Тайны Тёмного Лорда (гет)

Прошло почти десять лет, а родившийся в эту памятную новогоднюю ночь мальчик, которого работники благотворительного заведения по просьбе матери назвали Том Марволо Реддл, так и рос в приюте. Ни Том, ни какой-либо другой Реддл так за ним и не явились. Предсмертное желание никому неведомой безымянной нищенки, похоже, сбылось. Сын оказался ни капли не похож на мать, по крайней мере внешне. Теперь это был красивый, высокий для своих лет ребенок, хотя несколько худощавый и хрупкого телосложения. Белоснежную кожу лица оттеняли еще больше черные как смоль густые чуть длинноватые волосы, составляя с ней разительный яркий контраст. Темно-серые глаза с длинными ресницами почти всегда смотрели на людей пристальным сверлящим взглядом, так что редкий собеседник Тома чувствовал себя спокойно. Большинству же казалось, что этот взгляд пронизывает насквозь точно рентгеновские лучи. Идеальный овал и правильные черты лица многим представлялись очень гармоничными, как будто выточенными из слоновой кости. Тонкие губы редко улыбались, но если такое случалось, то улыбка была какой-то высокомерной и больше походила на насмешку. Спину Том всегда держал прямо, а голову высоко поднятой.

Но ни смазливое лицо, ни острый ум и замечательная память, благодаря которым Реддл был одним из лучших учеников в приютской школе, не вызывали к нему симпатий как со стороны работников, так и воспитанников заведения. Все без исключения считали мальчика странным, не от мира сего, словно он был пришельцем из неведомого мира. Еще когда Том был грудным ребенком, то нянечки, которым приходилось за ним ухаживать, заметили, что он почти никогда не плачет. Укачивать его вообще ни разу не было нужды, напротив, у кого-либо на руках он начинал беспокоиться, четко давая понять, что предпочитает засыпать самостоятельно с пустышкой во рту, если ее дадут, а нет — мог сосать палец. И впоследствии держался особняком, предпочитая сидеть с книгой в каком-нибудь укромном уголке, чем играть с остальными ребятами. А читать Реддл научился едва ли не раньше всех в своем классе, и в то время, как другие дети еще только разбирали слова по складам, он уже поглащал страницу за страницей. Однако нелюдимый характер — это не главное, что настораживало детей и взрослых. В конце концов, люди, предпочитающие уединение и чувствующие себя при этом самодостаточными, не жалуясь на недостаток общения — не такая уж и редкость.

Том был холодным в прямом смысле. Любой мог в этом убедиться, просто дотронувшись до его руки или лба. Поначалу Марта считала это проявлением какой-то болезни, но отец Доброделов, неоднократно осматривавший ребенка, заверил, что он совершенно здоров, а немного пониженная температура тела — похоже, просто особенность его организма. При этом священник невольно вспоминал ту холодную темную ночь, когда смерть забрала мать и, конечно же, рассчитывала получить вместе с ней и сына, к которому уже протянула руки и обдала своим ледяным дыханием, но ребенка вырвали из ее лап. Однако след свой на упущенной жертве холодная гостья все же оставила. Но и эта его особенность не очень-то пугала обитателей приюта, хоть детей, хоть взрослых. Правда, из-за нее Тому регулярно приходилось выслушивать нелицеприятные замечания от работников вроде таких “Руки у тебя как у покойника”, или откровенно злобные насмешки других воспитанников типа “живой трупак”,” Том-покойник”.

