Тайны Тёмного Лорда (гет)

Проснулся Волдеморт за десять минут до начала собрания. Он быстро с помощью заклинаний привел в безупречный вид свою помятую мантию, спустился к парадному входу Слизерин-кэстла и оттуда трансгрессировал в Малфой-мэннор. Все пожиратели были уже в сборе и ожидали появления Темного Лорда в зале, где он обычно назначал встречи Ближнего круга. Когда повелитель прибыл, то они быстро расселись по своим местам. Все было как обычно: Волдеморт внимательно выслушивал каждого слугу, задавал вопросы, коротко кивал, если полученные ответы его устраивали. Правда, все же не обошлось без пары коротких Круциатусов, но это уже считалось в порядке вещей, ведь всех своих пожирателей чародей держал в ежовых рукавицах, снимал с них по три шкуры, не позволяя расслабиться в своем присутствии ни на миг. Но в этот раз хозяин все же казался им непривычно мягким, и наказание было не столь суровым, как обычно.

Короткое собрание уже подходило к концу, как вдруг послышался настойчивый стук в дверь. Все присутствующие немало удивились: что это еще за нахал, да к тому же, полный глупец, раз осмеливается так бесцеремонно врываться к Темному Лорду. Волдеморт снял с двери заклинание, и в просторный зал влетел запыхавшийся маленький гоблин, одетый в красно-золотой костюм, какие носили сотрудники банка Гринготтс. Отвесив глубокий поклон сидящему во главе стола чародею и даже забыв поприветствовать остальных, он сказал, что ему срочно необходимо увидеть мадам Лестрейндж, дабы сообщить ей некое важное известие, касающееся ее сейфа.

— Что случилось? — надменно спросила сидящая слева от своего милорда Беллатриса.

— Мадам, — торопливо и со страхом заговорил маленький человечек. Мы покорнейше просим простить нас за то, что произошло. Такого раньше не бывало. Это просто невероятно, нас ограбили злоумышленники, проникнув в хранилище. По-видимому, выпили оборотного зелья… предъявили вашу палочку… — голос гоблина дрожал. — Подвергли служащих Империусу… А потом девчонка, размахивая вашей палочкой, удирала от нас на драконе…

Во время всей этой сумбурной речи лицо Волдеморта перекосила гримаса ярости, а Белла стала белее снега, не в силах произнести даже слово от страха. Зато Темный Лорд, в упор глядя на гоблина своими красными газами, прошипел.

— Что ты сказал? — Голос был высокий и холодный, внутри бушевали ярость и страх. То единственное, чего он боялся… Да может ли это быть? Как такое могло случиться?

Гоблин трясся, не в силах посмотреть в багровые глаза.

— Повтори! — прошептал Волдеморт. — Повтори!

— М-мой господин, — залепетал гоблин, запинаясь и тараща черные глаза, полные ужаса. — М-мой господин… мы ст-старались ост-тановить об-обманщиков… они ог-ограбили … сейф…Лестрейнджей…

— Обманщики? Какие обманщики? Я полагал, что в «Гринготтсе» умеют разоблачить любой обман! Кто это был?

— Это были… это были м-мальчишка П-поттер и двое… двое сообщников…

— И что они взяли? — Голос сделался пронзительным. Волдеморта охватил ледяной страх. — Что они взяли?! Говори!

— М-маленькую … золотую ч-чашу… м-мой господин…

Непередаваемая ярость, замешанная на смертном страхе, охватила Темного Лорда и вырвалась наружу бешеным криком. Он не мог поверить в произошедшее и словно обезумел от злобы. Неправда, не может быть, никто не знал об этом! Как мог мальчишка открыть его тайну?

Бузинная палочка хлестнула воздух. Зеленая вспышка, и гоблин мертвым повалился на бок к его ногам. Снова перед Волдемортом предстал призрак смерти, после того как он ясно осознал, что вполне может лишиться бессмертия. «Нет! Я не собираюсь умирать!» — лихорадочно думал он. — «Пусть погибают другие!». Снова и снова взлетала Бузинная палочка. Волшебники бросились врассыпную, Беллатриса и Люциус в страхе расшвыривали всех, пробиваясь к двери, а те, кто не успел убежать, были убиты за это известие о похищенной чаше.

