Узы, что нас связывают (джен)

Эйприл сидела за кухонным столом за рисованием. Она уже так давно не рисовала. Почти забыла, как ей это нравилось. И, вопреки нежеланию казаться высокомерной, как хорошо это умеет. Она начала рисовать в толстом дневнике, что вела всю зиму, и вспомнила.

Это была долгая и откровенно несчастливая зима. Теперь, когда холода наконец отступили, Эйприл готова была позволить весне дать себе надежду. Они покинули город за несколько недель до Рождества, а сейчас был конец марта, и Лео еще не очнулся.

Он лежал в коме в ванной наверху под постоянным наблюдением Рафа. Донни устроил лабораторию в сарае. Майки помогал Эйприл готовить и справлялся с удивительным количеством дел, несмотря на вечное дуракаваляние.

Запомнив дом, Лили оказалась более искусной в его уборке, чем Эйприл готова была признать. Хотя, может, из-за того, что Эйприл поначалу ее недооценивала.

Кейси оказался на удивление полезным в ремонте дряхлых останков ее прежнего дома, в моменты когда не находился в «лаборатории» Дона, пытаясь реанимировать старый грузовичок, который, по его словам, еще можно было спасти, хоть Эйприл и сильно в этом сомневалась.

Кейси. Что ей с этим делать? Эйприл знала, что избегает знаков его внимания и прячет любые следы привязанности к нему с равным успехом. Он ни за что не заметит. Но сейчас Эйприл не могла справиться с растущим увлечением. Не после всего случившегося в Нью-Йорке.

Но почему это должен быть именно он, изо всех возможных вариантов? Кейси так невыносимо дерзок, высокомерен, упрям и безрассуден, и… ничто из этого не имело значения. Она не могла выбирать, что чувствовать.

Но она могла выбрать, что с этим делать. И пока что Эйприл решила забить на все и проигнорировать. Она просто не могла справиться с этим прямо сейчас. Только не в хаосе, творящемся вокруг. Не при том, как обстоят дела с Донни. Что она будет делать со всем этим? Ничего. Не связываться с этим сейчас. Игнорировать.

Пора подумать о чем-то другом. Может, о погоде? Хорошо, что пришла весна. Сидеть взаперти, занятыми лишь тренировками ниндзя и повторными просмотрами «Крогнарда-Варвара», уже утомляло.

Эйприл мало что могла поделать с «Крогнардом-Варваром», после того как его обнаружил Майки, но теперь, когда они могли проводить спарринги на свежем воздухе, часть подавленного разочарования из-за их потери наконец-то могла быть уничтожена.

Кроме того, припасы на черный день, оставленные ее отцом, начали подходить к концу, и было бы неплохо добыть немного продовольствия или попробовать вырастить что-нибудь. Майки получал немного яиц от кур, о которых заботился, но их явно не хватало, чтобы прокормить всех без какого-то иного источника пропитания, даже если не тратить изрядную часть на изготовление дымовых шашек.

Эйприл улыбнулась, вспомнив, как они купили их. Они с Кейси вернулись из вылазки за едой и смеялись над каким-то глупым дорожным знаком, предлагающем купить цыплят в середине зимы. Майки подслушал их разговор и не отстал, пока друзья не вернулись и не купили их. Она бы подумала, что эти цыплята стали своеобразными детьми Майки, но их отношения больше походили на безумие.

В Майки было что-то, делающее ужас от травмы Лео и потери семьи и дома более терпимым. Он мог казаться придурком, но нес чувство радости, заражающее любого, с кем черепашка общался. Она постарается больше ценить это в будущем, не принимая как должное.

Майки не мог оторвать Рафа от Лео для чего-либо, кроме тренировки, но мог хотя бы убедить его есть, и Эйприл знала, что младший наведывается в «лабораторию» Донни, чтобы вдохновить гения отложить работу и выйти развлечься с ней и Кейси, получить так необходимый отдых. Мелочи вроде бы, но очень важные.

Дверь морозильника открылась, и Эйприл отпрыгнула. Та еще куноити. Лили что-то ласково промурлыкала Морозильной Кошке, потом погладила питомца, облизала пальцы, прежде чем закрыть дверцу и присесть. Еще одна дружба, сложившаяся за эту зиму, хотя и оказавшая немалое влияние на Майки.

— Привет, Лили.

— Привет, Эйприл. Еще не время обеда.

Эйприл все еще поражало чувство времени Лили, хотя и не должно было. Не стоило и дальше недооценивать ее.

— Нет, я просто рисую.

Лили вздрогнула.

— Правда? А что?