Все дело было в том, что вокруг мальчика часто происходили странные вещи. Первый такой случай произошел, когда Тому не было еще и семи лет. Стоял хмурый осенний день, за окном шел дождь, и воспитанники приюта не могли выйти погулять во двор, томясь в игровой комнате. Это было довольно просторное помещение с несколькими окнами, пропускающими достаточно солнечного света. На полу был старенький, но хорошо вычищенный темно-коричневый ковер, а стены поклеены простенькими невзрачными сероватыми обоями, которые из соображений экономии практичные и хозяйственные работники приюта предпочли всем другим как наименее маркие. Чтобы разбавить эту серость, на стены повесили рисунки воспитанников, от самых простых, детских, до вполне приличных работ. А еще в комнате было много живых цветов в горшках, которые стояли на всех подоконниках, а также на подвесных полках на стенах. В общем, было заметно, что сотрудники и в самом деле старались сделать это помещение поуютнее, насколько это было в их силах. Однако Тома отсутствие возможности погулять нисколько не огорчало. Он как раз недавно начал бегло читать и теперь с удовольствием брал книги в библиотеке. И конечно, как и любого ребенка его в первую очередь привлекли сказки. Сейчас Том, усевшись в сторонке, погрузился в очередную историю, сочиненную Г.Х. Андерсеном, о мальчике Кае, поцелованном коварной Снежной королевой и унесенным в ее ледяное царство, и от этого ставшим таким холодным-холодным, совсем как он. Но нашлась маленькая храбрая девочка Герда, которая не побоялась отправиться на край света отыскивать друга и растопить лед его сердца. Однако дочитать, чем же закончилась история в этот раз Тому не дали. Книга, которую он держал в руках, неожиданно взлетела вверх, подпинутая снизу носком большой ступни в черном ботинке. Еще до того, как поднять голову, мальчик понял, кто это. Ну конечно, Билли Стаббс, одиннадцатилетний подросток, не очень высокий, но коренастый и сильный. Его в приюте побаивались не только младшие воспитанники, но и ровесники. У этого ребенка было много товарищей, которые за возможность попасть в его компанию угождали, кто чем мог. Те, кто помладше, добровольно отдавали часть редко перепадавших вкусностей; ровесники, из тех, что поумнее, делали за него уроки. И все это в обмен на благосклонность, а значит, безопасность, возможность жить спокойно с осознанием, что ни Билли, ни его друзья тебя не тронут. Стаббс и его компания часто задевали Тома, который упорно не желал и делиться чем-то своим, ни выполнять то, чего хотелось этой местной звезде. Часто эти стычки не ограничивались одними лишь оскорблениями, и Тому доставалось тумаков и пинков, а противостоять и дать отпор старшим ребятам в рукопашной схватке у мальчика не было никаких шансов. Кроме того, подчиняя себе половину детей из благотворительного учреждения, Билли умел найти подход и к его работникам, если из этого можно было извлечь выгоду, а потому в общении с ними Стаббс всегда был вежлив и предупредителен. Не будучи семи пядей во лбу и не блистая прекрасной успеваемостью, Билли мог неплохо работать руками. На уроках домоводства, где девочек учили хозяйничать, а мальчиков делать что-то самому, Билли часто получал от учителя похвалу. А вот о Томе такого сказать было нельзя. В то время как все прочие науки давались ему очень легко, то работа руками была для него сущим мучением. Узкие кисти с непропорционально длинными узловатыми пальцами, казалось, были совсем не приспособлены ни к какой физической работе, что, конечно же, служило еще одним поводом для насмешек от других детей и раздражения со стороны работников приюта. У него руки не тем концом вставлены — такого было всеобщее мнение. Стаббс же слыл мастером на все руки и охотно то чинил старенькую мебель, то вколачивал гвоздь или ввинчивал шуруп и даже мог поменять регулярно снашивающиеся набойки на каблуках. Поэтому его вполне можно было считать всеобщим любимцем, чем подросток и пользовался. Если у детей случался какой-то конфликт, то чаще всего взрослые принимали его сторону, а разбираться досконально, кто прав, кто виноват у работниц приюта не было ни времени, ни желания.

Когда Том поднял голову, то как и ожидал увидел перед собой недобро ухмыляющегося Билли и его прихвостня-дружка Денниса Бишопа. Ничего хорошего эта, с позволения сказать, беседа ему не сулила.

— Что тебе нужно? — стараясь говорить твердым голосом и не показать, что испугался, спросил Том.

— Он еще спрашивает! — усмехнулся Билли. — Ты тупой или прикидываешься? Разве я уже не втолковывал тебе, я хочу, чтобы такие как ты делали то, что я им скажу. Ишь, гнида, ходит, как будто палку проглотил, нос от всех воротит да еще бельмами стреляет. Хоть бы приятелей себе завел, безопаснее было бы, — многозначительно добавил он. — И откуда только ты у нас взялся не такой как все, белая ворона, а?

