Узы, что нас связывают (джен)

Цинь Ши Хуан низко поклонился Нефритовому Императору*, восхищенный тем, что достиг пика свершений своей жизни. Рядом с ним опустился на колени его первый и самый дорогой сердцу сын Фу Су, с другой же стороны — самый надежный генерал Мэн Тянь. Оба они никогда прежде не посещали врата Рая и были ошеломлены, однако сам Цинь Ши Хуан бывал здесь не единожды.

Прошли годы, прежде чем он отважился предстать перед Нефритовым Императором и был одарен Мандатом небес. И с тех пор неоднократно достойно проявил себя. Он сверг и разрушил династию Чжоу, объединил весь Китай и полностью изменил способ управления народом. После всех его свершений мир никогда не станет прежним.

Кроме всего названного он разоблачил злоупотребления Фэнхуан, священной птицы, и Шэньлуна — духа-дракона бури. Их предательство и стало причиной падения Чжоу, и тогда Цинь Ши Хуан вмешался, сверг их и спас свой народ.

Голос Нефритового Императора эхом разнесся как в пространстве вовне, так и в его голове, хотя это решение и касалось лишь богов, никак не задевая самого Цинь Ши Хуана или его товарищей:

— За свое предательство вы будете наказаны! Отныне вы не Фэнхуан и Шэньлун. Души достойнейших смертных займут эти почетные места.

Фэнхуан, прекрасное создание, вобравшее в себя черты многих птиц, и Шеньлун, с его ужасными когтями и лазурной чешуей, с криком обратились в пепел, освобождая души. Сияние их было тусклым и грязным.

Из пепла тел проявились две юные светлые души. Все, что можно было о них сказать, — одна выглядела мужской, а другая женской. Цинь Ши Хуан не мог не гадать, кем они были ранее. В потоке света и энергии пепел закружился вокруг душ, воссоздавая Фэнхуан и Шэньлуна в их прежней красе и величии. Нефритовый же Император решал судьбу душ изгнанных.

— В вашем наказании вы будете даже лишены милости находиться вместе. Того, кто некогда был Шэньлуном, я заточаю в мире теней между жизнью и смертью. Он проведет там вечность, будучи ни живым, ни умершим.

Возле одной из душ из воздуха материализовалось богато украшенное зеркало, и она с пронзительным воплем была втянута в его поверхность, словно та принадлежала не зеркалу, а воде. Поверхность его превратилась в жидкую ртуть с усиками, отражающими металлические отблески; они опутали душу и втянули внутрь, после чего она снова стала твердой. Нефритовый император переключил внимание на человеческих гостей:

— Император Цинь, в награду за вашу верную службу ваш самый достойный сын и все его потомки будут удостоены чести охранять эту душу, держать ее в заточении и защитить все человечество от зла. Подойди, Фу Су.

Цинь опешил от этого заявления и замер, как вкопанный, в то время как его сын и наследник подошел к Нефритовому Императору. Тот коснулся головы Фу Су, и Цинь мог ощутить, как в его сына вливается божественная сила, почти почувствовал дар тайного знания, полученный его ребенком. Он был очень горд, но в то же время обеспокоен за свой народ.

Фу Су должен был стать императором после него и продолжить заложенную им могучую династию. В то время как склонность сына к состраданию порой заставляла задаваться вопросом, найдется ли в Фу Су стальная решимость, если потребуется направлять и защищать людей в их новой стране, — в чести наследника, его силе и разуме Цинь не сомневался. Он растил сына предводителем воинов и не мог придумать иного, лучшего императора, что занял бы его место, когда придет время.

Но теперь этот путь завершен. Кому он сможет доверить Китай сейчас? Поразмыслив об оставшихся детях, Цинь решил, что самым разумным вариантом станет его сын Ху Фай, пусть он так несовершенен в сравнении с Фу Су. Неважно, он научит Ху Фая править и до тех пор, пока тот не будет готов, просто не вправе умереть.

Фу Су оглянулся на Мэн Тяня.

— Я не справлюсь в одиночку. Понадобятся ученики, чтобы помочь мне.

Мэн Тянь поклонился ему.

— Для меня будет честью стать вашим первым учеником.

Нефритовый Император кивнул и повернулся к новорожденным божествам.

— Шэньлун, ты отправишь зеркало в безопасное место и построишь храм, чтобы защитить его. Фэнхуан, ты направишь их к храму, так как лишь они и те, кого они сочтут достойными, имеют право знать его местонахождение.

Шэньлун и Фэнхуан склонили перед ним головы.

И наконец Нефритовый Император обратил свое внимание на последнюю оставшуюся душу.

— Та, что прежде была Фэнхуан. Ты изгнана из Шанди и Китая на вечное посрамление и ссылку.

В ослепительной вспышке и крике боли та исчезла.

________________________________

* Нефритовый Император — верховное божество даосского пантеона. Его изображают как бесстрастного мудреца, который правит небом и делами людей.

Марцелл Тимагетус, моргнув, открыл сухие покрытые струпьями глаза, медленно начиная осознавать себя. Его тело горело от бесчисленных порезов и кровоподтеков, а лежал он на чем-то густом и вязком. Схватив горсть этого «чего-то», Марцелл осмотрел его и понял, что это смесь почвы и крови. Слишком много крови, чтобы она вся принадлежала ему, несмотря на количество ран.

Со стоном он принял сидячее положение — и в шоке с открытым ртом уставился перед собой. Повсюду, куда достигал взгляд, на все стороны света лежали трупы. Над ними тучами роились мухи и падальщики; в воздухе пахло внутренностями и смертью.

Теперь он вспомнил. Весь его Легион был уничтожен, за исключением нескольких отбившихся от строя, таких, как он. Они попали в засаду варваров. Кто бы мог подумать, что те способны на такую совершенную тактику?

Точно не Маний Фламининус. Он был ветераном войны при Фермопилах против царя Антиоха III Великого и консулом Республики. Он провел успешную кампанию и стал Трибуном плебеев. Кто бы подумал, что столь выдающийся человек будет повержен дикарями, не владеющими даже разумной речью?

Северная кампания должна была стать напряженной и жестокой. Их враги многочисленны, сильны и невозможно храбры. Но они не должны были оказаться умными. Марцелл начал пересматривать то, что он знал о варварах. Что, если они не уступают римлянам? Просто иные? Это ставило многое из известного ему под вопрос.

Марцелл заставил себя подняться на ноги, выбрал направление и зашагал, отчаянно надеясь, что найдет других выживших. Никто бы не признал его в таком состоянии. Он походил скорее на неуклюжую тушу, чем на солдата Рима.

Как минимум один Легион сопровождал консула, принявшего командование над всеми легионами севера. Это был страшный удар, но Рим не будет побежден варварами.

Почему это сейчас вообще волнует его? Все, кого он знал долгие годы, умерли. У него не было иной семьи, кроме боевых товарищей. Он собирался жениться, вернувшись с войны, став богатым и успешным. Но довольно об этом. Марцеллу казалось, что он идет уже целую вечность и что вся земля вокруг завалена телами.

Вдруг воздух перед ним замерцал и разорвался, словно пергамент, открывая совершенно иной мир по другую сторону от него. Он светился жутковатым красным и синим сиянием. Марцелл не понимал, как такое может быть одновременно, но так и было.

Из разрыва выползло существо. Оно выглядело как гадкая ракообразная многоножка. Первым порывом Марцелла было убить тварь, но он, должно быть, потерял свой меч во время битвы.

Оглядевшись, он увидел рядом тело с исправным на вид оружием и освободил клинок, стараясь не думать о покрывавшей его крови. Приготовившись нанести удар, Марцелл понял, что существо ранено. Тяжело ранено. Его крик был предсмертной агонией.

Вторым порывом было избавить странное существо от страданий. Но по какой-то причине Марцелл потянулся, чтобы коснуться его. Движение было почти вынужденным; разум кричал ему остановиться, убить эту тварь, напоминал, что это ужасная идея.

Плоть существа была странной на ощупь. Она казалась влажной и шелковистой, но не как что-то реальное, а скорее напоминая невероятно твердый воздух. Существо умирало, мерцая ярким голубым светом, льющимся из его тела, заряжая мужчину так, словно он был поражен молнией.

Когда боль и свет померкли и Марцелл наконец перестал кричать, он обнаружил, что невредим, но как-то принципиально иначе, нежели прежде. По причинам, которые никогда не смог бы объяснить позже, он шагнул вперед, через прореху между мирами, и исчез в ослепительной вспышке света.

* * *

Свет рассеялся, и Марцелл оказался на плавающем острове в светящемся красным мире плавучих островов, которые не имели четкой ориентации друг относительно друга. Некоторые находились значительно выше него и словно бы вверх тормашками; другие, с его точки зрения, были повернуты правой стороной или низом кверху, или же под тем или иным углом относительно него. Но все они плыли по течению в пространстве.

Некоторые из островов были каменными. Другие полностью состояли из драгоценных минералов. Иные заросли экзотическими растениями, так что у Марцелла не было слов, чтобы описать их. Казалось, что каждый островок — кусочек известного его мира и иных вселенных, о которых Марцелл не имел представления; словно это место — обобщенный образ всех миров. Это было невероятно.

В воздухе и на островах находилось множество подобных встреченной мерзких тварей, тысячи, а может, и больше. Все они светились синим и сражались друг с другом в жестоких хаотических выплесках энергии. Это было прекрасно и ужасающе одновременно.

В ярких вспышках их смертей Марцелл увидел окна в иные миры, свой собственный и другие, которых не узнал. Какой-то инстинкт говорил ему, что бытие этих миров нарушено здешним насилием. Так, словно сражения этих монстров сбивали их с правильного, должного курса. И это следовало прекратить.

Однако Марцелл был солдатом Римской республики. Он нес свет, порядок и благоразумие в средоточие хаоса, тьмы и невежества. И это место ничем не отличалось от прочих. Сжимая свой меч, он шагнул вперед, ввязываясь в бой.

* * *

Марцелл стоял перед своей кузницей, работал, движимый инстинктом и вдохновением. Сделав паузу, чтобы отдохнуть, он провел рукой по взъерошенным темным волосам, стараясь не замечать грубую бороду. Он не изменился с тех пор, как пришел в это место. В конечном счете он привел себя в порядок и починил свои поврежденные доспехи, хотя все еще выглядел потрепанным.

Марцелл не был уверен, как давно он здесь. В этом месте совершенно не было чувства времени. Он был уверен, что находится тут дольше, чем ранее в своем мире. Однако сколько именно — годы или тысячелетия — ускользало от него. Как бы то ни было, достаточно долго, чтобы победить все, что следовало гордому римскому воину.

Здешние твари были безмозглыми, подчиняясь лишь инстинктам, не имели никакого представления о тактике, планировании или рассуждениях. Несмотря на численность, одолеть их было легко. Марцелл быстро узнал, что ему не обязательно передвигаться лишь по твердой поверхности, он мог телепортироваться. Перемещаясь от острова к острову, он создавал инструменты, оружие и ловушки, убивая сражающихся тварей толпами.

И все же они атаковали друг друга столь же яростно, как и его, несмотря на то что Марцелл представлял серьезную угрозу им всем. Но, уничтожив большую часть тварей, он обнаружил, что оставшиеся покорились ему, согласившись служить, и пощадил их, сделав не только своей армией, но и рабочей силой.

Марцелл продолжал в том же духе, пока все твари не погибли либо не подчинились ему. Бесконечное насилие было наконец остановлено, и он отправил выживших построить для него величественную крепость, сам же направился выяснять, сколь много вреда принесла их вражда.

Путем ряда экспериментов он понял, что может видеть другие миры и иные времена. Марцелл мог и путешествовать по ним, но это было болезненно и непросто. И он имел возможность вносить там изменения. Мог видеть вред, нанесенный этой войной иным временам и измерениям. В каждом из них была своя должная последовательность событий, ныне нарушенная, и аккуратно, одну за другой, он восстановил их. Это была кропотливая и сложная работа, но Марцелл был уверен, что она важна. Очень важна.

Наладив бытие различных миров, он классифицировал их, в основном в порядке исчисления, свое же измерение назвал семьдесят девятым. Но это казалось недостаточным, ведь его мир оказался совершенно уникальным относительно остальных. Хотя в нем была возможность изменять время везде, он, казалось, не имел собственного. Марцелл начал думать об этом месте как о Нуль-Времени, а не о семьдесят девятом измерении.

В то время как путем практики возросли его возможности, вскоре Марцелл начал думать о себе как о Повелителе и Хозяине всего времени и пространства. Возможно, это звучало высокомерно, но как еще мог зваться тот, кто умел перемещаться во времени и пространстве и изменять их, причем не в одном мире, а в любом из существующих?

Но контролировать эту силу было сложно. Ему нужен был инструмент. Что-то, что могло бы фокусировать ее, давая ему возможность легко, играючи получать доступ к силе и контролировать ее с абсолютной точностью. И Марцелл работал в своей кузнице, позволяя интуиции направлять себя. Это никогда не подводило его прежде. Или же нет? В конце концов, это же Нуль-Время. Но вот его работа наконец завершена.

Это был вытянутый цилиндрический бронзовый стержень длиной с его ногу. Нижняя часть приняла форму когтей орла, держащих мерцающий фиолетовым кварцевый шар. Верхняя когтистой рукой из синего камня удерживала песочные часы. Они были укреплены на богато украшенной золотой основе в самой верхней точке стержня. Чаша часов заполнена светящимся голубым песком, излучающим жизнь и энергию, бывшие сутью Нуль-Времени. Глядя на завершенную работу, Марцелл решил назвать ее Скипетром Времени.

Он благоговейно поднял скипетр и почувствовал себя преображенным. Кожа его осталась по-прежнему загорелой и покрытой боевыми шрамами, а глаза и волосы — темными. Но теперь Марцелл был коротко пострижен, увенчан лавром и с ухоженной бородой.

Вместо своих потрепанных доспехов он был облачен в богатую тогу из шерсти и льна, ярко окрашенную и обильно вышитую, подобную toga pieta* победоносных военачальников в их триумфальном шествии по улицам Рима. А сандалии его оказались белыми и дорогими, как у сенатора.

Марцелл опустил скипетр, и облик его стал прежним. Пожалуй, этот артефакт даст ему больше, чем просто силу и контроль. Возможно, он дарует власть над этим местом. Снова подняв скипетр, он как никогда ощутил себя Повелителем и Хозяином времени и пространства.

__________________________

* toga pieta — расшитая тога, ее носили военачальники, праздновавшие триумф, вступавшие в должность консулы, императоры в дни праздников

Тацуо Такеши умирал на снегу. Ему оставалось, самое большее, несколько мгновений жизни. Вокруг воина лежали тысячи трупов некогда великой армии Ашикага Юу. Трусливого даймё, которому он прежде служил и который устроил ему ловушку здесь, в горах, опасаясь его могущества.

Однако он показал им. Такеши победил их всех, и это стоило ему лишь одной ноги. Потеря крови делала увиденное расплывчатым. Победа была горькой. У него такие великие стремления. Но для него все закончится здесь, и это как минимум разочарование.

— Ты не должен умирать сейчас, — прошептал ему на ухо женский голос. Такеши едва мог разглядеть силуэт незнакомки предающими его глазами.

— Теперь никто не сумеет меня спасти.

— С помощью магии я могу спасти твою жизнь и восстановить тело.

— Какой ценой?

— Ты должен исполнить свои намерения. Бороться, победить и стать великим. Сокрушить своих врагов и создать наследие, что переживет века. Ради этого я могу спасти тебя, но ты должен решить сейчас.

Такеши улыбнулся. Эту цену он готов заплатить с радостью. И как знать, с кого он хотел бы начать.

— Я согласен. Исцели меня.

На миг воина окутала мучительная боль. Его утраченная нога горела подобно расплавленному камню. Потребовалась вся его гордость, чтобы не заплакать и не закричать. И без нее он не сумел бы вынести все стоически и молча.

Затем боль ушла, оставив его измученным, обессиленным и тяжело дышащим. Ощутив головокружение, Такеши сел и с изумлением уставился на свою правую ногу. Ее отрубили выше колена, оставив его истекать кровью в снегу. Сейчас же, пусть и покрытое кровью, тело его было прежним, как и перед сражением. Проверяя видение, Такеши вскочил на ноги и попытался проделать ряд движений. Абсолютно никакой утраты силы или подвижности.

Такеши чувствовал женщину рядом, наблюдающую за ним. Впервые он смог оценить ее красоту. У незнакомки были роскошные густые черные волосы, небрежно завязанные сзади, достаточно длинные, чтобы оставлять след на снегу у ее ног. Она была одета в дорогое пурпурное кимоно с цветочным узором и красной отделкой, подпоясанное красным оби*. Такеши не мог видеть ее лица через праздничную маску лисы, которую носила женщина.

— Кто ты?

Голос незнакомки был певучим, когда она ответила:

— Кицуне.

Лиса-демон! Такеши знал, что они могли принимать обличие прекрасных женщин. А также были лживыми и ненадежными. Воин взглянул на свою восстановленную ногу. Все же она сдержала свое слово и спасла его. И кажется, она знала, что он предназначен для величия. Возможно, она была посланницей Инари** от богов, увидевших, что он исполнил свое предназначенье.

Его взгляд пробежал по полю сражения, отмечая великое количество трупов.

— Предполагаю, теперь ты ронин.

Такеши засмеялся.

— Так и есть. Хотя Ашикага Юу никогда не был достоин моей службы. И теперь я с честью освободился от него.

— Да, Тацуо Такеши. Ты прав.

Она знает его имя? Это не имеет значения. Нынешнее имя было дано ему Ашикага Юу в награду за его невероятную силу. Оно принадлежало слуге недостойного человека. Он больше не был слугой. И теперь сам выберет себе имя.

— Не Тацуо Такеши. Теперь я Кога Такуза. Моя жизнь ныне принадлежит мне и только мне, и я поступлю с ней так, как пожелаю сам.

— Ты мог бы создать собственный клан. Тот, что будет доминировать в войне меж даймё. Нет лучше времени, чтобы прийти к власти.

Она была права. Это его шанс оставить свой след в истории и обрести величие. Он создаст клан, который выдержит испытание временем и будет править в Японии на протяжении веков.

Воин оглянулся на снег позади себя и увидел кровавый след, оставленный его восстановленной ногой. Вполне подходящий символ для его наследия.

* * *

Кицуне стояла рядом с нервным оружейником, концентрируясь на своей магии, пока он работал. Кузнец не любил ее, и особенно ему не нравилось присутствие Кицуне здесь, в кузнице, но он никогда не осмелится перечить Кога Такуза даже в такой мелочи.

Как Кицуне и предполагала, тот собрал кровавую жатву по всей Японии, устрашая даймё и уничтожая даже самых сильных врагов. Имя Кога и клан Кога были известны и вызывали ужас во всей стране, но из-за своего символа в народе их часто называли клан Фут, опасаясь произносить вслух настоящее имя, чтобы не вызвать, подобно демону.

Настало время для иного непреходящего символа. Символа нерушимой власти. Кузнец продолжал свою работу, стараясь не оглядываться на Кицуне, преобразуя оружие и броню самых сильных врагов Кога, взятых как трофей, в шлем, Куро Кабуто.

По крайней мере, большинства врагов. Хамато еще оставались. Кога лично перековал свои трофеи в полезный металл, но вызвал кузнеца, чтобы придать ему форму шлема.

В то время как кузнец работал с физической структурой шлема, Кицуне позаимствовала энергию прежних владельцев трофеев и исходный материал — энергию самого Кога, преобразующего их, чтобы наделить шлем силой, дающей его владельцу неоспоримый авторитет, связывая его с существованием клана. Если шлем будет уничтожен, клан последует за ним; пока же существует, будет жить и клан. И в конце, тайно, Кицуне связала его владельца. Однажды тот, кто носит шлем, воплотит ее планы в жизнь.

Когда она произнесла финальное заклятие, Кицуне ощутила какую-то странную силу внутри металла. То, чего не заметила поначалу. Она потянулась к этой силе, улавливая ее. Неизвестная сила была почти подавляющей, но благодаря своей воле Кицуне приручила ее, ощутив, как та вливается в медальон в ее руках, с личностью, что в итоге оставила отпечаток на металле. Интересно. Это оказалось непредвиденным развитием событий, но, возможно, окажется весьма полезным. Ей следует изучить это.

_________________________

* оби — длинный пояс в традиционном японском костюме

** Инари — божество изобилия в синтоизме. Часто изображалась в виде лисы, а посланцами его были кицуне — магические лисы

Маркус Сенделхейм лихорадочно бежал к огню, держа в руках лишь ведро воды. Оно было слишком тяжело для них, принадлежавших девятилетнему мальчишке, вода выплескивалась через края, и ладони тут же начинали гореть от стужи Вейнсбергского декабря, даже несмотря на жар пламени. Летящие каменные обломки из катапульты разрушили множество домов и разметали их камины, поджигая остальные окружающие строения.

Маркус выплеснул содержимое ведра на пламя, но это не помогло, оно понемногу начинало реветь. Это не действовало. Колодец был совсем рядом, но одно ведро за раз не помогало справиться с огнем. Кузница его учителя сгорит, а вместе с ней и будущее Маркуса как кузнеца. Нет! Его родители сделали все возможное, чтобы купить ему это обучение, незадолго до своей преждевременной смерти. Это несправедливо.

Вытирая злые слезы с глаз, мальчик увидел длинный железный цилиндр. Ну, не чисто железный, конечно, и из-за разнородного сплава разных металлов, потраченных на него, тот скрутился в дугу, когда учитель пытался нагреть его, чтобы изготовить крепеж для ворот. М-да. Ему все равно потребуется что-то еще.

Замерзшие босые ступни Маркуса коснулись чего-то, не похожего на камень, и мальчик взглянул себе под ноги, увидев одну из длинных толстых кожаных перчаток кузнеца. Выудив из кучи мусора рядом со зданием несколько кожаных полосок, Маркус плотно примотал перчатку к концу металлической трубки, а затем, используя маленький кинжал, что носил тайком от хозяина кузницы, отрезал от перчатки пару пальцев, соединяя отверстия и стараясь не вспоминать о побоях, которые наверняка заработает от владельца перчатки за ее порчу.

Затем он неуклюже подтащил трубу обратно к колодцу. И, держа перчатку направленной в сторону кузницы, сжимал опущенную в воду трубку, так что струя жидкости полетела на пламя. И это сработало! Действительно сработало! Маркус повторял действия снова и снова, пока огонь не погас и кузница не была спасена.

С победным криком он прыгал, хлопая в ладоши, вплоть до нового залпа, в результате которого огромный булыжник перелетел через кровлю кузницы и разнес большую часть строения. Победный крик превратился в вопль отчаяния. Все зря. Король Конрад III намерен уничтожить их всех. Он не доживет до 1142 года. Все было зря.

Маркус взглянул вверх как раз вовремя, чтобы увидеть еще один огромный камень, летящий прямо в него. Несмотря на все свое отчаяние, мальчик отказывался умирать. Не здесь. Не сейчас. Не так. Он снова вскочил, прекрасно зная, что не успеет увернуться от камня. И тут внезапно чьи-то грубые руки схватили его за плечи, оттаскивая назад, и мир вокруг исчез.

* * *

Марцелл наткнулся на мальчика случайно, просматривая время из своего собственного мира. Юный беспризорник, тощий, со светло-русыми волосами и темными глазами, его грубая рубаха и штаны были ему велики и болтались на невысокой стройной фигурке. Мальчик должен был умереть при осаде, однако, когда Марцелл увидел необыкновенную сообразительность ребенка при борьбе с огнем и его несгибаемую волю к жизни, то решил вмешаться. И спас мальчика, втащив его в Нуль-Время.

Поначалу он не знал, что делать с мальчишкой. Однако Маркус не был напуган или подавлен Нуль-Временем. Он был восхищен, впитывая реалии этого мира, как губка, желая знать все. И Марцелл не мог не научить его. Маркус оказался упрямым, своенравным и обаятельным проказником, и, честно говоря, учитель гордился им.

Хотя ему и хотелось, чтобы мальчик, точнее сказать, уже юноша, оставил свои затеи. Скипетр был творением провидения, но то, что создавал Маркус, могло стать опасным и безрассудным в приложении к времени и пространству, и серьезно изменить природу этого места. Но, сколько бы Марцелл ни запрещал, Маркус продолжал творить. Даже когда наставник нагрузил его дополнительной учебой и работой, он находил время, чтобы обдумывать все, что рождал его острый пытливый ум.

К неудовольствию Маркуса, Марцелл начал называть своего найденыша Лорд Синхронность, за то, что тот, казалось, все способен делать одновременно; прочие обитатели их мира подхватили эту идею и начали обращаться к юноше так же. Ничего не поделаешь, к бедному ребенку крепко приклеилось это прозвище. Кроме того, оно невероятно ему подходило.

Наблюдая за мальчиком, которого вырастил как собственного сына, через окна различных миров, куда отправлял его на обучение, не ограничиваясь Нуль-Временем, Марцелл принял решение. Его все больше тяготила его ноша, и постепенно он все более и более готов был двигаться дальше, что бы ни случилось.

Может быть, поэтому он вложил часть своей силы в мальчика, когда решил оставить его при себе. Именно поэтому Марцелл учил его так старательно, сглаживая его непокорство дисциплиной. Он решил сделать умного ребенка своим преемником. Скоро, совсем скоро настанет время передать полномочия. Для него, наконец, настанет время отправиться на покой.

* * *

Маркус вздохнул. Он становился старше, возможно, из-за того, что часто находился вне Нуль-Времени. Но было так много различных миров, в которых по причине науки или магии нарушился естественный ход времени. Все они требовали тщательного контроля. Он не мог просто сидеть в Нуль-Времени, заботясь лишь о себе.

Маркус остановился напротив хрустального контейнера, который приказал Т-нульмелингам* изготовить для тела Марцелла. Как тот в одиночку мог справляться со всем так долго? Он был ошеломлен и польщен, когда Марцелл передал ему все полноту власти и ответственности. Ни к чему в своей жизни прежде Маркус не относился так серьезно. Но ему было одиноко без своего наставника. Без отца. Время от времени Маркус наблюдал за ним.

Марцелл вернулся в Римскую республику, женился и жил мирной жизнью на своей загородной вилле до самой смерти. Маркус перенес в свой мир и сохранил его тело, но правда заключалась в том, что он был по-прежнему одинок.

Еще раз вздохнув, он отвернулся от Марцелла и поднял скипетр. Тут же его грубая крестьянская одежда превратилась в длинную белую мантию, головной убор цилиндрической формы и накидку с капюшоном, отделанным темно-синей полосой.

Несмотря на странные синие железки, что появились с обоих сторон его головного убора, Маркус подозревал, что на это одеяние его вдохновили римские католические епископы, обладающие высокими полномочиями в его время, так же, как Марцелл был вдохновлен одеяниями сенаторов и военачальников, правивших в его годы. Это было своеобразное воплощение того, чем восхищался обладатель скипетра, что видел символом власти, почета и неограниченных возможностей. А также одиночества.

Как же Марцелл вынес это? Он обзавелся учеником, вот как. Мысль эта породила приятную тяжесть в голове. Да. Ученик. Наследник. Попутчик. То, что сделает эту жизнь, эту обязанность переносимой. Ему просто нужно найти подходящего человека.

* * *

За все, что случилось, Саванти Ромеро в тысячный, должно быть, раз проклинал мясника. Конечно же, это мясник виновен во всем приключившемся безобразии. Просто обязан быть.

Для всех остальных он казался просто начинающим художником. Но, по правде говоря, Саванти был алхимиком. Каждую минуту свободного времени он посвящал разгадке тайны создания несметного богатства. Открытия превращения свинца в золото.

Хотя создать золото ему так и не удалось, и даже начало казаться, что это невозможно, кое в чем ему повезло. Саванти сумел изготовить из дешевых исходных материалов реалистичную подделку под золото. Он знал, что пользоваться ей слишком опасно, но ничего не мог с собой поделать. Соблазн был слишком велик.

Так он обманул торговца мясом однажды или дважды, а может, и несколько раз; ему надо было что-то есть, а картины покупали не слишком хорошо. Саванти никогда не думал о последствиях, что будет, если мясник однажды обнаружит его обман.

Он не задумывался о них и тогда, когда инквизиция короля Фердинанда и королевы Изабеллы создала свой постоянный филиал здесь, в Толедо, еще в 1488 году. Чего ему бояться? Откуда было знать, что родители его перешли в христианство из иудаизма? Они никогда не рассказывали ему об этом.

Но когда мясник — а это должен быть мясник — донес на него инквизиции, незнание это не имело никакого значения. У Саванти конфисковали все, что у него было, и оставили гнить в этой клетке — сколько, говорите? — вот уже как два года, безотлагательно и без малейшего шанса на пересмотр дела.

В этом месте он потерял способность отслеживать время. Это не стоило затраченных усилий. Его некогда белая льняная рубашка стала рваной и постоянно заскорузлой от пота и грязи. Бечевки, ранее стягивавшие ее ворот в виде буквы V на шее, давно отвалились. Его упругие кожаные штаны испорчены без возможности восстановления. По крайней мере, ботинки, пусть и стали грязными, но остались в приличном состоянии. Не то чтобы в совсем приличном, но ему все равно некуда больше пойти. И все из-за мясника.

Однако он им еще покажет. Он хотел выбраться отсюда и показать им всем. Саванти старательно сохранял и копил отбросы. Он думал, что разберется как сделать из них взрывчатое вещество, такое, как черный порошок. Это должно сработать. Ему просто нужно время. И что есть у него еще, кроме бесконечного времени?

Внезапно вспыхнул ослепительный красный свет, словно в воздухе его камеры открылось окно, и из него вышел невысокий человек, лет примерно тридцати, в самых странных одеждах, что узник когда-либо видел. Тайный член инквизиции? Саванти впал в панику и пошарил вокруг себя в поисках чего-либо, чтобы защититься.

— Тише, Саванти. Я не причиню тебе вреда.

Узник сухо хмыкнул.

— После стольких лет заточения, думаю, тебе сложно поверить. Я не из инквизиции.

Саванти скептически поднял бровь.

— Я наблюдал за твоим упорством и изобретательностью, и, хотя и огорчен твоим эгоизмом, все же впечатлен.

Саванти моргнул. Что за высокомерный категоричный ублюдок! Кто этот придурок в рясе, что смотрит на него с презрением?

— И поэтому я решил забрать тебя к себе в ученики. Я не стану принуждать тебя, но если ты желаешь большего успеха в жизни, чем сейчас, то, пожалуйста, пойдем со мной.

Саванти окинул взглядом свою камеру, и черные глаза его расчетливо сузились. Кто бы ни был этот псих, он предлагает ему выход из тюрьмы. Изобразив покорную и благодарную улыбку на своем лице, он согласно кивнул и последовал за странным низкорослым незнакомцем через портал.

* * *

Маркус в шоке наблюдал, прикованный силой скипетра к месту, где стоял, как Саванти Ромеро, его протеже и друг, которому он доверял, готовит ритуал, чтобы отобрать у него силу разрывать время и пространство, прежде чем полностью уничтожить его. Маркус никогда не ощущал себя настолько преданным. Он доверял Саванти, любил его как младшего брата. Как такое могло случиться?

Со скипетром в руке Саванти выглядел как испанский король, увешанный всеми драгоценными трофеями конкистадоров, недавно вернувшихся из Нового света. Человек был похож на павлина. Таково его представление об авторитете, власти и почете?

Маркус понял с горечью, что никогда не знал Саванти настолько, насколько ему казалось. Тот хорошо скрывал свою жадность и честолюбие на протяжении длительного периода обучения и подготовки. Теперь Маркус мог видеть, что сделал Повелителем времени и пространства монстра, который использует власть для собственной выгоды, а не для защиты целостности временного континуума.

Однако это лишь его вина. Одна только его недальновидность привела к случившемуся, не видя, игнорируя лживое пассивное сотрудничество Саванти. Тот не перенял всех его знаний и даже малой толики опыта.

Незаметно для своего ученика Маркус аккуратно извлек печать, в то время как Саванти подготавливал ритуал, и терпеливо ожидал нужного момента. В конечном счете, ему потребовались обе руки, чтобы завершить круг мелом и разместить в нем свечи, и Саванти опустил скипетр, возвращаясь к прежнему обличию в тюремных лохмотьях.

В миг, когда его ладонь отпустила скипетр, Маркус вскочил, разрушая чары, удерживавшие его на месте, и призвал жезл в свою руку. Саванти изумленно уставился на него, открыв рот, не веря собственным глазам. Высокомерный эгоистичный юнец.

Но он всегда был таким, и Маркус хорошо знал это, даже если не желал принять. Это была его ошибка, а не Саванти. Он не мог убить человека за собственную недальновидность. Со вздохом и какой-то затянувшейся привязанностью к предателю Маркус отнял у него силу, что даровал когда-то, и Саванти оплакивал ее потерю. А затем изгнал несостоявшегося ученика в Испанию 1046 года.

Это было время, полное возможностей, начала раннего Средневековья. Реконкиста против Каифы, сменившей павший халифат на юге с прошлой осени, и халифов Кордовы была в самом разгаре. Человек с познаниями Саванти в истории и науке мог добиться многого в то время и в том месте. Он мог наконец получить богатство и насытить свое честолюбие, насколько пожелает, не причиняя большого вреда.

К сожалению, Маркус не видел, как Саванти схватил сумку, приготовленную к ритуалу, прежде чем он насильно втолкнул бывшего ученика в портал. Это было упущение, о котором он вскоре пожалеет.

* * *

Саванти тяжело плюхнулся на землю в чистом поле, крепко вцепившись в прижатую к груди сумку и проклиная чудесное спасение Лорда Синхронность, нарушившее все его тщательно подготовленные планы. В следующий раз все будет иначе. Тогда он просчитает все. В следующий раз все пройдет идеально. Тогда он станет Повелителем и Хозяином времени и пространства.

Саванти открыл сумку и дрожащими руками осторожно извлек три вещи, которые на протяжении этих лет сумел украсть из коллекции Лорда Синхронность. Металлические полосы, что крепятся на запястья и оплетают руки, один темно-синий кристаллический амулет и простую стальную палочку.

Палочка должна была стать уменьшенной копией скипетра, но была слабой и неполноценной. Она перемещала своего владельца во времени и пространстве слишком неточно и лишь одни раз за сутки, расходуя всю энергию в этом единственном порыве. Но все же может перемещать и поможет ему вернуться в Нуль-Время.

Отбросив эти мысли, Саванти взял металлические полосы и наложил на свои руки. Плотно примкнув, они срослись с плотью с мучительным ощущением, не отличающимся от горения. Когда боль прошла, Саванти почувствовал звон в своем теле. Его плоть более не была смертной, перейдя в вечное существование, как в Нуль-Времени.

Теперь у него было неограниченное время, чтобы довести свои планы до конца. И его невозможно убить. Но это не совсем верно. Его могли убить, но сущность останется прикованной к телу этими полосами. Неважно, что произойдет с его телом, душа вернется в него, и ущерб будет компенсирован. Он сможет избежать смерти. Он станет непобедим.

Со слегка безумным хохотом Саванти схватил амулет и прижал ко лбу, закричал, когда тот впился в плоть, пронзая его череп. Потом боль утихла, оставив его тяжело дышащим. Саванти сосредоточился на воспоминаниях о магии времени и пространства, закрепляя их в камне. Теперь он был неуязвим.

А сейчас посмотрим, что будет, когда старый хрыч вновь использует против него свою священную магию. Остается только найти Нуль-Время. Крепко сжимая палочку, Саванти начал поиск.

* * *

Брайан Тилли поплелся прочь из военного лагеря с приказом найти своих товарищей. Ему казалось, он вспомнил упоминание о посещении соседней деревни в поисках развлечений, но так и не смог припомнить там ничего занимательного.

Эта маленькая деревушка не отличалась от той, в которой вырос он сам в Англии. Люди там жили просто и счастливо, вопреки трудностям, причиненным наполеоновскими войнами. Но, как и в любом небольшом поселке, там мало чем можно было заняться, кроме работы на ферме и проведения времени со старыми знакомыми.

Впереди он отчетливо расслышал женский крик, полный боли и ужаса. Сорвавшись на бег, Брайан был ошеломлен представшим ему зрелищем. Его товарищи, его соотечественники напали на беззащитную молодую женщину. Француженку или нет, в любом случае это было скверно.

Несмотря на спутанные волосы и грязное заплаканное лицо он узнал ее. Брайан видел женщину несколько недель назад в поселке, несущей бушель** зерна, смеющейся и болтающей со своими друзьями. Он не понимал языка, но те называли ее Ренет. И вот теперь платье ее порвано, двое его соратников держат ее за руки, а третий насилует. Остальные же стоят рядом, издеваясь и дразня. И это было уже слишком.

— Отстаньте от нее! — прежде разумного осознания Брайан пнул насильника достаточно сильно, чтобы отбросить от женщины. Затем еще двумя стремительными ударами достал двоих, что держали ее за руки. Но прежде, чем он успел предложить пострадавшей помощь, подоспели те, что стояли в стороне. Брайан был знатным скандалистом и получил немало хороших ударов, но на этот раз был оглушен ими. Их было слишком много.

Одни держали его, а другие били. Это оказалось больнее, чем Брайан думал, но он не сдавался. Ему нужно освободиться и спасти бедную девушку. Ренет. Затем один из нападавших выхватил кинжал и ударил его в живот. Четыре раза.

Нападавшие позволили ему рухнуть наземь, уходя в мир боли, ведущей к медленной мучительной смерти. Глубокая рана приведет его к поражению, и с этим уже ничего не поделаешь.

Брайан сумел собраться с силами достаточно, чтобы осознать, что девушку он спасти все же не смог. Его товарищи перестали насиловать ее и собирались уходить. Оба рухнули наземь, на миг встретившись глазами. А затем последний солдат склонился над жертвой, перерезав ей горло. Брайан смотрел, как жизнь уходит из ее глаз, повторяя просьбу о прощении.

Если бы у него была дочь, он назвал бы ее Ренет. Если бы это могло случиться. Ему девятнадцать, он умирает, не сумев спасти даже одну драгоценную жизнь. И тут Брайан заметил, что на него смотрит низкорослый пожилой человек с добрыми темными глазами в странных одеяниях.

— Ты хороший человек, Брайан Тилли. Пойдем со мной.

* * *

Брайан смущенно заерзал в углу японской гостиницы. Он знал, что его не смогут увидеть, использовал свою силу, чтобы оставаться незамеченным, как его учили, но все равно чувствовал себя неуютно. Содеянное было подозрительно похожим на подглядывание и казалось ему неправильным.

Но Лорд Синхронность сам поручил ему это задание, и он должен это увидеть. Провести год, скрываясь в тени, наблюдая за встречами лидеров во время реставрации Мейдзи в Японии, выявляя важнейшие для истории решения, казалось ему слишком сложным для первой самостоятельной задачи. До этого Брайан лишь исследовал и изучал врученный ему учителем дар — скипетр, всегда придающий ему странное облачение, как у генерала Веллингтона.

Брайан нигде не бывал прежде, кроме своей деревни в Англии, военного лагеря во Франции и Нуль-Времени. Вспомнив это, он прижал руку к животу, к месту, где, как знал Брайан, под британским пехотным мундиром сокрыты шрамы.

Он едва помнил первые несколько мгновений после прихода в сознание в каком-то ярко освещенном чужом месте, в окружении безумцев в масках, лежащим в постели, после чего вернулся Лорд Синхронность и перенес его в Нуль-Время. Теперь-то Брайан понимал, что побывал в далеком будущем, чтобы быть спасенным чудесной новой медицинской помощью, но произошедшее все равно с трудом вмещалось в сознание. Лучше сосредоточиться на непосредственной задаче.

Неожиданно в комнату ворвался другой человек, во вспышке света и энергии, напугав всех собравшихся и заставив их разбежаться. Незваный гость явно был путешественником во времени. Один из обученных защищать все сотворенное.

Человек, выглядящий как испанец, недовольно взглянул на него, и Брайан понял, что тот поражен, опустив щит, делающий его невидимым для окружающих. Незваный гость, похоже, был чем-то совершенно взбешен.

— Ты! Так, значит, ты думаешь занять мое место! Он заменил меня тобой! Ты жалкий червяк! Ты не стоишь этой силы.

Что?! Может, это бывший ученик Лорда Синхронность, Саванти Ромеро? Невозможно. Он должен быть изгнан в Испанию XI века. Но прежде, чем Брайан смог дальше рассмотреть ситуацию, Саванти напал на него.

Чужак не выглядел бойцом, но у него был примитивный кинжал. Брайан легко защитился бы от него безоружного, но оружие делало его серьезным противником. Он никак не мог пожалеть того, кто пытался заколоть его.

Огорченный, Брайан вытащил свой кинжал, поймал руку Саванти во время очередного дикого броска и одним быстрым движением перерезал ему горло. Легко и аккуратно. Затем осторожно опустил тело на пол, не зная, как исправить возникшее нарушение во времени. Может быть, попробовать связаться с Лордом Синхронность? В любом случае он пожелает узнать о Саванти.

Саванти резко сел и с яростным криком глубоко вонзил свой кинжал в бедро Брайана, заставив того также закричать и выронить свое оружие. Скверно. Но как же он выжил? Саванти выдернул свой кинжал из раны, вырвав новый крик боли, и полоснул Брайана по телу, но тот оттолкнул его руку, защищаясь, не желая жертвовать ими обоими.

Внезапно Брайан осознал, что может умереть, и ощутил настойчивую потребность бежать, оказаться где угодно, лишь бы не здесь. И все исчезло во вспышке синего света под аккомпанемент яростного и разочарованного крика Саванти.

_________________________________

* предположительно так назвал автор нечеловеческих обитателей Нуль-Времени (прим. переводчика)

** бушель — мера объема сыпучих тел, примерно 35-36 л

Ороку Наги стоял возле стола, рассматривая стратегические варианты. Разочарование от неудач скручивало его нутро. Великий клан Фут может быть уничтожен, и это случится в период его правления. Его наследие утратит вековую мощь и влияние.

Когда война провинций подошла к концу, клан Фут из обычной воинской части стал кланом ниндзя. Из тени они смогут оказывать большое влияние на политику Японии без очевидной цели, поскольку большинство лидеров сошли с дистанции. Кроме одного соперника Кога Такуза, который выжил, основав клан ниндзя Хамато, чтобы противостоять им.

И вот теперь, в XX веке, после столетий скрытой войны, Хамато могли победить, раз и навсегда. И это была его вина. Его нехватка руководства, его отсутствие планирования, его плохие решения. С рычанием Наги ударил по столу, во все стороны полетели щепки.

— Еще не слишком поздно. Даже сейчас, — он даже не обернулся на звук голоса Кицуне. Она была его советчиком на протяжении многих лет, как и ее предшественники — для иных поколений. Но она покинула его в последнее время, оставила, чтобы привести его людей к катастрофе.

— Чего ты хочешь?

— Спасти свой клан, конечно же, — Наги горько хмыкнул.

— И что ты предполагаешь предпринять? — Кицуне положила перед ним на стол журнал.

— Существует артефакт огромной силы, в тайном храме в Китае. С его помощью можно уничтожить Хамато, всех и навсегда.

— Магический артефакт в тайном храме? — Наги выглядел недоверчивым. Она же это не серьезно.

— В этом журнале — вся информация о нем, что мне удалось собрать. Я думаю, что теперь его можно найти и забрать себе.

— И ты предлагаешь мне бросить все, чтобы гоняться за этой непонятной вещью?

— Конечно же, нет. Ты вправе вести кровопролитную войну на истощение, следуя к собственной гибели.

Наги уставился на ее лицо в маске. Кицуне передала ему список.

— У меня есть несколько предложений от тех, кого бы ты мог отправить за ним.

Наги ахнул.

— Но это мои лучшие воины!

— Артефакт будет хорошо защищен.

— Они нужны мне здесь, чтобы бороться с кланом Хамато.

— Этот артефакт — твоя единственная надежда. Без него ты все равно проиграешь. Отправь их и приобретешь в любое время, какое сможешь.

Нахмурившись, он хотел было поспорить, но все прошедшие сражения истощили его.

— Очень хорошо, — Наги взял журнал и список и вышел, чтобы объявить новое распоряжение, не заметив улыбки, скрытой под маской Кицуне.

* * *

Кицуне стояла на холме, наблюдая за горящим поселением клана Фут. Конец пришел быстро после того, как Наги отослал своих лучших людей. Но это не имело значения. Человек, настолько неспособный противостоять влиянию Кабуто, был для нее бесполезен.

Кроме того, вопреки его страху, клан не погиб, и этого не произойдет до тех пор, пока цела данная вещь. Кицуне погладила шлем, лежащий на сгибе ее руки. Нет, клан Фут воскреснет с новым, достойным лидером. Она повернулась и, не оглядываясь, зашагала прочь от места побоища.

* * *

Саки с гневом обрушился на тренировочный манекен, так что из того полетели солома и наполнитель. Его собственный брат, человек, которому он доверял больше всех, оказался бесчестным предателем. Он не только украл его любимую Шен, за его спиной, прекрасно зная, что Саки чувствует к ней, но и унизил его в ее присутствии. Как он мог? Как посмел?!

Если бы только он не сдерживался из-за ошибочной любви и верности. Йоши, чертового Йоши это не остановило. Подумаешь, какой-то друг. Какой-то брат. Саки еще раз ударил манекен, выбивая его деревянную подставку и отбрасывая в сторону. Черт бы его побрал!

Почувствовав чужое присутствие за спиной, Саки с гневом развернулся к пришельцу. Перед ним стояла женщина в пурпурном кимоно и праздничной маске лисы, державшая в руках старый шлем, украшенный трезубцем в верхней части.

— Кто ты и чего хочешь? — голос его звучал настороженно.

Женщина так и не подошла, продолжая ласково гладить шлем, что нервировало Саки.

— Ороку Саки. Думаю, настало время узнать о твоем праве по рождению.

Артур Джеймс Ховард измерял шагами кабинет своего отца, крутя в пальцах бокал из ценного стекла, полный не менее дорогого коньяка. Мужчина сморщился, ощутив вкус спиртного. Должно быть, оттого, что коньяк также принадлежал отцу. Спустя какое-то время он приобретет собственный. Раздраженный, он размахнулся и швырнул бокал в камин, наблюдая, как спиртное вспыхнуло в огне. Потом кто-нибудь уберет здесь за ним. Кабинет отца обслуживался в первую очередь.

Однако Артур предположил, что это уже его кабинет. Он уже получил подтверждения крушения и гибели. И не то чтобы это не было известно ему ранее. В конце концов, Артур сам подстроил случившееся. Этот ублюдок должен был быть там. И почему только его мать всегда по своей прихоти меняет планы? Она не должна была оказаться в том самолете.

Артур с горечью потери взглянул на семейный портрет. Отец стоял по центру на заднем плане, а рядом с ним — красавица мать. Ее платинового цвета волосы свободно падали на лицо в форме сердечка, а сюрреалистические аквамариновые глаза смотрели на него с оттенком эксцентричности, которая всегда была в ней.

На переднем плане стоял он сам и его сестра Элейн, с волосами скучного темно-каштанового оттенка и карими, как у отца, глазами. А меж ними выглядывало улыбающееся личико младшей сестры, Леанны. Ей повезло походить скорее на мать.

Глядя на детские черты Леанны, Артур отметил в ней поразительное сходство с матерью и вдруг ощутил сильное желание увидеть ее. Сестра вернется домой всего через несколько дней. Школа дала ей время оплакать родителей, когда об их гибели стало известно. Леанне всего семнадцать лет. И он станет ее законным опекуном на ближайшие три месяца.

Они не разговаривали уже довольно долго. Мать была единственным членом семьи, с которым Артур общался добровольно на протяжении последних нескольких лет. Очевидно, следовало бы поговорить и с отцом, коль скоро Артур помимо своей воли стал копией старого козла. Он вновь ощутил горький вкус коньяка и с трудом поборол желание сплюнуть. Вернув взгляд к картине, Артур вновь подумал о Леанне. Да, он должен увидеть ее.

Приняв решение, мужчина распахнул двери кабинета и столкнулся взглядом с Дирком Сэвиджем, ожидающим его в конце коридора. У Дирка не было нужды уходить из армии, но там служили его приемные родители, а потому и так давали надбавки. Артур кивнул лучшему другу и брату и получил ответный кивок. Дирк понимал его. Единственный кроме матери, кто был способен на это.

— Я собираюсь поговорить с Леанной. Не мог бы ты позаботиться, чтобы нас не беспокоили?

Дирк выпрямился.

— Поручи это мне, Эй Джей.

Улыбнувшись использованию его детского прозвища, Артур прошел мимо Дирка и поднялся по лестнице в верхние комнаты. Он остановился в первой из них. Мужчина не дошел до принадлежащей родителям, да и не собирался этого делать. Слишком многое там осталось от его отца. Он собрал некоторое количество нужных предметов и решил, от чего избавиться окончательно, но пока что просто избегал этой комнаты.

На его столике лежал ключ, взятый им из тумбочки отца. Их дом был старинным и величественным, и почти все комнаты в нем закрывались на ключ. Артур вспомнил, сколько раз отец с помощью вот этого ключа запирал его в комнате в наказание. И лишь голос матери за дверью уменьшал его одиночество и чувство несвободы.

Крепко сжимая в руке ключ, Артур подумывал бросить его в окно. Но остановился и, сделав глубокий вдох, спрятал в карман. Чудовище исчезло. Эта вещь более не властна над ним. Кстати, а где комната Леанны? Артуру потребовалось на удивление много времени, чтобы вспомнить. А ведь был период, когда он проводил с сестрой все свободное время. Артур преодолел расстояние до ее спальни и постучал в дверь.

— Войдите.

Артур шагнул в комнату, и глаза Леанны расширились от изумления.

— Артур?

Девушка сидела в компьютерном кресле в цветастой пижаме, причесывая свои длинные волосы. Артур был настолько поражен ее сходством с матерью, что на мгновение потерял дар речи. Но, отогнав эту мысль, наконец сумел заговорить.

— Я думал, что тебе приходится сдерживаться. Знаю, мы были не слишком близки в последнее время.

Удивленное выражение ее лица исчезло, сменившись выражением сочувствия и скорби.

— Я точно не знаю. Мне все это кажется нереальным. Такое чувство, что они вышли на прогулку и скоро будут дома. Мне жаль, что ты перенес это тяжелее. Ты отвечаешь за всё и должен был принять все необходимые меры.

Артур покачал головой.

— Я справлюсь.

Леанна отложила щетку для волос и подошла к нему, взяв за руку.

— Ты не должен делать это в одиночку. Ты прав, что мы отдалились друг от друга. Но сейчас я здесь, с тобой.

Артур замер. Леанна выглядела такой похожей на мать, переняла от нее знакомый уют и доброту, что та всегда дарила ему. Он почти был готов поверить, что Леанна — это чудесным образом воскресшая мать.

Неожиданно он с потрясающей четкостью понял, чего хочет, ради чего сюда пришел. Рука, которую держала девушка, вдруг стальной хваткой сомкнулась на ее запястье, и глаза Леанны расширились от боли и ужаса.

Все правильно. Пока Леанна принадлежит ему, мать не покинет его. Артур все еще имел то, что хотел. Поймав второе запястье девушки свободной рукой, он потащил кричащую и барахтающуюся сестру к кровати, игнорируя мольбы Леанны отпустить ее. Нет. Он наконец-то получил то, что хотел.

* * *

Дирк стоял у подножия лестницы, держась за опору пролета. Ему казалось, его острый слух различает крики, но уверенности не было. Это не его дело. Он не понимал горе потери родителей, поскольку даже не помнил своих. Эй Джи стал теперь его единственной семьей.

Эй Джей нашел его и спас из приюта, убедив своих родителей усыновить его. Эй Джей его друг и брат, и Дирк обязан ему всем. Он мог бы понять горе, если бы умер Эй Джей, но разум его отказывался думать слишком много в гипотетических сравнениях. Если им нужно кричать, чтобы пережить потерю, кто он такой, чтобы мешать?

* * *

Прошла неделя с тех пор, как Артур открыл новую роль Леанны в своей жизни. Словно бы все возможности, что он считал утраченными со смертью матери, теперь восстановлены. Он не мог вспомнить, когда был в таком хорошем настроении, и благодарил за это ночные визиты к Леанне.

Дирк после похорон был вынужден вернуться на свой пост, но прислуга получила четкое указание не наведываться в верхние комнаты. Артур всем говорил, что у Леанны нервный срыв и что он позаботится о ней лично. Комната сестры была заперта весь день, и никто туда не заходил, так что Артур был уверен, что она навсегда останется там с ним. Как и мать.

Артур нес поднос с завтраком наверх, в ее комнату, почти уверенный, что сестра не устроит вновь засаду у двери. Он сурово поговорил с ней об этом, и Леанна в последние дни не предпринимала новых попыток.

Она все еще сопротивлялась ему каждую ночь изо всех своих невеликих сил, но Артур был крупнее и сильнее, так что это не имело особого значения. Довольно болезненные укусы научили его прижимать сестру к кровати лицом вниз. Из подноса повеяло ароматом сдобы и патоки. Артур принес Леанне в награду ее любимое угощение. Или оно было любимым у матери? Неважно.

Достав из кармана ключ, он отпер дверь, и поднос с грохотом выпал из дрожащих пальцев. Комната была пуста. Одно из стекол панорамного окна оказалось разбитым, и из него свешивалась веревка, изготовленная из одежды и простыней, привязанная к прочному деревянному каркасу кровати.

При ближайшем рассмотрении Артур разглядел пустую вазу, облепленную патокой, стоящую рядом с окном, и полоски бумаги, которые Леанна использовала для школьных перетягов, с прилипшими к ним осколками стекла. Так вот почему никто не слышал, как она разбила окно. Должно быть, Леанна извлекала патоку из всех блюд, что он ей приносил. И вот почему она перестала устраивать засаду.

Заорав от ярости, Артур ударил по стене. Дирк мог покинуть его, но найдутся и иные лица, к которым он обратится. Он хотел найти Леанну. Он вернет ее, и когда это случится, то будет готов удерживать ее вечность.

Хан охнул и неловко взмахнул руками, схватившись за больную голову и отбросив пустую бутылку. Противный тюфяк, на котором он валялся, вонял мочой и блевотиной. Мутными с похмелья глазами мужчина определил, что на улице ночь. Последним его воспоминанием было утро, но вот какого дня? Он никогда не мог определить, как долго продлился очередной провал в памяти. Что на этот раз он сотворил?

Дверь со скрипом открылась. Хан знал, кто войдет, еще до того, как она заговорила. После случая, когда однажды один из его подчиненных решил избавиться от босса во время очередного запоя, стремясь захватить власть, и едва не пал жертвой своей безмозглости, Мири была единственной, кто осмеливался подойти к нему, когда он отсыпался после попойки.

— Арнольд? Уже не спишь?

Он снова застонал, и женщина вбежала в комнату с ведром воды и тряпкой. Хан просто лежал, позволяя ей очистить его, насколько получится. Мири была единственной, кто когда-либо беспокоился о нем, и, хотя Хан никогда не говорил, он был благодарен ей за это.

Что такая славная испано-кавказская девушка, как Мири, делает в банде, он никогда не знал. Все, что она получала от этого — помимо того, как переходить с рук на руки любому, кто ее пожелает — лишь избиение и оскорбления. От чего, еще худшего, нежели это, она могла сбежать? А может, ничего и не было, и она просто застряла здесь и сейчас? Он мог бы понять это.

Его собственный отец, властный китаец, избивавший его мать, был худшим воспоминанием из детства Хана, и присоединение к Пурпурным Драконам стало его спасением. Впрочем, находясь уже здесь, пробившись наверх, получив звание Хана и право руководить, он не был так в этом уверен.

Вся его жизнь была преступлением и насилием, тяжким трудом, больше похожим на бесконечный пьяный угар. Возможно, его отец не так уж и плох, но пути назад для Хана не было. Но, может, он есть для Мири?

Арнольд поежился, в то время как она старательно выбирала остатки рвоты из его коротких осветленных волос — еще один маленький бунт против отца. Он единственный, наверное, еще не спал с Мири, и знал, что она благодарна ему за это. Несколько смущена, но все же благодарна.

Они также были единственными в банде, кто знал имена друг друга, а не клички. Ее звали Мириам Бридж, а его — Арнольд Джонс. Среди Драконов же они именовались просто Класси и Хан. Он знал, что ее кличка — своеобразный укол ее кавказской половине, что она — всего лишь классная высокая белая девушка, что водится с азиатской бандой.

Хотя Хан и удивлялся, отчего Мири не в банде, больше соответствующей ее окружению, он понимал, что это могло оказаться не так просто. Помимо прочего, сколько бы этнических группировок ни существовало, Пурпурные Драконы были уникальны. Большинство их принимали в ряды новобранцев исключительно своих, например мелкие китайские, вьетнамские, корейские банды.

Пурпурные же Драконы были невообразимой смесью обычно несовместимых национальностей, принимая к себе всех желающих. Это невероятно взрывоопасное соединение почему-то вылилось в силу и могущество. Ни одна банда не могла сравниться с ними, и Драконы правили на улицах города. В их составе находилось даже несколько неазиатских членов, и это также добавило им силы. Возможно, внутри банды было немало ненависти и жестоких распрей меж ее участниками, но они бесспорно правили городом.

Хан начинал здесь как скромный «мальчик для битья», но упорно пробивался наверх. Он мог быть неподготовленным в какой-то сфере, но взял то, что следовало знать, от многих иных, просвещенных, и объединил это с жесткостью и нежеланием отступать, чтобы стать непобедимым.

Его единственной слабостью была выпивка. И неудивительно, что вскоре все убедились, что он никогда не бывает трезвым. Провалы в памяти были единственным способом Хана вести дела, так что банда была не особо организованной. Его не могли одолеть физически, однако вполне способны были медленно, но верно убить с помощью ликера, тем более что, хотя сам Хан ненавидел признавать это, он не мог остановиться.

Он знал о своих проблемах в этом плане, но был бессилен справиться и ненавидел себя за это. Всякий раз, когда Хан пытался порвать со своей слабостью, на него наседали сильнее, предлагая, соблазняя, бросая вызов, и он не мог сказать «нет». Круг начинался с начала.

Иногда Мири жертвовала собой, отвлекая от него подстрекателей, когда знала, что Арнольд пытается остаться трезвым, но этого было недостаточно, хотя он и ценил ее усилия. Это место было слишком жалким и преждевременно погубило бы их обоих. Неожиданно Хан заметил, что женщина перестала обтирать его и теперь сидит рядом в неловком молчании.

— Мири? — его голос еще немного заплетался.

— Арнольд, мне нужна твоя помощь.

Ее слова шокировали его. За все годы, что Арнольд знал ее, Мири никогда ни о чем его не просила.

— Что эт-то?

Она нахмурилась.

— Мне нужно выбраться отсюда. Сама я не смогу. Только не по своей воле. Они поймают меня, и… — она замолчала, и сердце его замерло. Арнольд не знал, что, если все удастся, он будет делать без нее. Почему Мири захотела уйти? Ну, кроме самых очевидных причин. Она задержалась здесь на долгие годы и, кажется, привыкла к своим мучениям. Почему сейчас?

— Куда ты хочешь пойти?

— У меня есть подруга. Она приютит меня. Она предлагала это уже несколько лет, а я не слушала. Но теперь…

— Теперь?

— Это больше не для меня. Я беременна и не хочу такой жизни для ребенка.

Мгновение он не знал, что сказать. При том, что каждый желающий мог получить ее, такой исход рано или поздно был неизбежен, однако почему-то такого не случалось раньше. Не ирония ли судьбы, что в попытке побега она ищет помощи того, кто не мог быть отцом ее ребенка?

Хан не хотел думать о своем будущем без нее, о том, как сопьется в одиночестве в этой чертовой дыре. Он понимал, почему Мири делает это. И он поможет ей.

— Дай мне переодеться, и я отправлюсь с тобой куда пожелаешь. Никто не скажет и слова, если ты будешь со мной.

Она облегченно улыбнулась ему, и это немного его утешило.

* * *

Он сидел за небольшим обеденным столом в крошечной квартирке, пытаясь привыкнуть к странному чувству нормальности, воплощенному здесь. Хан так редко покидал территорию банды, останавливаясь, как правило, в заброшенных зданиях, что забыл, что это такое.

Он слышал, как девушки плакали и утешали друг друга в маленькой спальне Габриэль Пузорелли, и решил остаться в гостиной, давая им уединение. Имя хозяйки показалось Арнольду странным. Оно звучало по-итальянски, в то время как выглядела она как шведка. Не то что он, наполовину китаец, наполовину северный европеец. Добро пожаловать в Америку, Арнольд.

Чайник засвистел, и шаркающий звук известил его о приходе Габриэль. Арнольд старался не смотреть на нее, однако даже отказываться от бесплатной выпивки казалось легче. Ее длинные светлые волосы были завязаны в хвост, а нежная кожа почти сюрреалистически блестела в тусклом свете квартиры.

Габриэль не была высокой или полногрудой, но Арнольд чувствовал, что ему адски жарко просто смотреть на нее, одетую в пижамные брюки и безрукавку. Он никогда в своей жизни не желал женщину так мгновенно и сильно, а когда ее серо-голубые глаза встретились с его, мужчина понял, что чувство было взаимным.

Однако сейчас не время для этого. Сначала надо помочь Мири, и Арнольд старался держаться так, словно Габриэль — помощник его подруги. Он лучше, чем кто-либо, знал, что самоконтроль — не его конек, особенно когда приходится отказываться от чего-то особо желанного.

Он собирался уйти, как только убедиться, что о Мири позаботятся, но после встречи с Габриэль все откладывал и откладывал свой уход. Она была как магнит, притягивающий его. Он не мог сбежать от нее и не хотел этого.

Вдобавок мысль о возвращении к Драконам удручала его все сильнее. Хан знал, что вернется. Это единственная жизнь, которую он знал. Что он будет делать без них? Для него нет ничего иного, вернуться придется. Просто иначе никак. Габриэль налила чай в его чашку и удивила гостя, сев рядом с ним. Арнольд вопросительно посмотрел на нее.

— Сейчас она спит.

— А что собирается делать потом?

Габриэль вздохнула.

— У нее есть тетя в Чикаго, которая возьмет ее к себе. Я позвоню ей утром и оплачу поездку на автобусе.

— Ты можешь себе это позволить?

Она снова пожала плечами. Арнольд пошарил в кармане джинс и вытащил пригоршню грязных банкнот, в основном двадцатидолларовых, и выложил на стол.

— Не спрашивай. Просто возьми.

В ее глазах заблестели невыплаканные слезы.

— Спасибо. Извини. Не думаю, что говорила это раньше. Ты спас ее, а я даже не поблагодарила тебя.

Арнольд покачал головой.

— Ты должна была позаботиться о ней. Это важнее.

— Почему ты помогаешь ей?

Первым порывом стало увильнуть от вопроса благовидным ответом, но что-то в этой женщине заставляло его быть честным с ней.

— Она мой друг. Единственный друг.

Габриэль, казалось, удивилась, но приняла это. Наверняка она гадала, не он ли был отцом ребенка Мири.

— Я не делал этого с ней, — глаза Габриэль изумленно расширились. — Меж нами было иное. Она просто… мой друг. Это не вполне обычное дело там, откуда я, и это значит… многое. Если ей нужна помощь, я помогу.

Габриэль кивнула.

— А что теперь?

— Теперь, когда я знаю, что она в хороших руках, я вернусь.

— В место, где нет друзей?

Арнольд угрюмо кивнул.

— Почему?

— Больше некуда.

Явно порывистым жестом она положила свою руку на его, и Арнольду показалось, что его сердце сейчас остановится.

— Ты можешь остаться здесь, со мной, если хочешь.

Мужчина выглядел потрясенным ее словами ровно настолько, насколько и был. Очевидно, это предложение не было спланированным, но Арнольд видел, что Габриэль имела в виду именно это. Он может не возвращаться к Драконам? Как он выйдет из положения? Кем станет? Сейчас, когда он смотрел в ее глаза, это не имело значения. Он найдет способ. Как-нибудь. Сжав ее руку в ответ, Арнольд улыбнулся.

— Да, хочу.

* * *

Арнольд удовлетворенно вздохнул, возвращаясь в квартиру Габриэль от станции метро. Он был усталым и грязным, но чувствовал себя отлично с тех пор, как выходил с захламленного двора, где обнаружил, что умеет ремонтировать автомобили, и каждый раз, возвращаясь к самой прекрасной женщине в мире.

Он все еще не мог поверить, что это на самом деле. После того, как Габриэль помогла ему пройти интенсивное лечение от алкоголизма и направила в Общество анонимных алкоголиков, Арнольд уже несколько месяцев не пил ни капли и не жалел ни об одной минуте трезвости. Даже о связанных с жестоким абстинентным синдромом.

Теперь у него была она и спонсор, что помог устроиться в хоккейную команду, чтобы закрепить трезвый образ жизни, и Арнольду понравилось это занятие. Оказалось, у него есть способности в этом. Может быть, даже настолько, чтобы построить карьеру. Он и не знал, что жизнь может быть настолько прекрасна.

Открыв дверь, Арнольд ощутил напряженность, и его радость немного угасла. Он быстро нашел Габриэль в ванной комнате, сидящей на крышке унитаза и смотрящей в никуда. Встревоженный, мужчина опустился перед ней на колени.

— Габриэль?

Та дернулась, удивленная, увидев его вдруг материализовавшимся перед ней.

— Что-то случилось?

Габриэль нервно улыбнулась ему и показал пластиковую палочку со знаком «плюс» на ней. Это, очевидно, что-то должно было означать, но Арнольд понятия не имел, что именно. Видя его замешательство, она наконец пояснила:

— Я беременна.

Арнольд замер, и на мгновение время словно остановилось. Он станет отцом? Как он может им быть? Он же ничего не знает об отцовстве и детях. Он смотрел в глаза Габриэль, видя, как та нетерпеливо ожидает ответа с неуверенной надеждой.

На мгновение Арнольд мог видеть свое будущее. Оно было полно Габриэль и этим ребенком, и он желал этого больше, чем чего-то иного когда-либо в жизни. Арнольд протянул руку и обнял Габриэль, не обращая внимания на машинное масло на своем комбинезоне.

— Ты не расстроена?

— Нет. Я счастлива. Ты понятия не имеешь…

Она вздохнула с облегчением.

— Но как мы будем…

— Не знаю, но мы найдем способ. Я не отдам тебя или ребенка никому и ничему.

— Арнольд?

— Ты и этот ребенок — мое будущее. Будущее, которое я хочу.

Арнольд отстранился, и Габриэль улыбнулась ему. Да. Он знал, чего сейчас хочет. Почему он ждал так долго? Взяв ее за руку, мужчина опустился на одно колено.

— Выходи за меня, Габриэль. Я хочу, чтобы мы были семьей, сейчас и навсегда.

Свободной рукой та закрыла рот, подавляя радостный всхлип.

— Да, я тоже этого хочу.

Леанна поплелась к своей крошечной квартире, хотя больше всего ей хотелось свернуться и уснуть прямо на асфальте. Однозначно, работа в двух местах и ночные кошмары вымотали ее окончательно. Жаль, что было не так много достойных рабочих мест, где не требовалось бы окончания старших классов и с использованием фальшивого имени. Девушка считала, что ей повезло в итоге не оказаться на улице. Во всем есть своя светлая сторона.

Однако она уже пережила самое худшее, и, черт побери, Леанна не собиралась умирать сейчас. Конечно, восемнадцатый день рождения она справила не так, как рассчитывала ранее, но девушка приняла это. Просто надо жить дальше. Все наладится. Даже несмотря на то, что стресс измучил ее и придавал всему странный привкус. Леанна предпочитала не замечать этого.

Вспышка синего света ненадолго озарила темный переулок. Это было так странно, что пробудило ее любопытство, однако Леанна помнила, что находится не в лучшем районе. Надо быть осторожнее. Слуха коснулся страдальческий стон, и сострадание победило. Девушка поспешила в переулок.

Увиденное зрелище заставило ее замереть и тупо уставиться перед собой. На земле лежал стонущий человек, одетый словно бы для исторической реконструкции, в наряд периода американской революции, может быть, британской стороны. Но что он делает в переулке в этой части города?

Красновато-коричневый цвет волос незнакомца соответствовал его наряду, и при мысли об этом у девушки как-то вдруг закружилась голова. Странно, все же она не была истеричкой, хотя последняя пара недель была сплошным стрессом. Леанна шагнула вперед, и нога ее задела какой-то мусор, предупредив незнакомца о ее присутствии. Его небесно-голубые глаза открылись и уставились на нее, и они оба замерли. Он выглядел очень бледным.

— Ты в порядке?

Кажется, незнакомец попытался заверить ее, что с ним все хорошо, до тех пор пока не попытался пошевелиться и не позеленел слегка от боли. Только тогда, наконец, Леанна получила представление о том, что его рука и нога были покрыты кровью, очень сильно.

— О боже… надо отвезти тебя в больницу.

Незнакомец в панике резко замотал головой и попытался отползти от нее. Ну, ладно, предположим, у него есть причины что-то иметь против больницы. Но что тогда? Он истечет кровью, если останется здесь. Что, если ему надо наложить швы? Леанна вдруг представила, как сама будет пытаться подлатать его в своей квартире с помощью швейного набора и мази с местным антибиотиком, и почувствовала головокружение.

Но она не могла оставить его здесь умирать. Заставить его обратиться в больницу? Нет. Никого нельзя принуждать делать то, что ему так ненавистно. Ей следовало знать это, как никому иному. Выбора не оставалось. Ей придется позаботиться о нем. Леанна осторожно подошла ближе.

— Я не причиню вам вреда. Я Леанна.

— Брайан, — он так скверно себя чувствовал, что с трудом проговорил свое имя.

— Тебя устроит, если я заберу тебя к себе домой и зашью раны уже там?

Кряхтя, незнакомец с облегчением кивнул.

Леанна сняла с себя платок и замотала им бедро, кровоточившее сильнее всего. Брайан охнул от боли, но ничего не сказал. Затем она помогла ему подняться на ноги, Брайан оперся на спасительницу и, прихрамывая, направился в сторону ее дома. К счастью, это было недалеко.

* * *

Брайан очнулся. Он все еще ощущал боль в полученных ранах, но не настолько, как до первого нормального сна после недели сильной лихорадки. Он был уверен, что умрет, однако в этом времени и месте оказалась замечательная медицина, которая, казалось, доступна любому. Брайн удивился, обнаружив, что выжил, и подумал, что, возможно, Маркус направил его как раз сюда, когда он умирал.

Что же разбудило его? Плач? Кто-то плакал. Девушка. Леанна? Игнорируя боль, Брайан заставил себя подняться на ноги и, шатаясь, направился к источнику звука. Девушка находилась в ярко освещенной отделанной плиткой комнате, сидела на каком-то керамическом стуле рядом с тазиком. В руке она держала странную белую палочку, на которую уставилась, всхлипывая.

— Леанна?

— Ох, — она поспешно отбросила палочку в мусорное ведро неподалеку и постаралась успокоиться, вытирая слезы. — Брайан, я не хотела тебя будить. Извини. Тебе получше?

Брайан кивнул. Это не было ложью. Он чувствовал себя ужасно, но совсем недавно — намного, намного хуже.

— Что случилось, Леанна?

Самообладание девушки разбилось вдребезги, она снова начала всхлипывать. Несмотря на боль, Брайан опустился на колени перед ней и осторожно взял за руки.

— Леанна?

— Я беременна.

Оба замерли. Леанна, казалось, удивлялась тому, что проболталась. Брайан находился здесь совсем недолго, но был абсолютно уверен, что у нее не было мужчины. Кто бы ни оказался отцом ребенка, находится он не здесь. И не имеет значения почему. Брайан знал, как люди относятся к женщинам в ее положении, и это несправедливо. Словно бы воспитывать ребенка одной недостаточно тяжело. С ней не должно так случиться.

— Я рядом и помогу тебе. Всем, чем потребуется. Я найду работу. Позабочусь о вас обоих. Клянусь тебе в этом.

— Брайан, ты не должен…

— Но я хочу этого. Позволь мне помочь тебе.

Глядя с облегчением, Леанна кивнула, продолжая рыдать у него на плече. Брайан заботливо обнял ее и удерживал, пока ее слезы не высохли.

* * *

Брайан медленно поднимался по ступенькам к квартире Леанны. Его раны, практически зажившие, все еще болели, и труд разнорабочего не помогал в излечении. Но он обещал обеспечить Леанну и был намерен сдержать свое обещание.

Одежда, что получила для него девушка в Армии Спасения*, все еще казалась Брайану странной даже по прошествии недель. Почему армия обеспечивает одеждой гражданских лиц, ускользало от его понимания. Армия ведь предназначена для сражений или защиты, не так ли? Это время и место все еще казались ему странными, но он адаптировался.

Брайан знал, что давным-давно должен связаться с Лордом Синхронность, но был уверен, что наставник пожелает забрать его отсюда, а он не мог оставить Леанну. Просто не мог.

Пользуясь данными ему ключами, мужчина открыл дверь и как можно тише зашел. Было уже очень поздно, и он не хотел тревожить Леанну. То немногое, что знал Брайан о женщинах в деликатном положении, подсказывало ему, что им следует отдыхать, сколько возможно.

Шаркая ногами, он вошел в свою комнату и начал раздеваться. Девушка предлагала приобрести для него ночную пижаму, но Брайан счел это ненужным излишеством. Нижнего белья ему вполне достаточно для сна. Он успел снять ботинки, носки и рубашку и уже начал расстегивать джинсы, когда услышал стон, донесшийся из комнаты девушки. Снова кошмар?

Не раздумывая, он бросился к ней. Леанну достаточно часто мучили кошмары, и Брайан уже знал, что делать. Хотя поначалу и стеснялся, в конечном счете он был вынужден будить девушку и успокаивать всякий раз, когда слышал такое.

Ее реакция на кошмар во сне была навязчиво знакомой, но Брайан не мог определить точно. Войдя в комнату сейчас и глядя, как Леанна, дрожа, пытается отстраниться от кого-то невидимого, принуждавшего и поровшего ее, кричавшего на нее, Брайан, наконец, все понял. Он видел подобное с Ренет в тот день, когда должен был умереть. Неудивительно, что рядом с Леанной не было отца ребенка. Если бы Брайан сумел заставить ее открыть его имя, то хотел бы выследить и убить его.

Отогнав ярость в пользу более сильного чувства, оберегающей нежности, Брайан пододвинулся ближе, чтобы разбудить девушку, осторожно и ласково, говоря что-то успокаиваще-бессмысленное, словно уговаривая испуганного коня. С дрожью Леанна наконец вышла из власти кошмара, начав осознавать себя и окружающий мир.

Убедившись, что девушка понимает, кто она и где находится, Брайан обнял ее и укачивал, мягко поглаживая спину, бормоча, что он здесь и теперь все будет хорошо, даже понимая, что это не так.

* * *

Дрожь, охватившая девушку, ослабевала по мере того, как мужчина держал ее. Его запах успокаивал, давая чувство безопасности, которое сейчас было ей крайне необходимо. Леанна могла ощущать мозолистые руки Брайана, гладящие ее спину, отгоняя мрачные воспоминания.

Верный своему слову, он заботился о ней, отгоняя от нее кошмары по ночам и работая днем, чтобы помочь ей оплатить счета, хотя сам еще не оправился от своих необъяснимых травм. Ему наверняка не привыкать к тяжелой работе, не впервой стоически переносить боль.

Хотя Брайан и не говорил об этом, казалось, он в изумлении и восторге от всего увиденного, и это заставляло Леанну подозревать, что — либо от безумия, либо от какой-то сверхъестественной невероятности — он действительно верил, что пришел из прошлого, а не занят исторической реконструкцией, как казалось поначалу.

Эти объяснялась и его боязнь больниц, когда они встретились впервые. В те времена, к которым Брайан считал себя принадлежащим, они были скорее ужасающим гиблым местом, нежели оплотом исцеления. Вне зависимости, было ли так или он оказался просто сумасшедшим, это не имело значения. Он находился здесь, и она нуждалась в нем.

Успокоенная и расслабленная теперь, Леанна ослабила объятья и уловила выражение его лица. В какой-то ужасающий момент она была уверена, что Брайан знает. Не во всех отвратительных подробностях, но вполне достаточно. Ей было невыносимо, что он знает, и девушка ощутила иррациональное желание оттолкнуть его, словно так сможет как-то стереть это знание.

— Леанна, пожалуйста…

— Просто… просто уходи. Не смотри на меня. Пожалуйста.

— Почему? Ты веришь, что так я буду хуже думать о тебе?

— А разве не так? Я думаю.

— А я не буду, и тебе не стоит. Независимо от обстоятельств, это не твоя вина. Ты выжила, сильная и прекрасная, и я восхищаюсь тобой. Ты замечательная.

Как он мог верить в такое относительно нее, после… почему не видел, что она сломлена и осквернена?

— Ты преодолела это. Я вижу это в тебе, и ты самый храбрый человек, что я когда-либо встречал. Не сомневаюсь в этом.

Она хотела видеть себя так же, как и он. Действительно хотела. Но все, что Леанна смогла сделать сейчас, это заплакать. Брайан держал ее за руку, терпеливо ожидая, когда боль изольется из нее и девушка вновь обретет самообладание.

— Леанна?

— Да?

— Могу я стать отцом твоего ребенка?

— Что?

— Я знаю, что еще слишком рано и что я много прошу…

— Почему? — в этот момент девушка выглядела более испуганной и смущенной, чем казалась ранее.

— Потому что я люблю тебя.

Леанна была так ошарашена, что онемело кивнула, в то время как лицо Брайана засветилось радостью. Было ли это правдой? Да. Она могла видеть это в его глазах. В этот миг девушка поняла, что тоже любит его.

Она шагнула вперед и вовлекла Брайана в поцелуй, и он с готовностью уступил. Когда поцелуй углубился и стал более чувственным, Леанна ощутила, как в ней проснулось что-то, что казалось ей умершим. Брайан прервался, задыхаясь, и посмотрел ей в глаза.

— Ты уверена? Я буду ждать. Столько, сколько тебе потребуется. Я буду ждать.

— Уверена. Я не хочу, чтобы было лишь то, что я знаю. Я хочу счастья. Хочу заменить дурные воспоминания хорошими. Чем-то лучшим. Пожалуйста.

Все воодушевление потребовалось Брайану, чтобы протянуть руку и спасти ее, не знающую, что он связал себя с ней физически и втайне пообещал ей жизнь и душу, что волшебный голубой свет излился из него и поселился в ее утробе.

* * *

Брайан тихо мурлыкал себе под нос, выпекая блинчики для своей уже заметно беременной жены, в то время как она читала на диване. Прошли месяцы с тех пор, как они обменялись клятвами, но он все еще испытывал трепет всякий раз, когда называл ее так, мысленно или вслух.

У них не было официальной церемонии, потому что он не существовал в этом мире и по причинам, что она не желала называть, но это не имело никакого значения. Его имело лишь то, что было между ними. Леанна даже стала использовать Тилли в качестве фамилии всякий раз, когда требовалось, и мысль об этом заставила Брайана улыбнуться. Его жена. Его ребенок.

Он знал, что никогда не вернется к Лорду Синхронность. Это его жизнь, и он принадлежит ей. Старик неплохой парень, но пусть найдет себе другого ученика. Сейчас Брайан владел слишком многим, чтобы отказываться. Его жизнь стала идеальной.

В дверь позвонили, и Брайан переставил сковородку с горелки, чтобы открыть. Створка еще не открылась полностью, когда чужая нога пнула его в грудь и отбросила назад. Кровь его похолодела, когда Брайан узнал вошедшего в дверь Саванти.

— Думал, что сможешь сбежать от меня? Ну, так ты ошибся. Я выследил тебя. Потребовалось время, но оно у меня есть. Много-много времени.

Если такое возможно, Саванти выглядел еще более безумным, чем при первой их встрече. Гораздо более. Его взгляд скользнул к съежившейся в ужасе Леанне, и он злобно усмехнулся.

— Нет! — Брайан метнулся перехватить его за талию, но за все усилия получил лишь удар коленом в живот. Саванти уже направился в сторону Леанны. Времени не было.

— Саванти, стой!

Тот уже был достаточно близко, чтобы коснуться дрожащего тела Леанны, но обернулся.

— Почему это я должен?

— Тебе нужен я. Только не трогай ее. Я пойду с тобой. Буду с тобой сотрудничать. Только не причиняй ей вреда.

Глаза Саванти вспыхнули от жадности.

— Согласен.

— Брайан? — голос Леанны звучал испуганно и напряженно.

— Все в порядке. Ты будешь в безопасности. Он получит то, чего хочет.

Девушка, казалось, замерла в ужасе, в то время как он позволил Саванти связать свои запястья веревкой. Брайан взывал к Леанне, прося ее остановиться и не препятствовать злоумышленнику, поскольку она побежала на кухню и схватила сковородку, видимо, собираясь использовать ее в качестве оружия. Саванти лишь рассмеялся.

Схватив Брайана за воротник, он взмахнул металлическим жезлом, и они исчезли в болезненной вспышке синего цвета. Все, что Брайан мог услышать, это смех Саванти и смятенный крик Леанны.

Свет померк, перенеся их в лес, но Брайан не мог определить, когда или где они находятся. Но он знал, что должен найти способ вернуться к ней. Может, когда Саванти получит наконец то, чего хочет от него, он сможет попробовать отыскать обратный путь домой к ней. К ним. Саванти напряженно уставился на него на мгновенье, и его маниакальная улыбка дрогнула.

— Где она?

— Что?

— Сила. Ее больше нет. Что ты с ней сделал?

На мгновение Брайан растерялся. Потом он вспомнил, чего ради Саванти напал на него в первую очередь. Сила путешествий во времени, которой наделил его Лорд Синхронность. Брайан протянул к ней руку и был ошеломлен, поняв, что ее действительно нет. Он так давно не пробовал пользоваться ей, что даже не заметил этого. Когда он ее потерял?

— Где она?!

Брайан покачал головой, надеясь, что Саванти поверит в его искреннее незнание. Но тот пришел в слепую ярость. Связанный и беззащитный, Брайан не мог сопротивляться, и Саванти набросился на него, вонзив кинжал в сердце. Брайан почувствовал, как его жизнь ускользает.

— Леанна…

* * *

Шок пронзил его, когда Маркус ощутил смерть Брайана. Он настроил себя на связь с молодым человеком, когда спас его, но никак не ожидал, что придется использовать ее. Как он мог умереть? Наблюдение было самым простым заданием. Он был не готов? Или же Маркус продвигал ученика слишком сильно и быстро? С возгласом горечи и сожаления он перенесся в последнее время и место Брайана.

