Чаровница (джен)

Они попрощались с матушкой. Тор искренне надеялся, что не навсегда, и Гром-Секира за спиной добавляла ему веры в это. Он почти сдох, когда Локи и Эйтри создавали это чудо — самое лучшее, самое грозное и могущественное оружие, которое выковал великий мастер. Оружие достойное царя.

Тор чувствовал, что теперь достоин его нести, он не искал власти по-прежнему, но осознание ответственности к нему пришло. Громовержец шел не убивать сестру по крови, первенца своего отца и ту, за которую предпочли умереть лучшие сыновья и дочери Асгарда. Тор хотел поговорить. Стать кем-то лучшим, большим, чем тень отцовских ошибок. Он надеялся, что Хела будет способна выслушать их. Ведь в его руках теперь оружие способное ее сокрушить.

Мьёльнир он оставил дома.

Тора покоробило то, что этим оружием владела прежде старшая сестра, им же собрала империю для отца, после чего молот у Хелы забрали. А потом Один отдал его следующему “достойному”… В голове было еще свежо воспоминание, как его выбросили в Мидгард, и Мьёльнир не отзывался, отец просто лишил его оружия.

Видимо царь любил повторятся в том, как наказывал непослушных чад своих. Только он вернулся домой, а Хелу похоронили заживо и забыли. Тор почувствовал озноб по коже… Он вдруг понял, что Всеотец мог зайти и с ним настолько же далеко. Да, в сравнении с Хелой его мягко пожурили всего лишь. Однако и Тор это признавал теперь — царь имел право его наказать. Он начал войну, ненужную и невыгодную царству. Они бы резались с ледяными великанами сейчас из-за его гордыни, если бы не то, как радикально Звездоглазый решил вопрос йотунов.

Не то чтобы Тор одобрял полностью его метод, однако Локи нашел выход из заваренной им каши. И у них благодаря этому есть время на другие вопросы, в том числе и сугубо семейные.

Он не один вооружен так, словно они идут против армии. Локи, Амора в доспехе, сизо-серебристом, с перекинутыми через грудь золотыми косами. Мрачная краса… Тор усмехается. Локи, зелень одежд которого сменилась черным и алым, рожа привычно непроницаема, только в невозможных глазах бродят тревожные тени. Брату не по себе, и Тора, привыкшему к вечной сниходительности Звездоглазого, это напрягает.

Они буквально идут в преисподню, в гости к некромантке и царевне Асгарда — изгнанной и преданной. Тора жжет стыд, он не был еще даже зачат, но Всеотец избавился от ставшей неугодной дочери, чтобы освободить место еще не рожденному мальчику, наследнику. И Тор им стал.

Интересно, как быстро Хела захочет вскрыть ему глотку, вытащить позвоночник и закусить еще бьющимся сердцем? Вполне в духе тех жутких баек о некросах, которые любили рассказывать у костра. Теперь он сможет проверить страшные сказки на практике, на своей шкуре. А Тор в принципе не готов и не хочет умирать. У него впереди бесконечность и, честно, он ведь только начал учится думать своей, а не чужой головой.

Тор был в курсе бродивших среди придворных слухов, что после начала сна Всеотца все дела во дворце прибрал в свои руки Звездоглазый. Мда, некоторых жизнь ничему не учит, и пока что официальный наследник Золотого трона прищемил парочку самых длинных и ядовитых языков. Мог бы вырвать, но чудовище в их семье отыгрывать не ему. Кроме того, лишнее напряжение сейчас ни к чему, пришлось обойтись полумерами.

То, что Локи воспринимали этаким сосредоточением зла, для Тора новостью не было. Брата считали всемогущим кукловодом из-за трона, только вот шипеть гадости за спиной придворным это не мешало. Такой вот парадокс сознания. Яд лился на Локи, непопулярные решения сразу же приписывали его злому влиянию. Тор же ощущал бесконечную вину за то, что раньше невольно сам давал поводы сплетникам и неброжелателям брата. Он подвел Локи. Теперь у него хватало отваги сие признать честно и открыто.

Брат не делился своими дальнейшими планами, но Тор понимал, что Звездоглазый больше не связывает свое будущее с Асгардом. Это печалило. Он ведь думал, что Локи всегда будет рядом, но оказалось, тот перерос Асгард и Девять Миров разом. Тор набрался смелости, чтобы прийти и обсудить это с мамой. Она не отрицала, только осторожно попросила не давить на брата, как будто он бы посмел после всего, что Локи пережил по его вине.

Тор чуть не сломал голову, не слишком способную к интригам и тонкому воздействию, размышляя о том, как исправить вред, что он причинил? Не вырывать же, в самом деле, всем злоязыким сволчам языки. Хотелось, конечно, очень, как раньше, грубой силой закрыть вопрос. Только соображалка у Тора стала чуть больше, и он осознал, что — в задницу Суртура! — чтобы заткнуть грязную молву, порочащую брата, ему придется работать палачом от рассвета и заката. И вряд ли матушку устроят безъязыкие и калечные поданные, целые толпы оных.