— Ну зовут-то его как любого нормального человека — Том. — вставил было Бишоп.

— Ага, и Марволо, тоже мне имечко. Твоя мамаша, должно быть, совсем с катушек слетела, если так тебя назвала! — продолжал ехидничать Билли.

Когда Том подрос настолько, что стал задавать взрослым в приюте вопрос, не знают ли они, кто были его родители, то миссис Коул рассказала мальчику об ужасной зимней ночи, в которую ему довелось родиться, и то, как мать — больная нищенка — умерла через час после его рождения, сказав только, что хочет назвать сына в честь отца Томом и в честь ее отца — Марволо. А также назвала фамилию, которую должен был носить ребенок. Но имя, которое ему дала мать, мальчику не нравилось. По улице, где находился приют, часто ошивался один нищий бродяга по имени Том и вечно клянчил милостыню у прохожих. Стаббс частенько подсмеивался, уж не в его ли честь оборванка назвала своего ребенка, и мальчик не мог не злиться на это. В самом же заведении имелось как минимум с полдюжины Томов, каждый из которых ничем особенным не отличался и походил на других, как схожи между собой неприметные серые мышки. Другая же часть имени не вызывала у него такой неприязни, скорее наоборот, подогревала интерес. Так не звали больше никого, и Том чувствовал, что в его рождении есть какая-то тайна, а желание матери — вовсе не проявление сумасшествия.

Последняя фраза, сказанная Билли, сильно разозлила мальчика.

— Да пошел ты! — не удержался раздраженный Том. А глядящим на него сверху вниз подросткам, казалось, только это и нужно было.

— Что ты там промямлил, мразь? — злобно и в то же время довольно ухмыльнулся Билли, получив прекрасную возможность испытать уже не умелость, а силу своих рук.

— Оставьте меня в покое! Я ничего вам не сделал, так что вы ко мне прицепились? Заняться больше нечем? — ответил Том как можно более спокойным и ровным голосом в последней надежде избежать рукоприкладства со стороны Стаббса и его дружка. В игровой комнате не было взрослых, но играло десятка полтора, не меньше, других детей. Однако затевать ссору с грозным и хитрым Билли никто не стал, тем более из-за Реддла — мальчишки, который не был никому из них ни другом, ни даже просто приятелем. Том почти всегда держал дистанцию между собой и другими детьми, находя их общество слишком скучным, а затеваемые ими игры очень уж примитивными, и по этой причине предпочитал лишний раз почитать, вместо того, чтобы проводить время с ребятами. Так все, кто находился в комнате предпочли роль наблюдателей, с интересом или же без него ожидая продолжения этой маленькой заварушки.

— Ты угадал! — кивнул Билли Тому. — Именно! Именно заняться нечем. На улицу который день не выйти, игры и игрушки все уже надоели. В общем, тоска смертная.

-А из тебя хорошая живая игрушка получится, которая и развлечет нас! — поддакивал Бишоп.

— Хорошо сказано, Деннис! — благосклонно кивнул в ответ Стаббс. — Вот только кого же нам из него сделать, а? На секунду верзила задумался, а потом хлопнул себя по лбу. — Идея! Будет нашей собачкой. Только песика малость подрессировать не мешало бы. А то уж больно огрызается! Тут Билли снял со своей ноги ботинок и запустил им на другой конец комнаты.

— Подай! — велел Билли.

Том не двинулся с места, злобно сверля своего обидчика темно-серыми глазами, в которых загорелись красноватые огоньки.

— Нет! Не пойду! — не то процедил, не то и вовсе прошипел мальчик сквозь зубы.

— Ах, не пойдешь? — притворно ласково проговорил Билли. — Не хочешь быть моим песиком? — многозначительно спросил он, внимательно оглядывая всех присутствующих в комнате детей, которые, не отрывая глаз, смотрели на этих троих.

Поступок Тома был вызовом чистой воды, которого Стаббс уж точно не потерпит. Ведь уступить какому-то маленькому дохляку означало бы подорвать свой авторитет и спровоцировать других на проявление непокорства.