Горло перехватило, когда Маркус увидел безумные глаза Саванти, стоявшего над связанным телом Брайана с окровавленным кинжалом. Да. Это была его вина. Он должен был уничтожить Саванти, пока у него была возможность. Его сентиментальность позволила случиться этому.

Маркус мог бы попытаться вернуться назад во времени, чтобы предотвратить гибель Брайана, но это изменило бы его поток так же сильно, как и люди, останавливать которых было целью его жизни. Магию времени не следует использовать в личных целях. Единственное, что он мог сделать, это убедиться, что Саванти больше никому никогда не навредит.

Но когда Маркус попытался сместить личное время Саванти, чтобы ускорить его смерть, ничего не произошло. У того был личный иммунитет к его силе. И тогда Маркус узнал артефакты, что были у Саванти. Металлические полосы, амулет и жезл. Его творения. Те, об опасности которых предупреждал его Марцелл. Его вина даже больше, чем он думал.

Саванти посмотрел на него, увидел его неудачу и маниакально засмеялся. Сейчас он был совершенно безумен. По-прежнему одержимый жаждой власти и амбициозный, но безумие перекрывало это все. И, как и прежде, Саванти полагал, что взял верх, что его победа неизбежна. Но у Маркуса еще оставались запасные варианты.

Он открыл портал и бросился внутрь, захватив с собой тело Брайана, и оставил его открытым, ожидая, когда самоуверенный дурак последует за ним. И не был разочарован. В миг, когда Саванти шагнул в Нуль-Время, Маркус выбил жезл из его руки и заморозил время вокруг него, эффективно фиксируя его на месте.

Но Саванти, даже заключенный в такую тюрьму, мог все чувствовать и осознавать, бороться за свою свободу. Но пока Маркус придумает более основательное решение проблемы, он останется здесь, охраняя пленника, не способный на более важную работу. С огорченным вздохом он начал приготовления к погребению Брайана, так же, как и в свое время Марцелла. По крайней мере, это Маркус сделает как следует.

_____________________________

* Армия Спасения — международная религиозная и благотворительная организация, оказывает помощь различным слоям населения

Джун сидела, покачиваясь, в кресле-качалке на высоком крыльце, нежно воркуя со своей спящей малюткой дочерью. На ферме было так спокойно. Она стала идеальным местом для восстановления сил. Женщина чувствовала себя здесь в безопасности. В первый раз, поскольку Джун почти не могла вспомнить такого чувства и, честно говоря, никогда не ожидала его ощутить.

С ее семейной историей о похищении инопланетянами, с ее собственным ужасным жизненным опытом женщине казалось, что она уже никогда не избежит страха. Джун знала, что все это реально, что она не сумасшедшая, но все же искала психиатрическую помощь, где только могла. Они вряд ли ей поверят, но она не справится со стрессом одна. Даже сейчас Джун теряла рассудок от того, что с ней сделали похитители. И уж, конечно, она не ожидала встретить любовь своей жизни в экспериментальной университетской программе.

Видя его во дворе перед домом, возившимся со своим фургончиком, Джун не могла не улыбнуться. Для ученого-исследователя Кирби, конечно, был странным, совсем не таким, как она ожидала увидеть. Она думала, он окажется серьезным, начитанным и авторитарным. Но Кирби был совсем не властолюбивым, а скорее застенчивым и дурашливым со своим нелепым увлечением хиппи 60-70-х годов. Он оказался веселым и заботливым, и вовсе не его исследования спасли ее. Ее спас он сам.

Но Джун вновь похитили уже после того, как Кирби стал ее любовником. Это последнее похищение оказалось милосердно забыто, этаким темным пятном в памяти. Джун не знала, что делали с ней и ее нерожденным ребенком, и не желала знать. Все, что она запомнила, — пара странных глаз и обещание вернуть ей свободу. Когда она очнулась, испуганная и разбитая, это был Кирби, пришедший за ней.

Их совместную жизнь в Нью-Йорке разрушил тот эксперимент, но он не отказался от нее. Кирби спас ее снова. Джун все еще не могла поверить, что он бросил все: свою карьеру в университете, свой дом и жизнь в Нью-Йорке. Все ради нее. Чтобы видеть, что она счастлива, в уюте и безопасности.

Теперь у них была маленькая девочка. Джун уже могла видеть, что она пойдет в отца, и была рада этому. Чем меньше примет малышка от проклятого семейства Джун, тем лучше. Кирби оторвался от возни с фургончиком и подарил жене улыбку, растопившую ее сердце.

— Как поживают мои календарные девочки*?

Джун засмеялась этой шутке и пригладила пушистый хохолок рыжих волос Эйприл.

______________

* имена матери и дочери совпадают с названиями месяцев: April — апрель, June — июнь

Йоши стоял на коленях, обожженный и окровавленный, на обугленных остатках своего дома. Но он не видел обломков. Глаза слепо смотрели в никуда, пока в его сознании опять и опять прокручивались события прошедшей ночи. Он никак не мог перестать вновь проживать их.

Шен забрала Миву в спальню, чтобы уложить, а он сам собирался гасить свечи на ночь, когда Саки, пропавший без вести несколько лет назад, вошел из затененного коридора в освещенное помещение.

Йоши даже не успел оправиться от шока от внезапного возвращения брата, когда Саки напал на него. Тело среагировало инстинктивно, быстрее припоздавшего рассудка, спасая Йоши от первого выпада тэкко-каги* противника с помощью уловки, отводя удар в сторону голыми руками.

Инерция движения пронесла Саки мимо него, Йоши обхватил ноги противника, заставляя того потерять равновесие, превращая его рывок в кувырок вперед, прежде чем тот остановился и вновь атаковал. Перерыва едва хватило Йоши, чтобы вытащить пару тэгаки-сюко*; к счастью, он оставил их в хакама**. Не так много, но все же лучше, чем ничего. Он поймал взгляд Саки. Йоши мог видеть боль и ярость в глазах брата, кажущиеся заметнее в свете свечей, и ощутил укол вины. В конце концов, он единственный, кто вызывал в Саки такие эмоции.

Тот вновь атаковал, и Йоши поднырнул под замахнувшуюся руку. Он припал к полу, затем метнулся вперед и вверх, целя открытой ладонью в горло Саки. Но тот подался в сторону, пропуская удар мимо себя, встречным движением направив тэкко-каги вниз, к Йоши, попутно срубив свечу и случайно отбросив к затянутым рисовой бумагой раздвижным дверям.

Йоши шагнул ближе, и, когда он оказался всего в нескольких дюймах от Саки, ладонь его резко пошла вниз, поймав руку Саки в запястье, сильно дернув к полу. Второй же рукой он перехватил противника чуть ниже плеча и мощным броском заставил того прокатиться мимо себя.

Стены уже пылали, и дым заставлял глаза Йоши слезиться. Воздух становился все более тяжелым для дыхания, но у Йоши не было времени сосредоточиться на чем-то еще, кроме сражения.

Саки снова бросился к нему, нанося еще один удар. Йоши едва успел отступить в сторону, чувствуя, как одно из лезвий почти коснулось его горла. Увернувшись, он нанес ответный удар Саки, целя по задней стороне шеи того когтями на своей ладони. Но Саки вдруг исчез в дыму, поднырнув под удар, и, стремительно развернувшись, мощным пинком в живот отбросил брата к пылающей стене, от которой пламя распространялось дальше по всему дому.

Йоши сумел сгруппироваться в падении, перевернулся на корточки, готовый к новой атаке. Или же это ему лишь казалось? Саки уже почти настиг его стремительным движением вооруженной руки. И тут неожиданно из ниоткуда меж ними, спиной к Йоши, возникла Шен. Время, казалось, замедлило ход, когда лезвия Саки пронзили ее насквозь, выйдя из спины, расцветив кровью ткань ее одеяния и остановившись прямо перед носом Йоши.

Все трое замерли, словно замороженные в живой картинке, пока кровь Шен, стекавшая по ее лопаткам, не капнула с тэкко-каги на лицо Йоши, разрушая оцепенение. Шен соскользнула с лезвий, и Йоши подхватил ее безжизненное тело на руки. Его не волновало ничто: ни Саки, ни пожар, ни даже собственное выживание. Он просто молча стоял на коленях в немом шоке, удерживая тело Шен.

Неожиданно крик Мивы вернул Йоши к реальности, пробившись к его сознанию. Мива! Он должен спасти Миву! Осторожно опустив Шен, он, шатаясь, поднялся, повернувшись в сторону, откуда доносился утихающий детский плач. Он становился все более и более далеким, пока Йоши слепо прорывался сквозь огонь и дым, до тех пор пока не стал вовсе неслышным.

Потом начала рушиться крыша, и Йоши инстинктивно откатился в сторону, разбив окно и через него покинув здание. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как крыша окончательно рухнула, погребая все находящееся в доме в огненной могиле.

Он не двигался с места в течение нескольких часов, лишь глядя перед собой и переживая эти моменты. Он и не станет шевелиться, желая лишь остаться именно там, где находится, пока не присоединится к жене и дочери.

Йоши представлял себе малютку Миву, слыша, как ее плач исчезает в никуда. Он рисовал в сознании образ своей прекрасной тихой Шен, с ее нежным смехом и неизменной улыбкой, но он распадался в миг смерти, когда она отдала свою жизнь, чтобы спасти его. Эта мысль поразила Йоши, как жестокий удар. Шен умерла, чтобы защитить его жизнь. Если он останется здесь, ее жертва будет пустой, бессмысленной. Он должен жить, как-нибудь.

Борясь с мыслями, он начал оценивать свое состояние. Избитый до синяков, раненый и обожженный. Однако синяки несущественны, раны неглубоки и даже уже не кровоточат, а ожоги поверхностные. Ничего, на что следовало обращать внимание.

Что ему делать дальше? Если он выживет, месть Саки останется незавершенной. Он вернется, и вновь случайно могут пострадать невиновные. Если Йоши останется, его клан не будет в безопасности. Он должен уйти. Уйти так далеко, как только возможно, и начать сначала. Но мысль о том, чтобы покинуть их с Шен дом, причинила почти физическую боль. Йоши всю жизнь прожил здесь, обучая детей и тренируя более старших учеников.

Заставив себя подняться на ноги, он сумел пройти относительное близкое расстояние до додзё и сарая. Сейчас празднуют Новый год. Там никого нет. Грузовичок, припаркованный снаружи, пуст и свободен от последней крупной партии товара, поставленного в их глухую деревню задолго до начала праздника.

Йоши медленно и нерешительно вошел в додзё, оглядываясь по сторонам. В углу, где обычно Шен сидела со своими книгами и рукоделием, пока он наставлял учеников, все еще висело их семейное фото и другие картины. Все, что остались у него.

В этот момент Йоши потерял все связные мысли, что удалось собрать воедино, и действия его стали бездумными и механическими. Он начал складывать картины в коробку Шен для книг и рукоделия, потом перенес ее в грузовик. Затем направился в сарай и начал ремонтировать разбитые ящики, оставшиеся от прошлой поставки.

Он собрал всё. Всё оружие и оборудование. Все настенные свитки и разделительные перегородки, даже все украшения додзё, что удалось извлечь. Из сарая он также забрал всё. Старую одежду Шен, приготовленную для пожертвования, кухонную утварь и посуду, замененную на новую. Даже аквариум и принадлежности к нему, в котором когда-то жила давно умершая домашняя черепашка Шен, Мидори-тян. Йоши упаковывал и погружал вещи до тех пор, пока не заполнил грузовик до отказа.

И теперь, глядя на него, словно очнулся от сна. Что он сделал? Зачем? Что он собирается делать со всем этим? И все же ему не хватило духу, чтобы распаковать и оставить все собранное. Это его памятные реликвии и жизнь Шен. Все, что осталось.

Вздохнув, Йоши в последний раз вернулся в зал, чтобы попрощаться, а также забрать фонд чрезвычайной помощи из сейфа в задней части комнаты. Это все, что осталось от их сбережений, и он не смел просить семью о большем. Будет лучше, если они решат, что он умер. Забравшись в грузовик, он повернул ключ в замке зажигания и начал долгую поездку от гор в сторону морского побережья.

* * *

После нападения прошло два месяца, но Йоши по-прежнему двигался словно в тумане, как будто находился в кошмарном сне, от которого должен проснуться. Он знал, что Брент все сильнее и сильнее беспокоится о нем, но не мог даже притвориться, что с ним все в порядке. Йоши подозревал, что страдает от депрессии, перемежающейся периодическими паническими атаками. И ему становилось все хуже.

В Сан-Франциско, как бы далек он ни был, Йоши чувствовал себя слишком близко к Японии. Ему нужно направиться еще дальше. Не следует оставаться здесь. Само его присутствие угрожает жизни Брента, так же, как грозило бы клану Хамато, останься он в Японии.

А ведь поначалу это казалось хорошей идеей. Йоши оказался в маленьком промышленном прибрежном городке, название которого даже не мог вспомнить, и нашел грузовое судно, отправляющееся в Сан-Франциско.

Йоши знал, что там у него кто-то да есть. Англоязычный друг по переписке, встреченный через программу по языковому обмену, что рекомендовала ему попробовать Шен, когда Йоши сильно стыдился своего плохого английского, обдумывал возможность принятия многих иностранных учеников, вне зависимости от их уровня.

Она оказалась права. Практика с носителем языка действительно улучшила и понимание, и использование английского, и Йоши был рад поделиться своим родным языком. Ему доставляло странную гордость то, что кто-то из иностранцев желает изучать японский.

Несмотря на дороговизну, Йоши распорядился, чтобы его вещи с краткой поясняющей запиской были отправлены по почте Бренту, прежде чем покупать себе место на грузовом судне. Он не хотел никаких официальных записей о своем путешествии и без труда избежал таможни по прибытии. Он считал: стоит благодарить судьбу, что никто не заметил пятна крови на его темной одежде.

Брент с радостью встретил его в доках, но становился все более встревоженным, чем дольше Йоши оставался у него. Йоши понял, что уже не был тем приятным не слишком уверенным в себе иностранцем, которого Брент знал по письмам, и Брент, вероятно, заподозрил, что явно бросающееся в глаза отсутствие любимой жены и дочери Йоши что-то да значит, но был достаточно тактичен, чтобы не спрашивать. Боль была еще слишком остра. Требовалось все самообладание, чтобы сохранить хотя бы такую минимальную работоспособность, и Йоши опасался, что разговор о случившемся может вновь свергнуть его в пропасть нерассуждающего горя.

— Охайо годзаимас. Ке ва дайджубоу десу-ка? (Доброе утро. Ты сегодня в порядке?) — грубоватый и высокопарный японский Брента пробился сквозь его мысли. Йоши знал, что тот имел в виду, но забота друга о нем становилась чуть раздражающей. Так дальше не должно продолжаться. Он ответил на английском.

— Доброе утро. Я в порядке.

Брент вопросительно посмотрел на него.

— Я благодарю вас за ваше гостеприимство, но я… — Йоши сделал паузу, пытаясь подобрать правильное слово, — …был навязчивым слишком долго. Думаю, настало мне время двигаться дальше.

— Но куда? Я имею в виду, доко десу-ка? Где будет достаточно далеко? Достаточно, чтобы пропасть?

— В Нью-Йорк.

Брент провел несколько минут, борясь с правильным ответом, прежде чем отказаться от усилий и переключиться на английский.

— Ну, если ты уверен. Я могу сохранить твои вещи, пока ты не дашь адрес, куда их присылать.

Йоши кивнул.

— Спасибо, друг мой.

___________________

* тэкко-каги, сюко — наладонные когти, используемые ниндзя. На первых лезвия "когтей" располагались с наружной стороны, делая их скорее атакующим оружием; на вторых, соответственно, внутри, и использовались они чаще чтобы вскарабкаться куда-либо

** хакама — широкие штаны из традиционного японского костюма

Ороку Саки тихо лежал на больничной койке, едва осознавая постоянную сильную боль в местах своих ожогов. Периодически он порывался покинуть это место, но пока что не было причин куда-то идти или что-либо делать. И он оставался на месте, в то время как тело его медленно исцелялось.

Его преследовали последние мгновения Шен. Саки все еще видел ее, шагнувшую между ними. Они оба были настолько увлечены сражением, что не заметили ее присутствия. Определенно, она была гораздо менее ослеплена; женщину всегда утомляло, когда приходилось командовать ими, как детьми.

Шен не была воином. Она не понимала, что он уже вложил слишком много силы в удар, чтобы остановиться, когда шагнула между ними. Очевидно, она собиралась объявить борьбу ненужной и заставить их вступить в диалог, как поступала бесчисленное количество раз в их детстве.

Выражение абсолютного шока на лице Шен, когда тэкко-каги пронзили ей грудь, Саки не забудет никогда. Ее обиду, растерянность и неверие, как и уходящий из ее глаз свет жизни, он заберет с собой в идеальную чистоту могилы.

Он просто стоял на месте, наблюдая, как шокированный Йоши смотрел на безжизненное тело в своих руках. Долгое время никто не шевелился, хотя огонь продолжал распространяться. Саки понял, что Йоши собирается умереть вместе с ней. Он страстно, всепоглощающе желал его смерти, но цена, что пришлось заплатить за это, оказалась слишком высока. Он хотел отрубить голову беззащитному сопернику, но отказался от этой идеи. Саки хотел сжечь Йоши за все случившееся. Сжечь заживо во лжи этого дома.

Он мог слышать детский плач. На мгновение Саки удивился, считая, что ему почудилось, поскольку Йоши, казалось, не слышал ничего, но плач становился все громче и четче, прежде чем прервался приступом кашля. Ребенок. Дитя Шен. Все, что осталось от Шен — этот плачущий ребенок.

Саки сбросил тэкко-каги и, пошатываясь, направился к источнику звука. Он осторожно поднял маленькое хрупкое существо на руки и прижал к груди. Плач ослабевал. Его надо вытащить отсюда. Здание становится неустойчивым.

Когда Саки повернулся, чтобы выйти, крыша начала рушиться, и он согнулся почти пополам, заслоняя ребенка своим телом, не обращая внимания на жгучую боль, когда горящие балки сдавили его плоть.

Собрав всю решимость, он вырвался из горящего дома и бежал прочь со всей скоростью, на которую был способен, в то время как здание за его спиной обрушилось. Саки даже не обернулся, унося малышку Шен в безопасное место.

Он не знал, как долго шел, прежде чем какой-то встречный водитель подобрал его и отвез в больницу. Еще не оправившись после смерти Шен, Саки позволил ему это. Он не знал, как Шен назвала свою малышку, но она была его дочерью. Дочерью, что должна была родиться у них с Шен. Ребенок, который должен был принадлежать ему. Поэтому Саки выбрал для него имя, которое дал бы их с Шен дочери, и зарегистрировал малышку как Караи.

Все прошло достаточно успешно. Саки не имел представления, как ухаживать за ребенком, и в этом плане больничный персонал оказался полезен, но это не избавило его от чувства бесцельного существования. Если бы все прошло успешно, он убил бы Йоши и забрал Шен, дав ей понять, какую ужасную ошибку та допустила. Что она должна быть с ним. Но эта возможность теперь потеряна для него навсегда.

Он убил бы Йоши, чтобы отомстить за ее смерть, за гибель своей семьи, за годы лжи, но тот уже был мертв. Он умер слишком быстро. Его смерть должна была стать более длительной, более мучительной. Кулаки Саки сжались, болезненно вздрогнув от ожогов.

Но были и иные виновные. Хамато, убившие его семью, похитившие его самого, лгавшие ему и смеявшиеся, когда Йоши украл у него Шен. Да. Были и другие, кто еще должен заплатить за его страдания. За Шен.

Он соберется с силами, и они все пожалеют. Он заставит их пожалеть об их преступлениях. Саки улыбнулся, когда на него снизошло чувство предназначения. Теперь он знал, что делать. Возможно, его жизнь и порвана в клочья, но он поступит с ними так же. Да, отныне он станет Шредером*.

_____________________

*shred — обрывок, клочок; а также — резать, рвать в клочья (англ.)

Амайя сидела в холле больницы, оцепенев от горя, разум ее силился осознать события последних нескольки дней. Уже более двух лет она находилась на секретной миссии. Клан Хамато послал ее в особый политический блок парламента, чтобы тонко направлять их экстремистские убеждения, когда это было возможно, и тем самым сводить на нет их власть. Это оказалась долгая и нудная миссия, но она справилась. Амайя была очень хороша в этом.

А теперь настал момент глубоко законспирированному агенту выйти в свет и восстановить связи с семьей и друзьями. И, едва Амайя завершила с этим, она услышала о пожаре. Лишь разоренное додзё осталось от принадлежавшего некогда Шен дома.

Амайя даже не знала, что ее драгоценная сестра-близняшка вышла замуж. А теперь, когда ее половинка ушла навек вместе с ее зятем, женщина смутно вспоминала, как они играли детьми, и о племяннице, которой никогда не видела. Кто мог это сделать? Почему?

Когда Амайя увидела извлеченное из-под завалов обгоревшее тело Шен, она развернулась и убежала. Случившееся стало вдруг таким реальным, и она не могла этого вынести. Они с Шен, несмотря на внешнее сходство, всегда казались полными противоположностями, даже будучи близнецами.

Амайя всегда была храброй и резкой, полной гнева и неистовства. Шен же, напротив, — озорной и ласковой, полной сострадания. Они были как день и ночь, две половинки одного целого. И вот теперь Амайя стала неполной. Кто-то украл часть ее. Лучшую часть. Шен была светом в ее тьме, и без нее Амайя чувствовала себя потерянной.

Она бежала до ближайшего города, хотя назвать это место городом было слишком большой щедростью, присела в парке и начала рассматривать комбинацию, отбрасывая увиденное накануне и одновременно пытаясь распутать все нити, как такое могло произойти. Размышления ее были грубо прерваны коллегой, которого Амайя знала лишь слегка.

Прежде, чем женщина успела выразить свою боль и отчаяние, он рассказал ей о Саки, и мир вновь перевернулся. И вот теперь Амайя в больнице, ждет разрешения навестить его. Как могло столько несчастий обрушиться на людей, которых она любила?

Хотя Саки считался другом скорее для Шен, Амайя также нравилась ему, настолько, что они были любовниками, сходясь и расходясь на протяжении лет, хотя оба и знали, что отношения эти несерьезны. Саки по-прежнему был дорогим другом и могучим воином. Как мог он оказаться ранен настолько, чтобы попасть в больницу? Амайя даже не могла представить себе его там. Ей казалось, Саки был бы ужасным пациентом. К ней подошла медсестра.

— Сейчас вы можете увидеть его, но мойте руки прежде, чем касаться чего-либо в комнате. Ожоги чрезвычайно восприимчивы к инфекции.

Ожоги? Мысли Амайи вновь вернулись к судьбе Шен, пока медсестра вела ее в палату. Возможно, эти случаи связаны? Но размышления эти тут же были отброшены при входе в палату, и Амайя не могла не содрогнуться от зрелища, во что превратилось лицо Саки, кое-где видимое, вопреки тщательно наложенным повязкам. Он заметил это, но, казалось, больше удивился тому, что она вообще здесь.

— Амайя. Это затянулось надолго.

— Я была на миссии. Глубоко законспирированной. Она закончилась только что.

Саки задумчиво кивнул.

— Ты слышала?.. — он замолчал, голос его звучал подобно ржавому металлу.

— О Шен? — голос Амайи также показался ей самой чужим. — Да, слышала. Что с ней случилось? — женщина чувствовала, что прошептала эти слова, но они почему-то разожгли огонь в глазах Саки, по крайней мере, в одном, не прикрытом бинтами, обратив его от печали к ярости.

— С ней случился Хамато Йоши! — Саки выплюнул эти слова, как будто они оставляли неприятный привкус во рту.

Хамато Йоши? Амайя вспомнила его. Еще один друг Шен. Точно, Шен, Йоши и Саки были неразлучны, как дети. Стиснув зубы, она подняла глаза, встретившись взглядом с Саки.

— Расскажи мне, — это была не просьба.

Он вздохнул.

— Ты знала, что Шен и я были близки?

Амайя кивнула.

— С тех пор, как ты уехала, мы сблизились еще больше, — он осторожно подбирал слова, не отводя здорового глаза от ее лица. Амайя покачала головой.

— Наши отношения никогда не были серьезны. Вообще-то я удивлена, что они стали столь долгими с Шен. Она так любила тебя…

Саки улыбнулся.

— …и Йоши.

Улыбка исчезла.

— Да, но он никогда не был чем-то большим, чем друг, хотя и хотел этого.

Амайя замерла, услышав это. Мысль о том, что кто-то мог принуждать ее нежную сестру, заставила напрячься от ярости. Саки продолжил:

— Я собирался жениться на ней. Наша жизнь была распланирована, пока не вмешался он. Ты знаешь, Йоши всегда был «золотым ребенком», а я — взятым на воспитание беспризорником. Ну, ты могла бы сказать, что так было всегда, потому что у меня другой символ клана, след стопы в круге взамен драгоценного цветка Хамато.

Веришь или нет, оказалось, что это символ моей семьи. Семьи, уничтоженной их кланом, когда я был еще ребенком. Они украли меня и тем самым заклеймили как ничтожный военный трофей, не имея и капли порядочности, чтобы рассказать об этом мне. Но в конце концов правда стала мне известна. И ты знаешь, что Хамато всегда думали о твоей семье…

Да, Амайя знала. Их дед был военнопленным времен Второй мировой, в конечном итоге подчинившимся клану Хамато. На родине его так и не простили, что он влюбился в женщину рода Хамато, несмотря на вражду между их странами. Он женился на ней и остался в Японии. Их сын, отец Шен и Амайи, также вошел в состав клана, но это было тонко завуалированным секретом, потому что все немного стыдились его китайского происхождения.

Их фамилия была Тэнг, все еще китайская на протяжении вот уже трех поколений, и родители Амайи слишком гордились ей, чтобы отказаться и похоронить в безвестности. Вместо того, чтобы стесняться, они подчеркивали смешанное происхождение, назвав дочерей как японским, так и китайским именем. Шен было китайским именем и означало «дух». Амайя же носила довольно редкое японское имя, переводившееся как «ночной дождь».

Многих все еще смущало данное обстоятельство, которым их родители словно тыкали в нос каждого, но Амайя не возражала против этого. Она всегда любила бросать вызов любому, кто не соглашался с ней, и получала удовольствие, с бесспорным мастерством заставляя их замолчать.

Шен была более чувствительной, и Амайя знала, как ехидные высказывания и косые взгляды ранили и запугивали ее жизнерадостный дух, затемняли ее свет. Это всегда бесило Амайю и было причиной большинства ее стычек в детстве.

Она всегда думала, что Саки и Йоши защитят Шен от этого. Мысль о том, что она ошиблась в Йоши, обожгла женщину. Уверившись, что Амайя осознала смысл сказанного, Саки продолжал:

— Он хотел, чтобы Шен вышла за него вместо меня, и семья давила на нее, пока она не согласилась.

Амайя насторожилась, понимая, насколько это ужасно было бы для ее сестры. Но Саки был прав: Шен сдалась бы под таким напором, даже если бы это совсем задавило ее душу.

— Дело было намного сложнее. Она уже ждала ребенка.

Челюсть Амайи отвисла от подобного открытия. Саки стиснул зубы.

— Я говорил, что мы собирались пожениться. Мы бы успели прежде, чем родился ребенок. Мы просто… увлеклись.

Амайя сидела ошеломленная.

— Йоши знал это?

— Нет. И когда она расторгла нашу помолвку, чтобы принять предложение клана Хамато, и я решил, что так будет лучше.

Слова Саки предполагали, что он вовсе не считает такой исход лучшим, однако тот все же не так плох, как ничтожное новое будущее Шен.

— Шен ни за что не смогла бы жить с такой ложью.

Саки покачал головой.

— Она и не смогла. Через несколько месяцев после рождения нашей дочери Шен больше не смогла этого выносить. Она сказала мне, что собирается все рассказать мужу, — Саки глубоко вдохнул, прежде чем продолжить, словно бы следующую часть будет сложно поведать, и Амайя поняла, что история подходит к концу.

— Я направился к их дому так быстро, как смог, но все же опоздал. Шен уже все рассказала Йоши, и он окончательно сошел с ума, — голос Саки дрогнул. — Йоши уничтожил дом, когда я добрался туда. От упавшей свечи распространился пожар. И… она лежала на земле, смертельно раненая.

Образ убитой сестры непрошенным мелькнул перед глазами Амайи, в то время как Саки овладел собой достаточно, чтобы продолжить:

— Я слышал, как наша дочь плачет, и едва успел спасти ее, в то время как Йоши сжег себя в своем же доме.

Так вот как он получил свои ожоги. Саки жестом указал на колыбельку рядом со своей койкой, Амайя не заметила ее при входе, отвлекшись на его шрамы. Сглотнув комок в горле, она подошла и посмотрела на спящую племянницу, все, что осталось от ее сестры, Шен.

— Ее зовут Караи.

— Красивое имя.

— Я хотел вырастить ее сам, но…

— Нет, я помогу тебе. Меня не оказалось поблизости, когда во мне нуждалась Шен, но я буду рядом с Караи.

— Спасибо, Амайя, — смягчившееся выражение его лица вновь стало жестче.

— Остался еще вопрос с теми, кто сделал это с ней, — умиление Амайи при виде маленькой племянницы прошло, и гнев ее выплеснулся наружу.

— Ты поможешь мне уничтожить клан Хамато?

Чтобы закалить свою решимость, Амайя бесстрашно встретила его взгляд.

— Да, конечно.

* * *

Про себя Саки морщился на каждой кочке неровной дороги, но никак не проявлял внешне чувство дискомфорта. Сотрудники больницы были в шоке, когда он выписался с такими серьезными ожогами.

Теперь он полулежал в неудобной позе на заднем сидении автомобиля, который по его приказу пригнал ученик. Амайя сидела на пассажирском сидении, держа на руках Караи. Саки не ощущал вины за то, что солгал ей. Ядро сказанного было правдой. Шен умерла из-за Йоши и клана Хамато. Это все, что имело значение.

Амайе не понять тонкую паутину событий, связавших все это. Она упряма, прямолинейна и нетерпелива. И это одна из причин, по которой Саки продолжал отталкивать ее, даже после проявления интереса, вопреки странному сходству с Шен. Ему придется переформулировать прошлое, чтобы Амайя была способна увидеть его.

И это сработало. Теперь Амайя знает, кто в ответе за все, и они на пути в штаб квартиру, где он сможет восстановиться, попутно планируя вместе с ней нападение, должное уничтожить клан Хамато. Он отомстит.

Йоши едва успел шагнуть в сторону в момент, когда небольшая стайка детей вылетела в дверь и чуть не врезалась в него. Женский голос крикнул из помещения:

— И держитесь отсюда подальше!

Йоши снова посмотрел вверх, на вывеску зоомагазина, вновь интересуясь, что он здесь делает. Час назад он сидел на полу своей крошечной квартирки, окруженный горами коробок, вечно балансирующих на грани раздавить его, как какой-то безумный барахольщик. Он был одинок и несчастен своей пустой жизнью в квартире, битком набитой реликвиями его потерянной жизни.

Затем взгляд опустился на аквариум черепашки Шен, со всем содержимым, до сих пор нетронутым, и душа Йоши неожиданно затосковала по домашнему животному. Такому, как Мидори-тян, черепашка Шен. Ему нужна была какая-то иная цель жизни, помимо выживания, и забота о другом живом существе была как раз тем, что надо. Особенно если живое существо того вида, который нравился Шен.

С иной жизнью внутри себя, квартира уже не будет казаться пустой оболочкой. Жизнью, которая однажды не разлетится в щепки*. В последнее время он называл себя именно так, не Йоши. Хамато Йоши было имя другого человека с другой жизнью. Настоящей жизнью. Сплинтера удовлетворит то, что от нее осталось. Казалось подходящим.

Теперь же, будучи на месте, Йоши вторично оценивал свои возможности. Возможно, он и готов позаботиться о черепахе, но сбережения, привезенные из Японии, почти закончились, а труд нелегального разнорабочего точно не окупит расходов на проживание. Сможет ли он прокормить питомца, если едва может содержать себя? Мысль о возвращении в одиночестве в пустую квартиру стерла его сомнения и подтолкнула ко входу в здание.

* * *

Джон Чин пошел на авантюру в поисках питомца, но еще не был уверен в том, что собирается делать. Не лучший магазин, но он все же находился достаточно близко к его лавчонке, и Джон не чувствовал, что продвижение дальше поможет делу.

Он продавал принадлежности для традиционной медицины и гадания в своей лавке в Чайна-тауне, когда один особо нуждающийся клиент решил заплатить ему за продажу рептилий в их естественной среде обитания. И Джон был внезапно поражен мыслью, что подобное существо оживит и его рабочее место, по совместительству и дом, поскольку он жил всего этажом выше.

Войдя, он увидел, как хозяйка, женщина среднего возраста, разговаривает с каким-то японцем в передней части магазина. Джон уже хотел приступить к выбору питомца, когда увидел призрак прекрасной женщины, положившей руку на плечо мужчины, указывая на аквариум, стоявший перед ним.

Обычно Джон не обращал внимания на призраки, но этот был настолько наделен чувствами и полон любви, что от него трудно было отвести взгляд. Незнакомка заботилась об этом человеке, а он даже не знал этого. На мгновение Джон почти было решил просветить его, но быстро отогнал эту мысль. По опыту он знал, как это воспринимают, и не хотел портить день себе или кому-то еще.

Все же Джон не мог удержаться и не взглянуть, кого же они рассматривали. И с потрясенным вздохом он увидел их. Четыре очаровательных черепашонка, занимавших аквариум. Хозяйка только начала рассказывать о них японцу. Не в силах остановить себя, Джон прислушался.

— Они вылупились только неделю назад.

— Такие маленькие и уже умеют плавать?

— Черепахи рождаются с этим умением.

— Вы разводите их здесь?

— Нет. Просто мой идиот помощник не знает, как размножаются черепахи.

Японец в замешательстве взглянул на женщину, и она рассмеялась.

— Нет, я имею в виду, он не смог различить их пола и поместил в один аквариум. И следующее, что я узнала — что обзавелась черепахой, которая собирается принести потомство. Все эти детеныши из одной кладки. Видите, один из них забрался на камень, наблюдая за остальными? Он вылупился первым, за ним идет тот, что пытается столкнуть его с возвышения. Следующий по старшинству — осторожный малыш, забившийся в угол. А игривый, что резвится в воде — самый младший.

— И все мальчики?

— Пол рептилий зависит от температуры яиц, а поскольку в кладке она одна, то рождаются обычно все мальчики или все девочки.

Японец задумчиво кивнул, глядя на крошечных существ, очарованный ими. И Джон знал, чего он хочет. Одного из этих черепашат. Японец пришел первым, так что ему придется выбирать из того, что останется.

— Сколько вы за них просите?

Женщина нахмурилась.

— Вообще-то я не должна продавать их такими маленькими.

Сердце Джона сжалось.

— Но почему? Не похоже, чтобы у них были родители, от которых придется отрывать малышей.

Женщина покачала головой.

— О нет. Черепахи не воспитывают своих детенышей. Они рождаются самодостаточными. Просто… — она оценивающе взглянула на японца. — С вами живут маленькие дети, люди пожилые или со слабым здоровьем?

Японец покачал головой.

— Нет. Я живу один.

Джон знал, что это не совсем так, оглядываясь на любящий призрак.

— Хорошо. Пять долларов за каждого черепашонка, только наличными.

Японец кивнул, осторожно сжимая края аквариума.

— Я возьму всех.

Джон едва не задохнулся. Как этот человек может быть таким эгоистом? Но он все же не собирался сдаваться так легко.

— Простите, но на самом деле я хотел купить одну из них.

Оба, продавец и покупатель, резко повернулись, вздрогнув от звука его голоса. Теперь, когда он мог видеть глаза этого человека и каким близким к безумию тот казался, Джон немного пожалел о своих словах. Может быть, ему черепашата нужнее? Мысли его прервала женщина.

— Хорошо, у меня найдется еще одна.

Оба покупателя оглянулись на нее.

— У меня было две беременных черепахи, но этот идиот не знал, как ухаживать за ними, и потерял большую часть второй кладки. Из нее выжил только один детеныш. Излишне говорить, что он больше здесь не работает.

Джон облегченно вздохнул.

— Я возьму его.

— На самом деле ее. В другой кладке были только самки.

— Ну, тогда я возьму ее. И я тоже живу один.

Прихватив с собой пластиковую ванночку, женщина направилась за угол и вскоре вернулась еще с одним черепашонком, передав его Джону. Он не мог удержаться, чтобы не погладить крошечное тело малышки. Она была так красива.

— Вам следует помыть руки, — Джон отдернул руку, услышав слова женщины, переливавшей воду с другими черепашатами в другой пластиковый контейнер.

— Да?

— И вам тоже, раз уж вы коснулись их среды обитания, — она указала на японца. — В кишечном тракте черепашек живут сальмонеллы. На самом деле они много у кого бывают, даже у людей. Но у меня не было времени держать аквариум настолько чистым, насколько хотелось, так что вместе с животными есть и некоторое количество их нечистот. Но если вы станете сохранять чистоту среды их обитания и мыть руки после работы с ними, все будет хорошо. И для здоровья и безопасности самих черепашат нужно мыть руки перед тем, как касаться их.

Она подарила Джону недвусмысленный взгляд, и он покраснел.

— У нас есть туалет, где можно помыться.

Джон опустил черепашку на стойку регистрации и выполнил указания продавца вместе с другим мужчиной, за которым по пятам следовал призрак.

* * *

Хозяйка зоомагазина посмотрела им вслед и вздохнула, заканчивая переселение черепашек. Она знала, что продавать их незаконно, но закон этот направлен в основном на защиту детей от сальмонеллезной инфекции, а у этих парней фактор риска отсутствует.

Женщина думала, что достаточно хорошо объяснила правила безопасного обращения с черепахами, так что проблем быть не должно, а если и будут, то никакой записи о сделке у нее не значилось. Она не покупала этих черепах и продала их за наличные.

Кроме того, у нее действительно не было ни времени, ни места, чтобы ухаживать за черепашатами, до тех пор пока они не подрастут достаточно, чтобы их можно было продать. Да и от рептилий гораздо больше риска здесь, когда эти сопляки снова заглянут в магазин и, пользуясь тем, что она отвернулась, снова схватят их. Нет. Незаконно или нет, это правильный выбор. Так будет лучше для них всех.

* * *

Йоши отдал свои последние двадцать долларов хозяйке магазина и покинул его с новыми питомцами. Хотя он не имел понятия о том, что они все будут есть сегодня вечером, мужчина чувствовал себя удовлетворенным. Больше, чем когда-либо за немалое время.

Он начал долгий путь до своей квартиры, когда на него наткнулся странный незнакомец в деловом костюме, направлявшийся в соседний переулок. Инстинкты Йоши кричали, что что-то тут неладно. Тоскливого тумана нынешней жизни не хватило, чтобы аннулировать результаты долгих лет тренировок.

Следуя порыву, Йоши последовал за незнакомцем в переулок. Тот встретился там с еще двоими точно такими же субъектами, и они передали ему какой-то контейнер со светящейся сине-зеленой субстанцией в нем. Во всей этой ситуации определенно было что-то неладное.

Йоши слишком сосредоточился на незнакомцах, что было недопустимой ошибкой для любого, обладавшего его навыками, но он первый готов был признать, что находился не в лучшей своей форме. Осторожно ступая вперед, мужчина спугнул крысу, которая «отблагодарила» его, вонзив свои острые зубы в его пятку, прежде чем убежать. Писк зверька предупредил незнакомцев об его присутствии.

Те говорили так странно, что Йоши заподозрил: английский не был для них родным языком, но если это так, к чему лишние сложности? Они явно были намерены избавиться от него за слежку. Ошибка с их стороны. Пусть даже Йоши ощущал приближение еще и сзади.

Когда незнакомцы напали на него, та часть Йоши, что он считал мертвой, пробудилась к жизни. Те были явно шокированы тем, как ловко он победил их всех. Но во время боя контейнер взлетел в воздух и разлетелся на части от удара о пожарную лестницу, извергнув свое содержимое в переулок. Не было никакой возможности избежать соприкосновения с ним. Субстанция выплеснулась на Йоши и его черепашат. И в миг, когда она коснулась кожи, боль стала непереносимой. Мужчина с криком рухнул на землю, потерявшись в мире агонии.

* * *

Джон позволил японцу расплатиться первым и уйти, прежде чем оплатил свою покупку. Он не мог дождаться момента, когда вернется в свою лавку и отнесет ее к себе домой. У него никогда не было питомца, и Джон чувствовал себя взволнованным, словно ребенок.

Когда он шел по направлению к своей лавке, строя в голове планы, отчаянный крик привлек внимание к соседнему переулку. То, что Джон там увидел, настолько потрясло его, что он выронил свою посудину. Японец лежал на земле, весь покрытый какой-то светящейся слизью, свернувшись калачиком и надрывно крича.

Ему требовалась помощь. Немедленно. Но у Джона хватило присутствия духа подобрать свою посудину и снова посадить в нее свою черепашку, не замечая, что та тоже соприкоснулась со слизью, а затем поставить у противоположной стены, возле мусорного бака.

Выбежав на улицу и отчаянно взывая о помощи, Джон обнаружил, что жители Нью-Йорка на удивление черствые и нерадивые. Потребовалось пугающе много времени, прежде чем ему удалось найти сотрудника полиции, который, едва понимая Джона из-за усиленного паникой акцента, решил арестовать его, пока мужчина не успокоится.

Когда же он наконец освободился, униженный и рассерженный, Джон решил сам вернуться в подворотню, затащить пострадавшего в ближайший магазин и потребовать, чтобы вызвали неотложную помощь. Но японец и его черепахи исчезли вместе с остатками слизи. Все, что осталось — какие-то обрывки мужской одежды. Что же случилось?

Тихий мяукающий звук привел его к мусорке, и Джон ахнул. Его черепашка стала размером с человеческого младенца, слишком крупная для своей ванночки, и смотрела на него темно-карими человеческими глазами. Она выглядела необыкновенно.

Затем Джон услышал, как по улице идут люди, и его удивление от находки сменилось страхом за нее. Он схватил обрывки одежды, завернул черепашку в них, как ребенка, и поспешил домой, крепко прижимая к груди драгоценный груз.

_______________________

* splinter — щепка, расщеплять (англ.)

Джон весело жонглировал продуктовыми пакетами, доставая из кармана ключи. Магазин сегодня закрыт, и он хотел провести день с малюткой Ай-Бао, своим драгоценным сокровищем. Она будет в восторге от замечательных овощей и фруктов, что купил Джон. Сегодня они очень свежие. Он раскошелился даже на клубнику.

Оказавшись внутри здания, Джон поспешил наверх, в свою квартиру. Войдя, он поначалу не увидел малышку, но не стал паниковать. В углу у окна на подушке скопилась куча одеял. Когда Джон поднял их, пара влюбленных карих глаз обратила на него взгляд, и мужчина ощутил еще один всплеск радости. Глаза малышки загорелись, когда он открыл коробку с клубникой для нее и положил одну ягоду в жаждущий ротик.

— Кушай, Ай-Бао. Это все тебе.

Та улыбнулась ему, прожевав ягоду. Этот прошедший месяц был самым счастливым, что Джон мог вспомнить. Правда, он так и не обзавелся питомцем, а контейнер для рептилий по-прежнему лежал неиспользованным в шкафу. Но он получил много большее. Потребовалось около недели, чтобы полностью принять это, но Ай-Бао была ребенком, маленькой девочкой. Его маленькой девочкой.

Прежде Джон не уделял особо много внимания идее родительства и всегда считал, что у него никогда не будет детей. Его не интересовали брак и семья, и мужчина рассчитывал прожить жизнь убежденным холостяком.

Неожиданное появление дочери, его дочери, застало его врасплох, но оказалось более радостным и приносящим удовлетворение, чем Джон ожидал. Его очаровывало, как Ай-Бао росла, менялась и познавала мир, так что мужчина даже начал пренебрегать делами. Но это мало его волновало. Это время было слишком особенным, чтобы пропустить его. Он должен дорожить им.

Она стала его маленьким сокровищем, но звать ее Ай-Бао, похоже, было не совсем верно. Звучало скорее как кличка, чем как имя. Сейчас, когда малышке исполнился месяц от роду, пришло время выбрать настоящее. Джон решил уделить этому вопросу серьезное внимание.

— Ай-Бао, хочешь, чтобы я дал тебе имя?

Она с любопытством взглянула на него, прислушиваясь к звуку его голоса.

— Будем считать, что да. Как тебе нравится Мей Пи Чи? Устраивает?

Малышка задумалась, уделив внимание его словам, а затем широко улыбнулась.

— Приму это как согласие. Мей Пи Чи, мне прислали письмо из дома. Прочитать тебе?

Увидев буквы, черепашка ахнула и оживленно замахала ручками.

— Я так и думал.

Джон посадил Мей себе на колени, сам же комфортно устроился на подушке. Его никогда не радовали редкие письма из дома, но радость дочери от чтения вслух заметно поменяло его мнение о них.

В прошлом месяце Джон читал Мей старые письма. Это было первым новым, полученным почти за полных шесть месяцев, и поскольку оно пришло почти одновременно со вторым, из-за ошибки почтовой службы, мужчина предположил, что отправляют их не так уж и редко. Его семья никогда не позволит ему сильно сбиться с пути истинного.

Джон начал читать письмо, но запнулся, осознав его содержание. Его невестки, Ли На, не стало. Он не мог сказать, что был сильно удивлен этим, но все же горевал по ней. Ли На учила его английскому языку, поскольку когда-то, в детстве, изучала его в школе. И она единственная поддержала Джона, когда он решил уехать в Америку и насладиться своей свободой. Она даже помогла ему подать заявку на грин-карту*. Мир померк без нее. Джон очень скучал по ней.

Бедный Чанг Ай. Брат Джона очень любил свою хрупкую молодую жену. Все упрекали его за это, кажущееся неверным решение. Их дом находился в захолустье, а Ли На была такой нежной, хрупкой и, говоря честно, казалась болезненной. Никто не верил, что она сможет произвести на свет здоровых наследников для Чанг Ай. Но он очень любил ее и не желал никакой иной жены.

Все они ошибались. Пусть это и стоило ей жизни из-за осложнений при родах, Ли На подарила мужу здорового наследника, пусть и всего одного. Да-Хуан. Одна мысль о маленьком племяннике, которого Джон никогда не видел и о котором даже не знал до настоящего момента, немного согрела его сердце. Он надеялся, брат сможет немного утешиться, поскольку у него был ребенок, как самого Джона согрела Мей. Сдерживая слезы, он дочитал письмо до конца, не выдавая себя. Мей не поймет причины его печали, пока не станет хоть немного старше.

Джон открыл второе письмо, и сердце его, казалось, остановилось, потому что мир вокруг рухнул. Его брат тоже умер. Аневризма, как было сказано в письме. Он должен вернуться домой и занять место Чанг Ай ради семьи. Его свобода и непростая американская жизнь сегодня закончились навсегда.

С немалой горечью он отставил в сторону Джона Чина, чтобы вновь стать Бай-Чен Цинем. Он обязан сделать это ради своей семьи. Должен вырастить племянника и поддерживать традиции. Он должен стать новым Чанг Ай. Дыхание сбилось, и он знал, что никогда не сможет прочесть это письмо вслух. Вместо этого Джон отложил его и посмотрел на свою дочь.

— Мей Пи Чи, думаю, настало время, чтобы отправиться со мной домой и познакомиться с нашей семьей. Ты славная девочка. Я знаю, ты очень любишь своего кузена и будешь счастлива там.

Мей прижалась к нему, и Джон обнял черепашку. Как давно она с ним, не имеет значения, как и то, где он будет находиться и какую ответственность примет на себя. Ее всегда будет достаточно, чтобы сделать его счастливым.

_____________________

* грин-карта — документ, удостоверяющий личность постоянного жителя США

Звук автомобиля заставил Сплинтера укрыться в заброшенном здании, прижимая к груди мешок с выброшенными продуктами и ожидая, пока транспортное средство уедет. Звук стих, и он облегченно вздохнул.

Два месяца копания в отходах, — каждая вылазка с риском обнаружения, но только так они могли добыть себе пропитание, — наконец взяли свое. Ну, может быть, еще и бессонница. Он не спал больше нескольких часов за ночь с… потери Шен и Мивы. Сейчас думать о них стало легче. По крайней мере, ему было чем себя занять в часы бодрствования. Однако подниматься на поверхность, как сейчас, все же слишком рискованно.

К счастью, все это временно. У него был план, как справиться с проблемой. С отъездом машины вернулась ночная тишина, по крайней мере, стало так тихо, как никогда не было в Нью-Йорке, и он вспомнил тот первый день. Трудно было поверить, что прошло уже два месяца.

* * *

Йоши задыхался, пока боль наконец не отступила. Что это было за вещество? Надо ли ему обращаться в больницу? Он никак не мог себе этого сейчас позволить. Его черепашата! Он резко открыл глаза, дабы отыскать маленьких питомцев, и замер.

В считанных дюймах от лица его взгляд встретился со светло-голубыми, искрящимися радостью глазами. Кто это? Расширив поле зрения, Йоши увидел округлое зеленое лицо с… веснушками? Что? За спиной одного он рассмотрел и остальных черепашат. Сейчас они были размером с человеческого ребенка.

Один из них пристальным взглядом темно-синих глаз уставился в небо, в то время как другой, кареглазый, с любопытством озирался по сторонам, не решаясь отдаляться от сулящего безопасность бока брата. Последний из черепашат, зеленоглазый, храбро продвигался по переулку, осматривая окрестности. Конопатый малыш прижался к груди Йоши, и тот инстинктивно обнял его.

Однако рассмотрев свои руки, сомкнувшиеся вокруг маленького тельца, он чуть было в шоке не уронил черепашонка. С дрожью Йоши осмотрел одну руку в недоумении, затем другую и, наконец, все тело. Шерсть? Хвост? Коснувшись лица, Йоши обнаружил на нем выступающие, как у грызуна, резцы, усы и заостренные уши. Он стал крысой. Огромной крысой! Но это же невозможно. Такого не бывает.

У входа в переулок закричала женщина, прежде чем бросить продукты и убежать. Нет. Всё это вполне реально, и все они в опасности. Какая-то часть сознания Йоши понимала, что это вызвано светящимся химикатом, и он все еще опасен для окружающих. Схватив грязные обрывки своей бывшей одежды, он быстро стер с себя остатки жидкости и выбросил их в мусорный контейнер, надеясь, что этого будет достаточно. На иные меры предосторожности времени не было.

Чуть в стороне от себя он заметил оставшихся черепашат, все трое прижались друг к другу, испуганные криком женщины. Йоши подхватил и их, и ставший теперь пустым контейнер от вещества, ища пути бегства, прежде чем женщина вернется с кем-либо облеченным властью, пока не рассмотрел крышку люка канализации. Не слишком привлекательно, но он должен защитить эти существа. Если их обнаружат, то они уже никогда не покинут пределов лаборатории.

Он услышал чьи-то шаги и не задумываясь метнулся в подземелье. Оно было темным и заполненным вонючей жижей, но его новые глаза на удивление хорошо способны были видеть при слабом освещении, и, несмотря на обострившиеся чувства, Йоши обнаружил, что вонь не слишком беспокоила его. И все же он знал, что место это грязное, и не позволял ни одному из черепашат спуститься на пол.

Вместо этого он продолжал идти, казалось, на протяжении часов, до тех пор пока не понял, что перед ним не канализация, а сменившие ее рельсы метро. Был момент паники, когда Йоши осознал, что стоит на шинопроводе, и лишь потом понял, что если бы тот был рабочим, его бы давно убило током. Эта линия, должно быть, давно не использовалась. По крайней мере, нет ни малейшего шанса попасть под колеса поезда.

Успокоенный этим, Йоши двинулся дальше по рельсам, зная, что должен найти безопасное место для отдыха, но не уверенный, что сумеет это сделать. Увидев турникеты, указывающие на станцию, он, спустя несколько минут тишины, означающие, что больше здесь нет никого, нырнул в нишу.

Йоши осторожно исследовал пространство за турникетами и ахнул от изумления. Это оказалась совершенно пустая станция и платформа. Очевидно, она уже долго не использовалась, но он мог видеть, насколько хороша она была раньше, с аккуратной кирпичной кладкой и готическими каменными арками. Даже затопленная лестница на нижний уровень была по-своему красива своей конструкцией.

Его взгляду открылось большое помещение с длинными скамьями для сидения. Один угол его был оборудован приборами и, видимо, когда-то сдавался под магазин или ресторанчик. В помещении был и общественный туалет, скорее всего, сейчас отключенный, и несколько комнатушек поменьше, в которых могли размещаться магазинчики помельче. Часть обширного пространства была отделена металлической дверью, его люди использовали как большой закрытый склад до решения очистить территорию полностью.

И все же больше всего Йоши поразила платформа. Он сделал несколько шагов от нее к зоне отдыха. Здесь в большей степени сохранилась архитектура, свойственная этой станции, даже деревянные панели на стенах, каким-то образом уцелевшие. Пол был цементным, и где-то здесь прежде располагалась опора, ныне отсутствующая. Она оставила большое отверстие в полу, за это время заполнившееся грязью и мусором, а через решетку над головой просачивался свет, настоящий солнечный свет.

Йоши внимательно осмотрел всю станцию, чтобы убедиться, что та необитаема и безопасна, и обнаружил, что все пути, ведущие на поверхность, полностью перекрыты. Это было хорошее место, то, что им нужно, то, что он искал. Вернувшись обратно на платформу, он свернулся клубком рядом с черепашатами и вскоре заснул.

* * *

Потребовалось немного времени, чтобы понять, как снова подключить воду, но он быстро понял, что не сможет оставаться здесь постоянно. И когда его голодные юные подопечные после длительных жалоб наконец заснули во вторую ночь здесь, Йоши покинул их, чтобы впервые поискать пищу на поверхности. К счастью, Америка выбрасывала больше еды, чем он когда-либо мог представить возможным.

Его жизнь быстро приобрела новые очертания. Он будет мыть, кормить и следить за своими черепашатами в часы бодрствования, и выбираться на поверхность, когда они спят, иногда более двенадцати часов в сутки. Все же они еще дети.

Еда была для него приоритетом, но Йоши довольно быстро решился вернуться в прежнюю квартиру, чтобы забрать свое имущество, коробку за коробкой. Почти две недели заняло перетащить всё. В первой принесенной коробке была одежда. Йоши почти готов был признать, что это некая замена одеялу, в которое можно завернуть черепашат во время сна, но на самом деле так и не смог привыкнуть к тому, что теперь голый.

Конечно же, это было не так. Теперь Йоши был покрыт шерстью и к тому же стал огромной крысой. Он мог обойтись и без одежды. И все же первое, что он сделал для себя, было подобие набедренной повязки из старого листа бумаги, потом же он надел одно из одеяний своего деда. Они были достаточно велики и просторны, чтобы соответствовать его новой фигуре.

Он также приучился обматывать тканью свои руки и ноги. Обувь никогда больше не подойдет ему, и не редкостью для него было опускаться на четыре конечности, чтобы передвигаться быстрее. Когда же черепашки стали более подвижными, Йоши приучился обматывать также кисти и колени.

Большая часть коробок так и осталась нераспакованной. Единственным извлеченным, помимо всего напоминающего одежду, стал семейный портрет из его прежней жизни, который Йоши разместил на деревянных перилах платформы. Проделав это, он наконец признал, что больше не был Хамато Йоши и уже никогда не будет. Отныне зваться Сплинтером будет достаточно.

* * *

Вырвавшись из своих воспоминаний, Сплинтер отругал себя за напрасную трату времени в опасном надземном мире. Он-то хорошо это знал. Что станет с его черепашками, если с ним что-то случится и он не вернется к ним?

Отогнав неприятную мысль, Сплинтер уже собирался искать обратный путь в подземелье, когда его внимание что-то привлекло. Он находился в вытянутом заброшенном строении в центре индустриального мегаполиса. Но отчего-то молодое деревцо сумело пустить корни и вырасти в этом месте, выжив благодаря небольшому количеству солнечного света, что пропускали разрушенные стены.

До тех пор, пока кто-нибудь не придет и не расчистит бульдозером это место. Он не мог оставить дерево здесь, на верную гибель. В поисках орудий для задуманного взгляд Сплинтера остановился на старом пластиковом ведре. Осторожно, чтобы не поранить его, он выкопал дерево, поместил в ведро и забрал к себе домой.

* * *

Вернувшись домой, он проверил черепашек. Один из малышей лениво поднял голову, сонно сощурившись, посмотрел на него. Сплинтер ласково гладил его по голове, пока тот снова не заснул. Он поставил сумку с продуктами невдалеке от питомцев, чтобы те могли насладиться ими, проснувшись.

Затем он проверил водоросли. Аквариум черепашки Шен Сплинтер использовал для выращивания водорослей в лучах солнца, попадавших в комнату. Он также досыпал сухих листьев в близстоящие ведра с червями и грязью.

Водоросли и популяция червей были еще в самом начале разведения, но в ближайшее время Сплинтер рассчитывал быть полностью обеспеченным ими. Животный белок червей и растительные питательные вещества водорослей обеспечат основные их потребности без опасных вылазок на поверхность. Сплинтер был не против. Он перестал наслаждаться пищей с тех пор, как потерял жену и дочь, а теперь, когда он стал крысой, вкус его стал еще менее разборчивым.

Копая лунку в накопившейся в яме грязи, он мог бы притвориться, что сажает дерево с практической целью — кормить его опавшими листьями червей, — но не было особого смысла врать самому себе. Пересадив дерево из ведра в лунку, Сплинтер примял грязь вокруг него и полюбовался результатами своего труда. Это дерево выжило в тяжелых условиях, и Сплинтер уважал его за это. Его радовало то, что оно будет расти здесь, с ними.

* * *

— Нет, малыш-камэ! Не играй этим! — Сплинтер поднял кареглазого малыша, игравшего с розеткой, прежде чем его внимание привлек конопатый брат озорника.

— Не ешь это! — он поспешил вытащить камень изо рта младшего из черепашат, пока его терпение испытывали крики двоих других. Все еще удерживая на руках кареглазого черепашонка, Сплинтер бросился к двоим старшим, что сцепились в драке невдалеке отсюда. Но как они могли драться? Они же даже не умели еще ходить.

Сплинтер вздохнул, растащил драчунов друг от друга, стараясь не выдавать разочарования. Он научился управлять своими эмоциями на тренировках ниндзюцу, но никогда не представлял, что станет конечным испытанием. Что заставило его думать, что он сумеет? Воспитание четверых мальчишек само по себе было безумием.

— Малыши-камэ, вы не должны драться. Вы — братья. Вы должны заботиться друг о друге, — но те не обращали на него внимания. Вздохнув, Сплинтер проследил направление их взглядов и ахнул. Конопатый малыш добрался до ящика с книгами и рукоделием Шен.

Первым его побуждением было подбежать, выхватить ящик и накричать на маленькое существо. Непрошенное видение реакции Шен на такое поведение остановило его. Контролируя дыхание, он опустил кареглазого черепашонка к братьям и медленно двинулся к ящику.

Обаятельный черепашонок посмотрел на него, жуя конец длинной тканой оранжевой ленты. Это согрело сердце Сплинтера, и он, вынув ленту изо рта малыша, вместо этого обвязал ее вокруг его панциря.

— Она идет тебе, малыш-камэ.

Черепашонок улыбнулся и захлопал в ладоши, но тут перед ним появился зеленоглазый малыш и, к ужасу младшего, начал дергать за ленту. Сплинтер быстро остановил его и увидел, что глаза маленького задиры наполнились слезами.

— Нет, не плачь, малыш-камэ. Погоди минутку, — Сплинтер порылся в ящике и вытащил оттуда красную ленту, повязав вокруг панциря гордого черепашонка. Теперь кареглазый малыш проскользнул между разноцветными братьями и с надеждой посмотрел на ящик.

— Почему бы и нет? Для тебя найдется тоже, — он нашел синюю и фиолетовую ленты и протянул любопытному черепашонку, тот схватил фиолетовую. Повязав ленту, Сплинтер заметил, что последний, синеглазый, малыш оперся о его колено и выжидающе смотрит на него. Ну, конечно. Крыс подал ему синюю ленту.

М-да, какими счастливыми они были, схватив подарки. Ему стоит придумать способ получше носить эти ленты. Черепашонок в оранжевом забрался к нему на колени, за ним быстро последовали его братья.

— Вы хотите сказку, малыши-камэ?

Все четверо с готовностью кивнули, и Сплинтер вздохнул. Он собирался называть их получше, чем просто «черепашата», дать каждому имя. Это скоро начало сбивать с толку. Он рассматривал варианты из детских сказок и песен, что когда-то рассказывал Миве, но ни одно не казалось подходящим.

Сидя рядом с ящиком Шен, Сплинтер порывисто выхватил одну из книг и, раскрыв, положил перед собой. Конечно же, это была книга о западном искусстве эпохи Возрождения, один из непонятных интересов Шен. Не самое подходящее для чтения детям. Но черепашата были в восторге, рассматривая фотографии. Что ж, очень хорошо. Сплинтер перелистывал страницы. Когда он добрался до изображения Синкстинской капеллы, голубоглазый черепашонок с веснушками опустился на коленки, чтобы лучше рассмотреть его.

— Эта — твоя любимая, малыш-камэ? — тот кивнул и хлопнул в ладошки.

— Это художник Микеланджело, — малыш еще более возбужденно захлопал. М-да. Им нужны имена. Почему бы и нет?

— Малыш-камэ, ты хотел бы стать Микеланджело? — эмоциональным кивком тот подтвердил это.

— Ну, тогда ты Микеланджело.

Теперь для остальных. Несколько страниц спустя черепашонок с темно-синими глазами подскочил и опустился на коленки при виде одного из рисунков летательного аппарата авторства да Винчи. Да. Он всегда любил небо.

— Ты хотел бы стать Леонардо, малыш-камэ? — тот почтительно кивнул.

— Очень хорошо.

Тут зеленогазый черепашонок оттолкнул братьев и решительно начал листать страницы, прежде чем остановился и уверенно указал на картину «Чудо святого Георгия» Рафаэля Санти. Рыцарь на коне, замахнувшийся мечом на дракона, действительно подходил храброму черепашонку.

— Да. Ты должен стать Рафаэлем, — тут последний черепашонок с надеждой на личике потянул его за полу одеяния.

— Давай посмотрим, что мы можем найти для тебя, — вернувшись к книге, Сплинтер медленно переворачивал страницы, позволяя пытливому малышу изучить их в свое удовольствие. И остановился на картине под названием «Плешивый» авторства Донателло. Он напоминал Сплинтеру раннего западного философа или, может быть, буддийского монаха. В любом случае, этот образ подходил для его деликатного любознательного малыша.

— Ты бы хотел в дальнейшем зваться Донателло? — черепашонок кивнул.

Определившись с именами, Сплинтер начал читать им книгу, настолько хорошо, насколько сумел. Он был не вполне уверен, что знает произношение многих слов. Но это было неважно. Его мальчики вскоре снова заснули. Его сыновья.

Чанг Ай закончил последнюю запись в своем журнале и взглянул с балкона монастыря, как его ученики гонялись за Да-Хуаном и Мей Пи Чи, ползавшими по двору.

Воздух здесь был свежим и чистым. Он и забыл о таком. Это славное место, чтобы растить Мей Пи Чи и Да-Хуана, ставшего ей хорошим братом. Чанг Ай никогда не желал мантии своего брата, но теперь, полностью облеченный ей, обнаружил, что не возражает против нее настолько, насколько думал, что будет. Он был счастлив здесь со своей семьей.

Другие монахи были в шоке, когда он представил им свою дочь, но никто не посмел сказать ни слова против. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что телом Мей настолько же его дочь, как и духом.

Проверяя родственное сходство Да-Хуана с Чи, он обнаружил его также и в Мей. Такое было возможно только у потомков Цинь. Чанг Ай не знал, как такое могло случиться, но каким-то образом Мей была его дочерью и физически, и он гордился ей. Возможно, когда-нибудь он поймет это настолько хорошо, чтобы объяснить ей. До тех пор он был просто счастлив быть дома.

Мей не придется здесь прятаться. Она сможет быть собой в их маленьком сообществе и обрести друзей и семью. Грустно, что случайность, ставшая причиной его приезда сюда, произошла, но именно она привела его туда, где ему должно быть.

Арнольд смотрел в окошечко отделения реанимации новорожденных на спящую малышку и ожидал, что вот-вот проснется. Вся вторая половина сегодняшнего дня казалась ему нереальной. Все было отлично. Его хоккейная карьера шла в гору. Хотя ездить туда-сюда было далековато, он уже играл в первом сезоне с Бриджпорт Саунд Тайгерс и мечтал, чтобы их команда догнала Нью-Йорк Айлендерс. Его жена и сын были очаровательны, и на подходе был второй ребенок. Его жизнь стала идеальной.

Он учил сына пользоваться различными инструментами, хотя уже не работал слесарем. Арнольд Кейси Джонс был назван в его честь, но он никогда не любил приставку «-младший», поэтому они называли мальчика Кейси, чтобы избежать путаницы.

Потом раздался стук. Арнольд ждал Габриэль, и потому дверь была открыта, и Габриэль это знала. Все же он поднялся, чтобы открыть ей. Но вместо Габриэль на пороге стояла пара мрачных полицейских.

Тогда все и началось. Кошмарная история ДТП с участием такси, в котором ехала Габриэль. Арнольд подхватил Кейси, и они поехали в больницу, но уже ничего не могли поделать. Габриэль привезли слишком поздно, со слишком большим количеством травм. В итоге с трудом спасти смогли лишь маленькую Марию-Изабеллу, как хотела назвать ее Габриэль, не доносившая дочь всего месяц-полтора.

Разум Арнольда восставал против мысли, что Габриэль больше нет, когда он смотрел на беспомощную новорожденную дочь. Что же делать? Он не сможет заботиться о них в одиночку. Не будучи хоккеистом, во всяком случае. Может быть, бывший босс возьмет его обратно? Они расстались в хороших отношениях.

Дерганье за штанину напомнило ему о присутствии Кейси, И Арнольд подхватил сына на руки. Он сделает все, чтобы позаботиться о них. Когда-то, каким-то образом, они уже прошли через подобное. Но определенно, даже оставив бутылку ради Габриэль, он не чувствовал такого пламени, сжигающего его изнутри.

— Кейси, это твоя маленькая сестричка Мария, и мы будем заботиться о ней.

Амайя наблюдала, как четырехлетняя Караи овладевала основами боевых искусств. Для такого маленького ребенка она подавала большие надежды. Больше всего Амайе хотелось обнять Караи и сказать ей, какую замечательную работу та проделала, но женщина отказала себе в этой радости.

— Еще раз! Тебе нужно освободить силу твоего удара!

Амайя проводила достаточно времени с Караи, чтобы обучать ее, но недостаточно, чтобы защитить. По окончании охоты на последнего из клана Хамато она поняла, что отношения с Саки вновь не удовлетворяют ее.

Несмотря на общие цели, она не принадлежала к клану Фут. Она не была мелкой сошкой и неважно работала в команде. Не так давно Амайя добилась успеха в качестве внештатного шпиона и убийцы, Охотницы за головами.

Работа давала ей занятость и хорошую оплату, но она же держала Амайю вдали от Караи. Женщина избегала длительных миссий, но беда могла случиться и во время короткой отлучки. Амайя не выдержит, если Караи будет убита, как и ее мать до того. Поэтому она учила Караи быть насколько сильной, насколько могла убедить, решив для себя, что девочка никогда не будет слабой или беспомощной. Она никогда не будет зависеть от чьей-либо милости.

— Еще раз! Я хочу видеть больше силы в ударе!

Нет, Караи реализует свой потенциал полностью, и горе тому, кто осмелиться попытаться причинить ей вред.

Сплинтер осмотрел плод своих трудов в зале и не нашел никаких изъянов. Все получилось просто замечательно. Аквариум с водорослями и ведро с червями были пройденным этапом. Теперь, когда Донателло понял, как подключить электричество, эти сосуды перенесли в комнату с искусственным освещением.

Точнее сказать, в лабораторию Донателло, поскольку, ради безопасности семьи, ему пришлось проводить свои эксперименты там, а не в жилых помещениях. Кто бы мог подумать, что выброшенная электроника имеет такую склонность взрываться? Или же не имела, пока не попала в распоряжение его умного младшего сына?

Последнее время Сплинтер чаще выбирался на поверхность, чтобы закончить начатое дело. Завершив же, постепенно обставил свой дом выброшенными вещами, принесенными с поверхности.

Он находил электронику для игр Донателло, часть которой черепашонок сломал, часть же — отремонтировал, приведя в рабочее состояние — например, телевизор, так восхищавший его братьев.

Конечно, это был полезный инструмент для совершенствования в английском языке, в сравнении с тем ограниченным объемом, которому мог бы научить их сам Сплинтер. Он все еще предпочитал говорить на родном языке, но знал, что жизнь в англоязычном городе потребует от них владения местным языком, даже если они никогда не собираются общаться с другими жителями города.

Но даже если и так, ему было не слишком интересно телевидение, из-за того что оно подчеркивало, насколько его сыновья отличаются от всех остальных. И это скорее приблизило бы расспросы, чем он того ожидал.

Хотя они по-прежнему спали вместе, теперь на диване в зале, Сплинтер подозревал, что вскоре сыновьям потребуется личное пространство, и начал искать материал, чтобы отгородить для каждого комнатушку, используя ниши, где продавцы когда-то пытались сбыть свои товары.

Все, чего не сумел найти, он сделал сам. Донателло был не единственным, кто работал в лаборатории, хотя постепенно она становилась скорее вотчиной сына, чем его собственной. Сплинтер даже нашел странный кухонный прибор, который Донателло добросовестно отремонтировал и подключил. Не то чтобы они что-либо когда-то готовили, но Микеланджело очень понравилось играть с ним, и вещь добавила их жилью чувства дома.

Сплинтер даже приспособил старую шину в качестве качелей и соорудил подобие домика из старых досок и труб, подвесив его в гостиной. Позднее большую часть труда он вложил именно в эту комнату.

Постепенно он накрыл пол толстыми коврами и развесил привезенное из Японии оружие по стенам. Сплинтер даже выделил помещение для себя в дальней части жилища, на случай, если вдруг сильно потребуется помедитировать в одиночестве.

В задней стене располагалась естественная ниша, где, как думал Сплинтер, раньше продавали билеты. Она была небольшой, но уютной. Отделив ее раздвижными дверями, Сплинтер украсил комнатушку предметами, оставшимися от старого додзё в Японии.

Он даже соорудил декоративные покрытия для арок в зал, отделив это место от остальных в доме. Да, оно замечательно подойдет, чтобы направить неуемную энергию его сыновей.

Сплинтер поморщился, когда громкий треск и крики из гостиной оторвали его от мыслей. Да, так и поступим, и не позднее, чем сейчас. Открыв раздвижную перегородку, отделявшую лестницу вниз от комнаты, он увидел уставившихся друг на друга нос к носу Леонардо и Рафаэля, в то время как Микеланджело съежился за спиной Леонардо.

— Пусти меня к нему!

— Он не это имел в виду!

— Да мне плевать!

Дети…

— Мальчики!

Они тут же остановились и выстроились перед ним, ровнее, чем можно было ожидать от почти пятилетних малышей. Донателло с любопытством высунулся из лаборатории.

— Следуйте за мной, — и Сплинтер повел их в зал. Нет, не зал, додзё.

— Настало время начать ваше обучение.

Джун было плохо оттого, что приходилось врать Кирби, но она не могла сейчас без страха смотреть ему в лицо. По крайней мере, лихорадка и озноб были достаточно реальны, чтобы убедить его в том, что она нездорова. Эйприл будет в безопасности с ним на ярмарке. До тех пор, пока она не рядом.

Кошмары Джун становились все страшнее, и это начало беспокоить Кирби. Женщина знала, что после того, как он смирился и согласился жить с ней здесь, она не должна умолять его уйти, но Джун ничего не могла с этим поделать. Каким-то образом она просто знала, что пришельцы придут за ней. И за Эйприл. Джун не могла позволить этому случиться. Не могла позволить мужу убаюкать ее ложной уверенностью, какими бы благими ни были его намерения. Она должна была защитить свою дочь.

Если бы только она могла вспомнить подробности своих кошмаров после пробуждения. Но в этот раз у нее что-то получилось. И ради безопасности Эйприл она знала, что проверить это нужно в одиночестве.

Сделав глубокий вдох, Джун приподняла ковер в прихожей, чтобы открыть дверь, за которой, она знала, что-то было. Осторожно женщина взяла дверное кольцо и открыла ее. За дверью была лестница вниз, в до жути знакомый подвал. Все фибры существа Джун протестовали против идеи спускаться туда, но ей приходилось. Ради Эйприл.

Потянув за цепочку, включающую свет в самом низу лестницы, Джун ахнула, ее на мгновение парализовало от ужаса. Перед ней был один из инопланетных кораблей. В ее собственном подвале. Но как? И тут неожиданно стена, построенная в ее сознании для защиты от воспоминаний детства, рухнула.

Они всегда были здесь. На протяжении многих поколений. Ставили эксперименты над ее семьей. С тех пор, как ее прадед обнаружил корабль и был вынужден построить дом вокруг него. Они вновь и вновь приводили ее в чувство, как ребенка, до тех пор пока она не сбежала. Подавив практически все. Она спрятала воспоминания поглубже, чтобы защитить себя.

Но инопланетяне все же нашли ее. Они ее выследили. Джун думала, что сбежала от них, вернувшись в старый дом своей семьи. Но она вновь бежала прямо в их лапы. Едва не отдала им Эйприл. Какая-то часть Джун, должно быть, знала это. Вот почему ее мучили кошмары.

В какой-то момент Джун поняла, что стоит на коленях и кричит, в то время как инопланетяне, чья неестественная манера разговора вызывала дрожь по позвоночнику, затащили ее на свой корабль. Джун охватила паника, и неопределенное количество времени она сознавала лишь жестокую, отчаянную борьбу с захватчиками. В основание шеи глубоко впилась игла, и она с мучительным криком потеряла сознание.

* * *

Джун очнулась с оглушающей головной болью, вынудившей рухнуть наземь. Ее путы ослабли? Как? Почему? Инопланетный робот поднял ее на ноги, параллельно переговариваясь с соратником. Джун не слушала его, заметавшись в попытках освободиться, но некоторые ключевые слова проникли в ее сознание. Агент. Цель. Результат. ДНК. Джун сосредоточилась на них.

— …то, что называется Эйприл О’Нил; когда то, что называется Эйприл О’Нил, достигнет того, что называется полным развитием.

Части целого быстро собрались. Она была агентом. Эйприл стала их целью, и они возьмут образец ДНК ее дочери, когда девочка вырастет до возраста, который они сочтут всесторонним развитием.

— Нет! Вы не будете использовать меня! Я никогда не отдам вам своего ребенка! — на мгновение инопланетные роботы отвлеклись на нее, словно у Джун выросла вторая голова.

— То, что называется Джун О’Нил, является тем, что называется несговорчивым. То, что называется заменой, было тем, что называется созданным.

Неожиданно взгляд Джун остановился на том, что находилось перед ней. Спящая в какой-то стеклянной трубке была зеркальной копией ее самой. Поддельной версией ее для предательства ее дочери!

Открытая панель управления находилась под консолью позади емкости с видимой проводкой. При виде ее у Джун родилась идея. Больше она не была напуганной, беспомощной жертвой. Настало время принять меры. Ради Эйприл.

На мгновение Джун позволила себе обмякнуть, и хватка ее мучителей ослабла. Затем со всплеском адреналина женщина рванулась вперед к открытой панели. За считанные секунды оказалась позади нее и вырвала провода, радуясь тому, что те были изолированы и не сожгли ее дотла — как поступила сама Джун, ткнув их концы в мозгоподобных существ в животах роботов и поджарив их обоих.

Когда роботы рухнули наземь, воняя горелой плотью, Джун вздохнула с облегчением. Свистящий звук привлек ее внимание к контейнеру с поддельной Джун, и челюсть женщины отвисла при виде замороженного тела. Должно быть, это произошло из-за оборванных проводов.

Рукой одного из роботов Джун бесполезно била его, пока не поняла, что не в ее силах уничтожить его. Но пока оно не разморожено, это, наверное, хорошо. Женщина оглянулась на мертвых пришельцев, и ей вдруг стало плохо. Да, они это заслужили, и да, это должно было быть сделано. Ради Эйприл. Но она не была убийцей.

Застарелая, очень человеческая потребность оправдать свое преступление переполняла ее. Не давая себе времени на размышления, Джун оттащила тела роботов с их мертвыми обитателями к открытой подсобке и запихнула туда. Это заняло больше времени, чем ей бы хотелось. Джун захлопнула дверь, почувствовав облегчение, когда та словно бы слилась со стеной. Есть надежда, что запах никого не встревожит. Если, конечно, эти существа разлагаются так же, как и земляне.

Она должна выбраться отсюда и найти Кирби. Когда она покажет ему все это, он поверит. Он тоже будет знать. Он поймет, почему они должны забрать Эйприл и бежать. Далеко-далеко, чтобы найти укрытие.

Строя планы в голове, Джун поднялась по лестнице, закрыла дверь и осторожно прикрыла ее ковром. Никто, кроме Кирби, не должен знать. Она больше не верит никому. Она может бежать на некотором расстоянии от дороги. В конце концов, кто-то может проезжать мимо и подбросить ее до ярмарки. Она найдет Кирби, и все будет в порядке. С ним она и Эйприл будут в безопасности.

— Кренг. Почему то, что называется Джун О’Нил, без того, что называется сопровождением?

— Кренга это не волнует. Кренг сделает то, что называется схватить ее.

Желудок Джун словно налился свинцом от ужаса, когда она повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть еще двух пришельцев рядом с инопланетным кораблем, приземлившимся на опушке леса.

— Пока Кренг занят тем, что называется вернуть того, что называется Джун О’Нил, Кренг подготовит корабль для возвращения в Измерение Икс. Кренг должен делать то, что называется быстро.

Джун хотела убежать, но ноги ее стали как желе. Она просто стояла на месте, когда следовало бежать. Нет! Этого не могло случиться. Она была так близка к свободе. Это несправедливо. Последнее, что Джун увидела, была розовая вспышка, направленная ей в лицо.

Мария сильно захлопала в ладоши, сидя в коляске, когда Арнольд остановился перед резиновым мячиком, который его сын только что бросил своей пластиковой клюшкой. Ролики Кейси скользили по старой баскетбольной площадке, как по катку.

— Мимо цели. Хороший удар, парень, — Кейси с жужжанием откатился назад, вновь возвращая клюшкой контроль над мячом.

— Попробуй остановить этот, папа, — еще один удар, сильный и быстрый. Арнольд рванулся за ним, но мяч просвистел мимо него, в проволочное ограждение двора.

— Гол! — опьяненный радостью Кейси исполнил победный танец на коньках, пока не споткнулся о пустую пивную бутылку. Он широко взмахнул руками, в то время как Арнольд рывком выпрямился, чтобы броситься к сыну, но тот чувствовал себя на коньках естественно и каким-то образом ухитрился сохранить равновесие. И теперь уставился на помеху.

— Что это здесь делает?

Арнольд подхватил бутылку и забросил в мусорку.

— Оставили какие-то беспечные сопляки, наверно.

— А что это?

— Плохая штука, — Арнольд взял сына за плечи и посмотрел ему в глаза.

— Эта штука вредна для тебя. Однажды ты станешь великим спортсменом. Может быть, даже выиграешь Кубок Стенли. Поэтому ты должен держаться от нее подальше. Она погубит тебя и сделает больным. Понял?

Кейси кивнул.

— Нужно заботиться о себе, парень. Ты можешь добиться многого. Не пей то, что в этой бутылке. Обещаешь?

— Обещаю, папа.

Кирби взглянул на спящую на пассажирском сидении шестилетнюю дочь. Последние несколько месяцев оказались непростыми, и он не был уверен, что когда-нибудь заснет. Но, по крайней мере, у Эйприл с этим все в порядке. Не то чтобы она когда-нибудь хорошо спала. Должно быть, движение фургона убаюкало ее. Хорошо.

Прошло почти три месяца с тех пор, как пропала Джун. Наверное, было бы еще ужаснее, не окажись у него железного алиби. Как правило, в таком случае обвиняли супруга, и Кирби не был уверен, что выдержит еще и это.

Он взял с собой Эйприл на местную ярмарку, чтобы посмотреть животных. Джун должна была присоединиться к ним, но простыла и собиралась остаться дома, восстановить силы. Кирби с Эйприл отлично провели время, общаясь с дальними соседями, гладя животных по программе 4-H* и поедая слишком много нездоровой пищи.

Когда же они вернулись домой, Джун не было. Не было нигде, она просто исчезла. Кирби пришлось выждать 24 часа, прежде чем он мог сообщить о пропаже жены. Вся община включилась в поиски.

Несмотря на то, что на протяжении дня его видело немало людей, Кирби все еще мучился подозрениями, хотя и встречал достаточно приглашавших ее друзей на ярмарке, чтобы объяснить ее отказ пойти нежеланием пересечься с ними там. В конце концов поиски свернули, и Джун объявили сбежавшей, хотя ни одна из принадлежащих ей вещей не пропала.

Он не мог не вспоминать ее рассказов о похищении в самом начале их отношений. Кирби знал, что это должен быть бред. Такого понятия, как похищение инопланетянами, не существует. Но на каком-то подсознательном уровне Кирби верил жене. Они снова схватили ее, и он никак не может вернуть ее.

После похищения он становился все большим параноиком, живя в ее доме. И в итоге подал заявление на должность в прежнем своем университете. Он все еще знал тех, кто могли бы рекомендовать его в качестве преподавателя. Не самая престижная работа, но все же какой-то старт. Достаточно, чтобы вернуть их назад в Нью-Йорк и подальше от пришельцев. Возможно, он не в состоянии спасти Джун, но это не имеет значения, если он сумеет защитить Эйприл. Так или иначе, она будет в безопасности.

____________________________

4-H* — глобальная сеть молодежных организаций, чья миссия заключается "вовлечение молодежи с целью в полной мере раскрыть свой потенциал при продвижении в сфере развития молодежи".

Она неслась сквозь лес, стремительная и невидимая, хищник в полной мере. Она была главным кормильцем своей стаи. Они смотрели на нее снизу вверх и зависели от нее. Жители леса боялись и уважали ее, ну, может быть, кроме белого медведя. Но остальные, большинство — несомненно.

Это ее жизнь, какой она должна была быть. Азарт охоты был сильнее ее, с момента когда она уловила запах мелких грызунов. Легкая добыча. Щелк! Что это было? Клетка! В гневе она обрушилась всем телом на прутья клетки, в то время как человек в белом халате поднял ее вверх.

— Похоже, в этот раз мы поймали полярную лису.

