Тихий герой (Кастелян - 2) (джен)

Неужели Снейп прав, и этот мир — действительно Царство мёртвых? Не будем спешить с выводами: Квиррелл-то здесь не появился. А он совершенно точно должен был умереть: последнюю атаку он выполнял полностью «сухим», на собственной пране. Скорее уж, в этот мир попадают только «убитые» Авадой.

Получается почти тавтология, ибо Авада — это и есть портал, переносящий тонкую составляющую в этот мир. Лучше попытаемся понять, почему у меня до сих пор не сделана от этого полная защита? Да, портал нематериальный, и да, он чудовищно поломанный, как если бы конструктор плетения не понимал и не видел, что именно он делает. Но неужто я, маг Пустоты, не построю блокиратор такого рода порталов?

И работать этот способ будет всегда, даже в том случае, когда зелёный метеор уже коснулся тела или кастующую палочку воткнули тебе в ногу.

Я огляделся вокруг. Тёмное небо частично было закрыто тучами. Судя по мокрой траве, здесь недавно прошёл дождь. Всё правильно: где есть реки, там должны быть и осадки. Давешняя река, кстати, рядом: сейчас я находился не на высоком обрыве, а на покрытом травой пологом склоне, спускавшемся к песчаному берегу.

Пристани и лодок не видно. Перевозчику пристань не нужна, а сам он сейчас занят другими пассажирами? Что ж, подождём. Торопиться некуда.

— Странное место, — произнесли рядом незнакомым мальчишеским голосом.

Я обернулся и увидел… себя. Почти. Тощий подросток — такой, каким был бы я, приди в Хогвартс от Дурслей и не занимайся ни бегом, ни плаваньем. Одежда на два размера больше, непослушная взъерошенная шевелюра наползает на лоб, немного наивные изумрудные глаза и очки-велосипеды, под линзами которых эти глаза иногда близоруко щурятся.

Неужели этот неприятный голос — мой? Не было у меня возможности записать себя на магнитофон и послушать, к сожалению.

— Тёзка? — наудачу спросил я.

— Нет. Я — Гарри. Гарри Поттер, — парень улыбнулся. — Тот самый «олень», что собирал тебе чемодан в Хогвартс.

— Да неужели? — восхитился я. — А ведь я знал! Я всем говорил, что неуловимый Гарри — существует!

Парень печально улыбнулся.

— Знаешь, я даже частенько стоял у тебя за плечом. Так что ты оборачивался в правильном направлении.

— Вот как… — я испытующе посмотрел на него. — А… *где* ты вообще был? И как… ну, как так получилось, что мне пришлось занять…

— Не знаю, — парень задумчиво помотал головой. — У меня было достаточно времени и обдумать, и исследовать, но… В общем, у меня в то утро очень сильно болела голова. Она вообще сильно болела с тех пор, как нам… нас письмами стали заваливать. Есть там одна ваза, якобы подарок Мардж… Короче, уже когда меня везли на вокзал, вместе с Дадли на заднем сидении, он мне локтем по шраму заехал, и… наверное, мне хватило. Я очнулся только на вокзале, рядом с… собой. Можешь себе представить, что со мной было, когда я понял, что меня никто не видит?

— Сочувствую. — Теперь была моя очередь смотреть на него испытующе. Но парень, похоже, давно успокоился и разобрался в себе, моя поддержка не требовалась. — А немота тоже… от головы?

— Нет. Это когда тот бородатый великан к нам в хижину вломился. Жути в ту ночь натерпелись вообще все, ну а я… вот.

— Погоди. Ты что, в хижине живёшь? А я всем говорил, что в Литтл-Уингинге…

— Всё верно. На Тисовой, 4. Но когда нас совсем письмами забомбили, мы в бега подались. А письма нас везде находили. Дядя Вернон, в конце концов, вывез нас на северное побережье, снял какую-то халупу на каменном островке, перевёз нас туда на лодке… А этот Хагрид ближайшей ночью туда и наведался.