— Ну что же, — разочарованным тоном произнес подросток. — Не хочешь собачкой, значит будешь козлом. Козлом отпущения! И Стаббс замахнулся на мальчика, сбив его с ног одним ударом руки. Том попробовал было инстинктивно схватить с одной из полок горшок с цветком, чтобы запустить им в обидчика и хоть как-то защититься. Однако не успел, в одну секунду оказавшись на полу. Но тут случилось неожиданное: горшок с цветком, к которому никто не прикасался рукой, вдруг сам сорвался с полки, полетел, но не вниз на пол, а прямо в голову Билли. Стаббс, уже успевший пару раз пиннуть Тома, от удара потерял сознание и распростерся на полу.

— Ничего себе! — воскликнул пораженный до глубины души Деннис Бишоп.

Как раз в этот момент в игровую комнату вошла миссис Коул, теперь уже директриса приюта.

— Что здесь произошло? — повысив голос, спросила она, недоуменно глядя на лежащего на полу Билли, а также на Тома и вдребезги разбитый горшок.

— Миссис Коул, — с готовностью отвечал Бишоп. — Это все Реддл. Мы с Билли хотели просто поиграть с ним, но Том отказался и разбил горшок о голову Билли.

— Неправда, — отрезал Том твердым холодным и каким-то властным голосом, вовсе не характерном для ребенка. — Стаббс повалил меня на пол и ударил ни за что ни про что, а цветок сам упал на него. Так ему и надо! — невозмутимо добавил мальчик.

— Реддл, — начала строго отчитывать Тома директриса — Что ты такое говоришь? Билли лежит без сознания, а ты находишь это правильным? — Тут она обратилась к стоящему рядом Деннису. — Сходи за Мартой, пусть займется Билли. И как я после этого поверю, что ты тут не причем, Реддл? — перевела она подозрительный взгляд с лежащего Билли на Тома.

— Я не прикасался к горшку с цветком! — уверенно и глядя в глаза собеседнице, отвечал мальчик, так что миссис Коул невольно смутилась, и не желая показывать этого, стала расспрашивать других детей, как именно все случилось. Но никто из ребят не сказал, будто бы в руках у Тома был горшок. Все утверждали, что он сам слетел с полки. После этих слов директрисе пришлось оставить Тома в покое, и она попыталась убедить себя, что все произошедшее — просто несчастный случай. Тем временем в игровую комнату вошла Марта и, осмотрев Стаббса, заявила, что, скорее всего, ничего серьезного нет, но подростку лучше несколько дней побыть в приютском лазарете, а еще лучше показать его Доброделову, когда он наведается к ним.

Через пару дней о досадном неприятном происшествии все благополучно забыли. Все кроме Тома. Мальчик не мог забыть, как цветочный горшок, до которого он и в самом деле не дотрагивался, каким-то образом полетел с полки вниз, при этом точно следуя за движением его руки. Просто волшебство какое-то, словно в сказке, не иначе. И тут Тому пришло на ум попробовать таким же образом поперемещать какие-нибудь другие предметы. Вернувшись после отбоя в отведенную ему комнату, мальчик достал из шкафа взятую в библиотеке книгу о Снежной королеве, которую дочитал сегодня после обеда. Он положил ее на подоконник, а сам сел на кровать. Сосредоточился, протянув руку к подоконнику, и ощутил, как внутри него пробуждается и начинает играть какая-то сила, словно волна, словно расшалившееся животное. Том провел рукой по направлению от подоконника к кровати, как бы призывая книгу к себе. И, вот чудеса! Книга и в самом деле поднялась над подоконником и медленно поплыла по воздуху, следуя задаваемому рукой направлению, и приземлилась на тонкое покрывало, застилавшее узкую железную кровать. Том снова поднял книгу, и она полетела на подоконник, но в этот раз, то поднималась вверх, то опускалась почти до пола, следуя за движением руки ребенка, пока, наконец, снова не оказалась на подоконнике. Мальчик был очень взволнован, но при этом его охватил восторг. Попытки перемещать другие предметы, которые были в его комнате, тоже увенчались успехом, а Том с каждым разом чувствовал себя все более уверенно. Наконец, выглянув в окно и поняв, что на дворе уже давно глубокая ночь чувствуя себя при этом необычайно довольным, он лег спать.

