Ведьмино отродье (hag born) (джен)

День Гарри не задался с самого утра. Для многих детей эта теплая летняя пора была самым желанным временем года. Июль, каникулы, отдых. Но только не для Гарри. Родственники недолюбливали его: тётка постоянно нагружала домашней работой вроде приготовления завтрака на всю семью, ухода за газоном, уборки площадки перед домом и внутри дома само собой, освобождая себе время для просмотра бесконечных мыльных опер по телевизору или столь же бесконечных сплетен с подругами по телефону; любимым же развлечением его дяди было попрекать Гарри куском хлеба и крышей над головой, которые они предоставили "свалившемуся им на голову" племяннику. Но хуже всего был кузен, крупный и агрессивный Дадли, постоянно унижающий и избивающий Гарри. Для Дадли летним развлечением была, как он говорил, "охота на Гарри", что для последнего означало бегство от кузена и его придурковатых приятелей и дальнейшее шатание по улицам, паркам, пустырям и недостроям до самого вечера в попытке не попадаться на глаза банде малолетних дегенератов. К этим прогулкам сам Гарри относился двояко, с одной стороны он был избавлен от побоев, оскорблений и попреков, с другой — ходить приходилось как правило голодным, карманных денег у него обычно не было за редким исключением, когда удавалось найти потерянную мелочь на тротуарах у остановок и магазинов, что случалось нечасто.

Надо сказать, в "охоте" Дадли преуспевал исключительно редко. И Гарри сам иногда не мог понять почему — настолько удивительные дела в эти моменты с ним происходили. Один раз, убегая от дружков кузена, он оказался на крыше здания и сам не смог понять, как он исхитрился забраться по отвесной стене так быстро и так высоко. Ещё как-то раз грубо отпихнувший его Дадли провалился сквозь стекло террариума и оказался внутри, а огромный питон — снаружи, сильно перепугав посетителей зоопарка. Случаи эти до ужаса пугали Дурслей, которые наказывали Гарри не взирая на его уверения, что он абсолютно не виноват в этих происшествиях. Как правило, после таких инцидентов он получал двойную порцию работы от тёти, пару крепких затрещин от дяди и пинок от кузена, а потом сидел в своей комнате, получив на обед кусок хлеба с остатками чая.

Комната у Гарри тоже была особой, по выражению его дяди Вернона "в самый раз для такого лодыря и бездельника": это был чулан под лестницей, темный и тесный. В таких обычно хранят щетки и тряпки, но в доме Дурслей там жил Гарри, что впрочем не мешало хранить в нем предметы уборки. Как со смехом отмечал Вернон: "О тебе же забочусь, парень! Начнёшь уборку — и ходить далеко не надо, меньше устанешь, как раз для такого лодыря как ты".

Сегодняшний июльский день не грозил стать исключением, начавшись с мерзкого запаха плавающей в кастрюле серой массы. Настроение у семьи было вроде ничего, и Гарри рискнул спросить, что это такое. Как оказалась, это была "новая" школьная форма Гарри.

— И как я не догадался, что её нужно для начала заквасить, — пробормотал он удивленно.

— Не строй из себя дурака, — отрезала тетя Петунья, — Я специально крашу старую форму Дадли в серый цвет. Когда я закончу, она будет выглядеть как новенькая.

Гарри никак не мог в это поверить, но решил, что лучше не спорить. Он сел за стол, стараясь не думать о том, как будет выглядеть в свой первый день в «Стоунвелл Хай» — наверное, так, будто вырядился в шкуру мамонта. В прихожей послышался знакомый скребущий звук — почтальон просовывал почту в специальное окошко в двери.

— Дадли, поди принеси почту, — проворчал Вернон.

— Отправь за ней Гарри, пап.

— Гарри, метнись за почтой!

— Отправь за ней Дадли, дядя — сказал Гарри, живот которого урчал от голода, пока он примерялся к бутерброду с маслом и колбасой. Предчувствуя очередной этап охоты, он планировал плотно позавтракать.

— Дадли, ткни-ка его своей новой тростью!

Гарри, чувствуя, как еда уплывает из рук, уныло поплелся за почтой. Почты было немного: письмо от сестры дяди, Мардж Дурсль, с которой (и с мерзкими бульдогами которой) у Гарри было связано немало отвратительных воспоминаний; большой коричневый конверт, кажется со счетами; и еще один конверт из плотного желтоватого пергамента. Он сразу привлек внимание Гарри тем, что был опечатан. Тяжелая сургучная печать весомо легла в руку и хорошо прощупывалась, поэтому он вытащил письмо из пачки и поднес к глазам. Конверт был запечатан большой восковой печатью пурпурного цвета, украшенной гербом с изображением льва, змеи, барсука и орла с большой буквой "Х" посередине. На обратной стороне зелеными чернилами был написан адрес: "Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Бирючиновая, дом четыре, чулан под лестницей". Гарри вздрогнул и замер посреди коридора. Кто мог написать ему, ведь у него нет ни родственников, ни друзей? Может, это письмо из школы, например из библиотеки, хотя Гарри не помнил, чтобы был что-то должен там.

