.
‒ Вы не думаете о нашем факультете, вы думаете только о себе, а я не хочу, чтобы Слизерин снова выиграл соревнование между факультетами. Из-за вас мы потеряем те призовые очки, что я получила от профессора МакГонагалл за то, что знала несколько заклинаний, которые необходимы для трансфигурации.
В ответ она получила дружное:
‒ Уходи!
‒ Хорошо, но я вас предупредила. И когда завтра вы будете сидеть в поезде, везущем вас обратно в Лондон, вспомните о том, что я вам говорила, ‒ что вы… ‒ она хотела сказать, что они самодовольные напыщенные индюки, которые совершенно лишены здравого смысла, но это вдруг потеряло всякое значение. Полной Дамы не было на портрете, а значит, Гермиона не могла вернуться назад.
Ее пронзила острая волна страха. Черт ее дернул полезть наружу следом за этими дураками!
‒ И что же мне теперь делать? ‒ она снова почувствовала, как предательски наворачиваются слезы, но голос Уизли ее отрезвил.
‒ Это твоя проблема. Все, нам пора идти, вернемся поздно.
Мальчишки развернулись и пошли прочь. Гермиона оставалась в темном пустом коридоре совершенно одна. Иррациональный страх холодной липкой лапой взял за горло. Не совсем отдавая себе отчет в своих действиях, Грэйнджер кинулась следом за уходящими Поттером и Уизли.
‒ Я иду с вами.
И опять оба проявили завидное единодушие:
‒ Исключено.
‒ Вы думаете, я буду стоять тут и ждать, пока меня схватит Филч? ‒ слова рождались в голове лишь за секунду до того, как сорваться с языка. ‒ А вот если он поймает нас троих, я честно ему скажу, что пыталась вас отговорить, а вы это подтвердите, и тогда мне ничего не сделают.
‒ Ну и наглая же ты, ‒ громко возмутился Рон.
Гермиона в этот момент размышляла о том, что подумает о ней Драко, когда увидит ее на дуэли вместе с этой неразлучной парочкой. И за что ей только такое наказание…
‒ Заткнитесь вы оба! ‒ резко бросил Поттер. ‒ Я что-то слышу.
Гермиона испуганно подпрыгнула. Ночной замок не выглядел дружелюбным за пределами гостиной. Она не сомневалось, что в коридоре с неопытными первокурсниками может приключиться что-то плохое.
Напряженный слух уловил чье-то сопение.
‒ Это миссис Норрис, ‒ испуганно произнес Уизли. Он упорно старался разглядеть что-то в темноте и не мог.
Поттер двинулся вперед. Гермиона и Рон за ним. Приблизившись к источнику таниственного звука, они поняли, что бояться было нечего. На полу коридора, свернувшись калачиком, спал Невилл Долгопупс. При их приближении он резко подскочил.
‒ Хвала небесам вы меня нашли! Я здесь уже несколько часов. Не мог вспомнить новый пароль, ‒ воскликнул Невилл.
Гермиона облегченно выдохнула. Хотя ничего хорошего в том, что она приобрела товарища по несчастью, конечно, не было. Уизли, кажется, тоже это понял.
— Потише, Невилл, — шепнул Рон. — Пароль — «поросячий пятачок», но тебе это уже не поможет. Толстая Леди куда-то ушла.
— Как твоя рука? — тоном светсткой беседы поинтересовался Гарри.
— Отлично. — Невилл вытянул руку и помахал ею в воздухе. — Мадам Помфри за одну минуту сделала так, что кости срослись обратно.
Говорил он так, словно это была его личная заслуга, а вовсе не мадам Помфри.
— Ну и хорошо, — радостно улыбнулся Гарри и вдруг помрачнел. — Э-э-э... Послушай, Невилл, нам надо кое-куда сходить, так что увидимся позже...
— Не оставляйте меня! — завопил Невилл. Он попытался подняться на ноги, но чуть не упал. Гермионе стало его жаль. — Я здесь один не останусь: пока я тут лежал, мимо меня дважды проплыл Кровавый Барон.
Рон посмотрел на часы, а потом яростно сверкнул глазами на Гермиону и Невилла. Грэйнджер сделала вид, что не заметила его недовольства. Ей и так было чертовски неуютно в холодном, пустом и темном коридоре. Она даже обхватила себя руками для большей уверенности.
— Если нас с Гарри поймают из-за вас двоих, я не успокоюсь, пока не выучу «проклятие призраков», о котором рассказывал Квиррелл, и не попробую его на вас, ‒ рассержено произнес Рон.
Гермиона открыла рот, чтобы отчитать его за нарушение правил и объяснить, что это именно они виноваты в ее нынешнем положении, но Гарри зашипел на нее. И, приложив палец к губам, поманил всех за собой. Они на цыпочках неслись по коридорам, расчерченным на квадраты полосками света, падающего из высоких окон. Гермионе чудилось, что спящие портреты и рыцарские доспехи за ними наблюдают и уже докладывают Филчу, профессору МакГонагалл и профессору Дамблдору о том, что они ужаснейшим образом нарушили школьные правила.
Ребята сделали последний поворот, прыжками преодолели последнюю лестницу, оказались на третьем этаже и бесшумно прокрались в комнату, где хранились награды. Малфоя и Крэбба тут не было. Гермиона окончательно убедилась, что Драко подставляет Поттера и Уизли. И одновременно с облегчением подумала, что он не увидит ее в их компании.
Комнату заливал лунный свет. Хрустальные ящики сверкали в его лучах. Кубки, щиты с гербами, таблички и статуэтки отливали в темноте серебром и золотом. Ребята двинулись вдоль стены, не сводя глаз с дверей, находящихся в противоположных концах комнаты. Гарри достал палочку на тот случай, хотя Гермиона вовсе не была уверена, что это может ему помочь.
— Он опаздывает — может, струсил? — прошептал Рон. Шум, донесшийся из соседней комнаты, заставил их подпрыгнуть. Раздался голос, который Гермиона так боялась услышать. Где-то совсем рядом был завхоз Филч.
— Принюхайся-ка хорошенько, моя милая, они, должно быть, спрятались в углу.
Гарри махнул однокурсникам, показывая, чтобы они следовали за ним и быстро пошел на цыпочках к двери, противоположной той, из-за которой вот-вот должны были появиться Филч и его кошка. Гермиона почувствовала, что у нее дрожат коленки. Она была рада, что Гарри Поттер взял командование на себя. Видно, все-таки отличался он чем-то особенным, как минимум, лидерскими качествами.
Едва замыкавший цепочку Невилл успел выйти из комнаты, как они услышали, что в нее вошел Филч.
— Они где-то здесь, — донеслось до них его бормотание. — Наверное, прячутся.
«Сюда!» — беззвучно произнес Поттер, тщательно артикулируя, и они начали красться по длинной галерее, уставленной рыцарскими доспехами. Позади отчетливо слышались шаги Филча. И тут Невилл внезапно испуганно пискнул и ринулся бежать. Как и следовало ожидать, убежать далеко неуклюжему Невиллу не удалось. Он споткнулся, судорожно ухватился за бегущего перед ним Рона. Оба упали, врезавшись в стоявшего на невысоком постаменте рыцаря в латах. Поднятого ими грохота и звона было вполне достаточно, чтобы разбудить весь замок. Гермиона почувствовала, что сейчас разрыдается от страха.
— БЕЖИМ! — истошно завопил Гарри, и все четверо что есть сил рванули по галерее, не оглядываясь назад и не зная, преследует ли их Филч. Они влетели в раскрытую дверь, чудом не разбившись о дверной косяк, свернули направо, пробежали по коридору, а затем прыжками преодолели следующий коридор. Гарри, самый спокойный и рассудительный из всех, бежал первым. Гермиона не понимала, куда он их ведет. Не могла бы даже сказать, удаляются они от башни Гриффиндора или приближаются к ней. Позже она пыталась вспомнить их маршрут, и каждый раз ловила себя на том, что школа им помогала, куда-то вела. Повторить этот же путь днем она бы не смогла. В этом тоже чувствовалось присутсвие особой магии. Но разве замок мог хотеть спасти их от Филча?
Ребята проскочили сквозь гобелен и оказались в потайном проходе. Пробежали по нему до конца и остановились около кабинета, в котором проходили уроки по заклинаниям. Комната с наградами осталась далеко позади.
— Думаю, мы оторвались, — с трудом выговорил Гарри, переводя дыхание. Он прислонился разгоряченным телом к холодной стене и вытер рукавом халата вспотевший лоб. Стоявший рядом Невилл согнулся пополам, тяжело сопя и что-то бормоча себе под нос.
— Я... тебе... говорила, — выдохнула Гермиона, держась обеими руками за грудь, которая разрывалась огнем при каждом вздохе. — Я... тебе... говорила.
— Нам надо вернуться в башню Гриффиндора, — произнес Рон, озвучивая и мысли Гермионы тоже. — И как можно быстрее.
— Малфой тебя обманул, — встряла в разговор она не в силах молчать, хотя еще и не отдышалась. — Надеюсь, ты это уже понял? Он и не собирался туда приходить. А Филч знал, что кто-то должен быть в этой комнате. Это Малфой дал ему понять, что в полночь там кто-то будет.
— Пошли, — махнул он рукой вместо ответа.
Не успели они сделать и десяти шагов, как услышали, что кто-то поворачивает дверную ручку, и из ближайшего к ним кабинета выплыл Пивз. Он сразу заметил их и даже взвизгнул от восторга.
— Потише, Пивз, пожалуйста. — Гарри приложил палец к губам. — Нас из-за тебя выгонят из школы.
Пивз радостно закудахтал. Он никогда не помогал ученикам. Наоборот, не упускал случая над ними поиздеваться. Гермиона даже руку ко рту прижала, чтобы не разреветься от досады. Надо же какая неудача наткнуться на Пивза именно сейчас, когда так необходимо тихо и незаметно вернуться в спальню.
— Шатаетесь по ночам, маленькие первокурсиички? Так, так, так, нехорошо, малыши, очень нехорошо, вас ведь поймают.
— Если ты нас не выдашь, то не поймают. — Гарри умоляюще сложил руки на груди. — Ну, пожалуйста, Пивз.
— Наверное, я должен вызвать Филча. Я просто обязан. Этого требует мой долг. — Пивз говорил голосом праведника, но глаза его сверкали недобрым огнем. — И все это для вашего же блага.
— Убирайся с дороги, — не выдержал Рон и махнул рукой, словно хотел ударить бесплотного Пивза. Рон погорячился — и это была ошибка.
— УЧЕНИКИ БРОДЯТ ПО ШКОЛЕ! — оглушительно заорал Пивз. — УЧЕНИКИ БРОДЯТ ПО ШКОЛЕ, ОНИ СЕЙЧАС В КОРИДОРЕ ЗАКЛИНАНИЙ!
Все четверо пригнулись, проскакивая под висевшим в воздухе Пивзом, и побежали так, словно от их скорости зависели их жизни. Но, добежав до конца коридора, они уткнулись в запертую дверь.
— Вот и все! — простонал Рон, тщетно ударяясь в нее плечом. — С нами все кончено! Мы пропали!
Они уже слышали шаги — это Филч бежал на крики Пивза.
— Ну-ка подвиньтесь, — резко скомандовала Гермиона. Она вырвала из рук Гарри волшебную палочку, так как свою оставила в гостиной, постучала ею по запертому замку и прошептала: — алохомора!
Краем сознания, даже в столь стрессовой ситуации, Гермиона отметила, что волшебная палочка Гарри Поттера слушается ее не так легко, как собственная, и вовсе не греет руку, как та, чужая палочка в магазине Оливандера, палочка ее будущего защитника. Малчик-Который-Выжил точно не этот волшебник. Но разочарования не было.
Замок заскрежетал, дверь распахнулась, и они быстро скользнули внутрь, закрыв за собой дверь и прижавшись к ней, чтобы слышать, что происходит в коридоре.
— Куда они побежали, Пивз?—донесся до них голос Филча. — Давай быстрее, я жду.
— Скажи «пожалуйста».
— Не зли меня, Пивз! Итак, куда они побежали?
— Сначала скажи «пожалуйста», или я ничего не знаю, — упорствовал Пивз. Его монотонный голос явно вывел Филча из себя.
— Ну ладно — пожалуйста!
— НЕ ЗНАЮ! Ничего не знаю! — радостно заорал Пивз. — Ха-ха-ха! Я тебя предупреждал: раньше надо было говорить «пожалуйста». Ха-ха! Ха-ха-ха!
Они услышали, как со свистом унесся куда-то Пивз и как яростно ругается Филч.
— Он думает, что эта дверь заперта, — прошептал Гарри. — Надеюсь, мы выберемся, да отвяжись ты, Невилл!
Гермиона дернулась и обернулась. Кровь отхлынула от лица. В этот же момент, по зову Невилла, обернулись и Гарри с Роном. И все они наблюдали абсолютно жуткую картину. Они были не в комнате, а в запретном коридоре на третьем этаже. И теперь стало ясно, почему школьникам категорически запрещалось входить сюда. Им в глаза смотрел гигантский пес, заполнивший собой все пространство от пола до потолка. У него было три головы, три пары вращающихся безумных глаз, три носа, нервно дергающихся и принюхивающихся к незваным гостям, три открытых слюнявых рта с желтыми клыками, из которых веревками свисала слюна. И четыре огромные лапы, которые упирались в большой круглый люк на полу. Пока пес сохранял относительное спокойствие и только принюхивался к ним, уставившись на них всеми шестью глазами. Кажется, до пса уже начало доходить, что произошло. Об этом свидетельствовало напоминающее отдаленные раскаты грома низкое рычание, вырывавшееся из трех пастей. Не сговариваясь, в мгновение ока ребята выскочили за дверь, захлопнув ее за собой, и ринулись бежать с такой скоростью, что со стороны могло показаться, будто они летят. Филча в коридоре уже не было. Наверное, он ушел отсюда, чтобы поискать их в другом месте. Но его отсутствие не радовало их и не огорчало — сейчас им было все равно. Все, чего они хотели, — это оказаться как можно дальше от этого монстра. Они не останавливались, пока не оказались на седьмом этаже у портрета Толстой Леди.
‒ Где вы были?— спросила та, глядя на пылающие потные лица.
‒ Неважно, — с трудом выдохнул задыхающийся Гарри, ‒ пятачок, свиной пятачок!
Портрет отъехал в сторону, и они пробрались сквозь дыру в стене в Общую гостиную и устало повалились в кресла, дрожа от долгого бега и всего пережитого. Прошло много времени, прежде чем кто-то из них нарушил тишину. А у Невилла и вовсе был такой вид, словно он никогда уже не будет говорить.
— Что они себе, интересно, думают? — Рон первым обрел дар речи. — Надо же додуматься до такого — держать в школе этого пса. Этой твари явно надо поразмяться, а не сидеть взаперти.
Гермиона тоже пришла в себя, и к ней тут же вернулось плохое настроение.
— А зачем вам глаза, хотела бы я знать? — недовольно поинтересовалась она. — Вы что, не видели, на чем этот пес стоял?
— На полу, — предположил Гарри. — Хотя вообще-то я не смотрел на его лапы — с меня вполне хватило голов.
— Нет, он стоял не на полу, а на люке. Дураку понятно, что он там что-то охраняет. Гермиона встала, окинув их возмущенным взглядом. Поттер и Уизли оказались еще большими глупцами, чем она их изначально считала. Влипнуть в такую историю и ничего в ней не понять. — Надеюсь, вы собой довольны, — резко произнесла она. — Нас всех могли убить... или, что еще хуже исключить из школы. А теперь, если вы не возражаете, я пойду спать.
Спустя несколько минут Гермиона оказалась в своей постели. Сердце колотилось как бешеное. Нет, поменьше бы таких ночей, слишком много адреналина.
В тот момент Гермиона даже себе бы не призналась, что ей понравилось. Чувствовать себя частью команды и пережить настоящее приключение. Это выгодно отличалось от ее размеренных будней за книжками. Вот только ее не позовут с собой в следующий раз. И это очень огорчало…
На следующее утро в гостиной Гермиона хотела было присоединиться к Поттеру и Уизли, но они не обратили на нее внимания. Это обожгло обидой, ведь они такое пережили вместе! Если это их не объединило, то что тогда сможет? Видимо, Перси ошибся, что она сумеет подружиться с однокурсниками. Или их курс станет единственным исключением из правила, что гриффиндорцы всегда дружны.
Чтобы сохранить гордость Гермиона решила игнорировать ребят. Ей казалось, что так будет лучше, но, на самом деле в ней просто говорили обида и незнание как себя вести, как привлечь внимание. Одиночество грызло сердце, поэтому Гермиона старалась подсаживаться поближе к Перси. Даже если он не говорил с ней, рядом с ним все равно казалось, что не одна.
И была еще ссора с Драко, которая давила на сердце. На сдвоенном зельеварении он даже не смотрел в ее сторону. Неужели их едва начавшаяся дружба так кончится?
Спустя неделю за завтраком в Большом Зале над столом появились шесть сов, несущих длинный сверток. Он сразу привлек всеобщее внимание, в том числе и Гермионы. Она сидела рядом с молчаливым Невиллом и вела шеей вслед за странной процессией в воздухе. Совы спикировали прямо перед Поттером и Уизли. Грэйнджер это даже не удивило, с этими двоими вечно что-то необычное случается. Поттер отцепил от свертка письмо, быстро пробежал его глазами. А Уизли в это время заглядывал ему через плечо. Потом оба вскочили, схватили сверток и чуть ли ни пулей выскочили из Большого Зала, естественно, еще более усилив всеобщее любопытство.
Гермиона пошла следом. Для себя она решила, что уже наелась и хочет забежать в спальню за конспектами по заклинаниям, чтоб потом не ходить за ними между первым и вторым уроками. То, что ее, как и всех, глодало желание узнать тайну длинного свертка, она себе не признавалась.
Около лестницы что-то происходило, это стало понятно сразу, как только Грэйнджер вышла из Большого Зала. Гермиона замерла в стороне так, как будто вовсе и не наблюдает. Но взгляд ее был прикован к Драко, который вырвал сверток из рук Поттера и разворачивал его. Это была метла! Грэйнджер совершенно в них не разбиралась, но по тому, как блестела полированная ручка, как аккуратно лежали гладкие прутья, было ясно ‒ игрушка из дорогих.
Разговора мальчиков слышно не было, но Гермиона по лицу видела, как горды собой Поттер и Уизли и как рассержен Малфой. Грэйнджер настолько увлеклась попытками прочесть разговор по губам, что не заметила, как из Большого Зала вышел профессор Флитвик. Конечно, не обратить внимания на повышенно эмоциональных ребят у лестницы преподаватель не мог, поэтому направился сразу к ним. Тихого, чуть писклявого голоса маленького заклинателя Гермиона тоже не слышала, но он, судя по всему, оказался на стороне гриффиндорцев. Крэббу и Гойлу пришлось расступиться, и Поттер с Уизли побежали вверх по лестнице. Профессор Флитвик улыбнулся слизеринцам и тоже не спеша, чуть подпрыгивая, последовал наверх готовиться к уроку. Драко стоял у лестницы рядом со своими «телохранителями», вид у него был разозленный и беспомощный одновременно. Гермиона видела, как поникли его плечи, когда Флитвик отвернулся. Поттеру и Уизли разрешили иметь метлу, а ему нет! Грэйнджер вспомнила, с каким восторгом Драко рассказывал о полетах тогда, в библиотеке. Конечно, ему тоже хотелось летать, и на своей метле, и не только на занятиях мадам Трюк.
Гермионе хотелось подойти к Малфою, поддержать его, как друга. Ведь Крэбб и Гойл явно не заметили его состояния. И в тот момент, когда Грэйнджер сделала шаг им навстречу, Драко ее заметил. Карие и серые глаза встретились. Лед, ничего больше не увидела Гермиона в красивых, выразительных глазах Малфоя. Она сразу поняла, что лучше не подходить, он не только не позволит подбодрить себя, но еще и скажет что-нибудь противное, чтоб скрыть свое состояние.
Грэйнджер поспешила пройти мимо, к лестнице, больше не поднимая глаз. Не хотелось получать новую порцию холодного душа. В этом Драко так сильно контрастировал с сердечным Перси…
Гермиона догнала Поттера и Уизли на лестнице, ведущей на третий этаж.
‒ Значит, ты полагаешь, что это награда за то, что ты нарушил школьные правила? ‒ гневно спросила она у них, решив отомстить двум индюкам за бесчувственность к Драко. При этом он, конечно, никогда б об этом не попросил и никогда не одобрил такой защиты.
‒ Кажется, ты с нами не разговаривала, ‒ спокойно отметил Поттер. И Гермиона поняла, что удар заслуженный, нечего было строить из себя обиженную последнюю неделю. И почему она все время ошибается в выборе способа поведения?
‒ И ни в коем случае не изменяй своего решения, ‒ добавил Уизли. ‒ Тем более что оно приносит нам так много пользы.
Гермиона прошла мимо них с максимально гордым видом. Кто бы знал, чего это стоило! Слова больно задели. Она и так сильно переживала из-за своего одиночества, а тут еще этот невоспитанный Уизли подчеркнул, что отсутствие общения с ней его только радует! Надо было собирать самолюбие по кусочкам и идти на трансфигурацию. Погружение в сложные задачи профессора МакГонагалллл всегда помогает избавиться от плохих мыслей.
И время снова побежало вперед. А Гермиона по-прежнему была одна, она ходила на уроки, делала домашние задания, занималась дополнительно в библиотеке. Иногда удавалось поговорить с Перси или Невиллом, но чаще приходилось прятать одиночество в книгах, запихивая себе в голову новые и новые знания. А что еще оставалось?
Нередко Гермиону посещали мысли о том, что следовало бы все бросить и вернуться домой, снова пойти в старую школу. Там рядом будут родители, там у нее есть маленькая забавная кузина, которая всегда поднимает настроение своей детской непосредственностью, там есть Маргарет, подруга с самого детства, с которой и в песочнице играли, и куклами обменивались, там есть Бобби, соседский мальчишка, с которым можно погонять на велосипеде. Это жизнь, которую Гермиона знает, в которой она не одна. А тут все чужое. Вот только сдаваться совсем не хотелось. Слишком интересно было учиться, слишком жгло желание освоить и познать эту сторону себя и мира. Жизнь без волшебства показалась бы ей теперь неполной, блеклой, словно цветной фильм внезапно станет черно-белым. И каждый раз Гермиона находила в себе силы, чтоб утром снова встать с кровати и прожить еще один день среди книг.
Так незаметно подкрался Хэллоуин. Он встретил вкусным запахом запеченной тыквы, но поначалу ничем не отличался от любого другого дня. Потом настроение все-таки немного оторвалось от нулевой отметки. На уроке заклинаний профессор Флитвик объявил, что они готовы заняться чарами левитации. Этого ждал, кажется, каждый ученик в классе, а Гермиона особенно, потому что в учебе заключалась последняя ее радость.
Профессор Флитвик разбил всех на пары. Грэйнджер было все равно с кем заниматься, все равно друзей нет. Но в этот раз в пару ей достался Рон Уизли, который всячески демонстрировал свою к ней нелюбовь.
— Не забудьте те движения кистью, которые мы с вами отрабатывали, — попискивал профессор Флитвик. — Кисть вращается легко, и резко, и со свистом. Запомните — легко, и резко, и со свистом. И очень важно правильно произносить магические слова — не забывайте о волшебнике Баруффио. Он произнес «эс» вместо «эф» и в результате обнаружил, что лежит на полу, а у него на груди стоит буйвол.
—Вингардиум Левиоса! — кричал Рон, размахивая своими длинными руками, как ветряная мельница. Но лежавшее перед ним перо оставалось неподвижным. Гермиона посмотрела на него с жалостью. Неужели, он совсем не слушал профессора Флитвика? Или совсем ничего не понял? Но разве так можно?
— Ты неправильно произносишь заклинание, — произнесла она, стараясь скрыть в голосе недовольство. ‒ Надо произносить так: Вин-гар-диум Леви-о-са, в слоге «гар» должна быть длинная «а».
— Если ты такая умная, сама и пробуй, — прорычал в ответ Рон. Гермиона закатала рукава своей мантии, взмахнула палочкой и произнесла заклинание. Перо оторвалось от парты и зависло над ней на высоте примерно полутора метров.
— О, великолепно! — зааплодировал профессор Флитвик — Все видели: мисс Грэйнджер удалось!
И в тот момент она чувствовала себя счастливой. Ей казалось, что она утерла нос чванливому Уизли. Но в его взгляде Гермиона разглядела только злость и зависть. Он не мог порадоваться за нее, только злился, что у него самого не получается. Но разве она не стараласть ему помочь? Разве он не сам виноват, что не слушает профессора и отказывается от помощи?
Гермиона шла с урока в приподнятом настроении, тем более что она любила Хэллоуин и вечером школьников ждал торжественный ужин. В коридоре собралась целая толпа, приходилось буквально пробираться в нужную сторону. И тут…
‒ Неудивительно, что ее никто не выносит. Если честно, она ‒ настоящий кошмар! ‒ услышала она голос Уизли, идущего чуть впереди нее, как всегда, рядом с Поттером.
На глазах сразу набухли слезы. «Неужели это ‒ правда?» ‒ промелькнуло в голове. Тыльной стороной ладони Гермиона попробовала стереть слезы с лица, чем размазала их еще больше. Обгоняя закадычную парочку, она врезалась в Поттера, так как почти ничего не видела из-за застилавшей глаза мути. Извиняться не стала, а просто постаралась побыстрее скрыться в толпе, чтоб они не увидели ее слез.
«У меня нет здесь друзей! Никто не захотел со мной общаться. Вроде подружились с Драко, но и того я обидела! Что я за человек такой, что не могу ни с кем нормально общаться?» ‒ слезы бежали и бежали по щекам. Скатывались по подбородку на ворот рубашки. Гермиона даже не смотрела, куда она идет. Какая разница? Желание уехать домой было сильным, как никогда раньше.
Она даже не заметила, как оказалась в пустом коридоре, не заметила и человека, идущего ей навстречу, поэтому врезалась в него со всего размаху.
‒ Эй, ты чего? ‒ раздался прямо над ухом знакомый голос Драко Малфоя.
Гермиона не могла ему ответить, она просто разрыдалась еще сильнее. Уже в голос. Драко, недолго думая, схватил ее в охапку и втолкнул в ближайший пустой класс, подальше от любопытных глаз и сплетен, которых всегда много в Хогвартсе. Грэйнджер в изнеможении рухнула на стул и закрыла лицо руками. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии, и уж тем более не Драко. Она ждала от него язвительных замечаний, ведь они в ссоре. Но их не последовало. Драко сел около девочки на корточки и попытался отнять ее руки от лица.
‒ Тише, Гермиона, тише, не плачь. Кто тебя так обидел? Я им голову оторву!
Гермиона лишь помотала головой. Она еще не могла говорить. И ей совершенно не хотелось, чтобы Драко знал, что ее расстроило. Однако то, что он с ней и утешает, было приятно, этого она не могла не признать.
Малфой просто сел рядом и приобнял ее. Каштановая головка с копной неуправляемых волос оказалась у него на груди. Гермиона вдруг почувствовала, что она дома. Здесь, рядом с этим холодным мальчишкой ей хорошо и спокойно. Такого не мог дать даже всегда приветливый Перси. Просто хотелось сидеть так подольше, вдыхать исходящий от Драко горьковато-холодный запах туалетной воды знакомого человека и чувствовать, что в кой-то веки не одна. В тот момент даже не было сил удивиться, что одиннадцатилетний мальчик пользуется мужскими ароматами.
Постепенно приходя в себя, Гермиона осознавала, что сидит с Малфоем, а значит, он ее простил.
‒ Ты больше на меня не сердишься? ‒ спросила она хрипло, когда, наконец, смогла говорить.
‒ А ты на меня? ‒ вопросом на вопрос ответил Драко, глаза его лукаво блеснули.
‒ Обещаю, больше не буду пытаться тебя перевоспитать, ‒ выпалила она.
‒ Это правильно, все равно бесполезно, ‒ кивнул он и подал ей аккуратно сложенный носовой платок с витиевато вышитыми инициалами Д.Л.М., пахнущий той же туалетной водой. ‒ А я постараюсь на тебя не срываться, хотя обещать не могу, характер у меня непредсказуемый, ‒ и он улыбнулся ей по-доброму, как раньше.
В порыве чувств Гермиона крепко обняла Драко.
‒ Я пойду умываться, ладно?
‒ Хорошая идея, тебя проводить?
‒ Нет, спасибо.
Гермиона ушла, но чем дальше она уходила от Малфоя, тем навязчивее в голову лезли слова Рона о том, что она «настоящий кошмар». В туалете девочка снова разразилась слезами, даже не пошла на обед, оставшиеся уроки и пир в Большом зале по случаю Хэллоуина.
Поэтому о том, что в подземельях не все в порядке, она поняла по незнакомому звуку, похожему на низкий рев и шарканье гигантских подошв в коридоре. Что это такое Гермиона даже предположить не могла, пока не почувствовала ужасный запах и не обернулась. В женский туалет влезал горный тролль, она поняла это, потому что видела таких на картинках в библиотечной книге. Вот только думать о том, как глупое чудовище оказалось в школе, Гермиона уже не могла. Колени тряслись от страха. А тролль уже нависал над ней… Она вся сжалась, надеясь, подобно привидению, просочиться сквозь стену. Тролль приближался к ней, размахивая дубиной и сбивая со стен прикрепленные к ним раковины. В этот момент в женский туалет влетели Поттер с Уизли. Вот кого она меньше всего ожидала увидеть.
— Отвлеки его! — крикнул Гарри Рону. Он схватил валявшуюся на полу затычку для умывальника и что есть силы метнул ее в стену. Тролль замер в каком-то метре от Гермионы. Он неуклюже развернулся, чтобы посмотреть, кто произвел такой шум. Его маленькие злые глаза уткнулись в Гарри. Тролль заколебался, решая, на кого ему напасть, а потом шагнул к Гарри, поднимая свою дубину
— Эй, пустая башка! — заорал Рон, успевший добежать до угла туалетной комнаты, и швырнул в тролля куском металлической трубы. Кажется, тролль даже не обратил внимания на то, что кусок железа ударил его в плечо. Зато он услышал крик и снова остановился, поворачивая свою уродливую физиономию к Рону и предоставляя Гарри возможность оббежать его и оказаться рядом Гермионой.
— Давай, бежим! Бежим! — кричал Гарри, пытаясь тянуть Гермиону за собой к двери. Но она даже не могла пошевелиться, словно приросла к стене. Рот ее был открыт от ужаса. Крики Гарри и разносящееся по комнате эхо, рикошетом отлетающее от стен, привели тролля в еще большее замешательство. Он явно растерялся, когда перед ним оказалось так много целей, и не знал, что ему делать. Вдруг тролль заревел и шагнул к Рону: тот был ближе всех к нему и ему некуда было бежать. И тут Гарри совершил очень отважный и одновременно очень глупый поступок — он разбежался и прыгнул на тролля сзади, умудрившись вцепиться в его шею и обхватить ее сзади обеими руками. Тролль, с учетом его размеров, разумеется, не мог почувствовать, что на нем повис маленький худенький Гарри, но даже тролль не мог не заметить, что ему в нос суют длинный кусок дерева. В момент прыжка Гарри держал в руках палочку, которую зачем-то вытащил, влетев в комнату. Он явно сделал это подсознательно, ведь ему, первокурснику, палочка никакие могла помочь в борьбе с троллем. Но оказалось, что Гарри вытащил ее не зря, и когда он в прыжке вцепился в шею тролля, обхватив ее сзади обеими руками, зажатая в правой руке палочка воткнулась троллю глубоко в ноздрю. Завывая от боли, тролль завертелся и замахал дубиной, а Гарри висел на нем, что есть силы цепляясь за шею. В любую секунду тролль мог сбросить его на пол или расплющить ударом дубины. Гермиона, от ужаса почти теряющая сознание, осела на пол. А Рон выхватил свою волшебную палочку, совершенно не представляя, что собирается делать, и выкрикнул, видимо, первое, что пришло в голову:
— Вингардиум Левиоса!
Внезапно дубина вырвалась из руки тролля, поднялась в воздух и зависла на мгновение, потом медленно перевернулась и с ужасным треском обрушилась на голову своего владельца. Тролль зашатался и упал на пол с такой силой, что стены комнаты задрожали. Гарри поднялся на ноги. Рон застыл на месте с поднятой палочкой, непонимающе глядя на результат своего труда.
— Он... он мертв? — первой нарушила тишину Гермиона.
— Не думаю, — ответил Гарри, обретя дар речи вторым. — Я полагаю, он просто в нокауте.
Гарри нагнулся и вытащил из носа тролля свою волшебную палочку. Она вся была покрыта чем-то похожим на засохший серый клей.
— Фу, ну и мерзкие у него сопли.
Гарри вытер палочку о штаны тролля. Хлопанье дверей и громкие шаги заставили всех троих поднять головы. Они даже не отдавали себе отчета в том, какой шум они тут подняли. Кто-то внизу должно быть, услышал тяжелые удары и рев тролля, и мгновение спустя в комнату ворвалась профессор МакГонагалл, за ней профессор Снейп, а за ними профессор Квиррелл. Квиррелл взглянул на тролля, тихо заскулил и тут же плюхнулся на пол, схватившись за сердце. Снейп нагнулся над троллем, а профессор МакГонагалл сверлила взглядом Гарри и Рона. Гарри никогда не видел ее настолько разозленной. У нее даже губы побелели.
— О чем, позвольте вас спросить, вы думали? — В голосе профессора МакГонагалл была холодная ярость. Гарри покосился на Рона, который не двигался с места и все еще держал в поднятой руке волшебную палочку. — Вам просто повезло, что вы остались живы. Почему вы не в спальне?
В этот момент Гермиона очнулась. Потом она сама не могла объяснить, что ее дернуло заговорить. Но мозг и язык плохо связывались между собой после пережитого ужаса.
— Профессор МакГонагалл, они оказались здесь, потому что искали меня.
— Мисс Грэйнджер!
Гермионе каким-то чудом удалось встать на ноги.
— Я пошла искать тролля, потому что... Потому что я подумала, что сама смогу с ним справиться... Потому что я прочитала о троллях все, что есть в библиотеке, и все о них знаю... Если бы они меня не нашли, я была бы уже мертва. Гарри прыгнул ему на шею и засунул в ноздрю палочку, а Рон заколдовал его дубину и отправил его в нокаут. У них просто не было времени, чтобы позвать кого-нибудь из профессоров. Когда они появились, тролль уже собирался меня прикончить.
— Ну что ж, в таком случае... — задумчиво произнесла профессор МакГонагалл, оглядев всех троих. — Мисс Грэйнджер, глупая вы девочка, как вам могло прийти в голову, что вы сами сможете усмирить горного тролля?!
Гермиона опустила голову. Она не знала, насколько правдоподобно звучит ее история. Конечно, это только полу-ложь. Ведь сражение мальчиков с троллем она описала честно.
— Мисс Грэйнджер, по вашей вине на счет Гриффиндора записываются пять штрафных очков! — сухо произнесла профессор МакГонагалл. — Я была о вас очень высокого мнения и весьма разочарована вашим проступком. Если с вами все в порядке, вам лучше вернуться в башню Гриффиндора. Все факультеты заканчивают прерванный банкет в своих гостиных.
Гермиона вышла из комнаты и направилась наверх, в башню Гриффиндора. Ноги плохо слушались. По щекам катились запоздалые слезы страха. Но почему-то это ее больше не волновало. «Отработаю! Завтра же добьюсь пяти призвых очков для Гриффиндора!» ‒ думала она про себя.
* * *
… И после этого жизнь наладилась. Она дождалась Гарри и Рона в гостиной Гриффиндора, где продолжался прерванный банкет в честь Хэллоуина. Они пришли, стояли и смотрели на нее пару минут, оба. Гермиона не знала, куда деваться от всех чувств, которые нахлынули на нее в тот момент. Она бы не смогла выговорить ни слова, даже если б придумала, что сказать. «Спасибо», — произнесли тогда Гарри и Рон хором. И после этого они вместе пошли к столам с угощением. У нее наконец-то появились друзья! Вот только сказать им о Драко она так и не смогла. Они бы не поняли, а возвращаться к одиночеству слишком не хотелось. Так начались секреты от друзей… Знала бы она, как надолго это затянется и во что выльется, разрубила б Гордиев узел уже тогда и расхлебала последствия, когда это было еще относительно просто. Но Гермиона пошла по пути наименьшего сопротивления и скрыла свою дружбу с Малфоем от Гарри и Рона. А Драко согласился ей подыграть… Они думали, что общие секреты сближают людей, Грэйнджер не смогла бы переубедить Гарри и Рона в их отношении к Малфою, а ему не хотелось иметь ничего общего с этой парочкой. Решение обоих устроило.
Прошло больше месяца с субботнего матча по квиддичу в начале ноября. Тогда Гарри сумел справиться с взбесившейся метлой и поймал снитч, чуть его не проглотив. Судя по всему, Драко это сильно задело, причем что больше: поражение своего факультета или то, что самый юный ловец вырвал победу своей команде, ‒ Гермиона не знала. Теперь у нее получалось значительно реже видеться с Малфоем, и каждая встреча стала на вес золота.
‒ В следующий раз Гриффиндору надо взять ловцом древесную лягушку, у нее рот больше! ‒ все еще возмущался Драко.
Приближалось Рождество. Почти каждый день небо извергало на замок охапку пушистых снежинок, которые по большей части таяли, достигая земли. Это было красиво. Повсюду царила веселая предпраздничная атмосфера. До каникул оставалась всего пара дней, и Гермионе не терпелось скорее увидеть родителей.
‒ Твоя шутка про древесную лягушку уже никого не смешит, ‒ улыбаясь, чтобы смягчить свои слова, заметила Грэйнджер. ‒ Главное, что Гарри поймал снитч, а как он это сделал, совершенно неважно!
‒ Знаешь, Поттер с Уизли плохо на тебя влияют, ‒ недовольно покосился на нее Малфой.
‒ Нет, я бы сказала так, даже если бы не дружила с ними. Надо уметь проигрывать, Драко!
‒ О, это к талантам Малфоев точно не относится, ‒ фыркнул он, почему-то смутившись, как будто что-то вспомнил.
‒ А что относится? ‒ Гермиона чуть обогнала его и заглянула в глаза, чтобы убедиться, что он не злится.
‒ Ну, например, тонкий вкус, твоим дружкам этому еще надо поучиться, ‒ Драко весело рассмеялся.
Они некоторое время шли молча, не спеша, просто прогуливаясь. Было приятно пообщаться, такой шанс выдавался нечасто из-за уроков и внутренней жизни факультетов.
Драко поймал красивую резную снежинку на голую ладонь и, остановившись, смотрел, как она тает. Гермиона не сводила с него глаз. «И почему он такой колючий? Если бы Гарри и Рон видели его таким, каким вижу я, изменили бы свое мнение!»
‒ Скажи, а почему ты всегда ведешь себя по-разному? При мне ты один, при ребятах другой... ‒ осторожно спросила девочка.
Малфой поднял на нее бледно-серые глаза, похожие на блеклое зимнее небо, и долго смотрел, не говоря ни слова.
‒ Я веду себя со всеми одинаково, Гермиона, просто все по-разному на это реагируют.
Она знала, что это неправда, но ничего не могла возразить. Драко решил переменить тему.
‒ Ты поедешь домой на Рождество?
‒ Да, я так соскучилась по дому, по родным... А ты?
‒ Я тоже, в нашем доме всегда так красиво на Рождество... И столько всего вкусного! ‒ Драко мечтательно закатил глаза. ‒ А как маглы отмечают Рождество?
‒ Я думаю, так же, как волшебники... Огромная елка с игрушками, подарки утром, всякие вкусности... Разве у вас не так?
‒ Так, только игрушки движутся, ‒ рассмеялся Драко.
Они медленно зашагали вперед. Вокруг кружил снег, как в стеклянном шаре. Снежинки запутывались в каштановых локонах Гермионы, таяли на светлых волосах Малфоя.
‒ Ты пришлешь мне открытку? ‒ спросил он.
‒ Конечно! Как я могу не поздравить друга с Рождеством?
Прошел первый семестр в школе, а так ничего и не наладилось. Драко чувствовал, что теряет друзей. Его привычная манера поведения не работала. Только Кребб и Гойл всегда следовали за ним, молчаливыми тенями. Все остальные слизеринцы души не чаяли в Забини. Он пользовался завидной популярностью у всех, с кем сталкивался. Драко это приводило в бешенство. Он не мог понять, что такого есть у Блейза, чего не хватает самому Малфою? Отец обещал ему совершенно другое развитие событий. Так в чем подвох?
— Представляешь, какой командой вы бы с Блейзом стали, если б объединились? — заметил Гойл незадолго до начала каникул. Они втроем сидели в гостиной Слизерина и пытались делать домашнее задание по зельеварению, но отвлекались на все, на что только можно было отвлечься.
— И ты туда же, Грег? Ты тоже влюбился в Забини? — и без того взвинченный Драко завелся с пол-оборота.
— Ну, почему сразу влюбился? Просто это заметно облегчило бы всем жизнь. Но решать тебе, мы с Винсом последуем за тобой.
И всегда так было. Кребб и Гойл всегда с Драко. Если даже Грег заметил, что среди первокурсников Слизерина произошел раскол и Малфой остался в меньшинстве, то такое положение дел должно быть совершенно очевидно.
Драко все время казалось, что он упускает нечто важное, но поймать мысль за хвост никак не удавалось.
И, как ни странно, не начать кидаться на людей ему помогала Гермиона Грейнджер. Маглорожденная, с вороньим гнездом на голове и любовью тараторить, она совершенно не вписывалась в прежний круг общения Малфоя, но, когда все старые понятия летели в трубу, можно было послушать внутренний голос. А внутреннему голосу с Гермионой было легко и комфортно. Странно, но интересно.
Драко ждал каникул, чтобы вернуться домой. Он соскучился по родителям, по поместью, но еще больше по ощущению твердой почвы под ногами, и Малфой в тайне надеялся, что все так и осталось.
В поезде он сидел в купе вдвоем с Креббом и Гойлом, все остальные слизеринцы собрались у Забини, даже Пэнси и Нотт! Вот уж от кого он не ожидал, так это от них, тем более что на праздник они с родителями все равно приедут в имение к Малфоям. Однако сейчас они предпочли развлекаться вместе с Забини и бросить старого друга. Драко никому бы не признался, как сильно его это задело. Ведь он привык быть лидером в компании, а тут его место увел из-под носа какой-то полу-итальянец, причем не приложив к этому никаких видимых усилий.
— Пойду, пройдусь по поезду, — бросил Малфой Креббу и Гойлу. Те дружно поднялись следом за ним. — Не надо, я сам.
Все-таки слова Поттера, сказанные в воздухе и перед несостоявшейся дуэлью, о том, что Драко храбрый только тогда, когда за спиной два верных телохранителя, оставили след. Не хотелось, чтобы его воспринимали только как маленькую шавку, лающую из-за ног хозяина. Малфой был собой и без Кребба с Гойлом, это теперь приходилось подтверждать. И неважно, что сейчас школьная знаменитость с нищим дружком в поезде не ехали. Доказать предстояло в первую очередь самому себе.
Коридоры «Хогвартс-экспересса» пустовали. И народу ехало меньше, чем первого сентября, да и все предвкушали встречу с родными, потому сидели тихо, а не бегали из купе в купе, чтоб поздороваться с каждым из школьных приятелей лично.
Драко сам не знал, куда идет, просто шагал и прислушивался к знакомым и незнакомым голосам из-за дверей. Каштановую голову впереди он заметил сразу. Гермиона быстро шла ему навстречу. Настроение сразу подскочило. Все-таки эта девочка всегда его радовала, что-то в ней было такое, чего не хватало слизеринцам. Может быть, природный оптимизм? Или искренность?
— Привет, ты куда собрался? — Гермиона остановилась перед ним посреди коридора.
— Привет, да никуда, просто брожу… Заменяю школьное приведение! — Драко облокотился на поручень под окном. За стенками поезда летели заснеженные английские холмы.
— А знаешь — похож! Особенно бледность! — и Грейнджер звонко рассмеялась.
— Эй, это же признак аристократизма! Все аристократы бледные! — попытался защититься Малфой, хотя сам уже смеялся. Эта дружеская подначка окончательно оторвала его от мыслей о Забини. И чего только так разволновался! Он едет домой, чтобы повидать родителей, по которым очень соскучился, и на Рождество к нему приедут и Кребб с Гойлом, и Теодор с Пэнси, все будет как раньше. Так чего грызть себя? Надо радоваться!
— Ну вот, теперь ты улыбаешься — моя миссия выполнена! А то уж слишком смурной шел! — гордо подняв подбородок, заявила Гермиона.
— Да, ты умеешь поднять настроение, это я понял за полгода!
Они просто стояли у окна и смотрели друг на друга. А ковер как и прежде менял узоры, и за окном плотные тучи, наконец, разразились снегом.
— А ведь так мы и познакомились, в поезде, у окна, — вдруг сказала Гермиона абсолютно серьезно.
— Да, и я рад, что вышел тогда за тобой. Ты — настоящий друг, Гермиона, — упоминать, что она стала такой, в противовес тем, кто легко сбежал к Забини, явно не стоило.
Драко видел добрые смешинки, пляшущие в темно-карих глазах Грейнджер. Вот по таким глазам веселым, искренним с немного игривым взглядом Драко скучал на Слизерине. Малфой вытянул руку и убрал одну из выбившихся кудряшек Гермионе за ухо. Волосы оказались удивительно мягкими на ощупь, как пух. Она же лишь удивленно смотрела на его руку.
— Что это ты озаботился моей прической? — в голосе звучало удивление.
— Просто надеялся, что с вороньим гнездом все-таки можно что-то сделать, но ошибся… — с притворной грустью заявил Драко.
— Ах ты! — Гермиона легонько ткнула кулаком Малфоя в плечо.
— Убила! Она меня убила! — давясь от смеха, застонал он.
Поезд уже подъезжал к Лондону, и пора было расходиться по своим купе. А они все стояли у окна и смеялись вместе. В голову Драко закралась мысль, что вышло бы очень здорово, если б Гермионе тоже позволили приехать к ним на Рождество. Но отец никогда этого не разрешит. Можно только мечтать.
А за окном огромными пушистыми хлопьями шел снег…
* * *
На Кингс-Кросс Драко встретил отец. Да это было и неудивительно. До Рождества оставалось совсем немного, а значит, миссис Малфой снова спустилась на кухню и надела любимый старый фартук, который так раздражал ее мужа.
Дома пахло елью и готовящимися угощениями, как всегда перед Рождеством. Когда отец и сын вышли из «входного» камина в прихожей, на них сразу обрушился целый букет потрясающих ароматов. Из коридора под лестницей, ведущего на кухню, уже доносились шаги хозяйки дома.
— Вы здесь? Драко!
На людях миссис Малфой всегда выглядела как настоящая леди, но сейчас, в мягком домашнем платье и фартуке, с высоко подколотыми волосами, она напоминала любую английскую хозяйку.
— Мама!
Словно маленький ребенок, Драко кинулся в нежные руки, пахнущие мукой и ванилью.
— И кто только придумал уезжать на учебу так надолго! Я же с ума сойду, пока ты окончишь Хогвартс! — миссис Малфой уткнулась носом в светлые волосы сына.
— Ну-ну, хватит тут ваших нежностей, — встрял отец. Он скинул пальто на руки подоспевшему Добби и ушел к себе в кабинет. Мистер Малфой вообще любил закрываться там и делать вид, что работает, хотя откуда у него бралось столько важных дел и бумажной волокиты, никто из домашних не знал.
— Слава Богу, что мне удалось отговорить его отправлять тебя в Дурмстранг, это же так далеко! Я бы точно не пережила! — полушепотом заявила миссис Малфой, по-прежнему обнимая сына.
— А что вы там с домовиками готовите? — решил отвлечь ее Драко. Все-таки он уже не ребенок. Мама слишком носится с ним, словно ему по-прежнему пять лет. Это еще до школы казалось неуместным, а теперь, после четырех месяцев вдали от дома, просто коробило. Он взрослый мужчина, а не маменькин сынок!
— Твой любимый тыквенный пирог, — она хитро подмигнула сыну.
— Тогда я переоденусь и приду к вам! — сразу обрадовался он. — Разве я могу такое пропустить?
И Драко побежал наверх, в свою комнату, такую привычную. Конечно, старинное обустройство поместья было слишком важным, чтобы можно было менять его по собственному желанию. Это делало спальни не очень уютными. Но когда всю жизнь проводишь в окружении тяжелых портьер, старинных гобеленов, шелковых обоев и массивных гардеробов и комодов из редких пород дерева, то начинаешь видеть в этом бездушном убранстве особый уют. Драко любил свою комнату, хотя и не мог в ней ничего изменить.
Когда он уже переоделся и готов был идти вниз, к матери, появился Добби — домовик в грязной, застиранной наволочке.
— Хозяин Люциус просил хозяина Драко зайти в кабинет, — пропищал тот. Его уши, похожие на болтающиеся лоскутки кожи, забавно тряслись от страха перед непредсказуемым хозяйским гневом.
— Спасибо, Добби, я иду.
Спорить с отцом всегда было бессмысленно, проще подчиниться. Тем более так он не накажет Добби. Жестокость мистера Малфоя со слугами всегда расстраивала маму, а значит, не нравилась Драко.
Кабинет отца, полный шкафов с книгами и пергаменными рукописями, освещал только неверный свет камина. Хозяин дома сидел в глубоком кресле из зеленой кожи и выписывал перед собой волшебной палочкой руны, они зависали в воздухе серебряными значками. Мистер Малфой то что-то дописывал, то что-то стирал, то просто смотрел и думал.
— Отец, — Драко постучал, входя в кабинет. Даже если его ждут, лучше не нарушать правила вежливости.
— Садись, Драко, — он взмахнул рукой, и все руны растаяли в один миг. — Я хотел послушать твои впечатления от школы.
— Мне понравилось в школе, — и ведь не лгал! Просто недоговаривал…
— Профессор Снейп говорил, что ты неплохо учишься…
— Я стараюсь! — гордо улыбнулся Драко.
— Плохо стараешься, — неожиданно сердито отрезал отец. — Ты должен быть лучшим в своем классе, лучшим на потоке! Малфои всегда и во всем лучшие!
— Да, отец, — Драко только понурил голову. Он надеялся, что дома можно будет отдохнуть, расслабиться. Но отец всегда отличался требовательностью, глупо было ожидать, что теперь требования изменяться.
— По словам профессора Снейпа лучшая у вас на потоке какая-то маглорожденная выскочка. Ты же понимаешь, что так не должно быть. Поставь ее на место, пусть знает, что грязнокровке никогда не стать лучше настоящего чистокровного мага. Грязнокровки достойны лишь крохи собирать с наших столов.
— Да, отец, — а в душе поднималась горячая волна гнева. Гермиона не такая! Нельзя так о ней говорить! И она, действительно, лучше учится, потому что уделяет этому больше времени и сил. Драко видел, как она старается, как радуется получаемым за знания очкам. Она заслужила быть лучшей на потоке. Но разве можно спорить с отцом? Тем более таким!
— Потрать каникулы на учебу и докажи, что ты можешь намного больше, чем она, — жестко поставил точку мистер Малфой. — Можешь идти, мне надо работать.
— Да, отец, — и Драко как можно быстрее вышел из кабинета. Он так надеялся на возможность отдохнуть, а вышло совсем иначе.
Мама на кухне как раз доставала тыквенный пирог из печи. Аромат витал просто божественный.
— Ммм! Дашь отщипнуть немного?
— Конечно нет! — миссис Малфой бросила на сына притворно строгий взгляд, но глаза ее смеялись. — Но через несколько минут будем доставать тыквенные кексы, и вот ими я тебя угощу!
Драко сразу заулыбался. Рядом с мамой всегда было легко и радостно, она словно излучала теплый свет, согревающий каждого.
— Я так рада, что ты вернулся! — мама отошла от пирога и села на стул, оказавшись сразу ниже сына. — Без тебя дома как-то очень пусто…
— Я очень по тебе соскучился! — и это было чистой правдой. Драко обнял мать, ее лицо оказалось у него на груди. Она замерла, слушая биение сердца.
— Отец с тобой уже говорил?
— Да, ты знаешь о чем?
— Знаю, — мама лишь печально вздохнула. — Я пыталась ему объяснить, что не надо на тебя давить. Что тебе не обязательно тратить все каникулы на занятия, что в школе могут быть разные ученики с разными способностями.
— Отца нельзя переубедить, я понимаю.
Она кивнула. Пора было доставать кексы. Драко всегда любил их за то, что мама пекла перед Рождеством больше, чем нужно, а потом они вдвоем пили на кухне чай с лишними. Отец бы этого не одобрил, он не мог понять, что иногда хочется забыть о манерах и просто поболтать, а не чинно принимать пищу в парадной столовой.
Вот и сегодня мать и сын уселись за небольшой столик недалеко от печки. Вокруг сновало трое домовиков, убирая кухню после рождественской готовки. Миссис Малфой сняла фартук и сразу стала выглядеть немного солиднее. На плите засвистел чайник, и она сама взялась разливать чай. Драко уже не впервые подумал, что было бы просто замечательно, жить не в огромном поместье, а в небольшом домике, чтобы всегда было так, и без отцовских заморочек.
— А как у тебя дела с ребятами? Надеюсь, вы поладили? — спросила миссис Малфой, усаживаясь напротив сына.
— Не очень, — честно признался Драко. — К нам поступил какой-то Забини, и все ребята дружат с ним…
— А ты почему нет?
— Он же занял мое место! — опешил Малфой.
— Странно… Почему вы, мужчины, всегда боретесь за какое-то свое место? Почему нельзя не бороться постоянно, а объединить усилия и дружить всем вместе?
— Никогда не думал, что ты будешь говорить, как Гойл!
— Значит, Гойл прав.
— А еще я дружу с той маглорожденной, которая лучшая на потоке, — выпалил Драко. Он понимал, что ему будет легче, если он расскажет маме, но как-то тут получилось совсем не к месту.
Брови миссис Малфой поползли вверх. Она молчала несколько ударов сердца.
— Ты же знаешь, что отцу это не понравится?
— Знаю, поэтому не сказал ему.
— Я не должна учить тебя скрывать что-то от отца, ты же понимаешь?
У Драко сердце ушло в пятки. Неужели даже мама его не поймет? Неужели сейчас отправит каяться к отцу? Такого же просто быть не может!
— Понимаю. Ты что, тоже против?
— Нет, дорогой, я не против, если она хорошая девочка. Но ты же знаешь, что все мы насквозь пронизаны предрассудками. Эта дружба не принесет тебе радости в будущем. Твой отец и твои друзья ее не примут. Очень тяжело разрываться между дорогими людьми.
Драко почудилась грустная улыбка на губах матери, но он не стал об этом думать. Мало ли что она вспомнила при этих словах, его сейчас волновало совсем другое.
— Но ведь времена меняются. Может, это пройдет…
— Я тоже надеюсь, дорогой, но это очень слабая надежда. Некоторые вещи не меняются никогда.
Драко перевел взгляд на огонь в камине. Поленья уютно потрескивали под светящимися языками. Мама была права, но перестать общаться с Гермионой, когда у него и так почти не осталось друзей, он просто не мог. Эгоизм или предчувствие, но что-то мешало принять как данность мысль, что им с Грейнджер лучше поссориться и никогда не мириться...
* * *
Рождественская ночь выдалась звездной и морозной. Драко сидел на ковре у камина вместе со старыми друзьями, как раньше, еще до школы. Сейчас это казалось таким давним…
Посреди гостиной высилась огромная украшенная движущимися игрушками ель. Гости Малфоев вместе с хозяевами устроились по креслам и диванам небольшими тихо беседующими группками. Домовики разносили на серебряных подносах высокие бокалы с шампанским.
— Как же хорошо, — протянул Тед. — Как будто нам снова по пять лет…
— Фи, не хочу опять быть пятилетней! — усмехнулась Пэнси. — Сейчас фантазия на шалости у меня гораздо богаче!
— И что же ты планируешь сейчас? — Драко заинтересовался.
— Ну, может быть полить шампанским светлое платье миссис Кребб…
— Не надо, — до этого могло показаться, что Винс задремал, но при словах Паркинсон тут же встрепенулся. — Она так любит это платье!
— И это ты называешь хорошей фантазией на шалости? — ехидно ухмыльнулся Драко. — Это ты могла провернуть и в пять лет!
— А Блейз бы оценил… — надула губки Пэнси.
Драко словно ледяной водой облили. Нет, им уже не по пять лет, и все не как раньше, потому что теперь влез мерзкий Забини, и они стали не такими уж и друзьями.
— Эй, Драко, ты чего? — Теодор выглядел удивленным.
— Просто Пэнси напомнила про Забини.
— А что не так с Забини? — тут же взвилась на защиту дружка Паркинсон.
— А то, что из-за него мы больше не общаемся так, как раньше! — гневно выкрикнул Малфой, но удачно заигравшая музыка заглушила его слова от взрослых.
— Правда? Из-за него? — глаза Пэнси стали узкими как щелочки и злыми. — А мне кажется, что из-за тебя! Ты пытаешься показать себя командиром, хочешь, чтоб тебя все слушались. Ты оскорбляешь Блейза своим высокомерием. А он не сделал тебе ничего плохого!
— Потому что он непонятно кто, а я должен был стать лидером! — вспылил Драко.
— И это Блейз виноват, что ты не смог? Что у него получается быть лидером лучше, чем у тебя? По-моему, ты просто ищешь виноватых, а винить можешь только себя! — если бы Паркинсон могла прожигать взглядом, Малфой давно бы превратился в кучку пепла.
— Слушай, Пэнси, давай лучше потанцуем! Музыка играет! — Кребб оказался как нельзя кстати. Он чуть ли не силой увалок Паркинсон от камина, танцевать среди старших. Иначе Драко кинулся бы на нее с кулаками, забыв о том, что джентльмены девушек не бьют.
— Не кипятись, — спокойный голос Теда заставил Драко начать успокаиваться. — Она защищает нового друга. Мы все считаем, что было бы намного проще, если бы вы с Блейзом поладили. Проще для всех. Мы же разрываемся между вами.
— А может, не стоит разрываться? Просто отправить Забини к соплохвостам и не бросать меня! Тед, вы все знаете меня с детства, а Забини всего четыре месяца!
— Да, мы знаем тебя с детства и любим, но почему это препятствует увеличению нашей компании? В школе все и всегда заводят новых друзей. Что в этом плохого?
— Забини плохое!
Драко поднялся. В нем кипел гнев, и он не знал, как его разрядить.
— Я пойду спать, — отрезал он и покинул гостиную.
Темнота и прохлада коридоров имения его немного отрезвили. Теперь старой дружбе почти наверняка придет конец. Малфой готов был рвать и метать от отчаяния.
На подоконнике спальни его ждал подарок от Гермионы… И на душе сразу как-то потеплело. Все-таки он не один. И отец не заставит его перестать с ней общаться.
* * *
Как же приятно было снова оказаться дома, в родных стенах! Гермиона прыгала от счастья, словно маленький ребенок, что снова спит в своей постели, сама мажет себе тосты джемом и может раскладывать книжки где и как захочет. Все-таки каким бы уютным и доброжелательным не был Хогвартс, а дом он не заменит. Разве что для Гарри, который никогда не знал, что это такое.
Время, когда Гермиона хотела бросить школу и вернуться к прежней жизни, давно прошло. Теперь у нее были друзья, она с удовольствием училась и ни за какие коврижки не отказалась бы от магии. Ведь это часть ее природы, часть, которую она наконец-то узнала и теперь готова была изучать.
Дом теперь казался маленьким после четырех месяцев в замке, да и полное отсутствие волшебства теперь казалось непривычным. Как это фотографии не движутся? Как это узоры на коврах застыли раз и навсегда? Так не интересно!
Все-таки вернулась уже не та Грейнджер, что раньше.
— Ты так повзрослела, дорогая, — сказала мама в первый же вечер, когда Гермиона вытирала рядом с ней посуду после ужина. — И прямо вся светишься. Наверное, тебе очень хорошо в этой школе.
— Да, мам, сначала не заладилось, а потом я привыкла, и у меня там друзья, и учиться очень интересно… — Гермиона начала взахлеб рассказывать о Хогвартсе, но миссис Грейнджер лишь качала головой. Слишком многого она не понимала в этом загадочном для нее мире и не могла понять.
Мистер Грейнджер же больше всего заинтересовался движущимися картинками и схемами в книжках, которые Гермиона привезла с собой.
— И как они только такое делают! Это же просто фантастика! — восхищался он.
— Это не фантастика, это магия! — гордо ответила Гермиона. Она понимала, что ее новый мир навсегда останется непонятным и чуждым для ее родителей. От этого становилось немного грустно, но лишь чуть-чуть, все затмевала радость встречи.
В один из первых дней дома Гермиону разбудил знакомый вопль:
— Ты приехала и смеешь дрыхнуть? Даже поздороваться не зашла!
Не нужно было даже открывать глаза, чтобы узнать Маргарет. Раньше они с Грейнджер были одноклассницами и лучшими подругами, сидели за одной партой и во всем друг другу помогали. Но теперь столько всего изменилось. Казалось, что магловская школа была так давно!
— Привет, Мэг, я так тебе рада! — Гермиона разлепила глаза и крепко обняла холодную с мороза подругу.
— Вставай, соня, Бобби ждет нас на улице!
Сон как рукой сняло. Гулять, как до Хогвартса, с друзьями, которые сто лет ее знают. Гермиона быстро собралась, даже подпрыгивая от нетерпения. Она ведь так по ним скучала!
Но долгожданная встреча принесла только ностальгию. Она столького не могла им рассказать! Приходилось притворяться, что Гермиона учится в специальном интернате для одаренных детей, собственно, Хогвартс был на него похож. Но как же волшебство? Новые открытия о мире? Как же гоблины? Почтовые совы? Все это так важно для понимания новой жизни Гермионы, но все это тайна, которую нельзя раскрыть старым друзьям. Конечно, Грейнджер смогла рассказать о Гарри и Роне, что они подружились после очередной шалости… Но ведь это была смертельно опасная шалость с горным троллем! А вот это уже секрет. Рассказала и о Драко, Маргарет и Бобби даже поняли, что он не ладит с ее друзьями, поэтому нельзя общаться со всеми одновременно. Но все это было так мелко на фоне многовекового противостояния Гриффиндора и Слизерина…
Зато было очень приятно слушать о старых знакомых по магловской школе, о соседских ребятах. За четыре прошедших месяца Гермиона упустила кучу сплетен и проказ! А ведь это только начало! Можно ли дружить, когда ты половины не можешь рассказать друзьям из своей жизни и появляешься только на каникулах? Грейнджер верила, что можно. Ведь она очень дорожила и Маргарет, и Бобби. Да и не хотелось оставлять совсем уж позади магловскую часть себя. Ведь она словно принадлежит к обоим мирам одновременно.
Все-таки Рождество объединяет людей. И Гермиона была безмерно рада воссоединиться с семьей. Тем более, что на праздник приехали и бабушка с дедушкой, и тетя с дядей и, теперь уже восьмилетней, кузиной. Как же она выросла! Ведь Грейнджер гуляла с ней как раз тогда, когда в ее доме появилась профессор Вектор. Сколько ж всего произошло с той поры!
Каникулы пролетели быстро, слишком быстро. И красный поезд снова отвез учеников в Хогвартс.
Драко уже не знал, чего хочет больше. Дома за ним все время присматривал отец, засаживая за книжки. Это ужасно портило каникулы. Хотелось гулять и развлекаться, а не учиться. При таком режиме самому себе кажешься сросшимся с учебниками и их сухим запахом лежалой бумаги.
Из друзей в поместье появлялись только Кребб и Гойл, и то не каждый день. Они рассказывали, что все собираются у Паркинсонов, там весело, они даже сами ставили пьесу! И туда же часто приезжает Блейз Забини. От этой новости Драко просто коробило! Его старые друзья веселятся, берут с собой выскочку Блейза, а его не зовут, он вынужден корпеть над книгами в домашней библиотеке.
От этих ужасных каникул хотелось назад, в Хогвартс, где хотя бы исчезнет неусыпный контроль отца. Однако в школе оказалось не лучше. Все, как и в первом семестре, крутилось вокруг Забини. Он, словно звезда, заставлял вращаться вокруг себя всех остальных школьников по им заданным орбитам. А Драко мог лишь наблюдать и копить зависть. И это пагубно сказывалось на его настроении. Даже Кребб с Гойлом стали стараться проводить с ним поменьше времени, слишком часто он на них срывался.
Как ни странно, но спасением оказалась библиотека. Дома Драко так злился на необходимость заниматься, а в школе сам, добровольно, засел за книги. Конечно, он объяснял себе это тем, что выполняет отцовское желание видеть его лучшим на потоке. Но истина была куда проще: Драко просто нечем было заняться. Не сидеть же сычом в гостиной Слизерина, сверкая глазами из полумрака, как старый злой филин. В библиотеке же он казался при деле, и никто не думал говорить, что Малфой замыкается в своем одиночестве.
В один из вечеров, когда за окном завывала пурга, а в библиотеке уютно таяли свечи, к Драко подсела Гермиона Грейнджер.
— О, я вижу, ты решил серьезно взяться за ум! — ее глаза лукаво блеснули.
У Драко в этот момент как раз не сходилась задача по трансфигурации. Он понимал, что где-то допустил ошибку в формулах или подсчетах, но никак не мог ее найти. Это сердило. Перед внутренним взором всплывал насмешливый взгляд отца: «Что, даже программу первого курса не тянешь? Может, ты у нас сквиб?».
— Да, решил поучиться, — буркнул он Гермионе, не отрывая глаз от пергамента с решением.
— Что ты там решаешь? Дай посмотреть! — она выдернула пергамент у него из-под носа и быстро пробежала глазами по строчкам.
— Вот, смотри, здесь должно быть иначе…
Ей найти ошибку не составило никакого труда. Драко почувствовал, что завидует уже не только Забини, но и Грейнджер.
— Почему у меня не получается так легко, как у тебя? — в сердцах воскликнул он.
— Может, потому, что ты слишком хочешь решить, начинаешь волноваться? А я смотрю спокойно, отстраненно. Я не поддаюсь чувствам, только холодный разум!
— Ты хочешь сказать, что я слишком эмоционален? — Драко почувствовал, как кровь приливает к лицу.
— Да ты даже сейчас разнервничался! Успокойся, я на тебя не нападаю.
Драко словно ведром холодной воды окатили. Нервы, действительно, расшалились. Так дело не пойдет!
— Прости! — он спрятал лицо в ладонях, пытаясь прийти в себя.
— У тебя все хорошо? — в ее голосе звучало неподдельное участие. На душе Драко сразу стало чуточку теплее. Он убрал руки и постарался улыбнуться Гермионе.
— Ты нашла мне ошибку, и теперь я, наконец, смогу дорешать эту задачу, — попробовал отшутиться он.
— Если для тебя сейчас важна учеба, то может я смогу тебе помочь? — Гермиона смотрела внимательно. Было ясно, что она понимает — настоящая проблема вовсе не в сложной задачке по трансфигурации, но не хочет тянуть из Драко откровения помимо его воли. Ему вдруг непреодолимо захотелось ей все рассказать, просто выложить все, что так занимает его голову. Вдруг Гермиона сможет дать правильный совет? Но он, конечно, этого не сделал. Зачем загружать ее проблемами? Он мужчина и должен сам все исправить.
— Попробуй.
Драко решил принять помощь хотя бы по учебе. Может тогда отец будет доволен. Это заметно облегчило бы жизнь. Тем более, чтобы стать лучше Гермионы, нужно сначала хотя бы достичь ее уровня.
* * *
Следующим вечером, уже после закрытия библиотеки и занятия с Гермионой, Драко сидел в гостиной Слизерина, свернувшись с книжкой в кресле. К его удивлению, Грейнджер сумела найти ему не занудную книжку по истории магии, чтобы он смог лучше подготовиться к предстоящей контрольной. Она вообще потрясающе умела обращаться с книгами, они словно слушались ее, сами находились, открывались на нужных страницах и легко расставались со своими тайнами. Этот конкретный том Гермиона приручила специально для него.
— Ты опять сидишь один? — на подлокотник его кресла опустилась Пэнси Паркинсон. Драко даже опешил от неожиданности. Они не разговаривали с самого Рождества! С чего бы это гордой и своенравной Пэнси первой приходить мириться?
— Я читаю, — не очень дружелюбно ответил он, но постарался сдобрить краткость улыбкой.
— Раньше тебя не тянуло на книги.
— Раньше я не учился в Хогвартсе, — парировал он, понимая, что они оба прекрасно знают подтекст разговора.
— Может, ты все-таки присоединишься к нам? — и она мотнула головой в сторону Нотта, который читал вслух какую-то статью из «Ежедневного пророка», вокруг него сидели все первокурсники, кроме Драко и Пэнси.
— Что-то не хочется, — Драко сразу стал похож на ежа, выставившего иголки во все стороны.
— Ты ведешь себя как ребенок! Блейз на тебя не сердится, он бы с радостью дружил с тобой, если б ты сам не обозлился на весь мир. Как ты не поймешь, что своим упорством делаешь хуже только себе? Ты сам изолируешь себя ото всех. Неужели не замечаешь, что становишься изгоем? Причем ты сам бежишь от нас.
— Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу Забини! Это вы оттолкнули меня, когда начали дружить с ним! Не обвиняй меня во всем! Виноваты вы!
— Ты совсем свихнулся, да? — голос Пэнси прозвучал спокойно и печально. — Ты хоть сам себя слышишь?
— Это не я свихнулся, это вы свихнулись, раз терпите над собой этого выскочку!
— Просто этот «выскочка» не ставит себя выше нас, вот и все.
Паркинсон встала с подлокотника и пошла назад к ребятам. И веселая компания сразу втянула ее в себя, включив в разговор. Они прекрасно чувствовали себя вместе. Даже Кребб и Гойл влились в коллектив. Но только не Драко, который после разговора с Пэнси почувствовал себя еще более брошенным и одиноким, чем раньше. Он прижал к себе книгу. Гермиона его настоящий друг, она не предаст его.
* * *
Время шло быстро. Зима сменилась весной, снег растаял. Гермиона продолжала подтягивать Драко по учебе, когда было время. Хотя теперь это сложно было назвать подтягиванием, скорее, совместными занятиями. Учеба давалась теперь легко, что и не удивительно при том объеме свободного времени, которым располагал Драко.
Его отношения с однокурсниками так и не наладились. У него остались только верные Кребб и Гойл, которые тоже норовили чуть что улизнуть к Забини. Чем уж Блейз так притягивал всех, оставалось для Драко загадкой.
И вот сегодня, в эту сырую весеннюю ночь, он лежал в кровати и ругал себя на чем свет стоит. Надо же было такое сотворить! Просто уму не постижимо, как ему в голову взбрело все это!
А ведь все неприятности начались из-за пустяка. Он шел из Большого Зала и увидел Гермиону с ее дружками. В таких случаях Драко всегда навострял уши, но обычно не слышал ничего интересного. Тогда же он услышал, как Уизли произнес слово «дракон», а потом все трое испуганно замолчали, увидев его. После этого проснулся упорный червячок любопытства. Драко знал, что у Гермионы этот день начинался с травологии. У него самого занятие было на первом этаже у профессора Флитвика. После заклинаний он увидел, как вся троица бегом бежит от теплиц к хижине Хагрида. Любопытство зашевелилось активнее. И почему только он не подождал вечера и не спросил обо всем у Гермионы? Драко же решил проследить за троицей. То, что он увидел в окно, невозможно было себе даже вообразить! У Хагрида вылуплялся настоящий дракон! Чтобы понять какой, нужно было лучше разбираться в их видах, но уже одного знания, что это дракон, хватало за глаза.
Разумеется, тем же вечером Гермиона на него налетела. Она пылала праведным гневом за то, что он решил шпионить за ней. Но Драко удалось как-то отшутиться. Грейнджер ему доверяла и не видела в нем угрозы. Она верила, что он сохранит ее секрет. Но для него это был не ее секрет, а Хагрида. И защищать лесничего он никому не обещал. К тому же спустя чуть больше недели опасный питомец тяпнул за руку Уизли. Драко не отказал себе в удовольствии пойти и поиздеваться над ним в больничное крыло. Это доставило радости в его унылую жизнь. За это он, естественно, вечером получил от Гермионы. Но главная его, болвана, тогдашняя радость была в том, что он стащил у Рона книжку ради оправдания перед мадам Помфри. В ней он нашел письмо от Чарли Уизли. Поттер придумал послать дракона Хагрида к брату своего дружка в Румынию. Тогда Драко решил, что это отличный шанс проучить Поттера. Время и место встречи с друзьями Чарли было ему теперь известно. Когда Поттер потащит дракона на башню, его можно будет легко сдать Филчу. И тогда «знаменитость» выгонят из школы. Драко все еще помнил, как этот зазнайка поступил с ним в поезде, да и то, что он отобрал у него Гермиону, ужасно злило. Так что разделаться с Поттером казалось замечательной идеей. Вот только он подставил не только «мальчика-который-выжил», но и Гермиону, что в его планы вовсе не входило. Да при этом и себя. То, что под наказание попал еще и увалень Долгопупс, его совсем не волновало.
И теперь Драко лежал в кровати и осознавал, каким болваном он был все это время! Теперь он не только подставился сам, но и потерял единственного оставшегося друга. Гермиона не простит ему такой подлости.
Он сам не заметил, как провалился в сон. А утром случилось неожиданное. После завтрака, когда большинство уже узнало о случившемся по сарафанному радио, Драко к стенке припер Забини. Причем в буквальном смысле слова. Полуитальянец зажал его в каком-то пыльном углу пустого Хогвартского коридора.
— Какого черта ты творишь? Ведешь себя как крыса!
— Я не обязан перед тобой отчитываться! — рявкнул на него Драко, взбешенный уже одним видом Блейза.
— Нет, обязан! Как минимум потому, что я тоже учусь на Слизерине, а из-за тебя факультет потерял очки.
— Я же их и отработаю, можешь не бояться за свои драгоценные очки, — выплюнул ему в лицо Драко.
— Да нет мне никакого дела до очков! Ты друг моих друзей, и я не понимаю, почему тебе обязательно нужно быть такой свиньей! Мне плевать, что подставился сам, но ты как крыса сдал других ребят!
— Они ж с Гриффиндора! — Драко никак не мог понять, чего так приципился Блейз. Да, ему было стыдно, он предал подругу, но ведь Забини не знал о его дружбе с Грейнджер. Чего ему белениться?
— И что? Это не повод совершать подлость! Любая победа должна быть честной, а ты играешь грязно, в итоге это обернется против тебя же.
Забини сделал шаг назад, а потом развернулся и ушел. Драко же так и остался стоять в углу коридора. Выражение лица Забини было такое, словно он только что изрядно выпачкался в чем-то очень мерзком. И почему стоит обращать внимание на мнение Блейза? Но Драко стало еще поганей от слов соперника.
Он очень хотел поговорить с Гермионой, но она избегала его. Конечно, удивляться нечему, она чувствовала себя преданной и не хотела с ним разговаривать. Драко же чувствовал себя мерзко и очень хотел извиниться.
До наказания сделать этого не удалось. А потом как-то резко стало не до разговоров. Их отправили в Запретный лес, с Хагридом и Клыком, ночью. Никому, или почти никому, Драко не признался бы, какой дикий ужас его сковал при этом известии. Он и раньше-то не испытывал никакой симпатии к лесу, а теперь испугался его до дрожи. Только присутствие Поттера не позволило ему окончательно потерять лицо и завыть от ужаса как девчонка.
А потом они разделились. И Драко оказался один на один с лесом. То, что рядом были Долгопупс и Клык, ничем эту ситуацию не улучшало. Невилл сам был белее мела и трясся как осиновый лист, а собака выглядела такой безразличной ко всему, что вряд ли встала бы на защиту школьников.
Они шли все глубже и глубже в лес, и с каждой минутой становилось все страшнее и страшнее. Драко попытался даже заговорить с Долгопупсом, чтоб хоть как-то разрядить тишину, но разговор, как назло, не клеился.
А потом Драко запнулся о корень. Ботинок даже не сразу вылез из западни. Освободившись, наконец, он увидел, что Невилл ушел вперед, и бросился догонять, но в темноте не рассчитал расстояние и наткнулся на него. Долгопупс заорал, как умалишенный, и выпустил в небо сноп красных искр — сигнал тревоги.
Спустя пару минут появился Хагрид. Поняв, что тревога ложная, он очень разозлился. Теперь Драко предстояло идти вместе с Поттером. Какой ужас ему пришлось пережить вовремя этой «прогулки», он даже описать бы не смог.
* * *
Спустя час они стояли все у хижины Хагрида, пережившие смертельный страх и встречу с кентавром. Лесничий даже вынес им по кружке горячего чаю, чтоб согреться и прийти в себя. Чай пах травами. В любой другой ситуации, Драко побрезговал бы принимать что-либо от Хагрида, но не сейчас.
Поттер находился в глубокой задумчивости и смотрел перед собой невидящим взглядом. Невилл все еще трясся и стучал зубами о край чашки. Драко сделал пару шагов и встал рядом с Гермионой, которой Хагрид вынес плед. Она завернулась в него целиком и приняла забавный, но в тоже время очень уютный вид.
— Прости меня, — прошептал ей Драко в кудрявые волосы. — Я такой дурак! Я поступил подло, но больше этого не повторится, обещаю. Мне тебя очень не хватает.
— Я так испугалась там, в лесу, — так же шепотом ответила Гермиона. Голос ее до сих пор чуть дрожал.
— Я тоже, — доверительно ответил он.
Гермиона обернулась и внимательно посмотрела на него. Ее глаза сверкнули в темноте, отражая свет из окна хижины.
— Это было испытание для всех нас.
Как ни странно, после этого они помирились. Видимо, пережитое в лесу сплотило их и разрушило обиду.
Как ни странно, но наказание в Запретном лесу помогло Драко по иному взглянуть на ситуацию. Невольное предательство Гермионы и слова Забини в пустом коридоре заставили увидеть собственные ошибки. Да, он вел себя как эгоист, как капризный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Это не достойно Малфоя, даже просто мужчины не достойно.
Однако если это заставило Драко помириться с Гермионой и всеми силами стараться загладить свою вину перед ней, то пойти на мировую с Забини он не мог даже теперь. Нельзя пойти с повинной к человеку, который отобрал у тебя всех друзей, по крайней мере, так думал Малфой.
Самокопание и стремление к самосовершенствованию прервало письмо от отца. Драко сидел в гостиной Слизерина с очередной книжкой. Эту он нашел себе сам, Гермиона медленно, но верно научила его любить пыльные фолианты, содержащие в себе мудрость поколений волшебников, и теперь Малфой и сам мог поладить с очередным томом без помощи подруги.
Домашний филин постучал в стекло, Драко сразу узнал его «азбуку Морзе» и вскочил открывать. Странно, что филин принес письмо не с утренней почтой. Окна гостиной Слизерина находились у самой земли, конечно, птице неудобно слетать к ним.
Драко погладил гладкие перья птицы и отвязал письмо от ее лапы. Обычно из дома ему писала мать, рассказывая о том, что происходит в поместье, интересуясь его делами и передавая «наилучшие пожелания» от отца. Сегодня же на конверте значилось имя самого Люциуса Малфоя.
Это было так странно, что Драко даже не пошел за совиным печеньем для пернатого посланца, а сразу углубился в чтение. Выяснилось, что отец недавно писал профессору Снейпу, осведомляясь об успехах сына, декан хвалил, но из этих похвал Люциус пришел к выводу, что Драко по-прежнему не лучший на потоке. И это стало поводом для написания целого трактата о старательности, силе чистой крови и непозволительности всяким выскочкам превосходить успехами настоящего Малфоя.
К концу довольно длинного письма Драко уже колотило от бешенства. Чего отец хочет? И так превзошел самого себя, выбился в лучшие ученики, из учебников не вылезает, и все ему мало! Упреки Люциуса были настолько несправедливы, что Драко хотелось плюнуть отцу в лицо. В гневе он зашвырнул пергамент, испещренный ровными отцовскими строками, в камин.
И только тут Драко понял, что на него смотрит вся гостиная. Видимо, на его лице отразился такой гнев, что его трудно было не заметить, ведь обычно Малфой сохранял ледяное спокойствие.
— А чего вы хотели? Он же совершенно не умеет себя контролировать, — спокойно произнес Блейз Забини и снова вернулся к листку пергамента, на котором за несколько минут до этого объяснял Милисенте Булстроуд последовательность изготовления зелья роста волос, которое они сейчас проходили со Снейпом.
— Это я не умею?! — бросил ему Малфой через всю гостиную.
— Не я же только что кидался письмами, — спокойно парировал Забини, не поднимая головы. — Ты все строишь из себя джентльмена, но джентльмен никогда не теряет присутствия духа, а ты только и делаешь, что идешь на поводу у эмоций.
Красная пелена гнева застлала Драко глаза, в ушах застучала кровь. В тот момент он действительно не контролировал себя. Спровоцировал ли Блейз его нарочно или это вышло случайно — никто не мог сказать, да и вряд ли этот вопрос был так уж существенен.
Драко кинулся через гостиную на Забини и стащил его с пуфа, на котором полуитальянец только что сидел. Достать волшебную палочку даже не пришло в голову, хотелось просто разорвать обидчика, виновника всех бед, разорвать совершенно по-звериному. Обычное заклинание не удовлетворило бы пожара ненависти, разгоревшегося в душе. Хотелось почувствовать мягкое тело под кулаками, услышать стоны противника.
И Драко бил, старался ударить как можно больнее, чтобы Забини ощутил хотя бы часть той боли, которую причинил самому Малфою.
Вот только Блейз не был так прост. Он прекрасно умел контролировать себя, поэтому быстро смог сгруппироваться и вытащить волшебную палочку.
— Петрификус тоталус! — и Драко замер на полу гостиной безвольной кучей. Под действием заклинания он не мог пошевелить ни одним мускулом.
— Только что ты сам доказал, что я прав, — чеканя каждое слово, произнес Забини, поправляя рубашку. — Ты не умеешь контролировать себя, ты вспыльчив, самодоволен, не умеешь рассчитывать собственные силы. Но ты не дурак, поэтому сейчас понимаешь, что я прав. Надеюсь, что сейчас тебе достаточно стыдно за твое поведение, чтобы мои слова были излишними.
И Блейз снова устроился на пуфик. Как ни в чем ни бывало он повернулся к пораженной Милисенте и продолжил объяснять зельеварение.
А Драко неподвижно лежал на полу у его ног, побежденный и совершенно раздавленный. Гнев уступил место жгучему стыду. Ведь хотел стать лучше, сдержаннее, разумнее, а получилось...
Пэнси Паркинсон прошла мимо под руку с Дафной Гринграсс. Обе даже не посмотрели на Малфоя, словно его и не было, зато бросили взволнованные взгляды на Забини, не пострадал ли. От этого на душе стало так гадко, что захотелось удавиться. Вот только Драко знал, что самоубийство — это не его путь, его путь — это преодоление препятствий.
Он сумел встать только тогда, когда Блейз вручил Милисенте исписанный и изрисованный пергамент с объяснениями. Булстроуд поблагодарила за помощь и убежала спать. Сам Блейз махнул палочкой в сторону Малфоя и, не сказав ни слова, удалился сторону Теодора Нотта, увлеченно изучавшего какую-то толстенную книжищу.
Драко поднялся и оглядел гостиную. Он словно превратился в человека невидимку. Его никто не замечал, он был здесь лишним, не нужным. Его окружали люди, которым не было до него никакого дела. Как он только до этого докатился? Как сумел потерять друзей и одобрение отца? Как можно меньше чем за год настолько испортить собственную жизнь?
Малфой вышел из гостиной, хотя час был уже поздний, и отправился бродить по школьным коридорам. Там было холодно, он зябко кутался в мантию, однако радовался, что физический дискомфорт не позволял окончательно скатиться в пучину собственного отчаяния. Драко даже не мог понять, в каком месте он поступил неправильно, с какого момента начались все его проблемы.
Неожиданно за поворотом раздались шаги. Бежать было некуда, да Малфой и не хотел прятаться. Наказание его в тот момент не пугало, он сам себя достаточно наказал.
Из едва разорванной светом факелов темноты вынырнул профессор Снейп. Несколько секунд он просто смотрел в лицо Малфою, после чего махнул рукой:
— Пойдемте, — и Драко покорно поплелся за своим деканом и крестным. Петляя по мрачным коридорам школьных подземелий, он вспоминал, как в детстве называл этого человека «дядя Северус» и взбирался к нему на колени. Сейчас между ним и Снейпом не было доверительных отношений, однако это был единственный хорошо знавший его человек на многие мили вокруг. Почему Драко раньше не пришло в голову пойти и поговорить с деканом — непонятно. Хотя вряд ли он сможет посоветовать что-то дельное, сам Снейп никогда не умел ладить с людьми.
Они вошли в кабинет зельевара, комнату, заставленную ингредиентами для зелий и заваленную книгами и пергаментами. Профессор не умел быть аккуратным или не считал нужным наводить порядок. Драко просто снял стопку книг с одного из стульев и сел.
Снейп наколдовал им по чашке чая, что не вязалось с его образом нелюдимого и негостеприимного хозяина, и сел за свой стол. Его темные глаза внимательно следили за Драко.
— Зачем ты привел меня сюда, дядя Северус? — спросил Малфой, снова вспомнив, как называл крестного в детстве.
— Не фамильярничай, Драко, — ответил декан, сделав акцент на последнем слове. При учениках он всегда обращался к нему «мистер Малфой». — Ты не в том положении, чтобы ссориться еще и со мной.
Из Драко словно выкачали весь воздух. Он понял, что Снейпу все известно о его трудностях, и ссутулился на своем стуле. Даже ароматный чай не мог привести его в чувства.
— Я знаю, что ты умудрился перессориться со всеми однокурсниками и знаю, что твоему отцу это не понравится, если я ему об этом напишу.
— Мне все равно, — выдохнул Малфой. — Вы уже написали ему, что я не лучший на потоке, и отец прислал мне целый свиток недовольных комментарий по этому поводу.
— Ты считаешь, что мне стоило ему соврать? — Снейп удивленно приподнял левую бровь.
— Нет, он бы все равно узнал это от кого-нибудь.
— Я поговорю с Люциусом, Драко, ты достаточно стараешься, тебя нужно хвалить за прилежание, а не ругать. Но, сдается мне, ты учишься не потому, что тебе интересно, как мисс Грейнджер, а потому, что тебе больше нечем заняться.
Драко вздрогнул при упоминании имени Гермионы. Интересно, почему Снейп о ней вспомнил?
— Почему вы упомянули Грейнджер? — вырвалось у Малфоя прежде, чем он успел задуматься над вопросом.
— Во-первых, потому что она действительно учится старательно по собственному желанию, а не по принуждению, во-вторых, потому что мне известно о твоей дружбе с ней. Думаю, об этом твой отец не знает так же, как о твоей ссоре с друзьями.
— Вы же не скажете ему об этом! — Драко даже со стула вскочил от волнения.
— Нет, не скажу, хотя и не знаю, на что ты рассчитываешь. Твоя семья и твои друзья одобрить дружбу с магглорожденной волшебницей не могут. Но она и ее помощь плодотворно влияют на твою учебу, поэтому, как декан Слизерина, я должен ее поощрять.
Драко сел и снова уставился на профессора. Он совершенно не понимал, зачем Снейп позвал его к себе.
— Я постараюсь помочь тебе с отцом, Драко, но ты должен наладить отношения в коллективе. Ты давно знаешь многих одногруппников, ты сможешь найти способ помириться с ними. Я не хочу, чтобы на Слизерине царил такой разлад, нам хватает вражды между факультетами. Ты понял меня?
— Да, профессор.
Драко понимал, что Снейп прав, и даже не собирался спорить, но вот как наладить отношения со слизеринцами, он совершенно не представлял. Точнее, единственный способ он видел в примирении с Забини, если новоявленный лидер примет Малфоя как своего, то и все остальные это сделают. Вот только Блейз Драко презирает, и найти к нему подход будет очень сложно. Однако, раз даже профессор Снейп настаивает на этом, стоит попробовать.
* * *
На следующий день Малфой сидел на берегу Черного озера, глубоко погрузившись в раздумья. Он пытался найти способ как помириться с Забини, но в голову ничего не шло. Чтобы как-то развлечься, Драко пускал блинчики по воде камнями, которые он нашел на берегу.
— Не ожидала тебя здесь увидеть, — Драко даже вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним, бросив сумку с книгами на траву, опустилась Гермиона Грейнджер.
Дни уже стояли удивительно теплые, майские. Приближение лета чувствовалось кожей, солнышко радовало частыми посещениями шотландского небосклона.
— Почему не ожидала? — Драко тепло улыбнулся подруге. Вот кого он всегда по-настоящему рад видеть.
— Я думала, ты в замке, — неопределенно пожала она плечами. Вид у Гермионы был задумчивый, словно ее тяготили какие-то мысли и она никак не могла от них отделаться.
— Тебя что-то беспокоит? — проявил наблюдательность Малфой.
— Да нет, все хорошо, — Гермиона постаралась улыбнуться, но вышло у нее как-то не очень. — А у тебя как дела?
— Подрался вчера с Забини, — честно ответил Драко. Он не посвящал подругу в свои проблемы, но сейчас ему не хотелось секретничать. Только она могла сейчас выслушать его и поддержать, больше никого не осталось. Именно поэтому Драко так тянуло к ней, или он так себе это объяснял.
— Ты в порядке? — Гермиона взволновано оглядела Малфоя на предмет повреждений.
— Да, все нормально.
— А из-за чего вы подрались?
— Он сказал, что я не джентльмен, потому что не умею сдерживать эмоции.
Гермиона посмотрела на Малфоя еще более пристально. Наверное, она поняла, что проблема серьезнее, чем Драко о ней говорит, но Малфою не хотелось углубляться в детали. Достаточно того, что он уже и так сказал.
— Это было грубо, Забини не должен был так говорить, — задумчиво произнесла Грейнджер. — Но если для подобного обвинения были причины, то тебе нечего стыдиться. Всех нас порой эмоции захлестывают с головой.
— Я Малфой, а Малфои должны быть полным воплощением спокойствия.
— Это все мерзкие стереотипы! — и Гермиона в гневе ударила кулаком по земле. Конечно, ведь на нее стереотипы действовали куда сильнее, чем на Драко.
— Иногда мне кажется, что мы живем в клубке стереотипов, — произнес Малфой задумчиво. Он смотрел, как играет солнце на каштановой голове Гермионы, и ему становилось спокойнее. Если она понимает его, может, и другие поймут. Может быть, для него еще есть шанс!
— В нашей власти вырваться из него, — все так же задумчиво ответила Грейнджер.
— О чем ты думаешь? Ты сегодня, словно в облаках витаешь.
— Я? Да так, не о чем, — вдруг испугалась Гермиона. — Прости, мне надо идти. Надеюсь, ты помиришься с Забини.
И она, вскочив, направилась в сторону замка. А Драко просто смотрел ей вслед и думал о том, что не заслуживает ее доверия, после случая с драконом Хагрида. Но он постарается доказать, что ему можно доверять, и именно эта задача казалась Малфою самой важной, потому что после целого года дружбы с ней, он уже не верил отцовским словам насчет маглорожденных. Гермиона лучше многих чистокровных волшебников, которых он знает. У нее светлая, добрая душа, которая способна на сострадание, почти забытое в аристократическом кругу снобов. Гермиона не кичится предками, а пробивает сама себе место под солнцем, и это достойно уважения куда больше, чем их попытки пристроиться за счет древних фамилий.
Драко долго думал о том, как ему наладить отношения с однокурсниками, он перебрал множество вариантов, но все они ему не нравились. Одни роняли его достоинство, другие не были достаточно действенными, третьи казались невыполнимыми. Все это заставляло «шестеренки» в мозгу Малфоя крутиться с утроенной силой.
Наконец, в голову пришла довольно простая идея. Надо было пойти и поговорить с Ноттом. Тед всегда был замкнутым, но очень умным. Они с Драко ни разу не ссорились напрямую за этот год. Да, все говорило о том, что и этот друг детства на стороне Забини, но это не было высказано вслух. Следовательно, у Малфоя имелся солидный шанс восстановить прежнюю дружбу с Ноттом и получить совет. Возможно, Тед даже подскажет правильное решение.
Застать старого друга одного не составило труда, он любил одиночество, книги, тишину библиотеки, собственные размышления, которыми редко с кем-то делился. Драко это знал, поэтому легко нашел Теда в дальнем углу книгохранилища, в обнимку с пухлым томом «Руководства по разведению гиппогриффов в неволе».
— Привет, Тед, — Малфой сел на соседний стул, стараясь напустить на себя непринужденный вид.
— Привет, — Нотт даже головы не поднял.
— Интересная книга? Нам ее вроде не задавали!
— Не задавали, просто случайно на нее наткнулся и решил почитать, — равнодушно пожал плечами Теодор.
— И что интересного вычитал? — Драко упорно старался отвлечь друга от чтения и втянуть в разговор. Это никогда не было легкой задачей, поэтому ничего не говорило о нынешнем отношении Нотта к Малфою.
— Да, только начал, — Тед, наконец, поднял глаза от пожелтевших страниц и внимательно посмотрел на Драко. — А у тебя что нового?
— Ничего особенного, к экзаменам готовлюсь, — уклончиво ответил Малфой, понимая, что ему и рассказать-то нечего, все его положительные эмоции последнее время были связаны с Гермионой, а говорить об этом с бухты-барахты кому-то из слизеринцев, пусть даже и Теду, не стоило.
— Ты пришел мне об этом сказать? — Нотт прекрасно понял, что у Малфоя к нему разговор, возможно, даже понял, какой именно.
— Нет, я пришел к тебе за советом, думаю, догадываешься каким.
— Догадываюсь, — Нотт откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Драко. — Не думаю, что открою тебе Америку, сказав — помирись с Блейзом. Все проблемы начались из-за того, что вы двое воспринимаете друг друга неадекватно.
Малфою очень хотелось возразить, что он-то как раз воспринимает Забини адекватно, это все остальные ослепли. Но это никак не могло помочь делу, и он просто кивнул.
— Проблема в том, что ты слишком закостенел в своих принципах чистокровности и аристократизма. Я понимаю, что это идет из семьи и не могу тебя обвинять. Но Блейз — может. Он не знает тебя так хорошо, как я. С другой стороны, ты сам, первый, стал относиться к нему с пренебрежением. Разумеется, его это задело.
— Но ведь Забини — чистокровный, чем ему могли помешать мои принципы? — спросил Драко, вспомнив о Гермионе. От тех принципов, о которых говорил Нотт, уже мало, что осталось.
— Да, он чистокровный. Но он боится не за себя… — Тед многозначительно замолчал.
— Расскажи мне, пожалуйста, в чем дело. Я обещаю воспринимать все адекватно, — попросил Малфой, понимая, что обратился как раз по адресу.
— Надеюсь, потому что мне придется открыть тебе чужой секрет. И я делаю это только потому, что ты мой друг и я тебе доверяю, — Нотт сделал многозначительную паузу, посмотрев на начинающийся за окном дождь, и продолжил: — Блейз придерживается довольно демократичных взглядов. Я не во всем его поддерживаю, но мне кажется, в чем-то он прав. Мир меняется, мы должны меняться вместе с ним.
Тед закрыл книгу и повернулся к Драко всем корпусом. Он словно искал следы раздражения или презрения на лице Малфоя, но не находил.
— Понимаешь, Блейз очень сдружился с Милисентой Булстроуд, — продолжил Нотт. — Не знаю уж, на какой почве они сошлись, только Милли смотрит на него с восторгом и ловит каждое его слово, а Блейз предан ей как верный пес и готов броситься на ее защиту по поводу и без.
— Хочешь сказать, он защищает Милисенту от меня? — удивленно спросил Драко, когда Тед сделал паузу.
— Да, именно это я и хочу сказать.
— Но почему? Я не сделал ей ничего плохого, я не собираюсь ее обижать в будущем. Честно говоря, я вообще не обращал на нее внимания весь этот год!
— Ты просто не все знаешь. Блейз боится, что ты начнешь обижать Милли, когда узнаешь. А она очень мягкий, очень ранимый человек. Честно говоря, я сам бы взялся ее защищать, если б не Блейз.
— А чего я не знаю?
Тед вздохнул, долго смотрел Драко в глаза, обдумывая, стоит ли рассказывать ему правду, а потом выпалил на одном дыхании:
— Милли — полукровка!
Малфой не выдержал и расхохотался. Нотт посмотрел на него, как на ополоумевшего. Он явно не ожидал такой странной реакции.
— Я никогда не думал, что все может разрешиться так просто! — отсмеявшись, сказал Драко. — Статус крови Милисенты никак не меняет дела. Мое отношение к ней никак не изменилось. Я ее совсем не знаю, возможно, если узнаю, то буду относиться к ней так же трепетно, как вы. И уж ни в коем случае я не собираюсь травить ее. Человек не выбирает родителей.
— А ты явно вырос с тех пор, как мы общались последний раз, — с явным облегчением ответил Нотт. — Интересно было бы узнать, что заставило тебя сменить мнение? Ведь в начале года ты думал иначе.
— Может, я тебе как-нибудь расскажу эту историю, — улыбнулся Малфой, вспоминая игру солнечного света на каштановых кудрях Гермионы Грейнджер. Это она изменила его взгляды и его самого тоже. Просто поразительно, что может сделать один человек с другим.
— Поговори с Блейзом, Драко! Мы все хотим, чтобы ты был с нами, как раньше!
— Я тоже этого хочу, — улыбнулся Малфой. — Спасибо, дружище! Ты очень мне помог!
Драко похлопал Теда по плечу и пошел к выходу. Он рассчитывал как можно быстрее поговорить с Забини. Но этого не случилось, Блейз как сквозь землю провалился. И Малфой решил не торопить события. Пусть все идет своим чередом, теперь у него есть ключик от восстановления собственного положения. Драко даже поймал себя на том, что симпатизирует Забини теперь, когда узнал правду.
* * *
Гермиона бежала так, как никогда раньше не бегала, от нее зависела жизнь Гарри и судьба философского камня! Если бы Дамблдор не уехал. Если бы можно было сразу пойти к нему!
Гермиона простилась с Гарри в комнате с зельями профессора Снейпа, сумела привести в чувство Рона, все еще лежавщего на шахматной доске профессора МакГонагалл, они поднялись на метле из комнаты с ключами. Но Уизли повредил ногу при падении, поэтому ей пришлось потратить несколько драгоценных минут, чтобы помочь ему доковылять до больничного крыла. Гермиона не стала ждать пробуждения мадам Помфри, она понеслась в совятню так, что волосы развевались за спиной.
В первое мгновение ей показалось странным, что в обиталище сов так свежо и тихо. Драматические события спасения философского камня разворачивались внизу, в подземелье, а здесь убивающая, звенящая тишина. Гермиона с ужасом осознала, что у нее нет ни пера, ни пергамента, чтобы написать письмо Дамблдору, да и Букли на насестах не было видно, она, наверное, улетела охотиться.
— Гермиона! Что ты здесь делаешь в такое время?
Она даже подпрыгнула от неожиданности. Из-за балки к ней выходил Драко Малфой. И можно было устраивать соревнование, на чьем лице написано большее удивление.
— О, Драко, некогда объяснять, я срочно должна отправить письмо Дамблдору! — чуть не плача от облегчения, что теперь она не одна, выпалила Гермиона.
Ничего не спрашивая, Малфой потянулся за сумкой и достал ей перо, чернильницу и чистый лист пергамента. Гермиона бросилась к подоконнику и быстро написала несколько строк:
«Уважаемый профессор Дамблдор,
Вы очень нужны сейчас в Хогвартсе! Мы знаем, что кто-то пытается украсть философский камень, прошли почти все преграды... Но Гарри там сейчас один. Он обещал задержать вора, но долго ему не продержаться! Поспешите, профессор, иначе будет поздно, а я так боюсь за него!
Гермиона Грейнджер.»
Малфой уже протягивал ей руку, на которой сидел красивый ухоженный филин. Гермионе даже было некогда удивляться, что у всех школьников совы, а у него именно филин. Итак слишком много времени упущено.
Однако, когда птица взмыла в ночное небо, Грейнджер осознала, что ничем больше не может помочь другу, ей остается только ждать... Поэтому в голову сразу пришел вопрос касательно Драко.
— А что ты здесь делал? — повернулась к Малфою Гермиона.
— С вечера голова болела, и я после ужина пришел сюда подышать воздухом... Здесь редко кто бывает, кроме сов, а их я люблю, и филин — мой верный друг...
— Но уже далеко за полночь! Тебе не избежать беды, если найдут, — испуганно проговорила девочка.
— Правда? — искренне удивился Драко. — Я, наверно, задремал, потому что не заметил, как пролетело время... А что тебе понадобилось от Дамблдора ночью?
Гермиона вздохнула, уселась на подоконник и все ему рассказала, начиная с того, чем обернулась для них с Поттером полночная дуэль. И заканчивая сегодняшними событиями. С каждым ее словом Малфой, и без того бледный, становился все белее и белее, пока не принял оттенок чисто выстиранной простыни.
— Какой ужас! И ты ничего мне не рассказала?
— К слову не пришлось, мы же сами толком ничего не знаем... Да ты бы и помочь не смог...
— Ну, кто такой Николас Фламель я бы тебе точно рассказал, и не пришлось бы так мучиться! — самодовольно ухмыльнулся Малфой. Шок проходил.
Он молчал некоторое время. Гермиона старалась угадать, о чем он думает, но голова слишком устала, чтобы соображать.
— Это не может быть Снейп, мой отец хорошо его знает, да и я тоже! Да, согласен, к вам, гриффиндорцам, он относится предвзято, но он не так плох, как тебе кажется, профессор Снейп — честный человек, за это я могу поручиться!
— Если с Гарри все будет в порядке, то мы об этом узнаем, — тихо ответила Гермиона и вся сжалась от страха за друга.
Драко сел рядом с ней и обнял, стараясь успокоить.
— Ты будешь мне писать летом? — спросил он, чтобы отвлечь девочку от страшных мыслей.
— У меня нет совы, — напомнила ему Гермиона.
— А если я тебе напишу? Тогда ты сможешь прислать ответ вместе с моим филином!
— Тогда обязательно, разве я смогу оставить твое письмо без ответа?
Драко улыбнулся. Гермиона почувствовала, что успокаивается. Горько-холодный запах Малфоя приводил мысли в порядок. Она очень устала. Всегда рядом с Гарри и Роном ей приходилось напрягать все силы, чтобы успевать за ними, быть такой же сильной и храброй как они. С Драко этого никогда не требовалось. С ним можно было расслабиться и никуда не бежать, не напрягаться. Он был спокоен и уверен, как скала, за которую можно ухватиться во время любого шторма. По крайней мере, так представлялось Гермионе. Она была безумно рада, что судьба свела их. Возможно, дальше все усложниться, но пока, эта дружба была ей слишком дорога, чтобы ее потерять.
* * *
Засыпая под утро в своей постели, Драко решил во что бы то ни стало помириться с Блейзом в этот же день. Посидев с Гермионой в совятне и заслужив, наконец, ее откровенность, он лучше понял однокурсника. Если тот чувствует себя так же легко и уверенно рядом с Милисентой, как сам Драко рядом с Гермионой, то ему, действительно, есть, что защищать. Такие друзья стоят очень многого.
Потрясающий случай! Ведь Малфой и Забини оказались, по сути, в аналогичных ситуациях, и вместо того, чтобы стать друзьями и помогать друг другу, превратились во врагов. Драко искренне надеялся, что это не зашло слишком далеко, не стало необратимым. Ведь если Забини способен на такое благородство, то с этим человеком явно стоит дружить.
Утром Драко проспал слишком долго, поэтому пришлось отправиться на поиски Забини по замку. Окончание ночного приключения Гермионы он уже знал, поэтому не волновался. Сегодня его подруга весь день проведет у постели Поттера, это, конечно, вызывало ревность, но ведь и сам Малфой собирался воссоединиться с прежними друзьями.
Забини он нашел во время обеда, в гостиной Слизерина. Видимо, тот возвращался зачем-то в спальню и теперь собирался в Большой Зал, когда столкнулся лицом к лицу с Малфоем.
Блейз даже не повернул головы. Он хотел просто пройти мимо Драко и присоединиться к остальным на обеде.
— Блейз, подожди, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить, — как можно спокойнее и увереннее произнес Малфой. Он помнил, что Забини счел его «не джентльменом» и теперь хотел исправить это впечатление.
Полуитальянец остановился и выжидающе посмотрел на Драко. В его глазах не было ни капли тепла, но и гнева или раздражения там тоже не было, и это давало надежду.
— Я хотел извиниться перед тобой за то, что вел себя как полнейший осел. Уверяю тебя, между нами произошло недопонимание, которое мне хотелось бы устранить. Нам еще шесть лет вместе учиться, даже если мы не станем друзьями, то хотелось бы сохранять ровные приятельские отношения.
— Долго речь готовил? — язвительно осведомился Забини.
У Драко челюсть свело от этого замечания. Ему сразу вспомнилось высокомерие Блейза и то, что он занял место лидера, на которое Малфой рассчитывал сам. Захотелось ударить нахала в лицо, а не извиняться перед ним. Подавить порыв оказалось сложно, но вполне по силам.
— На самом деле, да. Поэтому хочу, чтоб ты ее выслушал, — с ледяным, как ему казалось, спокойствием, произнес Драко. — Мне рассказали о том, что ты защищаешь от меня Милисенту, потому что она полукровка.
На этих словах Забини напрягся, руки сжались в кулаки. Он принимал боевую стойку, готовясь броситься на Малфоя, если тот произнесет хоть одно невежливое слово в адрес Милисенты.
— Я хотел сказать, что ты зря волнуешься. Я не собираюсь обижать Милисенту. Мне совершенно все равно, что она полукровка. Она одна из нас, такая же студентка Слизерина как Пэнси или Дафна, и мое отношение к ней будет таким же, как и к ним. Да, раньше я придерживался других взглядов, более жестких, но это давно в прошлом.
— Правда? — Забини как-то сразу расслабился и словно обмяк. Ему эти слова тоже принесли облегчение. Для Малфоя это наблюдение стало подобно откровению.
— Конечно, правда! — и он улыбнулся.
В порыве чувств, которые итальянский темперамент не привык скрывать, Блейз сделал шаг вперед и обнял Драко.
И в этот момент раздались аплодисменты. И Малфой, и Забини подпрыгнули от удивления и обернулись разом. У входа в гостиную стоял весь первый курс Слизерина, кроме них двоих. Неизвестно, сколько они успели услышать, но то, что примирение произошло, они поняли точно. И лица их сияли улыбками.
— Ну, наконец-то ты образумился! Я так скучала! — выскочила вперед Пэнси и тоже крепко обняла Малфоя.
Тогда он почувствовал, что все встало на свои места. Теперь все так, как и должно быть. Драко воссоединился со своими друзьями и, судя по блеску глаз Забини и Милисенты, приобрел новых. И теперь они будут одной большой семьей, как и положено студентам Хогвартса, особенно на Слизерине, ведь слизеринцев тихо ненавидят три других факультета, за кого же еще им держаться, как не за своих?
Громкий свист разрезал прохладный шотландский воздух, и красно-черный «Хогвартс-экспресс» со стуком тронулся с места в клубах пара. Школьники, особенно младшие, выгибались из окон, чтобы проводить взглядом величественный замок, словно скользящий по водной глади Черного озера.
Гермиона Грейнджер не была исключением, она сидела в купе вместе с Гарри и Роном и высовывала голову из окна до боли в шее. «Эх, до свидания, милый Хогвартс!» — думала Гермиона, провожая взглядом замок. Сколько всего случилось за этот год, сколько всего изменилось! Она была обычной девочкой из лондонского пригорода, училась в обычной школе, гуляла с друзьями, помогала маме, в ней не было ничего особенного, пока письмо, написанное зелеными чернилами и доставленное совой, не позвало ее в сказку. Да, Хогвартс до сих пор был для Гермионы настоящей сказкой! И несмотря на то, что ей было очень тяжело в нем прижиться, она, наконец, нашла верных друзей. И теперь чувство того, что она не домой едет, а, наоборот, уезжает из дома, никак не хотело отпускать. Сколько же всего важного случилось за этот год, просто словами не передать!
Сидеть на месте просто не было сил. Гарри все еще витал где-то в своих мыслях, скорее всего еще раз возвращался к столкновению с Квиррелом. Несмотря на разъяснения профессора Дамблдора загадок оставалось все еще слишком много. И, конечно, главный вопрос: вернется ли еще Тот-Кого-Нельзя-Называть? Что-то подсказывало Гарри, что вернется, а Гермиона за год привыкла верить его интуиции. Но в тот день настроение было настолько приподнятым, что думать о пережитых и предстоящих ужасах не хотелось.
— Пойду прогуляюсь, — поднялась с места Гермиона. Рон попытался последовать за ней. — Да нет, сиди! Я ненадолго!
Она видела, что Рон уже удобно устроился на сидении и отчаянно ленился двигаться с места, хоть и мужественно решился составить ей компанию. К тому же, в коридоре можно было встретить Драко, и тогда компания ей только помешает. За этот год Гермиона по-настоящему сблизилась с Малфоем, и неприязнь к нему со стороны Гарри с Роном ее очень расстраивала. Но ей ведь было только двенадцать, и она считала их с Драко «прятки» лишь увлекательной игрой, а примирение его с ее друзьями легким делом недалекого будущего. Кто из нас склонен предвидеть последствия своих «игр» в двенадцать лет?
Гермиона вышла из купе и зашагала вдоль вагонов. Отовсюду доносились веселый смех и оживленные разговоры. Довольные, что экзамены остались позади, школьники стремились наговориться перед двухмесячной разлукой на лето.
С лица Гермионы не сходила радостная улыбка. Она и сама не знала, почему так счастлива, ведь уезжать из школы совсем не хотелось.
— О, привет! Да ты сегодня прямо сияешь! — вывел ее из задумчивости знакомый голос. Перси Уизли с трудом предотвратил столкновение. — И витаешь в облаках! Колись, что задумала?
— Привет, Перси! — и Гермиона крепко обняла старосту Гриффиндора. Рон бы не поверил, что она так сдружилась с его братом, которого в семье считали зазнайкой. Сколько раз он поддерживал ее, особенно в начале года? Сколько раз помогал советом? Все-таки очень здорово, что они подружились еще тогда, первого сентября. Без него Гермионе было бы туго. — Сама не знаю почему, но настроение у меня сегодня просто отличное!
— Соскучилась по дому? — Перси удивленно приподнял бровь. — Или гордости Гриффиндора надоело учиться?
— Нет, конечно! Ты же знаешь, что учиться мне никогда не надоест, — и Гермиона ему подмигнула.
— Эй, да ты никак зелье-счастья украла у профессора Снейпа! Так нечестно, я как староста должен тебя оштрафовать!
— Учебный год кончился, очки нельзя снять. Смирись, ты бессилен, Перси!
— Вот, чертовка!
И только тут Гермиона обратила внимание, что Перси один и не настолько весел, как она сама.
— Слушай, а где Пенелопа? — и по выражению его глаз, она сразу поняла, что попала в точку.
— Не знаю, — сразу «сдулся» Перси. — Мы с ней повздорили... Она даже не пришла к нам в купе...
— Все будет хорошо! Вы с Пенелопой обязательно помиритесь. Она же тебя любит!
Перси тут же покраснел до самых корней волос. Он вообще легко краснел, Гермиона это уже знала. Точно такой же особенностью обладал и Рон, но не Фред с Джорджем, которых ничем невозможно было смутить.
— Эээ, прости, Гермиона, я не знаю, не хочу об этом говорить...
«Какие же странные эти мальчишки, даже большие! — подумала Гермиона. — Не верят в чувства, не хотят говорить, не позволяют себя утешить... Все это такая ерунда!»
— Ну, как хочешь, — проявила она снисходительность и тут же перескочила на другую мысль. — Ты будешь мне писать летом?
— А ты этого хочешь? — еще больше смутился Перси.
— Конечно! У меня просто нет совы, но если ты мне напишешь, я тебе обязательно отвечу!
— Хорошо, — и он широко улыбнулся. — Я тебе напишу! Ведьмочка!
Он частенько называл ее «ведьмочкой», и ей это ужасно нравилось, это тоже было частью Хогвартсовской сказки, ведь теперь она учится на ведьму. Это за целый год не стало обычным.
— Ладно, я пойду! Увидимся, Гермиона, — Перси потрепал ее по густым волосам и ушел. Гермиона двинулась по коридору дальше.
В одном из купе она услышала голос Драко. Нет, заходить к слизеринцам, конечно, не стоило, но заглянуть в щелку чуть приоткрытой двери никто не запрещал. Там сидела большая компания, чуть ли не все первокурсники Слизерина, они о чем-то весело болтали и смеялись. Гермиону порадовало, что Драко был среди них. Он не жаловался, но она чувствовала, что у него не складываются отношения с коллективом, ее это расстраивало, ведь кому как не ей понять всю горечь одиночества! Но теперь, по-видимому, все наладилось, и за Драко можно было больше не переживать. Гермиона совершенно не сомневалась, что на их с Малфоем дружбу это никак не повлияет. Он дорожит ею, это видно, и она, конечно же, очень ценит его. Ее Драко! И почему только Гарри и Рон к нему так несправедливы?
Гермиона вернулась в свое купе. Мальчики обсуждали планы на лето. Гермиона залезла с ногами на сидение и притихла. Как же все-таки хорошо! Жаль только, что с Драко в поезде не попрощались. Но ведь он обещал ей писать! Значит, не заскучают.
Она и сама не заметила, как задремала, а проснулась от того, что Гарри тряс ее за плечо. Поезд уже почти остановился. Гермиона ухватилась за огромный чемодан и двинулась к выходу, вслед за своими мальчиками. Ее ждали мама с папой, и это обстоятельство тоже очень радовало.
На выходе уже в давке Гермиона почувствовала у себя на локте чью-то руку, обернулась — Драко Малфой, собственной персоной! Да еще и улыбается от уха до уха.
— Я рада, что ты влился в компанию, — тихо сказала ему Гермиона. Драко удивленно покосился на нее.
— Ты знала, что у меня проблемы?
— Конечно! Я же твой друг.
— Да, отличный друг!
— Нам пора, — Драко кивнул на совсем уже приблизившийся выход из вагона. — Но я скоро тебе напишу! И буду ждать длинного ответа!
— Обещаю, отвечу как можно длиннее.
И они разошлись, радостные, что все-таки сумели найти друг друга в толпе. Но уже спустя пару минут Гермиона и думать забыла о Малфое, оказавшись в объятиях родителей. Как же все-таки она по ним соскучилась.
Через полчаса они уже ехали в машине в сторону дома. Папа был молчалив, впрочем, как и всегда. Мама без остановки пересказывала домашние новости. А Гермиона никак не могла осознать, что больше не в Хогвартсе, что ей целых два месяца нельзя колдовать, что целых два месяца она не увидит Гарри и Рона, Драко и Перси, даже Парвати с Лавандой и свою кровать под балдахином. Школа стала такой родной, в то время как папина машина показалась непривычной.
Заходя домой, в до боли знакомую гостиную, Гермиона неожиданно для самой себя осознала, как сильно изменилась. Даже на Рождественские каникулы она приезжала другой. Теперь у нее не было пути назад, она вся целиком, до последней мысли, принадлежала другому миру. Конечно, это навсегда ее дом и ее родители, но прежней близости и теплоты больше никогда не будет. Ведь ее близкие не поймут очень многого из того, что ее волнует, а она не сможет это передать. Ведь мир стоматолога слишком далек от мира, где школьники сражаются с самым темным волшебником всех времен!
Гермиона посмотрела на свою фотографию годовалой давности, стоящую на каминной полке. От той девочки ее отделяла пропасть. И все-таки она ни капли не жалела, что окунулась в водоворот новой жизни и новых впечатлений. Ее место там, среди волшебников, она одна из них, пусть и магглорожденная, ей это нисколько не помешает.
Лето оказалось лучше Рождественских каникул, лучше, чем ожидал Драко Малфой. Во-первых, профессор Снейп каким-то неизвестным образом убедил отца, что учится Драко выше всяких похвал, и Люциус перестал третировать сына, постоянно засаживая его за книжки. Во-вторых, одиночество завершилось, старые друзья снова часто и подолгу гостили в имении Малфоев, вместе с ними приезжали и новые, то есть Блейз Забини и его Милли.
За лето Драко успел получше узнать эту парочку. Ненавистный ранее однокурсник оказался очень интересным собеседником, с горячим итальянским темпераментом, пробивающимся, несмотря на возраст, и глубокими понятиями о чести. Блейз заслуживал лестных отзывов, которыми его наделяли Пэнси и Дафна. Кстати, последняя, ранее не особенно жаловавшая своим присутствием имение Малфоев, стала часто там появляться, всегда одновременно с Забини. Драко это искренне забавляло, потому что даже дураку было ясно, что Блейз не отходит от своей Милисенты, а Дафну и Пэнси воспринимает лишь как собеседниц, но не как девушек. «Что-то рано у вас любовные похождения начались! Вам бы еще книжки читать и на метлах гонять, а не интриги плести!» — прокомментировал ситуацию мистер Паркинсон, обратив внимание на заинтересованный взгляд дочери в сторону Блейза.
Милли же оказалась точно такой, какой ее описывал Теодор Нотт. Тихая, скромная, добрая она не вписывалась в компанию настоящих слизеринцев, которые умение строить козни впитывали с молоком матери. Может, именно поэтому Блейз и взял Булстройд под свое крыло? Она бы не протянула долго одна в компании вечно соперничающих однокурсников без покровительства Забини. Ведь тот, несмотря на все свое благородство, все же был настоящим слизеринцем.
Пэнси как-то поделилась с Драко откровениями Милли, по секрету, естественно. Оказывается, Булстроуд познакомилась с Блейзом еще в поезде и очень им заинтересовалась. Но ее новый друг не испытывал никаких иллюзий по поводу своего распределения, вся его семья училась на Слизерине. Поэтому Милли попросила Шляпу отправить ее именно на этот факультет, хотя изначально ей предлагали Пуффендуй. Тихоня Миллисента вписалась бы там, но всем известно, что решающую роль в распределении играет желание первокурсника.
Летом Драко имел честь познакомиться и с миссис Забини. Она оказалась моложавой женщиной, с громким голосом и лидерскими замашками. Англичанка, она объездила весь свет, знала пять языков и много специфических заклинаний, семь раз побывала в официальном браке, а сколько сожителей имела без регистрации — одному Богу известно. Отец Блейза был ее первым мужем, возможно, она даже любила его, потому что именно с ним впервые уехала из Англии, поселившись на его родине, и прожила там целых пять лет, невиданно долгий срок. Мистер Забини умер при невыясненных обстоятельствах, когда Блейзу было три года. Все свое немалое состояние он оставил жене и сыну. После этого ни один брак миссис Забини, которая решила оставить себе эту фамилию в память о первом муже, не длился более двух лет. Все ее супруги умирали неизвестно от чего, оставляя ей все, что у них было. За это миссис Забини по всему миру называли «черной вдовой», что лично ее очень забавляло. Драко она не понравилась. Слишком активная и яркая для утонченного аристократического мира, к которому он привык.
Познакомился Малфой и с мистером Булстроудом, отцом-волшебником Милли. Правда произошло это не дома, а у более либеральных Гринграссов. Все-таки Булстроуд женился на маггле, что разом вычеркнуло его из категории приличных людей. Миллисента многое взяла от отца, причем не только внешне. Как и отец, она тоже вела себя тихо и скромно, старалась не выделяться из толпы. Однако мистер Булстроуд, несмотря на свой довольно кроткий нрав, каким-то чудом сумел получить хорошее место в Министерстве магии. Люциус сказал, что у этого человека хорошие покровители.
Так что лето проходило весело, за пикниками в родовых парках и играми в квиддич, обычно командами три на три: Драко с Креббом и Гойлом против Блейза с Пэнси и Милли. Дафна и ее сестра Астория, которая только в новом учебном году должна была оказаться в Хогвартсе, предпочитали наблюдать за игрой с земли и не портить прически ветром. Из Миллисенты тоже был неважный игрок, но Блейз ее прикрывал, и они с Пэнси отлично справлялись, тем более, что неповоротливость Кребба и Гойла облегчала им задачу.
Как-то вечером за таким импровизированным матчем в саду поместья Малфоев из беседки наблюдал Люциус. Он заявил, что погода слишком хороша, чтобы сидеть в четырех стенах, поэтому он подышит воздухом, а заодно вспомнит, как сам играл с друзьями над этой же самой лужайкой.
Драко в тот раз старался изо всех сил, чтобы не ударить лицом в грязь перед отцом. Тот всегда был для него самым строгим судьей. Судя по выражению лица, мистер Малфой остался доволен. Вечером, после чая, он подозвал сына к себе.
— Ты хорошо держишься на метле, сынок, — одобрительно заявил Люциус, хлопая ладонью по дивану рядом с собой. Драко сел и благодарно улыбнулся отцу.
— Спасибо, отец.
— Ты не думал присоединиться к сборной Слизерина по квиддичу? Я играл, когда учился. Был ловцом. Почему бы тебе не пойти по моим стопам?
Драко почувствовал подступающее радостное волнение. Он помнил свою обиду, когда Поттера на первом курсе взяли в сборную, хотя это и не положено по правилам. Но тут же перед глазами всплыл образ слизеринского капитана, Маркуса Флинта, который очень ревниво отбирал игроков, опираясь не столько на их умения, сколько на личную дружбу с собой. Он никогда не возьмет второкурсника, который, к тому же, был изгоем весь первый год обучения.
— Я бы хотел, но вряд ли Маркус возьмет меня в команду.
— А почему бы ему тебя не взять? У тебя отличные способности! И, насколько мне известно, ловец сборной Слизерина как раз выпустился.
— Флинт берет только своих друзей.
— Тогда тебе стоило подружиться с ним, Драко. Дружба — это не только удовольствие, но и полезные связи, а если ты хочешь играть в сборной, то дружба с капитаном — это очень полезно.
Драко опустил голову, понимая, что отец в очередной раз им недоволен. И почему только Поттеру все так легко дается? Он знаменитость! Ему законы вообще не писаны!
— Но это дело поправимое, — тем временем рассуждал Люциус. — Купим сборной метлы, это всего-то семь штук. Как раз этим летом поступили в продажу новые «Нимбус-2001», быстрые и послушные, на них легко обыграть соперника. Я попечитель школы и могу совершить такую покупку, не возбуждая подозрений. А тебя после этого просто не могут не взять в команду.
Глаза Драко загорелись. Пусть это и не очень честно, но зато он сможет играть в сборной факультета и утереть нос Поттеру! Это ли не мечта?
— А ты, правда, это можешь? — в восторге выкрикнул он.
— Конечно, — самодовольно усмехнулся Люциус. — Твой отец может все!
Драко подскочил с места и порывисто обнял Малфоя-старшего. В тот момент он любил его больше всех на свете.
* * *
— Драко, идем скорее! — позвал Люциус Малфой своего сына. Он как раз закончил разговор с хозяином магазина «Горбин и Бэрк». Драко повернулся и поспешил за отцом. Малфоя-старшего вообще злить не рекомендовалось, можно было сильно получить, а последнее время он вообще прибывал в ужасном расположении духа. Министерство собиралось нагрянуть с проверкой в особняк Малфоев, и Люциусу приходилось продавать весьма ценные вещи, чтобы не вызывать подозрений.
Драко не нравилось, что Министерство магии лезет в дела их семьи. Какое им дело до того, что человек хранит в собственном доме? Однако отец, видимо, считал иначе, поэтому и беспокоился из-за проверки.
Выйдя в Косой переулок, Драко начал внимательно вглядываться в толпу, хотя раньше прохожие его совсем не интересовали. Здесь он надеялся встретить Гермиону Грейнджер! Конечно, они переписывались все лето, она писала ему длинные интересные письма, а Драко получал настоящее удовольствие, отвечая на них, но все это было не то. Одно дело читать ровные строчки, написанные ее аккуратным убористым почерком, а совсем другое — разговаривать с реальным человеком, видеть глаза и улыбку, слышать ее пронзительный смех... Если бы отец узнал о подобных мыслях, то Драко бы точно не поздоровилось. Но мальчик тщательно скрывал от него свою дружбу, и пока весьма успешно.
Посмотрев в магазине на новую модель скоростных метел «Нимбус-2001», которые Люциус окончательно решил купить для всей сборной Слизерина, Малфои отправились во «Флориш и Блоттс». В этом году занятия по защите от темных искусств, вместо уничтоженного «несравненным» Поттером заики Квиррела, должен будет вести Златопуст Локонс. Этот вечно выпендривающийся блондин жутко бесил Драко, но выбора у него все равно не было.
В магазине собралась огромная толпа. Пока Люциус отправился за книгами, Малфой решил постоять в стороне от толпы. Несмотря на это, он прекрасно видел Поттера, которого Локонс вытащил к себе ради фотографии в «Ежедневный пророк». У Драко даже челюсть свело от ненависти. И что этот выскочка Поттер все время лезет? Почему он постоянно на глазах?
Отвернувшись от знаменитой парочки, Малфой увидел Гермиону, которую так старательно искал глазами. Она стояла среди рыжих голов Уизли и улыбалась смущенному Гарри, пытающемуся избавиться от Локонса. «Так вот в чем дело! Конечно, он же знаменитость! Великий Поттер! Кто тут устоит?» — пронеслось в голове у Драко. Даже себе он не признался бы, насколько больно и обидно ему стало от этого вывода. Гермиона и правда стала дорога ему за прошедший с их знакомства год.
Он увидел, как Гарри подходит к Джинни Уизли, и шагнул к нему, не отказывая себе в удовольствии вдоволь поиздеваться над обеими ненавистными ему личностями.
* * *
Выходя из магазина вслед за отцом, у которого теперь под глазом красовался здоровенный синяк, Драко поймал на себе обвиняющий взгляд подоспевшей Гермионы. И что это она все время смотрит на него так, как будто он во всем виноват? Он ничего плохого не сделал, так же как и его отец, Уизли первый к нему полез... И все-таки Драко было не по себе, неужели он в очередной раз ненароком обидел ее?
Уже в первый учебный день Гермиона хотела поговорить с Малфоем. Но была слишком занята. Сначала травология и мандрагоры, потом трансфигурация и навозные жуки, которых нужно превратить в пуговицы...
После обеда они с Гарри и Роном вышли на улицу подышать воздухом перед уроком защиты от темных искусств. Его Гермиона ждала с нетерпением, ведь Локонс такой милашка, такой душка... Она никак не могла оторваться от его книги «Встречи с вампиром».
В этот момент к Гарри пристал Колин Криви, один из гриффиндорских первокурсников, на редкость навязчивый мальчишка. И почти сразу на горизонте замаячил Драко. Он стоял рядом с Креббом и Гойлом. Почувствовав Гермионин взгляд, Малфой обернулся, но увидел не только ее, но и Колина, фотографировавшего Гарри.
Грейнджер хотела подойти поговорить с Малфоем, но не знала, как сделать это на глазах у друзей, чтобы потом не вызвать лишних вопросов. Глаза Драко потемнели, он подошел к ним.
— Подписать фото? Ты, Поттер, раздаешь свои фотографии с автографом? — он говорил громко и насмешливо.
Гермиона подняла на него глаза, но Малфой на нее не смотрел. Его взгляд был устремлен только на Гарри.
Впервые за все это время Гермиона испытала неприязнь к Драко, он пугал и обижал ее и раньше, но никогда не был противен. Теперь же... Что-то изменилось, когда Грейнджер увидела чуть ли не ненависть к Гарри в светлых глазах Малфоя. Она знала, как этот взгляд может улыбаться, согревать, раскаиваться, беспокоиться… Но не хотела видеть в нем этой разрушительной злости. Не должно быть таких глаз у мальчишки в двенадцать лет! Это неестественно!
И тем не менее Гермиона не отрывалась от развернувшейся картины. Ее Драко не может, не должен быть таким! Вот только существует ли он на самом деле? Ее Драко? Может, она сама его придумала? Сама нарисовала образ? Но как же их разговоры в прошлом году, их переписка летом? Неужели все это ложь, игра, а на самом деле Малфой вот такой, злой и язвительный? Все это не состыковывалось в голове Гермионы, пугало ее.
* * *
Вечером Грейнджер одна шла из библиотеки. По каменным коридорам Хогвартса ползли длинные лиловые тени, превращая замершие в нишах рыцарские доспехи в настоящих чудовищ. Нет, страшно не было. Гермиона уже привыкла к этой непередаваемой Хогвартсовской атмосфере, даже успела соскучиться по ней за лето. Она любила свою школу, со всеми ее жутковатыми тайнами.
