Рики Макарони и Старая Гвардия (джен)

Если бы Рики был суеверным, как бабушка Мичелина, он вопрошал бы, чем Мелани Хатингтон так обрадовала Бога. Ее воскресное пожелание, чтобы он знал, что в жизни не все так просто, преследовало его неделю. Снейп поставил многим «допустимо», но замечание сделал именно ему. Рики забыл написать сочинение для прорицаний, и она не успела его спросить; но, слушая весь урок творения других учеников, а также спор Трелони с ними, он едва не уснул, и потом весь день болела голова. Хагрид заставил сортировать перья гиппогрифов, и этим очень разозлил Дору; все бы ничего, но она сообщила Лео о своем намерении без разрешения проникнуть в загон и полетать на птичке. Выяснение отношений о долге старост переросло в ссору, причем Рики, оказавшийся рядом, периодически выступал в ней арбитром.

Урок защиты от темных сил многие ждали с нетерпением. Но, прежде чем перейти к обещанной практике, профессор Лавгуд высказала пару соображений.

– Одно из наиболее, на мой взгляд, глубоких заблуждений заключается в том, что борьба с темными силами сводится к искусству дуэлей, – сказала она.

– А разве это не так? – удивилась Дора.

– Крайне редко можно встретить темного мага, который сражается по правилам, – покачала головой профессор Лавгуд. – Обычно они стараются напасть без предупреждения. Но и в открытом бою применяют нечестные приемы, если это возможно. Вы учили дуэльный кодекс? – обратилась она к классу.

– Учили, – ответила за всех Дора, в то время как по выражению лица Тиффани можно было без труда прочесть обратное. – Вы хотите сказать, это бесполезная трата времени?!

– Нет, отчего же? Мы будем сражаться по правилам… некоторое время. Сначала нужно овладеть основами. Думаю, будет очень хорошо, если сейчас вы подеретесь, – сказала Луна.

Слышать такое заявление от учителя было как-то необычно. Слизеринцы начали переглядываться.

– Начнем с самого простого. Разбейтесь на пары через одного.

– А что не простое в Вашем понимании, мэм? – рискнула высунуться Тиффани. Впервые на памяти Рики, она проявляла инициативу на уроке.

– Когда вокруг тебя на открытом месте толпа вооруженных и абсолютно беспринципных противников, и ты можешь противопоставить им только свою палочку, мозги и удачу, – ответила профессор Лавгуд. – Впрочем, когда за тобой гоняются в темноте, а ты не знаешь расположения комнат – тоже не очень комфортно.

– И мы все это будем делать?! – радостное волнение Доры вызывало на нее косые взгляды других девчонок.

– Будете, – не моргнув глазом, пообещала профессор Лавгуд. – Разбейтесь на пары, быстрее.

Ученики начали оглядываться в поисках партнера по ожидаемой дуэли. Рики спокойно остался рядом с Лео, хотя его посетила мудрая мысль, что лучше не испытывать дружбу подобным образом. В прошлом году, когда защиту преподавал дядя Гарри, ему не понравилось, как лучший ученик параллели применил на нем уходральное заклинание.

– Нет, в этот раз я с Нотт в паре не встану, – категорично заявил Эйвери.

Вероятно, он планировал в напарники Билла, но тот оказался далеко и уже был захвачен Тиффани. С Дорой же, по общему мнению, иметь дело было небезопасно, и к тому же ее отношения с Френком портились с каждым годом – отчасти из-за его нетерпения к ее всеядным контактам, отчасти как раз потому, что именно ей обычно приходилось выполнять с ним задания в парах.

– Не возражаю, – ответила Дора. – Один Мерлин знает, как ты мне надоел.

– Тогда прошу, Ричард, – и профессор Лавгуд, в полном соответствии с законом подлости, предложила ему занять место рядом с Френком.

– Еще не легче, – вздохнул неприятель.

Но профессор, наверное, выработала свойство не слышать того, чего не хочется.

– Вы готовы устроить демонстративную дуэль? – спросила она.

Френк одарил его одним из тех взглядов, от которых кровь Рики, недостаточно, по мнению Эйвери, чистая, неизменно закипала. Неприязнь, установившаяся между ними с первого курса, поднялась на поверхность, хотя минуту назад оба были вполне спокойны.

– С радостью, – произнес Рики.

Френк не спешил ему возражать, так что Рики даже заволновался, не слишком ли часто они стали соглашаться. Учительница указала на свободное пространство между стеной и столом, где и раньше, при Люпине, проходили практические занятия. Рики встал напротив противника, следя за каждым движением Эйвери. Они выхватили палочки и резко дернули головами, что должно было означать поклон.

– Вижу, вы знакомы с дуэльным кодексом, – похвалила профессор Лавгуд. – А от вас, – обратилась она к зрителям, – может потребоваться применение отражающих чар, так что будьте бдительны.

«Если она так хорошо понимает, чем чревата наша с Френком дуэль, то почему допускает ее?» – невольно удивился Рики. Любой другой учитель, конечно, держал бы их подальше друг от друга.

– Начнете с заклинаний попроще. На счет «три», – сказала тетушка Луна. – Раз…

– Таранталлегра!

– Риктусемпра!

Выкрики раздались почти одновременно. Рики считал, ему повезло, что Эйвери выбрал чуть более длинное в произношении заклинание. Уворачивались они при этом не колдовским способом, как будто вернулись на первый курс.

Луч, вылетевший из палочки Френка, расплавил прилепленную кем-то к стене жевательную резинку. Атака Рики достигла цели в виде кусочка мела на учительском столе.

