Почти достойная замена (джен)

Шредер

— Так это правда?.. Ты украл меня у моего родного отца?.. — дочь смотрит на меня пристальным пронзительным взглядом, от которого невозможно укрыться. Он горит такой неприязнью и презрением, что, кажется, может сжечь на месте… Вопрос звучит как утверждение, полный уверенности. Увиливать и придумывать отговорки бессмысленно — да и поздно. Караи знает меня как никто другой и не купится на них. И она знает правду…

Кто же все-таки рассказал ей? Кому она поверила больше, чем мне, воспитывавшему ее с младенчества?.. Моя малышка, мой черный котенок, безгранично мне верившая… Ее больше нет. Девочка-подросток, которая смотрит на меня сейчас, кажется незнакомой… Она так же упрямо встряхивает своей дурацкой челкой (на кой черт в свое время разрешил ей сделать такую?) так же упирает руки в бока, пытаясь казаться значительнее… Но и только. Чужое непреклонное выражение лица, чужой отрешенный взгляд. В нем презрение, боль и обида — все вперемешку. Чего больше, не понять… Да и стоит ли?..

Молчание — знак согласия. По крайней мере, Караи воспринимает его именно так. Скривившееся в презрительной усмешке лицо словно обретает каменно-непреклонное выражение. Такое знакомое — но не свойственное ей прежде…

— Ты мне не отец и никогда им не был, — бросает она мне с вызовом. — Я ухожу.

Замешательство сменяется гневом. Столько лет труда и заботы, столько вложенных сил, терпения… и души, в конце концов, — и все псу под хвост! И из-за чего? — из-за глупого обвинения, которое не может, не имеет права быть правдой (даже если оно и недалеко от истины).

— Кто сказал тебе такую чушь? — голос звучит резко и непреклонно, без предательской дрожи. Очень хорошо. Никто — даже она — не должен ни о чем даже догадываться. Мастер ниндзя, глава клана не имеет права показывать слабость.

— Какая разница? — дерзко возражает она. — Главное, что это правда. Ты мне чужой. Чужой! — Караи с явным удовольствием повторяет это слово. Садизм — оборотная сторона собственной боли. Я-то знаю это как никто…

— Неправда! (упрямая надежда живуча вопреки всякому здравому смыслу, даже когда все летит под откос) — Я дал тебе все, что мог, научил тебя всему… Я… любил тебя, — последние слова произносить особенно трудно, тем более в первый раз и при таких обстоятельствах. Чужое понятие, незнакомое слово… Никогда прежде не произносил его вслух, да и сейчас этого хочется меньше всего… Но на него последняя надежда…

— Любил?! — сколько же яда в ее голосе! — Ты хоть знаешь, что это значит?

Глупый вопрос… А может, и нет?..

— Любить — это делать хорошо другому. Тому, кого любишь, — не себе…

Кто научил ее таким банальностям? Эх, попадись он сейчас в мои руки!.. Но нет, столько удачи сразу не бывает… А глупая девчонка верит. Что с нее взять?

— Все, что ты мне дал, — это то, чего хотел ты! — Караи с вызовом смотрит на меня, словно специально напрашиваясь на взбучку. Паршивка знает, что я никогда не наказывал ее… и уж наверняка, не стану сейчас. Хотя, наверное, стоило бы…

— Ты никогда не интересовался, чего хочу я. А я хочу свободы! Во всем. И в первую очередь — от тебя!

Не в силах сдержаться, я в гневе хватаю ее за плечи, поднимаю выше, к самому лицу, — в конце концов, мое терпение тоже не безгранично. Караи меньше меня почти вдвое, хрупкая, как тростинка, — но в ее глазах нет страха. Она не привыкла меня бояться: досадное упущение, которое уже не исправить…

— Можешь убить меня, если хочешь, — наносит последний удар она, — или запереть… Я все равно сбегу. Я не останусь здесь. Ни за что!..

— И куда? К моим врагам?

— Неважно. Главное — подальше отсюда…

Руки разжимаются сами собой — словно сила покидает их сразу и насовсем. Все перегорело: страх, гнев, обида… Не осталось ничего. Удаляющаяся маленькая фигурка не вызывает никаких эмоций. Даже боль, став невыносимой, отступает на задворки сознания. Остается лишь равнодушие, холодное, безграничное, как вакуум, царящий в космосе. Все закончено. Пути назад нет — и, наверное, не будет.

* * *

Сколько же можно, черт возьми?! До каких пор эти воспоминания будут терзать меня? Ведь все случилось не вчера. Сколько нужно времени, чтобы кто-то остался далеко позади? Неделя, месяц, год?.. Кажется, что и целой вечности мало… Если бы знать…

Чайная чашка разбивается от малейшего сжатия, пальцы окрашиваются кровью — но боли нет. Физическая боль ничто по сравнению с душевной. Бешеный гнев, рожденный безысходностью, толкает на безрассудные поступки. Подчиненные прячутся, не дожидаясь начала грозы. Они-то хорошо знают, стоит ли попадаться мне на глаза в такие моменты. А жаль… Разрушительная энергия требует выхода, грозя уничтожить меня изнутри. И она получит этот выход.

Караи ушла — но куда? Скорее всего, к Хамато Йоши, куда же еще? Она всегда испытывала симпатию к его ученику, этому мутанту-меченосцу — втайне, конечно, но разве она может что-то от меня скрыть? Наверное, она давно мечтала об этом. А теперь, когда ей известно все — и подавно. Проклятая крыса, ему удалось перехитрить, победить без малейшего усилия. И за это ему — всем им — надо отплатить особо, по отдельному тарифу…

Нет, даже если выследить и убить их всех, Караи не вернется. Да и слишком это легко. Жизнь без радости, без смысла хуже смерти. Именно этого они заслуживают. И вариант только один: отнять у них кого-то, кто им дорог. Пусть мучаются в поисках и догадках… Убивать этого «кого-то» не стоит — это быстро раскроется. Неизвестность — самое худшее наказание. Самое достойное… Почти как обмен заложниками. И я, кажется, знаю, кто им станет…

Как быстро все меняется и рушится в никуда — покой, уверенность, свобода… Роковая неожиданность врывается в жизнь подобно урагану и не оставляет камня на камне от былого счастья. Остается лишь пытаться собрать из осколков его бледное подобие — и надеяться, чтобы не стало еще хуже. Всего лишь надеяться…

Что произошло, она и сама не знает. Незнакомцы в странной униформе, обступившие ее неожиданно в темном переулке, за полпути до логова друзей, застали девочку врасплох. Что ни говори, а нескольких месяцев занятий даже с таким бесспорным мастером, как учитель Сплинтер, слишком мало. И даже неплохо освоенные навыки не помогают отбиться от нападающих — тем более, что они, как кажется, не чувствуют боли.

Первая мысль — нападение Кренгов. Тогда многое стало бы понятно: и их неуязвимость, и причина захвата. Мерзкие инопланетяне держат в плену ее отца; наверняка им понадобилась заложница, чтобы вынудить его повиноваться. Эйприл безуспешно пытается вырваться из цепких рук, заглянуть в лицо хоть одного из них — но тщетно. Ни подтверждения, ни подсказки — полная неизвестность. И от этого еще страшнее.

Наконец один из нападающих, видимо, устав от бессмысленной борьбы, бьет ее сзади по голове. Вроде бы несильно — но словно железным кулаком. Много ли надо 16-летней девчонке? Вечерние сумерки окончательно сгущаются, попутно поглотив страхи, сомнения, надежду…

* * *

Временное беспамятство, бесповоротно разделившее жизнь на «до» и «после», заканчивается резко и неожиданно. Холодная вода, выплеснутая в лицо чьей-то бесцеремонной рукой, мгновенно возвращает Эйприл в мир живых. Глаза болезненно щурятся, хотя света почти нет. Темная мрачная комната и видом, и чуть влажным воздухом напоминает подвал. Девочка ошарашенно оглядывается в поисках ответа на вполне логичные вопросы: кто? куда? зачем? — и практически сразу их находит. Почти все.

Первый взгляд на возвышающегося над ней человека заставляет Эйприл испуганно съежиться и отползти к стене, и только там неловко подняться на ноги. Огромная фигура похитителя, смутно различимая в темноте и напоминающая гранитный утес — такой же холодный и безжалостный — кажется ей знакомой. Хотя почему же кажется? Имя его моментально всплывает в памяти. Шредер, таинственный и беспощадный враг учителя Сплинтера и приятелей-черепашек. Она тоже его видела, правда, лишь пару раз и издали — но перепутать его с кем-то иным невозможно.

Чуть поодаль, за спиной похитителя, Эйприл различает невысокую щуплую фигуру, вроде бы с темной кожей, но лишь на мгновение, и не понять, показалось ли. Вдоль стен же застыли неподвижно недавние нападающие. Солдаты Фут, конечно же… Значит, она где-то в их убежище. Где конкретно, определить невозможно. Да и стоит ли?.. А вот зачем?..

Последний вопрос — самый мучительный и неразрешимый — переполняет сознание. Ощущение невероятной несправедливости болезненным комком сжимается в груди, возле горла, мешает дышать, мешает думать… Вопрос срывается с губ словно помимо воли:

— Почему я здесь? Зачем?.. — девочка пристально всматривается в глаза захватчика, пытаясь прочесть в них ответ, хотя бы намек. Тщетно — и прежде не слишком выразительные, сейчас они и вовсе кажутся ледяными.

Неожиданно он подходит ближе, страшным неуловимым движением, словно растворяясь в воздухе, — и Эйприл невольно пятится назад, упираясь лопатками в холодную влажную стену. Похититель кажется огромным на фоне щуплой девочки-подростка, и страх еще больше увеличивает его в ее глазах. Но обида за несправедливость в какой-то момент пересиливает боязнь, и Эйприл повторяет вопрос:

— Почему я?.. Я же ничего тебе не сделала…

И правда — в отличие от приятелей-черепашек, ей до сих пор не приходилось вплотную сталкиваться с их легендарным противником. Конечно, Эйприл случалось шпионить за ним, добывая нужную для друзей информацию. Но когда это было? Почему же сейчас?..

Неожиданно жесткая рука хватает девочку за края одежды, подтаскивая ближе. Смятый в кулаке воротник сжимает горло, но Эйприл не смеет даже пошевелиться; страшные лезвия на руке захватчика длиной более ладони от резкого движения оказываются в опасной близости от ее лица. О стремительности и жестокости противника друзья не раз рассказывали ей, и кто знает, много ли преувеличили? Проверять на себе совсем не хочется.

— Потому что я так сказал, — ответ звучит холодно и непреклонно, как и ожидалось. — Еще вопросы есть?

Эйприл невольно сглатывает противный комок в горле и робко мотает головой. Спрашивать о чем-то еще и вправду больше не хочется. Только бы отпустил… Такой прибьет и даже не заметит. Лучше со всем согласиться, и пусть уходит подобру-поздорову. Наконец освободившись, девочка осторожно выдыхает и с трудом удерживается от предательского взгляда на висящий у пояса в сумочке телефон. Лишь бы не заметил… На эту вещицу единственная надежда. Позднее можно будет связаться с друзьями и попытаться найти хоть какой-то выход. Если только в этом месте есть связь. Где они находятся, на поверхности или ниже уровня земли, Эйприл не знает. Но хочется надеяться на лучшее. Хоть на что-то…

Этот негодяй что, еще и мысли читает?! Как иначе объяснить, что именно в этот момент он срывает с пояса пленницы столь необходимую ей вещь, почти на нее не глядя. Эйприл вздрагивает и в испуге зажмуривается, но мучитель почему-то не торопится ломать отнятый предмет (хотя такому, как он, было бы достаточно сжать телефон покрепче). Тогда зачем?..

— Эта вещь тебе сейчас не понадобится, — первым прерывает он молчание. — Твои друзья не должны знать, что ты здесь (при этих словах Эйприл удивленно и недоверчиво щурится). — По крайней мере, пока…

Вот оно что. Наверное, Шредер хочет заманить черепашек в ловушку, использовав ее как приманку, и свяжется с ними сам в нужный для себя момент. Что же делать? Как помешать? Попытаться отнять?.. Эйприл украдкой косится на тюремщика. Нет, она не самоубийца, а иного исхода у неосторожного нападения просто нет. Может, ребята еще и не купятся — они-то знают, насколько опасен их противник. Если бы быть уверенной…

В этот момент предмет ее размышлений и опасений выходит из камеры, а вслед за ним — и молчаливые охранники, оставив девочку наедине с сомнениями и страхами.

Эйприл

Холодные темные стены. Как отчаяние. Как безнадежность. Сколько дней я уже здесь? Два, три, неделю?.. Время тянется бесконечно. День или ночь, определить невозможно. С улицы не пробивается ни лучика света — потому что окон нет. Даже самых малюсеньких. Наверное, я все же где-то под землей, в каменном мешке без надежды и выхода. Тусклый светильник высоко над дверью светит, что называется, себе под нос, лишь рождая причудливые и уродливые тени и давящий полумрак. Но они не могут меня напугать. Самое страшное уже произошло…

За эти дни я успела обойти всю комнатушку, плюс две соседние, к ней примыкающие. Раз за разом, сначала с надеждой, потом — с нарастающим отчаянием… Страх за друзей, которым грозит смертельная опасность, да и за себя тоже, не дает сидеть на месте. Хоть какой-нибудь выход… Бесполезно. Ни в одной из нет ни окошка, ни двери, ни малейшей лазейки. Они практически пусты, если не считать бочки с водой и ковшом в углу, и большой кучи тряпья поодаль. Все удобства моей тюрьмы. Все радости неволи.

Тряпки, принесенные солдатами под руководством пса-мутанта, по идее, должны заменять мне матрас. И одеяло. По ворчанию своего стража догадываюсь, что хозяин поручил ему сторожить и обустроить меня здесь и что задание это ему весьма не по вкусу. Мне — тоже. Но нашего мнения никто не спрашивает.

Несмотря на немалое количество, тряпки не могут смягчить ни жесткость каменного пола, ни его холод. Странное дело: нигде нет ни малейшего отверстия, а по ногам постоянно гуляет сквозняк. Холодный, пронизывающий, как руки мертвеца. Зябко охватываю колени руками в попытке если не согреться, то хотя бы сберечь последние искорки тепла, но тщетно…

Лишь еда, приносимая примерно пару раз в день, помогает хоть на время отогнать холод и страх. И подарить слабую надежду: значит, убивать пока не собираются. Но и только…

Приносит еду все тот же мутант, которого ребята кличут Острозуб. Он недовольно косится на меня и жадно — на принесенную миску. Но покушаться на нее не решается. Так приказал хозяин, которого он боится. И, наверно, не зря.

Кормят меня довольно неплохо и не так уж и мало — для тюрьмы, и мутанту это не нравится. Острозуб и раньше не отличался мягкостью характера, а теперь и подавно. Что-то бурча себе под нос, он забирает миску и уходит. Спрашивать его о чем-то бесполезно: то ли ничего не знает, то ли не хочет говорить. Больше же некого.

* * *

Но два дня назад что-то изменилось,и не в лучшую сторону. Как сейчас помню: принеся еду, пес не торопится отдавать ее мне, а на робкую просьбу — ехидно скалится.

— Надо делиться с ближними. Не всех кормят так хорошо… незаслуженно хорошо, — последние слова он произносит с низким рычанием. Того и гляди укусит… На напоминание о приказе лишь ухмыляется, уверенный в своей безнаказанности.

— Хозяин? Так он носа сюда не кажет. Откуда ему узнать?.. Ты скажешь? Поверит он тебе, как же… — не договорив, пес щелкает зубами у себя над плечом, словно ловя невидимую блоху. Жест кажется угрожающим. А может, и не кажется… — Сболтнешь лишнего — тебе же хуже будет.

Не дожидаясь ответа, он принимается за еду. Незаслуженная обида удавкой сжимает горло, к глазам подступают невольные слезы. А ведь он прав… Этот негодяй может уморить меня голодом или загрызть на месте, и никто ему не помешает. За все прошедшие дни сюда заглядывает он один. Я полностью в его руках, вернее, лапах…

Считая, что проявляет щедрость, пес оставляет мне немного еды на дне, но это выглядит скорее издевательством. Кусок не идет в горло — и, немного подождав, мутант уносит миску, на прощание еще раз пригрозив страшной карой в случае открытия правды. Было бы еще кому ее открывать…

* * *

И так два дня. Брезгливость понемногу проходит, уступая давящей боли в пустом желудке, но объедков все равно мало. Обида и бессильный гнев сжимают голову раскаленным обручем. Она кажется неподъемной. Все тело ломит от жесткой лежанки. Даже если бы сейчас передо мной открыли двери, навряд ли я смогла бы убежать. Руки и ноги сгибаются с трудом, с ломотой в суставах, словно у столетней старухи. Неужели это конец? Пелена слез размывает очертания до отчаяния знакомых предметов. Как страшно и обидно умирать в этом застенке — ни за что, ни про что, без надежды увидеть отца, учителя, друзей… Донни… Неужели я тебя тоже никогда не увижу?.. и ты не узнаешь, как ты мне нравился…

Резкий хлопок двери, словно выстрел из пушки, больно бьет по ушам. Яркий свет фонаря слепит глаза, вызывая новые слезы. Поспешно вытираю их: враги не должны видеть моей слабости, — и сквозь прищуренные ресницы смотрю. Что на этот раз?..

Визит главного палача. Великая честь, без сомнения… Наверное, пришел убедиться в усердии помощника. Он не разочарует вас, обещаю… Но почему-то Шредер не кажется довольным, хмурится, рассматривая убогую обстановку… Может, только кажется? Или он всегда такой…

Глаза напрочь отвыкли от нормального света и никак не хотят привыкать обратно. Пробую избежать нового мучения, отвернуться к стене, — но и в этой милости отказано…

— Скажи правду: Догпаунд не забывает тебя кормить? — жесткая рука тюремщика сжимает подбородок, заставляя смотреть в глаза. Цвета их я не могу разобрать, они кажутся светлыми, холодными, как лед, и пронизывающими, как рентген. Немного помолчав, Шредер добавляет. — Сдается мне, за последние дни ты отощала. Как бы совсем ноги не протянула…

Надо же, какая забота… Хочется высказать эту правду ему в лицо, дерзко выкрикнуть, наплевав на последствия. Но Острозуб стоит за спиной у хозяина и угрожающе скалится. Поможет ли правда, неизвестно, но вот что за донос пес отплатит — и жестоко — это уж наверняка. И я покорно киваю в знак согласия, лишь бы меня оставили в покое.

— Это она от тоски, хозяин, — поспешно встревает мутант. — На свободу хочется, видать, на свежий воздух. Сама говорила, верно? — он бросает на меня выразительный взгляд, который невозможно не понять. А я упрямо молчу, не желая соглашаться со слишком уж наглой ложью. Но молчание — знак согласия, разве не так?..

— От тоски, говоришь? Перебьется! Кому сейчас легко? — Шредер резко отталкивает меня и, не оглядываясь, выходит из камеры. Мутант поспешно следует за ним, унося с собой фонарь. Наконец-то!

Никогда не думала, что буду так рада одиночеству… Говорят, страшно умирать в одиночестве. Но в такой компании еще страшнее. Мутант с явно садистскими наклонностями — и его хозяин, мрачный и непредсказуемый. Неизвестно, кого бояться больше…

От противного запаха песьей шерсти свербит и закладывает в носу — кажется, все здесь им пропиталось. С трудом поднимаюсь и подхожу к бочке с водой, свежей, чистой водой. Единственная отрада здесь, отнять которую не покушается даже Острозуб. Горло горит огнем — то ли от противного запаха, то ли от обиды, то ли от жажды. Неважно. Милосердная вода лечит все, дарит облегчение, пусть и кратковременное. Ну, а что в этой жизни вечно?..

Еще два дня. А может, и больше… Эйприл не в силах понять. Отвратительное самочувствие искажает восприятие, и оценить что-то очень сложно. Время от времени полутемная комната начинает плыть перед глазами. От голода, наверное. Или от чего-то еще?..

До безобразия знакомое ощущение: так Эйприл чувствовала себя прошлой зимой, когда сильно простудилась. Наверное, проклятые сквозняки сделали свое черное дело. А может, пособила то ли случайная (во что упорно не верится), то ли нарочная оплошность мутанта, расплескавшего воду на ее ложе. Теперь уже неважно. Теперь точно все. Даже банальная простуда может стать роковой, если ее не лечить. А от кого здесь этого ждать?.. Только почему-то уже совсем не страшно…

Промозглый холод камеры временами куда-то исчезает, сменяясь удушающим жаром. Невыносимый палящий зной — и резкое, почти болезненное ощущение от прохладного воздуха на теле. Он обжигает кожу, почему-то не достигая легких.

Девочка обессиленно закрывает глаза. Неудержимо клонит в сон, хотя вроде бы еще не ночь. Острозуб унес нетронутые объедки совсем недавно. А противный запах остался. От него невыносимо жжет в носу и горле. Губы кажутся бумажными. Хочется пить — но нет сил подняться. Может, потом, когда она немного отдохнет.

Очертания предметов понемногу расплываются, меняются на иные. Свобода… Хотя бы во сне — или в бреду — она сможет попасть домой. Затуманенный взгляд видит то, что хочет видеть. Этой свободы никто не может у нее отнять. Она снова увидит тех, кто ей дорог: друзей, родных. Прямо сейчас… Темный силуэт заслоняет собой тусклый свет, склоняется над ней. Слишком большой, чтобы принадлежать кому-то из друзей. «Папа… Ты все же пришел. Как я тебя ждала…»

Что-то касается лба. Чья-то рука — она кажется приятно прохладной. Кто еще, кроме отца, придет ее утешить? Улыбнувшись, Эйприл касается ее ладонью, затем открывает глаза… Перед ней ледяной взгляд ее мучителя. Снова этот кошмар… Девочка поспешно отдергивает руку, словно обжегшись, пытается отстраниться, увернуться — но тщетно. Тело отказывается повиноваться, грозя рассыпаться на тысячу кусочков. Тяжелая рука не отпускает, и Эйприл закрывает глаза, пытаясь хотя бы так освободиться от наваждения. На мгновение ей кажется, что в страшных светлых глазах промелькнуло странное, незнакомое выражение — то ли тревога, то ли сочувствие. Но лишь на секунду. Наверное, показалось…

Наконец тюремщик оставляет ее в покое, унося с собой бьющий по глазам свет. Краем уха Эйприл слышит слово «тюфяк». Да, это было бы неплохо. Все тело ноет от жесткой лежанки, и уже не первый день.

Вскоре Острозуб возвращается с упомянутым предметом, но, конечно, и не думает делиться им с пленницей. Впрочем, чего еще от него ждать… от них всех? Что-то рыкнув себе под нос о несправедливости к верным слугам, мутант устраивается на нем сам, невдалеке от двери, и не думая уходить. Для чего стеречь ее теперь, когда она не может даже подняться, непонятно. Да и не все ли равно?..

Эйприл отворачивается к стене, облизывает пересохшие губы. Хотя бы глоток воды… — но просить мутанта о ней бесполезно. Еще и издеваться начнет. Пытаться подняться в его присутствии — и, скорее всего, упасть — тоже совсем не хочется. Девочка прижимается горящим лбом к холодному кирпичу стен. Хотя бы капля прохлады в этом раскаленном аду…

Сознание понемногу снова уплывает в блаженное состояние беспамятства. Хочется, чтобы оно длилось вечно — лишь оно милосердно к ней в этом враждебном безжалостном мире…

Резкий грохот и крики прерывают блаженный покой. Снова… Даже такая малость ей недоступна. С трудом повернувшись, девочка приоткрывает глаза, болезненно щурится на источник шума…

Яркий свет, которого не было только что — видимо, все-таки что-то произошло. Эйприл почти отчетливо видит, как пес-мутант поспешно вскакивает с насиженного места, потирая ушибленный бок — ни дать, ни взять нашкодивший кобель, застигнутый хозяином в любимом кресле. А вот и сам хозяин — угрожающе наступает на провинившегося помощника, словно собираясь наградить его еще одним пинком. И мутант покорно отступает, хотя выше человека на полголовы и чуть ли не в полтора раза шире в плечах.

— Я кому велел тюфяк отдать — тебе или ей? — достигает слуха гневный возглас, смысл которого не сразу доходит до измученного сознания. Ну, конечно, типа он ничего не знал. Святая наивность!.. А может… и вправду не знал? Ведь Шредер почти не появлялся здесь все эти дни, сам доверил ее звероподобному палачу…

Резкие звуки больно бьют по ушам, и Эйприл не выдерживает:

— Нельзя ли потише? — неожиданно звонко произносит она. Внимание тут же обращается на нее, и, прижав ладонь к ноющему виску, девочка добавляет почти шепотом: — Пожалуйста…

Как ни странно, шум стихает. Надолго ли? Эйприл устало закрывает глаза, наслаждаясь мгновением покоя. Затишье перед бурей? Из-под ресниц она видит, что Шредер вроде бы направляется к ней. Но она не боится. Измученные тело и душа уже за гранью, где нет места страху. Девочка покорно закрывает глаза. Пусть убьет ее прямо сейчас, обозлившись на дерзость — так будет легче.

Но ничего не происходит. Минута, другая… Эйприл пробует открыть глаза, но это мало что дает. Знакомые предметы тонут в горячечном бреду, рассмотреть ничего не удается. Вдобавок ко всему девочку подводит чувство равновесия. Ее качает из стороны в сторону, словно кто-то (или что-то) поднимает в воздух, а она даже не может рассмотреть, кто или что именно. И эта неизвестность страшнее всего. Эйприл испуганно цепляется за первый предмет, показавшийся ей надежной опорой, хватается за него обеими руками — и это последнее, что она ощущает, прежде чем окончательно потерять сознание.

Шредер

Все-таки было большой глупостью поручить девчонку мутанту. Эти бестолочи не способны ничего сделать как следует — конечно, ведь расплачиваться за их ляпы не им… Или все же не за их, а за свои?.. Признавать ошибку всегда непросто, даже наедине с собой. Но от правды не убежишь. Правды горькой, ошеломляющей… Как тогда, с Караи.

Проклятый пес едва не уморил девчонку своей «заботой». Ничего, побыв денек-другой на ее месте — взаперти, на хлебе и воде — быстренько поймет, что к чему. Если вообще способен понять.

Все же интуиция редко меня подводит: Догпаунд с самого начала дурно с ней обращался, морил голодом. Она совсем ничего не весит — кожа да кости. Почему же не сказала сразу? Побоялась… Иного ответа нет. Может быть, и правильно. Поверил бы я ей тогда? — неизвестно. А теперь… теперь не было бы слишком поздно.

Хотя, собственно, какое мне дело до того, что с ней?.. останется ли жива? Всего лишь заложница, пленница, не более. Я не собирался ее убивать — но и особо заботиться тоже. Она мне никто. Даже хуже — друг моих врагов. Иного она не заслуживает. И вот теперь она на грани. Жизни и смерти. Доволен ли я? Непонятно. Вроде бы должен… но радоваться почему-то не получается.

А ведь причины для этого есть. Мой план удался полностью. Проклятые мутанты, наверное, уже ищут ее. А Хамато Йоши потерял новую ученицу. Интересно, что чувствует он?.. Дорого бы дал, чтобы узнать. Скорее всего, черепахи даже не догадываются, где она. Иначе даже страх передо мной (после той памятной схватки, когда лишь случайность спасла их) не удержал бы их от появления здесь. Мое местожительство хорошо им известно — я не скрываюсь от людей, как некоторые…

Они пришли бы за ней — на свою погибель, конечно. Однажды я так и сделаю. Отобранный у девчонки телефон остался у меня и должен принести пользу. Однажды. Но не сейчас. Сейчас же…

Сейчас мысли упорно ускользают в сторону от плана, от вендетты, от всего, что важно… Куда-то в прошлое, казалось бы, прочно забытое, накрепко запертое в отдаленном закоулке памяти. Прошлое, пробуждающее боль и служащее источником радости… точнее, служившее. Когда-то. То, что равняет меня с прочими людьми — оттого я не люблю его вспоминать. Момент, когда в моей жизни появилась Караи — вернее, тогда еще крошечный безымянный ребенок. Маленькая, хрупкая — но уже тогда сильная, борющаяся за жизнь. Она стала частью моей — легко, почти без труда…

Эти воспоминания… Почему именно они? «Не знаешь? А если честно?» — Эта девчонка, чертова заложница, которая меньше всех других напоминает Караи. Но почему-то напомнила — в тот момент, когда я впервые в жизни пожалел о содеянном.

Глупости. Подруга черепах не похожа на мою девочку. Ничем… Мне нет дела до ее переживаний. Почему же тогда, в подвале, когда в горячечном бреду она схватила меня за руку, перепутав со своим отцом, у меня не хватило решимости оттолкнуть ее. Хотя стоило. И я собирался, честно. Что же помешало?..

Сочувствие, сострадание?.. Я не знаю, что это такое. И не могу знать. Как можно ощущать то, чего никогда не испытывал по отношению к себе? Что же тогда?.. Скорее всего, те же воспоминания. О том, как Караи, когда я вытащил ее из горящего дома, завернув в первую попавшуюся под руки тряпку, освободила ручонки и так же ухватилась за меня — крепко, уверенно, как за единственное спасение. И не отпускает до сих пор. Казался ли я заложнице таким же спасением? Вполне возможно.

Караи не со мной. Уже давно. Пора бы уж и привыкнуть. Она не вернется — я-то хорошо знаю упрямство моей девочки. Есть в кого быть такой. Не вернется. Никогда… Страшное слово. Безжалостное. Почему же я должен быть иным? Да и буду ли?

Наверное, нет. И правильно. Глупые сантименты нужно оставить в прошлом, где им самое место. В них слабость. Они рождают в жизни странную мучительную пустоту, которую требуется чем-то заполнить. Хоть чем-то. И, скорее всего, снова сделать глупость. Наподобие той, что едва было не сделал…

Сейчас даже странно вспоминать об этом — как в каком-то безумном (без сомнения!) порыве я едва не посчитал девчонку чудом вернувшейся Караи, тем же беспомощным, нуждающимся в помощи младенцем. Затмение какое-то, не иначе. К счастью, быстро закончившееся. Практически сразу же. Я перепоручил ее солдатам: не к лицу господину тащить пленницу до места заключения (даже если она не может сама идти), когда есть подчиненные. Но и об этом себе пришлось напомнить. Почему? Вопрос, на который нет ответа. Да и будет ли?..

Неважно. Все закончилось. Солдаты навряд ли что-то поняли, а мутант… не на него же, в самом деле, оглядываться. Пусть радуется, что уберег свою блохастую шкуру и его оплошность исправлена. Теперь заложнице обеспечен более-менее нормальный уход и даже некое подобие доктора. Она еще пригодится… и я, кажется, даже знаю как. Если Караи не вернется… Нет, сейчас об этом думать не стоит. Пока что довольно того, что девчонка не умрет… и, возможно, даже поправится. И этого более, чем достаточно. Для меня. А уж тем более — для нее.

«Что ни делается, все к лучшему». Не всегда хочется верить в это довольно спорное утверждение — но иногда все же приходится. Например, сейчас…

Эйприл открывает глаза — и тут же ошарашенно оглядывается, не узнавая обстановку. Комната, в которой она находится, мало похожа на подземную камеру, где девочка провела последнюю неделю… а может, и больше. Кажется, что целую вечность.

Удивленно расширив глаза, Эйприл оглядывается по сторонам, отмечая про себя новые детали обстановки. Окон по-прежнему нет, но гораздо светлее, теплее и чище. Особо уютным новое местожительство не назовешь: голые стены и минимум предметов первой необходимости не дают забыть, что она все-таки в тюрьме. Но жить здесь все же можно — жить, а не влачить жалкое существование, как до этого.

Вот только как она попала сюда? И почему? Не иначе, как из-за давешней болезни, вынудившей тюремщика поместить ее в более-менее нормальные условия существования. Все же беда в итоге обернулась благом. Хотя как знать?..

Звук открываемой двери сбивает девочку с мысли. Она настороженно оглядывается на нежданного визитера, но опасения не оправдываются. На пороге появляется темнокожий человек довольно интеллигентной внешности, в очках и темно-бордовом костюме. Чем-то он напоминает девочке доктора, хотя наверняка им не является.

Эйприл усиленно пытается вспомнить имя человека, показавшегося ей подозрительно знакомым. Где-то она его уже видела, но вот где? Девочка напряженно морщит лоб, разглядывая незнакомца. Кого же он ей напоминает? Доктора?.. Нет, не то. Может быть… ученого? Точно!

Нужная ассоциация сразу же извлекает из памяти нужные сведения. Стокман. Бакстер Стокман, самолюбивый и немного безумный ученый, с которым ребята пару раз вступали в схватку. Но что он делает здесь? Неужели тоже служит Шредеру?..

Тем времени незваный гость приближается и, словно в насмешку, начинает вести себя в точности как тот, за кого Эйприл поначалу его приняла. Коснувшись лба девочки, он удовлетворенно кивает головой и берет ее за руку, прослушивая пульс.

— Жар спал, — невозмутимо констатирует Стокман, отпустив наконец ее руку. — Как я и думал, всего лишь простуда. Немного запущенная, но уже более не опасная. Надо успокоить хозяина — ничего страшного.

Эйприл недоверчиво прищуривается. Успокоить?.. О чем это он? То есть сначала едва не угробил в своей темнице, а теперь, видите ли, беспокоится? Это что, издевательство? Но спросить не успевает, поскольку так называемый «доктор» оставляет на прикроватной табуретке рядом со стаканом воды какой-то порошок в пакетике (скорее всего, лекарство) и поспешно выходит, прикрыв за собой дверь.

Эйприл прислушивается, но щелчка замка не слышит. Показалось? Скорее всего, нет. Сейчас ее рассудок в полном порядке. Впрочем, это все равно ничего не дает, так как при попытке сесть она чувствует сильное головокружение и слабость. Встать даже не пытается — сил все равно не хватит. По крайней мере, пока.

Девочка выпивает разведенный в стакане порошок, почти не ощущая вкуса, и снова ложится. Но сон не идет. Закрыв глаза, она снова припоминает все события прошедших дней. Кривая судьбы так резко колеблется то вверх, то вниз, что предугадать невозможно даже то, что случится в следующую минуту. О будущем думать страшно — и Эйприл старательно отгоняет тревожные мысли. Все равно изменить что-то сейчас не получится. Она пытается сосредоточиться на том немногом, что есть у нее теперь, в слабой надежде, что хотя бы это не будет отнято, — и с этими мыслями незаметно засыпает.

* * *

Так проходит несколько дней. За это время ее еще пару раз посещает Стокман, но избегает разговора. Наверное, боится неприятностей — как и все они здесь. Впрочем, это уже неважно. Лечение и приличная кормежка дают свои результаты, причем, довольно скоро. Ноги уже не норовят предательски подкоситься, и девочка свободно перемещается по комнате. Она чувствует себя увереннее и однажды, приблизившись к двери, обнаруживает, что та действительно не заперта. Удачно. Осторожно выглянув наружу, Эйприл не обнаруживает и охраны, лишь несколько солдат клана в конце коридора.

Неожиданно из-за угла появляется кто-то еще. Возможно, всего лишь смена караула. Эйприл не собирается это проверять. Она поспешно прикрывает дверь и со всей возможной скоростью, стараясь не шуметь, добирается до кровати и ложится. Напряженно прислушавшись, девочка различает приближающиеся шаги. Она не ошиблась: пришли по ее душу…

Эйприл торопливо закрывает глаза — и в ту же секунду дверь открывается. Девочка чувствует, что это не Стокман, к которому она уже успела немного привыкнуть и не так боится. Его слегка шаркающую походку она бы различила и с закрытыми глазами. Значит, кто-то из врагов. Им-то точно незачем знать, что ей лучше и она уже может вставать. Кто знает, чем это обернется?

Шаги приближаются. Медленные и почти неслышные. Кто же это может быть? Острозуб?.. Эта мысль едва не заставляет Эйприл в панике открыть глаза. С видимым усилием она сдерживает опрометчивый порыв, стараясь успокоить себя. Грузный и неуклюжий мутант не может ступать так тихо. Значит, это кто-то из солдат Фут, присланный на проверку. Не более того… Главное — поверить в это.

Эйприл старается дышать ровно, нетерпеливо ожидая, когда же незваный гость соизволит убраться, но тот, как назло, медлит. Девочка почти чувствует на себе пристальный взгляд, и это нервирует еще больше. Сердце бьется так сильно, что кажется, его слышно во всей комнате. Секунды тянутся, как резиновые — и в момент, когда Эйприл чувствует, что сейчас она не выдержит, все заканчивается. Дверь за незваным гостем закрывается. Наконец-то!..

Девочка открывает глаза и, помедлив с полминуты, садится. Недавно пережитые волнение и страх отвлекают ее от мыслей о недомогании. Эйприл тут же припоминает все недавние опасения. Угроза жизни друзей, да и ее собственной, остается в силе. И с каждым часом все ближе и реальнее. Теперь, когда силы немного восстановлены (спасибо порошкам и настоям Стокмана), самое время подумать о решении этой проблемы. Пока еще не слишком поздно.

* * *

Эйприл осторожно выглядывает в коридор. Никого. Ни звука, ни движения. Стараясь не оглядываться лишний раз на охрану в конце коридора, она делает неуверенный шаг в противоположную сторону, где хотя бы с виду пусто. Охранники не обращают внимания на ее маневр. Люди ли они вообще? Эйприл все больше в этом сомневается. Но обдумывать данное обстоятельство некогда. Сейчас важнее другое.

Осторожно и бесшумно ступая по гладким плитам пола (не хватало еще упасть, поскользнувшись!) девочка проверяет попадающиеся на пути двери, одну за другой. Заперта. И эта тоже. И следующая… Немногие открытые оказываются то ли кладовыми, то ли подсобками — по сути, тупиком. Тюрьма оправдывает свое название, но надежда еще остается, хотя очень слабая, почти призрачная. Если пройти немного дальше… Здание ведь большое, где-то ей должно повезти, если только на свете есть хоть какая-то справедливость…

Минута тянется за минутой. Покинутая комната отдаляется все больше и уже почти не видна, а искомый выход никак не находится. Каждый шаг дается все с большим трудом. Не от бессилия, нет — под действием волнения Эйприл совсем о нем забыла. Кажется, наэлектризован каждый нерв, каждая жилка… Останавливает другое. Стоит ли настолько отдаляться от комнаты? Охранники в любой момент могут обнаружить ее отсутствие, и тогда… Нет, об этом лучше не думать. С другой стороны, если не сейчас, то когда?.. Не оставаться же здесь навечно.

Противоречивые мысли сбивают размеренный шаг и убавляют уверенности. Впрочем, долго мучиться сомнениями не приходится, так как, завернув за угол, Эйприл почти нос к носу сталкивается с новым постом охраны, не замеченным прежде. Она поспешно отступает назад, лихорадочно гадая, что же делать. Но солдаты, преградив ей дальнейший путь, не пытаются преследовать ее. Что им было приказано, непонятно, но, тем не менее, это весьма удачно. Мысль о возвращении кажется все более разумной. Настороженно оглядываясь через плечо, Эйприл идет назад. Остановившись возле нужной двери, прислушивается — и облегченно выдыхает. Тихо. Похоже, она успела вовремя. Лишь перешагнув порог, она обнаруживает свою ошибку…

…А может быть, и не опоздала. Что могло случиться, если бы она промедлила еще с полминуты, Эйприл даже не хочет думать. Конечно, она предполагала, что ее исчезновение в случае раскрытия грозит серьезными неприятностями — но в первую очередь все-таки ей. И только не так…

Увиденная картина заставляет девочку застыть на месте, не веря своим глазам. Лишь теперь до нее доходит, что за ее побег и своеволие может поплатиться здоровьем, а то и жизнью, совсем невиновный человек. Тот, кому она менее всего этого желает. «Доктор» Бакстер Стокман.

Уроненная набок табуретка, сбитое одеяло, готовое вот-вот упасть на пол, разбитый стакан и еще ряд приметных мелочей ярко воссоздают картину произошедшего — так, словно девочка присутствовала при ней и все видела своими глазами. Тюремщик в сопровождении ученого пришел с нежданной проверкой — и, не застав пленницы на месте, тут же догадался о побеге. А виновным в соучастии, как и следовало ожидать, был объявлен единственный ее доброжелатель здесь, пусть и невольный.

Конечно же, Стокман не мог согласиться с таким обвинением, но что это меняло? Эйприл слишком хорошо знает, как много у них здесь прав и свободы. Убедилась на собственном горьком опыте. А теперь убедился и он. Попытки возражать — а потом и сбежать — не принесли ощутимого результата. Жестокосердный хозяин настиг беглеца за полпути до спасительного выхода и железной хваткой сгреб за грудки, прижав к стене. Намерения в отношении выявленного предателя сомнений не вызывали.

«Господи, да этот монстр сейчас его убьет! Ни за что…»

— Нет!!! — от ощущения мучительной несправедливости происходящего страх испаряется, словно вода под солнцем, а голос прорезается, неожиданно звонко и пронзительно. Слова слетают с губ помимо воли, прежде мысли о возможном безрассудстве. Противники замирают на месте, лишь теперь заметив ее присутствие. Внимание их обращается на невольную помеху. Эйприл чувствует себя как под прицелом. Неудержимая дрожь сводит судорогой колени. Девочка с видимым усилием делает медленный глубокий вдох и не отводит взгляда. Будь что будет — отступать все равно уже поздно.

— Я же говорил вам, хозяин, что с ней ничего не случилось, — почти плачущим голосом восклицает незадачливый ученый, безуспешно пытаясь вырваться из неумолимой хватки своего мучителя. — И что она не могла убежать… Я не виноват. Я же говорил…

Голос его срывается, и Стокман замолкает, видимо, не слишком надеясь на справедливое решение.

Шредер ничего не отвечает, медленно переводит взгляд с пленника на заложницу, потом обратно. Повисшее молчание бетонной плитой давит на нервы, но нарушить его никто не решается. Обстановка и так накалена до предела, и это может вылиться во что угодно. Во что конкретно, не хочется даже думать. Ни одному из обвиняемых.

Наконец спустя несколько бесконечных секунд Шредер отпускает неудачливого помощника, жестом приказав ему убраться с глаз долой. Тот не смеет возражать, осторожно обогнув девочку, боком протискивается в проем и исчезает за дверью. Эйприл следит за ним краем глаза, но не смеет обернуться вслед. Для «доктора» опасность миновала — слава богу. Для нее же…

Девочка снова оглядывается на тюремщика, мучительно гадая о его намерениях. Что он предпримет теперь, когда она попыталась бежать?.. и он узнал об этом… Опять закроет в подвале? С него станется… Или отдаст на милость мутанта? (последняя мысль заставляет Эйприл зябко поежиться — но совсем не от холода. Такой вариант страшит ее более всего). Или…

— Оклемалась-таки, — неожиданные слова, произнесенные глухо, без всякого выражения, заставляют Эйприл вздрогнуть и вернуться к действительности. Она робко поднимает глаза — и замечает, что Шредер оглядывает ее с головы до пят, что-то решая для себя. Догадаться, о чем он думает, решительно невозможно. Хочется верить в лучшее — но не получается. Никак. Немедленная казнь отложена на время, но вот отменена ли? Ох, вряд ли…

Ожидание приговора кажется бесконечным, хотя наверняка не прошло и минуты. Эйприл нервно сглатывает противный комок в горле, прикусывает губу, унимая дрожь. Что бы там ни было — лишь бы поскорее…

— Подойди сюда.

Девочка до боли сжимает руки в кулаки. Начинается… Ноги кажутся ватными и отказываются подчиняться, но Эйприл пересиливает себя. Откладывать неизбежное бесполезно — оно все равно произойдет. Она делает неуверенный шаг навстречу неизвестной судьбе. Еще один… Каждый последующий дается все легче. Сковывающие душу тиски паники немного ослабевают, словно расшатанные движением. Будь что будет — враг не увидит ее страха. Учитель не зря назвал ее куноити. Она не осрамит его.

— Этот проходимец не обманул меня, и ты действительно оправилась. Очень хорошо. Это может быть полезным, — неожиданные слова сбивают Эйприл с мысли — и с размеренного шага. Она останавливается в полуметре от своего мучителя, поднимает голову, недоумевающе пытаясь поймать его взгляд. Услышанное не укладывается в голове. О чем это он? Полезным?.. Предположения одно хуже другого вихрем проносятся в голове, по счастью, не задерживаясь надолго, но спросить прямо Эйприл не решается. Несмотря на все усилия неизвестность страшит. Но услышать не подлежащий обжалованию приговор еще страшнее.

— С завтрашнего дня будешь под особым контролем. И в другом месте. Стокман покажет где, — наконец прерывает паузу Шредер. Эйприл облегченно выдыхает: пока что означенное наказание не кажется слишком угрожающим, хотя, может быть, это лишь видимость. Да и Стокман — далеко не Острозуб. Хотя…

Эйприл недоверчиво прищуривается. Что-то рано она расслабилась. По сути, лишь сменила одну клетку на другую. Да и надзор, скорее всего будет, более строгим. Даже более чем вероятно. Может быть, даже личным… Но это вряд ли — других дел у него нет, что ли, чтобы самолично ее охранять? Хочется верить…

Выбирать в любом случае не из чего. А попытка воспротивиться еще больше осложнит дело. Остается лишь подчиниться — хотя бы для вида, чтобы притупить бдительность и попытаться извлечь из положения выгоду (какую, пока непонятно. Может, пока?.. Дай бог!..) Хоть какую-то…

Наши мысли материальны так же, как сама реальность. Неожиданное и немного дикое утверждение, но Эйприл почти готова в него поверить. Теперь — когда она уже не раз получила ему подтверждение, и не всегда радостное. Да, к сожалению, сбываться имеют обыкновение не только мечты, но и тайные опасения, а порой и кошмары. До последнего, к счастью, еще не дошло. Пока?..

* * *

Эйприл сидит у подножья огромного кресла, больше похожего на трон — тем более, что размещено на возвышении в несколько ступеней. Так вот оно какое, место ее нынешнего заточения, особого контроля. Как оказалось, все же личного. Видимо, хозяин разуверился в старательности помощников и на этот раз решил проконтролировать процесс. Огорчительно — но нет худа без добра. Может, удастся что-то проведать об их планах. Не верится, конечно, что Шредер при ней станет обсуждать план нападения на черепашек… но, может, все же удастся прознать что-то полезное. Хоть что-то…

Эйприл поднимает голову, всматривается в прозрачный потолок. Этот зал расположен под самой крышей, сквозь которую свободно можно рассмотреть солнце и облака. На ум сразу приходит воспоминание: как она наблюдала за этим залом с крыши, держа наготове телефон для связи с ребятами. Как давно это было! Целую жизнь назад. Уже тогда ей показался огромным и этот трон, и сидящий на нем человек. Даже тогда, с высоты птичьего полета. Теперь же…

Теперь девочка немного освоилась и даже почти привыкла, хотя произошло это далеко не сразу. Первый день здесь, у подножия трона, она помнит как в тумане. Нервы напряжены, как натянутая струна, в ушах вместо связной речи звенящий гул… Какая там выгода? — дай Боже не сорваться с места в панике и не сбежать. Попытаться сбежать, если быть точной. Футы-охранники возле выходов наверняка не позволят этого сделать, а очередная дерзкая выходка может слишком дорого стоить. И Эйприл до боли сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, старается лишний раз не оглядываться по сторонам, повторяя про себя, как заклятье: это пройдет, это не навсегда. Неужели и правда не навсегда?..

Как оказалось, правда. Лишь часть дня она проводит в этом зале, остальное же время закрыта в комнате, на этот раз под охраной солдат клана. День за днем, вот уже неделя, может, чуть больше… Постепенно неприятное времяпровождение стало почти ритуалом. Все-таки привыкнуть, видимо, можно ко всему.

Первое время Эйприл каждый раз вздрагивала при виде новых посетителей, подсознательно ожидая увидеть неподвижные лица андроидов Кренгов. Не зря же, в самом деле, ее держат здесь. Какая еще от нее может быть польза? Но с облегчением выдыхала, каждый раз убеждаясь в своей ошибке. В числе посетителей: Лиловые Драконы, молчаливые солдаты, на которых девочка уже почти не обращает внимания, мутанты… Конечно, в последнем случае говорить о спокойствии не приходится. Если Саблезуб (так ребята прозвали рыбу-мутанта, в которую превратился некогда ловкий, быстрый и смертельно опасный бывший вор Ксевер) лишь недовольно шипит на нее, проходя мимо на своих поскрипывающих протезах, то Острозуб не произносит ничего… Но это молчание стоит многих слов. Эйприл украдкой ежится каждый раз, когда пес-мучитель подходит близко — но постепенно начинает верить в свою безопасность. В присутствии главного надзирателя, как ни странно это звучит. До тех пор, пока она будет ему полезна, конечно же. Вот только чем?..

Пока что это остается загадкой. Наравне с другими неожиданными переменами. Например, странная черная, украшенная металлическими нашивками куртка с капюшоном, надежно закрывающая лицо и руки. Стокман каждый раз заставляет надевать ее прежде, чем отконвоировать в место заточения. Впрочем, Эйприл не возражает. Не только по причине бесполезности протеста. Капюшон, прячущий лицо, дает ей иллюзию закрытости и защищенности. Как в детской игре: накрылся одеялом, ты никого не видишь — и тебя как будто тоже не видно. Конечно, Эйприл давно выросла из наивной детской веры, но немного уверенности не помешает. Пусть даже по столь смешному поводу.

Надежды вызнать что-то полезное тоже не оправдываются. С Драконами разговор ведется на не знакомом Эйприл языке, с мутантами же (равно как и с солдатами), как правило, и вовсе короткий: найти, доставить, захватить… А далее идут непонятные термины и названия, ни одно из которых Эйприл не знакомо. TCRI и мутаген среди них не фигурируют. Наверное, Донни смог бы разобраться, о чем они толкуют. Эйприл грустно вздыхает, вспомнив верного друга. Когда они теперь увидятся?.. И увидятся ли?..

Она встряхивает головой, прогоняя невеселые мысли и поспешно ловя за завязки чуть было не слетевший капюшон. Глава Лиловых Драконов (именно с ним сейчас идет диалог) вполне может ее узнать. Лишние неприятности ни к чему — их и так выше крыши.

Эйприл оглядывается на своего конвоира — украдкой, дабы не быть замеченной в неуместном любопытстве. Кто знает, как оно будет истолковано? Какое-никакое, а занятие… Огненный шар солнца ползет по небу невыносимо медленно, а считать солдат Фут, гадая об их количестве, уже надоело, да и бесполезно — они похожи один на другого, как две капли воды. Больше же здесь развлечь себя нечем.

В голову упрямо пролезает неожиданное сравнение: царь на троне, принимающий покорных слуг, прибывших с докладом. И вид у Шредера вполне соответствующий: хмурый, непроницаемый, бесконечно далекий от окружающих. И даже в чем-то грозный и величественный. Эйприл ругает себя за неуместную ассоциацию, но поделать с собой не может: похоже, и все тут. Впрочем, цари и императоры тоже бывают злыми и немилосердными. И очень часто. Вспомнить хотя бы Нерона, эпоху правления которого они проходили по истории не так давно — он вообще был чуть ли не маньяком.

Себя же девочка чувствует леопардом на золотой цепочке у подножия трона. Ей хорошо запомнилась эта картинка из сказки про индийского раджу. Эйприл нравились гордые свободолюбивые звери, и она всегда жалела пленника. И вот теперь сподобилась оказаться на его месте. Насмешка судьбы, как назвать иначе?..

Но сегодня относительно спокойное существование кончается. Уже на пороге, пока девочка ожидает обычно сопровождающего ее до комнаты Бакстера, слуха касаются слова о новых посетителях. Но она молчит, ничем не выдавая себя. Лишь на полпути до места назначения Эйприл не выдерживает и задает вопрос своему конвоиру. Но ученый лишь подтверждает услышанное, ничего не добавляя. Старый страх просыпается и поднимается из глубины души, сковывая ее цепями паники. Забыв, кто перед ней, девочка хватает Стокмана за руку, умоляет помочь ей сбежать, пока еще не слишком поздно.

Напрасно, конечно же. Она и сама понимает это, почти в тот же момент, когда слова срываются с уст. Стокман нервно оглядывается и поспешно отстраняется.

— Ты с ума сошла?! — голос его понижается до трагического шепота. — Забыла, как в прошлый раз хозяин едва не прикончил меня за твой побег? Я не дурак — снова так подставляться, — Бакстер еще раз оглядывается и непривычно жестко, с металлом в голосе, добавляет: — А ну, живо на свое место! А то сейчас охрану позову, пусть они с тобой разбираются.

Эйприл затравленно оглядывается, почти готовая на отчаянную попытку бегства. Появление из-за угла патруля охраны отрезвляет. Попытка сопротивления бесполезна. Неизбежное должно произойти. Уже завтра…

* * *

Но предположение не оправдывается. Эйприл еще с порога различает несколько человек незнакомой, но вполне бандитской наружности. Даже солидные костюмы и чемоданчики в руках не делают их похожими на мирных обывателей. Чем-то (может, азиатской наружностью?) они напоминают Лиловых Драконов, но кажутся гораздо серьезнее. Эйприл не удивится, если в чемоданчике любого из них обнаружится складная винтовка или пульт управления ракетой. Кто же это может быть? «Триады», о жестоких расправах которых она наслышана еще до знакомства с черепашками? Или кто-то еще? Впрочем, не все ли равно? Новые союзники, не иначе.

Приблизившись, неожиданные гости демонстрируют Шредеру принесенные «презенты» — и ради этого он соблаговолил наконец снизойти до них. Но со своего места Эйприл почти ничего не может разобрать, хотя и находится близко. Она боится лишний раз поднять глаза и напрягает слух, хотя и напрасно. Пришельцы предпочитают пользоваться не знакомым девочке языком, видимо, в целях конспирации. Единственное, что она понимает почти наверняка: сделка состоялась к полному удовлетворению обеих сторон.

Краем уха Эйприл улавливает знакомое слово* и тут же настораживается. Помимо боевых навыков, учитель Сплинтер начал просвещать ее еще и в премудрости японского языка, но тут дело не заладилось. То ли способностей к чужим языкам от природы маловато (в школе за испанский удостоилась лишь твердого С**), то ли еще что. Но за все время обучения Эйприл запомнила лишь несколько слов. Почти все они так или иначе касаются тренировок.

Это слово* — одно из немногих исключений. Эйприл по неизвестной причине заинтересовало его странное звучание, и она полюбопытствовала, что оно значит. Оказалось, «наследник» — неудивительно, что учитель так редко его применяет, лишь когда очень доволен ребятами. Такое наименование и вправду надо заслужить.

Здесь же… нетрудно догадаться, кого они имеют в виду. Караи, конечно. Кстати, где она? За все прошедшие дни Эйприл ни разу не сталкивалась с ней. Не то, чтобы она сильно жалеет об этом: отношения с маленькой разбойницей (как Эйприл мысленно окрестила Караи, впервые услышав о девчонке от Лео) у нее не сложились сразу. Но все-таки удивительно. Она уже достаточно давно тут, должны же они были пересечься хоть где-то.

Задумавшись, Эйприл поднимает глаза — и только тут замечает, что незнакомцы смотрят на нее. Вроде бы дружелюбно улыбаясь — но у нее мороз по коже от таких улыбок. Не собирается ли Шредер отдать ее этим гангстерам в обмен на что-то?.. Леденящий страх приковывает девочку к месту, но тут собеседники снова возвращаются к обсуждению своих дел. Чуть успокоившись, Эйприл вновь слышит знакомое слово. Дополненное многозначительным кивком гангстера в ее сторону… Последний факт переворачивает в ее сознании все вверх дном. Не думают же они, в самом деле, что она…

Неожиданно все становится понятным. Караи где-то отсутствует, не желая участвовать в делах родителя (не исключено, что вновь соблазняя бедолагу Лео на противозаконные подвиги). Дерзкий своенравный характер девчонки попортил ее друзьям немало крови и, почти наверняка, попортит еще. И Эйприл представлена взамен непослушной девчонки, типа как «наследница». Теперь становятся понятными и все те долгие часы, проведенные здесь, в «тронном» зале — дабы она привыкла и вела себя естественно, не выказывая ни страха, ни удивления. Другого объяснения просто нет.

Эйприл ухмыляется про себя. Глупая идея, просто слов нет — неужели бандиты купятся на это? Ведь между ней и Караи нет ни капли сходства. Ни малейшего… Впрочем, кто сказал, что пришельцы видели «наследницу» до того. А маскирующая (весьма удачно подобранная, кстати) одежда скрывает ее собственный облик, меняя его до неузнаваемости (разве что голубые глаза… но успели ли пришельцы рассмотреть их за пару секунд?) В таком виде ее не опознали бы даже зеленые приятели.

Ситуация кажется все более комичной. Эйприл с трудом удерживается от смеха. Она-то до смерти боялась оказаться в роли разменной монеты — а тут такое… Девочке неудержимо хочется крикнуть об их ошибке — и тем самым хоть немного отплатить своему тюремщику. Неизвестно, зачем Шредеру понадобился этот фарс, но открытие правды его вряд ли обрадует. Эйприл бросает на него косой взгляд — и подавляет неуместное желание. Да и небезопасное к тому же. Будь у нее хоть малейшая возможность сбежать, Эйприл так и поступила бы. Сейчас же, когда она полностью в его руках, подобная дерзость граничит с самоубийством. Теперь, когда у нее появился шанс на спасение, пусть и незначительный, пленница не будет так подставляться. Пускай думает, что она покорилась — тем проще будет потом сбежать. Как-нибудь…

Тем временем разговор, по-видимому, подходит к концу. Повинуясь небрежному жесту, Эйприл покидает помещение. От услышанного голова идет кругом, и она забывает удивиться, что на этот раз ее отослали без сопровождения. Впрочем, «наследница» не нуждается в охране. Неблизкий путь до комнаты (за прошедшую неделю неплохо запомненный) — удобный случай поразмыслить, как использовать ситуацию с пользой для себя. Пока что вариантов немного: постараться войти в доверие. А там как пойдет…

Эйприл улыбается про себя, вспомнив неожиданное название. Так ее еще никто не называл. Даже отец… «Наследница». Забавно. Интересно, что бы сказала настоящая носительница этого титула, если бы узнала об этом…

____________________

*коукеися (яп.) — наследник, наследница

** С — в американской системе школьных оценок аналог "тройки"

Шредер

Свершилось. Наконец-то этот договор заключен. «Мы принимаем ваши условия, господин,» — с этими сухими словами, произнесенным бесстрастным тоном, словно гора свалилась с плеч. Знал бы кто, какого труда, изворотливости, длительных переговоров и поиска ключей стоила эта сделка! Впрочем, и хорошо, что никто не знает. Авторитет господина и его абсолютная уверенность в успехе должны быть непоколебимы в глазах и подчиненных, и так называемых дипломатов. Может, тогда удастся поверить в это самому.

Этот союз крайне выгоден как для них, так и для меня — наконец-то они вынуждены были это признать. Долгие недели сверки информации и тщательной подготовки наконец принесли результат: и представители янгуни — корейского аналога якудзы все-таки решились на личные переговоры. У нас есть что предложить друг другу: у них — новейшие технологии в компьютерной технике и оружии, в которых их страна постепенно вышла на первое место (превзойдя в чем-то даже мою, хотя я никогда не признаю этого вслух) и шпионская сеть, опутавшая практически весь город. У меня же — совершенная система подготовки бойцов. О нет, совершенно не обязательно раскрывать им всех наших возможностей, лишь глупцы доверяют временным союзникам. Но и того немногого, что может усилить их группировку, более чем достаточно, чтобы считать сделку выгодной и честной. Впрочем, так оно и есть. По крайней мере, пока.

Но кто бы мог подумать, что сотрудничество с самой влиятельной на сей момент азиатской группировкой в городе может оказаться под вопросом из-за такой ерунды, как родственные связи и преемственность? Конечно, множество моих соотечественников разделяют эти заблуждения — но я-то, хвала всем богам, давно отказался от них. Караи… нет, это совсем другая история, и сейчас не время и не место ее вспоминать.

И все-таки пришлось. Оказывается, такие мелочи важны для корейцев. Их лидер Чон Квон Ён откуда-то (их осведомленность поистине восхищает) наслышан о моей дочери и выразил желание увидеть ее. Более, чем дерзкое — и в то же время, как он считал, абсолютно естественное. Проклятый кореец знал, что я не могу отказать: слишком многое зависело от этой сделки. Равно как и не мог удовлетворить его просьбу, так как вредная девчонка, как нарочно, выбрала именно этот момент для выяснения отношений. Нет, все-таки зря я никогда не наказывал ее — возможно, многих проблем можно было избежать. Да что теперь об этом?..

