Всегда (гет)

Шел дождь. Холодные капли текли по оконному стеклу. Словно небо плакало по кому-то, о несбывшихся надеждах и разбившихся мечтах.

Было воскресенье. Драко Малфой, много времени возившийся с Исчезательным шкафом и уроками, не оставлявший себе свободной минуты, чтобы не хандрить, так устал, что уснул днем. Так, как и был, прямо в мантии. Он просто читал заданный параграф по трансфигурации, лежа поверх покрывала на собственной кровати, в какой-то момент строчки начали расплываться, Драко закрыл потяжелевшие веки и провалился в сон, а книга сползла по груди и захлопнулась.

Черное озеро. По черной воде бегают солнечные зайчики. На старом стволе сломанного бурей дерева, оставшемся без коры за многие годы, сидит Гермиона. На ней легкое платье цвета слоновой кости. Волосы Гермионы собраны в неряшливый пучок на затылке, из которого выбивается одна прядка и свисает вдоль тонкой белой шейки, завиваясь.

Малфой шагает вперед и замирает, любуясь ею. Его девочка, его милая девочка, самая дорогая и любимая. Гермиона оборачивается, и Драко неожиданно встречает пустой незаинтересованный взгляд, как будто она не видит его или не хочет видеть. Ее губ не трогает улыбка, он для нее словно пустое место. Грудь пронзает острая боль от чувства одиночества и безнадежности, он больше ей не нужен.

В этот момент из-за дерева выходит Рон Уизли. Такой простой, растрепанный, в каком-то дурацком свитере. Он выглядит деревенщиной, но Гермиона тут же поворачивает к нему голову и улыбается, словно счастлива его видеть. Рон садится рядом с ней, они берутся за руки, а Драко так и стоит сзади, забытый, лишний...

Малфой резко очнулся от сна. Сердце бешено стучало. Он снова вспомнил улыбку Гермионы, адресованную не ему. Весь год он мирился с тем, что они больше не вместе, но во сне она всегда была его, ее сердце билось вместе с его, ее глаза смотрели только на него, ее улыбка светилась для него... А сегодня? Неужели теперь даже во снах они не смогут быть рядом? От этого стало плохо, так плохо, что словами не передать.

Драко не знал, что все это время Гермиона тянулась к нему, плакала о нем и отказывалась верить, что больше ничего не будет, а именно сегодня смирилась, услышала зов бредящего Рона и отпустила Малфоя из своей души. Сам Драко не мог этого знать, но любящее сердце почувствовало, что свой самый главный бой он проиграл какому-то нищему маглолюбу Уизли.

Малфой не мог сидеть в комнате, на него давили стены и потолок, даже стук дождя по окну раздражал. Ведь шестикурсник не знал, что дождь оплакивает его любовь. Малфой вышел в гостиную, но, увидев в кресле Пэнси Паркинсон, тут же покинул и ее, чтобы не сталкиваться с бывшей подругой.

Коридоры, коридоры, коридоры... Бесконечный лабиринт, ведущий куда угодно, только не прочь от душевных страданий.

Чем дальше бесцельно шел Драко, тем выше поднималась из сердца горячая волна, волна боли и усталости. Ему вспомнились теплые нежные руки Гермионы, которые одним объятием могли унять все тревоги, оставив только покой и нежность. Его ангел. Только сейчас юноша осознал, что потерял ее, потерял ради собственного страха пойти против принципов общества. И никакие отговорки о ее безопасности больше не помогут! Она сильная, она готова была разделить с ним все трудности, но он оттолкнул, не потому, что не верил в ее способность сделать это, а потому, что себя боялся. Страх за себя, а не за нее отнял у него его девочку, а теперь пути назад у него нет. Не веря в истинность прорицаний и вещие сны, Драко ни минуты не сомневался в том, что показывали ему ночные видения о ней. Сегодня он впервые увидел Уизли и ее улыбку ему.

Когда сил больше не осталось, Малфой свернул в туалет и съехал по двери кабинки, закрывшейся за ним. Только теперь он вспомнил, что это неработающий женский туалет, где живет странное школьное привидение ‒ Плакса Миртл. Но сил уйти уже не оставалось. Из груди рвались рыдания бессилия. Скупая слеза сползла по бледной щеке.