— Давай быстрее, пацан! — крикнул Дурсль. — Чего ты копаешься? Или ищешь в письмах бомбу?

Он громко рассмеялся собственной шутке.

Совсем ошарашенный, Гарри, запинаясь, прошел на кухню, молча положил письма на стол, и сел на табурет в стороне, внимательно рассматривая свой конверт. Вернон быстро вскрыл свои письма, недовольно хрюкнул, взглянув на счёт, и, свирепо бросив его на стол, вчитался в письмо Мардж.

— Мардж заболела, Петунья, — громко сказал он -съела что-то..."

Гарри, чувству себя незаметным, аккуратно разорвал конверт и начал разворачивать его, съедаемый любопытством.

— Пап! — внезапно раздалось у него над ухом. — Гарри тоже получил письмо!

— Какой идиот будет... — воскликнул Вернон, ловко выдернув письмо из рук Гарри, — писать ему... Тут он прочитал первую строчку, и цвет его лица внезапно изменился с обычно красного на зелёный быстрее чем сигнал светофора.

— П-петунья! — сказал он и в мгновение ока лицо его снова сменило цвет, став бледно-серым как овсяная каша. Дадли, видя, какой эффект оказало письмо, попытался выдернуть его из рук отца, но Вернон с неожиданной для его комплекции скоростью подпрыгнул и поднял вверх руку, чтобы Дадли не смог дотянуться. Тётя Петунья взяла письмо, прочитала первую строчку и, схватившись за горло, втянула в себя воздух с таким звуком, как будто сейчас задохнется.

— Вернон, о боже, Вернон!

Они смотрели друг на друга с ужасом, как будто разом забыв и о Гарри и о Дадли. Но Дадли был не из тех, о ком можно забыть.

— Я хочу узнать, что там! — заорал он и попытался выбить сначала конверт из руки отца, а потом письмо из рук матери, заехав по ходу дела своей тростью Вернону по голове, а Петунье по пальцам.

— Это мое письмо! — закричал Гарри, — отдайте! Оно пришло мне!

Но Вернон словно очнулся ото сна и, яростно взревев, легко сгреб за воротники обоих мальчишек, вышвырнул их из кухни в коридор и с треском захлопнул дверь, щелкнув щеколдой изнутри. Что происходит в кухне можно было увидеть сквозь щель между косяком и дверью, и за неё сразу началась яростная, но молчаливая и неравная битва. Победитель прильнул к щели, а Гарри на правах проигравшего лег на пол, прижав ухо к узкой полоске между дверью и полом.

— Вернон, — тихо произнесла тетя дрожащим голосом. — Вернон, посмотри на адрес, как они могли узнать, где он спит? Неужели они следят за домом?

— Следят… подслушивают… а может быть, даже ходят за нами по пятам, — пробормотал дядя Вернон, который, кажется, был на грани помешательства.

— Что нам делать, Вернон? Может быть, следует им ответить? Написать, что мы не хотим…

Гарри видел, как блестящие туфли дяди Вернона ходят по кухне взад и вперед.

— Нет, — наконец ответил дядя Вернон. — Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответ… Да, это лучший выход из положения… Мы просто ничего не будем предпринимать…

— Но…

— Мне не нужны в доме такие типы, как они, ты поняла, Петунья?! Когда мы взяли его, разве мы не поклялись, что искореним всю эту опасную чепуху?!

Тяжелые шаги двинулись к двери. Гарри едва успел вскочить и отпрыгнуть от двери, как та распахнулась, и в проеме показался Вернон, уже более привычного розового цвета, хотя лицо его всё еще было слегка перекошено от ужаса.

— Где мое письмо? — спросил Гарри, как только дядя Вернон протиснулся в дверь. — Кто мне его написал?

— Никто. Оно было адресовано тебе по ошибке, — коротко пояснил дядя Вернон. — Я его сожгу.

— Не было никаких ошибок, — горячо возразил Гарри. — Там даже было написано, что я живу в чулане.

— ТИХО ТЫ! — дядя Вернон пару раз глубоко вздохнул, а затем попытался улыбнуться, однако это далось ему с трудом, и улыбка получилась несколько натянутой.

