Дети проходных дворов (джен)

Не виделись никогда, но что такое никогда — чуть-чуть минут, всего-то чуть больше пары сотен, можно по пальцам пересчитать; схваченный на вокзале в последнюю минуту билет; «я тебе дождик привезу», «приеду обязательно», приехать, поездка, дорога, путь. Прос-то-так, говорит он, просто потому что иногда катаклизмы имеют место быть. Как сейчас, например.

Капли звенят на мостовой, по лавочкам, крышам, по разноцветной плитке; резким движением смахнуть воду с волос, провести ладонями по лицу — вез-де-мок-ро; всё-таки привёз с собой непогоду, шутит он и останавливается, чтобы посмотреть наверх — словно передаёт привет старому другу.

* * *

У Тины почти всегда ужасно мерзнут руки. У Тэма, напротив, руки всегда тёплые, и это кажется ей едва ли не шуткой судьбы: подумать только, этот замечательный тёплый человек — или, может быть, почти человек — сейчас, в удивительные июньские плюс пять, стоит рядом и иногда берёт за руку, проверяя, не слишком ли Тина замёрзла.

— Никогда не видела такой погоды в июне, — говорит она, чтобы как-то отвлечься от Тэма. Тэм слишком интересный, чтобы не смотреть на него практически каждую минуту времени; он почти как какой-то незнакомый город, улыбается сама себе Тина, только не такой большой.

— На моём веку тоже не доводилось, — усмехается Тэм, поглядывая на небо не то укоризненно, не то с насмешкой. — Хоть жабры отращивай, честное слово, терпеть не могу воду в моём нынешнем состоянии.

Тина не удивляется этим словам. Тэм частенько говорит вещи, которые она не понимает, иногда даже настолько странные, что Тине хочется попросить повторить сказанное — не ослышалась ли она? Впрочем, думает Тина, сейчас это абсолютно неважно — пока они оба стоят под навесом около большого торгового центра где-то в сердце города, и Тэм осторожно — пожалуй, даже слишком — обнимает её за плечи.

Впрочем, от внезапно налетевшего ветра это не спасает ровным счётом никак; Тина вздрагивает, рука Тэма соскальзывает с её плеча и от этого резкого жеста по окружающему их городу словно проходит мелкая рябь. Почти такая же, как на лужах, только — неосязаемая, неощутимая и невесомая. Даже дождь на мгновение утихает.

— Холодно? — уточняет Тэм; и пусть это, кажется, очевидным, но — нет, мотает головой Тина, не холодно, только не отправляй меня домой, вечность бы с тобой под этим навесом стояла, так уж получилось, понимаешь ли.

Тэм мгновение думает, а затем на плечи Тины опускается его тёплая тяжёлая куртка, пахнущая почему-то мёдом и дикими травами. Тина не сопротивляется, лишь пару раз переспрашивает что-то вроде «ты не замёрзнешь?», хотя, конечно, ответ уже давно знает сама.

* * *

— Здесь даже отдохнуть можно, — сонно щурится Тори, прислонившись лбом к стеклу. За стенами кафе, за автобусными стёклами ручьями переливается дождь, внутри — тепло и сухо, чуть сумрачно, на стойке между горкой стаканчиков и коробкой имбирного печенья мерцает чёрт знает откуда взявшаяся лавовая лампа. Сажусь рядом с Тори, она отдаёт мне второй плед, отлепляется от стекла и осторожно устраивает голову на моей груди. Посетителей в такую погоду у неё не бывает, так что мы — вместе с пледами, лампой, печеньем и одиноким автобусом посреди мокрой улицы — остаёмся как будто одни, отдельно от мира, через большое неощутимое стекло с ним.

Тори засыпает, и я засыпаю тоже, мерный шум капель по традиции убаюкивает. Июнь, думаю я сквозь наплывающий сон, а чертовски похож на октябрь, подружились они, что ли, и теперь бегают друг к другу в гости; во всяком случае, в прошлом октябре цвела такая жара, что даже солнце моментами можно было принять за летнее.

Невесомо касаюсь пальцами её длинных рыжих волос, Тори легко и мягко улыбается, и я вдруг отчаянно понимаю, как сильно я по ней скучал — видеться трудновато, когда она безвылазно сидит в кафе, а я ношусь чёрт знает где. Только открываю рот, чтобы озвучить эту мысль, как Тори чуть поворачивает голову — и я вижу, что она уже спит; зачем-то разглаживаю складки на пледе, расправляю крылья и обнимаю её ими, как большим тёплым пуховым одеялом.

— Я люблю тебя, — сквозь сон тихо говорит Тори, и у меня по спине бегут мурашки, не имеющие никакого отношения к непогоде снаружи. — Пожалуйста, никогда об этом не забывай.

* * *

Не виделись никогда, но что такое никогда — капли, падающие в стакан; небо вверху и небо внизу, и чёрт знает, какое из них настоящее; вода, лужи, брызги, смахнуть воду с волос, провести ладонью по лицу. Руки немного согревает стаканчик с горячим чаем, взятый чуть ли не на ходу и непонятно где, потому что вроде бы никаких приличных мест в ближайшем радиусе нет и никогда не было.

— Бесконечный чай? — улыбается он, заглядывая в картонный стаканчик; на секунду в чае отражается не небо и не вывеска магазина спорттоваров, но просто чёрт знает что. Бес-ко-неч-ный, соглашается июньский ледяной ливень, хотя его-то, конечно, совершенно точно никто не спрашивал.