Ведьмино отродье (hag born) (джен)

Пришёл шотландский декабрь, суровый, жестокий, не чета мягким суррейским зимам, к которым привык Гарри. Озеро замёрзло и покрылось льдом, который, кажется, не собирался таять до весны. Однажды утром он проснулся и обнаружил, что ночью разразилась снежная буря, и Хогвартс и окрестности покрыты снегом. Близнецы Уизли заколдовали снежки так, чтобы они преследовали людей, налетая сзади. Гарри предполагал, кто должен был оказаться мишенью, но целеуказание у них не задалось — были атакованы преподаватели, и их наказали. По слухам, под атаку попал Квиррел. Многие совы пострадали в ту бурную ночь, и сердобольный Хагрид взялся их лечить. Гарри, под предлогом помощи, задумал прогуляться по заснеженным лугам, выглядевшим очень красиво в сравнении со слякотным Литтл Уингингом. С собой он решил позвать Элайн, любившую бывать снаружи, и Рона, который, впрочем, в особом приглашении не нуждался, потому что в этот момент просто оказался рядом, и неловко было не позвать и его.

Они брели вдоль тропинки по щиколотку в пушистом липком снеге. Очевидно, к хижине Хагрида ходил только он сам, потому что, кроме огромных отпечатков, других следов в том направлении они не встретили. Суровая природа вокруг и голые, покрытые снегом деревья Запретного леса впереди настраивали на соответствующий лад; потому разговор немедленно сошел на обсуждение их опасных встреч с троллями и церберами, и их контраста с невыразимо скучными учебниками и путаными рассказами заикающегося Квиррела, от которого у Гарри частенько болела голова и кололо в шраме. Он решил, что теперь самое время поговорить об охоте еще на кого-нибудь — свидетелей минимум, только верный Рон, ну, и Элайн, сама охота во плоти, и никого на много ярдов вокруг. После короткой беседы они пришли к единогласному мнению, что в учебнике написана какая-то ерунда, и с такими знаниями уж точно нельзя ни на кого охотиться. Сведения Элайн о троллях, например, почерпнутые из исторической литературы, оказались более полными, чем из "Темных сил: пособия по самозащите". Про дубины там было лишь упомянуто, хотя на деле это оказалось самой опасной и неприятной особенностью, едва не стоившей им всем жизни. Элайн сказала, что ей сложно припомнить что-то стоящее из прочитанного вот так просто, на ходу, и ей надо подумать, на что Рон возразил, что книги — это не то, чему можно безоговорочно доверять, они только что это выяснили.

— Верить иногда можно только своим глазам, — заявил он, — ты кстати говорила, что кое-что знаешь сама.

— Я могу рассказать, как ловила Болотных Фонарников. Известные колдуны прошлого иногда использовали их в качестве ночных светильников, — сказала Элайн, — это, конечно, не так интересно, как истории из книг, зато во всех подробностях — я же сама всё видела.

— И как? — спросил Гарри, — удалось кого-нибудь из них поймать?

— Нет, — ответила она, — у меня не было специальной сети. Да и клетки для них тоже не было.

— Да и не ты его ловила, а он тебя, — ехидно предположил Рон, — это же болотная нечисть. Заманивают людей в болото, в самую топь. Они смертельно опасны. Как их можно использовать как светильники? Ты это сама видела или выдумала?

— Очень мне надо что-то выдумывать! — обиделась Элайн, — такие светильники я не видела, но там ничего сложного, просто зачарованная клетка, в которой сидит Фонарник. А Фонарников я видела конечно. Вот как тебя.

— Круто! — воскликнул Гарри, — а какие они?

— Выглядят как что-то вроде призрака, только размытый такой, дымчатый. Фигура в виде одноногого существа с фонарем. Но светится ярче чем призрак. И манит тебя в самую топь, тут все верно. Его тяжело догнать, чтобы рассмотреть — приходится довольно быстро бежать, а ему только этого и надо, чтобы ты бежал изо всех сил, не глядя под ноги. Множество людей именно так и сгинуло в болотах.

— А ты тогда как его видела? — спросил Рон, коварно прищурившись, — если все говорят, что они смертельно опасны.

— Смертельно опасны, если ты полный кретин, — насмешливо ответила Элайн, — ну да кретинам даже и́з дому выходить опасно. Есть такая штука — Зелье Легкой Поступи. Если натереть себе обувь, можно ходить по воде аки по суху. Обычно идиоты так и тонут — намажут себе туфли — и вперёд, с одной палочкой в руках.

— А как надо? — заинтересованно спросил Гарри, который, после охоты на тролля и цербера, был не прочь поучаствовать в охоте еще на кого-нибудь темного и опасного, — ты же сама сказала, что нужно именно это зелье.