— Гермиона! — она обернулась на голос, уже зная, кого увидит. Перед ней оказался Драко Малфой. — Я знал, что встречу тебя здесь. Хотел повидать. Учебный год начался, а мы даже не встретились!
— Привет, Драко! — вымученно улыбнулась Гермиона. В голове тут же возник сегодняшний образ: Малфой норовящий унизить Гарри и Колина. Неприязнь к другу поднялась в горле липкой волной, но Грейнджер постаралась задавить ее поглубже.
— Как прошел первый день? — спросил Малфой. Его глаза неприятно сощурились, когда он заметил ненатуральное выражение лица Гермионы.
— Неплохо.
Гермиона отошла к окну и устремила взгляд на укутанные подступающей ночью кроны Запретного леса. Ей не хотелось смотреть в вытянутое и бледное лицо Малфоя, которое раньше казалось ей красивым, аристократичным, а сегодня неожиданно показало себя безобразным.
— Что не так? — Драко подошел сзади так, что Гермиона чувствовала его дыхание у себя на затылке.
— Что ты сегодня днем устроил перед школой? Зачем пристал к Гарри и Колину? — спросила она, сама не зная, что должна услышать в ответ, чтобы наваждение прошло.
— Я? То есть то, что Поттер раздает автографы, ты считаешь нормальным, а то, что я попытался над ним пошутить — нет? Это же дискриминация какая-то Гарри же не виноват, что стал знаменитым! Он не просил гибели своих родителей! Колин — ребенок, увидевший человека, сказки о котором слушал все детство. Естественно, он заинтересовался! А ты был груб! — Гермиона била его словами, словно раздавала пощечины.
— Вот значит как?! Поттер непогрешим! Ему все можно! А мне нельзя даже пошутить, сразу начинаешь нотации читать.
— Ты невыносим! Я не говорила, что нельзя шутить, я говорила, что нельзя шутить так грубо!
— Я невыносим? То есть поэтому ты даже слова мне не сказала за два дня? Конечно, у тебя же есть Поттер с Уизли, знаменитость и его верный пес! Зачем тебе обращать внимание на какого-то Малфоя!
— Ты говоришь гадости, даже сейчас! Хотя прекрасно понимаешь, что это не так!
Гермиона вся раскраснелась от рвущихся наружу эмоций. Ей хотелось ударить Драко, но она сдерживалась, потому что это было бы настоящим оскорблением. Нет, она не станет опускаться до его методов, она сдержит свой гнев. Но как же это сложно!
— А как? Ты всегда с ними! На меня нет времени. А когда мы встречаемся, ты начинаешь читать мне нотации.
— Ты хочешь сказать, что не заслужил нотаций? Белый и пушистый? Ни в чем не виноват?
— Я не чувствую никакой вины! Это ты ее придумала.
— Ах, я придумала! Вот и оставайся один, весь из себя такой невиноватый!
Гермиона развернулась на невысоких каблуках школьных туфлей. Волосы взметнулись за спиной, задев лицо Малфоя. Грейнджер быстро зашагала по коридору прочь, вся задыхаясь от гнева. И как только он имел право не признать своей вины?! Вел себя днем как последний грубиян, а теперь еще и ее в чем-то обвиняет! Не уделили ему должного внимания! Фу ты — ну ты, какая цаца! С ним не сразу поздоровались, а он уже со злости побежал обижать ее друзей! Хорошее же воспитание дают в чистокровных волшебных семьях!
Идти в таком состоянии в спальню не стоило, и Гермиона выскочила на школьный двор. Благо отбоя еще не было, а погода стояла теплая.
Легкий ветер с озера остудил разгоряченное лицо и заставил перевести дух. Прохладный вечерний воздух наполнил легкие. Грейнджер медленно спускалась к Черному озеру, сама не зная, почему идет именно туда. Ведь там она так часто сидела с Драко, прячась от глаз других студентов.
— Ты куда собралась так поздно? — окликнул ее знакомый голос. На этот раз перед ней стоял не Малфой, а Перси Уизли.
— Хотела подышать воздухом перед сном, — не очень убедительно ответила Гермиона, но Перси не стал настаивать на откровенности.
— Я вот тоже решил, — задумчиво протянул он. — Погода просто замечательная! Но долго она все равно не продержится, это было бы просто волшебством.
Гермиона кивнула. Она смотрела на гладь озера и даже разглядела, как почти в самой середине плеснул щупальцем по воде гигантский кальмар. Почему-то хотелось разреветься, хотя никаких разумных причин для этого не было.
Перси опустился прямо на траву и расстелил часть своей мантии так, чтобы Гермиона могла сесть рядом. Она опустилась и привалилась к плечу друга. От него пахло почти так же, как от Рона, чем-то очень теплым и домашним. Наверно, это распространяемое вокруг себя чувство уюта свойственно всем в большой семье Уизли.
«Вот бы и мне так же устроить собственную семью, где всем будет спокойно и легко» — подумала Гермиона. Перси сложил руки на согнутых коленях и не сводил глаз с озера.
— А с Пенни мы так и не помирились за лето, — произнес он, словно обращаясь к скрывшемуся в глубине гигантскому кальмару.
— Мне очень жаль, — тихо ответила Гермиона. — Я сегодня тоже поругалась с другом.
— С Роном или Гарри?
— Нет, с другим.
И Перси снова не стал настаивать на откровенности. Это было его замечательной чертой. Он всегда знал, когда лучше не развивать тему. Гермиона старалась отвечать ему тем же. Иногда лишняя откровенность может лишь испортить сложившиеся отношения, Грейнджер понимала это даже в свои почти тринадцать лет, и потом еще не раз проверит истинность данного постулата на собственной шкуре.
— Я уже на шестом курсе. Следующий год будет последним. А кажется, что вчера впервые переступил порог этого замка, — снова задумчиво заговорил Перси.
— С чего это тебя потянуло на меланхолию? — искренне улыбнулась Гермиона. — Говоришь так, как будто ты древний старик. Но рановато, знаешь ли. Тебе всего шестнадцать!
— А чувствую, что все шестьдесят! — невесело усмехнулся Перси. — Не знаю, что на меня нашло сегодня.
— Не думай о плохом, — как можно бодрее произнесла Гермиона. — У нас еще все впереди! Ты же хочешь построить карьеру в Министерстве, у тебя есть все шансы! Не старься раньше времени, а иди к своей мечте!
Грейнджер почти ласково потрепала рыжие кудри Перси. Тот благодарно улыбнулся.
— Пошли в замок, а то замерзнешь, — ответил он. Его голубые глаза отражали свет первых, выступивших на небосклоне звезд.
В тот вечер Гермиона никак не могла уснуть. Сказались то ли переизбыток эмоций, то ли неприятное открытие Малфоя. Она долго ворочалась с боку на бок, а, когда все же уснула, ее преследовали странные, тяжелые видения.
Она бежит по коридору Хогвартса, а за ней с криком и жутким лязгом несутся рыцарские доспехи.
Дьявольские силки обвивают ее, душат. Гермиона ищет волшебную палочку, чтобы призвать солнечный свет, но ее нигде нет. А толстые, гладкие стебли смыкаются все плотнее…
— Я слишком стар! Я устал! — без всякого выражения говорит ей Перси Уизли и шагает из стрельчатого замкового окна. Гермиона кидается за ним, понимая, что не успеет поймать, и боясь увидеть то, что от него осталось. Но Перси не разбивается, у него выростают крылья, как у орла, и он летит прочь от замка.
— Ты предала меня! Выбрала Поттера и Уизли! Теперь я тебе отомщу! — кричит Драко Малфой, дико вращая глазами и направляя палочку на Гермиону. А она опять безоружна…
Драко стоит в коридоре Хогвартса. Солнечные лучи бьют через мелкие разноцветные стекла оконных витражей и рассыпаются радугой по каменному полу. Перед ним стоит Гермиона Грейнджер, такая красивая, милая, но ее рука лежит в ладони ненавистного Поттера. Мальчик в очках высокомерно ухмыляется Драко, отчего Малфой чувствует себя униженным.
— Да кому ты нужен? Глупый, уродливый мальчишка! Никто не захочет дружить с тобой, когда рядом Гарри, Мальчик-Который-Выжил, — произносит Гермиона.
Ее губы складываются в презрительную гримасу, портя доброе лицо. Глубокие карие глаза смотрят пренебрежительно, как на навозного жука или клопа. Драко чувствует себя маленьким и жалким рядом с ними. Как будто он, букашка, вознамерился стать равным лебедю.
«Кому ты нужен? Кому ты нужен? Кому ты нужен?» — бьется в голове нежный голос Гермионы, в котором никогда не было столько яда.
— Мы же друзья, — хочет закричать Драко, но с губ срывается лишь жалкий шепот, неспособный достичь ее ушей.
Малфой проснулся в своей кровати в слизеринской спальне весь в холодном поту. Окон не было, и он не мог понять, настало уже утро или нет. Драко нащупал рукой волшебную палочку, и она, казалось, придала ему уверенности.
— Люмос, — шепнул он и поднял магический огонек, чтобы увидеть большие часы над дверью с тяжелым маятником в форме кобры с раскрытым капюшоном. Стрелки показывали десять минут шестого.
Драко задвинул тяжелый полог кровати и откинулся на почти плоскую, слежавшуюся за ночь подушку. Дыхание еще не до конца выровнялось от страшного сна. Он так боялся, что они с Гермионой никогда не помирятся, что готов был на коленях ползти просить прощения даже за то, чего не совершал. Это он, Драко Малфой, чистокровный волшебник! Отец убил бы его за это.
Обратившись мыслями к Люциусу Малфою, мальчик сразу вспомнил, что сегодня его первая тренировка со сборной факультета в качестве ловца. Его уже в который раз обдало жаркой волной предвкушения. Его мечта наконец-то станет явью. Отец выполнил свое обещание, он поговорил с профессором Снейпом и купил всей команде новые метлы «Нимбус-2001», вышедшие всего месяц назад. Сказать, что Малфой волновался, это ничего не сказать, он просто с ума сходил! А вдруг у него ничего не получится и он подведет свою команду? Драко всегда старался показать себя спецом во всем, что касается полетов и квиддича, но что если его способностей, которые так хвалят дома, не хватит, чтобы впечатлить Маркуса Флинта, капитана сборной? Отец в свое время тоже играл за сборную ловцом, и Драко, естественно, должен был проявить себя не хуже.
Проваливаясь в дрему, он пообещал себе, что сделает все возможное на поле и сразу после тренировки отправится на поиски Гермионы, чтобы помириться.
* * *
Когда команда Слизерина по квиддичу вышла из раздевалки, на поле уже стояли в форме гриффиндорцы, готовые взлететь вверх. Малфой увидел Гермиону на трибуне рядом с Уизли. У него даже челюсть свело. И почему она должна быть здесь? Конечно, Грейнджер встанет на сторону Гриффиндора, но у Флинта есть разрешение от профессора Снейпа. Опять неприятности, опять разборки, как же надоело!
— Но я забронировал стадион! Забронировал! — крикнул гриффиндорский капитан и вратарь, по совместительству, опускаясь на землю.
«Ну вот, началось», — подумал Малфой, чувствуя, как скука проявляется на его лице.
— Ты забронировал, а у меня... — голос Флинта звучал как издевка.
Драко не слушал своего капитана. Он краем глаза следил за Гермионой, зашевелившейся на трибуне. Слова гриффиндорского капитана доносились словно сквозь вату:
— У вас новый ловец? Это новость! Откуда вы его взяли? — Драко глубоко вздохнул, пытаясь набраться терпения на всю эту канитель, и шагнул вперед.
— Ты случайно не сын Люциуса Малфоя? — спросил один из близнецов Уизли. Об их фамилии даже гадать не нужно было, рыжие волосы и старенькие «Чистометы» говорили за них.
Флинт не дал Драко открыть рот, сразу начал хвастаться метлами, отцовским подарком. «Вот, зачем он? Теперь они будут думать, что я купил место в команде! Хотя так оно, в сущности, и есть», — думал Малфой, пока Маркус распинался.
— Смотрите, к Гриффиндору спешит подмога, — вырвал Драко из задумчивости голос Флинта. Он резко обернулся и увидел Гермиону с младшим из братьев Уизли, торопящихся к ним от трибун. Ему так и хотелось крикнуть ей, что не виноват, все Снейп и Флинт, но разве Драко мог сделать подобное при двух-то командах? Он нацепил маску безразличия, чтобы никто не догадался, как все это действует на него.
— Что происходит? Почему вы не играете? А этот тип что тут делает? — посыпались вопросы изо рта Уизли. Он обращался к Поттеру, но смотрел на Драко, что последнего страшно бесило.
— Я новый ловец сборной Слизерина, Уизли, — процедил Драко, стараясь вложить в голос все свое презрение к этому рыжему прихвостню Поттера. — Мы любуемся метлами. Их купил мой отец для всей нашей команды.
Все равно Флинт уже растрезвонил, что метлы — подарок отца, так что ж теперь скрывать? Тем более показное богатство всегда злило этого рыжего нищеброда. Его отец не мог купить метлу даже своим детям, не то что всей команде. Хотя у него и из выводка набралась бы целая команда! И все-таки не воспользоваться таким шансом задеть Поттерова дружка было бы просто грешно.
Малфой чувствовал разочарование во взгляде Гермионы, даже не поворачиваясь к ней. Но одновременно Драко видел восхищение, горящее в глазах Уизли. «Это месть за фингал отца!» — пронеслось в голове, еще больше увеличивая собственную гордость.
— Хороши, а? Не расстраивайтесь, соберите с болельщиков деньги и тоже купите. Или выставите на аукцион свои «Чистометы-5». Музеи всего мира за них подерутся.
Слизеринцы расхохотались над его шуткой, но Драко отчетливо, словно в тишине, услышал чеканные слова Гермионы, которые задели его сильнее всего другого, ударили под дых.
— Зато ни один игрок нашей сборной не покупал себе место в команде. Все они попали туда благодаря таланту.
— А твоего мнения, грязнокровка, никто не спрашивает! — выпалил он и в то же мгновение осознал, что дружбы с Гермионой больше не будет, она никогда не простит ему этого мерзкого слова. Все его надежды — напрасны! Никакое «прости» не смоет этой минуты с их отношений.
Драко даже не сразу понял, что все вокруг закричали, когда Уизли попытался заколдовать его. Он стоял словно в вакууме. На какие-то несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, его серые глаза встретились с карим взглядом Гермионы. На лице теперь уже бывшей подруги он увидел, как сильно ее задели сказанные слова. В ее добрых теплых глазах набухли слезы. Малфой сразу вспомнил, как утешал ее в прошлом году, когда она плакала из-за Уизли. А теперь виноват он сам, он и никто больше, и от этого ему до конца жизни не отмыться. Гермиона вместе с Поттером бросились к Рону, изрыгающему здоровых слизняков, и потащили его куда-то. А Драко так и стоял оцепенелый, убитый собственной глупостью...
— Чего встали? В воздух! — скомандовал Маркус Флинт.
Малфой на автомате оседлал метлу и взмыл вверх. Сегодня его первая тренировка, он должен показать себя с лучшей стороны, но в голове были совершенно другие мысли. Вместо того, чтобы сосредоточенно искать снитч, который выпустил для него Флинт, Драко думал лишь о прозрачных, словно утренняя роса, слезах Гермионы.
Как он мог так оступиться? Теперь она ни за что его не простит! И дружбы больше не будет. Не будет их разговоров обо всем на свете, совместных занятий в библиотеке, прогулок у озера, переписки… Ничего не будет! Сердце сдавливала холодная лапа одиночества. Конечно, теперь, в отличие от прошлого года, у него есть старые друзья, есть Блейз с Милли. И все-таки именно потеря Гермионы отозвалась такой острой болью. Она нужна ему больше всех остальных, а почему, он и сам не знал.
— Чего замер? Мы тренируемся или как? — рявкнул Флинт ему в самое ухо.
Драко начал лениво кружить над полем, делая вид, что высматривает снитч. Но в голове мысли роились, как растревоженные пчелы. Разумеется, в конце тренировки Маркус остался им крайне недоволен.
* * *
Драко медленно шел с тренировки. Флинт был возмущен, хотя, разумеется, не сказал этого вслух, ведь благодарность за метлы никто не отменял. «Лицемеры! Подхалимы! Ни одного искреннего слова, ни одной улыбки от души!» — метались мысли в разгоряченной голове Драко. В тот момент ему как никогда нужен был теплый взгляд Гермионы, которая честно говорила, что думает, и не пресмыкалась перед именем и деньгами. Но Малфой не сомневался в том, что она к себе и близко его не подпустит после произнесенного на поле оскорбления — и как оно только могло сорваться с языка? Ведь он даже мысленно ее так не называл!
Малфой занес метлу в спальню и пошел на обед. Неразлучная троица тоже сидела в Большом Зале за столом Гриффиндора. Поттер и Уизли выглядели какими-то пришибленными. Драко в очередной раз удивился: как это их не выгнали из школы за полет на автомобиле на глазах магглов? Но ведь это «золотой Поттер», ему все вечно сходит с рук. Малфой почти не ел за обедом, паршивое настроение и чувство вины совсем отбили аппетит. Он то и дело бросал взгляды на Гермиону, пытаясь мысленно попросить прощения и все объяснить, но, естественно, у него это не получалось, тем более, что она даже головы не повернула в его сторону.
Когда Гермиона поднялась и вышла из Большого Зала одна, Драко бросил недопитый сок и недоеденный кусок ростбифа и кинулся за ней. Догнал он ее уже на лестнице. Сам не знал, на что надеялся, но чувствовал, что обязан попытаться.
— Гермиона, постой, послушай... — он не понимал, что сказать ей, как объяснить все эти бесконечные ссоры.
Девочка резко повернулась к нему на каблуках. Глаза ее пылали таким гневом, которого Драко еще ни разу не видел.
— Не подходи ко мне, Малфой! Я не хочу иметь с тобой ничего общего!
— Гермиона! Я самый большой дурак на свете! Хочешь на колени встану? Только прости меня! — он попытался исполнить свое предложение, не дожидаясь ее согласия, но встать на колени на ступеньках лестницы оказалось нелегким делом.
— Не трудись, мне ничего не нужно! Хоть на животе валяйся, я не поверю больше ни единому твоему слову!
— Гермиона! Как я могу загладить вину? — но она уже уходила от него, предоставляя возможность разговаривать со своей удаляющейся спиной.
Когда она окончательно затерялась в толпе идущих с обеда людей, Драко наконец осознал, что все и правда закончилось. Он развернулся и кинулся в ближайший мужской туалет. Слезы стояли в его серых глазах, и Малфой не хотел, чтобы кто-нибудь их заметил. Он закрылся в кабинке и прислонился к тонкой деревянной перегородке. Ни одному рыданию, ни одному звуку Драко не позволил сорваться с губ. Никто не должен знать о его слабости, никто.
Когда Малфой умывался у раковины спустя полчаса, к нему подошел Теодор Нотт.
— Ты чего? — он удивленно покосился на Драко.
— Все хорошо, — совершенно спокойно, по привычке растягивая слова, ответил он. — Что-то попало в глаз, никак не могу вымыть.
— Давай помогу!
Тед долго и сосредоточенно искал соринку в глазу Малфоя, даже что-то нашел. Тот снова потер веко и потом долго благодарил однокурсника за помощь. Нотт, кажется, поверил ему, а это самое главное.
Однако, когда они вместе шли в гостиную Слизерина, Драко был молчалив. Он чувствовал, что потерял нечто очень важное вместе с дружбой Гермионы и просто обязан это вернуть!
— Эй, Малфой, не спи! — в очередной раз окликает его Флинт.
Прошло больше двух недель после роковой ссоры с Грейнджер, но Драко никак не мог выкинуть ее из головы. Чувство вины просто сгрызало его изнутри. И, естественно, это очень плохо сказывалось на концентрации и сосредоточенности.
Маркус раздражался все больше, это чувствовалось в каждой реплике капитана сборной. Он все еще не решался высказаться прямо, но Малфою и без того хватало. Вся команда смотрела на него с разочарованием. Теперь уже и слизеринцы считали его место купленным.
«Как мы будем играть с таким ловцом? Мы же останемся на последнем месте!» — услышал Драко в прошлый раз разговор Монтегю и Утхарта. Ему стало обидно, он ведь обещал себе, что в этот раз постарается лучше. И все равно все шло из рук вон плохо. Надо собраться! Но даже квиддич не помогал отвлечься.
— Малфой, это никуда не годится! Мы никогда не выиграем, если ты не соберешь голову в кучу и не начнешь думать на поле об игре, а не о своих делах! — сердито рявкнул Драко Флинт, когда они вошли в раздевалку после тренировки.
— Я стараюсь. Честно! Обещаю, что в следующий раз будет лучше!
— А я надеялся, что ты совсем не стараешься! Потому что если твои «старания» выглядят именно так, то я отдам метлы твоему отцу и найду другого ловца! Нам надо обыграть Поттера, а это невозможно, если ты будешь витать в облаках, как девчонка! — Маркус орал на него, ничуть не стесняясь. И Малфой понимал, что абсолютно заслужил эту гневную отповедь. Отец купил метлы, чтобы у Драко было место в команде, но эти злосчастные «Нимбус-2001» не обеспечат постоянного членства. Если он не вернется в форму, его вышвырнут еще до первого матча. И абсолютно правильно сделают. Команда должна выигрывать, для этого нужен сильный состав, — вот главная цель. Зачем им ловец, который не может поймать снитча?
Драко отчаянно хотелось играть за Слизерин, заслужить уважение членов команды и одобрение отца. Утереть нос Поттеру, в конце концов!
Вот только Малфой отчетливо понимал: чтобы вернуться в форму, ему надо помириться с Грейнджер. А это не представлялось возможным. Они не пересекались так, чтобы оказаться наедине. Гермиона всегда была вместе с Поттером и Уизли, словно эта троица никогда не расставалась. Не выдавалось даже малюсенького шанса поговорить и помириться. Даже если не учитывать того факта, что она вообще не станет его слушать. Он ведь уже пытался поговорить с ней, но все пошло наперекосяк. Кто даст гарантию, что на этот раз будет лучше?
И все-таки Драко готов был пробовать снова и снова. Слишком болезненно чувство вины, слишком скучал он по подруге. Но даже попытки объясниться ему не давали. Словно весь Хогвартс сговорился не оставлять Малфоя наедине с Грейнджер.
— Я сделаю все возможное, чтобы мы победили! — отчеканил Драко, смотря прямо в темные глаза Флинта. — Обещаю!
— Ладно уж! — Маркус не был злым человеком. Он быстро заводился, но также быстро и остывал. — Не сердись, я просто хочу выиграть.
Флинт потрепал Драко по плечу и пошел к своему шкафчику. А Малфой развернулся и вышел на поле. Он взмыл в воздух и долго просто летал, стараясь полностью отдаться вдохновению полета. Потом начал выделывать разные финты в воздухе. Ему нужно было снова почувствовать себя единым организмом с метлой, сродниться с ней. Драко полюбил воздух с тех пор, как впервые оторвался от земли без чьей-либо помощи. Никакие обиды, уж тем более никакие девчонки, пусть даже Гермиона Грейнджер, не смогут отнять у него этой любви и этого восторга от свободы полета. Ведь он хорош на метле, может вытворять почти все что угодно. Из него получится хороший ловец, главное не отвлекаться на собственные мысли.
И Драко впервые за более чем две неделе заставил себя отбросить мысли о Гермионе и просто летать. Тело все помнило, оно с радостью отзывалось на его команды. Тренироваться со снитчем в темноте было бесполезно, но в умении держаться на метле он тогда попрактиковался вволю.
Было уже десять вечера, когда Драко подошел к замку. Приближалось время отбоя.
— О, ты вернулся! А мы уж думали, что решил заночевать под открытым небом! — неожиданно услышал Драко знакомый голос.
Из тени угла центрального холла к нему вышли Блейз и Милисента, держащиеся под руку.
— Вы ждали меня? — глазам своим не поверил Малфой.
— Конечно, мы же волновались, — проворковала Милли. Она всегда говорила тихо и плавно, при том, что ни худобой, ни легкостью ничуть не отличалась. Ее голос чем-то напоминал Драко птичье щебетание. Сначала сочетание довольно крупной девушки и тонкого тихого голоса показалось ему нелепым, но теперь он воспринимал Милли цельно и симпатизировал ей в какой-то мере, хотя, конечно, не так сильно как Блейз.
— Мы услышали, что Флинт недоволен тобой, и решили подбодрить, — сообщил Забини. Он оценивающе осмотрел друга. — Где ты был так долго?
— Летал, — честно ответил Драко. — Решил потренироваться подольше.
Они спустились в гостиную Слизерина и скоро устроились на уютном диванчике чуть в стороне от одного из каминов. Так как комната была узкой, длинной и холодной, то огня тут никогда не бывало много, студенты порой даже просили добавить им очагов.
— Мы же играли в квиддич летом, ты был просто великолепен! Почему сейчас Флинт недоволен? — серьезно спросил Блейз.
Драко попытался придумать что-нибудь, чтобы солгать, но потом увидел сочувствие в глазах друзей и понял, что лгать совсем не хочется. Может, поэтому его так и тянет к Гермионе, что с ней он всегда искренен? Ведь со слизеринцами он постоянно держал маску, так учил отец. Вероятно, стоит попробовать иной подход?
— Просто не могу сосредоточиться, — признался Драко. — Вместо того, чтобы думать о снитче и полете, витаю в облаках.
— И что это за облака такие? — лицо Блейза тут же осветилось неприкрытым интересом.
— Я поссорился с подругой, крупно. Помириться не получается. И я не могу перестать об этом думать. Поэтому так ужасно играю.
— Но я только вчера видел, как вы мило болтали с Пэнси, — не понял Забини.
Милисента же все это время сидела молча, положив подбородок на плечо, повернувшемуся к другу всем корпусом Блейзу. Ее глаза мерцали в полумраке гостиной, а губы сложились в мягкую, сочувствующую полуулыбку.
— Я не ссорился с Пэнси, я о другой подруге. Неважно о ком. Главное, что это безнадежно.
— Ты мне все лето доказывал, что Малфои никогда не отступают от своего, — спокойно напомнил Забини.
— Да, помню, — и Драко тяжело вздохнул. Вот только Гермиона не его, как бы он ни хотел обратного. Пэнси — его, и Тед, и Крэбб с Гойлом, даже Забини! А она — нет. Она принадлежит Поттеру с Уизли. Отступится он от нее или нет, это ничего не изменит. Гермиона не простит, не позволит даже объясниться. Если Драко не оставит эту затею, он сам же сгрызет себя невозможностью исправить ситуацию. В свои двенадцать лет он уже до мозга костей Малфой и прекрасно понимает, что несмотря на безнадежность ситуации, не остановится ни перед чем, чтобы найти возможность помириться.
— И что же? Пустые слова? — подначивал его тем временем Забини.
— Нет, я буду страдать от этого, но я добьюсь шанса. Это произойдет не сейчас, но она же не сможет вечно на меня обижаться. Чувства поутихнут, и я выпрошу прощение, — в тот момент он отчаянно верил в справедливость своих слов. — Я Малфой, а Малфои своего не отдают.
— Вот это правильно! Вот теперь я тебя узнаю! — и Блейз дружески похлопал его по плечу.
— Она обязательно простит тебя, — подала голос Милли. — Сложно противостоять человеку, который так сильно раскаивается. Она будет круглой дурой, если отвернется от тебя.
Драко только нервно хохотнул. Представить Гермиону Грейнджер дурой у него никак не выходило.
* * *
Весь следующий день Малфой снова неосознанно искал повода встретиться с Гермионой, он даже несколько раз видел ее в коридорах, но всегда в составе неразлучной троицы. Хоть зубами скрежещи от безысходности!
Вечером Драко бродил по берегу Черного озера, ведь они так часто сидели там в прошлом году! Ему хотелось отвлечься. Погода стояла довольно прохладная, поэтому он надел свитер под мантию и укутался в шарф. Идти в замок не хотелось, слишком паршивое было настроение.
И тут…
— Замерзла? — раздался из-за раскидистой ивы голос Перси Уизли.
— Да, немного, — ответил ему такой знакомый голос Гермионы Грейнджер.
— Иди ближе, рядом теплее! — сквозь тонкие, вытянутые листья ивы Драко увидел, как Перси распахнул полу своей мантии и укрыл ею свою спутницу. И она легко позволила ему это.
Дальше у них завязался какой-то глупый, ничего не значащий разговор, но Малфой не хотел его слушать. Он уходил к замку, даже не заботясь о том, чтобы его не увидели. Мысли в голове перемешались и образовали чудовищный салат.
Она ведь все время ходила со своими дружками! А, оказывается, быстро нашла замену их посиделкам! Подумать только, Гермиона и этот длинный рыжий червяк, у которого школьные правила вместо души! Что она вообще могла в нем найти? Что у них может быть общего?
Драко отказывался понимать. Его ломало от того, как легко Перси обнимает Гермиону, как запросто они болтают о каких-то несущественных мелочах. А ведь сам Малфой о большем и не просил, но ему и в этом отказано!
В отличие от него самого Грейнджер выглядела вполне довольной жизнью. Конечно, у нее ведь целая свита поклонников! Все только и ждут, чтобы поговорить с ней или согреть ее своей мантией! Как у нее все легко и просто складывается. Понятное дело, что тут не до примирения с проштрафившемся Малфоем, когда сразу наготове другой друг!
Только уже улегшись в постель, Драко наконец-то смог рассуждать трезво. Он и раньше слышал от Гермионы о Перси, хоть и очень мало. Но все-таки они явно дружили и до ссоры Грейнджер с Малфоем. Так что ее сегодняшняя легкость в общении с еще одним Уизли никак не связана с Драко. И он сам обидел ее, а не она прогнала его. Только он один виноват в том, что больше не может также вот сидеть возле нее и греть своей мантией.
С этим надо было что-то делать… Но шанс не представлялся еще довольно долго.
Пара профессора Бинса была в самом разгаре, поэтому большинство второкурсников Гриффиндора уже мирно спали, положив щеки на собственные руки, сложенные на парте. Рон так уютно посапывал, что любой другой преподаватель давно бы отвесил ему сочную затрещину. Вот только нудно вещающему призраку нет до него никакого дела.
Гермиона всегда боролась со скукой и аккуратно конспектировала объяснения профессора Бинса, но сегодня никак не могла сосредоточиться. Они с мальчиками приняли решение сварить Оборотное зелье и все выяснить. Конечно, Грейнджер сама это предложила, но теперь мысли ее никак не желали отрываться от этой затеи.
Драко Малфой — наследник Слизерина! Для нее это звучало просто смешно! Конечно, он из древнего магического рода, среди его предков, несомненно, были выдающиеся волшебники. И все-таки представить, что Драко напал на миссис Норрис и написал кровью слова на стене. Это немыслимо! Тайная комната, которую никто не смог найти? Чудовище, которое помнит еще самого Салазара Слизерина? Все это казалось Гермионе не слишком правдоподобным, но все-таки более вероятным чем преступление, совершенное Драко.
Грейнджер была на него очень сильно обижена, его «грязнокровка» все еще сидело на самом краю сознания и не давало покоя. Малфой показал себя высокомерным и грубым, не ценящим дружбу… И все-таки не злым. Его отец, которого Гермиона видела этим летом, произвел на нее крайне отрицательное впечатление. Он мог заставить Драко делать что-то нехорошее… И все-таки совершенно не верилось!
Вопрос о чистоте крови как-то очень резко всплыл в этом году. На первом курсе Гермиона не сталкивалась так плотно с магическим расизмом. Теперь же вся неприглядная сторона дискриминации по вопросу о чистоте крови вырвалась наружу. Противно.
Малфои были поборниками слизеринских идей о превосходстве родовитых волшебников над магглорожденными, Грейнджер это знала. От них вполне можно было ожидать поддержки этих идей даже в школе. И все-таки Драко раньше не волновал статус ее крови, по крайней мере, он этого не выказывал.
Может, что-то изменилось и важность этого вопроса стала более явной? Нет, не может быть, чтобы произошло событие, разом обострившее важную социальную проблему, а о нем не написали в «Ежедневном Пророке» или хотя бы не сказали кому-то! Так или иначе, но об этом было бы слышно. Ан нет, тишина.
Мысли Гермионы снова поползли к Драко. Вспомнилась их прошлогодняя дружба. Ведь все было так просто и легко. Почему так не могло продолжаться и дальше? Может, мистер Малфой узнал, что Драко дружит с ней, и провел «воспитательную беседу» летом? Странное дело, но дружить по переписке оказалось даже проще, чем в школе. Не нужно было прятаться от Гарри и Рона, зато можно высказывать любые свои мысли, даже те, что побоялась бы сказать в глаза.
Гермиона была откровенна с друзьями. Им не приходило в голову спрашивать об отношениях с Малфоем, поэтому врать не приходилось. А с ним самим можно было говорить о чем угодно.
Теперь Гермионе очень не хватало этой дружбы. Она скучала по их разговорам, по дружеским подначкам, по посиделкам вдвоем у Черного озера. В этом году Грейнджер ближе сошлась с Перси Уизли, но он не мог заменить ей Малфоя. Это были совсем разные люди.
И все-таки Гарри уверен, что умный, чуть заносчивый, избалованный, но искренний Драко может быть наследником Слизерина и готовить преступления против грязнокровок. Грейнджер всегда доверяла Поттеру, но в прошлом году он так же огульно обвинял профессора Снейпа, который не был ни в чем виноват. Почему в этом году он должен быть прав касательно Драко? Ведь совершенно ясно, что Гермиона знает Малфоя лучше Гарри. Ее суждение в этом случае объективнее, даже при том, что она очень обижена.
Оборотное зелье поможет им установить истину и реабилитировать Драко в глазах Гарри и Рона. Все-таки не такая уж большая цена за их спокойствие. Нарушение школьных правил Гермионе не показалось такой уж большой проблемой, это отразилось несомненно пагубное влияние Поттера и Уизли. Перси ни за что бы не одобрил! Но ведь это Перси, он никогда бы не понял и того, почему именно их троих так волнует эта ситуация, зачем лезть туда, где должны разбираться опытные волшебники? Но Гермиона и не собиралась ему этого объяснять.
Она сама не осознавала, как опутывает себя секретами. Скрывала одних друзей от других, дела с одними от дел с другими… Грейнджер не называла это ложью, только «умалчиванием», но все-таки когда-нибудь это могло обернуться большим скандалом со всеми друзьями разом, которые, несомненно, почувствуют себя обманутыми.
Звон колокола возвестил об окончании занятия по истории магии и разбудил большую часть студентов. Гермиона вышла из класса вместе с друзьями. Сейчас как раз было время обеда, поэтому шагали они довольно бодро.
На лестнице она увидела неестественно светлую макушку Драко Малфоя. Он шел с неотлучными Крэббом и Гойлом, к ним же присоединилась Пэнси Паркинсон. Ребята о чем-то весело болтали. Гермиона заметила, как весело смеется Драко, чуть запрокидывая голову назад. Она так хорошо знала эту его привычку. Он выглядел вполне довольным в компании слизеринцев.
Сердце кольнуло. Грейнджер снова и еще острее почувствовала, что скучает по нему, потому как он так же заразительно смеялся, чуть запрокидывая голову, вместе с ней над общими шутками. И зачем ему только понадобилось думать о чистоте крови? Почему ему пришло в голову назвать ее «грязнокровкой»? Разве кровь делает человека более интересным собеседником или более верным другом? Гермиона считала, что нет, но, возможно, в аристократических магических семьях считали иначе.
В этот раз Драко ее не увидел, хотя до этого она ловила на себе его взгляды. Вот только чтение человеческих душ никогда не было сильной стороной Грейнджер. Она могла судить по поступкам, но по не выражению лица.
«Почему наша дружба закончилась так быстро и так нелепо?» — подумала Гермиона, когда они с Гарри и Роном уже входили в Большой Зал, а Малфой пропал из виду.
* * *
Вечером после ужина Гермиона сидела в закрытом женском туалете на втором этаже, прямо на полу, и старательно помешивала варево в котелке. Оборотное зелье собиралось вариться еще довольно долго, но внимания требовало всегда. Приходилось иногда выходить с урока или вставать и красться посреди ночи, чтобы засыпать нужный ингредиент или помешать в положенное время.
Конечно, ни Гарри, ни Рон не утруждали себя этой работой. Все ложилось на плечи Грейнджер. Но она не жаловалась. У нее лучше получалось справляться с зельями, так что тут и предлагать им взять на себя часть обязанностей не стоило.
— Привет, — раздался за спиной Гермионы писклявый девчачий голос. Она подпрыгнула от испуга и чуть не выронила палочку, которой мешала зелье.
Это оказалась всего лишь Плакса Миртл, весьма капризное привидение женского туалета на втором этаже, собственно, он и был закрыт из-за того, что тут обитало своенравное неупокоенное существо.
— П-привет, — проблеяла Гермиона, поправляя непослушные волосы, чтобы успокоиться.
— Ты теперь часто сюда приходишь, но со мной не говоришь… Тоже считаешь меня психованной? — надрывный голос Миртл уже предвещал надвигающуюся истерику.
— Вовсе нет. Просто я раньше видела тебя только мельком. И я не думала, что ты захочешь поговорить.
— А почему бы нет? Разве мне не может быть скучно? — призрак все еще искала повод для истерики.
— Я подумала, тебе может быть скучно со мной, — решила польстить ей Гермиона.
— Это вероятно, — тут же успокоилась Миртл. Голос ее звучал польщено. — И все-таки вдруг ты окажешься менее скучной, чем канализационные трубы?
Грейнджер передернуло от этого сравнения, но она, насколько могла, постаралась это скрыть. Все-таки эксцентричная Миртл могла сдать ее кому-нибудь из преподавателей, чего в ее положении необходимо было всячески избегать.
— Ты любишь путешествовать по трубам? — спросила Гермиона просто для того, чтобы что-то спросить. И вернулась к помешиванию зелья.
— Да, люблю! Это как аттракцион. Да и можно услышать сквозь стены много всякого интересного.
— Правда? И что обычно ты слышишь? — Гермиона заинтересовалась. Вдруг удастся выяснить что-то о наследнике Слизерина без всякого Оборотного зелья.
— Обычно всякие глупости. Но бывает и чьи-то секреты…
Миртл начала рассказывать про любовные похождения хогвартсских старшекурсников. Большинство имен Гермиона слышала впервые, поэтому не особенно вникала в повествование. Она очнулась, лишь когда привидение сказало:
— Слышала неделю назад, как Перси Уизли расстался с девушкой. Пенни Кристал потом долго рыдала в туалете на пятом этаже. Я тогда там была. Ее утешала Мэгги Вальсмистон. Пенни уверяла, что Перси влюблен в другую, в какую-то малолетку, что ей надоело постоянно завоевывать его. Ты не знаешь, о ком она? Этот Уизли ведь с твоего факультета!
— Нет, не знаю, — честно ответила Гермиона. Даже то, что Перси расстался с Пенелопой стало для нее новостью, ведь она старалась не спрашивать его о личной жизни.
— Скучная ты девочка! Не интересуешься, с кем встречаются и расходятся школьные красавчики! — надтреснуто взвизгнула Миртл и нырнула в ближайший унитаз.
Гермиона так и не поняла, что это было, чем она так расстроила местное привидение. Но это и к лучшему. Ей пора было возвращаться в гостиную, приближалось время отбоя. И все-таки слова Плаксы Миртл ее заинтересовали. Она всегда считала, что это Перси бегает за Пенелопой Кристал, стараясь завоевать ее расположение, а оказалось, что как раз наоборот.
«А Перси красавчик?» — подумала Грейнджер, примеряя оценку призрака к своему вкусу. Он был высокий, с тонким лицом, кучей веснушек и кудрявыми рыжими волосами. Сложно считать такого парня красивым по стандартным меркам. К тому же Перси отличался слишком уж педантичной любовью к школьным правилам, нарочитой сухостью и официальностью даже там, где этого не требовалось. Гермиона не могла бы сказать, что он очень уж ей нравится, но она видела в нем верного друга, человека, который всегда может дать дельный совет.
Почему-то при мыслях о красоте Перси вспомнился Драко Малфой. Вот его можно было бы назвать красивым по любым меркам. Только у него холодная, высокомерная красота. В нем нет ничего общего с такими уютными, домашними Уизли. К тому же Драко из богатой семьи и с детства приучен ухаживать за собой, как настоящий лорд.
Гермиона попыталась сравнить Драко и Перси, но тут же испугалась собственным мыслям. Ведь нужно не внешние качества сравнивать, а души! Да и зачем сравнивать? Перси ее друг, а Драко считает ее ниже себя, потому что она магглорожденная. Какое тут может быть сравнение?
Драко узнал не сразу, что Гермиона попала в больничное крыло. Никому бы и в голову не пришло сообщать ему эту новость. Он обидел Грейнджер, она с ним не разговаривала, даже не замечала его, хотя прошло уже почти 3 месяца. Малфой не мог не волноваться за нее. Тем более в Хогвартсе не клали в лазарет с элементарной простудой. Здесь должно было быть что-то посерьезнее, и Драко место себе не находил.
Наконец, он решился пойти в больничное крыло. Там Гермиона, по крайней мере, не сможет от него убежать. Может, это долгожданный шанс поговорить? Пока Малфой шел в лазарет, он додумался до того, что почти обрадовался неожиданной болезни Грейнджер, решив, что это их возможность, наконец, помириться.
Но стоило Драко войти в палату, как все его обнадеживающие рассуждения тут же улетучились. Пациентов не было, занята, по-видимому, оказалась только одна кровать за ширмой в углу. А у самой этой ширмы сидел Перси Уизли и о чем-то вдохновлено рассказывал. От двери невозможно было расслышать сути беседы, но голос старосты Гриффиндора и его приподнятое настроение легко узнавались. Когда Перси на минуту замолчал, Драко услышал и голос Гермионы. Судя по тону, она была очень рада присутствию старшего из школьных братьев Уизли и заинтересована тем, что он рассказывал.
Малфой вышел из палаты, чтобы его не заметили. Очень не хотелось объяснять Перси, зачем он пришел. Хотелось уйти совсем. Сердце грызло неприятное чувство, что Гермионе хорошо и без него, чувствует она себя, судя по голосу, вполне неплохо, так что волноваться не о чем.
И с чего Драко вообще решил, что они смогут помириться? Ведь все это время Грейнджер четко давала понять, что это невозможно, что она не простит ему «грязнокровку»! Какая глупость! Неосторожно сказанное слово разбило дружбу, которой Драко так дорожил. Просто этот дурацкий сон, ее слова о купленном месте, которые били по живому, заставили Малфоя забыться на какое-то мгновение… И именно оно все решило для них обоих.
Может, вовсе и не нужно идти мириться? Может, так даже проще? Гермионе не приходится врать своим дружкам с Гриффиндора о нем, а Драко не нужно прятаться от слизеринцев, которые и сами не поймут, да еще и могут донести отцу. Что будет, если Люциус Малфой узнает о дружбе сына с магглорожденной, даже думать было страшно. Он просто разотрет Драко в порошок!
И все-таки уйти от лазарета не хватило сил. Слишком скучал по Гермионе, слишком хотел извиниться… В тот момент дружба между ними оказалась важнее последующей лжи и отцовского гнева. Драко забрался в нишу за рыцарскими доспехами и остался ждать, пока уйдет Перси.
А тот все не уходил и не уходил. У Малфоя затекли ноги, но он продолжал ждать своей «очереди». Как все было бы просто, если б не существовало предрассудков о чистоте крови и вражды между Гриффиндором и Слизерином! Но это только мечта, фантазия. Это ситуация никак не меняется уже несколько сотен лет, чуть ли не с самого основания школы. Да и сейчас нет особых желающих что-то менять.
Драко знал, что и среди Малфоев никогда не водилось любителей магглорожденных волшебников. Его предки всегда смотрели на магглов и их отпрысков свысока, как на второй сорт. Возможно, это можно было понять с возрастом, но Драко в свои двенадцать лет это положение вещей оценить не мог. Он хотел дружить с теми, кто ему нравился, независимо от статуса их крови. Так было и с Гермионой Грейнджер. Она интересный собеседник, чуткий человек, верный друг. Кого волнует, что ее родители не могут колдовать? Разве это вообще должно кого-то волновать?
В этот момент из лазарета вышел Перси Уизли. Он прошел по коридору мимо Драко, что-то весело насвистывая и вовсе не смотря по сторонам. Когда староста Гриффиндора скрылся за поворотом коридора, Драко вылез из своей ниши и снова пошел в сторону больничного крыла. Но теперь ему стало страшно. А вдруг Гермиона и слушать его не захочет? Просто выгонит, и дело с концом? Он замер, пару минут мялся у дверей, потом глубоко вздохнул. «Малфои никогда не отступают от своего», — напомнил себе Драко, а Грейнджер он хотел видеть своей.
И он вошел. Гермиона по-прежнему лежала за ширмой. Драко приблизился, помялся. Грейнджер молчала. Может, она уснула? Или подумала, что это не к ней? Или узнала его и не хочет видеть? Вопросы бились о череп изнутри, не находя выхода.
Малфой поднял глаза на окно. За стеклом танцевали пушистые рождественские снежинки, почти теплые. Ему захотелось оказаться вместе с Гермионой на улице, пройтись по заснеженной территории школы, поймать на ладонь снежинку и посмотреть, как она тает. Ведь больничное крыло это совсем не уютное место, чтобы вести в нем такие важные разговоры.
— Гермиона! — наконец, решился подать он голос. Драко шагнул за ширму, но девочка в ужасе спряталась с головой под одеяло.
— Уходи, — выкрикнула она. Этого и следовало ожидать. Но раз уж Малфой пришел и даже дождался ухода Перси, то теперь они просто обязаны поговорить.
— Можешь со мной не разговаривать, но запретить мне удостовериться, что с тобой ничего серьезного не случилось, ты не в силах, — голос Малфоя звучал достаточно уверенно, чем он очень гордился. Пытаться вытащить Гермиону из-под одеяла он посчитал невежливым, поэтому просто перетащил стул Перси из-за ширмы поближе к кровати и сел.
— Зачем ты пришел? Поиздеваться? — как-то надрывно спросила Грейнджер.
— Думай обо мне что хочешь, но уж жестоким я никогда не был, — Драко почувствовал обиду, но сдержался. Она имела право на него злиться, а он хотел помириться, так что не время выказывать свои чувства. — Я за завтраком услышал, как Патил и Браун спорили о том, почему ты оказалась в больничном крыле, и решил проведать тебя.
— Но мы в ссоре!
— Поправка: ты на меня сердишься, уже больше трех месяцев, но я по-прежнему твой друг, и твоя судьба мне не безразлична...
— Правда? — Драко услышал в ее голосе чувство, которое не смог идентифицировать. Но это все равно дало ему надежду. Ведь они разговаривают! А это уже добрый знак.
— Конечно! Я до сих пор не понимаю, как мог так тебя обидеть, знаю, прощения это не заслуживает, но, помня твое мягкое сердце, продолжаю надеяться… — Драко старался быть как можно убедительнее, веря, что давить на жалость — не самая плохая тактика. Сейчас он готов был сделать что угодно, лишь бы Гермиона его простила.
— Как-то больно наигранно... — не поверила Грейнджер.
— У меня было время и придумать, и выучить эти слова, — усмехнулся Драко, а потом вдруг заговорил голосом болезненно взволнованным, какой он редко себе позволял, но сейчас никак не мог контролировать. — Гермиона, что мне сделать, чтобы ты меня простила? Я просто не могу представить, чтобы нашей дружбе пришел конец, не хочу этого! Как доказать, что я вовсе не думаю так, как сказал тогда? Пойми, я такой: вспыльчивый, неуравновешенный хулиган, но неужели во мне нет ничего, что помогло бы тебе простить меня?
— Вот такие моменты, когда ты становишься искренним, а не тем высокомерным мерзавцем, которым хочешь казаться, — ответила Гермиона, а потом облегченно выдохнула: — Мир.
— Ура! — он готов был пуститься в пляс от восторга! Долгим пыткам совести пришел конец, да и Драко так соскучился по Грейнджер, что просто дождаться не мог, когда наверстает с ней пропущенное время. Ни Поттер, ни оба брата Уизли не существовали для него в тот момент. Были только он и его Гермиона, и никто не посмеет больше помешать их дружбе. Малфой им не позволит.
Некоторое время они молчали, думая каждый о своем, а потом Драко, наконец, спросил:
— А что с тобой все-таки случилось? Голос вполне здоровый. Или симулируешь?
— Ничего я не симулирую! — и в каком-то необъяснимом порыве Гермиона скинула с себя одеяло и села перед ним на кровати. С шерстью на лице, треугольными ушками и горящими кошачьими глазами.
— Ого, — выдохнул Малфой. — Ничего себе! — других слов у него просто не нашлось.
— Смейся теперь! — Драко не смог бы сказать, чего больше в этих ее словах: смущения или злости. Но смеяться он вовсе не собирался. Наоборот, искренне сочувствовал.
— И не подумаю, — абсолютно серьезно ответил он. А потом наклонился и крепко сжал Гермиону в объятиях. — Можешь не бояться, я никому не скажу! — прошептал Драко ей в самое кошачье ухо.
Грейнджер вдруг тоже порывисто обняла его и неожиданно расплакалась.
— Как я могла так ошибиться... кошка... надо же... я такая дура... — разбирал Драко сквозь рыдания. Он молча гладил ее по спине, пытаясь успокоить, а сердце пело от того, что она снова рядом, снова доверяет ему. Нет, такого больше не повторится, Малфой никогда больше так ее не обидит.
Когда поток рыданий иссяк, Гермиона отстранилась и посмотрела на него необычным желтым взглядом.
— Оборотное зелье? — уточнил Драко, хотя уже знал ответ. Ничего больше это просто не могло быть. ? И в кого ты хотела обратиться?
— В Милисенту Булстроуд, — Гермиона даже покраснела под шерстью и опустила глаза.
— Что? — глаза Малфоя полезли на лоб. — Зачем?
Он даже предположить не мог, зачем Грейнджер понадобилась личина Милли. Что такого могла сделать Милисента, что понадобилась ей? Все это просто не укладывалось в голове.
— А Гарри и Рон стали Креббом и Гойлом, — продолжала тем временем Гермиона, шокируя Драко все больше и больше. И тут он вспомнил не такие уж давние события, и все встало на свои места.
— А, ну теперь понятно, что за животы, а потом сонные рожи и вышибленная память! Это твоя была идея про пирожные со снотворным?
— Угу!
— Видишь, если бы ты меня тогда простила, скольких проблем бы не было, подошла бы и спросила. Я бы посмеялся, конечно, ну какой из меня наследник Слизерина, но все-таки сказал бы это сразу, — в глазах Драко плясали озорные огоньки. Она провернула такую сложную авантюру ради того, чтобы всего лишь задать ему вопрос! Драко льстило, что гриффиндорцы сочли его наследником Слизерина, и все-таки это слишком походило на абсурд.
— Ты сердишься? — осмелилась спросить Гермиона.
— Ни капли, наоборот, восхищаюсь твоим талантом к зельям и смелостью все это провернуть! Я недооценивал тебя, Гермиона Грейнджер, ты самая необычная волшебница из всех, кого я когда-либо видел! — и Драко расплылся в теплой доброй улыбке, которую до Гермионы видела, наверное, только Нарцисса Малфой.
Пасхальные каникулы миновали вместе с рождественскими. Несмотря на заметное улучшение погоды, атмосфера в Хогвартсе оставалась гнетущей. Миссис Норрис, Колин Криви, Джастин Финч-Флетчли, Почти Безголовый Ник... Все они пали жертвой странного оцепенения. Да еще сплетни о наследнике Слизерина. Теперь, когда вся школа знала, что Гарри Поттер змееуст, многие думали, что за нападениями стоит он.
День матча Гриффиндор против Пуффендуя выдался солнечным и ветреным. Идеальная погода для квиддича. Это очень радовало Оливера Вуда, который не умолкал ни на минуту за завтраком.
Гермиона с утра была задумчивой и почти не слушала рассуждений ребят о предстоящей игре. Ей казалось, что разгадка вертится на языке, не хочет отпускать, но поймать идею никак не удается. Обычно в таких случаях помогала библиотека. Грейнджер бросила взгляд на часы и поняла, что времени до матча в обрез. «Это может подождать», — решила она.
Но когда мальчики направились в спальню за метлой и снаряжением, Гарри снова услышал странный голос. Грейнджер насторожилась. Это привело ее к мысли, что скоро должно совершиться новое нападение. Разгадка нужна была как можно скорее.
Гермиона напрягла голову. «Думай, думай! Это тебе под силу!» — и в этот момент ей, кажется, удалось ухватиться за хвостик идеи, вертевшейся все утро. Теперь она была просто обязана срочно отправиться в библиотеку.
— Гарри, я, кажется, поняла! Бегу в библиотеку! — бросила Гермиона мальчикам, уже прыгая вверх по лестнице.
В коридоре она, к своему удивлению, столкнулась с Малфоем.
— Драко? Ты? В библиотеку перед квиддичем? — девочка глазам не верила.
— Если ты не заметила, то читать я умею, — ухмыльнулся Малфой, но потом решил не язвить. — Мне просто нужно сдать пару книг, которые я и так сильно задержал. Сегодня все равно не Слизерин играет, так что можно не спешить.
Они вместе вошли в библиотеку. Гермиона сразу кинулась к стеллажу, где стояли различные книги по уходу за магическими существами.
— Ты что, питомца завела? — не удержался Драко.
— Нет, я, кажется, поняла, что за монстр сидит в Тайной комнате, — бросила Гермиона. Она заправила за ухо выбившуюся прядку и принялась с остервенением листать чудовищных размеров энциклопедию «Все магические существа от А до Я».
— Серьезно? И кто же? — Малфой заинтересовался. Он бросил сумку на пол и сел к столу напротив Гермионы. — Или это секрет неразлучной троицы?
— Я думаю, это василиск, — бросила девочка, наконец, отыскав нужную страницу.
— Что? Но как... — до Драко постепенно доходило. Что может быть логичнее? Оставить своему наследнику зверушку, изображенную на гербе его факультета?
— Только Гарри слышит странный голос, потому что это змея, а он змееуст. Василиск живет столетия, поэтому вполне может быть современником и Слизерина, и его наследника, — чем дальше Гермиона говорила, тем отчетливее понимала, что права. И это же понимал Малфой. — Он боится петухов, и Хагрид как раз жаловался, что кто-то передушил всех школьных петухов. И его боятся пауки, мы видели, как они сбегают из замка. Все сходится.
— А как же оцепенение? — спросил Драко, изучая энциклопедию, лежащую на столе вверх ногами. — Никто из жертв не был укушен...
Гермиона задумалась. Она чувствовала, что разгадка на поверхности.
— Смотри, — снова подал голос Малфой. — Василиск убивает взглядом.
— Но никто пока не умер...
— Верно, потому что никто не смотрел ему в глаза, все видели его сквозь что-то...
— Ты гений! — выдохнула Гермиона.
— Есть у кого учиться, — и Драко подмигнул Гермионе.
В этот момент раздался бой часов.
— Одиннадцать! Я должна идти на матч!
— Давай, я сдам книги и за тобой, — Гермиона уже убегала, когда Драко крикнул ей вслед. — Будь осторожна!
Девочка развернулась и замерла, а потом вытащила из сумочки маленькое зеркальце и показала ему.
— Убить он меня не сможет!
— Ну, оцепеневшей я бы тебя тоже видеть не хотел!
Гермиона усмехнулась и убежала. А Драко еще пару минут смотрел ей вслед…
* * *
Сдав все книги мадам Пинс, Драко Малфой вышел из библиотеки и двинулся к выходу. Конечно, сегодня Слизерин не играл, но посмотреть на матч все равно стоило. Драко почти не сомневался, что выиграют гриффиндорцы, у них, что ни говори, сильная команда, а в Пуффендуе учатся одни неповоротливые тупицы.
— Мистер Малфой, что вы здесь делаете? — разорвал тишину пустого коридора голос профессора Снейпа.
— Иду на матч, профессор, — Драко даже удивился такому вопросу.
— Матч отменен, профессор МакГонагалл пошла оповестить собравшихся на стадионе. Всем ученикам велено срочно идти в свои гостиные.
— Что случилось? — в душу заползли холодные щупальца страха, смешанные с дурным предчувствием.
— Потом.
Снейп сам проводил Малфоя в гостиную, где собрался уже весь Слизерин. Студенты шумели, бурлили, обсуждая причины отмены матча. Никто ничего не знал.
— Тишину, пожалуйста, — потребовал декан, и, хотя говорил он негромко, гостиная сразу погрузилась в молчание. Драко опустился на ручку кресла Блейза Забини рядом с профессором, чтобы ничего не пропустить. — Было совершено еще одно нападение, двойное, — начал Снейп, и по гостиной пролетел испуганный вздох. — На этот раз жертвами стали Пенелопа Кристал, староста Когтеврана, и Гермиона Грейнджер, ваша однокурсница из Гриффиндора. К счастью, они живы, хотя подверглись оцепенению, как и прочие жертвы.
В глазах у Драко потемнело. Его совершенно не волновала судьба какой-то когтевранки, но Гермиона... Его Гермиона... Ведь он только полчаса назад просил ее быть осторожной, а она с улыбкой показывала ему зеркальце, гордая тем, что, наконец, раскрыла тайну. Тогда, в библиотеке, ему и в голову не приходило, что через какие-нибудь жалкие полчаса добрая благородная гриффиндорка будет лежать в больничном крыле.
Малфой почти не слушал изменения в правилах, которые зачитывал профессор Снейп. Какая теперь разница? Ему, чистокровному, все равно ничего не грозит, Драко был в этом уверен. А единственный человек, которого он хотел защитить, уже подвергся нападению.
Когда декан собрался покинуть гостиную, Малфой подошел к нему.
— Профессор, я хотел бы навестить мисс Грейнджер...
— Зачем, позвольте вас спросить? Она не сможет вам ничего сказать.
— Пожалуйста, профессор, я разговаривал с ней в библиотеке буквально перед нападением, не могу поверить, что она вышла оттуда и попала в лапы какому-то монстру, — в глазах Драко застыла мольба.
— Хорошо, я вас провожу, — вышли они вместе.
Снейп нравился Малфою тем, что никогда не задавал лишних вопросов и всегда стоял на стороне своих учеников. Слизеринцы доверяли ему безоговорочно, хотя знали, что ребята с других факультетов его не любят.
Драко вошел в больничное крыло с тяжелым сердцем. Он одновременно и хотел увидеть Гермиону, и боялся вида неподвижной статуи, которой она стала. Ведь пока память предлагала ее образ гордой, смеющейся, живой...
Девочка лежала на койке за ширмой, необычно тихая, сжимая зеркальце в руке. Она походила на бледную восковую фигуру. Драко вспомнил ее на той же кровати с кошачьими ушками и чуть не разрыдался. Да, тогда внешне она мало походила на себя, но внутри оставалась все той же Гермионой... Его лучшей, самой любимой подругой. Теперь она не могла вскочить к нему с кровати, не могла обнять в ответ, даже расплакаться у него на плече, хотя каждая ее слезинка всегда ножом резала Драко по сердцу, но это все равно лучше, чем эта холодная неподвижность.
Снейп ушел. Малфой осторожно коснулся пальцами гладкой кожи руки, сжимающей зеркальце.
— Ох, моя храбрая девочка, как же вовремя ты догадалась, — прошептал Драко. Сейчас его успокаивало только одно: она жива. Даже несмотря на эту холодную неподвижность, застывшие глаза, Гермиону еще можно вернуть, как и всех оцепеневших, мадам Помфри и профессор Стебль справятся с этим. Драко верил, что Гермиона еще встанет, иначе можно просто выть в голос.
Он вспомнил, что она так и не успела рассказать Поттеру и Уизли о василиске. Конечно, сами эти олухи не скоро додумаются. Но Гермиона верила, что они справятся, что им под силу спасти школу. Малфой знал, какая она умная, поэтому не давал себе повода сомневаться.
Драко покинул больничное крыло, просидев там около часа, с тяжелым сердцем. Нападение на Гермиону словно выбило у него землю из-под ног, даже дышать стало труднее, но он не должен был отчаиваться, она бы ему этого не позволила, ведь сама девочка никогда не теряла надежды.
В школе как будто стало темнее для Драко. Раньше он часто видел Гермиону и на уроках, и в Большом Зале, и просто в коридорах. Ему нравилось случайно сталкиваться с ней, похожей на комок жизненных сил и энергии, словно она сама была олицетворением жизни. Теперь же этот огонек лежал в больничном крыле окаменевший. Даже ссорясь с ней, Малфой все равно видел ее улыбку, слышал ее смех, пусть и адресованные другим, а теперь Гермионы просто нигде не было.
Драко не знал, как объяснить это щемящее чувство одиночества среди людей. Как будто все остальное имело значение лишь тогда, когда она тоже была рядом. А без нее даже в толпе сохранялось чувство пустоты.
— Что это ты такой притихший? Что стряслось? — спросил его как-то Блейз Забини.
— Эта атмосфера давит на меня, — Драко не соврал, хотя это и была только часть правды. — Ходить на уроки с сопровождением, выходить из гостиных нельзя, все серые и испуганные. Удавиться можно! Еще и квиддич отменили!
— Да, это очень тяжело, — поддакнул ему Блейз. — Мне все это тоже страшно не нравится. Поговаривают, что Школу закроют, если не найдут виновника нападений.
— Отец говорил, что в прошлый раз Тайную комнату открыл Хагрид, — протянул Малфой. — Может, и сейчас это он?
Но ему не верилось. Хагрид выглядел слишком тупым и добродушным, чтобы натравливать монстра на школьников. Да и этот здоровяк лесничий любит Гермиону, зачем ему пытаться убить ее? Картинка отчаянно не складывалась, но он и думать не хотел, что Хогвартс закроют. Малфой любил школу. Конечно, отец изначально хотел отдать его в Дурмстранг, где темным искусствам уделялось намного больше времени, и где директором был Игорь Каркаров, старый знакомый отца еще по временам Темного Лорда, которому служили оба.
— Ты сам-то в это веришь? — снисходительно спросил Блейз.
— Не особенно, но хочется надеяться. Мне, честно говоря, неважно, кто это сделал, главное, чтобы его нашли, школу не закрыли, а жертв нападений оживили. А Хагрид это или не Хагрид — без разницы.
— Да, мне тоже, — кивнул Забини. — Не хочу, чтоб Хогвартс закрывали. Эта такая история, такая уйма традиций, что просто кощунство это разрушать.
И тот разговор был одним из многих однообразных разговоров с разными людьми, но на одну и ту же тему…
Малфой занимал себя одной мыслью: как помочь Поттеру и Уизли разгадать загадку вместо Гермионы. Он не мог просто подойти и рассказать, ему бы не поверили. Еще оставался очень важный вопрос: как огромная змея передвигается по замку так, что ее никто еще не видел? Ведь не обязательно смотреть в глаза, можно заметить и хвост... Да и если василиск ползает по коридорам, тем более средь бела дня, жертв должно быть куда больше. Драко усиленно ломал голову над этой загадкой. Его преследовало чувство, что будь рядом Гермиона, она бы сразу догадалась.
Наконец, он решил оставить это на совесть Поттера с Уизли. Он даст им знать о василиске, остальное пусть решают сами. Идея, как рассказать, не выдав себя, пришла быстро.
Конечно, перемещаться по школе в одиночку было запрещено, но в библиотеку их отпускали. Придя туда в очередной раз в компании друзей-слизеринцев, он снял с полки ту самую энциклопедию, которую читала Гермиона. Повернувшись спиной к ребятам, чтобы они не задавали вопросов, он осторожно вырвал из книги страницу про василиска и положил ее во внутренний карман мантии. Мадам Пинс, да и сама Грейнджер, наверно, тоже, назвала бы это кощунством, но в опасное время нужны радикальные меры.
В тот же вечер, сразу после зельеварения, Драко подошел к профессору Снейпу и попросил разрешения посетить больничное крыло.
— Что-то вы зачастили туда, мистер Малфой, — ухмыльнулся декан.
— Просто у меня что-то болит желудок в последнее время, хотел посоветоваться с мадам Помфри...
— Что-то серьезное? — в темных глазах профессора Снейпа мелькнуло подозрение.
— Не думаю, но близятся экзамены, хочу быть здоровым.
Декан кивнул и чиркнул записку, чтобы Драко не останавливали в коридорах. Малфой пулей припустил вниз. Но в одном из переходов, как раз рядом с туалетом Плаксы Миртл, он услышал разговор Филча и МакГонагалл. Не желая сталкиваться лицом к лицу ни с одним из них, Драко юркнул за колонну и затих.
— Опять трубы текут, — жаловался Филч. — Это несчастное приведение портит всю сантехнику в этом крыле!
— Не верю, что вы не можете справиться с трубами, Аргус, — ответила ему МакГонагалл, и они скрылись за поворотом.
«Трубы», — мысленно повторил про себя Малфой. И тут его осенило, конечно, трубы! Василиск ползает по трубам, поэтому на него никто еще не наткнулся. И он ринулся в больничное крыло.
На случай, если Снейп проверит, Драко зашел к мадам Помфри и спросил про желудок. Она, кажется, не поверила ему, но дала какую-то настойку, велев принимать утром и вечером перед едой.
Выйдя от школьной врачевательницы, Малфой подошел к койке Гермионы. С того дня, как он впервые увидел ее оцепеневшей, ничего не изменилось. Все тот же пустой стеклянный взгляд, та же неподвижность...
— Я постарался, Гермиона. Можешь мной гордиться, — прошептал Драко. Он вытащил из своей школьной сумки перо и чернильницу, пристроился на прикроватной тумбочке и написал внизу оторванной страницы: «Трубы». Он помнил почерк Гермионы и пытался скопировать его, чтобы Поттер с Уизли подумали, что этот листок был там с самого начала.
Закончив, Драко вложил страничку в левую руку девочки.
— Возвращайся, Гермиона, я скучаю, — Малфой поддался порыву и коснулся губами ее холодного каменного лба. — Я должен был пойти с тобой и защитить, не знаю как, но должен был.
Малфой накинул сумку на плечо и ушел. Чувство тоски только усилилось. Он ничего не мог сделать, только ждать.
А в гостиной на него тут же накинулся Флинт. Команда собралась у одного из каминов за общим столом и изучала стратегию игры. Не хватало только ловца.
— Где это ты бродишь, когда никого не выпускают из гостиных? — подозрительно сощурился Маркус.
— Ходил к Помфри, Снейп разрешил, — буркнул Драко, опускаясь в свободное кресло. Ему не хотелось сейчас говорить с кем-то, тем более с товарищами по квиддичной команде. После неудач Малфоя на первых тренировках отношения не заладились. Потом он исправился, но вернуть шанс произвести хорошее первое впечатление никому не дано. Драко считали слабым игроком, купившим место в команде, но не прогоняли. Все-таки фамилия и метлы давали ему право быть ловцом.
— Мы тут разбираем стратегию игры, — начал растолковывать ему Флинт и тут же ушел в сложные комбинации. И чем больше Драко слушал, тем меньше ему эти комбинации нравились, все слишком сложно, запутано, а главное никакой гарантии успеха. Маркус не учитывал слабости своих игроков, он рисовал себе план игры для некоторой абстрактной команды, а не для конкретных людей, со своими достоинствами и недостатками.
Драко на некоторое время отключился от его рассуждений и вгляделся в движущуюся схему. Он столько раз разбирал легендарные квиддичные матчи. Малфой позволил себе расслабиться, отключиться от неприятных мыслей о Гермионе и подумать о квиддиче.
— Все понятно? — закончил Флинт.
Команда загудела, выражая согласие. Драко поднял голову.
— А что, если так? — он достал листок пергамента и начал быстро чертить линии, на ходу рвано объясняя Маркусу и ребятам. Его захлестывал азарт, идея составить такую стратегию на следующий год, которую никто точно не обойдет, захватила Малфоя с головой.
— У тебя здесь провисла система, надо подтянуть сюда Монтгомери… — у Флинта тоже загорелись глаза, он включился в обсуждение. И вскоре вся команда отключилась от их разговора, остались только горячо обсуждающие квиддич Драко и Маркус.
Они крутили поле и игроков часа три и извели кучу пергамента, комкая листы и швыряя их в камин.
— А ты молодец, Малфой, — сказал под конец Флинт, падая в кресло. Рассуждать сидя он не мог, ходил и размахивал руками, а теперь выдохся и устроился с удобством. Пыл обсуждения был позади, можно и расслабиться.
— Спасибо, — Драко был искренен. Может, это начало дружбы со сборной?
— Теперь будем вместе думать над играми, так лучше получается! — и они с Флинтом пожали друг другу руки.
Драко встал, чтобы пойти в спальню, и тут же столкнулся с Пэнси Паркинсон, которая оказывается, давно стояла у него за спиной.
— Ты молодец! Наконец, показал им всем, чего ты стоишь! — и подруга крепко обняла его в порыве гордости.
— Спасибо! Мне самому это оказалось очень интересно! — Малфой даже раскраснелся от пережитых эмоций.
— Вот, теперь я тебя узнаю! А то как в воду опущенный ходил! — и Пэнси искренне ему улыбнулась.
После этих слов Драко сразу же вспомнилась окаменевшая Гермиона, и настроение словно ветром сдуло.
— У нас в школе такая ситуация, что не очень к месту веселиться, — одернул подругу Малфой. — И со мной все в порядке.
Он прошел в свою спальню, там уже укладывались Крэбб и Гойл, о чем-то переговариваясь, но Драко не стал вслушиваться. Часы над дверью отбивали секунды маятником в виде кобры с раскрытым капюшоном, те секунды, которые были вырваны из жизни его Гермионы чьей-то злой волей.
Это было ужасно несправедливо, что именно она попалась василиску! Они ведь не так давно помирились, а теперь Драко снова лишен ее общества. Безумно несправедливо!
Друзья не смогли полностью заменить Гермиону Драко, он под любым предлогом у разных преподавателей брал разрешение и шел в больничное крыло, чтобы ее проведать. Малфой просто садился на табурет рядом с койкой подруги и начинал говорить. Стараясь не нарушать тяжелую тишину лазарета, он рассказывал Грейнджер обо всем, что происходило в его жизни, в школе, о чем писал «Ежедневный пророк». Драко знал, что с волшебниками, находящимися долго без сознания, полезно разговаривать, может, они и не услышат, но ощущение чьего-то присутствия повлияет на них благотворно.
Через три недели мадам Помфри сжалилась над Малфоем и выписала ему постоянный пропуск.
— Я очень удивлена, что вы так дружите с мисс Грейнджер, все-таки она с Гриффиндора. Но это очень полезно, что вы к ней ходите, мы с профессором Стебль думаем, что оцепеневшие слышат нас.
После этого Драко стал приходить почти каждый день. Порой он даже читал Гермионе учебники, чтобы она не сильно отставала от школьной программы, ведь ей все равно придется нагонять летом.
И еще Малфой часто приносил ей цветы, трансфигурировал их из всего, что попадалось. Благодаря его магии букеты не вяли. Драко знал, что Гермиона любит герберы и создавал их для нее всех цветов, на которые только хватало фантазии. Это стало для него очень важным, тонкая ниточка, связывающая его с Грейнджер, которая лежала такая молчаливая, недоступная, холодная… Ее руки были словно лед, и Драко все время хотелось ее согреть, но даже от его прикосновений кожа Гермионы не согревалась.
— Вы бы не тратили столько времени здесь, ваша учеба тоже очень важна, мистер Малфой, — сказала как-то мадам Помфри. — А то я заберу у вас пропуск.
— Мне это не мешает, — испугался Драко. — Сейчас же нет тренировок по квиддичу, так что времени много.
Он помолчал немного и, когда школьная врачевательница уже отошла от него, добавил:
— Здесь я не так сильно по ней скучаю…
— Ох, мистер Малфой, потерпите, мандрагоры совсем скоро вырастут, и мы поднимем всех. И мисс Грейнджер снова будет нам улыбаться.
— Очень этого жду, — кивнул Драко, вспоминая нежную улыбку Гермионы. — Возвращайся, Гермиона, мне тебя ужасно не хватает, — произнес он, сильнее сжимая ее ладонь.
Однажды, придя в больничное крыло, Драко увидел у койки Гермионы Перси Уизли. Малфой тут же спрятался за ширму, раздраженно переминаясь с ноги на ногу. Его выводило из себя то, что староста Гриффиндора уделяет столько внимания Грейнджер. Тем не менее ему очень хотелось узнать, о чем же говорил Перси. Поэтому Драко успокоил свое колотящееся сердце и прислушался.
— Возвращайся, Гермиона, без тебя так пусто… И Гарри с Роном ходят, как в воду опущенные, все шушукаются о чем-то. Ты-то, конечно, знаешь, что у них там за секреты, но мне они никогда не расскажут.
Перси замолчал, но через пару минут снова заговорил.
— Кто-то все время создает тебе букеты. Хотел бы я знать, что за таинственный поклонник. Рон на такую трансфигурацию не способен, да и Гарри вроде тоже. А тут… Может кто-то из старших? Эх, Гермиона, я так скучаю по нашим разговорам! Иногда мне кажется, что только ты и понимала меня, по-настоящему понимала. А теперь я один, как в пустыне… Еще и Пенни тоже оцепенела… Знаешь, мы ведь с ней помирились всего за неделю до нападения… Как ты и советовала…
Драко почувствовал облегчение, хотя сам не мог до конца объяснить почему. Если Уизли помирился со своей Кристал, значит, он не претендует на Гермиону! Но ведь они все всего лишь друзья, а дружить можно с множеством людей одновременно. Драко не мог объяснить даже себе, чем его так раздражает внимание Перси к Грейнджер, но отчетливо понимал, что это интерес иной, чем у Поттера или младшего из Уизли.
— Ты меня очень правильно научила, — продолжал между тем староста Гриффиндора. — Все прошло именно так, как ты сказала. Я очень благодарен тебе за это. Хотя знаешь, по секрету, Пенни больше не кажется мне такой умной, я ее переоценивал в какой-то мере. Но она очень хорошая, я рад с ней помириться. Мы с ней так давно друг друга знаем, и у нас много общего.
Перси перевел дыхание. Казалось, что он о чем-то задумался, с чем-то борется в себе.
— Поправляйся, Гермиона, — наконец, сказал он. — Ты очень мне нужна! Просто так, честно. Просто поговорить, посидеть у озера, позаниматься в библиотеке. Я скучаю по нашим посиделкам. Возвращайся к нам, мы все тебя очень ждем!
Драко увидел из-за ширмы, как Перси сжал твердую безжизненную руку Гермионы, потом наклонился, поцеловал ее в щеку и ушел быстрым широким шагом. Малфой некоторое время смотрел ему вслед. Этот Уизли учился уже на шестом курсе, он был старше них, наверно, понимал больше. И его отношение к Гермионе было иным, чем у остальных. Это заставляло Драко задуматься.
* * *
В то время, когда школа бы сломлена гнетущей безнадежностью, а удручающая тоска по Гермионе давила на Малфоя с каждым днем сильнее, произошло еще одно странное знакомство. А именно Драко столкнулся с плаксой Миртл! Встретились они, разумеется, в мужском туалете, а не в женском.
— Ты тот мальчик, что все время ходит к Грейнджер, — констатировало привидение.
Драко резко обернулся и, только удостоверившись, что туалет пуст, снова посмотрел на Миртл.
— Да. А ты кто? Я никогда тебя раньше не видел.
— Я привидение женского туалета на втором этаже. Меня зовут Миртл. Я знаю твою Грейнджер, мы с ней часто болтали, когда она варила Оборотное зелье у меня в туалете.
— Я знаю про зелье, — сказал Драко, решив, что Гермиона вела себя очень неосторожно, не скрываясь от этого болтливого привидения.
— Ты ее друг?
— Да.
— Тогда странно, что ты обо мне не знал. Мы с ней много говорили. Ну, конечно, кто станет вспоминать бедную Миртл, когда у него есть живые друзья! — и привидение с криком нырнуло в унитаз.
Драко решил, что обидел несчастную мертвую девочку. Тем более то, что она живет именно в туалете, очень его заинтриговало. Он знал, что там вечно текли трубы, похоже, именно из-за Миртл.
И через некоторое время Малфой сам пришел к ней. Они поговорили. Оказывается, она погибла именно тогда, когда впервые была открыта Тайная комната. Ее убил василиск! Драко попытался разведать побольше. Вместе они долго говорили о Тайной комнате, о том, где она может находиться, даже пытались ее найти. Но при сложностях с передвижениями по замку из-за новых правил, это было почти невозможно.
— А почему ты постоянно ходишь к Грейнджер? — спросила как-то Миртл. — Влюбился?
Драко даже поперхнулся от неожиданности. Он никогда об этом не думал. Любовь — это последнее, о чем двенадцатилетнему мальчишке придет в голову думать.
— Мы друзья, — наконец, выдавил Малфой.
— Она говорила о своих друзьях, Гарри и Роне, но они к ней приходят гораздо реже.
— Я за них не в ответе, — Драко было не приятно, что Миртл пытается разобраться в его чувствах.
— И все-таки они реже к ней приходят. К ней еще часто заходит староста Уизли. Вы с ним не сталкивались?
— Нет, — соврал Драко. — Но я знаю, что она с ним дружит.
— У нее куча друзей! Почему интересно? Она ведь такая зануда! Все время учится. Да и зубы у нее длинные, и на голове воронье гнездо.
— Зато сердце доброе, — вставил Малфой, сомневаясь, что Миртл его поймет. Но она поняла и затихла.
— Ты и правда ее любишь. Просто еще не понял этого. Потом поймешь, и пусть она ответит взаимностью на такую любовь, иначе жизни тебе не будет, — как-то очень серьезно сказала девочка-привидение. — Если бы ты не любил ее, то не таскался бы к ней чуть ли не каждый день, не разговаривал бы с ней, ведь она все равно не отвечает, и не создавал для нее цветы. А это все очень мило.
— Это называется дружба! — резче, чем собирался, оборвал Миртл Драко. — Мы друзья.
И он ушел. А слова призрака еще долго звучали в его ушах.
Все тело словно каменное. Боли нет, но и иных ощущений тоже нет. Веки слишком тяжелые, чтобы открыть глаза.
— Мисс Грейнджер, вы слышите меня? — донесся до Гермионы чей-то голос.
И тут накрыла волна воспоминаний…
Она бежит по коридору школы, чтобы успеть на матч. В руке маленькое зеркальце, заглядывает им за углы.
— Гермиона! Ты чего еще в школе? — это Пенелопа Кристал.
— Вот бегу на матч, а ты?
— Тоже! Я проспала сегодня, но хочу попасть.
И они и идут вдвоем.
— Ты не видела Перси?
— Он должен быть на матче. Я рада, что вы помирились.
— Да, я тоже, — Пенелопа смотрит на нее как-то странно, словно не верит в Гермионину искренность.
И тут Грейнджер поворачивает зеркальце за очередной угол, видит сначала удивленный, а потом испуганный взгляд Кристал. Она опускает глаза. Из зеркала на нее смотрит огромный желтый глаз. И далее темнота…
Василиск! Значит, она видела глаз василиска! Зеркальце спасло ей жизнь! Как же вовремя пришла догадка.
— Мисс Грейнджер, — ее снова позвали. Она попыталась открыть глаза, хотя бы пошевелиться, но тело так затекло, что не слушалось. С губ сорвался легкий стон.
Чьи-то мягкие руки начали активно растирать ее тело. Стало легче. Постепенно Гермиона смогла пошевелиться. Глаза открывались медленно, их резал свет из окна больничного крыла.
Над ней склонилась мадам Помфри.
— Пытайтесь немного двигаться, постепенно сесть, встать. Только медленно и осторожно. Мне нужно пойти к другим пациентам.
Гермиона попробовала кивнуть, но получилось не очень. Мадам Помфри отошла.
Приходить в себя оказалось долгим и мучительным процессом. Хорошо еще, что об излечении оцепеневших никому не сообщили. Грейнджер не хотела, чтобы вокруг нее крутились Гарри и Рон, они же жуткие непоседы, а ей сейчас все давалось с огромным трудом.
Больше всего ее шокировало время, которое она провела в оцепенении. Гермиона поверить не могла, что ее вышвырнуло из жизни так надолго. Сколько же всего она пропустила! И как теперь готовиться к экзаменам, которые чуть ли не завтра, а ее не было больше двух месяцев! Это ж сколько надо нагнать!
Гермиона порадовалась, когда мадам Помфри рассказала ей про подвиг Гарри и Рона. Бедная Джинни, сколько ж ей пришлось вынести за этот год! Маленькая, добрая, наивная девочка! Какое счастье, что Гарри успел во время! Еще чуть-чуть, и Джинни поплатилась бы за свою наивность.
Жалко было и Локонса, в которого попало его собственное заклинание. Теперь бедняга навсегда останется пациентом больницы Святого Мунго. А мог бы еще столько всего совершить, написать, изобрести…
Гермиона гордилась тем, что ее мальчики и без нее узнали про василиска. А она-то считала себя почти гением, который разгадал великую тайну! Но Гарри с Роном оказались не глупее и справились без нее. Какие же они молодцы!
А еще ей было безумно приятно, что они не забывали про нее и принесли букет любимых гербер. Она не помнила, чтоб они когда-нибудь обсуждали ее любимые цветы, но мальчики, без сомнения, угадали. Гермиона долго восхищалась бархатными темно-фиолетовыми цветами.
Только к вечеру она размяла тело и пришла в себя настолько, что мадам Помфри отпустила ее в Большой Зал на пир по случаю окончания учебного года, взяв обещания есть немного и не налегать на тяжелую для желудка пищу.
* * *
— Как хорошо, что ты снова с нами! — с набитым ртом проговорил Рон. Пир был в самом разгаре. Гермиона сидела между своими мальчишками и тоже радовалась своему возвращению.
— Да, я тоже этому рада! Сколько же я всего пропустила, — ее, действительно, очень беспокоил этот факт.
— Не бойся, мы все в подробностях тебе расскажем, словно ты все время была с нами, — успокоил ее Гарри.
И тут Гермиона вспомнила шикарные темно-фиолетовые герберы на своей прикроватной тумбочке в больничном крыле.
— Кстати, спасибо вам за цветы! Никогда б не подумала, что вы такие умельцы! Да и любимые цветы угадали… — но по лицам друзей Гермиона уже понимала, что ошиблась.
— Прости, Гермиона… Мы как-то не подумали об этом… Тебе ж было все равно, пока ты лежала… А когда вас собрались будить, мы с Гарри пытались спасти Джинни… — промямлил Рон.
— Все хорошо, я понимаю, — задумчиво ответила Гермиона. Вот только вопрос, от кого тогда цветы? Стоило спросить об этом у мадам Помфри, тогда бы не попала в такую глупую ситуацию.
* * *
Отмену экзаменов праздновала вся гостиная Гриффиндора, но Гермиона еще не до конца оправилась от оцепенения, чтобы предаваться шумному веселью вместе со всеми. Она тихо улизнула из гостиной. Ноги сами понесли ее в пустой коридор первого этажа, окна которого выходили на теплицы, и подоконники этих окон были низкими и широкими. Занятия здесь не шли, поэтому ученики появлялись крайне редко. Это место показал ей Драко, он приходил сюда на первом курсе, просто чтобы уйти из слизеринской гостиной, и они не раз там встречались.
Сейчас Гермионе хотелось пойти именно туда, и еще больше она желала встретить Драко. Ведь из-за ее оцепенения они очень долго не виделись! И Гарри рассказал ей о вырванной из энциклопедии странице в ее руке со словом «Трубы», если это сделал не Малфой, то кто еще?
И в школе волшебства произошло чудо, Драко сидел на подоконнике пустого коридора и смотрел на темноту за окном.
— Драко! — Гермионе захотелось броситься к нему и обнять, но она почему-то не решилась.
— Гермиона! — он повернулся к ней и расплылся в искренней улыбке. Он был рад ее видеть, это отразилось в его глазах.
Они молчали и смотрели друг на друга. Тогда казалось, что слова не нужны.
— Спасибо за цветы, — выговорила, наконец, Гермиона. Она подошла и села рядом с Малфоем. Теперь Грейнджер совершенно не сомневалась, что это его подарок, даже странно было, что она подумала сначала на Гарри и Рона.
— Пожалуйста. Я часто менял им цвет, почему-то казалось, что так лучше. И часто к тебе приходил, почти каждый день. Помфри сжалилась и выписала постоянный пропуск. Мне хотелось верить, что ты меня слышишь. А ты слышала?
— Нет, прости, — Гермиона смутилась. Для нее все время оцепенения пролетело как один миг, а вот человек навещал ее, скучал, рассказывал ей новости…
— Это ничего. Мне и самому нужны были эти разговоры, так я меньше скучал.
— А ты скучал по мне? — покраснев и опустив глаза, спросила Гермиона.
— Очень, — честно признался Драко, и в этом его «очень» послышалось больше искренности, чем во всех радостных воплях Гарри и Рона. Они были вместе, заняты, у них и времени не нашлось скучать. А вот он, правда, скучал, потому что Драко не воспринимал Гермиону как данность, как нечто само собой разумеющееся, в отличие от Гарри и Рона. Малфой постоянно боролся за ее внимание с гриффиндорцами, так же как она боролась за него со слизеринцами. Их дружба была слишком необычной, чтобы не воспринимать ее как чудо. Поэтому Драко и скучал по ней больше остальных.
В порыве чувств Гермиона крепко обняла Драко и чмокнула его в щеку. Он так сильно покраснел, что весь пошел красными пятнами. Но именно в тот момент Грейнджер услышала тихий вздох, у арки в коридор стоял Перси Уизли и смотрел на них.
— Перси! — позвала Гермиона, но он не откликнулся. Просто развернулся и ушел. Она не стала его догонять. Что-то в его взгляде подсказало, что не стоило этого делать. Тем более, что ее уход сейчас очень обидел бы Драко, чего Грейнджер, конечно, не хотела.
Семестр закончился, и Гермиона оказалась дома быстрее, чем сумела разобраться, что же собственно произошло. Может, из-за долгого лежания в оцепении ее мозг стал работать медленнее? Все-таки Грейнджер совершенно выпала из жизни. Однако удивленный, разочарованный взгляд Перси, увидевшего, как она обнимает Малфоя, застрял у нее в памяти. Несколько дней Гермиона просто старалась убедить себя, что это не имеет никакого значения, и если Перси не рассказал обо всем Рону сразу по возвращении в гостиную, то и дальше не расскажет. Но было в его взгляде что-то такое, что заставляло Грейнджер бояться, а не обидела ли она самого Перси?
Тогда же ей в голову пришла мысль, что ее дружбу с Малфоем необходимо «рассекретить». Да, ее друзья будут шокированы подобной новостью, но если они и правда ее ценят, то должны принять ее дружбу с Драко. Иначе и быть не может! А она расскажет им, какой он на самом деле замечательный. Но ее грызли сомнения…
— Дорогая, ты такая задумчивая ходишь с самого своего приезда… У тебя что-то случилось? — спросила мама, когда они вместе с Гермионой мыли посуду после ужина.
— Знаешь, я все не могу решить один вопрос… Я уже два года дружу с одним мальчиком, Драко, и мне с ним очень интересно, он замечательный друг… Но он учится на другом факультете, и наши факультеты враждуют между собой, хоть это и сущая глупость, конечно. Но мои друзья с факультета, Гарри и Рон, очень не любят Драко, они все трое постоянно друг с другом задираются. Поэтому я скрываю от Гарри и Рона, что дружу с Драко. А накануне отъезда из школы я случайно встретилась с Драко и обняла его, так как он очень скучал по мне, пока я лежала в лазарете, создавал мне цветы, говорил со мной… И это мое объятие увидел Перси, староста нашего факультета, брат Рона и еще один мой друг. Он просто ушел, хотя я его окликнула, но Перси ничего не сказал Гарри и Рону. А его взгляд мне не понравился… Я не знаю, меня это тревожит.
Гермиона сама сочла свой рассказ сумбурным и неотражающим действительности, но мама ее поняла.
— Такое бывает, дорогая. Может быть, ты нравишься Перси, и ему было неприятно, что ты обнимаешь другого мальчика?
Грейнджер это раньше не приходило в голову, поэтому она задумалась. Гермиона настолько привыкла дружить с мальчишками, что уже сама себя не воспринимала девушкой. А вот мама думает, что она может кому-то нравиться… даже Перси…
— Напиши ему письмо, — продолжала тем временем Джин Грейнджер. — Я имею в виду Перси. Расскажи, что дружишь с Драко, и спроси, все ли в порядке. Хотя я считаю, что тебе стоит и Гарри с Роном рассказать о своем друге. Это не дело, что вы дружите тайно. Потом, когда это выяснится, будет тяжелее, ведь чем дольше ты скрываешь правду, тем сложнее ребятам будет ее принять. Нехорошо врать друзьям.
Гермиона никогда не думала, что, общаясь с Драко, она врет гриффиндорцам, и сейчас не задержалась долго на этой мысли. Ее захватила идея написать письмо Перси и все ему объяснить. Уже тем же вечером она села за пергамент и принялась связывать убористые буковки в строчки текста:
«Дорогой Перси,
Очень жаль, что мы с тобой не смогли попрощаться перед каникулами и как следует поговорить после моего выздоровления. Я очень надеюсь, что у тебя все хорошо. Расскажи, как твои дела? Что я важного пропустила? Как ты теперь проводишь лето?
О себе сразу скажу, что у меня все хорошо, я полностью здорова и рада быть дома с родителями. Скоро поедем всей семьей во Францию. Очень жду этой поездки!
Знаю, что ты хотел бы меня спросить о том, что ты видел. Очень жаль, что ты не дал мне сразу объяснить. Мы с Драко дружим с самого первого курса, но скрываем это, потому что никто этого не поймет. Его не любят на Гриффиндоре, а на Слизерине не признают магглорожденных. Но Драко очень хороший друг, и я не хочу его терять. Буду благодарна, если ты сохранишь этот секрет. Очень надеюсь, что ты не подумал ничего лишнего и не будешь меня осуждать.
В ожидании ответа и с наилучшими пожеланиями,
Твоя подруга Гермиона Грейнджер»
Только дописав письмо, Гермиона поняла, что понятия не имеет, как его отправить, ведь у нее нет совы! Пришлось на следующий день ехать в Косой переулок в почтовое отделение и платить за сову, чтобы та доставила письмо.
Теперь оставалось только ждать. Гермиона волновалась все больше. Ведь не захотел же Перси поговорить с ней сразу, кто даст гарантии, что он ответит на письмо? Может, он настолько в ней разочаровался, что не хочет больше иметь дела?
Ответ пришел через два дня, и принес его Гермес — серая ушастая сипуха, собственная сова Перси. Гермиона помнила сердитый взгляд пернатого почтальона, поэтому поспешила впустить его в комнату и угостить совиным печеньем, которое держала для Букли и Стрелки.
И вот, что писал Перси:
«Дорогая Гермиона,
Очень рад, что ты мне написала, и тоже сожалею, что нам не удалось нормально попрощаться перед каникулами. Рад слышать, что ты в порядке и готовишься к поездке во Францию, это будет замечательный опыт для тебя.
У меня тоже все хорошо. Сейчас дома, но скоро поедем всей семьей в Египет, отец выиграл эту поездку в ежегодном розыгрыше «Ежедневного пророка». Мы все очень этому рады, ведь египтяне уже 5000 лет практикуют магию!
На счет тебя и Малфоя я никому не сказал и не скажу, это твое дело. Но знай, что я не одобряю этой дружбы, она не доведет тебя до добра. Малфои не зря получили репутацию магглоненавистников и покровителей Темных искусств. Это не пустые слова, это может быть опасно!
Гермиона, если ты не против, я бы хотел встретиться с тобой до отъездов: моего — в Египет и твоего — во Францию. Так мы сможем нормального поговорить и восполнить упущенное. Я готов прибыть в маггловский квартал, у меня и одежда есть, только расскажи, когда и куда.
В ожидании ответа и с наилучшими пожеланиями,
Твой друг Перси Уизли»
Гермиона очень порадовалась, что Перси никому не сказал о ней с Драко. Слова матери о том, что этот секрет может еще больно по ней ударить, успели поблекнуть. Грейнджер не предала им должного значения и продолжила идти по легкому пути и ни с кем не объясняться. Предостережения Перси насчет Драко ее тоже совсем не тронули. Она и так знала, какая репутация у Малфоев, и совсем не боялась Драко. Гермиона даже представить не могла, что он может быть для нее опасен. Ведь они друзья!
А вот предложение Перси о встрече вызвало у нее искреннюю радость. Все-таки жить два месяца среди магглов, пусть родных и любимых, было довольно тяжело. Родители и старые друзья не могли понять слишком многого из того, что стало неотъемлемой частью ее жизни. Поэтому Гермиона тут же написала Перси ответ с согласием на встречу, своим адресом и указанием места, куда можно трансгрессировать, не опасаясь нарваться на магглов.
Уизли появился на пороге ее дома утром в среду, в джинсах и рубашке, которые очень ему шли. Было ужасно непривычно видеть чистокровного Перси в маггловской одежде. Тот и сам чувствовал себя в ней явно некомфортно, но держался.
Родители были на работе, поэтому Гермиона пригласила Перси в дом и напоила чаем с домашним печеньем. Пока она суетилась с чашками и блюдцами, ловила на себе неотрывный взгляд друга. Однако ее это не пугало, а почему-то радовало. Совершенно незнакомое прежде ощущение, что ею любуются. Именно тогда Гермиона почувствовала себя девочкой, почувствовала разницу между собой и друзьями-мальчишками. Правда, она не сомневалась, что ни Гарри, ни Рон этой разницы еще не видят. Но, может, видит Драко? Грейнджер вспомнила, как он покраснел, когда она его обняла и поцеловала в щеку.
Однако думать об этом ей было некогда. Перси занимал ее разговором. С ним было весело и уютно. Почти как с Роном, и все же не так. Братья Уизли различались не только по возрасту, но и по характеру. В отличие от младшего брата Перси точно знал, чего хочет и чего стоит. Он, будучи и без того старше Гермионы, старался казаться еще взрослее и серьезнее, что ему не шло, но ведь это же был Перси, и Грейнджер давно знала, как его рассмешить и расслабить.
После чая они решили прогуляться. Погода стояла отличная: не жаркая и не холодная, с редкими пушистыми облачками на небе и легким юго-западным ветерком. Гермиона и Перси шли по тротуару вдоль живых изгородей и ухоженных домиков, настолько похожих друг на друга, что с первого взгляда и не различишь. Они говорили обо всем. Перси, как староста, знал почти все происходящее в школе и мог подробно рассказать Гермионе, что делалось в Хогвартсе, пока она лежала оцепеневшая. Но в тоже время Уизли почти не был знаком с миром магглов, и это превратило его в подобие рослого ребенка-почемучки, которому все интересно. Гермиона искренне старалась удовлетворить его любопытство, но при всем желании не могла объяснить, как могут машины ехать без магии и как сигнализация понимает, что надо начать шуметь, если бьют не по ней самой.
Им было легко и весело. Гермиона еще сторонилась общества, так как страдала замедленной реакцией после оцепенения, но с Перси она чувствовала себя вполне комфортно. Он не подтрунивал, а помогал ей, что сильно облегчало дело.
И как-то вдруг Гермиона осознала, что Перси держит ее за руку и ей это нравится. Так они и шли, болтали ни о чем и теряли счет времени, пока не начало смеркаться.
— Мне пора, наверно, — сказал Уизли, когда они подошли к Гермиониному дому. — А то твои родители будут волноваться.
— Да, наверно. Время очень быстро пролетело.
— Жаль, что не получится повторить до отъезда. Мне с тобой очень хорошо.
— Мне с тобой тоже, — уже говоря эти слова, Гермиона поняла, что Перси в них вкладывает немного иной смысл, чем она сама. Но он, услышав их, расцвел радостной улыбкой.
— Ты замечательная, Гермиона, — тихо произнес он и осторожно заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос. Гермиона вздрогнула от его прикосновения. Нельзя сказать, что ей было неприятно, просто ощущение оказалось новым. Она привыкла к прикосновениям Гарри и Рона, но они были совсем иными. Да и ни одному из них и в голову бы не пришло поправлять ей волосы.
Грейнджер опускает глаза и чувствует, что краснеет.
— И как я мог бегать за Пенелопой, когда рядом со мной оказалась ты? Я и представить теперь не могу. Твое оцепенение открыло мне глаза! Я словно прозрел и понял, что ты на самом деле для меня значишь.
Гермиона поняла, что мама была права. Она не знала, что сказать. Конечно, в книжках писали про любовь, но ничего похожего Грейнджер не испытывала. Безусловно, и писатели преувеличивали. И ведь ей хорошо с Перси…
Уизли быстро наклонился и легко коснулся ее губ, Гермиона даже не успела понять, что происходит.
— До свидания, встретимся, когда оба вернемся, — быстро оттараторил Перси и широким шагом двинулся прочь.
— Пока, удачного путешествия, — уже ему в спину сказала Гермиона.
Она коснулась пальцами губ, которые жег поцелуй Перси. Что-то изменилось, а она не успела вовремя подстроиться. И все-таки было в этом что-то волнующее и притягательное. Тепло руки Перси, торопливое касание его губ… Гермиона должна была об этом подумать…
Через некоторое время после того как «Хогвартс-Экспресс» тронулся от платформы девять и три четверти, Драко решил пройтись вдоль поезда. Креббу и Гойлу он объяснил это тем, что хочет поздороваться с друзьями, сидящими в других купе, а на самом деле он просто хотел увидеть Гермиону. Они не виделись с самого конца второго курса, на платформе Драко ее не нашел, но знал, что она должна быть где-то в поезде. Малфой сгорал от желания снова увидеть непослушные каштановые волосы, заглянуть в теплые карие глаза... Он почти забыл о ее неотлучных дружках.
Когда Драко с Креббом и Гойлом подошли к очередной двери, то сразу услышали голос Уизли, рассуждающего о прелести пирожных, которые купил Поттер. Малфой даже поморщился, этот нищий отпрыск рыжего семейства вызывал в нем настоящее отвращение, которое он никак не мог объяснить. Скорее всего, сказывалось влияние отца, презиравшего Уизли, но примешивалось к этому и что-то еще, что-то личное.
— Кого я вижу, Малявка и Лис, — подражая отцу в манере растягивать слова, произнес Драко. Он говорил, а серые глаза не отрывались от Гермионы. Она, казалось, вытянулась и еще больше похорошела за лето. Кребб и Гойл поддержали слова блондина дружным ржанием, чем только вызвали раздражение. Эти двое вообще не способны на собственное мнение, на хотя бы тень самостоятельной мысли.
— Слышал, твой отец в кои-то веки разжился кучей золота. А что, твоя мамочка, случаем, на радостях не померла? — Малфой хотел побольнее задеть Уизли за то, что этот рыжий сидит рядом с Гермионой, может проболтать с ней всю дорогу, а он, Драко, нет. Малфой сам не отдавал себе в этом отчета, но им двигала исключительно ревность.
Рон вскочил с сидения, уронив на пол корзину с толстым рыжим котом. У окна всхрапнул мужчина в поношенной мантии. Малфой только теперь его заметил. Гермиона внимательно на него посмотрела. По телу Драко разлилось приятное удовольствие, когда он увидел, как сияют глаза девочки от радости встречи, хотя тот же взгляд говорил: «Зачем ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле? Зачем нарываешься?»
— А это кто такой? — Малфой сделал шаг к выходу. Устраивать заварушку при взрослых не входило в его планы.
— Новый учитель, — произнес Поттер, тоже вставая. Видимо, побоялся оставлять Уизли против троих сразу. — Что ты сказал, Малфой?
— Идем, — бросил Драко и удалился вместе с Креббом и Гойлом. Не то чтобы он так уж боялся будущего преподавателя, тем более довольно жалкого на вид, но Гермиона не простит ему синяков на своих бесценных дружках.
Кребб и Гойл покорно потопали за ним. Они вообще не привыкли спорить. С тех пор, как Драко наладил отношения с однокурсниками, ни Грег, ни Винс ни разу не высказали ему своего мнения. Возможно, оно у них было, возможно даже, они обсуждали его между собой.
Малфоя они воспринимали как лидера, причем лидера, с которым надо всегда соглашаться. Все-таки иерархия чистокровных семей — мощная штука, передающаяся чуть ли не на генетическом уровне. Кребб и Гойл, несмотря на всю свою ограниченность, подсознательно чувствовали, что Малфой выше них по социальной лестнице.
Хотя иногда Драко казалось, что его верные «телохранители» не так тупы, как может показаться на первый взгляд. С ними, как с хищниками, стоило держать ухо востро, мало ли, что может взбрести в их крупные, квадратные головы.
Пройдясь еще по вагонам и поздоровавшись с несколькими друзьями, Драко с Креббом и Гойлом осели в купе с однокурсниками, которые очень тепло их приняли. Слизеринские теперь уже третьекурсники снова были в сборе, как большая, дружная семья.
— Маркус говорит, что в этом году кубок точно будет у Слизерина, — докладывала Пэнси Паркинсон.
— О да, гениальный Маркус приведет нас к победе, — ехидно заметил Малфой, не питавший иллюзий насчет умственных способностей капитана своей команды. Он прекрасно помнил, как в прошлом году продумывал стратегию вместе с Флинтом, но неизвестно, что Маркус надумал за лето и не поломал ли он, как слон в посудной лавке, все тонкие Малфоевские комбинации. Но еще будет время это проверить и в случае чего переубедить Флинта. Можно даже попросить Забини помочь, он умеет быть настойчивым и неплохо разбирается в квиддиче.
Неожиданно поезд начал замедлять ход. Драко бросил взгляд на часы, а потом судорожно вгляделся в темноту за окном.
— Мы уже приехали? Так быстро? — удивленно спросил Блейз.
— Там что-то движется, — произнес Драко, разглядев неясное движение за окном. Поезд почти совсем остановился, а дождь как будто усилился. Неожиданно ребят тряхнуло. «Хогвартс-Эксперсс» встал, в тот же момент погас свет. Все пугало своей неожиданностью. Малфоя бросило в дрожь, но он хотел во что бы то ни стало скрыть это от своих друзей, поэтому встал и вышел в коридор. Он решил узнать причину остановки и двинулся в сторону кабины машиниста.
Дорогу ему преградила высокая фигура в плаще с капюшоном. Дыхание вырывалось с хрипом. Коридор в мгновение ока оказался пустым. Драко знал, что это, но не хотел верить... Дементор? Так далеко от Азкабана? Немыслимо!
Сердце сжалось. Малфой дрожал от холода, не в силах пошевелиться. Ничего хорошего не осталось. Вдруг он очень отчетливо увидел Гермиону, оцепеневшую, на койке в больничном крыле. Ее пустые неподвижные глаза. «Она не очнется, мистер Малфой! Она мертва!» — это был кошмар, преследовавший его несколько дней в прошлом году, пока девочка находилась под действием взгляда василиска. Холод пробрал Драко до костей, отчаяние склизкими щупальцами заползло под ребра…
«Неееееет», — чуть не сорвалось с губ Малфоя. Но он крепко сжал их и влетел в ближайшее купе. Только бы спрятаться! Только бы подальше от жуткого монстра в коридоре, поближе к людям, теплым, живым, реальным, способным не отнимать радость, а дарить ее. Сейчас Драко был не в состоянии мыслить здраво, зубы отбивали ритм, сердце колотилось как бешеное, на лбу вступил холодный пот, ладони тоже повлажнели. Хотелось кричать, плакать, бежать без оглядки подальше от этого мрачного царства горя и отчаяния. Ведь где-то должны быть еще солнце, улыбки, смех, счастливые лица… Сейчас в это верилось с трудом. Как будто весь мир окутала пелена отчаяния.
Когда Драко смог немного прийти в себя, он понял, что на него из темноты чужого купе смотрели глаза близнецов Уизли и школьного комментатора, Ли Джордана. Малфой был бледен как полотно, еще бледнее, чем обычно, тело сотрясала мелкая дрожь. Он прижался спиной к стене и тяжело дышал, стараясь отогнать страшное видение. Гермиона на койке больничного крыла, то ли оцепеневшая, то ли мертвая. Ужасный кошмар, способный высосать всю радость из его существования.
— Эй, ты там в обморок не брякнешься? — полунасмешливо, полуучастливо спросил его Ли Джордан.
Драко только замотал головой, зубы стучали, поэтому он не мог ответить внятно. Стыд перед показанной слабостью пока не пришел, поэтому Драко все еще стоял и пытался прийти в себя.
— Это всего лишь дементор, — бросил ему один из близнецов Уизли, Драко их не различал. — Подумай о чем-то хорошем. Ведь есть в твоей чистокровной слизеринской жизни что-то хорошее. Родителей там вспомни, девчонку, которая нравится, квиддич…
Драко вспомнил теплую улыбку Нарциссы, полеты над квиддичным полем, дарящие чувство свободы, и каштановые кудри живой Гермионы. Ведь он совсем недавно ее видел, она в порядке. Теперь в школе они будут видеться чаще. И это придало ему сил, чтобы отлипнуть от дверцы купе и вернуться к своим.
Блейз, сам серо-землистого цвета, гладил по голове рыдающую Милли, стараясь ее успокоить. Пэнси смотрела в одну точку и беззвучно шевелила губами. Тед спрятал лицо в ладони и замер. Даже Кребб и Гойл сидели, словно два каменных изваяния, совершенно неподвижные и безучастные.
Остаток пути прошел в молчании и попытках собрать разбитое настроение. Малфой все старался отогнать от себя образ оцепеневшей Грейнджер воспоминанием о ней живой и веселой. Он волновался, как она сама пережила встречу с дементором, ведь она магглорожденная, могла и не знать о них. Однако пойти к ней он не решился, боясь встречи с Поттером и Уизли в таком состоянии.
На платформе в Хогсмиде Малфой все-таки поймал Гермиону, отбившуюся от своих друзей. Он уже почти совсем пришел в себя.
— С тобой все в порядке? — встревоженно спросил Драко. Нормальный цвет лица к нему еще не вернулся.
— Да, но дементоры... Я так испугалась! А Гарри упал в обморок...
— Правда? Я тоже был почти на грани... — он не стал рассказывать ей, что привиделось ему при появлении стражей Азкабана.
Гермиона спешила к друзьям, и Драко отпустил ее. Он шел вместе с приятелями-слизеринцами, но в их рядах царило молчание. Они еще не оправились от пережитого ужаса.
Урок ухода за магическими существами был в самом разгаре. Гиппогриф приземлился, и сияющий Хагрид стащил Поттера с его спины. Гриффиндорцы приветствовали своего однокурсника радостными криками. Драко стоял вместе с Креббом и Гойлом чуть в стороне, ему вовсе не хотелось ликовать при виде очередной победы блистательного Мальчика-Который-Выжил.
Ученики заразились восторгом Поттера и бросились в загон. Хагрид отвязал гиппогрифов, чтобы каждый мог попробовать пообщаться с одним из этих необыкновенных существ. Малфой поймал полный восхищения взгляд Гермионы, обращенный на «золотого мальчика». Конечно, он же первый осмелился подойти к этакому чудовищу, храбрый, великий Гарри Поттер. У Драко даже челюсть свело от отвращения.
Он тоже перебрался через изгородь и подошел к Клювокрылу. Сердце предательски екнуло. Неужели он, Драко Малфой, чистокровный маг, побоится того, что уже проделал перед ним Поттер? Блондин церемонно поклонился, спустя пару мгновений Клювокрыл ответил ему, даже быстрее, чем Гарри. «Конечно, он чувствует, что я настоящий волшебник, а этот Поттер — жалкий выскочка!» — подумал Драко. Мальчик протянул руку и осторожно коснулся клюва гиппогрифа. Страх как рукой сняло, Малфой теперь даже понять не мог, что так напугало его пару минут назад.
— Это совсем просто, — Драко старался говорить так, чтобы слышал Поттер, пусть видит, что не ему одному это под силу, и не задирает нос. — Я в этом не сомневаюсь. Раз даже Поттер справился... — Малфой посмотрел прямо в глаза гиппогрифу и продолжил. — Держу пари, ты ничуть не опасен! Ты глупый, огромный, уродливый зверь!
Мальчик даже не отметил мгновения, когда Клювокрыл встал на дыбы, в солнечных лучах, кружевом пробивающихся сквозь листву, блеснули чудовищные когти. Руку Драко обожгла боль, словно каленым железом приласкали. С губ сорвался крик, но Малфой даже не смог бы точно сказать, было это или только померещилось. Через какую-то долю секунды он уже лежал на земле, обхватив раненую руку. Перед глазами плясали яркие пятна, в ушах шумело.
— Я умираю! Да, умираю! Видите, он меня убил! — в тот момент он даже не вспомнил о Гермионе, перед которой стоило бы сохранять лицо.
— Нет, не умираешь! — в голосе Хагрида Малфой не без удовлетворения услышал испуг. Лесничий поднял его и побежал к замку. От неровного шага тело пронизывали все новые и новые иглы боли. Драко тихо постанывал, слыша в ответ, тяжелые вздохи Хагрида.
Малфой искренне считал полувеликана виноватым в случившемся. Разве можно приводить школьников к бешенным чудовищам? И поделом, если его накажут! После очередного, размашистого прыжка Хагрида, потревожившего больную руку Драко, он провалился в забытье.
* * *
Мадам Помфри быстро привела Драко в чувства и обработала его рану. Она все причитала о безответственности, несоблюдении техники безопасности и прочих подобных вещах, но Малфоя мутило от ее довольно высокого голоса, отзывавшегося звоном в голове.
Когда Драко, наконец, смог лечь, это принесло ему облегчение. Конечно, не привычная кровать в гостиной Слизерина, но пока можно было довольствоваться и этим. Медсестра дала ему тягучее, сладко пахнущее зелье, и он быстро провалился в спокойный сон без сновидений.
Когда Малфой проснулся, первым, что он увидел, стало склонившееся над ним лицо Пэнси Паркинсон.
— Ты очнулся! — радостно взвизгнула она и кинулась обнимать его, но задела больную руку. Драко зашипел от боли, и Пэнси отпрянула. — Ой, прости-прости!
— Ты как себя чувствуешь? — спросил Блейз, который сидел на соседней кровати, обнимая Милисенту.
— Еще не понял, — признался Драко. — Рука болит.
— Еще бы! Такой лапищей получить! — выдохнул Нотт, устроившийся в ногах у Малфоя.
Кребб и Гойл мялись чуть в стороне, тянули короткие шеи, чтобы рассмотреть своего лидера, но близко не подходили. Странно, но они казались чужеродным элементом в этой слизеринской компании, хотя с самого начала принадлежали к ней. Это было их место по рождению, но они как будто сами чувствовали, что не могут влиться в коллектив.
— Что там произошло? — подала голос Дафна Гринграсс, которая сидела тоже на соседней кровати, но чуть в стороне от Блейза и Милисенты. — Мы даже не поняли, почему гиппогриф на тебя напал. Ведь перед этим он не тронул Поттера…
— Замолчи, Дафна! Разве непонятно, что зверь взбесился?! Что Драко мог потерять руку?! — с неожиданным пылом набросилась на нее Пэнси. Малфой даже опешил от того, что его так рьяно бросились защищать.
— А ты чего раскричалась? Не к тебе был вопрос, — спокойно парировала Дафна, и ее серо-голубые глаза холодно сверкнули.
— Я сам не знаю, что произошло, — поспешил вмешаться Малфой. — Он как будто внезапно сошел с ума!
— А ты ничего ему не говорил перед этим? Обидного, я имею в виду, — задумчиво поинтересовался Тед.
Драко вспомнил, как назвал гиппоргрифа глупым и уродливым. Но признаться в этом сейчас значило признать свою вину в случившемся. Теперь он отчетливо понял, что спровоцировал Клювокрыла, хотя и продолжал считать, что ответственность за его ранение лежит на Хагриде. Он должен был подобрать более способных животных, а не свирепеющих от первого неприятного слова.
— Н-нет, ничего, — промямлил Малфой, но его замешательства никто не заметил.
— Странный случай. Я думаю, что Дамблдор напишет мистеру Малфою, и он во всем разберется, — покачал головой Тед.
Драко совершенно не хотел, чтобы отец появлялся в школе и начинал в чем-то разбираться. Он считал это своим делом. Хотя отец всегда был для него непререкаемым авторитетом, ему все больше хотелось оторваться от его руки и думать самостоятельно. Ненависть Люциуса к магглорожденным, прошлогодняя история с дневником и Добби подрывали авторитет отца в глазах сына. В тот момент с этим еще можно было бороться, но Малфой-старший и понятия не имел, что подобную борьбу надо вести.
* * *
Гермиона вошла в больничное крыло, когда основная толпа сочувствующих оттуда уже вышла. Драко лежал на койке с плотно перевязанной рукой. Девушка не могла не сердиться. Увидев его в поезде, она отметила, что Малфой сильно подрос, стал каким-то угловатым, даже голос казался грубее. Он больше не выглядел мальчиком, скорее подростком. Но эта выходка... Гермиона не понимала, как Драко мог сотворить такую глупость! Да ладно еще просто так, но не на первом же уроке Хагрида! Несмотря на это, в душе шевелилась тревога, вдруг, правда, что-то серьезное? Ведь Драко не перенесет, если не сможет участвовать в матче по квиддичу из-за руки!
— Ты как? — спросила девушка, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Бледность Малфоя и выступившие у него на лбу капельки пота наглядно демонстрировали, что для нотаций не самое подходящее время.
— Все нормально, — ответил он, открывая глаза. Гермиона не без удовлетворения отметила, что взгляд у него виноватый.
— Зачем ты так? Что ты хотел этим доказать? — не выдержала она.
— Что могу приручить гиппогрифа не хуже Поттера, — честно ответил Драко.
— И как? Приручил? — ехидно усмехнулась Гермиона.
— Не надо, язвительность тебе не идет, это моя прерогатива!
— Что вот теперь делать? Из-за тебя у Хагрида могут быть проблемы!
— Для тебя это важно? — не поверил Малфой. — Он ведь слуга! Тупой полувеликан!
— Не говори так! — Гермиона даже подскочила от гнева. — Он мой друг! Добрый, искренний, честный!
Девушке вдруг вспомнилось, как Драко обозвал ее «грязнокровкой» в прошлом году, а Хагрид утешал у себя в хижине. Нет, она не расскажет об этом раненому парню, та ссора в прошлом, но лесничий, и правда друг, настоящий, преданный.
— Прости, я уже запутался, с кем ты дружишь! — неожиданно резко огрызнулся Драко.
— Может, просто не надо вредить всем подряд? Неужели тебе не стыдно, что из-за тебя пострадает совершенно невиновный человек?
Гермиона видела, что Драко совсем с ней не согласен, но свои возражения он проглотил и спросил только:
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Взял вину на себя! Убедил всех, кто будет спрашивать, что виноват не Хагрид. Тем более что так и есть.
— Думаешь, поверят? Учитель должен следить за техникой безопасности!
— Сделай так, чтобы поверили! — Гермиона встала и хотела уйти, но Драко поймал ее за руку. Конечно, тянуться к ней здоровой рукой было неудобно, но лучше удержать девушку и решить все сейчас, чем потом снова ловить ее и что-то объяснять. Он все боялся, что каждая ссора может стать последней, оборвать дружбу, которой он так дорожил.
— Подожди, Гермиона. Я постараюсь убедить отца, что виноват гиппогриф, а не Хагрид, тогда твоего друга оставят в покое. Хотя тебе в любом случае не о чем волноваться, Дамблдор точно будет на его стороне!
— Спасибо, Драко, — искренне поблагодарила девушка. Она взъерошила его идеально уложенные светлые волосы и удалилась гордой походкой, а Малфой проводил ее долгим взглядом.
Осень подходила к концу. Теперь теплые денечки без дождя и промозглого северного ветра стали настоящей редкостью. Золотая осень в Шотландии кончилась, и на смену ей пришли сырость и холод ноября.
Гермиона целые дни проводила за учебниками и уроками. В этом году она навалила на себя столько предметов, что почти не успевала спать и есть. Хорошо хоть профессор МакГонагалл дала ей маховик времени, чтобы можно было присутствовать в двух местах одновременно. Иногда девушка хитрила и возвращалась во второй раз, чтобы, пока две ее копии сидят на уроках, она могла вздремнуть или закончить домашнее задание в своей спальне, пустой во время занятий. Но все это не приносило никакой пользы ни здоровью, ни внешнему виду. Гермиона осунулась и побледнела. Драко даже как-то посмеялся, что если она хочет уморить себя, чтобы стать похожей на настоящую аристократку, у нее это не выйдет — зубы длинноваты и волосы не поддаются порядочной укладке. Девушка и не думала на него обижаться, она знала, что он переживает за нее, так же, как Гарри и Рон. Она не могла рассказать им про маховик, и от этого возникали сплошные проблемы, особенно, когда она оказывалась не там, где была пару минут назад.
Перси тоже за нее переживал, предлагал даже делать за нее часть домашней работы, от чего Гермиона, конечно, отказалась. Он вообще стал уделять ей больше внимания, чем раньше, даже странно, что Гарри и Рон этого не заметили. Порой Грейнджер казалось, что Перси ждет от нее чего-то, но она никак не может понять чего. Уизли заглядывал в глаза и что-то искал на самых донышках, но Гермиона старалась не обращать на это внимания, вести себя как раньше. Ведь они с Перси друзья!
Единственное, что ее успокаивало, так это положение Хагрида. Малфою удалось убедить отца, что лесничий не виноват в произошедшем на уроке. И хотя занятия по уходу за магическими существами стали ужасно скучными, Гермиона успокоилась. Ее другу ничего не грозило. Но Люциусу Малфою все-таки нужно было найти виноватого, поэтому он привязался к гиппогрифу, чем это кончится, девушка даже предположить не могла, но предпочитала решать проблемы по мере их поступления.
Гермиона как раз закончила длинное эссе по истории магии, когда увидела, что тучи рассеялись. В окно гостиной Гриффиндора заглядывал кусочек голубого неба. Гарри и Рон куда-то подевались, но Гермиона не жаждала их общества, она слишком устала. Девушка приняла решение за какую-то долю секунды и, чтобы не дать себе времени опомниться, быстро покидала перья, пергаменты и книги в сумку. Ей нужно на воздух, нужно прогуляться, иначе она превратится в привидение. Конечно, потом придется снова использовать маховик времени, чтобы вернутся к этому моменту и сделать перевод статьи, заданный по Древним Рунам.
Гермиона отложила сумку в угол гостиной и вышла в коридор. Давно она не делала себе таких поблажек! Гулять, когда не все домашнее задание выполнено, — это так на нее непохоже.
Выйдя из замка, Гермиона поплотнее закуталась в мантию. Несмотря на расчистившееся небо, ветер оставался холодным. Недалеко от запретного леса девушка увидела знакомую фигуру на метле. Она тут же поспешила туда. Из-за ее постоянной занятости времени повидаться с Драко почти не оставалось.
— Эй! Главный ловец магического мира! — Гермиона помахала рукой, и Малфой быстро спикировал вниз.
— Ну, привет, ты, видимо, перечитала всю библиотеку и решила почтить своим присутствием простых смертных! — улыбнулся Драко.
— Небо прояснилось, и я решила, что стоит подышать воздухом.
Они стояли на изумрудной хогвартсовской лужайке и смотрели друг на друга.
— С твоей рукой теперь все в порядке? — спросила Гермиона.
— Да, мадам Помфри сняла последние повязки, — Малфой помрачнел. — Но отец все равно страшно злится!
— Хагриду ничего не грозит? — на лице девушки отразился испуг, и Драко это категорически не понравилось.
— Все будет в порядке с твоим Хагридом. Они назначат суд гиппогрифу...
— Разве такое бывает? Как можно судить животное?
— Бывает, — Драко отвернулся, он все еще сжимал в руках метлу «Нимбус-2001».
— Тогда мы поможем Хагриду выиграть суд, в библиотеке должно быть хоть что-то об этом! Подберем материал... — Гермиона замолчала под пристальным взглядом Малфоя.
— Мы поможем? — переспросил он.
— Я помогу, — немножко стушевалась девушка. Она и представить не могла, куда в свое и без того полное расписание запихнет еще и подготовку Хагрида к суду, но знала, что просто обязана это сделать.
— Да ладно тебе, я помогу! На тебе и так лица нет, ты вообще спишь?
— Сплю, конечно!
— Давай полетаем? — неожиданно предложил Драко, поднимая свою метлу к глазам подруги.
— Что? Ты ведь знаешь, какая из меня летунья... — Гермиона невольно вспомнила первый курс и уроки полетов у мадам Трюк. Тогда, на самом первом занятии, Малфой схватил напоминалку Невилла и заставил Гарри полететь за ней. Именно поэтому Поттера взяли в команду по квиддичу. После этого, во время примирения с Гермионой, Драко пообещал научить ее летать. Он честно выполнял свое слово, давал ей команды на уроках, делился секретами, конечно, таким образом, чтобы Гарри и Рон не заметили. Но навыки девушки все равно оставляли желать лучшего, а на втором курсе, когда закончились уроки полетов, у нее не было даже такой тренировки.
— Это, когда одна, но я-то буду рядом.
Он протянул ей руку, и она доверчиво сжала его ладонь. Гарри и Рон никогда бы ее не поняли, но Гермиона доверяла Драко, знала, что он никогда не причинит ей вреда. Она верила ему не меньше, чем своим мальчикам...
Малфой усадил ее на свою метлу, а сам сел сзади. Девушка оказалась в кольце его рук, так что упасть не смогла бы, даже если б захотела. Драко оттолкнулся и послал метлу в воздух. Отец многому его научил, «Кометы» и «Чистометы» с детства были любимыми игрушками мальчика, как у магловских ребят велосипеды и мотоциклы. Он словно срастался с метлой в полете. Малфой делал резкие повороты, петли, даже чуть не закрутил штопор, лишь визг Гермионы помешал ему это сделать. Конечно, с двумя седоками метла двигалась медленнее и тяжелее, но девушке и этого хватало. Лишь сильные руки вокруг тела и твердая грудь за спиной мешали удариться в панику. Нос щекотал знакомый горько-холодный запах, запах Малфоя. Она верила ему, но, несмотря на это, было действительно страшно, адреналин бурлил у нее в крови.
— А ты неплохо держишься, — прошептал Драко в самое ухо Гермионы. — Храбрая девочка!
— Не зря же я учусь в Гриффиндоре! — ответила она.
— Меня всегда это удивляло, — честно признался Драко, он говорил так, словно они не выписывали виражи в воздухе, а просто сидели на лавочке рядом. — Если судить по уму, то тебе следовало бы оказаться в Когтевране, если по честолюбию, не отрицай, его у тебя достаточно, то в Слизерине, но ты почему-то в Гриффиндоре.
— Может, храбрость и благородство перевесили? — усмехнулась Гермиона.
— Может быть...
Они летали не меньше часа, пока девушка, наконец, не попросила спуститься. Все-таки перевод по Древним Рунам еще никто не отменял, а, следовательно, надо идти в гостиную и садиться за работу.
— Почаще бы так, — мечтательно вздохнул Драко.
— Я бы тоже этого хотела, но уроки...
— Никак не могу в толк взять, как ты все успеваешь?
— Не старайся, не поймешь!
И Гермиона побежала к замку. К тому же небо снова затянули облака. Вот-вот вернется дождь.
Однако заняться Древними Рунами ей сегодня мешало само проведение. Уже в коридоре, на полпути к портрету Полной Дамы Гермиона встретила Перси. Он шел серьезный и задумчивый, но сразу заулыбался при виде нее.
— Привет, давно тебя не видел не за учебниками!
— Привет, как раз иду к ним. Меня ждут руны…
Перси как-то незаметно оттеснил ее с середины коридора к окну, так что Гермиона уперлась поясницей в подоконник. Она не собиралась надолго задерживаться с Уизли, все-таки итак немало времени потратила на отдых, но у Перси были свои планы.
— Тебе надо больше отдыхать, ты не находишь? Такая бледная стала. Я, как староста и как друг, должен следить за твоим здоровьем.
— Не волнуйся, со мной все в порядке, — отмахнулась Гермиона и попыталась уйти, но Перси сделал шаг вперед и почти коснулся ее.
— Может, прогуляемся? Как раз и отдохнешь…
— Перси, я только что с улицы, как раз гуляла, и там начинается дождь.
— Почему меня гулять не позвала? — он как будто расстроился из-за этого факта.
— Тебя не было в гостиной, — пожала плечами Гермиона.
— Жалко, я был в библиотеке, но с удовольствием бы погулял с тобой.
— В следующий раз позову, — Гермиона облизнула пересохшие губы. Она смотрела прямо на Перси и снова видела в его глазах то непонятное ей чувство. Порой ей становилось страшно, порой любопытно, что перевешивало сейчас, Грейнджер и сама не знала.
— Почему ты так на меня смотришь, словно вопрос задаешь? — спросил Перси и тоже облизнул губы. Его взгляд метался по ее лицу, и этого Гермиона тоже не понимала.
— Я не понимаю, что вижу, — честно отвечает она.
— А что ты видишь?
Гермиона лишь пожала плечами. Она не знала, что отвечать, как описать. Она видела, чувствовала, но слов подобрать не могла.
— Иногда мне кажется, что ты еще совсем ребенок, а иногда, что ты все прекрасно понимаешь, — произнес Перси. Он наклонился и снова, как летом около дома Грейнджеров, поцеловал ее в губы, совсем легко, осторожно. Но в этот раз не ушел, а, чуть отстранившись, продолжал смотреть в глаза.
Гермиона, наконец, поняла, что за чувство ее пугало на лице Перси. Но сама она ничего подобного не чувствовала. Или это оно и есть? Ведь, когда ты только читаешь в книгах о любви, а сама еще не любила, сложно понять, то это чувство или не то. Поцелуй Перси не был неприятным, но и не вызывал желания броситься целовать его в ответ.
— И что же я понимаю? — Гермиона решила притвориться ребенком, тем более что ей это было вполне позволительно. Она, собственно, и была ребенком в четырнадцать лет.
— Ты нравишься мне, очень… Но я не знаю, готова ли ты к чему-то… и вообще, и конкретно со мной… — Перси стал абсолютно пунцовым, совсем как Рон. Гермиону это быстро отрезвило. Ведь это ее друг! Такой знакомый и привычный! Брат ее лучшего друга!
Какую-то долю секунды Гермионе хотелось попробовать. Может, чувства возникнут потом? Или их вообще просто придумали ради красоты? Ведь Перси такой простой и понятный, с ним не будет никаких проблем. Но с другой стороны… Он ведь чего-то ждет от нее, а она и понятия не имеет, что должна или хотя бы может дать ему.
— Я тоже не знаю, к чему я готова, — пролепетала Гермиона, только теперь понимая, что фактически зажата между Уизли и подоконником.
— Дай мне шанс! — умоляюще проговорил Перси, выражение его глаз стало таким просительным, что сердце Грейнджер сжалось. Она не могла его обидеть правдой.
— У тебя есть шанс, — ответила она, сама не зная, на что подписывается.
Лицо Перси сразу просветлело.
— Спасибо, я заслужу тебя! — Перси снова поцеловал ее, на этот раз просто в щеку, и отпустил. Гермиона пошла в гостиную. Щеки у нее горели, а всякое настроение заниматься пропало. Что это было? На что она подписалась?
Рождество в имении Малфоев всегда проходило шумно и весело. Миссис Малфой сама занималась приготовлением угощений, домовики наряжали в гостиной огромную пушистую ель, собиралось множество гостей, весь цвет чистокровного волшебного мира. Драко с детства любил Рождество, за запахи, движущиеся игрушки и подарки. К тому же на праздник собирались все его друзья. Только последние два года Драко все время жалел, что не может пригласить Гермиону на Рождество. Вот тогда праздник стал бы действительно идеальным.
В этом году Грейнджер взяла сразу все предметы, доступные для изучения. Малфой понятия не имел, как она успевает ходить на все занятия и делать домашнее задание. Вот только общаться с друзьями она почти не успевала. И если Поттер и Уизли все равно были неотлучно при ней и вряд ли чувствовали нехватку внимания, то Драко от нее остро страдал. Он ведь не мог сидеть рядом с ней на уроках, или делать домашнее задание в общей гостиной, или хотя бы свободно подойти на перемене. Их договоренность о секретности начинала его раздражать, хотя Малфой прекрасно понимал, что другого выхода для него не существует. Если отец узнает о его дружбе с Грейнджер, Драко чего доброго переведут в Дурмстранг или посадят на домашнее обучение, только б держать подальше от магглорожденной.
К тому же Малфой отметил, что в этом семестре вокруг Гермионы стал намного больше крутиться Перси Уизли. Драко боялся, что он займет при ней его место, что и без того малое количество времени, которое Грейнджер может посвятить друзьям, она потратит на Перси, а не на самого Драко.
Зато на Рождество приехали все друзья-слизеринцы, и в их числе, конечно, Пэнси Паркинсон. Драко сам не мог себе объяснить, почему факт приезда подруги детства его не радует так, как должен бы. Именно в этом семестре Пэнси стало как-то очень много вокруг Малфоя, порой ее мелькание перед глазами доходило до откровенной навязчивости, которая скорее отталкивала, чем привлекала. Драко не мог понять, что происходит, что изменилось. Ведь раньше они были хорошими друзьями и ничуть друг другу не надоедали.
