Зелёный Цветок (гет)

The last drop makes the cup run over.

Последняя капля переполняет чашу.

Спала Лили тревожно. И не потому, что под ней была твёрдая земля. Ей снились недавно пережитые события.

С началом каждого дня, если у неё не было какой-то уж очень ранней работы, Лили помогала брату с выгоном овец. Затем она возвращалась домой, чтобы продолжить свой ежедневный труд — летом это были прополка и полив, осенью сбор плодов, зимой по утрам топили печи, обогревающие нору, и было ещё много другой разной работы. Потом надо было помочь с приготовлением обеда. После обеда, уложив маленьких братьев спать, они с Карминой — мачехой Лили и Лая — принимались за стирку, уборку или рукоделие. Вечером надо было помочь Лаю пригнать овец с пастбища и успеть к приготовлению ужина. Лили привыкла к такому распорядку с детства и совсем не тяготилась этим домашним трудом. Иногда удавалось задержаться с братом утром или улизнуть к нему пораньше вечером — вот эти часы свободы были для неё настоящей наградой.

Накануне в распорядок вкралось одно событие, которое и явилось спусковым крючком ко всему последующему.

Утром Лили возвращалась с выгона в небывало приподнятом настроении. Она вприпрыжку заскочила в проход ровной выбеленной изгороди, привычным маршрутом пересекла двор, задержавшись у птичника, где весело подбросив горсть зерна, угостила несушек. Всё вокруг казалось таким необыкновенно радостным, сияющим и чудесным, что она хотела поделиться своим чувством со всеми. И тут, выглянув из окна, Лили позвал отец.

Потянув за дверное кольцо и ощутив всю массивность входной двери, Лили подумалось, какая должно быть старая эта дубовая дверь, сколько на ней маленьких вмятин и царапин — следов давних событий, прошедших через её Лили жизнь и жизнь тех, кто старше неё. Сколько лиц она встречала, сколько рук дотрагивались до неё. Всё ещё продолжая обдумывать это, Лили по приятно прохладному полу поспешила в гостиную. Растрёпанная и сияющая она захотела обнять отца и приготовилась с разбегу броситься ему на шею, но встретивший её появление строгий и даже как будто недовольный его взгляд пресёк это проявление чувств.

Отец, ещё раз взглянув на её изменившееся лицо, посмотрел в окно и начал тоном, не терпящим возражений:

— Ты уже взрослая, Лили, и я давно уже должен был поговорить об этом с тобой. Дети рано или поздно вырастают, и настаёт время покинуть им родительский дом. Девочкам это должно быть труднее, ведь им приходится уходить в другую семью… — тут он сделал паузу и как-то нервно и неловко вытащил из нагрудного кармана свёрнутый конверт. — Вот. Это пришло вчера. И боюсь, что оно первое и последнее, — он протянул Лили измятый конверт.

— Что это? — недоумевая она начала разворачивать бумагу так медленно, словно она была опасна или неприятна ей. — Это письмо? От кого?

Отец молчал. В конверте была одна единственная карточка. На плотной красивой бумаге с вытисненным вензелем сверху и очерченной изящной рамочкой, прямо посередине, было написано твёрдым каллиграфическим почерком:

«Уважаемый Тарогрим Тук, прошу Вас засвидетельствовать моё почтение и принять моих почтеннейших родственников по вопросу о сватовстве к Вашей дочери девице Лилиэн Тук в нынешнюю пятницу около обеда. Толстосум Брендибак. Хоромина-у-Брендивина. Косая Гора. Бакленд».

«Засвидетельствовать» и «почтеннейших» — таких длинных слов Лили ещё не доводилось читать. Эта глупая мысль стояла в голове, словно не желая пропустить вперёд ту мысль, что так могла огорчить хозяйку этой головы. «Сватовство». Это слово словно не имело никакого значения. Оно ничего не значило — Лили не хотела о нём ничего знать.

Она очнулась от голоса отца, который всё тем же строгим тоном продолжал, заложив руки за спину и отмеряя шагами длину маленькой гостиной:

— Я надеюсь, дорогая, что ты не заставишь меня краснеть. Потому что я намерен не только принять сватов, но и дать своё согласие на ваш брак.

— Но я ведь не знаю его!

— Пойми, Лили, это может быть твой единственный шанс! К тебе же вообще никто не сватается! А Брендибаки — владетели и основатели всего Бакленда!

— Бакленд… — обречённо протянула Лили. — Это же за Заячьими холмами и Вековечным лесом… это же так далеко! — попыталась она разжалобить отца. — Неужели Вы отдадите меня замуж за того, кого я не знаю в чужедальние края?

— Насчёт чужедальних краёв — это полная чушь! — раздражённо отрезал Старый Тари. — Везде, где живут хоббиты, могут жить и другие хоббиты. Это наша хоббичья земля и твоя родина. Хоббитон ещё дальше — за рекой, и ведь это считай как столица всей Хоббитании. И потом, — продолжил он, укрепляясь в правильности своего решения кажущейся логичностью своих доказательств, — Брендибаки богатая и уважаемая семья. Они, правда, не такие древние и заслуженные, как наше семейство… — тут в его голосе промелькнули горделивые и радостные нотки, — …но по уровню комфорта Хоромины, говорят, ничем не уступают лучшим норам Хоббитона! Не упрямься, Лили, вот увидишь — ты будешь счастлива, когда мы породнимся со столь богатым и славным семейством. Лучшей партии тебе не найти!

Последними словами отец, как ему казалось, полностью убедил в правильности своего решения и себя, и дочь. Возражать что-либо было бессмысленно. Упрямство Старого Тари давно вошло в поговорку. И Лили, понурив голову, всё ещё сжимая злополучную карточку в руке, поплелась к себе в комнату, чтобы вылить своё отчаяние в «слёзную» подушку — самую большую подушку из своего приданого.

Ни она, ни её отец в тот момент не знали, что такие же карточки получили на этой неделе все девицы подходящего возраста из их многочисленной родни. Толстосум Брендибак хотел жениться на представительнице семьи Туков, чтобы открыть несколько скобяных лавок в Хоббитоне на имя жены. Ведь родичам хоббитана[1], а им вот уже много веков подряд выбирали представителя семьи Туков, не нужно было разрешение на открытие лавки, да и налоги можно было скостить до умеренных.

Не факт, что в заявленное время к ним прибыли бы сваты, да это уже и не важно, ведь невеста теперь находилась далеко от своего дома.

[1] Хоббитан — выборная должность управителя всеми землями у хоббитов.