Тайны Тёмного Лорда (гет)

“…Ночь. Понедельник.

Очертанья столицы во мгле.

Сочинил же какой-то бездельник,

Что бывает любовь на земле.”

А. Ахматова

Том, наконец, прекратил просматривать воспоминания отца, вынырнув из его сознания. Реддл старший не сводил взгляда с волшебной палочки, так как имел возможность воочию убедиться, что можно творить с помощью этой невзрачной на вид деревяшки. От внимания сына это, конечно, не ускользнуло.

— Боишься, да? — Со злорадной мстительностью прошипел Том. — Теперь понял, что это ты, мерзкий магл, был недостоин целовать пол, по которому ходила моя мать — чистокровная волшебница из древнейшего рода, прямых потомков самого Салазара Слизерина. Хотя такому ничтожеству, как ты, это имя ни о чем не говорит. А между тем, благородная волшебница в мучениях умерла от воспаления легких, когда оказалась на улице среди зимы и едва добрела до магловского приюта. Перед смертью она успела только дать мне твое поганое имя. — По мере того, как Том говорил, желание мести и ярость разгорались в нем все сильнее и сильнее. — Нет! — Запальчиво вскрикнул он, сверкнув гневными, налитыми кровью глазами. — Легкой смерти, простого проклятья ты не заслуживаешь!

— Круцио! — Яростно закричал он

Старший Реддл у ног Тома извивался от непереносимой боли, отчаянно голося, сбивая ковер и царапая ногтями паркетный пол. Юноше эта месть, вид неимоверных мук доставлял наслаждение и какое-то злорадное удовлетворение. А между тем пыточное, как и смертельное проклятье, не оставляло никаких следов, по крайней мере для неволшебников. Когда жертва лишилась чувств, Том просто плеснул в лицо водой, которая полилась из волшебной палочки, а потом снова начал пытку. Однако всему приходит конец, и сыну, в жестокости своей превзошедшему отца, наскучили однообразные крики и душераздирающие вопли. “Авада Кедавра” на миг осветила лицо старшего Реддла зеленым светом, всколыхнула на его голове черные волосы и мгновенно убила несчастного, который уже начал мечтать о смерти, лишь бы прекратилась эта мука, пусть даже такой ценой.

Через секунду тишина в комнате нарушалась только частым дыханием Тома, который с волшебной палочкой в руке стоял над тремя мертвыми телами. Со времени смерти плаксы Миртл прошел едва ли год, а Реддл уже снова убил. И если после гибели Миртл Том какое-то время испытывал сожаление, отчасти вызванное страхом, что закроют Хогвартс, то сейчас у него и в мыслях не было о чем-либо жалеть. Убийство ученицы было непредумышленным, можно даже сказать, несчастным случаем, тогда как столь безжалостную расправу над родным отцом он замышлял давно и тщательно спланировал. Страшные почти необратимые вещи происходили в этой ожесточенной и уже раздробленной душе. Том не чувствовал ни капли раскаяния в этом тройном убийстве, и даже не искал его. В этот день даже не одна, а сразу три Авады Кедавры вылетели из волшебной палочки, отобранной у Морфина. Из головы у него не шла сцена расставания родителей и последующий предсмертный поступок матери, когда ее последними словами стала просьба назвать сына в честь отца. “Как можно было так поступить после всего, что папаша сделал с ней?” — Не прекращал задавать он себе один и тот же вопрос.

С этими мыслями Том отправился в приют, бесцеремонно вошел в кабинет перепуганной миссис Коул и, не говоря ни слова, применил к ней легилименцию. Холодная новогодняя ночь, в которую ему суждено было родиться, и сцена смерти матери предстали перед ним с необычайной ясностью. Директриса дрожала от страха, понимая, что сейчас ее жизнь висит на волоске. Том и вправду прикидывал, не произнести ли смертельное проклятье или ограничиться одним Круциатусом. Однако решил, что на сегодня, пожалуй, смертей с него достаточно.

— Вы и вправду тогда спасли меня, миссис Коул! — Приторным учтивым тоном, в котором от этого еще сильнее чувствовалась издевка, сказал Том. — Да и зла в общем-то не желали, полагая, что действуете мне во благо. И маме пытались помочь, хоть вам это и не удалось. За это я пощажу вас и не убью! Однако, заплатить за ваше обращение со мной вам придется!