Он метался взад и вперед среди мертвецов. Перед ним проходили видения: его бесценные сокровища, его хранители, якоря, которыми он держался за бессмертие. Дневник уничтожен, чаша украдена. Что, если… Что если мальчишка знает об остальных? Неужели он знает, неужели он действует? Уж не кроется ли за этим Дамблдор? Дамблдор, который всегда его подозревал, который умер по его приказу, чья палочка теперь его, все-таки дотянулся из забвения — через мальчишку…

Но если бы мальчишка уничтожил один из крестражей, он, лорд Волдеморт, несомненно, узнал бы об этом! Волдеморт считал себя величайшим среди волшебников, самым могущественным из всех, убил Дамблдора и множество других никчемных, безымянных людишек. Разве возможно, что он не заметил, будто его самого кто-то ранил? Правда, когда погибал дневник, он ничего не почувствовал и объяснял это тем, что был тогда лишен тела — меньше, чем призрак… Нет, остальные крестражи в безопасности… И все же нужно проверить, убедиться. Колдун пинком отшвырнул с дороги труп гоблина. В его мозгу роились образы: озеро, лачуга, Хогвартс…

Ярость его немного поутихла. Откуда мальчишке знать, что он спрятал перстень в лачуге Мраксов? Никто не подозревает о его родстве с ними, все следы скрыты, и никто не связал его с убийствами. А откуда мальчишке или кому угодно другому знать о том, что хранится в пещере, и кто мог преодолеть ее защиту? Что касается школы… Только он один знает, где в Хогвартсе спрятан крестраж! К тому же есть еще Нагайна. Теперь ее всегда нужно держать при себе и больше не посылать с поручениями.

Поразмыслив так, Темный лорд решил сперва проверить кольцо в лачуге Мраксов, ведь Дамблдор знал его второе имя. Застарелый страх шевельнулся в нем. Затем нужно наведаться в пещеру. Есть малая доля вероятности, что старик разнюхал в приюте кое-какие его прошлые грешки. Наконец, нужно предупредить Снегга, что мальчишка может попытаться проникнуть в замок. Разумеется, не стоит при этом открывать ему причину. Глупо было довериться Малфою и даже Беллатрисе. Они глупы и легкомысленны, ни в коем случае нельзя было полагаться на них. Вообще ни на кого нельзя полностью полагаться, даже на самых верных и преданных. Это ему было ясно давно, еще в приюте со времени смерти Мэри.

Волдеморт вышел из комнаты, пересек просторную прихожую и вступил в темный сад, в котором плескался фонтан. Он позвал на змеином языке, и Нагайна приползла к нему, тенью скользнув по траве. Свою питомицу колдун решил взять с собой.

* * *

Сама не своя, опрометью выскочив из зала собраний, Беллатриса какое-то время по инерции бежала по длинному коридору просторного особняка Малфоев. Она не знала, куда ей податься, и в панике искала какой-нибудь укромный тихий угол, чтобы спрятаться. Конечно, было наивно думать, что можно скрыться от гнева Темного Лорда, однако, инстинкт самосохранения, просыпающийся в любом живом существе в минуты смертельной опасности, на этот раз был сильнее доводов разума. Неожиданно она лицом к лицу столкнулась с Нарциссой, которая недоуменно посмотрела на сестру.

— Что произошло, Белла? — испуганно спросила она.

Беллатриса поняла, что выглядит по меньшей мере нелепо. К тому же она осознавала тот факт, что любой человек, кто сейчас окажется рядом с ней и попадется Волдеморту под горячую руку, непременно погибнет. Хотя после побега Поттера отношения сестер ухудшились и сильно поостыли, но смерти Нарциссе Белла уж точно не желала. Ведь кроме сестры и племянника других кровных родственников у нее не осталось. Драко, благо, находился в Хогвартсе, тогда как Цисси была в большой опасности.

— Быстро беги в свою спальню, сиди там тише воды ниже травы и не вздумай высовываться, если жить хочешь! — истошно завизжала ведьма, так что ее сестра остолбенела от страха.

Тут к ним подбежал не на шутку перепуганный Люциус, бледный, с каплями холодного пота на лбу.

— Цисси, быстро идем в наши комнаты! — на ходу проговорил он дрожащим голосом, полагая, что именно из-за свояченицы подвергался смертельной опасности и чудом остался жив.

— Это ты во всем виновата, идиотка! — проорал Люциус, и уже тише с ухмылкой добавил. — Ну, теперь берегись!