Но выход нашелся, причем там, где ожидалось меньше всего. Словно само провидение послало мне эту девчонку. Небольшая маскировка — и проблема решена. Договор заключен, и все довольны. Кроме нее самой, разумеется. Но это мелочи. Ей стоило бы благодарить судьбу за проявленную милость, ведь за попытку побега следовало примерно ее наказать. Пусть я пока и не представляю, как именно — неважно. Следовало бы… Но, на свое счастье, она удачно сыграла свою роль.

Пожалуй, даже слишком удачно. Не раз и не два за прошедшие дни я невольно вздрагивал при случайном взгляде на хрупкую фигурку в черном. Караи совсем не много времени проводила вот так, рядом со мной, но сходство поведения вплоть до мелких деталей было просто разительным. Приходилось резко одергивать себя — а порой и намеренно ловить испуганный взгляд ее широко раскрытых чужих голубых глаз, чтобы лишний раз напомнить себе, что это всего лишь иллюзия. Опасная иллюзия.

К счастью, теперь все закончилось. Теперь нет необходимости держать заложницу при себе. Никакой нужды. Можно даже совсем не пересекаться с ней и вновь держать взаперти. Может быть, даже нужно… но как-то не хочется. Сейчас я могу позволить себе быть снисходительным и дать ей малую толику свободы передвижения (вернее сказать, ее видимость. Иллюзию) в благодарность за невольную услугу. А незаметный маячок, удачно замаскированный Стокманом под одну из металлических нашивок куртки (наивная дурочка, кажется, приняла подарок за чистую монету и редко расстается с ним), позволит следить за ней, не отвлекая солдат от прочих обязанностей. Практично и удобно. А главное — выгодно.

Стоит заметить, что раз глава янгуни ничем не выразил своего удивления — значит, даже его шпионы пока не пересекались с Караи. Они не могли ее не узнать. Это радует… но не может не тревожить. Где же обретается непослушная девчонка? Избалованная, не привыкшая к трудностям жизни. Неужели все же у Хамато Йоши? Среди крыс и нечистот… в канализации. Не верится. Не хочется верить. Она так долго считала его своим врагом, трусливой крысой, что не могла так резко переменить мнения. Или все же могла?..

Иногда кажется, что она еще здесь, рядом. Стоит лишь протянуть руку… Проклятая иллюзия! Проклятая девчонка! Наверное, зря я не убил ее тогда, накануне попытки побега. Словно чувствовал, что она принесет большие проблемы. Ну и что, что я не привык связываться с детьми? Надо же когда-то начинать, черт возьми. Никто и не узнал бы. Что меня тогда остановило? Соображение выгоды или… Нет, никаких «или». Это лишь иллюзия. Не более того.

А она словно почувствовала что-то. А значит, может догадаться снова. С этим надо что-то решать. И быстро. Вчера Бакстер случайно обмолвился, что девчонка чуть не падает в обморок при упоминании слова «кренги». Подозрительно знакомое слово… Конечно, так называл себя тот склизкий инопланетянин, о которых говорила Караи. Видимо, она все же не ошиблась, и они базируются где-то в городе. Да и представители янгуни говорили что-то о недавно построенном здании со странной аббревиатурой. Значит, моя девочка была права… Моя девочка…

Стоп! Ближе к делу: она вроде говорила, что эти слизняки охотятся за девчонкой-заложницей. Зачем — неясно, да и неважно. Следовало бы послать Стокмана на разведку: как ученый, он понял бы больше, нежели солдаты клана или мутанты. Вот только стоит ли ему доверять? Постоянно жалуется на мутантов, на невыносимые условия работы (царские хоромы ему, мозгляку, подавай), а сам только и норовит сбежать. Никому нельзя верить. А ему — тем более.

Значит, придется послать солдат. Под руководством Догпаунда. И пусть только попробует опять проштрафиться… Удачная идея — отдать девчонку инопланетным захватчикам, дабы не пачкаться самому. Может быть, даже выгодная. Сомнения в сторону! Больше никаких иллюзий. Пришло время действовать.

Донни

Я все-таки не ошибся. Черт возьми, я не мог ошибиться. Особенно в том, что касается Эйприл, моей дорогой и единственной Эйприл. Ее все же похитили.

Ребята зря не верили мне. Всегда они так: называют в глаза и за глаза «умником», причем не только у Рафа это безобидное слово звучит как насмешка. Хвалят мои изобретения, но при этом иногда наотрез отказываются использовать их в настоящем бою. Ладно, с Металлической Головой (роботом-черепахой на основе андроида Креенга) я просчитался, но ведь были и другие, полезные. Но они никогда не воспринимают меня всерьез, я для них всего лишь младший брат, как и Майки. И это чертовски обидно.

Нет, я не ошибся, здесь что-то неладно. Не могла моя… то есть наша Эйприл не звонить и не приходить к нам в течение целой недели. Нет, конечно, она гостила у нас не каждый день, да и звонила, чаще всего, когда совершала очередную глупость. Но ведь звонила же! А сейчас целые семь бесконечных дней на все мои отчаянные попытки связаться с ней отвечает бесстрастный и равнодушный автоответчик: «Телефон выключен или находится вне зоны доступа». За прошедшие дни я выучил эти гадкие слова наизусть. Вне зоны доступа… Где же она может быть?..

— Забыла зарядить телефон, наверно, — небрежно бросает Раф на первое мое замечание о странности такого факта. — Ты же знаешь этих девчонок…

— Не может быть, — подобная банальность просто не укладывается у меня в голове. — Такого и не было никогда. Эйприл не такая.

— Ну конечно, ведь это твоя Эйприл! — ехидно уточняет брат. — Единственная и неповторимая, она просто не может ошибаться.

— И вовсе не поэтому, — возражаю я, поспешно отворачиваясь, чтобы скрыть мгновенно залившую лицо краску смущения. Бесполезно. Как и доказывать что-то. Они все равно не поверят и только посмеются. Остается лишь ждать, пока наш лидер заподозрит неладное. Когда же?..

Как нарочно, Кренги выбрали именно эти три недели, чтобы активизироваться. Они явно готовят что-то серьезное, и не проходит и двух дней без очередного марш-броска к месту их очередной дислокации. Они словно с ума посходили. Как и Драконы. Их-то каким ветром занесло в наш район, где они прежде почти не объявлялись? Не проходит и дня, чтобы мы не столкнулись с кем-нибудь из их банды. Хорошо хоть, что Острозуба и футов пока не слышно: все сразу — слишком даже для нас.

Да, я знаю, что настоящие воины и ниндзя не устают и не показывают слабости, но их слишком много для нас четверых. Порой (вернее, очень часто) сил хватает только на то, чтобы незаметно добраться до убежища и свалиться на койку. Всем, включая железного Лео. Я иногда урываю минутку, дабы снова попробовать вычислить сигнал телефона Эйприл через систему навигации, заданную в персональный компьютер. Безрезультатно: в отключенном состоянии сигнал слишком слабый и заглушается излучением прочих мобильников, коих в городе миллионы. На то, чтобы вычислить нужный, уйдет целая вечность.

И вот наконец Лео, вняв моим уговорам (а скорее всего, обычной логике) решает проверить квартиру, где живет Эйприл. Вечером, разумеется, когда все мирные обыватели сидят дома, но еще не легли спать. Не говоря уж о том, что ночь — идеальное время для ниндзя.

Результат проверки ничего не дает: и в первый, и в последующие вечера в квартире пусто и темно. Никого. Куда же они все подевались? Осмотрев замки на окнах и дверях, а также газетный ящик, делаю вывод, что никто не появлялся здесь уже давно. Больше недели, это точно.

— Уехали на отдых, скорее всего, — делает самый логичный вывод (на свой взгляд) лидер, когда мы наконец выбираемся с балкона на крышу. — Сейчас лето, время отпусков и каникул. Эйприл сама говорила при прошлой встрече, что они с тетей куда-то собирались.

— Но так и не собрались, — возражаю я. — Эйприл не хотела уезжать, забыл? Она слишком расстроена похищением отца, чтобы где-то развлекаться. Ее, наверное, похитили Кренги.

— Ага, и тетю вместе с ней, — добавляет с насмешкой Рафаэль. — Теперь вся компания в сборе.

Убил бы его за такие слова!

— И верно. Но мы проверим логово Кренгов в следующий раз. Может, даже завтра, — примирительно заявляет Леонардо. Да знаю я его «следующий раз». На следующей неделе.

То, что я сделал тогда, покажется многим неправильным. Да, я знаю, что проникать в чужой дом плохо и меня могли принять за вора. Но я же — ниндзя, черт возьми, я умею быть невидимым, если надо. И если моя Эйприл в опасности. И еще я неплохо могу делать отмычки. Очень полезный навык в ряде случаев.

То, что нахожу в доме, подтверждает мои догадки. Вся одежда и прочие вещи на месте. Включая любимый ноутбук Эйприл, который она таскает с собой почти повсюду. Без него она бы точно не уехала. Я захватываю его с собой как доказательство своей правоты. Конечно, за самоволие мне наверняка хорошо достанется от Лео и от Сплинтера, но это не главное. Главное — найти Эйприл. Убедиться, что с ней все в порядке.

* * *

И вот мы отправляемся к зданию TCRY. По пути приходится разделиться, дабы проверить всю территорию. Не знаю, чья это мысль, учителя или лидера, но смысл в ней определенно есть. А вот разделение на пары мне нравится меньше: сегодня моим напарником будет записной забияка и насмешник, не раз называвший нас с Майки «дублерами». А это значит, что не обойдется без драки или без подколов. Но выбора нет.

Сегодняшняя миссия оказывается какой-то странной. Мы с Рафом успеваем на место раньше другой пары, а пунктуальный Лео отчего-то задерживается. Наконец догнав нас, он отдает не менее странные и непривычные приказы (проверка ограничивается лишь поверхностным осмотром здания и окрестностей), и даже язвительные подколы Рафа не выводят его из странной задумчивости. Болтун Майки тоже неожиданно молчалив и подавлен. Неужели что-то случилось? На мои расспросы лидер решительно возражает и, наконец выйдя из ступора, велит всем вернуться обратно. Вот так, без объяснений, коротко и жестко. Возразить никто не смеет, и мы уходим, так ничего и не выяснив. Только для того, чтобы узнать все на месте, в убежище. Решительно все…

Донни

Уже дома Леонардо молча, никому ничего не объясняя, уходит в комнату мастера (было бы еще о чем докладывать). Раф, так же не говоря ни слова, направляется в комнату следом за Майки. Он раздосадован и встревожен странным поведением лидера, но старается не подавать вида. Наверняка попытается вытрясти из младшего причину раннего возвращения — и в интересах последнего не задерживать ответ.

Задумавшись, я сажусь на диван. Мысли крутятся вокруг неудачной миссии и беспокойства за Эйприл, и я замечаю возвращение Рафа, лишь ощутив чувствительный тычок в бок с требованием подвинуться. Я поспешно выполняю требование. Брат сегодня неожиданно воинственно настроен, наверное, не успел развеяться, выплеснув негодование на подвернувшихся андроидах. Значит, достанется нам. И я не ошибаюсь в прогнозах. Как обычно…

— Наш Ромео в своем репертуаре, — вызывающе бросает Раф, кивая куда-то в сторону, и только тут я замечаю вернувшегося лидера. Он так же молчалив и сдержан, не реагирует на выпад, но насмешник не унимается. — Все еще киснет по своей бандитке.

Выпалив это, он обводит глазами нас. Напрасно, конечно. Из нашей семьи только Спайк не знает о неразделенной симпатии Лео к юной куноити из враждебного клана. И то неизвестно, Раф наверняка доложился и ему. Не зря же темпераментный братец не раз заявлял, что четвероногий питомец понимает его лучше, чем мы все вместе взятые.

Не дождавшись ответа от брата, Рафаэль коротко пересказывает мне сообщенное ему Майком: оказывается, братьев задержала засада, организованная Караи и футами, — лишнее свидетельство глупости некоторых сочувствующих. С этими словами темпераментный брат кивает в сторону Лео.

— И вовсе не с футами! — не выдерживает наконец тот. И в ответ на наши недоуменно-недоверчивые взгляды поясняет наконец. — Она была с какими-то оборванцами. Беспризорниками или что-то наподобие. Однако действовали они слаженно, как настоящий отряд, потому пришлось повозиться, чтобы разогнать их от облюбованного для ограбления магазинчика.

— С беспризорниками? — Раф выглядит не менее изумленным, чем остальные, но лишь на мгновение. — Интересно, что она там забыла? Или Шредер докатился до того, чтобы вербовать детей? Своих солдат не хватает? Жаль, что не удалось захватить ее и допросить, многое бы узнали. Надо было идти мне…

— Не надо, — неожиданно глухо и резко перебивает его Леонардо. — Я уже спрашивал ее. И она ответила. Так, как я тебе бы не пожелал…

Замолчав, он прижимает ладонь к плечу, и только тут мы обращаем внимание на длинный порез на его плече, доходящий до груди, а потом, присмотревшись, — еще несколько.

Так эта террористка ранила его? Его, нашего брата?.. Она дорого за это заплатит. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, дыхание становится частым и неровным. Бросаю украдкой взгляд на Рафа, и вижу на его лице то же непреклонно-решительное выражение. К черту ссоры, семья важнее.

— Ты спрашивал ее о Шредере? — первым приходит в себя Рафаэль. — Ты никак сошел с ума, братец. Это самая бредовая идея, которая…

Не договорив, он резко вздрагивает и замолкает. Мы оглядываемся в ту же сторону и только замечаем неслышно подошедшего мастера. Нет, его нельзя назвать слишком жестоким отцом и учителем, но порой хочется, чтобы нам доставалось от него поменьше. Мы же уже не маленькие все-таки.

— Мой сын поступил правильно, — спокойно замечает учитель, и ни один из нас не смеет ему возражать. — Но кое в чем все-таки ошибся.

— Так это была глупость или нет? — первым не выдерживает молчания Майки.

— Да — и нет, — в своей излюбленной противоречивой манере отвечает Сплинтер. Я вздыхаю, приготовившись слушать очередное долгое поучение. Но сегодня ожидание не оправдывается. — Да — потому что информацию лучше получать из достоверных источников…

Лео бросает торжествующий взгляд на брата. На его месте я не спешил бы радоваться, потому что это явно не конец.

— А нет — потому что спросил, видя, что источник этот не расположен к беседе. И не сумев расположить. Ведь так, сын мой? — обращается учитель к Леонардо. Тот угрюмо кивает. — Что она сказала тебе?

— Она неожиданно разозлилась, когда я спросил ее об отце, — неохотно признался Лео, потирая плечо. — Сказала, что это не нашего ума дело и чтобы мы убирались, пока целы. А потом они напали на нас…

— Понятно, — Сплинтер задумчиво потер подбородок. — А больше она ничего не сказала?

Последние слова звучат как-то странно, словно с затаенной грустью. Но никто из нас в тот момент не замечает этого, во все глаза глядя на Лео. Тот, немного смущенный таким вниманием, поднимает глаза к потолку, припоминая. Потом добавляет совсем тихо:

— Она сказала… чтобы лучше позаботились о СВОЕМ отце, подлой лживой крысе… Простите, учитель, но она так и сказала и велела передать это дословно. А я… — Лео виновато опустил голову.

— Не вини себя, сын мой, — подойдя к нему ближе, Сплинтер ободряюще похлопывает Леонардо по здоровому плечу. Он кажется привычно спокойным и бесстрастным… именно кажется, потому что спустя несколько секунд произносит нечто, заставляющее нас забыть обо всем прочем. — Ты ошибся в одном. Надо было найти другой источник, более доступный, — Лео недоумевающе поднимает глаза, вопросительно глядя на учителя. И тот, невесело усмехнувшись, добавляет. — Спросить об этом другого. Того, кто расскажет.

— Кого же? — никак не может понять Лео. Мы — тоже, но пока молчим.

— Меня.

И после этих слов повисает молчание. Удивленное. Ошарашенное. Потрясенное. Даже острый на язык Рафаэль не может найти нужных слов — слишком уж неожиданной оказалась для нас всех эта новость. Учитель… и Караи? Ведь они встречались всего лишь раз, когда была похищена Эйприл и едва не наступил конец света. Или нет?..

Так же молча мы выслушиваем и продолжение этой истории. Она становится для нас откровением. Все мы в свое время слышали о роковом поединке учителя со Шредером, в результате которого случился пожар, унесший жизни семьи Хамато Йоши, его жены и маленькой дочери. Каково же было ему узнать, что его малышка уцелела в ту страшную ночь, что она была спасена его врагом и приучена ненавидеть своего родного отца и презирать его. Жестокая, расчетливая месть, что и говорить…

Украдкой я бросаю взгляд на учителя. Он рассказывает о случившемся привычно спокойно, словно о случае из жизни постороннего человека. Лишь глаза темнеют и становятся бездонными при упоминании имени Мивы. И Караи. Имени, которым мы привыкли ее называть.

Учитель рассказывает что-то еще, о следующей встрече, о попытке убедить девушку поверить ему. Безуспешной попытке… Какое-то время я слушаю внимательно, но вдруг голос словно отдаляется, вытесненный неожиданной догадкой. Эйприл. Теперь я знаю, кто ее похитил.

Потрясенный своей догадкой, я уже не могу сосредоточиться на рассказе. Простите меня, учитель, но сейчас для меня важнее другое. Жизнь моей… то есть нашей подруги. Караи наверняка зла на учителя и нас всех. Я бы сам не обрадовался такой новости. А, зная вспыльчивый характер куноити, легко предположить, что она наверняка жаждет мести. И какой именно мести пожелает. Она вся в своего отца… нет, не в родного, а в того, что воспитал ее. Такой же озлобленной на весь мир и мстительной.

Я знаю, ты не согласишься со мной, Лео. Так же, как и не пожелал выслушать мой сбивчивый рассказ, мою догадку. Твои мысли сейчас далеко, и я даже знаю где и с кем. Я не виню тебя, брат, я сам знаю, что такое любовь. И именно поэтому не могу ждать, пока ты соберешься с силами и мыслями. Ждать еще неделю, а может, и больше. За это время с Эйприл может случиться все, что угодно. Даже думать не хочется…

Нет, этого не произойдет, пока я жив. Я вытащу тебя, Эйприл, и ты поверишь в меня. Знаю, что лучше дождаться остальных, но это слишком рискованно. Ты слишком дорога мне, чтобы думать о себе. Однажды я уже проделывал подобное, когда пытался спасти твоего отца, и у меня почти получилось. Почти…

Нет, об этом лучше сейчас не думать. Я буду осторожен, и у меня все получится. На крайний случай можно захватить в плен Караи и обменять на Эйприл. Ну и что, что с ней не сладил Лео. Он просто не смог поднять на нее руку, как я не смог бы обидеть Эйприл. Ее же захватчица — другое дело. У меня не дрогнет рука, и она пожалеет что связалась с ней… с нами. Сегодня лунная ночь, как раз такая, в которые Караи любит гулять по крышам. А на рассвете возвращаться назад, в свою крепость. Я дождусь ее, а дальше… Держись, Эйприл, твой герой, как ты однажды меня назвала, идет за тобой. Берегитесь, враги, я иду и за вами… вернее, на вас. Я не «дублер», а настоящий ниндзя, и кое-кто убедится в этом. Уже сегодня.

Бакстер Стокман

«Даже гений порой совершает глупости. Признай это, Стокман. Глупо отрицать очевидное. Ты ошибся, связавшись с этой бандой, и теперь прозябаешь здесь. Без достойного тебя и твоей гениальности дела, без уверенности в своей безопасности хоть на минуту и без надежды на избавление».

Признать очевидное?.. Ну, конечно! Скажи еще, что я зря ушел из лаборатории, где никто и в грош меня не ставил. Скажи, что я должен был молча терпеть каждодневное унижение и насмешки, недооценку своих способностей. Можешь еще и добродетелью это назвать. Знаешь, куда можешь засунуть себе эту добродетель?..

Вы скажете, что Стокман сошел с ума и разговаривает сам с собой. Вполне возможно. Все знают, что гениальность и безумие очень близки, а порой и мирно уживаются рядом. А я все-таки гений, что бы ни думали обо мне эти недоразвитые создания, не достойные называться союзниками.

Да, сложно найти толкового собеседника в этой дыре, которую они гордо именуют убежищем. «Мой дом — моя крепость». Ха! Знали бы они, сколько дыр и брешей в охране этой самой крепости. Даже я, человек далекий от сражений, вижу это. Но докладывать об этом неблагодарным свиньям — с какой стати? Они ценят меня ровно столько же, сколько и бывшие сотрудники, и я ничем им не обязан. Пусть пребывают в неведении и уверенности в собственной безопасности. Это мне только на руку.

Да, это не более, чем дыра. Здесь нет ни подходящих условий для моих опытов, ни толковых собеседников, достойных моего технического гения. Если только не считать таковыми молчаливых безликих вояк, подозрительно напоминающих роботов (хотя это вряд ли: других техников, способных спроектировать их, здесь нет, а я этим не занимался). Или зверолюдей с интеллектом ниже, чем у гамадрила. Но вы же не о них, верно?.. Вот и выходит, что кроме как с собой любимым (вернее, с внутренним голосом, черт бы его побрал. Равно как и каприз эволюции, нас им наделивший) поговорить и не с кем.

«Но ты же сам решил заключить сделку с ними. Разве не так, Стокман? Временный альянс для уничтожения ваших общих врагов. Но нет ничего более постоянного, чем временное…»

Сам решил? Ну уж нет, я еще не настолько сошел с ума. Этот громила с мордой пса захватил меня в плен и поставил ультиматум: объединение с ними против черепах в обмен на мою жизнь. И, даже не дожидаясь ответа, за шиворот приволок сюда, в их так называемое убежище, словно паршивого щенка. Это ты называешь выбором? И это еще меня считают безумным…

Можно подумать, я рад и безмерно счастлив постоянным насмешкам и издевкам от этих уродов. Они считают меня ниже себя из-за того, что я слабее и не могу начистить им их звериные хари. Как это делает их великий и ужасный хозяин (великий Дарвин, и я начал его так называть. Докатился…) Эти дуболомы понимают только язык силы, не сознавая, что разум — высшая мощь, сделавшая человека царем природы. И она на моей стороне. Они не желают этого признавать, и в этом их большая ошибка. Рано или поздно они осознают, но будет поздно. Для них. Слишком поздно.

А пока… пока приходится терпеть насмешки со стороны этих приматов, грубость охранников и жестокость невольного хозяина. Он страшит меня более всех их. Где ему понять, что работа моя не ладится из-за таких мелочей, как отсутствие нужных деталей или нормальных условий для опытов. Не понимает и не желает понимать. А результаты требует немедленно. Правда, в последнее время он реже вспоминает про меня, но от этого еще страшнее. Что, если он разочаровался во мне? Если я ему больше не нужен? Что тогда?.. Даже думать не хочется. Он не из тех, кто отпускает свидетелей, пусть и невольных.

«Что же ты не сбежишь от них, Стокман? Или тебе нравится мучиться? Ты не раз был в городе с мутантами на очередном задании и мог легко сбежать, хотя бы во время очередной их схватки с черепахами. В крайнем случае, можно на время объединиться с их врагами. Мутанты здесь, мутанты там… Такая ли уж большая разница?..»

Ты заткнешься сегодня или нет?! Объединиться с черепахами? Ну, нет, я еще не пал так низко. Плевать, что они враги, — разве они не первыми попытались остановить великого Стокмана в благородном стремлении отплатить своим недоброжелателям. Равно как и получить наконец то, что давно заслуживал. Глупые обыватели называют это воровством, но ты не можешь не признать, что я заслужил гораздо больше, чем имею. Что эти микросхемы реально были нужны мне для дальнейших исследований. Что цель оправдывает средства, в конце концов.

А они вмешались. Помешали. Ухитрились даже на время одолеть. Один из них унизил меня, великого Стокмана, бросив в мусорный бак… спустя какое-то время после своего собственного падения туда. Что может быть хуже, чем оказаться на помойке? — только попасть туда после грязного мутанта.

А вот сбежать… эта мысль неплоха. Жаль, что она не приходила мне в голову раньше. Теперь, когда хозяин утратил интерес к моим изобретениям, уважение ко мне и вовсе упало ниже плинтуса. Новые союзники не оправдали ожиданий и не достойны моей помощи. Меня здесь больше ничего не держит…

«Ой ли? Так отчего же ты, великий и гениальный, до сих пор здесь?..

Сто тысяч чертей, Бакстер, ты не можешь не признать, что ты в тюрьме. И твое так называемое сотрудничество — не более, чем попытка выторговать хоть что-то в почти безнадежной ситуации. Сколько бы ты ни храбрился и ни хорохорился, твоя жизнь и здоровье, каждый твой чих зависит от других. Ты так же, как и мутанты, целиком и полностью зависишь от капризов и перемены настроения их мрачного и непредсказуемого хозяина, этого закованного в стальные доспехи солдафона, именующего себя Шредером. Стоит ему приказать — и твоя жизнь оборвется. У тебя нет здесь союзников, Бакстер, есть лишь могущественные враги. Ты можешь полагаться только на себя. Сейчас ты во временной безопасности, но совсем недавно едва не погиб из-за глупой девчонки. А завтра… ты знаешь, что будет завтра, Бакстер? И я тоже не знаю. А лучше бы позаботиться об этом сейчас, пока не стало слишком поздно. Для тебя…»

Он прав. Как ни прискорбно, положение мое и правда стало шатким. Особенно с тех пор, как хозяин заинтересовался неизвестными инопланетянами и их технологиями, которые почти наверняка превосходят наши. Возможно, я понадоблюсь, чтобы разобраться в них, но точно ли?.. Кто может сказать наверняка? А еще больше Шредера интересует та липкая дрянь, что сделала из его учеников зверолюдей. Потеряв в разуме, они приобрели в силе. Скорее всего, именно за этой дрянью он их и отправил сегодня. Их, не меня, хотя от меня толку было бы несравненно больше. Значит, не доверяет. Или…

«Бакстер, но ты ведь не настолько наивен, чтобы ожидать, что тебя вот так просто отпустят? После всего, что ты узнал о хозяине и его тайной империи? То, что ты жив до сих пор, ни о чем не говорит. Для экспериментов с инопланетным реагентом потребуются подопытные, не пригодные ни для чего иного. Как ты думаешь, кто станет первым?..»

Нет, мне даже не хочется об этом думать. Здесь становится слишком жарко, старина Стокман, и настало время линять отсюда (общаясь с этой шпаной, так называемыми союзниками, чего только не нахватаешься). Вот только… как это сделать? Да, их убежище не назвать крепостью на полном серьезе, но для меня вполне хватит… Вот когда пришлось пожалеть, что пренебрегал в свое время физподготовкой. А если меня хватятся и (почти наверняка) поймают…

Так, спокойно, Стокман, без паники. Ты не должен, не имеешь права впадать в истерику и выдавать себя прежде времени. Шанс будет только один (один-единственный запасной выход без серьезной охраны), и ты должен хорошо продумать прикрытие. То, что отвлечет бывших союзников и даст время спокойно смыться.

Пожар, потоп или другое стихийное бедствие?.. Исключено. Ты сам программировал защиту от них (порой привычка делать все на совесть может оказаться дурной. Кто бы мог подумать?) Так что диверсия не сработает. Нужно что-то другое или… кто-то?

Именно! «Кто-то»! Бакстер, все-таки ты гений, раз смог найти выход даже из такой тупиковой ситуации. Самое подходящее прикрытие. Заложник, которого охраняют бдительнее, чем тебя. Даже с помощью «жучков». Судя по всему, девчонка представляет для хозяина какую-то ценность. Почему? Не имеет значения. Идеальное прикрытие. Гениальное решение всех твоих проблем, Стокман.

Вот только как именно разыграть эту карту наиболее выгодно для себя? Помочь сбежать? Однажды она уже пыталась это сделать и даже просила меня о помощи (наивная глупышка! Каждый сам за себя в этом лучшем из миров). Поверит ли снова? Ох, вряд ли. Опять же, где гарантия, что эти дуболомы погонятся именно за ней, а не за мной? На месте их хозяина я бы разделил силы. Это только в поговорке нельзя поймать сразу двух зайцев, в жизни же — легко, было бы достаточно загонщиков и капля соображения. До чего же не хочется быть этим зайцем! Да и лазейка только одна. Открывать ее заложнице? С какой стати? Нет, это не выход, слишком велик риск.

Гораздо проще помочь девчонке связаться с проклятыми мутантами. Хозяин отобрал у нее средство связи, но так и не смог раскодировать его, поручив это мне. Правда, потом что-то изменилось, и вещица была забрана у меня без лишних объяснений (а когда они были, эти объяснения?) Но разве недели не хватило бы гению, чтобы досконально изучить ее и сделать дубликат? Риторический вопрос.

Дело за малым — незаметно вручить соплячке этот дубликат, а уж она не замедлит им воспользоваться и вызвать сюда грязных рептилий. И уж, конечно, те тоже не станут откладывать до завтра спасение подружки, прилетят, как на крыльях. И тогда… твои два зайца у тебя в кармане, Стокман. А может быть, и три. Все, которых я достоин. Несомненно достоин. И с этим не смогут поспорить ни внутренний голос, ни прочая чертовщина.

С каждым днем ситуация все больше запутывается. От кого чего ждать, и что принесет завтрашний день?.. Вариантов — бесчисленное множество, и большинство из них совсем не радует. Слишком много коварных поворотов, слишком много опасных врагов для нее одной. Но куда деваться?

За что?.. Эйприл уже не пытается понять. Она и прежде не слишком верила в высшие силы, а теперь — подавно. Ну, в чем могла провиниться 16-летняя девчонка, единственные желания которой — освободить безвинно попавшего в плен отца и защитить друзей, волей капризного случая не похожих на обычных людей, хотя и превосходящих последних во многом. Сейчас же, в плену, Эйприл может надеяться только на себя, на собственные невеликие силы, ловкость и сообразительность — все, что она может противопоставить враждебному миру. Не так уж и много, но и совсем не мало, если задуматься. Однако капризная чертовка судьба иногда бывает милостивой, хотя понять это удается далеко не сразу. Сегодня — один из таких дней.

Начинается он совершенно так же обыденно, как и остальные. Привыкнув к полумраку комнат и искусственному освещению коридоров, Эйприл давно успела забыть, день или ночь царят сейчас в остальном мире, не ограниченном рамками крепости. Этот же мир, увы, стал для нее средоточием жизни, пусть и поневоле.

Очередная прогулка по коридору. Теперь Эйприл ступает спокойнее и уже не шарахается испуганно от каждого патруля футов, как совсем недавно. Сколько прошло с той памятной «подмены», девочка не помнит. Да ей это и неважно. Главное — что, успешно выполнив свою миссию, она получает некоторую свободу. И теперь пытается с толком воспользоваться нежданной милостью. Милостью, в которую до сих пор не верится, настолько она непонятна.

Огромное здание, занимаемое ее пленителями. В нем множество комнат, но доступ в большинство из них для нее закрыт охранниками-футами. Они молча загораживают вход, и девочка не смеет настаивать, дабы не пробуждать ненужных подозрений, делая вид, что закрытые для нее двери ее нисколечко не интересуют. И почти не кривит душой при этом. Потому что ей глубоко безразличны и казармы, и личные апартаменты, и секретные лаборатории. Почти все, за исключением возможного выхода на улицу. Хотя бы такой малости, как непрочно прикрученная решетка вентиляции. Этого было бы более, чем достаточно, она же не зря называет себя куноити, верно?..

* * *

Задумавшись, Эйприл едва не пропускает очередную не охраняемую никем дверь. Шепотом ругнувшись на себя, она замедляет шаг и берется за ручку, краем глаза оглядываясь по сторонам — так, на всякий случай… и тут чья-то тонкая, но крепкая рука втаскивает ее внутрь настолько неожиданно, что девочка даже не успевает подумать о дурном, не то что произнести это вслух.

Как оказалось, и не зря. Ибо Бакстер Стокман — не из числа потенциальных врагов, по крайней мере, от него Эйприл зла еще не видела. Скорее она считает его товарищем по несчастью и оттого не торопится поднимать шум и лишь вопросительно смотрит на ученого. Что же побудило его притащить ее в эту совершенно ничем не примечательную подсобку?

— Вот, держи, — Бакстер торопливо вкладывает ей в руку какую-то вещицу, словно спеша от нее избавиться. В ответ на удивленный взгляд криво ухмыляется: — Ты же просила помочь тебе сбежать. Бог услышал твои молитвы… Твои дружки тебе помогут вместо меня.

Эйприл переводит взгляд на предмет, присматривается… На ее ладони лежит почти точная копия округлого раскладного Т-фона, сделанного Донни на основе ее допотопного мобильника. На лице девочки появляется слабая улыбка, но почти сразу же пропадает. Как-то уж слишком хорошо, чтобы быть правдой. Почему именно сейчас? Да и откуда?..

— Сделана по образцу твоей фиговины, — небрежно отвечает на невысказанный вопрос ученый. — Хозяин поручил мне разблокировать ее. Много ли надо, чтобы запомнить? Я же все-таки гений…

«Скромный гений», — с усмешкой уточняет Эйприл, но вслух этого не произносит. Неожиданно просыпаются иные подозрения, и она поспешно ловит ученого за рукав, не давая ему исчезнуть, оставив ее в неизвестности.

— Но… почему, Бакстер? — она понижает голос до шепота. — Ты же не хотел мне помогать. Почему же сейчас?..

Ученый нервно оглядывается, прежде чем ответить.

— Потому что мне слишком дорога моя шкура, чтобы жертвовать ею ради тебя, милочка, — неохотно отзывается он наконец. — А сегодня я наконец покидаю это место — очень вовремя, надо сказать, — чего и тебе желаю. Ты же не хочешь стать подопытным кроликом в экспериментах этого бронированного террориста с инопланетной слизью, верно? Да, да, я знаю, что сегодня он должен ее получить, — удовлетворенно кивает головой Стокман, с некоторым удовольствием наблюдая страх в глазах девочки. — Так что будем надеяться, что твои зеленые дружки вытащат тебя прежде, чем начнется все веселье.

Судорожно вздохнув, Эйприл потянулась было обнять невольного спасателя, но тот неожиданно ловко отстранился.

— Нет-нет, никаких телячьих нежностей, — ученый презрительно сморщился. — Если у тебя хватит глупости попасться, я от всего откажусь. И даже не думай следовать за мной, — он предостерегающе махнул рукой.

Эйприл и не думала. Она молча проводила взглядом худощавую, чуть сутулую фигуру, скрывшуюся за дверью, затем внимательно осмотрела «дар». Все-таки ряд отличий наблюдается, и почему-то именно этот факт отрезвляет ее. А точно ли это не ловушка? Уверенности нет никакой: возможно, не случайно Шредер не сломал ее телефон, а сохранил — для того, чтобы потом вот таким образом заманить ребят в ловушку.

Слишком сложный и коварный план — для нее. Но она всего лишь девчонка. А вот для злейшего врага ее друзей?.. Эйприл не знает — и оттого никак не решается нажать на заветную кнопку. Вновь и вновь. Вместо этого девочка осторожно выглядывает из-за двери, осматривая коридор. Как и следовало ожидать, никого. Проходимец давно смотался, унося с собой все возможные ответы. Эйприл скользит взглядом дальше и вдруг замечает патруль футов, снявшийся с места и строевым шагом покинувший коридор.

Смена караула, не иначе. Эйприл терпеливо ждет. Минута… вторая… третья… В коридоре все так же пустынно, а дверь, которую они охраняли, неудержимо манит к себе. Какая разница, что их задержало? Тем хуже для них. Это единственная возможность, которая, скорее всего, и не представится больше. Глупо ее упустить. К тому же отличное решение ее сомнений. Связаться с ребятами она успеет и на улице (коридор наверняка расположен на одном из нижних этажей, она уже успела убедиться в этом). Главное — поспешить. Сейчас или никогда…

* * *

И она решается. Медленно, осторожно ступая, Эйприл шаг за шагом приближается к двери, держась близ стены, готовая в любой момент отпрянуть прочь. Но пока все тихо. Ей остается последний, решающий шаг, когда за полуоткрытой (что за чертовщина?) дверью ей мерещится чья-то огромная мохнатая тень. С испуганным возгласом девочка отшатывается прочь… но слишком поздно. Грубая волосатая лапа зажимает ей рот, оборвав крик практически сразу же, другая резко затаскивает ее в помещение. Эйприл не ошиблась, это действительно подвал, но сейчас ее это мало волнует. Заветная вещица утеряна так же нежданно, как и обретена: она падает на пол и разлетается на части под тяжелой ступней захватчика. Но и этого пленница не замечает. Округлившимися от страха глазами Эйприл смотрит на огромную приземистую фигуру агрессора, на его оскаленную звериную рожу. Острозуб…

— На ловца и зверь бежит, — ухмыляется мутант, пинком закрывая за собой дверь (полутьма мало мешает ему — как настоящий пес, он больше ориентируется на нюх) и подтаскивая девочку ближе к себе. — Какая удачная смена караула, верно? Как вовремя я их отослал. Теперь-то ты мне ответишь за все.

Эйприл не отвечает ничего. Давно живущий в душе страх перед звероподобным палачом парализовал голосовые связки, и из горла вырывается лишь сдавленное сипение. Позвать на помощь не получится. Да и кого, собственно?..

Пес подтаскивает девочку еще ближе, что-то бормочет о немилости хозяина, о том, как некоторые козявки плохо на него действуют, и о желании исправить это. Эйприл не прислушивается к словам. Какая разница, в чем ее обвиняют, если приговор уже вынесен заранее?

Острозуб склоняется над ней, горячее смрадное дыхание обдает лицо девочки, и она не выдерживает. От ужаса и отвращения голос прорезается — и Эйприл кричит, громко, пронзительно, без малейшей надежды на спасение, но не в силах остановиться. Пес бьет ее по лицу, раз, другой, но тщетно. Теперь, когда гибель неизбежна, ничто не может остановить ее.

Вдруг дверь распахивается и резко ударяется о стену, едва не слетая при этом с петель. От неожиданности Эйприл замолкает и щурится против света. Рослая фигура перешагивает низкий порог, почти заслоняя собой дверной проем. Тот, кого она меньше всего ожидала и более всего опасалась увидеть, сейчас вызывает почти что радость. Пусть и на краткое мгновенье. Помощь явилась, откуда не ждали…

— Что здесь, черт возьми, происходит? — Шредер переводит тяжелый неподвижный взгляд с мутанта на его пленницу и обратно. Эйприл почти физически ощущает его раздражение и ярость и поспешно опускает глаза, не желая даже думать, на кого они направлены. И оттого даже вздрагивает при следующей фразе: — Догпаунд, я велел тебе не приближаться к ней. Отпусти ее немедленно.

— Она пыталась сбежать, хозяин, — с низким рычанием возражает пес, и девочка ощущает острые когти мутанта, впившиеся в ее плечо. Опасность еще не миновала, и она с ужасом ощущает, что даже пожелай Шредер вмешаться и остановить помощника, он вряд ли успеет. Да и пожелает ли?..

— Сам разберусь. — Шредер пристально смотрит на мутанта, не спешащего подчиняться, и жестко повторяет приказ.

— Ты не понял?!

От угрозы в голосе Эйприл невольно ежится и хочет провалиться под землю, хотя она пока направлена и не на нее. Вот именно — пока…

Тем временем Острозуб неохотно разжимает лапу, и девочка делает шаткий неуверенный шаг навстречу невольному спасителю… чтобы, конечно же, тут же получить неизбежную расплату от его руки. Но такая смерть почему-то кажется ей предпочтительнее, если можно так сказать. Еще один шаг… Эйприл движется слишком медленно, и оттого на полпути ладонь Шредера смыкается на ее запястье и рывком подтаскивает ее вплотную, затем отталкивает за спину. Пытаясь удержаться на ногах, Эйприл сама судорожно вцепляется в руку ниндзя и медленно, с усилием выпрямляется, готовясь встретить неизбежное. Но успевает лишь заметить, что от короткого, почти незаметного удара пес отлетает в угол, неловко растянувшись на каменном полу. А хозяин делает шаг к нему. И, как и в случае с Бакстером, Эйприл сразу же догадывается, ЧТО именно грозит ее мучителю.

Самым разумным было бы убраться с дороги подобру-поздорову, пока про нее не вспомнили, и тихо молиться о свершении справедливости. Но Эйприл сначала с некоторым смущением, а затем и со страхом замечает, что пальцы, судорожно вцепившиеся в запястье невольного спасителя, не желают подчиняться ей и разжиматься. А спустя мгновение это становится заметно уже не только ей…

— В чем дело? — одним движением Шредер разворачивается к ней, и девочка невольно вжимает голову в плечи. Затем поднимает глаза, пытаясь собрать остатки достоинства. И… неожиданно понимает, что действительно не желает погибели своего мучителя. Даже несмотря на вполне реальную угрозу. Почему?..

— Не надо, — с видимым трудом выдавливает из себя она, обреченно понимая, что без объяснения по-любому не обойдется.

— Что?! — глаза ниндзя удивленно расширяются — то ли от подобной наглости, то ли от беспросветной глупости. Он наклоняется чуть ниже, взяв девочку за плечи и резко встряхнув ее. — Что ты несешь? Он едва не убил тебя, ни за что, а ты… ты защищаешь его? Ты в своем уме?

Эйприл не знает этого и сама. Одно она знает точно: убийства она не желает. Даже подобной твари. Даже в таких условиях. Тем более, в таких…

— Или… он сказал правду? — Шредер вновь смотрит на незадачливого помощника, а потом — на пленницу. — И ты действительно пыталась сбежать?

Эйприл молча кивает. Будь что будет. Она даже не замечает, как Шредер делает знак помощнику убраться с глаза долой, и тот поспешно выполняет приказ, потирая бок и уже за дверью выдохнув с облегчением. Всего этого девочка не замечает. Ее мысли и чувства сосредоточены на одном: предстоящем наказании и необходимости с достоинством перенести его. Оттого она немного ошарашено поднимает взгляд на Шредера, когда тот рывком вытаскивает ее за руку в коридор и таким же резким движением освобождается от ее судорожной хватки.

— В следующий раз, — он наклоняется ниже, так что произнесенные вполголоса слова отпечатываются в сознании, как клеймо, — я не буду его останавливать.

После чего Шредер удаляется, не добавив более ни слова. А Эйприл удивленно смотрит ему вслед, не в силах ничего понять: ни странной вспышки гнева, ни еще более странной милости. Все смешалось и перепуталось еще больше. Кому же на самом деле можно верить?..

Застывшая на крыше темная коренастая фигура почти сливалась с ней, но в то же время зорко оглядывала окрестности, хорошо различимые с такой высоты. Где-то вдалеке переливались всеми цветами радуги окна витрин, муравьями пробегали красные точки габаритных огней не видимых отсюда автомобилей. Ночной Нью-Йорк жил своей обычной жизнью, но возле цитадели, избранной целью наблюдения, было темно и тихо.

Точка обзора, выбранная Донателло в качестве наблюдательного пункта, была многим хороша: и высотой, и удаленностью от ненужного ему освещения. Всем, кроме одного: вид отсюда на объект наблюдения — старую католическую церковь, оборудованную его противником под убежище? — открывался только с одной стороны, оставляя остальные вне поля зрения. Впрочем, то же касалось и других близких к объекту зданий, не обладающих прочими преимуществами. Что ж, в каждой бочке меда не обойтись без ложки дегтя.

Поначалу юный ниндзя планировал занять пост на крыше самой крепости, возможно, даже на прозрачных перекрытиях башни. Но, поразмыслив, решил не рисковать. Он уже знал, что прозрачное покрытие имеет тронный зал (другого названия в голову не приходило) их заклятого врага. Маловероятно, конечно, что негодяй будет обретаться там ночью, но кто его знает? В конце концов, Шредер тоже ниндзя, а значит, темное время суток для него так же удобно и привычно, как и для его врагов. Да и здание цитадели наверняка охраняется солдатами клана, не видимыми отсюда. Зачем привлекать к себе внимание без необходимости?

И Донателло выбрал для наблюдения сторону здания, показавшуюся ему наименее посещаемой и приметной. Маловероятно, что Шредер поощряет самовольные вылазки своей разбойницы, и та наверняка выбирается из убежища через запасной выход, подальше от бдительного внимания родителя и его помощников. И, неподвижно застыв на крыше, черепашка осматривал стену и примыкающий к ней тротуар, не забывая изредка бросать взгляд вправо и влево, на случай, если он все-таки ошибся.

Как Дон и предполагал, ожидание оказалось долгим. Наверняка уже перевалило за полночь. Все же хорошо, что ночное патрулирование приучило братьев к ночному образу жизни, иначе его обязательно потянуло бы в сон.

Донателло потянулся, разминая затекшие мышцы, — и тут же замер, настороженно вглядываясь в тень у стены противоположного здания. Потому что оттуда появилась невысокая худощавая фигура в темной накидке с капюшоном. Откуда конкретно она появилась, черепашка так и не успел заметить, но, скорее всего, из какого-то подвала (конечно же, не забыв плотно закрыть за собой дверь, отчего та осталась невидимой соглядатаю).

Черепашка неслышно подобрался к краю крыши, наблюдая за незнакомцем и терпеливо ожидая, пока тот отдалится на безопасное расстояние от цитадели (а если повезет, то и приблизится к нему). И Донателло повезло. Медленно, осторожно ступая, темная фигура шаг за шагом приблизилась к его укрытию, находившемуся как раз над проходом в темный переулок. Глаза наблюдателя напряженно сощурились, мышцы напряглись. Ну же, еще немного…

Пора! Ниндзя сорвался с места, перепрыгивая сразу по несколько ступеней на пожарной лестнице, а по временам повисая на руках, как обезьяна, приглушая глухой звон перекладин. Тем не менее, слишком громко, и Донателло казалось, что его противница (которая, как-никак, тоже обучалась ниндзюцу) уже давно должна была услышать его. Но отчего-то не слышала. Тем хуже для нее!

Последние два пролета Дон проигнорировал, попросту спрыгнув с высоты примерно второго этажа. Ловко спружинив от земли и перекатившись, он бросился на застывшего в недоумении противника, на ходу выхватывая из-за спины посох. Еще одно движение — и тот рухнул навзничь, прижатый к земле оружием черепашки.

И только тут Донателло понял, что его везение таковым вовсе не было. Во время падения капюшон слетел с головы пленника, и черепашка удивленно уставился в его лицо, на миг потеряв дар речи. Захваченный им человек не был ни Караи, ни даже одним из футов. На него таким же ошарашенным взглядом взирал Бакстер Стокман.

* * *

— Какого черта… — только и смог выговорить Донателло. — Стейкмен, ты-то что здесь забыл?

— Стокман, дубина, — привычно огрызнулся тот. — Не твоего ума дела, грязная рептилия. А ну, отпусти меня!

Он дернулся, пытаясь вырваться, но безуспешно. Сейчас, лишенный механического костюма-скафандра, он ничего не мог противопоставить ловкому и сильному ниндзя.

Донателло в первый момент готов был согласиться — охотился-то он, в конце концов, не за этим безумцем — но быстро одумался. Доверять проходимцу нельзя: Дон хорошо помнил, как Стокман с помощью изобретенного им лабиринта-ловушки пытался избавиться от всех врагов сразу: и братьев, и мутантов Шредера — не делая между ними особых различий. Вдруг Донателло неожиданно осенило:

— Так ты теперь работаешь на Шредера? — спросил он, перехватывая посох поудобнее. — А где Караи?

— Я почем знаю? — фыркнул Бакстер, сердито зашипев: посох больно придавил горло. — Ты мне сейчас шею свернешь! Я ее уже давно не видел.

— Давно не видел? — растерянно повторил изобретатель, немного шокированный новостью.

— А на что она тебе сдалась? — ехидно поинтересовался Стокман, скосив глаза на черепашку. — Передать привет от неудачника-братца?

— Нет! — резко оборвал его Донателло, сильнее прижимая противника к земле. Его совсем не обрадовала осведомленность врага о личных делах семьи. — У меня к ней свой разговор.

— Свой, говоришь… — пробормотал ученый, неожиданно ослабив сопротивление и опуская руки. — Эта мегера, однако, пользуется популярностью. Сначала твой брат, теперь ты…

Он покосился на врага, ожидая реакции на свои слова. И та не замедлила последовать.

— Что за чушь! — взорвался Донателло на такую откровенную издевку, но больше ничего добавить не успел. Потому что Стокман, пользуясь вспышкой противника, незаметно сунул руку в карман, после чего что-то быстро бросил ему в лицо, предусмотрительно отвернувшись. В глазах черепашки невыносимо защипало, он непроизвольно поднял руки к лицу, желая протереть их. Бакстер оттолкнул его в сторону, затем торжествующе воскликнул: «Оʼревуар, недоумок!» и бросился бежать.

* * *

Одним движением, не касаясь руками земли, Донателло вскочил на ноги, но преследовать беглеца не мог. Глаза нещадно слезились, и рассмотреть что-либо было невозможно. Черепашка с нарастающим отчаянием слышал удаляющиеся шаги Стокмана, как вдруг что-то резко, с глухим шлепком и негодующим восклицанием, приземлилось у его ног.

— А вот и подкрепление, — произнес чей-то знакомый хрипловатый голос. — Не ждали?!

— Раф? — не сдержал удивления Дон. — А ты как тут оказался?

— Мы, — поправил его брат, видимо, указывая рукой на переулок за своей спиной.

— Не могли же мы отпустить тебя одного, — подтвердил его слова Леонардо. — А что с тобой?

Донателло почувствовал, как пальцы брата осторожно отвели его собственные руки от лица.

— Ослепляющий порошок. Ясно. Майки, шар с водой! — скомандовал лидер.

— Есть, шеф, — послышался совсем рядом довольный голос младшего, и тут же изобретатель ощутил, как в лицо ему словно бы выплеснулось полстакана холодной воды. Излюбленная шутка Майки, которой он сейчас был рад, как никогда.

Донателло в очередной раз протер свои многострадальные глаза и огляделся. Леонардо и Микеланджело стояли рядом с ним, причем младший, тайком от старшего, достал еще один наполненный водой шарик и продемонстрировал изобретателю, как бы предлагая продолжить веселье. Дон показал ему кулак, затем оглянулся в сторону. Рафаэль стоял на коленях на земле, как он сам совсем недавно. Один сай, впившись в трещину в асфальте, надежно прижимал воротник незадачливого ученого, второй же черепашка угрожающе держал перед лицом пленника. На этот раз тот не пытался вырваться, уже зная, от кого из братьев чего ждать.

— А как вы меня нашли? — нарочито-удивленно переспросил Донателло, старательно скрывая смущение. Ему-то казалось, братья совсем его не слушают.

— Ты говорил о Караи, — напомнил ему лидер. — И о том, что она, возможно, захватила в плен Эйприл. Ну, а где искать дочь Шредера, как не поблизости от их убежища? Мне непонятно только одно — для чего ты связался с ним? — Лео с недоумением указал на Стокмана.

— Я ждал Караи, — пояснил Донателло свой план, — чтобы захватить ее и вынудить освободить Эйприл. А вместо нее появился вот он.

— Интересно, — протянул лидер, снова оглядываясь на Стокмана. — Ну, а ты что скажешь?

— С какой стати я должен что-то говорить? — возмутился тот, мало-помалу вновь обретая былую самонадеянность. — Кто вы такие, чтобы я вам отвечал?

— Мы те, кто надает тебе по шее, если ты откажешься, — рыкнул Раф, резким движением втыкая в трещину в асфальте второй сай, недалеко от уха Стокмана. Затем снова извлек его и убрал за пояс. — И лучше тебе нас не злить! Особенно меня!

Пленник испуганно моргнул и замолк.

— Я думаю, что он работает на Шредера и потому обретается здесь, — добавил Донателло. — Но вот ночью… тайком? — он задумался. — Может, он решил сбежать от хозяина? Он ведь не переваривает Острозуба с Саблезубом.

— И те платят ему взаимностью, — ухмыльнулся Раф. — И я понимаю этих ребят. Что скажешь, мозгляк?

— Ничего, — буркнул Стокман.

— Ладно. Тогда ты скажешь ИМ, — Леонардо с пугающим равнодушием указал себе за спину, в сторону крепости. Все оглянулись туда же и заметили что на пустом пространстве возле нее появились воины клана, и их становилось все больше. Стоявших в переулке черепашек они пока не замечали.

Услышав эти слова, Бакстер вздрогнул и, насколько смог, вывернул шею, глядя туда же.

— А правильно, отдать его им — и все дела! — заметив его реакцию, вслух рассудил Рафаэль. — Раз он ничего не знает о Караи и Эйприл, на что он нам?

— Я знаю, — наконец выдавил из себя ученый.

Братья оглянулись на него и подошли поближе.

— Так что ты знаешь? — сурово спросил Леонардо, наклоняясь над Стокманом.

— Эйприл… — начал тот, но тут лидер прервал его на полуслове, самым бесцеремонным образом схватив за шиворот и отбросив вглубь переулка.

— Какого… — не сдержал возмущения Бакстер (что за глупость — сначала вынуждать говорить, а потом затыкать рот), но тут же замолчал. В место, где они только что находились, ударил лазерный луч. Очевидно, их все же заметили.

— Что-то новое, — заметил Рафаэль, подхватывая выпавший сай и последовав за остальными. — Бластеры у футов? Они же раньше только у кренгов были.

— А теперь — не только, — буркнул Бакстер и, заметив вопросительные взгляды всех четверых, неохотно продолжил. — Но остальное я скажу потом. Если вы меня вытащите отсюда.

— Вот прохвост! — ударил себя кулаком по ладони Рафаэль с некоторой долей восхищения. — Выкрутился-таки!

— Идет! — Леонардо схватил Стокмана за руку и потащил за собой. — Но ты пойдешь с нами.

— Куда? — не понял Майки, с трудом за ними успевая. — К нам домой, что ли? Сэнсэй нас убьет…

— Нет, к нему! — съязвил Рафаэль, на ходу влепляя младшему затрещину.

— А это идея! — неожиданно оживился Донателло. — У него наверняка должна быть лаборатория, где много всяких полезных штучек…

— Для тебя, — уточнил темпераментный черепашка, сморщившись.

— …с помощью которых мы легче сможем найти Эйприл. А также сможем допросить его, — закончил Донателло.

— Тащить к себе грязных мутантов? — снова возмутился Стокман.

— А у тебя есть выбор? — ухмыльнулся Раф.

— Есть, — в тон ему ответил Леонардо, указывая на приближающихся футов. — Выбор есть всегда.

— Ладно, ваша взяла, — сдался Стокман. — Только поскорее.

На этот раз никто не стал с ним спорить.

* * *

— Долго еще?..

— Ты уже в пятый раз это спрашиваешь, Майк, — на этот раз не выдержал Лео. Рафаэль только понимающе кивнул.

Они шли по лабиринту переулков, следуя указаниям Стокмана, уже с четверть часа, давно оторвавшись от преследователей. Бакстер заверял, что осталось немного, но сейчас лидер начал подозревать, что мошенник попросту водит их за нос. Он уже приготовился обратиться к «проводнику» с грозным вопросом, как тот неожиданно затормозил, так резко, что остальные чуть в него не врезались.

— Что за шутки, Стокман? — рыкнул Раф, нащупывая на поясе оружие.

— Там… — промямлил тот, указывая на группу незнакомцев, только что показавшихся из-за угла. Леонардо уже извлек левой рукой из-за спины катану, не торопясь атаковать и, тем более, отпускать пленника. Кучка уличных хулиганов не вызывала у него опасений.

— Надо же, кого я вижу! — вдруг произнесла знакомым девичьим голосом одна из нападавших, обогнув остальных и не менее знакомым движением выхватывая из-за спины катаны. — Сразу все, кто мне нужен. Вернее, НЕ НУЖЕН…

— Я же говорил, что надо было пойти другим переулком, — обиженно заявил Майк, но тут же замолчал, поймав уничтожающий взгляд Рафа. Никто не ответил ему, но в душе согласились с братом.

Момент замешательства длился лишь пару секунд — по крайней мере, для Леонардо. Все-таки не зря учитель Сплинтер выбрал именно его, самого хладнокровного и собранного из братьев, лидером команды. Вот и сейчас он, раньше всех справившись с удивлением от неожиданной встречи, быстрым взглядом окинул нападавших, прикидывая, насколько серьезную угрозу они представляют.

Насколько опасна Караи и чего от нее ожидать, черепашка уже знал — и оттого, не выпуская противницу из поля зрения, он присмотрелся к ее новым приспешникам. Их было примерно столько же, сколько и в прошлый раз: десяток-полтора, не больше. Будь они обычной уличной шушерой, Лео первым бы махнул рукой: «Всего-то и делов!» Но не с этими — так как ниндзя уже успел убедиться в обратном. Оборванцы неплохо владели своим «исконным» уличным оружием: дубинками, обломками труб, ножами и кастетами. А также (не без помощи Караи явно) обладали кое-какими приемами защиты и нападения — и в этом им с Майки тоже пришлось убедиться на личном опыте. Самое главное же — свора беспризорников действовала на удивление слаженно и организованно, как маленькая армия. Кого следовало благодарить за это безобразие, сомнению тоже не подлежало.

Правда, на этот раз их не двое, а четверо — Лео краем глаза взглянул на братьев, застывших неподвижно сзади и чуть по бокам, — но в то же время есть и помеха — тут черепаха с досадой покосился на пленника, руку которого продолжал сжимать по инерции. Лицо незадачливого ученого посерело, и он явно пытался слиться со стеной в попытке стать невидимым, так что мысль о подстроенной ловушке отпала сама собой. Однако в предстоящем сражении (а в том, что оно состоится, Лео был уверен) Стокман будет только помехой. Но не отпускать же его!

Мгновенно приняв решение, лидер оттолкнул пленника в сторону стоявшего чуть позади Микеланджело с коротким приказом:

— Держи!

Майк, удивленно моргнув, принял «эстафету», а Лео облегченно выдохнул. Младший, что бы он о себе ни думал, чаще других оказывался самым слабым звеном. Охрана пленника — самое подходящее для него занятие. А с хулиганьем, собранным Караи, они справятся и втроем. С этой мыслью черепашка одним движением выхватил из-за спины катаны, заняв боевую позицию.

— Ну, здорово, если не шутишь… союзница, — в последних словах помимо воли прозвучала неожиданная горечь. Совсем недавно эта девчонка помогала им бороться с кренголетом, а теперь вновь оказалась по другую сторону баррикад. Даже несмотря на то, что сама судьба, казалось бы, судила им объединиться — нежданным раскрытием тайны ее происхождения. Но у упрямой куноити собственное мнение и на этот счет.

— В гробу я видала таких союзников! — с вызовом бросила Караи, недобро сощурившись, и напряглась, готовая броситься на черепашку. Несколько худощавых подростков с растрепанными вихрами диковинных цветов шагнули ближе, занимая позицию за ее спиной. — Что отец, что сынки — подлые трусливые предатели, способные нападать лишь из-за спины!

— Эй, ты сейчас у меня договоришься… — воинственно начал Рафаэль, поравнявшись с братом, но вдруг замолчал, удивленно округлив глаза. И было чему удивляться: обычно спокойный и неагрессивный Дон рванулся вперед, держа перед собой посох наизготовку. Забияка, конечно же, сразу понял, что именно могло вывести из равновесия обычно флегматичного изобретателя. Как и лидер, ухитрившийся, не выпуская из ладони рукояти катаны, перехватить конец посоха (потом он и сам не мог припомнить, как такое удалось) и резким движением дернуть на себя, заставляя брата споткнуться и замедлить шаг.

— Остынь, Дон, — скомандовал он, не оборачиваясь. — Гнев — плохой помощник.

— Пусти! — дернул тот на себя оружие, высвобождая из хватки брата. — Мне есть, что сказать этой бандитке…

— И тебе тоже? — язвительно усмехнулась Караи. — С твоим братом мы… неплохо поговорили в прошлый раз. Хочешь быть следующим? Вперед! — девушка сделала издевательски-приглашающий жест свободной рукой.

— Не поддавайся на провокацию, — повторил Леонардо, локтем оттолкнув Донателло в сторону, затем оглянулся на Рафаэля. — Раф, возьмешь на себя тех троих справа от нее, Дон — ты ту группу слева. Я займусь остальными.

Дон хотел было что-то возразить, но в этот момент сзади раздался возмущенно-обиженный вопль:

— Ай-й! Ну и слоняра!

Братья непроизвольно оглянулись, и даже их противники замерли от неожиданности. Как и ожидалось, возмутителем спокойствия стал невезучий Майки. Он демонстративно схватился за ступню, пострадавшую от «слоняры», которым оказался позабытый всеми Бакстер Стокман. Ловко воспользовавшись тем, что его легкомысленный страж отвлекся на перепалку братьев, пленник с силой наступил ему на ногу и, освободившись, бросился наутек.