На другой день Том стал задумываться, а нельзя ли извлечь пользу из этой необычной способности и воспользоваться ей для защиты. Мальчиком овладела приятная эйфория от того, что он чувствовал себя победителем. И ему захотелось, чтобы что-нибудь напоминало ему об этом событии, лучше всего какая-нибудь вещь. Вскоре Билли отпустили из лазарета, и Том вспомнил, что Стаббсу очень нравится маленькая губная гармошка, на которой он с удовольствием играл. Тогда Реддл улучил удобный момент и незаметно призвал к себе эту вещицу, не прикасаясь при этом к ней руками. Играть на ней мальчик, конечно же, не хотел, и даже если это желание у него бы возникло, то осуществить его ребенок все равно бы не смог. Показывать, у кого именно находится гармошка, и прослыть при этом вором, было бы очень глупо. Но Тому было достаточно просто владеть ею словно трофеем, отобранным у поверженного противника. В этот же день он попросил на кухне пустую коробку из-под чая, якобы для поделки, и ему не отказали. В нее мальчик и положил свою первую добычу.

В другой раз, когда Тому было уже девять, он на перемене вышел из класса, а когда вернулся, то не обнаружил на своей парте учебника и тетради. Мальчик сразу понял, что кто-то нарочно взял их и спрятал, чтобы напакостить на уроке. В классе было всего несколько человек, и среди них Линда Браун — симпатичная девочка с каштановыми вьющимися волосами, ярко-синими глазами и очаровательными ямочками на щеках, которые покрывал нежный розовый румянец. Миловидная внешность сама по себе располагала к ней людей, а тот факт, что она еще и очень хорошо училась, добавлял ей немало очков от взрослых и однокурсников. Однако оценки Тома были все же ненамного выше, и поэтому Линда уже третий год была лишь второй ученицей в классе, уступая пальму первенства Реддлу, который, тем не менее, ни у кого в любимцах не ходил. Едва Том вошел в класс, она бросила на него лишь один мимолетный торжествующий взгляд, которого никто не заметил, и как ни в чем не бывало принялась играть своей игрушкой йо-йо. Однако мальчишке все стало ясно как Божий день. Странное, неведомое ранее чутье, подсказывало ему, кто виноват в пропаже.

— Куда ты дела мои книги? — резко и без предисловий спросил Том, глядя на Линду пристальным взглядом.

-О чем ты, Реддл? — усмехнулась девочка. — У тебя что, крыша поехала? На кой черт мне твои книги?

Слова эти были сказаны достаточно уверенно, а взгляд казался хоть и недружелюбным, но вполне искренним. Кого-то другого Линда, скорее всего, и убедила бы, однако Том, услышав их, только еще больше уверился в своей правоте.

— Ложь! — голос мальчика звучал твердо и холодно, точно сталь. — Это ты сделала! Говори правду! — Тон был очень властным, каким обычно отдаются приказы. Темно-серые глаза Тома продолжали сверлить Линду, и она заговорила словно против воли.

— Ну да, я! Я взяла твои учебники! И ты их не получишь! Не успеешь найти до начала урока. Ха-ха! Вот умора!

Ты уверена? — иронизировал Том. Он сосредоточился и представил, как книги летят ему в руки. И тут дверцы небольшого классного шкафчика, где хранились необходимые для занятий наглядные пособия, резко распахнулись, и с полки сорвались книга с тетрадью и влетели прямо в руки Тома.

— Как ты это сделал, Том? — недоуменно и с восхищением во взгляде спросила Линда. Другие одноклассники тоже смотрели во все глаза, не веря им.

— Расскажи, пожалуйста.

Мальчик пристально посмотрел на ту, что еще минуту назад оскорбляла и унижала его. Том чувствовал, что эта странная способность, которую он в себе открыл чуть меньше двух лет назад, из всех присутствующих есть только у него одного. И сейчас он видел возможность поквитаться за свою обиду.

— Просто сосредоточься, внимательно посмотри на интересующий тебя предмет, вытяни вперед руки и представь, что он летит к тебе. — Заговорил Том спокойным голосом, словно и в самом деле желал дать полезный совет. — Попробуй! — Убеждал он, видя нерешительность девочки.