Почему Лили волнуют рисунки? Не то чтобы она могла оценить их. Эйприл тут же почувствовала неловкость от этой мысли. Ее молчание, должно быть, помогло Лили догадаться о них.

— Знаю, это звучит странно, но мне всегда нравилась идея искусства. Я видела кое-что глазами других людей, а некоторое могла ощутить через прикосновение. Я просто хотела…

— Нет, кажется, я поняла. В основном я рисую нас всех. Знаешь, воспоминания о повседневной жизни здесь. У меня есть картинка с Рафом, сидящим возле Лео, есть с Майки, кормящим кур, а на этой мы все.

Заметив тоскливое выражение на лице Лили, Эйприл взяла ее за руку, проигнорировав инстинктивное вздрагивание при физическом контакте, и прикоснулась ее пальцами к каждому из нарисованных, называя по имени и описывая позы. Эта картинка была не столько воспоминанием, сколько коллажем, как она представляла себе каждого из них в целом. Лили улыбнулась, когда Эйприл оживила рисунок для нее.

— Спасибо. Знаю, звучит глупо, но это много для меня значит.

После мгновенного колебания Эйприл вырвала страницу дневника.

— Почему бы тебе не взять это себе?

— Правда?

— Да. Возьми на память.

— Спасибо, Эйприл.

* * *

Лили постукивала палкой, которую Майки нашел для нее вместо трости, спускаясь по лестнице крыльца. Свежий весенний воздух наполнил ее легкие. Сидеть взаперти всю зиму, кроме единственного случая, когда она сумела убедить Майки выбраться на улицу, несмотря на плохую устойчивость снега, было тяжело.

Когда снег растаял, превращая ферму в грязь, Лили все еще было непросто убеждать его, но обычно он сдавался в конце. Майки не был ответственным по своей природе. Воспитанный в столичной инфраструктуре, он не был большим поклонником жизни на природе, и находиться здесь было вне его зоны комфорта, но обычно Лили удавалось убедить друга выводить ее в лес, хотя бы раз в неделю, с начала оттепели.

Теперь она чувствовала себя достаточно устойчиво, но была не настолько глупа, чтобы рискнуть выбраться в лес без сопровождения. Спустившись с крыльца, Лили решила составить мысленную схему, где что находится.

Сзади за углом она слышала, как Кейси на крыше стучал по отлетевшей черепице, которую обещал Эйприл прибить. Дальше находился сарай.

Внимательно прислушавшись, Лили смогла разобрать, как Дон разговаривает сам с собой во время работы, хотя и не понимала значения большинства слов, так как они были смесью научного жаргона и японского. Дон и Лео чаще других братьев использовали родной язык отца, но были достаточно вежливы, чтобы говорить только по-английски, будучи в обществе ее, Эйприл или Кейси.

Лили подошла к курятнику и услышала, как куры внутри спорят меж собой на своем курином языке кудахтанья и клевания. Они объединялись, лишь когда Майки приходил кормить их. Наверное, не стоило так удивляться его крикам, когда куры преследовали его, но мысль об этом всегда вызывала улыбку на лице Лили.

Она знала, что всем им грустно и больно, особенно Лео. Лили не могла думать о нем без сокрушительного чувства поражения. Но она действительно была рада находиться здесь. Этот сокрытый в лесах мир, где жили ее друзья, был дорог ей как семья, как нечто, что она искала всю жизнь.

Предательница, как она могла чувствовать себя такой счастливой. Лили не могла поверить, что последние несколько месяцев были лучшими в ее жизни. Ей не хотелось думать о будущем, когда ей придется в конце концов вернуться… домой, если только правильно будет называть это место так.

Но она вернется. Ради Лизы. У них есть план, и она не бросит кузину. Имя Лизы больно ударило в сердце чувством вины. Должно быть, она беспокоится о Лили. Все должны считать ее погибшей.

Лили боялась пытаться связаться с Лизой до вторжения из страха быть обнаруженной и вынужденной вернуться, прежде чем она убедится, что Лео в безопасности. Сейчас же просто не было возможности с кем-либо связаться. Лиза наверняка убьет ее, когда она вернется, но Лили не жалела об этом. Не могла жалеть.

Лили приостановила свою прогулку. Кто это напевает мелодию «Happy Birthday»? Она поспешила к источнику звука.

— Майки?

Тот перестал напевать.

— Привет, Лили. Все круто?

С помощью палки Лили поняла, что он сидел на… бревне, должно быть, и прощупала путь, чтобы подойти и сесть рядом. Ее радовала компания Майки, он всегда умел отогнать чувство вины и тяжелые мысли.

