Тайны Тёмного Лорда (гет)

В ту самую минуту, когда Волдеморт и Беллатриса направились к выходу из зала, дорогу им неожиданно преградил Родольфус. Нетвердой походкой пьяного, он встал напротив Темного Лорда, и вынув волшебную палочку, крикнул.

— Защищайся!

Беллатриса обомлела и задрожала от страха. Она стремительно подошла к стоящему неподалеку от них Рабастану и схватила волшебника за локоть.

— Руди сошел с ума! — отчаянно сказала ведьма.

— Его не остановишь! — в голосе деверя были горечь и безнадежность.

— Но это будет не поединок, а убийство! Мерлином прошу, останови его! — продолжала настаивать Беллатриса.

— Это уже не в моих силах… Ведь Руди, собственно, этого и добивается! А вам разве не все равно, Миледи?

В этом обращении не было ни капли почтения или просто уважения, напротив, в нем чувствовалась открытая неприязнь. После того как Родольфус и сам Рабастан попали в Азкабан вместе с Беллатрисой, маг, мягко говоря, недолюбливал свояченицу за то, что она отняла у них столько лет жизни. А сейчас, когда горячо любимый им брат должен был вот-вот погибнуть, чародей с трудом удерживался от открытых оскорблений в ее адрес.

Тем временем Волдеморт и Родольфус заняли позиции в разных концах зала. Все замерли, боясь даже вздохнуть, и в помещении воцарилась ватная тишина. Темный Лорд торжествовал. Первый раз в жизни он не собирался убивать противника, не желая допускать его в мысли и сердце Беллы, а кроме того, колдун прекрасно понимал, что есть другой способ, и куда лучше, поквитаться с Дольфом за все, даже не применяя к нему смертельного проклятья. Волдеморт видел, что Лестрейнджу сейчас легче умереть, чем терпеть такой позор. И в этом была еще одна причина, по которой беспощадный Темный Лорд оставлял жизнь своему слуге. Родольфус не мог себе простить, что у него не достало сил и умения отстоять Беллатрису, когда та невольно прильнула к нему от страха перед повелителем. Он все то время, пока рюмку за рюмкой пил огневиски, не сводил глаз с бывшей жены. И если бы маг увидел, что она сияет от счастья, то пусть и с болью, однако без колебаний, отпустил бы ее к другому. Но не видя на лице Беллатрисы радости, винил в этом себя. А Волдеморту все эти терзания Родольфуса были видны как на ладони, и он с наслаждением смаковал свою месть, поняв, что нашел нужную струну для этой игры. Никто даже не успел ничего понять, как палочка Лестрейнджа оказалась в руках у Темного Лорда, а сам он, уже лежал оглушенным на полу.

Когда Белла увидела красный, а не зеленый цвет вспышки, какой был присущ убивающему заклятью, то чуть не подпрыгнула от радости, поняв, что повелитель пощадил ее бывшего мужа. Темный Лорд же обратился к Рабастану.

— Вижу, мой верный слуга немного перебрал от радости за своего повелителя! — на губах колдуна показалась злорадная усмешка, а красные глаза победно сверкнули. — Самого дорогого для меня не пожалел! — прибавил он с подначкой. Потом, наклонившись к младшему Лестрейнджу так, чтобы слышал только собеседник, тихо проговорил.

— Следи за братом как следует, или, клянусь Мерлином, если он с собой что-нибудь сделает, то следом за ним на тот свет отправишься ты! Рабастан занялся Родольфусом, а Волдеморт, как ни в чем не бывало, снова протянул руку Белле, которая теперь улыбалась от облегчения.

— Идем! — велел он.

Взяв ладонь ведьмы в свою, чародей вышел с ней из зала и трансгрессировал в Слизерин-кэстл.

Волдеморт вел Беллатрису вверх по лестнице столь стремительно, что колдунья едва поспевала за ним. Было темно, но ни замок, так замечательно чувствующий своего хозяина, не зажег огней, ни сами волшебники не засветили волшебные палочки потому как в этом совсем не было необходимости: венец на голове ведьмы освещал им путь ярче факела. Наконец, Волдеморт втолкнул волшебницу в свою спальню и закрыл дверь заклинанием. На змееподобном лице была написана такая ярость, что ведьма обомлела от страха, а Темному Лорду, казалось, это и нужно было. Он снова взмахнул волшебной палочкой, и тут же Белла почувствовала удар хлыста, разорвавшего ее платье и стащившего его с плеч. На нежной коже колдуньи осталась красная полоса.

— Как ты могла?! — злобно шипел он так, что с трудом можно было разобрать слова. — Посмей теперь только хоть взглянуть на кого-то! Уничтожу и его, и тебя вместе с ним! А в твоих мыслях должен быть только я один, понятно?

— Милорд, вы же сами так хотели!

— Хотел? Теперь не хочу!

Колдун стремительно подошел к ней и грубо толкнул на широкое ложе.

