Зелёный Цветок (гет)

Walls have ears.

И у стен есть уши.

Гэндальф достал из стопки покрытых пылью фолиантов самую толстую книгу, расстегнул искусный замочек, скрепляющий деревянные створки обложки, обшитые тёмной тиснёной кожей, раскрыл её в нужном месте и прочитал:

«Я, Дули, третий хронист Чёрной Эпохи Проклятия Вирабара, приступаю к описанию своего жуткого путешествия в недра Гилбикирки на поиски спасения своего несчастного народа от дракона Имирбара.

В последнюю пятницу первого лунного месяца мы вышли с рассветом. Накануне ночью я не мог заснуть. Две мысли не давали мне покоя — первая: «Как я решился на такое?» — и вторая: «Как перехитрить дракона?» К утру я ничего не решил ни по одной из них, потому что они путались в голове и мешали друг другу. Придётся действовать по обстоятельствам…

В предыдущий день дул южный тёплый и сильный ветер, очистивший землю от остатков старого снега, кругом пахло весной и солнце припекало в укрытых от ветра местах. В тот день всё небо затянуло свинцом туч, и метель засыпала округу тяжёлым мокрым снегом. Мы шли навстречу летящим белым хлопьям. Вся процессия была похожа на передвигающиеся снежные фигуры. Мирин и Зурин вели впереди быка, а мы с Бинли слегка отстали, чтобы затем незаметно для дракона попасть к нему в гости. Снег предательски выдавал наши следы, поэтому нам надо было разделиться ещё до Роковой пустоши и надеяться, что метель засыплет и заровняет наш след до того, как дракон пробудится.

Мы долго продвигались вдоль драконьей тропы. Идти надо было с подветренной стороны, чтобы Имирбар не учуял нас раньше времени. Метель слепила глаза и сбивала с пути. Мы с трудом узнавали местность, известную нам лишь по рассказам стариков. Прячась за большими валунами и перебегая от расселины к расселине, мы медленно продвигались вперёд. Только вот куда вперёд, мы не знали. Нам стало казаться, что по пути попадаются всё те же места и приметы, а значит, что мы просто ходили по кругу, блуждая в метели и рискуя натолкнуться на голодного дракона. И вот, когда отчаяние уже полностью овладело нами, и мы решили оставить попытки подойти к горе и искать дорогу домой, впереди чуть левее нашего маршрута раздался звук.

Это было страшное шипение — словно на тысячу раскалённых сковородок одновременно плеснули воды. Мы поняли, что это Имирбар покидает своё логово, и весь снег, попадающийся ему на пути, шипит, испаряясь от драконьего жара.

Мы прижались к ближайшему камню и тут же поблагодарили мысленно Махала и за снег, и за ветер, дующий слева и спасающий нас от прекрасного нюха дракона. В этот момент Имирбар зарычал, шумно расправил крылья, и, сопровождаемый тихим шипением летящего ему навстречу снега, поднялся в воздух. Белая непроницаемая кутерьма метели поглотила его огромную жаркую тушу, и шипение затихло вдали.

Некоторое время мы, оцепеневшие от ужаса, сидели за камнем. Но затем отвага гномьей крови всё же заставила нас покинуть укрытие. Тут на короткое время ветер стих, снег пошёл редкий и мелкий. Оглядевшись, мы увидели огромный, прокопчённый драконьим дымом, провал в отвесной скале. Когда-то это был вход в наши копи. Прекрасные врата защищали и украшали его. Две большие повозки могли разминуться в его проёме, не рискуя столкнуться, или даже зацепить друг друга, а гномы вдесятером, взявшись за руки, могли одновременно перешагнуть его порог. Теперь это была вдвое большая, расширенная и обрушенная, чёрная вонючая дыра. Тонкие струйки пара ещё вились от площадки перед входом, а камни ещё оставались тёплыми. Не знаю, откуда мы взяли мужество, чтобы переступить эту грань и шагнуть из белого светлого полного жизни мира в зияющий тёмный провал смерти…

Кромешная тьма мгновенно обняла нас со всех сторон. Она показалась плотной, и словно бы даже заткнула нам уши. Глухая темнота. В ней тонули не только лучики света, но даже и звуки. Вытаращив глаза и выставив вперёд руки, мы, как могли быстрее, зашагали вперёд, пока не наткнулись на стену поворота, и лишь здесь решились зажечь факел. Тьма будто отпрянула от нас. Она шарахалась от факела и прижималась к стенам, а мы шли вперёд, руководствуясь планом копей, составленным в Ногроде[1].

