Тайны Тёмного Лорда (гет)

Через час Волдеморт был уже далеко и от Малфой-мэннора и вообще от Британии. Путь его лежал далеко на северо-восток к маленькому каменистому острову. Близилась ночь, небосвод стал сине-черным, показалась полная золотистая луна, и в ее свете темный маг еще издалека увидел каменную громаду замка Азкабан над скалистым морским берегом: неприступные толстые стены, массивные башни, грозно смотрящие вдаль своими глазами-бойницами и, Волдеморт знал, темные серые подземелья, некоторые из которых почти столь же глубокие, сколь высокими были башни. В одном из таких подземелий в одиночной камере строгого режима для самых опасных преступников находился человек, которого Темный Лорд сгорал от желания как можно скорее увидеть. Это была женщина, его воительница, его Беллатриса.

Тогда, тринадцать лет назад, лишившись силы, тела и едва успев понять, что произошло, чародей сразу же бросился к ней, потому как знал, что Белле можно доверять, и она совершит волшебство, которое вернет его к жизни. Но было уже поздно. Беллатриса уже отправилась к Долгопупсам, пытаясь разыскать его, и попалась аврорам. А он, хоть и живой, но будучи меньше, чем духом, чем самым захудалым привидением, ничем не мог помочь. У него только была возможность бессильно наблюдать, как Белла, попытавшись сбежать, потеряла их ребенка. А потом маг видел суд. Если до этого момента он еще раздумывал, а стоит ли бороться дальше, и нужна ли ему вообще жизнь в такой форме, то после того, как увидел Беллу, все сомнения оставили его.

Действительно, эксперименты колдуна с крестражами сработали: он не погиб даже от обернувшегося вспять заклятия, а значит, в самом деле стал бессмертным. Но видит Мерлин, не о таком бессмертии он мечтал. Крестражи позволили ему вопреки воле врагов остаться на этой земле, однако у него оставалась и возможность покинуть ее, уйти, но он не ушел. Белла не смогла разыскать его, пойдя по ложному пути, но даже находясь в Азкабане, сумела удержать его на краю пропасти, именуемой отчаянием. Шутка ли, могущественному чародею — и вдруг превратиться в столь беспомощное существо слабее распоследнего магла! Он не ушел, потому что в этом мире остался человек, которому он был по-настоящему нужен, который всеми фибрами души желал и ожидал его возвращения. В самом деле, никто другой так этого не хотел. Те, кто пытались его низвергнуть, ликовали; трусы, отрекшиеся сразу после его исчезновения, скорее опасались, чем стремились приблизить его возвращение. А большинство из сторонников, попавших в Азкабан, оказались там не из преданности, а просто потому, что не смогли оправдаться перед судом. Даже Родольфус и Рабастан, которые были верны своему повелителю и разыскивали его, и те до конца не верили в его возвращение. Да и сам Волдеморт тогда сомневался, удастся ли когда-нибудь вернуть себе тело. А вот Белла не усомнилась ни на миг. Она одна услышала его отчаянный крик, и одни только слова, гордо брошенные в лицо самому Министру магии, казалось, вернули Темному Лорду часть его сил. И в этот момент маг понял, что просто обязан возродиться, терпеть, перевернуть мир, совершить невозможное, но вернуться. Вернуться и отомстить. Страшно отомстить, так, чтобы все эти ликующие глупцы горько пожалели. Отомстить за себя, за неосуществившиеся планы и порушенное будущее, которое волшебник уже считал своим! Отомстить за злоключения Беллатрисы в Азкабане, за их неродившегося ребенка да и за других потерянных сторонников!