— Да, но пользоваться им тоже нужно с умом, — пояснила та, — если натереть ноги, то они-то не утонут, но все остальное тулово — легко. Стоит только споткнуться — одни ноги из воды торчать и будут. А пятками дышать, знаете ли, тяжело. Тут вся хитрость в том, чтобы надеть одежду, облегающую тело целиком, и намазать всю её Зельем Легкой Поступи. Смекаешь?

— Тогда точно не утонешь, — воскликнул Гарри, даже если сто раз полностью в болото упадешь! Хоть с палочкой, хоть без! Смекаю. Как бы я хотел поохотиться на Фонарника! Это должно быть чертовски весело!

— Конечно! — радостно осклабилась Элайн и хлопнула Гарри рукой по плечу, — а ты малый не дурак!

— И дурак немалый! — возмущённо сказал Рон, — не слушай её. Сейчас она тебя за Фонарником потащит, а завтра что?! Прыгать с Астрономической башни? Или келпи с рук кормить?!

— С башни он уже прыгал, умник, — засмеялась Элайн, — у него ж метла. Вместе с тобой кстати. А кормить келпи с рук я бы тебе не советовала, если конечно из тебя не растут лишние. В твоем случае я бы посоветовала кормить келпи с головы — все равно ты ей, кажется, не пользуешься.

Рон делано засопел, но потом не выдержал и засмеялся.

В хижине Хагрида было тепло благодаря горящему очагу и сильно пахло птицами — добрый десяток сов сидел где только можно, пока Хагрид поил их каким-то зельем, кормил и усаживал отдохнуть и отогреться. Помощи он был рад, впрочем с большей частью он и сам уже справился, так что помогали они в основном в уничтожении печенья и чая. Гарри припомнил вопрос о драконах и гоблинах, и Хагрид подтвердил имевшуюся у них информацию о металлах, хотя и не мог сказать ничего конкретного — гоблины, как оказалось, были существами очень умными и умелыми, но чрезвычайно скрытными.

— Гоблины даже драконов приручить могут, — сказал Хагрид, — они этим испокон веку занимались. Драконы, хоги те же — всякие опасные твари. Только жестокие они, эти гоблины. И сами себе на уме.

— Хоги? — переспросил Рон.

— Боевые кабаны, — пояснил Хагрид, — да вы ж видели статуи на входе. Хогвартс в честь них назван. Хотя у настоящих хогов крыльев не было, это ж не магические звери, а измененные магией.

— Как может быть кабан боевым? — спросил Гарри, — и Хогсмид — тоже в их честь?

— Так говорят, — просто сказал Хагрид, — а как боевым? Так просто всё. Зелье Роста, то, что для животных; и поросята диких кабанов. Гоблинам, видишь, кони-то не слишком удобны, ростом они не вышли для коней. Маленьких лошадок разве что, но на пони много ли навоюешь. А повоевать они любили. Ну да вы знаете, историю-то учите, ежели не спите там. Вот они и выращивали огромных кабанов, хогов, стало быть. Они ростом пониже лошади, с молодого бычка примерно, однако в бою опаснее — и без всадника кого хочешь порвут. А уж ежели ранят его, то, говорят, сам гоблин с него спрыгивал, чтобы жизнь свою уберечь — очень уж эти звери в схватке лютые. С ними и сладить-то толком никто не мог, кроме гоблинов. Ну да тем после драконов и хоги нипочем. Бегали они конечно помедленнее лошадей, но, ежели не по дороге, а по кустам каким, то они коням фору дать могли. Да вы посмотрите в книгах старинных — там гоблины на хогах часто нарисованы. В доспехах золоченых, и гоблины, и хоги. Красивые звери, конечно, сильные, но не люблю я их. И мог бы завести хоть сейчас, дело это нехитрое, но не по душе они мне. Я драконов очень уважаю.

Хагрид замолчал и мечтательно уставился в стену, но через какое-то время очнулся и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Чегой-то я! Запамятовал совсем, — сказал он и ласково взглянул на Гарри, — встретил я тут недавно кой-кого и, смотри, чего я тебе принес.

Он сунул руку в карман и положил перед Гарри небольшую фотографию.