Резинка взорвалась фонтаном горячих розовых брызг, из мела получился настоящий мучной фейерверк. Причем и розовые брызги, и белый порошок извергались в невероятных количествах, игнорируя закон сохранения массы. Меньше чем за минуту классная комната и все, кто в ней находился, приняли весьма живописный облик.

Как только первая горячая струя обожгла его со спины, отношение Рики к противнику ухудшилось, как минимум, втрое. И того, что Эйвери вынужден был закрывать лицо, чтобы не обжечься, Рики не сразу разглядел, прикрывая глаза от удушливой порошковой пыли. Чувство, что выглядит он настолько нелепо, как никогда до сих пор, настроение не улучшало. Эйвери, одежда которого теперь напоминала маскарадный костюм цветущей сакуры, казалось, как никогда был близок к тому, чтобы его убить. Они снова наставили палочки друг на друга, приготовились…

– Ну, если не считать незапланированного эффекта, вы сделали именно то, что требуется, – констатировала профессор Лавгуд.

Рики с трудом оторвал разъяренный взгляд от врага и повернулся к классу. Тетушка Луна уже очистила себе рукав и ближайшую парту. Другие ребята тоже прилагали усилия к тому, чтобы привести себя в порядок. И только они с Френком, как два дурака, торчали на всеобщем обозрении и гневно пялились друг на друга, притом, что досталось им, естественно, больше, чем другим. Рики стало немного стыдно за себя.

–Только теперь попрошу вас блокировать заклятья противника, а не позволять им попадать куда попало, – сделала замечание невозмутимая Луна. – Ну, теперь что-нибудь посерьезнее. Начинайте, как получится.

«Понимать с первого раза – редкий дар», – оценил Рики. Профессор Лавгуд блокировала саму возможность не послушаться ее, не стала больше считать и передала всю инициативу ученикам. Но, как почувствовал Рики через несколько секунд, дарованная самостоятельность может быть тяжким бременем.

Рики перебрал в уме несколько комбинаций заклятий, приготовился, но так ничего и не сделал. Френк внимательно сверлил его глазами и не начинал, и ему тоже стало не совсем удобно. Какое-то время он ждал действий от противника, причем физически чувствовал, как его собственный взгляд становится все неувереннее. Потом вдруг ему стало смешно: Эйвери, в самом деле, при своей комплекции и репутации выглядел бесподобно солидно!

– Продолжайте, – мягко вернула их к заданию профессор Лавгуд.

Рики атаковал Помеховой порчей. Френк блокировал заклинание почти сразу.

– Теперь Вы, Эйвери, – сказала профессор Лавгуд. Примерно таким же тоном она комментировала бы письменную работу. Рики слышал, как затаил дыхание, наблюдая за ними, класс, но преподавателя дуэль, казалось, не волновала.

– Петрифифкус Тоталус! – выкрикнул Френк.

– Протего! – защитился Рики.

Они упражнялись весь остаток урока и даже не поцарапали друг друга. Рики не хотел бы, чтобы у Ппройфессора Лавгуд возникли из-за них неприятности. Он предполагал, что вне класса и при наличии повода дуэль не прошла бы так на удивление спокойно. Но Френк тоже держался нейтрально.

– Кто скажет, какие ошибки были допущены? – поинтересовалась профессор.

Пока одноклассники наперебой комментировали поединок, Рики успел немного почистить робу, но все равно вознамерился отнести ее в стирку. Прозвенел колокол.

– Все свободны. А вы останьтесь, – распорядилась профессор Лавгуд, кивая на них с Френком.

Недоумевая, Рики собрал сумку и приблизился к учительскому столу, за которым профессор не могла расположиться, по причине того, что тогда на ней остались бы следы показательной дуэли.

– Не могли бы вы помочь мне убрать все это? – потребовала она. – Это не наказание, конечно, вы ведь не специально навели такое безобразие. Но мистер Филч это вряд ли поймет. А я не хочу поссориться с ним в первый же месяц , хотя, конечно, это когда-нибудь произойдет.

– Думаю, после настоящей дуэли не приходится столько убирать, – улыбнулся ей Рики.

Бурча что-то недовольное, Эйвери начал махать палочкой. И, пусть толку от этого было немного, он оставался в классе до того момента, как профессор Лавгуд поблагодарила их и отпустила.

– А настоящая дуэль у нас когда-нибудь будет, – пообещал он за дверью и гордо ушел вперед, так и не задев рюкзаком Лео.

– Надо признать, профессор Лавгуд может нас научить, – прокомментировал друг, приближаясь к Рики. – Чего она хотела?

– Мы прибирались, – ответил Рики.

– Эйвери тяжело пережил это? – понимающе поглядев вслед Френку, поинтересовался Лео.

– Вроде нет. Я как-то не обратил внимания, – пожал плечами Рики. – Такого урока у нас, конечно, еще не было!

– Несомненно, профессор Лавгуд знает толк в дуэлях и проклятиях, – медленно произнес Лео, – и она тебе нравится, но, должен признать, ее манера поведения меня обескураживает. Она все время ведет себя так, как будто все нормально. У меня возникло ощущение, что, обрати вы друг друга в порошок, она только скажет «как интересно»!

«Похоже, многодетные мамаши ко всему привычные», – такой вывод сделал Рики для себя. Внезапно возникло ощущение тревоги. Оно прошло еще быстрее, чем появилось, но Рики успел понять, что это связано с уроком профессора Лавгуд. «А что необычного случилось? – подумал он. – Френк был так же заносчив и невежлив, как всегда. Дуэль пообещал… Интересно, это можно считать вызовом?»