— Вот оно что… У меня была похожая история с письмами, но я убедил своих никуда не ехать. И Хагрид припёрся в Литтл-Уингинг.

— Представляю себе это кино! И что?

— Ну… Мнится мне, что стены в доме прочнее, чем в хижинах, так что когда этот лось попал-таки в прихожую, полфасада пребывали в руинах.

— Да… кино невесёлое.

Удивительное дело: я знаю его лишь несколько минут, но у меня стойкое чувство, что разговариваю с братом-близнецом, жившим со мной под одной крышей всю жизнь, но лишь минуту назад отлучившимся на улицу вынести мусор.

— Слушай, — спохватился я. — А ведь я всем рассказывал свою версию случившегося… типа, вломился в дом, тяжёлая ночь…

— Ерунда, — махнул рукой Гарри. — Я следил за педсоветами, где Дамблдора песочили на эту тему. Они всё поняли по-своему, в правильной интерпретации.

— Педсоветы?! — восхитился я. — Это ж… Самый секретный секрет в любой школе! А не какие-то там камни!

— А то! Ты в курсе, например, что нас не Хагрид, а Дамблдор должен был визитом почтить? Но его радикулит прострелил, козла старого!

Мы дружно захохотали. Смеялись, конечно, не по поводу старческой немощи, а потому что ещё один интереснейший кусочек паззла встал на своё идеальное место. Уверен, Гарри меня понимает, хоть и узнал эти сведения много раньше меня.

Отсмеявшись, я задумчиво посмотрел на парня. Стало быть, он мог посещать педсоветы. И, надо полагать, не только их. Искренне надеюсь, что ему хватило ума не тратить это время на девчачьи душевые.

Словно прочитав мои мысли, Гарри посмурнел. Да что там — сильно помрачнел.

— Я… ничего не смогу тебе рассказать, Гарольд. Наверное, это как у тебя с Квирреллом было. — Он посмотрел на меня, убедился, что я понял, о чём речь, и вздохнул. — Даже с учётом того, что я буквально разрывался: учиться у тебя или слушать… вот это всё…

Он посмотрел на меня с непонятной затравленностью и обречённостью во взгляде.

— Мне кажется, я узнал слишком много, Гарольд. Меня не выпустят. Да я и сам, после всего, что там насмотрелся…

Взгляд был даже не тоскливый — откровенно потухший. Мне это очень не понравилось.

— Может, всё же разделишь эту ношу? — спросил я серьёзно, имея в виду отнюдь не любопытство. — Ну, будем вместе здесь куковать, «невыпускными». Но тебе легче станет.

— И думать забудь! — отрезал Гарри. — Знаешь, сколько там работы? А кто её делать будет?

— Ну тогда и ты не парься! Работы много, рабочих мало — выпустят. Посмотри вокруг: сколько, по-твоему, здесь *настоящих* тайн? Что им какая-то там Земля? Подумаешь, разузнал о паре тайных обществ, да где у каждого из их верхушки геморрой выскочил. Разве это сравнимо? — и, чтобы подбодрить друга по-настоящему, спросил: — Расскажи лучше, чему научился?

Гарри смотрел молча, не торопясь отвечать. Мне за спину смотрел. Ну вот почему они всегда из-за спины выходят?

— Ты снова здесь, — произнесли спокойным, безэмоциональным голосом.

* * *

Голос был женский. Ранее я его совершенно точно не слышал. Трудно не запомнить собеседника, в каждом слове которого звучит если не вечность, то тысячелетия жизненного опыта.

— Да, госпожа, — повернулся я, собираясь воспитанно поклониться, но… никого не увидел.

Подозрительно покосился на Гарри, однако тот, судя по взгляду, собеседницу наблюдал уверенно. Хм… Возможно, «ты снова здесь» было адресовано не мне, так что я решил вежливо помолчать, уставившись примерно туда же, куда смотрел и Гарри.