На снимке, явно волшебном, потому что изображение двигалось, были изображены пятеро людей: четверо юношей и одна девушка — или четверо молодых мужчин и одна юная женщина — они были как раз в том возрасте, когда сложно определить разницу. Один юноша был небольшого роста, пухлый, с тускло-серыми мышиными волосами, неприметным лицом и робкой, заискивающей улыбкой; второй — среднего роста, худой, несколько измождённый, с длинным носом и редкими юношескими усами; третий был высоким красавцем с узким красивым лицом, высоким лбом, длинными волнистыми волосами, шикарнейшими, несмотря на юный возраст, усищами, смешливый и голубоглазый. Но на первом плане стояли двое — Гарри сразу понял, что это пара, они стояли, обнявшись — юноша, среднего роста, худощавый и широкоплечий, с черными взъерошенными волосами, в очках, очень похожих на очки Гарри и с до боли знакомым лицом, и девушка, красивая, рыжеволосая, со смутно узнаваемыми чертами и с такими же до боли знакомыми зелёными глазами. Сердце Гарри учащенно забилось в неясном предчувствии. Элайн перегнулась через его плечо и заглянула в снимок.

— Смотри, Рон, — сказала она, — этот мужик — ну прямо вылитый наш Гарри, один в один, даже очки такие же. Глаза только серые. А девушка ... Смотри, смотри, Рон!

— Глаза у него мамкины, — сказал Хагрид, улыбаясь, — Джеймс Поттер и Лили Эванс. Я подумал, раз ты с магглами жил, у тебя ж их фотографий нет. А в маггловском мире они бы вряд ли фотографировались. Уж отец-то твой точно не стал бы. Тут они, как Хогвартс закончили.

— А остальные кто? — спросил Рон, перегибаясь через другое плечо Гарри.

— Друзья их, — ответил Хагрид, разом перестав улыбаться, и вздохнул, — не разлей вода они были. А уж сколько шкодничали, так это страшно вспомнить. Это вот Ремус. Ремус Люпин. У него-то я эту карточку и взял. Это — Сириус Блэк.Это — Питер Петтигрю.

— Петтигрю? — машинально спросил Гарри, разглядывая своих родителей, и лишь краем сознания едва понимающий, что говорит Хагрид, — герой Британии и покойник?

— Да, — сказал Хагрид еще более мрачно.

— А где они сейчас?

— Эээ... Кхм. Да кто где... Кто болеет, кто — что... — забормотал Хагрид, — давайте-ка я чаю вам подолью. Остыло все поди.

Но Гарри уже не слушал его. Он смотрел на снимок и изо всех сил старался сдержать слезы, чтобы не видели друзья. Ему стало ужасно тоскливо. Совладав наконец с собой, он спрятал фото в карман и с радостью поддержал разговор о начале подготовки к близкому уже Рождеству, что начал Хагрид, решив рассмотреть фотографию позже в одиночку.

На обратном пути он подумал, что сейчас они опять расстанутся и разойдутся по своим башням, вспомнил о совете близнецов и завел разговор о табулах, умолчав, правда, о дне Святого Валентина, так как не знал, как на это отреагируют его друзья — все же тема была щекотливая, Гарри смутно догадывался, что с наскока такие дела не делаются. Элайн идее очень обрадовалась и всецело ее одобрила, сразу же выразив сожаление по поводу того, что купить их сейчас нет никакой возможности, придется ждать до рождественских каникул. По её словам, такой вещи у неё никогда не было, поэтому о стоимости она ничего не знала, но была согласна с близнецами, вощеная дощечка с палочкой не должна была стоить очень уж дорого, а Протеевы чары, хотя и сложны, но входят в программу выпускных экзаменов по чарам, и для взрослого колдуна, создающего такие артефакты на продажу, не должны быть проблемой и поводом заломить большую цену.

— Такие чары иногда используют в зельеварении, — добавила она виновато, — а про то, что можно так переписываться, я как-то не подумала. У меня-то такой штуки не было, тетки их не одобряют, да и не с кем особо было.

— А почему бы не наложить эти Протеевы чары на обычный пергамент? — спросил Гарри, — тогда можно было писать на одном, а надпись появлялась бы и на другом.

— А откуда возьмутся чернила на другом? — возразила Элайн, — они-то не под чарами. Следы от пера на бумаге появятся, только без чернил. Для этих целей более сложные чары есть. Можно для переписки их использовать. Но это, сам понимаешь, другие деньги. За сикль вряд ли купишь. А тут все просто. Это древний способ — еще римляне им пользовались. Видишь, название-то латинское.

— Зачем вообще волшебники пользуются обычной почтой, — сказал Гарри, — можно было переписываться таким способом. Это гораздо быстрее.

