Слизеринец (гет)

Гермиона смотрела невидящими глазами в книгу, и по ее лицу текли слезы горечи. Она прекрасно помнила все, что говорила профессор МакГонагалл, когда рассказывала ей и ее родителям про магический мир. Она расписывала блестящие перспективы, которые открываются там перед старательно обучающимися волшебниками. Вот только она ни словом не обмолвилась о положении магглорожденных в магическом мире. Никто ей даже не намекнул, что она всю жизнь будет человеком третьего сорта, как бы хорошо ни училась. Ее «блестящее будущее» состояло в том, чтобы стать женой какого-нибудь не особо разборчивого мага и рожать ему детей. А карьера закончится в каком-нибудь отделе министерства на роли второстепенного служащего. Или медсестры в Мунго. Или… Слезы хлынули с новой силой. Она читала, что даже стань она блестящим зельеваром или еще кем-нибудь, маги все равно будут обходить ее с заказами, отдавая предпочтение более родовитым. Темный Лорд описывал судьбы магглорожденных на множестве реальных примеров. Там были описаны и судьбы тех, кто рискнул нарушить Статут о Секретности и пойти на сотрудничество с магглами. Таких магглорожденных было немало. Вот только за ними, рано или поздно, приходили мракоборцы с дементорами. Для этих магов-предателей даже жуткий Азкабан оставался недостижимой мечтой. Именно из-за этого, как поняла Гермиона, уже успевшая изучить все старые газеты в библиотеке, впервые основательно сцепились Дамблдор с Волдемортом. Директор ратовал за отмену смертных приговоров, агитируя магов за предоставление предателям второго шанса. Темный Лорд был категорически против. Более того, он призывал уничтожать и всех причастных к данным инцидентам магглов! А насчет магглорожденных. Волдеморт говорил, что их необходимо качественно учить и начинать это стоило в более раннем возрасте. Более того, он говорил об образовании новых родов или пополнении за их счет вымирающих старых! Вот только потом, как поняла Гермиона из обмолвок Малфоя, что-то произошло с самим Лордом. Именно тогда магический мир Англии умылся кровью. Причем убивали людей без оглядки на их чистокровность, и магглорожденных среди них было сравнительно немного.

* * *

На матч по квиддичу между Гриффиндором и Равенкло Драко шел с интересом. Да, игра ему нравилась. Как и ощущение полета. Вот только сам он играть не собирался, и немалую роль в этом играл его отточенный разум. Он слишком ярко представлял разнообразные травмы и их последствия, которые могли существенно сократить срок жизни даже сильному магу. Увы, травмы не проходили бесследно. По мнению Драко, никакая игра не стоила нескольких лет жизни, хотя и смотрел он на игроков с немалой завистью.

Он с неослабевающим интересом следил за тем, как кружит в воздухе ловец, зорко высматривающий неуловимый снитч. Как ловкие руки забрасывают в кольца квофл. Как носятся тяжелые бладжеры, со свистом рассекая воздух. Как перехватывают их массивные биты, отправляя к новым целям. Его не отвлекали от этого зрелища даже вопли комментатора, пытавшегося претендовать на лавры юмориста. Зато неестественное движение на гриффиндорской трибуне, располагавшейся практически напротив, сразу приковало взгляд. Там побагровевший Гарри Поттер пытался сорвать что-то с собственной шеи. Он сидел на заднем ряду в обществе Лонгботтома. Впрочем, неподалеку расположилась и явно скучавшая Грейнджер. Они оба недоуменно смотрели на Поттера несколько мгновений, а затем бросились к нему, скрывая его от глаз Драко своими телами. Драко, потерявший Поттера из виду, бросил несколько быстрых взглядов на другие трибуны. И сразу обнаружилось неестественное поведение двух преподавателей! В машущей руками и орущей толпе легко отслеживались два островка спокойствия на трибуне, предназначенной для преподавателей и гостей. Одним из них был что-то шепчущий Северус Снейп. Вторым был Квиррелл, занятый тем же. Причем оба смотрели в сторону Поттера! Переведя взгляд в ту сторону, он обнаружил, что Поттер завалился в своем кресле навзничь. Ну, насколько оно это позволяло. Руки его бессильно и неподвижно лежали. Рот был распахнут. Лонгботтом тыкал кончиком палочки в что-то, темной полоской пересекающее шею Поттера. Грейнджер кричала, привлекая внимание.