* * *

Боль ушла окончательно, но она была сильной. Она пережила ее. Так же, как переживет этот плен и вернется домой, к своей стае. Морщась, когда тело ее отозвалось отголоском прошедшей боли, она вскочила, но ее передние и задние конечности теперь были не в той пропорции друг относительно друга. Она смогла устоять, но уже была не так совершенна, как раньше. Что с ней случилось?

* * *

Она с досадой припала к полу клетки. Она не была уверена, как долго находится здесь, требовало немалых усилий понять то, что люди называли временем. Они называли ее Алопекс, своего рода их успех. Они звали ее так настолько долго, что ко времени, когда она начала понимать их язык, это имя уже прижилось в ней.

Это не имело значения. Она по-прежнему ненавидела людей, заточивших ее здесь. За время нахождения тут она наблюдала, как изменялись другие пленники, все превращались либо в бесполезные кучи слизи, либо в кровожадных монстров, которые должны быть уничтожены. Она была единственной, чье изменение содержало какое-то подобие смысла, но она не позволит им приручить себя. Очевидно, в этом их цель, и она не даст им такого удовольствия.

Пристально глядя на ученых своими золотистыми глазами, она наблюдала за ними из-за границы клетки. Мужчина-ученый ругал женщину-ученого, держа в руках какое-то светящееся, причиняющее боль вещество.

— Будь осторожна с химикатом. Штаб лишь сейчас прислал его достаточно много. Мы должны использовать его умеренно.

— Почему? Не похоже, что мы достигли прогресса.

— Что насчет Алопекс?

— Проект называется «усовершенствованное одомашнивание животных». Она похожа на прирученную? Если она когда-нибудь выберется оттуда, она сожрет нас всех.

— Очевидно, самой сложной частью стала действенная трансформация. С тренировками она придет в лучшее расположение духа.

— Я не уверена.

— Просто позаботься об этом, ведь тебе заплатили достаточно, не так ли?

— Да, хотя охота на испытуемых в заповедных землях не совсем законна, что-то типа того, что я ожидала.

Он пожал плечами.

— Просто будь благодарна тому, что это твоя работа, вместо того, чтобы пробиваться за свой счет.

— Почему они не вовлекли в это своих людей? Я имею в виду, помимо очевидного языкового барьера. Серьезно, с их деньгами можно подумать, они могли бы сделать чуть лучшие программы-переводчики для их инструкции. Разве они никогда не слышали о произношении?

— Я думаю, они причинят тем самым неудобство местным жителям Фэрбенкса, так что нам повезло. Просто получать деньги и работать посредством их. Потом откроешь свою лабораторию где-нибудь еще.

Она вздохнула и приняла его совет. Алопекс же продолжала молча обдумывать их убийство.

Неожиданно появилось больше людей, чем Алопекс когда-либо видела, рассекая ненавистных ученых острыми кусками металла. Их лица и тела были полностью закрыты, но каждый имел свой уникальный запах. Один из них, отличавшийся от остальных, вышел из толпы и подошел к одному из компьютеров. Он, точнее, она была одета в другую одежду, и, хотя лицо ее тоже было закрыто, маска ее отличалась от остальных. Ее длинные волосы волочились по полу, когда она шла.

— Не скачивать это все. Только предварительные данные.

— Но, Кицуне, мистер Говард нанял нас, чтобы…

— Мистер Говард нанял вас, чтобы закрыть это заведение. Сбор данных является второстепенной задачей.

— Которую мы легко можем выполнить. Почему мы должны предавать нашего клиента?

Эта Кицуне проигнорировала его и подошла к клетке с Алопекс.

— Потому что первым делом вы верны клану, — она заглянула в глаза Алопекс и удержала взгляд, заворожив ее.

— Ты все понимаешь, не так ли?

Она кивнула.

— Ты охотница, не пленница. Если я тебя освобожу, ты будешь охотиться ради нас?

Алопекс немного обдумала это. Она хотела вернуться домой, но к этому времени поняла, что ей не будут рады в ее нынешнем виде. Для нее нигде не было места. Но она все еще была охотницей. Если ее спасители позволят ей быть такой, что может быть плохого в том, чтобы помочь им?

— Да. Я буду охотиться для вас. А теперь освободи меня.

Кицуне стояла в долине Танана близ Фэрбенкса, Аляска, вдыхая воздух. Ей не было нужды присутствовать на этой миссии, но в здешней геомантии обнаружилось сочетание сил стихий. Собственно, она находила подобное во множестве мест, это было в их числе.

По возвращении на базу она знала, что ниндзя подожгли объект и погрузили Алопекс, чтобы представить ее Шредеру. Он желал увидеть ее полезность немедленно, и вопроса о присутствии Кицуне не возникнет. Учитывая силу его воли, ей пришлось как можно аккуратнее обойти этот вопрос. Тем не менее, это ей подходило. Она не пользовалась слабовольными.

Стояло лето, и несмотря на поздний час, в этом месте, близком к полярному кругу, было еще светло. Ветер Шинук* нес теплый воздух, и его заполнил оседающий дым от лесного пожара. Да, в этом месте присутствовали стихии.

Она закрыла глаза и прислушалась к лесу. Его дух был чувствующим и живым, питающим землю и защищающим живущих в его пределах. В нем были два присущих ему существа, и она потребовала пробуждения второй стороны его натуры.

Одним нажатием кнопки были подорвано несколько зарядов, поджигая лес. Кицуне терпеливо ждала, пока бушующее пламя выйдет из-под контроля, поглощая лес. Дух его корчился, превращаясь в существо из огня и разрушения, сея семена для своего возрождения. Но этого не должно было произойти.

Вернув себе силу, она объединила энергию в медальоне огня. Как только он оказался в ее когтях, Кицуне вышла из горящего леса, оставляя землю на произвол судьбы, в то время как пламя освободилось, чтобы обратить местность в пустыню, без воли и разума, чтобы проверить или контролировать ее разрушение.

___________________________

* Ветер Шинук — понятие пришло из индейского языка. Теплый сухой ветер, дующий с восточного склона Скалистых гор и приносящий значительное потепление

Караи увернулась, когда Алопекс бросилась на нее, и попыталась выбить опору из-под ног лисы, но та, с ее животной грацией, была слишком быстрой. Хотя черты Алопекс и далеки от человеческих, можно было рассмотреть улыбку. Она наслаждалась этой борьбой. А почему бы и нет? Караи это тоже нравилось.

Никто еще так решительно не боролся с ней на тренировках, за исключением отца и тети, и те были явно не ровня ей. Алопекс оказалась ближе к ее уровню, и было интересно принять вызов кого-то, кто, даже будучи пока необученным, обладал настолько естественными боевыми инстинктами. Это выводило Караи из зона комфорта и нравилось ей.

Кроме того, Алопекс быстро училась их искусству. Эта схватка закончилась вничью, с выдвижными когтями Алопекс у ее живота и кончиком лезвия Караи в дюйме от горла лисы.

— Яме! — они обе остановились и повернулись к отцу Караи, кланяясь.

— Караи, Амайя вернулась с очередной миссии и хочет тебя видеть.

Сердце Караи взлетело. Ее тетя вернулась? Она не могла дождаться, чтобы показать той все, что она узнала. Караи посмотрела на Алопекс, и та ободряюще улыбнулась ей.

— Только тебя. Кицуне нужно увидеть Алопекс для очередной миссии.

— Хай, — ответили они в унисон, прежде чем разойтись. Караи найдет Алопекс позже. Она надеялась, что юркая лиса на сей раз не задержится надолго. Алопекс была ее единственным другом, учитывая, что она вообще знала, что это означало. Ни у одной из них не было друзей, так что трудно сказать наверняка. Но Алопекс всегда возвращается домой, и вместе они стали сильнее. Она всегда могла рассчитывать на это.

Солдатики Рафа скрывались из виду и атаковали один другого, но не как спецназовцы, какими были во время создания, а как ниндзя. Вдруг дверь в комнату распахнулась даже без притворного стука, и вбежал семилетний Майки.

— Эй, Раф! Мне скучно. Хочешь поиграть?

— Нет! Убирайся! — в миг, когда он увидел удрученное выражение лица Майки, Раф пожалел о сказанном, но видимо, его разум не мог угнаться за его языком. Майки уже убежал, и он попытался вернуться к игре, но веселье пропало.

Вздохнув, Раф бросил игрушки и отправился искать Майки. Отец и Лео в додзё медитировали. Ну, то есть отец медитировал, а Лео оглядывался по сторонам и напоминал себе, что ему еще положено быть здесь. Скучно. Донни находился в лаборатории, по локоть в своих проводах. Скучно.

Неудивительно, что Майки обнаружился на кухне, хотя, даже если бы Раф не догадался, он мог бы следовать по звуку всхлипываний. Майки сидел на полу с деревянной ложкой перед большой кастрюлей водорослей, делая вид, что готовит, и очень стараясь не заплакать. Убедившись, что никто не может увидеть, Раф со вздохом сполз на пол рядом с Майки.

— Что делаешь?

Майки принюхался.

— Пудинг из водорослей.

— Не против, если я попробую?

— Правда? — Майки оживился и передал ему ложку. Вкус был как и у любой другой еды, что когда-либо пробовал Раф. Он улыбнулся.

— Это здорово, Майки. Ты действительно в этот раз превзошел сам себя.

* * *

Майки был так взволнован. Они были настоящими и потрясающими! Воздушные шарики! Конечно, на вкус они немного странные, но ничего, быстренько промыть их, и все в порядке. Хм, а что с ними делать? Комната сэнсэя закрыта. Даже он не настолько сумасшедший. Майки слышал, как Раф и Лео тренируются в додзё. В их стычках всегда много крика друг на друга. Донни! Отлично!

Это будет лучше, чем в тот раз, когда он спрятал кукол Рафа, нет, погодите, солдатиков. Раф всегда бил его, когда Майки звал их куклами. Даже лучше, чем когда он слегка отредактировал комиксы Лео. Это сводило с ума старшего несколько недель. Совершенно точно, теперь очередь Донателло.

Сэнсэй сказал, что он не должен играть с подопытными материалами Донни, но это не считается. Он лопнет шарик и быстренько смотается. Донни спал в своем передвижном кресле. Отлично! Майки подкрался к нему сзади и поднял шарик, готовый лопнуть его, но остановился.

Донни выглядел очень усталым. Как долго он не ложился в этот раз? Хм, и он дрожал. Неожиданно Майки посетила идея получше. Он ушел вместе с шариком, чтобы включить сушилку и вернуться через пятнадцать минут.

Когда Майки укрыл согретым одеялом брата, Донателло удовлетворенно вздохнул, но так и не проснулся. Майки улизнул с улыбкой. Самая лучшая идея, что может быть. Хотя в следующий раз он обязательно задействует шарик.

* * *

Донни прокрутил ключом трубу на еще один оборот, затем расслабленно откинулся на плитку стены ванной. Он слышал, как Лео кашлял на диване в гостиной снаружи. Никого не радовало, когда один из них болел, особенно если это был Лео. И они делали все, что могли, чтобы помочь ему.

Сэнсэй держался неподалеку, предлагая японские гомеопатические средства. Майки готовил суп из водорослей и червей. Раф переключился на Космических героев ради Лео, хотя сам ненавидел это шоу.

Зная, что простуда в любом случае пойдет своим чередом, Донни мог сосредоточиться лишь на том, чтобы предотвратить это в дальнейшем. Наверное, Лео заболел, купаясь в зловонной воде. И лучше бы это не повторялось. Они все же черепахи, и даже Донателло пришлось признать за собой желание поплавать, пусть разум и говорил ему, что это плохая идея. Это просто инстинкт.

В углу он видел граненый жестяной таз, но в нем они купались детьми, и никто не хотел пользоваться им сейчас. Однако если они желают плавать, им следует быть чистыми.

Так Донателло переделал некоторые принадлежности уборной в душевую и дополнил ее стоком в полу. Наверное, это не такая приметная вещь, как многие другие, что он делал, но она поможет. И Донни любил помогать своей семье, вне зависимости, будет ли признана эта помощь. С наличием душа они не будут болеть так часто, и именно это его волновало. Донни слышал, как Лео снова закашлялся. Выздоравливай, брат.

* * *

— Майки! Что ты нарисовал на моем панцире?

— Не психуй! Это мой шедевр!

— А кто-то сейчас разлетится на кусочки!

Донни ахнул, когда Раф вслед за Майки влетел в лабораторию. Забияка проигнорировал огорчение Донни. Все, что они разбили, он всегда успеет починить потом, а сейчас по-настоящему важно догнать Майки.

Когда Раф кинулся на него, Майки отскочил к одной из стен, уворачиваясь от захвата. С рыком Раф столкнулся со стеной, из-за чего висящая на ней полка рухнула на него. Майки взвизгнул, а Донни закричал:

— Мои тараканы!

И прежде, чем Раф обрел шанс предотвратить это, он был весь покрыт бесчисленными лапками и усиками насекомых. С криком он спрятался в панцире, но они последовали за ним и туда. Раф не знал, как долго кричал, но спустя вечность атака маленьких монстров была отбита серией воздушных пшиков.

— Раф? Ты в порядке?

Голос Лео. Вздрогнув, Раф медленно выглянул из панциря, чтобы увидеть брата с баллончиком сжатого воздуха в одной руке, вторую же Лео протягивал к нему. Раф не доверял своему голосу и потому просто сухо кивнул.

— Почему бы нам не пойти отмыть твой панцирь?

Еще один чопорный кивок, и Раф позволил Лео помочь ему встать. Он никогда не скажет об этом, но здорово иметь старшего брата, который присматривает за тобой. Все еще вздрагивая, он позволил Лео увести себя подальше, желая лишь забыть о случившемся.

* * *

Лео разочарованно вздохнул. Он выполнил ката больше, чем ожидал, и все равно ошибался, каждый раз. И это даже была не одна и та же ошибка. Каждый раз, поправляя один элемент, он неверно выполнял другой. Почему же не получается? Он работает больше, чем кто-либо еще. Он должен быть лучшим.

— Эй, чувак, не хочешь сразиться?

Лео чуть не споткнулся:

— Майки? — Майки ведь не любит спарринг. Что же случилось?

— Ты никогда не станешь лучше, если не будешь практиковаться, не так ли?

— Кто ты и что ты сделал с моим братом?

— Да ладно тебе, Лео.

— Ну, хорошо.

Они заняли позиции на противоположных концах додзё. Лео поклонился, Майки вернул ему веселый кивок. Когда же младший проявил неосторожность, совершенно в своем стиле, и Лео, шагнув в сторону, легко опрокинул его на панцирь, Майки ахнул.

— Здорово, Лео.

К своему удивлению, тот почувствовал себя лучше. Разочарование как-то исчезло из сознания.

— Я знаю, ты должен вернуться к ката, но я подумал, может, ты посмотришь со мной серию Космических героев?

Лео странно посмотрел на Майки, помогая ему подняться. Младший же не поклонник. Но его щенячьи глазки все еще были неотразимы, и Лео позволил себя согласиться, вопреки лучшим намерениям.

Ну, небольшой перерыв не повредит. Полчаса спустя Лео вернулся в додзё и выполнил ката на отлично. Планировал ли это Майки? Нет. Не может быть. Разве такое возможно?

* * *

Донателло застонал от отвращения и оттолкнул от себя кучу проводов. Может, если бы у него был более исправный компьютер с самого начала, этой катастрофы бы не произошло? Затем притопал Раф. Отлично, мог ли этот день стать еще хуже? Еще и с хрустом развалился на лабораторном столе и вопросительно поднял взгляд на брата.

— Телевизор снова не ловит сигнал, — Донни вздохнул.

— Я в минуту это налажу, — и погрузился в жалость к себе еще на несколько минут, прежде чем понял, что Раф еще тут.

— Что-то еще нужно исправить?

— Над чем возишься?

Да? С каких пор Рафа волнуют его проекты? Брат терпеливо ждал. Ну, какой вред может быть, если рассказать?

— Я пытаюсь сконструировать ноутбук, но он не работает.

— Что случилось?

Он серьезен? Как будто что-то понимает? Нормально. Немного повозмущавшись, Донни пустился в пошаговое объяснение процесса, намеренно используя более сложные технические термины, чем требовалось, однако взгляд Рафа не тускнел на протяжении всей речи.

Вместо этого, хотя он точно не понимал услышанного, Раф спрашивал «почему?» и «зачем?», пока Донни говорил. И на фоне этих периодических вопросов тот вдруг понял, что ответил на собственный вопрос, что же пошло не так.

— О мой бог! Думаю, я сделал это! Спасибо, Раф, — и Донни вернулся к работе, настолько поглощенный ей, что даже не заметил улыбку брата, когда тот уходил.

— В любое время, братан.

— Раф! Куда ты идешь?

— Мне нужно немного свободы, Лео. Ты никогда не устаешь от логова?

— Может быть, иногда. Но сэнсэй велел нам не покидать его. Это небезопасно.

— Ну, ты так и делаешь. Ты послушный.

Лео сделал неопределенную паузу, в то время как его восьмилетний брат перепрыгнул турникет и убежал. Лео охватило искушение проболтаться, но если он так поступит, Раф будет злиться на него вечно, ну, дольше, чем обычно. Но Лео не мог и отпустить его. С разочарованным рычанием он с грохотом вырвался за турникет, пытаясь угадать, в какую сторону направился Раф.

* * *

Лили Тилли (в самом деле, о чем думала мать, когда назвала ее так) ритмично стучала ногой по земле, ожидая в кресле свою мать, когда та придет и заберет ее. Второй класс, пусть не прошло и трех недель учебного года, начался не слишком удачно, и она не знала, как это исправить.

Ну хорошо, знала, но это было тяжело. Она не могла остановить виденья, единственное, что видела, но могла перестать рассказывать о них людям. Вот что заставляло всех чувствовать себя неловко. Даже больше, чем ее слепота.

Она родилась такой. Врачи без конца обследовали ее так и эдак, сколько она себя помнила, но причина так и осталась тайной. Никто не знал, почему она не видела. Медицинского объяснения просто не было, и постепенно они сдались, занявшись более перспективными делами.

Лишенная безвозмездной помощи докторов, надеявшихся назвать новое отклонение в свою честь, ее мать не могла позволить себе какого-либо лечения, и это осталось единственным способом ее существования. И это было прекрасно. Лили не знала ничего другого. Ничего, кроме своих видений.

Иногда, через других людей, глазами которых она могла видеть, их разум поставлял ей слова и характеристики, которые иным другим путем были ей не доступны, помогая ей понимать. Эти краткие проблески прошлого, настоящего и будущего были для нее лишь звеном видимого мира, давая почувствовать, что она потеряла.

Обыкновенно она не могла обнаружить достаточно света, чтобы определить, день сейчас или ночь. Иногда она отчаянно хотела увидеть больше, но в основном боялась знаний, приносимых видениями.

Лили рано поняла, что разговоры о видениях отпугивают от нее людей. Особенно взрослых, что старались быть добрыми к ней. Собственно, никто не был с ней особенно жесток. Некоторые дети не стеснялись называть ее странной, но Лили была уверена, что им досталось более чем довольно лекций от родителей, чтобы дразнить ребенка-инвалида в своем классе. Все же то, о чем она говорила, вызывало у людей дискомфорт, и, как следствие, они избегали ее.

Поэтому у нее не было друзей, за исключением одного новенького, который сошел с дистанции прежде, чем она открыла рот и все испортила. Но она ничем не могла в этом помочь. Некоторые вещи должны быть сказаны. Она не имела права называть себя другом человека — и при этом промолчать. Эта ложь была бы хуже, чем одиночество. По крайней мере, он не станет предателем.

В последнее время ее взяла под свое крыло милая девочка по имени Мэдлин. Лили была взволнована тем, что у нее может быть подруга, чтобы отпраздновать девятый день рождения на следующей неделе. Но в это утро Лили видела предстоящие выходные Мэдди, когда ходила навестить ее отца, когда место жительства подруги после развода родителей определилось.

Ей очень хотелось развидеть это. Лили не хотела это знать, ненавидела, что ей пришлось испытать такое через Мэдди. Ей было тошно и страшно, хотелось спрятаться в себе. Но этого не произошло. Пока не произошло. Она могла оставаться спокойной и сохранить их дружбу, но если есть шанс остановить это, она должна это сделать. Так должен поступать настоящий друг.

Она просила Мэдди не ходить или хотя бы не оставаться с отцом наедине, но та не поверила, и ее гробовое молчание, когда Лили в деталях пересказала ей видение, не предполагало особого доверия. Лили не знала, дало ли ее предупреждение что-либо, или она пожертвовала дружбой напрасно. Но даже если Мэдди больше никогда не заговорит с ней, Лили искренне надеялась, что ее подруга будет в безопасности.

И пока она сидела, в ожидании звука голоса матери. Но вместо этого услышала голос матери Мэдди.

— Ой, посмотри, Мэдди, это же Лили. Не хочешь попрощаться с ней?

— Нет, — голос Мэдди был ледяным, и звуки стихли, пока мать пыталась заставить ее объясниться.

Желудок Лили сжался, и она почувствовала себя очень несчастной. Вдруг она ощутила, что не может больше тут отсиживаться. Расписание работы ее матери было непредсказуемым, и Лили могла застрять тут надолго. Она просто не могла больше ждать здесь.

Сдерживая рыдания, Лили соскользнула со своего сидения, двигаясь по знакомому маршруту из школьных дверей. Все привыкли, что она сидит здесь каждый день в ожидании, так что никто не уделил ей внимания. Никто не заметил, как она выскользнула.

Лили думала, что знает дорогу домой. Каждый день она шла туда, держа за руку маму. Путь должен быть тем же самым, с мамой или без. Она может позвонить маме на работу, когда вернется в квартиру, чтобы та не волновалась и знала, что может идти домой. Это было бы хорошо.

Кроме того, что Лили уже обернулась. Не было ничего, напоминающего о знакомом, встреченном, когда она однажды убежала из школы. Она может быть как на верном пути, так и нет. Самое большее, что она могла сделать — убедиться, что окружена толпой на перекрестке, но сейчас она была дезориентирована. О, нет. Где же она?

Споткнувшись, Лили поняла, что она уже не на тротуаре. Сейчас она стояла в грязи. Но где же? И где тротуар?

Не в силах остановить слезы, Лили рыдала от страха и разочарования, размахивала перед собой руками, не столько чтобы ощутить путь, сколько чтобы не наступить на что-нибудь болезненное. Она была так сосредоточена на поиске чего-либо перед собой, что почти не обращала внимания на землю под ногами или же ее отсутствие.

И когда Лили наступила на воздух вместо грязи, она была слишком вовлечена в движение, чтобы отпрянуть. С криком она опрокинулась вперед, тяжело приземлившись на кирпич или камень после того, что показалось продолжительным падением.

Она попыталась переместиться, чувствуя себя покрытой грязью. Но когда перенесла вес на левую лодыжку, рухнула с криком боли. Что же теперь делать? Кто узнает, где ее искать, и где она находится? Прижав колени к груди, Лили обняла их и заплакала.

* * *

Лео застонал. В какой-то миг из ряда выборов он принял неверное решение. Теперь ему никогда не найти Рафа, и будет большой удачей, если он сумеет хотя бы вернуться домой из сточной канавы, в которую попал.

Слуха коснулся тихий звук рыданий, и Лео инстинктивно спрятался, прижавшись к стене в одной из развилок коллектора. Он должен скрываться, уходить отсюда. Если кто-то заметит его, то захочет похитить его или причинить боль, как говорил отец. Контактировать с чужими запрещено.

И все же, что бы он ни слышал, оно звучало как плач. Капитан Райан никогда не убегал и не бросал никого плачущим, не так ли? Лео решил, что и он не будет. Он осторожно пополз вперед, используя всю свою выучку, чтобы подкрасться незамеченным.

Она была маленькой девочкой. Она была человеком, как и те люди на фотографии, что сэнсэй держал в додзё. Свет струился на нее через разбитую решетку над головой, сиял в ее коротких светлых волосах, убранных с лица розовым ободком. Кожа и одежда девочки были перепачканы канализационной грязью. Должно быть, она упала сюда через люк. Что еще ей здесь делать?

Но что мог сделать он? Он не должен позволить другим людям увидеть себя. Лео не казалось, что девочка может причинить ему боль, но правило сэнсэя было непреклонным. Конечно же, ее родные найдут и спасут ее, в конце концов. Но эта мысль не показалась удачной. Если бы он потерялся, одинокий и напуганный, навряд ли это было бы для него хорошо. Но что он мог поделать? Что бы сделал капитан Райан?

Дзинь, дзинь, дзинь. Может, не пинал бы пустую бутылку от газировки. Лео хлопнул ладонью себя по лицу, когда девочка вскинула голову и огляделась.

— Привет. Есть здесь кто-нибудь?

Он собрался с силами для нападения.

— Пожалуйста. Если ты там. Мне нужна помощь. Это моя лодыжка. Я не могу встать.

Что ж, это даст ему немалое преимущество. Лео рискнул поймать ее взгляд и был удивлен, что глаза девочки странного оттенка зелено-голубого, вроде водорослей, которые они ели, и она вообще на него не смотрит. Она смотрела на стену и не пыталась оглядываться.

— Привет. Есть тут кто-нибудь? Пожалуйста, — она прислушивалась. Как странно. Здесь достаточно света, чтобы видеть. Лео рискнул и решил ответить.

— Да, я здесь.

Девочка облегченно вздохнула и повернула голову в направлении его голоса, глядя не на Лео, а мимо него.

— Я упала и повредила лодыжку. Ты можешь мне помочь?

Лео снова отбежал, и девочка прислушивалась к звуку его движения.

— Да. Дай мне посмотреть. Она выглядит опухшей.

Девочка сухо рассмеялась.

— Да, я чувствую это.

— Может быть, это просто растяжение.

— Что делать?

Мда. Что бы сказал Донни? С тех пор, как они начали тренироваться, он пытался узнать больше о медицине, стоило кому-то пострадать. Майки повредил ногу несколько месяцев назад.

— Умм, думаю, мы должны перевязать и приподнять ее.

— Перевязать чем?

Лео огляделся, но увидел лишь груды непригодного мусора. Затем посмотрел на свои руки и начал разматывать ткань вокруг левого запястья и ладони.

— У меня есть бинт, мы можем использовать его.

Лео старательно обмотал им лодыжку девочки, стараясь как можно меньше касаться. Если та и нашла текстуру его кожи странной, то ничего не сказала.

А теперь поднятие. Взгляд Лео остановился на старом грязном ящике из-под молока. Подкладывая его девочке под ногу, Лео поймал себя на желании прихватить немного льда из морозилки дома, чтобы приложить к травме.

— Спасибо. Кстати, я Лили.

— Я… — Лео задумался, стоит ли доверять ей свое настоящее имя. В конце концов, их существование должно быть тайной. Может, он должен использовать тайную личность, как супергерой?

-…Райан.

— Спасибо, Райан. Ты не мог бы найти кого-нибудь, кто поможет мне выбраться отсюда? — как раз то, чего он не мог сделать.

— Мне очень жаль. Никто не должен знать, что я здесь. Это секрет.

— Ох.

— Но я могу остаться с тобой, пока кто-нибудь не придет.

Лили вздохнула с облегчением.

— Спасибо. Надеюсь, ты не застрянешь здесь слишком надолго.

— Я не возражаю. Обычно я не разговариваю с людьми, — или же совсем.

— Ах да, Лили. Ты можешь меня видеть? — она покачала головой.

— А почему?

— Не знаю. Я родилась такой. А это беспокоит тебя?

Нет, это потрясающе! Ну, не для нее, возможно.

— Нет, мне просто интересно, потому что ты не смотришь на меня.

— К сожалению, я могу сказать лишь, где ты находишься или какой у тебя голос, но вот встретиться глазами… я никогда не знаю точно, на что я смотрю.

— Нет, все в порядке. Мне просто интересно.

Если она не может видеть его, он формально не нарушил правило «невидимости». Для нее он был обычным парнем по имени Райан. Это было очень мило. Лео надеялся, что Раф в порядке. Он просто не мог оставить Лили здесь.

— Как ты оказалась здесь, Лили?

Она засмеялась, на этот раз с большим весельем.

— По глупости.

* * *

Лили была рада, что Райан нашел ее. Она была не одна и чувствовала себя в безопасности. Похоже, он был не прочь послушать, как она болтала о школе, об учителях и одноклассниках, медленно подходя к глупому решению идти домой в одиночку.

Некоторые детали истории Лили решила опустить. Одна только мысль, что, узнав о ее видениях, Райан тоже оставит ее, скрутила живот страхом. Она не хотела быть здесь одна.

— И бум, я оказалась здесь.

— Вау, не могу даже представить, как блуждаю где-то в незнакомых местах, не имея возможности видеть. Я провел день, ходя по дому с завязанными глазами, и это было ужасно.

— Зачем?

— Чтобы увидеть, что я могу. Ты действительно храбрая.

— Или глупая.

— Нет. По меркам Космических героев, ты храбрая.

— Космические герои? Это мое любимое телешоу.

— Я думал, ты не смотришь телевизор.

— Ну, я могу слушать, но мы не можем позволить себе телевизор. Мама говорит, он не является приоритетом.

— Это очень плохо. Это удивительно.

Лили не могла удержаться от улыбки, когда он рассказывал об этом, но тут ее сознание вдруг помутилось. О нет. Только не опять. Не снова.

Она бежала по туннелю. По данным хозяина разума, это была канализация. Необъяснимо, но она знала, что находится в сознании Райана. Ощущалось его присутствие. Теперь, когда их разумы были связаны, она чувствовала его беспокойство. О пропавшем брате. В какую сторону он пошел? В безопасности ли?

Сосредоточившись на его брате, Лили почувствовала, что ее разум оставил Райана, следуя за этим потоком сознания. Со вздохом она оказалась в другом месте. С другим человеком. Кто-то расстроенный, злой, пытающийся успокоиться. Неподалеку был водопад, округлый кирпичный купол, и из накладной решетки ниже лился свет.

Просто немного времени тут, в одиночестве. Это все, что нужно, и можно возвращаться и снова спокойно дышать. Дома не будет казаться так душно. Что-то потихоньку ползло по соседнему выступу. Водоплавающая черепаха? Нет, сухопутная. Хозяин разума не знал слова, которым можно было назвать увиденное.

Неожиданно поток воды обрушился на существо, сбросив его в бассейн. О нет! Оно же утонет. Недолго думая, они нырнули за ним. Ощущения от плавания были волнующими.

Крошечное существо в панцире камнем упало в воду перед ними. Оно падало быстро, но они были быстрее. Погоня была волнующей. Сосредоточившись на том, чтобы схватить существо, они не обратили внимания, куда несет вода. С резким звуком удара они приложились сначала плечом о подводную бетонную колонну. Они услышали, как что-то с хрустом треснуло, но стена больше не била по плечам. И это было облегчение.

Пробив поверхность воды, они опустили черепаху на карниз. Та высунула крошечную голову из панциря. Как мило. Они знали лучшее имя для существа. Спайк. Они не могли дождаться, чтобы забрать его домой и показать остальным. Но не сейчас. Никому не повредит, если сначала остаться здесь и немного с ним поиграть. И тут Лили неожиданно вернулась в свое тело, тяжело дыша.

— Лили, ты в порядке? — заметил Райан. Райан! Он беспокоился о своем брате. Но его брат в порядке. На самом деле, даже счастлив. Он должен знать. Она должна облегчить его страдания. И прежде, чем Лили успела передумать, слова сорвались с губ:

— Твой брат в порядке. Ему просто надо побыть одному. Ну, может быть, не совсем в порядке. Он довольно сильно ударился обо что-то левым плечом, но это что-то было как-то защищено. Он спас маленькую черепашку, которую потом собирается принести домой. Он назвал ее Спайком. Тебе не стоит беспокоиться о брате.

Повисла неловкая тишина, заполняя пространство меж ними, когда Лили осознала, что сделала. Она все испортила, и теперь Райан оставит ее здесь. Но он не поднимался с места рядом с ней, где сидел. Пока что нет.

— Откуда ты знаешь? — так много для дружбы. Она могла рассказать ему.

— У меня иногда бывают эти… виденья. Это единственное, что я когда-либо видела. Иногда они о том, что произошло или происходит прямо сейчас, или о том, что может быть в будущем, хотя они могут измениться, если я попытаюсь вмешаться. Обычно нет, но именно это уже произошло.

Это словно разделение разума с кем-то еще. Я знаю то, что знает он, поэтому могу понять то, что он видит, и ощутить то, что он чувствует, словно это происходит со мной. Я начала путь, как мне кажется, в прошлом, видя твоего брата в каком-то тоннеле канализации. Затем я прыгнула к нему, в настоящем, ловя черепашку в месте с бассейном и водопадом.

— Зачем ты это сделала?

— Я не делала. Я имею в виду, намеренно. Это просто случается, и я не могу его контролировать. Извини, — Лили спрятала лицо в ладонях и снова заплакала, когда ощутила тяжесть его руки на своем плече.

— Чш-ш-ш. Все в порядке.

— Но… ты не думаешь, что со мной что-то не так?

Он рассмеялся:

— Ни в коем случае! Это же потрясающе! Ты как супергерой. Я бы тоже хотел иметь такой особый дар.

Особый дар? Никто никогда не называл его так раньше. Мать и большинство взрослых говорили ей, что она это придумывает, а одноклассники называли ее странной. Одаренная? Супергерой?

— Так ты не против?

— Вовсе нет, — теперь Лили плакала от облегчения. Первый раз, когда она улыбалась искренне… она уже не помнила, за сколь долгое время. — Спасибо, Райан. Это много значит для меня.

— Нет проблем. И спасибо, что сказала о брате. Мне стало легче.

Чувствуя себя бодро, Лили кивнула. Это самый лучший день, что когда-либо был. Несмотря ни на что. Может, в конце концов, он и закончится хорошо. Она могла слышать голоса наверху. Люди, зовущие ее по имени. Райан рядом пошевелился.

— Похоже, тебя уже нашли. Было приятно познакомиться с тобой, Лили.

— Мне тоже, Райан. Еще раз спасибо, — она слышала, как он убежал, и, дождавшись, пока звук его шагов полностью стих, начала звать на помощь.

* * *

Сплинтер нетерпеливо постукивал хвостом. Они знали, что не должны выходить. Это было одно из важнейших правил. Он еще мог понять такое поведение Рафаэля. Мальчика дико раздражало следовать правилам и ограничениям. Но Леонардо? Должно быть, он отправился вслед за братом. Не было никаких других объяснений. До тех пор, пока Леонардо не прибрел в одиночку, в каком-то оцепенении.

— Леонардо, где ты был?

Черепашка засуетился, очевидно, чувствуя себя некомфортно от необходимости лгать, но все же пытаясь.

— Я просто хотел погулять, сэнсэй. Простите, — хм-м.

— Тебе не надо прикрывать меня, Лео, я и сам могу брать на себя ответственность за свои действия, — а вот и Рафаэль… с маленькой водоплавающей черепашкой… или же сухопутной?

— Он, наверное, пошел за мной, сэнсэй. Простите.

— А что ты принес с собой, сын мой?

— Я нашел и поймал его. Его зовут Спайк, можно мне завести его?

Ну, Донателло удалось найти более эффективный и действенный способ выращивания водорослей. И действительно больше нет нужды использовать для этого аквариум Тэнг Шен. Но неповиновение не следовало оставлять безнаказанным.

— Хорошо. Я приготовлю для него домик, но ты будешь полностью отвечать за заботу о нем.

— Хай, сэнсэй! — Рафаэль был в восторге.

— А за нарушение правил я жду вас обоих в додзё для особой тренировки перед ужином.

— Хай, сэнсэй, — с меньшим энтузиазмом. Леонардо не ответил. Он был слишком занят, с недоумением рассматривая нового питомца Рафаэля и новую трещину на его панцире и пластроне через левое плечо.

Чанг Ай осторожно перемещался вокруг сознания Сплинтера, слишком эфемерный, чтобы привлечь внимание. Он был удивлен, найдя его здесь. Этого парения меж сном и смертью не так легко было достигнуть. Сплинтер, должно быть, обладал большим мастерством в искусстве медитации.

В конечном счете, здесь был призрак женщины, проделавший это, тот же самый, что видел Чанг Ай годы назад. Он увидел ее во время медитации раз или два и в конце концов последовал за ней к нему.

Чанг Ай не знал настоящего имени этого человека. Единственным ментальным подтверждением, которое, казалось, тот готов допустить, было прозвище. Сплинтер. Он выглядел как и тот человек, которого встретил Чанг Ай в тот день, с наложением полупрозрачной гигантской крысы. Это был его образ самого себя. Его личность. Сплинтер, должно быть, превратился в человека-крысу в тот день. Ведь этому Чанг Ай стал тогда свидетелем? Это же случилось и с Мей?

Чанг Ай должен был это узнать, поэтому он следовал за Сплинтером в духовной сфере, цепляясь за обрывки снов и мыслей, чтобы узнать все, что можно. Это оказалось нелегко сделать. Сплинтер был настолько осведомленным и сконцентрированным. Лишь природное мастерство Чанг Ай и врожденный талант к искусству сделали эту уловку возможной. Но ради Мей он должен был знать.

Он видел воспоминание о преображении Сплинтера и других черепашек. Он думал, что теперь может его понять. Это вещество объединяло предметы. Всего лишь укус крысы, и Сплинтер превратился в человека-крысу, а прикосновение Чанг Ай к Мей, должно быть, и сделало ее человекоподобной, когда она упала в вещество. Вот почему она стала частью его, его истинной дочерью.

Но, к своему стыду, Чанг Ай не мог рассказать Мей о ей подобных. Он должен был оставаться здесь, в этом монастыре, как вечный страж, пока смерть не освободит его от обязанностей. Если он расскажет, Мей может оставить его, чтобы найти их. Чанг Ай не мог перенести потери, и потому он эгоистично позволил ей поверить, что она, такая как есть, единственная в своем роде. Не то чтобы Мей выглядела несчастной. Но она полностью осознавала, что была другой.

Встревоженный этими мыслями, Чанг Ай вернулся в мир, чтобы излить то, чего не мог сказать, в постоянно растущую стопку дневников. Конечно, он когда-нибудь расскажет ей. Просто не сейчас. Он не мог потерять еще и ее.

Арнольд остановился у школы, чтобы забрать сына. Он не мог сказать, что был сильно удивлен, узнав, что Кейси подрался, но его интересовали обстоятельства. Мальчик сидел угрюмый, приложив лед к заплывшему глазу, но посмотрел на отца, услышав его шаги.

— Ты не хочешь рассказать мне, что случилось? — Арнольд пожал плечами.

— Я думал, у меня есть друзья. Похоже, я ошибался.

Арнольд прекрасно знал, что другие мальчишки, участвовавшие в драке, уже получили серьезный штраф за распитие алкоголя на территории школы.

— Что случилось?

Кейси повторил движение отца.

— Они хотели, чтобы я делал то, чего я делать не собираюсь. Когда же я сказал, что не буду… ну, они это заслужили!

Так кто-то предложил ему выпить, а он отказался, и даже уязвленное самолюбие от колкости не заставило его передумать. Арнольд никогда не был так горд. Кейси уставился на него, ожидая наказания, но он лишь улыбнулся.

— Уверен, что заслужили, парень. Иногда приходится постоять за то, что правильно, и порой это означает борьбу. Надеюсь, они как следует получили.

Челюсть Кейси отвисла, прежде чем превратиться в улыбку; он кивнул.

— Хорошо, давай съедим по гамбургеру, чтобы отпраздновать это.

Эй Джей улыбнулся себе, просмотрев доклад. Так Леанна все это время жила в Нью-Йорке, в нищете, под ложной фамилией Тилли. Ее жизнь была бы роскошной, без нужды в чем-либо, если бы она только осталась.

Это уже не имело значения. Ее жизнь прервалась по вине нерадивого водителя, не озаботившегося пропустить пешехода на переходе. Его юристы уже занимались человеком, который, к сожалению, отнял ее у него.

Но не все было потеряно. У нее осталась дочь. Лили была юна и слепа, но у нее взгляд матери и бабушки. Сейчас она всего лишь ребенок, но он видел, какой она обещала вырасти. Он может и подождать, и на этот раз ей от него не уйти. Пока же он желал, чтобы его сестра Элейн позаботилась о ней. Он должен был подготовиться.

Ярко-розовый сарафан Лизы вздымался вокруг тела с каждым шагом ее туфель, розовых босоножек на каблуке. Длинные густые каштановые волосы, сдерживаемые розовым ободком, инкрустированным розовыми же стразами, свободно раскачивались над плечами. Золотые серьги и браслеты позвякивали, в то время как она выходила из родительского кабинета.

Она одевалась, собираясь на фотосессию с отцом, когда горничная сообщила, что мероприятие отменили. Возможно, она немного погорячилась. Лиза любила выглядеть женственно и любила розовый, но это был перебор. И еще, раз она не могла пойти на съемки, она собиралась быть типичной девушкой, пока не сможет потребовать объяснений.

Ворвавшись в комнату, Лиза остановилась при виде странной девушки, сидевшей на диване между родителями. Мать улыбнулась.

— Лиза? Не хочешь войти?

Гордая, Лиза не позволила сюрпризу обеспокоить себя. Насколько бы она ни была обеспокоена, ничто не запугает ее, и девушка шагнула вперед, как будто ничего не произошло. Ее мать ждала, пока Лиза усядется, но решила продолжить, когда стало очевидным, что дочь не собирается этого делать.

— Это твоя кузина Лили. Она останется у нас на некоторое время?

Челюсть Лизы отвисла. Кузина? У дяди Артура не было детей.

— Уверена, ты помнишь тетю Леанну с фотографии. Ну, видимо, у нее есть дочь Лили. Похороны Леанны пройдут в субботу. Я ожидаю, что ты присмотришь за Лили, и вижу, что она готова к этому.

Лиза коротко кивнула, слишком разозленная, чтобы говорить. У нее есть кузина, о которой она никогда не слышала, от тети, которую никогда не видела, с которой она теперь должна нянчиться. Именно поэтому она не могла продолжить съемки? Это несправедливо!

— Хорошо. Комната Лизы в твоем крыле, в твоей старой детской. Мы сделали там перестановку. Ты не могла бы отвести ее туда. Уверена, ей нужно время, чтобы… привести себя в порядок.

Лиза сердито схватила Лили за запястье и потащила опешившую девушку из комнаты. Она не успела далеко отойти, когда Лили споткнулась и упала лицом на ковровое покрытие.

Расстроившись, Лиза ждала, пока ее неуклюжая кузина поднимется. Но еще более удивительным, чем мрачная решимость на лице Лили, стало осознание, что та слепа. Лиза вдруг почувствовала, как стыд разрезал на кусочки ее праведный гнев. Девушка оказалась в незнакомом месте, не могла ничего видеть, и ее только что волокла по коридору невнимательная кузина.

Еще одна неожиданная мысль пришла ей в голову. Лили только что потеряла мать и дом, а все, что волновало Лизу — смена ее расписания. Собственное импульсивное поведение вдруг показалось по-детски незрелым, но Лиза не привыкла извиняться и даже не знала, как это делается.

— Я знаю, ты не рада, что я здесь, и сожалею об этом. Ты не должна заботиться обо мне, как о нежеланном питомце. Я могу позаботиться о себе.

Смело. Лиза почувствовала неожиданное уважение к своей грозной кузине. Может быть, это было не так и больно, в конце концов.

— Не переживай об этом. Мне все равно в ту сторону, — она снова взяла Лили за руку, на сей раз более осторожно, и повела.

* * *

Прошел почти месяц с тех пор, как Лили поселилась у них, и Лиза была в шоке. Но может, это стало не таким потрясением, как для ее родителей, считавших ее слишком несдержанной личностью с асоциальным поведением, чтобы обрести настоящую дружбу с потерянной кузиной.

Лизу мало что связывало с другими. Она была очень умной, уже посещала курсы наук высшей школы, и спортивной, проявляя себя в разных факультативных секциях, и мерила других людей по своим высоким стандартам. Все, кто им не соответствовал, не имели для нее значения. Неудивительно, что при таком подходе у Лизы не было много друзей, но это ее не волновало. Ей были не нужны люди, тянущие ее вниз.

Поначалу она ожидала, что Лили тоже окажется из таких, но была поражена, насколько та была способной, даже невзирая на отсутствие зрения. Невероятно самонадеянная, теперь она стыдилась своего предположения, что Лили будет беспомощной без ее присмотра. Та же оказалась умной и находчивой и каким-то образом завоевала уважение Лизы.

Сейчас они обе лежали на кровати Лили, и Лиза слушала рассказ подруги о том, как прожить на небольшую сумму в Нью-Йорке. Она была не из тех, кто уклоняется от вызова, но это казалось непосильным даже для нее. Конечно, Лизе до этого не приходилось думать об управлении деньгами. Может, ей стоит попробовать. Будет неплохо узнать. Это было приятно. У Лизы никогда не было друга, и она не знала, насколько сильно этого хотела.

— Лиза, что ты больше всего в мире хочешь делать?

Та задумалась на мгновенье. Она многое хотела бы сделать в жизни. Фактически, так много, что даже трудно выбрать самое важное. Ну, один простой ответ нашелся.

— Я хочу получить Нобелевскую премию за открытие в области физики, думаю, квантовой. И когда-нибудь я ее получу. Сначала надо просто выяснить, в чем именно будет заключаться мое исследование.

Лили засмеялась.

— Вау! Довольно серьезная мечта для одиннадцатилетней!

— Какой смысл мечтать, если не о великом? Зачем? А что насчет тебя?

Лили на секунду замолчала.

— Увидеть великое произведение искусства. Я слышала о них, люди говорят, увидеть такое — все равно что услышать Бетховена, — она вздохнула.

— Полагаю, величие твоей мечты в том, что она практически неисполнима, — Лиза задумалась на мгновенье. Это была проблема, а ей нравилось решать проблемы. Ну, может быть, она не сможет увидеть глазами, но есть и другие способы ощутить искусство. Она взяла Лили за руку.

— Пойдем со мной.

Потребовалось немного времени, чтобы привести кузину в галерею родителей. В ней хранились невероятно подробные и точные копии известных произведений искусства, восхищавших ее родителей, и Лиза знала, что именно нужно делать. Взяв руку Лили, она провела пальцами кузины по грубой текстуре краски. Лили ахнула.

— Мы действительно…

— Не беспокойся об этом. Просто ощущай и слушай, — и, проводя рукой Лили по полотну, она описала каждую мельчайшую деталь кувшинок и воды, исследуя картину, казалось, много часов.

— Я знаю, это не совсем то, на что ты надеялась, но…

Лили покачала головой, в глазах ее стояли слезы.

— Нет. Это было потрясающе. Что это было?

— «Кувшинки» Моне, ну, или, по крайней мере, их точная копия.

— Это прекрасно, — Лили засмеялась.

— Тебе подходит Кувшинка.

— Что?

— Это твое новое прозвище. Я так решила. Возврата нет, — Лили улыбнулась.

— Ладно. Но тебе тоже оно нужно, — она замерла на мгновенье, словно пролистывая мысленный каталог художественных имен. Лиза удивлялась, как Лили может выбирать для нее, не зная, как они выглядят.

— Получи его. Мона Лиза.

— Что? Легкий выбор. В нем есть мое имя.

— Как и мое*. Кроме того, я слышала, у нее загадочная улыбка. Звучит похоже на тебя.

Лиза попыталась представить это себе и решила, что ей нравится.

— Хорошо. Отныне мы Мона Лиза и Кувшинка.

_________________________

*Кувшинка по-английски звучит как «водная лилия» — Water Lily

Лили свернулась клубочком на своей кровати. Почему она думала, что это сработает? Почему позволила себе думать, что стала своей? Она знала почему. Лиза. Поначалу Лили думала, что возненавидит кузину, но Лиза быстро стала ее лучшей подругой. Когда видения — неизбежно — стало невозможно скрыть и она заперлась в своей комнате, Лиза вскрыла замок, вошла и сердито встряхнула ее.

— Ты правда думаешь, что это имеет значение? Думаешь, меня это волнует? Я что, кажусь такой поверхностной?

— Нет, я просто…

— Ты могла бы сказать мне. Могла довериться, — Лили плакала в объятьях Лизы. — Ты всегда будешь моей подругой. Моей сестрой. Ни у кого в мире нет власти, чтобы изменить это. Видения там или нет. Поняла?

Никто, кроме ее загадочного друга Райана, не принимал ее так безоговорочно. Его вера вернула ее в детство, и Лили верила, что Лиза сможет тоже, всю оставшуюся жизнь.

Но некоторые ее видения касались столь ужасных жестоких вещей, что заставляли падать и кричать. Они не отпугивали Лизу, но ее тетя и дядя были в ужасе. И теперь ее посетило видение, что тетя Элейн связалась с дядей Артуром, неизвестной фигурой в ее жизни, ради оказания племяннице профессиональной помощи. Возможно, в каком-то учреждении. Оснащенном возможностями и познаниями, чтобы заботиться об имеющих особые потребности. Это произойдет на этой неделе. Лили знала, но ничего не могла сделать, чтобы предотвратить это. Она услышала, как открылась дверь, но знала, что это Лиза, присевшая на кровать рядом с ней.

— Лили?

— Они хотят отослать меня, потому что я сумасшедшая.

— Может быть. Я люблю своих родителей, но они не очень успешно справляются с неприятностями.

Лили душили слезы. Это был самый счастливый год в ее жизни, и она не знала, сможет ли вернуться к одинокому существованию.

— Но поэтому же они не смогут удержать меня от посещения. Я прослежу, чтобы тебя поместили недалеко, и сама все время буду рядом. Обещаю.

— Лиза?

— Можешь рассчитывать на это. Никто не удержит нас порознь друг от друга.

— Но…

— Могу ли я отступить, если чего-то по-настоящему чего-то хочу?

— Нет.

— Поэтому рассчитывай на это, Кувшинка. Нас не разлучат, — Лиза обняла кузину.

— Спасибо, Мона Лиза.

Одержимость. 3

Говард обдумывал интересный поворот событий. Так Лили, помимо того что слепая, еще и сумасшедшая. По крайней мере, так думала Элейн. Не самый надежный источник информации.

Но это все еще могло сыграть в его пользу. Не придется беспокоиться об одноклассниках, что могут влюбиться в Лили и помешать. Нет риска, что она захочет сбежать в колледж. Нет, она может быть полностью изолированной и под контролем, если он выиграет это право.

И когда он будет готов, она будет так благодарна ему за освобождение. Никто не спросит, куда она запропастилась. Ее мать однажды бесследно сбежала, и схема была создана. Нет, это просто прекрасно.

Оставалась слабая вероятность, что Элейн останется где-то поблизости и, по видимости, будет влиять на племянницу. Говард не возражал. Прекрасное заведение находилось неподалеку от нескольких зданий, принадлежавших ему. Предки наделили его умением отметать в сторону неудобных родственников. Новый фонд гарантирует его влияние. Да. Это прекрасно.

Что скрывается в тени. 4

Кицуне внимательно изучила результаты геомантии. Все инстинкты подсказывали ей, куда следует направиться. Но она была защищена. Непробиваема. Не только посвященный. Конечно. Она знала, что делать.

Алопекс покинула покои Кицунэ. Это не будет быстрой акцией проникновения в чужую среду, как многие другие. Она станет долгой. Конечно же, Алопекс сумеет выполнить ее. Ее природный инстинкты хищника беспримерны и дополнены тренировками в ниндзюцу. Она просто художник со своими кама*. И, как полностью подготовленная куноити, мастерски овладела искусством обмана.

И все же она не любила находиться вдалеке так долго. Это место стало домом ее и Караи, Шредера и Охотницы за головами, всей ее стаи, включая Кицуне. Но как хороший член стаи, она добудет то, что им требуется. Так же, как когда-то охотилась в гордом свободном одиночестве ради стаи, в которой родилась. Различий почти никаких.

И все же она скажет Караи, прежде чем уйдет. Ее единственная настоящая подруга более остальных может почувствовать ее отсутствие. Караи заслуживает услышать об этом от нее.

* * *

Умеко Мокошан в тренировочных доспехах стояла на пляже, держа наготове шинаи*. Был рассвет, и она чувствовала себя совершенно сконцентрированной. Пляж — прекрасное место, чтобы испытать работу ног на неровной неустойчивой поверхности, но позже она добавит и окури-аши*, и фумикоми-аши*.

А прямо сейчас она разбудит мышцы, имитируя удары. Каждый из них Умеко чередовала с киаи*. Увлекшись тренировкой, она почти не замечала мокрый кусок белого меха на берегу неподалеку. И лишь стон предупредил ее.

Заправив шинаи за оби, Умеко подбежала, чтобы рассмотреть незнакомца, и ахнула. Та была очень похожа на нее, что-то наподобие. Тоже женщина-лиса, в рваной одежде, но ее мех был чисто белым с фиолетовыми вкраплениями над глазами и вдоль мордочки, словно маска. У нее не было волос, лишь мех.

У Умеко же было и то, и другое. Ее мех был красновато-бурым, но помимо него имелись и длинные черные волосы, собранные в тугой конский хвост, чтобы не лезть в лицо, пока она тренировалась. Незнакомка открыла глаза, и Умеко была ошеломлена тем, что они оказались такого же золотистого цвета, как и ее собственные.

— Кто ты? — голос незнакомки звучал, определенно, на каком-то странном диалекте японского, как и в случае с большинством редких незнакомцев, которых выбросило на остров.

— Мокошан Умеко.

— Я Алопекс. Здесь небезопасно. Люди, они…

Умеко тихо шикнула на напуганную Алопекс.

— Все в порядке. Сейчас здесь нет людей. Ты в безопасности, сестра.

___________________________

*кама — боевой серп распространенное восточное оружие

*шинай (синай) — бамбуковый меч, используется в тренировке

* окури-аши — передвижение в айкидо, «подшаг», начинающийся с «задней» ноги; фумикоми-аши («топающий шаг») — основное атакующее движение, «прыжком» преодолевающее расстояние до оппонента

* киаи — искусство управления собственным и чужим состоянием с помощью разных техник, в т.ч. через боевой клич «киай»

Она посмотрела на нас такими испуганными глазами, но во взгляде была надежда. Вера, что мы как-нибудь спасем ее. И мы сумеем. Мы так близко. Она улыбнулась с облегчением.

— Спасибо.

Затем ее глаза расширились, когда она заметила что-то позади нас. Голос вдали, который мы знали, закричал:

— Леонардо!

Мы посмотрели вверх как раз вовремя, чтобы заметить страшного человека в металлической броне со стальными когтями, летящего на нас. Мы инстинктивно отпрянули назад и избежали гибели. Но его когти перерубили цепь, и сила его удара отбросила нас назад.

Вдруг клетка исчезла, и мы ощутили пустоту в глубине живота, беспомощно глядя через плечо на то, как она упала в зеленое светящееся нечто внизу. Мы приземлились слишком далеко и упали, услышав плеск, с которым клетка погрузилась в жидкость. Мы не смогли спасти ее. Она пропала. Наш разум закричал: Караи!

Лили села в постели, хватая ртом воздух и борясь со слезами. Было слишком больно. Потеря. Она не могла дышать. Все закончилось, и оно не на самом деле. Она повторяла это про себя снова и снова, чтобы изгнать видения из памяти.

— Ты в порядке? — Лили слышала в голосе соседки беспокойство.

— Да. Да, я в порядке, — голос звучал слабо и болезненно даже для нее самой. Никто не поверит в это.

— Ты знаешь, что кричала?

— Да. Я знаю, спасибо, но теперь я в порядке, — ее голос стал сильнее. Славно. Как ужасно начинается день ее рождения. Дверь распахнулась.

— Кто это? — медсестра Талли знала, но она обязана была задать этот вопрос. Она находилась здесь уже достаточно долго, чтобы распознать крики Лили, как бы редки ни были такие неприятные инциденты. Большинство не придавало значения ее крикам. Это было нереально.

— Это я.

Медсестра села рядом с ней.

— Давно у тебя были кошмары.

— Да, но теперь я в порядке.

Медсестра Талли издала фыркающий звук, говорящий о том, как мало она в это верит, но сдержалась.

Пора начинать новый день. Лили знала распорядок дня. Он не слишком изменился за четыре года, что она находилась здесь. Прием пищи проходил в одно время и в том же месте, как и ее групповые и личные тренинги, за исключением ограниченного времени досуга в местах общего пользования. День проходил однообразно, как и любой другой до него, в этом неизменном месте. Никто не относился к ней плохо, она ни в чем не нуждалась, но все же это была своеобразная тюрьма с минимумом неожиданного, не предусмотренного для других жильцов.

До сих пор Лили мало задумывалась о своем друге Райане, очень долгое время, тем удивительнее стало ее видение о нем. Ну, тогда, наверное, она все же думала о нем подсознательно.

Видения неоднократно указывали ей, что она «видит» лишь тех людей, кого знала и с кем часто в последнее время вступала в социальный контакт. Они не были настоящими, вне зависимости от того, что показывали случайные события о реальных моментах, которых Лили не должна знать.

Еще один важный момент, чтобы вспомнить, сколь разнообразны были ее интерпретации зримого мира, словно она улавливала смысл или строила предположения. Лили думала, это означает, что разные зрячие люди просто видят мир по-разному, но сами видения не настоящие, скорее всего, галлюцинация, так что навряд ли правдивы.

Она была занята сегодня в школе, школа являлась широким понятием. Лили хотелось бы ходить вместе с другими детьми, на улицу и через двор, в здание официальной школы, но та не была оснащена необходимым для людей с ее потребностями, или же так распорядился дядя Артур.

Вместо этого Лили индивидуально занималась со множеством дополнительных материалов, зависящих от способа обучения конкретного ученика. И, вероятно, с тем же успехом. Не похоже, что здесь обучалось много других детей, в основном они лишь проходили мимо, вероятно, потому что немногие могли себе это позволить. Но даже находясь долгосрочно, никто не задерживался здесь так надолго, как она, в палате для несовершеннолетних. И поэтому дядя устроил для нее частное репетиторство.

За исключением наличия соседки, для ее социального благополучия делалось все, во всяком случае, ее дядя добивался своего через доступные ему каналы. Он финансировал заведение достаточно, так что это не казалось удивительным. Лишь временами немного огорчительным.

Пальцы Лили скользили по тексту Брайля, изучали математический развивающий материал, проводили небольшие научные эксперименты, но голова была занята не заданием. Она уже готовилась к встрече с доктором Натаном.

Лили собиралась обсудить с ним свой кошмар, но на самом деле не желала этого. Она никому никогда не рассказывала о Райане. Это был ее особый секрет, и она даже не знала, как объяснить сон о том, что, скорее всего, никогда не случалось и не случится. Оно ощущалось как будущее. Но ничто из него не было реальным.

Она признала, что ее видения были сильными галлюцинациями и не были настоящими, но это не помогало предотвращать их. В лучшем случае Лили впадала в ступор на несколько минут, что длилось видение. Так было чаще всего. В более редких, но гораздо худших случаях, видения заставляли ее с криком валиться на колени.

Они испробовали все. Лекарства делали ее слабой и заторможенной, но видения продолжали являться и, казалось, сжигали вещества прямо в ее организме. Никакая психотерапия или альтернативные методы не могли остановить их. Ее видения просто были.

Лили давно привыкла считать, что никогда не избавится от них и, тем самым, возможно, застряла здесь на всю оставшуюся жизнь, но врачи продолжали пытаться. Они никак не могли объяснить ее состояние, но при их слабом понимании мозга это было не удивительно.

А еще доктор Натан имел отличное чутье на ложь, и попытка соврать обычно лишь ухудшала ситуацию. Кроме того, в тщетной надежде когда-нибудь освободиться Лили старалась вести себя как можно лучше. Может, обойтись полуправдой?

Это не слишком отличалось от ее выбора молчать в группе о видениях, показывающих ей что-то нереальное о ее членах. Рассказ о которых лишь огорчит, как и любой расстраивающий момент. Может, она постарается быть честной, но не до конца. Просто расскажет, что видела и чувствовала, опуская контекст. Да. Возможно, это сработает.

Лиза бежала по коридорам к комнате для свиданий, ожидая на этой неделе увидеть Лили. По сути, несовершеннолетние не могли навещать здешних обитателей без сопровождения, но Лиза бывала здесь так давно и так часто, что в конце концов ее богатые отчаявшиеся родители, организовавшие уход за Лили, добились для нее особого разрешения.

Лили все еще была единственным человеком, что понимал ее, поэтому они обе зависели от еженедельных посещений Лизы сильнее, чем кто-либо мог предположить. Но так будет не всегда. Они спланировали будущее вместе. Лили станет образцовым пациентом и будет ходатайствовать об освобождении, когда ей исполнится восемнадцать и дядя Артур не сможет больше принимать решения за нее.

К тому времени Лиза подыщет для них жилье, наймет сиделок для Лили. Есть надежда, что это решит все юридические и моральные сложности, что могут возникнуть с клиникой. Лиза уже выбрала несколько медсестер здесь на эту должность. Таким образом, если Лили потребуется куда-то поехать, когда Лизы не окажется рядом, с ней будет человек, на случай если ее вдруг обеспокоит видение в людном месте, тот, кто сможет остановить ее в нужный момент на улице. Но с другой стороны, это будет лишь их дело.

Она уже знала, где они будут жить. В Нью-Йорке. С богатством ее семьи они могут позволить себе проживать в любой квартире на их выбор. Центрального парка должно хватить, чтобы удовлетворить близость Лили к природе. А все необходимые удобства, что могут потребоваться, будут для нее в нескольких минутах пути. Не говоря уже о множестве вариантах колледжа для Лизы. Это прекрасно.

И все же Лиза направлялась на встречу с толикой страха. До осуществления их «плана» оставалось еще два года, а кое-что в ближайшее время уже должно было измениться. Лили была задумчивой, когда Лиза вошла в комнату, но оживилась, лишь услышав, как открылась дверь.

— Мона Лиза!

— Счастливого шестнадцатилетия, Кувшинка!

— Спасибо.

Они обнялись, прежде чем Лиза заняла место на диване рядом с подругой. Лили нахмурилась.

— Что-то не так.

— Почему ты так говоришь?

— Обычно ты не так напряжена на свиданиях.

— Ну, ты выглядела достаточно угрюмой, когда я вошла. Что случилось?

Лили вздохнула.

— Просто я проснулась от кошмара, и теперь придется говорить о нем со всеми.

Лиза улыбнулась.

— Тогда я не стану спрашивать.

— Спасибо. Так что насчет тебя?

— Все хорошо. Не хотела начинать встречу с неприятного. Меня пригласили на стажировку в фирму «R&D», которой владеет дядя Артур.

— И это плохая новость?

— В филиал, который находится в Сан-Франциско.

— Как надолго?

— На год.

Лили на мгновенье потеряла дар речи, осознавая новость. Она знала, что, поскольку Лиза почти достигла уровня колледжа в физике, когда той было тринадцать, с помощью семейных связей это не выходило за рамки возможного.

— Я знаю, что этот срок покажется долгим, но это удача. По окончании срока они увидят, на что я способна, и я смогу гарантированно выбирать место работы. У них есть новый филиал в Нью-Йорке. С такой работой мне не потребуется просить денег у родителей на жилье или расходы по проживанию. Мы станем полностью самостоятельными, — она ничем не упомянула, что Лили на этот срок останется связанной как никогда.

— Ну, думаю, что потрачу это время, выясняя, что я могу сделать, чтобы внести свой вклад.

— И я буду все время писать тебе по электронной почте. Они же не конфисковали у тебя Джарвис? — они обе рассмеялись над данным Лизой прозвищем ноутбука Лили, с программным обеспечением, благодаря которому последняя могла читать на нем.

— Нет, мои семейные привилегии все еще надежно закреплены.

— Хорошо. Я предполагала такое, когда ты не ответила в разумные сроки, и натравила родителей на персонал.

Лили была поражена. Лиза могла бы сказать, но очень старалась скрывать это. Никто, кроме нее, не мог видеть сокрытого за стоицизмом Лили.

— Я слышала, мои родители в конце недели возьмут тебя в центр природы. Ты действительно не хочешь пойти куда-то еще?

Родители Лизы дважды в месяц брали Лили в однодневные поездки, чтобы дать ей немного развеяться вне помещения, и она обычно каждый раз выбирала одно и то же место.

— Нет, все в порядке, спасибо. Там я чувствую, что могу дышать. К тому же там на меня смотрит меньше людей.

— Я тоже так полагаю, — наигранно пожала плечами Лиза, отгоняя свою подавленность.

— Расскажи мне все о школе за последнее время.

Взбешенный, Шредер ударил деревянный манекен, разнося его на куски. Йоши сделал это! Опять! Сколько раз этот призрак будет воскресать, чтобы уничтожить его жизнь?

Лишь он в ответе за то, что Караи узнала правду, и то, как она отреагировала на нее, как поступила. Шредер не мог придумать более эффективного способа выманить его трусливого соперника из укрытия и уничтожить. И это беспокоило его столь сильно, что он поведал ей правду, зная, что сможет устранить ущерб. После того, как Йоши и его странные ученики умрут. Караи его дочь, вне зависимости от происхождения. Он вырастил ее. И она поняла бы, будь у него подходящее время, чтобы объяснить. Когда они оба освободились бы от отравляющего клана Хамато.

Но Йоши все разрушил. Снова! Каким-то образом крыса разнюхала его прекрасный, тщательно продуманный план и подготовила своих учеников, как избегнуть клетки. Вместо того, чтобы попасть в его ловушку и уничтожить себя, в справедливом, но ироничном повороте судьбы, в их ловушку попал он.

Они заманили его, дабы перерубить цепь и отправить Караи в контейнер с приготовленным мутагеном. И теперь его драгоценное дитя стало безмозглым монстром, змеей, а его враги сбежали. Как, должно быть, они смеялись над его унижением и болью! Вместо того, чтобы удалить пятно со своей чести, он еще сильнее осквернил ее. И во всем этом виноват Йоши! Один только Йоши! Только он!

Цена мудрости. 5

Сплинтер зашел в свою комнату, спокойно прикрыл дверь и тут же рухнул на колени, сдерживая всхлипывания, могущие быть услышанными. Его сыновья и без того достаточно обеспокоены. Они не должны видеть или слышать его сломленным.

Каким-то образом он потерял свою маленькую Миву дважды. Он вернул ее. Она была дома. На краткий миг Сплинтер ощутил, что семья его почти полна. Она никогда не станет такой без Шен, но с Мивой близка к этому. Он не понимал, насколько это важно — что она узнала его, выбрала быть с ним — пока так было. А потом почти сразу же потерял. И это его вина. Его недостаток здравомыслия.

Он так сильно хотел обрести ее раненое доверие, пытаясь быть предельно честным с дочерью, что ничего не скрывал от нее. Он слишком многое рассказал ей слишком рано. И она потеряна из-за мести, та, что могла наполнить всю их жизнь, из-за Шредера. Он привел свое дитя к погибели.

Сжав зубы, Сплинтер силился сдержать рвущиеся из груди рыдания. Боль по-прежнему разливалась внутри. Что он наделал? Сделав медленный глубокий вдох, он переключился на попытку медитации. Чтобы снять боль и отвлечь разум, пока он не видел выхода из этих страданий.

Но умиротворение так и не пришло. Он только продолжал наблюдать, как Мива падает в емкость с мутагеном и едва не убивает его, превратившись в огромную змею-мутанта. Снова. И снова. И снова.

Потерянная. 2

Она потерялась в каком-то холодном и шумном месте. Она инстинктивно бежала от шума, света и затопившего ее шквала запахов. Их было слишком много, сжигавших разум странно знакомыми образами. Места, люди, которых, она была почти уверена, что знала; но так же быстро, как и нахлынули, воспоминания отступили, и никак не удавалось ухватить и удержать их. Все, что у нее осталось, были инстинкты. Инстинкты, приведшие ее в тихое темное местечко, где она могла обрести покой.

Эйприл вяло прокрутилась на вращающемся кресле Донни, пока тот работал. Формально она находилась здесь, чтобы помогать ему, но на самом деле ее помощь заключалась лишь в том, чтобы передать Донателло предметы, о которых тот вспоминал ее попросить, слишком мало, чтобы ощутить себя полезной. А сейчас он был слишком занят, чтобы найти для нее дело.

Эйприл знала, что это лучше, чем привлекать его внимание. Если Донателло вспомнит о ее присутствии здесь, то станет смущаться и погубит все, над чем работал. Хотя и было забавным наблюдать, как внимание и самоосмысление полностью покидали юного ученого, тренированного ниндзя, когда он стремился выглядеть компетентным рядом с ней, производя эффект, прямо противоположный желаемому, — сейчас Донателло работал над ретромутагеном для сестры, и Эйприл не хотела мешать ему в этом.

У него была формула, выведенная для исцеления отца Эйприл, но на ее создание потребовалось столько сырого мутагена. Мутагена, которого у них не было, как и надежного способа его получить, даже при помощи поисковой системы Донни, что помогла вернуть весь мутаген, случайно разлитый несколько месяцев назад. Ему нужен другой путь, и ей следует дать ему работать.

Если быть честной, молчание Эйприл в немалой степени объяснялось чувством вины. Она знала, что семья ее сэнсэя и друзей была разрушена в результате недавних событий, хотя Эйприл и собиралась лишь позаботиться о девушке, чьей жизни грозила опасность. О которой почти ничего не знала, несмотря на это.

Но мысли Эйприл вновь и вновь возвращались к ее происхождению от Кренгов и их планам насчет нее. Она уже некоторое время знала об этом, но принять все равно было сложно. Тяжело признать, что она не вполне человек. Что она может послужить ключом как для человечества, так и для гибели Земли. Разум отказывался принять этот факт, а последствия нападений Кренгов уже повредили семье.

Эйприл знала, что ей следует уделять больше внимания и сочувствия дорогим друзьям, которые уже так много сделали для нее, в конце концов, она была чертовым экстрасенсом, но собственные проблемы по-прежнему маячили в мыслях. Ее не могло не волновать, что говорят о ней как о личности. И все же мысли возвращались к Кренгам. Коварный яд в ее генетическом коде.

* * *

Донни еще раз просмотрел свои расчеты. Он просто не видел способа приготовить ретромутаген без первичной переработки невероятного количества мутагена обычного. Иначе просто не сработает.

Часть его разума осознавала крутящуюся на стуле Эйприл. Когда она была рядом, какая-то часть его всегда знала об этом, но сейчас подруга явно была погружена в свои мысли, и это позволяло не беспокоиться, какое впечатление он производит. Это и значимость иных его забот.

Донателло знал, однозначно, что более насущная задача на сегодня — вычислить следующий замысел Кренгов. Как и когда начнется их нашествие. Оно станет масштабным и начнется в ближайшее время, как свидетельствуют накопленные данные. Они — серьезная угроза для любого живого существа на планете. В первую очередь он должен довести до ума оружие, что изобрел для борьбы с ними. Еще остались серьезные проблемы в конструкции, которые предстоит решить.

Но помимо прочего, он не мог сказать об этом. Когда Донателло вышел из лаборатории и увидел обессиленный взгляд отца и нескончаемое самоосуждение Лео, он просто захватил немного еды и воды, вернулся в лабораторию, к бесполезной суете, прекрасно понимая, что решения нет. Он даже начал спать здесь. Но все это было бесполезно без нахождения потерянной сестры.

Все смотрели на него, словно он мог чудесным образом взмахнуть волшебной палочкой и все исправить, но наука работает не так. Однако Донателло никогда не сможет сказать об этом. Так, с миром на грани уничтожения, он сидел в своей лаборатории, притворяясь, что в состоянии решить маленькую проблему, ставшую такой значительной для них.

Последний Пурпурный Дракон упал под хрустнувшей хоккейной клюшкой Кейси, и он торжествующе вскинул руки. Еще одно ограбление предотвращено. Прилив адреналина и острое чувство победы ярко горело в венах, мотивируя его. Это лучше, чем выиграть в хоккейном матче. Как он жил до того, как открыл это?

Бороться с преступностью как супергерой оказалось настоящим призванием Кейси. Она полностью вытеснила мечту стать международным охотником за головами. Не то чтобы он собирался забросить хоккей. Кейси все еще любил его и знал, насколько это важно для отца.

Жаль, что он может рассказать обо всем отцу и Марии, своей маленькой тени. Их шокировало бы это, но Кейси хотел верить, что они гордились бы им, даже требуя, чтобы он остановился. Жаль, что он не может остановиться, и они никогда не узнают.

Он оглянулся на своего напарника в надирании задниц. Раф переживал их победы одобрительно, но агрессивное напряжение все же задержалось в глазах.

— Хочешь найти еще? — это немного оживило Рафа.

— Разве нужно спрашивать?

* * *

Раф вел Кейси через затемненный город, проводя своеобразное внеплановое патрулирование. Они уже обнаружили и предотвратили один грабеж, разбой и сколько-то вандализма, но Рафаэль все еще чувствовал, что ему нужно кого-то вздуть.

Его тело уже боролось с последствиями усталости, но черепашка хотел сражаться, пока не упадет. Невозможность более говорить со Спайком брала свое. Да, он помнил, что тот теперь Слэш и что от мутации у него снесло крышу. И единственным способом справиться с катастрофой семьи осталось сражение. И он будет сражаться, пока не отлупит каждого преступника в этом городе.

Рафаэль хотел, чтобы она никогда не возвращалась, чтобы они не спасали ее. Если бы Караи по-прежнему гнила бы в подземелье Шредера, все было бы нормально. Какое право было у нее появляться и рушить их семью? Это все ее вина.

Рафаэль сразу же почувствовал себя виноватым. Караи была дочерью их отца, украденной у него. Сестра, о наличии которой он никогда не знал. Раф помнил, что чувствует к ней Лео и что это с ним делает. И идея намеренно оставить кого-то на милость Шредера не казалась ему правильной.

Но глупая девчонка вернулась за ним, проникнув в семью достаточно, чтобы принести максимальный урон. Почему она сбежала, не задумываясь, словно не имело значения, если она не вернется?

Какая-то часть сознания понимала, что обвинения были лицемерны, исходя от него, но Рафаэль растоптал ее с крайним предубеждением. Гнев вновь вспыхнул внутри. Ему нужно найти и отлупить еще больше негодяев. Тогда все будет нормально.

Майки ерзал на диване, наблюдая за Лео, не смотрящим «Космических героев». Это было жутковато. На самом деле казалось, все в последнее время выведены из равновесия. Может быть, когда они вернут Караи и Донни исцелит ее, все снова будет хорошо. Потому что это однозначно должно произойти.

У Майки никогда не было сестры, и это оказалось потрясающе. Они хотели вернуть ее. Непохоже, чтобы они действительно потеряли ее. Не надолго и не тогда, когда это так значимо. Скоро снова все будет в порядке, как случалось каждый раз, когда дела были плохи. Это сработает, потому что они хорошие парни, а они всегда побеждают. Просто.

Еще Майки нервировало видеть сэнсэя таким грустным. Он не обнимал отца с тех пор, как был маленьким ребенком, но сейчас все инстинкты кричали ему, что это необходимо. И Лео вел себя так, словно мутация Караи была его виной. Блин! Все видели, что ее сбил Шредер. Однозначно, это его вина, но Лео не услышит. И еще что-то говорит об упрямцах.

И Донни не весел. Он живет в лаборатории все время, когда они не ищут Караи. И Раф всегда с Кейси. Никто больше не веселится. Но это нормально. Когда они найдут Караи и вылечат ее, все будет хорошо.

Чанг Ай опустился на колени перед зеркальной тюрьмой. Настало время, в прошлый раз действительно настало, чтобы закрепить узы, держащие пленника зеркала в нем. Но ему было трудно сосредоточиться. Вина за тайну, скрытую от дочери, пожирала его. И это бремя с каждым годом становилось тяжелее. Чанг Ай знал, что должен открыть ей правду, но мысль о том, что она может уйти и не вернуться, убивала слова, прежде чем он успевал их произнести.

Нет! Это неприемлемо. Его неспособность сконцентрироваться начинает угрожать его священному долгу. Он откладывал ритуал уже не единожды. Задержка может обернуться злом при таком коварном противнике. Он должен сказать ей. И он скажет. После того, как врата вновь будут запечатаны еще на два тысячелетия.

Чанг Ай закрыл глаза и погрузился в дыхательную технику, собирая вместе свою ци* и ци окружающего пространства вокруг себя и связывая своей волей. Она текла через него и внутри него, отвечая на каждую его мысль. Освободившись от влияния извне, Чанг Ай силой воли вывел энергию из тела и направил на зеркало, накладывая пломбу поверх многих, установленных ранее, но его сомнения вернулись, и концентрация снизилась.

Его контроль был несовершенен, и Повелитель драконов почувствовал его слабость. Он подождал подходящего момента, пока Чанг Ай не допустит ошибку, и нанес удар в слабое место, где паутина энергии была хлипкой и неполной. Это был совершенный удар. Энергия развеялась и рассеялась, и поверхность зеркала разлетелась.

Был момент, когда Чанг Ай мог ответить тем же. Мог компенсировать ущерб и удержать монстра внутри. Но в критический момент мысли его оставались вялыми и нечеткими. Как? Лишние размышления. Он был предан, и возможность была утеряна.

У Чанг Айя было лишь мгновение, чтобы осознать, что Повелитель драконов освободился, прежде чем психический штурм разорвал его разум на куски, уничтожил так основательно, что не осталось совершенно ничего, чтобы заставить его дышать. Довольный своей местью, Повелитель драконов отбыл в мир, в котором ему так долго было отказано.

Привлеченные неожиданным резким и пронзительным криком Чанг Айя, ученики ворвались в его покои, чтобы найти своего мастера мертвым, а зеркало разбитым.

_____________________________________

* ци (чи, ки) — в китайской философии и традиционной медицине — энергия, жизненная сила

Мей Пи Чи в молитве опустилась на колени перед ладаном, зажженным у надгробия ее отца. Глаза ее покраснели и опухли, сама же она оцепенела. Последние несколько дней прошли как в тумане, после того как ее мир рухнул.

Она скорее почувствовала, чем увидела, как сзади к ней подошел Да-Хуан. Нет. Не Да-Хуан. Теперь он стал Чанг Ай, приняв мантию ее отца. Потребуется привыкнуть к этому.

— Оно на свободе, ты знаешь.

— Да. Знаю, — ее эмоции были слишком свежи, чтобы правильно оценить чудовищность этой истины.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Он был единственным отцом, которого я знал. Но у нас нет времени горевать. На нас священный долг, и он не может ждать, — закрыв глаза, Мей втолкнула боль за стену воли, чтобы принять и осознать позже.

— Я знаю.

— Я не могу уйти. Я Чанг Ай, и мне следует починить зеркало. Это можешь только ты.

— Да. Только я могу сделать это. Я найду и захвачу его. Этот монстр не задержится на свободе надолго. Клянусь в этом.

Они стояли в охваченном войной городе. Разум хозяина дал ей словарный запас и понимание хаоса вокруг нее. В это же время летающие космические корабли жужжали над городом, мощными лазерными выстрелами уничтожали целые кварталы. Но почему-то это не казалось важным.

Они были окружены опасными личностями, но смотрели лишь на одного. Мужчина в стали с лезвиями. Шредер. И никакого внимания чему-либо еще.

Они боялись, но подняли свои мечи и все же бросились вперед. В последний миг они сменили траекторию, скользнув в сторону, проходя под углом. Финт. Шредер ожидал его и отреагировал ударом, впечатавшим шипастый наколенник им в грудь. Они ощутили, как лезвия глубоко впились в защиту их тела, и импульс отбросил их назад.

Каким-то образом им удалось превратить падение в сальто, приземлиться на ноги, тяжело дыша, в то время как кровь стекала по их груди. Не останавливаясь, они вновь подняли мечи. Выбора не было.

На этот раз они кружили более осторожно. Их противник начал проявлять нетерпение. Неожиданно он как-то возник прямо перед ними. Как он сократил расстояние так быстро? Они с трудом вовремя подняли мечи, защищая их голову от стального наладонника.

В то же время сила удара отправила один из мечей в свободный полет и прижала второй к их травмированной грудной клетке. Свободной рукой они вытащили кинжал, представленный хозяином разума как когатана, из рукояти оставшегося меча, нет, не меча, в чужом разуме он звался катана.

Они постарались вонзить его в горло противника, как раз под краем шлема, но того не оказалось на месте, и их удар проткнул воздух. Как мог он быть таким быстрым? Рука, прижавшая их, швырнула их об асфальт, и тяжелый окованный ботинок пнул их в сторону, так что ребра хрустнули.

Их тело кричало от боли, но они заставили себя подняться на ноги еще раз. Это не сработало. Они проигрывали. Следовало отступить, окруженными или нет. Достав средних размеров клинок, скрытый в их ножнах танто, они бросились на врага, зная, что тот увернется, в то время как они бросят дымовую шашку и бегством спасут свою жизнь. Так они собирались поступить.

В это время вооруженная рука противника поймала их запястье, перевернув на спину и избавив от оставшейся катаны. Взгляд их сконцентрировался как раз вовремя, чтобы увидеть его кулак возле их груди. Они оказались приколоты. Из отсека наладонника выдвинулось еще одно лезвие, превращая руку врага в клинок, предполагая, что они еще не сочли изогнутые лезвия удлиненными.

А потом противник вонзил все три в их плечи. Не смертельный, но довольно болезненный удар, а потом еще и еще, неоднократно пронзая их тело, растягивая минуты мучений и криков, но при этом не убивая.

— Я хочу, чтобы ты видел глаза своего сэнсэя, когда я принесу ему твою отрубленную голову.

Они едва успели отвергнуть эту мысль, всем своим целым существом, прежде чем враг вонзил клинки в их горло. Они были еще живы, когда он взглянул на них, а потом все померкло в темноте, и они умерли.

Лили ахнула, отчаянно вздохнув, и ее разум покинул мертвеца и вернулся в ее тело. Все, что она могла делать в течение следующих нескольких минут — лежать, вдыхая воздух, словно она тонула. Она в самом деле перестала дышать? Это открывало совершенно новый мир опасных возможностей, связанных с ее видениями. Никто в них никогда раньше не умирал. Могло ли это убить ее? Лили сильно дрожала. Открылась дверь, и девушка услышала голос сестры Талли:

— Лили, ты в порядке? Ты снова кричала.

Снова? Лили удивилась, что соседка ничего ей не говорила. Ой, погодите. Ее же выписали несколько дней назад, и в ее комнату еще никого не подселили.

— Хм, да. Мне снова приснился тот же кошмар.

Страшно, как легко скатилась эта ложь с ее языка, но Лили ни с кем не могла этим поделиться, какими бы благими ни были их намерения. Даже если ей снова потребуется консультация насчет травмы. Видение снова было о Райане, и Лили не собиралась никому говорить о нем.

— Мне очень жаль слышать это.

— Сейчас все закончилось. Я в порядке. Правда.

— Ты уверена? Мы можем перенести твою прогулку с тетей и дядей.

