Тайны Тёмного Лорда (гет)

Ночь с 31 декабря 1926 на 1 января 1927 года выдалась холодной, непривычно холодной для лондонцев. И необычайно снежной. Еще вечером небо заволоклось низкими темными тучами, которые принес неистовый северный ветер, а к ночи разыгралась сильная метель. Крупные хлопья снега нещадно били в окна домов, облепляли рамы. В большинстве окон горел свет, ведь был все-таки праздник, и многие люди не спали. Улицы освещались фонарями, но в седой мгле они казались блеклыми желтыми пятнами. И, конечно, никому не пришло в голову выходить из дома в такую погоду, чтобы запустить новогодний фейерверк или зажечь бенгальские огни.

На одной из многочисленных улиц стояло невзрачное квадратное здание. От тротуара его отделял небольшой пустой дворик да убогая чугунная ограда, и только в одном окне в холле здесь горел свет. Пол маленькой прихожей был выложен дешевой черно-белой плиткой, а по стенам стояла старенькая разномастная мебель. Правда бедная комната была безукоризненно чисто убрана. О том, что на дворе праздник, говорила небольшая живая елка, украшенная простенькими игрушками из цветной бумаги и картона, которые, по всей видимости, были сделаны обитателями этого дома за неимением возможности приобрести стеклянные расписные шары и светящиеся гирлянды. Стекло окна было украшено вырезанными из бумаги снежинками.

За небольшим квадратным столиком у окна сидели две женщины, обе высокие, сухопарые, в одинаковых серых платьях и фартуках. Одна из них была существенно моложе другой.

— А вы знаете, миссис Крайн, — нарочито бодрым голосом с явным намерением взбодриться сказала та, что была помоложе. — Один из благотворителей нашего приюта подарил детям к празднику приличное количество сладостей: шоколадные конфеты и леденцы, а еще вот печенье и мандарины.

— Лучше бы побольше лекарств прислали, — устало отвечала собеседница постарше. — Я как медсестра при нашем заведении была бы довольнее. Лазорет-то у меня, знаешь, никогда не пустует. То корь, то ветрянка и прочие детские болячки, а уж простужаются они вообще круглогодично. Ладно хоть чахотки ни у кого нет — и на том спасибо.

— Домой хочется! — снова заговорила молодая женщина, чтобы сменить тему.

— Оно и понятно! Ты, Анна, у нас ведь с недавних пор миссис, миссис Коул. Ладно, — снисходительно улыбнулась миссис Крайн. — Вот отдежурим ночку, а с утра — по домам. Сейчас кроме нас и детей в приюте никого больше нет. У тебя все уже уснули?

— Ну да! Время пол-одиннадцатого, отбой уж пол часа как отзвенел. А у вас, Марта?

— Да, все спят, тяжелых вроде нет.

— Слушайте, Марта, раз уж нам заняться сейчас нечем, может мы эти самые сладости поровну в подарки разложим, да детям поутру и отдадим после завтрака?

— Даже и не думай! — сурово отвечала медсестра. — Постепенно на десерт после обеда выдавать будем. Сразу видно, что ты недавно в приюте работаешь. Хочешь неприятностей да лишних хлопот так себе нажить?

— Но почему же? — спросила ничего непонимающая Анна.

— А потому, раз дети нечасто видят эти лакомства, то если дать им все сразу, что за один раз не съесть, те, которые постарше да понаглее начнут лаской или угрозой выманивать у малышей их конфеты. И тогда только и смотри во все глаза за теми и за другими. Не хватало мне еще побитыми заниматься! У них здесь, да и везде в таких заведениях негласный закон: кто сильнее, тот и прав! Слушай, Анна, — смягчилась вдруг медсестра. — Пойдем лучше на кухню. Я на сегодняшнее дежурство большой пирог принесла, с яблоками. Чаю попьем! Или, — тут ее глаза заговорщицки блеснули, — чего-нибудь покрепче. Шампанское еще с прошлой недели припрятано.

— Пожалуй, — нерешительно отвечала Анна.

Вдруг женщины услышали тихий стук в дверь. Поначалу каждая из них посчитала, что ей это просто послышалось, но когда стук повторился, уже немного громче, то не осталось сомнений: кто-то пришел.

— Кого это еще принесло сюда в такую ночь? — со смесью удивления и тревоги, но громко, так, чтобы было слышно снаружи, крикнула медсестра.

— Помогите, пожалуйста! — послышался слабый женский голос. Марта и Анна недоуменно переглянулись, и медсестра открыла дверь. Холодный воздух ворвался в прихожую, и едва только нежданная посетительница переступила порог, женщины поспешили запереться снова. Первые несколько секунд они с недоумением рассматривали странную гостью. Это оказалась молодая невысокая девушка, которую никак нельзя было назвать красавицей, скорее наоборот. Усыпанные снегом волосы были тусклыми и блеклыми, черты лица скорее грубые, чем приятные, а глаза косили в разные стороны. Но особенно поражал их взгляд. Обе работницы приюта были уверены, что никогда еще в своей жизни не видели столь обреченного взгляда. Невзрачное серое платье уже почти превратилось в лохмотья, на ногах- дырявые ботинки, а распахнутый черный плащ странного покроя был слишком легкий, не по погоде, как впрочем, и вся одежда. Молодая женщина едва держалась на ногах от слабости и усталости, а кроме всего прочего, окинув беглым взглядом ее фигуру, Марта и Анна одновременно с ужасом поняли, что нищенка еще и в положении.

— Не волнуйтесь, милая! — подойдя к женщине и помогая ей снять плащ, быстро проговорила медсестра. — Мы постараемся вам помочь!

Некрасивое лицо нищенки исказилось от боли, а сама она, согнувшись, схватилась руками за живот.

— Боже правый! Да у нее же схватки! — воскликнула медсестра, взяв женщину за руку. Потом положила ладонь ей на лоб. — Вся прямо горит! И дышит так тяжело! Анна, — голос Марты дрогнул. — Я не справлюсь одна, нужен доктор!

— Но где мы его возьмем среди ночи? — в страхе недоумевала миссис Коул. Марта на мгновение задумалась, а потом в глазах у нее блеснула надежда.

— Отец Доброделов! Он же доктором был до того как принял священный сан. Звони ему прямо сейчас в храм, а я пока ее в третью комнату отведу, туда еще пока никого не заселили. Белья чистого и полотенец туда принеси! Воду подготовь!

С этими словами Марта взяла под руки роженицу, которая еле волочила замерзшие ноги, и, аккуратно поддерживая, повела ее в комнату.

— Всегда отца Доброделова зовем, приключись что совсем уж нехорошее с кем-нибудь из воспитанников. — Трепетным голосом, в котором слышалось бесконечное уважение к человеку, о ком шла речь, проговорила Анна.

— Поторопись, — на ходу бросила Марта. — Он сам нам же потом и выскажет, что кто-то был в беде, а его не позвали или известили слишком поздно. — И миссис Коул бросилась к телефону, а медсестра и нищенка скрылись в коридоре. Когда обе оказались в нужной комнате, то изможденная женщина без сил упала на кровать. Медсестра раздевала ее, в то время как шустрая Анна, уже успевшая дозвониться до священника и врача в одном лице, готовила постель. Несчастная поблагодарила обеих одними лишь глазами, видимо, на слова у нее сил не было. Потом миссис Коул вернулась в холл, чтобы встретить подоспевшего доктора. В комнату вошел невысокий человек средних лет с темно-русыми волосами, короткой бородой и серо-зелеными глазами, которые, казалось, излучали свет. В руках у него была медицинская сумка. Быстро сбросив пальто и надев вместо него белый халат поверх черной ризы, он сразу устремился в названную ему комнату, видимо, хорошо зная их расположение. Миссис Коул молча проследовала за ним.

Через час благодаря совместным усилиям священника-врача и двух помогавших ему женщин больная нищенка родила мальчика, которого доктор поручил медсестре, в то время как сам пытался изо всех сил привести в чувство потерявшую сознание мать: вентилировал легкие, сделал укрепляющий укол, хотя и понимал, что все его усилия тщетны, и смерть уже простерла над несчастной свою длань. Но тем не менее до последнего не отступал в явно неравной борьбе. Миссис Коул тем временем натирала уксусом руки умирающей, которая вдруг открыла глаза, губы ее беззвучно зашевелились, и женщина нагнулась к роженице, ободрительно сказав:

— У вас родился сын, держитесь же! — и приставила ухо ко рту бедняжки, видя, что та хочет что-то сказать и при этом смотрит необыкновенно умоляюще.

— Пусть его назовут Томом, в честь отца, — тихо прошептала умирающая. Потом чуть помолчала, а собравшись с силами, добавила:

— И Марволо, в честь моего отца. — Услышав столь странное имя, Анна подумала было, уж не из цирка ли, часом, эта странная особа. Но женщина опять зашептала:

— А фамилию ему дайте Реддл, прошу вас. Надеюсь, он будет похож на папу.

— Хорошо-хорошо! — быстро заговорила миссис Коул. — Не волнуйтесь так!

Тут новоиспеченная мать снова провалилась в беспамятство, не проронив больше ни словечка. Руки у нее были ледяными, а на челе лежала печать смерти. Меньше чем через час несчастная умерла.

— Все кончено! — послышался в тишине печальный голос Доброделова.

— Бедняжка! — сочувственно отвечала миссис Коул. — Не на много старше меня была. Но ведь от родов не так уж и часто умирают.

— Это не от родов, а от лишений. Вы же видели, в каком она была в состоянии. Главным образом от двустороннего и очень запущенного воспаления легких. Как ее звали, кстати?

— Не знаю, святой отец. Она нам не сказала, но последние слова были о том, как она желает назвать ребенка! Том-Марволо, в честь отца и ее отца. А фамилия — Реддл.

— Что же, мы исполним ее просьбу. — Тихо отвечал собеседник. Он замолчал, достал из кармана четки и, перебирая их, стал шептать молитвы.

Миссис Коул, не желая мешать ему, вышла из комнаты и вернулась в холл. Там находилась Марта, уже обиходившая новорожденного.

— Кошмарная ночь! — выдохнула Анна, устало опускаясь на стул у стола и глядя в окно, за которым стояла глубокая ночь, и по-прежнему мела метель.

— До конца жизни не забуду!

Прошло почти десять лет, а родившийся в эту памятную новогоднюю ночь мальчик, которого работники благотворительного заведения по просьбе матери назвали Том Марволо Реддл, так и рос в приюте. Ни Том, ни какой-либо другой Реддл так за ним и не явились. Предсмертное желание никому неведомой безымянной нищенки, похоже, сбылось. Сын оказался ни капли не похож на мать, по крайней мере внешне. Теперь это был красивый, высокий для своих лет ребенок, хотя несколько худощавый и хрупкого телосложения. Белоснежную кожу лица оттеняли еще больше черные как смоль густые чуть длинноватые волосы, составляя с ней разительный яркий контраст. Темно-серые глаза с длинными ресницами почти всегда смотрели на людей пристальным сверлящим взглядом, так что редкий собеседник Тома чувствовал себя спокойно. Большинству же казалось, что этот взгляд пронизывает насквозь точно рентгеновские лучи. Идеальный овал и правильные черты лица многим представлялись очень гармоничными, как будто выточенными из слоновой кости. Тонкие губы редко улыбались, но если такое случалось, то улыбка была какой-то высокомерной и больше походила на насмешку. Спину Том всегда держал прямо, а голову высоко поднятой.

Но ни смазливое лицо, ни острый ум и замечательная память, благодаря которым Реддл был одним из лучших учеников в приютской школе, не вызывали к нему симпатий как со стороны работников, так и воспитанников заведения. Все без исключения считали мальчика странным, не от мира сего, словно он был пришельцем из неведомого мира. Еще когда Том был грудным ребенком, то нянечки, которым приходилось за ним ухаживать, заметили, что он почти никогда не плачет. Укачивать его вообще ни разу не было нужды, напротив, у кого-либо на руках он начинал беспокоиться, четко давая понять, что предпочитает засыпать самостоятельно с пустышкой во рту, если ее дадут, а нет — мог сосать палец. И впоследствии держался особняком, предпочитая сидеть с книгой в каком-нибудь укромном уголке, чем играть с остальными ребятами. А читать Реддл научился едва ли не раньше всех в своем классе, и в то время, как другие дети еще только разбирали слова по складам, он уже поглащал страницу за страницей. Однако нелюдимый характер — это не главное, что настораживало детей и взрослых. В конце концов, люди, предпочитающие уединение и чувствующие себя при этом самодостаточными, не жалуясь на недостаток общения — не такая уж и редкость.

Том был холодным в прямом смысле. Любой мог в этом убедиться, просто дотронувшись до его руки или лба. Поначалу Марта считала это проявлением какой-то болезни, но отец Доброделов, неоднократно осматривавший ребенка, заверил, что он совершенно здоров, а немного пониженная температура тела — похоже, просто особенность его организма. При этом священник невольно вспоминал ту холодную темную ночь, когда смерть забрала мать и, конечно же, рассчитывала получить вместе с ней и сына, к которому уже протянула руки и обдала своим ледяным дыханием, но ребенка вырвали из ее лап. Однако след свой на упущенной жертве холодная гостья все же оставила. Но и эта его особенность не очень-то пугала обитателей приюта, хоть детей, хоть взрослых. Правда, из-за нее Тому регулярно приходилось выслушивать нелицеприятные замечания от работников вроде таких “Руки у тебя как у покойника”, или откровенно злобные насмешки других воспитанников типа “живой трупак”,” Том-покойник”.

Все дело было в том, что вокруг мальчика часто происходили странные вещи. Первый такой случай произошел, когда Тому не было еще и семи лет. Стоял хмурый осенний день, за окном шел дождь, и воспитанники приюта не могли выйти погулять во двор, томясь в игровой комнате. Это было довольно просторное помещение с несколькими окнами, пропускающими достаточно солнечного света. На полу был старенький, но хорошо вычищенный темно-коричневый ковер, а стены поклеены простенькими невзрачными сероватыми обоями, которые из соображений экономии практичные и хозяйственные работники приюта предпочли всем другим как наименее маркие. Чтобы разбавить эту серость, на стены повесили рисунки воспитанников, от самых простых, детских, до вполне приличных работ. А еще в комнате было много живых цветов в горшках, которые стояли на всех подоконниках, а также на подвесных полках на стенах. В общем, было заметно, что сотрудники и в самом деле старались сделать это помещение поуютнее, насколько это было в их силах. Однако Тома отсутствие возможности погулять нисколько не огорчало. Он как раз недавно начал бегло читать и теперь с удовольствием брал книги в библиотеке. И конечно, как и любого ребенка его в первую очередь привлекли сказки. Сейчас Том, усевшись в сторонке, погрузился в очередную историю, сочиненную Г.Х. Андерсеном, о мальчике Кае, поцелованном коварной Снежной королевой и унесенным в ее ледяное царство, и от этого ставшим таким холодным-холодным, совсем как он. Но нашлась маленькая храбрая девочка Герда, которая не побоялась отправиться на край света отыскивать друга и растопить лед его сердца. Однако дочитать, чем же закончилась история в этот раз Тому не дали. Книга, которую он держал в руках, неожиданно взлетела вверх, подпинутая снизу носком большой ступни в черном ботинке. Еще до того, как поднять голову, мальчик понял, кто это. Ну конечно, Билли Стаббс, одиннадцатилетний подросток, не очень высокий, но коренастый и сильный. Его в приюте побаивались не только младшие воспитанники, но и ровесники. У этого ребенка было много товарищей, которые за возможность попасть в его компанию угождали, кто чем мог. Те, кто помладше, добровольно отдавали часть редко перепадавших вкусностей; ровесники, из тех, что поумнее, делали за него уроки. И все это в обмен на благосклонность, а значит, безопасность, возможность жить спокойно с осознанием, что ни Билли, ни его друзья тебя не тронут. Стаббс и его компания часто задевали Тома, который упорно не желал и делиться чем-то своим, ни выполнять то, чего хотелось этой местной звезде. Часто эти стычки не ограничивались одними лишь оскорблениями, и Тому доставалось тумаков и пинков, а противостоять и дать отпор старшим ребятам в рукопашной схватке у мальчика не было никаких шансов. Кроме того, подчиняя себе половину детей из благотворительного учреждения, Билли умел найти подход и к его работникам, если из этого можно было извлечь выгоду, а потому в общении с ними Стаббс всегда был вежлив и предупредителен. Не будучи семи пядей во лбу и не блистая прекрасной успеваемостью, Билли мог неплохо работать руками. На уроках домоводства, где девочек учили хозяйничать, а мальчиков делать что-то самому, Билли часто получал от учителя похвалу. А вот о Томе такого сказать было нельзя. В то время как все прочие науки давались ему очень легко, то работа руками была для него сущим мучением. Узкие кисти с непропорционально длинными узловатыми пальцами, казалось, были совсем не приспособлены ни к какой физической работе, что, конечно же, служило еще одним поводом для насмешек от других детей и раздражения со стороны работников приюта. У него руки не тем концом вставлены — такого было всеобщее мнение. Стаббс же слыл мастером на все руки и охотно то чинил старенькую мебель, то вколачивал гвоздь или ввинчивал шуруп и даже мог поменять регулярно снашивающиеся набойки на каблуках. Поэтому его вполне можно было считать всеобщим любимцем, чем подросток и пользовался. Если у детей случался какой-то конфликт, то чаще всего взрослые принимали его сторону, а разбираться досконально, кто прав, кто виноват у работниц приюта не было ни времени, ни желания.

Когда Том поднял голову, то как и ожидал увидел перед собой недобро ухмыляющегося Билли и его прихвостня-дружка Денниса Бишопа. Ничего хорошего эта, с позволения сказать, беседа ему не сулила.

— Что тебе нужно? — стараясь говорить твердым голосом и не показать, что испугался, спросил Том.

— Он еще спрашивает! — усмехнулся Билли. — Ты тупой или прикидываешься? Разве я уже не втолковывал тебе, я хочу, чтобы такие как ты делали то, что я им скажу. Ишь, гнида, ходит, как будто палку проглотил, нос от всех воротит да еще бельмами стреляет. Хоть бы приятелей себе завел, безопаснее было бы, — многозначительно добавил он. — И откуда только ты у нас взялся не такой как все, белая ворона, а?

— Ну зовут-то его как любого нормального человека — Том. — вставил было Бишоп.

— Ага, и Марволо, тоже мне имечко. Твоя мамаша, должно быть, совсем с катушек слетела, если так тебя назвала! — продолжал ехидничать Билли.

Когда Том подрос настолько, что стал задавать взрослым в приюте вопрос, не знают ли они, кто были его родители, то миссис Коул рассказала мальчику об ужасной зимней ночи, в которую ему довелось родиться, и то, как мать — больная нищенка — умерла через час после его рождения, сказав только, что хочет назвать сына в честь отца Томом и в честь ее отца — Марволо. А также назвала фамилию, которую должен был носить ребенок. Но имя, которое ему дала мать, мальчику не нравилось. По улице, где находился приют, часто ошивался один нищий бродяга по имени Том и вечно клянчил милостыню у прохожих. Стаббс частенько подсмеивался, уж не в его ли честь оборванка назвала своего ребенка, и мальчик не мог не злиться на это. В самом же заведении имелось как минимум с полдюжины Томов, каждый из которых ничем особенным не отличался и походил на других, как схожи между собой неприметные серые мышки. Другая же часть имени не вызывала у него такой неприязни, скорее наоборот, подогревала интерес. Так не звали больше никого, и Том чувствовал, что в его рождении есть какая-то тайна, а желание матери — вовсе не проявление сумасшествия.

Последняя фраза, сказанная Билли, сильно разозлила мальчика.

— Да пошел ты! — не удержался раздраженный Том. А глядящим на него сверху вниз подросткам, казалось, только это и нужно было.

— Что ты там промямлил, мразь? — злобно и в то же время довольно ухмыльнулся Билли, получив прекрасную возможность испытать уже не умелость, а силу своих рук.

— Оставьте меня в покое! Я ничего вам не сделал, так что вы ко мне прицепились? Заняться больше нечем? — ответил Том как можно более спокойным и ровным голосом в последней надежде избежать рукоприкладства со стороны Стаббса и его дружка. В игровой комнате не было взрослых, но играло десятка полтора, не меньше, других детей. Однако затевать ссору с грозным и хитрым Билли никто не стал, тем более из-за Реддла — мальчишки, который не был никому из них ни другом, ни даже просто приятелем. Том почти всегда держал дистанцию между собой и другими детьми, находя их общество слишком скучным, а затеваемые ими игры очень уж примитивными, и по этой причине предпочитал лишний раз почитать, вместо того, чтобы проводить время с ребятами. Так все, кто находился в комнате предпочли роль наблюдателей, с интересом или же без него ожидая продолжения этой маленькой заварушки.

— Ты угадал! — кивнул Билли Тому. — Именно! Именно заняться нечем. На улицу который день не выйти, игры и игрушки все уже надоели. В общем, тоска смертная.

-А из тебя хорошая живая игрушка получится, которая и развлечет нас! — поддакивал Бишоп.

— Хорошо сказано, Деннис! — благосклонно кивнул в ответ Стаббс. — Вот только кого же нам из него сделать, а? На секунду верзила задумался, а потом хлопнул себя по лбу. — Идея! Будет нашей собачкой. Только песика малость подрессировать не мешало бы. А то уж больно огрызается! Тут Билли снял со своей ноги ботинок и запустил им на другой конец комнаты.

— Подай! — велел Билли.

Том не двинулся с места, злобно сверля своего обидчика темно-серыми глазами, в которых загорелись красноватые огоньки.

— Нет! Не пойду! — не то процедил, не то и вовсе прошипел мальчик сквозь зубы.

— Ах, не пойдешь? — притворно ласково проговорил Билли. — Не хочешь быть моим песиком? — многозначительно спросил он, внимательно оглядывая всех присутствующих в комнате детей, которые, не отрывая глаз, смотрели на этих троих.

Поступок Тома был вызовом чистой воды, которого Стаббс уж точно не потерпит. Ведь уступить какому-то маленькому дохляку означало бы подорвать свой авторитет и спровоцировать других на проявление непокорства.

— Ну что же, — разочарованным тоном произнес подросток. — Не хочешь собачкой, значит будешь козлом. Козлом отпущения! И Стаббс замахнулся на мальчика, сбив его с ног одним ударом руки. Том попробовал было инстинктивно схватить с одной из полок горшок с цветком, чтобы запустить им в обидчика и хоть как-то защититься. Однако не успел, в одну секунду оказавшись на полу. Но тут случилось неожиданное: горшок с цветком, к которому никто не прикасался рукой, вдруг сам сорвался с полки, полетел, но не вниз на пол, а прямо в голову Билли. Стаббс, уже успевший пару раз пиннуть Тома, от удара потерял сознание и распростерся на полу.

— Ничего себе! — воскликнул пораженный до глубины души Деннис Бишоп.

Как раз в этот момент в игровую комнату вошла миссис Коул, теперь уже директриса приюта.

— Что здесь произошло? — повысив голос, спросила она, недоуменно глядя на лежащего на полу Билли, а также на Тома и вдребезги разбитый горшок.

— Миссис Коул, — с готовностью отвечал Бишоп. — Это все Реддл. Мы с Билли хотели просто поиграть с ним, но Том отказался и разбил горшок о голову Билли.

— Неправда, — отрезал Том твердым холодным и каким-то властным голосом, вовсе не характерном для ребенка. — Стаббс повалил меня на пол и ударил ни за что ни про что, а цветок сам упал на него. Так ему и надо! — невозмутимо добавил мальчик.

— Реддл, — начала строго отчитывать Тома директриса — Что ты такое говоришь? Билли лежит без сознания, а ты находишь это правильным? — Тут она обратилась к стоящему рядом Деннису. — Сходи за Мартой, пусть займется Билли. И как я после этого поверю, что ты тут не причем, Реддл? — перевела она подозрительный взгляд с лежащего Билли на Тома.

— Я не прикасался к горшку с цветком! — уверенно и глядя в глаза собеседнице, отвечал мальчик, так что миссис Коул невольно смутилась, и не желая показывать этого, стала расспрашивать других детей, как именно все случилось. Но никто из ребят не сказал, будто бы в руках у Тома был горшок. Все утверждали, что он сам слетел с полки. После этих слов директрисе пришлось оставить Тома в покое, и она попыталась убедить себя, что все произошедшее — просто несчастный случай. Тем временем в игровую комнату вошла Марта и, осмотрев Стаббса, заявила, что, скорее всего, ничего серьезного нет, но подростку лучше несколько дней побыть в приютском лазарете, а еще лучше показать его Доброделову, когда он наведается к ним.

Через пару дней о досадном неприятном происшествии все благополучно забыли. Все кроме Тома. Мальчик не мог забыть, как цветочный горшок, до которого он и в самом деле не дотрагивался, каким-то образом полетел с полки вниз, при этом точно следуя за движением его руки. Просто волшебство какое-то, словно в сказке, не иначе. И тут Тому пришло на ум попробовать таким же образом поперемещать какие-нибудь другие предметы. Вернувшись после отбоя в отведенную ему комнату, мальчик достал из шкафа взятую в библиотеке книгу о Снежной королеве, которую дочитал сегодня после обеда. Он положил ее на подоконник, а сам сел на кровать. Сосредоточился, протянув руку к подоконнику, и ощутил, как внутри него пробуждается и начинает играть какая-то сила, словно волна, словно расшалившееся животное. Том провел рукой по направлению от подоконника к кровати, как бы призывая книгу к себе. И, вот чудеса! Книга и в самом деле поднялась над подоконником и медленно поплыла по воздуху, следуя задаваемому рукой направлению, и приземлилась на тонкое покрывало, застилавшее узкую железную кровать. Том снова поднял книгу, и она полетела на подоконник, но в этот раз, то поднималась вверх, то опускалась почти до пола, следуя за движением руки ребенка, пока, наконец, снова не оказалась на подоконнике. Мальчик был очень взволнован, но при этом его охватил восторг. Попытки перемещать другие предметы, которые были в его комнате, тоже увенчались успехом, а Том с каждым разом чувствовал себя все более уверенно. Наконец, выглянув в окно и поняв, что на дворе уже давно глубокая ночь чувствуя себя при этом необычайно довольным, он лег спать.

На другой день Том стал задумываться, а нельзя ли извлечь пользу из этой необычной способности и воспользоваться ей для защиты. Мальчиком овладела приятная эйфория от того, что он чувствовал себя победителем. И ему захотелось, чтобы что-нибудь напоминало ему об этом событии, лучше всего какая-нибудь вещь. Вскоре Билли отпустили из лазарета, и Том вспомнил, что Стаббсу очень нравится маленькая губная гармошка, на которой он с удовольствием играл. Тогда Реддл улучил удобный момент и незаметно призвал к себе эту вещицу, не прикасаясь при этом к ней руками. Играть на ней мальчик, конечно же, не хотел, и даже если это желание у него бы возникло, то осуществить его ребенок все равно бы не смог. Показывать, у кого именно находится гармошка, и прослыть при этом вором, было бы очень глупо. Но Тому было достаточно просто владеть ею словно трофеем, отобранным у поверженного противника. В этот же день он попросил на кухне пустую коробку из-под чая, якобы для поделки, и ему не отказали. В нее мальчик и положил свою первую добычу.

В другой раз, когда Тому было уже девять, он на перемене вышел из класса, а когда вернулся, то не обнаружил на своей парте учебника и тетради. Мальчик сразу понял, что кто-то нарочно взял их и спрятал, чтобы напакостить на уроке. В классе было всего несколько человек, и среди них Линда Браун — симпатичная девочка с каштановыми вьющимися волосами, ярко-синими глазами и очаровательными ямочками на щеках, которые покрывал нежный розовый румянец. Миловидная внешность сама по себе располагала к ней людей, а тот факт, что она еще и очень хорошо училась, добавлял ей немало очков от взрослых и однокурсников. Однако оценки Тома были все же ненамного выше, и поэтому Линда уже третий год была лишь второй ученицей в классе, уступая пальму первенства Реддлу, который, тем не менее, ни у кого в любимцах не ходил. Едва Том вошел в класс, она бросила на него лишь один мимолетный торжествующий взгляд, которого никто не заметил, и как ни в чем не бывало принялась играть своей игрушкой йо-йо. Однако мальчишке все стало ясно как Божий день. Странное, неведомое ранее чутье, подсказывало ему, кто виноват в пропаже.

— Куда ты дела мои книги? — резко и без предисловий спросил Том, глядя на Линду пристальным взглядом.

-О чем ты, Реддл? — усмехнулась девочка. — У тебя что, крыша поехала? На кой черт мне твои книги?

Слова эти были сказаны достаточно уверенно, а взгляд казался хоть и недружелюбным, но вполне искренним. Кого-то другого Линда, скорее всего, и убедила бы, однако Том, услышав их, только еще больше уверился в своей правоте.

— Ложь! — голос мальчика звучал твердо и холодно, точно сталь. — Это ты сделала! Говори правду! — Тон был очень властным, каким обычно отдаются приказы. Темно-серые глаза Тома продолжали сверлить Линду, и она заговорила словно против воли.

— Ну да, я! Я взяла твои учебники! И ты их не получишь! Не успеешь найти до начала урока. Ха-ха! Вот умора!

Ты уверена? — иронизировал Том. Он сосредоточился и представил, как книги летят ему в руки. И тут дверцы небольшого классного шкафчика, где хранились необходимые для занятий наглядные пособия, резко распахнулись, и с полки сорвались книга с тетрадью и влетели прямо в руки Тома.

— Как ты это сделал, Том? — недоуменно и с восхищением во взгляде спросила Линда. Другие одноклассники тоже смотрели во все глаза, не веря им.

— Расскажи, пожалуйста.

Мальчик пристально посмотрел на ту, что еще минуту назад оскорбляла и унижала его. Том чувствовал, что эта странная способность, которую он в себе открыл чуть меньше двух лет назад, из всех присутствующих есть только у него одного. И сейчас он видел возможность поквитаться за свою обиду.

— Просто сосредоточься, внимательно посмотри на интересующий тебя предмет, вытяни вперед руки и представь, что он летит к тебе. — Заговорил Том спокойным голосом, словно и в самом деле желал дать полезный совет. — Попробуй! — Убеждал он, видя нерешительность девочки.

Линда взяла свой учебник, отнесла его на полку в открытом шкафу и вернулась к своей парте. Она сделала все, что ей говорил Том. Раз, и другой, и третий! Но у нее ничего не вышло, хотя лицо раскраснелось от прилагаемых мысленных усилий, а вытянутая рука дрожала от напряжения. Одноклассники невольно пересмеивались между собой. Увидев это, девочка разозлилась.

— Ты урод! — яростно выкрикнула Линда, а в глазах ее была неприкрытая, очевидная для всех присутствующих зависть.

— От уродки и слышу! — отвечал с насмешкой Том. — Если бы у тебя хоть немного получилось, вряд ли ты бы так говорила. Но ты просто бестолковая бездарь!

— Жулик! — визжала от злости Линда. — Из тебя только цирковой фокусник выйдет! И имя твое второе этому занятию как раз под стать.

-А из тебя получится отличный клоун! Зрителей рассмешишь как никто! — процедил в ответ Том.

Тут в класс вошла Мэри, пушистая трехшерстная кошка, жившая в приюте. Она была любимицей большинства воспитанников и взрослых по причине своей красоты и кроткого нрава. Грациозная мастерица мурлыкать песни мягкими неслышными шагами подошла к Линде, стала тереться о ее ноги, и девочка не могла удержаться от желания взять кошку на руки и погладить. Том же со злобой смотрел на Линду, и его вдруг охватило жгучее желание, чтобы кошка расцарапала эту завистливую гадину, вцепилась в обманчиво ангельское лицо. Вся картина представилась ему с необычайной четкостью, и вдруг из желанной фантазии мгновенно претворилась в неприятную для Линды реальность. Мерри вдруг сначала сердито зашипела, заурчала, а потом и вовсе извернулась в руках держащей ее девочки, и пушистые лапы с полностью выпущенными на волю когтями вцепились в лицо. Линда закричала от боли и страха, закрывая руками глаза. В этот момент на визги воспитанницы в класс быстро вбежала медсестра Марта и бросилась к девочке. С трудом оттащив кошку от Линды, женщина схватила животное за шкирку, шугнула и отбросила в угол. Однако приступ необъяснимой ярости у пушистой красотки закончился также внезапно, как и начался. Теперь она лишь жалобно мяукала, словно прося прощения.

— Что это на нее нашло? — недоумевала Марта, с беспокойством и неудовольствием рассматривая глубокие царапины на миловидном личике ученицы, некоторые из которых были совсем рядом с глазами.

— Это все Реддл, миссис Крайн! Он натравил Мерри на меня.

Том хоть и был удивлен странному исполнению своего желания, но никак не показал этого.

— Что за бред ты несешь, Браун! Разве я дрессировщик, который может натравить на тебя кошку? И где ты слышала, чтобы я давал какую-нибудь команду хоть словом, хоть жестом? Ты от страха, должно быть, совсем разум потеряла!

— Ты так пристально смотрел на Мерри, и глаза у тебя словно огнем горели! — плача, кричала Линда. Том отметил про себя, что девочка помалкивает о том, как стала свидетельницей необыкновенного перемещения книг без участия рук, и другие дети последовали ее примеру. В самом деле, рассказывать о подобном было бы глупо, потому как вряд ли бы взрослые поверили в такой рассказ, да еще как-нибудь могли наказать за подобные небылицы. Линда же для себя объясняла столь странное поведение неизменно ласкового животного какой-нибудь необыкновенной способностью Тома, сродни умению, не прикасаясь к предметам, перемещать их.

— Все, хватит, Реддл, Браун! — раздраженно заговорила медсестра. Она и в самом деле была недовольна, ведь кошкин каприз прибавил ей хлопот. А кроме того, Линда с расцарапанным лицом казалась ей потерпевшей.

— Пошли к директору, Реддл! — сквозь зубы процедила она. Тому ничего не оставалось, как последовать за ней. Марта и воспитанник быстро подошли к дверям кабинета, и не успел мальчик что-то сказать, как уже предстал перед миссис Коул.

Директриса была женщиной незлой, напротив, она очень сочувствовала оставшимся без родителей и вообще без родных детям, которые оказались на попечении ее приюта. Миссис Коул добросовестно выполняла свою работу и делала все от нее зависящее, чтобы воспитанникам жилось если не хорошо, то хотя бы сносно. И в то же время она понимала, что ее занятие напоминает старания данаид, наполняющих водой пустую бочку. Потому миссис Коул последнее время стала частенько прикладываться к бутылке, особенно пристрастившись к джинну. Прилагая постоянные усилия к тому, чтобы дети были сыты, одеты-обуты, здоровы и в тепле, директриса считала, что за свои старания вправе рассчитывать на благодарность. Потому и воспитанники, на ее взгляд, должны были быть послушными, ценить заботу, которую о них так великодушно проявляли, не мешать работе и не требовать больше, чем им способны были дать. Кроме того, уже не первый год занимая должность директора, женщина привыкла к власти, а еще полагала, что ее искренняя забота о детях и желания им блага, дают ей полное право командовать хоть работниками, хоть воспитанниками.

Сейчас миссис Коул была занята просматриванием денежных поступлений в приют и расходных счетов заведения, пытаясь свести дебет с кредитом. Цифры ее не очень-то радовали, и директриса находилась по вполне понятным причинам не в лучшем настроении. Она устало посмотрела на Марту и Тома.

— В чем дело? — недовольно спросила директор.

— Миссис Коул, — отвечала медсестра. — Мерри расцарапала Линде Браун все лицо, но девочка утверждает, что это именно Реддл натравил на нее кошку. До сих пор не могу поверить, ведь эта пушистая красавица всегда была такая ласковая. Ума не приложу, как этому негоднику удалось сотворить такое!

— Я тут не при чем, миссис Коул! — воскликнул Том, пытаясь оправдаться. — Может Мерри больна, вот и взбесилась? Я ведь не давал ей никаких команд, к которым прибегают дрессировщики.

— Сама, значит, взбесилась, — раздался строгий голос директрисы, которая подозрительно смотрела на Тома. — И цветочный горшок Билли Стаббсу сам на голову упал? А тебе не кажется странным, что когда с кем-нибудь случается что-то плохое, ты всегда рядом и как бы не при чем? — испытующе спросила миссис Коул.

— Это всего лишь совпадения! — Том старался говорить твердым голосом, и чтобы он звучал как можно более убедительно.

— А вот я так не думаю, Том. Хотя, признаюсь честно, предъявить тебе и вправду нечего. Однако наказать тебя все же следует. — Миссис Коул на мгновение задумалась. — Думаю, пара десятков розг тебе не повредит, Реддл.

Услышав о розгах, и без того бледный Том от негодования побледнел еще больше. Нет, не физическая боль и даже не несправедливость порки возмущали его. Просто мальчику казалось унизительным, когда тебя заставляют оголить спину, а порой и зад, безропотно терпеть боль, а потом еще несколько дней сносить насмешки других детей.

— Вы несправедливы, миссис Коул. — Том старался говорить спокойнее.

— Он еще и со старшими спорит! — вышла из себя директор. — Нет, ну вы только посмотрите на этого неблагодарного негодника! Ты совсем не ценишь той заботы, которую о тебе проявляют. Мы все здесь из кожи лезем, чтобы вам, сиротам, жилось получше, так еще и вынуждены тратить свое время на то, чтобы отчитывать это отродье! А между прочим, наказание назначается ради твоей же пользы. Ты сам спасибо скажешь, когда вырастешь и поймешь, что недостатки детей нужно искоренять.

— Это верно, Реддл! — вторила директрисе медсестра. Если бы не мы, то тебя сейчас и на свете не было бы.

Мальчик, конечно, понимал, что эти женщины и впрямь спасли ему жизнь. Но этого ему было мало. Потому и благодарности к ним он не чувствовал. Жизнь в приюте тяготила его больше, чем любого другого ребенка, и вовсе не лишения были тому причиной. Том непонятно почему чувствовал себя совершенно чужим среди этих людей, подкидышем не только в прямом, но и в переносном смысле. Дети не раз называли его белой вороной, и мальчик понимал, что они в какой-то мере правы. С тех пор как он обнаружил в себе некоторые способности, которых нет у других, ребенок и сам стал считать себя особенным. Вот только мнение, кто тут ничтожество, а кто нет, у него было совсем противоположным. Том начал презирать тех, кто его окружал, включая взрослых, хоть и не показывал этого. Напротив, по мере того, как наблюдательный мальчик взрослел, он не мог не заметить, как вежливые слова, сказанные правильным тоном, могут способствовать достижению целей и располагать к тебе людей. Именно это и было одним из козырей Билли Стаббса, и именно так ему удалось получить от миссис Коул в подарок ко дню рождения маленького пушистого белого кролика, которого подростку давно хотелось иметь.

— Простите, миссис Коул! — Том сразу сбавил тон, интонации в голосе изменились на мягкие и безукоризненно вежливые. — Я просто хотел попросить наказать меня не столь строго, ведь я же не сделал ничего дурного, и не пристало человеку отвечать за поступки животного. Миссис Коул уже успокоилась, так же быстро как и вспылила.

— Хорошо, Том. — Снисходительно сказала она. — Ты умный мальчик, и я вижу, можешь, когда захочешь вести себя прилично. — Что же, согласна на этот раз заменить розги на арест в комнате без права выходить из нее кроме как на завтрак, обед и ужин до тех пор, пока я не сочту, что с тебя довольно.

Том внутренне торжествовал. Он и не думал, что какие-то две совершенно неискренние фразы могут дать такой эффект, и что с их помощью легко одурачить даже взрослого. Что до наказания, назначенного директрисой, то мальчика оно ни капли не огорчало. Напротив, сидение в комнате с книгами, в которых ему никто не стал отказывать, воспринималось им как благо.

— Благодарю вас, миссис Коул! — учтиво отвечал Том, понимая, что добился своего.

Заключение в комнате, продолжительностью целую неделю, пронеслось для Тома совершенно незаметно. Слишком много мыслей, порожденных очередными небывалыми открытиями, роились в его голове. Мальчик слишком хорошо понимал, что кошка не просто так расцарапала лицо Линды, ведь это он сам нарисовал в мыслях такую необычайно четкую картину и при этом страстно желал, чтобы она воплотилась в реальность. У него получилось заставить животное сделать то, что он хотел, причем без всякой дрессировки. Это оказалась еще одна необычная способность кроме умения передвигать вещи, не прикасаясь к ним. Кроме того, Том сумел заставить Линду сознаться в своем поступке, хотя она явно не собиралась этого делать. Осознание своей исключительности наполняло Тома эйфорией. Когда спустя семь дней мальчику было позволено выходить из своей каморки, то он с удовлетворением отметил до сих пор не зажившие царапины на лице Линды Браун, и то, как они несколько портят ее красоту. А мысль, что это причиняет девочке боль, доставляла Тому удовольствие. Игрушка йо-йо, принадлежащая Линде, тоже в этот день стала победным трофеем мальчишки.

С этих пор уже не только Том сторонился других детей, но и сами ребята начали чураться его. Все втихомолку перешептывались о том, что произошло между ним и Линдой. И хотя никто, кроме поцарапанной девочки, даже бывшие при всем этом дети, не утверждали, что именно Том натравил кошку на Линду, но подсознательно все чувствовали: причина в Реддле. Дети теперь ощущали какую-то странную опасность, исходящую от мальчика, и тот факт, что опасность эту нельзя было описать и объяснить, дать ей конкретное название, и настораживал больше всего. А Том теперь уже перестал бояться хоть оскорблений, хоть побоев. Если какому-то воспитаннику и взбредало на ум задевать этого высокомерного одиночку, то он непременно за это расплачивался, угождая в какую-нибудь неприятность: то на другой день после конфликта обидчика кусали невесть откуда взявшиеся пчелы, то ребенок неожиданно спотыкался на лестнице и ломал руку. И всегда Том был как бы не при чем, даже не присутствовал при всех этих событиях, находясь совсем в другом месте. Потому и обвинять его было не в чем, во всяком случае такие обвинения были бы странными и нелепыми. Однако странная связь всегда была на лицо: сначала кто-то обижал или злил Тома, а спустя недолгое время с этим человеком случалось что-то плохое. Это и было главной причиной, почему Реддлу решили выделить маленькую одноместную каморку, что называется, от греха подальше.

Замечательный июньский день, один из самых долгих в году, медленно, но все же неуклонно приближался к своему завершению. Было не жарко и не холодно, ясно и сухо. Легкий освежающий ветерок лениво гнал по чистому голубому небосводу редкие облачка причудливых форм. Солнце приятно согревало, однако не обжигало. Одним словом, погода стояла самая, что ни на есть комфортная, и это обстоятельство очень радовало как жителей Лондона, так и его предместий.

Особенно довольны были обитатели приюта миссис Коул, потому что сегодня их вывезли на загородную прогулку на весь день, дав каждому воспитаннику с собой небольшой сухой паек. Том сидел под раскидистым старым дубом в небольшой роще, прислонившись спиной к толстому стволу. В тени дерева было тихо и даже уютно, и лучи солнца, просачивающиеся сквозь листву, становились словно бы зеленоватыми. А главное, из дерева получилось хорошее укромное местечко, где можно было спокойно почитать. Остальные воспитанники с удовольствием играли в мяч на лужайке неподалеку под присмотром взрослых, и порой Тома раздражали их веселые крики.

Солнце уже садилось, когда мальчик с сожалением закрыл книгу, потому что становилось все труднее разбирать написанное. “Пора возвращаться к остальным”, — подумал он и нехотя поплелся из рощицы, засунув изрядно потрепанный том под мышку. Сейчас это был сборник сказок Р. Киплинга, и Том перечитывал некоторые из них, особенно “Рикки-тикки-тави”. Совсем недавно преподаватель литературы велел всему классу написать сочинение по ней, выразив свое отношение к произведению и его героям. Одноклассники Тома все как один, но на разные лады выражали одну мысль: гадкие ядовитые кобры Наг, Нагайна и их невылупившиеся из яиц змееныши получили по заслугам, одоленные доблестным мангустом Рикки-тикки-тави, который совершил свой неподражаемый подвиг ради людей-друзей. И только один Том считал по-другому. А в чем, собственно говоря, было виновато это змеиное семейство, поедая птиц? Ведь любому понятно, что они хищники, а потому созданы для того, чтобы охотиться и этим жить. И то, что раззявы-родители не уследили за своим дорогим птенчиком и позволили ему вывалиться из гнезда, так это их проблемы! Для змеи в этой ситуации было бы грешно не полакомиться вкусным обедом, так кстати поданным к ее столу. И почему столь бесцеремонная расправа мангуста над еще не увидевшими свет змеенышами не вызывает таких же сожалений, как поедание птенцов? Нагайна собралась мстить людям за мужа и детей? Молодец! Браво! Том не сомневался, что и он поступил бы точно так же. А мангустик Рикки-Тикки виделся ему таким же хищником как и змеи, в которых зверек усмотрел для себя лакомое блюдо. Все это мальчик и написал в своей работе, добавив в заключении, что, дескать, не змеи опасны, а люди, которые иной раз бывают похуже этих пресмыкающихся. Ни одна змея не нападает ради забавы, а делает это либо для защиты, либо для добывания пропитания. Зато человек способен запросто травить свою жертву, просто так от скуки, и получать от этого удовольствие. Как ни странно, но преподаватель отметил работу Тома высшим баллом вместе с сочинением Линды Браун, страстно разносившей в клочья ужасных чешуйчатых монстров. Учитель, мистер Смит, который всячески старался научить воспитанников самостоятельно мыслить, решил зачитать обе работы перед всем классом, назвав позицию Тома весьма оригинальной, хоть и не совпадающей с мнением автора и большинства читателей. Однако заключительными фразами Реддл настроил против себя весь класс и особенно Билли Стаббса, когда он узнал об этом от младших прихвостней. Этот крепыш хоть и не слыл большим умником, но и полным тупицей тоже не был, и потому сразу понял прозрачный намек. Однако, памятуя о своей последней попытке побить Тома, а также о других странных неприятных случаях, Билли решил не мстить открыто, а напакостить тайком, так чтобы маленький дохляк ничего не понял.

— Что же, дорогие змейки, не повезло вам! — сказал Том, уже покидая рощу и обращаясь словно к самому себе. — Похоже, мне одному удалось вас понять!

И тут неожиданно мальчик услышал, что кто-то с ним заговорил.

— Повелитель, в чем же нам так не повезло, позволь спросить? Мы здесь на житье не жалуемся.

В первую секунду Том считал, что ему просто померещилось, потом подумалось, уж не слуховая ли галлюцинация это от перегрева на солнце. Однако в густой тени ветвистого дерева такое вряд ли возможно. Невысокая трава рядом с мальчиком зашевелилать, и из нее выполз черный уж толщиной с палец или чуть больше.

— Приветствую вас, повелитель! — прошипела змея, наполовину приподнимая чешуйчатое туловище над землей.

— Ты умеешь говорить?! — изумился Том. — Не думал, что змеи могут такое.

— Нет-нет, повелитель! Я не понимаю человеческую речь, это ты владеешь нашим языком, змеиным языком, древнейшим языком, парселтангом. Змееустов в мире очень мало, но они встречались нам еще тысячу лет назад. И любого из них мы слушаемся, повинуемся беспрекословно и почитаем за хозяина или повелителя.

— Чудеса, да и только! — довольно прошипел Том в ответ, а уж тем временем уже забрался к нему на плечи и повис на шее. Тело змеи было холоднее человеческого, но мальчик этого не чувствовал, ведь и сам он был не на много теплее. Том вдруг ощутил симпатию к этому существу, которое выражало ему столь сильное уважение. Он вдруг подумал, что было бы неплохо завести такого питомца. “А почему нет?”- рассуждал мальчик. — “Ведь есть же у Билли Стаббса белый кролик, которого ему подарили на последний день рождения работники приюта.” И Том завидовал подростку, хотя сам подарок его и не впечатлил. К ушастому пушистому комочку Реддл был равнодушен, как, впрочем, и к другим животным, которых обычно заводили городские жители: к кошкам, собакам, хомякам. Зато такая вот хладнокровная рептилия вызывала восторг: быстрая, гибкая, умная. Жаль только, что пока что маловатая, но она же подрастет. Зато можно преспокойно спрятать ее в маленьком приютском дворике, где было немного травы, несколько деревьев и кустарников. А еще лучше в небольшом, но густом заросшем скверике на соседней улице всего через дорогу. И тут и там вполне найдутся мыши и, Том усмехнулся, птички ей на корм.

— Слушай, — воодушевленно заговорил Реддл. — А ты бы согласилась поехать со мной? — спросил он, поглаживая чешуйчатое туловище и плоскую головку.

— Почту за честь, повелитель! Я молода и еще не обзавелась змеенышами.

— Ты не возражаешь, если я дам тебе имя Нагайна?

— Оно мне нравится, повелитель.

— Что же, тогда идем! Только спрячься получше. Понятливый уж сполз с шеи, спрятался под рубашкой и обернулся вокруг тела Тома.

И тут до него неожиданно донеслись голоса.

— Вон он, я нашел его, миссис Коул! — кричал Деннис Бишоп.

— Ну на этот раз несносный мальчишка у меня получит сполна.

— Я уже иду, миссис Коул! Не сердитесь на меня! — стараясь говорить как можно вежливее и придать голосу искренность, отвечал Том. Он заметил, что уже совсем стемнело, однако открытие очередной небывалой способности заставило ребенка напрочь позабыть о времени.

— Ну и наглец! — со злой иронией отвечала директриса. — Его уже час зовут, ищут, а он и ухом не ведет! Особого приглашения дожидался? А теперь вот стоит и как ни в чем не бывало извиняется, паршивец!

— Дохляк дохляком! — угодливо добавил Бишоп. — А все никак не околеет, хотя очередь уж давно подошла!

-Видишь ли, — шелковым холодным голосом отозвался Том, а в невозмутимом тоне мальчишки и директриса, и воспитанник ясно ощутили скрытую угрозу. — Ты немного старше меня, а старших полагается вперед без очереди пропускать.

— Хватит пререкаться! — рассерженно вскрикнула миссис Коул. — Марш немедленно к остальным.

Весь следующий день Том был наказан и сидел в своей каморке без еды. А вечером директриса все же решила всыпать ему пару десятков розг на глазах у всего приюта. Порку обычно поручали мисс Круэл, полной тетке с грубыми чертами лица, весьма красноречиво говоривших о сварливом нраве. Она состояла в заведении посудомойкой и положение у нее было ниже, чем у учителей. Лет двадцать назад она некоторое время занимала должность преподавателя истории, но в какой-то момент ее сочли профессионально непригодной, ибо подхода к ученикам она не нашла и не смогла ничему толком обучить их. Взамен ей предложили работу посудомойки. Виня во всем воспитанников, озлобившаяся неудачница не упускала случая выместить на них свою досаду открыто или из-под тишка. И розгой эта злыдня всегда хлестала от души, прекрасно зная, как ударить, чтобы было побольнее. Во время всего процесса ее маленькие колючие глаза горели недобрым огнем, свидетельствовавшем об удовольствии от производимого действа. Мисс Круэл выбрала самую новую розгу из тех, что у нее имелись, такую, которая еще почти не была в употреблении, однако все же объезженная и почувствовавшая вкус рассеченной кожи и словно бы просившаяся в руку. Сперва женщина велела вытянуть вперед руки, закатав повыше рукава. Хлестнув по ним несколько раз, мисс Круэл велела ему лечь спиной вверх и снять рубашку. Том видел горящие гнусным возбуждением глаза, и вдруг почувствовал, как внутри него закипает холодными парами ответная лютая злоба. С величайшим наслаждением он представил, как ненавистная розга ломается пополам. Так и случилось. Орудие наказания действительно разломилось на две части после первого же удара, и в руках у мисс Круэл осталась лишь рукоятка. Посудомойка невольно вскрикнула, недоуменно и разочарованно от того, что по крайней мере в ближайшие минуты причинить мальчишке боль точно не сможет. Том же бросил на мисс Круэл торжествующий взгляд и спокойно присоединился к своему классу. Большинство воспитанников в угоду Билли Стаббсу злорадно заулюлюкали, радуясь тому, что хоть Реддл и не получил всех полагавшихся ему ударов, однако унижения отведал сполна. Те из детей, кто были непосредственными свидетелями происходящих вокруг Тома странных вещей, смотрели на него с завистью, но молчали. Сам же Реддл вел себя на удивление спокойно. Мальчик и сам удивлялся, почему порка, да еще при всех, на этот раз волнует его не столь сильно, как должна бы. Видимо, все дело было в Нагайне, и Том даже полагал, что стоило испытать все это ради обретения такой питомицы. Между ним и змеей, которая обитала теперь в маленьком скверике, сразу же установилось полное взаимопонимание, которого у Реддла не было ни с одним человеком. В свободное от уроков время ребенок частенько тайком ускользал в тихий скверик, и там шептался со своей странной подругой, рассказывая ей, что произошло с ним за день. Иногда змея сама приползала к Тому в приютский дворик, если он был пуст. Мальчик старался раздобыть для Нагайны, которая стала для него чем-то вроде домашнего животного, какое-нибудь угощение. Это могли быть остатки от обеда или даже мыши, попадавшие в мышеловки. За всеми ними Реддл теперь тщательно следил, и если представлялась возможность, забирал грызуна.

Так продолжалось пару недель. Но в один день, когда Нагайна приползла к Тому и собралась было подкрепиться, откуда ни возьмись по воздуху пролетел метко брошенный камень и угодил змее прямо в голову, убив ее на месте. Реддл поднял голову и увидел ненавистного Стаббса, который довольными глазами смотрел на результат своей проделки. У Билли в метании камней была недюжинная сноровка, и свою меткость он регулярно отрабатывал на неугодивших ему детях, а потом с циничным смехом заставлял их заучивать и повторять взрослым сочиненные им небылицы о том, откуда взялись синяки и кровоподтеки.

— Ненавижу тебя, ублюдок! — прошипел Том на змеином языке.

— Что ты там шепелявишь, тварь? — злобно и угрожающе прогнусил Билли. — Я ведь не змея!

— К счастью для змей! — презрительно и насмешливо фыркнул в ответ Том. От одного взгляда на погибшую питомицу ему хотелось плакать, отчаянно рыдать, но Реддл изо всех сил сдерживал слезы, готовые политься из глаз. Нельзя, ни в коем случае нельзя было показывать слабость своему врагу, иначе он только сильнее будет торжествовать и при первом удобном случае нападет снова. Так и родилась у него еще одна привычка: не плакать над своим горем, а дерзко смеяться над ним. А кроме того, Том понимал, что Стаббс — не единственный виновник его несчастья.

— Ты ответишь за это, Билли! — с перекошенным от ярости лицом, но при этом тихо и угрожающе пообещал Том.

— Да я сейчас за такие слова на тебе живого места не оставлю, гнида! Должок за цветочный горшок отдашь! — рассвирепел Стаббс.

— Попробуй! — шелковым голосом отвечал Реддл, чувствуя, как внутри него клокочет и рвется наружу уже знакомая сила. Мальчик давно заметил, что в эти самые моменты, когда кто-то злил его, то любая нафантазированная с обидчиком неприятность становилась реальностью. И Том с упоением представил, как сучок дерева, под которым стояли эти двое, ломается и ударяет Стаббса. В ту же секунду довольно толстая ветка ни с того, ни с сего хрустнула, и ее толстый конец ударил Билли по лопаткам настолько сильно, что крепкий подросток не устоял на ногах и упал на землю. Реддл бросился к нему и, заглянув в глаза, с удовлетворением отметил в них смятение и панический страх перед чем-то неведомым, даже мистическим.

Том продолжал смотреть на Стаббса пристальным взглядом немигающих глаз, как змея, которая гипнотизирует свою жертву.

— Ты ведь не сам выследил меня, верно? — четко выговаривая каждое слово и слегка растягивая гласные, проговорил Реддл. — Кто рассказал тебе про Нагайну? — продолжал допытываться он. — Говори правду! — властным голосом сказал Том, словно отдавая приказ.

— Я велел Деннису Бишопу следить за тобой. — точно против воли отвечал Билли. — Делать мне больше нечего как лично шпионить за такой палалью как ты! — вдруг огрызнулся он. Все это время враги, естественно, говорили на повышенных тонах, и ссора рано или поздно привлекла бы внимание взрослых. Однако, крик боли, изданный Стаббсом от удара веткой, сыграл роль сигнала тревоги, на который немедленно пришли взрослые: сама директор и медсестра.

— Что ты опять натворил, Реддл? — явно выражала неудовольствие миссис Коул, с тревогой и недоумением глядя на Билли и сломанную ветку.

— Он ударил меня этой веткой! — крикнул Стаббс.

— Да неужели? — иронизировал Том. — Миссис Коул, я не притрагивался к этому сучку. — Спокойно заявлял мальчик, глядя прямо в глаза своей собеседнице. Ведь сказанная им фраза была правдой, которая, однако, словно ширма, скрывала всю суть. — Взгляните также на высоту, — продолжал убеждать Том. — Метра три, не меньше. Разве я мог до него дотянуться? Ветка сама как-то обломилась. Билли, конечно, не повезло, но я тут не при чем.

— Ага, — подозрительно и с раздражением сказала директор. — И цветочный горшок у него сам на голову упал, и ветка сама обломилась! А ты как всегда не при чем, да?

— Да, миссис Коул! — уверено и невозмутимо лгал мальчишка, зная, что директрисе и в самом деле нечего ему предъявить. Он также отметил, что и Билли молчит о том, что наблюдал за Томом и видел, как он разговаривал со змеей. Сообщать подобный бред и прослыть при этом ненормальным Стаббс не собирался. Миссис Коул же снова разразилась гневной, но бесполезной тирадой.

— Противный негодник! Ну прямо-таки несносный ребенок! И за что нам такое наказание терпеть тебя под этой крышей? С одним тобой больше хлопот, чем со всеми остальными вместе взятыми.

Миссис Коул подумала было, уж не велеть ли высечь его, но вспомнив как бы случайно сломанную розгу, отказалась от этой затеи.

— Быстро марш в свою комнату и сиди там, не высовываясь! И я запрещаю тебе выходить из нее даже в столовую. До конца дня будешь без еды.

На другой день весь приют, и взрослые, и дети, пребывал в растерянном шоке от невиданного, неприятного и очень странного события. Рано поутру, когда миссис Коул и работницы, которые должны были заступить на дежурство, вошли в маленький дворик, то глазам их предстало пугающее зрелище. С лесов, установленных несколько дней назад по фасаду здания для того, чтобы покрасить стену, свисала длинная веревка с петлей на конце. И в этой петле был повешен за шею кролик Билли Стаббса, который первым делом, конечно же, обвинил во всем Реддла. И этим словам охотно бы поверили, если бы не одно обстоятельство. Ни один человек не забрался бы на леса без лестницы, которую маляры всегда убирали сразу же после окончания рабочего дня. Том утверждал, что кролик, скорее всего, сам залез туда и, запутавшись в веревках, упал. Но вместе с этим было неясно, как животное попало на эти леса.

— Чертовщина какая-то! — восклицали не один и не два человека в благотворительном заведении. И эта самая чертовщина снова была косвенным образом связана с именем Реддла, хоть прямо его обвинить было нельзя. Миссис Коул, разумеется, помнила о вчерашней стычке мальчишек, но этого было недостаточно. И директрисе пришлось оставить в покое нелюбимого ею Тома. А он просто воспользовался необычными способностями, которых нет у других. Когда Реддлу разрешили выйти из его комнаты, то мальчик проследил за Стаббсом в то время, как он выносил кролика на улицу, чтобы зверек побегал по травке. Улучив момент, когда Билли ненадолго отвлекся, Том заманил кролика в ловушку, небольшую, выкопанную им ямку. Стаббс упорно искал любимца, но не мог найти. Когда стемнело, то он решил продолжить поиски на другой день. А Том тем временем повелительно и не мигая взглянул на кролика. Затем он вытянул вперед руки, вкладывая в это движение всю волю, какую имел. И животное странным образом подчинилось ему, хотя Том никогда никого не дрессировал. Следуя за направлением руки ребенка, кролик лез все выше и выше, пока не добрался до веревок. На конце одной из них Реддл сделал петлю, не прикасаясь к ней руками, и приказал кролику лезть в нее, а потом сбросил веревку. Перед тем как решиться на такой жестокий поступок, мальчик некоторое время колебался, особенно когда кролик был на расстоянии вытянутой руки. Вид такого безобидного комочка вызвал в его сердце мимолетный приступ жалости, и оно на мгновение сжалось от ужаса всей затеи. В голове промелькнула было мысль, что несправедливо одному расплачиваться за вину другого, а бедный кролик ни в чем не провинился перед ним. Однако ему тут же вспомнилась Нагайна, которая, между прочим, тоже никому ничем не навредила, и тем не менее мертва. Теперь в душе Тома пылала вовсе нехарактерная для ребенка ярость и жажда мести, и потому страдания животного, дергавшегося в предсмертных конвульсиях, доставляли ему удовольствие, от которого кровь стучала в висках.

Колокольный звон после торжественной мессы по случаю Рождества уже отзвенел во всех городских церквях и соборах. Закончились и занятия с отцом Доброделовым в приходской школе, куда воспитанники приюта миссис Коул ходили каждую неделю. Сейчас они как обычно возвращались в заведение, которое первые годы жизни служило им подобием дома. Было относительно тепло, однако дул неприятный сырой ветер, а подтаивающий снег превращался под ногами в холодную чавкающую кашу. Медсестра Марта, которая в этот раз сопровождала сирот в церковь и обратно, недовольно вздохнула, не без оснований чувствуя, что после этого похода работы у нее сильно прибавится. Она шла довольно быстрым шагом, но торопить детей ей не пришлось: те и сами спешили скорее попасть в приют, в относительный комфорт. У некоторых детей промокли ноги, потому как обувь воспитанников нельзя было назвать добротной, и она не могла выдержать вызовов непогоды. Пальто же хоть и назывались зимними, но плохо защищали от холода и ветра. Из всех детей, кто шел попарно в длинной шеренге только один человек не мерз, ибо на душе у него сейчас было очень тепло. Это был Том Марволо Реддл.

Дело в том, что еженедельные походы в маленькую церковь и последующие занятия в школе при ней нравились мальчику. Но привлекали его вовсе не молитвы, не пение хора и не чтение Библии. Ко всему этому Том был довольно равнодушен, зато отец Доброделов значил для него очень много. Это был весьма образованный человек с широким кругозором, который умудрился получить как светское образование — профессиональный врач, так и духовное. Будучи по своей природе бескорыстным и чуждым алчности, Доброделов довольно долго работал в клинике для бедных за весьма скромное жалованье. Когда же по воле судьбы потерял жену и сына, то решил отказаться от мира. Уже больше десяти лет он служил в маленьком приходе, а совсем недавно сделался его настоятелем. Людям, которые знали его, казалось, что доброта этого человека не имеет границ, настолько щедро изливал он ее на окружающих. К обездоленным же судьбой детям священник проявлял особое внимание и сострадание. Для любого ребенка у него всегда находились ласковые слова, а на день рождения — сладкие конфеты, которым любой маленький сирота бывал рад как манне небесной. Том в этом смысле не стал для отца Доброделова исключением. Напротив, памятуя обстоятельства рождения мальчика, ту холодную и снежную ночь, дыхание которой, казалось, оставило на ребенке свой след, священник особенно сочувствовал ему. Отец Доброделов был чуть ли не единственным человеком, от которого Тому доводилось слышать одни только приветливые слова и никогда грубые или язвительные. Впрочем, таково было его отношение ко всем окружающим. Но для Тома он был просто настоящей отдушиной. На занятиях у священника Том был особенно прилежен, а кроме того, обладая замечательной памятью, слыл одним из лучших учеников не только в приютской, но и приходской школе. Том знал наизусть многие стихи из Библии, но при этом книга оставляла его равнодушным. Мальчишка не мог да и не хотел постигать ее глубинный смысл, воспринимая лишь внешнюю форму, и то только потому, что это нравилось Доброделову. За это он неизменно хвалил учеников, а для Тома, которого весь приют ой как недолюбливал, а порой откровенно чурался, добрые слова были просто бальзамом на душу. Вот и сегодня он, казалось бы, внимательно слушал торжественную речь по случаю рождения Спасителя, но слышал только лишь спокойный проникновенный голос. Слова же о силе жертвенной любви не только к друзьям, но и к врагам, никак не укладывались в голове мальчика. Том вспоминал оскорбления, побои Стаббса и убийство его питомицы-змеи, глумливые шутки Линды Браун, попреки и предвзятое вечно настороженное отношение взрослых сотрудников, даже когда у него в мыслях не было никаких пакостей, и картины эти неизменно будили в нем злобу и недоумение. Почему надо их прощать? Не разумнее ли отвечать ударом на удар, да посильнее того, что был нанесен тебе? Зато больше не повадно будет! Однако спорить с отцом Доброделовым, конечно же, не стал. Мысль, что и этот человек начнет его укорять, была для Тома невыносима, хотя на мнение о себе всех остальных мальчику было откровенно плевать.

В паре с Томом шла шестнадцатилетняя девушка по имени Мэри Лайт. Высокая, стройная, с черными кудрями. Она была в приюте всего полгода, с тех пор как неожиданно осиротела. Родители ее были достаточно обеспеченными людьми: отец заведовал кафедрой в университете, а у матери было свое ателье. Кроме старшей дочери у четы Лайт был еще и десятилетний сын. Хоть родители и очень любили детей, однако в определенных ситуациях всегда находили в себе силы проявить строгость, так что отпрыски росли вовсе не избалованными эгоистами. Мэри и ее брат учились в очень хорошей частной школе, к тому же находившейся в нескольких десятках миль от города, где воздух был куда свежее и лучше для здоровья. В конце мая Лайты как обычно приехали в школу за детьми, но оказалось, что у Мэри еще остался один экзамен. Преподаватель неожиданно заболел, и ежегодную проверку знаний перенесли на неделю. Тогда родители забрали сына, а за дочерью решили вернуться позже. Однако до дома никто из троих так и не доехал. Поезд, который должен был доставить пассажиров в Лондон, неожиданно сошел с рельс и потерпел крушение, в результате которого погибли почти все бывшие в вагонах люди. Так Мэри, еще вчера жившая в дружной семье, осталась на свете одна-одинешенька. Близких родственников по матери или отцу, дядей и тетей, у нее не нашлось: родители были единственными детьми в своих семьях, а бабушки и дедушки скончались еще раньше. По этой причине опекуном девушки до ее совершеннолетия стал приют миссис Коул. Не смотря на горе, Мэри в силу своего воспитания была всегда приветлива и вежлива с окружающими и своим добрым нравом очень быстро расположила к себе всех обитателей приюта, как сотрудников, так и воспитанников. Кроме того, она оказалась очень образованной для своих лет девушкой, и потому, когда вскоре после ее появления в благотворительном заведении библиотекарь приюта ушла на пенсию, то Мэри по просьбе миссис Коул стала безвозмездно исполнять ее обязанности, позволив директрисе сэкономить на жаловании. Мисс Лайт оказалась чуть ли не единственным ребенком во всем приюте, кто дружелюбно относился к местному изгою Тому Марволо Реддлу, внушающему остальным как минимум неприязнь и опасения, а максимум — ненависть, зависть и какой-то мистический страх. Мэри же не имела ничего против способного, тянущегося к знаниям мальчика, который намного чаще других детей наведывался в библиотеку. На рассказы о том, что от Реддла одни только неприятности, что он каким-то образом навлекает на человека беду, девушка просто, смеясь, махнула рукой. Кроме того, мальчик напоминал ей младшего брата, с которым у Тома оказалось мимолетное внешнее сходство. Ну а поскольку она никогда не задевала, не злила, не провоцировала и не старалась напакостить тайком, то и у Тома не было никаких причин вредить ей или навлекать что-то плохое. Напротив, он частенько помогал Мэри в библиотеке, особенно перед экзаменами, когда за эти несколько дней иные ученики проводят за книгами куда больше времени, чем в течение всего предшествующего им семестра. Также мальчик убедился, как порой вежливое обращение с собеседником может быть полезным, и решил кое-что перенять для своей пользы. И вскоре в этой науке, как впрочем и в других, неплохо преуспел. Теперь в разговоре с собеседником Том мог вести себя также вежливо, казаться столь же обходительным, как и Мэри. Но если у девушки это все было естественным следствием ее добродушия и такта, то у Тома стало хорошо отточенным мастерством, используя которое и добавляя к нему лесть, можно было добиваться самых разных целей. Более того, в обществе девушки Реддл чувствовал себя легко и непринужденно, не опасался ежеминутно какого-нибудь подвоха. Вот и сейчас он шел и спокойно разговаривал со своей спутницей о разных пустяках.

Когда все наконец-то пришли в приют, то в комнате у камина враз выстроился двойной ряд старших детей, а малыши тихонько жались друг к другу в сторонке. Но Тома Мэри взяла с собой, и никто на стал ей возражать. Мэри сказала, что в библиотеку поступили новые книги, и Том предложил помочь ей их зарегистрировать, занести в картотеку и расставить по местам, чтобы сэкономить время. Когда миссис Коул узнала, что Том время от времени помогает Мэри в библиотеке (ведь ей, как и всем нужно было еще и учиться), то ехидно отметила.

— Ну надо же, и безрукий где-то сгодился, хоть какая-то польза от этого ходячего ящика Пандоры. Поосторожнее с ним, девочка! Девушка сочувственно посмотрела на Тома и спокойно проговорила.

— Что вы, миссис Коул! Том очень даже мил, что так любезно соглашается выручить меня. Зря вы так с ним!

— Ой, дорогая девочка, если ты у нас, что ангел во плоти, то о некоторых тут такого не скажешь. Хотя для тебя все белые и пушистые.

Тут директриса резко повернулась на каблуках и вышла.

— Бедняга! — сокрушалась Мэри. — Не обращай внимания.

— Не бери в голову! — отмахнулся Реддл. — Я уже давно привык, бывало и похуже. А сейчас и последние полгода вполне сносно.

— Это еще почему? — щеки девушки порозовели от смущения.

— Ну, беднягой меня еще во всем приюте никто не называл, разве что отец Доброделов. — Задумчиво отвечал Реддл.

— Мне жаль! — тихо отозвалась Мэри. — Знаешь, я бы с радостью стала тебе другом, если ты не против, конечно. — И протянула мальчику руку.

Том заулыбался. Не той своей надменной ухмылкой, которой всегда отвечал на боль и оскорбления, а вполне искренней и радостной улыбкой. Глаза у мальчика заблестели. Несколько секунд он неподвижно сидел и молча смотрел в лучистые карие глаза девушки, которые согревали теплотой дружелюбного взгляда. Мальчику даже показалось, что все это происходит во сне, а не на яву. Он несколько раз моргнул, и поскольку Мэри не растаяла как мираж, то тут же взял девичью руку в свою ладонь, а Мэри отметила холод, который исходил от руки Тома.

— Ты замерз? — удивленно спросила она.

— Нет, я всегда такой. — тихо отозвался Том.

— Так тебе неведомо человеческое тепло! — с горечью воскликнула девушка. — А что произошло с твоими родителями?

— Я никогда их не знал. Мать умерла, едва я родился, и только дала мне имя и фамилию. Я даже не знаю, где она похоронена. Отец Доброделов был сильно простужен, когда служил по ней панихиду, и потому не знает места. Ну а на братских могилах для безымянных нищих нет ни крестов, ни памятников.

— Ужасно! А где твой отец?

— О нем я знаю только, что ношу его имя. Вот и все!

Том замолчал и нахмурился, а Мэри, обладая необыкновенным тактом, прекратила дальнейшие расспросы.

— Ну, давай с оставшимися книгами разберемся! — поспешно заговорила она, чтобы сменить тему и замять неловкость.

— Давай! — Том тряхнул отросшими волосами, прогоняя мрачные мысли, и потянул к себе очередную книгу, учебник по истории древних цивилизаций. Он улыбался от того, что и у него сейчас на душе был праздник, и время летело для мальчика очень быстро и незаметно. Такого Рождества у Тома еще в жизни не бывало.

Прошла неделя и на новый год случилось еще одно чудо. Когда обычные занятия с отцом Доброделовым в приходской школе закончились, то священник попросил мальчика ненадолго задержаться. Едва все ученики вышли, как Доброделов, заговорщицки улыбнувшись, извлек из складок своей сутаны несколько шоколадных конфет и еще какой-то плоский темный прямоугольный предмет, протянул мальчику.

— С Днем Рождения, Том!

Если Доброделов желал этой быстротой с эффектом неожиданности приятно удивить Реддла, то это ему вполне удалось. Сегодня Тому исполнялось одиннадцать лет, но он не рассчитывал не только на какие-нибудь подарки, но и просто на словесные поздравления и добрые пожелания всего самого наилучшего. В приюте ни одному воспитаннику не отмечали этот праздник. Верхом мечтаний была горстка сладостей: шоколадных конфет, леденцов или засахаренных фруктов. Ну и, если уж очень повезет, какая-нибудь из давно назревших обновок, насущно необходимого предмета одежды или пара обуви. Однако Тому из-за его странностей не доставалось и этого. Только от добродушного священника ребенку доводилось услышать в такой особенный для себя день слова поздравления и получить что-нибудь вкусненькое. Но этот день рождения и впрямь был необыкновенным. С самого утра Мэри поздравила его и одарила большим сахарным леденцом на палочке, очевидно специально отложенным ею из скудного рождественского подарка. А теперь и отец Доброделов, широко улыбаясь, протягивал ему скромный, но предлагаемый от чистого сердца дар. Это оказалась тонкая книжечка в твердой обложке из черной кожи. Страницы внутри были из белой атласной бумаги, но при этом пустыми. Том поднес к лицу и втянул носом запах кожи и девственно чистой хорошей бумаги.

— Спасибо вам, святой отец! — искренно сказал Том, хотя это слово слетало с его губ не так уж часто. Мальчик полагал, что благодарить ему особо не кого и не за что.

— Я знал, что тебе понравится! — удовлетворенно заметил Доброделов. — Я выбрал для тебя этот пустой ежедневник с тем, чтобы ты не отчаивался и не унывал. Видишь эти чистые страницы, на которых никто еще не написал ни одной строчки? Вот и у тебя еще вся жизнь впереди. А кроме того, ты знаешь, что у человека есть еще и вечная жизнь. Что бы с тобой ни случилось, не отчаивайся, не теряй надежду, прости своих обидчиков, прояви терпение и смирение — этот антипод гордыни — и получишь за это награду. Я прекрасно помню ту холодную снежную ночь, в которую ты появился на свет. Тебе и сейчас приходится несладко. Но, Том, ведь и тебе, и мне прекрасно известно, что даже самая долгая ночь когда-нибудь заканчивается, и зима тоже не вечна. На смену ей неизменно приходит весна.

Том слушал и улыбался также как и во время разговора с Мэри. Глаза снова блестели, и даже легкий румянец показался на бледных щеках от того, что на душе у мальчика сейчас было необыкновенно светло. Он чуть ли не с благоговением смотрел на Доброделова и подаренный им дневник. На лице у ребенка было написано счастье, и, Боже мой, как немного и нужно-то было для этого.

Когда вечером Том оказался в своей каморке, то не сразу решил, куда спрятать свой подарок. Ни коробка с отобранными трофеями, ни шкаф, ни тем более подоконник не казались ему подходящими для этого. Наконец, подумав, мальчик положил свою драгоценность под подушку, и когда лег на нее головой, то быстро и спокойно уснул.

Неделя радости до дня рождения и такая же неделя после него пролетели как один миг. Это были лучшие дни за все время, что Том прожил в приюте. Однако они очень быстро закончились и больше не повторились.

Через наделю в приют вернулся Энтони Бенсон — семнадцатилетний парень, который через несколько месяцев должен был навсегда покинуть благотворительное заведение. С тринадцатилетнего возраста на протяжении трех лет он терроризировал весь приют еще до того, как подрос Билли Стаббс. Но в шестнадцать лет он сколотил настоящую шайку, в которую входили малолетние хулиганы и отщепенцы всех мастей, шушара из соседних дворов. Все они именовали себя “художниками”. И если бы кто спросил их о роде занятий, то они бы сказали, что зарабатывают “росписью сумок и карманов” на рынках, в магазинчиках, трамваях и автобусах, в общем там, где много людей, и потому легче всего кого-нибудь обчистить. Впрочем, иногда они бывали смелее, промышляя уже в безлюдных переулках, подкарауливая одиноких прохожих. С этих пор Энтони меньше интересовался приютскими, и они вздохнули с облегчением, а уж когда в один день его неожиданно нашли у ворот приюта побитым до полусмерти, со сломанными ребрами и руками, то радости большинства воспитанников не было предела. По- видимому, главарь оказался через чур уж алчным и потому не смог договориться со своими же подельниками и поделить с ними наворованные деньги. Тогда члены шайки решили взять силой то, в чем Бенсон отказывал их просьбам, а за одно и выбрать нового начальника. Когда вылеченный и озлобленный своей неудачей Бенсон вернулся в приют, то снова взялся тиранить воспитанников. При этом он усвоил урок, договорившись со Стаббсом, и даже объединил с ним усилия. Все это вызвало страх и переполох у ребят помладше, а также у девушек — ровесниц горе-ворам. Теперь ни одна из них не чувствовала себя в безопасности. Одна лишь Мэри мало о чем задумывалась, ведь до того, как попасть в приют она росла в среде родных, в любви, и поэтому даже не представляла, на что порой способны человеческие подлость и злоба. Она по своей наивности не придавала значения тому, что говорили об Энтони Бенсоне. А между тем именно эта девушка и привлекла внимание самого что ни на есть хищника в человеческом обличии. Уже с первых дней после возвращения в приют Бенсон пытался охаживать Мери, чтобы добиться ее расположения. Однако его грубые неумелые попытки ухаживания не производили на девушку никакого впечатления. Мэри мягко, но неуклонно давала понять, что у них нет ничего общего, и ответить на его чувства она ну никак не может. Уязвленный ее отказом Бенсон решил тогда действовать по-другому.

Том все никак не мог уснуть в эту ночь, хоть и пробовал глубоко спокойно дышать, расслабиться, закрыв глаза, и даже считать овец, перепрыгивающих через барьер. За окном был сильный ветер, и мокрый снег с дождем колотил в них. Погода днем испортилась, и это почему-то казалось мальчику плохим предзнаменованием. На небе, таком ясном последнюю неделю, теперь снова плыли мрачные тучи, заслонив собой солнце. Все тело Тома охватило странное напряжение, нервы были натянуты как струна от непонятной тревоги, заполняющей душу и особенно пугающей от того, что ее причина была неясна. Однако как ни пытался мальчик себя успокоить, чувство это все росло и прямо-таки подмывало выйти из своей каморки, хотя такое и было запрещено правилами приюта.

В конце концов, Том не удержался, открыл дверь и, оказавшись в длинном коридоре, молча пошел по нему, подчиняясь какому-то странному неведомому наитию. Вскоре он миновал все левое крыло, которое занимали мальчики, и вышел к лестнице, за клеткой которой уже начиналось правое крыло для девочек. И тут мальчик услышал голоса.

— Ну вот, все из-за тебя, придурок! Неужели не мог удержать девчонку? Все дело мне испортил! — донесся до слуха Тома недовольный бас.

— Да откуда мне было знать, что эта тихоня будет так вырываться, как будто мы ее прикончить задумали! — огрызнулся сообщник.

— Поговори мне еще! — снова пригрозил грубый голос.

— Ну что ты, Энтони! — сразу сбавил тон собеседник. — Я просто хотел сказать, что дура она. Вот и все! Сама бы потом тебе спасибо сказала.

— Ладно уж! — снисходительно ответил Бенсон. — Ты, Билли, лучше скажи, что теперь делать-то?

— Да то же, что и хотел. Или передумал?

— Да не больно-то мне по вкусу, чтобы она колодой без чувств лежала. Уж лучше бы вырывалась и брыкалась. — Послышался ехидный смешок. — Даже интересней бы вышло. Эх ты! При своих последних словах Бенсон внезапно замолчал, похоже, начал напряженно вслушиваться.

— По-моему, тут кто-то есть. — неуверенно сказал он.

— В самом деле? — в голосе Стаббса послышался страх. — Тогда сматываемся отсюда!

Том слышал, как оба вскочили и со всех ног бросились вверх по лестнице. Они пробежали совсем рядом со спрятавшемся в углу мальчишкой, но не заметили его. Том же, в свою очередь, не помня себя, бросился сбегать с лестницы. Внутри у него все дрожало от ужаса, ведь из слов Бенсона и Стаббса мальчик слишком хорошо понял, о ком говорили эти верзилы, и каковы были их намерения. Том щелкнул выключателем, и холл озарился тусклым светом, который давал небольшой светильник под потолком.

На полу прямо рядом с лестничным пролетом лежала без сознания молодая девушка. На ней был надет халат поверх ночной рубашки. Руки и ноги были покрыты синяками от ушибов, вызванных падением. Приподняв ее голову, Том ощутил на своей ладони что-то влажное и липкое, а посмотрев на нее, увидел красное пятно. От страха и от предчувствия чего-то ужасного зубы мальчика застучали, а руки и ноги начали дрожать. Том немедленно вскочил и стрелой бросился в приютский лазарет. Достигнув нужной двери, мальчик что есть мочи забарабанил в нее руками. Щелкнул замок, и на пороге показалась заспанная медсестра Марта, которая как раз дежурила в эту ночь и, по-видимому, спокойно дремала за столиком.

— Реддл? — недоумевала она, обведя мальчика внимательным строгим взглядом. — Что тебе нужно? — сердито спросила она, глядя сверху вниз на собеседника.

— Беда, миссис Крайн — закричал Том. — Мэри! Мэри Лайт! Там, на лестнице… Идемте скорее!

Медсестра молча последовала за Томом, едва поспевая за практически бегущим мальчишкой. Вообще-то, Реддлу Марта не доверяла, как и все в приюте, но сейчас, видя в каком волнении пребывает этот мрачный нелюдимый, никогда не плакавший ребенок, поверила сразу.

Том с напряжение следил за каждым движением Марты, когда она стала осматривать бесчувственную Мэри, взяла за руку, пощупав пульс, отвела веко. При этом лицо женщины все больше хмурилось.

— Ну что? — нетерпеливо воскликнул Том.

— Не мешай, Реддл! — процедила Марта сквозь зубы.

— Она что, умрет? — взвизгнул мальчишка. — Говорите правду! — пристально, не мигая глядя на собеседницу, проговорил Том, и слова эти снова звучали как приказ.

— Не знаю, Том. — Растерянно отозвалась помрачневшая Марта. — Но дело дрянь! Тут вдруг она встрепенулась.

— Беги за Доброделовым, мальчик! Тут недалеко. — Тихо попросила медсестра. — А я дам знать миссис Коул. Но сначала помоги мне.

Марта и Том подняли Мэри и аккуратно уложили ее на диван. Потом мальчик бросился к выходу, лишь сунув ноги в башмаки, даже не надев пальто и не обращая внимания на крики женщины. Наконец, она нагнала его у самых дверей и сунула в руки одежду, сердито говоря, что ей не доставит особого удовольствия возиться с ним, когда он простынет этой зимней ночью. Том внимательно глянул на нее и сказал, торопливо накидывая пальто.

— Да ладно вам, миссис Крайн! Я ведь уже давно во власти такой зимней ночи! — И побежал в темноту прочь из дома, оставив на пороге огорошенную этими странными словами Марту.

— А мальчишка-то и впрямь вот в такую пору родился! — вспомнила медсестра.

Том тем временем быстро бежал по ночным улицам и переулкам, пока не достиг приходской церкви. Он с трудом протиснулся между прутьями ограды и, не разбирая дороги напрямик, устремился к маленькому флигельку, где и жил Доброделов. Сначала мальчик поколотил было в дверь, но когда никто не открыл, стал громко стучать в окно, в котором подобно надежде зажегся свет. Через минуту на пороге дома показался священник, который держал в руках свою медицинскую сумку. Ему было не привыкать к таким вот поздним визитам, потому и держал все необходимое наготове. Увидев Тома, прибежавшего среди ночи, Доброделов, ни слова не говоря, последовал за ним. По пути он расспросил воспитанника обо всем, что произошло, и ребенок поведал ему и о Мэри, и о тех, кто, похоже, стал виновником произошедшего с ней несчастья. Очевидно, мерзавцы под каким-нибудь предлогом выманили добрую и слишком доверчивую девушку из ее комнаты и хотели с ней позабавится. Однако против всякого ожидания жертве удалось вырваться, но в темноте она споткнулась на лестнице, упав очень неудачно, сильно ударившись головой.

Когда доктор и мальчик вошли в холл, то увидели там уже не только медсестру, но и директрису. Доброделов аккуратно отнес Мэри в ее комнату и, кликнув Марту, плотно закрыл дверь. Миссис Коул и Том остались в коридоре.

— Реддл, может расскажешь все-таки, что здесь произошло? Что ты сделал с Мэри? Марта рассказала мне, как ты вломился в лазарет сам не свой.

— Это не я, миссис Коул! — объяснял Том.

— А кто же, интересно? — съязвила она.

— Бенсон и Стаббс! — в голосе мальчика послышалась злоба. — Я услышал голоса и поэтому вышел в коридор среди ночи. Том соврал, решив не рассказывать про свои дурные предчувствия, вытолкавшие его за дверь. Директриса и без того настороженно к нему относится, смотрит так, как будто перед ней зверь неизвестный, но с виду опасный.

— Когда пришел к лестнице, то Мэри уже упала, а эти двое сетовали на несостоявшееся развлечение. Потом они, похоже, услышали мои шаги и убежали.

Миссис Коул побледнела, и на лице у нее были написаны сильное напряжение и страх.

— Том, — Тон директрисы стал просительным и мягким. Она уже очень давно не обращалась к нему по имени. — Я думаю не стоит пока, да и потом об этом распространяться. Понимаешь, у нашего приюта могут быть большие проблемы, бесконечные комиссии, проверки и все такое. Штрафы наложат, обдерут нас как липок. Пусть уж лучше думают, что это несчастный случай. От твоего рассказа никому пользы не будет. — многозначительно добавила миссис Коул. — Ну а Бенсон нас все равно скоро покинет, как только ему восемнадцать исполнится.

— Вы хотите все замять, да? — огрызнулся Том. Потому что не у приюта, а у вас будут проблемы за такой крупный недосмотр. Да Бенсон с самого первого дня как вернулся, положил на нее глаз. Но вы в последнее время только в бутылку с джинном смотрите!

— Прикуси свой поганый язык, стервец! — прошипела директриса. — А то устрою тебе сладкую жизнь!

— Только попробуйте! — Глаза мальчика гневно сверкнули, а на лице появилась хищная гримасса, похожая на звериный оскал.

Миссис Коул отшатнулась, испытывая поистине мистический страх перед этим непонятным странным мальчишкой. Через несколько секунд она снова заговорила, но уже опять просительным и даже ласковым голосом.

— Том, дорогой, но они ведь не сделали с ней того…э-э-э в чем ты их обвиняешь. И с лестницы не толкали. Что если ты не так понял их слова?

— Он все правильно понял, дорогая миссис Коул! — послышался голос священника-доктора.

Том глянул него и не поверил своим глазам: лицо сделалось суровым, глаза смотрели с непривычной строгостью, а мягкий голос, оказывается, мог быть и твердым как сталь.

— Мэри пришла в себя, и как только очнулась, сразу же рассказала, что с ней случилось, потому как очень боится за других девушек. С вашей стороны, миссис Коул, было бы непростительной ошибкой подвергать опасности честь и жизнь воспитанниц. А сейчас позвольте мне пройти к телефону и связаться с сотрудниками главной городской больницы. Благо, там у меня есть очень хорошие знакомые доктора. Необходимо отправить туда Мэри как можно скорее. Может, еще не поздно… Также я приглашу и полицию.

Директриса и медсестра не осмелились возражать, а Том умоляюще посмотрел на священника.

— Пожалуйста! — дрожащим голосом проговорил мальчик. — Позвольте мне зайти к ней.

Доброделов подумал несколько секунд и согласился.

— Хорошо, только недолго, Том. — И мальчик сразу же открыл дверь в комнату. Бледная Мэри неподвижно лежала на кровати, ее тонкие ручки покоились поверх одеяла, а голова была забинтована. Том легонько взял ладонь девушки в свою и тихо позвал.

— Мэри! — На удивление, она сразу открыла глаза.

— А, здравствуй, Том! — послышался слабый голос. — Хорошо, что ты пришел, и я могу попрощаться с тобой.

— Попрощаться? — со страхом спросил мальчик. — Куда это ты собралась? Ты непременно поправишься! Должна поправиться, слышишь?

— Я отправляюсь в далекое, но очень счастливое путешествие, мой дорогой друг. Скоро увижу маму, папу и брата. — С улыбкой сказала девушка, в то время как глаза у нее уже не сияли.

— А меня, своего друга, значит, бросаешь, да? — С отчаянием и обидой вскричал мальчик.

— Не расстраивайся, Том, и не сердись! На твоем жизненном пути, я знаю, встретиться человек, который будет тебе куда ближе меня. Сумей только узнать его, да не просмотри!

Боль, которой Тому еще не доводилось испытывать, и невероятное отчаяние охватили одиннадцатилетнего подростка. В душе воцарился такой смертный холод, что он обжигал сильнее огня. Чувство это все росло и, казалось, что разорвет изнутри. Но на счастье Тома оно нашло спасительный для мальчика выход и полилось из темно-серых глаз.

— Прощай! — чуть слышно прошептал Том и отвернулся, не в силах больше смотреть на, без сомнения, умирающую подругу. “Предательница! Предательница!” — стучала в голове одна мысль. “Вот и заводи друзей, когда даже лучшим из них, оказывается, нельзя верить. Даже они могут оставить”.

Не помня себя, Том вышел обратно в коридор.

— Реддл, ты что, ревешь что ли? — изумилась Марта, глядя на подростка пристальным взглядом, как будто увидела его впервые.

— Том, — Тон медсестры смягчился. Она осторожно похлопала мальчика по спине и, обхватив за плечи, подвела к ближайшему стулу. — Подожди, пожалуйста! Миссис Коул и святой отец пошли встречать врачей и полицию. Расскажешь все, что тебе известно.

Том лишь одеревенело кивнул, потому как язык его не слушался. Потом он все же поведал прибывшим стражам порядка о случившемся, после чего с трудом доплелся до своей каморки и рухнул на узкую кровать, застланную тонким одеялом.

Через три дня Мэри все-таки умерла, не смотря на все усилия врачей. После того, как это известие достигло ушей Тома, то он последующие двое суток не выходил из своей комнаты, позабыв о еде и воде, ничком лежа на кровати. На третий день, когда должны были состояться похороны, мальчик спустился в холл. Увидев посередине гроб, ребенок в страхе шарахнулся и, поспешно выскочив на крыльцо, стал напряженно всматриваться в простиравшуюся перед ним длинную улицу. Вскоре показался человек, которого Том с таким нетерпением ждал. Это был Доброделов, явившийся в приют, чтобы прочесть молитвы. Едва подойдя к крыльцу, священник наткнулся на Тома, руки которого были с силой сжаты в кулаки, а выражение лица сделалось каким-то хищным, и во взгляде была жесткость. Слезы уже не текли. Похоже, Том за эти два дня выплакал все, что было положено за свои одиннадцать лет. Глаза были сухие и горели недобрым огнем.

— Почему? — Не поприветствовав, резко в лоб спросил он священника.

Доброделов пристально посмотрел на мальчика и ответил.

— Пойдем к тебе, Том. Там и поговорим.

Когда оба оказались в каморке мальчика, священник спокойно обратился к нему.

— Итак, Том, что же ты хотел у меня узнать? Я постараюсь тебе ответить.

— Да уж, сделайте милость! — съязвил подросток. — Не знаете ли, почему это Бенсон до сих пор живой, а? — злобно спросил Том. — Ему все, значит, что с гуся вода, а удел Мэри — деревянный ящик?

— Мэри отошла ко Господу, как ты знаешь, а Бенсон будет наказан за свой поступок. Его непременно осудят.

— Осудят? — вскричал мальчишка. — Наказан? Заключение вы считаете для него достаточным наказанием? Да чтоб он сдох, тварь! — Том задыхался от ярости. — Пусть ему там кирпич на башку свалится. Да Мэри стоила миллиона таких, как он. И я, между прочим, тоже. Не собираюсь я подставлять вторую щеку, знаете ли! И где эта ваша справедливость?

Пока Реддл заходился гневным криком, Доброделов смотрел на него долгим и очень внимательным взглядом. Ему в своей жизни уже приходилось слышать подобные измышления от взрослых людей. А сейчас они слетали с губ одиннадцатилетнего мальчишки. Однако он заговорил с Томом совсем не как с ребенком и таким же строгим стальным голосом, какой подростку уже довелось слышать, когда священник недавно обращался к миссис Коул. Это был словно набатный колокол, упорно пытавшейся дозвониться до ума, сердца и совести Тома, но мальчик не желал внимать, хоть умело это скрывал.

— Ты на ложном пути, Том! — строго и в то же время встревоженно заговорил Доброделов. — И я очень хочу, чтобы ты сейчас, а не когда будет поздно, понял: твоя гордыня и желание мести погубят тебя, мальчик! Заведут в такие гиблые дебри, о которых даже помыслить страшно. Отвечая злом на зло, ты рискуешь стать много хуже того, кому мстишь. А тот, кто не прощает других, сам не может рассчитывать на милость. Подумай хорошенько обо всем, а мне пора. Меня зовет мой долг.

Тут Доброделов встал и направился к двери, провожаемый угрюмым взглядом мальчика. Было совершенно ясно, что спасительные предостерегающие слова прошли мимо его ушей.

После похорон Мэри Том стал еще мрачнее и нелюдимее, чем раньше. Он с головой погрузился в учебу, стараясь забыть свое горе. Но в библиотеке теперь показывался очень редко, только в случае крайней необходимости и совсем на короткое время. Просил побольше книг, сколько разрешали взять, и необходимых для учебы и для дополнительного чтения. Но из всего, что теперь читал Том, не было ни одной детской сказки. К ним мальчик охладел мгновенно и навсегда. Слишком уж сильным был контраст между ними и реальной жизнью. Подавляющее большинство сказок имело хороший конец: добро, ха-ха, торжествует, зло, ха-ха, наказано. Но в жизни, как оказалось, часто все происходит совсем по-другому и даже наоборот. Со сказок Том переключился на учебники и труды по истории, литературу и даже философские трактаты. Вскоре приютская библиотека перестала его удовлетворять. Том получил разрешение миссис Коул посещать более обширную городскую и время от времени отлучаться для этого из приюта, чему мальчик был очень рад. Он стал часто гулять один по улицам Лондона, порой доходил до набережной Темзы и часами задумчиво смотрел на реку, неустанно катящую свои воды. Мальчик регулярно пропускал обед или ужин, но его это мало волновало, а другим и подавно не было дела, не из-за черствости или равнодушия, просто у работников приюта всегда находились более насущные дела, чем вникание в душевные переживания воспитанников. Доброделов, правда, был теперь особенно внимателен и добр к Тому, и потому подросток с трудом дожидался воскресенья, прилежно выполнял все просьбы, учил наизусть библейские стихи или псалмы, оставаясь при этом к ним безразличным и равнодушным, потому что поступать так, как они учили, совсем не собирался.

Следствие по делу Энтони Бенсона продвигалось очень быстро, и всего через пару недель уже должен был состояться суд. Однако до него верзила не дожил. Когда его доставили к зданию суда, с покатой крыши вдруг неожиданно слетел слежавшийся твердый снег, ударив Энтони прямо по голове. Сопровождающие его конвоиры успели отскочить, а Бенсон упал как громом пораженный, погибнув в ту же секунду.

В этот день Доброделов попросил Тома задержаться после обеда. Он коротко сообщил о случившемся и строго спросил.

— Доволен теперь, мальчик? По твоему слову вышло! — И без того холодные руки Тома похолодели еще больше от страха.

— О чем вы? — тихо спросил он.

— Не прикидывайся! Мне прекрасно известно о твоих странностях, весь приют о них говорит, да я и сам не слепой. Устроил самосуд?

-Но как я мог это сделать? — Том опустил глаза.

— Тебе лучше знать, как! — Мальчик не поверил, но в голосе Доброделова слышался гнев. Том всегда замечал, как мягкий и тихий говор священника тем не менее словно по волшебству держал дисциплину на занятиях, а простого укоризненного взгляда этого кроткого по своей природе человека было более чем достаточно, чтобы пристыдить любого шалуна и возмутителя спокойствия. Гнев же его был для Тома невыносим. Он просто не представлял, что с ним станется, если и Доброделов от него отвернется. “Нет, только не он!” — лихорадочно думал подросток. Мнения о себе остальных были ему безразличны, но мысль потерять расположение именно этого человека ужасала. Мальчик, конечно, понимал, что священник прав, ведь для Тома не впервой было накликать на кого-то беду. Благо, хоть об этом Доброделову было неизвестно. “Господи Иисусе,” — чуть не взмолился про себя мальчик. — “Как бы половчее соврать!” — И вдруг к своему удовольствию вспомнил, что вовсе не представлял в своей голове гибель Бенсона, как делал нечто подобное, создавая кому-то неприятности. Том тогда вообще мало о чем думал, кроме как о своей потере. Слова тогда просто сорвались с языка. Подросток уцепился за эту мысль как за спасительную соломинку и проговорил, насколько мог искренно.

— Простите меня, святой отец, но я и вправду не желал Бенсону ничего из того, что с ним случилось. Я вообще тогда не понимал, что говорю. Пожалуйста, не надо на меня сердиться. Ну хоть вы не ругайте! — Последняя фраза звучала как-то совсем уж по-детски, и Доброделов невольно смягчился.

— Не стоит так разбрасываться словами, Том! — уже совсем добродушно отвечал Доброделов, увидев, в каком смятении находится ребенок.

— Да-да, конечно! Вперед я буду внимательнее. — Более твердым голосом отвечал Том, так как к нему стала возвращаться уверенность, которая позволила мальчику от обороны перейти к наступлению.

— Отец Доброделов, — Начал как бы рассуждать Том с самым невинным видом. — А ведь если Господь всемогущ и ни один волос не упадет с головы человека без его воли, так может все случилось благодаря его замыслу, и он воспользовался мной как орудием для свершения оного?

Доброделов невольно улыбнулся, но улыбка была печальной.

— Да, Том. Диалектика у тебя что надо. Но я надеюсь, ты все же раскаиваешься в своих словах.

— Да. — Помедлив и глядя в сторону, ответил Реддл. — Раскаиваюсь.

— Рад, что это так, мой мальчик. А теперь иди и прости, если чем обидел. — Том молча приложился к руке и вышел на улицу. Странно, умом мальчик понимал, что должен бы как минимум сожалеть о своем поступке. Но как ни старался, он все же не мог почувствовать в себе хоть немного раскаяния. Хоть убейте! Хоть стреляйте! Напротив, все громче и громче звучала мысль, что негодяй Бенсон получил по заслугам. А раз так, то и совестью по нему терзаться нечего.

Протекли еще два месяца, и на смену зиме неизменно пришла весна. Довольно ранняя весна. Апрель в этом году выдался на редкость чудесным, все дни как один были н погожими и ясными, и лишь изредка вечером или ночью проходил тихий теплый дождик, которым просыпающаяся природа так хорошо умывалась. Ласковое солнце заливало светом улицы и скверы, пригревало освободившуюся от снега землю и первую мягкую траву рядом с серыми тротуарами. Из лопнувших почек уже показались, но еще не до конца распустились нежные листья, и поэтому создавалось впечатление, что деревья и кустарники стоят в какой-то зеленоватой дымке. С каждым днем жизнь бурлила все сильнее, журчала бойкими ручья, звенела в воздухе перекличкой птичьих голосов, чьи обладатели вернулись из южных стран и теперь вовсю обустраивали свои старые гнезда.

В приюте миссис Коул тоже царило непривычное оживление. Приближалась Пасха, и сотрудники затеяли генеральную уборку, к которой, естественно, были привлечены большинство старших и средних воспитанников. Вообще-то и в течение всего года безукоризненная чистота в комнатах и общих помещениях была главным образом их заслугой. В благотворительном заведении были дежурные, и каждому из них поручалось какое-то задание. Вот и сейчас подопечные приюта начищали до блеска полы, мыли и чистили старенькую мебель, драили большие окна до такой степени, что и стекла на них казались невидимыми. Тому Реддлу тоже поручили вымыть такое окно, но в отличие от других детей, дело у него продвигалось медленно и из ряда вон плохо. Как мальчик ни старался, а его тряпка неизменно оставляла на стекле разводы и с трудом отмывала пятна на раме. В общем, не ложилась она в узкие ладони, а длинные узловатые пальцы все время мешались. Том с завистью посмотрел на Денниса Бишопа и Эмми Бенсон, которые были заняты другими окнами в прихожей, и бросил полный отвращения взгляд на свое.

— Так-так, Реддл! — укоризненно посмотрев на мальчика, сказала вошедшая миссис Коул. — Чистое наказание с тобой и никакого проку! Только грязь развез, безрукий ты негодник.

— Я, правда, старался, миссис Коул! — Том пытался говорить спокойно. Он пустил при этом голову, чтобы скрыть полный злобной неприязни взгляд и не схлопотать наказание в виде недельного заключения в своей комнате или порции розог. Кроме того, мальчик, даже не глядя на присутствующих в холле Денниса Бишопа и Эмми Бенсон, чувствовал на себе их насмешливые взгляды, и это бесило его еще больше. В конце концов Том помнил о своих необычных способностях и считал себя особенным. Иногда он с трудом сдерживался, чтобы не заставить тряпку двигаться одним мановение руки, но не хотел привлекать внимание. Кроме того, рядом был ненавистный Бишоп, которому Том еще не успел отомстить за убийство Нагайны, и Эмми, Эмми Бенсон, младшая сестра Энтони. По причине ее родства с грозой приюта, девочку никто на обижал, напротив, ей благоволил даже Стаббс. Ну а Том при первом удобном случае решил отыграться на ней.

Тут в дверях показалась Марта Крайн.

— Отправьте его в библиотеку. — Спокойно заговорила медсестра. — Пусть вымоет стеллажи и приведет в порядок книги, расставит их как нужно. Там от него будет больше пользы.

— Ну ладно! — смягчилась директор. — Ступайте с ним, Марта!

Медсестра и Том направились в библиотеку. Реддл знал, что миссис Крайн просто неохота заниматься этим делом самой. С приходом теплых дней дел у медсестры в лазарете поубавилось, и пожилая женщина решила, что ей наконец-то удастся перевести дух. Однако миссис Коул поручила ей библиотеку, где после смерти Мэри царил форменный бардак. Старшие воспитанники, которым случалось там дежурить, не очень-то утруждали себя соблюдением порядка и зачастую клали книги куда придется. Так что теперь даже просто найти нужную из них было непростой задачей. И дабы избавить себя от поручения, которое вовсе не входило в обязанности медсестры, решила оставить эту работу Тому, зная, что ребенок вряд ли откажется от дела, которое ему хорошо удается. После смерти Мэри Марта стала немного лучше относиться к Тому. На нее произвело глубокое впечатление состояние мальчика, когда он вышел из комнаты девушки. Слезы на глазах Реддла, который, на памяти всех сотрудников, никогда не плакал, поразили ее. В этот момент ей стало жаль непонятного странного ребенка, который, едва успев с кем-то подружиться, тут же этого человека потерял. Поэтому женщина решила, что вполне может совместить свои интересы с сочувствием и даже помощью этому одиночке. Марта, взяв себе в помощники несколько других детей, вымыла с ними полы и окна, в то время как Том смахивал пыль с книг и расставлял на положенные места. Это был первый раз после похорон Мэри, когда Том провел в библиотеке столько времени и в душе даже испытывал к медсестре что-то похожее на благодарность за то, что женщина все же заставила его на это решиться. Дело в том, что и Реддл стал невольно поддаваться весеннему духу, что царил вокруг. Он с удовольствием в свободное время гулял один по Лондону, дыша весенними ароматами и ловя на лице дуновения ласкового теплого ветерка.

На последней неделе в преддверии праздника Том как обычно вместе с другими воспитанниками присутствовал на очередном уроке отца Доброделова. Со стороны мальчик выглядел очень сосредоточенным, и могло показаться, что он внимательно слушает священника. Однако это было не так. Смысл сказанных слов сейчас совершенно ускользал от Реддла, который, впрочем, и не пытался его поймать, потому что был занят лишь пристальным рассматриванием Доброделова. Теперь одиннадцатилетний подопечный приюта лишь удивлялся, почему даже будучи сильно потрясенным смертью единственной подруги, не замечал, как и еще один столь же добрый к нему человек, изменился за эти месяцы. Священник сильно похудел, лицо его все время было покрыто нездоровой бледностью, дышал он тяжело и потому даже говорить ему порой было трудно и приходилось собираться с силами. Одни только глаза по-прежнему светились добротой, мудростью и какой-то странной отрешенностью от обыденных забот. Часто они смотрели вверх, словно видели нечто незримое другим.

Когда занятие окончилось, Доброделов отпустил детей, и они быстро покинули помещение. Вышел вместе с ними и Том, но едва последний воспитанник миновал церковную ограду, мальчик поспешно вернулся во флигель, где располагался класс и жил сам священник. Сердце у Реддла билось вдвое быстрее обычного, от волнения кровь стучала в висках, приливая к бледным щекам, и нервы были натянуты как гитарные струны. Том видел, как Доброделов добрел до своей комнаты, устало опустился на стул и задумался. Он даже не слышал, как к нему зашел воспитанник. Подростка снедала страшная тревога и предчувствие чего-то нехорошего, очень-очень нехорошего. Он даже понимал, какой вопрос так мучает его сейчас и непременно должен был получить на него ответ.

— Святой отец? — тихо тронув священника за руку, окликнул мальчик.

— А, Том! — Добродушно отозвался он. — Зачем пришел, малыш?

— Вы забыли сообщить нам, когда после праздника будет первое занятие. — Начал Реддл издалека.

— Не сказал, это так. Но ты не волнуйся, вас всех непременно уведомят.

— Вы уведомите? — с замирающим сердцем воскликнул Том.

— А ты проницателен, мой мальчик! — многозначительно кивнул головой священник. — Нет, уже не я. Видишь ли, я со дня на день жду одну очень дорогую гостью, с которой я отправлюсь в далекое путешествие в вечность. Знаешь, очень скучаю по семье, но скоро увижу их. — После этих слов Реддлу все стало яснее ясного, но он все равно отказывался поверить им.

— Нет! — исступленно кричал он. — Этого не может быть! Говорите правду! — Со всей силой отчаяния чуть ли не приказывал Том.

— Я правда ухожу, Том! — кротко отвечал Доброделов.

— А гостья — это та самая, что посетила и забрала Мэри, смерть! — обреченным голосом проговорил мальчик. Все это не укладывалось у него в голове: человек вскоре должен умереть и не боится этого. В книгах, которые случалось читать Тому, он видел, как на сопроводительных к тексту иллюстрациях художники иногда изображали смерть, в виде суровой, даже злобной женщины, старухи с косой и головой-черепом. И образ этот вызвал у ребенка трепетный страх, страх перед превосходящим по силе, неодолимым противником, который, кстати, уже сразил мать и подругу, а ему самому лишь чудом и на время удалось вырваться из его лап в день своего появления на свет.

— Ты боишься ее, ведь так, дружок? — с печальной улыбкой спросил Доброделов. — Но напрасно! Ведь этот враг уже давно повержен, и предстоящий праздник тому доказательство. Теперь ему отведена лишь роль проводника.

Тут священник встал, медленно подошел под пристальным взглядом Тома к своему небольшому письменному столу, вырвал листок из своей записной книжки, такой же, какую подарил ребенку и, что-то написав на нем, положил его в конверт и отдал Реддлу.

— Прочти это в воскресенье вечером! — попросил он Тома. — А сейчас иди, не задерживайся. Право, я не хочу, чтобы тебя в приюте наказали за то, что ты замешкался, никого не предупредив.

Том нехотя повиновался и побрел вон из флигеля, потом миновал ограду и вскоре уже был в приюте. На этот раз он пропустил мимо ушей недовольный выговор директрисы и едкие оскорбительные слова Бишопа. Даже угроза наказания розгами оставила его равнодушным и не потому, что он мог, при желании, сломать орудие наказания, как уже проделал это один раз. Но повторять такой трюк выглядело бы очень подозрительным. Однако сейчас ему не было до этого дела, напротив, физическая боль заглушила бы боль в душе. Вернувшись в свою каморку, Том аккуратно положил конверт в свой дневник.

В воскресенье Том присутствовал на праздничной службе и видел, что на лице у Доброделова написана радость, так что мальчику даже показалось, будто весь этот ужасный разговор — всего лишь сон, плод разыгравшегося воображения. Однако еще и вечер не успел настать, как другой священник, который помогал Доброделову, пришел в приют и сообщил, что святой отец отдал Богу душу.

Услышав об этом, Том побледнел как полотно, бросился к себе, достал конверт, дрожащими руками вскрыл его и жадно прочел: “Последний же враг истребится — смерть!”.

После похорон Том чувствовал себя совсем потерянным, как будто оказался один в холодной ледяной пустыне в разгар полярной ночи. И хотя всю неделю стояла изумительная погода, а прогулки в такое время были просто восхитительными, но для Реддла словно бы не существовало ни весеннего солнца, ни лазурного чистого неба, ни нежно-зеленой листвы. В сердце мальчика царила зима, а слова о победе над смертью воспринимались как жестокая насмешка. Где же эта самая победа, если пристанищем столь замечательного человека стал деревянный ящик? И тем не менее мальчик, когда увидел тело в гробу, не мог забыть улыбку на застывших губах, словно в последние мгновения жизни Доброделову привиделось что-то очень хорошее, счастливое. Но ум ребенка, хоть порой и острый как иголка, отказывался понимать это. Кроме того, после всех этих событий в нем поселился удушающий страх, страх смерти, которую он воспринимал как врага. И этот самый враг под конец заставит и его довольствоваться тесным угрюмым приютом. Другие, куда менее одаренные и вообще бездари, останутся, а его в этом мире уже не будет. А этого Реддл стерпеть никак не мог, гордясь своими необычными способностями и на основании этого считающего себя исключительным и несколько выше других. Он уже был себялюбив. И смерти боялся с каждым днем все сильнее и сильнее, до одурения боялся.

Тем временем на смену весне неожиданно подкралось лето. Все текло своим чередом, ничего не изменилось в жизни приюта и его обитателей, а Том только дивился, как это мир не перевернулся. Учебный год закончился, и Реддл в очередной раз стал первым учеником, хоть этот факт и оставил его равнодушным.

В последний учебный день довольная миссис Коул сообщила сиротам, что в этом году они поедут на лето не просто за город, а на побережье, и средства для этого благодаря стараниям почившего священника и доктора имелись. Такова была его последняя воля, чтобы дети побывали на море для укрепления их здоровья. Естественно, что предстоящая поездка и сборы к ней служили основными темами разговоров.

В назначенный день к зданию приюта подъехали несколько автобусов, в которые немедленно забрались вместе со своими пожитками дети и сопровождающие их взрослые. Все за исключением угрюмого и равнодушного ко всему Тома были очень довольны, если не сказать счастливы. Реддлу же казалось, что он просто плывет по воле какого-то очень сильного и непреодолимого течения, а в конце его ожидает гибельный водоворот. В руках мальчик держал небольшой сверток с вещами, а в них была спрятана бесценная и все еще пустая книжечка в твердом переплете с черными корочками.

Спустя несколько часов езды прибыли на место — небольшую прибрежную деревню, где помимо домов местных жителей было построено и довольно скромное жилье для приезжих, которым оно сдавалось в аренду на время отдыха.

Месяц, который сироты провели на побережье показался им поистине незабываемым. Чистый свежий воздух, легкое дуновение морского ветерка действовали на детей просто волшебным образом, хотя в остальном их жизнь и распорядок почти не изменились. Питание, как и всегда было хоть и достаточным, но весьма скромным: овсяная каша, тушеные овощи или какая-нибудь отварная крупа с небольшим количеством мяса или рыбы, иногда фрукты. В общем, ничего такого, что могло бы доставить ребенку радость. Ну а какой-нибудь сладкий десерт- шоколадные конфеты, леденцы или печенье — были привилегией лишь воскресных дней. И то без гарантии. Но воспитанники приюта все равно были безмерно рады смене обстановки и, как следствие, новым впечатлениям. После завтрака все отправлялись на побережье играть в незамысловатые игры: догонялки, жмурки, ну или с мячом, ведь разнообразие игрушек не было знакомо никому из сирот. Если позволяла погода, то купались под присмотром взрослых. К большому удовольствию медсестры Марты за все время отдыха никто из детей ни разу не заболел, напротив, личики многих из них зарумянились и покрылись загаром, глаза блестели, светились весельем, которого не разделял только один ребенок — Том Марволо Реддл. Он как прежде держался особняком, игры не только не прельщали, но и раздражали его. Уголки губ опустились и совсем никак не улыбались. Мальчик часто старался улизнуть с галичного пляжа, облюбованного детворой в качестве места для игр. Ему больше было по нраву бродить по большим валунам на крутом берегу, об который с шумом ударялись волны, перебалтываясь с морской пеной. Суровый пейзаж находил какой-то отклик в его душе. В некоторых местах массивные камни громоздились один на другой, образуя столь отвесные кручи, что спуск вниз был бы весьма трудным и опасным занятием. Один раз Том неловко поскользнулся и, сорвавшись, полетел вниз, но не только не разбился, но и не получил ни единого синяка или ссадины. В первое мгновение мальчик испытал вполне понятный в такой ситуации страх и зажмурил глаза. А когда спустя миг снова открыл их, то немало изумился, увидев, что завис прямо в воздухе между небом и водой. Несколько минут Том так и не пошевелился, но потом все же решился раскинуть руки и взмахнул ими как принято у птиц. Мальчик стал поворачиваться вправо и влево, а потом, наклонившись вперед и отведя руки за спину, плавно приземлился на берег. Затем попробовал взлететь снова, но на этот раз потерпел неудачу. Реддл стал оглядываться вокруг, прикидывая, где бы удобнее и безопаснее подняться наверх, но тут его внимание привлекли несколько камней, которые образовывали как бы свод арки. Был отлив, уровень воды постепенно понижался, и взору Тома открылось большое темное отверстие, очевидно, вход в какую-нибудь подземную пещеру. Движимый любопытством, мальчик вошел туда и при слабом свете, который пробивался снаружи через вход, увидел, что это и в самом деле огромная пещера. Посередине было большое озеро, а в самом его центре возвышался маленький островок. Том потрогал рукой воду, которая оказалась ледяной.

Через какое-то время вышедший из пещеры мальчик необыкновенно быстро и проворно взбирался наверх. Взлететь снова у него не получилось, но тем не менее Реддл делал неестественно длинные прыжки, притом едва прикасаясь ногами к земле, чтобы оттолкнуться. Весь оставшейся день подросток пребывал в восторженном состоянии от произошедшего с ним во время падения чуда. Правда, внешне это почти никак не проявлялось, и лицо Тома было таким же спокойным и ко всему безразличным.

С весны Реддл почти ни с кем не общался, довольствуясь лишь самыми необходимыми короткими фразами и разговорами. И то, только в том случае, если в этом была крайняя необходимость. Подросток упорно не желал сходиться ни с кем из детей. Естественно, он прихватил с собой пару книг из библиотеки, чтобы хоть как-то отвлечься. На сей раз это оказался роман А. Дюма “Граф Монте-Кристо”. Тому нравилось, как главный герой дождался-таки своего часа, обрел свободу и изощренно отомстил своим недругам, проявляя при этом недюжинное терпение и даже изменив имя. Однако у несговорчивости Реддла с остальными ребятами была и еще одна причина помимо занимательного чтения: мальчик нашел себе других собеседников. В своих одиноких прогулках Том, бывало, уходил от берега на несколько километров. Там уже не было камней, зато можно было погулять по лугам и небольшим рощицам деревьев. И среди их обитателей были уже полюбившиеся Тому чешуйчатые пресмыкающиеся. Змеи и здесь с удовольствием приползали к нему, шипели и все без исключения, даже хоть и не смертельно ядовитые, но все же опасные гадюки, заявляли о своей преданности и покорности. Они обвивались вокруг рук и ног Тома и часто заползали к нему на плечи в знак дружбы.

Отдых воспитанников на побережье был в самом разгаре. В одно утро Том проснулся рано, как, впрочем, и всегда. Выйдя из спальни, которую разделял с несколькими детьми, мальчик уселся в коридоре на подоконнике с книгой в руках напротив двери в столовую в ожидании завтрака. Но не успел он погрузиться в чтение, как услышал голоса. Деннис Бишоп и восьмилетняя Эмми Бенсон, младшая сестра ненавистного Энтони, похоже, тоже вскочили спозаранку и теперь спокойно шли по коридору, весело хихикая в предвкушении очередного погожего дня, игр на свежем воздухе и купания в море. Примечательно, что Эмми в приюте никто никогда не обижал. Напротив, по меркам ее ровесников девочка всю свою жизнь в благотворительном заведении каталась как сыр в масле. Сперва она находилась под защитой брата, который был старше ее лет на десять и оказался в приюте уже будучи почти подростком. Потом после его гибели Эмми снова повезло, потому как под крылышко ее взяли Стаббс и Бишоп в память о старшем заводиле. Не знала она недостатка во вкусностях и игрушках, отобранных старшими покровителями у других детей. Вот и сейчас Бишоп весело рассказывал младшей подружке о ее брате и о том, что теперь вот на смену ему пришел Билли, а затем придет и его, Бишопа, черед.

Смотря на этих ребят, Том чувствовал, как в его груди все сильнее и сильнее разгораются злоба и зависть. Он ненавидел их уже за то, что у них есть возможность весело болтать и смеяться, играть и съездить, пусть и раз в год за город или даже на море, в то время как ни Мэри, ни Доброделова уже не было на этой земле, а вся их доля — тесный и угрюмый приют. Реддл и сам до умопомрачения боялся оказаться там же, ничего не казалось ему страшнее. В жизнь после смерти не смотря на все уроки Доброделова мальчик всерьез не верил.