Мы шли по широкому просторному проходу. Своды его поддерживали ряды высоких колонн, а освещали искусно устроенные световые колодцы. Некогда он был целой подземной улицей, по которой в обе стороны тянулись потоки повозок для руды и других материалов, доставляемых в мастерские Белегоста. По левую руку были видны входы в бесконечные шахты с боковыми выработками и бездонными колодцами. Поговаривают, что те шахты не только пронизывали насквозь всю гору, но и, соединяясь с другими подземными копями, выводили даже на другую сторону Синих Гор. По правую руку раньше были огромные залы подземных складов — всего их было три, и в каждый могло бы войти всё население Ногрода, а высота потолков не просматривалась даже при свете тысячи факелов.

Сейчас все выходы шахт были завалены камнями, а своды двух первых складов обрушены. В третьем, самом глубоко расположенном зале, обитал дракон. Стены его покрывал толстый слой копоти. Невыносимый драконий смрад разъедал глаза. В глубине зала поблёскивали тускло груды сокровищ.

Приглядевшись повнимательнее, я заметил, что всё драконье добро не было просто свалено в кучу, а, тщательно рассортированное, хранилось в разных углах зала: серебро к серебру, золото к золоту, камни к камням, а вещи к вещам. Меня удивило то, что прокопчённые стены украшали зеркала, ковры и картины. Правда, они были так же прокопчены, хотя и не так сильно, как стены — значит, их иногда обмахивали. То, что раньше было изображено на картинах, угадывалось с трудом, иногда даже непонятно было портрет или пейзаж передо мной. А вот зеркала были в лучшем состоянии — они хоть и потемнели от жара, но ещё даже поблёскивали, отражая свет факела, и пуская в полёт по чёрным стенам рыжих «зайчиков».

Один гобелен поразил меня — казалось, что чёрная едкая тьма сторонилась его. Он висел на стене рядом с выходом и мерцал в темноте переливом шёлковых нитей. Ни копоть дракона, ни пыль подземелья, ни само время, словно не могли его коснуться. Мне захотелось рассмотреть его поближе, и я встал на один из многочисленных сундуков, выстроенных вдоль стен. Сундук был огромный и, по всей видимости, не пустой, хотя и довольно ветхий. Его деревянная крышка как-то немного прогнулась подо мной и заскрипела, когда внезапно пол пещеры содрогнулся. Тут же в проёме засветился тусклый багровый свет. Крышка сундука подо мной захрустела, я потерял равновесие, выронил факел, и провалился в недра огромного пыльного, наполненного каким-то тряпьём и посудой, сундука. В то же мгновение багровый свет заполнил весь зал до самого потолка, так, что я, упав навзничь, увидел через проломленную мной дыру, как заколыхались чёрные хлопья сажи, свисающие сверху. Пещеру потряс жуткий рёв дракона. Все внутренности мои сжались в один комок. Я не смел шелохнуться. И только одна мысль не покидала моей головы: «Где Бинли?» Вся моя храбрость покинула меня мгновенно. Я пишу это к величайшему моему стыду, но покривить душой после всего происшедшего было бы верхом несправедливости. Несправедливости по отношению к настоящему храбрецу — моему величайшему другу и учителю Бинли. Да, я всегда знал, что мало на свете таких же самоотверженных и смелых гномов, как он.

Столкнувшись с драконом в закрытой пещере склада без надежды на помощь и без выхода, он не растерялся ни на минуту. Выставив вперёд боевой топор, он не собирался дёшево сдаться дракону. А в это время дракон, уставившись на него своими выпученными немигающими глазищами, медленно наступал, загоняя Бинли в угол пещеры. При этом он мерзко шипел, припадая головой к полу, словно растревоженный гусь.