— Дон, быстро за ним! — мгновенно среагировал Лео, острием катаны указывая на беглеца.

— Но почему я? — возмутился тот.

— Он вроде бы тебе был нужен, вместе со своими железками? — с насмешкой заметил Раф. — И он сказал, что знает что-то про кренгов и Эйприл.

Последний аргумент оказался самым веским, и изобретатель бросился вслед за почти скрывшимся за углом Бакстером. Заметив, что, повинуясь жесту предводительницы, кружным путем в ту же сторону побежали человек пять из ее банды, Леонардо велел Микеланджело догнать Дона. Малость струхнувший младший не стал возражать.

— Итак, ты снова спасаешь других, благородный лидер, — с иронической усмешкой Караи скользнула навстречу противнику, мгновенно сократив расстояние между ними до минимума. Чуть ранее она велела соратникам без особой необходимости не вмешиваться в их дуэль. Ей есть что сказать бывшему союзнику, без купюр и ремарок! — Или избавляешься от лишнего балласта? — пригнувшись, она ловко уклонилась от встречного удара.

— Думай что хочешь, — Леонардо ловко парировал удар, развернувшись на левой ноге и отпрянув назад, так что второе лезвие блеснуло в опасной близости от груди. Боковым зрением он видел, как брат, воспользовавшись далеко не идеальной реакцией противника, обманным движением вынудил одного из них огреть обрезком трубы другого и, тем самым, надолго вывести того из игры.

— Ты же… все равно… не поверишь, что бы… я ни сказал, — добавил Леонардо немного прерывисто, параллельно отражая колющие и рубящие удары, а заодно и стараясь держаться подальше от домов с их пожарными лестницами, навесами и балкончиками. Акробатические трюки всегда были сильной стороной Караи, и ниндзя старался не давать противнице фору — наверняка сама найдет, чем воспользоваться.

— Когда-то верила, — Караи не обманула его ожиданий и, оттолкнувшись от капота припаркованного автомобиля, взлетела в воздух, замахнувшись катаной на черепашку. А когда тот отбил лезвие в сторону, шагнув к ней, коварным пинком в незащищенный бок заставила его согнуться и тут же ударом колена под подбородок опрокинула на спину, держа одну из катан в опасной близости от его лица. — Ты первым предал меня… и теперь поплатишься за это.

— Не спеши… с выводами, — выдохнул Леонардо, с видимым усилием остановив страшный рубящий удар второй катаной в нескольких дюймах от лица, как можно сильнее развернув свободную руку с зажатым в ней оружием. Окажись сейчас на месте куноити ее не менее бешеный папаша, ему бы точно не поздоровилось. Однако девушка, несмотря на всю ловкость и выносливость, такой силой удара еще не обладала. С ощутимым трудом удерживая дрожащее лезвие в опасной близости от лица, лидер неожиданным рывком освободил вторую руку, перехватил и вывернул запястье противницы. Зашипев, та непроизвольно выпустила рукоять и отпрянула прочь, нанося оставшимся оружием прицельный удар по ногам. Увернувшись, Леонардо мгновенно подобрал их под себя, перекатился назад и вскочил, подхватывая оружие с земли.

— А где твои воины, Караи? — неожиданно поинтересовался он, краем глаза видя, что Рафаэль успел вырубить (видимо, рукоятью сая) еще двоих, нескольких, скорее всего, забросил в мусорные контейнеры, либо они просто смотались. В любом случае число противников уменьшилось вдвое, но это обстоятельство было на руку и им, так как до этого они лишь мешали друг другу. Сейчас же удары стали более точными и выверенными — они явно оценили серьезность противника. Но Леонардо был почти уверен, что брат справится — а заодно и добавит себе настроения и самоуверенности, — и вернулся к более насущной проблеме.

— Или твой отец наконец смилостивился и дал тебе выходной? — снова поддел он, заметив, как нахмурилась куноити, и решив воспользоваться этим. Как там говорил сэнсэй: эмоции могут стать твоим худшим врагом… или как-то иначе? Неважно. Самое время применить совет на деле.

— Что за чушь ты несешь? — не выдержала та, и черепашка незаметно улыбнулся одним уголком рта: сработало. — Я сама решаю, что мне делать, и мне никто не указ.

— Даже твой отец? Мастер клана, единственный и неоспоримый лидер? — иронически поинтересовался Лео, отступая чуть в сторону и отмечая про себя, что Раф довольно ловко перебросил одного из нападающих через плечо назад, прямо на голову начавшему приходить в себя подельнику, послав в одновременный нокаут обоих. Заметив лестное внимание, вояка торжествующе поднял вверх большой палец… и тут же непечатно выругался, схватившись за запястье: отвлекшись, он подпустил вооруженного ножом хлюпика слишком близко, и тот неожиданно ловко полоснул ниндзя по руке тонким, почти незаметным клинком. С негодующим рыком Рафаэль бросился на дерзкого заморыша. Улыбнувшись, Леонардо отвернулся: надо думать, темпераментый брат прекрасно разберется с обидчиком и без него.

— Тогда зачем ты похитила Эйприл? — Леонардо сделал мгновенный выпад, поймав блеснувшее возле плеча лезвие: Караи попыталась воспользоваться заминкой, но безуспешно, — затем, пригнувшись, увернулся от второго и ударом рукояти по запястью выбил из руки куноити катану. Затем пинком отшвырнул оружие подальше. — Раз уж ты так независима? На что она тебе?

— Эйприл? Ты бредишь, черепаха, — хрипло рассмеялась та, но в ее светло-карих глазах Леонардо на долю секунды заметил замешательство. Но уже в следующее мгновение Караи встряхнулась, и ее взгляд загорелся привычными волчьими желтыми огоньками. — На что мне сдалась ваша рыжая подружка? Я не вожу дружбы с такими соплячками.

— Да ну? Скажи еще, что ты не похищала ее совсем недавно, — парировал лидер.

— Это другое дело, — досадливо отмахнулась Караи, снова атакуя. — Она зачем-то понадобилась отцу, — последнее слово она произнесла с запинкой, не оставшейся незамеченной. — В каких-то его планах. Сейчас-то на фига она мне?

— Отомстить нам, — Леонардо, развернув запястье, отвел удар в сторону, одновременно склоняясь ближе к куноити. — И мастеру Сплинтеру. Потому что ты боишься слышать правду.

Лезвия снова скрестились, выбив искры, как и взгляды противников: напряженный и пристальный — синих глаз, и яростный — гневно сощуренных светло-карих.

— Повтори, что ты сейчас сказал, если не трусишь, — девушка отступила на шаг — и катана коварно прошла низом, едва не перерубив пояс.

— Боишься, — спокойно повторил Леонардо, блокируя удар и одновременно уворачиваясь от яростного пинка в бок. Ну, нет, повторно он на эту уловку не попадется. — Ты боишься, потому что не хочешь признавать правду. И злишься из-за этого. Думаешь, что стоит избавиться от нас — и все будет как раньше. Но это невозможно. Правда останется правдой, даже если в нее не верить, и ты сама это знаешь.

— Ложь! — это единственное слово куноити произнесла с низким рычанием, удивительно напомнив Леонардо своего отца… приемного отца, поспешно поправился он. Привыкнуть к этой новости непросто, тем более, слишком многое в манерах, поведении и речи девушка — осознанно и не очень — переняла от воспитателя. Кроме…

— А у тебя его глаза, — сделал неожиданный вывод лидер, с трудом сдерживая в дюймах от лица лезвие катаны, пристально всматриваясь в перекошенное от ярости лицо куноити.

— Чего? — растерявшись, Караи ослабила хватку и даже отступила на пару шагов — но Леонардо, моментально сократив расстояние, выбил катану из ладони противницы. А затем, не давая прийти в себя, тут же резким толчком и подсечкой сбил с ног и приземлился рядом, крепко удерживая девушку за запястья, а коленом — прижимая голени.

— У тебя его глаза, — произнес победитель более уверенно, потому что сейчас сходство было особенно заметно. — Твоего настоящего отца.

— Чьи? — презрительно сощурилась Караи, отчаянно пытаясь вывернуться или хотя бы пнуть пленителя, но безуспешно. — Этой крысы?

— Твоего настоящего отца, — повторил Леонардо твердо. — И ты убедишься в этом, как только посмотришь в зеркало, — с этими словами он поднялся и пинком отбросил в сторону катану, затем поспешно отпрыгнул, уворачиваясь от прицельного пинка в голень.

— Я знаю, тебе трудно поверить, — произнес он, с некоторым сожалением глядя в болезненно сощуренные глаза девушки, на нервно закушенную губу. — Клянусь, я никогда не хотел причинять тебе боль. И учитель тоже. Но правда все равно раскрылась бы, раньше или позднее. Он просил передать тебе его извинения…

— Знаешь, куда можешь себе их засунуть?.. — зло перебила его Караи, сердито оскалившись. Не хватало еще, чтобы этот зеленокожий проходимец жалел ее!

— Знаю, — понимающе кивнул головой Леонардо. — Но я обещал передать — и исполнил это. Мы не враги тебе, и однажды ты это поймешь. Просто подумай.

Он спрятал оружие в ножны за спиной, огляделся (немногие поверженные противника Рафаэля не представляли угрозы) и быстрым шагом скрылся в переулке, где какое-то время назад исчезли его братья и Стокман. Рафаэль насмешливо усмехнулся куноити, которая ответила ему неприличным жестом, и последовал за братом.

Поглощенный мыслью о погоне, Донателло довольно быстро отключился от схватки. Голоса и то звенящие, то глухие звуки ударов быстро стихли. Все внимание черепашки было сконцентрировано на темной сутулой фигуре в плаще, который беглец так и не удосужился скинуть. Расстояние между ними стремительно сокращалось.

Глухой стук подошв по асфальту практически сливался воедино с почти неслышным шагом Донателло, но тут в этот неровный ритм вмешался посторонний звук, напоминающий шлепанье босых ног, а может, даже и не один. Кто же это еще может быть?..

Замедлив шаг, изобретатель поспешно огляделся, стараясь не терять из виду темную фигуру беглеца, приблизившуюся к очередному повороту. Никого. Темные, местами замусоренные переулки, пересеченные ими, и в дневное время не пользовались особой популярностью у местных жителей, а уж ночью — и подавно. Света в немногих окошках, выходивших на эту сторону, тоже не было. Заметив, в какую сторону свернул почти оторвавшийся от погони Бакстер (рано радуется, от настоящего ниндзя ему не уйти), черепашка оглянулся и недовольно фыркнул: его поспешно догонял незадачливый охранник сбежавшего ученого.

— Майк? Ты здесь зачем? — бросил он, снова ускоряясь.

— Лео велел помочь тебе, — поравнявшись с братом, младший перешел на быстрый шаг, переводя дыхание. — За вами еще эти чуваки увязались, что с Караи…

— Ну и где? — изобретатель демонстративно огляделся, и в ту же секунду из-за поворота впереди послышались громкие голоса.

— Там, — Майк ткнул пальцем в нужном направлении, очень довольный своевременной подсказкой.

— Ясно. Бежим, — бросил изобретатель, моментально ускоряясь.

— Опять! — обреченно выдохнул младший, но ослушаться не решился.

* * *

Приблизившись к повороту, Донателло замедлил шаг и, обернувшись, приложил палец к губам, затем осторожно подкрался вплотную и выглянул из-за угла. Картина, открывшаяся ему, оказалась вполне банальной и ожидаемой: двое долговязых подростков скрутили невезучему ученому руки за спиной, а тот, сердито шипя, безуспешно пытался вывернуться, вызывая лишь глумливый смех сообщников своих пленителей.

Изобретатель быстро и нервно огляделся по сторонам в поисках возможного подручного материала. В этот момент приблизившийся младший также затормозил, но менее удачно, зацепив краем панциря соседний мусорный бак, с которого незамедлительно и с громким звоном слетела на землю крышка. Разумеется, панки никак не могли проигнорировать этот шум и оглянулись в его сторону.

— Болван! — шикнул Дон на брата, поспешно отпрыгнув в сторону. И еще кто-то называет себя ниндзя!

— Но я же нечая… — начал было тот.

— Прячемся, — не теряя времени, перебил его изобретатель, отталкивая в соседний переулок, сам же отпрянул в другую сторону, прижимаясь к стене настолько плотно, насколько позволял округлый панцирь, и нашаривая за спиной посох.

Довольно скоро послышались шаги, и на полутемный переулок легли две вытянутые ломаные тени. Почти одновременно. И приближались так же. Удачно!

Донателло нашел взглядом брата — в темном углу он казался лишь темным силуэтом с поблескивающими белками глаз — и поднял руку, призывая приготовиться. Тот молча кивнул и напрягся, сжимая в ладонях рукояти нунчаков.

Тени приблизились, уже было слышно тяжелое, с присвистом, дыхание одного из нападавших (жизнь на улице редко идет на пользу здоровью). Пять шагов… три…

«Пора!» — Донателло резко опустил руку — и тут же выскочил из темного заулка, как чертик из табакерки, прямо перед одним из посланных на разведку оборванцев, краем глаза отмечая, что Майк повторил его движение. От резкого выпада чужак дернулся, в ладони его блеснул нож. Черепашка отступил на шаг — и вдруг неожиданно припал на одно колено. Не успел агрессор удивиться такому странному маневру, как распластался на земле, сбитый удара посоха под колени. Приземлившись прямо на него, Донателло прижал к земле своим весом ноги противника и, вывернув руку, вынул из ладони нож. Все происходившее заняло не более трех-четырех секунд.

Выпрямившись, Дон встретился взглядом с Майком, восседавшим на спине своего противника примерно в той же позе. Оружие последнего — средних размеров изогнутая железка неизвестного происхождения — валялась поодаль, выбитая из ладони агрессора ударом нунчаков.

Парой быстрых движений изобретатель оглушил обоих и с помощью Майка оттащил подальше за угол, подальше от лишних глаз. Затем осторожно, вполглаза выглянул из-за него. Как раз вовремя, чтобы увидеть, что один из пленителей Бакстера, покрепче перехватывая локти последнего и прижимая к стене, кивнул сообщнику в сторону, куда только что удалились их приятели. Сам же отступил ближе к стене, видимо, желая обезопасить тыл. А кроме того…

Губы изобретателя расплылись в улыбке. Глупый хулиган, сам того не ведая, оказал ему отличную услугу. Он жестом указал Майку на приближавшегося панка, а сам, отступив назад, нашарил на стене пожарную лестницу и птицей взлетел по ней, почти не касаясь перекладин.

Оказавшись на крыше, черепашка пересек ее и, быстро пристроив в держателе за спиной пока не нужный посох, начал спуск по пожарной лестнице на другой стороне. Добравшись таким образом до уровня второго этажа, он с некоторым усилием дотянулся до карниза и, подтянувшись, замер на узком подоконнике прямо над не ожидающим подвоха оставшимся панком. Терпеливо выждав момент, пока тот нервно оглянется в сторону темного перехода, где один за другим бесследно исчезли его товарищи, черепашка спрыгнул с подоконника ему на спину. Невезучий оборванец покатился по земле, попутно опрокинув и Бакстера. Но вот удержать пленника было уже за пределами его возможностей. Поэтому Донателло не стал тратить на него времени, сопроводив пинком в нужном направлении, затем сгреб за полы плаща недавнего пленника и рывком поставил его на ноги.

— И снова здравствуйте! — ухмыльнулся он, глядя в скривившееся лицо ученого. — Давно не виделись.

— Это точно, — подтвердил вышедший из проулка Майк, подходя ближе.

— Опять ты! — тяжело выдохнул Стокман, уже и не пытаясь сопротивляться. — Что ж за день сегодня такой?

— Не твой явно, — довольно ухмыльнулся младший. — День черепахи, я бы назвал его так.

— Ночь, должно быть, — поправил его изобретатель, затем повернулся к пленнику. — Продолжим разговор с того места, на котором остановились.

Бакстер сморщился так, словно неожиданно оказался в самой глубине помойки. Впрочем, особой чистотой переулок и не блистал, так что сравнение было довольно удачным.

— Мы удалились от нужного места, — нехотя буркнул ученый.

— ТЫ отдалился, если не забыл, — прищурился черепашка. — И мы по твоей милости. Ничего, прогуляемся лишний раз.

Он покрепче ухватил Стокмана за локоть и толкнул в нужном направлении. Тот проворчал что-то недовольно, но когда с другой стороны приблизился Микеланджело, сдался и медленно, словно через силу, зашагал вперед.

* * *

— А что ты забыл у Шредера и его монстров? — полюбопытствовал Дон, отмечая про себя, что путь их, начиная с полдороги до места встречи с Караи, пролегал в ином направлении, но заблудиться не боялся.— Что ты у него забыл? Работаешь на него?

— Много ты понимаешь! — огрызнулся Стокман. — Можно подумать, меня кто-то спрашивал. Этот дуболом с песьей мордой захватил меня и грозил убить, если я не подчинюсь.

— А для чего ты ему понадобился? — продолжал допрос изобретатель. — Снова создавать своих роботов?

— Если бы! — недовольно сморщился ученый. — Его интересовали технологии склизких инопланетян…

— Кренгов… — уточнил Дон.

— Может быть, мне без разницы, — буркнул Стокман. — А особенно — их склизкая дрянь, создающая мутантов. Как будто этих тварей без того мало, — он прибавил шаг, но черепашка удержал его за локоть.

— Без глупостей, — предостерег он.

— Мы почти пришли, — Бакстер приблизился к углу — и тут же отпрянул прочь с невнятным полузадушенным возгласом.

— В чем дело? — не понял Донателло и угрожающе напрягся. — Только не говори, что эта чертовка снова нас нашла.

— Нет. Хуже… — Стокман медленно пятился назад.

Любопытный Майк выглянул — и также отшатнулся с одним-единственным вскриком: — Футы!

— Тише! — в один голос оборвали его Дон и Бакстер, затем недоумевающе переглянулись и, словно сговорившись, отступили назад по своим следам.

— Быстро они тебя нашли, — вполголоса пробормотал Дон, прислоняясь к стене, но не выпуская пленника. — Ты сказал им свой адрес?

— Нет, — Стокман выглядел не менее подавленным и затравленно озирался. — Надо уходить. Этот бронированный маньяк убьет меня, как только доберется.

— Наверное, есть за что, — чуть слышно пробормотал Дон, затем обернулся и взглянул в глаза невольному попутчику. — Что теперь будешь делать, приятель? Присоединяйся к нам.

— Вот еще! — брезгливо скривил губы ученый. — Кто вы и кто я?

— Враги Шредера, вот кто! — сердито воскликнул Донателло, выведенный из себя такой упертостью.

— Эй, чувак, ты сам говорил: тише, — напомнил Майк с довольной улыбкой.

— Мы можем быть на одной стороне, — уже тише добавил изобретатель, — Мы могли бы…

Дон не успел договорить, как что-то резко обожгло ему руку, которой черепашка удерживал пленника. Выругавшись, он отдернул ее и поспешно отпрыгнул в сторону. То же самое сделал и Майк, и очень вовремя: в асфальт в том месте, где они только что стояли, с шипением ударил красноватый лазерный луч.

Но откуда? Донни поспешно огляделся и только тут заметил, что футы, оказывается, приблизились к ним с тыла и, будь половчее и посообразительнее, им с Майком бы не поздоровилось. Как и…

Тут черепашка вспомнил про своего пленника и оглянулся назад. Бакстер, оказывается, отскочил в другую сторону и неподвижно застыл, словно в растерянности.

— Быстрее сюда, — махнул ему рукой Дон и, видя, что тот колеблется, решил подбодрить бывшего попутчика. — С нами они тебя не достанут.

Но слова эти оказали почему-то прямо противоположный эффект. Стокман горделиво выпрямился и переменился в лице.

— Обойдусь без вас, — бросил он с вызовом, чуть презрительно. — А вы возитесь с ними сами.

И бросился бежать в противоположную сторону прежде, чем солдаты открыли огонь. Донателло дернулся было за ним, но вынужден был отступить: видимо, он поторопился, недооценив противника. Он с сожалением, смешанным с возмущением, проводил взглядом худощавую фигуру в темном плаще, скрывшуюся за углом. Изобретателю примерещился какой-то подозрительный шум, но сказать наверняка было нельзя: свист и шипение лазерных лучей заглушали все прочие звуки.

— Разделимся, — крикнул Дон почти на ухо остолбеневшему Майку.

— Зачем? — не понял тот.

— Запутаем погоню, — коротко пояснил Дон, не вдаваясь в долгие разъяснения. — Держи, — он бросил брату округлую крышку от мусорного бака, вторую подхватил сам. — Вместо щита.

— Понял! — улыбнулся тот и перехватил крышку поудобнее, словно заправский поединщик.

— На счет три! — скомандовал Дон, но младший дожидаться не стал — и с громким воплем: «Буякаша!» кубарем перекатился через переулок, не выпуская из рук крышки. К счастью, как раз в нужном направлении, о котором изобретатель не успел его оповестить. Спустя секунду Дон также в несколько прыжков пересек открытое пространство, заслоняясь крышкой от бака. «Универсальное оружие!» — ухмыльнулся он про себя, бросая не нужный более предмет в противников, затем завернул за угол — и на секунду-другую замер в недоумении. Беглец исчез бесследно, так, словно был привидением. Черепашка пересек переулок, заглянул в пару соседних, но безрезультатно. Оставаться далее на месте было небезопасно, и Дон кружным путем последовал за братом, продолжая про себя гадать, было ли это невезение последним за этот день… точнее, ночь. Почему-то в это упорно не верилось.

Караи

Неудачный день. Впервые за долгое время. Но и этой малости достаточно, чтобы посеять сомнения и страхи в душах моих новых соратников. Более чем недостойных этого гордого названия. Верность, преданность — они не знают, что это такое. Не более чем свора, неспособная стать чем-то большим. Эти уличные крысы слишком верят в фортуну и фарт, и при малейшей неудаче начинают перешептываться и строить козни у меня за спиной. Тем более, когда их подстрекает Блэйк. Я не обращаю внимания на их ропот, стараясь быть выше этого дерьма, но и совсем игнорировать его было бы глупо. Так учил меня… тот, кого я привыкла называть отцом.

Да, Блэйк ставит мне палки в колеса с первого дня моего появления здесь. Он слишком привык быть вожаком, чтобы смириться с тем, что его превзошла девчонка. Да, он признал это прилюдно (а что еще ему оставалось, прижатому к полу моим коленом и с лезвием собственного ножа, неосторожно наставленного на меня, у горла?) но никогда не смирится с поражением. Он слишком хитер, чтобы подставляться, но слишком упрям, чтобы покинуть банду совсем. Однажды мы снова столкнемся лбами, это уж наверняка. Однажды…

Но не сегодня. Хотя повод для этого есть. Встреча с ниндзя-недомерками, которые сумели пошвырять их всего вдвоем. Против двенадцати. А ведь я предупреждала их, что в настоящем бою не стоит полагаться на свое численное преимущество и недооценивать противника. Сколько раз я им это говорила? И показывала на деле, уходя от ударов сразу нескольких, в том числе и подлых, исподтишка (единственное, в чем преуспели эти крысы). Да все не впрок, все-таки нескольких месяцев слишком мало, чтобы сделать из этой своры армию. Мою личную армию, ну, или хотя бы что-то подобное.

А теперь они перешептываются за углом, украдкой кивая в мою сторону: слишком трусливые, чтобы решиться на открытый бунт, но чересчур наглые, чтобы попортить немало крови. Как будто я могла знать, на кого мы нарвемся в этом переулке! Если я желала этой встречи, чтобы расквитаться с черепахами за все хорошее, это еще не значит, что я хотела подставы. Мелкие, подлые, трусливые, они все-таки мои люди. Других у меня нет и вряд ли будут. Но эти глупцы не могут понять. И вряд ли когда-нибудь поймут.

Эта встреча… Честно говоря, я ожидала, что она завершится иначе. При любом исходе — победа или… нет, не поражение, отец… точнее, учитель велел мне никогда не произносить это слово. Но каким другим назвать то, что случилось? Когда мои соратники бросились врассыпную, а проклятый мутант, воспользовавшись временным замешательством, обезоружил меня. Но не стал убивать, демонстрируя свое хваленое благородство. Праведник, чтоб его… И своим нелепым поступком посеял в душе сомнения, которых не могут вытеснить даже самые разумные доводы.

Мама… В последнее время я все чаще тебя вспоминаю. Вот и сейчас, укрывшись в своем закутке от посторонних глаз, при свете свечного огарка я всматриваюсь в старое фото. Вернее, его обрывок, на котором изображена ты. Помнится, в детстве я часто гадала, почему не хватает второй половины. Мелкая дурочка… Лучше бы и не знать вовсе.

Мама… Как твое фото попало в руки этого недостойного создания, крысы-мутанта, имевшей наглость называть себя моим настоящим отцом, а меня — чужим дурацким именем. Имя, больше подходящее этой сопливой рыжей дурочке-подружке черепах, чем мне. Фото же —почти точная копия того, что есть у меня. На твоих руках младенец, а ты с нежностью смотришь на незнакомого человека, совершенно не похожего на того, кого я привыкла называть отцом.

Бессовестный лжец, но… откуда тогда он там, на фото? Я закрываю глаза и помимо воли вижу его тогда еще человеческий, по-своему даже привлекательный профиль. И украдкой смотрю в обломок зеркала, с неудовольствием отмечая схожие черты. Нет, это наверняка кажется, при таком тусклом свете, да по памяти, да на нервах чего только не навыдумываешь. Я похожа на тебя, мама, а вовсе не на этого типа. Я сердито сдвигаю брови, привычно копируя отца… точнее, воспитателя (пора уже привыкнуть называть его так, черт возьми!) плотнее сжимаю губы. Нет, такой глупой счастливой улыбки, как у незнакомца на фото, у меня никогда не было. И не будет…

Отец… Я по привычке все еще продолжаю называть тебя так. Все еще ношу подаренные тобой элементы защиты, хотя не раз порывалась сгоряча выбросить, как другой подарок… Но нет, броня мне еще пригодится. Эта свора понимает только язык силы, и я должна быть сильной. Чьей бы помощью ни пришлось воспользоваться.

Как ты мог так поступить со мной, отец? Со мной, своей девочкой? Ты спас меня во время того страшного пожара, которого я не помню, не пощадив себя, но для чего? Сделать совершенным орудием мести против своих врагов? У тебя получилось, вот только я больше не хочу быть безвольным орудием. Ты еще смел говорить, что любишь меня. Разве это — любовь? Разве можно бесстыже врать в глаза тому, кого любишь? Причинять такую адскую боль? Слова, сказанные тебе при последней встрече, до сих пор жгут мне горло, но ты заслужил их. Я повторяю это снова и снова, как мантру. Может, получится наконец поверить. Когда-нибудь…

Сейчас ты, наверное, считаешь меня предательницей и вычеркнул из своей жизни. Я сама этого хотела и не жалею об этом… Почему же тогда так больно при малейшем воспоминании о тебе, горло перехватывает так, что становится невозможно дышать, а в глазах щиплет, как от ослепляющего порошка? Почему?.. Ведь ниндзя неведомы ни слезы, ни сожаления. Он не оглядывается назад. Наверное, я все-таки плохая куноити, раз не могу забыть тебя, отец. И тебя… Леонардо.

Леонардо, мое извечное проклятье. Ты мог бы стать замечательным другом, если бы не был столь ограниченным и правильным. Твой брат и то не такой. Однако в тебе есть что-то, заставляющее мое сердце замирать под броней, как под прицелом. Что-то, пробуждающее всех демонов в моей душе и толкающее на необдуманные поступки.

Но довольно об этом. Ты лживый и двуличный, как и все они. Твое хваленое благородство не помешало тебе попытаться убить отца… мастера. Убить подло, со спины, воспользовавшись моим доверием. Почему ты не пытался убить и меня? И тогда, и сейчас… Даже пытался спасти. Почему?.. Ты странный, Леонардо, и это меня злит. Когда же я наконец пойму, что у тебя на уме? Может, тогда смогу разобраться, что чувствую к тебе: презрение, ненависть или…

Слишком много вопросов, на которые нет ответа. Моя бедная голова скоро лопнет от них. Уже давно за полночь, и скоро начнется новый день. Как бы хотелось начать его с чистого листа, оставив прошлое за спиной. Без горечи, без недомолвок, без сомнения. А еще… никогда не узнавать всего того невозможного, не дающего ни сна, ни покоя… того, что принято называть правдой.

Эйприл

Везунчик все-таки этот Стокман! Что бы ни случилось, ему всегда удается выйти сухим из воды. Мне бы хоть капельку этого везения. Господи, неужели я так много прошу? — всего-навсего немного свободы для себя… и своего отца.

Папа… Как ты там, без меня? Сколько я тебя уже не видела, даже твое фото в ноуте? Месяц, не меньше. Мне все труднее представлять себе, как ты сейчас выглядишь, словно черты лица скрывает туман и видны лишь самые общие очертания. Даже постоянная тревога за тебя (все-таки быть в плену у противных Кренгов совсем не сахар, я-то знаю) сменилась отупляющей апатией: ведь они не станут причинять тебе вреда. Ты слишком нужен им, ты и твои знания. Они — причина твоего пленения, и они же — гарант безопасности. Дико, правда? Но так бывает.

И не только с тобой, папа. Скажи мне кто-нибудь в самом начале, что я стану смотреть на своего похитителя, этот ходячий ночной кошмар, как на защитника — я бы рассмеялась этому недоумку в лицо. Да в клетке тигра безопаснее, чем в лапах этого чудовища, напрочь забывшего про сострадание. А может, и не имевшего вовсе…

А сейчас… Сейчас я сама не знаю, что происходит. Пересекаясь с ним в коридоре, я ловлю его взгляд, пытаясь угадать, что же у него на уме — и, соответственно, чего мне ожидать. А когда требуется сопровождать его куда-либо (та встреча с гангстерами была далеко не единственной), подсознательно, на уровне какого-то инстинкта, держусь к нему поближе. Шредер не возражает. Похоже, ему все равно. А мне… мне просто спокойнее. Ведь он — единственный, кто может защитить меня от страшноватой холодной исполнительности молчаливых солдат клана и злобы мутантов. Особенно Острозуба.

К счастью, последние дни его совсем не видно и не слышно. Скорее всего, Шредер отправил его на очередное задание, и это даже хорошо… Стоп! Какое, к дьяволу, хорошо? Стокман же говорил, что Шредер должен получить от Кренгов партию мутагена, и доставить ее сюда должен именно пес. Он и так уже мутант, чего ему бояться?

А вот мне… мне точно стоит задуматься. Ведь не зря же меня, в самом деле, держат здесь. И если не для того, чтобы отдать Кренгам, значит…

Так, без паники, ОʼНил. Только без паники. Может быть, Стокман ошибся. Он же лживый трус, тебе ли не знать… Так, а что это за странное сборище? Этих солдат хватило бы на целое войско. Все они, что ли, здесь собрались? И зачем? И Острозуб тут — а значит, в этих ящиках, что они разгружают, точно не пряники

И хозяин тоже здесь. Вся шайка в сборе. Надо что-то делать, и быстро, иначе… Оглянулся… Блин, неужели он чувствует взгляд? Тебе крышка, Эйприл, вот теперь точно крышка. Скорее назад, тебя здесь не было, никогда не было… Любопытство однажды тебя погубит. Может быть, даже сейчас, но… надо же знать, заметили меня или нет.

О, черт! Заметили. И самое скверное — проверять идет Острозуб. Назад, скорее назад! Куда угодно, хоть к черту на рога, лишь бы подальше от проклятого пса. И тихо, слух у него, как… точно, как у цепной собаки.

Заперто. И снова. И опять… Черт, ну хоть что-нибудь… Хотя бы подсобка или чулан…

Есть! Бог есть, ОʼНил, и он тебя любит. То, что нужно. И дверь ничем не отличается от остальных. Теперь только закрыть ее покрепче — и можешь укусить себя за хвост, Острозуб, тебе здесь ничего не облом…

Стоп, нет, мы так не договаривались! Откуда свет? Я же не включала его. И даже не нажимала ни на какую случайную кнопку, я же все-таки не Майки. Тогда почему?.. Неважно. Как же его выключить, пока меня не заметили?

А это еще кто? Ой, мамочки! Поспешно зажимаю себе рот, чтобы не заорать от ужаса. Ведь мне «повезло» ровно настолько, чтобы в поисках спасения наткнуться на свой самый страшный кошмар. На Кренга… только заключенного не в обычный андроидный скафандр, а в какую-то странную капсулу.

Осторожно перевожу дыхание. Этот, похоже, не опасен. Такой же пленник, как и я, и вид у него довольно замученный и несчастный. Не кормят они его, что ли? Интересно, а что эти слизни едят? Капсула кажется непроницаемой, как он там не задохнется? Стоп, ОʼНил, не хватало еще жалеть склизкого пришельца. Шевелится — значит, живой, и воздух в наличии.

И все-таки… Вот, значит, какое «сотрудничество» у него со Шредером. Вполне ожидаемо, надо сказать. Ни за что на свете не хотела бы я быть его сообщником — по сути, таким же заложником, как и я сама.

Нет, не надо на меня так смотреть своими зелеными глазищами, мне и так не по себе. И верещать тоже не надо. Стекло капсулы, надо думать, очень крепкое, но тебя все равно хорошо слышно. Где же этот долбанный выключатель? На этой стене нет, на той тоже. Может быть, наверху…

То, что доктор прописал! Вентиляция. Но отверстие такое узкое, даже для меня. Мне не удастся туда протиснуться, а если и получится, железки на куртке будут скрежетать по стенкам так, что всю крепость на ноги поднимут. Надо оставить ее здесь, спрятать. Хотя бы под этой кучей ящиков, что бы в них ни находилось. А парочку взять, чтобы добраться до вентиляции. Так… Решетка прикручена слабо. Удачно. А теперь не забыть уронить их, чтобы никто ничего не заподозрил. Упс! Громче, чем ожидалось. Но ничего: меня уже здесь нет. И никогда не было.

Пронесло… кажется. Но радоваться рано. Труба донельзя тесная и узкая. Что-то хрустит и рассыпается под моими коленями и ладонями. Стараюсь даже не думать, что это может быть. Нет, ОʼНил, только не это. Дыши глубже и повторяй: здесь нет никаких тварей. Нет пауков, нет крыс. Здесь вообще ничего нет, кроме тебя и пыли.

Труба уходит куда-то наверх. Куда, интересно? Скоро узнаем. Возвращаться все равно поздно. Может быть, в казарму… или, упаси Боже, в комнаты мутантов. Но там не может так странно пахнуть. Словно бы ладаном или…

Нет, нет, нет! Только не это! Труба резко уходит вниз, становясь неожиданно скользкой, и удержаться нет никакой возможности. Руки скользят в тщетной попытке зацепиться хоть за что-нибудь. Какой-нибудь мусор… Когда он нужен, его, как нарочно, нет. Край приближается, а вместе с ним и свет. После потемок трубы он кажется очень ярким. Глаза щурятся, а тело сжимается, пытаясь упасть хотя бы не спиной вперед. Глухой удар, почему-то совсем не болезненный… Все, приехали.

Проходит минута, другая… Пока все тихо. Куда же меня занесло? Осторожно открываю глаза и оглядываюсь. На полу что-то, напоминающее циновки. Они, должно быть, и смягчили падение. Очень удачно. Взгляд мечется по сторонам, отмечая непривычную обстановку. Огромная кровать без спинок и что-то вроде столика возле нее. Дверь на противоположной стороне, наверняка крепко запертая. И странная стена-ширма с изображением извивающегося красного дракона на ней. Почему-то именно она кажется знакомой, точно я где-то уже ее видела. Стоп! Почти такая же, только с изображением цветущего дерева, находится у… мастера Сплинтера. Так, значит, меня занесло… О мой бог! Вот уж повезло, так повезло!

Эйприл поднимается на ноги и ошарашенно оглядывается, не веря своим глазам. И упорно не желая верить. Но нет смысла спорить с очевидным: она попала именно туда, куда ей, пленнице и заложнице, доступа не было. И лучше бы так оставалось и далее…

Но дело сделано, и теперь надо выбираться отсюда, по возможности, без потерь. Девочка находит взглядом дверь и осторожно пробует открыть. Не заперто. Странно как-то. Ну, да ладно. О возможном патруле снаружи она старается даже не думать: стоит лишь вспомнить о чем-либо неприятном, как оно тут же появляется на пути.

Стараясь держать дверь в поле зрения, Эйприл еще раз оглядывается. В голову приходит безумно дерзкая мысль: раз уж ей все равно так «повезло», помимо ее воли и согласия, — может, есть смысл поискать утерянное средство связи? На месте похитителя она бы хранила его именно здесь, в своих личных покоях, куда никому постороннему нет доступа.

Опасная, почти безумная мысль. Эйприл пытается отогнать ее, но безуспешно. Слишком уж заманчиво и соблазнительно выглядит приз в случае везения. Да и как знать, чем обернется бездействие? Ноги словно сами собой делают шаг в сторону ширмы, как за дверью непрошеная гостья слышит приближающиеся звуки шагов.

Попалась… Девочка затравленно оглядывается. Слишком близко, чтобы успеть сбежать, да и переходов в соседние комнаты, как назло, не заметно. Укрытие… Хоть какое-нибудь. Времени долго думать нет, и девочка поспешно падает на живот и, подхватив крышку вентиляции (вовремя попавшуюся на глаза, а то Эйприл в панике про нее бы и не вспомнила), протискивается под кровать. Места хватает еле-еле, деревянная рама больно царапает спину, но под действием страха Эйприл не замечает этого, змеей протискивается в щель. Захочешь жить — заберешься и не туда!

С тихим шорохом открывается и снова закрывается дверь. Шаги приближаются. Уверенная решительная поступь настоящего хозяина этого места сливается с чуть слышным металлическим позвякиванием доспехов. Девочка невольно ежится, вспоминая острые, как бритва, выдвижные лезвия, приставленные к горлу. Кажется, это было целую вечность назад, но помнится ясно и четко, словно вчера.

Что же ему здесь понадобилось? Ведь совсем недавно, менее получаса назад, Эйприл видела Шредера внизу, с отрядом солдат, псом и ящиками с мутагеном. Девочка старательно отгоняет от себя мысль о том, что ее таки выследили. Слишком много чести, чтобы хозяин гонялся за ней лично. Со своего места Эйприл не видит, кто именно вошел в комнату, но почти уверена, что не ошиблась. Кто еще может так вольготно чувствовать себя на территории ее мучителя, грозы всех своих подчиненных, кроме него самого?

Тем временем слуха девочки касается другой звук. Как раз со стороны ширмы или чуть левее. Затем шелест каких-то бумаг. И снова шаги, теперь уже в ее сторону. Все ближе, все громче…

Собирается он вообще уходить или нет? Что принесло Шредера сюда в такой неурочный час? Насколько помнит Эйприл, обычно в это время ниндзя находится в своем «тронном зале», занятый построением очередного зловещего плана или контролем за его воплощением. Один из планов, скорее всего, осуществлен, но не единственное же это дело на сегодня?

Ближе и ближе… Но… ей кажется, или сейчас каждый шаг словно дается ему с трудом? Замедляется, теряет уверенность, словно становится чужим. Принадлежащим совсем другому человеку.

Эйприл поспешно мотает головой — и тут же замирает, зацепив затылком перекладину. Только не это! Шаги останавливаются примерно в ярде* от нее. Услышал или?.. Эйприл задерживает дыхание, мысли мечутся в голове, словно испуганные кролики, но одна опережает остальные — ибо в нее вложена вся сила души. «Только бы он не заметил меня! Только не сейчас. Я не хочу ему ничего дурного и больше не суну сюда и кончика носа, честно. Только пусть уходит поскорее. Пожалуйста!»

Деревянный скрип почти над самым ухом сбивает ее с мысли. Похоже, ее мучитель что-то достал из ящика тумбочки, стоящей у кровати. Почти исчезнувшая надежда вспыхивает с новой силой. Может быть, это как раз то, что она искала? Эйприл медленно, осторожно выдыхает. Хорошо хоть, что здесь нет пыли, как в той проклятой трубе. Пыль… Сердце снова пропускает удар. Как она могла забыть? Почти наверняка при падении вместе с ней на полу оказалась немалая толика мусора из ее недавнего убежища. И в здешней почти стерильной чистоте никак не может быть проигнорирована.

Тем временем похититель тяжело вздыхает и произносит что-то на незнакомом ей языке. В первую секунду душа уходит в пятки, но девочка довольно быстро соображает, что, если бы ее присутствие было замечено, то и интонация наверняка была бы другой. Эйприл не может разобрать ни слова — но ей вновь кажется, что голос, как и поступь чуть ранее, принадлежат совсем другому человеку. Совсем не тому, кто держал ее взаперти в подвале, а потом едва не пришиб сначала Стокмана, а затем пса (и, если быть честной перед собой, обоих незаслуженно). Он не вызывает страха, а скорее, даже что-то, похожее на сочувствие. Эйприл недоуменно мотает головой, отгоняя несвоевременные мысли. Что за ерунда? Не две же души у него в теле?

Она с некоторым трудом разжимает судорожно стиснутые на решетке вентиляции пальцы. Похоже, пока что опасность миновала, но надолго ли? Сколько времени еще придется провести здесь? Девочка усилием воли пытается расслабиться, считать вдохи и выдохи, как учил ее сэнсэй, дабы не поддаться панике и не совершить еще какую-нибудь глупость. Разделять себя и свои мысли и чувства, создавая между ними невидимый барьер. Но врожденное любопытство вновь и вновь возвращают ее к услышанному, переродившись в совсем уж несуразную мысль: а ОН поступает точно так же? Может, потому его так сложно понять и почувствовать? Странная, но с виду такая правильная мысль. Эйприл поспешно отгоняет ее прочь. Вот уж о ком менее всего стоит думать!..

Тем временем шаги постепенно удаляются, затем девочка вновь слышит шорох открываемой дверцы. Новый тайник для ценной вещицы, не иначе. Она напрягает слух, насколько можно, пытаясь определить местоположение, но получается плохо. Где-то у противоположной стены, наверху и, кажется, слева. Точнее определить невозможно.

С шорохом открывается дверь, и незнакомый голос еле слышно произносит несколько слов. И, как по сигналу, дверь закрывается и шаги удаляются. Стремительной решительной поступью, так хорошо знакомой Эйприл. Так, словно бы что-то странное, непривычное, ей привиделось. А может, так оно и было?..

Выждав некоторое время, Эйприл выбирается из укрытия. С большим трудом перевернувшись и втягивая живот, она выкатывается из-под кровати и обессиленно растягивается на полу. С трудом верится, что она… кажется, целую вечность назад так быстро туда забралась. Поистине, инстинкт самосохранения творит чудеса.

Но не время расслабляться. Поспешно поднявшись, Эйприл направляется к двери, но неожиданно, словно ужаленная непрошенной мыслью, останавливается. Чувство облегчения пьянит и кружит голову. Была не была! Она направляется к месту предположительного тайника, который обнаруживается как раз возле ширмы. Почти незаметная выемка-ручка, вполне подходящая для ее тонких пальцев. Отодвинув тонкую, похожую на фанерную, выкрашенную в бежевый цвет дверцу, девочка быстрым взглядом пробегает по полкам. Свернутые свитки и стопки бумаг, ароматические палочки… Все не то. Внимание привлекает отблеск в дальнем углу. Эйприл запускает туда руку, сгребая ладонью все, что есть, и осторожно извлекает наружу…

…совсем не то, что ожидала найти. В лист шероховатой рельефной бумаги оказывается завернута небольшая глиняная табличка с выбитыми на ней иероглифами, а совсем рядом с ней лежит также маленькая, всего в ладонь, подвеска. Нефритовый дракон с отбитым на кончике хвостом и оборванной потертой тесемкой.

Эйприл с недоумением и скрытым разочарованием смотрит на драгоценную безделушку (табличка не привлекла ее внимания). Откуда она здесь и что означает? Такая изящная вещица более подходит женщине, нежели ее нынешнему хозяину. Здесь скрыта какая-то тайна, которую ей, скорее всего, не стоит знать. Девочка ругает себя за неуместное любопытство, уже принесшее ей немало бед, и, поспешно завернув вещицы обратно в бумагу, прячет их на прежнее место, рядом с ароматическими палочками и свитком. Это не ее дело.

Еще раз окинув взглядом полки, Эйприл закрывает дверцу и уже совсем собирается было уйти, как в неожиданном озарении падает на пол и — о чудо! — потеря находится за нижней дверцей, почти у самого пола. Все-таки не зря!.. От переполняющей ее радости на глазах выступают слезы. Эйприл поспешно вытирает их рукавом, закрывает дверцу и, вскочив на ноги, бросается к выходу…

Уже возле двери девочка притормаживает и, отодвинув створку, осторожно выглядывает наружу. Вроде никого. Она проскальзывает в щель — и, прикрыв дверь за собой, дабы не оставлять следов, медленно, приставным шагом и держась поближе к стене, движется по коридору в сторону, где не маячат у поворота темные силуэты патрульных.

До спасительного угла остается менее десяти шагов, и Эйприл уже всерьез верит в спасение… и тут резко, почти со стоном выдыхает, замерев, как вкопанная. Потому что из-за угла (не иначе, как затаившись там и подкарауливая ее) появляется второй мутант-приспешник Шредера. Саблезуб. Тот, кого она боялась гораздо менее, чем свирепой громадины пса. И, как оказалось, совершенно напрасно.

— Удачно я сюда зашел, — ухмыляется тот, показывая острые желтоватые клыки, делая на поскрипывающих протезах шаг к ней. Желтые глаза прикованы к телефону, зажатому в руке. — Как раз все, что мне нужно…

Зачарованно глядя на мутанта, Эйприл делает шаг в сторону; тот повторяет ее движение. Затем в другую, гадая, с какой стороны его лучше обойти. Главное — суметь проскользнуть, а там уж этому уроду не угнаться за ней на своих ходулях.

Словно угадав ее мысли, Саблезуб ехидно усмехается и поправляет цепочку на шее, извлекая из-за дыхательного аппарата какой-то прибор с кнопками, напоминающий свисток. Который почти наверняка переполошит всех в крепости.

— Даже и не думай! — хрипловато шипит он, слегка прижимая ладонью-плавником кнопку. — В противном случае за последствия я не ручаюсь.

Эйприл сглатывает противный комок в горле.

— Что тебе нужно? — наконец спрашивает она. Раз не поднял тревогу сразу, значит, есть шанс договориться. Хотя бы минимальный.

— Твою рацию, — Саблезуб протягивает вперед правую конечность, левую же оставляет на кнопке, настороженно косясь на девочку. — Хозяину совсем не обязательно знать, что ты была на его территории. Нам всем не нужны лишние проблемы, верно?

Час от часу не легче! Но выбора нет, и, вздохнув, Эйприл протягивает мутанту с таким трудом обретенную вещицу.

— Умная девочка, — прищурившись, отмечает тот, ухмыляется еще нахальнее — и вдруг резко меняет тон. — А теперь живо пшла отсюда, пока я не передумал!

Эйприл вздрагивает, затем демонстративно неспешно обходит мучителя и идет, с трудом удерживаясь, чтобы не оглянуться и не ускорить шаг. Причин доверять мутанту у нее нет, лишь шаткая надежда, вперемешку с опасением: зачем этой пиранье понадобился ее телефон? Может, положить на место, дабы избежать нагоняя от грозного хозяина? Хоть бы…

Саблезуб провожает пленницу взглядом и прячет отобранный телефон за многофункциональный пояс. Конечно, он вернет его хозяину, но… чуть-чуть попозже. А пока что вещица сослужит хорошую службу ему самому.

_________________________

* ярд — примерно 91, 5 см

Шредер

Шен… Прошел еще один год, как ты покинула этот мир. Минуло уже шестнадцать лет, но порой кажется, что все случилось вчера. Отчаянная схватка с твоим так называемым супругом, подло укравшим тебя у меня (есть какая-то высшая справедливость, что в итоге он стал именно крысой). Длинные ломаные тени, черными чудовищами мечущиеся по стенам в тусклом свете. Ты, с волнением и тревогой наблюдающая за сражением. За кого ты тогда переживала? Если бы узнать… Свеча, неосторожно сбитая на пол одним из нас (сейчас уже и не вспомнить кем), рядом с сёдзи, моментально вспыхнувшим от нее. Твои испуганные глаза, в которых отразились ярко-оранжевые отблески пламени. Рушащиеся потолочные перекрытия, навсегда скрывшие тебя от наших глаз. И моментально оборвавшийся отчаянный крик, клеймом отпечатавшийся в моей памяти.

Мы погубили тебя, Шен. Мы оба. Но в первую и главную очередь — он, проклятый Йоши, не пожелавший уступить тебя по-хорошему. И при этом неспособный тебя защитить. Все в этом мире принадлежит сильному, и он не был достоин тебя, Шен, не был достоин счастья, по недосмотру богов доставшегося ему. И бездарно упустил его, как и было предначертано свыше.

И все же… Это ведь я не успел вытащить тебя. Отвлекся всего на мгновение, услышав плач ребенка. Короткий взгляд, брошенный в относительно безопасный угол, приютивший твое дитя (для меня оно было в первую очередь именно твоим), стал роковым. Упавшая горящая балка ударила тебя по спине, сбив с ног, затем еще одна, еще… И я ничего не успел сделать. Эта страшная картина вновь и вновь является мне в кошмарных снах, а при пробуждении меня вновь душат бессильный гнев и отчаяние. Потому что исправить что-либо уже невозможно.

Судьба несправедлива, Шен. Ты ушла, так и не успев узнать, кто есть кто в этой жизни. Слабосильный трус, оглушенный одним ударом, не успел прийти в себя, чтобы спасти тебя или твое дитя. Превосходное оправдание, не так ли? Однако же ухитрился уцелеть сам. Я от всей души надеялся, что проклятый Йоши станет достойной жертвой твоему ками* на вашем общем погребальном костре. Так было бы правильнее всего. Увы, боги судили иначе. Что они знают о справедливости?

Караи… Ради тебя пожертвовала жизнью Шен. Ради тебя я остался в живых в день, когда мир рухнул и все потеряло смысл. Мне следовало бы, как и подобает самураю, положить конец постылой жизни, не совместимой с жгучим чувством вины. Этот исход казался наилучшим в тот момент, но я решил иначе. Тем более что и весомые причины для того были. Но никто никогда не узнает, какая из них стала решающей. Не утверждение власти, на время утратившей всю привлекательность. Не месть уцелевшему сопернику — она, конечно, тоже, но позднее, когда я узнал о его везении. А поначалу — именно ты. Маленькая частица моей Шен.

«С глаз долой — из сердца вон»? Кто придумал эту невозможную глупость, эти невыносимые слова? Я заставил бы его подавиться ими. Конечно, со временем мне все труднее вспоминать твое лицо, но это ведь ничего не значит, верно? Ты очень похожа на мать, это я помню хорошо, но и ее изображение осталось у тебя, когда ты решила покинуть меня…

Вот чем в итоге ты мне отплатила! Ты, обязанная мне всем, что имела, даже жизнью, милостью богов не отнятой у тебя… Неблагодарная девчонка! Любая другая сочла бы твое положение за величайшую милость. Например, заложница, жизнь и благополучие полностью зависят от меня каждый день и час. Это осознание приносит какое-то мрачное удовлетворение, хоть немного заполняющее образовавшуюся где-то внутри пустоту.

Вот только… за все в жизни приходится платить, и порой гораздо больше, чем ожидаешь. Свершившаяся месть, о которой я нисколько не жалею, обошлась мне так дорого, что я бы многое отдал, чтобы вернуть время назад и расправиться с Йоши по-другому. Так, чтобы наше противостояние не затронуло Шен. Но что сделано, того не исправишь. Карма**.

Гораздо хуже то, что последствий иных поступков предугадать почти невозможно. И, следовательно, защититься от них. Замечательная идея использовать заложницу в качестве подмены в итоге обернулась иными сложностями. Иллюзия, от которой, казалось, так легко, но просто неохота избавляться, более живуча, чем я мог предположить. Проклятье! Даже сейчас, в комнате, куда нет доступа никому, кажется, что она рядом, совсем близко. В накинутом на голову капюшоне — и оттого неразличимая с тобой.

Она совсем не похожа на тебя, мой котенок. Бледное, лишенное загара, лицо, огненные, словно у вырвавшегося из ада демона, волосы, огромные, вечно испуганные голубые глаза… Чужачка, волей судьбы оказавшаяся на твоем месте. Но ведь… и ты когда-то, целую вечность назад, была мне чужой. Нет, неправильно. Ты — дитя моей Шен и уже поэтому не можешь быть чужой. С годами ты походила на нее все больше… и в итоге сделала такой же невыносимый выбор.

Одна отрада: ты не досталась и ему тоже. Слабое утешение, конечно. Один из Драконов видел тебя во главе банды каких-то уличных хулиганов. Ты не растерялась, моя девочка, и утверждаешь себя в чужом жестоком мире. Я мог бы гордиться тобой. Мог бы…

Вот только вместо гордости в душу змеей вползает тревога. Ты не тепличный цветок, мой котенок, не привыкла к излишествам и телячьим нежностям. Но жизнь на улице совсем иная, чем в клане. Кому там можно доверять, кроме себя? Я верю, что ты справишься, моя девочка, как справлялась всегда. И все-таки… будь осторожнее.

А порой тревогу сменяют собой жгучее раздражение и гнев. Ведь именно из-за тебя, упрямая девчонка, мои враги все еще живы. Сейчас я получил наконец от инопланетян их слизь, меняющую обличие живых существ. А могу получить гораздо большее (эти твари вряд ли осмелятся отказать мне) — ведь в их арсенале наверняка есть и иные, более смертоносные химикаты. И я бы, не колеблясь, залил бы все катакомбы этой дрянью, чтобы добраться до них. Если бы не одно «но»… Ты, мой котенок.

Нет, я бы не колебался ни минуты, если бы даже пришлось принести в жертву весь этот город со всеми его обитателями, дабы осуществить свою месть, ставшую главной целью моей жизни. Но меня бросает в дрожь при одной мысли, что мое отмщение может обернуться и против тебя. Нет, только не это. Будь что будет, я найду множество других способов достать их, не подвергая риску тебя, моя девочка. Никогда, ни за что на свете я осознанно не причиню тебе вред. С этой виной я просто не смогу жить.

Одна из таких возможностей предоставлялась совсем недавно. Точнее, предоставилась бы, если бы не этот глупый мутант. С помощью маячка на куртке заложница наверняка привела бы нас в логово своих дружков. Ну, а остальное завершил бы я сам. А теперь удобная возможность упущена и вряд ли повторится.

Нет, это была плохая идея. Гоняться за грязными мутантами по канализации — до такого я еще не опустился. Намного лучше было бы заманить их сюда, на мою территорию. А потом, с их помощью (хватило бы и одного, запертого, скажем, в клетке), выманить сюда Хамато Йоши. И завершить, наконец, начатый накануне разговор. Так, как это нужно мне.

Одна беда: проклятая штуковина не желает включаться. И проходимец Стокман все-таки смотался. Он пожалеет о своей дерзости. Мои люди знают свое дело и найдут его, где бы этот слизняк ни скрывался. Никто не смеет противиться воле великого Шредера, а те, кто все же осмелится, дорого за это заплатят. И некоторые — не позднее, чем сегодня.

______________________

* ками — душа, бесплотный дух в буддизме

** карма — судьба, неумолимый рок в буддизме

Однако день вовсе не расположен заканчиваться мирно. Скверное начало — не к доброму концу?..

Разминувшись с мутантом, Эйприл поспешно направляется к лестничному пролету. В голове роем растревоженных ос кружится тысяча предположений, для чего Саблезубу мог потребоваться передатчик. Но девочка поспешно отгоняет их прочь. Изменить она все равно ничего не сможет, а в панике лишь наделает новых глупостей. Коих и так для одного дня более чем достаточно.

Надо подумать о чем-то другом. Переключиться. Вот только на что?.. Попытка вспомнить Донни вызывает глухую боль в груди и вновь пробуждает начавшую засыпать тревогу — ведь отнятая вещь может быть как-то использована против него и братьев. Мысли об отце завершаются почти закономерным огорчением и досадой, что она почти не может вспомнить его лица и ничем не может помочь ему, будучи запертой здесь… да и вроде как забывает о нем за своими проблемами. Тоже не лучший способ успокоиться.

Мысли девочки обращаются к найденному в комнате Шредера загадочному предмету… точнее, двум предметам. Что они для него значат и почему хранятся почти так же надежно спрятанными, как и отнятый у нее передатчик? Может быть, подвеска принадлежит Караи? Кстати, где она? Сейчас пленнице предоставлена большая свобода передвижения, и почти за месяц заключения (а может, и дольше, девочка уже сбилась со счета) они должны были хоть раз встретиться. «Может, — в голову прокрадывается тревожная мысль, — с девчонкой что-то случилось?» У Эйприл нет причин симпатизировать дерзкой задиристой разбойнице, но и зла она Караи не желает. Так неужели темная куноити все же нашла неприятности на свою голову? И именно поэтому Шредер ведет себя так странно?..

Примерно на уровне первого этажа Эйприл осторожно выглядывает из-за угла, затем неслышно выскальзывает в полутемный коридор. Где-то поворота через два должна быть выделенная ей комната. Сейчас она кажется девочке надежным укрытием, убежищем от неприятностей, почти что обжитым домом. Абсурдное сравнение, но что поделать? Месяца вполне довольно, чтобы освоиться и привыкнуть… хотя бы немножко.

Да, пожалуй, привычка — большое дело. Не случайно же сейчас, на волне неожиданных мыслей о Караи, помимо вполне закономерного страха Эйприл ощущает нечто, похожее на сочувствие: она-то знает, каково это — переживать за близкого человека; и даже в душе желает, чтобы разбойница объявилась поскорее, живая и здоровая. Любопытно было бы увидеть, как этот террорист обращается с родной дочерью. Неужели так же холодно и жестоко, как и со всеми прочими? С него станется, хотя… почему-то не хочется верить. Должно же быть в этом негодяе хоть что-то человеческое. Опять же… может, отвлечется на приятное событие и будет следить менее бдительно. Было бы неплохо.

Лучше бы о нем и не вспоминать! Потому как, завернув за угол, Эйприл едва не сталкивается с предметом своих размышлений (и как только ухитрился подойти неслышно во всех своих железках?) Девочка поспешно отступает на шаг и склоняет голову в подобии вежливого приветствия. Затем замирает в нерешительности: ей бы направиться дальше, до своей комнаты, но Шредер не торопится пройти мимо, стоит напротив нее, заслоняя собой почти весь неширокий проход. А невежливо обходить, почти протискиваясь рядом, как-то не хочется.

— Где твоя куртка? — неожиданный вопрос заставляет девочку вздрогнуть, оторвавшись от изучения стыков плит на полу.

— Забыла надеть, — Эйприл наконец поднимает глаза и смотрит прямо на тюремщика, не отводя взгляда. — А разве она так необходима?

— Да, — короткий ответ, как удар молотком по гвоздю. — В моем доме должно вести себя так, как приказываю я.

Эйприл медленно выдыхает, стараясь не выдавать негодования, которым сменился недавний страх — сколько можно бояться, в конце-то концов? Далась же ему эта куртка! Что теперь, еще и паранджу нацепить, чтобы не смущать его величество?

Неожиданно Шредер слегка наклоняется и пристально всматривается в ее лицо, словно почувствовав неладное. Эйприл поспешно отводит глаза, но поздно. Он уже заметил все, без труда удержав голову за подбородок и буквально пригвоздив к месту тяжелым холодным взглядом.

— Сейчас ты увидишь, что бывает с теми, кто смеет перечить, — с этими словами ниндзя отводит руку, почти сразу же перехватив девочку чуть выше локтя, и тащит за собой. Эйприл пытается сопротивляться, возмущаться и спрашивать, куда, зачем и какого черта, но безуспешно. С тем же результатом она могла задавать вопросы каменным стенам.

Но всякое желание спрашивать испаряется, а язык словно отнимается, когда они пересекают порог комнаты где-то в районе цокольного этажа, больше заслуживающей называться лабораторией. Довольно большая, с низким потолком, дальние углы заняты какими-то механизмами, которых Эйприл не может опознать, а вдоль боковых стен выстроились рядами воины клана. Но больше всего внимание девочки привлекает установка, чем-то неуловимо напоминающая дыбу. А особенно — донельзя знакомая капсула со светящейся зеленоватой жидкостью. Именно так, по словам Донни, и выглядела установка, на которой Тимати и стал слизнем-мутантом. А это значит…

— Чт-то… з-зачем? — язык Эйприл заплетается, а ноги подкашиваются. Голос отказывается ей подчиняться, и немудрено. Слишком уж похоже на воплощение ее самого страшного кошмара.

Шредер неожиданно останавливается и внимательно смотрит в ее побледневшее лицо.