К тому же Том до сих пор не мог забыть, что это именно Деннис Бишоп рассказал Билли о Нагайне, а Эмми — сестра, родная сестра ненавистного Бенсона, ставшего причиной гибели Мэри! А раз связана с его врагом узами крови, значит такой же враг. Однако при всей буре, которая сейчас бушевала в сердце Реддла, лицо его оставалось совершенно спокойным. Мальчик уже хорошо умел скрывать свои эмоции и чувства. Жгучая ненависть питала холодную злобу, а она, в свою очередь, породила желание поквитаться за все. Мозг Тома сейчас работал с необычайной ясностью, четко и точно, как хорошие швейцарские часы. И в голове подростка довольно быстро родился план, который хоть сейчас можно было приводить в исполнение. Но прошло несколько минут, прежде чем Реддл на это решился, и потому он медлил и не показывался на глаза тем, кого считал своими недругами. Но за это короткое время в душе ребенка успела совершиться настоящая битва. Умом он понимал, что собирается совершить совсем неблаговидный поступок, и потому неизбежно просыпающаяся в такие моменты совесть предостерегала и удерживала от зла, не позволяя ступить на гиблый путь. Однако Том старательно глушил в себе ее голос. Ему уже случалось чинить другим неприятности и забирать у обидчика что-то для него ценное в качестве трофея. Возможно, ему даже довелось стать причиной смерти другого человека, но и здесь изворотливый ум находил оправдание: ты, ведь, не хотел этого и невольно накликал беду. Ну а то, что твои слова все-таки исполнились, то в этом не твоя воля и не твоя вина. Значит, Бенсон это вполне заслужил. Он просто тварь, из-за которой не стоит терзаться раскаянием. Но то, что сейчас замыслил Том, не шло ни в какое сравнение ни с отбиранием трофеев, ни с другими мелкими пакостями. На несколько секунд у Тома в мыслях мелькнуло лицо Доброделова и вместе с ним вопрос: а что бы он сказал, узнав о намерении своего подопечного? Но добродетельного наставника уже не было рядом с почти что преступником.

— Нельзя! Нельзя! Остановись! — железно запрещала совесть.

— Почему? — резонно вопрошал ее Реддл. — Почему им — Бенсону, Стаббсу, Бишопу — можно, а мне нельзя? Я ничем не хуже, даже напротив, лучше их! Могу такое, чего никто из них не может, и все произошедшее со мной на берегу это доказывает! Потому имею право! Не я первый это затеял, а Бишоп и Бенсон должны хоть в малой степени заплатить за все, если уж нельзя заставить их отвечать по полной программе. А жаль!

— Не тебе их судить! — снова заговорил внутренний голос.

— В конце концов не жизни же я их лишать собрался в отместку. Но пусть эта пигалица тоже почувствует тот ужас, который, должно быть, пережила Мэри, когда убегала от этих мерзавцев и споткнулась на роковой для нее лестнице! Совесть, чего ты хочешь от меня? — прошептал Реддл. — Нет смысла рядиться в непорочного ангела, если уж попал в ад! С волками жить — по волчьи выть, иначе сгрызут и даже не поперхнуться!

Тут Том спрыгнул с подоконника и неожиданно предстал перед Эмми и Деннисом.

— Ну, здравствуй, Бишоп! — Ухмыльнулся он. — Привет, Бенсое!

— Реддл? — в один голос удивленно воскликнули Деннис и Эмми. — Что тебе нужно? — Насторожился мальчик.

— Всего лишь побеседовать с вами. — Многозначительно отозвался Том, сверля ребят недобрым взглядом.

— Не станем мы с тобой разговаривать, урод! — огрызнулся Бишоп. — Катись отсюда!

— Нет, вы будете разговаривать со мной! — повелительно и властно воскликнул Реддл, глядя в глаза Деннису, а потом Эмми. Это снова было сказано в форме приказа так же, как он велел собеседникам говорить правду, и Том вложил в него всю волю, какую смог. Он снова чувствовал, как внутри него, в голове, в крови снова бурлит эта уже знакомая и странная сила и наполняет голос, выплескивается наружу через слова и взгляд. Эффект от произнесенной фразы оказался просто ошеломительным даже для самого Тома. И Деннис, и Эмми стояли словно зачарованные будто под воздействием гипноза, хотя о нем Реддл даже никогда не слышал и уж тем более не учился. Том злорадно усмехнулся и с торжеством посмотрел на тех, к кому его начавшее ожесточаться сердце пылало неугасимой злобой, и кого он сейчас держал в своей власти. Ребята очень походили на птичек, готовых даже против воли идти прямо в пасть к змее.

— Хорошо, Том! — покорно сбавил тон Деннис, а Эмми и вовсе просто молчала. Оба смотрели на Реддла с недоумением и каким-то мистическим страхом. — О чем ты хочешь поговорить с нами?

— Не здесь! — отрезал Том. — Идите за мной!

Реддл поспешно направился к выходу, и дети последовали за ним, даже не отдавая себе отчета в том, что делают. Все трое миновали обычное место для игр сирот на берегу моря. Когда они проходили по лужайке, Эмми услышала нечто странное, не то шелест, не то шипение. Взглянув на Реддла, она обомлела: его губы издавали эти самые звуки.

— Что ты говоришь, Том? — испуганно спросила она.

— Ничего! — последовал холодный ответ.— Скоро узнаешь, а пока помолчи! — зловеще добавил Реддл, глядя на девочку повелительным сверлящим взглядом. Эмми послушно умолкла.

Том вел шедших за ним детей мимо каменных валунов. Вскоре вся троица вышла на крутой морской берег, и Реддл приказал Эмми и Бенсону спускаться вниз. Они, не взирая н охвативший их страх, покорились. Наконец, все оказались у подземного грота, вход в который сейчас не был затоплен, так как прилив еще не начался.

— Хочу вам кое-что показать! Заходите внутрь и посмотрите, что я нашел. — Дети посмотрели на Реддла бессмысленным покорным взглядом, переглянулись между собой и зашли в пещеру.

Но не успели они это сделать, как следом за ними в грот стала заползать длинная и довольно толстая, очевидно, совсем уже взрослая гадюка. За ней другая, и третья. Змеи все прибывали. И хотя эти гады и не были смертельно ядовитыми, но все это полчище чешуйчатых шипящих пресмыкающихся так сильно напугало детей, что они в ужасе бросились вглубь грота и оказались у подземного озера. А змеи ползли и ползли за ними. Еще больше Эмми и Деннис были напуганы тем, что твари полностью подчинялись Реддлу. Том как-то разговаривает с ними, шипит точь-в-точь как они, при этом явно науськивает животных. Оба дико завизжали и полезли в холодную воду. Змеи последовали за ними. Эмми, которая не умела плавать и была уже по грудь в воде, залилась слезами, а Деннис судорожно греб руками и отталкивался ногами, заплыв на глубину. Впрочем, ему от этого пользы было мало, потому что змеи всюду следовали за ним, а когда холодная вода начала сводить руки и ноги, то Бишоп почел за благо держаться поближе к берегу, где можно было хотя бы встать на дно.

— Страшно, да, Бенсон? — мстительно злорадствовал Реддл. — А ей тоже было страшно!

— Том, пожалуйста, не надо! — Рыдала девочка.

— А Мэри тоже просила! — С мрачным торжеством изрек Реддл. — А твой братец ее послушал, а? Так с какой стати я должен тебя слушать?

— Но я здесь не при чем, Том!

— А что, Бишоп? — Обратился он уже к Деннису. — Пришло время расплатиться за Нагайну. Ее собратья сгорают от нетерпения.

Мальчик ничего не сказал в ответ, а Реддл смеялся над их отчаянием, упиваясь своей местью, жалея только о том, что нельзя воздать этим отродьям все положенное, и что придется все же ограничиться одним лишь запугиванием да купанием в холодной воде. Ведь в приюте и так наверняка будет переполох. Заходить в мести дальше было нельзя и опасно, как бы ни хотелось. Наконец, Том велел змеям оставить своих жертв. Изворотливые пресмыкающиеся беспрекословно починились, а Эмми и Деннис, наконец, вылезли из воды и без сил опустились на каменный пол пещеры, дрожа и стуча зубами от холода и страха.

Наконец, Деннис опомнился и, с вызовом глядя на Тома и змей, воскликнул.

— Ты ответишь за это, Реддл! Я все расскажу миссис Коул, и она велит наказать тебя. — Том лишь криво усмехнулся.

— Неужели? В самом деле расскажешь? — Пристально глядя в глаза собеседнику, иронизировал Реддл. — Ну, что же, милости прошу, говори. Вот только вряд ли директриса, да и вообще все взрослые поверят в тот бред, который ты им поведаешь. Меня все-таки никто не считает здесь за дрессировщика, а уж слова о том, что я командую змеями, покажутся полной чушью. После них начальство тебя в желтый дом запрет.

Воцарилось молчание. Действительно, против таких аргументов возражать было трудно. Наконец, Том заговорил.

— Ну что расселись? Пора назад!

Дети машинально, как заводные куклы, поднялись и последовали к выходу из пещеры, а рядом с ними ползло множество змей, правда, они уже не нападали. Когда все трое оказались на берегу, Реддл благоразумно счел, что не стоит заставлять этих двоих взбираться на крутой утес по мокрым камням. К месту, где были размещены на отдых сироты, ребята вышли другой обходной дорогой. Все время пути их обдавал свежий морской ветер, поэтому мокрая одежда и даже сандалии быстро высыхали.

Еще на подходе к морю, где обычно играли воспитанники, Том, Деннис и Эмми заметили снующих туда-сюда обеспокоенных взрослых, в том числе и директора.

— Их нигде нет, миссис Коул!

— Что еще за напасть! Куда они могли подеваться? — Отвечала директриса нервным встревоженным голосом.

— Мы здесь, миссис Коул! — Невозмутимо отозвался Том так, что ни один нерв не дрожал на лице.

— Реддл! — вскрикнула директор. — Что ты опять творишь, негодник? Снова из-за тебя сыр-бор! Сейчас же отвечай, где вы были все это время? Уже скоро обед!

— Мы гуляли, миссис Коул. Всего лишь осматривали окрестности. Я нашел на берегу вход в подземную пещеру и показал ее Эмми и Деннису.

— Ах, гуляли! — Запальчиво кричала директриса. — Мало того, что сам шляешься, Бог весть где, так еще и других за собой тащишь. Что ты им сделал? — Миссис Коул смерила пристальным взглядом Бишопа и Бенсон, которые до сих пор молчали и выглядели напуганными, точно кролики, и до невозможности потерянными. Она присела на корточки так, чтобы ее лицо оказалось на одном уровне с детскими, положила ладони им на плечи и ласково спросила.

— Что произошло? Деннис?

— Ничего, миссис Коул. Мы просто гуляли и осматривали пещеру. Все хорошо.

Том брезгливо скривил губы, видя обеспокоенность директрисы, причем больше даже не детьми, а своим местом. После случая с Мэри, женщина в самом деле стала уделять больше внимания тому, какие у воспитанников взаимоотношения и просила других работников приюта внимательно следить, чтобы разногласия детей не доходили до открытых конфликтов и тем более драк и травли.

— Эмми, милая, может быть, тебе есть, что сказать? — Продолжала допытываться миссис Коул. — Скажи, не бойся! Реддл вас как-то обидел?

— Нет. — тихо отвечала девочка. — Он ничего нам не сделал.

— Тогда в чем дело? Почему вы такие пришибленные?

— Так! — мялась Эмми.

— В пещере было довольно темно, да и спуск к ней крутой. — Спокойно вставил свои слова Том. — Вероятно, это и напугало их.

— Я не с тобой разговариваю, Реддл! — Раздраженно отозвалась миссис Коул. — Ей Богу, с тобой одна только головная боль и никакого толку. Зачем ты повел их в эту пресловутую пещеру, а? Ну все, мое терпение лопнуло. Марта, позови немедленно мисс Круэл, пусть захватит розги. Деннис, Эмми, ступайте обедать! Голодные небось! — Молчащие как рыбы воспитанники быстро ушли. Посудомойка в сопровождении медсестры пришла довольно быстро, держа в руках несколько розог. Миссис Коул велела Тому снять рубашку и ложиться на скамью. Мальчишка вроде бы покорно исполнил приказ, но его темно-серые глаза при этом странно заблестели. Мисс Круэл так и не удалось выпороть Реддла, потому что все розги сломались. Видевшие это женщины недоуменно и со страхом переглянулись, а потом все втроем сверлили глазами этого странного мальчишку.

— Вот дрянь! — Не удержалась директриса. — Марш немедленно в свою комнату и до конца недели не смей выходить из нее даже в столовую. Еду тебе будут передавать через дверь и раз в сутки водить до отхожего места. Все понятно?

Том ничего не сказал на это, а только высокомерно кивнул. Раз в сутки какая-нибудь работница приносила ему в комнату хлеб и воду сразу на сутки. Никому не хотелось ходить к мальчишке три раза в день и возиться с его едой, поэтому ни о каком горячем не шло и речи. По сути, одиночество и даже питание впроголодь не особенно удручало Тома. Он спокойно мог скоротать время за чтением. Но кроме этого занятия, Реддл, конечно же, размышлял и о том, что сделал в пещере. Раскаяния в содеянном он ни капли не испытывал. С тех пор, как Том начал открывать в себе разные странные способности, то перестал быть жертвой насмешек и поколачиваний от местных заводил. Если проводить параллель с миром животных, то мальчику вполне удалось отвоевать себе жизненно необходимую территорию, место под солнцем. Но в этот день Том перешел такую границу, за которой жертва сама превращается в мучителя. Начало происходить то, от чего предостерегал Доброделов. Однако Реддла это уже не волновало, ведь перед тем, как поступить подобным образом, он заставил замолчать свою совесть, словно засунул ей в рот кляп. Кроме того, роль мучителя пришлась ему куда больше по нраву, чем положение жертвы, а третьего мальчик не видел. В конце концов, оказалось куда проще причинять боль другому, чем терпеть ее самому.

Июнь, проведенный сиротами на побережье, пролетел для них быстро и незаметно. Они вернулись в приют, и напоминанием о чудесных днях остался загар на лице, плечах, спине. Каникулы продолжались, уроков не было, но вот занятия в приходской школе возобновились. Теперь на месте доброгго пастыря служил совсем другой священник Лицемеров. Тому Марволо Реддлу было достаточно одного внимательного пристального взгляда на холеное лицо нового настоятеля, чтобы понять: фамилия его говорящая и как нельзя лучше отражает суть этого человека. Подросток с первого дня невзлюбил его, и надо сказать, что эта неприязнь была взаимной. Впрочем, и другие дети были от Лицемерова явно не в восторге. Им не нравились его излишняя нравоучительность и чрезмерная строгость, когда кто-то из детей допускал ошибку, читая заученный стих Библии или псалом. Воспитанник в этом случае неизменно получал выговор, сопровождающийся упреками в лености и нерадении о благе своей души. По этой причине большинство ребят старались вообще не ходить на занятия в воскресной школе, пользуясь любым благовидным предлогом: от поручение сотрудниц приюта выполнить какую-нибудь работу до ссылок на плохое самочувствие или даже симуляцию болезни. Так в некогда полном классе хорошо, если находилась половина или даже третья часть от того количества воспитанников, что раньше посещало школу. Новому настоятелю это, конечно, было не по душе. Спустя пару недель, когда его терпение лопнуло, то он сам явился в приют, дабы лично высказать недовольство директрисе и прочим сотрудникам.

Было как раз время завтрака. Дети и работники, включая миссис Коул, собрались в столовой. В этот день здесь стоял противный запах пригорелой запеканки — не очень-то любимого детьми блюда, даже в обычном виде, а сейчас и вовсе несъедобного. Даже те из ребят, кто отличался хорошим аппетитом и был совсем неприхотлив в еде, теперь нехотя ковыряли ложками свои порции и, давясь, пытались хоть в малой степени заморить червячка, чтобы можно было дотерпеть до обеда. Большинство же, попробовав одну ложку, больше не притронулись к своим тарелкам.

Миссис Коул, скрепя сердце и про себя сетуя на непредвиденные расходы, все же распорядилась прибавить к завтраку белого хлеба и сыра. Наблюдая эту картину, Лицемеров неодобрительно покачал головой.

— Дорогая миссис Коул! — Вежливо, но при этом назидательно обратился он к директрисе. — Не пристало так баловать эти юные создания. Вижу, вы искренне печетесь об их благе, но не надлежит ли вам проявлять большую заботу об их душах, нежели телах? Им бы следовало поучиться смирению и терпеливому снесению испытаний, которые выпали им на долю. Ну а испорченный завтрак — прекрасный к тому случай. Сегодня я как раз собирался поговорить с вами о том, как сильно ваши воспитанники подвержены высокомерию, что даже многие из них регулярно игнорируют занятия.

Том сидел со столиком, который стоял совсем рядом с Лицемеровым, и по мере того, как он говорил, в мальчике все сильнее и сильнее закипала злость и на этого настоятеля, рядящегося в одежду мнимой добродетели, и на его слащавые речи, а главное, на несправедливость, как он полагал, этого мира, якобы сотворенном всемогущем Творцом. “Почему? Ну почему так?” — лихорадочно размышлял Том. “Почему такие вот волки в овечьей шкуре топчут землю, смотрят на солнце, дышат воздухом, коптя при этом небо, и никакая беда их не касается? Зато те, кому бы еще жить и жить уже давно покинули мир. Выходит, они слишком хороши для него и потому не приспособлены к жизни в нем и уходят так несправедливо рано.”

Тут Том встал и бросил на стоящего рядом с ним Лицемерова пристальный взгляд. Мальчик был достаточно высок ростом, чтобы установить прямой зрительный контакт. Все взоры устремились к Реддлу, священник невольно вздрогнул, а миссис Коул, не зная, что у этого непонятного мальчишки на уме, и какой номер он сейчас отколет, забеспокоилась.

— Реддл, немедленно сядь на место!

Лицемеров, тоже на дух не переносивший мальчишку, увидел в этом прекрасную возможность в чем-нибудь уличить его.

— Том, дорогой! — Елейным притворно ласковым голосом заговорил Лицемеров. — Ты что-то хотел спросить у меня, мальчик?

— Да, святой отец! — Невозмутимо отозвался Реддл. — Не будете ли так добры сказать нам, что вы сегодня кушали на завтрак? — Нарочито вежливо спросил Том, в то время как на его губах змеилась презрительная усмешка, без слов красноречиво говорившая: ну явно не подгорелую запеканку. — Может вы покажете нам пример смирения и терпения?

— Что? — Опешил настоятель.

— Реддл, замолчи немедленно, паршивец ты этакий! — послышался крик директора.

— Говорите правду! — Властно на свой манер произнес Том.

Взгляд глаз Лицемерова стал бессмысленным и при том покорным, как у человека под действием гипноза.

— Яичницу с беконом! — обреченно, словно слова вытягивали из него клещами, отвечал горе-настоятель. Однако он тут же пришел в себя, и глаза его яростно блеснули. Все воспитанники многозначительно переглянулись, с трудом скрывая ухмылки. Похоже, и они догадывались обо всем. Миссис Коул явно смутилась.

— Ах, только не волнуйтесь так, святой отец. Этот мальчишка хоть и знает, как надо себя вести, но порой бывает до невозможности дерзок. Впрочем, он не только вас так смущает. Как вспомню Эмми и Денниса…Но будьте уверены, мы его как следует накажем за нахальство.

— Ну что вы, милая миссис Коул! — Снисходительно-ласково заговорил Лицемеров, уже успевший оправиться от потрясения. Но Том видел, как в глубине его глаз залегла холодная ненависть, и понял, что ничего хорошего сейчас ждать не следует.

— Стоит ли наказывать больного ребенка? — Ханжески изображая заботу, проговорил Лицемеров.

— Больного? — Изумилась директор. — Простите, святой отец, осмелюсь возразить, но мальчишка хоть и худой и выглядит хилым, но в лазарете нашем по болезни отродясь не бывал. Только если дрался с кем-нибудь, да и то давно. Уверяю вас, Реддл здоров, как лошадь. На нем пахать можно.

— Миссис Коул, телесному здравию я не придаю такого значения. Я лишь предположил, что мальчик болен духом и душой. Взгляните, как горят его глаза. Явный признак какого-то душевного недуга. Нужно принять меры, пока еще не поздно, и помочь бедняге.

— Вы уверены? — Как-то сразу сникла директриса и посмотрела на Тома уже без гнева и даже с толикой жалости. Сама женщина всегда испытывала некоторый трепет и страх перед больницами для душевнобольных и для себя полагала, что лучше десять раз переболеть телом, чем вот так терять разум. — А если это не так?

— О, я вижу, вы весьма заботливый директор и сострадательный человек, раз так остро осознаете всю глубину ответственности за ваших подопечных. Но не волнуйтесь, без причин мальчика в больницу никто не отправит, и ваша совесть в любом случае будет чиста. Видите ли, среди моих прихожан есть прекрасный специалист, профессор-психиатр. Он может осмотреть мальчика, и в случае необходимости назначить соответствующее лечение.

Том, который молча слушал весь разговор, с каждым словом бледнел все сильнее и сильнее, яростно сжимая кулаки и всем своим существом ощущая страшную нависшую опасность. “Ага, вылечит!”- с горьким сарказмом подумал Том. — “Залечит до сумасшествия!”

— Я поговорю с профессором, миссис Коул, и попрошу его на днях зайти к вам и осмотреть бедного мальчика. А сейчас позвольте откланяться. Я должен подготовить проповедь о смирении во время предстоящей мессы. Надеюсь, ваши подопечные придут ее послушать.

И, не сказав больше ни слова, резко развернулся, так, что полы его черной ризы зловеще колыхнулись, и пошел прочь.

— Немедленно возвращайся в свою комнату и не смей выходить! Не желаю из-за твоих странностей подвергать опасности других детей. — Нарочито сурово изрекла миссис Коул.

— Я не сумасшедший! — кричал Том.

— Доктор во всем разберется. Он осмотрит тебя, и точка! В конце концов, будет лучше, если тебе своевременно окажут помощь, пока не случилась настоящая беда.

Прошла неделя, в течение которой Том так и не выходил из своей комнаты. Раз в сутки ему приносили хлеб и воду и водили в туалет. Реддлу уже не раз приходилось сидеть взаперти, но обычно после семи дней его наказание заканчивалось, а вот сейчас, по- видимому, никто не собирался его выпускать. Целые дни Реддл проводил в одиночестве, пытаясь, как всегда, скоротать время за чтением, сидя на кровати и вытянув ноги. На сей раз это оказался один из томов исторической энциклопедии, посвященный периоду Средневековья. Особый интерес у него вызвала охота на так называемых ведьм и колдунов, которую устраивала Инквизиция. Том и сам не мог себе объяснить, почему эти люди, всходившие на костер, вызывали у него такой интерес и даже симпатию. А еще Реддла бесили устраиваемые над ним расправы, причем не всегда за совершенные с помощью колдовства злодеяния, а за сам факт творения волшебства или даже по подозрению в нем. Эти люди явно были не похожи на большинство, были особенными, умели что-то небывалое и недоступное другим, выделялись из толпы. Ну а эта самая толпа, конечно же, терпеть не может тех, кто дерзнул от нее отделится и нарушить законы всего стада. Таким завидуют, таких часто гнобят и затравливают, порой заходят немыслимо далеко в своей жестокости и каких только пыток не придумывают. Том на своем опыте убедился, какого это — быть не таким как все, и его ситуация была в чем-то сходна с той, в которой оказывались эти обвиняемые во всех мыслимых и немыслимых грехах люди. Мальчик даже подумал, что, окажись он на их месте, то непременно сотворил бы какую-нибудь пакость, если бы только смог. Когда тебя постоянно в чем-то подозревают и обвиняют, хочется уже это сделать, чтобы хоть обидно не было. Впрочем, у Реддла мелькали смутные догадки, что вряд ли эти люди, сгоравшие на кострах, в самом деле умели колдовать. Ведь обладай они на самом деле какими-то способностями, вроде тех, что есть у него, то вряд ли позволили бы учинять над собой такое. А, может, и не позволяли? Может, ловко водили всех за нос и подсмеивались тишком?

За все время наказания никто ни разу к Тому не зашел, что его совсем не удивило, ведь так было и в прошлые разы. Сейчас же мальчик скорее боялся, чем желал, чтобы кто-нибудь нанес ему визит. Он очень боялся, что из приюта попадет в сумасшедший дом.

Из размышлений Тома вывел звук неожиданно открывающейся двери. Он вскинул голову и пристально взглянул на вошедших людей. Это оказалась миссис Коул, которая, как заметил Том, была явно под градусом, хоть и довольно твердо стояла на ногах. Рядом с ней стоял незнакомый господин, одетый в весьма странный экзотический костюм сиреневого цвета, то ли какое-то длинное платье, то ли халат, то ли мантия. А на голове был такого же цвета яркий колпак.

— Том, к тебе гости. — Заговорила директриса. — Это мистер Дамбертон, прошу прощения Данденбор. Он хочет тебе сказать… В общем, пускай сам и скажет. — И сразу вышла, не сказав больше ни слова. Реддл и незнакомец остались в комнате одни.

— Здравствуй, Том! — Сказал он и шагнул вперед, протягивая руку. Мальчик смерил мужчину пристальным взглядом, пытаясь понять его намерения и словно бы ожидая подвоха, но пока что ничего подозрительного и страшного в этом человеке ребенок для себя не увидел. После короткого колебания он пожал протянутую руку. Незнакомец пододвинул жесткий деревянный табурет и сел. Со стороны было похоже, что он пришел навестить больного.

— Я профессор Дамблдор.

После этой последней фразы Реддла словно током ударило: произошло то, чего он и боялся. “Вот оно, началось!” — лихорадочно подумал Том.

— Профессор? — Настороженно переспросил Реддл. — В смысле — доктор? Зачем вы пришли? Это она вас пригласила посмотреть меня?

Он кивнул на дверь, за которой только что скрылась миссис Коул.

— Нет-нет! — Улыбнулся Дамблдор.

“Ну, конечно, понял, что я обо всем догадался, и теперь улыбкой пытается усыпить мою бдительность, заговорить зубы!” — Думал Том, отчаянно ища выход из западни.

— Я вам не верю! — сказал Том. — Она хочет, чтобы вы осмотрели меня, да? Говорите правду!

Глаза Реддла расширились, и он пристально смотрел на Дамблдора. Голос, как и раньше в таких случаях, звучал очень властно, точно приказ. Мальчик ожидал, что сейчас этот незваный гость во всех подробностях доложит о цели своего прихода и признается, что работает в больнице для душевнобольных. Однако испытанный прием, безотказное средство заставить человека сказать правду, даже если он не хочет, на этот раз не сработал. В ответ странный господин только продолжал приятно улыбаться. Через несколько секунд Реддл перестал сверлить Дамблдора взглядом, но смотрел теперь еще более настороженно.

— Кто вы такой?

— Я уже сказал. Меня зовут профессор Дамблдор. Я работаю в школе, которая называется Хогвартс. Я пришел предложить тебе учиться в моей школе — твоей школе, если ты захочешь туда поступить.

“А этот профессор, знакомый Лицемерова — тот еще фрукт. Похоже, решил-таки упрятать в психушку любым способом. Не мытьем — так катанием. Это надо же — сочинить про какую-то школу.”- Думал между тем Реддл. Он вскочил с кровати и шарахнулся от Дамблдора, словно боясь, что он схватит его, и в комнату нагрянут санитары. Мальчик яростно закричал.

— Не обманете! Вы из сумасшедшего дома, да? “Профессор”, ага, еще бы! Так вот, я никуда не поеду, понятно? Эту мымру саму надо отправить в психушку! Я ничего не сделал маленькой Эмми Бенсон и Деннису Бишопу, спросите их, они вам то же самое скажут!

— Я не из сумасшедшего дома. — Терпеливо объяснял Дамблдор. — Я учитель. Если ты сядешь и успокоишься, я тебе расскажу о Хогвартсе. Конечно, никто не заставит тебя там учиться, если ты не захочешь.

— Пусть только попробуют! — Скривил губы Реддл. “И непременно за это заплатят!” — подумал уже про себя.

— Хогвартс, — продолжал Дамблдор, как будто и не слышал последних слов Реддла. — Это школа для детей с особыми способностями…

— Я не сумасшедший!

— Я знаю, что ты не сумасшедший. Хогвартс — не школа для сумасшедших. Это школа волшебства.

Слово “волшебство” поразило мальчика подобно молнии. Стало очень тихо. Тому и самому уже не раз приходило в голову, что его странные способности ничем другим не объяснишь. Но ведь оно только в сказках бывает, а они — не реальная жизнь. Лицо мальчика ничего не выражало, но взгляд метался, перебегая с одного глаза Дамблдора на другой, как будто пытаясь поймать в них вранье.

— Волшебства? — Повторил Том шепотом.

— Совершенно верно! — Сказал Дамблдор.

“Вот и разгадка всем этим странностям, которые творились со мной все время. Выходит, я и в самом деле не такой как все.”

— Та это … это волшебство — то, что я умею делать?

— Что именно ты умеешь делать?

— Разное, — выдохнул Реддл. Его лицо залил румянец, начиная от шеи и поднимаясь к впалым щекам. Он был как в лихорадке. — Могу передвигать предметы, не прикасаясь к ним. Могу заставить животных делать то, что я хочу без всякой дрессировки. Если меня кто-нибудь разозлит, я могу сделать так, что с ним случится что-нибудь плохое. Могу сделать человеку больно, если захочу.

У него подгибались ноги. Спотыкаясь, он вернулся к кровати и снова сел, уставившись на свои руки, склонив голову, как будто в молитве.

— Я знал, что я не такой как все! — Прошептал он. — Знал, что я особенный. Я всегда знал, что-то такое есть.

— Что же, ты был абсолютно прав. — Сказал Дамблдор. Он больше не улыбался и внимательно смотрел на Реддла. — Ты волшебник.

Реддла охватила эйфория. Ну, теперь-то все они, и миссис Коул, и Стаббс, и Бенсон еже никогда-никогда ничего ему не сделают! Напротив, сами будут бояться и трепетать. Если даже сейчас, ничему не учившись, он еже столько умеет, то если постигнуть эту науку в полой мере… А то, что он ее постигнет, Том ни минуты не сомневался. Ведь кроме унизительного ручного труда не было ничего из школьных дисциплин, которые оказались бы ему не по плечу. Так вот у мальчика мелькнула мысль, что если овладеть этой наукой, то, может, с помощью волшебства можно одолеть и саму смерть, которой он так боится. На то оно и волшебство. “Последний же враг истребится — смерть” вдруг неожиданно вспомнилась ему фраза, написанная Доброделовым за пару дней до кончины. В такие вот необозримые высоты воспарила непомерная гордыня Реддла, и он поднял голову. Лицо его преобразилось. На нем отражалась исступленная радость, но это его не красило. Том уже сполна и не раз попробовал вкус мести, и блюдо это, холодное, опасное ядовитое, пришлось ему ой как по вкусу. Красивые точеные черты стали как будто грубее, а в выражении лица проступило что-то почти звериное.

— Вы тоже волшебник?

— Да.

— Докажите! — потребовал Реддл, желая устранить для себя последние сомнения. А чтобы Дамблдор не вздумал отказать, сказал это тоном властным, каким и приказывал: “Говорите правду!”. Но и здесь Тома ожидал неприятный сюрприз. Дамблдор только поднял брови.

— Если, как я полагаю, ты согласен поступить в Хогвартс…

— Конечно, согласен!

— …- то ты должен, обращаясь ко мне, называть меня “профессор” или “сэр”.

На самое короткое мгновение лицо Реддла сделалось жестким. “Ладно уж!” — Высокомерно подумал он. “На этот раз уступлю, но не на вовсе. Можно подобраться с другого края и получить желаемое.” Том вспомнил о приятных манерах Мэри, которые перенял для своей пользы у покойной подруги. Тут он сказал уже до неузнаваемости вежливым голосом.

— Простите, сэр. Я хотел сказать, пожалуйста, профессор, не могли бы вы показать мне…

Дамблдор извлек из внутреннего кармана сюртука какую-то длинную деревяшку, палку, направил ее на потертый платяной шкаф, стоявший в углу, и небрежно взмахнул. Шкаф загорелся. Реддл вскочил на ноги с протяжным криком ужаса и злобы, ведь все его имущество находилось в этом шкафу. Однако в ту же секунду как он бросился к Дамблдору, пламя погасло. Шкаф стоял нетронутый без единой отметины. Том уставился на шкаф и на Дамблдора, потом с жадным блеском на палку. “Волшебна палочка! Самая настоящая!” — Вдруг осенило его.

— Когда я получу такую?

— Всему свое время, — сказал Дамблдор. — По-моему, из твоего шкафа что-то рвется наружу. В самом деле, из шкафа доносилось какое-то дребезжание. Том испугался, что это еще может быть.

— Открой дверцу! — Сказал Дамблдор. Том пересек комнату и распахнул дверцу шкафа. Над отделениями с поношенными костюмчиками лежала коробка из-под чая, в которой он хранил все свои трофеи. Она гремела и подрагивала, будто в ней копошились обезумевшие мыши.

— Открой ее!

Реддл с явной опаской достал трясущуюся коробку с полки. “Он все знает!” — догадался Том. Особого стыда за то, что его уличили, он не испытывал. Реддл опасался другого: а вдруг за это его теперь не возьмут в Хогвартс.

— В ней есть что-нибудь такое, чему не положено быть у тебя.? — Спросил Дамблдор.

Реддл посмотрел на него долгим взглядом. Мальчишка был слишком умен и прекрасно понимал, что отпираться бесполезно, а врать глупо.

— Да, наверное, есть, сэр. — Сказал он ничего не выражающим голосом.

— Открой! — велел Дамблдор.

Реддл открыл коробку и вытряхнул на тонкое одеяло губную гармошку Билли Стаббса, игрушку йо-йо Линды Браун и недавно умыкнутый у Эмми Бенсон серебряный наперсток. Освободившись из коробки, они мигом перестали подскакивать.

— Ты вернешь их владельцам и извинишься, — спокойно сказал Дамблдор, убирая волшебную палочку за пазуху. — Я узнаю, если ты этого не сделаешь. И имей в виду: в Хогвартсе не терпят воровства.

— Не воровство, а месть! — в мыслях холодно парировал Том. Он нисколько не смутился и спокойно смотрел на Дамблдора. “Впрочем, все равно! Ради места в школе можно пойти и на такое унижение.” — Подумал подросток.

— Да, сэр. — Сказал он бесцветным голосом.

— У нас в Хогвартсе, — продолжал Дамблдор, — учат не только пользоваться магией, но и держать ее под контролем. До сих пор ты, несомненно, по незнанию применял свои способности такими методами, которым не обучают и которых не допускают в нашей школе. Ты не первый, кому случалось не в меру увлечься колдовством. Однако, к твоему сведению, из Хогвартса могут и исключить, а Министерство Магии, да-да, есть такое министерство — еще более сурово наказывает нарушителей. Каждый начинающий волшебник должен понять, что, вступая в наш мир, он обязуется соблюдать наши законы. Реддл внимательно слушал о том мире, где ему в скором времени предстояло жить.

— Да, сэр! — повторил он, своим обращением показывая, что принимает правила игры, но невозможно было угадать, о чем думает мальчишка. Он сложил горстку ворованных предметов-трофеев обратно в коробку. Последнее и очень существенное, на взгляд Тома, обстоятельство не давало ему покоя, и при этом казалось ему весьма унизительным.

— У меня нет денег. — сказал он Дамблдору напрямик.

— Это легко исправить. — Отвечал профессор и вынул из кармана кожаный мешочек с деньгами. — В Хогвартсе существует фонд для учеников, которые не могут самостоятельно купить себе учебники и форменные мантии. Возможно, тебе придется покупать поношенные мантии и подержанные книги заклинаний…

Том почему-то почувствовал стыд, когда представил, что и в волшебном мире ему придется ходить в чужих обносках и существовать на подачки, но в следующий миг подумал, что сейчас главное попасть в Хогвартс. “Что же, это тоже можно стерпеть. Не навсегда, конечно, а только на время. На короткое время.” — Подумал он.

— Где продаются книги заклинаний? — не дослушав, перебил Реддл профессора Дамблдора.

Он взял мешочек с деньгами, не поблагодарив, и с интересом рассматривал золотую монету.

— В Косом переулке, — сказал Дамблдор. — Я помогу найти тебе все, что нужно…

— Вы пойдете со мной?

— Безусловно, если ты…

— Не нужно. Я привык все делать сам. Я постоянно хожу один по Лондону.

В самом деле, подобная самостоятельность была характерна не только для Реддла, но и для многих воспитанников как в приюте миссис Коул, так и в других подобных заведениях. Требовать большего, чем тебе способна дать система, будь то какие-нибудь материальные блага или внимание сотрудников, казалось совершенно бессмысленно. Поэтому у детей было не в обычае что-то просить, это даже считалось унизительным. Куда проще было самим решить любую возникшую проблему. Даже если кто-то из воспитанников и получал что-либо от работников приюта, то чаще всего не просил, а просто организовывал все так, чтобы те сами предложили, что нужно. Том же, гуляя в одиночестве по городу, естественно, довольно часто встречал детей в сопровождении родителей. Поначалу он испытывал к ним зависть за то, что они растут в семьях, а позже к этому чувству добавилось еще и презрение, когда Том видел, как к празднику этим маменькиным и папенькиным деткам, зачастую весьма капризным и изнеженным, по первому слову за просто так покупают сладости и игрушки, а уж в награду за хорошее поведение и успеваемость в школе — непременно. Реддл был слишком гордым, дабы без нужды принимать чью-то помощь. Мешочек с такими необходимыми ему сейчас деньгами, которые были не чем иным как подаянием, жег ему руки. Однако отобрать что-либо силой казалось ему менее постыдным.

— Как попасть в Косой переулок…сэр? — добавил он, наткнувшись на взгляд Дамблдора.

Дамблдор вручил Тому конверт со списком необходимых вещей и объяснил, как добраться от приюта до некоего кабачка, под названием “Дырявый котел.”

— Ты сможешь увидеть кабачок, хотя окружающие тебя маглы, то есть неволшебники, его видеть не могут. Спроси Бармена Тома — легко запомнить, его зовут также, как и тебя…

Реддл беспокойно дернулся, как будто хотел согнать надоедливую муху. “Ну, положительно, бродяга или серая мышка — это точно не про меня!” — подумал он.

— Тебе не нравится имя Том?

— Томов вокруг пруд пруди, — пробормотал Реддл. И тут помимо воли у него вырвался вопрос.

— Мой отец был волшебником? Мне сказали, что его тоже звали Том Реддл.

— К сожалению, этого я не знаю! — Мягко ответил Дамблдор.

— Моя мать никак не могла быть волшебницей, иначе она бы не умерла. — Сказал Том, обращаясь скорее к самому себе, чем к Дамблдору. Тут он поистине рассуждал как ребенок, полагая, что раз волшебник, значит и смерть ему не страшна. Сказывалось чтение сказок, которые Том уже давным-давно забросил. — Значит, это отец. А после того, как я куплю все, что нужно, когда я должен явиться в Хогвартс?

— Все подробности изложены на втором листе пергамента в конверте. — Сказал Дамблдор. — Ты должен выехать с вокзала Кинг-Кросс первого сентября. Там же вложен и билет на поезд.

— Я умею говорить со змеями. — Мальчишка нарочно приберег самую странную свою способность под конец для пущего эффекта. — Я это заметил, когда мы ездили за город. Они сами приползают ко мне и шепчутся со мной. Это обычная вещь для волшебника?

— Нет, необычная. — Отвечал Дамблдор после секундной заминки. — Но такое встречается.

Он говорил небрежным тоном, но с интересом задержал взгляд на лице Тома. Какое-то время мужчина и мальчик стояли, глядя друг на друга, а потом рукопожатие распалось. Профессор Дамблдор подошел к двери.

— До свидания, Том, до встречи в Хогвартсе.

Когда профессор Дамблдор вышел, то Реддл еще какое-то время молча и неподвижно стоял, глядя на закрытую дверь. В первую минуту ему в голову все же закралась мысль: уж не сон ли все это. Мальчишка привык к невзгодам и лишениям, и когда в таких случаях происходит что-то хорошее, то ум с большой осторожностью воспринимает нежданно свалившееся на голову счастье и сулимые им благостные перемены. Однако, конверт, который Том по-прежнему сжимал в руках, свидетельствовал о том, что по крайней мере сегодняшний посетитель был самым настоящим, а не плодом фантазий. Реддл снова бросился на кровать, тряхнул головой и схватился руками за виски, пытаясь привести в порядок миллионы мыслей, порожденных сегодняшним гостем. Мальчишка всем существом чуял, что этот день и в самом деле необыкновенный, чуть ли не самый значимый для него. Короткий разговор с профессором как будто разделил его жизнь на две части — до и после соответственно. Теперь Том понимал, почему не чувствовал себя своим в приюте, да и все обитатели этого заведения инстинктивно чуяли в нем чужака. Просто здесь среди этих людей ему и в самом деле не место. Волшебный же мир, напротив, манил и притягивал Реддла. Он еще ни разу и не бывал в этом мире, а профессор Дамблдор был единственным его представителем, с которым Реддл завел знакомство, но мальчишка знал, что именно там его корни и дом, там он будет своим, там добьется уважения себе подобных и достигнет величия. Да, Том хотел быть не просто магом, а великим магом, и на меньшее был не согласен. Сейчас даже страх перед смертью ненадолго угас в его сердце, ибо в нем загорелась надежда одолеть этого врага. Конечно, Дамблдор прочитал много, на взгляд Реддла, нудных нотаций, но перед перспективой учебы в волшебной школе они отошли на второй план и казались пустяком. Школа волшебства для, по выражению Дамблдора, “детей с особыми способностями”. А ведь еще вчера дорога простому сироте была лишь в общеобразовательную, и о другом можно было и не мечтать. Несколько часов пролетели как один миг. Том даже забыл про скудный ужин, кусок хлеба и стакан воды, переданные ему через дверь. Уже пришла ночь, но мальчику было не до сна. Лишь под утро он задремал, но все равно периодически просыпался и бросал беспокойный взгляд на конверт из пергамента, а после успокаивался и засыпал снова. Проснувшись утром, Реддл, наконец, взял в руки конверт и стал внимательно его рассматривать. Вчера мальчик не притронулся к нему из-за охвативших его и продолжавшихся несколько часов эмоций. Адрес и имя адресата были написаны изумрудными чернилами, а скреплялся конверт цветной печатью с буквой “Х” в центре и четырьмя животными по углам — львом, орлом, барсуком и змеей.

“Школа чародейства и волшебства ”Xогвартс”

Директор: Армандо Диппет, Кавалер Ордена Мерлина II степени, почетный член международной конфедерации магов.

Дорогой мистер Реддл!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в школе чародейства и волшебства “Хогвартс”. Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября.

Искренне Ваш, заместитель директора, Альбус Дамблдор.

“Значит, профессор Дамблдор — заместитель директора?” — С легким разочарованием подумал Том. — “Надо будет и в самом деле вести себя с ним прилично. И осторожно, очень осторожно.”

Реддл развернул второй лист.

Школа чародейства и волшебства “Хогвартс”. Форма.

Студентам-первокурсникам требуются:

Три простых рабочих мантии (черных)

Одна простая остроконечная шляпа (черная) на каждый день

Одна пара защитных перчаток (из кожи дракона или аналогичного по свойствам материала)

Один зимний плащ (черный, застежки серебряные).

Пожалуйста, не забудьте, что на одежду должны быть нашиты бирки с именем и фамилией студента.

Книги.

Каждому студенту полагается иметь следующие книги:

“Курсическая книга заговоров и заклинаний (первый курс)” Миранда Руссокл.

“История магии” Батильда Бэгшот

“Пособие по трансфигурации для начинающих” Эмерик Свитч

“Тысяча магических растений и грибов” Филли да Спора

“Магические отвары и зелья” Жиг Мышьякофф

“Фантастические звери: места обитания” Ньют Саламандер

“Темные силы: пособие по защите” Квентин Трибблс

Также полагается иметь: 1 волшебную палочку, 1 котел (оловянный, стандартный размер №2), 1 комплект стеклянных или хрустальных пробирок, 1 телескоп, 1 медные весы.

Студенты также могут привести с собой сову, кошку или жабу. Напоминаем родителям, что первокурсникам не положено иметь собственные метлы.

Отложив конверт, Том задумался, где это в Лондоне можно купить все это. Однако Дамблдор говорил ему о Косом переулке, попасть в который можно через некий трактир “Дырявый котел”. Мальчик решил, что как только ему позволят выйти из комнаты, то немедленно отправится за покупками. Реддл теперь не особо беспокоился о том, сколько ему еще придется сидеть взаперти. Чутье подсказывало, что совсем недолго. Ведь приют он скоро покинет, и поэтому директриса и все остальные сотрудники благотворительного заведения будут к нему намного терпимее. И Том не ошибся. Уже на следующий день вошедшая в его каморку миссис Коул милостиво объявила, что наказание его закончилось. А еще через день мальчик зашел в кабинет директрисы, и она благосклонно кивнула.

— Добрый день! — проговорил Реддл вежливым, но холодным голосом с нотками некой официальности.

— Здравствуй, Том! — сухо отвечала директор.

— Миссис Коул, профессор Дамблдор велел мне купить книги и все необходимое для занятий.

— Хорошо, мальчик, можешь завтра отправляться. А…?

— Деньги у меня есть! — Усмехнулся Реддл.

— Ну ладно. — с облегчением ответила миссис Коул. Было очевидно, настроение у нее явно повысилось от осознания того, что ненавистного мальчишки, который доставлял столько хлопот и беспокойства, скоро в приюте уже не будет

“Ну да, за возможность спровадить куда подальше готовы назвать и хорошим мальчиком.” — В мыслях иронизировал Реддл.

Выйдя из приюта, Реддл отправился в “Дырявый котел”, о котором ему рассказывал Дамблдор. Цепкая память не подвела Тома и теперь, а кроме того, профессор дал ему очень точные и подробные объяснения на этот счет. Том шел словно по компасу, время от времени останавливаясь и вспоминая, на какую следующую улицу свернуть и в какой проулок нырнуть. Несмотря на то, что мальчик не сомневался в существовании волшебного мира, но порой, когда он глядел на дома и магазины, мимо которых шел, то в голову ему все же закрадывалась неприятная мысль, что вряд ли в Лондоне можно найти такое место, где можно купить книги заклинаний, метлы, котлы для колдовских зелий и волшебные палочки. Однако Том гнал прочь эти мрачные мысли. Наконец, он в очередной раз остановился и огляделся. Кабачок, если он и в самом деле существовал, должен быть где-то поблизости. Наступила решающая минута. Скользя внимательным взглядом от одного дома к другому, Том заметил неприметное здание, настолько маленькое, что оно свободно умещалось между книжным магазином и жилым домом. Под крышей красовалась вывеска “Дырявый котел”. Было также очевидно, что проходившие мимо люди его совсем не замечают, спокойно идя мимо.

Том быстро подошел к бару и, не раздумывая, переступил порог. Внутри за столиками сидели и непринужденно беседовали люди в одеждах, которые своими покроем походили на костюм профессора Дамблдора. Мальчик внимательно и осторожно осмотрелся и, сев за дальний укромный столик, стал молча наблюдать и пытаться разобраться в обстановке. На Тома, напротив, никто особо не смотрел, хотя его одежда и была не как у волшебников. За стойкой хлопотал бармен, которого посетители и вправду называли Томом, когда обращались к нему. Реддл же пока что медлил подойти к тезке. Просить совета и спрашивать объяснений ему казалось унизительным. Ведь все присутствующие в баре наверняка знали, как попасть в Косой переулок, и Тому очень не хотелось предстать перед всеми в глупом, на его взгляд, положении. Мальчик решил подождать и понаблюдать, как другие будут попадать на эту улицу. Тут ему помог случай. В трактир зашел еще один мальчик со своей мамой. Они были одеты как неволшебники. С интересом рассматривая все вокруг пара прямиком направилась к бармену.

— Здравствуйте! Вы Том? — Спросила женщина.

— Да, мэм, это я! Добрый день! Чем могу быть полезен? — Учтиво спросил бармен.

— Нам нужно попасть в Косой переулок, сэр. — Проговорил мальчик.

— Не будете ли так любезны показать нам путь? — Немного стесняясь, спросила дама. — Мы здесь впервые.

— Ну, конечно же, миссис…?

— Клэйдон. — Сказала собеседница. — Мой сын Эрик в этом году получил приглашение в школу волшебства Хогвартс. Это он увидел “Дырявый котел”.

— С чем вас и поздравляю, миссис Клэйдон!

С этими словами бармен повел посетителей во двор, а Том последовал за ними. Проходя мимо одного из столиков, мальчик услышал короткий разговор.

— Вот с кем мне придется учиться! — Недовольно проговорил темноволосый мальчик с высокомерным выражением на смуглом лице. — Сплошь эти противные маглокровки, если не сказать грубее.

— Веди себя прилично, Сигнус, как подобает представителю древнего чистокровного рода. Не стоит затевать здесь свар и вообще обращать хоть малейшее внимание на всякий сброд. — Послышался в ответ низковатый с хрипотцой голос, принадлежащий высокой стройной женщине, сидящей на своем стуле необычайно прямо и горделиво. Судя по всему, это была мать мальчика.

Том был очень доволен, что не стал заговаривать с барменом, иначе уже стал бы посмешищем для кого-то. Двор, в который бармен вывел миссис Клэйдон и ее сына со всех сторон был окружен стенами. Здесь не было ничего, кроме мусорной урны и сорняков. Мужчина стал считать кирпичи над мусоркой.

— Три вверх… два в сторону. — пробормотал он и трижды коснулся стены.

Кирпич, до которого он дотронулся, задрожал, потом задергался, в середине у него появилась маленькая дырка, которая быстро начала расти. Через секунду перед миссис Клэйдон и Эриком появилась арка, достаточно большая, чтобы через нее можно было пройти. А за аркой начиналась мощеная булыжником извилистая улица.

— Добро пожаловать в Косой переулок! — сказал бармен. Изумленные мать и сын прошли в арку, которая тут же снова превратилась в глухую стену. Бармен же снова направился в кабачок и только сейчас увидел Тома.

— Добрый день! — Поздоровался мальчик.

— Здравствуй, парень! — Дружелюбно отвечал бармен-тезка. — Тоже в Косой переулок? — Оглядев магловский костюм ребенка, спросил он.

— Да, сэр! — Отозвался Том.

— Помощь нужна?

— Нет, благодарю. Я сам. — Сказал Реддл.

— Ну, как знаешь!

Том дотронулся до кирпича, проход снова открылся, и мальчик прошел в него. У него разбегались глаза, когда он смотрел на магазины и выставленные в них товары, на людей, делающих покупки. Едва войдя в Косой переулок, Том увидел выставленные медные, серебряные, бронзовые и оловянные котлы, а над ними висела табличка “Котлы. Все размеры. Самопомешивающиеся и разборные.” Были магазины, которые торговали мантиями, телескопами и неизвестными Тому серебряными инструментами. В аптечной витрине были выставлены бочки с селезенками летучих мышей и глазами угрей, бутылки с волшебными зельями. Имелся и торговый центр “Совы” с сипухами, обыкновенными неясытями, ушастыми и полярными летуньями. Несколько мальчишек — ровесников Тома — рассматривали в соседней витрине метлы.

— Это же “Чистомет-4”, намного быстрее “Кометы-90”! — слышались восхищенные голоса.

Какое-то время Том просто ходил по улице, заглядывал в магазины. Он ни с кем не заговаривал, не задавал вопросов и не спрашивал советов, а только зорко наблюдал за всем происходящим и внимательно прислушивался к каждому слову, каждой фразе, которыми обменивались между собой волшебники и всю получаемую информацию впитывал как губка. Так, смотря на ценники, на то, как маги что-то покупают, расплачиваются и берут сдачу, Реддлу удалось узнать, что золотые монеты, которых в его мешочке было семь — это галеоны. В одном галеоне семнадцать серебряных сиклей, а в каждом — сикле девятнадцать кнатов, мелких медных монеток. Сикли составляли основное содержимое мешочка, который принес профессор Дамблдор. Было еще и несколько кнатов. Том понимал, что уложиться в смету и купить все необходимое по списку будет не так-то легко. И все же мальчик инстинктивно чувствовал, что наконец-то попал в свой мир. Нечто подобное, наверное, испытывает человек, который после долгого и притом, неприятного путешествия, возвращается домой. И в первую очередь Том решил одеться, как принято у волшебников. Ему почему-то все время казалось, что каждый встречный-поперечный пялится на его одежу и тайком посмеивается при этом. Потому ему было стыдно, хотя в магловской одежде как дети, так и взрослые все же попадались, например, те же Клэйдоны. Размышляя таким образом, Том пришел к магазину с вывеской “Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни”. Едва войдя в него, Реддл сразу же заметил молодую волшебницу в розово-лиловых одеждах, которую и звали мадам Малкин. В стоящем рядом с ней на скамеечке мальчике Том узнал Сигнуса из “Дырявого котла”. Хозяйка магазина подбирала ему мантию, и за этим процессом наблюдала мать.

— Мерлин, ну что же вы мне такое предлагаете! — капризно возмущался Сигнус, обращаясь к мадам Малкин. — Ведь эта мантия слишком длинна!

— Не волнуйся, дорогой, длину мы подгоним, и одежда будет сидеть на тебе как влитая. — Терпеливо и невозмутимо отвечала мадам Малкин.

Том, едва увидев Сигнуса с матерью, счел за благо скрыться за одной из ширм, дабы не нарваться на язвительные замечания в свой адрес, однако продолжал при этом внимательно слушать каждое слово в разговоре.

— Матушка, и почему это цвет мантии должен быть непременно черный? Лично я с удовольствием взял бы зеленую с серебристой вышитой змеей. Цвет факультета Слизерин. Если меня распределят не в Слизерин, то я в школу ни ногой.

— Сын мой, твое желание попасть в Слизерин очень меня радует и, я полагаю, что все сложится к нашему удовольствию. Ведь вся наша семья училась там. Что до черного цвета форменной мантии, то таковы правила, и даже мы, члены Попечительского совета Хогвартса, не считаем нужным их менять. Правда, парадная мантия у тебя и в самом деле может быть зеленая. У повседневных же хоть цвет и строго регламентирован, но ткань может быть самой разной. Та мантия, что сейчас на тебе — из чистого шелка для теплой погоды. Ну а на зиму, чтобы не мерзнуть в подземельях на уроках у профессора Слизнорта, мы возьмем мантии из мягкой шерсти.

— В конце концов, дорогой, — заговорила мадам Малкин. — Учителя будут оценивать тебя не по мантиям.

— Хорошо сказано, мадам. А ты, Сигнус, надеюсь, понимаешь, какая ответственность лежит на твоих плечах. Ты не какой-нибудь магловский простак, а представитель древнейшего благороднейшего семейства! — Назидательно проговорила мать. — А значит, мы все ждем от тебя очень многого, и ты обязан эти ожидания оправдать. Половина из нас были старостами факультета, а если нет, то попадали в сборную команду по квиддичу, ну или становились чуть ли не лучшими учениками в школе. Твой дедушка по отцу Финеас Найджеус Блэк в свое время был директором школы. Многие из учителей, с кем ему довелось работать, все еще преподают в Хогвартсе. В зале славы на кубках написаны имена твоих предков. А ты должен превзойти их. В противном случае ты нас опозоришь. — В голосе женщины был металл, и это означало, что никакие возражения на сей счет не принимаются. — Ты все понял? — многозначительно спросила она.

— Да, матушка! — Согласно кивнув темноволосой головой, почтительно отвечал сын.

Мадам Малкин тем временем не только подогнала мантию по росту, но с помощью волшебной палочки обрезала по ней еще четыре штуки.

— Ну, вот мы и закончили со сборами в школу! — Довольно сказала она. — И, миссис Блэк…

— Можете просто Элладора, дорогая.

— Элладора, — почтительно обратилась к даме хозяйка магазина. — Ваш заказ тоже готов.

— О, благодарю, вы как всегда точны, мастерица колдоиглы.

— Светло-серая с серебристым отливом атласная мантия для торжественных случаев. Как раз для замужней дамы.

— Замечательно, сколько за все вместе? — непринужденно спросила миссис Блэк.

— Сто восемьдесят галеонов. — отозвалась мадам Малкин. — Примерьте же свою мантию.

— Не стоит. Вы ведь уже не в первый раз шьете для меня, так что нет никаких сомнений: мантия подойдет мне идеально.

Тут Том с изумлением увидел, как миссис Блэк достала из маленького ридикюля внушительных размеров мешочек и вручила его мадам Малкин.

— Здесь двести галеонов. Нет, сдачи не нужно! — добавила она, увидев, что хозяйка магазина хочет возразить. Нужно же наградить вас за такую оперативность.

— Благодарю, — с улыбкой сказала мадам Малкин. — В таком случае выберете себе в подарок от моего заведения любой колпак или шляпку.

— Пожалуй! — И Элладора Блэк выбрала себе маленький элегантный колпачок наподобие усеченного конуса, но со сглаженными линиями краев и украшенный красивыми перьями.

— Что же, Сигнус, нам пора. Отец уже, наверное, приобрел тебе учебники. Можешь посмотреть метлы, в следующем году непременно купим тебе новую для игры в квиддич. Да, и палочку тебе еще нужно купить. — Когда чванливая парочка покинула, наконец, магазин, Том вышел из-за ширмы.

— Добрый день! — Вежливо поздоровался мальчик, стараясь скрыть свое волнение, вызванное тем, что он не знал, как к нему отнесется мадам Малкин.

— Здравствуй, дорогой! — Улыбнулась она. — Ты тоже собрался в Хогвартс?

— Да, мадам.

— В таком случае, взгляни сначала на мантии и ткани, выбери то, что придется тебе по душе.

Реддл еще раньше, пока хозяйка обслуживала Блэков, успел посмотреть цены и со страхом понял, что три даже довольно простые, но при этом новые мантии, съедят весь его бюджет. И он тогда спросил, потупив глаза в пол от стыда, хотя на самом деле ничего зазорного в его ситуации не было.

— Мадам Малкин, нет ли у вас мантий попроще? — старался говорить ровным голосом Реддл.

— Ты имеешь в виду, подешевле? — Спокойно уточнила хозяйка магазина. — Прости, милый, но могу предложить только поношенные. Но не расстраивайся! — Тут же быстро добавила она ободряющим тоном. — Эти мантии вполне приличные и обойдутся совсем недорого. Ты сирота, раз пришел один без родителей?

— Да, мадам.

— Но если ты будешь хорошо и прилежно учиться, то сможешь многого добиться.

Говоря так, мадам Малкин провела мальчика вглубь магазина в небольшой закуток, где плотно друг к другу висели готовые черные мантии разных размеров. Том молча встал на скамеечку, даже толком не рассматривая товар. Хозяйка предложила мальчику несколько мантий, но он, желая, чтобы эта неприятная ему покупка поскорее состоялась, лишь ответил волшебнице, что вполне доверяет ее вкусу. Чародейка попросила Тома примерить одну простую ситцевую мантию, чтобы подогнать ее по росту. Потом по ней чуть удлинила еще две: одну такую же хлопковую, а другую — из шелка, для праздничных случаев в школе. Наконец, расплатившись с мадам Малкин, Реддл, уже одетый как волшебник, с явным облегчением покинул ателье.

Том быстро купил стандартный оловянный котел, простенькие весы, телескоп и все, что нужно для приготовления волшебных зелий. А затем он направился к лавке волшебных палочек. На вывеске красовались золотые буквы “Семейство Оливандер — производители волшебных палочек с 382 года”, а в витрине на красивой фиолетовой подушке лежала волшебная палочка. В самом же помещении царил полумрак, из мебели — только тонконогий стул. Зато вдоль стен от пола до потолка стояли тысячи узеньких коробочек.

— Добрый день! — К Тому обращался волшебник неопределенного возраста с большими бесцветными глазами, от которых исходило какое-то лунное свечение, прорезавшее магазинный мрак.

— Здравствуйте! — Отвечал мальчик.

— Я мистер Оливандер, а как ваше имя, молодой человек?

— Том Реддл, сэр.

— Вы из маглорожденных, юноша?

— Мой отец был волшебником.

— Реддл… Никогда раньше не слышал такой фамилии. — Покачав головой, уверенно отвечал чародей.

— А что в этом удивительного, сэр? — Удивился Том.

— Видите ли, мистер Реддл, я помню всех своих клиентов. Кажется, еще вчера приходили родители покупать свои первые волшебные палочки, а уже и глазом моргнуть не успеваю, как вижу перед собой детей. И предполагаю из этого, какой товар можно предложить. Вас я тоже запомню, мистер Реддл. Что же, давайте попробуем подобрать вам подходящую волшебную палочку. Какой рукой вы держите палочку?

— Я правша, сэр.

— Вытяните руку.

Волшебник стал измерять правую руку Тома. Сначала расстояние от плеча до пальцев, затем расстояние от запястья до локтя, затем от плеча до пола, от колена до подмышек, и еще зачем-то измерил окружность головы.

— Внутри каждой палочки находится мощная волшебная сердцевина: шерсть единорога, сухожилия из сердца дракона или, гораздо реже, перо из хвоста феникса. Каждая палочка фирмы Оливандер индивидуальна, двух похожих не бывает, как не бывает двух похожих единорогов, драконов или фениксов. Что же, вот дуб и волос единорога, десять дюймов, твердая. Возьмите ее и взмахните.

Том подчинился, но мистер Оливандер тут же забрал палочку назад.

— Нет, возьмите следующую. Боярышник и сердце дракона, одиннадцать дюймов, гибкая. Попробуйте. — Том снова попробовал, и снова палочка оказалась в руках у Оливандера. Так продолжалось довольно долго, гора из опробованных палочек становилась все выше, а мастер неустанно предлагал все новые и новые.

— Да, необычный вы клиент, мистер Реддл. Но не волнуйтесь, все равно ваша палочка вас найдет. Постойте-ка! — Вдруг оживился мистер Оливандер, как будто что-то осенило его. Он достал очередную коробочку, вынул палочку и протянул Тому.

— Попробуйте, редкое сочетание, тис и перо феникса, тринадцать дюймов, очень твердая. И мощная, очень мощная, кстати. Знаете, многие изготовленные мною волшебные палочки довольно быстро находят своих хозяев, но эта лежит у меня уже давно, лет десять-одиннадцать. И ни один из волшебников, которым я ее предлагал, не пришелся ей по вкусу. Да-да, не удивляйтесь, мистер Реддл, именно палочка выбирает волшебника.

Едва Том успел прикоснуться к ней, как ощутил приятное тепло в пальцах, а из самой палочки посыпались зеленые искры.

— Замечательно! — воскликнул мистер Оливандер. — Сердцевина из пера птицы феникс. Какие это удивительные создания, мистер Реддл! — Восхищенно говорил волшебник. — Когда им приходит время умереть, то они просто сгорают, а потом снова возрождаются из пепла. И так по бесконечному кругу. Очень рад, необыкновенно рад за вас, мистер Реддл. За вас обоих. Замечательная встреча!

А уж как Том был доволен, так что некоторое время не мог сказать даже слова. Слова о необычных свойствах, присущих фениксам, заставили сердце мальчика забиться вдвое быстрее. Выходит, фениксы не умирают в полном смысле. А перо из хвоста этой чудо-птицы послужило магической сердцевиной для выбравшей его волшебной палочки. Реддл усмотрел в этом знак, что каким-то способом все же можно победить ненавистную смерть. И неважно, каким именно! На несколько мгновений на щеках Тома вспыхнул радостный румянец, но на лице и в глазах была жесткость. Погруженный в лихорадочно возникающие мысли, в созерцание тисовой палочки, мальчик даже не расслышал, как мистер Оливандер тихонько пробормотал себе под нос.

— Одна палочка нашла своего хозяина. Любопытно, очень любопытно, кому же достанется ее сестра из остролиста. Даже Мерлину это неизвестно. Этот феникс против обыкновения отдал два пера из хвоста вместо одного.

Потом обратился уже к Тому.

— Да, мистер Реддл, сдается мне, что я еще услышу о вас. И не я один. С этой палочкой вы непременно совершите такие дела, о которых заговорят, непременно заговорят.

К этому моменту лицо Тома опять стало бледным: он вспомнил, что палочка стоит приличных денег, для него приличных, и опасался, какую цену назовет мистер Оливандер.

— Сколько вы хотите за палочку? — напрямик спросил Том.

— Восемь галеонов, мистер Реддл.

Том без раздумий выложил все имеющиеся у него семь галеонов и начал набирать сикли. Мастер волшебных палочек вдруг сказал.

— Оставьте серебро, мистер Реддл. В честь такой знаменательной встречи я, пожалуй, сделаю вам скидку и попрошу только эти семь галеонов. Ведь семь — истинно магическое число, приносящее удачу.

Из магазина мистера Оливандера Том вышел в приподнятом настроении от того, что ему досталась столь мощная палочка и при том с такой необычной магической сердцевиной. Слова мастера Оливандера о фениксах и их своеобразном бессмертии захватили Реддла, и сейчас даже страх смерти в мальчике притупился. Размышляя таким образом, Том вошел в книжный магазин “Флориш и Блотс”, и у него просто разбежались глаза при виде книг, стоящих на полках вдоль стен от пола до самого потолка: огромные фолианты и книги, размером с почтовую марку, исписанные странными непонятными символами и с совершенно пустыми страницами, в твердых кожаных переплетах и мягких шелковых обложках. “Даже недалекие бездари вроде Стаббса были бы в восторге!” — Подумал мальчик. Будь его воля, он с удовольствием скупил бы пол магазина, но в этот раз пришлось удовольствоваться самыми простыми подержанными и потертыми экземплярами учебников для первого курса, которые были указаны в списке. Но главное, по ним вполне можно было учиться. Том с интересом смотрел и другие книги, среди которых отыскался учебник профессора Винориктуса Винидиара “Как наслать проклятье и защититься, если проклятье наслали на вас.”, “Очаруйте ваших друзей и одурманьте ваших врагов. Самые современные способы взять реванш. Выпадение волос. Ватные ноги. Немота и многое-многое другое.” Том не мог удержаться от искушения и не купить ее. Реддла прямо распирало от желания наслать на некоторых личностей из приюта какое-нибудь этакое заклятье. Да вне школы магией пользоваться нельзя, но вдруг в Хогвартсе пригодится? Кстати, о Хогвартсе. Мальчик почел за благо для себя купить экземпляр “Истории Хогвартса”, чтобы, по возможности, узнать о школе побольше и не выглядеть дураком в глазах остальных учеников-волшебников. А заодно приобрел и книгу “Самые выдающиеся маги волшебной Британии ХХ столетия”. Благо, что подержанные книги были очень дешевы. Так, с сумкой, куда мадам Малкин упаковала одежду, в одной руке и с оловянным котлом, в который уместились книги, весы и складной телескоп, в другой Том вышел на улицу.

Перед глазами мальчика находилось белоснежное здание, возвышающееся над маленькими магазинчиками. “Волшебный банк Гринготс” — гласила золотая вывеска под его крышей. У Тома в банке не было ровным счетом никаких дел, да и денег почти не осталось — всего один сикль и несколько кнатов. Но его одолевало сильное любопытство, хотелось посмотреть, как выглядит банк внутри. Около отполированных до блеска бронзовых створок стоял некто, похожий на человека, но роста маленького, на две головы ниже Тома, с умным смуглым лицом, широкими ступнями ног и очень длинными пальцами на руках. Из услышанных на улице разговоров Реддл понял, что перед ним гоблин, чей народ заправлял всем в Гринготсе.

На гоблине была алая с золотом униформа. Он молча поклонился, когда Том зашел внутрь. На вторых серебряных дверях Реддл прочел надпись:

“Входи, незнакомец, но не забудь,

Что у жадности грешная суть.

Кто не любит работать, но любит брать,

Дорого платит, и это надо знать.

Если пришел за чужим ты сюда,

Отсюда тебе не уйти никогда.”

Пройдя через ворота, Том оказался в огромном мраморном холле. На высоких стульях за длинной стойкой сидела еще сотня гоблинов — они делали записи в больших гроссбухах, взвешивали монеты на медных весах, изучали с помощью луп драгоценные камни. Из холла вело больше дверей, чем Реддлу удалось сосчитать, другие гоблины впускали и выпускали через них людей. Какое-то время мальчик просто стоял в стороне и с интересом осматривался, как из-за стойки вышел первый освободившейся гоблин и быстро подошел к будущему школьнику.

— Добрый день, сэр! — Сдержанным нейтральным тоном поприветствовал он Реддла, смерив его при этом с головы до ног своими внимательными глазами. А Том понял, что от наметанного взгляда банковского служащего, за несколько мгновений практически мгновенно определяющего, кто перед ним, конечно же, не укрылось его весьма скромное социальное положение.

— Здравствуйте! — Тихо сказал Том.

— Чем могу быть полезен, сэр? — также вежливо осведомился гоблин, но в его голосе слышалось легкое пренебрежение. — Вы хотели бы посетить свое хранилище?

— Хранилище?

— Ну да, сейф. У вас есть ключ?

— Нет, сэр! — отвечал Том, опустив глаза в пол от стыда.

— Это легко исправить. Вы можете его открыть. В самых простых и небольших можно хранить всего от десяти галеонов.

— У меня их нет. — Обреченно прошептал Реддл, уже пожалев, что поддался порыву любопытства.

— Так вы маглорожденный? — Продолжал допытываться гоблин. — В таком случае, если желаете, мы можем обменять магловские деньги на волшебные по текущему курсу галеона к фунту.

Том постарался успокоиться и проговорил насколько мог ровным голосом.

— Простите, сэр, но в настоящий момент я не располагаю средствами для открытия своей ячейки.

— В таком случае, — продолжал гоблин невозмутимым тоном, но взгляд его стал подозрительным. — Мы вряд ли сможем чем-либо помочь вам. Боюсь, что, находясь здесь, вы понапрасну тратите свое драгоценное время, равно как и наше.

Реддл прекрасно понял этот прозрачный намек.

— Впрочем, сэр, когда обзаведетесь хотя бы десятью галеонами, милости просим. Тогда наш банк будет вам очень полезен. Крюкохват! — Позвал он более громим голосом, и к ним подошел молодой гоблин. — Проводи гостя.

— Пожалуйте к выходу! — Проговорил Крюкохват, выдворяя таким образом нежеланного посетителя, и Том только сейчас осознал, что у гоблинов голоса с довольно неприятным тембром, слегка скрипучие. Реддл чувствовал, как к его щекам приливает кровь, а в груди закипает злость и такая уже знакомая жажда мести, требующая удовлетворения.

— Что же, гнусите пока что. Но вы за это ответите! — Пообещал себе Том, гневно сверкнув темно-серыми глазами. — Не я буду, если не заставлю когда-нибудь тебя, да и всех твоих сородичей, скулить совсем на другой лад! — С этими мыслями Реддл быстро покинул банк.

Не говоря больше ни слова, он прошел обратно ко двору за “Дырявым котлом”, переоделся в магловскую одежду и через кабачок прошмыгнул обратно в другой мир. Он машинально шел по городским улицам, держа в руках тяжелые покупки. Со стороны вообще могло показаться удивительным, как хилый худой мальчишка умудряется их тащить. Но даже если кто-то и предложил мальчику помочь донести эту ношу, то он скорее бы дал отрубить себе руку, чем позволить чужим прикасаться к этим волшебным вещам. Они ему сейчас были совсем не в тягость. Его больше угнетал этот мир, в котором довелось прожить одиннадцать лет. Не даром его обитатели чуяли в нем чужака, и теперь Том и сам понимал, что ему здесь не место. Правда, и волшебный мир встречал его не совсем приветливо, но Реддл всем своими существом чуял, что непременно займет там достойное место, отвоюет, если надо.

День уже близился к вечеру, солнце клонилось к закату, но все часы, проведенные в Косом переулке, пронеслись для него как одно мгновение. Он поспешно поднялся в свою каморку и даже забыл спуститься в столовую к ужину, хоть и пропустил сегодня обед. Реддлу явно было не до еды от стольких впечатлений. Том чувствовал усталость, но она была приятной, и вскоре мальчик уже блаженно спал на своей узкой жесткой кровати.

Оставшийся месяц до начала занятий Реддл редко выходил из своей каморки, хотя никто теперь ему этого не запрещал. Иногда он, напротив, уходил довольно далеко от приюта в какой-нибудь укромный скверик, где также можно было побыть одному. Том взахлеб читал купленные в Косом переулке волшебные книги, а его цепкая память позволяла запомнить многое с первого раза. Кроме того, он горел желанием опробовать на практике полученные теоретические знания. В конце концов, волшебная палочка у него уже была, а учеба еще не началась, следовательно, школьных правил он не нарушит. Так, запершись в своей каморке, он мало-помалу начал пробовать простейшие заклинания, и почти все они получились у него с первого раза. Предметы, имеющиеся в комнате, покорно летали с места на место, перемещаемые заклинанием левитации Vingardium Leviosa. В маленьком помещении теперь царил порядок, а окна сияли чистотой, хотя Том не прикасался к тряпке. Любой мусор или грязные пятна на чем-либо прекрасно удалялись без следа с помощью очищающего заклинания Evanesco. Ну а заклинание Reparo оказалось очень кстати, чтобы без малейших усилий починить изломанную дверцу старенького шкафа и без каких-либо следов починки залатать одежду так, что миссис Коул только диву давалась, когда увидела все это. По этой причине, а еще от осознания, что Реддл из приюта скоро уедет, его больше никто не задевал. Также просто и без особых усилий Тому давались и превращения, например, спички в иголки, пуговицы в жуков и даже после нескольких попыток чайник в черепаху и обратно, хотя последнее предполагалось уметь лишь к концу года, да и то не в обязательном для всех порядке, а в качестве дополнительного задания повышенной сложности. Кроме того, Реддл внимательно ознакомился и с книгами, которые приобрел для дополнительного чтения: “Выдающиеся маги и колдуны ХХ века”, а также “История школы чародейства и волшебства “Хогвартс”. Реддл считал просто необходимым для себя узнать о волшебном мире как можно больше, а особенно мальчишку интересовала сама школа, где ему предстояло учиться. Том узнал, что животные на гербе школы — это символы четырех ее факультетов: у Гриффиндора — лев, у Когтеврана — орел, у Пуффендуя — барсук и у Слизерина — змея. Ученики распределялись по ним в зависимости от тех или иных способностей и черт характера. Гриффиндорцы отличались храбростью и благородством, Когтевранцы — пытливым умом. В Пуффендуй попадали трудолюбивые и упорные, а на Слизерине учились честолюбивые, изворотливые и хитрые студенты. Именно этот факультет и привлекал Тома больше всего, наверное, из-за своего символа. В общем, август протекал для него очень содержательно, и время летело незаметно и быстро как стрела.

Чем меньше дней оставалось до первого сентября, тем сильнее и сильнее возрастало нетерпение Тома, а последняя неделя вдруг стала тянуться долго, словно резина. Он в который раз рассматривал свой билет на поезд Хогвартс-экспресс, который должен был доставить его в волшебную школу. Время отбытия значилось 11:00, но вот место у любого человека вызвало бы, мягко говоря, недоумение: Вокзал Кинг-Кросс — здесь все в порядке — но платформа с номером 9 и ¾ — вот это что-то небывалое. Однако Реддла это как раз не смущало, ведь ему уже довелось побывать в Косом переулке, предварительно открыв скрытый проход в волшебный мир. Вероятно, здесь надо будет сделать то же самое, только и всего. Достаточно просто понаблюдать за кем-нибудь из волшебников, правда они, скорее всего, будут одеты на вокзале как маглы, но наверняка окажутся где-нибудь между девятой и десятой платформами. Так рассуждал мальчик.

Накануне отъезда он тщательно собрал и перепроверил все, что купил в Косом переулке. Вещи Том сложил в старый, но вместительный чемодан, который ему отдала миссис Коул. Том усмехнулся, что директриса согласилась на такую жертву ради того чтобы, только избавиться от неприятного ей мальчишки, от которого всегда столько хлопот. Но в последний месяц все работники приюта были вполне дружелюбны с Реддлом, зная, что его скоро тут не будет. Ночью Том спал беспокойно, постоянно просыпался, боясь проспать, и встал даже раньше сигнала подъема. После обычного утреннего завтрака мальчик подошел к миссис Коул, коротко и вежливо сказав, что ему пора, хотя до отбытия поезда оставалось еще почти три часа. В ответ на это директор протянула ему деньги на проезд до вокзала Кинг-кросс и даже согласилась проводить до станции, потому как у нее самой в этот день были кое-какие дела там же неподалеку, а кроме того, она все-таки чувствует за него ответственность. Том лишь криво усмехнулся. В автобусе они ехали молча, совершенно чужие друг другу и по крови, и по духу. Сойдя на нужной остановке, они дошли до здания вокзала.

— До свидания, Реддл! — Спокойно и холодно сказала миссис Коул. Ни слова о том, что в приюте хоть кто-то будет ждать его, ни пожеланий удачи и хорошей учебы в новой школе… Ничего. Напротив, Том отметил, как она с облегчением вздохнула, видимо, с чувством выполненного долга, который при этом был ей очень неприятен.

— До свидания, миссис Коул! До лета! — Безразличным голосом отозвался Том в ответ.

На вокзале царили суета и оживление. То и дело прибывал или, наоборот, отправлялся какой-нибудь поезд. Пассажиры заходили в вагоны и выходили из них на платформы, где, к тому же, толпились провожающие и встречающие. Том быстро дошел до того места, где находились девятая и десятая платформы, разделенные каменным барьером.

Тут Реддл почувствовал легкое замешательство. Время шло, до отбытия поезда оставалось минут пятнадцать. Но как попасть на платформу, он так и не знал. Однако не стал никого спрашивать: ни полицейского, стоящего неподалеку, ни других людей. Он знал, что за вопросы о платформе 9 ¾ и о школе Хогвартс, неизвестно в какой части Британии находящейся, его поднимут на смех, а это вовсе не впечатляло мальчишку. Реддл лишь стоял рядом с разделяющим девятую и десятую платформы барьером и все отчаяннее всматривался в каждого человека, который показывался между ними и внимательно прислушивался.

Наконец, взгляд его привлекла полноватая рыжеволосая женщина, рядом с которой шли три мальчика, судя по внешнему сходству, сыновья. У них были такие же огненные волосы, а возраст ребят разнился. Старшему на вид было лет пятнадцать-шестнадцать, а младший показался Тому ровесником. Все они катили тележки с чемоданами таких же размеров, как и у Тома.

— Поторопитесь, дорогие! Хогвартс-экспресс отходит через десять минут.

Бледное лицо Тома залилось румянцем от несказанного волнения. Он замер и, затаив дыхание, смотрел на эту, без сомнения, волшебную семью.

— Роберт, давай ты первый.

Мальчик покатил свою тележку, разогнался и побежал прямо к каменному барьеру. “Что он делает?” — мелькнуло в голове Тома, но тут мальчик не поверил своим глазам: и Роберт, и тележка вошли в стену, словно она была не из камня сложена, а соткана из тумана.

— Теперь ты, Уильям!

Средний мальчик, как и его брат, разбежался и смело направился к барьеру. Через секунду и его не стало видно. Наконец, мать заговорила с самым младшим.

— Ну что же! Настал и твой черед, Билл!

Младший мальчик, ростом ниже Тома, тоже взялся за свою тележку.

— Не волнуйся! — Напутствовала мать. — Хоть ты и первый раз едешь в Хогвартс и минуешь этот проход, но ты не должен бояться, что врежешься в стену.

Тут и мать, и сын, взявшись за руки, быстро прошли внутрь стены. Том взглянул на вокзальные часы и увидел, что уже без пяти минут одиннадцать. Тогда страх не успеть на поезд и не попасть в школу разом вытеснил из мальчика все другие опасения, и о возможности больно столкнуться со стеной он вовсе не думал. Напротив, сейчас Том был уверен, что у него все получится: вышло у них, значит выйдет и у него. Он разбежался… Миг, и перед ним уже другая платформа, на которой висела табличка “9 ¾”. Рядом с ней стоял, гудел и дымил ярко-алый паровоз. В вагонах уже сидели дети, но некоторые ребята еще входили в поезд и смотрели на махавших им на прощание взрослым, слушая от них последние напутственные слова. Не говоря никому ни слова, Реддл быстро прошел в первое попавшееся купе, которое пока еще было пустым. Том воспользовался этим, чтобы поскорее сменить уже ненавистную магловскую одежду на одну из волшебных мантий.

— Привет, можно к тебе? — Услышал Том звонкий дружелюбный голос за своей спиной, а оглянувшись, узнал младшего из трех рыжеволосых мальчиков.

— Привет, конечно, проходи! — Ответил Реддл вежливым нейтральным голосом, потому как еще не знал, что из себя представляет этот мальчик, и как к нему относиться.

— Я Билл Уизли. — Улыбнулся мальчик. На нем, как и на Томе была простенькая мантия, возможно из того же отдела в магазине мадам Малкин, где и сам Реддл приобрел себе одежду. Впрочем, одеяние могло достаться ему и от старших братьев.

— А я Том Реддл. — Спокойно отозвался он.

— Очень приятно! Ты, наверное, из семьи маглорожденных?

— Мой отец был волшебником.

— А на какой факультет тебе бы хотелось попасть? Лично мне больше всего по душе Гриффиндор. Там учатся храбрецы, благородные и отважные. Да и почти все члены моей семьи заканчивали этот факультет.

— Я бы хотел в Слизерин. — Сказал Том.

— Что? — Уставившись на Реддла во все глаза, изумился его собеседник. — Тебя прельщает этот гадюшник? Да худшего факультета в Хогвартсе нет!

— Почему? — Коротко без эмоций спросил Реддл. Мальчишке было ясно, что он видит перед собой человека, который родился и вырос в среде магов, а кроме того, весьма словоохотлив. И Том решил узнать о волшебном мире как можно больше.

— Как это почему? — Повысил голос Билл, но тут же спохватился. — Впрочем, если ты рос среди маглов, то ничего удивительного, что ты не знаешь, какая это дыра, полная чешуйчатых гадов. Понимаешь, Том, не все волшебники добрые, темных магов тоже хватает. Причем большинство из них заканчивали именно Слизерин. Если кто-то им не нравится, то эти уроды насылают какое-нибудь проклятие, могут даже погубить человека, причиняя ему сильную боль. Впрочем, твои ожидания напрасны. Маглокровок туда не принимают. Это точно!

Том внимательно слушал слова Билла, и они ему совсем не понравились. Не по нраву ему были такие нелестные высказывания о приглянувшемся факультете. Кроме того, слова о черных магах интриговали, но ничуть не пугали Реддла. Вспомнил он и нравоучения профессора Дамблдора, что способы, которые Том использовал, применяя магию, не допускались в школе. Однако это не вызвало в его душе ни капли сожаления в содеянных поступках.

— Ну и пускай! — Решительно подумал Реддл. Общаться с мальчиком Тому хотелось все меньше и меньше. Он бы с удовольствием посидел сейчас один. Помощь пришла, откуда не ждали: в купе к ним заглянул мальчик, которого Том без труда узнал — Клэйдон.

— Привет, ребята! Вы не видели кота?

— Какого еще кота?

— Мальчик по имени Ник упустил своего кота, которому, похоже, вздумалось на воле погулять.

— Нет, не видели! — Отвечал Билл.

— Могу тоже поискать. — Предложил Том, пользуясь возможностью избавиться от общества Билла. Перейдя в другое купе, Реддл увидел мальчика с темно-каштановыми немного курчавыми волосами и карими глазами. Он был одет в дорогую красивую мантию, на которой красовалось свежее сырое пятно, а на полу разлита жидкость оранжевого цвета, похожая на сок, и валялись осколки стекла. Мальчик держал в руке волшебную палочку, периодически взмахивал ею, пытаясь то очистить свою одежду, то собрать воедино осколки и поднять их с полу. Он четко выговаривал заклинания, но Том отметил, что при этом не совсем правильно действует волшебной палочкой, и потому желанного результата не выходит.

— Привет! Колдуешь? — С любопытством спросил Том.

— Пытаюсь! — Нервно отозвался собеседник. — Надо же, дома каждое из заклятий пару раз все-таки получалось, но еще я их не отработал.

Том же был поражен тому, как это можно потратить столько времени и усилий на, казалось бы, столь простые вещи. Лично ему все эти заклинания удались с первого раза и без всякого труда.

— Позволь мне!

С этими словами Реддл достал из складок своей простой мантии волшебную палочку.

-Эванеско! — Четко сказал он — и пятна на мантии как не бывало. — Вингардиум левиосса! — Все осколки вмиг оказались на маленьком столике рядом с сиденьями. — Репаро! — Стекляшки тут же срослись, и перед ребятами стоял стакан, только почему-то прямоугольной формы, а одна из его сторон была не обычной прозрачной, как три другие, а серебристой.

-Здорово! — Восхищенно проговорил мальчик. — Спасибо тебе1 А то на распределении пришлось бы сидеть в грязной мантии, а потом еще просить кого-то из учителей очистить ее. Кстати, я Лестрейнж! Родольфус Лестрейнж! — Представился мальчик, протягивая руку.

— Том Реддл! — Чуть помедлив отвечал Том, пожимая руку и не зная, какой будет реакция собеседника на его имя.

— Рад знакомству! Ты, Том, уже успел оказать мне услугу, починив эту вещь. — Сказал Родольфус, указывая на странной формы стакан. — Это не просто какая-то чашка. Точно такая же есть у моей мамы. Видишь эту серебристую сторону? Стоит только обладателю этого кубка подумать о ком-то, у кого имеется такой же, как на волшебных гранях чашек появятся изображения самих волшебников, а главное, они смогут говорить друг с другом, Видишь ли, мама захворала перед первым сентября, и потому провожал меня только отец. Но я обещал, что немедленно свяжусь с ней, как только сяду в поезд. Но только хотел это сделать, как неловко выронил из рук магический кубок, даже не выпив тыквенный сок, который мама налила и запечатала мне в дорогу. Она наверняка будет волноваться, не говоря уже о том, что этот кубок — редкий и ценный артефакт с древнейшей магией. Таких вообще единицы. С этими словами он потер серебристую грань, и на ней тотчас же появилось изображение волшебницы средних лет с каштановыми волосами, убранными в замысловатую прическу.

— Здравствуй, мам! — Заговорил Родольфус. — Я уже в поезде. Все прекрасно!

— Здравствуй, Руди! Я рада, что ты скоро будешь в Хогвартсе. Удачи тебе! — Сказала она чуть хрипловатым голосом.

— Выздоравливай, мам! — И изображение на серебристой грани пропало.

— Привет, Дольф! — Послышался за их спинами прохладный голос. — Хорошо, что я нашел тебя.

— Здравствуй, Сигнус! — Весело отозвался Родольфус.

Том сразу же узнал гордого мальчика, которого видел в баре и в ателье.

— Кто это с тобой? — Смерив Реддла презрительным взглядом, надменно фыркнул Сигнус.

— Это Том Реддл. Ты знаешь, он так колдует, что просто ахнешь! Весь первый курс ему уже ни по чем.

— Ну, разумеется! Каждый простак бежит вперед паровоза и спешит опробовать свою силу.

— Брось, Сигнус! Уж ты-то наверняка попробовал заклинания, чтобы блеснуть на уроках.

— А кому как не благородным чистокровным чародеям, вроде нас, быть в числе лучших? — Иронизировал Сигнус.

— Ну и как успехи? — В тон ему поинтересовался Реддл. — Все получилось с первого раза? Скажи правду! — Посмотрев Сигнусу в глаза, властно сказал Том.

— Нет, не все! — Вдруг сердито огрызнулся мальчишка. — И не сразу! — Тут он спохватился, поняв, что вот так, сам не зная почему, выложил то, что хотел бы скрыть. И уже совсем плохо владея собой, вскрикнул.

— Ах ты, поганый плебей! Грязнокровный нищеброд! Я пойду к Абраксасу, ладно, Дольф? А с этим в одном купе не сяду.

И Сигнус, брезгливо сморщив лицо, прошел мимо Тома и хлопнул дверью.

— Ну ты даешь, Том! Как ты сумел заставить его все сказать? Похоже волшебной силы тебе точно не занимать! Надо же, эта скрытная ледышка раскололась! — Не переставая восхищаться, хохотнул Рудольфус. — Кому ни скажи — не поверят! А его слова… Не бери в голову. Это же Блэк! Они такие со всеми, в ком не течет чистая волшебная кровь.

— Вы с ним друзья? — Пристально глядя на собеседника, спросил Том. Видимо, ответ на этот вопрос был ему важен.

— Приятели. Видишь ли, мы ведь вращаемся с ним в одном кругу.

Тут разговор мальчиков прервал стук, доносившийся из тамбура, а затем в купе вошла женщина с ямочкой на подбородке. Она катила перед собой большую тележку со сладостями.

— Хотите чем-нибудь перекусить, ребята?

Том, с утра почти ничего не евший от волнения, тем не менее не спешил отзываться на это предложение. Он не без оснований полагал, что на пару сиклей, оставшихся у него после покупок в Косом переулке, особо не разгуляешься. Реддл внимательно наблюдал, как Родольфус, не гладя, набирает сладости, которых сам он никогда в жизни не видел и не пробовал: тыквенное печенье, лакричные палочки, конфетки-драже “Бетти Боттс” с самыми разными вкусами, шоколадные лягушки… чтобы не ударить в грязь лицом, Том взял немного печенья, которым было легче заморить червячка, маленький пакетик драже, да несколько лягушек. Быстро съев печенье, мальчик развернул шоколадную лягушку.

— Вкладыш не выбрасывай! — Попросил Родольфус. — Там внутри карточки с серией “Знаменитые волшебники и волшебницы”. У меня уже с дюжину “Мерлинов”, столько же “Морган”, есть Хенкист из Вукфорлда, чаровница Вивиана, фея Мелюзина. А вот фея Нимуэ никак не попадается. Может, сейчас повезет. А вообще, начни и ты собирать коллекцию.

— Охотно! — Согласился Том, принимая вкладыши с “Мерлином” и “Морганой”. Ему хотелось как можно скорее приобщиться к волшебному миру. А еще Реддл понял, что Родольфус с рождения живет в нем и мог бы дать много ценных сведений. Этого словоохотливого с тем, кто ему помог, мальчика, можно было расспрашивать, не опасаясь выглядеть глупо.

— В “Дырявом котле” и в магазине мадам Малкин я слышал, как Сигнус и его мать называли кое-кого маглокровками. Кто это?

Лицо Родольфуса стало серьезным, он на несколько мгновений задумался, глядя в окно, за которым проносились зеленые равнины и холмы.

— Видишь ли, Том. Не все волшебники одинаковы. Есть среди них семьи знатных чистокровных магов, известных в волшебном мире уже не одно столетие. Вот как Блэки, да и Лестрейнжи, кстати, тоже. Еще Оливандеры, Эйвери, Малфои, Поттеры, Пруэтты, Уизи… Всего двадцать восемь. Совсем немного, как видишь. Куда больше таких, кто родился в семьях маглов. На языке волшебников это значит “простецы”. — Тут на лице Рудольфуса появилась и исчезла гримаса высокомерия.- Большинство чистокровных презирает их, считая чуждыми пришельцами в мире волшебников. Есть полукровки, родившиеся от смешанных браков. Таких большинство, ведь маглокровки через несколько поколений худо-бедно обживаются в волшебном мире.

— А твоя семья тоже презирает маглов и маглокровок?

— Мы стараемся не иметь с ними ничего общего, не общаться. В общем, блюдем чистоту крови, хотя лояльнее относимся к полукровкам, чем спесивые Блэки.

— Мой отец был волшебником! — Поспешно сказал Том. Ему было стыдно за то, что все эти годы он жил с маглами и хотел показать свою принадлежность к миру магов.

— Ты очень сильный волшебник, Том. Скорее всего у тебя в роду были какие-нибудь знаменитые чародеи. — Уверенно говорил Дольф. — Но ведь ты вырос среди маглов. Почему?

— Я не знаю. Мать умерла при родах, дав мне фамилию и имя отца. — Коротко и уклончиво отвечал Том, не желая вдаваться в подробности и сообщать что-то лишнее. Может ты слышал о Реддлах?

— Нет! — Поморщив лоб и пытаясь что-то припомнить, отвечал Родольфус. — Но ведь нельзя же знать фамилии всех волшебников, в конце концов.

Тут лицо Дольфа оживилось, так что невооруженным глазом было заметно, что мальчик сгорает от любопытства. Тут уже он не удержался от вопросов.

— А какие они, маглы? — С интересом спросил Рудольфус.

— Ужасные! — На бесстрастном лице Реддла появилось явное отвращение. — Ты знаешь, чистокровные абсолютно правы, что не желают иметь ничего общего с их отродьями.

— Что, все? — Видимо, не совсем веря, спросил Родольфус. — И нет среди них нормальных?

— Отчего же нет! — Усмехнулся Том. — Изредка попадаются. Но они среди своих сородичей долго не живут. — Тут ухмылка неожиданно сползла с его лица, когда мальчик снова вспомнил о Мэри и Доброделове.

Родольфус тем временем снова принялся за сладости. Когда Том, последовав его примеру, распечатал маленький пакетик с разноцветными драже, то собеседник предупредил его, что у конфет может быть самый неожиданный вкус. Помимо вполне безобидных апельсина, мяты, шоколада могут попадаться драже с привкусом какой-нибудь брюссельской капусты или даже соплей.

За окном поезда теперь высились горы и тянулись бесконечные леса. Начало темнеть, небо стало темно-синим. Поезд замедлил ход и вскоре остановился около маленькой неосвещенной платформы. Том и Родольфус, взяв свои чемоданы, направились к выходу из купе. Реддл только сейчас заметил, что его компаньон по вагону кроме школьного багажа держит еще в другой руке прозрачную коробочку из прочного стекла, снабженную ручкой для переноски. Внутри на травяной подстилке сидела внушительных размеров жаба.

— Пришлось вот в дорогу в коробку посадить, а то уж больно прыткая, не уследишь! — Пояснил Родольфус.

— Зачем же ты взял именно жабу? — С любопытством спросил Реддл. — Взял бы сову или кота.

— Котов я не люблю, а сова мне, сам понимаешь, тоже ни к чему. С домашними я и так могу связаться, когда захочу. Но ты не распространяйся об этой вещице. А жабы с этого года в большой моде, вот и взял.

— Наверняка, не один ты. Сигнус уж наверняка раздобыл себе самую огромную. — Иронизировал Том.

— Это вряд ли! Он, знаешь ли, претендует на то, чтобы казаться оригинальным. И потому приобретет филина или дорогую сову редкой породы. Полярную, например. — Что до Тома, то его не прельщали ни совы, ни кошки, ни жабы — ни одно из тех животных, которых согласно письму из Хогвартса, можно было взять и собой в школу. Посещая Косой переулок, мальчик видел, как там продавали разных волшебных животных, но среди них не было ни одной змеи. И тогда он догадался, что далеко не каждый чародей может найти с ними общий язык. Да и в Хогвартс их, судя по всему, брать нельзя. А жаль!

— Первокурсники, сюда! — Послышался женский голос. Все первогодки немедленно поспешили на этот зов, и их взорам предстала пожилая дама в синей мантии и такого же цвета остроконечном колпаке. Глаза женщины были похожи на два ярких сапфира. Она хоть и была уже в летах, но назвать ее старой никто бы не решился. Держалась дама очень прямо и с достоинством, а каждое ее движение и манеры были исполнены какой-то величавой грации.

— Следуйте за мной. Не отстаем! — Сказала она и повела будущих учеников за собой. Вскоре ребята оказались около большого темного озера, а на другом берегу на скале возвышался огромный замок с высокими башнями. Он был залит светом луны и вместе с ней отражался в зеркальной глади вод. К берегу тем временем подплывали маленькие лодочки.

— По четыре человека в каждую! Не больше! — Проговорила дама и тщательно проследила, как дети расселись по этим суденышкам, а затем сама села в отдельную лодку. Мало-помалу дети достигли замка и поплыли прямо под каменный свод. Через минуту все оказались в большой подземной комнате, лодки остановились, уперевшись днищами в каменный пол, и ребята поспешно вышли из них. Большая деревянная дверь распахнулась, и в зал вошел профессор Дамблдор.

— Добрый вечер! — Любезно поприветствовал он всех присутствующих

— Здравствуйте, сэр! — Почтительно ответила волшебница.

— Профессор Вилкост, как я полагаю, все первокурсники уже прибыли?

— Совершенно верно, профессор Дамблдор.

— В таком случае, дорогая Галатея, не стану больше удерживать вас. Благодарю, что встретили учеников.

— Не стоит, сэр. Это одна из обязанностей любого преподавателя. — С этими словами Галатея Вилкост направилась к выходу и скрылась за дверью.

Профессор Дамблдор дружелюбно взглянул на детей своими голубыми глазами.

— Рад приветствовать вас в Хогвартсе, дорогие первокурсники! Совсем скоро вам предстоит очень важная процедура — распределение на один из четырех факультетов. Именно он и станет на ближайшие семь лет вашим вторым домом и семьей. У каждого факультета своя древняя история, из каждого вышло немало выдающихся волшебников и волшебниц. За успехи в обучении вы будете получать призовые очки, а за нарушения школьных правил и распорядка вы будете их терять. Тот факультет, который по итогам года наберет наибольшее количество очков, получит кубок школы. И пусть всем вам и каждому в отдельности улыбнется удача.

После того как профессор Дамблдор закончил свою маленькую речь, на лицах некоторых из ребят появилось напряжение. Пока учитель вел их вверх по лестнице, а потом по длинному коридору, кое-кто из них стал тревожно перешептываться.

— А как вообще проходит распределение, Амос? — Спросил Эрик Клэйдон у высокого мальчика с русыми вьющимися волосами.

— Право, не знаю! — Отвечал тот. — Может быть потребуется пройти какое-нибудь испытание?

— Если честно, то я очень волнуюсь. Пожалуй, спрошу об этом у профессора Дамблдора. Он, похоже, не слишком уж строгий.

Другие будущие ученики, слыша все это, только с ухмылкой переглядывались и словно бы смеялись над неосведомленностью этих ребят, которым, к тому же, не хватает ума ее спрятать. Конечно, те, кто родился и вырос в волшебном мире, прекрасно знали от родителей или от старших братьев и сестер, что в процедуре распределения нет ничего страшного. Однако и Том Реддл, выросший среди маглов, был тоже осведомлен о том, как она проходит. Потому и ухмылялся вместе со всеми. Тут раздался голос Родольфуса, обращавшегося к двум маглорожденным волшебникам. Том сначала удивился этому, но после первых слов, сказанных мальчиком, намерения его прояснились для Реддла.

— Ребята, — сказал он, придавая лицу как можно более серьезное выражение. — Распределение и в самом деле весьма трудная вещь. Предстоит пройти разные испытания, может быть даже сражаться с троллем.

Эрик и Амос побледнели, хотя и не знали, что за тролли живут в волшебном мире. Однако это незнание и было источником страха. Они даже не замечали ехидных улыбок некоторых детей и напрочь позабыли расспросить обо всем профессора Дамблдора, пытаясь догадаться, что сейчас будет, и вспоминая все, что прочли в школьных учебниках.

Наконец, все оказались у входа в зал, настолько большой, что он вполне мог бы сойти за футбольное поле. Высокие своды его потолка опирались на четыре массивных колонны. Сам же потолок был поистине волшебным. Сейчас он казался темно-синим, и при этом усыпан звездами, потому что снаружи был уже глубокий вечер. Но Том знал, что наутро он станет лазурным и окрасится в цвет зари. Обо всем этом было написано в “Истории Хогвартса”.

В зале стояли четыре разных стола, накрытых красной, зеленой, синей и желтой скатертями. За ними уже сидели все ученики за исключением первокурсников. Отдельный стол был у преподавателей, которые, кроме профессора Дамблдора, уже заняли свои места. Надо сказать, что Реддлу именно стол со скатертью цвета благородного изумруда казался самым притягательным. Он уже видел себя в числе учеников Слизерина.

Наконец, профессор Дамблдор наколдовал табурет и достал из своей бордовой мантии свиток пергамента и старую, очень потертую, всю в заплатах высокую остроконечную шляпу. Такую даже в приюте миссис Коул вряд ли кто согласился бы надеть. Но тут неожиданно шляпа дернулась, складки на ней раздвинулись как отрытый рот, и она запела.

“Может быть, я некрасива на вид,

Но строго меня не судите.

Ведь шляпы умнее меня не найти,

Что вы там ни говорите.

Шапки, цилиндры и котелки

Красивей меня, спору нет.

Но будь они умнее меня,

Я бы съела себя на обед.

Все помыслы ваши я вижу насквозь,

Не скрыть от меня ничего.

Наденьте меня, и я вам сообщу,

С кем учиться вам суждено.

Быть может, вас ждет Гриффиндор,

Славный тем, что учатся там храбрецы.

Сердца их отваги и силы полны,

К тому ж благородны они.

А может быть, Пуффендуй ваша судьба,

Та, где никто не боится труда,

Где преданны все и верны,

И терпенья с упорством полны.

А если с мозгами в порядке у вас,

Вас к знаниям тянет давно,

Есть юмор и силы гранит грызть наук,

То путь ваш — за стол Когтевран.

Быть может, что в Слизерине вам суждено

Найти своих лучших друзей.

Там хитрецы к своей цели идут,

Никаких не стесняясь путей.

Не бойтесь меня, надевайте смелей,

И вашу судьбу предскажу я верней,

Чем сделает это другой.

В надежные руки попали вы,

Пусть и безрука я, увы,

Но горжусь я собой.”

Когда шляпа закончила петь, то профессор Дамблдор, развернув пергамент, сказал. — Кого я назову, пусть выходит вперед и садится на табурет. Как только ученик примерит волшебную шляпу, то она определит его в тот или иной факультет. Итак… Эйвери, Элла.

Высокая синеглазая девочка, расправив плечи, вальяжно проплыла через зал, шурша шелковой мантией, и уселась на стул. Профессор Дамблдор надел ей на голову ветхую шляпу, она задумалась секунд на тридцать, а потом громогласно провозгласила.

— Слизерин!

— Блэк, Сигнус! — Услышав свое имя, мальчик встал и, гордо вздернув подбородок, проследовал к стулу. В этот раз шляпа не стала думать ни секунды и сразу выдала вердикт.

— Слизерин!

Затем подошла очередь Амоса Диггори, который почти сразу был отправлен в Пуффендуй, и направился к желтому столу.

— Долгопупс, Николас! — Проговорил профессор Дамблдор имя очередного ученика. Полноватый и слегка неуклюжий мальчик отпустил своего серого кота и неуверенно прошел к табурету.

— Гриффиндор! — Твердо сказала шляпа.

— Клэйдон, Эрик!

— Пуффендуй! — Быстро определилась судьба очередного ученика.

Сосед Тома по поезду, Родольфус Лестрейнж, попал в Слизерин, чем он был очень доволен, но не удивлен. Еще в поезде Лестрейнж говорил, что вся его семья училась именно на этом факультете.

— Малфой, Абраксас! — Хорошо сложенный блондин с длинными волосами оказался на стуле.

-Слизерин!

Наконец, брат и сестра Джон и Ханна Патил почти сразу попали в Когтпевран.

— Поттер, Генри! — В очередной раз послышался голос профессора Дамблдора.

— Гриффиндор! — Практически сразу прокричала шляпа, и мальчик с темными, чуть взлохмаченными вихрами, отправился за стол, накрытый красной скатертью.

Чем ближе становилась очередь Тома, тем все более сильное волнение охватывало его. Услышав свое имя, мальчик поспешно пересек зал и надел на голову шляпу. Прошло уже больше времени, чем этому головному убору требовалось раньше для того, чтобы найти наиболее подходящий для каждого ученика факультет. Том, в конце концов, не выдержал и тихо, так чтобы слышала только эта странная собеседница, сказал.

— Ну сколько можно! Неужели неясно, что у меня только одна дорога? — Это прозвучало не очень вежливо, и шляпа слегка обиделась.

— Попрошу мне не указывать, юноша! Я свое дело, смею заметить, знаю неплохо. Не вы первый, не вы последний, кого я распределяю на подходящий факультет. Ваше желание учиться в Слизерине я, конечно, учту, но выбор будет очень нелегким. У вас имеются качества, необходимые для учебы практически на любом факультете. Есть и острый ум, достойный Когтеврана, и трудолюбие с упорством — неизменные спутники пуффендуйцев, и разумеется, слизеринское тщеславие. Гриффиндор подходит тебе меньше всего. Нет, отвага, конечно, тут на лицо, но она не имеет ничего общего с благородством. Напротив, ты можешь решиться на такой поступок, который у других людей вызывает отвращение и страх. А так, любой из трех других факультетов ты можешь прекрасно закончить, если захочешь, и станешь успешным волшебником.

— Ну, что вы! — съехидничал Том. — Мне нужен факультет, который поможет мне стать великим волшебником, о котором узнает не только волшебный мир, но и магловский! Понимаете?

— Мерлин, какие амбиции! — Сказала шляпа. — Ну, тогда без всяких сомнений…

— Слизерин! — Прокричала она на весь зал. Том заулыбался, но не красивой, а хищной улыбкой, которая, правда, тут же сошла с его губ, а лицо приняло бесстрастное выражение. Том уселся рядом с Родольфусом за столом с изумрудно-зеленой скатертью. Мальчишка с неприязнью смотрел на изрядно потрепанную шляпу, и в очередной раз пообещал себе, что эта старая тряпка заплатит за то, что посмела говорить с ним в таком тоне, да еще столько времени томила при определении своего факультета. В эту самую минуту к слизеринцам присоединилась миловидная девочка Друэлла Розье. И, наконец, последний ученик в списке, Билл Уизли, отправился, как и хотел, в Гриффиндор.

Том тем временем смотрел на отдельный стол, за которым сидели преподаватели, в том числе и профессора Альбус Дамблдор и Галатея Вилкост. Со своего кресла поднялся директор Армандо Диппет, полноватый пожилой волшебник с редкими светлыми волосами. Воцарилась тишина, и в ней зазвучали слова приветственной речи по случаю начала учебного года.

— Дорогие студенты Хогвартса! Рад снова видеть вас, вернувшихся в родную школу после летних каникул. Также приветствую и тех, кто в этом году впервые сядет за парту. Хочу искренне пожелать вам успехов в обучении и освоении волшебных наук. Наши преподаватели будут рады помочь раскрыться бутонам ваших талантов и превратить их в прекрасные цветы. Пусть каждый из вас обретет здесь настоящих и верных друзей, ведь дружба — это бесценное сокровище, которым нужно дорожить с самых юных лет. А сейчас, да начнется пир!

При этих словах на пустых факультетских столах появились всевозможные и, как убедился Том, очень вкусные, кушанья, большую часть которых ему никогда не доводилось пробовать. Да и вообще подобное изобилие за трапезой было для него делом небывалым: ростбиф, жареный цыпленок, свиные и бараньи отбивные, жареная картошка, бекон и стейки…Когда все наелись досыта, тарелки опустели, стали идеально чистыми, а на них появилось сладкое: мороженое всех мыслимых видов, фруктовые торты, шоколадные эклеры…

Том, поначалу набросившийся на еду, уже через несколько минут счел за благо обуздывать свой аппетит, видя, как неторопливо, а порой даже лениво, ковыряют свои порции на тарелках его теперешние однокурсники. Мальчик сразу понял, что для большинства из них все эти кушанья совсем не в диковинку. Мальчики и девочки вели между собой неспешные беседы о своих семьях, и многие дети были уже знакомы между собой.

— Да, конечно. — Задумчиво и, чуть растягивая слова, говорил Абраксас Малфой. — Как и следовало ожидать, почти все чистокровные попали в Слизерин.

— Ты ошибаешься, дорогой Абраксас! — С усмешкой фыркнул Сигнус Блэк. — Сейчас все не так, как в былые времена, хотя бы тогда, когда директором был мой дед. Теперь же представителям чистокровных родов приходится учиться бок о бок со всяким отребьем. Ну, ладно, в Пуффендуе их полным-полно, но, чтобы в самом Слизерине! — Тут Сигнус презрительно посмотрел на Тома. Реддл в ответ бросил на Блэка неприязненный взгляд.

— Мой отец был волшебником! — Чуть повысив голос, но стараясь сохранять достоинство и держать себя в руках, отвечал Том.

— Да? — Продолжал усмехаться Сигнус. — И как его звали?

— Том Реддл.

— Ненормальный! Такой фамилии ни один порядочный волшебник не носил. Да ты из никчемных маглов!

— Перестаньте! — Вмешался в разговор Родольфус, заметив, что некоторые преподаватели уже смотрят на них из-за своего стола. — Сигнус, маглокровки никогда не учились в Слизерине. Наш благородный основатель перевернулся бы в гробу, если бы кого-то из них распределили на его факультет. Скорее всего Том полукровка, которых на Слизерине немало.

— Да не все ли равно! Полукровка или грязнокровка, собака или свинья!

Реддла охватила ярость, которая, однако бушевала только внутри него. Голос же Тома прозвучал на удивление спокойно, а сам мальчик, гордо выпрямившись, быстро извлек волшебную палочку

— Silentio! — Четко выговорил он, и Сигнус умолк на полуслове, продолжая при этом беззвучно шевелить губами.

Тем временем за спинами учеников, неожиданно возник профессор Дамблдор — декан Гриффиндора и заместитель директора.

— Какой позор, мистер Блэк! — Строго заговорил он. — Представитель одной из самых благородных семей, а ведет себя как неотесанный, невоспитанный грубиян! Такого хамства, я уверен, не позволит себе ни один уважающий себя волшебник. Разве вас не учили соблюдать приличия, мистер Блэк, особенно на людях. Я снимаю со Слизерина двадцать пять очков, и факультет начнет год с отрицательным счетом. Но столь мягкое наказание назначается вам только на первый раз. В дальнейшем за подобные выходки можно вообще перестать быть студентом Хогвартса. — После этой маленькой речи профессор вернулся за преподавательский стол.

Реддл же ничуть не радовался тому, что сначала Родолфус вмешался в их с Сигнусом разговор, а теперь вот и Дамблдор вступился за него. Гораздо больше грело душу то, что он сумел самолично заставить обидчика в буквальном смысле заткнуться с помощью одного из заклинаний, взятого вовсе не из учебников. Кроме того, мальчик чувствовал на себе внимательный взгляд преподавателя, который, наказав Сигнуса, все же оставил без внимания его собственную выходку. Том также заметил, что большинство слизеринцев, сидящих за столом, вполне оценили, если не факт отпора знатному заносчивому мальчишке, то, по крайней мере, заклинание, сделанное первокурсником, еще даже не севшим за парту. Еще и староста факультета, Грегори Нотт, недовольно посмотрел на Сигнуса, и Том был уверен, что Блэку непременно будет сделан выговор.

Когда пир по случаю начала учебного года подошел к концу, Нотт строго сказал.

— Первокурсники, следуйте за мной! — И повел ребят по длинному коридору к лестнице, которая вела не вверх, а вниз в подземелья, спускаясь все глубже под школу. В коридорах было очень прохладно и сумрачно, но Том все равно старался запоминать расположение подземных лабиринтов. Наконец, они оказались около каменной стены в потеках влаги.

— Чистая кровь! — Уверенно сказал Грегори. — Первокурсники, запомните этот пароль для входа в нашу гостиную.

Гостиная оказалась длинным низким подземельем со стенами из дикого камня. С потолка на цепях свисали зеленоватые лампы, а в камине, украшенном искусной резьбой, потрескивал огонь.

— Здесь вы будете проводить время, свободное от уроков или, если хотите, делать домашние задания. Том заметил, что не только у противоположной от камина стены, через которую они вошли, но и у двух боковых есть двери.

— Спальни девочек направо! — Пояснил староста, указывая рукой на дверь. — Помещения для мальчиков слева. — Грегори приглашающим жестом повел ребят за собой. В узком коридорчике было сразу несколько дверей. — В том конце свободные комнаты для первокурсников. Блэк! — Строго обратился он к Сигнусу. — Будешь ночевать с Томом в разных комнатах. Не хватало мне еще ваших скандалов. А ты, Том, можешь идти вместе с Родольфусом. — Обращаясь к Реддлу, староста окинул его заинтересованным взглядом, а тон при этом был вполне благосклонный. Том, Родольфус и еще три мальчика зашли в комнату. Горел камин, и потому воздух здесь, как и в гостиной, был сухим и теплым, а кроме того, достаточно свежим. Видимо, система воздуховодов была сделана на славу. Прекрасные мягкие постели с изумрудными балдахинами и теплыми одеялами так и манили уставших детей, а Реддла особенно, ведь в приюте у него никогда такой не было. Неудивительно, что как только он переоделся в приготовленную пижаму, то сразу же уснул.

Утром Том проснулся как всегда рано, солнце только недавно взошло. Тишина в комнате нарушалась только дыханием соседей по спальне. Около каждой кровати на маленьких столиках лежало по небольшому свитку пергамента. Взяв свой, мальчик увидел, что это расписание уроков, которое ночью кто-то доставил ученикам. Реддл внимательно изучил его и, облачившись в мантию, вышел в пустой коридор. Он прочитал всю “Историю Хогвартса” и знал, что порой замок ведет себя как живое существо. Лестницы вдруг ни с того, ни с сего могли поменять направление и увести студента совсем не туда, куда он собирался пойти. Волшебный же зачарованный потолок в Большом зале хоть и произвел на Реддла сильное впечатление, однако не был для него чем-то неизвестным. Том видел его на одной из движущихся картинок в “Истории Хогвартса”. Реддл заранее разузнал, где находятся классы, в которых по расписанию на сегодня назначены уроки и только после этого отправился в Большой зал в аккурат к завтраку, состоящего из нескольких блюд на выбор: яичницы с беконом, сладкого пудинга, йогурта со свежими ягодами, горячих ароматных блинчиков… В общем, в приюте о таком и мечтать не приходилось.

Первым уроком у слизеринцев были заклинания, и занятия проходили со студентами из Пуффендуя. Преподаватель, профессор Стрикт, была маленькой худенькой женщиной с темно-рыжими волосами и одетой в фиолетовую мантию. Однако по ее горделивой осанке и строгому до суровости лицу, Том сразу понял, что с такой не забалуешь, и лентяям, а также нарушителям школьных правил придется несладко. В самом деле, эта крошка очень быстро устанавливала в любом классе железную дисциплину, а тишина на ее уроках была такая, что слышно было, как муха пролетит. В первую очередь она обратила взор своих строгих глаз на двух запыхавшихся раскрасневшихся пуффендуйцев, которые не успели зайти в класс вместе со всеми студентами.

— Так, господа! — Не терпящим каких-либо пререканий тоном звонко проговорила она. — Может соблаговолите объяснить, почему вы не явились на урок вовремя, а теперь отнимаете драгоценное время у преподавателя и других студентов?

— Профессор! — Виновато глядя на волшебницу, неуверенно заговорил Эрик Клэйдон. — Мы немного заблудились, потому что волшебная лестница внезапно переместилась, и мы долго не моги попасть в нужное крыло.

— Ну, конечно, проще всего переложить свою вину на кого-то другого или вообще на неживую лестницу. — Назидательно сказал мисс Стрикт. — Только почему-то остальные студенты явились вовремя. Я снимаю десять очков с Пуффендуя.

— Но, профессор… — продолжал было оправдаться Диггори.

— А за попытку спорить вместо того, чтобы извиняться, с вашего факультета будет снято еще десять очков. Быстро займите ваши места за партой. Для всех теперь говорю и повторно предупреждать не стану. Тот, кто ко мне на занятия будет являться не вовремя, может вообще не затруднять себя его посещением. Вопросы есть?

В классе воцарилась тишина, свидетельствующая о том, что таковых не имеется

— Тогда приступим! — Чуть смягчившись, проговорила профессор Стрикт. — Сегодня мы с вами начнем изучать одно из простейших заклинаний, позволяющее перемещать предметы — Vingardium leviosa. Но вместе с этим первокурсникам поначалу необходимо разработать кисть и пальцы. Без этого будет трудно совершать необходимые правильные движения волшебной палочкой.

Первую половину урока студенты делали разминающие упражнения для кисти руки и пальцев: энергично крутили по и против часовой стрелки, пытались прижать большой палец к руке и вертели в пальцах волшебные палочки. Многие студенты при этом испытывали дискомфорт, а у некоторых к концу этой разминки руки по-настоящему заболели. Том же с удовлетворением заметил, что ему-то как раз несложно все это выполнять, и Реддл даже подумал, руки его словно созданы для этого. Наконец, профессор Стрикт решила, что для первого раза достаточно.

— Итак, теперь попробуем сотворить заклинание левитации. Vingardium Leviosa! — С расстановкой произнесла волшебница, сопровождая свои слова четким и элегантным движением волшебной палочки. И сразу же птичье перо, которое лежало на ее столе, взмыло вверх и поплыло по воздуху.

Все ученики стали пытаться выполнять задание, но для большинства на деле все оказалось куда сложнее, чем наблюдать со стороны. Реддл же, скрывая самодовольную улыбку, легким небрежным движением тисовой палочки поднял на воздух свое перо и, кроме того, заставил его выделывать всевозможные пируэты в воздухе. Том недоумевал, почему большинству не удается сразу сделать то же самое, ведь это же элементарно! А еще Том видел, что именно другие ученики делают не так: одни совершали не совсем правильные движения палочкой, другие неправильно ставили ударение, произнося заклинание. Успех же Тома был сразу отмечен и классом, и учителем.

— Взгляните! — Удовлетворенно кивнув, сказала профессор Стрикт. — Мистер Реддл уже блестяще справился с заданием. Пятнадцать очков Слизерину. Остальные продолжаем тренироваться. Том видел, как несколько слизеринцев, а особенно Сигнус Блэк, с нескрываемой завистью смотрят на него. Кто-то остался равнодушен и только взгляд Родольфуса выражал восхищение.

Сигнус Блэк и Эрик Клэйдон тоже сумели поднять перья вверх, однако они метались по классу неуправляемые, точно без тормозов и рулей.

— Неплохо, мистер Блэк и мистер Клэйдон! По пять очков Слизерину и Пуффендую.

Кое-кому просто удалось немного сдвинуть свои перья с места, и этим ученикам строгая, но справедливая преподавательница присудила по одному-два очка. Вообще профессор Стрикт, Том понял это, при всей своей кажущейся строгости и жесткости, на самом деле любила учеников и потому, желая им блага, не считала нужным излишне щадить детей и потакать им. Она искренне полагала, что слабый во всех смыслах педагог только навредит студентам. И рано или поздно, особенно когда дело доходило до экзаменов с участием специалистов из Министерства магии, то почти все ученики по достоинству оценивали ее муштру, не просто получая высокие оценки, но делая это легко и непринужденно. Тут Реддл обратил внимание на колдующего за соседней партой Родольфуса. Его перо взлетало вслед за палочкой, но тут же падало.

— Ты неправильно произносишь. — Проговорил, чуть поколебавшись, Том. — Надо Vingardium Leviosa, а не Leviosa-a-a. — Родольфус послушался совета, и его перо тоже стало парить в воздухе, поднятое волшебной палочкой.

— Очень хорошо, мистер Лестрейнж. Еще десять очков Слизерину. А вы, мистер Реддл, чтобы не сидеть просто так, попробуйте починить это.

Тут профессор Стрикт сбросила со стола небольшую вазу с цветами, которая, стукнувшись об пол, разбилась на кусочки. Том направил тисовую палочку на черепки и после заклятия Reparo эти осколки снова срослись.

— Агуаменти! — Произнес заклинание Реддл, и в вазе сразу появилась чистая вода. Том так же, не прикасаясь руками ни к вазе, ни к цветам, с помощью волшебной палочки собрал их, и уже меньше чем через минуту, ваза снова была на учительском столе, как будто и не падала с него.

— Замечательно, мистер Реддл! Еще пятнадцать очков вы приносите своему факультету. Скажите, вы ведь заранее прочитали учебник и практиковались сами?

— Да, профессор!