Молчание затягивалось. Мой однофамилец нерешительно посмотрел на меня. Как же всё сложно… А, понял!

— Извините, — сказал я, начиная формировать давнюю заготовку. — Это не домашняя работа, я не собирался попадать сюда так быстро, но… В общем, вот.

— Что это? — спросил голос после непродолжительного изучения моего «шедевра».

— Зеркало, госпожа.

— Я поняла. А разве…

— Да, госпожа, — подтвердил я, ни в коем случае не перебив, а дождавшись уверенной паузы после неоконченной фразы. — Не понимаю почему, но у британских магов нет заклинания зеркала. Я пообещал одной девочке, что научу её вызывать этот нужный девчонкам аксессуар, но обнаружил, что научить ничему не могу. Оно у меня пятимерное, я… сделал его на основе блоков вашего «Люмоса».

Воцарилось минутное молчание с тем ощущением, будто в качестве дипломной работы от меня ожидали несколько больше предложенного.

— А, простите, — опять спохватился я. — Смотрите, это ещё не всё. Вот так можно поменять местами правую и левую сторону. Удобно, если взялся себя постричь, по себе знаю. Вот так — укрупнить отражение. А вот так — посмотреть на себя сзади, сверху, да и вообще с любой точки. Не нужно мучиться с несколькими зеркалами. Вот здесь — входы для иллюзионистов, можно накладывать на своё отражение другую одежду и причёску, но в этом я уже не специалист.

Мы опять надолго замолчали. Чем-то строгий экзаменатор продолжала оставаться недовольной.

— Зарегистрируйте его, пожалуйста, — попросил я. — Я не знаю, почему у нас есть «Lumos» и «Tempus», но нет «Speculum». Но им на нашем острове будут ежедневно пользоваться тысячи людей — столько, сколько есть неравнодушных к своему внешнему виду.

— Заклинание я зарегистрирую, — сказал голос. Моё плетение на глазах изменилось, становясь проще, непонятнее и… Какова его размерность? — Однако твоя предыдущая работа была лучше.

— Почему? — искренне удивился я, оторвавшись от созерцания удивительной картины того, как настоящий мастер лепит на пробу варианты кружев, на каждое из которых у меня уходила бы неделя проектирования. — Ведь в этот раз я принёс работающий… прототип.

— Здесь нет той красоты, что была в прошлый раз, — пояснили мне. — Чуда. Свет без источника света, помнишь?

— Госпожа, — я потерянно опустил руки. За кого она меня принимает? — Я же не демиург. Я могу или понимать, как оно работает, — но тогда это не будет чудом. Или попросить магию оформиться в чудо — но тогда я не буду знать, как оно устроено. Иначе ничего не получится.

— Ты стал понимать чуть больше, — произнёс голос, впервые с начала беседы немного потеплев. Кружево перед нами приняло окончательный, изящный вид. — Если найдёшь волшебную красоту, приноси без раздумий. Её примут всегда.

— То есть это не годится, — пробормотал я.

— Для одного раза годится, — успокоил голос. И добавил с лёгкой иронией: — Ты же не думал, что получить постоянный пропуск будет столь легко?

— Теперь я знаю больше, — кивнул я и улыбнулся.

Меня «тормошат». Значит, нужно просто сосредоточиться на том, чему меня пытаются научить. Ничего, идей на новые заклинания я накопаю. Знать бы только, какие из них… наделены красотой в их глазах.

— «A’yine», — внезапно произнесла палочка у меня за ухом.

Окрестности полыхнули магией, и в стороне от нас появился изящный овал ростового зеркала. Магическая вспышка на миг осветила собеседницу, и… исчезать полупрозрачная фигура не стала.

Одежда из нескольких, сложным образом намотанных на тело больших кусков ткани. Никакой выкройки этот фасон не предполагает, а ткань вместо этого в нескольких местах закрепляется крупными изящными застёжками. Древнегреческие статуи «одеваются» похожим образом. Лица женщины видно не было — его полностью скрывал глубокий капюшон. Одеяние было одноцветно-белым.