Драко искал цену собственной жизни и ее смысл и не находил. У него больше не было Гермионы, а выполнить задание Темного Лорда не в его силах. Куда дальше? Тупик? Но может ли так быть? Не может быть, что выхода нет! Надежда есть всегда, просто сейчас он ее не видит! Драко всегда говорил, что Гермиона может найти свет надежды даже в кромешной тьме, но он теперь один, без нее, он этого света не видит... Или все дело в том, что его светом была она?

‒ Что случилось? Кто-то решил поплакать вместе со мной? ‒ перед Драко возникло прыщавое лицо привидения-девочки в дурацких круглых очках. Плакса Миртл.

‒ Убирайся! ‒ хрипло бросил Малфой.

‒ О! Покричи, может, полегчает! ‒ сочувственно посоветовала Миртл.

‒ Да, что ты понимаешь? Жалкое привидение! Ты ведь, небось, никогда и не целовалась!

‒ Значит, меня обижать можно? ‒ губы девочки-призрака задрожали.

‒ Никого я не обижаю! Просто убирайся!

‒ Но это мой туалет! Вот сам и убирайся!

‒ Не пойду! Я жив, а ты привидение!

И вдруг это стало важным. Несмотря ни на что, он жив, дышит, чувствует, он способен что-то сделать. Если сумеет выжить после задания Темного Лорда, обязательно вернет Гермиону, чего бы это ему ни стоило! И это знание, это чувство загорелось в его глазах.

‒ Вот, уже полегчало! ‒ заявила Миртл голосом профессионального психолога. ‒ Это ты из-за девушки? Да?

‒ И за нее, и из-за многого другого! ‒ ответил Драко и встал на ноги.

‒ Приходи еще, если станет плохо, ‒ предложило привидение.

Малфой неопределенно пожал плечами. Но, вопреки ожиданиям, он вернулся. И не раз. Как только становилось горько, больно и страшно, он шел в этот туалет, чтобы убедить себя: жизнь ‒ уже огромное преимущество, и никакие трудности не дают человеку права так отчаиваться.

А в тот раз он зашагал назад в гостиную Слизерина, чтобы написать очередное письмо мистеру Горбину. У них должен быть шанс починить шкаф! Драко совершенно не хотелось умирать.

В гостиной по-прежнему сидела с книжкой Пэнси Паркинсон. Она оторвала глаза от страниц и внимательно посмотрела на Драко.

— Даже здороваться перестал, — с укором заметила она.

— Прости, я так занят, что ничего вокруг себя не вижу, — выдал привычное оправдание Малфой. Ругаться с Пэнси совершенно не хотелось.

— Отдохни немного, а то себя загонишь, — сочувственно покачала головой Паркинсон, чем неожиданно напомнила Плаксу Миртл. Драко усмехнулся неуместному сравнению.

— Почаще бы видеть себя с улыбкой, а то ходишь чернее тучи, словно сейчас достанешь палочку и начнешь кидаться в нас Непростительными, — пожурила Пэнси.

Драко вспомнил, как весело проводил с ней время в детстве, когда Паркинсон больше походила на мальчишку-сорванца, чем на девочку, и думать не думала ни о какой любви к нему.

— Может и начну, откуда ты знаешь, что нет? — Малфой плюхнулся на диван рядом с Пэнси, глаза его смеялись.

— Я все-таки знаю тебя с самого детства, Драко Люциус Малфой, ты не способен на Непростительное!

Объяснения непоследовало. Пару минут они сидели молча, и впервые за последние годы Драко было уютно в ее обществе. И тут его осенило, в чем причина!

— Ты больше меня не любишь? — даже не скрывая радости в голосе, спросил он.

— Нет, не люблю. Переболела, как ветрянкой, — театрально вздохнула и развела руками Пэнси.

— Это замечательная новость! Теперь мы снова можем быть просто друзьями как раньше?

— Конечно, можем, — подмигнула ему Пэнси. — Кто ж кроме меня подстрахует тебя, когда ты тыришь пирожные с кухни или подслушиваешь за дядей Люциусом?

— Эх, хорошее у нас было детство, — в голосе Драко зазвучала ностальгия.

— Еще бы! И жизнь тоже будет отличная! Мы об этом позаботимся!

Вот только Малфой не разделял ее оптимизма. Груз проблем на плечах некстати напомнил о себе. Ему бы хотя бы выжить этим летом, а потом заботиться об отличной дальнейшей жизни.