— Что же, похвально. Вообще замечательно, когда талант и прилежание сходятся в союз. А вы далеко пойдете, мистер Реддл. Я не удивлюсь, если однажды весь волшебный мир о вас узнает.

После первого урока заклинаний толпа слизеринцев-первокурсников, направлявшихся на занятие по трансфигурации в башню факультета Гриффиндор, напоминала жужжащий улей пчел. Все разговоры в голос и тихие перешептывания вертелись вокруг одной темы небывалого успеха Реддла. Молчал и при этом зеленел от злости, пожалуй, только Сигнус Блэк. Тут к Тому подошли Друэлла Розье и ее подруга Элла Эйвери.

— Том, благодаря тебе у Слизерина теперь больше всего очков! — Приветливо сказала Элла, глядя на четверо песочных часов. Вот только был в них не песок, а драгоценные камни: сапфиры — у Когтеврана, рубины — у Гриффиндора. Их лежало ровно столько, сколько баллов заработал каждый факультет. Внушительная кучка изумрудов, заполнявших часы Слизерина, была заметно больше всех других.

— Да, — вторила Элле Друэлла, улыбаясь Тому. — Держу пари, так мы и соревнования между факультетами в этом году выиграем!

Здесь уже Блэк не утерпел. Дело в том, что они были с детства просватаны друг за друга родителями обоих учеников. Девочка с самого начала нравилась Сигнусу, но сама она никак не выделяла его среди знакомых ей мальчиков, хотя и была весьма вежливой, как велело ей воспитание.

— Что это ты, Друэлла, опускаешься до общения с простецом без роду без племени, другой день, как прибывшем к нам с магловской помойки?

— Тебе-то что за дело, а, Сигнус?

— Не только мне, но и нашим семьям это важно!

— Ой, Сигнус! — Вмешался в разговор Родольфус. — Избавь нас от выражения своей зависти!

В груди у Тома горели гнев и жажда мести, однако Реддл чувствовал, что идти сейчас на поводу у эмоций, значило бы унизить себя недостойным поведением в присутствии этих чванливых чистокровок. Он лишь только сказал, при этом недобро усмехаясь.

— Ну что ты, Дольф! Вряд ли Блэк унизится до зависти полукровке. А вот всерьез опасаться нахлобучки от миссис Блэк и трусить перед мамочкой он обязательно будет. Ведь ему далеко до положения первого ученика факультета.

При этих словах Друэлла и Элла усмехнулись, Родольфус заливисто, но, впрочем, без злорадства, засмеялся, а кое-кто захохотал во весь голос.

— Маменькин сынок, кто бы мог подумать!

Разговаривая обо всем этом, Слизеринцы пришли к классу трансфигурации. Это был внушительных размеров кабинет с большим расстоянием между партами. По стенам висели схемы различных превращений, изображения на которых двигались. Вести урок должен был профессор Дамблдор, но он пока не появился. Том мысленно повторял про себя, как превратить спичку в иголку, а пуговицу — в жука. Ему хотелось повторить свой успех, чтобы не ударить в грязь лицом перед профессором Дамблдором. Все смотрели на открытую дверь, ожидая его появления, но волшебник неожиданно возник прямо из воздуха рядом с учительским столом. Гриффиндорцы, с которыми сейчас должен был проходить урок, приветственно загалдели, а слизеринцы молча ждали.

— Спокойной ночи! — Вдруг выпалил профессор, а глаза его при этом смотрели очень доброжелательно. От небрежного взмаха его волшебной палочки гриффиндорцы вмиг замолчали, глаза их закрылись, головы склонились и у одних на руку, у других прямо на парты. Было очевидно, что они спят. Но не прошло и нескольких секунд, как они снова проснулись, но уже не шумели.

— Что ж, приветствую вас, гриффиндорцы и слизеринцы на нашем с вами первом занятии. Как вы сами только что убедились, трансфигурация способна даже из самых больших непосед сделать заядлых сонь. Ее возможности и в самом деле весьма широки, но использовать их в полной мере может лишь тот, кто будет серьезно заниматься этой наукой.

Теперь уже все студенты притихли, поглядывая на спички и с нетерпением ожидая, когда профессор объяснит им и даст задание превратить их, например, в иголки. Но снова обманулись в своих ожиданиях.

— Ах, ну что за интерес превращать спички в иголки? Куда приятнее проделать то же самое с сушеными лягушачьими лапками, превратив их в настоящих шоколадных лягушек, не правда ли?

При этих словах у каждого на столе появилось по нескольку лягушачьих лапок.

— Представьте себе то, что вы хотите получить в результате превращения в общем и в деталях. Чем четче будет картинка, тем лучше. Затем направьте палочку на лапку и произнесите заклинание трансфигурации.

Студенты переглянулись и принялись за дело. По столу Тома уже прыгала шоколадная лягушка, норовя соскочить со стола и улизнуть от вознамерившегося съесть ее мальчишки.

— Стоять! Остолбеней! — Повысив голос, сказал Том, и коричневая попрыгунья замерла на месте, а Реддл преспокойно взял ее в руку и отправил в рот.

— Замечательно, Том! — Похвалил ученика профессор Дамблдор, глядя на него внимательным долгим взглядом. — Десять очков Слизерину за прекрасно исполненное превращение. А откуда вы, мистер Реддл, узнали об обездвиживающем заклятии?

— Я кое-что купил во “Флориш и Блоттс” для дополнительного чтения и полагал, что сейчас самое время попробовать это заклинание, сэр. — Подбирая каждое слово, дабы выдать лишь необходимый минимум информации, отвечал Том.

— Ваша жажда знаний весьма похвальна. — Продолжая без отрыва рассматривать Реддла, заговорил профессор. — Я присуждаю еще десять очков Слизерину. Однако, Том, при вашем таланте и уме вы должны догадаться, что далеко не каждым заклинанием, которое вы захотите выучить самостоятельно, можно разбрасываться направо и налево, применяя его к людям. Хотя обездвиживающее заклинание, конечно, безвредное. Напомню также, что творить волшебство вне школы, а тем более в присутствии маглов, строго запрещено. — Твердым голосом сказал Дамблдор.

— Но если чародею понадобиться защититься от этих самых маглов, например свою жизнь, здоровье и честь, то в этом случае магия вполне допустима. Рассматривая подобные дела несовершеннолетних магов, Визенгамот обычно учитывал эти обстоятельства.

— О, я вижу, вы уже успели познакомиться с законами волшебного мира. — Улыбнулся профессор.

— Вы сами сказали, сэр, что, вступая в мир магов, нужно соблюдать волшебные законы. — Невозмутимо отозвался Реддл.

— Разумеется, Том, однако нарушать Международный статут о секретности вряд ли будет допустимо в простых детских спорах.

Реддл лишь промолчал в ответ, не желая выдавать своих мыслей на сей счет, которые никак не совпадали со сказанными профессором Дамблдором словами. Занятие тем временем продолжалось, и ученики с энтузиазмом пытались превратить сушеные лягушачьи лапки в шоколадных лягушек. У кого-то из студентов получилось сделать шоколадными только лапки, а гриффиндорец Генри Поттер превратил лапку в целую лягушку, но она не прыгала. У Сигнуса и Рудольфуса лягушки были шоколадными и при том живыми, но хромали на все четыре лапки. Профессор Дамблдор, тем не менее, удовлетворенно кивал всякий раз, когда видел хоть чей-то малейший успех и не скупился на баллы и похвалы, при этом неустанно объясняя.

— Сосредоточьтесь на конечной цели. Как можно лучше нарисуйте в мыслях образ той шоколадной конфеты, которую вам так хочется съесть.

К концу урока у половины учеников наметились сдвиги, и усилия увенчались первыми результатами, поэтому почти все студенты, не только гриффиндорцы, но и слизеринцы, и даже Том Реддл, не без оснований опасавшийся именно этого педагога, сошлись во мнении, что профессор Дамблдор умеет доходчиво и при том нескучно подать материал. В конце занятия ученики получили задание к следующему уроку самостоятельно отработать превращение спичек в иголки.

— Непременно вспомните то состояние концентрации, когда вам уже удавалось совершить превращение. Запомните его, тогда и другие метаморфозы непременно будут вам по плечу.

Среди предметов, изучаемых в волшебной школе, была история магии. Ее преподавал профессор Бинс — привидение, а не живой человек. Казалось, что было невозможно отыскать более скучного монотонного голоса, которым этот учитель читал свои лекции. Неудивительно, что половина класса просто засыпала под этот голос и скрип перьев другой половины, которая, неприкрыто зевая и изо всех сил борясь со сном, пыталась что-то записывать и конспектировать. Том Реддл же был одним из немногих студентов, которым этот предмет все же нравился. Во всяком случае, когда многие студенты с трудом выполняли задание написать эссе о том или ином историческом событии, исписав при этом не меньше метра пергамента, Реддл, словно играючи, выдавал полутора-двухметровое сочинение.

Преподаватель травологии и декан Пуффендуя, профессор Смит — неприметный и скромный волшебник невысокого роста, чья серая мантия частенько была испачкана землей, тоже был вполне доволен Реддлом и неизменно награждал положенными баллами за обстоятельные и точные ответы на вопросы о волшебных растениях и их свойствах. Уроки эти проходили в волшебных теплицах, где студенты сажали, пересаживали, поливали и ухаживали за цветами, травами и кореньями. Волшебные палочки тут требовались нечасто, но здесь Том вовсе не выглядел безруким неумехой по той простой причине, что волшебники, особенно чистокровные, не могли работать руками так умело и ловко, как это удавалось маглам.

И уж тем более у преподавателя зельеварения и декана родного Слизерина, профессора Слизнорта, к Тому не было никаких претензий. Напротив, чародей понял, что видит перед собой лучшего ученика факультета, а может и всей школы.

Одним словом, на каждом занятии Том все больше и больше убеждался, что попал в свой мир, а Хогвартс становился ему с течением дней все роднее и ближе.

В один день, войдя в гостиную, Реддл сразу же отметил среди первокурсников какое-то необычное оживление. Они явно что-то с увлечением обсуждали, а голоса Родольфуса и Сигнуса раздавались громче остальных.

— Завтра начинаются уроки полетов! — Восторженно кричал Дольф и даже подпрыгивал от радости. — Наконец-то!

— Вдвойне приятно, что преподавать будет… Угадай, кто? — Голос Сигнуса Блэка был спокойнее и тише, но скрыть свое довольство от предвкушения занятий он не мог.

— Не знаю! — Отвечал Лестрейнж.

— Ну, подумай! — Тон Блэка впервые стал теплее.

— Ну, не знаю, ну, кто? — Нетерпеливо допытывался Родольфус.

— Мисс Флай! — Громогласно и самодовольно выпалил Сигнус, позабыв про всякую сдержанность.

— Что? Не может быть! Сама мисс Флай?! — Не мог поверить Руди.

— Вот именно!

— Но как так? Ведь она же капитан наших непобедимых “Пушек Педдл”.

— Ты хоть бы иногда “Ежедневный пророк” читал! В этом году она уходит из профессионального квиддича, завоевав все звания и кубки, которые только можно. Однако ей уже становится тяжело соперничать с более молодыми игроками, ведь ей уже за пятьдесят! И она не хочет, чтобы ее звезда медленно гасла на предстоящих турнирах, вот и уходит на пике славы.

— Но она могла бы стать председателем Национального клуба по квиддичу и тренировать сборную страны.

— Безусловно, ей предлагали этот пост, но она отказалась, заявив, что ей интереснее искать юные таланты как драгоценные камни, чем огранять уже имеющиеся.

— Вот и здорово! Ах, как бы хотелось обратить на себя ее внимание и попасть на следующий год в команду факультета.

— А почему нет? Мы ведь неплохо летаем! Вот только не помешало бы заменить наши “Чистометы-3” на “Чистометы-4”!

— Я непременно попрошу у родителей к следующему Дню рождения.

— Разумное решение, Дольф! Пожалуй, и я последую твоему примеру.

Тут оба наконец-то заметили Тома, который за все время этого увлеченного разговора не произнес ни звука, однако не упустил ни единого слова.

— А это ты, Реддл? — Бросил Сигнус, пренебрежительно глядя на собеседника сверху вниз из под тяжелых век. — Ну, посмотрим же, как шелудивые полукровки будут играть в истинно волшебный спорт!

— А я, Блэк, с удовольствием посмотрю, как ты используешь последний шанс исполнить мамочкин наказ не посрамить чести семьи, а то тебе все никак не удается, хоть умри. — Усмехался Реддл в ответ, и кое-кто из присутствующих улыбнулся, став свидетелями подобного конфуза. От такого ответа Сигнус чуть дара речи не лишился.

— Да чтоб тебе… Ешь слизней! — Яростно крикнул он.

— Протего! — Быстро среагировал Реддл.

В ту же секунду Блэк согнулся в три погибели, схватившись за живот, потом смачно икнул, и из его рта на серо-зеленый ковер, которым был устлан пол гостиной, упал огромный слизняк. Прошло несколько секунд — такое же явление. Какое-то время все стояли в недоумении, но едва Абраксас Малфой собрался было отвести Сигнуса в школьный лазарет, как в гостиную вошел профессор Слизнорт.

— Что здесь происходит? — Недоумевал декан.

— Профессор, — спокойно отвечал Том. — Блэк, кажется, не в себе. Слизняками бросается, которых приходится отражать.

Профессор Слизнорт внимательно посмотрел сначала на Сигнуса, потом на все еще безмолвно стоящих одноклассников.

— Как вы могли, мистер Блэк! — Укорил учитель. — Мало мне постоянных стычек между Слизерином и Гриффиндором, да тут уж ничего не поделаешь, от самих Основателей такое продолжается. Но чтобы вот так затевать ссору со своим же однокурсником и товарищем? Срам какой! Разве подобное поведение достойно благородного чистокровного мага? Имейте в виду, что так вы никогда не выиграете соревнования между факультетами. Я снимаю со Слизерина двадцать очков, мистер Блэк и надеюсь, что впредь вы будете умнее. А теперь идемте быстро в больничное крыло, иначе вряд ли сможете завтра присутствовать на уроках полетов.

— Спасибо, сэр! — Нехотя поблагодарил профессора Сигнус.

Когда декан и студент вышли, заговорил, наконец, Родольфус.

— Может, отправимся спать? Завтра мы все должны быть в хорошей форме. Не хватало еще, чтобы гриффиндорские кошки подняли нас на смех!

Против таких доводов было трудно возражать. Через пару минут в гостиной не было уже ни одного первокурсника: все они решили лечь раньше обычного.

* * *

Проснувшись утром и быстро одевшись, Том спустился в Большой зал, где уже был приготовлен завтрак, к которому подоспели преподаватели, и постепенно подтягивались немногочисленные студенты — ранние пташки. Реддл, любивший жареный бекон и яичницу, на этот раз решил ограничиться пудингом и небольшим куском отварного мяса, ведь первым по расписанию был урок полетов, и чрезмерно сытная трапеза перед ним вряд ли была уместна.

В Хогвартсе имелось большое поле для игры в квиддич. О ней Том уже прочитал в “Истории квиддича”, никого особо не расспрашивая, и знал теперь столько же, сколько и другие студенты. Это была спортивная игра, в которой участвовали две команды, в каждой из которой по семь игроков. Они играли четырьмя мячами. Трое загонщиков пытались забивать голы в одно из трех колец, расположенных на высоте пятьдесят метров над землей. Задачей вратаря было отбивать самый большой мяч — квоффл. Два мяча-бладжера на протяжении всего матча гонялись за игроками, выбивая их из игры. Поэтому двое загонщиков в каждой из команд должны были защищать от них своих игроков. И, наконец, ловец — чуть ли не ключевая фигура — занимался лишь одним делом. Он ловил самый маленький и быстрый мячик — снитч. За это команде засчитывали сразу сто пятьдесят очков, как за пятнадцать забитых голов, и при этом ловец, поймавший снитч, завершал игру. Такова была эта захватывающая, увлекательная, но при этом довольно опасная игра на метлах, участники которой порой демонстрировали невероятные трюки в воздухе. Реддл изучил не только правила, но и был в курсе, какая команда в этом сезоне является фаворитом и претендует на Национальный кубок квиддича. Тут Тому пришлись очень кстати несколько номеров “Ежедневного пророка” за последние пару лет. Газеты мальчишка изучил накануне вечером в архиве школьной библиотеки для того, чтобы быть в курсе спортивной жизни волшебного мира, хотя никакого особого трепета и восторга это у него не вызывало.

На земле в ряд лежало несколько десятков метел, вокруг которых уже начинали толпиться ученики в ожидании урока. Он в этот раз должен был проходить у слизеринцев вместе с гриффиндорцами. За первый месяц учебы в Хогвартсе Том без всяких пояснений и чьих-либо рассказов понял, что факультет Слизерин, на который он сам пожелал распределиться, держится и всегда держался несколько обособленно. Его студенты, среди которых было много представителей древних, раздувающихся от спеси, чистокровных родов, относились к ученикам других факультетов весьма высокомерно и презрительно, притом без всяких оснований. Потому ни когтевранцы, ни пуффендуйцы, ни, тем более, гриффиндорцы слизеринцев не жаловали, и они платили тем же.

Наконец, когда собрались все студенты, на поле показалась и сама мисс Флай — красивая женщина с белокурыми волосами, голубыми глазами и стройной поджарой фигурой. С самых первых секунд все ученики были поражены ее легкой, словно летящей походкой. Казалось, что она не идет, а как будто плывет по земле, а ноги ее были скрыты подолом колыхающейся мантии. Дружелюбно поприветствовав учеников и пожелав им удачи, мисс Флай велела им взять в руки метлы.

— Вытяните руку вперед и четко скажите: вверх! Тут же “Чистомет-4” оказался в руках у летуньи, а студенты, следуя ее примеру, призывали свои метлы. Смотря на гриффиндорцев, Том не мог не признать, что дела у них идут просто лучше некуда. Уже с первой попытки примерно половина из них смогли взять метлы и с нетерпением ждали, когда им будет позволено взлететь. Слизеринцы, не желая ударить в грязь лицом, делали попытки совладать с летающим транспортом. При звуке сигнального свистка мисс Флай Генри Поттер, а за ним с десяток других юных волшебников поднялись в воздух. В их числе были и Родольфус с Сигнусом.

— Давай к нам, Том! — Весело кричал Лестрейнж, чувствуя себя в воздухе как рыба в воде. Сигнус лишь презрительно усмехнулся.

— Зря стараешься, Реддл! — засмеялся Генри, пролетев над головой Тома и делая кувырки в воздухе. — Змеюки умеют только ползать и пресмыкаться.

— Неужели? — Невозмутимо отозвался Том, скрывая за спокойным тоном закипающую в сердце злобу. — Не знал, что облезлые кошаки отрастили крылья!

— Немедленно прекратите! — строго прикрикнула на обоих мисс Флай. — Или ваше знакомство с квиддичем завершиться, даже не начавшись. Продолжайте попытки, мистер Реддл!

Тут Том наконец-то заставил свою метлу подняться, и ее рукоять оказалась в руках у мальчика. Оседлав ее, Реддл взлетел, но чувствовал себя очень неуверенно, и поэтому не разгонялся и не откалывал эффектных номеров. Ему действительно было некомфортно. Высокий рост в сочетании с худобой сильно мешали, не позволяя ни найти наиболее аэродинамичное и удобное положение, ни развить хорошую скорость. А между тем Том вспомнил, что ему однажды удалось каким-то неведомым образом летать. Летать вообще без метлы! Вот, только он не мог это контролировать. Пока не мог, но был уверен, что обязательно когда-нибудь сумеет.

— Научусь еще и не такому! — Пообещал самому себе Реддл, приземляясь на землю и глядя на продолжающих свои полеты студентов.

По окончании урока многие были просто в восторге, ошалев от ощущения высоты, быстроты и пребывания между небом и землей. Генри Поттер проделал напоследок “мертвую петлю”, вошел в штопор и, легко выйдя из него, эффектно приземлился под восхищенные возгласы гриффиндорцев. Родольфус и Сигнус в свою очередь крутились вокруг метлы и заставили свои метлы вертеться вокруг трех осей поочередно, демонстрируя “бочки”. Слизеринцы одобрительно захлопали в ладоши.

— Великолепно, мистер Поттер! Замечательно, мистер Лестрейнж! Очень хорошо, мистер Блэк! — Похвалила каждого мисс Флай. Вижу в каждом из вас неплохой потенциал, а также, что вы уже успели порядком полетать. Со следующего года буду непременно рекомендовать вас капитанам факультетских сборных.

На Тома же преподаватель по понятным причинам не взглянула, что было совсем не по нутру этому амбициозному мальчишке. Но он никак не выразил своей досады, помня о данном себе обещании и будучи уверенным, что его час еще не настал.

После урока полетов слизеринцы отправились на свое первое занятие по защите от темных искусств. Декан Когтеврана — профессор Вилкост — была хоть и строга, но приветлива со студентами.

— Кто мне скажет, что по сути из себя представляют темные искусства?

Том, как всегда, поднял руку.

-Слушаю вас, мистер Реддл! — Благосклонно кивнула профессор, позволяя Тому говорить.

— Это разновидность магии, направленная на намеренное причинение вреда другому волшебнику или маглу с целью извлечения для себя какой-либо выгоды.

-Правильно, мистер Реддл. Пять очков Слизерину. Тогда скажите, какими способами может оказываться это воздействие?

— С помощью заклинаний, волшебных артефактов с наложенным на них проклятьем или же с использованием некоторых зелий. В общем, спектр достаточно широк.

— Верно! Еще пять очков Слизерину.

После этих слов преподаватель ожидала, что Том сядет, но он продолжал стоять, как будто бы желал сказать что-то еще, но не решался или же просто думал, как лучше сформулировать свою мысль. Заметив это, учитель сказала.

— Вы хотите о чем-то спросить, мистер Реддл?

— Да, профессор! — Отозвался Том.

— Ну что же, милости прошу!

— Скажите пожалуйста, профессор, а насколько глубоко мы будем изучать сами темные искусства? — Небрежным тоном поинтересовался Том, так словно бы спрашивал из простого праздного любопытства.

— Глаза преподавательницы сразу сделались серьезными, пристально рассматривающими ученика.

— Мистер Реддл, — жестко заговорила она, — в Хогвартсе темную магию не изучают. Книги по ней хранятся только в запретной секции, и взять их оттуда могут только преподаватели, либо студенты старших курсов, специализирующиеся на защите от темных искусств. Откуда у вас столь нездоровый интерес к черной магии, да еще в столь юном возрасте?

— Нет-нет! — Поспешно отвечал Реддл, приветливо улыбаясь и немного отводя в сторону глаза. — Эта разновидность магии как таковая меня не интересует. Я просто рассудил, профессор, что для того, чтобы хорошо защищаться от врага, нужно досконально знать его методы и оружие. Ну, а учиться этому во время боя — обрекать себя на поражение. Хотя, может, я и не прав, профессор. Должно быть, ошибся, простите. — Последними словами Реддл очень хорошо подготовил себе путь к отступлению и возможность в случае чего пойти на попятную. Но он при этом явно лукавил. Просто говорил то, что, на его взгляд, собеседнику хотелось, а это очень хороший способ расположить к себе. И в то же время он с удовольствием заметил, что щеки профессора Вилкост на какое-то время вспыхнули румянцем, говорящем о смущении. Мальчик хорошо понимал, что учителю есть, что сказать ему, но не сейчас. Догадка его подтвердилась, когда профессор Вилкост после урока попросила его ненадолго задержаться.

— Простите еще раз, профессор, если сказал что-то не то! — Снова заговорил Реддл, надеясь этими словами вывести учителя на дальнейший разговор.

— Нет, Том! — Спокойно отвечала она, жестом приглашая студента сесть за соседний с учительским стол. — Я вовсе не сержусь на вас. Напротив, — тут ее голос зазвучал тише и глуше, — вы, похоже, очень умны и в своих высказываниях в чем-то даже правы. В свое время я работала в Отделе магического правопорядка при нашем Министерстве Магии. Знаете, некоторые из тамошних мракоборцев вполне разделяли вашу точку зрения. Когда им столько раз доводилось видеть, на какие, порой, ужасные злодеяния способны черные маги, то в их сердцах часто разгорался совершенно праведный, на мой взгляд, гнев, а вместе с ним и желание применять к ним темные и даже непростительные проклятья, а сопливая щепетильность по отношению к ним совершенно лишняя и только лишь связывает руки и даже приводит к лишним жертвам. Но таких мракоборцев, сразу скажу, меньшинство. Остальные считают, что сама мысль об использовании темной магии даже в благих целях порочит звание мракоборца. Вы даже представить себе не можете, какие порой разгорались по этому поводу споры…

— И поэтому вы покинули Отдел магического правопорядка, будучи в меньшинстве? — Догадался Том.

Надо сказать, что еще до того, как профессор Вилкост упомянула о Запретной секции в библиотеке, Реддл уже думал о том, как бы получить доступ к хранящимся там книгам. Но такое было возможно только если получить официальное разрешение от кого-то из преподавателей и заверить его как минимум у декана своего факультета или даже у директора. Реддл с каждым днем все сильнее понимал, что эта область магии притягивает его как магнит, но мальчишку это вовсе не пугало, и он хотел любой ценой добиться своего. И вот теперь, похоже, понял, как именно это сделать. Пожалуй, можно будет добиться официального разрешения от преподавателя защиты от темных искусств. Но не сейчас. Том был достаточно терпелив и при этом не желал спугнуть профессора.

“Что же,” — подумал Реддл. — “Сейчас или через год. Не вижу большой разницы. Сейчас для меня в библиотеке есть и другие книги, достойные изучения. А темные искусства от меня никуда не уйдут. А вот добиваться расположения профессора Вилкост можно уже сейчас. И не только с помощью магии.”

— Простите, профессор! — Умело изображая деликатность и тактичность, заговорил Реддл. — Я, кажется, сказал что-то лишнее, и вопрос мой совсем неуместен. Ведь это меня не касается. Не сердитесь, пожалуйста!

— Ну, что вы, мистер Реддл! Трудно сердится на столь воспитанного студента. Теперь меня даже не беспокоит тот факт, что вы своим проницательным умом догадались о вещах, которые мне не хотелось бы раскрывать. — Преподаватель улыбалась, но в ее глазах Том все же заметил тревогу, и в словах учителя звучала хорошо завуалированная просьба.

— Ну, конечно, профессор! — Мальчишка понимающе кивнул. — Вы можете полностью довериться мне, и из моих уст никто ни о чем не услышит. — Том точно четко понимал сейчас, что преподавательнице нужен именно такой ответ..

— Благодарю вас, Том! А теперь ступайте, не стану вас больше задерживать. Иначе вы опоздаете на свой следующий урок и лишитесь баллов.

— Спасибо, профессор! — Реддл кивнул на прощание, красиво и довольно улыбнулся и вышел из класса.

* * *

Прошло несколько месяцев. Жизнь в Хогвартсе как для преподавателей, так и для студентов текла своим чередом и давно уже вошла в свою колею для Тома Марволо Реддла. Приближалось Рождество, а вместе с ним и каникулы. Но не успел еще закончиться первый семестр учебного года, как непонятно каким образом распределенный на Слизерин ученик без роду без племени прослыл, причем, бесспорно, лучшим студентом не только на своем факультете, но и на всем курсе. Все учителя в один голос утверждали, что мальчик необыкновенно талантлив, а кроме того, весьма прилежен и трудолюбив. Сокурсники-слизеринцы, особенно отпрыски чистокровных знатных магов, первое время, конечно, воротили носы от неведомой темной лошадки, однако, когда после первых недель учебы стало ясно, что добрую половину баллов, заработанных первокурсниками для змеиного факультета, приносил Слизерину Том, то все они прониклись к Реддлу уважением, за исключением, пожалуй, одного Сигнуса Блэка, из кожи вон лезшего, чтобы стать лучшим учеником, но без успеха. Даже гриффиндорцы, у которых со слизеринцами регулярно были совместные уроки, невольно восхищались, когда Тому с поразительной легкостью давались почти все волшебные науки, и завороженно наблюдали за небрежными взмахами волшебной палочки, творящей просто чудеса.

До самой поздней осени сборные по квиддичу всех четырех факультетов не прекращали свои тренировки. Слизеринцам в этом сезоне удалось одержать победу над командой Когтеврана, а гриффиндорцы разнесли в пух и прах Пуффендуй. Матчи же между Гриффиндором и Слизерином, а также между Пуффендуем и Когтевраном должны были состояться только весной. Но это обстоятельство никто из квиддичистов во внимание не принимал, когда выходил со своей командой на поле вне зависимости от того, благоприятствовала этому погода или нет. В один из дождливых дней слизеринцы возвращались с тренировки. Том и Родольфус видели, как они, вымокшие до нитки, шли по коридору, который вел в родные подземелья.

Тут послышался неприятный скрипучий голос, знакомый каждому студенту Хогвартса. Он принадлежал Филчу, строгому смотрителю и заведующему хозяйством школы, всегда угрюмому и вечно изливающему на учеников свое недовольство. Кроме того, он никогда не скрывал радости, если ему удавалось поймать какого-нибудь ученика за нарушением школьных правил.

— Что это вы тут наследили, негодники этакие? — Возмущался завхоз. — Убирать мне тут за вами! — Не переставал ворчать он, с неприязнью глядя на грязную обувь и сырые плащи, с которых текла вода. Слизеринцы, не скрывая своего презрения, смотрели на Филча и, напрочь игнорируя его слова, спускались в подземелья. За ними следовали и Том с Родольфусом.

— Сквиб презренный! — Фыркнул Висент Мальсибер, шестикурсник и капитан команды, ловец.

— Такому и напакостить не грех, а благо! — Вторил ему Энтони Флинт, один из загонщиков.

— Займись-ка! — одобрительно кивнул Мальсибер, и вся команда расхохоталась.

— Привет, ребята! — Весело и непринужденно поздоровался со всеми семерыми Родольфус.

— Привет, малец! Что, пойдешь в следующем году в команду? Летаешь классно!

— Конечно пойду1

Щеки Родольфуса залились румянцем.

— Ну а ты, Том, неустанно зарабатываешь баллы для Слизерина?

— Конечно!

— Ты бы видел, Винс, — добавил Флинт, — как ему удаются манящие чары. Закачаешься! Предметы, будь они хоть за полкилометра, летят к нему, точно примагниченные. А ведь это, если память мне не изменяет, входит в программу лишь четвертого курса.

— Откуда ты знаешь? — Насторожился Том.

— Да случайно увидел, как ты в пустой гостиной заклятие отрабатываешь, когда после обеда все на прогулку отправились. Я за метлой своей в спальню вернулся, вот и увидел тебя.

— А, понятно! — Отвечал Реддл, думая о том, что надо будет вести себя поосторожнее.

— Ну, с его способностями, — пояснял тем временем Мальсибер, — в сочетании с умом и упертостью, это неудивительно. Скажи, Том, кем были твои родители? Они ведь из наших, так?

— Я с рождения сирота и не помню их. Но мой отец был волшебником.

— Ты уверен? — Задумчиво проговорил Мальсибер. — Лично я никогда не слышал о Реддлах, да и другие тоже.

Тому этот разговор становился явно не по нутру, и он решил ускользнуть под каким-нибудь благовидным предлогом.

— Ну, ладно, мы, пожалуй, пойдем. Да и вам бы не мешало сменить одежду и обсохнуть.

— Что правда, то правда! Идем, ребята! — И вся команда направилась в раздевалку. Реддл же не тронулся с места.

— Том, пошли! — Торопил его Родольфус.

— Подожди! Мальсибер назвал завхоза Филча сквибом. Что это значит?

— Ну, сквибы — это те, кто родился в семье магов, но сам при этом волшебной силы лишен и поэтому колдовать не может. Как бы маглокровка наоборот . Слыхал, как он раскудахтался, когда ему команда в коридоре натоптала. А все потому, что убирать придется руками.

— И ученикам он завидует, потому на дух их не переносит, так? — Догадался Реддл. — Но если Филч не получал приглашение в Хогвартс, как тогда он мог оказаться в школе?

— Видишь ли, о сквибах вообще стараются помалкивать, потому что родить его считается позором. А им самим жизнь среди волшебников и вовсе не сахар. Поэтому чаще всего чародеи стараются пристроить их в мир маглов, где они чувствовали бы себя повольготнее. Но в случае с Филчем, скорее всего, не обошлось без помощи какого-нибудь сердобольного маглолюба, вроде Дамблдора, нашедшему подходящее занятие для этого убогого.

— Зато волшебники с удовольствием принимают в Хогвартс потомков этих бездарей! — Презрительно фыркнул Реддл.

У самого Реддла сердце на мгновение сжалось от мысли, что и его родители были такими вот никчемными созданиями, которых отправили к маглам. Но он тут же отогнал от себя эту мысль. “Нет-нет, тогда у меня вряд ли были бы такие способности и волшебный потенциал. Надо разузнать об отце как можно скорее. Я и так слишком долго тянул!” — лихорадочно думал Реддл.

— Ты как всегда проницателен, Том! Именно так большинство колдодемографов объясняют тот факт, что у маглов иногда рождаются волшебники. Это либо непосредственно дети самих сквибов, либо дети этих детей. Ладно, Том, хватит уже стоять тут на проходе. Пошли уже спать, а то опоздаем завтра на заклинания, и нам влетит от профессора Стрикт.

— Ступай, я сейчас подойду! — Медленно и задумчиво ответил Реддл. Было ясно, что мальчика осенила какая-то мысль, очень важная для него. Он и впрямь крепко задумался. Пожалуй, сквиб этот может сослужить хорошую службу. Том даже не думал отказываться от своего намерения проникнуть в запретную секцию при огромной библиотеке Хогвартса, ибо его неодолимо тянуло туда. И хотя Реддл уже точно представлял себе, кто может дать ему официальное разрешение на посещение этого отдела, он при этом также хорошо осознавал, что придется подождать приличное время, и удачный случай представится еще не скоро. Ведь младшекурсникам такого разрешения отродясь никто не давал. А сейчас Тому представлялась возможность проникнуть в запретную секцию, пусть и без чьего-либо ведома, тайком. Мальчишка знал, что Филч каждую ночь патрулирует коридоры Хогвартса, без всякой нужды дублируя дежуривших старост и преподавателей. Завхоз испытывал вполне объяснимую радость, если ему удавалось поймать какого-нибудь нарушителя правил. Но можно было попробовать его умаслить. Конечно, Реддлу не доставляло никакого удовольствия ломать комедию перед этим ничтожеством, изображая рьяного маглолюба и сочувствующего сквибам мага. Но игра стоила свеч: если сделать так, чтобы Филч смотрел бы на его ночные похождения сквозь пальцы, то Реддл непременно воспользовался бы этим шансом.

Размышляя таким образом, Том снова вернулся в коридор, где бедолага-сквиб неловко пытался вымыть с помощью рук и тряпки грязный истоптанный пол.

— Добрый вечер, мистер Филч! — Вежливо поздоровался студент.

— Что тебе нужно? — Сварливо осведомился завхоз. — Марш живо в свои пенаты, а не то учителям скажу! Будешь знать, как шляться в неположенное время.

Реддла внутри передернуло от отвращения, но он умело это скрывал, а на его тонких губах играла улыбка.

— Время еще не совсем вышло, так что я мог бы облегчить вам задачу! — Невозмутимо отвечал Том, пропуская мимо ушей и грубые слова, и недовольный тон.

— Позвольте мне! — Приветливо сказал он, доставая из рукава волшебную палочку. — Эванеско!

Все лужи и грязь мгновенно исчезли, а каменный пол заблестел чистотой так, как будто его тщательно выдраили к какому-нибудь празднику.

— Спасибо! — Сухо поблагодарил завхоз.

— Да не стоит благодарности! Вы всегда можете обратиться ко мне, мистер Филч!

На угрюмом лице блюстителя школьных порядков заиграла широкая улыбка.

— Первый раз слышу, чтобы ученик так уважительно разговаривал со мной.

— Просто я понимаю, как вам тяжело. И очень сочувствую.

Реддл хорошо подобрал слова, именно то, что Филч и хотел бы услышать.

— Можете всегда обращаться ко мне за помощью, если придется совсем туго.

— Премного благодарен, но тебе-то самому что-нибудь нужно?

— Ну что вы, совсем ничего! — продолжал улыбаться Реддл в ответ на слова Филча. — Вот только…- Тут мальчишка притворно замялся, а лицо сразу сделалось задумчивым и удрученным. — Я не решаюсь признаться…

— Да говори же! — Торопил завхоз.

— Хорошо, я скажу вам по секрету, мистер Филч. Видите ли, мне иногда не спится ночью. Просто не хочется, право слово! Вот я и выхожу в пустую гостиную, пробую и отрабатываю какое-нибудь заклинание. Иной раз даже в коридор тянет выйти, но ведь нельзя.

— Да ради Мерлина! — Пробурчал Филч. — Можешь бродить, коли охота! Если хочешь, могу даже сказать, кто из преподавателей, когда и как патрулирует коридоры по ночам, чтобы тебе ни на кого не нарваться.

— О, вы очень добры, мистер Филч! — Придавая голосу дружелюбие, благодарил Реддл.

— Не стоит. Но сейчас тебе лучше все же пойти в гостиную факультета.

— Конечно1 — И даже не пряча своего торжества, Реддл направился в общую комнату, где его ждал Родольфус.

— Ты что так долго, Том?

— Я нашел способ попасть в библиотеку среди ночи.

— Да ну! — Не поверил Лестрейнж. — И Филч не наябедничает? Какой же магией ты уже овладел, что сумел приручить этого Цербера?

— Здесь можно обойтись вообще без магии. — Последовал уклончивый неопределенный ответ.

Уже на следующую ночь Том решил отправиться в библиотеку и попробовать пробраться в запретную секцию. Бесшумно встав с постели, он взял волшебную палочку и стал тихо шептать заклинания.

— Акцио, мантия! — И одеяния тут же оказалось в руках у мальчика, и ему не пришлось искать ее в темноте. Манящими чарами, которые студенты изучают только на четвертом курсе, Том уже вполне овладел.

— Люмос! — На кончике волшебной палочки вспыхнул огонек, интенсивность которого можно было регулировать. При его свете Реддл натянул мантию прямо поверх пижамы.

Эти и еще другие заклинания тщеславный и своенравный Реддл самостоятельно освоил несколько дней назад по учебникам для более старших курсов, которыми вполне можно было воспользоваться в той же библиотеке. Иногда учеба казалась студентам скучным занятием, но только не Реддлу. Для него это все было как игра: увлекательная и невероятно азартная, в которой овладеть какой-либо новой волшебной премудростью — все равно, что взять препятствие и в очередной раз получить подтверждение своим выдающимся способностям.

Одевшись, Том направился к двери, но тут услышал обращенный к нему шепот соседа по спальне.

— Куда это ты собрался, Том?

Реддл недовольно вздохнул, но все же решил ответить, зная, что Лестрейнж не выдаст его.

— В запретную секцию!

— Ты с ума сошел! Если Филч тебя поймает, то за такое серьезно накажут! — Повысил голос Родольфус.

— Силентио! — Прошипел Реддл, и губы его собеседника мгновенно оказались под воздействием заклятия немоты, хотя и продолжали беззвучно шевелиться.

— Филч никому ничего не скажет, даже если я в его комнату заявлюсь и погром там устрою. А вот тебе лучше самому замолчать, или заклятием заставлю. Понял?

Дольф только кивнул.

— Вот, и отлично!- Ухмыльнулся Реддл, снимая заклинание.

— Том, я с тобой пойду! — Тихо прошептал Родольфус.

— Спятил?

— Нет-нет! Я не пойду в саму секцию, но могу у дверей покараулить и предупредить в случае чего.

— А сам не боишься наказания? — Медленно проговорил Реддл, глядя Дольфу в лицо.

— Я не хочу, чтобы ты попался! — Искренно и не задумываясь, отвечал Лестрейнж.

— Хорошо! — Сказал Том после секундного раздумья. — Пойдем вместе.

Оба вышли в темный пустой коридор, дошли до лестницы, поднялись по ней и оказались в Большом зале. Реддл поманил Родольфуса на другую лестницу, которая вела на второй этаж, где и располагалась библиотека. И тут оба сначала увидели огонек под ними, а потом слух уловил звук шагов. Огонек медленно пересек Большой зал и скрылся в направлении подземелий и помещений Слизерина.

— Дамблдор! — Неприязненно произнес Том. — Сегодня его очередь патрулировать коридоры. Сейчас он спустится в подземелья и пробудет там довольно долго. Ну, а мы пока проникнем в библиотеку.

— Слизеринцев пошел караулить! — Фыркнул Родольфус. — Лучше бы своих гриффиндорцев так пас. Вот уж кто любители ночных вылазок!

Говоря так, мальчишки уже подходили к двери библиотеки, как вдруг неожиданно перед ними возник завхоз.

— Мистер Филч, это я, Реддл! — Поспешил подать голос Том.

— Вижу, мистер Реддл. Но вы не сказали мне, что с вами будет кто-то еще. О нем я вынужден сообщить преподавателю, который сейчас дежурит.

— Не надо, прошу вас! — Взмолился Родольфус. — Я его друг.

— Это правда? — Строго спросил блюститель школьных правил у Тома.

— Да, это мой друг! — Ответил Том после короткой заминки. Произнося эти слова, Реддл лукавил. Хотя за первый семестр учебы у Тома сложились довольно ровные и спокойные отношения не только с однокурсниками и преподавателями, но и даже со студентами других факультетов, однако настоящей дружбы и доверия у Реддла не было ни с кем, а он к этому и не стремился. Никому не доверял, ни с кем не откровенничал и вообще предпочитал, как и в приюте держаться немного особняком. Для себя Реддл раз и навсегда решил, что после Мэри друзей он себе не заведет, потому что даже лучшие из них могут оставить. Однако, в отличие от приюта, в Хогвартсе у Тома были приятели: Родольфус Лестрейнж, Абраксас Малфой, Друэлла Розье, а кроме того, ученики с других курсов Слизерина. Даже староста Грегори Нотт выделял его среди первокурсников за то, что приносимые им баллы во многом способствовали выходу Слизерина в лидеры по борьбе за первенство факультета в этом году. Но Родольфуса Том все же несколько выделял для себя среди остальных за искреннюю привязанность к нему Лестрейнжа, а ему этого было достаточно. Однако и Том извлекал для себя пользу от общения с однокурсником. Дольф был из благородной семьи чистокровных магов и воспитание получал соответствующее. Реддл уже умел располагать к себе людей, когда хотел, а от Родольфуса перенимал светскую учтивость и изящные манеры, которых ему не доставало. Кроме того, чистокровный однокурсник был просто кладезем ценной информации о волшебном мире, которую нельзя было почерпнуть из книг. Ею Лестрейнж охотно делился и при том никогда не высмеивал за могущие показаться нелепыми вопросы.

Филч тем временем придирчиво осмотрел Дольфа, потом бросил взгляд на Реддла и, наконец, ответил.

-Хорошо, Том. Пусть идет с тобой, но, чтобы больше никого.

— Как скажете! — Спокойно отвечал Реддл, по тону которого сейчас совсем невозможно было понять ни его истинного отношения к собеседнику, ни даже вообще предположить, какие мысли копошатся у него в голове. Приятели отправились дальше по коридору и вскоре оказались у дверей школьной библиотеки, которые были закрыты.

Родольфус уже открыл было рот, чтобы сказать, что, попасть внутрь у них, скорее всего, не получится, как Том приложил палец к губам, жестом призывая молчать.

— Алохомора! — Четко выговорил Реддл, и дверь открылась.

— Здорово! — В очередной раз восхитился Лестрейнж, и мальчики вошли внутрь. Они быстро миновали знакомый зал со множеством стеллажей и шкафов, оказавшись перед еще одной дверью, тоже закрытой. Однако и она распахнулась, стоило только произнести заклинание. Том и Родольфус вошли внутрь комнаты. Реддл зажег свет на кончике волшебной палочки и осмотрелся. Помещение, в котором они оказались, было намного меньше зала основной библиотеки, но все же Реддл был сильно удивлен, что по темным искусствам написано не так уж и мало книг, стоящих на полках стеллажей. Взгляд Тома быстро и привычно пробегал по их корешкам:

“Развитие и упадок темных искусств”

“Темные артефакты и их воздействие на жертву”

“Реестр запрещенных волшебных зелий и их рецептура”

“Темные заклинания”

“Способы противостоять мракоборцам. Издание 13-е”

Реддл был явно в восторге, но тут Родольфус указал ему на какой-то странный отблеск в глубине комнаты. Мальчишки подошли к нему поближе и увидели, что это зеркало в серебристой раме, которое отражает собой свет от волшебной палочки Тома. На большой раме была странная надпись: еиналеж.

— Что это? — Опасливо поинтересовался Родольфус.

— Не знаю! — Холодно отвечал Реддл, пристально всматриваясь в гладкую прозрачную поверхность, не в силах оторвать от нее глаз. Перед глазами Тома был красивый юноша, похожий на него. Нет, не похожий, а он сам, только старше, и на груди у него был значок старосты Слизерина, а потом и всего Хогвартса, в руках же — Кубок школы, означающий звание лучшего ученика. Потом поверхность зеркала замутилась на короткое время, но уже через несколько минут снова появилось четкое изображение: большой длинный стол, за которым сидят волшебники, чистокровные волшебники из самых древних влиятельных родов — Лестрейнж, Малфой, Нотт и, конечно же, Блэк. Все они почтительно склоняют головы перед тем, кто сидит во главе стола, называя своим повелителем. И повелитель этот — не кто иной как он — Том Марволо Реддл, к тому же обнаруживший, что у него в роду есть великие предки. Потом картина снова сменилась, и вот прямо перед Реддлом стоит страшная сгорбленная старуха в длинном плаще и с лицом-черепом. В руках она крепко держит острую косу и с силой замахивается на него. Однако каждый раз попытки ее сразить Тома терпели крах, и она, наконец, сказала.

— Прощай, я так и не одолела тебя.

Но тут снова заговорил Лестрейнж.

— Том, что это за зеркало такое? Я вижу себя капитаном факультетской команды, а затем и председателем Национального клуба по квиддичу.

Реддл тем временем внимательно осматривал серебряную раму и читал странную надпись, но не с начала, а с конца, словно бы она была зеркальным отражением оригинальной фразы: я показываю не отражение, а самую затаенную надежду.

— Это зеркало “желание”. — Отвечал Том, перечитывая странное доселе слово “еиналеж” наоборот.

— В которое вам двоим вовсе не стоит смотреть, если не хотите сойти с ума, что уже не раз случалось с теми, кто не в меру увлекся созерцанием того, что оно показывает.

Том и Родольфус вздрогнули и обернулись: перед студентами-первогодками стоял не кто иной, как заместитель директора и декан Гриффиндова Альбус Дамблдор. Лицо его было непривычно строго, а голубые глаза в очках-половинках горели гневом.

— Сэр! — Невозмутимо отозвался Том. — Мы вас не видели.

— Разумеется! — Слегка улыбнулся профессор. — Я могу становится невидимым. Дезиллюминационное заклинание — хоть и не простая, но весьма полезная штука, когда нужно поймать на месте преступления таких вот нарушителей школьных правил. Итак, что вам нужно было в запретной секции? — Дамблдор пристально смотрел на учеников. — Говорите правду, если не хотите сегодня же быть исключенными из Хогвартса. Того, что вы сделали, вполне достаточно для этого.

— Сэр, — глядя на учителя прямым взглядом и вспоминая урок защиты от темных искусств, отвечал Том. — Я не хотел сделать ничего дурного, просто полагал, что эти сведения будут полезны мне на занятиях у профессора Вилкост.

— Да, Галатея рассказывала мне о ваших необычайных талантах, расхваливая вас выше всякой меры. Признаюсь, не без оснований. Даже профессор Стрикт весьма высокого мнения о вас. Тяга к знаниям и упорство, конечно, похвальны, но вот неуместное в данном случае любопытство до добра не доведет. На первый раз я сниму с вас и мистера Лестрейнжа по двадцать пять баллов, но в дальнейшем так легко вам не отделаться.

При этих словах Реддла взяла досада. “Своих бы гриффиндорцев так строили и прессовали! Вот уж кто любители нарушать правила, всюду шляться и балагурить!”- Подумал он. За несколько месяцев учебы Том не раз был свидетелем, как гриффиндорцев лишали баллов за нарушение школьного распорядка.

— Это не ваше дело! — Вдруг сказал Дамблдор. — Со студентами Гриффиндора я как-нибудь сам разберусь, а наказание за проступки им определяет преподаватель, уличивший их, но уж никак не вы — ученик-первокурсник.

Тут Том слегка запаниковал, хотя и сумел не выдать этого.

— А теперь немедленно возвращайтесь в свои спальни, мистер Реддл и мистер Лестрейнж! — Строго велел профессор Дамблдор, и ученики понуро поплелись в подземелья.

Когда Том и Родольфус оказались в своей гостиной, то, наконец-то, вздохнули с облегчением.

— С Дамблдором нужно быть особенно осторожным! — Задумчиво проговорил Том.

— Да уж, если он может невидимкой расхаживать по коридорам. — Понимающе кивнул Дольф.

— Он еще может читать мысли! — Добавил Реддл.

— Не может быть1 — Немного даже испугался Лестрейнж.

— Может! — Уверенно констатировал Реддл. — Может и читает.

До окончания первого семестра оставались считанные дни, а по некоторым предметам занятия и вовсе прекратились. Большой зал было не узнать, так красиво он был украшен перед грядущим праздником. Профессор Дамблдор наколдовал огромную ель, и в воздухе царил приятный аромат свежей хвои. Украшено дерево было волшебными светящимися шарами, фонариками и фигурками факультетских животных. Ветки омелы и цветные шары висели по стенам, которые изменили свой цвет, стали серебристыми и белыми под стать сказочным ледяным дворцам. Здесь, а также в спальнях и во всех четырех гостиных было тепло, зато в пустых классах и коридорах стало очень холодно. Большая часть учеников собиралась провести каникулы дома, но некоторые, в том числе и Том Реддл, предпочли остаться. Родольфус попробовал было пригласить приятеля к себе, предварительно заручившись согласием родителей, но Том, поколебавшись какое-то время, все же вежливо отказался. На это у мальчика было несколько причин. Не хотелось появляться в знатном доме в тех убогих мантиях, которые у него были. Не было никакого желания душевно сближаться с кем бы то ни было. И, наконец, Реддл хотел с пользой для себя провести эти каникулы. На предстоящие две недели у него уже имелись вполне четкие планы: Том собирался заниматься в библиотеке. Во всем огромном книжном хранилище Хогвартса был всего один библиотекарь, к тому же сквиб. Реддл с первых дней заметил пренебрежение, с которым многие студенты, особенно слизеринцы-старшекурсники, относились к мисс Сэд. Когда им нужна была та или иная книга, они, не желая терять свое время, не обращались к библиотекарю с просьбой принести необходимое, а просто призывали к себе манящими чарами требуемое издание. И, естественно, когда приходило время возвращать книгу, никто не заботился о том, чтобы поставить ее точно на то же место, а просто левитировал на более-менее свободную полку. Поэтому мисс Сэд было нелегко поддерживать здесь порядок и находить порой нужную книгу.

Во время одного из таких бесконечных мучительных разборов Реддл и застал уставшую хмурую библиотекаршу за два дня до Рождества.

— Доброе утро, мисс Сэд! — Вежливо поздоровался Том.

— Здравствуй! — Не поднимая головы от своих книг, безнадежным тоном отвечала библиотекарь. — Возьми сам, что тебе нужно, как вы это любите делать, а мне надо до праздника разобрать все это. Хотя скорее дракон трансфигурируется в ласкового пушистого кота, чем я успею закончить к сроку. И как это маглы умудряются обходиться без магии, ума не приложу.

— Они управляются с этим по-своему и не на много дольше волшебников.

— В самом деле? — С сомнением в голосе спросила мисс Сэд.

— Да, поверьте мне. Если пожелаете, я даже могу рассказать вам, как они это делают.

— Тебе-то откуда знать? А, впрочем, конечно, ты ведь из маглорожденных?

— Я просто жил среди них! — Поспешно отвечал Том, желая скрыть невольно прорывающееся раздражение. — А мой отец был магом!

— Ладно-ладно! — Примирительно сказала мисс Сэд. Хотя с такими способностями тебе вовсе не стоит придавать значение своему происхождению.

Буквально за пару часов Том объяснил мисс Сэд, что такое каталоги и картотека, и как ими пользоваться. А уже к обеду, благодаря тому что, Том искусно владел заклинаниями, все книги стояли на своих местах, для каждой из них была заведена карточка, а кроме того, появилась пара замечательных наколдованных самоходных стремянок, которые могли поднимать и опускать человека на нужную высоту, смотря, где находилась книга. Так Реддл всего за пол дня расположил к себе очередного нужного в данный момент человека, который, по расчетам Тома, должен был принести ему немало пользы. Мисс Сэд была просто в восторге и могла пойти на многое ради мальчишки-первокурсника, облегчившего ей жизнь. А Реддлу именно это и нужно было. Запретная секция манила его, а вовсе не по причине доброго нрава и бескорыстия оказал он услугу. Библиотекарь даже вступилась за слизеринца, когда в помещение вошел профессор Дамблдор и, оглядев пристальным взглядом ученика, спросил.

— Мистер Реддл, даже зная ваше рвение к учебе, я все же пребываю в недоумении, что же могло привести студента в библиотеку, когда уже все занятия закончились, и у всех учеников сейчас на уме только предстоящий праздник и грядущие каникулы?

Говоря все это, профессор Дамблдор продолжал внимательно смотреть на Тома, не отрывая глаз от его лица.

— Ах, профессор! — Сразу же разразилась мисс Сэд пламенной тирадой. — Вам, право слово, не за что сердиться на Тома. Напротив, он сейчас достоин большой награды. Да! Я бы не глядя присудила ему пятьдесят, нет семьдесят баллов, если бы только у меня была такая возможность. Видите ли, мистер Дамблдор, вы были необычайно добры ко мне, сквибу, пытаясь найти подходящее занятие и помочь кое-как вжиться в волшебный мир. Но даже такому понимающему и лояльному к сквибам и маглам колдуну нелегко понять того, кто не может колдовать и не владеет левитационнами и манящими чарами. Зато мистер Реддл мне рассказал, как такую проблему решили магглы. Вот, посмотрите на картотеку, где точно указано местонахождение любой книги, а также на стремянки-самоходки, которые Том так любезно наколдовал для меня.

— Ну, если все дело обстоит именно так, то мистер Реддл и в самом деле достоин награды. Думаю, даже восемьдесят очков можно присудить Слизерину за редкие для волшебников знания и двадцать за проявленное участие к сквибам и маглам. Я полагаю, что вся эта проделанная работа вполне достойна итогового реферата по магловедению. Кроме того, если мистер Реддл не возражает, — Дамблдор дружелюбно улыбнулся, — я сообщу об этом мисс Элли Бербидж, нашему преподавателю магловедения, которая как раз пишет учебник, а также мистеру Уизли из Отдела магловских изобретений при Министерстве магии. Вот вам наглядный пример того, как знания маглов могут послужить на пользу волшебникам. И стоит ли нам после этого задирать носы перед теми, кто отсутствие магических способностей прекрасно компенсирует умом и смекалкой?

Мисс Сэд согласно кивнула, а Том опустил глаза в пол, чтобы скрыть торжество во взгляде. Удивительно, сколько такой пустяковый, по меркам Реддла, поступок мог принести пользы, позволяя убить сразу нескольких зайцев. Во-первых, хоть Дамблдора и нельзя было заставить забыть происшествие в запретной секции, но теперь в его глазах Том искупил свой поступок. Во-вторых, Реддл все же надеялся посмотреть книги по черной магии. Но эта надежда тут же оказалась разбита словами профессора.

— Однако, мисс Сэд, я все же настаиваю, чтобы в запретной секции вы бы сами все устроили по тому же принципу, что и всю библиотеку. Негоже допускать хоть и столь блестящий, но еще очень юный ум, к знаниям, которые могут оказаться пагубными. — Тон Дамблдора при этих словах стал очень серьезным, а глаза не отрывались от Реддла. Однако эта неудача все же не сильно расстроила Тома, хоть и вызвала досаду. Том получал практически неограниченный доступ ко всем остальным школьным книгам, так, что даже учебники теперь практически не было нужды покупать, а сэкономленные деньги можно потратить на более приличные мантии и другие издания из “Флориш и Блоттс”, которых не было в Хогвартсе, ну, или сохранить, чтобы в будущем обзавестись своей собственной ячейкой в банке Гринготтс. Это, в-третьих. Реддл знал, что она у него непременно появится, причем до окончания школы. Для него это был вопрос принципа, так как сейф служил доказательством не столько благосостояния, сколько принадлежности к волшебному миру как таковому. Четвертая причина, побудившая Тома предложить помощь, заключалась в громадном школьном архиве, где хранились данные обо все студентах, когда-либо учившихся в Хогвартсе. Большинству учеников и даже многим преподавателям до него не было никакого дела, но только не Реддлу. Дело в том, что он уже несколько недель как искал сведения о своей семье. Том обошел вдоль и поперек Зал славы, где стояли кубки по квиддичу, кубки школы, когда-либо вручаемые лучшим ученикам, были вывешены именные медали за магические заслуги… Но нигде, ровным счетом нигде ни разу не упоминалась фамилия Реддл. Не было ее и в списке старост за последние пятьдесят лет. Посещая библиотеку, Том наткнулся на книгу “Волшебная знать. Священные двадцать восемь”, в которой рассказывалось о самых древних чистокровных семьях. Пробежав глазами оглавление, Реддл с завистью обнаружил в ней фамилии многих учеников Слизерина, но не свою. Одним словом, архив стал последней надеждой мальчика отыскать свои корни. Но и здесь две недели самых тщательных проверок не дали никаких результатов: Реддлов не было в числе учащихся Хогвартса, ни один из них по крайней мере в этой школе чародейства не учился. Были, конечно, еще две волшебный школы. Одна из них, Шармбатон, но она исключительно для девочек. Другая, Думстранг, вообще за тридевять земель, и Том не без основания предполагал, что вряд ли его предки оттуда. Хотя при необходимости можно навести справки даже там, когда после окончания Хогвартса будет такая возможность. Но тот факт, что ни студенты и преподаватели, ни даже мастер волшебных палочек мистер Оливандер, так прекрасно помнивший всех своих клиентов, ничего о Реддлах не слышали, все больше склонял Тома к мысли, что отец его чародеем не был и не переступал порога волшебной школы. Но и о матери Том никаких сведений найти не мог, ведь он не знал, какую фамилию она носила в девичестве. Имя “Марволо”, которым по воле умирающей нищенки его нарекли в честь деда по материнской линии, тоже не встречалось среди учеников Хогвартса за последние лет сто пятьдесят, хотя в отдаленные времена и было широко распространенным в знатных чистокровных семействах. Но ни один из этих волшебников в силу слишком большого отдаления во времени не мог приходиться ему дедом. Закончив свои поиски, мальчик был просто ошеломлен и впал в горькое немое отчаяние. Как же так? Он сам волшебник, и очень сильный волшебник, а ни о матери, ни об отце нигде нет ни слуху, ни духу! Неужели они были сквибами, которых отправили к маглам? С этой мыслью Том никак не хотел мириться, и она омрачала ему все существование. Даже замечательные в остальном зимние каникулы не могли ее побороть. Рождество это оказалось одним из лучших, что Реддлу доводилось встречать. Вечером для оставшихся в школе студентов был сделан настоящий веселый праздник. Преподаватели придумали для них разные конкурсы и забавы, дети пели и играли. Особый восторг вызвали волшебные хлопушки, из которых сначала вылетали просто кружочки конфетти, а потом какая-нибудь игрушка или вкусность. Естественно, что и праздничный пир ничуть не уступал тому, что традиционно бывал по случаю начала учебного года. Каждый ученик получал подарки от родных и друзей. Тому Родольфус прислал огромную коробку шоколадных бобов, а профессор Слизнорт, декан родного факультета, желая порадовать лучшего ученика, подарил Реддлу красивую темно-зеленую мантию с серебристой вышитой змеей на груди. Это одеяние оказалось как нельзя кстати, и Том с удовольствием надел его на праздник. Даже профессор Дамблдор после случая в библиотеке не обошел слизеринца вниманием и отправил ему плюшевую змейку, предварительно оживив ее и наделив способностью говорить. Реддл, не питавший особо теплых чувств к преподавателю трансфигурации, все же не мог не отметить его необычайное магическое мастерство, память и проницательность, которые подсказали, что мальчику, владеющему парселтангом, такой подарок придется по душе и развлечет его. Жаль только, что чары имели ограниченное время действия. Да, Хогвартс и вправду становился Тому родным домом, и мальчик день ото дня все больше привязывался к нему. Однако отсутствие каких бы то ни было сведений о семье было своеобразной ложкой дегтя в этой огромной бочке меда. Те не менее Том все же считал, что не потерял даром времени, что провел в библиотеке и в архиве. В конце концов, он получил более детальное и системное представление о разделах магии и ее возможностях, о том, какую еще информацию можно почерпнуть из ресурсов, бывших в его распоряжении, хотя доступа к запретной секции и книгам по темным искусствам у него пока еще не было. Очень интересной, а главное, полезной, показалась ему легилименция — область волшебства, позволяющая взаимодействовать с сознанием другого человека, хоть колдуна, хоть магла. Возможность с помощью заклинания “Легилеменс” проникать в чужую память и просматривать как в калейдоскопе картинки воспоминаний, умение одним волшебным словом “Обливиэйт” стереть ту или иную информацию в мозгу чародея…Том понял, что благодаря этим познаниям профессор Дамблдор и прочитал его мысли тогда в запретной секции. Благо, был и способ этому противостоять. Тут могла помочь окклюменция — специальный навык, позволяющий защищать свое сознание от любых попыток проникновения из вне. Здесь не нужна была даже волшебная палочка, зато было необходимо умение в любой ситуации оставаться спокойным и не поддаваться эмоциям, а наоборот, холодно и методично концентрироваться только на тех воспоминаниях, которые хочешь показать и не стремишься делать из них тайну А вот самое сокровенное надежно прятать под ними. К слову сказать, и легилименция, и окклюменция, были достаточно сложны в исполнении и преподавали эти науки далеко не всем ученикам в Хогвартсе и не раньше шестого-седьмого курсов. А уж о самостоятельном их изучении и речи не шло. Однако Реддл все же решил дерзнуть. Его волшебная сила, упорство в достижении задуманного, а также природная замкнутость и привычка к скрытности сослужили хорошую службу. За две недели каникул Том вполне сносно освоил окклюменцию и продолжал совершенствоваться в ней, о чем профессор Дамблдор не преминул заметить, что, дескать, первокурсник достигает небывалых успехов в освоении, причем самостоятельном, довольно трудных областей магии. И сказано это было весьма серьезным, даже встревоженным тоном, так, что в похвале прекрасно читалось и порицание.

— Что же ты так рьяно желаешь скрывать, Том? — Спросил как-то декан Гриффиндора небрежным тоном, внимательно глядя на собеседника.

— У любого человека найдется нечто такое, что он желал бы оставить при себе и не делать достоянием гласности, профессор. Ведь так? А вы, сэр, не сочтите за бестактность, к мыслям всех учеников проявляете такой интерес или только мои думы так возбуждают ваше любопытство? — Тут Реддл позволил себе легкую иронию.

— Нет, Том, — чуть смутился профессор. — Здесь ты прав, а бестактным в данной ситуации можно назвать скорее меня. Однако, признаюсь, ты с первой встречи заинтриговал меня своим экстравагантным поведением. Кроме того, ты сирота, и я все равно хотел приглядеть за тобой. Из лучших побуждений, разумеется.

— Охотно верю, сэр, — отвечал Реддл, но по голосу невозможно было определить, так ли это на самом деле. — Вы прекрасно угадали с подарком на Рождество. Благодарю.

— Я подумал, что для змееуста это то, что нужно. Настоящих змей ведь в Хогвартсе не держат. Если хочешь, то я снова могу трансфигурировать эту милую игрушку в некое подобие питомца.

— Нет, спасибо, профессор. Я, пожалуй, дождусь момента, когда смогу завести настоящую.

— Ну, как пожелаешь.

Том вдруг подумал, а что, если эта змейка будет рассказывать обо всех его делах тому, кто даровал ей жизнь, и потому без колебаний отказался.

Тем временем каникулы закончились, и за пару дней до начала нового семестра студенты вернулись в школу. Сидя рядом с камином в подземной гостиной Слизерина, Том молча слушал рассказы Родольфуса о том, как поначалу весело он проводил каникулы дома, но в аккурат под новый год пришло известие о кончине его прабабушки из Франции, Алисы Лестрейнж, которую он видел от силы раз в год или даже реже. И хотя большой печали эта новость у Дольфа не вызвала, но его огорчило, что все остальные каникулы оказались испорченными, так как семья, соблюдая приличия, надела траур.

— Что? — Изумился Реддл. — Разве волшебники умирают?

— Конечно, умирают! — Тут уже настала очередь Дольфа удивляться. — А кто тебе сказал обратное? Нет, мы, конечно, живем несколько дольше маглов, и старость у нас наступает позже. Но маги отнюдь не бессмертны, Том! Даже больше того, волшебник может временно или же навсегда лишиться своих сил в случае, например, сильного горя или нервного потрясения. Или если сам по каким-то причинам не захочет больше пользоваться магией. А еще колдуньи, когда бер…, словом, готовятся стать матерью, то узнают о своем положении даже раньше магловок. У них случаются сбои магического потенциала разной степени интенсивности. Считается, что в эти моменты ребенок вбирает в себя волшебную силу матери и всех предков. И чем сильнее временный сбой, тем больше будет магический потенциал ребенка. Потому тут волшебницы не беспокоятся, скорее наоборот. Ты знаешь, когда у меня должен был появиться младший брат Рабастан, то мама порой даже простейшие заклинания сотворить не могла, а ведь она довольно сильная ведьма.

Болтовня Лестрейнжа, которой он с удовольствием, но без насмешек просвещал однокурсника, стала для Реддла откровением. “Значит, волшебники все же умирают,” — думал он с отчаянием. “И никак не побороть этого врага — смерть. Нет, должен же быть какой-то способ! Любой. Хоть самая темная магия! Мне все равно.”- Мозг работал с лихорадочной быстротой. “Если волшебники умирают, то, может, мать умела колдовать? Ведь о Реддлах ничего найти не удалось. И никто ничего о них в волшебном мире не знает.”- Думал Том.

Реддл не знал, что всего через несколько дней судьбе самой будет угодно дать ответы на мучившие его вопросы.

В первый же день учебы за завтраком в Большом зале профессор Дамблдор сообщил всей школе, что Тому Марволо Реддлу присвоено сразу целых сто очков, а декан Слизерина Гораций Слизнорт вызвал своего лучшего ученика в центр зала и вручил ему медаль за заслуги перед школой. Вид довольного лица Тома, со спокойным достоинством принимающего награду, заставил Сигнуса Блэка прямо-таки позеленеть от зависти.

После занятий студенты всех курсов Слизерина поздравляли Тома в гостиной факультета, а вечером, когда все ложились спать, Родольфус вдруг неожиданно спросил его.

— Твоего отца звали Том Реддл?

— Да.

— Откуда же это двойное имя Том Марволо? — Допытывался Дольф.

— Это в честь деда с материнской стороны.

— Вот как? Тогда, может, мать, а не отец, принадлежала к волшебникам?

Родольфус озвучил мысль, которая уже приходила в голову и самому Тому.

— Почему ты так считаешь? — Реддл был явно заинтригован.

— Это имя почему-то кажется мне знакомым. — Задумчиво проговорил Родольфус. — Что-то я о нем уже слышал.

— Что именно? — С замиранием сердца воскликнул Том.

— Не помню! — Сморщив лоб от напряжения, отвечал Лестрейнж.

На другой день Тома ждал неприятный сюрприз, когда он вместе с Родольфусом вернулся из библиотеки. Вообще-то веселый приятель Реддла хоть и не был бесталанным, однако особого рвения к учебе не проявлял и рисковал на годовом экзамене завалить нудную, по его представлениям, историю магии. Поэтому Том в этот раз заставил его полностью самому подготовить по ней домашнее задание, написав стандартный доклад на метровом пергаменте, и ни в какую не соглашался дать почитать свое эссе. Так Руди волей-неволей настрочил его сам, а заодно в течение целого вечера отчасти наверстывал прогулянные и мирно проспанные занятия. Мальчики вернулись в гостиную уже глубоким вечером, усталые, с испачканными в чернилах и одеревеневшими от письма пальцами, со свитками в обеих руках, но очень довольные. Когда оба оказались в гостиной, то на пути у них неожиданно возник Сигнус Блэк вместе со своим дружком — громиллой Амикусом Крэббом.

— Ой, надо же, гордость Слизерина! — Язвительно усмехнулся он. — Явился-не запылился! Глядя на тебя, Реддл, даже и не подумаешь, что тезка, а может и родственничек каких-то грязных нищебродов, окажется кладезем волшебных талантов.

— О чем ты? — Холодно спросил Том, чувствуя, как от лица отхлынула кровь, от чего оно стало еще более бледным, в то время как уши, наоборот, покраснели и горели от непонятного стыда.

— Ты не понимаешь? Хотя, конечно, откуда же выросшему на магловской помойке знать о чистокровных магах? Зато мне прекрасно известны родословные всех священных двадцати восьми. — С этими словами Сигнус достал уже знакомый Тому справочник “Волшебная знать. Священные двадцать восемь.”

— Марволо Мракс! — Брезгливо скривил Блэк надменное смуглое лицо. — Нищий полудегенерат, который ни сам не учился в Хогвартсе, ни детей своих не смог собрать и отправить. Вот уж настоящее бельмо на глазу волшебной аристократии, недостойное называться благородным чародеем! Я бы не удивился, если бы они все-таки спутались с погаными маглами, среди которых жили.

— И тем не менее, Сигнус, ты, в отличие от Мраксов, не можешь похвастаться родством с самим Салазаром Слизерином. И даже за все свои галеоны не сможешь добавить трех сотен лет, чтобы сравняться с ними в длине родословного списка. — Неожиданно твердо заговорил Лестрейнж.

— Мерлин, Дольф, с кем ты связался!

— Молчать! — Невозмутимым шелковым голосом, в котором все присутствующие явно различили страшную угрозу, проговорил Реддл, небрежно взмахнув волшебной палочкой, и Сигнус тотчас же умолк.

Реддл окинул быстрым взглядом всех присутствующих, заметив, что никто, ни сосед по спальне Абраксас Малфой, ни староста Грегори Нотт, ни капитан сборной по квиддичу Винсент Мальсибер не разделяют веселья Блэка, а скорее просто удивлены. Но Том чувствовал жгучий стыд, хотя и понимал умом, что в данной ситуации это не совсем уместно. Сигнус просто завидует.

— Знаешь, Блэк, глупо с твоей стороны проявлять такое тупое упрямство. Не лучше ли просто удовольствоваться скромной ролью второй скрипки, а? Потому что на первую ты, как ни старайся, все равно не тянешь. А сейчас, обливиэйт!

Взгляд Сигнуса на мгновение стал бессмысленным, а потом в нем появилось недоумение. Стало ясно, что он благополучно забыл весь последний разговор. Несколько быстрых взмахов тисовой палочкой, и со всеми остальными свидетелями этого неприятного для Реддла происшествия произошло то же самое, включая Родольфуса. Изучение легилименции и других приемов работы с человеческой памятью не пропали даром. Никто из присутствующих даже и не вспомнил о том, что Реддл считал своим позором, но сам он, сам Реддл, конечно же, не забыл и дал себе слово когда-нибудь непременно поквитаться. Он, пока Блэк приходил в себя, незаметно забрал у него книгу и как ни в чем не бывало сел в одно из свободных кресел.

Ночью, закрыв полог своей постели, он при свете волшебной палочки прочел небольшую статью о старинном роде Мраксов. Этому семейству в отличие от других уделялось, на взгляд Тома, слишком мало внимания, учитывая его корни. Но увидев, что в числе главных составителей справочника были Блэки, Реддл этому не удивился. Вот что гласила эта маленькая заметка.

“Мраксы — древнее чистокровное семейство. По некоторым сведениям, его представители являются прямыми потомками одного из основателей школы чародейства и волшебства Хогвартс — Салазара Слизерина. В большинстве своем владеют парселтагом, языком змей — редким даром, присущим основателю школы и одноименного факультета. Известны своим неукоснительным соблюдением чистоты крови во всех поколениях и даже заключением с этой целью браков между близкими родственниками. Мраксы нетерпимы к маглам и маглокровкам, которых не только презирают, но и поколениями ненавидят. Представители этого семейства в прошлом были баснословно богаты, но на момент составления сего справочника живут в нужде и крайней нищете. В настоящее время единственным представителем рода является Морфин Мракс, сын Марволо Мракса, скончавшегося осенью 1926 года. За неоднократные нападения на маглов отец и сын Мраксы были приговорены к тюремному заключению в замке Азкабан сроком на шесть месяцев и три года соответственно. Единственная дочь Марволо — Меропа Мракс — бесследно исчезла летом 1925 года, и о ее судьбе ничего не известно.

Место проживания семейства Мракс: деревня Литтл Хэлтон, графство * * *

.”

Не смотря на неприятности сегодняшнего дня Том все же считал его одним из самых удачных в своей жизни. За обиду, причиненную ему, Блэк рано или поздно все равно поплатится, и несравненно большим позором, но не оскорби его Сигнус, мальчик до сих пор пребывал бы в неведении, где еще ему искать свои корни. Конечно, рано или поздно он бы все равно изучил справочник по чистокровным родам, чтобы подготовить какое-нибудь эссе по истории магии, или другой волшебник сказал бы ему о тезке с редким именем. Но неизвестно, когда бы это произошло, а тут Том, уже было совсем отчаявшийся разыскать хоть какие-то сведения о семье, неожиданно напал на след.

Справочник о двадцати восьми чистокровных родах стал той самой ниточкой, благодаря которой, если потянуть за конец, можно вытащить очень много. Короткая сухая заметка о Мраксах стала отправной точкой в его поисках. То, что этот самый Марволо приходится ему дедом, Том практически не сомневался. Других волшебников, как показали его исследования школьного архива, вот уже на протяжении почти полутора столетий в Хогвартсе, а значит и в магической Британии, не было. Кроме того, Мраксы были прямыми потомками самого Салазара Слизерина. Вот тебе и ответ на вопрос, откуда у него врожденная способность разговаривать со змеями.

Вообще, мальчишка всегда знал, что в истории его рождения есть какая-то тайна. Только если раньше она была покрыта сплошным мраком, в котором ничего нельзя было рассмотреть, то теперь Тому казалось, что он идет по темным извилистым коридорам, освещая себе путь фонарем, и ведомый своим острым умом. А по мере продвижения вперед заветная цель узнать правду становилась все ближе и ближе к нему.

Том старался подкреплять свою мысль логикой. Единственная дочь Марволо пропала после того, как ее отца и брата посадили в Азкабан, и о дальнейшей судьбе девушки ничего не известно. А примерно через полтора года в магловском Лондоне в приюте объявляется никому неизвестная нищенка, которая, едва родив ребенка, умирает и перед смертью нарекает его не только вполне обычным именем “Том” в честь отца, но и, весьма странным, “Марволо” в честь деда. Да, несомненно, то была его мать. Теперь он хотя бы знал ее имя — Меропа Мракс. Но как девушка из чистокровной волшебной семьи могла попасть в приют для маглов? Мальчик в который раз внимательно прочитал заметку: “За неоднократные нападения на маглов Марволо и Морфин Мраксы были приговорены к тюремному заключению…” “Они решились напасть на маглов.” — Думал Реддл. -“Причем не особо обременяли себя мерами предосторожности и попались мракоборцам…” Том помнил также, что об отце сведений так нигде и не нашел. Увы, следовало признать, что в Хогвартсе его отец не учился и никогда не переступал порога волшебной школы. Скорее всего, это был даже не маглокровка, а самый обычный маггл. Мальчик подумал, что неплохо бы узнать поподробнее о нападениях Мраксов на маглов. “Ну что же! Это, пожалуй, нетрудно сделать. О таких происшествиях чаще всего пишут в “Ежедневном пророке” — Размышлял Реддл. И, встав ни свет ни заря, Том отправился в библиотеку, едва она открылась, и попросил у мисс Сэд подшивку старых газет за тот месяц и год, когда происходило слушание по делу Мраксов. Пролистав всего несколько номеров, он действительно нашел статью под названием “Марволо и Морфин Мраксы получают срок”, посвященную нападениям Мраксов на жителей деревни Литтл Хэнтон.

“Слушание по делу Марволо и Морфина Мраксов состоялось 20 сентября 1925 года в главном зале суда Министерства Магии. Отец и сын обвинялись в нападении и наведении сыпной порчи на магла Тома Реддла, сына крупного плантатора, а также в нарушении Международного статута о секретности. Морфин Мракс, проходивший по делу в качестве главного виновника, был приговорен к трем годам заключения в замке Азкабан, а его отец, признанный соучастником — к шести месяцам. На суде Мраксы сознались в совершении противоправных действий в отношении магла Тома Реддла, но виновными себя не признали. Причины своего поступка Марволо и Морфин в очень туманных и неясных выражениях объяснили защитой чести своей семьи, однако что-либо конкретное сообщить отказались. В результате оба были признаны Визенгамотом виновными во вменяемом им преступлении и прямо из зала суда под конвоем отправлены в Азкабан.”

Вот теперь Том, наконец, узнал, что хотел. Теперь ему было известно не только, как звали его родителей, но и где они жили и к каким семьям принадлежали. Более того, те сведения, которые ему удалось добыть, позволяли сделать довольно точные и правдоподобные предположения об обстоятельствах своего рождения. Мальчик прекрасно понимал, из-за чего Марволо и Морфин отказались подробно рассказать о причинах, побудивших их напасть на магла. Разумеется, когда дочь и сестра с ним связалась, то Мраксы, уже которое столетие соблюдающие чистоту крови, сочли это чистой воды оскорблением. Вот только, желая проучить незадачливого магла, Мраксы не могли знать, что будет только хуже для них. Оставшись одна, Меропа не замедлила воспользоваться своей неожиданно обретенной свободой и ушла из дома к своему возлюбленному. Но как тогда из Литтл Хэлтона она попала в Лондон? Том еще раз, тщательно анализируя каждое слово, прочитал заметку, и внимание его остановилось на фразе “Том Реддл, сын местного состоятельного плантатора.” Ну конечно! Мальчик достаточно пожил среди маглов и понимал, что вряд ли богатые родители его отца были в восторге от выбора сына, связавшегося с нищей оборванкой, какой была в их глазах его мать. В таком случае двум влюбленным оставалось только одно: бежать, чтобы пожениться и быть вместе. И лучше всего было уехать туда, где их было не так-то легко найти. И как раз в таком большом городе как Лондон, было легче всего спрятаться, затерявшись среди его жителей.

Том горько усмехнулся. Союз его родителей был мезальянсом в глазах как тех, так и других родственников, а сам он — никому ненужным выродком, позором семьи. И вздумай он показаться на пороге хоть у Мраксов, хоть у Реддлов, то непременно был бы вышвырнут на улицу как собака. Что же, тем хуже для них! Когда-нибудь они об этом пожалеют! Сейчас же Тома больше занимал вопрос, почему, сбежав с отцом, мама осталась одна в таком трудном положении? Родители отца лишили его наследства за неугодный им брак? Ну, так что с того? Разве не мог молодой и образованный мужчина сам обеспечить себя и семью? Нет, здесь у мальчика, которого жизнь сделала не по годам взрослым, невольно возникла совсем другая догадка. Уже в детстве он убедился, какая пропасть лежит между детскими сказками с неизменно хорошим концом и суровой реальностью. Потому Том не очень-то верил в красивую историю о бедной Золушке, покорившей сердце прекрасного принца. Все объяснялось куда как прозаичнее. Скорее всего, сынок богатеньких родителей вскружил голову неимущей деревенской простушке, не видавшей мир и не знавшей людей, а потому так опрометчиво доверявшей им. А когда он вдоволь натешился игрушкой, и мать ему надоела, то без зазрения совести оставил ее одну со своими проблемами в чужом мире, к которому чистокровная волшебница была совсем не приспособлена. Более того, сличив дату своего рождения со временем выхода деда Марволо из тюрьмы, Том убедился, что мать тогда была уже в положении, а значит вернуться домой тоже не могла. Вот потому и оказалась в приюте. Но тогда почему, умирая, мама дала ему имя отца, если он так дурно поступил с ней? Может, он все-таки ошибается, и здесь что-то другое? Может с отцом что-то случилось? Что ни говори, а все-таки Тому хотелось надеяться на лучшее. Тут ответов у Реддла уже не было, но он не отчаивался, потому что ему было хорошо известно, где теперь их искать. Нужно только отправиться в эту деревню и под каким-нибудь благовидным предлогом осторожно потихоньку расспросить ее жителей. Сейчас он этого сделать не мог, но дал себе обещание, что непременно найдет и время, и деньги, чтобы отправиться в Литтл Хэнтон как можно скорее.

Семестр после Рождества шел своим чередом, а для Тома дни летели особенно быстро. Быстро и содержательно. Перед Пасхой Том успешно и легко сдал на высшие отметки все экзамены для первокурсников, и преподаватели единогласно решили перевести способного ученика на индивидуальный курс обучения. Декан Слизнорт вручил ему перечень учебников, необходимых для второкурсников, и в ближайшие дни Тому предстояла поездка в Лондон на Хогварстс-экспрессе вместе с теми учениками, кто уезжал на каникулы домой. Во время стоянки поезда мальчик должен был наведаться в Косой переулок и приобрести там все нужное по списку. Однако Реддл был расчетлив и не собирался тратить те ограниченные средства, получаемые от Благотворительного фонда школы, на книги, которыми мисс Сэд будет и так рада снабдить его. В книжном магазине “Флориш и Блоттс” он рассчитывал поискать какие-нибудь издания, посвященные темным искусствам, причем не защите от них, а именно их сущности, рекомендациям и инструкциям по применению. В конце концов, будь эти искусства хоть сто раз запрещенными, но, при этом весьма действенными, раз уж Дамблдору пришлись не по вкусу даже его приютские проделки без волшебной палочки. И потому Реддл не собирался так просто отказывать от столь мощного, на его взгляд ресурса, используя который можно и обидчику отомстить, и получить, что душа желает. Однако, в лавке при всем обилии и разнообразии фолиантов по этой разновидности магии как таковой книг почти не оказалось. Единственное, что Том решил все-таки прикупить было довольно редкое издание, выпущенное ограниченным тиражом, “Темные чародеи: от Морганы до Грин де Вальда”.

— Добрый день, сэр! — Как можно любезнее обратился Реддл к продавцу, маленькому пожилому волшебнику в черной мантии и остроконечном колпаке. Судя по лицу чародея, его трудно было назвать дружелюбным, но именно на него сейчас пал выбор Тома, минуя белокурую улыбающуюся молоденькую ведьмочку.

— Приветствую, юноша! Чем могу служить?

— Скажите, сэр, — спросил Реддл, протягивая дорогую книгу одновременно с платой, которая могла сделать торговцу выручку за несколько дней. — Нет ли у вас других пособий по черной магии. — Голос мальчика стал значительно тише. Мне необходимо написать реферат по защите от темных искусств к годовому экзамену.

— Что вы, молодой человек. У нас порядочное заведение, и всякими гадостями мы не торгуем. — Отвечал волшебник важным голосом. — Не то, что “Горбин и Бэрк” в Лютном переулке. — Потом тихо прошептал, многозначительно взглянув сначала на галеоны, а потом на собеседника. — Наведайтесь к ним в лавку, молодой человек. Уверен, найдете все, что вам нужно. Но только там и сгинуть недолго.

— Благодарю! — Улыбнулся Реддл. — Я так и сделаю!

Найти Лютный переулок, под прямым углом пересекающийся с Косым, оказалось совсем нетрудно. Спустя несколько минут довольный Том уже стоял перед витриной мрачного магазина под вывеской “Горбин и Бэрк”. За стеклом лежали предметы, которые казались весьма зловещими, так что даже немногие взрослые маги не шарахнулись бы при виде их, а уж любой ребенок убежал бы сломя голову, и хорошо, если после этого зрелища смог бы спать спокойно. За стеклом в ряд лежали черепа, стояла на подставке человеческая рука со сжатым кулаком, чуть подальше были бутылки с разноцветными зельями и пакетики с порошками…

Стоило мальчишке войти внутрь, как его с головы до ног смерил подозрительным взглядом молодой волшебник с крючковатым носом и сварливым лицом.

— Что могло понадобиться школьнику в нашей лавке, а? — Усмехнулся маг. — Ты, случайно, не ошибся адресом, дружок? Или, может, тебя подослало Министерство? — Голос чародея стал жестким. — Если так, то тебе несдобровать!

Но не успел Том собраться с мыслями, чтобы ответить, как в стене напротив открылась дверца, и из нее показался волшебник постарше с острым подбородком, высокими скулами и колючими черными глазами. Лицом, взглядом и манерами он был сильно похож на коршуна. В сознании у Реддла вдруг поплыли события всего сегодняшнего дня. Мальчик понял, что чародей применяет к нему легилименцию, и в свою очередь поспешил воспользоваться приемами окклюменции. Маг удивленно поднял тонкие брови, но сразу после этого удовлетворенно кивнул, а Том перестал ощущать на себе воздействие магии.

— Грей, — обратился маг к своему молодому напарнику. — Ты ведешь себя очень недальновидно и неосмотрительно. Будь ты немного попрозорливее, то понял бы, что если студент-первокурсник, войдя к нам в лавку, е задрожал от страха как кролик, то он наш новый клиент даже если сейчас ничего и не купит. Мое чутье в этом смысле меня еще ни разу не подводило. Уверяю тебя, юноша далеко пойдет, и на твоем месте я был бы поосторожнее с этим сопливым. Я не удивлюсь, если лет через пять-семь он так освоит черную магию, что нам с тобой сто очков форы даст. И неважно при этом, захочешь ты его сейчас обслуживать или нет. Тут чародей приветливо обратился к Тому.

— Карактак Бэрк и Грэй Горбин к вашим услугам, мистер…?

— Реддл, сэр! — Твердо отвечал мальчишка. — Том Марволо Реддл.

— Очень приятно! Будем знакомы. Что же вас привело к нам, мистер Реддл?

— Сэр, меня интересуют ваши книги о темных искусствах.

— Вот как? — Улыбнулся Бэрк. — Это правильно, прямо-таки чисто научный подход. Вы не в пример разумнее через чур любопытных и нетерпеливых колдунов, которые первым делом бросаются хватать и скупать темные артефакты, при этом часто даже не удосужившись прочитать о них и по этой причине даже не осознают их опасности. Взгляните хотя бы на это проклятое ожерелье! — Бэрк указал на закрытую витрину, в которой действительно лежало очень красивое опаловое колье, а рядом с ним была надпись “Осторожно! Не прикасаться! Проклято.” — Вот и приходится ради их же безопасности убирать все и при том снабжать такими вот бумажками. Что же, прошу! — Волшебник указал рукой на небольшое помещение, из которого недавно вышел.

Большую часть места в маленькой каморке занимали два массивных стеллажа из черного дерева, на которых вплотную друг к другу стояли книги в толстых переплетах и с черными корками. Названия некоторых из них были написаны неизвестными Тому буквами. Другие же вполне можно было прочитать.

“Сто видов порчи на расстоянии”

“Самые опасные магические яды и противоядия от них. Подробные рецепты.”

“Основы некромантии: секреты управления и подчинения инферналов”

“Методики создания темных артефактов посредством заклинаний”

“Заклинания-отмычки или как проникнуть в любую дверь”

Реддл жадно пробегал глазами названия, попутно отмечая цены, которые указывались на ярлычках. Стоили эти запрещенные и редкие тома весьма и весьма прилично, не сравнить с расценками во “Флориш и Блоттс”. Оно и понятно. Даже держать подобные книги у себя было большим риском, а риск должен окупаться. Глядя, с каким энтузиазмом и с горящими глазами Том читает названия, Бэрк обронил как бы между прочим.

— Любого, даже одного дела, описанного в этих книгах, вполне достаточно, чтобы загреметь в Азкабан.

— Понимаю, сэр! — Кивнул головой Реддл.

Слово “Азкабан” было знакомо Тому и потому, что упоминалось в “Истории магии”, и, главное, в связи с историей Марволо и Морфина — его деда и дяди. Это было название волшебной тюрьмы.

— Однако, мистер Бэрк, наверняка существуют способы скрыть следы подобных заклятий. Иначе вы сейчас бы здесь не стояли.

— Вы потрясающе догадливы, мистер Реддл. — Усмехнулся хозяин магазина. — Конечно, они существуют. Но не следует также сбрасывать со счетов покровительство влиятельных клиентов, которые заинтересованы в нашей работе. Спрос порождает предложение, как известно. Да и в Министерстве магии всегда найдутся такие служащие, которые не в силах устоять перед блеском золотых галеонов. Но мы отвлеклись.

Тут Карактак Бэрк достал с полки даже не книгу, а толстую тетрадь, в которой текст был не печатный, а рукописный.

“Как скрыть следы темной магии. Обойдите Надзор и скройте улики на волшебной палочке.”

— Если вы освоите заклинания из этой брошюры, то сможете без опаски творить многие заклинания и совершать ритуалы из тех, что описаны в данных книгах. Это наши с Горбином наработки, и проверены они на личном опыте.

— А вы не опасаетесь продавать их мне? — Спросил Реддл.

— Никак нет, ведь я намерен запросить за нее больше, чем за любую другую книгу, а между тем все сведения все равно останутся со мной. — Волшебник указал рукой на голову.

Чародей назвал сумму, и Реддлу пришлось выложить за покупку почти все деньги, что у него были. Осталось лишь несколько кнатов. Все это время Карактак внимательно смотрел на Тома.

— Не жалко тебе, Том, отдавать за нее все, что у тебя сейчас есть? — Наконец, поинтересовался мистер Бэрк.

— Нисколько, сэр! — Искренне отвечал Том. — Во всяком случае, я убежден, что затрата рано или поздно окупится.

— Золотые слова, Том! — Возможности черной магии действительно весьма существенны, если уметь использовать их. — Реддл внимательно слушал собеседника. — Можно парализовать волю любого человека и заставить его делать все, что душе угодно. Можно расправиться с тем, кто пришелся тебе не по вкусу. Можно даже мертвых вызывать из могил и повелевать ими. Все можно, если осторожно! Я уверен, юноша, что еще увижу вас у себя. — Том и сам уже знал, что еще не раз наведается в этот магазин.

— Да, кстати, Том. Мы не только продаем, но и принимаем на реализацию книги и волшебные артефакты. По другим ценам, разумеется. В общем, если пожелаешь, я снова выкуплю у тебя книгу.

— Непременно! — Кивнул, улыбаясь, Реддл. — До свидания!

— До скорого свидания, юноша!

Май в этом году подкрался для Тома совсем незаметно. Казалось, еще вчера лежал снег, и вот уже вместо него зеленая трава. Приближались летние каникулы, которых порядком уставшие и соскучившиеся по своим домашним студенты ждали со все большим нетерпением. Один Реддл втайне желал, чтобы лето никогда не наступило, так ему не хотелось возвращаться в приют. С тяжелым сердцем сел он в Хогвартс-экспресс, который должен был доставить его в Лондон. А потом, когда поезд тронулся, с тоской смотрел на постепенно удаляющиеся башни огромного и уже такого родного замка на вершине горы до тех пор, пока паровоз не повернул, и школа совсем не скрылась из виду. Том машинально кивал, слушая веселый гомон своих соседей по купе: Родольфуса, Абраксаса, Друэллы. В который раз гордые слизеринцы с удовольствием вспоминали, как на прощальном пиру именно их змеиный факультет был объявлен победителем в ежегодном соревновании, а их сокурсник Реддл стал лучшим учеником не только своего факультета, но и всего курса. Безмерно гордились они и своей победой в чемпионате по квиддичу, с неимоверными усилиями, но все-таки обыграв Гриффиндор. Не только однокурсники за исключением, пожалуй, одного Сигнуса Блэка, но и учителя, и студенты с более старших курсов искренне поздравили его, потому как еще не было случая, чтобы один ученик добыл для факультета столько очков, внеся весьма и весьма существенный вклад в победу. Если бы Том захотел, то мог бы завести себе и друзей, но он этого не желал. Нет, конечно, Реддл был вежлив и учтив, внешне приветлив, сдержанно улыбался, когда того требовала ситуация, и таким образом, прослыл довольно милым и приятным ребенком. Но верный себе ни с кем не заводил близких и доверительных отношений, не желая ни одного человека пускать себе в душу.

Наконец, пришел момент, когда Том миновал барьер между двумя мирами на вокзале Кинг-Кросс и пешком поплелся в приют. Он не ожидал теплого приема, прекрасно осознавая, что обитатели там по большей части его терпеть не могут. Миссис Коул, по-видимому, предупрежденная о его приезде письмом из Хогвартса, встретила Тома в прихожей.

— Здравствуй, Реддл! — Холодно и безразлично сказала она, а мальчишка в который раз понял, что для этого человека он в тягость, что директриса была бы куда довольнее, если бы этот странный ребенок вообще не возвращался сюда.

— Здравствуйте, миссис Коул! — Столь же холодно, однако вежливо отвечал ей Том, но этим и ограничился. Он не стал интересоваться, как она поживает, и что вообще произошло за время его отсутствия. Так далеко в своей учтивости гордый мальчишка не заходил. Но миссис Коул все это было безразлично.

Пока Реддл шел по коридору, а потом поднимался в свою комнату, то ему попались знакомые ехидные и такие ненавистные лица Денниса Бишопа, Эмми Бенсон и Линды Браун. Девчонки за год подросли, похорошели, по этой причине приобретя большое влияние на приютских заводил.

— О, надо же, кто к нам пожаловал! — Хохотнул Деннис Бишоп. — Давненько я его здесь не видел.

— Ну, конечно, куда же он денется! — В такой же глумливой манере заговорила Эмми Бенсон.

— Явился! — Заключила тем временем Браун.

— Эй, Реддл, может тебе трепку задать, а?

Тома все эти слова просто взбесили. Какой-то поганый маггл, бездарь, ничтожество еще смеет разевать свой рот! А между тем лучшему ученику волшебной школы достаточно всего лишь взмахнуть палочкой, и у Бишопа тут же отрастет поросячий хвост, или, еще лучше, он начнет отрыгивать слизней. Реддл очень жалел, что нельзя колдовать, ведь за это грозит исключение. Но Том чувствовал странную уверенность, что его час еще придет, и такие вот магглы и их порождения, затесавшиеся в волшебный мир, побояться даже имя его произносить. Сейчас же он лишь просто осадил Денниса.

— О, Бишоп, ты, кажется, забыл, как славно мы в последний раз прогулялись с тобой к пещере в компании моих милых зверюшек? Если желаешь, можно повторить.

— Ой, что ты, Том! — Побледнев, тут же сбавил Бишоп тон. — Я это просто так сказал, решил шуткой поприветствовать приятеля. — Но Реддл пресек и подлизывание, пришедшее, при осознании бессилия, на смену угрозам.

— Ты мне не приятель! — Холодно и высокомерно отрезал Реддл и, развернувшись, пошел прочь.

Еще до отъезда из Хогвартса Том решил, что не будет терять даром месяцы летних каникул. Он взял с собой учебники за второй курс, которые мисс Сэд с удовольствием выдала ему, попросив только помалкивать, ведь это было против школьных правил. Реддл, разумеется, обещал, потому что и в его интересах было держать язык за зубами. После завтрака Том спешно уходил в свою каморку или, наоборот, в какой-нибудь дальний, но непременно тихий скверик, и там с упоение предавался теоретической магии, жадно поглощая страницы волшебных книг. Он, как и раньше, часто пропускал обед, возвращаясь в приют лишь к ужину. Реддл еще до поступления в волшебную школу полагал, что особо ничего не теряет, если не поест скудной приютской снеди, а уж после хогвартских разносолов и подавно. Естественно, что он не один раз прочитал и книжку, купленную в “Горбин и Бэрк”. Более того, он горел желанием попробовать описанные в ней заклинания. Особенно это касалось заклинания Blocus, с помощью которого можно было создать на собой невидимую полусферу. Она обладала свойством не пропускать за ее пределы информацию о творимом внутри волшебстве, и поэтому можно было попробовать отработать на практике разные заклинания из учебников. Но Том сомневался, и этому была причина: вне школы творить волшебство студентам запрещено, и наказание могло быть очень суровым. От порицания до исключения из Хогвартса. А этого Реддл бы не вынес! Однако через какое-то время все же отважился: в конце концов, если попробовать сотворить волшебную сферу и поколдовать внутри нее, запершись в своей каморке, то даже если ничего и не получится, во всяком случае у него будет приличное алиби, что вся магия совершалась в отсутствие маглов. Да и на первый раз студент, скорее всего, отделается предупреждением. Так Реддл думал над буквой закона, словно хладнокровный преступник толкует хорошо знакомую ему статью перед тем, как совершить задуманное. Затем Реддл достал-таки волшебную палочку, описал в воздухе над собой полусферу, произнося при этом заклинание.

— Blockuro! — Ничего не произошло. Никаких уведомлений, сов с письмами, никто не явился к нему, объявляя предупреждение. Тогда Том сказал уже смелее, поднимая на воздух книгу.

— Вингардиум левиосса! И снова, теперь уже заклинание левитации, не вызвало никакой реакции со стороны Отдела магического правопорядка при Министерстве магии. Тут Реддл уже окончательно осознал, что у него в очередной раз все прекрасно получилось. Злорадно и самодовольно усмехнувшись, он принялся отрабатывать еще не освоенные им заклинания для второго курса.

Так за самостоятельным изучением и практическим освоением заклинаний пролетело лето. Когда Реддл миновал барьер между девятой и десятой платформами и снова увидел Хогвартс-экспресс, то почувствовал невероятное облегчение, а настроение его сразу поднялось. Том был необыкновенно доволен встречей с однокурсниками, и даже вид Сигнуса Блэка не мог сейчас его как-то расстроить. Он всем своим существом ощущал, что вернулся домой, как усталый путник возвращается после долгой неприятной дороги в родной дом и, переступив его порог, тут же забывает о всех невзгодах.

Сидя в купе, Том молча слушал веселую болтовню Родольфуса.

— Ой, Том, ты знаешь, — не переставал сыпать рассказами приятель, — мне ведь мама с папой подарили метлу к началу учебного года. Скоростную метлу последней модели, представляешь?! — Восторгался Дольф, в который раз восхищенно гладя гладкую точеную рукоять. — Это же “Чистомет — 4”! Я непременно должен попасть в факультетскую сборную. Надеюсь, мисс Флай останется при том же мнении, которое у нее сложилось год назад.

— Я тоже хочу в команду! — Твердо сказала сидящая рядом Друэлла. — Не хуже вас летаю. Мисс Флай в прошлом году сама сказала, да и вы знаете. — Добавила она, тряхнув роскошными каштановыми кудрями.

— Девчонку? В сборную по квиддичу? — Вмешался в разговор сидящий около соседнего окна Сигнус. Эта суровая и опасная игра явно не для вас, кисейных барышень! Потому девчонок и нет в нашей сборной.

— Может поэтому вам не так часто, как Гриффиндору удается выиграть кубок? — Ехидно спросила девочка, и в ее голосе явно чувствовались обида и неприязнь к собеседнику. — Да уж, что и говорить! Львицы порой дерут вас как беззащитных баранов, да и орлицы от них не отстают! Только с неуклюжими барсучками и удается сладить, и то не всегда!

— Замолчи ты! Как ты можешь сравнивать нас с какими-то драными кошками? — Презрительно фыркнул Сигнус. — И как это мои родители просватали тебя за меня, а? Впрочем, все равно!

С прошлого года Сигнус всячески добивался расположения своей нареченной невесты, но заносчивость жениха была ей не по нраву, поэтому она куда охотнее общалась с другими мальчиками — Абраксасом, Родольфусом и даже Томом, чем с женихом. При последних словах Сигнуса девочка сразу сникла, а лицо ее сделалось грустным. Было ясно, что Сигнус словно наступил ей на больную мозоль, прекрасно понимая при этом, как задеть побольнее.

В эту минуту поезд остановился у платформы: студенты прибыли в Хогвартс. Том и все остальные второкурсники рассаживались в открытые кареты, которые должны были доставить их в школу.

— Ух ты! Ничего себе волшебство! Самоходные коляски! — Послышался восхищенный голос Абраксаса Малфоя.

— Да… Здорово! — Протянула Друэлла.

Реддл же в свою очередь изумленно смотрел на однокурсников и благоразумно молчал. Он ясно видел, что все кареты были запряжены конями, правда, очень странными конями. Худыми, серыми, с горящими глазами…Почему же другие их не видят? Или ему они просто чудятся? Нет, глаза его не обманывали. И Том решил, что рано или поздно ответ найдется в какой-нибудь книге из школьной библиотеки, а пока лучше не забивать этим голову.

Вечером, когда после пира по случаю начала учебного года, все ученики разошлись по своим спальням, Реддл кое о чем расспросил Родольфуса.

— Послушай, Дольф, это правда, то, что сказал Блэк Друэлле в экспрессе?

— Ты об их помолвке? Да, все так и есть.

— А не рановато ли?

— Я бы так не сказал. Видишь ли, в тех семьях, где желают сохранить чистоту крови, родители заранее думают о браке своего ребенка и сами подготавливают союз, который бы устроил всю семью.

— Ну, Дру этот союз, похоже, совсем не устраивает.

— Зато он, вероятнее всего, по душе ее родителям и родителям Сигнуса. Розье хоть и чистокровные волшебники, однако род их все же не такой древний как у Блэков. Но Розье очень богаты и хотят получить в добавок к этому более сильное влияние в магической Британии. А влияние можно обрести, породнившись с таким благородным семейством как Блэки. Родители Дру ради этой цели не поскупятся на богатое приданое для дочери. И это обстоятельство будет очень по нраву спесивым Блэкам, которые галеонами своими кичатся не меньше, чем чистотой крови, и с богатством расстаются совсем неохотно, когда сами выдают замуж дочерей, полагая, что их благородное происхождение вполне компенсирует скромное по меркам нашей знати приданое. Все владения Блэков основном майоратные. А почему, собственно, это тебя волнует? Или на Дру глаз положил?

— Не говори ерунды! Просто любопытно. — Реддл тут нисколько не врал.

— А между прочим, наша Друэлла к тебе относится куда благосклоннее, чем к Сигнусу. — Заговорщически усмехаясь, сказал Родольфус.

— Да как ко всем. — Возразил Том. — Давай уже спать! — Слегка раздраженно добавил он.

— Ладно-ладно! Как скажешь!

Уже с первых недель учебы Реддл опять стал первым учеником на курсе, уверенно лидируя по количеству очков, но этому уже не удивились ни преподаватели, ни студенты всех курсов. Не в пример некоторым детям, учеба вовсе не казалась тяжелой талантливому мальчишке, напротив, была только в удовольствие.

В один день декан Гораций Слизнорт вызвал Тома к себе, и они вместе отправились к директору Армандо Диппету. Пожилой седовласый волшебник благосклонно кивнул, когда высокий и худой студент-второкурсник в простенькой поношенной мантии почтительно поприветствовал главу школы.

— Здравствуй-здравствуй, Том Реддл! — Дружелюбно заговорил директор. — Я очень доволен твоими выдающимися успехами. — Искренно похвалил он ученика. — Убежден, что ты станешь настоящей гордостью Слизерина.

— Как полагаете, Гораций, — обратился он уже к декану змеиного факультета. — Сможем мы и дальше обучать Тома по индивидуальному курсу? Потянет ли он усложненную программу?

— Вне всяких сомнений, сэр! Думаю, что по некоторым дисциплинам он вполне сможет посещать занятия вместе со студентами третьего или даже четвертого курсов потому, как свою программу он усваивает очень быстро и вполне успешно.

— Вот и отлично, Гораций? Составьте для него индивидуальное расписание. Нужно дать ему развернуться, чтобы волшебный потенциал и таланты заиграли в полную силу как бриллианты.

Мистер Диппет похлопал Тома по плечу.

-Непременно, сэр!

— А теперь, дорогой директор, позвольте нам откланяться! — подытожил Слизнорт.

С этими словами декан и студент вышли из кабинета.

— Профессор Слизнорт, — с волнением спросил Реддл. — Я, значит, буду дополнительно заниматься вместе со старшекурсниками?

— Да, Том, если ты не возражаешь.

— Что вы, сэр! — лицо Реддла при этом зарумянилось от радости, но, как и всегда, красивее от этого не стало. — Для меня большая честь, что и вы, и директор Диппет столь высоко цените меня и мои способности.

— Ты вполне заслужил этих высоких оценок, Том. Зайди сегодня вечером ко мне в кабинет, и я передам тебе расписание.

— Спасибо, профессор! — И Реддл как на крыльях понесся в факультетскую гостиную.

Вечером, точно в назначенный час мальчик явился к декану за расписанием и постучал в дверь кабинета.

— Входи, входи, Том, не стесняйся! — Послышался дружелюбный голос Слизнорта.

— Профессор, я пришел, как вы велели, за расписанием…

— Да-да, я как раз с ним закончил. Немало, признаюсь тебе, голову над ним поломал! — Улыбаясь, говорил Слизнорт. — Ну да ладно, вот возьми! — Добродушный толстяк протянул Реддлу свиток пергамента.

— Благодарю, сэр! — Отвечал Том, не очень вежливо при этом выхватывая расписание из рук учителя. Но Реддл сейчас не мог с собой совладать. Развернув пергамент, мальчишка принялся жадно его изучать, а изучив, был немало удивлен.

— Но позвольте, профессор, здесь, простите меня, есть некоторые накладки. Вот, например, прорицания и древние руны. В один и тот же день и в одно и то же время. Как же я смогу посещать эти занятия одновременно? Или вы посоветуете какое-нибудь заклинание, либо ритуал?

— Нет, таких заклинаний и ритуалов не существует. Но можно воспользоваться маховиком времени.

— Чем, профессор?

— Маховиком времени, Том. Это такой волшебный артефакт, который дает возможность вернуться в прошлое на один или несколько часов. Вот, взгляни!

— Тут Слизнорт достал из кармана своей темно-зеленой мантии толстую золотую цепочку, на которой висели золотые песочные часы.

— Пришлось написать в Министерство несколько писем, чтобы тебе позволили им пользоваться. Но я заверил сотрудников Отдела тайн, что ты будешь применять его исключительно в учебных целях. Один полный оборот — это один час. Их можно сделать до пяти за раз и, таким образом, отправиться в прошлое на пять часов. Но нельзя вмешиваться во время и в текущие события, потому как это может привести к очень нежелательным последствиям. Но, думаю, вам с таким умом вполне можно одолжить маховик времени. Впрочем, это не совсем полноценный артефакт, а лишь его прототип. Настоящие маховики времени, которые под надежной защитой хранятся в Отделе тайн при Министерстве Магии, позволяют отправляться в прошлое на несколько дней, месяцев или даже лет. Ну а для того, чтобы присутствовать на двух уроках одновременно вполне достаточно одного оборота на таком вот простеньком устройстве.

— Благодарю вас, сэр! — Принимая маховик времени и стараясь сдержать буйную радость, отвечал Реддл.

— Что ж, уже поздно, Том! Не стану вас больше задерживать. Жду вас завтра на занятии по зельеварению вместе с четверокурсниками. Будет очень интересная тема. Вот, возьмите учебник.

— До свидания, профессор!

— До завтра, Том. Успехов вам!

* * *

На другой день Реддл сидел на уроке зельеварения вместе с четверокурсниками, которые поначалу были несколько удивлены присутствию Тома, но уже после первых десяти минут восприняли это как нечто, само собой разумеющееся.

— Тема сегодняшнего занятия — Амортенция и ее влияние на человека. — Слизнорт указал на небольшой котел, в котором переливалось зелье золотистого цвета, и от него, спирально завиваясь, поднимался пар. — Может кто-то заранее ознакомился с материалом в учебнике и пожелает дать определение. — Никто не ответил.

— Мистер Эйвери? — Обратился он к полноватому мальчику, и Том догадался, что это старший брат Эллы.

— Нет? — Тут поднялись руки Тома и смугловатой темноволосой девочки.

— Да, мисс Блэк!

— Я слышала, что амортенция — это приворотное зелье, напоив которым человека, можно заставить его влюбиться в того, кто это зелье ему дал.

— Что же, в общем верно, дорогая Кассиопея. Пять очков Слизерину. Но, может, вы тогда скажете, как именно оно действует, и какова его сила? — Но Кассиопея молчала.

— Мистер Реддл? — Обратился он к Тому, видя его поднятую руку.

— Приворотное зелье на самом деле вызывает не любовь, так как ее нельзя создать с помощью зелья, но оно способно породить очень сильное влечение к объекту. Но действие подобных отваров чаще всего ограничено по времени и необходимо снова и снова периодически давать его жертве, чтобы сохранить эту тягу к возлюбленному. Кроме того, от него существуют антидоты, способные прекратить действие амортенции, если какое-либо третье лицо даст их жертве приворота.

— Спасибо вам, мистер Реддл, за точную и подробную характеристику амортенции. Пятнадцать очков Слизерину.

— Сэр, я хотел бы задать вам вопрос, если вы позволите. Относительно амортенции..

— Ну, конечно, Том. Ведь это тема нашего занятия.

— Я прочел об амортенции не только в учебнике, но и в “Большой энциклопедии зелий”. Там сказано, что дети, рожденные в союзе, где один из родителей находился под действием приворотного зелья, не способны любить. Однако бывают исключения. Не могли бы вы поведать нам об их природе, то есть я имею в виду, почему исключения очень редко, но все же случаются?

Услышав такой вопрос, декан задумался, а в классе повисла тишина. Другим студентам тоже захотелось узнать ответ на этот вопрос. На занятии присутствовали одни слизеринцы, но и в их сердцах невольно возникло сочувствие к этим несчастным, кто с самых первых дней не по своей воле был лишен способности любить. И было очень интересно узнать, что же все-таки может дать им надежду и позволить стать тем самым счастливым исключением.

Наконец, профессор Слизнорт заговорил.

— К сожалению, ничего не могу вам ответить на это, Том. Вопрос, заданный вами, очень интересен, но он доселе не изучался ни алхимиками, ни волшебниками других специализаций. Но, может быть вам, с вашими способностями, умом и упорством удастся найти ответ, если, конечно, зададитесь такой целью. Кто ищет, находит.

— Не уверен, что в этом мое призвание, сэр.

— Ну, у вас еще много времени, чтобы определиться с этим.

— Конечно, профессор.

— Дорогие мои, на этом урок закончен. — Сказал Слизнорт, взглянув на часы. — Прошу вас тщательно изучить параграфы с пятого по восьмой, посвященные амортенции и ее свойствам. Кроме того, жду от каждого из вас самостоятельную работу, длиною один метр, о людях, которым с помощью антидотов удалось справиться с действием приворотного зелья.

В этот же день после обеда на квиддичном поле царило уже обычное для начала года оживление: шел отбор игроков в сборные факультетов. Все внимание преподавателей и студентов было обращено сейчас на второкурсников, которые из всех сил старались проявить себя и занять вакантные места в школьных командах.

Когда слизеринский капитан Мальсибер объявил, что берет Лестрейнжа на место загонщика бланджеров, то Родольфус от радости сначала запрыгал, а потом, оседлав метлу, принялся кувыркаться на ней в воздухе и совершенно позабыл о сдержанности, которую чистокровные аристократы с детства старались привить своими отпрыскам. Однако, львиная доля всеобщего восхищения и внимания была сейчас адресована новому ловцу команды Гриффиндора — Генри Поттеру. Мальчик действительно оказался прирожденным квиддичистом: ловкий, быстрый, с потрясающей реакцией. Казалось, что умение держаться на метле, на время превратившись с ней в единое целое, у него в крови. Мало кто сумел сдержаться от восхищенных возгласов, когда мисс Флай запустила снитч, а Генри, резко спикировав вниз, словил его почти над самой землей. Гриффиндорцы приветственно захлопали, и на лицах их была надежда, что в этом году кубок достанется их команде. А вот игроки Слизерина были весьма озадачены и стояли хмурые. У них в сборной тоже был новый ловец — Сигнус Блэк. Летал он, конечно, неплохо, но потягаться с Генри мог бы с большим трудом. Капитану Мальсиберу в этой ситуации оставалось делать ставку на своих загонщиков да на сомнительные приемы бладжеристов. Но родители новоиспеченного ловца подарили метлы последней модели “Чистомет — 4” всем игрокам, у которых их еще не было, взамен “Комет — 80” и “Чистометов — 2”. Это обстоятельство тоже сыграло свою роль в выборе Мальсибера. Сигнус лишь самодовольно усмехнулся в лицо Друэлле, которая подобно бабочке легко и быстро порхала в воздухе и вполне могла бы конкурировать с Блэком. Но у сборной Слизерина, и только у нее, было негласное правило: девочек в команду они не принимали по каким-то им одним ведомым причинам, будто бы грациозным и хрупким созданиям не место в суровой и опасной игре. В ответ Друэлла надула губки, а потом показала Сигнусу язык, нарочно ведя себя так, как не подобает благовоспитанной чистокровной леди, дабы этим поступком досадить женишку и показать, что в жены ему достанется своенравная хамка. Однако Сигнус сделал вид, что ничего не заметил и быстро подлетел к Реддлу, довольный, что хоть в чем-то обскакал гордость факультета. Том и в самом деле был сейчас всего лишь зрителем разворачивающегося перед ним действа и даже не думал садиться на метлу. Тем не менее он опять вспомнил о своем единственном полете без метлы, но повторить это снова у него пока так и не получилось и управлять этой способностью он все еще не мог.

— Ну что, никчемный полукровка, маглокровка или как там тебя? Слабо, да? Вот уж где, как не в полетах, проявляется истинно благородная кровь. — Но едва Том собрался ответить что-нибудь язвительное, как к ним подлетел Генри Поттер, враз ставший кумиром первокурсниц и второкурсниц Гриффиндора и даже некоторых студенток постарше. И мальчик все это отчетливо понимал.

— Да будет тебе, Сигнус! — Вроде бы соглашаясь с коллегой из другой команды, но с подвохом в голосе, начал Генри. — При чем тут кровь, когда известно, что рожденные ползать летать не могут!

— В самом деле? — Спокойно спросил Том, в то время как в его темно-серых глазах блеснули недобрые красноватые огоньки. — За драными кошками тоже такого умения не замечал! — Парировал Реддл на двойное оскорбление в свой адрес и в адрес своего факультета.

— Минус десять очков Гриффиндору, мистер Поттер! — Послышался голос профессора Слизнорта, вступившегося за своих лучших учеников.

— Еще минус десять очков Гриффиндору! — Добавил подоспевший Альбус Дамблдор. — Срам какой, дорогой Генри! Не ожидал от вас такого поведения!

* * *

Через два дня совместный с гриффиндорцами урок защиты от темных искусств стал для Тома настоящим триумфом. Профессор Вилкост поставила на свой стол большую клетку, в которой сидели маленькие худые вертлявые темно-серые существа, похожие на уродливых человечков.

— Это корнуэльские пикси! — сказала она студентам. — Они довольно глупы и очень любят делать волшебникам мелкие пакости, хотя по большому счету безобидны, но могут доставить разные неприятные хлопоты. Итак, попробуйте сейчас справиться с ними и загнать обратно в клетку с помощью уже изученных вами заклинаний. Например, левитации или какого-нибудь другого. Вот и станет ясно, насколько хорошо вы готовите свои самостоятельные задания.

С этими словами преподавательница открыла дверцу клетки, и пикси тут же выскочили из нее. Что тут началось! Две вертящихся чертяки немедленно опрокинули парту Друэллы Розье и Эллы Эйвери, облив их чернилами. Раздался дружный девчачий визг. Еще одна кривляющаяся и пищащая вертушка запрыгнула на люстру, раскачала и оборвала ее так, что бывшие под ней студенты едва успели отскочить. Генри Поттер, явившийся на урок сразу после тренировки по квиддичу, вскочил на метлу и изловчился-таки схватить пару кричащих уродцев, но когда попытался затолкать чертяк в клетку, то они вырвались. Родольфус и Сигнус пытались попасть в них заклинанием левитации, но всякий раз промахивались. Профессор Вилкост неподвижно и горделиво восседала на своем стуле, спокойно глядя на разыгравшуюся нечисть, давая ей пока волю, чтобы ученики имели возможность проявить себя. Том усмехнулся, смотря на тщетные попытки однокурсников усмирить буянов, потом неторопливо достал волшебную палочку и небрежно взмахнул в направлении одного из существ.

— Остолбеней! — Послышался холодный голос слизеринца, и тут пикси неподвижным рухнул на пол. Не прошло и тридцати секунд, как и все остальные лежали рядом с первым, а Реддл поднял их на воздух, одного за другим левитировал в открытую дверцу клетки и запер их на замок.

— Браво, Том! — Похвалила слизеринца довольная профессор. — Пятнадцать очков Слизерину. Остальные попытайтесь повторить успех сокурсника, когда я выпущу одного из пленников. А вы, мистер Реддл, возьмите пока учебник за третий курс, прочитайте параграфы десять и одиннадцать, а потом расскажите мне о боггартах

— Я уже прочел о них, профессор! — Отвечал Том. — Боггарт — это привидение, принимающего облик того, чего человек боится больше всего на свете. Но с ним можно справиться с помощью заклинания “Ридикулус”, однако, произнося его, нужно обязательно представить что-то смешное.

— Замечательный ответ! Но заклинание вы ведь еще не практиковали?

— Нет, мэм, ведь с боггартом я еще не встречался.

— В таком случае нужно дать вам возможность попрактиковаться.

Тут она подошла к шкафу.

— Сейчас я открою дверь, и из нее покажется боггарт, а вы, мистер Реддл, попытайтесь совладать с ним. — И в ту же секунду из шкафа вышла женщина, страшная женщина с горящими глазами, лицом как череп, одетая в темный длинный балахон с капюшоном и с большой косой в костлявых руках.

— Ридикулус! — Шептал Том трясущимися губами, в то время как руки его дрожали. Но холодный рассудок тут же напомнил мальчику, что женщина эта ненастоящая, а гордость и мстительность тут же подкинули картинку: Блэк и Поттер в погоне за снитчем одновременно сваливаются со своих высокоскоростных метел и грохаются на землю с задранными кверху мантиями так, что все подштанники наружу.

— Замечательно, Том! — Донесся до его ушей голос преподавателя. Еще пятнадцать очков Слизерину. На этом занятие окончено. — Услышав эти слова, ученики как по команде быстро собрали свои сумки и выбежали из класса. Реддл, как всегда, поймал при этом дружелюбный взгляд Родольфуса и завистливый Сигнуса. Когда вся толпа выкатилась из кабинета в коридор, профессор Вилкост принялась приводить в порядок класс после учиненного в нем погрома.