— Нет! Я хочу пойти. Обещаю, я поговорю с доктором Натамом об этом, как только вернусь.

Медсестра вздохнула. Лили знала, что строго по протоколу та не имела права отпускать ее, но Лили всегда была уникальным случаем и послушной пациенткой. И имела богатых родственников, что было важно для финансирования.

— Хорошо, я поговорю о внесении ее в расписание. Хорошего дня, Лили.

* * *

Лили сидела в административном офисе с тетей и дядей. Как правило, она ненавидела эту часть, но последнее видение требовало достаточного отвлечения. Обычно она настораживалась, когда они закрепляли на ней браслеты, но сейчас едва заметила.

На них было ее имя, инструкция что делать, если она будет найдена, и контактная информация заведения. Лили не знала, почему они это сделали. Может быть, так поступали со всеми пациентами, а может, только с ней, потому что она была слепой или особо ценной из-за своей семьи. Независимо от причины, Лили чувствовала себя домашним питомцем с биркой.

Сегодня она едва заметила это, поскольку воспоминание о видении вновь и вновь проигрывалось в голове. В том числе потому, что Лили всегда одевалась так, чтобы скрыть браслеты, привычно выбирая вязаные свитера с длинными рукавами, даже если погода была теплой. Лето упорно затягивалось, хотя даты календаря и говорили, что скоро похолодает.

Лили тренировала мысли о видении все утро. Это нереально. Этого просто не может быть. Ни одно из ее видений не было реальным. Обстановка была точно как из научной фантастики, да и зачем Райану драться с таким монстром, используя мечи? Кто так поступает? Никто. Это невозможно. Ее друг детства не собирается умирать таким невероятным образом. Этого просто не может произойти.

Но пока Лили гуляла в парке с дядей и тетей, она не могла поколебать сомнений. Что, если существует хотя бы отдаленный шанс того, что она ошиблась, и увиденное может произойти? Что, если первый человек, который принял ее такой, как она есть, умрет, потому что она оказалась слишком трусливой, чтобы предупредить его? Сможет ли она жить с этим? Нет. Ответ был однозначно: нет.

Вздохнув, Лили отпустила будущее, на которое надеялась. Ей придется сделать это, прежде чем она струсит. Тетя и дядя шли впереди нее, дружелюбно болтая. Они так привыкли к выбранному пути, что не обращали внимания на нее, плетущуюся за ними.

Действительно, Лили знала это место так хорошо, что даже не приходилось использовать белую пластиковую трость, которую она взяла с собой, выходя. Но никогда не угадаешь, не валяется ли на пути какой-нибудь мусор, достаточно крупный, чтобы об него споткнуться. Лили остановилась и подождала, пока голоса родственников стихнут, прежде чем бросилась обратно к центру помощи туристам. Пытаясь отдышаться возле стоянки, она спросила себя, что же делать теперь. Вариантов на самом деле было не так уж и много.

— Вы в порядке, мисс?

Она инстинктивно оглянулась на голос.

— Да, я в по… на самом деле нет. Нет, не в порядке. Уверена, мой водитель уехал без меня, с моим телефоном и кошельком в машине. Не знаю, как мне вернуться в Нью-Йорк.

Вау, сегодня она врет действительно много. Лили не знала, что ее голос может звучать так убедительно. Ну, она узнала много нового о себе.

— Город? Я как раз собираюсь туда. Куда вам нужно?

Не задумываясь, Лили выдала знакомый с детства адрес.

— Не слишком далеко от моего пути. Я могу взять вас с собой.

— В самом деле? Это было бы замечательно.

Следующее, что Лили осознала: что она сидит в машине, мчащейся назад к городу, где она не была со времен детства, гадая, не совершает ли ужасную ошибку.

Он в ярости швырнул трубку. Как они могли быть так некомпетентны? Как кто-то мог окончательно потерять слепую сумасшедшую девушку? Тщательно продуманные планы Джея начали рушиться. Уполномоченные лица уже провели зачистку местности и не нашли ничего.

Первым его побуждением было позвонить Дирку. Тот мог бы найти племянницу Джея быстро и качественно, но к тому времени когда Дирк освободится, след остынет, а он уже отбыл, и нет возможности связаться с ним до его возвращения. Лучшее, что он мог сделать — организовать отпуск так, чтобы друг смог помочь ему позже.

В его распоряжении были и иные ресурсы. Это будет стоить недешево, но найти Лили стоит этого. Он уже нанимал их раньше, и работа была выполнена качественно. Очень хорошо. Став спокойнее теперь, когда у него был план, он набрал номер, что помнил наизусть, не рискуя записывать. Ему тут же ответили.

— Это Говард. У меня есть задание для вашего клана, цена не имеет значения.

Лиза завершила с результатами вычислений, возмущенная тем, что ее здесь не только имя на документе. В конце концов, она сделала всю работу. Но все же дела шли лучше, чем ожидалось. В последнюю минуту трансфер отправил ее в Нью-Йорк вместо Сан-Франциско, чтобы она могла увидеть объект, предназначенный для работы, гораздо раньше, чем предполагалось.

Кроме того, она могла навещать Лили по выходным. Поездка не будет слишком долгой. Лиза еще ничего не говорила кузине, надеясь удивить ее, когда испытательный срок закончится и она, наконец, сможет получить выходной.

Лиза была немного разочарована, узнав, что задействована в ядерной физике. Очевидно, в настоящем эта отрасль имела хорошее практическое применение, и Лиза понимала, почему фирма заинтересована в этом, но было так много подобластей этой науки, могущие совершить революцию в будущем, и девушка желала этого. Все-таки ее работа оказалась интереснее, чем Лиза думала. Жаль, что приходилось отдавать дань уважения своему наставнику.

Лиза была уверена, что доктор Финес Филч некомпетентный дурак, и, честно говоря, не имела понятия, как такой человек мог иметь докторскую степень в физике. Он был настолько невежественным. Ее разочарование несколько сглаживалось доктором Дайан Мейсон из соседней, биологической, лаборатории. Доктор Филч должен был стать наставником Лизы, но им стала доктор Мейсон, взявшая девушку под свое крыло и заставившая ее почувствовать себя желанной и как дома на объекте. Все, что сделал доктор Филч, — присвоил себе заслуги в ее работе и полностью игнорировал ее. И преуспел в этом. Он был из тех людей, что выводили Лизу из себя.

Лиза бессознательно погладила карман с газовым баллончиком в нем. Когда мама узнала о трансфере, она совершенно перепугалась. Лиза согласилась, что ей лишь шестнадцать и она одна в Нью-Йорке, но город не опасен, пока ты не делаешь ничего откровенно глупого.

И не похоже, чтобы она жила в полном одиночестве. Под руководством некоторых администраторов объекта были приняты меры для ее проживания в общежитии компании. И до сих пор мама покупала ей оптовые партии баллончиков, которые она была вынуждена использовать за неделю до того, как выбросить, словно бы направить его на цель было чем-то трудным.

Лиза даже не была уверена, что ей юридически разрешено иметь приобретенное мамой, поскольку в этих баллончиках была особо едкая смесь. И все же это зародило идею в ее голове, и Лиза потратила много времени, выводя собственную формулу, чтобы заполнить свои опустевшие контейнеры. Это занимало ее время, а когда наставница находилась рядом, Лиза была неожиданно рада этому.

Отец тоже слегка паниковал, организовав для нее курсы самообороны. Хотя Лиза была уверена, что несколько недель обучения, как отпугнуть нападавшего связкой ключей, вряд ли пригодятся ей при реальном нападении, она обнаружила, что ей понравились базовые удары руками и ногами, что она выучила.

Всегда атлетично сложенная, но не слишком серьезно относившаяся к спорту, Лиза наконец наткнулась на тип упражнений, в которых рассчитывала продвинуться. Так, по прибытии, она нашла и поступила в местное додзё смешанных боевых искусств. Лиза не знала, насколько оно эффективно, так как сильно наживалось на поклонниках боев без правил. Однако занятия держали ее в форме, и ей было весело.

Кстати говоря, она может уложиться за несколько часов до комендантского часа, если выдвинется прямо сейчас. После отсылки документа Лиза послала Лили короткое электронное письмо, чуть более обеспокоенного тона. Она не слышала кузину последние несколько дней. Если Лили не ответит и завтра, она позвонит маме. Но Лиза была уверена, что все в порядке. В какую беду может попасть Лили?

Уме­ко смот­ре­ла на Ало­пекс, де­монс­три­ру­ющую ей ка­та со сво­ими ка­ма, оце­нивая кра­соту без пол­но­го по­нима­ния пред­почте­ний при­ем­ной сес­тры в вы­боре сель­ско­хозяй­ствен­но­го ору­дия вмес­то бо­лее под­хо­дяще­го клин­ка. Са­ма Уме­ко гор­ди­лась вла­дени­ем дай­шо*, ору­жи­ем ее семьи бы­ли ка­тана и вад­зи­каси, ко­торые она пос­то­ян­но но­сила у по­яса.

Уме­ко зна­ла, что не слиш­ком при­выч­но обу­чать вла­дению ими дочь, пос­коль­ку жен­щи­ны-са­мураи ча­ще ог­ра­ничи­вались на­гина­той или кай­ке­ном*; но изо­ляция на ос­тро­ве тре­бова­ла вне­сения не­кото­рой мо­дифи­кации в тра­дици­он­ный бу­сидо. И ее семья слиш­ком гор­ди­лась сво­ей ро­дос­ловной, что­бы поз­во­лить ка­кой-то нич­тожной ма­лос­ти, как от­сутс­твие сы­новей, ра­зор­вать цепь.

Так Уме­ко ста­ла нас­ледни­цей по­кой­но­го от­ца, что­бы пе­редать тра­диции и ору­жие сы­ну, ког­да ре­шит вый­ти за­муж и об­за­вес­тись им. Она все еще счи­тала се­бя слиш­ком юной в шес­тнад­цать лет, хо­тя мать уже на­мека­ла ей на от­сутс­твие ро­ман­ти­чес­ко­го ин­те­реса. Она по­ка соп­ро­тив­ля­лась, но ра­но или поз­дно сдас­тся и поз­во­лит ма­тери сос­ва­тать се­бя. Это ее долг пе­ред семь­ей. Но по­ка луч­ше не ду­мать об этом. Ало­пекс за­кон­чи­ла свои ка­та и при­села ря­дом с Уме­ко.

— Ну?

— Не бу­ду от­ри­цать, есть спо­собы прак­ти­чес­ко­го ис­поль­зо­вания ка­ма в сра­жении, но нас­то­ящий во­ин пред­по­чита­ет нас­то­ящее ору­жие.

Ало­пекс брез­гли­во фыр­кну­ла, но не оби­делась. Она уже на про­тяже­нии двух лет бы­ла частью семьи и на­ходи­ла удоб­ной друж­бу и со­пер­ни­чес­тво с Уме­ко.

Очень нем­но­гие на этом ос­тро­ве мог­ли ре­аль­но про­тивос­то­ять Уме­ко в бою, по­это­му Ало­пекс быс­тро ста­ла ее спар­ринг-пар­тне­ром, и меж ни­ми воз­никло до­верие и ува­жение.

— Ка­ма нас­то­ящее ору­жие. Ты бы по­няла это в ре­аль­ном бою. Но нав­ряд ли это ког­да-ли­бо воз­можно здесь. На этом ос­тро­ве я ско­ро ста­ну мяг­кой и пу­шис­той.

Уме­ко хмык­ну­ла. Это бы­ло прав­дой. Неп­рогляд­ная за­веса ту­мана ми­зуга­ми за­щища­ла их от всех воз­можных на­паде­ний.

— Что ж, ос­та­вай­ся пос­ле­дова­тель­ной в тре­ниров­ках, и не ста­нешь. В лю­бом слу­чае те­бе не сле­ду­ет ис­кать не­нуж­ных сра­жений. За­щищать лю­дей — свя­тая обя­зан­ность, а не раз­вле­чение.

— Ты и твои пра­вила.

— Бу­сидо — это боль­ше, чем пра­вила. Это об­раз жиз­ни.

— Не для ос­таль­но­го ми­ра.

— Ос­таль­ной мир не име­ет зна­чения. Этот ос­тров — наш мир. Не так ли? Ты же не ску­ча­ешь по ос­таль­но­му, прав­да?

Ало­пекс по­жала пле­чами.

— В ос­новном это бы­ло мес­то бо­ли и стра­ха… но у ме­ня был друг.

Уме­ко уди­вилась. Ало­пекс поч­ти не рас­ска­зыва­ла о прош­лом, и Уме­ко ува­жала ее пот­ребность в у­еди­нении. Ей бы­ло лес­тно, что сес­тра ре­шилась от­крыть­ся ей.

— Из­ви­ни. Ты жа­ле­ешь, что по­теря­ла его?

— Нет. Она бы­ла че­лове­ком и при­над­ле­жала ми­ру лю­дей, так же как я при­над­ле­жу это­му мес­ту. Я бы не хо­тела от­би­рать у нее это или са­мой от­ка­зывать­ся от сво­его. Мне… бы­ло бы при­ят­но уви­деть ее еще раз, хо­тя бы на миг.

Уме­ко бы­ла в рас­те­рян­ности. Ей не­чего бы­ло пред­ло­жить. Ос­тров был пол­ностью изо­лиро­ван, и хо­тя они иног­да при­нима­ли не­час­тых вы­жив­ших в ко­раб­лекру­шении, ни один не ос­тался. За все это вре­мя. Ало­пекс, ка­жет­ся, ощу­тила ра­зоча­рова­ние, тре­вожа­щее ее.

— Не пе­режи­вай. Мо­жет быть, я по­теря­ла дру­га, но об­ре­ла сес­тру.

Уме­ко улыб­ну­лась.

— Да. Я всег­да бу­ду тво­ей сес­трой.

_________________________

* дайшо — традиционная пара из длинного и короткого меча (катаны и вадзикаси), изначально их носили вместе

* кайкен — кинжал, носимый самураями, разновидность танто. Использовались для самообороны в помещении, где более длинное оружие было неудобно

Он был в вос­торге. Тюрь­ма окон­ча­тель­но отош­ла в прош­лое. Его му­чения в ли­шен­ной чувств веч­ности прер­ва­лись. Он все еще был бес­те­лес­ным, не­пол­ным. Но он был сво­боден.

Ин­стинкт при­вел его к ней. Он мог най­ти ее где угод­но, хо­тя сей­час она на­ходи­лась на кро­шеч­ном ос­тро­ве, вда­ли от их ко­ролевс­тва. Она ощу­тила его приб­ли­жение и при­вет­ли­во от­кры­ла се­бя. Мгно­вение они нас­лажда­лись при­сутс­тви­ем друг дру­га, в ко­тором им так дол­го бы­ло от­ка­зано.

Но он не мог ос­та­вать­ся та­ким. Он нуж­дался в фи­зичес­ком те­ле, а пос­ле же­лал вер­нуть то, что ког­да-то им при­над­ле­жало. Она зна­ла это, раз­де­ляя свое соз­на­ние с ним. Он мог ви­деть су­щес­тво, из­бран­ное ей для не­го, и мес­то, где она его дер­жа­ла. И ус­коль­знул от нее, что­бы со ско­ростью све­та пе­ремес­тить­ся на дру­гой ко­нец ми­ра, где смо­жет уви­деть и оце­нить при­готов­ленный для не­го по­дарок.

Пос­ле то­го, как во­дитель вы­садил ее пе­ред вхо­дом в зда­ние, Ли­ли по­дош­ла к глав­ной две­ри и спря­талась в ни­ше, по­ка не ус­лы­шала, как он отъ­ез­жа­ет. Пос­ле «ин­ци­ден­та» мать про­вожа­ла ее об­ратно, и она на­тыка­лась на мно­жес­тво пре­пятс­твий, что­бы уве­рить­ся, что ес­ли на­дума­ет вер­нуть­ся, то най­дет до­рогу до­мой.

Те­перь она сле­дова­ла зна­комо­му мар­шру­ту, сой­дя с тро­ту­ара в утоп­танную грязь. Ник­то и ни­ког­да не пос­ту­пал тут так. Ин­те­рес­но, та ре­шет­ка все еще сло­мана?

Как толь­ко эта мысль про­ник­ла в соз­на­ние, Ли­ли ос­ту­пилась ту­да, как и во­семь лет на­зад. Ну, бу­дем счи­тать, что да. Так что те­перь?

* * *

Лео ехал на сво­ем скей­тбор­де. Обыч­но он шел или бе­жал, но сей­час чувс­тво­вал, что нуж­но доб­рать­ся быс­трее. Пос­леднее вре­мя он гу­бил се­бя да­же боль­ше, чем Раф.

Ле­онар­до был уве­рен, что зна­ет, ку­да нап­равлял­ся Раф, ког­да вмес­те с Кей­си не лу­пил прес­тупни­ков, но не де­лал ни­чего, что­бы убе­дить­ся. Он чувс­тво­вал, что так вме­ша­ет­ся в его лич­ную жизнь. И на­чинал луч­ше по­нимать сво­его вспыль­чи­вого бра­та.

С тех пор, как Ле­онар­до не смог спас­ти Ка­раи, дваж­ды: пер­вый раз, ког­да поз­во­лил ей су­нуть­ся в ло­вуш­ку Шре­дера, и вто­рой — ког­да дал ей упасть, — он мед­ленно сго­рал от гне­ва. Но, в от­ли­чие от Ра­фа, его гнев был нап­равлен внутрь се­бя. Ле­онар­до пы­тал­ся вес­ти се­бя как обыч­но, что­бы не вол­но­вать семью силь­нее обыч­но­го, но гнев брал свое.

Все ча­ще и ча­ще Лео тре­бова­лось вре­мя на­еди­не с со­бой, ког­да не нуж­но прит­во­рять­ся, что он в по­ряд­ке и все нор­маль­но. И он пос­то­ян­но воз­вра­щал­ся к то­му, что счи­тал сво­им «сек­ретным мес­том», где еще ре­бен­ком пе­режил стран­ную встре­чу.

Ког­да Ле­онар­до был уже поч­ти на мес­те, его вни­мание на миг прив­лек прон­зи­тель­ный крик. Схо­дя со скей­та, че­репаш­ка с по­мощью но­ги пе­ревер­нул его вер­ти­каль­но, что­бы под­хва­тить ру­кой, и нап­ра­вил­ся в ту сто­рону с мол­ча­ливой ос­то­рож­ностью. И ото­ропел от уви­ден­но­го. Это­го не мо­жет быть, не так ли? Ли­ли?

Он в не­мом изум­ле­нии ус­та­вил­ся на де­вуш­ку, спря­тав­шую ли­цо в ла­донях. Шат­нулся впе­ред, в очень зна­комом по­воро­те со­бытий пнув ка­кой-то му­сор в дре­наж­ной ка­наве. Де­вуш­ка вски­нула го­лову, нез­ря­чие гла­за об­ра­тились в его сто­рону. Это оп­ре­делен­но Ли­ли. Но что она здесь де­ла­ет? Сно­ва?

— При­вет? Кто здесь? — вспом­нит ли она его? Они встре­чались лишь од­нажды, мно­го лет на­зад.

— Все в по­ряд­ке. Я не при­чиню те­бе вре­да, — она улыб­ну­лась, хо­тя и выг­ля­дела нап­ря­жен­ной.

— Раз­ве не стран­ное мес­то, что­бы на­ходить­ся здесь? — он не мог не улыб­нуть­ся в от­вет. Это был пер­вый раз за пос­леднее вре­мя, ког­да Ле­онар­до по-нас­то­яще­му улыб­нулся.

— Мо­гу спро­сить те­бя о том же, — она не про­пус­ти­ла ни од­но­го уда­ра.

— Я ду­роч­ка, что про­вали­лась в яму в зем­ле. А ты? — выр­вавший­ся сме­шок пой­мал Лео врас­плох. Сколь­ко вре­мени прош­ло с тех пор, как он сме­ял­ся?

— Я — нет. Это прос­то чу­дес­ное мес­то для скей­тбор­динга.

— По­верю те­бе на сло­во, — улыб­ка по­гас­ла, и она обес­по­ко­ен­но по­мор­щи­лась.

— Не уве­рена, но мо­жет, ты ви­дел здесь еще ко­го-ни­будь? Я ищу дру­га.

Ищет дру­га? Мо­жет, она име­ет в ви­ду его?

— Мо­жет быть. А ко­го ты ищешь?

— Его зо­вут Рай­ан.

Рай­ан? Ра­зоча­рова­ние уда­рило в грудь по­доб­но мо­лоту. Она его не пом­ни­ла.

— Это очень важ­но. Он в страш­ной опас­ности, и мне нуж­но по­гово­рить с ним, — воз­можно, один из тех взгля­дов. Ну, да­же ес­ли она не зна­ет его, он еще в сос­то­янии по­мочь ей как уме­ет.

— Из­ви­ни, но я не знаю ни­кого с та­ким име­нем. Я по­могу те­бе, ес­ли хо­чешь. Кста­ти, я Лео.

Она вздох­ну­ла с об­легче­ни­ем.

— Спа­сибо. Я Ли­ли.

Да, он знал это.

— Что ты мо­жешь рас­ска­зать о Рай­ане? Ты зна­ешь его фа­милию или где он жи­вет?

Ли­ли ода­рила его стран­ным взгля­дом, преж­де чем взор­вать­ся по­рывом ис­те­ричес­ко­го сме­ха.

* * *

Ли­ли пос­та­ралась ус­по­ко­ить­ся. Ей нуж­на по­мощь Лео, но она ма­лове­ро­ят­на, ес­ли он по­дума­ет, что она су­мас­шедшая. Ну лад­но, воз­можно, она та­кой и бы­ла, но это не от­но­силось к де­лу.

— Нет. Бо­юсь, все, что я знаю о нем — это имя. Боль­ше я не знаю ни­чего, и те­перь пы­та­юсь най­ти его в ог­ромном го­роде, пол­ном мил­ли­онов лю­дей, — о нет, ис­те­рика вер­ну­лась.

— Эй, эй. Все в по­ряд­ке. Мы что-ни­будь при­дума­ем. Но в то же вре­мя мы дол­жна по­забо­тить­ся о тво­их сса­динах Это не са­мое чис­тое мес­то, что­бы по­лучать их. Где ты ос­та­нови­лась? Я мо­гу по­мочь те­бе доб­рать­ся до­мой, где ты при­ведешь се­бя в по­рядок, по­ка мы не ре­шим что де­лать.

О нет. Что она ему ска­жет? Ну, он до сих пор был уди­витель­но вни­мате­лен, так что, мо­жет, ей сто­ит приз­нать свою ошиб­ку.

— Ниг­де.

— Что?

— Я при­еха­ла сю­да и те­перь без гро­ша в кар­ма­не в Нью-Й­ор­ке, без мес­та, где мож­но ос­та­новить­ся, и ник­то по­нятия не име­ет, где я. На са­мом де­ле я не слиш­ком хо­рошо спла­ниро­вала эту по­ез­дку.

Он по­мол­чал, и Ли­ли по­няла, что, на­вер­ное, все ис­порти­ла. Она ос­та­лась са­ма по се­бе.

— Ес­ли ты мо­жешь прос­то от­везти ме­ня в при­ют для без­домных, я раз­бе­русь с этим там.

— При­ют для без­домных?

— Сей­час мои воз­можнос­ти нес­коль­ко ог­ра­ниче­ны.

— С то­бой все бу­дет в по­ряд­ке? Не оби­жай­ся, но ка­жет­ся, ты неп­ри­выч­на к жиз­ни на ули­це, — это бы­ло пре­умень­ше­ни­ем.

— У ме­ня нет осо­бого вы­бора. При­вык­ла я или нет, я те­перь без­домная. Это единс­твен­ный шанс, я не мо­гу вер­нуть­ся, по­ка не по­гово­рю с Рай­аном. Я знаю, это зву­чит бе­зум­но, но кля­нусь, что это важ­но.

* * *

Ле­онар­до смот­рел на нее, пы­та­ясь се­бе пред­ста­вить, как она ус­тро­ит­ся в при­юте для без­домных. Она мо­лода, на­ив­на и сле­па. Воз­можно, один из ра­бот­ни­ков при­юта ре­шит по­забо­тить­ся о ней, обя­затель­но вы­яс­нит, от­ку­да она, и от­пра­вит об­ратно — и она по­теря­ет шанс по­мочь дру­гу.

Са­мым от­ветс­твен­ным бы­ло бы от­пра­вить ее до­мой, но вос­по­мина­ние о па­дении Ка­раи ос­та­нови­ло его. Ле­онар­до знал, ка­ково это — жить с не­воз­можностью спас­ти че­лове­ка, ко­торый те­бе не без­разли­чен. Он дол­жен по­мочь ей. Ра­зум кри­чал, что это пло­хая идея, что он по­жале­ет об этом. У не­го бу­дут боль­шие проб­ле­мы.

— По­чему бы те­бе не ос­тать­ся со мной и мо­ей семь­ей, по­ка все не про­яс­нится? Мы по­можем те­бе.

Ли­ли за­коле­балась, ей вдруг приш­ло в го­лову, что ес­ли он че­ловек дру­гого ти­па, то при­нимать по­доб­ное пред­ло­жение очень опас­но. И она хо­рошо по­нима­ла это, но ли­цо ее прев­ра­тилось в мас­ку мрач­ной ре­шимос­ти.

— Да. Спа­сибо.

* * *

Что-то с гро­хотом упа­ло на зем­лю, и па­ра силь­ных ла­доней под­хва­тила ее под ру­ки, под­ни­мая на но­ги. Лео. Он под­вел ее к не­ус­той­чи­вой воз­вы­ша­ющей­ся план­ке и по­мог под­нять­ся на нее. Ли­ли за­шата­лась на ней на мгно­вение, но он под­хва­тил ее, встав по­зади.

Об­хва­тив ее за та­лию, он от­тол­кнул­ся, и вдруг они на­чали дви­гать­ся. Быс­тро, слиш­ком быс­тро. Ли­ли бы­ла уве­рена, что они вре­жут­ся или упа­дут на од­ном из бес­числен­ных по­воро­тов, но Лео лов­ко ме­нял нап­равле­ние без ка­ких-ли­бо проб­лем. К мо­мен­ту, ког­да они ос­та­нови­лись, у Ли­ли зак­ру­жилась го­лова, и она бы­ла пол­ностью де­зори­ен­ти­рова­на во вре­мени.

— Ты в по­ряд­ке?

— Д-да. Это бы­ло страш­но, но вол­ну­юще.

— Вау! Лео при­вел до­мой де­вуш­ку! — но­вый го­лос от­влек ее вни­мание от са­мой жут­кой и ув­ле­катель­ной по­ез­дки в жиз­ни.

— Май­ки, не схо­ди с ума…

— Схо­дить с ума? Это пот­ря­са­юще! Я обо­жаю за­водить дру­зей.

— Стой! — зак­ри­чал Лео и кто-то еще, пос­ле че­го пос­ле­дова­ла се­рия зву­ков уда­ра.

— Оу. Что? Она выг­ля­дит так, слов­но пе­режи­ла твои объ­ятья, — от­ве­тил ему спо­кой­ный но­вый го­лос.

— Как бы то ни бы­ло, мы не хо­тим оше­ломить ее.

— Лео, у те­бя пан­цирь по­ехал?! — вор­вался в раз­го­вор злой но­вый го­лос.

— Раф, чш-ш-ш.

— О чем ты ду­мал? Ты во­об­ще ду­мал? И ты ме­ня об­ви­ня­ешь в без­рассудс­тве?

— До­воль­но! Что здесь про­ис­хо­дит?

* * *

Лео съ­ежил­ся, ког­да сэн­сэй вме­шал­ся в раз­го­вор, стре­митель­но вы­ходя­щий из-под кон­тро­ля.

— Мас­тер Сплин­тер, я мо­гу все объ­яс­нить.

— Хо­рошо. На­чинай объ­яс­нять.

— Ну, во-пер­вых, она про­вали­лась че­рез лив­не­вый сток в дре­наж­ную ка­наву.

Его отец вздох­нул.

— До­нател­ло. По­жалуй­ста, очис­ти и пе­ревя­жи ее ра­ны.

— Хай, сэн­сэй.

— Ле­онар­до, я же­лаю ви­деть те­бя в дод­зё.

Ког­да Дон­ни увел Ли­ли в ла­бора­торию с увя­зав­шимся за ни­ми Май­ки, Лео от­пра­вил­ся в дод­зё вслед за от­цом. Они оба зна­ли, что Раф прис­тро­ил­ся не­пода­леку. Ну, воз­можно, ему сто­ит все ус­лы­шать, преж­де чем сле­тать с ка­тушек и орать на Ли­ли. Сплин­тер, пос­ту­кивая хвос­том, тер­пе­ливо ждал.

— Ее зо­вут Ли­ли, и она нуж­да­ет­ся в на­шей по­мощи.

— И ей нель­зя бы­ло по­мочь, не при­водя в наш дом?

— Ну, она не зна­ет, где мы на са­мом де­ле на­ходим­ся и что мы… дру­гие, и я по­думал…

— Ее сле­пота не ук­ры­лась от ме­ня, но это не от­ме­ня­ет риск.

— И она оди­нока, бед­на и без­домна, — это да­ло его от­цу па­узу.

— Ее друг в бе­де, и ей нуж­но най­ти и пре­дуп­ре­дить его.

— И этот друг не мо­жет по­мочь ей?

— Ей на­до по­мочь най­ти его. У нее на са­мом де­ле нет ни­чего, что­бы про­дол­жить путь.

— И от­ку­да она зна­ет, что этот друг нуж­да­ет­ся в по­мощи?

Лео сде­лал глу­бокий вдох, зная, что сле­ду­ющую фра­зу не­лег­ко бу­дет при­нять.

— У нее бы­ва­ют ви­дения о лю­дях, иног­да о прош­лом, иног­да о нас­то­ящем, а иног­да и о бу­дущем.

Сплин­тер нах­му­рил­ся.

— И ты ве­ришь это­му?

Ле­онар­до кив­нул.

— По­чему?

— Я как-то встре­чал ее рань­ше, ког­да нам бы­ло по во­семь лет. В той же дре­наж­ной ка­наве. Она упа­ла ту­да, и я сос­та­вил ей ком­па­нию, по­ка она до­жида­лась, ког­да семья най­дет ее. Тог­да у нее бы­ло ви­дение, и оно бы­ло прав­дой.

Гла­за Сплин­те­ра рас­ши­рились в удив­ле­нии.

— И что это бы­ло за ви­дение?

— Раф на­шел Спай­ка и по­ранил пле­чо.

Лео ощу­тил на­деж­ду, что те­перь отец серь­ез­но рас­смот­рит эту идею.

— И ты го­воришь, что она не зна­ет, кто мы?

— Нет. Я ду­маю, она ви­дит гла­зами дру­гого че­лове­ка, что с ним про­изой­дет.

— Хм-м. Ви­жу. Ду­маю, нам сто­ит выс­лу­шать ее.

* * *

Двое по­мог­ли ей сесть на хо­лод­ный ме­тал­ли­чес­кий стол. Кто-то из них при­ложил к ее сса­динам жгу­чий спирт, в это вре­мя раз­го­вари­вая с ней спо­кой­ным го­лосом.

— Кста­ти, я Дон.

— Дру­гого че­лове­ка здесь зо­вут До­нател­ло? — так вот кто ска­зал по­мочь ей.

— На са­мом де­ле, нет. Ме­ня зо­вут До­нател­ло, но я от­зы­ва­юсь и на Дон.

— Или Дон­ни, — ус­лужли­во до­бавил вто­рой го­лос, и Дон вздох­нул.

— А я Май­ки!

Ли­ли сла­бо улыб­ну­лась. Это бы­ло нем­но­го оше­лом­ля­юще.

— При­ят­но поз­на­комить­ся. А как вы свя­заны с Лео?

— Мы его братья.

— Мы бра­таны! — от­ве­тили они од­новре­мен­но.

— А по­чему ты не смот­ришь на нас?

— Май­ки! — за­шипел Дон­ни. — Она же оче­вид­но сле­пая! Не то что­бы это бы­ло пло­хо, ну, я имею в ви­ду, для нас это так и есть… но мы не го­ворим…

— Ой. Я по­нял. Тог­да по­чему она не но­сит оч­ки, как Му­рака­ми-сан? — Дон толь­ко вздох­нул.

Ли­ли улыб­ну­лась, на­де­ясь, что по нап­равле­нию к Май­ки. Ка­жет­ся, он пос­то­ян­но кру­тил­ся вок­руг них.

— Я не­час­то вы­хожу, — в этот мо­мент Дон, за­кон­чивший об­ра­бот­ку и пе­ревяз­ку ее ла­дони, при­под­нял ее ру­ку, для луч­ше­го дос­ту­па к обод­ранно­му лок­тю. Ли­ли по­чувс­тво­вала, что ру­кав съ­ехал с за­пястья, и от­дерну­ла ру­ку, но зна­ла, что слиш­ком поз­дно, ус­лы­шав его вздох.

— Клас­сные брас­ле­ты!

Мо­жет, как и Май­ки, Дон не за­метил, чем они бы­ли на са­мом де­ле, но Ли­ли сом­не­валась. Пос­ле не­лов­кой па­узы он прос­то об­ра­ботал и пе­ревя­зал ее ло­коть че­рез дыр­ку в сви­тере, и от­сту­пил на­зад.

— Ну, Май­ки, по­чему бы те­бе не сос­та­вить ком­па­нию Ли­ли? Мне нуж­но по­гово­рить с мас­те­ром Сплин­те­ром.

— От­ку­да ты зна­ешь ее имя?

— Не­зачем, — Ли­ли зак­ры­ла ли­цо ру­ками, ста­ра­ясь не зап­ла­кать. Май­ки, как она пред­по­ложи­ла, ус­по­ка­ива­юще пох­ло­пал ее по спи­не. Она слы­шала кри­ки не­пода­леку и ста­ралась не прис­лу­шивать­ся к сло­вам.

— Не грус­ти. Раф орет на всех и по лю­бому по­воду. Тут нет ни­чего лич­но­го. Ты уз­на­ешь, ес­ли это не так, — Май­ки пы­тал­ся быть за­бот­ли­вым, но Ли­ли хо­тела, что­бы он пе­рес­тал. Так бы­ло еще труд­нее не зап­ла­кать. Ей на­до пе­рек­лю­чить мыс­ли.

— Раф?

— Да, наш дру­гой брат. Зна­ешь, тот, что орал на Лео рань­ше. Та­кое час­то бы­ва­ет. Ты при­вык­нешь к не­му.

Ли­ли не зна­ла, как ре­аги­ровать на его пред­по­ложе­ние, что она ос­та­нет­ся здесь. Он, по­хоже, не по­нима­ет, что об­на­ружен­ные брас­ле­ты на ее за­пясть­ях оз­на­ча­ют, что ее от­пра­вят об­ратно и что он, ве­ро­ят­но, в пос­ледний раз ви­дит ее.

Ос­таль­ные вер­ну­лись в ком­на­ту, и Ли­ли от­четли­во чувс­тво­вала нап­ря­жение. Три го­лоса за­гово­рили од­новре­мен­но, до тех пор по­ка…

— Ямэ! Те­перь мы выс­лу­ша­ем Ли­ли.

Она вздох­ну­ла.

— По­лагаю, те­перь все зна­ют, от­ку­да я, — раз­дался не­сог­ласное вор­ча­ние в соп­ро­вож­де­нии «не-а» от Май­ки.

— По­нимаю, как это ска­жет­ся на мо­ей ре­пута­ции, но мне прав­да нуж­на не­кото­рая по­мощь. По­том, кля­нусь, я вер­нусь… — она по­дыс­ка­ла сло­во, — …до­мой без су­еты.

— До­мой? — го­лос Ра­фа зву­чал нем­но­го не­довер­чи­во.

— Да, имен­но так. Ме­ня боль­ше ни­куда не вы­пус­тят пос­ле это­го слу­чая.

* * *

Лео не был уве­рен, что и ду­мать. Ли­ли су­мас­шедшая. Бы­ли ли ее ви­дения лишь частью ее бе­зумия? Но как она мог­ла не оши­бить­ся нас­чет Ра­фа? Он не знал. Отец пох­ло­пал его по ру­ке, ус­по­ка­ивая, преж­де чем за­гово­рить с Ли­ли.

— Мой сын го­ворит, что у те­бя бы­ва­ют про­рочес­кие ви­дения.

Че­люсть Ли­ли от­висла в шо­ке и рас­те­рян­ности, но де­вуш­ка кив­ну­ла. Все вер­но. Она не пом­ни­ла, что­бы рас­ска­зыва­ла ему о ви­дени­ях, быв­ших у нее ра­нее. И не по­нима­ла, от­ку­да он знал о них.

— Они сбы­лись?

Де­вуш­ка выг­ля­дела так, слов­но со­бира­лась зап­ла­кать.

— Не знаю. Не дол­жны бы­ли. Не мог­ли сбыть­ся. И еще…

— Но ты на­ходишь­ся здесь.

— Но ес­ли есть хо­тя бы ма­люсень­кий шанс, что оно сбу­дет­ся, я дол­жна поп­ро­бовать.

Сплин­тер кив­нул. Бла­город­ное чувс­тво, ко­торое, как по­доз­ре­вал Лео, бу­дет сто­ить ей очень до­рого.

— В ви­дении бы­ла ка­кая-то опас­ность для тво­его дру­га?

— Он дол­жен уме­реть, ужас­ной смертью.

— Это ви­дение бы­ло те­бе не еди­нож­ды?

— Ну, не сов­сем та­ких же, но бы­ло еще два, свя­зан­ных с ним.

— О чем они бы­ли?

— Од­но бы­ло при на­шей пер­вой встре­че, ког­да мы бы­ли деть­ми. Его бес­по­кой­ство о бра­те, до то­го, как приш­ло ви­дение о са­мом бра­те.

Бро­ви Лео смор­щи­лись. Так вот ка­кой бы­ла их пер­вая встре­ча.

— А вто­рое бы­ло нес­коль­ко не­дель на­зад, — Ли­ли выг­ля­дела очень грус­тной. — Он смот­рел на ко­го-то па­да­юще­го. Ко­го-то очень важ­но­го для не­го. Ее зва­ли Ка­раи.

Вре­мя слов­но ос­та­нови­лось, и го­лова Лео зак­ру­жилась, ког­да он пы­тал­ся сов­ла­дать с бу­рей эмо­ций, выз­ванной ее сло­вами. Он был дру­гом, ко­торо­го она ис­ка­ла! Это был он! Она пом­ни­ла его, но на­зыва­ла… ой. Ле­онар­до вспом­нил, как в спеш­ке при­думал се­бе псев­до­ним. В этот мо­мент он по­нял, что и все ос­таль­ные осоз­на­ли это, Ли­ли смот­ре­ла на не­го. Раф от­кашлял­ся.

— Так, Ли­ли, еще раз, как зва­ли тво­его дру­га?

— Рай­ан.

Все сно­ва ус­та­вились на не­го, ожи­дая объ­яс­не­ний.

— Я за­был, что ска­зал те­бе свое не нас­то­ящее имя, ког­да мы встре­тились, — Ле­онар­до выг­ля­дел сму­щен­ным.

— За­чем?

— Я по­думал, что это хо­роший спо­соб сох­ра­нить тай­ну на­шей семьи.

— Но…

— Мне бы­ло во­семь! В во­семь лет это ка­залось хо­рошей иде­ей!

Раф ух­мыль­нул­ся.

— Итак, ты наз­вал се­бя име­нем лю­бимо­го пер­со­нажа Кос­ми­чес­ких Ге­ро­ев?

— Я же ска­зал, мне бы­ло во­семь!

* * *

Ли­ли впи­тыва­ла ска­зан­ное вок­руг нее. Во­семь лет на­зад? Фаль­ши­вое имя? Кос­ми­чес­кие Ге­рои? Ка­питан Рай­ан? Лео Рай­ан. Рай­ан был Лео. Как она упус­ти­ла это? По­тому что ей ни­ког­да не при­ходи­ло в го­лову, что он мо­жет лгать. За­чем? Ка­кую се­мей­ную тай­ну он за­щищал?

Она прос­то пред­по­ложи­ла, что он боль­шой пок­лонник Ка­пита­на Рай­ана, наз­вавший­ся его име­нем. Ще­ки ее го­рели, Ли­ли чувс­тво­вала се­бя ду­роч­кой. Го­лос Лео про­бил­ся сквозь ее уг­ры­зения со­вес­ти.

— Прос­ти, Ли­ли. Ду­маю, я — тот друг, ко­торо­го ты ищешь.

Все вер­но, он здесь. Она наш­ла его. Как-то, воп­ре­ки все­му, она до­билась ус­пе­ха. Она рас­ска­жет ему, и он бу­дет в бе­зопас­ности, оно то­го сто­ит. Го­лос Ра­фа, од­на­ко, все еще зву­чал воз­му­щен­но.

— Ка­кое это име­ет зна­чение?! Она су­мас­шедшая, и Лео не ум­рет! Ко­нец ис­то­рии!

— Но она зна­ла про Ка­раи… — зах­ны­кал Май­ки.

— Ли­ли, нас­коль­ко точ­ны твои ви­дения? — сно­ва Дон. Ей луч­ше от­сле­живать, кто есть кто.

— Вра­чи го­ворят, что это сов­па­дения.

— Как час­то?

— Еще не бы­ло ни од­но­го, что бы не сбы­лось, в мель­чай­ших де­талях, но в ос­новном я не мо­гу от­сле­дить это, так что не знаю.

— Но у те­бя еще не бы­ло ви­дений, про ко­торые ты бы точ­но зна­ла, что они оши­боч­ны?

Ли­ли по­кача­ла го­ловой.

— Нет. Ни еди­ного.

— Та­кая точ­ность сов­па­дения ма­тема­тичес­ки не­веро­ят­на.

— Что ты го­воришь, Дон­ни? Ты ду­ма­ешь, что Лео ум­рет? — го­лос Ра­фа зву­чал рас­сержен­но и чу­точ­ку об­ре­чен­но. Май­ки за­сопел.

— Ну, мо­жет, это бу­дет пер­вый раз, ког­да она оши­ба­ет­ся. Я не хо­чу, что­бы Лео умер, — Дон вздох­нул.

— Ну, ко­неч­но, не ум­рет. Ведь для это­го она здесь, вер­но?

Ли­ли кив­ну­ла.

— Я ни­чего не мо­гу по­делать, ес­ли ви­дение о прош­лом или нас­то­ящем, но бу­дущее мо­жет по­менять­ся, ес­ли я пос­та­ра­юсь. Оно сбы­ва­ет­ся, ес­ли я иг­но­рирую его, но ес­ли вме­шать­ся, рас­ска­зать лю­дям…

— …то бу­дущее мо­жет из­ме­нить­ся, — вновь за­гово­рил тот, ко­го на­зыва­ли Мас­тер Сплин­тер или Сэн­сэй.

— Мы серь­ез­но от­не­сем­ся к рис­ку, что бе­рем на се­бя. Рас­ска­жи, по­жалуй­ста, о сво­ем ви­дении.

Ли­ли вздох­ну­ла.

— Оно… сквер­ное.

— По­нимаю. Мы го­товы.

— Лад­но, знаю, че­му-то в нем бу­дет труд­но по­верить. Не по­хоже, что­бы это бы­ло воз­можно на са­мом де­ле, но… — она зак­ры­ла гла­за и при­гото­вилась пе­режить по­дав­ля­емый кош­мар.

* * *

Сплин­тер ощу­тил се­бя пло­хо, ког­да Ли­ли оз­ву­чила один из са­мых страш­ных его кош­ма­ров. Сы­новья его бы­ли нап­ря­жены и то­же сквер­но выг­ля­дели, слу­шая это, осо­бен­но Ле­онар­до. И не­уди­витель­но. Как-то, лю­бым спо­собом это на­до ос­та­новить, пре­дот­вра­тить.

Но все это выг­ля­дело очень ре­аль­ным. Как еще она смог­ла бы опи­сать то, что, не­сом­ненно, бу­дет втор­же­ни­ем Крен­гов? Или скры­тое ору­жие Ле­онар­до и его бо­евой стиль? Или Шре­дера? Бы­ло слиш­ком мно­го де­талей, о ко­торых она не мог­ла знать.

Но че­го-то ино­го, на сме­ну сра­жению Ле­онар­до в оди­ноч­ку со Шре­дером во вре­мя втор­же­ния Крен­гов, ког­да бы оно ни про­изош­ло, ни один из них не мог пред­ло­жить. Все мол­ча­ли, ког­да Ли­ли за­кон­чи­ла свой рас­сказ, и Сплин­тер по­давил па­нику.

— Что-ни­будь еще? Ка­кие-ли­бо де­тали, ко­торые ты мог­ла за­быть?

Ли­ли по­чувс­тво­вала об­легче­ние, от­то­го что ее при­няли всерь­ез. Нас­то­ящая про­види­ца, ко­торой всю жизнь го­вори­ли, что она су­мас­шедшая.

— Нет. Это все, что я ви­дела.

— Те­бя ког­да-ни­будь по­сеща­ли ви­дения с до­пол­ни­тель­ной ин­форма­ци­ей?

— Нет. Они всег­да бы­ли обо­соб­ленны­ми слу­ча­ями.

— Мо­жешь поп­ро­бовать?

Ли­ли выг­ля­дела так, слов­но за­дума­лась о том, что ни­ког­да не про­ис­хо­дило с ней рань­ше.

— Не знаю. Ви­дения по­сеща­ют ме­ня вне­зап­но и без пре­дуп­режде­ния. Я ни­ког­да не пы­та­юсь их ос­та­новить. Бес­по­лез­но, — это зна­чило, что она ни­ког­да не пы­талась выз­вать ви­дение осоз­нанно.

— Тог­да ты мог­ла бы поп­ро­бовать?

Она кив­ну­ла.

— Но я прав­да не знаю как.

— Су­щес­тву­ют мен­таль­ные уп­ражне­ния, что­бы скон­цен­три­ровать­ся, я мо­гу на­учить те­бя. Ес­ли ты го­това ос­тать­ся и поп­ро­бовать уз­нать по­боль­ше нас­чет это­го ви­дения, мы оце­ним это. Не то что­бы я не был бла­года­рен за уже по­лучен­ное пре­дуп­режде­ние, но…

— Это­го не­дос­та­точ­но, — для су­щес­тва на вид хруп­ко­го и бес­по­мощ­но­го, ли­цо Ли­ли вы­ража­ло ог­ромную ре­шимость. — Да. Я хо­чу сде­лать все, что мож­но, что­бы из­бе­жать это­го.

Сплин­тер кив­нул с об­легче­ни­ем. На­деж­да, что его сын бу­дет спа­сен, ос­та­валась.

— А те­перь от­дохни. Я нач­ну ра­ботать с то­бой зав­тра. Ле­онар­до, про­шу те­бя, про­води ее в ком­на­ту для гос­тей. И, пос­коль­ку Ли­ли на ка­кое-то вре­мя ста­нет на­шей гость­ей, бу­дет луч­ше, ес­ли она уз­на­ет о нас сей­час, а не вы­яс­нит са­мос­то­ятель­но поз­же.

Ле­онар­до хму­ро кив­нул и по­мог Ли­ли под­нять­ся со сто­ла, про­вожая ее в ком­на­ту, не­ког­да при­над­ле­жав­шую Эй­прил и сов­сем не­дав­но… Ми­ве.

Лео по­мял­ся в не­реши­тель­нос­ти, преж­де чем про­водить Ли­ли в ком­на­ту для гос­тей, по­ложив ла­донь ей на пле­чо, — не же­лая рис­ко­вать, поз­во­ляя брать его за ру­ку, преж­де чем он по­лучит шанс объ­яс­нить все.

Воз­можно, он по­теря­ет это, ког­да Ли­ли уз­на­ет, что он не че­ловек. Но бы­ло неп­ри­выч­но при­ят­но прит­во­рить­ся, хо­тя бы не­надол­го.

Мо­жет быть, есть смысл по­селить ко­го-то в эту ком­на­ту. Они вмес­те го­тови­ли ее для Эй­прил, ес­ли той по­надо­бит­ся ос­та­новить­ся у них на не­кото­рое вре­мя, но это всег­да бы­ло вре­мен­ное яв­ле­ние. Хо­тя она за­дер­жи­валась здесь ед­ва ли боль­ше, чем на день-на два, ком­на­та пред­назна­чалась Ка­раи… на пос­то­ян­но. От­да­вать ее ко­му-ли­бо еще ка­залось неп­ра­виль­ным. Так, слов­но бы он от­ка­зал­ся от борь­бы за Ка­раи.

Но, как и в слу­чае с Эй­прил, Ли­ли ос­та­новит­ся здесь вре­мен­но. Как ес­ли бы Ка­раи от­да­ла ей ком­на­ту на вре­мен­ное поль­зо­вание. Это бы­ло бы нор­маль­но. Мо­жет быть.

Ли­ли спо­кой­но слу­шала, как он про­вел ее по ком­на­те, обоз­на­чая раз­личную ме­бель, что мог­ла ей при­годить­ся, ста­ра­ясь не ду­мать о свя­зан­ном с ним ви­дении. Он бу­дет ну­жен, ког­да пот­ре­бу­ет­ся про­дол­жить, поз­же.

— Так, во вся­ком слу­чае, я знаю, это нем­но­го, но на­де­юсь, ты по­чувс­тву­ешь се­бя ком­фор­тно. И у нас есть друг, ко­торый мо­жет при­нес­ти те­бе чел… де­вичью одеж­ду.

— Спа­сибо, Лео… за то, что вы го­товы по­мочь мне.

Он опе­шил, ког­да она на­конец за­гово­рила. Ли­ли си­дела на кро­вати, быв­шей раз­верну­тым фу­тоном, гля­дя в угол ком­на­ты. Лео при­сел ря­дом, но вы­дер­жи­вая при­лич­ную дис­танцию.

— Доб­ро по­жало­вать, но по­могая те­бе, я по­могаю се­бе, и это де­ла­ет мой пос­ту­пок ме­нее бла­город­ным, — он по­пытал­ся улыб­нуть­ся сво­ей шут­ке.

— Но ты не знал об этом. Не вна­чале, ког­да у ме­ня не бы­ло поч­ти ни­чего, что­бы дви­гать­ся даль­ше, и ког­да я ве­ла се­бя, как не са­мая ра­зум­ная лич­ность. У ме­ня та­кое впе­чат­ле­ние, что те­бе не сле­дова­ло при­водить ме­ня к се­бе до­мой, но ты сде­лал это, хо­тя мы встре­чались толь­ко один раз, ты не ви­дел ме­ня мно­го лет, и я не смог­ла оз­ву­чить как неч­то зас­лу­жива­ющее вни­мания мою не­воз­можную за­дачу. Спа­сибо, что вос­при­няли ме­ня всерь­ез и по­мог­ли мне.

По­нача­лу Ле­онар­до не знал что ска­зать. Она бы­ла пра­ва. Кто-то дру­гой, воз­можно, по­пытал­ся бы бро­сить ее в при­юте и за­быть о ней. Но они при­вык­ли по­могать нез­на­комым лю­дям в бе­зум­ных си­ту­аци­ях, и он ве­рил в ее ви­дения. И он знал, по­чему она дол­жна пос­ту­пать так.

— Те­бе бы­ло ви­дение о Ка­раи, вер­но?

Ли­ли кив­ну­ла.

— Я знаю, ка­ково это — под­вести ко­го-то важ­но­го для те­бя. Я бы не хо­тел, что­бы ты то­же по­чувс­тво­вала по­доб­ное.

— Она умер­ла? Эта де­вуш­ка, Ка­раи?

— Нет.

— Тог­да ты еще не под­вел ее. Не от­ка­зывай­ся от нее.

Ле­онар­до улыб­нулся. Все вер­но. Воз­можно, де­ла сей­час пло­хи, но Ка­раи жи­ва. По­теря­на и му­тиро­вала, но жи­ва. Дон­ни из­го­товил рет­ро­мута­ген для мис­те­ра О’Ни­ла. Он мо­жет сде­лать его сно­ва. На са­мом де­ле, во вто­рой раз это дол­жно быть лег­че. И ес­ли они су­мели вы­чис­лить ле­та­ющие ко­раб­ли Крен­гов, то в сос­то­янии и выс­ле­дить Ка­раи. Да. Это не ко­нец. Ни­ко­им об­ра­зом.

— Спа­сибо, Ли­ли. За это и за то, что приш­ла по­мочь мне. Мне ка­жет­ся, ты рис­ко­вала ра­ди это­го.

Ли­ли по­жала пле­чами.

— Ни­чего страш­но­го.

— Прав­да?

Она вздох­ну­ла.

— Нет. Я на­де­ялась, что смо­гу до­казать, что мо­гу жить вне… мес­та, где я дол­жна быть, — ког­да мне ис­полнит­ся во­сем­надцать, и мог­ла до­казать это хо­рошим по­веде­ни­ем, но те­перь…

Так она от­ка­залась от сво­боды на дли­тель­ный срок, что­бы по­мочь ему?

— Прос­ти, Ли­ли.

— Не сто­ит. Я бы пред­почла, что­бы ты вы­жил.

— Но…

— Ко­неч­но, это не­уда­ча, но я еще не сда­юсь. Это зай­мет боль­ше вре­мени, чем пла­ниро­валось, но од­нажды я смо­гу. Не пе­режи­вай. Я най­ду спо­соб.

Лео не мог не улыб­нуть­ся ее ре­шимос­ти.

— Ну, все рав­но спа­сибо.

— По­жалуй­ста, Ра… то есть Лео. Хм. Я зва­ла те­бя Рай­аном нес­коль­ко лет. Пот­ре­бу­ет­ся вре­мя, что­бы при­вык­нуть.

Лео огор­ченно хмык­нул.

— Со­жалею об этом. Тог­да это ка­залось хо­рошей иде­ей.

Ли­ли то­же зас­ме­ялась.

— Я все еще не мо­гу по­верить, что не су­мела под­ло­вить те­бя пос­ле всех тво­их рас­ска­зов о Ге­ро­ях Кос­мо­са.

— Ну, воз­можно, те­бя от­влек­ло ис­тинное ве­лико­лепие пос­ле прос­мотра это­го шоу.

Ли­ли хи­хик­ну­ла.

— Это зву­чит так, слов­но ты до сих пор смот­ришь его.

Лео сму­щен­но от­кашлял­ся.

— Нет, ни в ко­ем ра­зе. Это дет­ское раз­вле­чение.

Ли­ли изог­ну­ла бровь, гля­дя поч­ти на не­го.

— Ну, лад­но, я до сих пор смот­рю, ес­ли да­ют братья. И ког­да мы не смот­рим Су­пер-ро­бо-ме­ха-си­лу пя­ти.

— Хо­рошо. У ме­ня ни­ког­да не бу­дет шан­са ис­пы­тать это. Мо­жет, я пос­лу­шаю, ког­да бу­дешь смот­реть ты.

Лео ух­мыль­нул­ся. Это бы­ло за­бав­но. Проб­ле­ма вы­лете­ла из его го­ловы, ког­да они шу­тили с под­ру­гой детс­тва, и те­перь он дол­жен это раз­ру­шить. Ух­мылка ис­чезла.

— Ли­ли, ты дол­жна кое-что знать, ес­ли со­бира­ешь­ся ос­тать­ся с на­ми на ка­кое-то вре­мя. Луч­ше, ес­ли ты не уз­на­ешь это слу­чай­но. По­жалуй­ста, не нер­вни­чай.

Счас­тли­вое вы­раже­ние на ее ли­це прев­ра­тилось в нас­мешли­вый ин­те­рес.

— Это как-то свя­зано с су­мас­шедши­ми ме­чами, ко­торы­ми ты сра­жа­ешь­ся в мо­ем ви­дении? Или урод­ски­ми на­уч­но-фан­тасти­чес­ки­ми кос­ми­чес­ки­ми ко­раб­ля­ми?

— Ну… во­об­ще-то да.

* * *

Ли­ли слу­шала, мол­ча­ливая и не­под­вижная, как Лео не­уме­ло рас­ска­зывал ис­то­рию сво­ей уни­каль­ной семьи. Дей­стви­тель­но слу­шала и бы­ла пог­ло­щена этим. Ну, мо­жет, не нас­толь­ко, что­бы в то же вре­мя не до­пус­тить кое-ка­кие иные мыс­ли.

Осо­бен­но она за­тор­мо­зила в са­мом на­чале, где Лео го­ворил, что он не че­ловек. Но он бе­зус­ловно был лич­ностью. При­чем мно­го луч­шей, чем боль­шинс­тво лю­дей, он ни­ког­да не уда­рил бы ее, чем ра­дикаль­но от­ли­чал­ся от ос­таль­ных, ког­да-ли­бо встре­чен­ных ей.

Он ска­зал, что был му­тан­том-че­репа­хой. Сей­час она от­ло­жила на по­том об­ду­мыва­ние час­ти, свя­зан­ной с нин­дзя. То, что она мо­жет вы­яс­нить поз­же. У нее не бы­ло ни­како­го опы­та вза­имо­дей­ствия с че­репа­хами. Не бы­ло шан­са за­вес­ти или хо­тя бы ока­зать­ся там, где они во­дят­ся, и она зна­ла лишь са­мое при­мер­ное их опи­сание. У них есть пан­ци­ри, и они мед­ленные.

Мед­ли­тель­ность не ка­залась от­ли­читель­ной чер­той Лео. Са­мым близ­ким по опи­санию бы­ло су­щес­тво из ви­дения бра­та Лео. Су­хопут­ная че­репа­ха, Ли­ли вспо­мина­ла ее, пы­та­ясь пред­ста­вить се­бе Спай­ка по па­мяти. Что от­ли­чало Лео от че­репа­хи? Они хо­дили на че­тырех ко­неч­ностях. Лео пе­ред­ви­гал­ся на двух, и у не­го бы­ли ру­ки. Он сра­жал­ся с по­мощью ме­ча и де­лал саль­то. У Спай­ка не бы­ло ни­какой воз­можнос­ти про­делать это. Ли­ли прос­то не мог­ла пред­ста­вить се­бе сво­его дру­га.

Тот же за­кон­чил свое объ­яс­не­ние и с не­тер­пе­ни­ем ожи­дал ее ре­ак­ции. Ес­ли он выг­ля­дел так стран­но, как и ска­зал, на­вер­но, это был не­лов­кий нер­возный мо­мент для не­го. По­тому что Ли­ли зна­ла, что лю­ди не слиш­ком хо­рошо ре­аги­ру­ют на то, что от­ли­ча­ет­ся от ожи­да­емо­го.

— Вау. Я до­гады­ва­юсь, по­чему ты не дол­жен ни­кого при­водить сю­да.

— Ну да, — го­лос Лео был оше­лом­ленным.

— Итак, все в по­ряд­ке с то­бой… и с на­ми?

Ли­ли улыб­ну­лась и по­жала пле­чами.

— Один из нем­но­гих плю­сов сле­поты — ме­ня боль­ше вол­ну­ет кто лю­ди вок­руг, а не как они выг­ля­дят. Ты для ме­ня все еще мой друг Ра… Лео. Для ме­ня ни­чего не по­меня­лось.

— Прав­да?

— В са­мом де­ле. Так что… бой на ме­чах, да?

* * *

Май­ки ве­село на­певал сам се­бе, по­ка пек све­жую пиц­цу на обед, что­бы от­праздно­вать по­яв­ле­ние но­вого дру­га. Все нас­та­ива­ли на том, что­бы се­год­ня за­казать ее у Ан­то­нио, ко­торый го­товил ее кру­то, но Май­ки все еще со­бирал­ся сде­лать неч­то осо­бен­ное. Не каж­дый день у них по­яв­ля­ют­ся но­вые друзья-лю­ди. К то­му же он был слиш­ком го­лоден.

Жаль, что Лео, ско­рее все­го, по­жела­ет заг­ра­бас­тать ее, так же, как и Дон­ни — Эй­прил, а Раф — Кей­си. Ког­да же у не­го по­явит­ся свой собс­твен­ный че­ловек? Нес­пра­вед­ли­во, что он бу­дет пос­ледним. Он са­мый ве­селый и ста­нет от­личным дру­гом, ес­ли дать ему шанс.

С раз­ма­ху он на­нес пос­ледний штрих на свою кон­фетно-сыр­но-то­мат­ную пиц­цу, один из са­мых ред­ких и цен­ных ком­по­нен­тов. Мо­жет, кис­лые чер­вячки из же­ватель­но­го мар­ме­лада бы­ли не луч­шим вы­бором, но это все, что он смог най­ти.

Кро­ме то­го, мо­жет быть, все бу­дет хо­рошо. Ты не мо­жешь оши­бить­ся с пиц­цей. Это в выс­шей сте­пени ком­фор­тная еда. Ну, луч­шая еда во­об­ще, но с ее по­мощью он мог при­нес­ти уте­шение. По край­ней ме­ре, ему сей­час ста­ло луч­ше.

Он со­вер­шенно точ­но был в ужа­се, ког­да Ли­ли го­вори­ла о смер­ти Лео, и приш­лось бе­жать в ван­ную, где его выр­ва­ло, но те­перь Май­ки был бо­лее-ме­нее в по­ряд­ке. Это­го не слу­чит­ся, и по­это­му все хо­рошо.

Она рас­ска­зала сэн­сэю, и он по­обе­щал по­забо­тить­ся обо всем. К то­му же Лео всег­да знал что де­лать. Дон­ни мог ис­пра­вить что угод­но, а ес­ли кто-то на са­мом де­ле по­пыта­ет­ся пов­ре­дить им, Раф сот­рет его в по­рошок. Те­перь все под кон­тро­лем. Май­ки мур­лы­кал се­бе под нос, во­зясь с ду­хов­кой.

* * *

Раф из­би­вал гру­шу с уд­во­ен­ной си­лой, прек­расно зная, что при­дет­ся ее прак­ти­чес­ки из­го­тав­ли­вать за­ново. Это его не за­боти­ло. Оно то­го сто­ило. Он не мог выб­ро­сить эту глу­пую ис­то­рию, рас­ска­зан­ную дев­чонкой, из го­ловы. Ког­да она прак­ти­чес­ки в де­талях опи­сыва­ла смерть их бра­та, как буд­то бы ни­чего и не бы­ло. Что с ней не так?

Сле­ду­ющий удар снес с тре­ниро­воч­но­го ма­неке­на го­лову, рас­сы­пав на­бив­ку по все­му по­лу. Ра­зоча­рован­ный, Раф вре­зал по ме­тал­ли­чес­кой опо­ре, удер­жи­вав­шей его, сог­нув ее, пос­лавшую вол­ну бо­ли че­рез за­пястье по всей ру­ке. Черт. Упер­шись го­ловой в опо­ру, он с лег­ким бес­по­кой­ством ждал, по­ка от­сту­пит боль. На­вер­ное, сто­ит при­нес­ти нем­но­го ль­да.

— А-а-а-ай!

— Эй, ты встре­тилась с Мо­розиль­ной Кош­кой!

— Май­ки! — при­выч­ное вос­кли­цание Лео до­нес­лось с кух­ни. Раф ждал. Вздох­нул. Это бы­ла не ее ви­на. Она прос­то хо­тела по­мочь. Он прос­то не мог по­мочь, од­на­ко бы­ло бы уди­витель­но, ес­ли бы это ока­залась не его ви­на, и Раф не­нави­дел это. Был это ка­кой-то по­рядок, что он про­иг­но­риро­вал, или не­об­ду­ман­ное дей­ствие, ко­торое пред­при­нял?

Раф не мог сос­чи­тать, сколь­ко раз Лео был в серь­ез­ной опас­ности, нес­коль­ко раз чуть бы­ло не сто­или ему жиз­ни стар­ше­го бра­та. Ча­ще по его ви­не, чем он был го­тов приз­нать. Пос­ле это­го каж­дый раз он обе­щал стать луч­ше. На са­мом де­ле прис­лу­шивать­ся к пла­нам Лео, до­жидать­ся ко­ман­ды и не дос­тавлять Лео столь­ко дерь­ма. Но вся­кий раз ска­тывал­ся об­ратно к ста­рым при­выч­кам.

Не­уже­ли и в этот раз он под­ве­дет Лео, как и бо­ял­ся? Ста­нет тем, кто сжи­вет его со све­та? Нет! Та­кого не слу­чит­ся! Так или ина­че, он вы­тащит Лео из это­го. Как-ни­будь.

* * *

Дон­ни си­дел в сво­ей ла­бора­тории, в оце­пене­нии ус­та­вив­шись на эк­ран. Как пра­вило, со­об­ще­ние от Эй­прил де­лало его лег­ко­мыс­ленным, да­же ес­ли бы­ло рас­позна­но как текст в от­вет на его пос­ла­ние. В ко­тором он поп­ро­сил ее при­нес­ти ка­кую-ни­будь одеж­ду для Ли­ли.

Но эта ис­то­рия смер­ти Лео. Па­мять не мог­ла за­быть под­робнос­ти, тща­тель­но ис­сле­довав и рас­сорти­ровав их все. Как и по­ложе­но. Лю­бая из этих де­талей мо­жет стать су­щес­твен­ной. Ему прос­то хо­телось за­щитить се­бя, де­лая это.

Дон­ни знал, что, во всех ужа­са­ющих на­уч­ных де­талях, каж­дая из по­лучен­ных ран сде­ла­ет с Лео. Ка­кие не­поп­ра­вимые трав­мы на­несет, да­же без пос­ледне­го окон­ча­тель­но­го уда­ра. Ка­кую боль при­чинит. Плас­трон да­вал чуть ме­нее на­деж­ную за­щиту, чем ка­рапакс, но фак­ти­чес­кое его про­бива­ние бу­дет дос­та­точ­но неп­ри­ят­но са­мо по се­бе, да­же без не­из­бежно­го про­ник­но­вения в брюш­ную по­лость. Ну и, ко­неч­но, с про­ник­но­вени­ем.

Дон ста­рал­ся не ду­мать, как Лео бу­дет бо­роть­ся за ды­хание с про­битым лег­ким, или как его соз­на­ние бу­дет ис­ка­жен­но вос­при­нимать собс­твен­ную го­лову от­се­чен­ной, по­ка он бу­дет жив, прав­да, не­дол­го. Он чувс­тво­вал, что дол­жен сде­лать что-то. Но прос­то не знал что, и эта ти­шина его уби­вала.

Дон­ни всег­да был в дви­жении, но не как Май­ки, а бу­дучи пос­то­ян­но за­нятым. Пла­ниро­вал. Стро­ил. Эк­спе­римен­ти­ровал. Рас­счи­тывал. Ис­сле­довал. Всег­да на­ходи­лось что-то, что мог­ло быть сде­лано, и в хо­де ис­полне­ния всег­да ус­по­ка­ива­ло и уте­шало его. Но он не мог пе­рес­тать ду­мать о смер­ти Лео, и это па­рали­зова­ло его. Нуж­но бы­ло за что-то за­цепить­ся. Ес­ли он су­ме­ет най­ти от­прав­ную точ­ку, то смо­жет прис­ту­пить к ра­боте и ис­пра­вить ее.

Так. Ли­ли упо­мина­ла о кос­ми­чес­ких ко­раб­лях. Это про­ис­хо­дило во вре­мя втор­же­ния Крен­гов. Все вер­но! Ес­ли бы толь­ко он смог оп­ре­делить, ког­да оно сос­то­ит­ся, и ос­та­новить втор­же­ние или хо­тя бы за­кон­чить но­вое ору­жие. Лео бу­дет в бе­зопас­ности. Quod erat demonstrandum*. Об­легчен­но вздох­нув, Дон от­крыл свой но­ут­бук. Да, он впол­не мо­жет ис­пра­вить это.

________________________________________

*Quod erat demonstrandum — что и требовалось доказать (лат.)

Мей при­села меж гру­зовы­ми кон­тей­не­рами, в ожи­дании ко­раб­ля в до­ках. Пос­ле не­дели тща­тель­но­го га­дания при по­мощи ло­пани* ей и ее бра­ту уда­лось су­зить энер­ге­тичес­кий ка­нал По­вели­теля Дра­конов до нап­равле­ния к Нью-Й­ор­ку в Аме­рике. Да-Ху­ан, нет, те­перь Чанг Ай, вла­дел бо­лее вы­ражен­ным да­ром ге­оман­тии, но и Мей не бы­ла нес­ве­дуща в этом.

Они наш­ли од­но­го из на­ибо­лее свя­зан­ных с ми­ром уче­ников, что смо­жет ор­га­низо­вать для нее тран­сфер и арен­до­вать зда­ние, ко­торое Мей смо­жет ис­поль­зо­вать как опе­раци­он­ную ба­зу. Она пох­ло­пала по сум­ке, убеж­да­ясь, что ста­ратель­но из­го­тов­ленные кар­ты, дан­ные ей, не про­пали. Мей зна­ла, что отец ка­кое-то вре­мя жил с ней там, что она там ро­дилась, но она не пом­ни­ла это­го мес­та. Жизнь в мо­нас­ты­ре — все, что она зна­ла.

Мей бы­ла обу­чен­ным во­ином, опыт­ным рав­но и в фи­зичес­ком, и в ме­тафи­зичес­ком ис­кусс­твах, чья свя­щен­ная мис­сия пре­доп­ре­деле­на не­беса­ми — и она бы­ла в ужа­се. Она бы­ла так уве­рена, ког­да ез­ди­ла на по­бережье, спо­кой­на — в дол­гом пу­тешес­твии по мо­рю, но те­перь, со­бира­ясь пог­ру­зить­ся в но­вый не­из­вес­тный мир, частью ко­торо­го не мог­ла быть, она бо­ялась.

Это слов­но бы сто­ять на краю во­допа­да, не ви­дя дна, чувс­твуя дав­ле­ние ре­ки на но­ги и зная, что при­дет­ся пры­гать. Она мо­жет упасть как в прох­ладный глу­бокий бас­сейн, так и на ос­трые кам­ни. Зак­рыв гла­за, Мей соб­ра­ла свою энер­гию, ук­рыв ею се­бя, как щи­том, ус­по­ка­ивая нер­вы. Она смо­жет сде­лать это.

* * *

Сер­дце Мей сжа­лось, ког­да она ос­матри­вала заб­ро­шен­ный склад, ко­торый дол­жен был стать ее до­мом. Это бы­ло об­ширное гряз­ное по­меще­ние, с це­лой ку­чей выб­ро­шен­ных ко­робок и про­чего не­нуж­но­го му­сора. Не нав­сегда. Она не ос­та­нет­ся тут нав­сегда. Лишь по­ка не вы­пол­нит свою мис­сию.

Ко­рот­кий по­иск по­казал, что неп­ри­ят­ный ку­сок тка­ни мо­жет пос­лу­жить тряп­кой. Бо­рясь с не­жела­ни­ем брать ее, да­же че­рез пер­чатки, Мей до­нес­ла ее до са­мой кром­ки во­ды, на­де­ясь, что соль Ат­ланти­чес­ко­го оке­ана обес­пе­чит не­кото­рую сте­рили­зацию. Под пок­ро­вом ть­мы спус­тившись под при­чал, она бро­сила ткань в во­ду, сня­ла пер­чатки, за­ката­ла ру­кава и тер­ла ее, по­ка при­кос­но­вение к ней не ста­ло тер­пи­мым. За­тем рас­тя­нула ее на кам­нях и вер­ну­лась на склад.

Зна­читель­но боль­ше­го вни­мания пот­ре­бова­ла боль­шая ме­тал­ли­чес­кая ци­лин­дри­чес­кая ка­нис­тра, ко­торая мог­ла пос­лу­жить вед­ром. С рав­ным от­вра­щени­ем Мей от­несла ее к оке­ану и чис­ти­ла тряп­кой. Ког­да она окон­ча­тель­но убе­дилась, что оба объ­ек­та мо­гут ско­рее уба­вить, чем до­бавить гря­зи, Мей на­пол­ни­ла вед­ро, под­хва­тила тряп­ку и вер­ну­лась на склад. Час или два усер­дно­го от­ти­рания бы­ли воз­награж­де­ны чис­тым, пусть и не слиш­ком у­ют­ным угол­ком для жиз­ни в обоз­ри­мом бу­дущем.

С об­легче­ни­ем вздох­нув, Мей раз­ло­жила свою скат­ку и рас­па­кова­ла при­везен­ные с со­бой скуд­ные по­жит­ки. Са­мым важ­ным из них был ло­пань. С ним бу­дет неп­росто без по­мощи бра­та, но она бу­дет упор­на.

Су­зить по­иск до об­ще­го нап­равле­ния на боль­шой го­род бы­ло не­лег­ко, но да­леко не так слож­но, чем най­ти точ­ное мес­то­поло­жение. Бы­ло обид­но, что да­же на­хож­де­ние в не­пос­редс­твен­ной бли­зос­ти от объ­ек­та по­ис­ка не сде­лало его про­ще. Но га­дание про­водит­ся не так. Та­кое нап­равле­ние мыс­ли ни­куда ее не при­ведет.

Мей при­няла удоб­ное по­ложе­ние, уса­жива­ясь на под­стил­ке, и на­чала ды­хатель­ные уп­ражне­ния, впус­кая по­ток ци, внутрь и вов­не, ус­по­ка­ивая ра­зум и ук­репляя дух. Ни­какое пре­пятс­твие не бу­дет слиш­ком зна­читель­ным. Она не по­тер­пит не­уда­чу.

_______________________________

*Лопань или геомантический компас — китайский магнитный компас, также известный как Фэн-Шуй компас. Он используется в практиках Фэн-Шуй, чтобы определить точное направление структуры или другого элемента

Ли­за опус­ти­ла вещ­ме­шок на пол ря­дом со сво­им ра­бочим мес­том. Что она здесь де­лала? Бы­ла уже се­реди­на но­чи. Ей сле­дова­ло быть на ав­то­бус­ной стан­ции че­рез нес­коль­ко ча­сов, и она не ста­ла ло­жить­ся. Не то что­бы она мно­го при­об­ре­ла за пос­леднее вре­мя. Ли­ли про­пала. Уже поч­ти две не­дели на­зад. Она прос­то ис­чезла во вре­мя од­ноднев­ной по­ез­дки, в ко­торую взя­ли ее мать и отец Ли­зы.

Сог­ласно ста­тис­ти­ке, Ли­за зна­ла, что шан­сы Ли­ли ос­тать­ся в жи­вых спус­тя та­кое дол­гое вре­мя пос­ле по­хище­ния без тре­бова­ния вы­купа не­вели­ки, но ра­зум прос­то от­ка­зывал­ся при­нять та­кую ве­ро­ят­ность. И вряд ли по­ложе­ние или ус­ло­вия в слу­чае, ес­ли по­хити­тель ос­та­вил Ли­ли в жи­вых, из луч­ших. Но ес­ли ее най­дут жи­вой и вер­нут до­мой, она пе­режи­вет это и вос­ста­новит­ся. Ли­ли силь­ная. Нам­но­го силь­нее, чем кто-ли­бо по­доз­ре­ва­ет. Но чем доль­ше ее нет, тем труд­нее бу­дет.

Ли­за бе­зум­но вол­но­валась. Она не ела, не спа­ла. Бук­валь­но рас­па­далась на час­ти, и это ска­зыва­лось на ее ра­боте. И это, ко­неч­но, выз­ва­ло не­малый вы­говор от док­то­ра Фил­ча, пос­коль­ку это от­ра­зилось на ра­боте, что он при­писы­вал се­бе. Ли­за бы­ла нас­толь­ко в от­ча­янии, что об­ра­тилась к дя­де Ар­ту­ру и умо­ляла прив­лечь его лич­но­го спе­ци­алис­та по спе­цопе­раци­ям к де­лу.

К со­жале­нию, Сэ­видж был не­дос­ту­пен, но дя­дя за­верял ее, что вос­поль­зо­вал­ся ус­лу­гами ква­лифи­циро­ван­ной час­тной опе­ратив­но-ро­зыс­кной груп­пы, что­бы най­ти по­терян­ную пле­мян­ни­цу. Его чет­кая ре­шимость най­ти Ли­ли зас­та­вила Ли­зу по­ис­ти­не ли­шить­ся да­ра ре­чи.

Он ни­ког­да не по­сещал Ли­ли и, как пред­по­лага­ла Ли­за, не силь­но пе­режи­вал за нее. Но мо­жет, все бы­ло не так и дя­дя Ар­тур прос­то не знал, как вза­имо­дей­ство­вать с те­ми, ко­го лю­бишь, по­тому и от­сту­пил на зна­комую тер­ри­торию се­мей­но­го биз­не­са. Мо­жет, он опа­сал­ся вновь со­вер­шить ошиб­ку, как и в слу­чае, ког­да от­ве­чал за мать Ли­ли, а та про­пала. В бу­дущем Ли­ли ре­шила быть к не­му снис­хо­дитель­нее.

Ди­ана за­мети­ла ее стра­дания и пы­талась ус­по­ко­ить ее, вплоть до то­го, что убе­дила на этот ду­рац­кий по­ход на се­вер. Слов­но при­рода как-то мог­ла ус­по­ко­ить ее смя­тен­ный рас­су­док и по­мочь вновь мыс­лить яс­но.

Но Ли­за сог­ла­силась. По­тому что Ли­ли лю­била при­роду, и так она бу­дет чувс­тво­вать се­бя сно­ва с под­ру­гой. Они у­ез­жа­ли этим ут­ром. Так что она де­лала здесь, ког­да ей сле­дова­ло ур­вать нес­коль­ко ча­сов сна?

Ли­за зна­ла. На­чаль­ник что-то на­пор­та­чил, и в зда­нии боль­ше ни у ко­го не бы­ло дос­ту­па к ин­терне­ту, а ис­прав­лять это бу­дет слиш­ком дол­го. Она дол­жна бы­ла про­верить со­об­ще­ния и дос­ку объ­яв­ле­ний, Ли­за нас­тро­ена на по­иск Ли­ли и не же­лала пор­тить се­бе нер­вы мо­биль­ной вер­си­ей сай­та, с ее раз­дра­жа­юще сквер­ной конс­трук­ци­ей и ди­зай­ном.

Прос­матри­вая их на ра­бочем мес­те (пусть это и бы­ло во­пи­ющим зло­упот­ребле­ни­ем ре­сур­са­ми ком­па­нии), Ли­за по­няла, что ни­чего не из­ме­нилось. Ни­какой ре­аль­ной ин­форма­ции. Лишь ка­кие-то бес­по­лез­ные чу­дики, на­де­ющи­еся по­лучить обе­щан­ное воз­награж­де­ние.

С ра­зоча­рован­ным кри­ком Ли­за уда­рила ку­лаком по ра­боче­му сто­лу и от­клю­чила компь­ютер. Вор­ча, от­ки­нулась на спин­ку компь­ютер­но­го крес­ла и по­тер­ла гла­за. Что она де­ла­ет? И по­чему до сих пор слы­шит жуж­жа­ние компь­юте­ра? Он же уже дол­жен быть вык­лю­чен. Так от­ку­да звук?

От­де­ление док­то­ра Фил­ча бы­ло по ту сто­рону пе­рего­род­ки, к счастью, дос­та­точ­но вы­сокой, так что Ли­зе не при­ходи­лось ли­цез­реть его весь день. Но по­чему вклю­чен его компь­ютер? Обыч­но он ухо­дил ра­но. За­ин­три­гован­ная, Ли­за под­ня­лась и обош­ла пе­рего­род­ку.

Пе­реме­щая «мыш­ку», она от­клю­чила зас­тавку и ах­ну­ла. С рав­ной сте­пенью пот­ря­сения и не­годо­вания Ли­за про­лис­ты­вала фай­лы и про­цес­сы Фил­ча. Не­уди­витель­но, что та­кой по­луду­рок имел та­кую прес­тижную ра­боту и впе­чат­ля­ющие дос­ти­жения. Он не про­делы­вал этой ра­боты. Прос­то во­ровал ис­сле­дова­ния дру­гих и вы­давал за свои. Под хит­рым псев­до­нимом «Ка­питан Филч».

Ка­питан Филч? Серь­ез­но? По­хоже, он не окон­чил да­же сред­ней шко­лы. Но бы­ла в этом и свет­лая сто­рона. С та­кими до­каза­тель­ства­ми она и вся фун­да­мен­таль­ная на­ука мог­ли на­конец из­ба­вить­ся от не­го.

* * *

Фи­нес вздрог­нул, воз­вра­ща­ясь в офис. Он мог ощу­тить жут­ких ро­ботов, сле­дящих за ним… для его «за­щиты». Под­ра­бот­ка на вто­ром ра­бочем мес­те ста­ла ужас­ной ошиб­кой, сколь­ко бы де­нег за нее ни пред­ла­гали. Что он ду­мал, под­пи­сывая до­говор с та­кими страш­ны­ми людь­ми?

Он лю­бил со­вер­шать прес­тупле­ния с бе­зопас­но­го рас­сто­яния. Но те­перь он слиш­ком глу­боко за­вяз в этом, и об­ратно­го пу­ти не бы­ло. Как пра­вило, он не бро­сал на­чато­го на се­реди­не и не сбе­гал… но этот че­ловек не из тех, ко­му го­ворят «нет». Филч ви­дел, что слу­чилось с про­чими, кто пос­мел выз­вать его не­доволь­ство, и с тех пор му­чил­ся кош­ма­рами.

По­вер­нув ключ, он от­крыл дверь и ах­нул. Черт! Эта из­ба­лован­ная дев­чонка, ко­торую ему на­вяза­ли, ко­палась в его компь­юте­ре. Она все зна­ла! Он по­пал­ся! Ес­ли толь­ко… Филч с опас­кой ог­ля­нул­ся на­зад, на ро­ботов, ко­торые, как он знал, скры­вались в те­ни.

— Схва­тить ее и зас­та­вить за­мол­чать!

К его удив­ле­нию и об­легче­нию, они под­чи­нились, воз­никнув ря­дом с де­вуш­кой, ка­залось бы, ни­от­ку­да. Та ис­пу­ган­но вскрик­ну­ла и быс­тро, как мол­ния, вых­ва­тила га­зовый бал­лончик.

К со­жале­нию для нее, ро­боты бы­ли не­уяз­ви­мы к та­кому ору­жию. Газ без­вред­но за­тума­нил ли­цо од­но­го из них, в то вре­мя как вто­рой схва­тил де­вуш­ку и за­жал ей ру­кой рот. Филч по­дошел бли­же, и ее взгляд об­ра­тил­ся на не­го, по­ка плен­ни­ца от­ча­ян­но, но без­ре­зуль­тат­но би­лась в сталь­ной хват­ке ро­бота.

