Частная жизнь в эпоху Волдеморта (джен)

К концу лета школьная сова принесла значок старосты.

— Кому и быть старостой, как не тебе, — довольно сказала мать. — Ты, наверное, самая умная на курсе. И не безобразничаешь.

— Да… но… — Лигейя запнулась. Староста должна наводить порядок среди учеников. Следить, чтобы они не нарушали правила, руководить. Как она сможет добиться от однокашников послушания, если даже просто поговорить с ними для Лигейи — большая проблема? Она вспомнила случайно подслушанный в прошлом году разговор профессоров. «Все-таки надо бы ее как-то акклиматизировать… Вредно для ребенка совсем не общаться со сверстниками», — сказала Макгонагалл, и Спраут согласилась. Может быть, новое назначение и выбрали как средство акклиматизации. Кидают же некоторые детей в воду, чтобы те научились плавать. Или дали магический выброс.

В Хогвартс-экспрессе Лигейя узнала, что ее напарником будет Нил Аккерли, и сам факт, что она не одна, как-то успокоил. Тем не менее, о социализации нужно было подумать.

Через пару недель учителя огорошили, сообщив, что с нынешнего года начинаются совместные уроки у ребят с разных факультетов. Первый должен состояться с гриффиндорцами. Эта новость всколыхнула ребят. Гриффов считали опасными, безрассудными, непредсказуемыми. Что, конечно, провоцировало живой интерес к ним. Лигейя вспомнила, как они сидели в поезде, в вагоне старост; гриффиндорцы затеяли ссору со Слизерином, а потом, когда надо было патрулировать, ушли своей группой и больше ни с кем не общались.

Места в классе профессора Флитвика заняли задолго до начала урока. Лигейя уселась за непопулярной первой партой, и тут же к ней подошла девушка с Гриффиндора, кажется, староста.

— Можно с тобой?

— Конечно, — удивленно ответила Лигейя. Она не ожидала такого стремительного братания с чужим факультетом. К гриффиндорке подсел парень, которого Лигейя тоже вспомнила по вагону старост. Решил поддержать подругу, усмехнулась про себя Лигейя. «Львы» же всегда горой за своих. Манящими чарами, которые профессор Флитвик велел повторять, она владела отлично, так что сосредоточиться на них не получалось, взгляд все время норовил ускользнуть в сторону, и именно в ту, где сидели двое гриффиндорцев. В начале урока, когда раздавали работы, парень, кажется, поймал ее, но дальше ведьма была осторожнее и вовремя отводила взгляд. Наконец Лигейя предприняла решительные меры, достала книгу «Забавные ошибки заклинателей». Чтобы не обидеть профессора, положила ее на колени под партой и углубилась в чтение, палочкой машинально продолжая время от времени притягивать мягкие игрушки. Она обнаружила, что поговорить с гриффами хочется, но абсолютно не представляла, как взяться за дело. Сказать что-нибудь невпопад — значит все испортить.

На следующий день гриффиндорка сама поздоровалась и подсела к Лигейе в столовой. Напомнила, что ее зовут Долорес, и щебетала весь завтрак, как-то ухитряясь совмещать болтовню с едой. Через пару дней Лигейя решила, что Долли надоедлива и неинтересна — и сразу почувствовала себя с ней свободно.

Подошел октябрь. Арахна Хиббинс рассказала, что в Хогсмиде выступит «Визг баньши» — культовая андеграундная группа. У старших парней «Визг» был популярен, интерес к такого рода музыке считался чем-то крутым.

— И почему мне еще нет семнадцати! — сокрушалась Арахна.

— А какая разница, сколько тебе лет? Отлучаться без спроса — все равно нарушение, совершеннолетняя ты или нет, — не поняла Лигейя.

— Да? А я думала, после совершеннолетия можно…

— А когда концерт?

— В следующую пятницу, в «Кабаньей голове». В восемь вечера.

Да, если бы Лигейя выбралась туда, в обход правил побывала на концерте «Визга баньши», это бы всех впечатлило. Не то, чего ожидают от скучного книжного червя, правда?

А ведь могло бы получиться, вдруг сообразила Лигейя. Идея сразу созрела в голове, о чем-то подобном она задумывалась еще летом, когда изучала пространственные чары и те из них, что применяла в Хогвартсе Ровена. Исчезающие ступени и проходы, меняющие местоположение. Возможность перемещения ограничили замком, и Лигейя нашла эти заклинания-ограничители, для своего времени остроумные. В дневниках Ровены этому сюжету отводилось много места. Замок строили, не исключая возможности вооруженных столкновений; приняли меры и на тот случай, если бой придется вести внутри укреплений. То, что сейчас выглядело как забава или утомительный анахронизм, когда-то диктовалось необходимостью выживания. Перемещающиеся проходы могли закрыть путь врагу или перебросить силы в нужном направлении. Сначала Ровена упоминала эти чары в шутливом тоне, как причуду Годрика, но со временем настроение дневников становилось мрачнее. Как поняла Лигейя, воспользоваться цитаделью по прямому назначению пришлось еще на ровенином веку.