— Позвольте, я помогу вам, профессор? — Предложил Реддл с самой любезной улыбкой, восстанавливая разбитую люстру и привешивая ее обратно к потолку. Он решил, что сейчас самый удобный момент попробовать заполучить разрешение на работу в запретной секции. А когда Реддл задавался целью получить что-то, то, как правило, получал рано или поздно. Для этого он мог пускать в ход не только магию, но и природное обаяние, приятные манеры. Мог быть образцом учтивости и обходительности с теми людьми, от которых что-то зависело. Не брезговал он и умелой лестью. Но это был лишь красивый фасад, за которым мало кто мог разглядеть неприглядную суть — гордыню, тщеславие, желание мстить и добиваться своего, не гнушаясь при этом никакими методами. И то, что в Хогвартсе он вел себя куда смирнее, чем в приюте, объяснялось страхом быть отчисленным из школы за такие проделки, ведь тут их не так-то легко скрыть, даже применяя заклинание Blokus, так как свидетели могли появиться в самый неподходящий момент. Да и дело приходится иметь не с какими-нибудь презренными маглами, а с волшебниками. Однако поведение это походило на повадки змеи — менять кожу, но не нрав.

— Спасибо, мистер Реддл. Очень мило с вашей стороны!

— Я просто очень благодарен вам, профессор, за столь интересный урок. — Издалека начал Реддл.

— Вы очень талантливы и сильны в магии, мистер Реддл, а защита от темных искусств вам удается столь хорошо, как на моей памяти еще никому не удавалась.

— Правда, профессор? — Почтительно и как будто не веря своим словам, опуская глаза в пол, спросил Реддл.

— Да, Том, и незачем напускать на себя ложную скромность. Вам это совершенно ни к чему. Вы не хуже меня понимаете, что, во всяком случае по моему предмету, способны потянуть программу старших курсов, начиная с пятого. Причем усложненную программу для тех студентов, которые выбрали защиту от темных искусств в качестве своей специализации.

— Я буду счастлив попробовать, профессор. Но тогда мне придется посещать запретную секцию в библиотеке. А такое разрешение обычно выдают лишь старшекурсникам.

Профессор Вилкост на мгновение задумалась, а потом сказала.

— Ну, я полагаю, что в данном случае вполне возможно сделать исключение, Том. Да, думаю в начале следующего семестра вы такое разрешение получите после того, как я согласую этот вопрос с профессором Слизнортом и директором Диппетом.

Реддл с удовлетворением отметил, что преподаватель не станет обращаться к заместителю Дамблдору.

— А что профессор Дамблдор? — Спросил Реддл.

— О, я понимаю ваше опасение. — Кивнула учитель. — Альбус всегда очень ответственно подходит к такого рода разрешениям, но в случае с вами такие предосторожности — это совершенно лишнее. Нужно дать вашим талантам развернуться в полную силу, а не подрезать крылья столь прекрасной птице.

— Благодарю, профессор! — Сдержанным вежливым тоном отвечал Реддл, но в глазах его светилось мрачное торжество, которое он с трудом обуздывал в себе сейчас.

— Куда деваются исчезнувшие предметы? — Спросила горгулья, охраняющая вход в гостиную факультета Когтевран у стоящего рядом с дверью и желающего войти Реддла.

— В никуда или во все! — Отозвался слизеринец.

— Проходи! — ответила сторожиха и отодвинулась, освободив дверь.

Том сделал шаг вперед и оказался в просторной комнате с большими стрельчатыми окнами. В гостиной Когтеврана было очень светло даже сейчас, когда солнце уже село, и на замок опустились сумерки. Но Реддл не стал подробно рассматривать помещение, а поспешно пошел в другую дверь напротив, провожаемый недоуменными взглядами немногих когтевранцев, еще не ушедших из общей комнаты. Том оказался в коридоре, в разных концах которого были, по-видимому, спальни для мальчиков и девочек, а в середине он увидел лестницу, которая вела вниз, и понял, что идет прямо туда, куда ему и нужно было. Мальчик быстро спустился вниз и попал в довольно просторное подземное помещение с непропорционально низким для его площади потолком и без окон. Оно тускло освещалось несколькими факелами и свечами. Вдоль стен стояли ряды открытых стеллажей, и на первый взгляд комнату можно было принять за библиотеку. Однако на полках были вовсе не книги, а свернутые трубочками пергаменты, и слой пыли на них, а также полная тишина, говорившая об отсутствии посетителей, явно свидетельствовали, что это старый архив. Держа в руке свечу, Том медленно шел между стеллажей и читал надписи на полках.

— Слизеринец? — Послышался прохладный и слегка удивленный женский голос. — Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, когда даже студенты с родного факультета тут нечастые гости, разве что те одиночные старшекурсники, кто избрал историю магии в качестве специализации. Но учитывая манеру преподавания профессора Бинса, таковых почти не находится.

— Здравствуйте, Елена! — Сказал Том, внимательно разглядывая свою собеседницу. Это оказалось привидение молодой женщины с длинными волосами.

— О, вы знаете, как меня на самом деле зовут? — На прозрачных губах мелькнула приветливая улыбка. — Обычно меня зовут Серой Дамой, хотя это прозвище мне не по душе и я не отзываюсь на него. Гораздо приятнее, когда тебя называют по имени.

— В “Волшебной исторической энциклопедии” подробно и в очень доступной форме рассказано обо всех призраках, издревле населяющих школу. Вы Елена Когтевран, дочь одной из основательниц Хогвартса. Весьма польщен, рад знакомству!

— Что же, похвально, что вы в столь юном возрасте уже не только изучили, но и запомнили эти полезные сведения, мистер…

— Реддл. Том Марволо Реддл. — Без особого энтузиазма представился студент.

— А вам, похоже, не очень нравится свое имя. — Констатировала Елена. — Могу лишь посоветовать придумать себе прозвище. Только придумай его сам, или это могут сделать другие.

— Пожалуй, я когда-нибудь обязательно воспользуюсь вашим советом.

— А что вас привело сюда, мистер Реддл?

— Мне нужно приготовить доклад по древним рунам.

— Но ведь их изучают на третьем или даже четвертом курсе! — Воскликнула Елена.

— Я на втором, но профессор Слизнорт посчитал, что я вполне могу их изучать.

— Тогда почему ты не в Когтевране, с твоими мозгами? — Елена даже не заметила, как перешла с официального обращения на более дружеское.

— Такого было решения Распределяющей шляпы. — Уклончиво ответил Реддл, уткнувшись в свитки пергамента.

— Что же конкретно ты ищешь? — Поинтересовалось привидение.

— Что-нибудь об Основателях.

— Разве в школьной библиотеке о них мало книг? — В голосе собеседницы Том уловил легкую иронию.

— Ну разумеется! — Самодовольно кивнул он. — И любой сможет их прочесть. Но я не желаю, чтобы моя работа походила на другие, ей полагается быть лучшей. Особенной! Поэтому я и хочу прочитать первоисточники и летописи.

— Мне нравится твоя жажда глубоких познаний и желание быть впереди всех. Видишь ли, я когда-то тоже мечтала превзойти в волшебной силе и в уме свою мать и даже отважилась на очень, мягко говоря, неприглядный поступок. — Елена, казалось, говорила уже не с собеседником, а как будто сама с собой, погрузившись в свои воспоминания. — Ну да ладно! — Спохватилась она. — Вот, Том, посмотри здесь. — Привидение легко пролетело прямо через два стоящих стеллажа и указало полупрозрачной рукой на полки третьего. — Уверена, тут ты найдешь нужные тебе сведения. Удачи!

— Благодарю! — Отвечал Реддл.

— До встречи! — Попрощалась Елена и полетела сквозь стену, а Том остался один среди старинных рукописей, написанных древними рунами.

Изучение этих манускриптов само по себе было для Реддла очень увлекательным занятием, ведь благодаря запыленным свиткам можно было погрузиться в древность, во времена и события даже тысячелетней давности, и стать тем самым их свидетелем. Но читая внимательно старинные летописи, Том еще не знал, какое откровение обрушится на него в этот вечер.

Один лишь небольшой отрывок об основателе змеиного факультета в Хогвартсе стал для Реддла невероятным сногсшибательным открытием. К тому же особая ценность этих сведений заключалась в том, что летописец, похоже, был знаком с Основателями вообще и с Салазаром Слизерином в частности.

“А и был он, Слизерин, прозванный Салазаром, ростом высок и худ зело. Окромя сего, кожу маг имеша белую, точно снег, а тело хладное аки у тех гадов ползучих, с коими чародей сей завсегда свободно глаголаша. Ладони его узки бысть с перстами долгими, ни к какой работе не годныя, но палочку волшебную вертеша с умением и искусством изрядным. Когда же змееуст Слизерин с благородным Годриком Гриффиндором, разумной Кандидой Когтевран и смиренномудрой Пенелопой Пуффендуй ссору затеявши о том, каких учеников в Хогвартс принимать надлежит, то по уходе своем сказавши со злобой: “Оставил я в школе комнату тайную, тайную и страшную. А и заключено в ней чудовище лютое, безобразное и смерть несущее. Годов пройдет десять по сто, и явится во время урочное Наследник мой, чертами и силою моими обладающий, и откроет он комнату тайную, заповедную, и выпустит оттуда чудовище лютое. А и изгонит чудище сие из школы волшебной всех недостойных, а тех, кто сами в страхе не побегут, истребит смертью безвременной неминучей.”

От прочитанного у Тома даже слегка закружилась голова, руки и ноги задрожали, а бледные щеки и шея залились румянцем. В голове был целый вихрь мыслей. Вот, значит, и разгадка всех его странностей и небывалого волшебного мастерства! Вот почему и с маглами у него с самого начала была стойкая и взаимная неприязнь. Реддл не сомневался, что именно ему выпала небывалая честь стать наследником самого Салазара Слизерина. Все ведь сходится! Прошла как раз тысяча лет с момента основания Хогвартса. Мраксы — последние потомки Основателя. А дар говорить со змеями, высокий рост и худоба, холодная кожа и неприспособленные к физической работе руки с длинными пальцами?! Интересно, что это за чудовище, способное жить столько веков? И почему в “Истории Хогвартса”, составленной как раз на основе древних летописей, нет ни слова о Тайной комнате? Надо будет непременно потолковать с профессором Бинсом на этот счет! И Том начал снова читать.

“И удалился Слизерин, прозванный Салазаром в родные места его, что среди болот и топей лесных, коих чародей завсегда был безраздельным хозяином, в вотчину и в замок родовой неприступный, лишь ему, грядущему Наследнику, да тем, кто на змеином языке глаголет открывающийся.”

Том не помнил точно, как вернулся в свою спальню, а улегшись в постель, еще долго ворочался, не в состоянии уснуть от охватившей его нервной дрожи. Сейчас юный слизеринец торжествовал и ликовал, узнав о том, кто он есть на самом деле — тот самый Наследник величайшего из основателей Хогвартса. Подумать только! А вырос среди маглов и до одиннадцати лет даже не знал ни о существовании Хогвартса, ни о своем даре. “Хотя, может, так и должно было произойти? Кто знает?”- Думал Том. — “Ведь родись я и вырасти среди волшебников, разве появилась бы в моем сердце ненависть к этим ничтожествам, а не просто презрение, которое испытывают к ним чистокровные маги. Но видит Мерлин, одного презрения недостаточно для того, чтобы отыскивать тайную комнату и уж, тем более, выпускать на волю заключенное в ней чудовище.” Сейчас Реддл еще не знал, хватит ли у него смелости на такой поступок, и потому решил пока не думать об этом, а просто плыть по течению. “Отыщу сначала эту комнату, разузнаю, что там за чудовище, и тогда видно будет, как поступить…”

На другой день Том задержался после урока по истории магии, дабы иметь возможность поговорить с профессором Бинсом с глазу на глаз. Привычно пробурчав нудную для большинства студентов лекцию и отпустив их, привидение полетело из кабинета, но голос Тома остановил его.

— Подождите, профессор, прошу вас!

— Мистер Реддл?

— Сэр, если позволите, я бы хотел задать вам один вопрос касательно истории магии.

— Мне очень приятно, Том, что вы проявляете столь живой интерес к моему предмету. Прямо бальзам на душу. Жаль, что такие ученики попадаются мне очень и очень редко. Слушаю вас, мой юный друг.

— Профессор, я недавно работал с летописями, написанными на древних рунах. Насколько я понимаю, авторы “Истории Хогвартса” обращались именно к ним как к первоисточникам.

— Совершенно верно! — Похвалил профессор Бинс Реддла. — Знаете, Том, я не удивлюсь, если, окончив Хогвартс, вы станете весьма видным историком наряду с Батильдой Бэгшот.

— Возможно, сэр! — Последовал неопределенный ответ. — Но сейчас меня интересует совсем другое. Скажите, почему в “Истории Хогвартса” нет ни слова о Тайной комнате, которую, если верить словам Салазара Слизерина, он оставил в школе перед своим уходом, и которую спустя века должен открыть его наследник?

— Дорогой Том, авторы исторических трудов и учебников, как правило, опираются на точные факты, подтвержденные самыми неопровержимыми доказательствами, на надежные источники. А существование Тайной комнаты — это всего лишь легенда. И у нас нет никаких оснований полагать, что она правдива. Кроме слов Салазара Слизерина нет ничего, что говорило бы о ее существовании. Замок неоднократно осматривали самые сильные волшебники и опытные мракоборцы, но никакой комнаты не обнаружили.

— Но разве Салазар Слизерин мог лгать? — Засомневался Том.

— Давайте рассуждать здраво, мистер Реддл. Когда Салазар Слизерин в очередной раз рассорился с Годриком Гриффиндором и не нашел при этом поддержки ни у Кандиды Когтевран, ни, тем более, у Пенелопы Пуффендуй, как известно, готовой всех принять под свое крыло, то, оставшись таким образом в одиночестве, гордый змеееуст решил покинуть школу. Вообразите себе, в каком он пребывал раздражении, и насколько сильна была его обида! Вполне возможно, что слова эти он мог сказать просто в сердцах, чтобы хоть как-то омрачить радость оставшихся в Хогвартсе Основателей.

— Значит, вы полагаете, что он просто солгал?

— Том, не только я, но и все Сообщество колдоисториков Британии придерживается такого мнения.

— А как же его слова о грядущем Наследнике?

— Ну, вот вам еще одно доказательство, что слова эти не соответствуют истине. Раз уж вы заинтересовались этой темой, то, полагаю, читали в справочнике о двадцати восьми чистокровных родах, что последние потомки Салазара Слизерина — это Мраксы. Но их род, уже считай, угас. Старый Марволо скончался больше десяти лет назад, его дочь Меропа бесследно исчезла, и о судьбе ее ничего неизвестно. Что до Морфина, последнего прямого живого потомка Салазара Слизерина, то, уверяю вас, это последний человек, который мог бы претендовать на роль этого самого пресловутого наследника. Он и в молодости был не в себе и нападал на маглов при молчаливом согласии и попустительстве отца, а после возвращения из Азкабана совсем помешался. Сейчас Морфин просто доживает свои дни, прозябая в полуразвалившейся лачуге в Литтл Хэлтоне, и вероятность, что он создаст семью и произведет на свет хоть сколько-нибудь достойных волшебников, весьма ничтожна. Он погряз в лености и пьянстве, и ни одной волшебнице, тем более чистокровной, такой муж даром не нужен. Так что рассчитывать, что среди потомков Слизерина появится некто, обладающий силой и могуществом своего великого предка, не приходится. Советую вам, мистер Реддл, не забивать себе голову всем этим и не трудиться понапрасну над разрешением этой загадки. Все это просто тупиковый путь, путь в никуда. Вы лишь напрасно потратите свое время. А сейчас, позвольте мне удалиться, да и вам пора уже на следующий урок. Поторопитесь, иначе опоздаете, и со Слизерина снимут баллы.

— Благодарю вас, сэр! До встречи1 — И Том, в свою очередь, вышел из кабинета.

Его, конечно же, не убедили слова профессора Бинса о том, что Тайной комнаты не существует. Напротив, после этого разговора Реддл убедился в обратном. Когда он услышал рассуждения привидения о невозможности появления на свет наследника Салазара Слизерина, то губы его изогнулись в презрительной усмешке, которую Реддл не смог сдержать. В самом деле, было забавно слушать, как тебя старательно пытаются убедить, что тебя нет. Впрочем, это вполне объяснимо, ведь никто не знает, что стало с Меропой Мракс, а доискиваться до сути, как это сделал он год назад, никому не интересно. Когда Марволо и Морфина посадили в Азкабан, никому не было дела до оставшейся в одиночестве нищей девушки, куда она ушла и с кем. Может быть, маглы и посудачили о ней какое-то время, когда она сбежала с сыном богатого плантатора, но после их отбытия в Лондон о Меропе благополучно забыли и маглы. Чародеи же вообще могли не знать об этом скандале. Однако Реддл был даже доволен этой неосведомленностью и заблуждениями волшебников. В конце концов, под покровом тайны будет легче искать пресловутую комнату, а главное, открыв ее, не навлечь на себя и тени подозрения. Рассуждая таким образом, Реддл решил исполнить то, что заповедовал его великий предок. В дверях гостиной Том неожиданно столкнулся с Сигнусом.

— О, привет, Руддл, ой, прости, Раггл или как там тебя…- Насмешливо коверкая фамилию Тома, фырчал Блэк. — По мне, так безродных шавок вроде тебя как ни назови — все едино! Стоящий рядом с ним громила Крэбб, которого Сигнус держал за телохранителя и мальчика на побегушках, угодливо хихикнул. Реддл даже не ответил на язвительные слова, а только смерил обоих злым презрительным взглядом, так что оба обидчика невольно шарахнулись при виде вспыхнувших в его глазах красных огоньков. Теперь, когда Реддл узнал о своем происхождении, то вообще посчитал ниже своего достоинства отвечать на такие вот выпады. “Знал бы ты, с кем сейчас разговариваешь, спесивая ты рожа. Ну ничего, когда-нибудь лучшие и сильнейшие представители твоей чопорной семейки будут считать за честь попасть хотя бы в число моих слуг. Это я тебе гарантирую, не будь я Наследник Слизерина!”

В гостиной змеиного факультета было непривычно шумно, голоса беседующих между собой студентов сливались в единый гул, а сами они походили на пчел в потревоженном улье. И тому была причина: в Хогвартс прибывала новая преподавательница прорицаний, известная во всей Магической Британии провидица Кассандра Трелони — величавая, степенная светловолосая волшебница средних лет с глубокими темно-зелеными глазами. Она сейчас была главной темой разговоров у всех девочек с первого по седьмой курс, и даже некоторые юноши, не скрывая, интересовались ею.

— Вот повезло тебе, Эмма, — послышался звенящий как колокольчик голос Эллы Эйвери, разговаривавшей со своей старшей сестрой третьекурсницей. — Мадам Трелони ведь предскажет тебе будущее. А может, ты попросишь ее, чтобы она и мне погадала?

— Ну, это вряд ли, — вмешалась в разговор Кассиопея Блэк. — Профессор Трелони, говорят, довольно строга и всем подряд не гадает. Неужели директору Диппету и в самом деле удалось ее уговорить?

— Но ведь это же будет в рамках уроков! А как тогда она станет нас учить?

— Ей виднее! Но меня больше удивляет, почему она согласилась преподавать в Хогвартсе? Хотя он тут, скорее всего не при чем. Просто провидице захотелось посмотреть судьбы еще совсем юных волшебников, узнать их чаяния, чем они живут и к чему стремятся.

Тому вместе с другими третьекурсниками на другой день предстояло идти к ней на урок, и поэтому мальчик внимательно слушал, что говорили ученицы о новой преподавательнице-провидице, стараясь не упустить ни одного слова. Но тут Реддла неожиданно тронул за плечо Родольфус.

— Что тебе, Дольф? Опять хочешь, чтобы я просмотрел твое домашнее задание, подсказал, как правильно превратить черепаху в чайник в последней теме по трансфигурации или же просто дать почитать эссе по истории магии.

— Нет, Том, нет! Просто я тоже хочу, чтобы профессор Трелони погадала мне! — Задумчиво проговорил Лестрейнж, при этом неотрывно глядя на белокурую Эллу Эйвери.

— Хочешь узнать, светит тебе что-нибудь с ней или нет? — Кивнул Реддл головой в сторону девочки и усмехнулся.

— А хоть бы и так! — Вспылил на секунду Родольфус, но потом тут же сник. — Пожалуйста, поговори с мадам Трелони, чтобы она предсказала мне будущее.

— И как же я это сделаю, если даже незнаком с преподавателем прорицаний?

— Да ты в два счета становишься любимчиком у любого учителя, Том! Все они просто без ума от твоих способностей. Ну что тебе, жалко что ли?

— Хорошо! — Пообещал Реддл. — При первой возможности поговорю. — Сейчас Том хотел просто отвязаться от однокурсника, потому что одна мысль занимала его. “А удастся ли скрыть от провидицы свои мысли и не отказаться ли от занятий, пока не поздно.” Но в конце концов посчитал, что это он сможет сделать в любое время, если почувствует что-то неладное. Кроме того, Реддл все же надеялся на свои навыки в окклюменции.

Кабинет профессора Трелони был очень своеобразным, так, что, побывав в нем, человек вряд ли забывал его. Освещалась классная комната разноцветными свечами, пламя которых то горело ровно, то колыхалось и трепетало, от чего во всем помещении витал флер некой таинственности и загадочности. На стенах висели карты с движущимися планетами и созвездиями, а на полках стояли несколько золотистых глобусов Луны. В то время как большинство учеников с интересом рассматривали кабинет, Том не сводил глаз с преподавательницы. Уже с самых первых минут, как профессор Трелони вошла в класс, Реддл понял, что все слухи о необыкновенно развитом даре предсказывать будущее — вовсе никакие не слухи, а чистая правда. Было очевидно, что ей многое известно о каждом из сидящих перед ней студентов, хотя она и видела их впервые и не применяла легилименцию.

— Мисс Эйвери, — вдруг обратилась она к Эмме. — Вашей младшей сестре хотелось бы узнать свое будущее, ведь так?

— Да, профессор! — Отвечала сильно удивленная девушка.

— Можете передать ей, что она выйдет замуж за блондина, на которого сейчас даже и не смотрит. Но именно он ей судьбой предназначен, с ним счастье обретет, хоть и поймет это не сразу.

— Благодарю вас, мадам! — Последовал восхищенный ответ. — А что же я?

— Вас, к сожалению, вынуждена огорчить. Не суждено исполнится вашим чаяниям сделать головокружительную карьеру в Министерстве, хотя определенных успехов вы, конечно, добьетесь. Но замужества вам не избежать. — Увидев, как сникла девочка, прорицательница добавила. — Но со временем и вы поймете, что в семейной доле ваше счастье.

Так профессор Трелони познакомилась с каждым студентом, и по мере того, как она беседовала с учениками, среди них нарастало все большее оживление. Однако, когда подошла очередь Тома, преподавательница намеренно пропустила его. Но мальчика это не смутило. Напротив, перспектива, что он будет беседовать с провидицей наедине, вполне устраивала скрытного Реддла. Когда урок закончился, профессор Трелони попросила его задержаться.

— Вытяните руки ладонями вверх, мистер Реддл. — Том подчинился, а прорицательница, рассмотрев их, начала говорить. — Вы родились зимой, мистер Реддл. Темной, снежной ночью, холодной, как и эти белые ладони.

— Да, это так, профессор.

— Худо ваше дело, мистер Реддл. Зло разрастается в вашем сердце, как сорные травы, гордыня и желание мести сжигают его смертоносным огнем, оставляя после себя лишь черный пепел. Гиблым путем вы идете, юноша!

— В самом деле? — Усмехнулся Реддл, даже не скрывая своего скептицизма на этот счет. — И что же тогда меня ждет, если вопреки вашим словам я не сойду с этого пути?

— Этого я вам не скажу, потому что зло хоть и взошло, но еще не принесло свои плоды. Ваша судьба еще не определена, потому и есть смысл предупредить вас.

— Предупреждали уже! — Насилу вежливо отозвался Том. — Но что конкретно вы мне можете сказать, как другим студентам.

В ответ на эти слова профессор Трелони протянула ученику прозрачный хрустальный шар размером с небольшой мяч. Потом взяла сухую ветку розмарина и, бросив ее на серебряное блюдо, подожгла. По классу заструился пряный запах.

— Вам, а не мне судьба все откроет. Вдохните аромат и посмотрите в волшебный шар судеб, а потом скажите, что вам удалось рассмотреть. Я же постараюсь объяснить ваши видения.

Реддл точно выполнил все, что ему велела прорицательница. Минуту или две он молчал, внимательно вглядываясь в шар, и, наконец, заговорил.

— Я вижу цветы, большой букет крупных, черных как ночь роз в изящных женских руках. Острые шипы на стеблях колют длинные пальцы и ранят нежные ладони. Что это может значить, мадам?

Профессор Трелони задумалась на минуту и ответила.

— Роза — царица цветов и символ любви. Но черными как ночь они в природе не бывают. Видимо, цветы такие, какова земля, взрастившая их. Ваше сердце.

Тут провидица вся мгновенно преобразилась. Ее руки, голова, а потом и тело неестественно затряслись. Глаза смотрели вперед невидящим взором, а губы шевелились, произнося слова низким зычным голосом, не имеющим ничего общего с ее собственным.

— Злодействами своими достигнешь ты небывалого и вожделенного возвышения, но вершина эта в пропасть претворится. Приобретения твои велики будут, но гораздо больше потеряешь. Погубишь ты человека, который полюбит тебя.

Произнеся всю эту непонятную, на взгляд Реддла, ахинею, прорицательница опять стала выглядеть как обычно.

В эту минуту послышался стук в дверь.

— Войдите! — Нехотя сказала профессор Трелони, и в класс тут же вошел Родольфус.

— Здравствуйте, профессор! Прошу вас, скажите, какое будущее меня ждет.

— Иногда его лучше не знать!

— Но другим студентам вы все же гадали.

— Вижу, не оставите вы меня в покое! — сказала провидица. — Хорошо, я посмотрю ваше будущее.

— Мне нравятся блондинки, профессор! — Улыбнулся Родольфус. — Пожалуйста, уж рассмотрите их там.

— Я вижу то, что предначертано, а не то, что вам бы хотелось! — Наставительно сказала прорицательница, беря руки мальчика и всматриваясь в линии на ладонях.

— Нет, блондинок я не вижу. Наоборот, твои линии сказали мне, что ты полюбишь брюнетку. С ней ты узнаешь большое счастье, но оно мимолетным будет как молния. И огромное отчаяние узнаешь тоже, столь же черное, как и ее роскошные кудри.

— Я вам не верю, профессор! — Не сдержавшись, вскрикнул Дольф.

— Как вам будет угодно, мистер Лестрейнж. Похоже, и вы остались не очень довольны моими предсказаниями. Но уже поздно. Полагаю, что вам, а также мистеру Реддлу лучше вернуться к себе. Прошу вас! — И прорицательница отворила дверь, так что Тому и Родольфусу ничего не оставалось, как только выйти в коридор.

— Брюнетка! — Недовольно выпятив губу, ворчал Родольфус. — Счастье и отчаяние в одном флаконе! Ну не дичь ли, а? Кстати, тебе она что предсказала?

— Неважно. — Сухо ответил Том. — Пошли уже в свои подземелья.

— Ладно, пойдем!

Снова незаметно приближались каникулы, и в замке, как и в прошлом году полным ходом шла подготовка к Рождеству. Том, естественно, решил остаться в школе на все каникулы, но при этом попросил разрешения съездить в Лондон, когда Хогвартс-экспресс повезет туда учеников, а потом вернуться назад в пустом поезде. Предлогом послужила покупка новой мантии в ателье мадам Малкин, а истинной причиной было желание снова наведаться в Лютный переулок, в магазин темных волшебных артефактов и книг “Горбин и Бэрк”. Он уже давно прочел, и не только прочел, но изучил и отработал все описанные в ней заклинания. Реддл очень берег ее и тщательно прятал, заколдовывая обложку, ведь если бы кто-то из преподавателей увидел у студента подобное чтиво, то этому горе-ученику пришлось бы раз и навсегда распрощаться с Хогвартсом. В день поездки Том старался избегать встреч с Альбусом Дамблдором, так как заметил, что декан Гриффиндора внимательно наблюдал за ним. Он боялся, что проницательный профессор, даже не прибегая к легилименции, узнает о его намерениях. Юный слизеринец был слишком умен, чтобы не понимать простую истину, а именно: заместитель директора и замечательный преподаватель трансфигурации — очень сильный волшебник, куда сильнее других магов-учителей. Только вот странно, почему он не пользуется своей силой, не показывает ее другим, и не пытается с ее помощью достичь более высокого положения, чем у него было сейчас? Неужели все дело в скромности, благородстве и смирении? “Возможно!” — Рассуждал Реддл. — “Возможно, но не факт.” Но даже если все дело в добродетелях учителя, то тогда тем более Дамблдор захочет вывести его на чистую воду. Несмотря на добродушие, которым он славился на всю школу, когда дело касалось какого-либо коварства, темных искусств, могущих принести вред, то тогда в преподавателе загорался праведный гнев, и как истый гриффиндорец в борьбе с несправедливостью волшебник был неумолим. Поэтому в день поездки Том старался, во-первых, не попадаться Дамблдору на глаза, не привлекать к себе внимания, а во-вторых, вообще не думать о предстоящем визите в магазин. Вместо этого Том внимательно слушал болтовню одноклассников, своевременно вставляя уместные комментарии и рассуждения в ответ на их слова. Когда же мальчик, наконец-то, оказался в поезде, то не удержался и с облегчением вздохнул.

По прибытии в Лондон, пока экспресс был на стоянке, Том пешком дошел до “Дырявого котла”, оттуда привычно попал в Косой переулок, а из него свернул в Лютный и оказался у знакомой витрины. Едва Том вошел внутрь, как сразу услышал голос Карактака Бэрка, приветливо обращающегося к посетителю.

— Мистер Реддл! Рад видеть вас у себя в магазине.

— Приятно, что вы помните меня, сэр.

— Столь смышленого юношу трудно забыть. Чем могу быть полезен? У нас сейчас как раз новое поступление товара.

— Мистер Бэрк, для начала я хотел бы продать то, что приобрел у вас в прошлый раз. Я уже изучил эту книгу.

— Ну что же, с удовольствием приму ее за половину той цены, что вы в свое время заплатили.

— Благодарю.

— А пока вот, хочу вам предложить “Темные заклинания и проклятья. Полное издание”.

— Как же черным магам удается издавать свои книги и не попадаться при этом работникам Министерства?

— Точно также, как и творить темное волшебство. Есть подпольные издательства. Но не все ли вам равно, каким образом книги попадают в мой магазин? — Многозначительно спросил мистер Бэрк, пристально глядя на Тома.

— Сэр, мне это абсолютно безразлично.

— Вот и молодец, мальчик! — Холодным голосом с нотками угрозы ответил хозяин магазина, но тут же как ни в чем не бывало приветливо спросил.

— Может все же решитесь на покупку? Могу и скидку сделать как постоянному клиенту.

Когда Том услышал цену, то быстро прикинул: если отказаться от покупки половины даже подержанных учебников, которыми его все равно могла на время снабдить мисс Сэд, то у него как раз останутся деньги на мантию.

— Хорошо, я согласен.

Но не успел Том достать деньги и расплатиться, как в лавку влетел помощник хозяина Грей Горбин. Волосы его были всклокочены, а сам маг, задыхаясь, прокричал.

— Дементор! Там, в Косом переулке! Сюда направляется. По нашу душу, как пить дать. Уходим скорее, мистер Бэрк!

— А это мы все так оставим, болван? — Закричал Карактак, обводя глазами витрины. — Даже если мы и скроемся, то с такими уликами больше никуда не покажемся. И почему этот идиот из Министерства не предупредил нас как обычно заранее? Зря что ли мы ему каждый раз мзду отстегиваем?

— Позвольте мне, сэр!

Том быстро вынул волшебную палочку, направил ее на свой школьный ранец, что-то пробормотал и взмахнул палочкой. И сразу же все вещи, которые были в магазине — книги по черной магии, темные артефакты, проклятые украшения, бутылки с зельями и пакетики с порошками — все каким-то непонятным образом уместились в школьную сумку, словно та была безразмерной.

— Заклятие незримого расширения! — Удивился мистер Бэрк. — Сложная штучка, мне не удавалось его проделать, хоть я и старался. — Теперь в голосе хозяина магазина звучало уважение.

Но в ту же минуту все трое почувствовали, как сначала повеяло могильным холодом, а спустя пару секунд на пороге показалась темная фигура в плаще с капюшоном, полностью закрывающем лицо. Пришелец протянул свои руки к людям, и из рукавов высунулись кисти, сероватые, лоснящиеся, в какой-то слизи, как у утопленников, долго пробывших в воде. Горбин и Бэрк бросились к темному ходу, увлекая за собой Реддла, который крепко держал в руках сумку вместе с волшебной палочкой. У всех троих зуб на зуб не попадал от сковывающего тело холода, а еще перед глазами Тома проносились страшные картины: лежащая на постели умирающая девушка, гроб, в котором был мужчина, и женщина… страшная женщина в плаще с капюшоном. В тощих руках у нее коса, а лицо словно череп…

Неожиданно до слуха донесся голос Карактака Бэрка, кричащего своему помощнику.

— Трансгрессируем! Перед глазами Тома все поплыло, а через секунду он оказался в незнакомом мрачном, но просторном помещении, освещенном свечами.

— Где мы? — Недоуменно спросил Реддл.

— У меня дома. — Ответил мистер Бэрк. — Кажется, на наше счастье, мы вовремя унесли ноги. И все, что в магазине! — добавил он довольным тоном. — Дай-ка сюда сумочку! — И выхватил у Реддла ранец. — Теперь этим идиотам опять будет нечего нам предъявить. Горбин, ну что ты стоишь, как истукан! Призови из кухни шоколад, а то мы совсем околели!

Горбин взмахнул палочкой, и в холл влетели три шоколадки.

— Ешь! — Велел он Тому, в то же время откусывая большой кусок от своей плитки. Мальчик подчинился и тут же почувствовал, как по телу стало разливаться приятное тепло.

— Ну что, полегчало? — Спросил мистер Бэрк у Реддла.

— Да, сэр!

— Вот и отлично! Можешь отправляться назад. Куда ты хотел пойти после нашего магазина?

— К мадам Малкин.

— Хорошо! — Карактак Бэрк взял плечики для одежды, направил на них волшебную палочку и произнес.

— Портус! — Вешалка немедленно засветилась голубоватым сиянием, которое, впрочем, быстро погасло.

— Этот портал перенесет тебя обратно в Косой переулок, прямо к дверям ателье.

— Непременно, сэр, но мне думается, что я вполне могу рассчитывать на вашу благодарность и даже награду! — Без стеснения отвечал Том, глядя на сумку.

Мистер Бэрк внимательно посмотрел на сумку Реддла, а потом одобрительно кивнул.

— Логично. Наш человек, это точно! Своего не упустит. Вот, возьми! — Он протянул Тому его мешочек с деньгами, а также и книгу, которую тот собирался купить.

— Благодарю!

Том внимательно посмотрел на свой ранец и парой четких взмахов волшебной палочки в пять секунд наколдовал такой же. Потом положил в него подаренную книгу и без малейшего опасения взялся рукой за портал. Он читал о них и потому знал, что волшебники умеют превращать любой предмет в такую вот штуку, которая может перенести тебя в назначенное место. Чаще всего порталами становились разные неприметные вещи, на которые маглы не обращают внимания. Ноги Реддла с силой оторвались от земли, перед глазами все завертелось, закружилось, и через несколько мгновений он уже был рядом с магазином мадам Малкин “Одежда на все случаи жизни”.

— Профессор Вилкост! — Реддл поймал преподавательницу защиты от темных искусств в одном из коридоров Хогвартса, примыкающих к Большому залу.

— Мистер Реддл, что случилось? Вы просто сам не свой! Слушаю вас!

— Помогите мне кое в чем, профессор! Расскажите мне, как можно бороться с дементорами?

— С дементорами? — Переспросила она, в то время как ее синие глаза расширились от удивления. — Но зачем вам это, мистер Реддл? И вообще, впереди каникулы…

— Да, я знаю, профессор, знаю! — Говорил Том чуть громче обычного, что свидетельствовало о волнении. — Но мне это правда нужно. Знаете, я ведь видел его там, в Косом переулке…

— Ах да, понимаю, Том! — Голос преподавателя смягчился. — Он когда направлялся в Лютный переулок, и в самом деле многих испугал, даже взрослых волшебников далеко не робкого десятка, что уж говорить о детях.

— Научите меня противостоять им, профессор! — Тон Реддла стал просительным.

— Том, дорогой, в этом совсем нет нужды. Дементоры хоть и одни из самых темных сущностей, какие только есть в волшебном мире, но они обитают лишь в Азкабане, который стерегут. Вряд ли вам доведется с ними встретиться. Вам нечего опасаться, если вы не преступник.

— А они разве не входят в программу защиты от темных искусств? — Спросил неугомонный студент.

— Нет, Том, чаще всего нет. Разве что на последнем курсе для студентов, которые избрали стезю мракоборца и изучают защиту в качестве основного предмета. Это высшая магия, даже многим взрослым чародеям она не по силам. Боюсь, что второкурсник, даже столь одаренный как вы…

— Позвольте мне все же попробовать, профессор!

— Ну, раз вы так настаиваете, мистер Реддл, хорошо! Вначале прочтите о дементорах все, что нужно.

— Но в библиотеке нет никаких книг о них!

— Они есть в запретной секции, мистер Реддл. Вот разрешение, возьмите. — Профессор Вилкост протянула Тому пергамент за подписями директора и декана. — Получилось оформить его, возможно, не столь быстро, как вам бы хотелось, но профессор Дамблдор настоятельно советовал мистеру Диппету не торопиться. Он говорил, что вы еще слишком юны, но ни я, ни директор не видим причины не доверять вам.

Бледное лицо Реддла залилось румянцем, а в глазах на мгновение появился жадный и хищный блеск, и профессор в испуге отшатнулась. Том выхватил разрешение из рук преподавателя поспешнее, чем того требовали приличия, но тут же спохватился.

— Спасибо вам, мэм!

— Пожалуйста, Том, но что с вами? Вы в порядке?

— О да, профессор, в полном порядке. Просто я очень обрадовался. Мэм, вы не пожалеете о том, что помогли мне. Я буду неустанно постигать ваш предмет, пока не достигну совершенства.

— Не сомневаюсь, мой юный друг! — Улыбнулась преподавательница. — Итак, мистер Реддл, как прочтете все, что нужно, милости прошу ко мне. Я попробую научить вас нужному заклинанию.

* * *

Через несколько дней Том в самом деле постучал в дверь кабинета профессора Вилкост. Он уже все прочел о дементорах — древних темных сущностях, которые питаются человеческими эмоциями счастья и радости, забирая их у людей и становясь от этого сильнее. Если человеку случится встретиться с ними, то холод и мрак окутывают его, ему тогда кажется, что все хорошее ушло из этого мира, и вспоминаются самые страшные вещи. Но есть нечто похуже этих пыток — поцелуй дементора, когда он высасывает из человека душу. К такой казни изредка приговаривают в волшебном мире самых опасных преступников.

— Добрый день, профессор! — самым вежливым тоном, на который был способен, заговорил Реддл.

— Здравствуйте, мистер Реддл. Я догадываюсь, зачем вы пожаловали ко мне.

— Я могу прийти в другой раз, профессор, если по какой-то причине вам неудобно сейчас со мной заниматься.

— Нет, Том, не вижу причины откладывать урок. Тут просто невозможно отказать столь тактичному и воспитанному студенту. — Улыбнулась волшебница. — Но сначала не будете ли столь любезны вкратце охарактеризовать мне дементоров, исходя из той информации, что вам удалось почерпнуть в запретной секции.

Реддл на мгновение задумался и начал отвечать, однако профессор Вилкост остановила его спустя всего минуту, сказав, что его ответ как всегда безупречен, краток и полон одновременно.

— Итак, мистер Реддл, в свете всего сказанного вы должны понимать: для того, чтобы противостоять дементорам, нужно нечто такое, что развеяло бы мрак и заглушило отчаяние.

— Да, профессор! — Весь обратившись в слух и ловя каждое слово, отвечал Реддл.

— Существует одно заклинание, которое поможет совладать с дементорами. Называется оно заклинанием Патронуса — Expecto Patronum. Однако здесь недостаточно произнести слова и сделать положенные движения волшебной палочкой. Для того, чтобы оно сработало, нужно какое-нибудь светлое воспоминание.

— Понимаю, профессор!

— В таком случае попробуйте, мистер Реддл.

Том сосредоточился, вспоминая свои первые триумфы, когда на уроках заклинаний и защиты от темных искусств получил похвалы и баллов больше, чем все остальные.

— Expecto Patronum!

Однако ничего не произошло, и из тисовой палочки не вырвалось ни искорки.

— Ничего страшного, мистер Реддл. Попробуйте другое воспоминание, но оно должно быть сильным и вызывать в вашем сердце соответствующий отклик.

Тогда Том вспомнил последнее Рождество в приюте и свое одиннадцатилетие, подумал о Мэри и о Доброделове. Но тут же в памяти всплыли и другие картины, печальные и пугающие. Поэтому заклинание снова не удалось: несколько серебристых искорок, вылетевших было из волшебной палочки, сразу же погасли.

— Уже лучше, мистер Реддл! — Подбадривала толкового студента преподаватель. — Ну же, попытайтесь еще один раз.

У мальчишки подгибались ноги от усталости и слабости, которые были вызваны первыми двумя попытками. Однако память подкинула еще одно воспоминание, когда он и в самом деле, торжествовал и ликовал, ощущал небывалый подъем. Это было посещение вместе с Эмми Бэнсон и Дэннисом Бишопом обнаруженной им пещеры. В те моменты Редд впервые в полной мере почуял свою странную силу, ощутил явное преимущество и осознал превосходство над теми, кого считал своими недругами. Почуял вкус власти, которую давали эти самые сила и преимущество, власти над людьми, причем, что немаловажно, ненавистными людьми.

— Expecto Patronum!

И тут класс озарился серебристым сиянием, которое исходило от блестящей серебряной змеи, внезапно вылетевшей из волшебной палочки.

— Замечательно! — Воскликнула тем временем профессор Вилкост. — Поразительно, мистер Реддл! Гениально! — Не скрывая своего восхищения восклицала преподавательница. — Подумать только! В вашем возрасте вызвать Патронуса. И какого Патронуса! Телесного Патронуса, а не просто серебристое облачко или искры. Ну, мистер Реддл! Думаю, пятьдесят очков вы точно заслужили.

— Благодарю вас, профессор! Но в этом и ваша заслуга, как талантливого педагога. — Тонко льстил Реддл.

— Меня также поразила и форма вашего Патронуса, мистер Реддл. Это всегда какое-нибудь животное, но до сегодняшнего дня ни я сама не встречала мага с Патронусом-змеей, ни от кого-то другого не слышала о таком волшебнике, кроме, наверное, Салазара Слизерина. Похоже, вы и в самом деле слизеринец до мозга костей.

— Это так, профессор. Я действительно хотел поступить на Слизерин еще до того, как меня туда определила Распределяющая шляпа.

Когда учительница вот так мимоходом упомянула о Патронусе Салазара Слизерина, Том почувствовал торжество и одновременно напрягся. Он не хотел, чтобы кто-то раньше времени догадался о том, кто он есть на самом деле, и чтобы профессор ничего не заподозрила поспешил заверить ее в своей преданности родному факультету.

— Все это замечательно, мистер Реддл! Но все же есть один момент, который меня огорчает. Видите ли, у некоторых чародеев Патронусы могут совпадать и принимать один и тот же образ. Это происходит в тех случаях, когда маги близки друг другу по духу или же испытывают друг к другу чувства. А если больше ни у кого нет такого Патронуса, то получается, что вы совершенно одиноки, Том. — С сожалением сказала профессор Вилкост.

— Профессор, это для меня давно не новость. — Спокойно и безразлично говорил в ответ Реддл, но едва сдерживал свое торжество: он действительно особенный, Наследник самого Салазара Слизерина!

— Ну, если это вас не тяготит…

— Нет, профессор, давайте я попробую снова!

— Не стоит, мистер Реддл. Я думаю, на сегодня достаточно. Вам нужно отдохнуть.

Том сразу же понял намек.

— Благодарю вас, мэм, за прекрасное занятие. Для меня большая честь, что вы откликнулись на мою просьбу.

— Не стоит, мистер Реддл! До следующего урока. Я оповещу вас!

— До встречи, профессор!

Прошло еще два года, и Том Реддл продолжал блестяще осваивать волшебные науки, теперь уже будучи студентом четвертого курса. Этим летом он готовился к сдаче министерских экзаменов СОВ ( сверх отменное волшебство), хотя все ученики сдавали их только лишь после пятого года обучения. Но в случае со столь незаурядным студентом, давно уже переведенном на индивидуальную программу, директор Армандо Диппет и декан Слизерина Гораций Слизнорт решили сделать исключение, полагая, что Реддлу это вполне по плечу. Оба открыто благоволили Тому, не без оснований считая талантливого и усердного юношу гордостью Хогвартса. Так он получил от них разрешение оставаться в школе даже на летние каникулы, если пожелает, хотя подобные случаи и были единичными. Однако директор и декан не видели причины отклонять ходатайство Тома, а напротив, почли своим долгом выполнить просьбу, на их взгляд, бедного сироты, у которого не было не только родителей, но и вообще ни одного близкого человека.

Если в прочие каникулы в Хогвартсе оставалось не так уж много студентов, то летом их вообще практически не было. Но Реддл на это, конечно же, не сетовал, а воспринимал это одиночество как нечто естественное. Время летних каникул он тоже не тратил понапрасну и, тщательно сделав все положенные задания, с искренним интересом изучал не только учебники на будущий год, но и другие книги по самым разным областям магии, особенно темным искусствам, ведь у него теперь был неограниченный доступ в запретную секцию. Проведя несколько часов в библиотеке или в гостиной за книгами, Том потом с удовольствием гулял по пустому школьному двору или же, если представлялась возможность, тайком поднимался на самую высокую башню Хогвартса — Астрономическую, где обычно проходили уроки астрономии, и любовался открывающимся с нее видом на Черное озеро и окрестности. Теперь Реддлу не составляло труда не только открыть любую дверь, но даже и наложить на себя в случае необходимости специальное дезиллюминационное заклинание и, подобно Альбусу Дамблдору, становится невидимым. Это заклятие было по силам далеко не всем волшебникам, и Том тоже пробился над ним несколько недель, но игра стоила свеч. Живя в Хогвартсе и относясь к нему как к родному дому Реддл с течением времени открывал все больше тайн, которые хранил этот древний замок. Так во время одних из каникул ему удалось найти Выручай-комнату. Это секретное помещение было скрыто от всех учеников стеной в коридоре восьмого этажа и открывалось только тем, кто преследовал конкретную цель и обращался с определенной просьбой. Зато комната всегда становилась такой, как этого требовали обстоятельства просителя. Например, могла стать классом для занятий, оснащенным всем необходимым, или превратиться в идеальное место для того, чтобы спрятать от взора бдительных преподавателей какую-нибудь вещь. А Реддлу было, что прятать, ведь он продолжал периодически наведываться в Лютный переулок и приобретать там книги по темной магии. Изучая очередную из них, он с помощью чар маскировал обложку под какой-нибудь учебник, однако не было гарантии, что кто-нибудь случайно не обнаружит подобные нехитрые уловки. А в Выручай-комнате подобные вещи были скрыты очень надежно, ведь о ней мало кто знал.

Еще Реддл обнаружил, что кроме известных всем в школе входов и выходов, в Хогвартсе имеются тайные ходы. Один из них начинался под стоящей на четвертом этаже статуей одноглазой горбатой ведьмы. Если постучать по горбу, то в ней открывался лаз, который вел в соседнюю со школой деревню Хогсмид. Она была примечательна тем, что жили там одни волшебники, и в ней имелось много таких вещей, которые считались местными достопримечательностями, например, большой магазин сладостей “Сладкое королевство” или лавка волшебных инструментов “Зонко”. И хотя ходить в Хогсмид разрешали только с третьего курса и только в определенные дни, но Том ходил туда, когда заблагорассудиться, воспользовавшись дезиллюминационным заклинанием и потайным ходом. Да и бдительного завхоза Филча ему опасаться не приходилось.

Реддл продолжал также неустанно искать сведения о Тайной комнате и скрытом в ней чудовище, а еще ответ на вопрос: можно ли с помощью волшебства обрести бессмертие. Но пока что ни в том, ни в другом деле успеха не добился, но не сомневался в нем. Том даже подумал о том, а не взять ли ему в дополнение к уже изучаемым дисциплинам еще и уход за магическими существами, но все же решил эту идею отбросить. Вряд ли на этих уроках будут рассказывать о древних чудовищах, способных убить человека. Даже с опасными, но вполне изученными драконами и гиппогрифами, не придется иметь никаких дел. Все же Том пробежал эти учебники глазами и выяснил, что за кони были впряжены в кареты, которые доставляли учеников от платформы поезда до школы. Этих летающих коней и в самом деле могли видеть далеко не все волшебники, а лишь те, кто видел смерть. Ну а среди учеников таких людей было не так уж и много. Также ему попалось весьма необычное издание “Чудовищная книга о чудищах”, сам процесс чтения которой мог быть просто невозможным. Когда книгу открывали, она норовила укусить чтеца за руку и огрызалась. Оглушающее заклятье позволяло ненадолго усмирить ее, но листать при этом страницы было нельзя. Однако, внимательно осмотрев корешок, Том прочел “Погладь меня, и чудище станет ласковым”. И в самом деле, когда Реддл легонько погладил корешок, то книга сразу стала вести себя как обычная книга.

А вообще, поиски бессмертия и Тайной комнаты на время отошли для Реддла на второй план, так как он должен был готовиться к досрочным для него экзаменам СОВ. Для Тома это было не просто возможностью лишний раз продемонстрировать свою исключительность, ублажив тем самым гордыню, но и претендовать на министерскую стипендию в качестве денежного вознаграждения. А галеоны ему пришлись бы сейчас как нельзя кстати, дали бы возможность не просто прилично одеться, но и купить все, что было нужно, в том числе и в магазине “Горбин и Бэрк”. Кроме того, сделать это он теперь смог бы на свои средства, а не на чьи-то подачки, что было немаловажно для гордого слизеринца. Также Том был намерен как можно скорее открыть свое хранилище в волшебном банке Гринготс, чтобы, наконец-то, в полной мере почувствовать свою принадлежность к миру магов.

Сейчас же в преддверии Рождества мысли однокурсников и тем более однокурсниц Тома были заняты подготовкой к балу. Для студентов старших курсов, начиная с четвертого, помимо праздничного ужина, это означало еще и танцы. Поэтому у студенток обсуждения парадных мантий, их цветов и фасонов, а также причесок и украшений были главными темами разговоров, вытеснив привычные учебные дела. Реддл же к предстоящему событию казался равнодушным и втайне усмехался, если ему доводилось встретиться с кампанией девочек. Правда, он все же заранее позаботился о парадной мантии, и был вполне спокоен, зная, что его совсем немного поношенное черное шелковое одеяние с вышитой на груди серебряной змеей и сдержанно-скромной вышивкой на манжетах, будет смотреться вполне прилично.

Однако Том вскоре убедился, что все не так просто, как казалось на первый взгляд. Где-то за неделю до бала профессор Слизнорт попросил его зайти к нему в кабинет. Когда Том это сделал, то декан сразу же в лоб спросил его, готов ли он к празднику, и тон его при этом был очень серьезным.

— Вполне, сэр!

— Вы должны понимать, Том, что раз уж вы лучший ученик факультета и даже курса, то на вас ложиться гораздо большая ответственность, чем на других студентов.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, профессор. Хотя, разумеется, буду соответствовать всем требованиям.

— По традиции четырем студентам или студенткам, которые принесли своим факультетам наибольшее число баллов, предоставляется особая честь открыть Рождественский бал вместе со своими дамами и кавалерами. Так что настоятельно советую вам в преддверии праздника отвлечься от ваших фолиантов и серьезно задуматься над тем, с кем вы пойдете на праздник. — Тут профессор Слизнорт приятно улыбнулся и многозначительно подмигнул. — Не думаю, что здесь у вас возникнут хоть какие-нибудь проблемы.

— Сэр, я все сделаю в лучшем виде! — Отвечал Реддл, относясь ко всему предстоящему просто как к очередному заданию, школьной обязанности.

— Не сомневаюсь, Том!

Но тут декан заметил, как на лице его лучшего ученика на мгновение мелькнуло беспокойство. И хоть Гораций Слизнорт и не отличался такой проницательностью, которая была присуща, например, Альбусу Дамблдору, все же он догадался о причине: Реддл совсем не умеет танцевать, ведь он сирота без семьи и вообще без родственников. Стараясь выражаться как можно деликатнее, он словно невзначай обронил.

— Если вы, мистер Реддл, не совсем уверенно чувствуете себя в танце, то профессор Вилкост, я полагаю, с удовольствием преподаст вам некоторые па и фигуры. Не сомневаюсь, что вы вполне можете к ней обратиться.

— Благодарю, сэр. Я так и сделаю. — Отвечал Реддл, опустив голову, чтобы спрятать краску смущения, залившую щеки.

В то же вечер Том сидел в гостиной и молча слушал Родольфуса, а разговор вертелся опять-таки вокруг пресловутого бала.

— Нет, Том, нужно действовать и как можно скорее, иначе всех хорошеньких разберут и останутся либо серые мышки, либо маглокровки. Но они всегда гуляют вместе, а в одиночку их никого не застать. Их же нельзя всех пригласить. — Сетовал однокурсник.

— Вот уж ни капли меня не волнует, что останусь без девчонки. Скорее тролль трансфигурируется в вейлу. — Самодовольно усмехнулся Реддл.

— Ну конечно, уж кому-кому, а тебе, первому ученику факультета, открывающему бал, да еще с таким фасадом, точно горевать не о чем. Том, а ты кого хочешь пригласить, а?

— Какая тебе разница? Ты лучше Эллу Эйвери скорее зови, пока Абраксас тебе дорожку не перешел. Он на нее глаз положил, но пока робеет подойти.

— А ты откуда знаешь?

Реддл промолчал в ответ. Пожалуй, не стоило говорить лишнего даже Родольфусу. Навыки окклюменции и легилименции и здесь сослужили Тому хорошую службу, и он нисколько не пожалел, что в свое время на их отработку убил половину зимних каникул. Зато теперь мог при желании досконально узнать мысли сокурсников.

— Но она же все время с Дру ходит! — Возражал Дольф.

Реддл на минуту задумался.

— Ну, ладно. Хорошо, я приглашу Друэллу и, так уж и быть, позову от твоего имени Эллу.

— Да ты с ума сошел! — Изумился Лестрейнж. — Друэлла же невеста Сигнуса и, сто процентов, пойдет с ним. Тебе она откажет! Может, лучше Араминту Мелифлуа позвать, а? Она хоть и третьекурсница, но такая милашка, блондиночка, и фигуркой хороша, все при ней. Кроме того, чистокровная.

— Тебе бы только смазливое лицо да пышный бюст! — Съязвил Том. — Позови ты тогда эту, с рыжими волосами, как ее, Уизли Элизабет. Тоже чистокровная.

— Гриффиндорку? Нет, сама она, конечно, ничего. — Рассуждал Родольфус. — Но весь вечер любоваться на ее обноски, в которые ее родители-нищеброды одевают! Нет уж, уволь! Хотя жаль девочку.

— Сейчас Друэлла с Эллой вернуться с прорицаний. — Пропуская мимо ушей последние слова Родольфуса, снова заговорил Реддл. Сам он на эти занятия больше не ходил, опасаясь провидческого дара Кассандры Трелони.

— Ты уверен, что это хорошая идея?

— Абсолютно!

Через некоторое время девочки действительно вернулись в гостиную, о чем-то весело хихикая. Реддл наколдовал два приглашения по всем правилам колдоэтикета, которым руководствовались представители консервативных фамилий. Сведения эти он почерпнул из “Книги этикета для магов”. Том, не колеблясь, встал, пошел девочкам навстречу и после безукоризненно вежливого и галантного приветствия обратился к Друэлле напрямик, вручая конверт.

— Друэлла, я бы хотел, чтобы именно ты и никто иной стала бы моей дамой на предстоящем празднике.

Лицо девочки на мгновение просияло, но в следующую секунду она тут же сникла.

— Том, — потупив глаза в пол, заговорила она. — Я очень польщена, конечно, но не могу принять твое приглашение. Просто я должна идти с Сигнусом. Ты же понимаешь.

Реддла, однако, эти слова нисколько не смутили. Он предполагал, что поначалу Друэлла ответит именно так, но отступать не собирался.

— Понимаю. Но ведь он до сих пор так и не пригласил тебя, правда?

— Откуда ты знаешь? Нет, не приглашал, и это очень меня удивляет.

— Ничего удивительного, ведь он полагает, что раз вы помолвлены, то и трудиться нечего. Непростительная ошибка с его стороны.

— Такого высокомерного и самоуверенного наглеца еще поискать. — Согласилась Дру.

— Ну так откажи ему! Во всяком случае тебя не в чем будет упрекнуть. В данном случае приличия нарушает он, а не ты. — С этими словами Реддл едва заметным движением волшебной палочки наколдовал красную герберу и вручил ее Друэлле.

— Хорошо, Том! Я пойду с тобой на бал. — Улыбнулась однокурсница. — Откуда ты знаешь, что я больше всего люблю именно герберы? — Реддл самодовольно улыбнулся.

— Да-а, Дру, — с завистью протянула Элла. — Обошли тебя со всех сторон.

— А ты, Элла, не осчастливишь ли своим согласием Родольфуса? — Если ты ему откажешь, он будет в отчаянии и, чего доброго, станет угрюмее Кровавого барона.

Девочки заливисто засмеялись. Тут в руках у Дольфа появилась белая лилия, наколдованная Томом, и Лестрейнж, недолго думая, вручил ее Элле.

— Хорошо, я согласна! — Ответила Эйвери.

— Ладно, мальчики, — смущенно заговорила Друэлла. — Нам нужно подготовиться к завтрашнему уроку трансфигурации.

— Не будем вам мешать! — Любезно ответил Реддл. — Пойдем, Дольф. — И потянул Лестрейнжа за собой.

Едва оба оказались в коридоре, как Родольфус просто рассыпался в восхищенных похвалах.

— Ну ты даешь, Том! Просто блеск. — А потом уже тише благодарно сказал.

— Спасибо тебе! — В голосе Руди было тепло.

— Да всегда пожалуйста! — Невозмутимо и немного прохладно отвечал Реддл.

— А почему ты пригласил именно их? Тебе непременно нужно идти на бал с самой симпатичной девчонкой на факультете?

— А с кем же еще идти лучшему ученику факультета? — Иронизировал Том. — А еще Блэку свинью подложить не мешает, да и тебе угодить до кучи!

* * *

В назначенный день многие четверокурсники не находили себе места от волнения, а вот Реддл был спокоен, холоден и казался совершенно безразличным к предстоящему торжеству. Однако он своевременно переоделся в парадную мантию, тщательно причесал черные как смоль и чуть длинноватые волнистые волосы и с помощью заклинания навел глянец на ботинки. Он отметил, что ему очень идет его черная шелковая мантия со скромной серебристой вышивкой. Том нарочно не стал приобретать себе зеленую, потому как знал, что многие слизеринцы выберут всевозможные оттенки этого цвета и не хотел походить на других. Например, Родольфус выбрал себе как раз изумрудную и, оглядев себя со всех сторон, посмотрел, наконец на приятеля.

— А что, замечательно выглядишь! Вот уж никогда не думал, что кому-нибудь так пойдет черный цвет.

— Пошли уже! — Торопил однокурсника Реддл. — Или ты хочешь, чтобы Элла дожидалась тебя в Большом зале и с обиды пошла на бал с Малфоем.

Слова эти возымели должный эффект.

— Нет, что ты. Идем же скорее! — Быстро заговорил Дольф и первый устремился к выходу из спальни.

В Большом зале еще пока было немноголюдно. В основном туда спустились некоторые из студентов, которые терпеливо дожидались своих дам, сидя на удобных кушетках вокруг массивных колонн, а также на стульях. До начала праздничного пира оставалось еще достаточно времени, чуть менее часа, и Реддл начал любоваться каждый раз разным убранством Большого зала по случаю праздника. На этот раз стены и пол были полупрозрачными и серебристыми с расписными белыми узорами, точно лед. Под темно-синим со звездами потолком висели в воздухе, поддерживаемые силой волшебства, разноцветные фонари, бросающие красивые отсветы на стены и пол. Какой же красивый Хогвартс и какой родной! Маленькие существа, меньше даже карликов, с большими глазами и ушами, накрывали четыре факультетских стола и стол учителей. Они то исчезали с громким хлопком, то появлялись вновь с большими блюдами, тарелками и приборами. Это были домовые эльфы — волшебный народец, который был не просто в услужении у магов, а в самом настоящем рабстве. Служили они главным образом в домах богатых волшебников и еще вот в Хогвартсе. Согласно магическим контрактам, которые были заключены у них с хозяевами, они не имели права ослушаться своих господ и были обязаны выполнять любые приказы. Если же они этого не делали, то владельцам даже не было нужды их наказывать, рабы делали это сами. Иногда хозяева проявляли к ним просто невероятную жестокость. У тех же Блэков было принято лишать головы тех рабов, которые становились слишком стары и слабы, чтобы таскать подносы. А между тем у эльфов была своя неповторимая особенная магия. Сейчас они мгновенно перемещались в пространстве, с хлопком исчезая в одном месте и тут же возникая в другом — трансгрессировали. Вообще-то, волшебники тоже обладали такой способностью, но трансгрессировать разрешалось только совершеннолетним магам после сдачи специального экзамена. А на Хогвартс были наложены специальные антитрансгрессионные чары, дабы обеспечить безопасность студентов. Однако для эльфов эти чары были не помехой. Но столь тяжелая участь домовиков не вызывала у Реддла ни капли сочувствия или сострадания. “Сами виноваты!” — рассуждал он. — “Хотели бы, то давно уже были бы свободны. Ну, а если им так нравится… Что же, их проблемы!”

Тем временем Большой зал постепенно заполнялся, стали спускаться наряженные к празднику и похожие на райских птиц студентки. Том еще на лестнице заметил свою даму. Похоже, Друэлла, как и он сам, решила сегодня быть непохожей на других, и потому предпочла не зеленую мантию, а небесно-голубое платье с открытыми плечами, которое хорошо гармонировало с ее каштановыми кудрями, струящимися по спине. Изящные руки были в белых атласных перчатках, и такого же цвета мантия-накидка, закрепленная на груди сапфировой брошью, стелилась сзади шлейфом. Ее подруга, белокурая Элла Эйвери, надела платье яблочно-зеленого цвета и накинула на плечи темно-зеленую мантию.

Том и Родольфус поспешили навстречу девочкам. Реддл заметил, как стоящий неподалеку профессор Слизнорт благосклонно улыбнулся своему лучшему ученику. Но не успели они поприветствовать своих дам, как рядом с ними словно из-под земли вырос Сигнус Блэк.

— Что ты творишь? — Сразу набросился он на Друэллу.

— Ничего особенного, просто иду на бал с Томом, ведь он в отличие от тебя пригласил меня, причем в такой форме, что отказать было невозможно. — Уверенно и немного надменно отвечала Друэлла. — Или ты полагаешь, что я должна была приберечь для тебя танцы, а потом подпирать спиной стенку?

Присутствующие рядом слизеринцы невольно заулыбались от того, что представитель знатного чистокровного рода умудрился так оконфузиться. А любитель проказ и острых словечек, Генри Поттер, стоя под руку с миловидной Лукрецией Пруэтт в розовой мантии с шитьем рубинового цвета, не удержался от замечания на этот счет, правда, сказанного довольно добродушным тоном.

— Коллега Сигнус, как же ты думаешь ловить снитч, если даже даму умудрился проморгать, а?

Грянул дружный гомерический хохот. Реддл хоть и не поддался смеху, овладевшему другими студентами, но все же на лице его на несколько секунд мелькнуло выражение торжества. Лицо Сигнуса залила краска гнева и стыда. Он со злобой бросил взгляд на мантию Тома и, не найдя в ней изъяна, процедил сквозь зубы.

— Что же, милости прошу, но ты еще об этом пожалеешь, когда никчемный полукровка отдавит тебе ногу!

После пира начались танцы, и четверо лучших студентов — Ханна Патил от Когтеврана, Амос Диггори от Пуффендуя, Том Реддл со Слизерина и Генри Поттер с Гриффиндора в паре со своими партнерами выступили вперед, чтобы повести первый танец на этом торжественном Рождественском балу. Том уверенно взял за руку Друэллу, а ладонью другой чуть прикоснулся к ее талии. Дру обладала прекрасным музыкальным слухом, была очень пластична и грациозна и танцевала не просто хорошо, а поистине чудесно. Ей на днях исполнилось пятнадцать, а летом она блестяще дебютировала на взрослых балах. Часто именно она вела в танце, но Том не дал ей этого сделать, моментально завладев инициативой и легко закружив девочку в вихре вальса. Вопреки словам Блэка ногу своей даме Том не отдавил, напротив, Друэлла была вполне довольна искусством своего кавалера. И тем не менее она не выглядела веселой, потому как поняла, что играет для Реддла роль статистки на этом вечере и кроме приглашения на бал, пусть и от первого ученика факультета, ей больше рассчитывать не на что, а Сигнус Блэк — по-прежнему ее удел. Нет, манеры Тома в обращении с ней на протяжении всего вечера были безукоризненны, поведение — отменно предупредительным, а слова вежливые, тактичные и учтивые. Но при этом Друэлла чувствовала его прохладное отношение и то, что Том нарочно держит некоторую дистанцию, мягко, но недвусмысленно давая понять, что они по-прежнему просто одноклассники и приятели.

После первого танца к лучшим студентам присоединились преподаватели и остальные ученики так, что Большой зал заполнился кружащимися парами. Профессор Вилкост, танцуя с деканом Гриффиндора, когда на несколько секунд поравнялась с Томом, одобрительно кивнула ему, дескать ее уроки он усвоил прекрасно. Сигнус Блэк все же выкрутился из своей щекотливой ситуации, пригласив свою кузину, третьекурсницу Вальпургу Блэк, которая согласилась выручить двоюродного брата. Девочка походила на Сигнуса и внешностью, и характером — такая же темноволосая, смуглая и надменная. Что до Родольфуса, то у Реддла не оставалось сомнений: приятель веселится на полную катушку и вовсю потчует свою даму смешными историями, и та хохочет от души. Том был готов побиться об заклад, что Дольф непременно попытается улучить минутку и сорвать поцелуй с прелестных розовых губок.

Уже поздней ночью, очутившись в спальне, Реддл почувствовал сильную усталость, но она была приятной. Поэтому он не стал прерывать и терпеливо сносил восторженные рассказы Родольфуса, с чьих уст не сходило имя Эллы Эйвери. Сокурсник умудрился-таки раскрутить ее на поцелуй и сейчас заливался соловьем, распевая ей дифирамбы, а Том спокойно уснул прямо под них, осознавая, что прошел еще один замечательный день, день триумфа, его, Тома Марволо Реддла триумфа.

Каникулы для Тома прошли как обычно. Проторенным путем он снова наведался в Косой переулок и, разумеется, не забыл и Лютный. Хоть волшебники и говорили, что там сгинуть недолго, но Реддл чувствовал там себя как рыба в воде, когда спокойно и без страха шел мимо темных обшарпанных, казавшимися зловещими домов, в которых обитали маги, мягко говоря, с сомнительной репутацией. В вечернее время возле некоторых зданий можно было заметить вульгарно одетых молодых ведьм, карауливших клиентов. Реддл равнодушно проходил мимо них к магазину “Горбин и Бэрк”, где его уже начали встречать как своего. Том никогда не упускал возможности почитать очередную книгу по темным искусствам, ведь теперь он знал в школе безопасное место, где их можно спрятать и не опасаться, что кто-нибудь найдет эту запрещенную литературу.

В первый день нового семестра, спустившись в Большой зал, Том и другие студенты увидели на одной из стен большое объявление.

“Дорогие студенты! Спешим проинформировать вас, что с этого семестра в школе чародейства и волшебства “Хогвартс” открывается Дуэльный клуб. Желающим записаться на отбор, просьба обращаться к Председателю клуба, профессору Галатее Вилкост.”

Это короткое сообщение тем не менее вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Весь Хогвартс, начиная со второкурсников, которым тоже разрешалось посещать новоявленный клуб, до выпускников, загудел как потревоженный улей. В числе записавшихся были не только почти все мальчики, но и добрая половина девочек школы.

В назначенный день в Большом зале собрались все без исключения преподаватели и практически все студенты, если и не мечтающие попасть в клуб, то по крайней мере горевшие желанием поддержать своих друзей.

Профессор Вилкост вышла на середину и обратилась к собравшимся.

— Дорогие студенты! Как вы уже знаете, с сегодняшнего дня в нашей школе после длительного перерыва возобновляет свою работу Дуэльный клуб. Мы, преподаватели Хогвартса, полагаем, что в свете последних событий ученикам, особенно выпускникам-старшекурсникам, будет полезно изучить некоторые несложные боевые заклинания. — При этих словах руки профессора сжались в кулаки, а синие глаза метнули молнии. Том догадывался о причинах воссоздания Дуэльного клуба в школе. Он всегда следил, с интересом или без него, за всеми событиями, которые происходят в волшебном мире, не только в Британии, но и за ее пределами, и поэтому регулярно читал “Ежедневный пророк”.

На континенте же в последние годы у всех на устах было имя Геллерта Гриндевальда — очень сильного темного мага, уверенно подчинявшего себе одну волшебную страну за другой и остановить его не было возможности. Кроме того, никто не знал секрета его могущества. В свое время этот чародей учился в школе Думстранг, которая довольно терпимо относилась к темным искусствам. Но даже там не могли смотреть сквозь пальцы на его темномагические проделки и безответственные эксперименты и исключили. Лет десять о нем ничего не было слышно, но потом он неожиданно объявился как инфернал из воды и с тех пор стремительно набирал силу, расширяя свою экспансию и влияние, добиваясь все большей власти. Реддл невольно вспоминал, что и в мире маглов происходило нечто подобное. В этом же году Гриндевальд обратил свой взор на восток. Его террор не затронул Британию в той мере как страны на континенте, но были все основания опасаться, что его пожар перекинется и сюда. Реддлу также была ясна и причина негодования профессора ЗОТИ. Ну, еще бы, былой мракоборец!

— Кроме того, — продолжала профессор свою маленькую речь, — Я очень рассчитываю, что полученные вами знания и навыки сослужат вам добрую службу, если на то будет необходимость. А сейчас хочу попросить мистера Дамблдора помочь мне. Пусть покажет, как нужно расправляться с черным магом.

— Ну, что вы, дорогая Галатея. Вы способны сразить противника даже не заклинанием, а одним лишь взглядом ваших синих глаз. Пусть профессор Стрикт окажет вам услугу, став вашим ассистентом.

При этих словах преподаватель заклинаний вышла вперед и встала напротив коллеги. Противницы поклонились друг другу, как того требовали правила дуэльного этикета. Мисс Стрикт вскинула правую руку.

— Остолбеней! — Быстро выкрикнула профессор заклинаний.

— Протего! — Последовал молниеносный ответ, свидетельствующий о прекрасной реакции, которой большинство студентов не ожидало от волшебницы, бывшей в уже довольно преклонном возрасте. Сказался колоссальный в прошлом боевой опыт. С ее волшебной палочки слетело другое, временно парализующее заклинание, и, хотя мисс Стрикт и выкрикнула “протего”, но поздно, и лишь благодаря своей ловкости увернулась от желтой вспышки. Но уже через секунду упала на пол оглушенная. На лицах всех студентов, включая Тома, появилась улыбка восхищения, а глаза заблестели. Профессор Вилкост спокойной, исполненной достоинства походкой, подошла к поверженной противнице и легонько взмахнула волшебной палочкой, после чего мисс Стрикт сразу же встала. Дамы улыбнулись друг другу, и преподаватель заклинаний сразу вернулась на свое место, а профессор Вилкост обратилась к замершим в молчаливом восхищении студентам.

— Теперь попрошу вас разбиться на пары и попытаться отработать оглушающее, временно парализующее, а также защитное заклятие.

Реддлу все это уже было знакомо из книг, и потому задание показалось ему простым. Он с легкостью оглушил своего противника — когтевранца Джона Патила и с интересом смотрел на поединки других студентов. Родольфусу удалось, пусть и не сразу, наслать парализующее заклятие на Амоса Диггори. Зато Блэк, как злорадно отметил Реддл, не смог совладать с Генри Поттером. Гриффиндорец быстро и четко выкрикнул “Тарагантелла”, и его соперник со Слизерина пустился в пляс и принялся выделывать ногами смешные кренделя на потеху всей школе. Абраксасу Малфою довелось сразиться с одним из студентов Когтеврана, но победа не досталась никому: оба юноши осыпали друг друга искрами, но ни тот, ни другой не смог сразить соперника. Из девочек Друэлла Розье сразилась в ничью с когтевранкой Ханной Патил, зато ее подруге Элле Эйвери досталось на орехи от гриффиндорки Элизабет Уизли.

— Молодцы! — Похвалила всех профессор Вилкост. — Для первого раза все очень даже неплохо. Все участники сегодняшних поединков принимаются в новообразованный Дуэльный клуб. Если кто желает, может попробовать снова потренироваться уже с каким-нибудь другим противником. Вызвались снова Джон Патил, Абраксас Малфой, Генри Поттер, Амос Диггори и, разумеется, Том Реддл, которого одна победа явно не устраивала. Другие же студенты жаждали взять реванш. Кроме того, пожелал поучаствовать в тренировочных дуэлях еще один пуффендуец Эрик Клэйдон. Поединок между Генри Поттером и Джоном Патилом закончился в ничью, а вот Абраксас Малфой даже не успел глазом моргнуть, как уже оказался на полу, сраженный парализующим заклятьем Тома. Со стороны было похоже, что он просто забавляется поединком, тогда как его противники прикладывали все силы, но тщетно. Реддл же в каждой схватке старался не просто победить, но и стремился проявить разнообразие приемов. Эрик Клэйдон дополнил список побед Тома в тот момент, когда его волшебная палочка оказалась в руках у противника. Том с удовольствием отметил одобрительный взгляд профессора Вилкост, которой пришлось очень по нраву, что студент всем продемонстрировал Expellеarmus — разоружающее заклятие, помогающее просто отобрать волшебную палочку у соперника. Конечно, и слизеринский декан не спускал со своего ученика радостных глаз, а вот заместитель директора Альбус Дамблдор смотрел на одаренного, но при этом тщеславного ученика, долгим внимательным взглядом, и губы его не улыбались при этом.

Едва Том вышел из Большого зала и направился в свою гостиную, сопровождаемый восхищенными взглядами слизеринцев, как его окликнул профессор Слизнорт.

— Мистер Реддл, зайдите ненадолго ко мне в кабинет! — Попросил он.

— Конечно, сэр! — И пошел рядом с преподавателем, подстраиваясь к его медленной из-за тучного тела походке.

В классе зельеварения было все как обычно. Рядом с большим учительским столом стоял шкаф с ингредиентами для зелий, а на подвесных полках — банки со слизняками. Около каждой парты для студентов имелась подставка для котла. В отличие от спален воздух в помещении был холодным, как, впрочем, и в подземельных коридорах.

— Прошу вас, Том, присаживайтесь! — С приветливой улыбкой обратился зельевар к студенту, указывая рукой на ближайшую парту.

— Благодарю, профессор!

— Хочу поздравить вас и похвалить! Вы очень достойно выступили в Дуэльном клубе.

— Ради родного факультета, сэр! — Соврал Реддл.

— Похвально, Том, весьма похвально. А как ваша подготовка к СОВ? Вы точно уверены, что сможете сдать экзамены годом раньше?

— Полагаю, что да, профессор!

— Если вам удастся сдать все экзамены на “превосходно”, то мы вместе с господином директором будем ходатайствовать о выдаче вам медали за выдающиеся успехи в обучении и, конечно же, специальной стипендии. Помнится, когда мой сокурсник, ныне профессор Дамблдор, сдал СОВ раньше срока на лучшие оценки, то он получил медаль и тысячу галеонов в качестве единовременной награды. Полагаю, что будет справедливо, если и в вашем случае Отдел образования примет подобное решение.

— Тысяча галеонов! — Не удержавшись, воскликнул Реддл. На его бледных впалых щеках снова выступил румянец, кисти рук невольно сжались в кулаки, словно уже держали мешок с золотом, а в глазах появился хищный блеск.

Однако профессор Слизнорт хоть и заметил все это, но, будучи в восторге от своего лучшего ученика, списал все это на проявление вполне понятной на данный момент радости.

— Простите, сэр, я не сдержался! — Уже овладев собой, сказал Реддл спокойным вежливым голосом, однако щеки и уши у его все еще пылали.

— Вам не за что извиняться, Том. — Благосклонно кивнул Слизнорт. — Я прекрасно понимаю, что вам больше, чем другим, нужна эта куча золота. Вы как сирота покупаете себе мантии и учебники на средства из благотворительного фонда школы?

— Именно так, профессор! — Реддл снова залился краской, но уже от стыда, и опустил голову.

— Не стоит так смущаться, Том. — Увещевал ученика профессор. — В этом нет ничего предосудительного, хотя, я понимаю: горек чужой хлеб. А для вас, с вашими талантами, неординарными способностями, да и, что таить, слизеринской гордостью, это особенно неприятно. Но это не будет долго продолжаться. Я уверен, мой мальчик, что у вас большое будущее, и искренне желаю вам удачи!

— Спасибо, сэр1 — Чуть улыбнулся Том.

— Прежде чем отпустить вас, я хотел бы предложить вам стать членом еще одного клуба, моего “Клуба Слизней”.

— Что это за клуб, профессор? — Поинтересовался Реддл.

— Это клуб моих учеников, лучших учеников Слизерина, а иногда и с других факультетов. В основном это студенты шестого и седьмого курсов, но для вас можно сделать исключение. Мы собираемся каждую неделю в моем кабинете, беседуем о магии, о разных сложных заклятьях, не входящих в школьную программу, о зельях. Если пожелаете, приходите сюда в субботу, к шести.

— Почту за честь, сэр!

— Я знал, что вы согласитесь, Том. Другого я от вас и не ожидал. Итак, до субботы, мой мальчик.

* * *

В субботу вечером Том и в самом деле явился по приглашению декана в созданный им “Клуб Слизней”, в который входили десятка два самых талантливых студентов со старших курсов. Среди них и вся сборная по квиддичу во главе с капитаном Флинтом. Родольфус тоже был в их числе. Присутствовал и Розье, который, казалось, мог трансфигурировать все и вся, так что профессор Дамблдор часто хвалил его. Кассиопея Блэк — мастерица по заклинаниям. Кроме того, почти все члены этой компании принадлежали к знатным чистокровным семействам, которые имели большое влияние и связи в волшебной Британии, в том числе и в Министерстве магии.

Когда Реддл вошел, то увидел, что члены клуба чинно попивают чай с волшебными сладостями и неспешно беседуют. Увидев своего чуть ли не самого любимого ученика, профессор Слизнорт широко улыбнулся ему.

— А, добрый вечер, Том! Прошу вас, присоединяйтесь к нашему чаепитию.

Реддл сдержанно улыбнулся в ответ и внимательно оглядел всех присутствующих. Заметив, что ни в чьих глазах (Блэка он не считал) нет ни злорадства, ни насмешки. Том облегченно вздохнул: его принимали на равных. Родольфус быстро подвинулся, давая ему место за столом.

— Прошу вас, Том, не стесняйтесь. Отведайте сладостей. Что до меня, то я питаю особую слабость вот к этому магловскому лакомству.

Том увидел, что в хрустальной вазочке лежат засахаренные дольки ананасов и принял это к сведению: пригодится.

Пасхальные каникулы были в самом разгаре, однако далеко не все студенты Хогвартса смогли не то, чтобы в полной мере насладиться ими, но даже просто почувствовать. Чем ближе было дело к концу учебного года, чем ближе на горизонте маячили июньские экзамены, тем сильнее наэлектризовывалась атмосфера. В отличие от Рождества, на Пасху большая часть студентов осталась в школе. Оно и понятно, ведь заданий на эти каникулы было невообразимо много, и порой возмущение корпевших над книгами студентов прорывалось наружу.

— Нет, это уже никуда не годится! Они все с цепи сорвались, что ли? — Не сдержался как-то Лестрейнж, склонившись над незаконченным эссе по истории магии. — Каждый из преподавателей, наверное, считает, что его предмет единственный. Но невозможно же разорваться, в самом деле!

Реддл в ответ лишь усмехнулся. Сам он готовился к экзамену СОВ вместе с пятикурсниками. Вот у кого сейчас была горячая пора, и все потуги младших студентов казались им просто мышиной возней по сравнению с испытанием, которое предстояло выдержать в этом году им. Даже горделивая и уверенная в себе Кассиопея Блэк, которая всегда была с безупречной прической, в идеально выглаженной мантии и лакированных туфельках и, разумеется, с выполненной домашней работой, сейчас выглядела несколько потерянной и сильно уставшей. Порой она не сразу замечала, что испачкала в чернилах руки или даже лицо. В гостиной и в библиотеке сейчас было куда больше народу, чем в любое другое время, и от этого становилось душно, не смотря на прекрасную волшебную вентиляцию. Кроме того, весеннее солнце за окном, молодая мягкая трава и нежно-зеленая свежая листва так и манили на прогулку. В сочетании с уже накопившейся за год усталостью это порой казалось просто невыносимым. Правда, здесь у слизеринцев имелось некоторое преимущество: их общая комната была в глубоком подземелье под Черным озером, окон не имелось, и потому солнце сюда никогда не заглядывало. Помещение освещалось лишь камином и свечами. Однако духота и мрак порой угнетали, и тогда то один, то другой слизеринец, а порой и целая компания выходили на школьный двор. Но возвращение оттуда назад к книгам, пергаментам и перьям иногда становилось настоящим испытанием.

Одному лишь Реддлу, казалось, все было ни по чем, и предэкзаменационная лихорадка, овладевшая студентами, не имела к нему никакого отношения. Лицо его, как всегда, было спокойным и бесстрастным, так что невозможно было понять, о чем он думает. Все свои уроки Том выполнял методично, идеально и в срок, а в знаниях своих и в потенциале был уверен как никто. Большая часть заданий была рассчитана на волшебников средней силы и способностей, и если кому-то они казались трудными, то для Наследника Слизерина были детской игрой. Накануне первого экзамена по истории магии Родольфус искренне пожелал своему приятелю удачи и, похоже, волновался сильнее самого Тома.

На экзаменах СОВ кроме школьных преподавателей традиционно присутствовала и специальная комиссия из представителей Министерства магии. Когда шла проверка знаний по истории волшебства, никто из студентов не проронил ни слова, было только слышно, как одновременно скрипят несколько десятков перьев. Реддл в своей работе весьма обстоятельно, подробно и логично описал период, когда был построен Хогвартс, дополнив рассказ весьма интересными фактами о каждом из Основателей. Естественно, он не упустил возможности блеснуть перед комиссией сведениями, почерпнутыми из старинных летописей и не упомянутых в учебниках по истории, хотя его эссе и получилось на целый свиток больше, чем было необходимо. Результат не заставил себя ждать: когда на другой день были объявлены оценки, то работа Тома была бесспорно признана самой лучшей, и председательница комиссии, полноватая темноволосая волшебница средних лет, своей рукой не просто оценила ее на “превосходно”, но и сопроводила отметку тремя знаками восклицания, дыбы выразить свое одобрение и восторг. А факультет Слизерин получил дополнительно двадцать пять очков.

Много шуму и разных толков наделал экзамен по трансфигурации. Студенты заходили по одному и на глазах у комиссии должны были выполнить стандартное задание: превратить сахарницу с двумя ручками в ласточку. Кассиопея Блэк, выйдя из класса, с волнением поведала сокурсникам, что ее птичка хоть и вышла весьма изящной и шустрой, но вот некоторые перышки у нее остались желтыми как цвет посудины, которую она превращала. Но Розье попытался успокоить ее, сказав, что превращение зачтут, в худшем случае поставят не “превосходно”, а “выше ожидаемого” или “хорошо”. Хотя сам он сокрушался куда больше, ведь у его ласточки вместо маленького клювика так и осталась массивная пипка, за которую снималась крышка с сахарницы.

Когда пришел черед Тома, то он, приветливо улыбнувшись комиссии, небрежно без слов взмахнул волшебной палочкой. В ту же секунду сахарница исчезла, и вместо нее со стола вспорхнула изящная черная красавица с белой грудкой, описала по классу круг и вылетела в открытое окно.

— Браво, мистер Реддл! — Воскликнула председательница Комиссии Медея Спиннет. — “Превосходно”, однозначно “превосходно”.

— Недаром мистер Реддл уже не первый год — гордость Хогвартса. — С улыбкой заговорил директор Армандо Диппет, который тоже присутствовал на этом экзамене вместе со своим заместителем и преподавателем трансфигурации Альбусом Дамблдором.

— В таком случае, я полагаю, что мистер Реддл продемонстрирует нам какое-нибудь продвинутое волшебство, более сложные формы трансфигурации. Как вы думаете, Альбус? Ведь вы его обучаете? — Обратилась она к Дамблдору.

— Разумеется, дорогая Медея. Том может делать превращения не только в предметы, соразмерные с исходными, но также маленьких в большие и наоборот.

— Но это уже уровень ЖАБА, который сдают семикурсники, да и то лишь те студенты, для которых трансфигурация стала профильным предметом. Но чтобы такое сотворил ученик четвертого курса! Не может быть!

— Если бы вы учили мистера Реддла, то вас бы это не удивило. Слова, подобные вашим, говорят все его преподаватели. — Снова заговорил директор.

— О да, меня впечатлило его экзаменационное эссе по истории магии. Работа, достойная профессионального колдоисторика. Тогда пусть мистер Реддл попробует превратить вот этот шкаф в шкатулку и обратно. — Обратилась колдунья уже к Тому.

Все то время пока представитель комиссии, директор и преподаватель вели свой разговор, Реддл просто молчал, внимательно слушал и торжествовал. Осознание своего превосходства, неумеренные похвалы, щедро расточаемые в его адрес, были для души этого гордеца как бальзам.

На этот раз Реддл на пару секунд задумался, окидывая взглядом шкаф, затем взмахнул волшебной палочкой, описывая ею спираль от внешних колец к центру, и четко проговорил заклинание. В этот же миг массивный шкаф стал съеживаться, как бы сдуваясь, точно проткнутый воздушный шар, до тех пор, пока на полу не осталась стоять маленькая деревянная шкатулка с резной крышкой, которую Реддл левитировал на преподавательский стол.

— Невероятно! — Невольно сорвался с губ экзаменатора восхищенный шепот.

Редд дождался, пока все рассмотрят результат его колдовства. Когда же шкатулку оставили в покое, он вернул ее на место, снова сделал движения тисовой палочкой, и через миг на пустом месте опять стоял шкаф, как будто вообще никуда не исчезал.

— Замечательно! — Чародейка не удержалась и хлопнула в ладоши. — Ну, и что скажете об этом, господа? Признаюсь, я давненько не видела ничего подобного на СОВ, с того самого дня как принимала у вас, Альбус, экзамен. Ах, что вы тогда вытворяли волшебной палочкой! До сих пор забыть не могу. Нужно обязательно наградить юношу.

При этих словах голубые глаза профессора Дамблдора в очках-половинках пристально посмотрели на Реддла долгим взглядом.

— Вы, как всегда правы, Медея. Думаю, тридцать дополнительных баллов он вполне заслужил. Но ради Мерлина, Медея, пощадите бедного мальчика. Ведь своими словами вы подвергаете его еще более серьезному испытанию, чем экзамен по трансфигурации. Слава — это довольно тяжелая ноша, и не каждый с ней справится. — Последние слова были явно адресованы Тому.

Экзамен защиты от темных искусств, как и ожидал Реддл, произвел самое сильное впечатление на членов комиссии. Здесь и в самом деле не нашлось равных ему, хоть и четверокурснику, даже среди тех студентов, которые в будущем планировали стать мракоборцами и углубленно изучали ЗОТИ. Все были в восторге от того, как Том играючи загнал в клетку корнуэльских пикси, потом без проблем разделался с боггартом и в довершении всего на импровизированной дуэли враз обезоружил профессора комиссии, выступившего в роли темного мага.

— Замечательно, мистер Реддл! “Превосходно” и только “превосходно”. — Одобрительно улыбалась строгая председательница Медея Спиннет. — Но, мистер Реддл, я уже тоже ожидаю увидеть от вас нечто большее, чем могут продемонстрировать на экзамене другие студенты. Мне сказали, что вы можете вызвать Патронуса, телесного Патронуса. — Том кивнул.

— Да, мэм.

— Разве четверокурсник на такое способен?

— Дорогая Медея, он это делал уже на втором курсе. — Заметил с довольной улыбкой директор Диппет.

— Ради Мерлина, мистер Реддл, не томите меня. Я просто сгораю от нетерпения увидеть все это! За дополнительные баллы, разумеется.

Реддл в ответ лишь приятно улыбнулся и бросил мимолетный взгляд на сидящего вместе с комиссией профессора Дамблдора и представил, как его увольняют из Хогвартса.

— Экспекто Патронум!

Из тисовой палочки вырвалась большая змея. Свивая и развивая серебристые кольца, она проплыла по воздуху и исчезла в другом конце класса.

— Великолепно, мистер Реддл! — Чуть ли не хором сказали экзаменаторы, и только один человек молчал, глядя на студента пытливым взглядом. То был заместитель директора и преподаватель трансфигурации профессор Дамблдор. И только сейчас Том вспомнил, что когда сосредотачивался на своих мыслях, чтобы вызвать Патронуса, то забыл при этом прибегнуть к окклюменции. Он уже собрался было покинуть класс, но, когда был у самой двери, профессор Дамблдор окликнул слизеринца.

— Мистер Реддл, когда экзамен закончится, настоятельно прошу вас зайти ко мне в кабинет. — Остальные экзаменаторы из Министерства магии невольно удивились строгому тону Дамблдора и металлу в его голосе.

— Как вам будет угодно, сэр! — Невозмутимо отвечал Реддл.

Стоило Тому переступить порог кабинета профессора Дамблдора, как тут же до его ушей донеслись слова вердикта по поводу сегодняшнего поступка.

— Омерзительно, мистер Реддл! — Декан Гриффиндора говорил с явным отвращением и даже не пытался скрыть брезгливую гримасу на лице.

— Я понимаю ваше недовольство, сэр! — Спокойно и холодно отвечал Том. — Однако, не думал, что мое отношение к вам станет для вас открытием.

— Нет-нет, — отмахнулся Дамблдор. — То, что вы меня, мягко говоря, не долюбливаете, мне прекрасно известно уже давно. У большей части слизеринцев ко мне подобное отношение. Признаюсь, что я и сам не в восторге от вашего коварного нрава, который мало кто замечает. Меня интересует совсем другое: неужели вы в своей жизни не могли отыскать какое-нибудь, скажем, более светлое воспоминание? Или для того, чтобы испытать радость, вам непременно необходимо сделать кому-то гадость, а?

— Я пытался, профессор. Честно! — Здесь Реддл был вполне искренен и поэтому смотрел собеседнику прямо в глаза. — Но у меня ничего не вышло, сэр.

Здесь против всякого ожидания профессор как-то сразу смягчился. Гнев, который до этого вспыхивал в его ясных глазах подобно молнии на голубом небе, улетучился. И теперь преподаватель смотрел на ученика с сочувствием и даже жалостью.

— Бедный мальчик! — Едва слышно прошептал он одними губами.

— Не надо меня жалеть! — Запальчиво воскликнул Том.

— Не стоит это отвергать! — Тихо и смиренно проговорил Дамблдор в ответ. — Теперь понятно, почему у вас такой боггарт. Ты больше всего на свете боишься смерти, Том. А зря! Причина этому проста: ты еще не знаешь, что такое настоящая любовь и как велика ее сила. Она может победить даже смерть! Именно благодаря любви мы живем, а не существуем. А ведь жизнь человека бесценна, Том! Видишь ты этого феникса? Он уже не раз сгорал, а потом возрождался из пепла. Вот также и с человеком, который любит, и даже после смерти память о нем живет в сердцах других людей.

— Нечто подобное я уже слышал, профессор. Еще до Хогвартса. Но подтверждений этим словам до сих пор не увидел. Скорее наоборот. Так что, прошу вас, поберегите свое красноречие для кого-нибудь другого. — В голосе Реддла звучали явное неверие, злая ирония и насмешка.

— Вы еще очень молоды, Том! Я все же надеюсь, что рано или поздно вы измените свое мнение.

— Кто знает? — Равнодушно пожал плечами Реддл.

— Хотя сейчас о любви вы не имеете ни малейшего представления, и боюсь, не способны любить вообще.

— Ну так растрепите об этом всем и каждому! — Вдруг огрызнулся от обиды Том.

— Вы, мистер Реддл, конечно, невысокого мнения обо мне, однако обижать вам меня совершенно незачем. Поверьте, мне хватит такта никому не говорить об этом разговоре и тем более сообщать кому бы то ни было столь личные сведения. Но я сделал для себя весьма печальный вывод о вас. А сейчас можете идти, не задерживаю вас больше.

После этих слов Реддл, не теряя ни секунды, вышел в коридор.

* * *

Июнь еще не успел закончиться, как за особые успехи в обучении и сданные досрочно, причем исключительно на превосходные оценки, экзамены, Том Марволо Реддл был в очередной раз объявлен лучшим учеником Хогвартса, а главное, в присутствии всей школы он получил за это медаль. Кроме того, Отдел образования в Министерстве магии удовлетворил ходатайство директора Диппета и декана Слизнорта о выплате студенту Хогвартса денежного вознаграждения в размере тысячи галеонов. Реддл не преминул воспользоваться очередной возможностью отправиться в Лондон в Косой переулок на Хогвартс-Экспрессе, который отвез студентов домой на летние каникулы, а потом с ним одним вернулся назад. Но на этот раз Том не стал заходить ни в какой магазин, а первым делом отправился к возвышающемуся над всей улицей белоснежному зданию волшебного банка Гринготтс, из которого почти пять лет назад его выставили за дверь. Тогда он краснел от стыда, а сейчас разрумянился от предвкушения момента своего торжества. С того времени, как профессор Слизнорт сообщил ему о возможности получить денежное вознаграждение от Министерства магии, Том спал и видел, как откроет свое собственное хранилище в банке для чародеев. Для него это стало делом принципа, ведь наличие ячейки в Гринготтсе позволило бы ему в полной мере почувствовать свою принадлежность к волшебному миру. Да и мог ли поступить по-другому Наследник самого Салазара Слизерина? Том с удовольствием и тайным злорадством отмечал, как любезно теперь обходились с ним служащие банка, сначала окинув беглым взглядом его безупречное одеяние, а потом и увесистый мешок с золотом, извлеченный из маленького кошелька. Когда же гоблины услышали имя нового клиента, то рассыпались в поздравлениях и похвалах. Наконец, с заветным ключом во внутреннем грудном кармане мантии, Реддл вышел из банка.

Спустя месяц Том обнаружил в изголовье своей кровати уже до боли знакомый конверт, подписанный зелеными чернилами и скрепленный заветной гербовой печатью с четырьмя животными. Но кроме привычного списка учебников на следующий учебный год в конверте был еще и значок старосты. Реддл, разумеется, догадывался или даже был уверен, что все случится именно так, однако все равно торжествовал. Ведь само по себе почетное звание давало еще и массу привилегий тому, кто носил его, и амбициозный наследник Слизерина решил ими воспользоваться. Например, сейчас он мог без опасений разгуливать по коридорам школы даже в ночное время. Всегда можно будет сказать, что как староста он патрулирует Хогвартс. Сам же Реддл решил вплотную заняться поиском Тайной комнаты, оставленной в замке Салазаром Слизерином для своего наследника.

Для одноклассников назначение Тома на должность старосты тоже не стало неожиданностью. Родольфус с удовольствием поздравил его как, впрочем, и Друэлла Розье, и Абраксас Малфой. А вот Блэк сидел за праздничным столом по случаю начала учебного года мрачнее тучи.

На руку Реддлу сыграло и то, что декан Слизнорт обратился к нему с просьбой: раз уж Тому уже удалось сдать СОВ, то будет очень кстати, если он поможет достойно подготовится к этому ответственному делу и другим своим однокурсникам, которые по каким-то причинам отставали. Да и у вполне успевающих студентов в этот экзаменационный год возникало уйма вопросов. Соглашаясь на предложение Слизнорта, Реддл одновременно преследовал несколько целей. Он, естественно, хотел бы и дальше пользоваться расположением своего декана, и поэтому согласился. Более того, теперь, когда у него были деньги, Том мог угодить и по-другому. Реддл знал, что профессор питал слабость к сладостям, а особенно обожал, как это ни странно, магловские засахаренные фрукты, больше всего ананасы. Но чистокровному волшебнику было не очень комфортно посещать мир маглов, ведь знания о них у него были очень поверхностными. Зато Реддл прекрасно ориентировался среди них и легко доставал все, что было нужно, дабы подольститься, так как помощь профессора Слизнорта еще могла ему пригодиться. Но главная причина была все же не в этом. Том уже давно знал, что его славный предок Салазар Слизерин завещал ему великое, на его взгляд, дело — выгнать из школы всех этих грязнокровок и недостойных магловских выродков. Право же, стоило пожить среди них, чтобы в должной мере возненавидеть! И он неустанно искал сведения и хоть какие-нибудь другие упоминания о Тайной комнате и о чудовище, которое, согласно словам Слизерина, обитало в ней. Но почему бы не пойти дальше Слизерина и сделать даже больше, чем заповедовал Основатель? Какой прок очищать от грязнокровок только Хогвартс, если волшебный мир будет кишеть ими? И вот здесь Реддл, этот никому не доверявший одиночка, этот гордец, все же отдавал себе отчет, что без преданных единомышленников, без талантливых сторонников он не сможет воплотить в жизнь свою затею и изменить волшебный мир. И теперь он с подачи Слизнорта несколько часов в неделю тратил на то, что подтягивал однокурсников в волшебных науках. Особенно туго приходилось ему, когда надо было втолковать какое-нибудь заклинание парочке тупых дружков-громилл — Крэббу и Гойлу. Идти на поводу у их глупости и лени Том не собирался и довольно быстро нашел к ним единственно правильный в данной ситуации подход. Он просто запер заклинанием класс и до тех пор не выпускал из него Крэбба и Гойла, пока они не сделали все положенное. Первый раз по своему тупому упрямству они пробовали было возмущаться, не ударяя при этом палец о палец. Но когда они пропустили ужин, что для этих обжор было чуть ли не трагедией, потом просидели в классе полночи, то сообразили: им остается волей-неволей пошевелить извилинами и как следует потрудиться, дабы просто вернуться в свою спальню. Незадолго до рассвета оба вполне прилично овладели манящими чарами, которые должны были освоить еще год назад. Жаловаться преподавателям на методы Реддла было бесполезно, потому как в этом вопросе большинство учителей было на его стороне. С теми же слизеринцами, кто сам обращался к Тому, он был вежлив и охотно консультировал по любому предмету, вызывая невольное восхищение у сокурсников. Так что гордыня Реддла и его самолюбие получали желанную пищу. Особенное внимание Том уделял Ролольфусу и часто убеждал его в необходимости лишний раз позаниматься, хотя непоседливый Дольф и не горел желанием, предпочитая книгам свою метлу. Однако он не мог отказать Реддлу, перед которым просто преклонялся и благоговел, сделав из него себе кумир. Том, давно уже овладевший легилименцией, конечно же, знал об этом не хуже самого Лестрейнжа и потому хотел, чтобы столь искренно расположенный к нему сокурсник сдал СОВ в числе лучших.

Деканы других факультетов тоже последовали примеру своего коллеги, профессора Слизнорта, и обратились к старостам с соответствующей просьбой. Том без зазрения совести тайком применял к ним легилименцию и смотрел, с кем из студентов и как они занимаются. Уроки пуффендуйца-полукровки шестикурсника Эшли Далтона вызывали у надменного слизеринца смех пополам с презрением и отвращением. Нет, против самого Эшли он ничего не имел, но вот некоторых студентов с этого, по мнению Реддла, захолустного факультета, терпеть не мог. И дело было в их магловском происхождении. Вообще все, что имело хоть какое-то отношение к маглам, вызывало у Реддла отторжение. Кроме того, он по-разному представлял себе причины отставания в учебе у чистокровных волшебников и у маглокровок. Если у слизеринцев, по мнению Тома, все сводилось к элементарной лени, а сами способности к колдовству не подвергались при этом ни малейшему сомнению, то волшебники из семей маглов изначально казались ему непробиваемыми тупицами. И их неудачи доставляли ему удовольствие, давая лишний повод втайне позлорадствовать и убедиться в правоте Салазара Слизерина.

— Что же ты сидишь рядом с нами, тупица? — Порой думал он, глядя на какого-нибудь студента из маглов. — Что ты делаешь тут, бездарность? Что ты занимаешь место чужое? Уйди, уйди сам, пока тебя не убрали!

Столь высокомерные мысли родились, однако, не на пустом месте. Происхождение от Слизерина и унаследованная от него колоссальная волшебная сила, позволяющая ему чувствовать себя на уроках даже не на голову, а на две выше всех остальных, невероятные успехи и похвалы вскружили и без того горделивую голову, а вкупе с памятью о жизни в приюте и нежеланием прощать кого бы то ни было вылились в жгучую ненависть и презрение ко всем маглорожденным волшебникам и вообще к простецам и их миру. Здесь он со своим предком был полностью солидарен, считая, что волшебникам, обладающим столь благородными знаниями и силой, не должно пересекаться с какими-то ничтожными людишками. Потому и пресловутую Тайную комнату Реддл искал теперь с необычайным рвением, следуя простому принципу: кто ищет, тот находит. И вскоре ему действительно повезло, правда помог счастливый (для Реддла, разумеется) случай. Но, как известно, фортуна благоволит упорным.

В это же самое время на третьем курсе факультета Гриффиндор учился некий Рубеус Хагрид. Он был из великанов и уже в тринадцатилетнем возрасте превышал ростом других студентов почти в два раза. Кроме того, он имел крепкое телосложение, пухлые руки и длинные густые волосы, которые далеко не всегда заделывал назад в хвост. До Хагрида никто из представителей этого народа в Хогвартсе не учился, но профессор Дамблдор усмотрел в нем магические способности и убедил директора Диппета принять великана в школу. Хагрид и в самом деле неплохо справлялся со всеми волшебными науками, хоть и выражался как-то косноязычно, особенно когда волновался. Но для спесивых слизеринцев, презирающих всех, в ком не текло хотя бы половины древней волшебной благородной крови, нескладная речь гриффиндорца стала достаточным основанием, чтобы потешаться над ним всем змеиным факультетом. Однако, когда великан поступил на третий курс, то преподавателям стало очевидно, что у Хагрида недюжинный талант к уходу за магическими существами. В этом гриффиндорцу не было равных. Казалось, что он просто чувствует зверей и к любому животному умеет найти подход. Но, что примечательно, привлекали великана не какие-нибудь безобидные флобби-черви, а самые, что ни на есть чудовища: летающие полузвери-полуптицы — гиппогрифы, драконы всех пород, фестралы. Хагрид, в отличие от остальных волшебников, вовсе не считал опасными этих довольно агрессивных страшилищ, потому что и сам оказался на редкость добродушным и бескорыстным, не взирая на грозную внешность. Кроме того, Хагрид был очень любознательным, а еще смелым и непоседливым, как и все гриффиндорцы, поэтому и школьные правила нарушал очень часто, особенно когда тайком ходил в Запретный лес, где могли обитать какие-нибудь не вполне безобидные твари. За это преподаватели, которые заставали Рубеуса за его проделками, неизменно снимали с Гриффиндора немало очков. Один лишь профессор Дамблдор был немного снисходительнее.

Однажды Реддл, выполняя обязанности старосты, обходил школьные коридоры. Время было уже позднее, и всем студентам давно полагалось находиться в своих гостиных и спальнях. Том уже почти миновал Большой зал и собрался было спуститься в свои подземелья, как вдруг увидел, что с лестницы, ведущей в башню факультета Гриффиндор, льется слабая полоска света, а в ней видна большая тень. Реддл начал тихо подниматься, наложив на себя дезилюминационные чары: так проще было поймать нарушителя, а слизеринскому старосте доставило бы удовольствие зацапать кого-нибудь из гриффиндорцев при нарушении школьных правил и снять с них баллы. Когда Том оказался на лестничной клетке, то глазам его предстало любопытное зрелище. На полу действительно сидел Хагрид, а рядом с ним стоял большой сундук. На коленях у великана была уже знакомая слизеринцу книга о чудищах, только побольше и потолще той, что Реддлу уже довелось читать. А на книге сидел черный паук, которого любитель волшебных страшилищ кормил насекомыми прямо с рук, точно ручную собаку.

— Ешь, мой дорогой Арагог, ешь, лапочка! — Приговаривал Хагрид.

— Минус десять очков Гриффиндору за то, что в неположенное время студент находится в коридоре. — Строго проговорил староста Слизерина, снимая дезилюминационное заклинание. — И если ты, Хагрид, сейчас же вразумительно не объяснишь мне, что ты тут делаешь с этой тварью, то сниму еще пятьдесят баллов и поставлю в известность директора.

От неожиданности и испуга Рубеус сначала вздрогнул, а потом посмотрел на Тома просительным взглядом.

— Ой, Том, так ведь я, это, малыша Арагога кормлю. Разве не милашка?

Реддл еще раз посмотрел на существо, которое Хагрид называл малышом и милашкой. Размером паук был чуть ли не с квоффл для квиддича, ноги у него оказались толщиной с палец, а паутина, которую он плел, напоминала нитки толстого шпагата.

— Что это еще за тварь? — Брезгливо спросил Реддл.

— Это акрамантул, Том! — С восхищением глядя на паука, ответил гриффиндорец.

— Ты с ума сошел! — Воскликнул Реддл. — Да он же сожрет кого-нибудь, как подрастет! Я немедленно ставлю в известность профессора Дамблдора и директора Диппета. Это уже ни в какие рамки не лезет!

Вообще-то Реддла не особенно волновала безопасность других студентов, в особенности не слизеринцев, а сам он считал себя вполне способным совладать с чудовищем. Но возможность получить баллы, а также в очередной раз заручиться поддержкой декана и директора упускать не хотел.

— Нет, Том! Пожалуйста, не надо! Они же Арагога, того. — Хагрид провел ребром ладони по шее.

— Туда ему и дорога! Он опасен.

— Нет-нет! — Заулыбался великан. — Он совсем не опасен. Пойдем, я покажу тебе. И, схватив Реддла за руку, чуть ли не потащил его вниз по лестнице в подземелья. Через минуту оба оказались рядом с кабинетом зельеварения. Хагрид остановился в, казалось бы, совсем не примечательном месте, ткнул волшебной палочкой стену, в которой тут же открылась небольшая дверь. Согнувшись, великан прошел внутрь, а за ним последовал и Реддл. Маленькая комнатка была без окон и напоминала чулан. В ней стояла только большая коробка, куда Хагрид и посадил паука, а потом тщательно запер замок.

— Вот видишь, Том. Никакой опасности от этого малыша нет.

— Но он же вырастет.

— К тому времени уже начнутся каникулы, и я заберу его с собой туда, откуда привез. Он родом из очень далекой страны. Мне подарил его один путешественник, еще когда Арагог сидел в яйце.

— Этой твари не место в Хогвартсе. Заведи себе кота, жабу или сову.

— Да не люблю я кошек, мне от них чихать охота, жабы сейчас у каждого встречного, а совы…

— Да замолчи ты уже! — Начал раздражаться Реддл. — Мне некогда слушать твою болтовню. Я немедленно иду к директору.

— Нет, Том! Не выдавай меня! Пожалей Арагога, он не опасен и ни в чем не виноват. Вот, прочитай, тут про них э-э-э, очень дельно написано. — И Хагрид раскрыл толстенную книгу, которая уже собралась было оттяпать ему палец, но великан быстро погладил ее по корешку, и опасное пособие присмирело, покорно дало листать страницы.

— Вот, видишь! Главное, это…к любому зверю, да к любому, ну… правильный подход найти. А здесь про всех-всех чудищ написано, даже про тех, которых уж того как лет пятьсот и в помине нет. Эта книга самая полная. Мне мистер Кеттелберг, ну, учитель по уходу за магическими существами, — объяснил Хагрид, — сказал, что, дескать, последнее издание. Только несколько дней назад в Хогвартс поступила. Профессор Кеттелберг, вот лично сам привез в библиотеку для семикурсников, кто, ну, со всякой живностью работать собирается.

По мере того, как Реддл слушал косноязычного гриффиндорца, холодное сердце старосты забилось от волнения вдвое быстрее, а в его голове мелькнула быстрая, как молния мысль.

— Дай мне книгу! — Велел Реддл.

Хагрид, несколько удивленный, но обрадованный тем, что слизеринский староста больше не заводит речь о походе к директору, немедленно подчинился.

— Я хочу ее прочесть! — Безапелляционно заявил Реддл.

— Хорошо, Том! Я немедленно верну ее в библиотеку.

— Нет! — Отрезал Реддл, и глаза его грозно блеснули. — Ты дашь мне ее на время, а потом я верну ее тебе. Можешь не волноваться! Или ты полагаешь, что староста факультета такой раззява, что потеряет где-нибудь эту громадину, а? Или, может, способен испортить школьное имущество?

— Нет, что ты, Том! — Смутился великан. — Читай, пожалуйста, на здоровье!

— Вот и договорились! — Улыбнулся Реддл. Улыбка больше походила на зловещую усмешку, но Рубеус этого не заметил, потому что староста вдруг сказал.

— А я, в свою очередь, в благодарность готов прикрыть глаза на твоего питомца, с условием, что в следующем семестре, когда он вырастет, его уже здесь не будет.

— Ой, спасибо! Как ты добр, Том! Вот говорил же я своим, что мол, не все же слизеринцы такие бяки-буки, а мне не верили!

Но Реддл уже не слушал Хагрида, а положив книгу в маленькую заколдованную сумку, быстро вернулся в свою спальню.

Тщательно закрыв полог свое постели, он при свете волшебной палочки лихорадочно листал страницы и почти сразу же наткнулся на параграф, который рассказывал о древнем страшилище василиске.

“Среди многих чудищ, коих в наших землях встретить можно, не сыскать таинственней и смертоносней василиска, также именуемого еще Король змей. Сей гад может достигать размеров воистину гигантских, а срок его жизни — многие столетия. На свет он рождается из куриного яйца, жабой высиженного. Смерть же несет путем диковинным, небывалым, ибо кроме клыков ужасных и ядовитых, даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тот примет кончину скорую и в муках великих. Особливо боятся василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный. Сам оный василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него…”

До утра Реддл так и не уснул, слишком сильно было волнение. К щекам и рукам прилила кровь, так что они казались ему горячими как в лихорадке.

“Вот оно, вот! То, что я так долго искал! Чудовище в Тайной комнате — это василиск, король змей. Ведь предок мой, Салазар Слизерин, был змееустом, а значит мог командовать этим чудовищем, срок жизни которого многие столетия. Наверняка на него просто наложены какие-нибудь сильные сонные чары, а парселтанг разбудит его. Все сходится! Осталось только понять, где оно спрятано и как может незаметно нападать.”

Реддл был уверен, что в скором времени получит ответ и на этот вопрос. Он чувствовал, что раз уж ему начало везти, то будет везти и дальше, и в самом деле оказался прав.

В очередное свое дежурство, проходя по коридорам восьмого этажа, Том услышал два девичьих голоса. Они принадлежали слизеринкам — четверокурснице Вальпурге Блэк и второкурснице Оливии Хорнби, возвращавшимся в подземелья. Кроме того, до его слуха доносились звуки льющейся из крана воды.

— Ой, Оливия, — смеялась низковатым голосом Вальпурга. — Здорово ты над этой грязнокровкой Миртл подшутила! Пусть эта очкарик и нытик повозится, пытаясь починить свои стекляшки. Глядишь, к утру и сотворит “репаро”.

— Вальпурга, ты ведь понимаешь, что эта жирная прыщавая уродка другой участи не заслуживает. Как таким вообще письма из Хогвартса присылают, просто понять не могу. Однако, сомневаюсь, что до нее когда-нибудь дойдет: ей здесь не место. Я, конечно, тоже не чистокровка из священных двадцати восьми, но как можно не знать и не воспользоваться хотя бы простейшим зельем от прыщей, а?

— Да она только как реветь знает! Вон, смотри, опять туалет затопила. Все время там воду включает, чтобы ее воплей слышно не было. Идиотка, дрянь такая!

— Мисс Блэк, мисс Хорнби, может быть вы объясните, что здесь происходит? Сейчас вам уже полагается быть хотя бы в факультетской гостиной, а не болтаться по коридорам, если не хотите, чтобы наш факультет лишился баллов.

— Ах, ну не станете же вы, мистер Реддл, снимать баллы с родного факультета!

— Не стану, если вы сейчас же отправитесь в свои спальни!

— Конечно-конечно! — Заулыбалась Оливия. — Но с Миртл за затопленный туалет хорошо бы снять баллы, содрать три шкуры. Правда, у тупых барсучков и снимать-то особо нечего.

— Непременно, — кивнул в ответ Реддл. — А вам, юные леди, на будущее советовал бы вести себя поосторожнее и воздерживаться от подобных выражений в присутствии преподавателей или других старост. Негоже грубо нарушать правила, это полагается делать не так топорно.

— Спасибо, Том! — сдержанно кивнула Вальпурга. — Пойдем, Оливия! — И слизеринки отправились в гостиную.

Реддл же пошел дальше по коридору, прямо к туалету, из которого уже вовсю вытекала вода.

— Что здесь происходит? — Из темноты неожиданно нарисовалась Элла Эйвери. Друэлла, староста девочек Слизерина, заболела, и ее подруге поручили временно исполнять эти обязанности. Посмотрев на потоп, она усмехнулась.

— А, опять Миртл! — Тут словно в подтверждение ее слов в коридор вышла полноватая невзрачная девочка с прыщиками на лице. Глаза ее были красные от слез, а в руках она держала очки.

— Миртл! — Строго и злорадно выговаривала Элла. — Ты опять за свое! Что ты такое вытворяешь? Минус тридцать очков Пуффендую за этот очередной потоп. А если ты сейчас же не вернешься в свою башню, сниму еще тридцать и сообщу вашему декану и директору.

— Это все Хорнби! Она все время дразнится! — Выпалила с обидой девочка. С нее снимайте баллы. Или если она из ваших, то можно смотреть сквозь пальцы на ее проделки?

— Замолчи! — Холодно и со слегка угрожающими нотками в голосе заговорил Реддл. — Еще минус пятнадцать очков Пуффендую! Немедленно возвращайся к себе! — Велел он, глядя на девочку повелительным взглядом, и она подчинилась.

— Спасибо, Том! Надо все убрать. — Посмотрев на воду, что была разлита кругом, заговорила Элла.

— Позволь мне! — Они вошли внутрь и перекрыли четыре крана, а Том небрежно взмахнул волшебной палочкой, и пол мгновенно высох. Однако, Реддл заметил, что был еще и пятый кран, из которого вода не текла.

— А эта дурочка еще и с причудами! — Слегка презрительно усмехнулся Том. — Один кран включать не стала.

— Просто он не работает! — Ответила Элла.

— Так почини, в чем проблема? — Недоумевал Реддл.

— Пробовала! И не я одна. Знаешь, никто не помнит, чтобы он хоть когда-нибудь работал. Заколдован, наверное.

Говоря все это, слизеринка лишь равнодушно пожала плечами, а вот у Тома словно пелена с глаз упала.

— Эврика! — Невольно вырвалось у него.

— Не поняла, что ты сказал? — Удивилась Элла.

— Так, ничего. Не бери в голову! — Отмахнулся Реддл, внимательно разглядывая при этом кран. Почти сразу на глаза ему попалось маленькое изображение змейки.

— Пойдем отсюда, Элла! — Как ни в чем не бывало сказал Том спокойным голосом, желая увести лишнего человека, а самому как можно скорее вернуться.

Это, казалось бы, ничем не примечательное происшествие с пуффендуйкой навело его на след. Староста напрочь позабыл о плаксе, да и раньше не препятствовал кому бы то ни было гнобить девочку, хотя по логике вещей должен был понимать ее и сочувствовать. И он понимал, как-никак сам когда-то был в подобном положении. Но о сочувствии тут не шло и речи. Ведь Миртл оказалась магловкой, и Реддл только рад был, что рожденная в том мире, здесь подвергается травле со стороны магов. А кроме того, он терпеть не мог слез, и вид плаксы вызывал у него отвращение. Вместо того, чтобы как-то защищаться, мстить и ставить на место обидчиков, она только ревет.

“Ну да дементор с ней, с этой плаксой!”- думал между тем Реддл. “Куда важнее сейчас другое. И как это я сразу не догадался, в тот самый день, когда понял, что за чудовище скрыто в тайной комнате. Ведь огромная змея именно по трубам может передвигаться, притом незаметно и по всему замку. Помещениями Слизерина всегда были подземелья, и именно под землю уходят все водостоки. Да, нет никаких сомнений, там, в туалете, и есть вход в Тайную комнату. Не случайно на кране изображение змейки. Великий Слизерин подал мне знак.”

Реддла так и подмывало отправиться к этому неработающему крану и открыть вход. Как это сделать, он теперь тоже знал. Вероятнее всего, нужен парселтанг и только он. Теперь ему было ясно, почему никто не смог обнаружить Тайную комнату, ведь наверняка вход заколдован и не поддастся никакому заклинанию. Не смотря на охватившее его лихорадочное возбуждение Реддл все же сдерживался. Нельзя, чтобы кто-нибудь раньше времени догадался, что именно он наследник Слизерина. В этом случае ему не удастся выполнить то, что завещал Основатель. И да, нужно подумать, как обезопасить василиска от крика петухов, которые тоже были в Хогвартсе. Заклятие немоты в нужный момент вполне подойдет. Дождавшись, когда пришла его очередь патрулировать коридоры, Реддл отправился в туалет и, оказавшись рядом с раковиной, прошипел на парселтанге.

— Откройся!

Результат превзошел все ожидания. Раковина и кран провалились под пол, и в нем открылась круглая черная дыра. При свете волшебной палочки Том увидел, что это большая труба, которая уходит резко вниз. На секунду Реддл поколебался: как же он потом вернется, но потом подумал, что наверняка Салазар Слизерин это предусмотрел. В конце концов, можно будет велеть василиску поднять его обратно наверх. Зажмурив глаза, Том шагнул в темноту и стал быстро съезжать по трубе. Прошла минута, и слизеринец оказался в огромном помещении. Здесь было темно, холодно и сыро, из чего Реддл заключил, что находится в подземелье глубоко под школой. В центре стояла высоченная статуя волшебника с суровым лицом и длинной бородой. Том сразу понял, что это Салазар Слизерин, такой, каким он, скорее всего, стал после того, как покинул школу и одиноко доживал свои годы в замке среди топей. “Ах, найти бы еще и замок! Найду, непременно найду!” — С воодушевлением думал Реддл.