— Э-э-э… кстати, Гарри, насчет этого чулана. Твоя тетя и я тут подумали… Ты слишком вырос, чтобы и дальше жить здесь… Мы подумали, будет лучше, если ты переберешься во вторую спальню Дадли.

— Зачем? — спросил Гарри.

— Не задавай вопросов! — рявкнул дядя Вернон. — Собирай свое барахло и тащи его наверх, немедленно!

В доме Дурслей было четыре спальни: одна для Вернона и Петуньи, одна для гостей (обычно этим гостем оказывалась тётя Мардж), одна для Дадли и последняя для хранения вещей Дадли, которые не помещались в его основной спальне. Всё свое имущество Гарри легко перенес за два подхода и теперь сидел в окружении множества поломанных вещей кузена и слушал истеричные вопли Дадли за дверью.

— Я не хочу, чтобы он там спал!.. Мне нужна та комната!.. Пусть уматывает!..

Гарри тяжело вздохнул. Еще вчера он был бы счастлив оказаться здесь, в собственной комнате, даже с окном, но теперь он предпочел бы сидеть в чулане с письмом, чем в спальне, но без него. Как он жалел, что не открыл письмо сразу же как только увидел. Оставалось только надеяться, что неизвестный корреспондент, не получив ответ, попытается снова прислать письмо. Гарри гадал, когда же это случится, как перехватить письмо у Дурслей, и всячески гнал от себя мысль о том, что план дяди и тёти сработает, и никто больше ничего не пришлет. Ему вдруг пришло в голову, что это могут быть какие-нибудь родственники погибшего отца, которого он никогда не знал. "Может, они даже не знали о моём существовании, живут где-нибудь в Шотландии или и того дальше, — думал мальчик, — а теперь они узнали обо мне и решили забрать. Вот бы это были мои бабушка и дедушка."

На следующее утро история, однако, получила продолжение: почтальон снова принес письмо. К сожалению, Гарри, обитавший теперь на втором этаже, не ожидал столь быстрого развития событий и не успел. Конверт достался Дадли.

— Тут еще одно! «Мистеру Г. Поттеру, дом четыре по улице Бирючиновая, самая маленькая спальня».

Дядя Вернон ринулся в коридор как носорог. Гарри рванул за ним. Дяде пришлось повалить Дадли на пол, чтобы вырвать у него из рук письмо, а это оказалось непросто, потому что Гарри сзади обхватил дядю Вернона за шею. После короткой схватки раскрасневшийся Вернон сжимал в руке измятый конверт с пурпурной печатью.

— Иди в чулан, парень,- с угрозой произнес он, дыша как бык на корриде. — а ты, Дадли... Просто уйди...

Гарри метался по теперь уже своей комнате, полон надежд и возбуждения. Тот, кто послал это письмо, кто бы он ни был, уже знает, что Гарри переехал в другое помещение, и не собирается останавливаться в своем стремлении доставить Гарри конверт. Следовало составить план, и он был незамедлительно придуман. Старый едва живой будильник Дадли был замотан в старую пижаму, чтобы приглушить звук и поставлен на шесть утра. В это время Гарри должен был проснуться, прокрасться ко входу и выйти на улицу. Там он дождется почтальона и уж точно не сглупит, спрячет конверт за пазуху.

Утром будильник прозвонил в шесть утра. Гарри вскочил, быстро оделся и тихо спустился вниз, в темный коридор к двери. Сердце его билось как молот, когда он шагнул к дверной ручке.

— А-а-а!

И Гарри наступил ногой на что-то большое, мягкое и несомненное живое! С ужасом он подпрыгнул как ужаленный змеей, стремясь оказаться подальше от этого ужасного нечто, и, презрев всяческую осторожность, ударил ладонью по выключателю. Мягкое теплое месиво, в которое наступил Гарри, оказалось лицом дяди Вернона, спящего посреди прохода в спальном мешке. План Гарри, к сожалению, пришёл в голову не ему одному. Вдоволь наоравшись, дядя послал его готовить себе завтрак и к тому времени, как Гарри налил кофе и зарядил хлеб в тостер, почту уже принесли. Услышав знакомый скребущий звук, панике кинулся он в коридор, чтобы увидеть своего дядю с желтоватым конвертом в руках. С надписью зелеными чернилами.

— Я хочу... — начал Гарри самым твердым тоном, каким он только мог, но дядя с лицом готового кинуться быка демонстративно порвал письмо прямо перед ним.