Линда взяла свой учебник, отнесла его на полку в открытом шкафу и вернулась к своей парте. Она сделала все, что ей говорил Том. Раз, и другой, и третий! Но у нее ничего не вышло, хотя лицо раскраснелось от прилагаемых мысленных усилий, а вытянутая рука дрожала от напряжения. Одноклассники невольно пересмеивались между собой. Увидев это, девочка разозлилась.

— Ты урод! — яростно выкрикнула Линда, а в глазах ее была неприкрытая, очевидная для всех присутствующих зависть.

— От уродки и слышу! — отвечал с насмешкой Том. — Если бы у тебя хоть немного получилось, вряд ли ты бы так говорила. Но ты просто бестолковая бездарь!

— Жулик! — визжала от злости Линда. — Из тебя только цирковой фокусник выйдет! И имя твое второе этому занятию как раз под стать.

-А из тебя получится отличный клоун! Зрителей рассмешишь как никто! — процедил в ответ Том.

Тут в класс вошла Мэри, пушистая трехшерстная кошка, жившая в приюте. Она была любимицей большинства воспитанников и взрослых по причине своей красоты и кроткого нрава. Грациозная мастерица мурлыкать песни мягкими неслышными шагами подошла к Линде, стала тереться о ее ноги, и девочка не могла удержаться от желания взять кошку на руки и погладить. Том же со злобой смотрел на Линду, и его вдруг охватило жгучее желание, чтобы кошка расцарапала эту завистливую гадину, вцепилась в обманчиво ангельское лицо. Вся картина представилась ему с необычайной четкостью, и вдруг из желанной фантазии мгновенно претворилась в неприятную для Линды реальность. Мерри вдруг сначала сердито зашипела, заурчала, а потом и вовсе извернулась в руках держащей ее девочки, и пушистые лапы с полностью выпущенными на волю когтями вцепились в лицо. Линда закричала от боли и страха, закрывая руками глаза. В этот момент на визги воспитанницы в класс быстро вбежала медсестра Марта и бросилась к девочке. С трудом оттащив кошку от Линды, женщина схватила животное за шкирку, шугнула и отбросила в угол. Однако приступ необъяснимой ярости у пушистой красотки закончился также внезапно, как и начался. Теперь она лишь жалобно мяукала, словно прося прощения.

— Что это на нее нашло? — недоумевала Марта, с беспокойством и неудовольствием рассматривая глубокие царапины на миловидном личике ученицы, некоторые из которых были совсем рядом с глазами.

— Это все Реддл, миссис Крайн! Он натравил Мерри на меня.

Том хоть и был удивлен странному исполнению своего желания, но никак не показал этого.

— Что за бред ты несешь, Браун! Разве я дрессировщик, который может натравить на тебя кошку? И где ты слышала, чтобы я давал какую-нибудь команду хоть словом, хоть жестом? Ты от страха, должно быть, совсем разум потеряла!

— Ты так пристально смотрел на Мерри, и глаза у тебя словно огнем горели! — плача, кричала Линда. Том отметил про себя, что девочка помалкивает о том, как стала свидетельницей необыкновенного перемещения книг без участия рук, и другие дети последовали ее примеру. В самом деле, рассказывать о подобном было бы глупо, потому как вряд ли бы взрослые поверили в такой рассказ, да еще как-нибудь могли наказать за подобные небылицы. Линда же для себя объясняла столь странное поведение неизменно ласкового животного какой-нибудь необыкновенной способностью Тома, сродни умению, не прикасаясь к предметам, перемещать их.

— Все, хватит, Реддл, Браун! — раздраженно заговорила медсестра. Она и в самом деле была недовольна, ведь кошкин каприз прибавил ей хлопот. А кроме того, Линда с расцарапанным лицом казалась ей потерпевшей.

— Пошли к директору, Реддл! — сквозь зубы процедила она. Тому ничего не оставалось, как последовать за ней. Марта и воспитанник быстро подошли к дверям кабинета, и не успел мальчик что-то сказать, как уже предстал перед миссис Коул.