— Немного. Просто гуляю. А почему ты напеваешь «С днем рожденья», думаю, есть повод?

Майки вздохнул.

— Ну, потому что сегодня мой день рождения или день мутации, как мы его называем.

— Что?

— Ну, мы не знаем, когда на самом деле родились, поэтому считаем им тот день, когда мутировали. Это же тоже типа рождения, верно?

Лили улыбнулась.

— Думаю, да, но меня больше удивило, что у тебя день рождения, а мне никто ничего не сказал. Сколько тебе исполнилось?

— Шестнадцать, чувачка! — гордо заявил Майки, и Лили нахмурилась.

— Разве это не делает тебя ровесником Лео, я думала, он самый старший?

— Ну да, так и есть, он старше, но не сильно. На несколько часов, максимум на сутки, если верить Ди.

— Погоди, так вы четверняшки?

Майки засмеялся.

— Никогда не думал об этом. Думаю, что да. Наверно, это свойственно черепахам. Например, как у кошки может быть много котят, — так они раньше были черепахами? Лили до сих пор ничего о них не знала.

— Итак, сегодня у всех вас шестнадцатилетие? Кроме меня, Эйприл и Кейси?

— Да, но не думаю, что братья захотят праздновать прямо сейчас, ты знаешь, Лео еще… не проснулся. Поэтому я решил слегка отпраздновать сам по себе. Не то чтобы я был против компании.

Лили покачала головой.

— Мне хотелось бы, чтобы ты сказал об этом пораньше. Мне нечего тебе подарить, — или есть? Рисунок Эйприл был спрятан за ее поясом.

— О, не переживай об этом. Мы можем снова выбраться в магазин, когда вернемся домой, и все снова войдет в норму.

Его оптимизм и подбадривал, и огорчал Лили. Ради Майки она очень надеялась, что все получится.

— Договорились, но у меня есть для тебя кое-что, что я могу подарить тебе сейчас, — она достала картинку, развернула и передала Майки.

— Эйприл нарисовала ее и отдала мне. Я бы хотела, чтобы она была у тебя. С днем рождения, Майки!

Черепашка взял картинку и ахнул.

— Это. Просто. Супер-круто!

Пока Микеланджело изучал картинку, Лили сделала то, о чем обычно, как сознательная личность, даже не задумывалась, но ей было достаточно уютно рядом с Майки, чтобы чувствовать себя в безопасности от суждений и критики. Лили спела ему «С днем рождения».

Лиза говорила Лили, что у нее прекрасный голос, но по причинам, не совсем понятным ей самой, та была настоящим параноиком, боясь показаться смешной при пении, и не решалась попробовать даже в группе. Последняя нота песни отзвучала и исчезла.

— Поразительно!

Смущенная, Лили отвернулась от него.

— Лучший подарок на день рождения! — Лили почувствовала, как его пальцы коснулись ее, должно быть, чтобы вовлечь в медвежьи объятья, но отреагировала машинально, отдернув руку и разрушив момент.

— Извини. Я не хотел… — все счастье ушло от его голоса, и Лили ощутила себя столь же несчастной.

— Майки, я…

— Нет, это круто. Я знаю, что мы разные и что…

— Нет, дело не в этом. Это… то место, где я была, — Лили все еще не могла в мыслях называть психиатрическую клинику ее настоящим названием.

— Я находилась там годами, и было правило насчет… пациентов — не касаться друг друга. Совсем. Это своего рода укоренившаяся привычка. Ты не при чем, — она почти сказала «заключенные» вместо «пациенты». Показательно.

— Правда?

Лили кивнула.

— Я просто не привыкла к физическому контакту. Извини, что испугалась.

— Так ты не против всего связанного с черепахами?

— Честно говоря, я понятия не имею, как вы, ребята, выглядите, так как даже не знаю, как выглядят обычные черепахи. Вы в целом группа личностей, привязанная к бесплотным голосам.

— Вау! Как ты можешь не знать, как выглядят черепахи? Ну, помимо того, что не можешь видеть?

Ее собственный смех удивил Лили. Майки был довольно туповат в том, что касалось слепоты, и это было освежающе после того, как все остальные неловко избегали касаться ее, когда заботились о ней.

— Ну, у меня было только общее описание в школе, и никогда не было возможности понять его на практике. Я как бы вижу своими руками.

— О! Ну, я черепаха. Ты можешь увидеть меня. Тогда ты узнаешь, как мы выглядим.

— Правда? Все в порядке?

— Абсолютно.

