Всегда (гет)

Путешествия — это всегда новые знакомства и новые впечатления. Каждый день вдали от дома может быть засчитан за пару дней у родного очага, где все привычно и знакомо. Именно поэтому людей всегда тянуло в неизведанные дали, познавать мир и себя.

Вот только не все люди обладают философским складом характера, поэтому не все и задумываются перед поездкой о познании себя. Вот и Гермиона Грейнджер, выбив себе, наконец, через все трудности магической бюрократии и волокиты стажировку в Риме, думала больше о карьере, а не о самопознании. Удивительно или нет, но самокопание вообще не было ее любимым занятием, слишком много она его познала на своем веку. Особенно, когда в подростковом возрасте пыталась разобраться с собственными запутанными сердечными делами.

Хотя, что уж греха таить, побег от повседневной жизни был не последним стимулом к выбиванию стажировки у отдела регулирования и контроля за магическими существами Министерства Магии. Война закончилась три года назад, а Гермиона так и не вошла в колею тихой мирной жизни. Вроде бы чего проще? Живи спокойно с заботливым и любящим парнем, отдыхай с друзьями, восполняй пробелы школьного образования, строй карьеру, в конце концов! Но Гермиона все никак не могла успокоиться, словно бешеный темп жизни и количество в ней самых разных опасностей под конец войны приучили ее не расслабляться ни на минуту. Грейнджер все время куда-то бежала, чего-то хотела и куда-то лезла.

«Не от себя ли ты сбегаешь?» — не раз говорила ей лучшая подруга Джинни Уизли. Гермиона отмахивалась и бежала дальше. Может, именно потому, что боялась остановиться и обдумать, куда именно несется с такой скоростью, к какому будущему. Конечно, планы о выведении домовиков из рабства были грандиозными, но не того масштаба личность у Гермионы Грейнджер, чтобы окунуться только в одну сферу и забросить все остальные. Кем она видит себя через десять лет? Даже этот вопрос вызывал сложности, а вопрос: с кем она себя видит, — вообще лучше не задавать.

Чтобы не мучить себя понапрасну Гермиона и рвалась вперед. Конкретно тогда, на стажировку в Рим. Она настроилась пронестись по Риму, переняв итальянский опыт взаимодействия с эльфами-домовиками, посмотрев все магические и магловские достопримечательности, перепробовав всю местную кухню… И всего за одну неделю!

Рон, с которым Гермиона жила в съемной квартире, этого не понимал. В его представлении женщины прилагались к дому с навыками ведения хозяйства и любовью к детям. Зачем необходимо куда-то ездить, рваться к новым должностям, он понять не мог. Ведь миссис Уизли никогда этого не делала. Но Гермиона ничуть не походила на миссис Уизли, и чем дольше Рон этого не понимал, тем отчетливее Грейнджер могла бы осознавать, как не прочен их союз. Но она не позволяла себе сомневаться в своей любви к Рону, это был ее спасительный уголок. Пока она любит Рона — жизнь кажется стабильной, а, следовательно, нельзя задумываться над этим.

И все же порой Уизли бывал категорически непонятлив…

‒ Зачем тебе Рим? Тебе здесь домовиков мало? ‒ спросил он Гермиону незадолго до отъезда.

‒ Это же бесценный опыт! Я должна посмотреть, как они выстраивают отношения, ведь Италия в этом вопросе одна из передовых стран, ‒ Грейнджер не понимала, как вообще можно ставить подобный вопрос.

‒ Есть книги… Лучше бы подобрала нам квартирку попросторнее, ‒ вздохнул Рон.

Их отношения походили на отношения старых супругов. Есть тепло и комфорт, но нет огня страсти. Причем, вовсе не три года отношений были в этом виноваты, они почти сразу стали такими спокойными. И обоих это, кажется, устраивало. По крайней мере, со стороны их характеризовали чуть ли не идеальной парой.

И все-таки, несмотря на молчаливое недовольство Рона, Гермиона отправилась в Рим за новыми впечатлениями. И даже себе она боялась признаться, что перспектива провести неделю вдали от своего парня ее радовала.