К вечеру он уже считал, что все его дурные предчувствия оправданы. И обязан он тому исключительно любимым друзьям и никому другому.

Дику стало известно, что первокурсники «Гриффиндора» вызвали на себя праведный гнев мистера Филча. Он неосторожно сообщил об этом Артуру, который тут же помчался туда разбираться. Вернулся он, естественно, в самом скверном настроении, и тут выяснилось, что там еще были первоклассники «Слизерина». Когда после всего этого слизеринский второкурсник, поспоривший в гриффиндорцем своей параллели, проник в кабинет профессора МакГонагол, но вместо того, чтобы, как оговорено, снять пуговицу с ее мантии, уронил вешалку, дело приняло гигантские масштабы. Проходящий мимо Эди задержал его, что называется, с поличным, началось разбирательство с участием завучей и всех старост.

Рики считал эти дрязги по сути пустяковыми, но сам прочувствовал, как они затягивают. Узнав от профессора МакГонагол, какими надлежит быть настоящим старостам, его друзья зачем-то вернулись в штаб. Рики посоветовал всем разойтись, пока они не наговорили друг другу лишнего. Он, как никогда, осознал, что находится между нескольких огней, и не знает, как быть. Но обстановка казалась ему настолько скверной, что он предпочел пока о ней не думать, и при случае написать Питу.

Однако самое худшее ожидало Рики на трансфигурации.

Профессор МакГонагол делала записи в журнале всю перемену, пока ученики заходили и рассаживались. Она резко кивала в ответ на приветствия, но до звонка так и не подняла головы.

А потом, пока она говорила о наиболее распространенных заданиях на СОВах, напрямую связанных с темой, которую они проходили, Рики настолько отвлекся, что изобразил пару розочек на полях. Он пришел в себя, когда прямо перед ним оказалась белая мышка в коробке, которую профессор, раздавая материал, почти грохнула о его парту.

– Весьма кстати, что у некоторых из вас открыты тетради, – произнесла МакГонагол, давая понять, что даже такие суровые преподаватели, как она, не лишены ехидства. – Вы можете повторить весть алгоритм заклинания испарения, с тем, чтоб воспроизвести его по свежим, так сказать, следам.

Рики сделалось не по себе.

– Возьмите палочки, – велела МакГонагол, – и тренируйтесь!

– Как? – вырвалось у Рики.

– Вы ведь в состоянии выговорить «Эванеско», Макарони? – спросила строгая дама, всем корпусом разворачиваясь к нему.

Эйвери стало чрезвычайно весело.

– Да мэм, – ответил Рики. – Я хотел узнать, а каким заклинанием можно потом вернуть мышку обратно?

Профессор казалась удивленной.

– Никак. Это же заклинания испарения! – ответила она тоном, словно объясняет очевидные вещи законченному тупице. Разве непонятно?

Рики, чье сознание еще не усвоило значение ее слов, но руки уже похолодели, переводил взгляд с мыши, которая танцевала вдоль стены, надеясь выбраться, на орлиный профиль профессора трансфигурации. Строгая дама казалась ему как никогда похожей на хищницу.

– Я не могу! – выпалил он, и собственный голос показался ему по-детски жалобным.

Он чувствовал, что выглядит глупо, что за ним наблюдает весь класс. Обеспокоенное выражение на лице лучшего друга, глядящего на него с вопрошающим сочувствием, яснее ясного говорило Рики о том, что с ним происходит нечто из ряда вон выходящее.

– Что значит – не можете? – спросила профессор МакГонагол.

И как на это ответить? «Они хорошенькие, пушистенькие, а Вы заставляете меня совершить убийство. И предмет Ваш я терпеть не могу с первого класса»? Рики как никогда ясно осознавал, что находится в школе, выбрал эту школу себе сам, а значит, согласился выполнять учебную программу.

– Это жестоко! – осенило его.

На мгновение бесстрастное лицо профессорши показалось ему свирепым. Рики даже показалось, что она вот-вот кинется на него и даст в морду. Но профессор так быстро справилась с собой, что он даже усомнился, не померещилась ли ему эта дикая вспышка.

– Вот еще новости, – почти насмешливо сказала она. – Ричард, я не ожидала от Вас подобного ребячества.

– Это задание не согласуется с моими принципами, – понимая, что это звучит несколько напыщенно, Рики стоял на своем.

– Принципы! – насмешливо просюсюкал Френк, заставляя Рики вспомнить давнее намерение схватиться с ним врукопашную.

– Ваша чуткость похвальна, – отчеканила профессор МакГонагал. – Но я не могу освободить Вас от задания. Кроме того, мыши в замке долго не живут, так что успокойтесь, ничего не изменится. Чем лучше Вы выполните заклинание, тем меньше сами будете страдать. Ну же!

Рики сфокусировал все усилился на коробке. Сосредоточиться… Если бы он смог испарить коробку, чтобы мышь убежала!.. Он понимал, МакГонагол права: в «Хогвартсе», где полно кошек, у нее нет шансов на долгую жизнь. Но такой исход не казался ему противоестественным.

Рики направил палочку, закрыл глаза. Никогда еще он не был настолько сконцентрирован.

– Эванеско! – прошептал он, и после этого осталась только одна мысль: «Только бы не стошнило. Френк этого не забудет до конца жизни».

Дружный вздох пронесся по классу. Кажется, люди вставали со своих мет; кто-то заглядывал ему через плечо. Любопытство пересилило, заставив Рики отрыть глаза.

Перед ним не оказалось ни мыши, ни коробки. Только нечто черное и блестящее, похожее на заостренный кусок проволоки, лежало на том месте.