Тут он посмотрел прямо в лицо каменной скульптуре и зашипел на парселтанге. “Говори со мной, Салазар Слизерин, величайший из хогвартской четверки. Твой наследник пришел.”

И сразу же открытый рот статуи зашевелился, из него сначала показалась огромная голова с гребнем, а потом толстое, с человека, туловище. В пасти чудовища извивался раздвоенный язык, и в свете волшебной палочки Том увидел, как блеснули острые клыки, но глаза гигантской змеи были закрыты. Змей приподнял над полом две трети своего туловища, а потом склонил голову к Тому, делая поклон и всем своим видом демонстрируя полную покорность.

— Приветствую тебя, мой долгожданный повелитель! Слушаюсь и повинуюсь наследнику величайшего из змееустов.

Реддл подошел к змее, любовно, с явным удовольствием погладил холодную чешуйчатую кожу, а потом сел на монстра верхом.

— Немедленно подними меня обратно наверх! — Повелительно зашипел он.

— Как прикажешь, повелитель! — Почтительно ответил василиск, пополз по широкой трубе вверх и очень быстро поднял Реддла обратно в туалет.

— Теперь возвращайся в тайную комнату, свое надежное убежище, и жди моих дальнейших приказаний.

— Исполнять в точности твои повеления — честь для меня, мой господин! По первому зову я буду являться тебе!

С этими словами василиск уполз по трубе обратно в комнату, а Реддл на парселтанге велел ходу снова закрыться, так что ничего не говорило о его наличии.

После этого Том вышел в коридор и, наложив для безопасности дезилюминационное заклинание, тихо прошел в факультетскую гостиную, а потом и в спальню. Весь Хогвартс давно уже погрузился в сон. Крепко спали и маглорожденные студенты, даже не ведая, какая страшная опасность нависла над ними.

Через неделю все преподаватели и ученики в Хогвартсе были шокированы страшным и доселе небывалым в школе происшествием. Студента Пуффендуя Эрика Клэйдона однокурсники нашли лежащим без движения на полу у входа в гостиную факультета. Поначалу у толпы, которая чуть ли не мгновенно собралась рядом с ним, создалось впечатление, что школьник умер. Только после того, когда на место прибыли директор, его заместитель, а также преподаватель защиты от темных искусств, которые тщательно осмотрели пострадавшего студента, выяснилось, что пуффендуец был подвергнут какому-то заклятию, однако жив. Еще больший ужас на всех свидетелей этого события навела надпись на стене: “Враги наследника, трепещите! Тайная комната открыта!”

Спустя некоторое время преподавателям все же удалось успокоить студентов. Призвав их сохранять самообладание, а также быть бдительными, директор Диппет попросил их разойтись и отправляться на уроки. Когда же взрослые остались одни, то Реддл, скрытый дезилюминационным заклинанием, стал слушать, о чем они сейчас станут говорить. Все произошедшее, конечно же, было его проделкой. Но Реддл решил все же не доводить дело до убийства. Причиной тому была не жалость к маглокровкам, а опасения за школу. Ведь даже одной такой таинственной смерти будет достаточно, чтобы Министерство магии приняло решение закрыть Хогвартс и отправить всех студентов по домам ради их безопасности. Однако, возвращение в ненавистный приют в планы Реддла на входило. Он полагал, что самого факта открытия Тайной комнаты с последующими нападениями будет достаточно, чтобы все те, кого Салазар Слизерин считал недостойными учиться в Хогвартсе, покинули бы его. Так по рассуждению Реддла, и школа будет работать, и грязнокровок в ней не останется. Все они наверняка испугаются чудовища из тайной комнаты, а тех из них, кто подвергнется нападению, вполне можно будет вылечить с помощью зелья из мандрагоры. Она обладает свойством возвращать жертвам различных заклятий их первоначальный вид и состояние. Правда, придется подождать, пока трава вырастет. Избежать же гибели от смертоносного взгляда василиска можно было, если не смотреть ему в глаза прямым взглядом. Об этом Реддл прочитал в старинных летописях о древних чудовищах. Поэтому он специально наколдовал зеркало и сделал все так, чтобы жертва видела лишь отражение страшных глаз.

— Вы полагаете, что надпись на стене соответствует истине? — В замешательстве спросил директор Диппет у профессоров Дамблдора и Вилкост. На его испещренном морщинами лице было написано крайнее напряжение.

— Вероятнее всего, правда! — Серьезно отвечал Альбус Дамблдор.

— Но ведь Тайная комната — это всего лишь легенда. Никаких достоверных исторических подтверждений того, что она существует, нет. Да и замок неоднократно обыскивали, и никакой комнаты не было обнаружено. Колдоисторики полагают, что Слизенин так со злости сказал. Надпись на стене — это, наверное, какой-то чудовищный розыгрыш.

— Я бы на вашем месте не был столь категоричен в данном суждении, Армандо! — Серьезно сказал Дамблдор.

— Да, сэр! — Вторила ему профессор Вилкост. — Необходимо принять меры и обеспечить безопасность студентов. Пусть преподаватели теперь сопровождают их с урока на урок, а во внеурочное время им лучше не покидать своих гостиных, кроме как в случае крайней необходимости. Нужно также уделить особое внимание маглорожденным студентам, ведь именно они, если верить надписи, находятся в опасности.

— Разумеется, профессор! Но что с мистером Клэйдоном? Вы можете сказать, какая магия на нем? И можно ли помочь?

— Что за заклятие, я сейчас достоверно сказать не скажу. Не знаю также, какое волшебное существо могло оказать подобное воздействие. Быть может, профессор Кеттелберг, специалист по уходу за магическими существами, нам поможет. Что до помощи бедняге, то могу лишь рекомендовать зелье из корней мандрагоры. Профессор Смит сможет вырастить ее, правда, придется некоторое время подождать. А до этого мистер Клэйдон, к сожалению, будет пребывать в таком состоянии. — Печально сказала профессор Вилкост.

— Вы тоже убеждены, что в школе объявился этот пресловутый наследник? — Спросил директор.

— Скорее всего, это действительно так, сэр! Прошла как раз тысяча лет с того времени, как Салазар Слизерин покинул Хогвартс. И его наследник действительно объявился в школе.

— Но кто же он? Неужели кто-то из студентов, чистокровных слизеринцев? — Директор даже не скрывал сомнения в голосе. — Нет, среди них есть, конечно, довольно одаренные в магическом плане юноши, но никто из них не обладает той силой, которая была присуща Основателям.

— Салазар Слизерин был хитер как змея и осторожен. Значит, и его наследник должен быть таким же. Он не захочет обнаружить себя ни сейчас, пока не добьется своего, ни потом, чтобы не отвечать за свои злодеяния. Нам всем следует быть настороже.

— Да, конечно, но сейчас давайте отправим мистера Клэйдона в больничное крыло. — Сказал удрученный Диппет.

— Непременно!

И все трое вместе с заколдованным мальчиком удалились.

Руководство Хогвартса и преподаватели действительно приняли самые строгие меры безопасности. Но все эти беспрецедентные попытки уберечь студентов не дали результатов.

Всего через две недели другой пуффендуец, Амос Диггори, был найден в таком же состоянии, что и Эрик Клэйдон: живой, но словно бы окостеневший. А спустя еще некоторое время пришел черед когтевранки со второго курса и гриффиндорца-третьекурсника. Но ни один слизеринец не пострадал, поэтому все эти происшествия давали полное основание утверждать, что Тайная комната действительно существует и, более того, открыта. Большинство учителей были подавлены, а студенты-маглокровки хоть и старались не ходить в одиночку, но никто из них даже и не думал покидать школу, не смотря на грозящую им опасность. В Хогвартсе также побывали мракоборцы и специалисты из отдела образования при Министерстве магии, и всерьез обсуждался вопрос о том, не стоит ли ради безопасности маглорожденных студентов отправить их на время по домам до того, как будет найден виновник всего происходящего. Однако ни у кого не было даже малейших догадок, что за чудовище совершает эти нападения, и кто такой этот загадочный наследник Слизерина. Конечно, студенты Гриффиндора, Когтеврана и Пуффендуя косо поглядывали на всех чистокровных учеников змеиного факультета, но этим дело и ограничивалось.

Реддл торжествовал, осознавая, что во многом уже исполнил завет своего предка. Надо еще также сказать, что изучать темные искусства он не перестал, используя доступные ему источники и возможности в запретной секции и, сдав СОВ, теперь мог посвятить их изучению больше времени, а каждый урок ЗОТИ был его триумфом, неизменно вызывающим восхищение профессора Вилкост. Некоторые полки с книгами в запретной секции были под дополнительной защитой: при попытке взять из рука натыкалась словно бы на невидимый щит. Однако регулярные посещения лавки “Горбин и Бэрк” не прошли даром, и Реддл нашел способ снять эти чары. Ознакомившись с содержанием столь тщательно охраняемых томов, староста понял, что не зря старался получить к ним доступ. “Наконец-то, наконец!” — В волнении шептал он, перелистывая страницы большой старой книги в переплете из черной кожи. Название на обложке и корешке гласило “Тайны наитемнейшего искусства”, чернокнижника Экриздиса. Он был одним из сильнейших темных магов, живущих несколько столетий назад, и некогда владел замком Азкабан, ставшем впоследствии самой страшной тюрьмой в волшебном мире. При нем черная магия достигла небывалого расцвета, однако еще при жизни колдуна все, что он писал, было под запретом. А после смерти чародея даже просто хранение его книг наказывалось тюремным заключением в его же замке Азкабан.

Эта книга была как раз тем, что Реддл искал столь же настойчиво, как и Тайную комнату. В ней действительно описывался способ обрести бессмертие и никогда не умирать. Кровь прилила к бледным щекам юного змееуста, а темно-серые глаза были как у хищника. “Вот он! Вот он способ обрести бессмертие и никогда не умирать, победить смерть. Вот неопровержимое доказательство того, что волшебство может все. Магия — сила! И кому как не наследнику Слизерина обладать этой силой.”

Но ужас заключался даже не в этих горделивых измышлениях, а в том, что именно нужно было сделать во время темно-магического ритуала для обретения бессмертия. Читая книгу, Реддл слышал, как какой-то глухой страшный голос шепчет ему в уши строки, которые он читал.

-Кто ты? — Невольно вырвалось у него.

— Я Экриздис, автор труда, который ты сейчас читаешь. Видишь ли, книгу эту я заколдовал. Так, если кто-то изучает ее из праздного любопытства или с целью противостоять темной магии, то для этого человека она ничем не отличается от обычной книги, но если читатель задумал или способен применить то, что здесь написано, то книга начинает говорить с этим колдуном голосом автора и даже способна поведать нечто, неописанное в ней. Я знаю, ты далеко пойдешь, потому что понимаешь, сколь велики возможности темной магии и, у тебя нет никаких опасений или сомнений в том, надо ли ими пользоваться. Ну а если ты все-таки заколеблешься, то я буду напоминать о себе до тех пор, пока тебе не вздумается прогнать меня. А пока до встречи!

— До встречи! — Довольно ответил изумленный Реддл и продолжил чтение о бессмертии.

Получить его можно было, разделив душу на части, одна из которых запиралась посредством заклинания в некий предмет, именуемый крестражем. И тогда, что бы ни случилось в дальнейшем с таким волшебником, какая бы опасность ему ни угрожала, кусок души, помещенный в крестраж, навечно привяжет его к земле и не даст умереть. Правда, неуязвим маг будет ровно до тех пор, пока предмет с осколком души будет цел и невредим. Если же его сломать, то часть души в нем погибнет, и волшебник снова станет смертным. Посему, крестраж следовало беречь как зеницу ока. Раскалывалась же душа ужасной ценой после страшного деяния — убийства человека. И другого способа обрести бессмертие кроме как отнятие жизни у кого-то другого в этой книге не называлось. Говорил также коварный Экриздис, что “некии наиопытнейшие в темной магии колдуны, дабы большую неуязвимость получить, не один, а даже два крестража создавали.” “Но почему же только два?”- лихорадочно размышлял Реддл, водя по строкам тисовой палочкой. — “Почему не семь? Ведь это же истинно магическое число!”. Но он не нашел никаких сведений о магах, расколовших душу на семь частей и создавших целых шесть крестражей. Коварный автор позаботился не только о том, чтобы указать способ получения бессмертия, но и конкретные инструкции, как можно осуществить это намерение, дать не забыл. Целый раздел в книге назывался “Непростительные проклятья”. Их всего было три, но даже за одно единственное применение любого из них к человеку, виновника приговаривали к пожизненному сроку в Азкабане, и он коротал остаток своей жизни в компании дементоров. Первое из них называлось Империус. Стоило подвергнуть этому заклятию жертву, как человек становился рабом воли того, с чьих губ слетело это слово “Империо”. Любой, абсолютно любой приказ исполнялся беспрекословно. Второе проклятие — Круциатус — было жутким орудием пытки, причиняющее, если верить книге, непереносимую боль. И, наконец, третье, самое страшное и необратимое, убивающее. Достаточно было произнести два слова — Авада Кедавра — и любое живое существо, которого настигало это заклинание, мгновенно падало замертво. Одной ночью во время своего дежурства Реддл решил отработать их и наколдовал для этой цели муху, которую увеличил в размерах. Несколько секунд он колебался, причем не из страха наказания: творить волшебство незаметно в случае необходимости он умел уже давно. Но осознание, что эти заклятия самые, что ни на есть, темные, самые страшные, заставило его засомневаться. Их недаром называли непростительными. Но тут Реддл вспомнил о своем происхождении, о завете Салазара Слизерина, о том, как уже открыл Тайную комнату, и на его красивом бледном лице появилась зловещая ухмылка.

“Замечательно!” — съязвил он, обращаясь к самому себе. — “У наследника Слизерина не поднимается рука на какую-то букашку! Хотя бы уж из научного интереса, желая увидеть действие заклятий, стоит попробовать. Что в этом такого?”

Реддл больше не раздумывал. Проще всего оказалось совладать с Империусом. Просто направить волшебную палочку на объект, собрать волю в кулак и повелительным голосом, каким еще в приюте случалось заставлять кого-то выкладывать правду, проговорить.

— Империо! — И насекомое словно застыло под тисовой палочкой в ожидании приказов, но уже спустя пару секунд летало по комнате, кувыркалось в воздухе, точно следуя за движениями руки Реддла. Когда же Том опустил палочку, то муха немедленно шлепнулась на землю.

Первая попытка применить Круциатус не дала результатов. И тогда Реддл вспомнил, как заманил в ловушку Эмми Бенсон и Денниса Бишопа, как злорадствовал при виде страданий задыхавшегося в петле кролика и как получал удовольствие от созерцания этих картин. В самом деле, все что было написано в этой книге, Реддл понимал куда лучше чем уроки Доброделова. Все эти идеи и мысли находили отклик во все больше ожесточавшейся с каждым днем душе.

— Круцио! — Снова произнес он заклинание, и муха сразу же опрокинулась на спину, потом перевернулась на брюшко и стала беспомощно подпрыгивать, конвульсивно дергая лапками. Было совершенно очевидно, что насекомое испытывает адскую боль. Вскоре, однако, это Реддлу надоело. Он снял заклинание и снова задумался, не решаясь на самое последнее и страшное из всех трех непростительных проклятий. Перед глазами вдруг неожиданно всплыло лицо Доброделова, и рука, державшая палочку, дрогнула и опустилась. Но тут взгляд Тома снова упал на книгу с черными корками, и ему показалось, что в ушах снова звучит голос того, кто писал ее и голоса авторов других пособий по темным искусствам.

— Ну, конечно же, — ехидничал этот грубый и страшный голос. — Добрая девчонка и бескорыстный священник стали бы тебя отговаривать и предостерегать. Но где они, скажи мне на милость, со своими добродетелями? А порок между тем растет, цветет и пахнет! Дурно, конечно, пахнет, но живет же! Почему бы тебе не завершить столь успешно начатый эксперимент на такой же хорошей ноте, а? Да и продолжить потом на букашках покрупнее, вроде Cтаббса и Лицемерова? Чем по своей сути они отличаются от этой мухи? Они ведь ничто, пустое место! Убери их, и ничего не изменится. Что были, что нет! Кто ты, наследник величайшего из Основателей, а кто они? Лишние, одним словом, как говорил ницшенский герой Заратустра, о котором ты читал, еще живя с маглами. Исчезни они, и мир ничего, абсолютно ничего не потеряет, разве что чище станет! Зато ты сможешь получить бессмертие, одолеть смерть! Разве не этого ты добивался? Разве не эти слова написаны на записке от Доброделова, которую ты до сих пор так бережно хранишь со все еще пустым дневником, до сих пор еще чистым и не оскверненном пустыми, ничего не значащими записями?

Последние слова о бессмертии попали в самую точку, поразили самое слабое место Реддла.

— Авада Кедавра! — Почти выкрикнул он. Из волшебной палочки вырвался зеленый свет, и в тот же миг муха перестала шевелиться и замерла навсегда.

— Эванеско! — Спокойно выговорил Реддл, и насекомое пропало из глаз, будто и не было его.

После того, как Реддл убил муху с помощью непростительного проклятья, решимости у него заметно прибавилось. Он хотел во что бы то ни стало исполнить волю своего предка и очистить Хогвартс от маглокровок. Грязнокровок, чего уж там! Как жаль, что нельзя так называть их в школе без неминуемого за то наказания. Пока что нельзя. Реддл удивлялся, как эти выродки мерзких отродий, случайно затесавшиеся среди волшебников, до сих пор не пакуют чемоданы. Или они еще и глупцы! Ну что же, придется привести им еще один аргумент, и еще один, если понадобится. Змееуст решил выпускать василиска из тайной комнаты до тех пор, пока грязнокровки не уберутся из Хогвартса подобру-поздорову. А если нет, то пусть чудовище нападает на каждого из них и, если понадобится, убивает. Реддл дожидался удобного момента, и он скоро представился.

Был июнь, шли ежегодные экзамены, а однокурсники Тома в этом году сдавали СОВ. Все преподаватели сейчас были заняты проверкой знаний, которые студенты получили за прошедший год. В коридорах под дверями того или иного класса кучками толпились ученики. Но это было, в основном, до обеда, и редкий раз после него. Зато по вечерам коридоры были пусты. Студентам из соображений безопасности не разрешалось бродить по ним во внеурочное время, да они и сами сейчас не стали бы этого делать. Ученики либо отдыхали в гостиной после очередного экзамена, либо готовились к предстоящему. Реддл же, хоть и посвящал изучению книг из запретной секции значительную часть своего времени, тем не менее успевал изучать вдвое больше предметов, чем любой пятикурсник. Маховик времени сильно упрощал ему задачу. Начиная с третьего курса декан Слизнорт выдавал ему во временное пользование для учебы этот редкий артефакт. Кроме того, Том замечательно исполнял свои обязанности старосты, и часто преподаватели ставили его в пример другим не только за успехи в учебе, но и за безупречное поведение и самодисциплину. Только профессор Дамблдор не доверял ему и по возможности старался следить. Поэтому Реддл и осторожничал, не нарушал правил, если была хоть небольшая вероятность, что об этом кто-то узнает.

Так во время своего очередного дежурства, патрулируя пустые коридоры, Том сперва услышал рыдания, а потом увидел бегущую по коридору Миртл. Слизеринский староста, конечно же, знал, куда она направляется. Вероятно, Оливия Хорнби опять дразнила плаксу из-за ее очков, и обиженная девочка снова побежала в туалет, чтобы там прореветься. “То, что нужно!” — пронеслось в голове у Реддла, и он быстро наложил на себя дезилюминационные чары, чтобы пуффендуйка его не заметила, и тихо последовал за ней. Несмотря на то, что после всех предыдущих нападений обитатели Хогвартса, от директора до завхоза были настороже, Реддл не мог упустить такую удачную возможность снова преподать грязнокровкам урок и сделать очередное страшное предупреждение. Ведь Миртл облюбовала туалет, где как раз вход в Тайную комнату, и василиску не нужно будет проползать пол замка до очередной жертвы. Он покажется совсем ненадолго, так что никто ничего не поймет. Да и плакса в очках, и кроме оцепенения ей ничего не грозит. Через несколько дней будут собирать мандрагору, приготовят из нее зелье и всех расколдуют. Но после очередного нападения под конец года, эти грязнокровки должны будут хорошенько подумать, стоит ли возвращаться осенью в школу. Захваченный этой мыслью, Том осторожно вошел в туалетную комнату, где журчала вода, приглушая доносившийся из кабинки голос Миртл.

— Откройся! — Прошипел Реддл на парселтанге. Раковина в очередной раз отъехала в сторону, и вскоре василиск выполз наверх к ногам змееуста. На этот раз Том не стал наколдовывать зеркало, полагая, что очки плаксы сыграют свою защитную роль. Да и в кабинку это самое зеркало не поставишь.

— Покажись грязнокровке, посмотри на нее, когда она выйдет! — Тихо прошипел Реддл.

— Как прикажешь, повелитель! — Покорно отозвалось чудовище.

Как раз в этот момент щелкнул замочек на двери кабинки. Вероятно, девочка услышала их, и шорох показался ей подозрительным.

— Кто здесь? — Спросила она, открывая дверь. — Если мальчишка, то убирайся вон! — А-а-а!

Огромная змея поднялась над полом так, что ее голова оказалась на уровне глаз Миртл. И только сейчас Реддл увидел, что на покрасневших от слез глазах нет очков, их девчонка держит в руке. “Ну да, ведь она же терла их!” — осенила змееуста очевидная, но запоздалая мысль. Сам он не плакал со времени гибели Мэри и ухода в мир иной Доброделова, и потому не учел эту простую деталь.

— Нет! Остановись! — Прошипел он команду василиску, но было уже поздно. Успев лишь коротко вскрикнуть, Миртл упала прямо в лужу как подрубленная. Том бросился к ней и в две секунды убедился в страшном: девчонка в самом деле умерла. Глядя в пустые, ничего не выражающие глаза, склонившись над безвольно распростертым на сыром кафельном полу телом, Реддл почувствовал, как у него задрожали руки и ноги. Только сейчас, несколько секунд назад в комнате была смерть, которая забрала свою жертву. И это он, он, Том Марволо Реддл, накликал ее.

Схватившись за голову, он бросился к двери, прочь отсюда, от этого трупа! Сердце заполнилось мучительным сожалением и чувством огромной вины от непоправимого поступка. В первые секунды хотелось выплеснуть ее, поведать кому-то, Слизнорту, Вилкост. Реддл бежал по коридору, а за ним быстро скользил по полу василиск.

— Что-то не так, господин? — Почтительно осведомился он.

— Ползи к себе! — Недовольно прошипел Реддл и, видя, что гигантская змея замерла в недоумении, коротко приказал.

— Вон с глаз моих!

Склонив голову с петушиным гребнем, василиск развернулся и пополз обратно в туалет, а Том остановился, стирая со лба холодный пот и стараясь унять дрожь.

— Что же это я? Куда и к кому? Туда же нельзя! Нельзя! Сейчас он со всей ясностью осознал последствия того, что натворил. Его сразу же исключат из Хогвартса! Да что там исключат! Еще солнце не успеет взойти, как он уже будет в Азкабане под надзором дементоров. Нет, рассвета в этом случае он уже не увидит! Нести такое наказание, расплачиваться за содеянное, Том явно не хотел. И ноги сами собой понесли его в подземелья, в спальню старосты. Задернув изумрудный, расшитый серебром полог, Реддл безуспешно пытался заснуть. Он с головой залез под одеяло, но оно, конечно, не могло спрятать его от преследований и угрызений совести.

На другой день, когда было обнаружено тело Миртл, в школе поднялся настоящий переполох, ведь ни одно из нападений еще не заканчивалось смертью. Студенты позабыли даже об еще не сданных экзаменах и сидели в своих гостиных под надзором старост и кого-то из учителей. Не было слышно веселого ребячьего гомона, который бывает под конец учебного года, а только слышались беспокойные тихие перешептывания. Том машинально исполнял обязанности старосты, в то время как на душе у него был неприподъёмный камень, сбросить который не было никакого средства, кроме как сознаться во всем самому, а этого ему тоже не хотелось. Том ответил на все вопросы, которые ему задал Слизнорт, интересующийся, не видел ли дежуривший как раз в эту ночь староста чего-нибудь странного, подозрительного или страшного. Реддлу стоило больших усилий дать на них ответы. Он все боялся, что его ложь будет обнаружена, однако неизменное самообладание и всегда сдержанно-вежливая манера вести беседу выручили его. Да и профессор Слизнорт доверял своему лучшему ученику и не заметил ничего необычного в его словах и поведении. Вечером же Реддла ждал еще один удар, усугубивший и без того поганое состояние на душе.

— Ну что, Реддл? — Заговорил Сигнус Блэк, который из зависти последний год полностью игнорировал Тома, не говоря уже о том, чтобы завести с ним беседу. — Советую тебе паковать свой запылившийся чемодан да припрятать волшебную палочку. Все равно на магловской помойке она тебе не понадобится. Школу со дня на день закроют!

— Что ты мелешь, Блэк! Хогвартс не могут закрыть! По крайней мере я, как староста, знал бы об этом.

— Ой-ой, староста! — Закривлялся Сигнус. — А ни директор, ни декан тебе не докладывают о своих решениях. Зато мои родители являются членами Попечительского совета и имеют связи в Министерстве. Мама сегодня прислала мне сову, и в письме сказано, что Хогвартс решено закрыть. И все из-за этих плебеев! Видите ли, для них здесь опасно. Ну так пусть бы паковали свои манатки, чистокровные-то здесь при чем? Родители, конечно, возражали, но остались в меньшинстве. В конце концов, учебный год все равно завершился, и студенты разъедутся по домам. Если, конечно, таковой имеется! — Глумился Сигнус. — А тебе, похоже, придется отправиться к маглам.

Известие о том, что Хогвартс закроют, взбудоражило студентов, а о Реддле и Блэке все как-то забыли. Один лишь Родольфус сказал Тому.

— Если все это правда, то поедем к нам!

— Ой, Дольф, ты прямо как верный пес перед ним на задних лапках ходишь. Что, сдал-таки все-все? Даже по истории магии получил “Выше ожидаемого”! Похоже, на коротком поводке тебя держит наш полукровный староста!

— Том с трудом сдержался, чтобы не бросить в лицо Блэку правду о своем происхождении, но промолчал, взмахнув при этом волшебной палочкой. Сигнус сразу же умолк, а кроме того, вдруг принялся кружиться в вальсе по гостиной с воображаемой партнершей и не мог остановиться, видимо, находясь под действием заклятия. Слизеринцам по-началу это показалось забавной шуткой, но когда Блэк в изнеможении рухнул на пол, не в силах встать, то стали смотреть на Реддла со страхом.

— Заклятие “Неутомимый танцор”! — прошептал Абраксас Малфой.

— Верно! — Кивнул в ответ Реддл. У него не шли из головы слова Сигнуса, к которому староста успел применить легилименцию и увидел, что Блэк сказал правду. Ну или по крайней мере считает все правдой. Перспектива закрытия Хогвартса и возвращения в приют повергла Тома в ужас, и он решил окончательно во всем убедиться. Но тут в гостиную вошла профессор Вилкост.

— Мистер Реддл!

— Да, профессор!

— Прошу вас немедленно пройти к директору. Он ждет и хочет поговорить с вами.

— О чем, мэм? — Сердце Реддла забилось от волнения и страха.

— Не знаю. — Искренне отвечала преподаватель ЗОТИ. — Думаю, он сам вам скажет.

Реддл быстро вышел из гостиной, сопровождаемый недоуменными взглядами слизеринцев и направился к кабинету профессора Диппета. Он еще несколько дней назад подал прошение на имя директора, в котором выразил желание в очередной раз провести каникулы в школе и теперь жаждал знать на него ответ.

В круглом кабинете Армандо Диппета было все, как всегда. Живые портреты директоров-предшественников дремали в своих рамах, видимо, устав обсуждать последние события, и потому сейчас ничего не говорило о том, что в школе творятся странные и страшные вещи. Нынешний же директор сидел в своем кресле и читал письмо при свете свечи. Он сильно осунулся и еще больше полысел за последнее время. Волшебник со вздохом поднялся, подошел к окну и стал задергивать шторы. День клонился к закату, небо за окном было рубиново-красным. Директор в своих мрачных раздумьях даже не заметил Тома, и ему пришлось постучать, чтобы обратить на себя внимание. В конце концов, сейчас нужно быть предельно вежливым и осторожным.

— Войдите. — Произнес Диппет слабым голосом.

Снимая остроконечную шляпу, Том прошел на середину кабинета и встал рядом со столом директора.

— А, Реддл, — сказал он.

— Вы хотели меня видеть, профессор Диппет? — Том очень нервничал, и сейчас это было заметно. Он боялся расспросов о событиях прошлой ночи, хотя уже и говорил об этом с деканом, но опасался, что на сей раз чем-нибудь себя выдаст.

— Садись, предложил Диппет. — Я только что прочитал твое письмо. Мой дорогой мальчик, — мягко заговорил Диппет, — я просто не могу разрешить тебе остаться на лето в школе. Ведь, наверное, тебе хочется побывать дома на каникулах?

“Ну вот!” — недовольно подумал Реддл. — “Наверное, из ума начал выживать, раз забыл, почему последние годы я провожу лето в Хогвартсе. Хотя, ведь это декан больше в курсе, а не директор.”

— Нет, — сразу же ответил Реддл. — Я предпочел бы остаться в Хогвартсе, чем возвращаться к этим…к этим… — Реддл едва не сказал “мерзким отродьям”, но вовремя спохватился.

— Ты раньше жил на каникулах в магловском приюте для сирот, я полагаю?

— Да, сэр. — Реддл слегка покраснел, потому что испытывал по этому поводу стыд, хоть и неуместный.

— Ты урожденный маггл?

— Полукровка, сэр. — Отец маггл, мать колдунья.

Реддл специально решил это сказать, дабы избавить себя от малейших подозрений с чьей бы то ни было стороны.

— Что с твоими родителями?

— Моя мать умерла сразу после моего рождения, сэр. В приюте мне говорили, что она только успела дать мне имя. Том — в честь отца, Марволо — в честь деда.

Диппет сочувственно вздохнул.

— Принимая во внимание особые обстоятельства, можно было бы пойти тебе навстречу, но в школе сейчас такая ситуация…

— Вы имеете в виду нападения, сэр? — спросил Реддл.

— Именно! — Ответил директор. — Мой милый мальчик, ты должен понять, сколь неразумно было бы позволить тебе остаться в замке после окончания семестра, особенно в свете последней трагедии…смерти этой несчастной девочки. Тебе будет гораздо безопаснее далеко отсюда в твоем приюте. В Министерстве магии идет разговор о закрытии школы. Ведь мы пока, увы, ни на йоту не продвинулись к установлению причин этих неприятностей.

Глаза Реддла расширились. “Нужно всего лишь не открывать Тайную комнату снова.”

— Сэр… Но если этот человек будет схвачен… Если все это прекратится…

— Что ты хочешь сказать? — Голос Диппета сорвался на фальцет, директор подскочил в кресле. — Реддл, тебе что-то известно об этих нападениях?

— Нет, сэр, — поспешно ответил Реддл, понимая, что сказал лишнее. Диппет, слегка растерянный, упал обратно в кресло.

— Можешь идти, Том!

Реддл соскользнул с высокого стула, вышел из комнаты, спустился по лестнице к Горгулье и остановился в напряженных размышлениях. Снова перед ним стоял образ мертвой Миртл, но перед перспективой закрытия школы он тускнел, а сожаления о содеянном развеивались точно туман под горячим солнцем. “Не это сейчас, не это!” — отчаянно прогоняя неприятную мысль и покусывая губу, думал он. “Я не намеревался убивать, просто обстоятельства так сложились!” — оправдывал Том сам себя. Подобным образом он размышлял почти шесть лет назад, когда заманил в подземную пещеру Эмми Бенсон и Денниса Бишопа и еще раньше, накликав смерть на Энтони Бенсона. Но тогда у него хотя бы были и причина, и оправдание. А сейчас? Разве Миртл похожа на Бенсона? Нет, она сама жертва. А вот Том поступил почти точно также, как и убийца Мэри. Но Реддл тут же отмахнулся от этой мысли как от назойливой мухи. “Стоит ли терзаться совестью из-за какой-то никчемной грязнокровной плаксы? Ну, что с того, что погибла? Такая, значит, у нее судьба! А вот что делать, чтобы школу не закрыли? К маглам я ни за что не поеду!” — лихорадочно размышлял слизеринец. И тут он подумал о гриффиндорце Рубеусе Хагриде, который так часто нарушает школьные правила и, более того, питает нездоровый интерес ко всякого рода страшилищам, считая их вполне себе безобидными. Хорошо, что тогда он согласился никому не говорить о его питомце в обмен на книгу о чудищах. “Эврика! Нечего сомневаться!” — как молния мелькнула в голове мысль. Теперь он уже не удивлялся, что так легко решил свалить свою вину на другого. В самом деле, тот, кто сумел оправдать совершенное убийство, тот и невинного подставит не задумываясь. Реддл бросился прочь и не встретил по дороге ни одной живой души. Только в холле его окликнул декан Гриффиндора.

— Том, что это ты блуждаешь в такую поздноту?

— Я был у директора, сэр! — Сказал он в ответ. Дамблдор же бросил на него уже знакомый глубокий пронизывающий взгляд, словно желал заглянуть в голову. Том быстро вспомнил свой недавний разговор с Диппетом.

— Ладно, возвращайся к себе. Лучше сейчас не гулять по коридорам с тех пор, как…

Он тяжело вздохнул, пожелал Реддлу спокойной ночи и пошел дальше. Том дождался, пока тот скрылся из виду, и со всей быстротой поспешил вниз по каменным ступеням в подземные помещения к кабинету зельеварения. Факелы не горели, Том прикрыл дверь, оставив узкую щелку, и стал наблюдать за коридором. Так он простоял довольно долго и уже было забеспокоился, что гриффиндорец не придет сегодня к своему пауку, как вдруг услышал его шаги. Реддл беззвучно, как тень, выскользнул в коридор и двинулся следом. Потом послышался скрип отворяемой двери и хриплый шепот.

— Ну иди… Давай… Иди сюда, ко мне… Вот так… Теперь в коробку…

— Добрый вечер, Рубеус! — Громко произнес Реддл, так что великан от неожиданности вздрогнул, быстро захлопнул дверь и выпрямился.

— Что ты делаешь здесь, Том?

Реддл подступил ближе.

— Все кончено, Рубеус. Я все о тебе расскажу. Ведь если нападения не прекратятся, школу закроют.

— Ты что это…

— Я думаю, ты никого не замышлял убить. Но из чудовища мирного домашнего зверька не сделаешь. Ты выпустил его просто для разминки, чтобы он немного побыл на свободе…

— Он никогда никого не убивал! — Закричал парень, придавив спиной закрытую дверь, из-за которой доносилось странное шуршание и пощелкивание.

— Слушай, Рубеус, — Реддл подошел ближе. — Завтра приедут родители погибшей девочки. Самое меньшее, что Хогвартс может сделать для них — убедить, что тварь, убившая их дочь, уничтожена…

— Это не он убил! — Загремел Хагрид. Его голос громким эхом прокатился по темному коридору. — Он…нет, он никогда… он не может!

— Отойди в сторону! — Приказал Реддл, вытаскивая волшебную палочку.

Заклинание осветило подземелье яркой вспышкой огня. Дверь за спиной верзилы распахнулась с такой силой, что его отбросило к противоположной стене, а в проеме глазам Тома предстало чудище. “Замечательно!”- быстро подумал Реддл. — “Хорошо подрос.”

Огромное, приземистое, мохнатое тело, неразбериха бесчисленных черных ног, мерцание множества глаз и пара острых, как бритва жвал — паук огромных размеров. Реддл снова поднял волшебную палочку, но опоздал. Спасаясь бегством, чудище перекатилось через него, пронеслось по коридору и пропало из глаз. Реддл с трудом поднялся на ноги, глядя ему вслед, опять взялся за палочку, но великан прыгнул на него, вырвал палочку и, швырнув ее на пол, дико заорал: “Нет!”

— Остолбеней! — Изловчившись и направив палочку на Хагрида, крикнул Том, и великан замер как изваяние. Однако паук уже скрылся с глаз. Тогда Реддл снова бросился со всех ног к кабинету директора. В дверях он столкнулся с Диппетом, который удивленно взглянул на студента.

— Том, почему ты все еще не в спальне? Я буду вынужден снять со Слизерина очки.

— Сэр, простите меня, но на то есть серьезная причина. Я, кажется, знаю теперь, кто стоит за всем этим.

— Неужели! — Воскликнул директор. — В таком случае, Том, ты просто обязан поведать нам все, что тебе известно.

— Профессор, я предпочел бы показать вам все.

— Ты хочешь воспользоваться Омутом памяти?

— Да сэр, вы сможете своими глазами увидеть мои воспоминания.

— Сначала я приглашу профессора Дамблдора и деканов факультетов. Мы просмотрим их вместе.

— Как вам будет угодно, сэр! — Ответил Реддл чуть обеспокоенным тоном.

Тут Диппет снял с полки большую каменную чашу на толстой ножке и протянул ее Тому.

— Вот Омут памяти. Ты знаешь, как помещать в него воспоминания?

— Да, сэр!

Реддл поставил чашу на стол, сел рядом и поднес к своему виску волшебную палочку. Он потянул из головы некое подобие тонкой серебристой нитки, а затем направил ее в чашу, на дне которой сразу же появилась странная субстанция — не вода и не газ. Это и были воспоминания: последнее, самое свежее, и еще тот день, когда он первый раз застал Хагрида за кормлением Арагога. Правда, это воспоминание он слегка подкорректировал. Никто не должен был знать, что Рубеус давал ему книгу о чудищах.

— Сэр, — снова обратился староста к директору, передавая тому чашу. — Чудовищу, к сожалению, удалось сбежать, но сам человек, причастный к нападениям, сейчас находится в подземелье возле класса зельеварения под действием оглушающего заклятия.

— Я велю Филчу позвать также и его.

Через некоторое время все были в сборе: директор, четыре декана, Том и, наконец, Рубеус. Преподаватели и директор поочередно опускали голову в чашу, просматривая воспоминания и спустя какое-то время выныривая обратно.

— Какой ужас, Хагрид! — Были первые слова директора. — Как вы могли!

— Я…это, не виноват! Арагог, он смирный и никого не убивал. Вот! — Пролепетал Хагрид в ответ свои косноязычные оправдания.

— Что за чушь вы говорите! — Возмутилась профессор Вилкост. — Привезли в школу жуткое чудовище, нападавшее на студентов, и вместо того, чтобы во всем повиниться еще смеете оправдываться!

— Какая жалость, что акромантул все же сбежал! — Вторил ей декан Пуффендуя! — А мне ведь еще предстоит завтра объясняться с родителями погибшей девочки.

— Как и мне! — Вздохнул Диппет, а потом обратился к Дамблдору, который до сих пор еще не вымолвил ни одного слова.

— Что же вы молчите, Альбус? Или дар речи потеряли от проделок вашего подопечного? Что же, неудивительно.

— Нет, дорогой Армандо. Просто, не смотря на то, что Хагрид тайно держал в Хогвартсе акромантула, я все же не уверен в его вине. И вам советую не судить столь поспешно. Не думаю также, что именно это чудовище нападало на студентов и убило мисс Миртл.

— Да что вы такое говорите! — Повысил голос Диппет. — Я, конечно, понимаю, вы желаете заступиться за своего студента, но в данном случае это совсем неуместно. Хотелось бы, чтобы вы оценивали ситуацию, людей и их поступки более объективно.

— Я именно этим и занимаюсь! — Спокойно и дружелюбно отозвался Дамблдор. — Ну, посудите сами: то оцепенение, в котором до сих пор находятся все пострадавшие, а также отсутствие каких-либо травм у них и у погибшей, плохо вяжется с нападением акромантула. Вы согласны?

— Мерлин с вами, профессор Дамблдор! — Воскликнула Галатея Вилкост. — Даже взрослый и храбрый волшебник оцепенеет от страха при одном взгляде на такое страшилище. Что уж говорить о детях!

— Но ведь у нас, по существу, нет других доказательств вины Рубеуса, кроме слов мистера Реддла.

Том почувствовал на себе пристальный взгляд голубых глаз в очках-половинках и сосредоточился на последнем разговоре с Хагридом.

— А как же все его предыдущие номера, а? Нет, Хагрид, конечно, не злодей и, как всегда, не замышлял ничего дурного, но подобная преступная безответственность и всегдашнее пренебрежение правилами не на много лучше. Для меня как директора слово старосты и образца дисциплинированности намного выше слова постоянного нарушителя, склонного к авантюрам.

— Но после первого нападения, — не унимался Дамблдор, — на стене была оставлена надпись, что открыта та самая пресловутая Тайная комната, которую оставил Салазар Слизерин для своего наследника. Вам не кажется странным, что этот наследник оказался в Грмффиндоре?

На несколько секунд все замолчали, а потом заговорил профессор Слизнорт.

— Альбус, но вы ведь не хуже меня, декана Слизерина, знаете, что наш дорогой Салазар был очень хитер и непоколебим в намерении любой ценой достичь задуманного. Он бы не желал, чтобы его наследнику помешали, и поэтому надежнее для него быть в Гриффиндоре. Вот уж никому не придет в голову искать его там.

— Я скорее поверю, что мистер Реддл — наследник Слизерина. — Со всей серьезностью заговорил Дамблдор, снова внимательно глядя на Реддла. — Он очень сильный волшебник и при этом говорит на парселтанге.

— Вы тоже сильный волшебник, куда сильнее любого из нас, и, если не ошибаюсь тоже умеете говорить со змеями. — С иронией парировала профессор Вилкост.

— Да вы с ума сошли! — Встрепенулся Слизнорт, тоже в свою очередь вступившийся за своего ученика. — Может не стоит уже перекладывать все с больной головы на здоровую! Вы, возможно, убедитесь в том, что мистер Реддл никак не может быть наследником Слизерина, когда вспомните, что он полукровка. Вряд ли основатель змеиного факультета и ярый поборник идей чистокровности согласился бы на такое. От вашего нелепого предположения, он, наверное, в гробу перевернулся.

Профессор Дамблдор все это время пристально и с подозрением, не переставая, смотрел на Реддла, и он, в свою очередь изо всех сил старался сохранить хладнокровие, необходимое для того, чтобы правильно применять окклюменцию и спокойно тасовать в голове воспоминания, точно колоду карт для того, чтобы вытащить именно то, что нужно.

— Между прочим, продолжал тем временем разошедшийся Слизнорт, — Том подвергался серьезной опасности и когда патрулировал коридоры прошлой ночью, и когда захотел собственноручно избавить школу от чудовища.

— Не даром же защита от темных искусств — его любимый предмет! — С нотками гордости в голосе произнесла профессор Вилкост. — Храбрость, достойная Гриффиндора.

— Однако Распределяющая шляпа отправила его в Слизерин. — Возразил Дамблдор. — Или вы, Галатея, будете подвергать сомнению ее выбор?

— Нет, что вы.

— Впрочем, сейчас это неважно. Но, может быть, мистер Реддл поведает нам, почему в ночь гибели мисс Миртл он не приметил ничего подозрительного, проверяя коридоры.

— Сэр, — спокойно заговорил Реддл. — Я проверял лишь коридоры, а не классы и уж тем более не туалеты для девочек.

— Но вы, должно быть, что-то слышали?

— Ничего, профессор! — Продолжал невозмутимо лгать Том. — Скорее всего, все произошло до или, наоборот, после того как, я проверил этот этаж.

— Но почему же вы ничего не сообщили о том, что Хагрид держит такое чудовище? — Продолжал допрос профессор Дамблдор.

— Сэр, я глубоко сожалею, что допустил такую оплошность. Но тогда этот паук вовсе не представлялся мне опасным. Я всерьез полагал, что это самый обычный паук, несколько увеличенный в размерах с помощью несложных заклинаний. Вот и все! Ведь уход за магическим существами — это одна из немногих дисциплин в Хогвартсе, которую я не изучаю. Теперь понимаю, что напрасно. Тогда этих нападений не было бы.

— Том, дорогой, — ласково заговорил Слизнорт. — У тебя и без того очень плотное расписание! Куда уж еще уход за магическими существами!

— Я виноват, что не поставил тогда вас в известность, сэр! — Обратился он к директору Диппету. — Но мне не хотелось тревожить вас по пустякам, каким показалась мне эта блажь Рубеуса завести себе питомца, которых нет в списке разрешенных — сова, кошка или жаба. Не смотря на его нездоровый интерес ко всяким страшилищам, я все равно не мог представить, что он додумается до того, чтобы притащить одно из них в школу. Кроме того, некоторые студенты держат крыс, и мы смотрим на такое сквозь пальцы. В конце концов, это ведь не походы в Запретный лес и не шатания по коридорам во внеурочное время, хотя за последнее я баллы, конечно, снял. Еще раз прошу простить меня.

Указывая на свою вину сам, Реддл рассчитывал на обратный эффект, а именно, что его не станут осуждать, но будут оправдывать. И не ошибся, когда так и случилось.

— Мистер Реддл, — заговорил Диппет. — Вам совершенно нет нужды оправдываться, потому что вашей вины здесь быть не может. Мы все и так безмерно благодарны вам за оказанную школе неоценимую услугу. Надеюсь, после того как удалось найти виновного, а чудовище сбежало, Хогвартс все-таки не закроют. В этом случае я, естественно, удовлетворю вашу просьбу остаться здесь на лето. Ну и, конечно же, вы достойны награды, мой дорогой мальчик. Я немедленно буду ходатайствовать за вас в Министерство, и с большой долей вероятности могу сказать, что как только семестр закончится, вам в торжественной обстановке будет вручен кубок “За заслуги перед школой”.

— Армандо, а не слишком ли вы спешите? — поморщился Дамблдор. — Не должны ли мы выслушать и версию Хагрида о произошедшем? Ведь так будет справедливо.

— Ну что же, пусть и Рубеус расскажет нам, как все было.

Однако Реддл не боялся того, что может поведать Хагрид. Он предвидел такой поворот событий и потому, пока профессора просматривали воспоминания, скорректировал память гриффиндорца так, чтобы все совпадало с тем, что он и сам извлек из своего мозга в Омут памяти. Теперь Хагрид не помнил, что Том брал у него книгу о чудищах. Поэтому великан и не возражал против слов старосты Слизерина.

— Хагрид, пытался подбодрить студента Дамблдор. — Скажи, все и в самом деле было так, как говорит мистер Реддл?

Рубеус залился краской, а его огромные руки дрожали. Было совершенно очевидно, что он взволнован выше всякой меры.

— Ну…- замялся он. — Так-то оно так. Но Том ошибается. Да! Арагог никого не убивал! — На глазах Хагрида показались слезы. Похоже, он за своего питомца волновался больше, чем за себя. — Я ведь прочитал об акромантулах в книге о чудищах. Во как! Да и к любому зверю стоит найти подход, и он станет как ручной. Вот Арагог-то такой смирный, такой послушный был! Велишь ему — и сразу в свой ящик лезет. Ох, пропадет он теперь! — И великан заплакал.

— Слыхали, Альбус? — Возмутилась преподаватель ЗОТИ. — Монстр на студентов нападал, одну ученицу даже убил, а у мистера Хагрида вся забота — его акромантул пропадет! Возмутительно! И слова мистера Реддла он, заметьте, не отрицает.

— Это не Арагог убил! — Воскликнул Хагрид. — Он всегда в секретной каморке в своей коробке под замком сидел. Только со мной и гулял!

Реддл же невозмутимо молчал, стараясь скрыть превосходство во взгляде.

— Ну, теперь все понятно. — Многозначительно кивнул директор. — Вот вам и разгадка пресловутой Тайной комнаты!

— Похоже, больше мы от мистера Хагрида ничего не добьемся. — Грустно сказал профессор Смит.

— Ну почему же? — Вновь спросил декан Гриффиндора. — Есть прекрасный способ установить истину. Мистер Реддл, как я знаю, хорошо сведущ в окклюменции, и не удивлюсь, если и легилименцию наряду с другими приемами работы с человеческой памятью он также освоил. Посему, воспоминания, которые мы с вами просмотрели, не могут быть достаточным свидетельством чьей-либо вины или невиновности. Но наложенные заклятия памяти довольно умело разрушаются искусным волшебством.

— И? — Спросил Слизнорт, догадавшись, на что намекает коллега.

— Да-да, Гораций, вы правильно поняли, к чему я веду. Способ этот по вашей части. Достаточно дать мистеру Реддлу и мистеру Хагриду по несколько капель сыворотки правды, и истина будет видна как на ладони. Ведь это зелье не позволит солгать.

— Альбус, я не держу у себя такого зелья, которое нужно главным образом мракоборцам из Отдела магического правопорядка. Я, конечно, могу его сварить, но ведь и вам известно, что оно должно настаиваться в течение всего лунного цикла, значит через месяц мы его получим.

— Нам нет нужды ждать так долго, Гораций. — Парировал Дамблдор. — Думаю, наши доблестные мракоборцы не откажут нам в этой маленькой услуге и с удовольствием помогут установить истину.

— Раздери вас гиппогриф, Альбус! — Не сдержавшись, выругался директор. — Вы и в самом деле заходите слишком далеко! Здесь, между прочим, школа, а не Азкабан. И перед вами не прожженный черный маг, погрязший в темных искусствах и непотребных делах, а всего лишь студент! Лучший студент, гордость школы! Когда ситуация и так яснее ясного, то ваше предложение — это просто унизительно! Вы еще порекомендуйте допросить мистера Реддла под воздействием Империуса, когда тоже невозможно лгать! Или, еще похлеще, заставить его сознаваться под Круциатусом? Ведь, между нами говоря, в исключительных случаях, мракоборцы могут не брезговать и непростительными проклятиями. Сыворотка правды, между прочим, имеет массу побочных и зачастую вредных для здоровья эффектов. Но даже если и это средство подтвердит вину Хагрида, вы все равно, не поверите, и станете утверждать, что мистер Реддл принял антидот от сыворотки правды.

— И это тоже возможно! — Серьезно сказал Дамблдор. Ведь мистер Реддл — завсегдатай в запретной секции при библиотеке Хогвартса.

— Я дала ему разрешение на это, профессор! — Повысила голос Галатея Вилкост. — И ничуть не жалею. За те почти пятьдесят лет, что я преподаю ЗОТИ, у меня не было более талантливого ученика. Да и у вас по трансфигурации тоже.

— Уже так поздно, что скоро станет рано! — Заметил Слизнорт. — Не пора ли нам прекратить эту бесполезную дискуссию?

— В самом деле, вы правы, Гораций! Что до мистера Хагрида, то было бы жестоко отправить его в Азкабан, ведь он несовершеннолетний и, более того, не хотел никого убивать. Однако исключить его из Хогвартса и лишить волшебной палочки просто необходимо! — Вынес свой вердикт директор Диппет. — Я передам все сведения в Министерство магии и думаю, со мной согласятся.

Услышав о своем исключении из школы и о том, что ему больше никогда не будет позволено заниматься волшебством, Хагрид схватился за голову и заплакал в голос. Профессор Дамблдор тщетно пытался успокоить его.

— Не стоит все же спешить с решением, Армандо!

— Нет, Альбус, все уже решено! — Отрезал Диппет, и декан Гриффиндора понял, что в своем сомнении относительно виновности Хагрида он одинок, и потому оставил попытки дальнейших препирательств.

— Том, дорогой, завтра, а точнее сегодня, у тебя экзамен по зельеварению, но я понимаю, что ты, должно быть, очень устал за эти две последние бессонные ночи, и у тебя не было времени на подготовку. Поэтому разрешаю тебе сдать экзамен в другое время.

— Ну что вы, сэр! — Почтительно отвечал староста факультета. — Я не смею отнимать у вас драгоценное время и явлюсь на экзамен вместе со всеми.

Профессор Дамблдор снова бросил на Тома пристальный подозрительный взгляд и, не сказав больше ни слова, вышел из директорского кабинета вместе с рыдающим Хагридом, у которого директор уже забрал волшебную палочку.

Поле боя целиком осталось за Реддлом.

К себе в спальню Том вернулся, когда уже начало светать. Он привык вставать рано и потому даже не стал ложиться, а просто сидел на кровати, предаваясь размышлениям. С одной стороны, Реддл был очень рад, что Хогвартс теперь не закроют, и он, как хотел, останется в школе до сентября, никто никогда не проведает о его делах и, более того, ему в скором времени вручат почетную награду — Кубок школы. Такой же кубок, который вручали команде-победителю в турнире по квиддичу, и который воплощал собой мечту не только игроков, но и всех студентов факультета. А сейчас такая награда будет вручена даже не команде, а ему одному. На сопроводительной к кубку табличке будет выведено его имя, и каждый посетитель Зала славы сможет его прочитать. Настоящий триумф! Но одна, казалось бы, самая незначительная деталь этот триумф омрачала. Так ложка дегтя способна испортить целую бочку сладкого меда. Реддл один знал, что эта награда не только на заслуженна им, но напротив, сама собой будет говорить и напоминать ему об очередном подлом поступке. По понятным причинам Том старался об том не думать, затолкать неприятную мысль в самые отдаленные уголки сознания.

Перед обедом Реддл сдал экзамен по зельеварению — последний в этом учебном году. И конечно, сдал привычно легко и однозначно на “Превосходно.” Во время прощального пира в Большом зале по случаю начала каникул Том был награжден в присутствии всей школы, но в эти моменты он не испытывал ни радости, ни торжества, хотя и знал, что любой из тех учеников, кто смотрел на него, желал бы оказаться на его месте. С ничего не выражающим и по виду спокойным лицом Реддл выслушал торжественную речь директора Диппета, присудившего Слизерину целых шестьдесят очков за раз, принял из его рук награду, смотрел на довольные лица слизеринцев и желал только одного: чтобы все это поскорее закончилось. Перед сном же в гостиной еще какое-то время терпеливо сносил искренние поздравления Родольфуса и некоторых других слизеринцев из его компании. Когда же все, наконец, угомонились, улеглись по своим постелям, и в подземелье снова воцарилась тишина, то Реддл опять остался наедине с собой. Настроение было скверное, ужасное, никакое, одним словом. В ушах все раздавались горестные рыдания так несправедливо и жестоко наказанного гриффидорца, и перед глазами он стоял как живой, утирая огромными руками крупные слезы. Чтобы как-то отвлечься, Том пробовал вспомнить, что читал в “Тайнах наитемнейшего искусства”, и в конце концов, это ему удалось. Снова ехидный злобный голос как будто нашептывал ему в оба уха.

— Что это ты приуныл, а? Ведь по логике вещей тебе бы полагалось, как минимум радоваться, что так удачно выкрутился из всей этой истории, и не только вышел сухим из воды, но еще и в школе останешься на каникулы, как и хотел. Что тебе этот Хагрид? Его проблемы — не твои! Лучше подумай, какой удачей обернулась для тебя смерть Миртл! Салазар Слизерин так бы и поступил. Ты все же убил! Да, не специально! Да, не смертельным проклятьем из волшебной палочки, а при помощи василиска, но убил! А значит, уже в следующее новолуние сможешь провести обряд, создать крестраж и обрести вожделенное бессмертие!

— Да! — Восторженно ответил Реддл. Выражение его лица снова сделалось хищным, а взгляд жестким. Он уже перестал сожалеть обо всем, что сотворил и с Миртл, и с Хагридом. Действительно, какое дело наследнику Слизерина до этих людишек?!

Однако, эта невероятная удача все же немного расстроила планы Реддла. После того, как в прошлом году Том обзавелся собственными деньгами и сейфом в Гринготтсе, он хотел в это лето наведаться в деревню Литтл Хэлтон и выяснить подробнее, что же произошло с его родителями. Теперь Реддл мог себе это позволить, но было бы подозрительно ехать на лето в приют сейчас после всех разговоров с директором и просьб об обратном. Сделать же это во время стоянки Хогвартс-экспресса, который скоро повезет студентов домой, Том бы просто не успел. Хотя наведаться как обычно в “Горбин и Бэркс” все же было возможно. Да и не все ли равно, годом раньше, годом позже, если он обретет бессмертие. В общем, решение было принято: нужно создать крестраж. Вот только оставался вопрос, а какой же предмет может послужить достойным вместилищем для частицы души? Не всякий же хлам, который используют для создания порталов! Реддл задумался. Он понимал, что никогда больше ни от кого не станет терпеть боль, просто причиняя ее другим. Поэтому Тому казалось, что невзгоды его закончились, как и сказал в свое время Доброделов, когда подарил ему дневник. В нем до сих пор лежала прощальная записка, слова на которой, похоже, совсем скоро для него станут пророческими: последний враг истребится — смерть! Вдруг Реддл замер. Да, это именно то, что нужно! Он до сих пор хранил, как зеницу ока, этот дневник и последнее письмо на память об одном из лучших людей, которых встречал. Черная книжечка до сих пор была пустой, но вместе с частицей души Том разом впишет в нее свою жизнь, а главное — победит смерть. Итак, в ближайшее время дневник станет крестражем! Думая об этом, Реддл любовно перебирал белые странички и поглаживал кожаные корочки, перечитывал короткое послание. “А Доброделов все-таки прав! Смерть действительно скоро истребится. Не так, как он говорил, но истребится!” — думалось Тому, и с этой мыслью он скоро уснул.

Спал же в эту ночь он очень беспокойно и видел во сне Доброделова. Он смотрел на Тома своими большими добрыми серо-зелеными глазами, в которых также были и укоризна, и гнев, и мольба.

— Не делай этого, Том! — Все твердил он без остановки. — Ты уже давно на гиблом пути, и если исполнишь то, что задумал, то уже никогда не сойдешь с него! Уклонись от него сейчас, или будет поздно!

— И как же это сделать? — Усмехнулся Реддл.

— Сознайся во всем!

— И отправиться в Азкабан? Ни за что!

— Это будет твоим искуплением и единственным способом заслужить прощение.

— Я не ищу ни искупления, ни прощения. Да и сам я никому ничего не прощаю! Я не собираюсь жертвовать собой!

— Другими жертвовать легче! — Печально сказал Доброделов. — Ты убил меня!

— Нет, это не я!

— Ты. Смотри! — И перед Реддом вдруг появился гроб, а в нем Доброделов.

— Нет! — Закричал Реддл и проснулся.

Сама совесть в лице умершего добродетельного человека последний раз говорила с Томом в эту ночь, ибо не так-то просто бывает заглушить ее глас, когда она предостерегает человека перед тем, как он совершает ужасный непоправимый поступок. Зато, когда совесть умолкает, вот тогда уже человек спокойно и без колебаний идет по головам и по трупам.

Всего через неделю в ночь новолуния Реддл совершил обряд и создал крестраж из своего дневника. Найти для этого возможность и помещение не составило труда, ведь летом школа была почти пуста. Идеальным местом оказалась обезлюдевшая на время каникул спальня. Очень кстати пришелся и отпуск профессора Дамблдора, который, Том знал это, подозревал слизеринца в нападениях на студентов и потому не упускал случая проследить за Реддлом. Однако, обретя с помощью черной магии уже в шестнадцать лет бессмертие, Реддл все же не перестал бояться смерти и поэтому еще более тщательно хранил свой дневник от посторонних глаз, ведь он теперь стал залогом его неуязвимости перед последним страшным врагом. А спустя короткое время, еще до начала учебного года, Реддлу одного дневника было уже мало. И вправду, неразумно в таком важном деле, как обретение бессмертия делать ставку только на один крестраж. Ведь Экриздис, кажется, упоминал, что у некоторых черных магов их было два. “Уже лучше, но почему же только два? И сколько в таком случае?” — в этот момент Реддлу вспомнился тот день, когда он купил волшебную палочку — главный инструмент чародея. “Оливандер тогда сказал, что семь — истинно магическое число, приносящее удачу. Да, при шести крестражах одолеть волшебника будет действительно трудно, практически нереально. Вот только возможно ли такое? Надо будет поискать, были ли подобные прецеденты. А вообще, это мысль!” — подумал Реддл, когда уже совсем засыпал.

Еще за месяц до начала нового учебного года Том получил очень эмоциональное письмо от Родольфуса, в котором однокурсник восторженно сообщал, что стал капитаном сборной по квиддичу. Он даже приложил к посланию фотографию — себя в парадной мантии и с заветным значком на груди. Сам Родольфус смеялся на этом снимке, а в глазах его была радость.

Том Реддл же, не смотря на то ужасное, что он сотворил со своей душой, внешне никак не изменился. Том был все так же красив, манерен, скромен и вежлив, а кроме того, необычайно любознателен. Таким он продолжал казаться окружающим, однако все это оказывалось красивой оболочкой, ширмой, скрывающей нелучшую суть слизеринца и, прикрываясь которой, он лишь вернее мог достигать своих целей. А одним из главных убеждений Реддла теперь стало то, что желаемого можно и нужно добиваться любыми путями, и при этом не терзаться совестью.

С началом сентября школьная жизнь потекла для Тома своим чередом. Он все также легко и успешно учился, порой блистая на занятиях своими познаниями и умениями, безукоризненно исполнял обязанности старосты и по распоряжению Слизнорта занимался с отстающими. Естественно, что Реддл слыл, причем, бесспорно, звездой Дуэльного клуба. В этом искусстве ему действительно не было равных во всем Хогвартсе. Кроме того, он давно уже стал завсегдатаем Клуба слизней, организованного деканом Слизерина, и не забывал регулярно улещивать профессора Слизнорта его любимыми засахаренными ананасами. Вообще, волшебная сила, блестящие таланты, приятная внешность, по виду скромные, но в то же время тщательно отработанные изысканные манеры и, разумеется, очки для факультета принесли ему уважение учителей и порой невероятное восхищение как однокурсников, так и студентов младших курсов.

Единственное, в чем он был самым заурядным магом, так это полеты на метле. Реддл много раз пытался повторить то, что ему удалось еще в приюте, а именно — летать самому и без какого-либо приспособления. Но пока что не мог обрести контроль над спонтанно проявившейся тогда способностью. Зато как бы между делом овладел искусством превращения в животное, которое лучше всего отражало суть волшебника. В случае с Реддлом это была змея. Таких магов, которые могли обернуться животным, называли анимагами. Число их в волшебном мире исчислялось десятками, не более, и потому каждый из них был на учете в Министерстве магии и внесен в специальный реестр. Однако Тома нарушение закона вовсе не смутило. После открытия Тайной комнаты, травли маглокровок василиском, убийства Миртл и подставы Хагрида такие проделки могли показаться невинными детскими шалостями.

Родольфус же с головой окунулся в мир квиддича и давно бы уже забросил учебу, если бы Том не давал бы ему хорошего пинка. Дольфу грызть гранит науки явно не нравилось, при том, что он еще и увлекался то одной, то другой одноклассницей, не в силах сделать выбор. Однако не спорил с сокурсником, которого для себя считал примером для подражания и инстинктивно чуял в нем одного из величайших магов современности. Впрочем, когда нужно было тренироваться, готовясь к матчу, то Лестрейнж и сам выкладывался по полной программе, и команду заражал своим энтузиазмом, так что парни даже не замечали, что вместо положенных двух часов тренировка продолжалась четыре. Как и следовало ожидать, сборная Слизерина одержала уверенную победу над Когтевраном, опередив их на семьдесят очков. А гриффиндорцы обыграли команду Пуффендуя с разгромной разницей в счете — сто очков. Перед Пасхальными каникулами прошли состязания между Слизерином и Пуффендуем, а также Гриффиндора с Когтевраном соответственно. И снова победы достались львам и змеям, так что стало очевидно, что в финальном матче между ними зрители будут свидетелями напряженной борьбы, высшего пилотажа, а также с большой долей вероятности, нечестных и грязных приемов, учитывая извечную вражду между двумя факультетами и желание слизеринцев одержать победу любой ценой.

Последнюю неделю до матча капитан Лестрейнж был сам не свой, позабыв и о ежегодных экзаменах в июне и даже о своих шашнях с Эллой Эйвери, хотя в обычные дни открыто расхаживал с ней в обнимку по коридорам Хогвартса. Реддл к квиддичу особой страсти питал, но тем не менее был в курсе всех событий. Даже если бы он и хотел абстрагироваться от всего, что было связано с игрой, то ему это вряд ли бы удалось. Предстоящий матч служил главной темой разговоров для всех без исключения студентов. Куда бы Реддл ни отправился, в Большой зал на обед, в гостиную факультета, просто шел по коридорам на очередное занятие — везде кто-нибудь да обсуждал прошедшие матчи, манеру игры того или иного квиддичиста, шансы каждой команды на победу. И Тома бесило, когда все хотели, чтобы Кубок достался именно Гриффиндору. Слизерину же победы никто не желал, кроме самих слизеринцев, естественно. И Реддлу поневоле хотелось, чтобы все они разочаровались в своих ожиданиях, чтобы были наказаны, хотя в сущности и не провинились ни в чем.

Накануне финального матча, уже поздним вечером, когда все студенты разошлись по своим спальням, староста неожиданно застал в пустой гостиной капитана сборной.

— Дольф, почему ты не идешь спать? Завтра у тебя очень ответственный, трудный и волнительный день. Не стоит ли как следует выспаться? — Говорил Реддл спокойным, холодным и немного жестким голосом.

— Не могу уснуть, Том! — В тоне Лестрейнжа явно слышалось волнение.

— Попроси у профессора Слизнорта снотворное зелье. В чем проблема? — Усмехнулся староста.

— Том, проблема в Минерве Макгоннагал, новой загонщице Гриффиндора.

— Неужели? А я полагал, что все дело в ловце Поттере.

— Да, но раньше еще можно было бороться за победу, делая ставку на наших загонщиков, а главное — бланджеристов, которые могли бы не только оберегать своих игроков, но и при случае вывести из игры членов противоборствующей команды.

— Конечно, ведь именно из-за этой тактики вас и не могут терпеть остальные три команды. Что же мешает сделать то же самое завтра?

— А то, что эта пигалица мало того, что классно забивает голы, так еще и уворачивается от бланджеров не хуже Поттера. С ними двоими мне никак не сладить. — На лице Родольфуса появилось бессильное отчаяние. — Знаешь, я сам бы не отказался от такого загонщика, как эта девчонка-второкурсница.

— Да…- Задумчиво отозвался Том. — Хоть я и не квиддичист, но тоже вполне способен оценить ее игру.

— А еще у нее “Чистомет — 5” — метла последней модели! Кто же расщедрился для нее на такой дорогой подарок? Сама она ни за что бы такую не купила, ведь ходит в самых простеньких мантиях.

— Дамблдор! Кто же еще? Ясно как дважды два! Студенты-второкурсники как-то говорили между собой, что на уроках трансфигурации декан особо выделяет ее. Дескать, у девчонки есть задатки в этой сфере. А когда Поттер в этом году еще и отобрал ее в сборную факультета, то Дамблдор и подарил ей метлу.

— Том, ради Мерлина, не наступай на больную мозоль. Эта парочка — просто наказание какое-то! Не знаю, как на пути к победе обойти это препятствие.

— Ах, не знаешь, как обойти! — Многозначительно и с легкой иронией сказал Реддл. — Честное слово, Дольф, после таких слов я вообще отказываюсь понимать, как это тебя вообще распределили на благородный змеиный факультет! Ты сейчас рассуждаешь не как хитроумный слизеринец, а как распоследний тупой пуффендуец!

— И как же, по-твоему, должны рассуждать студенты Слизерина? — Обиделся Родольфус.

— Любой последователь благородного Салазара Слизенрина тебе скажет, что если препятствие нельзя обойти, то его нужно устранить, не так ли? Все просто: есть девчонка — есть препятствие, а нет девчонки — нет препятствия! И удивительно, что тебе приходится объяснять эту азбучную истину, словно первогодке!

— Так что мне ее, убить что ли? — Испугался Лестрейнж.

— Зачем? — Невозмутимо отвечал Реддл. — Это было бы слишком рискованно. Достаточно ведь просто вывести ее из игры. Или нет?

— И как я смогу это сделать? Я должен буду применить какое-нибудь заклинание или подлить ей в еду за завтраком зелье, дабы в ней прыти поубавилось?

— Не ты, а я! — Не терпящим возражений тоном отвечал староста, потом добавил уже мягче. — Видишь ли, я не привык находиться в стороне от любого важного события в Хогвартсе. Считай, если хочешь, это моим вкладом в общую победу. Будь уверен, с пигалицей я разберусь. Предоставь это мне! — Заверил Реддл однокурсника. — А ты немедленно выпей снотворного зелья и отправляйся в постель, чтобы как следует отдохнуть и набраться сил. — Последняя фраза была сказана почти как приказ, на что Лестрейнж неожиданно ответил.

— Знаешь, Том, со мной еще никто не разговаривал в подобной манере, и на любого, кроме тебя я, по меньшей мере бы рассердился. Но сейчас у меня такое чувство, будто я слышу голос, которому должен повиноваться беспрекословно!

Реддл самодовольно улыбнулся, на несколько секунд задумался, а потом быстро принял решение и ответил.

— У тебя не только чистая кровь в венах, но и дух настоящего благородного мага в теле. Ты чутьем угадал, что должен мне повиноваться, потому что это я наследник Слизерина, и это я открыл в прошлом году Тайную комнату! — Гордо сказал Реддл.

На несколько секунд Родольфус даже потерял дар речи, а его и без того большие карие глаза стали еще больше от изумления.

— Но как же… Ведь Хагрид… — Пролепетал было Лестрейнж и наткнулся на насмешливый взгляд Реддла. — Я хотел сказать, как тебе удалось ее обнаружить и открыть?

— Парселтанг! — Коротко ответил Реддл.

— Ты говоришь на парселтанге? — Не поверил своим ушам Родольфус.

Вместо ответа Том достал волшебную палочку и взмахнул ею. Раздался звук, напоминающий пистолетный выстрел, и в ту же секунду на пол шлепнулась большая черная кобра и поползла к Тому.

— Привет! — Прошипел Реддл.

— Мой повелитель? — Змея подняла над полом треть своего туловища и слегка опустила голову в знак своего послушания. — Что прикажешь, повелитель?

— Ничего! — Ответил Реддл. — В Запретном лесу за школой ты найдешь для себя все необходимое, чтобы хорошо устроиться. Ползи туда!

— Слушаюсь, повелитель! Но если понадоблюсь тебе, только позови!

— Обязательно! Кобра тем временем покорно поползла к двери, провожаемая взглядом студентов.

— Теперь ты убедился? — Спросил Реддл.

— Да! — Восхищенно отвечал Лестрейнж, выходя из гостиной. — Я спать. — Пояснил он, а Реддл лишь благосклонно кивнул в ответ.

На другое утро, проснувшись на заре, Том быстро оделся и вышел в пока еще пустую гостиную. Он не стал до времени будить Дольфа и решил спокойно обдумать план действий. В руке Реддл сжимал толстую золотую цепочку с маховиком времени, которым уже не первый год пользовался, чтобы иметь возможность посещать несколько уроков одновременно. Теперь же он решил воспользоваться им и для другой цели. Затея Тома была на удивление проста. Он отправится на матч и будет внимательно смотреть его вместе с остальными болельщиками, причем сядет так, чтобы быть на виду у Альбуса Дамблдора. Если победа достанется не Слизерину, то он воспользуется маховиком времени после окончания состязания, отправившись в прошлое на нужное количество часов. Там, во второй раз проживаемом времени он примет обычные меры, чтобы не попасться на глаза своему двойнику, а потом, воспользовавшись дезилюминационным заклинанием, незаметно изменит ход игры. Достаточно будет улучить удобный момент и заколдовать метлу Минервы Макгоннагал, чтобы та перестала слушаться хозяйку и даже сбросила ее. Всех членов команды это, безусловно, отвлечет от игры, особенно ловца Генри Поттера, у которого всегда в таких ситуациях появляется желание кого-то спасать. Ну а тем временем у ловца сборной Слизерина будет прекрасная возможность поймать снитч, закончив тем самым игру. Все казалось понятным и необычайно простым. Если действовать по этому плану, то победа, а с ней и Кубок, непременно достанется Слизерину.

После завтрака всех студентов в замке как метлой повымело. Каждый отправился на матч. Приблизившись к трибуне, Том увидел, что не только гриффиндорцы, но и когтевранцы с пуффендуйцами собираются болеть за львов. На плакатах, которые они держали, так и было написано: Кубок львам! Реддл лишь злорадно усмехнулся, глядя на все это и как бы говоря всем своими видом: “Не дождетесь!” Однако через мгновение насмешливое выражение лица сменилось спокойным, невозмутимым, а главное таким, что невозможно было догадаться, о чем он на самом деле думает и что при этом затевает.

Реддл видел, как идут и разговаривают друг с другом деканы двух факультетов, чьи команды сегодня играли, и пошел рядом с ними.

— Интересная будет сегодня игра, не правда ли, Гораций? — С улыбкой спросил Дамблдор.

— Да, я тоже так считаю. — Ответил Слизнорт, и в голосе его слышалось волнение.

— Знаете, мои ученики решили в такой важный день надеть свои парадные мантии, чтобы поддержать команду, дескать, даже просто смотреть на вашу игру для нас праздник. Я тоже решил последовать их примеру.

— А у меня, Альбус, времени не было переодеться, да в голову такая идея не пришла. Я пошел на игру прямо от своих колб и реторт.

— Сочувствую, дорогой Гораций.

С этими словами оба отправились к своим местам, а Реддл пошел за деканом.

— А, это ты, Том! Здравствуй! — Улыбнулся профессор. — Рад тебя видеть! Садись рядом со мной.

— Спасибо, сэр! — Реддл в этот момент чувствовал, что на него пристально смотрит профессор Дамблдор, хоть он и находился сейчас на противоположной трибуне с гриффиндорцами.

Тем временем на игровом поле уже появились команды и мисс Флай, которая всегда выступала судьей на школьных матчах. Капитаны Родольфус Лестрейеж и Генри Поттер пожали друг другу руки. Раздался звук свистка, и четырнадцать игроков взмыли в воздух.

Наблюдая за игрой второкурсницы-загонщицы Минервы Макгоннагал, Том понял, что Родольфус отнюдь не преувеличивал трудности, которые эта девочка создаст всей команде противника. Она летала с необычайной скоростью и невероятно ловко уворачивалась от бланджеров, которые Родольфус метко кидал в нее и защищал при этом своих игроков. Кроме того, Минерва обладала потрясающей способностью чувствовать ситуацию и своих товарищей по команде и поэтому почти всегда оказывалась в нужное время в нужном месте. Неудивительно, что загонщики Гриффиндора почти все время владели квоффлом и вели в счете, а слизеринцам в этот раз досталась роль догоняющих. Нет, конечно, и они неплохо реализовывали свои возможности, когда мяч попадал к ним в руки, и в кольцах Гриффиндора он тоже бывал. Однако разрыв в счете хоть и не очень быстро, но все же возрастал. Сперва тридцать очков, потом пятьдесят, затем восемьдесят, сто, сто двадцать! И добрую половину этих голов забивала именно Макгоннагал, которую гриффиндорцы уже в глаза и за глаза именовали восходящей звездой на квиддичном небосклоне.

Том хоть и испытывал по понятным причинам к ней неприязнь, но в то же время не мог не восхищаться ею в эти моменты. Что ни говори, а его впечатляло, когда кто-то первоклассно делал свое дело. “Дементор, будет досадно, если придется убрать с дороги эту девочку. Но что же тогда делать с нею, гиппогриф ее раздери!” — думал он.

Тем временем разница в счете стала практически критической: сто шестьдесят очков. Перед началом игры у Слизерина было перед Гриффиндором минимальное преимущество в десять очков. Трибуна с гриффиндорцами ликовала, скандируя: “Победа львам!”, и хлопали в ладоши. Им вторили пуффендуйцы и когтевранцы. Болельщики Слизерина, напротив, приуныли, не видя никакого спасения для своей команды. Некоторые сжимали кулаки от бессильной ярости, и никто из них не поставил бы сейчас на игроков в зеленой форме. Тут все зрители увидели, как оба ловца стали стремительно снижаться. Генри, похоже, заметил снитч, а Сигнус сел ему на хвост. Было очевидно, что еще какая-нибудь секунда, и вертлявый шарик с крылышками окажется в руках ловца сборной Гриффиндора. Но тут совсем рядом с ним пролетел бланджер. Это капитан Лестрейж, защищая одного из своих игроков, как бы невзначай отбил мяч в сторону противника. То был риск, потому что такой поступок мог быть расценен как нарушение правил, если бы удалось доказать, что бланджер был нарочно отбит именно так. Но в такой ситуации слизеринцам было уже поистине нечего терять. Однако мисс Флай, по-видимому, не увидела в этом ничего подозрительного, хотя с трибуны кто-то и кричал о нарушении. Не будь Генри Поттер таким ловким квиддичистом, и не обладай он недюжинным опытом, то вряд ли сумел бы увернуться и непременно бы упал. Он резко затормозил, и этой заминки оказалось достаточно, чтобы Блэк тем временем схватил снитч. Намерения его были просты и понятны всем без исключения: растеряв все шансы на победу, слизеринцы отчаянно пытались сыграть хотя бы в ничью, ведь ловец, поймавший снитч, приносил своей команде сразу сто пятьдесят очков. Что будет дальше? Скорее всего, в этом году Кубок не достанется никому. Слизеринцы заметно воспряли духом, а вот гриффиндорцы, уже считавшие Кубок своим, заметно расстроились, если не сказать разочаровались. Том слышал, как некоторые студенты недовольно переговариваются между собой.

— Ну что за противные эти слизеринцы? Вот уж змееныши так змееныши! — Сказал кто-то. — Какого тролля Блэк ловил снитч, если победы это все равно не принесет? Ни себе, ни людям! Коварство — вот и вся их суть!

Реддл скривился. Сейчас им владело не просто желание избавить свою команду от опасного соперника в лице доставляющей столько хлопот второкурсницы, но и поквитаться за только что услышанные слова, хорошенько напакостить. Колебаний Реддл не испытывал никаких. “Нет пигалицы — нет проблемы!” — пронеслась в голове мысль, нашептанная грубым циничным голосом.

Идя в толпе по коридору школы, Реддл незаметно для всех юркнул в один из пустых классов, привычно надел на шею золотую цепочку и два раза повернул маленькие песочные часы. Все вокруг завертелось, закружилось, и Том перенесся в прошлое как раз к началу матча. Реддл поспешил наложить на себя заклинание невидимости и отправился никем незамеченный на квиддичное поле, туда, где были кольца команды Слизерина. Проворная Минерва в квоффлом в руках стремительно неслась к кольцам, чтобы забить очередной гол. Вратарь метался от одного кольца к другому, силясь угадать, которое из них будет атаковать загонщица. И в эту самую секунду метла девочки резко дернулась и остановилась, так что гриффиндорка едва смогла удержаться на ней и не упасть вниз. Однако этим дело не закончилось. Казалось, что верный доселе своей наезднице “Чистомет — 5” ни с того, ни с сего буквально взбесился. Весь Хогвартс с недоумением и страхом смотрел на то, как метла вдруг стала брыкаться в руках у Минервы, словно дикий необъезженный скакун. Она явно норовила сбросить свою наездницу. Загонщики Гриффиндора тем временем наколдовали нечто вроде большого покрывала и старались удерживать его точно под товарищем по команде. Но ошалевший “Чистомет — 5” все время отлетал в сторону. Трибуны беспокойно гудели, недоумевая, что такое происходит. А все дело было в невидимом Реддле, который наслал на метлу самый настоящий Империус. Бросив взгляд на трибуну Гриффиндора, он заметил, как профессор Дамблдор пристально смотрит в сторону слизеринцев, словно ища среди них виновного во всем колдуна. Том был готов поспорить на что угодно: подозревал он именно слизеринского старосту, и потому внимательно рассматривал его, точнее не его, а того двойника, который как ни в чем не бывало сидел рядом с деканом. Наконец, Дамблдор, решил для себя, что дело не в сидящем на трибуне студенте. Том удовлетворенно усмехнулся, понимая, что его сложный отвлекающий маневр удался. Профессор Дамблдор же переключил все свое внимание на Минерву, пытаясь ей помочь и даже не зная источника колдовства. Но было уже поздно. Обезумевшая метла тем временем, вертясь волчком, резко рванула к другому концу квиддичного поля. Загонщики Гриффиндора, которые были готовы в любой момент поймать Миневру, бросились за ней. И в этот самый миг девочка не усидела на метле и сорвалась вниз после очередного резкого и неожиданного толчка. Миг, и она уже лежала, распростершись на земле. Про игру, конечно, все забыли. Однако, увидев, что девочка дышит и даже находится в сознании, успокоились.

— Разойдитесь, разойдитесь! Займите свои места! — пытался восстановить порядок профессор Дамблдор. — Надо немедленно доставить ее в больничное крыло. Там обязательно помогут. — Он достал волшебную палочку и стал аккуратно левитировать Минерву по направлению к замку и сам отправился туда. Гриффиндорцы, прежде всего команда, выглядели потерянными. Между тем, игра все еще оставалась незаконченной, и львам пришлось выпустить на поле запасного загонщика, тоже второкурсника Энди Томаса. Но с ним слизеринцам сладить было куда легче, да к тому же и подавленное состояние другой команды было им на руку. Счет на табло начал меняться, и вскоре разрыв стал всего в пятьдесят очков, а ловец Блэк решил судьбу матча и Кубка.

Обратно Реддл шел все также невидимый, чуть в стороне от толпы, и тщательно наблюдал за своим двойником, следуя за ним к дверям пустого класса. Дождавшись его отбытия в прошлое, Том как ни в чем не бывало опять смешался с толпой студентов. Выходило так, что он никуда и не исчезал.

В самом хвосте гомонящей толпы шел профессор Слизнорт. Но тут Реддл заметил декана Гриффиндора, который окликнул главу Слизерина. Голубые глаза Альбуса Дамблдора были серьезны и печальны.

— Ну что, Альбус? Как мисс Макгоннагал?

— Плохо, Гораций! — Обреченно вздохнул Дамблдор. — Мадам Пьеро говорит, что хоть жизни девочки ничего не угрожает, но играть в квиддич она, скорее всего, уже не сможет.

— Как жаль! — Искренно соболезновал Слизнорт.

— В самом деле? — Иронизировал Дамблдор. — Ведь вашу команду, как я понимаю, можно поздравить. Кубок ваш! Да и Минерва в дальнейшем неприятностей не доставит.

— Неужели вы думаете, что мы рады этому несчастью? Или как-то подстроили его?

— Что вы, Гораций! Вы на такое не способны. А вот мистера Реддла я бы очень хотел расспросить обо всем поподробнее.

— Мерлин, опять вы за свое, Альбус! Ну скажите же мне на милость, что вы так взъелись на Тома, а? Почему испытываете к нему такую неприязнь и все время подозреваете во всех смертных грехах? Он такой умный и талантливый мальчик! Дисциплинированный к тому же, правила никогда не нарушает.

— Я не сомневаюсь в его уме и талантах, а также в дисциплинированности. Только лишь в морали и нравственности.

— Что вы имеете в виду?

— А то, что он каким-то образом причастен к сегодняшнему печальному происшествию.

— В самом деле? — Слизнорт даже не скрывал своего скептицизма. — И каким же образом? Он весь матч спокойно рядом со мной сидел, да и вы его видели. Непохоже было, что он колдует.

Реддл, тем временем опять наложивший на себя дезилюминационное заклинание, не пропускал ни одного слова.

— Вы ведь выхлопотали для него в Министерстве маховик времени? — Продолжал расспрашивать Дамблдор.

— Да, исключительно в учебных целях, дабы юноша мог посещать несколько уроков одновременно. Он, как вы знаете, весьма любознателен и трудолюбив, к тому же.

— Мистер Реддл мог воспользоваться артефактом не только в учебных целях. Знаете, Гораций, я бы сам хотел с его помощью вернуться к началу матча и проверить эту версию. Думается мне, что источник чар был на самом квиддичном поле.

— Хорошо! — Отрезал Слизнорт. — Я попрошу Тома зайти к вам в кабинет. Расспросите его, о чем сочтете нужным, и возьмите маховик времени. Быть может, после всех проверок вы перестанете возводить на него напраслину.

При этих словах у Реддла внутри все похолодело. Это конец! Если соврать еще и может получиться, хотя тоже не факт, то использование Дамблдором маховика времени… Настоящая катастрофа!

Из всего этого Том видел только один выход, который пока еще у него оставался, но нельзя было терять ни секунды. Рискованно, конечно, но делать нечего. Реддл снова взялся за маховик времени и сделал три оборота. Переносясь в прошлое на целых три часа, он преследовал только одну цель — отдать артефакт своему декану еще до начала матча и, соответственно, иметь алиби. Он немедленно отправился в кабинет зельеварения, зная из услышанного на трибуне разговора двух деканов, где именно находился в это время профессор Слизнорт. Реддл тихо постучал.

— Да-да, войдите! — Послышался тотчас же голос Слизнорта.

— Сэр, это я! — Почтительно заговорил Том.

— А, Том, — слегка улыбнулся декан своему любимцу. — Что тебя привело ко мне? Почему ты не в гостиной, не подбадриваешь нашу бравую команду?

— Профессор, я буду болеть за нее на поле. Но у меня к вам одно важное дело. Я бы хотел возвратить вам маховик времени. В этом году он мне больше не понадобится. Почти по всем предметам занятия уже закончились, да и некоторые экзамены я уже сдал досрочно. Его можно вернуть на лето в Министерство, и лучше не держать у себя такую вещь без необходимости, дабы у сотрудников из Отдела тайн не возникло лишних вопросов.

— Ну что же, браво, Том! Уверен, ты и дальше будешь столь же предусмотрителен.

— Не сомневайтесь, сэр!

— Может быть, у тебя есть еще какое-нибудь дело ко мне?

— Нет, профессор, это все! Не смею больше отнимать у вас время.

— В таком случае и я не стану тебя задерживать.

— Спасибо, сэр! — Реддл вышел из кабинета и облегченно вздохнул. Теперь оставалось только переждать где-нибудь оставшийся час до матча и сам матч. Том на несколько секунд задумался и решил: в горбе старой ведьмы, где начинается тайный ход в Хогсмид, можно благополучно отсидеться. В туннель точно никто не наведается. А потом нужно просто вернуться к тому месту, где беседовали деканы и в тот момент, когда его двойники (тот, который сидел на трибуне, и другой, который колдовал на поле) отбудут в прошлое. Так он и сделал. Опять пройдя в коридор, Реддл услышал, как декан Гриффиндора говорил.

— Мистер Реддл мог воспользоваться маховиком времени не только в учебных целях…

— Мистер Реддл не мог воспользоваться им на поле…- Перебил профессор Слизнорт. — Потому что за час до матча он вернул мне артефакт, сказав, что в этом году он ему больше не понадобится. Вот, взгляните! — И достал из кармана мантии маховик времени. — Желаете все-таки отправится в прошлое, чтобы окончательно убедится, что Том вовсе не имеет отношения к падению мисс Макгоннагалл? — Слизнорт не скрывал иронии. — Честное слово, Альбус, если вы и дальше будете столь подозрительны, причем именно в отношении мистера Реддла, то это обернется паранойей…

— Нет, благодарю! — Чуть помедлив, ответил глава Гриффиндора.

По его лицу Реддл понял, что Дамблдор все равно не верит в невиновность слизеринского старосты, но вынужден умолкнуть за отсутствием каких-либо улик. Убедившись, что теперь все, наконец-то, шито-крыто, Том отправился в факультетскую гостиную, скрываясь до самой двери под дезилюминационным заклинанием для пущей надежности.

— Чистая кровь! — Привычно сказал он, поравнявшись со входом.

Проход в стене сразу же открылся, пропуская старосту факультета в гостиную. Сейчас в темном и мрачном подземелье было очень весело. Все наперебой поздравляли команду и друг друга, а на камине стоял победный Кубок. Львиная доля внимания сейчас доставалась Сигнусу Блэку, потому как ловец, поймавший снитч, чаще всего и приносит большую часть очков, внося решающий вклад в победу. Сейчас он просто раздувался от спеси, вальяжно усевшись в кресле и говорил неспешным голосом.

— Да, конечно, в тот момент, когда начался матч, я как никогда раньше вдруг осознал всю ответственность перед своей командой… Тут его взгляд остановился на Томе, а глаза злорадно блеснули.

— Что так припозднился, Реддл? Хотя, понятно, к победе ты не имеешь никакого отношения, вот и…

Взмах тисовой палочки, и Блэк распростерся на полу под действием парализующего заклятия.

— Замолчи, Сигнус! — Раздраженно заговорил Родольфус. — Ты очень многого не знаешь. — Многозначительно добавил он и посмотрел на своих товарищей. После того, как Реддл открыл тайну своего происхождения Родольфусу, то Лестрейнж с позволения Тома, конечно, рассказал о наследнике Слизерина и некоторым другим студентам факультета. Среди них был Абраксас Малфой — высокомерный аристократ с холодными серыми глазами и длинными прямыми светлыми волосами, привыкший всегда получать желаемое. Ему нравилась Элла Эйвери, и на бал в свое время он не пригласил девушку только потому, что Родольфус благодаря Тому опередил его. Однако отказываться от своей затеи заполучить мисс Эйвери он не собирался. Абраксас и не пытался произвести впечатление на Эллу, видя, что она всерьез увлечена Лестрейнжем. Но этот факт его не смущал, потому как Малфой решил пойти к своей цели совсем другим путем. Он уже поговорил о мисс Эйвери со своими родителями, которые вполне одобрили выбор сына. Кроме того, Абраксас и к чете Эйвери успел войти в милость, полагая, что если они дадут разрешение на брак, то дочери придется подчиниться этому. Ну, а сделав девушку своей законной женой, он получит много возможностей расположить ее к себе, и тогда ветреный Родольфус вылетит из ее головы. Одним словом, Элла повзрослеет. Малфой подружился и с ее братом — Эдвардом Эйвери, которому тоже все было известно о Томе. Для Реддла он был ценен своим упорством, исполнительностью, холодной головой даже в горячих дуэлях и преданностью лично ему. Был в этой компании и Джером Розье, старший брат Друэллы, которого всем привычнее было называть Джеральдом. Мало кто мог сравниться с этим манерным и в целом очень обаятельным волшебником в искусстве вести беседу и при помощи тонкой лести добиваться результата. Пятикурсник Эндрю Нотт, младший брат уже закончившего школу Грегори Нотта, оказался довольно сильным магом, а главное, слыл фанатом идей чистокровности. Даже громилла Боб Гойл затесался в эту компанию. Никто не только на Слизерине, но и на всем курсе не мог так орудовать кулаками как он. Реддл, хоть и презирал любой магловский мордобой, но в определенных обстоятельствах и такой способ разделаться с недоброжелателем или врагом может оказаться кстати. Кроме того, Том велел ему следить за каждым шагом своего постоянного недоброжелателя Блэка и все сообщать наследнику Слизерина. Завистливому и тщеславному Сигусу Реддл не доверял и не спешил открываться ему. Тот факт, что Блэк пребывает в неведении о происхождении старосты, иногда вызывал усмешку у других знатных чистокровных магов из тех, кого Том допустил в свой ближний круг. Все они стали сторонниками Реддла и признавали его за старшего, а кроме того, тщательно хранили до времени и его тайну. Том не упускал случая поучить их какому-нибудь темному заклинанию, поделиться рецептом запрещенного зелья или рассказать о других премудростях черной магии. Выручай-комната идеально подходила не только для сокрытия книг, но и для таких вот уроков. Слова Родольфуса к Сигнусу сразу прояснили ситуацию. Теперь все присутствующие в гостиной знали, что Реддл, хоть и не игрок в команде, но вклад в победу внес не меньший, чем любой из них. Они догадались, что загадочное падение Минервы Макгоннагал с метлы — его рук, а точнее волшебной палочки, дело. И тотчас же все восхищенные взгляды устремились на Реддла, а о Блэке как-то сразу забыли.

Однако Том увидел, что Родольфус, хоть и рад победе, но при этом его мучает совесть. Реддл решил, что это может быть для него довольно опасно, ведь не знаешь, на что может решиться человек в таком случае. И потому захотел поговорить с ним. Случай скоро представился. Он попросил Лестрейнжа узнать в лазарете у целительницы о состоянии Минервы, а потом прийти к нему в комнату старосты и все рассказать.

— Что тебе удалось узнать? — Издалека начал разговор Реддл.

— Макгоннагал скорее всего не сможет больше играть в квиддич. Слишком серьезная травма. — Руди уронил голову на грудь.

— Ну так радуйся, ведь у тебя больше нет проблемы в ее лице.

— Не могу, Том.

— В самом деле? А я думал, ты будешь благодарен мне. Ведь вообще-то этот трюк был сопряжен для меня с определенным риском.

— Конечно, я тебе благодарен, но не могу в полной мере радоваться победе, если за нее пришлось заплатить такую цену.

— Чушь! — Оборвал собеседника Том. — Победа есть победа, а победителей не судят. Цель оправдывает средства.

Родольфус посмотрел на Реддла, на мгновение задумался, а потом спросил.

— Том, скажи, а тебе всегда было так легко устранять человека со своего пути?

— Нет, не всегда! — Усмехнулся Реддл. — Это только сначала трудно, а потом становится очень даже легко. — Серьезно ответил Том. — Надеюсь, этот урок ты усвоил.

— Да, вполне. Ты прав, Том, Наследник Слизерина!

Колеса алого паровоза Хогвартс-экспресс, возвращавшего студентов в Лондон, мерно стучали по рельсам. За окнами проплывали зеленые луга, иногда виднелись деревни. В этот раз и Том Реддл вместе с большей частью учеников вынужден был расстаться на летние месяцы со школой, хотя на протяжении вот уже нескольких лет слизеринец не покидал ее. Поводом к этому послужил тот факт, что Реддлу уже исполнилось семнадцать лет, и для волшебников он считался совершеннолетним, а через полгода должен был стать таковым и для маглов. Вот и нужно было приехать в приют для оформления всех документов на выпуск из заведения. Истинную причину наследник Слизерина, разумеется, скрыл, Этим летом он планировал осуществить, наконец, свое намерение побывать в деревне Литтл Хэлтон, где жили его родственники и со стороны матери, и со стороны отца. Том знал, что его нигде не ждет теплый прием. Для Мраксов он всего лишь порождение никчемного магла, а для Реддлов — вообще никто, и звать его никак. Однако ему еще только предстояло выяснить все подробности. Если же его предположение о том, что отец бросил мать, и поэтому она оказалась в приюте, соответствует истине, то он отомстит. Отомстит за ее смерть, за годы в приюте, за поношенные мантии. Авада Кедавра — вот удел его папаши-магла. Хотя нет, в Круциатусе он себе тоже не откажет. Едва оказавшись на платформе, Реддл трансгрессировал в Косой переулок. Это был один из самых совершенных способов перемещения, но при этом его разрешалось применять только совершеннолетним магам. Достаточно было взмахнуть волшебной палочкой, повернуться вокруг своей оси на правой ноге и как можно четче представить место назначения, либо назвать его точный адрес, и тогда, если все сделать правильно, там и окажешься. Ну а нет, то можно было не только угодить в неизвестное место, но и потерять в пути руку или ногу. Все однокурсники Тома должны были сдавать экзамен на трангрессию только в следующем году, но для Реддла привычно сделали исключение. По знакомой, мощеной булыжником улице, Том отправился в Гринготтс, где поменял немного волшебных денег на магловские, раз уж направлялся в их мир. День близился к вечеру, на улицах было не так много народу, а редкие прохожие с недоумением оглядывались на видного юношу в весьма странной одежде. Том дошел до ближайшего магазина одежды и приобрел себе пару приличных костюмов и две пары обуви. Потом отправился в приют, прямиком в кабинет директрисы. Миссис Коул не особо изменилась за эти годы, была все такая же худая и деловая. Правда, лицо у нее осунулось от бесконечных забот, и от пристрастия к джину. Но сейчас она была трезва как стеклышко и выглядела очень опрятно. Реддл не имел большого желания разговаривать с маглой, которую презирал от всей своей раздробленной души, но сейчас он хотел кое-чего от нее добиться. Разумеется, проще всего было прибегнуть к заклятию Империус, но Реддл не желал рисковать и привлекать к себе внимание перед посещением Литтл-Хэлтона. Поэтому пустил в ход свою обходительность и приятные манеры, которые были поистине безупречными, когда он того хотел.

— Добрый вечер, миссис Коул! — Спокойным нейтральным тоном поприветствовал Том директора, едва войдя в кабинет.

— Здравствуй, Реддл! Входи! Я получила твое письмо и ждала тебя. Документы для выпуска готовы. Вот, возьми и распишись. — Хоть Том и был взбешен таким пренебрежительным отношением, но никак не показал этого. Миссис Коул тем временем осмотрела его беглым взглядом и была поражена: ее подопечный и раньше был вполне симпатичным подростком, а теперь и вовсе превратился в очень красивого высокого юношу с темными как смоль шелковистыми волосами и снежно белой кожей. Держался он с достоинством, а хороший костюм завершал этот образ. Миссис Коул невольно улыбнулась, когда как следует рассмотрела его с головы до ног.

— У тебя в школе, Том, должно быть, дела идут неплохо. — Заговорила директриса с дружелюбием, которого раньше к воспитаннику никогда не проявляла.

— Вы правы, миссис Коул! — Согласно кивнул Реддл. — За успехи в обучении мне даже назначили неплохую стипендию.

— Это неудивительно, ведь умом тебя Бог не обидел. А если ты еще и научился обуздывать свой нрав и вести себя, как полагается…

— Да, миссис Коул, я воспользовался вашим советом, и он оказался весьма полезен. У меня к вам просьба.

— В самом деле? Что же, я тебя слушаю.

— Официально до моего совершеннолетия на время каникул вы как директор приюта вынуждены заботиться обо мне и нести определенную ответственность. Но, миссис Коул, мне ведь не пять лет, и вообще, разве я похож на воспитанника, которому требуется опека? — С легкой иронией в голосе спросил Реддл.

— Что ты имеешь в виду, Реддл!

— Я уже сказал вам, что мне назначена стипендия, и я вполне могу сам о себе позаботиться. — Многозначительно проговорил Том.

— То есть? — Уточняла миссис Коул.

— Прошу вас разрешить мне просто числиться все это время в приюте, а я бы снял себе какое-нибудь жилье. Вы же в свою очередь, избавились бы от меня.

— Мне нет нужды избавляться от людей, которые не причиняют мне беспокойства… Впрочем, если ты настаиваешь, то не вижу причины отказывать тебе в этой просьбе. Но хотя бы раз или два в неделю ты должен давать о себе знать, появляться в приюте и ночевать в своей комнате. Если это условие тебя устраивает…

— Вполне, миссис Коул! И раз уж мы с вами пришли к соглашению, то в таком случае не стану больше занимать ваше время. Тем более, что оно уже довольно позднее. Доброй ночи!

— Доброй ночи, Том!

Это был один из самых лучших разговоров между директором и Томом за все время их взаимоотношений. Но ради того, чтобы добиться от человека желаемого, Реддл был готов ломать комедию, выражая мнимое уважение какой-то никчемной магле. Ночь он провел в приюте, а утром после завтрака отправился в Литтл Хэнтон. Тот факт, что ему как уже совершеннолетнему волшебнику можно было пользоваться магией вне школы, был как нельзя кстати. Главное условие было только в том, чтобы никто из маглов не увидел волшебства. Трансгрессируя в деревню, он четко произнес в мыслях адрес, потому что не знал, как выглядит Литтл Хэлтон.

Едва ноги Реддла коснулись земли, а сам он огляделся вокруг, то понял, что попал туда, куда нужно было. Прямо перед глазами Тома был указатель с двумя стрелками. Под правой из них надпись гласила “Грэйт Хэлтон”, а под левой — “Литтл Хэлтон”. Реддл пошел по проселочной дороге, по обеим сторонам которой были сплошные зеленые изгороди. Затем дорога повернула влево и круто пошла под уклон, так что перед Томом внезапно открылся вид на раскинувшуюся внизу долину. Там слизеринец увидел деревушку, примостившуюся между холмами. Несомненно, это и был Литтл Хэлтон. Немного в стороне от него можно было рассмотреть церковь и кладбище. В другой стороне долины на склоне холма возвышался красивый дом землевладельца, окруженный обширным бархатисто зеленым газоном и садом. Том был практически уверен, что это и есть дом его отца-магла и какое-то время не мог оторвать от него глаз. Он решил подойти поближе и сперва понаблюдать за его обитателями. Оказавшись рядом с железной оградой, он заметил девушку, которая, спрятавшись за кустом, пристально следила за всем, что происходит в саду. Была она стройная, высокая, с длинными светлыми волосами. Но, применив к ней легилименцию, Том увидел, какая жгучая ненависть горит в ее сердце ко всем трем Реддлам. Узнав об этом, слизеринец испытал настоящий восторг от осознания такой хоть и неожиданной, но крупной удачи. Реддл, не раздумывая, подошел к ней и увидел, как в ее синих глазах вспыхнул злобный огонь.

— Ты! — Прошипела она точно разозленная кошка. Взмах волшебной палочки без всяких слов, и девушка застыла как изваяние, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Успокойся! — Холодно и спокойно заговорил с ней Том. — Я имею не меньше причин ненавидеть их. — Девушка согласно моргнула, поняв, что перед ней не один из ее обидчиков, помолодевший на двадцать лет.

Реддл снял заклинание, и девушка заговорила уже более спокойным голосом, но все равно не могла скрыть своей неприязни к Реддлам.

— Эти негодяи вогнали в гроб мою мать и сделали меня сиротой в десять лет. По их милости я сначала жила в приюте, потом чуть не померла с голоду пока не устроилась в маленькую конторку. Потом стало проще, и конторка теперь моя. А до этого приходилось… — Тут она прикусила губу и слегка покраснела, сообразив, что чуть не сболтнула лишнего. Том лишь слегка улыбнулся, сделав вид, что не слышал последней фразы. Он, разумеется, уже знал, о чем еще она хочет рассказать.

— Виктория, — обратился Реддл к девушке, хотя она и не сообщала ему своего имени. — На твоем месте я бы тоже ненавидел эту семейку. Им, видите ли, приглянулся ваш земельный участок, который твоя мать ни в какую не желала продавать, потому что на здешнем кладбище был похоронен ее любимый супруг и твой отец. Вы жили одиноко, но вполне безбедно благодаря тому, что твоя мать прекрасно знала несколько языков и работала на солидное книжное издательство, сотрудничавшее с заграничными авторами. На службе ее весьма ценили и поэтому разрешили работать на дому и раз в неделю приезжать в Лондон с отчетом о проделанной работе.

Виктория была поражена, откуда этот молодой человек, брошенный сын, как она правильно поняла, ненавистного ей человека, все знает.

— Верю! — Растерянно проговорила девушка. — И когда мать отвергла это довольно выгодное предложение продать землю, Реддлы были очень злы. Правда, они притворились, что смирились с ее решением и больше не будут докучать ей своей просьбой. Однако, от своей цели, которой хотели добиться любым путем, не отступились. Однажды они позвали мать к себе в дом, говоря, что нуждаются в ее услугах переводчика. Она хотела заработать и согласилась. Но в тот же день к нам в дом явился полицейский офицер. Реддлы утверждали, что мама украла у них дорогое кольцо хозяйки, которое та беспечно оставила в холле на камине. Маму обыскали при свидетелях и, конечно же, в кармане платья нашли подложенное кольцо. Ее сразу же взяли под стражу, судили, признали виновной в воровстве и посадили в тюрьму на пять лет. Меня после этого поместили в приют в Лондоне, а Реддлы за сущий бесценок завладели участком. Мать совсем немного не дожила до своего освобождения. В тюрьме она заразилась чахоткой и умерла.

— Ну а ты после общеобразовательной приютской школы помучилась потом с поиском работы?

— Да, и все из-за этих Реддлов, чтоб они все сдохли! — С чувством воскликнула Виктория.

— Обязательно сдохнут! — заверил ее Реддл. — Вот только способ отправить их на тот свет ты выбрала никудышный. Дай-ка мне булавку, что у тебя в руке. — Девушка подчинилась, но на словах стала возражать, в то время как Том лишь усмехался ее словам.

— Она заговоренная. Я все библиотеки перерыла, пока в одной из них не нашла старинное издание по магии. На этой булавке наговор на смерть. Надо только непременно воткнуть ее в косяк дома, где живет жертва.

— Ты веришь в колдовство? — Искренне поинтересовался Реддл.

— Верю! — Не колеблясь ответила Виктория. — Этот план должен сработать. Я все сделала, как было написано.

— Не сработает! — Коротко отрезал Реддл.

-Почему?

— Не дано тебе! — Подумав пару секунд, добавил. — А жаль!

— А тебе, значит, дано? — Заговорила она с легкой обидой.

— Более чем! Скажи лучше, здесь о них будут сильно жалеть, если их не станет? Начнут ли жаловаться? — Расспрашивал Реддл.

— Да ничего подобного! — Воскликнула девушка. — Их здесь никто не любит. Чета Реддлов всегда была такой высокомерной и заносчивой, а их сын Том — еще хуже. Так что голову дам на отсечение, никто тут о них горевать не станет.

— Тем лучше! — злорадно усмехнувшись уголками красиво очерченных губ, воскликнул Реддл довольным тоном.

— Но прежде я бы хотел побывать еще в одном доме. — Задумчиво проговорил Том.

— Не у Мраксов ли? — Этот вопрос звучал, скорее, как утверждение. — Ведь твои родители — Том Реддл и Меропа Мракс, правда?

— Как ты догадалась? — Нахмурился Том. Ему совсем не нравилось, что девица, хоть и магла, обладает острым, как иголка, умом. Реддл даже подумал, не избавиться ли от нее. Но нет! Свою первую Аваду Кедавру он твердо решил испробовать на ком-нибудь из этих троих, своих ненаглядных родственничках. Ну а тут вполне можно будет применить заклинание забвения, когда это будет нужно. А сейчас девчонка может оказаться очень даже полезной ему.

— О, это совсем нетрудно! — Улыбнулась Виктория. — Ты вылитый Том Реддл в молодости. Это первое. Кроме того, люто его ненавидишь, это второе. Третье: лет этак восемнадцать назад здесь произошло такое небывалое событие, которое иной раз и сегодня вспоминают. Том Реддл был помолвлен с Сесилией Вейл, дочерью фермера из соседнего графства, а мать у нее была француженкой. Невеста под стать своему жениху была: красотка, каких мало. Только еще и нравом подобрее. Должна была состояться свадьба, но за неделю до нее Реддл сбежал. Да не один. В другую, видишь ли, по уши втрескался. В дочь самого нищего жителя деревни!

— А это что теперь, порок? Бедность? — Иронично спросил Том.

— Да нет, не порок! Но… Как тебя, кстати, зовут?

— У меня имя и фамилия папаши.

— Да… Не повезло тебе, Том!

— Так что же все-таки произошло дальше? — нетерпеливо спросил Реддл. — Что такого особенного, когда парень вдруг влюбился в другую девушку?

— Ну, Том… — Замялась Виктория. — Это, конечно, твоя мама, но…- Тут в ее глазах мелькнула еще одна догадка. — А ты ведь ее не видел, по крайней мере, в сознательном возрасте, так? — Тихо спросила собеседница Реддла.

— Она умерла, едва я родился, и только успела дать мне имя и фамилию. — Глухо ответил Реддл. Давно он уже на эту тему ни с кем не говорил, но все равно решил не продолжать этого разговора.

— Так что же Меропа Мракс? — Продолжал допытываться Реддл.

— Ну, знаешь, она из себя была такая …э…э… невзрачная…и…

Том молча вытащил из кармана волшебную палочку и взял за подбородок Викторию.

— Легилеменс! — Четко выговорил он.

Глазам Реддла предстала старая деревянная хибара, стены которой заросли мхом, черепица осыпалась, и местами через дыры проглядывали стропила. Вокруг росла высокая крапива, достающая до самых окошек, маленьких и грязных. Неопрятного вида волшебник ругал на чем свет стоит невысокую худую девушку, которая низко опустила голову.

— Ах ты, бездарь, чистое наказание с тобой. Неужели же нельзя было управится с обедом побыстрее? Ты ведьма, в конце концов, или кто? Все лапами норовишь делать! Позор какой для нашего славного чистокровного рода Мраксов, происходящих по прямой линии от самого Салазара Слизерина!

Девушка так и продолжала стоять, в то время как отец ушел в дом. Она, наконец, оторвала взгляд от земли, и Реддл смог ее рассмотреть. На вид девушке было лет восемнадцать, но даже молодость не могла бы украсить ее некрасивое лицо с грубыми чертами. Волосы были блеклыми и безжизненными, а косящие глаза смотрели на мир с поразительной обреченностью. Одета она была в серое грязноватое платье. Меропа тяжело вздохнула и пошла в дом.

Тут Реддл вынырнул из сознания Виктории и увидел в ее глазах восхищение и блеск, какой бывает у человека, когда его осеняет какая-то догадка.

— Значит, она и вправду была колдуньей, раз и ты, как я понимаю, волшебник. Я с самого начала подозревала, когда случайно все это увидела, что не просто так отец ее обозвал “ведьмой”. Иначе как еще можно объяснить, что богатенький красавчик сбежал от своей миловидной невесты с…с…- Тут она снова осеклась.

— Уродиной и оборванкой! — Закончил за нее Реддл, даже без легилименции угадывая очевидные мысли.

— Должно быть, опоила его чем-нибудь! — Рассуждала Виктория. — Вот только почему же он через год один вернулся?

— Так ты покажешь мне дом Мраксов? — Перебил ее Реддл.

— Да хоть сейчас! — С готовностью отвечала девушка. — Пойдем! — И повела Тома по дороге.

Вскоре они вышли из деревни и свернули на узкий проселок, окаймленный высокими и запущенными живыми изгородями. Тропинка была извилистая, вся в рытвинах, она шла под уклон и вела к темной группе деревьев немного ниже по склону. Вскоре они вышли к рощице, старые деревья которой отбрасывали сплошную густую тень. Выбор места для жилья, и то, что обитатель не вырубил деревья, заслонявшие вид на долину — все это казалось довольно странным. Но тут в глубине Том увидел маленькое приземистое строение и сразу узнал хибару Мраксов, которую уже видел в чужих воспоминаниях.

— Ступай теперь! — сказал Реддл своей проводнице. Ночью возвращайся к дому Реддлов. Останешься в высшей степени довольна. — Виктория не стала перечить, пошла назад по тропинке и вскоре исчезла за поворотом.

Реддл же направился к избушке, доставая волшебную палочку. Над порогом на гвозде висела дохлая, повешенная за хвост, змея. Когда он заклинанием открыл дверь, то оказался в маленькой комнате, которая служила сразу и гостиной, и кухней. Из нее можно было пройти в две другие крошечные каморки. С первого взгляда можно было подумать, что тут вообще никто не живет. Грязь и пыль были такие, что невозможно было ни до чего дотронуться и при этом не испачкаться. Потолок был покрыт паутиной, а в пол въелась сажа. Закопченные и давно не мытые горшки стояли на полке рядом с убогой печкой. И над всем этим витал неприятный запах плесени, пыли и затхлости. На столе и под ним вперемешку с кучей бутылок валялись гниющие объедки. Единственный свет давала оплывшая свеча на столе, и рядом с ним сидел на стуле грузный мужчина с густыми, побитыми сединой, свалявшимися волосами и такой же бородой. Во рту у него не хватало нескольких зубов, а маленькие глазки косили, как и у матери, которую он уже видел в воспоминаниях случайной знакомой-маглы. Мужчина вертел в толстых пальцах живую гадюку и, обращаясь к ней, тихонько напевал на змеином языке.

— Змейка, змейка, поиграем, пошипим-ка вместе, не то Морфин осерчает, на двери подвесит!

— Тут он услышал шаги и, подняв голову, вскрикнул, со злобой вытаскивая волшебную палочку и хватая со стола нож.

— Стой!

Реддл произнес это на змеином языке. Мужчина затормозил и врезался в стол, и на пол посыпалась заросшая плесенью посуда. Повисло долгое молчание, гость и хозяин разглядывали друг друга. Нарушил молчание хозяин.

— Ты говоришь на нем?

— Да, я на нем говорю. — Ответил Реддл. — Где Марволо?

Реддл желал воочию убедиться во всем, о чем раньше догадывался.

— Помер, — отвечал хозяин дома. Помер много годков назад, а то как же?

Реддл нахмурился.

— Кто же тогда ты? — Поинтересовался Том, хотя и так уже все понял.

— Морфин, кто же еще?

— Сын Марволо?

— Ясное дело, сын, а я тебя за магла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того магла смахиваешь.

Том опасался, что дядька догадается, кто он.

— Какого магла? — Резко спросил Реддл. — Все его подозрения и догадки окончательно подтверждались.

— Магла, в которого сестра моя втюрилась, он тут в большом доме при дороге живет, — сказал Морфин и плюнул на пол между собой и гостем. — Ты на него здорово похож. На Реддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться. — Морфин цеплялся за край стола, чтобы удержаться на ногах. — Он, понимаешь, вернулся. — Глухо прибавил Морфин.

Реддл пристально глядел на Морфина, пытаясь оценить, на что он способен. Потом спросил со злорадной усмешкой, которая, правда тут же исчезла, уступив место бесстрастному выражению лица.

— Ага, бросил ее и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — Сказал Морфин и снова сплюнул на пол. — Обобрала нас перед тем, как сбежать! Где медальон-то, а, медальон слизеринов, где он? — Реддл не ответил. Морфин снова распалился, взмахнул ножом и закричал.

— Осрамила нас, потаскушка! А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Все уж кончилось, нет, что ли? Все кончилось…

“Так все и есть, как я предполагал!” — пронеслась в голове Тома мысль, мысль, исполненная смеси унижения, горя и злобы.

И тут Морфин замолчал, а в его безумных глазах мелькнули искры понимания, свидетельствующие о том, что два и два эта противная и грязная обезьяна сложить все еще в состоянии.

— Ты ее сын, так что ли? И этого вонючего магла, нет? Ах ты, выродок! — Полилась из его зловонного рта не менее грязная брань. — Жалкий полукровный ублюдок, мерзкое отродье магловской подстилки, вонючей осквернительницы крови! Убирайся отсюда сейчас же, и чтобы ноги твоей больше не было на пороге этого дома, выродок!

Реддл, конечно, не ожидал теплого приема, напротив, такое поведение было вполне предсказуемым. Том скривился от отвращения, явно не желая больше слушать это словоизвержение. Один небрежный взмах тисовой палочки, и палочка дядьки влетела в свободную руку Тома, а еще через миг Морфин словно окаменел от обездвиживающего заклятья. Гадюка, которую он все еще держал в руке, шлепнулась на пол, а со стола с дребезгом и звоном покатились пустые бутылки. Змея раздраженно зашипела.

— Ползи к себе на свободу, да вперед не попадайся! — прошипел ей Реддл. — А с ним я сам сейчас побеседую.

— Спасибо, господин! — Поблагодарила змея и поползла к двери. Том же подошел к неподвижно стоящему Морфину, посмотрел ему в глаза и проговорил.

— Легилеменс!

К домику по тропинке подходил незнакомый полный человек в очках с невероятно тонкими линзами, из-за которых глаза казались крошечными как у крота. Том мгновенно отметил, что волшебник пытается выдавать себя за магла, но, будучи неопытным не особенно преуспел в этом деле. Поэтому любому маглу одежда его показалась бы весьма странной из-за того, что вещи плохо сочетались друг с другом. В данном случае наряд составляли гетры и сюртук, надетый поверх полосатого трико.

Морфин наблюдал за ним, сидя на ветке дерева, а когда человек подошел ближе, спрыгнул прямо перед ним на землю. Человек отскочил назад так быстро, что наступил на фалду сюртука и чуть было не потерял равновесие.

— Вас сюда никто не звал! — Прошипел он на парселтанге.

— Э..э… доброе утро. Я из Министерства магии…

— Вас сюда никто не звал! — Снова послышалось шипение.

— Э…э… прошу прощения… я вас не понимаю! — Явно нервничал незнакомец.

— Морфин нацелил на пришельца волшебную палочку, а еще нож.

— Эй, послушайте…- Начал было волшебник, но было уже поздно.

Что-то громко хлопнуло, и незнакомец растянулся на земле. Он зажимал ладонью нос, между пальцев сочилась мерзкая желтая жижа.

— Морфин! — Послышался новый голос.

Из домика вышел пожилой волшебник, и Реддл понял, что это дед. Но сейчас у него была возможность рассмотреть его получше, чем в воспоминаниях Виктории. У Марволо оказалось довольно странное телосложение: очень широкие плечи и длинные руки. В сочетании с блестящими карими глазами, жесткими короткими волосами и морщинистым лицом они делали его похожим на старую мощную обезьяну. Морфин тем временем давился от хохота, глядя на лежащего на земле человека.

— Из Министерства, значит? — Спросил Марволо, глядя на собеседника сверху вниз.

— Совершенно верно! — Ответил тот сердито, утирая лицо. — А вы, как я понимаю, мистер Мракс?

— Точно, — ответил дед. — Получили по роже, так что ли?

— Он меня ударил! — Возмутился работник из Министерства.

— Надо было предупредить! — Агрессивно откликнулся Мракс. — Это частное владение. Сами вламываетесь без приглашения, а потом удивляетесь, что мой сын пробует защищаться.

— От чего защищаться-то? — буркнул волшебник, поднимаясь с земли.

— От посторонних. Любопытствующих. Маглов и всякой разной дряни.

Гость из Министерства направил волшебную палочку на свой собственный нос, из которого тек желтый гной, и поток сразу же прекратился. Марволо обратился к Морфину на змеином языке, почти не разжимая губ.

— Ступай в дом, не спорь!

Морфин хотел было возразить, но под грозным взглядом отца передумал, вперевалочку зашагал к хибарке и захлопнул за собой дверь, так что змея, которая тогда также висела на ней, уныло закачалась из стороны в сторону.

— А я как раз приехал поговорить с вашим сыном, мистер Мракс. — Сказал посланный из Министерства. — Это ведь был Морфин, верно?

— Ну да, это был Морфин. — Равнодушно ответил дед.

— Вы чистокровный волшебник? — Спросил он с вызовом.

— При чем тут это? — Холодно парировал собеседник.

Марволо уставился пришельцу в лицо и пробормотал явно оскорбительным тоном.

— Если подумать, то я видал такие носы у нас в деревне.

— Не сомневаюсь в этом, если ваш сын и там дает волю рукам. — Сухо отозвался волшебник. — Может быть, продолжим нашу беседу в ломе?

— В доме?

— Да, мистер Мракс. Я уже сказал вам, что приехал поговорить с Морфином. Мы отправили вам сову.

— Нам тут совы ни к чему, — сказал Мракс. — Я никогда не читаю писем.

— В таком случае не жалуйтесь, что гости являются к вам без предупреждения! — Дерзко ответил сотрудник Министерства. — Меня послали к вам по поводу серьезного нарушения магического правопорядка, которое было совершено здесь сегодня рано утром.