Директриса была женщиной незлой, напротив, она очень сочувствовала оставшимся без родителей и вообще без родных детям, которые оказались на попечении ее приюта. Миссис Коул добросовестно выполняла свою работу и делала все от нее зависящее, чтобы воспитанникам жилось если не хорошо, то хотя бы сносно. И в то же время она понимала, что ее занятие напоминает старания данаид, наполняющих водой пустую бочку. Потому миссис Коул последнее время стала частенько прикладываться к бутылке, особенно пристрастившись к джинну. Прилагая постоянные усилия к тому, чтобы дети были сыты, одеты-обуты, здоровы и в тепле, директриса считала, что за свои старания вправе рассчитывать на благодарность. Потому и воспитанники, на ее взгляд, должны были быть послушными, ценить заботу, которую о них так великодушно проявляли, не мешать работе и не требовать больше, чем им способны были дать. Кроме того, уже не первый год занимая должность директора, женщина привыкла к власти, а еще полагала, что ее искренняя забота о детях и желания им блага, дают ей полное право командовать хоть работниками, хоть воспитанниками.

Сейчас миссис Коул была занята просматриванием денежных поступлений в приют и расходных счетов заведения, пытаясь свести дебет с кредитом. Цифры ее не очень-то радовали, и директриса находилась по вполне понятным причинам не в лучшем настроении. Она устало посмотрела на Марту и Тома.

— В чем дело? — недовольно спросила директор.

— Миссис Коул, — отвечала медсестра. — Мерри расцарапала Линде Браун все лицо, но девочка утверждает, что это именно Реддл натравил на нее кошку. До сих пор не могу поверить, ведь эта пушистая красавица всегда была такая ласковая. Ума не приложу, как этому негоднику удалось сотворить такое!

— Я тут не при чем, миссис Коул! — воскликнул Том, пытаясь оправдаться. — Может Мерри больна, вот и взбесилась? Я ведь не давал ей никаких команд, к которым прибегают дрессировщики.

— Сама, значит, взбесилась, — раздался строгий голос директрисы, которая подозрительно смотрела на Тома. — И цветочный горшок Билли Стаббсу сам на голову упал? А тебе не кажется странным, что когда с кем-нибудь случается что-то плохое, ты всегда рядом и как бы не при чем? — испытующе спросила миссис Коул.

— Это всего лишь совпадения! — Том старался говорить твердым голосом, и чтобы он звучал как можно более убедительно.

— А вот я так не думаю, Том. Хотя, признаюсь честно, предъявить тебе и вправду нечего. Однако наказать тебя все же следует. — Миссис Коул на мгновение задумалась. — Думаю, пара десятков розг тебе не повредит, Реддл.

Услышав о розгах, и без того бледный Том от негодования побледнел еще больше. Нет, не физическая боль и даже не несправедливость порки возмущали его. Просто мальчику казалось унизительным, когда тебя заставляют оголить спину, а порой и зад, безропотно терпеть боль, а потом еще несколько дней сносить насмешки других детей.

— Вы несправедливы, миссис Коул. — Том старался говорить спокойнее.

— Он еще и со старшими спорит! — вышла из себя директор. — Нет, ну вы только посмотрите на этого неблагодарного негодника! Ты совсем не ценишь той заботы, которую о тебе проявляют. Мы все здесь из кожи лезем, чтобы вам, сиротам, жилось получше, так еще и вынуждены тратить свое время на то, чтобы отчитывать это отродье! А между прочим, наказание назначается ради твоей же пользы. Ты сам спасибо скажешь, когда вырастешь и поймешь, что недостатки детей нужно искоренять.

— Это верно, Реддл! — вторила директрисе медсестра. Если бы не мы, то тебя сейчас и на свете не было бы.

Мальчик, конечно, понимал, что эти женщины и впрямь спасли ему жизнь. Но этого ему было мало. Потому и благодарности к ним он не чувствовал. Жизнь в приюте тяготила его больше, чем любого другого ребенка, и вовсе не лишения были тому причиной. Том непонятно почему чувствовал себя совершенно чужим среди этих людей, подкидышем не только в прямом, но и в переносном смысле. Дети не раз называли его белой вороной, и мальчик понимал, что они в какой-то мере правы. С тех пор как он обнаружил в себе некоторые способности, которых нет у других, ребенок и сам стал считать себя особенным. Вот только мнение, кто тут ничтожество, а кто нет, у него было совсем противоположным. Том начал презирать тех, кто его окружал, включая взрослых, хоть и не показывал этого. Напротив, по мере того, как наблюдательный мальчик взрослел, он не мог не заметить, как вежливые слова, сказанные правильным тоном, могут способствовать достижению целей и располагать к тебе людей. Именно это и было одним из козырей Билли Стаббса, и именно так ему удалось получить от миссис Коул в подарок ко дню рождения маленького пушистого белого кролика, которого подростку давно хотелось иметь.