– Он что, все испарил? – возопил Генри.

– Очевидно, так, – ответила профессор МакГонагол. Рики не заметил, чтобы она сильно этому радовалась. Внезапно его охватила такая слабость, что, даже сидя, он не был уверен в своей способности удерживать равновесие. Оказаться бы сейчас в штабе, где можно откинуться на спинку кресла.

Отовсюду неслись восклицания.

– А это что? – спросила, указывая на блестящую толстую нитку, Ариадна.

– Наверное, кончик хвоста, – после тщательного осмотра ответил Лео.

Ребята, склонившиеся было над партой, тут же подались обратно. Их лица проплывали перед Рики, то отдаляясь, то вновь приближаясь, и он знал, что это не имело ничего общего с их перемещениями. Просто у него кружилась голова.

– Должна признать, блестяще, мистер Макарони, – сказала профессор МакГонагол. Но Рики было наплевать на эту оценку.

– Можно, я больше не буду? – попросил он.

– Как угодно, – оскорблено произнесла заместитель директора. – Может быть, Вам стоит пройти в больничное крыло? У Вас нездоровый вид, Ричард.

«Конечно, кто с Вами не согласен, тот нездоров. Она-то кошка, и совершенно не ценит жизнь мышей», – вдруг подумалось Рики. Но все же, он охотно уцепился за это предложение. Ему совершенно не улыбалось оставаться здесь до конца урока и быть свидетелем того, как другие осваивают премудрость испарения. С него вполне хватало собственных подвигов, и если бы оказалось возможным, он немедленно отказался бы от посещения трансфигурации. Получив разрешение покинуть класс, Рики встал и направился к выходу. Гордость заставила его расправить плечи, и вообще он старался, чтобы со стороны никто не догадался, что его шатает.

– Как у него все быстро получается? – проворчала Дора.

МакГонагол посмотрела на нее так, словно рада бы испепелить на месте.

– Я зайду к мадам Помфри позднее, узнаю о Вашем здоровье, – прозвучало ему вдогонку.

Рики мысленно выругался. На самом деле, он не планировал заходить в больничное крыло. Ему казалось, МакГонагол тоже понимает, что, отпрашиваясь, ему важно просто не присутствовать на уроке. Отвращение же сложно было отнести к болезням, и уж, во всяком случае, Рики был убежден, что оно не исцеляется средствами колдовской медицины.

Это был самый невыносимый урок на неделе, и его последствия не обошлись тем, что мадам Помфри едва не заставила его выпить Глоток покоя. Дора прицепилась к нему, не желая понимать, что с ним такое, и его пацифические наклонности не нашли у нее понимания. У Френка прорезался голос, и он невероятно громко спросил в общей гостиной, не падал ли Рики по дороге к мадам Помфри в обморок. А хуже всего было то, что по дороге на ужин его остановил профессор Снейп.

– Ричард, мне передали, что Вы не желаете выполнять некоторые задания, – сказал он.

– Не желаю, но пока выполняю! – отрезал Рики, не настроенный принимать ни заботу, ни нотацию от завуча.

– Верно. Надеюсь, Вы сумеете продержаться в том же духе и получите все необходимые вам оценки не ниже приличного уровня, – выразил надежду профессор.

Рики невероятно пожалел, что рядом с ним нет миссис Дуглас, которую его душевное состояние беспокоило больше, чем показатели СОВ. От всей этой учебы он порой чувствовал себя одиноко.

Его друзья все чаще пропадали неизвестно где. Эдгар проводил много времени с Бетси, а Лео удалось привлечь внимание гриффиндорской старосты. Однажды в штабе Марго, отчитав нарушителя, долго сидела просто так. Когда пришел Лео, она поднялась ему навстречу.

– Мы однажды договаривались посмотреть растения в теплицах, – сказала она.

– Да, – немедленно вспомнил Лео, – если ты не занята сейчас.

– Как раз освободилась, – сказала Марго.

И они тут же исчезли, хотя Рики прекрасно помнил, что лучший друг допоздна собирался работать над рефератом по зельям, потому что выбранная им тема оказалась куда многограннее, чем он ожидал вначале. «Широкий выбор, – подумал Рики, – от подземелий до башен. Что я буду показывать моей девушке – звезды или капусту?».

Но вечером того же дня, вернувшись в общую гостиную, Лео почему-то не выглядел счастливым.

– Марго, кажется, не возражает против твоих планов. Понять не могу, почему ты такой хмурый, – упрекнул Рики.

На самом деле, он чувствовал обиду на друга, в чем, однако, не хотел признаваться. Раньше они много разговаривали, делились мыслями, проблемами и радостями. Рики уже получил достаточно доказательств тому, что этот год особенный, и все же, как ни эгоистично, ему не хватало внимания Лео к своим делам.

От его слов друг нахмурился еще сильнее.

– Не нравится мне эта история с летучим порохом, – сказал он.

Рики и думать забыл о Мирре с ее порохом после того, как они прогулялись по лесу, а потом его вызвали в учительскую с жалобой Мелани. Он поразился способности Лео ничего не упускать.

– Из-за того, что в этом замешаны слизеринцы? – уточнил он.

– И плохо, что кузина Эйвери призналась – Френк знает. Он может проболтаться. Сейчас меня больше всего волнует, что пользоваться каминной сетью может не один нарушитель.

– Надеюсь, до эпидемии ночных прогулок дело не дойдет, – усмехнулся Рики.

Но Лео не желал переводить все в шутку.