Пришлось смирится с тем, что прямо здесь и сейчас он справедливость восстановить не сможет. Вред был нанесен слишком серьезный и глубокий.

С удивлением Тор понял, что кое-что уже сделал, сам того не понимая. Во-первых, приструнил и проредил свою свиту, разогнал подхалимов и за каждое хулительное слово в сторону брата вызывал на ристалище. Вбивал уважение к князю Локи буквально. Его малочисленное теперь окружение быстро усвоило, что к прежним шуточкам о Локи нет возрата. Он теперь всегда был крайне уважителен к брату, а ведь раньше Тор, не задумываясь, демонстрировал пренебрежение. Теперь же он действительно слушал Локи.

Выводы учился делать сам, но к словам брата прислушивался. Адски трудно было думать своей головой.

— Идем? Бальдр, пожалуйста не отходи от матушки. — Тор коротко обнял младшего брата и добавил тихо, только для его ушей: — Недовольные на тебе и дворец тоже.

Бальдр собрано кивнул и стиснул здоровяка Тора так, что у того ребра затрещали. Вот тебе и хрупкий мальчик… О Бальдре можно было сказать одно: что и первое, и второе впечатление очень обманчиво. Вот сейчас Тор не переживал за маму и спокойствие царства, у Бальдра хватит и дури, и силы, чтобы удержать все в стабильном состоянии. И братец еще и умен. Золото, а не ребенок.

Амору они задвинули за спину. Шваркнуть чем-то убойным Чаровница могла и оттуда, как и держать щит. Его бывшая любовница была очень-очень сильной, просто Тор как-то не задумывался над способностями самозабвенно в него влюбленной постельной услады.

Это после того, как он перестал ей быть интересен, и жизнь совсем переменилась, Тор оценил Амору с другой стороны. И даже попытался вернуть её на свое ложе, что закончилось провалом. Зеленые омуты, прежде горевшие страстью, смотрели на него равнодушно, раздраженно и порой очень зло. Повезло, что мозги он отрастил и пусть эго было ущемлено, однако Тору хватило прозорливости понять, что “нет” Чаровницы это именно “нет”.

Он не сожалел. Как боевой товарищ Амора устраивала его больше, чем полностью. И какой бы прелестной ни была златовласая дева, ссориться с братом из-за юбки Тор не собирался. А Локи ее защищал как друга. Ничего иного Тор не видел между этими двумя.

В них ударил Биврест.

Хеймдалль получил четкие указания: даже если они будут умирать, и у Хелы появится шанс вернуться домой, то Страж должен будет оставить их там. Тор выразился предельно четко, и заставил матушку повторить его приказ. Хеймдаллю не впервой отворачиваться и посылать друзей на смерть.

С каких пор Тор стал настолько дурно думать о том, кого раньше мнил воплощением чести? Ровно с того момента, как узнал, какой выбор Страж Асгарда сделал в истории с царевной Хелой. Смотреть на Хеймдалля как раньше он уже не мог, потому что презирал.

Тор закашлялся…. Черный, серый… Спертый воздух, насыщенный частицами песка, пепла и запахом гари.

Они стояли на каменной площадке, окружённой полуразрушенными колоннами, откуда открывался вид на выщербленные ступени, ведущие вниз, и город вдали. Ничего не было слышно, ни звука, ни шороха. Ветра не было. Вместо неба — рванная безда. Тор почти задохнулся от красоты звезд, казавшихся такими близкими, что руки протяни и коснешься одной из ветвей бесконечного Иггдрасиля. Этот прекрасный свет заливал по-настоящему мертвую пустошь.

— Лучше смерть, чем это…

Ясный, чистый голос Аморы разбил тишину и погас в секунду, Тор тряхнул головой тишина словно душила. Биение собственного яростного сердца теперь казалось оглушающим. Таким, что отчитывает его последние мгновения. Но он был, прирожденным воином и знал, что такие мысли — дурное дело.

Тор сосредоточился. Страшным было то, что он, любимый сын Одина, был согласен со словами Чаровницы. Лучше бы убил, ибо какой отец обрекает своего ребенка на такое? Он здесь пару мгновений, но рука так и тянется к Гром-Секире, и Тору не стыдно, что он хочет покинуть это проклятое место, как можно скорее.

Он злился на отца еще сильнее. Потому что слышать одно, а увидеть своими глазами — совсем другое. Тор ничего не знает о Хеле, старшей сестре, но ему жаль ее. Хотя он догадывается куда именно Хела, дочь Одина и внучка Бера, пошлет его с сочувствием. Нет слов ни на одном наречии, чтобы вымолить прощение за то, что с Хелой сделал Один Всеотец.