Лили протянула руку, и Майки положил ее на свою. Его кожа была чешуйчатой, но мягкой на ощупь, за исключением мест, что загрубели от тренировок. У него был большой палец и всего два других, толстых, в отличие от более тонких и многочисленных ее.

— О! Я могу предоставить тебе все свои шесть пальцев.

Неожиданно его рука исчезла, а на коленях оказалась тяжелая нога. Шесть, а не десять? Да, это совпадает с числом его пальцев.

Все, что Майки собирался сказать, облетело шелухой дрожащего смеха, когда Лили провела пальцами по его большой округлой ступне с, да, тремя пальцами. Похоже, он боялся щекотки.

Он успокоился, когда Лили поднялась к икре, отмечая, что та отличается от ее собственной, как у кошки или собаки, изгибаясь под иным углом назад, к суставу, а затем выглядит более человеческой до и выше колена.

Изучать дальше Лили не рискнула. Майки, вероятно, был самым беззаботным из братьев, чтобы позволить ей это, и она боялась нарушить это доверие, напугав его или поставив в неловкое положение. Он и так был более неподвижным, чем, как подозревала девушка, когда-либо в жизни, кроме времени сна.

Что-то твердое коснулось ее плеча. У него был панцирь, как у Спайка в видении Рафа. Ну, не совсем такой же. Панцирь Спайка был огромным и неуклюжим, в то время как панцирь Майки был меньше и более обтекаемым по отношению к остальной части тела. Лили чувствовала, что он весь во вмятинах, сколах и следах ударов.

— Ты чувствуешь, когда я касаюсь твоего панциря?

— Хм-м, не так, как в случае с кожей, но да, чувствую.

Его голос звучал немного хрипло. Что ж, может быть, панцирь ведь подобен большому ногтю. В нем нет нервов, но он соединен с телом, и давление передается на нервы, расположенные глубже.

Часть панциря на груди отличалась от той, что на спине. Это тоже была своего рода броня, но менее прочная, более кожистая и тоже вся в боевых шрамах. Это огорчало. Майки выглядел слишком веселым и милым, чтобы получать такие удары.

Две части панциря соединялись на боках, кажется, пластинками хрящей с кожей меж ними. Когда Лили коснулась этой кожи, Майки засмеялся так, что упал с бревна. Девушка потянулась, ища его, и чуть не закричала. Где его руки, ноги и голова? Она слышала, как он все еще хихикает.

— Майки?

— Извини. Щекотно. Думаю, я спрятался в панцире. Дай мне минутку, и я выберусь.

— Ты можешь так делать? Потрясающе! — Лили не была уверена, как описать ощущение его исчезающих рук.

— Как это делают черепахи, — шок рассеялся, Лили наклонилась, проведя рукой по плечу Майки, когда он уселся рядом с ней. Он слегка хихикнул, когда она добралась до его шеи, но сумел удержаться на месте.

Его голова была гладкой и круглой. А лицо — широким, с большим ртом и пухлыми щеками. Не было носа, но нашлось место, которое могло бы им быть. И ноздри; Майки слегка фыркнул, когда Лили нашла их.

Поверх глаз был повязан кусок материи, хотя девушка могла ощутить края отверстий для глаз. Отследив полоску ткани вокруг головы до затылка, она нашла узел, которым она была связана, и начала развязывать его. Майки слегка дернулся, но не протестовал и не пытался ее остановить. Ткань соскользнула, и Лили вернулась к беспрепятственному исследованию лица под ним.

Она старательно сконцентрировалась, стараясь запомнить каждую деталь, чтобы создать образ его внешности. Лили задалась вопросом, стоит ли ей попросить Микеланджело изобразить некоторые выражения эмоций, чтобы потом попытаться представить их себе при дальнейшем общении.

— Итак, обед готов, — под звук голоса Эйприл Майки с визгом вскочил, отправив Лили с криком в непродолжительный полет с бревна спиной вперед.

* * *

Майки полностью сконцентрировался на руках Лили и ее удивленно-сосредоточенном взгляде. Импульсивно согласившись на это, он уже передумал. Вдруг она закричит или впадет в панику, узнав наконец, как он выглядит, но нет, она казалась восхищенной.

А еще из-за того, что он был не вполне уверен, что именно сегодня — день мутации. Непохоже, чтобы у него был календарь или он уверенно и успешно его всякий раз использовал. Стоит перепроверить еще раз с Ди.

Во время этой процедуры также пришло в голову, что, хотя Майки часто обнимал людей, в основном не желающих этого или притворяющихся, к нему самому никто особо не прикасался. Это не было неприятно, но немного нервировало.