— Круцио! — Директриса упала на пол и стала корчится от боли, заходясь истошным криком, который, однако, не проникал за пределы защитной сферы. Несколько минут спустя Том снял проклятье, развернулся и, не говоря ни слова, отправился в свою каморку, оставив миссис Коул лежать на полу. У женщины только и хватило сил облегченно вздохнуть, глядя вслед уходящему мучителю.

У себя в комнате Том снова погрузился в напряженные размышления, потому, как сильное неизгладимое впечатление произвели на него воспоминания отца и директрисы. Страшное горькое разочарование овладело семнадцатилетним парнем.

“Мать сказала, что любит папашу и больше никогда не станет колдовать.” — думал он. “Неужели любовь толкнула ее на такое безумство, заставила отказаться от борьбы за свою жизнь и за жизнь еще неродившегося ребенка?” Вспомнился ему и разговор с профессором Дамблдором после экзамена по ЗОТИ, и горькая усмешка искривила его губы. “Ложь!” — Слетело с них одно слово. А еще находятся глупцы или лицемеры, которые утверждают, что любовь побеждает смерть. Какой обман! Лживая сказочка для простачков, готовых поверить во всякие небылицы! Не побеждает смерть эта зараза, а напротив, губит тех, кто стал ее жертвой. Лучше и безопаснее всего бежать от этой чумы как можно дальше. И тут Том расхохотался страшным и холодным смехом. Он вспомнил, что мать напоила этого глупого магла, его папашу, амортенцией, а действие, которое это зелье оказывало на рожденных в подобном союзе детей, было известно. Любого другого человека откровение о том, что ему никогда не суждено будет полюбить, повергло бы в ужас. Но только не Тома, который теперь брезговал даже произнести это слово. Он, напротив, усмотрел в этом для себя небывалое благо.

За окном уже была ночь, хоть и короткая, летняя, однако, темная и такая туманная, что нельзя было различить здания, что стояли через дорогу. И также как густой туман растворялся во мраке, так и в сердце Тома воцарилось глубокое отвращение к пресловутой любви, ничтожному папаше и даже к имени, которое он получил от этого магла. Даже раньше, когда еще он не знал о своем происхождении, то инстинктивно не любил свое имя, а теперь тем более не хотел носить его. В воздухе стали одна за другой появляться начертанные волшебной палочкой огненные буквы.

“Том Марволо Реддл (Tom Marvolo Riddle)”

Юноша сосредоточил взгляд на той части имени, что не была ему так ненавистна. Его концовка, слог “ло”, сливался с началом фамилии, образуя слово “лорд (I’m lord)”. “Я лорд!” — Усмехнулся Реддл. — “Что же, звучит неплохо, во всяком случае лучше, чем ублюдок и недоносок, коим стал после рождения хоть для волшебников, хоть для маглов. И что же за лорд? Это интересно!” Конец фамилии и средний слог образовывали “Вол де (Vol de)” — “воспаривший, победивший”. “Кого победивший?” — С воодушевлением вопрошал себя Том. — “Я хотел победить последнего врага — саму смерть! И ведь сделал это, создал крестраж!” Том снова всмотрелся в оставшиеся слова и слоги “Том Мар (Tom Mar)” и вдруг не удержался от короткого вскрика, настолько сильный испытал восторг: из оставшихся букв как раз можно было сложить слово “смерть (mort)”. Так “Том Марволо Реддл (Tom Marvolo Riddle)” при перестановке слогов и букв преобразовалось в анаграмму “Лорд Волдеморт (I’m lord Voldemort).” И это вновь созданное имя казалось Тому куда благозвучнее, отражало суть того, кто собрался носить его, и несравненно лучше подходило наследнику самого Салазара Слизерина. Теперь юноша был уверен, что об этом имени узнает весь мир, волшебники и маглы. Оно будет исполнено величия и славы, а никчемные людишки, грязнокровки и простецы, будут бояться даже произнести его. Теперь лицо Тома исказилось от страшной, так уродующей его радости, а глаза полыхали багрецом от злобы.

“Лорд Волдеморт — мое прошлое, настоящее и будущее!” — проговорил он холодным жестким и властным голосом. И никто пока еще не знал, что в эту темную туманную ночь вместо эгоистичного, гордого и мстительного Тома Реддла, трепетавшего от страха перед смертью и разуверившемся в самом светлом из доступных человеку чувств, появился на свет коварный, жестокий и не знающий жалости лорд Волдеморт.