Частная жизнь в эпоху Волдеморта (джен)

На выходных небольшая парламентская группа, про которую Руперт Лонгботтом говорил «наши», собралась обсудить закон об оборотнях. Гризельда Марчбэнкс, Тиберий Огден, Эгберт Боунс, еще несколько человек. Закон должен был пройти на слушания через пару месяцев.

— Как вам этот миленький законопроект? — спросила Гризельда.

Тиберий Огден вздохнул:

— Тема-то важная… Но что за меры они предлагают, Мерлин мой! Уголовная ответственность целителей, если они не сообщают о диагностированных случаях заражения… Тюремный срок!..

— Это надо бы кинуть целительскому сообществу. Пусть выскажутся, — вставила Вера Свифт.

— Обязанность перед каждым полнолунием являться в Министерство, чтобы проводить оборотные дни в камерах Отдела охраны правопорядка. За одно нарушение — заключение сроком на два года, за рецидив — пожизненное.

— Запрет на ряд профессий — ого, ряд-то немаленький. Обязанность сообщать работодателям о своем оборотничестве.

— Как будто это можно скрыть…

— Некоторые скрывают. Трудятся сдельно, на дому или кем-нибудь типа лесника, например — кому не нужно каждый день общаться с людьми.

— Ты хорошо осведомлен, — удивленно отметил Эгберт Боунс. Дамблдор невесело усмехнулся.

Несколько лет назад Тиберию Огдену впервые показалось, что нападения оборотней участились. О каких-то случаях упоминали газеты, о чем-то он знал от целителей. Старик поделился наблюдениями с Дамблдором. Стоило копнуть чуть глубже, как обнаружилась подводная часть айсберга. Люди, скрывающие от всех свою ликантропию, зарешеченные подвалы в деревенских домах, дети, никогда не ходившие в школу и не имеющие шансов найти легальную работу, криминальные целители, получающие деньги за молчание и за шарлатанские зелья, которые якобы облегчают ход превращения, маленькие поселения в лесах, где горстка полулюдей пыталась выжить за пределами человеческого общества… Когда Дамблдор начал свое расследование, больные мало что знали о существовании себе подобных, но за несколько лет что-то ощутимо изменилось. Как будто возникло негласное сообщество, в котором информацию передавали из уст в уста, минуя непосвященных.

Когда Дамблдор сунулся с осторожным расспросами к кентаврам, Имбрей презрительно усмехнулся:

— А что за важность? Как будто между человеком и волком такая уж большая разница!..

Серая кобылица Пандора подождала Дамблдора на обратном пути.

— Отойдем-ка в ущелье, — нервно сказала она, — я вовсе не хочу, чтобы старейшины застали меня болтающей с человеком.

— Я польщен вашим доверием, — склонил голову Дамблдор.

— Нечем льститься, — отрезала она, — я вам не доверяю. Но в ограниченных рамках мы можем сотрудничать. Вы ищете диких оборотней? Я покажу их вам. Если у вас найдется магия на такой случай. Вы ведь можете набросить такие чары, чтобы нас не увидели? А чтобы не учуяли? Если нет, я умываю копыта.

— Думаю, я смогу быть полезен, — кивнул Дамблдор.

Прикрытые чарами, они добрались до оврага. На дне вяло копошились оборотни — Дамблдор заметил у одного кисточку на хвосте.

— Охота завершена… Скоро превращение, — прошептала Пандора. Она крутила головой, осматриваясь. В одиночку она не пошла бы сюда. Все-таки от волшебников есть толк.

— А вам они чем мешают? — спросил Дамблдор.

— Тише. Нет ничего плохого в том, чтобы охотиться для пропитания, — прошептала Пандора. — Это естественно для низших животных. Для тех, кто ест плоть. Но оборотни зачастую только кусают, не убивают, а передают свою сущность, бесконтрольно увеличивая стаю. И потом, они практически люди, хоть и пытаются притвориться волками. Противоестественный гибрид. Они здесь чужие. Никому не нужно, чтобы они угнездились здесь. Возможно, нам придется изгнать их. Но я не горю желанием отведать их зубов. Имбрей тоже не так безмятежен, как пытается показать.