— Вот значит как? — прошептал он, и в его глазах, обращенных к Квирреллу, появились хорошо знакомые его близким людям зловещие огоньки, не предвещавшие объекту неудовольствия ничего хорошего. Кончик волшебной палочки высунулся между указательным и средним пальцами правой руки, лежавшей на перилах. Затем одновременно произошло сразу несколько событий. Раздался хор испуганных воплей с гриффиндорской трибуны, где происходящее с Поттером наконец-то было обнаружено толпой. Минерва МакГонагалл, сидевшая со своими учениками, ринулась вверх по трибуне на помощь львенку. Профессор Флитвик, оседлав метлу, выхваченную у одного из запасных игроков, понесся в сторону гриффиндорской трибуны. Ярким огнем вспыхнул тюрбан Квиринуса Квиррелла, который тот носил постоянно.

— Вот значит как? — одними губами беззвучно повторил Малфой, следя за спасательной операцией, которую развернули преподаватели.

На вопящего, но не желающего расставаться с тюрбаном Квиррелла ухнуло не менее бочки воды, наколдованной соседями, причем разом, смыв того с трибуны. И все из-за того, что профессор обеими руками вцепился в горящий тюрбан, вскочил и находился в весьма неустойчивом положении. Злую шутку с ним сыграло еще и то, что его кресло было крайним к лестнице.

— Спасибо тебе, Снеп-еп-еп-еп-еп, — вспомнил Драко анекдот про Снейпа, нерадивых учеников, разливших маслянистое зелье на лестнице, и незадачливого Дамблдора, наблюдая за кувыркающимся по ступенькам Квирреллом. Тот пересчитал их все до самого подножия трибуны, но рук от тюрбана так и не оторвал. Оказавшись внизу, он тяжело встал, ощупал мокрый и обгорелый тюрбан и, шатаясь, побрел в сторону Хогвартса.

Поттера надежно скрыл частокол спин. Вокруг волновались слизеринцы. Драко вздохнул и присоединился к ним, старательно изображая недоумение и непонимание. Кто бы только знал, как раздражала его необходимость постоянно строить из себя недалекого мажора, находясь на людях. Увы, мир магов был жесток. Не следовало привлекать к себе ненужное и опасное для жизни и благополучия внимание, до поры до времени. Дуракам почему-то жилось куда как спокойнее.

А уже через неделю поезд уносил его домой. Встречать Рождество в школе? Вот еще! Грейнджер, кстати, находилась, вероятно, уже в японской клинике. Ее отправили на следующее утро после происшествия с Поттером. А вот самому Поттеру не повезло. Не к кому ему, видимо, было возвращаться. Драко сделал в памяти пометку узнать о жизни Поттера вне школы. Раньше как-то руки не доходили, да и интереса особого не было. И так видно было по одежде и неухоженности, что любящей семьей там и не пахло. Ну да ладно. Главное, Поттера уже выпустили из Больничного крыла, куда он угодил после того, как его едва не задушил простой кусок веревки, неведомо откуда взявшийся на трибуне. Ну, неведомо это было не для Драко. Крестный тоже о виновнике знал, но судя по ненавидящим взглядам, бросаемым им на Дамблдора, тот запретил вмешиваться. Увы, Драко знал о связывающих крестного клятвах. В пользе подслушивания и подсматривания он не сомневался с самого раннего детства. Столько полезного и интересного иногда удавалось узнать….

А Квиррелл? Скоро он пожалеет о том, что посмел встать на пути у великого Драко Малфоя!

* * *

Гарри Поттер протер глаза и сел на кровати. Настроение было неважным. Как и раньше, он встречал Рождество в одиночестве. Рассчитывать на подарки тоже не стоило. Родственнички каждый раз издевались над ним, даря то старые носки Вернона, то трусы Дадли. В школе с друзьями не сложилось. Их успешно распугивал крупный и весьма агрессивный Дадли, который был отнюдь не дурак подраться. Не сложилось с дружбой и в Хогвартсе. Рон оказался трусливой и завистливой сволочью. Большинство гриффиндорцев — слишком шумными и навязчивыми для него, выросшего в одиночестве. С некоторой натяжкой он мог считать другом только Лонгботтома. С грустью он обвел глазами комнату, где остался один, и не поверил им, уставившись на несколько свертков, лежавших у его кровати. Так, в широченной сползающей майке и драных трусах Дадли, он и наклонился над свертками. Надписи на упаковках не оставляли сомнений. Все это было предназначено именно для него! Ошибки не было! Он осторожно взял самый верхний сверток и аккуратно развернул упаковку. Внутри оказалась коробка самых шикарных конфет, какие он только видел в жизни, и письмо от Невилла. Когда он читал поздравления, на бумагу несколько раз капали непроизвольные слезы.

