Дети проходных дворов (джен)

— У нас проблема, — говорит Сверре, выглядывая из-за двери.

Сначала Вест вздрагивает. Потому что это первое за год знакомства «мы», потому что голос у Сверре какой-то особенно глубокий, а ещё потому, что всё это время он сидел, крепко сцепив пальцы, в убивающем последние нервы ожидании. Ждать Вест не любит настолько сильно, что от облегчения даже не сразу понимает, что ему только что сказали.

— Прости?..

— Проблема. Не настолько серьёзная, чтобы беспокоиться, но…

Но сказать стоит — это они уже проходили. А ещё это значит, что придётся звать всех: и Денниса, и Тори, и Мартина, и странного типа с крыльями. Эти трое с половиной сидят на кухне, а Вест устроился прямо на полу возле двери — чтобы ничего не пропустить. Ему бы хотелось, чтобы это было только их дело, его и Сверре, и они бы точно справились; но раз нет — нечего и мечтать, поэтому он поднимается одним коротким рывком и идёт сообщать новости остальным.

* * *

Мы сидим за круглым столом вот уже Мироздание знает сколько времени — и мне ещё ни разу не захотелось сбежать из этой компании, что само по себе огромное достижение. Тори тоже нравится — она любит эти моменты встреч старых друзей больше, чем любые другие. Поэтому мы молчим, изредка соглашаясь, и слушаем, как эти двое постепенно принимают новые варианты друг друга.

— Никогда бы не подумал, что ты захочешь перемен, — снова говорит Деннис, всё ещё немного смущённый. — Почему именно это имя?

Мартин только бормочет что-то невразумительное в ответ. Кажется, он ещё не готов рассказывать о том, как устал от всех своих старых имён; вернее, конечно, нам-то он рассказал, но с тех пор явно не раз об этом пожалел.

— Расскажи лучше, почему ты в таком виде. Вроде не так давно встречались.

— Обменял свою жизнь на его, — грустно улыбается Деннис, прозрачной ладонью касаясь шерсти своего здоровенного пса. — И настолько растрогал этим барыг, что мне разрешили остаться, пусть и вот так. Не худший вариант, скажи?

Мартин замирает, потому что очевидно понятия не имеет, что на такие признания отвечать. И некоторое время мы сидим в тишине — не напряжённой, очень даже мягкой, будто знакомы три тысячи лет и не испытываем ни малейшего дискомфорта от подобных пауз. Подобные моменты — моя слабость, не единственная, но входящая в первую десятку слабостей.

Но ни одна идиллия не может длиться вечно. И когда за стеклом двери в кухню я вижу обеспокоенное лицо Веста, уже можно делать ставки, что случилось в этот раз.

* * *

— В общем, такое дело, — немного неуверенно, но чётко объясняет Сверре, когда они все собираются возле него. — Я уже не раз говорил, что не смогу помочь, если они сами не захотят. А вам, как я понял, нужен максимальный результат. Грубо говоря, в этом и заключается проблема…

— И скольких ты сможешь расколдовать? — спокойно спрашивает Тори, но в её глазах видно что-то, что подсказывает: держать их у себя она больше не то чтобы не может, но чертовски сильно не хочет, поэтому предпочла бы избавиться здесь и сейчас. — Если назовёшь точное число, будет просто замечательно.

Вест знает эти жесты. Чуть ссутуленные плечи, напряжение в каждой клетке тела, пальцы, перебирающие край рубашки — он видел это уже не раз, и поэтому точно уверен в том, что это значит. А ещё он вдруг отчаянно хочет защитить Сверре во что бы то ни стало — от этой проблемы, от этих людей, от всех прочих проблем и людей в его жизни. Но единственное, что может — встать рядом и легко сжать запястье, будто показывая: я здесь, и мы со всем разберёмся.

— Одного.

И вздрагивает от нервных смешков. Будто это он виноват.

* * *

Он действительно с самого начала думал о том, что такие вещи придётся показать Весту. Даже не придётся, от этого слова нехорошо пахнет обязательствами, но — хочется, необходимо. То ли чтобы слушать его сбившееся от восторга дыхание, пока руки будто сами собой занимаются делом, то ли… Сверре никогда бы не признался ему, что волк внутри Веста ощущается почти так же, как эта свора. С одним отличием: у этих двоих удивительное взаимопонимание, наверное, оттого, что они вместе с детства — и это и есть причина, по которой, как бы Вест ни хотел — если он вообще когда-нибудь хотел этого по-настоящему — нельзя их разлучить. Просто не получится.

Но показать и вправду необходимо. И потому, когда голоса троих других уже перестают быть слышны, Сверре на ощупь касается кончиками пальцев плеча Веста. Говорить ничего не нужно — Вест с готовностью поднимается на ноги, будто и правда знает, что сейчас будет. Впрочем, догадаться не так-то сложно: они оба спускаются во двор, не особо стараясь никого не разбудить, и Сверре опускается на колени возле одного из волков, зарываясь руками в его шерсть, тёплую и мягкую.

Вест не обязан, но он тоже садится рядом. И тогда Сверре легко улыбается краем рта, и наконец происходит то самое, ради чего и затевалось это сомнительное предприятие — еле слышный резкий и короткий вдох прямо над ухом; и Сверре будто чувствует, как ворочается внутри Веста тот, другой, когда жёсткая густая шерсть заколдованного парня под пальцами растворяется, как пыль.