— Увидишь, — так же лаконично отвечает он и приближается к страшной установке еще на несколько шагов, вынуждая и девочку подойти ближе, и останавливается ярдах в трех от механизма.

Ременные крепления для рук и ног помимо воли притягивают взгляд. И когда ужас достигает апогея, грозя выплеснуться в безрассудном, продиктованном паникой поступке, из боковой двери появляются два мутанта, Острозуб и Саблезуб. И первый из них грубо тащит за связанные руки… недавнего беглеца, Бакстера Стокмана. Тот почти так же, как и Эйприл, пытается сопротивляться и упрашивать своего конвоира, но — так же безрезультатно.

Завороженно Эйприл наблюдает за тем, как мутанты пристегивают невезучего ученого к установке, и сочувствие к пленнику странным образом смешивается в ее душе с облегчением: все же жертвой станет не она.

Эйприл сердито встряхивает головой, отгоняя недостойное чувство и пытаясь собрать остатки мужества.

— Нет… не надо, — тихо, почти неслышно шепчут побледневшие губы.

Поведя в ее сторону ухом, Острозуб косится на нее и плотоядно скалится.

— Мастер, девчонка заступается за предателя, — почти торжествующе докладывает он. — Может, лучше испытать мутаген сначала на ней? Как на менее ценном образце?..

Эйприл испуганно зажимает свободной ладонью рот и пятится прочь, но крепкая хватка конвоира не дает отдалиться сколь-нибудь заметно. Как ни странно, Шредер никак не реагирует на реплику помощника, лишь щурит глаза и смотрит на нее, слегка склонив голову к плечу. Затем переводит взгляд на мутанта.

— А может, устроим тебе дубль-два? — неожиданно предлагает он. — Может, тогда получится что-нибудь более приличное?

Поперхнувшись своими словами, Острозуб замолкает. Саблезуб угодливо хихикает, но поспешно замолкает, захлопнув пасть, и отступает на шаг. Стать объектом эксперимента совсем не хочется и ему.

— Здесь я решаю, кого и зачем, — ниндзя отворачивается от помощника, делая знак свободной рукой одному из воинов клана. Тот коротко кивает и, вскарабкавшись по задней стороне установки, поворачивает рычаг с левой стороны. Над головой Стокмана повисает тягучая зеленая капля, постепенно опускаясь все ниже. С истошными воплями тот пытается вырваться, как-то увернуться, но безуспешно. Эйприл заслоняет ладонью глаза, не желая видеть происходящего.

— Кем он должен стать в процессе мутации? — на удивление невозмутимо спрашивает Шредер у Саблезуба. Эйприл бросает на ниндзя короткий негодующий взгляд. Но помощник ничего не успевает ответить — потому что именно в этот момент мутаген касается растрепанных курчавых волос Стокмана, и процесс трансформации начинается.

Эйприл видит все, от начала и до конца. Как меняется на глазах облик ученого, принимая совершенно неожиданные очертания. Как рвется в рукавах и штанинах его одежда, распираемая расширившейся плотью. Как прямо на глазах на открытых участках рук и ног сквозь кожу прорастает то ли шерсть, то ли щетина. Как глаза словно сливаются с окулярами очков. Как с хрустом сгибаются, точно в судороге, под несвойственным для человека углом конечности, а сквозь спину прорастает некое подобие смятых крыльев. Как вытягивается лицо, принимая облик головы чудовищного насекомого, а отчаянный крик меняет тембр, переходя то ли в хрип, то ли в… жужжание.

Минута. Всего минута — и на месте Стокмана появляется полутораметровая муха-мутант. Волосатые руки вместо пальцев оканчиваются острыми крючками, похожие видны и сквозь разорванную обувь на ступнях. На голове курчавая черная шевелюра странным образом сочетается с красновато-коричневыми фасеточными глазами и жвалами, а за спиной подрагивают, готовые распахнуться, прозрачные крылья.

После истечения отмеренного количества слизи срабатывает особый механизм, и капсула вновь запечатывается, а ременные крепления автоматически ослабевают. Новоявленный мутант падает на колени, сжавшись в комок, по его телу стекают ручейки зеленоватой слизи.

Все присутствующие завороженно наблюдают за процессом появления нового живого существа. Весьма болезненным, судя по всему, и страшноватым на вид, но притягивающим взгляд помимо желания. Даже Эйприл, пытавшаяся отвернуться или зажмуриться, не в силах этого сделать и даже не замечает, как хватка на ее руке разжимается, предоставляя ей столь желанную свободу. Лишь смотрит, смотрит на существо, некогда бывшее Стокманом, товарищем по несчастью в какой-то мере. Теперь же… как его называть?

Тем временем скрученный почти вдвое непередаваемой болью и шоком Стокман медленно поднимается на колени и выпрямляется в полный рост. От резкого, немного неловкого движения с его тела срываются зеленоватые тягучие капли, и все присутствующие, включая виновника происшествия, отступают на шаг назад. Кроме Эйприл. Она смотрит на недавнего товарища по несчастью со смесью ужаса, жалости и отвращения на лице, не в силах сдвинуться с места, не способная поверить в реальность и необратимость этого кошмара.

Стокман же, заново осознав свое тело, встряхивается, делая шаг вперед. Его крылья расправляются за спиной, и брызги мутагена с него падают совсем недалеко от Эйприл. Та же не двигается с места, лишь глядя на них остекленевшим взглядом, словно в каком-то оцепенении.

Из ступора ее выводит потеря равновесия. Эйприл инстинктивно хватается за воздух и почти падает на бетонный пол, удержавшись на ногах лишь благодаря крепкой хватке на своем запястье — той самой, что едва не уронила ее.

Придя в себя, девочка с недоумением смотрит сначала на свою руку, а затем — с негодованием — на того, кто ее держит, не спеша отпускать — даже не замечая, что тот только что одним движением оттащил ее в безопасное место.

— Зачем? — обессиленно выдыхает Эйприл, кивнув в сторону Стокмана. Тело бьет запоздалая дрожь от осознания недавней опасности, девочка сжимает руки в кулаки и, сделав над собой усилие, не отводит взгляда от своего мучителя. Тот же оглядывается на творение рук своих с убийственным равнодушием, так, словно каждый день проделывает подобное. Впрочем, кто его знает?..

— Предатель получил по заслугам, — наконец холодно отзывается Шредер, переводя взгляд на девочку. — И так будет с каждым, кто посмеет противостоять мне.

— Ты… ты чудовище! — в неожиданной вспышке гнева выкрикивает Эйприл ему в лицо. Страх испаряется, смытый волной негодования.

Чуть помедлив, ниндзя резким движением отпускает ее руку и выпрямляется во весь рост.

— Я знаю, — тем же невозможно равнодушным тоном отвечает он, не глядя на свою пленницу.

— Чудовище! — последний раз выкрикнув это слово, Эйприл бросается к выходу. Никто не спешит ее останавливать, и хрупкая фигурка быстро скрывается за дверью. Проводив ее взглядом, Шредер стремительно разворачивается к псу-мутанту, который, вздрогнув, поспешно опускается на одно колено и прижимает уши.

— Пустоголовый болван! — с плохо скрываемой яростью выдыхает ниндзя, приблизившись почти вплотную к помощнику. — Разве он должен был превратиться в навозную муху?

Оправдания Острозуба и постигшая его участь остаются за пределами зрения и слуха Эйприл. Она бежит, не разбирая дороги и утирая кулаком подступающие к глазам слезы. Ее душат жалость к жертве, гнев к тюремщику и стыд — к самой себе. За неуместное сочувствие, за нелепые мысли. Пожалеет он кого, как же, жди! «Так будет с каждым, кто посмеет противостоять мне», — звучит четко и недвусмысленно. А это значит, и его помощники, и собственная дочь, не поддержавшая его кровожадные намерения, и… сама Эйприл. В первую и главную очередь. И нет места, где она могла бы скрыться от него.

Резко затормозив в конце коридора, где несут караул несколько воинов Фут, Эйприл поворачивает обратно и спотыкающимся шагом доходит до своей комнаты. Точнее, тюрьмы. Неважно. Захлопнув дверь и даже не включая свет, девочка ничком бросается на постель, уткнувшись лицом в плоский плотно сбитый валик, заменяющий подушку, и тяжело, прерывисто дышит. Бежать некуда, скрыться негде, а возможное наказание за проявленное непокорство проявлено более чем наглядно. Перед глазами вновь и вновь встает скрученное судорогой лицо Стокмана. Она могла быть на его месте — и лишь чудом, каким-то странным капризом судьбы не стала. Внезапной вспышкой перед глазами Эйприл видит, каким именно был этот каприз, но отгоняет видение прочь. Довольно иллюзий. Он не способен на милосердие. Она — лишь игрушка в лапах этого зверя, и кто знает, что означал этот жест. Может, лучше и не знать вовсе?..

Минуты понемногу сливаются в часы, хотя определить, сколько же точно прошло времени, не видя солнечного света, очень сложно. Охвативший девочку панический страх понемногу разжимает парализующие тиски, давая свободнее вздохнуть. Но не проходит совсем. Увиденное поразило Эйприл гораздо сильнее, чем она готова себе в этом признаться. Ведь она вполне могла оказаться на месте невезучего Стокмана. Не оказалась. Пока что. Надолго ли? Эйприл не знает и оттого нервно дергается и оглядывается на каждый подозрительный звук со стороны двери.

Ужас парализовал тело, а на дне души притаилась горечь, чем-то сродни обиде, разочарованию. Весьма неожиданная даже для самой девочки и поначалу даже не замеченная. Она ни за что не хочет признавать это и теперь, но… не получается. Нет, она никогда не обольщалась и не считала Шредера своим защитником по-настоящему. «Из двух зол…» — так, кажется, говорят?.. И он казался девочке этим самым меньшим злом, долгое время попросту не обращая на нее внимания, не причиняя видимого вреда. Тяжелая тень неясного намерения падала на Эйприл, защищая ее от посягательств ретивых подчиненных — и она поверила… почти поверила, что в безопасности.

И вот она, горькая правда, вставшая перед ней во всем своем неприглядном виде. И из-за чего — из-за сущей мелочи, не стоящей упоминания. Эйприл и сейчас не понимает, в чем важность этой злосчастной куртки — да и не хочет понимать. Ее гораздо больше беспокоит то, что ситуация может повториться. Когда угодно. Из-за чего угодно. В любой момент…

Мысли ее прерывает шорох открываемой двери. Вздрогнув всем телом, Эйприл бросает короткий взгляд в ту сторону — и тут же отворачивается, и без того догадываясь, кого именно принесло по ее душу. В чьем сопровождении, уже неважно. Здесь у нее нет друзей, нет союзников. Девочка отворачивается к стене, уткнувшись лицом в колени и обхватывая их руками. Нет, они не должны знать, не должны догадываться, как ей страшно.

Пауза затягивается. Эйприл почти что физически ощущает тяжелый взгляд и — почти наверняка — недовольство. Из-за этой гребанной куртки, будь она трижды неладна! Ведь сейчас ее на девочке по-прежнему нет, вещь осталась в комнате, откуда Эйприл (подумать только, всего лишь сегодняшним утром! Словно бы месяц назад) — предприняла ту неудачную попытку побега. Продиктованную, теперь она понимает, отчаянием, страхом и глупостью. И последствия которой разгребать придется ох как долго!

Эйприл медленно выдыхает, усилием воли разжимает судорожно сплетенные пальцы. В голове же, словно заведенная, крутится лишь одна мысль: «Уходи. Пожалуйста, уходи. Я найду эту долбанную куртку, раз уже тебе так она нужна, я сделаю все, что угодно, только уходи».

И, словно услышав ее мысленную мольбу, дверь с тихим шорохом закрывается. Девочка медленно, осторожно поворачивается. Никого. Лишь на табурете в углу остался небольшой поднос, в точности такой же, на котором обычно один из молчаливых пехотинцев приносит ей еду. Но сейчас Эйприл даже не оглядывается на него. Аппетит отшибло напрочь. До еды ли сейчас, когда на кону вопрос жизни и смерти, вопрос ее безопасности?

Выждав для верности еще немного, Эйприл крадучись подходит к двери. Не заперто. Как и ранее. В любом случае, бежать ей некуда, Эйприл уже успела не раз и не два в этом убедиться. Да сейчас девочка и не думает о побеге. Мысли ее, помимо воли, притягивает забытая куртка. Может быть, вечером попробовать-таки найти комнату, где Эйприл ее оставила? Глупость, конечно, ее мучитель найдет тысячу других причин, чтобы придраться. Было бы желание, а повод найдется. Но… так будет спокойнее хотя бы ей. Отгородившись от жестокого мира хотя бы хрупкой преградой капюшона. Создав себе иллюзию невидимости, иллюзию защищенности. Всего лишь иллюзию. Хотя бы…

Вот только когда наступит вечер? Если только ей не изменяет память, бежать девочка пыталась утром… предположительно, поскольку после времени первой трапезы. А значит, сейчас около полудня или чуть позднее. Нескоро.

Чтобы хоть чем-то занять себя, Эйприл принимается за еду. Столовых приборов, как и прежде, нет и в помине, приходится обходиться собственными пальцами, а густой бульон — прихлебывать прямо из чашки. Эйприл почти не чувствует вкуса еды, но нервы мало-помалу успокаиваются. Закончив с трапезой, девочка садится на кровать, прислушиваясь к почти неразличимым звукам снаружи — и лишь сейчас ощущает, как ее вымотало суматошное начало сегодняшнего дня. Эйприл прислоняется к стене, прикрывает веки, давая отдых глазам и телу. И, сама того не заметив, засыпает…

* * *

Позднее Эйприл так и не сможет понять, что же ее сморило: усталость, нервное напряжение или же подмешанное в кушанье снотворное. Больше всего похоже на последнее — но, мысленно махнув рукой, девочка отбрасывает ненужную мысль. Хоть бы и так. Не яд, и то хорошо. Она поднимается, потягиваясь — тело со сна кажется немного неуклюжим, — на цыпочках подходит к двери. Снаружи никого не обнаруживается, лишь в отдалении маячат несколько фигур в темном. Но Эйприл направляется в другую сторону, туда, где, по ее расчетам, должна быть лестница. Ведь комната с Кренгом находилась где-то на первом этаже… вроде бы.

Ей приходится немало попетлять, избегая столкновения с охранниками, но в итоге девочка благополучно добирается до места. Вот только вспомнить, какая из совершенно одинаковых с виду дверей скрывает за собой нужную комнату, решительно невозможно. Эйприл крутит головой туда-сюда в поисках подсказки, но тщетно.

И тут она решается положиться на шестое чувство… или как там его называл мастер Сплинтер, когда учил слышать неслышимое и видеть не различимое простым глазом? Неважно. Девочка зажмуривается, прижимает ладони к вискам и сосредотачивается. А затем медленным, неуверенным шагом направляется по коридору, туда, куда ей подсказало предчувствие.

Отсутствие охраны немного настораживает, равно как и услышанный подозрительный шум из соседней с выбранной комнатушки. Эйприл поспешно минует опасное место и прикрывает за собой дверь. Почти сразу же зажегшийся свет демонстрирует ей, что она не ошиблась. Это именно та самая комната.

Вот только за это время в ней кто-то успел побывать. Капсула с пришельцем исчезла, а сваленные девочкой в поспешном бегстве ящики вновь аккуратно выстроены у стены. Сердце пропускает удар. Что, если пропажа тоже уже обнаружена?.. Со всеми вытекающими из этого подозрениями и догадками…

Но нет, на этот раз ей повезло. Эйприл торопливо извлекает из-за соседней пирамиды коробок слегка запыленную вещь, отряхивает и натягивает на себя. Готово. Теперь надо как можно быстрее покинуть это место, так, словно ее здесь и не было вовсе.

* * *

Эйприл прикрывает дверь — и тут донесшийся из соседней комнаты до безобразия знакомый рык заставляет ее споткнуться и испуганно втянуть голову в плечи. О таком соседстве она и не подозревала. Скорее назад! Эйприл быстрым шагом направляется к повороту, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на бег (гораздо более шумный вид передвижения), и оглядываясь через плечо. И потому другую, более близкую, угрозу замечает слишком поздно. Лишь когда она, угроза эта, обнаруживает ее саму.

— Ш-шпионишь? — хриплое шипение разносится по коридору, и Эйприл резко тормозит, дабы не столкнуться с Саблезубом, появившимся из-за поворота, куда она направлялась. Тот, приглушенно клацая протезами, довольно-таки резво приближается к ней. Эйприл пятится, не отводя от него глаз, — и замечает почти невидимую в темноте ступеньку, лишь споткнувшись об нее.

Больно зашибив локоть, девочка растягивается на полу — и тут же подбирает ноги, чтобы вскочить. Но мутант оказывается быстрее. Ухватив ее склизкой рукой-плавником за запястье, человек-рыба резким движением поднимает ее на ноги и тащит за собой. В сторону комнаты, в которой находится ее, Эйприл, самый страшный ночной кошмар. Напарник Саблезуба, от которого точно не стоит ждать пощады или милости.

Эйприл отчаянно пытается вырваться, даже в порыве отчаянного вдохновения пинает мутанта в бок, вспомнив один из приемов. И тут же отшатывается, когда перед ее лицом клацают клыкастые челюсти человека-рыбы. Затем тот рывком открывает дверь и металлической конечностью грубо впихивает девочку туда.

Эйприл не удерживается и снова падает, но тут же подхватывается и вскакивает на четвереньки, переводя расширенный от ужаса взгляд с одного мутанта на другого. Пинок отбросил ее довольно далеко, и пес-мутант остался за спиной, как и проклятая пиранья. И теперь они надвигаются на нее с обеих сторон, перекрывая путь к выходу.

Девочка медленно пятится, гадая, скоро ли столкнется со стеной. Обнаружить запасной выход она и не надеется. С ее-то везением? Напрасные мечты. Мысли мечутся, как птицы в клетке, в поисках выхода — и не находят. Путаются, сбиваются, скованные страхом. И даже горькое сожаление о том, что она вновь, собственноручно, хоть и без дурного умысла, организовала себе неприятности, проходит краем сознания. Вот теперь точно все. Сейчас ее не поспеют выручить ни друзья, ни отец, ни даже главный мучитель.

* * *

От того, что следует дальше, на секунду застывает в жилах кровь и, кажется, останавливается сердце. На плече больно смыкается чья-то лапа, и, рывком обернувшись, Эйприл лицом к лицу оказывается с еще одним мутантом. Тем, что прежде был Стокманом.

Мутант дотягивается до девочки, лишь когда она приближается к нему почти вплотную, поскольку руки и ноги его сковывают металлические браслеты-кандалы. Те, в свою очередь, толстыми то ли цепями, то ли кабелями (в полумраке комнаты рассмотреть сложно) примыкают к странной установке, похожую на ту, что применялась при мутации. Или это она и есть? Эйприл некогда разбираться. Она всматривается в фасеточные глаза насекомого, мучительно гадая, чего от него ожидать. И так же старательно не давая воскреснуть погасшей было надежде. Ну и что, что она считала Стокмана доброжелателем? Еще одна ошибка, не более того. Много помощи она от него видела? Опять же, став мутантом, он мог потерять разум, как Тимати, стать агрессивным и неуправляемым.

— Займись лучше своим делом, насекомое, — с приглушенным рыком напоминает о себе пес, не спеша, однако, подходить ближе. Отчего?.. Он что-то демонстрирует со своего места, но Эйприл не может рассмотреть, что именно. — Или ты хочешь продолжения шоу?

Он плотоядно ухмыляется, кладет лапу на рубильник. Один из многих на панели, предусмотрительно размещенной подальше от установки и прикованного к ней человека-мухи. Эйприл не знает и не желает знать, чем именно угрожает бывшему союзнику Острозуб, но у нее нет причины не доверять этой угрозе.

— Наж-жми эту кнопку, — Стокман сильнее сжимает своей клешней руку Эйприл, свободной же указывает на панель, точнее, на почти неприметную кнопку сбоку от нее.

— Зачем? — не понимает девочка. Она снова смотрит на панель за широкой спиной пса и украдкой ежится. Приближаться к мутанту по доброй воле? Ну уж нет! Хотя… тогда он сам приблизится к ним.

— Отключ-чить эту адскую маш-шину, — голос Стокмана звучит более нервно. — Ж-живее!

И Эйприл решается. Была не была! Когда пес приблизится, станет действительно поздно, а пока есть шанс. Шанс, что освобожденный Стокман хоть немного отвлечет внимание агрессоров.

Она делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и неуверенный шаг вперед. Туда, где поджидает ее почти неминуемая погибель. Почти…

Саблезуб делает шаг навстречу, но пес останавливает его, велев не удаляться от двери. Он сам поймает эту соплячку, посмевшую ему помешать. Красные глаза, кажется, горят адским огнем. Эйприл старается не думать об этом. Она останавливается и, когда мутант бросается на нее, занеся над головой когтистую лапу, вдруг ничком падает на пол и перекатывается меж его ногами, получив по лицу хвостом, но даже не заметив этой малости. За спиной Эйприл слышит раздосадованный рык, но не оборачивается. Вскакивает на ноги и в прыжке нажимает нужную кнопку, едва-едва дотянувшись до нее пальцем.

Что происходит дальше, девочка не знает, но, похоже, маневр сработал. Потому что, поднявшись на ноги, она не без удовлетворения видит, как пес шарахается от пикирующего на него откуда-то сверху, подобно разозленной осе, Стокмана, заслонив лапой волосатую морду, а точнее, чувствительный, как и у большинства зверей, кончик носа. И как раз вовремя — потому что в следующее мгновенье в запястье его впиваются острые жвала человека-мухи.

Рыкнув, пес отбрасывает агрессора в сторону, прямо на своего сообщника, сбив его тем самым с ног. Фишфейс зло шипит и клацает зубами, не в силах быстро подняться на ноги. Эйприл, как зачарованная, наблюдает за этой сценой, укрывшись за углом установки. Ее молитвы услышаны: в суматохе противники совсем забыли о ней. Вот только надолго ли?..

Наконец Стокман вновь, чуть более неуклюже, поднимается в воздух и скрывается за дверью. Его обидчики устремляются за ним вдогонку. Оба. В комнате вновь становится тихо. Самое время сматываться.

Эйприл поспешно подбегает к двери — и тут же отшатывается прочь. Крики, топот, лязг холодного оружия и шипение бластеров доносятся, кажется, со всех сторон. Невозможно определить, куда именно скрылся беглец. Освобожденный ее рукой…

От этого неожиданного осознания подкашиваются ноги. По сравнению с последним проступком все прочие кажутся невинной детской шалостью. Шредер наверняка будет в ярости. Раз уж из-за этой чертовой куртки — Эйприл сердито одергивает подол ни в чем не повинной вещи — так напустился. А уж если Стокмана не сумеют поймать…

Бежать. Бежать как можно скорее, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Взгляд затравленно мечется по стенам комнаты, в панике не сразу заметив решетку вентиляции под потолком, почти над самой установкой Стокмана. Эйприл не хочет и вспоминать, чем закончилось последнее ее путешествие по воздуховоду. Но у нее просто нет другого выхода. Ведь Шредер ни за что не поверит, что она оказалась здесь совершенно случайно, и не помышляя о побеге, воистину, просто мимо проходила… А это значит, ей надо оказаться в другом месте. Как можно дальше отсюда.

Эйприл подбегает к установке и, ухватившись за цепь и подтянувшись, вскарабкивается на самый верх. Поверхность угрожающе трещит под ногами, когда девочка наклоняется и, с трудом дотянувшись, поспешно, срывая ногти и помогая себе извлеченной из волос заколкой, откручивает заевшую решетку. А потом, ухватившись за край, медленно, мучительно медленно втягивает тело в темный ход, гораздо более пыльный и заросший паутиной, чем давешний. Но эта мысль проходит мимо сознания. Как и то, куда ведет этот проход. Эйприл лишь ползет, упираясь локтями и коленями, чтобы вновь не рухнуть в самом неподходящем месте. Не прислушиваясь не к удаляющемуся шуму, ни к собственным, подсказанным паникой мыслям. Ползет в неизвестность, скрывающуюся за темным поворотом, что бы она в себе ни таила. Лишь бы подальше отсюда.

«В который раз…» Мысль эта, словно заведенная, вновь и вновь крутится в голове Эйприл, вытесняя все остальные, пока она насколько можно поспешно ползет по пыльной и (на этот раз) изрядно замусоренной трубе. С самого момента пленения и заключения жизнь ее похожа на кошмар, от которого нет пробуждения. И вновь и вновь, как в этом самом дурном сне, девочка пытается убежать от очередной опасности, обреченно осознавая, что ноги не слушаются, земля уходит из-под ног, а все усилия напрасны. Ибо это кошмар, а здесь все тайные страхи живы и сильны.

Помнится, когда она была маленькой, Эйприл часто мучили кошмары. Отец успокаивал ее, призывая вернуться к реальности, в которой за кратко-бесконечное время сна ничего не изменилось, и представить себе что-то хорошее. Помогало не всегда и с переменным успехом.

Мастер Сплинтер же, напротив, настаивал на том, что страх теряет силу, когда ты перестанешь убегать от него. Когда повернешься и встретишь лицом к лицу, преодолев себя. Когда осознаешь наконец, что ты его сильнее.

И сейчас она поступает как раз так… ну, почти что так. Эйприл не пытается сбежать из крепости, где для нее закрыты все входы и выходы. Не пытается пробить лбом стену, за что учитель часто ругал самого нетерпеливого из своих сыновей. Она пытается лишь немного изменить эти обстоятельства. Отвести, насколько возможно, от себя подозрения. Оказаться как можно дальше от места невольно совершенного проступка. Повернуться лицом к своему самому большому страху, перед этим набравшись смелости.

Именно поэтому на этот раз девочка не торопится покидать показавшийся ей спасительным туннель. Сейчас она не вспоминает ни о пауках, ни о крысах. Ни о чем из подобных мелочей. Лишь одно занимает ее разум: каждый ярд отдаляет ее от камеры Стокмана. О том, что на нее наверняка донесут Острозуб и Саблезуб, Эйприл старается пока не думать. Успеется, когда станет наконец ясно, куда на этот раз привел ее путь бегства.

* * *

Сколько проходит времени, девочка не знает, но кажется, что порядком. Подозрительного шума снаружи она не слышит и может предположить, что заметно отдалилась от злополучной камеры. С шумом втянутый воздух на этот раз не приносит с собой странных запахов, подобных тому, что был в прошлом ее «месте прибытия». Напротив, кажется чистым и свежим, невольно добавляет бодрости. Как бы то ни было, прятаться бесконечно невозможно.

Достигнув очередной решетки, Эйприл настороженно прислушивается и, малость успокоенная тишиной, осторожно подцепляет преграду уже погнутой заколкой. Та поддается неожиданно легко, заставив девочку посунуться вперед и едва не потерять равновесие. Поспешно ухватившись руками за края, она удерживается и оглядывается по сторонам. Комната, в которую Эйприл на этот раз попала, кажется совсем пустой. Да и не это важно. Самое главное: здесь никого нет. А значит, можно без проблем покинуть ее, сделав вид, что она просто прогуливалась по коридору.

Ловко спрыгнув, девочка отбрасывает в сторону решетку и уже делает шаг к двери (всей душой надеясь, что такое пустое помещение не окажется запертым), как ее останавливает совершенно неожиданное и давно позабытое ощущение. Легкое, почти неощутимое дуновение ветерка в спину.

Расширив в удивлении глаза, Эйприл стремительно оборачивается и шумно выдыхает, глядя на источник свежего воздуха. На предел совсем недавних ее мечтаний. Высокое стрельчатое окно на противоположной двери стене.

* * *

«Этого не может быть» — с такой мыслью медленно, словно ожидая, что окно вот-вот растворится в воздухе, Эйприл приближается к нему. Затем, так же завороженно глядя на него, непослушными пальцами проверяет, свободно ли открывается задвижка. Ей упорно не верится, что все свершится вот так просто. Когда она перестала на что-либо надеяться. Когда уже не верила в свою удачу. Когда…

Открыв наконец створку, девочка с наслаждением вдыхает прохладный вечерний воздух (она немного ошиблась в подсчетах, и только что начинало темнеть) и выглядывает в окно. Судорожно вздыхает, оценивая высоту. Этажей пять, не меньше. Почти та же высота, что и в ее собственной квартирке, но… там была пожарная лестница. И Дон, всегда готовый подстраховать и протянуть руку помощи. Здесь же она может рассчитывать только на себя.

Зябко передернув плечами, Эйприл почти тоскливо оглядывается на дверь. А может… все-таки обойдется? Может, не придется рисковать собой на такой высоте, при одном взгляде с которой колени становятся предательски ватными, а дыхание застревает в груди? Не убьют же они ее в самом деле. Или…

«Трусиха, — раздраженно, почти зло одергивает себя Эйприл. — Еще называла себя куноити. А сама уже сейчас готова сдаться». Спора нет, вспоминать уроки мастера Сплинтера лучше в более спокойной обстановке, но выбора нет. Скорее всего, это единственная возможность вернуть себе свободу, предоставленная ей судьбой. И упустить ее из-за глупого страха. Или не только?..

Плевать. Решительно сжав кулаки, девочка оглядывается в поисках чего-либо, на что можно встать (окно расположено выше от пола, чем она ожидала). Но ничего кроме какого-то кажущегося довольно ветхим ящика не обнаруживается. Эйприл поспешно подтаскивает его к окну и уже ставит ногу, как, спохватившись, оглядывается. Дверь. Надо бы чем-то забаррикадировать ее, чтобы в случае чего хоть немного задержать погоню. Но ничего существенного не находится. Какой-то мелкий мусор, который с легкостью перешагнула бы она сама. Остается лишь понадеяться, что в эту пустую каморку и заглядывают нечасто — без надобности. Слабая надежда, конечно, но все же лучше, чем ничего.

Встав на угрожающе заскрипевший ящик, Эйприл оценивающе окидывает взглядом стену снаружи, стараясь не смотреть вниз. Удачно, что декоративный лепной карниз, украшающий стену церкви, расположен как раз чуть ниже этого окна и ведет вплоть до угла, где проходит водосточная труба. Узковат, конечно, но поставить ногу получится… вроде бы.

Но вот за что зацепиться руками? Пройти по такому карнизу, не держась, смогла бы разве что птица… или муха. Девочка кривовато усмехается, вспоминая Стокмана и свои недавние опасения. Нет, это, конечно, не повод, чтобы сожалеть о несостоявшейся мутации. Не помешали бы наладонные когти, наподобие тех, что у Шредера. Но не у него же заимствовать? Эйприл непроизвольно фыркает. Нет уж, больше она по доброй воле в это осиное гнездо не сунется. Ищите других идиотов.

Запрокинув голову, девочка смотрит наверх. На небольшом расстоянии под схожим карнизом, только этажом выше, проходит тонкая, наверняка не заметная с улицы труба. Можно ухватиться за нее, если получится дотянуться. Эйприл мотает головой, отгоняя непрошенные сомнения. Должно получиться…

Из-за двери она слышит странный шум, напоминающий отдаленный звуки шагов, который заставляет ее вздрогнуть. Времени сомневаться и бояться не осталось. Девочка поспешно вскарабкивается на подоконник и, держась за створки, ногой нащупывает узкий карниз. Он совсем близко. Но тут злодейка-судьба поворачивается к Эйприл спиной. Шаги приближаются. Липкий привязчивый страх тут же разбегается по всем жилкам, сковывая движения, делая их суетливыми и неловкими. Стараясь не смотреть вниз, Эйприл нашаривает рукой трубу, параллельно унимая дрожь в коленях. Нет, только не сейчас. Черт, ну, где же она? Проклятая железка никак не попадает под ладонь. Запрокинув голову, девочка находит ее взглядом. И в этот момент, почти одновременно с негромким щелчком, дверь резко распахивается. На пороге тот, кого Эйприл менее всего хотела бы видеть. Как всегда…

* * *

— Что ты делаешь?! — глаза Шредера удивленно расширяются (очевидно, он менее всего ожидал от пленницы такого безрассудно дерзкого поступка). Обыкновенно холодные и неподвижные, словно неживые — но сейчас в них можно без труда прочитать целую гамму эмоций, в том числе и совершенно невероятных. Но разбирать, какие именно, нет времени — потому что, вздрогнув от неожиданности и испуга, Эйприл теряет равновесие…

Инстинкт самосохранения спасает ее: девочка успевает ухватиться за ту самую, краем глаза замеченную трубу. Успевает и найти, и дотянуться… Но и только. Сил на то, чтобы выровнять положение, уже не хватает. И земное тяготение неумолимо тянет ее вниз, к погибели. Ноги соскальзывают с подоконника…

Спасение вновь приходит неожиданно… да и непрошено. Шредер одним неуловимым движением пересекает комнату и рывком втаскивает девочку обратно. Но и поставив на ноги, не торопится выпускать ее рук, судорожно, почти до боли стиснутых в его ладонях. Так, словно под ногами Эйприл может разверзнуться пол и поглотить ее. Или сама неблагодарная спасенная бросится наутек.

Разумеется, не происходит ни того, ни другого. В этой безымянной комнатушке, о существовании которой мастер ниндзя почти не вспоминает, нет скрытых ловушек. А несостоявшаяся жертва собственного безрассудства лишь беззвучно ловит ртом воздух. Голубые глаза кажутся размером с блюдце. На мгновенно побледневшем лице словно бы пропадают веснушки. А тонкие пальцы столь же крепко и почти наверняка инстинктивно вцепились в запястья спасителя. Острые лезвия местами до крови порезали их, но девчонка даже не замечает этого. Близость смерти парализовала и силы, и мысли, а перед глазами совершенно неожиданно встала почти позабытая за целый год сцена…

Падение. Практически такое же, как сейчас. При отчаянной попытке бегства. Остановленная странным существом, ставшим позднее ее лучшим другом…

Эйприл зажмуривается и отчаянно мотает головой. Нет, неправильно. Донни, он… он никогда не покушался на ее жизнь и свободу, не то что этот. Он всегда защищал ее и готов был помочь. И никогда не оскорбил даже грубым словом. Сейчас же…

Девочка невольно ежится и переводит взгляд на нынешнего спасителя. Тот, мельком взглянув на ее ладони (Эйприл лишь сейчас ощущает дошедшую словно бы издалека боль в порезанных пальцах), не спеша освобождает руки. Выпрямляется, глядя на нее сверху вниз.

— Никогда. Больше. Так. Не делай, — прерывисто произносит Шредер, тяжело дыша, словно после пробежки. Взгляд становится привычно стеклянным. Эйприл не отвечает ничего, успокаивая собственное дыхание. Украдкой оглядывается на все еще приоткрытое окно и невольно ежится.

Очевидно, взгляд этот истолкован превратно. Эйприл понимает, когда тяжелая рука смыкается на капюшоне куртки и резко встряхивает девочку, так что ноги почти отрываются от земли. Затем подтаскивает почти вплотную.

— Тебе жить надоело? — на этот раз в голосе звучит почти неприкрытый гнев. Острые лезвия на второй руке ниндзя с металлическим щелчком удлиняются, словно становясь продолжением ладони. И угрожающе замирают прямо напротив лица. — Глупое дитя, тебе так не терпится умереть?

Девочка невольно сглатывает, затем переводит взгляд на лицо своего мучителя. Угрожающий жест развеивает странные смущающие ее чувства и возвращает к реальности. И она уже с вызовом, не отводя взгляд, смотрит Шредеру в глаза. Разумеется, не смерти она искала, но Эйприл не собиралась ничего объяснять. И уж тем более ему. Что он знает о жизни без радости и надежды, которая хуже смерти? О неизвестности, которая хуже всего? Что он вообще способен понять?

Какое-то время Шредер пристально всматривается в ее лицо. По-прежнему молча. Девочка тоже ничего не говорит, лишь, невольно задерживая дыхание, ожидает смертоносного удара. Именно того, чем все в итоге и должно закончиться…

* * *

Эйприл невольно вздрагивает от металлического щелчка и медленно переводит взгляд в сторону источника звука. Темнота сгущается все больше, и плохо видно, но похоже, длина угрожающего ей орудия вновь стала прежней. Девочка удивленно моргает, но сказать так ничего и не успевает. Потому что Шредер стремительно перехватывает ее руку чуть выше локтя. На этот раз резко и грубо, не вырвешься. Эйприл и не пытается. Сил после пережитого потрясения по-прежнему немного.

— Не хочешь по-хорошему?.. — не договорив, ниндзя рывком открывает дверь свободной рукой и стремительно шагает по коридору, буквально таща девочку за собой. Та, спотыкаясь, с трудом поспевает за ним, стараясь не оступиться. Потому что, как кажется Эйприл, если она упадет, он потащит ее волоком. Что тоже вполне неудивительно.

Куда они направляются, Эйприл не знает. Множество самых невероятных и ужасающих догадок вихрем проносятся в голове, но тут же вылетают из нее, когда странная парочка останавливается примерно этажом выше напротив ничем не примечательной двери.

Отодвинув засов, ее конвоир пересекает порог, окидывает взглядом комнату и удовлетворенно кивает.

— Это подойдет, — произносит Шредер без всякого выражения. Девочка вопросительно на него смотрит. — Отсюда никуда не денешься.

Затем довольно сильно вталкивает пленницу внутрь, так что та, не удержавшись, делает несколько поспешных неровных шагов, спотыкается обо что-то и растягивается на полу. Затем, усмехнувшись, закрывает дверь. Глухой шорох задвинутого засова, удаляющиеся шаги — и Эйприл остается одна. Наедине с растревоженными чувствами и мыслями.

* * *

Неловко приподнявшись, девочка смотрит себе под ноги и невольно улыбается. Куча, попавшая ей под ноги, удивительно напоминает… туго свернутые в трубочку матрацы, стопкой сложенные у стены. Старые и потертые, да к тому же и изрядно пыльные, они на редкость удачно смягчили падение (девочка сердито хмурится, старательно выкинув из головы, кто это падение и организовал. И именно сюда — почти наверняка случайно).

Поднявшись на ноги, Эйприл оглядывается. На первый взгляд комната кажется жилой и довольно уютной. Если бы не парочка «но»: засов на двери и… решетки на окнах. Довольно симпатичные на вид и даже изящные, но тем не менее остающиеся надежной преградой. Она по-прежнему в клетке, даже если та и золотая.

Но довольно скоро Эйприл понимает, что ошиблась. В этой комнате уже давным-давно никто не жил. Предметы покрылись слоем пыли и, похоже, много лет не меняли своего местоположения. Завешенная плотной тканью тахта в углу размерами подходит скорее для… ребенка (потому что даже невысокой ростом Эйприл пришлось подогнуть ноги, чтобы устроиться на ней, когда девочка замерзла на полу).

Смутную догадку, посетившую ее, подтвердили найденные в ящике комода… солдатики. Чем-то похожие на тех, которыми играла Эйприл в детстве и которых заботливый отец привозил ей аж из другого штата. Только игрушки Эйприл обличием напоминали рыцарей и ковбоев, а эти были точной копией воинов клана. Миниатюрными ниндзя в ладонь величиной.

Удивительно: все они, включая мастера Сплинтера, считали, что в Нью-Йорк Шредера привела лишь весть о присутствии здесь его бывшего друга и нынешнего врага. А оказывается, с этим городом у клана Фут давние и тесные связи. Весьма и весьма…

Так значит, комната эта принадлежала некогда законной наследнице ее мучителя. Эйприл с некоторым недоумением вновь оглянулась на решетку на окне. Неужели Караи тоже была пленницей в этих стенах? Девочка с некоторой мстительной радостью уже почти готова принять эту догадку — как догадывается вдруг, что комната принадлежала Караи еще тогда, когда та была несмышленой малышкой. А значит, решетка была установлена не столько для преграды, сколько для безопасности. Эйприл сердито фыркает, немного стыдясь своих недобрых мыслей. Надо было же оказаться такой дурочкой!

Она аккуратно складывает солдатиков обратно в ящик и задерживает внимание лишь на одном. Том, в котором и размеры (на пару дюймов выше прочих), и облачение выдает предводителя. Эйприл внимательно всматривается в черты фигурки, которые кажутся ей подозрительно знакомыми. И замечает на шее игрушки, на тонкой, больше похожей на нитку золотистой цепочке, картонный кружочек-амулет с изображенным еще неловкой детской рукой иероглифом.

Эйприл невольно улыбается, осторожно касается пальцем кружочка, словно боясь, что тот рассыплется от неловкого прикосновения. Почему-то это наивное выражение детской привязанности несказанно радует ее. Как и свидетельство умелой починки: когда-то фигурка в ходе очередного маневра лишилась половины руки, и конечность была аккуратно припаяна на место. Прочие фигурки подобной заботой похвалиться не могут. Наверняка, тоже не совсем случайно.

Шредер

Все повторяется… Слова, в которые упорно не хочется верить, настолько редко они означают что-то хорошее. И которые не нуждаются в подтверждении — поскольку находят его сами. Тоже раз за разом, словно по заказу…

Глупые сумасбродные дети… Неужели все девчонки таковы: упрямо лезут именно туда, куда меньше всего стоит? Рискуют жизнью ради минутной прихоти и совершенно не учатся на своих ошибках… даже когда им везет с учителями и обстоятельствами.

Нет, неверно. Караи в момент совершенной ею глупости была слишком мала. Сколько тогда ей было? Четыре, пять?.. Сейчас и не вспомнить. Как раз тогда она только начала учиться искусству ниндзя, и одним из первых постигнутых умений стало ловкое хождение по узкому карнизу. Бесспорно, Казуя-сан великий мастер своего дела, но и ты, малышка, тоже очень способная ученица. Сэнсэй редко хвалил тебя, чтобы не будить демона самомнения и гордыни. И я тоже. Может, потому ты и решила показать всем нам, на что способна. Похвальное намерение… но не на высоте пятого этажа же… на карнизе со стороны улицы!

Тебя это не смущало. Что тогда, что сейчас — ты поступаешь лишь так, как хочешь сама. Твоя покорность была лишь маской, которая неотличима от лица. Надеваемой лишь тогда, когда это было нужно тебе. Как жаль, что я понял это так поздно.

Да, я позаботился о том, чтобы ты никогда больше не повторила этой глупости — но разве это защитило от всех прочих? Разве это научило тебя хоть чему-нибудь? Глупый вопрос. Кто бы ни был твоим родителем по крови, ты — мое дитя и учишься лишь на своих ошибках. Как и я.

Но она… демон побери, с какого перепуга глупая заложница пыталась проделать нечто подобное? Именно тогда, когда ей непосредственно ничего не грозило… Когда переговоры с мозгляками-пришельцами сорвались, и единственным достижением стало несколько ящиков с этим их… как там называл это Догпаунд?.. мутагеном. Они были получены без передачи пленницы, и, видят боги, эти твари не достойны ничего иного. Огромного труда и терпения стоит хотя бы понять их, не говоря уж о том, чтобы договориться. Все они тупы и примитивны, ссылаются на своего предводителя, что по имени, а, скорее всего, и по умственным способностям не отличается ото всех прочих. Они со всей их техникой не способны даже отбить своего сородича у моих ниндзя. И они не стоят того, чтобы делиться с ними трофеем, пусть даже им является не более чем запуганная девчонка.

Я не собираюсь им ее отдавать. Решение пришло неожиданно, но, как ни странно, порадовало. Она не подойдет ни для передачи пришельцам, ни для экспериментов с мутагеном. В этом паршивом чужеземном городе множество иных людишек, не пригодных ни для чего иного. А порой и добровольно сующих голову в петлю… вспомнить хотя бы этого толстяка-недониндзя, что пришел к нам сам. Они найдутся всегда. Их хватит на целую армию, и девчонка в их числе определенно будет лишней.

Я не собирался делать ее мутантом… неужели так трудно было это понять? Если бы пожелал — разве кто-то смог бы меня остановить? Даже все ее зеленые недомерки вместе взятые со своим крысой-сэнсэем? Нет. Никто и никогда. Шен… это совсем другая история. Караи… тебя я тоже не пожелал неволить, хотя, видят боги, стоило. Но она… с ней я поступлю только так, как пожелаю сам.

Тем более, похоже, животное начало при мутации уменьшает разумность объектов. И мои собственные помощники тому самое яркое подтверждение. Нет, они и прежде не были слишком сообразительными, но то, что творят сейчас — вообще за пределами разумного. Вдвоем упустить одного Стокмана — это уже слишком! Догпаунд посмел вякнуть что-то про пленницу… совершенно напрасно. Надеюсь, теперь он станет умнее. Не в моих интересах всерьез калечить его, но однажды он точно напросится. Например, если вернется с пустыми руками, то есть лапами, в очередной раз упустив этого склизкого Стокмана.

И он не посмеет меня подвести. Это — последняя попытка доказать свою полезность, и Догпаунд это знает. То же касается и Фишфейса. Даже если придется разнести весь город по камешку, мне нужен этот тип… нужны его навыки по разблокировке рации… нужны эти проклятые рептилии… нужно средство, чтобы заманить сюда этого труса Йоши. Если уж он не смеет повторно прийти сюда за девчонкой, то придет сюда за своими зелеными уродцами, которых зовет сыновьями. И мы завершим наш разговор так, как это нужно мне.

Нет, я не слишком верю в то, что когда Йоши исчезнет, Караи вернется. Не имею права верить, как бы мучительно этого ни хотелось. Она не примкнула к их шайке, но в любой момент может это сделать. Своенравная сумасбродная девчонка, которые собственные капризы и прихоти важнее долга, ценнее удобства и почета, дороже собственной безопасности. Почти так же, как этой… рыжей бестии, готовой сломя голову броситься в пропасть… во имя чего?

Совершенно напрасно. Он не получит ее… ни одной из них. Никогда. Смерть Шен должна быть искуплена. Его кровью, его головой. Даже если это будет стоить жизни и мне. Кто-то из нас лишний на этой земле, и пришло время выяснить, кто именно. Я верю, боги предков будут на моей стороне. И однажды ты поймешь это, мой котенок. Тебе некуда будет идти, и однажды… однажды ты поверишь. И вернешься. Видят боги, ты очень дерзко себя вела. За все сказанное и сделанное ты заслужила серьезного наказания. Но я… я постараюсь забыть все это. Может быть, даже простить. Ради тебя я мог бы даже оставить в живых одного из этих зеленых уродцев, того, кого ты так упрямо не желала убивать. Ты всегда хотела зверюшку. И ты получишь ее. Ты получишь целый мир, которого достойна, моя девочка. Все, что пожелаешь… только вернись…

Сплинтер

Я снова ошибся. Поспешил. Торопливость не к лицу ниндзя, тем более тому, кого называют мастером и сэнсэем. И то, что нетерпеливое желание увидеть тебя, дитя мое, снова было более чем естественным, ничего не меняет. Мужчина должен уметь управлять своими эмоциями и не имеет права быть их рабом. То, что не раз и не два повторял мне мой собственный отец, а затем учитель. И я в самонадеянности своей думал, что сумел преодолеть эту слабость. Тем более теперь, когда она слишком дорого мне стоила, лишив почти одновременно любимой и друга. Уж такой-то урок невозможно ни проигнорировать, ни забыть. Он каленым железом отпечатался в памяти, став частью меня.

Тем горше и постыднее было убедиться, что и это не гарант от повторения ошибок прошлого. Все-таки бывший друг добился своего и посеял сомнения в моем сердце. И желание развеять их (а мне до последнего хотелось верить, что он лжет), убедиться в обратном и толкнуло меня на очередную глупость. Лишь теперь я понимаю, что в глубине души все же надеялся на лучшее. На то, что судьба милостива и моя Мива осталась жива, пусть даже и оторванная от меня. Что она жива и здорова, что ее жизнь сложилась более счастливо, чем моя.

Именно ради этого я нашел тебя, моя девочка. Я не успел как следует рассмотреть тебя тогда, во время нашего последнего сражения с Саки, и вполне мог ошибиться. Ты так яростно кинулась на его защиту, наверняка не просто так. Невозможно так переживать за чужого тебе человека. Или все-таки можно?

Ничего этого я уже не узнаю. Я так и останусь для тебя чужим… даже не человеком, а отвратительным существом. Ты более чем ясно дала мне это понять. Почти как тогда, когда ранила, защищая своего… воспитателя. Ибо, что ни говори, но назвать его твоим отцом я не в силах. Потому что ты — моя Мива. Невероятно похожая на мою дорогую Шен и в то же время совсем иная. Неуловимым отблеском в глазах, выражением лица, повадками — точная копия его. Ороку Саки, моего бывшего друга, нашего нынешнего врага.

Все же мне стоило промолчать, как бы ни было невыносимо слышать все это, как бы мучительна ни была боль от ненависти моего собственного ребенка. Видят боги, это было бы достойно. Но я не сумел. Сейчас я дорого дал бы, чтобы вернуть тот день назад. Но это невозможно. В очередной раз…

Эмоции — мой враг. Я поторопился с этой правдой. Ты не была готова услышать ее. И не хотела верить, но зерно сомнения все же было посеяно. И я проклял свой болтливый язык в тот же момент, когда это произошло. Потому что причинил тебе боль, дочь моя, и не могу простить себе этого. Я поступил не лучше, чем Саки, пусть и из иных мотивов. И я заслужил эту вину, эту боль. Тысячекратно заслужил.

Чем обернется моя неосторожность? Невозможно предсказать. Шредер — опасный враг, уж я-то знаю это не понаслышке. И может причинить боль даже тем, кого — по его собственным словам — любит. Что уж говорить про всех остальных? Леонардо сказал мне, что видел тебя на улице, в какой-то банде. Значит, ты больше не с ним. Мне страшно представить, каким образом это могло произойти. Ведь Саки никогда не отдает по доброй воле того, что считает своим, будь то вещь или человек. Чужая воля и желание всегда мало что для него значили, а теперь — тем более. Он мог обидеть тебя, моя девочка, а я ничем не в силах тебе помочь. Если не сказать хуже.

И все же ты ушла. И оказалась на улице… в голоде и холоде… среди бродяг, которым не можешь доверять. И все это — цена моей неосторожности. Ведь если бы я промолчал тогда, ты бы ничего не узнала. И осталась с ним. Так было бы лучше. Саки не умеет любить, но он называет тебя своей дочерью и обеспечил бы всем необходимым, хотя бы в память о Шен (очень хочется в это верить). А я… а что я? Какое это имело бы значение, если тебе было бы хорошо?

Но сказанного не вернешь. И ты сделала свой выбор. Ты не можешь жить во лжи, как не могла и твоя мать. Чего бы это тебе ни стоило. И вот теперь ты совсем одна. Я ничем не могу тебе помочь, пока ты сама этого не пожелаешь. Я должен держаться в стороне, хотя бы теперь, чтобы не наломать еще больше дров. Знал бы кто, как это непросто!

Но я должен. Помимо тебя у меня есть мои мальчики. Мои сыновья, подаренные мне судьбой взамен потерянной семьи. Я не имею права забывать о них даже теперь. Я поставил их под удар, подверг опасности своей глупостью. Один из мальчиков уже пострадал из-за этого. Я не могу допустить повторения этого. И потому, как бы ни было тяжело, запретил им приближаться к тебе без особой необходимости. Ты не прощаешь обид, дочь моя, так же, как и мой бывший друг. Но мои сыновья не должны пострадать. Это только моя ошибка, и отвечать за нее мне. Никому иному.

А еще… еще стоит задуматься о рыжей девочке, спасенной однажды моим сыном. Той, что стала частью нашей семьи и невольно заменила мне тебя. А я непростительно не придал должного внимания ее исчезновению. Конечно, Донателло склонен преувеличивать и поддаваться панике, особенно когда это касается Эйприл, к которой он явно неравнодушен. И все же полтора месяца — это уже серьезно. С ней действительно что-то случилось, и даже не хочется думать, что именно. Слишком много врагов у нее в городе и слишком мало шансов найти до того, как случится страшное. Но это не повод отступить.

Мои мальчики считают так же. И я не вправе останавливать их, как бы ни было тревожно у меня на душе. Эйприл — их единственный друг в мире людей, и они не могут оставить ее на произвол судьбы. Вот и сегодня, в очередной раз они, отправились искать ее. И Стокмана, которому, по словам Донателло, что-то известно. Они знают, что делают. А я могу лишь поддержать их в благом начинании. И лишь надеяться, что они будут более удачливы, чем я.

И снова на город опускалась ночь. Один за другим загорались на темнеющих улицах фонари, делались приглушенней и глубже звуки проезжающих авто и голоса людей. Ярко переливающиеся огни витрин окрасили город во множество цветов, не достигая, впрочем, малолюдных кривых переулков. Таким был и тот, которым пробиралась к одним им ведомой цели группа из восьми взъерошенных оборванных подростков.

Темноволосая предводительница импровизированной банды то и дело оборачивалась на них, презрительно щурясь и морщась. Даже за пару месяцев натаскивания эти оболтусы не научились красться по-настоящему тихо, а уж сколько усилий она приложила… одному Будде известно. Вот и сейчас подопечные старательно копировали ее движения, пытаясь шагать гуськом, след в след. Но то и дело кто-то оступался с ощутимо громким в вечерней тишине звуком. Случайно, а может… при этой мысли брюнетка мельком оглянулась на шедшего непосредственно за ней плотного белобрысого парня почти на голову выше нее самой… может, и не совсем.

Далеко ж этим недотепам… не то что до ниндзя — даже до Драконов, на которых она, как и многие в клане, смотрела свысока. Учиться и учиться осторожности и скрытности. И в этот момент девушка заметила упавшую из-за угла неровную широкую тень, слишком широкую для сколь угодно рослого и плотного человека. И, шикнув блондину, продублировав предупреждение поднятым кулаком, заставила спутников остановиться. Сама же крадучись подобралась почти вплотную к повороту.

Прижавшись к стене спиной, куноити (а это, безусловно, была она) неподвижно смотрела прямо перед собой, ожидая, когда с ней поравняются (Караи уже догадалась об этом) бывшие союзники. И их люди, которых она так недавно считала своими. Девушка медленно выдохнула, подавляя досаду. Недавно… Кажется, прошла целая вечность. И для них, должно быть, тоже.

Тем временем два мутанта в сопровождении небольшого отряда пехотинцев Фут поравнялись с ее укрытием и, ничего не заметив, двинулись дальше. Насколько помнила Караи, Лиловые Драконы проживали совсем в другом направлении, и сюда Брэдфорд сотоварищи почти не заявлялся. Попросту нечего ловить. Почему же сейчас?..

И тут, словно услышав ее мысли, пес-мутант повел мохнатым ухом, затем стремительно, но чуть неуклюже развернулся в ее сторону, держа наперевес… бластер? Какого?..

— Кто здесь? — рыкнул мутант, подслеповато щурясь в полумрак. — Выходи по-хорошему, не то…

— …твой хозяин тебя отшлепает? — ехидно уточнила куноити, стремительно выскакивая из переулка и почти сразу же извлекая из ножен катану. Пока только одну. Однако же нашла настороженным взглядом рыбу-мутанта и солдат, постаравшись удерживать их в поле зрения. — Что вы здесь забыли, уроды, на моей улице?

— Что-то я не припомню, чтобы ты купила эту улицу, принцесса, — осклабился пес и сжал мощные кулаки. — Приказывать мне, куда идти и что делать, может только мастер, а не всякая мелкота. Лучше не зли меня, девочка.

Караи нахмурилась и покрепче ухватила рукоять катаны. Похоже, все-таки этих типов занесло сюда не зря. Уж не по ее ли душу?

— А то что?..

— Пошли, Брэдфорд. Нам еще этого типа искать, — вмешался в разговор второй мутант, поправляя перевязь бластера: она то и дело сползала с почти лишенной плеч обтекаемой рыбьей фигуры. Караи ухмыльнулась про себя.

Острозуб проигнорировал колкость.

— Тебя это не касается, Караи, — буркнул он и развернулся. — Особенно теперь.

— Снова кого-то не укараулили? — не отставала девушка, неприятно уязвленная невниманием к собственной персоне. Если совсем недавно Караи опасалась, что мутанты охотятся на нее по приказу своего мастера, то сейчас было почему-то даже обидно, что на самом деле им нужна совсем не она. Что о ней, оказывается, никто и не вспоминал. Так, словно ей тут же нашли замену, словно не самой нужной вещи. Но не этих же двоих образин ее променяли, в самом деле?

Которые, как оказалось, еще и не считали нужным тратить на нее время, спеша выполнить приказ хозяина. Последняя фраза осталась повисшей в воздухе, пес развернулся к Караи мохнатой спиной и зашагал прочь. Бластер покачивался у пояса, хвост чуть заметно подрагивал в такт движениям. На мгновение девушку обдало ощутимым запахом псины, заставив поморщиться, но уже спустя секунду-другую от бывшего союзника не осталось и такого следа. Как и от второго из них, не считая чуть слышного вдалеке поскрипывания протезов.

Тяжело вздохнув, куноити тоскливым взглядом проводила скрывшиеся одна за другой за углом фигуры в черном. Такие донельзя, до боли знакомые. После чего решительно встряхнулась, как мокрый воробей, и жестом подозвала белобрысого и прочих подельников. Что толку вздыхать о прошлом, которого не вернешь, даже если она и пожелала бы? Сейчас на повестке более важный вопрос: оружие для ее людей. Не сравнимое с доставшимся мутантам, конечно, но все же более толковое, чем сейчас. И чем скорее, тем лучше.

* * *

Картина ночного города множилась в фасеточных глазах насекомого, вызывая противную тошноту и головокружение. Привыкнуть к этому мерзкому ощущению было совершенно невозможно. Равно как и научиться управлять крыльями, делающими за одно и то же время разное количество взмахов. Полет был неровным, ломаным, несколько раз едва не завершившимся на стеклах чужого окна. Никогда не подумал бы он, что однажды посочувствует разбившимся о стекло мошкам. Пусть и мимолетно, жалея в первую очередь себя, жертву этого садиста и его зверей. Они заплатят за это! Они все. Когда-нибудь. Обяз-з-зательно…

Сделав судорожный рывок, Стокман поравнялся с полосатой тентовой крышей забегаловки и тяжело опустился на нее, переводя дыхание, пытаясь выровнять его, сделать неслышимым. Он все же оторвался от погони, вот только надолго ли? Крепко сомкнув щелкнувшие жвалы, человек-муха осторожно подполз к краю и заглянул через него. Вроде никого пока не видно — никого в плане опасности, конечно же. Потому что группку хулиганов, высматривающих на витрине магазинчика что-то заманчивое, вряд ли таковой можно считать.

И все же в обличье одного, точнее, одной из них невезучей жертве эксперимента почудилось что-то знакомое, даже несмотря на искаженное отражение в многогранных глазах. Стокман привычно попытался прищуриться, шепотом выругавшись, когда этого не удалось. Точно! Это она! Первая его цель на пути мести за исковерканную жизнь, за превращение в урода. Ее так называемый отец (достойно ли это чудовище так зваться?) сейчас недосягаем. Плевать! За него заплатит она. Пока что…

* * *

Поравнявшись с очередным перекрестком, Лео сделал знак братьям остановиться и настороженно огляделся. Улица в столь поздний час была привычно пустынной, но лидер не забывал об осторожности. И не собирался давать этого другим, каким бы занудой его при этом ни считали остальные. Особенно некоторые упрямцы в красной бандане.

Неважно. Его продуманный путь почти привел к цели: новому убежищу Кренгов. Отчаявшись найти их обычным путем, Лео велел братьям разделиться и, держа связь по ти-фону, разойтись по кварталу. Рано или поздно одному из них должно было повезти — натолкнуться на одного из пришельцев (а может, и сразу на целый отряд). После чего, подав сигнал остальным, он должен был незаметно проследовать за пришельцами до места базы. Про себя Лео лишь надеялся, что этим «везунчиком» не окажется вспыльчивый брат: лидер вовсе не был уверен, что Раф сумеет сдержаться и не ввязаться в драку.

Так или иначе, безмолвные воззвания к судьбе были услышаны. Пришельцев обнаружил Майки и, как и следовало ожидать, не сразу сумел толком объяснить свое местоположение. К счастью, Донни отследил сигнал его передатчика, и вскоре все четверо сидели в фургоне, медленно следовавшем за грузовичком пришельцев.

Спустя минут пятнадцать пути авто притормозило. Из него выбралось порядка двадцати дроидов, грузивших какие-то ящики и оттаскивавших их в сторону скрытого в тени черного хода невысокого здания. Так вот где они теперь квартируют! Лео сделал мысленную заметку и уже повернулся было к братьям, вслед за ним покинувшим фургончик, чтобы пояснить, кому и что предстоит предпринять…

Громкий пронзительный вопль прорезал тишину, заставив четверых зеленокожих ниндзя дернуться, а дроидов — синхронно обернуться в сторону звука. Источником его оказался невысокий оборванный парнишка с выкрашенным в голубой цвет чубом. Он с круглыми от страха глазами вылетел из переулка на противоположной стороне улицы — вот диво дивное! — даже не заметив похожих на сиамских близнецов дроидов. Те же, в свою очередь, не успели ни разу выстрелить, мальчишка с поистине реактивной скоростью пересек улицу наискосок и скрылся в соседнем переулке.