— Обычное письмо сильный колдун может защитить — зачаровать, трансфигурировать, написать зельем, проклясть в конце концов. Такую переписку перехватить — это еще надо исхитриться, — пояснила Элайн, — ну или вместо совы послать кого-нибудь поопасней. А тут ты не можешь защитить или подтвердить свое письмо — читают-то его на другом предмете. Твой-то ты защитишь, а что там с другим, кто его знает. Ну и многоразовость тут не плюс. Табула или пергамент одни и те же. Что, если злодей наложит Протеевы чары уже на твою табулу? Письмо — одноразовое. Ну прочитал его злодей, ну узнал содержимое одного письма. А после своих Протеевых он с этого момента сможет читать всю вашу переписку. Или и того хуже — написать от твоего имени. А покупные табулы вообще в этом смысле не защищены. Кто знает, как и сколько их зачаровали.

— То есть нам лучше их не покупать? — разочарованно спросил Гарри, который только начал надеяться на надежную и быструю связь.

— Почему? — удивилась Элайн, — просто, во-первых, не писать важных вещей. Важные вещи вообще лучше нигде не писать. А во-вторых, условиться о секретном шифре. Например, "я ем" пусть значит, что я пришла к себе в башню, а "читаю" — ну, там, вылетаю за тобой через окно. Даже если сообщения перехватываются, никто ничего не поймет. Переписываются школьники, пишут всякие глупости. Или хочешь сообщить время, отнимай, к примеру два часа. То есть "встретимся в десять в нашем месте" будет что-то вроде "буду писать сочинение в восемь".

— Круто! — сказал Гарри, вновь обретая уверенность, — даже если нас перехватят, ничего не поймут.

— Но могут поменять сообщение, — парировала Элайн, — надо нам хорошенько запомнить почерки друг друга. И придумать пароль и отзыв. Например, криво писать начало предложения или отпечаток ногтя оставлять как бы случайно. Тогда сообщение от чужого, укравшего табулу, ты сразу узнаешь. Если я пишу "Гарри, срочно приходи", а нужного отпечатка ногтя нет, значит, это пишу не я.

— Это надо хорошенько все заранее обдумать, — сказал Гарри.

— Само собой, — ответила Элайн, — но это временно, на этот год. Надёжнее будет освоить эти Протеевы чары и заколдовывать табулы самостоятельно. И дешевле — пустые заготовки и сами недороги, и мы сможем самодельные использовать, вообще бесплатно.

Вечер после ужина они провели в библиотеке, делая уроки и готовясь к занятиям. Подготовка ожидаемо перетекла в построение планов по охоте на Малфоя, оказавшегося более крепким орешком, чем тролль или цербер. Присоединившуюся к ним Гермиону, эти разговоры быстро утомили, и она ушла к себе в гостиную, укоризненно покачав головой. В конце концов их выставили из закрывшейся на ночь библиотеки, и они решили скоротать время до отбоя в "своей" аудитории, заодно погуляв по замку, для разнообразия в дозволенное время. Движимые этими благими намерениями, они, кружным путем, побрели к верхним этажам.

Добравшись до места, Гарри первым вошел в "их" аудиторию. Первое, что бросилось в глаза, — это то, что комнату посещали. Мебель была сдвинута в сторону, кажется, тут даже пытались навести какое-то подобие порядка, разобрав ту баррикаду, что они возвели у входа напротив двери. В глубине комнаты на освобожденном от хлама месте стояло огромное, в рост взрослого человека, зеркало — старинного вида, в тяжелой резной деревянной раме. Поверхность зеркала была какой-то странно тусклой — Гарри не видел там отражения комнаты, во всяком случае, глядя на него под углом со входа.

— Здесь кто-то был, — заявил Рон у него за спиной, тоже войдя внутрь.

— И кажется, я знаю зачем, — ответил Гарри, указывая пальцем на зеркало, — похоже, сюда принесли еще хлам.

— Выглядит прилично, — сказал Рон, вглядываясь в сторону зеркала, — но не блестит. Может разбитое?

Элайн стояла за их спинами и подозрительно оглядывалась вокруг. Гарри тоже не нравилось, что без их ведома кто-то здесь побывал, но осознавал, что с этим придется мириться — помещение явно использовалось как склад хлама, не запиралось, о нем знали как минимум они сами и близнецы, не считая того из персонала школы, кто сносил сюда вещи, а это наверняка был Филч. Глупо было бы считать это место своим, но все равно было немного досадно. Рон, похоже, рефлексией не страдал и уверенно шагнул вперед, став перед зеркалом, хотя и не дойдя до него нескольких шагов.

— А нет, — сказал он, — тут есть стекло. О...!

И он замер, ошарашенно глядя на зеркало.