Теперь же Пэнси ходила за ним почти неотступно, повторяла его собственные слова и постоянно пыталась чем-то ему помочь. Драко это выводило из себя.
На Рождество Паркинсоны прибыли одними из первых, и Пэнси тут же подсела к младшему Малфою. Она говорила о делах дома, об учебе, о Сириусе Блэке, которого чуть ли не каждый день полоскали в «Ежедневном пророке». Драко почти не слушал, но кивал вовремя.
Когда прибыли Гринграссы, Малфой чуть ли не первый кинулся их встречать, только бы избавиться от чириканья Пэнси над ухом. Дафна как всегда сияла. Она с детства любила украшения и наряды, а толстый отцовский кошелек позволял ей не отказывать себе в удовольствии выпросить что-нибудь новенькое. Дафна всегда была первой модницей в их компании. Раньше Драко это совершенно не нравилось, старшая из сестер Гринграсс напоминала сороку, которая ни о чем, кроме собственной внешности, и думать не могла. Пэнси, больше похожая на мальчишку, чем на девушку, всегда казалась проще и интереснее. Однако теперь Малфой был рад даже Дафне, лишь бы хоть чем-то разбавить постоянное присутствие Паркинсон.
Гринграссы привезли с собой и младшую дочь Асторию, в этом году поступившую в Хогвартс. Она редко принимала участие в развлечениях компании Малфоя, поэтому Драко плохо ее знал. Девушка казалась ему серой мышкой, теряющейся в тени яркой старшей сестры. Если Дафна всегда привлекала внимание, то Асторию знали лишь как ее сестру. Может, конечно, с возрастом у нее проявятся семейные качества шумных и напористых Гринграссов, но пока ничто этого не предвещало.
Гости собирались, и Драко, исполняя обязанности радушного хозяина, сумел избавиться от общества Пэнси, а за столом усесться между Креббом и Гойлом. Они не были хорошими собеседниками, но сейчас ему хотелось именно тишины, чтобы оставили в покое.
После торжественного ужина как всегда начались танцы. Паркинсон снова оказалась рядом, и Драко не мог ее не пригласить. Всех чистокровных волшебников еще до Хогвартса обучали танцам, поэтому Малфой и Пэнси легко кружили по паркету гостиной. Однако удовольствия это Драко не доставляло. Он и раньше не очень-то любил танцевать, а сегодня это казалось даже неприятным, слишком тесно прижималась к нему Пэнси, слишком горячим было ее дыхание на его шее. Раньше Малфой воспринимал Паркинсон как сестру и относился к ней соответствующе, поэтому подобная близость ее тела не доставила бы ему никакого дискомфорта. Но они росли и неуловимо менялись. Прежняя легкость общения испарилась, оставив лишь неуклюжую неловкость.
Спустя пару танцев Драко удалось сбежать от Паркинсон, и он спрятался в кресле за елкой. Медленно потягивая глинтвейн, он старался не выделяться среди живых игрушек. В голове вертелись мысли о том, как трудно стало с друзьями. Конечно, все они растут, заводят новые знакомства и перенимают новые принципы, но почему то, что казалось таким простым и понятным в детстве, вдруг стало столь сложным?
— Вот ты где! — раздалось над ухом, и к Драко за елку шагнули Блейз и Милисента, как всегда неразлучные.
— Да, я здесь, — Малфой тут же заозирался: не пришла ли за ними и Паркинсон?
— Ты в курсе, что тебя Пэнси обыскалась? — спросил Блейз, опускаясь на соседнее кресло и усаживая Милли себе на колени.
— Догадывался, — скорчил кислую мину Драко. — Можете сказать ей, что не нашли меня?
— А что у вас случилось? — Блейз удивленно покосился на Малфоя. — Вы же друзья!
— Думаю, Пэнси все-таки перегнула палку, — прочирикала Милисента. Драко каждый раз удивлялся, слыша ее, Булстроуд отличалась удивительной молчаливостью, часто просто шептала на ухо Забини, а он уже высказывался за них обоих.
Блейз на ее замечание только вздохнул.
— Драко, будь терпеливее, она же старается.
— Да в чем старается? Зачем? Все было прекрасно, пока она не начала караулить меня на каждом углу!
— Какими жестокими бывают мальчики, — вздохнула Милли. Она опустила голову на плечо Блейзу и спрятала лицо за собственными волосами.
— Это я-то жестокий? Да что я вообще такого сделал? — Драко отчаянно не понимал, что происходит. Зато, похоже, и Забини, и Булстроуд понимали прекрасно. Это бесило, хотелось четких объяснений, а не намеков.
— Ты нравишься Пэнси, но она не знает, как показать тебе это. Вот и перегнула палку, стала слишком навязчивой. Но постарайся быть к ней снисходительным, она же не со зла, просто хочет тебе нравиться.
Драко словно ледяной водой из ведра облили. Все сразу встало на свои места. То есть Пэнси хочет, чтобы он ходил с ней так же, как Блейз ходит с Милисентой! Малфой постарался это представить… И у него не вышло. Картинка, что вот сейчас Паркисон сядет к нему на колени и положит голову на плечо, как Милли Блейзу. Никакого воодушевления это не вызвало, скорее стойкое неприятие. Он не хотел видеть Пэнси на своих коленях!
И тут его осенило. Он вполне не против оказаться в положении Блейза, но только не с Паркинсон в роли Милли, а с Гермионой! Вот если бы она была здесь, он бы мог протанцевать с ней весь вечер, чувствуя ее тело и ее дыхание, и с удовольствием посадил бы ее к себе на колени… Вот если бы это была Гермиона, никакая ее близость не показалась бы нежелательной.
— Я не хочу ничего подобного с Пэнси, — честно признался он. — Она моя подруга, небольше. Меня вполне устраивало то, как мы общались раньше.
— И все равно тебе стоит быть с ней помягче, — наставительно произнес Блейз. — Она заслужила хотя бы твоего сочувствия.
Драко не знал, почему должен ей сочувствовать. Ведь с Пэнси все в порядке! Однако он не стал говорить об этом Забини. Он явно считал иначе, а спорить и вдаваться в подробности не хотелось.
И тут за елкой появилась сама Паркисон, собственной персоной.
— Ах, вот ты где! Я тебя совсем потеряла! — обратилась она к Драко, даже не обратив внимания на присутствие Блейза и Милли.
— Я от тебя не прятался, — протянул Драко, хотя на самом деле все было с точностью до наоборот. Пэнси уселась на подлокотник его кресла, хорошо еще, что не на колени.
— Не хочешь еще потанцевать? Там уже меньше народу, и музыка намного современнее. Оркестр твои родители пригласили замечательный.
— Прости, я устал, — покачал головой Малфой, хотя чувствовал себя еще совсем бодрым. — Пойду лучше спать. До завтра, ребята!
И он ушел, оставив Пэнси разочарованно хлопать глазами. В спальню к нему она точно не решится прийти, а значит, это самое безопасное место. К тому же там его должен был ждать подарок от Гермионы, и это грело намного сильнее, чем возможность еще пару часов провести с друзьями-слизеринцами.
И когда только успели поменяться его приоритеты?
Гермиона чувствовала себя по-настоящему несчастной. После того, как она рассказала профессору МакГонагалл про подаренную Гарри «Молнию», метлу забрали на проверку, и мальчики с ней не разговаривали. Этот стресс, навязанное одиночество, соединенные с непосильной учебной нагрузкой, да еще и подготовка Хагрида к процессу над Клювокрылом — все навалилось разом. Гермиона вообще не знала, как бы выдержала все это, если бы не Малфой и его поддержка. Он подолгу сидел с ней в библиотеке, подбирая материалы к суду и делая выписки, старался всячески подбодрить. В отличие от Гарри и Рона, Драко понял ее опасения относительно «Молнии», хотя, возможно, он просто не хотел, чтобы у ловца команды противника была такая метла.
Помочь старался и Перси. Но у него был выпускной год и хватало своей работы, к тому же он был старостой, что тоже накладывало определенные обязанности. Гермиона понимала, что стоит ей попросить, как Перси бросит свои дела и сядет помогать ей, но не делала этого. Во-первых, совесть не позволяла отвлекать его от не менее важных занятий, во-вторых, Грейнджер прекрасно помнила, что старший из школьных братьев Уизли хочет от нее больше, чем она готова ему дать, а пользоваться своей властью над ним считала подлым.
Несмотря на огромное домашнее задание, над которым предстояло просидеть еще не меньше суток, чтобы полностью завершить, Гермиона выбралась на матч Гриффиндора против Когтеврана. Собственные однокурсники никогда не простили бы ей, пропусти она такое важное событие.
Каково же было ее удивление, когда на квиддичном поле появились дементоры, опять, но какие-то странные... С палочки Гарри сорвался настоящий Патронус. Девушка читала про них после того, как профессор Люпин применил это заклинание в поезде, даже знала, что ее друг хочет, чтобы преподаватель Защиты от Темных Искусств научил его этому, но чтобы Гарри так им овладел...
Что почувствовала Гермиона, когда узнала, что на поле были вовсе не дементоры, а Малфой, Флинт и Кребб с Гойлом, сложно описать словами. Неужели он способен на такую глупость? Такую низость? Иногда девушке казалось, что тот Драко Малфой, которого знает она, и тот, которого знает вся остальная школа, — это два разных человека. Ей совершенно не нравился тот парень, который оскорблял Гарри и Рона, купил себе место в команде по квиддичу, назвал ее грязнокровкой, рисовался на первом уроке по Уходу за Магическими Существами, подставляя Хагрида, способный на такую подлую шутку, как изображать дементоров во время игры... Но при этом Гермиона и представить себе не могла, что бы делала без того Драко, который помогал ей и Хагриду, утешал ее еще тогда, на первом курсе, и помог ее мальчикам понять про василиска, того Малфоя, с которым они вместе летали на метле... Неужели все это один и тот же человек? Девушка сказала бы, что такого просто не может быть, если бы не была знакома с Драко Малфоем.
Она нагнала его после матча, шедшего вместе с дружками следом за Снейпом в сторону замка. Блондин шел, опустив голову и шаркая ногами. Весь его вид выражал вину, так что Гермионе даже жалко его стало.
— Кто придумал эту глупость? — тихо, чтобы не слышал декан Слизерина, спросила девушка.
Драко поднял голову. Его лицо пошло красными пятнами, она знала, что так он краснел. Некоторое время серые глаза просто смотрели в карие.
— Маркус, — тихо ответил Малфой. — Прости, я знал, что он идиот, но все равно повелся...
Гермиона бросила взгляд на Флинта, идущего вместе с Креббом и Гойлом чуть впереди них. Конечно, он ничего не слышал.
— Странные у тебя друзья! Побеждать надо честно, а не такими уловками!
Драко дернулся так, словно она ударила его, хотя девушка так и не смогла объяснить причины. Что такого она сказала?
— А твои что, лучше? Бросили тебя! Не разговаривают! Ходят, как два павлина, когда вашему Хагриду нужна помощь, ты же говорила, что он и их друг тоже! — Гермиона чувствовала, что он просто хочет задеть ее, отомстить за какие-то не те слова, вот только за какие?
— Я не говорю, что они идеальны, это было бы глупо! Просто я не думала, что ты согласился бы на такую шутку! — в голосе девушки против ее воли послышалось разочарование.
Драко остановился. Он пристально посмотрел на нее, в глазах застыли льдинки. Гермионе стало даже неуютно под этим пробирающим до костей взглядом.
— Ну, разумеется! Какой-то там Малфой не достоин дружбы Гермионы Грейнджер, он все время совершает глупости, все время разочаровывает! Зачем он нужен, когда рядом святой Поттер!
Драко развернулся и ушел вслед за своим деканом и друзьями, не удостоив девушку больше и взглядом. Она стояла, как громом пораженная. Вот, значит, какой он ее считает, как о ней думает! Ну, и прекрасно!
В замок она возвращалась разбитая и расстроенная. Ей казалось, что теперь у нее никого не осталось, Гермиона совершенно одна. Что она за чудовище такое, если только и делает, что обижает друзей? Может, Драко прав, и она слишком сильно зазналась?
Именно в таком состоянии ее нашел Перси. Он сразу понял, что что-то стряслось.
— Что случилось?
В ответ Гермиона лишь разразилась рыданиями, перемежающимися нечленораздельными попытками объяснить, в чем причина такого настроения. Перси, не долго думая, толкнул ее в ближайший класс, который пустовал по случаю выходного дня, усадил на парту и крепко обнял. В теплом кольце его рук Гермиона почувствовала себя лучше. Рыдания постепенно стихли.
— Я какое-то чудовище, — наконец, членораздельно проговорила Грейнджер. — Поссорилась с Гарри и Роном, сегодня обидела Драко. Я всех обижаю.
— Ты не чудовище, просто у тебя обостренное чувство справедливости, — ответил Перси и нежно поцеловал ее в макушку. — Они это поймут, и вы помиритесь.
— Почему ты меня понимаешь, а они нет? — вздохнула Гермиона. Она вдруг почувствала, как уютно в объятиях Перси, что его запах похож на привычный запах Рона… Может, зря она все так усложняет?
Гермиона подняла голову и сама поцеловала Перси. Он радостно выдохнул и с готовностью ей ответил. Это впервые было нечто взаимное между ними, замешанное на его чувствах и ее растерянности.
— Ты всегда можешь на меня рассчитывать, я никому не дам тебя в обиду, — прошептал Перси прямо ей в губы.
Гермиона не знала, правильно ли она поступила, ответив на чувства Уизли, но пути назад у нее уже не было.
В тот вечер, во время празднования победы Гриффиндора в гостиной, Гарри и Рон подошли к Гермионе. Друзья помирились, но девушка все равно ощущала себя неуютно, она осознавала, что сильно и незаслуженно обидела Драко, но не знала чем.
В следующие дни он старательно избегал ее, так что она не могла подойти к нему, хотя появление Сириуса Блэка в гостиной Гриффиндора и заставило его приблизиться и визуально оценить состояние Гермионы, как будто он волновался за нее. Она хотела подойти, но он молча удалился. Прихватив с собой Пэнси Паркинсон.
А рядом с Гермионой теперь все чаще появлялся Перси. Очень странно, что Гарри и Рон ничего не замечали, но, возможно, им просто не было дела до личной жизни подруги. Сама Гермиона не знала, к чему все это приведет. Она была слишком неопытна, чтобы рассчитать. Перси же был в восторге! Грейнджер это чувствовала и очень боялась его разочаровать или обидеть.
Гермиона шла по Хогсмиду. В одиночестве. Они с мальчиками снова поругались. На этот раз Рон решил, что Живоглот съел Коросту. Гермиона не отрицала, что это в принципе возможно, но не видела причин для обид. Кот и крыса — естественное противостояние, и вовсе не она в нем виновата. И за что только Рон невзлюбил ее кота? Для самой девушки он был отдушиной, теплым комком в ногах кровати, антидепрессантом.
Гулять одной было скучновато, но и сидеть в замке Гермиона уже просто не могла, ей нужен был свежий воздух, любому человеку он нужен. Перси же закопался с головой в подготовку к трансфигурации, он мужественно вызывался составить ей компанию, а задание доделать ночью, но Гермиона ему не позволила. Перси сам превратился в тень от количества заданий, которые ему приходилось делать. Если он отложит трансфигурацию до ночи, то завтра утром будет напоминать привидение. Этого Гермиона, конечно, не хотела. Она искренне жалела Перси, хоть и понимала уже, что он для нее просто друг, как бы ни хотелось ему большего. Однако самому Уизли Грейнджер об этом пока не говорила, потому что откровенно трусила.
Пройдясь по книжному и «Сладкому королевству», девушка снова вышла на главную улицу. Она не знала, куда пойти. Сидеть одной в «Трех метлах» было бы уж очень унизительно.
Совершенно неожиданно для себя она увидела Драко Малфоя, который несся в сторону замка с такой скоростью, словно за ним гнались акромантулы Хагрида из Запретного леса. В обычно идеально уложенных волосах мальчика виднелись ошметки грязи. От него не отставали Кребб и Гойл. Гермиона бросилась было за ними, но быстро поняла, что догнать мальчишек ей не удастся. Тогда она просто направилась в замок, все равно делать одной в Хогсмиде ей было нечего.
Проходя мимо Большого Зала, Гермиона все же решила найти Малфоя. Вид у него был такой, что даже дурак бы понял: что-то случилось. Пойти он мог только к своему декану. Девушка понимала, что вряд ли Драко будет с ней разговаривать, но все же хотелось убедиться, что с ним все в порядке.
Не найдя Малфоя у кабинета Снейпа, Гермиона пошла в коридор недалеко от гостиной Слизерина. Тот самый коридор, в котором она встретила Малфоя в самом конце второго курса, после своего оцепенения. Народу там никогда не было, а Драко любил посидеть и подумать. Очень возможно, что он и сейчас пошел туда.
Как и предполагала Гермиона, Малфой сидел на подоконнике, согнув ноги и уткнувшись лицом в колени. Он даже не пошевелился, когда она подошла и села рядом.
Девушке казалось, что Драко плачет. Она накрыла его лежащую на колене ладонь своей, желая хоть немного утешить. Несмотря на то, что они поругались, его боль по-прежнему находила живой отклик в ее сердце. Малфой вздрогнул и поднял голову. Нет, он не плакал, но глаза были пустыми, какими-то безжизненными, словно он настолько глубоко ушел в свои мысли, что сейчас никак не мог из них вынырнуть.
— Пришла посмеяться? — хрипло спросил Драко.
— Конечно, нет. Я же твой друг. Я не знаю, что у тебя случилось, но готова поддержать, что бы это ни было! — с искренним возмущением воскликнула Гермиона. Как он только мог такое про нее подумать?
— Правда? — Малфой даже удивился. — Не будешь смеяться над моим унижением?
— Нет, дурачок, я не могу смеяться, когда тебе плохо! — и Гермиона сжала его ладонь. Драко ответил тем же. В этом жесте было что-то очень теплое и очень нужное, причем обоим. После этого словно какой-то винтик щелкнул и встал на место в душе Гермионы. Она и не понимала, что сломана, пока Драко не починил ее одним легким пожатием руки. Все объятия и поцелуи Перси не могли дать ей этого! Как странно, просто невозможно!
— Я так испугался, никогда такого не было, — Малфой говорил быстро и сбивчиво, как на исповеди, слова текли из него неостановимым потоком, словно он только и ждал случая выговориться, излить душу, и появление сочувствующей Гермионы прорвало плотину его откровенности. — Стоял один Уизли, я хотел пошутить, а в меня полетела грязь, и в Кребба с Гойлом тоже. Словно невидимки напали! Уизли сказал, что около Визжащей Хижины очень мощные привидения, а потом голова Поттера, плавающая в воздухе, без туловища... Честно, я даже сливочное пиво не пил!
— Верю, — ответила Гермиона. Она прекрасно поняла, что произошло с Драко у Визжащей Хижины. Гарри был там, в мантии-невидимке, он кидался грязью в Малфоя, а потом мантия съехала, или Поттер сам сдвинул ее, решив попугать... Какая чудовищная глупость! Какая жестокая шутка! И как только Гарри могло прийти подобное в голову, когда Сириус Блэк на свободе. Да и нужно же иметь хоть каплю сострадания! Драко мог остаться заикой от пережитого ужаса.
Но предавать одного друга другому Гермиона не могла, поэтому не стала объяснять всего Малфою. Она просто достала палочку и произнесла очищающее заклинание над его головой. Грязь исчезла. Теперь он был совсем самим собой, аккуратный, прилизанный, с запахом горько-холодной туалетной воды… Ее Драко, таким его знала только она.
— Спасибо, — прошептал он. — Как я сам не додумался?
— Не переживай, профессора обязательно во всем разберутся, иначе и быть не может! — сама Гермиона надеялась, что Гарри выкрутится, и инцидент не будет иметь никаких последствий, ведь про мантию невидимку знает только Дамблдор. А вдруг дойдет до директора? Вдруг он накажет Гарри? Поделом ему, конечно, но все равно жалко!
— Ты не злишься на меня за то, что я наговорил после матча? — спросил Драко. Он свесил ноги с подоконника, чтобы сидеть поближе к Гермионе.
— Нет, мне кажется, мы оба перегнули палку, — примирительно покачала головой Гермиона. — Я хотела поговорить с тобой, но ты меня избегал.
— Да, я подумал, что ты считаешь меня недостойным своей дружбы. Глупо, правда? — в глазах его светилось сомнения, словно больше всего на свете ему хотелось, чтобы Грейнджер его разуверила. Что она и поспешила сделать.
— Очень глупо! Ведь мы с тобой уже почти три года дружим.
— Правда ведь. Кажется, что целую вечность!
— Мне тоже.
Гермиона смотрела в светло-серые глаза Малфоя и читала в них отражение собственных чувств. Они оба страдали от этой ссоры, оба тянулись друг к другу несмотря на все запреты. Странное дело, они оба совершенно не вписывались в привычную жизнь друг друга, разделяли разные убеждения, но одновременно находили друг в друге источник сил, толчок для движения вперед. Гермиона знала, что Драко воспитывают в презрении к магглорожденным, таким, как она, и понятия не имела, почему он делает для нее исключение. Однако ни у кого другого она не видела такой аристократичности, таких манер, словно Драко пришел к ней из прошлого века, из времен балов и придворных интриг.
Малфой своим умом, способностью повернуть ситуацию так, как Гермионе и в голову бы не пришло, всегда ее интересовал. Он манил, как огонь мотылька. Их дружба не могла привести ни к чему хорошему, Грейнджер это отчетливо понимала, но в тоже время и разорвать ее было совершенно невозможно. Без Драко, его растянутых слов и кривоватых улыбок даже дышалось иначе. Отсутствие в ее жизни Перси никогда не вызывало такого дискомфорта, как отсутствие Малфоя. Гермиона не могла это объяснить, просто чувствовала и понимала, что будет всегда дорожить им, чтобы не говорили другие ее друзья.
И нечто подобное она видела в обращенном на нее взгляде Драко…
Погода наладилась, а скоро предстоял финальный матч по квиддичу. Слизерин и Гриффиндор снова встретятся на поле. Малфой так надеялся, что сумеет обыграть этого жалкого Поттера, он ведь словно заколдованный, его поражения можно пересчитать по пальцам одной руки, да и то много будет! От этого Драко всего даже перекашивало. Почему он так не может? С детства на метле, столько тренировок... И тут этот Поттер, выросший у магглов...
Малфой взял метлу и решил полетать. Это всегда его успокаивало... Ветер в лицо, развевающаяся за спиной мантия, чувство свободы и легкости... Он уже шагал к большой луговине возле Запретного леса, где обычно устраивал индивидуальные тренировки, когда увидел знакомую каштановую копну. Гермиона сидела на скамейке, уткнувшись лицом в ладони. Она была одна и явно плакала. Драко тут же забыл о своих планах и кинулся к ней. Он не выносил ее слез, они, словно острые ножи, резали по сердцу, но в то же время не мог бросить в таком состоянии.
Он подбежал к ней. Маленькая, хрупкая фигурка. Плечи вздрагивали от рыданий, волосы растрепались еще больше, чем обычно, и скрыли все лицо. Тихие всхипы доносились из-под прижатых к глазам ладоней. Все это демонстрировало такое безграничное горе, что у Драко сердце сжалось от жалости. Он вспомнил, как она утешала его после случая у Визжащей хижины. Малфой чувствовал, что тоже должен помочь ей, но не знал, как подступиться, как успокоить ее безутешное непонятное горе.
Он сел на лавочку рядом с ней. Но она не обратила на него внимания, слишком поглощена была своими рыданиями. Тогда Драко решился, он пододвинулся ближе и крепко обнял худенькие, дрожащие плечики Гермионы. Она напряглась, почувствовав его руки, но плакать не перестала, видимо, узнала Драко одним ей ведомым способом.
— Ну, что такое? Все хорошо! Все будет хорошо! — залепетал Драко. Он просто не знал, что следует говорить. Аристократки, даже маленькие, на людях никогда не плакали, их с детства учили скрывать свои истинные чувства под маской ледяного безразличия. Даже бойкая самосуйка Пэнси и то впитала эту сдержанность с молоком матери! А Грейнджер была совсем иной, куда более эмоциональной, и потому намного менее понятной. Драко просто не знал, что с ней делать, потому что все, что он мог бы сказать Дафне или той же Пэнси, совершенно не подходило для Гермионы.
А она всхлипнула и уткнулась ему в грудь мокрым от слез лицом, словно искала у него защиты, которую он хотел дать, но не знал каким образом. Если б только она сказала, как ей помочь, он бы свернул горы! Но она просто тихо плакала у него на груди.
В ладошке у Гермионы Драко заметил зажатый клочок пергамента. Он протянул руку и осторожно взял его. Грейнджер не сопротивлялась.
«Дорогая Гермиона!
Мы проиграли дело. Мне разрешили взять его в Хогвартс. День казни будет назначен. Клювику Лондон очень понравился. Никогда не забуду, как ты нам помогала.
Хагрид»
Теперь Малфой понял, что вызвало такие потоки слез, он только крепче прижал девушку к себе, словно хотел спрятать ее от всех бед.
— Мы подадим апелляцию, — прошептал Драко в ухо Гермионе. — Мы справимся! Должен быть способ!
— Ты же понимаешь, что апелляция не поможет, — всхлипнула она в его рубашку. — Хагрид никогда не переспорит твоего отца!
Драко вздрогнул и напрягся. Думал ли он тогда, на первом уроке по Уходу за Магическими Существами, что все так обернется? Нет, не думал. Малфой признавал, что виноват, но каждый человек имеет право на ошибку, разве нет? Вот только его ошибка привела к потокам слез Гермионы. И ведь она права, если его отец взгрызся в это дело, то переиграть его никто не сможет, вероятно, даже сам Дамблдор! Потому что бюрократическую машину магического мира лучше Люциуса Малфоя не знает никто, даже сам Министр Магии.
— Ты так помогал мне, — уже успокаиваясь, сказала Гермиона. — И все равно все напрасно!
— Знаешь, Гермиона, если уж ты не смогла помочь Хагриду, — никто бы не смог! При твоем уме и знаниях, уж не знаю, чего отец там наговорил, — в этот момент Люциус казался сыну почти чудовищем. И чего ему только приспичило уничтожить этого гиппогрифа? Разве это что-то изменит?
— Ты льстишь мне! У него столько знакомых... И опыт... Где уж нам с ним тягаться! — Гермиона грустно усмехнулась. Она уже не плакала, но в глазах все еще стояли слезы, как два темных лесных озера, в которых отражался свет солнца.
Драко только теперь понял, что сидит, крепко обняв Гермиону. То, чего так упорно добивалась от него Пэнси, с Грейнджер произошло легко и естественно, как нечто само собой разумеющееся. И Малфою было очень приятно ее обнимать, чувствовать запах ее пушистых волос. Ощущать тепло ее тела. Она доверяла ему, и он чувствовал, что ничего не может быть дороже этого доверия.
— Спасибо тебе, я бы без тебя не справилась, — грустно поблагодарила Гермиона.
Малфой повернулся к ней всем корпусом. Перед ним сидела заплаканная четырнадцатилетняя девочка с разметавшимися непослушными волосами, передними зубами, чуть длиннее нужного, и теплыми глазами, цвета крепкого чая. Но Драко видел, какая она красивая, видел тогда, когда еще никто этого не понял, когда девушка еще не расцвела полностью. Ее глаза казались такими добрыми, словно ее благородное гриффиндорское сердце светилось сквозь них, ее губы были созданы для улыбок и... поцелуев.
Драко сам не понял, что делает, это было что-то неосознанное, более сильное, чем рассудок. Он наклонился и припал к губам Гермионы, чувствуя вкус тыквенного сока, еще оставшегося там, сдобренного солью ее слез. Это был первый поцелуй для него, такой неуклюжий, но такой еще по-детски искренний. Он длился всего несколько мгновений, но навсегда остался в памяти, как всегда остается первый поцелуй.
Гермиона не оттолкнула Драко, просто не смогла. Но когда он отстранился сам, она вскочила, как ужаленная. Щеки ее пылали, как, впрочем, и его. Малфой и сам не знал, как так получилось и что он натворил. Он вспомнил, как пару месяцев назад увидел Грейнджер с Перси Уизли. И он целовал ее! Драко тогда показалось это омерзительным. Не целовать Гермиону, а видеть, как она целует Перси. Именно тогда у него появилась мысль о том, что он должен попробовать сам, должен узнать вкус ее губ, как Блейз знает на вкус губы своей Милли. Ведь если он нравится Пэнси, то почему не может нравиться и Грейнджер?
Но Гермиона быстро вернула его в реальность.
— Что... Что это было? Не делай так больше! Ты же мой друг! — ее глаза метали молнии праведного гнева, непонятного Малфою.
— Но Перси можно… — глупо проблеял он.
— Что? Причем тут Перси? Перси совершенно тебя не касается! — Гермиона стала пунцовая, как помидор, и убежала, сжимая в кулаке письмо Хагрида.
А Малфой так и остался сидеть, растерянный. Ему понравилось целовать ее, он хотел продолжения. Неужели Драко так противен ей? Но она ведь его не оттолкнула! Только в этот момент он до конца понял Блейза. Забини испытывал чувства к Милли и готов был защитить ее от всего мира. И то же самое Драко ощущал к Гермионе. Он готов был стать для нее тем, кем Забини стал для Булстроуд. Вот только если Милли отвечала Блейзу полной взаимностью, то у Малфоя не сложилось. Гермиона позволяла Перси себя целовать, но не разрешила этого Драко. Неужели она любит Перси? Этого просто не могло быть! Сердце разрывалось от одной мысли об этом!
И все-таки Гермиона от него убежала. Давно Драко не было так горько, как в тот момент, когда он остался один сидеть на скамейке, когда его губы еще хранили тепло, сок и слезы с губ Гермионы Грейнджер.
Хагрид провожал класс в замок после Ухода за Магическими существами. Несмотря на почти наступившее лето и радовавшие глаз яркие краски и солнышко, настроение у Гермионы и ее друзей было подавленное.
— Эт моя вина, — чуть не плакал совсем расклеившийся от расстройства Хагрид. — Я… ить весь онемел. А они таки важны, во всем черном. Я… это… значит, совсем запутался. Пергамент из рук валится…Твои-то цифры, Гермиона, из головы вон… К тому же Люциус Малфой встал и давай их, знамо дело, дурить. Чо он сказал, то они и решили.
Гермиона подняла глаза от земли. Драко в сопровождении Кребба и Гойла шел впереди. И ведь это была его идея свалить вину на Клювокрыла! Это он виноват, что Хагрид лишится любимца! В душе поднялась волна гнева. И Гермиона прекрасно понимала, что виновато в этом не столько необдуманное поведение Драко, сколько его неожиданный поцелуй. Она не была к этому готова, а он поставил ее перед фактом, перед необходимостью думать еще и об этом!
— Ладно, подадим апелляцию! — кипел в это время Рон. — Не сдавайся. Мы уже этим занимаемся.
Ничем они не занимались. Рон был горазд только говорить и обещать, но не делать, а Гарри просто ничего в этом не понимал. А делала одна Гермиона. Теперь уже совсем одна, потому что Драко она избегала, а просить Перси не хотела. Она боялась его чувств, его желаний, на которые ничем не могла ответить.
Драко смеялся о чем-то с Креббом и Гойлом и то и дело оглядывался на них. В его глазах стоял немой вопрос. Гермиона прекрасно видела, что он не понимает, почему она сбежала тогда и избегает его теперь. Драко хотел объяснения, а Грейнджер впервые не знала правильного ответа, и это злило ее, распаляло не меньше, чем переживания за Хагрида.
— Навряд ли поможет, Рон, — отвечал тем временем убитый горем лесничий. — Поди-кось с ними справься. Комиссия у Малфоя в кулаке. Я вот чо думаю: пусть у Клювика последние-то денечки будут самые что ни на есть вольготные. Мой это долг…
Хагрид повернул назад в хижину, спрятав лицо в огромный носовой платок. У Гемионы сердце разрывалось от жалости к нему. А вместе с жалостью рос необоснованный гнев на Драко.
— Ха-ха-ха! Разревелся! — услышала она знакомый голос за спиной. В дверях замка стояли Малфой, Кребб и Гойл. В его глазах Гермиона увидела как раз то выражение, которое больше всего не любила, Драко всегда так смотрел, когда рисовался, корчил из себя непонятно кого. — Вы видели что-нибудь более жалкое? И это наш учитель! — продолжал распинаться Малфой, а его верная свита гоготала рядом.
Гарри и Рон бросились к нему, но Гермиона их опередила. В ее сердце кипел такой гнев, которого она никогда еще не испытывала. В тот момент она ненавидела Драко за его выходку в начале года, из-за которой все началось, за его мерзкие насмешки, за тот поцелуй, поставивший ее в тупик, а больше всего за то, что она не могла по-настоящему ненавидеть его, как Гарри и Рон, потому что знала другим, настоящим.
Хлоп! Гермиона с силой ударила Малфоя по щеке. Драко покачнулся, а Поттер, Уизли, Кребб и Гойл остолбенели.
— Не смей так говорить о Хагриде, ты, злобная дрянь, — девушка размахнулась еще раз.
— Гермиона, — Рон ожил и теперь пытался отвести занесенную руку подруги от пошедшего красными пятнами лица Малфоя.
— Не мешай, Рон, — Гермиона вынула волшебную палочку. К горлу подкатил ком. В тот момент ей казалось, что все ее беды из-за Драко, он один во всем виноват. Она била не друга, а того ненавистного язвительного хулигана, которого знала вся школа.
Малфой отшатнулся от нее. Он тысячу раз мог ударить ее в ответ или достать палочку и швырнуть в нее заклинание. Но разве поднялась бы его рука? В порыве гнева Гермиона не видела выражения его лица, она лишь ощущала кипучую лаву ярости в своей душе, настолько нетипичную для нее, что становилось страшно. В тот момент Грейнджер была совершенно неуправляема.
— Пошли! — бросил Малфой Креббу и Гойлу. И они удалились.
Гермиона смотрела им вслед и сама не понимала, что на нее нашло. Он ведь поцеловал ее! Не ударил, не оскорбил, а поцеловал, и она так ему отплатила. Даже то, что Драко снес все это молча, остужало ее, но все же не настолько, чтобы рассуждать здраво.
Она все еще кипела, пока они шли к кабинету профессора Флитвика. Но в голову уже проскальзывали и другие мысли. Что такого необычного сделал Драко, что она так рассердилась? Что на самом деле произошло между ними: и на скамейке, когда она плакала из-за записки Хагрида, и сегодня перед школой?
У дверей класса Заклинаний Гермиона окончательно поняла, что не может войти туда и просто заниматься, когда в душе бушует настоящий ураган. Она сделала шаг в сторону от Гарри и Рона, которые этого даже не заметили, юркнула в нишу и достала маховик времени. Вернуться и посмотреть еще раз! Какие-то полчаса погоды не сделают. А потом можно будет пойти на Заклинания. Гарри и Рон даже не заметят ее отсутствия.
Спустя пару минут Гермиона крадучись покинула школу и спряталась за школьным крыльцом. Обзор на двери отсюда был хороший.
— Они носятся с ним, как с маленьким! — услышала Грейнджер голос Драко. Он обращался к Креббу и Гойлу. Из-за их спин можно было разглядеть Хагрида, Гарри с Роном и ее саму. — Ума не приложу, почему он может быть профессором, но не может сам разобраться со своими проблемами?
Кребб и Гойл только одобрительно кивали.
Драко смеялся, но в глазах его была тревога. Теперь, успокоившись, Гермиона это отчетливо видела. Он пытался поймать ее взгляд, но Грейнджер из прошлого этот взгляд не ловила.
Малфой встал в дверях школы и замер. Ждал, теперь Гермионе это было очевидно. Хагрид развернулся и ушел, хлюпая в огромный носовой платок, размером со скатерть.
— Ха-ха-ха! Разревелся! Вы видели что-нибудь более жалкое? И это наш учитель! — Драко смеялся, не отводя взгляда от Гермионы.
А ведь он просто привлекал ее внимание! Хотел понять ее собственное состояние и, заодно, отношение к поцелую, после которого она сбежала. Друзья ли они еще? Не сумев поймать ее взгляд, Малфой решил сказать гадость, которую Грейнджер точно не проигнорирует.
Почему она сразу этого не поняла?
Гермиона-из-прошлого бросилась на Малфоя и резко, наотмашь ударила его по щеке. Ее лицо пылало гневом. Это выглядело просто страшно, скромная школьная отличница как с цепи сорвалась. Драко покачнулся от удара. На лице у него была смесь удивления и обиды.
— Не смей так говорить о Хагриде, ты, злобная дрянь, — голос Гермионы-из-прошлого срывался от эмоций. Гермиона-из-будущего чувствовала как краснеет за себя. Разве можно быть такой жестокой? Такой непонятливой?
— Гермиона, — окликнул ее Рон. На его лице было написано крайнее недоумение. Он и представить себе не мог, что его подруга может впасть в подобное состояние аффекта. Всегда сдержанная, уравновешенная, сейчас она походила на сумасшедшую.
— Не мешай, Рон, — Гермиона-из-прошлого выхватила волшебную палочку. На лице Драко отразился страх, которого не заметил никто, кроме Гермионы-из-будущего. Она достаточно хорошо его знала и была достаточно спокойна, чтобы рассуждать здраво. Он просто не мог защищаться. У него бы не поднялась рука. Что бы ни наслала на него Гермиона-из-прошлого, он бы просто увернулся. И дело даже не в воспитании, которое не позволяло бить девочек. Просто на лице Малфоя было написано чувство, подобное тому, что читалось в глазах Перси, когда он смотрел на Грейнджер. Теперь это было очевидно.
— Пошли! — бросил Драко Креббу и Гойлу, и они втроем поспешили скрыться в направлении подземелий.
Он просто сбежал от нее, мог атаковать, никто не осудил бы его за это. Но он сбежал от обиды, которая плескалась в его взгляде. Гермиона-из-прошлого вместе с Гарри и Роном тоже скрылась в школе. А Гермиона-из-будущего осталась сидеть как громом пораженная.
Спустя некоторое время она поднялась и направилась в сторону гостиной Гриффиндора, напрочь забыв о том, что должна пойти на Заклинания. Ее раздирало чувство вины. Простит ли ее Драко теперь? Как вообще посмотреть ему в глаза? Как объяснить, что он просто поставил ее в тупик? Ведь она запуталась в собственных чувствах и отношениях. Когда все успело стать так сложно? Ей четырнадцать лет, еще рано решать дилеммы.
И все-таки врать себе Гермиона не привыкла. Она понимала, что Перси хочет ее любви, но она его не любит. Это могло бы быть просто и естественно, но этого нет. Невозможно приказать сердцу полюбить.
Между тем намного менее опытный Драко тоже испытывает к ней что-то большее, чем дружеские чувства. И самое странное, что к нему Гермиона что-то чувствовала. Еще не сформировавшееся, но уже теплое и светлое, чего не было ни к кому больше, даже к Перси.
Грейнджер это напугало. Ведь Гарри и Рон не знают о ее общении с Малфоем, этого никто не одобрит, она может стать изгоем на собственном факультете и на то же обречь Драко. Это будет слишком сложно! Не проще ли убедить Малфоя, что она ничего не чувствует? Тогда они останутся друзьями, будут иногда пересекаться. Тогда Гермиона еще верила, что чувства можно легко убить.
Она свернулась в кресле в гостиной Гриффиндора. Усталость и нервное напряжение сморили ее. Но прежде чем уснуть, Гермиона приняла два важным решения. Во-первых, четко и ясно объяснить Перси, что она видит в нем только друга, не больше, перестав давать ему пустые надежды, которые только распаляют. Во-вторых, обязательно помириться с Драко, но убедить его, что чувств к нему у нее нет, чтобы не создавать проблем им обоим.
События закрутились настолько быстро, что у Гермионы не оставалось времени поймать Драко. А Перси появлялся, конечно, но он был так озабочен своим ЖАБА, так встревожен и загружен, что у Гермионы не хватало духу нарушить еще и его эмоциональное равновесие.
Потом была выматывающая история с Сириусом Блэком, которая заставила Грейнджер на многое посмотреть другими глазами. Шанс на реабилитацию есть у каждого, у, казалось бы, однозначной ситуации может быть иная трактовка.
Может быть, у них с Драко есть шанс?
Одновременно это усложнило вопрос с Перси. Возможно, она чего-то не понимает. Промучившись так пару дней, Гермиона пришла к тем же выводам, что и после пощечины Драко. Надо не давать надежды обоим, а самой во всем разобраться. Иначе она запутается окончательно, а заодно и обоих мальчиков запутает.
Спустя пару дней после побега Сириуса, когда Рон еще лежал в больничном крыле, Гермиона, наконец, встретила Перси одного на берегу озера, полная решимости все с ним обсудить.
— Гермиона! Я так рад тебя видеть, так по тебе соскучился! — подскочил, приветствуя ее, Перси. Он обнял ее, и Грейнджер почувствовала ком в горле. Как же неприятно было обижать друга! Он совсем не заслужил ее холодности.
Перси хотел поцеловать ее, но Гермиона немного склонила голову так, что его губы лишь мазнули по щеке.
— Не надо, прошу, — тихо произнесла она, чувствуя себя гадко. Однако отступать Грейнджер не хотела. Решение было верным.
— Что-то не так? — Перси усадил ее на ствол поваленной ивы рядом с собой. Обнимать не перестал. В его руках было тепло и уютно, но не более. Теперь Гермиона понимала, что этого мало, это не то, чего хочет от нее Перси.
— Перси, я хочу сказать тебе… — несколько мгновений она собиралась с силами. — То, чего ты хочешь от меня, я не могу дать. Ты для меня хороший друг, но не больше. Я пыталась понять, пыталась найти в себе чувства… Но их нет. Прости.
Руки Перси упали с ее плеч. Он просто смотрел на нее, и во взгляде были боль и разочарование.
— Ты закончил Хогвартс. У тебя начинается новая жизнь. У тебя будет интересная работа в Министерстве, о которой ты так мечтал. И там обязательно найдется девушка, которая оценит тебя и полюбит. Я в этом не сомневаюсь.
— Но я люблю тебя, — надрывным шепотом произнес Перси. Сердце Гермионы болезненно заныло. Так не хотелось обижать доброго, милого друга. Не хотелось его терять. Что же она натворила?! Почему не расставила все точки над «i» еще прошлым летом? Какая глупость!
— Прости, Перси. Я могу дать тебе только дружбу. Ты же напишешь мне летом?
— Да, — но голос звучал мертво.
— Хорошо.
Гермиона погладила его по руке, стараясь утешить, но Перси дернулся как от ожога. Словно теперь ее прикосновения были ему неприятны. Грейнджер лишь вздохнула. Нет, они не останутся друзьями, это понятно. Как же ужасно жаль!
Она поднялась с бревна и зашагала к замку. Перси не нуждался в ее сочувствии, он хотел любви, а она не любила. Гермиона чувствовала себя гадко от того, что весь год давала ложную надежду, но лучше исправиться сейчас, чем продолжать этот театр.
Грейнджер и сама не заметила, как ноги принесли ее в любимый пустой коридор Драко. Там было пусто и настолько тихо, что звук собственной крови в ушах казался громким. Она села на низкий подоконник. На изумрудной школьной лужайке взгляд ни за что не цеплялся. Мысли вяло текли от вины перед Перси к вине перед Драко и обратно. Не хотелось идти и с кем-то разговаривать, улыбаться, когда на душе скребут кошки. И ведь ни Гарри, ни Рону не объяснишь. Как так вышло, что она обросла столькими секретами от лучших друзей?
— Гермиона? Что ты здесь делаешь? — вырвал ее из задумчивости удивленный возглас Драко.
— Думаю, — честно ответила она. — Пытаюсь разобраться.
— И как? Получается? — Драко сел напротив нее, тоже поставив ноги на подоконник.
— Не очень, — призналась Гермиона, а потом удивленно вскинула голову, сообразив, что говорит с ним вполне мирно. — Ты не сердишься на меня?
— Я и сам не знаю, — пожал плечами Драко.
— Прости меня, — Гермиона понурила голову. — Сама не знаю, что на меня нашло, что я так вспылила. Совершенно на меня непохоже. Проблемы Хагрида выбили из колеи.
— Я понимаю. Ты просто сорвала на мне гнев.
— Это непозволительно! — она почувствовала, что на глазах закипают слезы.
— Эй, успокойся, я тебя прощаю, — Драко подсел ближе и обнял ее. Но Гермиона напряглась в его объятиях. Слишком свежи были воспоминания о руках Перси, да и о поцелуе Малфоя тоже.
— А ты сердишься на меня? — спросил он осторожно, продолжая обнимать ее.
— Нет, — покачала головой Гермиона, сразу поняв о чем он. — Но я не хочу, чтобы ты так больше делал. Ты мой друг, и сейчас я хочу, чтобы все так и оставалось.
— Я не нравлюсь тебе? — голос Драко дрогнул.
Грейнджер стало еще больнее. Ведь говоря Перси об отсутствии чувств к нему, она не лгала. К Малфою чувства были, но слишком много сложностей они могли принести.
— Нравишься, но как друг. Пойми, я не хочу сейчас ничего подобного.
— А Перси? — только теперь Драко разжал объятия, решив, видимо, что она не любит его, потому что любит Перси.
— Я нравлюсь Перси. Но у меня нет к нему никаких чувств, — поспешила заверить его Гермиона. — Да, он целовал меня. Я хотела понять, что чувствую, но оказалось, что ничего. И я никогда ничего ему не обещала. Как раз сегодня разрушила его надежды на мою взаимность.
Звучало это все-таки менее ужасно, чем ощущалось сердцем.
— А у меня есть шанс?
— Я не хочу больше давать надежд. Хочу сама в себе разобраться, — честно призналась Гермиона.
Драко просто сидел и смотрел в пол. Грейнджер не могла понять, о чем он думает, и это сводило ее с ума. Не потеряла ли она за один день сразу двоих дорогих ее сердцу людей?
— Мы же сможем остаться друзьями? — с надеждой спросила Гермиона.
— Конечно. Я всегда твой друг, как же может быть иначе? — Драко постарался улыбнуться, но вышло не очень натурально.
— Я тоже всегда твой друг!
Искренне надеясь, что так оно и есть, Гермиона широко улыбнулась. А потом, боясь передумать, влажно чмокнула Драко в щеку. Это помогло и ему улыбнуться искренне.
— Ты напишешь мне летом?
— Конечно, — ответил Малфой. — Я не выдержу целое лето, не узнав, как у тебя дела.
На душе у Гермионы стало тепло и светло от этих слов, но одновременно закрался и страх. Что будет с ними дальше? Сумеют ли они подавить чувства? Или защитить их от нападок общества? Слишком сложно объяснить, что даже в дружбе магглорожденной с Малфоем нет ничего предосудительного, не то что в любви.
Гермиона боялась трудностей, но одновременно понимала, что если Перси никогда больше не заговорит с ней так, как раньше, она переживет, но если из ее жизни исчезнет Драко — это будет невосполнимая потеря, потому что его место в ее душе никто не сможет занять.
Лето между третьим и четвертым курсом для Драко ничем не отличалось от любого другого, кроме атмосферы ожидания Чемпионата Мира по квиддичу. Все газеты писали о предстоящемсобытии и подготовке к нему, все вокруг обсуждали и делали ставки. Кого-то другого от такого однообразия тем уже начало бы тошнить, но только не Драко, который с детства любил квиддич и готов был часами о нем говорить.
Даже слишком частое присутствие рядом Пэнси Паркинсон не сильно портило ожидание спортивного праздника. От нее частенько удавалось сбежать, хоть это и было жутко невежливо.
И вот долгожданный день настал. Малфои прибыли во второй половине дня, незадолго до начала. Приглашение министра распространялось и на Нарциссу, что весьма удивило Драко. Она была незаметной феей их дома, все держалось на ней, однако ее саму чужие видели редко. Мать объясняла это тем, что не любит шум и суету, поэтому предпочитает библиотеку или зимний сад компании гостей мужа. Отец же говорил, и это больше походило на правду, что Нарцисса потеряла слишком много друзей после падения Темного Лорда, включая свою весьма эксцентричную сестру Беллатрису, и так и не оправилась от этого, боится сближаться с другими, чтобы снова не испытать того же. Как бы то ни было, сам Драко никогда не помнил тихую и покладистую маму другой.
Но Чемпионат мира нес для Малфоя-младшего и другое радостное событие: встречу с Гермионой. Она писала, что Уизли получили приглашения и она отправится со всей их многочисленной семьей и Поттером. Конечно, Драко терпеть не мог Уизли и Поттера, но отец бы ни за что ему не позволил пригласить Грейнджер на матч, и потому он чувствовал долю благодарности к рыжему клану.
По прибытии в палаточный лагерь болельщиков Малфои обустроились довольно быстро. Драко не терпелось отправиться исследовать территорию. Во-первых, все вокруг пестрело символикой команд и необычными сувенирами, что обещало множество новых впечатлений. Во-вторых, был шанс встретить Гермиону, по которой он безумно соскучился.
‒ Куда это ты собрался? ‒ одернул Драко Люциус, когда тот уже собирался выскользнуть из палатки.
‒ Осмотреться, ‒ недоуменно ответил он, не понимая, в чем могла возникнуть проблема.
‒ Мы пойдем вместе, ‒ отрезал отец.
‒ Но почему? ‒ чуть не взвыл Драко. Перспектива чинно следовать за отцом и смотреть, как он здоровается с важными людьми и перебрасывается с ними парой скупых фраз, ничуть его не прельщала.
‒ Потому что ты уже не маленький и тебя нужно вводить в круг. Хватит резвиться, пора заводить полезные связи.
‒ Я знаком со всеми твоими друзьями, ‒ выдал последний козырь Драко.
‒ Ты видел их. Но ты должен быть им представлен. К тому же к нам должны присоединиться Паркинсоны.
‒ Паркинсоны? А они зачем? ‒ Драко даже не стал скрывать досаду.
‒ Потому что они наши друзья и потому что я хочу, чтобы ты больше общался с Пэнси.
Сердце Малфоя ухнуло в пятки. Неужели отец обяжет его терпеть Пэнси и тем самым испортит все удовольствие от чемпионата?
‒ Пэнси хорошая девушка, нашего круга, ‒ продолжил тем временем Люциус, не замечая состояния сына. ‒ Паркинсоны наши партнеры в делах. Этот союз был бы очень выгоден нашей семье. Да и тебе пошел бы на пользу. Вы с Пэнси с самого детства ладили, и она тебе под стать. Присмотрись к ней повнимательнее, она стала красивой девушкой.
Драко ничуть не видел красоты Паркинсон. Да, в детстве они прекрасно ладили, но теперь многое изменилось, они изменились. Да и дружба — это одно, а любовь — совсем другое. Драко вовсе не представлял рядом с собой Пэнси. Не хотел представлять. А о том, что в этой роли ему идеально подошла бы Гермиона — вообще лучше не думать.
‒ Она мне не нравится, ‒ пробубнил Драко, не сильно рассчитывая на успех.
‒ А ты присмотрись получше, может, понравится, ‒ жестко заметил Люциус. На этом разговор и закончился.
Совсем скоро пришли Паркинсоны, и осматривать лагерь пришлось в их компании. Пэнси трещала без умолку и стремилась повсюду сунуть свой нос. Раньше бы Драко это только одобрил, умеренный дух авантюризма ему всегда импонировал. Теперь же, когда энергию Пэнси ему откровенно навязывали, она только бесила, причем чем дальше, тем сильнее.
А отец здоровался с огромным количеством встреченных работников Министерства, представлял им Драко и начинал скучные разговоры о ценах на золото, добыче драконьей чешуи и новом статуте о правах гоблинов. Драко искренне надеялся, что ему это не будет интересно, даже когда он достигнет отцовского возраста.
И самое печальное, что Гермиону они так и не встретили… Долгожданная встреча состоялась только вечером, на стадионе.
Малфои шли вдоль кресел третьего ряда к местам, предоставленным им Фаджем. Люциус как раз здоровался с министром, когда блондин увидел каштановые кудри среди рыжих макушек. Гермиона подняла голову, и карие глаза встретились со светло-серыми. Драко столько хотел бы сказать ей, но не мог, при родителях и ее друзьях, не мог. К тому же во взгляде девушки он прочел не только радость, но и настороженность, как будто она не знала, чего от него ждать. «Боится меня? Я ведь сказал, что мы будем друзьями, пока она этого хочет. Не верит?» ‒ думал Малфой, а в душе проклевывалась обида. Слишком сильно он раскрылся перед Гермионой, слишком хорошо позволил ей узнать себя, чтобы считать подобные опасения обоснованными.
Отец, Фадж и мистер Уизли обменялись какими-то словами, которые Драко почти не слушал, не в состоянии оторваться от Гермионы, а потом все проследовали к своим местам. Он так жаждал встречи, но теперь яд обиды безвозвратно отравил ее. Даже радость от присутствия на чемпионате перестала быть такой острой. Драко смотрел представление команд и матч почти безучастно. Мысли то и дело возвращались к Гермионе. Теперь он уже почти не верил, что они смогут дружить как раньше. Ни он, ни она больше не были детьми, а вместе с детством ушла простота отношений. «Как раньше уже никогда не будет! ‒ отчетливо понял Малфой, когда матч уже заканчивался. ‒ Но что придет этому на смену? Может так и легче, нас как пару никто бы не принял. С Пэнси будет куда проще, она смотрит на меня такими глазами, словно на все готова. И родители будут счастливы...» Но сердце подсказывало, что при таком раскладе, сам он вовсе не будет счастлив, и Пэнси никогда не вызовет тех же чувств, что и Гермиона, никогда не узнает его так, как узнала она, потому что Драко не позволит ей этого.
Ночью Малфой проснулся от шума. В палатке он был один. Ладно, отец мог уйти к кому-то из друзей или коллег, мог сидеть с Фаджем, это понятно, но, куда могла подеваться мать, он даже предположить не мог.
Драко быстро оделся и вышел из палатки. Со стороны поля доносились крики. В сторону леса двигались люди с факелами, в черных мантиях с капюшонами и в масках. Малфой сразу вспомнил истории о временах могущества Темного Лорда, о Пожирателях Смерти... Неужели это они? Это могло бы объяснить отсутствие отца, ведь Люциус был на стороне Темного Лорда, но Нарциссу он в это никогда не втягивал.
«Гермиона!» ‒ мысль взорвалась в мозгу. Она маглорожденная, ей грозит опасность! Если это и правда Пожиратели Смерти, а сомнений почти не оставалось, ему опасность не грозит, фамилия спасет, а вот ей... От одной мысли об этом на сердце наползал цепкий, липкий страх.
Драко побежал. Он не знал, где палатка Уизли, но просто обязан был найти Гермиону. Как ей помочь, Малфой не имел ни малейшего представления, но, по крайней мере, его палочка будет рядом, в случае чего. Две палочки лучше, чем одна.
Как ни странно, нашел их Драко довольно быстро. Девушка стояла, вытянув вперед палочку, кончик которой источал свет. Чуть позади нее виднелся встрепанный Поттер. Малфоя пронзила ненависть, смешанная с завистью. Он рядом с ней, он имеет на это право, а Драко ‒ нет. Рыжий Уизли лежал, растянувшись на земле.
‒ Споткнулся о корень, ‒ пробурчал Рон, видимо, отвечая на заданный вопрос, которого Малфой не слышал.
‒ Ну, с ногами такого размера немудрено, ‒ сказал Драко, стараясь не столько задеть Уизли, сколько объявить о своем присутствии. Гермиона тут же бросила на него испуганный взгляд, но потом расслабилась, видимо, опасным его не считая, даже в такой ситуации.
Рыжий, разумеется, послал его, причем весьма грубо, но Драко было плевать. Главное он нашел Гермиону и она в безопасности. Это не могло не радовать.
‒ Выбирай выражения, Уизли, ‒ все-таки решил отреагировать Малфой. ‒ Не лучше ли вам убраться отсюда? ‒ на какой-то момент промелькнула сумасшедшая мысль, что его послушают. Какими бы мерзкими не были Поттер и Уизли, они смогут защитить Гермиону. Он решил подкинуть им еще один аргумент в пользу плана «убраться как можно дальше». ‒ Тебе не понравится, если заметят ее, верно?
‒ И что это значит? ‒ подала голос девушка. Она понимала, в отличие от своих дружков, что Драко желает ей лучшего и к нему хорошо бы прислушаться.
‒ Грейнджер, они ищут маглов, ‒ намерено назвав ее по фамилии, чтобы показать, что их тайна все еще в силе, ответил Малфой. ‒ Не хочешь похвалиться своими панталонами между небом и землей? Если не против, составь компанию вон тем, они как раз движутся сюда, а мы все дружно повеселимся.
Его взгляд кричал ей: «Уходи! Спасайся! Я не смогу тебя защитить!». Парень искренне надеялся, что она его понимает.
‒ Гермиона ‒ колдунья, ‒ заявил Поттер, в очередной раз продемонстрировав куриные мозги.
‒ Думай, что хочешь, Поттер! Если полагаешь, что они не отличат грязнокровок, оставайся стоять, где стоишь! ‒ Малфой внутренне сжался, произнося мерзкое слова в адрес Гермионы, но он должен был, просто должен, иначе они не уйдут, а должны, и как можно скорее.
‒ Попридержи язык! ‒ рявкнул Уизли. «Еще один тупица!» ‒ подумал блондин.
‒ Не обращай внимания, Рон, ‒ девушка остановила друга, уже шагнувшего к Малфою. Судя по голосу и взгляду, она все прекрасно поняла, и Драко был счастлив.
Со стороны лагеря раздался грохот. Драко лениво сделал замечание, что-то про отца Уизли. Сам он думал только о том, сколько времени у них осталось. Когда Пожиратели Смерти их тут заметят?
‒ А где твои родители? Там, в масках, я не ошибаюсь? ‒ рявкнул Поттер. Взгляд Гермионы извинялся за его слова. Малфою самому было бы легче, знай он, куда делись Люциус и Нарцисса.
‒ Ну… если бы они там и были, вряд ли я бы тебе сказал, согласись, Поттер, ‒ Драко всеми силами старался скрыть волнение, похоже ему это удалось, хотя от девушки, разумеется, не укрылось. Она слишком хорошо его знала.
‒ Ох, да бросьте! ‒ проговорила Гермиона. ‒ Пойдем, поищем остальных!
«Умница!» ‒ возликовал Малфой. Она его поняла.
‒ Не высовывай свою лохматую голову, Грейнджер, ‒ ухмыльнулся Драко, надеясь, что это сойдет и за насмешку, и за дружеское предупреждение одновременно. Судя по виду уходящей троицы ‒ сошло. Парень облегченно выдохнул и пошел искать своих знакомых. За Гермиону можно было не переживать.
На платформе 9 и 34 была куча народу, как и каждый год первого сентября. Отовсюду доносились громкие разговоры, уханье сов, мяуканье котов, кваканье жаб — обычная какофония магической платформы. Драко только что отстал от родителей. Он надеялся высмотреть Гермиону, чтобы собственными глазами убедиться, что она в порядке. Все-таки появление Пожирателей Смерти и Черной Метки на Чемпионате мира вызвали широкий резонанс.
А где были в ту ночь его родители, Драко не знал до сих пор…
‒ Эй, ты чего такой кислый? ‒ голос Гермионы вывел Драко из задумчивости. Он посмотрел на нее и улыбнулся широко, радостно, искренне, как улыбался только ей и матери.
‒ Ты пришла, и теперь не кислый! ‒ радостно сообщил парень.
Гермиона нахмурилась. Ей это заявление пришлось явно не по душе. Драко никогда не понимал ее до конца, а теперь совсем потерял нить логики. Это же был вроде как комплимент, чем можно быть недовольной?
‒ Драко, мы же договорились остаться друзьями...
‒ А мы друзья! Разве я не могу радоваться встрече с другом, которого все лето не видел?
‒ Ты видел меня на чемпионате...
‒ Хороша встреча... Я надеюсь, ты не сердишься на меня? Я вел себя грубо, но так было нужно!
‒ Понимаю, ‒ Гермиона вздохнула. ‒ Зря мы, наверное, столько времени никому не говорили о нашей дружбе, теперь это уже так запутано...
‒ Это всегда было запутано, ‒ Драко этот разговор не нравился. ‒ Ты маглорожденная волшебница, для меня это совершенно не важно, но важно для моей семьи...
‒ Грязнокровка, хочешь сказать? У вас это так принципиально? ‒ Гермиона, кажется, удивилась.
‒ На самом деле, да. Большинство чистокровных просто помешаны на происхождении, трясутся над своими родословными, словно они денег стоят! Для них Кребб и Гойл лучше маглорожденных только потому, что они чистокровные, а то, что мозгов у них ни на унцию, ‒ это мелочи! ‒ Драко сам чувствовал всю пошлость и мерзость этих слов, этого образа жизни, хотя он немногим лучше, сделал исключение только для одной...
‒ Лучше меня, ты хотел сказать?
‒ Нет, для меня ты во сто крат лучше всех их!
‒ Драко, не надо, ‒ голос Гермионы задрожал, как будто она готова была разрыдаться, но это продолжалось не дольше нескольких секунд, она легко овладела собой. ‒ Это твоя семья, люди, которые дороги тебе, зачем отказываться от их убеждений?
‒ Гермиона, пойми, меня так воспитывали, я никогда не смогу полностью отказаться от этого мира, но я уже не младенец, который верит всему, что говорят, я сам решаю, что правильно, а что нет, могу руководствоваться собственными принципами, а не отцовскими! Я не считаю их взгляды верными, потому что, если бы мы не принимали маглорожденных, если бы не было полукровок, то давно бы вымерли, как многие аристократические фамилии.
Она кивнула и улыбнулась ему. Драко неожиданно для себя осознал, что одобрение ее карих глаз значит для него очень много, чуть ли не больше, чем одобрение отца. Это казалось неправильным, но было правдой. То, что он говорил сейчас, никто из его окружения никогда бы не одобрил, даже весьма демократичный Теодор Нотт, но сам Драко чувствовал, что только теперь нащупывает истинный путь.
‒ А что ты делал летом? ‒ спросила Гермиона, чтобы сменить тему разговора.
‒ Ничего особенного, отец все время работает, а я отдыхаю в поместье, летаю, читаю... Друзья навещают... В этом году отец сблизился с мистером Паркинсоном, так что Пэнси часто у нас бывала...
Малфой подсознательно надеялся вызвать у Гермионы ревность, но вместо этого услышал:
‒ Это хорошо, тебе повеселее... Твой отец, наверное, был бы рад, если бы вы с Пэнси стали встречаться.
«Как она умудряется сразу видеть суть проблемы?» ‒ удивился Малфой, а вслух сказал:
‒ Да, именно на это он и рассчитывает.
‒ Вы были бы красивой парой, ‒ казалось, что Гермиона говорит совершенно искренне, и это резало Драко ножом по сердцу.
‒ А ты что делала летом?
‒ Ездила с родителями на море, правда, здесь, в Англии, потом пару недель жила у бабушки в Ливерпуле. Повидала друзей детства... Они, конечно, маглы, и с ними не так интересно, но нам есть, что вспомнить...
Малфой был просто поражен тем, что Гермиона, несмотря ни на что, общается с маглами, имеет друзей среди них. Для него самого люди, лишенные магии, были еще более низким сортом, чем грязнокровки, порой он вообще забывал об их существовании. Драко и раньше считал Гермиону необычной, но теперь убедился в этом окончательно, сочетать жизнь в двух мирах вряд ли удавалось кому-то, кроме нее.
‒ Ладно, я пойду, а то мальчики будут волноваться... ‒ и Гермиона удалилась, а ее кудри пружинили при ходьбе. К удивлению Малфоя, она даже не спросила о Турнире Трех Волшебников, ее это, похоже, совсем не волновало...
Вечером, после торжественного ужина в честь начала учебного года, Драко уселся в уютном кресле у одного из каминов в гостиной Слизерина. За лето он успел соскучиться по этому месту, поэтому теперь хотел насладиться духом школы.
‒ Что ты думаешь о Турнире Трех Волшебников? ‒ Пэнси появилась рядом и испортила все удовольствие от молчаливого созерцания гостиной и спешащих в свои спальни слизеринцев.
‒ А что о нем думать? Это неплохо разнообразит учебный год. А участвовать все равно нельзя, ‒ пожал плечами Драко, надеясь, что она уйдет, но Паркинсон и не думала так легко сдаваться.
‒ А тебе неинтересно посмотреть на учеников других школ?
‒ Нет.
‒ А вот мне интересно. Особенно на учеников Дурмстранга. Они ведь намного шире, чем мы, изучают и применяют Темные искусства.
Драко не знал, когда Пэнси успела заинтересоваться Темными искусствами, но решил не спрашивать, ведь тогда она совсем не замолчит.
‒ А Шармбатонцы — слабаки, они нам не соперники! ‒ продолжала разглагольствовать Паркинсон.
‒ Чего тебе надо? ‒ не выдержал Драко. ‒ Чего ты ко мне прицепилась?
‒ Я бы на твоем месте была со мной повежливее, ‒ глаза Пэнси превратились в две ледяные щелочки. ‒ Если ты будешь мне грубить, я пожалуюсь мистеру Малфою.
‒ С чего бы тебе жаловаться отцу? ‒ похолодел Драко. Неужели она в курсе, что Люциус на ее стороне?
‒ А с того, что он хочет нашего союза. И я его хочу. Значит, мы союзники. И тебе придется привыкнуть к тому, что я теперь всегда буду рядом. И, если ты перестанешь артачиться, тебе это очень даже понравится. Вот увидишь!
Пэнси встала и с достоинством удалилась. Драко остался сидеть как громом пораженный. Вот, значит, как? Атака по всем фронтам! И что прикажете с этим делать?
Ссориться с отцом, который и так стал замкнутым и несговорчивым, совершенно не хотелось. Но терпеть назойливость Пэнси не хотелось вдвойне. Драко решил, что утро вечера мудренее, и постепенно Паркинсон самой надоест добиваться его взаимности. Однако он знал, насколько настойчива бывает Пэнси.
На следующее утро на первом же уроке она села рядом с Драко, на обычное место Кребба, который безропотно ей его уступил. Самодовольная улыбка и потрясающая услужливость бывшей подруги сводили с ума. Драко порывался ударить Пэнси, но воспитание все-таки брало верх.
Хотелось увидеть Гермиону, была надежда, что ее искреннее лицо и заразительный смех помогут расслабиться и забыть о назойливости Паркинсон хотя бы на минуту. Однако она вздумала таскаться за ним по пятам. Словно Кребба и Гойла в качестве неизменной свиты было мало, понадобилось добавить к почетному эскорту еще и Пэнси.
В груди Драко росла обжигающая ядовитая злоба на отца…
Учеба на четвертом курсе началась довольно приятно для Гермионы Грейнджер. Первым уроком в ее расписании стояла любимая нумерология, девушка с удовольствием погрузилась в столбцы и таблицы цифр и даже заработала десять баллов для Гриффиндора. Однако урок Ухода за Магическими Существами прошел не так радужно. Хагрид нашел новых монстров, причем довольно мерзких на вид. Зачем нужны соплохвосты, он толком не знал, что они едят и где у них вообще рот ‒ тоже. Общение со склизкими, похожими на слизней существами радости не принесло.
По настоящему важное событие произошло, когда Гермиона вслед за Гарри и Роном вошла в холл школы. Там собралась целая толпа, в центре стоял Драко Малфой. Она сразу почувствовала неладное: когда у него такой взгляд ‒ хорошего не жди. И действительно, блондин решил всем прочитать статью из «Ежедневного пророка» об оплошности мистера Уизли, отправившегося спасать поднявшего ложную тревогу Грозного Глаза Грюма, со своими комментариями. Рон быстро багровел, жилка на виске билась, показывая крайнюю степень гнева.
‒ Прикинь, они даже его имя правильно написать не могли, как будто он полное ничтожество, а, Уизли? ‒ неприятно растягивая слова, произнес Малфой, делая акцент на том, что в статье мистера Уизли вместо Артура назвали Арнольдом.
Теперь чтение слушал уже весь холл, а Рона просто трясло от бешенства. «Только бы драку не устроили! В первый-то день, это совсем некстати!» ‒ подумала Гермиона. Она пыталась поймать взгляд Драко и глазами попросить его прекратить эту комедию, но он на нее не смотрел. Девушка знала, как Малфой не любит ее друзей, в принципе, вражда была взаимной, и винить только одну сторону не имело смысла, но даже Гермиона признавала: парень нарывается, провоцирует гнев Гарри и Рона, и ей это, разумеется, не нравилось.
‒ Иди-ка ты знаешь куда, Малфой? Пошли, Рон... ‒ попытался разрядить обстановку Гарри. Он тоже хотел избежать столкновения, за что Гермиона была очень ему благодарна.
‒ Ах, да, ты же был у них этим летом, я не ошибаюсь, Поттер? Скажи-ка мне, его матушка на самом деле такая жирная или только на фотографии? ‒ Малфой не хотел отпускать их просто так. Гермиона почувствовала, как медленно, но неотвратимо подступает злость: просто кощунство оскорблять добрую, искреннюю миссис Уизли, таких замечательных людей, как она, в Англии просто нет больше!
‒ А твоя мамаша, Малфой? Такое впечатление, словно она только что унюхала кучу дерьма у себя под носом, ‒ скажи-ка, у нее всегда такой вид, или это от того, что ты был рядом? ‒ бросил Гарри, они вдвоем с Гермионой с трудом удерживали Рона на месте. Грейнджер точно знала, что этого говорить не стоило. Драко очень трепетно относился к матери, но ее друзья просто не представляли, что он способен на любовь и нежность... Хотя Малфой-то их чувств не щадил.
‒ Не смей оскорблять мою мать, Поттер! ‒ бледное лицо парня порозовело. Гермиона видела, что теперь уже он готов броситься на них с кулаками, дело принимало серьезный оборот.
‒ Тогда заткни свою грязную пасть! ‒ рявкнул Гарри.
Выдержкой Малфой не славился никогда. Он в мгновение ока выхватил палочку и швырнул в Поттера каким-то заклинанием, как раз когда тот отвернулся. Гермиона даже не успела среагировать и выставить щит. Гарри тут же выхватил свою палочку, но ответить не успел.
‒ Ну уж нет, парень! ‒ голос Аластора Грюма разнесся по всему вестибюлю.
Спустя мгновение вместо Драко на плитах холла лежал небольшой белый хорек. Профессор Грюм не позволял ему убежать, его нормальный глаз повернулся к Поттеру.
‒ Он тебя задел?
‒ Нет. Промазал, ‒ Гарри, похоже, сам никак не мог справиться с шоком.
‒ Оставь его! ‒ неожиданно рявкнул Грюм.
‒ Оставить кого? ‒ не понял Поттер.
‒ Не ты ‒ он! ‒ преподаватель указал на Кребба, который пытался подобрать белого хорька, но испуганно замер.
Грюм шагнул по направлению к Креббу, Гойлу и хорьку. Последний, испуганно пискнув, бросился в сторону подземелий.
‒ Не думаю... ‒ бросил ему профессор. Он подбросил трансформированного Малфоя с помощью магии и звучно ударил об пол, затем снова поднял в воздух.
Гермиона сама была готова броситься на помощь. Никакой проступок, даже гадкие слова Драко, не заслуживали такого наказания. Он ее друг, и она чувствовала искреннюю жалость.
‒ Мне не нравятся люди, которые нападают на противника со спины, — рычал Грюм, а скулящего от боли хорька подбрасывало все выше и выше. — Гнусный, трусливый, подлый поступок…
Малфой уже не сопротивлялся, его лапки безвольно болтались в воздухе. Гермиона, чуть не плача от бессилия, медленно приближалась к нему.
‒ Никогда-больше-так-не-делай, — говорил Грюм, произнося каждое слово, как только хорек ударялся об пол и опять взмывал вверх.
К счастью этот жестокий спектакль был прерван появлением профессора МакГонагалл. Когда Драко снова принял нормальный вид, волосы его растрепались, лицо покраснело, что было ему, в общем-то, не свойственно, а в глазах стояли слезы. Гермиона ни разу не видела его плачущим, да, печальным, да, в ярости, но не таким беспомощным и жалким, как в тот момент. Малфой кинулся в подземелья, и девушка поспешила за ним. Как утешить его, она не знала, но и оставлять одного боялась.
Драко влетел в первый же свободный кабинет и упал на стул за последней партой. Гермиона вошла следом и наложила на дверь запирающее заклинание, чтобы никто их не потревожил. Парень сидел, закрыв лицо руками, и плакал, это было очевидно. Девушка подошла к нему сбоку и молча обняла. Он уткнулся мокрым лицом ей в живот. Гермиона не знала, но у него не было в Хогвартсе никого роднее нее, в любого другого человека, посмевшего зайти к нему в тот момент, он бросил бы заклинанием, причем, чем ужаснее, тем лучше, но ее поддержка оказалась бесценна. Гермиона просто стояла рядом и осторожно гладила неестественно светлые волосы.
Наконец, спустя несколько минут, Драко поднял на нее красное от слез лицо.
‒ Я противен тебе теперь? ‒ тихо и хрипло спросил он.
‒ Нет, ни капли! Ты, конечно, безобразно повел себя с Роном, но такого наказания не заслужил, ‒ голос Гермионы звучал спокойно, она достала чистый носовой платок и, сев на корточки, сама принялась вытирать его лицо, а он не сопротивлялся.
‒ Как я покажусь людям после такого?
‒ Все сами испугались такого наказания, и МакГонагалл была в гневе... Не думаю, что это что-то изменит... Просто теперь профессору Грюму будет сложнее найти подход к слизеринцам.
Пару минут Гермиона просто сидела и смотрела на него снизу вверх. На несчастное заплаканное лицо. Сердце разрывалось от желания помочь, защитить, но в голову ничего умного не приходило.
‒ Надо идти на обед, ‒ мягко произнесла она.
‒ Не пойду, ‒ Малфой, казалось, находился на грани нового потока слез.
‒ Нет, пойдешь, чтобы показать, что эта сцена в вестибюле для тебя ничего не значит! Ну, будь же смелым!
‒ А может я не смелый?
‒ Я верю, что это не так! ‒ ответила Гермиона. Повинуясь какому-то минутному порыву и желанию приободрить его, девушка приподнялась и поцеловала Драко в еще влажную щеку, а потом выбежала из кабинета, поняв, что сотворила. Лицо ее залилось краской, а на губах остался горьковатый вкус его слез и кожи. Конечно, Драко был не против поцелуя, но это могло дать ему ложную надежду. Гермиона пока еще не разобралась в себе, не знала, что к кому чувствует, поэтому не должна была так поступать, но сделанного не воротишь…
* * *
Как бы ни было Драко Малфою плохо в том пустом кабинете, после случившегося в вестибюле, присутствие Гермионы, ее поддержка оказали целительное действие, а ее поцелуй сумел действительно поднять настроение. «И почему она убежала? Знает ведь, что я к ней чувствую! Зачем смущаться, первый поцелуй все равно был моей инициативой. Если она теперь готова, то почему не остаться со мной, ведь я давно этого хочу», ‒ Драко пытался понять девушку и не мог. Ее женская логика его мужской никак не поддавалась.
Осознав, что его опасения насчет презрения однокурсников оказались беспочвенными, ‒ слизеринцы встретили Малфоя, как героя, претерпевшего за правое дело, ‒ парень начал искать Гермиону, чтобы объясниться. Он готов был упасть перед ней на колени, поклясться, что никогда не бросит ее, что вместе они все преодолеют и так далее, но она словно специально избегала его. Когда они сталкивались, девушка всегда была вместе с Поттером и Уизли, а их присутствия при своих признаниях Драко, разумеется, не хотел.
Увидеть ее одну получилось спустя довольно продолжительное время, в тот вечер, когда в Хогвартс приехали гости из Шармбатона и Дурмстранга. Драко был окрылен благосклонностью северных гостей, а, главное, ‒ знаменитого ловца болгар Виктора Крама. На пути в свою гостиную он совершенно неожиданно увидел Гермиону одну и тут же догнал ее.
‒ Ты избегаешь меня? ‒ его голос прозвучал обиженно помимо воли.
‒ Да, ‒ не стала юлить девушка. Она остановилась и повернулась к Малфою, прислонившись спиной к стене. Гермиона выглядела напряженной, что удивило парня. Чего может пугать ее в его обществе? Они не первый год дружат и довольно хорошо друг друга знают!
‒ Почему? ‒ совсем не так он представлял их разговор, и это выбивало из колеи.
‒ Драко, я зря поцеловала тебя тогда, ‒ на одном дыхании выпалила девушка. Это были только слова, но ощущение они оставили, как от пощечины. ‒ Я вижу в тебе только друга и не больше. Чувствую, что просто дружить у нас не выйдет, поэтому и избегаю тебя.
‒ Что? ‒ голос Драко прозвучал тише шепота. Ее слова, как тупые ножи, кромсали его живое тело. ‒ Как? Я не могу...
‒ Драко, у тебя есть Пэнси, есть друзья! Зачем тебе еще и я?
‒ Я люблю тебя, ‒ сорвалось с губ, хотя Малфой понимал, что ничего не изменить. Если Гермиона приняла решение, то заставить ее передумать почти невозможно. К тому же, она, похоже, считала, что поступает правильно, хотя для Драко ошибка была очевидна.
‒ Прости, ‒ прошептала Гермиона, в ее добрых карих глазах стояли слезы. Малфою безумно хотелось обнять ее и утешить, но разве мог он решится, после того, как его оттолкнули?
Грейнджер ушла, оставив Драко одного посреди коридора, полного людей. Никто не обратил внимания на их маленькую драму. Малфой стоял, похожий на привидение, пока сзади к нему не подошла Пэнси Паркинсон. И как только она умудрялась все время его находить?
‒ Эй, ты чего стоишь? Что с тобой?
‒ Все в порядке, ‒ хрипло ответил он и двинулся в сторону гостиной Слизерина вместе с ней. Нельзя же рассказать о том, что его самого и его чувства только что отвергли, втоптали в грязь, и кто? Грязнокровка!
В гостиной было многолюдно, все обсуждали приезд иностранных гостей. Уютно потрескивали камины, горели на стенах волшебные факелы. Драко рухнул в глубокое кожаное кресло в темном углу, подальше от чужих глаз. Пэнси тут же присела на подлокотник рядом.
‒ Почему ты такой грустный? Я могу тебе помочь?
Малфой посмотрел на нее. Его взгляд был пустым и холодным, настолько, что девушка вздрогнула. Драко было все равно, что он напугал ее. В душе разрасталась огромная, черная дыра пустоты. И эта дыра засасывала все хорошее, что осталось в сердце, словно Гермиона ушла и забрала с собой радость жизни.
‒ Поцелуй меня, ‒ произнес Драко. Ему ужасно хотелось почувствовать себя привлекательным и желанным, пусть не для той единственной, что была по-настоящему нужна, но ведь Гермиона и не единственная девушка в мире.
Пэнси наклонилась и поцеловала его губы, сначала робко и осторожно, а потом со все большим пылом. Драко не ожидал, что в ней может таиться столько страсти. «Неужели она любит меня, так же, как я Гермиону?» ‒ закралась мысль, закралась и тут же пропала, потому что ему было все равно. Странно, как человек, знающий, как больно разбивается сердце, не боится причинить другому такую же боль.
‒ Значит, я теперь твоя девушка? ‒ спросила Пэнси после серии жарких поцелуев, уже сидя на коленях у Малфоя.
‒ Как хочешь, ‒ ему было не важно, как это называется. Полюбить он ее все равно не сможет, как ни назови.
Пэнси улыбнулась, она чувствовала себя абсолютно довольной. Она ведь так долго к этому шла! Забыла свою гордость ради него!
Малфой снова припал к ее губам, которые тушили боль от слов Гермионы. Но он ничего не чувствовал, ни страсти, ни желания, ни теплоты. Пэнси для него походила на куклу, ничего не значащую игрушку, которую можно выбросить в любой момент. Зачем Драко так поступал с девушкой, зная, что ни одна не заменит ему Гермионы, он и сам не знал, просто хотелось на ком-то отыграться за причиненные ему самому страдания.
Для Гермионы четвертый курс начался с трудностей. Инцидент с Драко в холле школы и потом в пустом классе оказался только началом. Она совершила ошибку, поцеловав его, и понимала это. Родные и друзья Малфоя никогда ее не примут, так зачем ломать жизнь ему, да и себе тоже? Гермиона тогда еще думала, что чувства легко подавить разумными доводами.
Кто бы мог подумать, что храбрая гриффиндорка, не боящаяся отправиться с друзьями навстречу любым приключениям, даже встретиться лицом к лицу с оборотнем, будет бояться сердечных дел? Но она боялась. Боялась отпустить ситуацию и плыть по течению, доверившись Драко, к которому испытывала больше, чем просто дружеские чувства.
Она старалась погрузиться в учебу, завалить себя книгами, чтобы думать о магии, а не о Малфое. Хотя получалось плохо. Любимая библиотека теперь казалась тюрьмой. А Драко, который демонстративно разгуливал по Хогвартсу за руку с Пэнси, причинял боль одним своим видом.
Развеяться помогло неожиданное письмо от Перси Уизли. После болезненного расставания в конце прошлого учебного года они не общались. Конечно, Гермиона видела его в «Норе», когда гостила летом у Уизли, но Перси подчеркнуто ее избегал. И Грейнджер не могла его винить, она полностью заслужила такое отношение.
Однако одним ветреным осенним вечером Гермес постучал Гермионе в окно спальни. Она открыла и с затаенной радостью погладила совиные перья. Гермес приветственно ухнул и прихватил клювом ее палец. Пернатый почтальон тоже был рад ее видеть. Давно они не встречались!
Гермиона протянула Гермесу кусочек совиного печенья, и пока тот радостно расклевывал его на ее письменном столе, отвязала от лапки письмо. Руки дрожали от волнения. Интересно, что решил написать ей Перси? Так долго молчал и вдруг целое письмо! Безумно приятно и крайне неожиданно.
А Перси писал как ни в чем ни бывало: о работе в министерстве, о любимом начальнике Барти Крауче, о новых знакомствах, переполохе в связи с испорченным финалом чемпионата мира, о подготовке к Турниру Трех Волшебников. Гермиона с радостью бежала глазами по ровным рядам острых букв Перси. Как же приятно, что они могут оставаться друзьями! Как тепло получить послание от хорошо знакомого человека. Среди всех сердечных метаний из-за Драко можно расслабиться и отпустить хотя бы чувство вины перед Перси.
Однако в конце, после описания событий собственной жизни и вопросов о жизни Гермионы, был небольшой абзац, который заставил слезы выступить на глазах:
«Гермиона, я скучаю. Сердился на тебя, а теперь так соскучился, что просто не могу обижаться. Мне безумно не хватает наших разговоров, наших посиделок, тебя не хватает! Я до сих пор не могу смотреть на девушек и тоскую по тебе, но я должен уважать твой выбор. Давай попробуем дружить, мне это очень нужно!
По-прежнему только твой,
Перси Уизли»
Гермиона всхлипнула. Слишком большим было нервное напряжение, а тут еще подобный крик души! Лучше б Перси вообще об этом не писал. Она бы, конечно ответила ему, также просто, как другу, завязалась переписка, и все вошло бы в свою колею. Теперь же это стало моральной диллеммой: с одной стороны, намного гуманнее отказать Перси в дружбе, чтобы он быстрее забыл Гермиону и переключился на кого-то еще, с другой, ей самой сейчас безумно нужен такой вот друг, с которым можно многое обсудить и теперь вполне есть шанс продлить агонию их отношений.
Люди неидеальны, поэтому в борьбе гуманности и эгоизма победил эгоизм. Гермиона почти до зари писала ответное письмо. Она выразила интерес ко всему, о чем рассказывал Перси, задала кучу вопросов об этом, потом подробно рассказала о том, что происходит в Хогвартсе и о своих впечатлениях от Грюма, гостей из Шармбатона и Дурмстранга и, конечно, от Барти Крауча, что должно было больше всего заинтересовать Перси. Естественно, о Драко и сердечных делах не было сказано ни слова. Гермиона как могла старалась выдержать письмо в оптимистических, жизнерадостных тонах.
Однако в конце письма она тоже сделала приписку, чтобы выразить свои чувства:
«Я тоже очень по тебе скучаю и рада, что ты мне написал. Меня все лето грызла совесть, что я незаслуженно тебя обидела. Мне интересно, что у тебя происходит и интересно твое мнение о происходящем в школе. Но я не хочу тебя обнадеживать. Перси, я не могу дать тебе большего, чем дружба. Как бы мне ни не хватало наших посиделок, мне не хватает тебя как друга. Я очень надеюсь, что ты найдешь себе девушку, которая оценит тебя по достоинству, и сможешь по-настоящему простить меня.
Твоя подруга,
Гермиона Грейнджер»
Она привязала пергамент к лапке Гермеса, который задремал, устроившись на спинке ее кровати, как на жердочке, и отправила пернатого почтальона в сереющее уже небо.
Спустя пару дней пришел ответ. О том, что было между ними Перси больше не заговаривал. У них завязалась дружеская, местами суховатая переписка, которая не раз помогала Гермионе в течение года. Ведь Перси она могла высказать очень и очень многое.
Параллельно с этим восстановлением дипломатических отношений Грейнджер обратила внимание на частые визиты в Хогвартсовскую библиотеку Виктора Крама. Ловец болгар, звезда квиддича, оказался замкнутым и нелюдимым, однако тянущимся к знаниям, что не могло Гермионе не импонировать. Она частенько ловила на себе взгляды Крама в библиотеке, но не придавала им особого значения. Не может же столь известный человек ею интересоваться!
Однако спустя некоторое время таких случайных встреч Гермиона столкнулась с болгарином лицом к лицу между стеллажами с книгами.
‒ Ты не могла бы мне помочь? ‒ краснея и заикаясь от волнения пробормотал Крам. Гермиона дружелюбно ему улыбнулась.
‒ Конечно! Что я могу сделать?
Ему нужна была книга об истории квиддичных правил в Англии. Грейнджер никогда не задумывалась о существовании такой книжки, но она знала систему расстановки томов в библиотеке. Помочь в поисках не составило труда.
‒ А квиддичные правила сильно менялись? Никогда об этом не задумывалась! ‒ сказала Гермиона, протягивая Краму пухлый том.
‒ Они менялись. И в других странах менялись. Правила могут не совпадать в разных странах. Нужно знать историю правил в стране. Это помогает угадывать уловки соперника, ‒ болгарин отвечал рубленными фразами, что выдавало трудности с английским языком. Да и произношение его оставляло желать лучшего. Однако Гермиону это не волновало, ведь Крам мог рассказать что-то новое и интересное.
Однако ловец смутился своей неуклюжей тирады, покраснел и опустил глаза.
‒ Прости, мой английский. Я еще учу ваш язык.
‒ Ничего страшного! Ты хорошо говоришь, я тебя понимаю.
Крам расплылся в радостной искренней улыбке. Сложно было ожидать подобной стеснительности от всемирно известного спортсмена.
‒ Меня зовут Виктор Крам, ‒ представился он, хотя в этом не было никакой нужды, и протянул руку.
‒ Гермиона Грейнджер, ‒ она ответила на рукопожатие.
‒ Гр… Герм… Грем… ‒ Крам был явно смущен.
‒ Гер-ми-о-на, ‒ медленно и отчетливо повторила Грейнджер.
Но успеха они так и не достигли. Греческое имя, необычное и для Англии, было слишком сложным для произнесения болгарину.
‒ Можно присесть? ‒ спросил Виктор, указывая на стул рядом с Гермионой.
‒ Конечно. Обращайся, если что-то будет неясно в книжке.
С тех пор они чуть ли ни каждый день занимались вместе. Имя Грейнджер Виктору по-прежнему не давалось, но в остальном они прекрасно общались. Гермиона помогала ему с языком и кое-что рассказывала, он всегда был благодарным слушателем, внимал намного охотнее, чем Гарри с Роном и даже Драко. Сам Крам тоже оказался интересным собеседником, он много знал о квиддиче, об истории европейской магии, о культуре Болгарии и Скандинавии, рассказывал о доме, Дурмстранге, тренировках. Это был мир, незнакомый Гермионе, и потому очень ей интересный.
Конечно, Виктор был из команды соперников, но разве это может помешать дружбе? Гермиона постепенно начала понимать, что Виктор ведет себя похоже на Перси. Она нравилась ему. Это было странно и необычно, но приятно. Гермиона тоже ему симпатизировала, хотя это было просто попыткой не думать о Драко.
Одним вечером Гермиона поднялась в спальню пораньше, когда там еще не было Парвати и Лаванды, и встала перед зеркалом. Что в ней такого, что привлекает парней? Перси, Драко, Виктор… Что они в ней нашли? Гермиона видела в зеркале угловатого подростка, с копной непослушных кудряшек, с длинноватыми передними зубами. Эти зубы особенно ее раздражали, Гермиона казалась себе похожей на грызуна, какую-нибудь морскую свинку или бобра. Это делало ее некрасивой, с ее точки зрения.
Она повертелась перед зеркалом. Ей казалось, что все в ней оставляет желать лучшего, однако что-то в ней все-таки цепляло парней. Гермиона улыбнулась самой себе, чувствовать себя привлекательной было приятно.
Гермиона окончательно запуталась. То, что Кубок Огня выбросил имя Гарри, казалось невероятной, чудовищной ошибкой. Она, наверно, единственная из всей школы верила другу. Грейнджер видела его лицо в тот момент, когда бумажка с его именем вылетела из Кубка, это рассеяло все сомнения. Не может человек так натурально изобразить удивление, тем более Гарри.
Рон же не верил. И что за упертый баран? Они с Поттером столько времени дружат, неужели он так плохо его знает, чтобы воспринимать всерьез всякие бредни?
Гермиона изо всех сил поддерживала Гарри. Сейчас ей было не до личных переживаний. Друг намного важнее. Но во сне она часто видела перекошенное болью лицо Драко Малфоя или насмехающегося над ее чувствами Рона. Чего она хочет? Гермиона и сама не знала. Покоя? Тишины? К дружбе с Гарри опасности и проблемы шли обязательным приложением, но отказаться от него было совершенно невозможно. Поэтому, вероятно, и пыталась не создавать новых. А общение с Малфоем походило на пороховую бочку: слишком непредсказуем, слишком необычен. Нет, Драко нравился ей таким, он был ей по-настоящему дорог, но дружба одно, а отношения ‒ совершенно другое. Гермиона понимала, что не готова разделить с ним все его причуды, ведь девушке полагается быть с ним не только в моменты, когда он добрый и милый, но и когда язвит и раздражает. К тому же, об их чувствах нужно будет сказать Гарри и Рону, а Гермиона даже представлять подобный разговор боялась. Трусиха? Страус, спрятавший голову в песок от проблем? Только так и можно сказать. Гермиона избегала Драко, пыталась забыть его, только бы не влезать в новые беды. Хотя знала, как болезненно он это воспринял, да и самой ей было ненамного легче. Да, ей нравился Малфой, хотелось снова, как в конце третьего курса, ощутить вкус его поцелуя, запустить пальцы в светлые волосы, но все было так сложно... а разматывать новый клубок совершенно не хотелось.
Гермиона шла вместе с Гарри по коридору Хогвартса. Только что кончился обед, но у двери лаборатории толпились слизеринцы. Настроение поползло вниз. Видеть злые, чужие глаза Малфоя было тяжело для Грейнджер, к тому же рядом Поттер, а, значит, перепалки не избежать.
На мантиях горели значки. По спине пробежала холодная дрожь, когда девушка их прочитала: «Седрика поддержим ‒ он настоящий Чемпион». «Почему они так жестоки? ‒ подумала Гермиона. ‒ Зачем обижать Гарри, ему и так несладко!»
‒ Нравится, Поттер? ‒ Драко, естественно, был тут и промолчать не мог. ‒ Но это еще не все! Полюбуйся!
Малфой нажал на значок, как и его друзья вокруг. Красная надпись исчезла. На Гермиону отовсюду смотрели зеленые буквы: «Гарри Поттер, ты смердяк, задавала и дурак».
Слизеринцы загоготали. Гарри покраснел. А Гермионе хотелось ударить Малфоя. Зачем он так? Это же она его обидела! Так зачем отыгрываться на Поттере? Вот же она! Пусть бы издевался над ней!
‒ Очень смешно! Верх остроумия! ‒ подала она голос, решив взять «огонь» на себя. Взгляд упал на группу слизеринок во главе с Пэнси Паркинсон. Похожая на мопса девушка смеялась громче всех и то и дело бросала восхищенные взгляды на Малфоя. Конечно, она же его девушка, ей положено его поддерживать.
Драко обернулся на ее голос. Глаза сузились, превратившись в две льдинки. Он считал, что умеет скрывать чувства под маской язвительности и безразличия, но за три прошедших года Малфой был слишком откровенен с Гермионой. Для других он ‒ сама холодность, но она научилась читать его настоящие чувства, и сейчас видела только боль, обиду и... жгучую ревность к Поттеру. Неужели все нападки на Гарри только для того, чтобы ей насолить?
‒ Дать тебе, Грейнджер? ‒ Малфой протянул Гермионе значок. ‒ Ой, не дотрагивайся до меня. Я только что вымыл руки. Видишь, какие чистые. Не хочу испачкаться о какую-то грязнокровку.
Девушка и не подумала обижаться, она знала, чем все это вызвано. Никогда Драко не назвал бы ее грязнокровкой, не оскорбил бы так, не будь сам обижен до глубины души! Но Гарри ничего не понимал, он готов был защищать честь подруги с палочкой в руках.
‒ Гарри! ‒ крикнула Гермиона. Она хотела его остановить, чтобы не произошло ничего непоправимого, но он ее даже не слышал.
‒ Что ж, давай сразимся. — Малфой невозмутимо вынул свою волшебную палочку. ‒ Грюма здесь нет, защитить тебя некому. Начинай, коль такой храбрый.
«Это плохо! Очень плохо!» ‒ билось в голове у Гермионы, но что она могла поделать?
‒ Фурункулус!
‒ Дантисимус!
Оба заклинания прозвучали одновременно. Лучи столкнулись и отскочили. Заклинание Гарри попало в Гойла, а Малфоя — в Гермиону. Во рту страшно зачесалось, и девушка поняла, что случилось. Передние зубы росли с угрожающей быстротой и скоро опустились ниже губы. Она прикрыла их рукой, стараясь не разрыдаться. За что ей это? Совсем недавно она крутилась в спальне перед зеркалом и эти зубы больше всего ее портили. Теперь это только усилится.
‒ Гермиона, что с тобой? ‒ стоящий чуть в стороне с Дином и Симусом Рон бросился к ней. В любой другой момент такая забота была бы приятна, но не сейчас.
Рон отнял ее руку от лица, показывая всем быстро растущие зубы. Гермиона подняла полные слез глаза на Малфоя. Он испугался, испугался за нее, значит, еще не все потеряно. Но Драко быстро овладел собой, поняв, что ее жизни ничего не угрожает, он снова вспомнил о своих обидах.
Зубы тем временем опустились ниже подбородка. Гермиона в отчаянии их ощупала, и из груди помимо воли вырвался вопль. За что такой позор?
‒ Отчего здесь такой шум? ‒ голос профессора Снейпа звучал спокойно и холодно.
Слизеринцы начали наперебой объяснять, что случилось. Учитель, разумеется, ничего не разобрал.
‒ Рассказывай ты, Драко, ‒ бросил он.
‒ Поттер на меня напал, сэр, ‒ без тени сомнений соврал Малфой.
‒ Мы напали друг на друга одновременно, ‒ возразил Гарри, но разве Снейп когда-нибудь его слушал?
‒ А его луч попал в Гойла. Видите?
Весь нос Гойла покрылся безобразными нарывами, но никого, кроме Кребба и Снейпа, это, похоже, не заботило.
‒ Ступай в больничное крыло, ‒ бросил профессор своему ученику.
‒ Смотрите, что Малфой сделал с Гермионой, ‒ попытался восстановить справедливость Рон.
‒ Если и есть какие-то изменения, то весьма незначительные, ‒ заявил Снейп, хотя зубы уже коснулись воротника мантии, а слизеринки тыкали в девушку пальцами и кривлялись от хохота.
С губ сорвался всхлип. Гермиона развернулась на каблуках и бросилась к лестнице. Скорее в больничное крыло! Звонок уже прозвенел, и свидетелей этого кошмара не должно быть много.
Малфой проводил ее глазами и зашел в кабинет последним.
Мадам Помфри быстро справилась с проблемой. Она дала Гермионе специальное зеркало, при взгляде в которое зубы начали уменьшаться. Это было отличным шансом, и Грейнджер сразу это поняла. Ее зубы были длинноваты и теперь был отличный шанс исправить ситуацию. Что она и сделала.
Процедура уже подходила к концу, когда в больничное крыло вбежал Рон. Гермиона не ожидала его увидеть, но была очень рада. Так как она поддержала Гарри, они стали меньше общаться.
‒ Ты как? Тебе лучше?
‒ Да, мадам Помфри все исправила.
‒ Ух ты! Это прекрасная новость!
Рон мялся и краснел. Было ясно, что он не знает, что сказать. Ему вообще непривычно и неприятно видеть Гермиону в больничном крыле, ведь впечатления второго курса уже успели сильно потускнеть.
Гермионе пришло в голову, что Рон вырастает в очень симпатичного парня. Он явно будет пользоваться популярностью у девушек. Вот только почему-то саму Гермиону он за девушку не считает.
Это сказались волнения от мыслей о Святочном бале. Гермиона понимала, что не пойдет одна. Но кто ее пригласит? Все было бы очень просто, если б это были Гарри или Рон. Лучше Рон, меньше внимания к ним. И это никого бы не удивило, не вызвало бы вопросов. Но Рону такая идея даже в голову не приходила. Он, конечно, знал о Святочном бале, но еще и не думал о партнерше, а если и подумает, то уж точно не о Гермионе. Странно, его брат с радостью бы ее пригласил.
Грейнджер не обманывала себя. Больше всего ей хотелось получить приглашение от Драко. Она не очень хорошо умела танцевать, но все-таки умела. Кружиться в сильных руках Малфя было бы необыкновенно приятно. Но они в ссоре. У Драко есть девушка. Да и их совместное поведение вызвало бы слишком много вопросов. Она не приняла бы приглашение, даже если бы Драко на него решился. И все равно сердце хотело именно этого.
‒ Со мной все в порядке, Рон, пойдем в гостиную, ‒ прервала Грейнджер молчание, ставшее неуютным. Ей было досадно, что Рону не приходит в голову ее пригласить, и она хотела это скрыть.
Проблема с приглашением на бал неожиданно нашла необычное решение. Гермиона сама не знала, радоваться ему или огорчаться.
‒ Гер-Гурм-и-вона, ‒ не смог выговорить ее имя Виктор, когда она подсела к нему в библиотеке, точнее, она-то села на свое обычное место, просто он теперь все время пристраивался рядом.
‒ Гер-ми-она, ‒ попыталась она его поправить, но он лишь смущенно улыбнулся и покраснел.
Она постаралась ободряюще улыбнуться ему. Ну, как можно входить в сборную страны и быть таким стеснительным? Или он только с ней такой?
‒ Я хочу пригласить тебя на бал, ‒ на одном дыхании выпалил Виктор.
‒ Что? ‒ Гермиона даже не сразу поняла, о чем он говорит.
‒ Ты пойдешь со мной на бал? ‒ Крам выглядел несчастным и испуганным.
‒ Да, хорошо, ‒ Гермиона улыбнулась ему снова. «И пусть все замолчат! И Рон, который бредит Крамом, поймет, что она девушка, которая может нравиться! И Малфой хоть на миг оторвет взгляд от Пэнси! И все они поймут! А она пойдет в одной из первых пар вместе с Чемпионом Дурмстранга!» ‒ подумала она. Хотя сама не смогла бы объяснить, что именно все должны понять.
‒ Спасибо, ‒ Виктор выглядел абсолютно счастливым, так что Гермионе даже неудобно стало. Она нравится ему, это ясно. А он ей? Нет, в таком качестве он ей не интересен.
Спустя пару дней к ней подошел с тем же предложением Невилл Долгопупс. Парень отчаянно стеснялся, и Гермионе было жалко его обижать, но она обещала Виктору и не собиралась менять его на Невилла. Конечно, это добрый, милый увалень, но пойти на бал с Крамом почетно, а с Долгопупсом ‒ попахивает отчаянием, и если Гарри и Рон отнесутся к этому нормально, то Малфой ‒ никогда!
Девушка даже самой себе не могла объяснить, почему ей так важно впечатлить именно Драко. Ведь он предлагал ей быть с ним, говорил, что любит! Это она отвергла его, она сделала ему больно! Так к кому тогда претензии? Она сама предлагала ему встречаться с Пэнси и забыть о ней, а он просто внял ее совету! Так откуда тогда ревность? Откуда обида и желание пойти с Малфоем, а не с Крамом? Но Драко, конечно, не пригласит ее, он слишком горд. Да, и смогла бы она сказать Виктору, что передумала, если бы Малфой все-таки пригласил ее? Вряд ли.
Святочный Бал неумолимо приближался, но у Драко совершенно не было праздничного настроения. Все вокруг репетировали танцы, носились с нарядами, а на него накатывала апатия. Они с Гермионой отдалялись друг от друга все дальше, и не предвиделось никакой надежды на примирение.
Интересно, а она пойдет на бал? Малфою безумно хотелось пригласить ее, провести с ней вечер, потанцевать. Но этого никто бы не понял, да и слизеринцы быстро бы донесли такую новость его отцу. Ох, чтоб тогда началось! Да и не только в этом дело. Гермиона сама его оттолкнула, дала понять, что им больше не по пути. Так стоит ли навязываться?
Драко понимал, что должен пригласить Пэнси. Ведь она как-никак его девушка. Только делать этого совершенно не хотелось. Паркинсон была повсюду, ее неуемная энергия откровенно раздражала. Раньше с Пэнси было легко и весело, но теперь ее постоянное присутствие превратилось в пытку. Драко даже не льстила ее доступность. Он прекрасно видел, как засматриваются на Пэнси Кребб и Нотт, в то время как она смотрит только на него. И все равно это ничуть не трогало. Малфой с радостью отдал бы Паркинсон кому-нибудь, чтобы чаще оставаться одному, чтобы не прятать за показной радостью подступающую меланхолию.
И все-таки нужно было пригласить Пэнси на бал. Чистая формальность, конечно, она точно согласится, но надо.
‒ Пэнси, ‒ позвал он ее, когда они вместе писали сочинения по трансфигурации. Драко предпочел бы делать это один и не слышать бесконечных комментариев Паркинсон, но раз уж она здесь…
‒ Да? ‒ тут же оторвалось от пергамента его персональное наказание.
‒ Ты пойдешь со мной на бал?
‒ А ты этого правда хочешь? ‒ Драко услышал в голосе надежду. При всей своей назойливости Пэнси действительно хотела ему понравиться, хотела доставлять ему радость. Не ее вина, что это не в ее власти.
‒ Ну, ты ж вроде моя девушка, значит, и на бал я должен идти с тобой, ‒ безразлично пожал плечами Малфой. Он не собирался беречь чувства Пэнси, ему ее навязали, так что она не может претендовать на его чуткость.
‒ Я пойду с тобой.
Пэнси паникла и притихла. Ей больно от такого пренебрежения, но Драко все равно. Чувства других людей его всегда мало интересовали, если это, конечно, не мама и не Гермиона.
* * *
Снег валил хлопьями, укутывая Хогвартс пушистым одеялом. Вместе с Гарри и Роном Гермиона выходила с завтрака из Большого Зала.
‒ Эта ваша еда слишком тьяжолая. Моя красивая мантия будет мне мала! ‒ недовольно произнесла Флер Делакур. Рон спрятался за спиной Гарри, чтобы она его не заметила.
‒ Бедняжка! Какой ужас! ‒ иронично посочувствовала Гермиона. Настроение у нее сегодня было не из лучших. ‒ И чего себе воображает!
‒ Гермиона, а с кем ты идешь на бал? ‒ Рону так хотелось знать. Он спрашивал ее по несколько раз в день, стараясь застать врасплох, вдруг проговорится. Но девушка была тверда, как кремень. Она хотела наказать их за невнимание и сделать сюрприз, придя с Виктором Крамом, поэтому молчала как рыба.
‒ Не скажу, потому что ты станешь смеяться.
‒ Ты, Уизли, наверное, совсем того? ‒ послышался из-за спины знакомый голос. Гермиона повернулась и увидела приближающегося к ним Малфоя. В его глазах тоже горело любопытство: с кем же она идет? ‒ Думаешь, кто-нибудь пригласит на бал эту грязнокровку, да еще с лошадиными зубами?
Сердце застучало быстрее, кровь прилила к лицу. «Из ревности! Он говорит это из обиды и ревности!» ‒ твердила себе Гермиона, но в груди поднимался тихий и обжигающий жар злости. Хотелось сделать ему больно в ответ. Не он один способен страдать, она тоже человек, тоже чувствует!
‒ Профессор Грюм, доброе утро! ‒ Гермиона обернулась и помахала рукой, хотя никакого учителя там не было. Она знала, что это удар ниже пояса, помнила, как тяжело ему было, помнила его слезы, и все равно сказала, чтобы напомнить, что она тоже умеет мстить.
Малфой побледнел и прыжком развернулся. Но Грюм еще доедал жаркое за профессорским столом.
‒ Что, хорек, испугался? ‒ друзья двинулись вверх по мраморной лестнице, но Гермиона успела заметить то мгновение, когда лицо Драко перекосило. Ему было больно, больно от того, что она с ним так поступает. Он ее не простил, и теперь не простит! «Я сама отказалась от этого и должна привыкнуть. Ему следует понять, что я больше не на его стороне, и никогда не буду», ‒ убеждала она себя, но сердце щемило чувством вины, а в душу вползало раскаяние. Зачем она это сказала? Он имеет право обижаться на нее сейчас, так зачем сделала еще больнее? Зачем напомнила о том, что он так хотел забыть? Гермиона сама не понимала этой жестокости. В груди снова вспыхнуло чувство ревности, появившееся там еще два дня назад, когда она своими глазами видела Драко, целующегося с Пэнси Паркинсон в коридоре. Он ее не видел, но они так обнимались... Гермиона не могла объяснить этой ревности даже себе, ведь это именно то, чего она хотела, разве нет?
После этой шутки Драко совсем перестал замечать Гермиону. Если раньше она порой ловила на себе его взгляды, в которых читалось все, от обиды до тоски, то теперь она сливалась для него со стенами. Зато Пэнси Паркинсон была, кажется, на седьмом небе от счастья. Она так и порхала вокруг Малфоя.
Только теперь, перед балом, Гермиона начала ловить слухи о Драко. Оказывается, многие девчонки сохли по нему, находили его необыкновенно привлекательным. Еще бы! Аристократ красавец, с благородными манерами… Грейнджер никогда не приходило в голову, что ее друг может стать покорителем сердец, однако же он уверенно занимал этот пьедестал.
А Гермиону жгла ревность. Он говорил ей о любви, предлагал всего себя целиком! Она сама отказалась, и почему же теперь так больно и обидно? Ведь выбор сделан верный, в этом нет сомнений. И все же душа сжимается всякий раз, когда видит Драко, идущего за руку с Паркинсон. И за что ей только такие муки?
И бал все приближался. И Гермионе теперь как никогда хотелось блеснуть. Ее всегда волновала учеба, а на собственную внешность времени почти не оставалось. Да и не было у нее никогда потребности кого-то очаровывать. Вот только теперь впервые в жизни хотелось напомнить всем, что она девушка, что она тоже красива. И пусть Рон увидит, что она может нравиться. А главное, пусть Драко вспомнит ту, о любви к которой так быстро забыл.
Гермиона и сама не понимала, откуда в ней взялось столько жестокости, почему она не может дать Малфою забыть ее и жить счастливо, почему нет сил его отпустить. Ведь он сделал так, как она его просила… А сердце медленно разваливалось на куски.
Незадолго до бала совы принесли посылку от мамы. Миссис Грейнджер прислала платье, сережки, подвеску, шпильки для волос. Все это было таким красивым, просто завораживающим. Гермиона долго рассматривала вещи, примиряла и крутилась перед зеркалом. И где только пряталась в ней девушка до этого момента?
Мама знала, что подойдет дочери, у нее всегда был хороший вкус. Теперь она всех поразит! Честно говоря, поражать хотелось Драко, а не всех, но остальных за компанию.
Вспомнились его слова, пусть и сказанные в сердцах: «Думаешь, кто-нибудь пригласит на бал эту грязнокровку, да еще с лошадиными зубами?» Лошадиные зубы? У нее теперь ровные зубы благодаря мадам Помфри! А на балу она затмит всех, и пусть Драко увидит, что с любыми зубами она легко затмит Паркинсон! Да та ей в подметки не годится!
Но все это, конечно, было выходкой неуверенной души, которая просто хотела любви, но сама же ее боялась.
Чтобы отлично выглядеть, не только девушкам нужно тратить кучу времени перед зеркалом. Драко Малфой давно уяснил эту простую истину, и чем старше он становился, тем больше усилий прилагал, чтобы выглядеть идеально. С одной стороны это могло сойти за хорошую семейную традицию, Малфои умели ценить красоту. С другой — восхищенные взгляды девушек, причем не только слизеринок и не только младшекурсниц, ему льстили.
Все-таки, каким бы уверенным не выглядел человек, в нем всегда живет червячок сомнений, и неважно, что именно в себе вызывает недовольство, оно есть. У Драко же был повод. Он влюбился, впервые в жизни по-настоящему влюбился, готов был наплевать на все условности, принципы, мнение своей семьи. А его не приняли, отвергли. Это задело мужское самолюбие. И теперь все щенячье обожание Пэнси Паркинсон не могло справиться с этой личной трагедией.
Драко гордился тем, что пользуется пополярностью среди девушек, но на самом деле легко бы променял внимание всех представительниц противоположного пола на любовь только одной единственной Гермионы Грейнджер. А ей было все равно! Ему казалось, что она совершенно не обращает на него внимания, даже думать о нем забыла! Как будто и не было трех лет дружбы.
Однако в сердце все еще теплилась надежда, что они помирятся, Гермиона его оценит, и все будет замечательно. Но ее жестокая шутка показала все! Она сознательно била по больному, а значит в ней не осталось уже никакого тепла к нему. Если человек что-то для тебя значит, или ты хотя бы уважаешь то, что он значил раньше, никогда ты не опустишься до такой подлости! Ведь Гермиона видела, как плохо ему было после памятного наказания от профессора Грюма, только она знала все до конца. И все равно напомнила, задела! Разве после этого еще есть шанс на примирение? Драко уверил себя, что нет.
И несмотря на это, он продолжал вертеться перед зеркалом, поправлять и без того идеальную прическу, лишь бы произвести впечатление на Грейнджер. Пусть она увидит его и поймет, кого потеряла. Малфой понимал, что это ничего не изменит, но безумно хотел, чтобы Гермиона, пусть и запоздало, но оценила его.
В день бала разряженный в пух и прах Драко вышел в гостиную Слизерина, держа в руках бархатную коробочку. Подарок для Пэнси ему прислала мать. Стал бы он тратить время и карманные деньги на это? Паркинсон и так полностью его и раздражает порядочно. Так зачем стараться ее впечатлить? Но раз уж мать прислала, то подарить стоило.
В коробочке лежала красивая золотая подвеска в виде змейки с красными глазами на цепочке. Сам Малфой считал ее дорогой и достаточно безвкусной, но ему было совершенно все равно, что дарить Пэнси.
‒ Предвкушаешь бал? ‒ спросил Блейз, когда Драко устроился на диване рядом с ним. Смуглый полуитальянец смотрелся шикарно, Малфой отдал ему должное.
‒ С чего бы? Дома устраивали и получше, ‒ протянул он. Вот если б можно было пойти с Гермионой, бал стал бы лучшим в его жизни! А так… ничего примечательного…
‒ В Хогвартсе Святочные Балы устраивают с особым размахом, я читал, ‒ заметил Блейз. По нему было легко понять, что он ничуть не заинтересован разговором, а с нетерпением ждет Милисенту. Драко по-доброму ему завидовал.
Девушки четвертого курса Слизерина появились одновременно. Дафна шла с Маркусом Флинтом, Булстроуд тут же порхнула к Забини слушать комплименты, а к Малфою подошла Пэнси. Он заставил себя подняться из вежливости.
‒ Отлично выглядишь, ‒ протянул Драко, хотя светло-розовая мантия Паркинсон, обильно украшенная рюшами и бантами, показалось ему совершенно безвкусной.
‒ Спасибо! ‒ Пэнси зарделась, приняв комплимент за чистую монету.
‒ У меня для тебя подарок, ‒ все это походило на плохой сон, в котором все неприятно разом, хотя невозможно точно сказать, что именно, а проснуться не можешь.
Паркинсон чуть в ладоши не захлопала, как маленькая девочка. И это удивительно ей не шло. Драко скулы сводило от ненатуральности. Однако он всегда считал себя хорошим актером, и не зря. Заставляя себя улыбаться, Малфой открыл коробочку и продемонстрировал девушке подвеску в форме змейки.
‒ Ой, какая красота! ‒ Пэнси даже взвизгнула и кинулась на шею к Драко. Он обнял ее, не испытывая ничего. Сколько чувств вызвал легкий, быстрый поцелуй Гермионы в начале года! Целую бурю! А теперь столь яркое проявление эмоций от Пэнси ничуть его не трогало.
‒ Повернись! ‒ скомандовал Малфой и застегнул цепочку на шее Паркинсон, чтобы побыстрее справится с этой обязанностью. ‒ А теперь идем!
В холле яблоку было негде упасть. Школьники галдели, как растревоженный улей, ожидая, пока в восемь часов откроются двери Большого зала и начнется бал. Многие еще искали своих кавалеров или дам с других факультетов.
Драко лениво привалился к стене, пока Пэнси что-то щебетала ему о новостях своей семьи и слухах, что на балу будут выступать «Ведуньи». Она сегодня прибывала в приподнятом настроении, видимо, обнадеженная подарком. Малфой не обращал на ее трескотню никакого внимания, высматривая в толпе копну волос Гермионы Грейнджер.
Дубовые входные двери тяжело отворились, и в холл вошли гости из Дурмстранга во главе с профессором Каркаровым. Сразу за ним шел Крам с незнакомой девушкой в небесно-голубой мантии. Малфой отвел глаза.
‒ Участники Турнира, пожалуйста, пройдите сюда, ‒ раздался голос МакГонагалл. Драко поморщился. Сейчас все для этих «чемпионов»!
«Да где же Гермиона?» — но он ее так и не увидел.
И тут его осенило! Драко снова перевел глаза на девушку рядом с Крамом. И как он сразу ее не узнал?! Гермиона выглядела прекрасно. Голубая мантия очень ей шла, обычно непослушные волосы были собраны в аккуратную высокую прическу. Грейнджер даже шла по-другому и вся светилась.
На какое-то мгновение Малфой встретился с ней глазами. Она смотрела на него с торжеством. А Драко от изумления растерял все слова. Она такая красивая! И рядом с Виктором Крамом, знаменитостью! Куда Малфою с ним тягаться?
В тот момент Драко осознал, что пытаясь выглядеть лучше, забыл, что Гермиона и сама красавица, и может претендовать на любого парня. И ведь именно он первым разглядел ее очарование! А толку теперь? Она с Крамом и даже смотреть на него не хочет!
Что за злой рок? В прошлом году Перси Уизли, в этом году болгарский ловец. Гермиона пользуется популярностью, но ему рядом с ней места нет. И похоже, что уже никогда не будет. Эти мысли резали Драко ножом по сердцу, когда он входил в Большой зал вместе с притихшей Пэнси. Вся радость от предстоящего бала, которой и раньше было немного, растаяла как дым.
Уже во время ужина Паркинсон снова постаралась завладеть вниманием Малфоя, но он был слишком погружен в себя, настолько, что даже не следил взглядом за Гермионой.
‒ Ты совсем меня не слушаешь, да? ‒ спросила она, после того, как Драко с третьего раза не ответил на ее вопрос.
‒ Нет, ‒ он честно помотал головой. В тот момент совершенно не хотелось быть дипломатом.
‒ Драко, ты не находишь, что это невежливо? Я же твоя девушка!
‒ Ты прекрасно знаешь, что мне тебя навязали, так что вряд ли можешь претендовать на мое внимание.
‒ Навязали-навязали! Мы прекрасно общались с тобой раньше! Если бы ты хоть попытался, у нас все может прекрасно сложиться. Мы ведь идеально подходим друг другу! ‒ Пэнси говорила слишком громко, на них начали оборачиваться, несмотря на играющую музыку.
‒ Не ори ты! ‒ одернул ее Драко. ‒ Не знаю, с чего тебе взбрело в голову, что мы идеальная пара. Я так не считаю. И стараться тоже не собираюсь. Мне это не нужно. Ты старайся, если хочешь.
‒ Я и так из кожи вон лезу! А ты даже не ценишь мои усилия! ‒ Малфой отметил блеск в глазах Пэнси, подозрительно напоминающий слезы, но даже это его не тронуло.
‒ Сыграть на моей совести не получится, у меня ее нет, ‒ огрызнулся Драко.
Пэнси фыркнула и демонстративно пересела за столик к Блейзу и Милли, оставив Малфоя в компании молчавших до сих пор Кребба и Гойла, которым пары не нашлось, но они и не особо переживали по этому поводу.
Драко был даже рад, что установилась тишина. Теперь он мог не отвлекаться от собственных печальных мыслей. Есть такие моменты, когда человек упивается своим страданием, сам растравляет его, чтобы иметь шанс пожалеть себя. До такого состояния дошел и Малфой.
Гермиона целый день потратила на прическу, макияж и идеальный вид парадной мантии. Даже Лаванда Браун, известная модница, оценила ее усилия. Грейнджер искренне гордилась производимым эффектом. И пусть теперь хоть кто-нибудь попробует забыть, что она тоже девушка!
Все началось так волшебно, просто как в сказке. Восторженные охи и удивленные взгляды провожали ее до самого Большого Зала, а потом появился Виктор Крам и галантно предложил ей руку. Он выглядел таким взрослым и даже красивым, просто идеальным кавалером. Гермиона только теперь окончательно осознала, что идет на Святочный Бал со знаменитым ловцом сборной Болгарии, за которым столько девчонок охотится! У самых дверей, ожидая пока все в зале рассядутся, чтобы появится под руку с Виктором, она увидела Малфоя. Он был просто необыкновенно красив в парадной мантии, с волосами, уложенными гелем, так красив, что даже сердце защемило. А рядом с ним стояла похожая на мопса Пэнси Паркинсон, ни дорогая мантия, ни прическа, ни макияж не могли сделать из нее красавицу. Гермиона чувствовала, как Драко проводил ее глазами, чувствовала ревность в его взгляде... Этого она хотела? Да, она хотела, чтобы он оценил ее по достоинству! Стало ей легче от боли, промелькнувшей в его взгляде? Нет, ни капли, стало только хуже. Теперь снова вспомнились проблемы, которые могут вызвать их отношения. Чего она добивается? Сама с ним быть не хочет, но и полностью отпустить к другой не может!
И ужин, и танцы были просто потрясающими. Гермиона быстро забыла обо всех страхах в сильных и умелых руках Крама. Виктор вел себя как настоящий джентльмен, заботливый и внимательный. Видя, что Рон даже ни разу не пригласил свою партнершу, Падму Патил, Гермиона только радовалась, что не пошла с ним.
Еще за ужином она обратила внимание, что на балу присутствует Перси. Они с ним переписывались, но Гермиона не знала, что он приедет в школу. Наверно, решение было принято в последний момент. Она решила, что нужно пойти поздороваться позже, когда будет вежливо оставить Виктора. Он так за ней ухаживал, что о большем и мечтать было нельзя.
Кошмар начался потом. Крам отошел за напитками, а Гермиона подошла к друзьям. Неужели во всегда добром взгляде ее друга может быть столько злости? Как только Рон мог вообразить себе подобные гадости? Но больше всего кололо то, что он даже не предполагал, что она просто понравилась Виктору! Уизли искал ему мотив, мол, он хочет через нее подобраться к Гарри или ищет ее помощи... Это и правда ранило! Рон по-прежнему не видел в ней девушку, только подругу знаменитого Поттера, но никак не отдельную, самостоятельную личность. Сразу вспомнился Драко, который всегда ценил ее, причем именно ее, не ее ум или дружбу с Мальчиком-Который-Выжил.
Гермиона повернулась к Перси, который стоял чуть в стороне, словно ища у него поддержки. Но наткнулась на ледяной взгляд. Нет, он ей не поможет, ревность гложет его сердце. Перси просто не способен порадоваться за ее успех у другого парня, ведь его она отвергла. Гермионе было крайне неприятно осознавать, что отчасти он прав, но ведь сердцу не прикажешь, невозможно заставить себя любить кого-то.
Когда сдерживать слезы обиды стало невмоготу, Гермиона выбежала из Большого зала и из холла спустилась в розовый сад.
Там, порхая с куста на куст, мерцали крохотные феи. Спустившись по лестнице, девушка очутилась в гроте из цветущих розовых кустов, между ними бежали извилистые дорожки, мощенные цветной плиткой, над кустами высились прекрасные статуи. Чуть в отдалении плескалась вода, должно быть, фонтан. Повсюду стояли резные скамьи, где ученики отдыхали от танцев.
Гермиона углубилась в сад. Хотелось уйти подальше от Большого Зала, от Рона, который в тот момент был почти ненавистен, от холодного и чужого Перси, от Виктора, из-за которого произошла ссора... В какой-то момент она пожалела, что не пошла прямо к себе в комнату, но возвращаться, рискуя наткнуться на кого-то знакомого, не хотелось.
Неожиданно за одним из поворотов Гермиона увидела резную скамейку, укрытую от посторонних глаз побегами роз, которые оплели стенки грота и арки. Там, в тени и уединении, она разглядела знакомую фигуру. Драко опустил лицо на руки и сгорбился. Он казался таким маленьким и беззащитным, что она просто не смогла уйти. Грейнджер заглянула в его укромный уголок и тихо кашлянула, чтобы он понял, что больше не один.
Малфой поднял на нее светлые серые глаза, такие уставшие...
‒ Ты? ‒ сначала он заметно удивился, но потом, видимо, овладел собой. ‒ Я знаю, что здесь нет профессора Грюма, Гермиона, больше ты меня так не подловишь.
‒ Прости, я не должна была так шутить, это было жестоко, ‒ она подошла и села на скамейку рядом. Ее жег стыд за ту проделку, и Гермиона была готова к тому, что Драко уйдет, но он даже не отодвинулся.
‒ Прощаю, но разве это что-то меняет...
В тот момент Гермиона снова увидела того Малфоя, с которым дружила. Не язвительного гада, оскорблявшего ее друзей, а несчастного подростка, защищающегося от всего мира. «Он доверял мне, ‒ запоздало поняла девушка. ‒ Доверял больше, чем кому бы то ни было, а я так ему отплатила! И кто из нас после этого более мерзкий?»
‒ Почему ты такая грустная? ‒ удивленно спросил внимательно ее рассматривающий Малфой. ‒ Девчонки должны любить балы, а ты пришла с одним из самых завидных кавалеров!
Гермиона снова услышала в его голосе яд ревности и постаралась заглянуть прямо в глаза. Неужели все причиненные ею обиды не смогли изменить его чувств?
‒ Мы с Виктором друзья, но не более, ‒ сказала она. ‒ И Рон накричал на меня, он считает, что я предательница, раз пришла с соперником... ‒ Гермионе хотелось выговориться, а перед нею сидел самый понимающий друг, который когда-либо у нее был. ‒ Разве это так плохо — общаться с иностранцами? Разве простой разговор о книгах может чем-то навредить Гарри или Хогвартсу? Ведь Турнир и был создан для укрепления связей между волшебниками разных стран! Разве это преступление — прийти на бал с Виктором Крамом? Я бы никогда не стала ему помогать победить Гарри, никогда не раскрыла бы секретов. Но он и не спрашивал! Почему так сложно поверить, что ему я интересна как девушка, а не как подруга Поттера или ходячая энциклопедия?
Гермиона выдохлась, а Драко смотрел на нее внимательным, все понимающим взглядом, как будто в самую душу заглядывал.
‒ Твой Рон ‒ еще дитя неразумное, ‒ мягко сказал он. ‒ Не слушай его. Он просто еще не дорос.
Гермионе вдруг стало очень тепло и спокойно, словно все ее тревоги были вызваны лишь отсутствием этого человека в ее жизни, а он одним звуком своего голоса смог разогнать все тучи.
‒ Ох, Драко, как же мне тебя не хватало!
Улыбка озарила бледное лицо Малфоя. Он протянул руки, и Гермиона упала в его объятия, чувствуя, как быстро бьется сердце под белоснежной рубашкой.
‒ Ты такая красивая, настоящая принцесса! У твоего Уизли мозгов меньше, чем у соплохвоста, если он этого не понимает.
Гермиона замерла, чувствуя горько-холодный запах Малфоя, его дыхание на своей коже, его сердце... Зачем она гонится за Роном, которому не нужна? Зачем ей Виктор, когда есть Драко, привычный и знакомый! И зачем бегать от себя самой? Ей нравится Малфой, нравится как парень, и с ее стороны их отношения тоже переросли дружбу, просто она так отчаянно боялась это признавать. А теперь, после стольких дней без этих глаз, рук, голоса стало, наконец, ясно, что все это нужно, как воздух, как часть ее самой. И зачем только она сопротивлялась неизбежному? Но тут вспомнилось счастливое лицо Пэнси Паркинсон. Ведь он пришел сюда с ней! Он встречается с ней, а Гермиона свой шанс уже упустила.
‒ А где Пэнси? ‒ спросила она.
Малфой тут же выпустил ее из объятий, словно она его оттолкнула. В глазах появился холод.
‒ Я не знаю, не слежу за ней!
‒ Почему тебя это обидело? ‒ Гермиона никак не могла понять.
‒ Гермиона, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к Пэнси, и могла бы догадаться, что ее трескотня мне за этот вечер уже порядком надоела. Я не знаю, где Пэнси, но надеюсь, что как можно дальше отсюда!
‒ Но ведь вы встречаетесь? ‒ Грейнджер хлопала глазами, непонимающе уставившись на Малфоя.
‒ Мне ее навязали! Я не хочу с ней встречаться. Я позволяю ей целовать себя, а она пищит от восторга! ‒ в этих словах было столько горечи, но Гермиона все равно осознала их отвратительный смысл.
‒ Зачем ты так жестоко? Она же живой человек!
‒ Не тебе учить меня не быть жестоким, ты сама умеешь это лучше меня! Я ее, по крайней мере, не гоню.
‒ Прости меня, если сможешь, я совершила ошибку, просто не разобралась и испугалась всех возможных трудностей...
‒ Испугалась? Я защитил бы тебя ото всех трудностей, если бы ты позволила!
‒ Правда? Наверно, я все привыкла решать сама...
‒ Твои друзья просто дети, а ты как нянька над ними, но не суди всех по Поттеру и Уизли. Я не позволил бы тебе все решать в одиночку. Я мужчина, я должен защищать свою избранницу, чтобы она чувствовала себя рядом со мной, как за каменной стеной.
Гермионе хотелось рассмеяться над своей глупостью. Если бы она сразу все ему рассказала, он развеял бы все сомнения, утешил ее.
‒ Теперь поздно...
‒ Поздно для чего?
‒ У тебя есть Пэнси...
‒ Мне плевать на Пэнси.
Малфой повернулся к ней всем корпусом. Он тяжело дышал и смотрел на нее жадными глазами, в которых светилась надежда. Гермиона наклонилась и поцеловала его в губы, первая, надеясь, что ее не оттолкнут. Она должна была попробовать, просто обязана. Руки Драко обхватили ее и крепко прижали к твердой груди. Его губы раскрылись, и она ощутила вкус настоящего поцелуя, взрослого. Ей было так хорошо в его руках, так спокойно... Давно она не чувствовала такого удовольствия...
‒ Ты опять убежишь от меня? ‒ спросил Малфой, когда они отстранились друг от друга.
‒ Нет, если ты не прогонишь. Теперь я знаю, чего хочу!
‒ Я хочу того же! Моя девочка, как же сладко это звучит... ‒ он мурлыкал, словно довольный кот над сметаной.
‒ Нам еще предстоит об этом рассказать... ‒ Гермиона задумалась, пытаясь представить, как скажет и без того взбешенному за Крама Рону, что теперь встречается с Малфоем. ‒ Давай вообще ничего не будем говорить!
‒ Хорошо, это будет наша маленькая тайна. Главное, что мы ее знаем!
‒ Правда, ‒ и они снова слились в жадном поцелуе.
Было уже почти утро, когда Драко Малфой вошел в гостиную Слизерина, на ходу развязывая галстук. Счастье наполняло его до краев и готовилось вылиться наружу. Хотелось обнять весь мир.