– Не зря слизеринцы особенно склонны не подчиняться распорядку. Многие наши – чистокровные, они думают, снаружи им ничего не угрожает. Но ты видел тех типов?

Да, встречи с Упивающимися смертью не изгладились из памяти Рики. Но время хорошо их затерло, и потом, перед ним стояло слишком много других проблем, чтоб, в самом деле, сидя в гостиной вечером после тяжелого дня, вызывать к жизни столь жуткие образы.

– Не нужно так накручиваться! – отмахнулся Рики. – Если кто-то гуляет, это долго не скроешь. В школе ведь каждый на виду!

– Ты прав, – воодушевился Лео. – Секреты имеют свойство раскрываться! А Дора всегда узнает все сплетни сразу.

Однако, у Рики создалось впечатление, что сейчас она этим мало интересуется. Он редко видел ее в общей гостиной, и если бы Тиффани этого не отрицала, подумал бы, что Дора тоже с кем-то встречается.

Он подозревал, что повальная увлеченность противоположным полом возникла у пятикурсников в противовес учебной загруженности. Но, когда он заговорил об этом с Эди, тот признался, что пока еще не говорил ни о чем конкретном с Бетси Спок, к которой, Рики знал, хуффульпуффец неровно дышал уже больше года.

– Эдгар, я не понимаю твоей тактики. Тебе нравится Бетси, – сказал он.

– По-моему, это всем очевидно, – не очень охотно подтвердил Эди.

– Но ты не говорил с ней об этом, – продолжал Рики.

– Пока нет, – признался хуффульпуффец.

– А почему? Я понимаю, что лезу не в свое дело, но все-таки, – настаивал Рики.

– Сейчас неподходящий момент. Ну, ты сам понимаешь, – Эдгар неопределенно махнул рукой.

– При чем туту момент? Наши друзья с тобой вместе могут ругаться так очень долго, но это не накладывает мораторий на твои личные дела. Просто ты не решаешься.

– Я ко всему отношусь ответственно, – пробубнил Эдгар, несомненно смущенный словом «мораторий».

– Точно, – согласился Рики. – Еще ни разу не поцеловал девушку в щечку, а уже решаешь, жениться или застрелиться.

Эдгар улыбнулся.

– Только не надо меня подгонять.

– Это личное дело, – согласился Рики. – Меня больше волнует трепетное увлечение дисциплиной. Это ненормально.

– Такова наша обязанность, – сухо ответил Эди. Рики, однако, почудились в его голосе виноватые нотки.

– Лучше бы уж никто из нас не стал старостой! – Рики бросил расстроенный взгляд на внимательно слушающего Эдгара и продолжил, удостоверившись, что тот не собирается протестовать. – Вы ругаетесь каждый день, а в промежутках между ссорами дуетесь. Даже когда мы только основали Клуб, было попроще.

– Ну, с тех пор мы повзрослели, – напомнил Эди, словно указывая на очевидный факт.

– Непохоже, – отрезал Рики.

– Я согласен с тобой, новые обязанности, они…

– Разрушают нашу дружбу! – не удержался Рики. Долгое время он, понимая, что друзьям тоже тяжело, не подавал виду, как ему было горько. Собственные слова словно сняли крышку с кипящего котла его эмоций, так что Рики даже сам забеспокоился, стоило ли начинать.

– Нет, надеюсь, – вздохнул Эди.

– Я тоже хочу верить, что ты прав, – закруглился Рики.

В общем, сочувствовал ему только Эдгар, а временами сам ввязывался в ссоры. Более того, он делал это не только тогда, когда вовлекались хуффульпуффцы. Пару раз он пробовал образумить других, но в итоге из наблюдателя превращался в участника и сам начинал всерьез злиться.

Девушки старосты в этих вопросах, по наблюдению Рики, сохраняли редкий нейтралитет. Их отношения оставались такими же, как в прошлом году, не портились, но и не улучшались. Однажды Мелани в коридоре до хрипоты поругалась с Артуром; но стоило Марго Фэрли оказаться там, конфликт разрешился мгновенно. Она увела провинившихся к профессору МакГонагол, а те и не заметили.

Из всего происходящего Рики понял истинность одного из многих афоризмов, которые слышал от отца: «Хочешь переделать мир – начинай с себя». Он понимал, но никак не мог втолковать друзьям, что нарушения правил были и будут всегда, поэтому не стоит так бурно реагировать на них и добавлять масла в огонь, вместо того, чтоб самим вести себя прилично. . Он удивлялся, почему на них не действует их же собственный пример преодоления трудностей в учебе.

На самом деле, дисциплинировать себя оказалось гораздо проще, чем это виделось поначалу. В выходные Рики думал не о том, как бы отдохнуть, а о следующем понедельнике, и учебной неделе в целом. Возможно, он и решил бы, что это слишком, но вокруг были точно такие же.

– Как ты собираешься делать задание Трелони? Все сочинишь? – спросил он Дору.

– И не просто так, – усмехнулась слизеринка. – Вот, – она потрясла сонником. – Я думаю, что надо идти от противного.

– То есть, ты сначала выберешь символы, а потом составишь из них сон? Круто, – оценил Боб.

Он подсел к ней, и остаток вечера они о чем-то шушукались. Дора глядела победоносно и торжествующе.

Но Рики не стал пользоваться вспомогательными средствами. Он слишком устал от того, чтобы выписывать откуда-то, когда в собственной голове роились разнообразные мысли. И, по сравнению с точными заданиями сочинение по прорицаниям предоставляло разнообразие.