— Что там? — спросил Гарри, направившись к другу. Сзади послышалось едва осязаемое движение, и он оглянулся. Элайн не сделала ни шагу, но выхватила из кармана палочку. Лицо ее было настороженно-беспокойным, и Гарри остановился, не зная что делать. Он внезапно понял, что он находится сейчас в волшебном мире, где наверное, не стоит кидаться разглядывать первую попавшуюся вещь, не зная, откуда она взялась. Но тут снова раздался голос Рона:

— Там — не я, — заявил он удивленным голосом, — ну, то есть я, но не совсем я. Там я старше. И я член сборной Гриффиндора по Квиддичу. О... и я — Староста Школы!

Он повернулся к ним и радостно улыбнулся.

— Как ты думаешь, Гарри, — воскликнул он, — это зеркало видит будущее?

Тут он заметил Элайн с палочкой в руках и обеспокоенно спросил:

— Что-то случилось? Кто-то идет?

Видя, что ничего страшного не произошло, Гарри улыбнулся в ответ.

— Все в порядке, Рон, — ответил он с облегчением, — просто... Я тоже хочу посмотреть.

И он в свою очередь шагнул к зеркалу, став возле своего приятеля. Элайн неуверенно потащилась следом, все еще сжимая в руках палочку. Впрочем, ее можно понять, подумал Гарри, в лесу она вела себя спокойно и уверенно, невзирая на темноту и опасность. Там, наверное, он казался ей таким же робким и недоверчивым. Он взглянул в темную дымчато-черную поверхность зеркала. В нем отражались не Гарри, и не Рон. Там стояли двое взрослых, мужчина и женщина. Гарри сразу узнал их по фотографии, что дал ему Хагрид. Мужчина, с черными, слегка взлохмаченными волосами и такими же, как у него очками, и рыжеволосая женщина с зелеными глазами. Они ласково улыбались Гарри, и глаза их светились счастьем, словно они встретили его после долгой разлуки.

— Мама... папа... — прошептал он чуть слышно, потому что от волнения у него перехватило дыхание.

Сердце его яростно забилось, непрошеные слезы защипали глаза. Не помня себя, он сделал несколько шагов по направлению к зеркалу, остановившись в паре-тройке футов от рамы, покрытой искусной вязью то ли букв, то ли чего-то подобного. Его родители продолжали смотреть на него из зазеркалья с прежним выражением радости узнавания.

— Мама... — сказал он чуть громче.

Рон растерянно посмотрел на него, но Гарри этого не заметил. Взгляд его был намертво прикован к холодной мутной черноте зеркала.

— Ты видишь там свою маму? — спросил Рон, и обернулся к Элайн, — тогда вряд ли это будущее...

Элайн обеспокоенно подошла к Рону, осторожно взглянула на зеркало и вздрогнула, замерев словно камень.

— Что ты видишь? — спросил Рон, переходя на шёпот, — себя или родителей Гарри?

— Маму... — прошептала Элайн в точности тем же тоном, что и Гарри, — мою маму... Но этого не ...

Она медленно шагнула к зеркалу, став рядом с Гарри плечом к плечу.

— Твою маму? — удивленно спросил Рон, подходя поближе, так как видел, что его друзья напрочь его игнорируют, — а что ...?

— Мама! — выкрикнула Элайн дрогнувшим голосом, из глаз ее катились слезы, но она, казалось, этого не замечала.

Гарри было все равно. Его родители были там, они смотрели на него, словно живые. Не такие молодые как на фото. Нет, они выглядели так, словно росли вместе с Гарри и взрослели, глядя на него. Они улыбались.

— Ребята? — вопросительно произнес Рон, осторожно трогая Гарри за рукав, — ну вы чего?

— Там мои папа и мама..., — рассеянно пояснил Гарри, не в силах отвести взгляд от зеркала, — он смотрят как будто...

Он замолчал, будучи не в силах бороться с охватившими его чувствами. Его друзья, книги, Хогвартс — все казалось таким пустым и ненужным.

— ... не может быть, — странным голосом произнесла Элайн и, уже явно борясь с плачем, яростно выпалила, — Калефак! Калефак! Калефак!

Бледно-голубые всполохи Согревающих чар окатили пол, Зеркало, яркими волнами плавно растеклись по полу словно горящий спирт, и исчезли, оставив на всем пространстве перед зеркалом то тут то там живые дрожащие огоньки. Дохнуло жаром. Рон восхищённо охнул, вытаращив глаза, но Элайн, ни на мгновение не оторвав взгляд от зеркала, опустилась на пыльный и ставший очень горячим пол. Гарри уселся рядом, потому что чувствовал, что ноги едва держат его, а уйти отсюда, от людей, что стоят и ждут его там, по ту сторону стекла, не было никаких сил.

— Ну, может, оно показывает родителей тем, у кого их нет...? — неуверенно пробормотал Рон и замолк.