Жут­ко, но взгляд Ли­зы, упав­ший на не­го, по-преж­не­му был по­лон през­ре­ния и не­навис­ти. Филч был вы­нуж­ден приз­нать, что наб­лю­дать ее бес­си­лие не ли­шено при­ят­ности. Но что те­перь? Она не мог­ла ис­чезнуть так лег­ко, как дру­гие. Его по­допыт­ные бы­ли тща­тель­но выб­ра­ны из без­домных. До­вер­чи­вые лю­ди, мо­гущие стать жер­твой пло­хой пи­щи и ал­ко­голя, ко­торых ник­то не хва­тит­ся. Ес­ли не ис­чезнет сра­зу мно­го и од­новре­мен­но в од­ном мес­те.

Но Ли­за бы­ла нас­ледни­цей. В слу­чае ее ис­чезно­вения бу­дет про­веде­но рас­сле­дова­ние. Филч сод­рогнул­ся от мыс­ли о по­луче­нии его но­вым ра­бото­дате­лем ка­кой-ли­бо юри­дичес­кой све­дений о та­кой про­вер­ке. Ре­зуль­та­ты мо­гут стать для не­го весь­ма неп­ри­ят­ны­ми.

Хм-м. Вещ­ме­шок. Мо­жет, он хра­нит ка­кие-то сек­ре­ты. Что-то, чем он мо­жет шан­та­жиро­вать ее. В кон­це кон­цов, это его спе­ци­аль­ность. Филч рас­стег­нул сум­ку и ах­нул, ди­вясь сво­ему ве­зению. Взгля­нув на кар­ту мар­шру­та, он знал, что его план сра­бота­ет. Это прек­расно.

Глу­пая дев­чонка от­пра­вит­ся в по­ход в центр ни­куда на две не­дели, и пусть все уз­на­ют это. Ес­ли кто-ни­будь ре­шит ис­кать ее, то, на­вер­но, пред­по­ложит, что ее сож­рал мед­ведь. И ник­то не за­подоз­рит его.

Пос­ле уда­ления од­ной важ­ной де­тали Филч зас­тегнул вещ­ме­шок и бро­сил его ро­боту, дер­жа­щему Ли­зу. Из те­ла ко­торо­го вы­рос­ла еще од­на ру­ка, схва­тив­шая пред­мет. Это­го хва­тило, что­бы шо­киро­вать де­вуш­ку до по­тери соз­на­ния.

— Она слиш­ком мно­го зна­ет о на­ших пла­нах. По­мес­ти ее к ос­таль­ным ис­пы­ту­емым.

* * *

Филч си­дел на ска­мей­ке ав­то­бус­ной ос­та­нов­ки в неп­ри­выч­ном пла­ще и шля­пе. Он не хо­тел быть уз­нанным на за­писях ка­меры. Он за­ранее рас­счи­тал все мес­та по­яв­ле­ния и вел се­бя неп­ри­нуж­денно, но тща­тель­но скры­вал свое ли­цо.

Он ска­ниро­вал взгля­дом лю­дей ка­кое-то вре­мя на­зад, те­перь ис­кал кон­крет­ное ли­цо. Она дол­жна быть дос­та­точ­но схо­жа внеш­не с мисс Веб­стер, но быть го­това взять бес­плат­ный би­лет у нез­на­ком­ца. Джек­пот. Де­вуш­ка выг­ля­дела нер­вной. На­вер­ное, сбе­жав­ший под­росток. Глу­пый ре­бенок. Сходс­тво бы­ло дос­та­точ­но близ­ким. Филч нап­ра­вил­ся к ней, и де­вуш­ка ос­та­нови­лась, гля­дя на не­го ши­роко рас­кры­тыми ис­пу­ган­ны­ми гла­зами.

— Прос­ти­те, мисс. По се­мей­ным об­сто­ятель­ствам я вы­нуж­ден от­ка­зать­ся от по­ез­дки. Преж­де чем вы ку­пите би­лет, ин­те­рес­но, мо­жет, вам по­дой­дет мой. Я не знаю, то ли это мес­то, ку­да вам нуж­но, но ка­жет­ся, бы­ло бы пос­тыдным не пот­ра­тить его.

Удив­ле­ние де­вуш­ки прев­ра­тилось в ра­дость, и она ед­ва взгля­нула на мес­то при­бытия на ави­аби­лете в про­тяну­той ру­ке.

— Да. Это прек­расно. Спа­сибо, мис­тер.

Филч улыб­нулся и от­сту­пил на­зад, зная, что ос­та­новил ее как раз за пре­дела­ми ви­димос­ти ка­меры. От­лично.

— Да по­жалуй­ста. Рад, что ко­му-то он мо­жет при­годить­ся. Удач­ной по­ез­дки.

Де­вуш­ка кив­ну­ла, и он за­шагал прочь, слов­но бы спе­ша в ка­кое-то важ­ное мес­то. Ког­да Филч был уве­рен, что она не ви­дит его, он ныр­нул в пе­ре­улок и вздох­нул с об­легче­ни­ем. Ему все сош­ло с рук.

— Фи­нес?

Он чуть бы­ло не вып­рыгнул из сво­ей ко­жи.

— Ди­ана? Что ты здесь де­ла­ешь?

— Я дол­жна бы­ла встре­тить­ся здесь с Ли­зой. Мы от­прав­ля­ем­ся в пу­тешес­твие, но я ниг­де не мо­гу ее най­ти. Она уже дол­жна быть здесь. Опаз­ды­вать не по­хоже на нее.

Черт! Его иде­аль­ный план ру­шит­ся. По­годи­те. Она ска­зала, что со­бира­лась в эту по­ез­дку с Ли­зой? Филч быс­тро ог­ля­дел­ся. Ник­то не мог уви­деть их здесь.

— Ди­ана, я мо­гу пос­мотреть ваш би­лет?

Его прось­ба, оче­вид­но, по­каза­лась ей стран­ной, но Ди­ана бы­ла слиш­ком обес­по­ко­ена и взвол­но­вана, что­бы при­дать это­му зна­чение, и она с го­тов­ностью сог­ла­силась.

— От­ве­ди ее к ос­таль­ным ис­пы­ту­емым, что­бы ник­то вас не ви­дел и не слы­шал.

Ди­ана ус­та­вилась на не­го в пол­ном не­пони­мании, ког­да ос­тавший­ся ро­бот-ох­ранник воз­ник за ее спи­ной, об­вив ее те­ло ру­ками и за­жав ей рот. Бро­сила на не­го ко­рот­кий, пол­ный ужа­са взгляд, преж­де чем удар ли­шил ее соз­на­ния. Ког­да ро­бот ис­чез вмес­те с плен­ни­цей, Филч взгля­нул на ее би­лет. По­хоже, он ра­зоб­рался еще с од­ной проб­ле­мой.

До­верие

Уме­ко по­дош­ла к Ало­пекс, ко­торая си­дела на краю об­ры­ва, гля­дя ку­да-то в ту­ман, что веч­но ок­ру­жал ос­тров. Все боль­ше вре­мени она про­води­ла здесь в оди­ночес­тве.

— Я зна­ла, что най­ду те­бя здесь, — она се­ла ря­дом с сес­трой, ког­да та не сра­зу от­ве­тила. В пос­леднее вре­мя она от­да­лилась.

— Ты ску­ча­ешь по не­му, не так ли? По внеш­не­му ми­ру?

Ало­пекс вздох­ну­ла.

— Нет, не ску­чаю. Я прос­то пы­та­юсь по­нять зна­чение это­го мес­та. Не при­вык­ла быть в не­веде­нии.

Уме­ко ощу­тила укол ви­ны.

— Ты зна­ешь, это не в на­ших пра­вилах — объ­яс­нять на­ши тай­ны пос­то­рон­ним.

Вы­раже­ние ли­ца Ало­пекс ста­ло ка­мен­ным.

— И что же тог­да я, а? Я про­веду ос­та­ток мо­ей жиз­ни здесь. Это мой дом. Ты на­зыва­ешь ме­ня сес­трой. Но я бы­ла и всег­да бу­ду из­го­ем. Не дос­той­ной до­верия.

Так вот что это бы­ло на са­мом де­ле. Уме­ко не мог­ла смот­реть на Ало­пекс, не чувс­твуя се­бя нес­час­тной. Та бы­ла пра­ва.

Обыч­но лю­ди, выб­ро­шен­ные на бе­рег ко­раб­лекру­шени­ем, ос­та­вались из­го­ями. Они — лю­ди, и с ни­ми ни­ког­да не бу­дет нас­то­ящей свя­зи. Они ни­ког­да не ста­нут частью це­лого. Но Ало­пекс бы­ла дру­гой с са­мого на­чала. Она по-нас­то­яще­му бы­ла свя­зана с ней. И Уме­ко дей­стви­тель­но ду­мала о ней как о сес­тре. По­жалуй, для нее мож­но сде­лать ис­клю­чение. Она не по­хожа на дру­гих жертв ко­раб­лекру­шений. Она ста­ла чле­ном семьи.

— Я до­веряю те­бе.

Ало­пекс пос­мотре­ла на нее, яв­но ожи­дая пре­дуп­режде­ния.

— Сле­дуй за мной.

Ее скеп­ти­цизм прев­ра­тил­ся в удив­ле­ние, ког­да Ало­пекс пос­ле­дова­ла за ней. Соб­равшись с мыс­ля­ми, Уме­ко ре­шила на­чать во вре­мя пу­ти.

— Есть ле­ген­да о про­ис­хожде­нии это­го ос­тро­ва. Ког­да-то дав­ным-дав­но мы жи­ли на обыч­ном ос­тро­ве. Воз­можно, от­да­лен­ном, но ни­чем не от­ли­чав­шемся от дру­гих. Я про­ис­хо­жу из семьи са­мура­ев, за­щищав­ших на­шу зем­лю, ког­да она бы­ла еще частью внеш­не­го ми­ра.

Од­нажды на наш ос­тров приш­ли чу­жаки. Ле­ген­ды спо­рят о том, кто они бы­ли и как выг­ля­дели, но они не бы­ли ес­тес­твен­ной частью это­го ми­ра. Мои пред­ки храб­ро сра­жались, но в ко­неч­ном сче­те бы­ли по­беж­де­ны. Наш на­род был по­рабо­щен и… из­ме­нен.

Я не знаю, что они сде­лали и как, но они заб­ра­ли всех — лю­дей, жи­вущих здесь, и лис, и объ­еди­нили нас. Лю­ди ста­ли час­тично ли­сами, а ли­сы — от­части людь­ми, но все мы бы­ли бес­прав­ны­ми ра­бами.

Ало­пекс лишь в изум­ле­нии смот­ре­ла на нее.

— Но ты… мы… сво­бод­ны. Не так ли?

— Да. Оди­нокие и ис­пу­ган­ные, мы мо­лились Ми­зуга­ми об из­бавле­нии. Она всег­да да­рила нам спо­кой­ное мо­ре и изо­билие ры­бы. Мы не зна­ли, к ко­му еще об­ра­тить­ся. Она ус­лы­шала мо­лит­вы на­ших пред­ков и приш­ла к ним на по­мощь, отог­нав при­шель­цев, по­рабо­тив­ших нас.

Но она не смог­ла из­ме­нить со­де­ян­но­го с на­ми. Вмес­то это­го она оку­тала ос­тров неп­рогляд­ным ту­маном, что­бы за­щитить от внеш­не­го ми­ра, ко­торый мог нав­ре­дить нам. И так мы ста­ли но­вой об­щи­ной, воз­да­вая дань ува­жения Ми­зуга­ми, хра­нящей на­шу бе­зопас­ность.

Ког­да Уме­ко за­кон­чи­ла рас­сказ, они доб­ра­лись до тай­но­го хра­ма Ми­зуга­ми. Она да­ла Ало­пекс мгно­вение для изум­ленно­го со­зер­ца­ния. Са­ма же приб­ли­зилась к свя­тыне и, опус­тившись пе­ред ней на ко­лени, про­из­несла бла­годарс­твен­ную мо­лит­ву сво­ему ду­ху-хра­ните­лю.

Не­ожи­дан­но, преж­де чем Уме­ко смог­ла да­же по­нять, что про­ис­хо­дит, кто-то при­жал ее к зем­ле и свя­зал. Кто-то на­пал на них.

— Ало­пекс! По­моги! — но все, что она мог­ла еще ска­зать, умер­ло еще в гор­ле. На нее на­пала Ало­пекс.

— Не по­нимаю. По­чему?

У ее сес­тры, по край­ней ме­ре, хва­тило со­вес­ти выг­ля­деть огор­ченной, ког­да она смот­ре­ла свер­ху вниз на Уме­ко.

— Мне жаль, что все так за­кон­чи­лось, Уме­ко. При дру­гих об­сто­ятель­ствах мы мог­ли бы стать друзь­ями.

Что она де­лала? За­чем? К ее ужа­су, Ало­пекс по­дош­ла к свя­тыне. Под­няв свои ка­ма, она на­чала раз­ру­шать храм, чи­тая на­изусть зак­ли­нание на не­из­вес­тном Уме­ко язы­ке. Она ощу­тила, как энер­гия Ми­зуга­ми за­коле­балась и раз­ру­шилась.

— Ало­пекс! Нет! Ос­та­новись!

Храм был раз­ру­шен. Ми­зуга­ми от­сту­пила. Их за­щита ис­чезла. И все из-за то­го, что она вы­дала тай­ну. Уме­ко чувс­тво­вала се­бя боль­ной. Пре­дан­ной. Ее сес­тра пре­дала ее. Нет! Ало­пекс боль­ше не ее сес­тра. И ни­ког­да не бы­ла ей.

— Пре­датель­ни­ца!

Ало­пекс слег­ка дер­ну­лась, но не ос­та­нови­лась, воз­вра­ща­ясь к Уме­ко.

— Ты дос­той­ный про­тив­ник, — и преж­де, чем Уме­ко ус­пе­ла еще прок­лясть ее, ру­ко­ять ка­ма об­ру­шилась на ее го­лову, от­прав­ляя в тем­но­ту.

* * *

Ало­пекс про­хажи­валась по па­лубе ко­раб­ля Фут, при­чалив­ше­го ря­дом с ос­тро­вом, ста­ра­ясь не слы­шать ис­пу­ган­ные кри­ки жи­телей ос­тро­ва, соб­ранных их сол­да­тами вмес­те. Она не ожи­дала, что так силь­но при­вяжет­ся. Что нач­нет ува­жать Уме­ко.

Мис­сия окон­че­на. Нет смыс­ла за­цик­ли­вать­ся на ней боль­ше. Ког­да они все здесь за­кон­чат, а все плен­ни­ки бу­дут пе­реда­ны под стра­жу, она сно­ва уви­дит Ка­раи. Че­го с не­тер­пе­ни­ем ожи­дала.

— Ты ка­жешь­ся обес­по­ко­ен­ной, Ало­пекс. Что-то не так? — она вздрог­ну­ла от го­лоса Ки­цуне. Как бы ни пре­вос­хо­дили ор­га­ны чувств Ало­пекс обыч­ные и сколь­ко она ни тре­ниро­валась, она зна­ла, что Ки­цуне всег­да уди­вит ее. В ней бы­ло что-то. Она опус­ти­лась на ко­лени пе­ред Ки­цуне.

— Нет. Это прос­то бы­ла очень дол­гая мис­сия. Я го­това де­лать все, что не­об­хо­димо.

— Хо­рошо. Я за­кон­чу здесь. А ты наб­лю­дай за пе­ревоз­кой зак­лю­чен­ных. Воз­можно, они по­надо­бят­ся мас­те­ру Шре­деру. Я жду пол­но­го от­че­та о мис­сии пос­ле мо­его воз­вра­щения.

— Да, Ки­цуне.

То, что скры­ва­ет­ся в те­ни

Ки­цуне про­гули­валась по пус­тынно­му ос­тро­ву, вды­хая эхо сво­его мо­гущес­тва. Она пос­ле­дова­ла инс­трук­ци­ям Ало­пекс и ос­квер­ни­ла свя­тыню Ми­зуга­ми. Сколь же глу­по ду­ху во­ды свя­зать свою судь­бу с та­кими не­надеж­ны­ми су­щес­тва­ми. И те­перь всю эту си­лу мог­ла по­лучить она.

Стоя над свя­тыней, Ки­цуне зак­ры­ла гла­за и сос­ре­дото­чилась, впи­тывая си­лу бес­по­мощ­ной Ми­зуга­ми. Пос­ле уда­ра, на­несен­но­го Ало­пекс, она не мог­ла соп­ро­тив­лять­ся, ее соз­на­ние ис­чезло, а си­ла вош­ла в та­лис­ман во­ды в ру­ках Ки­цуне. Еще один шаг бли­же к по­беде.

Май­ки ра­зоча­рован­но рыл­ся в хо­лодиль­ни­ке. Эй­прил при­нес­ла нем­но­го све­жих ово­щей из од­но­го из тех кру­тых че­лове­чес­ких ма­гази­нов. Че­репаш­ка грыз мор­ковку, ози­ра­ясь.

Не то что­бы он не лю­бил све­жие ово­щи. Они бы­ли нам­но­го бо­лее хрус­тя­щими и све­жими, чем най­ден­ные на свал­ке. Но Эй­прил край­не ред­ко по­купа­ла им кра­сиво выг­ля­дящие штуч­ки, ко­торые Май­ки ви­дел в рек­ла­ме. То, что лю­ди поч­ти ни­ког­да не выб­ра­сыва­ли.

Что-то нас­чет здо­ровья и са­хар­ной ко­мы. Ми­келан­дже­ло поч­ти не слу­шал. Что не так в са­харе? Нас­коль­ко ему бы­ло из­вес­тно, это — один из са­мых уди­витель­ных пи­щевых про­дук­тов. К сло­ву о… Май­ки от­крыл мо­розил­ку и при­лас­кал Мо­розиль­ную Кош­ку, по­ка та не за­мур­лы­кала, и об­ли­зал с паль­цев ос­татки мо­роже­ного. Луч­ший пи­томец на све­те.

Май­ки был уве­рен, что Ли­ли ког­да-ни­будь при­вык­нет к Мо­розиль­ной Кош­ке, ког­да свык­нется с мыслью, что про­дукт пи­тания мо­жет мя­укать и хло­пать в ла­доши. Жаль, что он прос­то не мо­жет схо­дить в че­лове­чес­кий ма­газин и выб­рать то, что хо­чет. Это бы­ло бы са­мым на­илуч­шим.

То, что лю­ди мог­ли прос­то хо­дить в зда­ния, пол­ные все­воз­можных ви­дов еды, и вы­бирать то, что им хо­чет­ся поп­ро­бовать, ка­залось че­репаш­ке срод­ни вол­шебс­тву. Ми­келан­дже­ло был так взвол­но­ван, ког­да Эй­прил на­чала при­носить им про­дук­ты, но она поч­ти не по­купа­ла то­го, что он про­сил, го­воря, что им не нуж­но боль­ше… са­хара или ко­фе­ина. Но раз­ве мож­но иметь дос­та­точ­но са­хара?

Май­ки пы­тал­ся поп­ро­сить Кей­си, тот охот­но сог­ла­шал­ся, но вся­кий раз за­бывал. Это бы­ло нес­пра­вед­ли­во. Че­репаш­ка ус­лы­шал, как по­зади не­го Ли­ли за­ходит в кух­ню, пос­ту­кивая сво­ей бе­лой тростью на слу­чай, ес­ли кто-ни­будь из них слу­чай­но ос­та­вил неч­то, обо что мож­но спот­кнуть­ся. Жаль, что она не зна­ет, как вый­ти на по­вер­хность. Ес­ли толь­ко…

* * *

Как она поз­во­лила ему уго­ворить се­бя на это? Это ужас­ная идея. Что она де­ла­ет?

— ОК, те­перь прой­ди нем­но­го впра­во и сно­ва впе­ред, — го­лос Май­ки зву­чал из ее на­уш­ни­ков блю-тус, ко­торые он по­за­имс­тво­вал из ла­бора­тории Дон­ни, по­ка его бед­ный брат бе­зус­пешно пы­тал­ся свя­зать­ся с Эй­прил.

Хо­тя Ли­ли слы­шала их не­лов­кие раз­го­воры, ког­да Дон­ни му­читель­ны­ми уси­ли­ями пы­тал­ся впе­чат­лить Эй­прил, она бы­ла счас­тли­ва за не­го. Дол­жно быть, здо­рово влю­бить­ся. Она слы­шала это в то­митель­ных вздо­хах Дон­ни и его меч­та­тель­ных опи­сани­ях. Са­ма Ли­ли ни­ког­да не бы­ла влюб­ле­на.

На­вер­ное, это по­тому что единс­твен­ным че­лове­ком, кро­ме ма­мы, с ко­торым она бы­ла осо­бен­но близ­ка, ста­ла ее ку­зина. Жизнь Ли­ли про­ходи­ла по боль­шей час­ти в изо­ляции.

Это был пер­вый раз, не счи­тая го­да, про­веден­но­го в семье Ли­зы, ког­да Ли­ли ста­ла частью чь­его-то кру­га. Слу­чай­ная бли­зость лю­дей в семье бы­ла у­ют­ной, та­кой она не чувс­тво­вала, да­же ког­да жи­ла с род­ны­ми.

Ее ма­ме при­ходи­лось так мно­го ра­ботать, что­бы со­дер­жать и кор­мить их обе­их, что она не мог­ла уде­лить дос­та­точ­но вре­мени об­ще­нию с до­черью и, вер­нувшись до­мой, обык­но­вен­но па­дала без сил. Ро­дите­ли Ли­зы же дер­жа­лись фор­маль­но и на дис­танции. Но семья Май­ки вза­имо­дей­ство­вала всег­да, доб­ро­воль­но или не очень.

— Лад­но, ты пря­мо пе­ред дверью. Ду­маю, на руч­ке на­писа­но «тя­нуть».

Май­ки нап­равлял ее по пу­ти из сточ­ных тун­не­лей на ули­цу. Ли­ли наш­ла руч­ку и бе­зус­пешно дер­га­ла ее нес­коль­ко ми­нут. Ра­зоча­рован­ная, она на­лег­ла на дверь и вва­лилась внутрь зда­ния.

— Ну лад­но, все же «тол­кать», мой ко­сяк.

Ли­ли су­нула ру­ку в кар­ман одеж­ды, что ей все-та­ки одол­жи­ла Эй­прил, про­веряя, на мес­те ли день­ги, ко­торые дал ей Май­ки. Это бы­ли все его сбе­реже­ния, и она бо­ялась по­терять их.

— Итак, я хо­чу…

— Я знаю. Ты пе­рес­ка­зал мне спи­сок око­ло трид­ца­ти раз. Уве­рена, что я все пом­ню, но мо­жешь поп­ра­вить ме­ня, ес­ли оши­бусь. А те­перь цыц. Мне нуж­но най­ти слу­жаще­го.

— Мо­гу я по­мочь вам, мисс?

— Да. Не мог­ли бы вы про­водить ме­ня в кон­ди­тер­ский от­дел?

* * *

Дон­ни счас­тли­во мур­лы­кал во вре­мя ра­боты. Ви­зиты Эй­прил всег­да ра­дова­ли его. Пос­ле то­го как прош­ли го­ловок­ру­жение и тош­но­та. И пос­ле то­го, как он по­чувс­тво­вал се­бя еще бо­лее не­лов­ко. Ну, не прош­ло еще и го­да, как он встре­тил ее. Со вре­менем все бу­дет луч­ше. Он на­де­ял­ся на это.

Про­бира­ясь на кух­ню, что­бы при­гото­вить са­лат из про­дук­тов, при­несен­ных Эй­прил, До­нател­ло бод­ро за­метил, как чис­то ста­ло в ло­гове, и мыс­ленно «дал пять» в знак по­беды Лео. Му­сор и бес­по­рядок, дол­гие го­ды зах­ламляв­шие их дом, бы­ли кам­нем прет­кно­вения в семье.

Ла­бора­тория Дон­ни на пер­вый взгляд выг­ля­дела ха­отич­но, но все ле­жало на точ­но выб­ранных и от­ме­чен­ных мес­тах. Он всег­да знал, что где на­ходит­ся, при ус­ло­вии ес­ли ник­то из брать­ев не рыл­ся в его ве­щах. Воз­можно, Лео не по­нимал его мар­ки­ров­ки, но она у Дон­ни все же бы­ла.

Раф и Май­ки всег­да неб­режно ос­тавля­ли му­сор воз­ле до­ма, к до­саде Лео и Дон­ни. Ко­неч­но, Май­ки в этом пла­не был на по­рядок ху­же Ра­фа, но и не­за­ин­те­ресо­ван­ность пос­ледне­го все же бы­ла проб­ле­мой, пос­коль­ку Раф всег­да спра­шивал, ка­кой прок от все­го это­го. Но, как бы му­сор ни раз­дра­жал, Лео от­ка­зал­ся уби­рать за брать­ями, как гор­ничная, то, что они ос­тавля­ли пос­ле се­бя.

А по­том при­еха­ла Ли­ли. Те­перь хлам на­вер­ня­ка мог при­чинить вред, и им приш­лось уби­рать за со­бой. У нее бы­ла трость, но та не всег­да мог­ла рас­познать бес­систем­ные ку­чи пус­тых ко­робок из-под пиц­цы, ви­де­одис­ков или ко­мик­сов.

Ли­ли обыч­но от­ма­хива­лась, счи­тая по­лучен­ные в па­дении пов­режде­ния сво­ей ви­ной, но он пол­ностью воз­ла­гал ви­ну на брать­ев, при­зывая их к от­ветс­твен­ности. Ее пос­леднее па­дение на стоп­ке ко­мик­сов ужа­сов при­вело к урод­ли­вому по­резу и си­няку на лбу, при ви­де ко­торых Май­ки тут же су­дорож­но при­нимал­ся на­водить по­рядок.

И он не ви­дел час­ти выб­ро­шен­ных си­ловых тре­наже­ров или сто­пок жур­на­лов по бо­евым ис­кусс­твам и мо­тоцик­лам, ког­да Ли­ли нас­ту­пила од­ной но­гой на один из сво­бод­ных ве­сов Ра­фа­эля и упа­ла в за­топ­ленную шах­ту, слу­жив­шую бас­сей­ном.

Ли­ли нем­но­го ис­пу­галась, но Дон за­верил ее, что во­да в бас­сей­не чис­тая. Хо­тя он ни­кому не приз­на­вал­ся, с тех пор как к ним ста­ла при­ходить Эй­прил, че­репаш­ка осу­шил во­до­ем и ус­та­новил в нем слож­ную сис­те­му филь­тра­ции в тай­ной на­деж­де, что од­нажды Эй­прил ис­ку­па­ет­ся здесь. Ес­ли бы толь­ко он мог наб­рать­ся храб­рости спро­сить ее.

Жуя свой са­лат, До­нател­ло вер­нулся в ла­бора­торию, что­бы про­дол­жить ра­боту. Он хо­тел быть го­товым на слу­чай, ес­ли поз­во­нит Эй­прил. Да, он был сог­ла­сен, что она прос­то уш­ла, но мо­жет же поз­во­нить. Это не вне сфе­ры ве­ро­ят­ностей. Но ему нуж­ны сво­бод­ные ру­ки для ра­боты. Где его на­уш­ни­ки для че-фо­на? Они дол­жны быть здесь.

— Май­ки?

От­ве­та не бы­ло. Ес­ли бы млад­ший брат был в ло­гове, ок­лик обя­затель­но бы стал на­чалом по­гони и, ве­ро­ят­но, ра­дос­тно­го хо­хота. Дон­ни сер­ди­то от­ло­жил свой обед и ра­боту, и на­жал кноп­ку быс­тро­го вы­зова Май­ки.

— Пфи­вет, Дон­ни. Пфо фу­фифось?

— Май­ки, что ты ешь?

Брат шум­но сглот­нул, преж­де чем от­ве­тить.

— Пас­халь­ные мар­ме­лад­ки в шо­колад­ном си­ропе. И от­дель­но упа­кован­ные пи­рож­ные с ра­дуж­ны­ми кон­фетка­ми на вер­ши­не. Это са­мая уди­витель­ная вещь на све­те! Се­год­ня я пол­ностью за­нят пи­рож­ны­ми, мар­ме­ладом и пиц­цей с шо­колад­ным си­ропом!

— Но сей­час не вре­мя для пас­халь­но­го мар­ме­лада?

— В рек­ла­ме ска­зано, что для не­го всег­да вре­мя.

— Но как ты… зна­ешь, не бе­ри в го­лову. Это не­важ­но. Где мои на­уш­ни­ки для че-фо­на?

— Хм… от­ку­да мне знать?

Ть­фу. Май­ки нас­толь­ко пло­хой лжец, что это да­же за­дева­ет.

— Май­ки!

— Из­ви­ни, я лишь одол­жил их. Мы поч­ти при­были. Блин!

— Мы?

— Я и Ли­ли.

— Зна­чит, Ли­ли и ты… и ку­да ты взял Ли­ли?

— В ма­газин.

— Что? Ты не мог… она мо­жет пос­тра­дать. Из-за кон­фет!

— Ос­тынь. С ней все в по­ряд­ке. Имей нем­но­го ве­ры в ее спо­соб­ности.

— У те­бя бу­дут серь­ез­ные неп­ри­ят­ности, ког­да вы вер­не­тесь.

— И со­вер­шенно зря.

* * *

Раф за­катил гла­за, выс­лу­шивая но­тацию, ко­торую мас­тер Сплин­тер чи­тал Май­ки за то, что тот не­ос­мотри­тель­но взял Ли­ли на по­вер­хность ра­ди нез­до­ровой пи­щи. Угол­ком гла­за че­репаш­ка мог ви­деть, как мор­щи­лась де­вуш­ка на каж­дую реп­ли­ку, стоя у вхо­да в дод­зё. Вздох­нув, Ра­фа­эль ос­та­вил от­жи­мания на са­ях и на­силь­но по­тащил Ли­ли на кух­ню.

От­крыв один из шо­колад­ных ба­тон­чи­ков Май­ки, он от­ло­мил ку­сочек и про­тянул ей, преж­де чем сло­пать ос­таль­ное. Ли­ли ела не­реши­тель­но.

— Ду­маю, ты при­вык­нешь к то­му, что Май­ки пос­то­ян­но по­пада­ет в неп­ри­ят­ности вро­де этой. Это слу­ча­ет­ся дос­та­точ­но час­то.

Ли­ли уда­лось слег­ка улыб­нуть­ся.

— Име­ешь в ви­ду, так же час­то, как и ты?

Ра­фа­эль нас­мешли­во фыр­кнул, но не стал от­ри­цать. Ли­ли вздох­ну­ла.

— Знаю. Прос­то чувс­твую, что это моя ви­на. Я мог­ла бы ска­зать ему «нет».

Ра­фа­эль слиз­нул шо­колад с паль­цев. Эта шту­ка, что при­тащил Май­ки, хо­роша на вкус.

— Не-а. Не­важ­но, сколь­ко неп­ри­ят­ностей Май­ки за нее по­лучит, эта шту­ка в его гла­зах то­го сто­ит.

Ли­ли ус­мехну­лась на это.

— На­де­юсь.

Нас­ту­пив­шая ти­шина зас­та­вила его ос­тро осоз­нать, как ма­ло он раз­го­вари­вал с Ли­ли с ее при­ез­да. Ра­фа­эль дей­стви­тель­но нем­но­го из­бе­гал ее. Не по ее ви­не. Она прос­то на­поми­нала ему о глу­пом ви­дении с Лео, и оно не бы­ло ему без­различ­но. И вот те­перь они зас­тря­ли тут, у сто­ла. Что зас­та­вило его по­пытать­ся быть лю­без­ным с ней? Ли­ли без не­об­хо­димос­ти про­чис­ти­ла гор­ло.

— Ну, как там Спайк? У ме­ня не бы­ло шан­са спро­сить о нем, ког­да я по­пала сю­да.

Ра­фа­эль за­мер, на мгно­вение не в си­лах дви­нуть­ся или вздох­нуть, так сжа­лось гор­ло. Ее улыб­ка ис­чезла, ког­да он не от­ве­тил. На­конец он умуд­рился вы­давить сло­во:

— Что?

— Мое пер­вое ви­дение тво­ей семьи бы­ло о Спай­ке. Он был на кар­ни­зе и упал в во­ду, а ты ныр­нул и спас его. И уда­рил­ся пле­чом обо что-то в этот мо­мент, — Ли­ли бес­созна­тель­но по­тер­ла свое пле­чо на этих сло­вах. Взгляд Ра­фа­эля мет­нулся к тре­щине в его плас­тро­не, о ко­торой он не ду­мал все эти го­ды.

— Ты ви­дела ме­ня?

Ли­ли по­кача­ла го­ловой.

— Я ви­дела тво­ими гла­зами и по­это­му уви­дела Спай­ка. Хо­тя он ми­лый.

Да, он был ми­лым. Ра­фа­эль ощу­тил, как на гла­за на­вора­чива­ют­ся сле­зы, ког­да он вспом­нил о судь­бе луч­ше­го дру­га и чу­дови­ща, ко­торым он стал.

— Спай­ка боль­ше нет.

Он рез­ко встал, оп­ро­кинув стул, и вы­шел из ком­на­ты, со­вер­шенно от­ка­зыва­ясь пла­кать.

* * *

Лео на­ходил­ся в дод­зё, на­конец-то опус­тевшем пос­ле то­го, как Сплин­тер за­кон­чил от­чи­тывать Май­ки, ра­ботал над ка­та, ког­да ус­лы­шал, как Ли­ли нап­равля­ет­ся к лес­тни­це, ве­дущей вверх ко вхо­ду. Бы­ло еще ра­но для ее тре­ниров­ки с сэн­сэ­ем.

Она жда­ла приг­ла­шения вой­ти. Это бы­ло ре­аль­ностью, ког­да она поч­ти прос­ле­дила в мыс­лях за од­ним из нун­ча­ков Май­ки, пос­ле че­го Раф ра­зору­жил его, на од­ной из тре­ниро­вок. Ле­онар­до поч­ти со­жалел, что Ли­ли не мо­жет ви­деть. У них так ма­ло дру­зей, и этот миг удив­ле­ния, ког­да один из них впер­вые ви­дел их тре­ниров­ку, в ка­кой-то ме­ре под­твержда­ет это.

Да­же не­выно­симо вы­соко­мер­ный Кей­си Джонс с от­висшей че­люстью ус­та­вил­ся с бла­гого­вени­ем и за­вистью, преж­де чем приз­нал, что они в по­ряд­ке. И не то что­бы го­ды тре­ниро­вок не сто­или это­го. Прос­то при­ят­но на­конец-то быть приз­нанным. Ле­онар­до за­кон­чил свои ка­та и об­ра­тил вни­мание на Ли­ли. Она выг­ля­дела расс­тро­ен­ной.

— Что слу­чилось?

— Я го­вори­ла с Ра­фом.

Ле­онар­до раз­дра­жен­но вздох­нул. Что ска­зал или сде­лал его тем­пе­рамен­тный брат? Серь­ез­но, Дон­ни при­дет­ся при­думать ка­кой-ни­будь филь­тр по­веде­ния для Ра­фа.

— Я спро­сила его, что со Спай­ком.

Лео за­мер и нас­то­рожил­ся. Ой. Лад­но, мо­жет, на этот раз Раф не ви­новат.

— Ты не воз­ра­жа­ешь, ес­ли я спро­шу, ког­да и как он умер?

Умер? Спайк? Раф так ей ска­зал?

— Что точ­но ска­зал Раф?

— Что Спай­ка боль­ше нет.

— Так и есть, но Спайк не умер.

— Раф по­терял его? — ее го­лос зву­чал нем­но­го не­довер­чи­во.

— Пом­нишь, я рас­ска­зывал те­бе про му­таген?

Ли­ли кив­ну­ла.

— Ну, Спайк по­пал в не­го и прев­ра­тил­ся… на са­мом де­ле, в монс­тра. Ока­залось, он одер­жим Ра­фом и пы­тал­ся убить Май­ки, Дон­ни и ме­ня. Ра­фу приш­лось сра­жать­ся с луч­шим дру­гом, что­бы спас­ти нас, и те­перь он не с на­ми.

Гла­за Ли­ли рас­ши­рились.

— О, — она за­дума­лась на мгно­вение.

— Тог­да есть шанс, что Раф смо­жет на­ладить от­но­шения со Спай­ком, я имею в ви­ду, ес­ли су­ме­ет най­ти его?

Это бы­ла ин­те­рес­ная мысль. Спайк, не Слэш те­перь, су­щес­тво, не ли­шен­ное чувств. Злое, рев­ни­вое и собс­твен­ник, но все же спо­соб­ное чувс­тво­вать.

— По­лагаю, это воз­можно. Ког­да в пос­ледний раз мы стол­кну­лись с ним, он все-та­ки ре­шил по­мочь нам, пусть по­том и по­шел сво­им пу­тем, — Ле­онар­до знал, что ког­да Слэш пред­по­чел их Ней­три­тону, Раф ожи­дал, что тот вер­нется до­мой.

Ле­онар­до бы­ло не­уют­но от мыс­ли о том, что пос­ле то­го, что Слэш сде­лал с Дон­ни и Май­ки, тот, воз­можно, осоз­нал это. Мо­жет быть, по­тому и дер­жался по­даль­ше. Хо­тя Раф ни­ког­да и не приз­на­ет это, ему бы­ло боль­но, ког­да Слэш на­чал ра­ботать са­мос­то­ятель­но. Мо­жет быть, Ле­онар­до су­ме­ет по­пытать­ся прос­тить Слэ­ша ра­ди Ра­фа. Ли­ли улыб­ну­лась.

— Тог­да Ра­фу не сто­ит опус­кать ру­ки нас­чет не­го.

Лео не мог не улыб­нуть­ся в от­вет. От­ку­да бе­рут­ся все эти бе­зум­ные на­деж­ды и оп­ти­мизм? Она точь-в-точь как Май­ки.

— Воз­можно, ты пра­ва. Еще не все по­теря­но.

Эйприл вздохнула, не останавливаясь, попыталась доброжелательно обойти наводящие вопросы подруги. Она чувствовала себя виноватой. Ирма единственная, кто нормально относится к ней. Она не глупа и знает, что Эйприл что-то скрывает от нее. Ей не нравится быть обманутой. Да и кому бы такое понравилось?

Но у Эйприл не было выбора, и она просто была благодарна Ирме за то, что та никогда не отказывалась от нее, несмотря на бесконечный плохо замаскированный обман. Ну, кроме тех случаев, когда подруга решительно давила на нее.

Она понимала. Окажись она сама в ситуации Ирмы, Эйприл не смогла бы быть столь терпеливой. И все же она не могла сказать. Не могла, не совершая еще более серьезное предательство и не втягивая невинную подругу в мир опасности. Эйприл уже чувствовала себя достаточно плохо из-за похищения Ирмы призраком Чайна-Тауна.

Для нее нет возврата к нормальной жизни. Эйприл знала это. Она пыталась. Она вспомнила, как обидела этим друзей, Донни, и это воспоминание еще добавило чувства вины. Сегодня все просто ни к черту.

Вдруг ее интуиция словно взбесилась. Она всегда была немного настороже из-за Ирмы, безусловно, оправдывая подозрения последней, но не настолько. Что-то определенно было не так.

Взгляд Эйприл обшаривал здания вокруг них в поисках источника опасности. Какая-то часть ее разума понимала, что Ирму все больше раздражает выраженное невнимание. Она может извиниться позже, как делала и прежде.

Фут-боты! Они окружены, и враг приближается. Эйприл толкнула Ирму через пробел в стремительно смыкающемся круге и крикнула ей бежать. Подруга хотела знать, что происходит, но у Эйприл не было времени объяснять. Она должна спасти себя и Ирму.

Осознавая опасность, Эйприл выхватила че-фон и быстро набрала Донни. Она всегда могла рассчитывать на него. Но едва аппарат начал набирать номер, как сюрикен вонзился в экран, сломав че-фон. Теперь они были предоставлены сами себе.

Как бы ей ни хотелось, Эйприл не могла остановиться и принять бой. Ирма не способна себя защитить, а она не сумеет заслонить подругу. Если они остановятся или хотя бы замедлят шаг, что станет с ее подругой-случайным свидетелем?

Какая-то часть ее надеялась, что сама она не была такой же бесполезной обузой для парней, когда они впервые встретили и спасли ее, но Эйприл подозревала, что, наверное, все же была. Несправедливо думать так об Ирме.

Она обычная школьница. У нее нет уважительных причин быть готовой к подобному и уметь защититься от угрозы типа этой. Кроме того, Ирма совершила ошибку, подружившись с Эйприл О’Нил. Нет! Она не может позволить Ирме пострадать из-за этого.

Они свернули за угол и оказались в тупике. Ирма была уверена, что они сейчас погибнут, но не Эйприл, она не могла этого допустить. Недолго думая, она схватила подругу за руку и втащила за мусорные баки.

Фут-боты буквально наступали им на пятки, но решили сначала проверить мусорку. Пока они протыкали колющим оружием отходы, Эйприл тихо провела Ирму обратно за угол, откуда они и пришли. Они уже не могли бежать, как раньше. Ирма была почти без сил.

Для гордости Эйприл было обычным делом хотя бы делать вид, что у нее есть шанс в этой схватке. Сделать все возможное, чтобы усилия мастера Сплинтера были не напрасны. Чтобы не ощущать себя бесполезной обузой. Эйприл ненавидела неспособность позаботиться о себе. Но когда жизнь Ирмы была под угрозой, она не могла позволить себе такую роскошь, как подобная ложь.

У нее не было навыков и опыта, чтобы справиться с таким количеством умелых противников одной. Им нужно бежать, без риска преследования. Нужно отправиться куда-нибудь в безопасное место и прямо сейчас. Фут-боты могут понять свою ошибку в любой момент. Но куда? Куда им бежать, где они будут в безопасности?

Эйприл поймала взглядом крышку люка, одну из тех, которыми постоянно пользовалась и знала, как легко открыть. Логово! Она может забрать Ирму туда! Эйприл подняла крышку прежде, чем успела даже рассмотреть эту идею.

Ирма изумленно и недоверчиво уставилась на нее. Несмотря на близость смерти, похоже, ей труднее было принять идею спуститься в канализацию от подруги. Но Эйприл некогда было думать об этом, она начала спускаться по лестнице, зная, что Ирма последует за ней, несмотря на свои сомнения. Ей недолго пришлось ждать, пока недовольная подруга спустится по лестнице.

Теперь Ирма с нетерпением ожидала объяснений, но Эйприл не могла сосредоточиться ни на чем, кроме своей цели обезопасить жизнь Ирмы. Они не могли оставаться здесь. Вдруг Фут-боты будут тут их искать?

Схватив Ирму за запястье, Эйприл потащила ее глубже в канализацию. Она пыталась думать, как будет объяснять это. Если кто-то и сумеет принять это осознание, так это Ирма. Девушка всегда была достаточно невозмутимой.

И она любила крыс. Она будет в восторге, когда познакомится с мастером Сплинтером, и Эйприл не могла даже представить, что ее подруга может чем-то угрожать ему. Они смогут довериться ей. Эйприл надеялась на это. Она попыталась продумать, что скажет, прежде чем они прибудут на место.

Поскользнувшись при торможении, когда пролетела через турникеты, Эйприл поняла, что она не вовремя. Все присутствующие смотрели на них с Ирмой в недоумении. Она должна была что-то сказать.

— Ребята! Мне правда очень жаль. Но… за нами гнались Фут-боты, а Ирма хорошо умеет хранить секреты. И м-м-м…

Ирма растянулась на полу рядом с ней, нашаривая свои очки. Мастер Сплинтер с отчетливым недоверием проговорил:

— Эйприл, ты привела чужака? Сюда?

Скажи же что-нибудь!

— Не волнуйтесь, мастер Сплинтер. Она классная. Правда, Ирма? — она взглянула на свою подругу, которая наконец-то нашла свои очки и стояла, отряхиваясь, неизбежно оглядываясь и оценивая окружение. Глаза Ирмы расширились от удивления, пока она пыталась выговорить слово «черепахи».

Может, Ирма не столь невозмутима, как ей казалось? Она совершенно напугана. Поэтому Майки, конечно, довершил катастрофу, замерев с куском пиццы в руке и выкрикнув: «Как делишки, чувиха?»

Ирма еще раз попыталась сказать «черепахи», но быстро утратила дар речи. Это была плохая идея. Наверное, ей стоило остаться и попытаться в одиночку сразиться с Фут-ботами. Лео подошел, чтобы попытаться разрядить ситуацию прежде, чем ее подруга окончательно сойдет с ума.

— Мисс, я знаю, что мы выглядим вроде как непривычно и все такое, но обещаю, мы вас не обидим.

Но прежде чем он успел добавить что-то еще, Эйприл услышала электронное жужжание рядом с собой. Подергивающаяся Ирма превращалась в робота, и девушка попятилась в сторону черепашек.

— Святая халупа! — крикнул Майки, в то время как Эйприл наблюдала, как ее лучшая подруга превращается в кошмарного кренг-дроида, повторяющего «черепахи», как сигнал тревоги. Что она наделала?

Донни хотелось кричать от отчаяния. Почему Лео ему не верит? Его меха-черепаха готова к работе. Он отлично проработал ее. Кренги и не поймут, что их поразит. И они будут все вместе, и Лео не… он не мог завершить эту мысль.

О чем думает его брат, настаивая на второй базе? Логово безопасно и хорошо укрыто, и здесь есть все необходимое для борьбы с Кренгами. Донни не желал начинать все заново где-то еще. Не хотел делить свои ресурсы без надобности.

А что, если они разделятся, пока будут искать эту базу? Территория за чертой города много дальше, чем прочие места, где они когда-либо бывали. Кто знает, сколько времени это займет? Вторжение может начаться в любой момент, и что, если Лео будет застигнут в одиночку? Видение… нет! Он не позволит этому случиться. Он будет бороться с этим. Он защитит своего брата!

* * *

Лео хотел придушить Донни. Почему тот его не слушает? Меха-черепаха едва закончена и навряд ли полностью отлажена. Он верил в способности своего брата, но знал, что механизмы не всегда хорошо работают с первого же включения, и чем сложнее изобретение, тем выше вероятность катастрофы.

На кону весь город. Весь мир. Они не могут класть яйца в одну корзину. Им нужна вторая база. За пределами города. Город — основная цель Кренгов. Невозможно об этом думать, но он может пасть, и им стоит быть готовыми к этому. Приготовиться к контрудару, чтобы вновь вернуть вверенное их защите.

И что касается видения Лили, какая-то часть Лео надеялась, что, возможно, находясь вдали от места, где видела его Лили, он сможет отсрочить свою гибель. Несмотря на все ее обучение, у нее не было иного видения, и к моменту, когда вторжение Кренгов стало неизбежным, Лео признал, что немного нервничает. Он не ошибся насчет него. Так почему Донни его не слушает? Не доверяет его руководству?

* * *

Сплинтер наблюдал за спорящими сыновьями, зная, что должен позволить им разобраться самим. Напряженность достаточно высока. По крайней мере, Рафаэль с Кейси ищут Миву. Тут и так достаточно стресса.

Вторжение Кренгов может начаться в любой момент, и у Леонардо время на исходе. Сплинтер ни за что не показал бы этого, но он начал паниковать. Дважды потеряв Миву, он не мог потерять еще и Леонардо. Он покинул додзё, чтобы дать Лили время для медитации.

Еще не слишком поздно. Вокруг нее странный и загадочный ореол. Не похожий на Эйприл, но они обе отличаются от других людей. И в миг, когда мысли Сплинтера вернулись к Эйприл, она ворвалась в их дом… с незнакомкой? Как она могла? Она знала правила! Он доверил ей безопасность своей семьи.

Сплинтер изо всех сил пытался сдержать гнев, пока Эйприл лепетала объяснения. Но сердце упало в пятки, когда подруга Эйприл превратилась в кренг-дроида. Как же они не вовремя!

* * *

Воцарился хаос. Порталы Кренгов открывались там и тут. Кренг-дроиды были повсюду. Лазерные лучи сожгли их дом. А он покинул отца. Сэнсэй сказал, что у него есть план. Что все будет хорошо. Леонардо должен был верить ему, уводя Эйприл и братьев к панциробусу.

Неожиданно взорвалась ракета, и он отшатнулся от вспышки. Лео слышал, как Донни закричал: «Моя детка!» Панциробус поджарился. Новый план.

«Все за мной!» Веря, что остальные следуют за ним, Леонардо побежал по заброшенному туннелю метро в сторону канализации. Им нужно немедленно добраться до Рафа и Кейси. Он не может оставить их одних. Не в начале вторжения. Он должен защитить свою семью.

— Каким путем? — крикнула Эйприл.

— Налево! Он приведет нас к меха-черепахе, — Донни все еще толкует об этом?

— Нет! Сначала надо найти Рафа и Кейси!

Они спорили! Снова! Леонардо не мог поверить. Мир рушился вокруг них, а он препирался с одним братом, в то время как другой, скорее всего, был в смертельной опасности. Но он никак не мог остановить себя.

Аргументы внезапно кончились, когда между ними возник портал Кренгов, и оттуда хлынули Кренг-дроиды к его братьям и Эйприл. Один из них выстрелил в Донни. Нет! Он хотел спасти их! Он должен. Они не расстанутся надолго. Лео обратился к Майки:

— Беги! Уведи Донни и Эйприл в безопасное место. Я отвлеку их, — он проигнорировал протесты Майки.

— Просто сделай это! — Лео рассек двух дроидов и насадил их механические черепа на клинки, лязгнул ими друг о друга с несколькими своевременными насмешками, привлекая внимание остальных дроидов, и скрылся в туннеле, уводя врагов от своей семьи.

* * *

Когда они, шатаясь, вышли на поверхность, Донни подумал, что сейчас его действительно стошнит. Зачем он спорил? Почему не послушался? Это все его вина. Вторжение Кренгов началось, и Лео остался один. Его смерть будет на совести Дона. Он сделал это.

— Ай! Ай! Как больно! — боль в руке помогла немного отвлечься от мыслей.

— Ты будешь в порядке, Донни. Я подлатаю тебя, — утешающие руки Эйприл подарили ему миг облегчения, прежде чем Донни услышал, как психует Майки, оттого что Лео не отвечает на звонок. И мерзкое чувство вернулось.

— Это моя вина. Черт, мне не стоило спорить с Лео. Теперь он пропал.

Он сделал это с братом. Со своим лидером. И что теперь? Неожиданное открытие Кренг-портала заставило их бегом броситься к укрытию за машиной такси. Когда же горизонт был чист, сомнения Донни вновь набросились на него.

— Лео был прав. Нам следовало выбраться из города, пока у нас был шанс.

К счастью, Эйприл взяла инициативу в свои руки.

— Но только не без моего отца и остальных. А теперь пошли, — не дожидаясь одобрения, она повела их к себе в квартиру.

* * *

Раф на полной скорости мчался по крышам, а Кейси — по его горячим следам, в то время как город вокруг рушился от залпов лазерной пушки Кренгов, заливался усовершенствованным мутагеном, и повсюду открывались порталы. Как мог он бороться со всем этим? Да и кто бы мог?

Вторжение началось. Лео! Он должен добраться до Лео! Они нырнули за строительный каркас для цемента, и тут зазвонил че-фон. Майки?

— Майки, где вы?

— На пути в квартиру Эйприл. Встретимся там, чувак.

— Понял.

Лео в безопасности. Он с братьями и вне опасности. С ним все в порядке.

— Раф, берегись! — крикнул Кейси, когда появился летающий корабль, преследуя их по пути через крышу вспышками фиолетовых молний, завершившихся взрывом, сбросившим их с кровли. Ладно, может быть, все будет в порядке.

* * *

Лили сидела под деревом. Она могла ощутить запах его коры и листьев. Это успокаивало. После выполнения изученных упражнений она попыталась сосредоточиться на своем сознании и открыть его. Но так же, как раньше Лили не могла остановить видения, чувствуя их приближение, теперь она никак не могла вызвать их.

Какая никчемная, бесполезная способность. Уж если ей приходится жить с ней, по крайней мере, она должна научиться использовать ее, чтобы спасти тех, о ком заботилась. Лили вздрогнула, когда громкий резкий звук вторгся в ее медитацию. Это были крики? Взрывы? Казалось, что все рушится.

Лили хотела броситься туда и помочь. Помочь? Как? Что она могла сделать, кроме как отвлекать их необходимостью защищать ее? Проглотив свою горечь, она подползла к комнате Сплинтера и задвинула дверные створки, силясь успокоиться. Напрасно.

Затем ниоткуда ее ударило видение. Лили не ожидала его и настолько была погружена в хаос вокруг, что даже не почувствовала его приближения. Бой угасал, когда она скользнула в сознание Лео в ближайшем будущем.

Это было то же видение, что и прежде, но более ранний момент. Ей не придется быть связанной с сознанием Лео. По крайней мере, ментальные тренировки дали ей возможность держать свой разум отделенным от сознания хозяина.

Это еще до начала сражения. Где он? Не беспокоиться о врагах. Беспокоиться о местонахождении. Стройка? Она не видела этого места прежде. Серия сальто среди разлетевшихся частей робота заставила закружиться ее голову. Со сколькими подобными штуками он сражался в последнее время до этой битвы? Господи, это потрясающе.

Сосредоточься! Лео насмехался над Шредером? Что с ним? А-а-а! Больше врагов! Не ее битва! Сосредоточься! Где они? Наконец-то! Знак. Она определила место. Она может остановить это. Может быть. Это ощущается так близко. Так скоро.

Ай! Они врезались в стену, и она на миг была дезориентирована, поскольку битва продолжалась. Так много врагов. Как может он уследить за всеми ими? Ей пришлось оторваться от сражения. Ее мысли не помогали. Слишком быстро, чтобы проследить, и она может узнать относящиеся к делу детали, переключив свое сознание на другое.

Неожиданно они упали, кувыркаясь вниз по грязному склону, болезненно подскакивая, пока — всплеск! Вода была леденящей и перехватывающей дух. Совершенно иной градус боли, после которого падение казалось незначительным. Должны выбраться!

Так или иначе, он нашел в себе силы подняться. Лили не думала, что смогла бы сделать это. Ледяной воздух и холодные снежинки обжигали, замедляя их движения. Они не предназначены для такого холода. Вялость. Он с трудом, пошатываясь, поднялся на ноги. Что за дрянь! Где мечи Лео? Раньше он не терял свое оружие. Почему?

Неожиданно ее ударило ужасающее понимание. Она перестала быть пассивным пассажиром. Сейчас Лили была активным участником. Она как-то влияла на будущее, которое еще не произошло. И она отвлекла его. Она вмешалась, и он проигрывал.

Нет! Она отступила вглубь себя, насколько смогла. Стараясь не думать о том, как атаковали монстры, как били его, ранили его. Нет! Черт! Бейся! Ее сознание кричало ему, и вдруг его тело переполнилось адреналином, отогнавшим холод.

Она в благоговении смотрела, как он, безоружный, поочередно отбил кошмарных монстров, напавших на него. Чудовищная роботизированная рыба, Фишфейс, Ксевер. Скелет-оборотень, Рахзар, Догпаунд, Брэдфорд. Тигр-охотник за головами, Тигриный Коготь. Но там был еще металлический человек. Шредер.

Они повернулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как когти его оружия обрушились на них. Тэкко-каги, как они представлялись сознанию Лео, рванули его плоть. Он умрет! Нет! Она не позволит этому случиться.

Применяя все полученное на тренировках, Лили направила себя в сознание Шредера и была на миг дезориентирована сильной, всепоглощающей яростью и ненавистью, скрывающие более глубокий слой отвращения к самому себе и тревожащее ликование от гибели мира. Отпустить прошлое. Не твое. Отпустить.

Он был готов измучить и убить Лео. Так же, как и в первом ее видении, когда Лео был в его власти. Если она смогла повлиять на будущее Лео, то, возможно, сумеет сделать это и со Шредером. Использовать его же ненависть и странный драматизм.

Убить его прямо сейчас, вот так. Этого недостаточно. Все четверо. Они должны умереть вместе. Остальным нужно увидеть состояние этого уродца и узнать свою судьбу. Неожиданно зазвонил че-фон. Тигриный Коготь осмотрел его.

— Они ждут его в доме девчонки.

Да! Они покажут им его полутруп и уничтожат их всех разом. Оставят Сплинтеру лишь горе и страдания, прежде чем он покончит и с ним. Вот так он сделает.

— Схватить их! Уничтожить.

Она чувствовала себя почти больной, планируя заговор уничтожения Лео и его братьев, но время, что она могла для него выиграть, дорого стоило. И этот монстр слишком подвержен мании величия, которую так легко можно поощрить. А теперь ей просто нужно убедиться, что она не обрекла на гибель их всех.

Видение ускользнуло. Все в порядке. Больше она ничего не могла сделать.

* * *

Тело Сплинтера ныло. Битва за его дом была более ожесточенной, чем он считал возможным. Но, не переживая о безопасности детей, он был в состоянии бороться. Пока его мальчики вместе. Все будет хорошо. Он надеялся на это.

Отраженный свет его горящего дома привлек взгляд, и Сплинтер обнаружил себя смотрящим на семейное фото своих сыновей. Он поднял его, помня о разбитом стекле. Его мальчики. Потерянные на фоне инопланетного вторжения. Может, не стоило отсылать их подальше.

— Сэнсэй, — он поднял глаза и увидел Лили, которая, шатаясь, выходила из додзё. Она споткнулась о череп кренг-дроида и начала падать вниз по ступенькам. Быстрый как мысль, Сплинтер подоспел вовремя, чтобы поймать ее.

— Это происходит сейчас!

— Да, дитя, вторжение…

— Нет, сражение Лео. Не больше чем в нескольких минутах ходьбы!

Его дыхание перехватило. Леонардо.

— Я знаю, где он.

* * *

Лео не мог побороть ноющего ощущения, что он загнан. Кренги упоминали, что должны схватить его и братьев для Шредера. И стоило ему выбраться на поверхность, как его тут же обнаружили Фут-боты, целью метательного оружия которых было задать ему жару. Он не мог оказаться на этой стройке, на вид полной Фут-ботов, случайно.

Сорок семь пропущенных звонков от Майки. Он должен… еще больше Фут-ботов! Надо уходить. И тут его наполнило сюрреалистичное ощущение, что он не один. Он сражался, но не так хорошо, как мог, словно что-то оттягивало его внимание, отвлекая от битвы. Что было в его голове?

— Огонь!

Обернувшись на знакомый голос, Леонардо увидел стоявшего на крыше соседнего здания Шредера и его приспешников-мутантов, а также нескольких Фут-ботов с луками и стрелами, стрелявших в него. Шредер. Он один, во время сражения, перед Шредером. Видение.

— О нет.

* * *

Сплинтер помчался вперед. Он знал, что Кожеголовый тащится за ним, но не мог ждать. Жизнь Леонардо на кону.

Он был благодарен крокодилу-мутанту за своевременное появление, за то, что тот скосил как траву кренг-дроидов в канализации, задерживавших его. Кожеголовый знает, куда идти. В конце концов он догонит его.

Наконец-то. Он на стройке. Меч Леонардо, вонзенный в Фут-бота. Но где же Леонардо? Сплинтер был не один. Выпрямившись, он увидел Шредера, выходящего из-за деревянной стены.

— Где мой сын?

— Я забрал его, как и твое дитя много лет назад.

Нет. Больше никаких отсрочек. Он должен покончить с этим.

* * *

Раф, ошеломленный, стоял в квартире Эйприл, в то время как Майки крепко ухватился за него. В любых других обстоятельствах он поколотил бы привязчивого братишку. Не стал бы обнимать. Но на сей раз ему было приятно и не менее нужно, чем Майки.

— О, я тоже скучал по тебе, братишка.

После противостояния с Кренг-Праймом, пока не появилась армия, чтобы спасти их панцири (метафорически, в случае Кейси), Раф не думал, что когда-нибудь снова увидит свою семью. Но все они были здесь и в безопасности.

— Не хочу прерывать вас, но Лео все еще там, — слова Донни пронзили его мысли, и Раф сердито отпихнул Майки.

— Что?! — Майки хотел сказать что-то еще, но Раф прервал его. Лео там один? Во время вторжения Кренгов? Лео умрет! Как они могли оставить его?

Но прежде чем он успел сжать Донни до тех пор, пока его панцирь не треснет, разбилось окно, и бесчувственное тело Лео влетело в комнату Эйприл, заскользив по полу. Раф уставился на старшего брата со смесью ужаса — его состоянием, и облегчения — что тот не умер. Неважно, что бы ни случилось, пока Лео жив, они могут это исправить.

* * *

Когда Сплинтер убежал куда-то, следуя ее пояснениям, Лили из последних сил дотащилась до дивана и села среди обломков, пытаясь понять, как ей поступить теперь. Все, что она могла сделать — это сидеть и мысленно анализировать видение. Почему-то теперь, с верой в ее видения без всяких сомнений, стало только хуже. Даже в самом лучшем случае Лео пострадал. Плохо. Смогла ли она спасти его? Было ли достаточно ее усилий?

Лили не знала, как долго сидела там, мысли бегали по кругу, прежде чем она услышала голоса. Друг или враг? И что она сможет сделать, если это враг? Не имеет значения. Сдаваться не вариант. Она встала и приготовилась. И это помогло, потому что Майки чуть не набросился на нее с объятьями.

— Лили! Ты в порядке!

— Да, Майки. Лео… — ее подруга всхлипнула.

— Он жив. Ди сказал, что нам не следует двигать его. С ним Кейси.

Лили кивнула. Она могла слушать Донни дальше, поручив остальным собирать их личные вещи. У Лили их не было, поэтому она позволила Майки отвести себя на кухню, чтобы он мог забрать Холодильную Кошку.

Что-то все еще нервировало ее в его съедобном друге, но Лили прониклась к нему симпатией. Хм-м-м, может, это неправильное выражение. Эйприл вскрикнула, и Майки побежал к ней, оставив Лили на кухне держащей Морозильную кошку. На них напали? Все ли в порядке?

Неожиданно Майки схватил ее за запястье, прежде чем Лили смогла инстинктивно отпрянуть.

— Эйприл знает, где сэнсэй. Нам надо идти.

* * *

Раф смотрел в недоумении. Этого не произошло. Это нереально. Сэнсэй победил. Как это могло случиться?

Он кричал, а его тело бессмысленно билось о неподатливую металлическую решетку, в то время как Шредер, раненый и избитый, нес обмякшее тело их отца к дренажному колодцу, полному воды. Раф был бессилен что-либо сделать, когда этот монстр сбросил туда их сэнсэя, их отца, и ушел, словно это не имело никакого значения.

Он знал, что обезумел. Он не приходил в себя, братья пытались говорить с ним, но Раф не слышал. Лео… сэнсэй… это было слишком. Неожиданно рядом возник Майки, борясь с ним. Нет, не борясь. По крайней мере, не совсем. Майки обнимал его, обещая, что все будет хорошо.

Да. Сэнсэй сильный. Он великий мастер ниндзюцу. Майки прав. Случившегося недостаточно, чтобы вывести его из игры. Отец будет в порядке. Второй раз за сегодняшний день он позволил Майки утешить себя. Своего рода рекорд. Или худший день. Или и то, и то сразу.

Красный туман рассеялся перед глазами, и Рафаэль снова мог видеть. Эйприл смотрела на Донни с яростной решимостью. Она сегодня тоже потеряла отца.

— Мы не бежим, Донни. Мы положим этому конец.

Все верно. Они закончат все это.

* * *

Лили сидела, свернувшись калачиком, за парой мусорных баков в одиночестве и ожидании. Если она думала, что поездка до места нахождения меха-черепахи Дона страшна, то теперь стало еще хуже. Беспомощная и одинокая, она слушала крики и взрывы, окружавшие ее. Это был кошмар. Автомобиль с визгом остановился рядом. Союзник или враг? Как бы Лили хотела, чтобы она могла видеть.

— Кто здесь?

Кейси? Лили испустила облегченный вздох и поднялась.

— Я здесь, но мне нужна помощь, чтобы добраться до тебя.

— Без проблем! Кейси Джонс справится.

Несмотря на все, Лили слегка улыбнулась. Он был первым человеком из тех, что она встречала, с такой привычкой говорить о себе в третьем лице.

Его руки в хоккейных перчатках обхватили ее плечи и повели вперед, обводя вокруг большинства обломков, но все же спотыкалась она достаточно. По крайней мере, Кейси предупредил ее за шаг о… он назвал это вечериночный фургон?

Кейси убедился, что она пристегнулась к стене. Не то чтобы у Лили было много опыта взаимодействия с подобным транспортом, но она была уверена, что ремни самодельные. Будем надеяться, она не пожалеет об этом.

— А где все остальные? — голос Кейси ворвался в ее размышления о смерти в автокатастрофе.

— Сражаются в огромной меха-черепахе Дона.

— Что? Без меня! Как они могли? Где?

— Они говорили о каком-то логове Шредера, где бы это ни было.

Слова сорвались с губ, прежде чем Лили успела поймать их. Ой.

— Теперь держись покрепче. Прервем эту вечеринку.

* * *

Эйприл попятилась, когда подошел Кренг-Прайм. Что им делать? Они поджарили меха-черепаху, пытаясь шарахнуть эту штуку всей электроэнергией Нью-Йорка. И это не сработало. Они в пролете.

Собрав весь свой страх и панику, она швырнула его в Кренг-Прайма, оглушив его и поджарив ее. Это был ее первый и единственный взрыв, и Кренг-Прайм уже начал трясти их.

— Это так круто! — из ниоткуда появился вечериночный фургон, протаранил Кренг-Прайма, отправив его в полет, и транспорт занесло, прежде чем он притормозил перед ней. Кейси высунулся в боковое окно и подарил ей злую ухмылку, заставившую желудок перевернуться.

— Вас подвезти?

Все погрузились в фургон, и он поехал, видимо, без особого направления. Эйприл слышала, как Донни просит прощения у бесчувственного Лео в задней части фургона. Им надо где-то восстановиться.

— Есть место, куда мы можем отправиться — в Нортхэмптон. Старый дом нашей семьи. Мы приезжали туда на лето.

В поисках мамы, пока отец не смог больше справляться.

— Мы можем оставаться там сколько захотим. На мили никого вокруг, — еще одна улыбка и толчок в желудке.

— Нортхэмптон, да? Звучит неплохо для Кейси Джонса.

Их миссия закончилась катастрофой. Они не смогли забрать Сплинтера, и город потерян. Может быть, Кейси повезло больше.

— Ты нашел отца и младшую сестру?

— Никаких следов. Наверное, превращены Кренгами.

Сердце Эйприл сжалось. Кейси держался с привычной бравадой, но она могла различить под ней боль. Она не знала что сказать. Потому что сказать было нечего. Поэтому Эйприл просто обняла Кейси, стараясь не мешать ему вести машину. По крайней мере, она может предложить укрытие от бури.

Потерянная

Она плыла все глубже и глубже. Ей пришлось уйти от всего этого шума. Его было слишком много. Он преследовал ее. Ей пришлось уйти.

Что это было? Знакомый запах. Что-то ценное. Что-то, достойное защиты. Она последовала за запахом к его источнику. Должна защитить. Подхватив сверток неловкими руками, она понеслась к поверхности. Не слишком много времени. Вырвавшись из воды, она опустила сверток на твердую поверхность. Тот не шевелился. Она опоздала?

Она осторожно подтолкнула его мордой. Он испустил короткий кашель и начал дышать. Не опоздала. Желание напасть и сожрать боролось с желанием защитить. Она не могла оставаться здесь. Небезопасно.

Когда она исчезла под поверхностью воды, единственное слово эхо пронеслось через ее разум, словно яркое солнце в мире тьмы, прежде чем исчезнуть, оставив в памяти лишь образ. Отец.

Доверие

Умеко боролась, стараясь удержать гнев под контролем, пока утешала и успокаивала своих людей, запертых в большой клетке, как и она, и переживала за запертых в другом месте.

Это ее вина. Она поверила Алопекс, поведав ей все свои секреты, думая, что знает ее лучше. Она предала своих людей так же, как Алопекс предала ее, и они теперь пленники. Сыты и целы, но лишены свободы.

Что эти люди хотят сделать с ними? Они не особенно любопытны, раз Алопекс их слуга, так чего они хотят? Умеко стиснула зубы при мысли об Алопекс, и гнев вновь захлестнул ее разум. Она закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Злость слепа, и ее власть — риск для жизней ее людей. Это опасный союзник, который может дорого стоить им всем. Ей приходилось держать его загнанным в угол.

Позади нее открылась дверь, и Умеко инстинктивно потянулась за мечами, пока ее люди прятались за нее, совсем забыв об своем унизительном разоружении. В комнату вошла человеческая женщина в кимоно и маске лисы, в окружении синоби с черными и красными символами ступни на лбах.

Умеко гордо стояла перед женщиной, не желая дрожать, готовая атаковать как с оружием, так и без него. Женщина была бесстрашна.

— Это было бы прискорбно для... "людей" под твоей защитой, — Умеко взглянула на синоби и увидела при каждом кунай; они были готовы поразить беззащитных людей, если она сделает хоть шаг. Проглотив свою гордость, Умеко приняла более расслабленную позу, признавая поражение.

— Уже лучше. В отличие от остальных, ты вроде бы опытный воин. Как тебя зовут?

Умеко ухмыльнулась.

— Твоя предательница не сказала тебе?

Женщина рассмеялась.

— Я бы не назвала Алопекс предательницей, поскольку она верна мне и всегда была. Но нет. В своем докладе она называла тебя просто "самурай", хотя это кажется немного нетрадиционно.

Умеко просто смотрела, отказываясь радовать эту женщину; она и сама знала, что необычна, и это раздражало ее.

— Зови меня как хочешь. Ты недостойна моего истинного имени.

Женщина пожала плечами на это оскорбление Умеко.

— Очень хорошо. Это действительно не имеет значения. Просто любопытство, ничего более. Твоя кличка во время работы будет Ниньяра.

Кличка, очевидно, имела целью оскорбить ее, ведь она была самураем, а не синоби, но это не способно задеть ее.

— Работы на тебя?

— Да. У нас достаточно заложников. Мы можем позволить себе убить пару из них прямо сейчас, чтобы показать тебе, насколько серьезно мы настроены. Их жизнь зависит от твоего сотрудничества.

— И ты думаешь, что жизнь в тюрьме — это жизнь!

— Ну, если ты уверена, что никогда не сумеешь перехитрить нас и освободить их, мы можем убить вас всех прямо сейчас. Нам не нужны пораженцы.

Умеко затихла. Могла ли она обречь их всех на верную смерть? Конечно, это не жизнь, но ведь она может освободить их в будущем? Ведь это возможно? Стоит ли ее гордыня потери такой возможности?

Нет. Ее долг защитить их. Как-то, каким-либо образом она увидит своих людей свободными. Стиснув зубы, не обращая внимания на сжимающее ощущение в животе, Умеко опустилась на колени перед женщиной.

— Как прикажешь.

Алопекс давно не чувствовала себя настолько неважно. То, что она, заслужив доверие Умеко, предала ее, пусть и ради своего клана, разъедало ее. Она надеялась, что воссоединение с Караи немного утешит ее, но Караи прямо сейчас была на службе у своего отца, Шредера, в Нью-Йорке, и город был под странным мистическим замком. Как долго они теперь будут врозь?

Лишенная заданий и настоящей сестры, она сделалась беспокойной. Даже избиение товарищей по оружию из клана под предлогом тренировки не смогло смягчить ее разочарования.

Поэтому, при избытке свободного времени и отсутствии чьего-либо внимания, Алопекс воспользовалась своим статусом, чтобы присвоить частный самолет и спланировать полет на Аляску. Теперь же, после тысяч футов полета, закрытая на частном аэродроме, невдалеке от Фейрбенкса, она спрашивала себя, хорошая ли это была идея.

Чем ближе Алопекс была к дому, тем острее чувствовала. Ее стая не узнает ее. Ее лес не узнает ее. Ничто не будет прежним. Ей там больше ничто не принадлежит. Но, по крайней мере, она может взглянуть на них еще раз. Раньше у нее не было шанса попрощаться. Возможно, закрыв эту страницу, она обретет покой.

Самолет приземлился, и она вышла, оставив пилота наедине с его устройствами. Вдохнув знакомый воздух, Алопекс бросилась бежать в сторону долины Танана. Ее трепет сменился возбуждением нового обладания этими землями. Оно принесло с собой прилив воспоминаний, и Алопекс потеряла себя в них, пока бежала.

Но это не продлилось долго. Чем ближе она оказывалась, тем хуже казались запахи. Они как-то отсутствовали. Неправильно. Что-то неладное. Она должна уже увидеть опушку леса. Разве нет?

Поднявшись на последний холм, Алопекс остановилась. Лес исчез. Ничего, кроме выгоревшего кратера и новой поросли, обещавшей восполнить потерю природы со временем. Лесной пожар? Должно быть, так. Что еще могло вызвать такое полное опустошение?

Ее дом исчез навсегда. Что бы ни пришло ему на смену, оно будет новым, другим. Ее прошлое было прекрасным и теперь действительно потеряно для нее. Упав на колени в пепел на земле, Алопекс пыталась не заплакать. Отказывалась. Это жалкое, слабое человеческое поведение, и она не подчинится ему.

Запустив пальцы в грязь, она коснулась чего-то, не поддавшегося пламени. Зуб? Зуб белого медведя. Алопекс вспомнила своего старого врага. Должно быть, он погиб в огне, вместе со всем остальным. Как она ненавидела его.

Но эта ненависть казалась теперь такой далекой. Они оба были частью одного и того же потерянного мира. Прижав зуб к груди, Алопекс заставила себя подняться и поплестись обратно к самолету.

Лиза в отчаянии пробовала на прочность свои узы снова и снова, уже зная, что не сможет их сломать. Но признавать поражение было не в ее характере, и она цеплялась за это. Пусть даже ситуация была близка к невероятно невозможной.

Она была прикована к твердой бетонной стене чего-то похожего на гигантский террариум. Как такое вообще могло происходить с человеком? Может, она впала в кому, вызвавшую очень странное видение? Печально, что в итоге Лиза уцепилась за надежду, что именно так и случилось.

По обе стороны от нее находились пары пустых оков, а в углу съежилась соседка по террариуму. Они с Лизой были очень далеко друг от друга. Все оковы, видимо, служили для удержания заключенных от взаимодействия. И явно не были тем, что могло порадовать ее.

Девочка выглядела примерно на тринадцать лет и, очевидно, была беглянкой. Лиза не знала, как давно та находилась здесь, но по крайней мере не меньше, чем она сама, поскольку была прикована в своем углу, когда Лиза очнулась в этом аду. Бедный ребенок был явно травмирован и не произносил ни слова. И ничто из сказанного и сделанного Лизой не убедило ее заговорить.

Когда охранники в черных пижамах появлялись с мягкими банками с едой и водой, им приходилось заставлять девочку есть, иначе она бы голодала. Лиза давно потеряла счет времени в этой тюрьме, освещенной лишь флуоресцентным светом, но его, вероятно, прошло достаточно, чтобы умереть с голоду.

Лиза же, в свою очередь, добровольно съедала все до последнего кусочка. Ей потребуется вся ее сила, потому что как только предоставится возможность, она будет пытаться освободиться. А когда ее родители и дядя узнают, что сделал Филч, он пожелает никогда не рождаться. Никогда не связываться с ее семьей.

По крайней мере, она была в походе, когда ее похитили. Прочная одежда, с которой было сложно управляться с ее кандалами, когда приходилось пользоваться ведром для отходов, оставленном охраной каждому из пленников, давала больше комфорта и защиты, чем любое из ее модных платьев или дизайнерской обуви. А помимо этого, ничто из созданного Вера Вэном или Джимми Чу не заслуживало находиться в этом грязном месте.

В соседних террариумах Лиза могла видеть других заключенных. Насколько она могла судить, она единственная не выглядела бездомной, потому что, кем бы ни были ее товарищи по несчастью, внимание — последнее, что они хотели бы привлечь. Похищение было довольно опасным. Если не учесть, что ее будут искать совсем не там и решат, что она погибла в заповеднике. Черт.

Лиза могла видеть, как Филч работает на одной из панелей управления посреди лаборатории, и уставилась на него, но тот игнорировал ее, как и все время с тех пор, как приказал привезти ее сюда. Жужжащий звук заставил ее зажмуриться и отвернуться.

Лиза всегда испытывала ужас и тошноту, когда появлялся человек-муха. Каким бы он ни был чудовищем, он, похоже, работал с Филчем. Она все еще не поняла, что они делают. Для чего ее и остальных держат здесь.

Услышав звук открываемой двери, Лиза открыла глаза. Еще не наступило время кормления или смены ведра. Зачем тут охрана? Ее напарница по террариуму закричала в ужасе и начала яростно биться, когда они подошли к ней. Бедный ребенок хотел убить себя?

Охранники, едва реагируя, удержали и освободили ее, вытащив охваченную паникой из камеры. Других заключенных тоже тащили вперед. Бездомных и… Лиза ахнула. Диана Мейсон? Они схватили и ее наставницу? Какого черта?

О нет. Должно быть, они забрали Диану, чтобы она не спрашивала о Лизе. Связали свободные концы. Это все из-за нее. Лизе хотелось заплакать, но она сопротивлялась этому чувству. Если она сейчас начнет, то не сможет остановиться и будет никчемным мусором, когда придет время бежать.

Все трое поднялись на несколько ступеней к платформе в форме пончика, находившейся над огромным сферическим стеклянным контейнером, полным какой-то светящейся зеленовато-голубой жидкости. Филч передал человеку-мухе маленький оранжевый флакончик, тот подлетел и впрыснул содержимое возле верха.

— Нач-ч-чнем!

Жужжащий голос заставил ее содрогнуться. Охранники столкнули всех троих пленников через край в контейнер. Лиза не могла издать ни звука, наблюдая, как их размытые силуэты ломаются и искажаются, преображаясь и становясь чем-то неестественным.

Филч нажал на кнопку, и жидкость слилась на решетку ниже, освобождая жертв. Охранники подошли, чтобы сковать их. Но поскольку бывшие пленники стали теперь огромными похожими на муравьев монстрами, кое-кто из охранников оказался недостаточно быстрым, чтобы увернуться от жвал, и лишился головы, но в конце концов монстров удалось обездвижить.

Так Лиза обнаружила, что ее охранники были роботами. Неудивительно, что на них не подействовал ее баллончик в ночь, когда ее схватили. Она задавалась вопросом, имеет ли это отношение к маскам, которые они носили. Теперь она знала. И почему она вообще думала об этом?

Наверное, чтобы не думать об ужасной судьбе подруги и наставницы. Она не могла не содрогнуться. Филч и человек-муха отступили в страхе, когда кто-то еще вошел в лабораторию. Тигр? Одетый как участник южноамериканской партизанской войны? Этого не может быть. Ничего из этого. Такого просто не может быть.

— Мастер желает нового прогресса в экспериментах.

Человек-муха казался надломленным и сжавшимся. Филч выглядел, словно хотел поступить так же, но не смел молчать, когда его спрашивали.

— Ну, хотя всегда есть разные вариации, поскольку мутаген нестабилен, мы создали несколько усовершенствованных штаммов, которые должны дать сильных солдат для армии мастера. Потребуется несколько «добровольцев», чтобы получить оптимальную комбинацию для каждого штамма мутагена, но это не должно стать проблемой. Мы как раз собирались проверить преимущества и ограничения изготовленного на заказ насекомого-мутанта.

Вспомнив, как бились и кричали испытуемые, Филч дал знак охране.

— Отправьте их в лабораторию тестирования.

Тигр кивнул, когда муравьев-мутантов вывезли из комнаты.

— Мастер будет доволен. Как продвигается другой проект?

— Контроль разума? Ну, у нас есть некоторые сложности с…

— Так значит, никакого прогресса? — голос тигра стал низким и угрожающим.

— Я бы не сказал, что никакого…

— Какой прок мастеру от армии мутантов без надежного способа их контролировать?

Человек-муха выступил вперед.

— У Кренгов ес-с-сть вещ-щ-щиц-ца, которая мож-жет контролировать раз-з-зум.

— Замолчи! — теперь тигр дрожал от ярости. — Ты принимаешь мастера за дурака?

Человек-муха снова сжался.

— Наш альянс — одно из преимуществ, которое закончится, когда мастер получит от них то, что ему нужно. Кренги покоряют наш мир. Вторжение уже в самом разгаре. Время истекает, и мы должны быть готовы избавиться от них, когда придет подходящий момент. Мы не можем доверять их технологиям контролировать разум наших солдат. Найди другой способ и поживее. Иначе последствия будут самыми неприятными.

Дирк Сэвидж нашел Эй Джея взволнованно вышагивающим по кабинету. Он примчался, как только получил звонок, не тратя времени на то, чтобы оправиться от последней миссии. Эй Джей нуждался в нем. Остальное может подождать. Возмущенное выражение лица Эй Джея превратилось в улыбку, как только он увидел его.

— Что случилось? Ты сказал, что это срочно.

Улыбка выцвела.

— Мои племянницы похищены, а власти бесполезны.

— Лиза и Лили пропали? Когда? Как?

Эй Джей поднял руку.

— Моя сестра потеряла Лили в природном заповеднике, где она любила гулять, несколько месяцев назад. По данным полиции, следов не найдено. Я подключил к этому более компетентных людей. По-видимому, она добралась на попутке в Нью-Йорк и исчезла уже по прибытии. Я не сдался, но поиск приостановлен, так как город сейчас недоступен.

Дирк слышал об «инопланетном вторжении» в Нью-Йорке, но отказывался в это верить, особенно после инцидента с массовой истерией по поводу пришельцев несколько месяцев назад. Он не знал, почему город отрезал себя от окружающего мира, но мог придумать несколько более правдоподобных объяснений, не вытекающих из романа Г. Уэллса.

— А что насчет Лизы?

— Она стажировалась в моей нью-йоркской фирме, но ее не было там. Она должна была отправиться в поход с коллегой, но не найдено следов ни одной из них. Они могут не отвечать из-за несчастного случая, но у меня много врагов. Это может быть связано. Мне нужно, чтобы ты нашел для меня Лизу.

Дирк торжественно кивнул. Ему причитался отпуск, и он не подведет своего друга.

— У меня есть здесь маршрут ее поездки.

Он забрал файл.

— Можешь довериться мне в этом. Я верну ее и узнаю, почему она пропала. Обещаю.

Эйприл сидела за кухонным столом за рисованием. Она уже так давно не рисовала. Почти забыла, как ей это нравилось. И, вопреки нежеланию казаться высокомерной, как хорошо это умеет. Она начала рисовать в толстом дневнике, что вела всю зиму, и вспомнила.

Это была долгая и откровенно несчастливая зима. Теперь, когда холода наконец отступили, Эйприл готова была позволить весне дать себе надежду. Они покинули город за несколько недель до Рождества, а сейчас был конец марта, и Лео еще не очнулся.

Он лежал в коме в ванной наверху под постоянным наблюдением Рафа. Донни устроил лабораторию в сарае. Майки помогал Эйприл готовить и справлялся с удивительным количеством дел, несмотря на вечное дуракаваляние.