Второй сверток преподнес ему серебристую мантию, оказавшуюся невидимкой. С ней была записка, гласившая, что эта мантия принадлежала его отцу, отдавшему ее перед самой смертью. На этой записке не было подписи.

В очередном свертке оказалась книга от Гермионы Грейнджер, ныне лечившейся в Японии. Видимо, она позаботилась о подарке еще будучи здесь, заранее. Гарри даже смутился увидев подарок от нее. Он не считал девочку подругой и не отправил ей поздравления. Подумав немного, он решил, что извинится и подарит ей что-нибудь после ее возвращения.

Из большого бумажного пакета он извлек некрасивый свитер крупной вязки и письмо от некой Молли Уизли. Скривившись, он отложил эту вещь на кровать Рона. Носить что-то, подаренное его семьей, он не собирался.

А вот следующий большой сверток озадачил его куда сильнее. Там был полный набор одежды, начиная от носков, трусов и ботинок и заканчивая красивыми мантиями и теплым плащом. В нем было письмо от Малфоя. Тот извинялся за бестактность и незнание причин, вынуждающих Гарри так одеваться. Но он счел возможным преподнести родственнику этот скромный гардероб и надеялся, что обновки будут приняты, а его забота не будет расценена как оскорбление. Читая витиеватые фразы, Гарри даже улыбнулся таким словесным кружевам и изыскам. Ему была приятна эта забота, пусть и проявленная слизеринцем. Родственник, как-никак. На его душе стало немного теплее.

* * *

Рождественским утром настроение Драко было великолепным. Он, помимо прочих, получил подарки от Теодора Нотта, Миллисенты Буллстроуд и Нимфадоры Тонкс, которой тоже отправил подарок. Наконец-то его усилия начали приносить плоды! О дружбе, конечно, еще не было и речи, однако первые шаги к сближению были сделаны. А всего-то и потребовалось: слово здесь, подсказка там, несколько партий в шахматы и ни к чему не обязывающие разговоры. И Нотт, и Буллстроуд, и Тонкс чувствовали себя в Хогвартсе одиноко. У Тонкс как-то не сложилось с друзьями, и она довольно легко пошла на контакт с Драко, убедившись, что в нем нет предрассудков взрослых родственничков. Точнее говоря, он умело их скрывал. Слизеринцы из-за своего одиночества тоже благосклонно восприняли осторожное сближение с Малфоем и подключившейся к процессу Панси. О Панси! Драко тепло улыбнулся, вспомнив девочку. Впрочем, они должны были увидеться уже завтра. Но, как всем известно, мы предполагаем, а Бог располагает.

За завтраком, где присутствовали и мама с крестным, отец преподнес ему давно ожидаемый, но от этого не менее неприятный сюрприз.

— Сын, послезавтра мы проведем твою помолвку с Асторией Гринграсс, — заявил Люциус, едва Драко расправился с яичницей.

— Не будет этого, — спокойно ответил тот, ставя назад кружку с соком, которую успел взять в руку.

— Я так решил! — повысил голос Люциус.

Драко лишь пожал плечами, поочередно всматриваясь в лица близких.

* * *

У Северуса Снейпа, встретившегося с крестником взглядом, екнуло сердце. За холодной малфоевской маской разгоралось виденное им ранее у Беллы и Сириуса фамильное безумие Блэков! Он не мог ошибиться и попытался считать хотя бы намерения Драко, дома не носившего комплект наследника — и не смог! Понятно было лишь то, что в отличие от буйных родственничков у Драко безумие проявилось в совершенно иной, какой-то скрытой форме, и к чему это могло привести, Северус не знал.