В Риме Гермиону встретил местный волшебник Антонио Коинелли. Он должен был быть ее гидом, приставленным по договоренности от местного Министерства магии, и выполнял эту работу весьма добросовестно. Даже с большим энтузиазмом, чем можно было расчитывать.

Гермионе с ним понравилось. Он чем-то напоминал Перси Уизли, такой же умный, собранный, влюбленный в свою работу. Грейнджер ценила в людях эти качества. И не давала себя вспоминать, что у Рона их не было.

С самим Перси они периодически общались. Он продолжал работать в Министерстве, помирился с семьей после войны и даже нашел себе девушку, на которой намеревался жениться. Жизнь его начала складываться, чему Гермиона была очень рада. Его юношеские чувства к ней окончательно остыли, что упростило их общение. К тому же все эти сердечные проблемы Грейнджер порядком надоели.

С Коинелли тоже оказалось легко. Он не проявил к ней интереса, как к девушке, только как к коллеге. Зато с ним можно было без конца обсуждать итальянское законодательство о домовиках, ради которого приехала Гермиона, да и вообще всевозможные проблемы магического управления.

Однако, как оказалось, дружелюбие итальянского коллеги было не столь бескорыстным…

‒ Какие планы на вечер? ‒ спросил ее Антонио в первый же день по прибытии, когда рабочий день в Министерстве магии подходил к концу.

‒ Еще не знаю. А есть предложения? ‒ Гермиона удивилась. Этот вопрос застал ее врасплох.

‒ Подумал, что тебе бы могло быть интересно пойти со мной к одному другу. Он долго жил в Англии, теперь у нас свил гнездышко. Они с женой собирают интересные вечера, там многие люди появляются. Если хочешь действительно влиться в местное магическое сообщество, а не просто посмотреть на нашу работу со стороны, то стоит их навестить.

‒ Буду благодарна, если ты меня представишь, ‒ сказала Гермиона. Она никогда не отличалась нелюдимостью, да и в путешествиях принято заводить новые знакомства. Спросить имя «светского льва» ей в голову не пришло. Не так уж много волшебников она знает, чтобы быть уверенной в знакомстве.

Друзья Коинелли жили в большой квартире недалеко от центра Рима. Дом был магловским, с надстроенным магическим этажом. Место не самое роскошное, но и не бедное. Вокруг магловские дома и офисные центры, кафе и магазины. Вечером, с наступлением прохлады, жизнь здесь как раз оживилась, и люди сновали туда-сюда. Маглы, разумеется.

Прихожая производила впечатление обиталища людей, не швыряющихся деньгами, но со вкусом. В меру мебели, в меру картин. Вполне уютно, но вовсе не похоже ни на разномастный стиль обиталища семьи Уизли, ни на роскошные особняки чистокровных волшебников в Англии, в которых Гермиона побывала после войны.

Благодаря приятному впечатлению от обстановки сразу стало интересно посмотреть на хозяев квартиры. Из гостиной доносились голоса, негромкие и плавные. Собравшиеся волшебники явно чувствовали себя здесь вольготно и расслаблено.

Антонио повел Гермиону вперед абсолютно уверенно, чуть ли не по-хозяйски. Он явно часто бывал здесь.

‒ О, Антонио, рада тебе! ‒ из прикрытой ранее двери вышла крупная, но аккуратная и ухоженная молодая девушка, одних лет с Гермионой. Она не была красавицей, но выглядела гармонично и светилась счастьем, что делало ее весьма привлекательной. Что-то в ней показалось Грейнджер знакомым… ‒ Добрый вечер, Гермиона. Ведь можно по имени?

И тут Гермиона, наконец, узнала хозяйку.

‒ Милисента! Это ты? ‒ вот кого она не ожидала увидеть, так это дородную девицу со Слизерина.

‒ Да, Милисента Забини, к вашим услугам, ‒ и хозяйка сделала шутливый реверанс, который очень не вязался с ее габаритами.

‒ О, какие гости! Добрый вечер, мисс Грейнджер! Или уже миссис Уизли? ‒ из гостиной к ним подошел молодой человек, которого Гермиона узнала сразу. Блейз Забини.