— «Speculum» его второе имя, — произнесла собеседница. — Не забудь передать его людям.

— Конечно, госпожа, — поклонился я и… замер.

Эта её просьба — приносить сюда красивые идеи… Как всегда, совершенно не вовремя, меня озарила ещё одна догадка. Спустя два долгих года мучительного и досадного непонимания очередной, очень важный кусочек мозаики встал на своё восхитительно прекрасное место.

— Дети, — пробормотал я ошарашенно.

Неужели так просто?

Все эти бесконечные «Уши в груши» и «Волосы в клумбу»… Я поднял глаза и посмотрел на собеседницу в простом хитоне и пеплосе. Не было никаких «по пьяни», «по приколу» и «им больше заняться нечем».

— К вам иногда попадают совсем маленькие дети, — озвучил я свою догадку. — И несут чудеса. Как превратиться в стайку пёстрых красивых птиц. Или обратить драчуна в уточку, чтобы не мешал играть.

И местные кудесники выполняли подобные заказы, причём в варианте, абсолютно безопасном для детей. Превращённая в тыкву голова непостижимым образом продолжала дышать и думать, а летящая стайка птиц — не сходила с ума от обозрения мира из десятков разнесённых глаз и не рисковала неожиданно вернуться в человеческую форму слишком высоко от земли.

Как эти малыши попадали сюда? Что при этом чувствовали? И главное, что с ними было после? Ведь нигде нет ни одного свидетельства об этом удивительном месте.

— Мы никого не пленяем, Гарольд, — терпеливо ответила проницательная женщина. — Мало ли что увидят дети, придремав в тени спокойного полудня? А кому дано больше, с того и спрос другой, согласен?

Ну да. Что им с моих скучных заказов? Решить задачу безопасного пребывания летающей стайкой, без необходимости обучаться полёту хотя бы одной птичкой, не говоря уж о десятке пар крыльев и хвостов — это достойный вызов. А тут я со своими трубами…

— Да, госпожа, — вздохнул я. — Благодарю за урок.

— Малышами у нас занимаются мастера помоложе, — словно услышав мои мысли, «утешила» женщина.

Опасаюсь интересоваться, чем занимаются мастера постарше и поопытнее. Как бы не пришлось убедиться, что наш случай — из таких.

— Теперь ты, Гарри, — словно вторя моему настроению, с печалью обратилась собеседница к моему «близнецу».

— У меня есть кое-что и для него, — вскинулся я, но, припомнив предшествующий разговор, стушевался. — Правда… там чудесного ещё меньше, но…

— Нет, — вдруг отозвался молчавший до этого Гарри.

* * *

Я удивлённо посмотрел на него.

— Да ладно тебе, — сказал я успокаивающе. — Не подойдёт эта идея — придумаем другую. Мне кажется, — я покосился на женщину, — нас стремятся научить чему-то, а не поймать на недостаче и оставить тут навсегда.

— Я не хочу возвращаться, Гарольд, — мрачно посмотрел на меня «тёзка». — Туда, в наш мир.

— Почему?

— Ты помнишь, как тебе было плохо, когда ты в поезде ехал? Со мной такое постоянно, Гарольд. Сколько себя помню. Наверное, я настолько привык к этому, что и не представлял себе иного. Находясь рядом с тобой первые несколько дней, я недоумевал и не мог поверить: за что мне это свалившееся на меня блаженство?

— Соболезную, — вздохнул я. — Но мы ведь всё вычистили? Избавились от отравы, вытащили… тот кусок души?

Я покосился на женщину и непроизвольно поёжился. Гарри тоже вздрогнул, но в ответ на какие-то свои мысли.