— Я не боюсь тебя, Имирбар! — крикнул Бинли.

— А мне вовсе и не нужно производить впечатление на свою закуску, — рассмеялся дракон, — ведь ты у меня сегодня на сладкое, хи-хи-хи!

Мощным движением хвоста, словно бичом, дракон выбил из рук Бинли его оружие, однако при этом гном успел увернуться и отпрыгнул в другой угол пещеры.

Тут хихикающего дракона будто подменили. Если бы я мог сравнивать это чудовище с разумными творениями Аулэ, я бы даже сказал, что он испугался. Его голос стал вкрадчивым, а движения осторожными и плавными. Перегородив своей тушей путь к отступлению Бинли из этого угла, дракон «милостиво» пообещал исполнить его последнюю просьбу, если тот больше не будет «скакать и топать, причиняя вред имуществу», как он выразился. А надо сказать, что этот угол пещеры, как, впрочем, и всё мерзкое логово, был завален какой-то рухлядью, среди которой лежали большие круглые чёрные камни, отполированные словно зеркало. Видимо за их сохранность и беспокоился Имирбар. Однако Бинли некогда было что-либо замечать. На пороге смерти этот отважный гном думал только об одном — о своём народе. И поэтому он крикнул: «Имирбар! Скажи своё пророчество! Скажи, как избавиться от тебя, и я умру спокойно, зная, что и на тебя есть управа. Ну же, ведь ты обещал!» Но тут вероломный мерзкий дракон сожрал моего друга…

Я застыл как мёртвый в своём сундуке. Всю эту сцену мне удалось увидеть благодаря щели в прогнивших досках стенки трухлявого сундука. Не знаю сколько я ещё сидел в оцепенении на груде полуистлевшего тряпья и скорбел о потерянном товарище… А дракон в это время устроился в том же углу, где и совершил своё предательское убийство.

«Дракон захочет поболтать! Какая глупая и наивная затея! И вот теперь Бинли заплатил за мою глупость жизнью…» Я совсем забыл о себе и своей участи, когда дракон стал засыпать и как будто бормотать во сне: «Ишь ты, пророчество ему подавай… Моего пророчества не видать вам, подлые гномы… как своих ушей… своих ушей?.. или, может, хвостов?.. какие же у них хвосты, ха-ха, или подков?.. или рогов?.. ха-ха-ха……. Как же, так я им и скажу… ни одному из них…» И стал мурлыкать, словно кот, какую-то песню. Когда я разобрал одну фразу, меня прошил огонь внутри: «… к порогу Ногрода спасителей выведет след…» Я весь превратился в слух. Среди неразборчивых бормотаний мне удалось разобрать несколько фраз, а так как дракон повторял их по кругу, то через некоторое время у меня в голове составился весь текст пророчества!

Вы и представить себе не можете, что было со мной, когда вызубрив эти слова наизусть, я подумал о том, какой ценой они достались! «Бедный Бинли, знай, что ты погиб не напрасно!» — так думал я, лёжа в своём затхлом укрытии. Но чтобы мои знания стали известны, мне надо было ещё выжить и добраться до своих.

Дракон храпел и ворочался во сне. Когда храп особенно набирал силу, я принимался за обследование сундука. Происходило это очень медленно и постепенно, так что до дна я добрался не меньше, чем через пару дней. Мне повезло — почти на самом дне я нашёл две бутылки старого кислого вина — оно спасало меня от жажды в этом вонючем и жарком логове. Я то засыпал, то просыпался в жутком страхе. Мне казалось, что я позабыл какую-нибудь строчку из пророчества или перепутал слова, и оно превратилось в бессмыслицу. Лихорадочно вспоминал, и порой по нескольку часов не мог найти подходящих по смыслу слов. Я боялся, что забуду его или сойду с ума. Мне надо было продержаться неделю — пока не приведут очередного быка — тогда можно будет выбраться отсюда. Но это если я не потеряю самое ценное, что у меня, и не только у меня, осталось — рассудок.