‒ Где ты был? ‒ раздалось из кресла, повернутого к одному из почти погасших каминов. Малфой вздрогнул, он был совершенно уверен, что Пэнси уже спит.
‒ Тебя это не касается, ‒ огрызнулся он. Очень не хотелось устраивать разборки, просто безумно не хотелось! Однако избежать их ему не оставили шанса.
‒ Как раз касается! Я твоя девушка! ‒ истерично взвизгнула Паркинсон, выскакивая из кресла и оказываясь с Драко лицом к лицу.
‒ Больше нет, ‒ сухо отрезал Малфой. ‒ Мое терпение лопнуло. Нас больше ничего не связывает. Я не хочу видеть тебя рядом с собой!
‒ Не боишься, что я пожалуюсь твоему отцу? ‒ глаза Пэнси недобро сощурились.
‒ Жалуйся! Мне надоело тебя терпеть только из желания порадовать отца. Лучше один раз пережить его гнев, чем постоянно слушать твою трескотню!
Паркинсон громко выдохнула и побледнела. С нее сразу слетела вся напускная храбрость. Перед Драко стояла просто влюбленная отвергнутая девочка.
‒ За что ты так со мной? Что я тебе сделала? ‒ и Пэнси неожиданно всхлипнула.
Драко стало стыдно, но только на мгновение. Она настолько его достала, что ни на какую жалость к ней Малфой был уже не способен. Ему казалось, что Пэнси сполна заслужила свалившиеся ей на голову страдания только тем, что силой попыталась навязать свое общество. Она ведь с самого начала знала, на что шла, вот пусть и получает.
‒ Навязалась ты мне! Прицепилась, как клещ! ‒ Драко выплюнул это в бледное лицо Пэнси с дрожащими губами, он испытывал почти физическую радость от вида ее страданий. Все-таки подростки жестоки, пусть даже обладающие магическими способностями.
‒ Драко… ‒ голос ей изменил и сорвался.
Малфой отвернулся и молча пошел в спальню мальчиков. Бочку меда его приподнятого настроения подпортила ложка дегтя от общения с Пэнси.
В дверях стоял Блейз Забини.
‒ Ты не думаешь, что слишком жесток с ней? Она ведь тебя любит, ‒ тихо спросил он у Малфоя.
‒ Я ее не люблю. И не любил никогда. Она это знала. Но ты сам видел, что не отходила от меня ни на шаг, покою не давала. Я тоже человек, мне тоже отдыхать надо.
Блейз только вздохнул. Он и сам не одобрял поведения Паркинсон, и не раз говорил об этом и ей, и Драко. Но что поделать, если Малфой только злится, а Пэнси вообще не хочет слушать?
‒ Я понимаю, но ей же больно…
‒ Справится! Она не хрупкая девочка, чтоб ее беречь.
С этими словами Драко ретировался в душ, чтобы избежать нравоучений и спокойно подумать о том, что теперь они с Гермионой вместе, а это настоящее счастье.
* * *
Гермиона все еще дрожала от холода и страха за Гарри. И зачем ее только сунули в это озеро? Почему именно она? Неужели у Крама других друзей нет? Девушка шла по коридору от Больничного крыла. Мадам Помфри настояла на осмотре всех участвовавших в испытании, так что пришлось посидеть у нее. Гермиона выпила согревающее зелье и была благополучно отпущена в свою комнату.
‒ С тобой все в порядке? ‒ услышала она за спиной голос, от которого по спине сразу побежали мурашки.
‒ Да, а ты волновался? ‒ Гермиона обернулась и сорвала поцелуй с бледных губ Малфоя.
‒ Безумно, ‒ и, судя по взгляду, он не шутил. ‒ Как только понял, что они сунули тебя в озеро... Брр... Кошмар! И с чего бы это подсовывать тебя Краму?
‒ Ты милый, когда волнуешься, ‒ они стояли в пустом коридоре, но Гермионе все равно было не по себе от того, что их могут увидеть... ‒ И я не знаю, почему они меня выбрали, как будто у него нет друзей в Дурмстранге, для Флер вон вообще сестру из Франции привезли!
‒ Вот, могли бы и ему кого-нибудь из Болгарии привезти и не трогать мою Гермиону! Ох, уж этот Людо Бегмен... Отец всегда его недолюбливал!
‒ По-моему, Людо забавный, ‒ неуверенно заметила девушка.
Она стояла, прижавшись спиной к стене, а Драко над ней.
‒ Черт с ним, с Бегменом, я так соскучился! Если бы не твоя любовь к библиотеке, мы могли бы больше времени проводить вместе!
‒ Я бы хотела, Драко, ты же знаешь, но учиться надо, и экзамены еще никто не отменял!
‒ Как можно думать про экзамены, когда до них еще куча времени? ‒ Малфой улыбался ей.
‒ Я начинаю думать об экзаменах со второго сентября, даже с первого, еще в поезде!
‒ Не думай о них, думай, что мы вместе, ‒ Драко наклонился к ней совсем низко, почти касаясь носом ее лица. ‒ Думай, что я люблю тебя и хочу быть с тобой!
‒ Я тоже тебя люблю, ‒ успела прошептать Гермиона, прежде чем он впился в нее поцелуем, жадным, как всегда. У нее создавалось впечатление, что Малфой никогда с ней не нацелуется, все время будет хотеть большего.
Сквозь заволокший разум любовный туман до нее долетел тихий вскрик. Грейнджер тут же оторвалась от Драко и увидела спину удаляющейся Джинни Уизли. «Вот черт!» ‒ пронеслось в голове.
‒ Прости, я должна ее догнать! ‒ бросила Гермиона Малфою и кинулась следом за подругой.
Она вспомнила, как верно Джинни скрывала ее намерение идти на Святочный Бал с Крамом, и ей стало стыдно. Надо было сразу все рассказать подруге, она, может, и посоветовала бы что-нибудь.
‒ Джинни, подожди, послушай! ‒ Гермиона поймала ее за локоть и сумела, наконец, остановить. Уизли резко повернулась к ней, так что волосы ее взметнулись и описали полукруг, и сложила руки на груди.
Грейнджер выдохнула и попыталась собраться с мыслями, но в голове было пусто. Она просто стояла и смотрела в сердитые ярко-карие глаза.
‒ И когда ты собиралась нам сообщить? ‒ холодно поинтересовалась Джинни.
‒ Прости, что не сказала, ‒ тихо выдавила Гермиона. ‒ Я боялась, что вы не поймете.
‒ И правильно боялась! Ладно, Крам, он соперник Гарри, но не враг! А Малфой?! Он же терроризирует вас с первого курса! Он постоянно тебя оскорбляет!
‒ Джинни, он не такой! Мы дружим с первого курса, он всегда был добр ко мне, но за что-то очень не любит Гарри. Я пыталась его переубедить, но это невозможно. Про меня он говорил что-то плохое, только, когда мы ссорились, и то, ничего серьезного…
‒ Правда? Он тебя грязнокровкой величает постоянно… Может, для тебя это ласковое имя?
‒ Нет, все не так! Он любит меня, и… я его…
Джинни побледнела. Она могла сколько угодно убеждать подругу в нечестности Малфоя, но если Гермиона любит его, с этим уже ничего нельзя сделать.
‒ Ты серьезно? ‒ на лице сестры Рона был написан настоящий шок.
‒ Да, я люблю его, и это взаимно.
‒ В его взаимности я могу сомневаться, уверена, это часть какого-то плана, который еще выйдет тебе боком, но если ты любишь его… здесь уже не поможешь…
‒ Джинни, ты его не знаешь, он лучше, чем хочет казаться. И… не говори мальчикам, они не готовы это принять.
‒ Хочешь, чтобы они узнали так же, как я?
‒ Нет, я сама скажу им, когда придет время… Но сейчас еще рано.
‒ Ладно, решай сама. Ты моя подруга, и я тебе доверяю. Тебе, а не этому хорьку!
‒ Спасибо, Джинни, ‒ большего Гермиона требовать не могла. Они вместе отправились в гостиную Гриффиндора, но молча. Обе переваривали произошедшее.
* * *
Март выдался сухой и ветреный. Однако настроение у Гермионы было приподнятое. Их отношения с Драко развивались лучше некуда. Он был сама галантность. Теперь девушке казались глупостью все ее страхи. Конечно, сказать Гарри и Рону она так и не решилась и сомневалась, что вообще решится, чем вызывала молчаливое осуждение Джинни. Однако Гермиона успела рассказать юной мисс Уизли историю их дружбы с Драко, и она, кажется, немного оттаяла.
Стояла пятница, последней парой было зельеварение со слизеринцами. Девушка шла почти счастливая. Сидеть с Малфоем или открыто разговаривать она, конечно, не может, зато переглядываться с ним ‒ пожалуйста. А на говорящие взгляды оба они за время учебы и своей дружбы стали мастерами.
У двери в кабинет Снейпа столпилась кучка слизеринцев во главе с Пэнси Паркинсон. Они читали какой-то журнал и смеялись, но у Малфоя смех был совсем ненатуральный, а какой-то злой.
‒ Глядите-ка, наши голубки идут! ‒ крикнула Пэнси. Кучка распалась. В руках у Паркинсон оказался «Ведьмин досуг». ‒ На-ка, Грейнджер, почитай, тебе понравится! ‒ журнал полетел в Гермиону, но девушка успела его поймать.
На зельеварении друзья, как обычно, уселись за последней партой. Статью, которую имела в виду Пэнси, они нашли быстро. Это был очередной опус мерзкой Риты Скитер. На этот раз Гермиону называли разбивательницей сердец, мол, охотится за знаменитостями, одного Гарри Поттера оказалось мало, она еще и Виктора Крама подцепила.
У друзей эта статья вызвала только смех. Чего еще ждать от Риты Скитер? Только гадостей!
Они преспокойно резали ингредиенты для зелий и болтали, когда Снейп обратил внимание на их разговор.
‒ Ваша жизнь, мисс Грейнджер, без сомнения, полна любопытных событий, ‒ раздался ледяной голос, ‒ но не следует обсуждать ее на уроках. Минус десять очков Гриффиндору.
Профессор незаметно зашел к ним за спины и увидел еще и открытый журнал «Ведьмин досуг».
‒ А, так вы еще и журналы на уроках читаете! ‒ прибавил Снейп и взял со стула «Ведьмин досуг». ‒ Еще минус десять очков Гриффиндору. Ах, ну, конечно… ‒ он увидал статью Скитер, и у него заблестели глаза. ‒ Поттеру и дня не прожить без газетных вырезок о собственной персоне…
Зачитывание с язвительными комментариями продолжалось еще какое-то время, причем Малфой уткнулся лицом в учебник. Ему явно было неприятно, что о его девушке такое говорят, пусть даже они и встречаются тайно.
‒ Пожалуй, лучше будет вас троих рассадить, а то вы больше заняты своими любовными похождениями, а не зельями. Вы, Уизли, останетесь здесь. Мисс Грейнджер сядет вон там, с мисс Паркинсон. А Поттер передо мной, за первой партой. Ну, живее! ‒ закончил издеваться Снейп.
Гермиона, вся трясясь от гнева после пережитого, опустилась рядом с Пэнси Паркинсон. Девушка, похожая на мопса, посмотрела на нее с нескрываемым торжеством.
‒ Получила, Грейнджер? Так тебе и надо!
‒ Мне-то что, я знаю, что это ложь, мне не обидно. А вот ты осталась без кавалера, ‒ Гермионе хотелось задеть самодовольную слизеринку, отомстить не столько за себя, сколько за прячущего глаза в книгу Малфоя, как бы странно это ни звучало.
‒ Ты думаешь, что он всегда будет с тобой? Он поиграет и вернется! Его отец никогда не позволит ему быть вместе с грязнокровкой!
‒ Почему тебя так заботит, что я грязнокровка? Может, тебе кроме чистоты крови и похвастаться нечем?
‒ Да, что ты о себе возомнила?! Я в тысячу раз лучше тебя, и Драко это быстро поймет, вот увидишь!
‒ Пока я вижу, что он понял, что я лучше тебя! ‒ огрызнулась Гермиона.
Пэнси на это сказать было нечего, и они работали в полном молчании до конца урока.
Когда ученики составляли свои котлы в шкафы и разбирали ингредиенты, Малфой подошел к Гермионе и тихо шепнул:
‒ Не обращай на все это внимания, я знаю, что это ложь.
‒ Я и не обращаю, мы с Пэнси мило побеседовали и решили, что я лучше нее в тысячу раз.
Драко удивленно посмотрел на Гермиону. Он прекрасно знал Паркинсон, и знал, как она на него обижена.
‒ Я в этом не сомневался, но она...
‒ То, что ты ушел от нее ко мне, стало самым весомым аргументом, ‒ и Грейнджер улыбнулась Драко улыбкой победительницы. Все-таки приятно чувствовать собственное превосходство.
Вторая половина четвертого курса прошла для Гермионы в счастливом тумане. Она была влюблена и любима, это чувствовалось и пьянило не хуже вина. Грейнджер только теперь ощутила себя на своем месте. Конечно, скрывать отношения с Драко от Гарри и Рона не могло быть хорошей идеей, но пока трусость пересиливала. А трагические события конца учебного года и Турнира Трех Волшебников и вовсе отбили желание волновать Гарри по пустякам.
В своих попытках не забросить учебу и вместе с тем побольше времени уделять Драко, Гермионе совсем не хватало времени на Виктора. Его это расстраивало, она это видела, но ничего не могла поделать. Крам должен был уехать из Англии, поэтому будущего у них просто не могло быть. К тому же она любила Драко.
Однако не попрощаться с Виктором перед его отъездом Гермиона все же не могла. Они встретились на берегу Черного озера, с этого места открывался живописный вид на корабль Дурмстранга.
‒ Герм-им-ум… ‒ и Виктор смущенно замолчал, потому что так и не смог научиться выговаривать ее имя.
Грейнджер тепло ему улыбнулась.
‒ Я буду по тебе скучать, ‒ признался Крам.
‒ Я по тебе тоже, ‒ и это даже не было ложью.
‒ Ты для меня много значишь. Я бы очень хотел забрать тебя с собой и не отпускать.
‒ Ох, Виктор… ‒ Гермионе очень не хотелось причинять ему боль, как она причинила Перси, он этого не заслужил. ‒ Давай будем просто друзьями. Большего я не могу тебе дать.
‒ Я знаю, ‒ Крам понурил голову. ‒ У тебя есть парень, тот блондин…
‒ Да, и мы любим друг друга.
‒ Я желаю вам счастья, ‒ но прозвучало это не очень искренне.
‒ Спасибо, Виктор.
‒ Я могу тебе написать? Ты мне ответишь?
‒ Конечно, пиши, и я всегда отвечу! ‒ кажется, у нее появлялся еще один несостоявшийся парень в качестве друга по переписке, это превращается в традицию?
‒ Я могу надеяться, что когда-нибудь заманю тебя в гости? ‒ осмелел Крам.
‒ Может быть, ‒ не стала разубеждать его Гермиона. ‒ В этой жизни все возможно!
Они расстались хорошими друзьями, хотя в душах и собрался осадок разочарования. Грейнджер было неприятно причинять боль Виктору, а он явно хотел от нее большего.
* * *
«Хогвартс-Экспресс», привычно стуча колесами, полз от волшебного замка к обычному шумному Лондону. Еще один год, полный приключений, остался позади. Кончился Турнир Трех Волшебников, разоблачен Барти Крауч-младший, притворявшийся Аластором Грюмом... Вот только на душе было неспокойно, Волан-де-Морт вернулся, от этого холодок пробегал по спине. Настоящая война началась, не те детские игры с философскими камнями и василисками, а страшные и черные дни, полные страха и смерти. Министерство магии просто вынуждено будет признать правоту Гарри, у них не будет выбора!
Однако, сидя в купе знакомого поезда, Гермиона испытывала не страх, а торжество. Она наконец-то разгадала секрет Риты Скитер. Зловредная журналистка оказалась незарегистрированным анимагом и превращалась в жука. Девушка посадила ее в банку, наложив на нее чары неразбиваемости, чтобы Скитер не могла превратиться в человека. Она выпустит ее в Лондоне, но с рядом условий...
Гермиона как раз рассказала об этом Гарри и Рону, когда дверь купе раскрылась. За ней стоял Малфой вместе с Креббом и Гойлом. Грейнджер захотелось встать и обнять его, почувствовать вкус его поцелуя, но тайна по-прежнему сохранялась. Они могли любить друг друга как угодно сильно, но магический мир еще не готов принять союз маглорожденной подруги Гарри Поттера и чистокровного сына Пожирателя Смерти.
‒ Очень умно, Грейнджер, ‒ произнес Драко. Голос его звучал так, что никто, кроме нее самой, не в состоянии был услышать в нем нотки гордости. ‒ Итак, ты поймала какую-то жалкую корреспонденточку, а Поттер ‒ снова любимчик Дамблдора. Большое дело.
Кребб и Гойл осклабились, а Драко счел своим долгом широко ухмыльнуться. Гермиона видела, что он напряжен и чем-то взволнован, это не давало ей покоя. Он не стал бы приходить к ним просто так. Конечно, от удовольствия позлить Гарри и Рона Малфой никогда не откажется, но сейчас им двигало что-то большее, и Гермиона хотела узнать, что именно.
‒ Пытаемся не думать об этом, да? Пытаемся сделать вид, что ничего не случилось?
«Он получил известие от отца!» ‒ догадалась Гермиона. Она рассказала ему, что случилось с Гарри, почти сразу, как узнала сама. Но Драко ничего не было известно о возрождении Волан-де-Морта, хотя Поттер утверждал, что видел Люциуса в числе вернувшихся к хозяину Пожирателей Смерти. Он решил написать отцу и спросить, видимо, получил ответ уже в поезде и не смог не прийти. Что же такого написал Малфой-старший?
‒ Убирайся, ‒ бросил Гарри Драко, чем не порадовал Гермиону. Иногда друзья казались ей просто слепыми.
‒ Ты на стороне проигравших, Поттер! Я предупреждал тебя! Я говорил тебе, что нужно тщательно выбирать себе компанию, помнишь? Когда мы встретились в поезде в первый день в Хогвартсе? Я говорил тебе, не общаться с этими отбросами! — он дернул головой в сторону Рона. — Слишком поздно, Поттер! Они умрут первыми, когда Темный Лорд вернется! Грязнокровки и маглолюбцы будут первыми! Нет… вторыми, первым был Диггори…
Гермиона невольно вздрогнула. Вот, что сказал ему отец! Они все в опасности, особенно маглорожденные волшебники, Тот-Кого-Нельзя-Называть их не пощадит, поэтому Драко и прибежал к ним. Он не может заставить себя помириться с Гарри, поэтому так и разговаривает, но она-то прекрасно его знает и не обижается, ей ясен скрытый подтекст. Они все в страшной опасности! Лорд Волан-де-Морт вернулся мстить.
В купе раздался взрыв, похожий на разрыв десятка фейерверков. В Малфоя, Кребба и Гойла попало сразу по несколько заклинаний. Сама Гермиона целилась в Гойла, и только потому, что Гарри и Рон стояли рядом с поднятыми палочками. В купе вошли Фред и Джордж Уизли. Малфой не закрыл дверь, и они слышали и тоже атаковали.
‒ Я подумал, что стоит проследить за этот троицей, ‒ заметил Фред. Входя, он наступил на Гойла, что Гермиону не заботило, но Джордж прошелся по Драко, что ее, разумеется, не порадовало.
‒ Интересный эффект, ‒ заметил Джордж, глядя на Кребба. ‒ Кто применил заклятие «Фурункулюс»?
‒ Я, ‒ признался Гарри.
‒ Странно, ‒ весело произнес Джордж. ‒ Я использовал «Ножное заклятие». Похоже, их нельзя смешивать. Теперь у этого типа все лицо покрыто маленькими щупальцами. Ладно, давайте выкинем их отсюда, они не украшают купе.
Рон, Гарри и Джордж выволокли Малфоя, Крэбба и Гойла в коридор.
Спустя несколько минут, услышав историю взаимоотношений близнецов с Людо Бегменом, оказавшимся не таким хорошим, как она думала, Гермиона сумела выйти из купе. Троица все еще лежала на полу. Странно, что на них никто не наткнулся.
От попадания двух, а то и трех заклятий, Драко весь посинел и так и не пришел в сознание, но был явно жив. Девушке пришлось приложить немало усилий, прежде чем он принял нормальный оттенок и сел, закашлявшись.
‒ Осторожно, ‒ Гермиона положила ему руку под спину и помогла встать.
‒ Я думал, что хоть ты на нас не нападешь, ‒ обиженно протянул Драко.
‒ Я целилась в Гойла и попала в него, он мне никогда не нравился.
‒ Мне тоже, но по статусу положена свита, ‒ оба прыснули от смеха.
Гермиона с трудом поставила еще шатающегося Малфоя на ноги.
‒ Голова кружится, ‒ пожаловался он.
‒ Это пройдет, не шутки когда в тебя попадает сразу несколько заклинаний! ‒ девушка с трудом довела его до туалета в конце вагона и закрыла за ними дверь. Так безопаснее, никто не увидит, да и воды для приведения в чувство достаточно.
Малфой опустил крышку унитаза и тяжело сел. Его явно мутило, но он никогда не показал бы этого Гермионе.
‒ Ты поняла, что я сказал в купе? ‒ тихо спросил он. ‒ Тебе грозит опасность, всем маглорожденным!
‒ Вы с Гарри меня защитите, ‒ стараясь, чтобы голос звучал как можно беззаботнее, ответила Гермиона.
‒ Я постараюсь, ‒ серьезно ответил Драко. ‒ Но и ты будь осторожна!
‒ Обязательно.
Она стояла, привалившись спиной к двери, и улыбалась ему. Волнение за его самочувствие постепенно отпускало.
‒ Знаешь, я просто не переживу еще одно лето, довольствуясь только письмами, ‒ произнес Малфой. Он поднялся и подошел к Гермионе почти вплотную. Его дыхание обожгло кожу ее щеки.
‒ Так приходи в гости! Я к тебе не могу, но моим-то родителям наплевать на чистокровность. Смогу показать тебе магловский Лондон...
‒ Правда? ‒ с надеждой спросил он.
‒ Конечно, я всегда тебе рада, ‒ Гермиона оторвала полоску бумажного полотенца и, превратив кусок мыла в карандаш, написала свой адрес. ‒ Держи, только не потеряйся!
‒ У вас есть камин? ‒ спросил Драко, он даже обрадовался перспективе увидеть ее дом, ее комнату, ее родителей. Ну и пусть, что это маггловская семья, зато это делает их с Гермионой еще ближе друг к другу.
‒ Да, в гостиной, только не посыпай там ковер пеплом, мама будет в ужасе!
‒ Не буду, ‒ и он впился в ее губы. Драко сам не мог бы объяснить, как жил без этого? Теряя ее осенью, когда она попросила оставить ее в покое и довольствоваться Паркинсон, он чувствовал боль, но даже тогда не понимал до конца, от какого счастья отказывается. Рядом с ней даже дышать было легче. «Я буду самым большим идиотом во всем магическом, да и не магическом тоже, мире, если когда-нибудь добровольно откажусь от нее, от моей милой девочки!» ‒ думал Малфой, целуя Гермиону чуть ли ни с остервенением. Ему было пятнадцать, и он еще не знал, что иногда судьба играет злые шутки, и встает вопрос куда более важный, чем удовлетворение собственных желаний...
Каникулы лета 1995 года начались для Драко Малфоя неожиданно приятно. Даже его неповиновение в вопросе личных отношений с Пэнси Паркинсон прошло почти незаметно. Отец, конечно, не мог простить вопиющего непослушания, но у него были дела поважнее.
Темный Лорд вернулся. Министерство Магии в это не верило, «Ежедневный пророк» обвинял Альбуса Дамблдора и Гарри Поттера во лжи, но в имении Малфоев иллюзий не было. Люциус присутствовал при возвращении Волан-де-Морта из мертвых. Хотел он продолжать служение или нет, верил он в идеалы Повелителя или не верил — не имело значения. Не примкнуть к сторонникам вернувшегося Лорда было бы просто опасно. Малфоя и так третировали за соглашательство, приспособленчество, а особенно за дневник Тома Реддла, подброшенный два года назад Джинни Уизли.
Люциус, как и всегда, предпочитал ни с кем свои трудности не обсуждать. И если жене он еще сказал пару слов шепотом сквозь стиснутые зубы, то Драко ничего кроме самых общих сведений знать не полагалось. Его это в принципе устраивало. Малфой-младший, в отличие от отца, в политику не стремился, он вообще не мог сказать, с чем хочет связать свою судьбу. Особенной тяги ни к чему не было, как и выдающихся способностей. Но думать об этом было еще рано, по мнению Драко.
Только однажды он подслушал разговор отца с Патриком Ноттом. И не хотел совать нос не в свое дело, но интонации Люциуса были настолько нехарактерными, что волей-не волей заинтересуешься.
‒ Он в гневе! Ты понимаешь? Все, кто не пошел в Азкабан, все — предатели! Думаешь, он нас простит? Как бы не так! Он не способен на прощение! ‒ если б это говорил не Люциус, то Драко подумал бы, что у человека начинается истерика.
‒ Ты преувеличиваешь. Пока нам ничего не сделали, ‒ рассудительно заметил Нотт, хотя спокойствия в его голосе не слышалось тоже.
‒ Пока! Это потому, что основные еще у дементоров. Но он их освободит. Не сомневайся даже! Пока ему нужны хоть какие-то слуги. Даже Петтигрю, и тот в фаворе. Уж большее ничтожество придумать сложно!
‒ Из Азкабана бежать удалось только Сириусу Блэку. Больше никому. Почему ты думаешь, что наши смогут сбежать? ‒ продолжал взывать к рациональности Патрик Нотт.
‒ Сами — не смогут, но Лорд им поможет. Для него нет ничего невозможного. Он был мертв 14 лет! И вернулся.
‒ Он не умер, а только развоплотился.
‒ Какая к соплохвостам разница?! ‒ Люциус почти кричал, но шепотом, так, что Драко приходилось напрягать слух. Он никогда не видел отца в таком состоянии, да и сейчас не видел, только слышал.
‒ Ты драматизируешь ситуацию, Люциус. У нас есть время загладить свою вину. За столько лет у Лорда почти не осталось не запятнавших себя сторонников.
‒ Белла…
Нотт шумно выдохнул, словно разом потерял самообладание.
‒ Она и раньше была чокнутой, а что с ней стало в Азкабане… ‒ его голос сорвался. ‒ Не хотел бы я с ней столкнуться.
‒ Боюсь, что нам придется…
Этот разговор заставил Драко задуматься над сложностью ситуации. Его отец никогда и ничего не боялся. А тут он дрожал как первокурсник на зельеварении перед гневом Лорда и новой встречей с тетей Беллатрисой. Малфой-младший не мог понять, что такого ужасного происходит, однако заражался отцовским отчаянием. Впереди их семью не ждало ничего хорошего, и Драко отчетливо это понимал.
Однако ему самому улыбалась удивительная возможность побывать в маггловском Лондоне. И раньше Малфой посчитал бы это позором для себя. Но дружба с Гермионой многое в его мировоззрении поставила с ног на голову. Теперь он просто жаждал посмотреть на ее жизнь, на ее мир. Это казалось даже интересным.
Драко впервые ступил в камин и назвал Гермионин адрес в самом начале июля. Ее дом подключили к каминной сети, как и дома других магглорожденных учеников Хогвартса, просто на всякий случай, вдруг понадобиться экстренная связь с родителями.
Гермиона в маггловской одежде выглядела необычно, но от этого не казалась менее родной и любимой. Драко сжал ее в объятиях, как только вышел из камина, и так и не отпустил бы, если б не вежливое покашливание Джин Грейнджер.
Малфой раньше не сталкивался с магглами. Он, конечно, видел их, но не разговаривал, не пытался понять. Теперь же ему предстояло познакомиться с двумя взрослыми неволшебниками, которые знать не знали ни о какой магии большую часть жизни.
И все оказалось на удивление просто, естественно и интересно. Драко окунулся в новый для него мир, который ему и в голову не приходило исследовать. Но ради Гермионы стоило разобраться, ведь маггловская реальность навсегда в ее крови.
Дом Гермионы оказался маленьким, но очень уютным. В нем не было роскоши, величественной красоты и древности, которые отличали поместье Малфоев. Ни картин в тяжеленных рамах, ни рыцарских доспехов, ни портьер с золотой бахромой, ни пологов над кроватями, ни серебряной посуды, ни коллекции оружия на стенах, ни многого другого. И хозяйничали Гермиона с мамой сами, без домовых эльфов. Но тонкие занавесочки, салфеточки, статуэтки и неподвижные фотографии счастливых людей, разномастные тарелки, подушки на стульях — все это выглядело очень мило и органично вписывалось в представление Драко о Гермионе.
И, конечно, книги! Весь дом Грейнджеров был завален самыми разными книжками. Даже магическими, которые накупила Гермиона. Любовь к чтению явно передалась ей от родителей. Во время второго посещения этого дома Драко удалось покопаться в этих книжных богатствах. Многие маггловские книги имели очень необычные названия, и Гермионе приходилось рассказывать ему, что такое теория вероятностей или менеджмент. Однако это было очень увлекательное занятие, листать книги, натыкаясь на закладки и пометки хозяев.
В первый же вечер Малфою удалось познакомиться с Грейнджерами. Они немного смущались его, потому что раньше знали только Уизли и Гарри, и то ни с кем тесно не общались. Драко же совершенно не был на них похож. Но он вел себя подчеркнуто вежливо и старался понять, как можно лечить зубы без помощи магии. Гермиона посматривала на него с одобрением.
После этого Драко стал часто наведываться в дом к Грейнджерам. Его всегда чем-то угощали, порой куда-нибудь водили. Так Малфой спустился в Лондонское метро, увидел маггловское кино и посетил Британский музей. Гермиона с радостью была его провожатой в мир, которого он не знал и который теперь открывал ему завораживающие тайны.
Малфой надеялся не встретить никого из Хогвартских учеников, которые их знают, и удача им сопутствовала. Было так легко не думать об отце, а ходить за руку с Гермионой и представлять, что они больше могут не прятаться, а открыто быть вместе всегда. Насколько проще бы все было, будь она чистокровной!
Драко нравилось просто гулять по маггловскому Лондону и тихому уютному Иверу. Быть рядом с Гермионой, по-детски верить, что никто ее не отнимет — вот где счастье. Вот только реальность была сурова. Уже в первый приезд Драко, когда они остались одни, Гермиона спросила его о том, что слышно о возвращении Лорда.
‒ Отец боится, ‒ признался Малфой, опуская голову под тяжестью навалившихся мыслей. ‒ Он считает, что Лорд накажет нас за предательство отца. И что Лорд поможет своим сторонникам бежать из Азкабана. Не знаю, насколько это реально.
‒ Я тоже не знаю. Но какие планы у Того-Кого-Нельзя-Называть? Почему он еще не объявился?
‒ Не знаю. Отец ничего об этом не рассказывает. Я лишь подслушал его разговор с Ноттом, в смысле с Патриком, отцом нашего Теда. Мистер Нотт верит в лучшее, что они смогут выслужиться. Отец не верит. Но больше я ничего не знаю.
‒ Почему ты не пытаешься узнать? ‒ недоумевала Гермиона. ‒ Это же важно!
‒ Важно, не спорю. Но мне тоже страшно! Потому что я понимаю, что Лорд не пощадит не только отца, но и меня, и маму. Я не знаю, что он может придумать. И все это слишком сложно. Зачем думать об этом и накручивать себя, если мы все равно еще ничего не знаем. Давай решать проблемы по мере их поступления.
И проблемы еще не поступили, и можно было представить, что никакого Лорда нет, а есть их любовь, лето, уютный дом в Ивере, мороженое и домашнее печенье, куча книг и неподвижные фотографии со счастливыми улыбками. Драко и Гермиона тоже делали такие фотографии. Малфой взял себе несколько и спрятал глубоко в своих вещах, чтобы никто никогда не нашел. Воспоминание о мгновениях счастья, которые ему подарила жизнь.
В один из вечеров они долго сидели в комнате Гермионы и целовались. Драко понимал, что пора уходить, но просто не мог оторваться. Он весь горел, сам не до конца осознавая, что это. Конечно, он не был профаном в отношениях полов, но одно дело слышать, а другое — испытать на практике. Гермиона, мягкая и теплая, такая родная, совершенно расслабилась в его руках. Он испытывал физическое удовольствие от ощущения тяжести ее тела. Перед глазами плыл туман.
В какой-то момент Драко ощутил пальцами горячую кожу Гермионы, его рука, гладящая ее тело, оказалась под футболкой. Это было словно ударом тока и моментом просветления. Он хотел ее. Нет, восторженность детской любви никуда не делась, но пришло и нечто другое, взрослое, жаркое, желанное, плавящее вены и застилающее разум.
Но Гермиона сделала чуть заметное движение, и рука Драко снова касалась только ткани футболки.
‒ Прости! ‒ он дико смутился и не знал, куда деть глаза.
‒ Все хорошо, ‒ и Гермиона сама его поцеловала. Жарко, до дрожи.
Он ушел через пару часов, и дома встретил недовольный, взволнованный взгляд матери.
‒ Я уже хотела вызвать через камин миссис Кребб, чтобы она отправила тебя домой, ‒ поджав губы, сказала Нарцисса.
Драко, еще разгоряченного и чувствующего вкус поцелуев Гермионы на губах, словно холодной водой окатили. Что если мама действительно вызвала бы миссис Кребб и узнала, что его у них нет и не было ни разу за это лето? Ему нужно быть осторожнее! Их счастье с Гермионой запретно, хоть и неимоверно сладко.
Спустя пару дней Малфой узнал, что родители на весь день отправятся к Ноттам. Это была отличная возможность показать Гермионе поместье. Он так давно этого ждал! Что она скажет о библиотеке? О малфоевской коллекции антиквариата? О маминых розах?
Драко написал Гермионе письмо с приглашением. Оно было полно восторгов и радостных предчувствий. Вот только Гермиона на него не ответила… И ни на одно последующее, до самого конца лета…
В этом году Гермиона спешила в школу даже больше обычного, ведь там ждал ее Драко. Они не виделись месяц, а казалось ‒ целую вечность! Девушке так хотелось снова увидеть его, обнять, поцеловать, что сидеть на площади Гримо просто не было больше сил. Если бы не просьба профессора Дамблдора провести остаток каникул в штабе Ордена Феникса и настояния присланного за ней мистера Уизли, она никогда бы не уехала из дома, эти каникулы слишком хорошо начались.
Больнее всего было то, что она ничего не могла объяснить Драко. Люциус Малфой ‒ Пожиратель Смерти, просто нельзя было написать парню об Ордене Феникса. Сама Гермиона безоговорочно верила Драко, он никогда бы не предал ее, но мало ли, какие методы у его отца, а у Волан-де-Морта известно какие: сыворотка правды, заклятие «империус» ‒ безопаснее, если он ничего не будет знать, девушка это прекрасно понимала. Поэтому Гермиона так стремилась в «Хогвартс-Экспресс», чтобы увидеть его, поговорить. Она не сможет всего объяснить, но он поймет по глазам, как и раньше.
В этом году Гермиона стала старостой Гриффиндора вместе с Роном Уизли. Странно, что Дамблдор не выбрал на эту роль Гарри, это всех удивило. У директора Хогвартса всегда были свои соображения, гениальные, но непонятные простым смертным.
Как только поезд тронулся, Гермиона вместе с Роном пошла к головному вагону, где ежегодно собирали старост. Она не знала, что Малфой тоже получил эту должность в Слизерине, но догадывалась, ведь он всегда был любимчиком Снейпа. Рядом с Драко так и вилась Пэнси Паркинсон. Ни для кого не было секретом, что она по уши влюблена в Драко и стремится завоевать его благосклонность, даже когда всем ясно, что он ею не интересуется. Малфой и теперь обращал на нее внимания не больше, чем на назойливую муху, но Паркинсон это, похоже, не смущало.
Старостами Когтеврана стали Энтони Голдстейн и Падма Патил, а Пуффендуя ‒ Эрни МакМиллан и Ханна Аббот. На собрании не рассказали ничего интересного. Гермиона все время пыталась поймать взгляд Драко, но он как будто специально его избегал. Когда все закончилось, Рон о чем-то говорил с Эрни, и девушке удалось подойти к Малфою, хотя Паркинсон никуда, разумеется, не делась.
‒ Привет, ‒ тихо сказала Гермиона, стараясь не привлечь внимание Рона.
‒ Нам пора, Гермиона, ‒ холодно ответил Малфой. ‒ Идем, Пэнси.
Счастливая Паркинсон посеменила за ним, бросив на Гермиону победоносный взгляд, а та так и осталась стоять с раскрытым ртом. Конечно, Драко должен быть зол на нее за неожиданную пропажу, но чтобы даже не дать объясниться…
‒ Все хорошо? ‒ спросил подоспевший Рон.
‒ Да, конечно, идем.
Через некоторое время Малфой заглянул в их купе. Это уже стало традицией, потому что его заходом начинался и заканчивался каждый год в Хогвартсе. На этот раз он смотрел только на Гарри, а Гермиону не удостоил и взгляда, чем очень задел девушку.
‒ В чем дело? ‒ недружелюбно спросил Гарри, стоило физиономиям Малфоя, Кребба и Гойла появиться в купе.
‒ Повежливей, Поттер, иначе будешь наказан, ‒ губы Драко растянулись в нахальной ухмылочке, которая всегда злила Гермиону. ‒ Видишь ли, меня, в отличие от тебя, назначили старостой, и поэтому я, в отличие от тебя, имею право наказывать провинившихся.
‒ Может, и так, — отозвался Гарри, — но ты, в отличие от меня, гадина, поэтому вали отсюда и оставь нас в покое.
Губы Малфоя скривились, а Рон, Гермиона, Джинни и Невилл засмеялись.
‒ А скажи-ка мне, Поттер, каково это — быть на втором месте после Уизли? ‒ снова заговорил Драко.
‒ Заткнись, Малфой, ‒ одернула его Гермиона. Она чувствовала, что он сердится на нее.
‒ Кажется, я затронул больное место, — язвительно усмехнулся Малфой, не обратив на нее никакого внимания. — Ты смотри у меня, Поттер! Я как пес, как пес буду вынюхивать, где и что ты сделаешь не так.
Гермиона отметила, как недовольно скривился при этих словах Гарри. Нельзя допустить драку! В этом купе трое старост!
‒ Пошел вон! ‒ крикнула она, вскакивая. Какое право он имеет обижать ее друзей и смотреть на нее, как на пустое место? И это после всего, что было!
К ее огромному удивлению, Малфой хихикнул и удалился, наградив Гарри напоследок зловредным взглядом.
Позже в поезде, уже почти перед приездом в Хогвартс, Гермиона встретила Драко в коридоре одного. Это и было ей нужно.
‒ Драко, пожалуйста, послушай! ‒ взмолилась она.
‒ И что же ты можешь мне сказать? ‒ Малфой развернулся к ней на пятках и сложил руки на груди, его глаза сощурились, так, чтобы она не могла ничего в них разглядеть.
‒ Я тебя не бросала! Мне надо было уехать!
‒ И куда же, позволь спросить?
‒ Драко, я не могу тебе объяснить, это не моя тайна, ‒ она попыталась взять его за руку, но он отдернул ладонь. Некстати вспомнилось, как месяц назад эти самые руки ласкали ее тело, такие сильные и нежные одновременно. К глазам подступили слезы, она так отчаянно не хотела его терять!
‒ Не твоя тайна? Могла бы и придумать что-нибудь, хотя зачем, я и так знаю, что ты променяла меня на Поттера и Уизли... В очередной раз… Так чего ты хочешь от меня теперь?
‒ Чтобы ты мне поверил! ‒ в голос Гермионы против ее воли прорвалось отчаяние.
‒ Чему? Каким-то таинственным обстоятельствам и чужим тайнам? Я думал, мы доверяем друг другу, и я рассказывал тебе чужие тайны.
‒ Драко, я правда не могу! Дело не в том, что я тебе не доверяю, а в том, что мы можем выдавать секреты против своей воли!
‒ Тогда не доверяй мне! Я же потенциальный предатель! ‒ Драко снова развернулся на пятках и зашагал прочь. Гермиона видела его понуро опущенные плечи, они причиняли ей почти физическую боль. Но что она могла поделать, если он даже не хотел слушать?
‒ Что ты тут замерла? ‒ раздался над ухом голос Джинни. Гермиона даже не смогла бы точно ответить, сколько уже стоит в коридоре поезда.
‒ Драко, ‒ прошептала она, чувствуя, что в горле застрял колючий слезный ком. ‒ Он считает, что я ему не доверяю, но я же не могу рассказать ему про Орден!
‒ Ну, он и не заслуживает особого доверия теперь, ведь его отец — Пожиратель Смерти, ‒ пожала плечами Джинни. ‒ А ты не имеешь права рассказывать ему, это было бы предательством. Ты ведь на нашей стороне? ‒ и мисс Уизли подозрительно сощурилась.
‒ Разумеется! ‒ Гермиону даже передернуло. ‒ Как ты только могла подумать иначе?
‒ Прости, я должна была спросить, ‒ Джинни виновато потупилась. ‒ Я сочувствую тебе, правда. Но ты должна понимать, что скоро будет война, а вы по разные стороны баррикад. Это не кончится ничем хорошим. Может и лучше порвать сейчас, пока все не зашло слишком далеко.
‒ Может и лучше, но я без него не могу, ‒ и Гермиона жалобно всхлипнула. И Джинни обняла ее с тяжелым вздохом. Слишком тугой узел завязали эти двое.
* * *
Когда Драко вошел купе пятикурсников Слизерина, атмосфера стояла мрачная. У всех на уме было только одно — возвращение Темного Лорда. За лето эта тема не стала менее актуальной. Разговор шел об этом и, конечно, шепотом.
‒ Думаете, нас тоже в это втянут? ‒ спрашивал Грегори Гойл. То, что открыть рот решился даже этот тугодумный верзила, уже о многом говорило.
‒ Втянут. Не отвертимся, ‒ вздохнул Тед Нотт.
Драко сел, увидев, как Забини крепче обнимает Милисенту.
‒ Вам это не грозит? ‒ спросил у него Малфой.
‒ Не знаю. Мой отец не англичанин и не был Пожирателем Смерти, моя мать тоже не была, но она знала Лорда еще до Первой магической войны. Она бы хотела, чтобы я к нему присоединился. Но я не хочу. Это варварство, а не идеология!
‒ Тшшш! ‒ зашипела на него Дафна. ‒ Мало ли кто подслушивает. Теперь никто из нас не может чувствовать себя в безопасности.
‒ Дикость какая-то. Почему все волшебники не могут объединиться и справиться с Лордом? ‒ подала тонкий голосок Милли, крепче прижимаясь к Блейзу.
‒ Потому что Лорд обещает власть, а потерять такой отличный шанс не многие захотят. За власть люди готовы заплатить любую цену, ‒ ответил ей Нотт.
Драко подумал о том, что совсем не хочет власти. Он мечтает, чтобы Гермиона его любила, ничто не препятствовало их отношениям, и его родителям нечего было бояться. Но это только фантазии. Жизнь же намного страшнее, во всех смыслах.
Год начался как обычно. Гермиона постаралась полностью погрузиться в учебу. Гарри ушел в себя, потому что почти все вокруг считали его лжецом, даже старый приятель Симус Финниган. Рон все время куда-то пропадал. А Драко... с этим и так все ясно... В первое мгновение после того, как он оттолкнул ее в поезде, ей стало обидно. «Как он может не доверять мне после всего, что произошло? После всего пережитого вместе?» ‒ думала она. Но постепенно пришло понимание. Да, он боится потерять ее, ревнует, и поэтому так себя ведет. Как объяснить, не раскрывая секретов Ордена, исправить ситуацию, Гермиона не знала. И это медленно вгоняло ее в апатию. К тому же встретиться с Драко наедине никак не получалось.
В окна Хогвартса барабанил холодный дождь. Струи стекали по древним каменным стенам. Сквозь стекла ничего нельзя было разглядеть, только водную муть.
Гермиона шла из библиотеки, где читала заданную профессором Вектор статью. Ее руки прижимали к груди целую стопку книг. Ссора с Драко, волнение за Гарри, сложности с вхождением в учебный ритм — все накладывалось и делало состояние Грейнджер малоприятным.
Удар был абсолютно неожиданным. Гермиона так погрузилась в собственные мысли, что совсем не смотрела перед собой. Она просто спускалась по узкой пустой лестнице, не думая кого-то встретить. Человек, идущий ей навстречу, тоже глубоко погрузился в раздумья и не смотрел, куда идет. От удара книги рассыпались по ступенькам, а Гермиона упала. Человек, в отличие от нее, сумел устоять на ногах. Это был Драко Малфой.
‒ Вставай, ты не ушиблась? ‒ он протянул ей руку, помогая встать.
Гермиона внимательно смотрела в его светло-серые глаза, забыв об упавших книгах. Она не видела его так близко от себя с самого первого сентября, когда они разговаривали в поезде. Сейчас ей хотелось впитать в себя каждую черточку дорогого лица.
‒ Все в порядке, ‒ сумела она выдавить из себя.
Драко присел на корточки и принялся собирать книги, а затем протянул ей стопку. Грейнджер так и не пошевелилась.
‒ Что-то непохоже, что с тобой все в порядке, ‒ тонкие бледные губы растянулись в беззлобную ухмылку.
‒ Ты сбил меня с толку, ‒ Гермиона отчаянно покраснела. Сидя в гостиной Гриффиндора с Джинни, она вспоминала его руки и поцелуи летом, тогда не возникало сомнений в его любви, а сейчас они были в ссоре, и уверенность в его чувствах таяла при взгляде на плотно сжатые губы и напряженные скулы.
‒ Неужели это так легко? ‒ казалось, он не хотел уходить, расставаться с ней, но Гермиона боялась об этом думать.
‒ Драко, я соскучилась по тебе, ‒ вдруг неожиданно для самой себя выпалила девушка. Гордость отступила на второй план. Какая разница, что он, скорее всего, ее оттолкнет? Какая разница, что она по-прежнему не может сказать правду? Пусть знает, что нужен ей! Безумно нужен! И плевать на последствия и сложности. Так хочется хоть раз побыть легкомысленной, жить сегодняшним моментом и наслаждаться его объятиями. Гермиону до дрожи тянуло прижаться к нему, уткнуться в твердую грудь, вдохнуть горько-холодный запах его туалетной воды и послать весь мир к соплохвостам. Потому что весь мир не нужен, а нужен Драко.
Гермиона не ожидала, что его губы тут же вопьются в ее. Такого жара от его поцелуев она давно не испытывала. Как будто он только и мечтал об этом все прошедшее время. Книги снова полетели на ступеньки лестницы, а руки Гермионы обхватили его шею, пальцы запутались в неестественно светлых волосах. Она стояла на ступеньку выше, поэтому они оказались одного роста.
‒ Ты не представляешь, как соскучился я, ‒ произнес Драко в перерыве между поцелуями.
‒ Больше не сердишься на меня? ‒ успела спросить она перед очередным напором.
‒ Сержусь, ты на целый месяц оставила меня одного, и потом тут... Это бесчеловечно с твоей стороны!
‒ Я знаю, это не моя воля, будь у меня выбор, я никогда бы тебя не оставила!
‒ Похоже, сейчас такое время, что выбор ‒ это слишком большая роскошь.
Эти слова отрезвили Гермиону, словно ведро ледяной воды. Она отстранилась от Малфоя и повернулась к окну, за которым небо изливало на землю целые водопады.
‒ Драко, ведь будет война... Что мы будем делать? Я никогда не предам Гарри, а твой отец не позволит тебе...
‒ Я не знаю, Гермиона, ‒ она заставила себя посмотреть ему в глаза и увидела там настоящую агонию. ‒ Знаю одно, я никогда не подниму на тебя палочку, что бы ни случилось, какой бы выбор ты ни сделала...
‒ Я тоже никогда не причиню тебе боли, Драко. Но ты знаешь, какой выбор я сделаю, я его уже сделала.
‒ Ну, а у меня этого выбора вообще не было. Это слишком большая роскошь. Поверь мне, Гермиона, я люблю тебя, ради тебя я пошел бы против отца, своей семьи, всех устоев и принципов, но это ничего не даст. Мне не позволят отказаться, просто убьют. Я не хочу смерти, хотя и не боюсь ее.
‒ Нет, не говори так! Я не позволю тебе умереть!
‒ Если бы ты могла, моя храбрая девочка, ‒ и он крепко обнял ее. Гермиона уткнулась лицом ему в грудь и почувствовала, как к горлу подкатывают слезы. ‒ Давай жить сегодняшним днем, решать проблемы по мере их поступления. Пока нам ничего не мешает быть вместе, а когда свершится то, чего мы боимся, обещаю, я не позову тебя с собой во тьму, это моя судьба и моя плата, но не твоя. Слышишь, я всегда найду способ тебя защитить, как обещал в прошлом году.
‒ Я помню. Ты сказал, что спрячешь от всех бед, защитишь ото всех несчастий, но, Драко, кто защитит тебя? ‒ Гермиона постаралась выбросить из головы слова, которые больно били в самое сердце. «Я не позову тебя с собой во тьму». Они могли значить только одно: он сам уйдет из ее жизни, когда больше не сможет сопротивляться отцу и Тому-Кого-Нельзя-Называть, бросит ее, пытаясь защитить, чем разобьет сердце ей, но главное ‒ себе.
‒ Влюбленный, как дурак, а дуракам, как известно, везет, ‒ невесело хохотнул Драко, но девушку это не успокоило.
Она жалась к нему, словно он, действительно, мог ее защитить. Словно мир вокруг спросит у них разрешения, прежде чем разрушит то, что они с таким трудом построили. Их маленький мир на двоих, скрытый ото всех, не выстоит под тяжелым напором войны.
Наверное, такие трагедии случались и до них. Но своя рубашка ближе к телу, поэтому личное горе всегда воспринимается острее чужого. Гермиона и Драко не хотели слушать о других, да и рассуждения о верности идеалам, благородстве и самопожертвовании им бы тоже не помогли. Они были только влюбленными подростками, которые не хотели воевать. Но разве сильные мира сего когда-нибудь спрашивали кого-нибудь об их желании сломать свою судьбу ради «великой цели»?
Рождество подкралось незаметно. Столько всего происходило вокруг, что некогда было остановиться и задуматься. Редкие мгновения счастья утекали сквозь пальцы, а школьники, как и все дети, торопились поскорее вырасти, покинуть стены родного Хогвартса и времена беззаботной радости, не зная, что к самому порогу подкрадывается война.
Был последний день перед началом каникул. Гермиона и Драко сбежали от шумно отмечающих предстоящий праздник друзей и закрыли дверь пустого кабинета на четвертом этаже.
За окном летели пушистые хлопья снега, похожие на обрывки воспоминаний. Гермиона облокотилась на подоконник и устремила взгляд сквозь танцующие снежинки в густеющую темноту. Ей вспомнились ее первые дни в Хогвартсе, и маленький Драко, и начало дружбы с Роном и Гарри... Все это летело к земле похожими на перышки пушинками снега...
‒ Красиво, ‒ прошептал Малфой. Он стоял прямо позади нее, так что его грудь почти касалась ее спины. Драко положил подбородок на плечо Гермионы и замер. ‒ О чем ты думаешь?
‒ Что чем старше мы становимся, тем сложнее жить и выбирать...
‒ Да, но и мы становимся умнее и сильнее...
‒ Помнишь, как мы с тобой познакомились? ‒ спросила Гермиона, и печальная улыбка осветила ее лицо. ‒ Я тогда помогала Невиллу искать его жабу, Тревора, и зашла к вам в купе...
‒ Помню, я тогда сразу понял, какая ты необыкновенная, глупо, но так надеялся, что ты назовешь знакомую фамилию... Пусть какого-нибудь маленького и бедного, но магического рода. Тогда все было бы проще! Но ты оказалась из семьи магглов, я должен был оскорбить тебя, так меня учили, но не смог... Выбежал за тобой в коридор! Наверное, это судьба, что я тогда не смог просто так тебя отпустить...
‒ Ох, Драко, сколько же случайностей... Не бросься ты тогда за мной, и мы никогда бы не подружились... А сколько ссор... И все равно мне кажется, что тогда было проще!
‒ Не думай об этом! Скоро Рождество, сказка! ‒ Малфой взял ее за плечи, развернул к себе и поцеловал. Ему всегда было мало того времени, что они проводили вместе, даже будь они связанны цепями, которые не давали бы им расстаться ни на минуту, ему бы все равно ее не хватило.
Гермиона обнимала, его чувствуя уже такой родной горько-холодный запах его любимой туалетной воды. Что она будет делать, если встанет выбор: он или кто-то из друзей-гриффиндорцев?
‒ У меня есть для тебя подарок, ‒ тихо сказал Драко и осторожно усадил ее за парту. Он извлек из кармана мантии маленькую бархатную коробочку. Гермиона замерла. Она даже представить не могла, что в ней.
Малфой открыл крышку, и глазам девушки предстал камешек размером с ноготь мизинца, абсолютно прозрачный, тусклый, на простенькой серебряной цепочке.
‒ Красивый кулончик, ‒ радостно произнесла Гермиона. Ей нравилось, когда он что-то дарил ей. Если бы Драко сейчас достал ей в качестве презента чистый лист пергамента, она и тому бы обрадовалась.
‒ В этом вся ты! ‒ восхищенно рассмеялся Малфой. ‒ Даже такое уродство тебе нравится!
‒ Уродство? Нет, он очень красивый! ‒ Гермиона взяла кулон в руку, как бы защищая его от нападок Драко. И тут произошло странное. Как только невзрачный камешек коснулся кожи, он стал нежно-лазоревым, таким красивым и искристым, что словами не передать. Девушка охнула от удивления и восторга. ‒ Драко, что это такое?
‒ Я честно учил, как он называется, и забыл, ты же знаешь, какой из меня нерадивый ученик, ‒ каялся парень, довольный произведенным эффектом. ‒ Он меняет цвет и оттенок в зависимости от человека, который носит его, и от настроения. У каждого свои, неповторимые оттенки, и нельзя сказать, что какой-то цвет значит какую-то эмоцию, у всех все индивидуально. Но прелесть не в этом. Камень чувствует настроение, но подстраивается под него не только цветом. Он защищает носителя, если тот невиновен. Поэтому я прошу тебя носить его, не снимая!
‒ Драко, это же чудо! Где ты его нашел?
‒ Когда ты... уехала этим летом, ‒ он хотел сказать «бросила меня», но сдержался. ‒ Я много времени проводил в Косом переулке. Там есть одна чудесная лавочка ювелирных украшений, множество диковинок... Я как-то сдружился с хозяином, мистером Кипрсоттом. И мы с ним в одно из моих посещений разговорились о любви... Я рассказал о тебе, ну, то есть о том, что чувствую к тебе. Он сказал, что у него есть одна вещица для меня. Она не имеет цены, поэтому он отдал ее даром. Он нашел этот кулончик в маггловской лавке антиквариата и хотел подарить своей невесте, но не успел, ее убили Пожиратели Смерти. Услышав мою историю, он сказал, что за настоящую любовь надо бороться, и мы с тобой обязательно помиримся. Я подумал, что эта вещица поможет тебе, если я... если меня не окажется рядом…
‒ Спасибо, ‒ Гермиона не могла подобрать слов. В горле стоял слезный комок. Она знала, что Драко любит ее, но сейчас складывалось впечатление, что его чувства необъятны словно океан. Девушке казалось, что она не заслуживает такой любви и заботы, как будто ее награждают за чужие заслуги. ‒ Что я могу дать тебе взамен?
Разумеется, Гермиона подготовила подарок Малфою на Рождество, но теперь он казался ей незначительным. Ведь Драко дарил ей бесценное сокровище ‒ защиту и любовь.
‒ Выполни одну мою просьбу, ‒ абсолютно серьезно произнес Малфой.
‒ Какую? Я готова! ‒ сейчас она, и правда, готова была сделать что угодно.
Малфой рассмеялся звонко и заразительно, так что по лицу девушки тоже растеклась улыбка, хотя она и не знала причины такого бурного веселья.
‒ Готова? Ты ведь даже не знаешь, что я попрошу! Вдруг прыгнуть с Астрономической башни?
‒ Я тебя знаю, Драко, такого ты никогда не попросишь!
‒ Конечно, нет, ‒ он нежно поцеловал ее в лоб, прежде чем ответить. ‒ Я прошу одного: верь мне, что бы ни случилось, что бы я ни сделал или ни сказал, просто верь мне.
‒ Я и так тебе верю, всегда! Ты любишь меня, я знаю.
‒ Люблю, но пообещай!
‒ Обещаю, если ты этого хочешь. Обещаю, что буду верить тебе, несмотря ни на что, всегда. Даже если ты скажешь мне прыгнуть с Астрономической башни, я прыгну, потому что буду верить, что ты будешь стоять внизу и ловить меня.
Драко снова поцеловал ее, жадно и страстно. Она доверяла ему, это было так ценно. После всех его глупостей и гадостей, она готова была слепо ему доверять. И Малфой боялся когда-нибудь оказаться недостойным этого доверия. Его собственное сердце билось в руках этой девушки с копной каштановых кудрей, и он знал, что она никогда его не уронит.
А Гермиона думала о том, какой бы оттенок принял ее необычный подарок в руках Малфоя. Ей почему-то казалось это важным.
‒ Подержи, ‒ попросила она, вкладывая украшение в ладонь юноши.
Камень тут же стал ярко-зеленым, цвета летней листвы, чудесный насыщенный оттенок. Сейчас его можно было спутать с крупным дорогим изумрудом высочайшей пробы.
‒ Ты истинный слизеринец, даже душа у тебя зеленая! ‒ рассмеялась Гермиона.
‒ А вот ты, значит, не гриффиндорка, ‒ и он застегнул кулон у нее на шее.
* * *
Снег лежал повсюду, укутывал землю и старинный замок мягким покрывалом. Небо демонстрировало все оттенки серого, как лоскутное одеяло в черно-белом магловском кино. И среди всех этих цветов небосвода были и те, что повторяли глаза светловолосого паренька, высокого и еще не совсем оформившегося в мужчину. На тонких бледных губах играла легкая улыбка.
‒ Интересно, а если раздеть тебя и положить на снег, ты сольешься? ‒ смеялась девушка с копной каштановых кудрей.
Он обреченно вздохнул, еле сдерживая смех, рвущийся наружу.
‒ Ну, ради твоих экспериментов готов пойти на жертвы, ‒ произнес он, начиная разматывать шарф.
‒ Брось, я не хочу лицезреть сосульку в форме твоего тела! ‒ она бросилась вперед и, ухватившись за край шарфа, сделала еще один, явно лишний, виток вокруг его шеи.
‒ Правильно, сосульку не хочешь, решила удавить! Что за садизм?
‒ Я о твоем здоровье беспокоюсь! Мне же тебя потом отогревать!
‒ А что? Я бы не отказался... ‒ в его глазах читался намек на то, каким именно способом его следует отогревать.
‒ Драко, я предпочту тебя теплым, а не ледяным.
‒ Или горячим...
‒ Ну, вот, как с тобой можно серьезно? Ведь сам хотел поговорить, и что теперь?
Малфой тут же посерьезнел. Да, у него была веская причина вытащить сегодня Гермиону на прогулку, оторвав от какой-то неприлично толстой книги в библиотеке. Когда уже кончатся Хогвартские запасы, и его девушке нечего будет читать?
‒ Что тебя тревожит, говори, а то Снейп любит только слизеринцев и не простит мне недописанное эссе.
‒ Я об Амбридж...
‒ О, ‒ Гермиона скривилась, вспомнив эту недопрофессоршу, похожую на жабу.
‒ Она организует Инспекционную дружину, мой отец хочет, чтобы я вступил и всячески ей содействовал, так как сейчас политика Министерства очень на руку Сама-Знаешь-Кому.
‒ Так вступай! ‒ Гермиона не видела в этом проблему. Наоборот, так они смогут быстрее узнавать о планах Амбридж, а значит, успевать прятать улики.
‒ А ты? Ваш ОД... Ты же не думаешь, что она вас найдет? Что будет, если меня пошлют против тебя?
‒ Ничего, я буду знать, что ты меня упустишь!
Малфой сначала непонимающе поднял бровь, а потом расплылся в улыбке, разгадав ее замысел.
‒ Ты хочешь, чтобы я шпионил за ней и Инспекционной дружиной...
‒ Ну, не шпионил... Предупреждал! Пусть они думают, что ты терпеть меня не можешь. Пусть Амбридж считает тебя верным помощником, чтобы в нужный момент у нее не возникло подозрений, что ты сыграл против нее! Драко, я знаю, у нас все получится! Так даже лучше!
‒ Сыграть ненависть к твоим друзьям ‒ без проблем, они мне и так далеко не симпатичны, а Поттера с Уизли я терпеть не могу! А к тебе... Мы уже достаточно долго прячемся, Гермиона, это будет не сложно... Но ты помнишь, что обещала мне перед Рождеством?
‒ Я верю тебе, верю в тебя, Драко. Чтобы ты ни сказал или ни сделал, я знаю, что это часть нашего плана, и не обижусь на тебя! Я люблю тебя, ты любишь меня, ничто этого не изменит!
‒ Моя милая девочка, чем я только заслужил такое сокровище?
И Драко притянул ее к себе для страстного поцелуя. Хорошо, что в маленьком дворике они были одни и слишком близко к замку, чтобы быть замеченными из его окон. Поцелуи становились все горячее.
‒ Ты же не сделаешь этого прямо на улице, на снегу? ‒ выдохнула Гермиона, почувствовав его нежные губы у себя на шее под шарфом. ‒ И кто после этого садист?
‒ Нет, морозить тебя не стоит, тебе еще рожать маленьких светловолосых малфойчиков!
‒ Даже так? ‒ Гермиону удивило, что он заглядывает так далеко, обычно рисовать будущих детей и внуков женская прерогатива. Да и разве не сам Драко предлагал жить сегодняшним днем?
‒ Возможно, при очень благоприятном развитии событий...
‒ А что будет при просто благоприятном?
‒ Мы останемся живы и будем помнить друг друга! ‒ «оптимистично» заявил Драко. ‒ Не думай об этом...
Ответить он Гермионе не дал, закрывая ей рот пылким поцелуем.
Прося Драко шпионить за Инспекционной дружиной Амбридж изнутри, Гермиона подвергала его опасности быть раскрытым и попасть в большие неприятности, но одновременно она защищала то, что считала очень важным. Отряд Дамблдора стал местом своеобразного единения студентов разных факультетов. Их всех объединяло только чувство надвигающейся опасности. Школьники понимали, что грядет война, в которой можно положиться только на себя и своих друзей, к которой надо быть готовым. В голове у каждого крутилось столько целей и планов, что погибнуть так рано оказалось бы просто кощунством. И раз школе не давали их учить, то они готовы были научиться сами.
Для Гермионы это стало чем-то вроде вдохновляющего пинка. Погруженная в учебу и свои счастливые отношения с Малфоем, она многого не замечала, а теперь она в один миг увидела насколько взрослыми стали ее товарищи, как много тех, в ком уже проснулась гражданская ответственность, и как важно для них доверять друг другу.
И было по-настоящему больно, что Драко не может в этом участвовать. Гермионе открывался мир, в который Малфой не мог последовать за ней. Условности мешали ему присоединиться к ее друзьям, а Грейнджер все больше проникалась патриотическими настроями поддержки Дамблдора и борьбой со злом, и это уводило ее все дальше от Драко.
Он жаловался, что они редко видятся, но для Гермионы и ее еще подростковых, максималистских принципов и черно-белого восприятия сложно было объединить верность Отряду Дамблдора и любвь. Необходимость выбора разрывала ее сердце напополам.
Как-то после очередного собрания Гермиона осталась в гостиной Гриффиндора, наколдовав себе чашку чая. Она не хотела спать, в голове роилось слишком много мыслей, но ни одну из них Грейнджер не могла поймать, чтобы как следует рассмотреть. Гарри и Рон ушли в спальню, поэтому Гермиона сначала удивилась, когда к ней кто-то подсел, но, повернувшись, увидела Джинни.
‒ Я заметила, что ты еще не легла, ‒ подруга склонила голову и заправила за ухо рыжие волосы. ‒ Все в порядке?
‒ Да, ‒ кивнула Гермиона и сделала глоток чая, чтобы не смотреть в глаза Джинни, но потом все-таки решилась рассказать. ‒ Я думаю о предстоящей войне, Отряде Дамблдора и Драко…
‒ Помнишь, мы говорили об этом в поезде? Тебе придется выбирать рано или поздно.
‒ Да, я понимаю, ‒ голос Гермионы сорвался от эмоций. ‒ Я все понимаю, и Драко понимает. Но мы любим друг друга и ничего не можем с этим поделать.
«Пока нам ничего не мешает быть вместе, а когда свершится то, чего мы боимся, обещаю, я не позову тебя с собой во тьму, это моя судьба и моя плата, но не твоя», — всплыли в памяти слова Малфоя, сказанные им на узкой лестнице в момент примирения. Драко отчетливо понимает, что их ждет, но тоже не может разорвать их отношения сейчас.
‒ Все зашло слишком далеко, я просто не могу уйти. Понимаешь, бросить его, это как без наркоза оторвать кусок собственного сердца и растоптать, а потом посыпать солью рану.
‒ Ох! ‒ Джинни крепко обняла Гермиону, которая так и сидела с чашкой остывшего чая в руках. Что тут можно было сказать?
‒ Ты не думай, я на стороне Гарри и Дамблдора, это не подлежит ни малейшему сомнению! Но просто эта вера в правильность наших идеалов причиняет мне больше боли, чем вам, которым не приходится разрываться.
‒ Потом будет только хуже…
В этой ситуации не было утешения. Гермиона не видела еще войны, но прекрасно понимала, что отсидеться в стороне не сможет. Если ее друзья пойдут сражаться, она пойдет с ними. Но образ Драко стоял у нее перед глазами и ранил душу, словно осколки стекла.
Той ночью ей приснился сон…
Гермиона стоит во дворе Хогвартса, рука чувствует приятную гладкость волшебной палочки. Рядом с собой Грейнджер ощущает присутствие Гарри, Рона, Джинни, Невилла, Дина и других участников Отряда Дамблдора. Но она не смотрит на них, потому что перед ней стоит Драко, и он безоружен.
‒ Убей его! ‒ шепчет Рон ей в ухо. И голос его полон ненависти. ‒ Убей его, он враг!
‒ Убей, Гермиона! Ты же обещала, что ты на нашей стороне! ‒ вторит брату Джинни.
‒ Убей, так будет правильно, ‒ настаивает Гарри.
‒ НЕЕЕЕТ!!! ‒ кричит Гермиона, раздирая горло.
С этим криком она и проснулась.
‒ Ты чего орешь, как оглашенная? ‒ пробурчала Лаванда Браун со своей кровати, накрывая голову подушкой.
‒ Прости, плохой сон, ‒ тяжело дыша, отозвалась Гермиона.
Самое жуткое в этом ночном кошмаре было то, что он вполне мог стать явью.
Драко заметил, что Гермиона стала более замкнутой и отстраненной, но она не хотела обсуждать с ним свои тревоги. В конце концов, он ничего не сможет изменить, только расстроится вместе с ней. К тому же Гермиона почти не сомневалась, что он и сам об этом думает, может, даже не меньше ее, просто гораздо лучше умеет скрывать свое истинное настроение.
Когда Гарри рассказал на собрании Отряда Дамблдора о Патронусе, Грейнджер поняла, что не сможет. Это было ей не по зубам. Патронус требовал настоящих положительных эмоций, живых и ярких, невыдуманных, а у нее на сердце лежал камень. Как она ни старалась, но ничего не выходило. Даже в теплой комнате полной друзей из палочки вырывалась лишь легкая, чуть заметная дымка. Но этого было мало. К тому же Гермиона привыкла всегда и во всем быть первой, ей вовсе не хотелось признавать поражение.
‒ Не расстраивайся, Гермиона, у тебя обязательно получится, ‒ попытался подбодрить ее Гарри, когда они вместе шли с собрания Отряда.
‒ Спасибо, Гарри. Я просто никак не могу подобрать достаточно сильное счастливое воспоминание, наверное, в этом вся проблема.
‒ Знаешь, не обязательно брать что-то реальное, фантазия, в которую ты веришь всей душой, тоже может сработать, ‒ подсказал Гарри, но Гермионе показалось, что это все равно не то.
Она много думала над тем, где найти силы. На занятиях пыталась загнать свои тревоги поглубже, искусственно создать радость, но магия ей не верила. Этого не хватало. Но однажды, уже в самом конце занятия, незадолго до Пасхи, Гермиона почувствовала, что больше не хочет притворятся. Бесплотные попытки утомили ее и на то, чтобы прятать мысли о Малфое поглубже, просто не осталось сил. И тогда она дала им волю. Вспомнила их жаркие поцелуи, его руки на своей коже, его «люблю», его кулон, который она теперь носила, не снимая. Гермиона нащупала его рукой под рубашкой и сжала маленький камешек.
‒ Экспекто Патронум! ‒ произнесла Грейнджер, вкладывая в заклинание не столько радостные воспоминания, сколько всю силу своей любви, которая давала ей счастье и тревоги разом.
И в этот момент из кончика ее волшебной палочки вырвалась выдра, вырвалась и поскакала по Выручай-комнате.
‒ Смотрите, у Гермионы получилось! ‒ радостно воскликнул Гарри и выпустил своего оленя на встречу ее выдре.
Грейнджер улыбалась. Ее самая большая радость и самая большая боль слились воедино, но их силы все равно хватило, чтобы создать телесного патронуса, по крайней мере вне боя. Хотя сомнений в том, что скоро придется опробовать заклинание в сражении, не оставалось.
Малфой вошел в раздражающе милый кабинет профессора Амбридж в сопровождении Кребба и Гойла. Его звали, но он и представить не мог, по какой причине.
Перед столом Генерального инспектора собралась вся Инспекционная дружина. У Драко засосало под ложечкой. Дело пахнет жареным, раз она собрала всех.
‒ Наконец-то, вы последние, ‒ произнесла Амбридж. Ее губы улыбались, в то время как глаза раскрывали недовольство их задержкой.
‒ Добрый вечер, профессор, ‒ Малфой присел на подлокотник кресла, занятого Теодором Ноттом, предоставляя Креббу и Гойлу стоять чуть позади него.
‒ Итак, ‒ начала Амбридж, и все шепотки в кабинете сразу стихли. ‒ Я обнаружила в Хогвартсе запрещенную деятельность. В школе функционирует незарегистрированная организация. Предположительно очень опасная. Ее возглавляет Гарри Поттер.
Сердце Драко ухнуло в пятки. Она что-то раскопала про Отряд Дамблдора, а значит, Гермионе грозит опасность! Сможет ли он ей помочь? Сработает ли подаренный камень?
‒ Мне рассказала о них одна ученица, сведения достоверные! Сегодня у них собрание, так что мы попробуем взять как можно больше задействованных в этой организации студентов, чтобы отвести их к директору. Теперь у профессора Дамблдора не будет возможности отрицать, что школа совсем выбилась из-под контроля Министерства.
Амбридж потерла пухлые ладони и встала из-за стола. Она так и светилась энтузиазмом. Малфою показалось, что профессор больше похожа на Пожирательницу Смерти, чем на работницу Министерства Магии, столько фанатизма было в ее взгляде.
Как только вся эта толпа покинула кабинет Амбридж, Драко постарался отстать. Он знал, что должен предупредить Гермиону, но не знал как. Совершенно неожиданно ему на глаза попался домашний эльф, тот самый, который когда-то служил в особняке Малфоев и был освобожден Поттером. Наверно, он по-прежнему чувствовал, когда бывшие хозяева в нем нуждались.
‒ Добби, ‒ Малфой отстал от колонны и подошел к домовику, драившему доспехи.
‒ Да? ‒ эльф удивленно поднял большие, как теннисные мячи, глаза.
‒ Отправляйся в Выручай-Комнату и предупреди... Поттера, что Амбридж знает про них и идет туда, только быстрее... пожалуйста.
Добби молча кивнул и исчез.
‒ Что вы там копаетесь, мистер Малфой? ‒ заметила его отсутствие Амбридж, которая уже почти свернула за угол.
‒ Шнурок завязывал, ‒ буркнул он и бегом нагнал толпу дружинников. Судя по глазам профессора, она не видела Добби, и это не могло не радовать.
Они большой толпой дошли почти до самого коридора, где находилась Выручай-Комната, когда профессор Амбридж начала расставлять их небольшими группами по разным местам, чтобы перекрыть все проходы.
Его самого она посадила в нишу за безобразной вазой в форме дракона. Как он мог судить из этого укрытия, план Амбридж не срабатывал. Видимо, Добби успел предупредить, и многие уже сбежали. И тут он увидел Поттера, спешащего в сторону ближайшего мужского туалета. Драко надеялся, что это будет Гермиона, и он поможет ей спрятаться, но... Такое развитие событий ему тоже нравилось, можно отомстить. За что ему мстить Поттеру, Малфой и сам бы не сумел объяснить, хотя причина была проста. Он ревновал Гермиону к нему. Ведь с ним она проводила больше времени, чем с Драко. Уизли парень считал низшим существом, и потому не заслуживающим ревности.
Малфой взмахнул палочкой, используя заклинание подножки, и Поттер растянулся на каменном полу коридора.
‒ Заклятье-подножка, Поттер! ‒ сказал он, просто не мог не позлорадствовать, а потом позвал, надеясь, что это отвлечет Амбридж и даст Гермионе спокойно уйти. ‒ Эй, профессор! ПРОФЕССОР! Один есть!
Из-за дальнего угла появилась запыхавшаяся Инспекторша, губы ее растянулись в победоносной улыбке.
‒ Это он! ‒ радостно воскликнула она, едва завидев лежащего на полу Гарри. ‒ Прекрасно, Драко, прекрасно! Просто великолепно — пятьдесят очков Слизерину! Я сама его заберу… Встать, Поттер!
Амбридж схватила Поттера за локоть и широко улыбнулась Малфою, от приторности и ненатуральности этой улыбки у него свело челюсть. Он терпеть не мог Мальчика-Который-Выжил, но сейчас тревога за Гермиону мешала ему насладиться триумфом.
‒ Вы бегите и попробуйте изловить еще кого-нибудь, Драко, — сказала Амбридж, было ясно, что она спешит от него избавиться. — Пусть ваши проверят библиотеку… пусть ловят всех, кто тяжело дышит… надо заглянуть в туалеты, мисс Паркинсон возьмет на себя те, что для девочек… ну, вперед… а вы, — добавила она самым вкрадчивым, самым зловещим тоном, на какой только была способна, — вы, Поттер, пойдете со мной в кабинет директора.
Малфой развернулся и бросился прочь. Нужно скорее найти Гермиону, если она кому-то попалась, то он попробует ее спасти. Судьбы других участников Отряда Дамблдора его совершенно не волновали.
К огромному облегчению Драко, девушку не поймали. Она успела спрятаться за гобеленом. Так как облава на них постепенно превратилась в беспорядочную шумную беготню туда-сюда, ее никто не заметил, зато увидел внимательно смотрящий по сторонам Малфой.
‒ Идем, я провожу тебя до гостиной, если на кого наткнемся, скажу, что поймал, ‒ Драко взял ее за локоть и повел прочь. Ее близость пьянила, как и всегда. Но нужно было сохранять конспирацию.
Из-за угла выскочил Блейз Забини. Он бросил быстрый взгляд на Гермиону и обратился к Малфою.
‒ Молодец, хороший улов! А я поймал Финнигана! ‒ Забини сиял.
‒ Молодец! Увидимся, ‒ крикнул Драко, стараясь уйти от него побыстрее. Конечно, Забини тоже был не в восторге от всей этой деятельности, но не разрывался так, как Малфой, ведь его Милли ничего не грозило.
‒ Симус, ‒ простонала Гермиона. Как только они отошли за пределы слышимости Блейза. ‒ Он сегодня к нам в первый раз пришел!
‒ Думай о своей безопасности!
‒ Как ты можешь? Они мои друзья!
‒ Я знаю, это ваше гриффиндорское благородство! Я попробую помочь им, но только когда буду уверен, что ты у себя в гостиной, в безопасности.
‒ Постарайся, прошу! Мы ни в чем не виноваты!
Драко мог многое сказать об их безрассудстве, но не стал. Гермиона на взводе и может обидеться. Он оставил ее у портрета Полной Дамы и ушел к кабинету Амбридж.
‒ А где Грейнджер? ‒ удивленно спросил его Блейз.
‒ Упустил, ‒ неопределенно пожал плечами Малфой. Главное, она вдали от этого, остальное неважно.
Драко Малфой шел по хогвартскому коридору в сторону гостиной Слизерина. За ним топали Кребб и Гойл. Они так походили на телохранителей, что даже сам блондин давно не воспринимал их иначе, просто бессловесные истуканы, привыкшие слушаться его во всем. Однако эти «тролли» могут рассказать кому-то то, что Драко позволит, чтобы пустить нужные слухи. Он довольно часто так их использовал. Пусть поговорят с кем-нибудь, хотя оба довольно редко открывали рот, о том, что нужно, и сыграют на руку Малфою.
‒ Мечтала, как будет командовать другими учителями, эта тупая, надутая, завистливая старая… ‒ услышал он хорошо знакомый голос Гермионы Грейнджер. Она говорила об Амбридж, хотя начала тирады, он и не слышал.
Малфой порадовался, что на нее с дружками в такой момент наткнулся именно он, а не кто-то, желающий ей зла. Такие слова в адрес нового директора могли плохо кончиться. К тому же, у него будет шанс продемонстрировать свою ненависть к «Золотому трио», ведь он их в этом году поразительно мало задирал. Кребб и Гойл расскажут, как он деятелен в помощи Министерству, и им с Гермионой это будет только на руку.
‒ Ты уверена, что хочешь закончить эту фразу, Грейнджер?
Малфой вышел из-за двери, показываясь недоброжелателям Амбридж. На лицо он нацепил маску торжества, чтобы никто ничего не понял, особенно его «телохранители». Гермиона внимательно на него посмотрела. Она-то все прекрасно знала и готова была поддержать маленький спектакль. К тому же, помимо Поттера и Уизли, в ее компании был еще и Эрни МакМиллан ‒ это только к лучшему.
‒ Боюсь, придется мне снять по несколько очков с Гриффиндора и Пуффендуя, ‒ протянул Малфой, точно копируя отцовскую манеру лениво растягивать слова.
‒ Ты не имеешь права штрафовать старост, Малфой, ‒ тут же возразил Эрни.
‒ Я знаю, что старосты не имеют права штрафовать друг друга, ‒ откликнулся Малфой. ‒ Но члены Инспекционной дружины…
Он наслаждался недоумением на лицах МакМиллана, Поттера и Уизли. Амбридж брала в Дружину только проверенных, в основном слизеринцев, и не кричала на каждом углу о создании своей личной армии.
‒ Чего? ‒ Гермиона очень правдоподобно изобразила удивление. Ей бы в театре играть!
‒ Инспекционной дружины, Грейнджер. — Малфой показал на крошечное серебряное «И», вышитое на его мантии прямо под значком старосты. — Особая группа учащихся, поддерживающих Министерство Магии и отобранных лично профессором Амбридж. Так вот, члены Инспекционной дружины имеют право снимать очки… так что, Грейнджер, тебе минус пять очков за грубость в адрес нового директора. С Макмиллана пять за то, что возражал мне. Поттер, с тебя пять за то, что ты мне не нравишься. А у тебя, Уизли, рубашка не заправлена, поэтому с тебя тоже пять. Ах да, чуть не забыл — ты же грязнокровка, Грейнджер, так что с тебя за это еще десять.
Произнося последнюю фразу, Драко внутренне сжался. Ему не хотелось оскорблять Гермиону, но обиженная Пэнси Паркинсон сплетничает со многими девчонками-слизеринками, высказывая свои соображения по поводу его отношений с «грязнокровной выскочкой с Гриффиндора». Малфой боялся, как бы кто в это не поверил, иначе проблем не избежать, нужно было поддержать имидж.
Уизли выхватил палочку, видимо, намереваясь напасть на Драко, но Гермиона помешала ему, шепнув: «Не надо!». Защищала ли она своего тайного парня от заклятия или факультет от новой потери очков, осталось неясным даже для нее.
‒ Очень умно с твоей стороны, Грейнджер, — усмехнулся Малфой. — Новый директор — новые порядки… веди себя хорошо, Потти… Мое почтение, король…
Он развернулся и ушел, сопровождаемый Креббом и Гойлом. Пусть они расскажут, как он был суров с «Золотым трио», чтобы больше ни у кого язык не повернулся сказать, что во время облавы на Отряд Дамблдора он специально упустил Гермиону. Правду знать никому не нужно, так безопаснее.
В тот же день после обеда Драко нашел Гермиону в библиотеке. В это время у большинства учеников уроки еще не кончились, а книгохранилище и так не самое посещаемое место, поэтому свидетелей не было, а Грейнджер всегда забиралась в самый дальний угол, чтобы ей не мешали заниматься. Драко об этом прекрасно знал и специально ее искал.
‒ Ты не рассердилась на меня? ‒ Малфой подсел поближе и сорвал поцелуй с губ своей девушки.
‒ Нет, мы же договорились о таком поведении, ‒ Гермиона улыбнулась ему из-за огромной энциклопедии по трансфигурации.
‒ Неприятно так с тобой говорить на людях…
‒ Ты же понимаешь, что, если сейчас мы откроемся, несладко будет обоим, мягко говоря. Темный Лорд вернулся, в Хогвартсе заправляет Амбридж, а Дамблдор вообще неизвестно где скрывается.
‒ Я понимаю, ‒ Драко действительно понимал, но это не добавляло ни капли радости. Взрослые игры и предрассудки, которые мешали ему быть вместе с Гермионой, казались Малфою ужасно глупыми и нелепыми.
‒ Не кисни!
Драко почувствовал, как ее рука вытягивает у него из кармана волшебную палочку, но решил не портить шутку и не ловить ее с поличным. Если Гермиона что-то выдумала, то пусть покажет, что именно.
Но тут произошло то, чего ни один из них не ожидал. Оказавшись в руках у Грейнджер, волшебная палочка Малфоя окружила ее уютным коконом серебристого сияния.
‒ Ох, ‒ вырвалось у Драко. ‒ Что это за заклинание?
‒ Я ничего не колдовала, ‒ осипшим от волнения голосом произнесла Гермиона. Конечно, он ей верил, потому что не слышал заклинания, а невербальные чары слишком сложны даже для нее.
‒ Странно, у меня она так никогда себя не вела, ‒ Драко явление показалось очень забавным, но побледневшая Гермиона ловила ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
‒ Какая у тебя палочка? ‒ неожиданно спросила она, с таким видом, словно что-то старательно вспоминала.
‒ 10 дюймов, боярышник и шерсть единорога, упругая, ‒ на автомате произнес Малфой, не понимая, какое это имеет значение.
В глазах Гермионы промелькнула не понятная ему эмоция, потом она положила палочку на стол, снова вернувшись из недр серебряного кокона, и крепко обняла Драко, уткнувшись лицом ему в грудь.
‒ Что такое? Ты что-то об этом знаешь? ‒ недоумевал Малфой, нежно поглаживая Грейнджер по волосам.
Она покивала, но он не увидел, а почувствовал это движение сквозь рубашку.
‒ Это что-то плохое? Расскажи!
‒ Нет, не плохое, ‒ постепенно приходя в себя, ответила Гермиона. ‒ Просто я уже держала в руках эту палочку, когда выбирала свою в лавке у Олливандера, перед тем как первый раз приехать в Хогвартс. Тогда эффект был тот же. Олливандер сказал, что это не моя палочка, но ее будущий хозяин будет долгое время защищать меня, добровольно и с радостью, такое бывает у супругов при долгих, счастливых браках. Я не знала, что ты стал хозяином этой палочки, я вообще не вспоминала о том случае до сегодняшнего дня.
Драко широко улыбнулся. Он никогда не знал, что такое вообще бывает, но не имел ничего против. Защищать Гермиону всю жизнь было бы для него величайшей радостью, поэтому он только крепче ее обнял.
‒ Это дает надежду, что у нас все-таки будет шанс быть вместе. Может быть, даже в качестве супругов! ‒ постарался он подбодрить Грейнджер.
‒ Волшебники должны верить в чудеса, ‒ уже веселее улыбнулась Гермиона. Шок проходил.
Вечером того же дня к Драко подошла Пэнси Паркинсон. Он сидел в кресле темно-зеленой кожи как раз под тяжелой, свисающей с потолка на цепях, лампой. Пэнси только что болтала с Милисентой Булстроуд, а та, в свою очередь, недавно мило беседовала с Креббом... Скорее всего, выслушала уже успевшую обрасти подробностями историю о его сегодняшнем общении с Поттером, Уизли, МакМилланом и Грейнджер.
‒ Драко, ‒ позвала Паркинсон, опускаясь в соседнее кресло, совсем близко от Малфоя. Юноша оторвал глаза от учебника по нумерологии и внимательно посмотрел на Пэнси, ожидая продолжения. ‒ Я слышала, что ты сегодня оштрафовал эту грязнокровку Грейнджер. Значит, она больше не нравится тебе?
‒ А с чего ты взяла, что она вообще мне когда-то нравилась? ‒ фыркнул Малфой, умело изображая на лице отвращение. ‒ Я и Грейнджер ‒ что может быть абсурднее?
‒ Конечно-конечно, ‒ поспешила отступить Пэнси. ‒ Но тогда, с кем же сейчас такой красавчик?
Она словно невзначай провела пальчиком с идеальным маникюром по руке Драко. Такое неумелое соблазнение вызвало у него усмешку. Чего добивается Паркинсон? Предлагает себя? Неужели у нее так мало гордости, ведь однажды ее уже бросили!
‒ Позволь, я сам разберусь, Пэнси, когда мне понадобится твой совет, я обязательно его спрошу. Спокойной ночи.
Драко удалился в свою спальню. Конечно, спать еще рано, но почитать можно и там, зато никто не потревожит. Может быть, зря он был так резок с Пэнси, она, при ее длинном языке, может устроить много проблем. Но Малфою не хотелось об этом думать, таких негордых и навязчивых девушек, как Паркинсон, он терпеть не мог, хотя и считал ее своей подругой. Они знакомы с раннего детства, но Драко уже не мог найти прежних теплых чувств к Пэнси, она старательно убила в нем хорошее мнение о себе. Ее прикосновения и поцелуи ничего не вызывали в душе, не волновали. Зачем нужны отношения с девушкой, если в них нет огня страсти?
Однако так просто от Паркинсон было не отвязаться. На следующее утро она догнала его, когда Драко шел завтракать в Большой Зал в сопровождении Кребба и Гойла.
‒ Зачем ты убегаешь от меня? Почему не дать нам еще один шанс, если ты один? ‒ судя по глазам, Пэнси искренне не понимала в чем проблема, и Драко это ужасно злило.
‒ Потому что я не люблю тебя! Ты мне даже не симпатична! Почему я должен встречаться с тобой? Мне хорошо одному.
‒ Но я могла бы заботиться о тебе!
‒ Обо мне не надо заботиться, я не маленький мальчик, вполне могу справиться сам.
‒ Почему ты, как еж, не позволяешь к себе подступиться?
‒ А почему ты не понимаешь, что не нужна мне ни при каком раскладе? ‒ огрызнулся Драко, чувствуя, как закипает. Что должно было случится, чтобы приличная девушка из древней семьи так унижалась перед парнем? Его холодность, показное безразличие, грубость уже давно убили бы всякую любовь, но Паркинсон упорно продолжала добиваться своего.
‒ Потому что я нужна тебе! Наши родители хотят этого союза.
‒ Я уже отказался от него, и, как видишь, со мной ничего не сделали. У нас не Средневековье, я свободен в выборе девушки.
Последнее утверждение больно кольнуло в сердце самого Драко, потому что на самом деле он вовсе не был свободен. Будь его воля, он всему миру рассказал бы, как любит Гермиону Грейнджер.
‒ Только ты так думаешь!
Пэнси развернулась и ушла, чтобы подсесть к Дафне Гринграсс и ее подружкам с шестого курса. Драко же сел на свое место за слизеринским столом и поймал на себе внимательный взгляд Блейза Забини. Тот слышал минимум часть их разговора и что-то думал по этому поводу. Было похоже, что скоро Драко эти мысли узнает. И он не ошибся.
Блейз поймал его перед уроком Защиты от Темных Искусств и отвел в сторону от основной группы слизеринцев.
‒ Почему ты так суров с Пэнси? ‒ без предисловий начал Забини, обладавший дурацкой привычкой совать нос не в свое дело.
‒ Потому что она мне неприятна, но постоянно навязывается. Должна же у человека быть хоть какая-то гордость!
‒ Милли говорит, Пэнси часто плачет по ночам. Она очень страдает из-за твоего безразличия.
‒ Ты сам знаешь, что невозможно себя заставить полюбить человека. Мы с Пэнси уже пробовали встречаться, у нас не вышло, зачем продолжать мучить друг друга? Может, я эгоист, но сейчас плохо только ей, а будет плохо нам обоим.
‒ Я понимаю тебя, ‒ серьезно кивнул Забини. ‒ Но подумай о том, что у твоего отца явные проблемы с Лордом, он не на хорошем счету. А Паркинсон как-то выбился в не последние люди. Конечно, в боевую операцию его никогда не отправят, слабоват в магии, но как мозговой центр используют. Если ты смеришь свой норов и будешь ласков с Пэнси, она может попросить своего отца протолкнуть твоего. Это будет выгодно.
Драко вспомнил, как нервничает отец из-за расположения Того-Кого-Нельзя-Называть. Он поблагодарил бы сына за помощь. Но даже ради этого Драко не готов был терпеть Пэнси. К тому же он встречался с Гермионой, пусть тайно, но даже при таком раскладе заводить вторую девушку он не собирался.
‒ Понимаю, но не могу, ‒ покачал головой Малфой. ‒ Да и по отношению к Пэнси это будет подло.
‒ Подло, но подлость ныне в чести, ‒ горько усмехнулся Забини.
Драко и без того знал, что Блейз не одобряет политической ситуации, не поддерживает курс Министерства Магии и не разделяет идеологию Лорда. Он болтается где-то посередине. Но, когда начнется война, остаться в стороне не получится, всем придетсявыбирать. Что решит Блейз? Вряд ли сейчас он сам об этом знает. Но Малфою очень не хотелось однажды увидеть Забини своим врагом.
При этой мысли по сердцу резанула мысль о Гермионе. Она уже его враг. Она будет сражаться против него, как бы больно от этого не было им обоим. Взрослая жизнь совершенно не улыбалась Малфою, ломала его взрослыми разборками, в которых он вовсе не хотел участвовать. Но его никто не спрашивал…
Драко Малфой вышел из кабинета Заклинаний и двинулся куда-то в сторону библиотеки. Куда угодно, только подальше от этого писклявого малявки, который оставил его после уроков, чтобы отработать новые чары. Малфоя так и распирало от желания прихлопнуть крохотного профессора Флитвика.
‒ О, Драко! Вы очень кстати мне попались! ‒ услышал он приторно-сладкий голос профессора Амбридж.
‒ Что случилось, профессор? ‒ Малфой лениво повернул голову в сторону директора.
‒ На моем кабинете сработали сигнальные чары от воров, я поставила их после второго нюхлера! ‒ сообщила Амбридж. Они быстро шагали в направлении ее кабинета.
‒ Кто мог иметь наглость пробраться в ваш кабинет, особенно после побега близнецов Уизли? ‒ на самом деле Драко догадывался кто, хотя Гермиона ничего ему не сказала. Только у Поттера могло хватить глупости полезть на рожон.
‒ Узнаю ‒ уничтожу! ‒ прошипела Амбридж, забыв о сладком тоне.
По пути они прихватили с собой Милисенту, Уоррингтона, Кребба, Гойла и еще нескольких членов Инспекционной дружины. Все они сразу же изъявили желание помочь изловить нарушителей. Каждый догадывался, кто пролез в кабинет директора, но никто этих догадок не озвучил.
В коридор, где располагался кабинет Амбридж, Драко и Маргарет Випсент, шестикурсница из Слизерина, вошли первыми.
‒ Не ходите туда, там взорвалась бомба... ‒ начала Полумна Лавгуд, чокнутая дочка издателя «Придиры» из Когтеврана, но потом увидела Амбридж и замерла с открытым ртом.
‒ Так-так-так, и кого ты покрываешь, милочка? ‒ Полумна даже не попыталась сбежать, когда Маргарет схватила ее, но ни слова не произнесла. ‒ Проверьте другой конец коридора, только тихо, ‒ распорядилась Амбридж.
Они двинулись дальше. Малфой знал, что Лавгуд входила в Отряд Дамблдора, а когда он увидел, что с другой стороны Карен Пейнетт, подружка и однокурсница Маргарет, тащит извивающуюся Джинни Уизли, сомнений не осталось. В кабинете был Поттер, а Гермиона никогда не отпустила бы его одного!
Когда они вошли, умозаключения Драко подтвердились. Любимчик Дамблдора стоял, сунув голову в камин. Гермиона тоже была там, и Милисента кинулась на нее, опередив самого Малфоя. Он бы, по крайней мере, не причинил ей боли.
Амбридж ухватила Поттера за волосы и вытащила из камина, глаза ее победно сияли.
‒ Ты думаешь, ‒ прошептала она, еще сильнее оттягивая ему голову, — что после двух нюхлеров я позволю еще одному мерзкому маленькому крысенышу проникнуть ко мне в кабинет без моего ведома? Глупый мальчишка! Да после того, как сюда подкинули второго нюхлера, я наложила на дверь особое Сигнальное заклятие против воров! Забрать у него палочку, ‒ обернулась Амбридж к Малфою. ‒ И у нее тоже! ‒ она кивнула на Гермиону.
Борясь с отвращением ко всему происходящему, Малфой запустил руку в карман к Поттеру и достал его волшебную палочку. Драко привалился боком к подоконнику, он подбрасывал и ловил палочку своего врага, пытаясь не поддаться искушению сломать ее и лишить его самого верного помощника, но Гермиона бы этого, конечно, не одобрила. Он ничем не мог им помочь, оставалось только ждать.
‒ Хотелось бы знать, что вы делаете в моем кабинете, — сказала Амбридж и тряхнула нарушителя за волосы так, что он едва не упал.
‒ Я… я хотел забрать свою «Молнию», ‒ прохрипел Поттер.
‒ Лжец! ‒ Амбридж снова тряхнула его. ‒ Ваша метла находится в подземелье под усиленной охраной, и вы это отлично знаете, Поттер. Вы стояли перед моим камином, засунув туда голову. С кем вы вели переговоры?
‒ Ни с кем… ‒ сказал Мальчик-Который-Выжил, пытаясь вырваться из ее рук.
‒ Лжец! ‒ взвизгнула Амбридж и стала удивительно похожа на свинью.
За дверью послышались шаги. Вошли члены Инспекционной дружины, собранные Амбридж, и ввели попавшихся нарушителей, во ртах которых торчали кляпы. Кребб рисковал задушить несчастного Долгопупса. «Приятно видеть друзей в таком виде, Поттер? ‒ хотелось крикнуть Малфою. ‒ Зачем ты их все время подставляешь? Своя шкура не дорога, так и чужую беречь не стоит?» Разумеется, из всего пойманного сброда его волновала только «шкура» Гермионы Грейнджер, но ее, скорее всего, никто не втягивал. Сама вызвалась помочь.
‒ Всех изловили, ‒ сказал Уоррингтон, грубо выталкивая Рона на середину комнаты. ‒ А этот, ‒ он ткнул в Невилла толстым пальцем, ‒ хотел помешать мне поймать ее, ‒ он указал на Джинни, которая пыталась лягнуть в ногу Карен, державшую ее в охапке, ‒ так что я и его прихватил.
‒ Замечательно, просто замечательно, ‒ сказала Амбридж, глядя, как извивается Джинни. ‒ Похоже, Хогвартс скоро освободится от всей семейки Уизли!
Малфой рассмеялся, видимо, нервы шалили. Амбридж сияла самодовольной улыбкой. Она с комфортом устроилась в кресле с цветастой обивкой и устремила на схваченных ребят немигающий взгляд.
‒ Итак, Поттер, ‒ сказала директор, ‒ вы расставили вокруг моего кабинета своих наблюдателей и отправили ко мне этого клоуна с сообщением, что полтергейст безобразничает в классе трансфигурации, тогда как я прекрасно знала, что он занят совсем другим: мистер Филч только что сообщил мне, что он замазывает черной краской окуляры школьных телескопов. Таким образом, для вас было очень важно с кем-то поговорить. Может быть, с Альбусом Дамблдором? Или с этим полукровкой, Хагридом? Сомневаюсь, чтобы это была Минерва МакГонагалл: насколько я знаю, она еще не в состоянии ни с кем беседовать.
‒ Не ваше дело, с кем я разговаривал, — огрызнулся Поттер.
Амбридж напряглась. Видимо, она не ожидала такой наглости. За ней всегда стояла мощь Министерства, эта женщина не привыкла к неповиновению.
‒ Очень хорошо, ‒ сказала она своим самым угрожающим приторным голоском. ‒ Очень хорошо, Поттер… я дала вам шанс признаться добровольно. Вы отказались. Мне остается только одно ‒ принуждение… Драко! Позовите сюда профессора Снейпа.
Малфой спрятал палочку Поттера во внутренний карман мантии и вышел. Как только он оказался за пределами досягаемости тяжелого взгляда Амбридж, ему сразу стало легче. Драко верил, что Снейп поможет им, сделает что-нибудь, что спасет Гермиону от гнева директора. Ноги сами несли его в знакомые подземелья.
‒ Профессор, ‒ крикнул он, вбегая в кабинет своего декана, так разительно отличающийся от светлого и ненатурального обиталища Амбридж.
‒ Драко? Все в порядке? ‒ Снейп удивленно приподнял одну бровь.
‒ Профессор Амбридж просила вас позвать, она схватила Поттера у своего камина, и его друзей, пытавшихся его защитить...
‒ Мисс Грейнджер? ‒ Снейп с интересом посмотрел в бледное лицо Малфоя.
‒ Да, и ее.
‒ Я давно заметил, что вы неравнодушны к мисс Грейнджер, хотя не знаю, чем она вас так зацепила...
Сердце колотилось как бешенное. Драко никогда не думал, что его декан столь проницателен, а теперь не знал, чего ему ждать от него. Снейп, конечно, друг всех слизеринцев, но он еще и друг его отца.
‒ Не беспокойтесь, я вас не выдам, просто будьте осторожны.
Профессор зельеварения поднялся из-за своего стола и вошел в кладовую, где хранил редкие ингредиенты и зелья. К удивлению Малфоя, он вылил в раковину содержимое двух прозрачных пузырьков и только после этого пошел наверх вместе с Драко.
‒ Что это было, профессор? ‒ осмелился спросить Малфой.
‒ Сыворотка правды. Поттер может рассказать Амбридж много ненужного, если подвергнуть его действию этого зелья. Многие могут пострадать... включая мисс Грейнджер.
В кабинет Амбидж Малфой вошел первым. Он придержал дверь перед своим деканом, чего требовал этикет, и снова отошел.
‒ Вы хотели меня видеть, директор? ‒ спросил Снейп, с полнейшим бесстрастием озирая пары борющихся учеников.
‒ А, профессор Снейп! ‒ воскликнула Амбридж, широко улыбаясь и снова вставая на ноги. ‒ Да-да, мне нужен еще один пузырек с сывороткой правды, и чем скорее, тем лучше.
‒ Вы забрали у меня последний пузырек, чтобы допросить Поттера, — сказал Снейп, холодно глядя на нее сквозь свисающие ему на глаза сальные космы. — Не использовали же вы его весь целиком? Кажется, я говорил вам, что довольно трех капель.
Амбридж покраснела.
‒ Но вы ведь можете принести еще? ‒ как всегда в минуты раздражения, ее голос стал еще более сладким и приторным.
‒ Разумеется, ‒ сказал Снейп, поджав губы. ‒ Это снадобье должно настаиваться в течение всего лунного цикла, так что примерно через месяц вы сможете его получить.
Малфой поразился его выдержке. Он спокойно смотрел в жадные глаза директора и лгал без зазрения совести. Он вылил два полных пузырька сыворотки правды, у него могут быть проблемы, но Снейп невозмутим, как скала.
‒ Через месяц? ‒ взвизгнула Амбридж, раздуваясь по-жабьи. ‒ Через месяц? Но он нужен мне сегодня, Снейп! Я только что обнаружила перед своим камином Поттера, который вел переговоры с неустановленным лицом или лицами!
‒ Неужели? ‒ сказал Снейп, впервые проявляя слабый интерес к происходящему. ‒ Что ж, это меня не удивляет. Поттер никогда не отличался дисциплинированностью.
‒ Я хочу допросить его! — крикнула Амбридж, ее лицо дрожало от злобы. — Я хочу, чтобы вы снабдили меня средством, которое поможет мне выяснить правду!
‒ Я ведь уже сказал, что у меня больше нет запасов нужной вам сыворотки, ‒ невозмутимо ответил Снейп. ‒ Если вы не хотите отравить Поттера, ‒ кстати, уверяю вас, что я отнесся бы к подобному намерению с большим сочувствием, ‒ то у меня нет возможности вам помочь. Беда только в том, что большинство ядов действует слишком быстро и практически не оставляет жертве времени на признания.
‒ Я назначаю вам испытательный срок! ‒ завопила Амбридж, и Снейп снова перевел на нее взгляд, чуть приподняв брови. ‒ Вы намеренно отказываете мне в содействии! Я ожидала иного ‒ Люциус Малфой всегда отзывался о вас с крайним уважением! А теперь прочь из моего кабинета!
«О да, ‒ восхищенно подумал Драко. ‒ Этот гениальный актер заслуживает самых лестных отзывов, даже из отцовских уст! Даже притворился, что согласен на отравление Поттера, хотя сам защищает его!»
Снейп отвесил ей насмешливый поклон и повернулся к двери. Поттер неожиданно взвился и закричал, чем порядком удивил всех присутствующих.
‒ Бродяга у него в плену! ‒ крикнул он. ‒ Его держат там, где оно спрятано!
Снейп замер с поднятой рукой, уже готовый толкнуть дверь.
‒ Бродяга? ‒ воскликнула Амбридж, жадно переводя взгляд с Гарри на Снейпа. ‒ Какой еще Бродяга? И что там спрятано? О чем это он, Снейп?
Снейп обернулся. Его лицо было непроницаемо. Малфой не мог догадаться, что должен был понять из этих странных слов его декан. Поттер, конечно, умом никогда не выделялся, но не сумасшедший же он, в конце концов!
‒ Понятия не имею, ‒ холодно сказал Снейп. ‒ Если я захочу послушать околесицу, я дам вам болтушки для молчунов, Поттер. Кстати, Крэбб, ослабьте немного хватку. Если вы задушите Долгопупса, начнется бесконечная бумажная канитель. К тому же, мне придется упомянуть об этом в вашей характеристике, если вы когда-нибудь вздумаете устроиться на работу.
Дверь со стуком закрылась. «Он что-то понял!» ‒ решил Малфой, он не мог сказать, почему так в этом уверен, но точно знал, для Снейпа слова Поттера не были пустыми.
‒ Что ж, прекрасно, ‒ сказала Амбридж и вынула палочку. ‒ Прекрасно… мне не оставляют выбора… это больше, чем вопрос школьной дисциплины… это касается безопасности на уровне Министерства… да… да…
Она словно уговаривала себя на что-то решиться. Нервно переминаясь с ноги на ногу, она поглядывала на Поттера, похлопывала палочкой по ладони и тяжело отдувалась. Драко никогда еще не видел ее в таком состоянии, и теперь она его пугала. Загнанная в тупик Амбридж была непредсказуема.
‒ Вы вынуждаете меня, Поттер… я этого не хочу, ‒ сказала Амбридж, все еще беспокойно топчась на месте. ‒ Но иногда обстоятельства оправдывают применение… Я уверена, министр поймет, что у меня не было другого пути… Заклятие Круциатус развяжет тебе язык.
‒ Нет! — воскликнула Гермиона. ‒ Профессор Амбридж… это противозаконно!
«Молчи, молчи! Не нарывайся!» ‒ хотелось крикнуть Малфою. Конечно, она спасала Поттера, вызывала огонь на себя, но на этого всеобщего любимца Драко было наплевать, а на Гермиону ‒ нет.
Амбридж не обратила на девушку никакого внимания. На ее лице было написано жадное возбуждение, она мечтала применить к Поттеру непростительное заклятие. Директор подняла палочку.
‒ Министр не позволил бы вам нарушать закон, профессор Амбридж! ‒ крикнула Гермиона.
‒ То, о чем Корнелиус не узнает, ему не повредит, ‒ сказала Амбридж. Она слегка задыхалась, направляя палочку на разные части тела Поттера по очереди, явно выбирая самое уязвимое место. ‒ Он ведь так и не узнал, что это я прошлым летом наслала на Поттера дементоров, но все равно был очень рад, когда ему представилась возможность его исключить.
‒ Так это были вы? ‒ ахнул Гарри. ‒ Вы натравили на меня дементоров?
‒ Кто-то должен был действовать, ‒ прошептала Амбридж, и ее палочка замерла, нацелившись Гарри прямо в лоб. ‒ Они все твердили, что надо заставить тебя замолчать… как-нибудь тебя опорочить… но только я одна предприняла какие-то реальные шаги… правда, в тот раз ты выкрутился, Поттер! Но сегодня тебе это не удастся… нет, не удастся… ‒ И, набрав в грудь воздуху, она воскликнула: — Круци…
‒ НЕТ! ‒ сорвавшимся голосом крикнула Гермиона из-за плеча Милисенты Булстрод. ‒ Нет… Гарри… нам придется сказать ей!
‒ Ни за что! ‒ завопил Поттер, так словно ему прищемили хвост.
‒ Нам все равно придется, Гарри, иначе она вырвет из тебя это, так какой же смысл…
И Гермиона тихо зарыдала, уткнувшись лицом в спину Милисенты. Та немедленно перестала вдавливать ее в стену и попыталась увернуться от нее с видом глубокого отвращения. Малфой не знал, гордиться ему девушкой, придумавшей какой-то план, или все-таки бояться за нее. Гермиона подвергала себя опасности, рисковала ради друзей, в душе Драко против воли поднималась гордость за нее.
‒ Так-так-так! ‒ с торжествующей миной сказала Амбридж. ‒ Наконец-то мы услышим от нашей дотошной мисс Почемучки кое-какие ответы! Ну-ка, давайте, милая, давайте!
‒ Гей… мо… на… не-е! — промычал Уизли сквозь кляп. Его сестра уставилась на Гермиону таким взглядом, как будто раньше никогда ее не видела. Все еще задыхающийся Долгопупс тоже не сводил с нее глаз.
«Какие же они идиоты! ‒ думал Малфой, обводя ее товарищей презрительным взглядом. ‒ Неужели они не видят, что ее глаза и щеки сухие! Она же притворяется, у нее есть план!» Драко прекрасно знал, какая хорошая из Гермионы актриса, но ее друзья, видимо, не подозревали о подобном ее таланте.
‒ Я… простите меня, все… ‒ пробормотала Гермиона. ‒ Но… я не могу этого выдержать…
‒ Правильно, правильно, девочка! ‒ сказала Амбридж, хватая Гермиону за плечи. Она толкнула ее в освободившееся цветастое кресло и нависла над ней. ‒ Ну? С кем Поттер сейчас связывался через камин?
‒ Он… ‒ всхлипнула Гермиона, не отнимая рук от лица, ‒ он пытался поговорить с профессором Дамблдором.
Уизли застыл, широко раскрыв глаза; его сестренка перестала лягать Карен и даже Лавгуд, все это время сохранявшая полное безразличие, кажется, слегка удивилась. К счастью, внимание Амбридж и ее любимцев было целиком сосредоточено на Гермионе, и никто из них не заметил этих подозрительных признаков.
‒ С Дамблдором? ‒ жадно переспросила Амбридж. ‒ Так, значит, вам известно, где он?
‒ Нет… нет! ‒ прорыдала Гермиона. ‒ Мы проверяли «Дырявый котел» в Косом переулке, «Три метлы» и даже «Кабанью голову»…
‒ Безмозглая девчонка! Дамблдор не станет сидеть в трактире, когда за ним охотится все Министерство! ‒ закричала Амбридж. Разочарование сквозило в каждой складке ее обрюзгшего лица.
‒ Но… но мы должны были сообщить ему очень важную вещь! ‒ завывала Гермиона, все плотнее прижимая ладони к глазам, но Малфой понимал, что она не так уж страдает: ей просто нужно было скрыть отсутствие слез.
‒ Ах, вот как? ‒ спросила Амбридж с новым приливом воодушевления. ‒ И что же вы хотели ему сообщить?
‒ Мы… мы хотели сказать ему, что оно го… готово!
‒ Что готово? ‒ настойчиво спросила Амбридж, хватая Гермиону за плечи и слегка встряхивая. ‒ Что? Отвечай!
Малфою были противны прикосновения директора к девушке, словно она трясла его самого. Какое право имеет эта мерзкая жаба так вести себя с Гермионой? Драко хотелось броситься к ним, применить какое-нибудь заклятие к Амбридж, тот же Круциатус. Она должна заплатить ему за его девочку! Но вместо этого он стоял и ждал, понимая, что не справится один с ней и со всей Инспекционной дружиной.
‒ Ору… оружие, ‒ выдавила Гермиона.
‒ Оружие? ‒ воскликнула Амбридж. От возбуждения глаза ее полезли на лоб. ‒ Так вы планировали оказать сопротивление? Хотели использовать свое оружие против Министерства? Конечно, по наущению профессора Дамблдора?
‒ Д-да, ‒ призналась Гермиона. ‒ Но ему пришлось покинуть школу раньше, чем оно созрело, а т-теперь мы довели подготовку до конца и н-н-не можем найти его и с-с-сказать об этом!
‒ И что же это за оружие? ‒ резко спросила Амбридж, по-прежнему крепко сжимая своими короткими пухлыми руками плечи Гермионы.
‒ Если честно, мы и с-с-сами не знаем, ‒ сказала Гермиона, громко шмыгнув носом. ‒ Мы просто д-д-делали то, что в-в-велел нам профессор Дамблдор!
Амбридж выпрямилась с ликующим видом.
‒ Отведи меня к этому оружию, ‒ сказала она.
‒ Я не хочу показывать… им! ‒ пронзительно воскликнула Гермиона, косясь на членов Инспекционной дружины сквозь раздвинутые пальцы.
‒ Ты не в том положении, чтобы ставить условия, ‒ сурово сказала Амбридж.
‒ Ладно, ‒ снова заныла Гермиона. ‒ Ладно… Пускай они его увидят ‒ надеюсь, они применят его против вас! Это даже хорошо. Позовите побольше народу, чтобы они пошли и посмотрели! Т-тогда вы получите п-п-по заслугам, пускай вся школа у… узнает, где оно и как им пользоваться, и тогда, стоит вам кого-нибудь обидеть, как он в-вам от… отплатит!
Амбридж обвела взглядом своих помощников. «Пусть никого не возьмет! ‒ думал Драко. ‒ Так Гермионе будет легче с ней справиться! Только меня! Я должен защитить мою девочку!» Он не знал, насколько продуман план Гермионы, но боялся оставить ее вдвоем с Амбридж. Это могло плохо кончиться.
‒ Хорошо, милочка, пусть это будем только ты и я… и Поттера тоже возьмем, правда? Ну, вставай.
‒ Профессор, ‒ встрял Малфой. ‒ Профессор Амбридж, по-моему, кто-нибудь из членов Дружины должен пойти с вами, чтобы присмотреть…
‒ Я высококвалифицированная служащая Министерства, Малфой! По-вашему, я одна не в силах справиться с двумя подростками без палочек? ‒ резко спросила Амбридж. ‒ В любом случае, я полагаю, что это оружие не следует показывать детям школьного возраста. Вы подождете здесь моего возвращения и позаботитесь о том, чтобы никто из этих, ‒ она обвела рукой прихвостней Поттера, ‒ тем временем не сбежал.
‒ Хорошо, ‒ угрюмо ответил Драко. Он все сильнее беспокоился за Гермиону, даже то, что Поттер пойдет с ней, не успокаивало. Если бы он был рядом, ему было бы спокойнее, но спорить с Амбридж он счел неразумным.
‒ А вы двое пойдете впереди и будете показывать мне дорогу, ‒ распорядилась Амбридж, направив палочку на Поттера с Гермионой. ‒ Ну же, ведите!
Как только дверь за директором закрылась, из всех глоток разом: и слизеринских, и гриффиндорских, и когтевранской ‒ вырвался вздох облегчения. Ее присутствие тяготило всех. Малфой стоял напряженный как струна. Ему хотелось кинуться за Гермионой, но он не мог.
Спустя несколько минут началось что-то невообразимое. Их пленники выхватили почему-то неотобранные волшебные палочки и оказали сопротивление. Они явно не желали дольше оставаться в ненавистном кабинете. Потасовка продолжалась недолго. Малфой не хотел вмешиваться, сейчас в интересах Гермионы, а значит, и его, было, чтобы они освободились. Джинни Уизли наслала на него какое-то заклинание, от которого вокруг него завились летучие мыши. Они были повсюду, их крылья били по лицу, не давали открыть глаза, когти оставляли отметины на лице. Конца противостояния Драко не видел, только почувствовал, как кто-то забрал у него палочку Поттера. Уходя, Джинни Уизли шепнула ему так, что слышал только он:
‒ Не ходи за нами! С Гермионой все будет в порядке. Мы о ней позаботимся! ‒ и она ушла. Через несколько минут летучие мыши исчезли.
Малфой был благодарен Джинни за объяснения. Он, как ни странно, верил ей, ведь она тоже любила Гермиону. Ему оставалось только ждать.
В ночь после взлома кабинета Амбридж Малфой не спал совсем, даже не раздевался. Он все чего-то ждал, хоть каких-то новостей, но ничего не прояснялось. Драко знал только, что директор пропала, так же как и Поттер с Гермионой, и все их друзья, последовавшие за ними.
Рано утром Малфой не выдержал и пошел в кабинет к Снейпу. Он надеялся, что декан может что-то знать, ему могли сообщить, в отличие от школьников, которых никогда не считают нужным ставить в известность. К огромному удивлению Драко, профессор уже был полностью одет. На столе перед ним источала пар чашка черного кофе.
‒ А, мистер Малфой! Я так и знал, что вы придете... ‒ Снейп только на мгновение поднял глаза на Малфоя, а затем снова опустил их на стопку ученических работ. Хорошо зная его, Драко видел следы крайней степени волнения и мог поклясться, что профессор не в состоянии что-либо проверять.
‒ Что произошло? Где они все? ‒ Малфой хотел получить ответы, но уверенность, что Снейп станет что-либо ему рассказывать, быстро испарялась. Сейчас Драко даже не мог сказать наверняка, на кого работает его декан.
‒ Где профессор Амбридж ‒ я не знаю, ваши друзья из Инспекционной дружины в своих кроватях, пребывание в лазарете никому из них не понадобилось.
‒ Вы ведь понимаете, о ком я, профессор! ‒ стараясь скрыть укор, сказал Драко.
‒ Мисс Грейнджер там же, где и мистер Поттер, я полагаю, где и вся их компания. Они в Министерстве Магии, что им там потребовалось, я точно сказать не могу.
‒ Вы сообщили кому-нибудь? Им помогут? Что значили слова Поттера? Кто такой Бродяга? ‒ вопросы лились бесконечным потоком, и он мог бы задать еще с дюжину, если бы Снейп не поднял руку и не остановил его.
‒ Мистер Малфой, Темный Лорд был осведомлен об этом путешествии Поттера, я не знаю всего его плана, но знаю, что многие его сторонники отправились в Министерство этим вечером, включая вашего отца. Что еще я могу вам сказать? Идите спать.
‒ Вы не доверяете мне... ‒ с горечью выдохнул Малфой. Теперь он почти уверился, что Снейп работает против Темного Лорда или на два фронта, но ничего ему не расскажет, потому что Драко ‒ сын Пожирателя Смерти.
‒ А почему должен? ‒ сделал удивленное лицо декан.
‒ Правильно, не должны. Сейчас меня беспокоит только безопасность Гермионы, но неизвестно, что будет потом. Выбора мне не предоставят...
‒ Не делайте выбор, руководствуясь сиюминутными чувствами, ‒ мягко сказал Снейп. ‒ У всех у нас своя правда. Подумайте хорошо. В любом случае без друзей вы не останетесь.
Малфой кивнул, поднялся и ушел. На языке крутился вопрос: при каком выборе его другом останется сам Снейп, но задавать его было бесполезно. Драко бродил по Хогвартсу очень долго, пока не свалился и не уснул в кресле в собственной гостиной.
* * *
Спустя пару дней Драко получил письмо от матери. Он отпустил домашнюю сову, но не стал читать сразу, а остановился у окна в коридоре. Малфой уже знал, что все участники вылазки в Министерство живы, лишь немногие остаются в больничном крыле на попечении мадам Помфри. Среди них была и Гермиона. Насколько было известно Драко, она поправлялась после какого-то проклятия, посланного Долоховым. Ему хотелось поговорить с ней, самому убедиться, что все в порядке, но он не мог. Рядом с ней на койке лежал Поттер, да и посетителей хватало. У гриффиндорцев всегда много друзей, иногда это выводило из себя.
Наконец, Драко развернул письмо и вчитался в несколько ровных строчек, написанных идеальным почерком его матери. Некстати вспомнились неровные прыгающие записи Гермионы, она никогда не была каллиграфом, зато по ее буквам всегда можно угадать настроение.
Нарцисса написала совсем немного. Сухие фразы, она не умела писать прочувствованных писем, вообще не умела проявлять эмоции, судьба миссис Малфой ее отучила. В сердце Драко расползалась темнота. Его отец участвовал в налете на Министерство, большинство Пожирателей, появившихся там, поймали и отправили в Азкабан, Люциус Малфой входил в это большинство. Перед глазами поплыло. Что теперь будет? Драко привык находиться под защитой отца, знать, что сзади крепкая стена. Да, Люциус не отличался ни добротой, ни сердечностью, не проводил много времени с сыном, но всегда защищал. Дома он мог отчитывать, сколько душе угодно, но на людях Малфои заодно, отец никогда не давал в обиду своего наследника. Драко с матерью жили за ним, как за каменной стеной, а теперь он в Азкабане и неизвестно, когда и каким вернется оттуда. С эого момента защита Нарциссы и опороченного имени семьи ложилась на непривычные к такой ноше плечи Драко. Что он мог сделать без отца? У него словно выбили почву из-под ног! Как теперь жить и ориентироваться?
‒ Драко, ‒ из раздумий его вывел знакомый голос. Он обернулся. За спиной стояла Гермиона Грейнджер, еще бледная, но целая и невредимая. Еще несколько минут назад он пошутил бы насчет цвета ее лица, что теперь она очень похожа на настоящую Малфой, но сейчас ни слова не сорвалось с бледных губ. Перед ним стояла куда более важная проблема, не до шуток.
‒ Что с тобой? ‒ тихо спросила Гермиона, опираясь на подоконник рядом с ним. Его нос защекотали родные запахи: лаванда, мята, какао, яблочный шампунь. Его девочка в порядке и снова рядом, но уверенности это почему-то не добавляло.
Драко молча отдал ей письмо матери, зачем скрывать, все равно скоро узнает. Гермиона внимательно прочла сообщение Нарциссы. Она не удивилась, значит, догадывалась. Только сейчас Малфой отчетливо понял, что она была там, в Министерстве, она сражалась с Пожирателями Смерти. В нее попало проклятие Долохова, но могло попасть и заклинание его отца. Война началась, и два родных ему человека оказались друг против друга. Устроило бы его, если бы в Министерстве победили Пожиратели Смерти, его отец тогда бы не попал в Азкабан, но Гермиона могла бы быть мертва или покалечена! В этом случае не было для него хорошего исхода.
Драко молча обнял Гермиону и уткнулся лицом в ее пушистую макушку.
‒ Это началось, ‒ прошептал он каштановым кудрям. ‒ Ты сражалась против моего отца. Это мог быть он, а не Долохов. Но и ты могла бы причинить ему вред. В следующий раз это могу быть я, а не папа.
‒ Мы знали, что так будет, ‒ тихо ответила Гермиона. ‒ Мы знали, но все равно оказались не готовы. Что будет дальше, Драко?
‒ Я не знаю, ‒ прошептал он, чувствуя, как на сердце накатывают волны отчаяния. Время неумолимо, как и судьба.
«Что будет, если это последний раз? ‒ спросил себя Малфой. ‒ Теперь слишком опасно! Я люблю ее, но разве это защитит? Все мы в опасности, но она особенно, пока со мной».
Драко склонил голову и поцеловал Гермиону долгим нежным поцелуем. Пока он не отпустит ее, но юноша чувствовал: это вопрос времени, скоро у него не будет выбора, как и всегда. Выбор вообще огромная роскошь. «Пусть она запомнит меня таким! Пусть запомнит, что я люблю ее! Потому что из моего сердца ее можно вырвать только вместе с жизнью!» ‒ подумал Малфой.
Гермиона чувствовала его отчаяние, его боль, но ничего не могла сказать. Это судьба! Они знали, что так и будет, даже тогда, в розовом саду, во время Святочного бала, они знали, что такой момент настанет. Куда хуже, когда им придется встретиться друг против друга! Что делать тогда? Этого Гермиона не знала и не хотела знать. В тот момент у окна, за которым так радостно сияло летнее солнышко, словно оттеняя черное отчаяние двух юных душ, реальными были только его мягкие губы и горько-холодный запах, ставший таким родным.
Драко Малфой сидел в своей комнате у камина. В руках была книга, но он не мог заставить себя читать. После того, как Люциуса Малфоя посадили в Азкабан, в особняке стало как-то пусто и жутко. Это ощущалось особенно в больших, роскошных, но редко посещаемых комнатах. Но и здесь, в собственном мирке Драко, уютный треск дров в камине не мог развеять тоску, а скрип яблони под порывами ветра отогнать тревожные мысли.
Малфой поднялся и достал из тетрадки на столе небольшую фотографию. Красивая девушка с копной каштановых кудрей сидела на бортике фонтана в парке и пыталась заплести косу, но у нее это плохо получалось, и она то и дело недовольно морщила носик от сосредоточенности. Гермиона Грейнджер, его девочка. В это лето ему почти не удавалось выбраться к ней. Совсем скоро она уедет к Уизли, и они вообще не смогут видеться. Драко осторожно провел тонким пальцем по лицу девочки у фонтана. Он сделал это фото в обычном маггловском парке, куда она его отвела неделю назад. Гермиона была удивительной, она идеально вписывалась в оба мира: и в магический, и в маггловский, ‒ как ей это удавалось, Драко не смог бы объяснить.
В дверь постучали. Он быстро сунул фотографию в карман.
‒ Входите, ‒ бросил он и вернулся к креслу у камина.
К нему вошла высокая платиновая блондинка с изящными чертами лица. Она так походила на него самого! Только глаза голубые, а взгляд теплее.
‒ Мама! Что-то случилось?
Нарцисса прошла через комнату и села в кресло напротив того, которое занял ее сын. Лицо было напряжено и сосредоточено, глаза метались по лицу Малфоя, словно что-то искали.
‒ Драко, прибыла тетя Белла... ‒ не очень уверенно начала Нарцисса.
Малфой напрягся. От Беллатрисы Лестрейндж можно ждать чего угодно, а с хорошими вестями она никогда не приходила. Драко вспомнил, что отец когда-то объяснял грусть матери тем, что ее сестру посадили в Азкабан. Теперь, познакомившись с теткой, Драко предпочел бы отправить ее обратно в тюрьму, слишком много в ней дикого огня, сумасшедшей энергии, обычно направляемой не в мирное русло. Интересно, была ли тетя Белла до тюрьмы менее агрессивной?
‒ И что она сказала?
‒ Темный Лорд хочет принять тебя в ряды Пожирателей Смерти...
Сердце Драко оборвалось. Это конец! Конец всему! А главное, конец его любви.
‒ Я могу отказаться? ‒ тихо спросил он, крепко сжимая мягкий подлокотник кресла.
Нарцисса вздрогнула, словно он ее ударил. В ее глазах появилось выражение затравленного собаками зайца.
‒ Драко! Я тоже не хочу такой участи для тебя, но нет, ты не можешь отказаться, особенно сейчас, когда отец в Азкабане.
‒ Значит, у меня нет выбора, ‒ эти слова были произнесены под очередной, неожиданно громкий и жалобный, стон яблони.
Внешне Драко оставался спокоен, но внутри все болело и ныло. Он понимал, что не может сопротивляться судьбе, что должен защищать мать, помогать отцу. Не в его интересах идти против Темного Лорда, да и сил у него не хватит. Но Черная Метка отберет у него Гермиону, самое дорогое, то, что вросло в сердце. Придется вырывать с мясом, со страшной болью. Выбор? Смерть либо от руки Волан-де-Морта, либо медленная и мучительная в служении ему. Но он должен попытаться, сейчас притвориться покорным, а потом предать в нужный момент. Он делал так, когда состоял в Инспекционной Дружине Амбридж. Темный Лорд не Амбридж, но иначе он потеряет Гермиону навсегда, а так ‒ только на время. Драко обещал защищать ее, не звать с собой во тьму, он выполнит свое обещание, как бы больно ни было. Вопреки видимости, это решение далось ему нелегко.
‒ Драко, ты боишься?
‒ Нет, не боюсь.
‒ Тогда почему сомневаешься?
Малфой внимательно посмотрел на мать. Совсем скоро он откажется от Гермионы и более родного человека у него не будет. Драко верил матери, доверял ей...
‒ Мам, ты любила когда-нибудь? ‒ он задал вопрос и почувствовал дежавю. Он уже когда-то задавал его ей.
‒ Любовь... ‒ прошептала Нарцисса. ‒ Ты думаешь, она не поймет тебя, Драко?
‒ Она все поймет, ‒ он, и правда, в это верил. ‒ Но я не могу взвалить это на нее. Я не потащу ее за собой в это болото.
‒ Разве она не захочет быть рядом с тобой? Она могла бы тобой гордиться. Самый юный помощник Темного Лорда.
У Драко вырвался колючий истерический смех, совсем не веселый. Он напугал Нарциссу так, что она снова вздрогнула и вжалась в спинку своего кресла.
‒ Нет, мама, она не будет гордиться мной, ‒ отсмеявшись, сказал Драко. ‒ Она будет сражаться против меня, против Темного Лорда. Она верит в победу Дамблдора и Поттера.
‒ Кто она, Драко?
‒ Разве это важно? Ты не знаешь ее фамилии, она магглорожденная, ‒ он не использовал такого расхожего среди чистокровных слова «грязнокровка», чем удивил мать.
‒ Отец никогда этого не поймет и не примет, ‒ печально заметила она.
‒ А мне плевать, если после всей этой чертовой войны у меня будет шанс, я его использую, чего бы мне это ни стоило. Если она простит, я пойду против отца, но сейчас это бессмысленно, мне не справиться с Темным Лордом, а моя смерть не защитит ее.
Пальцы Драко нащупали фотографию Гермионы в кармане брюк. Он гладил ее, сам того не осознавая. Она придавала ему уверенности.
‒ Ты настоящий мужчина, Драко, лучше, чем твой отец, ‒ тихо сказала Нарцисса. ‒ Я горжусь тобой.
‒ Спасибо, мама.
Она понимала его, не осуждала. И это было действительно важно для Драко. Пусть на всей планете останется хоть один человек, который верит в него, потому что Гермионе скоро придется в нем разочароваться.
* * *
Буря так и не разразилась. По всему побережью магглы объявили штормовое предупреждение на три дня. Сегодня, как и вчера, ветер пытался вырвать деревья в саду с корнем и унести с собой. Дождя не было, только эти проклятые завывания ветра, в которых слышались и вой волков, и стоны умирающего, и плач раненой души.
Все было готово, Драко это знал. Он поправил и так идеально отглаженный воротничок рубашки, собираясь с духом. От гостиной, где должен будет проходить обряд, его отделяло несколько шагов, коридор, по которому он проходил столько раз, что не смог бы сосчитать. Когда-то это был его родной дом, самое привычное и безопасное место в мире, теперь от этого остался лишь пепел в его душе. Больше нет ничего родного и безопасного. Родовое поместье Малфоев ‒ последнее место, где он хотел бы быть. Через две минуты Драко переступит порог гостиной и откажется от того, что еще делало его человечным, заставляло во всем искать хорошее, видеть свет в темноте. Без любви, ставшей частью его сердца, ничего хорошего уже не будет. Драко казалось, что Темный Лорд хочет кинуть его в бездну, в саму первозданную тьму, в которой не будет ни огонька.
