Паутина света. Книга 3 (гет)

Интерлюдия 6. Япония: Оцу, Такасима. Харухи Гото (Хирано), Тахара Хирано, Хикари Гото (Пачи).

Якудза — это семья. Так было, так есть, и так будет. Пусть столичники орут “бабло!”, пусть. Сегодня одни орут, завтра — другие. Кончаются быстро экспрессивные молодые люди в Токио и Киото, ценящие вместо вековых идеалов лишь жажду наживы. Настоящая гокудо — она не “бычках” — катагири, и не в совете уважаемых оябунов. Настоящая якудза — в людях. Последний шанс для отвергнутых. Новая семья для оставшихся сиротами и одиночками. Последний приют тем, кому нечего терять. В этом сила и в этом вечность кёдай. Пока стоит Япония, пока общество Островов не стало калькой проклятых западных гайдзинских земель — будет и его теневая сторона. Да, “организованная преступность” торгует наркотиками и содержит игорные и публичные дома. И что? Пусть лучше китайские Триады этим промышляют на землях Поднебесной? О, этим только дай — никакими пинками потом не выкинуть. Да и не рвет честная гокудо свой народ… по крайне мере, не многие. Кто хочет, сам идет на все тяжкие — и клиенты, и поставщики. Многих потом находя в канаве, захлебнувшихся грязью и дерьмом с рисовых полей. Некоторых вообще не находят вовсе.

То ли дело — изготовление спиртного! Сакэ дарит душе и телу покой… если не злоупотреблять. Но злоупотребление вообще до добра не доводит. Да, на этикетках продукции стоит чужой товарный знак… означающий только то, что государство само выставила такие условия, что бы маленький частный бизнес не мог себе позволить показать себя. А вот знающие люди будут покупать партии сакэ с этикетками, чуть менее синими, чем положено фирменному производству, и почему? А потому, что вода в процесс идет из незаконного водозабора на высоте 500 метров, а не из водохранилища, куда идем смыв с полей и попадают тонны стоков. Или потому, что выращенные на полях Такасима злаки принадлежат фермерам, которые знают, по до что их продукция пойдет по фиксированным, хорошим ценам. И все получают свой маленький профит: фермеры — деньгами, потребители — качеством, водонадзор — небольшими подарками от гокудо, а он, Такахара — крепко держиться на своем месте. Ведь в хорошо налаженной системе не нужно думать о том, как бы не свалиться в канаву: ты просто спокойно делаешь свою работу, день за днем, год за годом — и семья довольна тобой…

— Хирано-доно! — Низко и как-то чересчур поспешно поклонился личный порученец самого Сайко-Комон. Нет, если смотреть на статусность согласно званию, то вакагашира стоит повыше какого-то там “управляющего бумажками”... Вот только “поставленный над территорией” какой-то там Такасимы и единственный глава всех отделов бухгалтерии и юридического прикрытия семьи оказываются совсем в разных весовых категориях, не в пользу первого, разумеется. О, Сайко-Комон никогда не выказывал превосходство перед региональными “земледержателями”, обращался с подчеркнутым уважением… но все все прекрасно понимали. По мановению руки этого занятого и крайне полезного оябуну человека смена теневой власти в отдельно взятой области была только вопросом времени: через сколько у главы бухгалтерии и юр-отдела будет очередное совещание с боссом. И тут — вот такое выказывание от личного порученца!

Через пару минут Тахара убедился, что встреча у ворот сделанного с закосом под добрую старину городского поместья главного бухгалтера их группировки гокудо странности вовсе не исчерпываются. Поместье походило на разворошенный муравейник — двери многих домов были раздвинуты во всю ширь, многочисленные служащие и служанки целеустремленно сновали по энгава с блокнотами в руках. Несколько человек в “неподабающей” духу поместья одежде — натуральных спецовках что-то делали со снятой со столба камерой видеонаблюдения (старина — стариной, а в идиотизм впадать тоже вредно для здоровья).

— …госпожа без ума от подарка! Такая вещь — ведь в магазине не купить… да и достать под заказ постараться надо!

— Однако, деревня-деревней, а ведь как выкрутился. Это же надо! Неужто эксперт по интерьерам в его “огородиках” застрял?

— Ха! Не иначе как. А уже как старшего господина-то впечатлило! Он с утра та-акой кипешь устроил… ой!