Майки не был уверен, что делать, и просто пытался удержаться на месте, что стоило немалых усилий и с треском провалилось, когда он обнаружил, что боится щекотки. Кто знал? Майки задался вопросом, боятся ли ее его братья. Возможно, это реально обнаружить. Раф убьет его, но увидеть, как он смеется, того стоит. Он должен сделать это при как можно большем числе свидетелей для полного признания.

Случился момент паники, когда Лили развязала его бандану и Майки почувствовал себя странно открытым. Что было глупо, ведь в этом был смысл. Тем не менее казалось, что кусок оранжевой ткани был его частью, и без него Майки не был полностью собой. Он закрыл глаза, когда Лили изучала его лицо пальцами, стараясь оставаться как можно неподвижнее, хотя трудно было не извиваться.

— Итак, обед готов, — глаза его распахнулись при звуке голоса Эйприл, видя, как она смотрит на него с плохо замаскированным весельем. Он даже не слышал ее шагов. Худший ниндзя.

Прежде, чем Майки успел задуматься — как чаще всего и делал, — он вскочил на ноги, ошалело оглядываясь в поисках банданы, и только потом понял, что столкнул Лили. Упс. Худший ниндзя.

По крайней мере, у него оставались рефлексы. Микеланджело инстинктивно наклонился, поймав Лили прежде, чем она упала на землю, свободной рукой выхватывая бандану. Усадив подругу ровно, черепашка повязал бандану на голову и, заикаясь, попытался объяснить:

— Мы не… Лили просто хотела знать, как я выгляжу, и вот так она видит. Знаешь, помимо этой фигни с видениями. Потому что я подумал, что от мутированной черепахи мало толку, если ты не можешь видеть и не слишком много знаешь о черепахах…

Эйприл засмеялась повторно, и на этот раз Микеланджело тоже не мог удержаться. Это заразно, и он признал, что это и правда весьма забавно. Лили снова отыскала свою палку и тоже улыбалась, глядя в их сторону.

— Спасибо, Эйприл, мы сейчас придем.

— Что бы ты ни сказал, — Эйприл подмигнула ему, заставив щеки Майки вспыхнуть, потом развернулась на пятках и отправилась обратно в дом. Удивительный рисунок семьи, подаренный ему Лили, все еще лежал на бревне. Все они вели себя вполне как ниндзя, но он был лучшим. Идеальное сочетание обаяния и крутости. Майки сложил картинку и спрятал за ремень.

— Спасибо, Майки, — Лили улыбнулась в сторону, где он только что стоял, протягивая ему руку, чтобы вернуться в дом. Она никогда не поступала так раньше, и это сделало его необъяснимо счастливым. Микеланджело схватил ее за руку и потянул вперед.

— Да не вопрос! Лучший день рождения!

* * *

Донни покачал головой, когда Майки вышел из его лаборатории, с запозданием использовав термин «лаборатория». Он не мог не улыбнуться. Он не ожидал, что Майки сам запомнит дату дня мутации, но думал, что тот хотя бы не ошибется со временем года. Как можно перепутать начало и конец весны? Впрочем, Майки был и остается Майки.

Оглянувшись назад, на катастрофическое мутагенное лекарство, что он пытался изготовить для Лео, Донателло почувствовал, как снова упал духом. Это его вина, и ему нужно что-то с этим делать. Да, они как мутанты обладают прекрасной иммунной системой и ускоренной регенерацией, но травмы Лео были слишком тяжелыми.

Он был жив, но прошло уже несколько месяцев, а Леонардо все еще оставался в коме. Донателло питал надежду, что хотя бы протяженность комы была отчасти естественной. Как сочетания рептилии и млекопитающего, они были и теплокровными, и хладнокровными. Не по природе, а в зависимости от температуры среды.

Когда они были детьми, прежде чем Дон понял, как согревать их дом, когда пища была скудной, они спали все вместе в куче старых одеял на протяжение всей холодной зимы в Нью-Йорке. Когда это случилось в первый раз, сэнсэй был в такой панике. Отец… пожалуйста, останьтесь живы.

Оттолкнув эту боль, его мысли вернулись к настоящему. Они не могли позволить себе впасть в спячку этой зимой. Не с тяжело раненым Лео и вторгшимися в их мир инопланетянами. Поэтому он провел тепло и электричество, подделав показания счетчиков, чтобы не вызывать подозрений рекордными цифрами.

Это было слегка похоже на воровство, но Донателло приходилось быть очень осторожным, чтобы дать мистеру О’Нилу знать, если… когда они вновь вернут его. Он мог пожертвовать лучшими из своих самодельных изобретений, заложив их, чтобы заплатить мистеру О’Нилу.