Юноша глубоко вздохнул, чтобы унять колотящееся сердце, и вспомнил наставления тети Беллатрисы. Их господин первоклассный окклюмент, нужно уметь закрывать от него свое сознание. У Драко это получалось на удивление легко. Самому проникнуть в чужое сознание не удавалось, а вот прогнать все мысли, чтобы никто ничего не увидел в его голове, — легко.
Юноша еще раз вздохнул и вышел. Несколько быстрых уверенных шагов, ведущих в преисподнюю. Он вошел в хорошо знакомую гостиную. Потрескивал камин, горело множество свечей. Эльфы-домовики постарались на славу, все подготовили как нельзя лучше. Его мать, до этого стоявшая у окна, не отрывая глаз от тяжелых грозовых туч, быстро подошла к нему, но обнять не решилась. Слишком много глаз смотрели на них с кресел и диванов. Темный Лорд пригласил большую свиту, самых известных своих сторонников. Помимо миссис Малфой и ее сестры с мужем, в гостиной устроились Долохов, Эйвери, Макнейр, брат и сестра Керроу, отец и сын Мальсиберы, Кребб и Гойл, отцы его школьных друзей, Эйвери и Руквуд.
Нарцисса потрепала сына по руке и осталась стоять рядом с ним. Драко отметил, как от портьеры отделилась темная фигура. Северус Снейп! Малфой не знал: радоваться ему присутствию своего декана или нет. Он вспомнил свои сомнения на его счет. Кому служит хогвартский специалист по зельеварению?
Ответить себе на этот вопрос Драко не успел. С негромким хлопком в комнате появился сам Лорд Волан-де-Морт вместе со своей змеей Нагайной. Его красные злые глаза осмотрели каждого, видимо, проверяя, и остановились на Драко.
‒ О, мой юный мистер Малфой, ‒ шипящий голос звучал мягко, почти нежно, но сочился ядом.
Темный Лорд сделал шаг в сторону застывших Драко и Нарциссы, а потом снова обвел комнату красным змеиным взглядом.
‒ Все в сборе! Мои друзья, как приятно снова собраться вместе, снова принимать новичка в наши ряды... Как в старые добрые времена... ‒ Волан-де-Морт, словно хороший радар, сканировал каждого человека в гостиной. Пальцы его левой руки поглаживали зажатую в правой волшебную палочку.
‒ Мой Лорд, ‒ Беллатриса Лестрейндж склонилась перед магом в глубоком поклоне.
‒ Ты рада такой чести, Беллатриса? Твой племянник... ‒ змеиная голова повернулась в сторону Драко, он постарался очистить свое сознание полностью. Только пустота. Ни мыслей, ни чувств ‒ так учила его тетка. Темный Лорд улыбнулся ему, если эту жуткую гримасу можно было назвать улыбкой. ‒ Мой мальчик, ты готов восстановить доброе имя Малфоев, очистить от позора своего неудачника-отца..? Ты можешь многое, я чувствую это.
Узкие ноздри Волан-де-Морта раздулись, втягивая воздух. Он как будто принюхался.
‒ Отойди, Нарцисса, твой сын — мужчина. Он удостоился великой чести... ‒ Драко показалось, что Темный Лорд смеется над ним, издевается, но он тут же прогнал эти мысли. ‒ Почему ты молчишь? Ты не рад?
‒ Я рад, мой Лорд, я благодарен за оказанную мне честь! ‒ Драко слышал свой спокойный голос как будто со стороны. Неужели он может говорить так хладнокровно, когда внутри все кипит?
‒ Хорошо, ‒ Темный Лорд провел рукой по голому черепу, а потом протянул ее к Драко. ‒ Руку, мой мальчик!
Малфой расстегнул манжет и протянул Волан-де-Морту левую руку. Ее тут же схватили длинные бледные пальцы. У Темного Лорда была сильная хватка и странно холодная кожа. Драко приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть от отвращения.
Волан-де-Морт коснулся кончиком своей волшебной палочки предплечья Драко. С его губ сорвалось какое-то заклинание, больше похожее на змеиное шипение. На бледной коже Драко начал проявляться контур темного знака. Еще мгновение, и черный череп со змеей стал отчетливо виден. Темный Лорд коснулся длинным указательным пальцем Темной Метки, и предплечье пронзила острая ледяная боль. Драко даже не поморщился. Он не покажет им своей слабости, не должен показать.
На губах Волан-де-Морта снова зазмеилось подобие улыбки. Он был доволен.
‒ Хорошо, Драко! Теперь ты один из нас.
По гостиной прошелестел легкий шепот поздравлений, которых Малфой почти не слышал. Ему было все равно. Теперь пути назад не было, он выбрал, и будет жить с этим решением до конца своих дней.
‒ А теперь все вон! Убирайтесь! У меня есть разговор к моему юному помощнику, не для ваших ушей! ‒ Волан-де-Морт не кричал, но его приказу невозможно было не подчиниться.
Драко почувствовал жжение в Метке и понял, если бы приказ был адресован ему, он не смог бы не подчиниться. Служение или смерть.
Скоро все Пожиратели Смерти ушли. Лишь Нарцисса все еще стояла в тени у двери в гостиную. Она была еще бледнее, чем обычно, но внимания на нее не обращали.
‒ Ты хочешь исправить вред, причиненный твоим отцом? ‒ тихо спросил Волан-де-Морт. Только теперь он отпустил руку Драко и сел в кресло, подальше от камина. Нагайна тут же вползла ему на колени.
Юноша кивнул. Он знал, чего от него ждут, и не имел права не оправдать ожиданий.
‒ Хорошо, у меня есть поручение для тебя, ‒ Темный Лорд снова провел рукой по голой макушке. ‒ Ты поедешь в школу. Пятый курс, верно?
‒ Шестой, ‒ автоматически поправил его Драко. Волан-де-Морт не обратил на это внимания.
‒ Я поручаю тебе убить Альбуса Дамблдора и провести моих людей в школу.
‒ Убить? ‒ у Драко в голове не укладывалось. ‒ Но как?
‒ Мой мальчик, ‒ в голосе зазвучали жуткие нотки, предвещавшие опасность. ‒ Когда я отдаю приказ, твое дело выполнить его, неважно, как, главное ‒ выполнить и как можно скорее. Я даю тебе время до конца учебного года. Этого будет более чем достаточно! И ты понимаешь, каким будет наказание за невыполнение... Смерть... Медленная...
С этими словами Лорд Волан-де-Морт поднялся и трансгрессировал вместе с Нагайной. Драко обернулся и встретил полный ужаса взгляд матери. Они оба понимали, что дело безнадежно.
После принятия Темной Метки покупка вещей к школе и поездка в Хогвартс казались Драко чем-то нереальным. Какой во всем этом смысл? Малфоя постепенно накрывала апатия. Сначала он надеялся, что Дамблдор справится с Темным Лордом, и Драко сможет вернуть Гермиону. Теперь же стало абсолютно ясно, что, если Малфой не убьет директора, его самого прикончат, так что он даже узнать не успеет, кто победил. Если же шестикурснику каким-то чудом удастся победить великого волшебника, ему никогда этого не простят. Гермиона не простит. Ситуация безвыходная. После нескольких бессонных ночей Драко решил, что пойдет до конца, сделает все, чтобы выполнить волю Темного Лорда и защитить хотя бы родителей. Да, ему больше не видать любви, но, по крайней мере, он сможет наблюдать исподволь и отдать в случае надобности свою жизнь ради Гермионы, а не просто из принципа. Слизеринцам чужды принципы, и, уж конечно, они не стоят их жизни.
Нарцисса же старалась выглядеть подчеркнуто спокойно, что очень удивляло ее сына. Она приводила в порядок дом и собиралась наведаться в Косой переулок. Драко хотел отправиться за покупками один, если уж не удастся убедить мать, что ему ничего не нужно. Миссис Малфой отказала ему и в этом. Она словно стремилась все время быть где-то рядом, что было совершенно на нее не похоже. Видимо, потеряв мужа, а заключение в Азкабане практически равнялось потере, она боялась лишиться и сына. Нарцисса вела себя осторожно и не навязывала сыну своего общества. Она радушно принимала Теодора Нотта, Блейза Забини с Милисентой, Пэнси Паркинсон и Кребба с Гойлом в поместье. Драко делал вид, что рад друзьям, хотя на самом деле ощущал лишь безразличие. Зачем ему вообще кто-то нужен, если Гермионы больше не будет рядом? Хотя, как объяснить ей, что произошло, он до сих пор не знал.
Они не виделись после того, как Малфой принял Метку. Драко не хотел навещать ее, чтобы не оттягивать агонию, а она не могла попасть в особняк Малфоев без него. Было несколько писем: длинных и наполненных чувством от нее и сухих и почти официальных от него. Юноша не знал, что писать, что говорить, как справиться с тем, что ему придется расстаться с по-настоящему любимой девушкой, отдать ее ненавистным Поттеру и Уизли. Им-то уже не надо выбирать и страдать, для них все просто: свет и тьма... А для Драко -сплошные полутона.
Отвертеться от похода в Косой переулок не получилось. Нарцисса трансгрессировала, держа сына за руку. Книги, перья, пергамент... Уже под конец они зашли в магазин мадам Малкин. Драко почему-то не любил его, хотя сам себе не мог объяснить, почему. Наверное, потому, что именно здесь состоялась первая встреча с Поттером, но это было бы слишком глупо для шестнадцатилетнего парня.
Мадам Малкин суетилась вокруг него, как домовый эльф, примеряла разные парадные мантии. Наконец, сошлись на одной, темно-зеленой, и волшебница начала прыгать вокруг юноши с булавками. Нарцисса безразлично осматривала товар, пытаясь скоротать время. Ее нежные руки с идеальным маникюром перебирали мантии, уже женские, но взгляд не останавливался ни на одной.
‒ Тебе скучно? ‒ спросил Драко, чтобы развеять ее думы, неприятные, судя по чуть нахмуренному лбу.
‒ Да, немного, ‒ не стала врать мама.
‒ Я уже не ребенок, если ты случайно не заметила. Я прекрасно могу сам купить все, что мне нужно.
Драко хотел проверить одну свою идею, которая могла помочь убить Дамблдора, и присутствие матери было ему совершенно не нужно. Он намекал, что, если ей скучно, она может пойти и посидеть где-нибудь, или вообще вернуться домой.
‒ Ну что ты, милый, твоя мама совершенно права, сейчас никому не стоит ходить в одиночку, и дело тут вовсе не в возрасте...
‒ Куда булавками тычете! Поосторожней, пожалуйста! ‒ Драко считал продавщицу кем-то вроде домового эльфа, обязанной прислуживать, но не имеющей права вступать в разговор, особенно ломая его планы.
Он подошел к зеркалу, делая вид, что хочет получше рассмотреть мантию, но на самом деле унимая свой гнев. В последнее время он стал очень раздражителен. Спустя полминуты, Драко заметил в отражении в зеркале неразлучную гриффиндорскую троицу. Сердце подскочило при виде Гермионы. Он должен собраться, должен доказать, что сможет без нее, вырвет из сердца любовь, которая теперь мешает. Драко сделал свой выбор и должен идти до конца! Он же Малфой!
‒ Если тебя удивляет, мама, что это за вонь, так сюда только что вошла грязнокровка, ‒ произнес он, стараясь придать голосу безразличное выражение, но все равно заметил, как вздрогнула девушка от его слов. Сердце заныло. Все это неправильно! Он должен обнять ее, а не оскорблять. Но иначе нельзя. Ведь нельзя же?
‒ Ну-ка, что за выражения у меня в магазине? ‒ воскликнула мадам Малкин, выбегая из-за вешалки с сантиметром и волшебной палочкой в руках. ‒ И попрошу не размахивать здесь волшебными палочками! ‒ прибавила она, взглянув в сторону двери, так как Поттер и Уизли уже выхватили свои палочки и нацелили их на Малфоя.
Драко почувствовал удовлетворение. Он вывел ее дружков из себя, даже не напрягаясь.
‒ Не надо, не связывайтесь, честное слово, не стоит он того… ‒ шептала Гермиона. Драко ушам своим не поверил. Неужели она нашла ему какое-то оправдание и защищает? Нет, она, и правда, самый удивительный человек на свете! И снова боль от того, что он вынужден будет потерять ее, затопила сознание.
‒ Ага, как будто вы посмеете колдовать, когда не в школе, — издевался Малфой. — Кто это тебе глаз подбил, Грейнджер? Я хочу послать ему цветы!
Он сразу заметил не очень умело обработанный фингал под глазом девушки. Он всегда замечал все, что касалось ее. Конечно, цветы бы посылать не стал, а хорошенько врезал. Но сказать иначе при Поттере и Уизли не мог.
‒ Довольно! ‒ резко одернула его мадам Малкин, оглядываясь в поисках поддержки. ‒ Мадам… прошу вас…
Из-за вешалок выплыла Нарцисса. Драко не хотелось, чтобы мать стала свидетелем этой детской перепалки, но на ее лице было написано ледяное спокойствие, что удивляло.
‒ Уберите это немедленно! ‒ холодно приказала она Гарри и Рону. ‒ Если вы еще раз нападете на моего сына, я добьюсь, чтобы этот поступок стал последним в вашей жизни.
В голосе матери было столько презрения и уверенности, что Драко невольно почувствовал гордость за нее.
‒ Да ну? — сказал Поттер, отступая на шаг. ‒ А что вы сделаете ‒ натравите на нас своих дружков, Пожирателей Смерти?
Этого явно не следовало говорить. Сторонники Темного Лорда были сейчас не самой приятной компанией для Нарциссы, к тому же, она никогда к ним не принадлежала.
Мадам Малкин взвизгнула и схватилась за сердце.
‒ Как можно говорить такие вещи… рискованные обвинения… Да уберите, пожалуйста, волшебные палочки!
Поттер палочки не опустил, а миссис Малфой улыбнулась ему, и Драко увидел в этой улыбке угрозу. Он всегда считал мать нежным оранжерейным цветком, требующим заботы и защиты, а тут выяснилось, что она и сама прекрасно может постоять за себя.
‒ Я вижу, будучи любимчиком Дамблдора, ты воображаешь, что тебе все нипочем, Гарри Поттер. Но Дамблдор не всегда будет рядом, чтобы защитить тебя.
‒ Ой, смотрите, его здесь нет! Чего же вы ждете, пользуйтесь случаем! Может, для вас подберут двухместную камеру в Азкабане, будете сидеть вместе со своим бездарным мужем! ‒ Поттер с насмешкой огляделся по сторонам, но Нарцисса была явно ему не по зубам, Драко чувствовал это и радовался, хотя неприятно было слышать такие отзывы о собственном отце.
Однако промолчать он не мог. Малфой сделал шаг к Поттеру, наступил на подол слишком длинной мантии и чуть не упал.
‒ Не смей так разговаривать с моей мамой, Поттер! ‒ это был почти рык.
‒ Ничего страшного, Драко. ‒ Нарцисса удержала сына, положив ему на плечо руку с тонкими белыми пальцами. ‒ Я думаю, Поттер встретится со своим обожаемым Сириусом раньше, чем я с Люциусом.
Поттер отвел назад волшебную палочку. Такого удара он явно не ожидал.
‒ Гарри, не надо! ‒ взмолилась Гермиона, повиснув у него на руке. ‒ Опомнись… тебе нельзя… у тебя будут такие неприятности…
Только услышав ее голос, Драко вспомнил, что все это происходит у нее на глазах. Он так увлекся гордостью за мать... Да, все это некрасиво, но оно и к лучшему, так ей будет проще отпустить его, хотя и Темной Метки было бы достаточно.
Мадам Малкин потопталась на месте. Происходящее в магазине ей не нравилось. Поэтому она решила всех отвлечь и наклонилась над левым рукавом Драко.
‒ По-моему, левый рукав нужно еще немножечко укоротить, милый, дай-ка я сейчас…
Малфой на мгновение испугался, что она может оголить левое предплечье. Ей нужно было помешать.
‒ Ай! ‒ заорал Малфой и вырвал руку. ‒ Смотри, куда булавки втыкаешь, женщина! Мама, я, пожалуй, не возьму эти тряпки…
Драко стащил мантию через голову и швырнул к ногам мадам Малкин.
‒ Ты прав, Драко, — сказала Нарцисса, презрительно взглянув на Гермиону. — Когда я вижу, какое отребье здесь обслуживают… Пойдем лучше к «Твилфитту и Таттингу».
Они вышли. На ходу Драко постарался как можно сильнее задеть Уизли. Ему можно быть рядом с Гермионой, он может даже встречаться с ней на глазах у всех, ничего не скрывая, не боясь проблем, не выбирая между нею и семьей... Он счастлив...
После посещения магазина одежды, они присели в кафе. И здесь на них наткнулась миссис Нотт. Теодор остался дома, а она покупала ему все необходимое к школе. Драко никогда не нравилась миссис Нотт ‒ нервная, дерганая женщина со слишком резкими движениями и визгливым голосом. А после ареста мужа и отправки его в Азкабан, она стала совсем невыносима. Но его мать дружила с ней. Драко сумел отлучиться сразу, как только они увлеклись обсуждением новой коллекции мантий какого-то французского модельера.
Лютный переулок был недалеко. Драко надеялся, что мать нескоро хватится, что он отсутствует слишком долго, и не успеет заволноваться.
Дверь в «Горбин и Бэрк» чуть скрипнула. Да, Исчезательный шкаф все еще был здесь. Малфой вздохнул чуть свободнее.
‒ Добрый день, мистер Горбин, могу я просить вас об услуге? — продавец с сальными волосами напрягся.
‒ Да, мистер Малфой.
‒ У меня есть еще один, такой же шкаф, и уверен, что они соединены коридором. Мне было бы очень удобно, если бы мы смогли починить его и использовать этот коридор. Вы знаете, как починить эту вещь?
‒ Возможно, ‒ сказал Горбин. По его голосу ясно чувствовалось, что он не хочет брать на себя никаких обязательств. ‒ Но для этого мне нужно ее осмотреть. Почему бы вам не доставить ее сюда, в магазин?
‒ Не могу, ‒ ответил Малфой. ‒ Вещь должна оставаться на месте. Вы мне только скажите, что надо делать.
Горбин нервно облизал губы.
‒ Заочно я могу сказать одно: работа эта трудная, может быть, даже невыполнимая. Я ничего не могу гарантировать.
‒ Не можете? ‒ переспросил Малфой. ‒ Может быть, вот это придаст вам уверенности.
Он шагнул чуть в сторону, чтобы его не видно было из окна, и закатал рукав на левой руке, так, чтобы Горбин смог увидеть Черную Метку. Похоже, это произвело на мага достаточно сильное впечатление.
‒ Скажешь хоть кому-нибудь, ‒ произнес Малфой, ‒ будешь жестоко наказан. Знаешь Фенрира Сивого? Он старый друг нашей семьи, будет заходить к тебе время от времени, проверять, занимаешься ли ты этой проблемой, ‒ про Фенрира он, конечно, блефовал. Слишком непредсказуем этот оборотень... Но одного имени достаточно, чтобы напугать такого человека, как Горбин.
‒ Нет никакой необходимости…
‒ Это мне решать! ‒ отрезал Малфой. ‒ Ну, я пошел. И не забудь, береги вот это, мне потом понадобится.
‒ Может быть, вы хотели бы забрать прямо сейчас?
‒ Нет, конечно, дурак, как я эту штуку потащу? Держи у себя, только не продавай никому.
‒ Ни в коем случае… сэр.
Горбин поклонился так же низко, как когда-то кланялся Люциусу Малфою. Драко это польстило.
‒ Никому ни слова, Горбин, в том числе и моей матери, ясно?
‒ Разумеется, разумеется, — забормотал Горбин, снова кланяясь.
Колокольчик над дверью надтреснуто звякнул, и юноша снова оказался на улице. Надо скорее возвращаться, а то мать устроит грандиозный скандал. После похода к Горбину у Драко появилась призрачная надежда на успех, но этот успех навсегда закроет ему путь к Гермионе...
Поезд мерно стучал колесами по рельсам. Он вез школьников все дальше от Лондона, все ближе к загадочному древнему замку, где постигало тайны чародейства не одно поколение волшебников.
Драко Малфой ехал в одном купе с Креббом, Гойлом, Блейзом Забини и Пэнси Паркинсон. Милисента ехала в купе со своими подружками с Когтеврана. Было странно видеть Блейза без нее, ведь за пять прошедших лет, она почти от него не отходила. Было ясно, что ребята поссорились, но Забини упорно отказывался обсуждать эту тему. Драко и не настаивал, понимал, что дела сердечные бывают слишком болезненными, чтобы демонстрировать их кому бы то ни было.
Разговор с утра не клеился, пока Забини не пригласили на обед к профессору Слизнорту, новому преподавателю. Малфоя это неприятно задело. Конечно, Забини ‒ это древняя известная фамилия, но Малфои родовитее, да и известных родственников у Драко побольше. Однако его не позвали.
Большую часть пути он боролся с желанием найти купе, где сидит Гермиона. Каждый год Малфой с Креббом и Гойлом навещал неразлучную троицу по пути в школу, говорил что-нибудь колкое. В первый раз это была не троица, а знаменитый мальчик и рыжий придурок, но все последующие разы он посещал их только ради Гермионы, увидеть ее... Сейчас нельзя, в школе они поговорят, без лишних глаз и ушей, и Драко заставит себя расстаться с ней. Не нужно идти сейчас, ведь ничего хорошего и правильного при Поттере и Уизли сказать нельзя!
После ухода Забини, он разлегся сразу на два сидения и положил голову на колени Пэнси Паркинсон. Ее аккуратные пальцы тут же запутались в волосах Драко, она перебирала светлые пряди, накручивала их колечком... Это успокаивало... Малфой хотел чувствовать ее руки, чтобы не уноситься полностью в плен собственных мыслей, ведь там будет только Гермиона, а все, что связано с ней, причиняло боль. К тому же ощущение другого человеческого тела придавало уверенности, что он все-таки не один, у него по-прежнему есть друзья, даже влюбленная Пэнси. Да, Гермионы больше нет, но это не делает планету абсолютно пустой. Куда проще сблизиться с Паркинсон, снова, как на четвертом курсе, никаких чувств, никаких обязательств... Она будет боготворить его, заботиться, а от него потребуется только присутствие. Пэнси не так много надо: только улыбка и разрешение быть рядом. Драко понимал, что просто использует девушку, но ему было все равно.
А потом вернулся Забини. Он начал закрывать за собой дверь, но она не поддавалась, хотя никакой помехи видно не было. «Поттер!» ‒ мелькнула шальная мысль. Гермиона когда-то рассказывала Драко о его мантии-невидимке. Конечно, могла быть тысяча других причин, но Малфой подсознательно чувствовал, что прав. К тому же что-то белое мелькнуло у двери, или ему только показалось...
‒ Да что с ней такое? ‒ Забини упорно дергал ручку двери.
Дверь вдруг дернулась и открылась полностью. Все еще державшийся за ручку, Блейз повалился на колени к Гойлу, началась свалка. Наконец, Гойл спихнул с себя Забини и захлопнул дверь.
Вероятный любимчик нового учителя, раскрасневшийся, словно вареный рак, уселся на сидение. Кребб вернулся к своим комиксам. Малфой, чуть привставший, чтобы лучше видеть, снова вернул голову на колени к Пэнси.
‒ Ну что, Забини, что нужно этому Слизнорту? ‒ надеясь отвлечься, протянул Драко.
‒ Просто подыскивает людей со связями. Не сказать, чтобы он так уж много их нашел.
‒ Кого он еще позвал? ‒ Малфою не понравилось, что его проигнорировали. Конечно, какой-то старикан его не интересовал, но Блейза позвали в избранное общество, а его, Драко, нет.
‒ Маклаггена из Гриффиндора, ‒ сказал Забини.
‒ Ну да, у него дядя большая шишка в Министерстве, ‒ отметил Малфой.
‒ Еще какого-то типа по фамилии Белби из Когтеврана…
‒ Вот еще, он такой придурок! ‒ ввернула Пэнси.
‒ А еще Долгопупса, Поттера и малявку Уизли, ‒ закончил Забини.
Сообщение о Долгопупсе просто убило Драко. Ему предпочли толстого глупого увальня из Гриффиндора? Это настоящее оскорбление! Малфой резко сел.
‒ Он пригласил Долгопупса?!
‒ Ну, наверное, пригласил, раз Долгопупс там оказался, — равнодушно ответил Забини.
‒ Да чем Долгопупс мог заинтересовать Слизнорта?
Забини пожал плечами.
‒ Поттер ‒ понятно, драгоценный Поттер, очевидно, Слизнорт хотел поглядеть на Избранного, ‒ злобно усмехнулся Малфой, ‒ но эта малявка Уизли! В ней-то что такого особенного?
‒ Многим мальчишкам она нравится, ‒ сказала Пэнси, искоса наблюдая за реакцией Малфоя. ‒ Даже ты считаешь ее хорошенькой, правда, Блейз? А ведь мы все знаем, какой ты разборчивый!
Это было зря! Во-первых, Блейз был верен Милли, Драко не сомневался, что даже сейчас, во время ссоры, он ни капли не интересуется другими девушками. Во-вторых, тема личной жизни и так была болезненна для Забини сейчас. Не стоило ее поднимать. Но Пэнси чуткостью никогда не отличалась.
‒ Да я бы побрезговал прикоснуться к такой предательнице, которая ни во что не ставит чистоту крови, будь она хоть раскрасавица, ‒ холодно отозвался Блейз, сумев сохранить отстраненное выражение лица.
Пэнси была очень довольна. Драко снова улегся к ней на колени и позволил ей дальше гладить его волосы.
‒ В общем, вкусы Слизнорта оставляют желать лучшего. Может быть, он впал в старческий маразм. А жаль, отец всегда говорил, что в свое время это был неплохой волшебник. Папа был у него любимчиком. Наверное, Слизнорт не знает, что я тоже еду этим поездом, не то бы он…
‒ Я бы на твоем месте не особо рассчитывал на приглашение, ‒ сказал Забини. — Когда я только пришел, он спросил меня про папу Нотта. Вроде, они старые друзья, но как услышал, что его арестовали в Министерстве, не обрадовался и Нотта так и не пригласил, верно? По-моему, Слизнорта не привлекают Пожиратели Смерти.
Малфой почувствовал, что закипает, но выдавил из себя исключительно невеселый смешок. Чем еще для него обернется чертова Метка? Разве потери Гермионы недостаточно?
‒ Да кому вообще интересно, что его привлекает? Кто он, в сущности, такой? Просто дурацкий учителишка, ‒ Малфой демонстративно зевнул. ‒ Я о чем ‒ может, в будущем году меня и в Хогвартсе-то не будет, так какая мне разница, как ко мне относится какой-то толстый старикан, обломок дряхлого прошлого?
‒ Как это ‒ в будущем году тебя не будет в Хогвартсе? ‒ возмутилась Пэнси и даже прекратила ухаживать за волосами Малфоя.
‒ Да так уж, кто знает, ‒ ответил Драко со слабым намеком на самодовольную улыбочку, ‒ может быть, я… ну… пойду дальше, буду заниматься более важными вещами.
Кребб и Гойл вытаращились, Блейз изобразил некое подобие любопытства. Руки Пэнси по-прежнему двигались в волосах Драко, но он чувствовал, как они дрожат. Да, не стоило так поспешно. Все они боятся Темного Лорда, боятся за своих отцов... Не стоило их так ошарашивать перед самым началом учебного года, но слов не воротишь, теперь надо идти до конца.
‒ Ты говоришь… о нем?
Малфой пожал плечами:
‒ Мама хочет, чтобы я закончил школу, но я лично считаю, что это теперь не так уж важно. Ну, подумайте сами… когда Темный Лорд придет к власти, разве для него будет иметь значение, кто сколько сдал СОВ и какие у кого оценки по ЖАБА? Да нет, конечно… Он будет смотреть, кто как ему служил, кто больше был ему предан…
‒ И ты думаешь, что можешь как-то послужить ему? ‒ с убийственной иронией поинтересовался Забини. ‒ В шестнадцать лет, даже еще не закончив школу?
‒ Я же только что об этом говорил, нет? Может быть, для него не имеет значения, закончил я школу или не закончил. Может быть, для того, что он мне поручил, совсем не требуется свидетельства об образовании, — тихо сказал Малфой. Здесь доверие Темного Лорда могло подарить ему страх и бесконечное уважение друзей. Вот только нельзя показать им, что ему самому смертельно страшно, и он вовсе не рад так неожиданно свалившемуся доверию.
Крэбб и Гойл сидели с разинутыми ртами, словно горгульи. Пэнси смотрела на него чуть ли не со священным трепетом. Эффект произведен.
‒ Уже видно Хогвартс. ‒ Малфой решил отвлечь всех от тяжелой, страшной темы. — Пора надевать мантии.
Драко принялся натягивать школьную форму. Гойл потянулся к багажной полке за чемоданом. Кто-то охнул, когда тот повело не в ту сторону. Малфой посмотрел туда. Поттер. Он с самого начала догадывался, что любимчик Дамблдора здесь. Ну, что ж, пусть будет так. Все равно Поттер не слышал ничего конкретного, ничего не докажет... И чего ему не сиделось рядом с Гермионой? Ведь он-то имеет на это право.
Малфой спокойно переоделся, запер чемодан, застегнул у горла новый дорожный плащ, купленный у «Твилфитта и Таттинга». Привычные движения, проделывая который, юноша решил, что не отпустит Поттера просто так, из вредности не отпустит. Пусть знает, как подслушивать слизеринцев!
Поезд дернулся в последний раз и остановился. Гойл открыл дверь и вышел, расталкивая второкурсников. Кребб и Забини поспешили за ним.
‒ Ты иди, мне тут нужно кое-что проверить, ‒ сказал Драко Пэнси Паркинсон, она ждала его, протянув руку, как будто надеялась, что он за нее возьмется. Как же она наивна!
Пэнси ушла. Драко немного подождал, пока пройдет основная масса учеников, а потом наклонился и снова отпер свой чемодан. Скрип багажной полки подсказал ему, где именно лежит Поттер. Малфой быстро выхватил палочку.
‒ Петрификус Тоталус!
Что-то тяжелое ‒ Поттер ‒ рухнуло с багажной полки, так что все купе задрожало. Мантия открыла ему почти всего парня, лежащего на полу с нелепо поджатыми ногами, парализованного заклятием. Драко улыбнулся ‒ маленькая, но победа!
‒ Так я и думал. Я слышал, как Гойл задел тебя чемоданом. И мне показалось, я видел что-то белое, когда Забини вернулся... ‒ взгляд Драко задержался на кроссовках Поттера. Конечно, именно их он и видел. Момент маленького триумфа. ‒ Это, наверное, ты держал дверь, когда Забини хотел ее закрыть? Ничего особенно важного ты не услышал, Поттер. Но, раз уж ты мне попался...
Да, Драко просто не мог не воспользоваться ситуацией. Он вспомнил Гермиону, что он может улыбнуться ей, взять ее за руку, болтать ни о чем хоть каждый вечер в гостиной Гриффиндора... Какое сокровище, а он этого не ценит! Малфой ценил, дорожил каждой минутой, проведенной с ней, а теперь и это отобрали... Поттер будет рядом с ней, а его, Драко, не будет! Он с силой ударил его носком ботинка в лицо. Нос хрустнул. Кровь брызнула фонтаном. Да, сладкий миг. Этот несчастный Поттер все равно будет счастливее Драко Малфоя, обреченного.
‒ Это тебе за моего отца... ‒ он просто решил, что должен что-то сказать, чтобы Поттер не догадался. ‒ А теперь...
Малфой накинул на врага мантию-невидимку. Пусть его не найдут. Может, тогда его исключат?
‒ Вряд ли тебя найдут раньше, чем поезд вернется в Лондон. Увидимся, Поттер... А может, и не увидимся...
Малфой вышел из купе, наступив на пальцы Поттера. Почему-то сознание, что ему тоже больно, пусть физически, а не душевно, как самому Драко, приносило удовлетворение.
Идя по платформе Хогсмида к последней пустой карете, он думал о Гермионе. Столько времени сдерживал мысли, а теперь отпустил их на волю... Ее волосы, губы, руки, улыбка, смех... Ее запах: лаванды, мяты, какао и яблочного шампуня... Как Драко любил все это, как больно это потерять, но он знал, что должен. Ради нее самой, ее безопасности. Пусть лучше она не видит всех этих ужасов, пусть и дальше горит ее улыбка, звенит смех, даже если сам Драко этого не увидит. Он должен уберечь ее, он ей обещал...
На торжественном ужине в честь начала учебного года Драко исподволь поглядывал на Гермиону. Он знал, что она тоже нет-нет да косит на него глаза. Что творится в ее голове? Какие мысли приходят по поводу его поведения? Малфой не знал и боялся узнать.
Всю ночь он пролежал без сна, пытаясь подобрать слова для расставания. С одной стороны, очень не хотелось причинять Гермионе боль. С другой, если она вовсе не расстроится, значит, и не любила его никогда. Да, они всегда понимали, что рано или поздно им придется расстаться ради безопасности обоих, но сделать это на практике оказывается намного сложнее, чем когда-нибудь, в отдаленной перспективе будущего.
Драко пытался представить себе, каково это не быть парнем Гермионы, не разговаривать с ней, не целовать ее, не ждать с нетерпением встречи. И ничего из того, что он представлял, ему не нравилось. Категорически не нравилось!
Но руку уродовала Черная Метка. Можно ли скрыть ее от Гермионы? Можно, но это будет ложью, предательством. Для Драко отношения предполагали доверие. Как можно встречаться с девушкой и не рассказывать ей о столь важной части его жизни? Ведь он должен убить Дамблдора или погибнуть! Да и Гермиона сразу почувствует его настроение, его напряжение, она знает его как облупленного. У Малфоя просто не получится врать ей. Да и не хочет он этого. Расстаться с девушкой ради ее безопасности — это одно, а совершать по отношению к ней подлость ради собственного эгоизма — это совершенно другое. Да, Драко признавал себя эгоистом и был им по отношению ко всем, кроме своей семьи и Гермионы. Интересы самых близких и дорогих он старался ставить выше своих собственных.
Малфой понимал, что должен поступить правильно, должен отпустить Грейнджер, позволить ей стать счастливой без него, не разрываться между двумя лагерями. Но как же больно было это делать! Как хотелось оттянуть роковой час! Но оттягивать нельзя, потому что с каждым днем будет только тяжелее. Наверно, именно в ту ночь, рассуждая о долге и любви с самим собой, Драко и стал мужчиной, взрослым, готовым нести ответственность за свои решения.
* * *
С первого урока зельеварения у Слизнорта Драко Малфой вышел не в самом хорошем настроении. Во-первых, он отчетливо понял, что поговорить с Гермионой нужно прямо сейчас, не оттягивая, как бы отчаянно ни хотелось избежать разговора, ее непонимающие взгляды почти весь урок прожигали спину ‒ с ней так поступать нельзя. Во-вторых, выходя из кабинета, Драко приблизился к котлу с амортенцией, самым сильным приворотным зельем в мире, по словам профессора, оно пахло тем, что человек больше всего любит. К ужасу Драко он уловил запахи лаванды, мяты, какао и яблочного шампуня ‒ запах Гермионы. Малфой терпеть не мог какао, но это была часть его девушки, почти бывшей. Малфой понимал, что собирается расстаться с той, запах которой для него приняла амортенция! Для любого другого человека это было бы кощунством, жуткой глупостью... Но для страшного времени ‒ страшные меры!
От кабинета зельеварения Гермиона повернула направо, тогда как Поттер с Уизли ‒ налево. Судьба сама помогала Драко совершить насилие над собой, пройти через изощренную пытку.
‒ Можно тебя на минутку? ‒ и Малфой распахнул дверь соседнего кабинета, пустого.
Гермиона удивленно шагнула туда. Выражение ее лица было напряженным и заинтересованным одновременно. Она явно рвалась расставить все точки над «i». Драко же шагнул за ней через порог словно на эшафот.
‒ Драко, что случилось? ‒ Малфой наложил на дверь запирающее заклятие и повернулся к ней, Гермиона сделала шаг к нему и замерла. Драко чувствовал, как в нем что-то умирает в тот момент. Гермиона, наверное, ожидала объятий и поцелуев после долгой разлуки. Малфой хотел того же, но не мог.
‒ Мы должны расстаться, ‒ на одном дыхании отчеканил он.
‒ Что? Почему? ‒ Гермиона вздрогнула. Драко видел, как артерия у нее на шее забилась быстрее.
‒ Я больше не тот мальчик, с которым ты дружила. Я опасен. Тебе лучше не быть рядом со мной.
‒ Драко! ‒ на лице Гермионы отразилось облегчение, но Малфою это сделало только больнее. ‒ Я видела множество опасностей! Я сильная, я не боюсь. Мы справимся вместе!
‒ Нет, Гермиона, ‒ ее имя далось с трудом, но он знал, что должен выдержать ради нее самой. ‒ С этим я буду справляться один! Мы по разные стороны, я не хочу подвергать опасности тебя, и для себя проблем не хочу, ‒ Малфой знал, что она будет больше думать о нем, чем о себе, поэтому так и сказал, хотя на собственное удобство ему было плевать.
‒ Драко, мы знали, что мы по разные стороны... Я понимаю тебя и никогда не попрекну, обещаю!
‒ Не обещай! Я не знаю, где правда, где справедливость, но выбора нет. Гермиона, рядом со мной тебе теперь нет места! Подружка Поттера не может быть другом Пожирателя Смерти!
Он знал, что это последний довод, понимал, что иначе она не отпустит. Черная Метка ‒ это единственное, чего она никогда в нем не примет.
‒ Нет! Это неправда! ‒ Гермиона закрыла рот рукой, чтобы крик ужаса и боли не вырвался наружу. Она не хотела принимать такую реальность!
Малфой молча закатал рукав мантии и расстегнул манжет рубашки. Белая ткань скользнула вверх, открывая уродливый череп с выползающей изо рта змеей на его левом предплечье. Знак служения Темному Лорду.
По щекам Гермионы потекли слезы. Сердце Драко заныло, он не мог видеть ее горя, хотелось обнять и защитить от всего мира. Самым страшным стало то, что главной опасностью был он сам, и защищать надо от него в первую очередь.
‒ Зачем? У тебя не было выбора? ‒ прошептала она сквозь слезы. Каждая ее слезинка прожигала дыру в сердце Драко.
‒ Не было, но это ничего не меняет. Я служу ему, а ты дружишь с Поттером, ‒ Драко застегивал манжет рубашки, и слова его звучали буднично, но душа горела. Это похуже любого Круциатуса!
‒ Драко... Так не должно быть! Ты ведь любишь меня, а я тебя! Это неправильно!
‒ Все в этой жизни неправильно, но это реальность. Забудь меня, Гермиона, найди себе другого и будь счастлива, ты этого заслуживаешь!
Малфой действительно верил, что Гермиона больше всех других заслуживает счастья, но знал, что будет ревновать ее к каждому, кем она посмеет его заменить. Говорить ‒ одно, а принять ‒ совсем другое. По-настоящему он никогда не сможет ее отпустить! Драко любил Гермиону и хотел верить, что она тоже любила его, и его места в ее сердце никто не сможет занять. Это эгоистично, но наследники древних родов часто бывают эгоистами.
‒ Как? ‒ обреченно спросила она.
‒ Говорят, у девчонок короткая память!
Малфой снял запирающее заклятие и вышел, хлопнув дверью. Он больше не мог смотреть на нее, не мог обнимать, целовать. Это было невыносимо! Драко уходил от нее все дальше в сторону подземелий Слизерина, но каждый шаг причинял боль. Он знал, что его решение правильное, но от этого легче не становилось.
Говорят, что после принятия решения появляется определенность и уверенность в завтрашнем дне. Решение Драко Малфой принял еще летом, теперь воплотил в жизнь, но облегчения это не принесло. Наоборот, стало только хуже.
Сердце сжималось в тугой болезненный комок каждый раз, когда юноша видел Гермиону Грейнджер, все равно где: в главном зале, на уроке, в коридоре... Сначала она ходила бледной и печальной, что должно было бы тешить самолюбие, но вызывало чувство вины ‒ он причинил ей боль. Постепенно девушка возвращалась в нормальное состояние, Драко иногда видел ее улыбку, обращенную к кому-то из гриффиндорцев, как-то услышал ее смех, рядом были Поттер и Уизли. Друзья вернули Гермионе настроение, умение радоваться жизни... Она постепенно приходила в себя.
Вот только у самого Драко таких друзей не было. Никто не стремился вырвать его из состояния обреченности и апатии. Были привычные уже Кребб и Гойл за спиной, молчаливые телохранители, был самовлюбленный павлин ‒ Блейз Забини, который помирился с Милисентой и мало кого замечал вокруг, была Пэнси Паркинсон, теперь менее назойливая, но все же куда более чужая, чем в детстве. Но все это не давало покоя, не заполняло дыры в груди, оставшейся после Гермионы. Малфой старался вести себя, как раньше, быть язвительным, уверенным в себе, но жизнь стала какой-то автоматической, не затрагивала души. Словно какая-то вдохновляющая сила, вечная муза покинула его.
Оставалось задание Темного Лорда. Драко вел постоянную переписку с мистером Горбином и старался починить Исчезательный шкаф в Выручай-Комнате, в котором в прошлом году пропал Монтегю. Ничего дельного не получалось. Малфой ругал себя за недостаточное усердие, за слабость. Отчаяние медленно вползало в душу, перебирая ее струны липкими пальцами. Потом он решился на отчаянный шаг: через подвергнутую «Империусу» мадам Розмерту, хозяйку паба «Три метлы» в Хогсмиде, передал Дамблдору ожерелье. Глупая Кети Белл его развернула, сама чуть не умерла и план сорвала. Потом была еще попытка, через медовуху, посланную той же Розмертой профессору Слизнорту. Но ее выпил придурок Уизли. Все летело к чертям. Год заканчивался, а ничего не было готово, даже стоящих идей не было...
А по ночам вперемешку с кошмарами, в которых Темный Лорд пытал его за невыполнение возложенного задания и убивал в конце, ему снилась Гермиона. Эти сны были яркими и живыми, всегда разными. Она то шла по парку, собирая яркие осенние листья, и улыбалась ему счастливой теплой улыбкой, то сидела на песке, на берегу моря, морской бриз развевал ее густые волосы... Иногда она кидалась в него снежками, в другой раз собирала еще не успевшие растаять снежинки с его волос, в следующий раз сидела на ковре у камина, поджав под себя ноги, и читала, а непослушная кудряшка все время съезжала на нос, и Гермиона убирала ее таким до боли знакомым движением... Во сне Драко никогда не слышал ее голоса, только смех, но глаза смотрели с любовью и теплотой, так, как в реальном мире смотрели целых полтора года, самых счастливых в его жизни.
Единственный сон с ее участием, который всегда повторялся, был почти кошмаром. Сам Драко оказывался на каком-то лугу, а Гермиона далеко от него, так далеко, что силуэт различался с трудом, но юноша чувствовал, что это именно она. А потом девушка бросалась к нему, приближалась, так что можно было разглядеть и черты лица, и развевающиеся на бегу волосы... Вот только в глазах святился неподдельный ужас, и каждая мимическая складочка выражала дикий страх. Гермиона бежала к нему, раскинув руки, чтобы спрятаться в его объятиях от того, что так ее напугало. Драко знал, что защитит ее даже ценой собственной жизни, хотел бежать навстречу ‒ и не мог сдвинуться с места, только до боли в суставах тянул руки к ней. В тот момент, когда их пальцы, наконец, должны были соприкоснуться, Малфой всегда просыпался. Жуткий сон, от него сильно билось сердце, и на теле выступал холодный пот.
Драко никому бы не признался, что эти сны о девушке с копной каштановых локонов были нужны как воздух. Почти не видя ее, не имея возможности подойти, заглянуть в глаза, увидеть теплую улыбку, адресованную только ему в реальной жизни, он как дара ждал сновидений, ведь в добрых видениях она была рядом, к ней можно было прикоснуться, и лицо ее сияло только ему. Там между ними не возвышались стены из обстоятельств и условностей, не мешали ее друзья и его родители. Во снах встречались два влюбленных подростка, и пусть ни одно слово не срывалось с губ, им хватало глаз, рук... Бодрствующим, Малфой часто обещал себе поцеловать Гермиону во сне, чтобы хоть так, в собственных грезах, ощутить вкус ее губ. Но, засыпая, забывал об этом. Ни одного поцелуя, даже самого невинного, только взгляды, улыбки и два сердца, бьющихся как одно.
Но после снов всегда наступал день, где она сидела рядом с Поттером и Уизли, где она не улыбалась Драко, а он ей. Все это казалось ему чертовски неправильным, но так продолжалось все дольше и дольше...
Единственным утешением для Малфоя в этой вынужденной разлуке было то, что она продолжала носить подаренный им кулон. Камень защищал ее, когда он не мог. Неравноценная замена, но лучше так, чем совсем ничего.
Слова Малфоя после первого урока зельеварения ранили Гермиону в самое сердце. Она как раз находилась под воздействием запаха амортенции. Для нее самое сильное приворотное зелье пахло свежескошенной травой, новым пергаментом... и горько-холодным запахом туалетной воды Драко Малфоя, хорошо хоть она сдержалась и не объявила об этом на весь класс. А потом он бросил ее, сделал выбор между ней и Волан-де-Мортом.
Первые несколько дней Гермиона думала, что Драко передумает и вернется, их столько связывает, что он просто не может вот так взять и отвернуться! К тому же его волшебная палочка еще в лавке Олливандера признала руку Гермионы. Драко должен был всегда и добровольно защищать ее. Но он ушел… И с каждым днем, проведенным порознь, эта истина становилась все очевиднее.
Оказалось, что Малфой настроен куда серьезнее, чем ей думалось в начале. Она видела его еще большую, чем обычно, бледность, отсутствующий взгляд, рассеянность. Ей хотелось подойти, обнять и выгнать эту боль из его сердца, но Гермиона знала: Драко не позволит ей. Он всегда был мужчиной, не веселым мальчишкой, как Гарри или Рон, а настоящим мужчиной, сильным, способным подставить плечо и не показывающим свою слабость. Если Малфой принял решение, переубедить его невозможно, только смириться.
Поняв, что Драко не вернется, Гермиона плакала в подушку и пыталась принять и осознать, медленно, но верно, друзья выводили ее из апатии. Гарри и Рон, Джинни и Невилл, даже Полумна, которая так не нравилась ей раньше, заставляли ее смеяться и улыбаться, держать лицо.
Гермиона старательно делала вид, что все хорошо, а, оставаясь одна, до боли сжимала в ладони защитный кулон, подаренный Драко. Логичнее было его снять, но рука не поднималась. Чудесный камешек казался единственной ниточкой, связывающей ее с Малфоем, материальным доказательством их любви, которая теперь никак иначе не проявлялась.
Чтобы отвлечься, Гермиона постаралась оживить притихшие было переписки с Перси и Виктором Крамом. Оба они были только друзьями, никого из них она не захотела бы видеть рядом на месте Драко, и все же это ее поддерживало.
Перси приносил тревожные вести из Министерства. Пожиратели Смерти все меньше таились. Это начинало становится опасным. Гермиона надеялась, что Малфоя не привлекают к рейдам. Да, он стал слугой Волан-де-Морта, но считать его еще и убийцей было бы слишком тяжело.
У Перси не ладились отношения с семьей. Уизли не могли простить ему того, что в прошлом году он поддерживал линию Министерства и не верил Гарри. Гермион этой его позиции тоже не одобряла, но она простила. Каждый человек имеет право на ошибку. Они с Перси почти не писали друг другу в прошлом учебном году. Грейнджер была занята Малфоем, сердилась на позицию друга, а он понимал, что его проповеди и убеждения не принесут ничего хорошего. Теперь же дезориентированный и потерянный он оказался безумно рад инициативе Гермионы. Она была доброжелательна, и Перси мог наконец выговориться человеку, которому доверял и который не осуждал его. Неизвестно, для кого эта переписка стала большей отдушиной. Гермионе было так важно снова почувствовать себя нужной и интересной, что она с радостью взялась читать длинные исповеди Перси и пыталась поддержать его в ответных посланиях. Он же искренне радовался возможности излить душу.
Именно тогда они и стали настоящими друзьями. Гермиона переросла испуганного ребенка и могла говорить с Перси на равных, он избавился от влюбленности в нее и мог не думать о том, что она отвергла его ухаживания. С точки зрения же обмена мнениями им было о чем поговорить. И это стало основой прочной дружбы. Оба они надеялись, что эта дружба никогда не прервется.
Оживилась у Гермионы переписка и с Виктором Крамом. В Болгарии тоже было неспокойно, но все же не так тревожно, как в Британии. Последователи Волан-де-Морта находились по всей Европе, но они стремились оказаться поближе к нему, мало кто организовывал отряды Пожирателей Смерти у себя на Родине.
Виктор беспокоился за Гермиону, предлагал ей приехать и пожить у него, пока все не уляжется, хотя, конечно, понимал, что она ни за что не бросит друзей. Угрюмый и стеснительный Виктор был оптимистичным и неунывающим человеком, верящим в победу до самого конца, и этот позитивный настрой он стремился передать Гермионе. Для нее его письма каждый раз были глотком свежего воздуха из окна в мир, где еще есть радость, доброта, счастье. Как у Виктора получается во всем находить «плюсы», Гермиона не знала, но очень нуждалась в этой его способности, особенно поначалу, когда боль от расставания с Драко сдавливала грудь стальным обручем и не давала даже дышать нормально.
Несмотря на все стремление отвлечься и общаться с друзьями, Гермиона тосковала по Драко. Его обнимающим рукам, его любящему взгляду, его веселой улыбке, его смеху, его умению беззлобно ее поддразнивать. Он был ей нужен. Даже Черная Метка на руке не заставили Гермиону считать его злодеем. Она знала Драко и сочувствовала ему. И да, даже зная о том, что он Пожиратель Смерти, Грейнджер смогла бы встречаться с ним и любить по-прежнему. Но Малфой ей не позволил. Слишком гордый, чтобы делить с кем-то свою беду, тем более с ней. Гермиона прекрасно понимала, что он пытается ее защитить, но как переубедить его в том, что ей не нужна защита — не знала. Переубедить Драко вообще никогда не было простой задачей.
Грейнджер понятия не имела, чего хочет от Малфоя Волан-де-Морт и что он на самом деле думает по поводу своего нового положения. Но ей никто и не скажет. «Я не позову тебя с собой во тьму», — уверял ее Драко в прошлом году. Он сдержал обещание, сделав больно и себе, и Гермионе.
Только Джинни знала настоящую причину ее грусти, она старалась поддержать, как могла.
‒ Может, оно и к лучшему? Ты не думала, что эти ваши тайные отношения не приведут ни к чему хорошему? Неужели приятно всем врать? ‒ они тогда разговаривали, сидя по-турецки друг напротив друга на кровати Гермионы, задернув полог.
‒ Конечно, неприятно... Просто ты не знаешь его. Ради того, что можно почувствовать вместе, ничего не жалко! К тому же, мы надеялись открыться, когда подвернется удобный момент...
‒ А ты не думаешь, что сейчас находиться рядом с ним будет опасно? Он стал Пожирателем Смерти! А если ему прикажут убить тебя, как подругу Гарри, или подобраться к Гарри с помощью тебя? Вряд ли он сможет сопротивляться... К тому же, помнишь, как Сама-Знаешь-Кто пробирается в мысли Гарри, что, если он так же может увидеть мысли Малфоя? Разве можно ему доверять, если все его знания могут стать достоянием врага? Сам он, возможно, и не предаст тебя, но это может от него не зависеть!
Гермиона заправила выбившуюся кудряшку за ухо и шмыгнула носом. В который раз она чувствовала подступающие к глазам слезы.
‒ Джинни, ты думаешь, я не говорила себе всего этого? Не убеждала себя в правильности решения порвать отношения? Но разве можно убедить сердце? Представь, что тебе то же самое говорят про Дина! Тут можно сколько угодно включать логику, а толку чуть...
‒ А что еще делать? Только убеждать себя в правильности происходящего или переключиться на кого-то другого!
После этого разговора Гермиона приложила немало усилий, чтобы обратить внимание на кого-то более реального, чем Малфой. Вот хотя бы Рон! Он вполне симпатичный, а главное знакомый и уютный, и на одной с ней стороне. Мистер и миссис Уизли хорошо к ней относятся. Встречаться с Роном было бы так просто и естественно! И пусть Гермиона знала, что чувства к Рону никогда не станут такими же, как к Драко, потому что с Малфоем все было серьезно, как-то по-взрослому, а ее рыжий друг до такого просто не дорос, она старалась влюбиться в него. Ведь в брате Джинни Гермиона могла быть полностью уверена, он такой привычный и знакомый, никогда не предаст и не обидит, с ним не нужно решать сложные вопросы верности, как с Драко.
И вот, когда она почти справилась с задачей, близкой к непосильной, сумела убедить себя, что Малфой остался в прошлом, а ее будущим станет Рон, Уизли начал встречаться с Лавандой Браун, чего никто не ждал! Это оказалось настоящим ударом: вот и не обидит, вот и не предаст... Гермиона была так зла, что все ее усилия по восстановлению хрупкого душевного равновесия пошли прахом, перестала разговаривать с Роном, хотя и понимала всю глупость такой политики.
Только уже ближе к Рождеству отношения немного наладились, хотя и оставались не такими теплыми, как были раньше, ведь Рон по-прежнему встречался с Лавандой.
После выигранного Гриффиндором матча против Слизерина они снова поругались. Гермиона и так была нервной, уставшей от сердечных терзаний, по-прежнему тосковала по Драко и пыталась убедить себя, что друзей ей вполне достаточно. Но на этот раз Рон решил, что Гермиона не верит в него, так как была убеждена, что Гарри подлил ему за завтраком Феликс Фелицис... Хотя он и сам в это верил. Короче, полная чушь. Гермиона даже не захотела оставаться на празднике в гостиной.
Сердце ныло и страдало, а Гермиона не знала, что делать и как пережить все свалившееся в этом году. Хотелось придушить Рона, за то, что не оправдал доверия, и заодно бросить какое-нибудь проклятие в Драко, за то, что не нашел способа отвертеться от Черной Метки. И почему все так паршиво складывается?
Время текло и лечило разбитое сердце. Гермиона, благодаря Джинни, Перси и Виктору, свыкалась с мыслью о потере Малфоя. Она не могла страдать вечно. Такова натура. Рано или поздно, человек должен идти дальше, отринув прошлую боль и обиды. Нельзя всю жизнь лелеять упущенные возможности. У Гермионы были большие планы и перспективы, поэтому она не могла вечно плакать в подушку по Драко.
Окончательно Грейнджер поняла, что жизнь продолжается, когда на больничной койке чуть не умерший от яда в медовухе Рон позвал ее, а не Лаванду. После этого она решила тратить силы на него, а не на Малфоя, ведь он рядом, ради него не нужно лгать и выбирать, все просто и понятно. К тому же, Рон расстался с Лавандой. Гермиона тогда верила, что добрый, спокойный Уизли сможет сделать ее счастливой, тогда, в семнадцать лет, она еще не знала, что покой и простота не всегда означают лучший выбор в жизни. Зато Джинни ее полностью поддержала.
Шел дождь. Холодные капли текли по оконному стеклу. Словно небо плакало по кому-то, о несбывшихся надеждах и разбившихся мечтах.
Было воскресенье. Драко Малфой, много времени возившийся с Исчезательным шкафом и уроками, не оставлявший себе свободной минуты, чтобы не хандрить, так устал, что уснул днем. Так, как и был, прямо в мантии. Он просто читал заданный параграф по трансфигурации, лежа поверх покрывала на собственной кровати, в какой-то момент строчки начали расплываться, Драко закрыл потяжелевшие веки и провалился в сон, а книга сползла по груди и захлопнулась.
Черное озеро. По черной воде бегают солнечные зайчики. На старом стволе сломанного бурей дерева, оставшемся без коры за многие годы, сидит Гермиона. На ней легкое платье цвета слоновой кости. Волосы Гермионы собраны в неряшливый пучок на затылке, из которого выбивается одна прядка и свисает вдоль тонкой белой шейки, завиваясь.
Малфой шагает вперед и замирает, любуясь ею. Его девочка, его милая девочка, самая дорогая и любимая. Гермиона оборачивается, и Драко неожиданно встречает пустой незаинтересованный взгляд, как будто она не видит его или не хочет видеть. Ее губ не трогает улыбка, он для нее словно пустое место. Грудь пронзает острая боль от чувства одиночества и безнадежности, он больше ей не нужен.
В этот момент из-за дерева выходит Рон Уизли. Такой простой, растрепанный, в каком-то дурацком свитере. Он выглядит деревенщиной, но Гермиона тут же поворачивает к нему голову и улыбается, словно счастлива его видеть. Рон садится рядом с ней, они берутся за руки, а Драко так и стоит сзади, забытый, лишний...
Малфой резко очнулся от сна. Сердце бешено стучало. Он снова вспомнил улыбку Гермионы, адресованную не ему. Весь год он мирился с тем, что они больше не вместе, но во сне она всегда была его, ее сердце билось вместе с его, ее глаза смотрели только на него, ее улыбка светилась для него... А сегодня? Неужели теперь даже во снах они не смогут быть рядом? От этого стало плохо, так плохо, что словами не передать.
Драко не знал, что все это время Гермиона тянулась к нему, плакала о нем и отказывалась верить, что больше ничего не будет, а именно сегодня смирилась, услышала зов бредящего Рона и отпустила Малфоя из своей души. Сам Драко не мог этого знать, но любящее сердце почувствовало, что свой самый главный бой он проиграл какому-то нищему маглолюбу Уизли.
Малфой не мог сидеть в комнате, на него давили стены и потолок, даже стук дождя по окну раздражал. Ведь шестикурсник не знал, что дождь оплакивает его любовь. Малфой вышел в гостиную, но, увидев в кресле Пэнси Паркинсон, тут же покинул и ее, чтобы не сталкиваться с бывшей подругой.
Коридоры, коридоры, коридоры... Бесконечный лабиринт, ведущий куда угодно, только не прочь от душевных страданий.
Чем дальше бесцельно шел Драко, тем выше поднималась из сердца горячая волна, волна боли и усталости. Ему вспомнились теплые нежные руки Гермионы, которые одним объятием могли унять все тревоги, оставив только покой и нежность. Его ангел. Только сейчас юноша осознал, что потерял ее, потерял ради собственного страха пойти против принципов общества. И никакие отговорки о ее безопасности больше не помогут! Она сильная, она готова была разделить с ним все трудности, но он оттолкнул, не потому, что не верил в ее способность сделать это, а потому, что себя боялся. Страх за себя, а не за нее отнял у него его девочку, а теперь пути назад у него нет. Не веря в истинность прорицаний и вещие сны, Драко ни минуты не сомневался в том, что показывали ему ночные видения о ней. Сегодня он впервые увидел Уизли и ее улыбку ему.
Когда сил больше не осталось, Малфой свернул в туалет и съехал по двери кабинки, закрывшейся за ним. Только теперь он вспомнил, что это неработающий женский туалет, где живет странное школьное привидение ‒ Плакса Миртл. Но сил уйти уже не оставалось. Из груди рвались рыдания бессилия. Скупая слеза сползла по бледной щеке.
Драко искал цену собственной жизни и ее смысл и не находил. У него больше не было Гермионы, а выполнить задание Темного Лорда не в его силах. Куда дальше? Тупик? Но может ли так быть? Не может быть, что выхода нет! Надежда есть всегда, просто сейчас он ее не видит! Драко всегда говорил, что Гермиона может найти свет надежды даже в кромешной тьме, но он теперь один, без нее, он этого света не видит... Или все дело в том, что его светом была она?
‒ Что случилось? Кто-то решил поплакать вместе со мной? ‒ перед Драко возникло прыщавое лицо привидения-девочки в дурацких круглых очках. Плакса Миртл.
‒ Убирайся! ‒ хрипло бросил Малфой.
‒ О! Покричи, может, полегчает! ‒ сочувственно посоветовала Миртл.
‒ Да, что ты понимаешь? Жалкое привидение! Ты ведь, небось, никогда и не целовалась!
‒ Значит, меня обижать можно? ‒ губы девочки-призрака задрожали.
‒ Никого я не обижаю! Просто убирайся!
‒ Но это мой туалет! Вот сам и убирайся!
‒ Не пойду! Я жив, а ты привидение!
И вдруг это стало важным. Несмотря ни на что, он жив, дышит, чувствует, он способен что-то сделать. Если сумеет выжить после задания Темного Лорда, обязательно вернет Гермиону, чего бы это ему ни стоило! И это знание, это чувство загорелось в его глазах.
‒ Вот, уже полегчало! ‒ заявила Миртл голосом профессионального психолога. ‒ Это ты из-за девушки? Да?
‒ И за нее, и из-за многого другого! ‒ ответил Драко и встал на ноги.
‒ Приходи еще, если станет плохо, ‒ предложило привидение.
Малфой неопределенно пожал плечами. Но, вопреки ожиданиям, он вернулся. И не раз. Как только становилось горько, больно и страшно, он шел в этот туалет, чтобы убедить себя: жизнь ‒ уже огромное преимущество, и никакие трудности не дают человеку права так отчаиваться.
А в тот раз он зашагал назад в гостиную Слизерина, чтобы написать очередное письмо мистеру Горбину. У них должен быть шанс починить шкаф! Драко совершенно не хотелось умирать.
В гостиной по-прежнему сидела с книжкой Пэнси Паркинсон. Она оторвала глаза от страниц и внимательно посмотрела на Драко.
— Даже здороваться перестал, — с укором заметила она.
— Прости, я так занят, что ничего вокруг себя не вижу, — выдал привычное оправдание Малфой. Ругаться с Пэнси совершенно не хотелось.
— Отдохни немного, а то себя загонишь, — сочувственно покачала головой Паркинсон, чем неожиданно напомнила Плаксу Миртл. Драко усмехнулся неуместному сравнению.
— Почаще бы видеть себя с улыбкой, а то ходишь чернее тучи, словно сейчас достанешь палочку и начнешь кидаться в нас Непростительными, — пожурила Пэнси.
Драко вспомнил, как весело проводил с ней время в детстве, когда Паркинсон больше походила на мальчишку-сорванца, чем на девочку, и думать не думала ни о какой любви к нему.
— Может и начну, откуда ты знаешь, что нет? — Малфой плюхнулся на диван рядом с Пэнси, глаза его смеялись.
— Я все-таки знаю тебя с самого детства, Драко Люциус Малфой, ты не способен на Непростительное!
Объяснения непоследовало. Пару минут они сидели молча, и впервые за последние годы Драко было уютно в ее обществе. И тут его осенило, в чем причина!
— Ты больше меня не любишь? — даже не скрывая радости в голосе, спросил он.
— Нет, не люблю. Переболела, как ветрянкой, — театрально вздохнула и развела руками Пэнси.
— Это замечательная новость! Теперь мы снова можем быть просто друзьями как раньше?
— Конечно, можем, — подмигнула ему Пэнси. — Кто ж кроме меня подстрахует тебя, когда ты тыришь пирожные с кухни или подслушиваешь за дядей Люциусом?
— Эх, хорошее у нас было детство, — в голосе Драко зазвучала ностальгия.
— Еще бы! И жизнь тоже будет отличная! Мы об этом позаботимся!
Вот только Малфой не разделял ее оптимизма. Груз проблем на плечах некстати напомнил о себе. Ему бы хотя бы выжить этим летом, а потом заботиться об отличной дальнейшей жизни.
Чем дальше, тем сложнее становилось надеяться на успех. Учебный год заканчивался, а Исчезательный шкаф все еще не поддавался починке. Отчаяние прокрадывалось в душу Малфоя. Умирать за невыполнение приказа было страшно, тем более что Темный Лорд не подарит ему быстрой и легкой смерти, это не в его правилах.
Драко стал плохо спать, потерял аппетит. В каждом шорохе совиных крыльев над головой ему чудился приказ Хозяина явиться для отчета. Письма матери тоже не успокаивали. Темный Лорд в нетерпении, ему не нравится, что старик Дамблдор все еще жив. Время поджимало. Драко казалось, что время его жизни отмеряют песочные часы, в верхней чаше которых почти ничего не осталось.
Нарциссе он, разумеется, писал, что все хорошо, все будет вот-вот готово. Мать и так находилась на грани истерики от страха за сына, не зачем пугать ее еще больше. Когда неизбежное случится, ей и так будет не сладко.
И все же Драко упорно нажимал на мистера Горбина, штудировал в библиотеке труды по магическим артефактам, ища решение. Не может быть, чтобы выхода не было!
В тоже время Малфой старался не искать глазами Гермиону. Она чудилась ему в каждой темной макушке в школьном коридоре. Тоска по ней из острой фазы перешла в тупую и нудную, как старая рана. Драко понимал, что шанс на счастье для него почти не существует, и все же не позволял себе потерять веру. Он все чаще напоминал себе про прошлогоднюю историю с волшебной палочкой. Сама судьба соединила его с Гермионой, Олливандер увидел это давно, когда они еще даже не были знакомы. Это что-нибудь да значит!
Однако чтобы проверить силу этого предзнаменования, Малфою предстояло выжить. А это уже была задачка не из легких.
— Ты опять ворочался и вдыхал полночи, — заметил как-то утром Блейз, когда они остались в спальне вдвоем.
— Прости, мне не спится.
— Может, я вмешиваюсь не в свое дело, но мне кажется, тебе полегчает, если ты выговоришься?
Малфой серьезно рассмотрел в уме такую возможность. Как ни странно, Блейз был единственным, с кем он захотел бы откровенничать, кроме Гермионы, конечно. Забини всегда вел себя очень уверенно, по-взрослому. Он точно знал, что хорошо, а что плохо, где границы дозволенного. К тому же положение Блейза, с точки зрения Драко, было идеальным. А советываться, как известно, надо с тем, кто уже достиг того, чего хочешь ты.
— Я не могу сказать тебе всего, — осторожно начал Малфой. — Но у меня есть задание от Темного Лорда, которое я уже почти отчаялся выполнить. Если я провалюсь, то Повелитель меня убьет. И… есть еще девушка. Я люблю ее, но она на стороне Дамблдора, мои родители не примут ее, да и не может она встречаться с Пожирателем Смерти. Я расстался с ней в самом начале сентября, но до сих пор не смирлся с потерей…
Драко казалось, что его вывернули на изнанку. Такой откровенности он давно себе не позволял.
— Гермиона Грейнджер, да? — огорошил его Блейз.
— Откуда ты знаешь? — Драко даже не мог оценить, чем ему грозит такая осведомленность Забини.
— А ты думаешь, я слепой? Не ровняй меня с Креббом и Гойлом, — даже обиделся Блейз. — Я давно подозревал, но окончательно убедился, когда в прошлом году ты «упустил» ее при облаве Амбридж.
— Почему ты меня не выдал? — Драко поник, совершенно не понимая мотивов друга.
— И что бы мне это дало? — пожал плечами Забини. — Я, к счастью, не Пожиратель Смерти и не хочу им быть. Меня, по большому счету, волнует только счастье Милли и мое собственное. Выдавать тебя не было никакого смысла. Да и понимаю я, что когда сердце требует человека, противиться ему почти невозможно.
— Я вот пытаюсь, да плохо выходит, — одними губами усмехнулся Малфой.
— Я вижу. Но тебе роще переболеть ею. Ты же понимаешь, что если Темный Лорд победит, ты не сможешь ее спасти, даже чтобы сделать своей рабыней, не то что женой! А если победят они, ты с Меткой окажешься в Азкабане на всю жизнь. У вас нет шансов.
— Думаешь, без тебя не знаю?! — голос Драко предательски дрогнул.
— Прости.
Забини лишь покачал головой.
— Ты мой друг, и я бы хотел тебе помочь. Но лучше бы ты выбрал Пэнси. Это было бы проще для всех.
Драко лишь кивнул.
Тем вечером он стоял в тени большого платана. Теплые лучи заходящего солнца ласкали его бледную кожу. Драко наблюдал, как Гермиона сидела на поваленном дереве без коры на берегу Черного озера и писала кому-то письмо, положив пергамент на толстую книжку для удобства.
Это точно было письмо, потому что рядом уже лежал чистый конверт, только надписать и запечатать оставалось.
Лицо Гермионы было ясным и спокойным. Она, конечно, писала другу и считала этот процесс приятным. Интересно кому? Перси Уизли? Или Виктору Краму? Или может быть кому-то, кого Драко не знал?
Больно было осознавать, что кто-то получает пергаменты, исписанные ее аккуратным, убористым почерком, чувствует ее теплую улыбку сквозь чернильные слова, ее интерес и заботу. Ах, как много Драко отдал бы, чтобы это письмо было адресовано ему! Но это невозможно…
Он просто смотрел на ее волосы, собранные в неаккуратный пучок, на линию ее шеи, подбородка, щеки… Какая красивая! Малфой не мог налюбоваться! Сложно представить, что эта девушка любила его, а он сам добровольно ее оттолкнул.
Драко представлял, как подходит к ней, усаживается рядом, берет ее маленькую ручку в большую ладонь, гладит ее пальчики и просит прощения, просит принять назад, несмотря ни на что. И в воображении она радостно бросается ему на грудь и, конечно, прощает всю причиненную боль. И им не мешает даже тот факт, что он Пожиратель Смерти.
Вот только существует подчас непреодолимая пропасть между воображением и реальностью. Драко мог сколько угодно мечтать о Гермионе, но никогда не подошел бы. Нельзя быть эгоистом по отношению к тому, кого любишь. Поэтому он просто стоял и смотрел. Впитывал каждую черточку Гермионы, пока она заканчивала письмо, даже не подозревая о наблюдателе.
По крайней мере сейчас, он может всласть насладиться ее образом.
Когда Гермиона запечатала письмо в конверт и направилась к замку, видимо, в совятню. Драко проводил ее взглядом, полным затаенной, болезненной муки. Не его…
Когда Грейнджер пропала из виду, Малфой вышел из своего укрытия и понуро зашагал назад, в подземелья, к своим страхам, к бессонным ночам и липкому ужасу перед будущим. Можно, конечно, зайти в туалет и выговориться Миртл, но это совсем крайний способ. В тот момент Драко хотелось молча пронести с собой образ Гермионы, не расплескивая впечатления.
После очередного письма Нарциссы, особенно сбивчивого, полного плохо скрываемого ужаса за судьбу сына, Драко решил навестить поместье. Как ни странно, Дамблдор даже не потребовал сколько-нибудь вразумительного объяснения этой необходимости. Драко это было на руку, и он не стал задаваться вопросом о причинах.
Миссис Малфой, увидев сына, бросилась ему на грудь. Непривычно растрепанная, с темными кругами от бессонницы под глазами, которые она даже не сочла нужным скрывать магией, Нарцисса выглядела как настоящая сумасшедшая.
Драко было больно видеть ее такой. Но теперь он мог ее немного подбодрить. У них с мистером Горбином наконец начало получаться! Впервые за этот ужасный год перед Малфоем забрезжила призрачная надежда выпутаться из всей этой передряги живым.
Как потом оправдаться перед Гермионой за содеянное, Драко предпочитал не думать.
— Милый, тетя Белла говорит, что Темный Лорд в гневе! Ему надоело ждать! Милый, скажи, что у тебя есть план! — хлюпала носом Нарцисса, когда Малфой усадил ее на диван в гостиной.
— Успокойся, у меня есть план. Сейчас у меня как раз начало получаться! Скоро у Темного Лорда не будет повода для недовольства.
— Почему ты не принял помощь профессора Снейпа, дорогой? Если бы он помогал тебе, мне было бы спокойнее!
Драко не хотел признаваться, что очень не хотел чувствовать себя слабаком, который чуть что бежит к своему декану за помощью. К тому же, верность Снейпа всегда вызывала вопрос и не у одного Драко. Кому служит хогвартский зельевар на самом деле, известно только ему самому.
— Мама, это дело поручили мне, я уже почти справился! Поверь в меня!
— Я верю, сынок. Но мне так страшно! Отец в Азкабане, я тут одна. Белла рассказывает такие ужасные вещи! Я боюсь тебя потерять! — Нарцисса уже плакала, не стыдясь сына. Драко никогда раньше не видел ее такой.
И этот грех он тоже записал на счет Темного Лорда. Это он довел его мать, всегда ревностно оберегающую чувство собственного достоинства, до такого плачевного состояния. Что еще он сломал в их жизнях?
— Я понимаю, мам, ты не потеряешь. Я справлюсь. Потерпи еще немного. Скоро и я, и папа будем дома. Когда я убью Дамблдора, Темный Лорд возьмет власть в свои руки, и всех его сторонников выпустят из Азкабана. Осталось немного, и мы снова будем вместе.
У Драко у самого кровь стыла в жилах от этих слов. Конечно, он хотел возвращения отца домой, нуждался в его поддержке. Хотя Люциус уже почти год как в тюрьме. Вряд ли он остался прежним после столь длительного соседства с дементорами. Сможет ли Малфой-старший снова стать опорой своей семьи — еще вопрос. Но даже просто его присутствие в поместье придаст Драко сил, да и Нарцисса успокоится. Ей нужен муж, за которым она всегда была как за каменной стеной. Малфои на то и Малфои, что могут выбраться целыми из любой передряги. Вот только Люциус прошлым летом ослабил бдительность и тяжело за это поплатился.
Мысль об установлении власти Темного Лорда тоже не вызывала у Драко оптимизма. Мир, где правят Пожиратели Смерти, это мир без грязнокровок. Что будет с Гермионой? Малфой не был столь самонадеян, чтобы верить в свою способность защитить Грейнджер. У него нет, и вряд ли в ближайшее время будет, достаточно авторитета для этого.
Как жить в мире без Гермионы Грейнджер? Об этом тоже пока лучше не думать.
— Ты думаешь, Темный Лорд спасет отца? — Нарцисса тянулась к сыну за утешением, словно чувствуя, что он сильнее ее, он еще не поддался отчаянию.
— Я уверен в этом! Отец долго служил ему верой и правдой. Его не будут все время наказывать за небольшую ошибку.
Ошибка была большой, и Драко это знал. Но мать нужно было успокоить. Малфой чувствовал ответственность за нее, и это было непривычно. Он привык, что дом — это крепость, что семья всегда защищает его. И вот теперь он сам вынужден беречь дом и защищать семью. Вот только слишком рано настал такой момент.
Нарцисса притихла, прижимаясь к сыну. Она льнула к нему, словно это давало ей сил справляться со страхом.
* * *
Спустя два часа Драко вошел в спальню мальчиков Слизерина. Он был темнее тучи. Волнение за мать и неуверенность в успехе задуманного предприятия грызли сердце.
Блейз Забини, лежащий на своей кровати, оторвал взгляд от книги, которую держал на весу над лицом, бросил на него быстрый взгляд и нахмурился.
— У тебя видок, словно ты встретил дементора в школьном коридоре, — заметил он.
— Я был дома, — ответил Драко и рухнул на свою постель.
— Что-то случилось?
— Нет, но мать совсем с ума сходит от страха. Мне надо как можно скорее со всем разобраться, чтобы она могла вздохнуть свободнее.
— Не привык брать ответственность на себя? — понимающе спросил Блейз.
Драко лишь утвердительно хмыкнул. Не было смысла объяснять, Забини и так понял его, без слов.
— Я тебя понимаю, — сочувственно протянул тот. — Мой отец никогда мной не интересовался. Я почти не знаю его. А мать искала новых любовников и мужей. Я привык сам за себя отвечать, а иногда и за нее, чтобы она не нашла однажды кошелек пустым. Это тяжело, когда можешь рассчитывать только на себя. Но ты не один. У тебя есть друзья!
Друзья. Драко приятно было знать, что его поддерживают, пусть только морально, но все же. Он не одинок. Хотя в сердце по-прежнему кровоточила рваная рана на месте, откуда вырвали Гермиону. Именно ее поддержки он жаждал сейчас больше всего.
— Я справлюсь, — ответил он Блейзу. — Спасибо.
На душе стало немножко легче.
Настал день икс. Тот самый, который должен был решить вопрос жизни и смерти для Драко Малфоя. Справится ли он? Есть ли у него шанс?
Исчезательный шкаф починен, сегодня ночью Дамблдора не будет в школе, и юноша сможет провести в Хогвартс Пожирателей Смерти, как велел ему Темный Лорд. По крайней мере, часть задания будет выполнена, у него будет шанс остаться в живых, побороться за свое будущее.
‒ Ты молодец, лапуля, хорошо справился, ‒ услышал Драко похвалу тетки, которая первой вышла из шкафа в Выручай-комнате.
Для юноши все было как в тумане. Он спешил на самый верх Астрономической башни, потому что именно туда вернется Дамблдор. Малфой чувствовал себя обязанным попробовать убить его, выполнить волю Темного Лорда.
В школе начиналась битва. По пути Драко переступил через чье-то окровавленное тело и скривился. Волан-де-Морт получит свое! Хогвартс будет в его руках. Вот только, нужно ли это ему самому, Малфой не знал. И что будет с Гермионой, когда в школе сменится власть, не мог сказать. Маглорожденным ученикам придется несладко, это и дураку ясно, но сможет ли Драко защитить девушку ‒ это вопрос.
Малфой добрался до башни быстрее, чем ожидал. Не желая, чтобы его застали врасплох, он еще за дверью достал палочку и набрал в грудь воздуха для произнесения заклинания. Он бросил им в Дамблдора сразу, как только дверь распахнулась.
‒ Экспелиармус!
При свете Метки, вызванной Беллатрисой, Драко увидел, как волшебная палочка Дамблдора улетает за стену башни.
Стоя с совершенно белым лицом у стены, Дамблдор никаких признаков страха или страдания не выказывал. Он просто вгляделся в Малфоя, который его обезоружил, и сказал:
‒ Добрый вечер, Драко.
Малфой шагнул вперед, быстро осмотрелся, проверяя, нет ли здесь кого-нибудь, кроме него и Дамблдора. Взгляд его зацепился за две метлы у стены. ДВЕ! Но на площадке башни директор был один.
‒ Кто здесь еще? ‒ спросил Драко, чувствуя щупальца липкого страха. Справиться с одним Дамблдором практически невозможно, а если ему кто-то помогает, то шанса нет вообще.
‒ Вопрос, который мог бы задать вам и я. Или вы действуете в одиночку?
В зеленоватом свечении Метки лицо Дамблдора имело еще более болезненный оттенок. Это давало Драко надежду.
‒ Нет, ‒ ответил Малфой. ‒ Я получил подкрепление. Этой ночью в школу пришли Пожиратели Смерти.
‒ Ну-ну, ‒ сказал Дамблдор таким тоном, точно Малфой показывает ему контрольную работу, на которую возлагает большие надежды. ‒ А что, очень неплохо. Значит, вы нашли способ провести их сюда, не так ли?
‒ Да, ‒ подтвердил Малфой, все еще тяжело дыша, то ли после бега на башню, то ли от страха и волнения. ‒ Прямо у вас под носом, а вы так ничего и не заметили!
‒ Изобретательно, ‒ сказал Дамблдор. ‒ И все же… простите меня… где они сейчас? Я что-то не вижу ваших помощников.
‒ Они схлестнулись кое с кем из вашей стражи. И сражаются внизу. Это ненадолго… я пошел вперед. Я… у меня есть здесь дело.
‒ Ну что же, в таком случае займитесь им, мой мальчик, ‒ мягко сказал Дамблдор.
Наступило молчание. Драко замер, он просто смотрел на директора, который как ни в чем не бывало улыбнулся ему. В эту минуту Малфой видел перед собой безоружного старика, лишенного волшебной палочки, жалкого. Юноша видел, что Дамблдор еле стоит на ногах. Убить его сейчас ничего не стоило, но только в этот момент Драко отчетливо понял, что если сейчас он произнесет: «Авада Кедавра», то пути назад не будет. Малфой станет убийцей, подобно другим слугам Темного Лорда, да и Гермиона никогда не простит ему гибели старого директора. Что останется у него кроме страданий и изъеденной виной, сомнением и болью души? Ведь Драко сам загнал себя в ловушку, где, при любом раскладе, ничего хорошего не будет. Некого винить, только себя!
‒ Драко, Драко, ведь вы же не убийца, ‒ Дамблдор смотрел прямо в сердце, от чего на душе становилось совсем паршиво.
‒ Откуда вы знаете? ‒ мгновенно спросил Малфой.
И тут же, поняв, как по-детски прозвучал этот вопрос, невольно залился краской.
‒ Вы еще не знаете, на что я способен, ‒ с чуть большей напористостью объявил Малфой, ‒ не знаете, что я сделал!
‒ Да знаю, конечно, ‒ снисходительно произнес Дамблдор. ‒ Вы едва не убили Кети Белл и Рональда Уизли. Вы весь этот год пытались ‒ со все возраставшим безрассудством ‒ прикончить меня. Простите, Драко, но это были слабые попытки… такие слабые, честно говоря, что я начал думать, вкладываете ли вы в них всю душу…
‒ Еще бы я не вкладывал! — яростно ответил Малфой, чувствуя, что над ним смеются. Ведь он действительно старался не в полную силу, неуверенный, что лучше, смерть или жизнь без Гермионы. ‒ Я целый год трудился над этим и сегодня…
Из глубин замка донесся приглушенный расстоянием вопль. Малфой замер и оглянулся назад.
‒ А там кто-то неплохо дерется, ‒ тоном светской беседы отметил Дамблдор. ‒ Так вы говорили… Да, вы говорили, что вам удалось провести в мою школу Пожирателей Смерти. Должен признаться, мне это представлялось невозможным… Как вы это проделали?
Малфой промолчал, он все еще прислушивался к происходившему внизу. Кто это кричал? Кто побеждает? Драко даже не знал, кому на самом деле желает победы.
‒ Возможно, вам придется самому сделать ваше дело, ‒ высказал предположение Дамблдор. ‒ Что, если моя стража преградила вашему подкреплению путь? Как вы, вероятно, уже поняли, в школе присутствуют этой ночью члены Ордена Феникса. Да, собственно говоря, вам никакая помощь и не нужна… палочки у меня нет… и защититься мне нечем.
Драко просто продолжал смотреть на него. Решение никак не хотело приходить в голову. Он окончательно запутался.
‒ Понятно, ‒ добродушно произнес Дамблдор, увидев, что Малфой и не говорит ничего, и не шевелится. ‒ Вы боитесь действовать, пока они не присоединятся к вам.
‒ Я не боюсь! ‒ прорычал Малфой, так и не предпринимая, впрочем, никаких попыток навредить Дамблдору. ‒ Это вам следует бояться!
‒ Чего же? Сомневаюсь, что вы убьете меня, Драко. Убийство ‒ дело не простое, что бы ни думали на этот счет простаки… Но расскажите же мне, пока мы поджидаем ваших друзей, как вам удалось протащить их сюда? Похоже, на то, чтобы найти нужный способ, у вас ушло немалое время.
Малфой боролся с тошнотой и желанием закричать от бессилия, потому что чувствовал отвращение к самому себе. Он сглотнул, несколько раз глубоко вздохнул, не спуская с Дамблдора свирепого взгляда и не отводя направленной прямо ему в сердце волшебной палочки. И, наконец, словно не сумев удержаться, сказал:
‒ Мне пришлось починить сломанный Исчезательный шкаф, которым никто уже много лет не пользовался. Тот, в котором год назад пропал Монтегю.
‒ А-а-а.
Вздох Дамблдора наполовину походил на стон. Он на мгновение закрыл глаза.
‒ Это умно… Их, по-моему, два?
‒ Второй стоит в «Горбине и Бэрке», ‒ сказал Малфой, ‒ и они соединены чем-то вроде прохода. Монтегю говорил мне, что, когда он застрял в хогвартсовском, то оказался словно подвешенным неизвестно где, но иногда слышал, что происходит в школе, а иногда ‒ что в магазине, как будто шкаф перемещался между ними, только самого Монтегю никто услышать не мог… В конце концов ему удалось трансгрессировать оттуда, хоть испытаний он к тому времени еще не прошел. Он едва не погиб при этом. Все, кто слышал рассказ Монтегю, сочли его просто занятной байкой, только я один и понял, что он означает. Даже Горбин об этом не знал, один я понял, что, починив сломанный шкаф, проложу дорогу в Хогвартс.
‒ Очень хорошо, ‒ пробормотал Дамблдор. ‒ Итак, Пожиратели смерти смогли проникнуть из «Горбина и Бэрка» в школу, чтобы помочь вам… Умный план, весьма умный… и осуществленный, как вы сказали, прямо под моим носом…
‒ Да, ‒ подтвердил Малфой; удивительно, но похвала Дамблдора польстила ему, придала новые силы. ‒ Да, вот именно!
‒ Однако было время, ‒ продолжал Дамблдор, ‒ когда вы сомневались, что сумеете починить шкаф, не так ли? И потому прибегли к грубым, плохо продуманным мерам ‒ послали мне ожерелье, которое просто не могло не попасть в чужие руки… отравили медовуху, хотя шансов, что я когда-нибудь выпью ее, почти не существовало…
‒ Ну и что, вы-то все равно не поняли, чьих рук это дело, правильно? ‒ насмешливо ощерился Малфой.
Дамблдор немного сполз по стене вниз — по-видимому, у него отказывали ноги.
‒ Вообще говоря, понял, ‒ ответил Дамблдор. ‒ Я был уверен, что ваших.
‒ Тогда почему же вы мне не помешали? ‒ осведомился Малфой.
‒ Я пытался, Драко. Профессор Снейп присматривал за вами по моему приказанию…
‒ Он не ваше приказание исполнял, он пообещал моей матери… ‒ Драко хотел переубедить Дамблдора из чистого упрямства. Ведь сам все время чувствовал, что Снейп ‒ двойной агент, хотя сам бы он не отказался от подобной роли, но сомневался, что сил хватит.
‒ Ну, разумеется, так он вам и сказал, Драко, на деле же…
‒ Он двойной агент, старый вы дурак, и напрасно вы думаете, будто он работает на вас!
‒ Тут нам придется остаться каждому при своем мнении, Драко. Я, видите ли, доверяю профессору Снейпу…
‒ Ну, так значит, вы потеряли прежнюю хватку! ‒ усмехнулся Малфой. ‒ Он предлагал мне любую помощь, хотел присвоить всю славу себе, хоть как-то во всем поучаствовать: «Чем вы занимаетесь? Вы подсунули ожерелье, это же глупо, вы могли все испортить…» Да только я не сказал ему, чем занимаюсь в Выручай-комнате, он проснется завтра, а все уже кончено, он больше не любимчик Темного Лорда. В сравнении со мной, он обратится в ничто, в пустое место!
‒ Да, это приятно, ‒ спокойно согласился Дамблдор. ‒ Нам всем нравится получать благодарность за наши труды… И все-таки без помощника вы бы никак не обошлись… Вам нужен был кто-то в Хогсмиде, кто-то, способный подсунуть Кэти то… то… а-а-а…
Дамблдор снова закрыл глаза и покивал, словно его одолевала дремота.
‒ Ну конечно… Розмерта. И давно на ней лежит заклятие Империус?
‒ Что, дошло, наконец? ‒ издевательски ухмыльнулся Малфой.
Снизу долетел еще один вопль, прозвучавший громче прежнего. Малфой снова нервно оглянулся, Драко и предположить не мог, что будет, когда Пожиратели Смерти придут сюда и увидят, что он не закончил, но и надежды, что у него все же хватит сил произнести убивающее заклятие, с каждой минутой оставалось все меньше и меньше, а потому юноша просто уставился на Дамблдора, продолжавшего говорить:
‒ Итак, бедную Розмерту заставили спрятаться в туалете и всучить ожерелье первой попавшейся ученице Хогвартса, которая войдет туда в одиночку? А отравленная медовуха… Естественно, Розмерта могла добавить в нее яд, прежде чем послать бутылку Слизнорту, который собирался подарить ее мне на Рождество… Да, чистая работа… очень чистая… Бедный мистер Филч не стал бы, конечно, проверять бутылку, присланную Розмертой… Но скажите, как вы с ней общались? Я полагал, что все способы связи со школой у нас под наблюдением.
‒ Зачарованные монеты, ‒ ответил Малфой. От воспоминаний о Гермионе, ведь это была ее идея, пусть и придуманная для другой цели, рука задрожала сильнее. — Одна была у меня, другая у нее, мы могли обмениваться сообщениями…
‒ Это не тот ли способ секретной связи, которым в прошлом году пользовалось общество, именовавшее себя «отрядом Дамблдора»? ‒ спросил старый волшебник. Дамблдор говорил легко, непринужденно, но, задавая вопрос, он сполз по стене еще на дюйм.
‒ Да, идею я взял у них, ‒ криво улыбнувшись, сказал Малфой. ‒ И мысль насчет яда тоже позаимствовал у грязнокровки Грейнджер ‒ услышал в библиотеке, как она говорила, что зелья Филч распознавать не умеет, ну и… ‒ Драко словно специально изобретал себе пытки, теперь заставил себя не только вспомнить о Гермионе, но и фамилию ее произнести, присовокупив ругательство, которое давно не использовал в ее адрес.
‒ Будьте любезны, не используйте при мне это бранное слово, ‒ попросил Дамблдор.
Малфой хрипло хохотнул, нервы сдавали.
‒ Я, того и гляди, убью вас, а вы переживаете из-за слова «грязнокровка»?
‒ Да, переживаю, ‒ подтвердил Дамблдор, и его ступни скользнули по полу от усилий, которые он прилагал, чтобы стоять прямо. ‒ Ну, а насчет того, чтобы убить меня, Драко, ‒ у вас уже имелось для этого немало долгих минут. Мы совершенно одни. Я беззащитен в большей мере, чем вам могло когда-либо примечтаться, и все-таки вы так ничего и не предприняли…
Губы Малфоя непроизвольно дернулись ‒ как если б ему попала в рот какая-то гадость.
‒ Так вот, насчет сегодняшней ночи, ‒ продолжал Дамблдор. ‒ Я немного озадачен случившимся… Вы ведь как-то узнали, что я покинул школу? Хотя, разумеется, ‒ ответил сам он на свой вопрос, ‒ Розмерта видела, как я ухожу, и, не сомневаюсь, воспользовалась вашими замечательными монетами, чтобы сообщить вам об этом…
‒ Именно так, ‒ сказал Малфой. ‒ Правда, она сказала, что вы надумали выпить и скоро вернетесь…
‒ Что ж, выпить я действительно выпил… и вернулся… если это так можно назвать, ‒ пробормотал Дамблдор. ‒ Так вы решили расставить мне ловушку?
‒ Мы решили подвесить над башней Черную Метку, чтобы вы примчались сюда посмотреть, кого убили, ‒ подтвердил Малфой, хотя на самом деле это придумала Беллатриса, никого не спрашивая. ‒ И все сработало!
‒ Ну… и да, и нет… ‒ сказал Дамблдор. ‒ Ведь насколько я понял, никто пока не убит?
‒ Кто-то погиб точно, ‒ ответил Малфой голосом, ставшим вдруг на октаву выше. — Один из ваших… не знаю, кто, там было темно… я переступил через тело… я должен был ждать вашего возвращения здесь, наверху, да только ваш феникс все время путался у меня под ногами.
‒ Да, это они умеют, ‒ сказал Дамблдор.
Снова грохот и крики внизу, ставшие еще громче, чем прежде; похоже, сражение идет уже на винтовой лестнице, ведущей туда, где стояли Дамблдор и Малфой.
‒ Так или иначе, времени у нас остается мало, ‒ сказал Дамблдор, ‒ поэтому давайте поговорим о ваших возможностях, Драко.
‒ Моих возможностях! ‒ выпалил Малфой. ‒ Я стою перед вами с волшебной палочкой и вот-вот убью вас…
‒ Мой милый мальчик, пора оставить притворство. Если бы вы собирались убить меня, то сделали бы это сразу, едва применив Обезоруживающее заклинание, а не стали бы медлить ради приятной беседы о путях и средствах.
‒ У меня нет выбора! ‒ ответил Малфой, становясь вдруг таким же белым, как Дамблдор. ‒ Я должен сделать это. Он убьет меня! Убьет всю мою семью!
‒ Сложность вашего положения мне понятна, ‒ сказал Дамблдор. ‒ Почему, как вы полагаете, я до сих пор не встретился с вами с глазу на глаз? Потому что знал: как только лорд Волан-де-Морт поймет, что я вас подозреваю, вы будете убиты.
Малфой, услышав это имя, поежился.
‒ Я не решался заговаривать с вами о задании, которое он вам дал, из опасений, что он использует против вас легилименцию, ‒ продолжал Дамблдор. ‒ Но теперь мы можем, наконец, поговорить начистоту. Вреда вы пока никакого не причинили, никого не покалечили, хотя то, что выбранные вами жертвы выжили, и можно отнести лишь на счет удачи… Я могу помочь вам, Драко.
‒ Нет, не можете, ‒ ответил Малфой; палочка в его руке тряслась так, что страшно было смотреть. ‒ И никто не может. Он сказал, что, если я не сделаю этого, он убьет меня. У меня нет выбора.
‒ Перейдите на правую сторону, Драко, и мы сумеем укрыть вас так основательно, как вам и не снилось. Больше того, я могу послать сегодня членов Ордена Феникса к вашей матери, чтобы они укрыли и ее. Отцу вашему ничто сейчас в Азкабане не грозит, а когда придет время, мы защитим и его тоже… Переходите на правую сторону, Драко… вы же не убийца…
Малфой во все глаза смотрел на Дамблдора. Тот искушал его. Искушение быть на его стороне, быть с Гермионой, которая одобрит этот выбор. Слишком радужная перспектива. Но Драко не позволял себе поверить в нее, Темный Лорд слишком силен, и, если Дамблдор не понимает этого ‒ он глупец. Никто не спасет ни его, ни мать, если они разгневают Темного Лорда. Старик дает ему заведомо невыполнимые обещания.
‒ Но я зашел слишком далеко… ‒ медленно произнес он. ‒ Они думали, что я погибну, пытаясь прикончить вас, а я здесь… вы в моих руках… палочка есть только у меня… вам остается рассчитывать лишь на мое милосердие…
‒ Нет, Драко, ‒ негромко ответил Дамблдор. ‒ Сейчас в счет идет мое милосердие, не ваше.
Малфой молчал. Рот его был приоткрыт, волшебная палочка по-прежнему дрожала, но все-таки чуть-чуть опустилась…
Но тут на лестнице загремели шаги, и через секунду Малфоя оттолкнули в сторону четверо в черных мантиях, выскочившие из двери. Похоже, Пожиратели смерти победили в шедшем внизу сражении.
Керроу одышливо захихикал.
‒ Дамблдора приперли к стенке! ‒ сказал он и повернулся к своей сестре, и та алчно улыбнулась. ‒ Дамблдор без волшебной палочки, Дамблдор в одиночестве! Отлично, Драко, отлично!
‒ Добрый вечер, Амикус, ‒ спокойно произнес Дамблдор, словно приветствуя гостя, явившегося на чашку чая. ‒ Вы и Алекто с собой привели… очаровательно…
Колдунья издала сердитый смешок.
‒ Что, думаете, шуточки помогут вам и на смертном одре? ‒ глумливо поинтересовалась она.
‒ Шуточки? Нет-нет, это всего лишь проявление воспитанности, ‒ ответил Дамблдор.
— Давай, действуй, ‒ сказал Фенрир Сивый.
‒ Это вы, Фенрир? ‒ спросил Дамблдор.
‒ Я самый, ‒ проскрежетал мужчина. ‒ Что, рады нашей встрече, Дамблдор?
‒ Нет, этого я не сказал бы…
Фенрир Сивый улыбнулся, показав заостренные зубы. Кровь стекала по его подбородку, он медленно, непристойно облизывался.
‒ Вы же знаете, как я люблю малых деток, Дамблдор.
‒ Следует ли понимать это так, что вы нападаете теперь и не при полной луне? Весьма необычно… Ваш вкус к человеческой плоти раз в месяц удовлетворить уже невозможно?
‒ Совершенно верно, ‒ подтвердил Сивый. ‒ Вас это шокирует, Дамблдор? Пугает?
‒ Ну, не стану притворяться, некоторое отвращение мне это внушает, ‒ ответил Дамблдор. ‒ И, признаюсь, я немного удивлен тем, что Драко пригласил именно вас в школу, где проживают его друзья…
‒ Я его не приглашал, ‒ прошептал Драко. На Сивого он не смотрел, да и смотреть не хотел. ‒ Я не знал, что он явится…
‒ Не мог же я упустить возможность побывать в Хогвартсе, Дамблдор, ‒ проскрежетал Сивый. ‒ Здесь столько еще не порванных глоток… Вкуснятина, вкуснятина…
И он, оскалясь на Дамблдора, поковырял желтым ногтем в передних зубах.
‒ А на десерт я мог бы пустить вас, Дамблдор.
‒ Нет! ‒ резко осадил его Яксли. ‒ У нас приказ. Это должен сделать Драко. Давай, Драко, и побыстрее.
Однако решимости в Малфое явно поубавилось. Он с ужасом смотрел в лицо Дамблдора, побледневшее еще сильнее, опустившееся еще ниже, так сильно сполз старый волшебник по стене.
‒ По-моему, он и так не задержится на этом свете надолго! ‒ сказал Амикус Керроу, и его сестра снова одышливо захихикала. ‒ Посмотрите на него! Что с вами такое, Дамблдор?
‒ О, пониженная сопротивляемость организма, Амикус, замедление реакции, ‒ ответил Дамблдор. ‒ Короче, старость… когда-нибудь она, возможно, постигнет и вас… если вам повезет…
‒ Что такое, а? Что такое? ‒ закричал обозлившийся вдруг Яксли. — Вечно одно и то же, а, Дамби? Вы только болтаете и ничего не делаете, ничего. Не понимаю, зачем Темному Лорду вообще понадобилось вас убивать! Ну же, Драко, займись им!
Но в этот миг с лестницы снова донеслись уже совсем громкие звуки схватки, и чей-то голос прокричал:
— Они перекрыли лестницу! Редукто! РЕДУКТО!
Выходит, эти четверо не уничтожили всех своих противников, но просто прорвались на вершину башни, оставив, судя по крикам, за собою барьер…
‒ Ну же, Драко, поторапливайся! ‒ сердито воскликнул Яксли.
Однако рука Малфоя тряслась так сильно, что он не мог толком прицелиться.
‒ Давайте-ка я, ‒ прорычал Сивый и шагнул к Дамблдору, растопырив руки и оскалив зубы.
‒ Я же сказал ‒ нет! ‒ рявкнул Яксли; блеснул свет, и оборотня отбросило в сторону, он ударился о стену и застыл у нее, пошатываясь, гневно тараща глаза.
‒ Действуй же, Драко, или отойди и дай сделать это одному из нас… ‒ визгливо вскрикнула Алекто Керроу, но в этот миг дверь башни опять резко распахнулась, и на пороге ее возник Снейп с волшебной палочкой в руке. Черные глаза его стремительно обежали всех, кто был здесь, от припавшего к стене Дамблдора до Пожирателей Смерти, обозленного оборотня и Малфоя.
‒ У нас тут заминка, Северус, ‒ сказал грузный Амикус, и взгляд, и волшебная палочка которого были неотрывно наставлены на Дамблдора. ‒ Мальчишка, видать, не способен…
Однако имя Снейпа произнес и другой голос, еле слышный.
‒ Северус…
Впервые в голосе Дамблдора прозвучала мольба.
Снейп ничего не ответил, он сделал несколько шагов вперед, оттолкнув с дороги Малфоя. Трое Пожирателей смерти безмолвно отступили назад. Даже оборотень выглядел испуганным.
С мгновение Снейп вглядывался в Дамблдора, резкие черты его лица казались протравленными отвращением и ненавистью.
‒ Северус… прошу тебя…
Снейп, подняв палочку, направил ее на Дамблдора.
‒ Авада Кедавра!
Струя зеленого пламени вырвалась из волшебной палочки Снейпа и ударила Дамблдора прямо в середину груди. Директора подбросило в воздух, на долю секунды старый волшебник завис под сверкающим черепом, а потом, как тряпичная кукла, медленно перевалился спиной через стену башни и исчез.
‒ Уходим, быстро, ‒ сказал Снейп.
Он схватил Малфоя за шиворот и протолкнул его перед собой в дверь; Сивый и возбужденно пыхтевшие низкорослые брат с сестрой последовали за ними.
Драко был настолько шокирован, что просто бежал вместе с Снейпом, не о чем не думая. Вот тебе и двойной агент! Теперь, без Дамблдора, у Ордена Феникса просто не было шанса. А значит, он вряд ли был и у Гермионы, что не могло не пугать.
Уже на улице, перед замком, на фоне подожженной Беллатрисой хижины Хагрида, Снейп отстал от них. Драко бежал дальше, уже автоматически, понимая, что пути назад нет. Он еще не успел осознать, что Дамблдора все-таки убил не он, а значит, у него еще есть шанс.
Стоило Драко шагнуть за ворота Хогвартса, как Яксли крепко схватил его за руку и трансгрессировал. Пара мгновений тянущего чувства перемещения, и наступила тишина. Они стояли под темным небом, усыпанным звездами. Драко вернули домой, но никакого успокоения от этого он не чувствовал.
После убийства Дамблдора мир просто сошел с ума. Газеты пестрели статьями о нем, а Пожиратели Смерти, под твердой рукой Темного Лорда, делили власть. Теперь сдерживать их было некому, Орден Феникса без своего главы стоил немного, существовать ему оставалось считанные дни.
Драко все это интересовало мало. Он пытался осознать собственные перспективы. К всеобщему удивлению, Темный Лорд не наказал ни его, за то, что не убил директора, ни Снейпа, за то, что выполнил задание Малфоя. Оба они остались на прежних ролях.
После возвращения домой, Драко в первую очередь нашел мать, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. Яксли вернулся в школу, чтобы закончить дело. В поместье Малфоев было тихо и пусто. Нарцисса сидела полностью одетая в темной гостиной, камин потух, а свеч она не зажигала. Мать знала, что в эту ночь что-то затевается, что Драко будет в этом участвовать, и не могла сомкнуть глаз. Нарцисса Малфой была хорошей женой, она поддерживала мужа во всем, но никогда не разделяла идей Темного Лорда. Она не готова была потерять единственного ребенка ради его прихоти.
Поэтому, когда Драко вошел в гостиную, его мать вскочила и бросилась к нему. Нарцисса никак не могла поверить своему счастью, ее сын живой, здоровый, его можно обнять. Из горла почти всегда холодной и сдержанной женщины вырвалось рыдание.
‒ Драко!
‒ Тише, все хорошо, я здесь и со мной все в порядке! ‒ Драко крепко обнял мать, надеясь успокоить. Его собственный шок еще не прошел, но она была важнее.
‒ Что случилось сегодня?
‒ Дамблдор мертв, Снейп убил его.
‒ Снейп? Он выполнил обещание!
‒ Да, выполнил...
Драко тяжело опустился на диван, а Нарцисса села рядом, боясь, что, если она выпустит сына из объятий, он растает как мираж. Малфой выглядел усталым, но совершенно здоровым.
‒ Ты встревожен? Напуган? Поговори со мной! ‒ Нарциссу пугало молчание сына, от него веяло отчаянием.
‒ Я не знаю, что будет дальше. Темный Лорд может быть страшно недоволен тем, что Дамблдора убил Снейп, а не я... Во что это выльется... И... девушка, мама, простит ли она мне участие во всем этом?
‒ Простит, если любит, дорогой, не может не простить. Ведь ты не убил Дамблдора! И, знаешь, я рада этому, ты не стал убийцей! Это дорогого стоит, ‒ и Нарцисса снова крепко обняла сына.
‒ Я не смог, мама, ‒ прошептал Драко, опуская голову ей на грудь. ‒ Не смог сказать... не смог убить... Я не думал, что это так сложно!
Драко била мелкая дрожь. Он понимал, что для него это наилучший исход: и руки не в крови, и задание выполнено. И все же осознание собственного бессилия перед смертью удручало. Малфой не смог убить. Он слишком слаб для этого. С одной стороны, стыдно, с другой, Гермиона бы одобрила. Она не хотела, чтобы он становился убийцей, как и мама. Но Драко привел Пожирателей Смерти в Хогвартс и поднял палочку на директора. Этого достаточно, чтобы никогда его не прощать…
Некоторые страхи развеялись довольно быстро. Уже через два дня Волан-де-Морт сам навестил поместье. Он не был разгневан.
‒ Ты не убил его, слабак, но другую часть работы ты выполнил, так что наказывать я тебя не буду... пока, ‒ сказал тогда Темный Лорд. У него в то время было много дел и помимо юного Малфоя.
Еще через несколько дней из Азкабана вернулся Люциус. Он похудел, под глазами залегли страшные темные тени, взгляд стал затравленным, когда-то роскошные платиновые волосы спутались и потускнели. Малфой-старший выглядел ужасно, но он был жив и дома. Драко почувствовал облегчение, ведь отец всегда защищал его, по-своему, но служил щитом от всех неприятностей.
‒ Знаешь, Драко, ‒ тихо сказал ему Люциус, когда они остались с отцом наедине. ‒ Я рад, что не ты убил Дамблдора. Взять на себя такую ношу в шестнадцать лет… Не знаю, выдержал ли бы ты чувство вины, а оно грызет, грызет изнутри, всегда. Это хорошо, что ты не узнал его…
Драко был с отцом полностью согласен, хотя и не ожидал этих слов из его уст.
* * *
В первые мгновения после того, как Гермиона узнала, что Дамблдор мертв, а Малфой должен был убить его, но сделал это в итоге Снейп, она пребывала в глубоком шоке. Во-первых, Грейнджер не представляла Хогвартса без Дамблдора, это казалось чем-то немыслимым, ненормальным... Во-вторых, несмотря на отталкивающий облик, Снейп был ее учителем, и директор доверял ему, то, что он сам, член Ордена Феникса, убил Дамблдора, не укладывалось в голове. А, в-третьих, Гермиона никак не могла поверить, что Драко мог всерьез поднять палочку на директора! Неужели он способен убить? Гермиона искала ему оправдания и не находила. Она сама лучше умерла бы, чем так поступила.
‒ Он стал Пожирателем Смерти, Гермиона, пойми это, наконец, он не белый и пушистый! Он опасен, неизвестно, может, он убил кого раньше, а если нет, то убьет в ближайшее время, иначе у Сама-Знаешь-Кого не служат, ‒ убеждала ее Джинни.
‒ Чуть не убил Кети и Рона, привел в Хогвартс Пожирателей Смерти, хотел убить Дамблдора, наслал Империус на мадам Розмерту... ‒ шептала Гермиона, пытаясь представить и поверить.
Какое-то время она пыталась найти правдоподобное объяснение, но так и не смогла. И потом она поняла простую истину: Драко, которого она знала и любила, убили в тот момент, когда на его предплечье появилась Темная метка. Того мальчишки, который признавался ей в любви, обещал защитить от всех бед, подарил прекрасный камешек на серебряной цепочке, больше нет. Этот новый Малфой ‒ жестокий ублюдок, не знающий чести и жалости. Гермиона плакала по нему, хотела его вернуть, но теперь отчетливо поняла, что ночами в подушку она звала своего Драко, а этого слугу Волан-де-Морта знать не хочет и ни капли не любит. Это было тяжело и больно, ведь часть ее еще верила, что где-то в душе этого бездушного Малфоя живет тот Драко, который целовал ее, просто нужно его найти. Возможно, будь ситуация другой, не будь Волан-де-Морта, она попыталась бы, откопала нежного любящего парня за маской Пожирателя Смерти, но не было ни времени, ни возможности. Гермионе оставалось только отпустить все на волю судьбы, а самой делать то, что велит долг, то есть помогать Гарри найти крестражи. Это куда важнее сердечных дел. В этом Гермиона себя убедила. Вот только от пустоты в душе, оставленной предательством Драко, было не так-то просто избавиться.
Гермиона знала, что, как только закончится лето, она отправится с Гарри и Роном на поиски крестражей. Для этого нужно было собрать всю свою силу, всю выдержку. Детские игры кончились уже давно, но именно теперь это стало особенно очевидным. Они бросали школу, становились вне закона и собирались совершить то, за что и взрослый опытный волшебник не возьмется. И Гермиона знала, что им нельзя проиграть. Слишком многое зависело от успеха трех ребят, еще и школу не закончивших. После смерти Дамблдора тяжелый груз ответственности лег на плечи не только Гарри Поттера, но и его верных друзей.
Перед самой свадьбой Билла и Флер Гермиона узнала, что ее друг расстался с Джинни.
‒ Он считает, что все это слишком опасно, опасно для меня! Он боится, что может не вернуться, поэтому хочет оставить меня свободной! ‒ сказала ей подруга, с трудом сдерживая слезы. Гермиона знала, как сильно Джинни любила Гарри, с первого взгляда. С того самого мгновения, когда впервые увидела на платформе. Все ее парни в школе ничего не значили в сравнении с тем светлым, настоящим чувством, которое единственная дочь семьи Уизли питала к Мальчику-Который-Выжил. ‒ Неужели он не может понять, что то, как это называется, совершенно неважно? Я люблю его независимо от того, называю своим парнем или нет. Это куда сильнее и глубже!
‒ Я понимаю тебя, ‒ прошептала Гермиона, крепко обнимая подругу. Она знала, что при этих словах должна была вспомнить Рона, но в голове всплыл так тщательно отгоняемый образ Драко Малфоя. И почему только он не хотел покидать ее голову?
Джинни резко вскинула голову, и два карих взгляда встретились.
‒ Ох, Гермиона!
Они обнялись еще крепче. Боль одной словно просачивалась в другую через поры, потому что обе испытывали одно и то же. От каждой из них отказался любимый, ради ее же безопасности. Это сложно принять. Может, даже невозможно.
Вот только Джинни могла продолжать любить Гарри, гордиться им и молиться за него. У Гермионы такой возможности не было. Драко чуть не убил Дамблдора, Драко — Пожиратель Смерти, Драко — враг. Все это ножом резало по сердцу своей очевидностью и неизбежностью. Он сделал свой выбор, и его не изменить, но легче от этого не становилось.
‒ Знаешь, я должна отпустить его, ‒ сказала Джинни. ‒ Если он хочет, чтобы его ничего не связывало, то пусть так и будет. Гарри ничего мне не должен, но... Я всегда буду ждать его... Когда он вернется с войны, когда выполнит то, что должен, я снова смогу быть рядом!
‒ Какая же ты храбрая, Джинни, ‒ ответила Гермиона. ‒ Ты поступаешь правильно, я знаю это.
‒ Правильно... ‒ тихо повторила Уизли. ‒ Правильно, но где взять силы?
Они какое-то время сидели в молчании. Комната Джинни, которую подруги делили между собой, медленно погружалась в полумрак. Последний свет уходящего дня покидал спальню. Прощальный лучик отразился на краешке зеркала и заиграл радугой на светлой стене.
‒ Давай вместе! ‒ друг выпалила Джинни.
‒ Что вместе? ‒ не поняла Гермиона, вырываясь из плена мыслей.
‒ Отпустим вместе, я ‒ Гарри, а ты... Драко, ‒ она впервые назвала его по имени, а не «Малфой», и Грейнджер это оценила.
‒ Хорошо, ‒ Гермиона перешла на шепот. Теперь она поняла, что имеет в виду Джинни.
Вместе они вышли из дома, и двинулись в сторону озера навстречу заходящему солнцу. Последние блики играли на тихой зеленоватой воде. Под легким теплым ветерком шуршал камыш.
Гермиона медленно расстегнула цепочку у себя на шее и вытянула руку с бесценным кулоном над водой. Ей казалось, что в ее руке пульсирует сердце Драко, которое она давно должна была вернуть. Камешек принял цвет крови, чувствуя настроение хозяйки.
‒ Я отпускаю тебя, Драко Малфой! Навсегда! ‒ почти выкрикнула Гермиона и выпустила цепочку. Камушек стал серо-прозрачным, безжизненным.
С тихим плеском кулончик скрылся под водой. Гермионе показалось, что вместе с подарком Драко она выбросила кусочек собственного сердца. В груди болело, но дышать стало как будто легче. Чтобы помочь Гарри в его борьбе, она должна быть сильной, отдать ему все силы и способности. Любви больше нет места, она не будет ей мешать!
В этот момент Гермиона не думала, что амулет обладает защитной магией и выкидывать его перед столь опасным предприятием неразумно.
Джинни крепко обняла подругу.
‒ Ты молодец! ‒ прошептала она в ее непослушные каштановые волосы. ‒ Я тоже отпустила.
Но Гермионе это казалось неравноценным. Если Гарри выживет, он вернется к своей Джинни, чего бы ему это ни стоило, а если он погибнет, Уизли будет знать, что, умирая, всеобщий герой шептал ее имя. У Гермионы этого не было. Драко жив, но оставил ее, он не вернется к ней, не вспомнит... У Джинни есть надежда на счастье, а у ее подруги больше нет.
Всю ночь Гермиона ворочалась с боку на бок. Казалось, что камешеккулона зовет ее сквозь тихие воды пруда. Стоило задремать, как являлось бледное, уставшее лицо Драко. Таким она видела его последний раз. Он смотрел на нее с болью.
В полузабытьи сна, когда мысли текут, не подчиняясь воли человека, Гермиона была уверена, что Малфой по-прежнему ее любит и страдает от разлуки не меньше, чем она. Он не мог поступить иначе, поддался условностям своей семьи, а в итоге затавил страдать их обоих.
Что будет, когда закончится война? Если победит Волан-де-Морт, Гермиону убью. А если победит Орден Феникса? Сможет ли она спасти Драко? Вряд ли. Но точно сделает для этого все возможное.
Утром, когда солнце еще только оторвалось от горизонта, Гермиона снова спустилась к пруду. На этот раз одна. Ей даже не пришлось произносить «Акцио», лишь легкое движение палочкой, и кулон послушно лег в руку владелице и согрел ее. Он окрасился в сине-зеленый цвет, тяжелый цвет тоски. Волшебный камень чувствовал боль и отчаяние носительницы.
На свадьбе Билла и Флер Гермиона была совершенно разбита. Она, конечно, постаралась принарядится и подкрасится вместе с Джинни, но удовольствия ей это не принесло. Красное платье, которое должно было бы поднимать настроение и придавать энергии напоминало кровь с разбитого лба упавшего с башни Дамблдора. И разговоры гостей о книге Риты Скитер только усиливали эту ассоциацию.
— Гер-и-вона, ты чего такая не веселая? — это было первым хорошим событием за многие дни. Гермиона обернулась и с радостью окунулась в объятия Виктора Крама. И плевать, что это увидят и Перси, который еще способен на ревность, и Рон. Болгарин умел излучать очень уютную, домашнюю энергию, которая успокаивала, а именно это было нужно Гермионе.
— Ты же знаешь, что творится в Англии. С чего мне быть веселой? — грустно усмехается Гермиона.
Крам уверенно подталкивает ее к танцполу, даже не спрашивая позволения. Он старый друг, ему можно. Да и Гермиона не против. Это законный повод для долгих, успокаивающих объятий.
Ни Гарри, ни Рону ни разу не пришло в голову, что их умная и волевая подруга может нуждаться в поддержке и утешении. Она всегда помогала им, забывая о собственных трудностях. Джинни же и самой сейчас не сладко, чтобы плакаться ей на жизнь. Поэтому теплое участие в глазах Виктора проливало целебный бальзам на исстрадавшуюся душу Гермионы.
— Какими судьбами? — спросила она его.
— Меня пригласила Флер как товарища по Турниру.
Гермиона совсем забыла, что Крам и Делакур были чемпионами Турнира Трех Волшебников.
— И каково вернуться в Лондон?
— Хотел бы я сделать это в более приятные времена. Сейчас у вас очень мрачно.
— Это мягко сказано. Еще и опасно.
— Хотел бы я помочь… А еще больше — увезти тебя отсюда, подальше от опасностей!
В этот момент Гермионе пришло в голову, что Виктор может все еще любить ее, как тогда, на четвертом курсе. Но это же абсурд! Прошло столько времени. Столько воды утекло.
— Ты же понимаешь, что я не брошу своих друзей!
— Я мог бы увезти и их. Но вы слишком ответственные. Вы будете сражаться со злом. Как всегда. Может, возьмете меня с собой?
Гермиона лишь покачала головой и печально улыбнулась. Милый Виктор! Он и не представляет, в какую авантюру готов ввязаться ради нее! В чужой стране. Все это пока не его беда. Гермиона не простит себе, если втянет Крама в заварушку, из которой мало кто выйдет живым. Это было бы чертовски нечестно по отношению к нему.
— Только не говори, что боишься за меня! — угадывает ее мысли Виктор. — Я могу за себя постоять.
— Конечно, можешь! И постоишь, если мы не справимся здесь. Тогда всем волшебникам придется постоять за себя. А пока наслаждайся мирной жизнью. Мы обязаны справиться!
— Почему ты так не хочешь разделить эту ношу?
Гермиона неоднозначно поводит плечами. И правда, почему? Ответа нет. Лишь смутное ощущение, что это их крест. Нельзя перекладывать его на плечи ни в чем неповинных людей, которые вовсе не подписывались умирать. И так все стало слишком серьезным и опасным.
В этот момент, к счастью для Гермионы, музыка кончилась, и можно было с чистой совестью затеряться в толпе, отправившись на поиски Гарри и Рона. Виктор, конечно, понял, что от него просто отделались, но Грейнджер это не заботило. Пусть лучше обидится, чем ввяжется, сам не зная во что.
Жизнь Драко Малфоя походила на кошмар, страшный сон, от которого никак не получается проснуться. Несмотря на то, что отец был, наконец, дома, легче не стало, совсем наоборот...
Волан-де-Морт решил устроить в особняке Малфоев свою штаб-квартиру. Теперь там постоянно обретались довольно странные личности. Даже зная большинство Пожирателей Смерти, Драко не испытывал желания жить с ними под одной крышей. Особенно потому, что знал их. Ни один из них не казался приятным человеком, даже родная тетка Беллатриса. Но помимо многочисленных соседей появились еще и пленники, люди и магические существа, которых пытали. До Драко так часто доносились крики из подземелий, что он почти научился отрешаться от них, не слышать... почти. Как Малфой ни старался убедить себя, что все так и должно быть, к этому они и стремились, каждый раз, когда внизу пытали грязнокровку, ему вспоминалась Гермиона. Что он будет делать, если там окажется она? Драко предпочитал не отвечать себе на этот вопрос.
Нервы практически отказали, когда прямо в столовой особняка была убита хогвартсовская преподавательница профессор Бербидж. Да, она вела магловедение и симпатизировала маглам. Да, Драко всегда считал ее малахольной под стать Трелони. Но! Она была учителем, человеком, которого он давно знал! Ее убийство не укладывалось в голове, ведь раньше хогвартсовские профессора пользовались неизменным уважением. К тому же в тот же день Темный Лорд забрал палочку у Люциуса. Он считал, что не может убить Поттера, так как их палочки ‒ близнецы, и ему нужна другая. Так отец остался безоружным, беззащитным, это еще сильнее подкосило его душевное равновесие, и так сильно пошатнувшееся от сидения в Азкабане. Повлияло это и на Драко. Он понял, что, даже служа Темному Лорду, нельзя чувствовать себя в безопасности, нельзя быть уверенным в завтрашнем дне. Это стало кошмаром. Ведь вся его семья жаждала именно безопасности, а получилось...
Оказавшись без палочки, Люциус, и без того не особенно уважаемый, превратился в совершенно пустое место для всех окружающих. Драко же считался школьником и ребенком. Малфои остались беззащитны перед произволом Пожирателей Смерти, который они творили в их собственном доме. Бессловесные, они вынуждены были прятаться по углам, чтобы не нарваться на чей-нибудь гнев.
Люциус уходил в себя и старался не замечать происходящего. Драко считал это слабостью. Он все меньше уважал отца, по вине которого они все оказались в такой ужасной ситуации.
Зато стойкость матери его восхищала. Все унижения и насмешки Нарцисса переносила с высоко поднятой головой и холодным призрением в глазах. Даже в падении она была выше своих обидчиков. Даже оскорбления сестры Беллатрисы, по которой так скучала раньше, она переносила стоически.
Сам Драко не мог похвастаться такой внутренней силой. Он старался не выходить из комнаты или сбегать подальше в сад. Добровольная изоляция делала его мрачным и злым. Он никому бы не признался, но по ночам в подушку текли злые слезы бессилия. Больше всего не хватало Гермионы! До крика хотелось прижаться к ней, почувствовать ее объятия и хоть немного отдохнуть от боли и страха. Руки любимой всегда приносили ему покой и умиротворение, лечили любые раны. Драко отдал бы все лишь бы ощутить их прикосновения.
Малфой был почти счастлив вернуться в Хогвартс. После того ада, который происходил у него дома, ничего хуже просто не могло быть. Однако он ошибся.
Новым директором стал профессор Снейп, но он плохо контролировал ситуацию. Бывший декан, несмотря на все старания, не мог полностью защитить ни учеников, ни преподавателей. В школе постоянно толклись Пожиратели Смерти, а маглорожденных студентов преследовали. Брат и сестра Керроу, ставшие преподавателями, наказывали всех и каждого за малейшую провинность, причем излюбленным способом наказания было заклятие «Круциатус».
Причем, к ужасу Драко, нашлись чистокровные школьники, которые с радостью к ним присоединялись. В первую очередь Кребб. Малфой никогда не замечал в нем такой безудержной кровожадности, которая в полной мере проявила себя теперь. Винс просто рвался участвовать в наказаниях «провинившихся» и получал от этого животное наслаждение. Драко это пугало. Он никогда не считал Кребба пушистым добряком, но и не ожидал увидеть в нем одержимого чужой болью маньяка.
Сам Малфой вообще не понимал, как можно получать удовольствие от страданий другого человека. Он умел презирать, но не ненавидеть. Драко одобрил бы высылки и тюремные заключения, но не пытки. Они пугали его, заставляли чувствовать себя еще более слабым и беспомощным.
Драко быстро признал, что это совсем другой Хогвартс, и новая школа совсем ему не нравится. Больше не было веселого смеха, беготни по коридорам... Дети боялись каждого шороха! Эта мрачная, гнетущая атмосфера страшно напрягала. Драко, как староста Слизерина, даже пытался на свой страх и риск защищать маглорожденных и полукровок, за что сам не раз получал от Керроу. Да и от Винсента, который все больше отдалялся, считая Драко слабаком и предателем.
Радовало одно: Гермиона в школу не явилась, как и Поттер с Уизли. Что они вместе, Драко не сомневался. Не было у него иллюзий и по поводу их безопасности. Но пока их не могли найти, а значит, там, где они находятся, ‒ все же лучше, чем в школе. Зная характер Гермионы, не трудно было догадаться, что она бы все время лезла на рожон, защищая школьников. При этом, будучи маглорожденной, сама бы оказалась в страшной опасности. Драко не смог бы ее защитить, и это медленно убило бы его. Хотя неизвестность тоже была несладкой. Каждое утро он с содроганием ждал почты и лихорадочно просматривал «Ежедневный пророк». Если бы их поймали, то, конечно, поспешили бы всем об этом сообщить! Никаких известий не было, но это не повод радоваться, их могут поймать в любую секунду. Что бы Драко ни делал, часть его мозга всегда волновалась за Гермиону, думала о том, где она и что с ней. Это выматывало!
Усталость, постоянный страх за Грейнджер и родителей постепенно сделали его нервным и раздражительным, так что даже друзья начали шарахаться от него. Никто не понимал причин таких перемен, но не замечать не могли. Кто-то считал, что все дело в новом задании Волан-де-Морта, другие говорили, что это последствия наказания за то, что летом Драко не убил Дамблдора, но выдвигались и куда более абсурдные версии, хотя к истине никто так и не приблизился.
Единственным человеком, с которым Малфой мог говорить искренне, оказался, как ни странно, Блейз Забини. Тому тоже было несладко. Как-то Драко застал его в спальне мальчиков одного, пьющего огневиски.
— Что случилось? — без обиняков спросил Малфой, садясь на кровать напротив Блейза.
— Страшно, — честно признался Блейз. И Драко вздрогнул от такой откровенности. Он не ожидал, хотя и был тронут ею.
— Мне тоже, — Малфой понял, что нашел долгожданную отдушину.
— Милли полукровка. Я боюсь, они примутся за нее, — Блейз трансфигурировал из чернильницы второй стакан и налил Драко. — Знаешь, сам бы я пережил их наказание. Невелика важность. Но если они причинят боль Милли, я не переживу.
Малфой прекрасно его понимал. Перед глазами стояла Гермиона. Булстроуд хотя бы нарожон не лезет, Блейзу в этом плане проще.
— Зачем все эти наказания? Зачем пытки? — риторически спросил Малфой, делая большой глоток из стакана.
— Они психи, — бросил Забини. — Им нравится самоутверждаться за счет других, потому что они ничего не могут, кроме как причинить боль. А так они чувствуют свою власть. Это тоже слабость, малодушие, но извращенные, исковерканные. Это изломанные люди, с изломанными душами. Их даже дементоры не доконали, потому что ничего человеческого в них не осталось.
Драко передернуло. Он думал о Винсенте. Что исковеркало его?
— Неужели эти уроды будут править? — Малфой поставил стакан под новую порцию огневиски.
Забини хохотнул, наливая, от чего струя янтарно-коричневой жидкости чуть дрогнула. Топазовая капля упала на прикроватный столик. Драко залюбовался переливали света на ней.
— Они уже правят. И мы ничего не можем с этим поделать.
«Мы не можем, — подумал Малфой, — а Гермиона делает. И ее Поттер с Уизли делают. Они не сидят сложа руки, как мы. А ведь это мы допустили, наши родители. Мы в этом виноваты, а они расхлебывают». Драко пронзило острое чувство вины, и он припал к стакану. Ему, как и Блейзу, хотелось просто забыться, заблудиться в алкогольных парах.
С поиском крестражей все складывалось совсем не так гладко, как думала поначалу Гермиона. После первого успеха ‒ если так можно назвать воровство медальона Слизерина из самого сердца Министерства магии ‒ началось затишье. Они не знали, ни что делать, ни как уничтожить добытый крестраж. Гарри не знал. Потому что им с Роном и знать было неоткуда.
Гермиона старалась не поддаваться чувству обреченности и поддерживать Гарри, насколько это возможно. Зато эти постоянные метания сблизили ее с Роном. Они часто обсуждали перспективы и планы на будущее. И, хотя Уизли был настроен куда пессимистичнее Грейнджер, это позволило им вернуть прежнюю теплоту и доверительность отношений.
Как-то ночью, когда Гермиона дежурила с медальоном на шее, Рон вышел к ней из палатки.
— Не спится, — буркнул он, кутаясь в одеяло, и сел рядом. Гермиона чуть подвинулась, прижимаясь к нему. Может, это поможет поддержать? Она видела, что Рону тяжелее, чем ей или Гарри.
Некоторое время они сидели в молчании. Потом Рон заговорил.
— Как думаешь, Гарри знает, что делает? Мы уже так давно не ищем крестражи! Даже медальон уничтожить не можем! А ведь время идет. Каждый день промедления может стать фатальным! — Рон уронил голову на скрещенные руки. — Я каждый день боюсь услышать, что кого-то убили. Братьев, или Джинни, или маму с папой, — он всхлипнул, не в силах совладать с эмоциями.
Гермиона осторожно погладила его по голове. Волосы отрасли уже слишком сильно. Что она могла сделать? Чем утешить?
— Я так боюсь за них, Гермиона. Понимаешь?
— Да, Рон, Гарри обязательно что-нибудь придумает.
Он покивал, не отрывая головы от рук, по сути, побился лбом о собственные предплечья в знак согласия.
Гермиона продолжала гладить его по голове. Постепенно Рон расслабился под воздействием этой нехитрой ласки.
— Знаешь, если б тебя здесь не было, я б, наверное, совсем с ума сошел, — неожиданно признался он.
Гермиона не знала, чем это объяснить. Пониманием? Симпатией? Объединением против Гарри? Нет, она не хотела решать трудные моральные вопросы. Ей только этого не хватало для полного комплекта.
Она лишь улыбнулась Рону при лунном свете. Он тоже вымучил улыбку и ушел спать. Приближался рассвет. Мысли о терзающемся Роне не давали покоя. У него семья, ему тяжелее всех. Но как помочь? Ответа не было.
И все же Гермиона радовалась торжеству самовнушения. Она почти научилась не думать о Драко, а отдавать всю себя друзьям. Девушка чувствовала, что ее детская мечта сбылась: Рон к ней неравнодушен. Гермиона понимала, как эгоистично надеяться, что рыжий мальчишка подберет отмычку к запертой изнутри дверце в ее сердце и вытолкает оттуда Малфоя взашей. У Рона это удивительно хорошо получалось. Гермиона научила себя смотреть на него, как на мужчину, а не как на друга. Она не могла сказать, хочет ли от него того же, что делал с ней Драко, но попробовать бы не отказалась. Хотя это будет совсем по-другому! Уизли и Малфой такие необыкновенно разные, но оба до боли родные, завладевшие сердцем, правда, Драко упорно одерживал верх в борьбе за нее, хотя сама Гермиона неизменно была на стороне Рона.