Пара старших горничных, ничего не видя вокруг, двумя синицами щебеча свежую сплетню (такую горячую, что никакой такт не помог!) только в последний момент увидели идущего навстречу помощника господина с гостем и с поклонами порскнули мимо. Щека порученца дернулась, но ожидаемого замечания не последовало. Что тут происходит?! Впрочем, они уже достигли главного дома.

Хандо Нагано-сама встретил гостя вежливым поклоном — и получил в ответ такой же. После чего самолично встал, задвинул перегородку (обычно это делала супруга… да и важная, статусная встреча доселе никогда не происходила так… скомкано!), лично раскрыл знакомый ящик, который не далее как неделей ранее запечатывал лично Тахара, достал пару глиняных бутылочек без всяких этикеток, и молча протянул одну гостю. Выпили. Сайко-Комон еще помолчал… и задал странный вопрос:

— Ты, как я понимаю, еще не в курсе, да?

— Семпай? — Все знали, что наедине старший в “бумажном отделе” предпочитал, что бы его именовали так. По крайне мере те, к которым он хорошо относился.

— Не в курсе. — Заключил специалист-мафиози и выпил содержимой следующей пиалки. — Ты же приехал вчера до заката, а началось все после одиннадцати вечера.

— Началось что, семпай?

— Хрен знает что! — Выпалил пожилой мужчина. Крылья носам и щеки Сайко-комон слегка покраснели, указывая, что пиалка для сакэ наполнялась им не раз и не два до визита “алкогольного” вакагашира, встреча с которым обычно откладывалась до второй половину дня: такие гости традиционно шли к храмовому комплексу в Оцу вместе с его семьей настоящего “второго лица” в клане. Еще одна старая, проверенная, и крайне полезная для взаимопонимания традиция. На второй день праздника доверенный “сидящие на земле” обычно уезжали к себе — у них были и собственные подчиненные, с которыми тоже требовалось соблюсти традиции. Так что мужчины обычно позволяли себе выпить только после возвращения из храма — и только вместе. Действительно что-то серьезное стряслось!

Тахара, тем не менее, соблюдая вежливость, старательно дожидался, пока его старший товарищ, и, пожалуй, даже приятель соберется с мыслями и сам начнет говорить, хотя его уже начало покусывать его фирменное семейное любопытство. О, любопытство Хирано! Сия семейная особенность, если верить матери, досталась славному потомку Хирано от прабабки: та не поленилась в свое время, наплевав на голод и безумие начала века, пройти на своих двоих половину Японии в поисках места, где, видите ли, выращивать рис интересно. Несомненно, редкие для Островов заливные поля — это интереснее, чем заливать посевы ножным насосом, но все-таки… На счет бабки сведения были противоречивы — кажется, ей втемяшилось в голову стать мико, и плевать что это наследная и почетная должность, да и не простым голоногим в такое лезть. Сам Тахара в юности тоже отличился — его семья уже тогда варила самогон, но, вот беда — был он слишком обычным. Не может быть, что бы в других местах варили вот так просто и скучно — решил он, и поставив мать в известность, отправился по стране. Тогда еще удивился, что мама отпустила сын так легко — у чуть ли не всплакнула от умиления, и только когда вернулся через почти десять “странствия”, лет узнал, почему. Да, мама умилялась не зря: сын, пусть и заполучил фирменное “шило в заднице”, поставил перед собой вменяемую и достижимую цель… и даже набросал что-то вроде плана к реализации. “Весь в моего дорогого” — с умилением проворковала она, с трудом охватывая широкие плечи “дитятки”.

Да, к тому моменту, как получивший повышение до шатейгашира мужчина был направлен “своим” кланом гокудо в родные пенаты (в качестве вознаграждения за весьма интесивную службу), спиртогонщик-крестьянин умудрился не только сунуть нос в “рабочий процесс” сакеварения у “частных производителей” (за что был неоднокртано бит — отсюда и “плечи” наросли — как сами собой), но и уже под покровительством “семьи” влезть с поддельными документами в разнорабочие на заводе “Осака Тебей” — очаровав менеджер по персоналу пылкой речью о желании “быть причастным к возникновению великого”. Пылкие речи, видимо, тоже являлись особенностью его семьи: впрочем, такой навык всегда нарабатывается в условиях, где ему есть жизненно важное применение. Потому что кулаки — это еще ладно, а вот палки и камни может остановить только ловко подвешенный язык! В общем, молодой авантюрист, наладив техпроцесс у себя на родине, “за заслуги перед семьей” получил еще одно повышение, искреннее уважение местных (основанное на финансовой стабильности — это дорогого стоит!), остепенился, обзавелся семьей… и к тому моменту, как его дочь была готова совершить первые в жизни шаги совершенно забыл о “милой семейной черте”. А зря!