— Существо, которое называют человек, ведет себя странно, — механическим голосом доложил один из дроидов.

— Это не то, что следует называть важно, — не менее безжизненно отозвался второй. — Кренг должен продолжать выполнение того, что называют планом Альфа. Тот, кого называют человек, уже не в месте, называемом здесь, и не может помешать.

Произнеся эти слова, дроид неожиданно замолк, резко обернувшись в ту же сторону. И неудивительно: из переулка показалось еще несколько человек, при виде которых Лео нахмурился и нащупал за плечом рукоять катаны. Как минимум один из них совсем недавно напал на братьев по приказу Караи. А это значит…

Додумать черепашка уже не успел: Кренги открыли огонь, усиливая суматоху.

— Какого панциря тут творится? — рыкнул Раф, вытащив и прокрутив в ладонях саи.

— Сам хотел бы знать, — лидер оглянулся на последнего беглеца, преследуемого дроидами. Слабый приглушенный вопль «Чудовище!» коснулся слуха еще раньше.

— Там кто-то есть, — черепашка ткнул в сторону переулка острием катаны, которую уже успел извлечь из ножен.

— Но это не значит, что нам надо ввязываться, — тут же набычился Раф. — Или наш герой теперь воюет за бандитов?

— Мы ищем Эйприл, если вы не забыли, — вполголоса напомнил Дон.

Лео хмуро кивнул, нашел взглядом место, где, согласно расчетам, должна была находиться невидимая с его места дверь. При этом с трудом удерживаясь, чтобы не оглянуться в сторону, где находилось «чудовище». Вполне может быть, что напуганный панк имел в виду дроидов, но лидер черепашьей команды почему-то сильно сомневался в этом.

Вот потому, едва услышав знакомый голос, он мигом позабыл о всех планах и бросился вперед, как раз вовремя, чтобы едва не столкнуться с выскочившей из переулка Караи. Девушка сделала сальто назад, уворачиваясь от кого-то, не видимого пока черепашке.

Лео мигом отпрянул назад, отводя в сторону катану, чтобы случайно не поранить воительницу. Та же, сузив глаза, приземлилась на узкий подоконник дома, готовясь к атаке на противника. Черепашка невольно перехватил катану поудобнее и выпрямился. Учитель велел им не приближаться к Караи, но только не в таком, особом случае. Не тогда, когда ей грозит опасность. Сколько бы ни было вражды меж ним и куноити, кто бы ни охотился на нее — он не посмеет ее тронуть. Лео не позволит ему этого.

Впрочем, Караи считала иначе, по собственному убеждению, не нуждаясь в помощниках. Вот почему, бросившись одновременно на вылетевшего из переулка человека-муху, недавние противники волей-неволей снова скрестили оружие. А уцелевший мутант стрелой взмыл ввысь, ожесточенно плюясь и что-то шепеляво бормоча.

— Какого черта ты здесь? — Караи отпрыгнула на шаг и отвела катану, отслеживая полет мухи и при этом стараясь не упускать из виду черепашку.

— Я мог бы спросить тебя о том же, — отозвался тот, опуская пока оружие и тоже переводя взгляд на небо. — А кто этот тип?

— Сама хотела бы знать, — куноити сощурилась и не удержалась от язвительного: — Наверно, ваш сообщник.

— Хорош союзник, — пробормотал Лео, не отрывая глаз от мухи. Странное существо делало в темнеющем небе неровные круги, не оставляя намерений напасть на Караи, однако пока не спеша приблизиться. — Помощь не нужна?

— Без сопливых обойдусь, — бросила резко Караи, затем попыталась в прыжке достать огромное насекомое, но безуспешно. Тот вышел на новый вираж, постепенно свыкаясь с новым телом и двигаясь более уверенно.

* * *

Еще две, а может, три попытки нападения закончились неудачей, и это все больше нервировало Стокмана. Даже научившись летать и атаковать с разных позиций, он не мог пробить оборону чертовки. Даже хуже того: коварно свистнувшая сбоку катана едва не лишила его части крыла. Мутант всерьез начал подумывать об отступлении. Он еще вернется, чтобы расквитаться и с девчонкой, и с черепахами, потом, когда его гениальный ум найдет средство расправиться с ними. С этими мыслями Стокман сделал большой круг, почти поравнявшись с крышей невысокого здания, за которой намеревался скрыться… как что-то тяжелое и цепкое обрушилось на его спину, едва не сбив на землю. Должно быть, увлекшись девчонкой и ее защитником, он упустил из виду одного из их дружков.

И он не ошибся: Донателло довольно равнодушно отнесся к нападению на Караи, но зато сразу же вспомнил, как Стокман, еще будучи человеком, заикнулся, что знает что-то об Эйприл. И черепашка сообразил, что удобнее всего будет атаковать летающего противника с воздуха. Что и блестяще проделал, стремительно вскарабкавшись по пожарной лестнице (для этого, правда, пришлось вернуться в дальний конец переулка) и спрыгнув на спину пролетавшего мутанта с края крыши. Приземление вышло не очень удачным: черепашка едва не скатился кубарем с округлой спины мухи-мутанта, но успел просунуть посох под его шею и тем самым удержаться.

Следующие пять минут больше всего напомнили Дону родео, которое младший однажды смотрел по телеку. Вот только попробовать себя в роли отважного ковбоя изобретатель никогда не мечтал. Впрочем, сейчас это было единственным способом не слететь на землю и вместе с тем удержать противника. Правда, углов и стен пришлось собрать при этом… черепашка не мог сказать наверняка сколько. Гораздо больше, чем их было у ближайших домов, это точно. Впрочем, а сколько их, домов, было?.. Все мелькало и кружилось перед глазами, словно в адской карусели, разобрать ничего не было возможно. И когда измотанный мутант наконец неуклюже плюхнулся на землю, Дон не смог разжать судорожно сжатых пальцев. Земля предательски покачивалась под ногами, не вызывая доверия, заставляя цепляться за единственную опору.

— Все, братан, хватит. Ты его задушишь, — Лео силой разжал его руки, и Донателло, обессиленно выдохнув, опустился на колени. Мир понемногу начинал принимать ровные очертания. А лидер, не тратя времени, ухватил Стокмана за обтрепанные полы некогда элегантного пиджака и отбросил к стене. Тот, прошипев какое-то ругательство, попытался встать, но тут же замер, увидев перед глазами острый конец катаны.

— Велика потеря, — фыркнул за спиной брата Раф.

Лидер проигнорировал его слова и обратился непосредственно к Стокману:

— Кто ты такой и почему напал на нас?

— Кто я такой? — наполовину прошипел, наполовину взвизгнул тот, и по надменным интонациям братья тут же узнали его. Даже Караи, заинтересованно подошедшая чуть ближе. — Кто вы такие, ш-штобы меш-шать мне?

Тут его взгляд упал на куноити, и мутант резко подался вперед, наткнувшись на острое лезвие.

— С-снова ты! — с ненавистью процедил он, потирая расцарапанное плечо. — Нич-чего, я доберус-сь до тебя.

— Скорее наоборот, — кровожадно усмехнулась куноити, доставая свою катану.

Лео не глядя отстранил ее в сторону.

— Тебе не интересно узнать, почему он пытался на тебя напасть?

— Очень надо! — сердито фыркнула девушка, опуская оружие, но не отступая. — Это ему не поможет.

— А мне интересно, — продолжил черепашка, не сводя напряженного взгляда с пленника. — Потому что это совсем не похоже на такого труса.

Караи скривила губы, но промолчала. Действительно, случившееся казалось странным, но гордость не давала признать это вслух.

— Так почему ты напал на нее, Стокман? — повторил вопрос Лео и недобро прищурился. — Не заставляй нас повторять дважды.

Тот секунду помедлил, затем с вызовом бросил одно-единственное слово:

— Ш-шредер!

Девушка изумленно расширила глаза, тут же позабыв, что хотела спросить. Так это Шредер послал Стокмана за ней? Именно его, не Догпаунда с Фишфейсом? Но зачем? Тот набросился на нее явно враждебно. Неужели…

На черепашек новость эта произвела не менее ошеломляющее воздействие, чем и попытался воспользоваться Стокман. Он резко подался в сторону, но Майки, на этот раз более бдительно за ним следивший, зацепил мутанта цепью кусаригамы (по настоянию Сплинтера, он начал учиться пользоваться и этим оружием, помимо любимых нунчаков). Однако научился недостаточно: броска хватило, чтобы замедлить бегство, но не остановить его совсем. Стокман поднялся в воздух, а за ним следом и не отпускавший рукоять кусаригамы Майки. Братья бросились к нему, и первым успел Дон. Однако в момент прыжка он сбил младшего на землю, и Стокман скрылся за углом, почти волоча живую ношу по земле.

* * *

Поднявшись и демонстративно потерев место соприкосновения с асфальтом, Майки надул губы — и, бросив краткий взгляд в сторону, с полузадушенным воплем бросился за угол. Раф последовал его примеру, хоть и неохотно. Караи же, не зная, гнаться ли за Стокманом или не связываться, на секунду замешкалась, глядя в сторону, куда тот скрылся. Потому прыжок с перекатом черепашки в ее сторону оказался для девушки неприятным сюрпризом. Лео сбил ее с ног, так, что Караи выронила катану, и, не поднимаясь, увлек за собой в переулок, из которого вышли они с братьями, краем глаза отметив, что те тоже своевременно убрались в укрытие.

— Ты чего творишь? — разгневанная куноити тут же вскочила на ноги, попытавшись пнуть Лео, но тот ловко увернулся. А затем… неожиданно перехватил тонкое запястье и дернул на себя. Конечно, девушка не упала, но вынуждена была на несколько шагов приблизиться к нему. И как раз вовремя: в полушаге от места, где она только что стояла, свистнул красный лазерный луч.

— Лучше спроси это у них, — емко посоветовал Лео, отпуская ее руку и кивая в сторону прохода. Караи оглянулась туда же и выругалась, увидев, что оружие, едва не ранившее ее, было в руках не робота, как сначала показалось (те были быстро выведены из строя ловкими ниндзя, куда же девались их обитатели, девушку не волновало), а одного из воинов Фут. Он приближался стремительной и в то же время плавной походкой, оглядываясь в поисках кого-то. Но не заметил прижавшихся к стенам черепах и Караи, которую Лео, вопреки ее желанию, заставил проделать то же самое, лишь поморщившись, когда девушка укусила его за палец, пытаясь освободиться.

— Вот именно, — подбоченился Раф, как только опасность быть обнаруженными миновала. И с не меньшим раздражением уставился на брата. — Если она так хочет быть подстреленной Футами, зачем мешать?

Лео ответил ему пронзительным взглядом, заменившим множество слов.

— Ты говоришь чушь, — освобожденная Караи усмехнулась с гораздо большей уверенностью, чем ощущала. — Люди моего отца не станут стрелять в меня, его наследницу.

— Ага, как и Стокман, — ехидно прищурился Рафаэль. — Хочешь, пойди да проверь.

— И пойду, — девушка выпрямилась с не меньшим вызовом. — Думаешь, испугаюсь?

— Не думаю. Уверен.

Два яростных взгляда схлестнулись, словно два клинка, почти что высекая искры.

— Хм… извините, что мешаю вашей милой беседе, — вмешался вдруг Микеланджело.

Оба спорщика одновременно повернулись к нему, с одинаково яростным выражением лица и адским пламенем в глазах. Младший виновато улыбнулся и лишь молча указал куда-то за спину куноити. А уже в следующую секунду вся команда бросилась врассыпную, а в место, где они только что стояли, ударил лазерный луч.

— Ну, что, убедилась? — крикнул Раф на бегу, перепрыгивая через мусорный бак и укрываясь за ним.

— Ничуть, — сердито бросила в ответ куноити, распластавшись на том же карнизе, что и Стокман чуть ранее (разумеется, она об этом не знала и лишь брезгливо фыркнула в адрес липких следов). И сердито покосилась на Леонардо, на ее взгляд, устроившегося слишком близко от нее, на узкой трубе, проходившей по периметру дома. Защитник, чтоб его. Она бы и сама…

Девушка проигнорировала жест черепашки, призывающей ее оставаться на месте, и напряглась, готовясь спрыгнуть. Заметив это, Лео перепрыгнул к ней, и шаткая опора невольно сбила куноити с ног.

— Не глупи, Караи, — черепашка перехватил ее за локоть. — Они могут попасть в тебя случайно.

— А в тебя — неслучайно, — зло парировала та, пытаясь отпихнуть нежеланного соседа. Непрочная опора угрожающе заскрипела под ними, заставив обоих замереть на месте, почти локоть к локтю. А затем и вовсе спрыгнуть, за секунду до того, как тент лопнул, накрывая собой оказавшихся поблизости Футов.

Караи на мгновение задержалась возле них, высматривая в барахтающейся куче бластер. А затем, выхватив его у обладателя, зло пнула первого попавшегося, вымещая досаду и гнев за невольный страх и разочарование. Лео, заметив, что она снова отстала, вернувшись, молча перехватил девушку за локти и буквально втолкнул в переулок, лишь после этого последовав за ней. И вовремя: на улице вновь засверкали красные лучи. Оба невольных сообщника молча отступили в глубь переулка: Караи неохотно, Лео более настойчиво. Какое-то время он молчал, видя ледяное выражение на лице девушки.

— Видимость практически нулевая, — наконец нарушил молчание черепашка, когда они свернули на соседнюю улочку, где было тихо. — Они не видели, куда стреляют. И в кого, — Лео и сам не знал, что заставило его это сказать. Чувствовал лишь, что именно это будет правильно. И добавил чуть погодя: — Я бы тоже не различил тебя с Эйприл. Или даже с Футами.

— И ударил бы? — сверкнула на него глазами куноити.

— Нет. Никогда, — тут же ответил черепашка.

— Потому что Эйприл? — не удержалась и съязвила Караи. Но в голосе ее прозвучала горечь. — Тогда зачем ты вытащил меня?

— Я не хочу, чтобы ты пострадала, — ответил Леонардо, не глядя на нее и пряча в ножны катану. — И мастер Сплинтер…

— Снова эта крыса? — зло бросила Караи, отворачиваясь. — Ему-то какое дело до меня?

— Ты знаешь какое, — Леонардо повернулся и подошел ближе, пристально смотря на девушку и старательно игнорируя поднятый в его сторону бластер. Он точно видел, что движение было слишком медленным, чтобы стать угрожающим. — Он боится, что ты можешь пострадать. Как и твоя мать.

— Совесть замучила? — недобро прищурилась девушка, отступая на один шаг.

— И это тоже, — согласно кивнул Лео. — Хотя учитель ни в чем не виноват. Разве что в том, что не смог уберечь ее. Не сумел спасти. Как и тебя…

— Как трогательно, — нарочито презрительно отозвалась Караи. — Может, мне еще заплакать?

— Не стоит, — усмехнулся Лео. И в ответ на угрожающее движение остановился, подняв примирительно пустые ладони. — Просто поверь. Мы не хотим быть твоими врагами. И не станем подвергать тебя опасности понапрасну.

— А он, значит, станет? — проговорила вполголоса, словно сама себе, куноити.

И Лео знал, о чем она сейчас подумала. Что вспомнила… И, как бы сильно ни хотелось подтвердить ее слова (а черепашка был совершенно уверен в их правоте), он лишь покачал головой.

— Не знаю.

Леонардо

Обратный путь домой показался мне чересчур длинным, хоть и передвигался я быстрее обычного. Один. В груди кипело раздражение, придавая силы и резкости движениям. Она не захотела меня выслушать и сбежала. Снова. Панцирь, да сколько можно? Разве не я только что вытащил ее из этой заварушки… не послушав братьев, между прочим? Не я помог справиться со Стокманом?.. ну, ладно, честно говоря, помощь не очень-то ей и требовалась. Но все же… Мог и пройти мимо. Или… нет, не мог.

Прыжок, оказавшийся слишком сильным для небольшого промежутка. Неловко приземлившись, я кубарем покатился по крыше, едва не слетев с нее под конец. Кто-то еще называется ниндзя! Надеюсь, я не перебудил весь дом, впрочем, тут только чердак. А значит, лишь кошки да голуби. Некому увидеть, некому услышать. И понять тоже.

Как всегда. Братья… ну, ладно, к их насмешкам я давно привык. Раф без них дня прожить не может, да и Майки не сильно от него отстает. Учитель… он тоже не обрадуется моей инициативе. Хотя и старался я для него. Впрочем… кого я обманываю? И для себя тоже. Я более, чем кто бы то ни было, кроме учителя, должно быть, хочу, чтобы Караи присоединилась к нам. Чтобы поняла наконец, что мы ей не враги. Что это Шредер пытается нас уничтожить, не гнушаясь никакими подлостями, а мы лишь защищаемся. Он одержим своей местью, не жалея никого и ничего. Неужели он и правда послал Стокмана за Караи? Не верится даже. Нет, он способен, конечно, и на много большее. Но Стокман? Довольно глупый выбор. С ним даже Майки в одиночку справился бы. Если только это не ловушка.

Интересно, удалось ли Майку на этот раз удержать беглеца? Тоже не сильно верится, хотя все может быть. Он все-таки ниндзя, хоть и младший, и довольно силен. Внимательности бы ему еще побольше… но тут уж ничего не попишешь. Что есть, как говорится. И все же, надеюсь, у него получилось. Тогда я вытряхну всю правду из этого насекомого, чего бы это ни стоило. И про Эйприл… о которой, стыд сказать, я почти позабыл. И — главное — почему он напал на Караи. И, может, тогда определюсь наконец, что же мне делать.

Караи долго думать не стала. Просто в самый неожиданный момент она вдруг подпрыгнула, цепляясь за пожарную лестницу, и стремительно, как умела, скрылась из виду, не дослушав меня до конца. И оставив последнее слово за собой, как настоящая девчонка. Какая же она все-таки упрямая! И в кого только?

Почему, ну почему она так упрямо не желает мне… нам верить? Ладно бы раньше, после того злосчастного нападения на Шредера. План был глупый и к тому же оттолкнул ее от нас. Настолько, что она даже поверила, что мастер Сплинтер (воистину бред!) погубил ее мать. Даже сейчас при воспоминании об этом гнев вспыхивает в моей крови. Но тогда мы были врагами, пусть невольно, но сейчас, когда она знает правду, когда видела ее своими глазами… почему?

Никогда я не смогу этого понять. Она же сама сбежала от Шредера и готова жить даже на улице, в своей банде. Значит, больше ему не верит. Есть за что, без сомнения. Но мы… мы же ей ничего не сделали. Почему она так упорно отворачивается и не желает нас услышать? Почему?..

Этот вопрос, помнится, я задал вчера вечером мастеру. Просто не осталось больше сил носить это в себе, братья же все равно бы ничего не поняли. Отец должен понять. Он умный и всегда все понимал лучше нас. Наверняка он объяснит мне, что к чему. Но на этот раз даже Сплинтер озадачил меня.

«Есть правда, которую лучше не знать, сын мой», — ответил он после продолжительного молчания, потирая бородку. А я… я застыл в недоумении, едва не открыв рот. То есть как это? Вы точно ничего не путаете, отец? Разве не правда — самое важное в жизни, не ей стоит руководствоваться при принятии решений? Разве она не лучше самой сладкой лжи?

Помнится, я рискнул задать этот вопрос Сплинтеру. И заранее поежился, не зная, какой окажется реакция на эти слова. Порой уроки учителя были неожиданны и даже болезненны.

Обошлось. Сплинтер помолчал еще немного, глядя в угол. Затем сложил руки на коленях.

— Представь себя на ее месте, сын мой, — наконец отозвался сэнсэй. — Только по-настоящему.

Я честно попытался. И… не смог. Потому что я — это я, и не могу понять порой даже Майки. Но Караи — дело особое. И я попробовал еще раз. И еще…

— Поступим проще, — рука учителя легла на мое плечо и крепко сжала его. — Представь, что я сказал тебе такую правду. О том, что твой отец — Шредер.

Я поперхнулся воздухом от такого предположения и даже закашлялся. Нет, такую дикость я не могу себе даже представить. Даже увидеть в кошмарном сне. Такого просто не может быть. Никогда…

— Она тоже так думала, — правильно понял смятение в моих глазах Сплинтер и прищурился. — И все-таки представь. Что у меня есть доказательства. Что ты не похож на своих братьев. Что я нашел тебя отдельно. Что воспитывал особым образом. Представь.

Я снова попытался. В глазах помутнело. В мире нет ничего невозможного, говорил однажды отец. И Донателло. А значит, может случиться все, что угодно. Все, что угодно. Но это…

— Поверишь? — долетел до моего сознания голос учителя. Я поднял на него слезящиеся глаза и… впервые в жизни не знал, что ответить…

Караи

И вот, опять и снова, я возвращаюсь назад. Нет, не в мрачную башню, откуда сбежала несколькими месяцами ранее. Это место никогда более не будет моим домом... немного грустно, но правильно. Без сомнения. И не в логово моей банды. Это жалкое подобие убежища тем более не стоит так зваться. Как и сами так называемые союзники — этого гордого наименования.

Назад... к исходной точке, когда у меня ничего и никого не было. Когда пришлось начать все сначала, ни на кого, кроме себя, не надеясь. Горько... как же горько понимать, что верить по-прежнему некому. Да пройди хоть тысяча лет, я не доверю этим ничтожествам прикрывать мне спину. Демон их раздери, как, ну как можно быть такими трусами?! Нет, я, конечно, тоже офигела малость поначалу, в первый раз увидев мутантов. Зрелище не из приятных и не для слабонервных. Но... он был один, а их много. И все равно они разбежались, как испуганные кролики. Забыв все, чему я их учила, даже не пытаясь сопротивляться. Бросив меня...

Их счастье, что они не успели вернуться в убежище вовремя. Видит Будда, им бы не поздоровилось. Предательство — худшее, что только можно вообразить. Хотя... глупо было надеяться на иное. Эти уличные крысы никогда не станут чем-то большим. Они не стоят даже того, чтобы дожидаться их. Чтобы отплатить за все. Нет, слишком много чести. Однажды, так или иначе, мы встретимся. В первую очередь с Блейком. Печенкой чую, здесь не обошлось без него. Но не сейчас. Отвратительный запах их свинарника режет мне ноздри. Ни секунды более не желаю его терпеть. Больше незачем. Не ради кого...

Я снова одна. В который по счету раз? Неужели судьба моя — обретать и снова терять тех, с кем удается хоть немного свыкнуться? Глупые сопливые причитания, не достойные куноити... Не хватает только заплакать. Глубоко вдыхаю и выдыхаю, очищая легкие, заполняя их прохладным вечерним воздухом. Звездное небо проносится над головой, окутывая меня темным покрывалом. Не дождетесь. Я буду сильной, чего бы это ни стоило... даже когда более всего на свете хочется покоя и тепла. То, чего я уже почти и не припомню.

И вряд ли удастся обрести сейчас. Вопросы, множество вопросов кружится вихрем в голове. Как этот подлец Стокман меня нашел? Зачем? Неужели его и правда послал отец... мастер Шредер? Не верится. Вопреки всему и вся просто не укладывается в голове. Он... и эта ничтожная тварь... Как мог он пасть так низко?.. и мог ли? Он ведь не глуп и не мог не знать, что, даже будучи мутантом, Стокман не сможет меня захватить. Неужели...

Нет, не может быть. Упрямо встряхиваю головой, отбросив со лба челку. Должен же быть предел и его подлости. Он сам отпустил меня тогда, не пытаясь остановить. Так, словно я и не нужна была вовсе. Неужто и это тоже было игрой, обманом? И моя жизнь для него ничего не стоит, тем более, сейчас?

Холодно... Должно быть, я уже приблизилась к докам. Пронизывающий ветерок доносит до меня запахи моря. Именно здесь черепахи... целую вечность назад предали меня, напав со спины на отца. И он едва не погиб, и от их рук, и от ударившего в спину инопланетного корабля. Наша судьба — быть пораженными лишь со спины, исподтишка... Нет, не наша. Теперь у меня свой путь, и с ним нет ничего общего. Не должно быть.

А вот с Леонардо... Он вновь попытался мне помочь сегодня, даже зная, что я вряд ли скажу спасибо. Чудной он, однако. На душе чуть теплеет, но ненадолго. Он тоже подвел меня. Стоит ли давать ему еще один шанс? Вкладывать оружие в руки, едва не поразившие меня однажды?..

Нет, неправильно. Он никогда не пытался ранить меня по-настоящему. Лео... единственный, кому я не безразлична. Кто хоть немного беспокоится обо мне. Он бросился мне на выручку, даже позабыв про их рыжую подружку. Которую они вроде бы как искали. Интересно, где она? Неужели мастер и правда схватил ее снова? Вряд ли. Слизняки у него и так на надежном крючке, а большее эта соплячка ни на что не годна. Не на мое же место? Нет уж, на такой абсурд не способен даже он.

Впрочем, все равно. Сейчас они все далеко. Леонардо... Шредер... Эйприл... эта крыса, имени которой я не запомнила. Даже Блейк. Здесь и сейчас мне нет до них дела. Я искала покоя, и это место для него вполне подойдет. Темное мрачноватого вида здание, в которое почти наверняка наведываются нечасто. Но настоящую куноити ведь не испугают тени и пауки, так? Мне нужно собраться с мыслями, вдали от всего и ото всех, чтобы решить, что делать дальше. Зачем откладывать хорошее дело на потом?

Не пытаясь преследовать сбежавшую спутницу (по опыту зная, что это бесполезно), раздосадованный Лео сделал круг по кварталу в поисках братьев. Столь же безуспешно: те как в воду канули. Впрочем, на их месте лидер тоже вряд ли остался бы в потенциально опасном месте. Мысленно обругав себя за то, что не обговорил с ними заранее место встречи, а также — за то, что в лихом кульбите, выручая Караи, где-то посеял Че-фон, черепашка все же рискнул вернуться на место сражения.

Впрочем, осторожно выглянув с козырька крыши, он не заметил никого — ни братьев, ни противников. Настороженно оглядываясь, ниндзя спустился по пожарной лестнице в переулок, где не так давно столкнулся со Стокманом. И — о чудо! — нашел пропажу. И не беда, что в нерабочем состоянии: кто-то из противников наступил на него, не заметив. Главное, что не достался врагу. Подобрав покореженную вещицу, Лео спрятал ее за край панциря, прижав ремнем от ножен. И, тяжело вздохнув, направился в сторону логова. Скорее всего, ребята, не дожидаясь его, уже туда вернулись.

* * *

Вопреки ожиданиям, его встретила тишина. Встревоженный Лео, однако, не стал окликать братьев и беспокоить учителя раньше времени. И, как выяснилось, правильно сделал: ловко перепрыгнув турникет, он пересек гостиную, направляясь к своей комнате... и тут неожиданно дверь в лабораторию распахнулась, и оттуда появился весьма довольный собой Майки.

— Ты вовремя, бро, — улыбнулся он во все тридцать два. — У нас для тебя сюрприз!

Ошарашенный лидер кивнул: ему было более чем довольно свободного нахождения младшего в месте, куда изобретатель обыкновенно не подпускал его и на пушечный выстрел. То есть, если его спрашивали, конечно же. Шкодливый братишка находил тысячу и один способ проникнуть туда, куда его не пускали — с разной степенью причиненного ущерба. Но старался обычно смотаться оттуда побыстрее, и уж никак не дефилировать, словно на подиуме.

Не дожидаясь внятного ответа, Майки схватил брата за руку и буквально втащил за собой в комнату, не забыв прикрыть дверь. И вот тут пришла пора удивляться по-настоящему: потому что помимо троих братьев, в комнате находился также... почти что сбежавший Стокман, про которого лидер, честно говоря, уже успел позабыть.

— От-ткуда? — только и смог выговорить Лео, безуспешно стараясь придать себе менее шокированный вид.

Майки горделиво подбоченился и выступил вперед. Его звездный час, которого младший так давно ждал! Он стал героем дня!

Старшие братья, судя по их утомленным физиономиям, уже были в курсе дела. Но терпеливо выслушали его эмоциональный, щедро приправленный жестикуляцией и демонстрацией приемов рассказ, о том, как он, Микеланджело Великолепный, лично захватил в плен хитрозадую муху. Пару раз Дон подхватывал со стола и полки чуть не сбитые эмоциональным рассказчиком нужные мелочи и несколько раз просил быть потише (Сплинтер был занят медитацией и еще не знал о появлении "гостя"). Но хватало этого буквально на минуту.

— Стекло! — важно поднял палец к небу... то есть к закопченному потолку Майки. — Мухи всегда летят на стекло.

И это было чистой правдой. Фасеточное зрение, а может, что-то еще, было причиной того, что насекомые не замечали прозрачного стекла. И именно эта особенность привела бывшего ученого в ловушку. Следуя совету брата, Донателло, вновь оседлавший пленника, направил его в сторону прозрачной остановки транспорта. И когда тот, рассчитывая сбить наездника о низкую крышу, спикировал туда, то врезался в стекло, не успев свернуть. А уж связать его цепью от кусаригамы было делом пустяшным. О нем и рассказывать не стоит.

— Вот тут ты прав, мелкий! — недовольно проворчал Раф. До возвращения Лео он слышал эту историю минимум трижды. Еще один явно будет лишним.

— Но вы притащили его... — нахмурился лидер, наконец сообразив, что же смущало его во всей этой блестящей операции, — ...в наше тайное логово!

— Тож-же мне тайна, — буркнул пленник, в очередной раз пробуя крепление самодельных кандалов, спешно сделанных Донни, на прочность. Бунтарь пригрозил ему внушительного вида гаечным ключом.

— А он ничего не видел! — нимало не смущенный, воскликнул младший.

— Да, — поддержал его Донни. — Мы надели на него мусорный контейнер, прежде чем тащить сюда. Уж если это сгодилось для Брэдфорда, ему тем более пойдет.

Пленник недовольно зажужжал, не согласный с таким определением. Крылья со скрипом шаркнули по кирпичной стене.

— Не подкоротить тебе крылья, мошка? — хищно усмехнулся Раф, разминая пальцы. — А то что-то слишком разговорчивый стал!

— Погоди, — остановил его Лео, подходя ближе. И от движения этого Стокман невольно попятился, прижимаясь спиной к стене. — У нас к нему другой разговор. Ты, — черепашка указал выхваченной катаной на пленника, — знаешь о чем.

— Эйприл О'Нил, — протянул тот недовольно. Лео кивнул. Донни отставил в сторону очередную пойманную вещицу и подошел ближе.

— Ты говорил, что знаешь, где она, — напомнил он, и в голосе помимо воли прозвучали истеричные нотки. Лео успокаивающе положил ему руку на плечо.

Пленник кивнул.

— З-знаю, — он потер то, что когда-то было руками, и щелкнул жвалами. — А ч-что мне з-за это будет?

— Хорошая трепка, если ты продолжишь тянуть кота за... — угрожающе начал Рафаэль и тоже шагнул ближе.

— Или сахар. Много-много сахара, — неожиданно добавил Майки. И, когда братья недоумевающе оглянулись на него, пояснил. — Мухи любят сахар.

— Мухи любят еще кое-что, мелкий, — рыкнул на него бунтарь, замахиваясь, но младший проворно увернулся. — И этим мы поделимся более охотно!

— Хватит! — повысил голос Леонардо. Затем обернулся к Стокману. — Мы отпустим тебя, но только после того, как найдем нашу подругу. Так где она? У Шредера, от которого ты сбежал?

— Конеч-шно! И вам лучш-ше поторопиться, без-здари, — бывший ученый презрительно усмехнулся. — У Ш-шредера теперь ес-сть мутаген...

— Это мы уже видим, — перебил его Раф, и недовольно фыркнул, когда Леонардо ткнул его локтем в бок.

— ...но очень мало ж-жертв для опытов, — торжествующе закончил Стокман. — Точнее сказ-зать, только одна.

— Ты забыл про Футов, — поспешно возразил Леонардо, видя, как побледнел брат.

— Для испытаний нуж-жны не слишком полез-зные ос-соби, — презрительно сморщившись, пояснил мутант.

— Такие, как ты, — снова не удержался Раф. Майки хихикнул.

— ...или Эйприл, — подавленным голосом закончил Донни. — Вот уж кого эта жестянка пустит в расход, не задумываясь.

Лидер почувствовал, что брат на грани срыва, и поспешил сменить тему.

— А как тебе удалось сбежать оттуда? — недоверчиво переспросил он. — Не может быть, чтобы после мутации тебя не сторожили.

— Она помогла, — после недолгой паузы неохотно ответил пленник. И вздрогнул, когда Донателло — совсем как недавно — схватил его за плечи, крепко приложив о стену.

— И вот чем ты ей отплатил, неблагодарная тварь! — крикнул он, сильно встряхнув мутанта. Тот зашипел и попытался достать его жвалами, но ловкий ниндзя увернулся.

— Я пытался! — повысил голос и Стокман. — Я з-зделал для нее копию передатчика.

Лео на глазах у него молча взял средство связи у Рафаэля (тот даже немного опешил от такой наглости) и набрал код Эйприл.

— Не отвечает, — холодно бросил он и прищурился.

— Я не виноват, что эта растяпа где-то его посеяла! — почти взвизгнул Стокман, и Лео настороженно оглянулся на дверь. Такой шум не услышит разве что мертвый.

— Не смей ее так называть! — Донни еще раз припечатал противника к стене.

— Эй, чувак, остынь! — неожиданно вмешался Майки. — Этак ты Рафа переплюнешь.

Упомянутый лениво потянулся, хрустнув плечами.

— В кои-то веки мелкий прав, — бросил он. — Надо выручать Эйприл, пока еще не поздно. Проберемся в башню и...

Раздавшийся в этот момент вибрирующий звук Че-фона заставил всех присутствующих синхронно вздрогнуть. Первым опомнился Донни — это было его средство связи. Сорвавшись с места, он как на крыльях перелетел через лабораторию, схватив вещицу со стола.

— Эйприл! — воскликнул он и нажал кнопку. — Эйприл, где ты? С тобой все в порядке?

Но вместо слов гаджет издавал лишь странное шипение. А потом и вовсе отключился.

— У нее неприятности, — спохватившись, Донни подбежал к компьютеру и дрожащими руками подсоединил Че-фон к системе.

— Она не в башне, — почти сразу же заметил он. — Я не знаю это место, но оно где-то возле доков. Там вроде бы тоже было логово Футов.

— Так чего мы ждем, умник? Погнали! — Раф первым оказался у двери.

— А как же он? — Майки растерянно кивнул на пленника.

— Подождет нашего возвращения, — подхватив с полки шприц, изобретатель пробежал напряженным взглядом по полкам. И, найдя нужное, быстро набрал и без лишних церемоний вколол пленнику.

— Ч-шо з-за ш-шутки? — возмутился тот, но как-то вяло. — Вы обещали мне с-свободу!

— Когда вернемся, — кинул ему Дон уже на бегу. — А пока извини, приятель, у нас другие планы.

Он закрыл дверь лаборатории и поспешил за остальными.

— Чем ты его? — вполголоса спросил Лео.

— Снотворное. Думаю, тройной дозы должно хватить.

— Может, лучше все же попросить проследить за ним Сплинтера? — усомнился лидер, прибавляя шагу: беспокойство за Эйприл придало брату скорости.

— Нет времени, — отмахнулся тот. — Да и получать на орехи неохота. Никуда он не денется.

— Надеюсь, — пробормотал Лео. И, перепрыгнув турникет, вслед за братьями исчез в полумраке туннеля.

— И что теперь делать?

Вопрос так и остался без ответа. Напарник Догпаунда хмуро созерцал опустевшую улочку, с которой благополучно смотался не только Стокман, которого он почти что подстрелил — и подстрелил бы непременно, если бы не соплячка Караи, — но и черепахи. Нанесла же их невовремя нелегкая! А придурок Брэдфорд еще порадовался: вот, мол, как удачно день сложился. Все и сразу. Лови теперь этих всех. Нет, он, конечно, разослал Футов по следам беглецов, во все четыре стороны, — но почему-то сильно сомневался в успехе.

Пес-мутант тоже выглядел довольно кисло. Слишком хорошо помнил он приказ мастера: делайте что хотите, хоть весь город вверх тормашками переверните, а без Стокмана чтоб не возвращались. Конечно, к мозгляку у него свой счет, на днях неплохо пополненный, но все же… Догпаунд искренне недоумевал, в чем такая ценность. Раз мастер велел даже не бить беглеца особо, а притащить сразу к нему.

— Да есть одна идейка…

Нервно дернув ушами, Острозуб обернулся. Напарник обернулся с хитрой ухмылкой на клыкастой роже, делавшей его — на взгляд пса — еще более противным. Палец в рот не клади, оттяпает вместе с рукой. Но… может, он действительно придумал что-то стоящее? Голь ведь на выдумки хитра.

— И что, интересно? — со скучающим видом, старательно скрывая любопытство, поинтересовался пес. — Обшаривать все магазины электроники?

— Если хочешь, можешь попробовать, — оскалился Фишфейс, уперев руки-плавники в чешуйчатые бока. — А я лучше займусь более толковым.

Что-то в его тоне заставило Догпаунда присмотреться пристальнее.

— О чем это ты? — прищурился он недоверчиво.

— Популярно объясняю для особо одаренных, — иронично протянул рыба-мутант. — Ты в курсе, зачем мастеру этот слизняк?

Пес озадаченно почесал лохматый затылок. Нет, конечно, он знал, но… как-то не вспоминалось, хоть тресни.

— Раскодировать черепашью рацию и заманить их в ловушку, — снисходительно просветил его Фишфейс и снова осклабился. — А не проще ли вместо этого поймать их самих, послав придурка Стокмана к черту?

— Это у тебя с головой не в порядке, — ухмыльнулся пес и сделал широкий жест. — Ты видишь поблизости хоть одну?

— А мне незачем их видеть, — ничуть не смутился тот. И зашарил ладонью под механическим поясом. — Когда они и так у меня в кармане.

И продемонстрировал изумленному напарнику рацию Эйприл. Ту самую, которая, как хорошо помнил пес, должна была храниться у мастера Шредера. И это обстоятельство Острозуба совсем не порадовало. Учитель может в любой момент хватиться ее, а с кого спросит?..

— Где ты ее взял? — хмуро рыкнул он, протянув к рации лапу. Но Фишфейс проворно спрятал вещицу за спину.

— Где взял, там больше нету, — ухмыльнулся тот. — Разве не я лучший вор в квартале?

— Ты совсем спятил?! — рявкнул возмущенно, но при этом с легкой ноткой испуга пес. — Если мастер про это узнает, он нам голову снимет. Обоим…

— Думаешь, если мы опять вернемся ни с чем, будет иначе? — неожиданно спокойно поинтересовался Фишфейс. — Тогда можешь топать к нему. А я добуду черепах и без тебя.

Догпаунд хмуро замолчал, машинально почесывая почти заживший шрам на боку — напоминание о прошлом провале. Что будет за этот, он не хотел даже представлять. А если вдруг — вопреки здравому смыслу — этому ходячему суши повезет, то весь гнев хозяина достанется ему, первому ученику. За все старания… Несправедливо, черт возьми!

— Еще чего! — буркнул он. Затем, что-то припомнив, заметил. — Но ведь Стокман, кажется, не закончил разблокировку этой штуки.

— Вот и проверим, — неровным шагом Фишфейс направился в сторону набережной. — Когда будем на месте.

— А как же наши воины? — усомнился пес, без труда догнав его.

— Дождутся нас здесь. Чем меньше народу знает о нашей… идее, тем лучше, — коварно ухмыльнулся Фишфейс. — Или ты не управишься с зелеными недомерками без них?

На такую глупость пес даже не стал отвечать.

* * *

До места они добрались довольно скоро. Им, к удивлению Догпаунда, оказался склад в доках: его клан время от времени использовал для встреч со случайными союзниками, которым пока не стоило доверять — таким, как Драконы (впрочем, насчет последних Ксевер решительно возражал. Но что еще уличная крыса могла сказать про себе подобных?) или Стеранко. Мутант присутствовал, конечно же, не при всех, но место знал хорошо.

Набрав замысловатую комбинацию цифр, Фишфейс открыл дверь, за ним не без труда протиснулся более громоздкий напарник. И с некоторым удивлением покосился на то, как старательно запер за собой дверь бывший воришка.

— Мы же не хотим спугнуть наших… друзей раньше времени, — пояснил он тугодуму-напарнику. — Поверь мне, как просочиться сюда, они найдут.

Пес досадливо рыкнул. Разумеется, он это знал, но невольно оказался в дурацком положении.

— Так как ты хотел заманить их сюда? — поспешил сменить тему он. И настороженно покосился по сторонам. Тени в углах скрадывали находившееся там, но нюх подсказывал, что здесь есть еще кто-то кроме них. Но не черепахи, уж это наверняка.

— Элементарно, — снова вытащив рацию, Фишфейс включил ее и, прищурившись, присмотрелся к маленькому экрану. Затем, оскалившись, нажал пару кнопок.

Какое-то время невольные сообщники напряженно следили за маленьким экранчиком. Тот бесстрастно сигнализировал, что на том конце провода установлена связь, но при этом не было слышно ни звука. Фишфейс вовсе не был уверен, что и с их стороны те же проблемы, потому предусмотрительно зажал рацию плавником. А спустя несколько секунд и вовсе сбросил вызов.

— Довольно. Их умник наверняка уже вычислил наше местонахождение, и минут через пятнадцать вся шайка будет здесь, — довольно ухмыльнулся он и потер ладони в предвкушении. — Пора готовить радостную встречу…

И в кои-то веки напарник не стал с ним спорить.

Проходит три дня… но кажется, что целая вечность. Время, проведенное в подземелье, почти успело позабыться, но сейчас вновь всплывает в памяти. Почти таким же заточением в четырех стенах, наедине с собственными тревожными мыслями. Которые — из-за чрезмерного внимания к ним, так как заняться больше нечем, не иначе — порой принимают очень странную форму.

Ребята… как же давно Эйприл их не видела! Словно бы полжизни прошло в этой крепости без входа и выхода. Черты их лиц, когда девочка пытается припомнить, расплываются, как и у давно утерянного отца. Скверное ощущение. Эйприл старательно борется с ним, но отчетливо может вспомнить лишь Донателло. Стеснительного и чуточку нервозного Донни, самого близкого из ее друзей. Оставшихся по ту сторону ее тюрьмы.

Неужели они до сих пор не сообразили, где ее искать? Не верится даже. С одной стороны, Эйприл может быть рада: ведь попытка выручить ее наверняка привела бы черепашек в ловушку. Но с другой… неужели они про нее забыли? Нет, не верится. Не хочется верить, слишком уж горько такое даже представить, ведь в этом случае Эйприл остается совсем одна. Они не бросят ее в беде, только не Донни. Девочка старательно ищет возможные и невозможные причины, могущие помешать друзьям прийти на выручку, но воображение подводит. И неприятный осадок этой горечи остается в глубине души, как бы старательно Эйприл ни старалась ее прогнать.

Она по-прежнему не знает, чего ждать от завтрашнего дня, и тем не менее… Не хочется признавать это, но ее мучитель обошелся с ней гораздо более милостиво, чем можно было ожидать от него. Особенно с учетом неоднократных попыток побега. Да и всего прочего тоже. Не сравнить с кошмаром первых дней… да и последующих тоже. Условия жизни более чем удовлетворительные, она не страдает ни от холода, ни от голода…

Только от скуки. В первый день, а точнее сказать, вечер Эйприл не ощутила этого. Пережитый стресс, да не один подряд, съел все силы, и девочка довольно быстро уснула на маленьком диванчике, свернувшись клубочком и даже позабыв убрать на место заинтересовавшие ее фигурки. Лишь утром, поспешно и немного стыдясь проявленного любопытства, она спрятала их, воровски оглядываясь на дверь.

Но сейчас… сейчас заняться абсолютно нечем. Небольшая и не слишком богатая обстановкой комната изучена вдоль и поперек, и остается лишь мерить ее шагами, гадая о происходящем по ту сторону двери. Либо смотреть в окно, на проходящих мимо людей и проезжающие машины… лишний раз ощущая свою несвободу. Не самое обнадеживающее чувство. Гораздо чаще Эйприл смотрит на небо, маленький кусочек которого виден над крышей ближайшего небоскреба. Чаще днем. Отсюда через задымленную атмосферу почти не видно звезд. Но девочка знает, что они там, на своем месте. Бледный свет — их и луны — заливает комнату по ночам, напоминая о поздних патрулях в компании черепашек. Повторится ли это еще когда-нибудь?

Впрочем, Эйприл старается лишний раз не вспоминать. И тогда… тогда помимо воли в памяти всплывают подневольные дежурства в тронном зале. Те немногие моменты из ее жизни здесь, что не пропитаны насквозь страхом и неопределенностью. Никогда… вот уж ни за что не подумала бы Эйприл, что их будет ей не хватать. А ведь не хватает… Хоть какое-то занятие, новые лица, нет этого отвратительного ощущения одиночества в четырех стенах… Теперь это в прошлом, и девочка почти рада даже визиту молчаливых солдат, приносящих еду. И — хотя и не хочет признаваться себе в этом — их непосредственного начальника.

Даже при том, что видеть его приходится едва ли не чаще, чем за все прошедшее время. Эйприл далека от мысли, что Шредер поверил в приписанную ей попытку суицида, а уж тем более — что это его хоть мало волнует. И все же… зачем тогда проверять ее лично по три раза на дню? Здесь, откуда сбежать тем более невозможно? Эйприл не знает и даже не пытается догадаться — бесполезное дело. Просто принимает как данность, уже устав бояться. И даже, к собственному стыду, с тенью надежды поглядывает на него, в моменты, когда ниндзя этого не видит. Может, вновь потребуется ее присутствие при какой-нибудь сделке? Девочка мысленно ругает себя за это, но ничего не может с собой поделать. Равно как и с легким разочарованием, когда за тюремщиком закрывается дверь, вновь оставляя ее в одиночестве.

* * *

Впрочем, у заточения в этой комнате есть один несомненный плюс, которого не может оспорить даже она: наличие смежной душевой. Обнаруженной совершенно случайно на второй день заключения, за дверью, что до этого (Эйприл в этом абсолютно уверена) была заперта. И перемена ее несказанно радует. Девочке давно не хватало этого удобства: воды, выделенной ей в пользование, для полноценного мытья было явно недостаточно, даже если экономить на питье. Да и переодеться не во что. А пережитые злоключения, заносившие ее то в пыльный подвал, то в не менее «чистый» воздуховод, лишь добавили неприятных ощущений.

Грех было бы не воспользоваться таким подарком судьбы, тем более что и сменная одежда на одной из закрытых полок тоже нашлась: коричневый халатик длиной до колена, подозрительно похожий на кимоно, с простым узором из кирпично-красных клеток. Предоставленная милость придала девочке смелости, и она решила воспользоваться и этим, с позволения сказать, даром, хотя бы на время, пока не высохнут ее собственные, кое-как постиранные свитер и джинсы.

Но нет ничего более постоянного, чем временное. Это правило срабатывает и на сей раз: развешенная на спинке кровати одежда наутро не обнаруживается на месте. Притом Эйприл даже не слышала, чтобы в комнату кто-то входил. Словно испарились… И ничего не остается, как ходить в том немногом, что у нее есть. Наряд оказывается ей почти что впору, но ни о какой попытке побега теперь думать не приходится. Уж не за этим он здесь и оказался? Ловкий ход, ничего не скажешь…

* * *

Впрочем, это не помешало Эйприл на следующий день еще раз обшарить новое доступное пространство, не найдется ли еще что-либо занятное. И ее поиски увенчались успехом: в нижнем отделении шкафа, заслоненная стопкой матрацев, задняя стенка оказалась приделанной не слишком прочно. Немного повозившись, девочка смогла поддеть ее заколкой для волос и отогнуть в сторону, почти полностью протиснувшись внутрь шкафа. И вел этот «тайный ход» в некое подобие старого чулана, темное и пыльное. И почти наверняка запертое, в этом Эйприл не сомневалась. Впрочем, она все равно не смогла бы проникнуть туда через такую узкую щель. Лишь запустить руку и пошарить на ощупь, брезгливо морщась от пыли.

В кладовой оказались по большей части запакованные в коробки вещи. Их гладкие одинаковые бока не давали ни малейшего намека на содержимое. Но меж ними обнаружилось нечто иное, завернутое в тряпицу и спрятанное меж ящиками. Форма предмета — плоский прямоугольник — показалась Эйприл подозрительно знакомой, но она не поверила в свою удачу. Ровно до тех пор, пока, с трудом вытащенный из кучи, в руках ее не оказался… почти такой же ноутбук, как и ее собственный, с наклейкой в виде паука.

Кому он принадлежал, догадаться было несложно. Первым порывом было засунуть вещицу куда подальше и забыть о ней. Но поступить так, повинуясь обычной осторожности, упустив единственный шанс связаться с внешним миром, Эйприл просто не могла. Далеко не факт, что у нее хоть что-то получится, по причине десятка-двух «но». Однако не попробовать… нет, это выше ее сил.

Настороженно оглянувшись на дверь, Эйприл прикинула время последнего визита ее стражей. Вроде бы совсем недавно… как же неудобно все-таки обходиться без часов. Может… но дрогнувшие пальцы уже нажали заветную клавишу.

А потом… потом Эйприл забыла обо всем. Потому что ноутбук — волей провидения, не иначе — оказался подключен к сети, которой пользовалась она сама. И Донни… На какое-то время озадачили логин и пароль… но, криво усмехнувшись, девочка набрала «куноити» и 666. И угадала ведь… Все же Караи далеко не так загадочна, как хотела бы казаться.

Поиск собственной страницы занял какое-то время: ничего удивительного, ведь девочка никогда не числила себя в друзьях Караи и не сомневалась, что это взаимно. Но в итоге нашла, недовольно покосившись на символ зарядки: та была почти на нуле. Но чтобы осуществить ее рискованную затею, должно хватить…

Сигнал вызова показался чересчур громким. Эйприл даже с опаской покосилась на дверь, ожидая увидеть потревоженных Футов или, того хуже, их хозяина. Но нет, пока никто не мешал ей… пока…

Ответа не было долго. Эйприл уже было обреченно решила, что ее собственный аппарат так и остался в квартире тетушки, и занесла руку над экраном — выключить от греха подальше… как неожиданно ноутбук ожил. Изображение, правда, плыло и не давало толком ничего рассмотреть. Но это было неважно, совсем не важно, поскольку оно отозвалось — и наполнило комнату до боли знакомым голосом:

— Входящий вызов… Кто бы это мог быть?

Эйприл до боли закусила губу, сжав дрожащие руки. Затем, опомнившись: имя незнакомо изобретателю, а значит, он сейчас может просто отключиться, — негромко окликнула его:

— Донни! Донни, это я, Эйприл. Ты меня слышишь?

В связь вторгся посторонний шум, и Дон с легким раздражением переспросил. Эйприл ответила громче, почти что воочию видя, как вытягивается в изумлении лицо приятеля. Еще бы, она сама не могла сдержать радостной улыбки и бешено колотящегося сердца.

— Эйприл, ты в порядке? — обеспокоенно переспросил Донни. — Ты так резко бросила трубку…

— Насколько это возможно… трубку? — не поняла девочка. В груди тревожно сжалось. — Но я не звонила.

Аппарат громко пискнул, напоминая о необходимости зарядить его. По всей видимости, помехи вновь заглушили ее голос, и черепашка не разобрал последних слов. И торопливо пояснил:

— На Че-фон Рафа поступил твой сигнал, с такой же паршивой связью, и резко оборвался. Но это не важно, не волнуйся, мы почти на месте.

Девочка непроизвольно покосилась на окно, через которое, конечно же, ничего не увидела. Ноутбук снова требовательно запищал.

— Я вычислил место, откуда поступил сигнал, — продолжил изобретатель. — Мы всего в квартале от доков. Держись, Эйприл, мы скоро будем.

— От доков? Но я не… — тут девочка, сморщившись, сжала ладонями виски. Она не могла понять, что происходит, но интуиция, то самое шестое чувство, о котором говорил мастер Сплинтер, ощутила неладное.

— Нет, Донни, не надо! — крикнула Эйприл громче, забыв об опасности, грозившей уже ей самой. — Я не в доках. Это…

И в этот момент ноутбук отключился. Услышал ли ее друг, понял ли предупреждение насчет ловушки — осталось неизвестным. Эйприл невидящим взором уставилась в погасший экран, словно надеясь, что тот чудесным образом оживет. Пусть хоть на несколько секунд.

И тут щелкнул засов. Звук этот показался ужасающе громким, заставив Эйприл нервно дернуться и едва не уронить предмет с колен на пол. В следующий момент она стремительно затолкала его себе за спину и нерешительно подняла взгляд. В дверном проеме, почти перекрывая его, стоял ее похититель и молча смотрел на нее сверху вниз.

Повисла пауза, показавшаяся перепуганной девочке вечностью. Затем Шредер неторопливо приблизился и, схватив ее за ворот одежды, оттолкнул в сторону. От резкого движения Эйприл едва не упала на пол, отчаянно цепляясь за спинку кровати. Но ее мучитель не обращал на нее никакого внимания, тяжелым взглядом созерцая то, что она безуспешно пыталась спрятать. Затем взял в руки…

— Видимо, Фишфейс был прав и тебя на самом деле стоит посадить на цепь, — наконец нарушил молчание ниндзя. Затем с силой швырнул ноутбук о стену, совсем рядом с ней. Эйприл невольно вжала голову в плечи, прикрывая руками от осколков и ожидая продолжения бури. Что он теперь с ней сделает?

Упавшая на нее тень заставила девочку зажмуриться. И потому она не сразу поняла, что произошло, куда делся пол под ногами и почему вокруг стало так темно. Единственное, в чем она была (почти) уверена — что еще жива: саднил ободранный при падении локоть. Распахнув глаза, Эйприл увидела деревянные стенки и поняла, что оказалась в том самом шкафу, с которого и началась ее очередная неприятность.

— Нет! Не надо! — сипло крикнула она, затем поднялась на колени, схватившись за створку. Но поспешно отпрянула прочь, когда Шредер вновь приблизился.

— Ты оказала мне хорошую услугу, — мрачно проговорил он, и, хотя Эйприл и не видела его лица, была уверена, что он кровожадно улыбается. — Ты, видимо, хочешь, чтобы твои дружки поскорее сдохли. Что ж, зови их сюда. Прямо сейчас…

С этими словами он захлопнул створку, заставив Эйприл торопливо подтянуть ноги. Щелкнул замок. Прижавшись к дверке, девочка услышала, как ниндзя что-то резко приказал своим солдатам, но что именно, разобрать не смогла. Скорее всего, сторожить свою крепость, хотя — в этом Эйприл тоже была почему-то уверена — черепашки в ближайшее время вряд ли здесь объявятся. Вот только от этого было ничуть не легче.

— Донни, хватит мучить аппарат, — раздраженно бросил Лео, не отводя взгляд от дороги, по которой ехал Панциробус — пестро раскрашенный и модернизированный вагончик. — Она уже точно не ответит, а вот мы наверняка заблудимся. Займись делом, в конце концов!

Черепашка в красной повязке с удивлением покосился на брата: обыкновенно спокойный и уравновешенный, лидер редко повышал голос. Но причина сейчас точно была: именно изобретатель отслеживал по электронной карте кратчайший путь до предполагаемого места заточения Эйприл, своевременно извещая о предстоящем повороте.

Точнее, это было своевременно до неожиданного появления подруги в сети. Ровно с этого момента Дон переключил внимание на попытки вновь установить соединение (разумеется, безуспешно), и предупреждение уже минимум раза два запаздывало.

— Она пыталась что-то сказать, — словно извиняясь, отозвался тот, помимо воли вновь косясь на отложенный в сторону ноутбук. — …предупредить…

— Намек понят, будем осторожны, — Лео вывернул руль, заставляя машину сделать крутой поворот.

На их счастье, на прибрежных улочках было малолюдно, хотя прозрачный августовский вечер совсем недавно вступил в свои права, и здесь это было особенно заметно. Маневр был никем не замечен, лишь шарахнулся в темный переулок бродячий кот, спокойно обедавший у ближайшего мусорного бака. Менее всего хотелось бы привлекать внимание полиции и случайных прохожих.

— Ты лучше скажи, умник, далеко ли до места? — требовательно поинтересовался со своего места Раф.

— Невтерпеж почесать кулаки, — хихикнул из другого конца машины Майки. Но, заметив, как брат с многозначительной угрозой начал подниматься, испуганно пискнул: — Ладно-ладно, я пошутил! Дон, ищи быстрее!

— Сразу после перекрестка, — машинально отозвался тот. — Тормози, Лео.

Загнав машину в кривой тупичок, черепашки выбрались наружу, оглядываясь. Изобретатель вылез последним, заблокировав механизм от возможных угонщиков.

— Туда, — махнул он рукой в нужную сторону, на одну из не отличимых друг от друга громоздких коробок складов.

Лео молча кивнул и, жестом велев братьям следовать за ним («режим ниндзя!» — не удержался и прошептал Майки, держась подальше от вспыльчивого брата), крадучись, перебежками, начал пробираться к заданному месту.

* * *

Когда за его мучителями закрылась дверь и за ней понемногу стихли звуки шагов, пленный ученый, ставший мутантом, осторожно пошевелился. Затем повел плечами, пробуя прочность крепления. Оно, конечно же, тут же заскрипело, заставив, шепеляво ругнувшись, замереть на месте. Но Стокману повезло: черепахи уже отошли достаточно далеко и не услышали его.

Медленно выдохнув и непроизвольно щелкнув жвалами, пленник пасмурно уставился на помеху своим движениям. Самопал, конечно, но вывернуться вряд ли получиться. Да и сломать силой… мутант сердито рванул цепочку и поморщился. И без того нечеткая картинка перед глазами поплыла окончательно. Нет, так дело не пойдет. Мушиное ДНК заметно смягчило действие препарата, рассчитанного на людей, но лишнее усилие — и оно подействует по назначению.

Дождавшись, пока видение станет более-менее четким, Стокман покрутил головой в поисках возможного орудия освобождения. Но в зоне досягаемости ничего не нашлось. Паршивые мутанты, словно бы предугадав его намерения, приковали пленника подальше от полок со всевозможными инструментами и запчастями.

Стокман еще раз выругался, и крылья, повинуясь нервному движению, хлопнули. С полки на противоположной стене слетело несколько бумаг и карандашница с ручками и заточенными карандашами.

— А это идея… — удовлетворенно ухмыльнулся Бакстер. — Ты вс-се-таки гений, друж-ж-жище С-стокман.

Он повторил движение уже намеренно, несколько раз, направив воздушную волну в сторону другой полки, на которой заприметил лежавшую отвертку, шило и еще пару-тройку нужных мелочей. Их, правда, сдуть оказалось не так просто. Но все же возможно, хотя мутант успел немного утомиться за это время. Наконец нужный предмет звякнул об пол метрах в полутора от ученого. Тот, вытянувшись во весь свой невеликий рост, все-таки сумел подцепить его когтем на ступне. И, пыхтя, завозился с замком.

— Отлич-чно! — торжествующе прожужжал он, отбрасывая в сторону ненужные предметы. Затем поднялся на ноги и, пошатываясь, подошел к двери.

Везение продолжалось: в спешке изобретатель не стал запирать комнату. Гостиная тоже была пуста, однако стоило Стокману поравняться с диваном, как ширма в противоположном конце с шорохом отодвинулась.

«Вот засада!» Плюнув на недомогание, Бакстер расправил крылья и поднялся под потолок, уцепившись за проходящую там трубу. И с негромким стуком переставляя руки и ноги (присоски, положенные настоящей мухе, выручили его), пополз в сторону выхода.

— Кто здесь? — из-за ширмы показался черепаший учитель. Странный шум встревожил его, однако, оглядевшись, Сплинтер ничего не заметил. В том числе и собственных сыновей, еще не вернувшихся, должно быть, из патруля…

Словно в пику его мыслям, за турникетом заревел мотор, постепенно отдаляясь от логова.

«…или же вернувшихся за чем-то забытым. Ох уж, эти дети!» — Сплинтер еще раз окинул взглядом комнату, посмотрев даже на потолок, затем, покачав головой, вернулся к себе.

* * *

Тем временем беглец, едва выбравшись из логова, был вынужден тут же прижаться к стене: его едва не сбил пронесшийся на полной скорости аляписто раскрашенный вагончик.