Самым страшным для нее стал момент его ухода. Страшная ссора между ее мальчишками! Что она могла сделать? Гермиона разрывалась между Гарри и Роном. С одной стороны, она хотела уйти вместе с Уизли, чтобы он залечил ее разорванную Малфоем на куски душу, но, с другой стороны, чувство долга говорило, что ее интересы мелочны, она нужна Гарри, должна помочь ему в его таком важном и таком сложном деле. Как и всегда раньше, Гермиона повиновалась зову долга. Ведь не будь его, она ушла бы вслед за Драко, хоть на служение к Темному Лорду.
В первую ночь после ухода Рона девушке приснился сон…
Гермиона стояла на берегу Черного озера у самой кромки воды. За спиной возвышался величественный замок Хогвартс. До ее слуха донеслись знакомые шаги, и она резко обернулась. К ней шел Драко, в черных брюках и черной рубашке. Никакой мантии, никаких цветов факультета. Перед ней был взрослый мужчина, а не школьник.
Малфой протянул ей руку. Гермиона заглянула ему в глаза и увидела прежнего Драко, того, которого она так любила, и который души не чаял в ней. Он тянулся к ней, все ускоряя шаг, словно хотел обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать.
В этот момент появился Рон. Он стоял чуть в стороне и тоже тянул к ней руки, манил к себе. От Уизли пахло теплом, домом, свежеиспеченными плюшками... От него веяло спокойствием и простотой. Все так знакомо и ясно... Драко же казался отстраненным. Гермиона чувствовала горько-холодный запах его туалетной воды, его силу и самоуверенность. Простой мальчишка и молодой аристократ. Огонь и лед. Доброта и гордость. Легкость и утонченность. Такие разные и такие родные...
Гермиона во сне пошла к Рону, но сердце ее вырвалось из груди и шариком яркого света поплыло к Драко. Он поймал его длинными бледными пальцами и крепко прижал к себе. На его тонких губах заиграла улыбка. Она отдала ему самое ценное, то, что он всегда просил. Но вот ее тело бесчувственной куклой грелось в больших теплых руках Рона Уизли, который так и не понял, что ему отдали лишь оболочку, и светился от счастья.
Гермиона проснулась и попыталась сесть. Она запуталась в одеяле, начала вырываться из душного плена, чуть не разбудив Гарри. Выпутавшись, она крепко сжала рукой камешек кулона на груди под ночной рубашкой. Он уже привычно согрел ей руку. Хотелось верить, что это греет неостывшая любовь Драко. Но надежда эта была призрачной. Того Драко, которого она любила, больше нет. Да и как можно любить чуть было не состоявшегося убийцу Дамблдора?
Раньше Малфой появлялся в ее снах лишь легким видением, утром она не могла вспомнить, что видела, только чувствовала что-то похожее на его легкое касание до ее сознания. Сегодня же он был там, она рассмотрела каждую черточку знакомого лица. Драко улыбался, прижимая к себе шар теплого света ‒ ее сердце, а она сама была в объятиях Рона.
Неужели так и есть на самом деле? Неужели это правда? Правда, что ее сердце до сих пор рядом с Драко, хоть она сама и толкает себя к Рону? Гермиона подсознательно знала ответ. В горле собрался скользкий комок слез, грозящий прорваться рыданиями. Сколько времени она потратила зря! Сколько моментов упустила! И почему не ценила каждую секундочку, проведенную рядом с Драко? Сколько счастья он дарил ей! Ведь его любовь светилась ярче солнца, грела и ласкала ее! Гермиона все время что-то искала, куда-то бежала! Сама отталкивала либо Драко, либо чувство покоя и счастья. Она. Только она виновата во всем, и никто другой. Теперь Гермиона поняла, что никогда не любила Малфоя так же сильно, как он ее, никогда не давала ему столько же, сколько он ей, никогда не дарила всю себя, как он заслуживал. Слезы побежали по щекам неудержимым потоком. Гермиона уткнулась в подушку, чтобы заглушить рыдания и не разбудить Гарри. Сколько же она не сделала, хотя должна была! А теперь уже поздно... Сколько света и тепла она осталась должна ему. Но отдать уже некому! Нынешний Драко Малфой совсем другой человек, абсолютно ей чужой...
Почему осознание всегда приходит поздно? А ведь теперь с этим знанием Гермионе придется жить до самого конца...
Гермиону терзал жгучий, одурманивающий страх, подчиняющий рассудок. Поймали! Их поймали! Несмотря на то, что ей удалось в последний момент швырнуть в Гарри жалящее заклинание, она понимала слабость такой маскировки. Эти егеря узнали их, узнали Гарри. Теперь их доставят к Волан-де-Морту, и это будет означать конец. Конец всему, делу Дамблдора, надежде на победу и... жизни.
Они трансгрессировали всей группой, и пленники повалились в одну большую кучу. Гермиона чуть приподняла голову, чтобы выяснить, куда они попали, и с трудом сдержала вскрик. Она узнала герб на чугунных резных воротах. Буква «М», опирающаяся на звериные лапы была ей знакома еще по кольцу-печатке, которое носил Драко.
Раньше Гермионе было бы интересно посмотреть, где и как он живет. Увидеть роскошные цветники Нарциссы, о которых она столько слышала. Но теперь ситуация в корне изменилась. Гермиона вовсе не тешила себя надеждой на помощь Драко, даже если бы он остался прежним, сил у него бы не хватило, лучше не рисковать. А этот новый, теперешний Малфой и вовсе не был ей другом.
Один из егерей подошел к воротам и потряс решетку.
‒ Как нам войти? Тут заперто, Сивый! Я никак... Тьфу, черт!
Он в страхе отдёрнул руки. Абстрактные завитки чугунной решётки зашевелились, складываясь в свирепую морду, которая лязгающим голосом пролаяла:
‒ Цель посещения?
‒ Мы Поттера поймали! ‒ победно проревел Сивый. ‒ Мы поймали Гарри Поттера!
Створки ворот распахнулись.
‒ Пошли! ‒ скомандовал Сивый своим людям.
Пленников втолкнули в ворота и погнали по дорожке между живыми изгородями, приглушающими шаги. Гермиона увидела красивого павлина-альбиноса на ветке дерева. Драко рассказывал ей, что павлинов завел еще его прадед для украшения сада, с тех пор птицы размножались сами и их количество все время увеличивалось. Когда родился этот белый павлин, Люциус хотел свернуть ему шею, как несоответствующему породе, но Нарцисса не дала. Она приручила павлина, кормила из рук и даже гладила перышки на его головке. Это была единственная птица, не только обращающая внимание на людей, но и постоянно вьющаяся вокруг хозяйки дома, если та была в саду. Драко рассказывал много милых историй про это поместье, как любой человек может рассказать множество историй про разные вещицы в родном доме. Гермиона помнила их и удивлялась, как из красивого, богатого и уютного места особняк стал таким мрачным? Неужели Волан-де-Морт губит все, к чему прикасается?
Из приоткрывшейся двери на них упал луч света.
‒ В чём дело? ‒ осведомился холодный женский голос.
‒ Мы пришли к Тому-Кого-Нельзя-Называть! — проскрежетал Фенрир.
‒ Кто вы?
‒ Меня-то вы знаете! ‒ В голосе оборотня звучала обида. ‒ Я ‒ Фенрир Сивый! Мы поймали Гарри Поттера!
Сивый вытащил Гарри на свет, отчего другим пленникам пришлось, перебирая ногами, сдвинуться по кругу.
Гермиона сразу узнала Нарциссу Малфой, потому что видела ее фотографии у Драко. Он очень любил ее, относился к ней с таким трепетом и нежностью, что другие матери могли бы только мечтать о подобном отношении сына. Гермиона видела Нарциссу вживую всего дважды: на чемпионате мира по квиддичу перед четвертым курсом и в магазине мадам Малкин перед шестым. Оба раза женщина производила отталкивающее впечатление, но девушка не могла думать о ней плохо, так как тысячи раз слышала о том, как холодная леди ведет себя среди своих, от ее любящего сына. Когда тебе рассказывают о каком-то человеке с такой любовью, ты просто не можешь потом возненавидеть его.
‒ Он, видите ли, маленько опух, сударыня, но это точно он! ‒ вмешался Струпьяр. ‒ Вы посмотрите получше, видите шрам? А на девчонку гляньте! Та самая грязнокровка, что вместе с ним путешествует, мэм! Он это, ясен цапень, и волшебную палочку мы прихватили. Вот, сударыня…
Нарцисса Малфой вгляделась в раздутое лицо Гарри. Струпьяр подал ей волшебную палочку из терновника. Она подняла брови.
‒ Ведите их в дом! ‒ приказала Нарцисса.
Пленников пинками погнали вверх по широким ступеням и втолкнули в просторную прихожую с портретами по стенам.
‒ Следуйте за мной! Мой сын Драко приехал из школы на Пасхальные каникулы. Если это Гарри Поттер, он его узнает.
Гермиона вздрогнула от того, что сейчас Драко совсем рядом, пусть и как враг. Ей вдруг ужасно захотелось его увидеть. Она понимала, что Малфой не поможет, что перед ней будет чужой человек, но все равно хотела еще раз взглянуть на изящную линию губ, на неестественно светлые волосы, на тонкие длинные пальцы пианиста, на грациозную походку, выдающую умение танцевать, на его идеально аристократическую манеру двигаться и держать себя... Главное — не смотреть в его глаза, цвета зимнего неба, чтобы не видеть холода и презрения. Она не выдержит его безразличия! Ведь внешне, перед ней будет все тот же Драко. И лишь глаза выдадут, насколько он изменился.
После ночной темноты в гостиной было ослепительно светло. В большой комнате с потолка свисала огромная хрустальная люстра, темно-фиолетовые стены увешаны картинами, о каждой из которых Драко мог говорить около часа. Из кресел у резного мраморного камина поднялись два человека.
‒ Что такое?
Знакомый, лениво растягивающий слова голос Люциуса Малфоя резал слух, но Гермиона видела только бледного юношу рядом с ним, который, с видом крайней заинтересованности, рассматривал узор на ковре на полу.
‒ Они говорят, что поймали Поттера, ‒ произнёс холодный голос Нарциссы. ‒ Драко, подойди.
Он послушно приблизился. Гермиону удивило, как сильно он вырос, теперь выше Гарри и почти догнал Рона. Такая знакомая и такая чужая фигура...
Сивый подтолкнул пленников, так что Гарри оказался прямо под люстрой.
‒ Ну, что скажете? ‒ проскрежетал оборотень.
Гермиона не поднимала глаз, она чувствовала, как взгляд Малфоя скользнул по ней, не задерживаясь. Он словно не обратил на нее внимания, не заметил... Это неожиданно больно резануло по сердцу, в его присутствии все попытки убедить себя в любви к Рону рассыпались в прах.
‒ Ну что, Драко? ‒ с жадным интересом спросил Люциус Малфой. ‒ Это он? Это Гарри Поттер?
‒ Н-не знаю… Не уверен, ‒ ответил Драко. Он старался держаться как можно дальше от Сивого и явно боялся присматриваться. На какой-то момент у Гермионы мелькнула надежда, что он их не узнает, или сделает вид, что не узнал.
‒ Да ты погляди хорошенько! Подойди к нему поближе!
Гермиона никогда не слышал такого волнения в голосе Люциуса. Даже не предполагала, что он на него способен.
‒ Драко, если мы передадим Поттера в руки Тёмного Лорда, нам всё прос…
‒ Давайте-ка не будем забывать, кто его поймал на самом деле, а, мистер Малфой? ‒ с угрозой проговорил Фенрир.
‒ Конечно-конечно! ‒ нетерпеливо отозвался Люциус.
Он сам подошел к пленникам, так что его искаженное волнением лицо можно было разглядеть с подробностями. Гермиона видела сходство отца и сына, но Люциус все равно казался ей противным.
‒ Что вы с ним сделали? ‒ спросил Фенрира старший Малфой. ‒ Почему он в таком состоянии?
‒ Это не мы!
‒ На мой взгляд, похоже на «Жалящее заклинание», ‒ объявил Люциус.
Серые глаза внимательно осмотрели лоб Гарри.
‒ Здесь что-то виднеется, ‒ прошептал он. ‒ Может быть, и шрам, только туго натянутый… Драко, иди сюда, посмотри, как следует! Как ты считаешь?
Отец и сын наклонились над Гарри. Драко смотрел с неохотой и даже страхом, хотя Гермиона не могла этого понять. Зато теперь она позволила себе рассматривать его, такое знакомое, и в то же время изменившееся лицо. Он не только повзрослел за то время, что они не виделись, но и похудел, осунулся, как будто ему тоже пришлось несладко. Гермиона не знала причин, но глубоко в душе жалела его.
‒ Не знаю я, ‒ пробормотал Драко и отошёл к Нарциссе, стоявшей у камина:
‒ Мы должны знать наверняка, Люциус! ‒ крикнула она мужу холодным, ясным голосом. ‒ Нужно совершенно точно убедиться, что это Поттер, прежде чем вызывать Тёмного Лорда… Эти люди сказали, что взяли его волшебную палочку, ‒ прибавила она, разглядывая палочку из терновника, ‒ однако она совсем не подходит под описание Олливандера. Если тут ошибка и мы зря побеспокоим Тёмного Лорда… Помнишь, что он сделал с Долоховым и Роулом?
‒ А грязнокровка? ‒ прорычал Фенрир.
Егеря повернули связанных пленников так, чтобы на свет вышла Гермиона.
‒ Постойте, ‒ резким тоном произнесла Нарцисса. ‒ Да! Она была с Поттером в ателье у мадам Малкин! Я видела фотографию в «Пророке»! Смотри, Драко, это Грейнджер?
‒ Не знаю… Может быть… Вроде да… ‒ он словно через силу выдавливал из себя слова, но Гермиону все равно обожгло разочарование. Зачем он это сказал? Неужели не мог соврать, что это не она? Подсознательно, она до последнего надеялась на его помощь и поддержку, но надежды рухнули, оставив густое, вязкое разочарование. Гермиона в который раз убедилась, что больше нет человека, которого она любила, а это кто-то совсем чужой.
‒ А это ‒ мальчишка Уизли! ‒ вскричал Малфой-старший, остановившись напротив Рона. ‒ Это они, друзья Поттера! Драко, взгляни, это действительно сын Артура Уизли, как его там?..
‒ Вроде да, ‒ не оборачиваясь, повторил Драко. ‒ Может, и он.
За спиной открылась дверь. Гермиона услышала женский голос, но узнала Пожирательницу только когда увидела лицо. И вот тут ей стало по-настоящему страшно! «Хоть бы Гарри не наделал глупостей!» ‒ билась в мозгу единственная мысль.
‒ Что здесь происходит? В чём дело, Цисси?
Беллатриса Лестрейндж медленно обошла пленников кругом и остановилась справа от Гарри, глядя на Гермиону из-под тяжёлых век.
‒ Это же та самая грязнокровка! ‒ вполголоса проговорила она. ‒ Это Грейнджер?
‒ Да, да, Грейнджер! ‒ откликнулся Люциус. ‒ А рядом с ней, похоже, Поттер! Поттер и его друзья попались наконец-то!
‒ Поттер? ‒ взвизгнула Беллатриса и попятилась, чтобы лучше рассмотреть Гарри. ‒ Ты уверен? Так нужно поскорее известить Тёмного Лорда!
Она засучила левый рукав. Гермиона увидела выжженную на коже Чёрную Метку и поняла, что сейчас Беллатриса коснётся её и вызовет своего обожаемого повелителя…
‒ Я сам собирался призвать его! ‒ Люциус перехватил запястье Беллатрисы, не давая ей коснуться Метки. ‒ Я вызову его, Белла! Поттера привели в мой дом, и потому моё право…
‒ Твоё право! ‒ фыркнула Беллатриса, пытаясь вырвать руку. ‒ Ты потерял все права, когда лишился волшебной палочки, Люциус! Как ты смеешь! Не трогай меня!
‒ Ты здесь ни при чём, не ты поймала мальчишку…
‒ С вашего разрешения, мистер Малфой, ‒ вмешался Сивый, ‒ Поттера поймали мы, так что нам и получать золото…
‒ Золото! ‒ расхохоталась Беллатриса, продолжая вырываться и свободной рукой нащупывая в кармане волшебную палочку. ‒ Забирайте своё золото, жалкие стервятники, на что оно мне? Мне дорога милость моего… моего…
Она вдруг застыла, устремив взгляд тёмных глаз на меч Гриффиндора в руках одного из егерей. Люциус возликовал, выпустил её руку и рванул кверху свой собственный рукав…
‒ Остановись! ‒ пронзительно крикнула Беллатриса. ‒ Не прикасайся! Если Тёмный Лорд появится сейчас, мы все погибли!
Люциус замер, держа палец над Чёрной Меткой. Беллатриса отошла в сторону, ближе к мечу.
‒ Что это такое?
‒ Меч, ‒ буркнул кто-то из егерей.
‒ Дайте мне!
‒ Он не ваш, миссис, он мой! Я его нашёл.
Раздался треск, полыхнуло красным ‒ Беллатриса вывела егеря из строя Оглушающим заклятием. Его товарищи возмущённо загомонили. Струпьяр выхватил волшебную палочку.
‒ Это что ещё за игры, дамочка?
‒ Остолбеней! ‒ завизжала она. ‒ Остолбеней!
Силы были явно неравны, даже с четырьмя егерями против неё одной. Беллатриса обладала огромным магическим мастерством при полном отсутствии совести. Её противники так и упали, где стояли, за исключением одного, Сивого; он рухнул на колени, вытянув вперёд руки. Беллатриса подскочила к оборотню, сжимая в руке меч Гриффиндора. Лицо её залила восковая бледность.
‒ Где вы взяли этот меч? ‒ прошипела она, вырвав волшебную палочку из обмякшей руки Фенрира.
‒ Как ты смеешь? ‒ зарычал он в ответ. Только губами он и мог шевелить, злобно глядя на неё снизу вверх и оскалив острые зубы. ‒ Отпусти меня, женщина!
‒ Где вы нашли меч? ‒ повторила она, тыча клинок ему в лицо. ‒ Снейп отправил его на хранение в мой сейф в Гринготтс!
‒ Он был у них в палатке, ‒ прохрипел Фенрир. ‒ Отпусти меня, я сказал!
Беллатриса взмахнула волшебной палочкой. Оборотень одним прыжком вскочил на ноги, но приблизиться к ней не решился. Он зашёл за кресло и вцепился кривыми ногтями в спинку.
‒ Драко, убери отсюда этот сброд, ‒ приказала Беллатриса, указывая на лежащих без сознания людей. ‒ Если самому их прикончить характера не хватает, оставь их во дворе, я потом займусь.
‒ Не смей так разговаривать с Драко! ‒ вспыхнула Нарцисса, но Беллатриса прикрикнула на неё:
‒ Помолчи, Цисси! Положение серьёзнее, чем ты думаешь!
Слегка задыхаясь, она осматривала меч, приглядывалась к рукоятке, потом обернулась к притихшим пленникам.
‒ Если это, в самом деле, Поттер, нужно позаботиться, чтобы ему не причинили вреда, ‒ пробормотала она как будто самой себе. ‒ Тёмный Лорд желает сам разделаться с Поттером… Но если он узнает… Я должна… Должна знать! ‒ Она снова повернулась к сестре. ‒ Пусть пленников запрут в подвале, а я пока подумаю, что нам делать.
‒ Нечего распоряжаться в моём доме, Белла!
‒ Выполняй! Ты даже не представляешь, какая опасность нам грозит! ‒ завизжала Беллатриса.
Она словно обезумела от страха, тонкая огненная струйка вырвалась из её волшебной палочки и прожгла дыру в ковре.
Гермиона ничего не понимала. Она даже не могла сказать на руку им это или нет. Откуда Гарри взял меч, если он был в Гринготтсе? История с получением меча вообще была очень загадочной...
Нарцисса после короткого колебания приказала оборотню:
‒ Отведите пленников в подвал, Фенрир.
‒ Постойте! ‒ вмешалась Беллатриса. ‒ Всех, кроме… Кроме грязнокровки.
Сивый радостно хмыкнул.
‒ Нет! ‒ закричал Рон. ‒ Лучше меня, меня оставьте!
Беллатриса ударила его по лицу так, что зазвенело по комнате. А Гермиона почувствовала что-то странное. С одной стороны, она ругала Рона за глупость ‒ в такой ситуации лучше не нарываться, но с другой, она чувствовала себя польщенной, ведь он защищал ее!
‒ Если она умрёт во время допроса, тебя возьму следующим, ‒ пообещала волшебница. ‒ Для меня предатели чистокровных немногим лучше грязнокровок. Отведи их в подвал, Сивый, и запри хорошенько, но зубы пока не распускай.
Она швырнула оборотню его волшебную палочку и достала из складок мантии серебряный кинжал. Перерезав верёвку, Беллатриса отделила Гермиону от других пленников и за волосы вытащила на середину комнаты. Страх затопил Грейнджер удушливой волной так, что она даже боли не почувствовала. При всей храбрости, к пыткам она морально не подготовилась. Сивый тем временем погнал оставшихся четверых к дальней двери. Скоро шаги стихли.
Гермиону она надеялась, что ее мучители не видят ее страха. Больше всего она старалась не смотреть на Драко. Привычка считать его своим, родным, что могла сыграть с ней злую шутку. Сейчас же он был с ними.
‒ Откуда у вас меч? ‒ рявкнула Беллатриса, наставив волшебную палочку на Гермиону.
‒ Нашли в лесу, ‒ это была правда, но Лестрейндж в нее, разумеется, не поверила.
‒ Круцио! ‒ выкрикнула она.
Боль была совершенно невыносимой. Гермионе казалось, что кости вот-вот расплавятся, а голова разлетится на куски. Хотелось умереть, только бы больше не чувствовать этой боли, от которой тело выгибалась под самыми дикими углами. Горло разрывалось от крика, но она этого даже не замечала. Агония длилась и длилась… Секунды казались часами.
Все кончилось неожиданно.
‒ Откуда вы взяли меч?
‒ Я спала. Гарри принес его из леса, сказал, что нашел там! Он не успел бы обокрасть Гринготтс, его не было всего чуть больше часа...
‒ Круцио! ‒ взвизгнула Беллатриса. И кричала, пока Гермиона корчилась от боли. ‒ Откуда ты знаешь, сколько времени его не было, если спала? Это ложь! Грязная, мерзкая ложь! Я убью тебя, но узнаю правду! Откуда у вас меч, отвечай, поганая грязнокровка?
Когда боль закончилась снова, Гермиона лишь тяжело дышала и смотрела на нее бешеными глазами. Если бы ее не мучили, она что-нибудь придумала бы, но после такой адской пытки мозг отказывался работать.
‒ Почему ты молчишь, грязнокровка? Круцио!
И снова дикая вспышка ужасной боли скрутила тело. Гермиона была на грани обморока, тело отказывалось воспринимать все новые и новые страдания. Перед зверством мучительницы отступили все иные чувства, даже страх перед неминуемой смертью.
‒ Что вы еще взяли? Отвечай! Круцио! ‒ орала Беллатриса, не давая девушке свободно вздохнуть.
Гермиона не могла отвечать, только дико вопить от боли и молиться об избавлении.
‒ Как вы забрались в мой сейф? ‒ визжала Беллатриса. ‒ Вам помог этот мерзкий гоблин?
‒ Мы с ним только сегодня встретились! ‒ прорыдала Гермиона в перерыве между вспышками боли. — Не забирались мы в ваш сейф… ‒ наконец, в голову пришла идея. ‒Этот меч ‒ не настоящий! Подделка, просто подделка!
‒ Подделка? ‒ хрипло каркнула Беллатриса. ‒ Очень правдоподобно!
‒ Это легко проверить! ‒ послышался вдруг голос Люциуса. ‒ Драко, приведи гоблина. Он скажет, настоящий этот меч или нет.
Гермиона тяжело дышала, наслаждаясь отсутствием боли. Она слышала шаги уходящего Драко. Но могла лишь наслаждаться наконец наступившим расслаблением мышц. Тело отдыхало перед новым неизбежным витком боли. Меч был настоящим, иначе Рон не смог бы уничтожить им крестраж. Сейчас гоблин раскроет Гермионин обман, и Беллатриса обозлится еще сильнее.
Вернулся Драко до обидного быстро, вместе с гоблином.
Неожиданно внизу, под полом раздался громкий треск.
‒ Что это? ‒ вскрикнул Люциус Малфой. ‒ Вы слышали? Что там за шум в подвале? Драко… Нет, позови Хвоста! Пускай сходит, проверит.
Хвост просеменил через гостиную и скрылся. Все прислушались, включая Гермиону. Больше никаких звуков не было.
‒ Ну? ‒ спросила гоблина Беллатриса. ‒ Настоящий этот меч или нет?
Гермиона затаила дыхание, понимая, что теперь ее ничто не спасет.
‒ Нет, ‒ сказал гоблин. ‒ Подделка.
Ее накрыла волна облегчения, хотя она прекрасно знала, что меч настоящий. Неизвестно почему, но гоблин решил помочь ей, и Гермиона была благодарна ему за это.
‒ Ты уверен? ‒ задохнулась Беллатриса. ‒ Совершенно уверен?
‒ Да, ‒ ответил гоблин.
Беллатриса вздохнула с облегчением и заметно расслабилась.
‒ Хорошо!
Небрежным взмахом волшебной палочки она хлестнула гоблина по лицу, так что на нём мгновенно вспух новый рубец, и гоблин с криком рухнул к её ногам. Беллатриса пинком оттолкнула его в сторону.
‒ А теперь, ‒ победно звенящим голосом провозгласила она, ‒ вызовем Тёмного Лорда!
Беллатриса отвернула рукав и коснулась Чёрной Метки.
‒ Полагаю, ‒ раздался голос Беллатрисы, ‒ грязнокровка нам больше не нужна. Забирай её, Сивый, если хочешь.
‒ НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
Рон ворвался в гостиную. Беллатриса оглянулась в изумлении, навела волшебную палочку на него…
‒ Экспеллиармус! ‒ проревел он, прицелившись в Беллатрису волшебной палочкой Хвоста.
Палочка вырвалась из рук волшебницы и отлетела прямо в руки Гарри — он вбежал в комнату вслед за Роном. Люциус, Нарцисса, Драко и Сивый обернулись разом, Поттер крикнул: «Остолбеней!» ‒ и Люциус повалился прямо в камин. В этот момент Гермиона, наконец, скользнула в нежные объятия обморока. Сознание не выдержало такого напряжения.
Очнулась она от того, что на нее падала огромная люстра, Гермиона чудом успела уткнуться лицом в пол, чтобы осколки ее не задели. Спустя мгновение она почувствовала, как сильные руки Рона осторожно высвобождают ее. Как только Гермиона сумела распрямится рядом с Уизли, она увидела, как Гарри наставил три волшебные палочки на Сивого и выкрикнул:
‒ Остолбеней!
Тройное заклинание вышло таким мощным, что оборотня оторвало от земли, подбросило к самому потолку и с треском швырнуло на пол.
Гермиона вцепилась в крепкие руки Рона, словно ища защиты. Как ей хотелось прижаться к нему, такому знакомому, и спрятаться от этого кошмара.
Беллатриса вскочила на ноги, с развевающимися волосами, размахивая серебряным кинжалом. Гермиона увидела, как Нарцисса оттащила Драко подальше, а затем нацелилась волшебной палочкой на дверь.
‒ Добби! ‒ вскрикнула она. Даже Беллатриса оцепенела. ‒ Ты! Это ты обрушил люстру?
Крошечный домовик рысцой вбежал в комнату, наставив трясущийся палец на свою бывшую хозяйку.
‒ Не тронь Гарри Поттера! ‒ пропищал он.
‒ Убей его, Цисси! ‒ завопила Беллатриса, но тут опять раздался треск, и палочка Нарциссы, вылетев у неё из рук, приземлилась у дальней стены.
‒ Ах ты, дрянная мартышка! ‒ зашлась криком Беллатриса. ‒ Как ты смеешь отнимать палочку у волшебницы? Как смеешь не слушаться хозяев?
‒ У Добби нет хозяев! ‒ пропищал он в ответ. ‒ Добби ‒ свободный домовик, и он пришёл спасти Гарри Поттера и его друзей!
До появления Волан-де-Морта вряд ли осталось много времени. Гермиона понимала, что нужно убираться как можно скорее, но возможности не было. По крайней мере, крепкие руки Рона прижимали ее к твердой груди. В таком состоянии, она чувствовала себя относительно защищенной.
‒ Рон, держи ‒ и ходу! ‒ рявкнул Гарри, бросая Рону одну из волшебных палочек.
Потом он нагнулся и выволок из-под люстры гоблина. Взвалив его, стонущего и сжимавшего меч мертвой хваткой, на плечо, он схватил Добби за руку и повернулся на месте, чтобы трансгрессировать.
Уже погружаясь в темноту, Гермиона в последний раз увидела перед собой гостиную: бледных, застывших Нарциссу и Драко, с окровавленным лицом, ‒ странно, но жалость не проснулась, ‒ рыжий сполох шевелюры Рона и размытый серебряный блеск ‒ кинжал Беллатрисы летел через всю комнату прямо в исчезающего Гарри…
Позже, уже сидя на кухне у Билла и Флер, Гермиона поняла, что то, чего она так долго добивалась, свершилось. Она больше ничего не чувствует к Малфою, если бы в нем осталось хоть немного от прежнего, он бы помог ей, хотя бы в память о былых отношениях. Но Драко не спас их, он просто стоял и смотрел, даже когда ее пытали. Она просто не может любить такого человека. А Рон… Рон спас ее, а из благодарности часто вырастает любовь, пусть и не такая, какая была у них с Малфоем, зато куда более крепкая.
За окном быстро сгущались чернильные сумерки. Легкий ветер перебирал тонкие веточки и еще не до конца проклюнувшиеся листочки в саду. Сквозь открытое окно доносился запах влажной земли и свежей зелени, какой часто бывает весной.
Драко спустился по лестнице вниз. Дома было на удивление тихо. При том количестве народа, которое обычно собиралось в особняке, это можно считать настоящим даром небес. Малфой не хотел возвращаться сюда на Пасхальные каникулы, хотя не знал, где хуже: в поместье или в школе. Сейчас эльф сообщил ему, что отец хочет поговорить и ждет в гостиной. Драко догадывался, что хочет сказать ему Люциус, но оттягивать время не видел смысла. Он глубоко вздохнул и шагнул в ярко освещенную огромной люстрой гостиную.
Мистер Малфой сидел у огня в своем любимом кресле. Он казался больным, словно до сих пор не отошел от Азкабана, хотя, возможно, так оно и было. К тому же, с тех пор, как Темный Лорд отобрал у Люциуса палочку, отец вел себя очень тихо, потерял ко всему интерес, почти не участвовал в том, что происходило дома. Когда-то величавый лорд, теперь он почти превратился в старика, если не сказать ‒ в призрака собственного дома.
‒ Садись, Драко, ‒ впервые в жизни Драко хотелось, чтобы в голосе отца зазвучала сталь, так пугавшая его прежде, чтобы он смерил его холодным презрительным взглядом, который всегда ему удавался. Но после возвращения из тюрьмы во взгляде Люциуса не было ничего, кроме усталости, а голос звучал тихо и бесцветно.
Драко сел в кресло напротив отца, поближе к огню. Весной, когда переставали постоянно, по-зимнему, топить камины, в особняке всегда было сыро и зябко.
‒ Ты знаешь, что я хочу тебе сказать. Твоим поведением в школе не довольны... Ты не должен демонстрировать лояльность к грязнокровкам, ты ‒ слуга Темного Лорда и должен знать свое место.
‒ Я знаю свое место, отец, но мне не нравится то, что происходит в Хогвартсе, ‒ спокойно ответил Драко. Он не боялся Люциуса теперь, а при его слабости и усталости, скоро и уважать перестанет.
‒ Тсс, ‒ мистер Малфой дернулся, словно его ударили. ‒ Нельзя так говорить! Нас могут услышать! Это плохие мысли, Драко, ты не должен так думать. Темный Лорд ведет нас к великой цели, если сию минуту не все гладко, это не умаляет его величия и величия нашей цели. Скоро все изменится, скоро все, наконец, будет так, как должно быть!
‒ Ты сам-то в это веришь? ‒ фыркнул Драко, борясь с отвращением к собственному отцу, который пал так низко.
В этот момент за дверью раздались шаги. Оба собеседника притихли, а когда двери распахнулись и вошла Нарцисса, то и встали, как по команде.
‒ Что такое? ‒ произнес Люциус, на какой-то момент в его голосе зазвучали старые властные нотки, но Драко знал ‒ это не настоящее, игра.
Вслед за матерью вошли Фенрир Сивый, Струпьяр и еще несколько егерей. Они ввели связанных вместе пленников. Малфой сразу узнал всех, кроме гоблина. Сердце его сжалось от страха, потому что в связке он разглядел такую до боли знакомую копну каштановых кудрей Гермионы Грейнджер. Они все-таки попались! И почему небеса так жестоки?
‒ Они говорят, что поймали Поттера, ‒ произнёс холодный голос Нарциссы. ‒ Драко, подойди.
Эти высокомерие и холодность были так непохожи на его мать. Но Нарцисса теперь словно взяла на себя обязанности Люциуса быть хранительницей остатков былой чести их рода.
Драко послушно приблизился. Ему не хотелось поднимать взгляд. Он так боялся встретиться с глубокими карими глазами, которые, он знал это, больше не выражали привычного тепла. Гермиона рядом, впервые за столь долгий срок, ее можно увидеть, к ней даже можно прикоснуться, но он не смел. Драко знал, что ничем не может ей помочь, и это резало больнее самого острого ножа. Бессилие! Она такая родная, такая любимая, у его ног, связанная, а он ничего не может сделать!
Сивый подтолкнул пленников, так что Поттер оказался прямо под люстрой.
‒ Ну, что скажете? ‒ проскрежетал оборотень.
Драко скользнул по пленникам взглядом, стараясь ни на ком не задерживаться, особенно на Ней! Он в ту минуту благословлял бесконечные уроки отца о том, что надо всегда держать лицо, сохранять самообладание. Теперь эта фамильная сдержанность очень ему пригодилась.
‒ Ну что, Драко? ‒ с жадным интересом спросил Люциус Малфой. ‒ Это он? Это Гарри Поттер?
‒ Н-не знаю… Не уверен, ‒ ответил Драко. Он старался держаться подальше от Сивого, чтобы тот не учуял запах его страха, понимал, что его родители знакомы с «Золотым трио» Гриффиндора, отводить глаза ‒ нет смысла. Даже если Драко скажет, что не знает этих людей, его совсем скоро уличат во лжи. И все же он тянул время, хватаясь за заведомо тоненькую соломинку.
‒ Да ты погляди хорошенько! Подойди к нему поближе!
В голосе Люциуса зазвучало волнение. Первое живое чувство после возвращения из Азкабана, но сейчас Драко этому не радовался.
‒ Драко, если мы передадим Поттера в руки Тёмного Лорда, нам всё прос…
‒ Давайте-ка не будем забывать, кто его поймал на самом деле, а, мистер Малфой? ‒ с угрозой проговорил Фенрир.
‒ Конечно-конечно! ‒ нетерпеливо отозвался Люциус.
Он сам подошел к пленникам. А его сын поражался близорукости отца. Простят? Им? Ха! Может быть, провал отца в Министерстве и неспособность самого Драко убить Дамблдора им бы и простили, но у Люциуса больше нет палочки, а значит, в глазах Темного Лорда, в глазах любого из Пожирателей Смерти он ничто, хуже соплохвоста! Сам же Малфой-младший еще юнец, его никто не воспринимает всерьез, он не может отодвинуть отца и стать главой рода. Замкнутый круг. Малфоев уже списали со счетов!
‒ Что вы с ним сделали? ‒ спросил Фенрира старший Малфой. ‒ Почему он в таком состоянии?
‒ Это не мы!
‒ На мой взгляд, похоже на Жалящее заклинание, ‒ объявил Люциус.
Серые глаза внимательно осмотрели лоб Гарри.
‒ Здесь что-то виднеется, ‒ прошептал он. ‒ Может быть, и шрам, только туго натянутый… Драко, иди сюда, посмотри, как следует! Как ты считаешь?
Отец и сын наклонились над Гарри. Драко смотрел с неохотой и даже страхом. Ему совершенно не жаль было дурака-Поттера, который вечно подставлял друзей. Но если его сейчас убьют, у Гермионы не останется ни единого шанса. Это сводило с ума. Он лихорадочно пытался придумать способ ее спасти, но на ум ничего не приходило. Ситуация казалась безнадежной.
‒ Не знаю я, ‒ пробормотал Драко и отошёл к Нарциссе, стоявшей у камина. Надеясь, что мать не лишилась способности рассуждать здраво и поможет ему.
‒ Мы должны знать наверняка, Люциус! ‒ крикнула она мужу холодным, ясным голосом. ‒ Нужно совершенно точно убедиться, что это Поттер, прежде чем вызывать Тёмного Лорда… Эти люди сказали, что взяли его волшебную палочку, ‒ прибавила она, разглядывая палочку из терновника, ‒ однако она совсем не подходит под описание Олливандера. Если тут ошибка и мы зря побеспокоим Тёмного Лорда… Помнишь, что он сделал с Долоховым и Роулом?
Драко отлично помнил. Помнил их крики в подвале, запах их крови и испражнений. Они не выдерживали пыток, а Темный Лорд получал удовольствие. Драко давно подозревал, что Волан-де-Морт ‒ душевнобольной маньяк, помешанный на пытках, но разве такое скажешь вслух.
‒ А грязнокровка? ‒ прорычал Фенрир.
Егеря повернули связанных пленников так, чтобы на свет вышла Гермиона.
‒ Постойте, ‒ резким тоном произнесла Нарцисса. ‒ Да! Она была с Поттером в ателье у мадам Малкин! Я видела фотографию в «Пророке»! Смотри, Драко, это Грейнджер?
‒ Не знаю… Может быть… Вроде да… ‒ он через силу выдавливал из себя слова, чувствуя, что предает любимую девушку. И зачем мать ее вспомнила? Как же не вовремя проснулась ее потрясающая память на лица! А Драко-то надеялся на ее помощь! Дурак! Она, как и отец, спасает только себя и семью, до других ей нет дела!
‒ А это ‒ мальчишка Уизли! ‒ вскричал Малфой-старший, остановившись напротив Рона. ‒ Это они, друзья Поттера! Драко, взгляни, это действительно сын Артура Уизли, как его там?..
‒ Вроде да, ‒ не оборачиваясь, повторил Драко, смысла что-либо скрывать уже не было. ‒ Может, и он.
За спиной открылась дверь. На пороге гостиной возникла Беллатриса Лестрейндж. Драко за последнее время успел люто возненавидеть тетку с ее фанатизмом, сейчас это была одна из самых нежелательных для появления фигур.
‒ Что здесь происходит? В чём дело, Цисси?
Беллатриса Лестрейндж медленно обошла пленников кругом и остановилась справа от Гарри, глядя на Гермиону из-под тяжёлых век.
‒ Это же та самая грязнокровка! ‒ вполголоса проговорила она. ‒ Это Грейнджер?
‒ Да, да, Грейнджер! ‒ откликнулся Люциус. ‒ А рядом с ней, похоже, Поттер! Поттер и его друзья попались наконец-то!
‒ Поттер? ‒ взвизгнула Беллатриса и попятилась, чтобы лучше рассмотреть пленника. ‒ Ты уверен? Так нужно поскорее известить Темного Лорда!
Она засучила левый рукав. Драко понял, что сейчас она вызовет Хозяина. Тогда все пропало!
‒ Я сам собирался призвать его! ‒ Люциус перехватил запястье Беллатрисы, не давая ей коснуться Метки. ‒ Я вызову его, Белла! Поттера привели в мой дом, и потому моё право…
‒ Твоё право! ‒ фыркнула Беллатриса, пытаясь вырвать руку. ‒ Ты потерял все права, когда лишился волшебной палочки, Люциус! Как ты смеешь! Не трогай меня!
Драко почувствовал одновременно гнев от того, что с его отцом обращаются, как с грязью, и согласие с теткой. Теперь он думал так же.
‒ Ты здесь ни при чём, не ты поймала мальчишку…
‒ С вашего разрешения, мистер Малфой, ‒ вмешался Сивый, ‒ Поттера поймали мы, так что нам и получать золото…
‒ Золото! ‒ расхохоталась Беллатриса, продолжая вырываться и свободной рукой нащупывая в кармане волшебную палочку. ‒ Забирайте своё золото, жалкие стервятники, на что оно мне? Мне дорога милость моего… моего…
Она вдруг застыла, устремив взгляд тёмных глаз на меч Гриффиндора в руках одного из егерей. Люциус возликовал, выпустил её руку и рванул кверху свой собственный рукав…
‒ Остановись! ‒ пронзительно крикнула Беллатриса. ‒ Не прикасайся! Если Тёмный Лорд появится сейчас, мы все погибли!
Люциус замер, держа палец над Чёрной Меткой. Беллатриса отошла в сторону, ближе к мечу. Драко, конечно, считал тетку сумасшедшей, но настолько нелогичным ее поведение никогда раньше не было.
‒ Что это такое?
‒ Меч, ‒ буркнул кто-то из егерей.
‒ Дайте мне!
‒ Он не ваш, миссис, он мой! Я его нашел.
Раздался треск, и полыхнуло красным ‒ Беллатриса вывела егеря из строя Оглушающим заклятием. Его товарищи возмущённо загомонили. Струпьяр выхватил волшебную палочку.
‒ Это что ещё за игры, дамочка?
‒ Остолбеней! ‒ завизжала она. ‒ Остолбеней!
Но куда им было тягаться с Беллатрисой? Никто из них ей и в подметки не годился! Ее противники так и упали, где стояли, за исключением одного Сивого; он рухнул на колени, вытянув вперед руки. Беллатриса подскочила к оборотню, сжимая в руке меч Гриффиндора. Лицо ее залила восковая бледность.
‒ Где вы взяли этот меч? ‒ прошипела она, вырвав волшебную палочку из обмякшей руки Фенрира.
‒ Как ты смеешь? ‒ зарычал он в ответ. Только губами он и мог шевелить, злобно глядя на нее снизу вверх и оскалив острые зубы. ‒ Отпусти меня, женщина!
‒ Где вы нашли меч? ‒ повторила она, тыча клинок ему в лицо. ‒ Снейп отправил его на хранение в мой сейф в Гринготтс!
‒ Он был у них в палатке, ‒ прохрипел Фенрир. ‒ Отпусти меня, я сказал!
Беллатриса взмахнула волшебной палочкой. Оборотень одним прыжком вскочил на ноги, но приблизиться к ней не решился. Он зашёл за кресло и вцепился кривыми ногтями в спинку.
‒ Драко, убери отсюда этот сброд, ‒ приказала Беллатриса, указывая на лежащих без сознания людей. ‒ Если самому их прикончить характера не хватает, оставь их во дворе, я потом займусь.
‒ Не смей так разговаривать с Драко! ‒ вспыхнула Нарцисса, но Беллатриса прикрикнула на неё:
‒ Помолчи, Цисси! Положение серьёзнее, чем ты думаешь!
Драко злился все сильнее. Его тетка не имеет права приказывать ему! Хотя заступничество матери унижало, он ведь уже мужчина и способен за себя постоять.
Слегка задыхаясь, Беллатриса осматривала меч, приглядывалась к рукоятке, потом обернулась к притихшим пленникам.
‒ Если это, в самом деле, Поттер, нужно позаботиться, чтобы ему не причинили вреда, ‒ пробормотала она как будто самой себе. ‒ Тёмный Лорд желает сам разделаться с Поттером… Но если он узнает… Я должна… Должна знать! ‒ Она снова повернулась к сестре. ‒ Пусть пленников запрут в подвале, а я пока подумаю, что нам делать.
‒ Нечего распоряжаться в моём доме, Белла!
‒ Выполняй! Ты даже не представляешь, какая опасность нам грозит! ‒ завизжала Беллатриса.
Она словно обезумела от страха, тонкая огненная струйка вырвалась из её волшебной палочки и прожгла дыру в ковре.
Драко никак не мог понять: что не так с мечом? Да, это древняя реликвия Гриффиндора, да, она по всем законам логики не должна была быть у Поттера. И что с того? Почему этот меч должен так взволновать Темного Лорда? Вопросов много ‒ ответов нет.
Нарцисса после короткого колебания приказала оборотню:
‒ Отведите пленников в подвал, Фенрир.
‒ Постойте! ‒ вмешалась Беллатриса. ‒ Всех, кроме… Кроме грязнокровки.
Сивый радостно хмыкнул, а Драко похолодел. Зачем его чокнутой тетке понадобилась Гермиона? Ничем хорошим это не пахло.
‒ Нет! ‒ закричал Уизли. ‒ Лучше меня, меня оставьте!
Беллатриса ударила его по лицу так, что зазвенело по комнате. А Драко хотел бы оказаться на его месте. Никчемный Уизел рвется ее защищать, а сам Малфой стоит как вкопанный и молчит, не в силах сделать хоть что-то полезное Ей.
‒ Если она умрёт во время допроса, тебя возьму следующим, ‒ пообещала Беллатриса. ‒ Для меня предатели чистокровных немногим лучше грязнокровок. Отведи их в подвал, Сивый, и запри хорошенько, но зубы пока не распускай.
Она швырнула оборотню его волшебную палочку и достала из складок мантии серебряный кинжал. Перерезав верёвку, Беллатриса отделила Гермиону от других пленников и за волосы вытащила на середину комнаты. Сивый тем временем погнал оставшихся четверых к дальней двери. Скоро шаги стихли.
Драко впился глазами в Гермиону, до боли. Он старался ничего не пропустить. В его душе боролись две половины: рациональная, говорящая, что он ничем не может помочь, и безрассудная, считающая, что нельзя ни секунды оставлять любимую в лапах этой бестии. Как всегда бывает с Малфоями, победил рассудок.
‒ Откуда у вас меч? ‒ рявкнула Беллатриса, наставив волшебную палочку на Гермиону.
‒ Нашли в лесу, ‒ Пожирательница ей, разумеется, не поверила.
‒ Круцио! ‒ выкрикнула она.
Драко знал, что такое «Круциатус», даже испытывал его на себе, но смотреть, как на полу корчится его Гермиона, было выше его сил. С каждым ее вскриком, с каждым ненатурально резким движением тела, умирала часть его души.
Все кончилось неожиданно.
‒ Откуда вы взяли меч?
‒ Я спала. Гарри принес его из леса, сказал, что нашел там! Он не успел бы обокрасть Гринготтс, его не было всего чуть больше часа...
‒ Круцио! ‒ взвизгнула Беллатриса. И кричала, пока Гермиона корчилась от боли. ‒ Откуда ты знаешь, сколько времени его не было, если спала? Это ложь! Грязная, мерзкая ложь! Я убью тебя, но узнаю правду! Откуда у вас меч, отвечай, поганая грязнокровка?
Когда боль закончилась снова, Гермиона лишь тяжело дышала и смотрела на нее бешеными глазами. Душа Драко сгорала заживо в своей неподвижной оболочке. Неизвестно, для кого этот «Круциатус» Беллатрисы был болезненнее.
‒ Почему ты молчишь, грязнокровка? Круцио!
И Гермиона снова вывернулась, обжигая болью и без того кровоточащее сердце Драко.
‒ Что вы еще взяли? Отвечай! Круцио! ‒ орала Беллатриса, не давая Гермионе свободно вздохнуть. Скорее всего, она просто не могла что-либо ответить, но садистку это не волновало.
‒ Как вы забрались в мой сейф? ‒ визжала Беллатриса. ‒ Вам помог этот мерзкий гоблин?
‒ Мы с ним только сегодня встретились! ‒ прорыдала Гермиона в перерыве между вспышками боли. — Не забирались мы в ваш сейф… Этот меч ‒ не настоящий! Подделка, просто подделка!
Почему-то Драко сразу понял, что она лжет. В отличие от всех собравшихся в гостиной, он слишком хорошо ее знал. Да, давно не видел, но для любящего сердца нет подобных преград. Он видел каждое движение ее души, даже ненависть к нему, хотя она на него даже не смотрела.
‒ Подделка? ‒ хрипло каркнула Беллатриса. ‒ Очень правдоподобно!
‒ Это легко проверить! ‒ послышался вдруг голос Люциуса. ‒ Драко, приведи гоблина. Он скажет, настоящий этот меч или нет.
Драко быстро спустился в подвал, где держали узников.
‒ Отойдите к стене! Без глупостей, или я вас убью!
Как же ему хотелось, чтобы они совершили глупость, напали на него и спасли Гермиону. Но пленники послушно отступили к стене. Малфой схватил за руку гоблина и, пятясь задом, выволок его наружу. Дверь захлопнулась. Поднимаясь вверх, Драко наклонился к гоблину и шепнул ему прямо в уродливое ухо:
‒ Скажи, что меч подделка, даже если это не так! Умоляю, скажи! ‒ выпрямившись и уповая лишь на послушность гоблина, юноша вернулся в гостиную.
Неожиданно внизу, под полом, раздался громкий треск.
‒ Что это? ‒ вскрикнул Люциус Малфой. ‒ Вы слышали? Что там за шум в подвале? ‒ Драко… Нет, позови Хвоста! Пускай сходит, проверит.
Хвост просеменил через гостиную и скрылся. Все прислушались. Больше никаких звуков не было.
‒ Ну? ‒ спросила гоблина Беллатриса. ‒ Настоящий этот меч или нет?
Драко затаил дыхание. Сейчас все решится.
‒ Нет, ‒ сказал гоблин. ‒ Подделка.
Малфоя накрыла волна облегчения. Правда это или нет, но теперь Беллатриса перестанет кидаться в Гермиону «Круциатусом».
‒ Ты уверен? ‒ задохнулась Беллатриса. ‒ Совершенно уверен?
‒ Да, ‒ ответил гоблин.
Беллатриса вздохнула с облегчением и заметно расслабилась.
‒ Хорошо!
Небрежным взмахом волшебной палочки она хлестнула гоблина по лицу, так что на нём мгновенно вспух новый рубец, и гоблин с криком рухнул к её ногам. Беллатриса пинком оттолкнула его в сторону.
‒ А теперь, ‒ победно звенящим голосом провозгласила она, ‒ вызовем Тёмного Лорда!
Беллатриса отвернула рукав и коснулась Чёрной Метки.
‒ Полагаю, ‒ раздался голос Беллатрисы, ‒ грязнокровка нам больше не нужна. Забирай её, Сивый, если хочешь.
‒ НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! ‒ голос принадлежал Уизли, но то же самое чуть не сорвалось с губ Малфоя.
Рон ворвался в гостиную. Беллатриса оглянулась в изумлении, навела волшебную палочку на него…
‒ Экспеллиармус! ‒ проревел он, прицелившись в Беллатрису волшебной палочкой Хвоста.
Палочка вырвалась из рук волшебницы и отлетела прямо в руки Поттера ‒ он вбежал в комнату вслед за другом. Люциус, Нарцисса, Драко и Сивый обернулись разом, Поттер крикнул: «Остолбеней!» ‒ и Люциус повалился прямо в камин. А Драко был настолько на пределе нервного возбуждения, что даже забыл испугаться за здоровье отца.
А Гермиона, кажется, именно в этот момент потеряла сознание. Увидев, что мать и Сивый поднимают палочки, Драко тоже выпустил свое «Остолбеней», но намерено направил его поверх головы Поттера. Сейчас он жаждал, чтобы пленники сбежали и спасли Гермиону. Заклинания его матери и оборотня тоже промахнулись.
Поттер бросился на пол и откатился за диван.
‒ СТОЯТЬ, ИЛИ ОНА УМРЕТ!
Беллатриса держала бессознательную Гермиону на весу, к ее горлу она приставила серебряный кинжал. Драко никогда еще не ненавидел так свою тетку.
‒ Бросайте волшебные палочки, ‒ прошептала она. ‒ Бросайте, или мы сейчас увидим, насколько у нее грязная кровь.
Уизли и Поттер выпрямились с палочками в руках.
‒ Я сказала: бросайте! ‒ провизжала Беллатриса, крепче прижимая кинжал к горлу Гермионы. На коже выступили капельки крови.
‒ Ладно! ‒ крикнул Поттер и швырнул на пол волшебную палочку Лестрейндж. Уизли тоже бросил палочку Хвоста, Драко узнал ее, хотя и не знал, как она у него оказалась, и оба неудавшихся беглеца подняли руки.
‒ Молодцы! ‒ злорадно улыбнулась Беллатриса. ‒ Драко, подними палочки! Темный Лорд скоро будет здесь, Гарри Поттер! Близится твоя смерть!
Драко перемещался по гостиной на негнущихся ногах. Он весь сжался, как зверь перед прыжком. Малфой даже представить боялся, что здесь будет, когда появится Волан-де-Морт.
‒ А пока, ‒ негромко проговорила Беллатриса, одним глазом следя за Драко. ‒ Я думаю, Цисси, нужно заново связать этих маленьких героев, а Сивый пусть позаботится о мисс Грязнокровке. Я уверена, Сивый, Темный Лорд не пожалеет для тебя девчонки после того, что ты сделал для него этой ночью.
В этот момент раздалось какое-то странное дребезжание. Массивная старинная люстра полетела вниз, тряся всеми своими подвесками. Беллатриса еле успела отскочить, бросив Гермиону. Люстра накрыла ее и гоблина, который так и не выпустил из рук меч Гриффиндора. Осколки разлетелись по всей гостиной.
Драко согнулся пополам, прижимая ладони к окровавленному лицу. Он не думал о боли, только о том, сумеют ли пленники воспользоваться этим шансом.
Уизли бросился вытаскивать Гермиону из-под обломков, а Поттер решил рискнуть ‒ он перепрыгнул через кресло и выхватил три волшебные палочки у Драко, который чуть ли не сам сунул их ему в руку, нацелил все три на Сивого и крикнул:
‒ Остолбеней!
Тройное заклинание вышло таким мощным, что оборотня оторвало от земли, подбросило к самому потолку и с треском швырнуло на пол.
Гермиона вцепилась в Уизли, пытаясь освободиться с его помощью. Драко в тот момент завидовал ему. Он может это сделать, может быть рядом с ней, помогать ей...
Нарцисса оттащила Драко в сторонку, подальше от беды, наверное, заподозрив его не совсем подходящее отношение к Гермионе, а Беллатриса вскочила на ноги, с развевающимися волосами, размахивая серебряным кинжалом. Мать нацелилась волшебной палочкой на дверь.
‒ Добби! ‒ вскрикнула она. Даже Беллатриса оцепенела. ‒ Ты! Это ты обрушил люстру?
Крошечный домовик рысцой вбежал в комнату, наставив трясущийся палец на свою бывшую хозяйку.
‒ Не тронь Гарри Поттера! ‒ пропищал он.
‒ Убей его, Цисси! ‒ завопила Беллатриса, но тут опять раздался треск, и палочка Нарциссы, вылетев у нее из рук, приземлилась у дальней стены.
‒ Ах ты, дрянная мартышка! ‒ зашлась криком Беллатриса. ‒ Как ты смеешь отнимать палочку у волшебницы? Как смеешь не слушаться хозяев?
‒ У Добби нет хозяев! ‒ пропищал он в ответ. ‒ Добби ‒ свободный домовик, и он пришел спасти Гарри Поттера и его друзей!
До появления Волан-де-Морта вряд ли оставалось много времени. Драко мысленно торопил бывших однокурсников. Он понимал, что если они уйдут, всем оставшимся придется плохо, но зато Гермиона будет вне досягаемости еще на какое-то время.
‒ Рон, держи ‒ и ходу! ‒ рявкнул Поттер, бросая Уизли одну из волшебных палочек.
Потом он нагнулся и выволок из-под люстры гоблина. Взвалив его, стонущего и всё ещё сжимавшего меч мёртвой хваткой, на плечо, он схватил Добби за руку и повернулся на месте, чтобы трансгрессировать.
Беллатриса метнула в уже исчезающую компанию свой серебряный кинжал. Она метила в Поттера, но в такой момент могла промахнуться. Драко лишь молился, чтобы он не попал в Гермиону.
Спустя пару минут в гостиной возник Темный Лорд. Его красные глаза метали молнии гнева, его оторвали от чего-то важного. Лишь на мгновение подняв взгляд на его лицо, Драко понял, что они еще будут молиться об участи Долохова и Роула. Но это почему-то казалось ему не важным. Даже когда его накрыла волна боли от первого «Круциатуса», она показалась ему сладкой, потому что означала, что Гермиона в безопасности.
Драко долго не мог прийти в себя, балансировал на гране сна и яви. Ему виделись какие-то яркие лихорадочные сны, в которых были все участники драмы в гостиной, а главное ‒ Гермиона. Он так часто видел ее корчащейся на знакомом ковре, что почти перестал кричать. Его девочку снова и снова пытали на его глазах, и, как и в реальности, Драко не шевелился, ничего не делал.
Его самого запытали до полусмерти. Так, что под конец кровавый ошметок, лишьотдаленно напоминавший человеческое тело, даже не чувствовал боли. Есть грань, за которой человек перестает вообще что-либо ощущать. И Волан-де-Морт заставил всех неудавшихся пленителей Гарри Поттера за нее перейти.
Драко даже не пытался представить, сколько новых шрамов останется на нем после этих каникул. Несколько тоненьких ниточек от осколков старинной люстры на этом фоне казались совершенно несущественными.
Но, всплывая иногда сквозь туман беспамятства и ловя отголоски разумных мыслей, Малфой чувствовал обжигающую вину перед Гермионой. Теперь он отчетливо осознавал, что предал ее, не помог... Надо было умереть, спасая единственную любимую, а не просто стоять столбом. Драко чувствовал, что потерял Гермиону, навсегда лишился ее доверия, она никогда не простит ему этой ночи...
А в бреду ощущал ее нежные руки, страстные поцелуи. Воспоминания о моментах их близости пьянили и дразнили, и потому в тысячу раз больнее было сознавать, что в ту ночь, в собственной гостиной, Драко переступил черту, за которой его не простят.
Придя в себя, Малфой принял решение, давшееся ему неожиданно легко. Сколько бы времени это у него не отняло, он найдет Гермиону и попросит прощения, глядя в глаза. Его светлая, добрая девочка не сможет оттолкнуть страстную просьбу заточенного в самый страшный из адов узника, она помилует его, она спасет его из плена собственной измученной души. С этой мыслью Драко уехал в Хогвартс на две недели позже положенного. Когда-нибудь, может не через день, не через месяц, но ему представится шанс пасть ей в ноги и молить о прощении.
Малфой представлял такое унижение перед ней с удовольствием мазохиста. Раз за разом наказывал себя, представляя ее гнев или безразличие. Но во всех фантазиях она всегда прощала его, понимала, насколько он раскаялся. Драко никак не мог поверить, что теперь, именно теперь, он навсегда потерял Гермиону, окончательно выбрал между ней и Пожирателями Смерти.
Тогда же, отходя от такого количества пыточных заклятий, Малфой отчетливо понял, что его любовь к Гермионе убить невозможно. Даже Темный Лорд со всей своей магией не в силах этого сделать. На свете была, есть и будет единственная женщина, держащая в руках сердце Драко Малфоя, она может бросить его, растоптать, если захочет, но оно ее, как и сам он, весь без остатка, только ее, и навсегда. Ему не нужна другая королева, он ее, даже если Гермиона никогда не будет с ним. Этого не отнять, не изменить. Другая ему не нужна, и точка.
В школе в это время творилось что-то невообразимое. Друзья Поттера активизировались и все активнее доставали обоих Керроу, которые вымещали свою злость на всех, кто попадался им под руку.
Драко эта безответсвенность бесила. Почему из-за их совершенно тупого героизма должны страдать остальные?
— Чего они к концу года с цепи сорвались? — спросил он как-то у Блейза. А перед глазами стояло злобное, удовлетворенное лицо Кребба, от которого мурашки бежали по спине.
— Может, Поттер им команду дал. Может, что-то намечается, а мы не знаем, — предположил Блейз.
Не так давно Алекто Керроу запустила «Круциатус» в Милисенту, это сделало Забини еще более дерганным и нервным. Он постоянно трясся за свою девушку, которая и сейчас сидела рядом с ним, прижавшись, словно котенок.
Драко им, конечно, завидовал. Как бы ему хотелось, чтобы Гермиона была здесь и сидела с ним рядом так же, как Милли сидит с Блейзом.
— Но он же должен понимать, какой опасности их подвергает! — вскрикнул Малфой. На самом деле он думал не об опасности для школьников, а для опасности для спутников самого Поттера, для Грейнджер.
— Наверно, у него есть план, — пожал плечами Блейз.
— Думаешь, они могут свергнуть власть Сам-Знаешь-Кого? — Драко невольно перешел на шепот.
— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что это вообще кому-то под силу, не то что кучке школьников. Нам теперь всем жить в этом мире и не рыпаться.
Но в этом мире не было место для Гермионы. Драко это угнетало. Он все пытался придумать, как помочь ей, но в голову ничего не приходило. А потом события закрутились как в ураганном вихре.
Когда Поттер, как последний идиот, появился в Хогвартсе, а большинство учеников и учителей приняли решение защищать его и школу, Драко остался. Все слизеринцы либо бежали, либо были заперты в подземельях, а он остался. Малфой понял, что это шанс найти ее и все объяснить. Причем он, лишенный собственной палочки в ту проклятую ночь в гостиной, вооруженный лишь материнской, не мог понять, на чьей стороне сражается. Драко ни на кого не нападал, просто искал Гермиону.
Именно тогда, в самом начале битвы, произошел случай, который Малфой запомнил на всю жизнь. Он потом много читал о подобном, хотя и без книг знал, что это значит.
Выскочив в какой-то дворик, Драко увидел девчушку-второкурсницу с Пуффендуя. Подтверждая славу своего факультета, она стояла и молча таращила глазенки на приближающихся к ней трех дементоров. Глупышка даже убежать не пыталась, только раскрыла рот в беззвучном крике, словно сама готовилась к поцелую. «Так не должно быть! Она же еще ребенок!» ‒ подумал Драко. Он вдруг вспомнил Гермиону, ее улыбку, глаза, ее запах лаванды, мяты, какао и яблочного шампуня. Когда-то эта необыкновенная девочка была его, только его.
‒ Экспекто Патронум! ‒ выкрикнул Драко. Этому заклинанию его научил Снейп, но у него никогда не получался настоящий, телесный патронус, как у профессора.
Но сегодня заряд, данный счастливым воспоминанием, оказался необыкновенно силен. С кончика палочки Нарциссы сорвалась прекрасная серебристая выдра и храбро бросилась на защиту девочки. Дементоры отступили, а Драко лишь любовался своим прекрасным защитником. Когда опасность миновала, он заставил выдру обежать вокруг него, от чего получил настоящее удовольствие, как от прикосновения Гермионы.
‒ Гермиона! ‒ раздался громкий оклик Рона Уизли, и тот собственной персоной появился во дворике. Рыжий дружок Поттера так и застыл, а серебристая выдра растаяла на кончике палочки.
‒ Почему ты решил, что она здесь? ‒ прищурившись, спросил Малфой.
‒ Это ее патронус, ‒ удивленно пролепетал Уизли. ‒ У нее точно такая же выдра.
Уизли быстро ретировался, как и спасенная второкурсница, а Драко еще какое-то время оторопело таращился им вслед. Ее патронус! Как «защитник» Малфоя мог принять ту же форму, что и у Гермионы, хотя он никогда не видел ее патронуса. Может, это какая-то особая магия единения душ? Или подсознательное желание, чтобы его защитил именно образ любимой? Или само воспоминание так сработало, и патронус был воплощением самой Гермионы, пришедшей на помощь? Наверно, это одна из загадок любви.
Понимание того, что скоро разразится самая настоящая битва, в которой погибнут очень многие, пугало Гермиону Грейнжер больше, чем она готова была признаться. Вокруг было слишком много людей, которых не хотелось терять.
Особенно Гарри и Рона, которые сломя голову неслись навстречу судьбе, даже не задумываясь о последствиях. Героизм всегда похвален, но где грань между героизмом и глупостью, неоправданным риском? Гермиона не знала, да и не у кого было спросить. Все готовы были подороже продать свои жизни, чтобы добиться свободы от Волан-де-Морта или не увидеть мира под его господством.
А сама Гермиона думала лишь о том, скольких они сегодня потеряют. Сколько добрых, честных сердец перестанет биться? Это было так страшно, так неосознаваемо тяжело.
И еще где-то в этой кутерьме людей был Драко. Когда-то, обнимаясь в классах и коридорах, они боялись оказаться в сражении по разные стороны баррикад. Сегодня этот момент настал. Вокруг начинается настоящая битва. И они оба — бойцы, каждый со своей стороны.
Даже теперь Гермиона не могла ответить себе на вопрос: сможет ли она направить волшебную палочку против Малфоя? Их связывало слишком многое, чтобы легко это отбросить. Она любила его, как никого другого, и абсолютно ясно, что уже никогда так не полюбит. И Гермиона не сомневалась, что он тоже ее любил. Да, теперь между ними пролегли обиды, предательство и два года разлуки. Но смогут ли они перечеркнуть прежние чувства? Сможет ли Гермиона причинить Драко боль? А он ей?
Ответить за Малфоя она не могла. А за себя уверенно говорила: «Нет». Против Драко она сражаться не сможет. Никогда в жизни. Хотя, возможно, это и будет предательством по отношению к Ордену Феникса. Рассуждать о моральности своих чувств не хотелось совершенно, да и некогда было.
И именно тогда, в начале битвы за Хогвартс, Гермиона поняла, что любит Рона Уизли. Да, это было совсем не то, что связывало ее с Малфоем, по-другому, теплее, светлее, добрее. Не было всепоглощающей страсти, только тепло и покой. Она верила Рону, как себе, а после предательства Драко в гостиной особняка Малфоев, это оказалось самым ценным. Когда он предложил спуститься в Тайную комнату за клыками василиска, чтобы уничтожить чашу Пуффендуя, он вел себя как настоящий герой! Впервые Гермиона видела в нем не мальчишку, веселого, доброго, но безрассудного, а мужчину, который подставит плечо и протянет руку. Оказалось, что именно этого ждало ее сердце. Всезнайка Грейнджер искала того, рядом с кем сможет быть слабой и беззащитной, кто каменной стеной оградит ее от внешнего мира. Сначала она видела такого человека в Драко, в том, как он защищал их отношения и ее. Но после его предательства, Гермиона больше не могла ему верить, не могла полагаться на него безоговорочно, подставлять спину и не оборачиваться. Зато теперь она нашла это в Роне. Верила девушка ему и раньше, всегда и во всем, а теперь поняла, что он, наконец, вырос и на него можно положиться, по-настоящему, что рядом всегда будет его плечо.
Окончательно Гермиона поняла, что заветное место в ее сердце занято Уизли, когда в Выручай-комнате, прежде чем начать поиски крестража, Рон сказал:
‒ Погоди минуту. Мы кое-кого забыли!
‒ Кого? ‒ спросила Гермиона, все еще ничего не понимая.
‒ Эльфов-домовиков, они ведь все внизу, в кухне, так?
‒ Ты думаешь, нам стоит поднять их на борьбу? ‒ спросил Гарри, у которого все мысли крутились вкруг одного.
‒ Нет, ‒ совершенно серьезно ответил Рон. ‒ Я думаю, что мы должны предложить им эвакуацию. Мы ведь не хотим, чтобы повторилась история с Добби? Мы не имеем права заставлять их гибнуть за нас...
Раздался грохот. Это Гермиона выронила на пол клыки василиска, которые держала до этого. Она бросилась к Рону, обхватила его руками за шею и поцеловала прямо в губы. Уизли бросил свои клыки и метлу. Его горячие руки обвили талию Гермионы, передавая Гермионе жар его тела. А он был очень горячим, как настоящая жаровня. И это возбуждало. Хотя Гермиона и привыкла к Драко, который всегда был прохладным. Тепло Рона обволакивало и уносило прочь от забот. А это и было нужно.
Уизли даже чуть приподнял Грейнджер, но Гермионе было все равно. Она впервые целовалась с кем-то, от кого не пахло горько-холодной туалетной водой Драко Малфоя, с кем-то кроме Драко Малфоя, и это оказалось ничуть не хуже. Она чувствовала теплые домашние запахи шерсти и солнца, шоколада и чая... И эти привычные, такие знакомые ароматы казались родными. Теперь она с Роном, теперь это ее. Сильные, обжигающие объятия, способные раздавить, а не осторожные мягкие касания длинных музыкальных пальцев Драко. И пора перестать сравнивать, надо просто жить и любить, тем более что сердце трепетно отвечает Рону. Теперь уже не разобрать, то ли Гермиона хорошо его выдрессировала, то ли это и правда так.
‒ Нашли время! ‒ негромко сказал Гарри. Но никакой реакции не добился. ‒ Эй, ‒ произнес он уже громче. ‒ Мы ведь на войне!
Рон и Гермиона оторвались друг от друга, не размыкая объятий. Девушка по-прежнему чувствовала его жар и быстрый стук сердца, а нос щекотал его запах.
‒ Я знаю, друг, ‒ произнес Рон со счастливой улыбкой. ‒ Поэтому сейчас или никогда, понимаешь?
‒ Хорошо-хорошо, а как же быть с крестражем? ‒ крикнул Гарри. ‒ Вы не могли бы... немного подождать, пока мы не отыщем диадему?
Гермионе очень хотелось запустить в Гарри чем-нибудь тяжелым. Как он может быть таким бесчувственным? Неужели не понимает, какая буря разыгралась в ее сердце? Как все это важно для нее? И чего это Джинни нашла в этом чурбане?
‒ Да... ты прав... прости, ‒ первым пришел в себя Рон.
Они вместе с Гермионой стали подбирать с пола клыки василиска. Щеки их пылали. До нее только сейчас дошло, что поцелуи, раньше бывшие интимной, нежно оберегаемой тайной, вдруг престали ею быть. Она целовалась на глазах у Гарри, а он смотрит на нее не с отвращением, а с пониманием. Ведь ему тоже не терпится броситься в объятия своей Джинни. И как Гермиона могла думать о нем так плохо? Ведь это Гарри, а для него долг всегда превыше всего!
«Теперь все будет легче! ‒ подумала Гермиона. ‒ Я и Рон ‒ это совершенно естественно! Никто не посмотрит косо, никто не осудит! Все только порадуются за нас! Так и должно быть. А Драко пусть останется в прошлом, там предателю самое место!»
Драко все-таки сумел найти Гермиону, правда, в этот момент за ним следовали верные телохранители: Кребб и Гойл. Да, ему хотелось поговорить с Грейнджер наедине, но в разгар битвы ходить одному небезопасно. Малфой верил, что сможет найти способ остаться с Гермионой с глазу на глаз. Он применил маскирующие чары и к себе, и к своим дружкам.
Когда они встретили Гермиону, она шла по коридору рядом с Роном Уизли, они оба были чем-то нагружены, причем парень еще и метлу под мышкой держал. Драко хотел бы знать, куда подевался Поттер, почему «Золотое трио» разделилось? Однако показываться сейчас посчитал не лучшим выходом, потому и прикрыл и себя, и Кребба с Гойлом. А потом, сквозь открытую дверь Выручай-Комнаты, Драко увидел разыгравшуюся там сцену. Правда, обзору его представлялась только часть спины Уизли, но он также видел руку Гермионы на его поясе. Сердце пропустило удар. До этого момента Драко еще надеялся на то, что его простят, пожурят, как нашкодившего щенка, но примут, ведь он так любит! А теперь? Даже если Гермиона простит его, что маловероятно, у нее теперь есть Уизли, с другом так не целуются.
Все время их отношений Драко подсознательно ревновал ее к Поттеру. Конечно, Мальчик-Который-Выжил, знаменитость, по нему многие девчонки сохнут, это было логично. Но вот отдать ее нищему простаку Уизли, предателю чистокровных, недалекому отпрыску многодетного семейства... Это было страшным ударом для Малфоя. В его кругах Уизли давно не уважали, а тут ‒ его променяли на этого Рона. В груди поднималась такая жгучая ревность, что Драко чуть не задохнулся и не выдал своего присутствия. Его любовь билась свободной птицей, которой прищемили хвост дверцей клетки.
Когда они закончили переговариваться, то разделились и ушли в глубину завалов. За бурей собственных эмоций Драко толком не понял, что им понадобилось в Выручай-комнате, но успел зайти в пропадающую дверь вместе с Креббом и Гойлом. Чары слетели, и парни направились вслед за Поттером. Самому Малфою хотелось последовать за Уизли, чтобы банально, по-магловски, набить ему веснушчатую морду, но он все-таки послушал рассудок. У него есть дела поважнее.
‒ Поттер, стой! ‒ произнес Драко, когда тот потянулся к какой-то вещичке на горе рухляди.
Кребб и Гойл уже стояли и ухмылялись в проходе, а Малфой как раз выходил к этому борцу за справедливость из-за их спин. Поттер резко обернулся. В его глазах промелькнула ненависть, мелькнула и погасла. Сейчас он был занят чем-то куда более важным, чем давняя вражда с Малфоем.
‒ У тебя в руках моя палочка, Поттер! ‒ Малфой наставил на него свою, точнее, матери, одолженную ему, через щель между Крэббом и Гойлом.
‒ Нет, уже не твоя, ‒ ответил Гарри, крепче сжимая палочку из боярышника. ‒ Я получил её в честном бою, Малфой. А кто одолжил тебе эту?
‒ Моя мать, ‒ ответил Малфой, не видя смысла скрывать.
Поттер рассмеялся, что Драко счел оскорблением, но сжал зубы и промолчал. Странно, что Уизли с Гермионой еще не появились, может, уединились где-нибудь и забыли про очкарика? От этой мысли свело челюсть.
‒ А что это вы трое не с Волан-де-Мортом? ‒ спросил Гарри.
‒ Хотим получить награду, ‒ ответил Крэбб. И Малфой неожиданно понял, что у каждого из них троих своя цель. Кребб и Гойл впервые предстали не безвольными телохранителями, а самостоятельно мыслящими существами. Это даже смешным показалось. Крэбб блаженно улыбался, как маленький ребёнок, которому пообещали мешок конфет. ‒ Мы остались тут, Поттер. Решили не эвакуироваться. Решили доставить тебя к нему.
‒ Отличный план! ‒ сказал Гарри с насмешливым восхищением.
Медленно, спиной, он стал отступать к каменному бюсту со съехавшей на бок диадемой. Это движение не укрылось от Малфоя, но он промолчал. Как и тогда, в гостиной, как и утром, на поле битвы, он не знал, на чьей стороне сражается. В таком случае, Кребб и Гойл из друзей могут неожиданно превратиться во врагов.
‒ А как вы сюда попали? ‒ поинтересовался Поттер, чтобы отвлечь их.
‒ Я весь прошлый год только что не ночевал в Комнате Спрятанных Вещей, ‒ откликнулся Малфой ломким голосом, подыгрывая ему. ‒ Я знаю, как сюда попасть.
‒ Мы прятались в коридоре снаружи, ‒ хрюкнул Гойл, встревая непонятно зачем. ‒ Мы теперь умеем выполнять Маскирующие чары. А тут ты выскочил из-за угла прямо перед нами, ‒ его лицо расплылось в тупой ухмылке, а Драко подумал, что Грегори приписал им с Винсентом его умение маскировать, ‒ и бормочешь, что тебе нужна диа-дама. Что ещё за диа-дама?
‒ Гарри? ‒ раздался голос Рона из-за стены справа от них. ‒ С кем это ты там разговариваешь?
Крэбб сделал быстрый выпад волшебной палочкой в сторону высоченной стены из старой мебели, помятых чемоданов, книг, одежды и всякой не поддающейся опознанию рухляди и крикнул:
‒ Десцендо!
Стена задрожала и обрушилась в соседний проход, где стоял Уизли.
‒ Рон! ‒ завопил Поттер, и тут где-то вдали раздался вскрик Гермионы. Драко увидел, как лавина предметов катится на пол с другой стороны от полуразрушенной стены, и похолодел внутренне. Как бы она не вела себя с Уизли, он продолжал ее любить, это навсегда. Поттер направил палочку на остатки стены из рухляди, крикнул: ‒ Фините! ‒ и лавина остановилась.
‒ Нет! ‒ крикнул Малфой, перехватывая руку Крэбба, собиравшегося повторить заклятие. ‒ Если ты обрушишь комнату, мы уже не найдём под обломками эту диадему!
‒ Ну и что? ‒ сказал Крэбб, вырываясь. ‒ Темный Лорд просил Поттера, а не диа-даму!
Малфой в который раз убедился в тупости этих двоих. Кребб готов все разрушить, не понимая, что им же это выйдет боком! Конечно, Драко не хотел, чтобы весь этот мусор рухнул на голову Гермионы, но было и много других причин не швыряться заклинаниями бездумно, но Крэбб, как всегда, плевал на логику.
‒ Поттер пришёл сюда за ней, ‒ сказал Малфой с плохо скрытой досадой на тупость своих товарищей. ‒ А это должно означать…
‒ Должно означать? ‒ набросился Крэбб на Малфоя с откровенной яростью. ‒ Кого тут интересуют твои рассуждения? Я не собираюсь больше выслушивать от тебя приказы, Драко. Ты и твой папаша — конченые люди.
Малфою захотелось швырнуть в него хотя бы «Петрификус Тоталус». Его верные телохранители никогда не сопротивлялись. Драко неожиданно почувствовал себя беззащитным. Поттер и Уизли ему не друзья, Гермиона не поможет, как он не помог ей в поместье Малфоев, а Крэбб и Гойл выходили из-под контроля и становились опасны для всех.
‒ Гарри! ‒ снова крикнул Уизли из-за стены хлама. ‒ Что происходит?
‒ Гарри! ‒ передразнил Крэбб. ‒ Что происходит… Нет, Поттер! Круцио!
Поттер протянул руку за короной. Заклятие Крэбба не попало в него, а ударилось в каменный бюст, подлетевший в воздух. Диадема соскользнула с его верхушки и скрылась из глаз в нагромождении рухляди внизу.
‒ Прекрати! ‒ закричал Малфой на Крэбба, и крик его разнесся по всему огромному помещению. ‒ Темный Лорд хочет получить его живым…
Крэбб вел себя как ребенок, впервые взявший в руки волшебную палочку. Он швырялся магией, совершенно не думая о последствиях.
‒ А что, я убиваю его, что ли? ‒ рявкнул Крэбб, сбрасывая удерживающую руку Малфоя. Его садистские наклонности, так ярко проявившиеся в этом году, вышли из-под контроля. ‒ Хотя, если получится, я его все же убью. Темный Лорд, так или иначе, хочет его смерти, так не все ли равно?..
Совсем рядом с Поттером полыхнуло алое пламя: позади них из-за угла выбежала Гермиона и метнула Оглушающее заклятие прямо в голову Крэбба. Она не попала только потому, что Малфой успел оттолкнуть Крэбба в сторону.
‒ Грязнокровка! Авада Кедавра!
Малфой увидел, как Гермиона пригнулась, уворачиваясь. Крэбб не попал только потому, что его оттолкнул Драко. Он не мог позволить этому недоумку убить лучшую девушку на земле, душу и жизнь его самого. Поттер выстрелил Оглушающим заклятием в Крэбба, который, отскочив, выбил волшебную палочку из рук Малфоя. Она тут же исчезла из глаз в груде поломанной мебели и коробок. Драко проводил ее с болью во взгляде. Палочку Нарциссы теперь вряд ли удастся найти, а это значит, что в семье Малфоев больше нет ни одного вооруженного волшебника. Печально.
‒ Не убивайте его! НЕ УБИВАЙТЕ ЕГО! ‒ крикнул Малфой Крэббу и Гойлу, нацелившим палочки на Поттера. Тот сумел воспользоваться их секундным колебанием.
‒ Экспеллиармус!
Палочка Гойла вырвалась из рук хозяина и исчезла в завалах за его спиной. Гойл бестолково затоптался на месте, пытаясь отыскать ее. Малфой увернулся от второго Оглушающего заклятия Гермионы, а Уизли, внезапно появившийся в конце прохода, пальнул в Крэбба полновесным Заклятием окаменения, но немного промахнулся.
Крэбб круто обернулся и снова выкрикнул:
‒ Авада Кедавра!
Уизли пригнулся, уклоняясь от струи зеленого пламени. Драко даже не стал удивляться, что в его друге детства жило столько ненависти, что он способен сотворить смертельное проклятие.
Малфой, оставшийся без палочки, спрятался за трехногим гардеробом, и тут на них налетела Гермиона, на ходу поразив Гойла Оглушающим заклятием.
‒ Она где-то здесь! ‒ крикнул ей Поттер, показывая на кучу хлама, в которую упала диадема. ‒ Поищи, а я пока помогу Ро…
‒ ГАРРИ! ‒ крикнула она.
За его спиной раздался звук, напоминающий шум прибоя. Он обернулся и увидел, что Рон и Крэбб со всех ног бегут к ним по проходу.
‒ А горяченького не хочешь, тварь? ‒ проревел Крэбб, подбегая.
Но, похоже, он потерял контроль над своими чарами. Огромные языки пламени гнались за ними, облизывая по краям завалы рухляди, рассыпавшиеся сажей.
‒ Агуаменти! ‒ заорал Поттер, но струя воды, хлынувшая с конца его волшебной палочки, тут же испарилась.
‒ БЕЖИМ!
Малфой подхватил оглушенного заклятием Гойла и потащил за собой. Крэбб опередил их всех. Вид у него был до смерти испуганный. Поттер с Уизли и Гермиона бежали за ним, а по пятам гнался огонь. Это был не простой огонь. Крэбб применил заклятие Адского пламени: когда они свернули за угол, языки припустили за ними, как одушевлённые, мыслящие, стремящиеся убить их существа. Огонь стал принимать разнообразные формы, превратившись в гигантскую стаю огненных зверей: пылающие змеи, химеры и драконы взмывали ввысь, опускались и снова подымались, и вековые завалы, питавшие их, падали в клыкастые пасти, взлетали вверх под ударами когтистых лап и исчезали в огненной преисподней.
Крэбб убежал далеко вперед, и Драко не знал, где он. Тяжесть бессознательного Гойла давила на руки. Будь у него палочка, проблем бы не было, но, вынужденный тащить его на руках, Малфой безнадежно отстал от гриффиндорской троицы. С лица градом катил пот, руки болели. Драко понял, что убежать от огня шанса нет. Задыхаясь от едкого дыма, он полез на кучу хлама, таща Гойла за собой. Глаза слезились и болели, в горле першило. «Неужели это смерть? ‒ подумал Драко. ‒ Тогда, Небеса, прошу, пусть она будет быстрой!»
Малфой издал жалобный стон, понимая, что совсем не хочет умирать в молодости. Ему хотелось увидеть внуков, пройтись стариком под ручку с женой по старинным аллеям поместья... Ему еще нужно было попросить прощения у Гермионы.
Малфой неожиданно увидел летящего к нему на метле Поттера сквозь языки пламени и клубы дыма. За ним несся Уизли, за его спиной сидела Гермиона, прижавшись к нему всем телом. Ревность ослепила даже в столь опасной для жизни ситуации.
Поттер нырнул вниз. Малфой увидел его и протянул руку, но, схватив её, не смог удержать: Гойл был слишком тяжёл, и мокрая от пота рука Драко мгновенно выскользнула из ладони Поттера.
‒ ЕСЛИ МЫ ПОГИБНЕМ ИЗ-ЗА НИХ, Я УБЬЮ ТЕБЯ, ГАРРИ! ‒ раздался рядом голос Уизли. Огромная пылающая химера прыгнула на них, но Рон и Гермиона уже втащили Гойла на свою метлу и взмыли вверх, а Малфой вскарабкался позади Поттера.
‒ Дверь! Скорее к двери! ‒ простонал Малфой в ухо своему спасителю.
Поттер рванул метлу ввысь, вслед за Роном, Гермионой и Гойлом, тяжёлый густой дым не давал вздохнуть. Вокруг них взлетали в воздух последние предметы, ещё не пожранные огнем, как будто чудища заклятого пламени, ликуя, подбрасывали их: чаши и щиты, блестящее ожерелье и старую потускневшую диадему…
‒ Что ты делаешь? Что ты делаешь, дверь там! ‒ крикнул Малфой, но Поттер резко развернулся и пошёл на снижение. Диадема медленно падала, крутясь и поблёскивая, в широко раскрытую змеиную пасть, однако он успел подхватить её, надеть себе на запястье…
Змея кинулась на него, но он увернулся, направил метлу вверх и рванулся туда, где надеялся найти открытую дверь. Рон, Гермиона и Гойл скрылись из виду, а Малфой вцепился так крепко, что Поттеру, наверное, было больно. Наконец, Драко увидел дверь, и Поттер, слава Небесам, на этот раз летел прямо туда. Спустя мгновение его легкие наполнил чистый воздух, и они врезались в стену коридора.
Малфой свалился с метлы и лежал ничком, задыхаясь и кашляя до рвоты. Поттер перекатился на спину и сел. Дверь в Выручай-комнату исчезла, на полу сидели, тяжело дыша, Уизли и Гермиона, а рядом с ними Гойл, по-прежнему без сознания.
‒ К-крэбб, ‒ выдавил Малфой, когда смог, наконец, говорить. ‒ К-крэбб… ‒ он и не ожидал, что потеря Винсента так его расстроит. Все-таки Драко знал его с пеленок, привык к нему, они дружили, пусть и довольно странным образом. Кребб был ему не чужим человеком, а теперь... был...
‒ Его больше нет, ‒ жестко отрезал Уизли, и Малфою снова захотелось врезать ему.
Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием и кашлем. В какой-то момент Драко встретил взволнованный взгляд Гермионы. Она переживала за него. Но когда глаза встретились, Грейнджер приняла холодный сосредоточенный вид и сделала безотчетное движение поближе к Уизли. Малфой понял. Его не простили и не простят. Теперь она не его, а Уизли. И даже если его судьба волновала ее, то точно так же она переживала бы за любого другого человека, просто из свойственной ей доброты. Драко не следовало тешить себя надеждами.
Он опустил голову и почувствовал щекой холодные плиты пола. Сознание ускользнуло от него, и Малфой провалился в спасительную темноту без боли, физической и душевной.
Гермиона вышла из замка на крыльцо. Пожиратели Смерти столпились вокруг торжествующего Волан-де-Морта. Впереди возвышалась массивная фигура Хагрида, державшего на руках безжизненное тело Гарри…
— Нет!!! — вырвалось у Гермионы. Гарри не мог умереть! Это неправильно! Этого просто не может быть!
— Молчать! — рявкнул Волан-де-Морт, заглушая горестные крики защитников замка. Полыхнула вспышка — и все смолкло. — Игра окончена. Клади его сюда, Хагрид, к моим ногам — здесь ему место!
Тело Гарри опустили на траву. Гермиона никак не могла прийти в себя. Горе затуманило ей рассудок. Она почти не слышала слов Волан-де-Морта. К реальности ее вернул выпад Невилла, который выскочил вперед и попытался атаковать Волан-де-Морта.
И тут Гермиона увидела в толпе еще более бледное чем обычно лицо Драко Малфоя. Он стоял, понурившись, маленький и жалкий. Гермиона с удивлением поняла, что он вовсе не рад победе своего хозяина. Он опечален смертью Гарри почти так же сильно, как она сама. Неужели Драко надеялся, что Гарри спасет и его? Неужели он настолько слаб, что не мог вырваться из-под гнета Волан-де-Морта и ждал чужого вмешательства? Ему же просто страшно!
В Малфое не было ничего, чего можно было бы ожидать в таком случае. И Гермиона испытала к нему жалость. Больше не было обиды на предательство. Потому что то, что произошло в малфоевской гостиной было актом трусости, а не предательства. Теперь Грейнджер это отчетливо понимала, хотя от этого и не становилось легче. Остатки чувств к Драко умирали в ее душе. Трусливый слабак, вот и все. И его она видела своей опорой и поддержкой? Теперь это казалось смешным, хотя, скорее всего, было признаком подступающей истерики.
* * *
Битва закончилась! Война закончилась! Волан-де-Морта больше нет, а Гарри жив! Гермиона никак не могла поверить своему счастью. Да и они с Роном готовы были узнавать друг друга с новых, неизведанных сторон. Им еще предстояло впервые сблизиться по-настоящему. В первую ночь после битвы на это просто не хватило сил, они уснули, пусть и в объятиях друг друга, на узком диванчике, но все-таки только уснули. Следующий день был наполнен хлопотами, нужно похоронить павших, помочь оправляющимся от нетяжелых ранений, составить план восстановления замка...
Гермиона в ужасе смотрела на количество погибших и искалеченных. Битва привела к чудовищным жертвам! А сколько Пожирателей Смерти сбежали со своими ранами? Нет, она не хотела иметь ничего общего с теми, кто по любым причинам шел за Волан-де-Мортом. Лучше умереть, чем попустительствовать такой чудовищной жестокости. Никакая человеческая слабость не может этого оправдать.
Но жизнь все-таки требовала внимания к себе.
Гермиона не отходила от Рона. Он никак не мог поверить в смерть Фреда и нуждался в поддержке друзей, а так как Гарри был страшно занят, то Гермиона старалась за двоих. Тем более, она теперь вроде как его девушка, а значит, ее место рядом с ним. Уже перед закатом, когда они все чувствовали себя выжатыми как лимоны, ей на руку сел красивый черный филин. Гермиона как раз осталась одна, впервые за этот сумасшедший, бесконечно длинный день. Она знала, кто хозяин этой птицы, но все равно отвязала записку от лапы. После всего, что связывало ее с Малфоем, она просто не могла не обратить на него внимания.
«Гермиона,
Пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить! Умоляю, дай мне такую возможность! Я знаю, твое доброе сердце не позволит тебе проигнорировать просьбу старого друга. Я буду ждать тебя сегодня вечером возле хижины Хагрида. Очень-очень надеюсь на встречу!
Драко Малфой»
Гермиона вздохнула. Он знал, на что нажать, именно на ее доброту. Но то, что Драко назвал ее «старым другом», больно кольнуло. Давно они были друзьями, еще в детстве, когда она подарила ему поющего магловского Санта Клауса... Потом они любили друг друга, горячо, страстно, словно спешили надышаться перед смертью. Да так оно и было. Гермиона привыкла быть честной с собой и теперь признавалась: война убила не только прежнего Драко, но и ее прежнюю тоже. В новый мир входили другие люди, чужие друг другу.
Но Гермиона не могла отказать. Она помнила его глаза, почти прежние, полные отчаянной надежды, тогда у Выручай-комнаты. Нельзя не пойти к нему. «Последний раз! ‒ пообещала она себе. ‒ Рон достоин верной спутницы!»
И Гермиона шла к нему, мимо камней и пепелищ, к месту, где раньше стояла хижина Хагрида, к ее остаткам. Она шла к тому, в чьих глазах раньше тонула, в чьих руках познавала блаженство, чьи губы были самыми желанными на свете. Шла к предателю... Или к слабаку, смотря что лучше.
Он сидел на траве, привалившись к какому-то камню, встрепанный, с пятнами копоти на одежде. Гермиона запоздало вспомнила, что Малфои потеряли все, что это может быть их последней встречей перед его отправкой в Азкабан. В груди что-то болезненно сжалось. Грейнджер неожиданно для себя поняла, что в ее сердце всегда есть уголок для этого человека, он не ушел из ее души, а просто потеснился. Да, Драко больше не главный там, но и выгнать его никто не сможет.
‒ Ты пришла! ‒ в голосе Малфоя звучал восторг. Он поднялся ей навстречу и отряхнул брюки. Даже в таком жалком виде Драко выглядел аристократом, это сквозило в каждом движении.
‒ Решила, что должна, в память былой дружбы, ‒ она выделила голосом последнее слово, намекая на его собственные слова в письме.
Драко усмехнулся, но не весело, а как-то затравленно, обреченно. Веселости в его мире больше не было места. Гермионе стало его жаль. Не бежит ли она от него, как крыса с тонущего корабля? Но она отогнала эти мысли. Между ними все кончилось два года назад, когда исход еще не был ясен, и виноват в разрыве он, а не она.
‒ Гермиона, я хотел попросить прощения, ‒ отчего-то хрипло произнес Малфой. ‒ Прости за все, что я совершил, что действовал за твоей спиной на шестом курсе, что оттолкнул, а главное, прости мне ту ночь в моем доме! Я знаю, что подонок, что предал тебя! Тогда я не знал, чем помочь, все казалось безрассудным, и я просто ждал, сам не зная чего... Твои друзья не побоялись безрассудства, они тебя спасли, а я... жалкий предатель! Прости меня, Гермиона, прости, если сможешь...
Гермиона смотрела на его обреченно опущенную голову, поникшие плечи. Драко выглядел трогательным в тот момент, и захотелось обнять, утешить, спрятать от боли, которая пожирала его изнутри, хоть он и заслужил ее. Но она подавила порыв. Все кончено, у нее есть Рон, а Малфой сделал свой выбор, еще два года назад, когда принял метку. Неважно, чем он утешал себя, важен только результат.
‒ Тебе станет легче, если я скажу, что прощаю?
‒ Станет! ‒ Драко с надеждой поднял голову и заглянул ей в глаза. Она знала, что он видит в них жалость, которую не выносит, но не могла ничего с собой поделать. Однажды Малфой показал Гермионе свою слабость, позволил увидеть слезы, с тех пор между ними больше не было преград. Она чувствовала, что он ищет в ее взгляде отголосок прежних чувств, но их там не было. Клочки ее сердца все еще болели по нему, но Гермиона никогда и никому этого не покажет. Это только ее боль, ее тайна.
‒ Тогда, я прощаю, ‒ тихо ответила она. Теперь, после победы, ей это казалось уже неважным. Ведь все кончилось, все сложилось хорошо. Остальное ‒ мелочь, недостойная внимания. Если ему так будет легче... пусть, ей не сложно, она готова идти дальше, в новую жизнь, жизнь без войны и Волан-де-Морта.
‒ Спасибо, ‒ ответил Драко. Но никакого облегчения на нем не отразилось. Гермиона не верила, что ее прощение, пусть даже искреннее, может что-то исправить между ними.
Они стояли и молча смотрели друг на друга. У каждого были свои мысли, свои чувства в тот миг, такой важный для обоих.
‒ Знаешь, я все еще люблю тебя, всегда любил, каждую минуту! ‒ произнес Драко, не зная, зачем это говорит, ведь чувствовал, что это уже ей не нужно. ‒ Смешно: я весь твой, со всем хорошим и плохим, каждой клеточкой тела, только твой, готов бросить к твоим ногам всего себя и все, что у меня есть... А тебе это совсем не нужно...
Его голос задрожал и сорвался. Ему было больно, и Гермиона это чувствовала. Она подошла и осторожно, нежно обняла худые острые плечи. Они вздрагивали от беззвучных рыданий бессилия. Ничем она не могла унять его агонию, в ее душе больше не осталось сил...
Драко неожиданно поднял голову и впился губами в ее губы, горячим жадным поцелуем, после двух лет воздержания. Он словно хотел урвать последний, самый живой и страстный, у Уизли, которому доставалась вся она, а ему только этот болезненный поцелуй. Драко терзал ее губы, пока она не начала вырываться из объятий, которые не давали дышать, и он сделал шаг назад, выпустив хрупкую фигурку из объятий. Она смотрела на него без гнева, без осуждения, как понимающая мать. Просто смотрела, прощалась, провожала.
‒ Мне пора? ‒ тихо спросил Малфой. И Гермиона кивнула.
Он сделал еще шаг назад, потом рванулся вперед, как раненый зверь, всю силу вложивший в последний прыжок, и крепко, до боли прижал ее к себе. Так, что и ей причинял боль, но сейчас ему было все равно, хотелось надышаться напоследок, чтобы хватило на всю долгую, пустую жизнь без нее. Драко еще не знал, какая длинная эта жизнь и как холодно жить без сердца, оставленного в чужих руках.
Наконец, он оторвался, бросил на нее прощальный взгляд и произнес хрипло, борясь с рыданиями:
‒ Прощай, Гермиона, но помни, что я люблю тебя, и эту любовь не сотрет время, даже дряхлым старцем я буду помнить и ждать тебя...
С этими словами он транссгрессировал к небольшому охотничьему коттеджу Малфоев, где приютилась его семья. Драко упал в траву и зарыдал, безудержно, отчаянно, чувствуя, что сердце рвется, а мир рушится под ногами.
У останков хижины Хагрида Гермиона тоже осела в траву, не находя в себе сил сейчас видеть кого-то, а особенно Рона. Ее решимость начать новую жизнь с ним не угасла, но ее прежняя любовь текла по щекам солеными слезами и не утекала. Гермиона знала, ее чувства к Драко были настоящими. Они будут всегда жить в уголке ее сердца и болеть в непогоду, как старая рана. Она знала это, но все равно отпустила Драко, потому что, простив, не смогла заново поверить...
Гермиона вернулась в Хогвартс, когда уже совсем стемнело. Среди рваных тучек плыл одинокий глаз луны. В стороне жалобно скрипела Гремучая ива...
Рон ждал ее. Он сидел на том самом диванчике, на котором они провели предыдущую ночь, и смотрел на танец огня. Горячие желтые языки облизывали поленья, напоминая о буйстве Адского пламени в Выручай-комнате.
Гермиона устало опустилась рядом, и Рон крепко обнял ее, не отрывая глаз от камина. Он вспоминал Фреда, и Люпина, и Тонкс, и других знакомых, покинувших этот мир ради победы, ушедших, чтобы другие смогли остаться. Гермиона опустила голову ему на грудь и замерла. Этот день вымотал ее, не оставил сил ни на что больше. Они сидели так, прижавшись друг к другу, неизвестно сколько времени, может десять минут, может час, а может ‒ до предрассветных сумерек. Наконец, Гермиона заговорила:
‒ Тебе не обязательно справляться с этим в одиночку, Рон. Я рядом.
Парень вздрогнул, словно только теперь вспомнил о ее присутствии, медленно повернул голову и уткнулся носом ей в макушку. Ноздри Уизли щекотал запах яблочного шампуня, так знакомый Малфою, хотя Рон и не знал об этом.
‒ Я люблю тебя, ‒ прошептал он в густые каштановые кудри.
‒ А я люблю тебя, ‒ так же тихо ответила Гермиона. ‒ И теперь все будет хорошо...
Он накрыл ее губы мягким, нежным поцелуем. Ни требовательности, ни обжигающей страсти, только тепло и любовь. В сердце Гермионы шевелилось что-то неизвестное и знакомое одновременно, она пока еще не знала, куда приведет их новый день, но уже верила, что преодолеет столько, сколько нужно, если рядом будет твердая рука Рона.
Это была их первая ночь, хотя ни для одного из них она не стала первым опытом. Гермиона не знала, кому отдал свою девственность ее парень, скорее всего Лаванде, а может, был кто-то еще, о ком она не знала. Он так же не спросил, кто стал первым у нее. Наверное, решил, что Крам, ведь в то, что их связывала только дружба, Рон никогда не верил, а про Драко никто не знал, кроме Джинни.
Когда за окном начало всходить солнце, прорываясь сквозь пелену тонких не дождевых облаков, Гермиона выскользнула из объятий уснувшего парня. Ей хотелось побродить по замку ‒ пусть тот и сильно пострадал, но его магия, его душа по-прежнему живы. Девушке хотелось окунуться в бесконечный лабиринт коридоров Хогвартса, чтобы они вернули покой ее душе.
Одиночества не получилось. Какая-то сила привела Гермиону на остатки Астрономической башни, у которой не было больше поручней, да и части пола тоже. Однако подняться на нее возможность оставалась. Там, к своему удивлению, Гермиона увидела Джинни. Сестра Рона стояла на холодном утреннем ветру, крепко обняв себя за плечи. Она смотрела куда-то вдаль, за грань того, что видела ее подруга. Услышав шаги Гермионы, Джинни обернулась и выдавила улыбку.
‒ Все хорошо? ‒ спросили обе в один голос и так же одновременно ответили: ‒ Да!
Это в любое другое время вызвало бы смех, но в то утро ‒ только печальные улыбки. Еще слишком много было на сердце свежих кровоточащих ран.
‒ Ты теперь с Роном, да? ‒ спросила Джинни.
Они с Гермионой смотрели в разные стороны. Уизли куда-то за Черное озеро, а Грейнджер ‒ вглубь Запретного леса, теряющегося в утренней дымке.
‒ Да, ‒ тихо ответила Гермиона. Она знала, что этого разговора не избежать, так пусть он произойдет сейчас. Отмучиться сразу, и дело с концом.
‒ Ты любишь его?
‒ Люблю, и он меня тоже.
‒ Про него я знаю, он всегда тебя любил, просто не понимал этого. Рон почему-то медленно доходит до очевидных вещей. Но ты... Как же Драко, Гермиона? Его ты больше не любишь?
Гермиона обернулась и не начала говорить, пока не встретила взгляд ореховых глаз Джинни. Ей было необходимо, чтобы подруга поняла и поверила, она это заслужила.
‒ Он предал меня, Джинни, он бросил меня тогда, в начале шестого курса, и ему было все равно, что я страдаю, что больше полугода я рыдала в подушку, пытаясь не кричать его имя... Он принял метку, хотел убить Дамблдора, чуть не погубил Рона и Кэти... Я бы все это, наверное, смогла принять, но Драко просто стоял и смотрел на меня в той гостиной, когда Беллатриса пытала меня «Круциатусом». Мы виделись с ним вчера, он просил прощения, я простила, потому что все это уже не важно, не хочу копить плохое в душе, мы все должны отпустить и начать жизнь заново, с чистого листа. Драко сказал, что любит меня и будет любить всегда, но во мне ничего не шевельнулось, я не могу любить того, кому не доверяю, а ему я больше никогда не смогу доверять...
И все же Гермиона слукавила. Шевельнулось, очень даже шевельнулось, просто не могло не шевельнуться после всего, что было. Но она, и правда, больше не могла доверять ему, а значит, это отношения без будущего, так зачем они тогда?
‒ Ты будешь помнить его? ‒ тихо спросила Джинни, чувствуя, что никогда не осознает силу этой любви.
‒ Всегда.
Джинни печально посмотрела на подругу. В тот момент ей было не жаль брата, который на скорости «Хогвартс-экспресса» несся в объятия не любящей его девушки. Гермиона никогда не сделает ему больно, не даст понять истинное положение вещей. Джинни искренне жалела свою слишком умную, слишком рассудительную, чтоб идти за сердцем, подругу. Юная Уизли видела, что Гермиона любит своего Драко не меньше, чем он ее, это звучало в ее голосе, светилось в глазах... Зачем она рушит все это? Зачем обрекает себя на такую жизнь? Джинни не могла этого понять. Как бы больно не было это признавать, она никогда не любила так, как Гермиона, и ее тоже никто так не любил. У них с Гарри складывалась обычная история, как у многих других, о ней нечего писать в книгах. А вот у ее подруги и белобрысого хорька со Слизерина выросло что-то редкое и сильное, та любовь, которая рушит преграды и возводит мосты там, где ничто другое на это не способно. Одного Джинни не могла понять: почему, любя, эти двое так старательно отталкивают свое счастье? Почему Малфой, черт бы его побрал, не проявит настойчивость, не схватит ее в охапку и не украдет, почему он так безропотно принимает ее выбор, неужели не видит, как она сама старательно и уверенно загоняет себя в петлю? А Гермиона? Зачем она все время цепляется за Рона, к которому не испытывает и сотой доли того, что испытывает к Драко? Зачем плетет что-то про доверие? Как будто раньше этот аристократ был идеальным положительным героем! Почему раньше, она верила ему, а теперь нет? И вовсе не в гостиной малфоевского поместья это случилось, сама ведь знает, что Драко ничего не мог сделать, не погибнув совершенно бесполезно! Неужели Гермиона себя боится? Этой своей любви? Такая храбрая, столько раз побывавшая между жизнью и смертью, боится сделать маленький шажок навстречу счастью и любви, боится протянуть руку к уже тянущейся к ней ладони, упорно вцепилась в свою синицу, когда журавль сам стремится в силки? Джинни не хотела в это верить, но другого объяснения не находила.
‒ Я очень дорожу тобой, Гермиона, но сейчас не одобряю. Ты загубишь жизнь и себе, и Рону, потому что никогда не будешь счастлива с кем-то кроме Малфоя! И если ты этого не понимаешь, то ты дура, пусть даже знающая содержание всех книг в Хогвартсовской библиотеке!
‒ Прости, что не смогла тебе объяснить, но сейчас не послушаюсь, ‒ упорно произнесла Гермиона, поджала губы и покинула Астрономическую башню.
Она докажет Джинни, что будет счастлива с Роном и сделает счастливым его. И пусть подруге нужны не доказательства, а искренняя и радостная улыбка, Гермиона все равно покажет ей, что та была не права. Она еще не знала, что чем упорнее она будет доказывать Джинни свою правоту, тем яснее рыжая девчонка будет видеть свою.
Гермиона медленно подходила к дому, в котором они с Роном снимали маленькую квартирку вдвоем. Война закончилась. Хогвартс восстанавливали из руин, и хотя к первому сентября работы не будут завершены, директор МакГонагалл объявила, что сумеет разместить учеников и начать занятия вовремя, параллельно ремонтируя замок. Студентам седьмого и пятого курса разрешили сдать экзамены следующей зимой, после интенсивной самоподготовки, так как учиться в Хогвартсе в прошедшем году было абсолютно невозможно.
В Лондоне же шли суды над Пожирателями Смерти. Визенгамот, во главе с новым министром магии Кингсли Бруствером, заседал почти непрерывно. Большинство участников битвы за Хогвартс вынуждены были находиться в столице, чтобы выступать свидетелями.
Сама Гермиона выполнила обещание, данное самой себе еще на траве перед остатками хижины Хагрида. Она сделала все, чтобы Драко и его родителей не отправили в Азкабан. Люциус этого, конечно, не заслужил, но Грейнджер хотелось вернуть бывшему возлюбленному всю семью, может даже какую-то часть имущества, если удастся.
Прошло несколько слушаний. Гермиона между ними усердно копалась в магических кодексах, составляла законную линию поведения... То есть попробовала себя в роли адвоката. Что-то подобное она уже делала на третьем курсе, пытаясь спасти Клювокрыла законным путем, но тогда девочка сражалась с Люциусом Малфоем, а теперь героиня войны высказывала свое мнение лояльному к ней Кингсли. Дело они выиграли. Малфоев оправдали и вернули почти все, хотя часть имущества и была изъята, но с формулировкой «на благотворительность в пользу жертв войны», что не унижало достоинства семьи. Как поняла Гермиона, Люциус не представлял опасности, а находился в весьма плачевном психическом состоянии, Нарциссу же и раньше заботила только семья, а Драко... Драко стал преступником не по доброй воле.
На судебных процессах они с Малфоем-младшим, конечно, виделись, но ни разу не наедине. Гермиона старалась избегать его взгляда, полного тоски. Драко не пытался с ней заговорить, держался тихо и отстраненно. Он пытался смириться с ее решением.
Гермиона достала палочку и произнесла заклятие-пароль, отпирая дверь. Они с Роном обитали здесь уже четвертый месяц и успели обжиться. Цветы в горшках и вазах, фотографии в рамках, милые безделушки, привычные запахи. В маленькой съемной квартирке пахло уютом.
‒ Гермиона! ‒ девушка как раз снимала туфли, замерев, она подняла голову и посмотрела на Рона. Тот стоял, прислонившись к косяку двери в гостиную. ‒ Ты опять ходила на суд над Малфоями?
‒ Да, ‒ Гермиона знала, что Рон этого не одобряет, но просто не могла иначе. Это было ее последним прощальным подарком Драко.
‒ Зачем? Неужели мало крови они у нас выпили? Зачем ты их защищаешь?
‒ Все в прошлом, Рон, они не опасны сейчас. Зачем ломать чужие жизни?
‒ Ты не знаешь, опасны они или нет! Что за болезненное желание помочь именно Малфоям? ‒ на лбу Рона пролегла сердитая складочка.
— Никакого болезненного желания, — отмахнулась от него Гермиона. — Ты сам понимаешь, что миссис Малфой спасла Гарри, мистер Малфой сейчас болен и уже не опасен, а Драко… он просто слаб, нельзя сажать человека в Азкабан за слабость.
— Драко? — Рон с недоверием покосился на нее.
— Драко Малфой, как будто ты не знаешь его имени!
— Ты никогда раньше его так не называла.
— Все когда-то бывает в первый раз.
Чтобы уйти от неприятного разговора, Гермиона прошла на их маленькую уютную кухню в желтых тонах и принялась за ужин. Она никогда не имела склонности к готовке, но за последние четыре месяца многое освоила. Рон считал, что женщина и кулинария — понятия неразрывные, а Гермиона не хотела его разочаровать. Они еще так мало были вместе, что ей все в их отношениях казалось непрочным и зыбким.
Скорее всего, в этой непрочности она была виновата сама, потому что все время сравнивала Рона с Малфоем. И нельзя сказать, что сравнение всегда было в пользу Драко, но сам факт его наличия не делал ей чести. Гермиона прекрасно понимала, что, если бы она любила Рона по-настоящему, ей бы и в голову не пришло представлять на его месте Драко. Собственное поведение временами казалось Грейнджер наигранным, словно это и не она вовсе, а просто кто-то очень на нее похожий. Это смущало.
Рон некоторое время наблюдал за лихорадочными и неловкими движениями Гермионы, а потом подошел сзади и обнял, уткнувшись в копну ее волос.
— Не нервничай, все уже позади. Никто больше не заставит тебя вспоминать этот кошмар.
Она чуть не рассмеялась в голос, поняв, что он решил, будто проблема в переживании из-за череды судов. Милый, наивный Рон!
Гермиона обернулась и нежно его поцеловала. Такой хороший. Пытается ее успокоить, хотя должен кричать от ревности и выбивать из нее дурь.
Готовить ужин они продолжили вместе. Рон начал работать в магазине «Всевозможные волшебные вредилки» вместо Фреда. Джордж с трудом отходил от смерти брата, и семья боялась оставить его одного. Гермиона считала благородным, что Рон ему помогает. Сейчас он пытался развлечь ее историями из магазина. А она слушала в пол-уха, шинкуя овощи и обжаривая мясо.
Чего ей собственно не хватает? С жиру бесится! Ее любят, о ней заботятся, есть возможность войти в замечательную семью. Но Гермиону не оставляло ощущение, что она не на своем месте, что все вокруг — лишь иллюзия.
— Ты чего такая задумчивая? — спрашивает ее, наконец, Рон, уставший разговаривать сам с собою.
— Прости, это пройдет.
Теперь Гермиона сама подходит и обнимает его. Она словно просит развеять ее тревоги, показать ей, что у них все получится. Рон этого не понимает, но крепче прижимает ее к себе, стараясь успокоить.
— Я люблю тебя, — шепчет он ей, щекоча дыханием ухо.
— Я тебя тоже, — отвечает она, хотя сама не знает, правда это или нет.
Путешествия — это всегда новые знакомства и новые впечатления. Каждый день вдали от дома может быть засчитан за пару дней у родного очага, где все привычно и знакомо. Именно поэтому людей всегда тянуло в неизведанные дали, познавать мир и себя.
Вот только не все люди обладают философским складом характера, поэтому не все и задумываются перед поездкой о познании себя. Вот и Гермиона Грейнджер, выбив себе, наконец, через все трудности магической бюрократии и волокиты стажировку в Риме, думала больше о карьере, а не о самопознании. Удивительно или нет, но самокопание вообще не было ее любимым занятием, слишком много она его познала на своем веку. Особенно, когда в подростковом возрасте пыталась разобраться с собственными запутанными сердечными делами.
Хотя, что уж греха таить, побег от повседневной жизни был не последним стимулом к выбиванию стажировки у отдела регулирования и контроля за магическими существами Министерства Магии. Война закончилась три года назад, а Гермиона так и не вошла в колею тихой мирной жизни. Вроде бы чего проще? Живи спокойно с заботливым и любящим парнем, отдыхай с друзьями, восполняй пробелы школьного образования, строй карьеру, в конце концов! Но Гермиона все никак не могла успокоиться, словно бешеный темп жизни и количество в ней самых разных опасностей под конец войны приучили ее не расслабляться ни на минуту. Грейнджер все время куда-то бежала, чего-то хотела и куда-то лезла.
«Не от себя ли ты сбегаешь?» — не раз говорила ей лучшая подруга Джинни Уизли. Гермиона отмахивалась и бежала дальше. Может, именно потому, что боялась остановиться и обдумать, куда именно несется с такой скоростью, к какому будущему. Конечно, планы о выведении домовиков из рабства были грандиозными, но не того масштаба личность у Гермионы Грейнджер, чтобы окунуться только в одну сферу и забросить все остальные. Кем она видит себя через десять лет? Даже этот вопрос вызывал сложности, а вопрос: с кем она себя видит, — вообще лучше не задавать.
Чтобы не мучить себя понапрасну Гермиона и рвалась вперед. Конкретно тогда, на стажировку в Рим. Она настроилась пронестись по Риму, переняв итальянский опыт взаимодействия с эльфами-домовиками, посмотрев все магические и магловские достопримечательности, перепробовав всю местную кухню… И всего за одну неделю!
Рон, с которым Гермиона жила в съемной квартире, этого не понимал. В его представлении женщины прилагались к дому с навыками ведения хозяйства и любовью к детям. Зачем необходимо куда-то ездить, рваться к новым должностям, он понять не мог. Ведь миссис Уизли никогда этого не делала. Но Гермиона ничуть не походила на миссис Уизли, и чем дольше Рон этого не понимал, тем отчетливее Грейнджер могла бы осознавать, как не прочен их союз. Но она не позволяла себе сомневаться в своей любви к Рону, это был ее спасительный уголок. Пока она любит Рона — жизнь кажется стабильной, а, следовательно, нельзя задумываться над этим.
И все же порой Уизли бывал категорически непонятлив…
‒ Зачем тебе Рим? Тебе здесь домовиков мало? ‒ спросил он Гермиону незадолго до отъезда.
‒ Это же бесценный опыт! Я должна посмотреть, как они выстраивают отношения, ведь Италия в этом вопросе одна из передовых стран, ‒ Грейнджер не понимала, как вообще можно ставить подобный вопрос.
‒ Есть книги… Лучше бы подобрала нам квартирку попросторнее, ‒ вздохнул Рон.
Их отношения походили на отношения старых супругов. Есть тепло и комфорт, но нет огня страсти. Причем, вовсе не три года отношений были в этом виноваты, они почти сразу стали такими спокойными. И обоих это, кажется, устраивало. По крайней мере, со стороны их характеризовали чуть ли не идеальной парой.
И все-таки, несмотря на молчаливое недовольство Рона, Гермиона отправилась в Рим за новыми впечатлениями. И даже себе она боялась признаться, что перспектива провести неделю вдали от своего парня ее радовала.
В Риме Гермиону встретил местный волшебник Антонио Коинелли. Он должен был быть ее гидом, приставленным по договоренности от местного Министерства магии, и выполнял эту работу весьма добросовестно. Даже с большим энтузиазмом, чем можно было расчитывать.
Гермионе с ним понравилось. Он чем-то напоминал Перси Уизли, такой же умный, собранный, влюбленный в свою работу. Грейнджер ценила в людях эти качества. И не давала себя вспоминать, что у Рона их не было.
С самим Перси они периодически общались. Он продолжал работать в Министерстве, помирился с семьей после войны и даже нашел себе девушку, на которой намеревался жениться. Жизнь его начала складываться, чему Гермиона была очень рада. Его юношеские чувства к ней окончательно остыли, что упростило их общение. К тому же все эти сердечные проблемы Грейнджер порядком надоели.
С Коинелли тоже оказалось легко. Он не проявил к ней интереса, как к девушке, только как к коллеге. Зато с ним можно было без конца обсуждать итальянское законодательство о домовиках, ради которого приехала Гермиона, да и вообще всевозможные проблемы магического управления.
Однако, как оказалось, дружелюбие итальянского коллеги было не столь бескорыстным…
‒ Какие планы на вечер? ‒ спросил ее Антонио в первый же день по прибытии, когда рабочий день в Министерстве магии подходил к концу.
‒ Еще не знаю. А есть предложения? ‒ Гермиона удивилась. Этот вопрос застал ее врасплох.
‒ Подумал, что тебе бы могло быть интересно пойти со мной к одному другу. Он долго жил в Англии, теперь у нас свил гнездышко. Они с женой собирают интересные вечера, там многие люди появляются. Если хочешь действительно влиться в местное магическое сообщество, а не просто посмотреть на нашу работу со стороны, то стоит их навестить.
‒ Буду благодарна, если ты меня представишь, ‒ сказала Гермиона. Она никогда не отличалась нелюдимостью, да и в путешествиях принято заводить новые знакомства. Спросить имя «светского льва» ей в голову не пришло. Не так уж много волшебников она знает, чтобы быть уверенной в знакомстве.
Друзья Коинелли жили в большой квартире недалеко от центра Рима. Дом был магловским, с надстроенным магическим этажом. Место не самое роскошное, но и не бедное. Вокруг магловские дома и офисные центры, кафе и магазины. Вечером, с наступлением прохлады, жизнь здесь как раз оживилась, и люди сновали туда-сюда. Маглы, разумеется.
Прихожая производила впечатление обиталища людей, не швыряющихся деньгами, но со вкусом. В меру мебели, в меру картин. Вполне уютно, но вовсе не похоже ни на разномастный стиль обиталища семьи Уизли, ни на роскошные особняки чистокровных волшебников в Англии, в которых Гермиона побывала после войны.
Благодаря приятному впечатлению от обстановки сразу стало интересно посмотреть на хозяев квартиры. Из гостиной доносились голоса, негромкие и плавные. Собравшиеся волшебники явно чувствовали себя здесь вольготно и расслаблено.
Антонио повел Гермиону вперед абсолютно уверенно, чуть ли не по-хозяйски. Он явно часто бывал здесь.
‒ О, Антонио, рада тебе! ‒ из прикрытой ранее двери вышла крупная, но аккуратная и ухоженная молодая девушка, одних лет с Гермионой. Она не была красавицей, но выглядела гармонично и светилась счастьем, что делало ее весьма привлекательной. Что-то в ней показалось Грейнджер знакомым… ‒ Добрый вечер, Гермиона. Ведь можно по имени?
И тут Гермиона, наконец, узнала хозяйку.
‒ Милисента! Это ты? ‒ вот кого она не ожидала увидеть, так это дородную девицу со Слизерина.
‒ Да, Милисента Забини, к вашим услугам, ‒ и хозяйка сделала шутливый реверанс, который очень не вязался с ее габаритами.
‒ О, какие гости! Добрый вечер, мисс Грейнджер! Или уже миссис Уизли? ‒ из гостиной к ним подошел молодой человек, которого Гермиона узнала сразу. Блейз Забини.
‒ Все еще мисс Грейнджер, ‒ пролепетала она, думая, как бы повежливее ретироваться. И дурой же надо быть, чтобы не спросить имени хозяев, к которым ведут в гости! ‒ Я не знала, что это вы. Я, пожалуй, пойду.
Гермиона бросила уничтожающий взгляд на Антонио, который знал, кто она, и, судя по его уверенности, не мог не знать, что его друзья — слизеринцы, сражавшиеся в войне на противоположной стороне. Коинелли удивленным вовсе не выглядел, что наводило на определенные мысли.
‒ Подожди, мы не хотели тебя напугать! ‒ Миллисента потянула к ней руку, чтобы удержать Гермиону, но опустила в нерешительности. ‒ Мы сами просили Антонио позвать тебя к нам. Очень хотелось повидать кого-то с Родины, услышать новости…
Тонковатый для такой дородной дамы голос Милисенты звучал жалобно.
‒ Гермиона, мы не были Пожирателями Смерти, мы не воевали ни на чьей стороне, мы эвакуировались из школы перед битвой. Мы не враги тебе! ‒ с чувством произнес Блейз. ‒ Почему мы не можем выпить вместе чаю и поговорить. Ведь у нас много общих знакомых и общих воспоминаний…
Гермиона вздрогнула. Их главное «общее воспоминание» она прятала на самом дне души и старалась не тревожить. Слишком болезненно. Даже имени его не упоминала, избегала встреч, да и вообще любой информации. Сама себе она говорила, что делает это, потому что ОН ей больше не интересен. Хотя в глубине души понимала, что боится возвращаться к принятому после битвы решению, чтобы не передумать.
‒ Мы не будем на тебя давить, ‒ осторожно произнесла Милисента.
‒ Хорошо, если вы хотите, то я, конечно, останусь. Я никого не знаю в Риме, может, мы сможем рассказать друг другу что-то интересное…
И Гермиона прошла за хозяевами и Антонио в гостиную. Там собралось около десятка волшебников, в основном итальянцев. Ее представили всем, как и обещали, но в итоге она все равно оказалась в удобном кресле с бокалом хорошего итальянского вина, рядом с четой Забини.
Разговор склеился не сразу, но Блейз оказался очень тонким человеком, и в итоге его разносторонние интересы и чуткость и мягкость Милисенты смогли увлечь Гермиону. К ночи, уходя, она чувствовала, что покидает чуть ли не друзей и уже обещала вернуться на завтра.
Они говорили о магии, об искусстве, о книгах… Обо всем, но не о политике, и не о людях. Все темы, которые могли потенциально оказаться конфликтными осторожно и аккуратно обходились. И это очень импонировало Гермионе. Перед ней были умные, интеллигентные люди, весьма глубокие. С ними было интересно.
Всю стажировку Грейнджер оказывалась у них в гостях каждый вечер, и ни разу не пожалела о том, что согласилась на эту неожиданную дружбу со слизеринцами.
В последний день в Риме, когда все вопросы были уже решены, и Гермиона могла провести день свободно, Милисента пригласила ее погулять по городу вместе. «Гулять с местным жителем — совсем иначе, чем самой, а я тут уже три года — обжилась», ‒ заявила она, и Гермиона решила, что это должна быть приятная прогулка. Кто бы сказал ей в школе, что она будет с радостью гулять по Риму с Милисентой Булстроуд — никогда бы не поверила.
И вот, уже усевшись в небольшой и уютной кофейне после долгой прогулки, Милисента сказала:
‒ Я очень рада, что мы с тобой пообщались, Гермиона. Это было глотком свежего воздуха с Родины, ‒ глаза Милисенты были печальны.
‒ Ты так скучаешь по Англии? Почему тогда вы не вернетесь? ‒ Грейнджер недоуменно посмотрела на новую подругу поверх чашки кофе.
‒ Мы с тобой не говорили о политике. Это больная тема для всех нас, ‒ осторожно произнесла Милли, она отщипывала маленькие кусочки от своего пирожка и складывала их рядом на тарелке. ‒ Но война коснулась всех. Мы с Блейзом не воевали, даже не одобряли идей Лорда. Ведь я полукровка! Как я могла быть на его стороне, меня ждало бы жалкое существование в случае победы.
Милисента вздохнула. Гермиона ее не торопила. Теперь, после недели интересных разговоров и уютных посиделок, она была готова услышать больше, чем в начале. Еще неделю назад она видела в супругах Забини Пожирателей Смерти, ну или хотя бы сочувствующих им. Теперь же ребята представали перед ней личностями, которые нельзя было оценить в черно-белых тонах. Так же, как она никогда не могла оценить в них Того-Чье-Имя-Запретила-Себе-Называть.
‒ Нас не принимают в Англии. На нас смотрят косо. Мы — слизеринцы нашего выпуска, также как те, кто выпустился чуть раньше или чуть позже нас — персоны non-grata. Нас считают предателями автоматически, не вникая в суть. Здесь у нас с Блейзом есть друзья, здесь нас судят по тому, кто мы есть, а не по надуманным обвинениям. Ведь мы не то что не оправданные, наши дела даже не рассматривались в суде! Официально, ни меня, ни его не подозревали. Но люди нам все равно не доверяют.
Милли всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, сделав судорожный глоток кофе.
‒ К тому же, почти все наши друзья из Англии разъехались или залегли на дно. Там никого не осталось. Тед в Берлине, потому что его отец в Азкабане, он совсем замкнулся, не может говорить о прошлом и не видит будущего, Грегори в Нью-Йорке с Пэнси Паркинсон, их отцы тоже в тюрьме. Взможно, они смогут быть вместе и залечить раны друг друга. Хотя Грегори после смерти Винсента стал необщителен, как и Тед, а у Пэнси кошмары и истерики. Гринграссов оправдали, но Дафна в Париже, а в Англии бывает наездами. У нее глубокая меланхолия, и, по-моему, она увлеклась окультизмом и скоро из Парижа переберется на Тибет искать просветления. А Д…
‒ Я поняла, ‒ резче, чем нужно было прервала ее Гермиона, боясь услышать запретное для нее имя.
Милисента вздрогнула. Она подняла испуганные глаза на Гермиону.
‒ Да, не стоило мне думать, что мы можем подружиться. Ты тоже презираешь всех нас, ‒ сухо заметила она и вся подобралась.
‒ Прости меня, это не так! ‒ Гермионе не хотелось обижать мягкую Милли. ‒ Я вовсе не об этом. Я никого из вас не презираю. Преступники — в тюрьме. А все вы — жертвы обстоятельств. Просто…
Гермиона не знала, что придумать, как объяснить свою реакцию. Ведь Милли, конечно, не знает о ее школьной любви и не стоит ей о ней знать. Но Милисента склонила голову на бок и посмотрела на Грейнджер долгим изучающим взглядом, а потом на ее лице отразилось понимание.
‒ Ааа, неужели дело в этом? Мне и в голову не могло прийти, что после всего произошедшего ты все еще не можешь о нем слышать!
Может ли Милисента быть в курсе?! Гермиона просто дар речи потеряла. Но у миссис Забини уже сложилась мозаика в голове.
‒ Да, мы с Блейзом знали о том, что вы встречаетесь. Он ему рассказывал, ‒ Милли намерено не называла имени, и Грейнджер это оценила. ‒ Прости, мне в голову не приходило, что у тебя в душе еще что-то осталось. Наверно, я думала о тебе хуже, чем стоило. Прости.
‒ Мы можем об этом не говорить? ‒ в горле Гермионы встал слезный ком.
‒ Да, прости. Как тебе кофе?
Разговор снова потек ни о чем, но Грейнджер получила немалую пищу для размышлений. Во-первых, она впервые почувствовала сочувствие к слизеринцам. Раньше они представлялись только врагами, а оказалось, что это просто люди, несчастные, изгнанные с Родины, заслуживающие только сочувствия.
Подростки жестоки. Может, не будь этого глупого деления на факультеты, они смогли бы дружить все вместе. Лишь случайность раскидала их в разные стороны. А теперь судьбы у многих сломаны.
Во-вторых, Гермиону впервые за почти три года заставили думать о том, о ком она не хотела вспоминать. Словно ткнули носом в то, что рана так и не зажила. И это оказалось неприятным открытием.
После кафе с Милли Гермиона пошла еще погулять одна, долго бродила. И как ни старалась она думать о работе, о предстоящей ночью встрече с Роном, мысли все время возвращались к Тому-О-Ком-Нельзя-Вспоминать. Воспоминания и чувства, которые она сама себе запретила, рвались наружу неудержимым потоком.
Вечером Грейнджер не выдержала и быстро, боясь передумать, направилась к квартире Забини. Вечеринки сегодня не ожидалось, но Блейз и Милли должны были быть дома.
Открыл ей хозяин.
‒ О, ты еще не отправилась в Лондон! Рад, что заглянула попрощаться! ‒ Блейз гостеприимно распахнул перед ней дверь, но нахмурился, увидев сосредоточенное лицо.
Милли спустя минуту вышла к ним из спальни. Вместе они прошли на кухню и уселись к столу. Хозяйка волшебной палочкой начала призывать к ним чашки с чаем и угощения, а Блейз, не отрываясь, смотрел на Гермиону.
‒ Я решилась спросить… ‒ Слова с трудом протискивались сквозь сжатое спазмом горло. ‒ Где сейчас Драко Малфой? Как он?
Воздух со свистом вышел из легких, словно она резко оторвала пластырь от незажившей раны.
‒ Он путешествует по миру, ‒ спокойно ответил ей Блейз. ‒ У него никого нет, отец умер, мать замкнулась в себе, в Англии его все подозревают, как и многих из нас. Поэтому он поехал путешествовать, хотя, насколько мне известно, через пару лет планирует вернуться, когда все успокоятся. Долго жить вдали от дома он не сможет.
Гермиона выдохнула, все оказалось не так страшно, как она думала. Жив, здоров, путешествует, и даже не так больно слушать. Однако Блейз решил-таки добить ее…
‒ Он все еще любит тебя, Гермиона. Это для него как навождение, но он как влюбился в тебя еще в детстве, так и не переставал никогда любить.
Гермиона съежилась под этой фразой. Нет, этого она не хотела слышать. Она научилась жить без него, и он должен был научиться жить без нее, она давно все решила. Так правильно. Так нужно. Она любит Рона. Любит. ЛЮБИТ.
Милли и Блейз молча смотрели не нее.
‒ Я рада, что он здоров и путешествует, ‒ наконец, выдавила Гермиона. ‒ Его судьба мне не безразлична. Но не более того. Я счастлива с Роном. У нас с ним не могло быть будущего.
