Частная жизнь в эпоху Волдеморта (джен)

Занималась Белла вполсилы, без сосредоточенности. Подходили экзамены, и впервые за время учебы она не тратила сил на подготовку. По школе циркулировали слухи обо всех подряд, и Белла наконец узнала про Аякса с Клариссой, но ни малейшего интереса не испытала.

Блэк давно с ним не говорила, а сейчас, столкнувшись в совятне, вскользь спросила:

— Говорят, ты подружился с Клариссой?

— Кто говорит? — забеспокоился Аякс. Блэк не ответила. Может, и не страшно, что говорят… А Блэк почему это интересует?

— Надеешься, что я ревную? — усмехнулась Блэк.

— А ты ревнуешь? — это и правда было бы приятно.

— Твои родители все-таки разошлись?..

Аякс сглотнул. Ни с кем ему не хотелось это обсуждать. Хотя с Блэк можно. Он посмотрел ей в глаза и не увидел ни намека на сочувствие, одно холодное любопытство. И, странно, ему стало легче.

— То, чего ты на самом деле больше всего боялся. И что ты теперь чувствуешь?

— Как показала практика, от этого не умирают, — сухо ответил он.

Блэк стояла вполоборота, потом подалась вперед, собираясь уйти, и Аякс окликнул ее:

— Ты спешишь?

Она пожала плечами, приостановившись:

— А ты что-то еще хотел?

Аякс помолчал, думал, она так и уйдет, но Блэк ждала, рассеянно почесывая шею школьной сове.

— Помнишь, мы здесь в прошлом году… — наконец пробормотал он.

— Да. Все когда-то кончается.

— Для меня никогда не кончится, — тихо сказал Аякс.

На последних уроках прорицаний профессор Толкотт показал гадальные чаши. Их наполняли особой смесью, а потом она позволяла угадывать события, которые гадатель хотел прояснить.

— Как и прочие виды гадания, чаши полезнее при работе с прошедшими событиями, чем с будущими, — заметил профессор. Эту мысль он часто повторял. — Прошлое единично, а будущее — это спектр возможностей. Уже свершившиеся факты поддаются альтернативной проверке, которой не следует пренебрегать, и знание о них не изменяет их — в отличие от тех, что еще только должны воплотиться. А чем лучше вы знаете прошлое, тем вернее будут прогнозы будущего.

Экзамены Белла сдала без провалов, но и без особенного блеска. Где-то пригодились прошлые знания, кто-то из учителей натянул оценки повыше из привычки считать Беллу хорошей ученицей. По истории магии и гербологии вышло немного, но им большого значения не придавали. А вот трансфигурация ценилась высоко, и здесь у Беллы не было ни внешкольного багажа, ни положительной пристрастности учителя. Она получила семьдесят шесть баллов из ста, пропустив вперед даже Леандру. Белла не думала, что с оценками возникнут проблемы дома, в конце концов, ее прежние высокие результаты не привлекали особого внимания родителей.

Ночью ей приснилось, что она в центре пожара, ревущее пламя пожирало ее и баюкало, обугливало тело, трансформируя его во что-то другое. Она проснулась и долго не могла понять, где сон, где реальность.

Родители оказались не так безразличны к плохим результатам, как были к хорошим. Мать битый час истерически кричала, под конец перейдя к пощечинам, а потом отправила девочку в чулан для метел.

Логика наказаний казалась необъяснимой. Бывали куда менее унизительные санкции за бОльшие проступки. Если спросить у родителей, они, скорее всего, сказали бы, что она выдумывает, как говорили и раньше; разве могли бы они наказать детей несправедливо, надо совсем лишиться почтения к старшим, чтобы такое предположить. Как она может говорить, что мать бьет дочерей по лицу?..

— Значит, у нас коллективные галлюцинации, — флегматично заметила Андромеда после одного из таких скандалов, а однажды в пылу ссоры Белла подозвала домовика и велела в подтверждение ее слов рассказать, что было, когда она не хотела идти к тетке Боудике. Тот, дубася головой об пол, все-таки рассказал, но родители стегнули его Круциатусом, только и всего. Глупо, конечно, следовало понимать, что слова слуги значат так же мало, как слова детей. Нет, еще меньше. Андромеда обиделась тогда за домовика на сестру.

— А я-то при чем? — закричала Белла. — Я его и пальцем не тронула.

— Тебе совсем наплевать на других?.. — Андромеда уже начала рыдать, ей становилось трудно дышать в такие моменты, но Белла повернулась и выбежала из ее комнаты, не желая сидеть и утешать нюню.

Чулан неприятно оживлял такие воспоминания.

— Ну и идите на… — негромко сказала она, когда вечером смогла вернуться в спальню; схватила ботинок и кинула в дверь, зная, что звук не достигнет гостиной.

Ночью огонь приснился снова. Белла не собиралась рассказывать о нем родителям. Ожидать от них помощи она давно отвыкла, считая, что любые проблемы они способны только усугубить. Но узнать, в чем же дело, ей захотелось. Пламя явно что-то значит, не зря оно возникало в ее боггарте, и, если бы Толкотт не изгнал духа… Может быть, призвать его снова, попробовать примитивные гадания?

Блюдечко никаких ответов не дало, и мысли Беллы обратились к другим способам. Наверняка в обширных хранилищах дома Блэков есть гадальные чаши. А за смесью можно отправить сову.

Белла выждала несколько дней и послала домовика на разведку. Руководствуясь словесным описанием, он принес несколько кубков, потом один думосбор. Белла даже подумала, нельзя ли думосбор приспособить для ее цели. А потом их засекли родители.

Поставив Беллу в чулан, отец хлестнул прутом поперек плеч. Она стиснула зубы, выжидая, пока он отойдет.