Запомнив дом, Лили оказалась более искусной в его уборке, чем Эйприл готова была признать. Хотя, может, из-за того, что Эйприл поначалу ее недооценивала.

Кейси оказался на удивление полезным в ремонте дряхлых останков ее прежнего дома, в моменты когда не находился в «лаборатории» Дона, пытаясь реанимировать старый грузовичок, который, по его словам, еще можно было спасти, хоть Эйприл и сильно в этом сомневалась.

Кейси. Что ей с этим делать? Эйприл знала, что избегает знаков его внимания и прячет любые следы привязанности к нему с равным успехом. Он ни за что не заметит. Но сейчас Эйприл не могла справиться с растущим увлечением. Не после всего случившегося в Нью-Йорке.

Но почему это должен быть именно он, изо всех возможных вариантов? Кейси так невыносимо дерзок, высокомерен, упрям и безрассуден, и… ничто из этого не имело значения. Она не могла выбирать, что чувствовать.

Но она могла выбрать, что с этим делать. И пока что Эйприл решила забить на все и проигнорировать. Она просто не могла справиться с этим прямо сейчас. Только не в хаосе, творящемся вокруг. Не при том, как обстоят дела с Донни. Что она будет делать со всем этим? Ничего. Не связываться с этим сейчас. Игнорировать.

Пора подумать о чем-то другом. Может, о погоде? Хорошо, что пришла весна. Сидеть взаперти, занятыми лишь тренировками ниндзя и повторными просмотрами «Крогнарда-Варвара», уже утомляло.

Эйприл мало что могла поделать с «Крогнардом-Варваром», после того как его обнаружил Майки, но теперь, когда они могли проводить спарринги на свежем воздухе, часть подавленного разочарования из-за их потери наконец-то могла быть уничтожена.

Кроме того, припасы на черный день, оставленные ее отцом, начали подходить к концу, и было бы неплохо добыть немного продовольствия или попробовать вырастить что-нибудь. Майки получал немного яиц от кур, о которых заботился, но их явно не хватало, чтобы прокормить всех без какого-то иного источника пропитания, даже если не тратить изрядную часть на изготовление дымовых шашек.

Эйприл улыбнулась, вспомнив, как они купили их. Они с Кейси вернулись из вылазки за едой и смеялись над каким-то глупым дорожным знаком, предлагающем купить цыплят в середине зимы. Майки подслушал их разговор и не отстал, пока друзья не вернулись и не купили их. Она бы подумала, что эти цыплята стали своеобразными детьми Майки, но их отношения больше походили на безумие.

В Майки было что-то, делающее ужас от травмы Лео и потери семьи и дома более терпимым. Он мог казаться придурком, но нес чувство радости, заражающее любого, с кем черепашка общался. Она постарается больше ценить это в будущем, не принимая как должное.

Майки не мог оторвать Рафа от Лео для чего-либо, кроме тренировки, но мог хотя бы убедить его есть, и Эйприл знала, что младший наведывается в «лабораторию» Донни, чтобы вдохновить гения отложить работу и выйти развлечься с ней и Кейси, получить так необходимый отдых. Мелочи вроде бы, но очень важные.

Дверь морозильника открылась, и Эйприл отпрыгнула. Та еще куноити. Лили что-то ласково промурлыкала Морозильной Кошке, потом погладила питомца, облизала пальцы, прежде чем закрыть дверцу и присесть. Еще одна дружба, сложившаяся за эту зиму, хотя и оказавшая немалое влияние на Майки.

— Привет, Лили.

— Привет, Эйприл. Еще не время обеда.

Эйприл все еще поражало чувство времени Лили, хотя и не должно было. Не стоило и дальше недооценивать ее.

— Нет, я просто рисую.

Лили вздрогнула.

— Правда? А что?

Почему Лили волнуют рисунки? Не то чтобы она могла оценить их. Эйприл тут же почувствовала неловкость от этой мысли. Ее молчание, должно быть, помогло Лили догадаться о них.

— Знаю, это звучит странно, но мне всегда нравилась идея искусства. Я видела кое-что глазами других людей, а некоторое могла ощутить через прикосновение. Я просто хотела…

— Нет, кажется, я поняла. В основном я рисую нас всех. Знаешь, воспоминания о повседневной жизни здесь. У меня есть картинка с Рафом, сидящим возле Лео, есть с Майки, кормящим кур, а на этой мы все.

Заметив тоскливое выражение на лице Лили, Эйприл взяла ее за руку, проигнорировав инстинктивное вздрагивание при физическом контакте, и прикоснулась ее пальцами к каждому из нарисованных, называя по имени и описывая позы. Эта картинка была не столько воспоминанием, сколько коллажем, как она представляла себе каждого из них в целом. Лили улыбнулась, когда Эйприл оживила рисунок для нее.

— Спасибо. Знаю, звучит глупо, но это много для меня значит.

После мгновенного колебания Эйприл вырвала страницу дневника.

— Почему бы тебе не взять это себе?

— Правда?

— Да. Возьми на память.

— Спасибо, Эйприл.

* * *

Лили постукивала палкой, которую Майки нашел для нее вместо трости, спускаясь по лестнице крыльца. Свежий весенний воздух наполнил ее легкие. Сидеть взаперти всю зиму, кроме единственного случая, когда она сумела убедить Майки выбраться на улицу, несмотря на плохую устойчивость снега, было тяжело.

Когда снег растаял, превращая ферму в грязь, Лили все еще было непросто убеждать его, но обычно он сдавался в конце. Майки не был ответственным по своей природе. Воспитанный в столичной инфраструктуре, он не был большим поклонником жизни на природе, и находиться здесь было вне его зоны комфорта, но обычно Лили удавалось убедить друга выводить ее в лес, хотя бы раз в неделю, с начала оттепели.

Теперь она чувствовала себя достаточно устойчиво, но была не настолько глупа, чтобы рискнуть выбраться в лес без сопровождения. Спустившись с крыльца, Лили решила составить мысленную схему, где что находится.

Сзади за углом она слышала, как Кейси на крыше стучал по отлетевшей черепице, которую обещал Эйприл прибить. Дальше находился сарай.

Внимательно прислушавшись, Лили смогла разобрать, как Дон разговаривает сам с собой во время работы, хотя и не понимала значения большинства слов, так как они были смесью научного жаргона и японского. Дон и Лео чаще других братьев использовали родной язык отца, но были достаточно вежливы, чтобы говорить только по-английски, будучи в обществе ее, Эйприл или Кейси.

Лили подошла к курятнику и услышала, как куры внутри спорят меж собой на своем курином языке кудахтанья и клевания. Они объединялись, лишь когда Майки приходил кормить их. Наверное, не стоило так удивляться его крикам, когда куры преследовали его, но мысль об этом всегда вызывала улыбку на лице Лили.

Она знала, что всем им грустно и больно, особенно Лео. Лили не могла думать о нем без сокрушительного чувства поражения. Но она действительно была рада находиться здесь. Этот сокрытый в лесах мир, где жили ее друзья, был дорог ей как семья, как нечто, что она искала всю жизнь.

Предательница, как она могла чувствовать себя такой счастливой. Лили не могла поверить, что последние несколько месяцев были лучшими в ее жизни. Ей не хотелось думать о будущем, когда ей придется в конце концов вернуться… домой, если только правильно будет называть это место так.

Но она вернется. Ради Лизы. У них есть план, и она не бросит кузину. Имя Лизы больно ударило в сердце чувством вины. Должно быть, она беспокоится о Лили. Все должны считать ее погибшей.

Лили боялась пытаться связаться с Лизой до вторжения из страха быть обнаруженной и вынужденной вернуться, прежде чем она убедится, что Лео в безопасности. Сейчас же просто не было возможности с кем-либо связаться. Лиза наверняка убьет ее, когда она вернется, но Лили не жалела об этом. Не могла жалеть.

Лили приостановила свою прогулку. Кто это напевает мелодию «Happy Birthday»? Она поспешила к источнику звука.

— Майки?

Тот перестал напевать.

— Привет, Лили. Все круто?

С помощью палки Лили поняла, что он сидел на… бревне, должно быть, и прощупала путь, чтобы подойти и сесть рядом. Ее радовала компания Майки, он всегда умел отогнать чувство вины и тяжелые мысли.

— Немного. Просто гуляю. А почему ты напеваешь «С днем рожденья», думаю, есть повод?

Майки вздохнул.

— Ну, потому что сегодня мой день рождения или день мутации, как мы его называем.

— Что?

— Ну, мы не знаем, когда на самом деле родились, поэтому считаем им тот день, когда мутировали. Это же тоже типа рождения, верно?

Лили улыбнулась.

— Думаю, да, но меня больше удивило, что у тебя день рождения, а мне никто ничего не сказал. Сколько тебе исполнилось?

— Шестнадцать, чувачка! — гордо заявил Майки, и Лили нахмурилась.

— Разве это не делает тебя ровесником Лео, я думала, он самый старший?

— Ну да, так и есть, он старше, но не сильно. На несколько часов, максимум на сутки, если верить Ди.

— Погоди, так вы четверняшки?

Майки засмеялся.

— Никогда не думал об этом. Думаю, что да. Наверно, это свойственно черепахам. Например, как у кошки может быть много котят, — так они раньше были черепахами? Лили до сих пор ничего о них не знала.

— Итак, сегодня у всех вас шестнадцатилетие? Кроме меня, Эйприл и Кейси?

— Да, но не думаю, что братья захотят праздновать прямо сейчас, ты знаешь, Лео еще… не проснулся. Поэтому я решил слегка отпраздновать сам по себе. Не то чтобы я был против компании.

Лили покачала головой.

— Мне хотелось бы, чтобы ты сказал об этом пораньше. Мне нечего тебе подарить, — или есть? Рисунок Эйприл был спрятан за ее поясом.

— О, не переживай об этом. Мы можем снова выбраться в магазин, когда вернемся домой, и все снова войдет в норму.

Его оптимизм и подбадривал, и огорчал Лили. Ради Майки она очень надеялась, что все получится.

— Договорились, но у меня есть для тебя кое-что, что я могу подарить тебе сейчас, — она достала картинку, развернула и передала Майки.

— Эйприл нарисовала ее и отдала мне. Я бы хотела, чтобы она была у тебя. С днем рождения, Майки!

Черепашка взял картинку и ахнул.

— Это. Просто. Супер-круто!

Пока Микеланджело изучал картинку, Лили сделала то, о чем обычно, как сознательная личность, даже не задумывалась, но ей было достаточно уютно рядом с Майки, чтобы чувствовать себя в безопасности от суждений и критики. Лили спела ему «С днем рождения».

Лиза говорила Лили, что у нее прекрасный голос, но по причинам, не совсем понятным ей самой, та была настоящим параноиком, боясь показаться смешной при пении, и не решалась попробовать даже в группе. Последняя нота песни отзвучала и исчезла.

— Поразительно!

Смущенная, Лили отвернулась от него.

— Лучший подарок на день рождения! — Лили почувствовала, как его пальцы коснулись ее, должно быть, чтобы вовлечь в медвежьи объятья, но отреагировала машинально, отдернув руку и разрушив момент.

— Извини. Я не хотел… — все счастье ушло от его голоса, и Лили ощутила себя столь же несчастной.

— Майки, я…

— Нет, это круто. Я знаю, что мы разные и что…

— Нет, дело не в этом. Это… то место, где я была, — Лили все еще не могла в мыслях называть психиатрическую клинику ее настоящим названием.

— Я находилась там годами, и было правило насчет… пациентов — не касаться друг друга. Совсем. Это своего рода укоренившаяся привычка. Ты не при чем, — она почти сказала «заключенные» вместо «пациенты». Показательно.

— Правда?

Лили кивнула.

— Я просто не привыкла к физическому контакту. Извини, что испугалась.

— Так ты не против всего связанного с черепахами?

— Честно говоря, я понятия не имею, как вы, ребята, выглядите, так как даже не знаю, как выглядят обычные черепахи. Вы в целом группа личностей, привязанная к бесплотным голосам.

— Вау! Как ты можешь не знать, как выглядят черепахи? Ну, помимо того, что не можешь видеть?

Ее собственный смех удивил Лили. Майки был довольно туповат в том, что касалось слепоты, и это было освежающе после того, как все остальные неловко избегали касаться ее, когда заботились о ней.

— Ну, у меня было только общее описание в школе, и никогда не было возможности понять его на практике. Я как бы вижу своими руками.

— О! Ну, я черепаха. Ты можешь увидеть меня. Тогда ты узнаешь, как мы выглядим.

— Правда? Все в порядке?

— Абсолютно.

Лили протянула руку, и Майки положил ее на свою. Его кожа была чешуйчатой, но мягкой на ощупь, за исключением мест, что загрубели от тренировок. У него был большой палец и всего два других, толстых, в отличие от более тонких и многочисленных ее.

— О! Я могу предоставить тебе все свои шесть пальцев.

Неожиданно его рука исчезла, а на коленях оказалась тяжелая нога. Шесть, а не десять? Да, это совпадает с числом его пальцев.

Все, что Майки собирался сказать, облетело шелухой дрожащего смеха, когда Лили провела пальцами по его большой округлой ступне с, да, тремя пальцами. Похоже, он боялся щекотки.

Он успокоился, когда Лили поднялась к икре, отмечая, что та отличается от ее собственной, как у кошки или собаки, изгибаясь под иным углом назад, к суставу, а затем выглядит более человеческой до и выше колена.

Изучать дальше Лили не рискнула. Майки, вероятно, был самым беззаботным из братьев, чтобы позволить ей это, и она боялась нарушить это доверие, напугав его или поставив в неловкое положение. Он и так был более неподвижным, чем, как подозревала девушка, когда-либо в жизни, кроме времени сна.

Что-то твердое коснулось ее плеча. У него был панцирь, как у Спайка в видении Рафа. Ну, не совсем такой же. Панцирь Спайка был огромным и неуклюжим, в то время как панцирь Майки был меньше и более обтекаемым по отношению к остальной части тела. Лили чувствовала, что он весь во вмятинах, сколах и следах ударов.

— Ты чувствуешь, когда я касаюсь твоего панциря?

— Хм-м, не так, как в случае с кожей, но да, чувствую.

Его голос звучал немного хрипло. Что ж, может быть, панцирь ведь подобен большому ногтю. В нем нет нервов, но он соединен с телом, и давление передается на нервы, расположенные глубже.

Часть панциря на груди отличалась от той, что на спине. Это тоже была своего рода броня, но менее прочная, более кожистая и тоже вся в боевых шрамах. Это огорчало. Майки выглядел слишком веселым и милым, чтобы получать такие удары.

Две части панциря соединялись на боках, кажется, пластинками хрящей с кожей меж ними. Когда Лили коснулась этой кожи, Майки засмеялся так, что упал с бревна. Девушка потянулась, ища его, и чуть не закричала. Где его руки, ноги и голова? Она слышала, как он все еще хихикает.

— Майки?

— Извини. Щекотно. Думаю, я спрятался в панцире. Дай мне минутку, и я выберусь.

— Ты можешь так делать? Потрясающе! — Лили не была уверена, как описать ощущение его исчезающих рук.

— Как это делают черепахи, — шок рассеялся, Лили наклонилась, проведя рукой по плечу Майки, когда он уселся рядом с ней. Он слегка хихикнул, когда она добралась до его шеи, но сумел удержаться на месте.

Его голова была гладкой и круглой. А лицо — широким, с большим ртом и пухлыми щеками. Не было носа, но нашлось место, которое могло бы им быть. И ноздри; Майки слегка фыркнул, когда Лили нашла их.

Поверх глаз был повязан кусок материи, хотя девушка могла ощутить края отверстий для глаз. Отследив полоску ткани вокруг головы до затылка, она нашла узел, которым она была связана, и начала развязывать его. Майки слегка дернулся, но не протестовал и не пытался ее остановить. Ткань соскользнула, и Лили вернулась к беспрепятственному исследованию лица под ним.

Она старательно сконцентрировалась, стараясь запомнить каждую деталь, чтобы создать образ его внешности. Лили задалась вопросом, стоит ли ей попросить Микеланджело изобразить некоторые выражения эмоций, чтобы потом попытаться представить их себе при дальнейшем общении.

— Итак, обед готов, — под звук голоса Эйприл Майки с визгом вскочил, отправив Лили с криком в непродолжительный полет с бревна спиной вперед.

* * *

Майки полностью сконцентрировался на руках Лили и ее удивленно-сосредоточенном взгляде. Импульсивно согласившись на это, он уже передумал. Вдруг она закричит или впадет в панику, узнав наконец, как он выглядит, но нет, она казалась восхищенной.

А еще из-за того, что он был не вполне уверен, что именно сегодня — день мутации. Непохоже, чтобы у него был календарь или он уверенно и успешно его всякий раз использовал. Стоит перепроверить еще раз с Ди.

Во время этой процедуры также пришло в голову, что, хотя Майки часто обнимал людей, в основном не желающих этого или притворяющихся, к нему самому никто особо не прикасался. Это не было неприятно, но немного нервировало.

Майки не был уверен, что делать, и просто пытался удержаться на месте, что стоило немалых усилий и с треском провалилось, когда он обнаружил, что боится щекотки. Кто знал? Майки задался вопросом, боятся ли ее его братья. Возможно, это реально обнаружить. Раф убьет его, но увидеть, как он смеется, того стоит. Он должен сделать это при как можно большем числе свидетелей для полного признания.

Случился момент паники, когда Лили развязала его бандану и Майки почувствовал себя странно открытым. Что было глупо, ведь в этом был смысл. Тем не менее казалось, что кусок оранжевой ткани был его частью, и без него Майки не был полностью собой. Он закрыл глаза, когда Лили изучала его лицо пальцами, стараясь оставаться как можно неподвижнее, хотя трудно было не извиваться.

— Итак, обед готов, — глаза его распахнулись при звуке голоса Эйприл, видя, как она смотрит на него с плохо замаскированным весельем. Он даже не слышал ее шагов. Худший ниндзя.

Прежде, чем Майки успел задуматься — как чаще всего и делал, — он вскочил на ноги, ошалело оглядываясь в поисках банданы, и только потом понял, что столкнул Лили. Упс. Худший ниндзя.

По крайней мере, у него оставались рефлексы. Микеланджело инстинктивно наклонился, поймав Лили прежде, чем она упала на землю, свободной рукой выхватывая бандану. Усадив подругу ровно, черепашка повязал бандану на голову и, заикаясь, попытался объяснить:

— Мы не… Лили просто хотела знать, как я выгляжу, и вот так она видит. Знаешь, помимо этой фигни с видениями. Потому что я подумал, что от мутированной черепахи мало толку, если ты не можешь видеть и не слишком много знаешь о черепахах…

Эйприл засмеялась повторно, и на этот раз Микеланджело тоже не мог удержаться. Это заразно, и он признал, что это и правда весьма забавно. Лили снова отыскала свою палку и тоже улыбалась, глядя в их сторону.

— Спасибо, Эйприл, мы сейчас придем.

— Что бы ты ни сказал, — Эйприл подмигнула ему, заставив щеки Майки вспыхнуть, потом развернулась на пятках и отправилась обратно в дом. Удивительный рисунок семьи, подаренный ему Лили, все еще лежал на бревне. Все они вели себя вполне как ниндзя, но он был лучшим. Идеальное сочетание обаяния и крутости. Майки сложил картинку и спрятал за ремень.

— Спасибо, Майки, — Лили улыбнулась в сторону, где он только что стоял, протягивая ему руку, чтобы вернуться в дом. Она никогда не поступала так раньше, и это сделало его необъяснимо счастливым. Микеланджело схватил ее за руку и потянул вперед.

— Да не вопрос! Лучший день рождения!

* * *

Донни покачал головой, когда Майки вышел из его лаборатории, с запозданием использовав термин «лаборатория». Он не мог не улыбнуться. Он не ожидал, что Майки сам запомнит дату дня мутации, но думал, что тот хотя бы не ошибется со временем года. Как можно перепутать начало и конец весны? Впрочем, Майки был и остается Майки.

Оглянувшись назад, на катастрофическое мутагенное лекарство, что он пытался изготовить для Лео, Донателло почувствовал, как снова упал духом. Это его вина, и ему нужно что-то с этим делать. Да, они как мутанты обладают прекрасной иммунной системой и ускоренной регенерацией, но травмы Лео были слишком тяжелыми.

Он был жив, но прошло уже несколько месяцев, а Леонардо все еще оставался в коме. Донателло питал надежду, что хотя бы протяженность комы была отчасти естественной. Как сочетания рептилии и млекопитающего, они были и теплокровными, и хладнокровными. Не по природе, а в зависимости от температуры среды.

Когда они были детьми, прежде чем Дон понял, как согревать их дом, когда пища была скудной, они спали все вместе в куче старых одеял на протяжение всей холодной зимы в Нью-Йорке. Когда это случилось в первый раз, сэнсэй был в такой панике. Отец… пожалуйста, останьтесь живы.

Оттолкнув эту боль, его мысли вернулись к настоящему. Они не могли позволить себе впасть в спячку этой зимой. Не с тяжело раненым Лео и вторгшимися в их мир инопланетянами. Поэтому он провел тепло и электричество, подделав показания счетчиков, чтобы не вызывать подозрений рекордными цифрами.

Это было слегка похоже на воровство, но Донателло приходилось быть очень осторожным, чтобы дать мистеру О’Нилу знать, если… когда они вновь вернут его. Он мог пожертвовать лучшими из своих самодельных изобретений, заложив их, чтобы заплатить мистеру О’Нилу.

На это и на еду ему, Майки и Рафу пришлось потратиться. Оставаться теплокровным зимой требовало много топлива. Но поскольку стояла зима, может быть, бессознательное состояние Лео было частично объяснимо спячкой, и теперь, когда пришла весна, он вернется к ним.

Однако Леонардо никак не реагировал на это. И все же Донателло убедился, что Раф в курсе, что вода должна быть теплой. Это поддержит Лео в хладнокровном состоянии, что снизит его метаболизм и не даст умереть от голода, так и не придя в сознание.

Но это может также замедлить его исцеление. Лео нужна помощь. Он должен что-то сделать. Как-то помочь ему. Если только удастся получить правильный химический состав, это должно значительно повысить природную регенерацию брата. Если. Донателло потер глаза, зная, что ему нужен перерыв. Визит Майки всегда информировал его об этом.

Отодвинувшись от стола, Донателло перебрался к грузовику. Когда Кейси объявил о ненужной и бессмысленной задаче восстановления, он отказался от участия. Но не в природе Дона было держаться в стороне от любого инженерного проекта. И он не мог не помочь другу. До сих пор Донателло держался подальше, но рано или поздно сдастся и тоже начнет работать над этим. Это неизбежно.

И так же неизбежно он обнаружил, что проверяет прогресс, достигнутый Кейси. Как бы ни ненавидел Дон это признавать, дерзкий мальчишка в самом деле разбирался в автомобильных двигателях. Он сказал, что научился у отца. Должно быть, это было хорошо.

При всем искушении счесть Кейси вторым Рафом их группы, у него был талант к созданию механизмов и умение работать с различными инструментами. Было бы неплохо для разнообразия поработать с кем-нибудь. Но почему из всех возможных вариантов это должен быть именно Кейси?

* * *

Кейси смотался с фермы после ужина, остро нуждаясь в тренировочном манекене, сделанном Рафом, когда тот неожиданно решил, что им снова нужно тренироваться, для нескольких десятков ударов хоккейной клюшкой.

Что с ней вообще случилось? Когда Эйприл провела всю дорогу сюда, свернувшись напротив него, Кейси думал, что наконец-то оказался где-то вместе с ней, но девушка почти не разговаривала с ним последние три месяца, демонстрируя очевидное равнодушие. Что он сделал? Ну, кроме того, что восстановил ее разрушенное семейное гнездо практически с нуля.

Конечно, Донни мог бы сделать так же или даже лучше, — с ревностью подумал Кейси, — но он слишком сосредоточен на создании лекарства для Лео. Глупый умный Донни. Удар. Хлоп. Бах.

Он тоже достаточно умел. Отец научил его множеству необходимых вещей от ремонта электропроводки и сантехники в доме до восстановления двигателей и пользования любым инструментом. Его отец классный. Был классным. Теперь, наверно, он мутант-раб. Вместе с его тенью, Марией. Дурацкие пришельцы. Удар. Хлоп. Бах.

И его лучший друг слишком занят, размышляя о Лео, чтобы даже поговорить с ним. Глупый Раф. Удар. Хлоп. Бах.

И Эйприл ведет себя так, словно он не существует. Кейси опустил свое оружие, позволив выпасть из рук на пол. Правда в том, что он одинок.

Его город завоеван инопланетянами. Его семья потеряна. Его лучший друг полностью поглощен совершенно оправданным беспокойством, чтобы замечать кого-то еще, а его будущая подружка избегает его, как чумы. Лео в коме, Лили и Майки обычно в компании друг друга. Что осталось…

Кейси бросил ищущий взгляд на сарай. Как ни ненавидел он это признавать, Донни достаточно крут. Когда дело доходило до драки или улицы нуждались в генеральной зачистке от хулиганов, Раф был тем, кто реально нужен.

Но, будучи нечеловечески сильным мутантом, отбивающим большинство ударов и носящим природную броню, Раф не слишком понимал необходимость для Кейси дополнительных средств по борьбе с преступностью. Он не оценил самодельную броню Кейси, обувь-ролики или уникальное вооружение велосипеда, сделанное из подручных материалов. Ну, может, он оценил электрошокер, когда они впервые встретились. Кейси усмехнулся, вспоминая.

Но именно Донни оценил смекалку и изобретательность Кейси в создании собственного арсенала для борьбы с преступностью, пусть и со скупым неохотным уважением.

Конечно, это было взаимно. Из выброшенного хлама Донни построил подземную бронированную машину, личное снаряжение для полетов и уродливого робота в стиле аниме, и все это как следует вооруженное. Кейси ненавидел признавать это, но он восхищался Донни и как минимум слегка завидовал. Не то чтобы он показывал это.

Вместе они могли бы соорудить всевозможные виды удивительного оружия, чтобы сохранить безопасность в городе и мире. Когда Кейси станет профессиональным хоккеистом, он сможет позволить себе купить им настоящие инструменты и запчасти. Он был бы как Бэтмен/Брюс Уэйн, а Донни мог бы стать его Люциусом Фоксом, изобретая самые крутые технологии для борьбы с преступностью. Знаете, как если бы Люциус Фокс владел опасными навыками ниндзя. За исключением того, что это никогда не случится. Не с Эйприл, разделяющей их.

До недавнего времени они с трудом могли находиться в одной комнате достаточно долго, не конкурируя за нее. Но изоляция жизни на ферме в конечном счете сблизила их друг с другом сильнее, чем когда-либо ранее, теперь, когда они делили один сарай-мастерскую.

Они подбрасывали друг другу немало дерьма на каждом шагу, но это было удивительно весело. Кейси, может, не всегда понимал, что говорит Донни, но интуитивно разбирался в большинстве механизмов, над которыми работал тот.

Кейси был уверен, что стал единственным из их компании, способным на это, и что другие относились к работе Донни, как к какой-то научной магии, бросавшей вызов объясняемому. Они хорошо работали вместе, и было приятно оказаться не в одиночестве.

Эти последние три месяца показали, насколько удивительной могла бы стать дружба с Донни, если бы один из них отступил в борьбе за Эйприл. Но она была слишком замечательной, так что этого не случится никогда. Ни для одного из них.

* * *

Раф сидел на своем стуле, просто наблюдая за неподвижным невосприимчивым старшим братом, иногда опуская мокрую губку на его голову, чтобы сохранить ее от пересыхания, и проверяя температуру, чтобы убедиться, что она в диапазоне, указанном Донни.

Дон сказал, что вода поможет Лео поправиться быстрее, но прошли месяцы. Он когда-нибудь очнется? Слава Богу, пришла весна. Тренировки на свежем воздухе помогали чуть меньше сгорать от разочарования. Теперь, когда он мог сбросить со своих плеч остальную семью, стало чуть полегче.

Все, что ему следовало делать — вести себя, как будто все в порядке, и изображать энтузиазм. Учитывая взгляды, которые на него бросали — Раф мог немного переусердствовать. Но что ему оставалось делать? Когда они собирались вместе, братья смотрели на него так, словно он был лидером в отсутствие Лео.

Да, Рафаэль был следующим по старшинству, но он уже попробовал руководить и понял, что ненавидит это даже сильнее, чем исполнять приказы. Но они нуждались в нем, и Рафу приходилось притворяться, когда они были рядом.

По крайней мере, руководить тренировкой не было делом, которое он мог всерьез испортить. Но Раф не мог снова привести их в Нью-Йорк, чтобы отвоевать город. Им нужен был Лео. Ему нужен был Лео. Каким бы Бесстрашным он ни казался, Раф потерялся без него.

Скрипя зубами и сжимая кулаки, Рафаэль отбивался от темных мыслей, словно они были врагом во плоти. Лео жив, так что ему должно стать лучше. Раф просто хотел, чтобы это случилось поскорее.

После потери мастера Сплинтера он не мог принять еще одну потерю. Рафаэль не смел надеяться, что отец выжил, чтобы подтверждение его смерти, когда они вернутся домой, не сломало его. Он не мог рисковать.

Раф не мог избавиться от боли, беспокойства и разочарования, как остальные. Не мог вытолкнуть их на задворки сознания и не чувствовать. Он чувствовал все, с той силой эмоций, что была характерна его личности.

Это двигало его вперед, но, как узнал Раф, когда Лео швырнули в их окно, когда Шредер бросил их сэнсэя в сточную трубу, — оно же было и обоюдоострым мечом, который мог его уничтожить. Рафаэль подозревал, что гнев иногда подводил его в бою и на миссиях, но теперь он знал это наверняка. И нуждался в своей семье сейчас так же, как и они — в нем. Может быть, даже больше. Вернись, Лео.

* * *

Он так долго бежал в темноте, уворачиваясь от Футов, избегая Рахзара, Фишфейса и Тигриного Когтя, прячась от Шредера. Но они всегда находили его и убивали, снова и снова. Казалось, в этом заключалась вся его жизнь. Эта безумная погоня и бесконечная смерть.

Его снова загнали в угол. Шредер. Не было никакого способа защититься, когти тэкко-каги резали его, и он кричал от боли. Боль была всегда, но никогда прежде — такой сильной.

Было намного хуже, чем когда-либо. И не прекращалось, не давало ему умереть до того, как снова начнется охота. Просто все болело, опять и снова. Он застонал.

— Лео? — голос был знаком. Он знал этот голос. С большим трудом Леонардо заставил себя открыть глаза, чтобы увидеть чужие, ярко-зеленые, оглянувшиеся назад. Раф?

Что здесь делал Раф? Шредер схватит его. Он должен бежать. Леонардо попытался пошевелиться, чтобы предупредить его, но его усилия словно бы сделали его тело шире, калеча болью, превратившей предупреждение в стон.

— Полегче, старший брат. Все в порядке. С тобой все будет хорошо.

Почему он мокрый? Где он? Это ванна? Раф что-то кричал из комнаты, пока Лео изо всех сил пытался сориентироваться.

— Ребята! Ребята! Поднимайтесь сюда!

Все, что понял Леонардо — это была какая-то ванная комната. Ее он никогда не видел. Вдруг комната наполнилась людьми и шумом. Майки ахнул.

— Лео!

Его голос показался хриплым и сломленным даже самому Лео, когда он ответил:

— Привет, ребята!

А потом Майки обнял его, заставляя все раны, включая те, о которых он не знал, закричать от боли. Леонардо мягко попытался отстранить младшего, зная, насколько чувствительным будет тот, если вдруг навредит ему.

К счастью, Раф вмешался от его имени, прежде чем Лео заплакал от боли. Что происходит? Что случилось? Память казалась такой расплывчатой и запутанной.

Выход из ванны и спуск по лестнице, чтобы Донни мог оценить его состояние, стал испытанием. Все болело, и тело не реагировало на команды разума так, как должно было. Леонардо чувствовал себя разбитым на части и собранным неправильно.

Не в состоянии противостоять унизительной заботе друзей и родных, Леонардо вместо этого попытался восстановить прошедшие события и слушал со смесью недоверия и ужаса то, что ему рассказывали. Три месяца! Его не было целых три месяца! Сейчас говорила Эйприл, и Лео постарался сосредоточиться на ее словах.

— Ты действительно заставил нас поволноваться, Лео. Раф почти не спал.

Леонардо посмотрел на своего брата-хранителя. Наименее терпеливый и ласковый из всех них сидел, присматривая за ним? Очевидно, смущенный, тот отмахнулся.

— А, это ничего.

Но это не было ничем. Его город потерян. Его отца не стало. Его оставшаяся семья изгнана в никуда. И он был в коме три месяца. Три месяца!

* * *

Лео сидел на крылечке рядом с Лили, пытаясь наслаждаться послеобеденным солнцем и наблюдая за семейной тренировкой. Он считал, что должен быть благодарен за то, что Раф снова выпустил его на улицу после утренней катастрофы.

Энтузиазм Рафа был заразен, и Леонардо неразумно позволил себе последовать за ним на тренировку, хромая на своем костыле и тщетно пытаясь удержать в себе лекарство, нарочно для него изготовленное Донни.

Это вещество было за пределами мерзости, но Донни действительно постарался над ним, и кто знает, может, оно и сработает. Или сработало бы, если бы он не испортил все на берегу реки перед тем, как чуть не рухнул.

Раф чувствовал себя таким виноватым, что Лео готов был пнуть себя. Он должен быть сильнее ради брата, ради своей семьи. Он знал, почему Раф так хотел вернуть его в форму. Все изменилось к худшему так внезапно, что им пришлось отдать все, что можно, дабы поддержать имеющееся в том виде, как оно должно быть.

Раф хотел, без особой нужды, чтобы он вернулся к нормальной жизни. Вернулся, чтобы все было как раньше. Но Леонардо не был уверен, что это реально. Всеобщее облегчение при его пробуждении было столь ощутимым, что он сделал все возможное, чтобы притвориться, что худшее закончилось, и теперь все будет в порядке, но это было неправдой.

Лео был сломлен и не знал, как собрать себя обратно. Все тело еще болело и не реагировало, как должно, продолжая предавать в самые худшие моменты. Он не мог ходить без костыля, и даже голос его звучал неправильно.

И кошмар этой битвы скрывался в уголках его разума. Его потеря. Его неудача. Кем бы он ни был, он умер в том сражении. Тот, кто остался, был для Леонардо незнакомцем. Он больше не был прежним и не мог вернуться, но боялся признаться в этом своей семье. Им было необходимо, чтобы он сказал им, как все исправить. Но как он мог сделать это, если не мог даже исцелить себя?

Шредер задумчиво постучал пальцами по подлокотнику трона, когда экран почернел в конце его встречи с Главным Кренгом. Это был осторожный танец, ведь ни один из них не был дураком, и оба знали, что рано или поздно предадут друг друга. Это была гонка, чтобы увидеть, кто в итоге первым начнет нуждаться в другом.

Он знал, что Кренг тормозит своих подручных в создании ретромутагена по образцу, что он им дал. Точно так же, как его собственные люди, глаза и уши Кренга в городе, не спешили предоставлять Кренгу информацию и пленников, многих из которых они придержали для исследования учеными Шредера.

Шредер знал, что Кренг никогда не закончит ретромутаген, так как после этого станет ненужным союзнику. Он просто выжидал, когда отчеты о работе инопланетян не дадут достаточно информации Стокману и Филчу, чтобы закончить ее самостоятельно.

Он шел по тонкой грани, но ему было все равно. Он был победителем во всем, потому что готов сделать все необходимое. Рисковал там, где другие были слишком слабы, чтобы справиться. И сейчас он снова выйдет победителем.

Даже сейчас его люди искали Караи и Сплинтера. Скоро он вернет свою дочь и исцелит ее. И наконец-то отомстит. Сплинтер мог быть уже мертв, но Шредер не поверит, пока не будет стоять над его оскверненным трупом. Он не будет рисковать.

И как только это будет сделано, а вторжение — сорвано, он на досуге выследит и уничтожит трусливых черепах-учеников крысы. Тогда его месть будет полной, а честь — восстановлена. Он победит.

Алопекс перебирала в пальцах зуб белого медведя, который теперь носила на кожаной полоске как амулет, ожидая. Возвращение в Японию не развеяло ее сомнений. Она просто не могла смириться с тем, что ее дома больше нет.

Лесные пожары случались, но нечасто и еще реже — с таким полным уничтожением. Лес обладал силой возрождаться. Может быть, те злые ученые-люди, что захватили ее, сделали это. У людей есть дар бессмысленного уничтожения.

Ее преследовала необъяснимая потребность знать, но спросить было некого. Кицунэ уехала по делам, а Шредер и Караи оказались в ловушке в Нью-Йорке. По крайней мере, это оставило ее одним из самых высокопоставленных членов клана Фут в Японии на сегодня.

Никто не осмелился задавать вопросы, когда Алопекс потребовала, чтобы один из техников Фут нашел и забрал файлы насчет миссии, которая ее освободила. Конечно, информация, которую она ищет, должна быть там.

— Вот они, — маленький человечек с надеждой посмотрел на нее.

— Хорошо. Свободен.

— Но…

— Я сказала, свободен! — прорычала Алопекс, и он чуть ли не бегом покинул ее комнату. Усаживаясь перед компьютерным терминалом, она была благодарна тем, кто заставил ее научиться читать и писать на человеческом языке, по крайней мере, на английском и японском.

Когда она просмотрела файл, Алопекс показалось, что ее кровь застыла. В конце его содержался личный отчет Кицунэ Шредеру. Она сожгла лес в качестве подстраховки, на случай, если там обнаружатся какие-то доказательства, что работа ученых идет полным ходом.

Когда Говард основал нефтеперерабатывающий завод на месте старого научного объекта, Кицунэ не хотела, чтобы он обнаружил, что они скрыли от него исследование. Задержала Алопекс для собственной пользы. Клан Фут уничтожил ее лес. Чтобы удержать и использовать ее.

Холод в ее крови сгорел в ярости. Ее использовали и предали. Но она отомстит. Она выждет время, дожидаясь идеального момента, чтобы нанести удар, как истинная охотница, которой и была. С этой секунды Алопекс обратит свои навыки против них. Кицунэ заплатит. Шредер заплатит. Караи…

Нет. Караи была ребенком. Вряд ли она причастна к обману. Нет, их дружба была настоящей. Алопекс отказывалась верить в обратное, пока не столкнется с истиной. Но, скорее всего, это не будет иметь значения.

Убив отца Караи, скорее всего, она столкнется с подругой в бою. Идея эта оставила горький привкус во рту, но Алопекс не видела альтернативы. Кицунэ и Шредер должны умереть. Невзирая на цену, она отплатит за свой дом.

Тихо и незаметно Мей проскользнула по улицам города, ее личные поиски были прерваны. Как-то все пошло не так, причем быстрее, чем она могла себе представить. Склизкие мозгоподобные монстры уничтожали и меняли все в пределах поля зрения.

Она ожидала, что город окажется странным и чуждым местом, когда ехала сюда, но сейчас все стало настолько неузнаваемым, что Мей тосковала по тому, что когда-то было. Она была так несчастна и одинока после прибытия.

Заключенная в монастыре, Мей могла свободно разгуливать по его территории, не боясь, что ее увидят братья-монахи. Здесь же она не могла позволить никому узнать о ее существовании и могла тайно выбираться лишь под покровом темноты, чтобы найти свою добычу.

Ее единственным спасительным преимуществом стало то, что отец научил ее английскому, так что Мей могла, по крайней мере, подслушивать чужие разговоры из укрытия. Это немного облегчало чувство полного одиночества, но Мей все еще мечтала о том, чтобы все было иначе. Будьте осторожнее с желаниями.

Откуда-то она знала, что происходящее сейчас следует остановить, иначе ничто из предпринятого ради другой миссии не будет иметь значения. С ее скрытностью избегать мозгоподобных монстров было несложно, но в городе были и иные враги. Мей замечала более искусных роботизированных воинов и даже уничтожила нескольких. С ними следует быть осторожнее.

Она легко могла одолеть их поодиночке или даже одна нескольких, но обычно они перемещались большими отрядами, и Мей знала, что лучше не проявлять безрассудства. Лучшее, что она могла сделать сейчас — попытаться защитить еще не захваченных людей, а вместе с тем узнать как можно больше об их странных захватчиках.

Здесь. Захватчики вели группу несчастных пленников к светящемуся розовым порталу. Ловко перепрыгивая с крыши на крышу — навык, который Мей освоила вскоре после прибытия, — она бросилась к ним, чтобы вмешаться.

Внезапно захватчики разлетелись в облаке фейерверков и дыма, в то время как человек в плаще призывал пленников бежать, пользуясь хаосом. Для одного, очевидно нетренированного человека очень смелый поступок. Он вызывал уважение.

Он нырнул в переулок, и Мей увидела, как самый наблюдательный из захватчиков заметил незнакомца и направился туда же. Герой будет пойман. Мей не могла помочь ему, оставаясь незамеченной, но и не вмешаться не могла. Такое мужество не заслуживает наказания.

Спрыгнув вниз и воспользовавшись пожарной лестницей, контролируя спуск, Мей приземлилась точно между захватчиком и человеком. Будучи на средней дистанции, она выхватила свой джохьо*. Захватчик не успел отреагировать, когда металлический конец дротика пронзил мягкое мозгоподобное тело, покрывшись брызгами фиолетовой крови. Каркас машины же замедлил движение и окончательно остановился, когда последние ментальные команды его мертвого хозяина растворились в тишине.

Скрутив дротик, Мей приготовилась взлететь на пожарную лестницу, но спасенный ею человек успел рассмотреть ее раньше.

— Донателло? Нет, ты не так высок. Погоди, у Микеланджело было такое оружие. Микеланджело, рад тебя видеть. Другие черепахи рядом? Мне надо поговорить с Донателло.

Его слова заставили Мей замереть на месте. Она была полностью укрыта. Как он мог узнать, что она была черепахой?

Нет, он принял ее за кого-то другого. Так значит, были и другие черепахи? Может, она была не единственной такой? Он спасал других людей и, судя по словам, был другом тех других черепах. Стоило ли рисковать? Она должна узнать. Но не здесь. Это небезопасно.

Подняв ближайшую крышку канализационного люка, Мей жестом велела ему следовать за собой и начала спускаться. Здесь тоже были опасности, но меньше, чем на поверхности, и их проще было избежать. Человек был медлительным, и его скорость раздражала Мей, но она была терпелива и привела человека в здание, которое, как она знала из разведки прошлой ночью, было свободным.

Благополучно расположившись в подвале, Мей повернулась к человеку лицом. Он хрустнул какой-то пластиковой палкой, и комната наполнилась тусклым зеленым светом.

— Микеланджело, где твои братья?

Мей сняла с себя маску, и глаза человека расширились от неожиданности.

— Я не Микеланджело.

Человек кивнул.

— Еще одна черепаха… я не знал.

— Я Мей Пи Чи, — Мей вдруг смутилась и занервничала. — Есть ли другие подобные мне? Я думала, что единственная такая.

Он совсем не боялся ее. Удивился, так как явно принял ее за кого-то другого, но не испугался. Мей забыла, как утешительно общаться с теми, кто не впадает в панику, лишь бросив на нее взгляд.

— Да, есть такие, как ты, хотя я не видел их с тех пор, как началось вторжение. Кстати, меня зовут Джек Джей Курцман. Можешь называть меня Джек. Я расскажу тебе о них, если хочешь.

Мей медленно кивнула.

— Ладно. Это длинная история…

* * *

Во время разговора Курцман наблюдал за особенностями собеседницы. Да, это была она. Было удивительно обнаружить девушку-черепашку-ниндзя. Ну, может быть, и не ниндзя. Ее акцент был китайским, а Курцман был уверен, что все ниндзя — японцы. И все же она очень похожа на них. Он задавался вопросом, что это будет значить для них, когда они узнают о ней.

Мей Пи Чи была похожа на них, хотя, как и у каждого из братьев, у нее были свои черты, делающие ее особенной. Из всех черепах ее кожа была самой темной и ярко-зеленой. Она была меньше их всех, даже Микеланджело, и более изящно сложена, если это слово применимо к описанию мутировавшей черепахи. Курцман был вполне уверен, что у обычных черепах самки крупнее самцов, так что это должно быть признаком человеческого наследия.

Ее голова была округлой, как у Микеланджело, но лицо — более блестящим и угловатым, больше напоминая особенности Леонардо или Рафаэля. Курцман мог ясно представить себе каждого из братьев зрительно, сравнивая ее с ними. Это было возможно, так как он обладал редкой эйдетической** памятью.

Сейчас ее миндалевидные глаза были темно-карими, в темноте они казались и вовсе черными, но когда она сражалась и мельком глянула на него, Курцман мог бы поклясться, что они были темно-синими и, казалось, почти светились в темном переулке. Он не мог этого объяснить.

Одета она была тоже по-другому. На ней была серая туника и брюки, подпоясанные черной лентой. Ее руки были обмотаны черными лентами наподобие перчаток, а ноги обуты в подобие сапог, которые удерживали на месте серые шнурки, перекрещивающиеся на голенях. В руках она держала капюшон и маску, которые сняла, начав разговор.

Было странно видеть черепаху, настолько плотно одетую. Одежда делала ее похожей на странного громоздкого человека со склонностью к горбатости, но Курцман понимал ее соображения. Лучше быть неуклюжей, но нормальной, чем замечательной, но невозможной. Нет, не лучше. Просто безопаснее.

Отсутствие маски на глазах делало ее странной после времени общения с другими черепахами. Даже Слэш носил маску. Но Курцман не жалел об этом. Так легче понять выражение ее лица. Она не знала ничего о кренгах, мутагене и том, как это все связано с ее собственным происхождением. Этого было явно было достаточно, чтобы принять ее, и она сражалась, сохраняя самообладание.

— Знаешь, хотя я не видел других черепах, таких, как ты, много месяцев, есть и другие мутанты, хорошие мутанты, которые помогают мне бороться с кренгами. Ты можешь присоединиться к нам или хотя бы встретиться с ними, если захочешь.

* * *

Горло Мей сжалось, и она не могла ответить. Все, что, как она думала, знает о своем существовании и кем была, перевернулось с ног на голову. Она не могла поверить, что пришельцы, которые сейчас вторглись в город, кренги, случайно создали ее. Что она была межпространственной случайностью.

Понимание, что есть такие же, как она, было столь же пугающим, переворачивая ее мировоззрение и ожидания от своей жизни кверх тормашками. Мей понимала, насколько доверяет ей человек и что он также предлагает ей довериться, и это ей нравилось. Но было слишком много всего и сразу. Ей нужно время, чтобы рассмотреть и принять все, что она только что узнала. Она не может принять что-либо еще. Пока нет.

— Мне очень жаль. Мне просто… нужно немного времени. — Курцман выглядел разочарованным, но не удивленным. — Пожалуйста, никому не говори обо мне. Не надо, пока… я не буду готова.

Человек подарил ей грустную улыбку.

— Обещаю. Вот, — он вручил ей изношенную визитную карточку, вся информация на ней была затерта и переправлена, кроме его имени. — Это моя визитная карточка. Телефонные номера и электронная почта, скорее всего, не будут работать во время вторжения, но на обратной стороне есть адрес, где ты можешь найти меня, если захочешь поговорить. Хотя другие мутанты тоже часто бывают там. Я постараюсь найти время, когда буду один, если тебе понадобится связаться со мной.

На глаза Мей навернулись слезы, и она кивнула.

— Спасибо, — и смазанным движением пятном исчезла, оставив Курцмана моргать, глядя на пустое место, где только что была.

— Будь осторожна, Мей.

_____________________

* джохьо — веревочный дротик. Состоит из длинной веревки с ручкой на одном конце и метательным дротиком, прикрепленным к другому

** эйдетическая память — особый характер памяти, преимущественно на зрительные впечатления, позволяющий удерживать и воспроизводить чрезвычайно живой образ воспринятого ранее предмета или явления

Лиза съежилась в углу, вздрагивала, забываясь и вновь выходя из кратковременного непростого сна. Теперь она понимала, почему ее недолгая подруга по несчастью была такой безумной. Должно быть, она провела здесь больше времени. Она видела.

Лиза утратила недавние уверенность и браваду. Какая-то часть ее еще надеялась на побег, но маленькая и скрытая, похороненная под горой страха и безнадежности. Это было ее настоящее «я», запертое, чтобы защитить хрупкий шанс, что она сможет избежать этого кошмара, и однажды раскопать его. В то же время Лиза заставляла себя есть и двигаться, чтобы сохранить физическую силу. Она будет драться, когда они придут за ней, а рано или поздно они придут.

В этом месте она потеряла счет времени, наблюдая трансформацию все большего числа жертв, слыша нечеловеческие крики, иногда долетавшие из отдаленных уголков тюрьмы, и стараясь не смотреть, как увозят для уничтожения их изуродованные трупы после завершения испытаний.

Лиза больше не спала, оставаясь бодрствующей и настороже, пока тело не пересиливало разум естественным требованием и она не отключалась на несколько драгоценных секунд то тут, то там.

Сначала она задавалась вопросом, почему они так долго не приходили за ней. Других, привезенных с ней, уже забрали. Лиза знала это, потому что жертвы все реже и реже были бездомными. Она не знала, как им удавалось похищать обычных людей, тех, кого могут искать, но они делали это.

Случайные взгляды Филча на нее во время работы заставили понять, что он делает. Он намеренно выжидал, не спеша забрать ее. Он хотел, чтобы она наблюдала, видела, понимала. Хотел, чтобы она осознала предстоящую судьбу как можно полнее и ожидала ее в бесконечном страхе.

Никто не придет спасти ее. Если бы такое было возможно, они прибыли бы, только узнав. Она была беспомощна и одинока, и однажды пришли и за ней. В конце концов настал и ее черед.

Кицунэ сидела в кафе на открытом воздухе в Чикаго, притворяясь, что пьет заказанный чай. Она пыталась определить, что именно привело ее сюда. Ее гадание выявило много возможных мест, и Чикаго был не из значительных.

Это было не особо ветреное место, по крайней мере, в сравнении с остальными. Однако ее интуиция настаивала, что это было то самое место. Возможно, за счет веры множества людей, называвших его ветреным городом на протяжении десятилетий. Человеческая вера обладает большей силой, чем можно предположить. Теперь ей просто оставалось найти именно то, что она искала.

Неожиданно она ощутила аромат ветра, дикий и свободный, вытеснивший густой и неестественный городской воздух. Сузив глаза, Кицунэ увидела женщину, не просто женщину, а нечто большее, покупающую кофе в дорогу. Ну, ладно. Так вот что привлекало ее. Теперь, когда есть цель, можно начинать охоту.

* * *

Доктор Кэндис Бридж собрала файлы в чемоданчик, прежде чем поспешила на вокзал. Она была слегка взволнована этой встречей. Она консультировала по многим проектам в области ветроэнергетики как ведущий специалист по ней, но большинство встреч проходило в скучных конференц-залах или ресторанах.

Желание госпожи Хаяси встретиться на Скайдек Уиллис Тауэр было забавной прихотью с ее стороны. Конечно, они будут окружены туристами, и не найдется места, чтобы присесть, или стола для их нужд, но это окупится отличным видом. Жаль, что они будут окружены стеклом, но по крайней мере, они будут на приличной высоте.

Кэндис нигде не чувствовала себя так свободно, как находясь где-нибудь высоко над землей, чувствуя свежий ветерок, касающийся кожи. Улыбнувшись, она вспомнила свою недавнюю поездку на гору Вашингтон, в Нью-Хэмпшире. Она только что вернулась и отпразднует прибытие с Мири и Ангел сегодня за ужином. Это будет отличный день.

Только любовь к племяннице и внучке могла так привязать ее к месту, но Кэндис не жалела об этом. Когда Мири звонила ей все эти годы, нуждаясь в помощи, она рада была принять в семью дочь покойной сестры, даже если это означало изменить привычный свободный уклад жизни.

Но помощь в исцелении Мири и воспитании Ангел стала неожиданной радостью, и Кэндис была благодарна за это судьбе каждый день. Она хотела увидеть их сразу же, как вернется, но Мири была на работе, начав жизнь сначала в качестве бухгалтера, а Ангел, скорее всего, была в школе.

Кэндис беспокоилась о своей дерзкой внучке. Девушка была умной, но с настолько яростным нравом, что ее часто выгоняли из школы. Но у Кэндис, к немалому беспокойству Мири, была идея.

Она обыскала весь район поблизости от их квартиры на предмет хорошей школы боевых искусств. Многие из которых, как могла она рассудить логически, не были таковыми. В некоторых ей просто не понравилась аура. Но когда Кэндис вошла Чикагскую школу филиппинских боевых искусств, то поняла, что нашла нужное место.

Мири опасалась, что так усилится склонность Ангел к насилию, но, как и надеялась Кэндис, с тренировками у девушки повысилась самодисциплина, и конфликты стали реже. Что было к лучшему, поскольку у них заканчивались варианты школ.

Кроме того, занятия нравились Ангел, и она делала успехи. Она даже начала заниматься с эскримой*. Кэндис знала, что это настоящее оружие, и относиться к нему нужно с уважением, но наблюдая Ангел, решившую сражаться шестом, не могла не вспомнить ее в детстве, когда девочка дралась с другими детьми палками в парке. Это были счастливые воспоминания.

Ее настроение было легче облака, когда Кэндис взяла лифт, чтобы встретить мисс Хаяси. Это будет хороший день. Двери открылись, и ее клиента было нетрудно рассмотреть среди туристов: красивая азиатка в черном деловом костюме и очках, волосы уложены в строгий узел.

— Мисс Хаяси?

— Да. А вы, должно быть, доктор Бридж.

— У меня есть несколько файлов, подходящих вам, на основе переданной вами информации, но их может быть непросто просмотреть. Не то чтобы я жалуюсь…

Женщина улыбнулась.

— Конечно. Мы можем спуститься в один из ресторанов через минуту. Я просто не могла упустить возможность побывать здесь, раз уж я собралась в Чикаго. Хотите пойти со мной или подождете в лифте?

Кэндис усмехнулась.

— С удовольствием присоединюсь к вам.

С энтузиазмом она буквально притащила бедную женщину в стеклянную обсерваторию. Здесь она чувствовала себя буквально парящей над миром. С глубоким вздохом Кэндис взяла себя в руки и постаралась удержать эмоции внутри себя. Такие моменты казались волшебными.

Она повернулась к мисс Хаяси, чтобы посмотреть, как та наслаждается впечатлениями. Последнее, что запомнила Кэндис — как смотрела в ее таинственные темные глаза.

* * *

Кэндис моргнула и задохнулась. Она могла видеть металлическую конструкцию, венчавшую башню Уиллиса, и поняла, что стоит на краю крыши здания. Как она сюда попала? Она не смогла бы подняться сюда. Она даже не помнила, как сюда попала. Это было тревожно.

— Я должна еще раз поблагодарить вас за готовность встретиться со мной здесь.

Мисс Хаяси? Кэндис оглянулась и увидела женщину с невероятно длинными черными волосами, одетую в кимоно и странную маску, и стоящую в нескольких шагах позади нее.

— Как?..

— Это действительно не то место, где я ожидала найти шамана.

— Шамана? — Кэндис была ошеломлена. Что происходит? Женщина в маске испустила низкий нервный смешок.

— Ты ведь даже не знаешь, кто ты, не так ли?

— Кто я? — сейчас это звучало глупо, повторив все услышанное как вопрос, но разум Кэндис изо всех сил пытался не отставать от такого поворота событий.

— У тебя была полезная жизнь, ты путешествовала по миру, вовлеченная в своим странствия великими ветрами. Я полагаю, они, наверное, позвали тебя. Ты сделала это очень своевременно для меня.

Замешательство сменилось гневом.

— Кто ты такая? Как сюда меня привела? Что ты хочешь от меня?

— Только твой дух, — и прежде, чем Кэндис успела ответить на это, женщина оказалась перед ней, двигаясь слишком быстро, чтобы это можно было рассмотреть. Ее руки ударили Кэндис в грудь, отбросив ее, раскинувшуюся, спиной вперед от башни.

На мгновение, когда ее разум осознал произошедшее, Кэндис запаниковала, падая, выбросив руки перед собой, словно они как-то могли остановить ее падение. Но остановило что-то помимо них. Ее держало в воздухе порывом ветра. Как? Она с удивлением уставилась над город под собой. Удивительно.

Внезапно показалось, что разум и душу вырвали из тела. Кэндис и не представляла, что возможна такая боль. Ветер исчез, и она упала, но вырвавшийся крик не имел ничего общего с падением на тротуар внизу.

* * *

Кицунэ бесстрастно слушала, как затих крик доктора Бридж. Внимание ее было сосредоточено на половинках медальона воздуха, соединившихся в ее руках. Она была так близка. Время почти пришло. Она так долго ждала и планировала. Скоро все это будет принадлежать ей.

_______________________

*эскрима — филиппинское боевое искусство, с оружием или без. В качестве оружия используются нож, боло или шест

Ангел ехала на велосипеде домой, ее усталое тело вибрировало уверенностью. Она еще не достигла больших результатов в тренировках, но справлялась неплохо. Отлично. Она могла видеть это в глазах старших учеников, когда те думали, что она не смотрит на них.

Каждый день она мысленно благодарила тетю Кэндис за то, что та нашла для нее это место. Это было именно то, что ей было нужно. Делало ее сильнее, но при этом давало цель и самоконтроль.

Она не всегда попадала в неприятности, чаще школа была скучна для нее, обучая тому, что было ей и так понятно, без лишних повторений. Теперь у нее был собственный вызов, и Ангел могла мысленно повторять приемы, когда на уроках было что-то ненужное.

Уйдя в свои мысли, девушка увидела нечто странное и чуть не въехала в припаркованную машину. Это была женщина с невероятно длинными черными волосами, в странном шелковом одеянии и необычной маске; она смотрела на дом Ангел. Затем она повернулась и поймала взгляд девушки своим, на редкость нервирующим. Ангел моргнула, и женщина исчезла. Так она ей привиделась? Стремно.

Пытаясь избавиться от тревожного чувства, оставленного видением, она прицепила велосипед и пошла по лестнице, делая два или три шага в секунду. Лифт для неудачников. Но добравшись до конца лестницы, остановилась. На площадке прямо возле ее открытой двери стояли полицейские.

Вот дерьмо! Что она сделала на этот раз? Мысленно пробегая последние несколько недель, Ангел не могла припомнить ни одной неосторожности, которая вывела бы на нее полицию. Нет смысла откладывать неизбежное. Выпрямившись, Ангел зашагала к квартире, не желая выглядеть покорной или испуганной. Каким бы ни было наказание, она сможет принять его.

Но полицейские едва взглянули в ее сторону, избегая зрительного контакта, насколько могли. Ее мать сидела, всхлипывая в салфетку, одну из пачки лежащих на кухонном столе, и смотрела на нее опухшими глазами. Обессиливающее чувство страха укоренилось внизу живота. Что случилось? С большим трудом мать наконец справилась с собой.

— Тетя Кэндис…

Первый раз в своей жизни Ангел была сломлена чем-то. Но как бы она ни была сильна, девушка опустилась на пол под сокрушительной тяжестью горя. Тетя Кэндис умерла.

Кейси сердито засопел, глядя, как черепахи собираются в свое особое тренировочное путешествие. Они совсем забросили своих друзей, словно те не были воинами. Ну ладно, Лили не была, но все же. Кейси Джонс не останется в стороне.

С другой стороны, Кейси Джонс не мог наравне с ними быть единым с природой. Он оставит это обнимающимся с деревьями хиппи. Лучше думать о происходящем как о способе остаться наедине с Эйприл. Но мысль эта пробудила в нем чувство вины.

После битвы с Демоном скорости Кейси понял, что Дон его друг. Друг, за которого он не колеблясь готов положить свою жизнь. Они создали отличную команду. Может быть, не такую крутую, как с Рафом, но чертовски близкую к подобной.

Кейси нужна Эйприл. Скверно. Но он отказывался от мысли причинять боль Донни. Все это превратилось в такую путаницу, о которой Кейси не хотел и думать. Так что и не стал бы. Кейси играл в эту игру, повинуясь импульсу и инстинкту, неплохо послужившим ему в прошлом.

Ну, а если ребята собираются потренироваться, почему бы ему не сделать то же самое? Он не может позволить им обогнать его. А теперь надо найти рыжика. Нет ничего дурного и постыдного в поиске спарринг-партнера.

* * *

Лили в унынии сидела на диване. Дом без черепах в нем казался таким пустым. По правде он и был пустым, если не считать ее. Лили слышала голоса Эйприл и Кейси, проводивших спарринг во дворе, и приходилось подавлять вспышку зависти.

Лили знала, каково это — быть настолько грациозной и сильной, благодаря видениям Лео, и знала, что никогда такой не станет. И мешала ей не слепота. Эйприл доказала, что борьба вслепую вполне возможна и эффективна, когда столкнулась с Химерой, с которой была психически связана.

Через Лео Лили почувствовала не только физический потенциал, необходимый чтобы стать опытным ниндзя, но и дух воина, который потребуется. И у нее не было ни того, ни другого. Девушка никогда не была особенно сильной, и ей не приходила в голову мысль причинить вред другому разумному существу, врагу или нет. Лили не была создана для борьбы и думала, что это не беспокоит ее.

До недавнего времени. С тех пор, как Лео очнулся, череда событий, связанных в основном с пролитым мутагеном, словно бы нарочно подчеркивала, насколько она бесполезна. Большую часть каждого происшествия Лили проводила там, где Майки решал спрятать ее, и слушала о его дерзких, предположительно забавных героических поступках.

Но даже когда лично ей не грозила опасность, Лили ничем не могла помочь. У нее не было сил разбудить друзей, когда напали Бобры снов, и девушка не сумела даже помочь Эйприл сделать макияж Большой ноге, чтобы произвести впечатление на Донни.

По крайней мере, когда Лео впервые очнулся, Лили могла гулять с ним по участку, пока он поправлялся. Но он быстро обогнал ее, и вскоре девушка поняла, что вместо того, чтобы поощрять его к продвижению вперед, она вынуждает его сдерживаться, чтобы она не отставала.

Леонардо выздоровел намного быстрее, чем это казалось возможным. Лили была уверена, что он почти полностью исцелился. Травма, казалось, больше навредила его сознанию, чем телу, и Лео яростно протестовал даже против малейшего признака боли, словно возвращаясь к тому моменту, когда впервые получил травму.

Проведя большую часть времени в психиатрическом заведении, Лили понимала это, как никто другой, но не могла передать это понимание, так что ее осознание было лишь отчасти полезным. Бесполезна.

Этот ход мыслей был бессмысленным и обреченным на поражение. Безнадежность — порочный круг. Лили не поддавалась ему раньше, не станет и сейчас. Не тогда, когда наконец ощутила сопричастность кому-то.

Лили просто думала, как будет весело, когда друзья вернутся. Полнолуние должно вскоре наступить, учитывая, как давно было последнее. Все ненавидели беспорядок, учиняемый Майки, когда он прикидывался настоящей черепахой, но Лили считала это достаточно забавным, чтобы оправдать последующий день большой уборки.

Он обещал придумать для нее супер-классное прозвище. Когда же Лили сказала, что оно у нее уже есть, Майки умолял рассказать ему. Но, как бы близки они ни стали, Лили чувствовала, что это прозвище принадлежит лишь ей и Лизе.

Узнав, что это тайна, Майки загорелся мыслью угадать его. Он даже не приблизился к правильному, но его догадки не могли не скрасить ей день. Пока Лили концентрируется на том, что у нее есть, а не на том, чего лишена, все будет в порядке.

* * *

Майки сосредоточился, как никогда в жизни, поглощенный тишиной и покоем леса вокруг себя. Время, казалось, остановилось, и внимание сконцентрировалось на цели с особой точностью. Майки мог слышать Рахзара и не боялся. Он знал, когда придет момент атаковать, чувствовал направление каждого удара еще до того, как Рахзар наносил их, уворачиваясь от каждого буквально на волосок.

Неожиданно он оказался позади Рахзара, и кама* изготовленные Майки, пронзили врага, обратив его в дым. Он победил. Внимание его рассредоточилось, и Микеланджело, тяжело дыша, опустился на колени. Он не думал, что сумеет повторять это постоянно, но осознание того, что он способен, добавляло силы. Он никогда не чувствовал себя ниндзя более, чем сейчас.

* * *

Донателло стоял безоружным на шатком горном уступе перед злорадствующим Тигриным Когтем. Сознание настаивало, что он обречен. У него было немного шансов с самого начала. Теперь же, без опоры для движения и оружия для защиты, шансов нет и вовсе. Тигриный Коготь слишком силен.

Но это не реальный мир, где применимы правила. Это царство духа. Его отец жив и ожидает его где-то, послав сюда, и наверняка не сделал бы этого, окажись задание действительно невыполнимым. Должен быть какой-то способ.

В этот момент блестящий ум Донателло стал скорее помехой, чем подмогой. Что говорил сэнсэй? Ему нужно полагаться и на тело. Поверить в его силу. Годы, за которые его лупил Раф, хитростью одолевал Лео и чистой случайностью — Майки, понемногу расшатали уверенность Донни в собственных физических способностях.

Мастер Сплинтер сказал, что он сможет это сделать. Сказал, что он силен. Непоколебим, как гора. Донателло чувствовал твердый древний камень под ногами и эоны, державшие его вес, становясь частью его.

Неожиданно Тигриный Коготь возник перед ним. Вместо того, чтобы бежать или уворачиваться, Донателло остался на месте и поймал удар тигра, игнорируя его насмешки и призывы к логике и разуму. Он силен. Сильнее, чем когда-либо верил.

Он изобретательно обратил силу Тигриного Когтя против него самого и сбросил его с горы, наблюдая, как тот обратился в дым, будучи окончательно и полностью побежден. Донни сделал это. На этот раз его тело было в гармонии с разумом. Сильный и неколебимый, как гора.

* * *

Раф скрючился в воде, в то время как Фишфейс кружил вокруг него, избивая. Когда же все пошло не так? Он не выскакивал из панциря от энтузиазма, когда Лео предложил это маленькое приключение, но ему нравились леса и природа вообще сильнее, чем Раф был готов признаться.

И было приятно вновь видеть Лео уверенным и ответственным. Он вернется в Нью-Йорк по раскаленным углям, если это сможет поддержать брата. Поэтому Раф последовал за ним в этот раз без недовольства, все шло на удивление мирно и подтверждало выживание в дикой природе только с его мастерством и решимостью. Все шло отлично, за исключением унизительного боя с оленями-духами-мутантами.

Но его отец жив, и у него есть враги, которых надо победить. Рафаэль изготовил себе доспехи и сделал оружие, тэкко-каги, чтобы доказать, что может превратить силу врага в свою собственную, добавив к ней огонь, который сэнсэй увидел в его духе. Донни не единственный, кто может сделать что-то своими руками.

Рафаэль одолел всех Футов в этой пещере, решив ответить на вызов. Преодолеть это препятствие меж собой и отцом. Но сейчас Фишфейс надрал ему панцирь. В воде со всех сторон. Он долбанная черепаха, но разве эти дурацкие роботизированные ноги не должны замедлять врага, рыба тот или нет?

Разгневанный, Раф поднялся на каменный выступ и вышел из воды. В его когтях был скрыт механизм, стреляющий пламенем. Черт. Что теперь?

Он мог чувствовать, как Фишфейс снова приближается, очередная неудача казалась все ближе, и это заставило его кровь вскипеть от ярости. Быть настолько близко и проиграть. Что сказал отец? Контролировать свой гнев? Нет, сосредоточиться. Превратить его в отточенное оружие, которое можно применить.

На этот раз его гнев, не контролируемый хозяином, не вспыхнул диким бездумным порывом. Теперь он был силой, откликнувшейся на его желание. Тэкко-каги Рафаэля вспыхнули, заряженные силой его гнева. С воинственным кличем он полоснул морду рыбы и обратил ее в клуб дыма.

Ему не надо воевать с самим собой. Не нужно бороться с этим или как-то себя менять. Он должен был принять свою особенность и освоить ее. Рафаэлю наконец-то было комфортно в его собственном панцире, и он был готов. Готов вернуть своего отца, свой город и свой мир.

* * *

Лео вскарабкался на вершину горы, его нога кричала в агонии. Почему он думал, что сможет это сделать? Он сломлен. Его нога никогда не заживет. Он никогда не станет прежним. Это всегда будет сдерживать его, сделает бесполезным, непригодным для лидерства. Он стал бременем для братьев и всей семьи.

Кратковременная радость, когда руководство отца осветило ночь накануне, погасла от этого осознания. Шредер собирается убить его. Снова. Отчаявшись, Леонардо посмотрел вверх, ожидая последнего удара, слабый и жалкий, каким и был. Но вместо Шредера он увидел левитирующего перед ним оленя. Духовного посланника.

Хотя тот ничего не говорил, он был здесь, чтобы что-то поведать Лео. Нечто важное. Черепашка совсем не двигался, но его колено скрутило от жестокой мучительной боли. Но он не шевелился? Потому что не его тело ранено. Больше нет. Боль и травма в его сознании. Он единственный сдерживает себя. И так было все это время. Прозрение было ошеломляющим по своей силе.

Да, то существо, каким он был, умерло и не вернется, но Леонардо не сломлен. Он может собрать новое более сильное «я» из уцелевших частей, и он сделает это. Глубоко вдохнув, Лео втянул в себя посланника, позволяя осознанию наполнить его существо.

Части его, пережившие вторжение, слились во что-то новое. Нечто сильное, ожесточенное и смелое, но закаленное болью и опытом. Он не сломлен, просто стал воином, которым должен быть, и каждая боль, потеря и ошибка на его пути служили лишь для того, чтобы продвинуть его в этом путешествии, помогая расти. Он готов.

Боль в ноге исчезла, когда Леонардо отбросил сомнения. Легче воздуха и быстрый, как ветер, он атаковал, не обращая внимания на то, что Шредер стал невероятно огромен. Независимо от того, насколько его враг велик или силен, он не сможет удержать Лео.

Он освободился от всего, что его сдерживало, и пустил стрелу в глаз своему врагу, чувствуя уверенность в победе до самой глубины существа. Если он победил Шредера в области духа, то сумеет и в реальном мире. И сделает это. Больше его ничто не удержит.

* * *

Эйприл сидела на крыльце рядом с Кейси, наслаждаясь мороженым и стараясь не думать, каким образом произвела его Морозильная кошка. Лучше получать удовольствие от бесплатной еды. У них, по сути, не осталось денег после последней вылазки, и у Эйприл не было никаких идей, что они будут есть дальше.

Она скрывала это от Кейси, Донни и Майки, но Раф и Лео знали, насколько неустойчиво их положение, и пытались ловить рыбу и охотиться, конечно, с меньшим успехом, чем Эйприл хотелось, прежде чем отправиться в свой небольшой поход.

Как они могли оставить ее? Она куноити. Естественно, у нее есть интуиция, которую мастер Сплинтер тренировал все годы обучения. Именно поэтому он и предложил обучать ее. Она показала бы класс в духовном обучении — и все же они оставили ее. Ну ладно, Лео, может быть, и Раф. Если бы оставили и Майки с Донни, она бы согласилась с ними.

Но Эйприл расстроилась не из-за этого. Майки проводил большую часть времени с Лили. Кейси либо тренировался с Рафом, либо работал над родстером* вместе с Донни, который занимался этим или пытался изобрести ретро-мутаген, чтобы спасти Нью-Йорк. А Лео все еще поправлялся.

Все это важные вещи. Ну, может, кроме родстера. И Эйприл не хотела расстраивать Кейси или портить его недавно зародившуюся дружбу с Донни, возрождая их соперничество. И, когда они были вместе, девушка тренировалась с Рафом.

Было здорово, что он не сдерживался после того раза, когда Эйприл уложила его несколькими ударами. Ей нравилось, когда ее воспринимали всерьез. Но обычно Эйприл чувствовала себя больной и измотанной несколько дней после каждого раза, из-за чего такая форма дружеского общения оказалась несостоятельной.

Эйприл думала, что Лео будет проводить с ней больше времени после того, как она потащила его за Химерой, но он казался смущенным, что его тогда пришлось подталкивать в панцирь, из-за чего, кажется, немного избегал ее. Эйприл просто устала быть брошенной.

По крайней мере, пока Лили дулась в доме, последние несколько дней Эйприл наслаждалась временем, проведенным с Кейси. Они усиленно тренировались, и он не давил на нее, когда она была не готова. Было приятно зависнуть и просто поболтать с ним, но это возвращало все запутанные чувства, которых Эйприл избегала, и дилемму насчет того, что делать с ними.

Донни попытался дать ей выход после случая с Большой ногой, но выглядел при этом таким несчастным, что она просто должна была дать ему еще один шанс. Эйприл подумала, что может быть, получится зажечь чувство поцелуем. Она любила его, но поцелуй точно выявил, что лишь как друга и брата. Эйприл привнесла еще больше беспорядка в их отношения, и на этот раз это была ее вина.

Что еще хуже, находиться наедине с Кейси, помимо того, что захватывающе, еще и опасно, напоминало ей о его неприкрытой притягательности, которую Эйприл отказывалась признавать. Девушка надеялась, что друзья скоро вернутся. Пора переключить внимание.

— Хочешь снова помочь мне наколоть дрова? — поморщился Кейси.

В последние дни силы Эйприл еще не восстановились после очередного состязания с Рафом. В основном, она просто ударила по бревнышку, которое держал перед собой Кейси, отправив его в полет с целым куском дерева.

Но он не отступил, так как Эйприл знала, что не отступит. Вместо того, чтобы ответить, Кейси поднялся и, подхватив бревнышко, с мрачной решимостью ожидал ее во дворе. Это выглядело почти смешно, и Эйприл пришлось сдержаться, чтобы не ухмыльнуться по-идиотски. Ей нужно сосредоточиться.

Что говорил Донни? Это не просто физический удар. Ей надо разбить бревнышко внутренней силой. Кейси держал его перед собой, как щит. Сделав глубокий вдох, Эйприл сосредоточилась, как в медитации, контролируя свое дыхание и ища баланс между телом и разумом.

— Если ты еще раз собьешь меня с ног, рыжик…

— О? И что ты сделаешь?

Но Эйприл уже не слушала его, не замечала ответ, уже подступивший машинально к губам. Она полностью сосредоточилась на своем «я», тело ее наполнилось энергией.

Сконцентрировавшись, девушка направила эту энергию в ногу и ударила по бревну. Сила удара полностью соответствовала ее воле. Бревнышко прекрасно раскололось, как по волшебству, без какой-либо отдачи в сторону Кейси. Она сделала это! Она действительно сделала это! Да!

— Наконец-то! Да! — на миг Эйприл забылась в ликовании, пока не заметила, как ошарашен Кейси. Она инстинктивно ощетинилась. Ее успех не был таким невероятным. За исключением того, что Кейси смотрел мимо нее.

Эйприл осторожно повернулась, и увиденное поразило ее, заставив онеметь, а дыхание застряло в горле, пока она наблюдала, как приближаются ее друзья. У каждого из них был флаг со своим символом, предположительно японским.

Лео был одет в капюшон, и за спиной у него было что-то похожее на самодельный набор для стрельбы из лука. Донни превратил свой бо в топор, а его плащ и маска делали его похожим на персонажа из игры «Legend of Zelda».

Эйприл не была уверена, как это должно работать, но Раф выглядел покрытым сетчатой броней, а нижний край его маски болтался намного ниже его глаз. А его похожие на промышленные когти напоминали о Шредере.

Маска же Майки теперь покрывала всю его голову, как будто он был Зорро или Уэсли из «Принцессы-невесты». На нем доспехи из коры? А в каждой руке мини-коса. Эйприл никогда не видела друзей настолько серьезными. Вау.

— Что там произошло?

Лео заговорил, излучая решительность:

— Пришло время. Мы возвращаемся в Нью-Йорк.

____________________________________________

* кама — оружие в виде серпа. Зачастую применялось в качестве парного оружия

* родстер — автомобиль с открытым двухместным кузовом, складным верхом и откидным задним сиденьем

Лили лежала на диване, скучая. Раньше она хорошо чувствовала себя в одиночестве. Оно было ее естественным состоянием. Когда это изменилось? И сможет ли она снова стать тем человеком, которым была?

Самое смешное заключалось в том, что одиночество было неполным. Эйприл и Кейси находились на крыльце, прямо за стенкой. Но они словно бы принадлежали своему собственному миру, частью которого Лили не была и в который не решалась вторгаться, хотя и знала, что друзья будут рады ей.

Но не их общества она жаждала. Девушка ожидала веселого голоса и бурлящей энергии, которые отгоняли ее одиночество и облегчали тяжелое бремя ее видений.

— Мр-р-р! — донесся приглушенный звук из холодильника, и Лили улыбнулся. Кошка тоже по нему скучала. Девушка никогда так ни от кого не зависела с момента встречи с Лизой. Моментальная боль сжала грудь, когда Лили поняла, как сильно скучает по своей кузине, подруге, сестре. Лиза поймет переживаемые ей изменения и сможет дать ей правильное направление. Сможет дать ей настоящий совет.

Тьма, постоянно окружавшая ее, взорвалась флуоресцентным светом. Лиза? Что бы ни собиралось произойти, еще не наступило, но мучительно скоро начнется. Это Сан-Франциско? Она не знала. Не было ни окон, ни естественного света, лишь множество научного оборудования и застекленные помещения. Тюрьма, в которой заключено сознание Лизы.

Неожиданно, осознавая свое и Лизино тело, Лили заметила, что они скованы по рукам и ногам и совершенно неподвижны. Ужас Лизы просочился в нее, и Лили не могла сосредоточиться на чем-либо еще, кроме отчаянного желания сбежать.

На окраине поля зрения Лили увидела ужасающего человека-муху в пурпурном свитере и джинсах. Из их общего тела вырвался крик, когда увиденное заставило его отползать. Перед ней стоял безумно ухмыляющийся человек. Он был тощим, в лабораторном халате, с непослушной красновато-коричневой шевелюрой и в очках. В глубине своего существа Лили ощутила, как Лиза застонала и отступила вглубь себя.

Какая-то часть ужаса Лили сгорела во вспышке гнева. Кто этот монстр и что он сделал с ее отважной и бесстрашной кузиной? Он на миг запнулся от выражения дерзкой яростной ненависти, должно быть, проступившей на лице.

Лиза скорчилась внутри себя, оставив полный контроль Лили. Обычно достаточно спокойная, она была уверена, что однажды как-нибудь убьет этого человека. Он толкнул ее, и Лиза вверх ногами упала в огромную сферическую емкость… с мутагеном? Нет! Лиза!

Их тело горело огнем. Они закричали, когда плоть разорвалась, перестроилась и соединилась заново. Тело было разорвано и повторно собрано, и это было чистой агонией. Неожиданно Лили очнулась на диване, крича от отзвука невыносимой боли, все еще терзающей тело.

— Лили! Лили!

Майки? Его голос вернул Лили к реальности, и она ощутила некое подобие самоконтроля.

— Майки. Помоги мне.

Ангел сидела в похоронном бюро, одетая в неудобное черное платье, которое ей не подходило. Она просто схватила первое попавшееся, находясь в тумане неверия, готовясь к похоронам тети Кэндис.

Она видела свою мать, приветствующую приходящих и принимающую соболезнования, как сломанный автомат. Ангел не двигалась со своего места на одном из диванов, бормоча бессмысленные звуки благодарности любому, кто осмеливался подойти и посочувствовать ей.

Она смотрела куда угодно в этой комнате, кроме урны с прахом ее тети, рядом с ее фотографией, сделанной при жизни, окруженной цветами. Все это не на самом деле. Этого не может быть.

Они сказали, это самоубийство, но оно было невозможным. Никто не любил жизнь сильнее, чем тетя Кэндис. Она собиралась встретиться с ними в тот же день чуть позже, за ужином, чтобы рассказать о своей последней поездке. Она не могла убить себя.

И как она вообще туда попала? Никто не мог объяснить этого удовлетворительно. Что-то было не так. Все неправильно. Ее тетя не могла быть кучкой пепла в банке. Она была уважаемым ученым. Она была путешественницей. Она была странным хиппи со своими кристаллами, гомеопатическими средствами и показаниями ауры. Этого просто не может быть.

Ангел неожиданно ощутила, что не может дышать, словно стены сомкнулись вокруг нее. Ей нужно выбраться отсюда. Сейчас же. Девушка резко вскочила на ноги и, набирая скорость, вылетела из комнаты, шокируя любого несчастного, попавшегося ей на пути.

Выбежав на улицу, Ангел обогнула здание и прислонилась к прохладной кирпичной стене, закрыв глаза и несколько раз глубоко вздохнув. Она не знала, сможет ли вернуться туда. Как пройти через похороны? Как жить дальше?

Никто не понимал ее так, как тетя Кэндис. Мир казался неправильным без нее. Но она справится с этим, потому что тетя Кэндис хотела бы этого. И Ангел сделает это ради нее.

Удерживая свою решимость, Ангел открыла глаза, приготовившись идти обратно, но застыла на месте. Лиса? Этого не может быть. Это же долбанный город. Наверное, какая-то странная собака. Пытаясь игнорировать животное, Ангел направилась обратно в здание, но не могла избавиться от тревожного чувства, что лиса улыбалась ей.

Эйприл расслабилась в пассажирском кресле, уставившись сквозь лобовое стекло на тьму автострады за ним. Они наконец-то вернулись. Обратно в город кошмаров, где свободно разгуливали кренги. Где люди жили в ужасе под властью пришельцев — те, что еще остались. Где отец мутировал прямо на ее глазах. Снова. Где они потерпели поражение, окончательно и полностью.

Но она не боялась. Больше нет. Они все тренировались интенсивнее, чем казалось возможным. У нее больше контроля над психическими способностями, не намного больше, но все же. Кейси работал над собой до тех пор, пока малейший след слабости, которую, как казалось Эйприл, она когда-либо видела в нем, не был сожжен.

Вернувшись с духовной тренировки, ребята казались намного старше, чем были, если такое было возможно. Они готовы.

Донни переоборудовал фургончик ее отца, и они все упорно работали над превращением его в оружие не менее грозное, чем Панциробус. А еще у них был родстер, хотя и без Доктора Цыпцыпенворта. В ее сознании Эйприл слышала голос Майки, требующий добавить M.D. после ее имени и звания*.

Ментальный образ оружия Кренгов, замаскированного под ее маму, ненадолго предстал перед глазами, пока Эйприл не прогнала призрак. Она больше не пешка Кренга. Теперь она стала живым оружием, которое увидит их побежденными и изгнанными из ее мира. Они вместе вернут свои семьи и спасут свой дом. Они готовы.

* * *

Кейси ехал всю ночь. В последнее время он много водил машину для того, у кого нет прав, но это не имело значения. Он знал, как это делается. Отец учил его не один год, и Кейси неплохо справлялся. Если государство еще не признало сего факта, это его проблема.