— Без-змоз-зглые! Кто ж-же так ез-здит? — с этими словами Стокман взмыл в воздух почти наперерез транспорту. И, вцепившись в странное подобие пушки на крыше («какой дурак их тут устанавливает?»), грузно плюхнулся на нее. Затем, чуть переведя дух, пробрался к задней стенке вагончика и спустился туда — как раз вовремя, потому что из люка показалась зеленая голова в красной бандане. Настороженно оглядевшись, она спряталась снова.

— Все чисто, Дон! — донеслось глухо изнутри вагончика. Стокман, ухмыльнувшись, кивнул и вцепился покрепче.

На его счастье, за время поездки никто из хозяев машины не удосужился проверить источник странного стука еще раз. И мутант успел даже передохнуть немного, растянувшись на животе на крыше и крепко придерживаясь за странное сооружение. По обе стороны проносились черные глыбы высоток, расцвеченные огнями окон и витрин, встречный ветер трепал волосы и крылья, создавая иллюзию полета. И чувство это было даже почти приятным.

В лицо дохнуло соленым запахом моря, и вагончик притормозил в районе порта. Выбравшись из машины, владельцы его гуськом отправились куда-то по своим делам. Стокман проводил их взглядом. Идите, идите, простофили! И спасибо за подарок!

Впрочем, к досаде своей, мутант убедился, что противники подарка ему преподносить и не думали. Попытки завести машину и тронуться с места не увенчались успехом. Буркнув что-то неодобрительное в адрес черепах, Стокман выбрался наружу и поежился, глядя на быстро темнеющее небо. Черт с ними, с черепахами, нужно поискать укрытие на ночь. И чем скорее, тем лучше. Напрягшись, он проверил работу крыльев, потом поднялся в воздух, благо большинство тутошних зданий были приземистыми, и исчез в тени одного из них.

* * *

Тоненькая фигурка в черном раздраженно покосилась на проникнувших на склад незваных гостей. Вот их-то ей как раз и не хватало! Нигде нет покоя от этих обормотов! (и плевать, что склад официально принадлежит клану, а значит, подручные мастера в любой момент дня и ночи могли посетить его). Затем, заметив, как насторожился пес, поведя ушами, куноити поспешно отпрянула в тень. Не хватало еще объясняться! Называется, нашла спокойное место…

Впрочем, долго задерживаться у входа мутанты также не стали. Караи проводила взглядом обоих, какое-то время возившихся возле ящиков, предположительно с оружием, и настраивавших погрузчик. Тонкие черные брови поднялись в недоумении. Очередная поставка оружия или иного полезного груза? Как и в прошлый раз, ночью? Может, оно небесполезно и ей самой?

Желание покинуть это место немедля и найти что-то поспокойнее сменилось любопытством, и Караи поудобнее устроилась на проходившей под потолком балке, возле опорного столба, скрывавшего ее своей тенью. Найти иное место для медитации она успеет и попозже, а пока…

Впрочем, к разочарованию куноити, закончив свои приготовления, мутанты разбрелись по помещению, затаившись. Лишь ее наметанный глаз мог различить блики света на дулах бластеров, да и то потому что девушка знала где искать. И кого.

А вот другие гости — не знали. Хотя и проникли в здание через щель под крышей крайне оперативно — так, что сама Караи заметила их, лишь когда трое из четверых вторженцев спрыгнули на пол возле дальней стены. И первым из них оказался… тот, кого она сейчас менее всего готова была видеть. Девушка сердито фыркнула себе под нос и вновь отвернулась. Промелькнувшее было желание предупредить Лео о приготовленной засаде (а что она предназначалась для него и его братьев, Караи не сомневалась) девушка старательно подавила. Нет уж, это не ее война, не ее дело. Пусть разбираются сами.

* * *

Мнения своего Караи не изменила и тогда, когда в лапы Футов попал один из братьев — самый младший, очень верно заметивший, что всякого рода негодяи любят гоняться именно за ним. Включенный, должно быть, с помощью пульта погрузчик сбросил на него целую кучу ящиков. От зрелища этого у девушки невольно сжалось сердце, а мускулы напряглись. Что-то тут не так. Эти обормоты действуют на редкость целенаправленно и слаженно. Словно по чьему-то четкому плану. И она знала чьему (даже если бы Караи узнала, то вряд ли поверила бы, что принадлежал план Ксеверу — слишком уж недолюбливала и оттого недооценивала бывшего воришку).

Впрочем, напарники недооценили и Майки: тот, проворно свернувшись клубочком и спрятав голову в панцирь, остался невредимым. Лишь Донателло, бросившийся на выручку, попал под луч и кубарем покатился по полу, зажав ладонью ожог на ноге.

Но это было не так страшно. Незаметно выдохнув, Караи брезгливо поморщилась и смахнула с плеча паутину. Здесь ее было особенно много, и была она какая-то странная… Словно толще и противнее, чем обычно.

Заметил эту особенность и выбравшийся из-под кучи Майки.

— Эй, песик, лови! — крикнул он, проворно скатывая из липкой массы шарик и бросая в мутанта. — Апорт!

Тот непроизвольно дернулся, затем, зло зарычав, прыгнул в сторону насмешника. Но тот откатился в сторону, заслоняя собой Дона.

— Знаешь, Майки, — проговорил тот, поспешно отступая. — Дразнить врага у него под носом не такая хорошая идея!

— Так веселее! — засмеялся младший. Затем, подхватив еще кусочек паутины, прилепил к панцирю брата. — Теперь ты Чело… то есть Черепаха-Паук.

Тот лишь смахнул липкую вещицу, брезгливо отряхнув руки.

— И где ты эту гадость только находишь? — проворчал Донни, запрыгивая на крытое брезентом нечто и находя взглядом старших братьев. Те вполне успешно улепетывали от Саблезуба, стрелявшего гораздо более метко, чем его неуклюжий напарник.

— Она тут повсюду! — развел руками Майки и, в подтверждение, ткнул пальцем в стену, покрытую толстым слоем паутины. — Может, и Паукус тоже здесь?

Ответить изобретатель не успел: потому что упомянутый паук-мутант, с которым им уже доводилось встречаться — но только не узнать, где он сейчас обретается, сердито шипя, выбрался из угла. Красные глаза горели злым огнем.

— Упс! — Майки запнулся, оглянувшись туда же. — Вовремя я про него вспомнил!

Впрочем, особые претензии Паукус, некогда бывший Виком, имел к Рафу. Что и не замедлил продемонстрировать, заставив того уворачиваться не только от бластера Ксевера, но и от комков яда.

— Ну, надо же: все уроды в сборе! — раздраженно рыкнул тот, запрыгивая на ящик, когда липкий снаряд с шипением разъел пол у его ног.

— В кои-то веки ты прав! — пробормотала Караи, увлеченная зрелищем схватки. Этого монстра видеть ей еще не доводилось, и девушка сильно сомневалась, что тот на стороне Футов.

Следить за всеми она уже не успевала, и невольно внимание ее привлекал лидер зеленой четверки. Куноити вынуждена была признать, что он довольно удачно направлял действия братьев (когда сам был не слишком занят), и мысленно пожелала ему удачи. Пусть этим обалдуям ничего не обломится! Они двое — не замена ей одной!

* * *

Схватка разгорелась уже нешуточная, и уже самой Караи пришлось отступить подальше: лучи лазеров пару раз мелькали в непосредственной близости от нее. То один, то другой из черепашек намеревался отступить уже известным путем, убедившись, что цели их прибытия тут нет и не было никогда. Но вынужден был вернуться, дабы помочь попавшему в переделку брату. «Поодиночке не уйдут!» — с горькой завистью подумала куноити. И поднялась, по-прежнему держась в тени. Ее и так лишь чудом еще не заметили, но надолго ли хватит такого везения…

Но оно закончилось раньше, чем Караи ожидала. Стоило ей повернуться лицом к щели в крыше, как какой-то темный силуэт метнулся в ее сторону, врезаясь в спину. Куноити попыталась вслепую отмахнуться и даже вроде попала по чему-то живому. Но удержать равновесие уже не смогла и с криком полетела вниз.

В падении девушке удалось развернуться и заметить торжествующий блеск красных фасеточных глаз. «Снова Стокман!» Впрочем, подумать, что она сделает с гадкой мухой и какую часть тела оторвет в первую очередь, времени не было. Уцелеть бы самой. Еще до момента падения Караи успела заметить, что весь пол покрыт комками едкого паучьего яда и черными подпалинами от лазеров. И гуще всего — как раз рядом с тем местом, куда ей предстояло упасть. И — самое скверное — что паук тоже был там. И, заметив ее, кровожадно ухмыльнулся клыкастой пастью.

Возле бока что-то свистнуло, и, не задумываясь, что это было, Караи ухватилась за это что-то. Оказавшееся в итоге крюком-«кошкой». Кто ее бросил, куноити могла бы и не смотреть…

Внизу мутант разочарованно щелкнул клыками. Добыча ушла прямо изо рта! Впрочем, оставались и иные. Тем пришлось поспешно уворачиваться от острых, как бритва, когтей, и в конечном итоге забраться на ящики — причем и той, и другой стороне. Две команды замерли, бросая друг на друга злые взгляды, но еще чаще — на лишнего участника событий.

Зло ругнувшись, Фишфейс выстрелил в чужака из бластера — и поспешно отпрыгнул, спасаясь от ответного выпада, с трудом удержавшись на краю. Как невовремя вмешался этот жиртрест! Его прекрасный план вот-вот провалится, а ведь им так немного надо — всего-то одного из черепах.

Желтые глаза рыбы-мутанта остановились на ближайшем к нему из братьев. Тот сматывал веревку, не сводя глаз с Караи, которая, зацепившись, за неровный край, с усилием пыталась подтянуться. Но не могла: «кошка» сильно изранила ей ладони, и те то и дело соскальзывали.

Закинув бластер на плечо, Фишфейс прикинул расстояние до парочки. Он должен успеть, прежде чем девчонка выберется и вмешается. Вот только… сладит ли он в одиночку с черепахой? Действовать нужно наверняка, а значит…

Недовольно скривившись, он толкнул в бок пса и, велев наклониться, вполголоса пояснил свой план. Тот недоверчиво покосился сначала на куноити, потом на паука, колеблясь… Но затем кивнул.

Дождавшись, пока напарник сцепил пальцы, давая ему опору, бывший вор оттолкнулся от нее и перепрыгнул разделявшее его с лидером черепах расстояние. Быстро стрельнул глазами в сторону остальных: те малость офигели от такого маневра, не успев отреагировать. И, наклонившись, нанес удар механической ногой в бок черепахе…

Попытался нанести, точнее сказать. Лео отбил его одним движением, ловко увернувшись и от ядовитых зубов. Затем, тревожно покосившись в сторону Караи, перебрался поближе к ней, не сводя взгляда с мутанта и протягивая девушке руку…

И в этот момент рядом с ним с грохотом приземлился Острозуб. С совершенно неожиданной стороны, видимо, подобравшись с тыла. Массивный кулак понесся навстречу Леонардо. Он скрестил мечи и отпрыгнул, но луч полоснул по ногам сзади. Черепашка рухнул навзничь, как раз под удар. Но прежде, чем окружающий мир погас перед глазами, Леонардо успел заметить, что хвост противника возвратным движением хлестнул по глазам почти поднявшуюся Караи. И та, не удержавшись, упала назад, туда, где ее поджидал паук.

Догпаунд

Какого черта я только послушал этого слизняка Ксевера? Ведь знал же, что проходимец никогда ничего не делает просто так, меркантилен и расчетлив до безобразия. Но на этот раз цели наши совпадали, и ему просто незачем было мне пакостить. Впрочем, было бы желание, а причина найдется всегда…

«Что ни делается, все к лучшему»… Гр-р!.. Попадись мне в руки тот, кто посмел это сказать, оценил бы в полной мере все это «лучшее». Детально и по пунктам. Но увы… оценивать придется мне.

А ведь план и правда казался дельным. И почти сработал. Черепахи были у нас практически в кармане, если бы не одно «но»… точнее, два, большое да мелкое. Угораздило же их оказаться именно тогда и именно там. Очередное невезение, которые я уже устал считать… равно как и шрамы с синяками на своей шкуре. Конечно, она в разы крепче человеческой кожи (хотя бы в этом повезло с мутацией), но все же… сколько же можно, черт побери? Очередное позорное поражение, от которого поднимается шерсть на загривке и хочется рычать… а то и разнести что-нибудь. Но это не достойно первого ученика мастера… да и не поможет, честно говоря.

Мастер… при одной мысли о нем невольно опускаю уши и поджимаю хвост. Как же не хочется возвращаться назад! Даже докладывать об очередном поражении и то занятие не из приятных, и это еще мягко сказано… слишком мягко. А уж стоит вспомнить, чем это самое поражение едва не обернулось, так и вовсе впору бежать до канадской границы. И не оглядываться назад.

Караи. Все неприятности из-за этой противной девчонки, избалованной принцессы, привыкшей ко всеобщему вниманию. Вот и тут ее угораздило появиться как раз «вовремя». Как именно — это уже неважно, однако отвлеклись на нее все. Даже я, как ни стыдно это признавать. Так что обжегший слегка комок паучьего яда достался мне вполне заслуженно. Хотя лучше бы Ксеверу… ну, нет в жизни счастья!

Впрочем, появление девчонки оказалось нам даже на руку. Потому что один из зеленых сопляков отвлекся, чтобы совершенно «по-геройски» спасти ее. Как будто куноити сама не может благополучно спрыгнуть с высоты в какие-нибудь два ярда!

Впрочем, «герой» и «идиот» почти синонимы, как говорит мастер. Ну, честно сказать, я не слышал от него что-то подобное, но почти уверен, что думает он именно так. И я был с ним вполне согласен. Кому нужны дурацкие подвиги во имя невесть чего… или кого? Когда есть достойный хозяин, благодарность за доверие и верная служба ему. Которую он непременно оценит… хотя бы когда-нибудь.

Сейчас в это верится все меньше. Из-за сущего пустяка, черт побери! Гр-р! Я хотел только схватить сопляка, да отделать покрепче, чтобы снова не сбежал. И я почти сделал это. Хватило бы и одного удара по голове… кулаком размером почти с эту самую голову. Быстро, как и положено настоящему ниндзя. Его дружки не успели отреагировать, и я решил подстраховаться. Мастер ведь велел лишь не убивать всех, а про прочее разговора не было. А значит, можно не мелочиться. Скоро у нас будут и остальные, вон они, уже бросились на выручку братцу. А доживет ли до завтра этот, не так важно.

Но… черт побери, я совершенно не хотел сталкивать вниз Караи. Мне был нужен лишь этот мальчишка. И остальные черепахи. Что же до девчонки… учитель ничего не говорил о ней, но сильно подозреваю, что он вряд ли обрадовался бы, узнав, что я ненароком смахнул его принцессу почти в пасть пауку.

На ее вопль оглянулись, кажется, все. Даже я, на миг позабыв про свою жертву. А что, вот она, лежит смирненько и вряд ли сбежит. Я сам слышал, как хрустнул его панцирь… или это была нога? Неважно. Я постарался как следует, а вот Караи… не то, чтобы меня сильно волновало это, но надеюсь, паук ее не сожрал.

Обошлось. Извернувшись, она приземлилась на пол на четвереньки ярдах в полутора от него. И почти сразу же вскочила на ноги, может, чуть менее резво, чем обычно, и слегка согнувшись. Но не убилась же…

Облегченно выдохнув, я обернулся к черепахе… и едва успел отбить мелкий, но чертовски острый клинок, похожий на салатную вилку. Зря я его так назвал. Черепаха, владевший им, разозлился не на шутку. Даже зарычал почти как я, даром что не пес. И, отвлекшись на него, я пропустил не слишком сильный, но болезненный и обидный удар дубинкой по ушам.

Я тут же с рыком обернулся, готовый размазать его по ближней стенке… Эх, зря! И потому, что, пока я отвлекся, второй вместе с мелким братцем, моим так называемым «бывшим другом» (словно я дружу с уродцами!) успели оттащить пленника в сторону. И потому (и это важнее, потому что далеко бы они не ушли), что лишь в последний момент, обостренным собачьим слухом, уловил свист. И успел увернуться от катаны, едва не отсекшей мне полхвоста.

Девчонка… Когда она успела вскарабкаться и подкрасться? Уму непостижимо. Но падение (а может, схватка с пауком) не обошлись и для нее бесследно. Темный костюм был местами порван, время от времени она болезненно морщилась, прижимая локоть свободной руки к боку. А правую щеку рассекал длинный кровоточащий шрам, почти такой же, как и у ее воспитателя.

И набросилась она на меня с такой же яростью. Клянусь, не будь она вполовину меньше меня ростом и тощей, как жердь, я мог бы испугаться. Рот перекосила яростная гримаса, а глаза полыхали таким гневом, что, если бы взгляд имел реальную огневую мощь, от меня тут же остались одни головешки.

Сейчас Караи как никогда походила на мастера Шредера… и я даже отступил на два шага, пытаясь увернуться ото всех ударов разом. Ее же, точно так же раз за разом, не оказывалось там, куда бил я. Вполсилы поначалу, но потом по-настоящему. Я не собирался ее убивать, да и калечить тоже… но, черт побери, быть нашинкованным на мелкие дольки мне хотелось еще менее. Один раз (черт, всего один) я зацепил ее краем ладони, снова чуть не смахнув вниз. Но Караи удержалась, поистине лишь чудом.

И только тут я заметил, что, пользуясь отвлекающим маневром, черепахи успели утащить на себе бесчувственного пленника. Именно утащить, потому что он так и не приходил в сознание. Мелкий веснушчатый прохвост успешно отвлекал паука, а буян в красной повязке сцепился с Ксевером — и весьма неохотно отступил вслед за остальными.

И все из-за этой… Я зло покосился на куноити, она ответила мне тем же прищуром, явно рассчитывая на продолжение. Если бы не…

— Караи! — долетело издалека.

Девчонка недоверчиво обернулась, краем глаза кося на меня. Один из черепах, самый длинный, призывно махал ей рукой. И куноити, секунду поколебавшись, приняла приглашение. Соскользнула с кучи и бросилась в сторону вагончика рептилий. Паук плюнул ей вслед, но не попал. К сожалению или к счастью?

Сейчас уже не важно. Потому что пришло время возвращаться. И получать заслуженное наказание. Хотя инициатор затеи и предпочел залечь на дно, сославшись на некие неотложные дела с Драконами. Плевать! Не равняться же на этого труса! Да и воины, которых мы оставили в переулке, ждут приказа возвращаться по казармам. Я не могу подвести их… как и мастера. Что бы ни случилось…

Мне суждено остаться в немилости из-за этих гадких девчонок и пакостных мутантов, но… как хорошо, что Караи теперь не наведывается в крепость. Боюсь представить даже, что бы случилось, если бы учитель узнал всю правду о том, что произошло. Содрал бы шкуру и сделал коврик у трона, как минимум. Но, может, он ничего и не узнает. А обыкновенное наказание я уж как-нибудь вытерплю. Черт. А ведь хотел же как лучше…

Караи

Вот и все. Ставки сделаны, ставок больше нет. Наконец все точки над i расставлены. Именно этого я желала все последние дни… кажется, что всю жизнь. Но кто бы знал, чем все это обернется?..

Правда… Горькая, как сок полыни, которую я однажды в детстве сдуру попробовала на вкус. Вкус, который потом долго не могла отбить ничем. Как и сейчас. Этот день навсегда останется в моей памяти, словно выжженный каленым железом. День, когда спали все маски и рухнули все иллюзии. День, перечеркнувший все, что было. Теперь уже навсегда…

Больно… прижимаю руку к груди, хотя точно знаю, что это не поможет. Каким же мучительным до боли бывает разочарование! И как глупа я была, думая, что пережила его и выстояла. Как невозможно глупа… Что такое настоящая боль, я поняла только сейчас.

Честно сказать, я и не ожидала, что черепахи возьмут меня с собой. После всего, что я им наговорила, после того, как на полном серьезе, не понарошку, пыталась покалечить… Зачем я делала все это? Сейчас и не понять. Должно быть, Лео был прав и я действительно боялась этой правды. В душе зная его правоту, но не решаясь признать. Я так и не смогла сказать этого вслух… да, я все еще паршиво умею благодарить. Но обязательно научусь… ради тебя. Не уходи…

Раф подозрительно косится на меня, особенно когда думает, что я не вижу. Плевать. Мне абсолютно плевать на тебя, мистер разъяренный бык. Я могла бы сказать это по слогам тебе в лицо… Не буду. Еще неизвестно, насколько сильно досталось Лео, выживет ли он. Затевать сейчас свару слишком низко даже для меня. Ты получишь в лоб, горячий парень, если попробуешь сунуться. Но не раньше. Сейчас мне гораздо важнее, что будет с Лео.

Вот и они наконец. Его заумный братец (обещаю, никогда больше не буду его так звать), мелкий и их учитель. Мой… отец. Как же непривычно звучит! Мой настоящий отец, которого я никогда не знала, которого считала своим врагом. До сих пор при взгляде на него внутри что-то невольно сжимается, напрягая все мышцы, готовясь неизвестно к чему. Отец… когда-нибудь я, наверно, научусь тебя так звать. Нет, не наверно. Наверняка. Но только не сейчас.

С губ срывается усталый вздох. Лео вне опасности. Какое-то время ему придется отлежаться, да и от тренировок воздержаться тоже. Наверняка его это не обрадует, когда он придет в себя. Но все же он будет жить. И не останется калекой. За это я могу благодарить судьбу.

Голоса новоявленных братьев затихают. Настало время истины. Я молча прохожу за их учителем… назвать его как должно все еще не получается. Молча и не поднимая глаз. Мне мучительно стыдно за свое упрямство и недоброжелательность, но еще больше — за всегдашнюю брезгливость. Я никогда не любила крыс и мышей, и сейчас принять его в таком обличье — тоже своего рода подвиг. Чуть щетинистая шерсть, острые желтоватые резцы, длинный голый хвост, характерный запах… Слишком много в нем от моего нелюбимого моего животного, слишком много.

Устало откидываюсь к стене и закрываю глаза. Снова это дурацкое имя. Оно мне по-прежнему не нравится, но придется привыкать к тому, что теперь все будут меня так звать. Я — Хамато Мива, дочь этого грызуна… Нет, неправильно. Сестра Лео. Так лучше. Лео… надеюсь, с тобой все будет в порядке. Я никогда не прощу себе, что ты пострадал из-за меня. Из-за моей глупости.

Как и он… я перевожу взгляд на крыса. Он тоже жертва Шредера. Теперь-то я точно это знаю. За долгие полчаса ожидания, пока Донни возился с Лео, младший, чтобы хоть немного отвлечься, пересказал мне всю эту историю. Ту, что я уже слышала, только с точностью до наоборот, как в кривом зеркале. Что ж, этого и следовало ожидать.

И все же… все же до последнего в нее не хотелось верить. Ровно до тех пор, пока отец Лео по моей просьбе не показал мне фотографию, с которой все и началось. И я не посмотрела ему в глаза. Они у него точь-в-точь, как у того мужчины с фотографии, которому улыбалась мама. Наверняка тоже не просто так.

Правда… горькая и обжигающая. Нахлынувшая беспощадной волной, смывая все, что еще держалось, сопротивляясь неизбежному. Не желая верить, не желая принимать. И все же пришлось. Сегодня, когда я на собственном примере убедилась, сколь много дорожит мною тот, кого я звала отцом.

Шредер… Вот кого должна благодарить за все, что со мной… со всеми нами произошло. Его зависть и жажда мести разрушили нашу семью и едва не погубили нас всех. Тогда, много лет назад. И сейчас. История повторяется. Как ни обидно сознавать, Раф был прав. Для Шредера не имеет значения ничего, кроме его жажды мести. Он не дорожит никем и ничем. Как жаль, что я поняла это только сейчас.

Горько… мучительная горечь сжигает горло. Как глупо и наивно, но… как же хотелось верить, что, даже не родная ему по крови, я хоть что-то для него стою. И убедилась. Он меня только использовал. И тогда, и сейчас. Этот урод Догпаунд ни за что не додумался сделать меня приманкой… и избавиться потом небрежно, походя, если бы ему не разрешил… а может, не приказал мастер.

Да, скорее всего, так и было. Наверняка. Может, и маму убил тоже он? С такого подлеца станется… Обращаюсь с вопросом к новоявленному отцу, впервые пристально посмотрев ему в глаза. Он молчит, отводя взгляд. Это говорит о многом. Ты боишься сказать мне. Напрасно. Я готова услышать правду. Всю, какой бы мучительной она ни была. Шредер убил мою мать, не желая отдавать сопернику, лишил меня крова и семьи и пытался моими руками убить отца. А потом, когда не вышло, через меня достал Лео. Попутно избавившись и от меня… попытавшись избавиться, точнее, но разве это важно?

И так будет продолжаться снова и снова. Он не остановится и не успокоится, пока жив хоть кто-то из нас. Ты считаешь иначе… но это тоже не так и важно. Сейчас значение имеет только одно — огонь, что меня сжигает. И потушить его может только одно…

Чай… То, чего мне так давно не хватало. Но только не сейчас. Я вежливо касаюсь губами желтоватой жидкости, не ощущая вкуса. Да, со мной все в порядке — насколько оно может быть сейчас. Прочего знать пока не стоит. Ни тебе, ни всем им.

Учтиво попрощавшись и даже выдавив из себя улыбку, я прохожу в гостиную. Никого. Тем лучше. На цыпочках прокрадываюсь в комнату Лео, почти ожидая встретить там его умника-брата. Но мне везет. Никого. Мой спаситель, обмотанный бинтами, словно мумия, спит. Отдыхай спокойно, Лео. Больше на тебя никто не покусится, это я тебе обещаю.

Извини, но даже лучше, что ты сейчас в отключке. Ты наверняка попытался бы меня остановить и еще больше растревожил свои раны. Понапрасну. Я знаю, что ты ждешь меня, и буду осторожна. И обязательно вернусь. Теперь, когда мне есть, к кому возвращаться. Осталось только одно дело, один долг, которые надо вернуть. Ведь новую жизнь надо начинать с чистого листа, без задолженностей, не так ли?..

Этот день, как и день злополучного похищения, разрезавший жизнь на две неровных половины и перевернувший мир вверх тормашками, Эйприл запомнит надолго. День, после которого мир вокруг и она сама никогда не станут прежними. «Все течет, все меняется…» Ох, нет… порой перемены налетают, как стремительный вихрь, не оставляя ничего от бывшего прежде и не щадя наших чувств и желаний. Так было, так будет…

Трудно, почти невозможно представить, что начинался он совершенно обыкновенно. Ну, как… почти так же обычно, как и многие из проведенных здесь, в плену, не отмеченный особыми потрясениями. Вплоть до самого вечера.

Нет, Эйприл совсем не жалеет, что таки рискнула и попыталась связаться с ребятами, хотя бы убедилась, что они еще живы… были на момент отключения связи. Девочка тяжело вздыхает и устраивается поудобнее, насколько это возможно в тесном пространстве стенного шкафа. Если бы знать наверняка… С ними что-то случилось, Эйприл чувствует это так ясно, так четко, что не требуется иных подтверждений. Кроме одного. Пожалуйста, пусть они будут живы. Все. С ней навряд ли что-то случится, а вот они… их точно не пожалеют. Побереги себя, Донни, а я… я как-нибудь.

Эйприл устало прикрывает глаза и вытирает пот со лба. В тесной каморке, куда запихнул ее тюремщик — в наказание за самовольство, не иначе, — очень душно. Минуты тянутся, как резиновые, кажутся вечностью. Понемногу подводит живот от голода, а вот страх… страх испаряется практически сразу же, как только за ней захлопывается дверца. Нельзя же постоянно бояться того, что все равно не происходит, раз за разом. Сколь бы она ни испытывала судьбу. Может, бояться и нечего?..

Вот и сейчас иной неприятности, кроме пропущенного ужина, Эйприл не находит. И, подождав немного, хотя бы просто для приличия, негромко стучит по дверце. Потом сильнее, затем ощупывает: может, механизм как-то открывается изнутри. Бесполезно. Замка нет — или же Эйприл в полной темноте его не видит. В спину больно упирается крепление, на котором некогда держалась полка, и девочка смещается ниже, стараясь не думать, что теперь, за ненадобностью, о ней могут просто забыть. И замуровать здесь уже навечно.

Получается плохо. То и дело всплывающие воспоминания о свершенной неосторожности (не глупости, нет, всего лишь неосторожности) не дают расслабиться. Да и спертый воздух, не дающий глубоко вдохнуть, ощутимо давит на нервы. Девочка шарит ладонью по внутренней поверхности стенки, осторожно, боясь поранить руку о торчащий где-то здесь гвоздь. Тут должна быть щель, та самая, через которую Эйприл забралась в кладовку. Может, удастся расширить ее и будет хотя бы полегче дышать?

Эйприл слышит еле различимый звук за стенкой и замирает — вроде бы хлопнула дверца. Показалось или… Не медля далее, она стучит по стенке, надеясь привлечь к себе внимания. Немного воздуха и свободы, ничего больше, самая капелька, чтобы прийти в себя. Стук двери слышен ближе. Эйприл инстинктивно подается вперед…

…и тут же испуганно отшатывается прочь от пролома: хрупкую, как оказалось, стенку шкафа держит в руках Караи. Растрепанная, похудевшая с тех пор, как Эйприл в последний раз ее видела. И очень злая, это заметно даже несмотря на черную маску.

— Ты? — на мгновение светло-карие глаза расширяются в изумлении.

Эйприл могла бы сказать то же самое, но благоразумно молчит. Тем более, она рассмотрела у пояса куноити меч, а чуть подалее — несколько коротких кинжалов… или сюрикенов, черт их знает. У рукояти одного из них, лежащего на полке кладовки, Караи и держит руку.

— Что ты делаешь в моей комнате? И в… моем шкафу?

Ничего не отвечая, Эйприл прижимается спиной к дверце шкафа. В этот момент, видит бог, девочка обрадовалась бы и появлению Шредера, тем более, он один и может объяснить ее присутствие здесь. А что может объяснить Эйприл?.. Да и поверит ли Караи… ей, кого считает своим врагом?

— Должно быть, он посадил, — почти тут же добавляет куноити, не дожидаясь ответа. В голосе звучит неожиданная горечь. — Как обычно… он не меняется.

Эйприл бросает осторожный взгляд на Караи. Так, получается, она тоже была пленницей здесь? Но спросить не решается.

— Боишься? — с легким презрением спрашивает та. — И правильно делаешь! Впрочем, мне сейчас не до тебя, соплячка. И только попробуй вякнуть ему, что видела меня здесь.

Прежде чем Эйприл успевает сообразить, кому это «ему» она может проболтаться, запертая в шкафу, Караи вновь вталкивает ее туда. И захлопывает дверцу со своей стороны, не забыв, впрочем, прихватить последний кинжал.

К счастью для девочки, задерживаться, чтобы закрыть дверь как следует, куноити ленится. И когда Эйприл опасливо выглядывает, готовая в любой момент вновь спрятаться за дверцу, Караи в комнате уже нет. Лишь приоткрытое окно поясняет без слов, каким путем она ее покинула.

Следовать за разбойницей Эйприл не решается. Она приближается к двери, толкает ее и… о чудо! Она открывается. Должно быть, никто не заглядывал туда целую вечность (зная хозяйку, Эйприл не удивляется этому). И, мало рассуждая о направлении своего маршрута, ведомая странным чувством, скользит по коридору…

* * *

Немного отдалившись от комнаты, которую покинула, Эйприл спохватывается. Ей, вроде как запертой за непослушание, нет резона разгуливать свободно по коридору. Первый же патруль на повороте напоминает об этом. Но… то ли этих воинов не предупреждали о запрете, то ли по каким иным причинам — в любом случае Футы не обращают внимания на испуганную девочку, приблизившуюся к ним.

Та поспешно скрывается за поворотом, не рискуя даже оборачиваться. Может, вход в комнату, где она размещалась прежде, с этой стороны? Сейчас она кажется Эйприл убежищем, где можно перевести дух. Думать о побеге или иной дерзости не хватает решимости. Стараясь ступать бесшумно, Эйприл минует еще несколько дверей, толкает одну из них…

И та выводит ее в нечто наподобие прихожей, маленькой, почти пустой, не считая пары газовых светильников и странного треугольного дверного проема, комнаты. И негромко хлопает за спиной, закрываясь. Эйприл тут же с испугом толкает ее, но нет. Та закрылась, лишив ее последнего пути бегства. Кроме двери напротив, за которой наверняка кто-то есть. Девочка знает это, даже не прислушиваясь к приглушенным голосам и, вроде бы, лязгу металла из-за нее. Кто бы там ни был, им определенно не до нее.

Тяжело вздохнув, она приближается… и тут же в страхе отшатывается прочь: дверь с шипением разъезжается в стороны, выдавая ее с головой. Но находящиеся в обнаруженном за дверью обширном зале не замечают ее присутствия. Однако Эйприл не находит в себе решимости отступить назад.

Со своего места она видит плохо, но уж рослую фигуру своего похитителя и маленькую хрупкую — куноити — различает с первого взгляда. Вот она, та самая встреча, которую Эйприл хотела увидеть! Судьба исполнила ее желание самым неожиданным образом, когда девочка уже позабыла об этом. И сейчас, наконец-то случившись, это почему-то совсем не радует ее… почему?

Эйприл мысленно ругает себя: не могла же она и в самом деле поверить в такую чушь, будто хоть на миг заняла чужое место? Оказалась взамен своей противницы? Нет, ей всего лишь не хватает отца, не хватает хотя бы той скупой малости теплых чувств, которые испытывает — должен испытывать, если в нем осталось хоть что-то человеческое — к дочери Шредер. Не более того.

Однако… почему отец с дочерью так мрачно и враждебно смотрят друг на друга, не спеша приближаться? Они же так давно не виделись. Что случилось за это краткое время? Почему Караи держит руку у пояса, словно собираясь достать оружие, да и Шредер вроде как ожидает от нее удара? От нее, самого близкого и верного ему человека? Не соврал же Лео, утверждая, что Караи однажды, рискуя своей жизнью, спасла отца? Почему же сейчас… и в душе у нее самой так пусто и холодно, словно в ожидании беды?

Додумать Эйприл не успевает. Караи оглядывается в ту сторону и видит ее. Кровожадно усмехается, и только сейчас Эйприл различает на ее щеке кровоточащий шрам. Переводит взгляд на Шредера, на удлиненные тэкко-каги на его руке. Неужели?..

— А зачем? — в голосе куноити звучит непередаваемая издевка, губы кривятся то ли в улыбке, то ли в горестной гримасе — вот так, сразу. — Когда у тебя есть новая игрушка?

Сорвавшись с места, она в один прыжок приближается к Эйприл — и, прежде чем та успевает отбиться или отшатнуться, за руку выдергивает ее почти что в центр зала. Того самого, в котором девочка когда-то — кажется, тысячу лет назад — сидела на нижней ступени в черной куртке с капюшоном. Сейчас Эйприл почти жалеет, что сейчас на ней нет этого одеяния. Что не под чем спрятаться от пугающего зрелища — разгневанной Караи по одну руку от нее, и Шредера, по которому, как обычно, сложно что-то понять, — по другую.

— Она! — и с этим словом Караи обвиняюще указывает пальцем на Эйприл. И некуда укрыться от этого жеста…

Медленно, крадучись, темная тень пробралась по узкому карнизу, проходящему под остроконечной крышей церкви. Разумеется, по периметру, а тем более, здесь, близ тронного зала… бывшего отца, стояла охрана. Но миновать их, набранных еще совсем недавно и плохо обученных, для куноити было плевым делом. А двоих уже невдалеке от цели Караи оглушила рукоятью катаны, решив пока не опускаться до кровопролития. Всю силу, решимость и ярость она прибережет для главной цели, с которой, если даст Будда, скоро встретится.

Добравшись до выбранного места, с которого как на ладони было видно и зал, и внушительное, словно из камня вырезанное сидение, куноити устроилась на балке, приготовившись терпеливо ждать. Тем более что ожидание это обещало быть недолгим. Она хорошо знала привычки воспитателя, любившего уединяться здесь незадолго до отхода ко сну. И сейчас познания свои собиралась применить с пользой для себя.

Караи медленно выдохнула, унимая дрожь в пальцах. Ее главное оружие и козырь — неожиданность, и она применит его с толком. Все получится… а как без проблем улизнуть отсюда, она успеет подумать потом. Не это главное.

Наконец ожидание увенчалось успехом. Треугольные створки главного входа скользнули в стороны, пропуская в зал его хозяина. За створками Караи успела заметить блеснувшее острие, кажется, копья. Но воин привычно остался за порогом и не должен помешать. Хорошо…

Ближе и ближе… Чуть согнувшись и сощурившись, как кошка перед прыжком, куноити следила за человеком, вошедшим в зал. Она старательно прогоняла от себя мысли, что ее приемный отец умеет ощущать чужое присутствие, особенно враждебное. Во всяком случае, прежде Караи ни разу не удавалось подобраться к нему незамеченной. Но это так сильно и не требовалось. Сейчас же… от этого зависит все… решительно все.

Нет, неправильно. Так нельзя! Дурные мысли притягивают неудачу. Прикрыв на миг глаза, Караи представила себе лицо мамы, пострадавшей от этого негодяя; Лео, до сих пор не пришедшего в чувство… да и себя саму, если на то пошло, теперь украшенную точно таким же шрамом, как у этого ублюдка. И которым, не будь она столь удачлива, дело бы не обошлось. Тонкая ладошка сжалась в кулак. Применять свой гнев против противника — этому учил ее он. Пусть-ка попробует теперь это на себе!

Терпеливо дождавшись, пока Шредер приблизится к своему «трону» и усядется, Караи проверила надежность захвата «кошки». Ее куноити успела прицепить почти сразу же после прибытия на место, чтобы не отвлекаться потом по мелочам. Прежде ее не смутила бы незначительная, всего-то в три-четыре ярда, высота, но сейчас, после неудачного падения на складе, рисковать не стоило.

Ладонь скользнула за пазуху, извлекая оттуда шипастую «звездочку», меченую символом ее новой семьи. Караи сузила глаза почти до щелочек, прицеливаясь. Конечно, у нее было с собой еще немало подобных метательных снарядов, но попасть надо с первого раза. Второго не будет. Это уж наверняка.

Пора! Шредер повернулся в сторону окна, противоположную от наблюдательницы, и темный плащ взметнулся за его спиной, на миг коснувшись спинки. Стремительно выпрямившись, Караи метнула сюрикен, пригвоздив плащ к сидению. Еще один, для верности… И последний, метя в лицо противнику.

Но увы… если бы все планы исполнялись в точности. Ниндзя ощутил помеху движению в тот же миг, когда острие «звездочки» впилось в сидение. И рывком освободил плащ, оставив приколотый кусок на месте. А потом стремительно отступил на шаг, отчего второй сюрикен вонзился лишь в сидение, а последний Шредер отбил защищенной стороной руки. Оружие, звякнув, упало на пол у его ног.

Подняв глаза к потолку, Шредер успел заметить темный силуэт, что стремительно скатился вниз по веревке, не обращая внимания на горящие ладони. И лишь со второго взгляда узнал, кому тот принадлежал. Угрожающе вскинутая рука замерла, не закончив движения. Лицо дочери было закрыто маской — как и ранее, когда он сам отправлял ее на задания. Шредер усилием воли отогнал воспоминание. Суженные и блестящие от гнева глаза куноити помогали развеять это наваждение. Должно быть, именно такой видели ее враги… а вот теперь сподобился и он.

— Такая теперь у тебя манера здороваться, Караи?

В ответ на эти слова та выхватила из ножен за спиной катану.

— Меня зовут Хамато Мива, — с вызовом бросила она, незаметно скривившись. Удовлетворенно заметила, что укол достиг цели, и добавила. — Именно этого ты и заслуживаешь… Шредер, — последнее слово куноити произнесла с низким рычанием.

Она, пригнувшись, наблюдала за противником, не сводя глаз, выгадывая момент для маневра. Открытое противостояние ни к чему не приведет, это Караи точно знала. Шредер одолеет ее одной рукой, разве что…

— От своих дружков-бродяг нахваталась? Неудивительно, — Шредер шагнул вперед, молниеносно поравнявшись с девушкой. — Пора поучить тебя приличному поведению…

Та не менее стремительно отпрянула прочь — а затем, пригнувшись, атаковала. Не в полную силу, конечно, скорее отвлекая противника, выгадывая время для подходящего маневра. Который, как нарочно, все никак не находился.

Как и ожидалось, ни один из ударов, прямых или же коварных, не достиг цели. Большинство их Шредер отбил наручами, пару раз едва не вырвав из руки Караи катану, застрявшую меж лезвиями, от остальных же просто увернулся.

И при этом не нанес ни одного ответного, словно не принимая ее всерьез, чем злил куноити еще больше. Конечно же, Караи знала, что этот противник ей не по зубам и, если пожелает, прикончит ее, особо не напрягаясь и даже не вызывая охрану. Знала, но не хотела верить. Не зря же она училась столько лет, внимательно наблюдала за ним, перенимая сноровку, запоминая излюбленные движения и приемы. Тогда, несмышленой девчонкой, куноити хотела походить на своего наставника, сейчас же… это единственный шанс нанести ему хоть какой-то урон.

— Довольно игр, — видимо, Шредера это тоже начало раздражать. И он сделал один, всего лишь один шаг вперед ей навстречу. Блок, с лязгом в очередной раз отбивший катану в сторону. Наклон и подсечка, а затем резкий толчок в плечо — и девушка покатилась по полу, выронив оружие.

Ниндзя шагнул следом, стремительно наклонился, перехватив и с силой сжав ее запястье. Зашипев от боли, куноити выронила выхваченный было из ножен короткий, более удобный в ближней схватке, меч. Разумеется, от такого захвата Караи могла увернуться, еще будучи ученицей. Но сейчас было на руку иное. Она позволила жестокой хватке сомкнуться на руке, состроила испуганное выражение лица, дала подтянуть себя ближе… а затем бросила в лицо противнику дымовую шашку. Лучше подошел бы ослепляющий порошок, но, увы, им снабжал Караи в свое время ее нынешний враг, и невеликий запас давно закончился.

Шредер моментально отбил вещицу ей под ноги, но Караи в последний момент успела пнуть шашку поближе к нему. И уже в возникшей дымовой завесе поддела пальцами ноги смутно различимую на полу рукоять меча и, изогнувшись змеей, подхватила оружие левой рукой, нанося противнику коварный удар на уровне пояса, там, где заканчивалась нагрудная пластина.

Каким-то образом Шредер предугадал направление удара и блоком правой руки остановил лезвие буквально в нескольких дюймах от себя. Жесткий захват на миг стал слабее, и Караи с трудом все же вырвалась. И метнулась было вперед, торопясь, пока не рассеется дым, воспользоваться удобным случаем. Но тут лезвия наладонника с шипением удлинились, заставив ее с испуганным возгласом отпрянуть. И, запнувшись об потерянный меч, девушка упала вновь. На этот раз более неудачно, больно ударившись локтем и виском. Маска слетела с лица, со звоном откатившись в сторону крытого бассейна.

Шагнув следом, намереваясь-таки схватить, скрутить и… что делать дальше, Шредер не успел продумать — ниндзя неожиданно остановился, заметив глубокий шрам на лице Караи. И опустил вооруженную руку, с ужасом глядя на, как ему показалось, дело рук своих.

Девушка же, недобро усмехнувшись и с трудом переводя дыхание, поднялась на ноги, но не спешила опровергнуть это. Какая разница, хозяин или его прихвостень? В любом случае вина только на одном. И ответ тоже…

— Караи… ты… — глубоко вдохнув, Шредер поднял на нее взгляд. — Что ты наделала, глупая девчонка? — не выдержав, сорвался он почти на крик.

— Что? — та усмехнулась, затем ладонью неспешно вытерла со щеки вновь выступившую кровь. — Это надо спросить у тебя и твоих лизоблюдов. Впрочем, зачем? Это так на тебя похоже…

— Похоже — что? — Шредер шагнул вперед, и Караи вновь угрожающе напряглась. — Говори толком!

— Можно подумать, ты не знаешь, — издевательски фыркнула та. — Только не надо прикидываться… папочка!

Наклонившись, но не отводя хмурого взгляда от противника, Караи подняла меч и спрятала в ножны. Заметив, что Шредер наблюдает за ней не менее настороженно, издевательски поинтересовалась:

— Боишься? Правильно делаешь, ты заслужил смерти более, чем кто бы то ни было. За все, что ты нам сделал…

— И с каких это пор моя дочь объединяет себя с грязными помоечными мутантами? — поинтересовался ниндзя, складывая руки на груди. Сталь наручей холодно блеснула голубыми отблесками. Караи же метнула на него уничтожающий взгляд, на время забыв про поиск катаны.

— Не твоя! — и ты это знаешь. С тех самых! С тех пор, как они заботятся обо мне больше, чем тот, кому вроде бы как положено…

— Ты сама пожелала уйти, — медленно проговорил Шредер, затем исподлобья взглянул на Караи. — Если, конечно, ты не надумала вернуться…

— Черта с два! — огрызнулась Караи, вновь инстинктивно схватившись за сюрикен. Но вовремя остановилась и убрала руку. Нет, не сейчас. Это вряд ли поможет, нужно выиграть время — даже если кровь кипит в жилах, требуя мести, требуя убийства. — После того, как твои придурки едва меня не прикончили? Я еще не сошла с ума!

На миг повисло напряженное молчание.

— Они сделали… что? — на последнем слове Шредер повысил голос.

Караи бросила на него злой взгляд.

— А ты, конечно, ни при чем, — нахмурившись, она потерла ладонью ноющий локоть. — Как будто Догпаунд с Фишфейсом стали бы ловить черепах без твоего приказа. И любыми возможными способами. Но это… такой подлости я не ожидала даже от тебя.

— Ты будешь говорить или нет?! — одним неуловимым движением преодолев разделяющие их три шага, Шредер схватил девушку за руки, на этот раз за обе сразу. — При чем тут черепахи и мои ученики… а уж тем более, ты?

Но прежде Караи успела зажать в одной из ладоней «звездочку». И, пользуясь тем, что расстояние сократилось до минимума, попыталась вонзить ее заточенный край в незащищенный бок агрессора. Получилось лишь слегка задеть, разорвав тунику и оцарапав кожу на боку, в следующее мгновенье оружие было небрежно выбито из руки и звякнуло об пол.

Куноити вполголоса пробормотала проклятье, попыталась пнуть противника, но лишь больно ушибла ногу, едва не напоровшись на шипы. И наверняка не ограничилась этой малостью, поранившись еще больше — но Шредер резко оттолкнул ее, так что куноити не удержалась на ногах и упала.

— Думаешь, я пришла мириться? — Караи непроизвольно потерла запястья, на которых не далее чем завтра проступят синяки. И недобро улыбнулась, приподнимаясь на одно колено. — Нет, я хотела посмотреть — как ты сможешь жить после свершенной подлости, сумеешь ли смотреть в глаза… И не ошиблась. Одной больше, одной меньше — такому, как ты, все нипочем.

Шредер шагнул вперед, глядя на куноити сверху вниз. Острое лезвие тэкко-каги холодно блеснуло в свете лампы, особенно выделяясь на фоне затененного силуэта.

— Они сделали что-то, чего я не знаю? — медленно, с усилием проговорил он. — Помимо охоты на Стокмана?

— Не прикидывайся, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! — тут же окрысилась Караи. И вскочила на ноги, поморщившись и прижав локоть к раненому еще в схватке на складе боку. — Так, значит, я не ошиблась. И Стокман там оказался тоже по твоей милости. Замечательно, просто великолепно! Вся шайка в сборе. А кто не с нами, тот против нас, не так ли?

— Ну же, говори! — крикнула Караи громче. — Так?

Она снова попыталась достать Шредера, на этот раз лезвиями собственных наладонников, скрытых в перчатках. Тот спокойно подставил ладонь, тонкие клинки со скрежетом прошли по основанию наруча, лишь слегка задев кожу. А затем скрутил дочери руку за спиной, заставив уткнуться носом в ее собственные колени.

— С тебя достаточно, или нужен еще урок? — спросил ниндзя спокойнее, чем ожидал от себя сам. Гнев и раздражение дочери невольно передались и ему: демон подери, что она несет? Что там снова натворили остолопы-мутанты, за что снова придется отвечать ему?

Караи вскинула голову, светло-карие глаза горели яростью вперемешку с горькой обидой.

— Давай! — бросила она, с вызовом глядя на Шредера. — Закончи то, что начали они. Убей меня так же, как и мою маму! Ну!

Слова ее оказали неожиданный эффект: ниндзя отпустил ее руку, сделал шаг в сторону. Медленно, тяжело выдохнул, глядя куда-то в сторону.

— Ты не соображаешь, о чем говоришь, — наконец ответил он. И, сжав руку в кулак, повернулся к Караи.

— Ничего, кроме правды! — бросила та. И, выпрямившись во весь рост, добавила. — Разве не твоей милостью случился этот ужасный пожар, в котором она погибла? Разве не ты послал своих мутантов за черепахами, приказав уничтожить их любой ценой? Кто бы и что бы ни стало жертвой? Разве не для тебя месть дороже всего на свете — и даже меня?

Шредер ничего не ответил. К чему?.. Что бы он ни сказал и ни сделал — ничего не изменит. С Караи что-то случилось, совсем недавно, из-за его учеников — и она ему не поверит. Тем более при таких компрометирующих обстоятельствах. И то, что он на этот раз действительно в первый раз слышит об их проступке… кому до этого дело? Да и кто в здравом рассудке поверит, что он не приказывал мутантам нападать на черепах сегодня, после столь долгой охоты? Он и сам в это почти не верит.

Но последние слова меняют все…

— Правильно, я же теперь не твоя марионетка, чего церемониться? — с издевкой бросила Караи. И покосилась в сторону бокового входа, где ей почудился еле слышный звук. Нет, не почудился: куноити явственно рассмотрела в проеме двери рыжую подружку черепах, проживающую ныне в ее комнате. А может, и не только… — Зачем? — когда у тебя теперь есть новая игрушка?

Шредер резко повернулся, прищурившись:

— О чем ты?

Но Караи, не дослушав, уже метнулась в сторону непрошенной свидетельницы. И, почти не замечая, как та ойкнула и попыталась вырваться, схватив за руку, выволокла в центр зала.

— Она! — куноити обвиняюще ткнула пальцем в сторону съежившейся Эйприл. И добавила: — Зачем иначе ты ее сюда притащил?

Испуганно сжавшись, девочка переводила взгляд с Караи на Шредера и обратно. В недобрый же час она оказалась здесь! Лучше бы не высовывала носа из шкафа. Эйприл отчаянно хотелось вернуть время назад, снова оказаться в комнате, где ей ничто не угрожало… и пребывание в которой, принадлежащей куноити, и было поставлено ей в вину.

— Ну, что молчишь? — прервала повисшее молчание Караи и подалась вперед, стиснув ладонью рукоять меча. — Нечего сказать? Не успел придумать новую ложь?

— А то, что она подружка черепах, ничего тебе не говорит? Да и зачем тебе знать мои планы насчет них, раз уж ты теперь на их стороне? — парировал ниндзя.

Куноити склонила голову набок, рассматривая Эйприл. Затем искоса взглянула на Шредера.

— Значит, не более чем приманка в твоей ловушке? И ничего для тебя не значит, так? — она недобро улыбнулась и сделала шаг вперед. — Очень хорошо, тогда закончим это. Убей ее. Здесь. Сейчас. Ради меня. Докажи, что не врешь…

* * *

На краткий миг сердце Эйприл остановилось. И, когда ниндзя приблизился, она инстинктивно зажмурилась. Вот и все. Господи, за что? Почему? Отчего эта гадкая девка не оставит ее в покое?

Затянувшаяся пауза показалась невыносимо долгой, и девочка отважилась открыть глаза. Подняла взгляд: Шредер поравнялся с ней и смотрел на нее сверху вниз, как обычно, нечитаемым стеклянным взглядом. Затем сделал шаг мимо нее, остановившись как раз между ней и Караи.

— Зачем тебе это нужно? — услышала наконец Эйприл ответ, смысл дошел до нее не сразу. — Неужели успели сцепиться? Это она тебе поставила? — закованная в металл рука указала в сторону Караи, но Эйприл не сразу рассмотрела, что именно вменено ей в вину. Лишь потом разглядела длинный шрам, которого, насколько она помнила, прежде у Караи не было.

— Нет, — так же глухо и невыразительно, как и ее противник, отозвалась куноити. — Ты прекрасно знаешь, кто это постарался… И хватит об этом! Так ты сделаешь это? Да или нет?

— Так я и думала, — добавила она через несколько секунд. — Слова, одни слова — и ничего больше. Ты еще больший болтун, чем Хамато Йоши. Тот хотя бы иногда доказывает слова делом. А ты…

— Хватит! — ниндзя с силой пнул попавшуюся под ноги катану Караи, та со звоном пробила стекло, накрывающее бассейн, и тут же ушла на дно. Еще один стремительный шаг в сторону Караи… Эйприл, поежившись, отползла назад, пока не уперлась спиной в первую ступень подножия «трона». Неужели ударит?

— Лишнее доказательство твоей «любви», — чуть дернувшись, Караи гордо подняла голову и, язвительно улыбнувшись, подалась вперед, словно подставляясь под удар. — Ну же, давай!

— Убирайся! — Шредер сжал руку в кулак, а потом резким движением указал на дверь.

— Непременно, — с губ куноити пропала улыбка, взгляд снова стал холодным. — Ни на секунду не задержусь здесь. Меня ждут те, для кого я хоть что-нибудь значу. Те, что не будут мне врать…

— Черепахи и крыса, — уточнил ниндзя со смешком. — Достойный выбор, дочь моя…

— Уже не твоя. Достойный, это верно, — Караи смело выдержала взгляд. — Они любят меня и не лишены чести. Когда-нибудь я смогу полюбить их так, как они того заслуживают. Но тебе это не понять. И, когда ты наконец умрешь, то окажешь миру большое благодеяние. И мне…

Она отступила назад, кривясь, прижала руку к боку — за время, проведенное в неподвижности, он, кажется, заболел еще больше. Караи даже оступилась, что редко с ней бывало, — но резко выставила перед собой руку, словно ставя преграду.

— Не подходи! — крикнула она. — Даже не приближайся, — и для верности отпрыгнула на шаг. — Я скорее сдохну, чем приму твою помощь. Прощай — и будь ты проклят!

В несколько неверных шагов Караи приблизилась к свисавшей с балки веревки, немного неловко вскарабкалась по ней. Два-три быстрых шага в сторону отверстия возле часов — и тоненький силуэт скрыла сгустившаяся ночная мгла.

На этот раз Шредер не смотрел ей вслед. Все закончилось — и уже давно. Лучше было бы в это поверить раньше, может, тогда сейчас бы не было так мучительно горько. И больно — словно вновь полоснули по не зажившей до конца ране. Раны в душе заживают дольше, чем на теле… если заживают вообще. Но кому есть до этого дело?

Она стала так похожа на своего кровного отца… удивительно, что он не замечал этого прежде. Она права: его Караи больше нет. Осталась лишь Мива, которая его ненавидит. И… рыжая девчонка, о которой ниндзя уже успел позабыть. Решило бы что-нибудь, поддайся он на требование Караи? Вряд ли. Да и сделать этого Шредер все равно бы не смог. Почему… черт знает, да и так ли это важно?

Ниндзя медленно, тяжело повернулся к недавней пленнице. Та неловко пыталась подняться, опираясь локтем о ступень, но замерла, столкнувшись с ним взглядом. Больше не удалось ни единого движения, руки и ноги стали как будто чужими. До сих пор Эйприл лишь слышала, как это бывает — оказалось, рассказчики ничуть не преувеличили. Она словно бы перестала чувствовать свое тело — лишь суматошно бьющийся комок в груди, там, где должно быть сердце…

Неуловимым движением Шредер приблизился — и Эйприл зажмурилась, инстинктивно закрывая голову руками. Вот сейчас он ее точно прибьет. И неважно, что по какой-то причине не тронул прежде — тем больше причин сделать это сейчас, когда она стала свидетельницей его унижения, невольной причиной нанесенного оскорбления. Затаив дыхание, девочка приготовилась к худшему…

Прошло полминуты, минута… Ничего не происходило. Прерывисто выдохнув, Эйприл наконец-то отважилась открыть глаза — лишь для того чтобы, вздрогнув, тут же столкнуться взглядом с мучителем. И не обнаружить в его глазах гнева. Совсем. И ненависти тоже — лишь усталость и опустошение. Эйприл помотала головой, не веря своим глазам, затем снова попыталась подняться — столь же безуспешно, как и в прошлый раз. И тут Шредер… сгреб ее за шиворот, словно нашкодившего котенка, и рывком поставил на ноги. Эйприл перевела дыхание, опираясь ладонью о подножие «трона», пытаясь устоять. Растерянно сморгнула… Чего еще ждать от этого странного человека?

— Как ты вообще здесь оказалась? — вполне ожидаемый вопрос снова заставил девочку вздрогнуть. Она попыталась что-то ответить, но ничего вразумительного не вышло. — И, конечно же, все слышала?

Эйприл робко кивнула, зная, что это — начало грозы… которая растворилась в небе, так и не прогремев.

— И ты веришь ей? — вопрос прозвучал как утверждение, но Эйприл была не согласна с ним и отрицательно мотнула головой.

— Нет, — немного осипшим голосом наконец ответила она и, решительно выдержав настороженный взгляд, добавила более уверенно. — Нет, я знаю, что она ошиблась. Правда…

Она хотела добавить, что Караи наверняка ошибается и в своей враждебности — как и тогда, к Лео, — но не решилась.

— Да неужели? — в голосе прозвучал сарказм… и горечь. Ни единого слова более.

Эйприл храбро не отвела взгляд, старательно подавляя дрожь в коленях. Она сердито напомнила себе, что если бы не он… ее тюремщик и мучитель, она бы сейчас тут не стояла. Мог же просто убить в угоду своей разбойнице… но почему-то не сделал этого. Девочка не совсем поняла, для чего Шредеру так нужен ее ответ, именно ее, вроде бы совершенно чужого человека — но была уверена в своих словах и — хотя бы в благодарность — хотела, чтобы он знал это.

— Ладно, иди, — и, не добавив ни слова больше, Шредер повернулся к ней спиной, медленным шагом направившись к боковому входу. Не решившись ослушаться, Эйприл скользнула в соседний, с запозданием вспомнив про захлопнувшуюся дверь. Но сейчас она почему-то открылась без проблем. Девочка направилась в сторону, откуда (если, конечно, она запомнила точно) и пришла. В голове же снова и снова, как заевшая пластинка, крутились фрагменты минувшего. Что означали последние слова? Отложенное наказание — или неожиданную милость? Эйприл не знала, но от всей души надеялась на последнее. Тем более что и причины для этого вроде бы как были…

Замерших недалеко от порога воинов Фут (они наверняка слышали все происходящее в зале, отчего-то не решаясь вмешаться без приказа) Эйприл почти не замечает. Даже оружие в их руках уже не вызывает никаких эмоций. Чаша потрясений на сегодняшний день исчерпана, ей хочется лишь добраться до укромного уголка и затаиться там… на неделю, не меньше. Однако открытой оказывается лишь та комната, в которой девочка столкнулась с Караи. Спросить помощи Эйприл не решается и, поколебавшись, устраивается там, в дальнем уголке, прикрыв глаза и не находя сил даже рассмотреть как следует обстановку. После неприятного инцидента тишина должна казаться благословением небес. Должна бы… Отчего же не кажется?

Теперь, после выяснения отношений с истинной хозяйкой, комната еще больше кажется Эйприл чужой. Ощущение, что стены и потолок давят на нее, словно выталкивая прочь непрошенную гостью, не проходит. А может быть, и не в комнате дело… Эйприл не понимает, да и, честно говоря, не слишком пытается понять. В мыслях и чувствах и так полная путаница, усложнять все еще больше — неблагодарное и пустое дело.

Промучившись некоторое время и так и не обретя душевного равновесия, девочка выходит в коридор. Вроде бы, на этот раз никто не велел ей оставаться в комнате, не запрещал перемещаться по коридорам… как и до последней попытки побега. Не так давно это показалось бы неслыханной щедростью и великодушием. Теперь же она уже привыкла. Все как-то по-другому. Все…

Какое все же огромное и неуютное это здание! В его коридорах и переходах Эйприл чувствует себя муравьем в доме великана. Нет, привыкнуть к этому склепу решительно невозможно. Как Караи могла постоянно жить здесь? Может, оттого и сбежала?