— Меня вернут назад, на овощную грядку, — обречённо произнёс он. — Накачают дурманом, свяжут внушением… Гарольд, я видел больше тебя. Тот вечер первого сентября… Ты знаешь, почему Дамблдор не пытался повторить ничего подобного ещё раз?

— Сам над этим голову ломал, — согласился я. — Но кое-что для него приготовил, на случай если бы полез.

— Значит, правильно он всё делал, старый лис. Боялся он тебя, Гарольд. Несколько раз осторожно ткнул — и отложил на будущее. Но он не отступит. Не тот случай.

— Почему? Да зачем мы ему нужны-то?

— *Ты* ему нужен, — со значением посмотрел на меня Гарри. И потёр лоб рукой.

Вот как… Ему нужен крестраж? Ему нужно уничтожение крестража? Ему на какое-то время нужен работающий крестраж, а потом его нужно уничтожить? А, кстати…

— Дамблдор не знает иного способа избавиться от филактерии на живом носителе, кроме как… вместе с носителем? — осторожно уточнил я, видя, что Гарри связан какими-то ограничениями и ходит по грани дозволенного.

— Ты ведь тоже этого способа не знаешь, — резонно ответил Гарри. — Луна — она… одна такая.

Мы, не сговариваясь, посмотрели на женщину. Та присутствовала при нашем разговоре, но не вмешивалась и не собиралась помогать, лишь терпеливо ожидала, когда два ребёнка придут к нужным выводам сами. Наверное, здесь спешить некуда. Помнится, у этого мира особые отношения со временем мира реального.

— Если директор почувствует, что я изменился и ослабел, стал прежним оленем… Он медлить не будет. Мой конец у него давно…

Парень осёкся и закашлялся. Да что же это такое! Что за монстр этот Дамблдор? Зачем? За что?

— Но… ты же чему-то научился, Гарри, — напомнил я. — Ты точно уже не олень. Зубы какие-то есть, а главное — знания о врагах!

— Ты сильно поднял планку, Гарольд, — отдышавшись, просипел «тёзка». — Если б с этими знаниями, да на первый курс… Они встревожены и больше не склонны тебя недооценивать. Они придут подготовленными. Лично у тебя были бы шансы, но я…

Паренёк с тоской смотрел куда-то за горизонт.

— Я хочу найти родителей, Гарольд. Говорят, они тоже погибли из-за Авады, — значит, могут быть где-то здесь.

— И что ты им скажешь? — я досадливо смахнул пот со лба, едва не сбросив непонятно когда проявившийся венок. — Мама, папа, вы погибли, защищая меня, но теперь я тоже с вами, потому что мне надоело жить?

На «тёзку» было больно смотреть. Удар, конечно, ниже пояса, да и Гарри отчасти заслужил право не спешить возвращаться в родное лоно долбаного мира, но… *Так уходить* — неправильно.

Я вздохнул. Венок ещё этот, «Ему» какого-то искать для него. Гарри-то он точно не нужен: мы этот крестраж из его тела выковыряли. Мне вот в первый раз вообще венка не потребовалось. Хм…

— Слушай, — сказал я тише. — У меня ведь всё по-другому было. В восемь лет Дурсли меня чуть до смерти не забили. Я, наверное, аппарировал из чулана, загибаясь без сознания. Очнулся в своём будущем Замке. Именно там многому и научился.

— Вот оно что, — слегка заинтересовался Гарри. — Я-то понять не мог, откуда ты всё знаешь. Повезло тебе. Но я всё равно не вернусь, Гарольд. Я буду сопротивляться, живым не дамся, заберу с собой побольше этих мразей… Но всё равно окажусь здесь. А убивать нам…

Он опять закашлялся.

— Я к чему, — продолжил я мысль, дав ему успокоиться. — Раз уж нашлось два мира с очень похожими пацанами, почему не найтись третьему? Такому, где нашему восьмилетнему пацану… повезло меньше.

— Ты хочешь, чтобы…

— Если уж ты не желаешь возвращаться в растревоженное мною осиное гнездо, сделай хотя бы такое доброе дело.