Едва чета Малфоев скрылась в своих покоях, Беллатриса поняла, что не хочет, да и не может здесь оставаться. Она быстро добралась до антитрансгрессионного барьера и мгновенно оказалась в Слизерин-кэстле. Войдя в свои покои, ведьма ничком упала на диван. Колдунья не помнила, когда последний раз испытывала столь сильный страх, ее буквально трясло до такой степени, что зубы стучали. Беллатриса не сомневалась в том, что она уже не жилец, но живой труп. Ведь это из ее хранилища похитили столь ценную для повелителя чашу, которую он велел ей беречь как зеницу ока. Это она случайно выдала сокровенную тайну, когда пытала грязнокровку. Это с ее волосом подружка Поттера выпила оборотное зелье, дабы под личиной хозяйки добраться до чужого сейфа. И волшебную палочку она не сумела уберечь, когда этот мерзкий домовик обрушил люстру. Тогда Волдеморт против своего обыкновения простил ей побег Поттера вместе с друзьями и сидевшими в подвале пленниками. Тут к ужасу и панике примешалось чувство стыда: милорд не наказал ее в тот раз, более того, даже отдал свою тисовую палочку в знак своего доверия и благосклонности, а она в очередной раз так его подвела. За столь серьезную провинность Темный Лорд уж точно ее убьет. И тот факт, что Белла была ему тайной женой и матерью его дочери, вряд ли что-то изменит. Подобного упущения, на ее памяти, Волдеморт еще никому не спускал. Сейчас Беллатрисе следовало готовиться не к простой, а скорее всего, весьма мучительной смерти, раз уж ни в чем неповинные сторонники, ничего не знавшие о хранящемся в ее сейфе залоге неуязвимости повелителя, тем не менее расстались с жизнью из-за его пропажи. «Авада Кедавра» была бы слишком большой милостью со стороны разгневанного милорда. Однако не смерти как таковой и даже не изощренных пыток боялась она. Жизнью и свободой Беллатриса рисковала много раз во время бесчисленных рейдов, боли отведала сполна и когда бывала ранена аврорами, и в Азкабане. Умереть, выполняя волю Темного Лорда она почла бы за честь, но смерть от его руки… Больше всего ее страшило то, что в свои последние минуты ей доведется услышать, как сильно милорд ей недоволен, и как бездарно непутевая пожирательница провалила столь ответственное поручение. А в его багровых глазах будут гореть обращенные на нее ненависть и злоба.

Сейчас впервые за столько лет, которые Беллатриса была рядом с Волдемортом, волшебница как никогда ясно понимала, почему практически все чародеи за редкими исключениями так бояться даже называть его имя. Не только враги, произносившие шепотом «Сам-знаешь-кто» или «Тот-кого-нельзя-называть», но и сторонники, обращавшиеся к господину «милорд», с опасливым трепетом величали повелителя «Темный Лорд». Сама же Белла чувствовала не столько страх, сколько безграничное почтение и уважение, а все потому, что лишь ей одной дано было увидеть такую грань в этой непомерно жестокой натуре, о существовании которой никто и не догадывался, даже весьма проницательный маг и искусный легилимент Альбус Дамблдор. Оно и немудрено, ведь Волдеморт спрятал ее даже от самого себя. А будь его воля, то вообще с удовольствием избавился бы от этой дурацкой, ни дать ни зять наследия Кадмуса Певерелла, сентиментальности, которая порой так некстати проявлялась, если Белла была рядом. Беллатриса, конечно, еще до Азкабана замечала, что когда дело доходило до наказаний, то с ней повелитель обращался куда мягче, чем с остальными Пожирателями. Но и она не знала, каким несокрушимым, хотя и вовсе не магическим, щитом служила ей безграничная преданность Волдеморту, которую он без всякой легилименции неизменно видел в ее глазах. Об эту защиту вот уже долгие годы сокрушалась даже самая сильная ярость черного мага. Его гнев по отношению к ведьме никогда не проявлялся в полной мере, как будто этот дикий зверь бывал посажен на цепь все той же преданности. Поэтому видя Волдеморта несколько иным в обращении с собой, не таким, как со всеми остальными, Беллатриса, как бы странно это ни звучало, до конца не осознавала, что же он из себя представляет на самом деле. И вот теперь Темный Лорд предстал перед ней во всей красе, и ведьма воочию увидела его истинное лицо — лицо сущего чудовища, хоть душой, хоть телом. Он был способен убить человека уже не за идеи чистокровности и даже не из мести, а просто потому, что несчастный попался ему под горячую руку. Так просто и легко, словно комара, чтобы не докучал своим писком. А между тем Беллатриса столько лет находилась совсем рядом с ним, дарила этому монстру поцелуи, спокойно засыпала в его холодных, но цепких и сильных руках, родила ему дочь. И было много таких моментов, когда в его обществе она чувствовала себя легко и непринужденно, ничего не страшась. Никто кроме этой ведьмы не мог себе такого позволить. Напротив, на любом собрании все Пожиратели были очень скованны, страшась гнева своего хозяина и часто не зная, выйдут ли они из зала целыми и невредимыми или же будут убиты, либо покалечены.