‒ Тебе виднее, ‒ без всякого выражения ответил Блейз.
Гермиона после этого быстро распрощалась и покинула квартиру Забини. Она снова упихала запретные мысли поглубже в сердце и вернулась к Рону. Ее решение было принято еще три года назад, у хижины Хагрида. И она не разрешала себе передумать.
‒ Она любит его, ‒ сказала Милисента, когда за Гермионой закрылась дверь. ‒ Это и горному троллю ясно.
‒ Любит, только не вернется. Какое-то мазохистское упрямство. Ведь над собой издевается не меньше, чем над ним.
‒ Думаю, на то есть причины. Мы с тобой точно знаем не все.
‒ Как думаешь, написать Драко о том, что мы ее видели? ‒ спросил Блейз задумчиво.
‒ Нет! Ни в коем случае! Не надо давать ему надежду. Вдруг, он все же переболеет эту свою любовь.
Блейз лишь покачал головой.
‒ Какая жестокая шутка! Эти двое встречались всего полтора года и расстались еще на 6 курсе. Прошло пять лет, а они все еще любят друг друга и страдают. И почему при такой ситуации не могут плюнуть на условности? Уехали бы за границу, да наслаждались бы друг другом!
‒ Видно, не судьба… ‒ протянула Милисента, а сама вспомнила, что патронус Драко — выдра, как у Гермионы. Ей казалось, что все же судьба, только эти двое упорно ей сопротивляются. Но Милли искренне считала, что никому не стоит лезть в отношения между двумя влюбленными, тем более, когда они так запутаны.
В этом году весна в Будапеште радовала теплом. Почки на деревьях распустились очень рано, и набережная, и парк острова Маргит магнитами притягивали гуляющих. В этом году туристам повезло, как никогда.
Драко Малфой жил в венгерской столице уже третий месяц. Благодаря тому, что после войны его семье оставили большую часть средств, он смог разместиться в скрытой от маглов магической гостинице рядом со зданием Парламента, с живописным видом на Дунай и Королевский дворец. Место было потрясающим. Драко предпочитал не вспоминать, что своим нынешним комфортом обязан не только фамильному достоянию, но и заступничеству Гермионы Грейджер перед судом. Иначе у них отобрали бы все, а его самого вполне могли отправить в Азкабан.
О Гермионе Грейнджер вообще было лучше не думать. Малфой научился жить с ноющей болью от расставания и неразделенной любви, отвлекаться на множество других житейских дел. Тем более что путешествия и атмосфера новых мест, не напоенных воспоминаниями, как Хогвартс, Лондон и родовое поместье этому способствовали. Драко увлекся алхимией и артефактной магией, стремился познакомиться с известнейшими мастерами, перенять их опыт, побывать в крупнейших магических библиотеках в мире.
Зачем ему все это? Он и сам не знал. Он успокаивал себя тем, что восполняет собственные пробелы в образовании. Параллельно он подрабатывал тем, что писал статьи в специализированные журналы, чтобы не сильно истощать родительские запасы.
Конечно, в пылу откровенности, Драко мог бы сказать, что просто бежит от себя, от воспоминаний о прошлом и перспектив будущего. В вечном движении было не так сложно раствориться и забыть о боли и разочаровании во всех основах его мироздания.
Здесь, в Будапеште, Малфой учился у мастера-алхимика Михая Тарбаи, гулял по городу, пил больше, чем одобрила бы мать, и вообще стремился снова найти вкус жизни. Он приехал сюда из Нью-Йорка, где провел пару месяцев с Грегори Гойлом и Пэнси Паркинсон, которые жили вместе, как пара, но при этом категорически не признавались в своих отношениях.
Друзья произвели на Малфоя тягостное впечатление. Гойл стал еще более молчаливым, чем раньше, много пил и играл в казино, проигрывая родительское состояние. Пэнси пыталась работать, но с ней часто случались истерические приступы, вплоть до неудачных попыток суицида. Все это очень напугало Драко. Он не хотел становиться таким. Ведь в жизни много всего интересного, даже если она рушится — стоит пытаться найти какие-то перспективы. Это он понял еще в войну, находясь в постоянной опасности. Живые всегда имеют преимущество перед мертвыми — у них есть шанс все исправить, поэтому вовсе не стоит гробить собственную жизнь.
Несмотря на эти оптимистические рассуждения Малфой вовсе не чувствовал себя счастливым. Он понимал, что все впечатления мало стоят, если не с кем их разделить. Отец умер, мать находилась на грани помешательства, а все друзья пытались справиться, кто как мог, и в большинстве своем безуспешно.
Не стоит говорить, что на самом деле, даже спустя четыре года после окончательного разрыва, он все еще хотел разделить эти впечатления с Гермионой Грейнджер, и именно невозможность этого удручала его. Но об этом он старался не думать, чтобы не сравняться в истеричности с Пэнси Паркинсон.
Сегодня, чтобы не оставаться в одиночестве, Драко спустился в лобби-бар гостиницы. Сквозь панорамные окна открывался потрясающий вид на Королевский дворец. Малфой сел, заказав стакан огневиски со льдом и найдя для себя глубокое кресло. В лобби всегда находился какой-нибудь подвыпивший волшебник, ищущий собеседника на вечер. Таким образом Драко со многими путешественниками завязал поверхностное знакомство.
Однако сегодня вечер подбросил ему неожиданность…
В кресло напротив него уселась высокая и красивая блондинка, ухоженная и элегантная. Драко даже сразу подобрался весь, готовясь не ударить в грязь лицом перед красавицей. Однако стоило ей заговорить, как он сразу ее узнал.
‒ Добрый вечер. Позволишь присоединиться?
‒ Присаживайся, не ожидал увидеть тебя здесь, Астория.
‒ Почему же? Разве Будапешт уже зарезервирован лично для тебя?
‒ Вовсе нет, ‒ Драко неприятно поразила ее язвительность, но он скрыл это за маской демонстративной вежливости. ‒ Просто далековато от дома ты забралась.
‒ Куда только не забросит жизнь, если хочешь помочь другу, ‒ протянула Астория. Официант поднес ей коктейль в высоком бокале, она сделала маленький глоток и улыбнулась.
‒ Мне не нужна помощь, ‒ еще больше напрягся Драко. Он старался смотреть не в глаза собеседницы, а на прекрасно подсвеченный Королевский дворец, вид на который открывался за панорамными окнами лобби-бара.
‒ Так я и не о тебе. Ты в моих друзьях никогда не ходил. Но твоя мать просила меня вернуть тебя домой. Ей слишком одиноко одной, а ты ее совсем забросил.
‒ За ней хорошо присматривают, ‒ разговор о матери не входил в его планы. Нарцисса помешалась и периодически проходила лечение в святом Мунго. Остальное время она предпочитала проводить в оранжерее, а не с сыном. Даже, когда Драко бывал дома, они могли целыми днями не видится и не разговаривать. Малфой не видел, чтобы мать нуждалось в нем, а поместье слишком тяготило.
‒ Чужие люди и домовики — это одно. Но родной сын, совершенно другое…
‒ Если ты приехала читать мне морали, то убирайся к черту, я в этом не нуждаюсь, ‒ Драко отпил из бокала. Огневиски обожгло горло и отвлекло от разгорающегося гнева на Асторию, которая без разрешения вторглась в его одиночество и позволила себе непрошенно напомнить о доме.
‒ Я, скорее посыльный, но раз уж я здесь, можем поделиться впечатлениями. Будапешт прекрасен!
Как ни странно, уже спустя час разговор был легким и непринужденным. Астория перебралась на ручку кресла Драко и заказала себе второй коктейль. Он тоже не мелочился.
Астория была красива. Более того, она это понимала и умела красотой пользоваться. Шарм был и в движениях, и в манерах, и в словах. Младшая из сестер Гринграсс выросла даже в бОльшую аристократку, чем старшая, вот только ужимки Дафны Малфоя временами раздражали, а Астория вызывала скорее приятную ностальгию о детстве, когда именно так холодно и благородно выглядели дамы в родовых поместьях его родителей и их друзей.
‒ Ты знаешь, что стала истинной леди? Такой, как хотели бы наши мамы? ‒ спросил ее Драко после уже приличного количества выпитого.
‒ Да, я осколок старого мира, ‒ и Астория засмеялась. В этом смехе чувствовалось опьянение, но Драко это уже не волновало. Он приобнял свою неожиданную ночную компаньонку за талию.
‒ Очаровательный осколок…
Астория снова захихикала и постаралась отстраниться от Драко, но попытки эти были не слишком настойчивыми. Он воспринял это как приглашение и придвинулся ближе. Кожа сквозь рубашку чувствовала жар Астории. И после алкоголя мужчина в нем брал верх над любым рассудком. Малфой осторожно погладил девушку пальцами по спине, сквозь платье.
‒ Ты не думаешь, что заходишь слишком далеко? ‒ горячо прошептала Астория, наклонившись к самому его уху. ‒ Мы теперь почти что незнакомцы.
‒ Можем познакомиться поближе, ‒ ответил он ей почти в самые губы, а потом поцеловал. Медленно и тягуче, словно смакуя вкус. На первые мгновения Драко показался непривычным вкус мартини и клубники на мягких губах. Из глубины подсознания всплыли привкусы кокао и мяты, которые он так любил, сердце пропустило удар, но тело взяло верх. Его отвергли четыре года назад. Нельзя как монаху хранить верность. Может, стоит попробовать с другой, вдруг понравится?
Спустя полчаса Драко уже расстегивал платье Астории в своем номере. Она пылко отвечала на его поцелуи, а ее пальцы гладили кожу у него на груди. Но это были не те пальцы, не те губы, не те запахи… Да, с ней тоже было приятно, и Малфой не врал себе, что хочет ее, но все же не было того единения, которое он знал. Так после оригинала сложно привыкнуть к подделке.
А Астория казалась искренней и открытой. Наедине, в порыве страсти с нее слетел аристократизм. Чуть приоткрытые губы манили, а глаза горели желанием. Она обещала быть тигрицей в постели и доставить удовольствие любому. Драко был бы счастливчиком на эту ночь, если бы не сравнивал все время Асторию с той, другой, которую любило его сердце.
* * *
Утром Драко проснулся рано и долго лежал, вглядываясь в тонкие черты Астории. Она и правда была красива. Не огневиски и не воздержание заставили его кинуться на нее. «Почему я не могу влюбиться в нее? ‒ размышлял Драко, нежась в тепле постели. ‒ Мы были бы прекрасной парой, нас бы все поняли и поддержали. Я мог бы быть счастлив с ней. И почему меня никак не отпускает!». Драко понимал, что легко может жениться на Астории, исполнять супружеский долг и оставаться верным ей, потому что ему было совершенно все равно, какая женщина будет рядом с ним, если это будет не Гермиона. У Астории были точно такие же шансы на его душу, как в школе у Пэнси, да и у любой другой. Малфой болел только Грейнджер, а все остальные были ему одинаково безразличны. Секс? Прекрасно! Изобразить ухаживание? Ради развлечения! Но никогда больше не любить... Вот его удел.
Астория проснулась и тепло улыбнулась Малфою. Она-то не знала, какие мысли крутятся в его голове.
‒ Ты вернешься со мной в Англию? ‒ спросила она. На лице была написана уверенность. Гринграсс искренне думала, что завоевала его одной ночью. Ха! Какая наивность!
‒ Нет.
‒ Почему? ‒ она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Драко не знал, что Астория в нем увидит, но и не заботился об этом.
‒ Мне сейчас интересно здесь. Возможно, я приеду к тебе через год или два, если ты еще будешь свободна.
‒ Что? ‒ судя по всему, он переборщил с цинизмом. Астория была шокирована.
‒ Я еще не был везде, где хочу, и в Англии еще слишком свежи воспоминания. Я поболтаюсь по свету, потом договорюсь о работе в Министерстве, и если все будет в порядке, и ты будешь свободна, то может быть, женюсь на тебе.
‒ Вот так просто?
‒ Да. Я не привык усложнять.
‒ Может, мне стоит остаться здесь с тобой? ‒ НА лице Астории на мгновение отразилось подобие понимания, но Драко без сожаления разбил его вдребезги.
‒ Нет. Поезжай назад. Я путешествую один.
‒ Странные у тебя представления о приличиях.
Астория встала и начала собираться, ничуть не смущаясь своей наготы. Драко безразлично следил за ней. В сущности, они все были ему безразличны. Все, кроме отвергнувшей его Гермионы.
Гарри и Джинни традиционно и банально захотели летнюю свадьбу. Конечно, согреться зимой не проблема для волшебников и в снеге тоже есть свой шарм (если он, конечно, будет, в Британии это не частое явление из-за Гольфстрима), но ребята решили подождать настоящей, ненаколдованной зелени и цветов.
Как и Биллу с Флер раньше им разбили шатер на дворе кособокого, но родного и уютного дома семьи Уизли. Больше всего хлопотала, конечно, будущая теща, которая работала за обеих мам сразу. Гарри и Джинни не звали много гостей, обошлись самыми близкими. Поттер настолько привык к вниманию, что стремился хоть на собственном-то празднике его избежать. Джинни его поддержала.
Хотя и близких-то оказалось под сто человек. Ведь сколько людей было рядом с ними во всех перипетиях школьной жизни? Как можно не позвать Невилла? Или Полумну? Или даже Дина, школьную любовь Джинни?
Гермионе пришла в голову шальная мысль попросить их позвать Виктора Крама, чтобы повидаться со старым знакомым. Но она воздержалась, дав себе обещание съездить в Болгарию самой, как только выдастся свободная минутка. Ее карьера шла в гору, и Грейнджер не могла этому не радоваться. У нее уже появлялись честолюбивые мечты о кресле Министра магии, ведь Кингсли скоро надо будет уйти на покой, Гарри с Роном не претендуют, так почему бы ей не попробовать… Богатый военный опыт не будет лишним.
Уже после церемонии Гермиона разглядела Перси и подошла к нему. В кругу семьи к нему все еще относились с недоверием, что его расстраивало. Конечно, он никогда об этом не говорил. Они вообще ни разу не обсуждали с ним его лояльность семье и Гарри во время войны. Гермиона знала, сколь болезненная это тема и не хотела ворошить прошлое. В конце концов, Перси тоже знал о не самых приглыдных сторонах ее жизни, о Том,-Кого-Не-Стоило-Вспоминать.
‒ Ты один? ‒ спросила его Грейнджер.
‒ Нет, с Одри, она сейчас подойдет, ‒ Перси тепло ей улыбнулся.
Гермиону уже успели познакомить с девушкой Перси. Но они отнеслись друг к другу весьма сдержано. Одри явно ревновала своего бойфренда к Грейнджер, хотя сомнительно, чтобы для того были поводы. А Гермионе она показалась слишком уж высокомерной… Или просто сама Грейнджер тоже не хотела видеть кого-то не идеального рядом с привычным и дорогим ей Перси Уизли. В конце концов, их многое связывает.
‒ Я так рада за Гарри и Джинни, они столько пережили, чтобы быть вместе! ‒ Гермиона отпила шампанское из бокала.
‒ Да, каждый заслуживает счастья, ‒ Перси, казалось, думал о другом.
‒ Ты чего такой задумчивый? ‒ решила проявить чуткость Гермиона.
‒ Чувствую себя чужим на празднике победителей, хотя никогда в Пожирателях Смерти не числился, ‒ искренне ответил Перси. Шампанское в его бокали искрилось как драгоценный камень, но он к нему не притрагивался.
‒ Ты здесь не чужой, это твой дом и твоя семья, ‒ попыталась одернуть его Гермиона. Она чувствовала правоту Перси, но не хотела, чтобы он кис и думал о плохом.
‒ Ой, вот только не надо высокопарных слов! Я как-нибудь справлюсь. В конце концов, теперь у меня есть Одри, и мы можем построить свою семью, где я буду нужным.
Гермиона хотела сказать, что это очень неплохой план, но в этот момент вернулась Одри, она смерила Грейнджер холодным взглядом и демонстративно обняла Перси за шею. Что она там себе напридумывала относительно их прошлых и нынешних отношений оставалось только гадать.
‒ Хорошего вам вечера, ‒ ретировалась Грейнджер, решив не портить отношения своему другу. В конце концов, не все обречены на несчастливую личную жизнь, как она сама.
Гермиона уже не тешила себя иллюзиями относительно Рона, они были слишком разными, и это мешало. Возможно, настоящая любовь стерла бы эту преграду, но ее не было. Причем, Грейнджер догадывалась, что не только с ее стороны. Рон тоже никогда не сходил по ней с ума. Может быть он просто не был способен на сильные чувства, а может Гермиона оказалась не той, кого ждало его сердце. Но факт оставался фактом. Таинственного огня, проскакивающего между двумя влюбленными, у них не было. Они просто жили, как брат и сестра, которые периодически делят постель, но не более того.
Но Гермионе все хотелось верить, что ситуация наладится, и любовь разгорится в заботливых руках. Судьба готовила ей опровержение…
Уже глубоко вечером, когда все были навеселе, кто-то танцевал, кто-то дремал прямо на столе, а кто-то переговаривался, по большей части о смысле жизни, Гермиона и Рон, которые весь вечер словно избегали друг друга, оказались за одним столиком, лицом к лицу. Оба уже раскраснелись от выпитого, но оба же еще осознавали, что говорят.
‒ Эх, может и нам, того… пожениться? ‒ спросил Рон, разваливаясь на стуле.
‒ Это самое не романтичное предложение, которое ты мог сделать, Рон Уизли! ‒ и Гермиона расхохоталась, хотя шутка и не была особенно забавной.
‒ А что? Хочешь, наколдую цветов и встану на колено? Какие цветы ты любишь? ‒ Рон даже зашевелился, порываясь встать и исполнить свою «угрозу», а Гермиона вдруг очень ярко вспомнила бархатные темно-фиолетовые герберы, которые обнаружила на прикроватном столике после пробуждения от оцепенения на втором курсе. Интересно, ОН сейчас помнит, какие ее любимые цветы? Почему-то Грейнджер не сомневалась, что помнит, но прогнала от себя эти мысли. Как и всегда гнала их последние годы, с самого шестого курса, когда они расстались.
‒ Неважно, Рон. Не нужно подвигов! ‒ и Рон с облегчением рухнул назад на стул. Ему явно не хотелось изображать из себя галантного кавалера.
‒ Так может, поженимся? ‒ снова завел он.
‒ Пожалуйста, давай не будем об этом! ‒ простонала Гермиона. Меньше всего на свете она хотела сейчас говорить с ним о браке.
‒ Почему? Что в этом такого? Гарри и Джинни вон поженились! Обустроят себе дом на площади Гриммо, может даже решаться убрать портрет миссис Блэк… У них родятся дети… Разве не чудесно?
‒ Не знаю, ‒ Гермиона передернула плечами. Перспектива осесть дома, родить Рону детей и растить их, ее ничуть не прильщала. Ей хотелось карьеры, впечатлений, новых знаний… Чего-угодно, но не стать придатком к дому и детям! Это тоже не плохая жизнь, но она явно не для нее.
‒ А чего ты хочешь? ‒ полупьяный Рон искренне не понимал, почему для его девушки вопрос со свадьбой составляет такую дилемму. ‒ Или ты меня не любишь?
‒ Люблю, Рон, ‒ Гермиона не стала уточнять, что у нее была другая любовь, куда более пылкая и горячая, возможно, просто потому что запретная и безрассудная… Конечно, ее любовь предали и растоптали, но от этого не прекратился сердечный пожар. Да, она, безусловно, любила Рона, но это было иначе… Так иначе, что вызывало сомнения в подлинности чувства. ‒ Но я не готова сейчас к браку. Я хочу поездить по миру, построить карьеру, может быть защитить диссертацию по трансфигурации… Мне сейчас не нужны дом и дети, да и серьезные обязательства тоже.
‒ Но я ж не заставляю тебя завтра рожать мне тройню! Работай, пожалуйста, еще несколько лет у тебя точно есть!
Последняя фраза убила сомнения Гермионы в правильности своего поступка.
‒ Я не хочу считать. Просто сейчас у меня другие приоритеты. Не семья.
‒ Хочешь остаться старой девой? ‒ неожиданно ядовито выплюнул Рон. Его лицо исказилось гримасой раздражения, которое вобщем-то было ему не свойственно.
‒ Причем здесь это?
Гермиона никогда не ставила так вопрос. Что значит «старой девой»? Ну, «девой» она уже никак не останется, и постареет когда-нибудь точно. Подобные страхи предполагали старомодную традицию, в которой любая женщина обязательно должна была выйти замуж, иначе она казалась окружающим неправильной, даже неудачницей. Но Гермиона искренне считала, что те времена прошли. Ее ничуть не волновал возраст заключения брака. Да и его наличие вообще. Она вовсе не мерила успешность своей будущей жизни по факту наличия мужа. Это было одним из вариантов, впрочем, необязательным.
‒ Ты думаешь, что в сорок лет тебя кто-то возьмет замуж? Все хотят молодых! ‒ полупьяного Рона уже несло.
‒ Прекрати немедленно, ты говоришь гадости!
‒ Я говорю правду. Не хочешь слушать? Веришь, что всегда можешь сбежать к Краму? Он и забыл, небось, о тебе!
Гермиона не стала объяснять, что Виктор просто друг, и они по-прежнему переписываются. Она встала из-за столика и молча удалилась.
Ночевать Грейнджер отправилась в «Дырявый котел», не желая встречаться ночью с Роном, если он вдруг решит заявиться к ним в квартиру, а не остаться у родителей. Она долго думала об их отношениях. Они изначально не были построены на взаимной химии, а выстраивались ею как замена другим, разрушенным. И вот теперь «лодка дала течь». Было ли это неожиданным? Да нет, не было.
Гермиона не считала для себя необходимым состоять в отношениях, но с Роном ей было комфортнее, чем одной. Теперь она отчетливо решила взять для себя паузу. Она чуть ли не с третьего курса все время решала сердечные дела, пора остановится. Она займется образованием и работой, в остальном будет плыть по течению. В конце концов, надо навестить родителей. Грейнджер вернула им память, но они слишком отдалились друг от друга за это время. Можно слетать в Австралию, можно побывать в гостях у Крама, можно попутешествовать по экзотичеким странам со специфической магической практикой. Все это интереснее и полезнее приперательств с Роном.
Собственно, когда утром Рон пришел извиняться, именно это он и услышал. Чувствуя себя виноватым, он не стал спорить. Возможно, Уизли подсознательно чувствовал, что Грейнджер к нему еще вернется, их отношениям не пришел еще конец. Но он этого не сказал. А Гермиона об этом вовсе не думала. Она хотела пока вкладывать силы только в себя, а не в отношения и тем более не в детей.
И, разумеется, Грейнджер запретила себе думать, что дело в человеке. Будь это не Рон, а Тот,-О-Ком-Нельзя-Вспоминать, думала ли бы она также? Ответа на этот вопрос Гермиона не давала даже себе…
После памятного расставания с Роном на свадьбе Гарри и Джинни Гермиона договорилась в Министерстве магии об удаленной работе и на целых полгода уехала в Австралию.
‒ Не переживай, ты на хорошем счету, у тебя есть определенная репутация, длительный отпуск этому не повредит. А в поездке сможешь набраться вдохновения и свернуть горы по возвращении, ‒ успокоил ее перед отъездом Перси Уизли.
‒ Ты им тут напоминай обо мне… У меня большие планы! ‒ Гермиона вовсе не была так уж уверена в правильности своего решения, как демонстрировала Перси, но не хотела обсуждений. В конце концов, все было столь завязано на эмоциях и душевном состоянии, что советоваться с кем-то казалось совершенно бессмысленно.
‒ Неужто метишь в кресло министра? ‒ подтрунил ее Перси.
Гермиона неопределенно повела плечами. Да, она метила. Но и это тоже не хотела обсуждать. Ей думалось, что она не выскочка, а просто человек с амбициями, в чем нет ничего плохого.
‒ Ты далеко пойдешь при твоих способностях и честолюбии, ‒ совершенно серьезно заявил Перси.
Он не договорил, но Гермиона по глазам угадала, что Уизли подумал о ее факультете. Шляпа предлагала Грейнджер Когтевран или Гриффиндор. Она выбрала искренних, храбрых и благородных, но возможно было в ней что-то и от хитрой, честолюбивой слизеринки. Или это все пагубное влияние Того,-О-Ком-Лучше-Не-Вспоминать?
Джинни идею подруги одобрила. Ей и самой было не до того. Они с Гарри отправлялись в свадебное путешествие. Но полчаса наедине все-таки нашлось.
‒ Я так и знала, что ты долго не сможешь с Роном, вы слишком разные, ‒ победно заявила Джинни, когда Гермиона рассказала ей о расставании.
‒ Только не надо нотаций о любви! Я просто хочу побыть с родителями и повидать мир.
‒ Правильно, это всем полезно, ‒ кивнула Джинни. ‒ Но если ты в путешествии наткнешься на одного бывшего слизеринца — будет неплохо.
‒ Хочешь сказать, ты бы это одобрила? ‒ Гермиона ждала ответа, затаив дыхание.
‒ Ну, мы уже не в школе, чтобы мерить людей факультетами. Война закончилась, Волан-де-Морт повержен, так что нет прямых поводов для вражды. К тому же ты его любишь, а это очень важно.
‒ Любовь — слишком эфемерна, чтобы на нее ориентироваться, ‒ фыркнула Гермиона. Ей намного проще было изобразить из себя циника, чем объяснять свою позицию. Разумеется, она верила в любовь. Просто если обстоятельства сломали даже то сильное и искреннее, что было у них с Тем,-Кого-Лучше-Не-Вспоминать, то полагаться на возможность подобного с другим не имеет смысла. Все равно оно будет разрушено. И потом придет боль. Так что лучше просто жить без ориентира на любовь.
У родителей Гермиона провела почти полгода. Они жили очень скромно и тихо, после известности и суеты в Лондоне, это стало глотком свежего воздуха. В Австралии ее не узнавали, не подходили на улицах. Она могла спокойно жить и работать. У местных аборигенов были интересные магические традиции. И пусть самих потомков индейцев можно было чуть ли не по пальцам пересчитать, Гермиона сумела найти материал и даже пару человек, способных поделится знаниями. Так что отпуск не прошел впустую.
Из Австралии Гермиона уже в феврале отправилась в Болгарию. Виктор Крам давно зазывал ее в гости. Он жил в маленьком старинном туристическом городке Несебр, основанном еще древними греками. Отец Виктора уже умер, а мать была тихой и неприметной пожилой женщиной, которую Гермиона почти не видела, хотя жила в их доме. Виктор пока не женился и все еще играл за сборную по квиддичу, хотя его и подпирали в спину более молодые кандидаты на место ловца.
Крам вообще стал менее стеснительным и более меланхоличным, чем Гермиона его помнила. Он в совершенстве освоил английский, научился выговаривать имя своей подруги и больше не заикался от необходимости заговорить с девушкой.
Они с Гермионой с удовольствием гуляли у моря и по старому городу (что можно было совместить, поскольку старый город находится на мысу, с трех сторон окруженном водой). И говорили больше, чем раньше. Виктор больше всего интересовался квиддичем, а в остальных сферах не отличался глубокими познаниями. Но он мог рассказать о Дурмстранге, о жизни магов Болгарии, местные истории… В общем, Гермиона вовсе не скучала.
Когда Виктор был занят, она отправлялась в Софию, изучать местные книги и манускрипты, или гуляла одна. Одиночество ее не тяготило. Тем более что голова выстраивала планы насчет карьеры в Министерстве. Гермиона собиралась вернуться домой и снова взяться за покорение вершин.
В эту спокойную и монотонную жизнь в один из дней вклеился случай…
Гермиона одна сидела в кафе в старом городе Несебра на берегу моря. Перед ней стояла чашка какао, но она к ней почти не притрагивалась. Шум прибоя и ритмичное движение невысоких волн гипнотизировали. Смотреть на танец воды можно было бесконечно. Отвлечься от морских «качелей» Грейнджер заставило ощущение, что за ней кто-то наблюдает. Простое, магловское кафе, Болгария… Кто ее здесь найдет?
Гермиона обернулась. У входа в зал застыл человек, которого она меньше всего ожидала увидеть. Высокий и подтянутый, с бледной кожей, неестественно светлыми зачесанными назад волосами, которые отрасли длиннее, чем он позволял им в школе, и теперь почти касались плеч. Конечно, она моментально узнала чуть искривленные в вечной усмешке губы и холодные как льдинки глаза, которые только на нее когда-то смотрели с теплотой и любовью.
Драко Малфой. Даже произнести про себя его имя оказалось болезненно и приятно одновременно. Как долго она не позволяла себе его вспоминать, и вот он незванным гостем ворвался в реальность, стоит и смотрит на нее. И кто только позволил ему так на нее смотреть?! Словно он увидел восставшего из мертвых или давно отброшенную мечту.
Гермиона и сама не могла отвести от него глаз. Ох, сколько боли ей причинили эти глаза, эти губы, весь образ человека, которого она когда-то без ума любила, а потом пыталась ненавидеть. Пыталась и не могла. Теперь Грейнджер ловила каждую черточку. За почти четыре года с момента встречи он, конечно, изменился, повзрослел, стал более солидным, словно приобрел какую-то внутреннюю уверенность, то природное изящество, которого нет и не будет у Рона.
Драко Малфой «отлип» от стены и прошел через зал кафе прямо к Гермионе, а она так и не могла отвести глаз.
‒ Позволишь присесть? ‒ вопрос прозвучал манерно и тягуче. Так же когда-то, еще до Азкабана, говорил Люциус Малфой. Вот только в Драко это не раздражало. Да и в отличие от детского подражания теперь виделось уместным.
Гермиона кивнула. У нее ком стоял в горле. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Со стороны могло бы показаться, что им обоим этого достаточно. Просто видеть лица и читать эмоции по глазам.
‒ Как ты здесь очутился? ‒ наконец сумела пересохшими губами пролепетать Гермиона.
‒ По каминной сети, ‒ Малфой усмехнулся. У него были силы подшучивать над ней. Значит, с самообладанием было лучше. В какой-то момент в Грейнджер вспыхнула мысль, что он избавился от своей подростковой любви, и теперь просто забавляется ее реакцией. Но один взгляд в глаза заставил эту идею стыдливо исчезнуть. На безразличных так не смотрят!
‒ Я путешествую по миру, ‒ тем временем рассказывал Малфой. ‒ Вот забрался в Болгарию. Остановился в Софии, и оттуда сетью летучего пороха мотаюсь по всей стране. Учусь. Мои путешествия дали мне чуть ли не больше, чем Хогвартс.
Драко поигрывал волшебной палочкой в длинных пальцах с аккуратными ногтями. Гермиона завороженно следила за этой игрой. Некстати вспоминлось, как эти пальцы ласкали ее. Грейнджер порозовела и понадеялась, что Драко не освоил легилименцию.
‒ А ты приехала в гости к Краму? Он, кажется, живет в Несебре.
Гермиона просто кивнула. Даже судорожный глоток какао не спас ситуацию. Она по-прежнему робела как первокурсница перед покойным профессором Снейпом.
‒ С нашей последней встречи ты стала менее разговорчивой, ‒ в глазах Малфоя мелькнуло что-то похожее на ностальгию.
‒ Нет, просто ты меня ошарашил своим появлением, ‒ Гермиона пыталась прийти в себя. Для этого она отпила еще какао. Постепенно легчало.
Драко вздохнул. На лице были написаны грусть и сожаление.
‒ Да, мы очень давно не виделись. Столько воды утекло… Но я не переставал о тебе думать!
Гермиона вздрогнула. Ее словно ледяной водой облили. Что же они делают? Зачем ворошат прошлое? К чему это может их привести!
‒ Мы же все решили… ‒ голос не поднялся выше шепота. Гермиона смотрела на Малфоя, как мышь смотрит на дракона, словно он специально явился в это злополучное кафе, чтобы растоптать ее самообладание в пух и прах.
Драко вздрогнул от ее слов. Глаза его подернулись печальной дымкой.
‒ Это сложно назвать решением, ‒ выдавил он. ‒ Я ушел от тебя в начале шестого курса, потому что оказался в большой опасности и не хотел втягивать тебя. Если бы я не принял Метку, Тот-Кого-Нельзя-Называть убил бы меня и мою мать, а отец остался бы в Азкабане. Да, возможно, тогда меня сочли бы героем, но ты прекрасно знаешь, что я не такой. Я выкручивался, как мог, пытался выжить. Втянуть в это тебя было бы просто подло. Честно говоря, я надеялся, что после войны все решится, и мы будем вместе. Но два года слишком много сломали. И в этом виноваты все. То решение строить жизнь с Уизли и не связываться больше со мной ты приняла сама. Не я. Но я не могу тебя винить. Я был под подозрением, без перспектив. Не лучший выбор для героини войны.
‒ Ты думаешь, я не осталась с тобой, потому что сочла это для себя не выгодным? ‒ Гермиона чуть не задохнулась от возмущения. ‒ Ты принял Метку, чуть не убил Кети и Рона, пытался убить Дамблдора, смотрел, как меня пытают…
‒ Я уже сказал тебе, почему принял Метку и пытался убить Дамблдора. У меня не было выхода. Я не мог не сделать этого и остаться в живых. К тому же, я все-таки его не убил, не смог даже при угрозе собственной смерти! ‒ лицо Малфоя пошло красными пятнами, как всегда, когда он нервничал. ‒ А тогда… в поместье… Я просто не придумал, что сделать. Ступор какой-то! Я не смог. Это трусость, но не предательство.
‒ Возможно, мы по-разному смотрим на вещи, ‒ Гермиона лишь вздохнула. Больно было снова возвращаться к этой дилемме. Рана, оставленная Малфоем в сердце, так и не зажила.
‒ Да. Это очевидно. Но мы же любили друг другу… ‒ в голосе Драко слышалась тоска. ‒ И я люблю тебя до сих пор.
‒ Я уже не знаю, что такое любовь. Я уже в нее не верю, ‒ голос Гермионы снова опустился до шепота.
Какое-то время они просто смотрели друг другу в глаза. Что они там видели, сложно сказать. И этот обмен взглядами прервало появление Виктора Крама.
‒ Вот ты где! А я все думал, куда ты подевалась! ‒ радостно начал он, подходя к столику. Но выражения лиц его остановили. ‒ У вас все в порядке?
‒ Да, ‒ выдавила Гермиона. ‒ Драко уже уходит.
И Малфой послушно поднялся и раскланялся. Глаза его не отрывались от Грейнджер, но какие мысли роились в светлой голове, угадать было нельзя.
‒ Что это было? ‒ спросил Виктор, подсаживаясь к Гермионе, когда Драко ушел.
‒ Это моя школьная любовь, ‒ честно призналась Грейнджер. ‒ Он был на стороне Волан-де-Морта. Говорит, что у него не было выбора. Я ему верю. Но простить все, что было, не могу.
‒ Ты все еще любишь его, ‒ констатировал Крам.
Гермиона только подняла на него удивленный взгляд. Она искренне считала, что уже похоронила его в своей душе. Заперла на ключ и не выпускала.
‒ Видно, что любишь. И он любит тебя. Может, ну их, все эти условности? Счастье дороже?
‒ Это не счастье, Виктор, это просто новый виток боли, ‒ и все же слова Крама заставили ее засомневаться…
Драко Малфой ничуть не ожидал увидеть Гермиону Грейнджер в Болгарии. Разумеется, он знал о ее дружбе с Виктором Крамом, но ведь вероятность того, что она соберется в гости к старому другу как раз тогда, когда он остановился в Софии, была ничтожно мала. И все же она сыграла.
Утром в кафе гостиницы, где Малфой остановился, он увидел забытую кем-то желтую газетенку. Болгарского Драко не понимал, но фотографии Гермионы вместе с Крамом на берегу моря ему хватило. Все-таки о месте жительства знаменитого ловца знает каждая собака у волшебников, а найти Гермиону в небольшом Несебре не составило труда.
Малфой сам не знал, чего он хочет добиться встречей с ней. Но его как магнитом тянуло снова увидеть, снова попытаться. Зачем? Ведь все, что они могли разбить, уже было разбито пять лет назад! И все же… Наверно, любящее сердце никогда не перестает надеяться.
Увидев Гермиону, он осознал, как она выросла, повзрослела… Да, война ее не пощадила, он видел это еще тогда, после битвы за Хогвартс. Но теперь ее меняли пять лет мира. Пять лет покоя и учебы, дружеских встреч и рабочих будней, пять лет без него. Ему показалось, что им снова надо знакомиться, как в первом для них обоих поезде Лондон-Хогвартс. Но он этого хотел! Даже лучше начать все с чистого листа, заново.
Это оказалось не так просто. Гермиона не забыла и не простила, это звучало в ее словах и горело на ее щеках. И все же Драко отчетливо осознал, что она его еще любит. Пусть сама себе не хочет в этом признаваться, пусть прячет это в самых глубинах души, но любит. А значит, ему есть за что бороться.
Крам их прервал, но Малфой не расстроился. Драко понимал, что его ждет долгий путь, на котором он больше не имеет права оступиться. Но это путь к счастью, к уже почти похороненной мечте.
С тех пор Драко старался почаще попадаться ей на глаза. Иногда подходил и здоровался, словно они случайно столкнулись, а иногда делал вид, что не заметил, но чувствовал ее взгляд. Пусть снова к нему привыкнет. Теперь у них есть время, он подождет.
Медленно и осторожно Драко словно хищник, кругами, приближался к Гермионе, завоевывал ее внимание, демонстрировал свою серьезность, интересность, честность… Он должен нравиться, должен превзойти всех Уизли и Крама вместе взятых, чтобы она простила его и увидела возможное будущее. Драко не спрашивал ее о планах, но надеялся, что их можно будет совместить. Ведь все подвластно, стоит только захотеть.
И постепенно Гермиона оттаивала. Пусть и медленнее, чем он рассчитывал. Она уже почти готова была на дружбу. Уже маленькая победа.
Возможно, Малфою бы повезло. Возможно, он смог бы добиться ее расположение, особенно после того, что она рассталась с Роном Уизли. Но судьба в который раз сыграла с ним злую шутку. Драко не знал, но тем утром Гермиона получила письмо от Перси. Он писал, что в Министерстве освободилась хорошая должность в отделе магического правопорядка, и это могло бы стать для Гермионы важным шагом на пути к креслу Министра магии. Драко не знал…
В тот вечер Гермиона постучала в дверь его номера в гостинице. Драко сидел в домашнем халате поверх рубашки и мягких брюк с кофе и книгой. На улице шел холодный дождь, и выходить вовсе не хотелось, слишком уютно потрескивал огонь в камине. Сказать, что Малфой был удивлен при виде Гермионы ‒ это ничего не сказать. Он, конечно, рассчитывал завоевать снова ее симпатию, но все же не ожидал, что это случится так скоро.
‒ Пустишь меня, ‒ спросила Гермиона, зябко кутаясь в кофточку.
‒ Конечно, проходи, располагайся! Сейчас организую вина. Может, хочешь поужинать?
‒ Нет, я уже ужинала у Виктора, а от вина не откажусь.
Драко заказал бутылку самого хорошего вина в номер и трансфигурировал два хрустальных фужера. Официант через пару минут уже вернуся с бутылкой вина и сырной тарелкой на закуску.
Драко быстро организовал нехитрый прием на журнальном столике и зажег свечу. Интимная обстановка номера очень радовала его. Возможно, Гермиона будет готова зайти куда дальше, чем он предполагал. Настоящая магия!
‒ Давай выпьем за будущее, ‒ предложила Гермиона, беря за ножку бокал с налитым красным как гранат вином.
Они отсалютовали друг другу и выпили. Драко в тот момент казалось, что он снова счастлив.
‒ Я зашла, потому что узнала, что совсем скоро должна буду вернуться в Лондон, ‒ начала Грейнджер, чем все-таки остудила пыл Малфоя. ‒ Кажется, мой долгий отпуск подошел к концу.
‒ Мы увидимся там? ‒ с надеждой спросил ее Драко. Он даже не заметил, как она опустила глаза и смущенно ковыряет кожу вокруг ногтей на пальцах.
‒ Возможно, ‒ она неопределенно повела плечами. ‒ Судьба непредсказуема. Мы не ждали встречи здесь, и вот, встретились…
Такой ответ ему не понравился.
‒ Я бы хотел написать тебе, ведь еще не так скоро вернусь домой.
‒ Пиши, я отвечу. У меня все еще нет своей совы, я пользуюсь министерскими.
‒ Я пришлю Горация. Хотя, сову стоило бы завести. Это удобно.
‒ Не спорю…
Разговор тек плавно, но не совсем легко. Драко чувствовал в Гермионе какую-то перемену, какую-то решимость, и не был уверен, в какую сторону ее трактовать. Может, она решила дать им шанс?
Когда принесли вторую бутылку вина, он подсел на диван поближе к Гермионе. Она даже была не против. Драко ее близость пьянила. До боли знакомый запах какао, яблочного шампуня и мятной зубной пасты, который казалось бы должен был выветрится из памяти за те семь лет, что они были врозь, сработал лучше любого афродизиака, все тело откликнулось. Нет, Драко вовсе не хранил монашескую верность единственной и любимой, но все его любовницы, включая Асторию Гринграсс, были проходными вариантами. Ни от одной из них сердце в груди не екало. А тут само тело предавало Малфоя, стремясь к Грейнджер так, как никогда не стремилось ни к одной другой.
Еще спустя бокал Драко осмелился положить руку Гермионе на колено. Сначала как бы случайно, а потом осмелел и поцеловал Грейнджер. О чудо, она ответила. С пылом и страстью, о которых он и не мечтал.
‒ Я люблю тебя, ‒ простонал Драко, запуская пальцы в ее мягкие непослушные волосы, и чуть не кончая от того, что они снова рядом, и он снова может к ней прикоснуться.
Гермиона ему не ответила, но обняла в ответ.
В ту ночь они любили друг друга почти до рассвета. Сначала быстро и страстно, прижимаясь почти до боли, кусая губы, словно требовали того, что недополучали последние годы. Потом в их секс прокралась тихая нежность. Драко боготворил свою Гермиону, целовал каждый дюйм кожи, вдыхал аромат, гладил, ласкал… Под утро это была уже не просто жажда плоти, а почти религиозный поиск нирваны друг в друге. Словно весь мир сошелся в них и для них. Это была их лебединая песня.
Если бы Драко на старости лет проявил откровенность, он бы сказал, что ни до, ни после у него никогда не было такого секса. Возвышенного, как полет.
Под утро любовники уснули в объятиях друг друга. И на них смотрели с небес последние предрассветные звезды.
Проснулся Драко как от толчка. Ему было тепло и уютно в постели, его обволакивал запах любимой женщины, а при воспоминании о прошедшей ночи он замурлыкал как мартовский кот. Гермиона уже не спала, а прото лежала и смотрела на него.
‒ Любимая, ‒ прошептал Мафой и нежно поцеловал ее. Он купался в своем счастье и не представлял, что что-то может им помешать.
‒ Доброе утро, ‒ голос Грейнджер звучал почти без эмоций, словно и не было их совместного огня. ‒ Мне скоро надо идти.
‒ Куда? ‒ Малфой даже не сразу ее понял. Ведь все было так восхитительно.
‒ Мне скоро надо возвращаться в Лондон.
‒ Я поеду с тобой, ‒ решил Драко. В своих путешествиях он пытался найти внутреннюю гармонию, а теперь рядом с Гермионой с этим не будет проблем.
‒ Зачем? ‒ Гермиона как будто искренне не поняла.
‒ Но мы же… ‒ даже слова не находились.
‒ Драко, я приходила прощаться. Эта ночь не значит, что мы вместе. Просто, если б ее не было, я бы потом пожалела… Но мне могут дать прекрасную должность в Отделе магического правопорядка, это такой шанс для карьеры, который выпадает раз в жизни. Но если я приеду туда и скажу, что теперь я с бывшим Пожирателем Смерти, то кто мне доверит такую ответственную работу? Нет! Моя репутация должна быть идеальна. И я собираюсь очень много работать в ближайшее время. Путешествуй, Драко. Сейчас для нас не время.
‒ Ты… отказываешь… мне… из-за карьеры?.. ‒ у Малфоя подобный цинизм не укладывался в голове. Как можно отвергнуть любовь, которую не убивают ни время, ни испытания ради должности в Министерстве? Тем более, она все равно в итоге смогла бы ее получить, ведь с него сняты все обвинения!
В голове Малфоя словно ураган разразился. Он не понимал, не мог понять… Как будто перед ним с утра оказался совсем иной человек. Он никогда не ожидал этого от Гермионы.
‒ Ты ждал, что я упаду к твоим ногам и все забуду? Я не равнодушна к тебе, Драко, если хочешь знать. Но я помню, что ты сам в первую очередь думаешь о себе, своей семье и своей безопасности. Так почему так удивлен, что я делаю тоже самое? Я хочу стать Министром Магии, хочу защитить диссертацию. Я всегда все делала для других. Так почему теперь я должна бросить свои мечты ради того, чтобы метаться с тобой по миру, потому что тебя с Меткой никто не принимает.
Метки уже не было, но остался уродливый шрам на ее месте. Драко этого не произнес. Она сама все видела ночью. Да и что тут скажешь? Можно ли попрекнуть человека желанием жить? И можно ли отбросить чувства ради карьеры? Гермиона, очевидно могла.
Малфой с испепеляющей отчетливостью осознал, что по-прежнему не знает человека, лежащего рядом с ним. Более того, после того, как она использовала его ночью, а теперь сочла незаслуживающим места рядом с ней в ее новой должности, он и не хочет ее знать. Может, она всегда была такой, и Драко любил лишь образ светлой и искренней девочки, который сам изобрел, а может такой ее сделала война. Но это было не поправимо.
‒ Уходи, ‒ каркнул Малфой. ‒ Хочешь уйти, уходи сейчас.
Гермиона встала, собрала вещи и трансгрессировала, не сказав больше ни слова. А он так и остался один, в своем персональном аду, в постели, которая теперь вся пропахла ею. Глаза жгло от непролившихся слез, в горле стоял ком. Малфою не было так больно, когда он расставался с ней, ведь тогда он верил, что все поправит, не было так больно у хижины Хагрида, потому что тогда тоже оставаась надежда… А теперь он с безжалостной ясностью прозрел. Его любимой Гермионы, которую он боготворил, ради которой шел на любую опасность, и с образом которой переживал любую трагедию, больше нет. Она сама себя уничтожила. И даже мстить некому.
Драко уехал из Софии спустя два часа. Он был бледнее, чем обычно, и в глазах его поселилась пустота, пожирающая душу…
Уже три месяца как Гермиона вернулась из Болгарии и работала в новой должности в Министерстве Магии. Перси не соврал, это действительно было почетное место, хороший трамплин к министерскому креслу. Амбиции Грейнджер не остались незамечеными, и ее интересы лоббировал сам Кингсли Бруствер, что было ей очень на руку.
Гермиона заняла ту же самую квартирку, где до отъезда жила с Роном. Сам Уизли переехал к Джорджу, в его комнаты над магазином «Всевозможные волшебные вредилки». Они с Гермионой не виделись. Она сейчас вообще ничего не видела кроме работы. Даже Перси, карьерист каких поискать, отметил, что ее рвение чрезмерно. Но Гермиона и не думала останавливаться. За делами у нее не оставалось времени и сил думать о выборе, который она приняла в Болгарии.
Отпуск с Драко Малфоем, которого она теперь и про себя могла называть по имени, поскольку думать о нем было совершенно некогда, показал ей ту жизнь, от которой она отказалась. Да, Грейнджер могла выйти замуж за Малфоя и путешествовать с ним, у нее были бы обожающий ее мужчина и куча впечатлений. Но о карьере и друзьях пришлось бы забыть. Правда, друзей в ее жизни и так осталось очень мало. Гарри и Джинни были целиком заняты друг другом и работой, с Роном она не общалась, Полумна уехала исследовать каких-то очередных таинственных существ… Разве что Перси остался, с ним они каждый день обедали в Министерстве. Но они варились в котле одних и тех же событий и чувств, поэтому в их общении никогда не было новизны. Гермиона честно пыталась поддерживать переписку с Виктором Крамом, но из-за усталости письма были короткие и сухие.
Получается, Гермиона выбирала между любовью и карьерой и выбрала карьеру. Спустя три месяца она и сама не знала, как относится к своему выбору. Однако делать хоть что-то, чтобы изменить его, она не собиралась.
В один из солнечных дней Гермиона с Перси в обеденный перерыв сидели в кафе в Косом переулке. После затяжной дождливой весны уже хотелось летнего тепла, поэтому сегодняшнее ясное небо воспринималось как чудо.
Когда посетители, сидевшие за соседним столиком, ушли, Перси взял оставшуюся после них газету.
‒ Каждое утро просматриваю первую полосу «Ежедневного пророка», ‒ лениво сообщил он, с шуршанием разворачивая листы. ‒ Дальше не успеваю. А вдруг что-то интересное…
Гермиона сидела с закрытыми глазами, подставляя лицо солнышку. Читать газеты вовсе не хотелось. Ей тоже хватало времени только на первую страницу, где всегда помещали самое важное. Новости квиддича или светская хроника ее мало интересовали.
‒ Ой, смотри, Малфой, кажется, с тобой на курсе учился, ‒ вырвал ее из расслабленного блаженства Перси.
‒ Учился, а что? ‒ невольно напряглась Грейнджер. Она даже глаза открыла и, чуть щурясь от солнца, посмотрела на заостренное, веснушчатое лицо Перси.
‒ Женился. Пишут, что сыграл свадьбу с Асторией Гринграсс в родовом поместье.
Гермиона вздрогнула. Перси говорил что-то еще, наверно, рассуждал о том, что у бывших Пожирателей Смерти можно было и побольше отобрать в пользу пострадавших, а не давать им право играть шикарные свадьбы в огромных особняках. Но Гермиона его не слушала. Она вспоминала, как еще три месяца назад спала в постели Драко Малфоя, и он признавался ей в любви. Как же быстро он забыл об этом!
Он бегал за ней с третьего курса, добивался ее любви. С середины четвертого они начали встречаться и провстречались полтора года. Полтора года полных страсти и бесконечной взаимной нежности. Потом Драко принял Черную Метку и оставил ее ради спасения себя и своей семьи от гнева Волан-де-Морта. После битвы за Хогвартс он попытался ее вернуть, говорил, что всегда любил только ее и мечтает снова быть вместе с ней. После отказа уехал путешествовать. И спустя пять лет, встретившись с ней в Болгарии этой зимой, снова попытался завоевать ее расположение и снова признавался в любви. И вот теперь вся эта настойчивость разбилась о его брак. Ждал сначала два года войны, потом, после отказа, пять лет мира, и вот теперь за три месяца все забыл и нашел себе жену.
Гермиона понимала, что сама отвергла его, что он предлагал ей быть вместе с ним, был готов вернуться с ней в Лондон. Она сама отказалась. И вот теперь, когда он женился, ее не отпускало чувство, будто ее предали. Острое, жгучее чувство.
И ведь это было ее решение. И Драко вовсе не обещал хранить ей верность. Но вот вам логика женских чувств…
‒ С тобой все хорошо? ‒ наконец дозвался Гермиону Перси.
‒ Да. Да, конечно. Просто немного неожиданная новость. И нам уже пора возвращаться на работу.
Гермиона не дала Перси продолжить разговор, чтобы не объяснять своего состояния. Она и сама его не до конца понимала. До конца дня Грейнджер стралась не думать о Малфое, старалась и не могла. Все время всплывали отрывки из их прошлого. В основном, конечно, их дружба и любовь в школе. Но к ним добавились еще и два месяца в Болгарии, где Малфой словно бы снова ухаживал за ней. Настоящий джентельмен, умеющий быть галантным, поддержать светскую беседу, сделать комплимент. Школьный задиристый Драко вырос в прекрасного мужчину, Гермиона не могла этого не признать. Вовсе неудивительно, что Астория, которую Грейнджер совсем не знала, не отказала ему и вышла за него замуж. Наверно, она счастлива.
И зачем еще раз все это мусолить?
После рабочего дня Гермиона поняла, что просто не может идти домой и заканчивать вечер в одиночестве. Поэтому она отправилась в «Дырявый котел» и села прямо у бара, чтобы был шанс ввязаться в чей-нибудь разговор.
Сначала она заказала ужин и обсудила последние новости со стариком Томом, потом последовал огневиски. Сегодня не хотелось быть леди и красиво потягивать вино из бокала.
‒ Можно я с тобой выпью? ‒ Гермиона аж подпрыгнула от удивления. Перед ней стоял долговязый Рон Уизли, которого она уже больше года не видела.
‒ Ко-конечно, ‒ прокудахтала она, не зная, куда себя деть.
Рон плюхнулся рядом и махнул рукой Тому, чтобы ему тоже принесли стакан огневиски. Гермиона зачарованно смотрела не него. Рон нравился ей. Он был знакомым, простым, домашним. Их многое связывало. И со школы, и после. Рон никогда не мог завести ее так, как Малфой, не мог довести до иступленной страсти. Зато он всегда знал, когда нужно принести чашку горячего какао, а когда оставить в покое. С Роном ей было уютно. Да, они были удивительно разными, но после школы их это не напрягало. Стало напрягать, когда Рон заговорил о браке.
Но может зря она так резко все восприняла? Они ведь толком и не обсуждали, что будет в браке. Может, все не так страшно? Тихая гавань… Да и семья для будущего министра магии будет только «плюсом» к репутации. На этом можно сыграть.
‒ Давай выпьем за взаимопонимание? ‒ предложил Рон. И они отсалютовали друг другу бокалами.
Гермиона была уже порядком пьяна. Рон трезвее, но тоже постепенно догонял старую подругу.
‒ Как ты тут оказался?
‒ Я часто коротаю тут вечера. Джордж не самый веселый собеседник, да и он встречается с Анджелиной. Не хочу быть третьим лишним.
‒ Понимаю… А я вот пришла отдохнуть после работы.
‒ Не похоже на тебя. Помнится, после работы ты работала дома!
‒ Я и сейчас так делаю. Просто сегодня что-то душевные метания.
‒ Не поделишься, что с тобой стряслось?
‒ Думаю, нет. Это сложно.
‒ Вдруг я пойму?
‒ Ну, скажем так, один человек, ‒ у Гермионы перед глазами стояли серые глаза и аристократичное лицо Драко, ‒ женился. Я узнала об этом сегодня, хотя женился он, конечно, не сегодня. Ну да ладно… Я думала, что он меня любит. А он женился.
‒ Крам вроде не женат… ‒ задумчиво протянул Рон, пытаясь уловить суть.
‒ Да причем тут Крам? Я никогда ничего не испытывала к Краму! Он просто друг. И он сам симпатизировал мне на четвертом курсе, а потом все прошло.
‒ Прости, я просто не очень осведомлен о твоих кавалерах, ‒ в голосе Рона звучали сарказм и ревность, но пьяная Гермиона этого не услышала.
‒ Это другой человек. И он женился.
‒ Я его знаю?
‒ Не думаю. Нет, ‒ собственно, Гермиона даже не погрешила против реальности. Рон, действительно, совершенно не знал Малфоя.
‒ А ты его любишь?
‒ Не знаю. Раньше любила. А теперь, наверно, нет. Просто удивилась.
В тот момент Гермионе казалось, что она, и правда, не любит Малфоя. Как можно любить того, кто так легко променял тебя на другую? За собой вины она ничуть не видела.
‒ Тогда, может, выпьем за его счастье с молодой женой, раз ты его больше не любишь? ‒ подмигнул Рон. И они снова выпили, хотя Гермиона вовсе не желала счастья Астории Гринграсс, а теперь уже Малфой.
‒ А у тебя кто-то есть? ‒ спросила она Рона, чтобы перевести беседу.
‒ Нет, ‒ Уизли даже головой помотал, чтобы усилить отрицание. ‒ После тебя никого не было. Не хочу никого другого.
Гермионе это польстило.
‒ Ты меня любишь? ‒ спросила она.
‒ Да, люблю, утащи меня гриндилоу! Хоть ты и бросила меня, когда я звал тебя замуж! Но все равно люблю! Может, это судьба? ‒ он с надеждой посмотрел на Грейнджер.
Гермиона смотрела на него мутным от огневиски взглядом. Может, и правда судьба? Они ведь с Драко уже расставались. У них разные круги общения. У них никогда не было ничего общего, кроме любви. Она уже однажды предпочла Рона Драко. И теперь судьба подбрасывает ей шанс повторить этот выбор? Только в этот раз Малфой сам от нее отказался, первым женился. А судьба Гермионы — это Рон?
‒ Возможно, ‒ Гермиона склонила голову на бок.
Ей было одиноко и хотелось крепкого плеча рядом. Теперь она думала о Роне как о защите от собственных чувств. И почему она тогда ему отказала? Стоило объехать полсвета и снова связаться с эмоциональной бурей, вызываемой Драко Малфоем, чтобы понять, как спокойно было с Роном.
‒ Можно я доставлю тебя домой? Ты совсем пьяна, ‒ предложил Рон, и Гермиона кивнула. Ее пьяное сознание уже почти приняло решение, оставался только шаг.
Рон бросил Тому на стойку плату, крепко обнял Грейнджер и трансгрессировал в их когда-то общую квартиру.
‒ Здесь стало чище, чем было, ‒ с усмешкой костатировал он.
‒ Останься, ‒ попросила Гермиона и теперь уже сама обняла Рона. Он крепко ее поцеловал. И этот поцелуй был горячий, как сам Рон, влажный и со вкусом меда. Это так сильно контрастировало с прохладным Драко и его горько-холодным запахом. Они были такие разные и оба разрывали Гермионино сердце.
‒ Я так жалею, что мы расстались, ‒ шептал Рон, пока не раздевали друг друга у кровати. ‒ Я хочу быть с тобой, Гермиона. И если ты не готова к браку, то давай не будем торопиться. Сделаем так, как хочешь ты!
‒ Я готова, ‒ неожиданно даже для самой себя ответила Гермиона и крепко поцеловала Уизли. ‒ Я готова, женись на мне, Рон!
‒ О, с превеликим удовольствием!
Свадьбы у них не было. Они зарегистрировали свой брак в Министерстве магии следующим утром, еще не успев окончательно протрезветь. И нельзя сказать, что кто-то из них оказался этим недоволен.
Самым страшным в семейной жизни для Гермионы оказался декрет. Однообразная возня с постоянно капризничающим ребенком почти в полном одиночестве нагоняла тоску. Гермиона готова была лезть на стену от того, что не с кем и некогда обсудить новый закон или новую статью в «Трансфигурации сегодня». Ей казалось, что надев растянутую футболку, заколов волосы и всю себя посвятив маленькой Розе, она предала себя, свой ум и свои честолюбивые планы. Какое уж тут министерское кресло! Пока она сможет выйти из декрета и снова начать работу, о ней все забудут, вперед выдвинутся более активные новички.
И ведь они с Роном хотели ребенка. Это было их совместное решение, поэтому нельзя обвинить одного мужа. Он-то как раз проявил себя с лучше стороны: и работал в поте лица, чтобы они ни в чем не нуждались, и все свободное время оставался с Розой. Идеальный отец!
Собственно Рон все больше походил на мистера Уизли. Такой же тепло домашний, словно рожденный уже с залысинами и в окружении детей. Для него Роза — маленькое счастье с реденькими еще рыжими волосиками и ясными голубыми глазками. Его маленький ангел. Гермионе же казалось, что желанная поначалу дочь стала крахом ее как самостоятельной, постоянно развивающейся личности. Разумеется, она чувствовала себя виноватой по этому поводу. Ведь Роза не просила такую ужасную мать!
А вот Джинни отлично справлялась с Джеймсом Сириусом и готовилась к появлению на свет второго сына. Поиграв в квиддич, миссис Поттер прекрасно вписалась в роль жены и матери. У Гермионы же этого никак не получалось. А когда у нее что-то не получалось, она изводила себя собственным несовершенством. Так было с детства.
С Роном она этого не обсуждала. Он бы ее не понял. Для него все, что связано с семьей и детьми совершенно естественно. Потому что всегда было естественно для его родителей. У него бы и в голове не поместилось, что женщина может быть не в восторге от материнства, она же для этого создана! А Гермионе казалось, что ее жизнь кончена и теперь вся будет подчинена только ребенку.
Возможно, если б не эта постродовая депрессия, последующих событий никогда бы и не было, но все случилось так, как случилось…
Одним холодным и дождливым апрельским днем, когда хороший хозяин собаку из дома не выгонит, в дверь маленького домика в пригороде, который снимали Рон и Гермиона, постучали.
Роза только что успокоилась после двух часов почти безостоновочного плача, поэтому никакой посетитель не был желанен. Разве что кроме Рона или миссис Уизли, которые бы отпустили Гермиону поспать. Растрепанная, уставшая, злая на весь мир она пошла открывать. Мужу еще рано, да он бы и сам дверь отпер, свекровь к ним в гости сегодня не собиралась, она гостила у Билла и Флер, сейчас, наверно, читала сказки барда Бидля пятилетней Мари-Виктуар и трехлетней Доминик.
На пороге стоял человек, которого Гермиона меньше всего ожидала увидеть, а именно — Драко Малфой, медленно мокнущий от засекающего на крыльцо дождя. Она была так поражена, что застыла как вкопанная, забыв пригласить гостя войти.
Ее школьная любовь стал очень похож на отца. Лицо вытянулось и побледнело еще больше, подбородок заострился. Волосы он отпустил ниже плеч и собрал в хвост, тоже как отец. И даже трость с набалдашником в виде головы кобры с раскрытой пастью позаимствовал у отца. Однако у Драко так и не появилось того надменно-презрительного выражения, что отличало Люциуса, да и глаза смотрели куда теплее.
Пару минут гость и хозяйка смотрели друг на друга, и только потом Малфой прервал затянувшееся молчание.
‒ Добрый день, Гермиона. Позволь войти? Или будем разговаривать под дождем?
Гермиона посторонилась. Она открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, но ничего не могла выговорить. Прошло три года с тех пор, как они виделись в последний раз, Драко был женат, судя по долетавшим сплетням, его жена Астория упорно пыталась родить ему ребенка, но две или три беременности закончились неудачно. Жили они в родовом поместье Малфоев, финансовые их дела шли вполне неплохо. Полтора года назад умерла Нарцисса Малфой. Это собственно и все, что знала Гермиона о жизни Драко за эти три года, и то не была уверена в правдивости своих сведений. Но что ему могло понадобиться от нее? Это не укладывалось в голове.
Незванный гость тем временем сам прошел в маленькую, но уютную гостиную, заставленную и завешанную двигающимися фотографиями многочисленных друзей и родственников, сам организовал себе бокал огневиски, с безошибочным чутьем распознав, где Рон хранит домашние запасы алкоголя. Драко сел в кресло, закинув ногу на ногу и покручивая пальцами трость.
Гермиона внимательно его рассматривала, стоя посреди собственной гостиной. Первое впечатление оказалось обманчивым. Малфой сохранил в выражении лица и движениях много такого, что она помнила еще по Хогвартсу, помнила и любила. Да и вид у него был не цветущий, а уставший и разочарованный. Что-то надломилось в том самоуверенном Драко, которого она знала.
‒ Может, сядешь? ‒ спросил, наконец, Малфой, отпив огневиски Рона из трансфигурированного бокала.
Гермиона тяжело опустилась на диван, но тут захныкала наверху Роза. Наверно, девочка почувствовала напряжение матери или чужого человека в доме. Гермиона тут же подскочила и кинулась за ребенком. Вернулась она, укачивая двухмесячную малышку.
Драко жадно впился глазами в девочку, словно это ее, а не бывшую возлюбленную он жаждал увидеть.
‒ Зачем ты пришел? ‒ спросила Гермиона, мягко покачивая Розу. За окном очередной шквал дождя ударился в оконное стекло.
‒ Мне нужно с тобой поговорить. У меня есть деловое предложение, ‒ Драко говорил медленно, подбирал слова, словно шел по минному полю. Гермиону это насторожило, но она кивнула ему, разрешая продолжить. ‒ Я слышал, что ты мечтаешь стать Министром магии. У меня остались контакты со старыми отцовскими связями. Все чистокровные волшебники, разве что кроме Уизли, прислушиваются ко мне, как к наследнику Малфоев. Кингсли уже готов уйти на покой, я это знаю из очень достоверных источников. Если мои друзья выскажутся за тебя, а если я попрошу, то они выскажутся, то конкуренции у тебя не будет. Все маглорожденные итак твои. Моя протекция уберет всех конкурентов.
‒ Зачем тебе это делать? ‒ Гермиона сразу поняла, что Малфой рисует ей столь радужную перспективу не по старой дружбе. И, тем не менее, он был прав. Все ее противники — из старых чистокровных семей, их не много, но они имеют вес. Если они ее поддержат — ей никто не соперник.
‒ Я хочу получить от тебя довольно серьезную услугу за это, ‒ Драко заметно напрягся.
Было видно, что он не сильно верит в успех своего предприятия, но оно для него столь важно, что Малфой готов рискнуть. Это заинтриговало.
‒ Астория сегодня родила мертвого ребенка, ‒ голос звучал надломленно и с болезненной откровенностью, которой Гермиона от него не ожидала. ‒ До этого было два выкидыша. Специалисты говорят, что если она и родит, то чудом. И магия здесь бессильна. Но мне и роду Малфоев нужен наследник. Иначе род угаснет. Тебе этого не понять, но для меня и таких, как я, это, правда, очень важно.
Малфой почти заискивающе ловил взгляд Гермионы, а она никак не могла понять, зачем он ей это говорит. Да, конечно, жаль мертвого младенца и его родителей, но чем она может помочь? Если магия бессильна?
‒ Ты знаешь, что такое Маховик Времени? ‒ вдруг спросил Драко.
Гермиона неуверенно кивнула, хоть и вовсе не понимала, к чему он клонет.
‒ Так вот, я прошу тебя об очень большой услуге, за которую я гарантирую тебе лояльность всех чистокровных и кресло Министра Магии. Мы с тобой вместе вернемся сейчас на 9 месяцев назад. Я спрячу тебя в охотничьем домике нашей семьи, в лесу, где нас никто не увидит. И там ты забеременеешь от меня. И сегодня родишь ребенка. Моего ребенка. Наследника Малфоев. После этого я заберу его, и мы скажем, что это наш с Асторией сын. А ты вернешься к этому моменту, к своей дочке. К мужу. И когда выйдешь из декрета, тебя будет ждать министерское кресло.
Гермиона сидела, открыв рот от изумления. Невозможный, дерзкий план! Такого она и представить себе не могла.
‒ Как ты можешь быть уверен, что я забеременею так быстро? И что рожу мальчика? ‒ наконец, выговорила она.
Малфой судорожно выдохнул. Видимо, он думал, что Гермиона даже условия обсуждать не будет, а тут деловые вопросы.
‒ Ты способна к деторождению, ‒ Драко кивнул на уснувшую на руках у матери Розу как на доказательство. ‒ Этого достаточно. Ускорить процесс и повлиять на пол ребенка можно специальными зельями. Первое — несложно и легально. Второе сложнее, но я знаю нужных людей.
Гермиона задумалась. Перспектива желанной должности манила ее. А ребенок… В конце концов, ходить беременной Розой было не тяжело, уж точно легче, чем заботиться о крохе. А тут просят просто родить ребенка, да еще и условия для комфорта создадут. И у нее выдастся время побыть в тишине и подготовиться к возвращению домой, к Розе. И она станет Министром Магии. Но…
‒ А почему ты так уверен, что сможешь обеспечить мне пост Министра? Ведь еще три года назад ты скитался по стране, боясь вернуться в Лондон.
‒ Во-первых, я боялся не чистокровных, а твоих дружков, включая Кингсли. А они и так на твоей стороне, тут моя помощь не нужна. Во-вторых, как выяснилось, я сильно преувеличивал опасность, дома меня в итоге встретили с распростертыми объятиями. Ну и в-третьих, я изначально путешествовать отправился не столько из страха, сколько из желания разобраться в себе. Так что можешь быть уверена, я выполню обещание. Да и ты знаешь меня. Я много кто, но уж точно не балабол, который бросает слова на ветер.
В последнем Гермиона была с ним согласна. Слов на ветер Малфой не бросал. Но можно ли решиться на 9 месяцев бросить Рона? С другой стороны, он об этом не узнает, с ним будет настоящая она… Это же Маховик Времени!
‒ Я согласна, ‒ не давая себе времени передумать, выпалила Гермиона. ‒ Пойду, уложу Розу и соберу вещи.
Драко расплылся в довольной улыбке.
Гермиона сама не ожидала, что может столь легко согласиться на авантюру подобного масштаба. В школе она возвращалась на час-два назад, в самом конце третьего курса, ради спасения Клювокрыла и Сириуса — на три часа. Ну и все! А тут Драко предстояло отлистать более шести с половиной тысяч часов назад! Риск был велик, она как никто это понимала. И все же Гермиона легко положилась на Драко, ведь он уже все продумал. И это показалось ей неожиданно естественным. Если бы на столь долгий период в прошлое ей предложил отправиться Рон, она бы, конечно, все несколько раз перепроверила и подсчитала. А тут совершенно нормальным показалось абсолютно доверитбся спокойному и рассчетливому Малфою.
Самое интересное было то, что за годы, прошедшие с их расставания, Малфой не раз доказывал, что доверять ему нельзя. Но вот же, Гермиона очень легко передала ему бразды правления ситуацией и сама поплыла по течению.
Малфой трансгрессировал с ней в небольшой домик в лесу. Осмотреться не дал, сразу взял с каминной полки Маховик Времени на длинной цепочке и накинал Гермионе на шею. Они стояли так близко друг к другу, она чувствовала, как колоттится под мантией его сердце, могла рассмотреть каждый волосок в его бровях. Это волнавало. Хотя, разумеется, ничего в Малфое не имело права ее волновать.
‒ Только не сбей меня, пока буду считать, ‒ предупредил он ее и начал отсчет оборотов. Лицо его было напряженным и сосредоточенным, под стать серьезности ситуации. Ведь можно сбиться, «не долететь» во времени, и тогда ‒ не успеть вернуться, весь план провалится!
В итоге, он отсчитал шесть тысяч семьсот часов, даже с запасом. А потом облегченно выдохнул, снимая цепочку маховика с Гермиониной шее, но снова нахмурился, словно не желал ей показывать своего волнения. Оно и похоже на него, всегда мужчина, до мозга костей.
В доме сразу потеплело. За окном шелестели августовские листочки. Солнышко и ясное небо удивительно контрастировали с оставленным в будущем ливнем.
Гермиона огляделась. Домик выглядел ухоженным, но не жилым. На полках и по углам скопилась пыль. Осмотреться ей толком не дали.
‒ Я оставил здесь зелья после второго выкидыша Астории, прошлой весной. Меня уже посещали мысли о наследнике не от жены, ‒ признался Малфой, стараясь избегать Гермиониного взгляда. ‒ Я сейчас отправлюсь за едой, тут недалеко деревня, я в ней точно не бывал этим летом. А ты располагайся.
И Драко трансгрессировал. Даже не дал времени возразить.
Гермиона, оставшись одна, последовала его совету. Домик был небольшой, состоял из маленькой кухоньки рядом с гостиной, в которой разместился и большой дубовый стол для обедов, ванной и трех спален, одной большой, хозяйской, и двух маленьких, гостевых. В домике не было книг или личных вещей, сюда явно приезжали на пару дней ради охоты и веселого времяпрепровождения, тут никогда не жили по долгу. Это немного расстраивало. Гермионе хотелось бы побольше уюта. Да и посмотреть на быт чистокровных волшебников типа Малфоев было интересно. Она бы и себе не призналась, что ей жутко любопытно подглядеть за жизнь именно Драко, понять, каким он стал, чем дышит спустя семь лет после Хогвартса.
Зачем ей это нужно? Кто ж его разберет! В конце концов, в Болгарии он не смог захватить ее настолько, чтобы переселить стремление к лучшей должности. Драко явно старался понравится ей, но ключа к сердцу не нашел. Сейчас же, спустя три года, получив желанное место в Отделе магического правопорядка и обещание министерского кресла, Гермионе было намного легче интересоваться самим Малфоем и его жизнью. К тому же им придется довольно долгое время жить бок о бок… О том, что ей придется родить от Драко ребенка, а потом отдать его, чтобы никогда больше не видится, Гермиона предпочла не думать. А чтобы не думать занялась обустройством.
Гермиона решила поскромничать и заняла самую маленькую спальню с окнами на сосновый лес. Свои вещи она захватила, даже несколько книг. На девять месяцев затворничества, конечно, не хватит, но скоротать первое время — вполне можно. А потом ‒ заказать что-нибудь из «Флориш и Блоттс» совиной почтой.
Перед домом была небольшая веранда, а дальше начинался сосновый лес. Куда ни погляди, сплошные столпы сосен и темнота леса. Вряд ли маглы сюда хоть иногда забредали.
Пока Малфой отсутствовал, Гермиона успела даже прибраться. По большей части магией, местами и руками. Это отвлекало от мыслей. А они так и лезли в голову: о ребенке, которого придется родить и бросить, о муже, которому она собирается изменять, о самом Драко, который почему-то из всех доступных матерей для наследника Малфоев выбрал именно Гермиону. Вопросов было много, а ответов никаких.
Когда Драко вернулся вечером, в камине уже потрескивал огонь, а Гермиона в уютном домашнем костюме заваривала чай.
‒ Уже обустроилась? ‒ спросил он, доставая из явно увеличенной сумки свертки с продуктами и бутылочки с зельями. Он явно избегал ее взгляда.
‒ Немного, ‒ Гермиона тоже смутилась. Без него ей было намного комфортнее. Все-таки сейчас они казались друг другу совсем чужими. Три года не виделись… Да и расстались не на самой приятной ноте.
‒ Будем ужинать, а потом займемся делом, ‒ голос Драко звучал резче, чем хотелось бы.
Гермиона была приятно удивлена тем, что он вполне справлялся без домовых эльфов и даже без ее помощи. Малфой жарил мясо над камином, нарезал овощи и сыр, сервировал стол, так словно все время это делал.
‒ Я думала, у вас прислуга дома, ‒ протянула она, продолжая с интересом за ним наблюдать.
‒ Так и есть, хотя без Добби нашим эльфам стало тяжеловато. В детстве их было трое, потом осталось только два, потом мы были вынуждены дать им свободу. Это кажется, было твое требованием после войны, ‒ Драко не поднял на нее глаз, но Гермиона почувствовала укор в голосе. ‒ Один из них ушел, и осталась только Бетти. Она очень стеснительна, боится чужих. Бетти была очень привязана к матери, поэтому не смогла уйти. Теперь она прислуживает Астории.
‒ Где ты тогда научился готовить? ‒ Гермионе было любопытно. К тому же, им ведь девять месяцев вместе жить, придется научиться общаться друг с другом.
‒ Мама хорошо готовила. Она по праздникам, особенно в Рождество, сама спускалась на кухню и готовила вместе с эльфами. Отец этого не одобрял. А потом я путешествовал, и приходилось, в том числе, самому себя обслуживать, без эльфов. Мне нравится быть самостоятельным и самодостаточным.
Они вместе поужинали. Гермионе было удивительно спокойно в обществе Драко, непривычно, но спокойно. Она осознавала, что могла бы провести так всю жизнь, не с Роном, а с Малфоем, и это не было бы трудно. В конце концов, когда-то она любила его больше всех на свете.
‒ Мы похожи на супругов, ‒ выговорила Гермиона, жуя сочное мясо.
Драко вздрогнул и стал чуть бледнее обычного. Гермиона и представить не могла, что может этим наступить на больную мазоль. Ведь Малфой женат и женился раньше, чем она вышла замуж.
‒ Давай не будем об этом, ‒ суховато отрезал Драко. ‒ Лучше иди, прими ванну, расслабься и подготовься к тому, что обещала.
Да, ведь прежде чем походить беременной от Малфоя, надо с ним переспать. Гермиона об этом как-то не подумала. Ну, что ж, не первый раз, в конце концов, он не был ей противен.
Она, действительно, с удовольствием приняла горячую ванну, размякая и расслабляясь. Ароматические масла настраивали на нужный лад. Все-таки усталость и плаксивость Розы не способствовали активной сексуальной жизни супругов Уизли. Гермиона вообще давно забыла, что такое быть женщиной: работа, беременность, маленький ребенок… Да и Рон никогда этим не интересовался, он не оценивал наряды и прически, зато любил вкусные ужины. Для него лучше было изобразить уютную хозяйку дома и мать, чем утонченную леди и любовницу. Да и какая из нее леди? То учится, то работает в поте лица…
Драко ждал ее в большой хозяйской спальне у огромной кровати с балдахином, где застелил чистые простыни. Он сидел на краю кровати в брюках и рубашке, расстегивал манжету на правой руке. Светлые волосы рассыпались по плечам. Гермиона в одной тонкой ночной сорочке остановилась в дверях. Она постаралась выглядеть сексуально и, судя по расширившимся зрачкам Малфоя, ей это удалось. Пару долгих мгновений они просто смотрели друг на друга. Гермиона могла бы поклясться, что он хочет ее. Не ребенка, о котором просит, а именно ее, ее тело. Так напряглось и подалось вперед тело Драко. В этом вопросе он ничуть не изменился, все такой же, как в школе. И взгляд у него, такой же. Словно и не было этих девяти лет порознь, словно он как давным-давно любует ею, готовится поцеловать в шею, вдохнуть запах волос и блаженно прикрыть глаза. В какой-то момент Гермионе почудилось, что Маховик Времени перенес их не на 9 месяцев, а на девять лет назад, в конец пятого курса. Но Малфой одной фразой разрушил это впечатление…
‒ Иди сюда, мне нужен наследник, ‒ неожиданно сухо произнес Драко. Это так не вязалось с его выражением лица…
Гермиона подошла к нему и села рядом. Ей бы хотелось видеть, что эта его сухость — лишь поза, но он уже справился с собой, и лицо застыло холодной каменной маской. Горько-холодный запах его туалетной воды окунул Гермиону в воспоминания о школе и о их незабываемой ночи в Софии… Она потянулась, чтобы поцеловать Драко в губы и воскресить магию их прежних чувств друг к другу. Но он отстранился…
‒ Хочешь как с проституткой? ‒ она вздохнула. ‒ Значит, так.
Гермиона не собиралась спорить. В конце концов, они оба женатые люди, зачем изображать любовь, если ей положено любить Рона, а ему — Асторию? И все же Драко вздрогнул от ее слов. Она его задела. Но не ответил, только встал и подал ей стакан с прозрачным зельем.
‒ Чтоб наверняка, ‒ произнес он, избегая ее взгляда.
Гермиона решила, что разберется с его чувствами позже, одним махом заглотнула зелье и начала снимать сорочку.
‒ Делай, свое дело, ‒ сказала она, стараясь попасть в тон сухому и деловому Малфою. ‒ И я пойду спать.
И он, и правда, сделал. Аккуратно, довольно быстро, почти технично. Словно, сводил финансовый отчет. Это задело уже ее. Неужели в нем ничего не осталось? Мог бы проявить хоть каплю нежности в память о совместном прошлом? Но даже если мог, то не проявил…
Уйдя от него в выбранную маленькую спальню, Гермиона долго лежала без сна и думала. Они познакомились с Драко еще в самую первую поездку в Хогвартс. Уже на третьем курсе Драко любил ее, с середины четвертого они встречались. В начале шестого — он бросил ее, став Пожирателем Смерти. Два года войны не убили его чувства. Пять лет мира после ее отказа — тоже. Еще три года назад он пытался завоевать ее в Болгарии и признавался в любви. Был неискренен? Вот уж вряд ли!
И все же что-то случилось с ним за эти три года, что вытравило Гермиону из его сердца. Может, он и правда, искренне полюбил жену? Но тогда как мог захотеть ребенка от другой женщины? И почему в таком случае именно от Гермионы? О школьной любви смешно и вспоминать. Можно было найти любую девушку, заплатить ей… Если Гермиона ему неприятна, зачем уединятся с ней на девять месяцев в лесу, чтобы в итоге иметь общего с ней ребенка и подложить его Астории?
Кстати, на любовь к жене это тоже совершенно не походило. Бедняжка явно страдает от того, что не может предоставить мужу такого необходимого наследника. А он вместо того, чтобы поддержать Асторию и попробовать в тысячный раз, утаскивается в прошлое со старой школьной любовью делать наследника без жены, чтобы потом принести его ей и сказать: «Вот, дорогая, это дитятко мое и моей любовницы, но мы скажем, что его родила ты, и ты будешь делать вид, что это твой любимый сынок, а не мой нагуляный ребенок». Жестоко ведь, по сути дела…
Что-то во всем этом было не чисто. Днем Гермиона не дала себе труда разобраться, но теперь у нее будет куча времени рядом с Малфоем, чтобы все выяснить. И ей было интересно. В конце концов, он никогда не был ей до конца безразличен. И, судя, по реакции его палочки в магазине Олливандера, он тоже не был и не будет к ней равнодушен.
Специалистом по чувствам Гермиона никогда не была, и все же то расследование она собиралась провести.
Драко Малфой и предположить не мог, что его авантюрная затея с рождением наследника окажется настолько психологически тяжела. Он сам загнал себя в клетку, в прошлое, без возможности свободно передвигаться, чтобы не наткнуться на себя самого или того, кто только что его видел или скоро увидит. Без отдушин в виде многочисленных хобби, без круга общения… Рядом с ним все время была только Гермиона, которую он про себя продолжал считать Грейнджер, а не Уизли.
Сам Малфой объяснял себе свое решение желанием иметь наследника, причем не абы кого, а сына от известной, очень сильной ведьмы, к которой он, к тому же, никогда не был абсолютно безразличен. Драко знал, что никогда не сможет по-настоящему полюбить ребенка от случайной женщины, в нем всегда будет проскальзывать что-то чужое, незнакомое, отталкивающее…
Здесь же он, по сути, покупал себе существо, которое будет похоже одновременно на него самого и на его первую и искреннюю любовь, а значит все, что будет в мальчике, Драко будет любить с полной отдачей. И, хотя себе он об этом не говорил, будет любить его еще больше, замечая в нем именно Гермиону, ее кровь.
Малфой убедил себя, что к самой женщине он ничего не испытывает. Да, когда-то он ее обожал, но то, что случилось между ними в Софии, убило его чувства. Такого цинизма в отношении самого себя и своих чувств он простить не смог. Быть с ним, гореть с ним, видеть, что он готов бросить к ее ногам всего себя, словно раб, и без какого-либо повода предпочесть должность. После битвы за Хогвартс он Гермиону понял и не осуждал, но после ее ухода в Болгарии Драко счел, что выжег ее из сердца.
Да, он честно признавал себе, что вместо нее там осталась обугленная рана, никто и никогда не будет значить для него столько, сколько она. Астория и десятой доли той любви не имеет. Малфой благодарен жене, что она разделяет его одиночество, он нежен с ней, старается удовлетворять ее желания. Но не более. Это скорее вежливый и уважаемый обеими сторонами договор.
Вот сама Астория, она другое дело. Драко знал, что она пойдет за ним в огонь и в воду, все перетерпит, лишь бы с ним. Она по-настоящему, искренне и пылко, его любит. Малфой не может ей ответить, в нем все уже перегорело. Однолюб, так, кажется, это называется. Он был благодарен Астории, старался беречь ее чувства, насколько мог, и даже в какой-то мере ей сочувствовал. И все же…
Малфой считал, что больше не способен на любовь к кому бы то ни было, и уж точно не способен полюбить Гермиону Грейнджер-Уизли, которая так с ним обошлась.
Но жизнь над Драко посмеялась. Оказавшись с ней рядом, он понял, что его предают и собственное тело, и собственное сердце. Даже в первый вечер, когда она пришла в спальню исполнять обещанное, Малфой осознал, что хочет ее. Хочет с неменьшей страстью, чем в Софии, или еще раньше, в Хогвартсе. Каждая клеточка его тела помнила ее запах, ее вкус, ее нежность… Драко так разозлился на себя, что сделал все быстро и сухо, на грани боли. Он не то что любовью, сексом бы это не назвал, так, спаривание, как у животных.
Потом он до утра лежал без сна и пытался разобраться. Как ему с ней общаться? Как себя вести? Им предстоит девять месяцев прожить бок о бок! Малфой уже чувствовал, что не сможет оставаться холодным и равнодушным, но и снова подставлять растерзанную душу под удар, подобный нанесенному в Болгарии, он не хотел, боялся, что не выдержит.
Драко решил быть как можно суше и не поддаваться, но тогда он и представить не мог, как тяжело это будет. Нет, Гермиона его не соблазняла, она ничего особенного не делала, просто жила рядом. Он видел ее растрепанную прическу, с которой она так и не научилась справляться, видел, как она заправляет волосы за ухо, как закусывает губу, когда внимательно читает, как готовит или складывает вещи, как колдует, радуется, задумывается… И все это заставляло его снова любить ее. Драко запрещал себе, но невольно любовался ею. Оставаясь наедине с собой, Малфой почем свет ругал себя за слабость и доверчивость, но стоило ему увидеть Гермиону, как все с трудом выстраиваемые стены рассыпались в пыль. У него не было против нее защиты. Словно она знала тайную тропу к его душе и легко ею пользовалась.
Они начали разговаривать, как недолго в Болгарии, как задолго до этого в школе. Им по-прежнему было интересно вместе, они по-прежнему понимали друг друга с полуслова. Да и соглашались намного чаще, чем спорили. В этом была магия высшего порядка, даже выше чем призвание Патронуса.
И все же Драко не позволял им сблизиться по-настоящему. Страх боли, которую он уже испытал, заставлял его сворачиваться ежом и выставлять лишь иглы. Гермионе, казалось, было все равно, она вела себя неизменно приветливо и спокойно, даже когда начала округляться. А ведь беременная Астория впадала в истерику по любому поводу!
Однажды в начале декабря, когда домик окутало снегом, Драко и Гермиона вместе сидели в гостиной у камина. Оба с книжками и по разные стороны дивана, друг от друга.
‒ Знаешь, что мне вспомнилось, ‒ подняла голову Гермиона. Драко вежливо повел головой, приглашая ее говорить, но глаз не поднял. Он вообще стремился не встречаться с ней взглядом, чтобы не знать ее чувств и своих не показывать. ‒ Тот случай, с палочкой… Я сейчас как раз читаю про волшебные палочки. Я ведь рассказывала тебе, помнишь, еще давно-давно, что когда я выбирала себе палочку у Олливандера, одна из них окутала меня словно теплым серебряным коконом. А потом на пятом курсе, мы выяснили, что это была твоя палочка. Олливандер тогда объяснил, что это бывает только при очень крепком союзе.
Драко напрягся. К чему она клонит? Разве он виноват, что у них не сложилось именно такого союза?
‒ Я подумала, что может, именно поэтому мы все время встречаемся? Сколько бы мы ни ругались, какие бы обстоятельства нас не разделяли, мы все время снова сталкиваемся. Может, это судьба и магия?
‒ Зачем ты мне это говоришь? ‒ у Малфоя даже в горле пересохло. Что все это может значить? Она претендует на него? Так у нее было столько шансов, сколько ни у кого не бывает! Да и она замужем!
‒ Просто пришло в голову, что именно поэтому ты захотел ребенка именно от меня, а не от какой-то другой женщины, ‒ Гермиона тряхнула кудрявой гривой. ‒ Это судьба притянула тебя ко мне снова.
‒ Можешь не вникать в тонкости психологии, мне просто нужен ребенок от сильной ведьмы. Когда ты родишь мне сына, мы расстанемся навсегда, ‒ Драко старался говорить как можно безразличнее, но внутри все горело от разбуженных чувств.
‒ И только-то? Но ведь сильных ведьм много!
‒ Не все они готовы уединиться со мной на девять месяцев, чтобы выносить ребенка, ‒ отрезал Драко. Этот разговор был ему болезненно неприятен.
‒ Зачем ты ведешь себя так, словно никаких чувств у тебя и нет? ‒ Малфой чувствовал на себе ее пристальный взгляд.
‒ У меня их и нет! ‒ он почти выкрикнул это ей в лицо, которого вовсе не видел в порыве эмоций.
‒ Я же знаю, что это неправда…
‒ Ничего ты обо мне не знаешь!
Малфой встал и ушел в спальню, не прощаясь. Внутри все клокотало. Он бы сам не смог назвать это чувство. Что верно, то верно: безэмоциональным он никогда не был. И сам не знал, как выдержит оставшееся время рядом с Гермионой.
Чем дальше, тем тяжелее становились их отношения. Драко все более отчетливо понимал, что даже кошмар Болгарии не смог убить в нем любовь к Гермионе. И его это пугало. Как он вернется к Астории? Как сможет снова забыть о матери своего сына? Ведь до всей этой авантюры с путешествием в прошлое он был почти счастлив, сумел убедить себя, что любовь не для него.
И вот опять… Его снова засасывает трясина чувств. И почему только жизнь к нему так жестока?
Как это ни парадоксально перелом произошел ровно накануне родов Гермионы, ровно накануне расставания.
Это был обычный завтрак, который ничем бы не выделился. Уже начинался апрель. Тяжелое серое небо висело над домиком, словно стремясь его раздавить. И Гермиона за чашкой какао вдруг произнесла то, чего Малфой никак не ожидал.
‒ Знаешь, я чувствую, что ребенок совсем скоро родится, возможно, у нас больше не будет возможности нормально поговорить. А я за девять месяцев так и не сказала тебе главного. Я все поняла. У меня появилось время разобраться в себе, и в нас. Только не перебивай!
Но Драко и не собирался, он весь обратился в слух.
‒ Я поняла, что мы друг для друга — судьба. Как родственные души, что ли. Нам на роду было написано встретиться и влюбиться. И никакие обстоятельства не могли этому восприпятствовать. Ты чистокровный, а я маглорожденная, у нас разные друзья и разные цели. Но нас тянет друг к другу как магнитом.
Гермиона перевела дух, а Малфой даже дыхание затаил.
‒ Наша любовь была настоящей, ‒ продолжила она. ‒ Только в школе, подростками-бунтарями мы имели смелость это признать и идти за сердцем. А потом не смогли. Но спустя два года войны, потеряв очень многое, может даже часть себя, ты пришел ко мне со своей любовью. Я не смогла простить, побоялась трудностей, но даже тогда я понимала, что люблю тебя, не смотря на предательство. Я выбрала Рона, простоту вместо трудностей и спокойствие вместо страсти. Но тебя я любила, а с Роном были скорее теплота и понимание. Но не любовь. Я искала себя в работе, ты путешествовал. Но оба мы знали, что любим другого. Потом мы встретились в Болгарии. И мы любили. Ты оказался храбрее меня, ты был готов к этой любви, ты ее в себе принял. А я опять не смогла. Я настолько испугалась нахлынувших чувств, что убежала к работе, которую понимала. Опять выбрала покой. Я вовсе не заслуживаю такой любви, но судьба не дает выбора. Ты обиделся на меня, я понимаю. Это было предательством с моей стороны, по отношению к нашему чувству. Ты женился на Астории, тоже выбрав простоту. Я запивала эту новость в баре, понимая, что упустила что-то важное, может быть, самое важное, что имела. И там меня нашел Рон, мы помирились и по похмелью с утра поженились. У нас с Роном прекрасные отношения, но это не любовь.
‒ У нас с Асторией тоже не любовь. Она меня любит, а мне с ней… удобно… ‒ надломленно произнес Малфой, пока Гермиона переводила дух.
‒ Мы и теперь любим друг друга, Драко. Вся твоя холодность — это загнанная в угол любовь. Именно поэтому ты хочешь ребенка от меня, потому что ты хочешь сына от той, которую любишь. И я люблю тебя, правда!
‒ И что ты предлагаешь сделать? ‒ голос Драко упал до шепота.
‒ Ничего, ‒ Гермиона поникла. ‒ Мы оба в браке и не можем предать. Видно, нам обоим на роду написано любить и не быть вместе. Мы оба в этом виноваты. Я больше, чем ты. Но все-таки оба. И нам с этим жить…
Драко впервые за девять месяцев посмотрел Гермионе прямо в глаза. Он увидел девочку, школьницу-гриффиндорку, которую любил больше, чем кто-то мог подумать. Она была его личным наваждением. И сейчас говорила абсолютно верно.
Малфой чувствовал, что в глазах стоят слезы, но ничего с этим не делал. Сейчас ему было все равно.
‒ Я сгорел заживо после того, как ты ушла в Софии. Хуже тысячи круциатусов. Я думал, что не смогу тебя простить. Но ты права. Я с одиннадцати лет люблю Гермиону Грейнджер. С любой фамилией, всегда буду любить. И это невозможно убить.
‒ Я тоже всегда буду любить тебя. Но у нас не получается быть вместе. Сама жизнь нас разводит. Значит, будем любить на расстоянии, а жить с удобством, как и решили.
Драко сглотнул и кивнул. Что еще тут скажешь? Сейчас он был не уверен, что сможет бросить Асторию и сбежать с Гермионой. Уже не подросток. А так бы хотелось.
‒ Ты хранишь мой камешек? ‒ спросил Драко.
Гермиона вытащила кулон из-за пазухи. Камешек был сейчас не нежно-лазоревым как на пятом курсе, во времена счастья, а кроваво-красным.
‒ Ты стала настоящей гриффиндоркой? ‒ он попытался пошутить.
‒ Нет, это не цвет Гриффиндора, ‒ горько покачала головой Гермиона. ‒ Это цвет крови, той, что я принесла на алтарь своей глупости, трусости и гордыне, вырвав из груди сердце, влюбленное в тебя. Это цвет моей боли по тому, что я сама же и сломала, по нам, которым я не дала сбыться…
Драко снова болезненно сглотнул. По щекам Гермионы катились слезы.
‒ Может быть, когда-нибудь у нас получится решиться, все сломать, ради нашего счастья…
‒ Нет, Драко, уже нет, скоро мы расстанемся и постараемся больше не встречаться.
И она как в воду глядела. Совсем скоро начались схватки. К ночи на свет появился Скорпиус Люциус Малфой. Утром Драко собирался отправиться с ним домой, они с Гермионой подгадали очень точно.
‒ Береги нашего сына, ‒ в слезах прошептала Гермиона, оставив первый и последний мокрый поцелуй на лобике Скорпиуса. ‒ Помни, что я люблю вас обоих, но слишком труслива, чтобы идти до конца.
‒ Мы тоже тебя любим, ‒ ответил Драко и крепко поцеловал ее. ‒ Но мы не будем об этом думать, ни ты, ни я. Раз не решились быть вместе, надо учиться жить порознь и уважать свое же решение.
‒ В моем сердце всегда есть для вас уголок, ‒ прорыдала Гермиона.
‒ Всегда! ‒ эхом отозвался Малфой и трансгрессировал. Его глаза тоже жгли слезы.
Утро первого сентября выдалось солнечным, золотым и похрустывающим как яблоко, однако никто из собирающихся Уизли этого, кажется, не замечал. Все утро Гермона проверяла, все ли они с Розой уложили для ее первого года в Хогвартсе, Хьюго, младший сын Рона и Гермионы, конючил, что тоже хочет поехать в школу и изобретал самые невозможные способы пробраться в поезд и доехать вместе с сестрой, а Рон подзуживал всех, спокойно сидя на кухне и попивая кофе.
Потом Роза пожелала сразу, дома, надеть свою новую форму. Уговаривать ее не делать этого, ради сохранения секретности было тщетно, и Рон разрешил. Хотя Гермиона и рассердилась на него за это.
Когда они все, наконец, уложились в машину, которую они недавно купили, ей уже казалось, что день длится бесконечно долго. Рон не так давно сдал на магловские права, и Гермиона не сомневалась, что дело не обошлось без магии, потому что стиль вождения Рона отличался от безопасного. И все же так лучше, чем тащится общественным транспортом.
‒ Ну, все, теперь можем ехать. Ничего не забыла, Роза? ‒ в который раз переспросила она.
‒ Нет, мам, мы все перепроверили уже тысячу раз! Как ты думаешь, меня возьмут в сборную по квиддичу на первом курсе, как дядю Гарри?
‒ Попробуй переплюнуть, Гарри, малышка! ‒ бросил ей изрядно раздобревший за последние годы Рон с переднего сидения. ‒ И не волнуйся, если что забыла, мы с мамой отправим тебе сову. Ну, или мама поедет инспектировать Хогвартс и завезет!
‒ Прекрати, Рон, я не поеду инспектировать Хогвартс!
Нельзя сказать, что Рон и Гермиона не ладили. Они вполне неплохо уживались в одном доме, воспитывали двоих детей и не мешали друг другу своими проблемами. Между ними так и не появилось настоящей любви, но семью они сколотили неплохо.
Сегодня они больше чем когда бы то ни было походили на дружное семейство, и лишь Гермиона старалась не думать, что на платформе 9 3⁄4 она непременно встретит Малфоя с его сыном. Их сыном, хотя об этом тем более не стоило думать.
Гермиона не видела Скорпиуса лично с самого его рождения, лишь и иногда натыкалась на фотографии в «Ежедневном пророке» или «Ведьмополитене», хотя было очевидно, что Драко избегает пуликаций со своим сыном. Собственно, она сама тоже старалась не показывать Розу и Хьюго широкой общественности, просто на всякий случай. Но факт оставался фактом. Она одиннадцать лет не встречалась со Скорпиусом и за все эти годы лишь мельком видела Драко в Министерстве, так что все их прошлое, особенно 9 месяцев в охотничьем домике, стали казаться скорее страшным сном, чем правдой.
Приехали на платформу они быстро. Вокруг царило оживление. Тут и там были заметны люди с огромными чемоданами, совами, котами, жабами. Волшебники шифровались от маглов привычно, но не очень умело.
‒ Сквозь проход лучше бежать, чтобы не волноваться, ‒ прокомментировал Рон. И скоро все четверо оказались на платформе.
Хогвартс-экспресс активно парил, напоминая счастливые моменты детства. Все-таки, несмотря на все опасности, они были счастливы тогда, когда сами учились в Хогвартсе. Гермионе даже слезы на глаза навернулись, от воспоминаний, и захотелось поехать в школу вместе с дочерью. Может, если начать все сначала, жизнь бы сложилась иначе…
‒ Дядя Рон! Дядя Рон! ‒ по платформе к ним бежала Лили Поттер, а значит и ее родители тоже были где-то рядом. Рон повернулся к девочке и сгреб племянницу в охапку.
‒ Не это ли моя любимая Поттер! ‒ произнес он с теплой улыбкой. Иногда Гермионе казалось, что детей Гарри Рон любит чуть ли не больше, чем собственных.
‒ Ты получил мой фокус в подарок? ‒ спросила Лили, сверкая глазами на дядю.
‒ А ты слышала о носо-ворующей отдушке из «Волшебных вредилок Уизли»? ‒ спросил ее Рон.
‒ Мам! Папа опять делает эти вредные вещи, ‒ серьезно заметила Роза, выдергивая Гермиону из задумчивости. Она пыталась высмотреть в толпе Малфоев, но у нее это не выходило.
‒ Ты говоришь «вредные», он говорит «знаменитые», я говорю… что-то среднее, ‒ ответила Гермиона, решив, что ее дочери не повезет быть такой ревнительницей правил в школе.
‒ Подождите! ‒ с воодушевлением продолжал Рон. ‒ Дайте мне только вдохнуть, и здесь тоже будет немножко… ‒ Рон втянул в себя воздух, причмокнул со знанием дела и подул на Лили, она захихикала. Извини, если от меня немного несет чесноком.
‒ Ты пахнешь овсянкой…
Гермиона перестала вслушиваться, она все упорнее пыталась высмотреть Драко и Скорпиуса. Скрывать хотя бы от себя, что это была одна из важнейших задач на сегодня, не только проводить Розу, но и увидеть сына, стало бесполезно. Гермиона ждала этой встречи.
Но в этот момент подошли Поттеры.
‒ Все опять на нас уставились, ‒ проворчал Альбус, которого Гермиона считала самым мрачным из всех троих детей Гарри и Джинни.
‒ Это из-за меня! Я очень известен! Мои эксперименты с носом поистине легендарны! ‒ беззаботно откликнулся Рон.
‒ Несомненно это так, ‒ ответила Гермиона, стараясь говорить так, чтобы сарказм слышал только Рон, но не дети.
‒ Припарковались хорошо? ‒ спросил Гарри.
‒ Да. Представляешь, Гермиона не верит, что я сам сдал на магловские права? Она полагает, что я применил к инспектору заклятие Конфундус, ‒ пожаловался Рон.
‒ Вовсе нет, я очень тобой горжусь, ‒ постаралась встрять Гермиона, хотя все же не верила в честность мужа.
Мальчики продолжили говорить дальше. В этот момент ветерок снес клубы дыма от паровоза и Гермиона, наконец, разглядела Малфоев. Драко стоял в наглухо застегнутом черном плаще, все такой же бледный и аристократичный, как всегда, все с той же отцовской тростью. Гермионе показалось, что он ничуть не изменился. А рядом с ним стоял одиннадцатилетний Скорпиус, абсолютная копия своего отца в детстве.
Сердце сжалось от воспоминаний. Ведь именно в поезде по пути в школу они с Драко и познакомились, именно тогда завязались их отношения, прошедшие через столько лет и испытаний.
Гермиона взгляд не могла отвести от мальчика. В душе кольнуло от того, что воротничок Скорпиуса поправляла не ее рука, а тонкая ладонь бледной блондинки Астории. Эх, стоило бы быть благодарной женщине, которая заменила мать ее третьему ребенку, но Гермиона не могла. И ведь тогда, когда все время плакала маленькая Роза, ей и в голову не могло прийти, что она сможет так любить своих детей.
Драко, словно почувствовав ее взгляд, повернулся и лишь сухо кивнул. На мгновение их глаза встретились, но Гермиона ничего не успела в них увидеть.
‒ Я собираюсь догнать поезд, ‒ громко сообщила Лили, приводя Гермиону в чувство.
‒ Держись рядом, Лили, ‒ строго ответила Джинни.
‒ Роза, не забудь передать от нас привет Невиллу, ‒ подала голос Гермиона, чтобы сменить тему.
‒ Мам, я не могу передавать привет профессору! ‒ возмутилась строгая Роза.
«Совсем как я в ее возрасте», ‒ подумала Гермиона и погладила дочь по плечу.
Ребята позаскакивали в вагон. А родители и младшие дети, Лили и Хьюго, стояли на платформе и махали вслед уходящему поезду.
‒ Все будет хорошо, правда? ‒ спросила Джинни, которая отправляла в Хогвартс уже второго сына, и ей пора бы уже было перестать нервничать.
‒ Хогвартс очень большой, ‒ неуверенно проговорила Гермиона, думая о том, что ее дочь и ее сын обязательно там встретятся.
‒ Большой. Чудесный. Полный еды. Я бы сделал что-угодно, чтобы вернуться! ‒ с ностальгией произнес Рон.
‒ Удивительно, Ал беспокоится, что его распределят на Слизерин, ‒ задумчиво пожаловался Гарри.
‒ Это еще ничего, ‒ отклинулась Гермиона. ‒ Роза волнуется, сможет ли она побить рекорд в квиддиче в свой первый или второй год. И как скоро она сможет сдать СОВ…
‒ Понятия не имею, откуда у нее эти амбиции! ‒ съязвил Рон.
‒ А что ты почувствуешь, Гарри, если Ал… Если его правда распределят..? ‒ неуверенно спросила Джинни, касаясь руки мужа.
‒ Знаешь, Джин, мы всегда думали, что у тебя есть шанс попасть на Слизерин, ‒ вставил Рон.
‒ Что? ‒ брови Джинни поползли вверх.
‒ Честно, Фред и Джордж написали книгу…
‒ Можем мы уже пойти? Люди смотрят, ‒ прекратила это Гермиона. Подобные шуточки мужа ей никогда не нравились.
‒ Люди всегда смотрят, когда вы трое вместе. Или порознь. Люди всегда на вас смотрят, ‒ безразлично заметила Джинни. ‒ Гарри, ты будешь в порядке?
‒ Конечно!
И они вшестером отправились на выход.
Малфои уже ушли. И Гермионе жаль, что она видела их так мало. Ее тянет к ним обоим. Странно, ее никогда не тянуло к Рону, Розе и Хьюго, всю себя она отдавала работе. Но тут ей хотелось бы именно тихого семейного уюта, вместе с Драко. Собрать всех своих детей рядом и быть с любимым мужчиной, это было бы настоящим счастьем, а не министерское кресло. Но, увы, Гермиона поняла это слишком поздно.
Драко Малфой все эти годы прожил в своем родовом поместье вместе с Асторией и Скорпиусом. У него было достаточно денег и имущества, чтобы заниматься коллекционированием, перепродажей ценных артефактов, организацией аукционов, писать книги о магических ценностях и жить безбедно. И эти его дела ему крайне нравились. Временами, в окружении друзей, которых осталось не так много, он называл себя ученым и гордился этим. Наверно, именно такая жизнь и была по-настоящему его.
Однако у него так и не сложилось семейного счастья. Астория приняла Скорпиуса, молча сжав зубы. К ее чести, она никогда не вымещала своей обиды на мальчике. Скорп был очень привязан к «матери» и мысли не допускал, что она не родная. Но вот Драко Астория так и не простила. Если в Венгрии их отношения были полны страсти с ее стороны, она его любила, в Англии, по возвращении Малфоя, было много тепла и надежды на лучшее совместное будущее, то после появления ребенка Астория отстранилась, стала суха и неразговорчива. Ее занимали цветы, как раньше Нарциссу, благотворительность, даже Скорпиус, но только не муж. Супруги жили как соседи.
Драко не мог ее за это винить. Он и сам не был способен на какое-то тепло по отношению к жене. После расставания с Гермионой в охотничьем домике что-то в его сердце оборвалось, словно подвесной мост закрылся навсегда, не оставив внутри места ни для одного другого человека.
Единственным, кого Драко позволял себе любить был, конечно, Скорпиус, папина радость, папина отдушина. К счастью, он родился настолько похожим на отца, что открыто сомневаться в его происхождении никто не мог. Однако судьба над Малфоем посмеялась. Люди активно обсуждали, что после стольких попыток у Драко и Астории не могло родиться собственного ребенка, вот только мнение общественности оказалось деаметрально противоположным истине. Скорпиуса приписывали Астории и Темному Лорду, называя Драко «рогоносцем», вынужденным растить чужого сына. Хотя на самом деле, эта Астория приняла в семью чужое дитя.
Малфою не нравились и слухи об отцовстве Волан-де-Морта. Это могло сыграть против Скорпиуса. Темный маг повержен, теперь, все связанное с ним вызывало страх и отторжение. Драко с ужасом предполагал, что Скорпа будут чураться в школе даже больше, чем остальных детей бывших Пожирателей Смерти. В том числе и поэтому он создавал сыну максимально счастливое детство, атмосферу полной любви и признания дома, чтобы защитить его от будущей недружелюбной среды.
А сам, про себя Драко искал в сыне следы Гермионы, своей любви. Иногда ему казалось, что он также поворачивает голову, также подмигивает или подает руку. Но все это, конечно, было миражом, ведь Скорпиус никогда не видел родной матери.
Особым днем стало для Драко 1 сентября 2017 года, когда Скорпиус должен был впервые уехать в Хогвартс. С одной стороны Драко ужасно волновался, как и все родители первокурсников. Конечно, все были в Хогвартсе, все помнят, как сыто и безопасно там жилось. Но с другой стороны, ситуации бывают разные, и как ребенок адаптируется к новым условиям, нагрузкам, длительному расставанию с родителями — неизвестно. Тем более Скорпиус рос очень домашним, залюбленным ребенком. Естественная конкурентная среда школы могла крайне негативно сказаться на нем. Драко переживал. Все эти растущие слухи о том, что Скорп — сын Темного Лорда, могли сделать его изгоем.
Астория выглядела абсолютно спокойной и невозмутимой, собирала Скорпиусу сладостей в поезд, чтобы он мог и сам перекусить и угостить новых друзей. Супруги Малфои уже давно не обсуждали свои страхи и волнения, если вообще когда-нибудь обсуждали.
Но была и другая причина для особого отношения Драко к этому дню. Он понимал, что впервые за одиннадцать лет увидит Гермиону. Конечно, он наблюдал за ее министерской карьерой в «Ежедневном пророке». Она стала Министром, как он ей и обещал. Когда Драко было необходимо прийти в Министерство, он порой на нее натыкался. Но все это были либо фотографии, либо краткие встречи, без возможности рассмотреть и осмыслить. Здесь же они увидят друг друга точно, к этому можно подготовиться… Конечно, она очень повзрослела, посуровела… Осталось ли в ней что-то от той школьницы, которую он полюбил, или хотя бы от той душевной женщины, с которой он провел 9 месяцев в охотничьем домике? Это было сомнительно, и все же это его Гермиона.
На платформе Драко видел Гермиону бесконечно короткие несколько минут, и всего на мгновение встретился с ней глазами. В глубине карих очей все еще горела та же душа, которую он знал и любил, это отчетливо ощущалось. Малфой усилием воли заставил себя вспомнить об их совместном решении. Они с Гермионой имели возможности быть вместе, и сами выбирали другие пути. Теперь от них обоих зависят люди. Еще одиннадцать лет назад они выбрали свои семьи, а не друг друга, и этого им должно быть достаточно. В конце концов, они оба женаты, у Гермионы двое детей, которых нельзя оставить без матери, а Скорпиус считает матерью Асторию, не лучший подарок для ребенка шокировать его новостью об истинном положении вещей.
Так или иначе. Драко заставил себя отвести глаза и думать только о сыне.
Настоящее удивление ждало его на следующий день. Скорпиус прислал родителям длинное и подробное письмо. Зачисление мальчика в Слизерин и его восторг от школы были закономерными. Хотя Драко-таки грыз червячок сомнения, что в Скорпе может взыграть материнская кровь, и он окажется не на Слизерине. И все же особого удивления это не вызывало. Все Малфои были на Слизерине, а Скорпиус всегда стремился подражать отцу.
Но Скорп восторженно писал, что подружился с Альбусом Поттером, и его новый друг тоже попал на Слизерин! И вот это уже была настоящая сенсация. Даже Астория на мгновение потеряла невозмутимое выражение лица.
‒ Скорпиус дружит с Поттером? ‒ губы Астории скривились.
‒ Он пишет так, ‒ кивнул Драко. ‒ И пусть дружит, это подъуспокоит сторонников версии об отцовстве Темного Лорда.
‒ Кретины, ‒ некрасиво скривила губы Астория и вышла из-за стола.
Несмотря на сомнения Драко дружба Скорпиуса и Альбуса только крепла, но Поттеры, разумеется, не были от этого в восторге. Даже до Малфоя доходили слухи, что Гарри Поттер постарается убедить сына не дружить с подозрительным потомком Пожирателя Смерти. Малфой помнил, как ему самому было тяжело вписаться на первом курсе, поэтому решил отбросить гордость и немножко помочь сыну.
Тем более слухи о истинном отце Скорпиуса ничуть не утихли с момента поступления Скорпа в школу. Можно было думать, что увидев реального тихого, чувствительного и вовсе не амбициозного Малфоя-младшего волшебное сообщество, наконец, отбросит досужие домыслы и поймет, что Скорпиус просто не может быть тайным сыном Темного Лорда, он не похож на него настолько, насколько вообще можно быть на кого-то не похожим. Но слухи не улеглись, а разгорелись с новой силой. Причем неожиданная, удивительная дружба Малфоя и Поттера, казалось, их только подогревала.
Уже на Рождественских каникулах, когда Скорп был дома и взахлеб рассказывал об Альбусе Северусе Поттере, Драко пришла в голову мысль поговорить с Гарри Поттером. Возможно, теперь, когда слухи о происхождении Скорпиуса затрагивают Альбуса, а через него и Гарри, звезда магического мира снизойдет с Олимпа и поможет Малфою обелить его сына, если не ради Драко и мальчика, то хотя бы ради себя. Ведь теперь на каждом углу слышалось, что наследник Спасителя магического мира дружит с наследником Темного Лорда.
После Рождества, когда все провожали детей назад в Хогвартс, Драко подошел к Гарри Поттеру.
‒ Окажи мне услугу, ‒ как можно вежливее произнес он, обращаясь к Поттеру.
‒ Драко? ‒ вид у Поттера был удивленный, но Малфой не дал себе права отступить.
‒ Эти слухи… О происхождении моего сына… Они, кажется, не кончаются. Другие студенты Хогвартса все время дразнят его за это. Если бы Министр могла издать постановление, вновь объявляющее все Маховики Времени уничтоженными в битве в Отделе Тайн…
Драко понимал, что логичнее было бы напрямую обратиться к Гермионе, но он помнил ее честность. Она как никто знала, что у него есть Маховик Времени, и он может им пользоваться. Да и пойти к ней это прервать многолетнее молчание. Больше одиннадцати лет они не общались, избегали друг друга, старались забыть. Это нельзя нарушить!
К тому же Поттер, поддержав репутацию Малфоя и его сына, может помягче посмотреть на дружбу, связавшую их сыновей.
‒ Драко, просто тай слухам утихнуть. Скоро они найдут другой повод…
‒ Мой сын страдает от этого… И Астория не так чтобы хорошо себя чувствует… ‒ Это было без сомнения правдой, но Астория хворала давно и часто, болше от нервов по вине самого Драко, чем из-за слухов. ‒ Он нуждается во всей поддержке, которую мы можем ему дать.
‒ Если ты отвечаешь на сплетни, ты только их разжигаешь, ‒ буздушно отрезал Гарри Поттер. Уже многие годы ходят слухи, что у Волан-де-Морта был ребенок, Скорпиуса не первого в этом обвиняют. Министерство, ради тебя или нас, должно сначала прояснить это.
В этот момент подошли Роза и Альбус с их багажом, а Малфой отошел, еще более обозленным. Гарри Поттер был настроен против его сына. Это было очевидно! А Скорпиус нуждался в большей защите, чем мог дать Хогвартс.
Драко подумывал, не забрать ли его домой. Но так и не решился. Тем более Астории становилось все хуже и хуже. Драко пришлось заниматься больше ее лечением, чтобы не потерять положение примерного мужа, тем более что Скорпиус продолжал дружить с Альбусом и не жаловался из школы. Он вообще не был склонен жаловаться.
В какой-то момент, после очередной ночи тяжелых разговоров с целителями из больницы святого Мунго Драко Малфой решил, что сыну тоже нужно научиться справляться с неприятностями. Они же все как-то справляются. Разумеется, это было проявлением слабости, поскольку Малфой просто не знал, что делать.
Все чаще и чаще в 2018 году он прикладывался к бутылке огневиски, забросил свои ислледования по темной и артефактной магии. Астория все больше болела, почти не вставала. Драко понимал, что ситуация катится в пропасть, что так продолжаться не может. И ничего не делал. Сам он себе объяснял это тем, что на него свалилось слишком много за всю жизнь, он имеет право взять тайм-аут и расслабиться.
Хотя Малфой был менее несчастен, чем многие другие, и не имел прав на оправдания, но опускался все ниже и ниже. Совсем плохо стало, когда в августе 2019 года Астория умерла. Скорпиус должен был поступать на третий курс Хогвартса, а Драко МАлфой в очередной раз потерял всякие ориентиры и на этот раз искал их в бутылке с огневиски.
В зале совещаний Министерства Магии собралось очень много народу. Большинство из них только что вернулись с платформы 9 3⁄4, где провожали своих детей в Хогвартс, и уж точно никто из них не был доволен внеочередным собранием.
Гермиона и Гарри, которые вместе устроились на небольшом возвышении, попытались призвать их к порядку. Наконец, Министр Магии смогла заговорить. Она изрядно нервничала потому, что рассказал ей Гарри о возможной активизации сил, связанных с вроде бы окончательно павшим Волан-де-Мортом, из-за попавшего к ней в руки Маховика Времени Теодора Нотта и из-за того, что в зале перед ней сидели и ее муж Рон Уизли, и ее несостаявшаяся любовь всей жизни Драко Малфой, что напрягало еще больше, потому что смотреть только на него, как ей хотелось, было нельзя.
‒ Тишина. Тишина, ‒ выговаривала она. ‒ Мне придется наколдовать тишину? ‒ Гермиона подняла волшебную палочку и после легкого взмаха в зале действительно повисла звенящая тишина. Гермионе хотелось оказаться как можно дальше оттуда, но она не для того стала Министром Магии, чтобы пасовать перед трудностями. ‒ Отлично. Добро пожаловать на Внеочередной Общее Заседание. Я очень рада, что столь многие из вас смогли прийти. Магический мир живет без войны уже много лет. Вот уже двадвать два года, как мы победили Волан-де-Морта в битве за Хогвартс, ‒ даже сейчас, спустя столько лет многие вздрогнули при звуках этого имени, ‒ и я рада, что новое поколение росло с легким пренебрежением к этой войне. До этого момента. Гарри.
Гермиона перевела дух и села. Пусть Гарри сам объясняет, почему решил всех взбаламутить, почему ему понадобилось снова обо всем этом говорить. Гермиона опустила глаза на свои скрещенные руки и то и дело, поддавалась соблазну бросить быстрый взгляд на Драко Малфоя, который выглядел все более и более недовольным.
‒ Сторонники Волан-де-Морта зашевелились пару месяцев назад, ‒ начал Гарри. ‒ Мы следим за троллями, перемещающимися по Европе, великанами, пересекающими море, и оборотнями… Мне придется сказать, что мы потеряли их след несколько недель назад. Мы не знаем, куда они двигаются, и кто сподвиг их сорваться с насиженных мест. Но, так или иначе, они движутся. И нам интересно, что это может значить. Поэтому мы спрашиваем… Есть ли среди вас те, кто что-то видел? Что-то чувствовал? Если вы поднимите палочку, мы каждого выслушаем. Профессор МакГонагалл! Спасибо.
Директор Хогвартса поднялась со своего места, все такая же высокая и крепкая как всегда, но уже совсем седая. Годы не обошли ее стороной.
Гарри почтительно отступил, давая ей слово.
‒ Выглядело так, словно кто-то обыскивал шкафы с зельями, когда мы вернулись после летних каникул, но многого не пропало, немного шкуры бумсланга и немного крыльев златоглазок, но ничего из Списка Запрещенного. Мы списали это на шалости Пивза.
‒ Спасибо, профессор, ‒ ответила ей Гермиона, стараясь улыбаться старушке как можно теплее. ‒ Это стоит расследовать, ‒ она огляделась. ‒ Кто-нибудь еще? ‒ Гермиона задумалась, но все же решилась сказать. ‒ И самое тяжелое… И такого не было со времен Волан-де-Морта, шрам Гарри опять болел.
‒ Волан-де-Морт мертв, Волан-де-Морта больше нет, ‒ Гермиона вздрогнула. Впервые за столько лет Драко Малфой обращался напрямую к ней.
‒ Да, Драко. Волан-де-Морт мертв. Но все эти вещи ведут нас к мысли, что Волан-де-Морт… или какой-то след Волан-де-Морта… Мог вернуться.
Люди засуетились, снова начались шепотки. Гермиона смотрела только на Малфоя, благо, что теперь это не вызывало подозрений, она пыталась понять, что он знает или думает обо всем этом на самом деле, но лицо Драко было непроницаемо жестким, что ранило. Он заведомо скрывал от нее все свои мысли, понимая, что она может увидеть и прочесть даже тень намека.
‒ Да, это сложно принять, но мы должны спросить, чтобы понимать. Те из вас, у кого есть Темная Метка… Чувствовали ли вы что-нибудь? Пусть даже только приступ боли? ‒ заговорил тем временем Гарри. Гермиона продолжала вглядываться в Малфоя.
‒ Снова без разбирательств судишь всех с Темной Меткой, так, Поттер? ‒ зло выплянул Малфой. На лице его появились красные пятна, которые, как Гермиона знала, были свидетельством очень сильных чувств.
‒ Нет, Драко, ‒ попыталась сгладить ситуацию Гермиона. ‒ Гарри просто пытается…
Но что пытается сделать Гарри она сказать не успела. Малфой был уже достаточно зол, чтобы не слушать ее.
‒ Знаешь, зачем все это? Гарри просто хочет снова появиться в газетах. Мы видим слухи о возвращении Волан-де-Морта в «Ежедневном пророке» раз в год каждый год!
‒ Эти слухи никогда не исходят от меня, ‒ белея от гнева, выкрикнул Гарри. Гермиона только теперь обернулась к нему и поняла, что он тоже на взводе.
‒ Правда? Разве твоя жена не редактирует «Ежедневный пророк»? ‒ Малфоя уже несло.
Джинни, словно рыжая фурия, выскочила на возвышение и встала рядом с мужем.
‒ Спортивную колонку! ‒ выкрикнула она в бледно-красное лицо Драко.
‒ Драко, ‒ попыталась призвать его к порядку Гермиона. ‒ Гарри просто поставил этот вопрос на повестку дня Министерства, и я, как Министр Магии,..
Но договорить она не успела…
‒ Ты выиграла голосование, потому что ты его друг, ‒ бросил ей в лицо Малфой, хотя оба они прекрасно, лучше многих, знали, что это неправда, что это он помог ей выиграть, на одних симпатиях к Гарри она бы не выехала. Но у Гермионы была еще достаточно холодная голова, чтобы не начать разглашать правду.
Гермиона даже не видела, как на возвышении оказался Рон, с которым она проводила так мало времени последнее время.
‒ Не запихаешь ли это себе в рот, Малфой? ‒ рявкнул ему Рон.
‒ Посмотрите правде в глаза, ‒ судя по голосу, в Драко осталось уже больше горечи, чем гнева. ‒ Его слава отразилась на всех вас. Намного проще заставить всех снова шептать имя Поттера с этим «мой шрам болит, мой шрам болит». И все вы знаете, что это значит… что сплетники получат очередную возможность опорочить моего сына нелепыми слухами о его происхождении.
‒ Драко, никто из нас ничего не говорил о Скорпиусе, ‒ попытался оправдаться пристыженный своей вспышкой Гарри. Но Малфой уже не хотел продолжать разговор.
‒ Что ж, я, и это только мое мнение, считаю это собрание позорищем. Я ухожу.
И он ушел. Другие потянулись за ним. И Гермионе осталось только беспомощно лепетать:
‒ Нет. Это не выход… Вернитесь. Нам нужна стратегия…
Но никто кроме Гарри, Рона и Джинни ее уже не слушал… А она продолжала повторять в голове перепалку с Малфоем даже спустя три часа, когда сидела на уютной светлой кухне Поттеров вместе с Роном. Когда все дети уехали в Хогвартс, они снова стали так собираться все вместе, как в школе. Пусть и работа отбирала у них все больше времени. Не зря Рон говорил, что Гермиона видит свою секретаршу Этель чаще, чем его.
‒ Я снова и снова говорила Драко, что никто в Министерстве ничего не говорит о Скорпиусе, слухи исходят не от нас, ‒ продолжала убеждать друзей и саму себя Гермиона. Хотя на самом деле Драко к ней лично ни разу не обращался, но она просила всех своих сотрудников говорить ему об этом.
‒ Я ему написала, ‒ неожиданно для Гермионы призналась Джинни. Джинни была единственной, кто знал о школьной любви Гермионы, хотя об истинной матери Скорпиуса не знала даже она. И все же писать ему… А Джинни тем не менее продолжала, как ни в чем ни бывало. ‒ Когда он потерял Асторию… Спросить, можем ли мы что-нибудь сделать. Я думала… Если Скорпиус такой хороший друг Альбуса, он может захотеть остаться у нас на часть Рождественских каникул… Моя сова вернулась с письмом, в котором была только одна фраза: «Скажи своему мужу прекратить все заявления о моем сыне раз и навсегда»…
Гермиона хотела бы узнать об этом от Джинни сразу же. Ведь прошел уже почти месяц. Почему она ничего ей не сказала?
‒ Он расстроен, ‒ только и выговорила Гермиона.
‒ Он понес утрату… тяжелейшую утрату… ‒ сочувственно покачала головой Джинни.
Гермионе хотелось бы думать, что эта утрата была не столь тяжелой, как все думали, однако, как всегда промолчала. Когда дело касалось Малфоя, ее язык сковывало очень много тайн.
‒ И я сочувствую его утрате, но обвинять Гермиону… ‒ начал Рон. ‒ Ну… Мерлиновы кальсоны, сколько раз я ей говорил, что это может ничего не значить!
‒ Ей? ‒ Гермиону покоробило, что муж говорит о ней так, словно ее тут нет.
‒ Тролли могут идти на вечеринку, великаны ‒ на свадьбу, ‒ распалялся Рон. ‒ У тебя могут быть сны, потому что ты переживаешь за Альбуса, а твой шрам болит, потому что ты стареешь.
‒ Старею? Спасибо, дружище! ‒ усмехнулся Гарри.
‒ Честно, каждый раз, когда сажусь, говорю «уф», ‒ продолжал откровенничать Рон. ‒ «Уф». И мои ноги… Мои проблемы с ногами… Да я могу песни писать о боли в ногах! Возможно, с твоим шрамом тоже самое!
‒ Ты говоришь ерунду, ‒ покачала головой Джинни.
‒ Я думаю, это моя особенность. Как и мои «Пластинчатые коробочки для бутербродов». Как и моя любовь ко всем вам. Даже к тебе Костлявая Джинни.
‒ Если ты не перестанешь так себя вести, Рон Уизли, я скажу маме, ‒ угрожающе насупилась Джинни.
‒ Не скажешь!
‒ Если какая-то часть Волан-де-Морта, неважно в какой форме, выжила, мы должны подготовиться. Я боюсь, ‒ произнесла Гермиона, которая продолжала думать об этом всю их перепалку.
‒ Я тоже боюсь, ‒ кивнула Джинни.
‒ А я ничего не боюсь. Кроме мамы, ‒ Рон как всегда не уловил, когда измениось общее настроение.
‒ Я имею в виду, Гарри, я не буду как Корнелиус Фадж. Я не спрячу голову в песок. И неважно, какой непопулярной меня сделает Драко Малфой, ‒ сказала Гермиона. Она, действительно, уже совсем не так дорожила должностью как раньше, и если Малфой решил стать ее врагом, она пожалеет о старой любви, а не о министерском кресле.
‒ Ты никогда не была старонником популярности, разве нет? ‒ спросил Рон. Гермиона вспомнила, что четырнадцать лет назад ровно за это «продала» собственного ребенка и чуть не рассмеялась. Как же плохо Рон ее знает.
Гермиона бросила на Рона такой взгляд, что сразу стало ясно, она собирается его ударить. Рон отскочил за Джинни, поэтому Министр промахнулась. Но Джинни и сама отвесила брату солидный тумак, Рон вздрогнул и, защищавшись, получил подзатыльник от жены. Гарри улыбался.
И в этот момент влетела сова.
‒ Разве уже не поздновато для сов? ‒ озадаченно спросила Гермиона.
Удивленный Гарри вскрыл адресованное ему письмо.
‒ Оно от профессора МакГонагалл, ‒ озадаченно произнес он.
‒ Что она пишет? ‒ Джинни даже не постаралась скрыть тревогу в голосе.
Лицо Гарри вытянулось. Он побледнел.
‒ Джинни, это Альбус… Альбус и Скорпиус… Они не добрались до школы. Они пропали.
Все остальные побледнели тоже. И в первую очередь Гермиона, ведь Скорпиус был ее сыном, пусть никто об этом и не знал…
Спустя меньше чем час Гарри, Гермиона, Джинни и Драко Малфой встретились за круглым столом комнаты для совещаний Министерства Магии. Рон так и не понял, зачем там Гермиона, и сам отправился домой. Его не волновал Скорпиус, а если Гарри и Джинни понадобится помощь в поисках Альбуса, они его позовут, так он, по крайней мере, заявил.
Гермиона сочла его поступок не товарищеским, хотя настаивать не стала. Без Рона, с его дурацкими шуточками и совершенно несерьезным отношением к ситуации было только лучше. Сама она просто не могла остаться дома. Естественно, Гермиона объяснила это своим положением Министра Магии. Хотя, с каких пор Министр Магии ищет двух сбежавших подростков, объяснить бы не смогла. На самом деле ее, конечно, крайне заботила судьба Скорпиуса, которого она никогда не знала, но за которого волновалась. Хотя назвать ее хорошей матерью язык ни у кого бы не повернулся, по крайней мере, в отношении Скорпиуса.
‒ Были ли розыски вдоль всего пути..? ‒ спросил Драко, имея в виду ход следования Хогвартс-экспресса.
На нем просто лица не было. Даже Гермиона не могла бы сказать, видела ли когда-нибудь Малфоя таким потерянным, таким встревоженным. А ведь она немало времени была рядом с ним. Возможно, он и не сталкивался никогда со столь серьезными потрясениями, когда от него ровным счетом ничего не зависело.
Дураку было ясно, что Драко души не чаит в своем сыне. И Гермионе, несмотря на ту безобразную сцену, которую он устроил на заседании не далее как сегодня днем, было искренне его жаль, хотя она и сама переживала за мальчиков.
‒ Мой отдел обыскал один раз и сейчас ищет снова, ‒ ответил Гарри, устало потирая переносицу.
