Тихий герой (Кастелян - 2) (джен)

Пережёвывая овсянку с яичницей, я пытался придумать альтернативу гриффиндорской спальне для своего ночлега. Виски́ раскалывались от стреляющей боли, в затылке поселился медленно раздувающийся комок. Методично вворачиваемый под шрам шуруп, наоборот, радовал своим изматывающим постоянством — не усиливал и не ослабевал свой напор.

Утром в туалете меня вытошнило.

И, будто проблем со здоровьем было недостаточно, имелись ещё и проблемы со спокойным сном. Храп шестого Уизли был просто оглушительным. В нашей комнате помятый вид на занятиях имелся у всех, кроме отлично выспавшейся сволочи. Мне какое-то время помогали заглушающие чары, но выяснилось, что если спать под балдахином, заглушающими чарами и защитным щитом — а чужой приватности этот рыжий мудак не признавал от слова совсем, — то к утру в этой коробке становится душно.

Может, перейти от пассивной обороны к активной? Сунулся в закрытый балдахин — получи паралич голосовых связок и порцию дикой боли. Не понял — получи повтор. Десять, двадцать, сто — сука, столько раз, чтобы даже нейросеть аскариды сумела обучиться.

Я несколько раз глубоко вздохнул. Нужно успокоиться. Помнится, в прошлый раз я вообще хотел подать на отчисление из Хогвартса сразу же, как только понял, что меня насильно отправляют в обезьянник. Как раз потому, что осознал: однажды грифы меня достанут, и я начну калечить. Но в тот раз Хогвартс предложил взаимовыгодную альтернативу. Сегодня предложение делать некому. Нужно самому ковать своё счастье.

Была проблема посерьёзнее. Проснувшись рано утром от очередного позыва в туалет — не пойму, что со мной не так в этом замке, — я обнаружил крысу на своём балдахине. Шелудивая тварь ползала снаружи по вертикальной поверхности, выискивая прореху достаточного для неё размера. Вот тут, честно скажу, я сдерживаться не стал. Тварь ударило о стену, отбивая ливер и добавляя полминуты стимуляции большинству болевых рецепторов. Если это не поможет — обещаю, в следующий раз я её убью. Это не животное и даже не ребёнок, а взрослый и всё прекрасно понимающий человек. Согласно правилам безопасности, его тут быть не должно. Кодекс Хранителя меня не сдерживает, а как бы даже и наоборот.

К счастью, дети ещё спали, так что свидетелей того, как это произошло, не было. Возможно, и сама крыса не поняла, что это был сознательно нанесённый удар. Проходя мимо корчащегося в агонии тельца, я с трудом удержал себя, чтобы не наступить на него. Вони от рыжего будет значительно больше, чем кратковременного удовольствия.

— Первокурсники, после завтрака не расходимся, я отведу вас в кабинет Трансфигурации!

Перси привёл первогодков на их первый завтрак. Я, как всегда, пришёл пораньше и уже допивал чай. Удивительно, но «витаминов» в пище сегодня не было.

— Эй, а вчера еда была лучше!

Добро пожаловать за кулисы сказочного спектакля, юный падаван. Если жрать по-вчерашнему каждый день, нам придётся удваивать число столов, чтобы уместить все раздавшиеся задницы.

— Гарри, твоё расписание. Впредь садись поближе, мне непросто уследить за всеми вами.

Следить за мной не надо, и расписание я взял со стола в гостиной ещё утром. Некоторые предметы поменялись днями недели, но общий принцип остался неизменным: утренняя пара посвящена самой затратной дисциплине, общая учебная нагрузка — не бей лежачего. В понедельник осталась Трансфигурация, а вот завтра нас ожидает Зельеварение.

Кабинет Трансфигурации был пуст. Я привычно занял своё место за первой партой. Всё, как тогда, бесконечно далёким сентябрьским утром, когда я точно так же сидел в ожидании своего первого урока в волшебной школе. Сейчас дочитаю странную статью про ограбление Гринготтса, обнаружу расположившуюся рядом Гринграсс, ко мне подойдёт Малфой…

В окне прогремел дальний раскат грома. Льёт с второй половины ночи, словно и не было вчера тёплой солнечной погоды. Надо бы озаботиться приобретением утеплённой одежды и зимней обуви.

На учительский стол бесшумно запрыгнула кошка странной расцветки: серая шерсть, чёрные полосы вдоль туловища, чёрные круги-очки вокруг глаз. МакГонагалл в анимагической форме села на столешнице и уставилась на меня. Я почтительно склонил голову и был вознаграждён новой порцией стреляющей боли. Что ж мне так плохо-то?