Он заставлял фургон ехать быстрее и быстрее, чувствуя, как Эйприл решительно барабанит пальцами по пассажирскому сиденью рядом с ним. Ребята свернулись в конце салона, готовые к удару, когда наступит момент. Даже Лили теперь, когда прошла истерика из-за видения ее кузины, казалась возбужденной и готовой к битве, хотя Кейси понятия не имел, что она собиралась делать.

Тем не менее, если эта самая Лиза находится у Баз-киллера, они, вероятно, все равно спасли бы ее, и без торжественных обещаний черепах. Они спасут ее и всех остальных. Кренги наконец будут повержены, и это будет эпично. Папа. Мария. Держитесь. Он идет.

_________________

*D.M.D — сокращенно "доктор медицинских наук"

Лиза проснулась, когда дверь в ее тюрьму открылась. Ведро было пустым, и у пришельцев не было ни еды, ни воды. Это, должно быть, значит… она отползла обратно к стене. Нет! Нет! Нет!

Как бы ужасно ни было ожидание, она бы предпочла, чтобы оно затянулось навсегда. Лиза знала, что предстоит, и отвергала это всем своим разумом и телом. Она будет драться. Она не позволит им забрать ее. Никогда!

Часть ее, которую Лиза заперла глубоко внутри себя, заревела о жажде жизни, когда девушка боролась, зубами и ногтями, отчаянно била и пыталась вспомнить то немногое, что знала о сражениях и самозащите.

Этого оказалось недостаточно. Они все же скрутили ее и сняли ее цепи. Ухватившись за металл, Лиза отчаянно цеплялась за него, пока пришельцы таки не оторвали ее от него, скрутив ее руки в совместной хватке, и не потащили ее, отбрыкивающуюся и кричащую, из клетки.

Все ее усилия были безуспешны. Она по-прежнему была бессильна, когда конвоиры втащили ее на выступ над сферой трансформации. Вот и все. Она проиграла. Все, что ждет ее после ожидания, подготовки, попыток заставлять себя есть и быть сильной. Зря. Может быть, ей стоило попытаться умереть.

Лиза бросила взгляд на человека-муху у компьютерной консоли, и неожиданно ее охватил новый прилив ужаса и отвращения, настолько сильный, что у девушки долгое время просто не было сил, чтобы собраться. Может быть, потому что она закончит как он.

Филч передал ему еще один оранжевый флакон для вливания в смесь, и пока человек-муха применял его, направился к Лизе с кривой торжествующей улыбкой на лице. Нет! Она не хотела помнить об этом.

Ее разум отступил, вернувшись в безопасное место в глубине ее существа, куда Лиза заперла его на время этого кошмара. Отступил от ее конца здесь, в безопасность и отдаление ото всех ужасов, творимых с ее телом. Лиза когда-то так гордилась им, но оно было лишь телом, куском плоти и костей. Оно не было ею.

Не обращая внимания на миг невесомости, прежде чем приземлиться во что-то плотное и вязкое, которое, казалось, высасывало ее, Лиза отделила свой разум от тела. Она сможет расстаться с ним и быть здесь в безопасности. Но она не могла. Так много боли. Слишком много. Ее крики эхом отдавались от твердого металла и бетона, пока сознание, наконец, милосердно не покинуло ее.

Бакстер Стокман бросил взгляд на свою новую крысу, прежде чем вернуться к экспериментам с ретромутагеном. Как он может вылечить безумие этого зверя? Психические заболевания не его специальность. Но это неважно. Он позволит Филчу тратить на это время, пока мастер не мутирует того за его неудачи.

Работа над особым усовершенствованным мутагеном шла успешно, не считая того, что они не могли контролировать своих испытуемых. Ни у него, ни у Филча не было многообещающих достижений в технологии контроля разума, и если в ближайшее время каким-то чудом они не достигнут прогресса, это их погубит.

Самым заметным достигнутым ими успехом стало объединение ДНК мастера Шредера с образцами мутагена с наиболее многообещающими штаммами членистоногих.

Штамм краба был самым мощным, но мутанты с ним, пусть и были беспрекословно послушны, оказались не способны решать сложные задачи и выполнять неоднозначные приказы. Кроме того, выражение глаз мастера, когда он увидел жутко искаженную версию себя, заставило Стомана затаиться. Нет, им нужно что-то получше, и как можно скорее.

Если бы только он мог снова стать человеком и сбежать из этого кошмара. Работа над ретромутагеном шла медленно, кроме того, Стокман мог заниматься им, только когда Филча не было рядом. Сейчас мелкий подхалим задремал после очередного дополнительного и ненужного травмирующего испытания девушки-ящерицы. Какая пустая трата времени. Он получит то, что ему суждено.

А пока что ретромутаген должен быть усовершенствован. По крайней мере, у него есть оправдание, если его поймают. Стокман может сказать, что вещество предназначено для Караи, когда ее наконец поймают. Что он не доверяет кренгам его производство.

К сожалению, если они поймают ее, у него будут серьезные проблемы, когда ретромутаген не сработает. Усовершенствованный мутаген отреагирует не так, как обычный. Шансы на то, что ретромутаген, изготовленный Стокманом для себя, сработает на Караи, крайне малы.

Нет, он должен изготовить его тайно и как можно скорее. Взгляд Стокмана обратился на крысу, и сердце его замерло. Нет. Этого не может быть. Они погибли. Как могли они оказаться здесь? Черепахи.

* * *

Разочарования накапливались. Ладно, когда Кейси на фургончике прорвал блокаду всех этих зазомбированных солдат Сил Защиты Земли, это было довольно круто, хотя и пришлось притвориться, что сделал это не затем, чтобы поддержать идею Лео об изменениях. Но остальная часть дня была отстойной.

Хотя Раф и не показывал этого, он был не меньше Майки разочарован тем, что они не могут вернуться домой. Он знал: кренги знают его местонахождение, — но сама невозможность войти туда без риска быть поджаренным просто отвратна.

И они снова потеряли сэнсэя. Не то чтобы он не был начеку с самого начала, но его убивало то, во что приходилось поверить. Сэнсэй сам сказал, что дух его отделен от тела. Но увидев случившееся, Раф понял, что не готов к этому. Его мудрый и сильный отец вел себя, как бездумное животное. Это было так… неправильно.

Может, Кейси был прав. Может, Эйприл сумеет исцелить его силами своего разума. Донни сказал, что такое возможно, так что… цепочка его размышлений прервалась, когда Раф снова врезался в стену. Черт! Сосредоточься уже! Направь свою ярость. Этот мутант-Шредер силен, но он не поддастся. Выиграет необходимое время для Эйприл, чтобы спасти сэнсэя.

* * *

Донателло ловко увернулся от удара Шредера-мутанта-креветки. Тот был быстр и злобен, а также невероятно вынослив. У него нет времени на это существо. Он должен помочь сэнсэю. Должен выяснить, что происходит в этой лаборатории. Но это существо не остановится, а он уже устал.

Им надо обеспечить безопасность сэнсея. Любым способом. Донателло ненавидел действовать без плана. Но казалось, что ничего не выйдет, пока они не вернут своего отца. Сейчас ему придется довериться Эйприл и выиграть как можно больше времени. Это существо не сможет его потревожить. Он неподвижен, как гора.

* * *

Эйприл ахнула, когда Сплинтер прижал ее к стене, щелкнув зубами перед лицом. Она должна попробовать снова, даже если первая попытка привела лишь к тому, что Сплинтер напал на бедного Кейси. Какой еще у нее выбор? Он убьет ее, если она ничего не предпримет.

Она сможет это сделать. Ее психические навыки прошли долгий путь. Она уже поступила неправильно. Просто тянуться к воспоминаниям было ошибкой. В этом месте нет ничего, кроме воспоминаний о Шредере, а они никак не могли привлечь дух Сплинтера назад. Они лишь вызвали эту убийственную ярость, обращенную теперь на нее.

Она должна была поделиться с ним воспоминаниями. Хорошими. Вместо того, чтобы открыть его разум, Эйприл открыла свой и связала с разумом Сплинтера, вспомнив о тренировке под его руководством и о своей дружбе с его сыновьями, о каждом счастливом моменте с тех пор, как она встретила их всех. Они были маяком любви и уюта, манящими душу назад, домой.

Эйприл могла ощутить это, когда душа Сплинтера, связанная с телом, наконец-то объединилась с блуждающей духовной частью, потому что его разум теперь затопили радостные воспоминания о воспитании его детей. Несмотря на то, что они не принадлежали ей, Эйприл ценила их.

Связь разорвалась, и Эйприл снова смотрела в мудрые и спокойные глаза своего учителя и второго отца. Пусть они лишились дома и прятались в почти опустевшем городе от преследующих их инопланетян, она отчего-то знала, что все будет в порядке.

* * *

Кейси замер, когда Сплинтер бросился на Эйприл. Он знал, что должен сделать что-то, чтобы защитить ее. Спасти ее. Но он не мог пошевелиться. Но не один лишь страх Кейси удерживал его в неподвижности, хотя и он тоже. Только Эйприл могла сделать это, и он должен был ей доверять. Верить в нее.

Выражение лица девушки стало невероятно сосредоточенным, и атака Сплинтера замедлилась. Она сумеет. Кейси надеялся на это. Он огляделся. Все это место было заполнено гигантскими террариумами, словно самый жуткий зоопарк в мире. Большинство из них оказались пустыми.

Через комнату Кейси разглядел, что в одном из террариумов что-то движется. Похоже, что Эйприл привела в сознание Сплинтера, и парень пересек помещение, чтобы проверить свою догадку. В клетке была девушка-ящерица. Кейси решил, что раз она заперта, то вряд ли на стороне Шредера. Враг моего врага и все такое.

Вытащив бейсбольную биту, он разбил замок. Судя по виду изнутри, тот не был сложным. Донни лишь хвастался, когда взламывал его. Несколько соединенных проводов чуть позже, и клетка открылась. Девушка закричала.

— Пожалуйста. Не надо больше. Пожалуйста, хватит.

Кейси удивился. Что бы это могло значить?

— Лиза?

Похоже, она пыталась подтолкнуть себя, чтобы заставить открыть глаза.

— Хм-м. Мама? Папа? Лили? — девушка не смогла этого выдержать и снова отключилась. Да. Это должна быть она. Похоже, Кейси Джонс сдержит обещание, данное черепахами.

Без каких-либо дальнейших колебаний Кейси перебросил девушку через плечо и побежал проверить, как дела у Эйприл. Он надеялся, что подруга добилась какого-то прогресса со Сплинтером, потому что, похоже, ребята получили по панцирю.

* * *

Леонардо проигрывал в битве со Шредером-мутантом-крабом. Не так, на самом деле, он представлял себе свой первый реванш главному врагу. С другой стороны, нога почти не беспокоила его. Жаль, что эта тварь чертовски неуязвима.

И его последняя катана утонула в емкости с мутагеном. В фургоне у Лео было запасное оружие, но сейчас оно мало ему поможет. Но Леонардо не сдавался. Не было сомнений, что могли утопить его. Он сумеет сделать это.

Неожиданно его отец вырубил монстра несколькими хорошо выверенными сильными ударами. Неверие Леонардо обратилось в радость, пока он наблюдал, как сэнсэй, восстановившийся и цельный, перемещался по комнате, спасая его братьев. Теперь все будет хорошо. Они снова семья, единая и полная. И вместе могут все, что угодно.

* * *

Лили схватила ноутбук. Донателло сделал его для нее с помощью доктора Цыпцыпенорт. Ей не нужно было видеть гаджет, и Лили провела большую часть возвращения в Нью-Йорк, работая над звуковыми сигналами. Сейчас она изучила его. Наконец-то пришло и ее время внести свой вклад. Чтобы помочь ее дорогим новым друзьям. Больше, чем друзьям. Семье.

Звуковые сигналы определили местоположение и тип противника, когда тот приблизился к фургончику, и Лили активировала соответствующее оружие, чтобы заставить их замолчать прежде, чем те бы вызвали подкрепление. Не так ловко и точно, как армейский артиллерист собственной персоной, но все же их фургончик не был уязвим.

Тем не менее, у них заканчивались многие типы боеприпасов, и Лили была обеспокоена. Она не сможет продолжать это дальше. В ее наушниках затрещало.

— Мы уже в пути. Заводи.

— Принято, Лео.

Лили закрыла ноутбук и осторожно положила в отсек позади себя, пробралась на переднее сидение, судорожно обшаривая все вокруг, пока не не нащупала ключи, оставленные в зажигании. Не успел мотор зареветь, как все заполнили машину.

Лили едва успела отдернуть руки от сидения, прежде чем они поехали от здания черт знает куда. Но они были в безопасности, передвигались, а прочее не имело значения.

* * *

Майки буквально подпрыгивал от волнения. Конечно, он включил ту кнопку тревоги, которой пытался избежать ранее, но он все-таки победил Базз-киллера самостоятельно. Он использовал новообретенное внимание и провел муху. Не нуждаясь в помощи. Без криков. По крайней мере, пока не нажал кнопку тревоги, но до этого все шло потрясающе.

И он все же компенсировал их потери. Возможно, они лишились дома, но именно Майки нашел им новый. Если они не могут жить в логове, пиццерия Антонио станет вторым лучшим местом для восстановления. Здесь так хорошо пахнет.

Бодро напевая себе под нос, Майки убрал Морозильную кошку в холодильник и начал рыться там в поисках пищи. С ними снова сэнсэй, потрясающее место жительства и много пиццы. Теперь все будет хорошо.

Обвернув руки вокруг коленей, она размеренно дышала, вспоминая успокаивающее ощущение мягкой теплой шерсти. Это помогало чувствовать себя в безопасности. Под чьей-то заботой.

Было и другое чувство, похожее на это, но не оно. Оно пахло маслом для клинков и ладаном и пронзало ее разбитые мечты непоколебимым взглядом голубых глаз. Вера. Надежда. Воспоминания об этом наполняли ее, пока Караи не почувствовала, что может сломаться.

Она продолжала возвращаться к этой маленькой уязвимой форме, а потом вновь сбегала в более сильную змееподобную, менее склонную помнить. Чувствовать. Оно потеряно. Все потеряно. Она должна отпустить это воспоминание. Она никогда не вернет его. Настало время отпустить. Она знала, что должна сделать.

Амайя ворвалась в главную крепость Саки в Японии, готовая выбить из него ответ в случае необходимости. Прошел почти год с тех пор, как она слышала что-то о Караи. Она могла долго отсутствовать, но они всегда поддерживали связь с гораздо большей частотой. Караи никогда не позволила бы такого упущения, а значит, он в ответе за это.

Стоит признать, что Амайя все еще была рассержена их последним бурным спором, который отправил ее работать в дальний уголок мира, но она никогда бы не позволила своим непростым отношениям с Саки встать меж ней и Караи, и ожидала от него такого же невмешательства.

Все здесь знали, кто она, и никто не смел останавливать ее. Вместо этого они сгибались в поклонах, когда она проходила мимо. Амайя игнорировала их. Саки желал драматичности, требуя демонстративного выражения преданности.

Амайя никогда не понимала этого. Саки был хорошо осведомлен о том, что такое настоящая власть, поскольку, безусловно, накопил ее достаточно, превратив клан Фут в международную организацию альтернативной разведки. И тем не менее, все равно желал пустых атрибутов власти и мощи. Так, словно его жизнь была какой-то пьесой или фильмом, которую он проигрывал в своем сознании, и не хватало спецэффектов, чтобы удовлетворить его.

Эта мысль заставила Амайю улыбнуться, несмотря на раздражение. Именно поэтому она продолжала возвращаться в его постель, как бы сильно они ни ссорились. Их отношения были токсичной катастрофой, которой она не могла избежать.

Амайя вошла в тронный зал, закатив глаза при мысли об этом наименовании. Зал был пуст. Прекрасно. Она ударом открыла дверь в кабинет, где Соджи, один из командиров Саки, за столом перебирал отчеты. Бумаги взлетели шквалом неожиданности, и мужчина церемонно поклонился ей.

— Охотница за головами, — он мудро использовал подходящее обращение. Не то чтобы их отношения с Саки были тайной, но Амайя не хотела, чтобы ее называли его любовницей. И судьба последнего дурака, поступившего так в зоне ее слышимости, послужила примером для остальных.

— Мы не ожидали…

— Короче. Где Караи?

Мужчина нервно сглотнул. Амайя знала, что он опытный ниндзя и сильный воин. Но это ничто по сравнению с тем, на что она способна, и он знал это. Они все знали. Ее репутация была заслуженной, и ее сражения с Саки давали им понять без лишних слов, на что способна Амайя.

— Она с мастером в Нью-Йорке.

Амайя все еще походила на опасного хищника, и ниндзя снова сглотнул.

— В Нью-Йорке? Как в Нью-Йорке? В городе под загадочной блокадой Сил Защиты Земли?

Он лишь кивнул.

— Что они там делают?

— Накануне блокады мастер обнаружил, что Хамато Йоши жив и прячется там, тренируя новых воинов ниндзя. Мастер взял с собой Караи и лучших помощников, чтобы покончить с ним. Мы не видели его со времени возвращения в Японию, когда он завербовал Тигриного Когтя.

Глаза Амайи неожиданно расширились. Тигриный Коготь был сильным и уважаемым соперником, а теперь, по-видимому, стал ценным союзником. Но эта информация была не самой значительной. Хамато Йоши жив и пополняет ряды своих воинов. Убийца ее сестры все еще жив.

Ссора или нет, но как посмел Саки не рассказать ей? Она заслужила оборвать жизнь Йоши не менее, чем остальные. С большим усилием Амайя обуздала свой гнев. Если Караи оказалась в ловушке в Нью-Йорке, это объясняло отсутствие связи.

— Подготовьте рейс в Америку. Я лечу в Нью-Йорк.

— Но город полностью закрыт, — бессвязно забормотал Соджи. — Как вы попадете в него?

Амайя взглянула на него, и ниндзя побледнел.

— Ты действительно считаешь, что это остановит меня? — он невольно покачал головой.

— Прими меры, — он кивнул, выглядя так, словно собирался что-то сказать, но струсил.

— Что еще?

— Прежде чем все сошло с ума, леди Кицуне получила подарок для мастера. Раз уж вы едете в Нью-Йорк, возможно, вы могли бы прихватить его с собой.

Она что, похожа на девушку из службы доставки? Что может быть настолько важно, что он рискнул оскорбить ее этой просьбой?

— Подарок? — голос Амайи звучал недоверчиво и сочился презрением.

Ниндзя нажал кнопку интеркома.

— Приведите, — отпустив кнопку, он оглянулся на Амайю.

— Вы можете оценить его как ценный ресурс. Он в полном вашем распоряжении.

Ладно. Теперь ей любопытно. За ее спиной открылась дверь. Амайя повернулась, и ее рот распахнулся от изумления, прежде чем из груди вырвался низкий смешок. Действительно ценный. После Алопекс она должна была знать, какого рода подарки преподносит Кицуне.

— Охотница за головами. Позвольте представить вам Ниньяру.

Лили все еще пошатывало после сумасшедшей поездке к Антонио. В этом месте сильно пахло пиццей, хлебом и кальцоне. Не неприятный запах, но чересчур сильный. Она слышала разговоры друзей, когда они поселились в этом месте, и решила сосредоточиться на них.

— Заселил нашу гостью, — сказал Кейси.

— Куда? — спросил Лео. Гостью? О ком они говорят?

— В кладовку. Я попытался изготовить постельные принадлежности из упаковочного материала, но… наверно, нам стоит найти что-то настоящее для сна, для всех нас.

— Не то чтобы я предъявлял претензии, я знаю, что никого нельзя оставлять заключенным в том месте, но не уверен, что было разумно привозить ее на нашу новую базу. Мы ее не знаем.

— Лео, это кузина Лили, Лиза. Кажется.

— Что?! — теперь отозвались все, включая Лили. Она лихорадочно ощупывала пространство вокруг себя по направлению, где слышала голос Кейси, пока не нашла его ладонь. Она была слегка загрубевшей и потной, из-за защитной перчатки, которую Кейси, должно быть, только снял.

— Лиза? Ты уверен?

— Ну, она ответила на свое имя и назвала твое, прежде чем снова отключиться.

— Отключилась? Она в порядке?

Что-то за ее спиной звякнуло.

— Пицца готова!

— Майки!

— Что? Если бы меня только что привезли из того места, первым делом я бы захотел поесть. Это вам, сэнсэй.

Лили уловила вздох Сплинтера, со смесью усмешки и раздражения.

— Спасибо, сын мой, — она слышала, как Майки раздавал еду, но ничего не имела против его решения. Сытная еда была важной составляющей жизни для Майки. Его пониманием хорошего.

— Ладно, я отнесу это ей, но, Майки, не все голодны, после того как с ними случилось что-то скверное, — похоже, Раф прикладывал немалые усилия, чтобы быть терпеливым с Майки. Что-то скверное? Ну, Лили знала об этом из видения, но услышанное возобновило ужас, который она пыталась держать вне сознания.

— Я возьму из фургона медикаменты и посмотрю, не травмирована ли она, — голос Дона затих, когда он во время разговора вышел из помещения.

— Если она травмирована? — они говорили, что произошло что-то плохое, но может быть, это не травма? Разве само заключение не может быть этим плохим? На плечо Лили легла рука.

— Эм, Лили, насчет Лизы… — теперь с ней заговорил Лео. — …прости, что говорю тебе это, но она теперь мутант.

Лили сглотнула. Она надеялась, что они доберутся до Лизы прежде, чем ее видение сбудется, но похоже, надеяться на это было слишком самонадеянно.

— Я видела, как человек столкнул ее в мутаген, так что… она жива, верно?

— Да. Она определенно жива, — слезы хлынули из глаз Лили.

— В видении это было настолько больно, я думала, она умирает.

— Трансформация мутагеном была самой сильной физической болью в моей жизни. И я благодарен судьбе, что сыновья мои были слишком малы, чтобы запомнить это. Но, как бы ни была сильна эта боль, она не убивает, — мастер Сплинтер. Да, он должен знать, каково это.

— Пока она жива, мы можем понять это и пройти через него. Пока она жива.

* * *

Лиза постепенно осознала, что лежит в чем-то мягком, пахнущем картоном. Какой-то трюк? Новая ловушка, чтобы сломать ей голову? Со времени мучительной трансформации ее мир стал туманным полусознательным сочетанием разных типов боли.

Она так долго страдала, что комфорт теперь казался ей неестественным и неправильным. Лиза ему не доверяла. Он мог быть лишь прелюдией к новым страданиям. Она не может находиться в безопасности и тепле, где пахнет… это пицца?

Может, она наконец-то умерла? Но Лиза представляла себе смерть не так. Глаза приоткрылись, и она увидела единственную непокрытую лампочку и полки с продуктами — мукой и прочими. Рядом с ней кто-то двигался.

— Не спеши. Я принес кое-что поесть, как только ты сможешь. Не пытайся пока сесть, — голос казался добрым, заботливым и мужественным. Но он был незнаком Лизе. Повернувшись в его сторону, она увидела огромную зеленоглазую черепаху в красной маске, держащую бумажную тарелку с кусочком пиццы.

Еще одно творение этого монстра явилось, чтобы мучить ее. Ловушка! Это еще одна ловушка! Лиза пыталась закричать, но ничего не вышло, тело едва реагировало, пыталась карабкаться, чтобы выбраться отсюда. Головокружение смыло ее напряжение, картинка перед глазами шатнулась. И как раз перед тем, как снова вырубиться, Лиза слышала голос, полный негодования:

— Серьезно?

* * *

Раф отнес пиццу в кладовку, снова спрашивая себя, почему вызвался сделать это. Потому что Майки просил его, глядя на него щенячьими глазками. Не сосчитать глупостей, на которые они с братьями соглашались, когда Майки делал так. Как, например, когда он уговорил их быть трамплином для его скейтборда. Однажды из-за этого они даже притащили домой огромного жестокого и психически неуравновешенного крокодила. Майки.

Дыхание замерло в горле, когда Рафаэль вошел в кладовку. Незнакомка была ящерицей-мутантом, но не такой огромной, как Кожеголовый, и не смертоносной, как Караи. Ее тело все еще сохранило очертания человеческой девушки.

Хотя на ней не было одежды, это не казалось неприличным, поскольку ее блестящая чешуя выглядела как одежда. На груди и животе она была бледно-желтого цвета, а в остальных местах ярко-зеленой, напомнив Рафаэлю о весне на ферме родителей Эйприл.

У незнакомки был длинный толстый хвост, сужающийся к кончику. Руки и ноги по форме удивительно напоминали человеческие, несмотря на тонкие когти вместо ногтей. По крайней мере, число пальцев было правильным. Собственные трехпалые руки Рафаэля, держащие тарелочку с пиццей, показались ему неуклюжими. Он присел на колени рядом с незнакомкой.

Несмотря на то, что она стала рептилией, у нее сохранились мягкие на вид каштановые волосы длиной до плеч, ниспадавшие вокруг головы размытым ореолом. Рафаэлю стало интересно, как выглядит ее лицо. Пока что оно выглядело изящной сужающейся к носу мордочкой, придавая ее закрытым глазам приятный угол.

Незнакомка слабо застонала и пошевелилась. Веки задрожали, и хотя взгляд еще не сосредоточился на нем, Рафаэль разглядел, что глаза ее глубокого землисто-карего оттенка. Хорошенькая.

Тут же ему захотелось ударить себя. О чем он думает? Это кузина Лили, которую мучили люди, которых Рафаэль вскоре собирался разорвать на части. Ей не нужно, чтобы кто-то пялился на нее, как дурак. И все же… Нет! Еда. Он принес ей еду.

— Не спеши. Я принес кое-что поесть, как только ты сможешь. Не пытайся пока сесть, — незнакомка перевела на него взгляд, и Рафаэль поднял тарелку с обнадеживающей улыбкой.

Глаза ящерицы расширились, их затопил ужас, и она дернулась, тщетно пытаясь убежать от него. Сердце Рафаэля оборвалось, а надежды, которые — он сам не понял как — успели укорениться, были раздавлены. Что за придурок. Вновь захлопнув эмоциональный барьер, он сердито отвернулся от вида ее страха.

— Серьезно?

Незнакомка упала в обморок. Кто она такая, чтобы бояться его? Не похоже, что теперь она меньший урод, чем он. Странный урод. Черт побери!

* * *

Донни чуть не столкнулся с Рафом, когда нес свое самодельное медицинское оборудование в кладовку. Он мог чувствовать напряжение, исходящее от брата. Опыт научил Донателло и его братьев прятаться в укрытии, когда Раф был таким. Что случилось?

— Будь осторожен. Очевидно, мы ее пугаем.

Ох.

— Ты знаешь, Раф, единственный ее опыт взаимодействия с мутантами был в тюремной лаборатории Шредера, — выражение лица брата немного смягчилось. Совсем ненамного, но все же.

— И все же ты напугаешь ее.

— Я помогу, — Донни почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, и чуть не выронил все бывшее в руках, услышав рядом с собой голос Эйприл.

— Д-да. Это было бы здорово. Я имею в виду, здорово не то, что она травмирована, а то, что ты хочешь помочь. Не то чтобы ты не помогала, ведь ты действительно хорошая и добрая. Я имел в виду…

— Пошли, Донни, — Эйприл улыбнулась и жестом направила его в кладовку. Донателло слышал раздраженное фырканье Рафаэля за спиной.

— Как знаешь. Эй, Кейси. Не хочешь сходить почистить город? Может, получится посчитаться с Кренгами.

— Конечно. Гунгала!

Донни лишь покачал головой. Вот так Раф справлялся со стрессом. По крайней мере, у него был кто-то, готовый идти с ним. Эйприл сидела рядом с Лизой на полу и ободряюще улыбнулась, когда он вошел в комнату.

Донателло готов был поклясться, что его мозг закоротило, отчего его ноги запнулись на следующем шаге, и он выронил все оборудование, столкнувшись с чем-то. Почему? Он же опытный ниндзя. Этого не должно было произойти. Почему? Эйприл лишь вздохнула и дала ему паузу, чтобы собраться с мыслями, собирая разбросанные им предметы.

Титаническим усилием Донателло постарался не думать об Эйприл рядом с ним, подающей ему все, что он просил, и сосредоточился на Лизе. Это прошло легче, так как тонкие шрамы на ее теле говорили о том, что Лизу пытали. Ну у нее была повышенная регенерация мутантов, так что она все равно поправилась. В итоге ее тело не нуждалось в лечении. А вот разум — другая история.

* * *

Глаза Лизы снова распахнулись. Черепаха с зелеными глазами исчезла. На ее месте сидела человеческая девушка с голубыми глазами и рыжими волосами. Новая лаборантка? Она собирала то, что казалось мусором, передавая… другому человеку-черепахе. У этого были карие глаза, фиолетовая повязка и… щель между зубами?

Лиза вновь готова была впасть в панику, но что-то в том, как черепаха смотрела на девушку, остановило ее. В лаборатории никто ни на кого не смотрел с такой любовью. Было до боли очевидно, что он влюблен по уши, и не менее очевидно, что это не взаимно, так как девушка виновато избегала его восхищенного взгляда. Девушка заметила, что Лиза очнулась, и подняла руки, как бы доказывая, что не собирается причинять ей вреда.

— Спокойно. Мы не причиним тебе боли. Теперь ты в безопасности.

Черепаха рядом с ней замерла, не зная, что делать.

— Где я? Кто ты? Что ты от меня хочешь? — слова, вылетающие из ее рта, казались Лизе чужими. Голос был ее, но девушке на самом деле не слишком часто приходилось слышать его, в последнее время приходилось в основном кричать, и Лиза не могла припомнить, чтобы он звучал так покорно и испуганно.

Девушка положила руку на ее запястье, и Лиза ощутила необъяснимое чувство спокойствия, наполняющее ее, отгоняя страх. Как? Она так долго боялась, что забыла, каково это — быть в безопасности.

— Мы спасли тебя. Ты в безопасности. Это наш дом… пока что. Я Эйприл, а это Донателло. Ты можешь звать его Донни, — черепаха резко кивнула. Может быть, это правда? Она наконец-то свободна. Надежда расцвела в сердце Лизы, и она молилась, чтобы это не был какой-то жестокий трюк. Если это правда, значит, тот, другой, был искренним. На мгновение в памяти мелькнули добрый голос и обеспокоенные зеленые глаза.

— Где тот, кто был здесь раньше?

Донни поерзал на месте.

— О, Раф? Он пошел за припасами. Извини, если раньше он напугал тебя.

Раф. Так вот как его звали. Теперь, когда страх прошел, Лиза вспомнила боль на его лице, когда она испугалась. Она должна извиниться перед ним, когда в следующий раз увидит. С усилием Лиза попыталась сесть, и оба собеседника тут же отреагировали, помогая ей.

— Не то чтобы я не была благодарна, но почему вы пришли спасти меня?

Донни улыбнулся.

— Ну, вообще-то мы пришли, чтобы спасти своего отца. Но повезло помочь и тебе.

Повезло? Так судьба наконец-то улыбнулась ей? Так странно, что осколки прежней личности неожиданно всплыли. Какое-то время она не чувствовала себя циничной.

Со стоном Лиза потерла свое лицо и замерла. Что-то не так. Форма ее лица была неправильной. И кожа чешуйчатая. Вытянув руки, Лиза с ужасом посмотрела на них и на все тело. Она была чудовищем. Этот ублюдок превратил ее в монстра!

Рука Эйприл легла на плечо, и истерика отступила, оставив Лизу созерцать свое состояние с безмятежной осведомленностью.

— Все будет хорошо. Донни — гений.

Черепаха покраснела.

— Он сделал лекарство для моего отца, когда с ним случилось подобное. Уверена, если дать ему немного времени, он сможет помочь и тебе.

Эйприл бросила надежду, как спасательный круг, и Лиза отчаянно уцепилась за нее. Может быть, ее жизнь еще можно спасти.

— Лиза? — знакомый голос привлек ее внимание к двери. Он звучал со смесью радости, облегчения и беспокойства.

— Лили? — она была там, искала путь в комнату. Жива. Лили жива.

— Ты жива? Лили, когда ты пропала, я подумала… подумала…

На лице кузины отчетливо были видны вина и сочувствие.

— О Лиза, прости. Мне следовало связаться с тобой, но все вышло из-под контроля. Я больше не буду заставлять тебя беспокоиться. Обещаю. Я так рада, что ты в безопасности. Когда я увидела тебя в том месте… я думала, они убили тебя, Лиза.

Придушенное рыдание напугало ее, прежде чем Лиза поняла, что исходило оно из ее горла. Сколько раз она мечтала о том, чтобы так и было? Лили качнулась к ней, и Лиза снова запаниковала.

— Нет! Не трогай меня! Не тогда, когда я… я… — несмотря на ее слова, Лили крепко обняла кузину. Она знала. О боже, она должна была почувствовать чешую. Она знала. Лиза ждала, что ее кузина закричит и отпрянет в отвращении. Но Лили не вздрогнула от прикосновения. Она плакала у Лизы на плече.

— Ты правда думаешь, что это имеет значение для меня?

— Лили?

— Разве ты не помнишь, что сказала мне, когда узнала о моих видениях?

— Лили.

— Ты правда думаешь, что это сможет меня оттолкнуть? Я здесь, и я никуда не денусь. Мы пройдем через это вместе. Обещаю. Я здесь, Мона Лиза.

Ощутив эмоциональный взрыв, Лиза обняла Лили, рыдая.

— Я знаю, Кувшинка, я знаю.

Сплинтер обустроился в незнакомом новом доме как мог и, используя немногие оставшиеся ингредиенты, включая те, что смогли добыть Эйприл и Кейси, решил попробовать приготовить кексы. Наверное, стоило попросить помощи у Микеланджело, но он хотел сделать сюрприз всем родным, когда они вернутся.

Это лучшее, что он мог для них сделать. Это удручающее место было не лучшей заменой дома, не тем местом, где он хотел бы отметить их шестнадцатый день мутации. Но они сделали все возможное, чтобы сделать его лучше.

Окна были заколочены. Все содержимое, кроме одного столика кафе, было вынесено, чтобы освободить место для поддонов, на которых они разложили позаимствованные спальные мешки, и дивана, принесенного из соседнего здания.

Организовали лабораторию для Донателло, хотя Сплинтер знал, что его сын не в восторге, что выходя из нового логова через туннель, прорытый в полу, и направляясь в ванную, приходилось проходить через его рабочее место. Гениальный черепашка ненавидел отвлекаться, когда работал.

Добавилось несколько личных вещей, которые Леонардо, Рафаэль и Кейси отважно откопали в руинах их прежнего убежища, и самодельные украшения, сделанные Микеланджело. И все же до сих пор Сплинтер не чувствовал это место домом.

Он сказал, что оно им подойдет, и это было правдой, и все же Сплинтер скучал по прежнему дому. Там каждая комната была полна воспоминаниями, чаще радостными, чем грустными. Но это не имело значения. Его разум вернулся в тело, и с ним были его сыновья, живые и здоровые. Это важнее всего на свете.

Он ощутил внезапную острую боль в сердце, вспомнив о единственном потерянном ребенке, Миве. Мальчики вновь искали ее. На сей раз у них была хорошая зацепка, данная самой Мивой при их последней встрече. Три возможных местонахождения.

Донателло закончил изготовление ретромутагена, начатое несколько месяцев назад на ферме. Но после того, как он не сработал на Лизе, Сплинтер увидел тревогу в глазах сына. Но Леонардо не был готов сдаться так легко.

При мысли о Лизе Сплинтер оглянулся на кладовку, где та скрывалась с тех пор, как ретро-мутация потерпела неудачу. Он думал было предложить ей чаю, но с Лизой была Лили, а она сказала бы, если бы что-то требовалось.

Эти две девушки были неразлучны с момента воссоединения, что означало, что при них постоянно был и Микеланджело. Сплинтеру пришлось сказать сыну, чтобы он дал им необходимое личное пространство. Микеланджело не понял, но с огорчением повиновался.

В его природе было пытаться принести радость туда, где он видел печаль, но Микеланджело не всегда видел, когда проблема не могла быть решена его безграничной жизнерадостностью. Позже он сможет предложить утешение. А пока Лизе нужно время наедине с Лили, которой она бессознательно доверяла, чтобы пережить перенесенные страдания.

Лили передала достаточно информации, которая может быть им полезной в их противостоянии со Шредером. Оказывается, он пытался создать армию управляемых мутантов и проверял сильные и слабые стороны, а также ограничения каждого штамма ДНК, используемого на несчастных жертвах. Кое-какие детали Лиза оставила при себе, но Сплинтер и его сыновья могли восполнить пробелы. Нельзя допустить, чтобы это продолжалось.

Когда вторжение Кренгов было остановлено, они справились с этим, его храбрые сыновья. Руки Сплинтера дрожали, стоило представить его детей отданными на милость Шредера, но страдания этой девушки и других тоже нельзя было игнорировать.

Сплинтер надеялся, что Донателло сможет подарить ей немного покоя, вернув в прежнее состояние, но оказалось, усовершенствованный мутаген не реагирует на созданный им ретро-мутаген. Это не предвещало ничего хорошего и для его Мивы.

Как родной человек Лили, Лиза будет жить в их доме, пока будет нуждаться в этом, хотя это и вызывало некоторые опасения Рафаэля. Когда Сплинтер увидел его выходящим из ее комнаты, в тот первый день, то сразу же догадался, что произошло.

Рафаэль чувствовал все острее, чем другие, и в результате был очень осторожен, охраняя и защищая себя. Он никогда не ожидал от людей ничего, кроме страха и недоверия, и не позволял себе роскошь надежды.

Но Лиза не была человеком, и его внутренняя защита, должно быть, рухнула, когда она запаниковала при виде его. Это была понятная реакция, учитывая все, через что она прошла, но теперь его сын еще более закрыт, чем когда-либо прежде.

Сплинтер наблюдал, как девушка искала возможность извиниться и в конечном итоге устала от ледяной дистанции Рафаэля по отношению к ней. Теперь их взаимодействие было наполнено вызывающими насмешками и ехидными комментариями, предназначенными для того, чтобы держать других в страхе.

Сплинтер хотел было вмешаться, но знал, что это мало что даст и лишь усложнит их дальнейшее саморазрушающее поведение. Возможно, после того как они разберутся со вторжением Кренгов, он даст Рафаэлю деликатный урок межличностных отношений и эмпатии. Может быть, это поможет их выросшей семье успокоиться.

Дирк прочесал Национальный парк и прилегающую к ближайшим маршрутам территорию, опросил всех смотрителей парка и сотрудников правоохранительных органов, работающих над этим делом, изучил все материалы дела и улики, имеющие отношение к расследованию. Теперь он находился в точке накопления данных автовокзала, получив допуск благодаря имени Говарда, переданному через нужных людей. И был совершенно уверен, что Лиза никогда не покидала Нью-Йорк, и в первую очередь — отправляясь в свое путешествие.

Девушка, воспользовавшаяся ее билетом, выглядела похоже, бесспорно. Достаточно похоже, чтобы избежать более пристального внимания со стороны властей. Но он знал Лизу, наблюдал, как она росла в течение многих лет, и внешнего сходства на зернистой пленке было недостаточно. Девушка, использовавшая билет, была не настолько уверенной в поведении и манере держать себя, чтобы быть Лизой. Ее телодвижения и язык тела были иными.

Несмотря на то, что Дирк не знал доктора Мейсон, с которой путешествовала Лиза, благодаря ее прочитанной биографии он мог предположить, что рассеянная глупая женщина на пленке тоже не была ею. Если они не покинули Нью-Йорк, а их отбытие было инсценировано, то исчезновение Лизы было не случайностью, а намеренным хорошо спланированным преступлением.

Ему нужно было поехать в Нью-Йорк, чтобы продолжить расследование, но недавние события затруднят это. Дирк мог бы проникнуть в город, если бы захотел, но не знал, какие следственные действия мог предпринять, находясь там. Во-первых, он должен был сообщить Эй Джею свои результаты и узнать, что тот считал нужным предпринять. Лиза была его племянницей, а значит, и инициатива должна исходить от него.

Раздражающее жужжащее существо порхало поблизости, и Караи бросилась на него, но вновь разбила нос о стеклянную стену. Она потеряла счет, сколько раз повторяла эту ошибку, но не могла преодолеть свой агрессивный инстинкт, даже зная исход.

Раздраженная, она сползла со скалы обратно под лампу. Она была единственным утешением для девушки-змеи, заточенной здесь. Караи никогда не переставала осознавать стены, ограничивающие ее свободу.

Она была на полпути к своей новой норе, глубокой и потаенной, где ее никто никогда не найдет. Но инстинкты становились все сильнее, медленно подавляя разум. Вот так они ее и заполучили. С помощью приманки. Какая-то часть ее была унижена этим, но другая, большая, была просто встревожена, оказавшись в клетке.

С шипящим вздохом Караи закрыла глаза, вновь и вновь воскрешая одно воспоминание. Синеглазая черепаха, пытавшаяся спасти ее, и его печаль, когда она попрощалась с ним. Независимо от того, насколько она стала змеей, она всегда держалась за это воспоминание.

Леонардо нетерпеливо притопывал, мысленно повторяя план, пока Донни готовил ретромутаген, воссоздавая вещество, чудесным образом полученное благодаря неуклюжести Майки. Они все равно спасут жителей Нью-Йорка от Измерения Икс, но сначала избавят мир от мутагенного снаряда. И они сделают это даже без помощи Могучих Мутанималов.

Майки с надеждой заглядывал в дыру, в которой час назад исчез Кожеголовый, и Леонардо ощутил угрызение совести. Может быть, он поторопился. Раф был прав, вмешавшись в их со Слэшем спор, предположив, что наземное и воздушное нападение вместе сработают лучше, чем любое из них в отдельности. Но к тому моменту и он, и Слэш были слишком распалены спором, чтобы слушать.

Леонардо знал, что пообещал себе дать Слэшу шанс ради Рафа, но всякий раз, глядя на него, все, что он мог видеть, — травмы Майки и Донни, и сражающегося за свою жизнь Рафа, защищавшего его, Лео, от своего лучшего друга. Леонардо не мог примириться с этими воспоминаниями.

Кроме того, то, как он обращался с голубем Питом, было недопустимо. Приманка команды? Какой лидер может использовать так члена своей команды? Как и сам Лео использовал Майки? Предательский голос в сознании напомнил ему обо всех случаях, когда лидер делал Майки приманкой для врагов.

Например, когда они привязали сыр к голове младшего и вытащили его на улицу как приманку во время второго нападения Крысиного Короля. Или когда Лео убедил Майки быть супергероем Чере-мухой, чтобы выманить отца Эйприл, мутировавшего в летучую мышь. Но он никогда не позволит навредить Майки, приманивая врагов. В отличие от Слэша. Возможно. Леонардо никогда не видел, бросал ли Слэш своих соратников.

Лео покачал головой, разгоняя сомнения. Эта миссия слишком важна. Он пересмотрит свой конфликт со Слэшем, когда Нью-Йорк и мир будут в безопасности. А сейчас он должен стать похожим на ветер и не позволить ничему отяжелить себя, ведя команду к победе.

* * *

Донни запечатал ретромутаген Майки в защитный контейнер и оценил свою тактику взлома Кренгов с учетом информации Курцмана. Но гнев покушался на границы его концентрации.

После всех лет желания найти кого-нибудь, действительно понимающего его, когда Донателло говорил о своих проектах или чем-то отвлеченно академическом, он наконец получил то, что хотел. И Донни хотелось впечатать жирную башку Рокуэлла в стену.

Конечно, тот был блестящим ученым, что неохотно признал Донателло. Но также был пафосным высокомерным засранцем. Рокуэлл был не коллегой, с которым можно делиться идеями, а самодовольным всезнайкой-соперником, с удовольствием провоцировавшим гневные вспышки Донни и незаслуженно смотревшим на черепашку сверху вниз.

Донателло не мог не подозревать, что на самом деле он умнее Рокуэлла и что этот придурок с помощью своих телепатических способностей воровал его идеи. Это было несправедливо. Почему ничего не получается так, как должно?

Какой-то частью сознания Донни знал, что предложение Рафа было правильным, но был рад, что Лео отверг его. Одна мысль о работе с Рокуэллом приводила его в ярость. Просто не было возможности. Даже если Курцман настаивал, что это единственный способ.

Чувство вины обожгло его, когда Донателло вспомнил о бесстрашном исследователе, томившемся на диване. Он доверял Курцману и уважал его, но просто не мог работать с Рокуэллом. Вновь ощутив презрение ученого, Донни пришлось остановиться и сжать кулаки, пока не успокоится.

У него не было времени на эти развлечения. На карту поставлены Нью-Йорк и весь мир, и он должен быть готов. Сосредоточиться на чем-нибудь хорошем, например, выражении лиц братьев, когда он открыл свое последнее изобретение для борьбы с Кренгами. Оно было намного лучше водонапорной башни, которую они видели. Да, созерцание, как братья проглотили свои насмешки, сделает этот день намного лучше.

* * *

Рафаэль чувствовал себя разорванным. Когда его брат лежал умирающий на ферме, он пообещал себе впредь не оспаривать приказов Лео и сотрудничать с командой, но сейчас был уверен, что лидер ошибается. Слэш неплохой лидер и заботится о своей команде. Раф видел это в нем и не думал, что видит лишь то, что хочет видеть.

Они должны объединиться и сочетать свою тактику. Курцман сказал, что это единственный способ, и лишь он даст им шанс спасти мир. Так почему же Лео не хочет попробовать?

Раф знал почему. Воспоминание о ночи, когда Спайк мутировал в Слэша, все еще мучило его в кошмарах, но сейчас Слэш стал другим. Стал лучше. Наверное, парень, способный увидеть добрый потенциал в принцессе Фут, мог бы попробовать увидеть его и в Слэше.

Неожиданно Раф ощутил себя виноватым за то, что осуждает Лео за Караи. Конечно, он был каждый раз прав, но в каком-то смысле Лео был прав тоже. Он видел, как она сражается со своей натурой мутанта, стараясь не нападать на них, не нападать на Лео, когда они пытались спасти ее. Да, в ней было хорошее, и Раф знал лучше, чем кто-либо, каково это — воевать с самим собой.

Он взглянул на дверь в кладовую, ставшую комнатой Лили и Лизы, и мысленно дал себе затрещину. Не ходить туда. Раф сделал все возможное, чтобы держаться подальше от Лизы после той первой горькой встречи, но услышанный отредактированный Лили пересказ того, что эти ублюдки сделали с ее кузиной, заставлял его кровь кипеть желанием отомстить за нее.

Но она была человеком и снова когда-нибудь станет им с гениальной помощью Донни; Раф же всегда останется мутантом. Ему нужно принять собственный совет, щедро повторяемый Донни, и отпустить ситуацию. Но все же… Раф не мог справиться с этим прямо сейчас.

Ничто не имело значения, кроме предстоящей битвы. Он может и должен потерять себя в сражении, разжигая внутри себя этот шторм, ставший орудием разрушения. Его гнев был его оружием, и враги научатся бояться его.

* * *

Майки закричал. Он не понимал, почему они расстались. Они создали отличную команду с Могучими Мутанималами, что, кстати, было отличным названием. Майки хотел бы выбрать такое для своей семьи. Они как следует надрали задницы Кренгам на складе. Конечно, Курцман был ранен и почти убит, но это не отменяло исключительности этого сражения.

У Лео должны быть свои причины. У него всегда были веские причины. Поэтому он и был лидером. Но он скучал по Кожеголовому. Майки не видел его целую вечность и нетерпеливо ожидал другой супер-команды, полной особенной крутости. Это казалось несправедливым. Но Лео лучше знать.

Ниньяра внимательно наблюдала за Охотницей за головами, прекрасно понимая цену любого своего промаха. У клана Фут достаточно заложников, чтобы жертвовать время от времени несколькими из них, дабы удержать ее в узде, ощутив малейшее неповиновение. Если она надеялась однажды спасти их, ей следовало действовать осторожно.

Основные пути, ведущие в город, усиленно охранялись и были под пристальным вниманием спецслужб и решительно настроенных журналистов, по крайней мере, по словам Охотницы за головами. Поэтому они приближались к городу менее заметным путем. Скрытность была главной целью.

По настоянию Охотницы за головами они шли пешком, избегая дорог, если могли. Благодаря отличной выносливости Ниньяра не отставала от нее, стараясь не показывать, что она могла бы превзойти спутницу, если бы захотела. Пока она на поводке у Охотницы за головами, надо быть осторожной. На кону не только ее жизнь.

К сожалению, весь город охранялся по периметру, но главные магистрали контролировали не человеческие солдаты, а почти невидимые тени, обнаруживаемые только легким искажением зрения при взгляде под углом.

Ниньяра видела, как один из них ненадолго стал виден во время их наблюдения. Он был гладким и серебристым, и в полете отблескивал выступающими изогнутыми венами, светящимися розовым. Она никогда не видела ничего подобного.

Охотница за головами теряла терпение. Скоро она начнет действовать, Ниндзяра была в этом уверена. Спутница подвела ее к охраняемому краю города, где выстроенные в линию часовые отмечали точную границу места, ранее бывшего постепенным переходом от пригородов к городу.

— Пора. Ниньяра, выйдешь и отвлечешь этих тварей, пока я устрою им засаду.

Ниньяра подавила инстинктивное желание вздохнуть или возразить. Да и как она могла противиться? Это не имело значения. Получив приказ, она исполняла его с мужеством и честью, как подобает воину. И сейчас она не станет трусить и унижаться.

— Вперед.

Не колеблясь, Ниньяра вышла из укрытия и смело направилась к границе. Она разглядела силуэт часового, охранявшего эту точку, но еще не знала, чего от него ожидать.

Внезапно в ее сторону ударила розовая молния, и Ниньяре пришлось быстро откатиться вбок, чтобы почти сразу уворачиваться от следующего выстрела. Ей любым способом надо продержаться в таком режиме как можно дольше.

* * *

Слэш легко передвигался городскими переулками. Он предпочел бы путь по крышам, но рядом с границей города в воздухе было слишком много кораблей-невидимок кренгов. Он вернется на крыши, когда углубится в кварталы.

Он часто отправлялся на одиночные прогулки. Вся команда была необходима ему только тогда, когда Курцман планировал что-то масштабное. В остальное же время Кожеголовый углублялся в размышления в своем углу, Рокуэлл занимался своими научными игрушками, а голубь Пит доставал всех своей бессмысленной болтовней.

Вскоре им предстояла важная миссия, самая важная из всех, и нужно было очистить голову от гнева и горечи, которые угрожали поглотить его, пока Рокуэлл работал над изобретением, способным обезвредить ракету с мутагеном, угрожавшую трансформацией всей Земле.

У них не было права на ошибку, и Слэш должен быть на высоте ради всего мира и своей команды. Он любил товарищей-мутантов, самоотверженно защищал их и всегда будет благодарен Куртцману за то, что он разыскал их всех и собрал вместе. Но, как и в случае с потерянным другом и братом, ему порой требовалось некоторое время, чтобы подобные мысли проникли под его панцирь.

Мысли о Рафе и других черепахах не помогали. Они пропали без вести несколько месяцев назад, и Слэш начал уже примиряться с неприятной вероятностью их гибели во время вторжения. С мыслью о том, что Раф мог умереть. Теперь они вернулись, и он не знал, что и думать.

Было огромным облегчением узнать, что его брат жив, но в то же время бесило понимание, где он был все это время. Слэш знал: Курцман хочет, чтобы Мутанималы работали вместе с черепашками, но братья Рафа были невыносимы.

Конечно, часть их неприязни могла быть вызвана прежней ненавистью Слэша к ним за их отношение к Рафу на протяжении многих лет, его жестоким безумием при мутации; но теперь, спустя некоторое время, осознав себя, Слэш начал подозревать, что произошел настоящий конфликт характеров.

Лео был самым критичным и самоуверенным придурком, которого он когда-либо встречал, настолько высокомерным, что Слэш никогда не смог бы сойтись с ним, даже вдруг пожелав этого. Лео считал его безмозглым жестоким дебоширом, не собирался менять своего мнения и сейчас. Уверенность лидера черепашек, что ему наплевать на свою команду, раздражала Слэша. Неудивительно, что Раф постоянно жаловался ему на Лео.

Чего Слэш не понимал, так это почему Рафаэль защищал брата. Нет, все-таки понимал. Какими бы бесящими ни были его собственные товарищи, он все равно будет защищать их от любого врага до самой смерти. Раф чувствовал то же самое к своим братьям.

Даже Донни, суетливый всезнайка, смотрел свысока на остальных менее умных братьев, а Майки, эгоистичный шутник, не был способен ни на что серьезное даже во спасение собственной жизни, кроме выбешивания Рафа. Они совсем не изменились.

Хотя Кожеголовый клялся, что они хорошие и благородные друзья, особенно Майки, Слэш помнил все их ошибки. В конце концов, именно ему пришлось жить с ними долгие годы. Поэтому он знал, что его гнев был направлен не туда и что он лгал себе.

Теперь он помнил всё, и в воспоминаниях было гораздо больше счастья, чем печали и боли. Несмотря на все их недостатки, черепашки были его семьей, которую, как понял Слэш, он любит и уважает. И он навсегда все разрушил одной ночью безумия, когда разум изо всех сил пытался приспособиться к насильственным изменениям тела и самой личности.

Он надеялся… но упрямое неприятие Лео всех попыток примирения вновь уязвило его. Не было никаких шансов восстановить сожженные им мосты. Слэш уважал Курцмана, но не верил, что они когда-нибудь смогут работать сообща. Это огорчило Кожеголового, но Рокуэлл был на его стороне. А голубь Пит, как обычно, не мог внести весомый вклад в обсуждение.

Излишне говорить, что все это напрягало его, но Слэш как лидер должен был держать голову высоко, если собирался вести свою команду против кренгов. Он должен был спасти город, не только город, но и весь мир, а этого не удастся сделать со всеми старыми конфликтами, бушующими в его голове.

Один из кораблей-невидимок атаковал, и Слэш нырнул в укрытие. Заглянув за угол здания, он быстро оценил ситуацию. Там была девушка-лиса, сражающаяся с кораблем-невидимкой. Одна. С мечом. Стоило восхититься ее смелостью, ведь все, что она могла сделать, — уворачиваться от молниеносных атак.

Похоже, ей не помешала бы помощь, и Слэш был не против превратить еще больше техники кренгов в консервные банки. Он был в их власти более чем достаточно, чтобы с удовольствием раздавить с почти детским ликованием.

Слэш приготовил свою шипастую булаву, когда услышал приближение небольшого отряда кренг-дроидов, вероятно, вызванных кораблем-невидимкой. Девушке-лисе никогда не справиться, одновременно отбиваясь и от дроидов.

Слэш бросился в гущу сражения, приняв сколько-то лазерных выстрелов панцирем и толстой кожей, но избежав большинства с изяществом и ловкостью, которых мало кто ожидал от парня его размера.

Его очередь. Булава взлетела, разметав кренгов, как визжащие кегли. Слэш раздавил их металлические тела и размозжил злые маленькие мозги. Когда жажда крови угасла, он осмотрел кровавую бойню. Большинство противников погибло, но горстка миновала его и приближалась к девушке-лисе.

Но прежде чем Слэш успел броситься в погоню, на корабль-невидимку с вершины здания спрыгнула темная фигура. Несколько мгновений проехав на нем, как самый изящный в мире ковбой родео, фигура перелетела на другое соседнее здание.

А через еще несколько секунд корабль содрогнулся от сильного, но приглушенного внутреннего взрыва, прежде чем повернуть к земле и врезаться в соседнее здание. Не доверяя этому развитию событий, Слэш снова скрылся из виду, прежде чем найти взглядом девушку-лису.

Она противостояла трем дроидам, которым удалось миновать его. Она была серьезна и непоколебима в ожидании начала битвы, совершенно неподвижна, не считая ветра, который трепал ее рыжий мех и длинные черные волосы, завязанные в хвост.

Ее пурпурные стеганые доспехи и два меча на поясе напомнили Слэшу изображение самурая в додзё его старого дома. Так вот кем она была? Ее лапа переместилась к рукояти большего меча, и воительница скользнула одной ногой назад по земле, расширяя возможности позиции.

Кренгдроиды навели на нее свои бластеры, и Слэш на мгновение поддался искушению вмешаться. А затем девушка-лиса метнулась вперед размытым силуэтом, слишком быстрым, чтобы стать мишенью неуклюжих кренгов.

Они едва успели дать первый залп, когда она была уже перед первым из них. Время замедлилось для Слэша, когда он наблюдал, как ее клинок вылетел из ножен и пронзил врага.

Прежде чем первый успел упасть, разрубленный надвое, оросив землю фиолетовой кровью, она уже обернулась к следующему, наколов кренга в его роботе на острие меча, прежде чем одним плавным шагом с поворотом вокруг своей оси освободить оружие и обрушить его снизу вверх под углом, рассекая последнего надвое в новых брызгах крови.

Это было настоящее шоу, и Слэш обнаружил, что впечатлен и улыбается. Девушка-лиса сделала несколько движений. Затем она вытерла оружие о ленту, которую носила как пояс, прежде чем спрятать в ножны.

Воительница взглянула на здание, где приземлилась темная фигура. Мгновение, Слэш мог бы поклясться, она свирепо смотрела в ту сторону, прежде чем выражение лица стало пустым, и она начала карабкаться наверх.

Ему все равно пора было возвращаться. У них было дело. Слэш легко помчался по городу, но все же не мог не задаваться вопросом о странной девушке-лисе, которую видел.

Ниньяра следовала за ней в нескольких шагах, пока она продвигалась вперед. Амайя должна была признать, что девчонка оказалась на редкость умелой. Сначала она думала о ней как о пушечном мясе, но это было ошибкой. После Алопекс следовало знать, что Кицуне не предлагает ничего не слишком полезного.

Амайя также задавалась вопросом об огромной черепахе, которая вмешалась в их сражение. Не то чтобы это имело значение. Он не помешал им. На самом деле благодаря ему все прошло более гладко. И у нее не было времени на его поиски.

Наконец они добрались до собора, в котором Саки должен был открыть свой офис. Конечно, это мог оказаться только собор. Ничто меньшее не могло удовлетворить эго Саки. Воины Фут преградили ей путь, но что-то в них было не так. Они казались почти роботами.

— Стоять.

Солдаты отступили в тень, когда вперед выступил огромный скелет оборотня. Амайя настороженно взглянула на него, готовая покончить с ним, если понадобится. А пока она посмотрит, что из этого выйдет.

— Не узнаете меня? — манера его речи казалась знакомой. Нет. Этого не может быть.

— Брэдфорд? — это… вернее сказать, он вздрогнул, ощутив ее отвращение, смешанное с шоком.

— Охотница за головами, — подтвердил он. Амайе никогда не нравился высокомерный молодой американец, которого вырастил Саки, но как подобное случилось с ним?

— Отведи меня к Саки.

Брэдфорд кивнул и повел ее внутрь здания, а затем в тронный зал. Конечно же, там был еще один тронный зал. Как иначе он мог вершить свой суд?

Глаза Саки оценивающе сузились при виде ее с помесью похоти и раздражения. Амайя и рада была бы счесть, что сама она, увидев его, отреагировала иначе, но это было бы ложью — какой смысл обманывать себя? Так между ними было всегда.

— Амайя.

— Саки. — Никто больше не смел называть их настоящими именами. Его взгляд вопросительно скользнул за спину Амайи.

— Ниньяра. Подарок от Кицуне. Я уже испытала ее, и у нее есть потенциал.

Шредер кивнул.

— Брэдфорд, отведи Ниньяру в додзе и оцени ее способности против фут-ботов.

Оборотень поклонился и велел девушке-лисе следовать за ним. Фут-боты? Это объясняло, что в них было не так.

— Что ты здесь делаешь, Амайя?

— Хочу узнать, как дела у Караи. Она не связывалась со мной не один месяц. Я увижусь с ней.

Уголки глаз Саки сжались от горя, чего Амайя не видела с тех пор, как… Шен. Нет. Не Караи. Если он позволил ее убить, она сама отрубит ему голову.

— Следуй за мной.

Значит, не умерла. Но не в порядке. Что бы это ни было, она смирится с этим. Амайя последовала за Шредером в глубь здания, где оно переходило из подземелья (потому что обычной тюрьмы было бы недостаточно для Саки) в научную лабораторию. Он говорил, пока они шли.

— Думаю, ты уже видела пришельцев.

— Да.

— Очевидно, после вторжения они собираются терраформировать планету веществом под названием мутаген. Контакт с ним меняет предметы и живые существа.

— Так вот что случилось с Брэдфордом?

— Да. Я все еще раскрываю секреты этого оружия, тем более что его уже использовали против меня. Посторонись, Ксевер.

Амайя постаралась скрыть шок, когда рыба-монстр с роботизированными ногами, охранявшая дверь в главную лабораторию, повинуясь приказу, отошла в сторону. Это все, что осталось от дерзкой молодой уличной крысы?

— Думаю, ты знаешь, почему я здесь.

Она стиснула зубы, прежде чем ответить.

— Да. Ты должен был сказать мне. Я тоже заслуживаю мести.

— Ты никогда не отвечаешь на звонки во время работы, а я не стану передавать столь конфиденциальную информацию по незащищенным каналам.

Амайя сердито признала, что он прав. Шредер принял ее молчаливое признание и двинулся дальше.

— С помощью этого вещества Йоши превратился в крысу и теперь стал Сплинтером. Он тренирует мутантов-черепах, чтобы вести войну с кланом Фут. Недавно он применил мутаген против нас, но я все исправлю, и он пожалеет об этом.

Шредер остановился перед огромным стеклянным террариумом со змеей-мутантом внутри, дремлющей под тепловой лампой. Зачем он привел ее сюда? Нет. Нет!

— Караи стала последней жертвой Сплинтера.

Амайя в ужасе уставилась на свою бедную племянницу. Ее кровь вскипела, а сердце сжалось от горя.

— Караи, — она прошептала имя так, словно оно было священным.

— Вопреки здравому смыслу я заключил союз с пришельцами. Они создадут лекарство для Караи в обмен на помощь в завоевании мира. Я надеюсь, что можно будет что-то спасти, когда я верну ее, но даже если нет — она стоит для меня всего мира.

Амайя хотела накричать на него за глупость, но это было бы лицемерием. Мир казался не самой большой жертвой, если это означало возвращение Карай. И все потому, что этот ублюдок, за которого пришлось выйти Шен, поставил их в такое положение.

— Он все еще в городе?

— Да. Со своими уродливыми черепахами, — голос Саки был полон ненависти, и Амайя была с ним согласна.

— Тогда я буду охотиться на них, как на паразитов. Это преступление не останется безнаказанным.

Шреддер сидел на троне, и гнев разрывал его изнутри. Они все испортили. Снова. Сплинтер и его уродцы. Теперь он был вынужден полагаться на этих неуклюжих дураков Стокмана и Филча, чтобы исцелить свою драгоценную Караи.

Он не слишком доверял их способностям в создании нового типа усовершенствованного мутагена. Они не смогли вывести даже прототип ретро-мутагена, в то время как мелкий уродец, принадлежащий Сплинтеру, создал его достаточно, чтобы обратить вспять мутацию всех жителей Нью-Йорка.

Но еще оставалась надежда. Проект по контролю над разумом. Отныне он заставит их вложить в это все ресурсы. Как только у него будет это вещество, он получит армию, равной которой еще не видел мир, покорную любым его желаниям. Сплинтер и его уродцы будут бессильны против них.

Но он не уничтожит их всех. Питомцы Сплинтера будут принадлежать ему, и он обратит их против него, прежде чем покончить с крысой. И как только черепахи будут под его контролем, он заставит самого умного из них сделать то, чего не могут его собственные ученые. Он прикажет ему вернуть прежнее обличие его потерянному ребенку. Так или иначе, он вернет Караи.

Раф печально оглядел дом. Он не впервые видел подобное с тех пор, как вернулся в Нью-Йорк, но тогда скрытность и выживание занимали его внимание. Он был сосредоточен на миссии. Сегодня в первый раз он действительно принял и осознал увиденное.

Их дом был усеян осколками кренг-дроидов и щебня. Все, что их семья старательно собирала, ремонтировала и создавала, было перевернуто. Все бесценные личные вещи, которые непросто, если вообще возможно, было заменить, оказались разбросаны и разбиты.

Рафаэль попытался воскресить воспоминания детства, но они просто не вписывались в это побоище. И черепашка знал, что не одинок в своем чувстве. Он видел, как Лео в отчаянии рассматривал аппарат для пинбола «Космические герои», и слышал жалобы Донни, увидевшего то немногое, что осталось от его лаборатории.

Но увиденное было для его братьев лишь сломанными предметами или утраченными возможностями. Рафаэль не был уверен, что они испытали то же разрушительное чувство, что и он сам. Это место больше не было его домом. Такое чувство, будто кренги украли его.

Внезапно ему захотелось, чтобы он с братьями принесли еще больше бесполезного вреда во время путешествия в Измерение X. Это было бы заслуженно. Что ж, он не позволит им отобрать у него дом. И пусть пока что это место не было домом, вскоре оно снова им станет.

С новым пылом Рафаэль начал бросать обломки кренг-дроидов в ожидающий поблизости мешок для мусора. Это его дом, и он вернет его.

* * *

Сердце Донни провалилось на дно живота, когда он увидел свою лабораторию. Она была разрушена. Множество тщательно собранных и сбереженных книг — уничтожено. Большая часть кропотливо починенного и сконструированного лабораторного оборудования — разбита на части. Все эксперименты и данные потеряны, вместе с месяцами кропотливых усилий.

Даже Тимоти не стало. Как Донателло теперь ему поможет? Теперь у него даже недостаточно медикаментов, чтобы лечить братьев, если кто-нибудь из них серьезно пострадает в ближайшем будущем.

На мгновение сама мысль о том, что придется перестраивать с нуля, показалась ошеломляющей. Дон чувствовал себя побежденным. Это было чересчур. Потребуются годы, чтобы восстановить утраченное.

Тошнотворные звуки из кухни, куда ушел Майки, вывело мысли из нисходящей спирали. Сквознячок донес до него резкий запах плесени и испорченной пищи. Донателло догадался, что произошло. Даже железный желудок Майки имел свои пределы.

Эта мысль вызвала неожиданную улыбку, и Дон обернулся, оглядывая гостиную, где Раф собирал в пакет обломки кренг-дроидов, Лео поднял и осматривал их игровой аппарат, а отец старательно склеивал разбитую стеклянную чашу.

Да, он многого лишился. Но не потерял самого важного, того, чего нельзя заменить. Со временем он все починит, поскольку умеет делать это, и все будет хорошо. Его семья в безопасности, цела и снова дома. Все будет в порядке.

* * *

Майки застонал. Забудьте о сожалении завтра. Он жалел о сделанном уже сейчас. По-видимому, все-таки наступает момент, когда пицца перестает быть съедобной. Печальное и смиряющее осознание. А теперь он устроил еще больший бардак. Намочив тряпку в еще милостиво работающей раковине, Микеланджело начал вытирать последствия своей рвоты.

Привычная Майки жизнерадостность сменилась недовольной гримасой. Это больно. Наверное, его лицевые мышцы не привыкли к размышлениям. Зато у Рафа они должны быть в этом просто неподражаемыми. Эта мысль заставила Майки улыбнуться.

На самом деле он хотел порадовать семье потрясающим ужином в честь возвращения. Но делать его совершенно не из чего. Может быть, в лаборатории Дона еще остались водоросли и черви. Хотя стон, который издал брат, когда Раф помог ему открыть дверь, не давал особых надежд.

Внезапно Майки поразила супер-удивительная, блестящая идея. Выхватив че-фон, он набрал номер Эйприл.

— Майки? Все в порядке?

— О, да. Все норм.

Беспокойство Эйприл сменилось раздражением.

— Ну, сейчас я немного занята. Все люди сейчас типа выздоравливающих беженцев, а мы с отцом занимаемся раздачей супа. Я бы с удовольствием поболтала, но пока Кейси сбегает бог знает куда, а его отец и Мария добывают продукты, руки у меня заняты.

— Это прекрасно, Эйприл. В любом случае, мне нужна помощь.

Подруга снова вздохнула.

— И в чем?

— У нас, типа того, сейчас нет никакой еды. Думаю, что даже супер-ледяные силы холодильника не бесконечны, потому что все, что было в нем, несъедобно. Поверь мне, я пытался доказать обратное. Сегодня печальный день, когда мой желудок был побежден. Так что если у вас найдутся остатки супа, не могла бы ты принести их? Я бы очень хотел порадовать наших чем-нибудь в первую ночь после возвращения.

— О, Майки, прости меня. Я даже не подумала… да. Я завезу кое-что, как только отец Кейси и Мария вернутся.

— Спасибо, Эйприл! Ты просто супер!

Майки выключил че-фон и поздравил себя с находчивостью. План «добро пожаловать домой» все еще действовал. Хм. Но он голоден сейчас. Жаль, что нет еды, которая бы никогда не портилась. И тут его внимание привлекло что-то в полуоткрытом шкафу. О! Сырные шарики!

* * *

Лео вздохнул. Кажется, у них не будет ни видео, ни игр, пока у Донни не дойдут руки их починить. И было крайне неловко спрашивать, так как Дону, наверняка, понадобится время, чтобы привести свою лабораторию в порядок.

Может быть, потратить свободное время на дополнительные тренировки. Скорее всего, это побудит Донни починить игры быстрее, чем любая просьба или аргумент.

Но на самом деле его беспокоило не это. Леонардо надеялся, что их возвращение не было ошибкой. Они думали, что кренги не настолько сдружились со Шредером, чтобы поделиться с ним местоположением логова врагов, но не были в этом уверены.

К тому же, повсюду были следы лишь нашествия кренгов, но не клана Фут. Узнай Шредер об их убежище, он бы наверняка приказал обследовать его, чтобы найти что-нибудь, что можно использовать против них. Или просто как-либо навредить им. Он практически помешан на этом.

Нет, сэнсэй не позволил бы им вернуться домой, окажись это небезопасным. Леонардо видел, как отец нес склеенную чашу в додзё, чтобы восстановить семейное святилище.

Теперь, когда перегородки-ширмы были снесены, стало хорошо видно дерево в додзё, все еще крепкое и сильное, как и его семья. За исключением, может быть, Майки, которому все-таки не стоило пытаться съесть тот кусок заплесневелой пиццы. Хотя выжить после такой попытки мог лишь Майки.

Леонардо глубоко вдохнул, пытаясь уловить знакомые запахи дома вопреки царящему беспорядку. Пока что он выглядит неважно, но все вместе они восстановят его. Не сломано ничего, что нельзя было бы починить.

— Эй, Бесстрашный! Так и будешь стоять там и мечтать, или все-таки поможешь?

Лео не мог не улыбнуться, направившись к брату, помогать тому разбирать гостиную.

— Что случилось, Раф? Уже устал? Не хочешь намозолить свои нежные ручки?

Раф ответил ему грубым жестом, когда Лео наклонился, чтобы помочь, и они рассмеялись. Да, все скоро придет в норму.

* * *

Лили слышала, как друзья перешучивались за работой. Этот приятный домашний звук смыл страх и усталость нескольких последних дней. Она устроила Лизе небольшую экскурсию, пока кузина вела ее через груды обломков до изначально выделенной Лили комнаты. До дальнейших распоряжений они будут делить ее на двоих. И эта комната все еще была для нее домом, хотя сейчас и стала лишь чуть большим, чем постель, разложенная на расчищенном месте, которое они с Лизой оградили запасными перегородками для уединения.

Лили поняла всю пользу этих перегородок, когда Раф случайно перебросил Майки через одну из них, и тот слетел вниз по лестнице. И хотя Майки уверял, что его панцирь знавал и худшие падения, Лили никогда не видела Рафаэля более добрым к нему, чем он был до конца этого дня.

Да, это место точно ощущалось домом. Сильнее, чем любое другое место за уже долгое время. И она поможет и Лизе почувствовать его домом. Это потребует времени и терпения, но она вытащит раненую кузину из скорлупы боли и страха.

Ее Мона Лиза понемногу вернется, частица за частицей. Здесь хорошее место для исцеления. Лили могла поручиться за это. Нет ничего лучше семьи, чтобы собрать себя воедино, когда ты сломлен, и вся она теперь была для Лили в одном месте.

Она станет мостом, соединяющим Лизу и Хамато, и тогда ее мир станет правильным и полным. Он может оказаться не вполне таким, как они себе представляли, планируя совместное будущее, но Лили всерьез верила, что все может стать и обязательно станет намного лучше. Так же сильно, как и в свои видения, она верила, что, может быть, это не тот дом, который они хотели, но тот, который для них предначертан.

Кейси откинулся на диван, вклинившись между Рафом и Лео, в то время как Майки возбужденно скакал вокруг них. Парень был травмирован и избит, и даже подозревал трещины в нескольких местах черепа. Болело абсолютно все, но он не ощущал подобного с тех пор, как они вернулись в Нью-Йорк.

С тех пор, как ребята совершенно забросили его, отправившись спасать мир, словно он был бесполезным «хвостиком», Кейси немногое потерял. Ну, ладно, чуть больше, чем немного. Особенно когда они посмеялись над ним, когда Мститель не сумел победить Пурпурных Драконов и их нового лидера, Хана, словно он не мог и черепахам надрать их панцири.

Сейчас, оглядываясь назад, Кейси готов был признать, что выслеживать Шредера, даже не считая всех его приспешников, было смертельно опасным желанием. Они не могли одолеть это жестяное ведро даже всей командой. А когда Лео был в положении, в котором недавно оказался Кейси, результатом стало его полуживое тело, заброшенное в окно Эйприл.

Но чувство, что он обделен вниманием, что он не нужен или, хуже того, стал обузой, вытеснило весь здравый смысл. Кейси никогда не ощущал себя столь близким к смерти настолько часто. Но это того стоило.

Не то чтобы он не сохранит навсегда воспоминание о электрическом ударе, нанесенном Шредеру, когда этот ублюдок посмел угрожать ему, но Кейси считал своим по праву финал всей схватки. Когда Донни поручил ему сбросить химикат в ёмкость, разрушив тем самым все планы Шредера, все сошлось воедино. Это была самая потрясающая и эпичная игра в альтернативный хоккей. Химикат стал его шайбой, а завод — катком, на котором состоялось противостояние команды Кейси Джонса против команды Шредера.

Он промчался через весь завод на коньках, преодолел защиту противника, чтобы забить гол в ёмкость с химикатом. Последовавший за этим взрыв был для него фейерверком в честь победы. И это была его победа, благодаря которой Кейси мог задирать нос несколько дней, а может, и недель. Теперь, оказавшись незаменимым, он вновь почувствовал себя частью команды.

И Кейси был готов признать, что его поведение было довольно глупым для того, кто гордился своей ловкостью и изобретательностью, а также крутизной и боевыми навыками. Ну и ладно. Все снова встало на свои места, и все будет в порядке. Даже если он не сможет ходить завтра или послезавтра. Он все исправит.

Доктор Роквелл телепатически переместил шкаф в угол, следом за проектором слайдов и стопкой блокнотов, полных газетных вырезок. Их новая операционная база казалась неполной без вещей Курцмана, вне зависимости от того, был ли сейчас Роквелл человеком телесно. И конечно, он лично следил за обустройством своей лаборатории в первую очередь.

Все они поселились здесь почти одновременно. Что имело смысл. Никто не имел какого-либо преимущества. Поэтому Роквелл просто сказал остальным, где что хочет расположить, и доверил Слэшу следить, чтобы никто не испортил его оборудование, пока он займется проведением электричества и воды.

После того как Питу чудом удалось найти для них этот изолированный заброшенный склад, Курцман щедро выделил средства из личных сбережений, чтобы купить помещение для них.

И оставил им свою технику для обустройства удобств. Не то чтобы кому-то, помимо Роквелла, требовались особые удобства, помимо доставки продуктов, организованной Курцманом на границу своей собственности.

Хм, если бы они не обескровили их бедного друга-человека финансово, Роквеллу бы пришлось искать способ получения дохода. Остальные Мутанималы никогда не были людьми и не понимали, что такое финансовое бремя. И он что-нибудь придумал бы.

После проектирования некоего подобия туалета. Роквелл не собирался продолжать жить в импровизированной уборной. И возможно, чего-то типа кухни. Просто если остальные с радостью съедят все, что нашли, в том состоянии, в каком еда попалась, это не означает, что он столь же неразборчив.

Роквелл кратко задался вопросом, приходилось ли Донателло организовывать подобное в его собственной семье, прежде был охвачен новой вспышкой ревности. Не признавая, что черепаха умнее, чем он, профессор вынужден был признать, что тот по крайней мере равен ему по интеллекту, что раздражало, ведь черепаха была еще ребенком.

Если бы у Донателло был блестящий потенциал, Роквелл был бы горд стать наставником этого ребенка. Они прекрасно нашли общий язык на совместном праздновании в честь прерванного вторжения Кренгов. Профессор забыл, каково это — говорить с тем, кто понимает тебя, не упрощая всего сказанного до самого примитивного уровня, если не больше — в случае с Питом.

Но Донателло — не просто нераскрытый потенциал. Этот подросток уже почти был равен Роквеллу, и его способность к росту казалась неограниченной. И это было несправедливо. Роквелл работал всю свою жизнь, чтобы получить навыки и знания, которыми сейчас обладал, конечно, не без немалого природного таланта.

Но этот изолированный от общества мальчишка, самоучка, работавший лишь с найденным мусором, уже был ему ровней. И это горько было признавать. Но он должен был. По крайней мере, если хочет еще когда-нибудь поговорить с кем-то по-настоящему. И он признает. Хотя потребуется время, чтобы проглотить свою гордость.

Роквелл смотрел на вещи Курцмана, чувствуя, что скучает по своему эксцентричному другу. Но отсутствие Курцмана было на пользу им всем. Первая попытка вторжения Кренгов и их Технодрома была одиночной и достаточно краткой, чтобы списать ее на массовую истерию или мистификацию.

Но не эта. Город был захвачен в течение нескольких месяцев. И население — хотя многие до сих пор смутно понимали, что произошло, — знало достаточно, чтобы нельзя было объяснить вторжение как-то иначе, и количество таких посвященных удвоилось за счет выживших, не подверженных мутации и не покорившихся завоевателям. Даже граждане, выбранные в качестве военных или прессы, могли вспомнить моменты пребывания под контролем разума.

Кренги и их вторжение стали известны широкой общественности, и это вполне обоснованно заинтересовало многие земные правительства. Поэтому Курцман, местный эксперт по Кренгам, отправился к людям, чтобы поделиться с ними информацией, собранной по пришельцам.

Это даст миру необходимые знания, чтобы защититься от дальнейшей межпространственной агрессии, и заработает Курцману доверие, которое поможет ему держать друзей-мутантов в секрете и безопасности от заинтересованных властей. Это было необходимо.

Но так он потерял этого чудака. И теперь бремя составления их миссий легло также на Роквелла. Слэш всегда был и оставался лидером, но все еще ждал, что цели и задачи будут определены за него, а не им самим. Этим всегда занимался Курцман. А теперь его роль перешла к Роквеллу.

Лучшим местом для начала казались файлы и блокноты Куртцмана. Роквелл не стал бы рыться в его записях, если бы не был в полном отчаянии. По крайней мере, с Курцманом, хранящим все заметки, касающиеся Кренгов, было меньше плевел, которые нужно было отсеять, чтобы выбрать пшеницу.

Пять блокнотов спустя Роквелл пересмотрел свое мнение. Курцман был прав насчет Кренгов, но он был сторонником теории заговора. Профессору не хотелось называть своего друга безумцем, но некоторые его теории были глупыми.

Роквелл едва не закрыл очередной блокнот, только открыв его. Он оказался дневником, и чтение его походило на вторжение в личную сферу. Но ради их безопасности профессор пролистал блокнот, чтобы убедиться, что в нем лишь личные размышления.

Примерно на середине Роквелл увидел набросок полностью одетой черепахи-мутанта и едва не выронил блокнот. Черепаха казалась чуть иной, чем члены семейства Хамато, но все-таки была похожей на них. Он не мог игнорировать это. Нарушение конфиденциальности или нет, он должен был узнать.

* * *

Мей с отвращением оттолкнула лупонь. Она не могла сосредоточиться. Шквал активности после окончания вторжения Кренгов закончился, и она вернулась к кропотливо-утомительной задаче вычисления местоположения Повелителя драконов.

Сражения с роботами Кренгов были на удивление успешными. Хотя она и не была шпионом, они были настолько самоуверенными и некомпетентными, что оказалось легко проникнуть в их убежище и выкрасть их знания; так Курцман называл маленькие металлические блоки, которые она собирала для него.

Учитывая, что он с радостью отвечал на все ее вопросы, когда Мей заходила к нему в гости, было неправильным являться с пустыми руками. Несколько раз она видела его друзей-мутантов, но так и не смогла набраться смелости подойти, всякий раз выжидая, когда те уйдут, прежде чем выйти и поговорить с Курцманом.

Возможно, это было лицемерием, но мутанты казались Мей странными и пугающими. Все, кого она знала, были людьми. Она постаралась поверить Курцману и его словам, что в душе они не плохие, но игнорировать их страшноватую внешность было все еще сложно.

Очевидно, знакомство с ними могло помочь ей, но Мей не готова была рисковать, пока не убедится, что ее отвращение к ним не заметно со стороны. Как глупо. Ей следовало бы проявить лучший самоконтроль, но их вид поднимал слишком много неудобных вопросов о ее собственной личности и происхождении.

Однако шок от вида Мутанималов был сущим пустяком в сравнении с иным зрелищем. Другие черепахи. Мей наблюдала финальную битву с соседней крыши, своевременно выводя из строя Кренгов с помощью фей-бао*, и сожгла почти весь запас метательных дротиков, пытаясь не дать повергнуть союзников.

Они спрыгнули на ракету сверху. Курцман был прав. Они выглядели так, что Мей стало страшно. Несмотря на человеческое отвращение к наготе, она рассмотрела, что они походили на нее, освещенные странной розовой иллюминацией Кренгов. Не просто другие мутанты, как Мутанималы, а такие же черепахи, как она.

Чувство головокружения, пока Мей наблюдала, как незнакомые черепахи отбиваются от Кренгов с удивительным мастерством, силой и изяществом враз, едва не сбросило ее с крыши. Она не узнавала их искусства, но оценила его эффективность.

Каким-то пока неизвестным способом она должна быть связана с ними. Казалось, что личность и все ее прошлое будут переписаны при встрече с ними, и Мей пока не была готова к этому. Не сейчас, когда перед ней такая важная задача. Она найдет их и получит ответы, как только мир будет спасен от опасности, исходящей от Повелителя драконов. А пока все личные дела подождут. Если бы только она смогла сосредоточиться.