— Но… в чём смысл, Гарольд? — нахмурился «тёзка». — Всё равно к одиннадцати годам я окажусь у Дамблдора.

— Ты окажешься на первом курсе с ничего не подозревающим директором, — возразил я. — У тебя будут кое-какие знания. А ещё — несколько лет форы, которые ты можешь потратить на подготовку. Если тренироваться без палочки… Ты ведь магию видишь?

— Я примерно представляю, как этого добиться, — пробормотал Гарри, думая о своём. — Зная точно, как она выглядит… Но есть ли такой мир?

Не сговариваясь, мы повернулись к женщине. Помолчав с минуту, та произнесла:

— Семилетний мальчик со шрамом, живёт в чулане под лестницей. Вчера его ударило по затылку прилетевшим куском кирпича. Его оставили без ужина и заперли в чулане. Внутричерепная гематома не позволит ему дожить до утра. — Женщина вздохнула. — Он настрадался больше тебя, Гарри. Если заменишь его, это будет доброе дело.

— Конечно, госпожа. — Из глаз «тёзки» уходила обречённость, возвращая им изумрудный блеск. — В таком деле есть хоть какие-то шансы.

— О! — спохватился я. — Чуть не забыл. Раз такое дело, ты и есть «Ему». Вот, держи. Добавит шансов, если вытерпишь его один раз.

Гарри невольно вздрогнул, увидев протянутый венок. Я тоже не спешил его вручать, испытующе глядя на парня.

— Или, может, всё же вернёшься? — с надеждой спросил я. — Луна что-нибудь придумает, я уверен.

— Мне нравится рыжая Джинни, — вздохнул Гарри, нисколько меня не смущаясь. — Олень и есть олень. Я мог бы… из благодарности к тому, что ты сделал… Но она всё поймёт в первое же мгновение, Гарольд.

Он склонил голову так же, как делал я. Через мгновение венок исчез в его растрёпанных волосах. Потерев в свою очередь лоб, Гарри посмотрел на меня, потом на женщину.

— Позвольте мне сказать хотя бы это, — попросил он.

И дождавшись чего-то, видного лишь ему одному, повернулся ко мне.

— Гарольд, постарайся никого не убивать. Дамблдор очень рассчитывает на убийство, пусть даже из самообороны. Ты во многом развяжешь ему руки.

— Что, всю жизнь терпеть? — удивился я.

— Ты поймёшь, когда… для него это потеряет актуальность. Но в общем… да, это и по жизни не приветствуется.

— Хорошо, Гарри. Присмотри за Луной, если она там будет.

— Замётано. А ты… поможешь, если что?

— А ты — поделишься сведениями, если что?

— Quid pro quo?

— Cui prodest?

— Нам обоим.

— Зови, если припечёт. Ну, или просто так… зови.

Некоторое время мы стояли молча. Понятия не имею, нужно ли прощаться в таких случаях.

— По этой дорожке, Гарри, — произнесла женщина, указывая куда-то вдоль реки.

Вздохнув и улыбнувшись напоследок, «тёзка» уверенно последовал в указанном направлении. Какие ещё дорожки?

Дождавшись, когда Гарри удалится и растает в воздухе, я присел и внимательно посмотрел под траву. Там, куда ушёл парень, в густой степной растительности действительно виднелись отдельные бежевые камни старой мостовой. Но как он её разглядел?

— Каждый гость видит в этом мире что-то своё, — пояснила женщина. — Однако в магии всё взаимосвязано. Если кто-то оказался здесь на вокзале, ты вполне можешь найти рельсы, идущие прямо под поверхностью вот той реки.

— Могу я поинтересоваться, что видите здесь вы, госпожа? Ну, кроме реки.

Помолчав, женщина ответила другое:

— Тебе пора возвращаться, Гарольд.

* * *

Что-то в этой интонации мне не понравилось.

— Но я же там ещё появлюсь? — уточнил я. — У «второй» Луны?