— Снова любви захотела, да? — ярость в его глухом голосе бурлила через край. — Ты, кажется, забыла преподанный тебе урок? — с наигранной заботой спросил он, и губы его изогнулись в страшной усмешке. — Ничего, я могу напомнить. Мне известно средство, как излечить тебя от этой чумы. Круцио! — вскрикнул он.

Гримаса боли исказила лицо Беллатрисы, все тело изгибалось от муки, причиняемой ведьме ее же любимым заклятьем, изо рта вырывались сдерживаемые хрипы и стоны. Волдеморт с наслаждением смотрел на это зрелище, получая удовольствие уже не столько от чужой боли, сколько от лицезрения извивающейся как змея Беллатрисы. Чародейке все происходящее казалось нереальным ночным кошмаром, будто страшное чудовище похитило ее, унесло в свое логово, а теперь вот с упоением мучает, полностью держа в своей власти. Но ведь все так и обстояло на самом деле, все эти годы, что ведьма была рядом с Волдемортом. С того самого дня их первой встречи, когда черный маг расстроил ее брак с Креббом, тем самым полностью завладев девушкой, он непрерывно причинял ей боль, хотя и применял сейчас к ней Круциатус лишь второй раз в жизни. Наконец, Темный Лорд прекратил действие проклятья и, нависнув над полубесчувственной ведьмой, зашептал.

— Этого тебе не хватает? — колдун приник губами к шее. — Или, быть может, этого? — рот Волдеморта прошелся по плечам и груди. — Маг грубо целовал ее в тех местах, где недавно Беллатрисы касались губы Родольфуса, словно колдун желал стереть с кожи волшебницы эти чужие следы, оставляя при этом красноватые отметины от своих губ и местами от зубов. Между поцелуями из его рта вылетали грязные оскорбления, которые вряд ли доводилось слышать и распоследней девке из дешевого борделя.

— Ненавижу, гиппогриф тебя раздери! — выкрикнул он, наконец, таким тоном, каким часто произносят самое страстное и искреннее признание в любви.

— За что? — пролепетала обезумевшая от ужаса Белла. С одной стороны, ей казалось, что еще секунда, и повелитель применит смертельное проклятье, но в то же время какой-то внутренний голос говорил при этом, что она находится в полной безопасности.

— А за то, моя дорогая хищная дрянь, — шипел Темный Лорд, — что забыть тебя не в силах!

Казалось, маг произносил эти слова против своей воли, как будто их вытягивали из него клещами или сывороткой правды.

— Ты мой кошмар и наваждение. Самое чудесное наваждение!

Сердце Беллатрисы забилось от радости и одновременно от смятения, которое вызвали у нее слова Волдеморта, потому что и она сама испытывала к нему то же самое. И тут волшебница осмелела, в венах забурлила кровь и непонятно откуда взявшаяся злость, желание отомстить за то, что колдун только что с ней сотворил. Ведьма начала яростно вырываться, правда, безуспешно, при этом кусаясь и царапаясь как дикая кошка, и заметила на змееподобном лице своего повелителя выражение крайнего довольства. Длинные тонкие пальцы схватили ведьму за кудри, запрокинув ей голову, чуть не вырывая целые пряди. Однако вскоре хватка их ослабела, и Темный Лорд вытянулся рядом с Беллой, тесно прижавшись к ней, словно опасаясь, что она куда-то исчезнет.

— Теперь ты уже никуда от меня не денешься! — повелительно сказал маг, крепко обхватив ее за плечи. — И делить тебя я больше ни с кем не собираюсь.

Тело Беллатрисы ныло от боли, а голова разрывалась от противоречивых мыслей, которые метались в ее мозгу как взбесившиеся дикие скакуны. Темный Лорд не может ее забыть… Друг для друга они — непреодолимое наваждение… Они одержимы друг другом… Что же это, если не любовь? Но тут же запретила себе даже в мыслях произносить это слово, чтобы не ослушаться Волдеморта. Наконец, физическая и эмоциональная усталость, которую принес ей этот насыщенный столькими событиями день, взяла свое, сознание ведьмы затуманилось, и она провалилась в глубокий сон.

* * *

«Какой невероятный кошмар!» — подумала Беллатриса, едва только проснулась. — «Какой прекрасный кошмар!» — улыбнулась она. Однако, оглядев спальню, ведьма поняла, что находится вовсе не в комнате Родольфуса и даже не в поместье Малфоев, а в Слизерин-кэстле. На полу рядом с кроватью в большой хрустальной вазе стоял букет черных роз, источавших дурманящий горько-сладкий запах. Крупные перламутровые черные жемчужины, висевшие на цветах, отражали свет от висевших на потолке заколдованных золотых шаров и казались каплями слез. На прикроватном столике лежал небрежно брошенный золотой венец, излучающий свет. Кроме того, красные и синие отметины на теле вполне ясно свидетельствовали о том, что события вчерашнего вечера и последующей за ним ночи Беллатрисе не приснились. Место на широкой постели рядом с чародейкой не было пустым. Волдеморт еще спал, хотя солнце уже стояло высоко. Видимо, то, что произошло накануне с этими двоими, утомило не одну только ведьму. Но стоило ей только пошевелиться, как Темный Лорд тут же проснулся. Глаза его были черными и только слегка отдавали багрецом. Маг медленно провел длинным белым пальцем по губам и подбородку колдуньи.