‒ Все еще мисс Грейнджер, ‒ пролепетала она, думая, как бы повежливее ретироваться. И дурой же надо быть, чтобы не спросить имени хозяев, к которым ведут в гости! ‒ Я не знала, что это вы. Я, пожалуй, пойду.

Гермиона бросила уничтожающий взгляд на Антонио, который знал, кто она, и, судя по его уверенности, не мог не знать, что его друзья — слизеринцы, сражавшиеся в войне на противоположной стороне. Коинелли удивленным вовсе не выглядел, что наводило на определенные мысли.

‒ Подожди, мы не хотели тебя напугать! ‒ Миллисента потянула к ней руку, чтобы удержать Гермиону, но опустила в нерешительности. ‒ Мы сами просили Антонио позвать тебя к нам. Очень хотелось повидать кого-то с Родины, услышать новости…

Тонковатый для такой дородной дамы голос Милисенты звучал жалобно.

‒ Гермиона, мы не были Пожирателями Смерти, мы не воевали ни на чьей стороне, мы эвакуировались из школы перед битвой. Мы не враги тебе! ‒ с чувством произнес Блейз. ‒ Почему мы не можем выпить вместе чаю и поговорить. Ведь у нас много общих знакомых и общих воспоминаний…

Гермиона вздрогнула. Их главное «общее воспоминание» она прятала на самом дне души и старалась не тревожить. Слишком болезненно. Даже имени его не упоминала, избегала встреч, да и вообще любой информации. Сама себе она говорила, что делает это, потому что ОН ей больше не интересен. Хотя в глубине души понимала, что боится возвращаться к принятому после битвы решению, чтобы не передумать.

‒ Мы не будем на тебя давить, ‒ осторожно произнесла Милисента.

‒ Хорошо, если вы хотите, то я, конечно, останусь. Я никого не знаю в Риме, может, мы сможем рассказать друг другу что-то интересное…

И Гермиона прошла за хозяевами и Антонио в гостиную. Там собралось около десятка волшебников, в основном итальянцев. Ее представили всем, как и обещали, но в итоге она все равно оказалась в удобном кресле с бокалом хорошего итальянского вина, рядом с четой Забини.

Разговор склеился не сразу, но Блейз оказался очень тонким человеком, и в итоге его разносторонние интересы и чуткость и мягкость Милисенты смогли увлечь Гермиону. К ночи, уходя, она чувствовала, что покидает чуть ли не друзей и уже обещала вернуться на завтра.

Они говорили о магии, об искусстве, о книгах… Обо всем, но не о политике, и не о людях. Все темы, которые могли потенциально оказаться конфликтными осторожно и аккуратно обходились. И это очень импонировало Гермионе. Перед ней были умные, интеллигентные люди, весьма глубокие. С ними было интересно.

Всю стажировку Грейнджер оказывалась у них в гостях каждый вечер, и ни разу не пожалела о том, что согласилась на эту неожиданную дружбу со слизеринцами.

В последний день в Риме, когда все вопросы были уже решены, и Гермиона могла провести день свободно, Милисента пригласила ее погулять по городу вместе. «Гулять с местным жителем — совсем иначе, чем самой, а я тут уже три года — обжилась», ‒ заявила она, и Гермиона решила, что это должна быть приятная прогулка. Кто бы сказал ей в школе, что она будет с радостью гулять по Риму с Милисентой Булстроуд — никогда бы не поверила.

И вот, уже усевшись в небольшой и уютной кофейне после долгой прогулки, Милисента сказала:

‒ Я очень рада, что мы с тобой пообщались, Гермиона. Это было глотком свежего воздуха с Родины, ‒ глаза Милисенты были печальны.

‒ Ты так скучаешь по Англии? Почему тогда вы не вернетесь? ‒ Грейнджер недоуменно посмотрела на новую подругу поверх чашки кофе.

‒ Мы с тобой не говорили о политике. Это больная тема для всех нас, ‒ осторожно произнесла Милли, она отщипывала маленькие кусочки от своего пирожка и складывала их рядом на тарелке. ‒ Но война коснулась всех. Мы с Блейзом не воевали, даже не одобряли идей Лорда. Ведь я полукровка! Как я могла быть на его стороне, меня ждало бы жалкое существование в случае победы.