Собеседница не спешила отвечать на этот вопрос.

— Гарольд, как ты думаешь, чем ты занимался в том мире?

— Проходил наказание, наверное, — пожал плечами я. — Мы с Луной увлеклись…

— Не стоит говорить мне неправду, Гарольд, даже защищая свою Видящую. Поверь, ей здесь никто не собирается навредить.

— Да, госпожа, — кивнул я. — Но только с патронусом мы оба поучаствовали.

— Именно поэтому ты и исправлял сделанное вами обоими, — сообщила женщина. — Все твои поступки, плохие и хорошие, будут перенесены из того мира в твой. Вся твоя жизнь *там* влияла и выправляла твою родную реальность.

— Поэтому я никому не мог сказать о Квиррелле заранее, — подтвердил я свою раннюю догадку.

— Чтобы выправить канву, ты должен был проложить ещё одну, рядом, со стежками примерно в тех же местах.

— Честно говоря, я бы предпочёл поселиться во втором мире, но перенести туда в качестве «исправления» Саргас, — вздохнул я. — А остающийся шапито пусть идёт своим чередом.

— Зачастую мы вынуждены находиться там, где нужны, а не где нам хочется.

Ну да. Не отменять же слова «Возвращайся» одной моей знакомой Видящей…

— Погодите! — вернул я обсуждение к более важной для меня теме. — Но как же насчёт «второй» Луны? Я смогу её навещать?

— Гарольд, — помолчав, ответила женщина. — Тебе некуда будет возвращаться.

— Почему?

На этот раз собеседница отвечать не стала, предоставив мне догадываться самому.

— Это потому… что нас поразили Авадой? И Гарри отказался возвращаться?

— Мне жаль, Гарольд. Национальный герой не выжил.

— Но… давайте, я сам туда буду иногда возвращаться!

— Как ты себе это видишь, интересно?

— Так же, как я только что повторно прожил почти год, — пояснил я свой план. — Каждый курс буду учиться дважды, вот! За себя и за того парня.

— И с каждым переходом ты будешь переносить перемены из одного мира в другой? Гарольд, а тебе не многовато… подруг будет, для одного?

— Два гружёных воза проблем вместо одного? — не понял я, в чём тут у неё-то сложности. — Плохо, конечно, но куда же деваться, если так получилось? Буду тащить! «Всё придётся делать дважды», помните?

— А кто тебя просил её разыскивать?

— Я не отказываюсь от ответственности, госпожа, но, по-моему, от меня ничего не зависело, — возразил я. И добавил тише, припомнив всепроникающие аппарации Луны: — Она бы меня и на краю света достала.

Помолчав, женщина произнесла с сожалением:

— Нельзя каждый год перешивать континуум, Гарольд. Реальность истреплется и превратится в решето.

— А ничего не менять при переходе можно?

— Второй мир выбирался, исходя из задачи выправления первого. Он… отражение. Не совсем полноценное, если не вдаваться в подробности.

— Но что-то же можно сделать? — припомнил я свой последний аргумент в самый первый поход в Хрустальный мир. — Неужели мы…

Я осёкся, не произнеся «отменим слова Видящей» и заменив их:

— … Сделаем данные им обещания невыполнимыми?

— Тебя только Видящая интересует? — уточнила женщина.

— А другие?..

— Изменятся так, что станут похожими на недавний мир.

Я молча кивнул. Спохватившись, уточнил:

— Будет две Луны?

Женщина молчала долго, погрузившись в поиск решения поставленной мною задачи. Наконец вздохнула и ответила:

— Двум Видящим находиться рядом невозможно. Кроме того, у меня имеются просьбы не только от тебя… Красивого решения нет, Гарольд, будь к этому готов. Но она сможет и рисовать, и шить… Это и её выбор, отчасти… Не знаю, почему я тебе всё это рассказываю.

Она требовательно посмотрела на меня.