Волдеморт тогда удалился в леса Албании, прячась от недругов, кое-кто из которых не поверили в его гибель, например, Альбус Дамблдор, и годами выжидал благоприятного случая. Но за все это время не проходило ни дня, ни часа, ни минуты, чтобы он не думал о своей ведьме. Ведь это единственное, что ему оставалось. Способность мыслить, да еще, пожалуй, вселяться в другие живые существа — единственные свидетельства его бытия в этом мире. Маг никогда не предполагал, что в этом своем химерическом существовании ему придется на протяжении тринадцати лет буквально понимать значение изречения магловского философа Декарта: cogito ergo sum — я мыслю, следовательно, существую. В зале суда, когда закованная в цепи Беллатриса, как королева, восседала на позорной скамье подсудимых… О, эта картина непрестанно стояла перед глазами и стала неиссякаемым источником тех сил, которые были нужны ему, чтобы изо дня в день заставлять себя влачить столь жалкую жизнь. Даже через разделяющее их пространство Волдеморт ощущал силу, которую Белла вложила в свое ожидание и которой не было у десяти человек вместе взятых. Так могло ждать только по-настоящему верное сердце и безотчетно преданная душа. Он чувствовал, как ведьма ежесекундно напряженно ждет боли, которую причиняло жжение в черной метке, когда колдун вызывал кого-то из своих последователей. Но непрестанные думы о Беллатрисе невольно заставляли вспоминать и о страшном месте, в котором она сейчас находилась и, конечно же, о тех, кто ее туда отправил. И тогда в Волдеморте разгорался костер бешеной злобы, подпитываемой надеждой на возрождение, которую давала ему эта единственная в своем роде ведьма. В эти моменты желание вернуться становилось особенно сильно, и черный маг, бесплотная тень, словно вгрызался в такую же бесплотную, но желанную мысль, вертя ее так и этак, выворачивая на все лады. Жить любой ценой, пусть даже так! Ждать и терпеть, терпеть и ждать! Кто ждет, тот непременно дождется! И тогда уже не только образ Беллы, но и лютая злоба, неодолимое желание мести помогали ему воспрять духом, и колдун начинал верить, что все его ожидания сбудутся.

И вот сбылись спустя тринадцать лет. Сейчас Беллатриса была как никогда близко, ждала еще сильнее, еще отчаяннее, ведь повелитель подал ей знак, ведьма узнала о его возрождении вместе с остальными последователями. Волдеморт легко преодолел защитные чары замка-тюрьмы, ведь он умел летать, и ему был знаком способ перемещения в пространстве куда более совершенный, чем простая трансгрессия: как бы появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. И как же ему сейчас хотелось, наложив на себя дезилюминационное заклинание, обыскать все до одной камеры Азкабана, найти в одной из них Беллатрису и унести ее с собой далеко отсюда! Но Волдеморту поневоле приходилось сдерживаться. Ведь забери он ее сейчас, и тогда можно будет распрощаться с мыслью освободить и других своих сторонников, а кроме того, Белле все равно будет нужна ее волшебная палочка. И чародей бродил вокруг замка, как волк вокруг овчарни. Работа предстояла немалая: организовать побег сразу десяти заключенным — дело небывалое! Нужно будет предварительно достать план помещений Азкабана, узнать, в каких камерах сидят его сторонники, где хранятся конфискованные волшебные палочки. А после еще высмотреть наиболее слабые места в стенах замка, где их легче всего обрушить, но не причинить при этом вреда беглецам. Кроме того, необходимо подобрать контрзаклинания, дабы снять защитные чары, и узники тогда смогли бы трансгрессировать, или для них можно будет сделать порталы прямо отсюда. Конечно, Волдеморт думал, что все окажется несколько проще, ведь он рассчитывал получить все эти полезные сведения от младшего Крауча, который был узником в Азкабане. Однако верного слугу без суда отдали на расправу дементору. Значит, придется выслеживать и подвергать заклятию, Империусу или Круциатусу, кого-нибудь из работников тюрьмы. Впрочем, Темный Лорд все равно не сомневался в успехе. После того, что ему уже удалось совершить, любая, даже самая сложная задача казалась пустяком. Нужно только еще немного, совсем немного, потерпеть!