Еще Рики никогда не упускал возможности выйти с Селеной на мостик и повидаться с русалочкой. Даже если она не приплывала, все равно это была передышка. Им с Селеной и без языка жестов находилось, о чем поговорить, и однажды Лео спросил его, не трансформируется ли их дружба во что-то другое.

Вопрос застал Рики врасплох, хотя он соглашался, что уже должен был сам об этом подумать.

– Не знаю, – ответил он. – Мои планы сейчас так неопределенны. Не поверишь, но, кажется, всё зависит от этих дурацких СОВ! – неожиданно для самого себя признался он.

– При чем здесь СОВы? – Лео не углядел в этом никакой логики.

– Может быть, пока их не будет, я не поверю окончательно, что мне предстоит жизнь колдуна. Селена об этом даже не думает – они из старинного колдовского рода…

Рики понимал, что несет чушь, и в подтверждение этого Лео покачал головой.

– Мне казалось, ты сомневался на первом курсе. Или в мире магглов есть что-то такое, с чем не хочется расставаться?

– Я и так не расстанусь со многим, хотя вряд ли откажусь от магии. Не обращай внимания, – попросил Рики. – У меня всегда так. Когда я здесь, мне не хватает маггловских порядков, я ворчу. А дома – тянусь иногда к колдовству. Раньше я стремился приспособиться к магии, и добился этого, но все равно не знаю, какому из двух миров я принадлежу в большей степени.

– Но ты получишь диплом колдуна, – напомнил практичный Лео. – Насколько мне известно, в мире твоих родителей он совершенно бесполезен.

– Это я знаю, – отмахнулся Рики. – Но Селена… Я всегда относился к ней почти как к Даниэле.

В глазах друга появилось понимание.

– Следует ли мне понимать, что ты не можешь выбрать между магглой и ведьмой? – уточнил Лео.

– Этого я не говорил, – недовольно пробубнил Рики.

– Ты сказал, что Селена всегда напоминала тебе подругу детства. Ты имел в виду, что теперь твои чувства к Селене отличаются от привычных?

– Возможно, но я еще не разобрался в этом. И потом, у нас с ней прекрасные отношения, И я не хочу их портить. Я действительно… люблю Селену, – Рики показалось, что у него в легких кончился весь воздух, – но пока не могу сказать, как именно. И не надо гадать.

В такой обстановке подошла очередь урока прорицаний. Рики довольно потирал руки. Сон у него получился преотличный. Он даже сожалел бы, если бы Трелони не попросила зачитать. Рики нравилось быть в центре внимания, и художественный шедевр, над которым он трудился в воскресенье, несомненно, этого заслуживал.

Но профессор Трелони начала опрос с Доры Нотт, которую не любила и не упускала случая заявить, что Дора делает все неправильно. Однако, Рики в этот раз полагал, что Трелони пожалеет об этом.

Поднявшись со своего пуфика, слизеринка глубоко вздохнула на весь класс и приступила к чтению.

– «Я ходила гулять по поляне, на которой росли синие ягоды. Но, когда я попыталась сорвать одну из них, она превратилась в осу и улетела. Я стала плакать так громко, что заколыхались верхушки соседних деревьев».

Этого Рики никак не мог себе представить. Дора же продолжала:

«Из моих слез образовалась лужа. Она промочила мои ноги, потом стала подниматься выше, и вдруг превратилась в озеро».

Профессор Трелони кивала ей как никогда сочувственно.

«В озере плавала рыба. Я стала хватать рыбу руками, но, как только поднимала над водой, она вся облезала, и в моих руках оставались только кости».

– Дурной знак, – дежурно прервала Трелони и вновь кивнула, как заведенная, побуждая Дору читать дальше.

«Я стала класть кости в карман, и в какой-то момент мне надоело ловить рыбу. Я пошла дальше и шла долго, пока не добрела до суши».

– И там тебе встретились облезающие змеи, – хмыкнул кто-то на другом конце класса.

Дора сверкнула глазами в ту сторону, но не позволила надолго отвлечь себя.

-«Там я закопала рыбьи кости в землю, головой вниз. И они стали расти. На их месте появлялись дома, большие, высокие дома. Я захотела зайти в один дом, и тут мне навстречу поползли»…Тараканы! – взвизгнула она, что резко контрастировало с ее вялым и размеренным тоном до этого, отчего весь класс едва не повскакивал с мест. – Тараканы! – Дора завопила, закрывая лицо руками, и выронила пергамент. Она упала обратно на пуфик и забилась в истерике.

Поднялась суматоха.

– Дайте воды! – требовала Селена.

Трелони метнулась к своему чайнику, открыла его и поставила на место.

– До вас у меня были третьекурсники. Они все выпили! – заявила она обиженно, словно требовать у нее, пьющей небесную амбру, воду было высшей бестактностью.

Дора же как будто ничего не слышала, закрывала лицо руками и издавала всхлипывающие звуки, которые, как подозревал Рики, и не он один, могли оказаться и смехом.

– Я боюсь тараканов, – объяснила она минут пять спустя. – Представляете, каково мне было видеть их во сне! Таких огромных, как Вы, профессор!

Трелони не стала больше ничего выяснять. Она упустила и толкование сновидения, и то, что оно не догоняло заданный объем. Очередь была за Бобом. Рики знал, что Дора помогала ему проявлять прорицательскую фантазию.

– Мне снились похороны, – монотонно загнусил Боб. – «Я не видел себя, но ощущение было такое, будто я там присутствую. Зеркала и окна в большой незнакомой комнате были занавешены. Там было много людей, и все – в колпаках. Шкафы с резьбой скрипели дверцами, потому что по комнате гулял сквозняк. Всюду висели колдографии в рамках, но портретов было не разглядеть. А гроб оказался пустым». Извините, профессор, но мне больше ничего не снилось.