Гарри, в глазах которого помутнело от слёз, потащился в свою новую спальню. Всё утро просидел он там, сняв очки, единственную свою вещь, доставшуюся ему не от Дадли, хотя они тоже были сломаны руками того же Дадли, как и все вещи вокруг, то угрюмо утирая красные от обиды глаза, то теребя уголки отклеившегося скотча, которым были перемотаны его многострадальные очки. Он слышал, как Вернон заколачивал щель для почты в двери и громко говорил тёте:

— Эти ненормальные не такие, как мы с тобой, голова у них не соображает как надо. Но даже они должны будут отступить, когда увидят, что письмо кинуть некуда.

Однако дюжина писем, совсем крошечных, нашлась в каждом из дюжины яиц, которые доставщик еды принес к обеду.

— Кто же это так хочет с тобой поговорить,а, очкарик? — спросил Дадли шёпотом.

Вид дяди Вернона был ужасен. Он выглядел как буйнопомешанный, с торчащими дыбом усами, которые выглядели так, как будто он нечаянно выдрал половину из них.

— Надо скрыться... — пробормотал он самому себе и, уже значительно громче, — собирайтесь, живо! Через пять минут мы уезжаем! Берем только самое необходимое.

— О, Вернон! — только и смогла сказать Петунья, получив в ответ властное: "Без возражений!".

Через пять минут (на самом деле через полчаса, после ругани и подзатыльников, к радости Гарри в кои-то веки адресованные не ему. Дадли схлопотал по шее, попытавшись пронести в машину маленький телевизор и приставку) они кое-как погрузились в новый минивэн Дурслей и ринулись по шоссе на север.

Они всё ехали и ехали. Дядя Вернон, поначалу гнавший по шоссе в сторону Лондона как сумасшедший, внезапно начал сворачивать на какие-то местные дороги, поворачивая то в одну, то в другую сторону на каждом следующем повороте, бормочя себе под нос: "Надо всего лишь скинуть их с хвоста."

Гарри сидел на заднем сиденье с Дадли и ощущал некое злорадное торжество, глядя на кузена, переживающего, судя по его глупому рыхлому лицу, наихудший день в его недолгой жизни: он пропустил все передачи по телевизору, которые привык смотреть, и не надрал задницы пришельцам в новой компьютерной игре на своей приставке, к тому же он не получил привычного обеда своей матушки, хотя ухитрился сожрать почти весь запас еды из корзины, которую собрала Петунья перед бегством.

Вечер застал их на окраине какого-то города, при виде которого тётя почему-то успокоилась и уже уверенно повела их в мрачного вида гостиницу у железнодорожной станции. Дадли и Гарри пришлось спать в одном номере и, хуже того, на одной двухместной кровати, застеленной влажным, пахнущим плесенью постельным бельем. Дадли тут же заснул, а Гарри еще полночи сидел, скорчившись, на подоконнике и смотрел на проезжающие автомобили. Тайна запечатанного конверта не давала ему покоя: что же могло так напугать Дурслей, ведь все, чего они боялись, так это осуждения соседей и "пойти по миру", как любила говорить тетя Петунья. Гарри спросил у нее как-то, что это значит.

— Как твой бездельник-отец и моя непутевая сестра, — отрезала та и отослала его удобрять розы на клумбе. — а будешь бездельничать, закончишь как они где-нибудь в канаве с такими же полоумными дружками.

Из рассказов тёти Гарри знал, что его мать познакомилась с отцом в какой-то школе, где "все были ненормальные" и погибла, разбившись с Гарри и его отцом в автоаварии. Выжил один Гарри, отделавшись зигзагообразным шрамом на лбу, после чего оказался на попечении Петуньи:"Бросили тебя как щенка на пороге, а что сказали бы люди! Ненормальные, одно слово!" Дальше как правило шли слова о "яблочко от яблони недалеко падает", и наконец обещание "выбить из тебя всю эту дурь." В чем заключалась дурь, ему не говорили, но сильнее всего ему доставалось, когда Дадли по необъяснимой причине оказался в террариуме, или когда за одну ночь волосы Гарри выросли после кривой стрижки Петуньи (чтобы не ходил с довольной рожей, вылитый твой придурок-отец), в общем после необъяснимых странностей, постоянно приключающихся с Гарри. Его и самого немного пугали эти случаи, особенно когда ему показалось, что огромный удав из зоопарка сказал ему "спасибо". Но ведь змеи не умеют говорить. Гарри решил, что наверное это последствия удара по голове после аварии, недаром остался такой шрам, он видел похожую историю в одном из глупых сериалов тёти, и на всякий случай решил никому ничего не говорить.