Он еще немного потоптался у них за спинами, потом вздохнул и молча сел на какой-то разбитый стол позади.

Гарри не знал, сколько времени прошло, десять секунд или десять минут. Глаза его наполнились слезами и залили все лицо, он так хотел быть рядом с родителями, хотя где-то далеко, на самом краешке сознания брезжила мысль, что все это иллюзия. То, что не может быть правдой. Он снял очки и быстро вытер слезы, чтобы не пропустить ни мгновения чудесной картины, что он видел внутри рамы. Без очков все вокруг него расплылось и превратилось в мутные и неясные контуры. Голубые огоньки, наколдованные Элайн стали туманными голубыми пятнами посреди темноты, в которой не отличить теней от предметов. Его мать улыбалась ему, а отец смотрел с гордостью, такие же четкие и кристально отчетливые как и секунду назад. Гарри внезапно осознал, что четкость эта была всегда, даже когда он от слез едва видел пол перед собой. Ему вдруг стало страшно.

— Элайн! — сказал он шёпотом, не отводя взгляд от зеркала, и слепо нашарив плечо подруги, — Элайн! Я вижу их без очков. Я ничего не вижу без них, а их только...

Элайн дернулась и вцепилась в него пальцами. Кажется, она заметно потеряла контроль над собой, потому что сдавила ему руку ужасно сильно, и Гарри вскрикнул от боли. Он попытался вырвать руку из ее пальцев, но не смог.

— Оно лезет нам в голову! — сказала Элайн, и уже громче крикнула, — оно залезло нам в голову. Там ничего нет! Это не отражение!

Сзади послышался топот ног и тяжелое дыхание Рона.

— А может нет! — вскрикнул Гарри, — может, оно показывает людей оттуда... Тех, кто ушел... Может их можно вернуть?!

— Послушай, Гарри! — сказал Рон ему в самое ухо, — мне оно показало совсем другое. Не ушедших, нет. Давай уйдем, а? Элайн права. Это может как одна из тех книг... Как Воскрешающий камень, что Смерть подарила второму брату... Пойдем, а? Гарри?

— Какая смерть? Что ты несешь! У меня нет брата! — сказал Гарри и снова попытался вырваться.

— Послушай, Гарри.. — сказала Элайн, повернув к нему свое мокрое от слез лицо, все еще косясь на зеркало.

— К черту! — зарычал Рон, схватил Гарри за шиворот и потащил к выходу.

Гарри не знал, что делать. Жуткое зеркало пугало его до дрожи, но что, если это путь туда, к его родителям? Что, если это единственный путь?

Он хотел объяснить это Рону, но тот тащил его за мантию так, что трещали швы. Элайн повисла у него на руке и шла, спотыкаясь и постоянно оглядываясь. Рон, снова выругавшись, обхватил их обоих своими длинными руками и принялся толкать к выходу. У двери было темно и холодно, из коридора тянуло сквозняком. Мысли Гарри о зеркале, только что казавшиеся ему такими ясными и важными, стремительно теряли четкость, и на первое место пришел страх. Он обернулся к друзьям, не зная что сказать.

— Бежим! — предложила Элайн.

Они вылетели в коридор и, не останавливаясь, пробежали пару поворотов, прежде чем нырнуть за гобелен в один из проходов.

— Что это за... — начал Гарри, не имея сил плохо отозваться о том, что показало ему его семью, с какой бы целью оно это ни делало.

— Зачарованное зеркало, очевидно, — сказал Рон угрюмо, — и, если ты тот, кто потерял родителей, то ты, похоже, сам оттуда уже не уйдешь.

— Это злая вещь! Про́клятая! — зло сказала Элайн, — кто поставил ее туда?

— И зачем? — добавил Рон, сам испугавшись своего вопроса, — вы думаете, его специально там оставили, чтобы кто-нибудь...

— Кто-нибудь? — саркастически спросила Элайн.

— Вы думаете, кто-то знал, что именно мы придем туда? — спросил Гарри, внутренне холодея от ужаса.

— Главное, чтобы и мы пришли туда, — прошептала Элайн, вжавшись в стену и оглядываясь, — а если забредет кто ещё... Владелец зеркала, думаю, нашел бы, куда деть лишних.

— Думаешь, о́н хотел поймать именно нас? — спросил Рон.

— Может, только Гарри, — предположила Элайн, голос которой уже вернулся в норму.

Кажется, теперь она стыдилась того, что ее видели в минуту слабости, и теперь изо всех сил пыталась вести себя зло и непринужденно.

— К нему у некоторых могут быть неоплаченные счета, — сказала она, — надо было наклеить проволоку на подходах. Сегодня же учу чары Обнаружения. Конечно, их легко обмануть, но об этом ещё вспомнить надо. Все лучше чем ничего.