— Ладно, ладно! — Заорал Марволо. — Входите в дом, провались он совсем. Входите и подавитесь!

В доме кроме Мраксов Том увидел и свою мать в рваном сером платье такого же цвета, как и каменная стена у нее за спиной. Она что-то помешивала в кипящем горшке и передвигала другие жалкие горшки и сковородки на полке. Взгляд у нее был все такой же обреченный.

— Моя дочь Меропа, — неохотно буркнул Мракс в ответ на вопрошающий взгляд посланца из Министерства.

— Доброе утро! — Сказал он.

Меропа не ответила, испуганно глянула на отца и, повернувшись ко всем спиной, снова принялась переставлять горшки на полке.

— Ну, мистер Мракс, не будем ходить вокруг да около. У нас есть причины предполагать, что ваш сын Морфин этой ночью совершил волшебство в присутствии магла.

Что-то оглушительно грохнуло — это Меропа уронила глиняный горшок.

— А ну, подбери! — Завопил на нее отец. — Правильно, хватай прямо лапами с пола как последнее магловское отродье. Зачем у тебя палочка, бестолочь неповоротливая?

— Мистер Мракс, прошу вас! — Воскликнул пораженный пришелец.

Меропа, уже успевшая поднять горшок, пошла красными пятнами, трясущейся рукой вытащила из кармана волшебную палочку, направила на горшок и едва слышно скороговоркой пролепетала заклинание, от которого горшок полетел через всю комнату, ударился о противоположную стену и раскололся надвое. Морфин залился безумным смехом, а Мракс завизжал.

— Почини его, дылда безмозглая! Почини сейчас же!

Меропа, спотыкаясь, кинулась через всю комнату к осколкам, но служащий из Министерства опередил ее. Он взмахнул палочкой и твердым голосом произнес:

— Репаро!

Горшок мгновенно стал целым. У Мракса был такой вид, будто он сейчас кинется на пришельца, но он удержался. Вместо этого он принялся издеваться над дочерью.

— Твое счастье, что подвернулся добрый дядя из Министерства! Может, я и совсем тебя сбуду с рук, может он не побрезгует женушкой из сквибов поганых…

Ни на кого не глядя, не поблагодарив гостя, Меропа подобрала горшок и дрожащими руками снова поставила его на полку. Потом замерла, прижавшись спиной к стене между замызганным окном и печкой, как будто больше всего на свете ей сейчас хотелось пройти сквозь камень и исчезнуть.

— Мистер Мракс, — снова начал визитер, как я уже сказал, цель моего визита…

— Я и с первого раза все хорошо расслышал! — Огрызнулся Мракс. — И что мне с этого? Морфин проучил вонючего магла, проучил за дело… Дальше-то что?

— Морфин нарушил закон волшебного сообщества! — сурово ответил человек из Министерства.

— Морфин нарушил закон волшебного сообщества! — Кривляясь, передразнил Мракс. Морфин снова зашелся хохотом.

— Проучил маленько распоясавшегося магла, это что теперь, преступление?

— Да, коротко ответил посланник. — Боюсь, что так.

Он извлек из внутреннего кармана сюртука маленький свиток пергамента и развернул его.

— Это что, приговор? — Спросил Мракс, злобно повысив голос.

— Это вызов в Министерство на слушание дела…

— Вызов, вызов! Да кто вы такой, чтобы вызывать куда-то моего сына?

— Я начальник группы обеспечения магического правопорядка. — Ответил маг.

— А мы, по-вашему, так, помои? — Вскричал Мракс, наступая на пришельца и тыча ему в грудь палец с грязным желтым ногтем. — Мелкие шавки, чтобы бегать на задних лапках перед Министерством? Да знаешь ли ты, грязнокровка сопливая, с кем разговариваешь?

— Я полагал, что говорю с мистером Мраксом.

— Это точно! — Загремел Мракс и стал совать под нос собеседнику кольцо с черным камнем, надетое на средний палец.

— Видели это? Видели? Знаете, что это такое? Знаете откуда? Несколько столетий хранилось в нашей семье, вот из какой древности мы ведем свой род и все это время храним чистоту крови! На камне вырезан герб Певереллов! Знаете, сколько мне предлагали за эту вещичку?

Реддл, просматривающий воспоминания, также бросил взгляд еще и на руку своего горе-дядьки и действительно увидел золотое кольцо с черным камнем.

— Все это к делу не относится, мистер Мракс. Ваш сын нарушил…

Мракс взвыл от ярости, бросился к дочери, схватил ее за горло и потащил к собеседнику, держа за золотую цепочку, висевшую у нее на шее.

— Видели вот это! — Заревел он, размахивая тяжелым золотым медальоном, в то время как Меропа, задыхаясь, ловила ртом воздух.

— Вижу, вижу! — Поспешно ответил волшебник.

— Эта вещь принадлежала Салазару Слизерину! — Выкрикнул Марволо. — Салазару Слизерину! — Мы — его единственные потомки из ныне живущих, что вы на это скажете, а?

— Мистер Мракс, ваша дочь! — Воскликнул в тревоге хранитель правопорядка, но Мракс уже выпустил Меропу, она вернулась в свой угол, шатаясь, потирая шею и еле переводя дух.

— Вот! — С торжеством сказал Марволо, как будто только что доказал какую-то необыкновенно сложную мысль. — Не смейте разговаривать с нами, как будто мы грязь на башмаках ваших! Незнамо сколько поколений чистокровных волшебников — вы-то, небось, о себе такого сказать не можете.

— Боюсь, что ни ваши, ни мои предки не имеют никакого отношения к вопросу, о котором идет речь. Я здесь из-за Морфина; Морфина и магла, ставшего жертвой его хулиганской выходки этой ночью. По нашим сведениям, он осуществил по отношению к маглу наговор или заклинание, о которого тот покрылся крайне болезненной сыпью…

Морфин захихикал.

— Потише, мальчишка! -Прошипел Мракс на змеином языке, и Морфин примолк. — Ну и что такого? — С вызовом спросил Мракс. — Надо думать, вы этому маглу морду-то подчистили, да и память заодно…

— Дело совсем не в этом. Мистер Мракс. — Сказал представитель правопорядка. — Произошло ничем неоправданное нападение на беззащитного…

— Вот я сразу так и почуял, что вы любитель маглов, — хмыкнул Мракс и сплюнул на пол.

— Эти разговоры никуда не ведут. По поведению вашего сына ясно, что он нисколько не раскаивается в своих поступках. Морфин должен явиться четырнадцатого сентября на слушание дела по обвинению в колдовстве, осуществленного в присутствии магла, с причинением ущерба и неудобств вышеупомянутому маглу…

Тут через открытое окно до них донеслось звяканье сбруи, конский топот и звонкие веселые голоса. По-видимому, дорога в деревню, петляя, проходила совсем близко от рощицы, где стоял дом. Мракс застыл на месте, прислушиваясь, с расширенными глазами. Морфин зашипел и с кровожадным выражением повернулся на звук. Меропа подняла голову, и лицо у нее было совершенно белое.

— Боже, просто больно смотреть на эту лачугу. — Послышался звонкий женский голос. Он звучал так отчетливо, как будто девушка стояла в комнате. — Неужели твой отец не может распорядиться, чтобы ее снесли, Том?

— Она нам не принадлежит, — ответил голос молодого человека. — На той стороне долины все наше, но этот дом принадлежит старому бездельнику Мраксу и его детям. Сын абсолютно ненормальный, послушала бы ты, что о нем рассказывают в деревне…

Девушка рассмеялась. Звяканье и топот становились все громче, все ближе. Морфин приподнялся, словно хотел выбраться из кресла.

— Сиди на месте! — Предостерегающе произнес его отец на змеином языке.

— Том, — снова раздался голос девушки, на это раз совсем рядом. — Может быть я ошибаюсь, но, по-моему, там кто-то прибил к двери змею.

— Господи, так и есть! — Воскликнул мужской голос. — Это, должно быть, сын, я тебе говорил, что он не в себе. Не смотри туда, Сесилия, любимая.

— Звон и топот снова начали стихать.

— “Любимая”, — прошептал Морфин на змеином языке, глядя на сестру. — Слышишь, он назвал ее “любимая”. Все равно он не будет твоим.

Меропа побелела как полотно и, казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

— Что такое? — Сурово спросил Марволо тоже на змеином языке, переводя взгляд с сына на дочь и обратно. — Что ты сказал, Морфин?

— Она заглядывается на этого магла, — прошипел Морфин, злобно уставившись на сестру, вид у которой теперь был испуганный. — Вечно торчит в саду, когда он проезжает мимо, пялится на него через ограду, так, что ли? А нынче ночью…

Меропа умоляюще замотала головой, но Морфин безжалостно продолжал.

— Высунулась в окошко, все поджидала, когда он поедет домой, так, что ли?

— Высунулась в окошко посмотреть на магла? — Тихо переспросил Мракс.

Все трое совершенно забыли о визитере из Министерства, который раздраженно и озадаченно смотрел на них, ведь он не понимал шипящих и скрежещущих звуков парселтанга.

— Это правда? — Страшным голосом спросил Мракс, делая шаг или два к насмерть перепуганной девушке. — Моя дочь, чистокровная волшебница из потомков Салазара Слизерина по прямой линии мечтает о мерзком грязном магле?

— Меропа отчаянно затрясла головой, вжимаясь в стену. Говорить она, похоже, не могла.

— Ну да я его достал, отец! — Хрипло засмеялся Морфин. — Подловил, когда он проезжал мимо. Не такой он был красавчик, когда покрылся сыпью, а, Меропа?

— Ах ты, гнусная бездарь, сквиб несчастная, вонючая осквернительница крови! — Заревел Марволо, окончательно теряя контроль и хватая дочь за горло.

— Не смейте! — Страж порядка поднял волшебную палочку и выкрикнул.

— Релашио!

Марволо отбросило прочь, он полетел на стул и шлепнулся навзничь. Разъяренный Морфин выскочил из кресла и кинулся на человека из Министерства, размахивая своим ножом и выстреливая заклятьями из волшебной палочки. Волшебник бросился наутек, прикрывая голову. Меропа лежала в обмороке на полу. Через несколько минут работник из охраны правопорядка вернулся с подкреплением. Морфин и Марволо пытались оказать сопротивление, но их одолели и забрали из дома.

Реддл, наконец, вынырнул из сознания дядьки. Бледное лицо Тома горело от гнева, а темные глаза метали молнии. Он сейчас люто ненавидел и деда, и дядю за то, что гнобили мать. Тут не только в магла — в тролля втюришься, лишь бы сбежать от такой беспросветной жизни. Но и на Меропу он был несказанно зол: ну неужели нельзя было хоть как-то постоять за себя! Ну была же у нее волшебная палочка, в конце концов! Он в приюте и без палочки давал отпор и мстил за обиды. Не такая уж она и сквибка была, раз сумела как-то очаровать этого магла. Империус? Приворотное зелье? Иначе папаша ни за что не сбежал бы с ней! Неужели не нашлось другого способа нормально жить, кроме как брак с никчемным маглом? Видимо, и в самом деле втюрилась в него по уши. А он потом ее беременную бросил!

“Ну ничего!”- лихорадочно размышлял Реддл. — “Он за это дорого заплатит, вместе с дядькой!” — Том бросил мимолетный взгляд на все еще неподвижно лежащего Морфина. И тут он замер, так как в голову ему пришла мысль: из Морфина получится прекрасный козел отпущения или громоотвод. В конце концов, нужно же обеспечить себе алиби в убийстве папаши. Достаточно совсем немного поработать с памятью дядюшки. Пусть в Азкабане искупит всю вину пред ним и матерью!

Тут Реддл снова взмахнул палочкой, и из нее потянулись веревки, которые туго связали Морфина, а потом во рту у него оказался кляп, так что можно быть спокойным: никуда дядюшка до его прихода не денется. Затем Том направился к выходу из лачуги, не забыв прихватить и волшебную палочку Морфина. Когда Реддл вышел из-под сени густых деревьев, окружающих домик, и ноги его ступили на дорогу, то он увидел, что день уже клонится к вечеру.

В деревне Литтл Хэлтон был уже вечер. Самый обычный, ничем не примечательный летний вечер, правда, теплый и приятный, но весьма похожий на многие другие тихие деревенские вечера. Те жители, который работали у богатого плантатора Тома Реддла, уже закончили свой трудовой день и как ни в чем не бывало возвращались с его полей. Кто-то вышел на прогулку, а некоторые заседали в местном кабачке. Никому было невдомек, что сегодня произойдет невероятное и очень странное событие, о котором еще долго будут помнить, судачить и рассказывать любому любопытному приезжему, пожелавшему слушать. Правда, откроется жителям это необыкновенное происшествие лишь на следующее утро.

Тем временем Том Марволо Реддл, скрытый от любопытных глаз дезилюминационным заклинанием, быстро шел в направлении высокого холма, на котором стоял дом, самый большой и красивый во всей деревне. Было очевидно, что особняк спроектирован талантливым архитектором в стиле строгого классицизма. Передний фасад украшали круглые колонны, а само здание, покрытое свежей белоснежной краской, словно царило над всей округой. Дом этот принадлежал семье Реддлов.

Приближаясь к цели, Том невольно ускорил шаг и уже через несколько минут достиг кованой чугунной ограды, украшенной затейливыми завитками и узорами. Юноша достал волшебную палочку, направил ее на закрытые ворота, и те сами собой раскрылись, пропуская его в ухоженный сад, за которым, по всей видимости тщательно следил знающий свое дело садовник. Кусты были подстрижены, стволы деревьев покрыты известкой от вредителей, а трава выкошена. Одним словом, гулять по здешним гравийным дорожкам было одно удовольствие. Однако, вся эта красивая картина: и белый дом, стены которого закат ненадолго окрасил в розовое золото, и чудесный сад, и резная ограда — все будило в душе Тома страшную убийственную ярость. Ему сразу невольно вспомнилось серое здание лондонского приюта, где юноша провел первые одиннадцать лет своей жизни. Слишком уж ярким был контраст между тем невзрачным домом с маленьким двориком с убогой оградой и вот этим, что был сейчас перед его глазами. Быстро миновав сад, Том Марволо нетерпеливо поднялся на широкое крыльцо, открыл парадную дверь тем же способом, что и ограду и никем незамеченный прошел в дом.

Холл оказался весьма просторным и светлым. На потолке висела большая хрустальная люстра, а пол был выложен самым лучшим, до блеска начищенным паркетом. До слуха Тома донеслись голоса из гостиной, и младший Реддл устремился туда. Он тихо и незаметно для сидящих в помещении двух мужчин вошел внутрь; шаги юноши заглушались мягким толстым ковром. Стены гостиной украшали портреты разных поколений Реддлов, а сама большая комната была обставлена дорогой мебелью из красного дерева. Но чем больше подробностей в изысканной обстановке отмечали глаза Тома, тем сильнее и сильнее разгорался в нем костер бешеной злобы, которую он с трудом до времени обуздывал в себе, слушая непринужденный разговор двух джентльменов. Один из них был пожилой, а второй средних лет. Сходство во внешности, однако, позволило безошибочно определить в них отца и сына. Оба были одеты с иголочки в идеально сидящие на них костюмы. Том без труда понял, что видит перед собой отца и деда.

— Отец, скоро ли спуститься матушка? — Почтительно, однако холодно и с легким раздражением осведомился Том Реддл. — Я уже не прочь поужинать.

— Сын мой, ну ты же прекрасно понимаешь, что даме требуется куда больше времени, чтобы переодеться к ужину, чем нам с тобой. Тем более, что твоя мама та еще модница. Правда, в деревне ей наряжаться особо не для кого. Вот и занимается этим в обычные дни для нас с тобой.

Тут на лестничной клетке второго этажа показалась пожилая женщина и стала спускаться. Ее совсем немного поседевшие волосы были убраны в высокую прическу, сама она одела элегантное темно-синее шелковое платье с рукавами, которые лишь на четверть обнажали ее руки, а вырез никак нельзя было назвать глубоким. Похоже, у дамы действительно был хороший вкус и развито чувство меры в одежде. Лицо ее, как, впрочем, и руки, было белым и холеным. Из украшений — бриллиантовый гарнитур, серьги и кольцо. Едва хозяйка дома спустилась в гостиную, как в комнату вошла, почтительно поклонившись, молоденькая служанка в темно-сером платье, поверх которого был надет белый фартук.

— Сударыня, ужин готов. Все, как вы велели: французский луковый суп, тушеное мясо, а на десерт мороженое с фруктами. Прикажете подавать?

— Спасибо, Элла! — Небрежным тоном отвечала миссис Реддл. — Накрой на стол и можешь идти домой. Сегодня я больше тебя не задерживаю, а завтра утром будь здесь в обычное время.

— Хорошо, миссис Реддл. — Последовал ответ, и девушка вышла.

Если Том думал, что ненависть, которую он испытывал к отцу, когда узнал о его поступке, в тот момент достигла своего максимума, то жестоко ошибался. Разница между ней и тем чувством, которое обуревало его сейчас, была такой же, как между настоящим пламенем и нарисованным. На какое-то время он даже утратил дар речи и движения, словно бы к нему применили одновременно заклятие немоты и оглушения. Теперь он уже не сомневался, что применит к человеку смертельное проклятье правильно, ибо ничего за все эти годы не желал сильнее, чем уничтожить этих людишек, которые жили в великолепном особняке, переодевались к ужину, ели разные лакомства и наслаждались жизнью, выкинув сына и внука из своей жизни как шелудивую собаку. Впрочем, сыном и внуком Том им становится не собирался. Они были ему чужими и потому, что сами отказались от него, и потому, что принадлежали к совершенно другому миру, на его взгляд, миру в высшей степени примитивному и пошлому, в самый раз для таких ничтожеств. И тем не менее, эти самые ничтожества много лет жили припеваючи, в то время как он, бывало, ел впроголодь, был вынужден донашивать чужие обноски, не имел своего родного дома и терпел унижения.

Вдруг перед троими хозяевами особняка прямо из воздуха появился молодой человек в странной одежде, темно-серые глаза которого метали багровые молнии. В этих глазах были и неодолимая жажда мести, и свирепая злоба, и ядовитая ненависть, но пощады не нашлось ни капли. Реддлы замерли от удивления и ужаса, ибо не надо было быть легилиментом, чтобы увидеть в этих страшных взглядах свою смерть. Все они мгновенно поняли, кто сейчас стоит перед ними. Том Реддл старший прекрасно помнил, как расстался с ненавистной ему женщиной, которая все же носила его ребенка.

— Это он! — Обреченно взглянув на родителей, тихо пролепетал отец Тома.

— Узнал, да? — Злорадно усмехнулся волшебник. — Хотя мы с тобой, папаша, никогда раньше не встречались.

— Господи, Том, как же он похож на тебя в юности! — Невольно воскликнула миссис Реддл.

— Мама так хотела! — Многозначительно отвечал маг. — И имя с фамилией дала мне твои, ублюдок! Ах, да! — С издевкой спохватился Том. Реддлы побледнели. — Я ведь забыл представиться. Том Марволо Реддл, студент уже седьмого курса школы чародейства и волшебства “Хогвартс”. Ее последнее желание перед смертью через час после родов было, чтобы я стал похожим на тебя. И оно, видимо, исполнилось. Смотри!

Том взмахнул волшебной палочкой Морфина, два раза от души выкрикнул: “Авада Кедавра”. Гостиная осветилась двумя всполохами яркого зеленого света, и через миг чета Реддлов лежала на полу без малейших признаков жизни.

— Что ты наделал, мерзавец?! — В ужасе закричал отец Тома.

— Кто бы говорил! От мерзавца и слышу! Ведь ты же убил мою мать, лишил меня родителей, не так ли? Ну а я жажду отплатить тебе тем же, мой дорогой несостоявшийся папаша!

— Тебя за это посадят! — Попробовал было пригрозить Реддл старший.

— Сомневаюсь! — Усмехался сын. — Даже мракоборцы из Отдела магического правопорядка мне ничего не сделают, а уж примитивная магловская полиция тем более бессильна, мой дорогой женоубийца. Ты ведь тоже столько лет избегал возмездия!

— Она сама во всем виновата, мерзкая колдунья! Если бы я только знал, кто она такая — за километр бы стороной обходил! А после того, как ее гадкие штучки перестали действовать на меня, эта глупая уродина возомнила, что удержит меня своим пузом! Да любому нормальному мужчине на нее смотреть противно!

— Хотел бы я знать, что у вас произошло, папаша! — Шелковым голосом, в котором особенно сильно слышалась ненависть, заговорил Том. — Нет-нет! Можешь не утруждать себя рассказом! — Остановил он отца, видя, что тот открыл было рот в безумной надежде оправдаться. — Я сам посмотрю. Легилеменс!

Меропа Реддл стоит посередине просторной гостиной, опустив голову. Из ее косящих и покрасневших глаз ручьем текут слезы, а руки нервно теребят подол свободного платья, которое все равно не скрывает ее круглый живот.

— Том, постой! Куда ты? — Плакала волшебница.

— Куда угодно, лишь бы подальше от такой дряни как ты!

— Том, я ведь это не со зла. Хотела как лучше! — Пыталась оправдаться женщина, но натыкалась на ледяную жестокость в глазах мужа, словно на каменную стену.

— И у тебя, гадкая колдунья, еще хватает наглости так говорить! — Гневно вскричал Том. — После того, как столько времени давала мне свое пойло! Да без него я бы ни за что не связался с такой уродиной и оборванкой. — Молодой мужчина брезгливо скривил губы. Он бросил на диван чемодан и торопливо доставал из шкафа свои вещи. — Но теперь этому пришел конец. Между нами все кончено, ясно?

— Но у нас же будет ребенок, Том! — С мольбой просила Меропа. — Если ты захочешь, я больше никогда-никогда не буду творить волшебство, не возьмусь за палочку. — Она уже окончательно убедилась, что муж так по-настоящему и не полюбил ее, и теперь все ее надежды удержать любимого были связаны с ребенком.

— А ты еще и дура, как я посмотрю, если рассчитываешь так остаться со мной! — С издевкой сказал Реддл старший. — У тебя. У тебя, а не у нас будет ребенок! Я не собираюсь воспитывать неизвестно какого ведьмовского недоноска под стать твоему ненормальному брату. Я не желал быть с тобой и не хочу его.

— Нет, пожалуйста! Я не знаю, что мне делать! Отец и брат меня не примут, а работать повашему я не умею.

— Да мне плевать, что с тобой будет, мразь!

Меропа на несколько секунд замолчала, видимо, пытаясь смириться с неизбежным. Наконец, женщина заговорила, и слова давались ей с трудом, а голос дрожал.

— Хорошо, Том. Если такое твое решение, то я приму его и больше тебя не потревожу. Я все равно люблю тебя и поэтому больше не хотела использовать любовное зелье, чтобы быть с тобой. Я все же надеялась, что ты полюбил меня по-настоящему или останешься хотя бы ради ребенка, однако ошиблась. Но, Том, помоги мне хотя бы встать на ноги, нормально родить и научиться какому-нибудь вашему делу. Это тебе и твоей семье будет нетрудно сделать, ведь вы же богаты.

— Не имею ни малейшего желания устраивать твою судьбу, ведьма. Захочешь жить, как-нибудь выкрутишься, а нет — туда тебе и дорога. Но от меня тебе не видать ни пенса!

С этими словами он быстро застегнул чемодан, который упаковывал во время разговора, и стремительно вышел из комнаты, оставляя нелюбимую, однако беременную от него женщину. Ушел, не оглядываясь и не удостаивая Меропу даже взгляда.

“…Ночь. Понедельник.

Очертанья столицы во мгле.

Сочинил же какой-то бездельник,

Что бывает любовь на земле.”

А. Ахматова

Том, наконец, прекратил просматривать воспоминания отца, вынырнув из его сознания. Реддл старший не сводил взгляда с волшебной палочки, так как имел возможность воочию убедиться, что можно творить с помощью этой невзрачной на вид деревяшки. От внимания сына это, конечно, не ускользнуло.

— Боишься, да? — Со злорадной мстительностью прошипел Том. — Теперь понял, что это ты, мерзкий магл, был недостоин целовать пол, по которому ходила моя мать — чистокровная волшебница из древнейшего рода, прямых потомков самого Салазара Слизерина. Хотя такому ничтожеству, как ты, это имя ни о чем не говорит. А между тем, благородная волшебница в мучениях умерла от воспаления легких, когда оказалась на улице среди зимы и едва добрела до магловского приюта. Перед смертью она успела только дать мне твое поганое имя. — По мере того, как Том говорил, желание мести и ярость разгорались в нем все сильнее и сильнее. — Нет! — Запальчиво вскрикнул он, сверкнув гневными, налитыми кровью глазами. — Легкой смерти, простого проклятья ты не заслуживаешь!

— Круцио! — Яростно закричал он

Старший Реддл у ног Тома извивался от непереносимой боли, отчаянно голося, сбивая ковер и царапая ногтями паркетный пол. Юноше эта месть, вид неимоверных мук доставлял наслаждение и какое-то злорадное удовлетворение. А между тем пыточное, как и смертельное проклятье, не оставляло никаких следов, по крайней мере для неволшебников. Когда жертва лишилась чувств, Том просто плеснул в лицо водой, которая полилась из волшебной палочки, а потом снова начал пытку. Однако всему приходит конец, и сыну, в жестокости своей превзошедшему отца, наскучили однообразные крики и душераздирающие вопли. “Авада Кедавра” на миг осветила лицо старшего Реддла зеленым светом, всколыхнула на его голове черные волосы и мгновенно убила несчастного, который уже начал мечтать о смерти, лишь бы прекратилась эта мука, пусть даже такой ценой.

Через секунду тишина в комнате нарушалась только частым дыханием Тома, который с волшебной палочкой в руке стоял над тремя мертвыми телами. Со времени смерти плаксы Миртл прошел едва ли год, а Реддл уже снова убил. И если после гибели Миртл Том какое-то время испытывал сожаление, отчасти вызванное страхом, что закроют Хогвартс, то сейчас у него и в мыслях не было о чем-либо жалеть. Убийство ученицы было непредумышленным, можно даже сказать, несчастным случаем, тогда как столь безжалостную расправу над родным отцом он замышлял давно и тщательно спланировал. Страшные почти необратимые вещи происходили в этой ожесточенной и уже раздробленной душе. Том не чувствовал ни капли раскаяния в этом тройном убийстве, и даже не искал его. В этот день даже не одна, а сразу три Авады Кедавры вылетели из волшебной палочки, отобранной у Морфина. Из головы у него не шла сцена расставания родителей и последующий предсмертный поступок матери, когда ее последними словами стала просьба назвать сына в честь отца. “Как можно было так поступить после всего, что папаша сделал с ней?” — Не прекращал задавать он себе один и тот же вопрос.

С этими мыслями Том отправился в приют, бесцеремонно вошел в кабинет перепуганной миссис Коул и, не говоря ни слова, применил к ней легилименцию. Холодная новогодняя ночь, в которую ему суждено было родиться, и сцена смерти матери предстали перед ним с необычайной ясностью. Директриса дрожала от страха, понимая, что сейчас ее жизнь висит на волоске. Том и вправду прикидывал, не произнести ли смертельное проклятье или ограничиться одним Круциатусом. Однако решил, что на сегодня, пожалуй, смертей с него достаточно.

— Вы и вправду тогда спасли меня, миссис Коул! — Приторным учтивым тоном, в котором от этого еще сильнее чувствовалась издевка, сказал Том. — Да и зла в общем-то не желали, полагая, что действуете мне во благо. И маме пытались помочь, хоть вам это и не удалось. За это я пощажу вас и не убью! Однако, заплатить за ваше обращение со мной вам придется!

— Круцио! — Директриса упала на пол и стала корчится от боли, заходясь истошным криком, который, однако, не проникал за пределы защитной сферы. Несколько минут спустя Том снял проклятье, развернулся и, не говоря ни слова, отправился в свою каморку, оставив миссис Коул лежать на полу. У женщины только и хватило сил облегченно вздохнуть, глядя вслед уходящему мучителю.

У себя в комнате Том снова погрузился в напряженные размышления, потому, как сильное неизгладимое впечатление произвели на него воспоминания отца и директрисы. Страшное горькое разочарование овладело семнадцатилетним парнем.

“Мать сказала, что любит папашу и больше никогда не станет колдовать.” — думал он. “Неужели любовь толкнула ее на такое безумство, заставила отказаться от борьбы за свою жизнь и за жизнь еще неродившегося ребенка?” Вспомнился ему и разговор с профессором Дамблдором после экзамена по ЗОТИ, и горькая усмешка искривила его губы. “Ложь!” — Слетело с них одно слово. А еще находятся глупцы или лицемеры, которые утверждают, что любовь побеждает смерть. Какой обман! Лживая сказочка для простачков, готовых поверить во всякие небылицы! Не побеждает смерть эта зараза, а напротив, губит тех, кто стал ее жертвой. Лучше и безопаснее всего бежать от этой чумы как можно дальше. И тут Том расхохотался страшным и холодным смехом. Он вспомнил, что мать напоила этого глупого магла, его папашу, амортенцией, а действие, которое это зелье оказывало на рожденных в подобном союзе детей, было известно. Любого другого человека откровение о том, что ему никогда не суждено будет полюбить, повергло бы в ужас. Но только не Тома, который теперь брезговал даже произнести это слово. Он, напротив, усмотрел в этом для себя небывалое благо.

За окном уже была ночь, хоть и короткая, летняя, однако, темная и такая туманная, что нельзя было различить здания, что стояли через дорогу. И также как густой туман растворялся во мраке, так и в сердце Тома воцарилось глубокое отвращение к пресловутой любви, ничтожному папаше и даже к имени, которое он получил от этого магла. Даже раньше, когда еще он не знал о своем происхождении, то инстинктивно не любил свое имя, а теперь тем более не хотел носить его. В воздухе стали одна за другой появляться начертанные волшебной палочкой огненные буквы.

“Том Марволо Реддл (Tom Marvolo Riddle)”

Юноша сосредоточил взгляд на той части имени, что не была ему так ненавистна. Его концовка, слог “ло”, сливался с началом фамилии, образуя слово “лорд (I’m lord)”. “Я лорд!” — Усмехнулся Реддл. — “Что же, звучит неплохо, во всяком случае лучше, чем ублюдок и недоносок, коим стал после рождения хоть для волшебников, хоть для маглов. И что же за лорд? Это интересно!” Конец фамилии и средний слог образовывали “Вол де (Vol de)” — “воспаривший, победивший”. “Кого победивший?” — С воодушевлением вопрошал себя Том. — “Я хотел победить последнего врага — саму смерть! И ведь сделал это, создал крестраж!” Том снова всмотрелся в оставшиеся слова и слоги “Том Мар (Tom Mar)” и вдруг не удержался от короткого вскрика, настолько сильный испытал восторг: из оставшихся букв как раз можно было сложить слово “смерть (mort)”. Так “Том Марволо Реддл (Tom Marvolo Riddle)” при перестановке слогов и букв преобразовалось в анаграмму “Лорд Волдеморт (I’m lord Voldemort).” И это вновь созданное имя казалось Тому куда благозвучнее, отражало суть того, кто собрался носить его, и несравненно лучше подходило наследнику самого Салазара Слизерина. Теперь юноша был уверен, что об этом имени узнает весь мир, волшебники и маглы. Оно будет исполнено величия и славы, а никчемные людишки, грязнокровки и простецы, будут бояться даже произнести его. Теперь лицо Тома исказилось от страшной, так уродующей его радости, а глаза полыхали багрецом от злобы.

“Лорд Волдеморт — мое прошлое, настоящее и будущее!” — проговорил он холодным жестким и властным голосом. И никто пока еще не знал, что в эту темную туманную ночь вместо эгоистичного, гордого и мстительного Тома Реддла, трепетавшего от страха перед смертью и разуверившемся в самом светлом из доступных человеку чувств, появился на свет коварный, жестокий и не знающий жалости лорд Волдеморт.

Вскоре Реддл встал с кровати в своей каморке и вернулся в Литтл Хэлтон в дом Мраксов. Морфин, связанный и с кляпом во рту, все также беспомощно лежал на полу.

— Обливиэйт! — Не колеблясь, проговорил Том заклинание, и все воспоминания сегодняшнего вечера стерлись из памяти дяди. Реддл снова стал делать замысловатые движения палочкой, извлекая из своего мозга серебристую субстанцию воспоминаний и с небывалым мастерством, доступным очень и очень немногим волшебникам, стал вкладывать их в голову Морфина так, что он бы воспринял их как свои собственные. Естественно, Реддл не забыл и немного подкорректировать их, убрав все лишние слова. В общем, выходило так, что Морфин заявился в дом к Реддлам и расквитался с ними за свое и отцово заключение в Азкабане, а также за позор семьи, который учинила спутавшаяся с их сыном сестра. Закончив работать с памятью дяди и обеспечив себе полное алиби перед мракоборцами, Том оставил волшебную палочку Морфина и вышел из хибары. Не забыл он по своему обыкновению прихватить и трофей — золотое кольцо с большим темным камнем, тем более, что эту семейную реликвию он считал своей по праву. Том теперь досконально знал всю историю своего рождения, и только один вопрос не давал ему покоя: где медальон Салазара Слизерина? В хибаре его не нашлось. Можно было предположить, что мать действительно сбежала вместе с ним. Однако, в воспоминаниях миссис Коул, которая вместе с Доброделовым принимала у Меропы роды, никакого медальона не было. Такая драгоценная вещь на шее у нищенки непременно привлекла бы их внимание. И почему, обладая ею, мать оказалась в такой отчаянной нужде? Ведь продав его, она могла бы безбедно жить на одни проценты с вырученных за него денег. Вещь, принадлежавшая самому Салазару Слизерину, одному из основателей Хогвартса, была не просто драгоценным украшением, но и ценным историческим артефактом, и потому могла стоить целое состояние. Но тут оставалось только гадать и строить бесконечное количество версий. Естественно, Реддл и не стал понапрасну трудиться над разрешением этой задачи с одними неизвестными.

Размышляя таким образом, он вернулся к дому Реддлов, где его должна была дожидаться Виктория. Когда Том подошел ближе к ограде, то в самом деле заметил рядом с ней женскую фигуру, укутанную в плащ и с капюшоном на голове.

— Пришла все-таки? — Довольно констатировал Реддл. Нужно было подчистить память этой маглы (потому и велел ей вернуться), раз уж убивать ее он не собирался. Но сделать это можно и чуть позже, а пока что Том с любопытством рассматривал ее. — Давно ждешь?

— Давно! — Отозвалась она. — Почти два часа! — В голосе ее не было ни капли злости или обиды.

— А ты умеешь быть терпеливой! — Заметил Реддл.

— Я ждала много лет, так что два часа для меня ничего не значат.

— Ну, конечно, тем более что я обещал оставить тебя довольной.

— Умеющий ждать да получит все!

— Лучше и не скажешь! — Проговорил Реддл, открывая волшебной палочкой дверь. — Прошу! — Том пропустил вперед свою спутницу, а потом и сам вошел внутрь.

Они прошли сквозь темный холл в гостиную, и Реддл наколдовал несколько волшебных шаров, от которых стало светло как днем. Затем от одного взмаха волшебной палочки на окнах появились светонепроницаемые шторы. На полу неподвижно лежали три мертвых тела в тех позах, в которых их застала неожиданная мгновенная смерть. Неволшебникам невозможно было понять ее природу и выяснить причины, и только ужас, застывший в глазах этих людей, говорил о необыкновенном страхе, который испытали они за мгновение до своей кончины. Виктория, пока Реддл колдовал, не могла оторвать восхищенного взгляда от волшебной палочки, но, когда взгляд ее упал на покойников, к восхищению примешался еще и ужас от того, каких дел можно натворить этой штуковиной. Но уже спустя миг ее глаза загорелись злорадным огнем и мрачным торжеством от осознания свершившегося мщения. Темно-серые глаза Реддла излучали тоже самое, и в этом колдун и магла были сейчас невероятно похожи.

Наконец, Виктория отошла в сторону и сняла длинный просторный плащ с капюшоном, и под ним оказалось изящное черное вечернее платье, выгодно подчеркивающее ее стройную фигуру. Длинные светлые волосы красивой волной спускались на спину, а кокетливые туфельки довершали образ. Взглянув на Реддла, она поняла, что юноша по достоинству оценил ее старания и вкус.

— У меня сегодня праздник! — Довольно сказала Виктория. — Праздник свершившегося мщения. — Чуть помолчав, пояснила она.

— У меня тоже! — Усмехнулся Реддл. — Может, тогда поужинаем вместе?

— Само собой! Почему нет? — Улыбнулась девушка.

На полностью сервированном столе все еще лежали приборы, на тарелках была остывшая еда, к которой Реддлы так и не успели притронуться. Том подошел к столу, сделал несколько взмахов волшебной палочкой, и все блюда снова стали горячими и как будто вот только сейчас приготовленными. Подумав секунду, он наколдовал и бутылку вина.

— Прошу к столу! — Церемонно пригласил он Викторию.

— Что, прямо здесь? — Изумленно спросила она, глядя на мертвецов.

— Именно, именно здесь! — Твердо отвечал Реддл, отодвигая своей даме стул, и та покорно села.

Том тем временем тоже привел свой костюм в порядок, откупорил бутылку красного вина и, налив в фужеры, с усмешкой сказал.

— За Реддлов! — И стал пить.

Виктория, которая уже тоже было поднесла фужер к губам, поперхнулась вином и поставила его обратно на стол.

— В чем дело? — Насторожился Реддл, а в тоне его сквозило легкое недовольство.

— Но ведь за смерть все-таки не пьют… — Неуверенно сказала она.

— Слушай, что я тебе скажу, красотка! — Несколько фамильярно отозвался он. — За смерть врагов пьют! С радостью! — На тонких губах Тома играла злая глумливая усмешка, от которой точеные черты неприятно скривились. А то обстоятельство, что эти губы были еще и темно-бордовыми от вина, делало его сильно похожим на вампира. — Посмотри, оно же красное, как и их кровь! — Виктория передернулась от этих слов, но делать было нечего. Зато, когда по венам вместе с вином потекли тепло и нега, то она расслабилась, шаловливо улыбнулась и сочла эту задумку за вполне удачную идею. Наконец, когда оба уже немного поели, то Виктория в свою очередь отпустила ту еще шуточку в том же ключе.

— У кого ты только всего этого понабрался? Я имею в виду ненависть.

— Были учителя! — Резко ответил Том. — А у тебя разве нет?

— А ты знаешь, Том, если уж ты изволил выпить крови, то съесть захочешь саму смерть! Как ты полагаешь?

Слова девушки вызвали у Реддла совсем неожиданную для нее реакцию. Вместо того, чтобы, как она полагала, рассмеяться, по достоинству оценив шутку, он вдруг замер и даже перестал есть. Было ясно, что в голову ему пришла какая-то мысль, очень для него важная. Сам же он напрочь позабыл о собеседнице.

— Том? — Тихо заговорила она. — С тобой все в порядке?

— А? Да, вполне! — Сказал он как ни в чем не бывало. — Именно, именно смерть и нужно съесть раз и навсегда! — Загадочно произнес Реддл.

Девушка, услышав эти слова, сначала чуть смутилась, а потом рассмеялась. Между тем, странный ужин рядом с тремя мертвецами продолжался. Бутылка почти опустела, и на Реддла, который до этого привык пить разве что сливочное пиво в Хогсмиде, вино подействовало в полной мере, сделав его несколько развязнее и смелее рядом с женщиной, что сидела с ним за одним столом. Он вдруг отметил про себя, какие у нее блестящие волнистые волосы и шелковистая кожа, и ему захотелось прикоснуться к ней. Том взмахнул тисовой палочкой, и из стен раздались звуки вальса. Он встал и протянул Виктории руку, на что она немедленно поднялась со стула, широко улыбаясь, словно этого и ждала. Реддл ощутил приятное тепло, исходящее от ее тела, и прижал к себе несколько теснее, чем позволял этикет. Виктория не сопротивлялась, напротив, была очень даже податливой. Том вдохнул аромат духов, струящийся от ее волос, а глаза беззастенчиво, не отрываясь, смотрели в вырез платья с глубоким декольте. Он и правда чувствовал себя пьяным, но уже не от вина и даже не от мщения. Когда же горячие губы Виктории прильнули к его холодным, Реддл окончательно капитулировал. Водя чуть дрожащими руками по женской спине и талии, он подумал: “Почему бы и нет? Не стоит лишать себя столь сладкого десерта!” Через минуту оба уже поднимались на второй этаж особняка, где находились спальни покойных хозяев.

Проснулся Реддл, когда еще только занимался рассвет. В эту ночь он вообще толком не спал сперва от потрясения, когда узнал историю своего рождения, затем из-за убийства отца и деда с бабкой и, наконец, от впечатлений ужина и того, что за ним последовало. К удовольствию Тома, магла оказалась опытной и искусной любовницей, а для него, который разделался с ее врагами, расстаралась во всю. Том все думал о словах, которые она сказала ему вчера: съесть смерть. Для Реддла нечто подобное когда-то было мечтой, а год назад она претворилась в реальность, когда он сделал себе крестраж из дневника. Если и раньше Том старался беречь его, то теперь хранил этот залог своего бессмертия как зеницу ока. Покинув в это лето Хогвартс, Реддл, разумеется, взял его с собой. Сама же тонкая книжечка в черных корочках после проведенного над ней ритуала обрела необыкновенные свойства. Вместе с осколком души, который Том запечатал в ней, там же хранились и все его воспоминания. Кроме того, эта самая душа разговаривала с тем, кто желал к ней обратиться. Стоило что-нибудь написать на пустых страницах, как чернила мгновенно впитывались в бумагу безо всякого следа. Зато потом на странице неведомо каким образом проступал ответ. Том сел за стол, наколдовал чернильницу с пером и написал.

— Привет! И что ты скажешь о словах этой маглы: съесть смерть?

Черные буквы исчезли, но спустя несколько секунд появились слова ответа.

— Скажу, что в этом есть смысл. Попробуй придумать заклинание с этими словами, можно даже на древних рунах, и посмотришь, что из этого получится.

— А ты уже знаешь? — Поинтересовался Реддл.

— Нет, не знаю, но думаю что-нибудь стоящее.

— Ладно, посмотрим, что из этого выйдет.

Реддл закрыл дневник и вышел на улицу. Уже светало, и на востоке из-за линии горизонта показался край солнечного диска. Том достал волшебную палочку, вспомнил язык древних рун и перевел на них слова “съесть смерть”.

— Мордсмордре! — Четко выговорил он. Тут из тисовой палочки вырвалось огромное, правда, призрачное зеленоватое изображение черепа, изо рта которого выползала и выползала толстая змея, завиваясь вокруг мертвой головы замысловатыми петлями. Реддлу это изображение пришлось по вкусу. А еще в знак того, что ему удалось победить, сожрать смерть, как фигуру на шахматной доске, Том захотел сделать такую отметину себе на руке. Он задрал до локтя левый рукав, прижал к коже кончик волшебной палочки и произнес.

— Мордсмордре! -Руку мгновенно зажгло, а потом на ней стали проступать красноватые очертания черепа и змеи. Но спустя пару минут боль прошла, цвет изображения стал черным, а само оно напоминало татуировку. Реддл также понял для себя, что такую штуку можно, при желании, поставить и другим людям. “Что-то похожее на Протеевы чары, которые накладывают на одинаковые предметы. И те, кто этими предметами обладают, могут связываться друг с другом, передавая какие-нибудь важные сообщения. Вот только когда изображение на теле, то оно как-то надежнее, ведь от него нельзя избавиться!” — думал между тем Реддл. Его захватила эта мысль, ведь в таком случае, если человек согласится поставить такую метку, то был бы полностью в его власти. И ведь среди слизеринцев наверняка найдутся такие, кто на это согласится: Родольфус или те, которые уже знали, что он наследник Слизерина.

С этими мыслями Том снова вернулся в дом. Он стал методично и скорупулезно проверять волшебной палочкой все стены, пока в одной из них не нашел тайник, в котором Реддлы держали золото, кое-какие наличные деньги и документы. В конце концов, при желании ведь это все можно будет обменять на галеоны. Совесть за такое неприкрытое воровство его совсем не мучила. Все это он считал своим по праву. Том как раз рассматривал содержимое шкатулки с дамскими украшениями, как в гостиную спустилась Виктория.

— Что это? — Спросила она.

— Состояние Реддлов. Адреса банков, номера счетов, кодовые слова на предъявителя. Наличные деньги. — Том указал на несколько пачек крупных банкнот. Ну и золото — монеты и украшения.

— Ты не боишься, что полиция…

— Какая полиция?! — Засмеялся Реддл. — Ты забыла, кто я? Впрочем…- тут Том взмахнул тисовой палочкой, и сейф исчез, как будто и не бывало его.

— Возьми! — Реддл подал Виктории шкатулку с украшениями. — Это тебе!

— Мне? — Удивилась она.

— Ну да. Их должна была бы носить моя мать, но ты ведь понимаешь, что ей они теперь без надобности, а мне и подавно. Зато мне будет приятно осознавать, что они достались женщине, которая от души ненавидела моего мерзкого папашу и его родителей. Бери!

Девушка подчинилась, но Том увидел, что вся она обернулась в слух.

— Мне кажется, скрипнули ворота… — С тревогой сказала она и осторожно выглянула в окно. — Так и есть! Сюда идет служанка. Что будем делать? — Голос ее дрогнул.

— Ничего страшного! — Отвечал Реддл очень спокойно. Он быстро сложил все бумаги и деньги на глазах изумленной Виктории в маленький кошелек, на который было наложено заклятие незримого расширения. Потом сунул ей в руки шкатулку.

— Говори адрес! — Сказал он.

— Но как же…

— Говори адрес! — Повторил Реддл, на этот раз резко и повелительно. Девушка назвала его, а Том взял со стола одну из чашек, направил на нее палочку и произнес.

— Портус! — чашка мгновенно засветилась голубоватым свечением, которое, впрочем, быстро погасло. Тут в дверь постучали, и Виктория вздрогнула.

— На счет три хватайся за чашку, поняла? — Она кивнула.

— Раз, два, три! — Две ладони одновременно коснулись портала, который перенес их обоих в домик Виктории.

* * *

Остаток своих последних каникул Реддл проводил вовсе не в приюте и даже не во временно арендованном жилье, а у Виктории, чему та была несказанно рада. Том же просто считал этот вариант лучшим из всех возможных, что у него были в мире маглов. Он, конечно, наведался в Косой переулок после того, как получил письмо из Хогвартса, приобрел все необходимое для учебы и кое-что в “Горбин и Бэрк”. Виктория во всем пыталась ему угодить, но была слишком умна для того, чтобы надеяться удержать Реддла, и потому ловила каждый момент, проведенный рядом с ним. Она даже реже стала бывать в своей конторке, поручая дела помощникам. Том лишь усмехался, глядя на ее неуклюжие попытки сделать ему приятное.

В последний день лета накануне отбытия Хогвартс-экспресса Виктория была в подавленном состоянии и едва сдерживала слезы. Она не смогла удержаться от того, чтобы не заговорить с ним напрямик, когда вечером после ужина сидела у него на коленях.

— Завтра ты уедешь и никогда уже больше не вернешься! — Тихо говорила она. — Меня ты, конечно, забудешь. Ведь ты же волшебник, да еще какой! Кто я вообще для тебя? Нам с тобой не по пути, это я понимаю прекрасно. Ты полюбишь совсем другую женщину, под стать себе самому!

— Ошибаешься! — Усмехнулся Реддл, потрепав девушку по щеке. — Я никого не люблю и любить не собираюсь! Никогда, понимаешь?

— А вот здесь уже ты ошибаешься! — серьезно ответила Виктория. — Когда-нибудь и ты полюбишь обязательно. Любовь — это такая дама, которая любит укрощать строптивцев вроде тебя!

— Ис-клю-че-но! — Прочеканил ответ Реддл так, словно объяснял какую-то азбучную истину непонятливому ребенку.

— А вот я тебя никогда не забуду, как бы ни старалась! — Тут она уже не смогла удержать слезу.

— Забудешь! Еще как забудешь! Это я тебе гарантирую! — Заверил ее Реддл уже без тени насмешки в голосе. — Но у нас еще предостаточно времени до завтрашнего поезда. — Тонкие губы припали к красивой шее. — И можно использовать его куда лучше, не правда ли? — Одна предприимчивая ладонь скользнула в вырез халата, а другая легла на округлое бедро. — Не думай сейчас ни о чем! Просто поверь, что завтра я все устрою, как нужно. — В ответ Виктория сама потянулась к его губам.

На другой день магла с тяжелым сердцем провожала Тома на вокзал Кинг-Кросс. Стоя между платформами 9 и 10 и готовясь миновать барьер между мирами, Реддл видел, как Виктория смотрит на него долгим печальным взглядом. Он достал волшебную палочку, направил ее на девушку и одними губами прошептал: “Обливиэйт!”. С этого момента магла в самом деле забыла и Тома, и все то время, что они провели вместе. Она помнила только, что явился сын Реддла (но хоть убейте, не смогла бы припомнить его лица) и убил всех троих, вскрыл их сейф, а ей в награду за предоставленную информацию отдал шкатулку с драгоценностями.

Том испытал необыкновенное облегчение и довольство, когда снова вернулся в волшебный мир. Еще за месяц до начала учебы он узнал, что директор Диппет назначил его старостой не только Слизерина, но и всего Хогвартса. К обычному письму-уведомлению был приложен соответствующий значок. Для Реддла начался последний учебный год. Он продолжал быть лучшим учеником, гордостью школы, а кроме того, стал пользоваться необыкновенным уважением у тех слизеринцев, которым он открыл тайну своего происхождения и сообщил свое новое имя. Уже не только Лестрейнж, но и Малфой, Эйвери, Гойл, а также пятикурсники Флинт, Мальсибер и Макрейн просто благоговели перед наследником Слизерина, признавая его за старшего, за своего предводителя, и были готовы выполнить все, что бы он им ни поручил. В Клубе Слизней у декана Слизнорта он теперь стал завсегдатаем и даже вместе с главой факультета часто принимал решения, кого еще туда пригласить. Другие преподаватели тоже были в восторге от Реддла, и только профессор Дамблдор понимал, что Том — совсем не тот, за кого себя выдает. Но и декану Гриффиндора было невдомек, что за невероятно блестящей ширмой скрывается жестокий мстительный убийца, а кроме того, в высшей степени высокомерный гордец, презирающий всех, кого считал ниже себя, и втайне лелеющий честолюбивые замыслы. Он считал всех маглов и волшебников из их среды недостойными жить рядом с настоящими чародеями и занимать хоть сколько-нибудь приличное место. Этих созданий следовало полностью подчинить магам или попросту уничтожить. Всех этих Реддлов, Стаббсов, Бенсонов и их же с ними.

Как-то после очередного урока защиты от темных искусств Том уже было собрался покинуть класс, как вдруг профессор Вилкост заговорила с ним:

— Мистер Реддл, задержитесь ненадолго, мне нужно с вами поговорить.

Том вернулся в класс и терпеливо дожидался, пока все остальные студенты его покинут. Преподавательница задумчиво листала табель успеваемости учеников и, казалось, старалась принять какое-то решение.

— Что вам угодно, профессор? — решился нарушить молчание Реддл.

— Садитесь, Том! Садитесь пожалуйста! — приветливо заговорила она, сейчас будучи даже больше похожей на радушную хозяйку, чем на учителя. — Превосходно, превосходно, превосходно! Как, впрочем, и всегда! И больше всего баллов на занятиях. Я уже говорила, что за пол века своей работы в Хогвартсе у меня никогда еще не было студента с таким колоссальным волшебным потенциалом, недюжинными талантами и трудолюбием. Но, думаю, такую характеристику дадут вам и большинство других преподавателей.

— Профессор, я безмерно благодарен и, разумеется, высоко ценю столь лестные отзывы о своих способностях! — учтиво отвечал Реддл. — Но ведь любой алмаз превращается в бриллиант только в том случае, если его будет огранять искусный мастер, не так ли? Поэтому мои успехи — это результат и ваших трудов.

— А вы умеете быть просто до невозможности любезным, Том, хитрец вы этакий! — усмехнулась профессор Вилкост. — И, конечно же, это помогает вам добиваться задуманного, разве нет? Даже без магии.

— Бывает, что и так, мадам!

— Том, а чем вы собираетесь заниматься после окончания школы? — спросила профессор Вилкост, внимательно глядя на Реддла. Было видно, что этот ответ для нее важен.

— Профессор, я еще не думал об этом.

— А пора бы и подумать, Том, ведь вы уже на седьмом курсе. Не сомневаюсь, вас могут ждать блестящие перспективы. У Горация большие связи в Министерстве, и он с удовольствием поспособствует вашей карьере.

— Я предпочел бы всего добиться сам, профессор!

— Это очень похвально, Том. А вам интересно было бы дальнейшее изучение магии?

— Мадам, изучение магии, расширение ее возможностей всегда меня привлекало. А кроме того, я очень привязан к Хогвартсу. Вы ведь знаете, что я сирота, своего дома у меня нет и никогда не было. А Хогвартс им стал.

Лицо пожилой дамы озарилось улыбкой.

— Тем более, Том! В таком случае вас, возможно, привлечет должность преподавателя?

— Преподавателя, профессор? — притворно удивился Реддл.

— Ну да, преподавателя защиты от темных искусств. Я не случайно упомянула о годах, которые проработала здесь. Мы, волшебники, живем хоть и дольше маглов, но и над нами время имеет свою власть.

Реддл опустил голову, чтобы не встречаться взглядом с профессором.

— Я планирую подать в отставку, Том. Но хочу, чтобы мое место занял достойный преемник, который хорошо обучал бы студентов ЗОТИ, ведь эти знания при встрече с темным магом могут быть им очень полезны, позволят сохранить здоровье, а может, и жизнь. Том, вы же в курсе, что творит Гриндевальд на континенте. Нас пока можно назвать островом стабильности, но надолго ли? Вы, как староста, порой занимались с некоторыми студентами. И неплохо, очень даже неплохо, скажу вам.

— Профессор, насколько я понимаю, вы бы хотели предложить на освободившуюся должность мою кандидатуру?

— Да, Том, да! Подумайте над этим хорошенько! Если вы согласитесь, то и я, и профессор Слизнорт будем ходатайствовать за вас перед директором Диппетом. Кроме того, здесь для вас есть и перспективы. Армандо уже тоже немолод, на его место может претендовать заместитель, профессор Дамблдор. А вы впоследствии легко станете деканом, — неспешно рассуждала волшебница о возможных кадровых перестановках в школе.

— Профессор, я весьма польщен той честью, которую вы мне оказываете, но не могу вот так сразу ответить.

— О, конечно! Такое решение действительно нужно как следует обдумать. Но вас никто и не торопит. До конца года время у вас есть.

— Благодарю, профессор!

— А теперь ступайте! Не смею больше вас задерживать, иначе вы на урок опоздаете.

Реддл молча кивнул и вышел из класса. Надо сказать, что предложение профессора Вилкост пришлось Тому очень даже по душе и захватывало его тем сильнее, чем дольше он о нем думал. “Это настоящая удача!” — размышлял он. “Мне удалось открыть Тайную комнату, но выполнить завет Салазара Слизерина так и не вышло. Однако, это не повод от него отказываться. Но для этого дела нужны сторонники, которых вполне можно воспитать, будучи преподавателем в Хогвартсе. А со временем можно будет занять должность и повыше, ведь оно, время, теперь не имеет для меня значения после создания крестража. Тогда всем этим недостойным путь в Хогвартс будет заказан, и не только школа, но и весь мир будет очищен от этой грязи! Ведь даже в Министерстве таких возможностей расчистить мир для чистокровных мне не представится. Что толку быть даже Министром, когда кругом тебя одни грязнокровки! Зато вот отсюда, из школы, своих сторонников можно будет внедрять не только в Министерство, но и в любую другую сферу!” И Реддл решил согласиться на предложение профессора Вилкост.

Помимо учебы и обязанностей старосты Том был занят еще и тем, что всеми способами пытался хоть что-нибудь разузнать про Певереллов, о которых говорил его дед, и чей герб был на кольце с темным камнем, унесенном им из лачуги и теперь все время надетом на среднем пальце. Но, как ни странно, никаких сведений об этих волшебниках ни в открытой, ни в закрытой секции он так и не обнаружил. Расспрашивать же кого-то напрямик он не хотел, полагая, что и эта тайна когда-нибудь разъяснится.

Кроме того, Реддла сильно занимал вопрос, который касался крестражей. Даже один такой темный артефакт позволял обрести бессмертие. Но волшебник, сделавший его, оставался бессмертным до тех пор, пока этот предмет цел и невредим. Если же его разрушить, то осколок души, в нем заключенный, погибал, и магия прекращала свое действие. “Можно ли делать ставку исключительно на один крестраж?” — рассуждал Реддл. “Не надежнее ли будет сделать два, три или даже, да, семь! Ведь семь — это же истинно магическое число! И моя тисовая палочка, этот атрибут, который волшебника делает волшебником, обошлась мне тогда в семь галеонов и принесла удачу, служа верой и правдой с того момента, как сама выбрала меня. Однако в “Тайнах наитемнейшего искусства” не было ровным счетом никаких упоминаний о магах, создавших два или больше крестражей.” Тогда Реддл решил как-нибудь поосторожнее расспросить об этом декана Слизнорта. Хорошая возможность ему представится после предстоящего собрания в Клубе Слизней через пару дней.

Так, идя по подземному коридору к гостиной, Том неожиданно увидел целующуюся парочку. Подойдя поближе, он понял, что перед ним не кто иной, как Дольф и Элла Эйвери. Эти двое, похоже, были столь увлечены друг другом, что даже не расслышали его шагов.

— Так-так, — притворно строгим голосом заговорил Реддл. — Голубки все никак не намилуются!

Родольфус и Элла вздрогнули как от электрического удара, со страхом оборачиваясь к тому, кто застал их на месте преступления. Однако, увидев Реддла, с облегчением выдохнули. Элла немного смутилась.

— Руди, я, пожалуй, пойду! — быстро сказала она, сообщила пароль и прошмыгнула в гостиную. Реддл и Лестрейнж последовали за ней и видели, как девушка юркнула в одну из спален для девочек. Когда двое парней остались в гостиной одни, то Том не замедлил отчитать Родольфуса.

— Что ты вообще творишь, а, Дольф? — голос школьного старосты был довольно спокоен, но в тоне чувствовались жесткость и строгость, из чего можно было заключить, что Реддл сердится. — А если бы вас застукал не я, а Слизнорт или, еще хуже, Дамблдор? За простое разгуливание по школе в это время с факультета сняли бы баллов пятьдесят, а уж за ваше тисканье… Еще и письма-громовещатели отправят вашим родителям. И это в лучшем случае, а то и совсем исключить могут. Ты вообще с головой дружишь или нет?

— Том, ну что мы с Эллой можем поделать… — начал было оправдываться Лестрейнж, но Реддл одернул его.

— Волдеморт, лорд Волдеморт, Дольф. Я уже говорил тебе, что ни на какое другое имя наследник Слизерина отзываться не станет. По крайней мере, сейчас пока в кругу ближайших друзей, а вскоре и во всем волшебном мире, Дольф.

— Хорошо, Милорд, — покорно отозвался Родольфус. — Просто у нас с Эллой не было других вариантов, кроме этих тайных встреч. Вы же знаете, что она просватана за Абраксаса Малфоя, также как Друэлла за Сигнуса Блэка. Малфой решил действовать другим путем, нежели я, чтобы заполучить ее: прибег к помощи своих родителей, а заодно втерся в доверие к ее отцу.

— А что мешает тебе поступить также? Лестрейнжи ничем не уступают Малфоям в плане чистоты крови.

— Милорд, у Малфоев и Эйвери много общих дел, поэтому брак этот сулит выгоду обоим семьям. Так что нам здесь уже ничего не изменить.

— Драматично, что и говорить! — отвечал Реддл, и Лестрейнж уловил явную иронию в этих словах. Родольфус слыл чуть ли не самым галантным кавалером среди слизеринцев, но при этом еще и ветреником, влюбленным то в одну, то в другую одноклассницу. А кудрявую белокурую голубоглазую красавицу Эллу тоже нельзя было назвать приверженкой строгих правил и нравов.

— Милорд, мы все равно будем с ней встречаться, независимо от того, за кого ее отдадут замуж.

— В самом деле? А что же Абраксас?

— А ничего Абраксас. Он реалист и должен понимать, что если ему привалила такая удача в виде столь прелестной жены, то этим счастьем придется делиться. А лично меня вполне устроит положение любовника. Элла, конечно, очень мила. Во всех смыслах, как я убедился этим летом, когда нам удалось остаться наедине… Она слаще меда! — многозначительно добавил Дольф, довольно улыбаясь.

— Лестрейнж, пощади честь своей подруги! — усмехнулся Реддл, прерывая поток восторженных словоизлияний своего приятеля. Том видел, что позволь он Родольфусу распространяться на эту тему дальше, то он во всех подробностях доложит, что произошло между ним и Эллой.

— Но в то же время, милорд, я не могу представить, как можно связать жизнь с одной женщиной. А тут у меня развязаны руки.

— Понятно! — кивнул с ехидной улыбкой Том. — И волки сыты, и овцы целы.

— Милорд, то же самое может быть и у вас с Дру!

— Ты забываешься, Лестрейнж! — в глазах Тома на мгновение на блеснули красноватые гневные огоньки, и Родольфус сразу сник.

— Прошу простить, милорд! Это и правда не мое дело. Да и Дру не такая!

— Хватит об этом! Как, кстати, твое эссе по зельеварению? Оно довольно объемное, а крайний срок сдачи — конец этой недели.

— Милорд, признаюсь, еще конь не валялся! Я все никак не разберусь, в чем разница между напитком живой смерти и зельем сна без сновидений. У них ведь одинаковые ингредиенты, но разные процессы приготовления. Если бы вы помогли мне…

— Написать эссе? Даже и не думай! Завтра у нас собрание в Клубе Слизней, ну а после него, попробую втолковать тебе то, что ты упустил на уроках. А писать будешь сам как миленький.

— Как скажете, милорд!

— Вот именно! А теперь пора спать.

На следующий вечер в Клубе Слизней были небольшие посиделки по случаю дня рождения Финеаса Флинта, пятикурсника и младшего брата бывшего капитана сборной. Его совсем недавно приняли в это почетное сообщество. Именно это время Реддл и выбрал для столь важного для него разговора о крестражах, полагая, что непринужденная обстановка и пара бокальчиков вина немного развяжут профессору Слизнорту язык, сделают его расположенным к более откровенной беседе. Разумеется, он позаботился и о том, чтобы должным образом улестить декана, раздобыв к столу его любимых засахаренных ананасов. Том решил дождаться окончания этой небольшой вечеринки, а потом как бы невзначай и завести разговор.

Итак, весьма довольный профессор Слизнорт сидел в своем уютном кресле с высокой спинкой, ноги его покоились на бархатном пуфике, в одной руке он держал винный бокал, другой перебирал засахаренные дольки ананаса. Свет, исходящий от свечей и шаров с потолка, золотил его густые блестящие соломенного цвета волосы и светло-рыжие усы. Вокруг него сидели с полдюжины мальчиков и, конечно же, Том Реддл, на пальце которого поблескивал золотой перстень с черным камнем — кольцо дяди Марволо, семейная реликвия, которую он теперь считал своей по праву.

— Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку?

“Нельзя вот так сразу огорошить его откровенными расспросами про крестражи!” — хладнокровно рассуждал про себя Реддл. — “Нужна, что называется, разминка.”

— Том, Том, если бы я и знал, то был бы не в праве сказать вам, — ответил Слизнорт, укоризненно поводя покрытым сахарными крошками пальцем, хоть одновременно и подмигивал. — Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей.

Реддл улыбнулся, остальные мальчики рассмеялись, бросая восхищенные взгляды на своего кумира.

— Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых столько зависит… Кстати, спасибо за ананасы. Вы правы, это мое любимое лакомство. С уверенностью предрекаю вам, что лет через двадцать вы поднимитесь до поста министра магии. Через пятнадцать, если так и будете присылать мне ананасы. У меня там великолепные связи.

Том лишь улыбнулся, тогда как другие мальчики загоготали.

— Не думаю, что политика — это мое предназначение, сэр. — сказал Реддл, когда смех утих. — Прежде всего мое происхождение не из тех, какое необходимо для подобной деятельности.

Лестрейнж и Малфой обменялись самодовольными ухмылками, ведь они-то прекрасно знали, что наследнику Слизерина больше всего пристала подобная деятельность.

— Глупости, — коротко отозвался Слизнорт, — яснее ясного, что вы с вашими-то способностями, происходите из славного рода волшебников. Нет, вы далеко пойдете, Том, я в своих учениках еще никогда не ошибался.

Маленькие золотые часы, стоявшие на столе Слизнорта, отзвенели одиннадцать.

— Батюшки мои, неужели так поздно? — удивился Слизнорт. — Лестрейнж, я рассчитываю получить от вас завтра письменную работу, иначе мне придется задержать вас в классе. То же относится и к вам, Эйвери.

Мальчики гуськом покидали комнату. Слизнорт выбрался из кресла и перенес пустой бокал на письменный стол. Звук какого-то движения за спиной заставил его обернуться: посреди кабинета так и стоял Реддл.

— Живее, Том. Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы же все-таки староста…

— Сэр, я хотел спросить вас кое о чем.

— Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте…

— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о крестражах?

Слизнорт уставился на него, рассеянно поглаживая толстыми пальцами ножку бокала.

— Пишете самостоятельную работу по защите от темных искусств, не так ли?

— Не совсем так, сэр, — ответил Реддл. — Я наткнулся на этот термин, читая кое-что и не совсем его понял.

Это, конечно, было ложью. Том все прекрасно понял, но желал, по возможности, узнать больше, чем было написано в книге.

— Вам пришлось бы приложить изрядные усилия, Том, чтобы найти в Хогвартсе книгу, содержащую подобные сведения о крестражах. Эта материя очень темная, по-настоящему темная, — сказал Слизнорт.

— Но вам-то, разумеется, известно о них все, сэр? Такой волшебник, как вы…Простите, возможно вы не имеете права говорить об этом. Просто я понимаю, что если кто и способен о них рассказать, так это вы.

“Ну, вот так, кажется, и нормально!” — подумал Реддл. “Колебания и небрежный тон, в меру лести…”

— Ну что же, — произнес Слизнорт, не глядя на Тома, поигрывая ленточкой, украшавшей крышку коробки с засахаренными ананасами, — разумеется, если я предоставлю вам сведения общего характера — просто ради истолкования этого термина, то вреда никому не будет. Словом “крестраж” обозначается материальный объект, в который человек прячет часть своей души.

— Но я не совсем понимаю, как это можно сделать, сэр, — сказал Реддл. Своим голосом он управлял очень умело, но все равно в нем было заметно волнение. Разумеется, Том уже все знал и понимал, ведь он даже уже создал один крестраж, но терпеливо дожидался момента, когда можно будет задать сокровенный вопрос о создании не одного, а нескольких крестражей. Причем спросить так, чтобы это не вызывало никаких подозрений, а просто походило бы на некие безобидные гипотетические рассуждения.

— Ну, видите ли, вы раскалываете свою душу, — сказал Слизнорт, — и прячете часть ее в объект, находящийся вне вашего тела. После этого если на тело кто-то нападет или даже уничтожит его, вы все равно умереть не можете, поскольку часть вашей души остается привязанной к земле, неповрежденной. Правда, существовать в подобной форме… — Слизнорт поморщился. — Немногие бы согласились на это, Том, очень немногие. Смерть могла бы казаться куда более предпочтительной.

Здесь у Реддла было свое мнение, но спорить он, разумеется, не стал.

— Но как же раскалывается душа?

— Что ж, — ответил, поежившись, Слизнорт, — вы должны понимать, что душа мыслится как нечто неповрежденное, целостное. Расколоть ее — значит совершить противное природе насилие посредством злого деяния, высшего деяния зла. Убийства. Убийство разрывает душу. Волшебник, задумавший создать крестраж, использует это увечье к своей выгоде: он заключает оторванную часть души…

— Как заключает? — Реддл чувствовал, что поймал нужную волну, и сейчас профессора можно расспрашивать обо всем.

— Для этого существует заклинание, только не спрашивайте меня о нем, я его не знаю! — ответил Слизнорт, встряхивая головой, точно старый слон, которого одолели москиты… — Разве я похож на человека, который опробовал его? На убийцу?

— Нет, сэр, разумеется, нет, — поспешно сказал Реддл. — Простите, я не хотел вас обидеть. — Том был готов отыграть назад, но слова профессора успокоили его.

— Что вы, какие обиды, — хмуро откликнулся Слизнорт. — Интерес к подобным вещам естественен… Для волшебников определенного калибра эта сторона магии всегда была притягательной.

— Да, сэр, — сказал Реддл. — Я, правда, одного не понимаю. Мне просто любопытно, много ли проку с одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь…

— Клянусь бородой Мерлина, Том! — возопил Слизнорт. — Семь! Неужели мысль даже об убийстве одного человека и без того недостаточно дурна? Да и в любом случае… Разделить душу на двое — уже плохо, но разорвать ее на семь кусков!

Теперь Слизнорт выглядел совсем встревоженным и смотрел на Реддла так, словно видел его впервые, и было очевидно, что он жалеет об этом разговоре.

— Разумеется, — пробормотал он, — наша беседа всего лишь гипотетична, не правда ли? Чисто научное…

— Да, сэр, конечно, — поспешно ответил Реддл, желая тем самым успокоить профессора и пробудившуюся было в нем подозрительность.

— И все-таки, Том, сохраните сказанное мной втайне, ну, то есть, тему нашего разговора. То, что мы поболтали немного о крестражах, вряд ли кому понравится. Понимаете, в Хогвартсе эта тема под запретом. Особенно лютует на сей счет Дамблдор.

— Никому ни единого слова, сэр, — пообещал Реддл и покинул кабинет профессора.

Он испытывал сейчас такое же ликование, как и в день, когда узнал, что является волшебником. Его бледное лицо снова залил румянец, а на лице была та радость, которая его не красила, а, напротив, уродовала красивые черты. Результатом разговора он и в самом деле был очень доволен. Да, он так доподлинно и не узнал, что можно создать больше одного крестража, но и отрицательного ответа на этот вопрос тоже не получил. Скорее всего, действительно, никто из магов никогда не дробил душу более, чем на две части. Слова же Слизнорта о насилии над природой и пагубности ритуала, которые для другого человека послужили бы достаточным предостережением, на Реддла не произвели никакого впечатления. Тот, кто убил однажды и заглушил голос совести, тот, кто сделал это повторно и не чувствовал даже капли раскаяния, а только лишь злорадное удовлетворение, тот, без сомнения, будет поступать так и впредь, тем более, если это сулило столь вожделенную силу и неуязвимость. Не ужас деяния останавливал его сейчас, а просто неизвестность. Неизвестно было, как множественное дробление души скажется на магическом потенциале и прочих способностях. Да и подходящих предметов для шести крестражей пока нет… Вот кольцо Марволо — это да! Найти бы еще медальон Слизерина! А в кабинете директора хранится меч еще одного основателя Хогвартса — Годрика Гриффиндора. Честолюбивые мысли сменяли одна другую и мелькали быстро, как в калейдоскопе. Было бы замечательно заполучить для крестражей какие-нибудь редкие исторические артефакты, связанные с основательницами школы — Кандидой Когтевран и Пенелопой Пуффендуй! И тут ему вспомнилась история магии. У Кандиды Когтевран была невероятной красоты диадема, которая обладала свойством наделять столь ценимым чародейкой умом того, кто носил эту корону. Именно в этом украшении великую волшебницу изваял искусный скульптор-чародей, и результат его творения — чудесная статуя — по сей день украшала Большой зал. Но со времени смерти Кандиды Когтевран артефакт считается безнадежно утерянным, так, по крайней мере написано во всех учебниках. И никто из живущих никогда больше не видел диадему. Никто из живущих… “Так, стоп!” — хлопнул себя по лбу Реддл. “Надо будет потолковать с Еленой Когтевран!”

Прошло несколько дней, в течение которых Реддл неустанно думал о том, как лучше завести разговор с Еленой Когтевран о диадеме ее матери. Конечно, привидение неплохо относилось к нему все эти годы, хоть Том и был слизеринцем, а не когтевранцем. Встречаясь ненароком в коридорах Хогвартса, они всегда вежливо приветствовали друг друга. Все это, безусловно, было на руку Тому. Ум, которым, без сомнения, обладал школьный староста, вызывал уважение у Елены. Но при этом Реддл не был уверен, что привидение согласится что-нибудь поведать ему, раз уж до сих пор ничего не рассказало ни одному студенту со своего факультета. И все-таки Том не терял надежды, считая, что ум, приятные манеры, обходительность и умелая лесть сделают свое дело. Дабы не вызывать лишних подозрений, он после некоторых раздумий решился прибегнуть к оборотному зелью, которое позволяло на некоторое время принять облик другого человека. Об этом снадобье, как и о многих других он прочел в Запретной секции. Оно было довольно трудным в изготовлении. Да и сам процесс занимал много времени. Кроме того, основные компоненты для этого состава — шкура бумсланга и крылья златоглазок — были очень редкими, и к тому же, запрещенными. Однако, Реддла это не останавливало. Нужные ингредиенты ему не составило большого труда незаметно выкрасть из хранилища Слизнорта, а Выручай-комната, где он прятал книги, купленные в “Горбин и Бэркс”, послужило бы подходящим местом, где можно было варить зелье без всяких опасений быть пойманным. Так, через месяц у Тома было все, что нужно. Для того чтобы поговорить с Еленой, он решил превратиться в Джона Патила — старосту Когтеврана, с которым, как неоднократно замечал Реддл, привидение весьма любезно беседовало.

Раздобыв незаметно два волоска с мантии Джона, Реддл улучил удобный момент, когда Елена была одна в подземелье с рукописями, и выпил оборотное зелье. После этого тело его сразу начало меняться: рост уменьшился так, что мантия стала стелиться по полу. В плечах Том, напротив, стал шире, и одежда оказалась тесна в груди. Черные как смоль волосы преобразились в русые, а бледная кожа поменяла свой оттенок на теплый персиковый. Прежде чем спускаться в подземелье, Том подогнал мантию по размеру, трансфигурировал зеленый галстук в синий. Спустившись после этого в комнату с рукописями, Том к своему удовольствию увидел там Серую даму.

— Здравствуй, Джон! — поздоровалось привидение.

— Добрый день, Елена!

— Что привело тебя сюда? — поинтересовалась младшая Когтевран у мнимого старосты.

— Знаете, Елена, я бы хотел подготовить по истории магии максимально подробный реферат о вашей матушке.

— Ну, здесь ты и в самом деле найдешь много полезных сведений.

— А вы, Елена, могли бы поделиться со мной чем-нибудь, о чем в манускриптах наверняка не написано?

Привидение слегка усмехнулось.

— Ты талантливый студент, Джон. Что же тебе хотелось узнать? — дружелюбно спросил призрак.

— Елена, с того времени как ваша матушка скончалась от тяжелой болезни, никому ничего не известно о ее диадеме. А ведь это величайшая реликвия и ценный исторический и магический артефакт, к тому же обладающий чудесным свойством прибавления ума тому, кто его носит. Однако, в доме вашей матери он обнаружен не был. Может быть, вам что-то известно о том, куда могла подеваться диадема? Честное слово, тот, кто сумеет разгадать эту загадку…

— Боюсь, что ничем не могу помочь! — холодно и несколько резко оборвала Елена речь Джона-Тома. Она не могла покраснеть, но ее полупрозрачное лицо несколько помутнело, и стало ясно, что Серая дама сердится.

— Но почему? — воскликнул ее собеседник.

— Не ты первый и, скорее всего, не ты последний, кто домогается диадемы за эту тысячу лет. И всегда одни и те же слова, так что уши уже давно вянут. Неужели нельзя придумать более остроумных аргументов? Все почему-то считают, что я обязана поведать свою и материну тайну, что я непременно должна оказать кому-то услугу. А с какой стати вообще?

Услышав эту тираду, Реддл понял, что Елене действительно что-то известно, но сейчас она вряд ли расскажет. Поэтому не имело никакого смысла разговаривать с ней и дальше тем более, что действие оборотного зелья по подсчетам Тома скоро должно было завершиться. Чужую личину оно позволяло сохранять в течение часа, а потом требовалась новая порция.

— Ну, что же, Елена, прошу простить меня за то, что полез не в свое дело. У меня действительно не было никаких прав расспрашивать вас о семейной реликвии. Давайте забудем этот разговор, словно его и не было.

«Ну, конечно, иначе потом начнет что-нибудь высказывать настоящему Патилу!» — подумал Реддл.

— Надеюсь, вы будете относиться ко мне с прежней благосклонностью? В противном случае вы меня очень опечалите.

— Ну что ты, Джон! — улыбнулось привидение. — После таких любезных извинений просто невозможно сердится дальше!

— Благодарю вас! Ну, а сейчас мне, пожалуй, пора возвращаться!

— Да, конечно! Всего доброго! — попрощалась Елена, полетела к стене и исчезла в ней.

Как только Реддл остался один, то сразу же устремился вон из комнаты с манускриптами, быстро миновал пустую гостиную Когтеврана и, выйдя в коридор, обнаружил, что опять принял свой прежний облик. Том вернул первоначальный вид своей одежде и как ни в чем не бывало отправился в свои подземелья, размышляя о том, как же узнать о диадеме. Отказываться от задуманного он, естественно, не собирался. После некоторых размышлений он пришел к выводу, что хорошо бы оказать Серой даме какую-нибудь важную услугу, и тогда Елена, может, что-то и расскажет. С этого времени Реддл старался как можно чаще, словно невзначай, пересекаться с привидением и, по возможности, следовать за ним. И тут ему довольно скоро снова повезло, случай действительно представился.

Полупрозрачная женская фигура легко и бесшумно плыла над полом по одному из длинных коридоров Хогвартса. Уже настал поздний вечер, и студенты разошлись по спальням. Елена полагала, что находится здесь совсем одна, но это было не так. Наложив на себя мощное дезилюминационное заклинание, Том Реддл следовал за ней и зорко наблюдал за каждым движением призрака. Вдруг Елена остановилась, словно что-то ее насторожило. В следующую секунду слизеринец понял, что у такого поведения было серьезное основание. Из боковой стены быстро вынырнуло другое привидение — страшный мужчина с хмурым лицом, носящий на плечах цепи и вериги. В нем Реддл сразу же узнал Кровавого барона, который стремглав бросился догонять призрака факультета Когтевран.

— Елена, — послышался его низкий грубый голос. — Елена, подожди, прошу тебя! — тон барона стал умоляющим.

— Оставь меня, барон! — коротко отрезала молодая женщина и бросилась прочь. Однако Кровавый барон преградил ей путь.

— Нам нужно поговорить, Елена! — просило привидение.

— Нам не о чем с тобой говорить, барон! — строго отвечал призрак. — После всего, что ты сделал со мной… — Она распахнула призрачный плащ и указала на грудь, где виднелась глубокая ножевая рана, из которой текла полупрозрачная серебристая кровь.

— Я виноват, очень виноват перед тобой, Елена! — с чувством воскликнул барон. — Но ты просто свела меня с ума своей жестокостью, и я даже не понимал, что делал в тот момент…

— Ты еще смеешь оправдываться, барон? — презрительно фыркнула младшая Когтевран. — Впрочем, у тебя всегда был бешеный темперамент, и именно из-за него я всегда отвергала твои ухаживания.

— Прости меня, ведь с тех пор, как убил тебя, а затем и себя, я не знаю покоя от угрызений совести. Потому уже тысячу лет ношу на себе эти цепи в знак горького и глубокого раскаяния. Неужели я так и не заслужил твоего прощения и… и любви?

— Да как ты смеешь говорить об этом, окаянный? Ты достоин своей незавидной участи, и я скажу только: “Поделом тебе!”

— Елена, мы все равно должны быть вместе! — в призрачных глазах было отчаяние вперемешку с безумием, и стало совершенно очевидно, что барон вот-вот потеряет рассудок.

— Не говори глупостей, барон! — со страхом отвечало привидение. — Я никогда не буду с тобой! И перестань уже докучать мне своими признаниями и бесполезными мольбами о прощении.

Во время всего этого разговора невидимый Реддл находился всего в нескольких шагах от этих двоих и ловил каждое сказанное слово. В его голове молнией пронеслась мысль: сейчас или никогда. Он быстро наколдовал защитную сферу и, направив волшебную палочку на Кровавого барона, четко произнес непростительное, но крайне мощное заклинание: “Империо!” Эффект сказался моментально: глаза барона сделались покорными и бессмысленными. Реддл снял с себя дезилюминационные чары и обратился к призраку-мужчине.

— Барон, мисс Когтевран, кажется, ясно дала тебе понять, что не желает иметь с тобой ничего общего. А кроме того, твое общество ей сильно неприятно.

— Да, Том. — покорно ответило привидение, опустив голову.

— Не советую тебе быть таким назойливым и докучать ей! — при этом Реддл легко и грациозно поклонился Елене. — Оставь ее в покое!

— Хорошо!

— Ну, вот и отлично! — усмехнулся слизеринец. — А теперь, дорогой барон, будьте так добры и избавьте нас от своего присутствия.

Призрак, будучи под действием заклятья, в ответ только согласно кивнул и улетел сквозь стену из коридора.

— Благодарю тебя, Том! — заговорила Елена, и Реддл безошибочно распознал в этих словах самую глубокую признательность. — Не думала, что в Хогвартсе найдется человек, который захочет и сможет урезонить Кровавого барона.

— Не стоит благодарности! — любезно проговорил Реддл. — Будьте уверены, Елена, он больше не станет вас преследовать.

— Мало того, что этот страшный человек убил меня во цвете лет, так еще и после смерти не давал покоя. Хорошо, что еще не перевелись такие вот рыцари и галантные кавалеры.

Реддл внутренне торжествовал, потому как ему полностью удалось войти в доверие к призраку, а значит, была надежда узнать, что стало с диадемой ее матери. Однако внешне Том никак не проявлял своих чувств, и вообще сейчас, как и всегда, глядя на его лицо, вряд ли можно было догадаться, о чем он думает.

— Но почему же он вас убил, Елена? — хорошо изображая недоумение и сочувствие, поинтересовался Реддл.

“Надо вывести ее на откровенный разговор!” — размышлял он. — “Может, тогда и про диадему что-нибудь расскажет.”

— Ах, Том, — начала Елена, которой, похоже, приятно было ответить на вопрос, ведь ей его еще никто не задавал. — Барон несколько лет докучал мне своими ухаживаниями, а я их отвергала. Знаешь, такой нрав, как у него, был мне совсем не по вкусу.

— Понимаю! — ответил Том.

— А когда я скрывалась в лесах Албании, моя мать попросила его разыскать меня, потому как знала, что он любил меня. Она тогда сильно заболела и хотела видеть меня перед смертью, хоть и были у нее причины сердится на меня.

— В самом деле? За что же она могла на вас сердиться, Елена, и почему вы скрывались от нее в лесах Албании?

Привидение замолчало, видимо, собираясь с мыслями. Реддл не мешал и терпеливо дожидался, когда призрак снова заговорит. Кроме того, Том заметил, что лицо у нее немного помутнело от смущения.

— Ты, наверное, не поймешь, Том, какого это — быть дочерью великой волшебницы и основательницы Хогвартса, — начала она. — У меня не было ее силы и талантов, и я всегда была в ее тени, а так хотелось сравняться с ней. Эта мысль не шла у меня из головы, и не было силы совладать с этим желанием. А мать носила диадему, которая прибавляет ума, и которую она сама и заколдовала своим мастерством.

— И тогда вы взяли диадему и скрылись с ней в лесах Албании, так? Прекрасно вас понимаю! И вас, и ваш поступок. — закончил Реддл рассказ своей собеседницы.

— Да, — ответила она. — Диадема и сейчас там, в лесу в дупле дерева спрятана. Да что там спрятана! Простых, но мощных и искусно наложенных манящих чар будет вполне достаточно, чтобы призвать ее. Ах, Том, ты ведь первый человек, которому я об этом рассказала. Даже не знаю, как такое вышло, но что сделано, то сделано. Да и, как ни странно, я не волнуюсь, потому что доверяю тебе. После того, что ты для меня сделал… Думаю, диадема будет тебе достойной наградой. Об одном только прошу: если ты решишь сделать факт ее обнаружение достоянием магической общественности, то во всей этой сенсации ни в коем случае не упоминай моего имени. Я не хочу прослыть воровкой и предательницей матери.

— Будьте спокойны, Елена! Ваше доброе имя не пострадает. Да и не собираюсь я обнародовать находку. К чему? Чтобы ее лишиться? Ведь и вы до сего дня хранили тайну.

— А знаешь, Том, — заговорила повеселевшая Елена. — Тебе нет большой нужды носить диадему, потому что своего ума не занимать.

— Потому и хочется обрести еще, ведь такова уж природа ума, что чем больше его имеешь, тем больше недостает.

— Моя матушка, и та не сказала бы лучше! Но, Том, не пора ли тебе вернуться в свои подземелья? Час уже поздний.

— Ну, разумеется, приятно, что вы беспокоитесь за меня. Но не волнуйтесь, дезилюминационное заклинание меня еще никогда не подводило.

— В таком случае, доброй ночи, Том!

— Доброй ночи, Елена!

Реддл не помнил, как оказался в постели, но как обычно в подобной ситуации, долго не мог уснуть от охватившей его эйфории. Ведь теперь ему одному была известна тайна, где все эти столетия хранилась утраченная диадема, и завладеть ей — лишь вопрос времени. Сразу после окончания Хогвартса можно будет туда отправиться. И можно не сомневаться, что какие-то несколько месяцев это сокровище никуда не денется и спокойно дождется его.

Реддл чувствовал, как горят его щеки. Если бы не было темно, то соседи по спальне — Родольфус и Абраксас — непременно бы увидели этот странный и такой непривычный румянец и блеск в темно-серых глазах. Но, увидев, не обрадовались бы, а задрожали от страха.

— Добрый день. Мистер Бэрк!

— А, мистер Реддл! — воскликнул хозяин магазина. — Здравствуйте, рад видеть вас в моей скромной обители. Совсем вы нас позабыли. Чем могу служить на этот раз? У нас как раз новое поступление товара. Вот, взгляните хотя бы на это проклятое ожерелье. — Карактак Бэрк указал рукой на стеклянную витрину, под которой красовалось золотое и очень красивое колье. — Стоит какому-нибудь человеку его надеть, как его ждет неминуемая гибель. А главное, будет трудно или практически невозможно понять, какое проклятье настигло жертву и как от него избавиться. Риск в этом случае будет минимальным.

— Благодарю вас, мистер Бэрк, но сегодня я хотел бы продать, а не купить! — и Реддл выложил на стол книгу, которую приобрел в последний раз. — Со следующей покупкой повременю до начала учебного года.

— Как это? — удивился Бэрк, переходя при этом на более фамильярный тон, обращаясь к собеседнику по имени. — Ведь ты же в этом году Хогвартс заканчиваешь, разве нет? А я ведь хотел тебе кое-что предложить, Том. Работу в моем магазине. И, конечно же, не затем, чтобы за прилавком здесь стоять. Видишь ли, мне нужен человек, который от лица фирмы вел бы переговоры с состоятельными коллекционерами разных магических артефактов о том, чтобы они продавали бы нашему магазину кое-что из своих вещей. Конечно, большого дохода я тебе не предложу, но зато ты всегда будешь иметь доступ к книгам по темным искусствам.

Слушая все это, Том невольно улыбнулся и посмотрел за окошко. Был зимний день, легкий морозец, и сквозь облака порой проглядывало солнце. Хогвартс-экспресс в очередной раз привез студентов домой на каникулы, а Реддл воспользовался стоянкой, чтобы побывать в Косом переулке и в лавке «Горбин и Бэркс». Буквально несколько дней назад Слизнорт красноречиво расписывал, какая замечательная карьера может быть у столь одаренного молодого волшебника, а он, декан, готов оказать ему всякое содействие. Но, хоть предложение Карактака Бэрка и показалось ему более интересным, чем словоизлияния Слизнорта, Том все же решил отказаться, естественно, в весьма вежливых выражениях.

— Мистер Бэрк, я, конечно, высоко ценю ваше предложение, но вряд ли смогу принять его. Дело в том, что я рассчитываю получить место преподавателя в Хогвартсе. Школа для меня — это все равно, что родной дом, которого у меня нет. Однако я с удовольствием пополню ряды ваших постоянных клиентов.

— Ну, если так, — разочарованно проговорил хозяин магазина. — Удачи! Если же вдруг решение ваше поменяется, то милости прошу…- Тут хозяин отсчитал Реддлу деньги, полагающиеся за книгу, а Том, взяв их, попрощался и вышел на улицу.

* * *

Прошло три месяца, и царил теплый апрель. Не за горами были ежегодные экзамены, а для пятикурсников и семикурсников начиналась горячая пора подготовки к этим серьезным испытаниям, и также череда бесконечных домашних заданий. Реддла, разумеется, все это не беспокоило, в себе он был уверен, как никогда. Однако и умы других студентов, особенно гриффиндорцев, были в этом году заняты куда более важным, на их взгляд, событием, чем какие-то экзамены. Оно и в самом деле должно было сильно повлиять на дальнейшую судьбу всего волшебного мира. Дело в том, что Альбус Дамблдор, известный с юных лет как очень сильный и необычайно талантливый волшебник, довольствующийся, однако, скромным местом преподавателя в Хогвартсе, после многократных просьб и обращений Министерства магии, наконец-то, вызвал на дуэль пресловутого Геллерта Гриндевальда. Этот черный маг чуть было не покорил всю волшебную Европу, но после похода на восток стал терпеть сокрушительные поражения. Однако сам все же обладал колоссальным волшебным потенциалом и недюжинными познаниями в темной магии. О предстоящем поединке знали и говорили всюду и все: студенты в коридорах и гостиных, преподаватели в учительской, чиновники в Министерстве… Интриговало еще и то обстоятельство, что о точном месте и времени поединка никому не было известно, так как Дамблдор просил поменьше афишировать все это.

Как раз о предстоящей дуэли говорили между собой, сидя в гостиной у камина, староста змеиного факультета и капитан сборной по квиддичу.

— Ну, что ты мне скажешь? — расспрашивал Реддл.

— Милорд, — отозвался Лестрейнж. — Я сегодня общался с матерью тем способом, о котором вам давно известно, а кроме того, об этом писал “Ежедневный пророк”, но опять-таки ничего конкретного не указали. В самых туманных выражениях сообщается, что участники поединка окончательно определились с местом и временем, и что дуэль окончательно произойдет до конца этой недели.

— Дольф, мне прекрасно известно, что пишет “Ежедневный пророк!” — нетерпеливо перебил Родольфуса Том. — Я спрашиваю, что тебе известно из разговоров работников Министерства.

— Честное слово, милорд, ничего! — взмолился Лестрейнж. — Мой отец, как вы знаете, работает заместителем начальника Отдела магического правопорядка, но и ему ничего не известно. Я даже спросил его об этом в письме, но он ответил, что ничего не знает.

— Ладно, — решив проявить снисходительность, милостиво кивнул Реддл. — Однако, продолжай держать ухо востро, и, если что-нибудь разузнаешь, непременно сообщай мне.

— Обязательно, милорд! — ответил Лестрейнж.

Реддл тем временем глубоко задумался о том, что он весьма вовремя заканчивает школу. Ведь если Дамблдор победит в поединке, то ему, Тому, придется несладко, учитывая, какое влияние обретет тогда декан Гриффиндора в школе и вообще в волшебном сообществе. А впрочем, что декан, он наверняка станет директором школы.

Спустя несколько дней все волшебные газеты действительно написали о полной победе Альбуса Дамблдора над своим противником. Причем гриффиндорец не убил Гриндевальда, хотя тот и желал проделать такое со своим врагом. На большой движущейся фотографии профессор Дамблдор держал в руках две волшебные палочки — свою и побежденного противника, которого сумел разоружить. Теперь Гриндевальда ждал суд за все его преступления. В этот момент Реддл при всей своей глубокой неприязни к декану Гриффиндора не мог не восхищаться им. Нет, не благородный поступок по отношению к побежденному врагу впечатлял слизеринца. Напротив, тут он только презрительно фыркнул. Зато волшебная сила, таланты, острый ум и магическое мастерство просто завораживали Реддла, но при этом и заставляли серьезно опасаться, если не сказать, бояться. Том отчетливо понимал, что ему еще только предстоит постичь ту боевую магию, которой, оказывается, владел этот добродушный учитель. Для себя Том уже четко уяснил, что пока он не сравняется в магическом мастерстве с Дамблдором, то и свои планы очистить, как завещал Салазар Слизерин, школу, да и весь волшебный мир от всей этой магловской грязи, вряд ли сможет. Хорошо бы не только по книгам постигать темные искусства, но и попутешествовать по миру, ведь денег для этого у него теперь хватает.

Пока другие радовались победе, Реддл, наоборот, все сильнее и сильнее тревожился. А причина этого беспокойства была очень проста. Том уже несколько дней назад подал прошение директору Диппету о назначении его на должность преподавателя защиты от темных искусств, но ответа на него пока так и не получил, начиная всерьез опасаться отказа. И предчувствия не обманули его.

В середине мая Армандо Диппет пригласил Тома в свой кабинет. Реддл выглядел спокойным, но это далось ему с большим трудом. Уже от одного взгляда на удрученное лицо директора и даже не прибегая к легилименции, он понял, что должности преподавателя ему не видать.

— Добрый день, сэр! — прохладным вежливым голосом поприветствовал Том собеседника.

— Здравствуй, здравствуй, Том! Проходи, пожалуйста, присаживайся!

Реддл подчинился.

— Видишь ли, мой мальчик, я получил твое прошение и рассматривал его дольше положенного! — виновато посмотрев на Тома, проговорил Диппет.

Вообще, интересная это была сцена, когда еще не окончивший школу студент ждал ответа, словно отчета, а директор перед ним оправдывался.

— Но, видишь ли, у меня были на то серьезные причины и делал я это в твоих интересах.

— Не понимаю, сэр.

— Хорошо, я поясню. Думаю, с тобой можно говорить предельно откровенно. Если бы решение твоего вопроса в данный момент зависело только от меня, то со следующего сентября ты бы непременно занял должность преподавателя ЗОТИ. Я не сомневался бы ни секунды, учитывая и твой магический потенциал, и таланты, да и некоторый опыт тоже. Ведь тебе уже приходилось заниматься с однокурсниками, внести свою лепту в то, что они благополучно сдали экзамены. Кроме того ЗОТИ — это ведь один из твоих любимых предметов. Но в том-то все и дело, что хоть я и директор Хогвартса, однако с недавнего времени не могу с той же самостоятельностью принимать подобные решения.

— Все дело в вашем заместителе, не так ли, сэр? — уверенно изрек Реддл, и вопрос его больше звучал как утверждение.

— Ты, как всегда, проницателен, Том! — с горькой улыбкой отозвался профессор Диппет. — Признаюсь, ума не приложу, почему он имеет на тебя такой большой зуб, мой мальчик. Уж не из-за того ли случая с разоблачением Хагрида? Он наотрез отказался дать свое согласие и утвердить твою кандидатуру, хоть я и приводил ему все возможные аргументы в твою пользу. Я даже обратился за помощью к профессорам Слизнорту и Вилкост. Они тоже настоятельно ходатайствовали за тебя, но профессор Дамблдор стоял на своем. Говорил, что тебе еще нужно набраться опыта, а кроме того, ты слишком юн для такой работы. Заявил, что с трудом представляет, как ты в сентябре будешь обучать семикурсников, считай, что ровесников. А ты понимаешь, Том, какой популярностью, вниманием, да что там, влиянием, он пользуется после своей победы над величайшим темным магом современности? — Том молча кивнул. — И нам пришлось ему уступить, к сожалению. Поверь, мы сделали для тебя все возможное.

— Благодарю вас, сэр! — сухо отозвался Реддл. Потом он уже лишь краем уха слушал, что говорил ему директор в попытке утешить одного из своих лучших и любимых учеников. Тому и в самом деле эти слова были безразличны, потому что сердце его безвозвратно зачерствело и ожесточилось. “Что проку в словах?”- размышлял тем временем слизеринец. — “Они все равно ничего не изменят!”

— Но не расстраивайся так, мой мальчик! — продолжал тем временем увещевать своего лучшего студента директор. — Ты вполне сможешь устроиться хоть в Министерстве, хоть в любом другом месте, где пожелаешь. Профессор Слизнорт окажет тебе содействие, если хочешь. А вообще, я не удивлюсь, если ты издашь свой учебник по ЗОТИ или по истории магии. О тебе непременно узнают, Том!

— О да, сэр, конечно! — кивнул головой Реддл. — На лице его был румянец, а в темно-серых глазах загорелись багровые искорки. В груди у слизеринца пылала злоба, однако профессор Диппет усмотрел для себя другую причину так сильно изменившегося лица студента.

— Мальчик мой, не расстраивайся ты так! Право слово, на школе свет клином не сошелся. — беспокойно заговорил Диппет.

“Да как он посмел так поступать с наследником самого Салазара Слизерина?” — “Ты за это заплатишь!” — c ненависть думал Реддл о профессоре Дамблдоре. — “Но этот гриффинлорский котяра еще не знает, с кем имеет дело! Я все равно буду сильнее этого, и настанет час, когда обо мне будет знать каждый маг в Британии.”

Однако Том быстро совладал с собой.

— Все в порядке, сэр! Я вовсе не волнуюсь. Если в должности преподавателя мне отказано, то я приму другое предложение о работе.

— Ну, вот и хорошо! Не сочти за бестактность, Том, но куда ты хочешь устроиться?

— В магазин “Горбин и Бэркс”.

— Куда? — изумился директор. — Но что тебе с твоими блестящими способностями делать в какой-то лавке, когда там может работать и самый заурядный волшебник? Обратись лучше к Слизнорту… Но, ради Мерлина, не зарывай свои таланты в землю!

— Сэр, не волнуйтесь, этого не случится. Я просто подумал, что в этом магазине смогу вести свои волшебные исследования и прикоснуться ко многим древним артефактам.

— О, в который раз убеждаюсь, что поистине пытливый ум не знает преград, а блеск галеонов для него мало что значит. Я уверен, что ты многого достигнешь в своих исследованиях и с нетерпением буду ждать их результатов в наших изданиях. — заливался соловьем Диппет.

— Все может быть, сэр! — слегка улыбнувшись отвечал Реддл. — Еще раз благодарю вас за содействие.

— Да не за что, Том!

— Сэр, уже поздно, и я, пожалуй, пойду к себе.

— Да-да, Том, мы и правда засиделись. Ступай!

— До свидания, профессор! — ответил Реддл и вежливо кивнул на прощание.

Май пролетел быстро и незаметно, а в июне Том Марволо Реддл, как и следовало ожидать, блестяще сдал ЖАБА, в очередной раз став первым учеником Хогвартса. После экзаменов, однако, семикурсники не спешили в этот раз разъезжаться по домам, ведь им предстоял выпускной бал. Это всегда было грандиозное торжество. А еще главными темами разговоров служили две чистокровные свадьбы, которые должны были сыграть этим летом. Сочетались браком Абраксас Малфой с Эллой Эйвери и Сигнус Блэк с Друэллой Розье. Если Абраксас и Элла выглядели вполне спокойными, а Сигнус вообще не скрывал своего торжества, то на Друэлле лица не было. Девушка сильно похудела, совсем не улыбалась, а карие глаза смотрели на мир с тоской и безо всякой надежды, так как все яснее и яснее становилось осознание неизбежности предстоящего события и невозможности противостоять ему. А кроме того, к ее досаде, на выпускном балу Том нарочно избегал общения с ней. Тогда Дру пошла на отчаянный шаг: когда пришел черед дам приглашать кавалеров на танец, то она подошла к Реддлу и протянула ему руку. Сигнус сперва недовольно взглянул на нее, но потом, похоже, решил сменить гнев на милость, зная, что рыбка с крючка все равно никуда не денется.

— Том, а ведь на четвертом курсе ты очень кстати избавил меня от неприятностей, помнишь? Что помешало тебе сейчас сделать то же самое?

— А ты в самом деле полагаешь, что я всесилен? — попробовал отшутиться Реддл. — Как, по-твоему, я смог бы расстроить твой брак? Или ты забыла о моем статусе полукровки?

— Но я знаю, что ты наследник Слизерина. Так что, если бы ты захотел, то…

— Дру, остановись! Не пристало юной леди так унижаться. Я, пожалуй, мог бы тебе помочь, но только в том случае, если ты сама кое-что сделаешь для себя.

— Что ты этим хочешь сказать? — недоумевала девушка.

— Я могу дать тебе ценный совет, вернее, обучить парочке весьма действенных заклинаний, после которых ты бы стала свободной, как весенний ветер. — Тут Реддл нагнулся к самому уху своей партнерши по танцу. — Как насчет Империуса и Круциатуса, если у тебя будет прекрасная возможность скрыть их применение? Ну, про Аваду Кедавру я промолчу. На это ты действительно не способна.

— Что, непростительные проклятья? — в ужасе прошептала Друэлла, а лицо у нее побледнело. А сама она даже сбилась с ритма вальса и наступила на ногу Реддлу. Однако он никак этого не показал, словно ничего не произошло.

— Вот, видишь, Дру, даже если бы эти заклинания применил я, дабы избавить тебя от нежеланного брака, нам бы все равно было не по пути.

— Да, в самом деле, такой ценой мне освобождение от Сигнуса не нужно, даже если никто не узнает о заклятии. — твердо отвечала Друэлла.

— А я на твоем месте ни за что бы не отказался. В этом и разница. И в этом твоя проблема. — холодным голосом отвечал Реддл.

Тут музыка прекратилась, и Том с Друэллой разошлись в разные стороны Большого зала точно также, как и разошлись их пути.

После бала Абраксас вручил своим соседям по спальне, Тому и Родольфусу, приглашение на свадьбу. При том Малфой с легким высокомерием взглянул на Лестрейнжа, а Дольф, в свою очередь, ехидно подмигнул Тому. Реддл поинтересовался у однокурсников, будут ли они на свадьбе у Блэка, на что Абраксас отвечал утвердительно, а вот Родольфус не изъявил ни малейшего желания присутствовать на, по его меткому выражению, похоронах.

На другой день Хогвартс-экспресс навсегда увозил Тома Марволо Реддла из школы, на которую теперь уже бывший студент смотрел с тоской до тех пор, пока огромный замок совсем не скрылся из виду.

* * *

Выйдя из вагона на платформу 9 ¾, Реддл трансгрессировал в Косой переулок в аккурат ко входу в «Дырявый котел». В этой гостинице он планировал поселиться на некоторое время и снял там не очень дорогой, но вполне приличный номер, где непритязательный молодой человек мог бы найти все необходимое. Устроился он здесь очень быстро и отправился в хорошо известную ему лавку, торговавшую темными артефактами. Заранее уведомленный Карактак Бэрк ожидал гостя. В своем письме Реддл в необычайно вежливой форме и умеренно льстивых выражениях сообщил, что намерен принять предложение о работе, чему хозяева магазина были очень рады.

— Ты правильно сделал, Том, что согласился работать с нами! — довольно изрек мистер Бэрк после краткого приветствия.

— Я, в свою очередь, тоже рассчитываю на взаимовыгодное и плодотворное сотрудничество.

— Ну, что же, тогда позволь ознакомить тебя с условиями работы и обязанностями. Ты, конечно же, понимаешь, что стояние за прилавком — это занятие не для тебя. За все время нашего знакомства ты уже успел догадаться, что полулегальную или же совсем незаконную торговлю темными артефактами нам помогают прикрывать чиновники из Министерства, которым мы вынуждены давать хорошую мзду. Однако и такой действенной меры было бы недостаточно, если бы у нас не было приличной ширмы. Торговый дом «Горбин и Бэркс» также слывет и самым крупным продавцом волшебных артефактов, имеющих историческую и культурную ценность.

— Да, сэр! — кивнул Реддл в знак того, что все прекрасно понимает.

— Поставщиками этих ценных вещей в большинстве случаев служат порой весьма состоятельные коллекционеры магических вещей, среди которых многие даже гоблинской работы. Твоей главной задачей будет ведение переговоров с ними о выкупе артефактов, имеющих для нас коммерческий интерес. С каждой сделки ты будешь иметь свой процент, который и составит твой заработок. Как видишь, ничего трудного нет для такого способного волшебника как ты. Опять же, очевидное преимущество такой деятельности в том, что можно завести весьма полезные знакомства.

— Я все понял, мистер Бэрк, скажите, когда мне нужно приступить к работе.

— Можешь хоть завтра!

Карактак взмахнул волшебной палочкой, и из конторки, где хранились волшебные книги, вылетел листок, который хозяин лавки передал своему новому работнику.

— Вот, ознакомься со списком коллекционеров и артефактов, которые нашей фирме неплохо бы выкупить. Здесь же указан и диапазон цен на каждую вещь, в рамках которого ты можешь торговаться. Особое внимание обрати на эти две фамилии. — И волшебник указал на первые строчки списка.

— Миссис Мюриэль Уизли и мисс Хэпсиба Смит. — проговорил Реддл.

— Совершенно верно!

— Но Уизли… Разве?

— Да-да, — понимающе кивнул мистер Бэрк. — Они бедны, но Мюриэль, по нашим данным, обладает ценными доспехами и диадемой гоблинской работы, хранящиеся в семье несколько столетий. Постарайся выкупить хотя бы доспехи. Видит Мерлин, сейчас облачения средневековых рыцарей в большой моде. Держу пари, маги, которые обладают ими, с удовольствием наденут их в ближайший Хэллуин. Так что они у нас не залежатся…

— Хорошо, мистер Бэрк, я их добуду.

— Если сразу не получится, тоже не волнуйся, я пойму. Тут мистер Бэрк, и без того вольно обращавшийся со своим новым служащим, заговорил совсем уж заговорщицким тоном.

— Видишь ли, Том, я сам уже несколько раз пытался найти подход к этим занудным хрычовкам. То еще удовольствие, скажу тебе. Но пока что ни та, ни другая не согласились уступить нашему магазину ничего из своих сокровищ даже за приличную цену. А уж Хэпсиба Смит… — Тут хозяин закатил глаза и покачал головой, говоря таким тоном, каким говорят слово «безнадежно». — Жуткая старая карга, которая тем не менее мнит из себя не весть что по причине своего богатства и, кажется, дальнего родства с самой Пенелопой Пуффендуй…

— Предоставьте этих дам мне, сэр. Я смогу с ними договориться! — уверенно ответил Реддл, словно говорил о неоспоримом факте вроде восхода солнца.

Карактак Бэрк посмотрел на своего служащего с нескрываемым недоверием, но тем не менее ответил.

— Буду очень доволен тобой, если все случится именно так, и тебе удастся сдержать слово. Удачи тебе, а заодно и нам!

— Благодарю, сэр! — холодным и деловым тоном сказал Реддл.

— Ты волен сам определять место и время встречи с нашими клиентами, и вообще организовывать рабочий день по своему усмотрению. Просто еженедельно отчитывайся мне о результатах своей работы.

— Такие условия меня вполне устраивают, сэр! — улыбнулся Реддл, так как предоставленная свобода действий была ему по душе. Горделивому наследнику Слизерина претила сама мысль о том, что кто-то будет держать его на коротком поводке. Бэрк, который хоть и понятия не имел о его происхождении, все же безошибочно определил в нем необычайно гордого и амбициозного чародея, которого придется уважать, хоть и в роли рядового служащего.

— В таком случае, до встречи через неделю, Том!

— До встречи, сэр! — Реддл, слегка поклонившись, вышел из лавки.

Годриковая Лощина.

— Добрый день, сударыня! — как можно любезнее, однако сдержанно и с достоинством обратился Реддл к даме средних лет, которая открыла ему дверь. Это была одна из многочисленных Уизли, с такими же рыжими волосами, однако, как отметил Реддл, даже не прибегая к легилименции, довольно сварливая, своенравная, вздорная и капризная. Не в пример своей многочисленной родне.

— Том Марволо Реддл, представитель фирмы «Горбин и Бэркс». — продолжал он, протягивая визитную карточку.

— У меня нет с этим магазином ровным счетом никаких дел! — отрезала миссис Уизли.

— Да, это так, сударыня, но два дня назад я отправил вам сову с письмом, в котором спрашивал разрешения посетить вас сегодня в это время. И поскольку я не получил отказа, то полагал…

— Вы неправильно полагали!

— Что же, сударыня, в таком случае я удаляюсь, но примите хотя бы конфеты, которые я приобрел для вас! — Реддл, казалось, ни капли не замечал грубых слов собеседницы и ничем не выказал даже малейшего раздражения. Напротив, невесть откуда вытащил коробку дорогих шоколадных бобов. Мюриэль Уизли после этого стушевалась и решила сменить гнев на милость.

— Что же, благодарю! — ответила она. — Пройдите, в таком случае, в дом, раз уж пришли. Том переступил порог и оказался в небогатой, но уютной гостиной. У окна стояла небольшая софа с белой кружевной накидкой на спинке. Рядом был круглый столик, покрытый белой скатертью с кружевными же краями, а около него были три маленьких стульчика. Вдоль одной стены Том заметил сервант с чайным сервизом. Хозяйка указала посетителю на один из стульев, тогда как сама села за другой.

— Что вас привело ко мне, молодой человек? — спросила она.

— Как я уже писал вам, сударыня, фирма «Горбин и Бэркс» хотела бы выкупить у вас диадему гоблинской работы и намерена предложить за нее весьма достойную цену.

— Ну уж нет, юноша с диадемой я не намерена расставаться ни за какие коврижки. Она веками хранилась в нашей семье, так что для нас это не просто галеоны.

— Понимаю, сударыня.

— Так что здесь я вынуждена вам отказать, но не желаете ли чашку чая?

— С удовольствием!

Миссис Уизли движением волшебной палочки левитировала из комода на стол пару чашек и маленький фарфоровый заварной чайник. Однако, наколдованный ею чай оказался хоть и неплохим на вкус, но холодным, и волшебница невольно покраснела перед своим гостем.

— Не извольте беспокоиться, сударыня! — улыбнулся Реддл. Одного небрежного взмаха тисовой палочкой оказалось достаточно, чтобы чай стал горячим.

— Спасибо, мистер…

— Реддл, сударыня.

— Мистер Реддл, а не скажете мне, почему мистер Бэрк сам не пожаловал ко мне с визитом?

— Мистер Бэрк теперь поручает мне вести переговоры о покупке волшебных артефактов для его магазина.

— И как давно вы у него служите?

— Меньше недели, миссис Уизли.

— Полагаю, что и Хогвартс вы закончили в этом году.

— Совершенно верно.

— Должно быть, вы, как и все студенты, в восторге от несравненного Альбуса Дамблдора, победителя самого Гриндевальда. — В голосе Мюриель звучали явный сарказм и неприязнь к человеку, о котором шла речь.

— Признаюсь, нет, сударыня.

— Нет? — удивилась собеседница. — А какой, позвольте узнать, факультет вы заканчивали мистер Реддл?

— Слизерин! — с затаенной гордостью отозвался Реддл.

— Ну, тогда все понятно! — благосклонно кивнула хозяйка. — Честно говоря, никогда особо не жаловала этот факультет, но тот факт, что кто-то из студентов не визжит от восторга при упоминании этого досточтимого мага, меня хоть немного утешает.

Надо сказать, что Реддлу и самому было приятно, когда не только он, но и какой-то другой человек питает к заместителю Хогвартса неприязнь, и ему захотелось поподробнее расспросить чародейку. Верно сказал Бэрк, что знакомства, которые ему сулила работа в магазине, могут быть очень интересны и полезны.

— Знали бы маглокровки и маголюбы, кем они на самом деле так восхищаются, то по-другому бы заговорили.

— В самом деле? — поинтересовался Том, отпивая глоток чая из чашки. Он заметил, что Мюриэль Уизли получает огромное удовольствие от общения с таким внимательным слушателем, который даже и не думает опровергать ее слова и дает возможность всласть посплетничать.

— Молодой человек, вы в курсе, что отец нашего уважаемого поклонника маглов, Персеус Дамблдор, закончил свои дни в Азкабане?

— Вот как? — Том был само внимание.

— Да, и угодил он туда за убийство трех маглов, причем детей.

— Невероятно! — деланно изумился Реддл.

— Не верите? Можете посмотреть старые номера «Ежедневного пророка», хотя в школе вы их по понятным причинам вряд ли найдете.

— Непременно посмотрю. Вы меня просто заинтриговали, мисси Уизли!

— Мистер Реддл, вы первый волшебник, который не называет меня сумасшедшей или злословной, когда я говорю об этом. Похоже, не всех Дамблдор еще ослепил. Но большинство чародеев даже раньше говорили, а сейчас, после его победы над Гриндевальдом, вообще трещат без умолку: Дамблдор то, Дамблдор это. А его мать, — продолжала тем временем волшебница, смакуя каждое слово. — Скверная была баба, скажу я вам. Кто-то из обожателей Дамблдора, вроде его дружка Элфиаса Дожа, скажут вам, что достойная была женщина. Но по мне, так большего высокомерия я ни в ком не видела. Когда они с мужем еще только переехали сюда в Годриковую Лощину, то она первое время вообще ни с кем не разговаривала и только позже стала общаться с Батильдой Бэгшот.

— С Батильдой Бэгшот? — подняв брови, переспросил Реддл. — Автором «Истории магии?»

— С ней самой. Кроме Альбуса у Персеуса и его жены Кендры был еще один сын Аберфорт и, как оказалось позже, дочь Ариана.

— Что значит «оказалось позже», миссис Уизли? Не понимаю. — недоумевал Том.

— Ну да, еще бы! Мы, жители деревни, тоже мало что понимали, когда из дома вынесли гроб с ней. А до этого Арианы никто в глаза не видел. Хорошо, знать, они ее дома взаперти держали.

— Но почему?

— Да Кендра сама от магла родилась, вот и произвела на свет самого, что ни на есть сквиба. И большего позора она для себя не видела. Иначе как объяснить, что девочка никогда не училась в Хогвартсе? — Мюриель уже выпила одну чашку чая и налила себе вторую, заедая шоколадными бобами. — Кто-то говорит, что девочка была слаба здоровьем, но ведь это же не повод прятать ее ото всех и держать дома без позволения выходить на улицу. Один мой родственник работал тогда в больнице святого Мунго. Так вот, ему доподлинно известно, что Ариана никогда не обращалась за помощью к колдодокторам, да и на дом к ней целителя никто не приглашал.

— Это действительно очень странно, сударыня! — ответил внимательно слушающий свою собеседницу Реддл.

— Конечно, странно. Тем более что Ариана скончалась вскоре после гибели самой Кендры.

— Ну вот это как раз неудивительно! — немного подумав, отвечал Том. — Насколько я знаю, профессор Дамблдор с юных лет отличался выдающимися способностями. Чиновники из Министерства до сих пор вспоминают, как он сдавал СОВ. А потом он стал и почетным членом Визенгамота, и активистом волшебной молодежи, и членом всевозможных ассоциаций магов. А с учетом того, что вы мне только что поведали о его сестре, то ли сквибке, то ли тяжелобольной…

— Вот именно! — вскрикнула Мюриэль, видимо, будучи в восторге от своего собеседника. — Естественно, при таком раскладе ему что сквиб, что больная стала бы тяжелой обузой и препятствием на пути к своим целям. Во всяком случае, у меня есть все основания полагать, что Ариана могла погибнуть по недосмотру как минимум, а может, и в результате злого умысла. Ведь этот скандал на похоронах наводит на разные мысли…

— И что же произошло на похоронах? — нетерпеливо спросил Реддл.

— О, это целая история, — цокнула языком Мюриэль. — Вы можете себе представить потасовку над гробом во время заупокойной мессы?

— С трудом! — улыбнулся Реддл.

— А между тем она имела место. Младший брат Дамблдора, Аберфорт, ни рыба, ни мясо, а тут вдруг прямым текстом обвинял Альбуса в смерти сестры. Мало того, еще и в драку с ним полез. — Мюриэль деланно закатила глаза.

— И получил, наверное, от брата на орехи!

— Кто получил? Аберфорт? Нет, ошибаетесь, мистер Реддл! — назидательно проговорила чародейка. — Это Дамблдор получил в нос, который Аберфорт ему сломал, а наш дорогой Альбус и не думал сопротивляться.

— Вы сами все это видели? — спросил Том.

— Я нет, но вот Батильда Бэгшот была при всем этом, ее разговор с моей матерью я за дверью подслушала. Известный колдоисторик и автор «Истории магии» жила по-соседству с Дамблдорами и была чуть ли не единственным человеком, с которым Кендра более-менее общалась. Сама Батильба очень хорошо относилась к Альбусу, видя его незаурядные дарования. Относилась настолько хорошо, что даже познакомила его со своим племянником, который приехал к ней на каникулы. Угадайте, с кем?

— Понятия не имею, сударыня! — развел руками Реддл, предоставляя собеседнице удовольствие самой назвать имя. — Даже не берусь гадать!

— С Геллертом Гриндевальдом! — с апломбом и торжеством произнесла злословная сплетница.

— Как? — Реддл на это раз даже не скрывал своего изумления, тем более, что именно такой реакции и ожидала Мюриель. Чуть не выронив чашку, Том все же спросил, так как все это казалось уж больно невероятным.

— С наитемнейшим магом современности, желающим поработить маглов? Дамблдор, этот убежденный маглолюб?

— Да, именно так! Геллерт Гриндевальд, как вы знаете, с юных лет проявлял блестящие способности, но вместо того, чтобы употребить их на добрые дела или, в конце концов, на получение разных премий и наград, не в меру увлекся темными искусствами до такой степени, что даже руководство Думстранга, весьма терпимо относящийся к черной магии школы, не стало терпеть сомнительные эксперименты этого мальчишки. Гриндевальд был исключен из школы в шестнадцать лет и приехал на каникулы к своей тетушке Батильде, которая и познакомила юношей, потому как видела, какие они оба умницы. И ребятки подружились, надо сказать. Ах, будь сейчас жива моя матушка, уже год как скончавшаяся, то поведала бы вам куда больше, ведь она была очень дружна с Батильдой Бэгшот. Как-то Батильда даже показала ей записочку Геллерту от Альбуса, которому так не терпелось поделиться с другом своими идеями, что он прислал сову прямо среди ночи. Жаль, не могу точно воспроизвести ее текст, поскольку она не у меня, а у Батильды. Я же просто при разговоре присутствовала.

— Ну, это не беда! — улыбнулся Реддл. — Если вы позволите, то я могу посмотреть все в ваших воспоминаниях.

— Но у меня нет Омута памяти, уж больно дорогая штуковина, да и без надобности она мне. И воспоминания извлекать я тоже не умею.

— Ничего страшного! — стараясь приятно улыбаться, сказал Реддл. — Я немного сведущ в легилименции, и если вы позволите… Право слово, ваш рассказ очень меня заинтересовал. — добавил он, чтобы побороть колебания собеседницы.

— Ну, так уж и быть! — отвечала Мюриэль, глядя в глаза Реддлу.

— Легилеменс!