Дамблдор отвлекся от воспоминаний.

— Меры, которые содержатся в законе, не просто драконовские, — сказал он, перебив Гризельду, которая выразительно подняла брови. — Они направлены во многом на то, чтобы вытеснить заразившихся из человеческого общества. Чтобы у них не было шансов на нормальную социализацию. Но ведь их не предлагают убивать — значит, у нас под боком будет постоянная питательная почва для криминала, готовые на всё отчаявшиеся изгои. И изгои опасные… Если говорить о конкретике — вот, например, принудительная явка в Министерство. Это что, серьезно? Министерство в Лондоне, а человек живет, допустим, миль за четыреста. Аппарация? Хорошо умеют не все, и если заражение произошло до совершеннолетия, то человек просто не имел шансов научиться аппарировать. Портал? Если пользоваться им постоянно, вещь недешевая, а мы помним, что при таком заболевании особо много на жизнь не заработаешь. Метла? Тоже, в общем-то, немало стоит такая метла, на которой удобно летать на приличные расстояния, и потом, так целый день можно убить на дорогу в один конец — а время ведь тоже ресурс. Если рабочих дней в месяце из-за полнолуния уже меньше, чем у здоровых…

— А что бы предложил ты? — перебил Тиберий.

— Сложно сказать… Я думал над этим в последнее время. В стратегическом смысле нужно работать над тем, чтобы включать заболевших в человеческое сообщество, а не изгонять из него. С тактикой я пока хуже понимаю. Допустим, финансировать разработку целебных зелий и учредить министерский контроль над ними. Придумать какие-то варианты трудоустройства и поддерживать их. Если оставить принудительную явку в Министерство, то хотя бы оплачивать портал. Мониторить оборотневы тропы…

— Почва для самосуда, — возразила Августа. — Когда окрестным жителям станут известны эти тропы, они просто наведаются туда с дрекольем, и вот мы вновь там, откуда начинали: все друг друга подозревают, боятся и осознают необходимость нанести первый удар. К тому же, это все требует денег, а поднимать налоги ради оборотней никто не станет. Или станут, чтобы навлечь недовольство на тех, кто провел такую меру, и пошатнуть их позиции. То есть наши.

— Может, научное сообщество поддержало бы проект финансирования под профильные исследования.

— Посмотрим.

— Как Фрэнк? — спросил Эгберт Боунс у Августы, когда обсуждение подошло к концу. Они здесь были самыми молодыми, у остальных дети, если и имелись, давно выросли.

— Недавно выиграл детский заплыв на кубок Общества разведения волшебных тварей. А ведь он один из самых младших.

— Скоро уж ему в школу…

— Да, а кажется, еще вчера спрашивал, будет ли заседать в Визенгамоте, когда вырастет, — расчувствовалась Августа.

— Ну, ждать ему придется долгонько, — рассмеялся Эгберт.

— А как твои?

— Тоже неплохо, — ответил Эгберт. Особо распространяться не стал: Эдгар заканчивал Хогвартс, и отец переживал по поводу его оценок. Сдаст ЖАБА, тогда можно будет похвалиться, если будет чем, а пока нечего искушать судьбу.

Дамблдор был уверен, что недавняя серия статей о вервольфах существенно подлила масла в огонь. И ведь пытался уговорить Ноэми Риджбит брать помягче. Без этих трескучих сенсаций: дескать, небывалый всплеск ликантропной преступности, оборотни угрожают нашим детям, ла-ла-ла… Но в ее глазах любые недомолвки, смягченные формулировки равняются прямой лжи.

— Что я больше всего ненавижу, так это больших господ, которые пытаются решать за маленьких людей, что тем следует знать, а что не следует, — враждебно заявила она.

— Как будто кто-то от них что-то скрывает, — вздохнул Дамблдор. — Я прошел весь путь самостоятельно, говорил с множеством людей, и не только людей, видел, как они живут. И вы сами сделали то же. Каждый, кто хочет получить знание, должен проделать путь за ним самостоятельно. А тот, кто прочитает ваши статьи, будет лишен всего этого опыта, он получит только обрывки ваших впечатлений и конечные выводы. Это суррогат знания, Ноэми, и он не даст никакого понимания, а только увеличит страх.

