Тайны Тёмного Лорда (гет)

Июнь, проведенный сиротами на побережье, пролетел для них быстро и незаметно. Они вернулись в приют, и напоминанием о чудесных днях остался загар на лице, плечах, спине. Каникулы продолжались, уроков не было, но вот занятия в приходской школе возобновились. Теперь на месте доброгго пастыря служил совсем другой священник Лицемеров. Тому Марволо Реддлу было достаточно одного внимательного пристального взгляда на холеное лицо нового настоятеля, чтобы понять: фамилия его говорящая и как нельзя лучше отражает суть этого человека. Подросток с первого дня невзлюбил его, и надо сказать, что эта неприязнь была взаимной. Впрочем, и другие дети были от Лицемерова явно не в восторге. Им не нравились его излишняя нравоучительность и чрезмерная строгость, когда кто-то из детей допускал ошибку, читая заученный стих Библии или псалом. Воспитанник в этом случае неизменно получал выговор, сопровождающийся упреками в лености и нерадении о благе своей души. По этой причине большинство ребят старались вообще не ходить на занятия в воскресной школе, пользуясь любым благовидным предлогом: от поручение сотрудниц приюта выполнить какую-нибудь работу до ссылок на плохое самочувствие или даже симуляцию болезни. Так в некогда полном классе хорошо, если находилась половина или даже третья часть от того количества воспитанников, что раньше посещало школу. Новому настоятелю это, конечно, было не по душе. Спустя пару недель, когда его терпение лопнуло, то он сам явился в приют, дабы лично высказать недовольство директрисе и прочим сотрудникам.

Было как раз время завтрака. Дети и работники, включая миссис Коул, собрались в столовой. В этот день здесь стоял противный запах пригорелой запеканки — не очень-то любимого детьми блюда, даже в обычном виде, а сейчас и вовсе несъедобного. Даже те из ребят, кто отличался хорошим аппетитом и был совсем неприхотлив в еде, теперь нехотя ковыряли ложками свои порции и, давясь, пытались хоть в малой степени заморить червячка, чтобы можно было дотерпеть до обеда. Большинство же, попробовав одну ложку, больше не притронулись к своим тарелкам.

Миссис Коул, скрепя сердце и про себя сетуя на непредвиденные расходы, все же распорядилась прибавить к завтраку белого хлеба и сыра. Наблюдая эту картину, Лицемеров неодобрительно покачал головой.

— Дорогая миссис Коул! — Вежливо, но при этом назидательно обратился он к директрисе. — Не пристало так баловать эти юные создания. Вижу, вы искренне печетесь об их благе, но не надлежит ли вам проявлять большую заботу об их душах, нежели телах? Им бы следовало поучиться смирению и терпеливому снесению испытаний, которые выпали им на долю. Ну а испорченный завтрак — прекрасный к тому случай. Сегодня я как раз собирался поговорить с вами о том, как сильно ваши воспитанники подвержены высокомерию, что даже многие из них регулярно игнорируют занятия.

Том сидел со столиком, который стоял совсем рядом с Лицемеровым, и по мере того, как он говорил, в мальчике все сильнее и сильнее закипала злость и на этого настоятеля, рядящегося в одежду мнимой добродетели, и на его слащавые речи, а главное, на несправедливость, как он полагал, этого мира, якобы сотворенном всемогущем Творцом. “Почему? Ну почему так?” — лихорадочно размышлял Том. “Почему такие вот волки в овечьей шкуре топчут землю, смотрят на солнце, дышат воздухом, коптя при этом небо, и никакая беда их не касается? Зато те, кому бы еще жить и жить уже давно покинули мир. Выходит, они слишком хороши для него и потому не приспособлены к жизни в нем и уходят так несправедливо рано.”

Тут Том встал и бросил на стоящего рядом с ним Лицемерова пристальный взгляд. Мальчик был достаточно высок ростом, чтобы установить прямой зрительный контакт. Все взоры устремились к Реддлу, священник невольно вздрогнул, а миссис Коул, не зная, что у этого непонятного мальчишки на уме, и какой номер он сейчас отколет, забеспокоилась.

— Реддл, немедленно сядь на место!

Лицемеров, тоже на дух не переносивший мальчишку, увидел в этом прекрасную возможность в чем-нибудь уличить его.