Ивэну исполнилось семнадцать, и девочек отпускали с ним в город. На выходных они отправились побродить по Лондону вдвоем — Андромеде подарили новые книги, за которыми она хотела посидеть, а Нарцисса гостила у друзей.

— Слушай, можешь оказать мне услугу? — спросил кузен, как только они добрались до кафе.

— Говори, — подобралась Белла.

— Расходимся сейчас, встречаемся здесь через три часа.

— Будешь мне должен, — предупредила девочка.

— Понимаю. Ну, до встречи, — и он скрылся.

«Какая-то интрижка помимо Анат?», — предположила Белла. Что еще тайного могло быть у кузена — впрочем, у парней свои странности. Денег в сумке лежало достаточно, и она решила воспользоваться свободой, вдруг удастся найти гадальные принадлежности. Девочка побрела вдоль лавочек Олдхэг-плейс — «Все для кухни», «Ешь и пей», обувной магазин «Семимильные сапоги». Ни одна из них не подходила. Добравшись до лавки старьевщика, Белла решила попытать счастья и пересмотрела кучу разваливающейся рухляди. Потом, решив уходить, уже отворила дверь, но на прилавке мелькнул браслетик из ракушек… вроде тех безделушек, что любила Адриенна. Белла отвернулась и снова потянула дверь на себя, и, выйдя, сразу поняла, что попала в какое-то другое место.

Через несколько секунд она узнала Ноктюрн-аллею. Пространственная магия пронизывала черномагическую улицу. Да, это она, вон и лоток с большим выбором ритуальных костей.

— Ласточка моя, — раздался сзади старческий голос, — что же девочка делает здесь одна?

— Добрый день, дядя Карактакус, — скрывая досаду, поздоровалась Белла. Попросить его не говорить матери? Или, наоборот, сделать вид, что та знает, в надежде, что дядя при ближайшем визите найдет темы поинтереснее, чем их нечаянная встреча?

— Я… гм… я случайно заблудилась. Потеряла своего кузена.

— Вот как, — дядя Берк задержал на ней пронзительный взгляд. — Доставить тебя домой?

— Раз уж я тут, я могла бы заодно купить гадальные чаши, — быстро сказала Белла. — И наполнитель.

— «Суп Морганы» в любой лавочке зелий найдется, дорогая девочка, — улыбнулся дядюшка. — Зайдем-ка сюда.

— А теперь к нам. Гадальные чаши у меня найдутся, — заявил Карактакус, когда жидкость отправилась в сумку.

В лавке он мягко подтолкнул:

— Давай-ка наверх. Обсудим делишки за чаем.

Взяв у Карактакуса чашку травяного настоя, Белла наконец решилась. В конце концов, дядюшке до сих пор можно было доверять.

— Не говорите нашим, что Ивэн меня потерял. Ничего страшного, но нас будут ругать.

— Конечно, конечно, ласточка моя, — заверил он ласково. — Пробуй чаёк. А вот и гадальные чаши. Смотри, что тебе подходит.

Убрав покупку, Белла откинулась в кресле, она цедила настой и чувствовала блаженное расслабление. Ее не заботило, что дядюшка сидел слишком близко, взял ее руку и проводил пальцами по внутренней стороне локтя. И путешествие в камин Дырявого котла, и прощальный разговор с Ивэном прошли в той же дымке абсолютного умиротворения.

Добравшись до спальни, Белла первым делом распаковала чашу. Ложиться спать она сегодня не собиралась.

Вылила «суп Морганы», зажгла травы в углублениях чаши, прочитала заклинания. Надо было сосредоточиться на своем вопросе, но вместо того в голову лезли почему-то обрывки вечера в лавке. И постепенно стало проступать понимание, что с этим вечером что-то крупно не так. Слишком туманны воспоминания, слишком благодушна была Белла, непривычно для себя доверчива. «Чаёк», — сообразила она. Но для чего ему?..

«Разные есть магические надобности», — понимание было очень ясным и чужеродным, как и раньше на уроках Толкотта, его легко было отделить от своих мыслей. Разные. А есть и немагические. Он до нее дотрагивался, сидел вплотную. По шее погладил, отведя волосы. И прочие подробности всплывали, хотя Белла зажмурилась, стараясь изгнать их. Неужели так все просто? Просто микроскопические потребности старческой похоти — Беллу передернуло. Или он что-то магическое получил тогда от нее? Нет, ничего, подсказала чаша.

Белла обхватила плечи руками. Старый подонок! Ей захотелось рассказать родителям, потребовать мести. Но в голове ясно отдалось сознание, что им выгоднее будет не верить. Ведь если все так, то придется принимать меры. Рассориться с Карактакусом — а ведь он единственный из окружения отца, кто хоть во что-то ставил Друэллу, да и потом, для Сигнуса окажется, что она виновата, она поддерживала с Берком отношения, водила детей в лавку. Мать попытается выгородить себя, отрицая все, обвинив дочь во вранье. А отец… что ж, если он не побоится разрыва с Карактакусом… то все равно Белле достанется на орехи, за то, что ходила одна, что чем-то навела дядюшку на такие мысли… «Они обвинят меня», — поняла Белла.

Ее охватила хандра. Следующие дни выходить из дома не хотелось, Белла брала книжки и сидела, уставившись в них. За чашу приниматься тоже не тянуло. Белла устала от жестокой правды, и даже мелькнула мысль, что самообман родителей, их отказ признавать очевидное тоже может быть от усталости и испуга, от того, что нету сил справиться с реальностью. Она моргнула, прогоняя из головы очередную часть тяжелой правды. Блэки ничего не боятся. Надо убрать чашу подальше.