Я давно сбился со счёта дней и ночей. Пещера постоянно содрогалась от всхрапов дракона и тускло освещалась его жаром. Мои глаза привыкли к почти кромешной тьме, и я стал различать изображение на гобелене, который так хотелось рассмотреть когда-то, и который, как выяснилось, и спас мне жизнь. Да! И ещё конечно старый сундук, будь он благословен и проклят — семь дней, проведённых в нём мне не забыть никогда…

И вот, когда я уже почти спятил от постоянного твержения слов, я разглядел на этом гобелене всё, что было в пророчестве. В большом зале (я бы мог тогда поклясться, что это был зал во дворце Ногрода) на троне сидел король гномов (его лицо напоминало лицо нашего короля, только было очень старым), перед ним, преклонив колено, стоял очень маленького роста юноша без бороды и усов и весь какой-то светлый и чистый, хотя одежда на нём и была совсем простая и даже поношенная. Он протягивал королю очень большую жемчужину, сияние которой озаряло его лицо и лицо короля. И ещё две фигуры, находящиеся рядом с ним. Фигуры необыкновенные: один невероятно высокий седобородый старец в нелепой шляпе и маленькая медноволосая красавица в, несомненно, королевском платье, но босая. Жемчужину нельзя было не узнать! Хоть я из гномов, родившихся позже Бойни на Старом Броде, но легенды и песни так воспевают красоту Нимфелос, что каждый мальчишка из Ногрода мог бы описать её во всех деталях.

Уж и не знаю, помутившийся ли разум нарисовал мне эту картину, или она там так и была, но это меня спасло. Едва я вновь смотрел на неё, в голове моей как чистая тихая музыка лились строчки, и я твёрдо знал, что не забуду их уже никогда…»

— Сколько строк? — прервал мага, привстав от волнения Нойн.

— Двенадцать, — ответил Гэндальф.

Дальше в рукописи красовались ровные аккуратные руны, передававшие уже известное моему читателю пророчество, собравшее роковым образом сидящих у камина именно здесь и именно сейчас.

— Это всё? — тихо спросила Лили.

— Да. Думаю, что хронист смог исполнить задуманное и покинуть логово Имирбара, иначе он не записал бы эти слова, — ответил Гэндальф.

— Бедняги, ведь им и вправду некому помочь, — взглянул на мага Лай.

— Похоже, что так, — согласился тот.

— Почему же некому? А мы? — почти обиделся Нойн. — У жителей Ногрода осталось ещё достаточно родственников в Серых Горах!

— Где Серые Горы и где мы? И, кроме того, захотят ли гномы Серых Гор покинуть свои копи ради войны с драконом? Пусть даже и ради родичей? — скептически заметил маг.

И хоть Нойн при этих словах напыжился и стал напоминать о собственном путешествии с братом, Гэндальф быстро остудил его тем, что будь всё так, как утверждает гном, и его родичи действительно переживали бы за Ногрод, они послали бы на выручку не «семеновозов», а целую армию, и не сейчас, а ещё сто лет назад! Здесь Нойн совсем надулся, особенно насчёт «семеновозов».

— Не сердись, Гэндальф, ведь если бы не Нойн, и мы бы ничего не знали, — заступилась Лили.

— Да я и не сержусь, — большая рука мага коснулась её волос. — Я просто не знаю, чем помочь…

— Я верю в то, что всё, что происходит с нами вовсе не случайно. И раз мы здесь, значит так и должно быть. А семена нам ещё пригодятся — не может быть, чтобы все жертвы были напрасны… — Лили тронула за плечо понурившегося Нойна, и, наклонившись к нему, поцеловала в щёку, не подав и виду, что щека была мокрой.

— Уже поздно, — подытожил разговор Гэндальф. — Нам надо отдохнуть. Завтра пир у короля Нарихора. Утро вечера мудренее.

[1] Мы воспользуемся названиями эльфов, так как их язык нам больше нравится.