Я достал из сумки учебник, пергамент и… о, а перья-то у меня до сих пор неочиненные. Вот и занятие нашлось. Раскрыв нож, неспешно приступил к работе. Первый срез — наискось. Далее — делаем капиллярную щель для подачи чернил. Теперь самое ответственное — второй срез, формирующий кончик нужной формы, соответствующий моему почерку и стилю письма. Стиля пока нет — я привык писать стальными перьями, но «выплавлять» сейчас перо из ложки на глазах у МакГонагалл не буду.

Почему я не достал авторучку? Я вдруг вспомнил, что подзапустил уроки каллиграфии. Это никуда не годится. У пацана плохая моторика. Да и моё неважное состояние, надеюсь, тоже удастся немного облегчить этим аналогом медитации.

Придвинув чистый лист и обмакнув перо в чернила, я вывел максимально старательно: «The Twa Corbies». И далее, слово за словом, преодолевая сопротивление дебелых пальцев, ломоту в висках и тошнотворную тесноту в затылке:

As I was walking all alane,

I heard twa corbies making a mane;

The tane unto the t’other say,

“Where sall we gang and dine to-day?”

В библиотеке леди Ровены были разные книги, и большинство — не о магии. Несмотря на плотность учебного графика, она заставляла меня изучать и отобранные ею образцы художественной литературы, преимущественно лирику, баллады и фольклор. Образованный человек её времени был цельной натурой, воспринимавший мир так же цельно, без деления на науку и искусство, математику и философию. Учёный не мог считаться таковым, если не умел сочинять стихи.

“In behint yon auld fail dyke,

“I wot there lies a new slain knight;

“And nae body kens that he lies there,

“But his hawk, his hound, and lady fair.

Мне, успевшему к тому времени проштудировать основы теории эрис-пробоя и межмировой связи, попробовавшему кое-что на практике и непоколебимо уверенному, что лирики — это те, кто не осилил физику, подобная философия была сильно против шерсти и вызывала искреннее непонимание. Но Ровена Рэйвенкло наглядно показала, что является опытным педагогом с очень, очень многолетним стажем. Заменяя ненужные дискуссии мягкой улыбкой, она засадила меня за тренировки каллиграфии, в качестве упражнений подкладывая тексты вот таких баллад. Незнакомая грамматика, непривычный навык аккуратного и красивого письма… И я втянулся.

“His hound is to the hunting gane,

“His hawk to fetch the wild-fowl hame,

“His lady’s ta’en another mate,

“So we may mak our dinner sweet.

В голове давно звучала незамысловатая мелодия баллады. Боль отступила. Рука выводила букву за буквой, вовремя обмакивая перо в чернильницу, не скрипя кончиком о бумагу и не разбрызгивая чернила на обратном ходе.

“Ye’ll sit on his white hause bane,

“And I’ll pike out his bonny blue een:

“Wi’ ae lock o’ his gowden hair,

“We’ll theek our nest when it grows bare.

Что, интересно, приготовили мне на лето в семье Малфоев? Этикет, бальные танцы, фехтование… Я очень рассчитывал на этот визит, но теперь уже вряд ли отмоюсь. Дал слово — держи. Обстоятельства непреодолимой силы в оправдание не принимаются.

“Mony a one for him makes mane,

“But nane sall ken whare he is gane:

“O’er his white banes, when they are bare,

“The wind sall blaw for evermair.”

Бедный рыцарь… Кстати, умение сочинять стихи считалось неотъемлемой добродетелью и у них. Означает ли это, что каждый рыцарь был учёным, а каждый учёный…

— Что, Потти, совиной жратвой ещё не вытошнило? — раздался рядом знакомый глумящийся голосок. — А то я тут отыскал добавочку в старых запасах. Для тебя — совершенно бесплатно. Только плесень стряхнуть, и…

Слушая последние строки старой песни, я поднял чернильницу над бумагой, наклонил — и вылил несколько капель. Вниз упала и расплескалась большая клякса.

— Тьфу, блин… Поттер, ты реально псих! Хоть в курсе, сколько стоит эта сорочка? Нафиг, парни, *это* лучше не трогать — не отмоешься.

Мелодия завершилась и стихла. На бумагу красиво лёг текст небольшой баллады, иллюстрированный двумя сидящими на ветке воронами. Мне почему-то кажется, что они — пара.

Прозвенел колокол, возвещающий начало урока.

Малфой сегодня всё-таки подошёл, если это можно так назвать. А вот Гринграсс рядом не было. Никого не было. Три парты в первом ряду были заняты одиночками: Гермиона, я и Дафна. Малфой в этот раз вперёд не полез, вместе со свитой облюбовав предпоследний ряд.

Класс постепенно затих. Все уставились на сидящую на учительском столе кошку. Кошка внимательно уставилась на нас. Пауза затягивалась.