Затем разум Драко вдруг разом закрылся, став нечитаемым. Такое иногда встречалось Северусу и означало скрытую бурю эмоций, которые человек стремится никому не показать. Да и не полез бы он глубоко в разум крестника. На это были целых две причины. Первая — он любил Драко и не желал лишиться его доверия. Вторая — когда-то он пробовал проникнуть в разум Беллы во время приступа и едва сам не свихнулся. Повторять тот опыт он как-то не хотел.

А Драко, между тем, все-таки выпил свой сок, больше не обращая внимания на речи отца, поднялся и ушел, несмотря на окрик Люциуса! Раньше такого не было никогда.

— Зря ты, Люц, давишь на мальчишку, — проговорил Северус, когда за крестником закрылась дверь. — Беллу, когда ей объявили о Лестрейндже, помнишь?

Нарцисса, сидевшая напротив, отчетливо вздрогнула. После вспышки ярости Беллатрикс дом на площади Гриммо пришлось основательно ремонтировать. И подобные вспышки происходили не раз.

— Ты думаешь?.. — начала Нарцисса.

— Я легилимент, — ответил Северус. — Драко не миновало проклятие Блэков. Вот только он не Белла и не Сириус. Он совершенно другой, и…

Люциус хлопнул ладонью по столу, прерывая Снейпа.

— Будет так, как я решил! Беллу и то обломали!

* * *

Холодный разум, подстегиваемый яростью, которая, впрочем, только стимулировала и ускоряла мыслительный процесс, вел Драко кратчайшей дорогой к алтарю рода. Женить его насильно собрались? Разбежались! Потерять Панси? А хотелка у отца не треснет? Глаза у Драко горели решимостью и были абсолютно сухими. Какие слезы могли быть в ситуации, когда нужно было отстаивать свое? Безумный хомяк, любовно откармливаемый с самого детства и накрепко обосновавшийся в душе Драко, бесновался и оглушительно ревел подобно охраняющему кладку дракону.

— На святое покусились! Не отдам! Она МОЯ!!!!

* * *

Не успел Северус встать из-за стола, как менор основательно тряхнуло. Смертельно побледневшая Нарцисса и побагровевший от ярости Люциус кинулись в сторону спуска к алтарной комнате. Северус последовал за ними. Магическая связь с крестником давала ему такое право.

Драко, шатаясь, стоял на алтарном камне. Он был абсолютно обнажен. Губы его были в крови. Кровь ручьем стекала с запястий, явно разорванных зубами. Драко был смертельно бледен, но улыбался. Увидев это, Люциус зло выругался и, развернувшись, покинул алтарный зал. Нарцисса и Северус бросились к Драко, который уже оседал на камень, теряя сознание.

* * *

Когда Драко пришел в себя, вновь было утро. Болели замотанные бинтами запястья, которые пришлось рвать зубами из-за того, что второпях он забыл взять нож, но в целом состояние было приемлемым.

Сожалел ли он о содеянном? Нет. Он сделал то единственное, что мог в данной ситуации противопоставить воле главы рода. Он принес клятву-обет на алтаре и скрепил его своей кровью и магией. Теперь женить его насильно было невозможно, так как он включил в обет условие, что женится на ком-либо только по собственной воле. Любое отклонение, будь то Империус, зелье или оказанное давление, могли привести только к одному единственному результату — смерти принесшего обет. Все. Если отец не хочет прерывания рода, то отступится. Если же нет…. Драко знал о последствиях, вот только он привык всегда получать желаемое! До того разговора за столом Драко думал просто сорвать помолвку, скрывшись в тайных ходах менора. А о многих из них родители и не подозревали. Да и домовикам туда хода не было. Проверено на Добби. Но решение с алтарем вдруг в какой-то момент показалось ему куда более притягательным и верным.

Хомяк в его душе временно затих, а у Драко вдруг родилась интересная идея по защите разума. Как там в книгах говорилось? Заложить в основу мысленно создаваемого мира сильные и стойкие чувства и ассоциации? Его губы расползлись в широкой и коварной улыбке. А перед мысленным взором появилась бескрайняя зеленая равнина, травы на которой шевелил ветер. На этой равнине вырос холм, а в нем вдруг появилась огромная нора.