Сегодня в огромном здании как-то пустынно. Большинство светильников потушено, ввиду ночного времени или еще по какой причине, в воздухе витает еле уловимый, но все же ощутимый запах газа. Кажется, или постепенно он становится сильнее? Эйприл не знает, настороженно оглядываясь по сторонам, подсознательно ожидая новой неприятной встречи. С каждым шагом, с каждым поворотом — все увереннее…

Но нет. Пройдя уже немало коридоров и несколько лестничных клеток, девочка не встречает никого. Абсолютно… Почти звенящая тишина кажется какой-то нехорошей, недоброй. Эйприл бывала здесь и раньше — правда, в основном днем — и то и дело встречала кого-то. В основном, уже привычных солдат Фут, не обращающих на нее внимания. Пару раз (правда, уже довольно давно) пересеклась с «доктором» Бакстером Стокманом. Примерно столько же — с мутантами, и последние встречи были наиболее неприятными.

Поежившись, девочка выбрасывает из головы воспоминание о «незабвенной» встрече в подвале (которая едва не стоила ей жизни) с Острозубом, или как там его зовут?.. Догпаундом. Язык сломаешь, пока выговоришь. Вот уж с кем меньше всего хотелось бы увидеться еще раз. Вряд ли он решится напасть после памятной взбучки от хозяина (а ввиду открывшейся «самоволки» — тем паче). И все же…

Мысли Эйприл невольно возвращаются к самому хозяину. Почему Шредер тогда вступился за нее? Она ведь и вправду пыталась сбежать. И не позволил выпасть из окна. Девочке на какой-то момент даже показалось, что невольный «спасатель» даже испугался за нее — хотя это, конечно, уже перебор. А уж то, что произошло сегодня — и вовсе за рамками всяческого понимания. Какая в ней ценность? Заложница? Самая вероятная версия. Но почему тогда ее не держат взаперти, как поначалу? Почему теперь ей дано и дозволено гораздо больше? Вопросы, на которые нет ответа. Странные факты не укладываются в голове и не могут менять отношения к захватчику. Жестокому и беспощадному тюремщику… или уже нет? Как теперь его называть?

Тут все мысли сразу же разлетаются, словно вспугнутые птицы с дерева, при виде одной-единственной вещи. Дверь…

* * *

Конечно, за прошедшие недели она видела много дверей. Большинство из них отличается изрядной крепостью и почти неотличимо друг от друга. Трудно догадаться, что скрывается за очередной. Но почему-то, даже никогда не видя его своими глазами, Эйприл не сомневается, что там выход на улицу. На свободу. Она просто ощущает это каким-то шестым чувством. Возле двери никого нет. И она немного приоткрыта. Совсем чуть-чуть.

«Ловушка», — самая первая мысль, которая приходит на ум. Чего еще ожидать в логове врага? После стольких безуспешных попыток побега в удачу верится слабо — точнее, если быть честной, не верится вообще. Однажды Эйприл едва не попалась на эту удочку. Но упускать такой шанс, чтобы не раз потом пожалеть об этом, она просто не может.

Медленно, крадучись, шаг за шагом Эйприл приближается к заветной двери. Ноги ступают почти бесшумно — наука мастера Сплинтера, взгляд настороженно мечется от одной тени к другой. Не может быть, чтобы этот выход никто не охранял. Такого везения просто не бывает. И все же…

Десять шагов… семь шагов… пять… Девочка уже отчетливо чувствует прохладное дуновение ветерка на своей щеке, ласковое, обнадеживающее, совсем не похожее на промозглый сквозняк подземелья. Как давно ей этого не хватало! Остается совсем чуть-чуть — и тут внимание Эйприл привлекает еще одна дверь. Тоже приоткрытая. И тусклый свет, пробивающийся в щель.

Ну конечно, все не может быть столь просто. Спасительный выход так близко, но сначала нужно проверить, нет ли ловушки здесь, по соседству. Эйприл осторожно приближается к боковой двери, заглядывает вовнутрь — и застывает на месте, моментально позабыв о своих планах. Вообще обо всем.

* * *

Это совсем незнакомая комната, не виденная прежде (сколько их еще таких здесь?) Маленькая и неожиданно уютная, она неуловимо напоминает жилище мастера Сплинтера. Неудивительно… Тусклый полусвет не заметного с порога светильника лишь обрисовывает контуры отдельных предметов, не давая рассмотреть их отчетливо. Взгляд Эйприл привлекает высокая темная фигура в дальнем конце комнаты, напротив маленького столика или подставки… на коленях? Девочка недоуменно смаргивает, но видение не исчезает. Фигура так неподвижна, что кажется неживой. Она загораживает светильник и выглядит лишь черным силуэтом на его фоне. Отдельные черты неразличимы, и, тем не менее, не узнать человека невозможно. Похоже, тайное опасение сбывается…

Эйприл испуганно замирает на пороге, затаив дыхание, не зная, что делать дальше. Проходит минута, другая… Шредер не оборачивается. Похоже, он вообще не заметил ее присутствия. Значит, еще не поздно незаметно ускользнуть. Удобный случай. Но Эйприл медлит, словно чего-то ожидая. Странное тревожное чувство не покидает ее, и девочка настороженно озирается, ища его причину.

Тут ее взгляд приковывает металлический отблеск, едва различимый за спиной недавнего тюремщика. Это может быть что угодно, но почему-то не верится, что это ложка или какая-то другая мирная утварь. Почему? — непонятно, но упорно не верится.

Нехорошее предчувствие заставляет Эйприл подойти ближе. Проклятое любопытство однажды погубит ее, возможно, уже сегодня. Но не сейчас. Сейчас же… она тихо приближается по касательной и уже на полпути различает неизвестный предмет. То, что она ожидала — и опасалась увидеть. Оружие. Меч. Пара изящной и смертоносной катаны, более короткий — но от этого не менее опасный.

До сих пор Эйприл не видела никакого оружия — но это, конечно, не значит, что его здесь нет. Но зачем — сейчас?.. Растревоженное сознание тут же подбрасывает ряд самых разнообразных вариантов, один хуже другого, но ни один из них не подтверждается. Шредер слишком неподвижен для немедленной атаки, слишком сосредоточен — на чем?.. Отрешенный вид и взгляд, обращенный в пустоту, словно в никуда — все это выглядит как-то страшновато.

И впервые Эйприл не видит на нем брони. Никакой — лишь рубаху без рукавов, распахнутую на груди. В таком непривычном виде ниндзя трудно узнать. Может, оттого вечный противник, стремительный, неуязвимый, смертоносный, кажется сейчас таким… беззащитным. Эйприл неожиданно осознает, что перед ней не бездушное непробиваемое чудовище (каким она, как и друзья, привыкла его считать. И не совсем необоснованно, кстати), а живой человек, которого так же можно ранить и даже убить. Причем не только оружием…

Странные несуразные мысли. Но они никак не желают оставлять ее. Почему? То ли из-за опасного положения оружия, почти касающегося лезвием незащищенного тела, то ли от странного поведения, пробуждающего в душе смутные, но весьма нехорошие ассоциации…

«Когда ты умрешь, то окажешь миру большое благодеяние. И мне…» — отчетливо слышит Эйприл голос Караи, гневный и презрительный. Настолько четко, что вздрагивает и нервно оглядывается. Конечно же, никого нет — но в то же время эта короткая фраза ставит все на свои места. Лучше бы не ставила… Нет, этого просто не может быть. Она наверняка ошибается. Неужели Шредер все же решился исполнить последнее желание этой капризной испорченной девчонки?.. своей дочери…

Осознание приходит запоздало, когда ноги сами собой несут Эйприл к бывшему противнику. Навстречу неизбежной судьбе…

* * *

Позднее Эйприл вспомнит этот момент и запоздало удивится себе, своему внезапному порыву. Почему она не поддалась искушению сбежать и оставить все как есть? Ведь возможность была — и момент колебания тоже был, неслабый? Почему? Какое дело ей до тюремщика (много он о ней думал, когда запирал в подвале?) до его переживаний и намерений? Тем более, такого — решающего все ее проблемы. И не только ее. Эйприл не знала тогда и не знает сейчас. В одном девочка уверена точно: доведись заново пережить этот вечер, она поступила бы точно так же.

Ближе и ближе, без раздумий о возможном (даже более чем вероятном) безрассудстве. Непрошенные сомнения скользят по краю сознания, не задерживаясь надолго. Может, и к лучшему. Стоит остановиться — и она не найдет в себе сил и мужества повторно сдвинуться с места. Ноги кажутся чужими. Эйприл с видимым трудом отрывает их от пола, но не останавливается. Не может остановиться. Еще чуть-чуть…

Странно, что Шредер до сих пор ее не заметил. Но это дает шанс на успех. Ошибка обнаруживается моментально. Уже подойдя почти вплотную, девочка заносит руку над смертоносным оружием в отчаянной попытке перехватить — и в этот момент ниндзя резко отталкивает ее. Лишь отчаянным усилием, сделав несколько поспешных спотыкающихся шагов в сторону, она удерживается на ногах.

— Глупая девчонка! — даже не поднимая головы, Эйприл всем телом ощущает захлестывающие волны его гнева. — Ты хочешь остаться без пальцев?

Девочка отчаянно мотает головой и, собрав в кулак остатки мужества, снова делает шаг навстречу. Еще один…

— Нет… не делай этого, — наконец с видимым усилием произносит она, вновь подойдя почти вплотную — иначе ее слабый голос просто не будет услышан. А так есть шанс…

Есть ли?.. Очередное неуловимое движение (все же недостаточно сильное, чтобы быть ударом) на этот раз сшибает ее с ног и окончательно сбивает дыхание. Медленно перевернувшись на четвереньки, Эйприл судорожно хватает ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова.

— Уходи отсюда, — бросает Шредер, не оборачиваясь.

— Нет, — наконец сипло произносит она, поднимаясь, с каким-то почти хмельным отчаянным вдохновением. Самоубийственным… Ну и пусть. Больше одного раза не умирают.

Шредер поворачивается к ней. Эйприл невольно втягивает голову в плечи, словно пытаясь стать меньше. Но не отступает.

— Уходи немедленно! — на этот раз в голосе отчетливо звучит угроза. — Ты не должна здесь быть.

Эйприл и рада бы послушаться — но ноги словно приросли к месту. Да и не только они, душу словно сковала свинцовая тяжесть, придавив ее к земле. Она не может уйти, чем бы ей это ни грозило. Может лишь одно… Не успев ужаснуться собственной дерзости, девочка делает шаткий неуверенный шаг вперед — и судорожно хватает Шредера за руку, за запястье более чем в два раза шире собственного. Совсем как тогда, в подвале, еще до конца не веря в спасение из цепких лап мутанта. Тогда ее отчаянный жест спас жизнь ее мучителя, хотя тот наверняка не оценил этого. Может, и сейчас…

Резко согнувшись, рука подтаскивает ее ближе. Округлившимися от страха глазами Эйприл смотрит на Шредера, выдерживает его взгляд, горящий неистовым огнем, почти безумный. Но все же не такой безжизненный, как минуту назад.

— Не надо… пожалуйста, — повторяет она тише, почти умоляюще, даже не пытаясь разнять рук. Бесполезно — да и отступать уже поздно.

— Как будто кому-то есть до этого дело, — бросает Шредер, отворачиваясь. Но руку освободить не пытается. Хотя для этого и не требуется много сил. С надеждой Эйприл отмечает это про себя и робко возражает:

— Неправда. Есть, — и, поймав немного ошарашенный взгляд, продолжает с отчаянной решимостью. — Мне…

Повисшая минута молчания кажется бесконечной. С опаской Эйприл косится на ниндзя. Впервые она видит его лицо так близко. Вроде бы, оно должно казаться страшным: обезображенное следами старых ожогов и шрамом на левой стороне лица, изогнувшим губы в вечной кривой усмешке, — тем более сейчас, в момент гнева. Но такая мысль даже вскользь не касается сознания. Страшно, что Шредер вновь оттолкнет ее, до дрожи в коленях боязно новой грубости — но сильнее всего Эйприл боится, что не сможет его остановить.

Наконец Шредер тяжело выдыхает и расслабляет руку. Она безвольно ложится на столик, всего в нескольких дюймах от смертоносного оружия. Но все же в стороне.

— Иди, — произносит он с видимым усилием. — Ничего не бойся.

Эйприл недоверчиво смотрит на него. Но в тоне голоса что-то неуловимо изменилось — и она осторожно ослабляет судорожную хватку, а потом и вовсе убирает руки. Лишь теперь девочка чувствует неудержимую дрожь во всем теле: запоздалая реакция на пережитый стресс. Губы прыгают, колени предательски подгибаются. Ну, вот, осталось только заплакать… Эйприл почти до крови прикусывает губу, пытаясь сдержаться. Неожиданно Шредер поворачивается к ней и накрывает ладонью ее маленькую дрожащую ладошку.

— Все нормально. Иди, — голос звучит тише и как-то мягче, кажется почти неузнаваемым. Слов почти не разобрать, но Эйприл безошибочно угадывает их смысл. Покорно кивнув, она направляется к выходу. Странно, но нервная дрожь проходит. Страх и напряжение словно куда-то испарились. Бесследно. На душе удивительно спокойно. Она все же успела. И это главное.

Проснувшись поутру, Эйприл не сразу поняла, где она находится и что, собственно, произошло. Лишь потом, протирая заспанные глаза и разминая затекшие от неудобной позы руки и ноги (девочка заснула на узеньком насквозь пропыленном, невесть откуда взятом матраце в комнате, которую до этого дня не видела), она вспомнила все. И что было накануне, и кому принадлежит эта комната. Непрошенная гостья тут же пулей вылетела из нее, прижимая ладони к горящим щекам, пока никто не успел заметить ее самоуправства. Лишь потом, позднее, она сообразила, что после бессонной ночи проспала почти все утро, что день близится к полудню и об ее присутствии здесь уже наверняка известно.

Все это Эйприл поняла уже потом. Когда поспешно выбралась, закрыв за собой дверь, и, дернув соседнюю, убедилась, что доступ в комнату за ней свободен. Когда дрожащими руками захлопнула за собой створку и, прислонившись к ней, бессильно сползла на пол, закрыв лицо руками. Эйприл упорно не верилось, что все это произошло с ней, что все взаправду и на самом деле. Сейчас она сама дивилась собственной смелости и безрассудству. Дивилась, но… ни капли не жалела. Все случилось так, как должно было случиться, не сейчас, так потом. Один вопрос: как быть дальше?

Сейчас, когда почти хмельное безрассудство, что вело ее в ту ночь, улетучилось без следа, Эйприл вновь ощутила страх. Лишь от того, кто и заточил ее здесь, в этой мрачной башне, она видела помощь и защиту. Но при всем при том Шредер оставался врагом ее друзей. Жестоким. Беспощадным. Нетерпимым ни к чужим, ни к собственным слабостям. Эйприл же волей случая стала свидетельницей одной из них. Нет, она не жалела обо всем, что произошло, но… это она, а он? Чем это для нее обернется?

Эйприл предпочитала не думать, но мысли о возможной (такой вероятной) неблагодарности волей-неволей сами закрадывались в голову. Вот почему, когда страж, приносивший ей еду, задержался, Эйприл не решилась о себе напомнить. Ни когда подошло время, ни позже, когда день понемногу начал клониться к вечеру, а живот подвело от голода. Девочка боялась даже лишний раз высунуться в коридор, чтобы не столкнуться там со своим непредсказуемым тюремщиком, боялась его, боялась… себя и странных чувств, которым пока не могла дать названия. Она совсем запуталась и уже не надеялась разобраться даже в том, чего желает сама.

Но вот, наконец, про нее вспомнили. Никогда бы Эйприл не подумала, что с радостью и надеждой встретит одного из безликих солдат-Фут. Но, к ее огорчению, у того не было подноса с едой. Вообще ничего, кроме какого-то оружия (за спиной Фута Эйприл его не рассмотрела).

Девочка уже решилась было задать вопрос, но воин ее опередил.

— Мастер приказал отвести тебя к нему.

И молча развернулся к выходу, даже не глядя, следует ли за ним пленница. И правильно, куда ей деваться? Эйприл до боли стиснула пальцы в кулачки. Вот оно, прямо сейчас. От судьбы не убежать, не спрятаться, и как глупо было надеяться отсидеться здесь, укрыться от того, от кого целиком и полностью зависит. Рано или поздно придется с ним столкнуться вновь. И вот: пришлось…

Молча поднявшись, Эйприл прошла следом за воином длинным запутанным коридором. Вроде бы, в конце была даже лестница, она точно не запомнила. Девочка молча смотрела себе под ноги, силясь вернуть хоть каплю того бесстрашия, что поддерживало ее прошлой ночью. Но напрасно: дрожь пробирала до костей, и Эйприл могла лишь сдерживать ее усилием воли, снова, как и — месяц, два ранее? кто знает? — повторять: это не навсегда. Это закончится. Как-нибудь…

Воин молча открыл очередную дверь, как и все прочие, безликую и однообразную, пропуская девочку внутрь комнаты, сам же остался за порогом. Сделав несколько шагов, Эйприл молча остановилась, глядя себе под ноги и ожидая… сама не зная чего. Про себя же тихо радовалась, что на этот раз не забыла эту чертову куртку и сейчас хотя бы это не будет вменено ей в вину. Опять же: не так страшно, когда не видишь, чего бояться, когда меж тобой и ним хотя бы такая призрачная завеса.

— Подойди сюда.

Эйприл вздрогнула и подняла глаза.

На этот раз Шредер был в своем привычном облачении, и в свете газового светильника по правую руку от него сталь рождала тревожные отблески. Почти привычном: шлем вместе с маской отсутствовал, и, мельком взглянув в обезображенное лицо, девочка снова опустила взгляд. Лишь успела заметить, что комната эта немногим отличается от приютившей ее. Пожалуй, ту каморку Эйприл даже рискнула бы назвать более уютной. Вот только там не было низкого столика с циновкой подле него, на которой, подобрав под себя ноги, и устроился ее похититель. Равно как и… точно такого же, лишь чуть поменьше. И с практически такой же посудиной на нем.

Эйприл недоуменно моргнула и сделала еще шаг вперед, все же подняв взгляд, чтобы хотя бы видеть, куда идет. Но замерла на месте, будто примороженная к нему тяжелым взглядом ниндзя.

— Зачем это на тебе? — он резко указал на край капюшона куртки, и Эйприл с трудом удержалась, чтобы не попятиться.

— Но ты… сам велел, — начала было она.

— Обстоятельства изменились, — без труда дотянувшись, Шредер небрежно скинул капюшон с ее головы.

— Мне переодеться? — Эйприл сделала шаг назад, про себя надеясь, что за время, потребное, дабы сменить одежду, мучитель забудет о ней. Даже если придется остаться голодной. Но на запястье тут же сомкнулась крепкая хватка.

— Нет. Садись.

Тяжело вздохнув, девочка села, стараясь не оглядываться на невольного соседа по трапезе. Перевела взгляд на еду, отчасти уже привычную — рис и какие-то морепродукты со сладким соевым соусом. И на палочки, лежащие рядом.

Шредер молча кивнул в сторону тарелки и, не обращая больше внимания на «гостью», сам принялся за еду. В его пальцах тонкие соломинки были почти неразличимы, однако управлялся ими ниндзя на редкость ловко.

«Ему-то легко, — с легкой обидой подумала Эйприл. — Он умеет обращаться с этой штукой». Девочка пожалела, что при посещении лапшичной Мураками-сана ленилась учиться пользоваться палочками. Добрый старик-хозяин заведения всегда держал для непривычных гостей вилки, здесь же вряд ли кто-то станет об этом заботиться. Эйприл покрутила в руке палочки, попыталась подцепить ими с тарелки немного риса. Не справилась. Нет, так дело не пойдет. Но не есть же в его присутствии руками?

Оторвавшись от еды, Шредер вопросительно взглянул на нее. Эйприл опустила голову, ожидая неизбежной выволочки за неуклюжесть. Но ниндзя лишь, дотянувшись, несколько раз стукнул по деревянной обналичке двери. А затем коротко бросил что-то на своем языке беззвучно подошедшему солдату. И тот… через минут-другую вернулся с лежащей на плоском блюде вилкой. Такой редкой в этой крепости, но столь нужной утварью.

— Не заставляй себя ждать, — счел нужным поторопить ее Шредер.

Эйприл оторвала зачарованный взгляд от столового прибора, не поднимая глаз, тихо поблагодарила. И торопливо принялась за еду, стараясь не смотреть по сторонам. Неужели Шредер приказал позвать ее только для того, чтобы разделить с ней… обед? ужин? Но Эйприл уже знала, что не решится спросить.

Так непривычно и жутковато было видеть своего похитителя без уже знакомого шлема и маски. Длинный неровный след, протянувшийся через всю левую щеку, побледневший, налитый кровью глаз, темные следы старых ожогов… Уже этого хватило бы, чтобы напрочь отбить аппетит. Но сейчас, странное дело, эти следы вызывали не отвращение, а тянущее, перехватывающее дух сочувствие. Каждый шрам был когда-то живой болью… и лишь теперь Эйприл задумалась, что некоторые из них Шредер получил из-за Караи. Той самой, что так жестоко его оттолкнула.

Эйприл незаметно коснулась невидимого под полой халатика следа на бедре. Неосторожное падение с дерева на старой ферме едва не стоило ей жизни — и ноги вместе с тем. Сколько лет прошло, а память о пережитом ужасе не стерлась до сих пор…

Эйприл украдкой покосилась на ниндзя — и снова отвела взгляд. Тот уже закончил с едой и был явно недоволен ее медлительностью, лишнее любопытство лишь усилит его гнев. Однако девочка знала, что не желает оскорбить недавнего мучителя теперь не только — и не столько из страха.

* * *

С тех пор прошло два… а может, и три дня. Эйприл не помнила точно. По прошествии времени совместная трапеза стала для нее привычной, и девочка уже, не опасаясь, осматривала комнату, замечая не увиденную прежде тонкую резьбу на деревянных панелях в дальнем от окна углу. Вроде там, на почетном месте, помещалось еще что-то: картина, свиток или что-то наподобие, Эйприл не могла сказать наверняка, а подойти и рассмотреть поближе не решалась. Пока ее хватало лишь не ежиться, обнаруживая, неожиданно подняв голову, что ниндзя смотрит на нее со странным напряженным выражением лица. И точно так же резко, почти зло отводит взгляд, когда девочка замечает это. Хотя уж наверняка не из страха.

Передвигаться по коридорам Эйприл теперь тоже могла без опаски, хотя первое время побаивалась столкнуться с кем-нибудь из мутантов. Однако те словно испарились, и девочка напрасно ломала голову, что же с ними случилось. Точнее, старалась не ломать — уж больно нехорошие предположения рождались.

И вот в один из дней, залюбовавшись узором кованой решетки, Эйприл спустилась на нижний этаж, где еще не бывала прежде. Очнувшись, она тут же завертела головой в поисках выхода, но переходы, как нарочно, были похожи один на другой. И девочка пошла на звук, эхом разносившийся по пустынным коридорам, решившись попросить помощи. Сама она будет плутать здесь бесконечно.

Двери здесь в верхней своей части были решетчатыми, с тонкими квадратиками то ли бумаги, то ли стекла меж деревянными рейками. Эйприл побоялась коснуться их рукой, подцепив и отодвинув снизу. И замерла в нерешительности.

То, что это было додзё — тренировочный зал воинов Фут — она поняла сразу, хотя обстановка мало напоминала подобный, виденный в черепашьем логове. Более высокий потолок, маты вместо ковров, обшитые рейкой стены. Да и удары, наносимые и отбиваемые, были не в пример сильнее и жестче даже самых отчаянных схваток между ребятами. Эйприл невольно поежилась. Когда-то она согласилась стать ученицей мастера Сплинтера… как давно это было! Здесь бы она не рискнула и пробовать, размажут по стенке и не заметят.

И все же заметили. Разбросав по сторонам очередных нападавших (сколько их было — четверо, пятеро — Эйприл так и не поняла), Шредер в несколько шагов пересек вроде бы немаленькое помещение. И остановился на расстоянии шага и вытянутой руки — «расстояние готовности духа», как называл его мастер Сплинтер. На этот раз доспехов на нем не было, туника на груди промокла от пота, но движения были все такими же плавными и бесшумными.

Эйприл открыла было рот спросить, как выбраться отсюда, немного сожалея, что задержалась, наблюдая за спаррингом (хотя при столь неравном количестве противников называть его так не поворачивался язык) — подумает еще невесть чего! Ниндзя опередил ее.

— Ты искала это? — на широкой ладони лежал… ее утерянный телефон, который девочка считала сгинувшим навеки.

Эйприл почти зло глянула снизу вверх на мучителя: нарочно издевается, да?

— Отдай! — вырвалось прежде осознанной мысли и страха. Девочка сжала кулаки и насупилась. Отступать все равно уже поздно.

На удивление, Шредер не возмутился такой дерзости.

— Если сумеешь забрать, он твой, — голос звучал ровно и даже холодно. Похоже, за время тренировки Шредер даже не запыхался. Попробуй отними у такой громадины…

Словно прочитав ее мысли, ниндзя положил телефон на один из матов и отошел на несколько шагов.

— Размер не имеет значения, если есть мастерство.

Эйприл невольно вздрогнула. Именно эти слова говорил ей мастер Сплинтер, когда она отчаивалась и опускала руки — а поди тут не разочаруйся в себе на его фоне! Впрочем, они же росли вместе. И наверняка учились у одного учителя. И может, между ними больше общего, чем казалось на первый взгляд…

Эйприл не успела додумать эту мысль, когда привычное тело уже метнулось в сторону заветной цели. Не добежав шаг-два, девочка припала к полу, последние пару ярдов прокатившись по нему и даже позабыв про задравшийся подол. Именно так она избежала лап Острозуба. Может, и сейчас…

Пальцы уже коснулись вещицы, когда Эйприл осознала свою ошибку. Вторая рука, которую она прижала к телу, чтобы не зашибить в паденье, ушла куда-то за спину, а потом… потом плечо свело пронзительной болью, и Эйприл замерла, хватая ртом воздух и стараясь не думать, что чуть посильнее — и остаться бы ей без руки. Несильный, скорее, обидный толчок чуть ниже спины заставил девочку растянуться во весь рост — и лишь потом проверить, целы ли руки-ноги, и стыдливо прикрыть колени.

— Йоши — никудышный учитель, — донеслось до сознания откуда-то через пелену. Эйприл мотнула головой, разгоняя шум в ушах, не желая слышать жестокие слова. — На такой маневр не попалась бы даже Караи.

Сравнил тоже! Эйприл обиженно шмыгнула носом и осторожно потерла запястье. Сколько лет учили Караи — и сколько ее. И года не прошло. Дай ей время, она бы…

— Показать как надо?

Девочка недоверчиво подняла глаза. Снова насмехается или… Зло шикнув, она отрицательно мотнула головой. Ну нет, руки и ноги ей еще понадобятся целыми. Да и голова тоже.

— Ну, как знаешь, — и, спрятав телефон куда-то за пояс, Шредер повернулся к ней спиной и направился к своим воинам. Не оглядываясь — а что на нее, в самом деле, оглядываться? Она же не чета его ненаглядной Караи. Эйприл еще раз сердито шмыгнула носом и направилась в сторону только что замеченного бокового выхода.

* * *

Само собой, после столь бесславного валяния в пыли первым и главным делом был душ. Эйприл направилась туда, на ходу продолжая отряхиваться. И лишь поравнявшись с дверью, резко затормозила и повернулась. Ей же не показалось? Еще одно одеяние, почти такое же, как и на ней, только темно-синее и с каким-то странным символом на спине. Эйприл лишь понадеялась, что это не стертый знак клана, впрочем, было уже как-то все равно. Будем это считать платой за оскорбленное самолюбие. Усмехнувшись, девочка перекинула одежду через плечо и продолжила свой путь.

Переоблачившись в чистое и почувствовав себя намного лучше, Эйприл столкнулась с новой… нет, не проблемой, слишком громко сказано, скорее трудностью. Отросшие почти до плеч волосы изрядно спутались. В прошлый раз Эйприл была слишком утомлена, да и голова была занята иным. Сейчас же она твердо решила привести себя в порядок. Пусть она и не умеет драться и на фоне Караи выглядит неуклюжей, растрепанной шишигой она не будет.

Пристроившись у окна, девочка долго возилась, распутывая волосы пальцами и оставшимися шпильками. И так увлеклась своим занятием, что даже не сразу оглянулась на звук хлопнувшей двери.

Лишь на повторный, более громкий звук (наверняка намеренный) Эйприл подняла голову. И тут же пожалела об этом. Видок у нее, наверное, тот еще! Взрыв на макаронной фабрике. И, как нарочно, именно сейчас и принесло непрошенного посетителя. От досады Эйприл даже забыла, что его вроде как надо бояться.

Какое-то время Шредер молча смотрел на нее, затем в два шага приблизился почти вплотную. Эйприл было попятилась, но поздно: широкая ладонь ниндзя ухватила все непокорные пряди с одной стороны. С шипением лезвие тэкко-каги удлинилось (девочка, вздрогнув, невольно втянула голову в плечи) и одним движением укоротило их. А затем — проделало то же самое с другой стороны. Довольно-таки ровно для такого нетрадиционного вида стрижки.

Какое-то время Эйприл напряженно молчала, не зная, как реагировать на такие действия. Про себя же немного жалела, что под рукой нет зеркала — увидеть, на что она теперь похожа. Шредер же, слегка склонив голову набок, придирчиво осмотрел творение рук своих. Затем, кривовато усмехнулся, ладонью взъерошил ей волосы. И, ловко подхватив со столика оставшиеся шпильки и заколки, так же молча удалился.

Шредер

Сегодня кончился мир… В очередной раз, демон его подери. Должно быть, именно этого и стоило ждать. Здесь не бывает чудес, а тот, кто смеет надеяться на них, обречен на жестокое разочарование. Опять же, снова и снова, до тех пор, пока не будет сломлен или не разучится что-либо чувствовать. Первое меня уже не пугает, второе же… поскорее бы.

Ты вернулась. Именно тогда, когда я перестал на это надеяться. С самым нелепым обвинением, какое только можно себе представить. Такие никому не проходят даром, ибо безнаказанно оскорблять мастера ниндзя дозволено лишь богам, да и то… И ты поплатилась за это. Жестоко. Все правильно и справедливо, вроде бы, но… я дорого дал бы, чтобы этого не произошло.

Караи… единственное существо, на которое я никогда не посмел бы поднять руку, даже несмотря на то, что не единожды грозил этим. Должна же неслушница хоть чего-то бояться, хоть в какое-то наказание верить. Ты не верила. Прежде. Теперь же… теперь я смотрю на собственную руку, не веря, не желая верить, что этот уродливый шрам оставлен ею. Совершенно случайно — но разве это оправдание?

Все повторяется. Как и тогда, с Шен. Круг замкнулся, и не осталось ничего. В очередной раз. Даже месть негодному Йоши оказалась где-то там, за гранью круга. Нет, однажды она все же свершится, раз уж я живу на этой Земле. Чтобы мое существование имело хоть какой-то смысл. Что же делать потом… я подумаю тогда, когда это произойдет.

Сейчас в это верится хоть мало. Ты все же жива, мой котенок, и не искалечена непоправимо. За это я могу благодарить богов. Слабое утешение, конечно. Мир рухнул и никогда не станет прежним. Зачем, почему этой глупой девчонке-заложнице понадобилось будить во мне почти угасшее желание жить? Все должно было закончиться тогда, шестнадцать лет назад, когда ушла Шен. Мир утратил краски и смысл без нее.

Ты, малышка. Тогда только ты и стала для меня причиной быть. Сейчас же… зачем? Зачем все? Шен была права: наше искусство изжило себя и более не нужно в этом мире. Мы — пережиток прошлого, излишний в дне сегодняшнем. И должны раствориться в ночи. Навсегда. Едкий запах газа, кажется, навеки впитался в складки одежды, в каждую клеточку кожи. Самое верное средство закончить все. Мой клан сопроводил бы меня в вечность, а то, что осталось бы от нашего последнего пристанища, сохранило бы наш секрет.

Все это не коснулось бы ее. Глупой наивной девчонки, получившей наконец столь желанную свободу. Она была вольна идти на все четыре стороны, уж об этом я позаботился заранее, как и о том, что должно было завершить наш земной путь. Почему она не воспользовалась? Она мне никто и вряд ли когда-нибудь станет чем-то большим. Она не ты, мой котенок, и никогда не станет тобой. И все же сумела меня остановить. Почему? Я не знаю и сейчас. Лишь то, что это, как и все в мире подлунном, было не случайно.

Матчи*. Маленькое, хрупкое вместилище огня, источник погибели и спасения. И она вправду похожа на спичку: своей огненной шевелюрой, тоненькой полудетской фигуркой. Но главное — сокрытой в ней силой. Той, что еще не осознает сама, но которую можно ощутить, даже не зная ее определения.

Маленькая тонкая спичка, способная сгореть за считанные мгновения. И сгорает без малейшего сожаления, исполняя свою карму. Она может обогреть озябшие ладони, подарить надежду… но в случае неосторожности больно обожжет. Уж я-то знаю, насколько коварно бывает пламя. Стоит ли давать ей возможность?

Сейчас это уже неважно. Все неважно. Она здесь, со мной, вместо тебя, моя малышка. Неравноценная замена самому близкому существу. Соломинка, способная удержать на краю. Досадная помеха — или же полезное приобретение? До сих пор неясно. Но это и не главное.

Глупая девчонка, напрасно ты это сделала. Плевать на черепах, на Йоши… плевать на все. Все, чему суждено быть, сбудется когда-нибудь, так или иначе. Теперь-то я тебя точно никуда не отпущу.

* * *

В ней что-то есть. Я чувствую это наверняка. Скорее всего, знал и этот… крыса. Но не успел воспользоваться. Что ж, это его большая ошибка. Пока я не могу даже определить природы ее странной силы, почти уверен, этого не знает и она сама. Пока. Ученица из нее, конечно, неважная, но этот дар компенсирует многое. Если я сумею его открыть. Нет, неправильно. Когда сумею.

Учить ее уже поздно, да и сама Матчи (ее чужеземного имени я не помню и не желаю запоминать) не выказывает особого рвения. Может быть, тоже только пока. Ничего. Я умею быть терпеливым, если это необходимо. А время у меня есть. Теперь, когда не на что больше надеяться и желать, впереди целая вечность.

А пока… моей, лишь моей волей она сопровождает меня повсюду. Без одеяния, делающей ее столь похожей на тебя, мой котенок. Довольно иллюзий! Я не желаю больше обманываться. Матчи другая, в этом ее сила и слабость. И она нужна мне именно такой. Сегодня. Сейчас. Так или иначе.

Вот и сегодня, повинуясь приказу — а в моем доме всем должно подчиняться моей воле — она сопровождает меня на один из подземных уровней. Боится, это заметно, даже не глядя на нее. Думает, что чем-то рассердила меня, и опасается вновь оказаться запертой в подземной камере. Глупышка, если бы я и вправду этого желал, с делом справился бы один из моих воинов. Мастеру нет нужды сопровождать пленницу до места заключения. Но она не знает этого. А я не считаю нужным зря тратить слова. Скоро и так поймет все сама. И, может быть, даже порадуется.

Здесь дожидаются моего решения посмевшие ослушаться меня мутанты. Каждый в своей камере. Сколько еще осталось воды в баллонах Фишфейса, осталась ли вообще? Я не знаю, и, честно говоря, это не сильно меня волнует. При одной мысли о том, что было бы, если бы Караи повезло чуть меньше, сердце сжимает холодная рука. А потом обжигает бешеная ярость. Она едва не стоила Бредфорду нескольких лишних (определенно, лишних) конечностей, когда я только узнал о том, что на самом деле произошло с Караи. Но еще может стоить.

Дверь, щелкнув, отворяется, и я чувствую, как девчонка вцепляется в мою руку. Что ж, неудивительно. В точно такой же камере она сидела, едва попав сюда… как давно это было! А сейчас на ее месте оказался ее извечный недруг, бывший некогда Брэдфордом. Вот уже несколько дней он сидит здесь, в наказание лишенный не только свободы, но и пищи. Ожидая моего решения насчет своей судьбы. Он заслужил много большего и знает это. И потому вздрагивает, поджав хвост, едва увидев меня.

Матчи держится еще крепче. Ей нечего его бояться, сейчас негодный пес никому не причинит вреда. А вот она себе — может, снова оцарапавшись о шипы доспехов. Но чтобы разжать ее пальцы, не причиняя боли, приходится повернуться к ней. Черт возьми! Она смотрит сначала на пленника карцера, затем на меня. Просяще, почти умоляюще, ничего не произнося вслух.

Она не ты, мой котенок. Ты бы наверняка порадовалась, увидев своего недруга в таком бедственном положении. И уж точно не стала его жалеть. Не скажу, что меня это радует, но… так как-то правильнее. Однако решение принято. Негодный пес будет… нет, не прощен, это надо еще заслужить. Но получит шанс сделать это. Как и его напарник.

Он что-то говорит, наверняка с благодарностью, но я не слышу. Уходя прочь, не смотрю по сторонам. Тебя здесь нет, малышка. Осталась только она. Идет рядом, на этот раз не решаясь прикоснуться. Но я чувствую ее рядом. И от этого на душе как-то немного спокойнее.

_____________________________

*матчи — спичка (яп.)

Так проходит еще несколько дней. Пять, а может быть, и все семь. Эйприл не может сказать наверняка. Поначалу, только оказавшись в плену, она еще пыталась их считать, но в темном сумраке подземелья это бесполезно, а настигшая ее после болезнь и вовсе спутала все подсчеты. Может, месяц прошел с тех пор, а может, и все два. Последнее кажется девочке более вероятным, так много событий произошло с тех пор. Словно целая жизнь прошла в этих застенках… Эйприл чуть смущенно оглядывается на стену напротив… хотя эта комната явно не заслуживает так зваться.

Да, многое переменилось за эти дни. Взять хотя бы ту мелочь (хотя мелочь ли?) что со времени невольной ночевки в комнате Караи дверь в отведенную самой Эйприл остается открытой. В любой час дня и ночи, девочка проверила это, хотя в темное время суток и не решилась высунуть носа за порог. К ее удивлению, касалось это и соседней. В нее Эйприл не наведывается тем более. Не по причине плохих воспоминаний, с ней связанных (хотя, конечно, и из-за них тоже), и не страха, что темная куноити вернется и вновь застанет ее на своей территории. Просто.

Такая желанная свобода вновь получена ей. В весьма ограниченном объеме, конечно же, — в пределах мрачной цитадели — и далеко не всегда радует Эйприл — ведь свобода эта стала частью невысказанной обязанности сопровождать хозяина крепости туда, где ему заблагорассудится ее увидеть.

И все в том же непривычном, похожем на кимоно одеянии. В нем, в отличие от привычных джинс, девочка чувствует себя слабой и хрупкой, даже более, чем обычно. И даже немного жалеет об отсутствии куртки с капюшоном. Ошарашенное лицо вожака Драконов, наконец разглядевшего «наследницу», ей точно не забыть никогда. Конечно же, бандит не посмел и слова сказать в тот момент, однако, докладывая об очередном деле, нет-нет да и косился на нее. Эйприл не поднимала головы, однако чувствовала этот взгляд буквально спиной. Шредер же — по крайней мере, в тот миг, когда девочка осторожно оглянулась на него, — не отреагировал никак. Так, словно ему было все равно. А может, и правда было?..

И бывать ей приходится не только в «тронном зале», в числе посетителей которого, на радость Эйприл, не было ни Кренгов, ни странных азиатских мафиози, и окрестивших ее этим странным, но таким приятным наименованием… Девочка сердито мотает головой, ругая себя. Отец… неужели она могла забыть про него? Как он там сейчас?

Вздохнув, Эйприл разглаживает на коленях невидимую складку, усаживается удобнее, тоскливо оглядываясь на дверь. Неделя… всего неделю продлилось призрачное счастье, а она, дурочка, почти успела в него поверить.

Да, сейчас прошедшие дни кажутся невероятно удачными. Наверно, потому что они уже закончились. Сейчас трудно вспомнить, как страшили ее поначалу невероятные, но одинаково опасные посетители «тронного зала», наводили смутную тревогу визиты в додзё… а порой и не просто тревогу, а самый настоящий страх, когда буквально перед ней и ее постоянным спутником с грохотом падала железная створка, заменявшая собой боковую дверь. Или же опутывала змеей ноги неожиданно ожившая, попавшая под них веревка. Или еще сто и одна мелочь, могущая прикончить на месте или покалечить.

Раз за разом этого не случалось. Эйприл с досадой вспомнила, что вовсе не ее заслугой. Да, пару раз ей удалось почувствовать что-то неладное, но не вычислить его природу. Это неприятное ощущение беспомощности, зависимости — и странное, опустошающе-согревающее чувство, что все закончилось, и вполне благополучно, когда очередное «испытание» (Эйприл не могла подобрать иного названия) завершалось минутой отдыха и чашечкой чая. Два в одном, смешение противоположностей, когда не знаешь, нравится тебе это или невероятно бесит… со временем это стало таким знакомым.

Как и все остальное здесь. Знакомым, но все же не родным и близким. С того памятного дня Эйприл не встречала на своем пути мутантов и резонно предположила, что те намеренно избегают встречи с ней. Однако же воины клана, все как один молчаливые и пугающе безжизненные, остались. Не вызывая дрожи в коленках, как прежде, но и не позволяя расслабиться. Как и темные, мрачные, освещенные лишь светильниками стены коридоров и многих помещений. Эйприл была искренне рада, что в ее комнате есть окно, выходящее наружу, хотя увидеть через него удавалось немногое.

Однако именно в эти, как правило, вечерние и утренние часы, сидя на подоконнике и разглядывая немногочисленных прохожих и машины на противоположном конце улицы (почему-то к заброшенной церкви не приближался ни один, хотя об ее истинном назначении наверняка не знали), Эйприл все сильнее ощущала, чего ей недостает. Свежего воздуха и простора вокруг, пусть даже под надзором одного из конвоиров. Обыкновенных людей, таких же, как она, не относящихся ни к мафии, ни к ниндзя. Всего того, чего Эйприл не замечала, живя обычной жизнью шестнадцатилетней школьницы. Ну, скажем прямо, не совсем обычной — но все же бесконечно далекой от той, что была сейчас.

И вот сегодня Эйприл решилась. Совершенно позабыв, что, по сути дела, остается пленницей, лишенной права что-то решать самой. Девочка огорченно выдохнула, привалилась спиной к холодной стене. Взгляд бездумно скользил по противоположной, минуя уже знакомые и оттого не замечаемые предметы — к створке окна, сейчас накрепко закрытой. Еще утром девочка приоткрыла его, чтобы покормить остатками лепешки голубя на подоконнике. Сейчас же не хотелось и этого. Иллюзия… всего лишь иллюзия свободы, иллюзия заботы. Правда — в захлопнувшейся за спиной, наверняка по приказу ее «благодетеля», двери.

Зря она все же решилась хоть о чем-то его попросить. Нетрудно было догадаться, как именно отреагирует Шредер на робко высказанное пожелание выйти за порог его крепости, хотя бы на пять минут.

— Нет, — резко перебил он ее, не успела Эйприл договорить. — Ни в коем разе. И уж тем более не сегодня.

— Но ведь можно же… — девочка собиралась озвучить предложение насчет дежуривших у порога солдат: они-то точно не позволят ей сбежать. Да она и не собиралась…

— Я сказал: нет, — не менее резкий, порывистый жест в сторону двери. — Можешь идти.

Эйприл прерывисто вздохнула, стараясь не заплакать. И, постаравшись гордо расправить плечи, вышла из комнаты. Той самой, в которой не раз и не два разделяла с конвоиром трапезу. Сейчас она потихоньку, с невыразимым злорадством повторила эту фразу. Да, именно так и следует его называть. Конечно, наверняка Караи когда-то говорила так же… да и нет у Шредера причин ей доверять, и все же… хоть на пять минут…

Захлопнувшаяся за спиной дверь, стоило Эйприл отойти на три шага от проема, поставила окончательную точку. Да, все должно было закончиться именно так. Ее желания и огорчение ничто не значат для этого зверя. Лишь опасение потерять полюбившуюся игрушку, не более того. Спрятать подальше, чтобы никто не увидел, не позарился. А то, что она живая… кому какое дело?

Неровным шагом Эйприл достигла ложа — и буквально рухнула на него. Старательно сдерживаемые в чужом присутствии слезы потекли по щекам. Девочка не вытирала их, до побеления пальцев вцепившись в подушку. Все зря, все напрасно. Она знала, что нет смысла верить глупой надежде в хоть что-то живое, человеческое. Только не в этом бездушном истукане! Она всегда знала это… но почему же тогда так горько и обидно?

Сколько прошло времени, Эйприл не знала. Лишь услышав шорох отодвигаемого засова, подняла голову, поспешно вытирая глаза. Но то оказался один из безликих Футов. На приказ последовать за ним Эйприл лишь нахмурилась и отрицательно качнула головой. Довольно иллюзий. Она устала от всего этого, устала обманываться. Для чего бы она ни была нужна жестокому тюремщику (а была, девочка чувствовала это, хотя и вряд ли смогла бы объяснить почему), добровольно он этого не получит. Разве что силой… пускай. Пусть эти солдаты оттащат ее к своему главарю, раз уж ему так приспичило ее видеть, пусть свяжут и посадят по его слову в подвал. Пусть покажет свое истинное лицо… Эйприл уже видела его и не боится.

Но нет, видимо, конкретных приказов на ее счет у воина не было. И он лишь молча удалился, снова заперев за собой дверь. Эйприл обессиленно откинулась к стене, прикрыв глаза и обхватив руками колени. Вот и все. Сказка закончилась. Чем? — пока что не хотелось и думать. И возможность для этого еще была — за те минуты, что воин вернется к господину с известием о ее протесте и получит новый приказ. Может, ребята сообразят, где ее следует искать… если с ними самими ничего не случилось. Узнать, чем закончилась их вылазка на склад, не было никакой возможности, и тревога грызла сердце.

Вновь скрипнул затвор, и Эйприл невольно вздрогнула. Подобралась, склонив голову к коленям, лишь краем глаза отмечая, что и на этот раз за ней прислали лишь одного. Но кто сказал, что он не сумеет с ней справиться? Она же не Караи.

Повисшая тишина вынудила Эйприл таки оглянуться. И с ошарашенным изумлением заметить, что воин Фут уже покинул комнату, оставив в углу принесенное — что-то из съестного. И самое главное: дверь. Она была прикрыта, но девочка отчетливо видела щель меж ней и притолокой.

Неверяще нахмурившись, Эйприл приблизилась к ней, осторожно толкнула ладонью. Затем подцепила кусочек с подноса. Живот успело подвести, однако из-за расстройства Эйприл не ощутила этого. А сейчас с запозданием и некоторым стыдом вспоминала все свои недобрые мысли. Ни одна из них не подтвердилась, ее даже не стали морить голодом, хотя Эйприл вроде бы напросилась на это… почему? Что же Шредеру все-таки от нее нужно? Куноити из нее никакая, да и становиться ею — здесь — Эйприл не желает вовсе. Узнать местоположение логова черепах? Почему не попытался выведать ранее… или хотя бы проследить за ней, словно бы случайно упустив из виду? Почему? Не могут же ее кормить лишь за само присутствие.

Закончив с едой, Эйприл отряхнула руки и вернулась на свое место. Поджала под себя ноги, чувствуя, как усталость понемногу обволакивает ее, словно тяжелым одеялом. Глаза слипались, Эйприл лишь дважды попыталась противиться этому, но затем поддалась сонливости. Тем более что и спится не взаперти куда как лучше.

Так незаметно, за хлопотами и волнениями, прошел день. Эйприл поняла это, когда солнце уже ушло за край высотки, а по углам комнаты начали сгущаться сиреневые сумерки, неуловимо меняя мир. И только сейчас с удивлением осознала, что весь его провела здесь, в комнате, хотя вроде бы теперь была вольна в свободе передвижения. Провела, не то чтобы забытая всеми — все же пропитание ей поставляли регулярно, — но никем не тревожимая. Сегодня в ней не оказалось нужды ни на приеме в тронном зале, ни в додзё, ни на трапезе.

В другое время — какую-нибудь неделю-другую назад — Эйприл вздохнула бы облегченно, чтобы тут же позабыть. Мало ли, какие планы и желания могут быть у ее тюремщика? Меньше знаешь — крепче спишь, как говорится. Сейчас же… девочка не могла понять, что же именно во всем этом ее не устраивало, что скребло душу: то ли смутная обида, что ее оставили и забыли, как ненужную игрушку, стоило ей изъявить свою волю (обида глупая и детская, как ни взгляни), то ли не менее смутное, почти призрачное беспокойство. Совершенно некстати вспомнилась ночь сразу посещения Караи, не предвещавшая беды… Но тогда была причина, сейчас же…

Отставив в сторону пустую тарелку, что забыл забрать принесший ее воин Фут, Эйприл потянулась, задумчиво глядя в окно. На узком ломтике пасмурного неба над крышей высотки напротив не было видно не то что звезд — даже луны. Да и окна в здании светились через одно-два. Сумерки… странное, промежуточное время суток, не относящееся ни к дню, ни к ночи. В них может таиться что угодно.

Эйприл сердито мотнула головой, ругая себя за трусость. Вот что может приключиться с ней здесь, среди каменных стен? Разве что самолет упадет? Но про себя уже знала, что для успокоения придется пройтись. Вновь покинуть эти стены — ради чего?..

* * *

В коридоре, как и ожидалось, оказывается еще более темно и мрачно. Почти как тогда… Эйприл нервно оглядывается и, видя за углом мелькнувшую темную фигуру, облегченно выдыхает. Нет, не совсем. Тогда не было вообще никого. Кто сказал бы раньше, что ее успокоит вид одного из Футов! Эйприл фыркает, зажимая ладонью рот, и напряжение малость спадает. Можно возвращаться. Вот только после дневного сна тело не нуждается в отдыхе, а значит, можно пройтись еще. Она и так просидела весь день взаперти.

На краткий миг Эйприл вспоминает, кому именно обязана этим впустую прошедшим днем, и хмурится. Поистине, Шредера просто невозможно понять: то не отпускает от себя ни на шаг, то отсылает прочь. То запирает в крохотном закутке, спустя же краткое время отменяет решение, словно его никогда и не было. Ходячий парадокс, да и только! Интересно, где он сейчас? Эйприл немного стыдится своего любопытства, однако привычные ноги уже машинально донесли ее до знакомой треугольной арки дверей. Они гостеприимно разъезжаются в стороны, стоит Эйприл приблизиться… однако в зале никого нет. С виду каменное кресло кажется еще более огромным… и также пустым, покинутым. Нет ни малейшего желания задерживаться здесь дольше.

Обернувшись, Эйприл едва не сталкивается с караульным, вооруженным трезубцем, и испуганно отшатывается прочь. Хотя тот вроде бы не выказывает враждебности, лишь молча смотрит на чужачку, невесть почему и зачем забредшую сюда. Тишина кажется Эйприл невыносимой, и прежде осознанной мысли она спрашивает, где хозяин зала. Просто чтобы что-то сказать.

Зря. Она тут же жалеет об этом, смущенно отводя взгляд. Впрочем, если воин и удивлен сказанным, то ничем это не выдает. По его словам, мастер покинул помещение еще с полчаса назад и приказал никому не беспокоить его. Куда же именно направился, страж не знает.

Впрочем, Эйприл все равно не решилась бы спросить. Она торопливо благодарит информатора и, пятясь, исчезает за поворотом, откуда и пришла. Почему-то от кратких скупых пояснений спокойнее не становится. Девочка нервно оглядывается на стены: свет факелов рождает на них страшноватые тени. В таком склепе поневоле станешь параноиком. Неужели ему и правда такое нравится? Еще один вопрос, который Эйприл никогда не произнесет вслух, даже когда столкнется со Шредером лицом к лицу… если столкнется.

Откуда это дурацкое «если»? Девочка хмурится, затем, остановившись, прислушивается к ощущениям. Странное дело, но здесь, в заточении, Эйприл привыкла доверять им подчас больше, чем доводам здравого смысла. Не оттого ли, что существа, здесь обитающие, не так часто им пользуются?

Вот и сейчас рассудок, а может, и обычный страх подсказывают Эйприл вернуться. К чему вновь искать приключения на свой зад и будить почти уснувшее лихо? Все его разновидности сразу и каждое по отдельности.

Но то разум. Ему же не объяснишь одолевающих ее странных, порой сумбурных чувств. Да что говорить — Эйприл и сама почти не понимает их подчас. Однако именно благодаря им — и вопреки обычной логике — она нашла рацию (правда, затем, чтобы вновь ее потерять, но не суть), сумела остановить почти непоправимое, да и вообще — узнала Шредера с совсем иной стороны. С которой, может быть, и не стоило бы знать.

Что бы сказал на это мастер Сплинтер? У него обязательно нашлось бы решение. Эйприл вздыхает. Как ей не хватает порой мудрого наставника, к которому не страшно обратиться с вопросом. Но ведь именно он учил ее видеть невидимое и слышать не осязаемое слухом. И говорил, что тело подчас мудрее разума, своим глубинным нутряным знанием, сокрытым до поры до времени. Мастер учил ее пользоваться им, и у девочки подчас получалось. Неожиданно, вдруг и совершенно нелогично — но ведь было же! Почему бы не сейчас?..

Эйприл решительно выпрямляется и замирает прямо посередине коридора. Прикрыв глаза, она прислушивается к себе, к месту, именуемому «средоточием», где рождается всякое движение, в том числе и мысли с чувством. Усилием заставляет забыть себя о неизбежном страхе перед обитателями цитадели, ее мрачных стенах и мятущихся мыслях. Для верности даже прижимает пальцы обеих рук к вискам, которые практически сразу же начинает ломить. И, поймав почти ускользнувшее ощущение, открывает глаза и уверенно шагает по коридору. Все так же избегая мыслей о том, что может там найти — и стоит ли соваться вообще.

* * *

Бывать в данном месте девочке еще не доводилось, хотя и походила эта комнатушка на другую, недоброй памяти, куда как сильно. Эйприл даже слегка поежилась. Теплый, чуть рассеянный свет невидимой лампы (уже гораздо позже девочка заметит ее местоположение — ее и еще одной, уютно разместившихся на верхних полках открытой этажерки), прячущиеся по углам тени, скрадывающие и меняющие облик зримых предметов. И, наконец, причина приведшая ее сюда — слишком далеко от входа, но и слишком… слишком близко, чтобы остаться незамеченной. Почти такая же недвижная, безмолвная и внушающая почтительный страх одним своим присутствием.

При одном взгляде на нее Эйприл тут же усомнилась в разумности своего прихода сюда. Хотя, нет, если быть честной, сомнения посетили ее еще при подходе к двери. Такой же совершенно безликой и ни о чем не говорящей, как и большинство здесь. Правда, возле нее — да и вообще в этом коридоре — не было охраны из Футов. Никакой. Что, конечно же, может ничего не значить: например, здесь не хранится ничего важного. А может и…

С другой стороны, неожиданно материализовавшийся из темноты пес-мутант — более чем веская причина пожалеть о неосторожном желании зайти сюда. Тем более, в отсутствии каких-либо защитников. Вздрогнув, Эйприл попятилась, машинально нашаривая за спиной перила. Черт, ну, где же охранники, когда они так нужны? Девочка сделала неловкий шаг назад, не отводя взгляда от мутанта. Сейчас у него больше причин ненавидеть ее, чем когда бы то ни было…

Однако Острозуб почему-то не попытался не то что напасть — даже рыкнуть в ее сторону. Более того: Эйприл не поверила своим глазам, когда пес с испуганным видом покосился сначала на нее, потом на закрытую дверь (к которой девочка находилась гораздо ближе него). Отрицательно помотал мохнатой головой, словно не советуя ходить туда, — и поспешно отступил назад, в темный закуток, откуда и выбрался (и как ведь поместился?)

И что это было? Эйприл посмотрела в ту же сторону, не спеша касаться ручки. Больше всего сейчас хотелось поверить, что ей просто привиделось. Или что она неправильно поняла — мало ли, что имел в виду пес. Но… может, и правда не стоит?

* * *

И вот сейчас, стоя на пороге, Эйприл не могла понять, правильно ли она в итоге поступила, доверившись странному ощущению. Сквозь тьму и страх оно привело ее… к полному разгрому: со второго взгляда Эйприл поняла, что почти что ни один предмет в комнате не находился на своем месте (правда, и было их там — по пальцам пересчитать). И пара — угрожающе близки от дверного проема. Случайно ли Острозуб так спешно отсюда смотался? Эйприл вздрогнула, когда дверь, закрываясь за ее спиной, негромко скрипнула. И вжала голову в плечи, почти готовая, что и в нее сейчас полетит что-нибудь острое или тяжелое.

Тишина… Еще более угнетающая и тревожащая. Она тяжелым одеялом легла на плечи. И Эйприл шагнула вперед, словно пытаясь сбросить его порывистым движением. Точно так же безрассудно, не думая… стараясь не думать о возможных, таких реальных последствиях своего поступка. Девочка еще от порога видела своего недавнего мучителя, сидевшего на этот раз за высоким, должно быть, письменным столом. Точно так же вполоборота к ней, с силой сжимая ладонями голову, точно она у него болела. Может, так оно и было, но почему-то Эйприл не верилось. Больше похоже, что саднила душа — огрубевшая почти до каменной твердости, не видимая никому, но все же живая. Которая, как оказалось, у этого демона все же есть.

На столешнице еще издали Эйприл увидела какой-то предмет. Сердце противно замерло и ушло в пятки, прежде чем девочка успела рассмотреть его — да и просто задуматься об абсурдности своих предположений. Вещица была маленькой и… весьма знакомой. Нефритовый дракон, с которого, по сути, все и началось. Потерянный… точнее, заброшенный дар…

…тонкая, но сильная рука, в гневе срывающая с шеи подвеску — с такой яростью и стремительностью, что тесемка, натянувшись струной, с хлопком рвется, оставляя на шее красноватый след. А затем бросает на пол, так, что маленький кусочек хвоста отлетает в сторону, от удара возле ног дарителя…

Наверное, все так и было. Эйприл даже не успела ни удивиться, не испугаться неожиданного видения. Все правильно и логично, и как она сразу не догадалась, кому принадлежит подвеска? Равно как и почему та находится сейчас здесь, а не у Караи.

— Это ее? — спросила девочка почти шепотом, немного стыдясь своего любопытства. Однако не спросить, не убедиться, что ей вновь не кажется, Эйприл не могла. Пусть и не особо надеялась на ответ.

Медленный, почти неразличимый кивок, даже без взгляда в ее сторону. Его более чем довольно, чтобы понять все. И всей душой возненавидеть эту вроде бы ни в чем не повинную вещицу. Нет, неправильно — занозу, засевшую в ране, не дающую ей зажить. Последнюю памятку об утерянном.

Конечно же, Эйприл не рискнула даже коснуться вещицы, не то что забросить ее в дальний угол, как хотелось в первый момент. Она уже гораздо позже вспомнит свой порыв и удивится ему. Ладно бы, это касалось Донни, а то… Потом, не сейчас.

Сейчас же Эйприл решительно шагнула ближе. И все так же, не рассуждая, осторожно коснулась ладонью плеча ниндзя — так же, как и в тот раз, укрытого лишь тканью домашнего одеяния, похожего скорее на безрукавку. Реакция была совершенно неожиданной: ведь Шредер знал о ее присутствии здесь. Однако же вздрогнул, как от удара, стремительно повернувшись к ней. И тут уж настала пора содрогнуться Эйприл: не от страха, нет, скорее, от пронзительного сочувствия: столько боли и тоски было во взгляде, в выражении лица, которое девочка привыкла видеть неподвижно-каменным.

Мир перевернулся с ног на голову, но сейчас почему-то это не удивляло, не ужасало. Свет и тень сплелись воедино, рисуя странные знаки на половицах и столешнице. И на ее ладонях, осторожно, едва касаясь, скользивших по плечам и спине Шредера. Кажется, Эйприл даже говорила что-то, тихо, утешающе, словно успокаивая ребенка (хотя, если задуматься, кто из них на деле был им?) Что именно, она потом так и не смогла вспомнить. Да это было и не так важно. Главное — что в тот момент нашлось. Легло на язык. Было услышано…

В какой-то миг слова вдруг закончились. Ниндзя резко развернулся к ней, и Эйприл запнулась на полуслове, испуганно переводя на него взгляд. Но, прежде чем успела отшатнуться, да даже просто посмотреть в лицо, Шредер порывистым, чуть неуклюжим движением прижал ее к себе. Так крепко, что стало трудно дышать, почти невозможно пошевелиться. Эйприл с легким смущением услышала неровное, суматошное биение его сердца. И голос, негромко произнесший какое-то слово.

Девочка крепко зажмурилась, но из-под век все же просочились жгучие капли. Нет, не сейчас, только, пожалуйста, не сейчас! Она и так прекрасно знает, что оказалась на чужом месте, что все это предназначено вовсе не ей. Но быть названной чужим именем… Эйприл напряглась, не желая его слышать… и не слыша, что имя это было вовсе не тем, что она опасалась узнать.