— Я журналист, и мой долг — рассказывать людям об окружающем их мире. Предупреждать, когда я вижу опасность. Молчать я не собираюсь. Я не Агнеса Кителер.

Последние слова Ноэми выплюнула с особенной ненавистью. Дамблдор удивленно посмотрел на собеседницу. Он и не думал равнять ее с Агнесой Кителер, издательницей «Ведьмина досуга», дамочкой из светской хроники. Ноэми Риджбит, несмотря на ее недостатки, была отличным социальным журналистом. А может быть, и благодаря своим недостаткам. Бескомпромиссность, готовность лезть в любые помои ради хорошего репортажа, неумение говорить гладко и ни о чем, готовность отстаивать свои слова под любым давлением — все это отличало ее от журналистов пошиба Агнесы Кителер.

Дамблдор не знал, что когда-то они были дружны и даже первые шаги в журналистике делали вместе.

Идея репортажа принадлежала Агнесе, но Ноэми тоже загорелась с первого взгляда. Больше месяца они собирали материал об условиях труда работников сельскохозяйственной империи Эмеральдов. Это было похоже на детектив — тайные встречи с информаторами, условные знаки. Агнеса Кителер принадлежала к старому колдовскому роду, и ее жилище было неплохо защищено, так что записи хранили там. Когда они получили первые угрозы, Агнеса предложила составить договор — на случай, если одной из них придется что-то предпринимать в кризисной ситуации и не будет возможности связаться с соавторшей. Ноэми не очень разбиралась в праве, так что текст составила Агнеса, а Ноэми прочитала и поставила подпись. Она не сомневалась, что предосторожность оправдана. Статья была Бомбардой, взрывом — столько беззаконий они накопали, и Эмеральды вполне могут нанести упреждающий удар. Никогда раньше Ноэми не пришло бы в голову опасаться за свою жизнь, но теперь она узнала об окружающем мире много нового и, как она думала, никакой пакости уже не удивится.

Через несколько дней Агнеса Кителер позвала ее к себе.

— Это все уже неважно, — отмела она рассуждения Ноэми о том, как лучше построить статью. — С нами договорились, за неплохие деньги. Твоя доля в банке.

Агнеса продала Эмеральдам все: все записи, имена информаторов — хотя не могла не понимать, что тем грозит.

— Ты просто не в курсе, как делаются дела, — снисходительно ответила она на упреки соавторши. — Я не собираюсь всю жизнь таскаться по притонам и рисковать жизнью из-за каждой публикации. Она мне еще дорога. Я рискнула один раз, получила куш и закрываю лавочку.

Вскоре Ноэми узнала, что Агнеса Кителер купила «Ведьмин досуг», издание для домохозяек, бессодержательное, но неплохо расходящееся. На свою долю от сделки Ноэми и смотреть не хотела, а когда все-таки посмотрела, то поняла, что от общей суммы, которую получила Агнеса, она должна составлять ничтожную часть. Хотелось сделать какой-нибудь резкий жест, например, подстеречь Агнесу в людном месте и выкинуть деньги ей в морду, но Ноэми выросла в бедной семье, так что она заткнула гордость за пояс и отдала деньги родителям. Зато теперь у нее был опыт. Следующие статьи она писала в одиночку, и, несмотря на то, что печатали их далеко не всегда, Ноэми удалось быстро сделать себе имя. Правда, особенного финансового успеха это ей не принесло. Хотя иногда Ноэми удавалось получать высокие гонорары, она подходила к делу так тщательно, что на статью могло уйти и три, и четыре месяца; к тому же, зачастую материалы получались слишком острыми, чтобы пройти в печать, а смягчать углы Ноэми не желала, и, таким образом, лишалась и публикации, и платы.

А Агнеса Кителер, насколько Ноэми было известно, преуспевала. Зналась с важными шишками, появлялась на светских раутах и — хотя последнее не афишировала — водила знакомство с хорошенькими молодыми людьми, ни один из которых не перешагнул порога двадцатилетия. Самой Агнесе было давно уже не двадцать.