Милисента вздохнула. Гермиона ее не торопила. Теперь, после недели интересных разговоров и уютных посиделок, она была готова услышать больше, чем в начале. Еще неделю назад она видела в супругах Забини Пожирателей Смерти, ну или хотя бы сочувствующих им. Теперь же ребята представали перед ней личностями, которые нельзя было оценить в черно-белых тонах. Так же, как она никогда не могла оценить в них Того-Чье-Имя-Запретила-Себе-Называть.

‒ Нас не принимают в Англии. На нас смотрят косо. Мы — слизеринцы нашего выпуска, также как те, кто выпустился чуть раньше или чуть позже нас — персоны non-grata. Нас считают предателями автоматически, не вникая в суть. Здесь у нас с Блейзом есть друзья, здесь нас судят по тому, кто мы есть, а не по надуманным обвинениям. Ведь мы не то что не оправданные, наши дела даже не рассматривались в суде! Официально, ни меня, ни его не подозревали. Но люди нам все равно не доверяют.

Милли всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, сделав судорожный глоток кофе.

‒ К тому же, почти все наши друзья из Англии разъехались или залегли на дно. Там никого не осталось. Тед в Берлине, потому что его отец в Азкабане, он совсем замкнулся, не может говорить о прошлом и не видит будущего, Грегори в Нью-Йорке с Пэнси Паркинсон, их отцы тоже в тюрьме. Взможно, они смогут быть вместе и залечить раны друг друга. Хотя Грегори после смерти Винсента стал необщителен, как и Тед, а у Пэнси кошмары и истерики. Гринграссов оправдали, но Дафна в Париже, а в Англии бывает наездами. У нее глубокая меланхолия, и, по-моему, она увлеклась окультизмом и скоро из Парижа переберется на Тибет искать просветления. А Д…

‒ Я поняла, ‒ резче, чем нужно было прервала ее Гермиона, боясь услышать запретное для нее имя.

Милисента вздрогнула. Она подняла испуганные глаза на Гермиону.

‒ Да, не стоило мне думать, что мы можем подружиться. Ты тоже презираешь всех нас, ‒ сухо заметила она и вся подобралась.

‒ Прости меня, это не так! ‒ Гермионе не хотелось обижать мягкую Милли. ‒ Я вовсе не об этом. Я никого из вас не презираю. Преступники — в тюрьме. А все вы — жертвы обстоятельств. Просто…

Гермиона не знала, что придумать, как объяснить свою реакцию. Ведь Милли, конечно, не знает о ее школьной любви и не стоит ей о ней знать. Но Милисента склонила голову на бок и посмотрела на Грейнджер долгим изучающим взглядом, а потом на ее лице отразилось понимание.

‒ Ааа, неужели дело в этом? Мне и в голову не могло прийти, что после всего произошедшего ты все еще не можешь о нем слышать!

Может ли Милисента быть в курсе?! Гермиона просто дар речи потеряла. Но у миссис Забини уже сложилась мозаика в голове.

‒ Да, мы с Блейзом знали о том, что вы встречаетесь. Он ему рассказывал, ‒ Милли намерено не называла имени, и Грейнджер это оценила. ‒ Прости, мне в голову не приходило, что у тебя в душе еще что-то осталось. Наверно, я думала о тебе хуже, чем стоило. Прости.

‒ Мы можем об этом не говорить? ‒ в горле Гермионы встал слезный ком.

‒ Да, прости. Как тебе кофе?

Разговор снова потек ни о чем, но Грейнджер получила немалую пищу для размышлений. Во-первых, она впервые почувствовала сочувствие к слизеринцам. Раньше они представлялись только врагами, а оказалось, что это просто люди, несчастные, изгнанные с Родины, заслуживающие только сочувствия.

Подростки жестоки. Может, не будь этого глупого деления на факультеты, они смогли бы дружить все вместе. Лишь случайность раскидала их в разные стороны. А теперь судьбы у многих сломаны.