— Простите, миссис Коул! — Том сразу сбавил тон, интонации в голосе изменились на мягкие и безукоризненно вежливые. — Я просто хотел попросить наказать меня не столь строго, ведь я же не сделал ничего дурного, и не пристало человеку отвечать за поступки животного. Миссис Коул уже успокоилась, так же быстро как и вспылила.

— Хорошо, Том. — Снисходительно сказала она. — Ты умный мальчик, и я вижу, можешь, когда захочешь вести себя прилично. — Что же, согласна на этот раз заменить розги на арест в комнате без права выходить из нее кроме как на завтрак, обед и ужин до тех пор, пока я не сочту, что с тебя довольно.

Том внутренне торжествовал. Он и не думал, что какие-то две совершенно неискренние фразы могут дать такой эффект, и что с их помощью легко одурачить даже взрослого. Что до наказания, назначенного директрисой, то мальчика оно ни капли не огорчало. Напротив, сидение в комнате с книгами, в которых ему никто не стал отказывать, воспринималось им как благо.

— Благодарю вас, миссис Коул! — учтиво отвечал Том, понимая, что добился своего.

Заключение в комнате, продолжительностью целую неделю, пронеслось для Тома совершенно незаметно. Слишком много мыслей, порожденных очередными небывалыми открытиями, роились в его голове. Мальчик слишком хорошо понимал, что кошка не просто так расцарапала лицо Линды, ведь это он сам нарисовал в мыслях такую необычайно четкую картину и при этом страстно желал, чтобы она воплотилась в реальность. У него получилось заставить животное сделать то, что он хотел, причем без всякой дрессировки. Это оказалась еще одна необычная способность кроме умения передвигать вещи, не прикасаясь к ним. Кроме того, Том сумел заставить Линду сознаться в своем поступке, хотя она явно не собиралась этого делать. Осознание своей исключительности наполняло Тома эйфорией. Когда спустя семь дней мальчику было позволено выходить из своей каморки, то он с удовлетворением отметил до сих пор не зажившие царапины на лице Линды Браун, и то, как они несколько портят ее красоту. А мысль, что это причиняет девочке боль, доставляла Тому удовольствие. Игрушка йо-йо, принадлежащая Линде, тоже в этот день стала победным трофеем мальчишки.

С этих пор уже не только Том сторонился других детей, но и сами ребята начали чураться его. Все втихомолку перешептывались о том, что произошло между ним и Линдой. И хотя никто, кроме поцарапанной девочки, даже бывшие при всем этом дети, не утверждали, что именно Том натравил кошку на Линду, но подсознательно все чувствовали: причина в Реддле. Дети теперь ощущали какую-то странную опасность, исходящую от мальчика, и тот факт, что опасность эту нельзя было описать и объяснить, дать ей конкретное название, и настораживал больше всего. А Том теперь уже перестал бояться хоть оскорблений, хоть побоев. Если какому-то воспитаннику и взбредало на ум задевать этого высокомерного одиночку, то он непременно за это расплачивался, угождая в какую-нибудь неприятность: то на другой день после конфликта обидчика кусали невесть откуда взявшиеся пчелы, то ребенок неожиданно спотыкался на лестнице и ломал руку. И всегда Том был как бы не при чем, даже не присутствовал при всех этих событиях, находясь совсем в другом месте. Потому и обвинять его было не в чем, во всяком случае такие обвинения были бы странными и нелепыми. Однако странная связь всегда была на лицо: сначала кто-то обижал или злил Тома, а спустя недолгое время с этим человеком случалось что-то плохое. Это и было главной причиной, почему Реддлу решили выделить маленькую одноместную каморку, что называется, от греха подальше.