— Наклеить проволоку? — переспросил Рон, — зачем?

— Приклеиваешь чарами Приклеивания проволоку поперек прохода, — пояснила Элайн, — лучше тонкую, типа струны для арфы или лютни. Кто бы ни прошел, в темноте споткнется об нее и упадёт. А если на пол рядом Сонорус наложить, то "шмяк" мы на другом конце коридора услышим, а упавший может и не догадается, подумает, шутка чья-то. Успеем удрать.

— Точно, — воскликнул Рон, чья беспечность или жизнелюбие уже избавили его от всех страхов и волнений, — хитрость Темных веков, а? Узнаю старую добрую Горностай!

— В Тёмные Века ее повыше приклеивали, — тихо произнесла Элайн, поежившись, — на высоте головы всадника. И смазывали Режущим зельем. Бежит, допустим, ведьма в лес, улепетывает, а рыцарь скачет за ней с мечом — эгегей! А потом — дзынь! И дальше он тоже скачет, но уже без головы.

— И без эгегей, — добавил Гарри, стараясь вытеснить произошедшее с ним из головы чем-нибудь другим, хотя бы ужасными историями Элайн.

— Какое уж тут эгегей без головы, — подтвердила Элайн, — скорее уж х-х-х-г-г-х!

И она захрипела, изображая всадника без головы.

— Спасибо, Рон, — сказал Гарри, — без тебя не знаю сколько бы мы там просидели.

— Да может ничего бы и не было, — беспечно отозвался Рон, — может, это шуточное зеркало, а так действовать стало, потому что сломалось. Вот его в хлам и закинули. Хотя конечно оставлять в школе такие вещи не стоило. Оно ведь кого-нибудь так и до смерти доведет. А я еще и не то могу! Вот смотри!

Он достал из кармана сверток вяленой рыбы и протянул друзьям.

— Один знакомый ловец показал, — сказал он со смехом, — я, видите ли, с половиной команды на короткой ноге.

Гарри взял рыбу, радуясь тому, что у него есть такие друзья, пусть и не знающие все на свете, но готовые шляться с ним по ночам, оттаскивать от проклятых предметов и кормить краденой за завтраком рыбой. Воспоминание о Зеркале отозвалось в его груди щемящей тоской, но он упрямо гнал от себя эти мысли. Если уж в этом мире существуют такие вещи, то нужно уметь им противостоять. Как Рон и Элайн. И как-нибудь потом узнать, что за ерунду говорил Рон про смерть и подарки. Сейчас Гарри чувствовал, что подобные разговоры ему лучше не слушать.

Как бы то ни было, настроение было испорчено, и они разошлись по домам. Деликатный Рон развлекал их отвлеченными разговорами и старался за троих, а по приходу в их башню вовлек его в игру с Симусом и Дином — те всерьёз увлеклись магическими играми вроде плюй-камней или взрыв-карт. Сделано это было явно, чтобы его отвлечь, ведь Гарри все равно не играл, а был наблюдателем, потому что не мог сосредоточиться на игре, и даже правила прошли мимо его сознания несмотря на все объяснения, но он был благодарен друзьям за понимание и отсутствие дурацких вопросов и показной жалости. Он сидел в гостиной, смотрел за игрой приятелей, улыбался вместе со всеми во время особенно громких взрывов, но мыслями возвращался к Элайн. Ему было жаль её, ведь у нее не было ни Рона, ни Дина, ни Симуса. Вряд ли кто-то сейчас заботился о ней, хотя она всегда вела себя так, словно ей ничего этого и не нужно. Он вспомнил слова близнецов о том, что она часто ходит одна, и вздохнул. Со связью определенно надо было что-то решать в самое ближайшее время, и табулы были бы сейчас как никогда кстати, уж он бы нашел, что туда написать и помимо глупостей про глаза. "Хотя, укуси меня дракон," — думал Гарри, наблюдая за ходом Рона, — "хотел бы я себе такие глаза как у Элайн. Они и в самом деле хороши. Тут и идиоту ясно". Он вздохнул и попытался снова сосредоточиться на игре.