Но самое ужасное заключалось в том, что, даже осознавая теперь страшную суть Волдеморта, Белла чувствовала: и к такому своему повелителю будет относиться по-прежнему, также останется верной ему, также станет выполнять все, что он ни прикажет, и увы, также будет любить его и пытаться сдерживать свои чувства, потому как избавиться от них все равно не сможет. Это, пожалуй, было единственное повеление Темного Лорда, которое она не выполнила. Также Беллатриса понимала, что не только Темный Лорд, но и она сама уже давно не ангел, а если и ангел, то явно не светлый. Ее имя после нападения на Долгопупсов, суда и заключения в Азкабан тоже гремело на всю магическую Британию, овеянное ореолом страшной славы как самой яростной, фанатичной и безжалостной последовательницы Волдеморта. О ее кровавых расправах над маглами и маглокровками боязливо перешептывались, опасаясь говорить о них во весь голос. Колдунья бы даже не удивилась, если бы ей сообщили, что маглокровки-матери пугают ее именем детей, если они уж слишком сильно шалили и совсем не желали слушаться.

Полежав немного на диване в своей гостиной, Белла усилием воли все же смогла взять себя в руки. Она уже успела смириться с той участью, которая ее постигнет. И хорошо, если только ее. Волшебница посмотрела на дверь своей спальни, где перед тем, как отправиться на это роковое собрание, она оставила Дельфину вместе с Юфимией. Сейчас она желала только одного: чтобы гнев Волдеморта не настиг и их дочь. Она и страшилась его прихода, и одновременно хотела, чтобы все побыстрее закончилось. Ожидание наказания казалось ничем не лучше самого наказания. Беллатриса решила, что будет лучше, если к тому моменту, когда на пороге ее покоев появится разгневанный повелитель, то Дельфина и Юфимия окажутся, по возможности, где-нибудь подальше. С этой мыслью Белла кликнула няньку.

— Госпожа уже вернулась? — почтительно, слегка поклонившись, осведомилась она.

— Да, и я с минуты на минуту ожидаю повелителя. — отвечала Беллатриса, и голос у нее был на удивление спокойным. Нельзя допустить, чтобы Юфимия о чем-то догадалась и запаниковала. — У нас с милордом будет очень важный приватный разговор. Поэтому тебе лучше немного прогуляться с Дельфи в парке, а потом побудь с ней в своей комнате.

— Как вам угодно, госпожа!

— Ступай!

Юфимия быстро собрала малышку на прогулку и удалилась вместе с ней.

Оставшись одна, Беллатриса попробовала было подумать о том, что она скажет милорду в свое оправдание, но вскоре оставила эту затею. Какой смысл оправдываться, если повелитель все равно не стает ее слушать, да ему и без слов были известны все ее мысли. Смирившись с неизбежной смертью, ведьма не могла думать только о том, что все же умрет именно от руки Волдеморта, став ненужной ему. Повелитель просто избавится от нее как от отработанного материала. Эта мысль ранила сильнее, чем мысль о гибели. А еще ее терзала тревога за дочь. Нельзя ли избежать этого последнего разговора, хотя умереть все равно придется? Тут Беллатриса замерла: в голову ей пришла мысль, но мысль страшная. Вскочив с дивана, ведьма быстро взмахнула волшебной палочкой, призывая еще наполовину полный хрустальный флакон. Это было зелье сна без сновидений. Когда Темный Лорд отнял ведьму у Родольфуса, кошмары перестали ее мучить, и снадобье осталось недопитым. Достаточно выпить не пару-тройку капель, а осушить пузырек до дна — и она просто уснет и больше не проснется.

Беллатрисе было и страшно, и стыдно. Стыдно за свой страх перед Волдемортом, стыдно за то, что так провинилась перед ним. И в то же время в сердце была решимость, и пока это чувство еще не успело выдохнуться, ведьма несколькими взмахами палочки наколдовала перо, чернильницу, кусок пергамента и быстро написала.

«Повелитель моего сердца и души!

Позвольте никчемной пожирательнице и слуге обратиться к Вам с этими строками. Я провинилась, очень провинилась перед моим драгоценным милордом. Мне настолько стыдно, что я даже не решаюсь встретится с вашим взглядом, но готова принять смерть как заслуженное наказание. Не прошу у вас прощения, зная, что не достойна и капли вашей милости. Одно осталось у меня желание: пусть справедливый гнев Ваш падет на меня одну, но не коснется той, в ком течет моя кровь. Моя и ваша, мой возлюбленный повелитель. Пусть плод моей любви к вам продолжает жить после моей гибели. Да, милорд, я все еще люблю, хоть вы и приказали мне перестать. Увы, ничего не могу с собой поделать, даже зная, что вызову еще больший гнев, но это чувство оказалось сильнее меня.

Прощайте, мой лорд!

В жизни и смерти любящая вас супруга, соратница и слуга Беллатриса.»

Белла сложила вчетверо записку, зажала ее в кулаке, держа в другой руке флакон с зельем, и направилась в свою спальню. Там она медленно, но без колебаний разом осушила все содержимое хрустального пузырька и легла в постель, которая должна была стать ей смертным ложем.