Но главное — что ограничивающие заклинания можно было обойти. Ровена, конечно, не оставила прямых инструкций, но слабые места ограничительных чар подробно обдумывала и писала о них в дневнике открыто. Перед смертью она наложила на записи заклинания, скрывающие их от всех, кроме своих прямых потомков, и Лигейя понимала, почему. Слишком много опасной инфомации оттуда можно было извлечь.

Итак, выбраться из замка можно. Надо только провести опыты и убедиться, что придуманный Лигейей способ работает. Она совой заказала в Хогсмиде два десятка лабораторных жаб и приступила к экспериментам.

Когда Лигейя увидела в кабаке гриффиндорцев, ее сердце екнуло. Да, кажется, именно из-за них, в конечном итоге, она здесь и оказалась. Если бы Лигейю спросили, своим худшим качеством она назвала бы — справедливо или нет — трусость. Отсутствие страха у других людей ведьма воспринимала как вызов и укор себе. И сейчас случился один из кратких моментов триумфа. Видела ли она уважительное восхищение в глазах гриффиндорцев или вообразила его сама — так ли важно?

От музыки, заполнившей все кругом, и странного единения с толпой незнакомцев у Лигейи голова шла кругом, она чувствовала себя пьяной — и свободной. Подошла к мальчишкам, а потом подбила их залезть в брошенный склад. Прошло все довольно гладко, хотя ей не все время удавалось держать ровный тон.

Вернувшись в замок, она показала всем автограф певца, но прямо говорить, что была на концерте (а значит, нарушила режим), не стала. Если учителя начнут спрашивать, всегда можно сказать, что автограф взят еще летом — или его прислал знакомый из Хогсмида.

А на следующей неделе гриффиндорский староста, Фрэнк Лонгботтом, остановил ее в коридоре и спросил насчет заклинаний. Это была единственная тема, в которой Ли чувствовала себя абсолютно свободно, ее обычная робость и замкнутость растворялись, уступая место спокойной уверенности в себе. О чарах она могла говорить с совершенно незнакомыми людьми и даже завязать беседу по своей инициативе — что было бы невозможно в другом случае.

Так начались вечера в «комнате старост». С Фрэнком было легко. Он тоже воспринимал мир как материал для познания, они с Лигейей говорили на одном языке. Правда, опыта практической жизни у Фрэнка было куда больше, что придавало больший вес его суждениям о людях и поступках.

— Но я не против признать тебя более осведомленным, — сказала Лигейя. — Твоим выводам я могу доверять, ты судишь с тех же позиций, с каких я бы и сама. А опытом однокурсников я почти не могу пользоваться, потому что он засорен их оценками, а оценивают они с ложных позиций. Пока вытащишь куцые факты из-под горы ложных интерпретаций, семь пар очков сносишь.

— Ты же не носишь очки.

— Это образное выражение.

— Но все равно спасибо за похвалы моему интеллекту, можешь продолжать, — усмехнулся Фрэнк. Лигейя дернула плечом. — Хотя на самом деле ты, по-моему, умнее меня.

— Ничего, ты тоже не безнадежен. Быстро учишься.

Мэтт вскоре пригласил Лигейю на хэллоуинский бал. Он даже снимать воспоминания как следует не научился, хотя Лигейя разжевывала как могла, а про себя поражалась — думосбор ведь его, почему человеку не хочется освоить обращение с собственной вещью? Но на бал пошла, конечно. У Мэтта и раньше проскакивали какие-то нотки ухаживания, и, создавая букетик на парадную мантию, ведьма вдруг подумала: это оттого, что Мэтт не знает, что еще с Лигейей делать. Разговор о том, что ей интересно, он поддержать не может, так хоть заткнуть ей рот поцелуем. Лигейя сделала шаг назад, прогоняя дурацкую мысль; что только лезет в голову.

Соученики по Рейвенкло уже знали, что Лигейя дружит с гриффиндорцами, а завсегдатаи салона Слагхорна ничего такого не предполагали. Рабастан Лестрейндж издалека кивнул Лигейе, приподняв брови — Мэтт вскинул голову, и парни обменялись недружелюбными взглядами. Жест бровей явно относился к спутникам Лигейи, но девушку это не слишком расстроило. В конце концов, она не слизеринка.

У Долорес удалось получить пятиминутную лекцию о новой линии мантий Твилфитта — оказалось, хоть в чем-то Долли разбирается досконально, и это Лигейю немного примирило с ней. Рейвенкловка любое знание ценила.

Наутро в факультетской гостиной она пожаловалась Арахне Хиббинс:

— Мэтт сказал сальность на балу.

— Да? — рассеянно переспросила та. — А что именно?

— Да неважно. Про Беллатрикс Блэк что-то. Вроде «неплохо бы подглядеть, как она моется». Ну, неприятно.

— Неприятно, что не про тебя?

Лигейя поперхнулась.

— Что за шутки.