На это и на еду ему, Майки и Рафу пришлось потратиться. Оставаться теплокровным зимой требовало много топлива. Но поскольку стояла зима, может быть, бессознательное состояние Лео было частично объяснимо спячкой, и теперь, когда пришла весна, он вернется к ним.

Однако Леонардо никак не реагировал на это. И все же Донателло убедился, что Раф в курсе, что вода должна быть теплой. Это поддержит Лео в хладнокровном состоянии, что снизит его метаболизм и не даст умереть от голода, так и не придя в сознание.

Но это может также замедлить его исцеление. Лео нужна помощь. Он должен что-то сделать. Как-то помочь ему. Если только удастся получить правильный химический состав, это должно значительно повысить природную регенерацию брата. Если. Донателло потер глаза, зная, что ему нужен перерыв. Визит Майки всегда информировал его об этом.

Отодвинувшись от стола, Донателло перебрался к грузовику. Когда Кейси объявил о ненужной и бессмысленной задаче восстановления, он отказался от участия. Но не в природе Дона было держаться в стороне от любого инженерного проекта. И он не мог не помочь другу. До сих пор Донателло держался подальше, но рано или поздно сдастся и тоже начнет работать над этим. Это неизбежно.

И так же неизбежно он обнаружил, что проверяет прогресс, достигнутый Кейси. Как бы ни ненавидел Дон это признавать, дерзкий мальчишка в самом деле разбирался в автомобильных двигателях. Он сказал, что научился у отца. Должно быть, это было хорошо.

При всем искушении счесть Кейси вторым Рафом их группы, у него был талант к созданию механизмов и умение работать с различными инструментами. Было бы неплохо для разнообразия поработать с кем-нибудь. Но почему из всех возможных вариантов это должен быть именно Кейси?

* * *

Кейси смотался с фермы после ужина, остро нуждаясь в тренировочном манекене, сделанном Рафом, когда тот неожиданно решил, что им снова нужно тренироваться, для нескольких десятков ударов хоккейной клюшкой.

Что с ней вообще случилось? Когда Эйприл провела всю дорогу сюда, свернувшись напротив него, Кейси думал, что наконец-то оказался где-то вместе с ней, но девушка почти не разговаривала с ним последние три месяца, демонстрируя очевидное равнодушие. Что он сделал? Ну, кроме того, что восстановил ее разрушенное семейное гнездо практически с нуля.

Конечно, Донни мог бы сделать так же или даже лучше, — с ревностью подумал Кейси, — но он слишком сосредоточен на создании лекарства для Лео. Глупый умный Донни. Удар. Хлоп. Бах.

Он тоже достаточно умел. Отец научил его множеству необходимых вещей от ремонта электропроводки и сантехники в доме до восстановления двигателей и пользования любым инструментом. Его отец классный. Был классным. Теперь, наверно, он мутант-раб. Вместе с его тенью, Марией. Дурацкие пришельцы. Удар. Хлоп. Бах.

И его лучший друг слишком занят, размышляя о Лео, чтобы даже поговорить с ним. Глупый Раф. Удар. Хлоп. Бах.

И Эйприл ведет себя так, словно он не существует. Кейси опустил свое оружие, позволив выпасть из рук на пол. Правда в том, что он одинок.

Его город завоеван инопланетянами. Его семья потеряна. Его лучший друг полностью поглощен совершенно оправданным беспокойством, чтобы замечать кого-то еще, а его будущая подружка избегает его, как чумы. Лео в коме, Лили и Майки обычно в компании друг друга. Что осталось…

Кейси бросил ищущий взгляд на сарай. Как ни ненавидел он это признавать, Донни достаточно крут. Когда дело доходило до драки или улицы нуждались в генеральной зачистке от хулиганов, Раф был тем, кто реально нужен.

Но, будучи нечеловечески сильным мутантом, отбивающим большинство ударов и носящим природную броню, Раф не слишком понимал необходимость для Кейси дополнительных средств по борьбе с преступностью. Он не оценил самодельную броню Кейси, обувь-ролики или уникальное вооружение велосипеда, сделанное из подручных материалов. Ну, может, он оценил электрошокер, когда они впервые встретились. Кейси усмехнулся, вспоминая.

Но именно Донни оценил смекалку и изобретательность Кейси в создании собственного арсенала для борьбы с преступностью, пусть и со скупым неохотным уважением.

Конечно, это было взаимно. Из выброшенного хлама Донни построил подземную бронированную машину, личное снаряжение для полетов и уродливого робота в стиле аниме, и все это как следует вооруженное. Кейси ненавидел признавать это, но он восхищался Донни и как минимум слегка завидовал. Не то чтобы он показывал это.