Том оказался в той же гостиной, где был и сейчас. За этим же самым столом сидели две дамы, и одна из них протягивала другой маленький свиток пергамента, а девочка-подросток, дочь одной из них, стояла у матери за спиной и тоже могла свободно прочесть каждое слово. Впрочем, никто от нее ничего и не прятал.

«Геллерт! Твой тезис о том, что правление волшебников пойдет на пользу самим маглам, на мой взгляд, является решающим. Действительно, нам дана огромная власть, и, действительно, власть эта дает нам право на господство, но она же налагает и огромную ответственность по отношению к тем, над кем мы будем властвовать. Это необходимо особо подчеркнуть, здесь краеугольный камень всех наших построений. В этом будет наш главный аргумент в спорах с противниками — а противники у нас, безусловно, появятся. Мы возьмем в свои руки власть ради общего блага, а отсюда следует, что в случае сопротивления мы должны применять силу только лишь в пределах самого необходимого и не больше. Тут и была твоя главная ошибка в Думстранге. Но это и к лучшему, ведь если бы тебя не исключили, мы бы с тобой никогда не встретились. Альбус.»

Реддл перестал просматривать воспоминания Мюриэль.

— И что вы теперь скажете? — самодовольно спросила она. Но не успел Том ответить, как они услышали стук в оконное стекло, а взглянув на него, увидели, что это сова принесла почту.

Когда Мюриэль открыла створки, птица отдала ей свежий номер «Ежедневного пророка». Ведьма стала внимательно читать первую полосу и несколько минут даже не обращала внимания на своего гостя, а потом просто протянула ему газету.

— Полюбуйтесь!

Реддл взял в руки номер, на передовице которого была статья под названием «Гриндевальд осужден». В ней автор подробно перечислял все преступления этого темного волшебника, наказанием за которые стало пожизненное заключение в крепости-тюрьме «Нурменгард», которую чародей сам возвел для своих врагов. Под напечатанным крупными буквами заголовком была большая движущаяся фотография: огромный замок с мрачными башнями на скалистом берегу моря. Толстые неприступные стены с наложенными на них заклятиями, исключающими всякую возможность побега: прикоснись к камням, и упадешь замертво. А над широкими воротами-входом возвышалась внушительных размеров надпись «Ради общего блага».

Прочитав статью, Реддл все же не смог удержаться от ядовитых смешков, хоть и старался изо всех сил не показывать свои эмоции. Видя такую реакцию собеседника, Мюриэль засмеялась во весь голос.

— Дамблдор! — ядовито прошипел Реддл, вложив в слово как можно больше сарказма.

— Точно! — поддакнула Мюриэль.

— Еще дерзал поучать других!

— Не понимаю вас, мистер Реддл.

— Ну, когда мне понадобилось посетить запретную секцию в Хогвартсе, то довелось выслушать от него немало нотаций о пресловутой любви и о том, как опасно увлечься темными искусствами. Еще бы, кому как не наперстнику Гриндевальда знать про такое!

— Именно так!

Тут послышался стук в дверь.

— Должно быть, это Батильда. На днях была годовщина смерти моей матушки, а ее закадычной подруги в это время не оказалось в деревне, вот она и решила зайти ко мне сегодня.

Чародейка направилась к двери.

— Если вы не торопитесь, мистер Реддл, я могу представить вас ей.

— Почту за честь! — любезно согласился Том. Хотя ему и не доставляло большого удовольствия общество этой гусыни Мюриэль, но он не терял надежды выкупить у нее доспехи, да и рассказ о Дамблдоре его заинтересовал. Кроме того, завести знакомство с известным историком, да еще при случае незаметно покопаться в памяти волшебницы, посмотреть воспоминания о ненавистном Дамблдоре… От такой возможности тщеславный Реддл, уже начавший провозглашать себя лордом Волдемортом, ни за что бы не отказался.

В гостиную вошла почтенная леди, чей возраст было не так-то легко определить, одетая в кофейного цвета мантию и с бежевой шалью на плечах. Темно-русые волосы были убраны в высокую прическу, в глазах ее читались жизненный опыт и даже мудрость, а походка была исполнена достоинства.

— Добрый день, дорогая Мюриэль! — поприветствовала она хозяйку. — Сожалею, что не выразила тебе раньше свои соболезнования.

— Ничего страшного! — отвечала Мюриэль и взглянула на Тома, который скромно стоял в стороне. — Батильда, позвольте представить вам Тома Реддла, доверенного представителя фирмы «Горбин и Бэркс».

— Добрый день! — довольно прохладно сказала Батильда.

— Здравствуйте, мисс Бэгшот! Весьма польщен и необыкновенно рад знакомству, сударыня!

— Молодой человек, неужели магазин «Горбин и Бэркс» вам чем-то интересен? — в тоне собеседницы Реддл уловил легкий упрек, очевидно, из-за подозрения в интересе к темным искусствам.

— Мисс Бэкшот, меня там привлекают прежде всего волшебные артефакты, некоторые из которых можно отнести к раритетам истории.

— Так значит, вы не засыпали на уроках истории под монотонное бубнение профессора Бинса? — теперь уже на губах волшебницы играла улыбка, а выражение лица из подозрительного сделалось приветливым.

— Ни в коем случае, сударыня!

— Батильда, садитесь пить чай! — Мюриэль пригласила гостью к столу.

— Ах, Мюриэль, у тебя эти стулья такие неудобные. То ли дело мое кресло.

— Это легко исправить, мисс Бэгшот.

Реддл достал тисовую палочку и парой четких взмахов без всяких слов трансфигурировал один из стульев в удобное кресло.

— Прошу, сударыня!

— Не думала, что у мистера Бэрка столь любезные служащие. А кроме того, вы, похоже, необычайно талантливый и умелый волшебник, мистер Реддл. Должно быть, ваше увлечение историей и магическими артефактами в самом деле очень сильны, если вы предпочли эту лавку куда более перспективной карьере чем, например, в Министерстве магии.

— Батильда, а сегодня в «Ежедневом пророке» как раз напечатали статью об одном, без сомнения, историческом событии. — Мюриэль, похоже, не хотела оставлять в покое Альбуса Дамблдора, а злословить о нем доставляло ей огромное удовольствие.

— Да, знаю! — печально и с презрением отозвалась Батильда. — Мне стыдно, что мой племянник до такого дошел. Не хочу даже упоминать его имени.

— Но, дорогая Батильда, ведь он не один и даже не сам дошел до этого! — воскликнула Мюриэль. — Вы же сами показали моей матери письмо Альбуса к Геллерту. Кто как не Дамблдор внушил вашему племяннику эти идеи, лозунг, которым он оправдывал свои зверства и даже сделал из него надпись над воротами тюрьмы, куда скоро сам и сядет. А вам не кажется, что место Альбуса Дамблдора — в этом же самом замке возле вашего племянника, а?

— Нет, не считаю. Геллерт ведь был исключен из Думстранга за чрезмерное увлечение темной магией.

— Да мало ли за какие шалости могли исключить из школы шестнадцатилетнего мальчишку! Не он первый, не он последний. А Дамблдор ведь вместе с ним лелеял честолюбивые замыслы по захвату власти над маглами и свержением международного статута о секретности.

— Что бы он там не лелеял в свои семнадцать лет, но он оказался умнее и благороднее Геллерта и в отличие от него не воплотил свои планы в жизнь. Дружба эта продолжалась не более двух месяцев. В последствии Дамблдор всегда заступался за маглов и лиц магловского происхождения. И это ведь он и никто другой нанес поражение Геллерту!

— Батильда, вы просто слишком доверчивы! Скажите-ка лучше, как Кендра, а после ее смерти Альбус держали под надзором несчастную сквибку Ариану?

— У нее просто было плохое здоровье!

— Да? И потому нужно было держать ее взаперти? Полно вам! А почему, интересно, эта дружба с вашим племянником закончилась после гибели Арианы? Да и сам Геллерт в тот же день покинул страну. Я не удивлюсь, если девушка узнала нечто такое, что ей знать не полагалось, и стала первой жертвой «ради общего блага». И почему тогда Аберфорт сломал нос брату во время потасовки у гроба и обвинял его в смерти сестры?

— Ну, Аберфорт всегда был с сумасшедшинкой. К тому же, браться остались одни на свете и неудивительно, что от горя они могли срываться друг на друга.

— Возможно, но сломать нос — это уже перебор. А почему, если Дамблдор был против всего, что творил Гриндевальд, то пять лет уклонялся от прямого столкновения с бывшим другом? Может, боялся разоблачения?

— Все, хватит, Мюриэль! — разговор между дамами давно уже проходил на повышенных тонах.

“Раскудахтались!” — усмехнулся про себя Реддл, но при этом, затаив дыхание, слушал каждое слово.

— Не думала, что дочь моей дорогой подруги окажется злостной и склочной сплетницей! И похоже вы, Мюриэль, останетесь такой до старости.

— Я всего лишь хотела поддержать вас, потому и сказала, что вина за все лежит не только на вашем племяннике, но и на человеке, который его надоумил! — вскричала Мюриэль.

— Не желаю больше ни секунды здесь оставаться! — с презрением ответила Батильда. И тут она обратилась к Тому.

— Рада была познакомиться, мистер Реддл! Очень вас прошу, не верьте ни единому слову из того, что она вам тут порассказала.

С этими словами Батильда устремилась к двери и покинула дом. С минуту в гостиной царило молчание. Мюриэль о чем-то задумалась, а Реддл не мешал ей, просматривая тайком ее мысли и видя, что все складывается к его удовольствию.

— Прошу прощения, мистер Реддл, что понапрасну отняла у вас столько времени.

— Пустяки, сударыня! Ваш рассказ показался мне крайне занимательным.

— Ну, раз уж вы такой благодарный слушатель, то я, пожалуй, тоже смогу вас отблагодарить. Диадему я, конечно, вам не продам. Она веками хранится в нашей семье, и женщины надевают ее в день свадьбы или же по другим торжественным случаям. Но в моем хранилище в Гринготтсе есть чудесные рыцарские доспехи. Вот их, если пожелаете, я могла бы уступить вашей фирме. Мне они по большому счету совсем ни к чему, а вот золото будет очень кстати. Так что если желаете, можете прийти сюда завтра в это же время, и мы тогда заключим сделку.

— Непременно буду, сударыня!

* * *

Прошел едва ли месяц, а Каратак Бэрк был уже просто в восторге от своего служащего и от того, с каким успехом он проводит переговоры даже с весьма трудными клиентами. Среди состоятельных коллекционеров, которые были указаны в списке, оказалось немало чистокровных слизеринцев, бывших одноклассников и почитателей наследника змееуста, которые считали за честь уступить ему что-нибудь из своих сокровищ. Ассортимент предлагаемых артефактов существенно расширился и, следовательно, увеличился поток покупателей. Ну, а когда богатая коллекционерка Хэпсиба Смит согласилась сотрудничать с фирмой «Горбин и Бэркс», то дела у всех совсем пошли в гору. Однако никому не дано было знать, что в скором времени произойдет событие, которое коренным образом изменит жизни как хозяев магазина, так и их служащего.

В этот день у Реддла было намечено посещение Хэпсибы Смит, чьего расположения он уже успел добиться. Будучи всегда очень пунктуальным, Том, как и было условлено, ровно в четыре часа позвонил в дверь.

— Скорее, скорее, Похлеба, это он! — послышался женский голос, и уже через пару секунд служанка, крошечная и дряхлая эльф-домовик, открыла дверь, и Реддл вошел внутрь.

Гостиная волшебницы была загромождена до того, что по ней с трудом можно было пройти, не налетев по крайней мере на дюжину предметов. Здесь теснились застекленные, наполненные лаковыми шкатулками шкафчики, большие шкафы были забиты книгами с тисненными золотом переплетами, полки уставлены земными и небесными глобусами, повсюду стояли бронзовые ящики с цветущими растениями. Одним словом, гостиная походила на помесь лавки магических древностей с оранжереей. Однако Реддл уже успел здесь освоиться и, легко лавируя между предметами в битком набитом помещении, подошел к хозяйке и склонился над ладонью Хэпсибы, чуть коснувшись ее губами. Это оказалась полная старая дама в поблескивающем розовом одеянии, которое придавало ей сходство с подтаявшим тортом-мороженым. На голове у нее был замысловатый рыжий парик, а на щеках — густой слой румян. На мясистых ногах красовались тесноватые атласные домашние туфли.

— Я принес вам цветы! — тихо сказал гость, извлекая невесть откуда букет роз. Том не только виртуозно овладел невербальной магией, но и достиг небывалых высот в очень трудном для большинства магов беспалочковом волшебстве. Поэтому такие вот проделки стали для него обычным делом.

— Гадкий мальчик, к чему это! — визгливо воскликнула старая Хэпсиба, хотя Реддл и заметил стоящую на ближайшем к ней столике пустую вазу. — Балуете вы старуху, Том… Садитесь, садитесь… Но где же Похлеба?

В гостиную торопливо вернулась служанка, которая притащила поднос с маленькими пирожными, опустив его близ локтя своей хозяйки.

— Угощайтесь, Том, — сказала Хэпсиба. — Я знаю, вам нравятся мои пирожные… Ну, как вы? Побледнели. Вас в вашем магазине заставляют слишком много работать, я это сто раз говорила.

Реддл деланно усмехнулся, а Хэпсиба ответила улыбкой.

— Итак, под каким же предлогом вы навестили меня сегодня? — хлопая ресницами, осведомилась она.

— Мистер Бэрк хочет сделать вам более заманчивое предложение относительно гоблинских доспехов, — ответил Реддл. — Пятьсот галеонов. По его мнению, это более, чем выгодно…

— Тише, тише, не так быстро, а то я подумаю, что вы здесь только ради моих безделушек! — надула губки Хэпсиба.

— Мне приказывают приходить ради них, — тихо проговорил Том. — Я всего лишь бедный служащий, мадам, и должен делать, что мне велят. Мистер Бэрк просил поинтересоваться у вас…

— Ах-ах, мистер Бэрк! — махнула ручкой Хэпсиба. — Я покажу вам кое-что, Том, чего никогда не показывала ему! Вы умеете хранить тайны? Обещайте не рассказывать мистеру Бэрку о моем сокровище. Он мне покоя не даст, если узнает, а я не намерена ничего продавать! Но вы, Том, оцените историю этой вещи, а не то, сколько галеонов можно за нее выручить…

— Я с удовольствием посмотрю все, что мне покажет мисс Хэпсиба. — негромко отозвался Реддл. — Хэпсиба по-девичьи хихикнула.

— Я прошу принести… Похлеба, куда ты делась? Я хочу показать мистеру Реддлу наше изысканнейшее сокровище… а вообще-то неси оба, раз уж ты…

— Пожалуйста, мадам, — пропищала Похлеба. Казалось, что две кожаные шкатулки сами движутся по комнате, а это крохотный домовой эльф нес их на голове, с трудом пробираясь между столиками, пуфиками и скамеечками для ног.

— Итак, — сказала довольная Хэпсиба, поставив шкатулки к себе на колени и приготовившись открыть верхнюю, — надеюсь, вам понравится, Том… О, если бы мои родные знали, что я показываю их вам… они так давно мечтают прибрать это к рукам!

Она подняла крышку, и в шкатулке оказалась маленькая золотая чаша с двумя изящно изогнутыми ручками.

— Интересно, Том, знаете ли вы, что это? Возьмите, рассмотрите как следует! — прошептала мисс Хэпсиба.

Реддл протянул руку и длинными пальцами вынул чашу за одну ручку из уютного шелкового гнезда. Когда он увидел выгравированное на реликвии изображение, то в его темно-серых глазах блеснул красноватый огонь.

— Барсук, — пробормотал Том. — Так это принадлежало…

— Принадлежало Пенелопе Пуффендуй, как вы догадались, умный мальчик! — воскликнула Хэпсиба. — Я не говорила вам, что состою с ней в дальнем родстве? Эта вещь передается в нашей семье из поколения в поколение. Очаровательно, не правда ли? Причем все магические свойства, как положено, я правда, толком не проверяла, просто храню ее в тишине и покое!

Она сняла кубок с длинного указательного пальца гостя и стала убирать в шкатулку; в своей сосредоточенности она не заметила сумрачной тени, скользнувшей по его лицу при расставании с реликвией.

“Достойная вещь для хранения частицы души!” — восхищенно подумал Реддл. “Ради подобных я и работаю у Бэрка. Опрометчиво, очень опрометчиво с вашей стороны, сударыня, открывать такую тайну кому попало. Я знаю, где искать диадему Кандиды Когтевран, а теперь вот чаша Пенелопы Пуффендуй…”

— Ну-с, — счастливо произнесла Хэпсиба, — где же Похлеба? А… вот и ты… возьми, отнеси на место!

Похлебв послушно забрала шкатулку с чашей, и Хэпсиба переключилась на другую, более плоскую.

— Это вам понравится даже больше, Том, — зашептала она. — Наклонитесь ближе, драгоценный, посмотрите… Бэрк, конечно, знает, что эта вещь у меня. Я сама ее у него купила. Полагаю, он мечтает это вернуть, когда меня не станет.

Она расстегнула изящный филигранный замочек и откинула крышку. Внутри на гладком малиновом бархате лежал тяжелый золотой медальон, который Реддл сразу же узнал. Точь-в-точь такой же он видел в воспоминаниях своего дяди Морфина, когда дед Марволо показывал его служащему из Министерства. На сей раз Реддл протянул руку, не дожидаясь приглашения, и поднял медальон к свету. Не отрывая глаз от старинной вещи, он тихо проговорил:

— Знак Слизерина, — Реддл любовался игрой света на витой змееподобной «с».

— Совершенно верно! — вскричала Хэпсиба, безмерно ликуя при виде его оцепенения. — Я заплатила целое состояние, но подобную драгоценность упускать нельзя, чтобы такое сокровище, да не в моей коллекции… Бэрк, кажется, купил его у какой-то нищенки, укравшей его невесть где и не знавшей истинной ценности… Надо полагать, Бэрк заплатил ей гроши, но как видите… прелесть, правда? И опять же, все волшебные свойства, но я просто храню его в тишине и покое…

Трудно передать тот вихрь эмоций и мыслей, который испытал Реддл, когда услышал слова чародейки. Ошибки тут быть не могло: глаза Тома сверкнули красным, костяшки пальцев на руке, сжимавшей медальон, побелели.

“Да как ты смеешь!” — думал про себя Реддл. — “Кичишься своим дальним родством с основательницей самого никчемного факультета и приходишься ей как нашему забору троюродный плетень. А сама даже малейшего представления не имеешь, кто перед тобой. Как ты назвала мою мать? Нищенкой и оборванкой? Что же, ты за это заплатишь! Ты не только медальона с чашей, но и жизни своей лишишься, мерзкая старуха, хотя могла бы отделаться обычным Империусом! Но своими словами сама подписала себе смертный приговор. Вот он, недостающий фрагмент во всей этой истории! Вот почему мать оказалась в этом магловском приюте без гроша в кармане! Бэрк! Ну с ним я отдельно побеседую!”

Тем временем Хэпсиба Смит протянула руку за медальоном, и Реддл нехотя вернул его просто потому, что знал: на самое короткое время. Цепочка выскользнула из длинных пальцев Тома, и медальон вернулся на красное бархатное ложе.

— Так-то вот, Том! Надеюсь, вам не было скучно?

Она поглядела ему в лицо, и ее глуповатая улыбка впервые поугасла.

— Милый мой, вы хорошо себя чувствуете?

— О да, — еле слышно ответил Реддл. — Я чувствую себя великолепно.

— Мне показалось… видимо, это игра света, обман зрения…- испуганно сказала Хэпсиба, которая заметила красную вспышку в темных глазах.

— Похлеба, забери и спрячь под замок… со всеми положенными заклинаниями.

Шкатулка, подпрыгивая на голове домашнего эльфа, поплыла прочь. Реддл тем временем уже полностью овладел собой, а выражение лица стало опять непроницаемым. Он снова любезно обратился к собеседнице.

— Ну, мисс Смит, что же вы скажете о гоблинских доспехах? Согласны ли вы уступить их нашему магазину за пятьсот галеонов? Поверьте, более выгодной цены вам больше никто не предложит.

— Что ж, пожалуй, уступлю. — ответила Хэпсиба, не в силах отказать своему галантному гостю.

— В таком случае, мадам, я могу явиться сюда завтра в это же время, если вас устроит.

— Конечно, Том, буду вас ждать. — и помахала пухлой ручкой на прощание, а Реддл поклонился.

* * *

Вернувшись в магазин, Реддл взял пятьсот галеонов, которые Бэрк оставил ему в качестве платы за гоблинские доспехи. Но отправляться в «Дырявый котел» наследник Слизерина не спешил. Он принялся хладнокровно и методично открывать ящики в витринах и доставать из них пакетики и коробочки с порошками всех возможных цветов. Это были разнообразные, мыслимые и немыслимые волшебные яды, творения темных зельеваров и колдоаптекарей. С виду Реддл казался вполне спокойным, и только горящие красные огни в глазах выдавали клокотавшие в нем гнев и ярость, которые он пока сдерживал в себе. Наконец, выбор его пал на ничем не примечательный белый порошок, напоминающий крупинки сахара. После этого он вышел из лавки, привычно запер ее заклинанием и трансгрессировал в «Дырявый котел».

На другой день Реддл снова посетил престарелую даму. Отдав гостю уже заранее подготовленные доспехи, она привычно сказала ему.

— Не желаете ли чашку чая с вашим любимым пирожным, Том, пока я пересчитаю. — Она кивнула на большой мешок с галеонами. Реддл ждал этих слов и согласно кивнул.

— С удовольствием, мадам!

Хэпсиба заулыбалась и кликнула служанку-эльфа.

— Похлеба! Похлеба, куда ты запропастилась?

— Я здесь, хозяйка! — пискнула эльф.

— Принеси гостю чай и пирожные, а мне… да, на этот раз я выпью какао.

— Да, мадам!

Реддл внимательно слушал разговор.

— И сахар не забудь! Да смотри, не перепутай ничего, а то на старости лет совсем бестолковая стала. Забыла, как в прошлый раз по глупости соль мне в чашку насыпала?

Глаза Реддла сверкнули багрецом. Похлеба уже несла на голове довольно внушительный поднос, в то время как ее хозяйка пересчитывала золото, и Реддлу не составило никакого труда всыпать в какао яд.

— Прошу вас! — эльфийка поклонилась, а потом насыпала в хозяйкино питье немного сахара.

Хэпсиба, уже закончившая подсчет, тоже присела к столу. Когда она взяла и поднесла к губам чашку, Том слегка вздрогнул, а его губы приоткрылись, словно собирались что-то сказать, но он тут же вспомнил о чаше, медальоне, а главное, о матери, и промолчал, с убийственным хладнокровием наблюдая, как дружелюбно беседующая с ним женщина пьет смертельную отраву. Подействовало питье очень быстро. Хэпсиба даже не успела поставить на стол чашку, и та, выскользнув из ее руки, брякнулась об пол и разбилась, а сама дама завалилась на спинку кресла, на котором сидела. Служанка-эльф вскрикнула, но Реддл мгновенно обездвижил ее. Затем он стер из ее памяти все сведения о сегодняшем визите, но оставил воспоминания о приказе хозяйки принести какао. Используя свои навыки работы с памятью, Реддл вложил в голову эльфийки свои собственные воспоминания, поэтому служанка была уверена, что сама добавила в питье Хэпсибы какой-то неизвестный белый порошок. Точно также два года назад Том поступил со своим дядей Морфином после убийства отца и деда с бабкой. Потом под действием очередного заклинания эльфийка крепко уснула. Реддл тем временем быстро отыскал тайник, где Хэпсиба хранила медальон и чашу и с еще большей быстротой открыл его, не взирая на все запирающие заклинания. Обе большие шкатулки легко поместились в его маленькую заколдованную сумку. На коленях у покойницы так и лежал мешок с пятьюстами галеонами, и его Реддл без всякого внутреннего содрогания отправил туда же, куда и реликвии, однако гоблинских доспехов не тронул и мгновенно трансгрессировал.

Отправился Реддл не в «Дырявый котел», где снимал номер, и не в лавку, а прямиком в дом Карактака Бэрка. Он был там всего один раз, да и то мимоходом, однако этих мимолетных воспоминаний о том, как выглядела гостиная, оказалось вполне достаточно. Хозяин безмятежно грелся у камина и читал очередной номер «Ежедневного пророка», как вдруг его спокойные одинокие посиделки были нарушены громким хлопком. Бэрк повернул голову и, к своему удивлению, увидел служащего.

— Том? — фамильярно улыбнулся он. — Что привело тебя сюда? Что за срочность? Нельзя было поговорить завтра в магазине, а не сейчас здесь?

— Именно сейчас и именно здесь! — холодно отчеканил Реддл.

— О, — поднял брови Карактак. — Должно быть, отхватил-таки у Хэпсибы гоблинские доспехи, раз так не терпится похвастать своим успехом, а?

— Нет, не доспехи, кое-что посущественнее! — многозначительно кивнул Реддл, а в глазах у него снова загорелись красные огоньки, так что самодовольная улыбка мгновенно сползла с лица Карактака, а от безмятежности не осталось и следа. Напротив, теперь чародей выглядел очень испуганным. Том тем временем достал плоскую шкатулку и извлек из нее медальон Слизерина.

— Узнаешь? — злобно прошипел он как разозленная кобра.

— Узнаю, узнаю, — поспешно пролепетал Бэрк. — Хотя и давно дело было, лет так двадцать назад или немного меньше, в аккурат перед Рождеством… Мерлин, Том, как это ты уговорил старую кошелку расстаться с таким сокровищем за пятьсот галеонов?

— А за какую сумму с ним рассталась предыдущая владелица? — не обращая внимания на заданный вопрос, проговорил Реддл.

— Эта нищая оборванка, что ли? — испуганно спросил Бэрк, словно парализованный красными огнями в глазах собеседника. — А почему, собственно, это тебя так волнует?

— Легилеменс! — слетело с тонких губ заклинание.

Помещение магазина, уже такое знакомое. Хотя нет, не совсем такое. Отделано оно было куда проще, чем сейчас, да и ассортимент товаров, выставленных на витрине, оказался намного скромнее. За окном — коренная зима. Карактак Бэрк сидит, скучая, на стуле в ожидании покупателей. Но, судя по угрюмому выражению на лице хозяина, клиенты здесь — нечастые гости. Однако сам хозяин выглядел двадцать лет назад намного лучше. Если сейчас он казался уже довольно старым человеком с сединами, то тогда это был мужчина в рассвете сил с черными как смоль волосами. Неожиданно открылась дверь и в лавку зашла молоденькая чародейка, в которой Реддл сразу же узнал мать, которую хорошо запомнил из воспоминаний Морфина. Если в доме деда она казалось некрасивой, то теперь подурнела еще больше, сильно похудела и вообще казалась изможденной до последней степени. Серое платье и тонкая мантия почти превратились в лохмотья. Живот у нее уже лез на нос так, что было очевидно: со дня на день волшебница станет матерью.

— Что тебе здесь нужно? — напрямик спросил Бэрк, даже не поприветствовав посетительницу. Он прекрасно понимал, что вряд ли эта особа в состоянии купить хоть какую-нибудь безделицу в его магазине.

— Мне очень нужны деньги, сэр! — слабым голосом сказала гостья.

— Можешь не говорить, по тебе и так видно! — усмехнулся Бэрк. — Но у меня тут не благотворительное заведение. — холодно добавил он.

— Нет-нет, поспешила заговорить девушка. — Я ничего у вас не прошу. Но я могу кое-что вам продать. — И она сняла с шеи тяжелый золотой медальон на толстой цепочке. — Вот! Это медальон Салазара Слизерина! — добавила она, положив вещь на стол. Хозяин молча перевел взгляд с посетительницы на медальон и обратно, видимо, отказываясь верить своим глазам. И действительно, очень странно было видеть такую драгоценность в руках у распоследней нищенки.

— К чему весь этот цирк? — засмеялся Карактак Бэрк. — Я уже вдоволь насмотрелся на всяких шарлатанов, которые пытались всучить мне всякую ерунду! То чайничек Мерлина, то еще что… — Однако медальон в руку все-таки взял и коснулся его кончиком волшебной палочки. И тут его хмурое лицо просияло.

— А вы не солгали, юная леди! Вот только откуда у вас такое сокровище, а? Где и у кого вы его украли?

— Я не крала! — чуть повысив голос, отвечала посетительница, а на бледных щеках на мгновение вспыхнул румянец.

— Ладно-ладно, я пошутил! В конце концов, не все ли мне равно? — Он на минуту задумался, вертя в руках медальон, а потом сказал.

— Конечно, приди ко мне кто-либо, взывающий большее доверие, чем вы, я бы предложил пятнадцать, но учитывая всю сомнительность ситуации… только десять. Но золотом.

При этих словах лицо волшебницы засветилось от радости.

— Целых десять золотых! — воскликнула она. — Десять галеонов!

На несколько секунд Бэрк замер от изумления при последних словах нищенки. Он-то вел речь о тысячах галеонов и полагал, что и для девчонки очевидно, в каких единицах идет счет.

— Десять галеонов? — удивленно повторил он. Потом улыбнулся и как можно более мягко добавил. — Десять галеонов, да! Приличная сумма. — Достав из ящика десять золотых монет, он протянул их нищенке, которая с благодарностью взяла эту ничтожную плату.

— Похоже, тебе и кнаты нечасто доводилось видеть! — пробормотал он себе под нос, пока оборванка рада-радешенька покидала лавку. В дверях она столкнулась с совсем еще юнцом, в котором Реддл все же узнал Грея Горбина.

— Добрый день, сэр!

— Добрый! — улыбнулся довольный Бэрк своему помощнику.

— Сэр, что за странная особа только была здесь?

— Эта особа принесла нам самую большую удачу! Вот, взгляни! — Бэрк указал на медальон, который еще даже не успел выставить на витрину и снабдить ценником. — Он принадлежал Салазару Слизерину!

— Неужели? — воскликнул Горбин.

— Вне всякого сомнения! Взгляни на знак, да и заклинание позволило установить этот факт. Я надеялся, что как-нибудь уломаю ее, и она уступит медальон хотя бы за десять, а не за пятнадцать тысяч, какие я бы предложил другому, более приличному продавцу. Но угадай, за сколько эта дура согласилась его отдать, а? За десять галеонов, и только! — В глазах собеседника Бэрк явно читал неверие. — Да-да! Десять галеонов! И еще была рада-радешенька! Поистине, это наша лучшая сделка!

Маг ожидал, что Горбин, как и он, будет в восторге, но младший совладелец не спешил радоваться.

— Мистер Бэрк, мы ведь ее обокрали, заплатив десять галеонов.

— Да будет тебе! — снисходительно усмехнулся Карактак. — Как будто мы первый раз скупаем что-то, мягко говоря, по заниженным ценам, а потом перепродаем. Этим ведь и живем.

— Да, но до сих пор мы имели дело с богатыми коллекционерами, от которых не убудет. А тут! Наверняка этот медальон был ее последним шансом не помереть голодной смертью… И ведь она, как я заметил, в положении…

— Хватит, Грэй! К чему такая щепетильность? Да она сама, поди, украла его где-нибудь и даже понятия не имела о его истинной стоимости! Не велик грех украсть у вора! — Бэрк успокаивающе похлопал компаньона по плечу. — Лучше подумай о будущем, а также вспомни, что последнее время дела у нас шли совсем неважно. Ведь Министерство, как назло, стало закручивать гайки, и поэтому мало кто отваживался покупать темные артефакты. Зато теперь! — Карактак блаженно улыбнулся. — Медальон продадим… Думаю, тысяч двадцать пять за него можно будет выручить… И тогда всем наши бедам конец! Все закладные и векселя, которые мы последний год выдали… В огонь!

Слова эти произвели на молодого человека сильное впечатление. Действительно, трудно было возражать против таких аргументов.

— Пожалуй, я даже не буду выставлять его на витрину! — продолжал рассуждать Бэрк. — Поговорю с состоятельными коллекционерами, которые могут пожелать его купить. С Хэпсибой Смит, например. Она за такую штуку руку или ногу отдаст, а не только золото!

— Можно поговорить с директором Хогвартса!

— Зачем? — удивился Бэрк.

— Ну как же? Ведь там до сих пор хранится меч Годрика Гриффиндора и, я думаю, преподаватели будут счастливы приобрести хотя бы вскладчину вещь, которая принадлежала еще одному Основателю! Вы также знаете, с каким упорством многие поколения когтевранцев ищут диадему Кандиды Когтевран!

— Да-да, ты прав, Грэй!

Тут Реддл, наконец, вынырнул из сознания Бэрка, глаза его метали красные молнии. Карактак в ужасе попятился.

— Том, — чуть слышно пробормотал он. — Что случилось?

— А то, сударь, что вы обрекли на смерть мою мать и меня!

— Не может быть! — воскликнул чародей. — Но, Том, позволь мне все исправить. Я все могу вернуть и…

— Неужели? Вернешь ее из могилы? Вернешь одиннадцать лет, проведенных в магловском приюте? — в голосе была злая и горькая ирония. — Ты давеча спросил, как мне удалось выманить медальон у Хэпсибы Смит? Так вот: Хэпсиба Смит поплатилась жизнью только за то, что посмела пренебрежительно отозваться о женщине, ставшей матерью наследника самого Салазара Слизерина. Так неужели ты полагаешь, что я пощажу тебя, гнида? После всего, что узнал? Ты умрешь!

— Ты не посмеешь! — глаза Бэрка вдруг загорелись безумной надеждой. — Мракоборцы из Отдела магического правопорядка…

— Мне ничего не сделают! Да-да, ведь всю грязную работы ты выполнишь сам! Но сначала… Круцио!

Бэрк упал на пол и завопил от боли, но ни крики, ни заклятие сквозь волшебную сферу не проникали. Круциатус на этот раз вышел особенно сильным, таким же, каким Реддл пытал отца перед тем, как убить его. В это заклятье были вложены злость, боль и неимоверное желание эту самую боль вернуть.

— Ты не делал особой тайны из того, откуда у тебя медальон, так ведь? Рассказал обо всем Хэпсибе Смит, а кому еще? Говори! Круцио!

Конечно, Реддл мог бы прибегнуть к легилименции, но сейчас просто не мог отказать себе в удовольствии пытки человека, которого считал одним из главных виновников всего, что с ним произошло в детстве.

— Не надо, пожалуйста! Я скажу… А-а-а! Дамблдор! Дамблдор тоже знал про медальон!

Услышав это, Реддл даже прекратил пытку и на короткое время оставил свою жертву в покое.

“Дамблдор! Снова Дамблдор! Он знает про медальон!” Однако Том довольно быстро успокоился, ведь в конце концов память служанке-эльфу он поправил в тот день, когда отравил Хэпсибу, а если кто и вздумает копаться в ее более ранних воспоминаниях, где мисс Смит показывала свои сокровища, то вину его это все равно не доказывает. Рассудив так, Реддл снова взглянул на Бэрка, без сил распростертого на полу.

— Империо! — властно сказал Реддл.

Теперь в глазах хозяина магазина кроме выражения страдания появилась еще и безоговорочная покорность.

— Встань, возьми перо, чернила и бумагу! — велел Реддл. Карактак молча подчинился и сел за стол.

— Пиши завещание согласно установленной формы. Завещаю все свое имущество, как то, дом, долю в магазине, а также содержимое ячейки в банке Гринготтс лорду Волдеморту. Не забудь подписать!

Заклятию Империус было невозможно сопротивляться, и Бэрк записал все, что продиктовал ему Реддл, и покорно ждал следующих указаний.

— Теперь отправляйся к своему нотариусу, заверь завещание и оставь ему на хранение. А месяца через два пойди и утопись в Темзе, как бы невзначай сверзившись с моста в воду. В ответ Карактак лишь кивнул, глуповато улыбаясь, а Том зло усмехнулся, глядя на труп. Да, положительно это был уже мертвец, хоть сердце его еще билось, да и выглядел он вполне здоровым. Однако дни его были уже сочтены, потому как, будучи околдованным, он не мог не выполнить данный ему приказ. Том это прекрасно знал и поспешил в «Дырявый котел», не забыв прихватить мешок с пятьюстами галеонами. Он намеревался в ближайшие сутки покинуть Британию и считал, что деньги эти будут не лишними.

Сидя на кровати в своем номере, Реддл уже более спокойно думал обо всем, что узнал за последние два дня. Он уже давно не верил ни в любовь, с тех пор как увидел в воспоминаниях отца сцену его расставания с матерью, ни вообще в добро, после того, что узнал о Дамблдоре. Потому его уже вовсе не удивило, как хладнокровно Бэрк обрек на гибель человека. Он и сам точно также поступил с Хэпсибой Смит. Почему-то всплыл в памяти разговор с Дамблдором после экзамена по защите от темных искусств. “Любовь, значит, всесильна, а жизнь бесценна?” — злорадная, гадкая, но в то же время и горькая усмешка искривила его губы.

— Ложь! — процедил он сквозь зубы и громко рассмеялся. Жутко и зло. Так, что если бы кто-то увидел его в этот момент, то ужаснулся бы. Ведь вся цена двум жизням — его и матери — составляла когда-то всего десять галеонов! Вот уж смех, да и только! Поступок Бэрка, к тому же, стал причиной и другого откровения, которое в этот вечер снизошло на Реддла. Пронырливый Карактак спокойно, не моргнув глазом, убил двоих и сделал это не из ненависти, не по злобе сердечной и не из мести. Для подобных чувств у него не было никакой причины. Просто так было выгоднее. Деловой подход и ничего личного! Однако, подход этот предполагал забвение таких морально-этических понятий как добро и зло, совесть и честь, и оперировал совсем другими терминами: преимущество, владение ситуацией, сила, одним словом. А эту самую силу дает власть! Именно сила и власть правят этим миром, добра и зла на самом деле не существует, а все рассуждения о них — удел наивных глупцов. И с этого дня власть в любом ее проявлении стала для Реддла столь же вожделенна, сколь и бессмертие. Размышляя об этом, Том машинально выводил волшебной палочкой прямо в воздухе свое имя и фамилию огненными буквами: «Том Марволо Реддл», а потом переставил буквы, сложив имя, которое сам себе придумал и которым уже велел своим сокурсникам именовать себя: «Лорд Волдеморт». Глаза его не отрывались от этой фразы, а тонкие губы тихо шевелились, и с них слетали слова, произносимые на парселтанге.

«Лорд Волдеморт — мое прошлое, настоящее и будущее!» — повторил он сказанные в день убийства отца слова, а потом добавил. — «Том Марволо Реддл сегодня умер! Его больше нет! Зато Лорд Волдеморт живет!»

С этого дня даже Патронус его изменил свою форму: теперь это уже была не просто змея, а василиск с гребнем-короной на голове.

Странным образом иногда поворачиваются события в жизни отдельных людей, крутятся как шары в лототроне, порой выпадая из него. И невозможно достоверно утверждать, какие из ежедневно совершаемых поступков коренным образом изменят ход событий и повлияют на судьбы миллионов людей, а какие так и останутся ничего не значащими мелочами. Ну, бросил Том Реддл свою жену-колдунью, так что с того! “Такое каждый день случается!” — сказали бы многие. А уж обман бестолковой нищенки предприимчивым дельцом… Эка невидаль! Но как оказалось в последствии, именно эти «пустяки» и вылились в итоге в две магические войны, затеянные Волдемортом и приведшие к огромным жертвам и несчастьям. Семена злодеяний по отношению к убогой нищенке впоследствии дали небывало обильный и кровавый урожай. А ведь останься Меропа Мракс жива, и узнай Том Марволо Реддл материнскую любовь… Кто знает? Может, и Темный Лорд не появился бы.

Приближался вечер. Солнце тихо спускалось за лес, чтобы утонуть в темно-зеленых кронах высоких хвойных деревьев. Клубящийся над землей туман смешивался с парами испарений от болот, часто встречающихся в этих лесах, образуя в воздухе мутную и чуть дрожащую пелену, в которой случайно забредший путник часто видел обманчивые огоньки и миражи.

Среди вековых сосен неподвижно стояла темная человеческая фигура. По ее очертаниям можно было разобрать, что это высокий мужчина, правда, в каком-то странном одеянии — широком и темном плаще, полы которого колыхал несильный ветер. В руке он держал длинную, тринадцать дюймов, выточенную из дерева палочку. Наконец, человек развернулся и пошел прочь, но не успел пойти и полумили, как снова остановился. Тут его тонкие губы зашевелились, но звуки, издаваемые ими, не были человеческой речью, а представляли собой самое настоящее змеиное шипение.

— Покажись мне, владение Салазара Слизерина, ибо наследник, тысячу лет назад предсказанный, явился в твою вотчину!

Сказав это, Волдеморт замолчал и стал жадно смотреть перед собой. Первые несколько секунд ничего не произошло, но потом земля задрожала, и прямо из нее сначала показались камни, и когда они поднялись, то на поверку оказались толстыми массивными стенами, сложенными из огромных черных валунов. За ними из земли поднялась высокая башня, и на самой ее вершине Волдеморт заметил окошко. Вся эта громадина, также как и Хогвартс, была невидима для маглов, а кроме того, рядом с этим местом не было ни города, ни даже небольших деревень.

— Откройся! — снова приказал Волдеморт на парселтанге, и массивные ворота в стенах стали распахиваться сами собой, причем по волшебному тихо. Они пропустили хозяина внутрь и закрылись опять.

Большая часть внутреннего двора была выложена большими каменными плитами, настолько плотно подогнанных друг к другу, что между ними не пробивалось ни единой травинки. Однако, нельзя сказать, что во владениях Слизерина ничего не росло. Обойдя кругом замка, Волдеморт увидел, что на противоположенной от ворот стороне есть парк, где, похоже, предок-змееуст любил гулять. Парк этот сплошь состоял из хвойных деревьев, по большей части сосен, зеленых зимой и летом. Они были высокими, так что стволы напоминали колонны некого древнего храма, а кроны, пересекаясь ветвями, образовывали собой темно-зеленый купол, который, если начинал дуть ветер, шуршал однообразными сухим шумом. Под ногами лежал слой упавших иголок и шишек. Кое-где стояли светло-серые скамейки со спинками. В общем, сочетание привычных для любого слизеринца цветов имело место и здесь. Однако, не смотря на круглогодичную зелень, место для прогулок выглядело мрачным и печальным. Ни один цветок не украшал его. Обойдя кругом замка, Волдеморт оказался перед широкими дверями и снова прошипел.

— Откройся!

И двери послушно раскрылись, пропуская его внутрь. Волдеморт оказался в огромном холле, где царил полумрак, так как свет проникал только через узкие окошки, больше похожие на бойницы. Маг наколдовал несколько светящихся золотых шаров и стал осматриваться при их свете, а кроме того, подумал: “Надо бы сделать окна чуть побольше!” И вдруг они в самом деле стали шире и выше, обретя стрельчатую форму. Тогда изумленный Волдеморт снова сказал на парселтанге.

— Пусть на стенах будут изумрудные ковры с серебристыми змеями! — Через несколько секунд на темных каменных стенах в самом деле красовались ковры. Тогда чародею пришла на ум невероятная догадка: замок Салазара Слизерина наделен волшебными свойствами и, похоже, подчиняется требованиям того, кого считает своими владельцем. В противоположной от входа стене имелся огромный камин, и волшебник велел ему зажечься, но не тут-то было. Пламя не вспыхнуло, не взирая на несколько приказов на парселтанге. Тогда чародей взялся за волшебную палочку, направил ее на камин и произнес заклинание. Когда же вспыхнувшее было пламя погасло, то брови Волдеморта поползли вверх от изумления, особенно когда несколько попыток не дали результата.

— Очень интересно! — подумал колдун, но решил пока не трудиться над разрешением этой загадки, а осмотреть замок.

По винтовой лестнице он поднялся вверх, осмотрев покои на нескольких этажах, пока не оказался на самой вершине, откуда на много миль вокруг открывался вид на лес, окрестности и даже море вдали. Потом Волдеморт не преминул спуститься в подземелья, которые оказались куда более обширными, чем надземная часть замка. Они насчитывали далеко не один уровень, и в самых верхних из них были камины, так что если зажечь их, то они бы давали приятное тепло как в подземельях Хогвартса. Вот только ни один из них упорно не желал гореть ни по приказу на парселтанге, ни в результате заклинания, поэтому замок был обречен на постоянный холод. Правда, Волеморта это не особо смутило. Ему не представляло никакого труда наколдовать вокруг себя волшебную сферу, сотворить внутри нее согревающие чары и, таким образом, спать или вообще находится в любом месте замка с полным комфортом для себя. Однако все другие приказы мага жилище Слизерина выполняло очень даже охотно, и он этим воспользовался, обустраивая его по своему вкусу, наколдовывая новую мебель и удачно сочетая ее со старинными вещами.

Примечательным было то, что во всех помещениях обстановка была выдержана в зеленых и серых тонах всевозможных оттенков. Кроме того, здесь, как и в парке, не было цветов, которые не желали расти в полумраке. Зато почти в каждом помещении в изобилии стояли чучела всевозможных волшебных животных от совсем небольших до дракона и гиппогрифа в гигантском холле. Не смотря на то что, им была уже не одна сотня лет, но чучела, сделанные с необычайным волшебным искусством, выглядели словно бы живыми. Казалось, еще секунда, и животное сдвинется с места и поползет, побежит, полетит… Однако, этого никогда не происходило, и звери всегда оставались неподвижными. А посмотрев в их пустые глаза, каждый мог воочию убедиться, что они однозначно мертвы, хоть и похожи на живых.

В замке Слизерина, теперь уже своей вотчине, Волдеморт задержался надолго. Несколько месяцев пролетели для него как несколько дней. Понадобилось довольно много времени, чтобы обойти все покои замка и переделать их. Кроме того, колдун не ограничился одним лишь обустройством комнат, но по его приказу, замок полностью изменил свой облик: помещения, которые доселе были под землей, теперь находились в четырех башнях высотой немного меньше, чем была уже имеющаяся главная. Все они соединялись подземными и надземными переходами.

Осматривая замок, Волдеморт довольно быстро обнаружил, что в нем имеется очень обширная, даже по меркам Хогвартса, библиотека с рукописными книгами и свитками пергамента. И вряд ли существовало какое-то другое место в магической Британии, где можно было бы почерпнуть столько сведений по темным искусствам, да и по другим областям магии. Волдеморт не выходил из нее по несколько дней кряду. Кроме темных заклинаний его особо впечатлили рецепты некоторых зелий, которых никогда не было даже в запретной секции хогвартской библиотеки. Одно из них, например, вызывало мучительную жажду, а кроме того, обладало таким свойством, что его нельзя было просто вылить или вычерпать, но только пить. Потому в нем надежно можно было спрятать что-либо, хотя бы и один из крестражей. Правда, с дневником вряд ли можно проделать такое, но вот если с кольцом, чашей или медальоном… Волдеморт уже обладал тремя реликвиями, достойными, по его мнению, стать вместилищами драгоценных частиц души. Да и убийства, позволяющие снова расщепить душу, были уже совершены. Дело оставалось за малым — дождаться ближайшего новолуния и произнести заклинание. Но что-то останавливало Волдеморта. Он уже обладал крестражем, как и некоторые темные маги до него, но, похоже никому из них не доводилось разбивать душу больше, чем на две части. Конечно, можно было бы пойти дальше других по пути бессмертия, но последствий этого небывалого поступка ни он сам не смог бы предугадать, ни кто-либо другой не сказал бы ему. Вот поэтому Волдеморт и медлил. Другое же зелье «Кость, плоть и кровь» взбудоражило ум волшебника еще сильнее. Сварить его означало провести целый древний темный ритуал, но результат стоил того: кость отца, плоть слуги и кровь врага в совокупности позволяли совершить нечто необыкновенное, а именно возродить даже полностью уничтоженное тело, если душа каким-то образом останется в этом мире. Так в зелье этом Волдеморт увидел прекрасное дополнение к крестражам и еще одну гарантию своей неуязвимости.

Все месяцы, проведенные в замке Слизерина, Волдеморт ни с кем из людей совсем не общался, а единственными его собеседниками были старинные книги и древние свитки пергамента. Но такое положение вещей никогда не тяготило чародея, он любил одиночество еще когда жил в приюте и с детства привык к нему. Погружаясь после завтрака в теоретическое изучение магии, а потом практикуясь в заклинаниях, трансфигурации и в варении старинных зелий, он часто забывал про обед. Под вечер же наколдовывал себе какой-нибудь ужин. Еще ему нравилось гулять в хвойном парке, сидя на серебристой скамейке с книгой или пергаментом в руках. И вершина главной башни, откуда была видна вся округа, стала одним из его излюбленных мест в замке.

Спустя год Волдеморт все же покинул Британию и отправился в долгое, больше десяти лет путешествие по волшебному миру. Сперва он наведался в Албанию и в лесах этой страны, пользуясь сведениями Елены Когтевран, отыскал в дупле дерева утерянную много веков назад диадему. Правда, пришлось убить невольного случайного свидетеля — какого-то магла, крестьянина. Но лорд Волдеморт, в отличие от Тома Реддла, никаких колебаний в таких делах уже не знал и угрызений совести не испытывал. Напротив, усмотрел здесь для себя удачу: смерть этого человечишки послужила бы важной, в его глазах, цели — создание крестража из реликвии Когтеврана. Теперь он уже обладал символами трех факультетов, и недоставало только вещи, которая бы принадлежала Годрику Гриффиндору. В Хогвартсе имелось две таких: пресловутая Распределяющая шляпа и меч. Первая из них для чародея не представляла никакого интереса, напротив, на нее маг еще с первого курса имел зуб. Зато меч Гриффиндора казался очень желанной добычей, роскошным трофеем, который позволил бы собрать коллекцию до конца. Однако сейчас Волдеморт не мог до него добраться и даже не имел представления, как это сделать, но решил, что в свое время все разрешится и сложится лучшим для него образом.

После кончины Карактака Бэрка Волдеморту согласно завещанию перешло состояние бывшего хозяина, и Темный лорд, уже будучи совсем не стесненным в средствах и не тратя усилия на их добывание, имел теперь возможность свободно путешествовать, изучать магию и быть принятым в любом обществе. Все дела в лавке вел теперь Горбин, которого Волдеморт подчинил себе и пощадил, но не из милосердия, а по той простой причине, что волшебник был ему полезен.

Сперва он посетил Египет и был просто в восторге от того, какую древнюю и сильную магию таят в себе Пирамиды. С мощью заклятий фараоновых жрецов мало, что могло сравниться, а ведь среди них имелось немало темных. Потом последовала Индия. И именно здесь Волдеморт впервые после приюта сумел опять полететь, полететь самостоятельно, без метлы, без фестрала. Но для того, чтобы научиться контролировать эту способность, понадобилось почти три года уединенных медитаций и упражнений. Затем последовал Думстранг, где не так давно учился небезызвестный Гриндевальд. Тут Волдеморт пополнил свой арсенал не только в плане черной магии, но и в трансфигурации. И в каждой стране, где ему доводилось бывать, Волдеморт не только изучал магию, но порой и развлекался, оттачивая непростительные проклятья на каком-нибудь простеце или маглорожденном маге, если имелась такая возможность. Не чурался он и мест, служивших обиталищем для определенного рода женщин, у которых были лишь теоретические представления о благопристойности и стыде.

Так прошло больше пятнадцати лет. За это время в результате всевозможных темномагических экспериментов внешность Волдеморта сильно изменилась, изменилась настолько, что даже слизеринцы, из которых он в Хогвартсе сколотил компанию единомышленников, вряд ли узнали бы его. В лице черного мага не осталось и тени былой красоты, черты утратили резкость и гармоничность, стали грубее и казались как будто обожженными. Словом, собеседников уже не пленяли. Белки же глаз теперь всегда были красными, словно налитыми кровью, а кожа стала еще бледнее как снег. Впрочем, Волдеморт обходился и без приятной внешности, когда хотел расположить кого-то к себе. Недостаток красоты вполне компенсировался изысканными манерами, харизмой и магией красноречивых слов со сладкими посулами.

Теперь путь его лежал назад в Британию. На польской границе он решил остановится на ночь в придорожной гостинице, а на ужин спустился в харчевню, которая была на первом этаже. На улице уже стемнело, так как на дворе стояла поздняя осень, но помещение хорошо освещалось волшебными шарами и свечами. Почти все столики оказались занятыми, однако Волдеморт заметил один свободный у стены. Вокруг сидели волшебники далеко не из одной страны, что было видно по всевозможным фасонам и покроям мантий, а тихие разговоры на разных языках смешивались в невнятный шум. Однако чародей, прислушавшись, мог различить речи посетителей за соседними столиками и, более того, понять хотя бы в общих чертах их смысл. За время своих странствий маг поднаторел кроме магии еще и в изучении разных языков, хоть полиглот из него вышел не такого высокого калибра как чародей. Итак, Волдеморт невольно прислушался к разговору собеседников, сидящих за соседним столиком.

— Воля твоя, Игорь, может все-таки мы зря отказались от всего и, бросив дома, подались в бега? Ну как можно было оставить Родину на милость этих грязнокровок, которые теперь всем там заправляют? — заговорил полноватый волшебник со шрамом на щеке и коричневыми волосами.

— Можно подумать, у нас был другой выход, Антонин! — чуть повысив голос, отвечал его собеседник с худым лицом и козлиной бородкой на остром подбородке. Взгляд его серых глаз был холодным и пристальным. — Эти поганые маглы, те из них, которые откровенные нищеброды, порешили почти всю свою знать, а потом еще и перегрызлись между собой как собаки. Теперь же их порождения, грязнокровки, затесавшиеся в наш мир, проделали то же самое среди волшебников. Вот потому представителям древних чистокровных родов приходится бежать на чужбину, куда глаза глядят!

После этих слов Волдеморт встал из-за своего стола и, подойдя к двум чародеям, заговорил с ними в отменно вежливой форме.

— Добрый вечер, господа! — поприветствовал он незнакомцев.

— Добрый вечер! — отозвались оба, подозрительно глядя на Волдеморта.

— Не стоит беспокоиться, джентльмены, я не из тех людей, кого вам стоит опасаться. Напротив, скажу, что, услышав ненароком ваш разговор, я проникся к вам самым искренним сочувствием. Позвольте представиться, лорд Волдеморт!

Если чародей рассчитывал изумить своих собеседников, то ему это в полной мере удалось. Оба волшебника молча уставились на него, словно не веря, что стоящий перед ними маг настоящий. Когда же он указал рукой на стул, взглядом спрашивая разрешения присесть за их столик, то оба согласно закивали.

— Игорь Каркаров! — в свою очередь представился худой волшебник с бородкой и протянул руку, которую Волдеморт небрежно пожал.

— Антонин Долохов! — сказал полноватый маг и также обменялся рукопожатием с Волдемортом.

— Рад знакомству, джентльмены!

— Сэр, — заговорил Каркаров, — лично я даже не надеялся, что когда-нибудь познакомлюсь с самим лордом Волдемортом. Вы единственный волшебник кроме совсем немногих индусов, который умеет летать без метлы.

— А еще вашими стараниями у нас открылся магазин волшебных артефактов «Горбин и Бэрк», ведь так? — спросил Долохов.

— Именно так, сэр!

Когда Волдеморт после смерти Бэрка унаследовал всю его долю в магазине, то потом вынудил Горбина продать свою небольшую часть. Так что теперь волшебник, которого многие продолжали считать хозяином, на самом деле работал по найму. Путешествуя по миру, не имея недостатка в средствах и общаясь с темными магами всех мастей, чародей не упускал возможности открыть где бы то ни было очередной магазин, если это сулило выгоду, а кроме того, каждая такая точка служила дополнительным источником не только галеонов, но и магических артефактов.

— Ах, Антонин! — покровительственно заговорил Каркаров. — Разве в магазине дело, когда лорд Волдеморт слывет ярым поборником чистоты крови, каких сейчас, к сожалению, редко встретишь.

— Радостное совпадение наших убеждений! — согласился Антонин. — Сэр, я даже не мечтал, что когда-нибудь увижу самого лорда Воледморта. Такая удача!

— Это не просто удача, это судьба! — твердо возразил Волдеморт. — Если вы также как и я, джентльмены, желаете торжества чистой крови, то в таком случае присоединяйтесь ко мне! Только объединив наши усилия, мы сможем заставить этих ничтожеств знать свое место!

Лицо Волдеморта изменилось, когда он говорил эту маленькую речь. На щеках заиграл румянец, глаза пылали огнем, а грубые черты перекосились от злобы так, что собеседники и испугались, и восхитились одновременно.

— Милорд, — заговорил Долохов. — Вы абсолютно правы, и я убежден, что вместе мы действительно достигнем успеха в нашем деле. Чистокровным магам давно нужен был волшебник, подобный вам: могущественный, умный, не останавливающийся ни перед чем ради достижения своей цели, и убежденный маглоненавистник. Я не удивлюсь, что через несколько лет эти ничтожества даже имя ваше произносить побоятся!

— Золотые слова, Антонин! — согласился Волдеморт и добавил. — И не только они!

— Милорд, считайте, что с этого дня я ваш покорный слуга!

— И я, милорд, — добавил Каркаров. — Располагайте нами, как вам будет угодно!

— Трансгрессируем! — велел Волдеморт. Волшебники встали из-за стола, вышли на улицу и спустя секунду послышались три громких хлопка.

Чародеи оказались у входа в довольно большой двухэтажный дом. Над широкой дверью было каменное изображение змеи, чье туловище образовывало круглую арку. Дом этот некогда принадлежал мистеру Бэрку, а сейчас Волдеморт был его полновластным хозяином и переделывал по своему усмотрению.

— Проходите! — открыв дверь, сказал темный маг. Каркаров и Долохов вошли в мрачный холл, украшенный чучелами волшебных животных.

— Здесь будет наша штаб-квартира! — невозмутимо продолжал чародей. — Здесь я буду собирать и других своих сторонников, которые пойдут за мной. Когда вы мне будете нужны, то я дам вам знать!

— Каким образом? — спросили оба чародея. Вместо ответа Волдеморт достал волшебную палочку, взял за руку Долохова и сказал.

— Мордсмордре!

И тут же на левом запястье стало проступать изображение черепа и змеи. Долохов кусал губы от боли, но терпеливо сносил это. Следом за ним и Каркаров протянул руку Волдеморту.

— Как только вы почувствуете жжение в этой черной метке, то должны немедленно трансгрессировать ко мне.

— Да, повелитель! — отвечали оба.

— Если будете верно служить мне, — удовлетворенно кивнул волшебник, — то сможете победить не только грязнокровок, но и саму смерть. Последний враг истребится — смерть!

Волдеморт вспомнил, как упивался мщением в день убийства отца, а Виктория пошутила, сказав, что смерть хорошо пойдет на закуску. Перед мысленным взором мелькнул просторный плащ с капюшоном, затем изящное черное вечернее платье и, наконец, стройное, горячее и податливое тело на шелковых простынях, грива роскошных белокурых волос, разметавшихся по подушке… После Мэри и Доброделова это была единственная магла, которую он не презирал и не ненавидел, хоть и оказалась она совершенно другой, не как те двое. Но и к Реддлам тогда уже заявился не приютский сирота. Взмахнув тисовой палочкой, Волдеморт наколдовал своим последователям и себе длинные черные плащи и маски. “Ну, что же, клин клином вышибают!” — подумал чародей.

— Вы и другие мои сторонники станете Пожирателями смерти! — торжественным голосом объявил Волдеморт.

— Поляков, вы достали мне то, что я велел? — спросил Волдеморт, сверля глазами служащего одного из своих магазинов.

— Милорд, это оказалось невозможно. Волшебное зеркало, о котором вы говорите, не продается. Хозяин его сказал мне, что в свое время заплатил за него пятнадцать тысяч галеонов.

— Поляков, мне, конечно, с самого начала было известно, что вы не семи пядей во лбу, но чтобы ваше невежество было столь глубоко… Да будет вам известно, что продается все, если умеешь предложить достойную цену. Пятнадцать тысяч галеонов, значит? В таком случае, нужно было предложить тридцать тысяч. Насколько я знаю, хозяин зеркала купец, а уж он не упустит случая удвоить свой капитал. Так что немедленно отправляйтесь к нему, и чтобы сегодня вечером, в крайнем случае, завтра утром, зеркало было у меня. Иначе…

Волдеморт не договорил, но в его холодном шипящем голосе было столько угрозы, что Полякова сначала передернуло, а потом и вовсе затрясло от страха. Ему без дальнейших объяснений стало ясно, что необходимо во что бы то ни стало совершить эту сделку, иначе придется испытать на себе силу хозяйского Круциатуса.

— И чтобы никаких заклятий! — пригрозил Волдеморт. Хозяин должен продать артефакт добровольно, иначе вещь потеряет свои волшебные свойства.

— Да-да, я все понял, хозяин! — отвечал служащий дрожащим голосом, потом вышел на улицу и пошел прочь в направлении ближайшего антитрансгрессионного барьера.

Волдеморт проводил его недобрым взглядом, но теперь он был уверен, что из страха Поляков расшибется в лепешку, но достанет то, что нужно. Чародей сел за стол, достал из складок мантии свою заколдованную сумку и извлек из нее еще одну волшебную вещь. Это оказался необычайной красоты золотой венец с самоцветными камнями. Он блестел так, что в мрачном помещении магазина сразу стало светло. Вертя в руках это чудо, Волдеморт задумался. Он вспомнил, как выкупил диадему у Долохова, и какую историю о ней рассказал ему Пожиратель смерти. По его словам, эту историю знали теперь даже многие маглы. Колдунья Пелагея так сильно влюбилась в одного магла, что, выйдя за него замуж, совсем перестала творить волшебство. Она служила экономкой у одного землевладельца. А кроме того, забавляла его детей волшебными историями, которые те воспринимали как красивые сказки и часто просили рассказать их на ночь. А когда ребята выросли, то взрослый маггл записал одну из сказок, что понравилась ему больше всего.

«В некотором царстве, в некотором государстве жил-был один купец, именитый человек. Много у того купца было всякого богатства, дорогих товаров заморских, а и были у того купца три дочери, все три красавицы писаные, хорошие и пригожие. И любил он дочерей своих больше всего своего богатства, потому как был он вдовец и любить ему было некого. Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море и спрашивает своих дочерей, каких гостинцев им привести. Старшая дочь поклонилась отцу, да и говорит ему первая.

“Дорогой мой батюшка родимый, привези ты мне золотой венец с камнями самоцветными, что в огне не горит, в воде не ржавеет. И чтобы был от него такой свет, как от месяца полного, как от солнца красного, чтобы было от него светло в темную ночь как среди дня белого.” Должно быть, думала старшая дочь, что в таком венце будет она казаться всем самой прекрасной. Ответил ей четной купец.

“Трудное это дело, доченька, но знаю за морем человека, который достанет мне это чудо. Работа будет немалая, да для моей казны супротивного нет.”

Тут заговорила дочь средняя.

“Дорогой мой батюшка родимый, привези ты мне зеркало из хрусталя восточного, цельного, беспорочного. С виду простое, но видна в нем вся красота поднебесная и, глядясь в него, женщина не старится, а красота ее прибавляется.”

И здесь обещал купец достать диковинку, хоть и потяжелей была задача, чем старшей сестры.

Наконец, спросил он и младшую дочь, какого гостинца она желает.

“Дорогой мой батюшка родимый, — отвечала младшая дочь. — Не вози ты мне ни золотого венца самоцветного, ни зеркала хрустального, а привези ты мне аленький цветочек, краше которого нет на белом свете.”

Призадумался честной купец пуще прежнего, а надумавшись, проговорил таковы слова.

“Ну, задала ты мне работу потяжелее сестриных! Если знаешь, что искать, то как не сыскать, а вот как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, но как же узнать мне, что краше его нет на всем белом свете? Буду стараться, но на гостинце не взыщи!»

— И что? — усмехнувшись, спросил Волеморт Долохова, когда новоявленный сторонник стал ему все рассказывать. — Нашел он все это?

— О да, милорд. Венец и зеркало он действительно нашел легко и быстро, но вот аленький цветочек…

— А зачем его искать? Чудачка эта меньшая дочь! Впрочем, неужели нашел?

— Да, в саду у чудовища, которое чуть было не убило купца за то, что он сорвал этот самый цветочек, но согласилось отпустить, если дочь купца приедет к нему и станет жить во дворце как дорогая гостья…

— Ну и что же? — с сарказмом отозвался Волдеморт.

— А то, Повелитель, что красавица эта, младшая дочь, полюбила чудовище за хорошее обхождение, за добрую и чистую душу, пожелала стать его женой законной… И оказалось, что вовсе не чудовище это было, а человек заколдованный, прекрасный принц.

— И что же за заклятье такое лежало на нем? — Волдеморт, казалось, совсем потешался над своим пожирателем.

— Ведьма, которая это заклятие наложила, говорила, что жить принцу в обличии страшилища до тех пор, пока не найдется красная девица и не полюбит его в образе чудища безобразного за душу добрую и сердце чистое…

— Да неужто? — воскликнул Волеморт. — Полюбить, когда есть за что? Ну, возможно, это не так уж и трудно, хотя проводить подобный опыт у меня нет ни малейшего желания. А на что же тогда рассчитывать тем, у кого сердце окаменело и замерзло, а эта самая душа разбита на части?

— О чем вы, милорд? — недоумевал Долохов, опасаясь одним неосторожным словом вызвать гнев своего повелителя. — Могу лишь добавить, что из трех даров, которые отец привез дочерям, а именно аленький цветочек, считают настоящим даром любви для того, кто его находит. А вот венец и зеркало — для тех, кто любви не знал.

— Хватит! — вышел из себя Волдеморт. — И сколько людей в мире помешаны на этой блажи, которая суть их иллюзия! Разговор этот мне наскучил! Круцио! — Долохов упал на пол, однако темный маг быстро снял проклятие.

— Не знаю, что там с этим пресловутым цветком, и какой глупец его ищет, но меня лично интересуют именно венец и зеркало. И венец у тебя, не так ли?

Чародей уже успел применить легилименцию к своему слуге и установить, что его покойная супруга была последней хозяйкой этого самого венца, и он передавался в семье из поколения в поколение. Он обладал одним необыкновенным свойством: надев его, женщина сразу казалась самой привлекательной и неотразимой для всех, кто ее видел.

— Ты должен продать мне венец, Антонин, даже если тебе будет трудно это сделать. Все-таки память о жене… Но так ты вернее всего докажешь мне свою преданность.

— Да, милорд! — тихо и с какой-то печальной обреченностью отозвался Долохов.

— Вот и отлично! — голос чародея звучал благосклонно. — А еще я хочу, чтобы ты рассказал мне, где и у кого искать зеркало.

— Расскажу, повелитель! — коротко отвечал пожиратель, боясь даже заикнуться и задать очевидный, простой и совсем невинный вопрос: зачем лорду Волдеморту потребовались эти штучки, магические свойства которых интересны главным образом дамам? Волшебник и сам не смог бы ответить даже себе, чем так привлекли его эти волшебные артефакты. Может быть тем, что в какой-то мере бросали вызов старости и уродству — этим предтечам ненавистной смерти? Кроме того, интуиция подсказывала, что когда-нибудь эти вещи ему пригодятся.

— Можешь идти! — приказал он беспокойно переминающемуся с ноги на ногу пожирателю, и тот с облегчением удалился.

Крупные капли дождя мерно барабанили в стекла больших стрельчатых окон в гостиной Лестрейнж-мэннора. Это была большая светлая комната с бежевыми стенами. Ее высокий потолок украшала красивая хрустальная люстра, какими часто обзаводились чистокровные и состоятельные маги, когда оборудовали холлы и гостиные своих просторных особняков. На стенах висели портреты знатных предков, но большинство обитателей в них сейчас мирно дремали, убаюканные и шумом дождя, и треском дров в камине. В воздухе чувствовалось приятное тепло, которое особенно ценно, если за окном непогода. Правда, на дворе стоял май, но в этот день с утра было пасмурно и похолодало, а потом и дождь пошел, так что создавалось впечатление, будто за окном осень.

В кресле у камина уютно расположился чародей и лениво покручивал в пальцах волшебную палочку. Ему было уже далеко за тридцать, ближе к сорока, но выглядел он довольно моложаво, особенно, если посмотреть в его озорные карие глаза, которые придавали лицу безмятежное выражение. На голове красовалась пышная каштановая шевелюра. Похоже, что он размышлял о чем-то для себя приятном, потому как невольно улыбался.

Потрескивание дров в камине и шум дождя неожиданно были нарушены громким хлопком. Это маленький домашний эльф вдруг возник прямо посреди гостиной, отвесил глубокий поклон магу и заговорил тонким голоском.

— Хозяин Родольфус, Тирле должен сообщить, что к вам посетитель. Я, как вы велели, сказал, что вас нет дома. Но…- тут его тон стал виноватым, и в нем чувствовался даже не страх, а самый настоящий ужас. — Но хозяин Родольфус, этот страшный волшебник… А глаза у него такие красные и свирепые… Он так зло зашипел на меня, ну точно змея, что я с трудом разобрал. Дескать, позволения никакого ему не требуется, а являться сюда он может без доклада и намерен в любом случае говорить с вами. Он пригрозил мне заклятьем, и Тирле так испугался, забыл и нарушил приказ своего дорогого хозяина Родольфуса. Ох, плохой Тирле! — все громче расходился и причитал эльф. — Тирле должен себя наказать! — И он действительно начал с силой биться головой об пол, голося при этом.

— Плохой, плохой Тирле! Тирле нарушил приказ хозяина!

— Да хватит уже! — прикрикнул на него Лестрейнж. — Сейчас же прекрати и говори толком, кто пришел. Ты имя-то этого страшного мага хоть запомнил, или он не представился?

— Как же, как же! Представился так горделиво. Тирле запомнил. Тирле запоминает и знает всех посетителей хозяйского дома!

— Ну так как же его зовут? — нетерпеливо спросил Родольфус.

— Лорд Волдеморт, хозяин! — пропищал эльф, сжимаясь от страха в комок и морща лицо. — Ох и не по себе Тирле, когда он говорит это имя! Его и произнести-то страшно!

Когда Родольфус услышал имя гостя, то сразу же отдал приказ крошечному слуге.

— Немедленно проси его в гостиную, и нельзя, чтобы он ждал даже лишнюю секунду. Я приказываю тебе встретить его со всем почтением, на которое ты способен. И я запрещаю тебе называть его страшным! Ты все понял?

— Да, хозяин Родольфус! Тирле будет с гостем любезным, очень-очень любезным! — согласно кивнул эльф и исчез.

Через минуту в гостиную вошел и сам Волдеморт. По тому, как Родольфус при виде его невольно отшатнулся, темный маг понял, что даже бывший однокурсник, с которым он в свое время общался больше, чем с остальными, и тот не узнал бы его при встрече, не сообщи эльф имени.

— Ну, здравствуй, Лестрейнж! — усмехнулся он, впрочем, без злобы. — Дольф в недоумении или онемел от восторга?

— Приветствую вас, милорд! Для меня большая честь принимать вас в своем поместье! — Родольфус обращался к бывшему сокурснику тем именем, которое тот назвал эльфу.

— Да уж, пришло время мне ответить на твои приглашения, но вот дворецкого рекомендовал бы сменить. — Поймав недоуменный взгляд Лестрейнжа, Волдеморт пояснил.

— Я об этом никчемном эльфе! — тон чародея был презрительным, как и само отношение к домовикам. Волдеморт так и не мог понять, каким образом эти существа испытывают удовольствие от пребывания в рабстве, не сопротивляются ему, не мстят за обиды и унижения.

— Держу пари, — добавил черный маг, — служи он у Блэков, то давно лишился бы головы, даже не дожив до старости, когда согласно недавней традиции, заложенной досточтимой миссис Элладорой, раба отправляли на тот свет.

— Кстати, о Блэках, милорд! — встрепенулся Родольфус, желая перевести разговор на другую тему и избавить несчастного Тирле от неприятностей. — Через два дня состоится знаменательной событие — бракосочетание старшей дочери Сигнуса, мисс Бэллатрисы Блэк с известным нам Амикусом Крэббом.

— Знаю! — отвечал Волдеморт. — Сигнус прислал мне сову с приглашением.

— Как так?

— А вот так! «Древнейшее и благороднейшее семейство Блэк имеет честь пригласить лорда Волдеморта на торжество, посвященное бракосочетанию мистера Амикуса Крэбба и мисс Беллатрисы Блэк… Покорнейше просим вас быть в числе почетных гостей!» — злорадно усмехаясь, цитировал он слова из пригласительного письма. — Я знал, что рано или поздно этот надутый индюк склонится передо мной! Так или иначе. И о том, что лорд Волдеморт и Том Реддл — одно и тоже лицо ему, конечно же, невдомек!

— Милорд, разве могло быть иначе, когда до нас даже из Индии дошли слухи, что вы стали первым волшебником не только в Британии, но и в Европе, который освоил полеты без метлы? На такое способны только великие чародеи! — искренне восхищался Родольфус!

— Ты намерен пойти туда?

— Разумеется, милорд! Ведь Беллатриса слывет чуть ли не первой красавицей в свете, необыкновенно сильной и талантливой ведьмой! Завести с ней знакомство я бы не отказался!

— Как был на последних курсах неисправимым повесой, так им и остался! — усмехнулся Волдеморт.

Слова эти были правдой, кратко и точно характеризующей Лестрейнжа, охочего до женской красоты и не пропускающего ни одной юбки. Несмотря на то, что ему было уже под сорок, он до сих пор еще не женился, что было немного странным для представителя древнего чистокровного рода. Ведь женитьба была необходима хотя бы ради наследников. Но старший отпрыск Лестрейнжей явно не спешил расставаться со своей свободой, чем порой повергал в отчаяние своих родителей. Он предпочитал весело проводить время и развлекаться, ухлестывая за очередной светской прелестницей или же регулярно наведываясь в Лютный переулок. Однако, обладая репутацией Казановы, Родольфус был и приятным собеседником, способным поддержать любой светский разговор, галантным ухажером, с легкостью пускающим пыль в глаза, особенно, если женщина и сама была не самых высоких представлений о морали.

— Но как же так вышло, что ты до сих пор не только не попытался войти к красавице в милость, но даже не представлен ей?

— Видите ли, милорд, мисс Блэк впервые вывезли в свет на Рождественском балу в этом году, а мы с Рабастаном как раз были во Франции, и потому не застали столь блестящий дебют!

— Блэк мог бы подыскать ей партию получше!

— Да, конечно! — согласился Лестрейнж. — Но, видите ли, Амикус, будучи еще со школы прихвостнем Сигнуса, удовольствуется скромным приданым, достаточным лишь для того, чтобы выглядеть прилично. Ему ведь еще и младшую Нарциссу предстоит выдавать замуж, а раскошеливаться галеонами, дробить фамильное состояние, он не имеет ни малейшего желания. А кроме того, этот скандал с его средней дочерью Андромедой…

— В самом деле? — Волдеморт на сей раз не скрывал любопытства. — И что же произошло?

— Представьте себе, Андромеда Блэк, девица из чистокровного благородного рода, и вдруг сбегает с каким-то грязнокровкой, неким Тедом Тонксом, и выходит за него замуж! Известие об этом произвело эффект разорвавшейся бомбы в кругу чистокровных семейств, а Сигнус демонстративно выжег имя дочери с родового древа и больше ни разу не упомянул ее, а также запретил жене и дочерям видеться, общаться с ней и вообще поддерживать какую бы то ни было связь. На Друэлле в те дни лица не было, одни глаза в слезах! Она, похоже, жалела дочь!

— Как же благородная девица могла связаться с грязнокровкой?

— В этом как раз нет ничего удивительного, милорд! Ведь средняя мисс Блэк училась не в Слизерине, а была распределена в Пуффендуй, который служит пристанищем для всякого сброда. С кем поведешься, от того и наберешься, как говорится! Сигнус, похоже, это предвидел, видя, с кем общается его дочь, и хотел поскорее найти ей мужа, выдав за Крэбба, который первый посватался к ней. Но Андромеда после объявления помолвки сбежала.

— И тогда Блэк решил загладить свою вину перед обиженным женишком, предложив ему другую дочь, а заодно и реабилитировать себя в глазах чистокровного сообщества? — усмехнулся Волдеморт.

— Похоже на то. И эта история не единственная! Ведь и Альфард Блэк, младший брат Сигнуса и Ориона, тоже женился на грязнокровке! Отец за это тоже выжег его имя с родового гобелена и хотел лишить наследства, но не тут-то было! Этот прощелыга вздумал подать жалобу в Министерство с тем, чтобы Визенгамот рассмотрел это дело. И, скажу вам, суд принял его сторону! Хотя с тех пор, как Дамблдор стал директором Хогвартса, в этом нет ничего удивительного. В школе сейчас развелось столько этой швали, сколько еще никогда не бывало. А потом эти вонючие хорьки вгрызаются во все сферы волшебной жизни и бесчинствуют там, как хотят. Они всячески планомерно продвигают свои интересы, вытесняя чистокровных отовсюду. Мы теряем свое влияние и власть с каждым годом, Милорд! Среди членов Визенгамота теперь сплошь полукровки и маглокровки, которые и поддержали Альфарда Блэка! Я, Малфой, Розье, Эйвери и еще кое-кто из наших, конечно, выступили против, но оказались в меньшинстве. А с кем приходится работать, милорд! Как заместитель начальника Отдела магического правопорядка скажу, что это сущее наказание, ведь этим пришельцам и выскочкам наплевать на наши древние законы и традиции. Они хотят устанавливать свои! Если так будет продолжаться, то скоро волшебному миру, каким мы его знали, придет конец!

— Конечно придет, если вы будете только рассуждать об интересах чистой крови, но при этом не пожелаете даже взмахнуть волшебной палочкой для того, чтобы отстоять их! — ответил внимательно слушающий до этого Волдеморт, а его красные глаза гневно сверкнули.

— Милорд, но что же мы можем поделать, когда им покровительствует сам Альбус Дамблдор, победитель Гриндевальда и заядлый маглолюб! Когда он в очередной раз отказался от предлагаемого ему поста Министра магии, вся волшебная Британия пела дифирамбы его благородству и бескорыстию. Мол, он довольствуется скромной ролью директора школы, тогда как мог стать кем-то большим!

— Но ведь он и есть некто больший! Разве не очевидно, что он имеет возможность дергать за ниточки как марионетку и министра, и всех чиновников сверху до низу! — Глаза Волдеморта полыхали гневом, а кулаки сжались, хотя он и говорил спокойным голосом.

— Милорд, несмело заговорил Родольфус. — А вы ведь наследник Слизерина, истинного поборника чистоты крови, вы открыли в свое время Тайную комнату… И только вы могли бы…

— Помолчи! — оборвал его Волдеморт. — Не смей указывать, что мне следует делать!

— Что вы, милорд!

— Скажи лучше, ты намерен посетить предстоящее мероприятие или нет?

— Ну разумеется, повелитель! Я надеюсь быть представленным Беллатрисе, а если получится, то и познакомиться с ней поближе. — Глаза Родольфуса озорно блеснули. — Скажу вам по опыту с Эллой, волочиться за замужней дамой — особый смак! Ни тебе папеньки, ни маменьки, только муж. Но, к сожалению, это порой тоже неприятное препятствие. И с Эллой у нас теперь все кончено…

— Что так? — деланно улыбнулся Волдеморт.

— Вы не поверите, милорд, но Элла теперь благонравная супруга и образцовая мать! С Абраксасом случился приступ драконьей оспы. Вы ведь знаете, что болезнь эта наследственная и с годами только прогрессирует, тогда как тело стареет. От нее скончался и старший мистер Малфой, и Абраксасу не кто иной как известный колдодоктор, колдоаптекать, парфюмер и алхимик Николас Фламмель предрек такую же участь. И Элла вдруг увидела своего супруга совсем в другом свете, узрев достоинства, которых, по ее словам, раньше не замечала. Да и единственный сын Люциус связывает их. Он, кстати, уже Хогвартс через пару лет заканчивает. И, по-моему, за него просватана младшая из сестер Блэк — Нарцисса… А я теперь одинок как перст и с вдребезги разбитым сердцем! — картинно закатил глаза Родольфус, но на губах была улыбка.

Так уж и одинок! — хмыкнул Волдеморт. — - В Лютном переулке для тебя нашлось немало утешительниц, не так ли?

— Конечно, но та самая единственная не нашлась! — усмехнулся Лестрейнж.

— Зато сколько удовольствия от поиска!

— В точку, повелитель! Ну, а вы тоже намерены принять приглашение?

— Безусловно! — усмехнулся Волдеморт. — Ведь у меня будет дело куда более интересное, чем охаживание очередной юбки!

Темный чародей замолчал, и Родольфус не решился на дальнейшие расспросы. Волдеморт задумался, анализируя те сведения, которые только что узнал.

“Ну держись, Блэк! — подумал он. — Пришло время расплатиться за все! Узнаешь настоящий позор, так что история с Андромедой покажется цветочками!”

Теплое майское солнце заливало светом газон древнейшего поместья Блэков, где готовились отметить свадьбу старшей дочери семьи — Беллатрисы. То и дело раздавались хлопки трансгрессии. Прилетали порталы, принося очередного гостя. Кто-то из приглашенных прибывал в каретах, запряженных фестралами. Но хоть волшебники и выбирали разные способы явиться на торжество, все они без исключения составляли цвет магической Британии. О бале, который по такому случаю давали Блэки и Крэббы, говорили уже давно и много. Оказавшись на газоне, гости, одетые в праздничные мантии, спешили на широкое парадное крыльцо родового замка с тремя этажами и двумя высокими башнями. Украшений же на стенах было самый минимум: только на крыльце стояли статуи Мерлина, Морганы и Слизерина, да на стенах первого этажа имелись барельефы с изображениями выдающихся магов и чародеек всех времен. Окна в форме арок, в том числе и на верхушках башен, горделиво и свысока взирали на округу. Богатый, чопорный дом, надменный, как и его хозяева.

Почти с десяток домовых эльфов сновали между беседками для гостей, а они, в свою очередь, спешили сперва в дом. Волдеморт и Лестрейнж прибыли одновременно, трансгрессировав прямо на первую ступеньку крыльца. В огромном холле гостей встречали Сигнус и Друэлла, а Крэбб сидел в стороне с уже прибывшими Гойлом, Розье и Малфоем, которые как раз говорили ему подобающие случаю слова поздравлений, однако по глазам и улыбкам чародеев сразу можно было сказать, что они вовсе не в восторге от такого союза. Большинство полагало, что не только чистокровная, но и красивая девица, к тому же сильная и талантливая чародейка достойна куда лучшей доли, тем более, что некоторые из них прочили девушку за себя или за сыновей, но получили от Сигнуса отказ.

Волдеморт привычно облачился в парадную атласную мантию со скромной изящной серебристой вышивкой, но ткань, как и всегда была черна словно вороново крыло. Родольфус же остался верен сочетанию темно-зеленого и салатового цветов, которые очень шли к его каштановым волосам. Церемонно поприветствовав чету Блэков и поцеловав руку хозяйки, Лестрейнж счел себя свободным от формальностей и заговорил более вольным тоном, ведь с супругами был знаком не первый день, в Хогвартсе на одном курсе учился.

— Дру, дорогая, я сгораю от нетерпения! Когда же ты представишь нас своей очаровательной дочери? Ведь я один из немногих, кто до сих пор еще не удостоился этой чести.

— Непременно, Дольф! — с улыбкой отвечала Друэлла, хотя в глазах ее была плохо скрытая печаль. — Эльфы как раз заканчивают ее туалет и с ними Вальпурга. С минуты на минуту она спустится в гостиную, и я познакомлю вас.

Что до Сигнуса, то он все свое внимание сосредоточил на Волдеморте, перед которым просто рассыпался в любезностях и льстивых дифирамбах.

— Ах, милорд, счастливая мысль ответить на наше приглашение согласием и пожаловать в наш дом! Большая радость, что такой чародей как вы, оказал нам эту честь! А ты, Дольф, настоящий проныра! — обратился он уже к Родольфусу, — И когда успел расположить к себе гостя? Милорд, не сомневаюсь, что моя дочь Беллатриса будет также в восторге… А вот, кстати, и она!

Волдеморт и Родольфус повернули головы и увидели, как по широкой лестнице спускается красивая величавая девушка лет восемнадцати. Ростом она была выше среднего, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза. От матери Белла унаследовала длинные густые кудрявые волосы, которые были убраны назад и каскадом спадали на спину из-под бриллиантовой диадемы. И это, пожалуй, все, что досталось ей от Друэллы. В остальном она была настоящая Блэк. Блестящие кудри чернели, точно ночь, холеная, приятная даже на вид кожа, казалась особенно смуглой на фоне белого атласного подвенечного платья. Трудно было найти более стройную, к тому же затянутую в корсет талию, а вышитый корсаж обрисовывал высокую упругую грудь. Лицо ее имело овальную форму и классические черты. Черные брови резко взлетали от переносицы к вискам над большими темно-карими глазами в обрамлении длинных густых ресниц. Впечатление о девушке портили только тяжелые, как у отца и бабушки, веки, гордо вздернутый подбородок да надменно-презрительное выражение лица. Все это придавало ее красоте суровый, даже воинственный вид. На плечах у нее лежала белая мантия, шлейф которой стелился по полу.

“Да,” — подумал Волдеморт, окинув ее пристальными взглядом с головы до ног. — “Имя под стать твоему облику, а вот что у тебя в голове, воительница? Сейчас узнаем!” С этими мыслями Волдеморт достал волшебную палочку и невербально прибегнул к легилименции, причем так, что девушка об этом и не подозревала.

Беллатриса примерно в том же возрасте, что и сейчас, но не в свадебном платье, а в обычной домашней мантии сидит на одном из диванов в гостиной, где она находилась теперь, о чем-то глубоко задумавшись. Хлопок трансгрессии и слова домашнего эльфа нарушают тишину.

— Мисс Блэк, — пропищал один из домовых эльфов. — Пожаловала госпожа Элладора, хочет видеть хозяина Сигнуса и молодую хозяйку мисс Беллатрису.

— Я встречу ее! — воскликнула Белла, быстро встала с дивана и вышла в холл навстречу гостье. Одновременно с ней туда спустился и Сигнус.

— Здравствуйте, матушка! — почтительно, но слегка холодно поприветствовал даму сын.

— Добрый день, сын мой! — небрежно обронила она и повернулась к Беллатрисе.

— Бабушка Элладора! — искренно улыбнулась девушка и подставила лоб для поцелуя.

— Здравствуй, моя дорогая! — мягко проговорила строгая дама, и лицо ее сделалось очень довольным.

— Ну, как поживает моя дорогая старшенькая внучка? — начала расспрашивать Элладора. — Тебе ведь наверняка есть чем меня порадовать, а?

— Все замечательно! В очередной раз закончила учебный год с высшими баллами. Даже директор Дамблдор не имел ничего против того, чтобы объявить меня лучшей ученицей курса. А вчера я получила письмо из Хогвартса и значок старосты всей школы! — Беллатриса не скрывала торжества.

— Весьма похвально, моя дорогая! Вы двое, Нарцисса и ты, всегда меня радуете. А ты в особенности! Андромеда, правда, порой сильно тревожит из-за своего общения с маглокровками. Подумать только, Блэк — и в Пуффендуе! Даром хоть Меда и староста, но в такой дыре. Зато моя старшенькая внученька превзошла все ожидания, сделав то, чего не смог ее дорогой отец!

— Матушка, прошу вас! — вспыхнул Сигнус.

— Сигнус, дорогой, имей же мужество признать, что дочь намного превзошла тебя в волшебных науках и искусствах, заслуженно став первой ученицей и старостой. Как отца, тебя бы это должно радовать.

Однако по лицу Сигнуса, позеленевшего от злости, было не заметно, что он хоть немного радуется успехам дочери.

— А еще наша Белла слывет чуть ли не первой невестой даже среди наших теперешних благородных девиц. Оно и понятно: красавица с благородными манерами,чудесно воспитанная, верная нашим убеждениям и чистоте крови, умница и кладезь талантов! — продолжала воодушевленно нахваливать любимую внучку Элладора.

— Да, — подтвердил Сигнус, на этот раз без тени недовольства на лице. — И пожирательница мужских сердец, как ее прозвали некоторые наши молодые люди, которые впали в отчаяние, не сумев добиться ее благосклонности.

— Надеюсь, ты найдешь ей приличную партию, Сигнус! — твердым голосом проговорила дама. — Уверяю тебя, Беллатриса, как, впрочем, и Андромеда с Нарциссой, достойны самой лучшей доли.

— Непременно, матушка! Можете не сомневаться, что брак Беллы будет выгодным для нашей семьи.

— И счастливым тоже! — не терпящем возражений тоном добавила Элладора. — Любой чародей, что захочет посвататься к твоим дочерям, должен обладать вкусами и привычками, которые были бы порукой счастья для наших милых девочек.

Сцена переменилась, и вот уже перед Волдемортом до боли знакомые школьные коридоры, по которым и шла Беллатриса, держа в руках волшебную палочку. По всей видимости, отбой уже прозвенел, и все студенты находились в гостиных и спальнях своих факультетов. Ну а староста проверяла коридоры. Вдруг в одном из них Белла заметила тень и поняла, что впереди кто-то есть. “Кто-нибудь из факультетских старост?”- пронеслось у нее в голове. Подойдя поближе, студентка увидела парня, который стоял к ней спиной, и узнала старосту Пуффендуя Тэда Тонкса. И похоже, юноша был не один. Он обнимал какую-то девчонку и целовал ее в губы. Оба из этой парочки были столь увлечены друг другом, что не услышали звука шагов.

— Спокойной ночи, Меда! — ласково проговорил Тонкс.

— Спокойной ночи, Тэд!

Когда Беллатриса услышала имя, произнесенное старостой Пуффендуя, то не поверила своим ушам. Однако, когда узнала голос своей сестры, сомневаться уже не приходилось.

— Оставь в покое мою сестру, мерзкий грязнокровка! — от злости и возмущения голос Беллы срывался. — Да как ты посмел, поганое отродье, близко к ней подойти и прикасаться своими лапами!

— Успокойся, Белла! — спокойно возразила Андромеда.

— Успокоиться?! Да ты что вообще себе такое позволяешь? Ведешь себя как какая-нибудь…

— Белла, ну не все же такие неприступные недотроги как ты! — попробовала было отшутиться средняя Блэк. — Раз уж так получилось, то я признаюсь, что мы с Тэдом вот уже год встречаемся, с того самого дня, как нас назначили старостами Пуффендуя.

— Да ты в своем уме, Меда? Как ты можешь встречаться с этим… с этим…Ну да, общение с отребьем на тебя весьма дурно влияет!

— Я полагаю, Андромеда в праве сама решать, с кем ей общаться! — заговорил молчавший все это время Тэд.

— А с тобой я вообще не желаю разговаривать, мнение твое мне безразлично, а слова — пустой звук! Ну держись, Тонкс! Не пройдет и нескольких дней, и ты вылетишь из школы как пробка!

— И за какой же такой проступок! — иронизировал Тонкс.

— Мои родители и их друзья, члены Попечительского совета школы, найдут за какой!

— Тэд, — вмешалась Андромеда. — Прошу тебя, иди к себе. С Беллатрисой я сама поговорю.

— Ты уверена? — засомневался парень.

— Вполне!

— Да, избавь уже нас от своего присутствия! Исчезни! — снова взъярилась старшая Блэк.

— До завтра, Меда! — попрощался Тэд и пошел по коридору к спальням мальчиков. Девушки молча провожали его глазами. Андромеда — ласково и тепло, Беллатриса — с ненавистью и злобой.

— Меда, ты совсем с ума сошла! — заговорила Белла уже более спокойно. — Разве можно так наплевательски относиться к своей репутации? Если бы тебя увидела не я, а кто-то другой, что бы тогда о тебе подумали? И какой порядочный чистокровный волшебник посватается к тебе в таком случае?

— Белла, дорогая, мне не важно, что обо мне подумают чистокровные волшебники нашего круга, и будут ли они ко мне свататься. Ведь я все равно выйду замуж не за них, а за Тэда, и только за него! — тихо, но твердо отвечала Андромеда.

— Не говори ерунды! — теперь уже голос старшей сестры звучал испуганно. — Напротив, ради своего же блага ты должна расстаться с ним как можно скорее!

— Нет, потому что я люблю его! — воскликнула Андромеда.

— Замолчи! — голос Беллатрисы сорвался на визг. — Выходи замуж за любого чистокровного мага на свой выбор, но своего круга и своей закваски! Какая разница?

— Ты так говоришь, потому что сама холодная ледышка, которая еще никого не любила. И все эти спесивые волшебники нашего круга, полагающие, что их чистая кровь дает им право задирать перед другими нос, уж точно не моя закваска! В Пуффендуе много волшебников из маглов, которые ничуть не хуже, смею сказать, даже лучше иных надменных чистокровных! В самом деле, чего у Тэда нет такого, что есть у них, кроме этой пресловутой чистой крови, груды золотых галеонов в Гринготсе да дикой спеси?

— Меда, ну что ты такое говоришь! — Белла резко встряхнула сестру за плечи, а потом вдруг обняла и стала гладить по голове и волосам, таким же пышным, как и у нее, только темно-каштанового, как у матери, цвета! — Как же дурно повлиял на тебя Пуффендуй, подумать только! Ты хоть понимаешь, что если и дальше станешь общаться с этим непутевым, то тебя прогонят из семьи, твое имя выжгут с родословного древа! Ты назвала меня никого нелюбящей ледышкой, но Меда, а ты сама неужели не любишь, ну ладно нашего сумасбродного отца, но хотя бы мать, меня и Нарциссу? Неужели какой-то шелудивый грязнокровка тебе настолько дорог, что ты готова отказаться от нас?

При этих словах глаза Андромеды наполнились слезами, а голос задрожал.

— Что ты, Белла, я вас очень люблю! И от вас не откажусь, если вы сами от меня не отвернетесь. А на наш знаменитый гобелен мне наплевать. Но я все же не могу понять, Белла, как ты, такая гордая и своенравная, позволишь другим людям, пусть даже и родителям, выбирать себе мужа, принимать за тебя решения? Как ты сможешь покориться чужому, навязанному тебе человеку, который, к тому же, с большой долей вероятности будет не столь умен и талантлив, как ты, учитывая твой магический потенциал?

Старшая сестра при этих словах только рассмеялась.

— Меда, дорогая, ну кто тебе сказал, что я собираюсь кому-то покоряться, даже выйдя замуж? Конечно, пусть мой муж считает себя главой семьи, ради Мерлина. Но я в таком случае шея, которая куда повернет, туда голова и смотрит, особенно если мозгов в ней не так уж и много. Так что меня мало волнует, кого из сокурсников отец выберет мне в мужья. Любого из них я сумею укротить. Хотя знаешь, Меда, — тут голос Беллатрисы смягчился, а взгляд стал по-девичьи мечтательным, — если бы мне встретился действительно великий чародей, умный, неординаный, верный нашим чистокровным идеалам и готовый их отстаивать, виртуозно владеющий магией…не то что все эти серые мыши, похожие одна на другую, такой волшебник, до чьего уровня можно было бы тянуться, то вот ему я бы с удовольствием покорилась и сдалась!

— Бэлла, неужели тебе и вправду все равно! — изумилась Андромеда. — Скажи, ты вышла бы даже, например, за Амикуса Крэбба?

— За Крэбба? — презрительно фыркнула чародейка. — А при чем здесь этот старый пень с дурным нравом и скверными манерами?

— А при том, что именно за него отец хочет выдать меня! — воскликнула, не сдержавшись, Андромеда.

— Не может быть! — ответила потрясенная Белла.

— Может! Отец вчера прислал мне сову. Он писал, что в эти пасхальные каникулы будет объявлена помолвка, а уже летом свадьба. Мне ведь зимой уже исполнилось семнадцать лет, я совершеннолетняя, так что и у отца, и у Крэбба развязаны руки. Но я не хочу и не буду им подчиняться, что бы за этим ни последовало. — Андромеда заплакала, но в ее больших карих глазах была решимость.

— Да как он посмел! — вскричала Белла и снова принялась успокаивать сестру. — Не расстраивайся, дорогая, мы что-нибудь придумаем. Никто не заставит тебя выходить замуж за это жалкое ничтожество. Да, мы непременно, как только приедем домой, поговорим с бабушкой Элладорой. Вряд ли она в курсе этих планов. Она умеет влиять на нашего дорогого сумасбродного отца и обязательно его образумит. Уверяю, у тебя будет достойный чистокровный супруг!

— Не надо мне никакого благородного чистокровного супруга! — всхлипывала Андромеда.

— Надо, надо! Все будет хорошо! — повторяла Белла.

Однако планам старшей мисс Блэк не суждено было сбыться. Прямо перед Пасхой строгая и чопорная законодательница зал сильно простудилась, болезнь быстро перешла в легкие, и даже лучшие целители из больницы св. Мунго ничего не смогли сделать, так что разговор Беллатрисы с бабкой, жестоко и собственноручно расправлявшейся с эльфами, но обожавшей чистокровных внучек (если те вели себя благоразумно, разумеется), никак не мог состояться. Беллатриса попробовала было поговорить с матерью, но Друэлла сама не знала, что делать, и плакала от бессилия, от того, что дочери, похоже, придется повторить ее судьбу. Андромеда же, напротив, вела себя на удивление спокойно. Старшая сестра пробовала всячески убедить ее, что, дескать, и этого Цербера вполне можно приручить, если хорошенько за него взяться… Андромеда лишь согласно кивала, и Беллатриса расценила это странное поведение как решение покориться обстоятельствам. Потому следующее событие стало для всего семейства настоящим шоком: в самый день помолвки Андромеда сбежала. Когда утром она не спустилась к завтраку, Сигнус послал домового эльфа разбудить дочь, но ее комната оказалась пустой. Разумеется, отец не доверял ее мнимой покорности и на всякий случай решил позаимствовать у нее волшебную палочку до окончания обряда обручения. Но Андромеда руками, как настоящая магла, разорвала простынь и пододеяльник на своей кровати, сделала из них длинную связку и, закрепив ее на оконной раме, спустилась по ней вниз прямо на цветочную клумбу. Скорее всего, потом она пересекла сад и перелезла через ограду. Девушка даже решилась пожертвовать волшебной палочкой, которая служила ей с одиннадцатилетнего возраста. Правда, такую потерю было не так сложно восстановить, наведавшись в магазин мистера Олливандера и потратив еще какое-то время на то, чтобы объездить новую палочку. Конечно же, разразился грандиозный скандал, когда невеста сбежала в день помолвки, а Сигнус, разумеется, счел себя глубоко оскорбленным и опозоренным. Через пару недель страсти немного поутихли, и отец семейства велел своей старшей дочери Беллатрисе явиться к нему в кабинет для серьезного разговора. Когда она поудобнее уселась в кресле, Сигнус смерил ее строгим взглядом и недовольно произнес.

— Чистое наказание с вами, тремя негодницами!

— Если вы об Андромеде, то мы с Нарциссой здесь не при чем.

— Так-таки и не при чем? А, впрочем, неважно! После того как я лично в вашем присутствии выжег ее имя с родового древа, она для нас больше не существует! Если узнаю, что кто-нибудь из вас видится с ней или общается каким-то другим способом, поддерживает связь…

— Я не меньше вас, отец, привержена идеалам чистой крови и намерена соблюдать все традиции нашей семьи. После того, что учинила Андромеда, она мне больше не сестра! — жестко отвечала Беллатриса, а щеки ее вспыхнули. Если побег она еще могла понять, учитывая все обстоятельства, то брак с грязнокровкой… Здесь волшебница чувствовала такой же стыд, что и ее отец. Она не могла простить этого сестре, теперь уже бывшей.

— Похвально, что хоть в этом я могу быть тобой довольным!

— Но, Андромеда, возможно, не разочаровала бы нас, если бы вы, отец, нашли ей более достойного жениха! — слукавила Белла. — Неужели на ее руку не нашлось другого претендента, кроме Крэбба?

— А вот это уже не твое дело, чем руководствуются родители, когда выбирают пару своему ребенку.

Беллатриса кивнула, но не как послушная дочь, а как противник, готовый возражать.

— В самом деле? Помнится, бабушка Элладора говорила иное, да и другим моим однокурсникам со Слизерина была дана свобода выбирать себе спутника жизни. В пределах разумного, разумеется! — улыбнулась Белла.

Сигнус в ответ на это ничего не сказал, а заговорил совсем о другом.

— Твоя сестра опозорила всю нашу семью, и мы обязаны любой ценой смыть это пятно с нашего доброго имени!

— Но каким же образом, и при чем здесь я?

— Амикус, мой давний почти друг, чувствует себя крайне уязвленным от того, что я обещал отдать ему в жены свою дочь и поневоле не смог сдержать данное слово. Думаю, он не станет возражать, если вместо одной из сестер Блэк женится на другой.

— Очень мило! — фыркнула Беллатриса. — Шутить вы не умеете!

— А я и не собираюсь шутить! Или честь семьи для тебя пустой звук, как и для бывшей сестры?

— Кроме Крэбба есть много других чистокровных магов, которые почтут за честь брак со мной. А за эту грубую и глупую скотину я, как и Меда, не пойду! Всему есть предел!

— Пойдешь! — вскричал Сигнус. — Еще как пойдешь! А будешь противиться — выжгу с родословного древа. Ты с самого первого дня своей жизни приносила мне одни разочарования. Я ждал сына, наследника древнего имени Блэков, а твоя мать в качестве первенца посмела родить девчонку! Да и потом оказалась неспособной исполнить свою главную обязанность. Еще и моя мать была просто без ума и от тебя, и от твоих сестер! — Сигнус больше обращался к самому себе, чем к собеседнице. — Сам я никогда не слышал от гордой и чванливой Элладоры Блэк ни одной похвалы, ни одного благосклонного слова с того самого дня, когда началась моя учеба в Хогвартсе. И все только за то, что стал вторым, а не первым учеником! Зато, когда ты закончила первый курс, что тут было! Беллатриса то, Беллатриса это!

— Так значит, вы просто хотите поквитаться со мной за все!

— Да, хочу! А почему, собственно, нет, раз уж появилась такая возможность! Выбирай: позорное изгнание из семьи, после которого тебе светит союз разве что с каким-нибудь полукровкой. — Белла скривилась, потому как это никак не укладывалось в ее систему ценностей, в соответствии с которыми она была воспитана. — Или брак с Крэббом!

Пока Сигнус разговаривал с дочерью, он машинально перебирал страницы справочника «Волшебная знать. Священные двадцать восемь», который был одной из его настольных книг. А предъявив Беллатрисе свой ультиматум, решительно закрыл фолиант, и звук этот показался девушке щелчком захлопнувшегося капкана или клетки, вырваться из которой не представлялось никакой возможности. Не убежишь Бэлла, ой не убежишь! В этот момент она понимала, что переживала Андромеда, но в то же время не могла простить сестру и понять ее поступок. А кроме того, чародейка чувствовала себя заложницей своих же принципов. Брак с полукровкой или маглокровкой был для нее неприемлем. Волшебница была убеждена, что выйдет замуж только за чистокровного мага, кого-то из своих однокурсников. К тому же, Бэлла в глубине души была уверена, что и Крэбб будет у нее под каблучком, пусть и не сразу. Возможно, рано или поздно станет прыгать через веревочку по ее приказу… Но ведь все равно придется с ним целоваться на свадьбе, показываться вместе на званых вечерах, а ночью… Эта мысль заставила ее вздрогнуть. Вот это уже было выше ее сил. Делить с этим человеком постель, терпеть его прикосновения… “О нет! Уж лучше отравиться!” — в сердцах подумала Беллатриса и замерла. Вот он, выход из мышеловки!

— Ну что же, я выйду замуж за Крэбба, дам свое согласие перед работником Министерства! — на удивление спокойно сказала чародейка.

— Вот и отлично! — довольным холодным голосом отвечал Сигнус.

— Но при этом оставляю за собой право распоряжаться собственной персоной.

— Что это значит? — подозрительным тоном спросил волшебник. — Чтобы мне никаких фокусов!

— Никаких фокусов! — невозмутимо отвечала Бэлла.

— В таком случае, после твоего приезда из Хогвартса домой сначала на помолвку, потом на свадьбу, я буду забирать у тебя волшебную палочку.

— Да ради Мерлина! Теперь, надеюсь, эта тема исчерпана? Продолжать беседу не имеет смысла, не так ли?

— Конечно, ты свободна! Не стану больше тебя удерживать!

Беллатриса молча встала со стула и гордой походкой направилась к двери. Спустя две минуты она уже была в своей комнате и сразу же рухнула на постель, не в силах больше держаться на ногах.

— Кикимпер! — повелительно и нетерпеливо крикнула Белла, хлопнув в ладоши. — Кикимер, где ты, негодник?

Послышался хлопок и в спальне появился домовик.

— Кикимер, у меня есть к тебе приказ! Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в Лютный переулок в магазин «Горбин и Бэркс». Купи там яд, быстрый как мысль. Вот, возьми деньги. Думаю, ста галеонов будет достаточно. И я запрещаю тебе сообщать, для кого ты его покупаешь. Впрочем, вряд ли там кто-то спросит, ведь чародеи, тайно увлекающиеся темой магией, часто посылают за темными артефактами своих слуг, чтобы обезопасить себя. Кроме того, не смей сообщать это отцу, матери или Нарциссе.

Эльф запричитал.

— Ах, мисс Бэлла, опасности-то какой вы себя подвергаете! И нешто собрались кого-то со свету сживать? А проведает кто? Ведь в Азкабане-то ужасть что такое твориться! Ах, не к добру это, моя дорогая хозяйка.

— Я приказываю тебе немедленно умолкнуть, если не хочешь быть наказанным! Немедленно отправляйся в лавку! — велела ведьма.

— Да-да! Кикимер исполнит все, что ему велит хозяйка. Кикимер всегда честно служит семье Блэк. — И эльф трансгрессировал.

Странно, но даже после слов Кикимера Бэлла не подумала тайно отравить хотя бы того же Крэбба. Мысль об убийстве другого человека просто не приходила ей в голову. Пока что не приходила.

Волдеморт же на этом прекратил просматривать воспоминания мисс Блэк.

Когда Волдеморт просмотрел эти несколько эпизодов из жизни Беллатрисы, то был просто в восторге от того, что узнал. Еще до того, как отправиться в дом Сигнуса, он решил поквитаться с ним за все старые обиды, расстроив свадьбу его старшей дочери, дабы спесивый Блэк снова испытал чувство унижения и был опозорен. Но когда чародей узнал, что между столь похожими друг на друга отцом и дочерью идет негласная война, то понял: ему несказанно повезло! Волдеморт уже представлял, каких чудес он натворит руками Бэллы и как напакостит своему школьному недругу. Подчинить же себе девчонку и даже, если понадобиться, очаровать ее темному магу не представляло никакого труда. Но сама ситуация и девушка, которая в ней оказалась, не вызывали у него ни капли сочувствия. О сострадании тут не шло и речи. Его холодное окаменевшее сердце не дрогнуло, даже когда он узнал о намерении Бэллы избежать ненавистного брака пусть даже ценой жизни. Волдеморт подобно капитану пиратского корабля словно бы видел перед собой прекрасное судно, да еще с ценным грузом, и потому его лучше было бы взять на абордаж, чем позволить пустить ко дну. Да и своей еще детской привычке брать у поверженного противника трофей он изменять не собирался. А живой трофей — это уже что-то небывалое! Не мешало бы также посмотреть, на что способна эта девчушка в плане темных искусств, и можно ли это обернуть в свою пользу. Размышляя таким образом, Волдеморт вместе с Родольфусом подошел к Беллатрисе.

— Бэлла, — заговорил Сигнус. — Позволь представить тебе наших гостей: мистер Родольфус Лестрейнж, в прошлом сезоне покинувший нас и проведший несколько месяцев во Франции. И почетный долгожданный гость — лорд Волдеморт!

— Мисс Блэк, перед вами меркнет даже солнце! — улыбнулся Лестрейнж.

— Мисс Блэк, наконец я получил возможность быть представленным самой пожирательнице мужских сердец. О вашей красоте мне много говорили, и теперь я вижу, что слова эти правдивые. Мне не остается ничего другого, как пополнить армию ваших обожателей. Но в отличие от них, — тут Волдеморт поднес руку Бэллы к своим губам и заглянул ей прямо в глаза, давая понять, что акцентирует внимание на последующей фразе, — мог бы сделать для вас куда больше, чем любой из них.

Услышав эти слова, Беллатриса вздрогнула и поняла: он все про нее знает, все ее мысли и намерения, но откуда? “Неужели владеет легилименцией, да еще на таком небывало высоком уровне? Если так, то это поистине необыкновенный чародей! И молва о нем н лжет!” — подумала волшебница. При этой мысли она немного встрепенулась, как узник, хвативший глоток свежего воздуха, но тут же снова внутренне поникла: “Но даже он что сейчас может сделать, когда уже слишком поздно! Да и зачем ему это нужно?”

Гости продолжали прибывать, и Сигнус с Друэллой встречали каждого из них. Беллатриса же воспользовалась небольшой передышкой и вышла в сад, дабы собраться с силами и иметь мужество решиться на то, что она задумала. Девушка уселась на скамью и задумалась, однако ее размышления были прерваны сперва громкими шагами, а потом и низким тягучим голосом Крэбба.

— Идем в дом, любезная супруга. Прибыл сотрудник Министерства, чтобы сочетать нас узами брака. — При этом он бесцеремонно схватил девушку за руку и рванул к себе. Беллатриса почувствовала запах спиртного, неприятно поразивший ее обоняние, и скривилась от отвращения. Она невольно отпрянула от жениха, но Крэбб снова притянул ее к себе и приник к губам своим слюнявым ртом, а потом спустился на шею. Белла снова воспротивилась, попытавшись отстраниться, но Крэбб был куда сильнее физически и удерживал ее руки, чтобы она не смогла воспользоваться волшебной палочкой.

— Я пока еще не ваша жена! — воскликнула Беллатриса.

— Ну, это пока! Остались небольшие формальности. — Крэбб снова дернул ведьму к себе, так что послышался звук рвущейся ткани. Мантия, которая до сих пор была накинута на плечи, теперь лежала на земле, а платье порвано. Беллатриса не на шутку испугалась, что Крэбб поцелуем не ограничится.

Но в этот самый миг воздух озарился ярко-красной вспышкой, и Крэбб сразу остолбенел, ослабив при этом свою грубую хватку. Чародейка поспешно высвободилась из огромных рук, при этом несильно толкнув мага, и он упал на землю, не удержав равновесия. Это, несомненно, было мощное оглушающее заклятие, причем наложенное невербально. Но, оглядевшись, девушка никого не увидела. Казалось, искры вспыхнули просто из пустоты. Тяжело дыша и изо всех сил стараясь унять дрожь в руках и ногах, Белла хотела было привести в порядок свое помятое и немного порванное платье, но тут заметила на тонкой руке синяк, а на шее, судя по ощущениям, наверняка красовался след от грубого противного поцелуя. Твердо стоять на ногах ей сейчас помогала одна лишь последняя безумная надежда. Ведь свадебная церемония еще не совершилась, а до ночи еще довольно много времени, и произойти может все, что угодно. Вдруг Крэбб или отец передумают, дорогой женишок споткнется на лестнице, сломает ногу, и свадьба по крайней мере будет отложена. Маг, который будет сочетать браком ее с Аммикусом, провалится сквозь землю или испарится. Ну, а в идеале новоиспеченного муженька хватит удар, на голову ему неизвестно откуда свалится кирпич, и тогда она сразу останется вдовой… В общем, за эти часы много чего может произойти. Сердцу, ввергнутому в пучину отчаяния, все кажется возможным, оно готово цепляться за любую соломинку. Ну, а если несмотря ни на что, этот союз все же будет заключен, то в корсаже она припрятала последнее средство, которое придавало ей уверенности. Кикимер и в самом деле по приказу хозяйки раздобыл пробирку с сильнейшим и мгновенным ядом. Едва только наступит последняя минута, и придется уходить с праздника вместе с Крэббом, то она под каким-нибудь невинным предлогом удалится и примет эту отраву… Почему-то такой отчаянный способ избежать ненавистного брака казался ей лучше, чем тот, который предпочла Андромеда. Маглокровки в понимании Беллы были ничуть не лучше Крэбба.

Белла больно закусила губу, чтобы сдержать слезы, готовые политься из глаз, но тут почувствовала на своей руке и шее прикосновения чьих-то прохладных ладоней. И в ту же секунду все следы от грубых прикосновений исчезли, будто их и не было, а прямо перед ней, словно из ниоткуда нарисовался тот самый почетный гость — лорд Волдеморт. Опять же, не доставая волшебной палочки и не прикасаясь к девушке, он каким-то неведомым образом сделал так, что порванное платье опять стало целым, а испорченная прическа снова приобрела первоначальный безупречный вид. Наконец, на плечи Бэллы легла ее мантия, минуту назад брошенная в грязь, а теперь совершенно чистая. Мастерица в искусстве светской беседы и неизменно в любой ситуации находившая подобающие случаю слова, теперь могла произнести лишь простое «благодарю», покраснев и смешавшись не то от стыда, не то от изумления.

— Не стоит благодарности, — ответил Волдеморт глухим шипящим голосом. — Я, по сути, ничего для вас не сделал, напротив, оказал медвежью услугу. Ведь как только Крэбб очнется, то непременно выместит на вас свою бессильную злобу. И если не сейчас, так после свадьбы вам придется расплачиваться за мое заступничество, а я уже вряд ли смогу вам помочь. Но мне все же известно одно верное безотказное средство избавить вас от этого брака. Могу указать его, если, конечно, у самой юной леди хватит решимости прибегнуть к нему.

Беллатриса в недоумении посмотрела на своего странного собеседника, и в глазах у нее вспыхнула надежда.

— Средство избежать свадьбы! — воскликнула она. — Какое же?

— Черная магия! — невозмутимо отозвался колдун.

— Черная магия? — недоуменно, но без тени сомнения или страха переспросила она. — И какая же?

— Одно из трех непростительных проклятий. Всего лишь!

— Так, значит, вы и в самом деле не только поборник чистоты крови, сильный, но еще и черный маг, как о вас говорят? — изумилась волшебница. — А еще и легилимент?

— Разумеется! — самодовольно усмехнулся Волдеморт. — Весьма полезный навык, знаете ли. За то недолгое время, которое видел вас в гостиной, я узнал много чего такого, что и родителям вашим вряд ли известно. Например…

Тут Волдеморт взмахнул палочкой, и пробирка с ядом оказалась в его руке.

— Это вам ни к чему, мисс! Всем тем, кто вам досаждает, можно противостоять и по-другому.

Чародей взглянул на девушку и не увидел ни капли смущения во взгляде.

— О, я вижу, моя осведомленность ничуть вас не пугает? — с улыбкой спросил он.

— Не пугает, — честно ответила волшебница. — У меня такое чувство, будто я знаю вас давно и поэтому могу доверять.

— Мне весьма лестно доверие столь очаровательной леди и, безусловно, не в обычае у воспитанного человека разглашать секреты юных барышень. Но вернемся к вашей предстоящей свадьбе, мисс Блэк. Вы полагаете, что принять яд — это лучший способ избежать брака с Крэббом?

— По крайней мере, другого выхода из этой ситуации я не увидела! Не с грязнокровками же связываться!

— Весьма безрассудный поступок, а главное, они все равно ничего не поймут. Вашего отца и Крэбба можно убедить только темномагическими заклинаниями. Да, вам неоднократно в один голос говорили все преподаватели ЗОТИ, что черная магия, дескать, порабощает человека, сводит с ума, но поверьте, все это неправда! Подобную чушь говорят либо лицемеры, которые сами тайком пользуются этим огромным ресурсом и не желают подпускать к нему других, либо глупцы, которые верят им. Мисс Блэк, лучше поверьте мне, что Круциатус, если его правильно применить, способен убедить практически любого, кто испытывает на себе его действие.

Белла смутилась от таких слов. Этот гость был настолько искусен в магии, что не только в два счета узнал много таких вещей, которые она предпочла бы скрыть ото всех, но еще и подбивал на использование непростительных проклятий, за которые приговаривают к пожизненному заключению в Азкабане.

— Ах, вижу, вас немного беспокоит расплата в виде посещения Азкабана, причем не в качестве праздно любопытствующего волшебника! — тут же ответил ей на мысль Волдеморт. — Конечно, при таких перспективах применять Круциатус к человеку было бы глупо. Но, — колдун приблизил к Белле лицо и пристально заглянул в глаза, — можно применить одно из заклинаний, которое позволяет обойти Надзор.

Тут маг сделал несколько привычных небрежных движений волшебной палочкой.

— Blocus! — произнес он скорее для того, чтобы изумленная девушка услышала заклинание, а сам при этом вряд ли нуждался в словесной магии. Он описал несколько кругов над головой, и в тот же миг над ним, Беллой и все еще лежащим на земле неподвижным Крэббом возник прозрачный купол.

— Что это? — спросила чародейка со смесью восхищения и страха.

— Эта сфера поглощает информацию о любом заклинании, которое произносится внутри нее. Нужно только четко ее представить, когда творишь заклятие.

Тут они заметили, что Крэбб начинает приходить в себя. Тогда Волдеморт, злорадно усмехнувшись, направил волшебную палочку на лежащего на земле мага и галантно обратился к юной ведьме.

— Мисс Блэк, не считаете ли вы, что ваш жених должен извиниться за свое неподобающее поведение?

Не дождавшись ответа, он произнес «Круцио», и жертва проклятья тут же начала извиваться в приступе невыносимой боли и кричать истошным голосом, однако ни один звук не проникал за пределы прозрачной сферы. Маг же внимательно наблюдал за Беллатрисой и ее реакцией. Зрелище и впрямь было не для девичьих очей. Волдеморт знал, что скорее всего любая юная леди сжалась бы в комок от страха и отвращения, зажмуривая глаза и затыкая уши, чтобы не слышать отчаянных воплей, вызываемых нестерпимой мукой. Добрая половина девушек вообще упала бы в обморок, особенно когда из носа подвергаемой пытке жертвы потекла кровь. Но только не Беллатриса, которая сверху вниз спокойно, с бесстрастным выражением на холеном лице наблюдала за терзаниями Крэбба. Она и бровью не повела, а в ее взгляде Волдеморт заметил злорадное удовлетворение, от которого зрачки немного расширились, и карие глаза теперь казались почти черными.

— Ты слышал? — злобным голосом, в котором теперь слышалось змеиное шипение, спросил Волдеморт. — Немедленно принеси мисс Блэк свои извинения или сильно пожалеешь!

Крэбб зашептал из последних сил.

— Я извинюсь, извинюсь, но ради Мерлина, прекратите это!

Волдеморт снял проклятие, и его жертва с облегчением растянулась на земле, не имея сил подняться. Наконец, собравшись с силами, колдун подполз к Беллатрисе и хрипло сквозь зубы процедил.

— Прошу простить меня!

Но было совершенно ясно, что при первом удобном случае он с лихвой попытается воздать Белле за все.

— О, не позавидую вам, мисс Блэк. Похоже, Крэбб прямо-таки жаждет взять реванш. Может, попробуете сами убедить его, что ничего хорошего в браке с вами его не ждет. — усмехнулся он. — Ну же, смелее, Белла!