— Так, Тахара-кун, — после третьей порции “особого” наконец-то смог собраться с мыслями Хандо, — ты знаешь, у нас в Такамии не было особого интереса: производств нет, город хоть и довольно большой, но насквозь корпоративный. Даже рыбу ловить там у них нельзя — тухловатое местечко, если по деньгам. Но ручеек кое-какой течет, курочка, как ты знаешь, по зернышку клюет. Разбрасываться ресурсами — это не к нам.

Ну, за это просто пришлось выпить — “хорошие слова” нужно было уважить. Праздник, все-таки, а тут почти пожелание! Да и бережливость — одна из традиционных добродетелей гокудо…

— И вот представь, мне сообщают, со стороны, заметь, гхм... “друзья” сообщают, что Такамии происходят всякие интересные дела: мол де рабочие собраны в профсоюз и чуть ли не свою собственную коммуну замутили (и потому у них внезапно нашлись деньги на закупку тяжелой строительной техники), а наши кагикей мышей не ловят, удовольствуются формальными отчетами да стандартными поборами с наших мест. А как с “красной заразой” нам заповедано сам знаешь кем поступать, я тебе повторять не буду, в курсе. Ну и Танабата, опять же, как раз повод слегка “напомнить о себе”, а то некоторые забывают отплачивать за добро. Вот и послал четыре группы: одну на аудит нашего офиса, и три с заданиями...

— Семпай? — После затянувшийся на минуту паузы, переспросил Тахара.

— Да вот, кохай, из рядовой, в общем-то, командировки вернулась только группа катагири. Так, которая успела первой добраться до речного порта. Думаю, ее просто не успели найти — ее командир сработал на редкость быстро, и вообще парень с головой дружит: чем-то мне тебя напомнил лет тридцать назад. Кагикей… приостановил свою работу.

— Как это?! — Ситуация просто не укладывалась в голове вакагашира. Это что, война кланов начинается опять?! Потому что это единственная причина, по которой группировки без объявления официальной войны будут… вырезаться.

— Трое вежливых молодых людей с мечами зашли в здание утром, попросили выйти и запереть за собой все помещения. Кто отказывался слушать — того убедили… рукоятью в висок. Сам местный главбух мне позвонил — потом. Но он мне ничего особо нового не рассказал — я уже был в курсе. А вот всех катагири и их командиров… взяли в плен, если отбросить политесы.

Хирано постарался незаметно выдохнуть: в процессе работы бывают перегибы, иногда гибнут исполнители — один-двое. Ничего не сделаешь — работа опасная. Если удается доказать, что гибель людей была трагической но случайность (например, напоролись на спецотряд полиции, когда те брали штурмом подпольную фабрику или казино — иногда бывает) то гокудо “заминает”. Но гибель нескольких десятков человек от рук людей неправительственной организации — это война! А тут остался шанс на переговоры… который Сайко-Комон явно хочет использовать! Очень, очень явно! И причем тут, интересно, он?

— Гадаешь, почему я тебе так подробно рассказываю, кохай? — Впервые чуть улыбнулся Хандо Нагано. — Сейчас все объясню. Дай только я тебе всю информацию доведу… Итак, группы в плену. Двадцать шесть человек. Бухгалтерам я до окончания на работу выходить запретил. Кстати, из двадцати шести трое серьезно ранены: у одного кумигасиры перелом ключицы, у второго — травматическая утрата кисти руки (к счастью, его доставили в больницу, где утраченную конечность пришили… даже есть высокий шанс на то, что он сможет ей пользоваться), и у одного катагири — перелом обоих рук.

С каждой новой подробностью “держатель территории” из Такасима чувствовал, как у него от удивления ползут вверх брови. А подробности все не кончались.

— Причем того, что остался без руки, уделала одна из жительниц рабочего квартала (которую тот против приказа пытался застрелить!), а тех двух, что с переломами уделала двенадцатилетняя ученица додзе бокеном… впечатляет, правда?

— Впечатляет, Семпай!

— Но это еще не все. Всего этого я не знал, когда утром… впрочем, это надо видеть. Пошли!