— Том, дорогой! — Елейным притворно ласковым голосом заговорил Лицемеров. — Ты что-то хотел спросить у меня, мальчик?

— Да, святой отец! — Невозмутимо отозвался Реддл. — Не будете ли так добры сказать нам, что вы сегодня кушали на завтрак? — Нарочито вежливо спросил Том, в то время как на его губах змеилась презрительная усмешка, без слов красноречиво говорившая: ну явно не подгорелую запеканку. — Может вы покажете нам пример смирения и терпения?

— Что? — Опешил настоятель.

— Реддл, замолчи немедленно, паршивец ты этакий! — послышался крик директора.

— Говорите правду! — Властно на свой манер произнес Том.

Взгляд глаз Лицемерова стал бессмысленным и при том покорным, как у человека под действием гипноза.

— Яичницу с беконом! — обреченно, словно слова вытягивали из него клещами, отвечал горе-настоятель. Однако он тут же пришел в себя, и глаза его яростно блеснули. Все воспитанники многозначительно переглянулись, с трудом скрывая ухмылки. Похоже, и они догадывались обо всем. Миссис Коул явно смутилась.

— Ах, только не волнуйтесь так, святой отец. Этот мальчишка хоть и знает, как надо себя вести, но порой бывает до невозможности дерзок. Впрочем, он не только вас так смущает. Как вспомню Эмми и Денниса…Но будьте уверены, мы его как следует накажем за нахальство.

— Ну что вы, милая миссис Коул! — Снисходительно-ласково заговорил Лицемеров, уже успевший оправиться от потрясения. Но Том видел, как в глубине его глаз залегла холодная ненависть, и понял, что ничего хорошего сейчас ждать не следует.

— Стоит ли наказывать больного ребенка? — Ханжески изображая заботу, проговорил Лицемеров.

— Больного? — Изумилась директор. — Простите, святой отец, осмелюсь возразить, но мальчишка хоть и худой и выглядит хилым, но в лазарете нашем по болезни отродясь не бывал. Только если дрался с кем-нибудь, да и то давно. Уверяю вас, Реддл здоров, как лошадь. На нем пахать можно.

— Миссис Коул, телесному здравию я не придаю такого значения. Я лишь предположил, что мальчик болен духом и душой. Взгляните, как горят его глаза. Явный признак какого-то душевного недуга. Нужно принять меры, пока еще не поздно, и помочь бедняге.

— Вы уверены? — Как-то сразу сникла директриса и посмотрела на Тома уже без гнева и даже с толикой жалости. Сама женщина всегда испытывала некоторый трепет и страх перед больницами для душевнобольных и для себя полагала, что лучше десять раз переболеть телом, чем вот так терять разум. — А если это не так?

— О, я вижу, вы весьма заботливый директор и сострадательный человек, раз так остро осознаете всю глубину ответственности за ваших подопечных. Но не волнуйтесь, без причин мальчика в больницу никто не отправит, и ваша совесть в любом случае будет чиста. Видите ли, среди моих прихожан есть прекрасный специалист, профессор-психиатр. Он может осмотреть мальчика, и в случае необходимости назначить соответствующее лечение.

Том, который молча слушал весь разговор, с каждым словом бледнел все сильнее и сильнее, яростно сжимая кулаки и всем своим существом ощущая страшную нависшую опасность. “Ага, вылечит!”- с горьким сарказмом подумал Том. — “Залечит до сумасшествия!”

— Я поговорю с профессором, миссис Коул, и попрошу его на днях зайти к вам и осмотреть бедного мальчика. А сейчас позвольте откланяться. Я должен подготовить проповедь о смирении во время предстоящей мессы. Надеюсь, ваши подопечные придут ее послушать.

И, не сказав больше ни слова, резко развернулся, так, что полы его черной ризы зловеще колыхнулись, и пошел прочь.

— Немедленно возвращайся в свою комнату и не смей выходить! Не желаю из-за твоих странностей подвергать опасности других детей. — Нарочито сурово изрекла миссис Коул.

— Я не сумасшедший! — кричал Том.

— Доктор во всем разберется. Он осмотрит тебя, и точка! В конце концов, будет лучше, если тебе своевременно окажут помощь, пока не случилась настоящая беда.