Дети проходных дворов (джен)

— Сегодня, — говорит Тина вечером сама себе в зеркало, пока умывается, — я точно высплюсь. И никто мне не помешает.

Июньский вечер сваливается на город неожиданной грозой, и пока она бушует так, что дрожат стёкла, дойти до дома — подвиг; а когда уже засыпаешь, сквозь сон кажется, что нет ничего лучше, чем лежать в темноте и слушать, как непогода ломится в окна. А ещё — что она, может быть, никогда не кончится.

Но, конечно, кончается.

Телефон звонит, едва Тина ловит за хвост замечательный сон, не чета прежним, серым и расплывчатым; но приходится просыпаться и делать вид, что уже давно встала, нет-нет, не разбудили... Впрочем, звонит Тэм, а с ним не надо притворяться ранней пташкой — потому что и сам он, особенно зимой, еле-еле встаёт к полудню. К тому же, если Тэм звонит, а не приходит, можно даже не вылезать из-под пледа, всё равно не видно, чем Тина занимается, пока болтает.

— Ты помнишь, какой сегодня день? — спрашивает Тэм как будто невзначай; но любому, кто хоть немного его знает, понятно, что именно сейчас он улыбается, как говорится, до ушей. Разумеется, ради этого и позвонил.

Тина не очень любит такие вопросы, потому что вечно неправильно на них отвечает — так что просто переспрашивает эхом:

— Какой?

— День города, — уже не так радостно уточняет Тэм. — Шарики, сладости, толпа и традиционный салют. Составишь компанию?

Из приоткрытого окна тянет свежестью и прохладой, как всегда бывает после хорошей грозы. И хотя солнце светится на своём положенном месте, на улице наверняка ещё лужи по щиколотку, и трава мокрая, и вниз по улице не пройдёшь напрямую, потому что грязно.

— У меня есть яблоко в карамели, — вкрадчиво шепчет в трубку Тэм, передразнивая персонажа из какого-то фильма. — Это перевесит твоё решение в нужную сторону?

Если встать с кровати, холодный воздух щекочет ноги, а по телу ползут мурашки — и сразу же хочется залезть обратно, закутаться и поспать ещё пару часиков. Но если перебороть себя, то на завтрак получишь самое большое среди ассортимента ларька яблоко в карамели и триста миллилитров восхитительного кофе, Тэм при встречах всегда приносит ей откуда-то картонный стаканчик — и название заведения из него и под пытками не выдавишь. Но кровать — вот она, а до Тэма ещё надо дойти; хотя он наверняка снова будет ждать прямо у подъезда, и вот против этого аргументов ровным счётом никаких.

Поэтому Тина только вздыхает и идёт одеваться.

Тэм, на удивление, у подъезда не обнаруживается; зато Тина налетает на него, заворачивая за угол, и чудом только не опрокидывает кофе в его руках на свою светлую рубашку. Непростительная трата полезных ресурсов была бы, почти вслух говорит она, делая первый глоток; сегодня на стаканчике огненные перья, а внутри что-то невообразимое, но, как обычно, чертовски вкусное.

— Не думала, что ты будешь так рад дню города, — говорит Тина, когда до центра остаётся с километр, а молчание начинает не то раздражать, не то пугать. — Хотя это уже неважно, если я всё равно вышла из дома, то пусть это даже был бы обычный будний день, но всё-таки.

Тэм обладает дурацкой привычкой не смотреть на собеседника во время диалога. Как и другие его привычки, это никогда не меняется.

— Ну вообще-то... у меня ещё и день рождения сегодня.

— В апреле ты говорил то же самое.

Он пожимает плечами, словно это сущая ерунда и вообще с каждым случается:

— А у меня их два. Дня рождения, в смысле. Долгая история, как-нибудь расскажу, только не сегодня.

— Стоит ли спрашивать, сколько тебе лет?

— Даже если отмечать только один раз в году — много, — тихо смеётся Тэм, как будто она только что сказала какую-то милую несусветную глупость. — Лучше тебе не знать.

— А у меня подарка нет, — виновато отвечает Тина. — Мог бы и предупредить заранее, я бы что-нибудь купила или сделала, а теперь выходит как-то не совсем честно.

— Всё честно, — улыбается Тэм и дёргает вниз шарик, чтобы он не зацепился за ветку. — Я терпеть не могу праздники, проведённые в одиночестве. Так что лучший мой подарочек — это ты, а если пообещаешь сегодня ходить со мной везде, где только можно, то день рождения выйдет просто идеальным.

— Я об этом пожалею?

— Да, — серьёзно отвечает он. — Но тебе понравится.

Когда Тэм ведёт себя как ребёнок, он становится ещё более непонятным и привлекательным.

Когда он пытается очиститься от сладкой ваты, которую ветром налепило ему на волосы, Тина только улыбается. Когда он влезает в фонтан, чтобы не бросить монетку, а осторожно положить на дно... Вообще-то Тина раньше думала, что умеет веселиться, но теперь это уже под большим сомнением. И она сама готова это признать, только бы всё происходящее не прекращалось; да и вообще признать и согласиться на что угодно, пока Тэм почти бежит на разноцветную карусель, и даже Тина, которая вообще-то боится высоты, по-дурацки высовывает язык и жмурится от порывов ветра в лицо.

И сложнее всего, оказывается, не творить глупости, а вот это дурацкое опасение, что кто-нибудь покрутит пальцем у виска: взрослые, мол, а дурачитесь. Но пока под ногами только пласт металла, а за ним — пустота и пространство, все опасения исчезают без следа.

Когда Тина с бешено колотящимся сердцем вываливается из замка ужасов, на улице уже становится почти темно, и Медведица приходит сторожить город на своё обычное место. В любой другой день она бы сдалась ещё посреди дня: попросила бы остановиться и посидеть или вообще разойтись; потому что, даже когда чувствуешь себя одним целым с городом, усталость даёт о себе знать. И она честно готовилась сказать Тэму об этом в районе полудня. Но то ли время пролетело чертовски быстро и незаметно, то ли среди талантов Тэма есть что-то такое — Тина чувствует себя лучше, чем утром, и даже, возможно, лучше, чем за весь последний год.

Сцена освещена так ярко, что болят глаза. К счастью, прямо к сцене Тэм не пробивается — остаётся в центре огромной толпы, и сразу кажется, как будто это толпа образовалась вокруг него. Тине не хочется танцевать, поэтому она только стоит и вглядывается, музыка бьёт по ушам, и вдруг приходит уверенность: всё происходящее существует в едином ритме, стиле, движении. Тэм — весёлый праздничный гомон в сердце города; Тэм — яркие вспышки впереди и запах жжёного пороха; Тэм — свечи-фонари и лёгкий, ласковый, почти незнакомый ветер с Цны.

— Я знаю, кто ты, — тихо говорит Тина, пока Тэм зачарованно вглядывается в мелькающие на площади огни; её слов не слышно сквозь музыку и смех, но Тина знает: если она права — Тэм услышит. — Ты — город, ты — всё это, все ленты, люди, и текущая в улицах магия — тоже ты. Тэм, Тэм, как же я не догадалась раньше.

Музыка не затихает ни на мгновение — чтобы её остановить, нужно иметь какие-то совсем невероятные способности. Но Тэм оборачивается, шагает к Тине и невесомо касается пальцами её ладони; быстро и весело подмигивает — и над площадью, высоко-высоко, распадаются на золотистые полосы горсти разноцветных звёзд.