— Что у тебя там ещё было приготовлено?

Догадавшись, о чём речь, я сформировал конструкт.

— Вот. Метамагический префикс. «Размножь следующее заклинание» при условии, что сил хватит.

На меня посмотрели очень… неприятным взглядом. Будто только что продали бесценный бриллиант за кота в мешке и обнаружили внутри без недели падаль.

— Госпожа, — сказал я тихо. — У нас — не вечная весна. Чтобы маленькие дети могли беззаботно летать стайками по тёплым коридорам, кто-то должен зачаровывать многие километры труб. Мне придётся иногда приносить вам не только красивое, но и нужное.

Женщина вздохнула и покачала головой.

— «Incantatem multiplico octies: Lumos», — произнесла палочка.

Вокруг зеркала зажглась восьмёрка ярких голубых огней.

— С тебя даже взять нечего: всё немедленно понадобится, — пробормотала она, опять помолчав. — Никаких полётов до Самайна. И никаких мгновенных перемещений до тех пор, пока…

И тут, будто в заштампованном кинофильме, когда любому взрослому понятный мат «запикивают» корабельным ревуном, где-то за кадр… за горизонтом заорала птица размером с тот самый теплоход. Нет, ну что за дешёвые эффекты? Вы же и так берёте у меня виру!

— … за исключением переходов в Саргас, туда и обратно. Займись уже делом, Гарольд! Тебе понятно?

Чем же я был занят до сих пор?

— Да, госпожа.

— Замок будешь будить сам.

Чего? Куда меня возвращают?

— Достань мантию.

Э-э… А, наверное, имеется в виду *та* мантия. Я достал из хранилища, которое здесь почему-то работало, плащ-невидимку.

— Расправь. — Женщина дождалась требуемого и положила на невесомую ткань большую охапку хрустального гербария, аккуратно вырванного с корешками. — Передашь ей. Замотанное в мантию можешь помещать в свои карманы, оно не повредится и не завянет.

О… это, скажу я вам, много интереснее какой-то там невидимости. Посмотреть на Изнанку своими глазами и не сдохнуть… А у меня как раз отобрали прыжки на неопределённый срок. Ну где справедливость?

— И думать забудь! Делом займись, тебе сказано!

Я решил ничего не отвечать. Найду дело дельнее предыдущих дел — займусь.

Помедлив, женщина подошла ближе.

— Ты берёшь на себя чужую вину и подставляешься под заклятия, спасая других, — сказала она, касаясь моего оберега Видящей. — Это благородно. Но ещё лучше — думать головой и заранее уводить других из-под удара, Гарольд.

— Мне кажется, у этого… упыря учтены все мои детские метания, госпожа, — ответил я, отмечая, что меня опять начинает куда-то утягивать сквозняком.

— Жду тебя на Йоль, — услышал я напоследок. — Не забудь передать заклинания людям.

* * *

Полностью прийти в себя после таких переходов удаётся не сразу. Однако, даже вынырнув из душных вод наркозного дурмана, вдохнув влажного застоялого воздуха и с трудом разлепив глаза, мне не удалось избавиться от темноты перед глазами.

Свет вокруг отсутствовал напрочь. Было тихо. Очень хотелось пить и… в туалет. Тело с трудом отходило от долгой неподвижности, чувствительность в конечности возвращалась вместе с миллионами жутко болезненных иголочек.

Я лежал на животе на скользком грязном полу, усыпанном мелким и довольно колючим мусором: неосторожно дёрнувшись, я едва не порезал ладонь. Осколки? Рука при движении упёрлась во что-то длинное, холодное и железное. Весьма похоже на двустволку…

На безымянном пальце знакомым домашним теплом стукнулось кольцо Саргаса, возвещая о готовности и радуясь пробуждению хозяина. Отложив прояснение любых других вопросов на потом, я ухватил ружьё и перешёл.

На этом вторая книга заканчивается.

Третья книга пишется, но делается это небыстро.