* * *

— Кожеголовый! — пронзительный голос Микеланджело разрушил попытку Сплинтера обратиться к медитации. Полностью выйдя из сосредоточения, он слышал голос крокодила, но не смог разобрать слов. Вздохнув, крыс поднялся, чтобы поприветствовать их гостя. Сколько времени прошло с тех пор, как Кожеголовый бывал в их доме. Сплинтер остановился возле выхода из додзё.

Там был не только Кожеголовый, державший очень маленького на его фоне Микеланджело, заключившего гостя в радостные объятья. Рядом со Слэшем стоял Рафаэль, пытаясь скрыть радость маской невозмутимости.

Леонардо следил за голубем Питом, не давая ему клевать и разбивать попадавшиеся вещи, а доктор Роквелл незаметно переместился к лаборатории Донателло с плохо скрытым любопытством, в то время как сын Сплинтера листал блокнот, который гость ему только что вручил.

Лиза на диване цеплялась за Лили, стараясь сохранить самообладание, вопреки подавленности и страху; Лили же, казалось, пыталась определить, что происходит вокруг нее. Донателло полузадушенно выдохнул, привлекая внимание остальных, явно напомнив, что это не просто дружеский визит.

На удивление, Сплинтер первым оказался рядом с сыном. И замер, когда взгляд его упал на эскиз. Еще одна черепаха, как и его сыновья. Одетая не совсем как ниндзя, но похоже. Это напомнило ему одежду, которую носили на континенте.

В то время как Шен всегда больше увлекалась предметами западной культуры, ее сестра-близнец Амайя сосредоточилась на изучении их китайского наследия. И одеяние этой черепахи напомнило Сплинтеру некоторые из старых фотографий мастеров боевых искусств прошлого.

Он смутно подозревал, что сказанное Донателло, насчет того, что увиденное попросту невозможно, — ошибка. Потому что мутаген слишком нестабилен, чтобы воспроизвести точно такую же мутацию, как у них, случайно.

Микеланджело был слишком взволнован перспективой обрести в новой черепахе, о которой говорилось в блокноте, брата или сестру, чтобы слушать; Рафаэль же и Леонардо стояли в немом шоке. Как такое может быть?

Разум Сплинтера вернулся в тот день. В зоомагазине был другой человек. Китаец. Он купил черепашонка, выжившего из другой кладки яиц. Может ли это быть он?

__________________

Фэй-бяо* — метательные дротики с матерчатым концом, преимущественно зажигательные

Алопекс преклонила колени перед своим мастером, пытаясь уловить какое-либо проявление слабости или уязвимости. Но не обнаружила ничего. Шредер мог быть напыщенным ублюдком, но он осведомлен обо всем происходящем вокруг него и достаточно силен, чтобы Алопекс понимала, что она не в состоянии противостоять ему. Не без самой совершенной ловушки. Придется подыграть ему.

Как бы она ни предпочитала физическую подготовку психологической, Алопекс была рада, что получила и ту, и другую. Для осуществления цели ей понадобятся все возможности обмана. А лучшая ложь всегда была отчасти правдой.

Это правда, что она боялась Шредера и дрожала от мысли бросить ему вызов. Она сделает это источником любого негодования, какое сможет получить, и он непременно вызовет его. Ее невероятная гордость сделает это правдоподобным.

— Хорошо, что ты закончила миссию с Кицунэ и вернулась в Нью-Йорк. Мне нужно, чтобы ты нашла моих врагов, этих черепах, и доставила их живыми. Особенно владеющего шестом бо.

Запечатанный конверт, скорее всего, содержащий детали ее миссии, скользнул по полу и остановился перед Алопекс. Она поступит так, как велит мастер, и дождется подходящего момента. Она всегда была терпеливым охотником.

— Как пожелаете, мастер.

Ангел была в ярости. Она не разговаривала с матерью со вчерашнего ужина. Жало предательства было слишком свежим. Как она могла? У нее даже не хватило смелости сказать ей до последнего момента. Этого стоило ожидать.

Ангел любила свою мать, но не могла уважать ее робость и слабость. Они раздражали, но обычно пробуждали защитный инстинкт. Но не сейчас.

Девушка захлопнула последний чемодан и посмотрела на маленькую кучку багажа, содержащую всю ее жизнь. Казалось странным, что вся она уместилась в несколько небольших коробок и сумок. Мир, который она знала, исчезнет завтра. И она не знала об этом до вчерашнего ужина.

Ангел не слишком волновала школа, и у нее не было друзей, чтобы переживать их потерю, но покинуть додзё было горько. Хотя и не настолько, как оставить эту квартиру. Она была полна жизни тети Кэндис, и пока они жили здесь, Ангел казалось, она может поверить, что любимая тетя до сих пор с ними.

Но затянувшееся чувство присутствия тети и было причиной переезда. То, что дарило Ангел утешение, мучило ее мать ложной надеждой. Иногда девушка замечала, что мать забывает о потере, едва проснувшись или задумавшись. Забывает, что тети Кэндис больше нет. А потом, когда память возвращалась, горе наносило новый удар. Ангел все понимала, но все равно обижалась.

Может быть, на новом месте будет не хуже. В конце концов, они не могут позволить себе платить за эту квартиру и ее уроки боевых искусств из невеликой зарплаты матери. И если новая работа в Нью-Йорке окажется такой удачной, как говорит мама, Ангел сможет ходить в другое додзё, когда все наладится. Это возможно.

Видимо, многие люди пережили серьезный нервный срыв из-за вторжения пришельцев. Ангел все еще не могла думать об этом, не подавляя чувства недоверия. Однако благодаря произошедшему открылись новые вакансии, и ее мама сможет воспользоваться возможностью. Они могут начать все сначала. Жаль, что Ангел этого не желала.

Ее разум оцепенел. Полностью и окончательно. Когда к месту ее высадки был прислан пакет, первый с момента начала миссии, Мей не знала, что и думать. К ее удивлению, это оказались дневники. Дневники ее отца. Брат нашел их и прислал их.

Теперь Мей знала все. Знала, как изменились она сама и другие черепахи и что она не их сестра, разлученная с ними, как в каком-то слезливом романе. Мей всегда была дочерью своего отца. В большей степени, чем думала сама. Ее человеческая часть при мутации была унаследована от него. Поэтому она обладала его наследственной силой.

Он знал. Знал все это время и не сказал ни слова. Как он мог не доверять ей? Мей любила его. Он ее отец. Она никогда бы его не бросила. Никогда. Ни за что. Но он сомневался в ее любви. Сомневался в ней.

Он не доверял ей настолько, чтобы сказать правду, и это ранило сильнее, чем Мей могла себе представить. Что сделала она такого, что заставило его усомниться в ней? Чего не хватало в ней как в дочери?

Одиночество пустого склада, казалось, смыкалось вокруг нее. Она была тут одна так долго. Это невыносимо. Мей хотелось сбежать домой и притвориться, что ничему не научилась. Но она не могла. У нее была миссия. Которая намного важнее, чем она сама.

Пришло время признать, что Мей не способна справиться с ней в одиночку. Она никогда не найдет Повелителя драконов даже с помощью своей лопани без помощи кого-то более духовно опытного — того, кто сможет направить ее силу. Ей нужен тот, о ком упоминал отец в своих дневниках. Отец других черепах.

Мей не могла больше от этого прятаться. Не могла похоронить себя в прошлом и сбежать от будущего. Пришло время оставить нынешнее «я» и двигаться вперед. Мей стояла на краю жизненной пропасти. И не зная, куда сможет приземлиться, должна прыгнуть.

Мей сидела, скрестив ноги, с закрытыми глазами и дышала так, как ее учили, позволив своей «ци» объединиться с «ци» окружающего мира. И в ней чувствовала тяжесть своего прошлого, отягощенного страхом и сомнениями.

Дышать. Вдох и выдох. Вдох и выдох. На очередном выдохе Мей отпустила «ци», чувствуя, как та истекает из нее. Ярко-голубые глаза распахнулись. Прежде, чем она успела задать себе вопрос, Мей уже собирала свои скудные пожитки. Освежающий ночной воздух ударил ей в лицо, когда она бежала в темноту, бесстрашно спрыгнув с обрыва в надежде на безопасное место приземления.

* * *

Глядя, как закрывается окно Эйприл, Донателло выждал несколько минут, на случай, если она по какой-либо причине вернется. Она редко делала это, не вернулась и сегодня, но он всегда ожидал. На всякий случай.

Донателло знал, что братья беспокоятся о нем, считая это плохой идеей, но все же не мешали ему провожать Эйприл до дома в те ночи, когда брали ее с собой в патруль. Они позволяли ему выставлять себя дураком наедине с собой и верили, что он будет осторожен, возвращаясь в логово в одиночку.

Донателло не знал, радоваться ему или обижаться, но в любом случае не мог остановиться. В Эйприл было необъяснимое магнетическое притяжение, и он не знал, как этому противиться. Черепашка вздохнул. Эти мысли бесполезны и ходят по замкнутому кругу. Пора подумать о чем-то другом.

Пока он грациозно перескакивал с одной крыши на другую, позволяя вечернему воздуху освежить его кожу, мысли Донателло вернулись к другой проблеме, что давила на разум всех, пусть они и не говорили об этом. Кроме Майки. Он говорил. Много. Все время. Он был ужасно взволнован возможностью обзавестись второй сестрой и не мог перестать думать об этом.

Бедный Лео ежился каждый раз при этих словах. Казалось, все, кроме Майки, понимали, что его чувства к Караи не были братскими. С тех пор, как он узнал, что она — дочь их сэнсэя, Мива, Лео пытался бороться с собой. Изменить себя. Заставить себя почувствовать к потерянной дочери отца то, что должен. Но Донателло знал, что это не подействует. Мы не можем выбирать что чувствовать. Только то, что делать с этим.

Донателло не завидовал положению Лео, но у того хотя бы не было неприятного соперника-человека, к которому Караи бы необъяснимо тянуло. Так что у всех них были свои препятствия. Но он отвлекся. Вопрос, который стоило бы рассмотреть им всем, не только бедному Лео — другая претендентка в сестры. Черепаха-сестра.

Не то чтобы они знали об ее с ними родстве, но если он сможет взять у нее образец ДНК, это легко будет проверить. Но если они не родственники? Что это будет значить для их семьи? Мысль о биологической возможности следующего поколения занимала его мысли, пожалуй, не меньше, чем невозможность другой случайной мутации, так схожей с их собственной, с ужасно нестабильным мутагеном.

Это невозможно. Должно быть, это ошибка, но что, если?.. Мысль о том, что он может стать дядей, если один из братьев влюбится в нее, была довольно приятной. Определенно, не он. Он принадлежит Эйприл, но у него трое свободных братьев, если предположить, что Лео когда-нибудь оставит мысли о Караи. Донателло никогда не думал об этом раньше, из-за абсолютной невозможности подобного, но сейчас — вполне может быть.

И все же тут слишком много переменных. Не в последнюю очередь — то, что они могут никогда с ней не встретиться. Очевидно, она ничего не знает о них, а правда сильно ранит.

Сведения о Кренгах и их роли в мутации стали лишь частью осознания, и к тому моменту Дон уже знал, что он мутант. А если бы не знал? Что бы было без этого знания? Если бы он вырос в одиночестве, единственный в своем роде и без малейшего понимания почему? Донателло не представлял и потому не мог винить незнакомую черепаху в нерешительности и скрытности, как бы это ни было неприятно.

Он хотел отправиться искать ее и знал, что Майки разделяет его мнение, но Лео решил, что они проявят уважение к ее решению и подождут. И Лео был прав. Донателло понимал эту правоту, но хотел знать. Он никогда не умел сдерживать любопытство, а эта тайна была такой личной. Он ненавидел быть терпеливым.

Пока мысли его крутились по очередному бессмысленному кругу, Донателло понял, что за ним наблюдают. Может быть, это клан Фут? А он тут один. Как глупо. Хорошая ночь или нет, ему пора вернуться в канализацию.

Постаравшись не выдать, что заметил слежку, Донателло незаметно вытащил че-фон. Он уже почти у входа в логово. Братья будут здесь меньше чем через пять минут. Но пять минут — это очень долгий срок, чтобы продержаться в бою. Особенно если шансы против тебя. Нужно отправить сообщение и подобраться как можно ближе к дому до начала битвы. Необходимо выиграть время.

Нет! Следящий за ним на крыше аппаратной прямо перед и над ним. Он станет легкой добычей. Времени не осталось. Лучшим шансом станет внезапное нападение. Выронив телефон, другой рукой Донателло выхватил бо.

Держа оружие обеими руками, не успев отдышаться после осознания, Донателло прыгнул в сторону аппаратной, выставив шест вперед и максимально используя его длину. Кто бы там ни был, слава богу, всего лишь один, кажется, перевернулся в воздухе.

Что-то похожее на кунай на веревке метнулось к нему, и хотя оно не коснулось его, Донателло инстинктивно отбил его своим бо, заставив обмотаться вокруг конца шеста, как лассо, и запутаться.

Кто бы это ни был, он перевернул толстый силовой кабель, уклоняясь от первоначального удара, и когда приземлился по другую от него сторону, веревочное оружие перекинулось через кабель, используя собственный вес нападавшего, чтобы вырвать бо из его рук.

Не дожидаясь, пока враг окончательно опутает его оружие, Донателло бросился вперед, и тот выпустил запутавшуюся веревку куная, чтобы откатиться в сторону, уклоняясь от бокового удара. Но вместо того, чтобы продолжить атаку, черепашка откатился назад, перехватив шест. Противник двигался по кругу, пока Дон разматывал веревку.

Нападавший, кто бы он ни был, был с ног до головы одет в серо-черный костюм, но определенно не униформу Фут. Да и стиль боя был совершенно другим. Кто-то новый. Неужели тайна его семьи оказалась под угрозой?

Нет! Он защитит отца и братьев. Донателло бросился вперед и выставил шест, активируя лезвие нагинаты, чтобы поймать врага, если тот отскочит назад. Тот не стал делать этого, решив отклониться вбок, позволяя удару протечь мимо себя; Донателло повернул оружие лезвием к противнику, перенаправив движение в сторону его груди.

А затем его атака была остановлена, когда враг откатился назад под силой его удара. Донателло недоверчиво моргнул, увидев, что его шест пойман. Противник его держал в руках парные ножи с толстыми рукоятями и изогнутыми лезвиями, смутно напомнившие саи Рафа, которыми тот так же ловил его бо.

Владелец ножей повернулся, опуская одну руку и поднимая другую одним слитным движением, вырвавшим шест из рук ошеломленного Донателло; в то время как незнакомец — кто бы он ни был — прокрутился вокруг себя, ударив его в висок металлической рукоятью ножа.

Перед глазами Донателло вспыхнули звезды, затуманивая видимое, и он попятился, пытаясь удержаться на ногах. Он слышал, как где-то за спиной на землю со стуком упал бо. Но прежде, чем успел что-либо рассмотреть, чужая нога ударила черепашку в пластрон, опрокинув на панцирь и выбивая воздух из легких. Он с трудом дышал, когда зрение наконец прояснилось.

Донателло лежал на спине, а противник навис над ним, приставив клинок к его горлу, и ниндзя был полностью в его власти. Вот оно. Он погиб. Отчетливо женский голос с экзотическим акцентом произнес:

— Хватит.

* * *

Мей тяжело дышала, прижимая парня-черепаху к земле. Он был хорош в бою. Даже лучше, чем она думала. И очень опасен. Мей не ожидала, что он заметит ее и нападет. Она думала, ей повезло, что она наткнулась на него одного. Что легко будет проследить за ним до его дома. Это был серьезный просчет.

Контролируя дыхание, Мей оттолкнула его и вложила в ножны свои парные худи шуньдао*. Она пыталась избежать ближнего боя, требующего использования ножей-бабочек, но после того, как он обезвредил ее джохьо, у нее не осталось выбора.

Она видела свой веревочный дротик, валявшийся на земле рядом с электронным устройством черепахи. Тот же все еще лежал на спине, недоумевающе моргая мягкими карими глазами. Время спасать ситуацию, пока еще можно.

Мей протянула черепахе руку в перчатке. Тот нерешительно взялся за нее, и с немалым усилием Мей подняла его на ноги. Он был худым, но очень высоким, что делало его тяжелее, чем казалось с виду, и все еще ошеломленным от удара по голове. Мей не хотелось начинать с этого. Что она могла сказать?

Пока она пыталась найти слова, способные внушить доверие, замешательство черепахи превратилось в удивление, когда он заметил, что их руки одинаковые. Он широко открыл рот, обнажив щель меж зубами.

На миг он показался Мей ребенком, впервые увидевшим фейерверк. Он был очень юным и невинным. Мей уже почти забыла, как близок он был к тому, чтобы сразиться с ней. Свободной рукой она сняла маску, и он ахнул.

— Мне очень жаль. Я не хотела, чтобы это превратилось в сражение. Мне просто нужно поговорить с тобой.

Он кивнул, все еще обдумывая ее слова. Чтобы выиграть время и привести мысли в порядок, Мей отпустила его руку и взяла джохьо.

Она слышала, как за ее спиной парень-черепаха спотыкается, собирая шест и электронное устройство, явно все еще ошеломленный. Наверно, не стоило бить его по голове, но сражение набирало темп, и нужно было остановить его. Время объясниться.

— Значит, ты — Мей Пи Чи?

Мей напряглась и резко обернулась, чувство предательства царапнуло в животе. Собеседник ее прочитал выражение ее лица и поморщился.

— Нет, Куртцман не говорил нам. Он хранил твой секрет.

Что?

— Но как?

— Когда он оставил нас, один из его коллег просматривал файлы и нашел дневник. Там была ты.

Мей пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать гнев в голосе.

— Значит, этот коллега, прочитав дневник и узнав мои пожелания, все равно откровенно проигнорировал их?

По крайней мере, у него хватило такта выглядеть пристыженным из-за того, кто не имел понятия о благоразумии.

— Он думал, что мы имеем право знать. Что он действовал в наших интересах. Мы не собирались искать тебя. Ждали, когда ты будешь готова. До сегодняшнего дня, думаю.

Значит, они знали, что она была слишком слаба и боялась противостоять им все эти месяцы? Она надеялась не выдать этого. Раздосадованная, Мей закрыла глаза и вздохнула. Что сделано, то сделано. Оставалось только двигаться вперед.

— Да. Я — Мей Пи Чи.

Он одарил ее усмешкой и поморщился, когда это движение отдалось головной болью.

— Я — Донателло. Можешь звать меня Дон.

Мей кивнула.

— Приятно познакомиться, Дон.

— У меня много вопросов. Думаю, у тебя тоже. С чего бы начать?

— Мне нужно поговорить с твоим отцом. Мне нужна его помощь.

____________________________

* худи шуньдао — парные ножи-бабочки

Раф облегченно вздохнул, когда Лиза закончила есть и вернулась в комнату, которую делила с Лили. Он опустил журнал, который не читал, и откинулся головой на спинку дивана. Лео ухмыльнулся, и он сверкнул глазами. Ну хотя бы Майки слишком занят безуспешными попытками научить Лили играть в видеоигры, чтобы обращать на него внимание.

Похоже, Лео собирался сказать что-то, что заставит-таки наподдать ему, но тут донесся скрип турникета. Отлично. Теперь и Донни будет досаждать ему. Раф одновременно с Лео оглянулся на звук, и оба замерли.

За Донни следовал какой-то китайский ниндзя, одетый точно из фильма про кунг-фу, и нес большую курьерскую сумку. Раф лишился дара речи. Он слышал, как Лео изо всех сил пытается отреагировать.

— Хм, Донни, что ты делаешь? — кто бы это ни был, он не испугался, не упал в обморок и не напал на них, и Донни вроде бы не в плену, но чем он думал? Не приводить никого домой было правилом номер один.

Донателло слегка пошатнулся, и Рафаэль заметил синяк, проступивший на его голове. Невольно зарычал и почувствовал, как напрягся Лео, зная, что старший тоже это заметил. Донателло поймал их взгляды и поднял руки, словно защищаясь.

— Ничего страшного. Я в порядке. Это я виноват, что напал на нее.

Так это она? Как раз то, что им нужно. Еще больше глупых девчонок, все путающих и делающих странным. Гостья стянула маску с места, где она закрывала рот и нос, и Раф почувствовал, как его челюсть отвисла. Это была та самая черепаха, о которой им рассказывал Рокуэлл. Донни же в воцарившейся тишине неловко продолжал свой рассказ.

— Это Мей Пи Чи, ей нужна помощь, и она очень хотела бы поговорить с мастером Сплинтером, — тут Донни как будто что-то пришло в голову.

— О, Мей, извини. Это Леонардо, эм, или Лео, и Рафаэль.

— Раф, — Рафаэль услышал, как автоматически поправил брата.

— А вон там, у телевизора, сидят Лили и Микеланджело. Я имею в виду, Майки, — тот замер с открытым ртом, забыв о контроллере в своих руках; Лили же изо всех сил пыталась понять, что происходит.

Мей поклонилась им.

— Для меня большая честь познакомиться с вами. Я с нетерпением жду встречи, но прямо сейчас должна поговорить с вашим отцом, — она держалась очень чопорно и официально. Может, происходящее было странным и для нее?

Погодите, а откуда она узнала про сэнсэя? Неужели это дело рук Донни? Рафаэль повернулся, глядя на брата, который был уже на кухне, брал пакетик со льдом у Морозильной Кошки. Лео, казалось, пришел в себя первым.

— Ладно. Следуй за мной.

— Что ты делаешь, Лео?

Тот поднял бровь.

— А тебе не кажется, что сэнсэй сам может о себе позаботиться?

Раф стиснул зубы и раздраженно скрестил руки на груди. Дело не в этом. Она была чужой. Они просто не могли доверять ей. Пока что нет.

— Как бы то ни было, делай что хочешь, — выплюнул он. Лео улыбнулся и повел Мей в додзё.

* * *

Донни сидел за письменным столом в своей лаборатории, прижимая к голове пакетик со льдом. Он принял аспирин, но боль не прекращалась. К счастью, братья оставили его в покое, вероятно, отвлеченные собственным изумлением.

Самое позднее, завтра все будут смеяться над ним до упаду. Так же, как и когда он был избит Рокуэллом в присутствии Эйприл. Он никак не мог отвлечься. Мысли возвращались к их встрече. На самом деле он не хотел думать о сражении. Это смущало.

Донателло все еще не понимал, откуда Мей знает мастера Сплинтера, но, поскольку и он удивил ее, назвав ее имя, полагал, что это справедливо. Возможно, это побочный эффект от сотрясения мозга, которое у него явно было, но он согласился привести ее домой. Она казалась такой похожей на них — но не была таковой.

Ни у кого из них не было таких темных глаз, как у нее. Цветом они напоминали Дону оникс. И она была явно меньше их, переняв это от человеческого наследия, а не от черепашьих предков. Из-за плотной одежды дальнейшее сравнение было сложным. Но оно занимало его по пути до логова. Все время пути Мей смотрела на него, заставляя сильно нервничать.

— Что? — наконец сдался он, повернувшись к ней лицом к лицу.

— Разве тебе не неудобно? Ходить голым, я имею в виду.

Донателло споткнулся, чуть было не упав в сточную канаву, и заметно покраснел.

— Я не голый!

По выражению лица Мей не казалось, что она поверила ему. И поскольку она росла только среди людей, возможно, для нее все так и выглядело.

— Я одет и, очевидно, у меня есть панцирь. Это вроде как настоящая одежда. Кроме того, человеческая одежда на самом деле не подходит нам и имеет тенденцию мешать движению.

Очевидно, Мей не задумывалась об этом с такой точки зрения, и Донателло не стал мешать ей размышлять о данном вопросе остаток пути.

Он задавался вопросом, будет ли каждое взаимодействие с ней таким смущающим. Это было бы слишком печально. Его разум слишком обленился. Несмотря на головную боль, Донателло схватил свои инструменты и откинул капот вечериночного фургона. Несколько улучшений он способен внести и с раскалывающейся головой.

* * *

Майки буквально светился от возбуждения. Поняв, кто она такая, он чуть было не сбил гостью с ног приветственным объятьем. Но рассмотрев, что на голове Донни образуется шишка размером с гусиное яйцо, — признал, что ей, возможно, не нравятся неожиданные объятья. А это неправильно. Кому не нравятся неожиданные объятья? По-видимому, злым драчливым девчонкам-ниндзя.

Ну что ж. Она — его сестра, и он готов принять ее, несмотря на все недостатки. Может, она научится любить неожиданные объятья. Это работа для доктора Приколштейна. Лео повел гостью в додзё, а Донни побрел в свою лабораторию. Может, стоило пойти с ними? Майки на самом деле хотел пообщаться с гостьей помимо этого скучного формального знакомства.

— Майки? — голос Лили вывел его из облака возбуждения. — Что тут происходит?

— Донни привел домой нашу сестру-черепаху. Ну, ту, о которой нам рассказывали Мутанималы.

Лили выглядела немного удрученной. Но почему? Разве все не должны быть счастливы? На самом деле, казалось, Майки был единственным, кто оказался рад этому.

Ну почему все всегда должны собирать панцири кучкой? У них стало больше родственников. Отличный повод для вечеринки. Кстати говоря, он должен устроить сестре вечеринку по случаю возвращения ее домой.

— Значит, она хорошенькая?

Майки моргнул, на мгновение ошеломленный вопросом Лили.

— Хм. Не знаю. Она вроде как многослойная. Но раз она похожа на нас, то, наверно, да?

Вот и все. Лили согнулась пополам от смеха.

— Да, наверное.

— Я хочу устроить нашей новой сестре вечеринку по случаю возвращения домой.

— Нашей? — но Майки продолжал, не обращая внимания на изумление Лили:

— Это будет о-бал-ден-но! Но мне не помешает помощь, — и прежде чем Лили успела кивнуть, Майки схватил ее за руку и потащил в лабораторию Донни.

* * *

Лео постучал в дверь сэнсэя, чувствуя на себе взгляд Мей, отслеживающий каждое его движение. Она вежливо ждала его у дерева. Дверь скользнула в сторону.

— Да, Леонардо… — Сплинтер замолчал, увидев Мей.

— Мастер Сплинтер, Донни привел ее к нам. Она говорит, что ей нужна помощь. Что ей необходимо поговорить с вами.

Его отец секунду обдумывал просьбу, прежде чем кивнуть.

— Очень хорошо. Можешь идти.

Лео не мог не колебаться при мысли о том, чтобы оставить отца наедине с незнакомкой, независимо от того, доверял ей Куртцман или нет. Он хотел было поспорить, но, как он и сказал Рафу ранее, это было бы глупо. Сэнсэй далек от беспомощности настолько, насколько это вообще возможно.

Смирившись, Лео поклонился и заставил себя выйти из додзё. Раф пристально уставился на него с дивана.

— Ты оставил их наедине?

Леонардо изо всех сил старался скрыть точно такие же опасения.

— Все нормально. Ты становишься параноиком, Раф.

Тот вскочил с дивана и потопал к нему.

— Разве я был параноиком, когда сказал, что плохая идея — приводить Караи сюда?

И в этот миг Лео почти что потерял над собой контроль. Раф не знал, насколько был близок к тому, чтобы на него набросился скорее дикий зверь, чем брат. Леонардо зажмурился и начал медитативное дыхание, чтобы взять себя в руки.

— Я доверяю сэнсэю, — все, что сказал он, прежде чем направиться в лабораторию под предлогом получения более полной информации об их столкновении с Мей. Что ему на самом деле нужно — некоторое расстояние между ним и Рафом.

Как мог Раф так легко рассуждать насчет Караи? Он ведь должен знать, как несчастен Лео с тех пор, как Караи попрощалась с ним, оставив их ради их же безопасности. Зачем ему это делать? Леонардо слышал, как Раф последовал за ним. Если кто и должен понять намек, что его надо оставить в покое, так это он.

— Лео, я… прости… я просто…

О боже… он пытался извиниться. За то, что разум, как обычно, не поспевал за языком. Лео знал, что он должен повернуться и принять извинения. Дать брату понять, что между ними все в порядке.

Но пока он не мог этого сделать. Ему нужно время, чтобы взять себя в руки. Нужна некоторая дистанция между ним и Рафаэлем, пока он не сможет совладать с собой. Это чувство неконтролируемых эмоций ужасно. Неужели Раф всегда так себя чувствовал? Это многое бы объяснило. Лео рывком распахнул большую металлическую дверь и услышал голос Донни:

— Нет, Майки, у меня нет гелия для воздушных шаров. И даже если бы был, я не стал его на них тратить.

— Ой, да ладно, Ди, включи черепаху.

Донни застонал, и Лео улыбнулся. По крайней мере, с этой проблемой он мог справиться.

Мей опустилась на колени перед мастером Сплинтером, как называл его Лео, не зная, с чего начать. Тот же терпеливо ожидал, пока она придет в себя. Еле заметный призрачный силуэт красивой женщины, чья рука спокойно лежала на его плече, не помогал делу. Ее отец тоже видел ее. Он упоминал, что заметил призрака при первой их встрече. Может быть, стоит начать оттуда?

— Вы встречали моего отца однажды, очень давно.

— В зоомагазине? — глаза Мей расширились. — Я так и подумал, когда мы впервые узнали о тебе.

— Он видел, как вы изменились. Именно тогда он выронил меня, и я… — она с трудом подбирала слова.

— Так вот почему твоя мутация так похожа на нашу. Она произошла при тех же обстоятельствах, — удивился Донателло.

— Я оказалась в стороне, поэтому вы, наверное, и не заметили меня, когда забирали своих сыновей. Когда мой отец вернулся после попытки получить помощь, на месте осталась лишь я.

— Так вот как ты узнала обо мне позже?

Мей кивнула.

— А еще мой отец некоторое время после этого наблюдал за вами на духовном уровне.

Янтарные глаза крысы расширились от удивления.

— Он никогда не говорил мне, но это было в его дневниках.

— Трудно поверить, что я не заметил чужого присутствия.

— Было бы проще, если бы вы знали историю моей семьи. Мы прямые потомки Цинь Фу Су, старшего сына императора, основавшего династию Цинь. Я являюсь частью этой линии, потому что мое человеческое «Я» произошло от контакта с моим отцом до моего… перевоплощения.

Сплинтер кивнул.

— Да. Я верю, что человеческое «Я» моих сыновей происходит от контакта с детьми, побывавшими в зоомагазине до меня. На самом деле я иногда задаюсь вопросом, было ли бы все иначе, если бы я был источником их перевоплощения, но я не жалею об этом. Это мои сыновья, и они такие, какими должны быть. Я бы не стал их менять.

Мей улыбнулась. Отеческая любовь. Она скучала по ней с тех пор, как потеряла своего отца.

— Возможно, в это сложно поверить, но великая династия Чжоу возникла под влиянием легендарных предков Фэнхуан и Шэньлуна. Их мудрость и озарение сотворили ее, но их же жадность и порочность ее разрушили.

Император Цинь сыграл важную роль в прекращении их правления, заслужив тем самым свое право на власть. Нефритовый император наказал отступников за их преступления, изгнав Фэнхуан и заключив в тюрьму Шэньлуна, перенеся их силы в более достойные сосуды.

Нефритовый император вознаградил Цинь, возложив священную ответственность на его достойного сына, Фу Су. Цинь Фу Су и его потомки должны были охранять тюрьму того, кто был Шэньлуном, и защищать мир от его побега.

Чтобы помочь им в этом, Фу Су и его потомкам были даны особые способности, которые другие могут начать открывать лишь после целой жизни обучения. Ради этой великой цели наши духовные силы очень велики. И мы сохраняли мир в безопасности. На протяжении тысячелетий.

Но теперь все это напрасно. Предатель проник в наш орден и убил моего отца в критический момент, позволив Повелителю Драконов вырваться из его тюрьмы. Если он сможет вновь обрести физическое тело, миру грозит большая опасность.

С помощью брата я выследила беглеца в этом городе, но мне не хватает навыков прорицания, чтобы определить более точное место его нахождения. Я не могу сделать это без посторонней помощи. Мой отец отмечал ваше великое духовное мастерство. Мне нужна ваша помощь.

Сплинтер мгновение помолчал, впитывая только что сказанное.

— Я понимаю. Это действительно серьезно. Я помогу тебе.

Мей вздохнула с облегчением. Она так боялась, что он ей не поверит. Люди в этом городе, которых она подслушивала, были такими циничными и скептичными, совершенно слепыми к духовному миру.

— Благодарю вас. Не знаю, сколько времени это займет…

— Ты останешься с нами, пока не завершишь свои поиски. Добро пожаловать в нашу семью.

Мей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заплакать. Это было намного больше, чем она смела надеяться. Дом и семья после столь долгого одиночества. Она прыгнула в неизвестность и нашла безопасное место для приземления, более надежное, чем выступ, который покинула.

— Спасибо.

* * *

— Так ты понимаешь, почему это плохая идея — устроить Мей вечеринку? — Донни прислонился к вечериночному фургону, охлаждая голову, в то время как Раф стоял рядом, скрестив на груди руки. Лили сидела на столе Донни рядом с Майки, который торжественно кивнул в ответ на вопрос Лео.

— Порадуй меня, Майки. Скажи мне, почему это плохая идея.

Было болезненно заметно, как блуждают мысли Майки. Судя по тому, как он улыбался, он пришел к выводу либо насчет пиццы, либо Морозильной кошки.

— Майки!

— Ну, потому что нет, — Майки вздохнул и потер виски. Прежде чем он успел предпринять еще одну попытку, вошел сэнсэй вместе с Мей, и все разговоры прекратились.

— Мей привлекла наше внимание к серьезной угрозе. О ней я расскажу вам на следующей тренировке. Пока эта угроза не минует, Мей останется с нами. Она согласилась присоединиться к нашим тренировкам. Я возьму ее в ученицы, и она поделится своим стилем борьбы со всеми вами.

Она также обучается уникальной форме китайской духовной подготовки, заметно отличающейся от сейшин-теки-кио’йо, которая является частью нашего собственного искусства. Из-за этого я попросил ее попробовать обучить Эйприл и Лили пользоваться их даром. Лили, это допустимо для тебя?

Та кивнула со своего «насеста» на столе.

— Да. Спасибо.

Сплинтер повернулся к Донателло.

— Мы устроим для нее комнату рядом с принадлежащей Лили и Лизе. У нас еще остались перегородки?

Донни кивнул, съежившись, поскольку движение заметно усилило его головную боль.

— Хай, сэнсэй, они здесь, — когда он двинулся, чтобы откопать их, Лео заметил, как Мей уставилась на бок фургона, где Раф нарисовал девочку-черепаху в стиле Второй мировой войны, и внезапно ощутил неловкость.

— Эм…

— Венера? — Мей вопросительно посмотрела на него.

— Что?

— Тут написано «Венера». Это кто-то, кого ты знаешь?

— Э-э-э… нет. Это просто картинка, которую Раф сделал некоторое время назад.

— Но почему Венера? Мне незнакомо это слово. Что оно значит?

Лео вскочил прежде, чем кто-либо из его братьев успел ответить. Он знал, что Раф, скорее всего, скажет «богиня секса», а Донни ответит, что это планета. И что бы ни собирался сказать Майки, это будет столь же непонятно.

— Она — образ в западноевропейской мифологии, олицетворяющая красоту. Произведения искусства, названные в ее честь, очень распространены. Одна из самых известных — Венера Милосская, — о нет, теперь он начал бессвязно бормотать. Но, по крайней мере, она улыбалась.

— А, понятно, — Мей смотрела на картинку еще несколько минут.

— Там, откуда я родом, имя человека нередко эволюционирует вместе с ним, по мере того как меняется его жизнь. Я думаю, возможно, это имеет смысл.

Лео действительно не понимал, к чему она клонит. Как это связано с картинкой на фургоне?

— Э-э, ты хочешь сменить имя?

— Мей означает «красота», так что это будет уместно. Я возьму себе имя Венера Милосская.

Леонардо улыбнулся. Может быть, вся эта болтовня не была такой уж бесполезной.

— Звучит здорово… Венера, — внезапно запрыгал меж ними Майки.

— Отлично. У нас же творческое хобби — переименовывать девушек, — проворчал Раф.

— О чем ты говоришь?

— Кувшинка, Мона Лиза, Венера Милосская. Лео, можно мне переименовать Караи?

— Майки!

Арнольд сидел в парке за закусочным столиком, на котором перед ним лежал пакет с несъеденным завтраком. Его приготовила Мария, поэтому мужчина был уверен, что он достаточно хорош. Но сейчас мысли были не о ней. Арнольд беспокоился о Кейси.

Работа для того, чтобы содержать семью, отнимала у него так много времени. Арнольд проводил с детьми каждую свободную минуту, не пропустил ни одного школьного спектакля Марии или хоккейного матча Кейси, участвовал в семейных обедах, приготовленных Марией, чтобы поговорить, как прошел день у детей, и провожал их ко сну, прежде чем уйти к себе.

Но Кейси почти каждый день исчезал после школы, иногда даже пропуская ужин, и Арнольд подозревал, что сын ускользает из дома каждый раз после отхода ко сну. Каждый день приносил порцию синяков, которые Кейси объяснял хоккеем, но Арнольд знал, что это такое. В подростковом возрасте у него самого было много таких травм.

Арнольд знал своего мальчика. Он был хорошим ребенком. Он заботился о других людях. Мысль о том, что он мог вступить в банду, была настолько чужда Арнольду, что он не мог не отвергнуть ее. Но какое еще может быть объяснение? Его ужасала возможность противостояния с сыном по этой причине, и напряжение, вызванное этой ситуацией, создавало серьезную нагрузку для семьи. Что же ему теперь делать?

— Не помешала? — Арнольд улыбнулся, услышав голос Мири, и жестом пригласил ее сесть. Они поддерживали связь через письма с тех пор, как она уехала, но прошло уже немало времени с момента, когда он по-настоящему слышал ее голос. Теперь Мири выглядела старше и сильнее. Он гордился ею.

— Нет. Просто думаю о Кейси.

Ее глаза затуманились, и она печально кивнула. Арнольд знал, что Мири посещали подобные опасения насчет Ангел, учитывая, сколько раз ту выгоняли из-за драк. В переписке они часто делились родительскими проблемами. Однако он не хотел портить этим обед.

— Значит, ты действительно вернулся, — она застенчиво улыбнулась.

— Да. Я официальный внутренний аудитор в городе. Трудно поверить, да?

— Нет. Всегда знала, что в тебе это есть. Я так рада снова тебя увидеть.

И Арнольд действительно так думал. Неважно, какие болезненные воспоминания она будила.

— Я знаю. И я тебя, — он ухмыльнулся.

— Наверно, нам стоит чаще встречаться за ланчем.

Только не за ужином. Учитывая проблемы Ангел и Кейси, знакомить их, скорее всего, будет плохой идеей. Они могут помочь друг другу, но с равной вероятностью могут и ускорить падение друг друга. Мири кивнула и улыбнулась в ответ.

— Да. Мне бы этого хотелось.

Ниньяра стояла на пирсе, глядя на темный ночной океан, освещенный ярким неспящим городом перед ней. Она никогда не чувствовала себя комфортно в этом шумном чужом мире и тосковала по своему тихому дому на острове.

Позади нее жуткие роботы-воины перемещали ящики и контейнеры с грузом. Они провели здесь уже час и, если понадобится, останутся на всю ночь. И снова она была приманкой, наживкой. По крайней мере, у Охотницы за головами были дела поважнее, и она оставила захват пленников помощнице.

Ниньяра видела фотографии людей-черепах, которых ей поручили схватить живьем. Они не казались злыми. Не более злыми, чем те люди, на которых она теперь работала. Правильно ли будет предать ее тем чудовищам, как предали ее саму? Перед глазами промелькнуло воспоминание о заложниках. Был ли у нее выбор?

Звуки битвы вывели Ниньяру из раздумий. У нее нет выбора, но может быть, противники окажутся достаточно сильны, чтобы победить ее. Странно было бы надеяться на их победу, но это — единственный выход из темной ловушки, в которую она попала.

С этой мыслью Ниньяра вслепую, на грани беспечности, бросилась в бой. Три робота-воина плыли по воздуху к ней, но воительница ловко изогнулась так, что они пролетели мимо, не задев ее.

Она едва успела осознать, что огромная черепаха, держащая булаву, перед ней — не одна из ее возможных целей, — как массивный шипастый кусок металла был уже возле ее головы.

Ниньяра могла увернуться и уже готова была нанести ответный удар, когда глаза черепахи при виде ее расширились, и она совершенно потеряла равновесие, пытаясь перенаправить удар подальше от Ниньяры. Оружие черепахи погрузилось в бетон рядом с лисой, оставив своего владельца совершенно открытым для ее возможного смертельного удара.

Ниньяра знала, что должна атаковать. Возможно, эта черепаха и не была ее целью, но при этом нападала на нее и на организацию, держащую ее на поводке. Попытка указать на формальность отданных приказов может стоить жизни ее людям.

Черепаха рисковала жизнью, чтобы спасти ее, своего врага. Сражалась с монстрами, на которых она работала. Променять одну невинную жизнь на другие было недопустимо. Ниньяра опустила оружие и попятилась.

Рядом стояло еще несколько роботов, могущих засвидетельствовать ее предательство. Молниеносным движением Ниньяра срубила их одним ударом и убежала в ночь. Позади она слышала крик недавнего противника: «Погоди!»

Дирк отослал зашифрованный файл со своими находками непосредственно Эй-Джею и уселся ждать дальнейших распоряжений. После того, как он наконец-то смог попасть в Нью-Йорк и исследовать дом Лизы, ее место работы и прочие часто посещаемые ей места, а также опросить офицеров, работающих над ее делом, он думал, что наконец разобрался во всем.

Это должен был быть ее наставник. Этот парень дьявольски подозрителен, подрабатывал в месте, наверняка бывшем преступной организацией, и управлял тонной пиратского программного обеспечения. Лиза была умна. Скорее всего, она поймала его, и ему нужно было позаботиться об этом. Учитывая его криминальные связи, это не должно было быть слишком сложно.

Ему просто нужно было задать этому мужчине несколько вопросов в соответствующей обстановке, чтобы получить ответы на вопросы, которые он искал, но Дирк предпочел, чтобы это был приказ Эй-Джея. Филч никуда не денется. Зазвонил телефон, и Дирк вздрогнул. Эй-Джей?

— Сэвидж.

— Дирк, воздержись от допроса, — неужели? Обычно Эй-Джей неумолим к предателям. И уж точно не к тем, кто, предположительно, похитил одну из его племянниц.

— Я сейчас спущусь. Я хочу присутствовать при… интервью, — о нет. Определенно не прощение. Он в бешенстве. Дирк улыбнулся.

— Я вас услышал.

Рафаэль бил тренировочный манекен до тех пор, пока костяшки пальцев не начали кровоточить, хотя он и перебинтовал их заранее. Черепашка знал, что у него много проблем, требующих решения, но выбить их не получалось. Может, сколько-то закалить свою выносливость, пока он не рухнет без сил.

Рафаэль просил кого-нибудь из братьев встать в спарринг с ним, но все они знали, что лучше не соглашаться на это, когда темпераментный брат в таком настроении. К тому же Лео и Венера медитировали с сэнсэем. Лучше не отвлекать Сплинтера, Сплинтера-младшего и Леди Сплинтер-младшую.

Майки был на кухне, вместе с Лили готовя что-то вкусно пахнущее. Рафаэль слышал, как они смеялись, как придурки. Донни же находился в своей лаборатории, пытаясь изучить то, что осталось от контролирующих разум червей. Черви.

Рафаэль тут же почувствовал тошноту, прежде чем разум заполнил багровый туман ярости, и черепашка с новой силой врезался в тренировочный манекен, невзирая на окровавленные костяшки. И тот разорвался пополам, заляпанный кровью от последнего удара поврежденной руки. Черт.

Его кровь капала прямо на пол, смешивалась с начинкой манекена. Рафаэлю стоило починить его и залечить свои руки, но когда он не бил, он вспоминал. Вспоминал, как им управляли.

Как он кланялся Шредеру и исполнял каждый приказ этого ублюдка. Даже пытаясь убить Лео. Рафаэль помнил это все, не в силах остановиться, крича внутри себя. Запертый в тюрьме собственного тела. Сила, которую Раф взращивал в себе, чтобы защитить семью, была обращена против них, и он был бессилен остановить это.

Его кулак сжался от желания кого-нибудь ударить, но боль от этого движения остановила его. Лео вывел его из этого состояния. Лео спас его. Рафаэль никогда не понимал, насколько искусно Лео мог довести его до бешенства.

Прежде Рафаэль присудил бы титул самого умелого нажимателя на кнопки Майки, но там, где младший лишь раздражал, Лео знал каждую трещинку в его психологической броне, идеально доводя его до полного взрыва, до умопомрачительной ярости.

Просто раньше он никогда не использовал это намеренно. И как ни раздражало Рафаэля, что Лео мог так легко манипулировать им, он был этому рад. Это спасло его. Ярость изгнала червя из его тела и освободила его от контроля разума. Также Рафаэль был рад, что Лео обычно воздерживался от использования этого знания, не связываясь с ним в иное время. Наверное, поэтому он и стал хорошим лидером.

Устало вздохнув, Рафаэль поплелся в ванную. Донателло предусмотрительно поместил там простую аптечку для повреждений, о которых братья могли позаботиться сами. Это спасало гения от лишних помех, а прочих — от необходимости просить о помощи.

Сдержав крик боли, Рафаэль сорвал бинт и выбросил. Скривившись, сунул руки под струю горячей воды, льющуюся из крана, и держал, пока раковина не перестала окрашиваться красным. Вытерев руки, черепашка бросил полотенце в корзину для грязного белья и принялся тщательно бинтовать костяшки пальцев. Черт возьми, на этот раз он все испортил. Проглотив несколько таблеток ибупрофена, Рафаэль намочил еще одно полотенце и пошел вытирать кровь с пола.

Открыв дверь, он замер. В комнате была Лиза. Как обычно, в накинутом на себя плаще Эйприл — она никак не могла принять, что чешуя — это ее одежда. Наверное, это что-то человеческое. Сэнсэй так и не избавился по-настоящему от привычки носить одежду, несмотря на то, что покрыт мехом. Он носит свой халат даже в самый разгар лета.

Хромота Лизы вызвала необъяснимый всплеск гнева на Слэша. Но это было несправедливо. Рафаэль по опыту знал, что Слэш не мог контролировать свои действия, и видел вину и раскаяние в глазах друга.

Но он не мог отбросить воспоминания, не видеть, как Слэш сбил с ног сэнсэя своей шипастой булавой. А вернувшись и увидев, что Лиза ранена, Рафаэль заставил Донни рассказать, что с ней случилось. Возможно, агрессивнее, чем стоило — но у него были проблемы с терпением, когда он злился.

Наверно, его воображение представило все хуже, чем было на самом деле, но все еще сложно было не держать зла на Слэша. С ними все будет в порядке. Просто ему нужно немного времени. Если уж он смог пережить то, что Слэш сделал с его братьями, то сможет пережить и это.

Даже хромая, Лиза все еще сохраняла природную грацию. Из относительного уединения ванной Рафаэль мог позволить себе наблюдать за ней так, как никогда не смел в присутствии других.

Когда Рафаэль думал, что кто-либо может заметить, он старательно прятал взгляд, обыкновенно в журнал или комикс, который, как все знали, он уже читал миллион раз и которому не мог уделять такого внимания. Сначала он был зол на Лизу за ее неприятие, и большую часть времени вторжения они обменивались колкими, обидными замечаниями.

Пока они не вернулись домой и сэнсэй не заставил его рассмотреть очевидное. Девушку похитили, заключили в тюрьму, превратили в мутанта и пытали по приказу Шредера. В течение месяцев. И этот опыт общения был единственным, что она знала о мутантах. У нее была чертовски убедительная причина испугаться, когда он стал первым, кого она увидела, очнувшись.

У него не было права злиться на нее, но когда Рафаэль попытался поговорить об этом с Лизой, как предложил сэнсэй, она уже начала избегать его, как чумы. Он напугал ее, а затем регулярно прогонял прочь, как будто нарочно доказывая, что первое впечатление было верным. Неудивительно, что она его не выносила. Он совершенно все испортил. И теперь единственное, что Раф мог сделать — попытаться не напугать Лизу глупой увлеченностью, избегая ее.

А потом сэнсэй предложил начать тренировать ее после сражения со Слэшем и Рокуэллом, и Лиза согласилась. Рафаэль не знал, что будет делать, когда это начнется. А пока он просто подождет, пока она не вернется в свою комнату, и только потом пойдет убирать за собой. Она все равно проводит у себя большую часть времени.

Вот только Лиза никуда не уходила. Она направлялась к турникетам. Прочь из логова. Одна. Его сердце дрогнуло. Рафаэль бросил полотенце и последовал за ней.

* * *

Лиза выглянула из их общей с Лили комнаты. Называть это помещение комнатой было слишком великодушно, так как оно представляло собой лишь набор самодельных перегородок за углом остального жилого пространства. По крайней мере, эта заброшенная станция метро была большой.

Берег был совершенно чист. Рафаэль наконец-то закончил убивать самодельную семейную боксерскую грушу. Неподалеку находились только Майки и Лили. Но Лили была слепа, а Майки, не отличавшийся особой наблюдательностью и в лучшие времена, смотрел на Лизу, только когда она находилась рядом. Она не была уверена, что это сработает, и пока Лили не захотела поговорить с ней об этом, это не было проблемой.

Лиза вздрагивала с каждым шагом, стараясь не хромать, но не могла остановить это. О чем она только думала? Если семья обученных ниндзя не смогла одолеть черепашьего Халка и космическую обезьяну, какие шансы у нее, с ее несколькими неделями смешанных боевых искусств? Конечно же, никаких.

Но он лишил сознания Рафа, и тот висел у него на плече. Лиза никогда не забывала этот сочувствующий голос и добрые зеленые глаза, которые увидела, когда очнулась. Как и то, что, совершенно не понимая, как редко такое случается с ним, она швырнула ему в лицо.

Лиза пыталась загладить свою вину позже, но ущерб уже был нанесен, и замкнуться в себе было настолько больно, что она начала избегать Рафаэля так же, как и он ее, чтобы боль не заставила их сказать то, о чем они потом пожалеют. У него был такой же огненный характер, как и у нее, и Лизе это даже нравилось. Кто еще мог ее понять?

Поэтому она держалась в стороне и смотрела, как он уходит, ночь за ночью, чтобы защитить слабых и невинных ценой своего тела. Каким-то образом Рафаэль чувствовал сострадание к мучениям совершенно незнакомых ему людей. Достаточное, чтобы постоянно рисковать жизнью ради них. И Лизе стало стыдно.

Когда у нее была возможность помогать другим людям, она никогда не использовала ее. Ни разу. Он же был слишком добр, спасая людей, которые будут бояться и ненавидеть его, если вдруг случайно увидят. Как и она сама. Он все еще не простил ее, но Лиза никогда не забывала, каким добрым и заботливым был с ней Рафаэль в то первое мгновение.

А потом его схватил Слэш. Следующее, что помнила Лиза — она сама, летящая на огромную мутированную черепаху, словно бы ее удар не отскочит от него без малейшего вреда. Вот только черепаха схватила ее за лодыжку и швырнула о кирпичную стену, отчего она получила сильно ушибленное, но, к счастью, не сломанное бедро и серьезное сотрясение мозга. Бесполезная.

По крайней мере, крыса-отец предложил обучить ее, видя, что она все равно будет рваться в бой. Очевидно, бедро должно зажить первым, но Лиза с нетерпением ждала этого. Она ненавидела быть бесполезной, и возможно, это поможет удержать кошмары на расстоянии.

Стараясь не привлекать внимания находившихся на кухне, Лиза прокралась к турникетам и поспешила в туннель метро, сдержав крик боли, когда приземлилась рядом с рельсами. Дыши. Это пройдет. Просто дыши. Но не успела она пройти и двадцати футов, как сверхчувствительный нюх мутанта уловил запах крови. И его могло издавать только одно существо.

— Раф.

Он вышел из темноты всего в пяти футах от ее, и Лиза с трудом удержалась, чтобы не подпрыгнуть. Как ему удалось подобраться так близко, и она его не заметила?

— Куда это ты собралась в одиночку?

— А тебе какое дело?

Он вздрогнул, и Лиза пожалела, что не может взять свой импульсивный ответ назад. Старые привычки умирают с трудом, а быть резкой — в ее характере.

— Если тебя поймают, это поставит под угрозу безопасность всей нашей семьи.

Конечно, это было правдой. Он имел полное право беспокоиться. Она вела себя эгоистично.

— Тогда меня не поймают.

Рафаэль нахмурился и старался не смотреть ей в глаза.

— Ты что, убегаешь?

Как будто она когда-нибудь оставит Лили. И вообще, что она будет делать одна? Вряд ли она сможет так вернуться домой.

— Нет. Я просто хотела забрать кое-какие вещи из места, где жила раньше… — Лиза замолчала, не в силах спокойно закончить свою мысль.

— Ты рискуешь своей и нашей шкурой ради какого-то хлама? — Рафаэль недоверчиво уставился на нее.

— Это не хлам, это… я так много потеряла… я… — Скверно. Лиза уже начала терять самообладание, и ее внезапный всплеск эмоций начал угасать, заставляя его чувствовать себя неловко. Смирись с этим. Лиза закрыла глаза и глубоко вздохнула, прежде чем продолжить.

— Слушай. Не волнуйся, я вернусь через час или два. Обещаю.

Рафаэль неловко переступил с ноги на ногу, избегая ее взгляда.

— Идти туда одной небезопасно.

Гнев сжег последние остатки ее эмоционального срыва.

— Да ладно, я не совсем бесполезна, — Лиза проглотила последнее слово, ненавидя его. Конечно, она бесполезна. Разве она не доказала это в схватке со Слэшем и Рокуэллом? Рафаэль снова впился в нее взглядом.

— Я не говорил этого.

— Я все равно пойду.

— Знаю. И я пойду с тобой.

Лиза не могла сдержать улыбку. Это была та прежняя улыбка, присущая человеку, которым она была прежде. Прекрати, дура. Он ненавидит тебя. Он делает это только затем, чтобы защитить свою семью от твоей упрямой глупости. И все же Лиза чувствовала себя легче воздуха, продолжая путь по туннелю.

* * *

Слава богу, она отвернулась. Рафаэль стал совсем бледным, когда Лиза улыбнулась. Это не было похоже на панику «Что делать?», когда она почти заплакала. Он готов был пнуть себя за это. У всех были свои незаменимые памятки. В ночь, когда они бежали от вторжения, каждый забрал с собой свои.

Конечно, у нее были кое-какие вещи, которые ей хотелось бы вернуть, чтобы логово стало домом. Особенно после всего, что она потеряла. Наверное, ему следовало предложить забрать ее вещи раньше. Если бы он так сильно не старался избегать ее.

Но эта последняя улыбка… Злая и дерзкая. Рафаэль никогда ее прежде не видел. И по правде, ему потребовалась минута или две, чтобы снова заставить мозг работать. К счастью, он был быстрее ее, даже когда она не хромала, и мог догнать ее. Слава Богу, она так быстро отвернулась, а то бы точно узнала и снова взбесилась. Нет. Он никогда не позволит ей узнать об этом.

* * *

Уже стемнело. И это было очень хорошо. Инопланетное вторжение или нет, но люди, которые увидели бы ее, с криками бросились бы прочь. Лиза знала, что Рафаэль предпочел бы бежать по крышам. Он все время поглядывал на них. Но подняться туда было бы тяжело, и Лиза не смогла бы перепрыгнуть с одного здания на другое.

Ладно, может, и смогла бы. Лиза заметила, что тело ящерицы намного сильнее и проворнее, чем было ее весьма спортивное человеческое когда-либо. Но только не с поврежденным бедром. И она, конечно же, не собиралась проверять это со столь долгим падением в качестве цены неудачи.

Необходимость прятаться в переулках и ждать, когда улица опустеет, заставило их вылазку занять гораздо больше времени, чем планировалось. Если бы она подумала, Лиза бы спросила, как добраться до местоположения общежития по канализации.

Это было бы паршиво, но быстро и безопасно. То, что Рафаэль вот так поднялся на поверхность, подвергало опасности их обоих, но он не жаловался. Раф действительно казался непривычно тихим. Никаких язвительных комментариев и резких замечаний.

Лиза была бы им очень рада. Немного подтрунивания пошло бы ей на пользу. Но возможно, Рафаэлю требовалось все его внимание, чтобы они безопасно проделали весь путь, избранный ей. Еще одно плохое решение. Способ завоевать его уважение. Что угодно. Ей необходимо сделать это.

Спустя два часа они были уже в переулке рядом с ее домом. В свое время Лизу раздражало, что окно ее комнаты выходит в переулок, и она жаловалась, что видит лишь еще одну дерьмовую стену. Теперь же это было реально удобно. Если бы только она могла туда подняться. Пожарная лестница должна это облегчить. Может, она сумеет воспользоваться мусорным баком, чтобы добраться до нижнего пролета. У нее болело бедро. Это будет очень больно.

— Полезай, — очнувшись от своих мыслей, Лиза обернулась и увидела, что Раф присел рядом с ней на корточки, предлагая нести ее на панцире. Он даже не взглянул на нее. Она почти отказалась в панике, но ее остановили две вещи.

Во-первых, ей не хотелось снова видеть обиженное выражение на его лице, как в первый день, когда она отклонила его предложение помочь ей. И у нее никогда больше не будет такой возможности. Лиза обхватила его руками за плечи, а ногами — за заднюю часть панциря. Он вздохнул и замер, напрягшись под ее прикосновением. Ну что ж.

— Это на четвертом этаже, — ее слова, кажется, вывели Рафаэля из оцепенения. Лиза с тихим вскриком крепко прижалась к нему, когда ее спутник вместе с ней бросил себя вверх, мимо нижней лестницы, чтобы схватиться за перила первого балкона.

Вместо того, чтобы перепрыгнуть через них и вместе с ней продолжить путь по лестнице, он прыгнул к следующему балкону с той же волнующей скоростью и силой. Может, он выпендривается? Но Лизе было все равно. Перестань думать и наслаждайся.

Его панцирь под ее ногами был гладким и слегка рельефным; под отчетливо рептилоидным основанием мутант пах потом, кровью и кожей. Лиза бы подумала, что это будет неприятно, особенно для ее обостренного обоняния, данного мутацией. Но оказалось, что мутация изменила также восприятие некоторых запахов. И вообще, этот запах ассоциировался у Лизы с ним. Она вздохнула. Рано или поздно придется иметь с этим дело. Может быть, стоит поговорить об этом с Лили.

Они оказались на балконе четвертого этажа слишком скоро, и Рафаэль опустился на корточки, чтобы Лиза могла спуститься. Это лучше, чем сбросить ее на задницу. Лиза неохотно отпустила его и занялась проблемой проникновения внутрь.

Прошлая Лиза благоразумно заперла окно перед поездкой, не представляя, что будущей Лизе в какой-то момент потребуется вломиться внутрь. Пора заставить мутацию поработать себе на пользу.

Своими маленькими, но острыми когтями Лиза нацарапала на оконном стекле над замком квадрат. Рафаэль понял, что она делает, и ударил по нему рукоятью сая, выбив стекло по ее меткам. Лиза щелкнула замком, и окно было открыто.

— Я сейчас вернусь.

Рафаэль кивнул, и она вошла в комнату. Все было перевернуто вверх дном. Это не было ограблением, но кто-то явно копался в ее вещах. Ну, конечно. Она же пропала. Было проведено расследование. А чего она ожидала? Но судя по следам на пыли, кто-то был здесь недавно. Хм-м. Она думала, что к этому времени ее дело уже будет закрыто.

Лиза направилась прямо к шкафу и вытащила оттуда спортивную сумку. Все еще невероятно смущенная своим новым телом, она оглянулась на окно. Раф сидел на балконе, прислонившись панцирем к стеклу и свесив ноги с края.

Вздохнув с облегчением, Лиза освободилась от плаща Эйприл, аккуратно сложила его и положила в спортивную сумку. Теперь ей нужна какая-то одежда. Что-нибудь практичное. Впервые она проклинала свой вкус — изысканную одежду с оборками.

Лиза схватила футболки, которые упаковала в надежде найти соревнования по пейнтболу. Ее тело не поместилось бы в закрытую одежду, но черная, серая и оливковая футболки без рукавов, служившие основой гардероба, должны были подойти. Лиза натянула через голову черную футболку и сунула две другие в сумку.

По крайней мере, ее одержимость юбками должна окупиться. Она никак не сможет надеть шорты или брюки с огромным дурацким хвостом ящерицы. Но она не слишком-то жаловала прочные вещи. Погодите! Она же купила несколько юбок до колена из грубого материала цвета хаки для похода, прежде чем признала, что юбки просто не походный наряд.

Лиза натянула одну из них на бедра, изо всех сил стараясь просунуть в нее хвост. Подходит! Она, наверное, выглядит нелепо, но, по крайней мере, по-настоящему одета. Лиза запихнула остальные юбки в сумку.

Хм-м, ее босоножки с ремешками и каблуками могли бы подойти, но это не слишком практично. Кроме того, носить такое произведение искусства в канализации казалось кощунственным. Были еще походные ботинки, которые она купила для поездки, но потом Лиза вспомнила, что испортила их. И вместо них надела ботинки, которые обычно брала с собой, когда вместе с отцом ходила на стрельбище.

Ну что ж, теперь ей придется портить эти ботинки. По крайней мере, она сделала их водонепроницаемыми в ожидании поездки. Найдя пару толстых носков и упаковав еще несколько, Лиза зашнуровала ботинки. Скучно, но практично.

Однако она не собиралась совсем перестать быть собой. Лиза собрала волосы в «конский хвост» розовой резинкой и повязала вокруг шеи розовый шарф. Так гораздо лучше.

Затем она наклонилась над дном шкафа и стала искать потайную дверцу, которую сама же и соорудила. Лиза не возражала против потери залогового взноса за квартиру. Учитывая, что ее оружие и экспериментальные баллончики были не очень законны, это казалось разумным.

Хм-м. Кто-то нашел их, но не взял. Если бы ее тайник нашла полиция во время ее поисков, то наверняка конфисковала бы эти вещи. Так кто же еще ее искал? Вопрос для следующего раза.

Лиза вытащила футляр с полуавтоматическими пистолетами, которые отец подарил ей на шестнадцатилетие, и аккуратно убрала его в сумку. У нее также были набедренные и задние кобуры с запасными магазинами и боеприпасами. И коробка с ее экспериментальными баллончиками. Наконец Лиза собрала свои приборы и диски с ее исследованием.

Лиза не знала, что будет с ним делать, но оно принадлежало ей, и она слишком усердно работала над ним, чтобы просто оставить. Застегнув молнию на спортивной сумке, она перекинула ее через плечо и задрожала в предвкушении. Пора возвращаться назад.

Венера наблюдала за Лили, покидавшей додзё, зная, что не стоит предлагать ей помощь. У девушки было чувство пространства, и она могла найти путь к любой двери, как только сориентировалась относительно дерева. И не было никаких опасений, что она упадет со ступенек. Майки всегда встречал Лили у дверей додзё, когда она заканчивала занятия.

Он казался довольно приятным, но Лили занимала так много его времени, что Венера не слишком хорошо знала его, несмотря на недели, проведенные здесь. И все же с помощью мастера Сплинтера она добилась гораздо большего прогресса. Они сузили место поиска до района города. Он был все еще слишком велик, но все же это было намного лучше, нежели то, чего достигла она сама.

Майки ободряюще обнял Лили и повел ее прочь. Венера знала, что девушка разочарована, но ничего не могла поделать. Она чувствовала силу девушки, спящую внутри нее. Дикую, стихийную, в отличие от ее собственного хорошо контролируемого и тренированного дара.

Дар Лили был силой природы, и ее нельзя было заставить прислушаться к зову хозяйки либо чьему-то еще. Видения приходили и уходили, когда им хотелось, и с этим ничего нельзя было поделать. Но не все было совершенно безнадежно.

Обучение у мастера Сплинтера подарило Лили чувство контроля, которым она могла обладать, находясь под влиянием своих видений. Она могла извлечь очень много информации не только из ситуации, которую видела, но и из разума тех, к кому подключалась.

И хотя прошлое было выбито в камне, она была наделена способностью влиять на настоящее и будущее, наблюдая за ними. Ее сила заключалась в этом. Когда Венера соединила их разумы и души, она почувствовала это и обрела элементарное понимание. Так она могла направлять Лили в использовании ее дара.

Но дело двигалось медленно. Лили провела так много времени, либо борясь со своим даром и отрицая его, либо будучи его пассивной жертвой, проявляя какой-либо контроль только в самых отчаянных обстоятельствах, что ей было трудно сосредоточиться на идее активного использования своих способностей.

Пока она не отпустит прошлую боль, причиненную ей даром, и полностью не примет его как часть себя, она никогда не сможет полностью раскрыть свой потенциал. Но Венера была терпеливым учителем. Она не откажется от Лили.

А пока она будет медитировать и готовиться к следующему уроку. До прихода Эйприл еще оставалось какое-то время, а когда она наконец вернется, Донателло наверняка будет подкарауливать ее со своими печальными попытками увлечь бедняжку.

Венера понимала, что несправедлива к ним обоим, но ей было трудно думать о Донателло, не приходя в ярость. Каким-то образом, несмотря на все ее тренировки и интеллектуальную стойкость, ему удалось проникнуть ей под панцирь, и он даже не делал этого специально.

Венера могла спокойно и терпеливо относиться к остальным, но похоже, Донателло был рожден, чтобы раздражать ее. Их последняя встреча произошла позавчера, и с тех пор она избегала его.

Леонардо расспрашивал ее об ее уникальных способностях, пытаясь сравнить их с духовной подготовкой его собственного искусства. Мысли Венеры вернулись к тому дню, отчасти помимо ее воли.

— Ну, кое-что из них похоже. Особенно Цигун. При правильном обучении любой может научиться управлять своим дыханием, чтобы либо усилить свою медитацию, получая от нее полный спектр преимуществ, либо управлять своей внутренней Ци, чтобы значительно повысить боевую эффективность.

На протяжении всей истории Китая существовали и другие школы боевых искусств, которые использовали его. Но то, что делает нашу семью особенной, — божественный дар, передаваемый по наследству.

Мы можем использовать нашу собственную Ци и Ци окружающего мира, чтобы развить наши боевые способности далеко за пределы физически возможных, хотя при неправильном обращении такое использование может оказаться фатальным для владельца.

Мы также можем физически проявлять ее как почти стихийное оружие, хотя я не умею выполнять это самостоятельно и фактически не видела, как это делается. Чаще всего я использую ее для самосовершенствования и установления связи с умами и душами других людей, а также для очищения и самоконтроля. Я признаю, что все еще новичок, несмотря на годы обучения. Сверхъестественными способностями не так легко овладеть, как обычными навыками.

Задумчивый кивок Леонардо был прерван особенно громким недоверчивым фырканьем, заглушившим более тихие, звучавшие во время ее объяснений. Глаза Венеры сузились, и она бросила взгляд на Донателло, работавшего на своем ноутбуке на диване примерно в десяти футах от них.

— Тебе нужно что-то сказать, или ты заболел?

Донателло покраснел, видимо, не осознавая, что его услышали, но быстро пришел в себя.

— Нет, просто… трудно воспринимать тебя всерьез. Я имею в виду сверхъестественные способности. Продолжай.

Щеки Венеры пылали от унижения и гнева.

— Прости. Ты считаешь, что я все это выдумываю? — она привыкла к уважению и почтению учеников, вступавших в их монашеский орден. Да, обычный непрофессионал мог бы усомниться, но такое полное отрицание от истинного практикующего было оскорблением как для него, так и для нее.

— Нет-нет, я уверен, ты веришь в это и, вероятно, можешь сделать что-то из названного, но я подожду каких-либо реальных доказательств, прежде чем купиться на это. Однако все, что ты можешь сделать — не какой-то божественный дар или необъяснимая магия.

У всего есть реальное научное объяснение, которого ты просто не знаешь и потому прикрываешь суеверием. Если у меня будет возможность наблюдать и изучать тебя при использовании так называемого дара, я обязательно исследую его и объясню тебе.

Донателло был настолько уверен в себе, что не заметил, что Венера слишком разъярена, чтобы говорить, пока Леонардо нервно не отступил назад, чтобы не попасть в зону поражения, когда она взорвется. Донателло растерянно вытаращил глаза.

— Я имею в виду, я уверен, что ты хочешь знать, как это работает на самом деле, а не какую-то сказку, на которой ты выросла, верно?

— Значит, я наивная и невежественная дурочка, требующая от тебя просветления?

Донателло отшатнулся, словно слова Венеры ударили его.

— Я этого не говорил. Я имею в виду, ты, очевидно, была надежно защищена от реального мира, что оправдывает твою веру и фантазии, но ты пробыла здесь достаточно долго, чтобы понять, насколько это глупо. Я имею в виду, ни один разумный человек на самом деле не верит в магию.

— Значит, я либо не в своем уме, либо все еще прячущийся от правды ребенок?

— М-м-м, нет. Во всяком случае, уже не так сильно, как раньше.

— Не так сильно…

— Я имею в виду, что до того, как узнать о кренгах и мутагене, ты считала себя каким-то мифическим существом.

Леонардо резко вдохнул, и на миг разум Венеры затуманился. Ее происхождение и личная борьба с пониманием их не имели ничего общего с ее искусством и его гордой историей. Ее тщетные попытки понять, кто она и почему отличается от других, не шли ни в какое сравнение с божественной обязанностью ее семьи защищать мир от Повелителя драконов.

Обиженная и злая, Венера приблизилась к Донателло прежде, чем он успел моргнуть, и кулак ее встретился с его челюстью в апперкоте, отправив его в полет через спинку дивана; ноутбук же с грохотом упал на пол. Она бы не остановилась, не почувствуй руку Леонардо на плече. Потребовалась минута или две осторожного дыхания, чтобы овладеть собой.

Когда Венера снова открыла глаза, Донателло сидел на полу, потрясенно потирая подбородок, глядя на нее снизу вверх; в открытом рту было видно выбитый зуб.

— Это было низко. Тебе не обязательно верить в то, что я могу, но никогда не опускайся до такой тактики, чтобы выиграть бессмысленный спор, если не готов драться.

По крайней мере, у него хватило совести выглядеть пристыженным.

Венера прогнала это воспоминание, поскольку оно нарушало ее спокойствие. Он просто не мог поверить в то, чего не мог измерить, проверить и проанализировать. Он был так уверен, что в мире нет ничего, что не могло бы быть объяснено наукой, что не смог удержаться и не попытаться убедить ее в том, что считал ошибкой ее пути. Он был высокомерен и снисходителен, и ей хотелось бы быть равнодушной к тому, что он думает.

Но когда мастер Сплинтер приветствовал ее, Донателло вместе с остальными стал частью ее семьи. И важно, чтобы семья не считала ее ребенком или дурой. Но он никогда не поверит.

Он не может позволить себе этого — без того, чтобы его мировоззрение не рухнуло, словно ненадежный дом. После того, как она сама прошла через такое саморазрушительное откровение, Венера не могла винить его. Но Донателло мог бы перестать подкалывать ее насчет ее убеждений. Если бы он действительно был уверен в себе, ему бы не требовалось, чтобы все соглашались с ним.

Тьфу. Если она продолжит думать о Донателло, медитации не получится. Дыши. Вдох-выдох. Пусть все утечет. Когда ее гнев на него прошел, Венера обнаружила, что все равно не может медитировать, поскольку теперь ее мысли заняты Леонардо.

По крайней мере, это более приятное времяпровождение. Он был настоящим воином. Венера наблюдала, как он усердно и умело тренируется. Леонардо был достойным лидером, знающим, как лучше всего превратить своих братьев в грозную команду, и обладал потрясающим даром тактики и планирования.

За то короткое время, что Венера провела здесь, Леонардо более чем заслужил ее уважение. Более того, он единственный среди братьев заботился о какой-либо умственной или духовной подготовке, и она чувствовала в нем огромный потенциал.

Леонардо был ее излюбленной компанией, напоминая ей о дисциплине и ответственности, которые Венера знала только дома. Это заставляло его казаться знакомым и успокаивающим, когда весь мир вокруг нее резко изменился.

Венера не могла не надеяться потом, когда все закончится, убедить его вернуться с ней в Китай и показать свой дом. Познакомить со своим братом. Из всех четверых братьев-черепашек, несомненно, только одного Леонардо да Хуань будет уважать и одобрит. Не то чтобы Леонардо было нужно его одобрение, но… до недавнего времени она считала, что будет одинока всю жизнь. Теперь, может быть…

— Привет, Венера! — голос Эйприл прервал ее размышления, и черепашка резко открыла глаза.

— Ты пришла раньше, чем я ожидала.

— Ну да. Донни подкараулила Лиза. Кажется, что-то связанное с физикой. Как бы то ни было, я смогла пойти прямо в додзё.

Венера улыбнулась.

— Тогда он, должно быть, разочарован.

Эйприл нахмурилась и вздохнула.

— Я наверстаю время с ним позже, — стряхнув с себя тяжелые мысли, она сосредоточилась на Венере.

— Итак, я практиковалась в упражнениях, которым ты меня научила, и думаю, что готова к пробному пробегу.

Венера подняла на нее глазной гребень.

— Готова сейчас?

Но Эйприл была храброй по природе.

— Да.

Венера на мгновение задумалась. Дар Эйприл сильно отличался от дара Лили, он казался искусственным, логичным и тщательно сконструированным. С практикой и тренировкой она могла овладеть им, как и любым другим своим боевым навыком. Но, как и в случае с этими навыками, если Эйприл попробует то, к чему еще не готова, то может навредить себе.

Но помогало и то, что дар ее был совсем чужд Венере, поэтому выяснение, как использовать его, было процессом проб и ошибок между ними, поскольку Венера давала Эйприл обучение, которое сделает ее умственно сильной, чтобы овладеть даром, когда придет время.

Ей нравилась эта боевая девушка, и Венере не хотелось причинять ей боль, но Эйприл нравилось раздвигать границы дозволенного. Тем более что ее способности не раз оказывались полезны для защиты ее семьи. Неудивительно, что она охотно пользовалась ими по своему желанию.

— Очень хорошо. Садись. Попробуем что-нибудь простое.

* * *

Да! Венера наконец-то согласилась на полевые испытания. Это было не меньшей личной победой, чем когда она убедила мастера Сплинтера дать ей оружие. Пришло время проверить, окупаются ли все умственные тренировки, которые она добавила к физической подготовке.

Больше никаких надежд на то, что ее экстрасенсорные способности сработают случайно или что паника вызовет чрезмерную нагрузку, которая включит ее мозг. Она будет использовать их, когда захочет, для той конкретной цели, которая будет ей нужна. В конце концов, она получит некоторую пользу от всего, что она и ее семья пережили из-за махинаций Кренга.

Эйприл села перед Венерой и стала ждать того нервирующего ощущения, когда она соединит их разумы. И это не становилось менее жутко, поскольку обычно черные глаза Венеры начинали в процессе светиться синим.

Это не было похоже на свет фар, скорее чувство свечения окружающей среды или же смена цвета глаз. Когда Венера была в таком состоянии, это всегда напоминало Эйприл воду из рекламных роликов о путешествиях на Карибские курорты. Не неприятно, но все равно странно.

— Мы сосредоточимся на твоем экстрасенсорном сознании, ограничив себя знакомыми целями. Возможно, мы получим представление о твоем диапазоне. Начнем с присутствующих в логове. Найди их и определи, что они делают.

С этого момента слова были уже не нужны. Венера, связанная с ней в таком состоянии, узнает, удалось ей или нет. Она не руководила и не вмешивалась, просто наблюдала, как Эйприл пытается выполнить задание.

Сначала она нашла Донателло в его лаборатории. Он сидел за компьютером, просматривая какие-то исследования, которые дала ему Лиза на флешке, спрашивая его мнение. Это было странно. Эйприл могла ощущать его мысли и чувства вместе с ним. Мысли в основном были научной тарабарщиной, но чувства варьировались от искреннего любопытства до печали. Печаль?

Что заставило ее лучшего друга грустить? Она. Это была она. Ему было грустно, что Эйприл не поздоровалась с ним, когда пришла. Донателло старался не обижаться на это. Пытаясь как-то себе объяснить.

Эйприл тут же отдернула от него свои мысли, чувствуя себя виноватой. Ну, более виноватой, чем обычно. Она должна что-то сделать с этим, но что бы она ни сделала, это будет больно, а Эйприл не могла вынести мысли о том, чтобы причинить Донни боль. Но чем дольше она будет ждать, тем будет хуже.

Сосредоточься! Приказ Венеры прозвучал в ее голове, и Эйприл продолжила. Покинула лабораторию; Лиза сидела в своей комнате, ожидая оценки Донни и делая заметки о своей последней формуле защитного спрея. Она должна попросить у Лизы несколько ее образцов. В конце концов, у куноити не бывает в запасе лишнего оружия. Но мысли Лизы все время возвращались к очень отвлекающей паре зеленых глаз. Кто?

Продолжай, — настаивала Венера, и Эйприл отвлеклась от мыслей о Лизе. Хм, Лили сидела за столом на кухне. Эйприл чувствовала, как в ней закипает разочарование. На то, что она все еще во власти своих капризных видений.

Но голос Майки продолжал вторгаться в ее мрачные мысли, вытесняя их и заменяя радостью и надеждой. Казалось, он осветил ее тьму. Мысли естественным образом переместились к Майки, вероятно, из-за его близости и ее внимания к нему. Он готовил ленч, и в голове его крутились разные теории, как удон* сочетается с пиццей. Эйприл решила, что сегодня откажется от ленча.

Но, как ни странно, Майки всегда помнил о Лили. И ее огорчении, вызывавшем намеренное старание быть особенно шумным и глупым во время работы. Черепашка убеждал подругу выйти из мрачного настроения, сочетая пение, под которое не мог не танцевать, и просьбы попробовать его прогресс каждые несколько минут.

Хм, возможно, Микеланджело был менее рассеянным, чем Эйприл всегда думала. Пока он не закончил жонглировать горячей кастрюлей с лапшой, бросив ее в раковину и облизав легкие ожоги. Ладно, все так же рассеян, как она и думала, кроме тех случаев, когда дело касалось Лили.

Раф сидел на диване, просматривая телевизионные каналы, но толком их не видя. Эйприл слегка отшатнулась от его мыслей, так как это была бурлящая смесь гнева и разочарования. Он снова и снова переживал тот случай, когда Шредер использовал этих жутких червей, чтобы овладеть его разумом.

Под гневом она чувствовала его страх, беспомощность и чувство насилия. Но это смягчалось другим воспоминанием. Приятная тяжесть на спине и запах сирени.

Эйприл! — голос Венеры заставил ее отступить, и девушке стало стыдно. Она копалась в его личных чувствах и мыслях без его разрешения, а так как Эйприл знала, как Рафаэль относится к нахождению под контролем разума, она точно знала, насколько сильно он оценит, что она копалась в его голове. Прости, Раф. Выдохнув, Эйприл продолжила.

Лео сидел неподалеку в кресле-мешке и читал комикс «Космические герои», размышляя, можно ли применить тактику капитана Райана к проблеме червя управления разумом, основываясь на реакции капитана на аналогичную ситуацию, с которой столкнулся экипаж Бесстрашного. То, что казалось таким практичным в шоу, не слишком хорошо переводилось в реальную жизнь.

Но ход мыслей отвлекал его от беспокойства о сэнсэе и ранах, которые нанес тому Слэш. Эйприл отстранилась от Лео прежде, чем смогла вторгнуться в его глубокие мысли, как это получилось с Рафом, чувствуя, что Венера одобряет ее рассудительность.

Наконец ее мысли остановились на сэнсэе. Он сидел в своей комнате, пытаясь медитировать, но вместо этого думал о Миве. Скучая по ней. Его горе было таким сильным, что больно было ощущать свой разум рядом с его.

Непреднамеренно Эйприл выбрала следующий наиболее логичный путь, отказавшись от географической привязки, как подсказывали ей его мысли о Миве, когда та сбежала. Это сбивало с толку. Эйприл не была уверена, где находится. В каком-то теплом, светлом и замкнутом месте. Она чувствовала грызущий голод, и каждый звук заставлял ее инстинкты кричать о желании напасть. Где же она? И почему чувствует себя такой хищной?

Эйприл инстинктивно начала копать, ища что-нибудь менее чуждое, чтобы успокоиться. Боль, потеря и горе. Запах отца и мягкий теплый мех. Серьезные голубые глаза, которые светились надеждой. Караи?

Эйприл чувствовала себя скорчившейся глубоко внутри своего разума, отвергая произошедшее с ней на первобытном уровне, в то время как ее более рациональное «я» боролось за контроль над нечеловеческим змееподобным созданием. Но это была проигранная битва, так как она тонула в собственных инстинктах.

По какой-то непонятной для Эйприл причине она вспомнила ту ночь, когда Лео пришел на балкон подруги и разбудил ее, чтобы рассказать об очаровательной девушке, которую встретил, застенчиво краснея и нервно не находя себе места. Эйприл была поражена, поняв, что Караи наблюдает за ее воспоминанием вместе с ней, осознавая его. И ощутив себя смелее, потянулась к более прямому общению.

Лео. Ему все равно, какая ты. Как раньше, когда ты была его врагом из клана Фут, так и теперь, когда ты змея-мутант. Но ему не безразлично, кто ты. И ничто не сможет изменить этого. Кем бы ты ни стала, все в порядке, пока ты — это ты. Обними себя и возьми себя в руки.

Разум Караи затрепетал от этих мыслей, и Эйприл почувствовала метафизический аналог того, как та схватилась за ее руку и позволила вытащить себя из личного ада, который сама для себя создала. С их объединенной силой они поменялись местами с примитивным змеиным разумом, изгнав его глубоко внутрь, в то время как истинное «я» взяло верх.

Внезапно Эйприл ощутила, как ее грубо оттаскивают от Караи. Ее разум с силой врезался обратно в ее тело, и девушка почувствовала, что у нее начинается мигрень.

— Эйприл! Эйприл, ты в порядке?

Она лишь застонала.

— Что случилось? Я потеряла контакт с тобой после того, как ты опознала мастера Сплинтера. Я смогла оттащить тебя назад, хотя это было нелегко.

Глаза Эйприл приоткрылись, и Венера облегченно улыбнулась ей.

— Я заметила, что получила гораздо больше, чем просто место и занятие, о которых просила, не считая твоей импульсивной экскурсии.

Эйприл поморщилась.

— Прости. Трудно блокировать мысли и чувства, когда я кого-то нахожу.

Венера кивнула.

— Это вопрос контроля, концентрации и внимания. Мы будем работать над этим. А сейчас тебе нужно отдохнуть.

Эйприл кивнула и закрыла глаза, гадая, была ли ее встреча с Караи реальной или воображаемой.

_______________________

* вид лапши из пшеничной муки в японской кухне. Для ее приготовления не применяются яйца