Вместе они могли бы соорудить всевозможные виды удивительного оружия, чтобы сохранить безопасность в городе и мире. Когда Кейси станет профессиональным хоккеистом, он сможет позволить себе купить им настоящие инструменты и запчасти. Он был бы как Бэтмен/Брюс Уэйн, а Донни мог бы стать его Люциусом Фоксом, изобретая самые крутые технологии для борьбы с преступностью. Знаете, как если бы Люциус Фокс владел опасными навыками ниндзя. За исключением того, что это никогда не случится. Не с Эйприл, разделяющей их.

До недавнего времени они с трудом могли находиться в одной комнате достаточно долго, не конкурируя за нее. Но изоляция жизни на ферме в конечном счете сблизила их друг с другом сильнее, чем когда-либо ранее, теперь, когда они делили один сарай-мастерскую.

Они подбрасывали друг другу немало дерьма на каждом шагу, но это было удивительно весело. Кейси, может, не всегда понимал, что говорит Донни, но интуитивно разбирался в большинстве механизмов, над которыми работал тот.

Кейси был уверен, что стал единственным из их компании, способным на это, и что другие относились к работе Донни, как к какой-то научной магии, бросавшей вызов объясняемому. Они хорошо работали вместе, и было приятно оказаться не в одиночестве.

Эти последние три месяца показали, насколько удивительной могла бы стать дружба с Донни, если бы один из них отступил в борьбе за Эйприл. Но она была слишком замечательной, так что этого не случится никогда. Ни для одного из них.

* * *

Раф сидел на своем стуле, просто наблюдая за неподвижным невосприимчивым старшим братом, иногда опуская мокрую губку на его голову, чтобы сохранить ее от пересыхания, и проверяя температуру, чтобы убедиться, что она в диапазоне, указанном Донни.

Дон сказал, что вода поможет Лео поправиться быстрее, но прошли месяцы. Он когда-нибудь очнется? Слава Богу, пришла весна. Тренировки на свежем воздухе помогали чуть меньше сгорать от разочарования. Теперь, когда он мог сбросить со своих плеч остальную семью, стало чуть полегче.

Все, что ему следовало делать — вести себя, как будто все в порядке, и изображать энтузиазм. Учитывая взгляды, которые на него бросали — Раф мог немного переусердствовать. Но что ему оставалось делать? Когда они собирались вместе, братья смотрели на него так, словно он был лидером в отсутствие Лео.

Да, Рафаэль был следующим по старшинству, но он уже попробовал руководить и понял, что ненавидит это даже сильнее, чем исполнять приказы. Но они нуждались в нем, и Рафу приходилось притворяться, когда они были рядом.

По крайней мере, руководить тренировкой не было делом, которое он мог всерьез испортить. Но Раф не мог снова привести их в Нью-Йорк, чтобы отвоевать город. Им нужен был Лео. Ему нужен был Лео. Каким бы Бесстрашным он ни казался, Раф потерялся без него.

Скрипя зубами и сжимая кулаки, Рафаэль отбивался от темных мыслей, словно они были врагом во плоти. Лео жив, так что ему должно стать лучше. Раф просто хотел, чтобы это случилось поскорее.

После потери мастера Сплинтера он не мог принять еще одну потерю. Рафаэль не смел надеяться, что отец выжил, чтобы подтверждение его смерти, когда они вернутся домой, не сломало его. Он не мог рисковать.

Раф не мог избавиться от боли, беспокойства и разочарования, как остальные. Не мог вытолкнуть их на задворки сознания и не чувствовать. Он чувствовал все, с той силой эмоций, что была характерна его личности.

Это двигало его вперед, но, как узнал Раф, когда Лео швырнули в их окно, когда Шредер бросил их сэнсэя в сточную трубу, — оно же было и обоюдоострым мечом, который мог его уничтожить. Рафаэль подозревал, что гнев иногда подводил его в бою и на миссиях, но теперь он знал это наверняка. И нуждался в своей семье сейчас так же, как и они — в нем. Может быть, даже больше. Вернись, Лео.

* * *

Он так долго бежал в темноте, уворачиваясь от Футов, избегая Рахзара, Фишфейса и Тигриного Когтя, прячась от Шредера. Но они всегда находили его и убивали, снова и снова. Казалось, в этом заключалась вся его жизнь. Эта безумная погоня и бесконечная смерть.

Его снова загнали в угол. Шредер. Не было никакого способа защититься, когти тэкко-каги резали его, и он кричал от боли. Боль была всегда, но никогда прежде — такой сильной.