— С добрым утром! — тихо прошелестел его голос. И, не дожидаясь, пока Белла, с недоумением воспринимающая эту ласку, скажет что-то в ответ, добавил. — У меня кое-что есть для тебя в качестве свадебного дара!

Говоря это, Волдеморт надел ведьме на голову венец, который уже был на ней во время церемонии в поместье Малфоев. Потом колдун взмахнул волшебной палочкой, и в руки к нему влетело средних размеров зеркальце, которое он и протянул Белле. С виду оно было простым, не инкрустировано ни одним драгоценным камнем, хотя ручка и круглая рама были сделаны из чистейшего хрусталя и украшены рельефными узорами.

— За эту невзрачную безделушку, я уверен, большинство дам на свете заложили бы душу, если бы только они узнали о магических свойствах зеркальца. Глядясь в него, женщина не старится, а красота ее прибавляется. — Волшебник погладил чародейку по щеке. — Неувядающая молодость и нетленная красота — младшие сестры вечности и бессмертия. — тихо добавил он. — О венце и зеркале мне в свое время поведал Долохов. Это два дара из трех, которые в волшебной России иногда называют дарами любви. Мне удалось выкупить их.

Беллатриса недоумевала, почему повелитель вдруг заговорил о любви, которую так презирает? Или просто решил рассказать об этих чудесных артефактах?

— Разве дары любви можно выкупить? — изумилась ведьма.

— Как видишь! — усмехнулся Темный Лорд. — Правда, по этой причине находятся немало волшебников, которые считают их ненастоящими, ложными дарами. Они, дескать, нужны лишь тем, кто не знает подлинной любви. Эти вещи один весьма состоятельный купец подарил двум своим дочерям, старшей и средней, которые хотели оставаться молодыми и красивыми, чтобы найти себе женихов.

— А что же было третьим даром?

— Это подарок для младшей дочери, алый цветок, краше которого, как утверждают, нет на всем белом свете. Его отец долго не мог найти, а когда нашел, то получил в подарок, а не за свою золотую казну. Получил от страшного чудовища, которое по легенде оказалось прекрасным принцем. Он и стал суженым для младшей дочери. Кое-кто считает этот цветок даром истинной любви.

— А его вы нашли, милорд? — ведьма была явно заинтригована, а Темный Лорд нахмурился.

— Я и не искал. К чему? Не думаю, что этот цветок чем-то лучше венца или зеркала! — надменно отвечал Волдеморт.

Беллатриса тем временем смотрелась в зеркальце, заметив, что мелкие морщинки стали исчезать.

— Вы правы, повелитель! — ведьма восхищенно взглянула на страшное змееподобное лицо и в красные свирепые глаза так, слово перед ней был писаный красавец. — Только вы умеете так угодить даме, милорд! — и поцеловала его в плоский уродливый нос.

— Естественно! — самодовольно изрек Темный Лорд.

Действительно, людей к себе Волдеморт прекрасно умел располагать, когда хотел этого, и женщины не были исключением. Елена Когтевран и Хэпсиба Смит — наглядные тому примеры.

Беллатриса же тихо вздохнула.

— Вы считаете, что Азкабан сильно испортил меня, и потому подарили эти вещи? — грустно спросила она.

Конечно, со времени побега колдуньи из Азкабана прошло уже полтора года, и ей удалось в значительной степени сгладить следы многолетнего пребывания в этом страшном замке. Чистый свежий воздух загородного поместья, хорошая пища, одним словом, свобода, делали свое дело. Ушла болезненная худоба, цвет лица улучшился. Здесь свою лепту внесли косметические заклинания, всевозможные редкие зелья и омолаживающие волшебные мази, порой довольно дорогие, но вполне доступные чистокровным состоятельным аристократкам.

— Ты ничуть не утратила свой прежний лоск и привлекательность. — серьезно сказал Волдеморт, неотрывно глядя на ведьму. — Но я желал бы, чтобы Темная Леди была ослепительна в глазах всего волшебного мира.

— Повелитель, — поколебавшись, спросила Белла. — А что за магия была на этом чудовище?

— Ты задаешь слишком много вопросов! — холодно ответил он, и ведьма замолчала. Волдеморт же чуть смягчился.

— Мне нужно отлучиться, Белла. Но я скоро вернусь. — Темный Лорд поцеловал чародейку на прощание и вышел из спальни.