Утром они спустились вниз, получили завтрак из лежалых хлопьев, тостов и холодных консервированных помидор. Как только они закончили есть эту нехитрую еду, к столу подошла хозяйка гостиница, держа в руках знакомый желтоватый конверт. "Мистеру Г. Поттеру, номер 17, гостиница «У железной дороги», Коукворт" можно было прочитать на нем.

— Кто из вас мистер Поттер? У меня на ресепшене лежит целая кипа таких писем.

Гарри потянулся к письму, но Вернон немедленно ударил его по рукам и торопливо сказал удивленной хозяйке: "Всё в порядке, мы все заберём."

Пару следующих часов они провели в машине, уезжая всё дальше и дальше. "Дорогой, может, вернёмся домой?" — робко спрашивала Петунья, когда машина останавливалась то посреди леса, то рядом с мостом, то в поле у болота. Но Вернон лишь качал головой, осматривался и ехал дальше.

Наконец они добрались до побережья близ какой-то деревушки, и Вернон выскочил из машины, заперев все двери, и исчез.

— Папа сошел с ума? — тоскливо спросил Дадли Петунью, — сегодня понедельник, а значит вечером будет Великий Умберто. Я хочу, чтобы сегодня мы остановились в отеле с телевизором!"

Начался дождь, и крупные капли забарабанили по крыше машины. "Сегодня понедельник, — подумал Гарри, и это напомнило ему кое о чем, — это значит, что завтра вторник, а во вторник ему, Гарри, исполняется одиннадцать лет". Конечно, его дни рождения никогда не были особенно весёлыми, в прошлый раз ему подарили вешалку для куртки и пару носков дяди Вернона, но всё же, одиннадцать лет исполняется не каждый день.

Дядя Вернон вернулся с длинным свертком в руках и необычайно довольный. Он даже улыбался.

— Дорогой, что ты принес? — спросила Петунья

— Нашел чудное местечко — вместо ответа сказал дядя. — Все на выход!

Дядя Вернон указал на что-то, похожее на остров или скалу, торчащую из моря неподалеку от берега. На верхушке ее примостилась, казалось, самая жалкая лачуга, которую можно было вообразить. Сложно судить с такого расстояния, но телевизора там определенно не было.

— По прогнозу сегодня ночью будет шторм — сказал радостный Вернон, потирая руки — А этот добрый джентльмен сдаст нам в аренду лодку.

К ним и в самом деле ковылял дряхлый беззубый старик с какой-то злой ухмылкой. Внизу, у самого берега на серых свинцово-тяжелых волнах колыхалась весельная лодка.

— Кой-какие запасы я сделал, — сказал Вернон, — залезайте.

В лодке было еще холоднее, чем на берегу. Ветер нес в лицо соленые холодные брызги, капли дождя скатывались за шиворот, все вымокли и замерзли так, что казалось, плыли они пару часов. Лишь Вернон работал вёслами и мурлыкал себе под нос что-то вроде: "Йо-хо-хо и трам-пам-пам". Наконец они достигли острова, и Вернон повел их вверх по грязному глинистому склону, поминутно оскальзываясь, к щелястому кривобокому домику, хотя наверное правильнее было назвать его сараем или бараком. Внутри он был не менее ужасен, чем снаружи: пахло водорослями, из всех щелей со свистом дул морской ветер, камин был пуст и сыр. В добавок ко всему в доме было всего две комнаты со старыми кроватями и жутко ветхими одеялами. Тетя немедленно начала устраивать из них тёплое гнездо для "бедного голодного ребенка" (и это был вовсе не Гарри). Потом семейство собралось ужинать. Тут и выяснилось, что еды в корзинке для пикника почти не осталось, а запасы дяди Вернона свелись к пачке чипсов каждому и грозди бананов на всех. Дадли тут же начал ныть, что он голоден и пропустил все свои любимые передачи.

Обещанный шторм уже начал вступать в законные права, шум прибоя доносился даже сквозь запертые двери, а ветер всё сильнее завывал в каминной трубе, шевеля отсыревший пепел на каминной решетке. Дядя с довольным видом походил по видавшей виды гостиной. Он очевидно решил, что в такую погоду на остров никто не доставит никаких писем, и мысленно Гарри с ним был полностью согласен, хотя его этот факт вовсе не радовал. Наконец дядя бодро поежился, заглянул в камин и, обернувшись к Гарри, воскликнул:

— Вот где бы пригодились твои письма, парень! Надо было забрать их из гостиницы!

И он громко засмеялся. Дадли немедленно заявил, что ему холодно, и пусть Гарри позаботится о камине, раз уж он во всем виноват. Вернон одобрительно похлопал сына по плечу и повернулся к Гарри:

— Эй, парень! Кажется, я нашел тебе занятие на вечер!