Было намного хуже, чем когда-либо. И не прекращалось, не давало ему умереть до того, как снова начнется охота. Просто все болело, опять и снова. Он застонал.

— Лео? — голос был знаком. Он знал этот голос. С большим трудом Леонардо заставил себя открыть глаза, чтобы увидеть чужие, ярко-зеленые, оглянувшиеся назад. Раф?

Что здесь делал Раф? Шредер схватит его. Он должен бежать. Леонардо попытался пошевелиться, чтобы предупредить его, но его усилия словно бы сделали его тело шире, калеча болью, превратившей предупреждение в стон.

— Полегче, старший брат. Все в порядке. С тобой все будет хорошо.

Почему он мокрый? Где он? Это ванна? Раф что-то кричал из комнаты, пока Лео изо всех сил пытался сориентироваться.

— Ребята! Ребята! Поднимайтесь сюда!

Все, что понял Леонардо — это была какая-то ванная комната. Ее он никогда не видел. Вдруг комната наполнилась людьми и шумом. Майки ахнул.

— Лео!

Его голос показался хриплым и сломленным даже самому Лео, когда он ответил:

— Привет, ребята!

А потом Майки обнял его, заставляя все раны, включая те, о которых он не знал, закричать от боли. Леонардо мягко попытался отстранить младшего, зная, насколько чувствительным будет тот, если вдруг навредит ему.

К счастью, Раф вмешался от его имени, прежде чем Лео заплакал от боли. Что происходит? Что случилось? Память казалась такой расплывчатой и запутанной.

Выход из ванны и спуск по лестнице, чтобы Донни мог оценить его состояние, стал испытанием. Все болело, и тело не реагировало на команды разума так, как должно было. Леонардо чувствовал себя разбитым на части и собранным неправильно.

Не в состоянии противостоять унизительной заботе друзей и родных, Леонардо вместо этого попытался восстановить прошедшие события и слушал со смесью недоверия и ужаса то, что ему рассказывали. Три месяца! Его не было целых три месяца! Сейчас говорила Эйприл, и Лео постарался сосредоточиться на ее словах.

— Ты действительно заставил нас поволноваться, Лео. Раф почти не спал.

Леонардо посмотрел на своего брата-хранителя. Наименее терпеливый и ласковый из всех них сидел, присматривая за ним? Очевидно, смущенный, тот отмахнулся.

— А, это ничего.

Но это не было ничем. Его город потерян. Его отца не стало. Его оставшаяся семья изгнана в никуда. И он был в коме три месяца. Три месяца!

* * *

Лео сидел на крылечке рядом с Лили, пытаясь наслаждаться послеобеденным солнцем и наблюдая за семейной тренировкой. Он считал, что должен быть благодарен за то, что Раф снова выпустил его на улицу после утренней катастрофы.

Энтузиазм Рафа был заразен, и Леонардо неразумно позволил себе последовать за ним на тренировку, хромая на своем костыле и тщетно пытаясь удержать в себе лекарство, нарочно для него изготовленное Донни.

Это вещество было за пределами мерзости, но Донни действительно постарался над ним, и кто знает, может, оно и сработает. Или сработало бы, если бы он не испортил все на берегу реки перед тем, как чуть не рухнул.

Раф чувствовал себя таким виноватым, что Лео готов был пнуть себя. Он должен быть сильнее ради брата, ради своей семьи. Он знал, почему Раф так хотел вернуть его в форму. Все изменилось к худшему так внезапно, что им пришлось отдать все, что можно, дабы поддержать имеющееся в том виде, как оно должно быть.

Раф хотел, без особой нужды, чтобы он вернулся к нормальной жизни. Вернулся, чтобы все было как раньше. Но Леонардо не был уверен, что это реально. Всеобщее облегчение при его пробуждении было столь ощутимым, что он сделал все возможное, чтобы притвориться, что худшее закончилось, и теперь все будет в порядке, но это было неправдой.

Лео был сломлен и не знал, как собрать себя обратно. Все тело еще болело и не реагировало, как должно, продолжая предавать в самые худшие моменты. Он не мог ходить без костыля, и даже голос его звучал неправильно.

И кошмар этой битвы скрывался в уголках его разума. Его потеря. Его неудача. Кем бы он ни был, он умер в том сражении. Тот, кто остался, был для Леонардо незнакомцем. Он больше не был прежним и не мог вернуться, но боялся признаться в этом своей семье. Им было необходимо, чтобы он сказал им, как все исправить. Но как он мог сделать это, если не мог даже исцелить себя?