Зелёный Цветок (гет)

Ill-gotten goods never prosper.

Худо нажитое впрок не идёт.

В ночь, когда Лай принёс в лагерь жемчужину, гномы не могли заснуть. Пошёл дождь и заглушил своим шумом их голоса, а они не смолкали до утра. Гномы тихо спорили между собой, и предметом их спора было решение об уходе.

— Другого такого случая не будет! — настаивал Нойн.

— Я не могу так поступить с ней, — отказывался Нейн.

— Ты видел Нимфелос? Она настоящая королева!

— Лили-то королева? Разве что королева грибной похлёбки. А если мы ошиблись?

— А если нет? Послушай же, Нейн: во-первых, Гэндальф — волшебник. Так?

— Так.

— Во-вторых, у Лили волосы цвета меди. Так?

— Так.

— В-третьих, Лай — хоббит, значит полурослик. Так?

— Так.

— Ну, и, если жемчужина, которую он принёс сегодня — не Нимфелос, я отрублю себе руку…

— А если забрать жемчужину и оставить девочку в покое? Уедем завтра, как ты и хотел?

— Ты что, Гэндальфа не знаешь? За жемчугом он не погонится никогда. А вот Лили — другое дело. Да и Лай не бросит свою сестру. Если мы просто уедем с Нимфелос и сундуком, мы не спасём народ Нарихора от проклятия.

— А что, если всё рассказать? Я не могу так поступать с друзьями…

— Не забывай о клятве отца! И подумай о тех, кто ждёт тебя в Синих Горах. Надо торопиться — скоро начнутся заморозки — и что тогда?

Так они препирались всю ночь. К утру Нейн согласился, но с условием, что они не будут связывать Лили, а опоят её сонной настойкой, которую видели среди вещей мага.

Когда Лай повёл Гэндальфа посмотреть «гнездо», гномы предложили Лили заварить чай с сушёными ягодами малины, чтобы не простыть от сырости дождя. Несколько капель настойки на дно кружки Лили, и она стала зевать. Нейн предложил ей забраться в повозку и завернуться в одеяла потеплее — в такой дождливый день можно и отдохнуть. Как только она уснула, гномы собрали свои вещи, вещи Лили, вещи Лая и мага сложили под навес, там же оставили и половину припасов. В последний момент Нейн предложил написать записку. «Так они быстрее отправятся за нами, — сказал он, — а то будут прочёсывать развалины ещё неделю». Нойн согласился.

Их расчёт был таков: у них повозка, кони и фора времени, по крайней мере, в несколько часов. Но нужно давать отдых коням и пасти их. А маг и хоббит, скорее всего, будут гнаться за ними без отдыха и сна, но пешком, не имея возможности срезать где-нибудь путь — ведь они не могут узнать, куда направляются гномы. Чтобы Лай и Гэндальф не отставали далеко, решено было постараться оставлять отчётливый след, а где не получится — какие-нибудь приметы вроде обрывков ткани или кострищ на привалах. Об одном только старались не думать гномы — что будет, если их настигнут раньше времени.

Дорогу для повозки через развалины Аннуминоса гномы расчистили ещё раньше, когда отправлялись в лес за дровами, на поиски «гнёзд» и просто в свободное время. Это не могло вызвать подозрений — ведь они и говорили, что отправляются в обратный путь на повозке. только направление этого «обратного пути» теперь менялось с восточного на северное. И гномы действительно, как и догадался Гэндальф, искали старую дорогу, ведущую через Рудаурские взгорья на запад — к Синим Горам.

Вдоль берега Эвендона они выехали к болоту. Такое препятствие рушило их планы: по болоту повозку пускать было опасно. Решили объехать, но, когда к середине второго дня отвернули от намеченного пути три лиги, а болотистой низине не было видно и края, решили рискнуть. Вернее решил рискнуть Нойн. Он убеждал брата, что так их догонят раньше времени, а если болото не такое уж топкое, тем более, что от озера они отъехали достаточно далеко?

— Мы рискуем и Лилиэн, и сундуком! — возражал ему Нейн.

— Верь в пророчество! Что может случиться с королевой? Время её подвига ещё не пришло.

Скрепя сердце Нейн согласился, и они повернули. Шли возле повозки с разных бортов, набрали с собой как можно больше длинных крепких жердей. В топких местах, когда повозка начинала вязнуть, Нойн принимался стегать коней, чтобы вытянули, а Нейн подкладывал жерди под колёса. Двигались медленно.

Солнце уже клонилось к закату, когда очередное топкое место поймало их в свою ловушку. Гномы страшно устали — брести по болоту, где каждый шаг даётся с трудом — это вам не по бульвару гулять. Взмыленные пони барахтались в грязи, проваливаясь всё глубже. Казалось, что наступил конец. Повозка медленно, но неуклонно погружалась — задние колёса уже почти до оси. Никакие крики и понукания Нойна не помогали: пони выбились из сил. Тогда Нейн, собрав все оставшиеся жерди в пучок, бросился под повозку. Он протиснулся под её дно и подставил жерди сразу под оба задних колеса, а сам лёг на спину в жидкой взбитой грязи и приподнял заднюю ось насколько смог. Колёса сначала заскользили по жердям, потом зацепились за них, в этот момент пони, почуяв облегчение, рванули вперёд и медленно выволокли свой груз из грязевой ямы. Обернувшись назад в уже сгущающихся сумерках, Нойн не увидел брата. Он понял всё сразу, но не хотел поверить в случившееся. Он звал Нейна, а отпущенные поводья в это время позволили коням не останавливаясь вывезти повозку из болота. Там, на твёрдой земле, пони остановились — у них больше не было сил.

Тихо было в наступившей темноте, и только голос Нойна разносился далеко над болотом. Он звал брата, зная, что никто не ответит ему…

Только через несколько часов гном вышел из болота, распряг коней и стреножил, чтобы паслись. Он развёл костёр и приготовил отвар, напоил сонную Лили, оторвал от борта повозки доску и снова ушёл обратно на болото.

Взошла луна — почти полная, огромная, серебристая. «О, Сияющая Изиль! — обратился к ней Нойн. — Ты, светоч, почитаемый детьми Махала и заключённый ими в прекрасный сосуд! И ты, сопровождающий её Тилион — хранитель последнего в мире Серебряного Цветка! Как жить мне теперь с такою виной? Как могу я спасти других, если не уберёг брата?» Тут он словно что-то вспомнил, достал из потайного кармана на поясе листок истёртой бумаги, от которого был аккуратно оторван кусочек с краю, и подставил под лунный свет.

На середине листа засветились витиеватые знаки — руны, сложенные в двенадцать строк, а чуть ниже них — там, где был оторван клочок — тринадцатая строка. Нойн удивился — её раньше не было. Строка гласила: «Пророчество исполнится, если за него заплатят самым дорогим…» Дальше был оторванный кусочек. Теперь этот клочок находился во многих лигах от Нойна — в разрушенном Аннуминосе с надписью, сделанной углём…