Так к ней обращались только члены семьи, и никому другому подобных вольностей юная гордячка не позволяла. Чародеи, которые пытались добиться ее расположения, почитали за особую честь, если им позволено было говорить ей «Беллатриса». Но из уст именно этого могущественного волшебника подобная фамильярность ее почему-то не оскорбляла, а наоборот, была приятной. Ей вдруг захотелось оправдать его ожидания и не ударить в грязь лицом, точно нерадивая школьница, оплошавшая перед учителем и всем классом. К тому же, она была зла на Крэбба, а это должно было способствовать правильному выполнению Круциатуса. Так по крайней мере было сказано в книгах, которые имелись в библиотеке Хогвартса и к которым ведьмочка проявляла неподдельный интерес. Она направила палочку на Крэбба и твердо произнесла «Круцио». Волшебник вскрикнул, опять навзничь упал на землю, но не стал извиваться от пытки, а снова стал делать попытки подняться. Белла покраснела из-за этой неудачи, но Волдеморт, похоже, это ожидал, ободряюще кивая девчонке.

— Ничего удивительного! — спокойным холодным голосом сказал он. — Ведь у тебя не было ни наставника, ни мало-мальски приличного пособия по непростительным проклятиям. Конечно же, стараниями нашего дорогого директора Дамблдора в библиотеке Хогвартса нереально найти подобную литературу. А потому ты не знаешь, что нужно действительно хотеть, чтобы Круциатус подействовал. Нужно хотеть причинить боль и получать от этого удовольствие! А праведный гнев — это ерунда.

Беллатрису охватило смятение. Как это, причинять боль и получать удовольствие? Волдеморт это заметил, положил свои холодные ладони на плечи девушке и посмотрел в испуганные глаза.

— Ну, что же ты, красавица? Или, может, тебе стало жаль его? А вот он вовсе не собирается тебя жалеть и преспокойно будет получать удовольствие от твоих страданий. Ты ведь не хочешь этого, правда? И запомни, что нет лучшего способа избежать боли, чем причинять ее самому! Используй свой шанс, Белла! Другого у тебя не будет. Да так используй, чтобы он даже во сне не помышлял о браке с тобой!

После слов Волдеморта выражение лица Бэллы в самом деле изменилось. Хищная уродливая гримаса исказила красивые черты, злорадная улыбка зазмеилась на губах, а в глазах полыхнуло недоброе пламя.

— Круцио! — исступленно выкрикнула она, и сноп красных искр мгновенно бросил Крэбба обратно на землю, заставив корчиться и кричать от боли.

— Может, наложишь заклятие немоты и заставишь его умолкнуть? — насмешливо спросил Волдеморт.

— О нет, зачем же лишать себя удовольствия послушать такую музыку? — шелковым учтивым голосом отозвалась ведьма, явно поймавшая кураж.

Волдеморт издал довольный смешок, и было очевидно, что созерцание этой сцены чародея забавляет.

— А вы способная ученица, мисс Блэк! Великолепный Круциатус для восемнадцатилетней леди. У вас большие задатки по части темной магии, и вам нужен достойный наставник, так же как драгоценному камню — хорошая и правильная огранка. Когда закончите, я покажу вам, как нейтрализовать эффект Priori Incantatem, вздумай кто проверить вашу волшебную палочку.

А Беллатриса тем временем и не думала прекращать пытку. Она села рядом с Крэббом, улыбнулась ему с гаденькой ухмылкой и заговорила елейным, нарочито нежным голосом.

— Дорогой мой, вы все еще хотите на мне жениться? Ну что же, милости прошу! Уж я не поскуплюсь на такие вот супружеские ласки, если это вам так нравится. Или, может, все-таки откажетесь?

В круглых глазах Крэбба, наполненных болью, явно читался самый настоящий ужас. Казалось, что теперь он готов сделать все, что угодно, лишь бы держаться подальше от такой невесты.

— Я отказываюсь, от всего отказываюсь! — в панике орал он. — Сейчас же иду к вашему отцу и расторгаю помолвку. Свадьбы не будет, только умоляю, прекратите!

И чародейка прекратила мучительную пытку, весьма довольная ее результатом. Жениху, теперь уже почти бывшему, потребовалось добрых пять минут, чтобы подняться и нетвердой, как у пьяного, походкой направится в сторону дома.

Когда Волдеморт и Белла остались одни, то чародей взял волшебную палочку девушки и произнес.

— Priori Incantatem blocus! — и протянул ее владелице. — Ну вот, вся информация о последних трех заклинаниях, которые были сотворены палочкой, стерта.

Юная ведьма теперь смотрела на Волдеморта с откровенным восхищением, и надо сказать, что его гордыне льстило подобное отношение со стороны чистокровной, красивой, молодой и весьма талантливой волшебницы.

— Как такое возможно? — недоуменно спросила Белла.

— Так, небольшой волшебный эксперимент! — пожал плечами Волдеморт.

— Хотела бы я увидеть нечто подобное! — восторженно сказала ведьма. Волдеморт согласно кивнул и снова поднес изящную девичью руку в белой перчатке к своим холодным губам.

— Желание столь очаровательной мисс — закон!

— Мисс? — с надеждой переспросила она.

— Ну, разумеется! Ведь от притязаний Крэбба вы теперь свободны!

— Благодарю вас за столь бесценный урок, милорд!

— Не стоит. Если пожелаете, могу впоследствии поделиться своими познаниями в черной магии.

— Сэр, я буду только рада этому!

— В таком случае я дам вам знать, когда снова смогу дать вам урок магии. Темной магии! — уточнил он. — Впрочем, не только ее. Но сейчас рассчитываю на неплохие дивиденды за то время, что уделил вам. Надеюсь, вы оставите за мной хотя бы один танец, хоть, я не сомневаюсь, они у вас расписаны.

— Только один? — кокетливо улыбнулась чародейка. — По правде сказать, я рассчитывала как минимум на дюжину, все, что были за Крэббом.

Волдеморт довольно усмехнулся и, окинув быстрым взглядом ее белый свадебный туалет, сказал.

— А не пора ли избавить вас от этого наряда, чуть было не ставшим вашим погребальным саваном?

Он сделал несколько движений волшебной палочкой, и белое платье трансфигурировалось в изумрудное, украшенное сверху салатовыми лентами.

— Так ведь лучше, не правда ли?

— Милорд, оно замечательное! — в восторженном голосе чародейки явно звучали начавшие зарождаться обожание и преклонение. Волдеморт предложил ей руку, и так вдвоем они вернулись в дом. Удивительной казалась эта пара. Мрачный, суровый и даже грозный на вид чародей с некрасивыми чертами и неприглядной внешностью под руку с юной красавицей, блещущей талантами, но притом горделивой и своенравной. Кому-то могло показаться странным, что девушку совсем не смущало общество такого кавалера, от которого многие ее ровесницы предпочли бы держаться подальше по причине непонятно охватывающего страха перед этим магом и его силой.

Когда Крэбб, отведя в сторону Сигнуса, тихо сообщил ему, что рассчитывал получить в жены благонравную воспитанную леди, а не злобную фурию, и жениться на Беллатрисе не намерен. Мистеру Блэку после этих слов потребовалось несколько минут, чтобы совладать со своим гневом и чувством в очередной раз оскорбленного достоинства. Через какое-то время он вышел к гостям и в самых изысканных выражениях сообщил им и прибывшему сотруднику Министерства, что в связи с неожиданно возникшими вопросами, связанными с приданым, свадебная церемония на некоторое время откладывается. Однако он как радушный хозяин весьма рад видеть в своем доме гостей. После этих слов все присутствующие недоуменно переглянулись, а кое-кто стали даже тихо перешептываться, однако Друэлла с улыбкой пригласила гостей к уже накрытым столам и помогла найти отведенные им места. После ужина последовали танцы. Мистер Блэк внутри весь кипел от гнева и бросал на Беллатрису испепеляющие взгляды, однако видя дочь в обществе человека, которого сам же пригласил в качестве почетного гостя, не смел ни единым словом выражать ей свое недовольство. Когда же бал закончился, и гости разъехались, Сигнус, конечно, дал себе волю, принявшись на все лады бранить дочь. Но Беллатрисе было совершенно безразлично, что теперь скажет отец. Ведьма спокойно восприняла даже то, что Сигнус в качестве наказания забрал у нее на месяц волшебную палочку.

Когда было уже совсем поздно, и Белла собиралась ложиться спать, будучи в прекрасном настроении, как вдруг к ней в спальню неожиданно зашла младшая сестра Нарцисса. Она любила Беллу и была не меньше ее рада тому, что свадьба не состоялась, но не могла сдержать своего изумления и спросила.

— Бэлла, как это все понимать?

— Что понимать, Цисси?

— Как это что? Прибывает сотрудник Министерства, а тебя нигде не могут найти. Больше того, ты битый час где-то пропадаешь, а потом возвращаешься вместе с этим страшным чародеем! Да еще в другом платье! Так себя скомпрометировать! Немудрено, что Крэбб отказался жениться! Что лорд Волдеморт с тобой сделал? — c тревогой спросила младшая сестра, глядя на изменившееся одеяние Беллы.

— Всего лишь трансфигурировал мой погребальный саван, который все именовали подвенечным нарядом, в этот туалет! Замечательный, правда? — Ведьмочка повернулась перед зеркалом. — Положительно, у лорда Волдеморта прекрасный вкус! А ты что подумала? — усмехнулась она.

— То же, что и все остальные! Почему ты позволила ему подобные вольности да еще потом танцевала с ним весь вечер?

— Он пригласил меня на танец, и я согласилась!

— Но почему?

— Да потому, дорогая Цисси, что таким не отказывают! Лорд Волдеморт — невероятный волшебник, могущественный и умнейший чародей! И весьма галантный, к тому же! — Беллатриса блаженно закрыла глаза, откидываясь на спинку дивана.

Когда колдунья говорила все эти слова, то лицо ее преобразилось до неузнаваемости. Надменное выражение исчезло, уступая место задумчивой мечтательности, резкие черты смягчились, а вновь открывшиеся глаза заблестели.

— Белла, мне страшно за тебя. Неужели ты его не боишься?

— Ни капли!

— А если у него какие-нибудь дурные намерения?

— Не говори глупостей! — вспылила старшая Блэк. — Если бы у него были такие намерения, я бы сейчас с тобой не говорила! Ты знаешь, что в корсаже свадебного платья я держала яд, но до последней минуты надеялась на какое-нибудь чудесное избавление? Если бы мне пришлось уходить с Крэббом, то я…

— Пожалуйста, не говори ничего! — воскликнула не на шутку перепуганная этими откровениями Нарцисса, обнимая сестру и закрывая ей рот ладонью. В ее темно-синих глазах блестели слезы.

— Значит, это лорд Волдеморт каким-то образом заставил Крэбба отказаться от свадьбы? — спросила она уже более спокойным голосом.

— Нет, не он! Но лорд Волдеморт научил меня Круциатусу, и я применила пыточное заклинание к этой свинье.

— Что?! — вскричала младшая сестра, с ужасом глядя на Беллатрису, но та только беззаботно усмехалась.

— Да ты же попадешь в Азкабан!

— Отнюдь! Почему же тогда я еще здесь? Поверь, лорд Волдеморт все предусмотрел.

Нарцисса была в ужасе.

— Белла, — прошептала она. — Неужели ты и в самом деле пытала его?

— Пытала! — спокойно отозвалась колдунья. — И если бы понадобилось пытать его снова, то я бы не колебалась. Черная магия в данном случае оказалась очень полезной, и я намерена пользоваться ей снова, дабы Сигнус мне больше не докучал.

— Ты и к нему собралась применить Круциатус? — Нарцисса не узнавала сестру.

— Ну почему же непременно Круциатус? Вполне можно обойтись и Империусом. Я попрошу лорда Волдеморта научить меня.

— Ты хочешь с ним снова встретиться? Белла, остановись, прекрати эту авантюру!

— Ни за что! — отчеканила чародейка. — Я просто в восторге от него, Цисса! Никогда еще не ощущала ничего подобного. Он не чета ни юнцам, увивавшимся за мной в Хогвартсе, ни вообще всем нашим респектабельным чистокровным магам, которые по сравнению с ним, что лакеи рядом с повелителем. Лорд Волдеморт — это тот самый чародей, которому я добровольно и с превеликим удовольствием подчинилась бы.

— Да ты влюбляешься в него, сестренка! Если бы это был кто-то другой, я бы порадовалась за тебя от всей души, но…

— Ты что-то имеешь против человека, спасшего мне жизнь? — проиронизировала Белла.

— Нет, но я боюсь, что с ним тебе не видать счастья. — грустно ответила Нарцисса. — Потому что в отличие от других волшебников он на твои чувства не ответит.

Щеки Беллатрисы стали как красные яблоки при словах сестры. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала, а Нарцисса тем временем продолжала.

— Белла, я всерьез опасаюсь за твою судьбу. Мне очень тревожно!

— Успокойся! — улыбнулась Беллатриса младшей сестре, на сей раз тепло и даже ласково. — Со мной все будет отлично! Бояться надо было раньше. Возвращайся к себе, уже поздно!

Нарцисса кивнула.

— Спокойной ночи, Белла!

— Спокойной ночи, Цисса!

* * *

А между тем обычно такая проницательная в отношении мужчин к себе, но теперь очарованная Волдемортом Беллатриса на сей раз даже не заметила, что другой волшебник, тот, что прибыл вместе с ее кумиром, весь вечер не спускал с нее глаз. А когда он увидел, что мисс Блэк танцует с наследником Слизерина, то лишь тяжело вздохнул. Неприступная гордая Беллатриса, столь непохожая на тех дамочек, с которыми он привык общаться, сразу и наповал сразила отпетого повесу и любителя весело проводить время Родольфуса Лестрейнжа. Любовь к старшей из девиц Блэк с холодной как зима красотой вошла в сердце чародея как нож в мягкое масло.

После того памятного дня и несостоявшейся свадьбы Беллатрисе казалось, что Волдеморт забыл о ней. Он не появлялся в доме Блэков, не искал с девушкой встреч и вообще никак не давал о себе знать. Но волшебнице было известно, что темный маг появляется в других гостиных, проводя время в долгих беседах с хозяевами и их гостями. Волдеморту и в самом деле было не до Беллы. У чародея нашлись, на его взгляд, куда более важные занятия, ведь он лелеял в своей раздробленной душе честолюбивые замыслы сродни тем, которые уже пытался реализовать в школе, когда открыл Тайную комнату. Но в этот раз они были глобальнее. Если Том Реддл хотел изгнать маглокровок лишь из Хогвартса, то лорд Волдеморт замахнулся на всю магическую Британию и даже магический мир. В идеале он подобно Гриндевальду рассчитывал подчинить себе оба мира, и волшебный, и неволшебный. Чародей испытывал при этом лютую ненависть и огромное презрение к маглорожденным магам уже просто за то, что они жили. Он ни при каких обстоятельствах не желал мириться, что рожденные от подобных Стаббсу и Бенсону будут попадать в среду магов. Единственные два магла, к которым он когда-то питал искреннюю привязанность, уже давно покинули этот мир, и колдун продолжал при этом считать, что достойные маглы не задерживаются среди своих. Разумеется, Волдеморт понимал: для того, чтобы реализовать столь далеко идущие планы, он на этот раз должен будет действовать не один, а вместе со сторонниками. И вербовкой таковых чародей активно занимался, пуская в ход все свои недюжинные способности для того, чтобы привлечь их на свою сторону. Теперь уже не только Долохов и Каркаров носили черные метки на левом запястье, но и представители таких семейств как Розье, Нотты, Эйвери, Мальсиберы и, конечно же, оба брата Лестрейнжа были в числе Пожирателей смерти. Волдеморт учил их боевой магии и вообще, как можно противостоять мракоборцам из Отдела магического правопорядка. Их штаб-квартирой был особняк убитого им Карактака Берка. Видя, как все больше и больше чистокровных встает на его сторону, черный маг посчитал, что настал черед и Блэков. Волдеморт знал, что девчонка все равно никуда не денется.

В этот вечер Беллатриса уже готовилась ко сну, расчесывая на ночь свои длинные кудри. Неожиданно волшебница почувствовала странное колебание воздуха, хотя окно ее спальни было закрыто. Не успела она этому удивиться, как перед ней уже стоял Волдеморт.

— Вы, сэр? — недоуменно, но при этом радостно прошептала чародейка.

— Добрый вечер, мисс Блэк!

— Добрый вечер, милорд!

— Мой столь поздний визит вас не смущает?

— Нет, ваш визит для меня приятная неожиданность. После того, что вы для меня сделали, никаких мыслей относительно нарушений приличий у меня не возникнет! — отвечала волшебница, благодарно глядя на колдуна своими карими глазами, нисколько не тушуясь перед ним, хоть и была в одной ночной сорочке.

— Что же, прекрасно, мисс Блэк. А как вы смотрите на то, чтобы сейчас провести следующий урок? Вам было бы очень полезно освоить Империус.

— Милорд, я бы с удовольствием, но отец забрал мою волшебную палочку, когда расстроилась свадьба. Так что теперь…

— Ничего страшного, мисс Белла! Подождите меня немного. — И с этими словами вышел в коридор.

Прошло несколько минут, которые тянулись для чародейки как резина. А потом темная фигура Волдеморта снова предстала перед ней. Чародей держал в руках волшебную палочку Беллы и протягивал ей.

— Ваша волшебная палочка, мисс Блэк!

Ведьма несмело протянула руку к деревянному предмету и удрученно сказала.

— Все равно отец завтра заберет ее у меня.

— Не стоит беспокоится. Сигнус этого не сделает. Я немного поработал с его памятью, и теперь он уверен, что сам вернул ее.

При этих словах глаза Беллы заблестели, а сама она даже подпрыгнула от радости. И куда только девались ее надменность и высокомерие!

— Спасибо, сэр! — воскликнула она и бросилась ему на шею, тихонько поцеловав в холодную щеку.

Волдеморт слегка отпрянул, обескураженный таким поступком этой гордой девицы, схватил Беллатрису за плечи и резко встряхнул.

— Может, не надо этого ребячества! — злобно прошипел он. Потом взял девушку за подбородок, длинными белыми пальцами повернул ее лицо к себе, заглянул в глаза и замер, пораженный. Ему в своей жизни уже приходилось видеть много обращенных на себя взглядов и читать в них зависть, неприязнь, порой переходящую в ненависть от того, что он действительно был непохож на других. Изредка в них можно было заметить приветливость учителей и восхищение некоторых однокурсников, а также неизменное дружелюбие и преклонение Родольфуса. Позже добавились опасливое почтение и даже страх. Но никогда ему еще не доводилось видеть таких глаз, никто еще не дарил ему такого взгляда, в котором Темный Лорд сейчас без всякой легилименции читал необыкновенное обожание, восхищение, как будто смотрит на небожителя, и еще что-то такое, чему он не мог дать название, но это было невероятно притягательным и влекущим. Эта девчонка, всегда такая холодная и надменная, сейчас для него одного излучала тепло, отдавала весь жар девичьего сердца, до сих пор молчавшего, а теперь горевшего неугасимым огнем. В этот момент Волдеморт почему-то почувствовал себя человеком, которого выпустили из темного мрачного подземелья на залитую солнцем лужайку с сочной зеленой травой. И он вдруг подумал, как же доселе жил, нет существовал, в таком холоде. Неизвестно, сколько прошло времени. Минуты утекали за минутами, а Волдеморт все также неотрывно смотрел в глаза Беллатрисы, купаясь в безотчетной преданности, и не мог вспомнить, когда в последний раз он испытывал подобную радость и испытывал ли вообще. И в этот самый миг, дорогой читатель, пропал Темный лорд! Навсегда утонул в двух темно-карих омутах и никогда больше не выбрался. Угодил в свои же хитроумно расставленные сети, даже не заметив, как и произошло это.

Велика же, любовь, твоя сила, если и в это сердце, уже, казалось, превратившееся в лед и камень, нашла ты ведомую лишь тебе тайную тропинку! И этого строптивца с расколотой душой, погрязшего в злодействах, сумела ты поразить своей стрелой, как ни берегся он! Однако непомерная гордыня, способная затуманить даже самый светлый разум, конечно же, не дала Волдеморту не только признаться Белле, но и лишила возможности даже просто осознать это.

Худые руки легли на талию Беллы. Волдеморт осторожно и с трепетом обнял девушку так, словно она была хрупкой статуей из тончайшего хрусталя, и невольно удивился своим же столь бережным прикосновениям. Он с упоением слушал ее сбивчивое беспокойное дыхание, а тонкие губы невольно коснулись виска, а потом и кудрявой макушки. Но тут же быстро отпрянули, словно боясь обжечься. Пусть совсем ненадолго, но настоящие умиротворение и покой снизошли в эту темную душу. Сейчас волшебнику хотелось, чтобы эти мгновения или остановились навек, или, напротив, длились бы вечно, вертясь по бесконечному кругу. Через какое-то время Волдеморт ощутил, что тело Беллы в его руках как-то обмякло и потяжелело, а волшебная палочка выскользнула из ее руки. Чародей догадался, что она просто уснула, слушая звук его мерно бьющегося холодного сердца. В первый миг он замешкался, не зная, что же делать с тихо посапывающим сокровищем. Затем аккуратно, чтобы не разбудить, уложил в постель и, склонившись над изголовьем, еще долго рассматривал спокойное во сне лицо, изучая и желая запомнить каждую черту и каждую линию: тонкие черные дуги бровей, длинные стрелы густых ресниц, упавших на скулы, прямой нос. Сейчас Белла казалась ему невероятно притягательной, как, впрочем, и в тот момент, когда она пытала незадачливого Крэбба, желая обрести свободу от горе-женишка. Наконец, Волдеморт поднял лежащую на полу волшебную палочку, положил на туалетный столик рядом с кроватью и беззвучно растворился в воздухе.

* * *

С этого самого дня встречи Волдеморта с Беллатрисой стали регулярными, и уроки теперь не прекращались. Магу не составляло никакого труда каждый раз проникать в комнату девушки даже при том, что на замок каждый вечер накладывались антитрансгрессионные чары. Чародей то вползал в покои Беллы под видом змеи, то беззвучно влетал прямо в окно. Иногда они вместе при помощи портала отправлялись в штаб-квартиру. Темный лорд тратил много своего времени на подготовку к противостоянию с маглокровками и простецами, но все равно не мог отказать себе в удовольствии дать мисс Блэк урок темной магии. Чародей, конечно же, отмечал про себя, что чем ближе становилась очередная встреча, тем сильнее билось от нетерпения его холодное сердце, и это ему не нравилось. Но еще сильнее Волдеморта злило то обстоятельство, что в обществе юной ведьмы он, небывалое дело, даже терял счет времени и вместо запланированного на урок часа, сам того не замечал, как тратил три. Несколько раз колдун даже решал для себя не являться на очередное свидание, но, когда приближался его час, с трудом мог дождаться, старательно убеждая себя, что подобное нетерпение вызвано только лишь талантами и магией Беллы, и их-то можно будет использовать к своей выгоде. Просто предвкушение удачи, вот и все! Колдун нисколько не жалел, что своевременно остановил девчонку на краю пропасти и получил в ее лице столь ценный трофей после мести Сигнусу. Разумеется, в своем обхождении с ней маг не выказывал какой-то особой теплоты, был вежлив, манерен, предупредителен, но и только. После Круциатуса Беллатриса под руководством Волдеморта легко и быстро освоила «Империус». Здесь Темному Лорду было достаточно напомнить своей ученице, что для того, чтобы любое из непростительных проклятий сработало, нужно по-настоящему захотеть его исполнения. А еще чародей добавил, что либо ты повелеваешь, либо повелевают тобой, а третьего, по его словам, нем дано. Поэтому выбор здесь был очевиден.

Также Волдеморт стал учить Беллу боевой магии, когда узнал, что первая ученица своего курса еще и состояла в дуэльном клубе, и ей хорошо давались поединки. Он даже специально изобрел особую форму режущего заклятия, имитирующую удар деревянного, а не боевого меча, хотя ранее, когда обучал других своих сторонников, вообще-то об этом не задумывался. Попал под заклятие — в следующий раз будешь умнее и ловчее. Как-то раз Темный лорд даже велел ведьме вступить с ним в поединок, и та подчинилась, хоть и не хотела поднимать на него руку. Трудно было противостоять мощи Волдеморта, и заклинания его, конечно, пробивали защитные чары, которыми чародейка пыталась отразить атаки. Однако на ее стороне были поразительные ловкость и проворство, с которыми она уворачивалась от проклятий, вертясь как юла и еще умудряясь пустить в противника заклинание. Когда же минут через пять отчаянной защиты Petrificus Totalus Волдеморта все же настиг ее, то колдунья лишь виновато посмотрела на него, взглядом прося прощения за недостаточное, по ее мнению, мастерство.

— Из тебя получится прекрасный дуэлянт! — довольно сказал Волдеморт. — Мало кто из моих пожирателей мог столь долго сопротивляться мне. — Думаю, пройдет не так уж много времени, и ты достигнешь совершенства в боевых заклинаниях, воительница! — сдержанно улыбнулся он, а Беллатриса от такой похвалы была просто на седьмом небе от счастья, покраснев при этом до корней волос от неимоверного смущения, хотя с кем-либо другим подобного чувства не ведала.

Кроме того, Темный лорд посчитал, что чародейке будет очень полезно овладеть хотя бы базовыми навыками в окклюменции, что она и сделала под его руководством.

Однако, когда дело дошло до смертельного проклятья, Беллатриса раз за разом терпела неудачу, пытаясь освоить это ужаснейшее заклинание. Мисс Блэк при этом очень смущалась и боялась рассердить своего наставника. Волдеморт объяснил ей, что такое происходит из-за ее нежелания убивать кого-либо. И это было правдой. Чародейка на самом деле не могла понять, зачем убивать, если можно воспользоваться Империусом или, на крайний случай, Круциатусом. Тогда маг, подумав какое-то время, сказал, что найдет способ ее обучить. Он немедленно наколдовал пустой кубок, превратил его в портал и отдал ведьме, велев активировать его на другой день в это же время, предварительно переодевшись ко сну.

— Хорошо, милорд! Я сделаю все, как вы сказали.

— Вот как? — довольно улыбнулся Темный лорд. — Какая странная покорность для пожирательницы мужских сердец! Неужели мисс Блэк решила кому-то покориться!

— Не кому-то, а только вам, милорд! — со всей искренностью, на которую была способна, отвечала ведьма. — Вам, да!

Слова эти произвели на Волдеморта куда более сильное впечатление, чем он сам ожидал. То, что Белла покоряется ему совершенно добровольно без какого-либо принуждения с его стороны… Это было что-то новое и при этом необычайно восхитительное! Не отдавая себе отчета в том, что делает, словно покоряясь неведомой, но непреодолимой силе, Волдеморт притянул Беллатрису к себе и припал к губам, которые сначала обдали его теплом, а потом и обожгли огнем.

— Как приятно пахнут твои волосы! — оторвавшись от нее, прошептал маг.

— А, это мои духи, которые специально для меня составил сам Николас Фламмель, когда посетил одну их трех парфюмерных лавок, данных в приданое моей матери. Он использовал масло черной розы, дурман-траву и сандал, сказав, что эта смесь подходит мне лучше всего. Иногда мистер Фламмель даже пытается предугадывать будущее, как прорицатель. И он поведал, что меня в жизни ждет любовь, но темные краски обретет она, как и эта роза. Кроме того, затмит она разум точно сладкая дурман-трава. И в то же время заставит отдать все лучшее, что у меня есть, и затем погибнуть, как сгорает дерево сандал, но при этом источает великолепный аромат.

Волдеморт на мгновение нахмурился, услышав о черной розе, но потом сказал.

— Забудь ерунду, которую тебе какой-то сумасброд наговорил! — снова зашептал он и опять потянулся к теплым манящим губам. Белла почти никак не отвечала ему, но позволяла крепко обнимать себя и при том таяла в его худых и холодных руках. Волдеморт в этот момент понял, что девушку еще даже никто не целовал, и это открытие вызвало у него восторг. Прекратив, наконец, поцелуй, он заглянул волшебнице в глаза и запустил длинные пальцы в густые волосы, зажмурился от удовольствия и, усмехнувшись, сказал.

— Какая очаровательная соколица! Только такой идиот, как Крэбб, мог принять ее за белую голубку… Я с самого начала понял, что эти блестящие глаза принадлежат невероятной гордячке, которая покорится только тому, кого сама выберет. И что будем делать, красавица? — шепча, спрашивал он.

— А это уже вам решать! — преданно глядя в отливающие багрецом глаза, с воодушевлением отвечала ведьма.

Темный лорд самодовольно улыбнулся.

— Ну, что же! В таком случае…- Тут чародей взял Беллатрису за левую руку и коснулся запястья кончиком волшебной палочки.

— Будет больно! — предупредил он. — Потерпи!

— Конечно, милорд! — покладисто ответила она и закусила губу, когда запястье стала жечь боль, а на коже стал проступать рисунок черно-красного цвета — змея с черепом.

— Теперь ты пожирательница смерти, моя сторонница и единственная женщина, удостоенная темной метки!

Тут он увидел, что за окном уже стало светло, и не за горами рассвет. Чародею казалось весьма удивительным, что несколько часов пролетели как несколько мгновений.

— Мне пора! — снова поцеловав на прощание Беллатрису, прошептал чародей. — Увидимся завтра!

Потом он обернулся змеей и выполз из комнаты, провожаемый восхищенными глазами Беллы.

В эту ночь Темный лорд так и не уснул, а просто лежал на своей постели в спальне Слизерин-Кэстла, до сих пор ощущая вкус сладких губ Беллатрисы на своих губах, а в руках — гибкий податливый стан.

Наконец, он встал и взмахнул волшебной палочкой. В углу тут же появился шкаф, скрытый до этого заклинанием. Волдеморт прикоснулся кончиком тисовой палочки к одной из дверок, снимая дополнительную защиту, и вытащил книжечку в тонком переплете с черными кожаными корочками. Свой дневник-крестраж чародей берег как зеницу ока. Он взял чернильницу и, обмакнув в нее перо, обратился с вопросом к частице своей души, спрятанной в дневнике, ибо ответ был для него важен, и волшебник хотел получить совет.

— Сегодня со мной произошло нечто необычное, событие невероятно приятное, но, возможно, несущее опасность.

Едва Волдеморт это написал, как чернила пропали из глаз, но через несколько секунд на пустой странице появился вопрос.

— И что же с тобой случилось?

Темный лорд задумался, но не стал рассказывать всех подробностей, а просто написал.

— Есть один огонек, маленький, хрупкий и невероятно влекущий. Но он же может причинить и страдание, даже погубить.

— Что же особенного в этом пламени? — вновь спросил дневник-крестраж.

— Я пока что мог бы его погасить. По крайней мере попытаться! — ответил чародей, хотя и не был уверен в этом.

— Может, так проще? — предположил крестраж.

— О да! Ведь всего лишь маленький огонек, но оставь его без присмотра, и он сожжет все вокруг, оставляя лишь пепел… Проще погасить! Но тогда без него настанет тьма!

— Тогда оставь! — показался ответ.

— Оставлю! — решил чародей.

И в это самый миг случилось невероятное: камины и свечи в Слизерин-Кэстле, которые раньше не желали гореть ни по приказу хозяина, ни под действием любых заклинаний, вдруг запылали сами собой без чьего-либо участия. Воздух стал довольно быстро нагреваться, и, хотя толстые массивные стены все еще были холодными, но мерзнуть в покоях замка уже не приходилось.

Активировав портал, Беллатриса на этот раз оказалась в незнакомом ей месте, каком-то полутемном помещении, а не в особняке покойного мистера Бэрка, теперь принадлежащем Волдеморту. Это был ночной бар. Вдоль стен и по центру стояли столики, и за ними сидели посетители. Однако, оглядевшись внимательнее, волшебница поняла, что посещение этого заведения не сулит ей ничего хорошего. Даже в полумраке взгляд девушки отметил темно-красный цвет обоев и, что особенно примечательно, вульгарно одетых женщин. У всех них был через чур уж яркий макияж, до непристойности низкий вырез на груди и такие разрезы на юбках, что Белла невольно залилась румянцем. Мантии же были лишь для виду небрежно наброшены на плечи. К тому же, вели себя эти особы весьма вызывающе, а некоторые беззастенчиво восседали на коленях у мужчин.

“Да это же бордель!” — со страхом подумала ведьма. — “Причем дешевый. Обстановка хоть и специфичная, но грошовая. Ни один чистокровный сюда не заявится!” Тут она со ужасом посмотрела на свое одеяние, которое сейчас было ни капли не скромнее, чем у остальных дамочек: хоть и длинная, но из тонкой ткани ночная сорочка на узеньких бретельках и ночные туфли. В смятении Белла забыла даже о Волдеморте, решив прямо сейчас уходить отсюда. Она попробовала было снова активировать портал, но он, похоже, был заколдован таким образом, чтобы доставить человека только в один конец. Тогда колдунья встала, достала волшебную палочку и привычно повернулась на правой ноге, но трансгрессировать ей не удалось. Видимо, на зал были наложены чары. Тогда она стремительно направилась к двери, но не успела дойти до нее, как услышала обращающийся к ней грубый мужской голос: “Эй, куда ты, красавица, а мы надеялись, что ты составишь нам компанию!” Беллатриса только ускорила шаг, испугавшись, что все же привлекла к себе нежеланное внимание. Однако, не сделала она и трех шагов, как за локоть ее схватила чья-то большая сильная рука, и ее обладатель резко развернул девушку к себе. В нос ей ударил сильный запах огневиски. Белла с отвращением посмотрела на его рябое лицо и отвисший живот. Рядом с ним был спутник постарше с проседью в темных волосах, морщинами на лице и недобрым огнем в глазах.

— Не стоит так поспешно убегать, оставляя нас в одиночестве и отчаянии! — насмешливо прогнусавил рябой, с ухмылкой изображая учтивость. — Будь нашей дамой на эту ночку! — Большая ладонь по-прежнему до боли сжимала правый локоть Беллатрисы так, что она не могла двинуть рукой и на несколько сантиметров, а значит, и от волшебной палочки, которую она с силой сжимала в ладони, не было никакого толку.

— Пошли с нами! — приказным тоном добавил старый и схватил девушку за волосы, потащив за собой к лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для постыдных свиданий.

— Помогите! — невольно закричала Белла, то ли надеясь, что Волдеморт услышит ее, то ли уповая на чью-то помощь. Однако никто не двинулся с места, и ведьма поняла, что вмешиваться в происходящее никто не станет. В самом деле, ни одна порядочная женщина не переступит порога этого дома, и само присутствие здесь без слов говорило о цели. Убеждать, что ты не та, за кого тебя принимают, тоже бесполезно: в лучшем случае это сочтут за неудачную шутку, в худшем только разозлятся.

Двое пьяных мужчин уже втащили Беллу на второй этаж, рябой пнул ногой дверь первой попавшейся свободной комнаты и втолкнул в нее упирающуюся изо всех сил ведьму, от души лапая ее. Никто из троих не прибегал к магии: Белла от того, что ей по-прежнему не давали пошевелить правой рукой (удивительно, как вообще палочка до сих пор цела), ну, а разгоряченные похотливые мужчины без труда обходились одними лишь руками.

— Ух, как мы упираемся! — тяжело дыша, прогнусил рябой.

— Цену себе набивает! — ехидно поддакнул седой.

— Ну, мы уж тебя не обидим, такую красотку! — многозначительно кивнув, добавил рябой. — Отблагодарим как полагается, если поработаешь хорошенько! — Повалил на постель, задирая сорочку и беззастенчиво шаря по голому телу, медленно, но верно пробираясь к цели. От этого чародейку охватили два чувства: небывалое отвращение и лютая злоба, желание убить, изничтожить это мерзкое создание, которое вздумало надругаться над самой Беллатрисой Блэк. Хотелось стереть его в порошок, чтобы даже пыли не осталось. В этот самый момент колдунья увидела, что седой обидчик потянулся к ее волшебной палочке и поняла, что еще секунда, и она лишится последнего средства защитить себя. Гремучая смесь отвращения, злобы и страха словно открыла ей второе дыхание. Белла извернулась, как змея, до крови укусив здоровенную руку рябого, и тот, вскрикнув от боли, резко отпрянул, а его сообщник на мгновение растерялся. Этого самого мгновения чародейке оказалось достаточно, чтобы вскинуть правую руку и злобно проорать прямо в лицо рябого: “Авада Кедавра!” Полыхнуло зеленым, и в озарившей темную комнату вспышке Белла увидела, как мгновенно изменилось это самое лицо: черты словно окаменели, а глаза сделались точно стеклянными. Обмягшее и сразу потяжелевшее тело, еще теплое, но однозначно мертвое, завалилось на Беллатрису, но она без труда отпихнула его от себя. И в это самое время другая зеленая вспышка, порожденная невербальным заклинанием, сразила второго обидчика столь неожиданно, что он не успел даже вскрикнуть и бездыханным грохнулся на пол. Ведьма зажгла свет на кончике волшебной палочки и сразу же различила во мраке более темную фигуру.

— Все кончено, красавица! — послышался довольный голос Волдеморта, берущего Беллу за руку и помогавшего ей встать с постели. — Ты сдала этот экзамен на «превосходно»!

— Как? — воскликнула колдунья, в которой злость и шок от пережитого еще не улетучились. — Вы хотите сказать, что специально все это подстроили? А если бы я не смогла защититься? Вы хотели, чтобы эти выродки надругались надо мной? — из глаз Беллатрисы потекли слезы.

— Немедленно прекрати истерику! — сурово велел он. — И только потому, что ты сейчас не способна здраво рассуждать, я пропущу мимо ушей твои глупые обвинения. Если бы у меня в самом деле были такие намерения, разве я стоял бы в этот момент перед тобой? И какой смысл было избавлять тебя от брака с Крэббом, чтобы отдать на растерзание этим грязнокровкам? — Тут Волдеморт неожиданно мягко привлек волшебницу к себе и обнял за плечи. — Нужно было как-то научить тебя этому последнему непростительному проклятью, и другого способа сделать это я не видел. — Белая рука тем временем гладила черные кудри. — Но при этом тебе ничего не угрожало, ведь я все время был рядом, в двух метрах от тебя. И если бы только эта тварь (Волдеморт с презрением кивнул на седого) забрала у тебя палочку, то я, безусловно, разделался бы с ним сам.

При этих словах Белла сникла и снова заплакала то ли от облегчения, что все осталось позади, то ли от того, что Волдеморт не собирался обрекать ее на такую ужасную участь. Но тут до их слуха донеслись звуки шагов из коридора, а через приоткрытую дверь оба увидели отблески от зажженных волшебных палочек.

— Не пора ли нам уходить отсюда, если ты, конечно, не хочешь перебраться в Азкабан на постоянное место жительство и завести знакомства с дементорами? — как ни в чем не бывало заговорил Волдеморт.

Ведьма недоуменно огляделась, не понимая, как у них получится сбежать, ведь трансгрессировать нельзя, а пока они наколдуют портал, в комнату десять раз ворвутся те, кто, привлеченные криками, бежали сюда по коридору. Темный лорд направился к окну, и чародейка вспомнила, что колдун умеет летать, и, по-видимому, это был единственный способ убраться отсюда. Чародей протянул девушке руку, и она устремилась к окну, но так как комната освещалась только светом от одной палочки да отсветами из коридора, то колдунья не заметила лежащее на полу между кроватью и окном тело своей жертвы, и, споткнувшись об него, чуть не упала. Волдеморт уже открыл окно, за которым стояла холодная зимняя ночь, особенно темная, безлунная. Не было видно даже звезд, потому как небо затянулось плотными облаками. Мертвое тело преграждало Белле путь к окну так, что пройти вперед можно было только перешагнув через него. Оно словно не пускало волшебницу, предостерегало от чего-то, выступая в роли своеобразной границы. По одну ее сторону преступницу ждало суровое наказание за совершенный ею поступок, но в то же время был шанс искупить содеянное и, может быть, заслужить прощение. На другой стороне были призрачная свобода, мрак и холод. Темный лорд стоял там и звал ее за собой, молча протягивая руку, однако Беллатриса замерла в нерешительности. Тогда Волдеморт, которому подобные колебания давно уже были чужды, сам схватил волшебницу за руку и резко дернул к себе столь сильно, что ей поневоле пришлось сделать шаг вперед, чтобы не упасть. Из-под насборенной кружевной оборки, украшавшей подол сорочки, показалась красивая ножка в ночной туфельке, и в следующую секунду чародейка уже перешагнула через труп. С этого момента ей навсегда пришлось проститься со спокойствием совести, которое чувствуют люди, не совершившие в жизни страшных непоправимых поступков.

— Ну, вот и все, девочка! — ухмыляясь, изрек Темный лорд. — Все проще, чем ты думала.

Одновременно с этими словами он подхватил Беллу на руки, укутал ее, запахнув полы теплой черной мантии, и вылетел в окно, унося девушку с собой в холодную ночную мглу. Поднялся ветер, началась метель, и снежные вихри то и дело завивались вокруг них. Вскоре Беллатриса потеряла всякую ориентацию во времени и пространстве. Чародейка не знала, сколько времени они уже летят, не представляла, где, и даже не догадывалась куда. Ей сейчас ясно было только одно: Темный лорд крепко держит ее в своих руках, а сама она отныне полностью в его власти. Колдунья видела, что он даже не скрывает торжества. Наконец, физическая и моральная усталость взяли свое, и девушка незаметно для себя погрузилась в тяжелую дрему, уткнувшись в грудь Волдеморта и слушая мерные удары его холодного сердца.

* * *

Когда Беллатриса, наконец, почувствовала, что лежит на чем-то мягком, то открыла глаза и недоуменно осмотрелась. Она находилась в незнакомой ей комнате, отделанной в изумрудно-серых тонах, а ложем ей служила широкая кровать из черного дерева. Рядом с волшебницей сидел Темный лорд и внимательно смотрел на нее.

— Где мы? — спросила Белла.

— У меня дома! — последовал короткий ответ.

Чародейка бросила на Волдеморта вопросительный взгляд, и колдун пояснил.

— Бывший особняк Карактака Бэрка — это всего лишь моя штаб-квартира, а здесь мой настоящий дом. Завтра, если захочешь, я покажу тебе замок.

Ведьма кивнула в ответ. Где-то с минуту она сидела спокойно, но вдруг ее взяла нервная дрожь, которая, все усиливаясь, сильнее и сильнее сотрясала тело. Зубы стали стучать, но это не было запоздалой реакцией на недавно пережитый кошмар в неведомом борделе. Этот страх уже немного прошел, и колдунья смогла уже более отвлеченно вспоминать об этом, хотя подобные мысли и заставляли ее вздрогнуть. Только теперь до девушки стало доходить, что же она натворила.

— Убила! — дрожащими губами шептала Белла. — Человека убила!

Все предыдущие нелицеприятные поступки, даже применение Империуса к родному отцу и пытка Кребба Круциатусом казались пустяком, детскими шалостями. Хотя они и были предтечей этого страшного деяния, но в отличие от него, не были необратимыми. Их действие на жертву в любой момент можно было прекратить, а вот вернуть с того света убитого не представлялось возможным. Слова смертельного проклятья, осквернившего губы, нельзя было взять назад. И расплата за него в виде угрызений совести не заставила себя ждать. Но когда Волдеморт услышал непроизвольно слетевшие с девичьих уст слова горького раскаяния, то лишь засмеялся холодным жутким смехом.

— Кого? — не переставал хохотать черный маг. — Кого ты назвала человеком? Это мерзкое похотливое грязнокровное животное? Я тебя умоляю! Не смеши меня!

Потом добавил уже без смеха покровительственно-снисходительным тоном.

— Просто у тебя сегодня был непростой день. Ты переволновалась и устала, поэтому от слабости и утомления говоришь подобную чушь. Завтра мы с тобой обо все поговорим, девочка! А сейчас спи. Выпей это! — Волдеморт протянул ей кубок с горячим вином. — А то вся дрожишь!

Беллатриса и в самом деле окоченела от полета сквозь зимнюю ночную мглу, но от нервного напряжения не замечала этого. Она покорно выпила вино, и через какое-то время тело ее обмякло, а разум затуманился. Вскоре разморенная ведьма погрузилась в глубокий сон, который, однако, нельзя было назвать ни сладким, ни даже просто спокойным. В эту ночь она впервые увидела кошмар, который теперь преследовал ее до конца жизни, то периодически исчезая, то возвращаясь вновь. Чародейка видела себя стоящей на берегу широкой реки, и воды ее были холодны и темны, как ночь. А на другом берегу была ее жертва, первая в страшной толпе. Толстый рябой верзила стоял и смотрел на свою убийцу, протягивал к ней руки и непрестанно твердил так, что кровь стыла в жилах: “Я жду тебя!” Беллатриса кричала во сне от страха, но ее некому было разбудить. Когда же она, наконец, открыла глаза и вскочила на ноги, приложив руку к груди и унимая неистовый стук сердца, то поняла, что не останется одна в этой чужой комнате. Сна не было ни в одном глазу, и чародейка вышла в коридор с намерением разыскать Волдеморта, хотя и опасалась при этом рассердить его таким поступком. Искать долго ей не пришлось: едва волшебница переступила порог комнаты, как дверь напротив открылась, и волшебница увидела Темного лорда, одетого, как всегда, в темную мантию. Маг смерил ее пристальным взглядом и спокойно произнес.

— Не стану спрашивать, как тебе спится. И троллю понятно, что преотвратно. Ты очень громко кричала. — Улыбнулся он одними уголками губ и протянул ей руку.

— Идем!

Девушка подчинилась без слов, когда Волдеморт повел ее в свою спальню.

— Не волнуйся так! — Чародей потрепал Беллу по щеке. — Девочка моя, даю слово, это у тебя пройдет, и так терзаться совестью ты в очень скором времени перестанешь!

Темный лорд заключил лицо чародейки в свои ладони и припал к ее губам. Поцелуй этот не был у них первым, но никогда еще эти худые холодные руки не обнимали ее столь неистово и не были такими смелыми, сжимали сквозь тонкую ткань сорочки округлые бедра, потом спустили с плеч бретельки, открывая грудь. По всему телу Беллатрисы пробежала дрожь, но источником ее был уже не страх, а сладострастное желание отдаться этому человеку прямо сейчас, позабыв обо всем на свете. Чародейка чувствовала, что и сам Волдеморт жаждет того же, с упоением слушала его участившееся дыхание и была даже немного разочарована, когда маг вдруг прекратил поцелуй и ласки, отстраняясь от нее.

— Не сейчас! — глухо прошептал он.

Волдеморт взял волшебную палочку, наколдовал стакан воды, открыл небольшую прикроватную тумбочку и достал из нее хрустальный флакон. Маг капнул из него в стакан и протянул питье ведьме.

— Зелье сна без сновидений, отменное средство от кошмаров.

Ведьма, благодарно взглянув на волшебника, залпом осушила стакан. Снадобье подействовало весьма быстро, и меньше, чем через минуту колдунья уже спокойно сопела во сне. Волдеморт улегся рядом с ней.

Проснулась чародейка, когда солнце уже стояло высоко над землей. Никого кроме нее в комнате не было. Белла решила снова разыскать Волдеморта, но прежде, чем выйти в коридор захотела наколдовать себе какую-нибудь одежду. В конце концов, магического мастерства у нее на это хватит, хоть и потребуется какое-то время. Но не успела колдунья взять лежащую на прикроватном столике волшебную палочку, как вдруг увидела, что в углу комнаты на приоткрытой зеркальной дверце шкафа висит великолепное муаровое платье цвета слоновой кости, украшенное атласными персиковыми лентами. Оно особенно подчеркивало красоту ее смуглой, словно всегда загорелой кожи. На полу рядом с ним стояла пара изящных туфелек. Довольная Белла невольно улыбнулась. Надев платье, она оглянулась в поисках того, кто бы зашнуровал корсет, наверное, какой-нибудь эльф. Но в этот момент шнуровка затянулась сама собой.

— Вот это чары! — восхитилась ведьма и накинула на плечи мантию. Привычным быстрым движением Белла убрала назад волосы, и каскад черных кудрей заструился по спине. Поглядевшись в зеркало, девушка отметила, что выглядит и в самом деле чудесно. Но ни наколдованный Волдемортом туалет, ни прелесть молодого лица, ни стройность фигуры на этот раз не вызвали у нее довольной улыбки. Воспоминания о кошмарных событиях прошедшей ночи снова завладели Беллатрисой и затмили солнце, лучи которого проникали в узкое окно. Судя по всему, на дворе был ясный день. Однако, настроение волшебницы уже было безнадежно испорчено, а на душе у нее становилось все мрачнее и мрачнее. Она вышла из комнаты и стала осматриваться по сторонам, не зная, куда идти. Тут на другом конце коридора, ведьма услышала какой-то звук похожий на скрип двери и, направившись туда, вышла на обширную лестничную клетку. Широкая лестница с зеленым ковром неожиданно засветилась, словно приглашая спуститься. Беллатриса не увидела ни одного эльфа в этом загадочном замке, но не это было странным. Домовики часто стараются не попадаться на глаза людям, тем более чужим, не хозяевам. Но этот замок, похоже, не нуждался в них и сам казался как будто живым, указывая Белле путь тем или иным знаком. Волшебница спустилась в огромную гостиную, где пылал камин, хоть за ним никто не следил. Широкая дверь в одной из стен сама собой раскрылась, и чародейка прошла в столовую, в которой и нашла Волдеморта. Посередине стоял полностью сервированный для двух человек стол, но Темный лорд сидел не за ним, а в стороне в удобном кресле, обитом черной кожей.

— Доброе утро! — поприветствовал он Беллатрису спокойным прохладным голосом. — Позавтракай со мной!

Жестом руки он пригласил ее к столу. Девушка почувствовала манящий запах прекрасно приготовленного бекона с яйцами, поджаренного картофеля и ароматного кофе. Учитывая, что вчера вечером она по-хорошему не поужинала, а потом ночью пережила столько всего, то сейчас чувствовала волчий аппетит. Поэтому повторно просить ее не пришлось. Волдеморт пристально взглянул на девушку.

— Долго ты еще собираешься терзаться из-за вчерашнего? — иронизировал он. — Поверь, это совершенно излишне.

— Не каждый день становишься убийцей! — грустно отозвалась волшебница.

— Значит, сейчас ты полагаешь, что там, в борделе, нужно было поступить по-другому? Позволить этим похотливым свиньям совершить задуманное?

Беллатриса смутилась, не зная, что ответить.

— Нет, позволять было нельзя…

— Тогда скажи, в этой ситуации у тебя был выбор, кроме убийства? Империус или даже Круциатус ты бы вряд ли с перепугу сотворила. Не те эмоции. Меньше всего ты тогда думала о пытках или о том, как повелевать… Здесь или ты бы расправилась с ним, или он учинил бы над тобой такое, что в тот момент казалось похуже смерти, ведь так? Тогда к чему все эти терзания, сожаления о содеянном, девочка? Повторись эта ситуация, и ты опять бы поступила точно также. Мучиться совестью в данном случае совершенно неуместно. И вообще, порой она сильно досаждает. Во всяком случае, заниматься черной магией будет затруднительно. Темные искусства и совесть — вещи несовместимые. Ты, конечно, можешь освоить определенные заклинания, но никогда не достигнешь совершенства. Ответь мне, если сюда прилетит комар и захочет попить твоей крови, что ты с ним сделаешь? Ведь прихлопнешь без зазрения совести и через секунду забудешь о нем, не правда ли?

— Так это комар. Всего лишь. А тут человек!

Волдеморт расхохотался, презрительно и зло.

— А чем этот так называемый человек, грязнокровка, лучшее комара, а? Ведь незадачливое насекомое только тем и виновато, что устроено так: пить кровь другого, чтобы просто жить. И порой платит жизнью за эту ничтожную каплю. А человек, которому вовсе не было жизненной необходимости нападать на тебя, тем не менее, нападает, хотя мог бы удовлетворить свою похоть с кем-то другим. И что? Спустить это ему с рук? Нет, Белла! Ему еще повезло, что отделался простым смертельным проклятьем. Я бы сперва вдоволь поизмывался над ним, совершенствуя свой Круциатус. И у тебя будет еще море таких возможностей, красавица!

— Как это? — с испугом недоумевала чародейка.

— Не все грязнокровки перевелись, Белла. Их полно, а маглов еще больше. Все они как паразиты, которые присосались к чистой волшебной крови и тем самым портят ее. Мы на пороге противостояния с ними, какого еще не бывало. И я не хочу, чтобы все мои уроки, данные тебе, пропали даром. Потому и разговариваю с тобой сейчас, продолжая посвящать свое драгоценное время. Ты должна отбросить все эти глупые неуместные колебания, Белла. Ведь ты пожирательница смерти! — Темный лорд взял чародейку за запястье, указывая на черную метку. — Одна из самых преданных мне сторонниц. Вся твоя семья из покон веков соблюдает чистоту крови и говорит, что презирает грязнокровок и маглов. Но кроме слов и пафосных речей что они сделали, чтобы очистить наш мир от этой мерзости? Заявляя о своих убеждениях, нужно подкреплять их делами, иначе это просто пустая ничего не значащая болтовня. Говорунов много, а по-настоящему действуют только я и мои пожиратели! Знаешь ли ты, кто такие эти маглы? Безмозглое стадо баранов, идущее к кормушке и на водопой. А когда корма или воды становится недостаточно для всех, то мгновенно трансфигурируются в свору злобных псов, грызущихся за кость. Ведь волшебной силы они лишены и наколдовать себе даже самое необходимое не могут. Даже среди магов немного таких, у кого хватает на это мастерства. А почему, кстати? Откуда у нас вообще берутся сквибы? Они же порождения тех самых грязнокровок. И этих самых существ волшебники из милосердия пристраивают в мир маглов, раз сами не хотят иметь с ними дел. Но зато с распростертыми объятиями принимают в волшебные школы их отпрысков, рожденных вместе с маглами. Иначе как объяснить, что у этих ничтожеств рождаются дети с волшебной искрой? Об этом наши маглолюбы не дают себе труда задуматься.

Голос Волдеморта уже давно перестал быть холодным и равнодушным. Напротив, чародей говорил с небывалым воодушевлением и искренностью. Завтрак уже давно закончился, и Темный лорд снова сидел в своем кресле, а Беллатриса устроилась у него на коленях, прижавшись головой к худой груди. Белые ладони гладили спину чародейки, и прикосновения эти заставляли ее таять в его руках, а произносимые колдуном слова завораживали и словно гипнотизировали неопытную душу юной и безгранично доверявшей ему девушки. А Белла даже не хотела замечать, как их яд заставляет умолкнуть неизбежно заговорившую совесть, как убаюкивает и хоронит ее. Но ей теперь уже было все равно. Куда важнее для волшебницы казалась близость к Волдеморту, и большего счастья для себя ведьма не желала.

Наконец, Волдеморт снова посмотрел в лицо чародейке и с удовольствием отметил про себя, что она и впрямь стала успокаиваться.

— Тебе не кажется, что мы слишком долго говорим обо всяких ничтожествах. Может, используем время, которое у нас имеется, с большей пользой?

— Конечно, милорд! Вы снова хотите обучить меня какому-нибудь темному заклинанию?

— Нет, на сегодня у меня другие планы. Помнится, вчера я обещал тебе экскурсию по замку. Это замечательная возможность осмотреть владения самого Салазара Слизерина, которые спустя почти тысячу лет открылись его наследнику, как и Тайная комната в Хогвартсе больше двадцати лет назад! — гордо проговорил Волдеморт.

— Вы наследник Салазара Слизерина?! — в радостном изумлении вскрикнула ведьма.

— Да, моя красавица! — улыбнувшись, отвечал маг и, заметив ее по-детски восхищенные глаза, не мог удержаться от того, чтобы не сорвать с губ волшебницы короткий поцелуй, и девушка засветилась от счастья.

— Идем же! — не то попросил, не то приказал чародей и подал ей руку, на которую Белла с удовольствием оперлась. Надев теплые мантии и обувь, оба направились к выходу. Сначала они бродили по широким, расчищенным от снега дорожкам обширного парка, а потом стали осматривать и сам замок. Побывали в библиотеке, и когда Белла спросила, неужели по темным искусствам столько книг, то получила ответ, что кругозор наследника одного из основателей Хогвартса не может ограничиваться одной только черной магией. Спускались и в мрачные подземелья, о которых Темный лорд поведал своей спутнице, что они были куда обширнее, но он решил часть помещений вынести наверх. И помогли ему в этом необычные свойства замка.

Прогулка по владениям Салазара Слизерина заняла много времени, но Волдеморт и Беллатриса, кажется, этого не замечали. Было уже далеко за полдень, а они не обошли и половины покоев, да и то многие осмотрели лишь мимоходом. Приведя волшебницу обратно в столовую, Темный лорд наколдовал обеденный стол, накрытый красивой серебристой скатертью, и на нем появились любимые блюда его спутницы. Белла просто валилась с ног от усталости и умирала от голода не смотря на плотный завтрак. Больше всего ей сейчас хотелось быстро без церемоний поесть и улечься на чем-нибудь мягком, давая блаженный отдых своим ногам, безмерно уставшим от долгой ходьбы в прелестных, но не очень удобных сапожках на высоких каблуках. Однако, суровое воспитание, полученное в семье, привычно взяло верх над желаниями. Девушка в тщательно отработанной грациозной манере скинула мантию и уселась на стул, сохраняя идеально прямую осанку и не позволяя себе даже слегка откинуться на спинку, и принялась неторопливо, как и подобает леди, есть, едва прикасаясь к каждому блюду и по чуть-чуть отхлебывая вино из кубка. Волдеморт лишь усмехнулся и обратился к Белле со снисходительным тоном, как будто говорил с ребенком.

— Нет нужды сейчас так неукоснительно следовать этикету. Чиниться будешь перед чванливыми и не слишком прозорливыми гостями в доме своих родителей.

Тут сапожки с замысловатой шнуровкой мгновенно слетели с ее ног, стул неожиданно трансфигурировался в удобный диван, а за спиной непонятно откуда взялась мягкая подушка. Беллатриса бросила на Волдеморта полный благодарности взгляд. Заметив, что милорд неотрывно смотрит на огонь в камине и молчит, девушка не стала мешать его размышлениям.

— Знаешь, — неожиданно заговорил Волдеморт. — Ты ведь первый человек, который гостит в этом замке с тех пор, как я его обнаружил. И поистине, твое присутствие его украсило. Я уже рассказывал тебе, что замок подстраивается под своего хозяина и сам выполняет его пожелания касательно внутреннего и внешнего убранства. Но один мой приказ он категорически отказывался исполнить: ни за что не хотел зажигать камины, и даже если я делал это сам, то огонь сразу же потухал. Но после того, как я первый раз забрался через окно в твою комнату и вернул отобранную отцом палочку, то вернувшись, обнаружил, что все камины запылали сами собой. И сейчас замок встречал тебя как дорогую гостью, показывая, как и где искать меня. До твоего появления здесь даже летом было весьма прохладно, солнечное тепло было не в состоянии пробиться сквозь эти толстые стены, и мне приходилось пользоваться согревающими чарами, чтобы вконец не замерзнуть зимой.

— Для меня большая честь быть вашей гостьей!

— Я хотел бы, чтобы ты была не гостьей, а леди этого замка, разделила со мной жизнь и судьбу, какими бы они не были! — неожиданно ответил Волдеморт властным и, как ни странно, холодным голосом.

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летним роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На озаренный потолок

Ложились тени.

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На свечку дуло из угла,

Но жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Б. Пастернак ''Зимняя ночь''.

От последних слов Волдеморта сердце у мисс Блэк застучало так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Произошло то, о чем Беллатриса мечтала, но не позволяла себе надеяться. Она даже не пыталась пускать в ход обычные свои и чужие женские уловки, чтобы очаровать волшебника. Ведьма понимала, что хоть они и действовали практически безотказно с другими ухажерами, но с Темным лордом будут бесполезны. Эти слова были, несомненно, предложением руки и сердца, но видит Мерлин, хоть Белле и доводилось уже их выслушивать, однако в такой манере, словно приказ, оно звучало для нее в первый раз. Маг ни словом не обмолвился о своих чувствах, не изъяснялся в любви, не рассыпался в комплиментах и льстивых дифирамбах ее достоинствам и не живописал во всевозможных радужных красках их счастливое будущее, как это делали другие юные поклонники. Он просто позвал за собой, словно повелевал, но пойти за ним, подчиниться ему, исполнить все, что он ни попросит, даже служить ему и называть своим повелителем казалось Белле огромным счастьем. Она медленно, но без колебаний протянула этому могущественному, давно уже ставшему хозяином ее сердца чародею, тонкую девичью руку в знак своего согласия. От радости язык словно онемел, и девушка не смогла произнести ни одного слова, но в этом и не было нужды: Волдеморт и так был прекрасно осведомлен обо всех ее мыслях и чувствах.

Не успела Беллатриса опомниться, как от одного взмаха волшебной палочки Темного лорда в гостиную под действием манящих чар влетели три ларца и сами собой опустились на стол. Волдеморт открыл один из них и достал золотое кольцо с крупным темным камнем и надел на тонкий девичий палец, и удивительно, перстень тут же стал ей по размеру.

— Эта семейная реликвия тщательно хранилась моими предками на протяжении веков! — спокойно и гордо сказал колдун.

Затем он открыл вторую шкатулку и вынул золотой медальон с красивой изумрудной змейкой, и спустя миг наследство Слизерина уже украшало шею Беллы. Тут ей совсем не к месту вспомнилось, что Крэбб тоже перед свадьбой прислал ей в подарок изумрудное колье гоблинской работы, которое тогда показалось волшебнице ничем не лучше петли или аркана. А вот тяжесть медальона, который был на ней сейчас, казалось приятной.

— Медальон Слизерина! — коротко пояснил Волеморт и открыл третью шкатулку. В ней лежала старинная корона с массивным золотым ободком, которая показалась девушке знакомой. Волшебник пояснил.

— Эту диадему я привез из лесов Албании, где она долгое время была спрятана. Вспомни историю магии. Уверен, любой когтевранец умер бы от зависти, если бы увидел ее.

— Неужели это та самая диадема Кандиды Когтевран, которая столько веков считалась утерянной?! — изумленно воскликнула Белла, но тут ее взгляд упал на надпись, выгравированную на внутренней стороне ободка «Ума палата дороже злата», и все сразу стало ясно.

Волдеморт взял диадему из рук девушки, водрузил ей на голову и невольно залюбовался.

“Настоящая королевна!” — подумал он. “Ей все это идет как нельзя лучше, и кому еще носить такое?”. Но при этом ничего не сказал, и лицо его казалось бесстрастным. Привычка использовать окклюменцию была доведена до автоматизма, а мысли надежно скрыты за ментальными барьерами.

— Взгляни на себя! — едва заметно улыбнулся Волдеморт и подвел Беллатрису к старинному зеркалу, сделанному не из стекла, а из серебряной амальгамы, и от этого лицо в отражении обретало какое-то странное чарующее сияние. Вообще-то девушку из чистокровного богатого семейства было трудно удивить роскошными украшениями, к которым, к тому же, она никогда не питала особой страсти. Но тут и она не смогла сдержать восторженной улыбки, которая очень ее красила и словно бы согревала и освещала изнутри это очаровательное, но холодное и надменное лицо.

Волдеморт самодовольно окинул Беллу пристальным горящим взглядом, скользя глазами по красивой шее, смугловатым округлым плечам и высокой упругой груди. Руки невольно сами потянулись к девушке, заключая ее в плотное кольцо сильных объятий, а длинные пальцы гладили бархатистую кожу. От волос струился пряный аромат темно-бордовой, почти черной розы, сладкой дурман-травы и теплого благовонного сандала. Темный лорд как зачарованный упивался близостью своей теперь уже невесты словно хмельным вином. И как в Слизерин-Кэстле до сей поры не было никого из посторонних, так и в это холодное сердце никто еще не проникал столь глубоко. Тонкие бескровные губы коснулись девичьей щеки, а потом накрыли ее рот нежным, а затем все более настойчивым, страстным и требовательным поцелуем. Волдеморт расстегнул несколько застежек на ее платье, спустил его с плеч и ослабил шнуровку корсета, жадно пожирая глазами каждый вновь открывающийся его взору участок тела и любуясь безукоризненной красотой форм. Щеки, плечи и грудь Беллы покрылись румянцем от неимоверного смущения, ведь ей никогда еще не доводилось представать перед мужчиной в таком виде. И от этого девушка казалась еще прелестнее. А Темный лорд, зная, что сердце и душа Беллатрисы уже навсегда принадлежат ему, что он имеет над ними полную власть, вовсе не спешил завладеть до времени ее телом. Он вновь уже натянул было платье обратно на плечи чародейки, но тут она сама обняла его за шею и стала несмело целовать в губы, закрыв от радости глаза.

— Беллатрис-с-са! — срывающимся от восторга голосом прошептал Волдеморт, подхватил ее на руки и унес в свою спальню.

Не смотря на охватившую его страсть, Волдеморт не мог не заметить, как сильно изменилась неуютная комната, где он провел много бесконечно длинных одиноких ночей. Стены, доселе обитые темно-зеленым шелком, неожиданно приобрели цвет нежной весенней листвы, а почти черный полог и покрывало на старинной кровати теперь светились серебром. Воздух тоже стал не такой как раньше, холодный и затхлый. Теперь, когда в камине жарко горело пламя, ощущалось приятное тепло. Дрова потрескивали в огне, источая аромат сандала, который смешивался с запахом стоящих в хрустальной вазе темно-бордовых роз и пленительно сладкой дурман травы.

Чародей отбросил серебристое бархатное покрывало, усадил Беллатрису на мягкую перину, ведя дорожку поцелуев по тонкой, изящной руке к шее и груди. Длинные белые пальцы вытаскивали шпильки из прически и нетерпеливо отбрасывали их в стороны, выпуская на волю блестящие черные кудри, и Волдеморт в очередной раз залюбовался роскошными локонами. Ладони волшебника, которые стали чуть теплее обычного, принялись стягивать платье и исследовать потаенные изгибы стройного девичьего тела, казавшегося совершенным в свете камина. От стеснительного волнения Белла почти никак не отвечала на ласки, просто окуналась в омут своих чувств и новых непривычных ощущений, целиком и полностью отдаваясь во власть уверенных мужских рук, скользящих по нежной упругой груди, пленительно тонкой талии и плоскому животу, округлым бедрам и длинным ногам. Темный лорд не узнавал самого себя, не веря, что, оказывается, вообще способен испытывать подобную трепетную нежность. И тем не менее испытывал. А ведь раньше, случись ему оказаться в постели с жениной, он всегда действовал весьма решительно, властно, эгоистично, а подчас и грубо. Теперь же он долго и умело ласкал Беллу, внимательно следя за ее реакцией на каждое прикосновение, терпеливо ожидая, когда целомудренная девичья стыдливость уступит место страсти.

Когда же огонь желания охватил волшебницу целиком, и она обвила руками плечи Волдеморта, расстегнув золотую с изумрудом застежку на его мантии, а темно-карие, почти черные в полумраке глаза ведьмы призывно заблестели, Темный лорд мгновенно с помощью заклинания освободился от своих одеяний и прижался холодным телом к горячей и трепещущей Белле. Истерзанная, доселе никем не согретая, раздробленная и покалеченная душа рвалась наружу, чтобы соединиться с другой, единственной и бесконечно преданной ему. А Беллатриса неизбежную боль восприняла спокойно, лишь слегка закусила губу и зажмурилась, будучи безгранично счастливой от того, что дождалась именно этого чародея. Осторожное бережное обращение, ласковые прикосновения и нежные, словно подбадривающие поцелуи вскоре свели на нет все неприятные ощущения, и юная колдунья полностью расслабилась.

— Беллс! — услышала она, когда все закончилось, тихий шелестящий шепот у самого своего уха, а мгновение спустя чуть потеплевшие губы запечатлели на высоком лбу легкий поцелуй.

Потом они еще долго лежали, крепко обняв друг друга. Белла удобно устроила голову на плече Волдеморта, а он зарылся лицом в ее кудри, вдыхая аромат духов. Колдун не понимал причины этой непонятной метаморфозы, которая сейчас происходила с ним и со стороны казалась прекрасной. Нежный и ласковый Темный лорд? Это что-то непостижимое, чарующий своей невозможностью оксюморон. Однако сейчас вопреки всему он был реален. Но Волдеморт и не хотел разбираться в том, что за муха его укусила, раз ведет себя столь нетипичным образом. Зачем, если рядом с Беллой, отдавшей ему свое сердце, так хорошо и тепло. Эта ведьма действительно запала волшебнику в его расколотую душу глубже, чем кто бы то ни было. Но и лицезреть ею же сотворенное чудо было суждено только ей, да и то на короткие и редкие мгновения, точно вспышки зарницы на темном ночном небе.

* * *

Беллатриса блаженно потянулась, скинула с себя одеяло и села в кровати, опустив ноги на темно-серый толстый ковер. Волдеморт пристально следил за ней своими пронизывающими насквозь глазами, но по лицу чародея невозможно было понять, о чем он думает. На прикроватном столике стояло золотое блюдо с фруктами, с которого Белла взяла и надкусила сладкий сочный персик. Тут юная женщина почувствовала, что не смотря на жарко горевший камин, воздух в спальне все же еще не прогрелся и невольно поежилась. Видимо, толстые каменные стены замка, веками не видевшие тепла, теперь жадно втягивали его подобно космической черной дыре, которая поглощает солнечный свет и не отдает назад ни капли. Однако мерзнуть волшебнице все же не пришлось: на ее плечи тут же опустилась мягкая теплая шаль из индийского кашемира. Волшебница обернулась и увидела, что Темный лорд легонько взмахнул волшебной палочкой, и в комнату влетела маленькая золотая чаша с дымящимся горячим вином, пахнувшем пряной корицей.

— Выпей и согрейся, красавица моя! — как можно более мягко проговорил он.

Отпив половину, Белла протянула кубок возлюбленному, но он отрицательно помотал головой.

— Не хочу! — тихо прошелестел его голос. — Мне никогда еще не было так тепло. Допей сама и взгляни на чашу. Уверен, тебе она придется по вкусу.

Чародейка подчинилась, стала внимательно разглядывать опустевший кубок и вдруг невольно ахнула.

— Да это же чаша Пенелопы Пуффендуй! — воскликнула Белла, увидев на кубке изображение барсука.

— Ты потрясающе догадлива, — довольно кивнул Волдеморт. — Весьма приятно пить из такого магического артефакта, ведь он прибавляет упорства и трудолюбия, не так ли?

Беллатриса в изумлении молчала, словно гадая, какого еще сюрприза ждать от этого загадочного чародея.

— Теперь тебе не хватает только символа Гриффиндора. Меч я тебе дать не могу, но он и не нужен леди. Однако взгляни на эту вещицу.

При этих словах в руках у Волдеморта появился маленький обоюдоострый серебряный кинжал с невероятно красивой золотой рукоятью, украшенной сверкающими рубинами.

— Это уменьшенная копия меча Годрика Гриффиндора, гоблинской работы. Я наложил на него особые чары: клинок не знает промаха. Попробуй! — деловито добавил Темный лорд.

Белла взяла нож, рукоять которого идеально легла ей в руку. Волдеморт наколдовал небольшую мишень и велел бросить в нее кинжал, что ведьма и сделала. Как и следовало ожидать, клинок воткнулся в самый центр, а Беллатриса восхищенно взглянула на волшебника, в темно-серые глаза с багровыми искрами на дне, крепко обняла, и его холодные руки тут же обвились вокруг стройной фигуры женщины.

— Я люблю вас! — прошептала она в своем сердечном порыве. И тут случилось нечто, чего Белла никак не могла ожидать. От ее слов Темный лорд напрягся и резко отстранился. Его глаза горели яростным огнем, а бледное лицо, которое теперь уже не казалось непроницаемой маской, исказилось от гнева.

— Замолчи! Замолчи сейчас же! — злобно прошипел он. — И больше никогда не говори мне этого, понятно тебе? — ледяным тоном изрек он, грубо толкая Беллатрису на постель. — Неужели и твою головку успели набить этими глупыми дамблдорскими бреднями? Какое кощунство! Мне казалось, что хоть ты поймешь меня! Нет, я не мог так ошибиться в тебе. Во всяком случае от своего отказываться не собираюсь. У меня есть прекрасное средство заставить тебя перестать нести подобную чушь и вдолбить немного ума в твою голову еще до того, как скажется эффект от ношения диадемы Кандиды Когтевран.

— Круцио! — воскликнул Волдеморт, направив на Беллу волшебную палочку.

Адская нестерпимая боль тут же охватила все тело, словно в него одновременно вонзились тысячи раскаленных ножей. Беллатриса вскрикнула, но сразу же закусила губу столь сильно, что из нее на подбородок потекла струйка крови. Меньше всего ей сейчас хотелось показывать Волдеморту свою слабость. Она изо всех сил старалась подавить не только крик, но даже и стоны боли, рвущиеся из груди.

Темный маг нагнулся над ней, заглянул в лицо и назидательно, как будто это было всего лишь их очередное занятие магией, заговорил.

— Тебе ведь очень больно, не правда ли? Но, дорогая девочка, — тут его голос на долю мгновения смягчился, — если ты будешь любить, то станет во сто крат хуже, чем сейчас, а проклятие снять будет невозможно. Не нужна мне твоя любовь: верности, преданности и покорности будет вполне достаточно. Можешь даже не сомневаться, что все это не останется без награды. Я ни в чем тебе не откажу, но только любви не проси. — Он произносил слово «любовь» с таким отвращением, словно самое гнусное непотребное ругательство. — Я зарекся любить и тебе не советую! Или тебе мало примера твоей сестры? Посмотри, в какое ничтожество она превратилась из-за своей блажи. Кроме того, ты еще не видела, как эта мерзость убивает. Поверь мне, это не самая легкая смерть. Авада Кедавра, мгновенная как мысль, покажется просто милостью по сравнению с такой мукой. Хочешь правду, красавица? Знаешь, почему любовь никогда не умирает? Да просто потому, что ей, этой лживой стерве уже некого убить! Погубив очередную свою жертву, эта гадина понимает на каком суку сидела и какой сук обрезала, потому находит другой! Мне бы не хотелось повторять этот урок, ведь ты же умница и все запомнишь с первого раза, не так ли? А если забудешь, то я снова не премину напомнить: беги от этой чумы, как дементор от Патронуса.

Тут Волдеморт, наконец, снял проклятье, и Белла с облегчением выдохнула. Больше сил у нее ни на что не осталось. Даже малейшее движение давалось с трудом и причиняло боль, которая тут же отдавалась во всем теле. А ее мучитель принялся снова гладить обнаженное тело, хотя на ответные ласки вряд ли сейчас можно было рассчитывать, потому как чародейка в любой момент могла потерять сознание от только что перенесенной пытки. Но Темный лорд, казалось, этого совсем не замечал, когда с вновь охватившем его желанием притянул полубесчувственную Беллатрису к себе и срывающимся от страсти шепотом сказал.

— Иди ко мне, моя девочка!

И ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Чародей приник к ней всем телом, жадно и хищно целуя в теплые губы, сжимая в худых, но сильных руках, эту до дрожи желанную ведьму. Беллатриса была беспомощной былинкой в его неистовых объятиях, но эта ее уязвимость и полная зависимость от его малейшей прихоти как раз-таки и нравились Темному лорду, заводили его, заставляя кипеть холодную кровь. Чувство безраздельной и полной власти над этой женщиной вызывало просто невероятные ощущения. Обращение колдуна с Беллой сейчас было совсем другим, не как два часа назад — нежным и предупредительным. Сейчас он с ней не церемонился, нарочито грубо прикасаясь к нежной коже так, что наутро в этих местах показались синяки. Властные губы оставляли на ее теле красные отметины, точно печати, свидетельствующие о том, кому она теперь принадлежит. Порой Беллатриса зажмуривалась, и Волдеморт прекрасно понимал, что в эти моменты причиняет ей боль, но вести себя по-другому не собирался. Но странно, что ведьма терпела все это не только покорно, но и с упоением. По тому, как чародейка тесно прижималась к нему, Волдеморт понял, что вместе с болью доставляет ей и особое удовольствие. А Белле казалось невероятным счастьем быть столь близкой ему, и за это была готова стерпеть от него все, что угодно.

Позже Беллатриса крепко уснула, а вот Темный лорд спать не мог. Черный маг внимательно рассматривал и любовался обнаженной красавицей, что лежала в его руках, легонько гладил нежную смугловатую кожу, перебирал чудесные волосы. Какой бесценный подарок судьбы получил в этот день Том Марволо Реддл, ныне Волдеморт и самопровозглашенный лорд. До сих пор эта самая судьба была к нему не особо-то милостивой, все у нее приходилось отвоевывать, брать с бою даже то, что маг считал своим по праву. А теперь, похоже, эта капризная дама решила воздать сторицей за все невзгоды, и за этот дар, за один взгляд бездонных блестящих темно-карих глаз, за улыбку можно было бы простить всем и вся и раннюю смерть матери, и детство в приюте, и унижения. Какой шанс начать все с начала, зажить другой жизнью без жажды мести и причинения страданий другим. Но гордый, тщеславный и мстительный волшебник сделал иной выбор, продолжая идти по темному кровавому пути к своей неминуемой смерти, телесной и душевной, увлекая за собой во тьму и Беллатрису. Он утопил в грехах, запятнал грязью и кровью, одним словом, погубил сперва душу своей женщины, а потом и ее саму, как ему предсказывала много лет назад провидица Кассанра Трелони.

Тем временем дрова в камине догорели, огонь потух, даже угли уже не тлели, и спальня почти погрузилась в темноту. Почти, потому что на столике в изголовье теперь горела свеча. Волдеморт, как завороженный, неотрывно смотрел на нее. За окном стояла темная холодная ночь, такая же, в которую ему суждено было родиться. Мела сильная метель, уныло завывающий ветер метал в оконное стекло хлопья снега, словно злился, что мрак и холод уже не имеют той безраздельной власти над замком и особенно этой комнатой. Камины, давая живительное тепло, постепенно отогревали толстые массивные стены, а маленькая свечка излучала свет. Каким хрупким и беззащитным, словно мотылек, казался этот огонек! Какой захватывающей была отчаянная борьба с окружающей его со всех сторон густой мглой! Каким пером описать этот маленький и единственный всполох света в кромешной тьме! Казалось, дунь на него тот неистовый ветер, что кружился за окном, и робкий источник света тут же погаснет. Но все же, не смотря на это чувствовались в этом пламени и скрытая сила, и бесстрашная отвага, заставлявшие бросать вызов тьме и холоду, ветру и метели, хотя явно неравной обещала быть эта борьба.

Беллатриса сладко потянулась под теплым одеялом, выпростала наверх руки и протерла глаза, прогоняя остатки сна. Она понятия не имела, сколько сейчас времени, но видела, что солнце, заглянувшее в спальню сквозь узкое, как бойница окно, взошло уже давно. Впрочем, ей всегда нравилось понежиться в постели. Но тут Белла поняла, что лежит прямо в чем мать родила, на пальце красуется роскошное кольцо, на шее — тяжелый золотой медальон с изумрудной змейкой. Рядом на столике лежала диадема с сапфирами и бриллиантами. Память чародейки вернулась к событиям вчерашнего дня, и мысли закружились в ее голове словно вихрь: предложение, невероятные дары, страстное слияние телес, Круциатус за признание в любви и гневные слова, что лучше даже не мечтать о ней, и снова неистовые объятия и безумные поцелуи. Все казалось каким-то нереальным сном. Волшебница повернулась на другой бок и увидела, что Волдеморт лежит рядом, подперев голову рукой, и внимательно ее разглядывает. Беллатриса посмотрела прямо в темно-серые глаза, в которых сейчас вовсе не было гнева, и только две едва заметные багровые искры мерцали где-то в самой их глубине. В голове у нее бился один невысказанный вопрос: зачем, зачем я вам? Темный лорд потрепал девушку по щеке, провел прохладной ладонью по нежной шее и остановился на плече.

— Ты и в самом деле нужна мне, Белла, — спокойно и бесстрастно изрек он. — Никакая другая волшебница не подойдет мне лучше тебя. В тебе течет благородная чистая кровь, ты красива, умна, обладаешь колоссальным магическим потенциалом, невероятно талантлива. А еще мы с тобой очень похожи, хотя тебе это пока сложно до конца осознать. Но будь ты другой, то вряд ли бы стала применять Непростительные проклятья. Ты понимаешь меня с полуслова так, как еще никто не понимал. Кроме того, после всего, что произошло с тобой там, в Лютном переулке, думаю, немного найдется столь же рьяных маглоненавистников. Ты тоже готова поступаться совестью ради себя любимой и в угоду своим амбициям идти к цели любыми путями, хоть бы и по головам. И разве пожирательница мужских сердец не попробовала уже вкуса власти над другими и не желает при этом вкусить его еще? Подобное родство очень притягательно! Да, кстати, — как бы между прочим спросил чародей, хотя ответ был для него важен. — Какой у тебя Патронус?

На губах у Волдеморта мелькнула легкая усмешка, а Белла покраснела от смущения и, опустив глаза, ответила.

— Милорд, не насмехайтесь надо мной! Вы, должно быть, уже увидели в моих воспоминаниях, что заклинание Патронуса мне не удавалось ни разу, хоть я и пробовала неоднократно его совершить.

— Возможно, ты просто прибегала к недостаточно сильным воспоминаниям? — высказал маг предположение, хотя в его голосе звучала уверенность. — Попробуй вспомнить тот момент, когда ты стала свободной от Кребба!

Белла послушалась и сделала все так, как ей велел Волдеморт. Она снова ощутила мрачное торжество, когда Крэбб разорвал помолвку, злобную радость и пьянящее чувство власти над кем-то другим.

— Экспекто Патронум! — громко и энергично выкрикнула она, в то время как ее карие глаза сверкнули недобрым огнем.

Серебристая змея сразу же вылетела из волшебной палочки колдуньи и стала кружить по комнате в поисках дементоров, а не найдя их, вылетела в окно.

— Замечательно! — довольно прошипел Волдеморт. — Все дело в том, что твой учитель ЗОТИ не нашел подхода к столь необычной студентке.

— Вы гений! — привычно восхитилась ведьма.

— Теперь ты понимаешь, почему нам с тобой по пути, учитывая, что мой Патронус — василиск. И после всего этого зачем, скажи мне на милость, нам бесполезные сантименты. Оставь их для никчемных грязнокровок. Думаешь, для удачного и прочного союза нужна любовь? — продолжал иронизировать он. — У нас будет кое-что получше! Когда мир будет очищен от магловской грязи, я смогу обрести истинное величие, а ты будешь подле меня и тоже приобщишься к нему. И волшебники больше не будут прятаться, скрывать свои способности. Разве не парадокс — сила и мощь в плену у немощи и бессилия? Но я и мои сторонники положим этому конец!

— Милорд, — снова заговорила волшебница со смесью страха и восхищения. — Вы сказали, что видели, как любовь убивает. Когда и кого?

— Кого? Неважно! — холодным голосом отвечал Волдеморт, и взгляд его был какой-то отсутствующий. Казалось, что мыслями он сейчас где-то далеко.

— Когда? Давно. Я был тогда молод, как ты сейчас. — Темный лорд погладил Беллу по щеке.

— Милорд, если мы нужны друг другу и похожи, то как это назвать?

— Это не любовь! — раздраженно отвечал черный маг. — Воздух и вода тоже нужны тебе, не так ли? И что, им ты тоже будешь объясняться в пламенных чувствах? Хватит вопросов! — отрезал Волдеморт, явно не желая продолжать разговор на эту тему, и чародейка тут же умолкла. Белла взяла со столика диадему Кандиды Когтевран и надела ее на голову, неспешно и внимательно разглядывая себя.

— Очень красиво! — раздался низковатый голос ведьмы. — Наверное, никто еще не получал такого подарка на помолвку.

— Разумеется! — усмехнулся Волдеморт. — Но и ни одна женщина еще не удостаивалась чести быть невестой Темного лорда. Ну, а на свадьбу ты получишь нечто такое, о чем любая другая жена может только мечтать. В мире довольно много разных магов, но только один лорд Волдеморт.

Говоря это, колдун отдавал себе отчет в каждом слове. Действительно, в его хранилище в Гринготтсе давно лежали без дела привезенные им из его странствий золотой венец и хрустальное зеркало, которые позволяли оставаться прекрасной и молодой. А теперь, кажется, бесценные артефакты скоро обретут свою хозяйку. Но было бы ошибкой говорить, что Темный лорд лишь хотел порадовать Беллатрису. Он и здесь намеревался ублажить свою гордыню и тщеславие. До того, как вернуться в Британию, он даже и не помышлял о том, чтобы сделать какую-либо женщину своей законной супругой. Но раз уж решил оказать мисс Блэк эту честь, то ей как Темной леди полагалось быть самой красивой и самой нарядной, затмевая остальных чистокровных дам.

* * *

Для Беллатрисы время, проведенное с Волдемортом в Слизерин-Кэстле, летело неимоверно быстро. Только через двое суток она впервые вспомнила о доме и встревожилась о том, что ее ждет, когда она туда вернется. Но Темного лорда эти мысли только позабавили, и тогда он молча протянул чародейке маленькие золотые песочные часы на золотой же цепочке.

— Маховик времени? — изумленно спросила Беллатриса.

— Он самый! — утвердительно кивнул Волдеморт. — Причем не прототип, а самый настоящий полноценный артефакт. Поэтому тебе не составит труда вернуться на два дня назад, просто повернув его пару раз.

— Но как вам удалось… — заговорила было ведьма, однако маг жестом остановил ее.

— Не все ли тебе равно! Отправишься в прошлое, воспользуешься порталом и вернешься в свою спальню как ни в чем не бывало. А потом отдашь мне эту вещицу.

Всего несколько дней назад в числе сторонников Волдеморта в предстоящей борьбе за интересы чистой крови появился некий Августус Роквуд, сотрудник Отдела тайн при Министерстве магии. Именно в этом подразделении и хранились под строгим надзором все маховики времени, и Волдеморт был согласен принять чиновника в число своих соратников, если тот сможет достать для него такой артефакт хотя бы на время. В конце концов служащему это удалось, но наследник Слизерина медлил с дарованием черной метки из соображений осторожности, ведь наличие этого знака могло привлечь внимание мракоборцев из отдела Магического правопорядка. Однако из милости позволил носить форму пожирателей смерти.

Отправляясь в Лютный переулок на встречу с Беллой, колдун взял маховик времени с собой, думал, что если ведьма все же применит к обидчикам непростительное проклятие, то тогда ему станет совершенно очевидно: это действительно моя женщина. Но Волдеморт не предполагал, во что выльется это свидание. Однако, когда Беллатриса отдалась ему, то и сам чародей не меньше ведьмы упивался этой близостью, позабыв про все на свете. Белле не хотелось уходить, а он, в свою очередь, с трудом сейчас соглашался отпустить ее, разве только на самое короткое время.

— Возвращайся к себе и жди. Я намерен завтра же наведаться к твоему отцу и говорить с ним о тебе.

— Уже завтра? — глаза Беллы заблестели от счастья.

— Я не намерен тянуть с этим! — Волдеморт привлек чародейку к себе и завладел теплыми пухлыми губами. — Только один день!

— Но для меня-то целых три! — грустно вздохнула Белла, снимая кольцо, медальон и диадему.

— Оставь! — сказал Темный лорд. — Ведь это мой дар на помолвку.

— А если отец откажет? — встревожилась было чародейка. — Хотя не должен, ведь вы же были почетным гостем на том балу, — продолжала задумчиво размышлять колдунья и вдруг ехидно усмехнулась. — Впрочем, я ведь теперь знаю, что с этим делать!

Тут красные глаза Волдеморта встретились с ее глазами в то время, как чародей очень серьезно сказал, специально акцентируя внимание на словах.

— Девочка моя, я хочу, чтобы ты запомнила раз и навсегда: отказывать в чем-либо лорду Волдеморту и ставить ему условия может только сам лорд Волдеморт! Я всегда получаю то, что хочу, так или иначе!

Беллатриса смотрела на Темного лорда полными восхищения глазами, ведь он казался ей таким величественным, всемогущим, говорил маг очень уверенно, даже высокомерно, не допуская мысли будто что-то или кто-то способен помешать ему осуществить свои намерения. Но будучи ослепленным своей непомерной гордыней колдун не понимал, что на силу всегда рано или поздно находится другая сила. И уже на другой день ему будет суждено узнать, как обстоятельствам и судьбе вздумается поиграть с ним и проучить.

Волшебница тем временем надела цепочку с маховиком времени, взяла в руки кубок, два раза повернула золотые песочные часы и активировала портал, чтобы переместиться во времени и пространстве. Белла снова была в своей спальне, возвратившись туда точно в тот самый момент, когда ее двойник отбыл в Лютный переулок. Получалось все так, как будто она никуда и не исчезала, на девушке была та же сорочка, в руке — тот же самый портал, который перенес ее на урок к Волдеморту. Она даже на мгновение подумала, что все ей просо привиделось во сне, а вот сейчас она проснулась. Однако кольцо на руке, медальон на шее, диадема на голове и, что особенно примечательно, красные отметины на теле от неистовых поцелуев, свидетельствовали как раз об обратном, и чародейка с любовью взглянула на них. С виду она была все та же, что и два дня назад. Но только Мерлин да еще, пожалуй, искусный легилимент могли бы сказать, какие перемены произошли в старшей мисс Блэк за какие-то минуты или дни — не все ли равно для таких разительных изменений. До своего отбытия из дома это была только лишь горделивая и надменная девица, верная идеям чистоты крови и презирающая маглов, потому что так с детства учили. Кроме того, она была невинна, а сейчас превратилась в женщину, целиком и полностью отдавшей себя мужчине, которого сама выбрала. Ему теперь принадлежали ее сердце, тело, душа и мысли, и за ним она была готова пойти, куда бы он ни позвал. Ради него даже стала убийцей и по его научению не собиралась об этом жалеть.

Волдеморт же, едва дождавшись следующего дня и предварительно отправив чете Блэк сову, с нетерпением трансгрессировал в поместье. Однако в холле его не встретил Сигнус, а оказалась одна только Друэлла, которая обдала его холодом.

— Добрый день, мистер Реддл!

— Что? — опешил Волдеморт. Меньше всего он ожидал сейчас чего-то подобного, ведь день этот должен был стать его триумфом.

— Да, мистер Реддл. Я с самой первой встречи узнала вас и не позволю, чтобы вы использовали мою дочь в каких-то своих корыстных целях. Я ничего не сказала Сигнусу о вашем письме и все объяснила Беллатрисе. Она, конечно, в отчаянии, но ничего, успокоится. А главное, моя дочь не собирается быть орудием вашей мести ее отцу и не желает больше вас видеть. Потому вам не стоит беспокоить ее.

— Ты пожалеешь об этом, Дру! А вообще, так рьяно защищать свою дочь тебе следовало бы раньше, когда ее отдавали за Кребба, а она прятала в корсаже яд, намереваясь хоть так избежать этого союза. Но ты повела себя точно так же, как и перед собственной свадьбой. Ты равнодушна к идеям чистокровности, тебе претят темные искусства, но открыто воспротивиться всему этому, как некоторые маглолюбы, ты тоже не в состоянии. Хоть бы уж на что-нибудь решилась, бесхребетная кукла и размазня. К тому же, весьма глупая кукла, если решила встать на моем пути.

— Неужели? Не думаю, Том, что ты осмелишься убить меня. Иначе тебя ждут неприятные последствия.

— Ошибаешься! — елейным шелковым голосом, в котором ясно слышалась угроза, отвечал Волдеморт. — Я могу убить тебя хоть сейчас, и будь уверена, мне удастся замести следы убийства, однако с этим все же придется повозиться. А мое время дорого. Да и попросту проливать чистую кровь я не собираюсь. Поэтому, обливиэйт! — И небрежно взмахнул волшебной палочкой.

На несколько мгновений взгляд Друэллы стал бессмысленным, а потом она удивленно посмотрела на Волдеморта и вежливо как ни в чем не бывало заговорила.

— Милорд, что привело вас в нашу скромную обитель?

— Ничего, я хотел побеседовать с вашим супругом, миссис Блэк, но лучше наведаюсь в другой раз.

— В таком случае, всего хорошего, сэр!

С этими словами она вышла из холла, оставив Волдеморта в одиночестве. Разумеется, чародей не поверил Друэлле, что Беллатриса не хочет его видеть, и уже собрался было обернуться змеей, чтобы привычно пробраться к ней в комнату и забрать с собой, что бы там Друэлла или Сигнус ни говорили. Их слова были для него пустым звуком, тем более что от своего маг добровольно отказываться не собирался. Но в этот самый момент раздался хлопок, и перед глазами Темного лорда предстал домовой эльф, одного взгляда на которого было достаточно, чтобы увидеть в нем слугу, до мозга костей преданного своим хозяевам. На голове эльф держал поднос, а на нем кроме маховика времени лежали кольцо, медальон и диадема. Раб отдавал Темному лорду драгоценности, не совсем внятно бормоча при этом.

— Хозяйка, мисс Белла, приказала Кикимеру вернуть лорду Волдеморту его вещи, все-все вернуть!

— Да как ты смеешь, мерзкая мартышка, так говорить со мной!

— Мисс Белла велела Кикимеру все отдать! — не обращая внимания на слова чародея, продолжал домовик. — Кикимер порядочный эльф, он всегда слушает своих хозяев и выполняет их приказы. — гнусил эльф, всовывая в руки поднос. — Так что пусть лорд Волдеморт заберет свое и мисс Беллу больше не тревожит!

При этих словах и без того налитые кровью свирепые глаза вспыхнули гневом.

— Ах ты, никчемная дрянь! Круцио!

Бедный эльф запищал от боли, но Волдеморт заклинанием заставил его замолчать. Вскоре, однако, колдун снял проклятье и, держа в одной руке тисовую палочку, а в другой — поднос, трансгрессировал в Слизерин-Кэстл. Ему с большим трудом удалось спокойно сосредоточиться даже на одно мгновение, дабы не потерять при трансгрессии руку или ногу. Сейчас даже это простое привычное действо оказалось для него еле выполнимым. Взгляд его упал на часы, и чародей понял, что провел у Блэков не более пятнадцати минут. Однако ему показалось, что прошла целая вечность. Волшебника бил озноб, руки дрожали, а ноги подкашивались, отказываясь служить, и маг попросту рухнул в кресло. Кольцо, медальон и диадема лежали у него на коленях, голова склонилась над ними, а длинные костлявые пальцы с силой сжимали подлокотники из черного дерева. Волдеморт вспомнил, что после визита в Блэкам собирался прямиком отправится в Гринготтс, где у него в хранилище лежали хрустальное зеркало и золотой венец… Но теперь в этом уже не было смысла, и бесценные артефакты теперь вряд ли вообще дождутся какой-либо своей владелицы! Волдеморт крепко зажмурился, чтобы не видеть блеска роскошных украшений, но это не помогало потому, что перед внутренним взором чародея стояла Беллатриса с этой самой диадемой над пышными волосами, с медальоном на изящной смуглой шее и кольцом на тонком пальце. На секунду у волшебника мелькнула было мысль наведаться к ней в комнату, объясниться. Ни за что! Чтобы сам Темный лорд кому-то что-то объяснял! Этого не будет никогда. Он только не мог понять, почему ведьма поверила словам матери, хоть Друэлла и верно угадала его первоначальные намерения. Но как Белла могла усомниться в нем после всего, что произошло с ними в замке Слизерина! Разумеется, у чародея было предостаточно возможностей заполучить ведьму: амортенция, Империус, парочка заклинаний по работе с памятью, после которых хоть Беллатриса, хоть Сигнус с Друэллой почли бы за честь его сватовство… Выбирай любой способ, какой захочется и возьми то, что приглянулось! Но удивительно, что сейчас ни один из этих способов не годился, хотя в другой ситуации и с любым другим человеком он бы без колебаний воспользовался любым из них. Но по непонятной причине ему непременно нужно было именно добровольное согласие ведьмы и ничто другое! Волдеморт открыл глаза, снова взглянул на старинные вещи и увидел, что они почему-то сырые. “Что это за вода?”- подумалось темному колдуну. Но поднеся мокрые пальцы к губам и ощутив соленый вкус, Волдеморт с изумлением понял, что это слезы, которые уже давно залили его бледные впалые щеки, а он этого даже не замечал. Однако сдерживать их чародей даже не думал, потому что сделать это сейчас было просто невозможно, и перед глазами все время стояла пелена из переливающихся всеми цветами радуги слез. Когда соленый поток немного утих, Волдеморт снова посмотрел на кольцо, медальон и диадему, а еще вспомнил, как Беллатриса пила вино из чаши Пенелопы Пуффендуй. И тут снова почувствовал укол в самое свое холодное окаменевшее сердце, которое, казалось, уже ничто не могло заставить дрогнуть. Лицо, всегда такое непроницаемое, на этот раз скривилось от боли, а в глазах появилась обреченность вместе с отчаянной решимостью.

Сжав в руках украшения, Волдеморт прошипел.

— Нечего сомневаться, ведь все и так уже расколото и раздроблено! — Красные глаза при этом горели мрачным огнем. И ничто, ровным счетом ничто не могло заставить его извлечь урок из того, что Провидение или судьба так настойчиво в который раз пытались преподать ему. Не желал Волдеморт оставить свои коварные планы, отказаться от властолюбия, переступить через гордыню, даровать кому-то прощение даже ради Беллатрисы, вот и лишился ее, едва обретя.

— Белла, ты уверена, что это правильное решение? — с беспокойством спросила Нарцисса, как только вошла в комнату старшей сестры.

— Уверена! — отвечала Беллатриса, и при этом девушка казалась спокойной. — Родольфус Лестрейнж сделал мне предложение, и я приняла его.

— Но почему именно его? Ведь он же тебе в отцы годится, дорогая! — недоумевала Нарцисса.

— Он чистокровен, знатен и богат, а к тому же хорошо воспитан! — бесстрастно отвечала чародейка. — В среде чистокровных магов такие волшебники считаются прекрасной партией для таких же благородных девиц, разве нет? — грустно улыбнулась Белла одними уголками губ. — Кроме того, мистер Лестрейнж прекрасный собеседник и галантный джентльмен, умеющий угодить даме.

— Точно! — съязвила младшая Блэк. — И ветреник, каких еще поискать. Да он же будет изменять тебе направо и налево!

— Не все ли равно! — равнодушным тихим голосом отозвалась Беллатриса.

Нарцисса на несколько секунд замолчала, и на ее миловидном лице отразилась работа мысли.

— Значит, ты не забыла лорда Волдеморта! — уверенно констатировала она.

— Нет, не забыла! Лорда Волдеморта я по-прежнему люблю. Но если с ним мне все равно не быть, так почему не сделать то, чего от меня все так ждут: вступить в брак с чистокровным чародеем своего круга?

— Ты любишь Темного лорда даже не смотря на то, что он тебя просто использовал в своих целях, чтобы досадить отцу?

— Не смотря ни на что!

Здесь уже Нарцисса не удержалась и расплакалась, бросившись сестре на шею. Младшая из девиц Блэк была довольно красивой девушкой с длинными волосами цвета платинового блонда, приятной в общении и с соответствующими ее воспитанию манерами. Кроме того, она вполне могла сопереживать чужому горю и проявлять отзывчивость. Но все это только в отношении волшебников из своего круга. Нарцисса не обладала стойкостью характера и храбростью средней сестры, бросившей вызов семье и заведенным в чистокровном сообществе порядкам. Тем более, что полученное воспитание и учеба в Слизерине оказали на нее свое действие. Нарцисса хоть и не выражала явной агрессии и презрения к маглорожденным, но была совершенно равнодушна к ним и их судьбам, не желая иметь с этими волшебниками ничего общего.

— Бедная моя сестра! — плакала Цисси. — Любить одного, а идти под венец с другим. Теперь мне будет совестно показывать свою радость.

— Успокойся, Цисси, — покровительственно заговорила Белла. — Это же замечательно, что хоть кто-то из нас троих обретет счастье. И, кто знает, может оно и меня краешком заденет. Ведь именно на вашей с Люциусом помолвке Родольфус Лестрейнж и стал ухаживать за мной. Скажу честно, в его обществе я почему-то сразу почувствовала себя спокойнее и умиротвореннее. Не знаю, как ему удается хотя бы на время развеять эту неодолимую тоску и беспросветную печаль. Иногда я даже забывала, что со мной случилось. Родольфус и в самом деле повел себя как чуткий и понимающий друг. Я не думаю, что в браке со мной он пустится во все тяжкие, ведь для этого вовсе нет нужды жениться. А главное, он пообещал мне, что не станет принуждать меня быть с ним, если я сама не захочу! И не так плох мой жребий, как тебе может показаться на первый взгляд. Считай, что я еще очень удачно выберусь из этого дома, хотя и могу теперь при необходимости держать отца в узде. А тебе и правда выпала редкая удача, когда ваш с Люциусом выбор совпал с интересами семей и чистой крови. Ты и Люциус давно мечтаете о свадьбе.

— Да уж, поскорее бы! Слушай, а как это ты сподвигла Лестрейнжа, этого безнадежного холостяка, сделать тебе предложение, а? — тон Нарциссы был нарочито веселым и шутливым.

— Он сказал, что не встречал таких как я.

— Ну, так это он наверняка всем говорил!

— Не думаю, — чуть помолчав, ответила Белла. — я овладела окклюменцией довольно хорошо, а легилименцией — совсем чуть-чуть. Но и этих скромных познаний оказалось достаточно, чтобы понять, что Родольфус не лжет.

— И скромное приданое, на которое отец поскупился для нас, его не смутило, как и моего Люциуса. — задумчиво добавила Нарцисса.

— О, тут я вообще кое-что интересное случайно подглядела. Хочешь, покажу? Карие глаза Беллатрисы лукаво блеснули, и уже по одной этой причине сестра согласилась.

— Да, похоже, мистер Лестрейнж действительно в какой-то мере оживил тебя. — Засмеялась Нарцисса. — После моей помолвки ты хоть от еды отказываться перестала, а теперь даже повеселела.

— Ну, так ты будешь смотреть или нет? — с притворной обидой поинтересовалась Беллатриса.

— Конечно!

Белла наколдовала неглубокое, но широкое блюдце, чтобы можно было легко погрузить в него лицо, а потом извлекла туда свои воспоминания. Затем она, а следом и Нарцисса, опустили лица в омут.

Девушки оказались в коридоре второго этажа в особняке Блэков. За одной из дверей находился кабинет их отца, и за входом в него следила из укромного места старшая из сестер. Едва коснувшись ногами пола Белла и Цисси увидели Родольфуса Лестрейнжа, который стремительным шагом шел к хозяину дома в сопровождении эльфа-лакея. Девушки последовали за ним.

— Здравствуйте, мистер Лестрейнж! — слегка торжественным тоном сказал Сигнус. Стало очевидно, что визит был обговорен заранее, а такое обстоятельство как официальное обращение друг к другу еще школьных приятелей с полным соблюдением церемониала, говорило о крайней серьезности и важности предстоящего разговора.

— Добрый день, дорогой мистер Блэк! — снова заговорил Родольфус. — Я явился сегодня к вам с тем, чтобы просить руки вашей дочери мисс Беллатрисы Блэк.

— Мистер Лестрейнж, мы весьма польщены вашим предложением, однако вам бы следовало поговорить и с самой Беллатрисой.

— Мистер Блэк, ваша прелестная дочь уже оказала мне честь, дав согласие стать моей супругой.

Сигнус натянуто улыбнулся, как того требовала ситуация, и ответил.

— В таком случае не вижу причины чинить препятствия двум любящим сердцам! Кикимер!

Раздался хлопок трансгресии, и перед волшебниками предстал эльф-домовик и низко поклонился.

— Пригласи сюда Беллатрису! — приказал мистер Блэк.

— Сию минуту, хозяин! — пропищал эльф и исчез. Но не прошло и минуты, как в комнату вошла Белла, одетая и убранная соответственно случаю и, по-видимому, заранее предупрежденная Родольфусом.

— Беллатриса, — обратился он уже к дочери. — Я позвал тебя, чтобы сообщить нечто важное, имеющее прямое отношение к твоей дальнейшей судьбе. Мистер Лестрейнж посватался к тебе, и я дал согласие на этот брак.

Белла согласно кивнула и казалась очень спокойной.

— Однако, мистер Лестрейнж, я считаю своим долгом уведомить вас, что в качестве приданого моей дочери будет только один магазин колдопарфюмерии, а не два, как о том предполагали в свете. Тот из ни, что должен был стать приданым Андромеды, останется у моей супруги, хоть этот факт, возможно, огорчит вас.

Беллатриса скривилась от отвращения, чувствуя себя предметом какого-то гнусного торга, и на совсем короткий миг даже была готова понять и простить свою среднюю сестру. Сигнус с усмешкой взглянул на дочь, прекрасно понимая, что она сейчас испытывает. Но его торжество сразу померкло при первых словах Родольфуса, с достоинством отвечавшего.

— Сэр, во всем этом меня огорчает только то, что подобный вопрос поднимается в нашей беседе, да еще в присутствии мисс Беллатрисы. Я никогда не интересовался размерами ее приданного, полагая, что благородное имя много ценнее галеонов. Старинный род Лестрейнжей, желая породниться с семейством Блэк, руководствовался единственно соображениями чести и соблюдением чистоты крови. Что до меня, то я искал только счастья.

Чародейка благодарно взглянула на своего будущего супруга.

— Пожалуй, хватит! — сказала чернокудрая волшебница, потянув сестру за рукав, и спустя миг обе вынырнули из воспоминаний и приземлились в спальне Беллы.

— Белла! — очень серьезно заговорила Нарцисса. — Возможно, твое счастье совсем рядом. Не упусти!

— В самом деле? — задумчиво отозвалась старшая Блэк.

— Не сомневайся! Честно говоря, не ожидала, что мистер Лестрейнж способен на столь благородный поступок. А еще учитывая то обещание, которое он тебе дал…

— Интересно, как в таком случае, в моем будущем супруге это самое благородство уживается с этим?

Тут Беллатриса подняла рукав и показала Нарциссе запястье, на котором была поставлена черная метка. — У него такая же! — уточнила она.

— Что это? — удивленно спросила Нарцисса, разглядывая странный зловещий рисунок.

— Это знак Пожирателей смерти. Так Темный лорд называет своих сторонников.

— Сторонников в чем?

— В борьбе за интересы чистой крови! — отвечала Белла. — Он намерен избавить волшебный мир от всех маглокровок. И, похоже, Родольфус во всем этом собирается активно участвовать, если не упражняясь в непростительных проклятьях, то по крайней мере, вербуя сторонников. — рассуждала, словно бы обращаясь к самой себе, чародейка. — У Лестрейнжей ведь обширные связи, а Родольфус — заместитель начальника Отдела магического правопорядка.

— Да не все ли тебе равно! — воскликнула Нарцисса. — И вообще, какое отношение мы с тобой имеем ко всему этому? Я бы даже голову ломать не стала. В конце концов, здесь одно другому не мешает. Можно презирать или даже ненавидеть маглокровок и при этом искренно любить супругу. Даже наоборот, тот, кто имеет зуб на этих чужаков, только больше будет ценить жену благородных кровей.

— Пожалуй, ты права, Цисса!

— Ну, конечно, права! А сейчас я, пожалуй, пойду, уже поздно. Спокойной ночи!

Бракосочетание Родольфуса Лестрейнджа и Беллатрисы Блэк стало одним из самых значимых событий года, равно как и свадьба Люциуса Малфоя и Нарциссы Блэк. Здесь спесивые Блэки и в самом деле не поскупились, а что до самого Родольфуса, то он, казалось, был готов выполнить любой каприз своей невесты, лишь бы только хоть немного порадовать ее.

В этот день всегда привлекательная старшая мисс Блэк была просто ослепительна в своем подвенечном платье, и незамужние девицы, бывшие на празднике в числе гостей со всей Британии, желали быть на ее месте. Конечно, Белла не испытывала сейчас того отчаяния, как в день свадьбы с Крэббом, которая, на ее счастье, так и не состоялась, но и радости не было в ее сердце. Девушка всеми силами старалась прогнать из головы мысли о том, как эту церемонию она представляла совсем с другим чародеем, и когда ей это удавалось, то Белла ощущала странное безразличие ко всему: толпе гостей с их поздравлениями, торжественной речи сотрудника Министерства при обращении к молодым, прекрасной музыке в исполнении лучших колдунов, изысканно украшенному бальному залу. Все то, что впечатляло других, оставляло волшебницу равнодушной. Однако, при этом она не могла не чувствовать уважение и благодарность к своему новоиспеченному супругу, даже некоторую искреннюю симпатию. Это давало ей возможность сдержанно улыбаться Родольфусу и гостям, производя на окружающих самое благоприятное впечатление, ведь подобная манера истолковывалась большинством как скромность и проявление хорошего воспитания. Вообще, Беллатрисе порой казалось, что вся свадьба — просто сон, и что все происходит не с ней, но с кем-то другим, а она только лишь сторонний наблюдатель. Белла даже не замечала довольного взгляда отца от того, что наконец-то пристроил свою старшую нелюбимую дочь, да притом еще так выгодно для себя. Тревожные взгляды Друэллы и Нарциссы тоже ускользали от ее внимания. Беллатриса решила просто плыть по течению, танцуя и с женихом, и со всеми гостями подряд, которые приглашали ее.

Когда же долгий праздник закончился, и Белла осталась наедине со своим мужем, то Родольфус сдержал свое слово. Он лишь почтительно поцеловал ей руку, пожелав доброй ночи, и удалился в другую спальню. Так продолжалось изо дня в день, и с течением времени уважение и привязанность Беллы к Родольфусу только росли, тем более что муж регулярно оказывал ей разные знаки внимания: на туалетном столике в ее спальне в вазе всегда стояли цветы, и не переводились шоколадные бобы. Более того, общество мужа было приятно чародейке хотя бы потому что, ему каким-то неведомым образом удавалось пусть и на короткое время развеселить ее.

Часто к ним в поместье наведывались разные гости: соседи, сотрудники из Министерства, и Беллатрисе даже нравилось принимать их не от того, что мадам Лестрейндж находила их очень уж интересными людьми, но ей было отрадно чувствовать себя хозяйкой вечера, все организовывать и за всем присматривать, давая выход своей неуемной энергии и жажде деятельности, тем более, что для этих целей у нее было в услужении больше десятка домовых эльфов. Часто и сами новоиспеченные супруги отправлялись на какой-нибудь званый ужин, но ни в Лестрейндж-мэнноре, ни в чьей-либо другой гостиной ни разу не появился колдун, который своими познаниями в магии, волшебной силой и нетерпимостью к маглокровкам несколько месяцев назад производил фурор среди чистокровной знати. Когда же Абраксас Малфой мимоходом поинтересовался у Родольфуса, где сейчас лорд Волдеморт, то Лестрейндж ответил, что не уверен, в Британии ли вообще чародей. Услышав это, Беллатриса с облегчением вздохнула, так как была убеждена, что встреча с Темным лордом будет для нее тяжким испытанием и разбередит еще не затянувшуюся рану.

Во взаимоотношениях со свекром и свекровью, Роландом и Альдой, у ведьмы тоже не было никаких проблем. Родители мужа приняли ее в свою семью как родную, в глаза и за глаза называя дочерью. У них для этого имелись вполне объективные причины. Роланд и Альда уже и не надеялись, что их старший сын когда-нибудь решится связать себя узами брака, а тут вдруг привел в дом жену, да еще какую! Чистокровную ведьму из древнейшего благородного семейства, с прекрасными манерами и воспитанную в духе лучших традиций! Для них, как впрочем и для других представителей знати, оставалось загадкой, почему старшая мисс Блэк приняла предложение вовсе не одного из ухажеров-ровесников, а мага вдвое старше себя. Лестрейнджи не могли надивиться тому, как неисправимый повеса и любитель удовольствий, казалось, совершенно забыл дорогу в увеселительные заведения в Лютном переулке, хотя до свадьбы был их завсегдатаем. Сию разительную перемену Роланд и Альда приписывали благотворному влиянию молодой супруги. Кроме того, они были полны самых светлых надежд на то, что в ближайшее время Белла подарит им внука, и старинный род Лестрейнджей получит свое продолжение.

В те вечера, когда никто не наносил новоявленным супругам дружеского визита, Беллатриса и Родольфус мирно беседовали в гостиной, сидя в креслах у камина и глядя в огонь, а потом спокойно расходились по своим спальням.

Также Беллатрисе понравилось гулять в саду Лестрейндж-мэннора, одной или в сопровождении мужа. О каждом дереве здесь тщательно заботились домовые эльфы, и потому сад был очень уютным и ухоженным. Кроме того, в нем имелся прекрасный цветник, за которым следила уже сама Альда Лестрейндж. Она как страстная цветочница и коллекционерка, собрала здесь самые красивые и редкие экземпляры чуть ли не со всех континентов. Среди них были и темно-бордовые, почти черные розы, и, странное дело, они погибли последней зимой от мороза, однако от корней пошли новые побеги, которые уже согревало ласковое солнце. Белла не преминула обратить на это внимание Родольфуса.

— Странно, не правда ли, Руди? Ведь аромат именно этих цветов стал сердцем моих духов!

— Ничего странного. Они же такие как ты! — серьезно отвечал Родольфус, глядя в темно-карие глаза ведьмы. Тебя тоже сильный холод обжег, но не убил. Посмотри на новые ростки, тянущиеся к солнцу, которое их согревает.

Руки Родольфуса легли Беллатрисе на плечи.

— Если бы ты только позволила мне, я бы тоже отогрел тебя! — тихо добавил волшебник и, не встречая сопротивления, чуть коснулся своими губами пухлых губ Беллатрисы, которая хоть и не ответила на поцелуй, но и отталкивать не стала, ведь после таких слов это было бы странным.

В эту ночь колдунья долго не могла уснуть, а когда бессонница вытолкала ее в коридор, то она неожиданно услышала женский голос, который доносился из комнаты мужа. Неприятный холодок, зародившись в груди, пробежал по всему телу, и Белла, сама не помня, как в мгновение ока оказалась у двери, которую никто даже не запер. На широкой кровати сидел полуодетый Родольфус, а рядом с ним в полупрозрачной короткой сорочке лежала женщина со смуглой кожей и длинными черными волосами, а кроме того, смеялась низковатым голосом. На прикроватном столике стоял стеклянный стакан, на дне которого виднелся осадок от густого коричневого зелья, оборотного зелья, как догадалась волшебница. И муж, и неизвестная женщина в обличии мадам Лестрейндж удивленно взглянули на того, кто неожиданно вторгся к ним. Родольфус тихо ахнул, а женщина испуганно вскрикнула, вскочила с ложа и бросилась к двери. Однако, поравнявшись с Беллатрисой, вдруг осмелела и бросила ей прямо в лицо.

— Дура ты! И чего тебе не хватает?

— Пошла вон! — прикрикнул на нее Родольфус. — Убирайся в Лютный переулок, шлюха!

Через секунду женщины и след простыл. Белла так и стояла какое-то время, словно оцепенев, не зная, как реагировать на все.

— Прости! — пробормотал Родольфус и уронил голову на ладони.

Слово это произвело неожиданный эффект прежде всего для самой Беллатрисы. Оно прозвучало для нее как укор, еще более жестокий, чем слова неизвестной проститутки, только что покинувшей спальню.

— Не извиняйся! — горячо заговорила Белла. Чародейка подошла к супругу и запустила пальцы в его каштановую шевелюру, а потом, взяв в ладони лицо, заглянула в полные грусти глаза.

— Давно ты так?

— Давно ли я изменяю тебе, хочешь ты спросить? — горько усмехнулся Родольфус.

— Это не измена!

— Да с самого начала, Белла!

Ведьма смотрела на мужа так, словно видела его впервые. Она только сейчас поняла, что все то время, пока была подобием его жены, каждый день причиняла боль человеку, готовому ради нее на многое. И это совсем не доставляло ей удовольствия, этого она явно не хотела. Вспомнились ей и слова Нарциссы, с которой она говорила о своем предстоящем замужестве, и только что сказанное неведомой падшей женщиной. Тогда волшебница задала вопрос, старый как мир.

— Значит, ты действительно так сильно любишь меня, Руди?

— Да, Белла, люблю! Так люблю, что готов все отдать для твоего счастья!

Колдунья немного помолчала, а потом тихо сказала.

— Я тоже хотела бы, чтобы ты был счастлив, Руди! — Чародейка взяла руки мужа в свои. — Давай попытаемся оба стать счастливыми!

— Белла! — предостерег супруг. — Я не хочу, чтобы ты была со мной из чувства долга, вины или благодарности!

— Нет-нет! — быстро ответила чародейка. — Я вовсе не пытаюсь сделать тебе одолжение. Просто мне и в самом деле хочется построить свое счастье. И ты, похоже, единственный, с кем это может удасться!

— Белла! — радостно улыбнулся Родольфус, крепко обнимая жену и целуя губы, которые она сама подставила ему и начала, в свою очередь, отвечать.

С этого времени Беллатриса Блэк, бывшая невеста и несостоявшаяся супруга лорда Волдеморта, стала называться мадам Лестрейндж уже не только номинально. Даря эту и следующие за ней ночи Родольфусу, греясь в его теплых руках и наслаждаясь нежными трепетными ласками, колдунья невольно размышляла о том, что, может, так оно и лучше, и вот оно и есть счастье — теплое, спокойное, надежное. А потом еще такое маленькое, кричащее и требующее внимания, беспомощное и сопливое…Тут она впервые задумалась о детях и пыталась мысленно примерить на себя роль матери, и в эти минуты это казалось ей очень естественным, а величие и прочие посулы, предложенные Волдемортом, становились совсем не заманчивыми.

Однако тут Беллатрисе не суждено было знать, что все окажется намного сложнее, чем она себе представляла.

Прошел почти год после того, как лорда Волдеморта последний раз видели в обществе или вообще в любой гостиной волшебной Британии. Никто не мог сказать, куда девался чародей, однако те маги, которым он поставил Черную метку были уверены, что их повелитель рано или поздно объявится, даст о себе знать. И они не ошиблись. Одним зимним днем все они за исключением Беллатрисы почувствовали жжение в левом запястье, где был знак змеи с черепом. В качестве штаб-квартиры для собраний Темный лорд продолжал использовать дом покойного мистера Бэрка. Слизерин-кэстл же чародей решил сделать своей крепостью и не допускал туда никого из Пожирателей смерти, как не впускал никого в свою душу. Одна лишь Беллатриса побывала в замке. Родольфус, когда понял, что Волдеморт призывает его одного без жены, вздохнул с облегчением. Он заметно нервничал, когда предстал перед тем, кого называл милордом и повелителем, но наследник Слизерина ни словом, ни жестом не показал, что его вообще хоть в малой степени волнуют такие мелочи, как женитьба соратника. Казалось, колдуну вообще не было до этого никакого дела. Гораздо сильнее его волновала борьба с маглокровками и маглами. Со стороны любому представлялось, что все мысли их главы посвящены только этому. Волдеморт так и заявил своим последователям.