Лёжа ночью в своей постели под бордовым балдахином, Гарри впервые по-настоящему задумался о том, насколько одинока Элайн. У неё, правда, был отец. Но она сама говорила, что с ним проводит мало времени, потому что живет у теток, а он только гостит у них иногда. И тетки у неё — уж точно не чета Петунье, а уж тем более Мардж. Но произошедшее с Зеркалом говорило ему о том, что она намного больше похожа на Гарри, чем хотела показать. Ему запоздало пришло в голову, что он, возможно, жив лишь потому, что Элайн знала историю мальчика-который-выжил, и ей двигала жалость и сочувствие к такому же как она сироте, когда она опустила свой странный топор с непроизносимым названием. Хотя виры ее теток кажется живы-здоровы. Странно всё это, но, как говорится, в Риме будь римлянином и не суй свой нос не в своё дело. Элайн дала добрый совет тогда, вместе со странной едой от своего дяди-вира, и Гарри не собирался показывать, что его жизнь и рассудок ему не дороги. Идиоты в этом мире, кажется, никому не нравились. Надо подарить ей что-нибудь на Рождество, подумал он, таким как они лучше держаться вместе. Правда она, кажется, не празднует Рождество. Но это ведь и неважно. Она всегда поддерживала Гарри в драке, с чистокровными и троллем. По правде говоря — Гарри со стыдом признавался самому себе — это скорее он поддерживал ее в их приключениях, в которые она была втянута против своей воли. И это было неправильно. А еще она брала его с собой на все эти ночные похождения, которые Гарри так полюбил. Если смотреть правде в глаза, то они с Роном были для Элайн больше обузой, чем помощью, но она никогда этого не говорила. И это не говоря о том, что это она угощала его на его день рождения, хотя все должно было быть наоборот. "Нет", — думал он, лежа в постели под балдахином и прислушиваясь к дыханию спящих друзей в комнате, — "определенно надо что-то подарить. Чему бы она обрадовалась? Конфеты? Кажется, она не очень любит сладости. Мясо? Его полный стол на обедах, а она еще и имеет доступ на кухню. Чего-чего, а еды ей хватает. Ингредиенты для зелий? Она всегда жаловалась на цены. Но я в них ни черта не смыслю. Зачарованные вещи? То же самое. Да и где я их куплю? Элайн уезжает на каникулы. Это она может купить все что угодно, а не я, на самом деле. Были бы только деньги." Он перевернулся на другой бок и тут же осознал, что вот оно, собственно, и решение. Деньги! "Я подарю ей деньги!" — подумал он, в возбуждении вскакивая и скидывая с себя одеяло, — "Точно! Ведь никто не скажет: спасибо, не надо, у меня уже есть. А она сможет купить, что ей хочется. Всякие крутые штуки или что там покупают хаги. Да что угодно! Близнецы конечно говорили про табулы. Но день Святого Валентина в феврале. Да и все эти сердечки-котики... Это взрослые мальчишки дарят своим девочкам, когда думают встречаться и жениться. Что подумает Элайн? Эти девчонки и так странные, а она еще и хага. Может, у них так не принято. И не спросишь ни у кого. Кажется, единственный человек, который разбирается в хагах — это отец Элайн, но где его взять?" Он осторожно высунул руку из-под балдахина, достал подаренный Хагридом кошель из кофра и снова уселся на кровати. Осталось определиться с суммой. Мало дарить — глупо. А много — Элайн может отказаться и отругать его как тогда, когда он потратил двенадцать галеонов на ботинки. Хотя ботинки оказались отличной вещью, Элайн сама теперь берет их у него, да и его они спасли. И Невилла. Значит, Элайн они нужны, а такая сумма для нее уже большая. "Значит, столько и нужно дарить," — решил он, — "а лучше двадцать, чтобы наверняка." Вообще справедливо было дарить тысячу фунтов,те самые, по словам Элайн, "около полусотни галеонов". Это была сумма штрафа за незаконное колдовство, на который Гарри, не предупреди его Элайн, непременно бы нарвался, если бы дядя Вернон не удавил его за этот проступок, конечно. "И непременно до отъезда на рождественские каникулы", — сказал он себе твердо, — "чтобы она могла спокойно их потратить. А если ее отец узнает и будет против, я ему все объясню. Письмо напишу. Я же герой Британии, я могу кому угодно письмо написать, хоть профессору-магозоологу. Я и сам своего рода магозоолог, знаете ли." Ему очень хотелось увидеть настоящего профессора-магозоолога, а может, чем черт не шутит, и поговорить с ним, разузнать, как живут магозоологи, как им стать и вообще, стоящее ли это дело. Гарри надеялся, что отец Элайн отнесется к нему доброжелательно, к нему все относились неплохо, он ведь герой Британии, мальчик-который-выжил, охотник на Тёмных Лордов, троллей и церберов, а не хвост собачий. Успокоенный этими мыслями и принятым решением он снова лег, сунув руку с кошелем под подушку. Холодная тяжесть металла веско ощущалась сквозь кожу кошеля под сжатыми пальцами и приятно успокаивала. "Как магия", — подумал Гарри и уснул.