Однако Телони это не огорчило.

– Прекрасный сон, – сказала она. – В нем очень много деталей. Продолжай.

С особым усердием Боб вновь погрузился в пергамент.

– Похороны означают окончание неприятного дела и облегчение, – заявил он.

«Точно. Все мы спим и видим, когда кончится последний год с вами, мадам», – подумал Рики.

– Как вы неаккуратны, – помотала головой Тредони. – Присутствие во сне на чужих похоронах предвещает скорую смерть близкому человеку.

– Но я же не уверен, что присутствовал! – возразил Боб. – Еще это может означать наследство.

– После смерти родственника – логично, – решил поддержать Рики, видя, что Трелони вновь поджимает губы.

– Продолжайте, – попросила она Боба.

– Открытый гроб означает важное событие – я думаю, мэм, это СОВы. Закрытые шторы – от меня скрывают какие-то факты.

«Точно. Например, Трелони ото всех скрывает свой божественный дар», – усмехнулся Рики.

– Да Вы балансируете на грани краха! – вскричала Трелони. – Об этом ясно говорят темные занавески.

«С такой скоростью, мы потратим на это развлечение урока три, не меньше», – Рики подавил зевок.

– Шкаф опять же указывает на наследство, – невозмутимо продолжал Боб.

Это, казалось, делало Трелони вконец несчастной.

– Достаточно, – сказала она. – Я вижу, Вы отнеслись к своему заданию довольно-таки поверхностно, мистер Бут. Следующий!

Ее взгляд скользнул к Селене, но Рики, демонстрируя рвение, поднялся первым.

– У меня странный сон, профессор, – предупредил он. – Вот, послушайте только. «Я просыпаюсь, а в общежитиях никого нет. И потрет сэра Салазара куда-то делся. Иду по подземельям – никого. И во всем замке тихо-тихо. Наверху встретилась мне миссис Норрис, хвостом вильнула и убежала. И я чувствовал во сне полную свободу – что никто за мной не следит, и я могу делать, что захочу».

Он оторвался, чтобы поглядеть на реакцию профессора. Трелони, похоже, ужасно боялась, что такое вольготное для него состояние когда-нибудь наступит. Рики продолжил читать, все усиливая недоуменные интонации:

– «Я вышел на крыльцо, а дальше хижину Хагрида обошел, заглянул в окно – никого. А потом я вдруг очутился в чаще Запретного леса. Кругом – следы кентавров, но я один». Следы, между прочим, означают, что я найду ответ на волнующий меня вопрос.

– Не отвлекайтесь, – слабым голосом попросила Трелони.

– Вы правы. Я подхожу к самому интересному. «Не знаю, как долго я шел по лесу, вдруг вижу – поляна, и на ней Вы сидите! У Вас в руках зеленая бутылка, Вы наливаете из нее, профессор, и не заканчивается. А потом Вы сказали: «Куда смотрит школьный профсоюз?». А я…».

– Что за вздор?! – вскричала Трелони.

– Но, профессор, я специально проснулся, чтобы записать все, что Вы говорили в моем сне, а это много, я ведь мог забыть, – начал объясняться Рики.

В глубине души он гордился: абсолютно все, сбросив сон, внимательно случали его, чего не добивались предыдущие ораторы, даже Дора. Но Трелони неодобрительно покачала головой.

– Мне разъяснить значение сна? – кротко спросил он.

– Сдадите в письменном виде, – сухо распорядилась преподавательница. – Следующий!

«Вот балаган», – подумал Рики, и память тут же услужливо подсунула воспоминание о том, что дядя Гарри заботливо не советовал ему связываться с прорицаниями.

Селена едва успела прочитать, как в башню проник спасительный звон колокола. Так хуффульпуффка была избавлена от экзекуции, и ее толкование не подвергли публичной критике. Профессор объявила, что остальным предстоит отчитаться на следующем уроке. Похоже, она была рада выставить любимых учеников.

Весть класс собрался передохнуть под лестницей.

– Дурдом, – высказал общее мнение Чип Вэнс.

– Нереально это – написать сон на целый свиток! – заявила Льюкот.

– Нет, можно, – похвасталась Фиона Шеклбот и продемонстрировала свой свиток, исписанный мелким почерком до конца.

– Не показывай это стрекозе! – потребовала Дора.

– Да ты прочитай! – усмехнулась рекордсменка и передала слизеринке шедевр.

– «Я гуляю по лугу. Там растут: ромашки белые и синие, майские розы, черные розы…», – начала Дора и отодвинув, стала разглядывать пергамент на расстоянии вытянутых рук, словно не веря своим глазам.

– Есть и латинские названия. Всего 49 наименований цветов, – похвасталась Фиона. – А потом я их заново перечисляю, когда пишу, которые повернуты к солнцу, которые против солнца.

– И мы все это будем слушать! – покачал головой Боб. – Точно уснем.

Селена казалась озабоченной более других. Рики замедлил шаг, чтобы поравняться с нею.

– Все нормально?

– Рики, я ведь просила тебя не дразнить Трелони! – Селена выглядела сердитой.

– Хорошо. Я постараюсь, – пообещал Рики, прекрасно отдавая себе отчет в том, что ему совсем не хочет давать такое обещание.