Ярко сверкнула молния. Словно в паршивом триллере, дверь с грохотом распахнулась, и под раскаты близкого атмосферного разряда в аудиторию ввалился…

— Ха! Еле успел! — сбитое дыхание не мешало рыжему говорить в полный голос. — Представляю себе рожу старой кошки, будь она… Поттер, нафига ты в первый ряд вылез? Айда назад, там места ещё остались!

К Малфою в компанию иди. Будете «два косаря — пара».

— Поттер, давай быстрее, пока деканши нет!

Уизли обеспокоенно посмотрел на дверь. Я же решил опробовать новую тактику: не реагируя на спектакль, безотрывно и выжидающе смотреть на преподавателя. Если ты декан и присутствуешь в помещении — разруливай. Или отвернись, уйди и не мешай набивать ему рожу.

— Да бл* * *

, ты идёшь или нет?

Пауза затянулась до неприличия. Однако, в связи с появлением обсценной лексики, реакция аудитории оживилась. Грэйнджер возмущённо обернулась. Патил была менее деликатной:

— Мыло для языка закончилось, Уизли? Могу поделиться.

Рыжий раздражённо развернулся и… шваркнул ещё один раскат, заставляя открывшего рот пацана испуганно пригнуться. Класс заржал.

МакГонагалл, видимо, решила, что выжидание себя исчерпало. Позади Уизли вырос строгий преподаватель Трансфигурации.

— Возможно, мне стоит превратить вас в хронометр, мистер Уизли, дабы вы не опаздывали на уроки? — МакГонагалл строго посмотрела на меня, но я в это время старательно выводил на новом листе: «2 сентября, Трансфигурация». — Займите своё место.

Похоже, *здесь* МакКошка не линяет. Это обнадёживает.

Рыжий с досадой посмотрел мне в спину и последовал на галёрку.

— Трансфигурация — один из самых сложных и опасных разделов магии, который вы будете изучать в Хогвартсе, — начала МакГонагалл. — Любое нарушение дисциплины на моих уроках…

Выходка Уизли опять разбередила жгучую боль в переносице. В затылке начал наливаться тошнотой новый ком. Неспешно фиксируя каллиграфией заумную профессорскую муть, мне удавалось удерживать дискомфорт на приемлемом уровне, но по окончании конспектирования пытка вернулась с новой силой.

Кстати, я так и не видел свою палочку, — вспомнил я, глядя на выданную мне спичку. Превратить кусочек дерева в любой соразмерный предмет для меня не проблема, но… это нужно сделать палочкой, жестурно и… вербально. Иного результата педантичная МакГонагалл не примет.

Я достал так и не вскрытую с июля коробку с клеймом Олливандера. Худшие ожидания оправдались: остролист и, скорее всего, выдранное с хвоста перо. Холодная колючая рукоятка легла в ладонь. Попыталась выскользнуть. Попыталась посадить занозу. Попросилась обратно в коробку.

Палочка очень не хотела такого хозяина, как я. Желание было обоюдным.

— Мистер Поттер, ваши привилегии требуют особого приглашения?

Со слизеринской галёрки захихикали. Комок в затылке надулся, заполнил всё пространство под черепом и сейчас с боем вырывался наружу, выдавливая фиолетовые круги перед глазами.

— Мне ещё долго ждать?

Ты не понимаешь, чего требуешь, женщина. Я огляделся по сторонам. Если эта палка опять взорвётся — тебя, профессор, мне не жалко. Но вокруг дети.

Со второй попытки я поднялся, прихватил спичку и поплёлся к пустующему учительскому столу. Боль опустилась ниже, отчаянно заломило кости и суставы.

— Да что ж такое… Вернитесь немедленно!

Стол преподавателя находился на некотором удалении от ученических парт, немного приподнятый кафедрой. Первое — хорошо, второе… надеюсь, осколки не долетят. Я бросил долбаную спичку на столешницу и поднял палочку. Спичку нашёл не сразу — глаза почти ничего не видели за облепившей зрение мутью.

— Вау! Мастер-класс от национального героя! — шутовски восхитился Малфой, вызывая приступ смеха у прихлебателей. — Жги, Поттер! Мы запомним тебя…

Рука начала выплетать какой-то жест.

«Мутабор а…»

Картина погружённого в полумрак класса внезапно сменилась на свой негатив. Окончание мысленной формулы потонуло в пушечном грохоте за едва выдержавшими оконными стёклами. Удар молнии куда-то совсем рядом с классом заглушил взрыв концентратора. Деревянный корпус палочки разорвало в мелкую труху — к счастью, в сопротивляющемся воздухе пролетевшую недалеко. На стол медленно опускалось объятое белым жарким пламенем перо — не сгорающее и не обугливающееся, как и положено перу феникса.

В поднявшейся суматохе не сразу обнаружили, что в аудитории стало на одного ученика меньше.