Надежды чародея оправдались. Правда, для этого потребовалось чуть больше полугода. Полгода! Целых шесть долгих месяцев! Почти двести томительных дней, отсчитанных час за часом! И вот холодным зимним вечером в канун Рождества Волдеморт в очередной раз стоял перед каменными, казавшимися неприступными стенами. Однако стена одной из башен была разрушена его заклинанием до самого основания. Именно в подземельях под ней и томились пожиратели смерти. Теперь они выбегали наверх, что-то радостно крича при этом, но Волдеморт не особо вслушивался, а только напряженно вглядывался в каждую вновь появляющуюся фигуру, пока не увидел ее. В тонкой изношенной, как и у всех других узников тюремной робе, совсем неподходящей для морозного дня, в деревянных башмаках без задника, надетых на босую ногу, в общем, считай, босиком на снегу. Дующий с моря сильный промозглый ветер трепал ее длинные нечесанные волосы и колыхал тюремную одежду, пробирая до костей. Беллатриса держалась рукой за левое запястье. За несколько секунд до того, как с грохотом обрушилась стена, ведьма почувствовала такую сильную боль в метке, какой давно уже не было, и поняла: милорд зовет ее, час освобождения настал! Руку жгло сильнее, чем каленым железом, но Белле это было только в радость. В нескольких десятках метров она увидела черную фигуру в длинном балахоне с капюшоном, скрывающим лицо. Чародейка бросилась вперед, сразу поняв и почувствовав, кто это, даже толком ничего и не видя. Темная фигура устремилась к ней навстречу.

Всего несколько томительных секунд — и Беллатриса уже смогла дотронуться до мантии Волдеморта. Волшебница робко потянула за капюшон, и когда тот соскользнул с головы, колдун слегка отпрянул, не зная, какой будет реакция Беллы на его изменившееся лицо, но сразу понял, что опасался напрасно. Впрочем, и сама ведьма изрядно изменилась. Это была лишь бледная тень той красавицы-аристократки, какой она была до Азкабана. Ее черные, как вороново крыло, кудри уже не блестели и местами были припорошены снегом седины. Смуглая, словно обласканная солнцем, кожа приобрела сероватый землистый оттенок. Сама же чародейка до того исхудала, что напоминала обтянутый кожей скелет. Но в темно-карих глазах была жизнь. Они горели беспредельным обожанием, излучая какое-то сумасшедшее сияние, много ярче, чем до тюрьмы. Потому даже сейчас она казалась Волдеморту самой прекрасной из женщин. А вообще он знал, что и вся остальная красота вернется к ней. Ибо даже такое волшебство было ему по силам, вернее, он обладал несравненным магическим артефактом, позволяющим достичь этой цели. Вот когда пригодится волшебное зеркальце, привезенное им из странствий по волшебному миру и уже не одно десятилетие хранившееся без дела в его ячейке в Гринготтсе.

Темный Лорд чувствовал, как сильно колотится в груди сердце, как закипает в венах холодная кровь, пузырясь и бурля от счастья. А он еще думал, что сможет остаться спокойным, когда увидит Беллу. Какая же это была ошибка! Волдеморт ощущал, как его всего буквально распирает от неведомых доселе эмоций, которых маг не мог сдержать, и тогда изо рта у него вырвался высокий, холодный, торжествующий, даже какой-то маниакальный смех. Удивительно, но даже в ту минуту, когда он вернул себе тело, и то так не смеялся.

Беллатриса же стояла, как будто оцепенев, не в силах произнести даже слова, и только беззвучно шевелила губами: «Повелитель! Мой лорд!». А потом вдруг ноги у нее подкосились, словно ватные, и волшебница стала крениться, падать, как подрубленное дерево, но не на землю: руки Волдеморта успели подхватить ее в тот миг, кода она совсем потеряла сознание. Оказывается, огромное долгожданное непомерное счастье тоже нужно суметь перенести, как и горе, ибо и оно бывает также сильно ослепительным и оглушает, как удар обуха по голове. Темный Лорд, одной рукой прижимая к себе бесчувственную ведьму, другой взмахнул волшебной палочкой, снимая антитрансгрессионные чары. И уже через несколько секунд послышались громкие хлопки. Вновь прибывшие сторонники подходили к прочим беглецам, брали их за руку и трансгрессировали прочь отсюда. Волдеморт снова сотворил заклинание, призывая манящими чарами волшебные палочки, конфискованные у узников. Взяв одну из них и спрятав ее в рукав мантии, маг протянул остальные стоящему рядом с ним Люциусу Малфою со словами: «Уходим!» Послышался двойной хлопок, и мгновение спустя на скалистом берегу уже не было видно ни души.