‒ И ведьма с тележкой со сладостями не может сказать ничего полезного? ‒ Гермиона видела, что у Драко трясутся руки.
‒ Ведьма в гневе, ‒ ответила Гермиона, которая уже пыталась ее допросить. ‒ Она говорит только о необыкновенном прыжке и о своем рекорде по доставке в школу. Раньше от нее из поезда никто не сбегал.
‒ А не было сообщений о случаях магии на глазах у маглов? ‒ с надеждой спросила Джинни, которая выглядела встрепанной и удивительно похожей на миссис Уизли.
‒ Не так далеко… Я поставила в известность магловского Премьер-министра, и он проверяет все случаи необычного… Чтобы не звучало как заклинание. Ничего.
‒ То есть сейчас мы полагаемся на маглов в поисках детей? Сказали мы им и о шраме Гарри тоже? ‒ взвился Драко.
‒ Мы попросту попросили маглов помочь, ‒ как можно более успокаивающим голосом ответила Гермиона. ‒ И кто знает, как в это может быть замешан шрам Гарри, пока мы не можем сбрасывать это со счетов. Мракоборцы сейчас проверяют всех связанных с темными искусствами и…
‒ Это не Пожиратели Смерти, ‒ прервал ее Малфой.
‒ Я не уверена, что разделяю твою уверенность, ‒ покачала головой Гермиона.
И без того встревоженная, она даже не знала, что пугает ее больше всего. Нотт с его маховиком, активизировавшиеся темные силы, страхи и боль в шраме Гарри, пропажа детей… Все сошлось как-то подозрительно одновременно. Можно было бы сказать, что Альбус и Скорпиус просто устроили подростковый бунт и искать их нужно в ближайшей лавке со сладостями, но Гермиона предчувствовала что-то куда более зловещее и не могла просто отмахнуться от своих предчувствий.
‒ Я не просто уверен, я прав! ‒ чуть не завопил Малфой. ‒ Только кретины гонятся сейчас за темными силами! Мой сын ‒ Малфой, у них бы наглости не хватило.
‒ Однако назревает что-то новое… ‒ почти философски протянул Гарри. Гермиона покосилась на него с удивлением, что-то не похож он на перепуганного судьбой сына отца.
‒ Я согласна с Драко, ‒ подала голос Джинни. ‒ Это похищение. Я понимаю ‒ похитить Альбуса, но их обоих…
Гарри уставился на Джинни так, словно увидел ее впервые.
‒ Скорпиус ведомый, а не лидер, несмотря на все, что я пытался ему внушить. Без сомнения это Альбус выманил его из поезда, вопрос только в том, куда он мог его выманить?
‒ Гарри, они сбежали, ты и я это знаем, ‒ как будто умоляюще произнесла Джинни.
Гермиона перестала что-либо понимать в этом разговоре и впервые остро почувствовала себя лишней. Она не имела никакого отношения к своему сыну, как бы ни хотела сейчас думать обратное. У Альбуса были родители, а у Скорпиуса был Драко, но не она…
‒ Правда? ‒ саркастически ухмыльнулся Малфой. ‒ Знаете? Почему бы нам об этом не рассказать? ‒ Он сделал паузу, но ответа не последовало. Пришлось ему продолжить. ‒ Какую бы информацию вы ни скрывали, предлагаю ею поделиться прямо сейчас.
‒ Мы с Альбусом сильно повздорили накануне его отъезда, ‒ признал Гарри.
‒ И… ‒ Драко не собирался щадить чувства Поттера.
‒ И я сказал ему, что бывают моменты, когда я не хотел бы, чтоб он был моим сыном.
Все замерли. Это звучало ужасно. Драко шагнул к Гарри.
‒ Если что-то случится со Скорпиусом…
Джинни вышла вперед и встала между мужчинами.
‒ Не разбрасывайся угрозами, Драко, не нужно.
‒ Мой сын пропал! ‒ проревел Малфой.
‒ Мой тоже! ‒ и рев Джинни ничем не уступал реву Драко.
Эмоции накалились настолько, что их, казалось, можно было потрогать руками. Гермиона вжалась в стул. Она была здесь остро лишней и понимала это. И ей до боли было жаль всех их. Потерявших детей. Ведь она сама потеряла Скорпиуса четырнадцать лет назад.
Драко поджал губы, как это, бывало, делал его отец. Он нервно вертел в руках трость. На мгновение Гермионе показалось, что он сейчас расплачется, но даже если это было и так, мгновение прошло быстро, Драко взял себя в руки.
‒ Если вам нужно золото… Все, что есть у Малфоев… Он мой единственный наследник… Он моя единственная семья…
Гермиона вздрогнула. Ей хотелось бы утешить Драко, но она не могла и не знала как.
Малфой развернулся в дверях:
‒ Мне нет дела до того, что ты делаешь и кого спасаешь, но ты истинное проклятие для моей семьи, Гарри Поттер, ‒ с этими словами он вышел.
Джинни промокнула влажные глаза. Гарри так и стоял, застывший словно статуя.
Прошло несколько минут в непереносимом молчании.
‒ Гарри… Мы должны об этом поговорить… ‒ наконец произнесла Гермиона.
‒ Здесь не о чем разговаривать, ‒ отрезал он.
Джинни посмотрела на мужа, что творилось в тот момент в ее голове, было совершенно не ясно.
‒ Если ты не скажешь мне или Джинни… ‒ Гермиона не знала что и сказать.
‒ Что я должен сказать? ‒ почти выкрикнул Гарри. Он выдохнул и направился к двери.
‒ То, что ты сказал, было абсолютно неправильным, но… здесь могли сыграть многие факторы.., ‒ Гермиона вышла вслед за ним, хотя и не знала, что еще они могут обсудить, если Гарри не хочет говорить о своей ссоре с сыном.
‒ Гермиона, я благодарен тебе за поддержку, но не нужно…
Но Гермиона уже не слушала его, она увидела стоящего в коридоре мужа.
‒ Рон?
‒ Сюрприз!!! ‒ радостно выкрикнул Рон и натянуто, неественно улыбнулся. Это так противоречило всей ситуации, о которой Рону было известно…
‒ Что ты здесь делаешь? ‒ нахмурилась Гермиона. Она была уверена, что он давно дома и видит третий сон.
‒ Разве мужчине нужен повод, чтобы увидеть свою жену? ‒ эта фраза еще больше убедила Гермиону во мнении, что с Роном что-то не так. Тем более что в этот момент он попытался ее поцеловать, вышло очень слюняво…
‒ Мне нужно идти… ‒ смущенно выпалил явно удивленный не меньше нее Гарри.
‒ Гарри… ‒ Гермиона решила, что сначала нужно разобраться с одной проблемой, а потом браться за другую. ‒ Я думаю… Чтобы Драко ни говорил… То, что ты сказал Альбусу… Я не думаю, что кому-то из нас станет лучше, если ты на этом зациклишься…
‒ О, вы говорите о том, как Гарри сказал, что иногда он не хочет, чтобы я…Альбус был его сыном.
‒ Рон! ‒ это было бестактно даже для него, настолько бестактно, что Гермиона не заметила оговорку, более того, эта фраза могла бы означать, что он подслушивал под дверью. Откуда бы иначе он знал, что Гарри так обидел Альбуса?
‒ Лучше высказать, чем нет, вот, что я хочу сказать…
‒ Он узнает… Мы все, бывает, говорим то, что не имеем в виду. Он это знает, ‒ попыталась утешить друга и сгладить неловкось мужа Гермиона.
‒ Но что если иногда мы говорим как раз то, что имеем в виду, а? ‒ не унимался Рон.
‒ Рон, честно, сейчас не время, ‒ Гермионе никогда не хотелось ударить его так сильно, как сейчас.
‒ Конечно, нет. Пока, дорогая.
Гермиона повернулась к своему кабинету, но Рон, почему-то, не дал ей пройти.
‒ Почему ты закрываешь вход в мой кабинет? ‒ Гермиона уже не подозревала, в ней созрела четкая уверенность, что с Роном что-то не так.
‒ Я нет. Не закрываю. Ничего.
Она попробовала снова, и он снова ее не пустил.
‒ Закрываешь. Пусти меня, Рон.
И тут Рон выпалил то, чего она уж точно не ожидала.
‒ Давай заведем еще одного ребенка.
‒ Что? ‒ у Гермионы глаза полезли на лоб от удивления.
‒ Ну, или не ребенка. Давай устроим каникулы. Я хочу ребенка или каникулы. И я буду настаивать. Давай поговорим об этом позже, дорогая? ‒ она еще раз попыталась прорваться в кабинет, он снова не пустил ее, поцеловав, еще более неуклюже, чем в первый раз. ‒ Может за выпивкой? Люблю тебя.
‒ Еще одно подобное заявление, и тебя ничто не спасет, ‒ Гермиона выдохнула. Ей надо было переключиться. ‒ Ладно, в любом случае надо спросить у маглов о новостях. Она вышла вместе с Гарри, но гнев пересилил, и Гермиона вернулась, уже одна. Рон все еще стоял у дверей ее рабочего кабинета со странным выражением лица.
‒ Ребенок ИЛИ каникулы? Когда-нибудь мое терпение лопнет, знаешь это?
‒ Поэтому ты вышла за меня? Из-за моего чудесного чувства юмора.
Гермиона снова вышла. И снова вернулась. Ей показалось, что у нее возникла идея, почему он так странно себя ведет.
‒ Я попробую рыбу. Я велела тебе держаться подальше от тех рыбных сендвичей.
‒ Ты права! ‒ Рон снова по-дурацки улыбнулся.
На этот раз Гермиона вышла окончательно. Ей надо было пройтись и проветриться. Гарри и Джинни уже ушли. Все мракоборцы и маглы искали детей, а Гермионе надо было просто подышать воздухом после всего этого безобразия.
Однако, пройдя всего пару сотен метров Гермиона поняла, где должна оказаться. И она трансгрессировала прямо к воротам поместья Малфоев.
‒ Цель визита? ‒ проскрежетали ворота с гербом рода. От воспоминаний о развернувшихся здесь событиях кровь застыла.
‒ Поговорить с Драко, ‒ проблеяла Гермиона непослушными губами.
К ее удивлению ворота открылись. В саду было темно и тихо. Павлины спали. Дом возвышался над газонами мрачной громадой, но в одном из окон на первом этаже горел свет. Гермиона направилась туда. Двери были отперты, словно магическая защита пропускала ее в дом сама.
Драко нашелся в той самой гостиной, где ее когда-то пытали, у разожженного камина с бокалом огневиски в руке. Он обернулся на ее шаги, гулко отдававшиеся в пустом доме.
‒ Ты? Зачем ты пришла? ‒ голос звучал удивленно, но не гневно. ‒ Есть новости?
Он ждал от нее слов о Скорпиусе, и Гермиона поняла, что зря пришла, лишь стала разочарованием для измученного отца.
‒ Нет, Драко. Я просто пришла к тебе. Ведь Скорпиус пропал…
‒ Мне не нужны ничьи утешения, ‒ Малфой словно свернулся ежом и выставил вперед колючки. ‒ Уходи.
‒ Но Скорпиус… Я тоже переживаю!
‒ Решила поиграть в мать? ‒ Драко поставил стакан на столик и подошел к Гермионе почти вплотную. Она видела теперь перекошенное гневом лицо, чувствовала запах алкоголя от него. Спирт перебил даже родную горько-холодную туалетную воду. ‒ Скорпиус мой сын и только мой! У него нет матери! Ты никогда ей не была! А теперь убирайся из моего дома! Выполни свою работу и найди МОЕГО сына, миссис Уизли!
Гермиона отшатнулась в страхе. Он никогда не называл ее «миссис Уизли», никогда не был с ней так груб… Ей казалось, что даже четырнадцать лет разлуки не могут заставить их стать абсолютно чужими друг другу, однако же смогли.
‒ Драко, я не хотела тебя обидеть!
‒ Убирайся! ‒ во вспышке огня в камине Гермиона видела гнев на лице Малфоя, он схватил со столика бокал и швырнул его в гостью. Огневиски оросило дорогой ковер темными каплями. Разумеется, полупьяный от алкоголя и горя Драко промахнулся, хрусталь разбился в углу, далеко от Гермионы. Но других слов не требовалось, она развернулась и побежала прочь.
Для Драко вчерашний день стал настоящим кошмаром. Сначала эти истории о болящем шраме Гарри Поттера. Понятно, зачем все это! Ясно как день! Поттеру не хватает популярности, он решил снова всколыхнуть въевшийся в британских волшебников страх перед Темным Лордом, на волне этого страха можно снова вызвать подозрения к бывшим Пожирателям Смерти, особенно к Драко, и снова дать пищу слухам, особенно слухам о Скорпиусе. Малфоя все это раздрожало. Почему Поттер не может жить как все? Почему ему обязательно надо блистать?
И все это меркло по сравнению с пропажей Скорпа. Такого и в страшном сне не могло привидиться. Его обожаемый мальчик, его желанный наследник, выстраданный у жизни, так несправедливо отнят у него.
Драко был в ужасе. Он искренне любил Скорпиуса, к тому же у него никого не осталось кроме него. После смерти Астории чуть больше года назад, поместье совсем опустело. Драко давно не ладил с женой, мало с ней разговаривал. Но без него он остался совсем один. И это одиночество давило на него каменной плитой. Он жил от письма до письма сына и пил, все его исследования отошли на второй план. В жизни не осталось светлых пятен, только светлое личико Скорпиуса. И вот теперь он пропал.
Драко готов был все бросить на поиски, все отдать. Но просто не знал, что делать. Куда кидаться. Он пытался успокоить себя тем, что все мракоборцы ищут его сына, даже магловская полиция задействована. Все, кто хоть как-то может помочь, заняты поисками.
Однако когда Гермиона пришла к нему в поместье ночью, Малфой просто взбесился. Она напоминала ему сразу и о властях, которые позволили Скорпу сбежать и теперь не могут его найти, и о несбывшейся, поруганной любви, и об истинном происхождении его сына. Слишком много чувств и воспоминаний. В том лихорадочном нервном состоянии, уже принявший на грудь Драко просто не мог ее видеть, не мог с этим справиться.
Гермиона ушла. И без нее словно стало еще более пусто, чем до ее прихода. И Драко реанимировал стакан, налил себе еще огневиски и просто разрыдался, как мальчишка.
Жизнь отобрала у него все. Счастливое детство испоганено войной, ею же растоптана любовь, самое чудесное, что с ним когда-то случалось, родители не смогли его защитить от Темного Лорда и войны, а теперь и вовсе умерли, с женой отношения не срослись, а теперь и она тоже мертва, друзья разбросаны по свету, а самое дорогое — любимый сын — пропал. И все это текло слезами.
Выплакавшись и выпив еще, Драко уснул прямо в одежде на диване в гостиной, а проснулся около восьми часов утра от того, что солнце светит ему в лицо, помятый и с раскалывающейся головой. Взгляд остановился на полупустой бутылке огневиски, рука потянулась к ней, но Драко ее отдернул. Нельзя снова напиваться. Надо привести себя в порядок. Он должен быть собранным, чтобы помочь в поисках Скорпа, должен привести себя в порядок.
Душ, свежая одежда и кофе сделали свое дело. Малфой почувствовал себя свежее и лучше. За второй чашкой его застала сова из Хогвартса. МакГонагалл приглашала его к себе. В письме было написано, что Поттер увидел во сне, что они смогут найти Скорпиуса и Альбуса в лесу. Все это выглядело неправдоподобно, но если был хоть малейший шанс вернуть сына, Малфой обязан был его использовать.
Драко пригладил прическу, накинул мантию, взял трость и бросил в камин горсть летучего пороха.
‒ Хогвартс! ‒ четко произнес Малфой и почувствовал, как его уносит в облаке сажи. Спустя пару минут он уже сделал шаг в кабинет директора школы из камина, солидно посыпав старинный ковер пылью и пеплом.
Профессор МакГонагалллл сидела в кресле за письменным столом, напротив нее устроились Гарри Поттер и его жена.
‒ Простите за этот беспорядок, Минерва, ‒ произнес Драко, стараясь быть вежливым.
‒ Честно признаться, это моя вина, камин давно нуждался в чистке, ‒ однако поджатые губы бывшего декана Гриффиндора давали понять, что виновным она считает не себя, а именно Драко.
‒ Удивительно, что ты здесь, Драко. Я думал, ты не веришь в мои сны, ‒ съязвил Поттер. Малфой сдержался от оскорбления.
‒ Я и не верю в них, но верю в твою удачу. Гарри Поттер всегда в гуще событий. А мне нужно вернуть сына целым и невредимым.
‒ Тогда пойдемте в Запретный лес и найдем их обоих, ‒ прекратила их перепалку Джинни Уизли.
Как раз в этот момент из камина вышел Рон Уизли. Вот уж кого Драко не желал и не ожидал увидеть. На мгновение его кольнуло сожаление, что это не Гермиона, но он быстро совладал с собой.
‒ Вам точно потребуется помощь в прочесывании леса, ‒ сказал Рон, обращаясь к Гарри и Джинни и полностью игнорируя Драко.
‒ Вы правы, мистер Уизли, ‒ ответила ему профессор МакГонагалллл. И она первая направилась к выходу, все остальные потянулись за ней.
Малфой почти не замечал знакомых коридоров школы, по которым ходил столько лет и которые столько помнили. Сейчас он думал только о возвращении Скорпиуса, да еще о том, что Гермиона, как бы она не пыталась объяснить ему, будто в ней проснулся материнский инстинкт в отношении Скорпа, не явилась его искать. Все это было спектаклем. Собственно, Гермиона уже не раз проявляла себя хорошей актрисой. И почти всегда обманывала его ожидания. Так что нечего удивляться.
У опушки Запретного леса они разделились. Каждый прочесывал свою часть территории и громко звал ребят. Драко под деревьями почувствовал себя еще более неуютно. Он и забыл как мрачно и тихо в Запретном лесу… Все-таки Малфой всегда избегал этой части школьной территории. Но где-то здесь мог быть Скорпиус. И это важнее всего.
‒ Я говорил, я их видел! ‒ услышал Драко голос Рона Уизли и поспешил к нему. К его облегчению, рядом с Роном действительно стояли Альбус и Скорпиус, целые и невредимые.
‒ Кажется, нас раскрыли! ‒ произнес Скорпиус почти с ужасом. Драко вздрогнул.
‒ Привет, пап, что не так? ‒ как-то противно развязно произнес Альбус. Драко уже обнимал сына, поэтому отметил это лишь краем сознания.
‒ Да, ты можешь так сказать, ‒ произнес Гарри. И в этот момент Альбус рухнул прямо на лесную подстилку из веток и старых листьев. Поттер с женой кинулись его поднимать.
‒ С тобой все в порядке? ‒ спросил Драко у сына, не обращая внимания на маленького нахала-Поттера.
‒ Да, папа, ‒ Скорпиус прятал глаза. В отличие от Альбуса, он явно испытывал стыд за свой побег. Это растрогало Драко. Хотя он так переволновался, что просто не мог ругаться на сына.
‒ Все-таки, пойдем в больничное крыло, пусть мадам Помфри тебя осмотрит, для моего спокойствия, ‒ сказал он. Его тут же активно поддержала профессор МакГонагалл. И Малфой повел сына к школе, так и продолжая обнимать за плечи, словно боясь, что он растворится.
Они не разговаривали до самого больничного крыла, и потом, Драко не заговорил с сыном о том, что на самом деле его тревожило, пока мадам Помфри не уверила его, что все с ним в полном порядке. Драко все же настоял, чтобы Скорп провел эти вечер и ночь в больничном крыле, под наблюдением, и только завтра приступил к занятиям.
‒ Хорошо, мистер Малфой, если это вас успокоит, ‒ сказала школьная медсестра. ‒ Но со Скорпиусом все в полном порядке. И она ушла. А Драко остался рядом с сыном, который стоял к нему спиной и смотрел в окно.
‒ Ты расскажешь мне, где вы были? ‒ осторожно начал он.
‒ Много где… ‒ уклончиво произнес Скорпиус и замолчал.
‒ Скорпиус, я твой отец и имею право знать, по какой причине ты покинул Хогвартс-экспресс и почти сутки шатался неизвестно где? ‒ однако в Драко не было того гнева, который он пытался продемонстрировать, только облегчение от того, что с сыном все хорошо.
‒ Пап, я не хочу это обсуждать. Прости меня, ладно? Я понимаю, что ты переживал. Я больше не сбегу. Это было ошибкой. Я осознал.
Драко лишь вздохнул. Он знал, что если надавить сильнее, то Скорпиус лишь надуется и закроется, и слова из него не выдавишь. Такую реакцию не раз получала Астория. Сам Драко всегда чувствовал, когда достаточно.
‒ Ну ладно, отдыхай. Я пока побуду с тобой.
И Малфой решил, что инцидент исчерпан. Но уже на следующий день он получил от сына полное горя и обиды письмо о том, что Альбусу запретили с ним общаться, и он совсем один и ему плохо.
Драко написал Скорпу ободряющее письмо о том, что вокруг огромное количество других замечательных детей, и можно дружить с кем-угодно помимо Альбуса, который поступает не по-дружески.
Однако Скорпиус ответил еще более расстроено. Он не хотел других друзей, тосковал по Альбусу, и школа казалась ему совсем невыносимой. Драко всерьез задумался о том, чтобы забрать Скорпа домой. Он сам сможет его всему научить, и они будут только вдвоем, намного счастливее всех остальных.
Однако Малфой взял себя в руки. Он был не самым блестящим учеником и не сможет полностью заменить сыну школу. Да и к тому же закрыть его в поместье в обществе только лишь отца, когда подросток должен общаться со сверстниками, вряд ли было лучшим решением. Поэтому Драко собрал волю в кулак и отправился к Поттерам.
Он постучал в дверь, распираемый от негодования, однако умел его скрывать. Его выдавало только непрерывное покручивание трости, но здесь не было людей настолько хорошо его знавших.
Ему открыла Джинни. Она почти не выказала удивления и проводила его на кухню, где сидел насупившийся Гарри Поттер. Было похоже, что он прервал ссору.
‒ Я не мог дольше ждать, ‒ начал Малфой, обращаясь к Гарри.
‒ Я чем-то могу помочь? ‒ Поттер не был любезен. Даже не предложил сесть. Поэтому Драко сам устроился на стуле за кухонным столом, без приглашения.
‒ Я здесь не для того, чтобы с тобой ссорится. Но мой сын очень растроен, я его отец, и я здесь, чтобы спросить, почему ты разлучил лучших друзей?
‒ Я их не разлучал, ‒ попытался откреститься Поттер. Но Скорпиус хорошо ввел отца в курс дела.
‒ Ты изменил школьное расписание, ты запугал и учителей, и самого Альбуса. Почему?
Поттер долго смотрел на Малфоя и только потом ответил:
‒ Я должен защитить своего сына.
‒ От Скорпиуса? ‒ не поверил Драко. Уж каким-каким, а угрожающим его сын точно не выглядел.
‒ Бейн сказал мне, что чувствует тьму вокруг моего сына. Около моего сына.
Звучало это бредово.
‒ Что ты подразумеваешь под этим, Поттер?
‒ Ты уверен… ты правда уверен, что он твой?
Повисло убийственное молчание. Драко чувствовал, что теряет самообладание. Эти мерзкие слухи всегда вгоняли его в бешенство.
‒ Ты возьмешь свои слова назад… прямо сейчас.
Но Поттер слов назад не взял, только смотрел на Малфоя, словно пытаясь что-то в нем найти. Поэтому разгневанный Драко выхватил волшебную палочку.
‒ Ты не хочешь этого делать, ‒ произнес Поттер.
‒ Нет, хочу, ‒ пелена гнева мешала мыслить. Никто не смеет обвинять их с Гермионой сына в родстве с Темным Лордом. НИКТО! И особенно Поттер!
‒ Я не хочу причинять тебе вреда, Драко, ‒ благородно заявил Гарри.
‒ Как интересно! Потому что я хочу причинить тебе вред, ‒ отбрил его Малфой.
Оба встали напротив друг друга с поднятыми волшебными палочками. Как дуэлянты. Хотя магическая дуэль между ними могла состояться еще на первом курсе, но не состоялась.
‒ Экспеллиармус! ‒ выкрикнули они хором, и заклинания отразили друг друга.
‒ Инкарцеро! ‒ крикнул Драко. Но Гарри смог отразить заклинание.
‒ Таранталлегра! ‒ но Малфой успел отскочить. ‒ А ты практиковался, Драко.
‒ А ты стал медлительным, Поттер. Денсагео!
Но Гарри снова отскочил. И выкрикнул: «Риктусемпра». Малфой использовал стул в качестве щита. Заклинание отскочило.
‒ Флипендо! ‒ крикнул Малфой. Гарри завертелся в воздухе. Драко усмехнулся: ‒ Сдавайся, старикашка!
‒ Мы одного возраста, ‒ ответил Гарри.
‒ Я сохранился лучше, ‒ но гнев уже отступал.
‒ Брахиабиндо! ‒ и язык Драко завязался узлом, но он быстро переборол это.
‒ И это все, что ты можешь? Эмансипер! Левикорпус! ‒ Гарри подлетел вверх тормашками. ‒ Мобиликорпус! Ох, это слишком смешно!
Драко подкидывал Гарри над столом, и когда Поттер скатился со столешницы, Малфой на нее запрыгнул. Но когда он уже приготовился колдовать дальше, Поттер выкрикнул: «Обскуро!», ‒ и Драко повалился на пол. Оба вскочили. Гарри бросил в него стулом. Драко успел замедлить стул с помощью магии.
‒ Я вышла три минуты назад! ‒ разорвал тишину голос Джинни. Она приказала зависшему в воздухе стулу опуститься на пол. ‒ Что я пропустила?
Драко сухо смотрел на нее, но появление Джинни разрядило обстановку. Гарри и Драко сели по разные стороны стола.
‒ Прости за кухню, Джинни, ‒ проявил вежливость, Малфой.
‒ О, это не моя кухня. Готовит в основном Гарри, ‒ заявила она тоном светской беседы.
‒ Скорпиус. Особенно с тех пор как умерла Астория. Я даже передать словами не могу, как на него подействовала эта потеря. Я не могу достучаться до него, когда мы начинаем говорить об этом. Ты не можешь поговорить с Альбусом, я не могу поговорить со Скорпиусом. Вот я о чем. А не о том, что мой сын само зло. А исходя из того, как ты воспринял слова этого заносчивого кентавра, ты все же знаешь силу дружбы.
‒ Драко, то, что ты думаешь… ‒ но Поттер так и не смог договорить, возможно, сам не знал, что хочет сказать.
‒ Я всегда вам завидывал. Ты знаешь… Уизли и Грэйнджер. А у меня были только…
‒ Крэбб и Гойл, ‒ подсказала Джинни.
‒ Два дурака, которые бы не отличили одного конца метлы от другого, ‒ горько усмехнулся Малфой. ‒ Вы… ваша троица…вы светились, ты знал? Вы нравились друг другу. Вам было весело. Я завидовал вашей дружбе больше, чем чему бы то ни было другому.
‒ Я им тоже завидовала, ‒ откликнулась Джинни. И Малфою стало немного легче.
‒ Но я должен его защитить… ‒ все-таки ухватился за свою дурацкую идею Поттер.
‒ Мой отец думал, что защищает меня. Большую часть времени. Я думаю, ты должен сделать выбор, как тот человек, которым ты хочешь быть. И я говорю тебе, что в тот момент, когда тебе нужен родитель или друг. И если ты научен ненавидеть родителя, и у тебя нет друзей. То ты абсолютно одинок. А быть одиноким очень тяжело. Я был одинок. И это толкнуло меня на темный путь. Надолго. Том Реддл тоже был одиноким ребенком. Ты можешь этого не понимать. Но я понимаю. И думаю, Джинни тоже понимает.
‒ Он прав, ‒ поддержала его Джинни. И Драко почувствовал, что она ему симпатична.
‒ Том Реддл не выбрался из своей темноты. И он стал лордом Волан-де-Мортом. Может быть та тьма, которую видел Бейн, это одиночество Альбуса. Его боль. Его ненависть. Не потеряй мальчика. Ты потом об этом пожалеешь. И он тоже. Потому что ты ему нужен, и Скорпиус, независимо от того осознает он это сейчас или нет.
Поттер долго смотрел на Малфоя. Молчание снова прервала Джинни.
‒ Гарри, ты возьмешь летучий порох или лучше я?
Гермионе казалось, что все затихло. Даже миграции великанов на какое-то время притихли. Целая неделя благословенной тишины. Разве что оставалась загадка со странным поведением Рона в Министерстве. Сам он утверждал, что вернулся домой и лег спать. С его слов получалось, что в ту ночь он не посещал Министерства магии, не пытался не пустить супругу в ее кабинет и не предлагал ей весьма странный выбор между ребенком и каникулами. Причем выглядел он в момент этого разговора настолько недоуменно, что сомнений в его искренности не оставалось. Это был кто-то другой под Оборотным зельем.
Всю неделю вокруг Гермионы вертелись мысли о прошлом. Она осознала, что всю жизнь ждала благоприятного момента для себя. Словно все время готовилось жить. Училась для чего-то, стремилась к высотам карьерной лестницы, даже выходила замуж и рожала детей. И все равно не жила, а готовилась жить. Репетировала.
И только теперь окончательно пришло осознание. Школа давно закончилась, большинство знаний так и остались невостребованными, вовсе не стоило так убиваться из-за уроков и экзаменов, стоило просто наслаждаться детством, а Гермиона этого не делала. С ее свадьбы прошло семнадцать лет. Огромный срок! Но к Рону осталась только дружеская теплота. Они так и не познали вдвоем ни всепоглащающей страсти, ни духовной близости, ничего… В какой-то момент Гермиона даже подумала, что с Роном ее связывает ровно столько же, сколько с Гарри, за тем единственным исключением, что Гарри она никогда не видела голым. Но разве это достижение? Помимо обрзования и брака у Гермионы было еще трое детей. Двоих из них она растила, но никогда не была с ними близка, так никогда и не испытала всепоглащающей радости материнства. Третьего же она совсем не знала. Огромное преступление перед самой собой, она продала собственного сына за статус, который оказался фикцией. Ну, и конечно сама должность! Гермиона так стремилась ее занять, и что? Счастлива она теперь? Нет! И тысячу раз нет. Оказалось, что самое главное то и потерялось в потоке подготовки к жизни.
Отчетливее всего Гермиона поняла это, когда Драко выгнал ее. Все это время в ее сердце всегда находился уголок для интереса к его жизни, к нему, для тех тлеющих угольков, что остались от их любви. И вот оказалось, что только она так цепляется за прошлое. Сам Драко ничего к ней не чувствует. Единственная настоящая любовь Гермионы Грэйнджер растоптана окончательно. Что еще было важно? Дети. И Гермиона упустила детство всех своих детей, пока рвалась за карьерой. А что же теперь? Близится старость, в которой она поймет, что все действительно необходимое она обошла стороной.
Сообщение от профессора МакГонагалл о том, что Альбус и Скорпиус снова исчезли, вырвало ее как раз из таких мыслей. Правда, почти сразу прилетела сова, что мальчишки нашлись. Они украли Маховик Времени и путешествовали в прошлое. У Гермионы дух перехватило от ужаса. Она должна была сама разобраться.
Документы были тут же отложено неровной стопкой. Они никогда не переводились. Гермиона давно поняла, что даже если посвящать бумажкам все свое время, они все равно не кончаются. Так что можно не сильно напрягаться.
Она попросила Этель перенести все назначенные на остаток дня встречи и трансгрессировала к воротам Хогвартса. Ее встретили молчаливые каменные вепри на двух столбах у ворот. Резные створки послушно открылись перед министром магии. Гермиона поспешила по знакомой лужайке к замку, а потом и в кабинет директора. Здесь она знала каждый пригорок, каждый поворот. Шесть счастливых и полных событий лет провела она в Хогвартсе, для подростка — это целая жизнь. Школа вынянчила ее, сформировала как личность. Да и не только ее.
Горгулья шагнула в сторону, пропуская Гермиону в кабинет. Даже не постучав, она вошла. Здесь уже сидели Гарри, Джинни и Драко. Альбус и Скорпиус стояли, склонив головы, а над ними нависала профессор МакГонагалл.
‒ Что я пропустила?
‒ Вежливость требует стучать, когда входишь в комнату, Гермиона Грейнджер, возможно, вы пропустили именно это, ‒ одернула ее директриса.
‒ Оу, ‒ она не ожидала подобного приема и даже не нашлась, что сказать.
‒ Если бы я могла оставить вас после уроков, то оставила бы, министр. Хранить Маховики Времени — глупейшая из идей!
‒ В свою защиту… ‒ начала Гермиона, но защититься ей не дали.
‒ В книжному шкафу! Вы хранили их в книжном шкафу! Это смешно! ‒ продолжала бушевать МакГонагалл.
‒ Минерва, ‒ она набрала в грудь побольше воздуха. ‒ Профессор МакГонагалл…
‒ Твоих детей не существовало! ‒ Гермиона не ответила. После всего того, что она не сделала для Розы и Хьюго, она еще и поставила под угрозу само их существование. Хороша мать, ничего не скажешь. ‒ И это случилось в моей школе. На моих глазах. После всего, что Дамблдор сделал, как я это переживу…
‒ Я знаю, ‒ Гермиона была готова сквозь землю провалиться.
Директор перевела дух и обратилась к мальчикам:
‒ Ваши попытки спасти Седрика были благородными, но безрассудными. Может показаться, будто вы были храбрыми, вы, Скорпиус, и вы, Альбус, но урок, на который даже ваш отец не всегда обращает внимание, в том, что храбрость не искупает глупость. Всегда думайте. Думайте о последствиях. Мир под контролем Волан-де-Морта…
‒ Ужасный мир, ‒ выдавил Скорпиус.
‒ Вы так молоды, ‒ уже мягче протянула профессор МакГонагалл, после чего подняла глаза на Гермиону, Драко, Гарри и Джинни. ‒ И вы тоже очень молоды. Вы понятия не имеете, как страшны магические войны. Вы были… опрометчивы…в нашем мире некоторые люди… дорогие друзья, мои и ваши, пожертвовали очень многим, чтобы создать этот мир и защитить.
‒ Да, профессор, ‒ в один голос ответили Альбус и Скорпиус.
‒ Идите, ‒ махнула им МакГонагалл. ‒ Все вы. И найдите мне Маховик Времени.
Гермиона ушла следом за всеми, не в силах поднять глаза на своего бывшего декана. В горле стоял ком от ощущения собственной вины. Она могла все испортить. Столько людей могли погибнуть напрасно из-за ее самонадеянности!
Гермиона отправилась домой. Все равно все встречи были отменены. Ей нужно было побыть одной, да и рабочий день уже подходил к концу. Она так и просидела несколько часов, опустив лицо в ладони, так и не понимая, в какой момент она оступилась, причем оступилась настолько, что вся ее жизнь пошла наперекосяк.
Рон вернулся вечером поздно, когда Гермиона уже спала.
Утром он пришел через камин вслед за ней в ее кабинет в Министерство с миской овсянки в руке. Ему явно хотелось поговорить.
‒ Я даже представить этого не могу, правда, ‒ проговорил он с полным ртом. ‒ Есть реальности, в которых мы даже, ты знаешь, не женаты…
Он произнес это так, словно отсутсвие их свадьбы рушило всю Вселенную. И, наверно, для него так оно и было. Но не для Гермионы.
‒ Рон, чтобы это ни было, у меня есть десять минут, прежде чем гоблины придут по поводу безопасности в Гринготтсе, ‒ это совещание было довольно срочным, и Этель и так пришлось перенести его со вчерашнего дня на сегодня.
‒ Я имею в виду, даже будучи вместе так долго… будучи женатыми так долго… Я имею в виду, так долго…
‒ Если так ты хочешь сказать, что хочешь сделать перерыв, то я проткну тебя вот этим пером! ‒ и Гермиона действительно взяла со стола гусиное перо, которым недавно писала. Да, она и сама запуталась в своих чувствах к Рону, но слышать от него даже о временном перерыве отношений, была сейчас не в силах.
‒ Замолчи. Можешь ты хоть раз помолчать? Я наоборот, хочу освежить наш брак. Я читал об этом. Обновление брака. Что ты об этом думаешь?
‒ Ты хочешь снова на мне жениться? ‒ Гермиона не верила своим ушам.
‒ Ну, мы были очень молоды, когда женились первый раз, и я был очень пьян… Честно говоря, я почти ничего не помню. Правда, я люблю тебя, Гермиона Грэйнджер, и скажу это сколько угодно раз. И я бы хотел получить возможность сказать это перед всеми. Еще раз. Трезвый.
Гермиона улыбнулась, притянула его к себе и поцеловала. Может, еще не все потеряно? Может, ее брак можно реанимировать?
‒ Ты такой милый.
‒ У тебя привкус ириски, ‒ улыбнулся ей в губы Рон.
Гермиона рассмеялась. И именно в этот момент в ее кабинет ввалились Гарри, Джинни и Драко. По лицу Малфоябыло ясно, что ему было противно видеть, как Гермиона и Рон снова пытались поцеловаться, но это продлилось лишь мгновение.
‒ Гарри, Джинни и … о, Драко,.. как приятно вас видеть… ‒ Гермиона пыталась подобрать слова.
‒ Сны. Они снова начались, ну, они и не прекращались, ‒ выпалил Гарри. Гермиона сразу стала серьезной.
‒ И Альбус пропал. Снова, ‒ почти выкрикнула Джинни.
‒ И Скорпиус тоже. Мы заставили МакГонагалл проверить в школе. Их там нет, ‒ выпалил Драко. Сразу стало ясно, что из-за пропажи сына он беспокоиться намного сильнее, чем из-за поцелуев его матери с ее мужем.
‒ Я сейчас же соберу мракоборцев, я… ‒ начала лихорадочно соображать Гермиона.
‒ Не надо, все в порядке, ‒ прервал ее Рон. ‒ Я видел Альбуса прошлой ночью. С ним все в порядке.
‒ Где? ‒ взвился Драко.
‒ Я пропустил пару стаканчиков огневиски с Невиллом в Хогсмиде… ну, вы знаете… И мы возвращались домой… Довольно поздно, на самом деле. И мы рассуждали, где бы я мог воспользоваться Летучим порохом, потому что когда ты малость выпьешь, тебе уже не хочется трансгрессировать…
‒ Рон, ты можешь перейти к делу, прежде мы все тебя придушим? ‒ прошипела Джинни.
‒ Он не сбежал… Он нашел себе девушку постарше… ‒ наконец, высказался Рон.
‒ Девочку постарше? ‒ недоуменно переспросил Гарри.
‒ И милашку, могу я сказать… Вьющиеся светлые волосы. Я видел их на крыше вместе, около совятни вместе со Скорпиусом. Приятно видеть, как хорошо работает мое приворотное зелье.
‒ Ее волосы были серебряными или голубыми? ‒ зачем-то переспросил Гарри.
‒ Серебряными, голубыми… ‒ промямлил Рон.
‒ Он говорил о Дельфи Диггори, племяннице Амоса Диггори, ‒ догадался Гарри.
‒ Это снова о Седрике? ‒ переспросила Джинни.
Все задумались. Гермиона лихорадочно соображала. Маховик Времени они так и не нашли. Никто никогда не слышал ни о какой племяннице Амоса Диггори…
‒ Этель! Отмени гоблинов! ‒ выкрикнула она в приемную, открыв дверь. Дело принимало плохой оборот.
Для Драко Малфоя эти несколько недель стали катастрофой. То, что творилось со Скорпиусом, и злило, и расстраивало. Сын пропадал, заставляя ужасно нервничать, и одновременно страдал от потери лучшего друга. Драко стремился помочь, но запутывался еще больше. Жизнь затянула его в зыбучие пески.
На фоне очереднй пропажи Скорпиуса даже наглядное подтверждение любви между Роном Уизли и Гермионой прошло относительно незаметно. Какое ему было дело теперь до своей поруганной любви, если его сын снова исчез, ему грозила опасность. Все остальное просто не имело значения.
Из Министерства Магии Драко вместе с Поттером направились в Дом для престарелых волшебников имени святого Освальда. Там жил Амос Диггори. Малфой уже знал эту историю: старик, потерявший сына по вине Темного Лорда, узнал как-то о Маховике Времени, сохранившемся у Гермионы. Диггори надеялся на помощь Поттера, но тот его откровенно послал. А вот Альбус пожалел старика, взбаламутил Скорпиуса и вместе с ним вмешался во время. Они благородно и абсолютно бессмысленно пытались спасти Седрика Диггори.
Дом святого Освальда производил на Малфоя удручающее впечатление своей обшарпанностью. Здесь пахло капустой и безнадежностью. Драко поежился. Поттер никаких сомнений не испытывал. Он распахнул дверь в крохотную комнатушку, где теперь ютился Амос Диггори.
‒ Где они? ‒ с порога выкрикнул он, наставляя палочку на плешивого старика в очках и ношеном халате, который недоуменно смотрел на него с кровати.
‒ Гарри Поттер! Что я могу для вас сделать, сэр? И Драко Малфой. Я польщен, ‒ однако польщенным их визитом Диггори вовсе не выглядел.
‒ Я знаю, как ты использовал моего сына, ‒ прошипел Поттер. Лицо Амоса не дрогнуло.
‒ Я использовал вашего сына? Нет, сэр… Это вы использовали моего прекрасного сына, ‒ надреснутый голос Диггори задрожал, а глаза сощурились.
‒ Скажи нам, сейчас же, ‒ не выдержал Драко. ‒ Где Альбус и Скорпиус? Или столкнешься с печальнейшими последствиями…
‒ Но откуда мне знать, где они? ‒ Диггори, кажется, искренне не понимал.
‒ Не разыгрывай простачка, старик. Мы знаем, что ты посылал им сов, ‒ попытался еще раз Драко.
‒ Я ничего подобного не делал, ‒ Диггори выглядел удивленным. Это сбивало Драко с толку.
‒ Амос, ты еще не слишком стар для Азкабана, ‒ начал Поттер рассерженно. ‒ Последний раз их видели в Хогвартсе с твоей племянницей, потом они исчезли.
‒ Я не имею представления, о чем ты… Стоп, моя племянница? ‒ Диггори выглядел удивленным.
‒ Нет, таких глубин, в которых я тебя не утоплю… ‒ угрожающе начал Гарри, но тоже стушевался. ‒ Да, твоя племмяница, ты будешь отрицать, что она действовала по твоим инструкциям?
‒ Да, буду! У меня нет племянницы, ‒ огорошил Гарри и Драко Диггори.
‒ Нет, есть, она за тобой здесь ухаживает… Дельфи Диггори, ‒ Драко уже ничего не понимал, но все же попытался в последний раз.
‒ Я знаю, что у меня нет племянницы, поскольку у меня нет ни братьев, ни сестер. И у жены моей их тоже нет, ‒ отчеканил Амос Диггори.
‒ Мы должны выяснить, кто она… Немедленно! ‒ произнес Драко, обернувшись к Поттеру. Все тело его холодело от страха за сына.
Вместе они вышли из комнаты Амоса Диггори.
‒ Надо найти ее комнату, может, хоть с тем, что она работает здесь, Дельфи не наврала, ‒ предложил Поттер. Драко кивнул. Ему было страшно. Когда они что-то делали, страх немного отступал. Пока выясняли, кто видел Дельфи, и где она жила, к ним присоединились Рон, Гермиона и Джинни. Дело пошло быстрее.
Скоро они уже шли по коридору Дома для престарелых волшебников к ее комнате. Драко шел последним. Гермиона отстала, чтобы поравняться с ним и крепко сжать его руку.
‒ Все будет хорошо. Мы найдем их, ‒ шепнула она.
Малфой почувствовал, что ее присутствие успокаивает. Любые трудности было проще пережить рядом с кипучей энергией Гермионы. Но ей он этого не сказал. Зачем? Между ними все уже было кончено и ничего больше точно не будет. Так зачем создавать видимость? Ту любовь, что когда-то жила в их сердцах, нельзя поменять на улыбки и рукопожатия украдкой. Это лишь суррогат.
Гермиона, кажется, поняла это по его взгляду и быстро догнала Рона. Видеть их вместе было неприятнее, чем Малфой готов был признаться, но сейчас его больше занимал Скорпиус. Единственный близкий ему человек.
Они вошли и огляделись в обитой дубовыми панелями комнате, очень простой и какой-то обезличенной.
‒ Она, должно быть, наложила на него Конфундус. На них на всех. Она притворялась сиделкой, притворялась его племянницей, ‒ задумчиво протянул Поттер.
‒ Я как раз проверила в Министерстве. О ней нет никаких записей. Она как тень, ‒ ответила Гермиона, и голос ее прозвучал непривычно тихо и испуганно.
‒ Спешиалис Ревелио! ‒ произнес Драко, поднимая волшебную палочку. Поговорить можно было и в другой раз. Ничего не произошло. Но все повернулись к нему. ‒ Стоило попытаться. Чего вы ждете? Мы ничего не знаем, остается надеяться, что эта комната что-то скрывает.
‒ Где она могла что-то спрятать? Комната как у спартанца! ‒ ответила ему Джинни. И она была права. Спальня таинственной Дельфи Диггори выглядела как обезличенная больничная палата, без малейшего налета личности хозяйки.
‒ Панели, эти панели могут что-то скрывать, ‒ предположил Рон.
‒ Или кровать, ‒ Драко хотел делать хоть что-нибудь.
Он принялся потрошить кровать, Джинни взялась за лампу, остальные начали исследовать панели.
‒ Что же ты прячешь? Что у тебя есть такого..? ‒ бормотал Рон при поиске.
‒ Может быть, нам всем стоит остановиться и подумать, ‒ предложила Гермиона, но тут же обернулась. ‒ Что?
Джинни откручивала стеклянный плафон от масляной лампы. Раздался звук, как от выдоха, а дальше зазвучали шипящие слова.
‒ Что это такое? ‒ визгливо повторила Гермиона.
‒ Это язык змей, ‒ ответил Гарри, но это и так было уже всем очевидно.
‒ И что они говорят? ‒ спросила у него Гермиона.
‒ Как я..? Я не могу понимать язык змей со смерти Волан-де-Морта!
Драко дернулся. Ему все еще было неприятно слышать это имя.
‒ И шрам не болел, ‒ осадила его Гермиона.
Они с Поттером какое-то время смотрели друг на друга. А потом Поттер все же перевел.
‒ Там говорится: «Добро пожаловать, Авгур». Я думаю, я должен это сказать, чтобы открыть.
‒ Так скажи, ‒ резко выплюнул Малфой, которому все это крайне не нравилось.
Поттер закрыл глаза и что-то прошипел. Комната преобразилась, стала темнее. На стенах появились светящиеся изображения змей и слова.
‒ Что это?
Но всем и так было ясно. Перед ними было пророчество. Вслух его прочитал Рон Уизли.
‒ «Когда лишний будет спасен, когда время повернется вспять, когда незамеченные дети убьют своих отцов ‒ тогда вернется Темный Лорд»
‒ Пророчество. Новое пророчество, ‒ произнесла очевидное Джинни.
‒ Седрик. Седрик был лишней жертвой, ‒ заметила Гермиона.
‒ Когда время повернется вспять… У нее есть Маховик Времени, не так ли? ‒ задумчиво заметил Рон.
Их лица опустились. Все думали об одном и том же.
‒ Это она и делает, ‒ в ужасе прошептала Гермиона.
‒ Но зачем ей Скорпиус и Альбус? ‒ непонимающе повернулся к ней Рон.
‒ Потому что я родитель. Который не заметил собственного сына. Не понял своего ребенка, ‒ глухо отозвался Гарри Поттер.
Драко подумал о том, что он-то как раз Скорпиуса замечал и знал. Но того не знала, не видела, не замечала родная мать. Поэтому он тоже вполне мог оказаться ребенком из пророчества. Но вслух он сказал другое.
‒ Кто она? Кого это так преследует?
‒ Кажется, я знаю ответ, ‒ произнесла Джинни. Все повернулись к ней. Она показала пальцем выше. И лица их побледнели от страха. Покругу под потолком повторялись скрытые ранее слова, ужасные слова: «Я приведу Тьму к возрождению. Я верну моего отца».
‒ Нет! ‒ выдохнул Рон. ‒ Она не может быть…
‒ Как это может быть возможным? ‒ судя по лицу, Гермиона думала в этот момент исключительно о физиологии.
‒ У Волан-де-Морта была дочь? ‒ Малфой сам не заметил, как назвал Темного Лорда по имени. Видимо, присутствие героев войны так на него влияло. Или огневиски выжег весь его страх перед былым Повелителем.
‒ Нет, нет, нет. Только не это. Что-угодно только не это, ‒ в ужасе бормотал Гарри.
Драко почувствовал, как ледяной холод сковал его сердце. Сейчас он не отказался бы от ободряющей руки Гермионы, но она и сама была в ужасе.
Спустя полчаса Гермиона, Рон, Гарри с Джинни и Драко собрались в большом зале заседаний Министерства Магии. Вокруг них сидело огромное количество волшебников и волшебниц. Все они были удивлены подобной срочностью.
Гермиона, все еще не пришедшая в себя, поднялась на сцену. Всего один взмах рукой, и зал погрузился в тишину, приготовившись слушать.
‒ Спасибо. Мне очень приятно, что столь многие из вас смогли прийти на мое… уже второе… Внеочередное Совещание. Мне очень много нужно вам сказать. Попрошу задавать вопросы после того, как я закончу. Как многие из вас знают, в Хогвартсе было найдено тело. Имя этого человека — Крейг Боукер. Он был хорошим парнем. У нас нет никакой достоверной информации о том, кто ответственен за это, но вчера расследование привело нас к святому Освальду. Комната там скрывала две вещи. Первое, новое пророчество, которое обещает возвращение тьмы, и второе, написанное утверждение о том, что Темный Лорд… что Волан-де-Морт имел ребенка.
В зале поднялся гул голосов, но Гермиона продолжала. Драко гордился ее стойкостью в этот момент. Сам бы он не совладал с голосом.
‒ Мы не знаем всех деталей. Мы только ведем расследование, выясняем связи с Пожирателями Смерти. И пока никаких записей, ни о пророчестве, ни о ребенке найдено не было. Но это выглядит как что-то искусственное. Кто-то постарался скрыть этого ребенка от волшебного мира. И теперь она…
‒ Она? Дочь? У него была дочь? ‒ перебила Гермиону профессор МакГонагалл.
‒ Да. Дочь, ‒ кивнула министр магии.
‒ И сейчас она под опекой? ‒ уточнила директор Хогвартса.
‒ Профессор, она просила не задавать вопросов, ‒ напомнил Гарри Поттер.
‒ Отлично, Гарри. Нет, профеесор, все хуже. Я боюсь, что мы не можем отдать ее под опеку. Или остановить ее. Она вне нашей досягаемости.
‒ Мы не можем… найти ее? ‒ не поняла профессор МакГонагалл.
‒ У нас есть основания полагать, что она скрыла себя… во времени.
‒ После всех глупейших идей, ты даже сейчас сохранила Маховик Времени? ‒ глаза профессора полыхнули гневом.
‒ Профессор, уверяю вас…
‒ Стыд и позор тебе, Гермиона Грейнджер! ‒ выкрикнула профессор МакГонагалл.
‒ Нет, она этого не заслуживает, ‒ встрял Гарри Поттер. ‒ У вас есть право сердиться. У всех вас. Но не все это вина Гермионы. Мы не знаем, как эта ведьма завладела Маховиком Времени. Возможно, мой сын отдал ей его.
‒ Возможно, наш сын отдал ей его. А возможно, она украла его у него, ‒ поправила мужа Джинни.
‒ Ваша солидарность заслуживает восхищения, однако это не делает вашу оплошность менее существенной, ‒ сердито поджала губы профессор МакГонагалл.
‒ И эта оплошность касается и меня тоже, ‒ Драко встал и вышел на сцену к Гермионе, Гарри и Джинни. Неожиданно осознав, что его сын не только подружился с Альбусом, но и его, своего отца, заставил сойтись с командой Поттера. ‒ Гарри и Гермиона не сделали ничего плохого. Они старались защитить нас всех. Если они в этом виноваты, то я с ними.
Спустя мгновение к ним присоединился Рон Уизли.
‒ Только скажу, что знаю об этом не так много, чтобы брать на себя ответственность. И я абсолютно уверен, что мои дети в этом не участвовали. Но, если все они стоят здесь, то я с ними.
‒ Никто не знает, где они. Вместе ли или разделились. Я верю, что наши сыновья сделают все, чтобы ее остановить… ‒ горячо произнесла Джинни.
‒ Мы их не бросим, ‒ встряла Гермиона. ‒ Мы отправимся к великанам. К троллям. Ко всем, кого найдем. Мракоборцы уже вылетели, говорить со всеми, у кого могут быть секреты, и, следуя за кем, мы сможем эти секреты раскрыть.
‒ Но есть правда, от которой мы не можем спрятаться, ‒ высокопарно начал Гарри. ‒ Где-то в нашем прошлом, ведьма старается переписать все, что мы знаем. И все, что мы можем сделать, это ждать, ждать момента, когда она преуспеет или не достигнет цели.
‒ И если она преуспеет? ‒ спросила профессор МакГонагалл.
‒ Тогда… Большинство людей из этой комнаты исчезнут. Мы не будем больше существовать. И Волан-де-Морт снова будет править.
В зале повисла жуткая, давящая тишина, пахнущая страхом всех собравшихся волшебников.
После внеочередного совещания Драко Малфой почувствовал острую потребность умыться ледяной водой. Ему казалось, что его затянуло в страшный сон. Пропажа сына, изменение прошлого, дочь Темного Лорда… Даже в самом жутком алкогольном бреду под огневиски он не мог такого предположить! Что делать?
Драко долго стоял в мужском туалете. Холодная вода разбивалась о его бледное лицо, по которому от этого ползли нервные красные пятна. Зеркало отражало светлые волосы, залысины надо лбом, морщинки у уставших глаз. Что же делать?
И тут, под струями холодной воды из умывальника, Драко осенило. У него же был Маховик Времени! Да, хранить его было преступлением, а обнародование может повлечь еще больше ненужных вопросов о происхождении Скорпиуса. Но его сын где-то в прошлом… Напуган. И какая-то чокнутая Дельфи пытается вернуть Темного Лорда. Нельзя думать о себе и своей репутации! Надо взять Маховик, пойти к Поттеру и отправиться вслед за детьми, спасти их!
Не более получаса понадобилось Драко, чтобы через каминную сеть добраться до дома, вытащить Маховик, подаривший ему когда-то девять вырванных у жизни месяцев рядом с Гермионой, из ящика огромного письменного стола, скалой возвышающегося в бывшем кабинете его отца. И вот уже Малфой постучал в дверь министерского обиталища Поттера и вошел, не дожидаясь ответа.
Поттер сидел за столом, запустив пальцы во все еще длинные и непослушные черные волосы. Он выглядел так, как и положено выглядеть расстроенному и напуганному судьбой сына отцу. Но у Драко не было желания его жалеть.
‒ Ты знаешь, что в той другой реальности, в той, что видел Скорпиус, я был главой Отдела Магического правопорядка. Возможно, эта комната довольно скоро станет моей? ‒ Гарри Поттер поднял на него глаза совершенно измученного человека. У Драко сразу отпало желание глумиться. Хотя заставить себя заговорить о важном он все еще не мог. ‒ Ты в порядке?
Поттер сделал усилие, чтобы вынырнуть из своей апатии, но не смог.
‒ Заходи, ‒ хрипло пригласил он Малфоя. ‒ Устрою тебе экскурсию.
Драко сел напротив Поттера.
‒ Дело в том, что меня никогда не прельщала роль работника Министерства. Даже когда я был ребенком. Для моего отца это было пределом мечтаний, но не для меня.
‒ И что же ты хотел делать? ‒ интерес Поттера предсказуемо звучал наигранно. Какая ирония, что лишь общая трагедия заставляет их лучше узнавать друг друга.
‒ Играть в квиддитч. Но в этом я был недостаточно хорош. В основном, я просто хотел быть счастливым, ‒ Гарри на это лишь кивнул. Драко еще секунду всматривался в него и лишь потом сказал. ‒ Я не очень хорош и в светских разговорах, не возражаешь, если мы перейдем сразу к делу?
‒ Разумеется. Какому делу?
О, как будто у них в тот момент было что-то серьезнее пропажи их сыновей! Но Драко сдержал язвительность. Ему и так предстояло пройти по тонкому льду между правдой и ложью.
‒ Ты думаешь, у Теодора Нотта был единственный Маховик Времени?
‒ Что? ‒ Поттер даже побледнел.
‒ Тот Маховик Времени, которым завладело Министерство, был лишь прототипом, сделанным из недорогого металла. Он был способен переносить во времени лишь на пять минут. Это существенный недостаток. Его не продашь серьезному коллекционеру, заинтересованному в Темных искусствах. Мой работает.
До Поттера доходило медленно, это можно было проследить по меняющему выражению его лица.
‒ Ты им пользовался? ‒ как будто только это сейчас имело значения!
‒ Нет, ‒ Драко, разумеется, не рассказал о единственном случае, когда использовал Маховик сам. ‒ Это был Маховик моего отца. Он любил владеть вещами, которых больше ни у кого нет. Тот, которым завладело Министерство, всегда был слишком прост для него. Он хотел путешествовать в прошлое на годы. Но он им никогда не пользовался. Думаю, в глубине души он предпочитал мир без Волан-де-Морта. Но Маховик сделали для него, ‒ Малфой выдохся, ему казалось, что в какой-то мере он вывернул перед Поттером часть души.
‒ И где ты его держишь? ‒ глаза Гарри горели.
Малфой вынул Маховик из внутреннего кармана мантии и положил на стол.
‒ Никакого пятиминутного ограничения. И блестит как золотой. Как раз то, что мы, Малфои, любим, ‒ Драко даже попытался выдавить из себя улыбку.
‒ Гермиона Грейнджер была права, когда предполагала наличие второго Маховика, найдя первый, ‒ произнес Поттер. Драко сжал губы, чтобы не рассмеяться. О да, Гермиона не просто была права, она знала про этот Маховик, она видела его собственными глазами, она пользовалась им. ‒ Ты понимаешь, что за это можешь сесть в Азкабан? ‒ продолжал Поттер.
‒ Принимая во внимание альтернативу… Если люди узнают, что я могу путешествовать во времени, то слухи о моем сыне только разрастутся… Так что, можно сказать, я тебе доверяю.
‒ Скорпиус, ‒ выдохнул в ответ Поттер. Кажется, он наконец-то понял отношение Драко к сыну.
‒ Мы были способны иметь детей. Но Астория была слишком слаба. Кровное проклятие. Один из ее предков был проклят, и это передалось ей, ‒ Драко врал, но не до конца. Проклятие существовало, и именно оно убило Асторию, но и их зачатых младенцев тоже убило.
‒ Мне жаль, Драко, ‒ сочувственно вздохнул Поттер.
‒ Я не хотел рисковать ее здоровьем. Я сказал ей, что неважно прервется ли род Малфоев на нас или нет. И неважно, что говорил мой отец. Но Астория… Она не хотела ребенка ради чистой крови или славы, но хотела ребенка для нас, ‒ да, именно так все и было, но она не справилась, и Драко принес ей ребенка Гермионы. ‒ Когда родился наш сын, это подорвало здоровье Астории. Я пытался это скрыть, но это породило слухи.
Здоровье Астории было подорвано двумя выкидышами и мертвым ребенком, правда, девочкой, а не мальчиком. И, возможно, она справилась бы с этим, если б не разочарование в муже, который вместо поддержки принес ей чужого ребенка. И Драко это понимал, но не собирался никому раскрывать материнство Гермионы.
‒ Даже представить не могу, каково это, ‒ Поттер старался искренне сочувствовать. Хотя, судя по тому, что увидел Драко за все это время, хорошим отцом он не был.
‒ Астория всегда знала, что не доживет до старости. И она не хотела, чтобы я остался один, когда она меня покинет… Потому что быть Драко Малфоем очень одиноко. И у нас есть сын. Я старался уберечь его от злого, осуждающего мира. Но я и представить не мог, что слухи вокруг него будут хуже, чем вокруг меня самого.
Судя по лицу, из этих полуискренних, полуправдивых откровений Поттер вычленил и понял что-то свое. Драко надеялся, что это поможет ему спасти сына. Он сам только сейчас понял, что Скорпиус для него вдвойне сокровенен, он несет в себ частички обеих его женщин: рожденный Гермионой и выращенный Асторией.
‒ Любовь слепа. Мы оба пытались дать нашим сыновьям то, что было нужно нам, но не им. Мы были так заняты, стараясь переписать наше собственное прошлое, что не заметили их настоящего…
‒ Поэтому я и сопротивлялся, не пользовался им. Даже если бы готов был продать душу за еще одну минуту с Асторией.
И Драко понял, что, правда, хотел бы. Очень хотел бы снова увидеть жену, попросить у Астории прощения за то, что своим окаменевшим от шрамов сердцем разбил ее. Ведь тогда, в Будапеште, она любила его бескорыстно, у них могло получиться! Но Драко собственным равнодушием, а потом чужим ребенком растоптал ее любовь. В итоге сломал и себя, и ее… Словно рушил все, к чему прикасался… Только бы это не повторилось со Скорпиусом!
‒ О Драко… Но мы не можем его использовать! ‒ Гарри старался проявить сочувствие. Малфой поднял на него глаза. Несмотря на всю ложь, несмотря на все прошлое, они впервые смотрели друг на друга как друзья.
‒ Мы должны их найти, ‒ жестко произнес он. ‒ Даже если это займет века, мы все равно должны найти наших сыновей.
‒ Но мы не знаем ни где они, ни когда они… У нас нет ни малейших идей, в какое время они отправились. Ни любовь, ни Маховик времени не смогут их отыскать. Только они сами и могут нас спасти…
Драко понимал это, и все же челюсть свело от горечи. У них есть Маховик времени, но даже он не поможет. Даже пресловутая Поттеровская удача не поможет, они вынуждены сидеть, сложа руки, и ждать, пока весь их мир исчезнет и Дельфи победит. Ведь не могут же третьекурсники спасти весь мир…
Драко ушел от Поттера с тяжелым сердцем. Неужели так и сидеть? Однако тем же вечером Поттер прислал ему сову. Его сын Альбус сумел из прошлого оставить отцу послание на детском одеяльце. Драко ничего в этом не понял, но факт оставался фактом. Теперь они знали и когда, и где искать мальчиков.
Гермиона Грейнджер уже много лет не была в Годриковой впадине. За это время поселок, где процент проживающих волшебников был больше, чем где бы то ни было, кроме Хогсмида, превратился в один сплошной рынок. Кажется, магазинчики были натыканы на каждом углу. Милый, маленький, пестрый, как игрушка, туристический городок. И вот по нему под утренним солнцем шла очень странная кампания. Гермиона и Рон, Гарри и Джинни, и, конечно, Драко Малфой, которого Грейнджер-Уизли почти привыкла видеть каждый день.
‒ Кажется, мы не были тут двадцать лет, ‒ протянула Гермиона, стараясь скрыть свою тревогу.
‒ Только мне кажется, что маглов стало больше? ‒ поддержала ее Джинни.
‒ Кажется, сюда многие приезжают на выходные, ‒ ответила Гермиона, раз уж мужчины не хотели поддержать их беседу.
‒ Я, кажется, понимаю, почему… ‒ поддержал их Драко. ‒ Посмотрите на эти горбатые крыши! Тут и фермерский рынок есть.
‒ Ты помнишь, когда мы в последний раз были здесь? Кажется, в другой жизни! ‒ обратилась Гермиона к Гарри, но он лишь озирался вокруг.
‒ Воспоминания о старых временах лишь добавляют ощущений, ‒ решил сострить Рон.
‒ Можно я скажу, ‒ начал Малфой.
Но Рон Уизли его весьма грубо перебил, от чего Гермиона лишь в гневе поджала губы.
‒ Малфой, ты можешь быть на короткой ноге с Гарри, ты даже мог произвести на свет совершенно потрясающего ребенка, но ты говорил гадости о моей жене…
‒ И твоя жена вовсе не хочет, чтобы ты в это вмешивался, и может справиться сама, ‒ одернула мужа Гермиона. Ей стало стыдно за него.
‒ Ладно, ‒ не сдался Рон. ‒ Но если ты скажешь хоть что-нибудь о ней или обо мне…
Рон покраснел от гнева, который, с точки зрения Гермионы, не был ничем объясним. Поэтому она постаралась не смотреть на мужа и притворилась, что ее ужасно интересуют прелестнейшие домики английской глубинки, которых было предостаточно в центре Годриковой впадины.
‒ И что ты сделаешь, Уизли? ‒ Драко выглядел расслабленным, хотя Гермиона прекрасно понимала, что он на взводе чуть ли не больше, чем они все.
‒ Он тебя обнимет! Потому что мы все в одной команде, правда, Рон? ‒ прошипела Гермиона, уже не чая разнять нынешнего мужа и школьную любовь. Хотя вид объятий между этими двоими ее скорее напугал бы, чем позабавил.
Рон изменился в лице и покраснел. Взгляд, который он бросил на жену говорил почти о предательстве. Но она сделала вид, что не заметила.
‒ Отлично. Я… У тебя отличные волосы, Драко, ‒ Рон, наконец, понял, что о школьной вражде помнит только он.
‒ Спасибо, муж, ‒ Гермиона явно подчеркнула последнее слово, больше, правда, для себя, чем для Рона. И тут же заметила чуть скривившиеся губы Драко Малфоя. Конечно, чтобы обратить на это внимание, нужно было знать его очень хорошо. Но Гермиона почувствовала легкий укол в сердце. Что-то в этом новом Драко, способном скооперироваться даже с Гарри Поттером ради любви к сыну, все еще принадлежало ей, хоть это и сложно было назвать честным. ‒ Кажется, мы пришли, ‒ решила Гермиона разрядить обстановку и почувствовала сухость в горле от нахлынувших чувств.
Драко достал из внутреннего кармана Маховик времени. Все сгрудились вокруг него, и Маховик завертелся с бешеной скоростью…
* * *
Вся кампания оказалась в чуть пасмурном дне почти сорокалетней давности и сразу заметила беглецов.
‒ Мама! ‒ выкрикнул Альбус, глаза его загорелись облегчением.
‒ Альбус Северус Поттер! Как же мы рады тебя видеть! ‒ и Альбус кинулся в гостеприимно раскрытые объятия матери. Гарри лишь с улыбкой на них покосился.
Гермиона в этот момент наблюдала за Скорпиусом. Тихий и бледный он молча подскочил к отцу и замер.
‒ Мы тоже можем обняться, если хочешь, ‒ предложил ему Драко. Скорпиус пару мгновений смотрел на отца, а потом счастливо его приобнял. Ему явно было крайне неловко. Драко лишь улыбнулся. А Гермиона остро почувствовала, как в этот момент Скорпиусу не хватает матери. Вот только в качестве матери он знал только покойную Асторию, а ей не суждено было раскрыть ему объятия так, как Джинни раскрыла их для Альбуса.
‒ А где же Дельфи? ‒ прервал семейную идиллию Рон.
‒ Вы знаете о Дельфи? ‒ испугался Скорпиус. Было видно, что он ждет взбучки, которую считает заслуженной.
‒ Она здесь, ‒ начал сбивчиво рассказывать Альбус, обращаясь к отцу. ‒ Она хочет убить тебя, прежде чем Волан-де-Морт попробует и развоплатиться, она хочет сама убить тебя и разрушить пророчество…
‒ Да, это мы и предполагали, ‒ прервала его Гермиона. ‒ Ты знаешь, где она конкретно сейчас?
‒ Она исчезла, ‒ ответил Скорпиус, но волновало его явно другое. ‒ Но как вы… как вы… без Маховика времени…
‒ Это долгая и запутанная история Скорпиус. У нас на нее сейчас нет времени, ‒ прервал мальчика Гарри. Гермиона и Драко одновременно посмотрели на него с неодобрением. Рон этого не заметил, но заметила внимательная Джинни. Однако Гермиона уже успела собраться и взять на себя командование.
‒ Итак, время — наше преимущество. Нам нужно, чтобы все были на позициях. Сейчас Годрикова Впадина не так велика, но Дельфи может появиться с любой стороны. Нам нужно что-то, что даст хороший обзор города и при этом скроет нас. Мы не можем рисковать быть замеченными, ‒ все задумались, но идея пришла самой Гермионе. ‒ Кажется, нам подойдет церковь святого Иеронима.
Старинная англиканская церковь возвышалась над поселком как каменная глыба с темными витражными глазами. Наверно, в этом была своеобразная ирония, выслеживать «Дьявола современности» из церкви. Но ни сама Гермиона, ни ее спутники об этом не думали, слишком увязнув в напряжении и волнении.
Там они устроились на жестких церковных скамьях, спиной к алтарю. Гермиона старалась поменьше смотреть и на Драко, и на Скорпиуса, но у нее это плохо получалось. Наблюдая за сыном, она отмечала свои черты. И как только Драко удавалось скрывать ее материнство? Ведь Скорп двигался, как она, запрокидывал голову, как она, говорил с ее интонациями… В нем было неожиданно много от родной матери, которой он никогда не знал. Возможно, тайну спасало лишь то, что Скорпиус и Гермиона никогда не оказывались рядом, в их окружении сходство мог заметить лишь Альбус, но он был невнимательным, как и большинство детей.
На импровизированном совете было решено прочесать местность, осмотреться. Возможно, Дельфи тоже скрывается где-то в Годриковой Впадине, и ее удастся найти. В церкви остались Гарри, Джинни и Альбус, чтобы сохранить обзор на дом Поттеров, если вдруг остальные упустят Дельфи.
Ко всеобщему сожалению, прочесывание местности ничего не дало. К вечеру кампания снова собралась вместе.
‒ Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мы боремся, чтобы защитить Волан-де-Морта? ‒ вопрошал Рон. Как всегда неуместно оживленный.
‒ Волан-де-Морт убил бабушку и дедушку, он пытался убить папу, ‒ поддакнул ему Альбус.
‒ Верно. Дельфи не пытается убить Гарри, Дельфи пытается остановить Волан-де-Морта от попытки убить Гарри. Прекрасно, ‒ съехидничала Гермиона, нервы которой начинали сдавать.
‒ Поэтому мы просто ждем? Когда Волан-де-Морт развоплотиться? ‒ уточнил Драко.
‒ А она знает, когда он развоплотиться? ‒ уточнил Альбус. ‒ Не могла она прийти на двадцать четыре часа раньше, потому что не знает, когда и откуда он придет? В учебнике по истории, поправь меня Скорпиус, если я ошибаюсь, нет ничего о том, когда и как он прибыл в Годрикову Впадину.
‒ Ты не ошибаешься, ‒ одновременно ответили Скорпиус и Гермиона. Причем Гермиона от этого порозовела и отвернулась от внимательного взгляда Джинни.
‒ Чтоб мне провалиться! Теперь их двое! ‒ простонал Альбус.
‒ И как мы можем использовать наше преимущество? ‒ тут же встрял Драко. Видимо, он тоже остро почувствовал сходство своего сына и его родной матери и теперь старался отвлечь от этого внимание остальных.
‒ Вы знаете, в чем я действительно хорош? ‒ спросил Альбус.
‒ Ты во многом действительно хорош, ‒ вставил Гарри.
‒ В перевоплощении. Уверен, у Батильды Бегшот есть все ингридиенты для Оборотного зелья. Если кто-то из нас перевоплотиться в Волан-де-Морта, мы сможем выманить Дельфи.
‒ Чтобы использовать Оборотное зелье, нам нужны частички того, в кого хотим перевоплотиться. У тебя есть частицы Волан-де-Морта? ‒ охладил его пыл Рон.
‒ Но идея мне нравится, ‒ поддержала племянника Гермиона. Она неожиданно испытала симпатию к Альбусу, который был куда рассудительнее и мягче, чем его отец в том же возрасте.
‒ Как близко мы сможем повторить оригинал путем трансфигурации? ‒ сразу подхватил Гарри.
‒ Мы знаем, как он выглядел. У нас несколько прекрасных волшебников и волшебниц. Этого достаточно, ‒ просияла Гермиона.
‒ Ты хочешь трансфигурировать кого-то в Волан-де-Морта? ‒ переспросила Джинни. Ее нахмуренные брови выражали явное неодобрение.
‒ Это единственный путь! ‒ восторженно ответил Альбус.
‒ Так и есть, не так ли? ‒ поддержала его Гермиона.
‒ Тогда я бы хотел. Имею в виду, я должен быть им. Я, конечно, не имею в виду, что это круто быть Волан-де-Мортом. Но я самый спокойный из вас, мне легко будет его сыграть. Да и если трансфигурировать меня в Темного Лорда, я принесу меньше разрушений, чем на других ролях, сбивчиво предложил себя в волонтеры Рон.
‒ Я тоже буду волонтером, ‒ подал голос Драко. ‒ Я больше похож на Темного Лорда, без обид Рон, и больше знаю о Темной Магии…
Гермиона представила обоих своих мужчин преображенными в Волан-де-Морта и ужаснулась. Нет, она не хотела на это смотреть.
‒ Я буду волонтером, ‒ почти выкрикнула она. ‒ Это моя обязанность, как Министра магии.
‒ Может, будем тянуть жребий, ‒ пискнул Скорпиус.
‒ Ты не волонтер, Скорпиус, ‒ тут же одернул его Драко. А ГЕрмиона вовремя прикусила язык, с которого рвалась та же самая фраза.
‒ Вообще-то… ‒ вклинился Альбус.
‒ Нет, ни в коем-случае, ‒ гаркнула на него Джинни. ‒ Я думаю, вы все сумасшедшие. Я знаю, что такое его голос в моей голове. Не хотела бы, чтобы он снова был там.
‒ И все равно им придется быть мне, ‒ совершенно спокойно произнес Гарри. Все тут же повернулись к нему.
‒ Что? ‒ выдохнул Драко.
‒ Наш план сработает только, если она поверит, что это он. Без сомнений. А она использует язык змей. Я знал, что эта способность мне когда-нибудь еще пригодится. И еще… Я знаю, что такое чувствовать себя им… Я был им…
Драко, кажется, проглотил язык и не нашел повода для воззражений. Сама Гермиона тоже чувствовала правоту друга. Но остальные постарались воспротивиться очередному приступу героизма Гарри Поттера. И первым был Рон:
‒ Ерунда! Хоть и хорошо сказанная ерунда! В любом случае, чтобы ты не собрался делать…
‒ Боюсь, ты прав, ‒ прервала мужа Гермиона, обращаясь напрямую Гарри. В его зеленых глазах она увидела бесконечную усталость. Ему до сих пор, даже в сорок лет, хотелось быть обычным, никак не связанным с Волан-де-Мортом.
‒ Гермиона, ты ошибаешься! Волан-де-Морт не… Гарри не должен… ‒ но слов Рон подобрать так и не смог.
‒ Ненавижу соглашаться с братом, но… ‒ начала Джинни.
‒ Он может выступать как Волан-де-Морт! Вечно! ‒ как ругательство выплюнул Рон.
‒ Так может сказать любой из нас. Твое предложение обосновано, но… ‒ попробовала заговорить Гермиона.
‒ Не упорствуйте, ‒ спокойно прервал их Гарри. На момент все замолчали. Гарри встретился глазами с Джинни. ‒ Я не хочу делать это вопреки твоей воле. Но я чувствую, что для меня нет другого пути.
Джинни задумалась на пару мгновений, а потом кивнула.
‒ Ты прав, ‒ было видно, как тяжело ей дались эти слова.
‒ Тогда давайте это сделаем.
Но тут всеобщее внимание привлек Драко, который все это время не спорил, а размышлял о чем-то своем.
‒ А нам не нужно обсудить, что ты будешь делать дальше?
‒ Она высматривает его, видит меня и идет ко мне… ‒ Гарри, судя по выражению лица, даже не понял вопроса.
‒ И что дальше? Вот она с тобой и что? Напоминаю тебе, что она могущественная ведьма! ‒ также меланхолично произнес Драко.
‒ Легко! Он ее схватит, и мы ее победим, ‒ отмахнулся Рон.
‒ Победим ее? ‒ Драко выговорил это так медленно, словно разговаривал с умалишенным.
Гермиона огляделась. Малфой был прав, им нужно продолжение плана. Вечерний свет падал из розового витража на пол деревенской церкви. В углу была пара дверей, которые вели в подсобные помещения и к лестнице на колокольню.
‒ Мы спрячемся за этими дверями, ‒ начала рассуждать Гермиона. ‒ Если Гарри сможет заманить ее сюда, ‒ она показала на пятно света, высвеченное витражами, ‒ то мы выскочим и не позволим ей сбежать.
‒ А затем победим ее? ‒ снова спросил Рон. Гермиона покосилась на него так, словно смотрела на клинического идиота. Даже отвечать ему не стала. ‒ Гарри, последний раз, ты уверен, что сможешь это сделать?
‒ Да, я это сделаю, ‒ Поттер постарался изобразить максимальную уверенность на лице. Собственно, другого она от него и не ожидала.
‒ Нет, слишком много «если», ‒ снова стал голосом рассудка Малфой. ‒ Слишком многое может пойти не так. Трансфигурация может не удержаться, она может разгадать план…Если она убежит от нас сейчас, кто знает, каких еще бед она натворит? Нам нужно время для конкретного, продуманного плана.
‒ Драко, поверь моему папе. Он не подведет, ‒ с детской уверенностью заявил Альбус.
‒ Палочки! ‒ скомандовала Гермиона.
Все подняли волшебные палочки. Гермиони бросила взгляд на Гарри, еще раз убеждаясь в его готовности. А потом посмотрела на Драко, его рассудительность в этом деле выгодно контрастировала с готовностью Рона кинуться в авантюру как в омут с головой. И сейчас Гермионе пришло в голову, что они с Малфоев впервые на одной стороне баррикад, сражаются против зла вместе, так как мечтали и не смогли в школе. К горлу подступил ком. А ведь в другом будущем она могла бы сейчас стоять рядом с ним и вместе радоваться, что они нашли Скорпиуса. В том будущем она не выбрала бы Рона, у нее не родились бы Роза и Хьюго. Возможно, и Министром Магии она бы не стала, но зато узнала настоящее счастье.
И ведь у них есть Маховик времени… Вот только не поменяешь прошлое настолько сильно, не сотрешь с лица земли собственных детей.
А Драко тем временем уже включился в общую трансфигурацию, и лицо его было сосредоточенным. Время оставило на нем следы, но тот рано ставший мужчиной мальчк, которого Гермиона знала по школе, все еще жил в сердце. Вот только ей уже не осталось туда доступа.
Она сглотнула и тоже произнесла заклинание. Спасение мира всегда важнее чувств. И облик Гарри таял, уступая место облику Волан-де-Морта. Старый друг становился все более и более зловещим.
И вот уже перед ними стоял Волан-де-Морт, в котором практически невозможно было узнать Гарри Поттера.
‒ Сработало? ‒ спросил он.
‒ Да… ‒ ответила Джинни, и голос прозвучал тяжело.
Немного смирившись с внешним видом Гарри Поттера, вся кампания сгрудилась у окон церкви. Сам «Волан-де-Морт» отправился на позицию. Все ждали. Дельфи должна была скоро появиться, как и настоящий Волан-де-Морт, что тоже не могло не напрягать.
Опускались сумерки. Тени, наползавшие из-под живых изгородей, навевали мысли о дементорах. Гермиона до боли в глазах вглядывалась в улицу. Где-то там была девушка, готовая разрушить их жизнь. Она сама не видела мира правления Волан-де-Морта, в котором оказался ее сын после эксперемента с Маховиком времени. Темное будущее надвигалось на них вместе с октябрьской ночью 1981 года.
Гермиона слышала, как Альбус переговаривается с Джинни у церковных скамей, но не акцентировала внимание. Она видела, как Скорпиус сосредоточено вглядывается в окно, как рядом с ним стоит Драко, и плечи его напряжены. Как же они похожи…
‒ Вот она! Вот она! Она его заметила! ‒ выкрикнул Скорпиус, и все вздрогнули.
‒ На позиции. Все, ‒ первая пришла в себя Гермиона. ‒ И помните, не выходите, пока он не приведет ее в это пятно света. У нас только один выстрел, мы не должны ее упустить!
‒ Гермиона Грейнджер! Мне отдает бесполезные приказы Гермиона Грейнджер! ‒ она повернулась к нему и поймала лишь мимолетную улыбку. Он, очевидно, думал о том же, о чем она несколько часов назад. Они ‒ на одной стороне, союзники, как когда-то хотели. ‒ И мне это нравится, ‒ добавил Драко. Гермиона подавила неуместную улыбку и поймала взгляд Джинни.
‒ Пап, ‒ позвал Скорпиус. Все попрятались за подсобными дверями.
В этот момент в церковь зашел Гарри Поттер в облике Волан-де-Морта.
‒ Кто бы за мной ни шел, уверяю, ты об этом пожалеешь! ‒ произнес Гарри. У Гермионы мороз побежал по коже от схожести голоса. Она стояла за дверью, прижатая к стене горячим торсом Рона.
Перед Гарри появилась Дельфи. Лица девушки выражало счастье, ведь встречи с отцом она ждала всю свою жизнь.
‒ Лорд Волан-де-Морт. Это я. Я следовала за тобой, ‒ воодушевленно произнесла Дельфи.
‒ Я тебя не знаю. Убирайся, ‒ весьма правдоподобно произнес Гарри. Дельфи задышала тяжелее. Было видно, как она волнуется.
‒ Я твоя дочь.
‒ Если бы ты была моей дочерью, я бы об этом знал.
Дельфи посмотрела на него умоляюще:
‒ Я из будущего. Я ребенок Беллатрисы Лестрейндж от тебя. Я родилась в поместье Малфоев перед битвой за Хогвартс. Битвой, которую ты проиграешь. Я пришла спасти тебя.
Гарри обернулся и встретился с ней глазами. Гермиона с замирающим сердцем наблюдала за этим сквозь щель между дверью и косяком.
‒ Родольфус Лестрейндж, законный муж Беллатрисы, рассказал мне, кто я, ‒ тем временем продолжала Дельфи. ‒ Он, по возвращении из Азкабана, раскрыл мне пророчество. Он думал, что мне предначертано его исполнить. Я ваша дочь, сэр.
‒ Я знаком с Беллатрисой, в твоем лице есть некоторое сходство с ней, ‒ парировал Гарри. ‒ Хоть ты и не унаследовала лучших ее черт. И все же без доказательств…
Дельфи зашипела на языке змей. Без перевода Гермиона, разумеется, ничего не понимала, но этого и не было нужно.
‒ Это твое доказательство? ‒ в лицо ей рассмеялся Гарри.
И тут случилось то, чего они не ожидали. Дельфи оторвалсь от каменного пола церкви и поднялась в воздух. Гарри в удивлении отступил.
‒ Я Авгур Темного Лорда. И я готова отдать все, что у меня есть, чтобы тебя спасти.
‒ Ты.. научилась летать… у меня? ‒ Гарри всеми силами старался не выдать своего шока, но ему это плохо удавалось.
‒ Я старалась следовать той тропой, которую ты проложил, ‒ в голосе Дельфи слышалась гордость.
‒ Я никогда раньше не встречал волшебника или ведьму равную себе.
‒ Не думай… Я не считаю себя заслуживающей тебя. Но я посвятила жизнь тому, чтобы стать ребенком, которым ты можешь гордиться.
‒ Я вижу, кто ты, и вижу, кем ты можешь стать. Моя дочь, ‒ произнес Гарри. Гермиона молча молила ему удачи и фантазии. Все шло не по плану, как и предсказывал Драко.
‒ Отец? ‒ Дельфи, кажется, не могла поверить своему счастью, и только это отделяло ее от догадки.
‒ Наша объединенная сила сможет стать безграничной.
‒ Отец…
‒ Иди сюда, на свет, чтобы я мог рассмотреть наследие моей крови.
‒ Твоя миссия — ошибка. Нападение на Гарри Поттера — ошибка. Он разрушит тебя, ‒ попыталась предупредить его Дельфи.
В этот момент рука Гарри стала снова такой же, как и всегда. Магия трансфигурации теряла силу. Он сам тоже заметил это и спрятал кисть в рукав.
‒ Он всего лишь ребенок, ‒ прозвучало это неловко.
‒ У него есть любовь матери. Твое заклинание обернется против тебя, разрушит тебя и сделает его слишком могущественным, а тебя слишком слабым. Ты будешь восстанавливаться следующие семнадцать лет, для того, чтобы снова сойтись с ним в битве. В битве, которую ты проиграешь.
Волосы Гарри стали пробиваться сквозь лысый череп Волан-де-Морта. Он накинул капюшон, чтобы скрыть это.
‒ Тогда я не буду на него нападать. Ты права, ‒ стушевавшись, произнес Гарри.
‒ Отец? ‒ Дельфи начала подозревать, это было заметно по изменившемуся выражению лица. Они упускали время.
‒ Твой план хорош. Битва окончена. Теперь иди на свет, чтобы я мог тебя рассмотреть, ‒ Гарри старался подражать голосу Волан-де-Морта, но получалось у него все хуже и хуже.
Дельфи посмотрели на двери, на самого Гарри… Ее подозрения крепли.
‒ Отец… ‒ она бросила очередной подозрительный взгляд на его лицо. ‒ Ты не Волан-де-Морт.
У Дельфи в руке появилась арбалетная стрела. Гарри встал напротив нее, как противник, готовый к сражению.
‒ Инсендио! ‒ выкрикнула Дельфи, и тут же повторил Гарри.
Стрела создала небольшой взрыв на каменных плитах пола. Другой рукой Дельфи отправила стрелы к обеим дверям, Гермиона почувствовала это по жару. Всем телом она навалилась на дверь, стремясь открыть ее, но дверь не поддавалась. Рон пытался помочь ей.
‒ Поттер. Коллопортус! ‒ выкрикнула Дельфи. Гарри бросил растерянный взгляд на двери. ‒ Что? Твои друзья хотят к тебе присоединиться, не так ли?
‒ Гарри… Гарри… ‒ кричала Гермиона, пытаясь выбраться к нему из-за двери.
‒ Она запечатала дверь с той стороны, ‒ прошипела Джинни, тоже стремящаяся встать плечом к плечу с мужем.
‒ Ладно, я и один с тобой справлюсь, ‒ ответил Гарри своим голосом, больше не притворяясь Волан-де-Мортом. Трансфигурация на нем почти расстаяла.
Гарри бросился на нее, но Дельфи оказалась сильнее. Его палочка прыгнула ей в руки, так легко, словно в танце.
‒ Как ты…? Что ты? ‒ Гарри был шокирован.
‒ Я следила за тобой долгие годы, Гарри Поттер. Я знаю тебя лучше, чем знал мой отец.
‒ Ты думаешь, что изучила мои слабости?
Гермиона, Рон и Джинни все еще пытались проломиться сквозь дверь к Гарри. Драко и Скорпиус стремились к тому же из-за другой двери.
‒ Я училась быть достойной его. Да, даже если он лучший волшебник всех времен, он бы гордился мной. Экспульсо!
Гарри покатился от нее. Вокруг по полу прыгали взрывы. Поттер заполз под скамью. На лице ее читалась паника. Гермиона почти плакала от бессилия помочь другу.
‒ Ты уползаешь от меня? ‒ издевалась Дельфи. ‒ Герой магического мира уползает словно крыса. Венгардиум Левиоса!
Скамья взмыла вверх.
‒ Вопрос в том, лучшее ли это время, чтобы убить тебя. Зная, что как только я остановлю отца от нападения, твоя гибель будет предрешена… О, как это скучно, я убью тебя!
В этот момент появился Альбус. Загадка, как он сумел выбраться. Гермиона была уверена, что он позади Джинни, но видно, это было не так.
‒ АВАДА… ‒ начала Дельфи.
‒ Папа! ‒ выкрикнул Альбус.
‒ Альбус! Нет! ‒ выкрикнул Гарри.
‒ Теперь двое! Вот это выбор! Думаю, я убью мальчика первым. Авада Кедавра!
Зеленый луч проклятия полетел в Альбуса, но Гарри оттолкнул его с дороги. Магия срекошетила от пола и разбила деревянную балку перекрытия.
‒ Думаешь, ты сильнее меня? ‒ расхохоталась Дельфи.
‒ Я? Я нет. Но мы — да, ‒ произнес Гарри. И в этот момент Альбус волшебной палочкой открыл обе двери. ‒ Я никогда не сражался один, как ты знаешь. И никогда не буду.
Гермиона вырвалась из узкой подсобки на свободу церковного зала, словно пробка из бутылки с шампанским. Ее волосы растрепались, но палочка уже целилась во врага, а губы шептали магические формулы. Дельфи вскрикнула, потому что в нее полетели заклинания Гермионы и Рона, Джинни и Драко. Какой бы сильной она ни была, она не могла победить их всех.
После нескольких ударов дочь Волан-де-Морта упала на пол.
‒ Брахиабиндо, ‒ выкрикнула Гермиона. Веревки опутали Дельфи.
Гарри навис над связанной. Он просто не мог отвести от нее глаз.
‒ Альбус, ты в порядке? ‒ спросил Поттер, не поворачиваясь.
‒ Да, пап, все хорошо.
‒ Джинни, он ранен? Я должен знать, что он в безопасности… ‒ Гарри так и не отвел глаз от Дельфи.
‒ Он настаивал. Он единственный был достаточно маленьким, чтобы пролезть в ту щель. Я не пускала! ‒ начала оправдываться Джинни.
А Гермиона и не знала, что у нее за спиной между матерью и сыном разгорелась такая драма.
‒ Просто скажи мне, в порядке ли он? ‒ продолжал допытываться Гарри, хотя сам проверить не подошел.
‒ Я в порядке, папа. Я клянусь.
И только теперь Гарри Поттер полностью сконцентрировался на Дельфи. Все остальные, даже Гермиона, замерли позади.
‒ Многие пытались ранить меня. Но моего сына… Ты пыталась ранить моего сына!
‒ Я просто хотела узнать моего отца, ‒ Дельфи не хныкала и не просила о пощаде, что делало ей честь.
‒ Ты не можешь переиначить свою жизнь. Ты всегда будешь сиротой. Это чувство никогда тебя не оставит, ‒ Гарри говорил сочувственно. Только он и мог ее понять.
‒ Только позволь мне… увидеть его…
‒ Я не могу и не позволю, ‒ Гарри был жесток.
‒ Тогда убей меня, ‒ попросила Дельфи. Поттер думал лишь мгновение.
‒ Этого я тоже сделать не могу.
‒ Что? Папа? Она опасна, ‒ выкрикнул Альбус.
Гарри повернулся и посмотрел сначала на сына, потом на Джинни.
‒ Да, она убийца. Но мы — нет.
‒ Мы должны быть лучше, чем они, ‒ поддержала его Гермиона, невольно вспоминая, чем закончилась подобная сцена в конце их третьего курса.
‒ Это раздражает, но этот урок мы выучили, ‒ подал голос Рон.
‒ Тогда заберите мою память. Заставьте меня забыть, кто я, ‒ кажется, только теперь до Дельфи дошел весь ужас ее положения.
‒ Нет, ‒ Рон встал рядом с Гарри, как в старые добрые времена. ‒ Мы вернем тебя в наше время.
‒ И ты отправишься в Азкабан. Также как твоя мать, ‒ присоединилась к ним Гермиона.
‒ Где ты и сгниешь, ‒ зло выплюнул Драко. Близко к Дельфи он, как и Джинни, однако не подошел. Они оба так и стояли рядом со своими детьми.
И тут раздался голос похожий на смерть. Такой, что все пригнулись…
‒ Гаррррри Поооооттттерррр…
‒ Что это? ‒ вскрикнул Скорпиус, закрывая уши.
‒ Нет. Нет. Не сейчас, ‒ Гарри испугался.
‒ Волан-де-Морт, ‒ ответил Рон.
‒ Отец? ‒ воспряла Дельфи.
‒ Сейчас? Здесь? ‒ Гермиона чувствовала, как сама белеет от страха.
‒ Отец! ‒ еще отчетливее выкрикнула Дельфи.
‒ Силенцио! ‒ нашелся Драко. Несчастная теперь только беззвучно открывала и закрывала рот. ‒ Венгардиум Левиоса! ‒ и Дельфи исчезла среди балок церковного купола.
‒ Он идет. Идет прямо сейчас, ‒ почти взвыл Гарри.
Тень Волан-де-Морта скользнула за окнами. Он шел к дому родителей Гарри в Гордиковой Впадине. На его плаще летела сама смерть, и все об этом знали.
Поттер беспомощно смотрел ему вслед сквозь витражи окон.
‒ Он идет убить маму и папу… И я ничего не могу сделать, чтобы остановить его.
‒ Это не правда, ‒ и Гермиона резко обернулась на эти слова Драко. Как же, оказывается, он изменился!
‒ Пап, сейчас не время, ‒ одернул его Скорпиус.
‒ Ты можешь его остановить… Но не остановишь, ‒ задумчиво произнес Альбус.
‒ Героично, ‒ выдохнул Малфой.
Джинни подошла и взяла мужа за руку.
‒ Ты не обязан смотреть. Мы можем отправляться домой.
‒ Я позволяю этому случиться… Разумеется, я обязан смотреть.
‒ Тогда мы все будем свидетелями, ‒ попыталась хоть немного поддержать его Гермиона.
‒ Мы все увидем, ‒ поддакнул Рон.
До них донесся вопль Джеймса, вспышка зеленого света озарила окна. Альбус и Джинни держали Гарри за руки с разных сторон.
‒ Там в окне мама. Я могу видеть маму, она такая красивая… ‒ Гермионе тоже хотелось закрыть глаза и заткнуть уши. Смотреть на Гарри было страшно, увидеть еще одну вспышку зеленого света — тоже. Все происходящее было еще страшнее, чем борьба с Дельфи. Сзади подошел Драко, он не трогал ее, чтобы не обратить внимания Рона, но горько-холодный запах достиг ее ноздрей и дал сил пережить.
После того, как Хагрид забрал новорожденного Гарри Поттера из руин дома, все они в тяжелом молчании отправились в свое время, прихватив и связанную онемевшую Дельфи.
Возвращение в свое время навалилось звуками и делами. Гермионе, как Министру Магии надо было отправить Дельфи в Азкабан, назначить судебное слушанье. Она поручила друзьям разбираться с возвращением Альбуса и Скорпиуса в Хогвартс, а сама занялась бюрократией.
‒ Вы как всегда заняты работой! Прощайте, миссис Грейнджер-Уизли, ‒ сухо попрощался с ней Драко Малфой, прежде чем отправиться в поместье вместе с сыном. Гермиона лишь успела кивнуть и заглянуть в серые глаза бывшего любовника. Ей показалось, что их подернула тонкая корочка льда, как лужи во дворе после ночного заморозка.
Рон предлагал помощь, но Гермиона не приняла ее. Министерская работа закрутила и позволила не думать ни об ужасе на лице Дельфи, ни о зеленых вспышках и крике Лили Поттер, ни о льдинках в глазах Драко. Гермиона занималась с людьми и документами весь тот чертов день, не давая себе выдохнуть.
Только к вечеру она осознала себя в собственном кабинете за столом. Зачарованное окно демонстрировало ночной вид на Монблан. На темной лакированной столешнице разбросаны поломанные перья и пергаменты. У стены громоздиться высокая неаккуратная стопка книг, не помешающихся в шкаф.
‒ Вы домой, министр? ‒ в дверь заглянула гладкая головка секретарши Этель.
‒ Нет, я еще поработаю, ‒ Гермиона и сама не знала, почему хочет посидеть еще. Все срочные дела сделаны, а день был трудным.
‒ Вам чего-нибудь принести?
‒ Чаю. И можешь быть свободна.
Уже через минуту перед Гермионой стояла аккуратная чашечка эрл грея. Она помешивала в ней сливки маленькой десертной ложечкой, вдыхала успокаивающий горьковатый аромат и погружалась во все треволнения прошедшего дня.
Дельфи поймана, в сердце должно бы быть удовлетворение. Они справились, в очередной раз спасли магический мир. Но Гермиона не чувствовала покоя. Сегодня Гарри мог погибнуть, все они могли, по правде говоря. И в любой момент могут. Жизнь Гермионы и ее друзей сотни раз висела на волоске, но вот сейчас ее это почему-то потрясло. В школьные годы так легко верилось, что все закончится хорошо, найдется выход. Магия казалась сказкой, в которой добро победит.
И вот сегодня Гермиона отчетливо увидело, что добро не победит, потому что его не существует, как и зла. О том, что у каждого своя правда, она думала и раньше, когда пыталась понять Драко. Но теперь это впервые казалось неважным. Нет правильной стороны, на которой все хороши, и неправильной, за которую надо прощать. Есть просто конечная жизнь и череда выборов. В войну Драко сражался на стороне Волан-де-Морта, а по факту за своих родителей, потом он действовал за себя, а сегодня — на их стороне. И каждый из этих выборов мог быть правильным или неправильным.
И в итоге важной оказывалась не эта преславутая правильность, а то, что какой-то из выборов, может и самый незначительный, станет последним. И соответственно, не даст другим совершить еще череду новых выборов. Астория Гринграсс-Малфой умерла, Седрик Диггори умер, множество других людей умерли, не успев совершить какой-то важный выбор. Чтобы она делала, если бы под зеленый луч Дельфи сегодня попал Драко? Что делал бы Малфой, если б — попала Гермиона?
В ушах стояли крики родителей Гарри, а перед глазами — мученическое выражение на его собственном лице. У него не было выбора узнать Лили и Джеймса, а у них не было выбора стать опорой для растущего сына и гордиться им.
Гермиона оставила остывший чай на столе, схватила палочку и шагнула в камин. Она боялась передумать.
* * *
Драко Малфой не хотел отпускать сына в Хогвартс. Слишком много всего случилось, чтобы снова отпускать его от себя. Если Скорп еще раз исчезнет, Драко просто не переживет.
‒ Но я должен поехать в школу! Все учатся в школе, ‒ запротестовал мальчик против отцовского решения.
‒ Не все. Ты вполне можешь учиться дома. Я найду тебе учителей.
Скорп опешил, замер и побледнел. Видно, он никогда серьезно не думал об обучении дома.
‒ Но папа, ты не можешь так поступить со мной… Не можешь запереть дома…
Драко словно ударили под дых. Вот значит, как Скорпиус все это воспринимает? Запереть?
‒ Я не хочу учиться дома. Я хочу в школу. Хочу к Альбусу…
И Драко сдулся. Конечно, он не может насильно удерживать сына рядом с собой. Сделать подростка своим врагом? Разрушить отношения, сложившиеся между ними? У Драко не было никого кроме сына и разрушить хрупкое взаимопонимание между ними он просто не мог.
‒ Тогда ты поедешь в школу, ‒ потускневшим голосом произнес Малфой-старший. Скорп охнул и бросился через гостиную и обнял отца. Теперь это было настоящее объятие, а не то, неуклюжее, при встрече в Годриковой впадине.
Уже вечером Драко отправил сына в школу через камин директорского кабинета, а сам вернулся в огромный и пустой дом. Сейчас он казался ему еще более мрачным, чем обычно. Интересно, какого это, когда в поместье живет огромная семья? Много детей? Когда все любят друг друга, все счастливы? Драко никогда здесь такого не видел. Но может ему повезет увидеть здесь в будущем семью Скорпа?
Уже в темноте он уселся в огромной неуютной гостиной у камина с бутылкой огневиски. Но не пил, понимал, что если начнет ‒ не остановиться. Эта тенденция пугала его, хотя казалась все более заманчивой.
‒ Драко! ‒ он резко обернулся. Из камина к нему вышла чуть запыленная сажей Гермиона Грейнджер.
‒ Какой сюрприз! ‒ он меньше всего ждал ее появления. ‒ Чем обязан такой чести?
И она расстерялась, видно, сама не знала, зачем пришла. Малфой качнул головой в сторону ближайшего кресла. Гермиона села на краешек, как на насест, напряглась.
‒ Я проводил сына в Хогвартс, ‒ прервал Драко молчание, так и не дождавшись этого от гостьи. ‒ Предлагал ему остаться дома, но он наотрез отказался. Рвется к Альбусу. А я теперь тут, снова один…
‒ Тебе одиноко после смерти Астории? ‒ подала голос Гермиона. Звучал он хрипло.
Малфой пожал плечами. Он не стал говорить, что ему одиноко всю жизнь, и это чувство умели развеивать только мама в детстве, до того как сломалась, сама Грейнджер и их сын.
‒ Я сама не знаю, зачем пришла. Закончила дела с отправкой Дельфи в Азкабан и началом судебного расследования, сидела в кабинете и думала о выборе. Что любой наш выбор может стать последним. И тогда делать будет уже нечего.
‒ Ты подумала, что мы все могли погибнуть сегодня?
‒ Да. Хотя, конечно, это и раньше могло случиться сотни раз. Но до этого момента я не чувствовала это так остро. Вот мы могли погибнуть там от заклинания Дельфи или Волан-де-Морта… А я так и не сказала тебе, как приятно было работать с тобой на одной стороне.
Гермиона опустила глаза, словно ничего не было в мире интереснее ее ногтей. А Малфой сидел и смотрел. Годы не сделали ее ни на йоту менее привлекательной для него. И ее присутствие словно разгоняло мрак и одиночество поместья.
‒ Мне тоже было приятно быть на одной стороне. Снова быть друзьями… ‒ Драко выдохнул это, не отрывая глаз. Гермиона вскинула голову, все кудрявые непослушные волосы были аккуратно подобраны и заколоты.
Драко поддался порыву. Он вскочил со своего места, опустился на колени перед креслом Гермионы и осторожно вытянул заколку из пучка. Все такие же буйные как и в детстве локоны рассыпались по плечам, распространяя запах яблочного шампуня и корицы.
‒ Что ты делаешь? ‒ Грейнджер опешила.
‒ Пользуюсь моментом, ‒ Драко продолжал улыбаться.
Несколько минут они просто смотрели друг на друга. Драко медленно перебирал пальцами завитки волос. Какое было бы счастье, если бы она всегда была рядом с ним. Но Скорпиус не примет в ней матери… Да и у Гермионы еще двое детей с Роном.
‒ Странная штука жизнь. Мы были вместе полтора счастливых года в школе, почти совсем дети. А потом лишь пару раз урвали у жизни короткие мгновения. И все равно то, что я чувствую с тобой, это самое чистое и самое настоящее, что было со мной в жизни, ‒ проговорил Драко. ‒ Никогда я не переставал тебя любить. Словно это моя судьба, часть меня.
‒ И меня, ‒ эхом отозвалась Гермиона. ‒ Как много лет прошло. Я ведь боялась, что ты совсем меня забыл. Каждое первое сентября искала тебя глазами на вокзале.
‒ Как же я мог тебя забыть? ‒ Драко даже рассмеялся. Его сердце рвалось к ней почти всю его жизнь. С одиннадцати лет. Он любил ее самой невозможной любовью. Забыть! Проще забыть собственное тело.
‒ Что мы сделали не так? Почему судьба не дала нам этого счастья? ‒ Гермиона лишь тихо всхлипнула.
‒ Что ты, милая! Мы узнали друг друга, мы любим друг друга! Это уже большее счастье, чем есть у многих.
Гермиона сползла с кресла на пол к Драко и обняла его, а потом поцеловала, сама, первая. И он ответил ей с жаром, какого уже и не предполагал в себе. И в ней, в любви всей его жизни расстворилось все его одиночество. Словно для покоя души не хватало только ее.
В камине потрескивал огонь, за окном ватные тучи протирали небо до чистоты. А на дубовом полу и шерстяном ковре в гостиной поместья любили друг друга мужчина и женщина. Нет, это не была самая страстная ночь в их жизни. Того любовного огня, который накрыл их обоих в Софии, им уже никогда не повторить. Тогда они были молоды и полны надежд. Но теперь, разочарованные и повзрослевшие, они способны были на большую нежность. Теперь они не выпивали друг друга до дна, а берегли, словно хрупкие хрустальные сосуды.
Но с первыми лучами рассвета волшебство единения расстаяло как туман.
‒ Ты не можешь остаться здесь, у тебя есть обязательства перед детьми, ‒ слова вырывались из горла Драко, словно царапая его.
‒ Скорпиус похож на меня, ты замечал?
‒ Конечно! Я постоянно ищу в нем тебя. И вижу. Это придает сил. Но он считает матерью Асторию.
‒ Мы не будем травмировать его правдой. Так всем будет лучше.
‒ Да. И у тебя есть Роза, и Хьюго, и муж, и Министерство…
Гермионе хотелось отправить в ад все кроме Розы и Хьюго. Пусть бы весь магический мир катился к соплохвостам. Должно же ей достаться что-то свое…
‒ Ты должна идти, а то все решат, что тебя похитили.
‒ Можно я вернусь когда-нибудь? ‒ они словно поменялиь ролями. Теперь Драко готов был быть мудрым и жертвовать их чувствами ради других. А Гермиона хотела просто любить.
‒ Даже если я скажу «нет», когда ты вернешься — выгнать не сумею, ‒ отшутился он с горечью. ‒ Мы все уже решили, когда родился Скорпиус.
‒ Да, ‒ ответила Гермиона. Но Драко не видел в ней той уверенности, что раньше. И это рушило его уверенность. А может дети переживут? И плевать на всех? Они оба не бедные люди. Уехать в путешествие по миру, пока все не утихнет. Только вдвоем. Урвать у жизни последние годы счастья. Ведь волшебники долго не стареют.
Но Гермиона не знала, что у него на уме. Она уже шагнула к камину. Мгновение и зеленое пламя летучего пороха испепелило надежду на новое начало.
Гермиона шагнула из камина в небольшую гостиную их с Роном дома. Там было тихо, на мгновение ей показалось, что ее отстутствие не замечено. Сейчас она прокрадется в кухню и притворится, словно встала завтракать пораньше. Но там горел свет, Рон сидел за столом и смотрел в чашку с остывшим кофе.
Он даже не повернул к ней головы. И так понятно, что муж с вечера ждал ее дома, беспокоился. Наверно, он послал сову в министерство, узнать, как она, может, даже сам там был…
‒ Я гуляла, ‒ соврала Гермиона, оправдываясь. ‒ Надо было переварить все случившееся вчера.
‒ И вместо того, чтобы выговориться мне, просто сбежала? Не предупредила? ‒ голос Рона дрожал от боли. Он по-прежнему на нее не смотрел.
‒ Хотелось побыть одной.
На самом деле, конечно, не одной. Но Гермиона поняла, что прогони ее Малфой, действительно, пошла бы гулять. Ей не хотелось говорить с Роном, делиться сложным переплетением чувств. Не было жажды понимания и признания. Как давно они говорили по душам? Говорили ли вообще когда-нибудь?
‒ Почему ты не прислала сову или патронуса? Почему не сообщила?
Гермиона просто пожала плечами. У нее не было ответа на этот вопрос. Просто голова ее была полна мыслей, и Рону среди них не нашлось места. Она буквально забыла о муже.
‒ Я хотел повторить нашу свадьбу, снова признаться тебе в любви, а тебе, кажется, вообще не нужно мое общество, ‒ вздохнул Рон.
Гермиона тяжело опустилась на стул рядом с ним. Она знала его многие годы, жила с ним бок о бок, воспитывала с ним двоих общих детей. Нельзя сказать, что у них не было любви. Была! Вот только иная, недостаточная для чувственного пожара.
‒ Зачем ты так говоришь? ‒ Гермиона сама не знала, зачем хотела переубедить Рона. Ведь он прав. У нее не было в нем особой потребности, не больше, чем в Гарри или Джинни. Как в хорошем друге.
‒ Потому что ты замужем за своей работой, проводишь в Министерстве больше времени, чем с нами, думаешь о чем-то своем, не хочешь этим делиться. Мы отдалились друг от друга. Когда это произошло?
Гермиона пожала плечами. Сказать, что они никогда не были близки так, как стоило мужу и жене? Сначала их сближали сердечные травмы, потом воспитание маленьких детей. Но уже несколько лет, с тех пор как Роза и Хьюго перестали требовать неусыпного внимания, у них не осталось ничего общего, кроме воспоминаний.
В школе казалось, что верного плеча достаточно для отношений, что добрый и уютный Рон станет хорошим мужем. Но жизнь показала, что этого неостаточно. Если судьба не сводит, то склеить очень сложно.
‒ Почему ты молчишь? Тебе и сейчас нечего мне сказать? ‒ голос Рона сорвался.
‒ Что я должна сказать? Мы разные. Мы давно отдалились, и я не знаю, с чего это началось. Что ты хочешь услышать?
‒ Ты меня любишь? ‒ этого вопроса Гермиона не ожидала. Слишком размытое понятие, чтобы легко ответить. Она осторожно кивнула, хотя лицо выдало неуверенность.
‒ Вот и ответ. Сама не знаешь, любишь или нет, ‒ вздохнул Рон.
Гермиона вспомнила, как всего час назад проснулась на полу гостиной Малфоев, где ее пытали больше двадцати двух лет назад, а теперь она любила на этом ковре мужчину. Вспомнила, как лучик солнца коснулся неестественно светлых волос Драко. Вспомнила, как он улыбнулся ей спросоня, от него пахло теплом одеяла и горько-холодной туалетной водой, которой он не изменил за столько лет. Вот его Гермиона любила. Как ни крути, даже в самые тяжелые времена он не покидал ни ее сердца, ни ее мыслей. После всех бед и самых окончательных расставаний Гермиона всегда возвращалась к нему, сама судьба сводила их вновь и вновь.
Спроси ее Малфой, любит ли она его, не задумалась бы. А тут… Любит ли она Рона? Как друга, как брата, как отца своих детей — да. Но как мужчину? Как часть своей души? Нет. И никогда не любила, только обманывала себя.
‒ Может, тебе взять отпуск и уехать отдохнуть одной? Сейчас никто не осудит. Съезди к морю, погуляй, подуши воздухом и подумай, ‒ говорил ей тем временем Рон. ‒ Попробуй хоть пару дней побыть наедине с собой, а не с работой. Пойми, чего ты хочешь.
‒ А чего хочешь ты? ‒ Гермиона стремилась понять мотивы Рона и не могла.
‒ Я хочу быть с тобой, любить свою жену и быть любимым ею. Но если ты меня больше не любишь, если ты сама со своими мыслями не можешь подружиться, то я готов подать на развод.
‒ Развод? ‒ Гермиону словно по голове ударили. Это ведь решение! Как к этому отнесутся их друзья? Их дети? У них же есть обязательства. ‒ А как же Роза и Хьюго?
‒ А что Роза и Хьюго? Мы от них не отказываемся. Многие дети растут у разведенных родителей. Гермиона, мы не рабы своих детей.
Это звучало как откровение. Все решения не быть рядом с Драко она принимала ради Розы и Хьюго. Даже четырнадцать лет назад, когда в первый и последний раз держала на руках Скорпиуса, Гермиона делала выбор в пользу Розы, а не Рона. И что же? Она не привязана к ребенку? Она может выбрать, не оглядываясь на детей? Эти мысли ее ошеломили.
‒ Мне, и правда, надо отдохнуть одной.
‒ Так поезжай. Ты свободна, ‒ и Рон ушел спать, оставляя ее на кухне. Дверь почти оглушительно хлопнула, отрезая утреннюю хрустальную прохладу кухни от всего остального дома. Словно так громыхнула точка в конце главы о жизни Гермионы Грейнджер-Уизли.
* * *
Спустя два дня Гермиона останавилась в маленькой маггловской гостинице в Портсмуте. Чтобы никто ей не докучал. Она поехала инкогнито, гуляла по спокойным улочкам маленького английского курорта, смотрела на бурные воды Ла-Манша, за которыми в ясную погоду проглядывала Франция.
Ей не было одиноко. Впервые за долгое время у Гермионы появилось время побыть наедине с собой, остановиться и отдохнуть. Но мысли в порядок так и не собрались. Они метались в голове, словно рвались полетать с ветром над солеными волнами пролива.
На третий день отдыха к Гермионе в Портсмут приехала Джинни. Они уселись в небольшой маггловской кофейне с видом на Ла-Манш, радуясь быть неузнанными.
‒ Тебе давно пора было взять отпуск, ‒ одобрила Джинни, пробуя капуччино. ‒ Нельзя все время работать.
‒ Рон считает, что мне нужно собраться с мыслями, ‒ призналась Гермиона. Она почти не сомневалась, что это Рон подослал сестру. В их семье, именно Джинни всегда была самой чуткой. Муж прощупывал почву, готова ли блудная жена вернуться домой? Можно ли оставить всю эту непонятную размолвку в прошлом? Вот только Гермиона и себе не могла ответить на этот вопрос, не то что Рону!
‒ Он переживает за тебя, ‒ кивнула Джинни. ‒ Кажется, Ронни становится чувствительным. Понадобилось сорок лет, чтоб он перестал быть сухарем.
Обе от души посмеялись над этим. Порыв ветра с воды бросил кудрявую прядь в лицо, и на мгновение Гермионе вспомнилось, как Драко перебирал ее волосы, в каком-то почти молитвенном экстазе. Она усилием воли прогнала от себя картинку и сказала о муже:
‒ Он предложил мне сыграть свадьбу заново. Еще до путешествия в Годрикову впадину.
‒ Это очень романтично и совсем не похоже на Рона, ‒ заметила Джинни.
‒ Да, это точно, ‒ Гермиона опустила глаза. Может, так и стоит поступить? Может, это решение?
‒ Ты не уверена, что хочешь этого?
‒ Я вообще ни в чем не уверена, ‒ призналась Гермиона, решив быть как можно откровеннее с Джинни. ‒ В ту ночь, когда он меня потерял, я переспала с Драко. Впервые за очень много лет.
Глаза Джинни округлились.
‒ Неужели между вами до сих пор что-то есть? ‒ она выглядела настолько удивленной, что даже не обиженной за брата. И ведь это Джинни еще не знала, что только родив Рону первого ребенка, Гермиона сбежала в прошлое, чтобы родить первенца Малфою.
‒ Не было! Честно! Но после Годриковой впадины и этой битвы с Дельфи навалилось столько мыслей и воспоминаний… И я пошла к нему. Сама не могу объяснить почему. И мы переспали. Но мы ни о чем не договаривались, не давали обещаний. У него сын, у меня дети и муж. Мы оба считаем это единичным эпизодом.
‒ Гермиона, у вас с Драко единичный эпизод длиною в жизнь. Я тебе еще после битвы за Хогвартс говорила, что тебе нужно быть с ним. Ты любишь его, а не Рона.
А что если бы тогда Гермиона послушалась? Насколько другая жизнь это бы была? Как будто с другим человеком!
‒ Тогда я не была готова его принять и простить. Потом мы встретились в Болгарии, но меня ждала работа в отделе магического правопорядка. У нас снова начал закручиваться роман, но мне предложили место, и я сбежала от Драко. Он мог разрушить всю мою репутацию.
Джинни сидела с открытым ртом. Она этого не знала.
‒ Драко очень на меня обиделся тогда. И почти сразу женился на Астории. А я с горя напилась и согласилась выйти за Рона. Потом я … виделась с ним еще, когда родилась Роза. И все. Потом только мельком. У нас не было отношений.
Гермиона так и не решилась рассказать Джинни о истинном происхождении Скорпиуса. Но подруга и так была шокирована.
‒ Ты круглая дура, Гермиона Грейнджер-Уизли. Тебе давно надо было быть с ним, а не тратить время на метания.
‒ Но у меня дети…
‒ Вот и будете жить большой дружной семьей: ты с Драко, Рон с кем-нибудь и трое ваших общих детей. Зато все будете счастливы.
‒ А Рон? ‒ схватилась за соломинку Гермиона. Ведь Рон же любит ее! Ему будет больно!
‒ Рон будет счастливее, если получит шанс найти настоящую любовь, а не чувствовать твои попытки полюбить его. Гермиона, никогда не поздно все исправить. Полжизни ты уже поломала гордостью, принципами и глупостью. Так хоть оставшееся время доживи правильно. Вы с Драко — это судьба. Настоящее предназначение, о котором в книгах пишут.
Гермиона лишь помотала головой. У нее не было уверенности ни в одном из исходов. И решимости что-то делать тоже не было. Но тогда она еще не знала, что Джинни собралась взять все в свои руки.
Гермиона надеялась, что отдых у моря расставит все по своим местам, позволит вернуться к Рону с чистым сердцем. Но это оказалось ложью. Чем дольше она жила одна в Портсмуте, тем меньше ей хотелось возвращаться и к мужу, и к работе.
Было хмурое ветренное утро одиннадцатого сентября, мелкий дождик постукивал по стеклу, словно нищий костяшками пальцев с просьбой войти. Гермиона сидела за чаем и книгой. И именно тогда, ни с того ни с сего вроде, она решилась написать в Министерство прошение об отставке. Вернется она к Рону или нет — неважно, но назад к работе она больше не хотела. Пусть весь магический мир катиться в тартарары. Гермиона думала заняться наукой и снова вернуться к правам домовиков. Нет, конечно, полной и ежемоментной свободы им дать нельзя, они сами ее не хотят, но ведь можно изучать и пытаться понять…
Именно за этими мыслями и написанием письма в Министерство Магии Гермиону застал стук в дверь. Неужели Джинни вернулась? Или Гарри? Или, ну вдруг, Драко Малфой?
Но за дверью стоял Рон Уизли с длинным исписанным свитком пергамента в руке, лицо его было серым. Гермиона в ужасе отшатнулась от него. Многое они вместе пережили. Гермиона знала Рона усталым и испуганным, влюбленным и раскаившимся, злым, ревнивым, гордым за себя — разным, но никогда таким, словно дементор уже применил «поцелуй».
— Что случилось? — Гермиона почувствовала, что у нее самой дрожат руки. — Кто-то умер?
— Да. Я, — хрипло прокаркал Рон и сел на стул за обеденным столом. Он упер локти в широко расставленные колени и опустил лицо в ладони. Плечи его напряглись. — Я умер, — гулко говорил Рон. — Когда вчера вечером Джинни рассказала мне правду о тебе. Я ведь ей не поверил, я чуть ее ни убил. Но она мне воспоминания показала. Что сама видела, да как ты ей рассказывала. Воспоминаниями сложно лгать, по ним сразу видно.
Гермиона сама медленно села на стул напротив Рона, тяжело опираясь на стол одной рукой, словно старуха. В душе не было злости на Джинни, только пустота.
— Это развод? — спросила Гермиона, кивая на бумагу, все еще зажатую между пальцами Рона.
— Да, я его ночью составил.
— Я подпишу, если ты хочешь. Ты имеешь право злиться на меня.
— Злиться? Злиться?! — Рон вскочил и забегал по комнате. — Я не злюсь, Гермиона, я просто раздавлен, убит! Вся моя жизнь враз оказалась ложью! Лучшая подруга школьных лет бегала и пряталась по углам с врагом, а в лицо лгала нам, строила с ним планы, встречалась с ним. И ни слова не сказала! И потом, любимая жена встречалась с ним… Тайно! Знал бы я, что женился на отброшенной подстилке Драко Малфоя!
Гермиона вздрогнула, но приняла это оскорбление. В тот момент ей казалось, что она все это заслужила.
— Молчишь? Хочешь сказать, что это не так? — в голосе Рона слышаась затаенная надежда, что Гермиона возмутиться и опровергнет слова Джинни.
— Нет, не хочу. Я, правда, дружила с Драко с первого курса, с самого начала, когда вы меня с Гарри еще не принимали, оскорбляли. Я, правда, побоялась вам сказать об этом, потому что не верила, что вы поймете и захотите дружить со мной, когда мне было одиноко. Я, правда, встречалась с ним со Святочного бала и до начала шестого курса. И это было счастливейшее время моей жизни. А вы с Гарри не заметили, вам не было до этого дела. А когда Драко заставили принять Метку, он сам расстался со мной, «не потащил во тьму», это его слова. Я злилась, тогда не понимала, что он защищал свою семью и хотел оградить меня от ужасов. А потом, после войны, он просил прощения, он звал меня, он молил меня быть с ним. А я была слишком жестока, чтобы принять его. Я верила, что ты подаришь мне больше счастья, чем мог подарить он. Но нет… Я ошиблась. Много раз ошиблась.
Рон сдулся и снова сел. Гермионе казалось, что он плачет, но глаз его она не видела, поэтому не могла сказать наверняка.
— Но нам было хорошо вдвоем, и я ничуть не жалею о Розе и Хьюго, — речь закончилась, пыл тоже.
— Ты так говоришь, словно во всем твоем вранье виноват я. Но это не так. Не спихивай все на меня, Гермиона. Это твое дерьмо, с которым ты будешь разбираться. Может твой Драко тебе поможет. Хотя что-то не видно его здесь, может, он тоже понял твою лживую натуру и не жаждет тебя приютить.
— Меня не надо приютить, Рон. Я сама со всем справлялась и справлюсь. Никогда рядом не было человека, который знал бы и понимал все мои проблемы, но я как-то справлялась. И сейчас справлюсь. Вот перед твоим приходом писала прошение об уходе с работы. Не хочу больше сидеть в Министерстве.
— Это твое дело, я не хочу больше сидеть с тобой. Ты всю мою жизнь превратила в сплошной обман.
Гермиона вздохнула. Она принесла чернильницу и перо, подписала заявление Рона о разводе и только потом сказал.
— Может и так, может, я тебя во всем обманула. Но если это так, то ты сам хотел обмануться. Я не просила тебя жениться на мне, заводить со мной детей, жить со мной. Ты сам хотел этого, может, и больше меня. И ты сам никогда не спрашивал меня о том, где я пропадала в школе. Ты сам хотел жить в той лжи, которую я сплела, иначе легко бы выбрался из нее.
Рон вздрогнул, словно она его ударила, схватил подписанную бумагу и трансгрессировал. А Гермиона осталась дописывать прошение об отставке и глотать слезы. После письма в Министерство, она до вечера сочиняла письма детям, но отправила их только с наступлением темноты.
Тогда же она послала и короткую записку Джинни с одним словом: «Спасибо».
* * *
На следующее утро Гермиона снова трансгрессировала к поместью Малфоев. Чего она ждала? Что Драко жениться на ней сразу поле развода? Нет, об этом она даже не думала. Но после обрыва всех мостов она собиралась путешествовать, а не слышать в Лондоне шепоток за спиной. Перед отъездом было честно попрощаться с Драко. Или Гермиона сама себя так успокаивала.
Но хозяина дома не было. Грейнджер пустил домовик. Хозяина нет и неизвестно, когда будет, но гостья может его подождать, если хочет. Гермиона хотела и осталась сидеть в малом малфоевском кабинете среди запаха кож и лака, в окружении книг и портретов, претворяющихся спящими.
Минуты, отсчитываемые массивными старинными часами, тянулись медленно. И в какой-то момент Гермиона задремала в огромном кресле. Проснулась она в полумраке от гулких шагов. Незнакомое место напугало ее, она дернулась. Мягий плед, принесенный, видимо, домовиком свалился на пол. В кабинет размашисто вошел Драко Малфой. Он постукивал отцовкой тростью с головой змеи и складывал замшевые перчатки.
— Люмос! — огонек его волшебной палочки развеял сумерки кабинета. — Ты? — Драко был удивлен. Непонятно, кого он ждал.
— Я, — Гермиона встала с кресла и разгладила мантию.
— Весь Косой переулок бурлит, что ты уходишь с поста министра, — Драко присел на угол огромного письменного стола и кивнул ей, чтобы садилась назад в кресло.
Гермиона сглотнула. Сейчас Малфой казался ей чужим, а ведь прошла всего пара дней с их ночи на полу его гостиной.
— Да, ухожу. А еще развожусь с Роном и уезжаю путешествовать, — на одном дыхании выпалила Гермиона.
— Воу, как много событий! Что я пропустил?
Гермиона честно рассказала ему о событиях последних дней. Как же приятно было говорить с человеком, от которого ничего не надо скрывать. Именно о таких разговорах она мечтала всю жизнь и именно их почти никогда не имела.
— То есть это я виноват во всех изменениях твоей жизни? — почти серьезно спросил Драко, когда она замолчала. Но в глазах его плясали бесенята смеха.
— Ну, если смотреть откровенно, то масштабно — да, — рассмеялась Гермиона. — Но в данном случае, ты не виноват, виновата я. Не стоило плести столько тайн, все всегда скрывать.
— Тогда это была бы не ты, — и Драко тепло улыбнулся. — Куда ты собираешься поехать?
— Пока не знаю, куда-нибудь. Просто подальше от всего, что начнется здесь. Роза и Хьюго все равно в школе, им не повредит, если я уеду. Возможно, до лета, а возможно, навсегда, буду только приглашать их к себе. Ведь никогда не поздно найти свое место в мире.
— Да, возможно, не поздно… — Драко замолчал на какое-то время, а потом поднял на Гермиону глаза, поверх пламени зажженной свечи. — А нам поздно?
Гермиона вздрогнула. Неужели, у них двоих есть шанс, после всего что они натворили?
— Поехали со мной, — позвала она. — Неважно куда. Можно, в Китай или в Мексику… А может на острова, на край земли. Мне все равно. Давай все бросим и попробуем снова?
Уже через мгновение Драко стоял рядом с ней и крепко обнимал ее.
— А если не получится? — шепотом, словно так было менее страшно, спросил он.
— Значит, мы рассыпемся на тысячу осколков, как того и заслужили, — и Гермиона его поцеловала.
Уже утром, когда они засыпали в объятиях друг друга, Гермиона спросила:
— Драко, как я жила без тебя?
— Не знаю, потому что я без тебя не жил.
— Неужели? Все эти годы?
— Всегда!
Тетушка Соваавтор
|
|
Annikk
"Проклятое дитя" я переводила сама, потому что перевод "Махаона" ужасен, а я не профессиональный переводчик, когда дойдут руки проведу литературную обработку. Собственно, изначально и планировался сборник пропущенных сцен. И у меня есть работы, написанные чисто мной, так что с этим проблем нет) 1 |
Тетушка Сова
Вы молодец! Я так рад, что Вы закончили классный рассказ! Очень надеюсь, что будет что-то подобное ещё :) 1 |
Тетушка Соваавтор
|
|
One_Billion_96
Очень надеюсь, что фанфики больше писать не буду, только разрабатывать собственные миры и собственных персонажей) 1 |
Тетушка Сова
One_Billion_96 Очень надеюсь, что фанфики больше писать не буду, только разрабатывать собственные миры и собственных персонажей) С удовольствием буду читать Ваши собственные миры :) |
Тетушка Соваавтор
|
|
One_Billion_96
Спасибо большое! Мне приятно! |
Тетушка Соваавтор
|
|
Ри1996
Я старалась, потому что канон все-таки ценен и прекрасен) поэтому очень хотелось втиснуться именно в него) |
Очень хорошая история. Она так органично вписывается в вселенную Поттера. Супер. Я даже всплакнула о сложности выбора в жизни человека.
Спасибо, автор 1 |
Тетушка Соваавтор
|
|
Uriko
Вам спасибо за отзыв и за эмоции |
Тетушка Соваавтор
|
|
karamel0592
Ой, ни капли не обижаюсь, наоборот, согласна. Попытка связать драмиону, идею не разрушения канона и не противоречия ему и пьесу "Проклятое дитя", где все вроде по своим семьям выгнула мой мозг, весьма вероятно, что не в ту сторону. Как-то семь книг еще до пьесы у меня более или менее логично уложились в идею тайных отношений, а дальше сложно. Хотелось и не переврать канон и закрутить поинтереснее, в итоге у самой все вывернулось в совершенно другие характеры. Но по мне, так оно и лучше. Этот фик показал мне, что меняя даже не самую значительную деталь в истории персонажей, мы меняем их целиком, и в итоге и Гермиона, и Драко не оторвавшись от канона, показали себя совсем не такими как в книги) 2 |
Очень круто! По моему самый лучший фанфик с этим пейрингом!!!! В конце даже расплакался))) Автор, большое тебе спасибо за эту чудесную историю и такие эмоции
Самый лучший фик!!)))))) 2 |
ой наконец-то ХЭ. А то с них станется встречаться каждое 1 сентября на вокзале, смотреть издалека друг на друга и шептать ВСЕГДА)))) жертвы любви ёпти
1 |
Тетушка Соваавтор
|
|
Darima
А хорошую идею подали! Это было бы логично! |
За четверть века Бредовее я ещё ничего не читала... Совкойвый менталитет у автора, тонны сексизма, маскулизма, мизогинии, стериотипов, инфантилизма, самодурства, нелогичности и просто бреда.
1 |
nihilist_from_here
За четверть века жизни, или четверть века чтения фанфиков? |
Тетушка Соваавтор
|
|
nihilist_from_here
Я рада, что несмотря на все перечисленные проблемы в моей голове, Вы мужественно нашли в себе силы это дочитать и перечислить столько моих проблем! Также рада, что Вы их лишены и столь самонадеяны, что ищете у других. Счастливого Вам Нового года! |
Тетушка Соваавтор
|
|
osaki_nami
Разве это важно, человек же просто хотел показать себя экспертом и счел, что указания на время для этого достаточно. За четверть века можно стать гуру, а можно не стать, но указание на это явно должно было продемонстрировать богатый опыт комментатора |