Коварная улыбка стала шире. Что такое нора? Это лабиринт, уходящий далеко вглубь земли и темнота. А чего боятся люди? Так темноты и монстров, обитающих в ней. Монстров, зачастую выдуманных их же собственным разумом. Будут наглецам темнота и монстры! Уж богатая фантазия Драко такого позволит измыслить! А прорвавшихся вглубь встретит маленький милый зверек.

Он так размечтался, что сам не заметил, как погрузился в крепкий здоровый сон.

* * *

Северус обдумывал произошедшее, лежа в кровати и мысленно ругая Люциуса последними словами. Так глупо спровоцировать мальчишку. Зачем? Дались ему эти Гринграссы! Да, выгодный брак. Да, большой приток денег в семью. Но у Малфоев их что, недостаточно? Ха! Нет, Люциус все-таки идиот! Своими глупыми действиями спровоцировал пробуждение проклятия Блэков! И ведь сам вскоре пожалеет, вот только пути назад уже нет. Он, Северус Снейп, прекрасно видел в глазах очнувшегося Драко, что безумие никуда не исчезло, оно лишь затаилось на время. В первый раз оно толкнуло всегда осторожного и расчетливого Драко на проведение этого опасного ритуала. Хотя нужно признать, что ход в этой партии с отцом мальчишка провел великолепный. Но на что его потянет в дальнейшем? И как безумие Блэков будет сочетаться с расчетливостью Малфоев и особенностями характера самого Драко?

— Ох, не завидую я Уизли, — прошептал Северус. — Если они вновь прицепятся к юному Малфою.

* * *

А проснувшегося посреди ночи Драко занимала другая проблема. И этой проблемой были Гарри Поттер и Квиринус Квиррелл. Отдать Поттера на расправу и простить уже совершенную попытку? Ну уж нет! Поттер нужен ему, Драко! Малфой все взвесил и уже принял решение насчет его судьбы, как, впрочем, и Квиррелла. Нужен был план. Вот только план требовалось разработать куда как более изощренный и жестокий, чем намечался ранее. Щадить человека, осмелившегося задумать убийство того, кем заинтересовался Малфой? Его дальнего родственника? Вот еще! Да Драко потом сам себя уважать перестанет! Так что воздастся виновнику сторицей!

Воспитанный на родовых преданиях и кодексах Малфоев и Блэков, Драко не сомневался в принятом решении ни единого мгновения. Кодексы обеих семей гласили — враг, поднявший руку на родню, пусть и дальнюю, должен быть уничтожен.

Драко не замечал изменений в себе. Принятое решение казалось ему простым, логичным и единственно верным.

Остаток каникул он провел в своих апартаментах, наказанным. Три раза ХА! Драко не собирался ни в чем раскаиваться. Он все сделал правильно. Вынужденное безделье он потратил на дальнейшее изучение анимагии и окклюменции. И если во второй все шло планомерно, то в расчетах по анимагии он, похоже, допустил ошибку. Результат, при очередной перепроверке, получился очень странным. Раньше выходило, что зверь, в которого ему предстояло обращаться, весил около килограмма. Теперь оказалось, что он станет кем-то из куньих, но весом около двадцати — тридцати килограмм! Таких зверей он не знал. Все хори, куницы, ласки, горностаи, норки и выдры были куда как меньше. Он снова с головой ушел в расчеты в поисках ошибки. В поезд он садился все в таком же отрешенно-задумчивом состоянии. Из задумчивости его вывела Панси, с тревогой разглядывающая свежие багровые шрамы на его запястьях.

— Что это? — требовательно спросила она, ухватив его за правую руку.

— Шрам, — откликнулся он, прерывая свои думы. Все равно ошибку в расчетах найти он пока так и не смог.

— Да я вижу, что шрам, — нахмурилась Пэнси. — Откуда он? И не вздумай врать!

В купе они были вдвоем, так что врать Драко причины действительно не видел. Так что сказал истинную правду.

— Меня попытались обручить с Асторией Гринграсс.

Панси закусила губу и пытливо всмотрелась в его глаза. Взгляд он не отводил. Было видно, как надежда в ней боролась с отчаянием. Затем она посмотрела на шрамы и тихо спросила.

— Астория теперь…

— Нет, — перебил он ее и обнял, прижав к себе. — Никому я тебя не отдам и не променяю. Ты же знаешь. Я провел ритуал на родовом алтаре. Теперь никто не сможет меня женить насильно. Мне нужна ты, и только ты.