Двое из гокудо, в возрасте и немалых чинах, с почти невероятной для таких господ стремительностью пересекли “главный дом” и оказались в малой гостинной — месте, где обычно собиралась семья владельца “домика”. В квадратной большой комнате, со столом-котацу, акварелью расписанными бумажными стенами, низкими “компромисными” диванами перед огормным телевизором домашнего кинотеатра на специальной подставке появился новый предмет мебели. Красивая резьба, изгибы гнутого массива дерева, кое-где потрескавшийся от впечатляющего срока службы людям янтарный лак. Шкаф был хорош! Сам по себе, как предмет старины, и из-за функционала: за стеклянной дверцей были специальный полки для посуды, несколько разной высоты ящиков, непрозрачные дверцы, явно намекающие на то, что внутри должен быть бар.

— Ну как?

— Старинный и, наверно, очень дорогой шкафчик. Может, даже из Европы.

— Угадал. Эксперт по антиквариату несколько ох… удивился, что я вызвал его к себе в семь утра — и так еле дотерпел. Самый конец девятнадцатого века — дата изготовления еще читается. Стоял в теплом сухом помещении без естественного освещения, изредка использовался — вот и сохранность какая. Чего-нибудь еще скажешь?

— Ну… разве что у той стены он смотрелся бы лучше… Семпай?!

— А-а, не обращай внимание! Просто мне уже об этом сказали семнадцать раз… и из них двенадцать — супруга! Он, к слову, там и стоял, когда я его обнаружил.

— А чего тогда перес… стоп, ОБНАРУЖИЛ?!

— Обнаружил, обнаружил, Тахара-кун! Рад, что ты не теряешь остроты ума. Сам понимаешь, в поместье хорошая система охраны, ее, возможно, силами отряда армейского спецназа можно преодолеть без поднятия тревоги — но не так, что бы не осталось следов. А теперь представь, что я почувствовал, когда меня с утра разбудил старший мажордом и чуть ли не силком потащил в малую гостиную. Поверь, увидев ЭТО, у меня глаза на выкате были не меньше, чем у него! Систему безопасности сейчас курочат, но — я не верю, что там что-то было. Не тот стиль.

— Но… это… — Хирано сделал вид, что не может подобрать слов, хотя слова у него были: живое воображение тут же нарисовала картинку, в которой темной ночью, обползая поля обзора камер, по поместью крадется шиноби в театральном обтягивающем костюме, маске… и во шкафом за спиной! Для надежности — чисто что бы не уронить, шкаф был крест-накрест перевязан ярко-розовой лентой с завязками в виде ОГРОМНОГО банта и снабжен биркой “подарок”. Он увидел это настолько наяву, что чуть не спросил в слух про ленту. И хорошо, что не спросил.

— Шкаф, как и положено “подарку”, был перевязан розовой ленточкой с бантом, а карточкой служило вот это. — В руке у хозяина дома появился сложенные вчетверо лист бумаги. — А что касается места… ай, ладно, все равно документы переносить придется…

Сайко-Комон, сделав такой комментарий, подошел и одним движением небрежно откинул сегмент пола, сделанный под классический матрас-татами. Потом что-то сделал рукой… и поднял дощатую крышку люка в полу — до того момента это место выглядело просто полом. Под деревянной крышкой покоился серьезный металлический люк с кодовым замком.

— Теперь даже не знаю, что мне сделать из своего архива, может, продуктовый погреб? Как думаешь, кохай?

— Эм, бывшее бомбоубежище? — Предположил вакагашира, и дождавшись кивка, предложил. — Лучше еще одну переговорную комнату… антуражно получится, семпай?

— Хорошее у тебя воображение, Тахара-кун! Прям завидно! Ну ладно, а теперь, собственно, вот тебе и записка. Прочти, и поймешь, почему я все это рассказываю именно тебе!

Не без трепета вакагашира развернул бумагу и буквально впился глазами в текст — тот был написан характерным, очень знакомым почерком. Да и содержание…

Здравствуй, Хандо-одзисан! С празником! Сто лет папа меня к тебе не возил, хорошо, что ты о себе напомнил! Зацени подарок — сама выбирала! Господин моего мужа пообещал, что его доставят ровно к началу праздника — ну правда круто? Ой, я чуть не забыла, чего вообще начала писать: тут ваши мальчики...

Тахара Хирано почувствовал, что текст начинает расплываться у него перед глазами: почерк принадлежа определенно кисти его дочери. Он уже год назад смирился с тем, что род его так и останется без продолжения: ребенок у него был один-единственный, и безумно беспутный! И вот ТАКОЙ “привет”...