Школьные будни проходили своим чередом. Теперь уже Рики всегда знал, на каком уроке чего ожидать. Профессор Флитвик посвящал повторению последние пятнадцать минут своих уроков. Эта работа требовала особой сосредоточенности, поскольку в случае отсутствия должного мастерства домашнее задание удваивалось. И если Рики еще требовалось доказательство, что пятый курс в «Хогвартсе» – самое тяжелое время, то твердость Флитвика послужила решающим аргументом.

Зато уход за магическими существами как будто перестал доставлять беспокойство. Хагрид, как и обещал, понемногу объяснял им методы обращения со «скучнейшими тварями», и в конце каждого урока позволял недолго наблюдать за гиппгрифами. Пару раз он спрашивал, не желает ли кто-нибудь поглядеть этих существ в Запретном лесу. Но, поскольку большинство не желало, а Виктор, как представитель данного большинства, всегда успевал открыть рот раньше Доры, то вопрос решался самым скучнейшим образом. Правда, Хагрид предупредил, что в весеннем семестре им все равно придется там побывать, и посоветовал настраиваться уже сейчас.

– Какой мне прок от этого? – с чувством благородного негодования говорила подругам Каролина по пути в школу. – Я, наверное, займусь шитьем. Но в любом случае не стану носиться по таким местам.

– Я слышал, сейчас кентавры особо насторожены в отношении людей, – обосновал ее опасения Виктор.

– Нет там ничего особенно опасного, – проворчала Дора. – Правда, Ричард?

Рики припомнил, что в прошлом году ребята приглашали ее на традиционную прогулку. Но Тиффани опередила его ответ.

– Если бы там не было ничего такого, ты бы туда не стремилась, дорогая!

В отличие от Доры, Тиффани не привлекали приключения подобного рода. Поняв, что он согласен скорее с ней, чем с Дорой, Рики мысленно поставил на себе печать с надписью: «Пора на пенсию». Но, в самом деле, вел он себя благоразумно!

Однажды сова дяди Гарри принесла письмо из дома. Рики даже неловко стало: он писал брату, но совершенно забыл о родителях. Ему приходилось слышать, что взрослые дети становятся неблагодарными, но он никогда не примерял это на себя. А ведь, помнится, в первых классах он часто писал домой.

Он дождался свободного времени и сразу отправился в штаб, чтобы спокойно прочитать домашние новости. Ничего особенного, как он и думал, в письме не было, мама интересовалась его делами, описывала домашние события. На весь ее театр обрушилась повальная эпидемия простуды, «но миссис Дуглас хорошо за мной ухаживала и быстро поставила меня на ноги. Я на своем опыте знаю, какая сейчас опасная погода, а по замку, наверное, гуляют сквозняки. Береги себя и старайся пореже выходить на улицу», – советовала мама.

«Конечно. Помимо сквозняка, там можно встретить кое-кого», – он без труда разгадал настоящую причину беспокойства матери, но, кажется, такие хитрости перестали раздражать его.

«Мистер Лапка часто садится за компьютер, должно быть, подражает тебе и Питу. Думаю, теперь нам придется покупать новую клавиатуру, потому что он придавливает кнопки на старой, разваливается прямо на ней. Отец говорит, должно быть, это ученый волшебный кот, но на самом деле, он просто считает, что ему все позволено».

«В этом смысле я похож на него, – подумал Рики. – Не случайно животные выбирают себе хозяев».

Закончив читать, он поколебался, браться ли сразу за ответ. Но не было никакой гарантии, что позже у него появится больше свободного времени, чем сейчас. Раскатав пергамент, Рики достал шариковую ручку, которую привозил в «Хогвартс» специально для того, чтобы писать Питу или домой. Поскольку с ним, в общем, ничего особенного не происходило, он был твердо убежден, что своим посланием уж точно не расстроит маму с папой. Тем, более, описывать радости трансфигурации он не собирался, и впервые подумал, может, есть смысл собрать все истории, свидетелем которых он был на уроках профессора Трелони, и издать в виде анекдотов.

Но пока что от него требовался менее масштабный труд. Приветствия, обычные вопросы – с этой часть все справлялись легко. Сложности возникли, когда Рики взялся за описание собственных дел. «Я занимаюсь только уроками, и этот год в школе самый тяжелый. Мне даже снилось, что я куда-то погружаюсь – должно быть, священное знание Слизерина поднимается в моей душе».

«Надеюсь, я хорошо объяснил им, кто такой Слизерин, и они оценят юмор», – очень довольный витиеватой фразой, Рики отвлекся, придавив пергамент книгой, чтоб не скатывался. Он отвык писать домой и долго думал, о чем бы еще сообщить родителям. В целом, получалось, на его взгляд, банально и неинтересно.

«Кстати, потрет основателя нашего колледжа теперь висит в общежитиях, чтобы вдохновлять нас на подвиги. Он выглядит очень важным и хитрым. У меня нет сомнений, если я буду так стараться, как сейчас, то стану таким же, как и он, и вы будете мной гордиться».

Рики задумался, стоит ли писать про Селену и уроки с русалочкой. Все же гриффиндорская мафия, не препятствуя гулянию на мостик, не знала, или притворялась, будто не знает о том, зачем он туда ходит. В итоге Рики ограничился заверениями, что гулять возле школьного озера безопасно, ведь он не помнит, чтобы там кто-нибудь утонул.

Дело продвигалось медленно, потому что он твердо вознамерился исписать весь лист до конца. Кроме того, по привычке он уже трижды попытался макнуть ручку в закрытую чернильницу.

«А ведь, в самом деле, пора поздравить отца с днем рождения», – вспомнил вдруг Рики.

Завершая этим свое послание, Рики, впервые за долгое время, чувствовал себя хорошим и почтительным сыном.