Панси выдохнула воздух, который непроизвольно задержала в груди, ожидая его слов, и прижалась крепче, уткнувшись ему в плечо.

— Я так боялась, — прошептала она всхлипнув. — Я…

— Тихо, моя хорошая, — он погладил ее по волосам. — Все у нас будет хорошо.

Весь путь они так и просидели, обнявшись и тихонько рассказывая друг другу о своих делах, мечтах и переживаниях.

* * *

Северус был мрачен. Семейный колдомедик, которого Нарцисса вызвала к Драко, только развел руками. Он не видел в нем никаких изменений. Но родовые проклятия не так-то и легко было отследить. Увы, здесь колдомедицина была бессильна. Информация из семьи никуда не ушла.

Драко не делал ничего необычного. Но сам Снейп решил более пристально следить за крестником. Поэтому следящие чары были наложены на его вещи и дверь в апартаменты. Правда, с вещей чары практически сразу снял Добби. С этим Северус ничего сделать не мог. Домовик действовал по приказу Драко, и другие люди и нелюди не в силах были повлиять на его поступки. Малфой, несомненно, узнал об этой попытке, но ни скандалить, ни чего-либо предпринимать он не стал, за что Северус был ему благодарен. Ссориться, несмотря ни на что, он не желал.

* * *

Едва попав в школу, Драко вновь с головой погрузился в расчеты. Ну не давала ему покоя допущенная где-то ошибка. Он убил на ее поиск целый месяц и все-таки обнаружил! На одну тысячную изменился один из коэффициентов, определяемых диагностическими чарами, считывающими параметры организма. То есть что-то изменилось в нем самом. Драко нахмурился и начал обдумывать уже этот вопрос, анализируя собственное состояние и не находя изменений. Из состояния задумчивости его вывел никто иной, как Гарри Поттер.

Родственничек подошел после истории магии и попросил о разговоре наедине. На вопросительный взгляд Панси Драко ответил только пожатием плеч. Причины он не знал. Да, честно сказать, она его в данный момент не сильно и интересовала. Голова была занята решением более срочных и интересных задач. Помимо анимагии и окклюменции его занимала и проблема Квиррелла. Драко ничего не забыл и не простил. Просто пока случая для решающего удара как-то не подворачивалось, а вредить ему по мелочам, тем самым настораживая, он не хотел.

Разговор с Поттером состоялся в одном из коридоров.

— Я хотел сказать спасибо за подарок и спросить, не знаешь ли ты, кто такой Фламель? — спросил Поттер, пытливо и с надеждой глядя на Драко. Тот хмыкнул. Вопрос был не из серьезных, а то Малфою очень не понравилось выбранное Поттером место и интерес нескольких подозрительных персонажей на портретах. Но эту информацию Драко не видел необходимости скрывать. Она была в каждом справочнике по алхимии.

— Я знаю только одного Фламеля, а именно Николаса. Он является мастером алхимии и единственным известным создателем философского камня. Года рождения не помню. Но можешь почитать о нем в любом справочнике по алхимии. Это все?

Поттер поколебался немного, но отрицательно помотал головой, из чего Драко сделал вывод, что вопросы есть, но вот доверия к нему нет. Ну что ж, дело хозяйское, как говорится. Однако и упускать такой случай еще немного сократить разделяющую их пропасть он не мог.

— Выпьешь со мной чаю? — поинтересовался Малфой. Поттер поколебался, но кивнул утвердительно. Ужин еще нескоро.

«Вот и хорошо», — подумал Драко, направляясь к тому кабинету, где беседовал с Грейнджер. Ситуация с Поттером ему очень не понравилась. Дело в том, что Фламеля упоминал и Квиррелл! Он уже несколько раз что-то бубнил о философском камне. Поэтому Драко совершенно не понравился интерес Поттера к этой же теме. В этом следовало разобраться, а родственничка, может быть, предостеречь от опрометчивых действий. А может, и нет. Дело в том, что у Поттера не было комплекта родовых артефактов, а значит, его разум был легко читаем! Драко сильно сомневался в том, что Поттер владел окклюменцией. Следовательно, объяснив Поттеру местные реалии, Драко раскрылся бы перед любителями пошарить в чужих мозгах. А он знал о троих: крестном, Дамблдоре и Квиррелле. Причем последней парочки он весьма опасался. А значит, им нельзя давать повод для подозрения его в чем-либо. Поэтому, устроившись за накрытым Добби столом, где помимо чая присутствовали разные сладости и пироги, Драко спросил совсем о другом.