Во-вторых, Гермиону впервые за почти три года заставили думать о том, о ком она не хотела вспоминать. Словно ткнули носом в то, что рана так и не зажила. И это оказалось неприятным открытием.

После кафе с Милли Гермиона пошла еще погулять одна, долго бродила. И как ни старалась она думать о работе, о предстоящей ночью встрече с Роном, мысли все время возвращались к Тому-О-Ком-Нельзя-Вспоминать. Воспоминания и чувства, которые она сама себе запретила, рвались наружу неудержимым потоком.

Вечером Грейнджер не выдержала и быстро, боясь передумать, направилась к квартире Забини. Вечеринки сегодня не ожидалось, но Блейз и Милли должны были быть дома.

Открыл ей хозяин.

‒ О, ты еще не отправилась в Лондон! Рад, что заглянула попрощаться! ‒ Блейз гостеприимно распахнул перед ней дверь, но нахмурился, увидев сосредоточенное лицо.

Милли спустя минуту вышла к ним из спальни. Вместе они прошли на кухню и уселись к столу. Хозяйка волшебной палочкой начала призывать к ним чашки с чаем и угощения, а Блейз, не отрываясь, смотрел на Гермиону.

‒ Я решилась спросить… ‒ Слова с трудом протискивались сквозь сжатое спазмом горло. ‒ Где сейчас Драко Малфой? Как он?

Воздух со свистом вышел из легких, словно она резко оторвала пластырь от незажившей раны.

‒ Он путешествует по миру, ‒ спокойно ответил ей Блейз. ‒ У него никого нет, отец умер, мать замкнулась в себе, в Англии его все подозревают, как и многих из нас. Поэтому он поехал путешествовать, хотя, насколько мне известно, через пару лет планирует вернуться, когда все успокоятся. Долго жить вдали от дома он не сможет.

Гермиона выдохнула, все оказалось не так страшно, как она думала. Жив, здоров, путешествует, и даже не так больно слушать. Однако Блейз решил-таки добить ее…

‒ Он все еще любит тебя, Гермиона. Это для него как навождение, но он как влюбился в тебя еще в детстве, так и не переставал никогда любить.

Гермиона съежилась под этой фразой. Нет, этого она не хотела слышать. Она научилась жить без него, и он должен был научиться жить без нее, она давно все решила. Так правильно. Так нужно. Она любит Рона. Любит. ЛЮБИТ.

Милли и Блейз молча смотрели не нее.

‒ Я рада, что он здоров и путешествует, ‒ наконец, выдавила Гермиона. ‒ Его судьба мне не безразлична. Но не более того. Я счастлива с Роном. У нас с ним не могло быть будущего.

‒ Тебе виднее, ‒ без всякого выражения ответил Блейз.

Гермиона после этого быстро распрощалась и покинула квартиру Забини. Она снова упихала запретные мысли поглубже в сердце и вернулась к Рону. Ее решение было принято еще три года назад, у хижины Хагрида. И она не разрешала себе передумать.

‒ Она любит его, ‒ сказала Милисента, когда за Гермионой закрылась дверь. ‒ Это и горному троллю ясно.

‒ Любит, только не вернется. Какое-то мазохистское упрямство. Ведь над собой издевается не меньше, чем над ним.

‒ Думаю, на то есть причины. Мы с тобой точно знаем не все.

‒ Как думаешь, написать Драко о том, что мы ее видели? ‒ спросил Блейз задумчиво.

‒ Нет! Ни в коем случае! Не надо давать ему надежду. Вдруг, он все же переболеет эту свою любовь.

Блейз лишь покачал головой.

‒ Какая жестокая шутка! Эти двое встречались всего полтора года и расстались еще на 6 курсе. Прошло пять лет, а они все еще любят друг друга и страдают. И почему при такой ситуации не могут плюнуть на условности? Уехали бы за границу, да наслаждались бы друг другом!

‒ Видно, не судьба… ‒ протянула Милисента, а сама вспомнила, что патронус Драко — выдра, как у Гермионы. Ей казалось, что все же судьба, только эти двое упорно ей сопротивляются. Но Милли искренне считала, что никому не стоит лезть в отношения между двумя влюбленными, тем более, когда они так запутаны.