И снова наступает вечер. Который уже по счету не дома, Эйприл не знает. Кажется, что прошла целая жизнь. Острое чувство неполноты и оторванности от всего, что близко и любимо, мучившее девочку поначалу, мало-помалу ослабло, вытесненное иными, пусть не всегда приятными и радостными, впечатлениями. Нет, не прошло совсем, лишь поутихло малость. Но в последние дни проснулось с новой силой. Тягучая мутная тоска, выматывающая нервы, понемногу сводящая с ума. Она чувствует себя птицей в клетке — и ничего не может с этим поделать.

Девочка отходит от зарешеченного окна, не желая более смотреть на пейзаж за ним. Честно говоря, с такой невеликой высоты (в сравнении с небоскребами на горизонте, конечно же) вид открывается не самый живописный: минуя немалых размеров пустое пространство перед церковью, взгляд упирается в монолитный дом напротив. Высокое и массивное здание днем лишь кажется досадной помехой, а вот вечером… Вечером огромная глыба светится огоньками чужих окон: теплыми, мерцающими, живыми. Даже не вглядываясь и не видя деталей, Эйприл знает: каждое светящееся окошко — жизнь одного человека, а может, и семьи. Целая вселенная чужих жизней, полная своих радостей и печалей. Она лишь напоминает девочке о собственном одиночестве здесь, в золотой клетке.

Тяжело вздохнув, Эйприл садится на кровать. Откинувшись назад, прикрывает глаза; взгляд лениво скользит по полупустым стенам, не останавливаясь ни на чем. За проведенные здесь дни обстановка изучена вдоль и поперек и уже не может удивить. Почти ничто здесь не принадлежит ей, Эйприл ОʼНил, может, оттого, даже привыкнув постепенно, она так и не смогла почувствовать комнату своей. Пожалуй, даже закуток, отведенный для нее ребятами по соседству со своими, казался живее. Здесь же жизнь остановилась месяцы назад, когда комнату покинула тогда еще совсем юная куноити. Покинула, чтобы никогда не возвращаться.

Как бы и ей хотелось бы сейчас хоть на мгновение ощутить себя свободной, вольной идти и делать что вздумается. Как Караи, как Ирма, как множество людей по ту сторону зарешеченного стекла. Хотя бы совсем ненадолго…

Нет, Эйприл хорошо помнит первые дни, проведенные в подвале, и вовсе не жалеет о них. Дни, полные страха и отчаяния, мучительной неопределенности и попыток переломить судьбу. Раз за разом безуспешных. Но все-таки они были, эти попытки! Сейчас же она примирилась со своим положением, каким бы странным оно ни казалось. И ладно бы по причине невозможности изменить — тогда бы не влезало в сознание гадкое ощущение предательства…

Нет, пожалуй, это громко сказано. И все же… С самого дня возвращения Караи и того, что за ним последовало, все перевернулось с ног на голову, поменяло цвет и очертания. Все, включая ее саму. И Эйприл не может сказать наверняка, радует это ее или огорчает. Раньше все казалось простым и понятным: друзья и враги, плен и попытки сбежать из него, коварные планы и неизбежная помощь. Сейчас же так трудно отличить одно от другого.

Девочка сердито мотает головой, пытаясь отогнать неприятные мысли. Отводит от окна машинально упавший на него взгляд. Все напрасно, так чего зря травить душу? Решетка останется на месте, сколь ни пытайся прожечь в ней дыру взглядом. Зажмурившись, Эйприл пытается припомнить лица друзей, учителя, отца, в конце концов. Хоть что-нибудь знакомое и понятное, из прошлой жизни, пытаясь вернуть себя прошлую — своенравную и бойкую дочь профессора ОʼНила, не привыкшую сдаваться и падать духом.

Все тщетно. Более того: при неосторожном движении Эйприл смахивает локтем с прикроватной тумбочки лежащую на ней безделушку и, тут же позабыв обо всем, пытается поймать ее. И, разумеется, промахивается. Остается лишь наклониться и осторожно поднять, внимательно осмотрев на предмет возможных повреждений. И снова невесело выдохнуть через нос, уложив вещицу себе на колени. Нефритовая подвеска в виде дракона. Та самая…

Пожалуй, эта подвеска лучше всего символизирует произошедшую в Эйприл перемену. Прежде всего потому, что принадлежит врагу ее друзей. С которым — по идее — у нее не должно быть ничего общего. Принадлежала, если быть точной. До того самого памятного вечера, перевернувшего мир вверх тормашками. Эйприл хорошо помнит, как хотела тогда швырнуть о стену эту вещицу. И все же не делает этого сейчас, когда та в ее руках. Почему?..

Кто бы мог сказать наверняка? События того вечера и ряда ему предшествующих кажутся невероятным сном, в котором нет ничего невозможного. Только там прекрасная принцесса может спасти королевство от дракона, не дожидаясь появления запропастившегося принца… Да и дракон, при ближайшем рассмотрении, оказывается не таким уж страшным и кровожадным.

Эйприл горько усмехается своим мыслям. Спасительница, ну, конечно. Запертая в четырех стенах и не вольная даже в самой себе. Разве так бывает? Да и не похоже, чтобы дракона удалось хоть мало приручить. Иначе разве оттолкнул бы он ее в тот же вечер, буквально через несколько мгновений — резко, почти грубо, словно бы устыдившись минутной слабости?

— Так не должно быть. Уходи, — произносит он глухо, почти неразличимо. Отвернувшись и даже не глядя в ее сторону.

Замешкавшись на секунду, Эйприл обхватывает себя за плечи. Они еще помнят прикосновение чужих ладоней. Но в душе уже свила гнездо холодная пустота. Показалось… Единственное, самое правильное объяснение. Каким бы обидным оно ни было.

Девочка уже поворачивается в сторону выхода, не глядя по сторонам и незаметно смаргивая непрошенные слезы, когда пальцев касается что-то твердое. И, взглянув вниз, Эйприл видит нефритового дракона, помимо воли вложенного ей в ладонь.

— Возьмешь себе, — с этими словами, прозвучавшими как приказ, Шредер отпускает ее руку. И отходит вглубь комнаты, не глядя более на Эйприл, словно дожидаясь ее ухода. А может, и не словно…

Последующие два дня Эйприл долго и безуспешно гадает о причине этого, с позволения сказать, дара. Но так и не приходит к какому-то разумному выводу. Кроме одного…

Эйприл осторожно гладит ребристую от сложенных крыльев спинку дракона. Изящная подвеска, принадлежавшая некогда темной куноити. Возможно, даже ценная, как и любой подарок от близкого человека. И в итоге безжалостно выброшенная, как ненужный мусор. Маленький нефритовый дракон таит в себе слишком много воспоминаний, сладких и горьких одновременно, разъедающих душу. Даже она, мало причастная к этой истории, чувствует это.

Лучше бы не чувствовать, не знать… Эйприл так надеялась на возвращение Караи, что поможет отвлечь внимание Шредера и ускользнуть незамеченной. И вот Караи вернулась… и все осложнилось еще больше. С того самого дня Эйприл больше не попадалось открытой двери. Может, и к лучшему — потому что она не уверена, что теперь сможет убежать.

Девочка сердито встряхивает головой, отбрасывая с лица упрямые рыжие пряди. Еще одно напоминание о самоуправстве этого… Привычные грубые слова застревают в горле. Эйприл не может их произнести. Не может, и все тут, хотя все они правильные и заслуженные. У нее и без того есть о ком думать, заботиться. Отец, ребята, Донни… Каждое имя отзывается иглой в сердце. Эйприл дорого бы дала, чтобы увидеть хоть кого-нибудь из них, — и с горечью убеждается, что клетка теперь в ее собственной душе. А оттуда убежать будет куда как непросто…

Хлопнувшая дверь заставляет ее оглянуться. Удивленно, а затем испуганно. И не только потому, что Эйприл не ожидала столь позднего визита. Тем более, в таком количестве: за спиной Шредера она различает как минимум двоих безликих Футов, один из которых держит что-то в руках.

Сам же он стоит перед ней в привычном устрашающем стальном облачении. Тусклый свет лампы рождает на пластинках брони и лезвиях доспехов тревожные блики. Отстраненный, чужой, совершенно не похожий на себя недавнего. Светлые глаза кажутся пустыми и ледяными, и Эйприл, сглотнув, подается назад.

— Что-то не так? — робко спрашивает она, машинально отодвигая ладонью подвеску, пряча под подолом халатика. Старательно отгоняя возможную — но такую вероятную причину перемены. Ниндзя не ведомы страх и боль, он не должен показывать слабости. Тем более, перед врагом. Эйприл же стала свидетелем одной такой. Увидела то, чего не должна была видеть…

Шредер не отвечает. Молча обводит взглядом комнатушку, словно видит впервые. Затем снова смотрит на девочку и делает шаг вперед. Воины остаются за порогом, и это неожиданно придает Эйприл смелости. А может, безрассудства… она не сильно задумывается. Лишь неловко поднимается на непослушные ноги, с волнением глядя в лицо неминуемой судьбе.

Шредер

Однажды все заканчивается, так или иначе. Слишком часто пришлось убеждаться в этом, чтобы надеяться на иное. Что толку в том, что ты достоин большего, если не в силах его удержать, сколь бы ни старался? И я не желаю этого больше. Все, довольно бесцельных усилий. Лучше убить, чем быть убитым, прогнать, нежели быть оставленным. И чем скорее, тем лучше.

Этот дракон… должно быть, на него наложено проклятье. Сейчас я жалею как никогда, что связался с плутом-торговцем, посулившим мне удачу и процветание в случае этой покупки. В недобрый день и час попался он мне на глаза. Я могу найти и покарать его и сейчас, вот только смысл? Утерянного мне это уже не вернет.

Шен… приобретя его тебе в дар , я потерял тебя. Ты вернула мне его после помолвки с Йоши, с вежливыми ничего не значащими словами. Даже не глядя в глаза. Да, конечно, обещание, данное этому трусу, было важнее всего, что нас связывало до этого. Почему я не выбросил эту дрянь еще тогда? На что надеялся? Сейчас невозможно вспомнить. Каким-то чудом она уцелела, заброшенная в дальний угол. Забытая на месяцы и годы, прошедшие в безвременье.

Лучше бы оставался и далее. Казалось, сам демон подсказал мне подарить его Караи в день официального объявления наследницей, негласно ставший днем рождения. Прошедший, по горькой иронии судьбы, как раз позавчера. Единственная вещица, принадлежащая ее матери, связующая нас хоть как-то. Я до сих пор помню твои горящие радостью глаза. Ты была счастлива, мой котенок, и я… я тоже был. Всего лишь был.

Сейчас и это обратилось в ничто, в труху и пепел. Некогда дорогой подарок стал лишь досадным напоминанием, брошенным мне под ноги с гневными словами. Ты так же, как и она, не желала иметь ничего общего со мной. Забыла все. И ушла — точно так же, безвозвратно. А драконд остался совершенно чужой девчонке, ибо я больше не желаю иметь с ним дела. Вот только не поздно ли?..

И вот теперь она. Матчи. Маленькая чужачка, ставшая чем-то большим. Я не знаю и не желаю знать, чем именно. В ней нет ничего полезного, ничего ценного для клана. Раз за разом, проверка за проверкой подтверждали это. День за днем… и точно так же, день за днем, она оставалась. Рядом. Непозволительно близко.

С этим пора заканчивать. Ниндзя и мастер клана не имеет права на глупую расточительность. И не менее нелепую привязанность. Рано или поздно проклятье сработает вновь. Не желаю ждать, пока это произойдет.

Да будет так. Я сам избавлюсь от нее, не дожидаясь повторения прошедшего. Разрублю этот проклятый узел, пока он вновь не заплелся так сильно, что это станет непереносимым. Не завтра и не через неделю. Сейчас.

Глупая девчонка, ты же так хотела свободы. Вот она. Получи ее и будь довольна. Рано или поздно это все равно случилось бы, так почему бы не сейчас? Пусть не останется ничего, напоминающего о тебе. Ни здесь, ни где-либо еще. Пусть черепахи пока радуются, это ненадолго. Я сумею добраться до них и без тебя. Я справлюсь… как справлялся всегда.

Уходи… убирайся немедля, пока я не передумал. Уходи и не обещай того, чего все равно не выполнишь. Два дня… в иных случаях они равны вечности. Я не буду слушать, не буду смотреть вслед. Пусть все закончится прямо здесь. В эту же минуту.

Вот и все. В комнате, кажется, стало темнее. Должно быть, надобно поменять лампу. И отпустить, наконец, на отдых воинов. Остаться одному, как всегда желал. В благословенной тишине… достойной всяческих проклятий.

Жалеть не о чем. Тебе ничто не грозит, и каждый шаг уносит тебя к столь желанной свободе. Глупому понятию ничтожных чужеземцев, так для них важному. Ты ничем не отличаешься от них, я-то знаю наверняка. И забудешь все сказанное и сделанное, не добравшись даже до дома. Ты обещала вернуться… ничего глупее и придумать невозможно. Пустые слова. И все же… о боги предков, пусть они окажутся правдой.

Зябко обхватив себя за плечи, девочка бежала по улице, иногда останавливаясь и растерянно оглядываясь по сторонам. Уже совсем стемнело, а вкупе с тем, как давно она здесь не была, немудрено и заблудиться. Улицы, на удивление для шумного Нью-Йорка, пустынны, впрочем, может, это характерно для ближайших окрестностей церкви? Эйприл не могла вспомнить.

Еще раз остановившись на перекрестке, пропустить едущий автомобиль, Эйприл снова осмотрелась. Эти места были ей уже знакомы. Лапшичная мистера Мураками, приветливо светящаяся алыми кругом вывески, по ту сторону дороги. Спортивный зал, некогда принадлежавший Брэдфорду (впрочем, может, помещение до сих пор за ним числится) на дальнем углу перекрестка. Его окна были темны, и оттого здание казалось заброшенным. Темный массив из множества деревьев Центрального парка прямо по курсу. Пересечь его — и уже почти дома. Если бы Эйприл, как и прежде, жила в маленькой квартирке своего отца под самой крышей.

Опасливо покосившись на шумную троицу, вывернувшую из-за угла (они показались девочке похожими на Драконов), Эйприл поспешно перешла дорогу, углубившись в уже знакомый квартал. Залитый отблесками множества витрин, фонарей и рекламных стендов, он казался слишком светлым и ярким, словно елка на Рождество. Каким-то… неуместным, что ли. Наверняка лишь казался. После мрачных переходов бывшего собора что только не померещится.

Да и людей здесь было не в пример больше. Раза два Эйприл, задумавшись, сталкивалась локтями со случайными пешеходами. И, торопливо извинившись, спешила дальше. Вот оно, исполнение желания во всей красе. Она же об этом, кажется, мечтала? Получите, распишитесь.

Сейчас Эйприл не хотелось думать об этом. Слишком уж неожиданно и резко закончилось ее вынужденное заточение, и к новому положению никак не получалось привыкнуть. Словно какая-то частица ее все еще осталась там, замкнутой в мрачных стенах. А может, и не словно. Она же обещала вернуться… хотя сейчас все еще не представляла, как именно это получится. И в душе тихо надеялась, что и не потребуется. Разве Шредер не сам прогнал ее прочь, отобрав все, что могло хоть как-то напомнить о пребывании в его крепости? Даже злосчастную куртку, хотя она-то сейчас как раз бы пригодилась: после дождя заметно похолодало.

Желания имеют дурную привычку сбываться не тогда и не так, как хотелось бы, в отличие от опасений и страхов. Но все же сбываются, верно? Разве это не повод порадоваться? Эйприл остановилась возле очередного дома. Коснулась кирпичной кладки, провела по ней ладонью сверху вниз, ощущая каждый уголок, каждую неровность. Ночной город, такой реальный и ощутимый каждой клеточкой, каждым фибром души. Ей просто нужно время, чтобы привыкнуть заново. И ничего больше.

Время… Спохватившись, Эйприл прибавила шагу. Она совсем забыла, сколько времени отсутствовала. Наверняка тетушка сходит с ума, объехала все полицейские участки и больницы. Она и так ворчала, когда девочка задерживалась у друзей на сутки-двое, а тут — два месяца. Друзья… вот еще одна проблема. Впрочем, проблема ли? Ребята-то точно будут рады ее видеть. Эйприл счастливо улыбнулась. Как жаль, что увидеть их ей предстоит лишь назавтра. Ничего, ночь пройдет скоро. Первая, долгожданная ночь под родным кровом. Да, мечты сбываются.

* * *

К сожалению, судьба не изменила своей коварной привычке, и увидеть друзей Эйприл довелось лишь к вечеру следующего дня. Ночь прошла на удивление беспокойно, заснула девочка в итоге лишь под утро, отчего неизбежно проспала. Одна радость: осень еще не наступила, а значит, ничем особым ей опоздание не грозит. Хотя хотелось поскорее бы узнать, что же случилось с тетушкой и почему дом выглядит так, словно в нем никто не жил минимум месяц.

Как оказалось, вовсе не словно. Девочка потратила полдня, чтобы выяснить, в какой больнице находится сейчас родственница. И другую половину — на неприятное выяснение отношений. Даже сейчас при воспоминании о нем начинали гореть щеки. В итоге так и должно было закончиться, не раньше, так позднее. Эйприл знала об этом, раз за разом получая упреки, когда забывала о времени и возвращалась с патруля, в котором сопровождала ребят, слишком поздно. А то и вовсе оставалась на ночь, не решаясь тревожить ворчливую матрону.

Сейчас же блудной племяннице и вовсе не было оправданий. Пропасть невесть куда на целых полтора месяца (все же прошло гораздо меньше, чем казалось Эйприл) и даже не потрудиться позвонить ей — это ли не безобразие? Да что там позвонить — даже объяснить толком, где была и что делала. Миссис ОʼНил была возмущена до глубины души. Сейчас все закончилось сердечным приступом, а что дальше? Нет, она снимает с себя всю ответственность за непутевую племянницу, способную забыть о родных людях ради случайных дружков.

Вспомнив неприятный разговор, Эйприл печально вздохнула. Ну, а что она, собственно, должна была объяснять? И как? Пусть уж лучше думает, что загулялась с дружками-подружками, чем знает правду. Тем более, такую невероятную. Ей еще думать, как объяснить все ребятам. Сегодня… или все-таки завтра?

Девочка покосилась в сторону окна, гадая, сколько же сейчас времени. Успеет она до того, как Леонардо с остальными покинут логово? Как же невовремя сломались часы. И как пусто здесь, наедине с собой. Нет, она не останется тут ни на минуту. Там, в убежище, она хоть кого-то да застанет. И, может, даже лучше, если это окажется мастер Сплинтер. Он-то поймет и поможет лучше, чем тетушка.

* * *

И вот Эйприл уже стояла у турникета, с волнением прислушиваясь к отдаленным звукам, доносившимся до нее. Хозяева дома и, судя по всему, в добром здравии и настроении. И даже не вспоминали о ней. Девочка поспешно откинула неприятную грызущую мысль. Разумеется, не думали, они даже не предполагают, что она совсем рядом. Что всего два-три шага — и они снова будут вместе. И никто не мешает ей их сделать. Ну же, смелее…

Эйприл пересекла пустое пространство, бывшее в логове неким подобием прихожей, и остановилась в дверном проеме. С ее места девочке был хорошо виден каждый из братьев, занятый своим делом. Леонардо, удобно устроившись на краешке дивана, полировал катану, время от времени косясь на экран. На этот раз показывали не «Космических героев», и лидер мог позволить себе совместить приятное с полезным.

В отличие от непоседы Майки. Тот крутился на своем месте, активно жестикулируя и комментируя происходящее на экране, за счет чего уже трижды (если верить раздраженному ворчанию забияки) осыпал усевшегося ниже Рафаэля поп-корном. Донни не было видно, но, судя по негромкому звяканью чего-то металлического, он был неподалеку и вот-вот мог объявиться.

И ни один из них не видел ее. Не замечал, хотя девочка давно пересекла порог и вошла в гостиную. Эйприл вдохнула поглубже, готовясь окликнуть одного из братьев — а может, и всех сразу…

— Эйприл! — волей случая первым заметил ее вошедший в гостиную Донни. — Ты вернулась!

Позабытая вещица, что он готовился с гордостью продемонстрировать братьям, чуть не шмякнулась на пол. Изобретатель поспешно подхватил ее, пошарил взглядом по сторонам и, не найдя лучшего решения, опустил на диван между Лео и младшим. Поместил довольно неаккуратно, но прибор спас от неизбежной гибели лидер. Отодвинув вещицу подальше от края, он изумленно уставился сначала на изобретателя, а уже потом — на причину его замешательства.

На громкий возглас оглянулись уже все. Да и как было не обернуться: подруга, которую они считали уже потерянной, стояла всего в нескольких шагах от них, смущенно улыбаясь.

Донни первым подбежал к ней и схватил обеими ладонями за руки, словно не веря своим глазам. С этим простым движением ступор, сковавший Эйприл, спал. Она от души обняла друга, в порыве чувств даже чмокнула в щеку. Тот замер с непередаваемым выражением лица.

В другое время братья, особенно неугомонные Раф и Майки, посмеялись бы над этим. Но не сегодня — сегодня никто не обращал на него внимания, полностью сосредоточившись на Эйприл.

— Так, значит, Караи ошиблась и ты не перешла на сторону Шредера, — наконец с некоторым усилием выговорил Леонардо. Только сейчас Эйприл заметила, что во время радостных приветствий и объятий он держался чуть в стороне. И лишь теперь узнала причину.

Эйприл нахмурилась.

— Нашли кому верить, — буркнула девочка и огляделась. — Она здесь?

— Нет, — успокоил ее лидер. — Караи отправилась выяснять отношения с каким-то типом из своей банды. И что-то задержалась, — добавил он недовольно.

— Не тушуйся, бро, — сильно хлопнул его по плечу Рафаэль. — Твоя красотка никому себя в обиду не даст.

— Я знаю, — кивнул Лео, не меняя выражения лица. — И все же… как невовремя она ушла.

— Я бы сказала: очень даже вовремя, — вполголоса уточнила Эйприл.

Леонардо удивленно на нее уставился.

— Ты все еще злишься, что когда-то она похитила тебя? — спросил он. — Так она это сделала только из-за Шредера. А теперь Караи на нашей стороне.

— Но не на моей, — непримиримо заявила девочка. — Кстати, никто не подскажет, из-за чего она вдруг переметнулась к вам? Караи, готовая любого размазать по стенке за своего отца… Странно как-то.

На миг воцарилась тишина.

— Так ты ничего не знаешь, — хлопнул себя по лбу Донни. И поспешно начал объяснять. — Выяснилось, что Караи — это на самом деле Мива, дочь нашего учителя. Она и сама долго не верила в это, — добавил он, глядя в ошарашенное лицо Эйприл. — Хотя и ушла от Шредера сразу, как только узнала.

— А в последнем бою она сильно пострадала из-за Острозуба, — добавил Лео. И, словно извиняясь, уточнил. — Мне тогда тоже сильно досталось, только поэтому.

— Не парься, Бесстрашный, ты тоже не всемогущ, — толкнул его в плечо Раф. — А шрам не так уж сильно и портит твою принцессу. К тому же, Караи неплохо отплатила за себя, — забияка мечтательно улыбнулся, прищурившись. — Как она наподдала этому псу-переростку — любо-дорого вспомнить. Чуть в капусту не покрошила. Жаль, что Шредера там не было, и ему бы перепало за компанию.

Эйприл невольно вздрогнула, прижав ладонь к губам. Так вот оно что… шрам… попытка покушения. Обиды Караи, истинные и мнимые.

— А недавно она ходила с ним разбираться, — продолжал тараторить Донни. — Сбежала, никого не предупредив. Мы так за нее беспокоились. Хорошо, хоть Лео был без сознания и не знал… — он запнулся, осознав, как двусмысленно звучали его слова. — То есть… я хотел сказать…

— Он хотел сказать: как круто, что теперь Караи с нами, а не со Шредером. Что она вовсе не его дочь, — радостно закончил Майки. — И Стокман от него сбежал. Скоро у него вообще никого не останется. Круто, правда?

— Круто… — подавленно повторила Эйприл, хотя и имела в виду совершенно другое. Всеобщая радость почему-то показалась ей глубоко кощунственной. Девочка понимала, что ее друзей не могут не радовать неприятности, постигшие их злейшего врага, к тому же это уменьшало угрозу им самим. Понимала, но присоединиться не могла.

— Эйприл, что с тобой? — первым заметил внимательный Донни. — Тебе нехорошо?

— Нет, — девочка вымученно улыбнулась. — Просто…

— Ты же сама только что сбежала оттуда, — догадался изобретатель. И осторожно подтолкнул Эйприл в сторону дивана. — И еще не пришла в себя. Этот монстр не сильно тебя обижал?

— Нет, — Эйприл с трудом удержалась, чтобы не возразить резко «И вовсе не монстр!». Но вместо этого тихо, усталым голосом добавила: — Он сам меня отпустил.

— Он тебя — что? — не поверил своим ушам Рафаэль. — Ты серьезно?

В комнате повисла напряженная тишина, с зеленых лиц мгновенно сошли улыбки. Черепашки настороженно оглядывали Эйприл, и та знала, о чем они думают. О том, как совсем недавно, меньше полугода назад, отец Эйприл с контролирующим мозг устройством Кренгов на шее провел сюда Караи и Футов. Сама-то девочка знала, что на ней ничего нет: злополучную куртку Шредер не позволил ей взять с собой, а дракона, припрятанного в кармане джинс, Эйприл, поколебавшись, оставила дома. Мало ли… Даже если это не следящее устройство, черепашек вряд ли порадует, что она приняла подарок от их врага.

— Твои волосы стали короче, — неожиданно заметил Донни сдавленным тоном. — Это тоже он постарался? — разгневанно закончил он.

— Не совсем, — Эйприл уже собиралась пояснить, что к сегодняшней прическе приложил руку и профессиональный парикмахер. Но не стала: не только ведь. — Но мне так нравится.

— Нравится?! — голос изобретателя сорвался до крика, он с силой стиснул кулаки. — Эйприл, ты понимаешь, о чем говоришь? Как тебе вообще может нравиться хоть что-то, связанное с этим маньяком?

— Эту прическу мне сделали в парикмахерской, — начала злиться уже Эйприл. — И получилось неплохо.

— Очень, — невовремя вмешался Майк, за что тут же схлопотал очередной подзатыльник от Рафа.

— Лучше я сделаю это за него, — пояснил он младшему, косясь на разбушевавшегося брата. Все же нечасто приходится видеть обычно флегматичного Дона в таком состоянии.

— Может, он тебя и в кимоно обрядил? — ехидно обратился Раф уже к Эйприл, но ответить та не успела.

— А что ты имеешь против кимоно, сын мой?

Все, включая Эйприл, синхронно вздрогнули, оглянувшись на неслышно подошедшего Сплинтера. Девочка, правда, почти сразу опустила голову. Почти наверняка он тоже осудит ее за то, что она сделала… и собиралась сделать. Если отважится, конечно.

— Добрый вечер, учитель Сплинтер, — негромко проговорила она.

— И тебе также, дитя мое. Рад видеть тебя в добром здравии и в нашем доме, — в голосе крыса девочка не различила ни раздражения, ни осуждения. Она осторожно посмотрела на него.

— Я должен извиниться, что мы не смогли выручить тебя из постигшей беды, Эйприл, — продолжал тем временем Сплинтер. Эйприл чуть удивленно покосилась на него. — Огорчение затуманило мой разум, но это не может быть оправданием.

— Не стоит, сэнсэй, — смущенно перебила его Эйприл. Затем, покраснев, добавила. — В случившемся нет вашей вины, лишь… Я ведь теперь свободна.

На последнем слове голос предательски дрогнул, но Эйприл сумела себя пересилить. Никто не должен знать, что на самом деле творится у нее в душе. Тем более сейчас, когда девочка еще не определилась, как поступить.

Но, лишь взглянув на Сплинтера, она обреченно поняла, что успела себя выдать. Мастер Хамато, может, еще не понял всего, однако догадался о многом. Как и Донни, не отводящий от нее взгляда.

— Эйприл, теперь, когда тебе удалось сбе… то есть, когда ты наконец свободна, ты останешься с нами? — робко спросил черепашка.

Девочка тяжело вздохнула. Ну же, смелее, пора делать выбор. Правильный выбор. Знать бы еще, какой он, правильный.

— Не знаю, — наконец выдавила из себя она, с огорчением видя, как вытянулось и стало непонимающим лицо ее лучшего друга. И зная, что не сможет ничего объяснить — по крайней мере, так, чтобы он понял. — Сегодня точно останусь, а завтра… я обещала вернуться.

Произнося последние слова, Эйприл невольно съежилась, готовясь к неизбежной буре. Ни ни кого не глядя и чувствуя себя предателем.

— Эйприл, — на худенькое плечо опустилась когтистая рука. Девочка подняла глаза на неслышно подошедшего со спины Сплинтера. — Нам надо поговорить. Идем.

И, развернувшись, неспешно проследовал в свою комнату. Эйприл последовала за ним.

Эйприл много раз доводилось бывать в этой комнате — как и многих других в убежище друзей. Но сегодня видела ее словно в первый раз. А может, просто пыталась успокоить нервы, собраться перед решительным и наверняка непростым разговором. Взгляд метался, выхватывая то ширму с изображением самураев и цветущих ветвей (вот так, бок о бок, на удивление ладно сочетая несочетаемое), то полку с зажженными свечами и фотографией, то пестрый ковер на полу. Метался, не задерживаясь ни на чем, как и путаные мысли.

Когда дверь за ней с шорохом задвинулась, Эйприл нерешительно остановилась в паре шагов от порога, не осмеливаясь пройти дальше. Учитель друзей и раньше внушал почтительную робость, сейчас же — тем более. Эйприл чувствовала, что не вправе более здесь находиться — в месте, куда стремилась всем сердцем каждый из бесконечных дней неволи. И где, наконец попав сюда, ощущала себя чужой.

Сплинтер молча кивнул в сторону циновок, предназначенных для сидения. Сам же отошел вглубь комнаты, чтобы вернуться чуть позже с двумя пиалами чая.

— Освежись, дитя мое, — он предложил одну из посудин Эйприл, осторожно усаживаясь на второй циновке, аккуратно подобрав под себя хвост. — Нам предстоит долгий разговор.

Эйприл покорно кивнула, негромко поблагодарила и отпила немного чая. Зеленовато-бурая жидкость показалась совсем безвкусной, но малость успокоила девочку. Как и аромат благовоний, легкий, почти неощутимый, присущий этой комнате. И смутно напомнивший… Эйприл с досадой отбросила мысль, что именно. Только не сейчас, когда она наконец обрела подобие душевного равновесия, ощутила себя дома… хотя бы немного.

— А теперь я внимательно слушаю тебя, Эйприл, — терпеливо дождавшись, пока девочка отставит опустевшую чашку, начал крыс. — Расскажи, что с тобой приключилось и что так смутило моих сыновей. С самого начала.

Эйприл растерянно помолчала, глядя на свои колени. Сколь многое она может рассказать, имеет право поведать? С другой стороны, разве она не стала свидетелем чужой тайны поневоле? Разве давала слово хранить ее? Она так давно нуждается в добром совете, и вот наконец получила такую возможность. Есть ли смысл ждать?

Первые слова дались девочке на удивление просто — впрочем, тогда все казалось простым и понятным ей самой. Вплоть до самого момента болезни… Именно на нем Эйприл впервые запнулась, не зная, стоит ли говорить о своих странных догадках. Что, если они ей только показались? Тогда, когда она была еще бесправной пленницей. Да и многое ли могла запомнить в бреду?

Мастер Сплинтер слушал, не перебивая, и это придало Эйприл уверенности. Немногое лишь решила она утаить от сэнсэя, справедливо полагая, что вряд ли его это заинтересует и обрадует. Однако постепенно это немногое стало едва ли не половиной случившегося с ней.

Догадался ли Сплинтер о чем-нибудь, так и осталось для девочки загадкой. Несколько раз она поднимала глаза, надеясь увидеть на лице сэнсэя хоть какую-то реакцию. Тщетно. Непроницаемое выражение, присущее мастеру и прежде, не покидало его и теперь, и что думал на самом деле Сплинтер обо всем рассказанном ему, так и осталось неизвестным. С досадой Эйприл подумала, что, пожалуй, Шредера было даже проще понять. И тут же устыдилась своих недобрых мыслей.

— Я правильно понял тебя, Эйприл, — где-то через полминуты после того, как девочка закончила рассказ, заговорил крыс, — что Шредер отпустил тебя лишь потому, что ты обещала вернуться через два дня?

Эйприл кивнула, смущенно опустив голову. Она не стала уточнять, что на самом деле обещание вернуться было исключительно ее идеей и, вполне возможно, в башне Фут ее никто не ждет. Может, и так, но может ведь и оказаться наоборот. Девочка прислушалась к себе и с удивлением осознала, что втайне надеется именно на второе. Несмотря на то, что это будет намного сложнее для нее самой.

— И я не могу поступить иначе, сэнсэй, простите, — тихо закончила она, сложив руки на коленях. — Я… я нужна ему… сейчас, когда Караи…

Не договорив, Эйприл замолчала. Все, что она могла сказать, уже сказано, оставалось лишь ждать. Чем бы все это ни закончилось.

Пауза, как показалось Эйприл, затянулась надолго. Она даже отчетливо расслышала потрескивание свечей за спиной Сплинтера. Громкий возглас кого-то из братьев за дверью невольно заставил девочку вздрогнуть. То, что ни один не посмеет ворваться сюда и помешать им, Эйприл поняла уже потом.

— Я услышал твои слова, хотя и не скажу, что они меня радуют, — наконец проговорил Сплинтер, медленно и размеренно. — Даже несмотря на то, что моя дочь вернулась ко мне, в душе моей остается место и для тебя, Эйприл. Я искренне надеялся воспитать из тебя настоящую куноити, достойную продолжательницу традиций Хамато.

«Но теперь для этого есть более подходящая кандидатура», — с досадой подумала Эйприл. То, что Сплинтер говорил о ней самой в прошедшем времени, неприятно покоробило и задело ее. Эйприл напомнила себе о своих неосторожных словах, о выборе, что еще не сделан. Разве вправе она винить сэнсэя? Все так, но менее горько от этого не стало.

— Я понимаю, сэнсэй, — кивнула покорно она. — Я не вправе больше быть вашей ученицей и посещать додзё вместе с ребятами.

— Боюсь, не только его, — на этой фразе Эйприл испуганно вскинулась и отважилась-таки посмотреть на сэнсэя. Что он имел под этим в виду? Ей все же не поверили, сочтя шпионкой Шредера? Или же…

— Я понимаю твои чувства, — продолжал тем временем Сплинтер, словно и не замечая ее смятения. — Верность своему слову дорого стоит.

Эйприл обрадовано взглянула на него, но радость тут же угасла. Сердце холодными липкими паутинками оплел страх.

— Но и ты должна понять меня правильно, — Сплинтер ответил ей серьезным взглядом, и Эйприл не хватило духа отвести свой. — Ороку Саки не причинил тебе вреда и, возможно, не станет умышлять против тебя и далее, но остается нашим врагом. И однажды может через тебя выследить нас, даже если не сделал этого сейчас. Поэтому ты вольна вернуться к нему, если желаешь того. Но, уйдя, должна забыть дорогу сюда. Мне очень жаль, но иного выбора у нас нет. За себя я не боюсь, но не могу подставить под удар сыновей. Они не должны стать жертвой твоей неосторожности.

— Я понимаю, — тихо проговорила Эйприл.

— Я не требую от тебя ответа прямо сейчас, — крыс выпрямился, взглянув на пламя маленькой свечки. Девочка посмотрела туда же и вздохнула. — У тебя будет время подумать. Это непростое решение, и хотелось бы, чтобы оно было на благо нам всем.

— Хай, сэнсэй, — Эйприл склонила голову, поднялась и, совершенно подавленная, вышла, аккуратно задвинув за собой решетчатую дверь.

* * *

Как и ожидала Эйприл, черепашки с тревогой и любопытством прислушивались к их разговору, но вряд ли многое расслышали… по крайней мере, девочка очень на это надеялась. И, не дождавшись окончания затянувшейся беседы, разошлись кто куда по своим делам.

— Эйприл, — девочка невольно вздрогнула, отпустив дверную ручку. Она ошиблась: разошлись далеко не все. — Так это правда? Тебе удалось улизнуть от Шредера, сказав, что вернешься через два дня?

Эйприл медленно кивнула, стараясь не показывать, как задела ее такая формулировка. Что ж, раз нельзя иначе, пусть думает так. Может, хоть так сумеет понять?

— Ты здорово придумала, — неожиданно обрадовался умник. А когда Эйприл чуть удивленно на него покосилась, посерьезнел, о чем-то вспомнив. — Правда, теперь тебе придется какое-то время не появляться на поверхности, ведь Шредер будет искать тебя, а не найдя, обозлится.

Девочка помолчала, перевела взгляд за плечо Дона. Там, на некотором отдалении от них, в дальнем конце комнаты висел тренировочный манекен. По сути, обычный мешок с песком, которому чьи-то умелые руки (должно быть, мастера Сплинтера) придали некоторое сходство со злейшим врагом черепашек. Эйприл видела это чучело не раз и не два, правда, не успела еще воспользоваться сама. Однако незаметно поморщилась и отвернулась, когда появившийся из-за угла Раф походя пнул манекен, направляясь к ним.

— Я так не могу, Донни, — негромко проговорила она, собравшись с мужеством и взглянув в красновато-карие глаза друга. — Я же дала слово… обещала вернуться…

— Кому? — не сдержал своего возмущения черепашка, позабыв на миг даже о своей симпатии к Эйприл. — Этой жестянке? Зверю-маньяку, помешанному на своей мести?..

— Не надо, Ди, — девочка устало выдохнула, упрямо встряхнула головой и привычным, хотя уже и не нужным, жестом отбросила с глаз челку. — Он тоже человек. И я нужна ему…

— Ну, конечно, нужна, — вставил свои пять центов, поравнявшись с ними, Рафаэль. Разговор показался ему занятным — как тут не вмешаться? — Чтобы было на ком ставить опыты. Кто знает, что он с тобой сделает… а может, уже сделал? — забияка, ехидно сощурившись, покосился на Эйприл. — То-то ты сама на своя.

Донателло кивнул, едва ли не впервые в жизни соглашаясь с темпераментным братом.

— Может, тогда проверишь? Обыщешь меня? — Эйприл демонстративно взялась за край свитера, чуть-чуть приподняв его.

— Нет, что ты? Я не об этом совсем, — смущенно запротестовал изобретатель, тут же покрывшись румянцем. Раф, сдавленно хихикнув, тоже выглядел сконфуженным.

— И все же ты сбрендила, — ворчливо бросил мастер сай и, отвернувшись, зашагал дальше.

— Боюсь, он прав, Эйп, — Донателло огорченно вздохнул. — Уму непостижимо: променять нас на этого бездушного уро…

Не договорив, он отшатнулся, с трудом уворачиваясь от пощечины. Растерянно заморгал, не узнавая своей подруги. Дон совершенно не помнил ее такой воинственной амазонкой, такой сердитой… и прекрасной вместе с тем. Неужели и правда сошла с ума?

— Ошибаешься, — проговорила Эйприл ледяным тоном, на редкость спокойно и размеренно. — Не бездушного. Душа у него есть… в отличие от некоторых, — не договорив, девочка многозначительно посмотрела на него и отвернулась.

Донателло огорченно вздохнул. Вот тебе и радостная встреча! Чего доброго, еще пожалеет, что вообще вернулась. Нет, только не это.

— Прости, Эйп, — он осторожно тронул подругу за руку. — Я не хотел тебя обидеть. Правда.

— И не обидел. Меня, по крайней мере, — девочка устало выдохнула, поворачиваясь к другу. Попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной, ненастоящей. — Веришь ты или нет, но Шредер и правда не причинял мне зла. И отпустил на эти два дня, поверив моему слову.

— Прямо как в «Красавице и чудовище», — не удержался и съязвил Дон.

— Именно, — Эйприл горделиво выпрямилась. — Рада, что хоть кто-то считает меня красавицей.

Дон поперхнулся словами, поняв, что имеет в виду подруга вовсе не его.

* * *

— Эйприл, — стоило девочке коснуться двери, ведущей в комнату, некогда принадлежавшую ей, как из-за соседней показалась веснушчатая рожица младшего из черепашек. — Не надо… не ходи туда.

— Почему? — Эйприл удивленно подняла бровь.

— Там… теперь живет наша сестра. Пока что, — смущенно пояснил Майки. И, поравнявшись с подругой, взглянул на нее вопросительно и… Эйприл на миг задохнулась… с испугом. — Ты ведь не уйдешь?

— С чего ты взял, Майк? — как можно беззаботнее отозвалась девочка, стараясь не выдавать, как ошеломила ее догадливость приятеля.

— Ну… Караи говорила, что ты нас бросила. А я не верил, — Микеланджело развел руками. — И Ди тоже. Они чуть не поссорились тогда.

— Да уж, — пробормотала Эйприл себе под нос. — Мы тоже.

— Чего? — к сожалению, Майки услышал эти слова. И все правильно понял. — Вы поссорились с Ди?

— Уже помирились, — постаралась успокоить его Эйприл. — А Караи… — она шумно выдохнула, проглотив все ругательства, что крутились на языке, — она, конечно, вам сестра, но горазда болтать лишнего.

— Я так и подумал, — Майки довольно усмехнулся. — Ты же все-таки первый наш друг-человек. Лучший друг. Ты не можешь нас предать. Не сыграешь со мной?

— Нет, — пробормотала Эйприл чуть слышно, ничего так не желая, как остаться наедине с собой. Боже правый, неужели именно этого она так ждала? За что?! — Прости, Майк, — она кашлянула. — В следующий раз. Голова что-то разболелась.

— Тогда лучше пойти проветриться, — посоветовал младший. И тут же нахмурился. — Ах, да, тебе же нельзя. Ну, тогда хотя бы у нас по тоннелям. Хотя тут не очень-то чисто.

Он усмехнулся. Эйприл улыбнулась в ответ.

— Я знаю. Спасибо за совет, Майки. Наверно, я так и сделаю.

— Не за что, сестренка. Заходи еще, — крикнул тот уже вслед.

* * *

— И куда это ты собралась?

Уже поравнявшись было с турникетом, Эйприл оглянулась. Ну, конечно, Леонардо, Бесстрашный лидер, как любит дразнить его Раф. Именно сейчас ей захотелось назвать Лео так же, но Эйприл сдержалась.

— Пройтись немного. Не бойся, на этот раз похищать меня некому, — девочка попыталась даже улыбнуться. Однако выражение лица Леонардо оставалось все таким же холодным и непроницаемым.

— Я беспокоюсь не только о тебе, — возразил он. — Не обижайся, Эйприл, но мне не хотелось бы, чтобы братья пострадали из-за твоей глупости.

— Глупости? Это ты о чем? — не договорив, девочка вспыхнула. — Ты серьезно думаешь, что я привела Футов, да?

— Нет. Я думаю, они способны проследить за тобой, — не принял вызов лидер. На миг посторонился, пропуская Донни, что тащил какой-то агрегат — похоже, тот же, что собирал накануне. — А ты могла их не заметить.

— И где же они тогда? — Эйприл демонстративно огляделась.

— Не злись, Эйп, — лидер немного смягчился. — Я не хотел тебя обидеть. Просто… ну, ты же знаешь, Шредеру нельзя доверять. Он способен на любую подлость.

Эйприл медленно выдохнула, стараясь держать себя в руках. Видит бог, это непросто. Ладно, хоть он не стал ничего говорить про ее обещание. Проникся чувством долга или все еще не верит в ее глупость? Уточнять Эйприл не стала.

— Я знаю. И буду осторожна, — девочка оглянулась на звук голосов из тоннеля и передернула плечами. — Что там еще?

— Наверно, Караи вернулась, — черепашка тут же потерял к ней интерес, отвлекшись на время. Чем не замедлила воспользоваться Эйприл, за его спиной проскользнув в боковой проход, ведущий к спальням.

Уже там она терпеливо дождалась, когда шумные соседи пройдут в гостиную, и неслышно выскользнула из убежища. Одним движением перемахнула турникет и, не сбавляя ходу, свернула в туннель. Шаги гулко отдавались от стен. Обычный маневр, что не раз пригодился ей, когда Эйприл скрывалась от ненужного внимания Футов. Кто знал, что он пригодится ей уже дома?

Эйприл встряхнула головой и прибавила шагу. Чуть дальше, через несколько переходов, она знала, было небольшое помещение с рукотворным озерцом посередине. Туда иногда приходил на медитацию Лео, там братья сражались с Острозубом и Саблезубом. Хорошее место, как раз подходящее, чтобы как следует поразмыслить, никем не тревожимой. Опять же, вопреки своим прежним привычкам — но от этого не менее правильно.

Знакомое, пусть и не слишком уютное место немного успокоило взбудораженные чувства и разум Эйприл. Она долго сидела на краю каменного «бассейна», всматриваясь в тьму, кутавшую противоположный берег, рассеянно прислушивалась к журчанию воды и размышляла… о чем? Спроси ее кто-нибудь потом, Эйприл не сразу бы сообразила, что сказать. Мысль, подобно тому же потоку у ног, текла прихотливо и причудливо, не останавливаясь ни на чем. Прокладывала, без участия самой девочки, свой собственный путь.

Эйприл и не пыталась это сделать. Возможно, в этом был какой-то смысл… Правда, последнее время попытки довериться чувствам и наитию завели ее уж слишком далеко. Она стала чужой сразу обеим сторонам. Отец… по сути, только он один у нее и остался, кто примет ее любой, несмотря ни на что, вот только остался ли? Кто знает наверняка? Донни упомянул мельком, что Кренги сменили место дислокации и их долгое время не удавалось вычислить. Удалось ли сейчас? Делали ли они хоть что-то из обещанного или просто забыли, как забыли и о самой Эйприл, стоило ей лишь на время пропасть? Вопрос, на который она вряд ли когда-нибудь получит ответ.

Что же делать? Эйприл долго, слишком долго старалась не задумываться об этом, малодушно надеясь, что все разрешится как-нибудь само. Не сейчас, так после. Но вот прошел один день, подходил к концу второй, а решение, окончательное, единственно верное, так же далеко от нее, как и прежде. Завтра последний срок, а в голове столь же пусто и муторно, как и было два дня назад.

«Тебе придется выбирать», — так, кажется, сказал мастер Сплинтер. И, безусловно, был прав. Только как… вот как она могла выбрать, сознательно отказавшись от другой стороны, если обе они так близки ее душе — а между ними пролегла пропасть вражды и ненависти? Даже Эйприл не властна это изменить. Не властна ни в чем, кроме этого ужасного выбора.

Услышав в отдалении голоса, эхом разносившиеся по коридорам, Эйприл одним слитным движением быстро поднялась на ноги. И скрылась в противоположном тоннеле прежде, чем шедшие по нему — а это наверняка был кто-то из братьев-черепашек — достиг ее укрытия. Да, они были ее друзьями (Эйприл сердито обругала себя за это неуместное «были»), но сейчас вряд ли могли ей помочь. Лишь осложнить и запутать все еще больше. Даже Донни, даже простодушный и незлобливый Майки. Каждый из них был уверен в своей правоте и наверняка постарался бы убедить и ее. Нет, только не сейчас. Раз уж это ее решение, то и принять его Эйприл должна сама. Ни на кого не оглядываясь, не поддаваясь давлению (которое, к сожалению, порой оказывают даже самые близкие).

* * *

Конечно же, прошедшая ночь оказалась даже хуже предыдущей. Эйприл ничуть не сомневалась в этом. Сон, которым ей таки удалось забыться перед тусклым тревожным желтовато-мутным рассветом, был беспокойным и отрывочным. После такого, с позволения сказать, отдыха нещадно разболелась голова, а пасмурная погода снаружи еще менее способствовала прогулкам.

Эйприл сидела на перилах балкона, благо те были достаточно широки и позволяли не беспокоиться о безопасности, и смотрела на улицу. Небольшая и малолюдная, она не часто радовала девочку прохожими и происшествиями. Зато с лихвой воскрешала воспоминания о том, как она наблюдала примерно то же самое, только через декоративную решетку своей золотой клетки. Те же лица, те же фонарные столбы и серые стены домов. И точно так же они были далеки и холодны, чужды ей. Сейчас Эйприл была вольна в любой момент выйти наружу, присоединиться к толпе, посетить, скажем, Мураками (тот наверняка обрадуется гостье), или зайти в школу, узнать о начале занятий.

Напрасно. Никому на улице — да и во всем городе, — не было до нее дела, до того, хорошо ей или плохо, грустно или весело. Есть отец… но с тем же успехом его могло и не быть. Есть Дон… но изобретатель наверняка нетерпеливо ждет ее решения, и ничто иное его не волнует. Чего доброго, обидится еще, что вчера сбежала, не попрощавшись. И как объяснишь, что она не могла… не могла и не хотела прощаться, настолько отвратительным сейчас казалось это слово.

— Я знал, что найду тебя здесь.

От неожиданности Эйприл дернулась и вполне могла бы сорваться, если бы причина ее испуга, свесившись с крыши, не протянула руку, помогая удержаться. Выпрямившись, Эйприл чуть смущенно торопливо отпустила ладонь друга. И спустилась на пол, позволяя Дону зайти на балкон.

— Не ждала? — тот грустно улыбнулся. — Прости, что вчера все так… так паршиво вышло. Если честно, мы тебя уже и не ожидали.

Эйприл тяжело вздохнула.

— Да уж поняла…

— Нет, я не об этом, — протестующе замахал руками Донни. — Просто… просто мы не думали, что тебе удастся так быстро сбе… освободиться. Да еще Караи… — изобретатель поморщился, — чего только не наговорила. Эх, зря я ей не наподдал тогда, когда мог…

— Мой ты защитник, — Эйприл невесело улыбнулась. — Да проходи, что стоишь на пороге?

— А ты… — помолчав, черепашка вопросительно уставился на подругу. — Ты больше к нам не придешь? — он перевел взгляд с ее лица куда-то ниже, выражение зеленой физиономии стало грустным. — Ты нас оставляешь?

— С чего ты взял? — возмутилась Эйприл, старательно пряча неловкость.

Донни молча указал на привлекший его внимание предмет, и тут только Эйприл вспомнила про висящую на шее подвеску.

— Это. Он подарил?

Эйприл молча кивнула.

— Я не хочу вас оставлять… правда, не хочу, — чуть запинаясь, проговорила она. — Я бы ни за что вас не оставила. Но мастер Сплинтер поставил меня перед выбором. Я должна выбрать одну сторону и никогда не пересекаться с другой. Если бы можно было иначе…

Девочка судорожно выдохнула, спрятала лицо в ладонях. Глаза жгли невыплаканные слезы, но их и так было довольно пролито прошлым вечером и ночью. Слез обиды и разочарования за все, что так вышло. Эйприл чувствовала себя одинокой и брошенной, как никогда прежде. Наверняка это и сейчас заметно на ее лице. Дон-то уж точно видел.

Ощутив слабое, робкое прикосновение, Эйприл открыла глаза и изумленно уставилась на друга. Донни, робкий, стеснительный Донни, нещадно красневший при малейшей попытке близости, на этот раз набрался мужества и обнял ее. Ну, как обнял… положил руки на плечи, обхватив их ладонями. Эйприл видела его глаза как никогда близко, каждую красную точку на карей радужке.

— Я понимаю… — черепашка неловко кашлянул. — Наверно, Лео понял бы еще лучше, он проходил через такое…

При одном упоминании имени Эйприл нахмурился. Лео? Нет, уж точно не он.

— Не говори о нем, — буркнула девочка.

— Не буду, — покорно согласился изобретатель. — Просто… — он запнулся и поднял взгляд к потолку. И, наконец, посмотрел на Эйприл. — Не знаю, что уж ты нашла в этом… ну, да ладно. Но я не могу, великий Дарвин, просто не могу винить тебя.

— Спасибо, Дон, — Эйприл вздохнула и обессиленно опустила голову на его плечо. — А вот другие наверняка сочтут меня предательницей.

— Не сочтут, — уверенно заявил Донни. Затем, видимо, что-то вспомнил, чуть менее решительно добавил. — Ну, уж мы с Майком точно нет. Ты зайдешь попрощаться с ним?

— Нет, — Эйприл невольно вздрогнула, уткнулась лицом в плечо мутанта. И проговорила тихо и почти невнятно. — Он верил в меня, а я… Прости, Донни, я просто не могу.

Память немилосердно явила ей простодушное веснушчатое лицо младшего из братьев-мутантов. Нарушить его доверие, глядя в эти глаза… нет, она сразу умрет на месте. Хотя, возможно, так было бы и лучше.

— Передашь ему от меня привет? — попросила Эйприл совсем тихо, почти умоляюще. — Скажи, что мне очень жаль, что так получилось. И что я всегда буду помнить о нем… обо всех вас.

— Передам, — отпустив ее плечо, Донателло коснулся щеки девочки. — Все передам, только не плачь. Я никогда, никогда не буду считать тебя предательницей. И тоже не забуду. А сейчас, — он неловко отстранился и с тревогой взглянул на серое небо, — мне надо бежать. Я и так нарушил приказ мастера, покинув убежище днем. Эх, и влетит же мне!

— Тогда поспеши, — Эйприл ласково погладила друга по щеке. — И пусть тебе повезет. Счастливо, Донни. Может, еще увидимся.

Тот лишь грустно вздохнул, но согласно кивнул. И, запрыгнув на перила, одним движением исчез на крыше. Эйприл могла поклясться, что с улицы черепашку никто не видел.

Девочка вернулась в комнату, опустилась на кровать. Задумчиво коснулась пальцами дракона. Она ведь и правда не помнила, когда успела достать безделушку из верхнего ящика стола и, уж тем более, надеть на себя. Донни прав. Она уже приняла решение, и не хватало лишь сущей малости, чтобы отважиться последовать ему.

— Спасибо, Ди, — негромко произнесла Эйприл, глядя на сумрачное небо. — Спасибо за все.

* * *

И вот снова сгущается темнота. Когда-то давно, еще несмышленой девочкой, Эйприл боялась ее. Да и потом тоже, помня о всяческих неприятностях типа Драконов или бродячих собак, что могут в ней скрываться. Когда-то, но не сейчас. Видимо, самой судьбе угодно, чтобы именно в темное, потаенное время суток с ней случалось самое необыкновенное — как хорошее, так и не слишком.

Эйприл торопливо шагает по улицам, на этот раз не слишком смотря по сторонам. Уже вечереет, и по сторонам от нее то тут, то там загораются фонари, витрины, переносные стенды. Вспыхивают, подобно маякам, светлячкам, путеводным огням. Эйприл не оглядывается. Путь хорошо ей знаком и так, нет смысла отвлекаться.

Когда же приходится задержаться на очередном перекрестке, не успев на зеленый сигнал светофора, девочка зябко потирает ладонями плечи — еще одна причина не задерживаться на одном месте надолго. Почти летнее тепло к ночи исчезает бесследно. Однако, выходя из дома, Эйприл не надевает куртки. Хотя у нее и есть, почти такая же, как оставленная в крепости. Пускай. Недалеко, добежит.

Однако на границе площади, отделяющей старую церковь от жилого квартала, Эйприл все же останавливается. Прячет ладони в подмышки и вглядывается в черный даже на фоне вечернего неба силуэт здания. Верхний этаж… как же он, блин, называется? — озарен уже привычным тревожным синим светом, ниже же стены черны и неприглядны.

В душе вновь просыпаются былые сомнения и страхи. Может, она и правда сошла с ума? — еще раз совать в голову в пасть тигру. Ее вполне могут не пропустить охранники-Футы, тем более, в позднее время. Может встретиться Острозуб… ну и пусть в прошлый раз он сам шарахнулся от нее, сейчас-то псу нечего бояться. А может, ее просто никто не ждет. Прогнал же сам, точнее, перепоручил это сделать безликим Футам, даже не оглядываясь лишний раз в ее сторону. Правильно, на что Шредеру лишняя обуза, ни куноити, ни заложница, вообще не пойми кто?

Знакомое здание в сгущающейся тьме выглядит зловеще. Эйприл смотрит на него издалека, не решаясь приблизиться. И даже не знает, что страшнее — быть пойманной как шпионка со всеми вытекающими последствиями или же просто оказаться ненужной.

Но оставаясь здесь, она так ничего и не узнает. Эйприл растерянно оглядывается. Может, еще не поздно вернуться. Домой, к друзьям, куда угодно — лишь бы не стоять здесь в неподвижности, гадая, как ее встретят.

Эйприл решительно сжимает ладонью амулет и делает шаг. Потом еще один. И еще. Ярд за ярдом вокруг нее сгущается тьма, не нарушаемая даже светом дальних фонарей. Девочка не оглядывается. Эйприл привыкла к темноте еще во время ночных патрулей с ребятами. Она придает всему какой-то новый, нездешний оттенок. И добавляет уверенности и смелости, скрывая лица и очертания.

* * *

Как ни странно, возле массивной двери с ручкой-кольцом охраны не оказывается. Как и далее по коридору. А может, они просто не показываются ей на глаза, не считая заслуживающей внимания. Эйприл не знает и не желает знать. Она судорожно пытается припомнить расположение лестниц, а главное — путь, ведущий наверх, в «тронный зал». Что-то подсказывает девочке, что хозяина крепости следует искать именно там. Было бы чертовски глупо и обидно опоздать, просто заплутавшись в здешних переходах.

И вот она на месте. Те самые треугольные створки, с еле слышным шипением отворившиеся перед ней. Стражи у порога, по-прежнему упорно кажущиеся Эйприл неживыми. Длинная, почти что бесконечная дорожка меж крытых резервуаров, ведущая к подножию огромного, с виду каменного кресла.

И почти сразу же Эйприл видит его — темную фигуру на этом самом троне. Невидимые с порога светильники рождают в шипах и гранях доспехов отблески, окрашивая и лицо нездоровым голубоватым, почти мертвенным оттенком. По спине невольно пробегает холодок, Эйприл замедляет шаг. Зрелище величественное, бесспорно, но… затем ли она здесь?

Усилием переборов робость, она идет дальше. Похоже, что Шредер не заметил ее. А скорее всего, и вовсе не ожидал — во всяком случае, сумрачный неприступный вид наводит как раз на такие мысли. Проглотив обиду, Эйприл подходит ближе. Чему удивляться — она и сама не была уверена, что вернется.

Она уже почти у первой ступени, когда мастер ниндзя наконец переводит на нее взгляд. И поднимается навстречу. Уже знакомым, страшновато неуловимым движением. Но в нем нет угрозы. Эйприл чувствует это наверняка.

Подходит ближе, практически вплотную… Какой же он все-таки огромный! Почти в два раза выше нее. Но Эйприл не боится. Охрана здесь, и если бы ее желали вышвырнуть немедленно, это бы уже произошло.

— Это ты? — голос ниндзя звучит привычно глухо и невыразительно, но Эйприл слышит в нем нотки волнения. Может, и кажется, как знать?

— Конечно, — приободрившись, она делает еще один, последний шаг. И поднимает голову, заглядывая в глаза. Сама не зная, что именно надеется увидеть.

Светлые, неподвижные, с виду точно такие же, как и прежде. Но что-то неуловимо поменялось. Пусть и не столь значительно. Мастер Фут остается врагом ее друзей, и при очередном их столкновении Эйприл будет с тревогой гадать, кто же уцелеет. И переживать. На этот раз за всех. Но когда это будет? Да и будет ли вообще? В это хочется верить вопреки всему.

Эйприл протягивает руку, осторожно касается своей ладонью его, аккуратно избегая острых шипов тэкко-каги. Шредер переводит взгляд на дракона, качнувшегося от движения. И в этот момент на запястье девочки смыкается крепкая хватка. Точнее, на обоих запястьях. Резко, судорожно. В голову приходит неожиданное сравнение с тонущим и соломинкой. Отнюдь не случайное.

И Эйприл понимает все. Чуть укоризненно качает головой.

— И все же ты не верил. А я ведь обещала вернуться. Я не сумею постоянно жить здесь, эти стены… они меня угнетают, — голос слегка дрожит, но девочка упрямо мотает головой и продолжает более уверенно: — И не только стены. Но и уйти я не могу. Черт возьми, я просто не в силах так поступить! Я не Караи и никогда ей не буду, — на этом слове голос снова подводит Эйприл, и она заканчивает уже совсем тихо. — Но пока я тебе нужна, я всегда буду возвращаться. Ты больше не будешь один. Обещаю.

Осторожно высвободив руки, она крепче сжимает ладони, словно скрепляя клятву. Слегка склоняет голову, не отводя глаз… ни слова, ни движения более. Да и нужны ли они?..