— Скажи Поттер, ты не боишься ходить к Хагриду?

— Нет, — удивился тот. — А почему я должен бояться? Хагрид хороший.

Услышав это, Драко хмыкнул, а по его лицу расползлась веселая улыбка.

— Да я тут песенку занятную услышал, вот немножко и разузнал о нем. Хочешь послушать, что о леснике поют старшекурсники?

Поттер настороженно кивнул, и Драко негромко запел.

— Маленькие дети, ни за что на свете,

Не ходите дети с Хагридом гулять!

Лучше уж акулы, или крокодилы.

Или даже злобные магглы-педофилы,

Будут вас кусать, бить и обижать.

Не ходите только с Хагридом гулять!

Хагрид не насильник!

Хагрид не злодей!

Трезвым он не тронет,

Маленьких детей.

Маленькие дети, ни за что на свете,

Не ходите дети с Хагридом гулять!

Страшен пьяный Хагрид, необуздан, груб.

Он по пьяни может поломать и дуб.

Знает по округе вся лесная тварь,

Бабу ищет Хагрид, проглотив стопарь.

— Чего? — удивился Поттер. — Какую бабу? Зачем?

— У-у-у, — протянул Драко. — Как все запущено!

Он поднял на колени свою сумку и вытащил оттуда глянцевый журнал, где на обложке изгибалась полностью обнаженная женщина. В отместку за ограничение денежного довольствия, которым его наказал отец, Драко стащил у него всю обширную коллекцию маггловских и магических порножурналов. Они уже вовсю гуляли по школе, а в кошельке Драко прибавилось немало галеонов от старшекурсников.

— На, просвещайся. Дарю, — он протянул журнал стремительно краснеющему Поттеру. — Песенку, кстати, составил гриффиндорец. Его звали Майкл Смирнофф. Он уже закончил Хогвартс. Говорят, его очень заинтересовало, почему около школы так мало живности. А также, отчего Хагрида не любят кентавры. Так вот, он выяснил, что вся эта братия, как и регулярно заводимые лесником питомцы, разбегаются в ужасе, стоит Хагриду напиться спиртного. Он, говорят, весь в корень ушел, так что никому не хочется стать заменителем великанши для великаньего карлика.

— Какого карлика? — только и смог выдавить красный как свеклина Поттер, убиравший в сумку подаренный журнал и старавшийся на него даже не коситься. Что, впрочем, ему удавалось весьма плохо.

— Ты и этого не знаешь? — удивился мысленно потешавшийся над гриффиндорцем Драко. — Хагрид не полувеликан, как нам говорят. Великан он самый что ни на есть чистокровный, только карликовый. Ты карликов видел когда-нибудь? Флитвика не вспоминай — он-то как раз полугоблин.

Поттер кивнул, видел, мол.

— Очень хорошо, — обрадовался Малфой. — Теперь вспоминай, чем они отличаются от нормальных людей, и примеряй это к Хагриду.

Поттер надолго завис, только глаза делались все шире и шире, по мере мыслительного процесса.

— Но великаны же тупые? — спросил потрясенный Поттер.

— Не такие уж они и тупые, — усмехнулся Малфой. — Голгомаф, говорят, довольно умен. Только много ли ума нужно косноязычному монстру, живущему в лесу? Хагрид же с детства жил с приемным отцом. Тот его многому научил, и все равно лесник умом не блещет.

— Но магия? Он же учился в Хогвартсе! — возмутился пришедший в себя Поттер. — Великаны не маги!

— Ты уверен? — улыбка Драко стала куда шире. — А как, по-твоему, они прячутся от магглов, да и от магов тоже? Ведь никаких заповедников для великанов нет. И заметь, никто из магглов их не видит и даже не подозревает об опасном соседстве!

Поттер замялся, а Драко продолжил:

— Они магические существа и имеют магию по определению. Вот только пользуются они ей только для охоты да чтобы скрыться. Так что смотри, Поттер, не появляйся у лесника, когда он пьян.